Волкова А.Г. Библия как опосредованный текст в поэзии
advertisement
2009 ВЕСТНИК НОВГОРОДСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА №51 УДК 82.09 А.Г.Волкова БИБЛИЯ КАК ОПОСРЕДОВАННЫЙ ТЕКСТ В ПОЭЗИИ ДЖОРДЖА ГЕРБЕРТА Московский государственный университет им. М.В.Ломоносова, volk8585@bk.ru The article deals with the analysis of a poem based on the New Testament. The main idea of the paper is that Bible word is reflected in the poem through the spiritual context of the epoch. Ключевые слова: Библия, стихотворный текст, библейский текст, Джордж Герберт Для анализа художественного текста важен не только сам текст, но и его связи с другими текстами. Показательно рассмотрение таких межтекстовых связей на примере религиозной лирики европейского барокко. Ориентация этой поэзии на библейские тексты оправдана проблематикой произведений, однако библейский контекст явлен в поэтических текстах двояко: эксплицитно (открыто) и имплицитно (в форме намеков, аллюзий, отсылок). И в том, и в дру- гом случае библейский контекст опосредован, т. е. воспринят поэтом через призму духовных или культурных кодов эпохи. При анализе религиозной лирики английского поэта-метафизика Джорджа Герберта (1593 — 1633) учитываемый духовный код как бы распадается на составные части. Он включает в себя не только ориентацию, часто несознательную, на какую-либо религиозную конфессию (католичество или протестантизм), но и ориентацию на саму церковную 52 2009 ВЕСТНИК НОВГОРОДСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА №51 Л.Мартц указывает на перекличку текста Герберта с текстом популярного английского песнопения Страстной недели, написанного в XV в. францисканцем Джеймсом Раймэном [3]. Песнопение построено как разговор Богоматери с Сыном, а припев в этом песнопении (отзвуки которого, по мнению Мартца, есть в стихотворении Герберта) таков: «О грешный человек, взгляни, / Что твой Создатель сделал для тебя» [4]. В собрании английских песнопений, составленном Грином, есть и другое, написанное в XVI в. Оно представляет собой монолог Христа, произносимый Им на кресте. Этот рассказ Христа начинается с событий Рождества и заканчивается Голгофой. Н.Арсеньев приводит пример из средневекового латинского песнопения. В нем Богоматерь Сама обращается к верующим: «Вы, что проходите по дороге, посидите здесь со Мною: посмотрите, есть ли мука, равная Моей. Плачьте вместе со Мною над Моим сладостным Сыном. Вот — Он висит на кресте, искупая грехи, подобно осужденному преступнику; вот Он терпит смерть за грехи народа…» [5]. Этот вариант «обличительной песни», возможно, также был известен Герберту. Таким образом, обращение поэта к событиям Евангелия проходит по двум направлениям: 1. Непосредственно к самому библейскому тексту, из которого черпается сюжет и образная система. 2. К библейскому тексту через литургические и поэтические тексты, из которых берется поэтика и способ представления евангельского сюжета. Структуроорганизующим образом стихотворения является образ Христа. Но стихотворение представляет собой вовсе не разновидность ролевой лирики: автор и лирический герой максимально близки, так что голос лирического героя сливается с голосом автора. Здесь сказываются особенности западной духовной традиции, в рамках которой появилось такое произведение, как «Подражание Христу» Фомы Кемпийского. «Подражание» Христу, слияние со Христом в Его страдании и Его скорби — это одна из многочисленных граней акта соединения с Богом. Рефреном в стихотворении Герберта звучит строкавопрос, заканчивающая каждое четверостишие, однако два раза этот вопрос заменяется утверждением: Never was grief like mine (Никогда не было скорби, подобной Моей). Первый раз оно появляется в 215-й строке, расположенной ближе к концу стихотворения, в следующем контексте: But, O my God, my God! Why leav’st thou me, The sonne, in whom thou dost delight to be? My God, my God — Never was grief like mine. (Но, Боже, Боже Мой, почему Ты оставил Меня, Твоего возлюбленного сына? Мой Бог, Мой Бог — Не было еще скорби, подобной Моей). Это — один из самых драматичных моментов Евангелия: «В девятом часу возопил Иисус громким голосом: “Элои, Элои! лама савахфани”? что значит: “Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?”» (Мк.15:34). жизнь (литургию, праздники, храм), а также на тексты богослужебных книг Западной Церкви (Миссала, Бревиария, Книги общих молитв). При этом богослужебные тексты оказываются вторичными, так как они надстраиваются над первичным для них библейским текстом. Примером синтеза новозаветного сюжета, ветхозаветных текстов, литургики, христианской средневековой поэзии может послужить стихотворение «Жертва» («Sacrifice») из поэмы «Храм» Герберта. Стихотворение «Жертва» является интертекстом. С одной стороны, «Жертва» — это переложение евангельского сюжета Страстей Христовых. С такой точки зрения между библейским и поэтическим текстами устанавливаются отношения «источник — порожденный им текст». С другой стороны, в структуре и языке стихотворения присутствуют части других религиозных текстов, прежде всего литургических, основанных на евангельских событиях. В этом случае стихотворение Герберта рассматривается как интертекст, вступающий в межтекстовые связи, которые, возможно, не всегда осознаются самим поэтом. Эти сложные связи отражает краткая схема: Литургия Страстной Пятницы (опирающаяся на Евангелие, псалмы, Плач Иеремии) — христианская средневековая поэзия (европейские, в том числе английские религиозные песнопения (carols)) — «Жертва». «Жертва» представляет собой монолог Иисуса Христа, произносимый на кресте. Такая форма и тематика обусловливают непосредственную связь стихотворения с библейской историей грехопадения и искупления человечества, а также со Страстями Христовыми. Однако языковые особенности «Жертвы» указывают на связь поэтического текста с литургическими гимнами и со средневековой народной христианской лирикой. Стихотворение Герберта связано с традицией «обличительных песнопений» (improperia) Страстной недели в западном христианстве. На эту связь указывает также объем поэтического текста: во всей поэме, состоящей из отдельных стихотворений, это стихотворение — самое пространное. Действие в нем как будто замедляется, так же, как и в религиозных богослужебных песнопениях, построенных на приеме ретардации. При сопоставлении стихотворения Герберта с «обличительными песнопениями» важно вспомнить порядок богослужения Страстной Пятницы: «служение Слова с торжественными прошениями; поклонение Кресту; причащение… Поклонение Кресту… со временем стало украшаться гимнами, из числа которых доныне выделяются improperia… древняя серия «обличительных слов», обращенных Господом к своему неблагодарному (еврейскому) народу… Состояла из 12 стихов, которые во время поклонения Кресту антифонно исполнялись двумя хорами. Девять стихов имели припев «Popule meus, quid feci tibi» («Народ Мой, что Я сделал тебе?»)» [1]. Рефрен стихотворения (Was ever grief like mine? — Была ли скорбь, подобная Моей? [2]) является одним из вариантов припева обличительной песни, использовавшимся ранее в средневековой религиозной лирике. 53 2009 ВЕСТНИК НОВГОРОДСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА №51 Place — Лобное место. Выбор названия обусловлен двойной семантикой словосочетания Common Place. Это не только то место, которое в Евангелии названо Лобным, в дословном переводе это «общее место, уготованное для всех». Христос, чтобы искупить грехи всего человечества, должен пройти через смерть, которой заканчивается земной путь каждого человека. Заключительная строфа стихотворения содержит в себе ряд иносказаний и загадок. Первая ее строка: But now I die; now all is finished (И теперь Я умираю; всё кончено). Эти слова произносит не Бог, но человек, упавший духом, не знающий о грядущем воскресении. Однако до этого Христос в стихотворении Герберта полностью осознавал свое предназначение и свою Божественную природу. Поэтому последняя строфа — не заключительный аккорд Евангельской истории и не ее квинтэссенция, а лишь попытка максимально приблизиться к выражению Христовых страданий. Последние строки всего стихотворения таковы: Onely let others say, when I am dead, / Never was grief like mine (Пусть другие скажут, когда Я умру, / Что не было скорби, подобной Моей). Фраза-рефрен, произносимая Христом, произносится уже как будто не Им, а кем-то другим, возможно, Его апостолами. Точно так же возможно и то, что эту фразу произносит любой христианин, который на Страстной неделе переживает все события Евангелия, предшествующие Воскресению. В этом заключено доказательство существования дистанции, пусть и очень небольшой, между Христом и автором, который пытается идентифицировать себя со Христом. Анализ стихотворения позволяет не только вычленить библейское слово из поэтического текста, но и проследить пути восприятия поэтом библейского текста. Библия явилась фундаментом христианского миропонимания, однако на этот фундамент наслоились различные толкования, интерпретации, а также литургическая и молитвенная практика Церкви. Восприятие Библии шло во многом через призму какойлибо конфессии, а иногда — еще конкретнее — через призму какого-либо направления внутри определенного вероисповедания (в отношении Герберта имеется в виду, например, францисканская духовность). Соответственно, и в поэзию Европы проникали именно те библейские сюжеты, образы, мотивы, которые были характерны для определенного типа духовности. Таким образом, текст Библии опосредуется духовной практикой, молитвой и Литургией. Во второй раз эта строка появляется в конце стихотворения: But now I die; now all is finished. My woe, mans weal: and now I bow my head. Onely let others say, when I am dead, Never was grief like mine (И теперь Я умираю; всё кончено. Мой вопль — благо людей, и я склоняю голову. Пусть другие скажут, когда Я умру, Что не было скорби, подобной Моей). Специфика субъектной организации стихотворения обусловливает тот факт, что в нем евангельский текст присутствует не только явно (как в указанном выше случае). Стихотворение пронизано многочисленными аллюзиями: The Princes of my people make a head / Against their Maker: they do wish me dead, / …except I give them bread… (Правители Моего народа замыслили недоброе / Против своего Создателя: пожелали умертвить Меня / …хотя Я даю им хлеб). В этих строчках любопытна глагольная форма give (давать) — настоящее время, а не требуемое, казалось бы, по смыслу gave, прошедшее. Таким образом, Христос – не Тот, Кто дал Хлеб жизни, а Тот, Кто дает его постоянно, всегда. Следующие строфы повествуют о молитве Иисуса в Гефсиманском саду: Therefore my soul melts, and my hearts deare treasure / Drops bloud (the onely beads) my words to measure: O let this cup passe, if it be thy pleasure... (Моя душа тает, и сокровище Моего сердца / Падает каплями крови, и Я говорю: / Пронеси эту чашу мимо, если Тебе угодно…). Как видно, здесь используется непосредственная цитата из Евангелия, выделенная графически курсивом. В этом же фрагменте есть и своеобразный комментарий — о каплях кровавого пота говорится: A Balsome… curing all wounds but mine… (Бальзам… исцеляющий все боли, кроме Моей). Далее вновь встречается прямая цитата из Евангелия: Тhey seek me… / Who am the Way and Truth… (Они схватили меня… / Того, Кто есть Путь и Истина). Следующие четыре строфы — развернутый рассказ о поцелуе Иуды и бегстве апостолов. В них наиболее отчетливо виден тот прием, на котором построено все стихотворение: евангельские события получают довольно пространный комментарий, поэт как бы читает между строк евангельского текста. В 57 — 144-й строках описывается суд над Христом и осуждение Его на казнь вместо разбойника и убийцы Варравы. С одной стороны, Христос Сам рассказывает о том, что с Ним произошло, отсюда такая глубина проникновения во внутренний мир лирического героя (никто не знает о Нем больше, чем Он Сам знает о Себе). С другой стороны, автор стихотворения (сам Герберт), который все же дистанцируется от образа Христа, намеренно замедляет действие, как бы размышляя над происходящим. Со следующей строфы начинается описание Страстей Христовых: And now I am delivered unto death… (И вот Я приговорен к смерти…). Это описание точно так же, как и в предыдущем случае, нарочито затянуто, медитативно. Иисуса ведут на Голгофу, которая именуется в стихотворении Common 1. 2. 3. 4. 5. 54 Кунцлер М. Литургия Церкви. М.: Христианская Россия, 2001. С.157. Текст поэмы цитируется по изданию: Herbert George. The Works. Oxford, 1964. P.26-34. Здесь и далее подстрочник мой. Martz L. The Poetry of Meditation: A Study in English Religious Literature of the 17th century. L.: Oxford University Press, 1955. P.94. The Early English Carols / Ed. by Richard Leighton Greene. Oxford: Clarendon Press, 1935. P.116. Подстрочник мой. Арсеньев Н. Единый поток жизни. К проблеме единства христиан. Брюссель: «Жизнь с Богом», 1993. С.115-116.
