Протокол № 19 (31

Протокол № 19 (31.08.09 г.)
Обсуждение § 21
- Начну со сравнения. При чтении Ортеги-и-Гассета («Человек и люди») возникает неслучайная, по-видимому, ассоциация понятия присутствия (dasein) Хайдеггера и понятия радикальной реальности испанского мыслителя. Оба философа прорываются к самой непосредственной, исходной точке отношения к миру. К бытию можно добраться лишь идя от
вот-бытия. Перепрыгнув da, сразу упускаешь sein. Ведь бытие «везде», в том числе (и
прежде всего) «здесь». В чём привилегия этого места для начала пути к смыслу бытия?
Почему присутствие (dasein) «прежде всего»? Это единственное освещённое, открытое
место, «расщелина» бытия. Ортега-и-Гассет отличает радикальную (непосредственную)
реальность и опосредованную – символическую.
И к понятию «мир» Хайдеггер идёт от присутствия, так как в противном случае его
фундаментальная структура (бытие-в-мире) упускается. Так Декарт, идя от «протяжённости», куда затем «вставляется» присутствие, теряет феномен мира. Мир проясняется лишь
как окружающий мир, как обстоятельства дела, причём – целостность этих обстоятельств.
Изначальность дела для обоих философов. Вопрос «Что это такое?» изначально носит практический смысл: «Для чего это нужно?» Причём здесь подразумевается изначальность не хронологическая, а онтологическая. Все характеристики этого «нечто» (пример с
молотком) находятся в зависимости и объединяются в его «для чего».
Это, конечно, не связано напрямую с 21-м параграфом, но мне хотелось бы лишний
раз вспомнить об этих фундаментальных вещах прежде, чем заняться обсуждением того,
как Декарт перепрыгивает феномен мира.
- Отклоняясь от темы, хотел бы напомнить, что пора вообще заняться рефлексией: мы
давно не обсуждали протоколы заседаний.
- Пожалуй. Есть резон в таком случае сделать перерыв в чтении книги и обсудить последние протоколы. Но давайте займёмся параграфом № 21.
- Декарт перескакивает «через феномен мира» (95). Это не означает, что он забывает о
мире или не говорит о нём. Хайдеггера не устраивает сам подступ Декарта, из-за которого
мир упускается неизбежно. С одной стороны, Декарт опирается на древние представления
о бытии (Платон, Аристотель). Но, с другой стороны, он переводит традиционную онтологию на язык математической физики, что придаёт старому мировоззрению строгую научную форму в отличие от античной философии или средневековой схоластики.
- Автор схватывает как самое существенное в онтологии Декарта понятие субстанции –
«всегда-длящееся остающееся» (96), или «постоянное наличие». При этом остаётся неясным, непродуманным то, почему именно постоянство пребывания оказывается более фундаментальным, нежели изменчивость, подвижность бытия. Это что-то вроде предрассудка.
- То, что постоянство объявляется чем-то исходным как само собой разумеющееся?
- Принимается как данность.
- Но ведь дальше приводится резон Декарта: чувства ненадёжны для познания, так как они
говорят лишь о полезности и вредности вещей, а не раскрывают их природу (Первоначала
философии, 2, 3). Причём это очень близко к интеллектуальному миру неподвижных сущностей на фоне суеты фантомов чувств, как это понимал Платон.
- Но при таком разграничении само понятие разума рассматривается как именно та способность, которая схватывает что-то неизменное в изменчивом.
- Аж в ХХ веке Гуссерль говорит о сущности теоретической установки как способности
выявлять во множестве вариаций инвариантное. Так что Декарт жил, Декарт жив, Декарт
будет жить. Картезианская установка берётся как современная теоретическая.
- При этом важно, что инвариантное трактуется как более ценное по сравнению с вариациями.
- Более надёжное.
- А мне приходит на ум ассоциация с понятием имагинативного абсолюта у Голосовкера.
Все образы мифологической и художественной фантазии как раз пронизаны стремлением
преодолеть изменчивость бытия.
- Хайдеггер не отрицает самой дифференциации пребывающего и изменчивого, он лишь
против придания большей важности первому как автор книги «Бытие и время», где союз
«и» имеет соединительное значение.
- А я не знаю, связывает ли Декарт чувственную изменчивость бытия со временем.
- Здесь пока не будем об этом, чтоб не уйти слишком в сторону. [Вообще-то Декарт говорит о времени так же, как и о пространстве, переводя длительность на язык измерения].
Но вот что даёт пример определения твёрдости Декартом, который фигурировал и в предыдущем параграфе? Он абстрагируется от «чувства твёрдости» [как ненадёжного], переводя всё на язык физики: твёрдость = сопротивление = неизменность места относительно
догнавшей вещи. Это механическое истолкование твёрдости комментируется Хайдеггером: «Твёрдости и сопротивления вообще не оказывается, если нет сущего с бытийным
образом присутствия или по меньшей мере живого» (97). Иными словами, твёрдость невозможно понять в обход «чувства твёрдости», что пытается сделать Декарт.
- По сути здесь Декарт уравнивает человека [забирая у него внутреннее измерение] и
вещь, переключаясь на их [сугубо внешние] отношения.
- Твёрдость [как исходно ощущение] подменяется сопротивлением материалов, переводится на язык геометрии, механики.
- Точно! И человек – один из материалов. При таком подходе то, что Хайдеггер называет
dasein, а Бибихин – присутствием, оказывается не просто ненужным, а даже мешающим
научной строгости. Для науки такая позиция была крупным завоеванием, ведущим к будущим успехам, но вот для философии...
- Сужение взгляда.
- Упущение феномена мира. Правда, там автор делает оговорку: может, Декарту зря приписывается замах на весь мир. Может, он и не имел в виду ничего такого...
- Ему якобы «подсовывается» то, что он принимал внутримирное сущее за мир (98).
- Но ведь Декарт назвал свой трактат «Первоначала философии», так что он как раз и
стремился к универсальной точке зрения, охватывающей всё бытие, а не всего лишь его
«регион».
- Отношение Декарта к чувственному познанию понятно, а вот как Хайдеггер трактует
чувства? Не являются ли для него чувства чем-то вторичным по отношению к каким-то
более изначальным («бытийным») моментам?
- Наверное, само деление человека на такие различные стороны, как разум и чувства, вторично, не является исходным. Но для Декарта то, что дают чувства, «онтологически иррелевантно» (96), – вот что важно здесь для автора, который подразумевает более изначальную, чем чувства, рассудок и их разница, распахнутость «вот».
- Тут всплывают аксиологические проблемы, когда вещь «штемпелюется в благо» (99).
- Видимо, вряд ли Хайдеггер вообще отвергает ценности, но он упоминает «добавку ценностных предикатов» к наличному бытию (99), принципиально извращающую проблематику.
- Наверное, речь идёт о вещах, которые изучаются с точки зрения своего «устройства», из
которого выводятся их ценности.
- У Хайдеггера, насколько я понимаю, само понятие ценности вторично, производно от
исходного понятия подручности. В горизонте «для» и могут возникнуть «ценности». Аксиология [современная Хайдеггеру и известная ему: Виндельбанд, Риккерт] понимает
ценности «в себе», а Хайдеггер как раз это отвергает.
- Хайдеггер отвергает понимание ценностей как «объективных» свойств вещей.
- И везде в книге фундамент критики – невозможность перескочить desein. Попытки такого перескакивания приводят к различного рода фантомам, пустым абстракциям вместо
феноменов. И такие висящие в воздухе, пришедшие ниоткуда онтологии подвергаются
критике.
- Ценности превращаются в наличные определённости вещи. Причём как нечто готовое и
неизменное.
- О чём бы ни шла речь, исходный пункт dasein (присутствие) всегда на прицеле, всегда не
теряется из виду.
- Декарт «берёт» мир как что-то лежащее перед ним, уходя сам по ту сторону. Это неизбежно овеществляет мир. И мы до сих пор так мыслим, не растворяясь в мире, выводя себя по ту сторону.
- В качестве трансцендентального субъекта.
- И в этом основа познания как отношения к миру, находящемуся всецело за пределами
меня. Но у Хайдеггера принципиально нет такого разбиения на я (субъект) и мир (объект).
- Но как раз мы именно так привычно мыслим. Поэтому Декарт предстаёт как вполне современный мыслитель. Ему читатель втайне сочувствует, симпатизирует. [Декарт, философ 17 века, ближе, привычнее нам, чем Хайдеггер, философ 20 века]. Вот что лично для
меня делает чтение этой книги захватывающим.
- Он и говорит прямо о Декарте: «сегодня ещё обычная онтология».
- Хайдеггер соглашается с тем, что Декарт считает протяжённость одной из основных характеристик мира. Но как подходить к анализу пространства?
- Человек, как и любая другая вещь, оказывается частью пространства. Отсюда и такая
геометрическая интерпретация твёрдости.
- Человек-то ещё ладно. Это небольшое упущение. А вот то, что сам мир топологизируется, редуцируется к пространству, – для Хайдеггера ни в какие ворота. Пространство –
свойство мира. а не наоборот. Если мы в поисках мира пойдём по пути этой протяжённости. то мы будем хватать лишь внутримирное сущее, никогда не увидев мир [что и делает
наука]. К пространственности присутствия и мира Хайдеггер идёт через анализ подручности. Это означает, что весь предыдущий анализ подручности разворачивается теперь в
сторону топологической проблематики.
А вот почему здесь в названии появляется слово «герменевтическое»? Разве до этого анализ dasein не носил герменевтического характера?
- Может, здесь наиболее ясно сталкиваются безучастный подход к миру (научная отстранённость) и «участный», говоря языком Бахтина? И второй как раз герменевтический. Он
высвечивается как раз на фоне своей противоположности.
- Пожалуй. Хайдеггер отмежёвывает философию от науки.
- И как раз философия и оказывается участным мышлением [можно вспомнить что означает само это слово «философия»]. Это участие в движении к смыслу, некое беспокойство, открытость, проблемность самого бытия [а не чисто интеллектуальная проблема].
- Способ обсуждения предмета становится релевантным самому предмету. Вот откуда
важность появившегося слова «герменевтика».
- Без высвечивания «как» и «откуда» невозможно подойти к «что», в то время как наука
должна строго выводить из игры все «субъективные» моменты.
- Ещё важно понятие круга: мир окружает, а не стоит «перед» созерцателем. Это напоминает о фундаментальной структуре dasein как бытия в мире. И к пространству мы можем
подойти не иначе как через dasein.
- В названии следующего параграфа обращает на себя внимание то, что сразу за пространство мира Хайдеггер не хватается. Он идёт к ней через пространственность внутримирно
подручного. И в этом проявляется последовательность подхода – строго от dasein.
- Пора подвергнуть рефлексии прочитанное. Мне, например, чтение этой книги даёт не
столько новые сведения, сколько опыт дисциплины мысли. Меняется сама структура
мышления. И это философия, которая совершается прямо здесь и сейчас, актуальная философия.
- Тут ещё важна установка разговора. Книга, которую мы читаем, не должна восприниматься как оракул, слова которого мы усваиваем – и только.