А.А. Залетный, к.э.н., к.филос.н., старший научный

А.А. Залетный,
к.э.н., к.филос.н.,
старший
научный
сотрудник,
лаборатория по изучению рыночной
экономики, экономический факультет
МГУ имени М.В. Ломоносова
(Москва, Россия)
М.Ю. Павлов,
к.э.н., доцент,
кафедра политической экономии,
экономический факультет
МГУ имени М.В. Ломоносова
(Москва, Россия)
Alexey Zaletnyy
Ph.D in Economics and in Philosophy
Senior researcher,
Market Economy Studies Laboratory,
Faculty of Economics,
Moscow State University
named after M.V.Lomonossov
(Moscow, Russia)
Mikhail Pavlov
Ph.D in Economics
Associate Professor (Docent),
Faculty of Economics,
Moscow State University
named after M.V.Lomonossov
(Moscow, Russia)
Прогностическая функция экономической науки
в современной российской переходной экономике
Prognostic function of economic science
in modern Russian transitive economy
Аннотация. В статье прогностическая функция экономической науки в
современной российской переходной экономике раскрывается в виде роли
экономической науки как указателя должного направления развития
экономики России, в том числе и путей преодоления препятствий – как
существующих, так и могущих возникнуть в будущем. Особое внимание
1
уделено проблеме собственности, как одной из ключевых проблем
современной российской экономики. Делается акцент на финансовобанковский сектор – не только на разрешение его текущих проблем, но и на
необходимость перехода (возвращения) от центральной к вспомогательной
(второстепенной) роли в экономике.
Abstract. The article highlights the prognostic function of economic science
in the modern Russian transitional economy as a role of economic science
indicating the proper development vector for the Russian economy, including the
ways to overcome obstacles – both existing and perspective. Special attention is
paid to the following problems: of property, as a key problem in Russian economy;
of the financial and banking sector both in terms of its current challenges
resolution and the need to migrate (return) from its central position to secondary
role in the economy.
Ключевые слова: переходная экономика, пост-долговая экономика,
долговое управление, безвозвратный долг, перманентная приватизация,
собственность,
экономическая
элита
(«частная
номенклатура»),
компрадорский капитализм, Григорий Сокольников, банк, собственные и
привлеченные средства, диверсификация корпоративной структуры банков,
кредитование промышленности, кредитный комитет банка, обязательные
резервы (провизии).
Keywords: transitional economy, post-debt economy, debt management,
irrevocable debt, permanent privatization, property, economic elite (“private
establishment”), comprador capitalism, Gregory Sokolnikov, a bank, in-house and
raised funds, diversification of bank’s corporate structure, loans for production
sector, credit committee of a bank, mandatory reserves (provisions).
JEL: A11, G21, G31, M14, N24, P33, P34, P37.
Экономика России на современном этапе, безусловно, может быть
охарактеризована как «переходная». Но ныне, учитывая общемировые
процессы, «переходный» характер российской экономики нуждался бы, на
наш взгляд, в следующих уточнениях.
1.
Переход к компрадорскому капитализму в России состоялся. И
увы, как порой считается, завершился. Но все равно процесс этого перехода
носит, как мы постараемся показать в некоторых моментах, перманентный
характер. Ведь смена собственников корпораций, корпоративные войны, в
результате которых контроль над соответствующей корпорацией переходит
от одних собственников к другим, а в итоге – де-факто к аффилированным (в
2
той или иной мере) лицам современного государства. Иначе говоря, по сути в
России идет «перманентная приватизация». Начавшись первого октября
1992 года (с «ваучерного» этапа), приватизация идет и по сей день в виде
смены собственников – во многих случаях внеэкономическими, вплоть до
насильственных, методами.
2.
можно
Переход от долговой экономики к «постдолговой» экономике
также
свершающимся
считать
фактом.
если
не
свершившимся,
Российская
экономика,
то,
как
как
минимум,
известно,
была
искусственным, именно искусственным и порой противоестественным
образом
вписана
(«интегрирована»)
в
«мировую
экономику».
Соответственно, неудивительно, что российская экономика вобрала в себя в
том числе и долговой «сегмент» «мировой экономики». Последние
глобальные финансовые кризисы (в том числе и текущий - начавшийся в
2007 году и, по сути, так и не закончившийся) затронули и нынешнюю
российскую
экономику.
Многие
долговые
отношения
между
экономическими субъектами, возникшие примерно в 2000-2007 гг., могут
уже быть охарактеризованы как «безвозвратные» (нагляднейший показатель
тому – кипрские события 2013 года (подробнее см. [3]), к которым мы еще
будем обращаться), а, точнее, не могущие быть разрешенными без
нестандартных мер и, в частности (но не исключительно), без списания части
долга. Тем не менее феномен «долгового управления» - управления бизнесструктурами путем искусственного создания долгов и вывода наиболее
ценных активов (авуары) за пределы РФ – продолжает иметь место по сей
день, несмотря и на те же кипрские события 2013 года (подробнее см. [3]). На
феномене «долгового управления» мы остановимся ниже более подробно.
В целом же весьма наглядно характеризуют нынешнее состояние
российской экономики слова Г.Б. Клейнера: “В настоящее время страна
находится на переходном этапе. Период ручного, реактивного управления
заканчивается, период стратегического управления по-настоящему не
начался. Налицо промежуточный, переходный этап, когда ощущается
3
усталость общества от ручного управления и заметна тяга к стратегическому.
Однако в новой России опыт такого управления отсутствует, а его идеология
и методология как единое целое еще не созданы” [4, 5]. Тем более, с учетом
возрастающей потребности к действительно стратегическому управлению
экономикой России, возрастает прогнозная, прогностическая функция
экономической науки – роль экономической науки как указателя должного
направления развития экономики России, в том числе и путей преодоления
препятствий – как существующих, так и могущих возникнуть в будущем.
Рассмотрим, как прогностическая функция экономической науки
“работает” в наши дни, сквозь призму одной из ключевых для современной
российской экономики проблем - проблемы собственности.
Проблема собственности - это не только теоретическая проблема, но и
краеугольный камень для принятия управленческих решений в современной
России. Один из авторов настоящей статьи, М.Ю. Павлов в другой своей
работе подчеркивает: «Вообще вопрос собственности всегда был одним из
главных
в любом обществе. По-настоящему принадлежит человеку
собственность только одна – личная. Только она делает человека свободным
в экономическом плане. И благодаря личной собственности мотивация к
деятельности очень сильно возрастает.» [8, 59]. Имея же дело с любой
другой,
кроме
личной,
собственностью,
какое
бы
наименование
соответствующий вид собственности формально ни носил, человек или иной
экономический субъект (актор) – даже формально являясь собственником, то
есть состоя в отношениях собственности соответствующего вида по
отношению к конкретному имуществу – оказывается… отчужден от
собственности на последнее. Отчуждение в связи с собственностью, в
совокупности со “старым как мир” частным присвоением прибавочной
стоимости и погоней за увеличением нормы прибыли, приобретает
многоступенчатый характер (на что указывает как собственный опыт другого
автора
настоящей
статьи
–
А.А.
Залетного,
больше
десятилетия
проработавшего в банковской сфере на различных позициях, так и мнение
4
многих его “коллег по цеху”). В ситуации отчуждения оказывается любой
экономический агент – от домохозяина до внутренне структурированного
транс-национального банка. Феномен такого отчуждения имеет несколько
ступеней и качеств, но в эвристических целях мы сведем их к двум
качествам.
Первое качество. Казалось бы, нынешняя российская экономическая
система уже сформирована и уже в известной мере «затвердела». Поэтому
путь ее демонтажа в любом виде, если будет поставлена такая задача, не был
бы простым и тем более однофазным. Казалось бы, все относительно просто:
у нас в России государственная собственность стала частной, образовалось
достаточно много частных – как добывающих и транспортирующих
природные ресурсы, так и финансовых – учреждений, которые были
переданы в собственность тем лицам (известным как «олигархи»), которых,
грубо говоря, назначило государство еще в 1992-1993 годах, в ходе так
называемого первого этапа приватизации, и особенно в дальнейшем - в ходе
печально известных «залоговых аукционов» середины 1990-х гг. На самом
же деле собственность «олигархов», представление последних о том, что
предприятие того или иного «олигарха» является его собственностью, в
сущности относительны. Такая собственность не абсолютна. Система,
которая выстроена в России с видимостью стабильности в период примерно с
2000 по середину 2008 гг., была построена либо на госкомпаниях, либо на
«псевдо-госкомпаниях». Говоря о «псевдо-госкомпаниях», мы имеем в виду
компании,
которые
формально
являются
частными,
но
де-факто
собственники которых будут делать не то, что им интересно в целях развития
их бизнеса, в целях развития социальной сферы их компаний и не только
(например, в случаях добывающих компаний речь могла бы идти о более
активной, чем фактически ведущаяся, деятельности в целях геологоразведки,
иной деятельности в целях обеспечения достойного уровня жизни своим
работникам, вообще жителям тех регионов РФ, в которых сырье добывается,
а также иных регионов РФ), а то, что им будет указано делать, пусть даже и
5
указано косвенно, от имени государства. Если же собственники «псевдогоскомпаний» не будут исполнять указанное им подобным образом, то их
экономические и личные судьбы нередко оказываются незавидными.
Подобно тому, как октябрь 1993 года показал всей стране возможную судьбу
политически протестующих, ряд «громких» «экономических» уголовных дел
середины 2000-х гг. и позднейших периодов показал всей экономической
«номенклатуре» - именно «частной номенклатуре» - ее возможную судьбу в
случае, если она будет работать в своих собственных интересах так, как она
сама их понимает, а не так, как понимает их государство. Даже и в случае,
если эта «частная номенклатура» будет нести социальную ответственность
таким образом, каким она ее понимает, а не таким образом, каким ее
понимает государство, если эти две «версии» понимания не совпадают. Если
эта «частная номенклатура» не хочет нести такие негативные последствия, то
она будет практически беспрекословно выполнять указания, по сути директивы, исходящие – прямо или косвенно – от высших государственных
структур того или иного уровня. Так что не следует удивляться, что основная
цель работы любого предприятия в любой сфере современной российской
экономики - от добывающей до финансовой - это вывод его чистой прибыли
в форме денежных средств за пределы Российской Федерации в те регионы
(именно в смысле регионов мира), где, казалось бы, этим денежным
средствам будет обеспечена неприкосновенность. И одним из инструментов
такого вывода является «долговое управление» - искусственное создание
долгов предприятием, искусственное банкротство, в результате которого
искусственно создается иностранная компания, которая приобретает в
собственность (нередко безвозмездно) все наиболее ликвидные активы, в том
числе и денежные средства. Проще говоря, «долговое управление» - это
вывод активов с помощью долга (в нашем случае – искусственно созданного
долга). Итак, собственник имущества отчужден от имущества, будто бы
являющегося его собственностью, так как доходы от его использования в
хозяйственной (в том числе предпринимательской) деятельности он
6
вынужден тратить не по своему усмотрению: не на развитие бизнеса, не на
развитие, в конечном счете, реального сектора национальной экономики, а на
удовлетворение интересов субъектов, детерминирующих его деятельность (в
первую очередь – государственных и квазигосударственных образований, о
чем мы частично уже писали выше). Так, например, не устанем
подчеркивать, что в действительности финансовая система работает на вывод
активов из РФ, и инвестиции в реальный сектор невыгодны для владельца
банка. В том и парадокс собственника нынешнего банка (да и, строго говоря,
собственника предприятия любой сферы экономики РФ), что укреплять банк
как экономический субъект российской экономики собственнику невыгодно.
Выгодно же оказывается поддерживать ситуацию, при которой, по словам
Г.Б. Клейнера, “интересы бизнеса замкнуты на нем самом” [4, 17], при
которой “ цель бизнеса: “финансовый результат (прибыль) здесь и сейчас””
[4, 9], так как только в этом случае бизнес способен удовлетворять в первую
очередь интересы власть имущих, а не всего общества. Как отмечает С.Д.
Бодрунов,
необходим
«максимально
полный
учет
цивилизационной
специфики России при проведении новой индустриализации» [1, 9]. «Новая
индустриализация» же, дискуссия по проблемам которой развернулась в
российских научных журналах в 2014 году, представляется решительно
невозможной без демонтажа гегемонии финансового сектора над реальным.
В
условиях
российской
цивилизации
«общинность»,
как
минимум
скептическое отношение к индивидуализму, в том числе экономическому, к
погоне за прибылью (зачастую фиктивной) любой ценой, как иногда
представляется, может сыграть вполне позитивную роль при вышеназванном
демонтаже – иначе говоря, при «де-финансиализации».
Второе качество. То, что наемный работник отчужден от результатов
своего труда – это, казалось бы, банальность еще едва ли не с домарксовых
времен. Но в наше время отчужден от результатов своего труда в первую
очередь именно тот работник, который действительно заинтересован в
развитии своего работодателя, а не тот работник, который заинтересован в
7
выводе
активов
(авуаров)
экономического
субъекта
(предприятия,
компании), в интересах которого он работает, за рубеж. Тот же работник, что
занимается выводом активов (авуаров) и потому лоялен «собственникам»
предприятия, компании, во многих случаях в конечном счете оказывается
членом «экономической элиты», социальные «привилегии» которые порой в
десятки тысяч раз значительнее, чем «привилегии», постулировавшиеся в
свое время М.С. Восленским [2] применительно к руководству СССР.
Соответственно, и предприятие, компания нуждается в таком работнике,
который выполняет указание своего собственника по переводу активов туда,
куда скажут собственнику «сверху», а не туда, куда хочет собственник (и тем
более не туда, куда хотят работники). То есть даже собственное понимание
работником экономической эффективности предприятия, компании строго
карается. Карается исключением не только из “экономической элиты”,
“номенклатуры”, а (порой впоследствии, порой одновременно) и вообще из
трудовых резервов бизнеса, из “кадрового резерва” экономики РФ. А
впоследствии - скатыванием в социальный слой “новых бедных”, а то и
“пауперов”. Среди известных авторам настоящей статьи “новых бедных” и
“пауперов” есть и бывшие топ-менеджеры, есть и бывшие собственники
предприятий, компаний, банков – именно те топ-менеджеры и собственники,
которые действительно понимали, в чем заключается выгода для некогда им
принадлежавших
экономических
субъектов,
которые
действительно
понимали их экономическую эффективность в соответствии с собственным
умом, а не директивами сверху, и воплощали это понимание в своей
практической деятельности по управлению экономическим субъектом. Так
что и собственник отчужден от своей собственности, ибо, как мы показали,
фактически не он распоряжается собственностью, а распоряжаются ею де
факто те, кто дает собственнику указания «сверху», и работник отчужден от
результатов своего труда. Это, казалось бы, неудивительно, работник всегда
при капитализме был отчужден от результатов своего труда, это известно
еще с домарксовых времен. Но в наше время, в условиях переходной
8
экономики РФ он отчужден еще и потому, что вынужден выполнять
практически только вышеохарактеризованные, противоестественные для
национальной экономики, указания по выводу активов (авуаров) за пределы
последней. Соответственно, поведение наемных служащих, лояльных
собственникам, изоморфно поведению самих собственников. Собственники
выводят средства, привлеченные от вкладчиков, от иных (в том числе
«институциональных») инвесторов, от кредиторов самого банка, а служащие
банка создают при этом точно такую же систему на своем уровне. Они
привлекают клиента (потенциального заемщика) и убеждают руководство
банка в выгодности сделки по кредитованию именно данного конкретного
потенциального заемщика, но затем из банка деньги выводятся, банковские
сотрудники получают свое вознаграждение за сделку и быстро из банка
уходят. В этом случае банк теряет активы, а заемщики и сами (впоследствии
бывшие) сотрудники приобретают активы. У заемщиков и сотрудников
(впоследствии – бывших сотрудников) опять-таки имеется интерес пусть и в
сохранности этих средств, но в качестве своего «отката», своей ренты,
«назначенной» ими на вывод за пределы России - и те же самые риски,
которые мы наблюдали на кипрском примере весны 2013 года.
Итак, в ситуации отчуждения оказываются все, в том числе и так
называемые «олигархи». В этом контексте тем более индикативно, что за
рубежом судьба выведенного
из России
имущества, как
мы
уже
подчеркивали в настоящей статье, также оказывается незавидной. Об
экспроприации, в том числе конфискации, индикативном кипрском примере
весны 2013 года мы сейчас скажем еще раз несколько слов подробнее, так
как они отражают уже обозначенное нами выше постдолговое качество
экономики. Какова судьба тех активов, которые выведены олигархами и
теми, кто «стоит» над ними, за рубеж? Судьба их неблагоприятна для
выведших их из национальной экономики «собственников» (без кавычек
здесь едва ли можно обойтись). Так было и есть издревле: любили
предательство, но ненавидели самих предателей лично. Точно так же и
9
нынешние экономические власти Европейского Союза, Соединенных Штатов
заинтересованы в самих денежных средствах, но не в их обладателях как
физических лицах. То есть они ищут, при необходимости – ждут, а
впоследствии и находят любой формальный повод для того, чтобы эти
средства «заморозить», а впоследствии и конфисковать. Даже до известного
кипрского события марта 2013 года периодически в «Financial Times» (см.,
например, [9]) и других влиятельных западных изданиях появлялись статьи о
замораживании, а то и о конфискации судебными органами европейских
стран денежных средств, которые размещались на оффшорных анонимных
счетах, принадлежность каковых средств тем или иным российским
олигархам 90-х годов была доказана в Европе в судебном порядке, а
законность происхождения – как раз, наоборот, не была доказана. Это одна
из
форм,
выражаясь
словами
А.И.
Колганова
и
А.В.
Бузгалина,
«интенсивного воздействия глобальной гегемонии капитала» [5, 83] на
российскую экономику, имея в виду практически все ее сферы и сектора.
Обнадеживает то, что в этой компрадорской системе – внутри ее, в том
числе и внутри финансовой (так называемой) “элиты”, находятся (пока еще)
одиночки, единицы, которые жертвуют карьерой, репутацией, своей
дальнейшей, возможно, трудовой и личной судьбой, но при этом открыто
говорят о тех событиях и тенденциях, которые в этой системе происходят,
действительно имеют место, и о том, какие цели эта компрадорская система
преследует, и о том, что в итоге названная система уничтожает сама себя (см.
пример [10], [11]). Автобиографичный пример являет собою статья бывшего
руководителя банка «Goldman Sachs» Грега Смита под названием «Why I Am
Leaving
Goldman
Sachs»
[“Почему
я
покидаю
“Голдман
Сакс”],
опубликованная в «New York Times», в марте 2012 года [10]. Позже Г. Смит
опубликовал книгу с практически таким же названием [11]. В русскоязычной
прессе работы Г. Смита также получили определенное освещение. В
настоящее время действия таких, что называется, «одиночек», как Г. Смит один из возможных путей к демонтажу системы «серийного хищничества»,
10
компрадорского капитализма (как бы мы эту систему не называли) снизу. Как
минимум, в какой-то мере – к демонтажу ее снизу. То есть начиная с уровня
пусть не отдельного подразделения корпорации, но отдельной корпорации точно.
Для того, чтобы современные российские банки, будучи основой
финансового сектора современной российской экономики, инвестировали бы
в реальный сектор современной российской экономики (в частности, в
отечественную промышленность), у них должна быть иная структура и иной
подход к их внутренней организации, к персональному составу руководству,
чем мы имеем в наши дни. О существующей ныне корпоративной
неурегулированности управленческих отношений свидетельствует только
один, нижеследующий пример. В современной российской банковской сфере
есть обычай, по которому любое инвестиционное решение, любой кредит
банком выдается по решению коллегиального органа - кредитного комитета,
кредитного совета, инвестиционного совета, как бы он ни назывался.
Выражаясь образно, без этого органа ни один рубль из банка на возмездной
основе выйти не должен. Но реальной экономической власти этот орган
нередко
лишен,
будучи
призванным
лишь
институционализировать,
«оформлять» уже заранее принятое собственником (собственниками) банка
решение о том, выдавать или не выдавать тот или иной конкретный кредит.
Один из авторов этой статьи (А.А. Залетный), который был членом
кредитных
комитетов
некоторых
банков
как
официально,
так
и
неофициально, неизменно голосовал против заведомо безвозвратного
кредитования, то есть против ситуаций, в которых по форме кредит подлежит
возврату, как то и должно быть, а по сути кредит является «симулякром»
(термин, восходящий к французскому мыслителю Ж. Деррида, широко
используется
известными
российскими
учеными-экономистами
А.В.
Бузгалиным и А.И. Колгановым), прикрытием безвозвратного вывода
соответствующих денежных средств за пределы банка, а затем и РФ, а
впоследствии намечается к «списанию», исключению из состава активов
11
банка с внешним (именно внешним!) соблюдением правил, установленных
на этот случай Центральным банком РФ. Один из авторов этой статьи (А.А.
Залетный)
неоднократно
предлагал
включить
хотя
бы
в
состав
соответствующих формальных институтов, более точно - хотя бы в устав
того
или
утверждения
иного
конкретного
решений
банка
банка
положение
кредитным
об
комитетом.
обязательности
После
таких
предложений А.А. Залетный неизменно отстранялся, как минимум, от
инвестиционной деятельности, потому что реально (а не номинально)
действующий кредитный комитет – это путь к прозрачности деятельности
банка, а отсутствие кредитного комитета, как и ситуация, когда деятельность
этого органа носит лишь номинальный характер, оформляя заранее принятые
собственниками решения – это путь к беспрепятственному принятию
собственником (собственниками) банка решений, нацеленных на вывод
финансовых средств из Российской Федерации в ту юрисдикцию, в которой в
данный момент (подчеркиваю: по мнению собственника банка) сохранность
таких финансовых средств обеспечена более всего. В последние два года
одному из авторов этой статьи (А.А. Залетному) известны случаи полного
отсутствия кредитного комитета или аналогичного органа в банке, что
формальными институтами (законами, положениями Центробанка и т.д.)
не запрещено, но стократ упрощает задачу вывода средств, устраняя один
из последних существовавших на этом пути барьеров. Действительно, один
из авторов этой статьи (А.А. Залетный) сталкивался с тем, что кредитных
комитетов в банках уже и не создается. Было нормой в 1990-е, в 2000-е,
чтобы кредитный комитет, пусть и формально, но все же существовал в
банке; но уже в 2010-х встречаются ситуации, когда в банке нет кредитного
комитета вообще. Центральным банком, да и федеральными законами о
банках и банковской деятельности, не предусмотрена обязательность
существования и функционирования такого органа, как кредитный комитет.
Хотя только действуя коллегиально, все службы банка в их целостном
взаимодействии могут объективно ответить на вопрос по конкретной
12
ситуации, речь ли идет действительно о кредитовании, или же о выводе
средств из банка (а затем и из РФ) под видом, «под маской» кредитования.
И то обстоятельство, что сохранность выведенных из РФ денежных
средств обеспечена быть не может в принципе - как и то, что иностранные
юрисдикции, Европейский союз, США волнуют сами средства, но не их
владельцы, не права владельцев на выведенные финансовые активы - мы
прекрасно увидели на примере много раз уже “склонявшегося” в этой статье
примере Кипра, а также начинаем видеть на примере печально известных
санкций, введенных США, ЕС и рядом других государств в отношении РФ
2014 года. Как тут не вспомнить эффект от кризиса, начавшегося в России 17
августа 1998 года, уже ставшего достоянием истории, выразившийся в
некотором «оживлении» отечественного производства и вытекающего из
этого «оживлении» внутреннего рынка России, и не провести адекватные
исторические параллели! Все новый, пророческий в самом лучшем смысле
этого слова, смысл обретают слова А.И. Колганова и А.В. Бузгалина об
«объективных процессах (которым, впрочем, не лишне и посодействовать)»,
которые «ведут к формированию той силы, которая захочет и сможет
провести <…> качественные изменения в экономической
<…> системе
нашей страны» [6, 128-129].
Итак, прогностическая функция экономической науки в нынешнее
время имеет особое значение. Особое - в том плане, что не только
показывает нам негативные сценарии развития экономики при сохранении
существующих тенденций, а указывает нам пути избегания таких
негативных сценариев. Думаю, невеликим нарушением научного стиля будет
афористичное завершение настоящей работы: лучший способ прогнозировать
будущее – создавать его самим. Создавать, избегая не только прошлого, но и
актуального отрицательного опыта. Наконец, создавать, уходя и даже
отдаляясь от (как минимум, чистого) «экономизма» - явления, на которое
обращает особое внимание Ю.М. Осипов и которое он определяет как
«приоритет особого способа реализации хозяйства на основе обмена
13
товарами и движения денег» [7, 258]. Последние двадцать, если не тридцать,
лет экономического развития России привели к тому состоянию, которое
емко охарактеризовано С.Д. Бодруновым: «Существенные коррективы
необходимы во всех (курсив наш. – А.З., М.П.) блоках российской
экономики» [1, 12]. Чем больше прогнозирование экономического развития
России будет происходить указанным в настоящем абзаце способом, то есть
способом созидательным, тем менее существенные коррективы такого рода,
как можно ожидать, будут необходимы. Важно, что ряду важнейших
необходимых процессов, как мы отметили, уже положено начало.
Литература
1.
Бодрунов С.Д. Российская экономическая система: будущее
высокотехнологичного материального производства // Экономическое
возрождение России. – 2014. - № 2 (40). – С. 5 – 16.
2.
Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс
Советского Союза. – М.: Советская Россия, 1991.
3.
Залетный А.А.1 Последнее кипрское предупреждение //
Альтернативы.
–
2013.
№
4.
См.
также
веб-источник:
http://www.alternativy.ru/ru/node/9537 , дата обращения 14.10.2013.
4.
Клейнер Г.Б. Какая экономика нужна России и для чего? (опыт
системного исследования) // Вопросы экономики. – 2013. - № 10. – С. 4-27.
5.
Колганов А.И., Бузгалин А.В. Реиндустриализация как
ностальгия? Теоретический дискурс // СОЦИС (Социологические
исследования). – 2014. – № 1. – С. 80–94.
6.
Колганов А.И., Бузгалин А.В. Реиндустриализация как
ностальгия? Полемические заметки о целевых акцентах альтернативной
социально-экономической стратегии // СОЦИС (Социологические
исследования). – 2014. – № 3. – С. 120–130.
7.
Осипов Ю.М. Экономизм // Философия хозяйства. - 2010. - № 1. С. 258-261.
8.
Павлов М.Ю. Инновационное развитие экономики: от «Хомстедакта» до электронных коттеджей и «Викиномики» // США & Канада:
экономика – политика – культура. – 2012. - № 12. – С. 49 – 60.
1
здесь:
Подробнее информацию о других работах авторов настоящей статьи можно найти
Залетного
А.А.
-
http://istina.msu.ru/profile/zaletny/
,
Павлова
М.Ю.
-
http://istina.msu.ru/profile/pavlov_mgu/ , дата обращения к обоим веб-ресурсам - 30.11.2014.
14
9.
Mooney J. Oligarch’s €65m frozen // The Sunday Times. 03 April
2011.
10. Smith G. Why I Am Leaving Goldman Sachs // The New York Times.
14 March 2012.
11. Smith G. Why I Left Goldman Sachs. – New York – Boston: Grand
Central Publishing, 2012.
15