Чтение и анализ стихотворений

Муниципальное общеобразовательное учреждение
средняя общеобразовательная школа
с. Журавлевка
Краснокутского района
Саратовской области
Открытый урок по литературе в 11 классе
Т
Творческий практикум. Интерпретация самостоятельно прочитанного
поэтического текста: Н.Гумилева, А.Ахматовой, О.Манельштама.
Преподаватель Шевцова Т.А.,
I – я квалификационная категория
Декабрь. 2010 год
Тема урока: Творческий практикум. Интерпретация самостоятельно прочитанного
поэтического текста Н.Гумилева, А.Ахматовой, О.Манельштама.
Цель: обучение восприятию и интерпретации лирического произведения, ориентируясь
на идейно-образный, стилистический и фонетический уровни стихотворений.
Задачи:
* обучающая – обучение умению выделить и разделить идейно-образный и
стилистический уровни строения стихотворения с помощью анализа лексических
средств;
* развивающая – развитие умения определять и обосновывать мотивы лирического
произведения. Анализировать средства выразительности;
* воспитывающая - воспитание чувства красоты слова, понимания художественного
наследия серебряного века.
Проблема урока: разграничение уровней строения стихотворения на основе отбора
лексических средств.
Содержание урока
1. Организационный момент. Доброе утро участники нашего открытого урока, доброе
утро выпускники и новых добрых открытий вам на сегодняшнем уроке.
Мы продолжаем знакомство с временем духовного новаторства и крупного скачка в
развитии отечественной культуры. Именно в этот период родились новые
литературные жанры, обогатилась эстетика художественного творчества,
прославилась целая плеяда выдающихся просветителей, деятелей науки, писателей,
поэтов, художников, музыкантов. Целью нашего творческого практикума по теме
«Интерпретация поэтического теста» стало обучение восприятию и истолкованию
лирического произведения..
2. Повторение ранее изученного материала.
Попрошу перелистать страницы памяти и пройтись по страницам акмеистического
направления серебряного века(буквально в двух словах):
- Какие идеи, принципы защищали поэты-акмеисты?
- Назовите, пожалуйста, представителей школы акмеистов?
- Как долго просуществовало новаторского данного объединения?
- С какими поэтическими текстами вы познакомились дома?
3. Слово учителя. Прежде, чем обратиться к реализации цели урока, еще раз обращу
ваше внимание на слово ИНТЕРПРЕТАЦИЯ. Помогите мне, что толкует это слово.
Татьяна Луконина: Интерпретация – истолковать, раскрыть смысл, содержание чеголибо.
Учитель. Совершенно верно. Анализ, истолкование, восприятие, интерпретация –
слова синонимы, которые подразумевают разбор какого-либо жанрового
произведения. Соответственно тематики мы будем разбирать лирическое
произведение. Прежде чем приступить к интерпретации прочитанных вами
произведений обращаю вас к схеме «Три уровня анализа». Это анализ трех уровней.
Первый уровень – идейно-образный, т.е. определить идеи и эмоции лирического героя –
это первый подуровень, а затем – образы и мотивы стихотворения – второй подуровень.
Второй уровень средний – стилистический, рассматривает слова по отдельности, лексику
стихотворения, слова в переносных значениях, а также синтаксис - сочетания слов.
Трети уровень – фонетический( звуковой), на котором рассматриваются звуковые
слияния поэтического текста.
Конечно, вы не готовили комплексный анализ текста. А потому он у вас будет
прослеживаться по одному из уровней. Приступим к истолковании.
4.Выступление учащихся с интерпретацией поэтического текста:
1. Н.С.Гумилев «Заблудившийся трамвай»
В этом стихотворении можно выделить три основных плана. Первый из них-рассказ о
реальном трамвае, который проделывает свой необычный путь. Безостановочно мчатся
вагоны по рельсам. Реальность сменяется фантастикой. Необычно уже то, что трамвай
«заблудился». Символика этого 2блуждания» проясняется, когда мы постигаем второй
план стихотворения. Это поэтическая исповедь лирического героя о самом себе. Жизнь
его во многом совпадает с биографией автора (экспедиции к Нилу, поездки в Париж). И
лирический герой, и автор пророчат свою близкую смерть (ее предвидение было
характерно для Гумилева). Буквы вывесок (своеобразных знаков революционных
лозунгов и транспарантов) наливаются кровью, и на станции
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают.
Оба намеченных плана сближаются. В своих духовных исканиях и в своей семейной
жизни поэт заблудился так же, как и его трамвай, на подножку которого он вскакивает.
Третий план стихотворения носит философски-обобщенный характер. Жизнь предстает
то в буднях(«А в переулке забордощатый…»), то в праздничном сиянии («Мы
проскочили сквозь рощу пальм…»), то она выглядит прекрасной, то безобразной, то идет
по прямым рельсам, то вращается по кругу и возвращается к своей исходной точке
(вновь появляется покинутый ранее Петербург с образами Иссакия и Медного всадника).
В эту жизнь важным достоянием входит культурное прошлое, и вот в тексте
стихотворения появляется Машенька, то есть Маша Миронова, и императрица из
пушкинской « Капитанской дочки» (следует учесть и новую версию исследователя Ю. А.
Зобнина о том, что здесь имеются в виду Мария Кузьмина-Караваева, а все
стихотворение-реквием по ней).
Все эти плана этого стихотворного шедевра удивительно переплетены в единое целое,
делая произведение исключительно богатым по содержанию, напряженным по мысли и
художественно совершенным по форме.
Поразительное предсказание Гумилева «своей» необычной смерти: « И умру я не на
постели, /При нотариусе и враче, / А в какой-нибудь дикой щели, / Утонувшей в густом
плюще» - подтвердилось. 3 августа 1921 года он был арестован органами ЧК, обвинен в
участии контрреволюционном таганцевском заговоре и 24 августа расстрелян вместе с
еще шестьюдесятью привлеченными по этому делу. Ныне стало известно, что
основанием для обвинения «послужили только никем не проверенные и не доказанные
показания одного человека». Не было заговора ученых, не было участия в нем
выдающегося поэта. Это был трагический день «черного месяца русской поэзии» (Г.
Иванов).
После гибели поэта вышли его лирический сборник « К синей звезде»(1923), книга
гумилевские прозы « Тень от пальмы»(1922), а много позже_собрания его
стихотворений, пьес и рассказов, книги о нем и его творчестве.
Гумилев внес огромный вклад в развитие русской поэзии. Его традиции продолжили Н.
Тихонов, Э. Багрицкий, В. Рождественский, А. Саянов, В. Корнилов, А. Дементьев. По
словам М. Дудина, Н. Гумилев необыкновенно «расширил наш мир познания
неизведанного».
2. О.Мандельштам «Адмиралтейство»
3.О.Мандельштам « В Петербурге мы увидимся снова»;
Первый из рецензентов книги стихов Осипа Эмильевича Мандельштама "Tristia"
Илья Эренбург писал: "Мандельштам патетичен всегда, везде, это не ходули, но рост, не
манера, но голос. Вся жизнь пронизана патетической дрожью. Нет веса предметов - рука
их делает тяжелыми, и все слова "могут быть камнями..." Какие бы нити ни связывали
Мандельштама с акмеизмом, - а в более раннюю пору и с символизмом, - в целом его
творчество минует всякие поэтические школы и влияния. В современности он хочет
выявить ее сущность. Но все-таки во многих стихах поэта мы находим те принципы,
которые провозглашали акмеисты. Особенно ярко они воплотились в первой книге
стихов Мандельштама "Камень". В следующем сборнике стихов поэтика несколько
обновляется: усиливается трагедийность звучания лирики поэта (тема смерти
переплетается с темами любви и веры либо безверия), образная система согласуется с
концепцией "осевого времени"; все более причудливыми становятся ассоциации,
управляющие лирическим потоком (для понимания стихов уже мало помнить культурноисторические смыслы каждого образа, надо знать биографические подтексты
стихотворения, а также учитывать весь контекст творчества Мандельштама); меняется,
углубляется концепция поэтического слова: слова для поэта теперь - не камень
(послушный материал творчества), но душа, живой организм, напрямую обращающийся
к сознанию человека.
В начале весны 1918 года начинаются скитания Мандельштама по России: Москва,
Киев, Феодосия... ("Я изучил науку расставанья," - напишет поэт) После целого ряда
приключений, побывав во врангелевской тюрьме, Мандельштам осенью 1920 года
возвращается в Петербург (Петроград). Вот как выглядел город в то время, по
воспоминаниям А. Ахматовой: "Все старые петербургские вывески были еще на своих
местах, но за ними, кроме пыли, мрака и зияющей пустоты, ничего не было. Сыпняк,
голод, расстрелы, темнота в квартирах, сырые дрова, опухшие до неузнаваемости люди...
Город не просто изменился, а решительно превратился в свою противоположность".
Мандельштам поселился в "Доме искусств" - елисеевском особняке на Мойке, 59,
превращенном в общежитие для писателей и художников. В "Доме искусств" жили Н.
Гумилев, В. Шкловский, В. Ходасевич, М. Лозинский, М. Зощенко, художник М.
Добужинский, у которого собирались ветераны "Мира искусств". "Жили мы в убогой
роскоши Дома искусств, - пишет Мандельштам, в Елисеевском доме, что выходит на
Морскую, Невский и на Мойку, поэты, художники, ученые, странной семьей,
полупомешанные на пайках, одичалые и сонные... Это была суровая и прекрасная зима
20-21 года... Я любил этот Невский, пустой и черный, как бочка, оживляемый только
глазастыми автомобилями редкими, редкими прохожими, взятый на учет ночной
пустыней". (О. Мандельштам "Слово и культура").В стихотворении "В Петербурге мы
сойдемся снова..." нарисована картина Петрограда зимы 1920-1921 года:
Дикой кошкой горбится столица,
На мосту патруль стоит, Только
злой мотор во мгле промчится И
кукушкой прокричит.
Стихотворение написано словно продолжение чего-то. Оно должно иметь предысторию.
Это употребленное в первой же строке "снова" отсылает нас к прошлому.
Действительно, петербургская тема в стихах Мандельштама звучала и раньше:
"Петербургские строфы" (1913 г.), "Дев полуночных отвага..." (1913 г.),
"Адмиралтейство" (1913 г.), "Дворцовая площадь" (1915 г.), "Кассандре" (1917 г.),
"Ласточка" (1020 г.). Этот город, обетованный для поэтов серебряного века, становится
музой для Блока, Белого, Мандельштама, Ахматовой, Гумилева. С именем
Мандельштама связано более 15 адресов в городе, по которым он проживал в разное
время.
В книге "Шум времени" поэт писал: "Я помню хорошо глухие годы России - девяностые
годы, их медленной оползанье... За утренним чаем разговоры о Дрейфусе... туманные
споры о какой-то "Крейцеровой сонате"... Керосиновые лампы переделывались на
электрические. По петербургским улицам все еще бегали и спотыкались донкихотовые
коночные клячи. По Гороховой до Александровского сада ходила "каретка" - самый
древний вид петербургского общественного экипажа; только по Невскому, гремя
звонками, носились новые курьерские конки на крупных и сытых конях",
послереволюционный город иной.
Как и в более ранних стихах Мандельштама, здесь довольно много
урбанистических деталей, но тепер они овеяны флером сожаления. В анализируемом
стихотворении перекличка примет разных веков: из прошлого.
... легкий театральный шорох И
девическое "ах" -И бессмертных
роз огромный ворох У Киприды на
руках.
Об этом писал В. Брюсов: "У Мандельштама вся современность обязательно одевается в
наряды прошлых веков". Классические мотивы были созвучны акмеистическим
воззрениям поэта.
В противовес современность: У костра мы
греемся от скуки, Может
быть, века пройдут, И
блаженных жен родные руки
Легкий пепел соберут.
Мандельштам стремится к созданию двуединого образа вечной культуры и
современности. Исторический прообраз выходит на первый план и обрамляет мысль о
своем времени или современную картину. Поэт не путешествует по историческим
эпохам, как, например, В. Брюсов, а всякий раз удваивает, множит нынешнее на
исторический прообраз: "в черном бархате советской ночи... все цветут бессмертные
цветы". Кажется оксюмороном метафорическое сочетание "черный бархат советской
ночи". Утраченные привычные роскоши немыслимы в современной, революционной,
пролетарской стране. Отсюда традиционная для стихотворений Мандельштама тема
вечности и современности, проблема их соотношений поднята и во многих
произведениях первой книги стихов "Камень", она звучит и в 20-е годы. Мы видим
вещественные и символические атрибуты вечности (вечной культуры, вечного города,
вечной страны, вечности как философской категории): "бессмертные цветы", "века
пройдут", "всемирная пустота", "ночное солнце". Но одновременно звучит и настроение
времени, современности: "солнце мы похоронили Е нем", "черный бархат советской
ночи", окказионализм "горбится столица".
В стихотворении образ солнца становится полисемантичным символом: это и
ностальгия по прошлому, и невозвратимость, и сожаление. Созвучен общему
настроению стихотворения оценочный эпитет "Черный бархат". Эта особенность
связана с представлением Мандельштама о единой и неделимой культуре. Он писал о
"тоске по мировой культуре", которая стала бы "сразу дыханием всех веков". Даже то,
что первоначально кажется современным, при более пристальном рассмотрении
оказывается конгломератом напластований разных эпох и духовных сущностей.
Явления культуры разных эпох "образуют как бы веер, створки которого можно
развернуть во времени".
Указанные выше особенности поэтики Мандельштама в целом и рассматриваемого
стихотворения позволяют обозначить его проблематику: соотношение вечности,
культуры и современности, общее настроение времени - предощущение конца эпохи,
краха, фатальная неизбежность трагических перемен. Стремлением сохраниться и
сохранить то дорогое, что было в прошлом, точнее, средством для этого, становятся
религиозные мотивы, звучащие в стихотворении. Отметим неоднократно повторенное в
разны> контекстах слово "блаженные": "блаженное слово", "блаженные жены". В
русской культуре это слово полисемантично: юродивый, сумасшедший, убогий, но и
пророческий, провидческий, святой. Возможно, в контексте стихотворения
Мандельштама оно имеет и другие смыслы: сокровенный, тайный, спрятанный,
заповедный (о слове); вечный (апеллируем к символистскому образу Вечной
Женственности). Религиозна и мысль о возрождении, сокрытая в первой строфе
И блаженное, бессмысленное
слово В первый раз произнесем.
Углубляет тему вечности рефрен (во 2 и 4 строфах):
В бархате всемирной пустоты,
Все поют блаженных жен родные очи...
Что Ж гаси, пожалуй, наши свечи
В черном бархате всемирной пустоты.
Все поют блаженных жен крутые плечи...
Мы наблюдаем развитие темы времени: усугубляется удрученность, трагичность в
финале стихотворения
Говоря о композиции стихотворения, отметим некую ее замкнутость, созданную
рефренными строками в начале и финале. Тематически композиция задает развитие: от
"вечности", некоего постоянства - к современной действительности - затем в XIX век - и
вновь к вечности, всемирности.
Интересен образ лирического героя. Он всецело современник, чувствующий,
думающий, "нерв эпохи". Его молитва может быть воспринята как молитва самого поэта,
это тот редкий случай совпадения мировосприятия автора и лирического героя.
Изменяется "подбор героев", заданный личными местоимениями: "мы" в 1 строфе, "я" во
2, "ты" в последней. Переход от множественности к единице, от МЫ к Я заставляет стих
буквально пульсировать, позволяет ощутить в нем пульс жизни. Общая интонация
стихотворения определена позицией, мировоззрением лирического героя: ранее
Мандельштам писал о "радости тихой дышать и жить", теперь это недостаточно
прояснившееся пока предчувствие надвигающейся катастрофы.
В Петербурге мы сойдемся снова,
Словно солнце мы похоронили в
нем...
Сказано это не о завершении отмеренного природой срока, но - о конце, об
обрывающейся цепи времен. Не случайно название сборника, в который вошло это
стихотворение - "Tristia" - в переводе с латинского значит "скорбь", восходит в
"Скорбным элегиям" Овидия. Здесь герой видит "заплаканные очи", слышит "женский
плач", звуки которого смешиваются с "пеньем муз". И звучит его молитва как надежда
на возрождение.
Стихотворение чрезвычайно насыщено художественными средствами. Ранее мы
отметили строки рефрена, создающие композиционную завершенность, символический
образ Вечной Женственности: "блаженных жен родные очи", "блаженных жен родные
руки", "блаженных жен крутые плечи". Невольно вспоминаются женские образы
древнерусской литературы, образы жен, прежде всего Ярославны.
Выделим ряд лексических и композиционных антитез: поставленные рядом эпитеты
"блаженное" (выше мы говорили о трактовке значения этого слова) и "бессмысленное"
содержат подтекстное значение: противопоставление надежды и ее иллюзорности; во 2
строфе задана антитеза времен, из века ушедшего мы переносимся в современность.
Настроение предчувствия краха, конца, фатального финала задает метафора: "солнце мы
похоронили в нем", "черный бархат советской ночи", "черный бархат всемирной
пустоты". Ей созвучны эмоционально окрашенные эпитеты: "легкий пепел", "черные
души", оксюморон - "низменные святоши", метонимия -"мотор во мгле промчится",
сравнение "кукушкой прокричит" (кукушкой - предсказательницей).
Анафора во 2 строфе
Все поют блаженных жен родные
очи, Все цветут бессмертные
цветы
создает впечатление повторяемости, продолжительности явления. Этому способствует и
плеоназм "цветут ... цветы".
Образ прошлого, ушедшего века рисуется метафорами "грядки партера", "шифоньерки
лож", "заводная кукла офицера", эпитетом "бессмертных роз". Отметим, что последняя
из указанных нами метафор может быть трактована неоднозначно: образ некой игрушки
и бездушного, бессердечного "солдафона".
Система рифмовки невольно напоминает нам требования акмеизма: классическая
точность ее во всем стихотворении. Во всех 4 строфах перекрестная рифмовка с
чередованием женских и мужских рифм, рифмы везде простые, точные. В
стихотворении использовано сочетание пятистопного и шестистопного хорея, во многих
строках пиррихии придают продолжительность, протяжность стиху.
Многие стихотворения книги "Tristia" подчеркнуто классицистичны - формой,
размером, поэтической "поступью", торжественным вербальным рядом - и одновременно
драматичны. Таково и рассматриваемое нами стихотворение "В Петербурге мы сойдемся
снова..."
4.Н.С. Гумилев «Шестое чувство»;
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садиться,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бесссмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти все мимо, мимо.
Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем,
И ничего не зная о любви,
Все ж мучится таинственным желаньем,
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья,
Так век за веком - скоро ли, Господь? Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.
Он погиб в 35 лет. Как и предвещал, «не на постели, при нотариусе и враче». Его
расстреляли. За недонесение о заговоре. Мог ли он, бесстрашный, мужественный
человек, прошедший войну и награжденный двумя Георгиевскими крестами, спешить
предать своих товарищей, угодничать перед новой властью? Смешно. Смешно, «когда
бы не было так грустно». 1921 год - год смерти А. Блока и Н. Гумилева - можно
считать концом «серебряного века». На смену ему пришел «век железный», где не
было места честной поэзии, мужественным стихам, воспевающим романтическую
преданность идеалу, верность долгу, офицерской чести, женщине.
Шестьдесят лет имя Гумилева было под строжайшим запретом. Шесть десятилетий
его стихи ждали своего часа. И вот они открыты для каждого. Что же в них?
Политический манифест поэта? Проклятья в адрес большевиков? Ненависть к новой
власти, как в стихах З. Гиппиус, в дневниках И. Бунина, в статьях М. Горького в
«Новой жизни»?
Отнюдь. Гумилев был аполитичным человеком. Мы не найдем в его поэзии отрицания
революции, протеста против насилия и жестокости большевиков. Но его стихи есть
героическими по сути, это поэзия идеала «без ломания себя до меняющихся
политических лозунгов». Его стихи - гимн мужественному человеку,
поклоняющемуся красоте. Недаром он возглавлял Цех поэтов, девизом которого стало
«Акмэ», то есть совершенство, вершина, расцвет. На щите акмеистов было начертано
- «ясность, простота, утверждение реальности жизни». Сам Гумилев подчеркивал в
поэзии акмеистов «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь».
Близкий друг Н. Гумилева Г. Иванов рисует облик поэта следующими штрихами: «От
природы робкий, тихий, болезненный, книжный человек, он приказал себе быть
охотником на львов, солдатом, награжденным двумя Георгиями..., и то же, что со
своей жизнью, он проделал над своей поэзией. Мечтательный, грустный лирик, он
сломал свой лиризм, сорвал свой не особенно сильный, но необыкновенно чистый
голос, желая вернуть поэзии ее прежнее величие и влияние на души - быть звенящим
кинжалом, жечь сердца людей».
Это стихотворение, написанное поэтом за год до гибели, увидело свет в 1921 году, в
последний год жизни Гумилева. Стихотворение входит в последний прижизненный
сборник стихов «Огненный столп». Этот сборник - качественно новый по сравнению с
первыми томиками поэта. Здесь звучит голос не юноши, грезящего дальними
странами от Нила до Невы, а голос зрелого поэта и человека.
5. А. Ахматова. Сравнительный анализ
УЕДИНЕНИЕ
Так много камней брошено в меня,
Что ни один из них уже не страшен,
И стройной башней стала западня,
Высокою среди высоких башен.
Строителей ее благодарю,
Пусть их забота и печаль минует.
Отсюда раньше вижу я зарю,
Здесь солнца луч последний торжествует.
И часто в окна комнаты моей
Влетают ветры северных морей,
И голубь ест из рук моих пшеницу...
А не дописанную мной страницу,
Божественно спокойна и легка,
Допишет Музы смуглая рука.
6 июня 1914, Слепнево
В стихотворении «Уединение» появляется образ героини, близкой к «Пророку»
Лермонтова:
Так много камней брошено в меня,
Что не один из них уже не страшен…
Лирическая героиня не жалуется, не ропщет. А спокойно и мужественно принимает
возложенную на нее миссию. Божественный дар позволяет видеть мир с высоты: и зарю,
и последний луч солнца, и ветры северных морей. Возникает образ Музы, созданный с
помощью синекдохи:
А не дописанную мной страницу, Божественно спокойна и легка,
Допишет Музы смуглая рука.
В стихотворении 1915 года тема предназначения поэта углубляется, восходит к
пушкинской традиции
Нам свежесть слов и чувства простоту,
Терпеть не то ль, что живописцу – зренье,
Или актёру – голос и движение,
А женщине прекрасной – красоту?
Но не пытайся для себя хранить
Тебе дарованное небесами:
Осуждены – и это знаем сами Мы растопчать, а не копить.
Иди один и исцеляй слепых,
Чтобы узнать в тяжелый час сомненья
Учеников злорадное глумление
И равнодушие толпы…
Именно с пушкинской традицией связана свойственная Ахматовой масштабность
поэтической мысли, гармонии, точность стиха, многообразие лирических тем,
возможность выявить всеобщее значение неповторимого душевного движения,
соотнести чувство истории с чувством современности.
6. А.Ахматова «Сжала руки под темной вуалью»
Анализ стихотворения «Сжала руки под темной вуалью…»
Сжала руки под темной вуалью…
«Отчего ты сегодня бледна?»
- Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот…
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: «Не стой на ветру».
Это характерное стихотворение из книги «Вечер», в котором разнообразно
представлены непростые отношения между мужчиной и женщиной. В данном случае
женщина, охваченная внезапным состраданием и острой жалостью, признает свою вину
перед тем, кого она заставляет страдать. Разговор ведется с невидимым собеседником –
очевидно, с собственной совестью, т.к. собеседник этот знает о бледности героини,
закрывающей лицо и вуалью и руками. Ответом на вопрос: «Отчего ты сегодня бледна?»
- и является рассказ о конце последнего свидания с «ним». Нет ни имени, ни пока других
«опознавательных» признаков героя, читатель должен удовлетвориться лишь тем, что
это очень хорошо известный героине и важный для нее человек. Опущен весь разговор,
его содержание сконцентрировано в одной метафоре «…я терпкой печалью/напоила его
допьяна». Печалью «напоила» его, но сейчас страдает она, в этом виноватая, способная
переживать за другого, раскаиваться в причиненном ему зле. Метафора перерастает в
скрытое сравнение: напоенный «допьяна», «вышел, шатаясь», но это не снижение героя,
ведь он только как пьяный, выбитый из равновесия.
Поэт после его ухода видит, то чего героиня видеть не может, - его мимику:
«искривился мучительно рот», - как внутренний собеседник видел её скрытую
бледность. Столь же допустимо другое толкование: сначала страдальческое выражение
появилось на лице, потом вышел, шатаясь, но в восприятии смятенной героини все
перепуталось, она рассказывает происшедшее(«Как забуду»?), не управляя потоком
собственной памяти, выделяя самые напряженные моменты события. Непосредственно
гамму охвативших её чувств передать нельзя, поэтому говорится лишь про вызванный
ими поступок. «Я сбежала, перил не касаясь»/Я бежала за ним до ворот». Повторение
глагола в столь емком, из трех четверостиший , стихотворение, где Ахматова экономит
даже на местоимениях, подчеркивает силу внутреннего перелома, происшедшего в
героини. «Перил не касаясь», т.е. стремительно, без всякой осторожности, не думая о
себе,- это акмеистически точная, психологически насыщенная внутренняя деталь. Здесь
поэт, видящий эту деталь поведения героини, уже явно отделен от нее, вряд ли
способной фиксировать в своем сознании такие частности.
В третьей строфе есть еще одно, по сути, уже четвертое указание на стремительность
бега: «задыхаясь, я крикнула…». Из сдавленного горла вырывается только крик. И в
конце первого стиха последней строфы повисает слово «шутка», отделенное от
завершения фразы сильным стихотворным переносом, тем самым резко выделенное.
Ясно, что все предыдущее было всерьез, что героиня неловко, не думая пытается
опровергнуть ранее сказанные жестокие слова. В этом контексте ничего веселого в слове
«шутка» нет; наоборот, сама героиня тут же, непоследовательно переходит к предельно
серьезным словам «Шутка/всё, что было. Уйдешь, я умру». В этот момент она верит в то,
что говорит. Но он, как мы догадываемся, только что выслушавший гораздо больше
совсем другого, уже не верит, лишь благородно изображает спокойствие, что отражается
на лице в виде странной маски (опять его мимика): «улыбнулся спокойно и жутко». Он
не вернется, но принесшую ему такое горе женщину по-прежнему любит, заботится о
ней, просит ее разгоряченную, уйти со двора, и сказал: «не стой на ветру».
Благодаря тончайшим нюансам, мы многое додумываем, понимаем то, что прямо не
сказано. Настоящее искусство предполагает именно такое восприятие.
5. Письменный анализ стихотворения Н.Гумилева «Жираф»
Сочинения акмеистов настолько разноплановы в определении темы. Но всем им
свойственно ощущение внутреннего хаоса и смятения, душевной дисгармонии.
1.Чтение и анализ одного из ранних стихотворений «Жираф» (1907).
-В чем знание обращение к экзотике в этом стихотворении? (описание красот и чудес
далекой Африки подобно, многоцветно , зримо. Это не выдумка, а воспоминания
человека, действительно наблюдавшего необыкновенные для глаза, привыкшего к
спокойному русскому пейзажу, картины. Но сам рассказ о «изысканном жирафе»
волшебен. Лирический герой преображает и без того прекрасную реальность. Этому
преображению помогают красочные эпитеты: «грациозная стройность», «волшебный
узор», цветные паруса», «мраморный грот», «немыслимые травы»; сравнения: жираф
сравнивается с цветными парусами корабля, бег его уподобляется радостному
птичьему полету. Картину оживляет движение, которое чувствуется в плавном беге
жирафа и в изменчивом отражении дробящейся в озере луны. Все это сказочное
описание для того, чтобы отвлечь возлюбленную от грустных мыслей в пропитанной
дождями и туманами России. «Веселые сказки таинственных стран» могли бы спасти
от скуки и тяжести обыденности, но лишь усугубляют одиночество и отчужденность
героев: последние строки стихотворения почти повторяют окончание первой строфы,
но уже безнадежно:
Ты плачешь? Послушай…. Далеко. На озере Чад
Изысканный бродит жираф.
6. Подведение итога по акмеизму (Бурданова Мария- презентация)
7. Интегрированные сведения : «Серебряный век в живописи»(презентация –
учитель)
8. Рекомендации преподавателя по подготовке учащихся к экзамену по русскому и
литературе
9.Комментарий оценок и домашнего задания
ТРИ УРОВНЯ АНАЛИЗА:
 Идейно-образный: идеи и эмоции; образы и мотивы
 Стилистический: тропы и фигур; синтаксис
 Фонетический: звуковой
ТРИ УРОВНЯ АНАЛИЗА:
 Идейно-образный: идеи и эмоции; образы и мотивы
 Стилистический: тропы и фигур; синтаксис
 Фонетический: звуковой
ТРИ УРОВНЯ АНАЛИЗА:
 Идейно-образный: идеи и эмоции; образы и мотивы
 Стилистический: тропы и фигур; синтаксис
 Фонетический: звуковой
ТРИ УРОВНЯ АНАЛИЗА:
 Идейно-образный: идеи и эмоции; образы и мотивы
 Стилистический: тропы и фигур; синтаксис
 Фонетический: звуковой
Чтение и анализ стихотворений.
1.Читаем и анализируем одно из ранних стихотворений «Жираф» (1907).
-в чем знание обращение к экзотике в этом стихотворении? (описание красот и чудес
далекой Африки подобно, многоцветно , зримо. Это не выдумка, а воспоминания
человека, действительно наблюдавшего необыкновенные для глаза, привыкшего к
спокойному русскому пейзажу, картины. Но сам рассказ о «изысканном жирафе»
волшебен. Лирический герой преображает и без того прекрасную реальность. Этому
преображению помогают красочные эпитеты: «грациозная стройность», «волшебный
узор», цветные паруса», «мраморный грот», «немыслимые травы»; сравнения: жираф
сравнивается с цветными парусами корабля, бег его уподобляется радостному птичьему
полету. Картину оживляет движение, которое чувствуется в плавном беге жирафа и в
изменчивом отражении дробящейся в озере луны. Все это сказочное описание для того,
чтобы отвлечь возлюбленную от грустных мыслей в пропитанной дождями и туманами
России. «Веселые сказки таинственных стран» могли бы спасти от скуки и тяжести
обыденности, но лишь усугубляют одиночество и отчужденность героев: последние
строки стихотворения почти повторяют окончание первой строфы, но уже безнадежно:
Ты плачешь? Послушай…. Далеко. На озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Чтение и анализ стихотворений.
1.Читаем и анализируем одно из ранних стихотворений «Жираф» (1907).
-в чем знание обращение к экзотике в этом стихотворении? (описание красот и чудес
далекой Африки подобно, многоцветно , зримо. Это не выдумка, а воспоминания
человека, действительно наблюдавшего необыкновенные для глаза, привыкшего к
спокойному русскому пейзажу, картины. Но сам рассказ о «изысканном жирафе»
волшебен. Лирический герой преображает и без того прекрасную реальность. Этому
преображению помогают красочные эпитеты: «грациозная стройность», «волшебный
узор», цветные паруса», «мраморный грот», «немыслимые травы»; сравнения: жираф
сравнивается с цветными парусами корабля, бег его уподобляется радостному птичьему
полету. Картину оживляет движение, которое чувствуется в плавном беге жирафа и в
изменчивом отражении дробящейся в озере луны. Все это сказочное описание для того,
чтобы отвлечь возлюбленную от грустных мыслей в пропитанной дождями и туманами
России. «Веселые сказки таинственных стран» могли бы спасти от скуки и тяжести
обыденности, но лишь усугубляют одиночество и отчужденность героев: последние
строки стихотворения почти повторяют окончание первой строфы, но уже безнадежно:
Ты плачешь? Послушай…. Далеко. На озере Чад
Изысканный бродит жираф.