А.В. Соснин, М.С. Солодаева ЛИТЕРАТУРНЫЙ КАНОН И
advertisement
А.В. Соснин, М.С. Солодаева ЛИТЕРАТУРНЫЙ КАНОН И ПРИНЦИПЫ ОТБОРА МАТЕРИАЛА ДЛЯ СОВРЕМЕННОГО ЛЕКСИКОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ Работая в русле чистого дескриптивизма (описание языковых элементов от лексемы включительно, индуктивно выводимых из текстов), который главенствует в лексикологических исследованиях последних лет, будь то анализ вербализаций / архитекста какого-либо концепта, изучение лингвокультурного типажа, исследование паремиологического фонда и т.п., исследователь-германист всегда сталкивается с двумя проблемами, решить которые в рамках существующей лингвистической парадигмы крайне сложно. Это выбор более или менее объективных методов и процедур лингвистической интерпретации (не субъективных, типа: «в данном контексте я встретил такое-то явление и на основе подходящего к данному случаю метода или обыденного понимания делаю такое-то заключение относительно его дистрибуции, аксиологической и социокультурной ценности»), а также выбор объективного и исчерпывающего материала для исследования. Остановимся подробнее на последнем аспекте. Очевидно, отбор источников на основе их доступности, иллюстративности, немедленной (по мнению исследователя) референции к исследуемому феномену, «современности» языка и т.п. не может претендовать на объективность из-за крайней лимитированности перечисленных критериев. Публицистические статьи не дают представления обо всем богатстве выразительных средств языка в силу своей стилевой отнесенности. Основным источником материала для анализа не могут служить и социолингвистические опросы, даже нескольких разнородных групп населения, так как «на выходе», как правило, получается усредненно-обывательское ассоциативное представление об исследуемом лингвистическом феномене (ср. Лондон – королева – парламент – Биг Бен – красные автобусы). Вообще, в лексикологическом исследовании установка на литературный текст абсолютно необходима, поскольку в изучении, например, аксиологической лексики она позволяет выявить тот факт, что у ключевых ценностных концептов имеются не только объективно истинные признаки: референция, не будучи прямой, опосредуется в художественном тексте различными социальными нормами, в том числе законами жанра, а «истинное» значение текста релятивизируется относительно конкретного набора интерпретирующих критериев. Для изучения фразеологии в коммуникативнопрагматическом аспекте или для описания вербализаций сложных концептов абсолютно необходимы обширные контексты, в первую очередь литературные. Наконец, ориентация на литературный текст в лингвистическом исследовании позволяет восстановить традиционные связи лингвистики с литературоведением и другими гуманитарными дисциплинами и, таким образом, вовлечь в орбиту анализа прагматические установки и аксиологические нормы, а также учесть «вторичные» семиотические системы наравне с языком. Соответственно, возникает вопрос: какой литературный материал должен служить основой для лингвистического исследования, претендующего на объективность? Представляется, что таковым будет т.н. «литературный канон», т.е. совокупность произведений, изучаемых в средней и высшей школе в стране исследуемого языка. Именно на основе литературного канона формируется значительная часть концептосферы образованных носителей языка (ср.: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему» – для русского человека отсылка однозначна). Рассматривая британский вариант английского языка в синхронии, мы говорим о литературном каноне новоанглийского языка, т.е. о совокупности литературных произведений, созданных на Британских островах на более или менее стандартизированном языке с XVI века по настоящее время. Период достаточно большой, и такое понимание синхронии может показаться спорным, однако, как отмечает В.З. Демьянков, на его протяжении наблюдается существенная преемственность, «изотопичность» признаков, метафор, фреймов и сценариев, использовавшихся представителями английского социума при структурировании действительности, а также языковых средств их выражения. Так, когнитивными исследованиями было установлено, что у Шекспира (в меньшей степени – у Марло), в отличие от предшественников, пьесы структурированы так, чтобы еще до основного действия сделать понятными зрителю намерения героев. Иначе говоря, «Шекспир помогает своему адресату выработать ожидания, чего не было у авторов до него. Выработка ожиданий – не какая-то независимая психологическая способность, а попутный продукт интерпретации речевых событий, когда выявляются причинные и временные отношения между событиями. Таким образом, шекспировская эпоха была временем своеобразной «когнитивной революции», когда изменились механизмы когниции у целого поколения. Очевидно, где-то между двенадцатым и серединой семнадцатого веков английская ментальность вступила на новый путь мышления: мышления в терминах времени, причинности и вероятности» [1:26]. При определении литературного канона, тем не менее, возникает ряд проблем. Первая – это размытые границы канона, даже у носителей языка. Здесь необходимо иметь в виду, что речь идет о некоем аппроксимированном абстрактном конструкте, у которого, тем не менее, есть относительно постоянное ядро. Далее, противники любой стандартизации в литературе утверждают, что канон навязывается сверху различными образовательными департаментами и комиссиями, в которых право решающего голоса принадлежит преуспевшим в жизни белым мужчинам англосаксонского происхождения, которые занимаются литературой профессионально. Это не совсем так: литературный канон создается не ученымилитературоведами, а широкими слоями образованного читающего населения (которые читают для того, чтобы получить интеллектуальное удовольствие – sic!), и произведение, которое не выдерживает проверку временем, неизбежно из него выпадает. Как писал английский писатель и лексикограф Сэмюэл Джонсон (1709-84), который первым поднял вопрос о качестве и упорядочении английской литературы, «I rejoice to concur with the common reader; for by the common sense of readers uncorrupted with literary prejudices, after all the refinements of subtlety and the dogmatism of learning, must be finally decided all claim to poetical honours» [2]. На утверждение о том, что канон официально формируется мужчинами, можно возразить, что, во-первых, основную массу читателей всегда составляли женщины и что, вовторых, главным критерием включения произведения в литературный канон все-таки должно служить его качество, а не пол автора. Такие авторы, как Джейн Остин, Джордж Элиот (Мэри Энн Эванс), Элизабет Гаскелл или Вирджиния Вулф занимают в каноне ключевые позиции, а утверждать, что, например, «Франкенштейн» Мэри Шелли затмевает все литературные достижения ее мужа Перси Биши Шелли, попросту нелепо (тем более что этот сюжет был подсказан Байроном). Можно ли объять всю литературу новоанглийского периода в учебной программе? На это в Великобритании претендуют лишь несколько университетов, в том числе Оксфорд. От студента потребуется знание следующих авторов и направлений: поэты начала XVI века Томас Уайет и Генри Серрей; поэзия елизаветинского периода, представленная Эдмундом Спенсером, Филиппом Сидни и Майклом Драйтоном; великие драматурги елизаветинского периода: Уильям Шекспир (все пьесы!), Кристофер Марло, Бенджамин Джонсон и Джон Уэбстер; поэты-метафизики Джон Донн, Джордж Герберт и Эндрю Марвел; проза XVI и XVII веков (Томас Нэш, Фрэнсис Бэкон, Томас Браун); Джон Мильтон (поэмы «Потерянный рай», «Возвращенный рай», «Самсон Борец», лирика и проза); Джон Драйден, Александр Поп, Джонатан Свифт, Даниель Дефо, Сэмюэл Ричардсон, Генри Фильдинг, Лоренс Стерн, Сэмюэл Джонсон, Джейн Остин; поэты-романтики: Уильям Вордсворт, Уильям Блейк, Сэмюэл Тейлор Кольридж, Перси Биши Шелли, Джон Китс, Джордж Гордон Байрон, Вальтер Скотт; викторианские романисты: Чарльз Диккенс, Джордж Элиот, сестры Бронте, Уильям Мейкпис Теккерей, Энтони Троллоп, Элизабет Гаскелл, Томас Гарди; викторианские поэты: Альфред Теннисон, Роберт Браунинг, Кристина Россетти, Джерард Мэнли Хопкинс, Мэтью Арнольд, Томас Гарди (как поэт) и так далее в ХХ век… [3:77] Мы перечислили здесь авторов, чьи произведения составляют ядро литературного канона (до ХХ века). Однако существует очень много других авторов и направлений, которые более или менее удалены от центра. Вот лишь некоторые из них: драматургия эпохи реставрации, литературная критика XVIII века, готический роман, викторианская юмористическая и сатирическая поэзия… Из огромного корпуса английской литературы, написанной в первой половине ХХ века, в литературный канон прочно вошли произведения следующих авторов: в прозе – Джеймс Джойс, Дэвид Герберт Лоуренс, Джозеф Конрад и Вирджиния Вулф; в поэзии – Уильям Батлер Йейтс и Томас Стернз Элиот. Отдельные критики и многие читатели добавят к ним поэтов потерянного поколения, особенно Уилфреда Оуэна. Безусловно каноническим поэтом с ярким неповторимым стилем письма англичане считают Уистена Хью Одена. Среди романистов имен с таким же безусловным статусом нет. Ивлин Во, творчество которого хорошо известно в России, является важным, но не центральным писателем [3:89]. В последнее время в Великобритании возрос интерес к романам английского писателя и критика Эдварда Моргана Форстера (Howard’s End, A Passage to India), который был современником Вирджинии Вулф и разделял ее творческие принципы. Однако, несмотря на всю неожиданную актуальность затрагиваемых им тем, которые связаны с осмыслением колониализма, Форстер по-прежнему остается в каноне периферийным автором. При попытке сконструировать канон литературных произведений, написанных после Второй мировой войны, возникают существенные трудности. Кто из писателей пятидесятыхшестидесятых годов, которые сейчас кажутся англичанам безнадежно устаревшими, будет заново открыт через двадцать лет и займет достойное место в каноне? Филип Ларкин? Кингсли Эмис? Уильям Голдинг? Джон Осборн? Что же сказать о современных писателяхпостмодернистах (Джон Фаулс, Питер Акройд, Джулиан Барнс, Антония Байетт), о постколониальной литературе (Салман Ружди, Ханиф Курейши, Майкл Онджаати), о талантливых представителях коммерческих жанров? Перечисленные проблемы еще более осложняются недоступностью источников для российского исследователя и, соответственно, синфазой в формировании литературного канона. Неудивительно, что российская версия английского литературного канона близка к английской версии 1900 года! В книге англоязычного писателя индийского происхождения Видиадхара Найпола «Загадка прибытия» рассказчик произносит следующие слова: «Лондон, который я знал и владел им в своем воображении, был Лондоном Диккенса. Это был Диккенс – и его иллюстрации, – которые дали мне иллюзию города. Таким образом, я был похож на русских, о которых я собирался услышать (и удивиться им), которые все еще верили в реальность диккенсовского Лондона» [цит. по: 4:120]. Подобные «мифы», таким образом, могут служить «системой координат», организующей деятельность, представления или знания. Более того, русский читатель склонен воспринимать английскую литературу сквозь призму европейской или своей собственной литературной традиции, в то время как англичане в первую очередь ориентируются на сугубо английские, «островные» переживания и конфликты (domestic joys and sorrows). В этом смысле, величайшими романистами XIX века будут не Диккенс и Теккерей, как это полагают русские, а Джордж Элиот, Диккенс и Гарди (именно в таком порядке). Томас Гарди одним из первых поставил вопрос о сомнительности викторианских ценностей. Это едва ли не самый популярный классический автор в Великобритании, а его романы – энциклопедия «английскости». Русскому читателю, тем не менее, Гарди зачастую просто скучен. Байрон, который так важен для русского и европейского читателя как певец мятежного индивидуализма и разочарования в эпоху крушения идеалов французской революции, считается в Англии менее значимым поэтом-романтиком, чем Вордсворт, Блейк или Китс, «культивировавшими» романтизм, так сказать, на английской почве. Об отношении к Байрону в Англии свидетельствует, хотя и с некоторой долей преувеличения, следующий отрывок из романа «Будда из пригорода» английского писателя пакистанского происхождения Ханифа Курейши: «И когда папа принимался рассуждать о Байроне в местных пабах, выяснялось, что <…> далеко не каждый желает выслушивать лекции индийца на тему поэтики безумца и извращенца» [5:37] Джон Голсуорси, несомненно, ближе русскому читателю, воспитанному на классике «дворянских гнезд», чем английскому читателю, который достаточно далек от сочувствия переживаниям привилегированного меньшинства. Представитель отживающего реализма, представивший, тем не менее, в эпопее о нескольких поколениях одной буржуазной семьи весьма субъективный взгляд на панораму жизни английского общества 1890-1920-х гг., Голсуорси никогда не воспринимался англичанами с восторгом. Бытует шутка, что Голсуорси стал бы великим писателем, если бы не начитался Тургенева и Толстого! Как бы там ни было, англичане вспоминают о нем исключительно как об «авторе толстых томов». Итак, в настоящей статье мы попытались обозначить ряд проблем, связанных с дефиницией английского литературного канона и возможностями его использования в современном лингвистическом исследовании. Представляется, что канон – это идеальный аппроксимирующий конструкт или значение, которое никогда не достигается. Но в любом случае, солидный корпус литературных текстов абсолютно необходим для описания сложных лингвистических феноменов и стоящих за ними ментальных структур. В литературных текстах речь идет не только о том, что имеет место в реальном мире, но и о том, что могло бы быть в некотором возможном мире – ассумптивном универсуме, зависящем от личности автора, интертекстуальной рамки, стилевой отнесенности, аксиологических установок и проч. Предметом анализа, соответственно, становится не мир как таковой, а его концептуализация в рамках некоторой системы мнения. (Описывает ли введенный Диккенсом фразеологизм London particular ‘особый густой Лондонский туман’ реальный или опосредованный литературной традицией фрагмент действительности?) Вышесказанное, однако, не означает отказа от действительного мира, но предполагает разграничение реальности и текста, между которыми, безусловно, существует некоторое соответствие. Ограничившись онтологически существенными свойствами, лингвистика замкнулась бы на «вещах», в то время, как они «существуют» в языке в виде ценностных суждений. Литература 1. Демьянков, В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода / В.З. Демьянков / Вопросы языкознания. – 1994. – № 4. – С. 17-33. 2. Johnson, S. The Life of Gray / Samuel Johnson. – http://andromeda.rutgers.edu/~jlynch/Texts/gray.html 3. Hewitt, K. Understanding English Literature / K. Hewitt. – Perspective Publications, 1997. – 280 p. 4. Толкачев, С.П. Мультикультурный контекст современного английского романа. Монография / С.П. Толкачев. – М.: Литературный институт им. А.М. Горького, 2003.– 405 с. 5. Курейши, Х. Будда из пригорода / Х. Курейши. – М.: ACT, 2002. – 284 с.
