Поэтика рассказов Ю.П. Казакова

34
Р У С С К А Я РЕЧЬ 5/2012
«К речи надо иметь вкус»
Поэтика рассказов Ю.П. Казакова
© И. А. КАРГАШИН,
доктор филологических
наук
В статье на примере рассказов «Свечечка» и «Во сне ты горько плакал...» рассматриваются важнейшие особенности поэтики произведений Ю.П. Казакова: образная система, основные мотивы, своеобразие
повествования и субъектной организации текстов его лирической прозы.
Ключевые слова: лирический эпос, рассказы Ю.П. Казакова, композиция, пейзаж, лиризация, фабула и сюжет, интериоризация,
субъектная
организация, мотивы тоски, тьмы и света, одинокой души.
Лирическая проза Юрия Казакова угадываема с первых строк пластичностью описаний, «выпуклостью» точных и в то же время неожиданных деталей, тонкостью и глубиной психологических наблюдений.
Лейтмотивом рассказов становится прорыв к непридуманной - естественной и торжествующей в своей правоте жизни, простой и непостижимой. Главные мотивы его рассказов формируют в итоге собственно
онтологическую тематику, а сопряжение «чистых образов» - выход к
«вечному».
Подобные выходы обусловлены, в частности, природой лирической
прозы, направленной на запечатление окружающего мира во всей его
полноте (эпическое начало) и, с другой стороны, непосредственно выражающей переживания и ощущения субъекта сознания, близкого (как
и свойственно лирике) к авторской концепции. Именно потому «самодостаточное», требующее лишь «изолированного созерцания» (А.Ф. Лосев) воссоздание картины природы органично переходит к внутреннему
и психологическому - «человеческому» плану изображения.
Важнейшим композиционным принципом прозы Казакова становится
интериоризация, присущая, как правило, собственно лирическому стихотворению. А именно - переключение изображения внешнего мира на
освоение внутреннего состояния лирического субъекта, когда «наблюдаемый мир становится пережитым миром - из внешнего превращается
во внутренний» [1].
Рассказ «Свечечка» занимает особое место в творчестве Юрия Казакова. Фабула рассказа предельно проста, в основе ее — вечерняя осенняя
прогулка героя-повествователя с маленьким сыном. При этом повество-
ЯЗЫК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
35
вание включает четырнадцать внефабульных отступлений - изображение разных, отстоящих друг от друга хронотопов. С одной стороны, как
и в других рассказах, повествователь вспоминает минувшие события например, очень значимы воспоминания о поездке на пароходе по Оке,
об отчем доме друга, об одиноких своих скитаниях поздней осенью на
Севере. Однако именно в этом рассказе не менее значимы многочисленные «обращения в будущее» - представления и размышления повествователя о грядущих событиях в жизни сына.
Один из основных мотивов здесь - воображаемое возвращение уже
взрослого сына в родной дом, описываемое с помощью чередующихся
глаголов в форме 3-го и 2-го лица будущего времени: «Но вот настанет время, ты вернешься в старый свой дом, вот поднимешься ты на
крыльцо, и сердце твое забьется, в горле ты почувствуешь комок, и глаза у тебя защиплет, и услышишь ты трепетные шаги старой уже твоей
матери, - а меня тогда, скорей всего, уж и не будет на этом свете, - и
дом примет тебя. Он обвеет тебя знакомыми со младенчества запахами,
комнаты его улыбнутся тебе, каждое окно будет манить тебя к себе, в
буфете звякнет любимая тобою прежде чашка, и часы особенно звонко
пробьют счастливый миг...» [2. С. 339]. Далее автор даже прибегает к
персонификации образа дома, представляя воображаемый «разговор»
дома с сыном: «Вот мой чердак, вот мои комнаты, вот коридор, где ты
любил прятаться... А помнишь ты эти обои, а видишь ты вбитый когда-то тобой в стену гвоздь?» и т.д. [С. 339-340].
Показательно и то, что в этом рассказе даны в основном представляемые в сознании повествователя картины природы: либо как «вспоминаемые» пейзажи, либо как воображаемые в будущем. Например: «Давно
ли было лето, давно ли всю ночь зеленовато горела заря, а солнце вставало чуть не в три часа утра? И лето, казалось, будет длиться вечность, а
оно все убывало, убывало... Оно прошло, как мгновение, как один удар
сердца»; «Вот когда-нибудь ты узнаешь, как прекрасно идти под дождем,
в сапогах, поздней осенью, как тогда пахнет, и какие мокрые стволы у
деревьев, и как хлопотливо перелетают по кустам птицы, оставшиеся у
нас зимовать»; «...скоро ляжет зазимок, станет светлее от снега, и тогда
мы с тобой славно покатаемся на санках с горки» [С. 335, 336, 337].
В рассказе «Свечечка» очевидна «лиризация» изображаемого: главным предметом освоения становятся душевные переживания самого
субъекта сознания. При этом и сюжет, и внесюжетные отступления,
и движение внутренних состояний повествователя развиваются как
победа над тьмой - движение от «аспидной черноты» к свету - сиянию.
Так, путь от ночного темного леса к светлому теплому дому становится и способом, и символом преодоления тьмы, а движение от душевной тоски к радости бытия - глубинным (подлинным) смыслом этого
рассказа! Обратим внимание - на тринадцати страницах этого текста
7*
36
Р У С С К А Я РЕЧЬ 5/2012
встречается около семидесяти прямых обозначений тьмы и света (огня),
не считая «косвенных коннотаций» («ноябрьский вечер», «горящие»
клены, «румяный с мороза» и т.п.). И если вначале торжествует тьма
(«ноябрьская тьма», «дорожка во тьме», «аспидная чернота ноябрьского
вечера», «страшная тьма» и проч.), то к концу повествования тьма рассеивается в прямом и переносном смысле. Заключительные страницы
рассказа - трепетное детское ожидание счастья: зажжение свечи в «чудесном подсвечнике». Причем и здесь изображение подчинено интериоризации: план изображаемого «сужается» и «очеловечивается»: «И вот
зажег я свечу в этом подсвечнике, подождал некоторое время, пока она
получше разгорится, а потом медленно, шагами командора, подошел
к твоей комнате и остановился перед дверью. Ну, несомненно же ты
слышал мои шаги, знал, зачем я подошел к твоей двери, видел свет
свечи в щелочке... Озаренный светом, ты сиял, светился, глаза твои,
цвета весеннего неба, лучились, ушки пламенели, взлохмаченный пух
белых волосиков нимбом окружал твою голову, и мне на миг показалось,
что ты прозрачен, что не только спереди, но и сзади ты освещен свечой.
"Да ты и сам свечечка!" - подумал я...» [С. 345. Курсив наш. - И.К.].
Говоря о рассказе «Свечечка», необходимо сказать о том контексте, в
котором он существует в творческом наследии Юрия Казакова. Еще при
жизни писателя критики отмечали, что произведениям Казакова свойственна тенденция к циклизации: группы рассказов отличаются общностью мотивов, настроения, поэтики в целом, как, например, рассказы
«По дороге» и «Легкая жизнь», а с другой стороны, - «Осень в дубовых
лесах», «Адам и Ева» и «Двое в декабре».
Рассказ «Свечечка» тоже входит в своеобразный «несобранный»
цикл. Вместе с рассказом «Во сне ты горько плакал...» он образует
своего рода прозаический «диптих», причем - с отчетливо выраженной
«зеркальной» композицией. Основа повествования в каждом из них прогулка отца с сыном и возвращение в родной дом. Однако авторские акценты в художественных мирах двух этих произведений резко
смещены, система образов и тональность изображаемого диаметрально противоположны. В «Свечечке» - прогулка ноябрьским вечером
(«в аспидной черноте») и счастливое возвращение в теплый, светлый
дом. В рассказе «Во сне ты горько плакал...» - прогулка солнечным
летним днем, которая вдруг завершается безутешным детским плачем
во сне. Если в первом рассказе природа выступает как нечто опасное,
чуждое человеку, что необходимо преодолеть, чтобы выйти к свету, то
во втором как нечто прекрасное: «Почти отвесными столпами прорывалось к нам солнце...»; «перекликались птицы, мелькнув в солнечном
луче...»; «мир благоухал...» [С. 356].
По-своему трагичны оба рассказа Казакова, ставшие последними
завершенными его произведениями. Но если в «Свечечке» маленький
ЯЗЫК ХУДОЖЕСТВЕННОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
37
сын «уходит от отца» в буквальном смысле (заигравшись, потерялся
в темноте), то в рассказе «Во сне ты горько плакал...» трагизм резко
обострен осознанием уже невосполнимой потери. Сын вырастает и
отдаляется от отца - и что с этим поделать? В финале рассказа возникает мотив разлучающихся душ: «Я чувствовал, как ты уходишь от
меня, душа твоя, слитая до сих пор с моей, - теперь далеко и с каждым
годом будет все отдаляться, отдаляться, что ты уже не я, не мое продолжение и моей душе никогда не догнать тебя, ты уйдешь навсегда.
В твоем глубоком, недетском взгляде видел я твою, покидающую меня
душу, она смотрела на меня с состраданием, она прощалась со мною
навеки!» [С. 365]. Отсюда и смена настроения героя-повествователя в
финале рассказа: «Такое отчаяние охватило меня, такое горе!» (ср. с
началом рассказа «Свечечка»: «Такая тоска забрала меня вдруг в тот
вечер...»).
Вместе с тем и в последнем рассказе Ю. Казакова остается «луч надежды», мотив света и ожидания встречи - единения душ - роднит его с
рассказом «Свечечка». «Наконец ты просиял и засветился...»,
- читаем
мы на последней странице текста «Во сне ты горько плакал...». И далее:
«Но хриплым, слабым голоском звучала во мне и надежда, что души
наши когда-нибудь опять сольются, чтобы уже никогда не разлучаться.
Да! Но где, когда это будет?» [С. 356].
Наконец, крайне показательна субъектная организация текстов, составивших этот своеобразный «диптих». Как и во всех «лирических»
рассказах (текстах лирического эпоса, по классификации Б. Кормана),
повествование здесь ведется от 1-го лица (от имени героя, близкого
автору). Однако только в этих двух рассказах Казакова повествование
становится «обращением к Ты». Например: «И что с тобой станет, когда,
очнувшись наконец от своей игры где-нибудь далеко в лесу, ты станешь
звать меня, исходить в захлебывающемся крике, а я тебя уже не услышу!» (Свечечка); «Что значила твоя улыбка? Видел ли ты сны? Но какие
же сны ты мог видеть, что могло тебе сниться, что мог ты знать, где
бродили твои мысли и были ли они у тебя тогда?», «Но вспомнишь ли
этот день ты? Обратишь ли ты когда-нибудь свой взор далеко, глубоко
назад...» («Во сне ты горько плакал...»).
В статье «Лирика с коммуникативной точки зрения» Ю.И. Левин
замечает, что частое использование 2-го лица характерно именно для
лирики и совсем не свойственно эпической прозе (за исключением, разумеется, эпистолярных произведений). При этом в лирических стихотворных текстах выделяются, в частности, «Ты собственное», которое
может отождествляться с определенным реальным адресатом и «Ты
несобственное» - когда «имеется конкретный адресат обращения, но он
заведомо не может воспринять это обращение ("Кобылица молодая...
Что ты мчишься, удалая..." Пушкина;)» [3].
38
РУССКАЯ РЕЧЬ 5/2012
Форма повествования, так точно выбранная Ю. Казаковым для рассказов «Свечечка» и «Во сне ты горько плакал...», выполняет двоякую
задачу. С одной стороны, рассказам свойственна «повышенная коммуникативность» - герой постоянно говорит с сыном и обращается к нему.
С другой, постоянные обращения к Ты адресата не столько выстраивают
полноценный диалог, сколько обнаруживают попытку героя наладить
связь с сыном, пробиться к его сознанию, как это происходит в рассказе
«Свечечка»:
«Понимаешь ты, о чем я говорю?
- Понимаешь! - тотчас откликнулся ты.
Эх, малыш, ничего-то ты не понимаешь...» [С. 335]; «Ты молчал, мчась куда-то на своей машине, удаляясь от меня, как звезда...»
[С. 336].
Незадолго до смерти, в статье «Опыт, наблюдение, тон» (1979 г.)
Юрий Павлович Казаков написал: «...к речи надо иметь вкус, слово
чутьем находить. И беда, когда писатель не видит спрятанный свет
слова, не чувствует его заглушённый запах, когда в ладонях слово не
отогревается, не начинает дышать, жить...» [1. Т. 3. С. 233].
Знаменательно, что завершается рассказ «Свечечка» воспоминанием
героя о том, как однажды осенью на Севере, почти потеряв надежду
выйти к жилью, увидел он наконец какой-то огонек, и «сразу стало хорошо: вообразились какие-то люди, разговоры, тепло, свет, жизнь...».
Воспоминание это «замыкает в кольцо» повествование в целом, а кольцевая композиция актуализирует оппозицию мотивов тьма - смерть/
свет - жизнь, заданную с самого начала, с первой фразы: «Такая тоска
забрала меня вдруг в тот вечер, что не знал я, куда и деваться - хоть
вешайся!» [С. 334]. «И вспомнив этот давний случай и думая о тебе,
я почувствовал вдруг, как мне стало весело, недавнюю тоску мою как
рукой сняло, и снова захотелось жить» [С. 347], - так заканчивается рассказ «Свечечка». Свет, освещающий страницы казаковской прозы, стал
главной темой одного из последних его шедевров.
Литература
1. Гаспаров М.Л. Фет безглагольный. Композиция пространства, чувства и слова // Гаспаров М.Л. Избр. труды. М., 1997. Т. II. С. 22.
2. Казаков Ю.П. Собр. соч. В 3 т. М., 2008. Т. 1. Далее указ. только
стр.
3. Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 1998.
С. 470.
Калуга