По следам моего отца. Введение. В памяти осталась только одна картина. Отец держит меня на руках и, наклоняя, показывает крутящуюся пластинку патефона. Запомнились только аккуратные руки отца, исходящее от него тепло и зрительный образ патефона с крутящимся диском. И сумерки. Это всѐ. В марте 1941г. его забрали на военные сборы. Мне было 2 года и 2 месяца. Я никогда больше его не видел и не слышал. Подарок. Летом 1945 года, вернувшийся из плена без ноги фронтовой друг отца передал мне игрушку, сделанную, по его словам, моим отцом. Это была дощечка размером немного больше ладони. На дощечке находились 3 курочки и 1 петушок. Они клевали как бы зернышки, наклоняясь по очереди с помощью 4-х ниточек. Ниточки проходили через отверстия около курочек и под дощечкой крепились к небольшому грузику. Грузик нужно было колебать по кругу, слегка вращая дощечку. Курочки при этом клевали зернышки. Следы. 1. Рассказ Михаила Андреевича, фронтового друга отца, переданный мне моей матерью: «Осенью 1941-го немцы захватили их в плен на территории Латвийской республики, где находилась их часть. В Литве же и был сооружен концлагерь. Пробыли в концлагере более 2-х лет. Зимой было холодно, вода застывала в кружках. Голодно было всегда. У отца ещѐ на гражданке была язва желудка. В начале 1944года он умер на руках Михаила Андреевича. Отцу тогда было 33 года и он не дожил до победы 1 год.» Подробности захвата в плен и нахождения в концлагере мне неизвестны. 2. Разыскивать следы отца я начал в 1970 году, когда осознал, что мне это необходимо. Михаил Андреевич к тому времени уже умер и узнать подробности было уже не у кого. Моя мать отдала мне хранившиеся у неѐ 2 письма от отца. Я жил уже в другом месте и мать мне писала: «Я для тебя письма хранила 25 лет и ждала, когда бы ты их почитал. Ты вспомнил, но уже поздно. Я все 27 писем спалила в печке 9 января сего года. Зачем нужно было это? Они палили мое сердце, я часто их читала и расстраивалась. Вот как-то одно письмо и листочек уцелели в комоде. Листочек передал Михаил Андреевич, который был с папой твоим в одном лагере 2 года. Отец твой остался там на вечную жизнь». Я летом поехал к Попову Михаилу Андреевичу, но оказалось, что он умер полгода назад. В единственном оставшемся письме отец пишет: « Храни это письмо. Быть может, когда Витя вырастет, так будет читать и меня вспоминать ». Очевидны обреченность, прощание с сыном, предвидение. О том, какова была служба в Красной Армии можно судить по таким словам: « Я просил тебя, чтобы ты послала денег… рублей пятьдесят », или такое иносказание – « живѐм хорошо и ожидаем каждый день лучше ». До начала войны оставалось 33 дня. Предвоенная фотография. Спустя 3 мучительных года была написана эта предсмертная записка в будущее. Записке на сегодняшний день 59 лет. 3. Недалеко от родной деревни отца с названием Блины есть другое селение по имени Юговское. В Юговском жила родная и самая младшая в семье сестра отца Катя, моя тетя. Отец был дружен с мужем тети Кати Никитой, с которым переписывался. Одно, случайно сохранившееся письмо, тетя отдала мне. Итак, первый этап расследования закончен. Теперь известны номер и место расположения воинской части: Литовская ССР, город Плунге, в/ч 39/0, 8я Армия. Концлагерь, по словам матери тоже находился в Литве. И, конечно, после смерти отец остался лежать там же. Следующий этап – поиск концлагерей на территории Литвы. 4. 1970 год. Отсылаю письмо в Плунгесский райвоенкомат. Ответ пришел быстро. Но дело не сдвинулось. 5. Прошло 15 лет. Я осваивал новую профессию, стал энергетиком, делал карьеру, растил детей, увлекался музыкой, произведениями художников, филателией, шахматами и многим другим. В конце концов оказался в Москве. Моя память снова вернула меня к поискам. Отправил запросы в Вильнюс и Каунас, где по сведениям из средств массовой информации находились концлагеря. Добросовестные военкомы аккуратно ответили. Цель моих поисков была почти достигнута. Осталось немного – съездить к могиле своего отца. Вдруг на каком-нибудь обелиске существует надпись: СМИРНОВ ФЁДОР ИВАНОВИЧ – РЯДОВОЙ 6. Вскоре я уехал в загранкомандировку в тропическую страну Бангладеш. И только через 6 лет, перед самым распадом СССР, мне удалось съездить в Каунас. Директор ТЭЦ, узнав о моем стремлении, дал согласие на командировку за мягкой мебелью для его кабинета. Времени было в обрез. Я наугад выбрал самый большой форт №9. Обошел обелиски, подвалы с решетками, рвы, казармы. Около высокого обелиска лежит огромная гранитная плита с надписью: ЗДЕСЬ ПОХОРОНЕНЫ 80 000 ЕВРЕЕВ И ВОЕННОПЛЕННЫХ. Нет фамилий. Все судьбы в единую слиты. Осталось только положить цветы на гранит и поклониться мученикам. 7. Можно понять, что здесь была фабрика смерти для евреев. Можно предположить, что русские военнопленные были здесь обслуживающим персоналом, способным прожить 3 года. Можно догадаться, о быстром освобождении концлагеря Советской армией, если некоторые пленные вернулись домой. 8. Могила моего отца могла быть как в 6-м, так и в 7-м фортах. Но, пожалуй, это и не важно. Да и нет возможности определить. Память о тебе в моем сердце – пока я жив. Больше некому о тебе вспоминать. Нет на этом свете уже ни твоей матери, ни жены, ни братьев, ни сестѐр. Остальные не вспомнят о тебе никогда. Я последний. Уйду я отсюда и мы встретимся. Эпилог. Всю свою жизнь, время от времени, хотелось очутиться в крепких отцовских руках, услышать настойчивый голос, посмотреть на работу своего отца. Всѐ. – Март 2003 года. – PS. По моим данным опубликована статья в «Московской правде» от 18.02.2005 ……………………………………………………………………………… Исследования продолжены.