М.В.Суслова. История в романах Пио Барохи
advertisement
М.В. СУСЛОВА ИСТОРИЯ В РОМАНАХ ПИО БАРОХИ* Проблема отношения к истории и к национальному прошлому возникает в творчестве испанского писателя Пио Барохи-и-Несси (1872 – 1956) неслучайно, так как в целом отвечает духовному поиску поколения 1898 года1 – поиску иной истории, традиции и языка. Исследователь поколения Педро Лаин Энтральго отмечает, что «…представители 98-го <…> изобретают новый традиционализм, наивный или средневековый традиционализм. Традиции Кальдерона они противопоставят традицию Берсео и Хорхе Манрике, современной эпичности – романсеро, Франсиско Рохасу – архипресвитера Итского»2. Антипатия Барохи к официальной истории («Всякое прошлое, а в особенности испанское, мне кажется <…> черным, мрачным, мало человечным»3) причудливо переплетается с отсутствием языкового чувства (предки романиста, баски, не говорили по-кастильски), в результате чего писатель отвергает красоты красноречия, «кладбищенские украшения»4, по его выражению. Ценность своего творчества Пио Бароха видел не столько в литературной или философской стороне, сколько в психологической и документальной5. Последний аспект писатель связывает с современностью, с повседневной реальностью, понимая документальность «предельно широко: это и устные свидетельства очевидцев, и мемуары, и газетные материалы, и личные наблюдения»6. Словом, Бароха обширно вводит в романный текст разнообразный фактический материал и с обоснованной гордостью заявляет: «Всякий, кто прочтет мои книги и поинтересуется современной испанской жизнью, заметит, что почти все важные события последних пятнадцати или двадцати лет появляются в моих романах»7. Это действительно так: «яростный враг прошлого»8 неоднократно воссоздает исторический фон, хотя чаще всего он имеет в его романах скорее прикладное, чем самостоятельное значение. Наиболее существенные подтверждения тому – трилогия «Прошлое» («Ярмарка сдержанности», 1905, «Последние романтики», 1906, «Гротескные трагедии», 1907), повествующая об испанской и французской истории последней трети Х1Х в. и состоящий из двадцати двух романов цикл «Воспоминания человека действия» (1913-1935), в котором главным действующим лицом становится дальний родственник автора Эухенио Авиранета (1792 – 1872). В названных и некоторых других произведениях упоминаются или угадываются по деталям и оброненным репликам многие важные события как испанской, так и мировой истории: • 1868-1874 – революция в Испании («Ярмарка сдержанности», «Гротескные трагедии»); • 1870-1871 – франко-прусская война («Гротескные трагедии»); • 1871 – Парижская коммуна («Последние романтики», «Гротескные трагедии»); • 1872-1876 – вторая карлистская война («Салакаин Отважный», 1909); • 1898 – испано-американская война («Древо познания», 1911); • 1905 – революция в России («Мир таков», 1912); • 1906 – покушение на короля Испании («Странница», 1908); • 1911-1913 – Синьхайская революция («Мир таков»). «Воспоминания человека действия», написанные после тщательного изучения архивных материалов, посвящены испанской истории первой половины Х1Х в.: • 1808-1814 – борьба против наполеоновской армии, слившаяся с испанской революцией; • 1814-1834 – противостояние либерализма и абсолютизма; • 1834-1840 – противоборство либерализма и карлизма (1833-1840 – первая карлистская война). Тем не менее, хотя «история» и подкрепляется предварительным изучением архивов, биографическим началом, намеками на современность, авторская манера воссоздавать эпоху лежит вне области бытовавшей в то время прогрессивнолиберальной концепции истории. Отныне произведение отвечает анархистской склонности автора: единое повествование, вслед за единым историческим потоком, разбивается на отдельные фрагменты и стремящиеся к завершенности лирические зарисовки, «мир романа является лишь формой кое-как организованного перспективистского хаоса»9. Ответом на распад истории становится концепция Барохи «действие ради действия». Исторический роман у Барохи эволюционирует в сторону романа о «воплощенной тревоге» – бродяге, авантюристе, мореходе, контрабандисте, мечтателе. Тип авантюриста принимает на себя проблематику исторического и творческого постижения мира, представляет собой реакцию на испанскую абулию (безволие). Бароха прописывает испанской нации «гимнастику духа», которая должна воспитать в человеке стремление, а в конечном итоге – и умение, превзойти самого себя, черпать силы в любви к опасностям и трудностям. Мотив «действие ради действия» звучит в активистском витализме Эухенио Авиранеты, Салакаина Отважного («Салакаин Отважный»), Кинтина Гарсии Роэласа («Ярмарка сдержанности»). История предоставляет этим героям бесчисленные возможности для самоутверждения, становится ареной индивидуального действия. Творческий динамизм жизни является космическим потоком энергии, который подхватывает барохианских активистов и через них излучается в жизнь10. Единичные силы превосходят коллективные, а потому «авантюристы образуют истории, но не Историю»11; история, по Барохе, имеет ценность лишь как свидетельство жизни. В показе известных исторических событий превалирует перспективизм: герои и факты охарактеризованы с частной точки зрения, в зависимости от знания, взглядов и положения наблюдателя12. Масштабному описанию Бароха предпочитает калейдоскопичность, лоскутность изображения истории. Конечная картина создана не из цельного куска, а составлена из бесчисленных фрагментов человеческой деятельности во всем ее разнообразии. Писатель не создает эпических полотен военных или революционных действий, в центре его внимания – конкретная человеческая судьба. Герой может принимать или не принимать обстоятельства, быть их жертвой или инициатором, но любой исход делает более выпуклыми отношения личности и истории, обнажает изнанку исторических событий и позволяет взглянуть на них иначе, не с точки зрения конечной цели, а с позиции частной жизни. Одна из причин такого подхода видится в том, что писатель следует поколенческой модели истории. Поколение 1898 года предлагает новое понимание истории, основанное на концепции интраистории, разработанной Мигелем де Унамуно. Унамуно разделяет историю и интраисторию. Первая – это область происшествий, фактов, это все мимолетное, случайное, искусственное, поверхностное в жизни людей. Истории принадлежит то, что отделяет одного человека от других: исторически сложившиеся сословия и нации, описательного плана литература, зависящая от исторической конкретики, политические, религиозные, государственные сообщества. К интраистории относятся личностные, индивидуальные поступки и решения, все подлинное в человеке, иррациональное, естественное, глубокое в человеческой жизни. В интраисторию входит то, что связывает одних людей с другими: привычные повседневные действия, ощущение своей причастности к народу, культуре, языку, соединяющему людей во времени и пространстве. Интраистория, по мысли Унамуно, должна выделиться из истории, выпасть в осадок: «Рушась под собственной тяжестью, внешняя цивилизация, мир учреждений и памятников социальной среды выпускает на волю внутреннюю культуру, которую она несла в своем чреве и которой стала наконец тесна»13. Интраистория проступает через историю и наполняет смыслом суть каждого момента; история проходит, интраистория увековечивается: «Разве народ более привержен традиции, нежели те, кто живет в истории? Несомненно, но на иной манер; его традиция непреходяща»14. Как сказал бы Унамуно, Бароха идет к истории через интраисторию15. Отказываясь от академической истории, Бароха тем самым отказывается от статуса историка или философа истории, выбирает повседневность. Обращаясь к истории, Бароха ищет утраченную реальность, воссоздает эпоху, вдыхает жизнь в сухие факты, за официозом видит человеческие судьбы и чувства. В этом заключается исторический подход писателя: его интересует не столько фактическая, сколько житейская сторона дела. Ведь это в некотором смысле однонаправленный процесс: история входит в мельчайшие поры человеческого бытия и быта, но не всегда учитывает житейские соображения. Авторская установка смотреть в прошлое, рассказывание уже известных событий, а не переживание на глазах становящейся истории позволяют акцентировать частный взгляд, а не имитировать нейтральный тон официальной хроники. Нередко Бароха намеренно выбирает для повествования о значительном историческом событии погруженного в себя, плохо осознающего происходящее и ориентирующегося в нем человека, не принадлежащего к типу завоевателей или деятелей, с которым читателю легче всего ассоциировать себя. Наиболее ярко эта авторская позиция проявляется в заключительных романах трилогии «Прошлое». Герои трилогии Кинтин Гарсиа Роэлас и дон Фаусто Бенгоа («Последние романтики», «Гротескные трагедии») представляют различную реакцию на исторические события: Кинтин активен и использует ситуацию в своих целях, дон Фаусто пассивен и выбирает позицию неучастия. Можно сказать, что они противоположны в действенном отношении к истории. Исторические потрясения напрямую затрагивают жизнь обоих героев, но Кинтин обогащается и в дальнейшем становится депутатом, Бенгоа же теряет семью, дом, друзей, возможно, что на какое-то время и себя самого. После разгрома Коммуны образовавшийся разрыв в существовании настолько ощутим, что дон Фаусто во что бы то ни стало пытается вернуть бытию цельность. Всю свою философию, которую разделяет и сам Бароха, он формулирует в одной фразе: «…жизнь никогда не заканчивается… Она всегда в начале… и в конце»16. Необязательно быть современником тех или иных описываемых исторических событий, ведь время существует как соотнесение прошлого, настоящего и будущего, а значит, истоки и причины любого явления могут переживаться в данный момент, равно как и его последствия и результаты. История для Барохи ценна именно своим ретроспективно-объяснительным потенциалом, в ней не может быть ничего нового, как в «вечном возвращении» Ф. Ницше или «перспективизме» Х. Ортеги-и-Гассета. Внимание писателя привлекает разрыв человека с привычной средой и системой мыслительных штампов. Если речь идет о заурядном герое, то этот разрыв подается через одиночество и редкие минуты прозрения; сильная личность преобразует жизнь с помощью действия. Такой сильной личностью представляется конспиратор, партизан, политический вождь Эухенио Авиранета, образ которого отвечает поколенческому поиску героя-деятеля. Человек действия был реакцией на общество, в котором существовал и он сам, и создавший его писатель. Индивидуальное действие оказалось способом дистанцироваться от общества, проявлением дезинтегративных качеств личности. Активность является в данном случае знаком утверждения героя на этом пути, символизирует отказ от прагматических ценностей и морали, навязываемых буржуазией, воплощает бегство от чуждой ему реальности. Взамен предлагается свобода и аутентичность личности: Авиранета воздействует на социальный и исторический мир, оставаясь независимым от влияния этого мира. Бароха постоянно упоминает, что Авиранету привлекают трудности, и вся его активность направлена на то, чтобы возобладать над ними. В сущности, герой охарактеризован двумя чертами: во-первых, им движет идея «действие ради действия», вовторых, он стремится к установлению либерализма в Испании. Прежде всего, Авиранета создан идеологически, как носитель определенной точки зрения, что значительно разводит его и других приверженцев действия – авантюристов, мореходов, контрабандистов – в романах Барохи: «Функция Авиранеты заключается в том, чтобы показать, чем могла стать, но так никогда и не стала, Испания ХIХ века»17. Действие героя можно рассматривать в трех аспектах, позволяющих выявить специфику его активности и ее связь с барохианской современностью. Во-первых, Авиранета выражает потребность личности свободно и самостоятельно действовать в эпоху, когда близится наступление массового общества, не принимающего индивидуальной активности. Литература как одно из средств отображения действительности фиксирует новое восприятие человека, а Бароха превращается в предшественника и первого интерпретатора этой проблематики: «Творчество Барохи имеет сходство с творчеством таких писателей, как Беккет, Кафка и Камю <…> В своих произведениях посредством почти анонимных героев все они показывают, как исторические обстоятельства, в которых живет человек ХХ века, явились причиной обмельчания и безвестности личности. <…> Вместе с тем другая причина, почему Авиранета охарактеризован через минимум идей, а не с помощью глубокой и сложной психологии, отражает отсутствие 18 индивидуальности в ХХ веке» . Во-вторых, действия Авиранеты не сводятся к движению, хотя романные события стоят под знаком путешествия без начала и конца. Постоянные перемещения барохианских персонажей не превращают их автоматически в людей действия, а лишь создают видимость происшествий. В-третьих, нельзя обойти вниманием проблему ницшеанского влияния при создании образа Авиранеты. Герой Барохи и сверхчеловек Ницше соприкасаются в сфере не действия, а морали: они оба возвышаются над заурядностью большинства. В заключение следует отметить роль истории и прошлого на собственно художественном уровне произведений. Путешествие в прошлое может осуществляться как в пределах жизни одного героя, так и охватывать более долгий промежуток времени. При этом возможны два варианта временного отстояния – династический и собственно исторический. Для всех героев Барохи важно происхождение: автор делает экскурс в прошлое и рассказывает читателю подробности о семьях Айсгорри («Дом Айсгорри», 1900), Бенгоа, Монкада («Или Цезарь, или ничто», 1910), Андиа («Тревоги Шанти Андиа», 1911), Саваровых («Мир таков»). Упоминания предков существенны для Фернандо Оссорио, Хуана Лабраса («Владелец Лабраса», 1903), Роберто Гастинга (трилогия «Борьба за существование», 1904), Кинтина Гарсии Роэласа, Салакаина Отважного. Бароха придавал большое значение, выражаясь современным языком, евгенике и антропогенезу, а потому все сведения о героях читатель должен воспринимать в первую очередь с научной точки зрения. Герои – последние представители династий – аккумулируют в себе лучшие свойства предков. В борьбе с дурной наследственностью выстаивают и побеждают Агеда Айсгорри, Фернандо Оссорио, Салакаин Отважный. Династические влияния подкрепляются сравнениями с историческими фигурами. Мифо-историко-литературными предками героев Барохи становятся Катилина (Кинтин Гарсиа Роэлас), Одиссей и Роланд (Салакаин Отважный), Юлий Цезарь и Чезаре Борджиа (Сесар Монкада). Шанти Андиа очарован жизнеописанием и подвигами своего легендарного предка конкистадора Лопе де Агирре. Все эти примеры доказывают, что в истории Бароха видит повторение прошлого. История у Барохи становится по большей части предысторией или рассказыванием историй. Это уже уровень формы, связанный с сюжетным построением и проблемой позиционирования автора. Роман «Тревоги Шанти Андиа» построен как поиск информации: герой заполняет пустоты дядиной биографии. Публикация чужой рукописи – «Владелец Лабраса». Герой дилогии о Марии Арасиль («Странница», «Город туманов», 1909) журналист Том Грэй во второй части публикует рассказ о бегстве доктора и его дочери, так что «Странница» может восприниматься как чужой репортаж. Жанровое многообразие в границах одного произведения нередко обусловлено документально вводимыми чужими голосами: речь пойдет о письмах, дневниках, рукописях, воспоминаниях, что на уровне формы связано со вставными рассказами и рамочными конструкциями. К этому остается лишь добавить, что эпическое начало в своем историческом аспекте эволюционировало в творчестве Пио Барохи до хроники, несколько утратив масштабность и монументальность, подменив раскрытие сущности эпохи раскрытием сущности одной человеческой жизни. Именно посредством частной судьбы читатель получает целостное представление о времени действия. Аспекты хроникального изложения событий могут быть различны: хроника жизни определенной местности – Лабраса, парижская «одиссея» дона Фаусто Бенгоа, хроника путешествия по Испании («Путь к совершенству», «Странница»), по другим странам («Парадокс, король», 1906, «Город туманов», «Мир таков»). Отмеченные моменты (национальная история, образы героев, роль действия) представляют узловые пункты барохианского понимания прошлого. В интерпретации известных исторических событий автор опирается на концепцию интраистории и открывает прошлое путем его воссоздания в настоящем. Писателя интересуют, на первый взгляд, обычные, незначительные, порой анекдотичные, порой презренные происшествия, но такова концепция интраисторического романа Барохи, ведь именно подобные события и ситуации влияют на ход вещей этого мира, определяют условия человеческого существования и, в конечном итоге, являются самой жизнью. Примечания Суслова М.В. История в романах Пио Барохи // Литература XX века: итоги и перспективы изучения. Материалы Пятых Андреевских чтений. Под редакцией Н.Н. Андреевой, Н.А. Литвиненко и Н. Т. Пахсарьян. М., 2007. С. 139 – 146. * 1 Поколение 1898 года, или «поколение катастрофы», – духовноинтеллектуальное течение, которое возникло после поражения Испании в войне с США (1898) и объединило видных деятелей испанской культуры (Асорин, М. де Унамуно, П. Бароха, Р. дель Валье-Инклан, Р. де Маэсту и др.), ратовавших за ее обновление. 2 Laín Entralgo P. España como problema. T.1 – 2. T. 2. Madrid: Aguilar, 1956. P. 337. 3 Baroja P. La dama errante. París: Nelson: s.a., p. IХ – Х. 4 Baroja P. La dama errante…, p.Х. 5 Baroja P. La dama errante…, p. V. 6 «На границах»: Зарубежная литература от средневековья до современности / Отв. ред. Л.Г. Андреев. М.: Экон, 2000. С.184. 7 Baroja P. La dama errante…, p. V. 8 Baroja P. La dama errante…, p.VII. 9 Wolfzettel F. Der spanische Roman von der Aufklärung bis zur frühen Moderne: Nation und Identität. Tübingen: Basel, Francke, 1999. S. 345. 10 Pío Baroja. Ed. de J. Martínez Palacio. Madrid: Taurus, 1974. P. 423 – 447. 11 Wolfzettel F. Der spanische Roman…, s. 353. 12 López-Marrón J.M. Perspectivismo y estructura en Baroja. Madrid: Porrúa Turanzas, 1985, p.47-65. 13 Унамуно М. де. Избранное в 2 томах. Т. 2. Л.: ИХЛ, 1981. С. 224. 14 Унамуно М. де. Избранное…, т. 2, с. 218. 15 По мнению И.А. Тертерян (Испытание историей. Очерки испанской литературы ХХ века. М.: Наука, 1973. С. 225), Бароха – единственный из поколения 1898 года, кто схватил живой, сиюминутный образ испанского общества. Каков бы ни был сюжет романа Барохи, он строится так, что герой погружается в глубинную народную жизнь. Но со временем взгляд писателя менялся - от умиления народной жизнью до ее полного неприятия. Эта эволюция наглядно прослеживается, например, при описании танцев. Появившиеся с трехлетним интервалом между собой «Путь к совершенству» (1902), «Ярмарка сдержанности» и «Странница» регистрируют смену авторского отношения к поселянам и их развлечениям. Для Фернандо Оссорио («Путь к совершенству») погружение в интраисторию оказывается целительным, т.к. этой жизни чуждо интеллектуальное осмысление происходящего. Автор прославляет иррациональную жизнь: «В этих танцевальных вечерах было что-то звериное, будившее в душе здоровые, естественные инстинкты варвара, вызывавшее целый поток энергии, заставлявшее забывать всяческие мистические безумства и упадочные идеи» (Путь к совершенству. Авторизов. пер. с исп. А. Соколова. М.: Современные проблемы, 1912. С. 364). В «Ярмарке сдержанности» игрока Кинтина, разбойника Пачеко и похищенную ими графиню приглашают на деревенский праздник крестин. Приняв приглашение, герои попадают в совершенно иной мир, проступающий в словах романсеро, вызываемый из небытия гитарными переборами, отсылающий к тому сказочно-мифическому времени, когда аристократки заходили в дома простого люда, а графини танцевали с разбойниками. В «Страннице» же на первый план выходят крестьянская грубость, дикость и некрасивость, вся картина в целом вызывает отвращение и насмешки интеллигентной публики: «…мы в самом расцвете бронзового века» (Op. cit. P. 224). 16 Baroja P. Las tragedias grotescas. Barcelona: Planeta, 1955. P. 282. 17 Longhurst C. Las novelas históricas de Pío Baroja. Madrid: Guadarrama, S.A., 1974. P. 204. 18 López-Marrón J.M. Perspectivismo y estructura en Baroja…, p.156 – 157.
