ОБРАЗ «ВОЛКА» В ФОЛЬКЛОРЕ И ЛИТЕРАТУРЕ: К ПРОБЛЕМЕ

ТВОРЧЕСТВО МОЛОДЫХ УЧЕНЫХ
186
Ю. Г. ХАЗАНКОВИЧ
Юлия Геннадьевна ХАЗАНКОВИЧ — кандидат филологических наук, доцент кафедры русской литературы ХХ в. и теории литературы филологического факультета Якутского государственного университета им. М. К. Аммосова.
В 1996 г. закончила тот же университет.
Автор 33 публикаций.
Область научных интересов — теория литературы, литература народов РФ.
— — —
ОБРАЗ «ВОЛКА» В ФОЛЬКЛОРЕ И ЛИТЕРАТУРЕ: К ПРОБЛЕМЕ АРХЕТИПА*
Обращение писателей к традиционным формам сознания, к архетипичным его пластам, обусловлено поиском ментальных констант, уходящих в национальное бессознательное и задающих основные архетипические
модели. Внимание художников к архетипическим образам и сюжетам обусловлено активизировавшимися процессами самопознания и национальной самоидентификации. Термин «архетип» был введен К. Юнгом в 1919 г.
К. Юнг подчеркивал, что в мифологии, фольклоре и индивидуальном литературном творчестве как проявление
бессознательного выступают архаически устойчивые мотивы-образы [1, с. 64–82]. В отличие от К. Юнга психоаналитик З. Фрейд [2] считал, что архетип основан на персональном, а не на коллективном бессознательном.
К проблеме архетипа обращался Е. Мелетинский в книге «О литературных архетипах», где проследил трансформацию фольклорного архетипа в литературный [3]. Исследователь подчеркивал, что организующий принцип
литературного архетипа как ментального первообраза можно обозначить как вариативность инвариантности. Он
обладает способностью к бесконечным внешним изменениям и одновременно таит в себе неизменное ядро,
обеспечивающее высокую устойчивость архетипической модели. Проблему литературного архетипа изучает
А. Большакова [4, с. 25]. Она подчеркивает, что структура литературных образов формируется из архетипических «вечных символов» — образов Матери, Дитя, Мудрого старика/старухи и образов-символов. Архетип
«волка» входит также в систему «вечных символов» и в архетипическую структуру — «архетип животного».
Полагаем, что сравнительно-типологический подход в изучении поставленной проблемы на материале качественно отличных друг от друга эстетических систем — фольклорной и литературной, с привлечением материала
инонациональных литератур позволит выявить специфику содержания архетипа «волка» в литературе. Цель
нашего исследования: разграничить «фольклорный архетип» и архетип «литературный», а также изучить художественно-изобразительные особенности архетипа «волка» в литературе и фольклоре.
•
Архетип волка в фольклоре
Фольклорный архетип проявляет себя на правах ментальной культурной матрицы, обладающей способностью передаваться от поколения к поколению [там же, с. 27]. Фольклорный архетип инвариантен. Содержательное «ядро» архетипа имеет разного рода смысловые вариации в зависимости от этнического мировосприятия.
Фольклорные архетипы активно «включаются» в художественные тексты, воскрешая в памяти читателя культурные первообразы, но вместе с тем трансформируются и частично утрачивает свою мифологическую составляющую. Поэтому в художественной литературе архетип имеет качественно иную функциональную роль и выступает как «сквозная» модель. Литературный архетип бытует в форме «бродячих» сюжетов и «кочующих» образов. В литературе архетип выступает как «сквозной образ», в основе которого лежит инвариантная (постоянная) повторяемость, пронизывающая всю мировую культуру [5]. Классический пример — архетип дороги имеет
ГРНТИ 17.07.41
© Ю. Г. Хазанкович, 2009
*
Статья публикуется по рекомендации доктора филологических наук Н. Е. Покатиловой.
ТВОРЧЕСТВО МОЛОДЫХ УЧЕНЫХ
187
ядро-«матрицу» на содержательном уровне и вариативно проявляется в творчестве писателей в различных национальных литературах, отдаленных во времени (Сервантес «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский»,
Н. Гоголь «Мертвые души», В. Ерофеев «Москва-Петушки» и др.). Архетипы животных в фольклоре и мировой
литературе изучены слабо. Между тем в национальных культурах они весьма устойчивы, что обусловлено тотемистическими представлениями и верованиями. Тотемные животные выступали «опорными точками этнического мировоззрения, а затем эти образы получили художественно-эстетическую трансформацию в национальной
литературе» [6]. Волк также входил в число тотемных животных. Свирепый хищник вызывал у человека своими
охотничьими качествами уважение. Образ волка встречается в фольклоре славян, тюркских и «арктических»
народов, а в европейских легендах фигурирует в качестве оборотня [7]. В фольклоре славян упоминаются «плохие» оборотни, которые убивали людей и похищали скот, и оборотни «хорошие». Аналогом доброго оборотня
следует считать волка в русской «Сказке об Иване-царевиче, Жар-птице и сером волке» [8], — он выступает
в качестве советчика и помощника сказочного героя.
В мифологии индоевропейцев идеальных воинов тоже сравнивали с волками [9, с. 16], — неутомимыми
в переходах охотниками, жестокими и храбрыми [10]. В мифологии ранних скотоводческих сообществ волк
представлен как хищник. Если у ранних христиан волк был символом дьявола и ереси, то в античности Волк
предстает как священное животное. Волчица, выкормившая Ромула и Рема — легендарных основателей Рима,
была воплощением образа Матери. У тюркских народов — киргизов, алтайцев, саха (якутов) — волк выступает
в качестве прародителя. В эпосе древних скотоводов-тюрков наблюдается эволюция представлений: от волкапрародителя к волку-воспитателю и покровителю эпического героя.
В тюркском эпосе также просматривается мотив оборотничества — превращение эпических богатырей
в волка и наоборот. Тема оборотня получила развитие и в фольклоре «арктических» народов. У «малых» народов Севера, в частности у эвенов, бытует мифологическое предание «Каэнгэн» [11], согласно которому волкоборотень выступает как справедливый судья в отношении своего обидчика-человека. Таким образом, в основе
фольклорного архетипа Волка лежат языческие и мифологические представления этноса о звере, вариативное
содержание которых определено самим типом этнической культуры того: волк может восприниматься как неутомимый воин, Зверь-Прародитель или зверь-оборотень.
•
Архетип «волка» в литературе
Для более глубокого осмысления архетипа «волка» целесообразно изучить его в сравнительносопоставительном аспекте, с привлечением текстового материала из национальных литератур. В русской и национальной литературах образ волка достаточно частотен, но семантически разнопланов, что определено культурным многообразием. Наиболее ярко воплощен архетипический образ волка в романе «Плаха» киргизского
прозаика Ч. Айтматова [12]. Образ Синего Волка — животного-прародителя у тюркских народов распространен
повсеместно. Зачин романа Ч. Айтматова «маркирован» темой волков. В художественном тексте человекхищник врывается в Природу-храм и истребляет себя. Ему противостоит самоотверженная и преданная своему
волчьему роду Акбара — воплощение Материнства, Мудрости Матери-Природы. Смерть волчицыпрародительницы неминуемо повлечет за собой смерть человека. Автор не романтизирует образ волчицы, а мифологически насыщает: волчица-мать противостоит человеку, который несет разрушение и смерть.
В русской литературе «волчья» тема во всей полноте раскрылась в повести В. Распутина «Живи и помни».
Координата-пословица — «с волками жить, по-волчьи выть» определила концепцию повести сибирского писателя [13]. Пословица в тексте «материализуется» через образ человека-«волка» — Андрея Гуськова. Образы героя и чуждого человеку зверя — волка у В. Распутина тождественны друг другу. Автор сближает Гуськова
с волком и внутренне, и внешне. Кульминация мотива «человек-волк» достигается в эпизоде встречи Андрея
Гуськова с волком: «он научил Гуськова выть, ... волк устраивался на задах зимовья и затягивал свою жуткую,
на одном дыхании, песню... Гуськов приоткрыл однажды дверь и от злости, передразнивая, ответил ему своим
воем. Ответил и поразился: так близко его голос сошелся с волчьим» [14]. Образ волка выступает в повести
В. Распутина как «образ-символ», вобравший в себя архетипическое содержание из фольклорных источников.
Он предстает в тексте как алчный хищник и лютый враг человека. Ему подобен и человек, предавший Родину
и дом. Таким образом, автор посредством пословицы «с волками жить, по-волчьи выть» углубляет социальный
и нравственно-философский смысл темы «человек-волк».
Интересен для нашего исследования архетипический образ волка в романе-сказании Г. Сазонова
и А. Коньковой «И лун медлительных поток». В повествовании изображены нравы и языческие обычаи манси,
малочисленного народа, проживающего в северо-западной Сибири. «Структура» образов главных героев — шамана Волчий Глаз и купца Леськи-Волка, семантизируется «волчьим» архетипом. Волк в языческих представлениях манси символизирует свирепость и жадность, коварство и похотливость, и является созданием злого духа
Куля — хозяина Нижнего мира. «Волчий мотив» входит в повествование с образом шамана Волчий Глаз. Куль-
188
ТВОРЧЕСТВО МОЛОДЫХ УЧЕНЫХ
минационным в раскрытии образа шамана следует считать описание его камлания: «Голосом волка взвыл шаман, и люди вздрогнули, словно сюда, к костру, приблизилась волчья стая. Далеко по долине над темными засыпающими ушанами прокатился густой до черноты вой, — из урманов доверчиво ответила волчица» [15].
Но образ шамана «подготавливает» читателя к восприятию другого героя — купца Леськи-Волка. Образ Леськи
в романе мифологически семантизирован: его «волчьи» качества — прожорливость и похотливость, следует
считать архетипичными. В раскрытии темы «человек-волк» архиважен эпизод смертельного противоборства
девушки Саннэ с Леськой-Волком. Поединок следует трактовать как эпическое противостояние Тьмы и Света.
Эпизод убийства Леськи актуализирует в тексте мотив оборотничества: происходит «перевоплощение» человека
Леськи-Волка в волка: «Люди ловили каждое движение волка и все больше угадывали в нем Леську». Но в отличие от мифов «арктических» народов не человек превращается в животное, надев его шкуру, а зверь становится человеком: работник Юван, надев золотую цепь Леськи на шею волка, «превращает» зверя в человека
«Волка-Леську». Этот эпизод превращения, на наш взгляд, отражает логику мифологического мышления манси.
Таким образом, герои романа «И лун медлительных поток» оказываются оборотнями изначально. Фольклорный
архетип Волка в романе восходит к архетипическому волку-оборотню, что позволяет авторам углубить философскую и психологическую интерпретацию характеров.
Сделанные нами наблюдения позволяют утверждать, что в основе фольклорного архетипа Волка лежат этнокультурные представления о животном. «Базис» литературного архетипа составляет не «культурные» представления этноса, а художественный вымысел автора. Художник как бы изначально опирается на фольклорный
архетип, а затем его расширяет, углубляет согласно своей авторской концепции. Но архетип всегда обладает
сюжетообразующей функцией. Привлекаемые для анализа тексты Ч. Айтматова, В. Распутина, А. Коньковой
и Г. Сазонова яркое тому подтверждение. В рамках исследования выявлены различные по содержанию архетипы волка в литературе и фольклоре. В фольклоре волк предстает одновременно как хищник и чудесный помощник. В литературе расширяется его ролевая функция: через мифологию в художественные тексты проникает
архетип Оборотня и архетип тотемного животного-прародителя. Полагаем, что проблема фольклорного и литературного архетипа в целом и проблема архетипа волка в частности требует более детального теоретиколитературного исследования. Согласимся, что обозначенная проблема носит «частный» характер, но должное
внимание к «частным проблемам», по словам Д. Лихачева, углубляет наши знания о литературе как таковой
и дает полное представление о литературе.
___________________
ЛИТЕРАТУРА
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
Ю н г К. Об архетипах коллективного бессознательного / Архетип и символ. М.: Триада-Арт, 1991.
Ф р е й д З. О психоанализе. СПб.: Алетейя, 1998. 222 с.
М е л е т и н с к и й Е. М. О литературных архетипах. М.: Изд-во РГУ, 1994. 136 с.
Б о л ь ш а к о в а А. Ю. Теория архетипа на рубеже ХХ–ХХI вв. Теоретические проблемы литературоведения // Вопросы филологии. 2003. № 1 (13).
Т о п о р к о в А. Л. Предвосхищение понятия «архетип» в русской науке 19 века / Литературные архетипы и универсалии. М.: Изд-во РГУ, 2001. C. 69–85.
С о к о л о в а З. П. Животные в религиях. СПб.: Лань, 1998. 285 с.
Г а ч е в Г. Национальные образы мира. М.: Советский писатель, 1988. 445 с.
Литературная хрестоматия. Лукоморье. Тюмень: Книжное изд-во, 1997. 325 с.
Т р е с и д д е р Д. Словарь символов. М.: URSS, 1999. С. 16.
П о п о в Ю. И., Ц ы м б а л и с т е н к о Н. В. Литература Ямала XX века. Сборник литературно-критических статей.
Салехард: Изд-во Института повышения квалификации, 2001. 89 с.
К о л е д н е в а Н. Н. Литературные страницы // Северные просторы. 2000. № 4. С. 6–9.
А й т м а т о в Ч. Плаха. Хабаровск: Книжное изд-во, 1988. 284 с.
Д а л г а т У. Б. Этнопоэтика в русской прозе 20–90-х гг. ХХ века (экскурсы). М.: ИМЛИ РАН, 2004. 210 с.
Р а с п у т и н В. Живи и помни. М.: Художественная литература, 1978. 88 с.
С а з о н о в Г. К., К о н ь к о в а А. М. И лун медлительный поток. Екатеринбург: Среднеуральское книжное изд-во,
1990. 285 с.