СОДЕРЖАНИЕ

СОДЕРЖАНИЕ
Автор:
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
ПСИХОЛОГИИ
Постнеклассическая рациональность в культурной
психологии
М. С. Гусельцева
5
ПСИХОЛОГИЯ И ОБЩЕСТВО
Влияние современных технологий на развитие
личности и формирование патологических форм
адаптации: обратная сторона социализации
А. Ш. Тхостов,
16
К. Г. Сурнов
ПСИХОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИ
Психобиографические характеристики субъекта с
автономным типом саморегуляции деятельности
Р. А. Ахмеров,
25
Г. С. Прыгин
ПСИХОЛОГИЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Ресурсы совладания со стрессом в разных видах
профессиональной деятельности
Ю. В. Постылякова
35
КРОССКУЛЬТУРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
Ценностные ориентации и склонность к
девиантному поведению
(на примере этнических мигрантов и коренных
жителей Саратовской области)
В. В. Гриценко,
44
Т. Н. Смотрова
ПСИХОЛОГИЯ ИНДИВИДУАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЙ
Пятифакторная структура личности у детей и
подростков (по данным родителей и самооценки)
Г. Г. Князев,
59
Е. Р. Слободская
ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ
Из истории развития отечественной
психологической науки 20 - 30-х гг. XX в.
А. И. Дзюра
68
Н. А. Алмаев,
11
МЕТОДЫ И МЕТОДИКИ
Адаптация опросника темперамента и характера Р.
Клонинджера на русскоязычной выборке
Л. Д. Островская
СТРАНИЦЫ БУДУЩЕЙ КНИГИ
Смыслообразование в процессе принятия решений
Сальваторе Р.
87
Мадди
стр. 1
ПАМЯТНЫЕ ДАТЫ
Психологические воззрения И. И. Мечникова (к
160-летию со дня рождения ученого)
В. А. Кольцова,
102
Ю. Н. Олейник
А. А. Ухтомский о биосоциальной природе
человека (к 130-летию со дня рождения (1875 1942))
Л. В. Соколова
108
Непонятый классик (к 100-летию со дня рождения
Джоржа Келли (1905 - 1967))
Д. А. Леонтьев
111
НАШИ ЮБИЛЯРЫ
Алексею Даниловичу Глоточкину - 80 лет
118
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Рецензия на книгу А. В. Карпова "Психология
рефлексивных механизмов деятельности". М.:
Издательство "Институт психологии РАН", 2004
В. В. Знаков
119
Хроника
123
[Тутушкина Марина Константиновна]
124
Памяти коллеги
125
Указатель статей, опубликованных в
"Психологическом журнале" в 2005 г., том 26
126
стр. 2
Методологические и теоретические проблемы психологии.
ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ В КУЛЬТУРНОЙ
ПСИХОЛОГИИ
Автор: М. С. ГУСЕЛЬЦЕВА
© 2005 г. М. С. Гусельцева
Кандидат психологических наук, ст. науч. сотрудник Психологического института РАО,
Москва
Постнеклассическая рациональность, постмодернистская критика, коммуникативность,
сетевой принцип организации знания - характеристики современного состояния науки.
Перед психологией в этой ситуации встают задачи методологической рефлексии,
осмысления своего нового статуса в парадигмальной ломке. Одним из направлений,
отвечающим на "вызовы" современности, становится культурная психология. Культурнопсихологическое знание превращается в научную дисциплину в пространстве трех
координат: 1) общей логики развития науки, где на смену монистской методологии
приходят методологический плюрализм и сетевой подход; 2) социокультурного контекста,
поддерживающего или задерживающего методологические "повороты"; 3) смены типов
рациональности, - а именно, при переходе от классической и неклассической к
постнеклассической рациональности.
Ключевые слова: культурная психология, методология, постнеклассическая
рациональность, постмодернизм, сетевой подход.
В мире современной науки обнаруживают себя процессы, связанные с изменениями
познавательной парадигмы в целом, а именно: переход от классической рациональности к неклассической и постнеклассической; от естественнонаучной ориентации психологии к гуманитарной и гуманистической; от позитивистского стиля мышления - к
герменевтическому.
Представители самых разных областей знания предполагали, что XXI век потребует
смены исследовательских установок. Но поскольку содержание будущей парадигмы
виделось лишь в общих очертаниях, возникали разные названия: "холистическая",
"органическая", "экологическая" парадигмы (Ф. Капра, К. Глой); "неклассическая" и
"постнеклассическая" рациональность в науке (В. С. Степин), "психозойская эра" в
естествознании (П. Тейяр де Шарден, Л. Агассио, А. П. Павлов, В. И. Вернадский),
"информационная культура" (Д. Белл, А. И. Ракитов, О. Тоффлер), "сетевая" парадигма
(А. М. Лобок, А. В. Цирульников).
И зарубежные, и отечественные авторы проявляют озабоченность методологической
ситуацией, сложившейся в современной психологии в целом. Проблему изменения
методологических ориентиров в психологических исследованиях четко обозначил А. В.
Юревич. Одним из симптомов неблагополучия психологии является разрыв между
исследованием и психологической практикой, между прошлым и настоящим, а также
между отдельными фрагментами знания [35].
В поисках методологических ориентиров психологии ученые, прежде всего зарубежные,
обратились к философским исканиям постмодернизма [39, 45]. Датский симпозиум
"Психология и постмодернизм" (июнь, 1989), представивший пестрое разнообразие
авторских позиций, оказался моделью, отражающей методологическую ситуацию в
психологии и указывающей на явную недостаточность коммуникативных усилий [45].
Другими поисками способов преодоления методологического кризиса стали концепции
коммуникативной [22] и культурной психологии (cultural psychology) [43, 46],
постнеклассической рациональности [11, 24, 30].
Цель данной статьи - исследовать на примере культурной психологии, каким образом
постнеклассическая методология может стать основой для коммуникации разных, нередко
полемизирующих друг с другом подходов. Мы исходим из предположения, что
методологические установки постнеклассической рациональности обладают
эвристическим потенциалом и для психологии в целом.
1. ЭТАПЫ РАЗВИТИЯ ПСИХОЛОГИИ В АСПЕКТЕ СМЕНЫ ТИПОВ
РАЦИОНАЛЬНОСТИ
В общем контексте науковедения вырисовываются контуры следующих этапов развития
психологии : 1) допарадигмальное состояние, связанное с развитием психологических
знаний в лоне; философии; 2) классическая рациональность, заявившая о себе претензией
психологии на статус самостоятельной науки и завершившаяся так настр. 5
зываемым "открытым кризисом"; 3) неклассическая рациональность, представленная
расцветом психологических школ XX в., ориентирующихся на разнообразные типы
анализа; 4) постнеклассическая рациональность - современный этап, к особенностям
которого относятся "критическое самоосмысление дисциплины" (К. Джерджен),
междисциплинарный дискурс, сетевой принцип организации знания и герменевтическая
ориентация исследований.
На допарадигмальном этапе своего развития психология формулировала свой предмет,
апробировала различные методы исследования, искала универсальный механизм
объяснения психических феноменов. Этот этап завершился становлением ассоциативной
психологии как первой психологической школы, сумевшей объединить отдельные
"фрагменты" психологического знания в единую систему (возникла собственно
психологическая терминология, был найден общий объяснительный принцип ассоциация) [23].
Классическая рациональность в психологии была связана с ориентацией на
естествознание, дискуссиями о предмете и методах исследования и с претензиями
психологического знания на самостоятельность. Однако стремление к точности и
строгости, присущее естественным наукам, привело психологию к возникновению
комплекса неполноценности и состоянию перманентного кризиса [34]. Среди феноменов,
свойственных классическому идеалу рациональности в психологии, А. Г. Асмолов
отмечает "означивание" неадаптивного поведения как патологии, обсуждение проблем в
рамках логических дихотомий, образ рационального и адаптивного человека в культуре. В
качестве методологических установок классической рациональности в психологии он
выделяет антропоцентризм, европоцентризм, эволюционизм, а также постулаты
"непосредственности" и "сообразности" [3].
Психология стала превращаться в неклассическую науку в первой половине XX века на
основе работ З. Фрейда и К. Левина в зарубежной культуре, а также Л. С. Выготского, А.
Р. Лурия - в отечественной. Физиология активности Н. А. Бернштейна, психология
установки Д. Н. Узнадзе, междисциплинарная концепция человека А. А. Ухтомского,
деятельностный подход А. Н. Леонтьева и субъектно-деятельностный подход С. Л.
Рубинштейна определили расцвет отечественной неклассической психологии. К
неклассическим установкам психологической науки обычно относят различные попытки
преодоления "постулата непосредственности" путем поисков "опосредующего звена" [3].
Когда физика превращалась в неклассическую науку, отмечает Ф. Капра, она
формулировала свои проблемы в форме коанов1 - это стало новым методологическим
мышлением в физике [18]. Аналогичные процессы примерно в то же время происходили и
в психологии. Тем более что перед психологией изначально стояла дилемма: как единым
языком описания совместить несовместимое - физиологию и душу? (так ее
сформулировал В. П. Зинченко на челпановском семинаре в ПИ РАО).
В истории психологической науки можно выделить и другие "коаны" (антиномии): 1)
психология - наука молодая и одновременно древняя; 2) психология - наука естественная
и гуманитарная; 3) областей психологии много и психология едина; 4) предмет
психологии - объект и в то же время субъект; 5) психология - наука теоретическая и
практическая, и т.п.
Один из названных коанов - антиномия телесного и духовного - был разрешен С. Л.
Рубинштейном, который сформулировал методологический принцип единства сознания и
деятельности и тем самым открыл возможность изучать сознание, "просвечивая" его через
деятельность [1]. Решение другого коана - дилеммы субъекта и объекта - предложила
гуманистическая психология, обратив основное внимание на взаимодействие терапевта и
клиента (объективность здесь достигалась посредством интерсубъективности). Еще один
вариант преодоления этой антиномии был найден трансперсональной психологией:
"Предлагаемое решение может быть схематически сформулировано так: нет разницы
между внешней и внутренней реальностью; двойственность субъекта-объекта - это
иллюзия, и так называемая реальность не есть что-то объективное и неизменное, но скорее
- нечто такое, что может быть моделируемо и переформулируемо путем изменения
состояния сознания" [31, с. 124]. Более того, труды М. М. Бахтина и Г. Г. Шпета также
показали, что невозможно провести четкую грань между внешним и внутренним - душа
столько же снаружи, сколько и внутри [15]. Дилемму естественнонаучного и
гуманитарного в психологии Ф. Е. Василюк предложил преодолеть посредством
психотехнического подхода, поскольку объективной и единственной истине
психотехническая методология противопоставляет ценностную позицию. Ссылаясь на
работы В. С. Степина, он относит психотехническое познание к постнеклассическому
типу рациональности [7].
Своей кульминации отечественная неклассическая психология достигла в 60 - 80 гг. XX
в., когда ученики "классиков" стали развивать идеи учителей и создавать собственные
концепции. Но уже 90-е гг. XX в. оказались временем повышенной методологической
рефлексии, осмысления
1
Коан - в восточной культуре: загадка, построенная на столкновении противоречий; дилемма. - М. Г.
стр. 6
кризиса психологии и поиска нового состояния этой науки в стремительно изменяющемся
мире. Кризис неклассической психологии носил более мягкий (невзрывной) характер.
Признаками кризиса явилось как наличие множества не согласованных между собой
теорий, так и разная трактовка психологических терминов. Причем методологический
кризис психологии стал и кризисом ее философского фундамента. "Кризис марксизма это не только крах практики коммунистического эксперимента, но и существенное
переосмысление его научно-методологических постулатов, - отмечают В. А. Кольцова и
А. М. Медведев. - Социально-политические и идеологические изменения в нашем
обществе совпали с формированием нового, постнеклассического типа научной
рациональности, с пересмотром самих основ европейской традиции" [19, с. 4].
Переход к постнеклассической психологии обусловлен тенденциями к интеграции
психологического знания - пониманием его сетевой природы, стремлением к
взаимосогласованности психологических теорий. Это означает, что в насыщенном
информационными возможностями мире любая психологическая теория должна
учитывать содержание других психологических теорий (развитие же информационных
технологий значительно упрощает эту задачу) [9].
Черты постнеклассической парадигмы обнаруживаются в переходе от систем - к судьбам
(как образно выразился в свое время Л. С. Выготский), от систем - к сетям (эту тему в
психологии образования разрабатывают А. М. Лобок и А. В. Цирульников), от предметов
- к проблемам (направление исследований, восходящее к французской исторической
школе "Анналы"), от однозначных текстов - к множественности интерпретаций и игре
стилями (подход, связанный с работами Ю. М. Лотмана). Иными словами,
постнеклассическая психология - это такое состояние знания, в котором различные
научные теории (понимаемые как модели, описывающие отдельные аспекты психической
реальности) составляют взаимосогласованную сеть [10, 11].
Первые идеи о постнеклассической науке как сетевой организации знания возникли в
теоретической физике. Ученые с удивлением обнаружили, что открытия, сделанные в
субатомной физике, совпадают со знаниями восточной мистической традиции - и физики,
и мистики пришли к сходной модели реальности [18]. Но если физика и мистика
взаимосогласованы между собой, то это свидетельствует о повышении мерности, о
существовании методологической установки, проецирующейся в физику и мистику. В
современной науке постнеклассическая методология становится адекватной и для
естественнонаучного, и для гуманитарного знания [30].
Таким образом, наступившее постнеклассическое состояние науки позволило разрешить
кажущееся противостояние между "науками о природе" и "науками о духе". Возник
общенаучный метаязык, междисциплинарный дискурс, сделавшие неактуальным для
психологии выбор единого и неизменного методологического ориентира.
Сформулируем принципиальные отличия постнеклассической рациональности от
неклассической.
1. Если вдохновителем неклассической психологии выступила, прежде всего,
теоретическая физика, то на становление постнеклассической психологии (как будет
показано ниже) существенное влияние оказывает культурология.
2. Неклассическая психология развивалась в философском контексте определенной
методологии, тогда как постнеклассическая рациональность допускает выбор философии
и, соответственно, методологии в зависимости от задач исследования и личных
предпочтений исследователя.
3. Постнеклассическая рациональность предполагает открытость знания новому опыту,
междисциплинарный дискурс, толерантность, вызванную "парадигмальными прививками"
(В. С. Степин). Неклассическая рациональность едва допускала субъективность
исследователя и придерживалась веры в объективность мира, тогда как
постнеклассическая психология развивает идеи о социальном конструировании
реальности и особой креативности субъективного опыта.
4. Представление о развитии в неклассической рациональности связано с эволюционными
идеями и поиском универсальных законов; в постнеклассической рациональности
развитие мыслится в категориях "взрыва", "бифуркации" и "сензитивных периодов", когда
особое внимание уделяется расшифровке внутренней логики развития, отражением
которой выступают сюжеты самостроительства в культуре, феноменологические
зарисовки судьбы и призвания человека.
5. Если разработки неклассической психологии были связаны с овладением человеком
своим поведением, то постнеклассическая психология (следуя находкам
постструктурализма) сосредоточивается на средствах защиты человека от экспансии
власти и идеологии. Если "главный принцип неклассической психологии - принцип
вмешательства в реальность" [3, с. 457], то постнеклассическая психология берет на
вооружение принцип "благоговения перед развитием".
6. Интеллектуальным стилем неклассической рациональности выступал объективизм,
тогда как в постнеклассической рациональности пристр. 7
ветствуется культурная аналитика2 . Понятия в постнеклассической рациональности не
столько логические абстракции, сколько типологические черты или идеальные модели.
Объектом исследования являются уникальные саморазвивающиеся системы. Предмет
исследования нередко предстает как текст, и к нему применяется семиотический дискурс.
7. Социокультурным контекстом неклассической рациональности является
индустриальное общество, тогда как постнеклассическая рациональность развивается в
социокультурном контексте информационного общества и постмодернистской культуры.
8. Ментальное новообразование постнеклассической рациональности сверхрефлексивность, т.е. способность критического самоосмысления в меняющихся
исследовательских контекстах; произвольное владение "линзами", через которые ученые,
согласно Т. Куну, смотрят на мир. В неклассической рациональности установки видения
достаточно жестко закреплены за научным сообществом, и способность менять
"гештальт" возникает в исключительных случаях, а именно: в ситуациях смены парадигм.
9. Эгоцентризм психологических концепций, свойственный классической и
неклассической рациональности, сменяется в постнеклассической рациональности
установкой на коммуникативность (Ю. Хабермас). Если неклассическая методология
поверяла истину практикой, то для постнеклассической психологии - истинность
обретается в согласованности теории и практики как синхронных линий развития. Так,
когда психотерапевтическая практика созвучна постмодернистскому дискурсу [44], это
доказывает существование "нового измерения", которое проецируется и в практическую
психологию, и в постмодернизм.
10. С организационной стороны постнеклассическая наука характеризуется ростом
междисциплинарных исследований, поскольку ее объекты как уникальные
саморазвивающиеся системы - "многоклеточны", многомерны, и требуют практической
реализации принципа дополнительности3 .
Неклассический период развития психологии уходит вместе с XX веком. Настает эра для
постнеклассической науки4 . Ее существенными чертами являются: 1) сетевой принцип
организации знания; 2) междисциплинарный дискурс; 3) "легализация
внутрисубъективного опыта" (А. В. Юревич), 4) "открытая рациональность" и
парадигмальная толерантность ("системный плюрализм", "методологический
либерализм"), 5) критическое самоосмысление дисциплины (К. Джерджен), 6)
герменевтический стиль мышления.
Практическим же воплощением сетевого подхода и "методологического либерализма" в
психологии стали разные направления культурно-психологических исследований,
объединенные в зарубежной традиции под названием культурной психологии.
2. КУЛЬТУРНАЯ ПСИХОЛОГИЯ КАК КОММУНИКАТИВНАЯ ПАРАДИГМА ДЛЯ
"ФРАГМЕНТОВ" КУЛЬТУРНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ
Современная культурная психология представляет собой междисциплинарную область
исследований на стыке психологии и культуры. Предметом культурной психологии
считается единство психики и культуры [43, 46, 47]. Фактически же, культурная
психология изучает роль культуры в становлении отдельных психических процессов
(кросскультурные исследования) и психологические особенности представителей
различных культур (этнопсихологические исследования).
Что касается отечественной культурной психологии, то, на наш взгляд, ей не удалось
стать самостоятельной дисциплиной [10]. Более того, в советскую эпоху произошла
редукция термина "культура" к "материальной стороне (предметам, способам
деятельности и т.д.)" [8, с. 125], а в концепции Л. С. Выготского "культурное"
отождествлялось с "социальным" и "общественным". Однако в начале XX в. имелся
огромный творче-
Так, социолог Л. Г. Ионин различает "объективиста" и "культурного аналитика": "...объективист рассматривает
социальный мир таким, каким он является, и исследует закономерности взаимодействия структур и элементов в
этом мире, тогда как культурный аналитик "заглядывает за подкладку" и хочет понять устройство "ткани" этого
мира, понять, почему "с лица" он кажется объективным... Объективист принимает объективность социального
мира на веру, культурный аналитик ...исследует эту объективность, и только тогда, когда понята природа этой
объективности, совсем не такой, как объективность естественных явлений, он может перейти к анализу самих
социальных фактов. При этом и сами факты он воспринимает иначе, чем объективист: они являются для него
артефактами в любом смысле этого слова" [17, 36].
2
Например, Л. И. Анцыферова показывает, как концепция индивидуации К. Юнга дополняет концепцию
социализации Л. С. Выготского [2]. Другой пример касается дополнения историко-генетического метода А. А.
Потебни типологическим методом Г. Г. Шпета [12].
3
Однако важно отметить, что постнеклассическая "парадигма" не вытесняет неклассическую, а находит ей
достойное место в сети знания. Более того, вряд ли возможно найти неклассическую и постнеклассическую
рациональность в психологических концепциях в чистом виде: это, скорее, "идеальные типы", нежели реальности.
Да и в некоторых направлениях неклассической психологии в эксплицитном виде продолжали сохраняться
методологические установки классической рациональности.
4
стр. 8
ский потенциал для создания отечественной культурной психологии.
Наша гипотеза состоит в том, что, хотя отечественная культурная психология не
оформилась в научную дисциплину, тем не менее "разбросанные" в трудах отечественных
историков, психологов, краеведов, философов и т.п. культурно-психологические
"фрагменты" представляют собой единую сеть знания и могут стать фундаментом для
отечественной культурной психологии как "науки будущего".
Культурная психология на рубеже XIX-XX вв. имела два источника развития - обращение
психологов к историко-культурным исследованиям, с одной стороны, и интерес историков
культуры к психологическим концепциям - с другой. Более того, в начале XX в.
отечественная психология имела достаточный интеллектуальный и методологический
ресурс, чтобы развиваться не только по "объективистскому", но и по гуманитарному пути.
Сама логика развития науки вела российскую психологию к категории "культура".
(Исторический путь становления отечественной культурной психологии можно
реконструировать благодаря работам К. Д. Кавелина в 60-е гг. XIX в.; развивающего
историко-генетический подход к психике трудам А. А. Потебни; проекту этнопсихологии
Г. Г. Шпета; идеям позднего Г. И. Челпанова, обратившегося к осмысливающей
этнографической опыт социальной психологии; "культурно-исторической" концепции Л.
С. Выготского).
На наш взгляд, в качестве коммуникативной парадигмы для построения диалога между
разрозненными направлениями культурно-исторического и психологического знания
могла бы выступить культурная психология, отвечающая на следующие "вызовы"
современности: 1) культура постмодернизма, 2) философия постпозитивизма, 3)
постнеклассическая установка анализа в науке, проявляющаяся в представлениях об
информационном обществе и сетевом принципе организации знания [10, 11].
Одним из "вызовов", обращенных к психологии, явился постмодернизм [45].
Постмодернистская тема возникла в архитектуре, литературной критике и социологии
США в 50 - 60 гг. XX в. Французские философы взялись за ее разработку в 70-е гг. XX в.,
в результате чего появилось направление, названное постструктурализмом и
представленное именами Р. Барта, Ж. Батая, Ж. Бодрийяра, Ф. Гваттари, Ж. Делеза, Ж.
Деррида, Ж. Ф. Лиотара. В 80-е гг. постмодернизм выступил уже с претензией на
междисциплинарный дискурс. В социокультурном отношении постмодернизм был связан
с децентрализацией власти, гетерогенностью жизненных контекстов, переходом к
информационному состоянию мира [42]. В своем культурном выражении постмодернизм
представлял коллаж и пастиш5 , поп-искусство. Важно также отметить произошедшее в
XX в. изменение механизмов культурогенеза: как показывает В. В. Иванов, традицию не
опровергают, с ней не воюют, но освобождаются от нее, критикуя и переосмысливая [16].
Согласно С. Квэйлу, в философском осмыслении действительности в постмодернистском
дискурсе происходило снятие дихотомии внутренней и внешней реальности, критика
традиции в форме ее семиотического переосмысления (это проявилось в "текстовом
анализе" Р. Барта, "деконструкции" Ж. Деррида) [42]. Важное место в философском
постмодернистском дискурсе занимал анализ "власти знания", представленный работами
Р. Барта и М. Фуко.
Эволюционный смысл постмодернизма заключался в критике европейского
рационализма. Разработанный Ж. Деррида методологический прием "деконструкции"
служил цели читать тексты критически. Деконструкция была направлена против любого
вида "центризмов", объединенных Деррида под термином "логоцентризм". Но следует
отметить, что в известном смысле критика "левоцентризма" продолжает начатую Г. Г.
Шпетом в 1912 г. традицию критики "логизма в психологии", когда за абстрактными
схемами исчезала живая действительность [33].
Освобождающий "дух" постмодернистской эпохи проник и в психологию. Эвристичность
постмодернистского дискурса, как показывает К. Джерджен, проявляется в его
критическом потенциале [40]. Кроме принципа "методологического сомнения" другой
методологической установкой постмодернизма в психологии стал принцип
"множественности интерпретаций" [45].
Постмодернизм в нашем понимании представляет собой раскрепощение мысли,
возникающее на переломах культуры [10]. Причем постмодернистское состояние
культуры явилось не только свидетельством кризиса, но и показывало пути выхода из
него. Взрывные процессы в культуре и идея сетевой организации знания стали
признаками нового состояния общества. "Взрыв", как показывает Ю. М. Лотман, являет
собой культ разнообразия и свободу открывшихся возможностей [21]. Однако чтобы
свобода и множественность интерпретаций не переросли в хаос, требуется
"методологическая воля" с ними совладать. Именно этой цели и служит сетевой подход,
работающий там, где не справляются классическая и даже неклассическая методология
[18, 30].
5
От итал. pasticco - заимствование; "цитирование"; использование аллюзий. - М. Г.
стр. 9
Следует также отметить, что те проблемы, к которым пришла современная психология в
связи с постмодернистским состоянием культуры, - проявившемся в увеличении
удельного веса эпистемологических дискуссий и возросшем интересе к историческим и
культурным контекстам, в стремлении к герменевтической логике и
междисциплинарному дискурсу [45], - активно разрабатывались отечественными
исследователями в начале XX в., например, обсуждались в работах Т. Н. Грановского, Н.
И. Кареева, Л. П. Карсавина, Н. В. Теплова, Г. Г. Шпета, "петербургской школы
медиевистов"6 (В. С. Бахтина, П. М. Бицилли, О. А. Добиаш-Рождественской), М. М.
Бахтина, культурологов и семиотиков. И зарубежные методологические "повороты" XX в.
- антропологический, лингвистический, нарратологический, культурологический,
постмодернистский, - так или иначе оказались предвосхищенными в исследованиях
указанных отечественных авторов. Так, "история повседневности" (histoire de la
quotidienne, case history), расцвет которой наблюдался в ФРГ в 80-е гг. XX в., пришла к
аналогичным со школой И. М. Гревса7 методологическим установкам [26]. Элементы
микроистории были органичны для работ П. М. Бицилли, Л. П. Карсавина, постигавшим
культуру через детали быта, "изнутри", изучающим мировосприятие простого человека.
Второй "вызов" психологической науке был брошен постпозитивизмом.
Классическое знание считало своими "идеалами рациональности" познаваемость мира,
универсализм, бессубъектность, идею прогресса, эмпирический метод. Однако дискуссия
в философии науки во второй половине XX в., связанная с именами Т. Куна, И. Лакатоса,
М. Полани, К. Поппера, С. Тулмина, П. Фейерабенда, привела к пониманию того, что
"проблема объективного знания" не может быть решена в принципе: истина зависит от
контекста, от перспективы. Перспектива же - продукт социально изменяющийся,
поскольку строится в системе коммуникаций и человеческих отношений [40].
Ответом на этот "вызов" стало увеличение эпистемологических дискуссий, происходящее
в современной западной психологии, возникли разнообразные подходы. Например, как
показывают исследования К. Джерджена, такое направление психологии, как
конструкционизм, заставило обратить внимание на социальную обусловленность знания.
Значительное место в зарубежной психологии занимают и обсуждения "вариативной
методологии". Так, приверженцы феноменологического подхода предлагают новые
формы качественных исследований, а герменевтическая психология исследует
возможности диалогических методов [40]. Заметим, что эти поиски перекликаются с
представлениями М. М. Бахтина о методологии гуманитарных наук8 .
Осмысливая кризисное состояние своей науки, психологи преодолели ее пределы,
обратившись к философским и культурным контекстам для обретения широты взгляда.
Как отмечают К. Джерджен и Д. Полкингхорн, теоретические знания академической
психологии нередко вступают в конфликт со знаниями повседневности. В отличие от
академической психологии психотерапевтическая практика оказывается созвучной
постмодернистской и постпозитивистской мысли, поскольку имеет дело с
индивидуальным человеком в неповторимом жизненном контексте [44]. В центре же
академической психологии все еще продолжает оставаться образ рационального человека
[42]. Ориентация на повседневную жизнь, на поиски здесь-и-сейчас конкретного
уникального смысла сблизили в конце XX в. такие области, как культурную психологию,
психотерапию и семиотику. Причем, если в различных направлениях культурной
психологии первой половины XX в. и особенно в концепции Л. С. Выготского изучалось,
как культура творит человека, то семиотический подход (в частности, представленный
школой Ю. М. Лотмана) помогает понять, как человек творит миры культуры.
Проникающая в психологию идеология "повседневности" позволяет приблизиться к
реальному живому человеку, а не к абстрактному субъекту, с которым нередко имеет дело
академическая психология.
Следующий "вызов", обращенный к психологии, связан с переходом к
информационному состоянию общества. Сегодня философия и методология науки
предлагают психологии в хаосе неоднозначной и полисемантичной реальности
методологический ориентир постнеклассической парадигмы.
Понятие постнеклассической науки принадлежит В. С. Степину, описавшему три
исторических типа рациональности, соответствующих состоянию науки: классическую,
неклассическую, постнеклассическую. Постнеклассическая наука, согласно Степину,
представляет собой тип научной рациональности, объединивший науки о природе
6
Медиевистика - исследование средневековой культуры.
И. М. Гревс (1860 - 1941) - основатель петербургской школы медиевистики. К школе принадлежали О. А.
Добиаш-Рождественская, Л. П. Карсавин, Г. П. Федотов и др. Отличительной особенностью школы были
ориентация на целостность исследования, историко-психологический анализ эпохи.
7
М. М. Бахтин, развивая идеи В. Дильтея и Э. Шпрангера о специфике методологии гуманитарных наук, перенес
акцент с понимания на диалог. Всякий метод психологии должен быть диалогическим. Всякое высказывание
необходимо рассматривать в социальной ситуации его развития. Подлинным предметом наук о духе является
"взаимоотношение и взаимодействие "духов"" [5, с. 349]. Культурная психология в этой логике - гуманитарная
наука, потому что по преимуществу имеет дело с текстами, а текст, как писал Бахтин, есть первичная данность
гуманитарных наук. Всякое познание субъекта "может быть только диалогическим" [5, с. 363], и сам принцип
дополнительности он понимал диалогически, показывая, что творческие находки рождаются на границах наук и
подходов.
8
стр. 10
и науки о духе, т.е. по сути разрешивший проблему, поставленную Э. Шпрангером и В.
Дильтеем. Такое состояние знания способствовало построению общенаучной картины
мира, где разные типы рациональности не отрицают друг друга, а делят между собой
сферы влияния. В зависимости от исследовательских задач одна и та же реальность может
быть рассмотрена с разных позиций и выступить предметом освоения в разных типах
рациональности [30].
В последней четверти XX в. изменилось и само понимание научности. Научные теории в
постнеклассической логике представляют собой идеальные модели, дающие "лишь
приближения к истинной природе реальности" и описывающие ограниченный круг
явлений. Полная же картина реальности открывается благодаря взаимосогласованности
научных теорий [20]. На смену "верификации" (О. Конт) и "фальсификации" (К. Поппер)
приходит принцип "паутины концепций", сетевой подход [18, 27, 30] 9 .
Понимание мира в целом как организованного по сетевому принципу в наибольшей
степени присуще культурологии, в которой культура мыслится именно как сеть
взаимодействий. И контакты с культурологией позволяют совершить в психологии своего
рода "коперниканский переворот" (подробнее см.: [11]). Методологический "шарм"
культурологии в том, что, как свидетельствует В. М. Розин, единой культурологии нет, а
теорий культур столько, сколько выдающихся культурологов, и каждое оригинальное
направление задает свой предмет и подход к культуре, но это не мешает культурологам
доброжелательно и плодотворно сотрудничать [28]. Таким образом, можно предположить,
что культурология сегодня является ведущей наукой нового, постнеклассического типа.
Сотрудничество с культурологией и интеллектуальный контекст, связанный с
современными методологическими поисками гуманитарных наук, оказываются особенно
эвристичными для развития культурной психологии как междисциплинарной области
знания, претендующей на творческий синтез достижений психологии и культурологии.
Антиномия единства и многообразия решается здесь на основе принципа диалога.
Следует отметить, что проблема "единства и многообразия" науки всегда была острой для
отечественной психологии. В 1986 г. Ф. Е. Василюк предложил изящное решение
проблемы методологического единства общей психологии, объединив в категориальную
сеть "равновеликие" термины "установка", "деятельность", "отношение" и "общение"; по
замыслу автора, эта сеть позволяла достичь взаимосогласованности отечественных
психологических школ, связанных соответственно с именами Д. Н. Узнадзе, А. Н.
Леонтьева, В. Н. Мясищева и Б. Ф. Ломова [7]. В данном случае нам важно подчеркнуть
реализованную в идее Ф. Е. Василюка тенденцию к коммуникативности психологических
подходов. Идея диалога психологических концепций, идея равноранговости
"общепсихологических" категорий видятся нами как аналог "коммуникативной
рациональности" [32], лежащей в основе современной постнеклассической науки [25].
Методологический анализ, проделанный Василюком, позволил выделить триаду
основополагающих понятий "сознание - практика - культура" и дать предварительные
характеристики будущей психологии: понимающая, деятельная, гуманитарная (в основе
которой лежат соответственно феноменология, теория деятельности, культурная
психология) [7].
Ф. Е. Василюк показал, что Л. С. Выготскому удалось не просто вывести психику из
контекста интроспективной методологии, но и связать ее с практикой и культурой; в свою
очередь, З. Фрейд создал не просто психотехнический метод работы с психикой, но и
реализовал взаимодополнительность практики, культуры и психики. Но возможна ли
концепция, позволяющая, поставив во главу угла культуру, связать ее в единую
методологическую сеть с психикой и практикой?
На наш взгляд, такую концепцию, можно обрести на пути построения культурной
психологии на методологическом фундаменте постнеклассической науки. Почему
культурная психология - дело будущего? Потому что, подобно культурологии, она
строится как наука нового типа, и предпосылки для ее возникновения должны "вызреть".
При этом переход от одной парадигмы к другой не всегда связан с увеличением точности в описании и
предсказании опытных данных. Так, в физике релятивистская программа А. Эйнштейна превосходила программы
Х. Лоренца и А. Пуанкаре не тем, что лучше согласовывалась с фактами и точнее их предсказывала, а тем, что
явилась основой коммуникации между представителями ведущих парадигм старой физики, до Эйнштейна
находящихся в состоянии изоляции [25].
9
В контексте учения о всеединстве В. С. Соловьев предложил универсальную модель развития, не потерявшую
эвристического потенциала и столетие спустя. Согласно этой модели, всякое развитие проходит через 3 ступени:
на первой ступени индивидуальные образования выделяются "из первоначальной слитости и безразличия"; вторая
ступень представляет собой расцвет индивидуальности и дифференциации, а третья ступень характеризуется
стремлением к интеграции, синтезу и всеединству [29].
Если мы обратимся к опыту истории науки, то увидим, что каждая дисциплина или отрасль знания в своем
развитии проходит ряд этапов - периоды первоначального синкретизма, отчужденной раздробленности и
синтетических тенденций.
Известно, что синкретизм - явление архаическое и характеризующееся "первоначальной слитостью" всех
компонентов, когда знание включено в саму жизнь. Дисциплины, преодолевшие синкретизм, стремятся к
самодостаточному, обособленному развитию, тщательно охраняя свои пределы.
стр. 11
Но зрелая дисциплина вновь начинает искать контакты и пересечения с другими
отраслями знания, обращается к эвристической напряженности пограничных областей. В
ней накапливаются проблемы, не разрешаемые изнутри, и, наконец, умудренная опытом и
не боящаяся утратить "лица необщее выраженье", дисциплина однажды выплескивается
из своих границ. Тогда появляются такие области науки, как биофизика, биохимия,
нейролингвистика, социобиология, этносоциология, этнопсихология, семиотика культуры
и другие. На наш взгляд, именно в данной логике развития возникает культурная
психология как дисциплина, соединяющая в себе инструментарий культурологии и
психологии (методы и методологические принципы) и делающая реально возможными
исследования развития человека в контексте изменяющихся культур. Основным
методологическим ресурсом понимаемой таким образом культурной психологии
становится коммуникативная рациональность10 .
Начало коммуникаций между психологическим знанием и науками о культуре было
положено работами В. Гумбольдта, В. Вундта, Дж. Мида, З. Фрейда, К. Юнга, Э.
Эриксона, Л. С. Выготского, А. А. Потебни, Г. Г. Шпета и других ученых. В русле
междисциплинарного сближения в последней четверти XX в. стали интенсивно
развиваться такие направления и подходы, как историческая психология (В. А.
Шкуратов), культурная психология (М. Коул, Дж. Миллер, Р. Шведер), социокультурный
подход (Дж. Верч), историко-эволюционный подход к исследованию личности (А. Г.
Асмолов).
Однако перед существующими отечественными и зарубежными исследованиями,
рассматривающими различные стороны взаимодействия психики и культуры, и по сей
день стоят методологические проблемы, касающиеся используемой терминологии,
онтологического статуса, методов изучения и типологии культурно-психологических
феноменов. Построение взаимосогласованной картины реальности, создание
коммуникативной парадигмы как почвы для диалога разных культурно-психологических
направлений также являются не столько реальностью, сколько желанной перспективой.
Культурно-психологическую проблематику, берущую начало в глубинах истории
культуры и совместно осваиваемую представителями различных областей знания, следует
отличать от культурной психологии как самостоятельной дисциплины. Культурнопсихологическая проблематика издавна разрабатывается в контексте философии, истории,
культурологии, социологии, психологии и других наук. Однако культурная психология
как самостоятельная дисциплина требует перехода к реализующим постнеклассический
тип рациональности методологическим установкам анализа разрозненных культурнопсихологических феноменов.
Анализ исторического пути становления культурной психологии как междисциплинарной
области знания показывает, что возникновение культурной психологии в качестве
научной дисциплины требует, по меньшей мере, выполнения трех условий.
Первое условие имеет отношение к логике развития науки в целом, поскольку
строительство методологического каркаса дисциплины - процесс исторический и
поэтапный. Так, согласно В. Л. Рабиновичу, для того чтобы Р. Бойль мог совершить
открытия в области физики и химии, понадобились особые интеллектуальные процедуры,
которые до этого отрабатывались с веществом в алхимии [14].
Культурная психология не могла появиться, пока в истории науки не оказались
отработаны определенные интеллектуальные процедуры. Поэтому "психология народов"
в конце XIX - начале XX в. еще не готова стать самостоятельной дисциплиной, поскольку
переносит на изучение "народного духа" модели и принципы индивидуальной психологии
(в первую очередь, это школа "новой психологии" И. Гербарта). В случае встречи
культуры и психики в контексте психоаналитических концепций вновь наблюдаются
попытки подчинить культурно-исторический материал собственным теоретическим
положениям авторов, где культурологические сюжеты служат иллюстрациями готовых
психологических концепций. М. Коул, отвечая на вопрос, почему психологи не
учитывают в своих исследованиях культуру, замечает, что кросскультурная и общая
психология различаются методологически, и невозможно запрячь в одну упряжку вола и
трепетную лань [38].
Монистская методология в принципе не в силах разрешить проблемы дисциплины,
изучающей взаимоотношения двух реальностей - психики и культуры, - которые сами по
себе являются предметами разных наук, соответственно, психологии и культурологии.
Таким образом, для возникновения культурной психологии как дисциплины требуется,
чтобы интеллектуальные процедуры, связанные с реализацией методологического
плюрализма, были отработаны в истории науки.
Практическим воплощением методологического плюрализма стало такое направление
культурно-психологических исследований, как психологическая антропология [6]. Однако
и оно, несмотря на многократные попытки соединить культурологический и
психологический инструментарий, переживает трудности, связанные с проблемами
взаимосогласованности и интерпретации результатов.
Второе условие относится к социокультурному контексту развития науки. Например,
историками культуры замечено, что тоталитарные культуры ориентированы на поддержку
техно-
Представления о коммуникативной рациональности связаны с именем Ю. Хабермаса. Коммуникативная
рациональность - это новая парадигма, пришедшая на смену исследований инструментального и "субъектцентрированного разума" и связываемой с именем К. Маркса парадигмы производства. Концепция
коммуникативной рациональности возникла в результате так называемого "лингвистического поворота", под
влиянием развития герменевтики и теорий языка. Ю. Хабермас полагает, что исследование того или иного
феномена культуры (будь то общество, наука, собственно научная теория) невозможно вне анализа процессов
коммуникации [13, 32]).
10
стр. 12
кратического знания, а гуманитарные науки в них развиваются в прокрустовом ложе
официальной идеологии [4]. Так, отечественная психология 20 - 30 гг. XX в., следуя
общей моде на "объективизм", позиционировала себя в качестве объективной науки,
строящейся по методологическим лекалам естествознания. Неполное раскрытие
гуманитарного потенциала культурно-исторической концепции Л. С. Выготского было
связано с ее развитием в социокультурном контексте тоталитарной культуры [3] и
свойственными советской психологии в целом методологическими установками
позитивизма [36], тогда как в европейских гуманитарных науках непрерывно происходили
методологические "повороты" (антропологический, лингвистический,
культурологический, нарратологический, постмодернистский), дававшие новые импульсы
развитию зарубежных культурно-психологических исследований.
Отечественные культурно-психологические исследования, несмотря на накопленный в
начале XX века интеллектуальный потенциал, так и не смогли оформиться в дисциплину в
неблагоприятных социокультурных обстоятельствах (судьба педологии и психотехники
хорошо известна), но проблематика этих исследований тем не менее нашла прибежище в
работах отечественных историков, культурологов и семиотиков. Единственным
психологическим подходом в русле отечественной культурной психологии стала
концепция Л. С. Выготского, но и ее судьба складывалась драматично. Возможно,
отечественная психология упустила свой шанс, используя потенциал "серебряного
возрождения", стать мировым лидером в разработке методологии культурной психологии.
Поскольку когда в последней четверти XX века такие исследователи, как Дж. Брунер, Дж.
Верч, К. Джерджен, М. Коул, Р. Харре, Д. Ларсен, Р. Шведер, стали искать решения
методологических проблем психологии на путях ее сближения с гуманитарным,
герменевтически ориентированным знанием, оказалось, что многие современные
открытия были предвосхищены в концепциях отечественных ученых - П. А. Флоренского,
М. М. Бахтина, Г. Г. Шпета, Л. П. Карсавина и других.
И, наконец, третье условие, обусловленное изменениями в ментальности ученых и
сменами парадигм, выражается в готовности научного сообщества воспринять те или
иные взгляды. Как показал К. Джерджен, рефлексия изменяет рациональность (феномен
"плодов психологического "просвещения"") [40]. Философское просвещение действует
аналогичным образом. Так, после исследования по методологии науки Т. Куна ученые
имеют возможность осознать, что новые взгляды встречают яростное сопротивление из-за
сложившихся идеологических установок в науке. Но не должна ли такого рода рефлексия
способствовать выработке толерантности к различным парадигмам в психологии? Выше
мы уже говорили о таком ментальном новообразовании постнеклассической
рациональности, как "сверхрефлексивность" - способность исследователя осознавать
множественность влияющих на его сознание контекстов и собственную "ограниченность"
(фрагментарность) видения, нуждающуюся в дополнении перспективами,
открывающимися с других исследовательских позиций11 . Идеи системного плюрализма и
методологического либерализма обретают легитимность в отечественной психологии
лишь на рубеже XX-XXI вв.
Становлению в психологии постнеклассической рациональности способствует
осмысление того, что процессы, происходящие на протяжении XX в. в философии, науке,
искусстве, обществе, в культуре в целом, определенным образом синхронизированы и
связаны с общей сменой "парадигмы", интеллектуального и жизненного стиля, дискурса,
"идеалов рациональности". Причем, для обозначения этой тенденции в разных областях
культуры возникали различные названия: "постмодернизм", "постпозитивизм",
"постструктурализм", "информационная культура", "постнеклассическая парадигма".
Общим же для всех направлений стало изменение механизмов культурогенеза: прошлое
не отвергалось, а переосмысливалось, встраиваясь в настоящее, усиливались
интегративные и коммуникативные тенденции познания.
На наш взгляд, именно культурная психология, строящаяся на фундаменте
постнеклассической рациональности, способна стать коммуникативной парадигмой,
переосмысливающей "классические" теории в современном контексте и по принципу
дополнительности соединяющей различные фрагменты знания в целостную картину
реальности12 . Противоречивость знания в таком ракурсе рассмотрения оказывается той
мозаикой, из которой складывается целостная картина реальности (но, подобно
восприятию полотен импрессионистов, эта установка сознания требует
В синергетике обсуждается гипотеза, согласно которой новые технологические достижения изменяют
ментальность. И зачастую технологические достижения опережают ментальные изменения. Так, дети, с раннего
возраста владеющие компьютерной грамотностью, более толерантны к противоречивой и фрагментарной
реальности. Мелькающая и "шизоидная" реальность предстает перед ними скорее как творческая задача, а не
воспринимается в качестве раздражителя, вызывающего усталость, гнев или тревогу, как это случается у
представителей более старшего поколения. Мир перестает быть стабильным, и сознание вырабатывает в ответ на
этот "вызов" новые свойства [27].
11
В отечественной этнопсихологии примером взаимосогласованности концепций является исследование Н. М.
Лебедевой, показывающее, каким образом теория Б. Ф. Поршнева о суггестии и контрсуггестии позволяет
"примирить" полемизирующие гипотезы Д. Кемпбелла и Г. Триандиса с В. Вассилиу [20].
12
стр. 13
усилия конструирования). Объективность же картины мира, как показывает практика
гуманистической психологии, достигается в результате непрекращающейся
коммуникации, диалога, иными словами, поверяется интерсубъективностью.
***
В завершении вновь вернемся к ситуации развития современной психологии, где в
качестве признаков системного кризиса указывают на разрывы между прошлым и
настоящим в психологической науке, между исследованием и практикой, между
отдельными фрагментами реальности [35]. Но средством преодоления разрыва между
прошлым и настоящим в психологии может стать постмодернизм, "играющий" стилями и
не отрицающий традицию, а переосмысливающий ее в контекстах современности 13 .
Средством преодоления разрыва между исследованием и практикой выступает
постнеклассическая рациональность, нацеленная на проблемно-ориентированные
исследования, в которых теоретики и практики совместно решают задачи. Разрыв же
между отдельными фрагментами реальности позволяет преодолеть сетевой подход,
устанавливающий взаимосвязь всего со всем и делающий ведущим то или иное
направление в зависимости от конкретно поставленных задач.
Таким образом, постмодернизм, постнеклассическая рациональность и сетевой подход
являются "вызовами", отвечая на которые не только культурная, но и психология в целом
пересматривают свои методологические установки. В частности, на смену системной
логике исследования приходит сетевая, на смену позитивизма - герменевтика, на смену
классической и неклассической рациональности - постнеклассическая рациональность.
Однако важно еще раз подчеркнуть, что постнеклассическая наука не отменяет
классическую и неклассическую, а находит ей достойное место в общей сети знания.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Абульханова-Славская К. А., Брушлинский А. В. Философско-психологическая
концепция С. Л. Рубинштейна: К 100-летию со дня рождения. М.: Наука, 1989.
2. Анцыферова Л. И. Архетипическая теория развития личности К. Юнга // Психол.
журнал, 2000. N 1. С. 3 - 26; N 2. С. 3 - 20.
3. Асмолов А. Г. По ту сторону сознания: Методологические проблемы неклассической
психологии. М.: Смысл, 2002.
4. Боткин Л. М. Пристрастия. Избр. эссе и статьи о культуре. М.: Курсив-А, 1994.
5. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., Искусство, 1979.
6. Белик А. А. Психологическая антропология (культура-и-личность). Историкотеоретический очерк // Личность, культура, этнос: современная психологическая
антропология. М.: Смысл, 2001. С. 7 - 50.
7. Василюк Ф. Е. Методологический анализ в психологии. М.: Смысл, 2003.
8. Вересов Н. Н. Культура и творчество как психологические идеи // Вопросы психол.
1992. N 1 - 2. С. 124 - 128.
9. Гуманитарные исследования в Интернете: Сб. статей / Под ред. А. Е. Войскунского. М.:
Можайск-Терра, 2000.
10. Гусельцева М. С. Культурно-историческая психология и "вызовы" постмодернизма //
Вопросы психол. 2002. N 3. С. 119 - 131.
11. Гусельцева М. С. Культурно-историческая психология: от классической - к
постнеклассической картине мира // Вопросы психол. 2003. N 1. С. 99 - 115.
12. Гусельцева М. С. Методологические предпосылки и принципы развития культурной
психологии // Методологические проблемы современной психологии. М.: Смысл, 2004. С.
82 - 101.
13. Гусельцева М. С. Философские горизонты психологических исследований // Вопросы
психол. 2004. N 3. С. 103 - 109.
14. Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания / Отв. ред. И. Т. Касавин.
М.: Политиздат, 1990.
15. Зинченко В. П. Мысль и Слово Густава Шпета (возвращение из изгнания). М.: Изд-во
УРАО, 2000.
16. Иванов В. В. Классика глазами авангарда // Иностр. лит. 1989. N 11. С. 226 - 231.
17. Ионин Л. Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. М.: Логос, 2000.
18. Капра Ф. Дао физики. Киев: София; М., ИД Гелиос, 2002.
19. Кольцова В. А., Медведев А. М. Об изучении истории психологии в системе культуры //
Психол. журн. 1992. N 5. С. 4.
20. Лебедева Н. М. Новые возможности одной известной концепции // Психол. журн. 1989.
N 2. С. 56 - 62.
21. Лотман Ю. М. Культура и "взрыв". М.: Гнозис, 1992.
22. Мазилов В. А. Научная психология: тернистый путь к интеграции // Труды
Ярославского методологического семинара. Методология психологии / Под ред. В. В.
Новикова. Ярославль: МАПН, 2003. Т. 1. С. 205 - 237.
23. Марцинковская Т. Д. Русская ментальность и ее отражение в науках о человеке. М.:
Блиц, 1994.
24. Мясоед П. А. Психология в аспекте типов научной рациональности // Вопросы психол.
2004. N 6. С. 3 - 18.
Этот стиль, проявляющийся в виртуозной "игре" психологическими теориями и перепрочитыванием их на
языке современности, прослеживается в ряде работ зарубежных авторов [39, 41, 43].
13
стр. 14
25. Нугаев Р. М. Смена базисных парадигм: концепция коммуникативной рациональности
// Вопросы философ. 2001. N 1. С. 114 - 122.
26. Оболенская С. В. "История повседневности" в современной историографии ФРГ //
Одиссей: Человек в истории. М.: Наука, 1990. С. 182 - 198.
27. Ракитов А. И. Новый подход к взаимосвязи истории, информации и культуры: пример
России // Вопросы философ. 1994. N 4. С. 14 - 34.
28. Розин В. М. Семиотические исследования. М. ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга,
2001.
29. Соловьев В. С. Философское начало цельного знания. Мн.: Харвест, 1999.
30. Степин В. С. Теоретическое знание: Структура, историческая эволюция. М.: ПрогрессТрадиция, 2000.
31. Тамм Р. М. Магический ренессанс // Человек. 1994. N 4. С. 122 - 134.
32. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М.: Весь мир, 2003.
33. Шпет Г. Г. Один путь психологии и куда он ведет // Философский сборник Л. М.
Лопатину к 30-летию научно-педагогической деятельности. М., 1912. С. 245 - 264.
34. Юревич А. В. Методологический либерализм в психологии // Вопросы психол. 2001. N
5. С. 3 - 18.
35. Юревич А. В. "Онтологический круг" и структура психологического знания // Психол.
журн. 1992. N 1. С. 6 - 14.
36. Юревич А. В. Системный кризис психологии // Вопросы психол. 1999. N 2. С. 3 - 11.
37. Cazenave M. Jung et la modernite, une introduction // Cahiers-Jungiens-de-Psychanalyse.
1994. N 80. P. 95 - 99.
38. Cole M. Cultural psychology: A once future discipline. Cambridge, London: The Belknap
Press of Harvard University Press. 1996.
39. Hepburn A. Derrida and psychology: Deconstruction and its abuses in critical and discursive
psychologies // Theory-and-Psychology. 1999. V. 9 (5). P. 639 - 665.
40. Gergen K. J. Toward a Postmodern Psychology // Psychology and Postmodernism / Ed. by S.
Kvales. L.: Sage Publications, 1994. P. 17 - 30.
41. Kroger O. R., Scheiber K. E. A reappraisal of Wundt's influence on social psychology //
Canadian Psychology - Psychologie Canadienne. 1990. V. 31. P. 220 - 228.
42. Kvale S. Postmodern Psychology: A Contradiction in Terms? // Psychology and
Postmodernism / Ed. by Kvales S. London: Sage Publications, 1994. P. 31 - 57.
43. Miller J. G. Cultural psychology: Implications for basic psychological theory //
Psychological Science. 1999. V. 10 (2). P. 85 - 91.
44. Polkinghorne D. E. Postmodern Epistemology of Practice // Psychology and Postmodernism
/ Ed. by S. Kvales. L.: Sage Publications, 1994. P. 146 - 165.
45. Psychology and Postmodernism / Ed. by Kvales S. London: Sage Publications, 1994.
46. Shweder R. Cultural psychology: What is it? // The culture and psychology reader. Eds. N. R.
Goldberger, J. B. Veroff. N.Y.: New York University Press, 1995. P. 41 - 86.
47. Shweder R. A. Thinking Through Cultures: Expeditions in Cultural Psychology. Cambridge:
Harvard University Press, 1991.
POST-NON-CLASSICAL RATIONALITY IN CULTURAL PSYCHOLOGY
M. S. Guseltceva
PhD, research assistant, Psychological Institute of RAS, Moscow
Post-non-classical rationality, post modernistic criticism, communicativeness, integrated
principle of knowledge organization - are characteristics of current status of science. In the
present state problems of methodological reflexion, understanding of its new status arise before
psychology. Cultural psychology is becoming one of the approaches which challenges
contemporaneity. It is shown that cultural and psychological knowledge has changed into
scientific discipline in the space of tree coordinates: 1) common logic of science evolution where
methodological pluralism and integrated approach come to take place of monistic methodology;
2) sociocultural context which supports or hampers methodological "turnings"; 3) replacement of
types of rationality when changing classical and non-classical rationality to post-non-classical
one.
Key words: cultural psychology, methodology, post-non-classical rationality, postmodernism,
integrated approach.
стр. 15
Психология и общество. ВЛИЯНИЕ СОВРЕМЕННЫХ
ТЕХНОЛОГИИ НА РАЗВИТИЕ ЛИЧНОСТИ И ФОРМИРОВАНИЕ
ПАТОЛОГИЧЕСКИХ ФОРМ АДАПТАЦИИ: ОБРАТНАЯ СТОРОНА
СОЦИАЛИЗАЦИИ
Автор: А. Ш. ТХОСТОВ, К. Г. СУРНОВ
ВЛИЯНИЕ СОВРЕМЕННЫХ ТЕХНОЛОГИИ НА РАЗВИТИЕ ЛИЧНОСТИ И
ФОРМИРОВАНИЕ ПАТОЛОГИЧЕСКИХ ФОРМ АДАПТАЦИИ: ОБРАТНАЯ
СТОРОНА СОЦИАЛИЗАЦИИ 1
© 2005 г. А. Ш. Тхостов*, К. Г. Сурнов**
* Доктор психологических наук, профессор, зав. кафедрой нейро- и патопсихологии ф-та
психологии МГУ им. М. В. Ломоносова, Москва
** Кандидат психологических наук, старший научный сотрудник, там же
Изложена оригинальная концепция изучения влияния современных технологий
удовлетворения потребностей на развитие личности, произвольную регуляцию и
динамику границ нормы и патологии.
Ключевые слова: развитие личности, культура и патология, социокультурная патология,
современные технологии, побочные эффекты социализации, норма и патология, вызов
культуры.
В современном мире становится все более актуальной проблема возникновения новых
форм психической патологии, обусловленных масштабными социальными переменами
или применением современных технологий. Анализ научных исследований в области
влияния современных технологий на границы психической нормы и патологии
показывает, что до настоящего времени в отечественной клинической психологии
фактически отсутствуют крупные системные исследования, базирующиеся на
интегративном подходе.
Зарубежные работы в этой области в основном носят узко направленный характер, не
являются комплексными, не демонстрируют интегративный подход и фиксированы на
оценке только позитивного влияния культуры. Очевидно, что обозначенная проблема
чрезвычайно актуальна во всем мире и требует создания нового интегративного и
концептуального уровня ее теоретической и практической разработки.
Традиция культурно-исторического подхода, достаточно долго и эффективно
разрабатываемого в отечественной психологии, оставляет в стороне один из ключевых
вопросов, связанный с эффективной адаптацией человека к постоянно развивающейся
среде. Здесь даже не один, а несколько взаимосвязанных вопросов: всегда ли
социализация имеет только позитивные следствия, и каково влияние на человека новых
социокультурных условий, среды обитания, типов коммуникаций, новых технологий
удовлетворения потребностей? В какой степени изменения социальной и технологической
среды, к которым следует приспосабливаться, безразличны для результата, и не может ли
быть так, что в самом процессе социализации порождаются не только высшие
психические и иные функции, но и "высшие" формы психической или иной патологии,
являющиеся следствием той же самой социализации?
На наш взгляд, постоянное совершенствование технологий социокультурной
манипуляции развитием человеческого индивидуума, стремительное увеличение числа
гуманитарных инноваций и технических средств удовлетворения и формирования
потребностей, культурно-исторический процесс в целом - закономерно порождают, кроме
известных достижений, также и новые формы патологии, не существовавшие ранее. Это,
своего рода, обратная, "темная" сторона культуры, почти невидимая и недостаточно
осознанная в современных концепциях нормы и патологии в медицине, психологии и ряде
других смежных областей знания [8, 15 и др.]. В этих концепциях загадочным образом
непротиворечиво сочетаются две просвещенческих традиции, идущие от Д. Дидро и Ж.
Ж. Руссо: понимание прогресса как безусловного блага и безусловного совершенства
"натурального" человека, которого культура только портит.
Эти логически несовместимые утверждения отражают, тем не менее, некоторую
реальность, требующую осмысления. Социализация психических и телесных функций,
превращающая их из натуральных, биологических по происхождению, в "высшие",
биопсихосоциальные, формирует не только все расширяющуюся по мере социальнотехнического прогресса область "новых возможностей" и рубежей человеческой
личности, то есть прижизненно приобретаемых, осознаваемых, произвольно
регулируемых, социокультурных по происхождению, недостижимых на преды-
Работа выполнена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований по проекту 05 - 06 80022а.
1
стр. 16
дущих этапах культурно-исторического процесса психологических образований, но, во
многих случаях, создает на том же самом поле зоны специфической "культурной
патологии". Попытаемся наметить наиболее очевидные побочные следствия
социализации.
Обычно история онтогенеза "высших" человеческих функций излагается как
совокупность достаточно "вегетарианских" событий. Маленький ребенок совместно со
взрослым (как представителем и носителем культуры) радостно осваивает новые формы и
способы деятельности, интериоризуя их (правда, не всегда ясно как) и переходя на новый
уровень психического функционирования. Однако и теоретические спекуляции, и
клинические наблюдения, и обыденный опыт не очень согласуются с такой
благостностью. Даже обучение ребенка простым пищевым и гигиеническим навыкам не
протекает гладко, а сам феномен наказания в широком понимании этого термина,
принципиально неустранимый из культуры, вообще делает сомнительным представление
об абсолютной гармонии диады взрослый - ребенок или субъект - социум [18, 19 и др.].
Есть руками намного проще, чем вилкой; кататься на коньках, играть на скрипке, да и
просто читать нефизиологично; регуляция деятельности телесных функций, влечений и
потребностей требует постоянных и довольно серьезных усилий. Усвоение социальных и
культурных норм принципиально мало чем отличается от усвоения через практику
падений закона всемирного тяготения, а через болезненный ожог - умения правильно
обращаться со спичками.
Здесь представляется принципиально важным в теоретическом и практическом плане
сформулировать и интегрировать в контекст развития современной психологии ряд
важных понятий, соответствующих актуальным вызовам культурно-исторического
процесса, а следовательно, и задачам психологической теории и практики. В уточнении
нуждаются сами понятия "насилие", "усилие", точнее - их соотношение. Неявным и
неверным допущением является то, что порождаемая в результате культурной
трансформации функция обладает заведомыми преимуществами перед натуральной, и
если мы и сталкиваемся с какими-либо ее несовершенствами, то они суть несовершенства
ее освоения. Однако преимущество высшей функции перед натуральной не столь уж
очевидно. В. М. Аллахвердов замечает, что ребенок сразу после рождения обладает
настолько совершенной рефлекторной регуляцией (например, хватательный рефлекс
позволяет ребенку подтягиваться, ухватившись за поднимающую его руку), которой он
нескоро, а может быть и никогда, не достигнет на произвольном уровне, а возможности,
скорость и объем информации, перерабатываемой на сознательном уровне, никогда не
сравняться с организмическими возможностями человека [1]. Преимущества высшей
функции в другом: в возможности выйти за границы наличной стимуляции и действовать
или не действовать в соответствии с иными, ненатуральными правилами, а иногда и
вопреки им. При этом следует особо подчеркнуть, что отказ, торможение, запрещение
как формы социализованной саморегуляции имеют не меньшее значение, чем освоение
совместно со взрослым ее выполнения.
Усилие, напряжение имеют принципиальное значение для порождения высших форм
психики. Именно через торможение, задержку, отказ, напряжение и усилие только и могут
объективироваться те или иные функции и феномены психики. Последующая
интериоризация должна предполагать обязательный этап экстериоризации, объективации,
а последующая постпроизвольность - предшествующую дезавтоматизацию. Знаменитый
параллелограмм развития отражает очень важный, но недостаточно осмысленный
феномен - возможное ухудшение деятельности на начальном этапе освоения
опосредствующих инструментов [4, 9 и др.]. Но вне этого невозможно формирование
некоторых принципиальных в генетическом плане психологических образований.
Например, дефицитарность этапа произвольной регуляции как центрального звена
формирования идентичности можно рассматривать как психологический механизм
нарушения переживания времени и самоидентичности при различных вариантах
"зависимости". В рамках такой концепции время есть превращенный вариант
интериоризированного усилия, связанного с торможением удовлетворения потребностей
или фиксацией усилия достижения.
Успешное прохождение фазы нормального отчуждения через экстериоризацию и
последующую интериоризацию саморегуляции формирует нормальную линейную модель
времени, включающую в себя прошлое, настоящее и будущее, а также дающую
возможность оперативной, текущей регуляции процессов жизнедеятельности и
долгосрочного планирования. Здесь мы сталкиваемся со своеобразной инверсией:
психологическое переживание времени сначала рождается как заторможенная
деятельность, как протяженное напряжение, а затем само становится высшей формой
смысловой регуляции такого усилия и напряжения. Регуляция имеет смысл лишь при
существовании представления о времени и жизненной перспективе. Неуспешное
прохождение этой фазы социализации может привести к фиксации архаической
циклической модели времени, при которой непознаваемые внешние силы своевольно
управляют субъектом и которая не предполагает возможности планирования и делает
субъекта полностью детерминированным внешней или
стр. 17
внутренней (физиологической) стимуляцией, как, например, при различных вариантах
зависимости.
Современными психоаналитиками показано, что не только избыточное насилие,
непереносимая или слишком ранняя травматизация вызывают психопатологические
симптомы; не менее важный их источник - избыточное облегчение условий
существования, превращающееся в тормоз развития навыков самостоятельности,
сепарации, или даже построения устойчивых границ субъекта. Условия формирования
"психотической личностной структуры" могут быть связаны с феноменом
"всеприсутствующей матери", удовлетворяющей все потребности ребенка до момента их
актуализации. Таким образом, ликвидируется зазор между актуализацией потребности и
ее удовлетворением, что абсолютно необходимо для формирования устойчивого
выделения себя из мира: мера физиологической неудовлетворенности есть центр
кристаллизации субъектности, сознания, самосознания и устойчивых границ "Я".
Отсутствие необходимого зазора, оптимального усилия на следующем этапе развития,
когда ребенок должен выйти из симбиотических отношений с матерью, порождает
"пограничную личностную структуру", характеризующуюся постоянным стремлением к
установлению симбиоза и "опорных" отношений. Избыточная любовь,
гипертрофированная поддержка не только не стимулируют развития самостоятельности,
но становятся источником аффективных расстройств в случае утраты подобного опорного
объекта. Смысл "пограничной личностной организации" прежде всего в
несформированности сингулярности самосознания, невозможности замены опорного
объекта, по определению являющегося уникальным.
"Невротическая структура" также, в каком-то смысле, может быть следствием избыточной
любви, отсутствия "третьего" в диаде мать-ребенок; в результате исчезает необходимость
прилагать собственные усилия к завоеванию своего места, своего права, ибо это право
заранее завоевано [7, 17, 19, 20].
Идея травматизации, непереносимости или избыточности усилия, как ведущего
этиологического фактора психопатологических феноменов, некритично заимствованная
из классического психоанализа, перенесена на современную педагогику.
Интенсивное и бесконтрольное развитие современных технологий удовлетворения
потребностей, а также умножение и активная деятельность так называемых
гуманистических школ психологии и педагогики привели к своеобразному перекосу,
дисгармонии в представлениях о соотношении насилия и усилия. В результате стало
казаться, что любое усилие - по принуждению или самостоятельно совершаемое - это
насилие, калечащее психику и тело человека, безнравственное по своей сути, и потому
подлежащее решительному иллиминированию, вплоть до полного устранения из
контекста "правильного воспитания".
Одним из закономерных следствий такого концептуального перекоса, в карикатурном,
гротескном виде показывающим его научную и практическую несостоятельность, стало
появление систем воспитания и учебных заведений, в которых воспитанники во время
развивающего занятия, урока могут ходить, лежать, самовольно покидать классную
комнату, разговаривать друг с другом, баловаться интернетом или заниматься "чем
хочется", демонстративно "гуманистически" игнорируя усилия педагога. Идеалом
воспитания и обучения стала идея об абсолютно "гуманистической" ненасильственной
педагогике, когда ученик получает необходимые знания и умения без всякого
принуждения, насилия, усилия, без отметок и, желательно, лежа.
В результате, к моменту перехода в среднюю школу школьники не знают таблицы
умножения, а к моменту окончания школы не всегда способны показать на карте мира
свою собственную страну. Но все это с точки зрения "гуманистической" педагогики
ерунда, ибо основная цель - это развитие свободного человека. Правда, у лиц,
подвергшихся "свободному воспитанию", при психологическом исследовании
диагностировались весьма своеобразная самооценка и особенности волевой сферы,
значительно затрудняющие как ход дальнейшей социальной адаптации, так и процесс
личностного развития [8 и др.]. Мысль о том, что усилие, перед тем как стать
интериоризированым, когда должно было быть внешним, и по сути имеющим
генетическое родство с насилием, с гуманистической точки зрения мало приемлема.
Даже в случае благоприятного прохождения ранних этапов социализации, обретение
произвольности регуляции своих физических и психических функций тоже не столь уж
безопасно. Как в любой сложной системе, за сложность приходится платить большей
вероятностью нарушений. В телесной сфере "культурная патология" может проявляться,
например, в виде так называемых конверсионных расстройств - нарушений отправления
отдельных телесных функций, не основанных на органической патологии. В сфере
психических функций "культурная патология" проявляет себя диссоциативными
расстройствами - нарушениями произвольной регуляции и десоциализацией целостных
психических функций.
То, что в ходе социализации и индивидуации интериоризироваться может не только
модель исполнения, реализации определенной функции,
стр. 18
но и модель ее торможения, и есть психологический механизм диссоциативных и
конверсионных расстройств. Сущность конверсионной патологии заключается в
отказе/поломке управления этими функциями. Нарушения движений в случае астазииабазии, мутизм, нарушение пищеварительных и выделительных функций и пр. происходят
не на анатомическом или физиологическом уровне, а именно как нарушение регуляции,
смещение зоны контроля. "Культурность" функции предполагает овладение ею и
включение ее в контур произвольной регуляции в соответствии с правилами, не
совпадающими с требованиями природы. Произвольные и непроизвольные функции в
отношении прозрачности к ним их телесного механизма, сходны только внешне. В
условиях нормального функционирования непроизвольные функции прозрачны для
субъекта первично, они только еще могут стать непрозрачными при овладении ими.
"Прозрачность" (постпроизвольность) произвольных функций вторична, они уже стали
прозрачными после освоения, но свернутая внутри них возможность снова стать
объектными, утратив управляемость, легко демонстрирует себя в сложных ситуациях [14
и др.]. Культурное происхождение такого рода расстройств не сводится только к условиям
их формирования. Еще один источник патологии заключен в том, что сама система их
социокультурной регламентации может быть крайне противоречива, соответствовать
тому, что школой Пало-Альто описывается как "double-bind" - система
взаимоисключающих требований. Это демонстративно проявляется в отношении
потребностей, особенно жестко регламентируемых культурой, например, сексуальности.
Одна из наиболее фундаментальных человеческих потребностей с самых ранних периодов
истории регулируется на законодательном уровне, с жесткой, но при этом крайне
противоречивой системой запретов, в отношении нарушения которых формируются даже
особые "правила нарушения". Неудивительно, что сексуальные расстройства относятся к
числу наиболее распространенных [8].
Особый вид "культурной патологии" - различные формы деперсонализации, связанные с
нарушениями формирования в онтогенезе субъект-объектного членения.
Психологический механизм этого вида психической патологии связан с дефицитарностью
или нарушениями прохождения этапа "нормального отчуждения" при освоении
произвольной регуляции, требующей участия особой психической функции
"самоидентификации". Положение Ж. Пиаже о том, что появление эгоцентрической речи
связано с трудностями операциональной стороны деятельности ребенка, можно дополнить
гипотезой о необходимости нормального самоотчуждения, первичной экстериоризации
"Я" с последующей новой интериоризацией и созданием зрелой идентичности. Иными
словами, и здесь адекватная идентификация есть продукт интериоризации ранее
экстериоризированного, она формируется в процессе поэтапного формирования
способности к произвольной регуляции. Это тот же этап эгоцентрической речи, когда
ребенок говорит о себе в третьем лице, что подтверждается относительно поздним
формированием в языке личного местоимения первого лица и отсутствием феноменов
отчуждения у детей младшего возраста и представителей архаических культур.
Постоянное усилие имеет принципиальное значение не только в генетическом плане, для
формирования высших форм психической деятельности, но и для нормального
функционирования человека.
Здесь культура создает еще одну ловушку, еще один побочный источник возможной
патологии. С одной стороны, любая технология, создаваемая культурой, направлена на
экономию усилия, на снижение напряжения, облегчение жизни. Как ни странно, прогресс
часто имеет своей целью регресс, любые орудия, от палки до машин и компьютеров,
призваны облегчить или сэкономить усилия, создать рычаг, модифицировать
несовершенное тело, добиваясь результатов, недостижимых в естественных условиях.
Бессмысленно отрицать, что человек никогда не сможет обогнать гоночный автомобиль,
не сможет летать, если не будет использовать летательные аппараты, а компьютер
безмерно расширяет ограниченные возможности его интеллекта, памяти и пр. Конечно,
человек - субъект и протагонист прогресса; его главный деятель и движущая сила. Но с
другой стороны, человек постоянно рискует стать жертвой такого прогресса, на
индивидуально-психологическом уровне оборачивающегося регрессом. Автомобиль
приводит к ожирению, а слишком раннее пользование калькулятором не дает
возможности сформироваться навыкам арифметических операций. Перекосы и
дисгармонии процесса социализации, затрудняющие и даже полностью блокирующие
гармоничное развитие личности, возрастают с ускорением внедрения технических и
социальных инноваций в повседневную жизнь миллиардов людей. "Невыносимая
легкость бытия", обеспечиваемая современными технологиями удовлетворения
потребностей, актуально и потенциально чревата серьезными отрицательными
последствиями для всего процесса культурно-исторического развития. Еще несколько
тысяч безответственно внедренных в жизнь социума "безусловно полезных" технологий, и
личностно развиваться будет не для чего. Да и некому. Или почти некому.
Лечение любого симптома любой болезни "одной таблеткой" без осознания подлинных
причин
стр. 19
болезни, удовлетворение любой потребности нажатием "одной кнопки" и, вообще, любой
способ вынимания "рыбки из пруда" без труда, без личного усилия, без осознания смысла
совершаемого действия вредит здоровью личности, а, в конечном счете, и здоровью тела.
Стремление к максимальному облегчению с помощью технических и организационных
средств абсолютно всех аспектов жизнедеятельности как основной цели прогресса таит в
себе большую психологическую и социальную опасность. Слишком легкий мир - основа
постепенного распространения расстройств, относимых нами к группе "культурной
патологии". Технологическая переразвитость, кажущаяся легкость удовлетворения любых
потребностей маскирует собой грозную перспективу массовой актуализации "нормальных
психических расстройств", личностной недоразвитости, а может быть, и деградации
лучших человеческих ресурсов. Мир без целеустремленного усилия конкретной личности
к самосовершенствованию - это сон, обморок, смерть, остановка самого существенного
направления и цели прогресса.
Человек достаточно давно вступил на этот путь, но в последнее время количество
побочных эффектов данного выбора резко увеличилось. Вакуум усилия, или если
говорить на феноменологическом языке, вакуум самого существования субъекта в
современном мире толкает его к искусственной стимуляции, к ситуации, в которой он
обретает плотность бытия: это особые, часто патологические формы рискованного
поведения, недалеко от него отстоящие экстремальные виды спорта, трансгрессионные
или криминализированные формы поведения.
В общем направлении цивилизации к виртуальному индивидуальному регрессу есть еще
одна специфическая ловушка: сама по себе возможность знаково-символического
опосредствования как механизма произвольной регуляции и удовлетворения
потребностей.
Здесь патологией становится следствие побочного эффекта культуры. Знаковосимволическое опосредствование - универсальный инструмент, осваиваемый в
онтогенезе, дает возможность овладеть своим поведением через овладение
управляющими им стимулами. Это идея, заимствованная у Гегеля, была призвана
объяснить возможность влияния на реальное поведение нематериального субстрата воли
[6]. Поскольку неясно, каким образом можно "прикрепить" волю к материальному
действию, ибо они находятся в разных пластах, была использована метафора "хитрости"
разума, не вмешивающегося в действия природных сил, но сополагающего их в
последовательности, отвечающей желанию субъекта, без нарушения природных законов.
Например, существование самолета ни в коей мере не нарушает ни одного закона
природы, но в природе самолетов не бывает, а его изобретение позволяет человеку
совершать действие, не совместимое с его природой - летать.
Но как бы там ни было, идея знаково-символического опосредствования действительно
раскрывает специфическую функцию культуры - ослабления усилия. Более того, она
отражает еще одну, очень важную ее функцию, а именно, возможность знаковосимволического удовлетворения потребностей, перенесения действия в символический
пласт. Удвоение мира за счет создания знаково-символического пространства,
пространства культуры позволяет расширить возможности человека: помимо прямого
действия становится возможным действие символическое. Человек, читая книгу, смотря
спектакль, картину, слушая музыку, может испытывать почти те же чувства, которые он
мог бы испытать, став фактическим героем этих произведений. Расширяя возможное
пространство жизни (человек никогда не сможет испытать таких событий, за которыми он
сможет понаблюдать по телевизору, в кино или театре), культура одновременно и
облегчает реализацию многих потребностей, приближая момент удовлетворения, но и
лишая деятельность ее сердцевины - самостоятельного усилия. Вместо того, чтобы
включиться в реальную борьбу, подвергать себя реальному риску, можно посмотреть по
телевизору матч любимой команды или боксерский поединок; вместо того, чтобы самому
любить, можно прочитать любовный роман и пр. Безусловно, гениальный драматург или
поэт может позволить нам испытать вместе с ним такие эмоции, которых мы бы,
возможно, не испытали сами, но во всем этом чужом "пиршестве" нас подстерегает
опасность "клуба кинопутешествий".
Особым вариантом возможности культуры иллюзорно удовлетворять потребности, или
модифицировать их, является создание специальных вполне материальных орудий и
технологий. Порнография и кулинария есть способы управления своими потребностями,
помогающие человеку овладевать такими не очень управляемыми состояниями, как
аппетит или похоть. Это довольно эффективные орудия, но сколь часто они начинают
обслуживать сами себя, создавая замкнутую патологическую цепь: еда, как на пирах
римских патрициев, перестающая обслуживать пищевую потребность, и порнография,
уже не направленная на возбуждение реальной сексуальности. Еще более очевидно это в
умении человека создавать искусственные модификаторы своего состояния: наркотики и
алкоголь. Конечно, наркомания и алкоголизм обладают психопатологической
спецификой, но невозможно отрицать, что они есть продукт культуры.
стр. 20
Значительно облегчая удовлетворение любых потребностей, современные технологии
зачастую минимизируют, если не полностью сводят на нет собственную деятельностную
активность индивидуума. В результате, то есть в виртуальном пределе развития этого
процесса, избыточно технологизированная среда и подчиненные ее законам сограждане
живут жизнью конкретного, а порой и чисто виртуального персонажа не вместе с ним, а
вместо него. Подобно ситуации на современной богатой свадьбе, где гости
умиротворенно сидят за столом, а танцуют, поют и оживленно разговаривают специально
нанятые для этого случая профессиональные артисты. И только один пожилой участник
торжества говорит своему соседу: "Как странно, друг, - свадьба наша, а гуляют на ней
другие!"
Трудно назвать потребность или жизненно важную задачу, решению которой нельзя было
бы способствовать с помощью современных интернет-технологий. Однако можно
поставить вопрос о возможных негативных следствиях и опасностях злоупотребления
этими технологиями для здоровья.
Научите пятилетнего ребенка играть в компьютерные игры, и он перестанет приставать к
взрослым с вопросами об устройстве мира и просьбами что-нибудь сделать вместе. Теперь
он оставил нас в покое, - обрадуются незадачливые родители. Теперь он перестал
развиваться, - встревожится психолог.
Требуют внимательного психологического анализа особые состояния сознания,
закономерно возникающие у интернет-зависимых субъектов. В интернете
высокомотивированный пользователь может оказаться под воздействием очень
интенсивного потока сверхзначимой (и зачастую абсолютно бесполезной) для него
информации, которую ему нужно (а практически нельзя) успеть зафиксировать,
обработать, не упустив десятков и сотен новых, каждую секунду открывающихся
возможностей. Перевозбужденный избыточной стимуляцией мозг не может справиться с
этой задачей. Сознание субъекта приходит в состояние, сходное с феноменами лобного
синдрома, иерархичность и последовательность целеполагания утрачивается, субъект
пытается одновременно делать все, не успевает и впадает в своеобразный транс,
объективная квалификация которого требует признания как минимум временного, но
серьезного нарушения социальной адаптации.
Интернет-технологии помогают получать информацию, но также в высшей степени
пригодны и для распространения дезинформации. Эти технологии обеспечивают
невиданные ранее возможности общения между людьми, но зачастую используются для
создания иллюзии общения. Посредством этих технологий можно красиво решить многие
старые медицинские, психологические, педагогические проблемы, но можно нечаянно и
создать новые.
Это та же самая ловушка, позволяющая вроде бы облегчить удовлетворение
потребностей, но на самом деле оборачивающаяся их подменой. С. Московичи
формулирует довольно интересную психологическую концепцию развития общества. В
отличие от классического марксизма, он считает движущей силой развития общества и
этиологической причиной его деформаций не развитие производительных сил и их
конфликт с производственными отношениями, а развитие способов коммуникации. В
условиях промышленного производства, создания городов, распада и деградации
традиционной семьи и традиционной стратифицированной модели общества, в которой
человеку было предназначено законное место, происходит необратимая деградация
нормальных способов коммуникации. Возникающий коммуникативный дефицит
компенсируется развитием прессы, а затем и другими современными коммуникативными
технологиями, порождающими специфический феномен толпы: неструктурированного
общественного образования, связанного лишь коммуникативными сетями [10, 13, 14, 17].
Однако эта компенсация исходно ущербна, ее легкость содержит некоторую
неполноценность. Да, чтение газеты создает иллюзию общения и принадлежности к некой
группе, но именно иллюзию. Продолжив этот ряд, можно утверждать, что интернетобщение значительно проще, нежели нормальное человеческое общение. Оно не требует
таких усилий, оно более безопасно, его можно начать и прервать в любое время, оно
позволяет сохранять анонимность (отсюда и столь повсеместное распространение никнэймов в интернете), оно доступно. И именно эта доступность скрывает за собой ловушку.
Да, безусловно, в сети можно общаться, знакомиться и даже любить друг друга. Конечно,
интернет-партнер лишен многих слабостей обычного человека, от него не может дурно
пахнуть, он не может быть некрасив, но язык не поворачивается назвать это настоящим
общением. Интернет-партнер - это вариант индивидуального мифа, нечто вроде
карманной фотографии кинозвезды.
Общество, организованное с помощью коммуникативной сети, по С. Московичи есть
толпа, обладающая размытой идентичностью, повышенной внушаемостью, утратой
рациональности. "Индивид регрессирует к массе" [10, с. 293], стремится к единению с
толпой, будь то группа футбольных фанатов или политическая партия. Для объяснения
этого феномена С. Московичи привлекает заимствованные из раннего психоанализа
представления о гипнотическом воздействии толпы. На наш взгляд, это наиболее слабое
место
стр. 21
его теории, ибо для объяснения непонятного используется неизвестное. Более разумное
объяснение заключается в том, что толпа, связанная лишь через средства коммуникации,
способные создать лишь суррогатные формы общения, стремится компенсировать эту
нехватку общения регрессивными симбиотическими связями. Самый большой недостаток
суррогатного общения в том, что оно не обеспечивает стабильной идентичности. Именно
этот механизм, возможно, лежит в основе расстройств идентификации, как при различных
формах психической патологии (современные исследования демонстрируют увеличение
числа пограничных расстройств), так и в многочисленных случаях дефицитарности
идентификации в психопатологии обыденной жизни.
Эта дефицитарность, особенно явная при резком изменении общественных стереотипов,
восполняется, также как и в индивидуальном психопатологическом случае, созданием
компенсаторных, но от этого не менее патологических феноменов психологической
защиты и совладания. Бред - это тоже вариант объяснения мира, становящегося все более
непонятным и угрожающим, а терроризм - не менее отчаянная попытка обретения
идентичности в глобализирующемся и все менее понятном и родном мире. Это
утверждение - не попытка дать терроризму исчерпывающее и простое объяснение,
безусловно, это совершенно неоднозначный феномен, это - скорее попытка привлечь
внимание к тому, что терроризм имеет и психологические корни, связанные с патогенным
влиянием культуры.
Массовая культура, неизбежно разрушающая при глобализации традиционное общество и
устойчивые формы идентификации, порождает вакуум, который чем-то должен быть
заполнен. То, что заменитель не лучшего качества всегда оказывается под рукой, не
только вина, но и беда индивида. Но и общество немало для этого делает.
Во всем мире становится все более заметной тенденция "добровольно-принудительного",
осуществляемого посредством современных технологий, навязывания отдельным людям и
целым сообществам, регионам планеты некой тщательно спланированной системы
стандартов, правил, ценностей любой значимой деятельности. Разработки
производственных и маркетинговых технологий, а также технологий политических,
образовательных, развлекательных подчиняются интересам организаций, собственные
ценности и цели которых очень далеки от гуманистических идеалов. Борьба за право и
возможность определять, назначать, внедрять свою систему этих ценностей, норм, правил
в сознание миллиардов людей - важная и болезненная проблема современной
геополитики. Идеальная цель правящей элиты любой сверхдержавы - стать монопольным
разработчиком технологии изготовления технологий. Для того чтобы в обозримом
будущем весь мир думал, как сказано, делал, что сказано, покупал, что сказано и, как
сказано, развлекался в свободное время. Психологические последствия этого процесса
состоят, прежде всего, в затруднении реализации творческого потенциала личности, ее
самобытности, уникальности, "самости". Перспектива постановки на технологически
совершенный конвейер производства миллионов "одинаковых и одиноких", личностно
недоразвитых людей в десятках произведенных по тем же технологиям одинаковых стран
реальна. Угрозам глобализации должно быть противопоставлено нечто более
существенное, научно обоснованное и действенное, чем стихийные, полудикарские и
вполне стандартные (глобалистские!) выходки так называемых "антиглобалистов".
Забавным, но тоже патогенным является сформированный массовой культурой "кентавр",
или даже, скорее, "василиск", сочетающий в себе глобализацию навязанного идеала и
возможность культуры заменить реальное действие семиотическим: деформация образа
мира, детерминируемая развлекательными телекоммуникационными технологиями. Сама
возможность подобной деформации известна с библейских времен. Ключевое понятие
этого опасного для развития личности процесса - не "телекоммуникация", а "соблазн". Но
индустриальный размах подобных деформаций сознания был достигнут лишь к XXI веку,
и именно благодаря развитию телекоммуникационных технологий.
Всевозможные викторины, лотереи, телевизионные игры, "реальные шоу" с крупными
призовыми фондами формируют, особенно успешно в сознании неопытных или не очень
развитых людей, жизненные стратегии, в которых целеустремленный труд и, вообще,
всякое усилие являются отрицательными ценностями, ассоциируются с принуждением,
рабством, неуспехом, позором. Необходимость честно трудиться воспринимается как
тяжелая жизненная неудача. Положительной же ценностью назначается случайно
успешное угадывание буквы в слове или выкрикнутая в микрофон гебефреническая
шутка, приносящие выигрыш, мгновенно меняющий жизнь: миллион рублей, участие в
"звездной группе" и т.п. Создана целая культура "назначения" ценностей, упакованных в
яркую глянцевую обложку и направленная на целевую молодежную группу. Массовый
тираж подобных изданий явно свидетельствует о том, что основным покупателем этой
литературы является отнюдь не тот, кто может купить себе рекламируемые в таких
изданиях товары, человек покупает недостижимую мечту. Глянцевые журналы творят
кумиров, подражание которым творит невротиков (для котостр. 22
рых, в свою очередь, есть специальные глянцевые журналы).
Социализацию, таким образом, следует рассматривать не как завершенную, безусловно
гармоничную, согласную, радостную совместную деятельность субъекта и социума, но
как достаточно жесткую борьбу, шрамы от которой в виде различных форм "культурной"
патологии есть плата за возможность обретения нормальной идентичности и адекватной
саморегуляции. Психоанализ, также как и культурно-исторический подход, придававший
принципиальное значение социализации натуральных функций, более правдоподобным
считал ее довольно "кровавый" характер.
Выявление условий формирования конверсионных, диссоциативных и иных расстройств
психической сферы, психологических механизмов их реализации, скрытых
коммуникативных целей, вторичной выгоды и патологических звеньев социализации,
прежде всего, при злоупотреблении современными технологиями удовлетворения
потребностей - основная задача психологического исследования, цель которого - открыть
дорогу к первичной профилактике, психокоррекции и реабилитации жертв "культурной
патологии".
Психологические исследования проблемы "культурной патологии", разработки научно
обоснованных программ освоения и использования новейших технологий на
методологическом и методическом уровнях призваны помочь процессу превращения
новейших технологий ("хищных технологий века") в мощные орудия, современные
средства развития и самореализации личности и в значительной степени избежать
негативных последствий злоупотребления этими технологиями, столь очевидных и
многочисленных в настоящее время. В зависимости от успешности этой работы в
значительной степени будет определяться и зона ближайшего развития самого человека
как уникального биопсихосоциального существа, важнейшей производной культурноисторического процесса.
Если условно разделить общую задачу такого исследования на структурно значимые
части, то необходимыми подсистемами неизбежно окажутся: первичная профилактика,
психотерапия и психокоррекция личностных и иных расстройств, связанных с
различными злоупотреблениями современными технологиями, психологическая
реабилитация и мониторинг оптимального использования современных технологий.
Под первичной профилактикой в этом контексте следует понимать, прежде всего,
комплекс психодиагностических, педагогических, особенно воспитательных,
мероприятий, призванных еще до знакомства с современными технологиями
удовлетворения потребностей создать у ребенка или взрослого систему таких качеств
мотивационной сферы, личности в целом, которые позволили бы ему адекватно
относиться к этим технологиям. Важнейшая цель работы - воспитание осведомленности и
ответственности, знания и нравственного чувства, помогающих сделать личный выбор,
принять решение о реализации или запрете любого действия, связанного с
использованием современных технологий.
Задача психотерапии и психологической коррекции включает в себя, наряду с
исследовательской частью, помощь человеку в преодолении возникших проблем,
формирование способности к сознательной регуляции процесса интеграции деятельности
по освоению новых технологий в общий контекст и структуру когнитивной,
мотивационной, нравственной активности личности.
Задача организации психологического мониторинга и разработки методической базы
воспитания, обучения, тренинга в ходе работы человека с современными технологиями в
различных условиях, возможно, является важнейшей, так как при успешном ее решении и
фундаментальном внедрении результатов научных разработок в жизнь социума
значительно облегчаются первичная профилактика и психокоррекция.
Наконец, еще одна важная задача - разработка единого методического арсенала,
диагностического инструмента, который позволил бы исследовать множество
современных технологий по одной схеме. Эта унификация, если она окажется возможной,
подтвердила бы теоретическую добротность разрабатываемого подхода, его
методологическую обоснованность, непротиворечивость, а также обеспечила бы очень
важную для дальнейшей работы возможность сравнивать "хищные технологии века" по
существенным параметрам внутри масштабного комплексного психологического
исследования.
Предназначение любой технологии, любого технического средства, в конечном счете,
состоит в том, чтобы способствовать удовлетворению тех или иных потребностей
человека. И каменный топор, и компьютер суть средства удовлетворения потребностей.
Технические средства и социальные технологии, разработанные для облегчения жизни,
замечательно справились со своей задачей. Они настолько облегчили удовлетворение
почти любой потребности современного человека, что усилие, необходимое для
удовлетворения потребностей и для совершенствования собственно личностных средств
развития и самореализации, стало не нужно. В результате совершенствование собственно
личностных ресурсов и потенциала человека замедлилось или совсем не происходит. В
комфортном, легком мире в таком совершенствовании нет нужды. Человек удовлетворен,
он сыт, ленив, неактивен. Однако станостр. 23
вится все более типичным достижение этого состояния, так сказать, не деятельностным
путем. Человек достигает чувства удовлетворенности, сытости, но он наедается досыта и
удовлетворяется отбросами, суррогатами, имитациями и иллюзиями, созданными с
помощью технических средств. Достигает чувства удовлетворенности способом, который
ведет не к развитию, а к деградации. Еще в прошлом веке Э. Фромм [17] отмечал
важнейший для понимания проблем современного социума факт: прогресс не оправдал ни
одного из великих ожиданий: люди не стали ни свободнее, ни счастливее. Интенсивное
развитие современных технологий, которым суждено определять организацию жизни
человеческого сообщества в XXI веке, еще более обостряет проблему. Прогресс должен
быть исследован как один из существенных факторов формирования новых, не
существовавших ранее форм аномалий психического развития.
Психологические исследования проблемы "культурной патологии", разработка научно
обоснованных программ освоения и использования новейших технологий на
методологическом и методическом уровнях призваны помочь процессу превращения
современных технологий в средства развития и самореализации личности и в
значительной степени избежать многочисленных негативных последствий
злоупотребления этими технологиями.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аллахвердов В. М. Методологическое путешествие по океану бессознательного к
таинственному острову сознания. СПб. Речь, 2003.
2. Барт Р. Избранные труды. Семиотика и поэтика. М.: Прогресс. 1994.
3. Бержере Ж. Психоаналитическая психология. М.: Изд. Московского университета,
2002.
4. Выготский Л. С. Избранные психологические труды. М.: изд. Акад. наук РСФСР, 1956.
5. Выготский Л. С. Исторический смысл психологического кризиса // Собрание
сочинений: В 6 т. М.: Педагогика, 1982. Т. 1. С. 228 - 291.
6. Гегель Г. В. Ф. Система наук. СПб.: Наука, 1992.
7. Каплан Г. И., Сэдок Б. Дж. Клиническая психиатрия. М.: Медицина, 1994.
8. Корольков А. А., Петленко В. П. Философские проблемы теории нормы в биологии и
медицине. М.: Медицина, 1977.
9. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1975.
10. Московичи С. Век толп. М.: Центр психологии и психотерапии, 1996.
11. Роджерс К., Фрейберг Д. Свобода учиться. М.: Смысл, 2002.
12. Тищенко П. Д. Био-власть в эпоху биотехнологий. М.: ИФР-АН, 2001.
13. Тоффлер О. Одноразовая культура. М.: "Логос", 2001.
14. Тхостов А. Ш. Психология телесности. М.: Смысл, 2002.
15. Тхостов А. Ш., Сурнов К. Г. Современные технологии и новые границы
социокультурной детерминации нормы и патологии // Психология. Современные
направления междисциплинарных исследований. М.: Изд-во "Институт психологии РАН",
2003. С. 66 - 79.
16. Тхостов А. Ш., Сурнов К. Г. Технологические детерминанты определения границ
нормы и патологии: Материалы съезда психологов в Санкт-Петербурге. СПб., 2003.
17. Фромм Э. Иметь или быть? М.: Прогресс, 1990.
18. Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности. М.:
Магистериум, 1996.
19. Фуко М. Наблюдать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.: Ad Marginem, 1999.
20. Фуко М. Рождение клиники. М.: Смысл, 1998.
MODERN TECHNOLOGIES INFLUENCE ON PERSONALITY DEVELOPMENT AND
PATHOLOGICAL FORMS OF ADAPTATION FORMATION: THE BACK SIDE OF
CIVILIZATION
A. Sh. Thostov*, K. G. Surnov**
* Sc. D. (psychology), professor, head of chair ofneuro- and pathopsychology, department of
psychology, Moscow State University
** PhD, senior research assistant, the same place
The original approach to the study of influence of needs satisfaction modern technologies on
personality development, voluntary regulation and norm-pathology borderline dynamics is
stated.
Key words: personality development, culture and pathology, sociocultural pathology, modern
technologies, side effect of socialization, norm and pathology, challenge of culture.
стр. 24
Психология личности. ПСИХОБИОГРАФИЧЕСКИЕ
ХАРАКТЕРИСТИКИ СУБЪЕКТА С АВТОНОМНЫМ ТИПОМ
САМОРЕГУЛЯЦИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Автор: Р. А. АХМЕРОВ, Г. С. ПРЫГИН
© 2005 г. Р. А. Ахмеров*, Г. С. Прыгин**
* Канд. психол. наук, доцент, зав. лаб. биографической психологии Института
управления, г. Набережные Челны
** Канд. психол. наук, доцент, декан факультета психологии Института управления, г.
Набережные Челны
Рассмотрены проявления индивидуально-типологических особенностей осознанной
саморегуляции деятельности в контексте построения субъектом своего жизненного пути.
Эмпирически выявлены психобиографические характеристики людей с разными типами
саморегуляции деятельности. Результаты исследования указывают на то, что процессы
саморегуляции деятельности и построения своего жизненного пути взаимосвязаны только
в определенной мере. У людей с автономным типом саморегуляции деятельности
жизнепостроение определяется причинной мотивацией. Они не склонны ставить
перспективные цели жизни и достигать их, хотя в конкретной деятельности
целеустремленны и самостоятельны. Причинная детерминация (детерминация прошлым спонтанная) жизненного пути делает человека взрослее ("старит"), а целевая
детерминация (детерминация будущим - произвольная) "омолаживает" внутренний мир
человека.
Ключевые слова: субъект, тип саморегуляции деятельности, жизненный путь,
психобиографические характеристики личности.
Конкретизацию в психологии общей философской категории субъекта в качестве субъекта
деятельности, познания, общения, жизни, можно рассматривать как разные формы ее
более частного проявления [1, 4, 18]. Каждое качество субъекта, отражая его активность в
разных сферах жизнедеятельности, имеет свою специфику и закономерности. Изучение
проблемы субъекта в различных формах проявления субъектности весьма сложная задача,
тем более для эмпирического исследования. В данной работе мы предприняли попытку
выявить взаимосвязь двух форм субъектности - в деятельности и жизни. В научной
литературе такого плана эмпирические исследования мы не встретили. При организации
нашего исследования исходным стало положение о том, что индивидуальнотипологические особенности осознанной саморегуляции деятельности раскрывают
именно деятельностный аспект субъектности, т.е. описывают активность субъекта в
конкретных видах деятельности. Проявляет ли он себя адекватно этому аспекту в
построении своего жизненного пути? Поиск ответа на этот вопрос и определил специфику
нашего эмпирического исследования.
Проблема субъекта жизни, поставленная С. Л. Рубинштейном [18], в последующем нашла
свое отражение и развитие в концепции личности как субъекта жизни К. А.
Абульхановой-Славской и в работах ее учеников В. И. Ковалева, О. Н. Кузьминой, В. Ф.
Серенковой и др. Работы Д. А. Леонтьева, посвященные самодетерминации,
саморегуляции и жизнетворчеству, по нашему мнению, также имеют прямое отношение к
обсуждаемым вопросам. Проблема субъекта жизни разрабатывается и в рамках причинноцелевой концепции психологического времени личности [5, 11]. Это направление
получило название каузометрического направления в психологии жизненного пути [3, 5,
10, 11]. Л. И. Анцыферова указанное направление обозначает как психобиографическое
[2]. Психобиографические характеристики личности, получаемые методиками экспрессдиагностики субъективной картины жизненного пути и углубленной ее диагностики каузометрией, по сути, являются характеристиками личности как субъекта жизни [3, 11].
Кроме того, структурно субъективная картина жизненного пути личности включает в себя
жизненные планы, жизненные обстоятельства и жизненную программу [3, 11].
Соответственно, психобиографические характеристики одновременно указывают, с одной
стороны, на свойства личности как субъекта жизни, а с другой - на особенности ее
жизненной программы, в которых проявляются характеристики субъекта жизни - "каков
субъект, такова и его жизненная программа" [3].
Общая проблема саморегуляции деятельности субъекта, также поднятая С. Л.
Рубинштейном, получила развитие в работах К. А. Абульхановой-Славской, А. В.
Брушлинского и др. Теория саморегуляции функциональных состояний человека
стр. 25
наиболее эффективно разрабатывается Л. Г. Дикой [6], проблемы осознанной
саморегуляции деятельности отражены в работах О. А. Конопкина, В. И. Моросановой, А.
К. Осницкого, Г. С. Прыгина, В. И. Степанского и др.
Наше исследование проведено на пересечении двух подходов: психобиографического
каузометрического подхода [3, 5, 9, 10, 11, 12, 19] и концепции индивидуальнотипологических особенностей осознанной саморегуляции деятельности [13, 14, 15, 16, 17].
Оба подхода рассматривают человека соответственно как субъекта жизни и как субъекта
деятельности.
В рамках концепции осознанной саморегуляции О. А. Конопкина [7], Г. С. Прыгиным
было выделено и описано системное качество субъекта, имеющее регуляторную основу,
названное "эффективной самостоятельностью". Это - симптомокомплекс личностных
качеств: собранность, уверенность в себе и результатах выполненной работы,
ответственность, развитый самоконтроль, легкая переключаемость с одной работы на
другую, способность адекватно оценивать внешние и внутренние условия деятельности и
т.д., который формируется в реальной деятельности субъекта и проявляется на всех этапах
ее выполнения (от постановки цели до реализации), позволяя ему достигать успехов, не
прибегая к помощи других.
Степень сформированности указанного комплекса личностных качеств была положена в
основу типологизации людей по признаку "эффективной самостоятельности" в
осуществлении ими деятельности: выделены типологические группы "автономных",
"зависимых" и "смешанных" субъектов, характеризующиеся различной степенью
эффективности функционирования контура саморегуляции (или с практической точки
зрения разной эффективной самостоятельностью в выполнении деятельности) [13]. Особо
подчеркнем, что речь идет о типах саморегуляции, а не о стилях. С нашей точки зрения,
тип саморегуляции позволяет раскрыть содержательные характеристики системы
саморегуляции у субъектов деятельности. В то время как стиль дает возможность описать
особенности основных регуляторных процессов у данных типов, т.е. раскрыть
операциональные аспекты процессов саморегуляции.
При описании любой типологии, например, типологии К. Г. Юнга, можно говорить только
о степени выраженности того системного свойства, которое положено в основу
типологизации. Точно так же можно говорить и о степени "автономности" субъекта, в
процессе осуществления им саморегуляции деятельности. Любая типология вводится
только для удобства объяснения и интерпретации данных, поэтому нами и были выделены
три типологические группы: две - полярные ("автономные" и "зависимые") и одна
промежуточная группа ("смешанных") субъектов.
Р. А. Ахмеров эмпирически обосновал критерии оптимальности психобиографических
характеристик личности как субъекта жизни: гибкость, разумность, масштабность [3].
Данные критерии операционализируются в следующих показателях каузометрии:
гибкость - это "уверенность" и "конфликтность"; разумность - "рациональность";
масштабность - "стратегичность". У людей, с успешной самореализацией
психобиографические характеристики и особенности жизненной программы
соответствуют указанным критериям оптимальности. Таким людям свойственны:
планирование своей жизни на более далекую перспективу - "стратегичность", умение
выделять между событиями жизни не только позитивные связи, но и негативные "конфликтность", что позволяет им избегать последствий неблагоприятных жизненных
обстоятельств. При оценке вероятности определенной связи между событиями жизни они
используют разновероятностную связь - "уверенность"; в жизненных планах учитывают и
используют жизненные обстоятельства - "рациональность" [3].
Целью исследования психобиографических характеристик субъектов с разными типами
саморегуляции деятельности стала проверка общей гипотезы о том, что у лиц с
автономным типом саморегуляции психобиографические характеристики больше
соответствуют критериям оптимальности, чем с зависимым типом саморегуляции 1 .
МЕТОДИКА
В исследовании приняли участие 90 человек: 45 девушек и 45 юношей. Все испытуемые студенты вузов различных факультетов г. Набережные Челны. Возраст от 17 до 22 лет.
В процессе исследования были использованы следующие методы: "Оценивание
пятилетних интервалов жизни" [5, 8, 9, 11]; каузометрия [5, 11]; Личностный опросник
"автономности-зависимости" [13].
Личностный опросник "автономности-зависимости" Г. С. Прыгина 2 , предназначенный
для выделения автономных, зависимых и смешанных типов саморегуляции деятельности,
представляет собой стандартизованный опросник из 18 утверждений, касающихся
особенностей выполнения деятельности. Выделение типологических групп проводится по
количеству баллов, которое наби-
В статье частично использован эмпирический материал, полученный в ходе выполнения дипломной работы Е. В.
Щелочковой под руководством Р. А. Ахмерова (2003).
1
2
Текст, ключи и нормы опросника представлены в приложении 1.
стр. 26
рает испытуемый по опроснику. Поскольку опросник содержит только одну шкалу, кроме
выделения типологических групп, можно определить степень автономности любого
испытуемого, т.е. чем больше баллов набирает испытуемый по опроснику, тем выше его
автономность. Таким образом, тот, кто набрал максимальное количество баллов,
относится к группе автономных, среднее количество баллов - к группе смешанных
(средний уровень автономности) и минимальное количество баллов - к группе зависимых
(минимально автономных).
Методика "Оценивание пятилетних интервалов жизни" (ОПИ) применяется для
измерения динамики продуктивности жизни в самосознании личности на основе
самооценки. ОПИ является методикой экспресс-диагностики субъективной картины
жизненного пути личности. Процедура ОПИ заключается в следующем. Предлагается
оценить все пятилетия жизни с рождения до ожидаемой продолжительности жизни по
десятибалльной шкале по степени насыщенности важными событиями. Результаты
методики ОПИ позволяют вычислить более десяти показателей - психобиографических
характеристик [19]. В нашем случае, мы использовали лишь показатели реализованности
(R), психологического возраста (ПВ), коэффициента взрослости (КВ), средние оценки
насыщенности важными событиями прошлого, будущего и в целом жизни, оптимизма.
Показатель реализованности определяется через соотношение насыщенности важными
событиями прожитых лет и ожидаемой человеком суммарной насыщенности жизни в
целом. Чем больше удельный вес прошлого в картине жизни, тем выше реализованность,
тем больше значимых событий жизни уже произошло. Показатель может принимать
значения от 0 до 100%. С годами показатель реализованности обычно растет.
Психологический возраст (ПВ) вычисляется по формуле: ПВ = R x ОПЖ/100%, где R реализованность, ОПЖ - ожидаемая продолжительность жизни. Психологический возраст
является мерой психологического прошлого, подобно тому, как хронологический возраст
- мера хронологического прошлого. Соответствие хронологического (паспортного) и
психологического возрастов свидетельствует об умении человека найти приемлемый для
себя темп жизни, соразмерить притязания с возможностями. Завышенный ПВ связан с
пессимистичной и обедненной жизненной перспективой. Оптимальным является
совпадение психологического и хронологического возрастов или немного заниженный
психологический возраст, который указывает на наличие значимых жизненных ожиданий
и еще нереализованного творческого потенциала. Коэффициент взрослости соотношение психологического и хронологического возрастов; удобен для сравнения
психологического возраста людей разных хронологических возрастов, находящихся в
одной группе. При КВ < 100% человек психологически моложе, при КВ > 100% - старше,
при КВ = 100% соответствует своим годам. Средние оценки насыщенности важными
событиями прошлого, будущего и в целом позволяют выяснить сравнительную значимость
для человека прожитых и предстоящих лет и событий жизни в целом. Оптимизм: каждый
график продуктивности жизни имеет определенное соотношение периодов подъема и
спада. Оптимизм вычисляется как коэффициент ранговой корреляции Кэндела между
порядковым номером пятилетия и оценкой насыщенности. Если свой жизненный путь
человек воспринимает как непрерывное восхождение, коэффициент корреляции
положительный и наоборот.
Каузометрия предназначена для диагностики субъективной картины жизенного пути и
психобиографических характеристик личности; проводится в индивидуальной форме и
занимает 1 - 2 часа. Каузометрия содержит основные и дополнительные процедуры, ее мы
проводили со всеми имеющимися дополнительными процедурами. Приведем лишь те
процедурные этапы, которые важны для интерпретации полученных данных.
Процедурные этапы каузометрического опроса: формирование списка наиболее важных
событий своего прошлого, настоящего и будущего; датирование событий; ранжировка их
по важности "для себя", т.е. определение личной значимости событий; цветовые
ассоциации событий с цветами теста М. Люшера: процедура предназначена для
диагностики менее осознанного эмоционального отношения опрашиваемого к событиям
его жизни - в ее основе лежат идеи цветового теста отношений А. М. Эткинда;
обозначение сфер принадлежности событий; причинно-следственный анализ
межсобытийных связей - выявление представлений опрашиваемого о структуре
причинно-следственных связей между событиями его жизни; целевой анализ
межсобытийных связей - выявление представлений опрашиваемого об инструментальноцелевых связях (типа "средство-цель") между событиями его жизни.
По результатам каузометрического опроса можно вычислить одиннадцать
психобиографических характеристик [11, 12], однако в нашей работе мы будем
анализировать лишь те характеристики личности как субъекта жизни, которые показали
значимые корреляции с разными типами саморегуляции деятельности. К ним относятся:
насыщенность, целеустремленность, рациональность, уверенность, чувство реальности
(реалистичность), стратегичность, удовлетворенность, психологический возраст и
коэффициент взрослости. Психобиографические характеристики вычисляются отдельно
для психологического
стр. 27
Таблица 1. Значимые корреляции автономности-зависимости с психобиографическими
характеристиками личности
Группа
Показатели
Автономность Насыщенность
Целеустремленность
Уверенность
Чувство реальности
N
rxy
90
90
90
90
0.22
-0.21
-0.3
-0.29
Уровень
значимости
p < 0.05
p < 0.05
p < 0.01
p < 0.01
прошлого, настоящего, будущего и для жизни в целом.
Насыщенность показывает, какова наполненность картины жизни мотивационными
связями (причинные и целевые связи между значимыми событиями жизни).
Целеустремленность - процент целевых связей в общей сумме всех имеющихся связей (и
причинных, и целевых). Уверенность - количество однозначных, категоричных ответов о
наличии определенной связи между событиями жизни. Рациональность - насколько
соответствуют цели и средства их достижения предполагаемым результатам и причинам
поступков (в процентах). Стратегичность - масштабность жизненных замыслов,
убежденность в их осуществлении (по сути, это длина причинной и целевой связи между
событиями с учетом ожидаемой продолжительности жизни и субъективной вероятности
этой связи). Чувство реальности отражает степень совпадения ранжировки событий по
мотивационному статусу (характеризующего интенсивность связей конкретного события
со всеми остальными) с их субъективной ранжировкой по важности "для себя"
(коэффициент ранговой корреляции Спирмена). Удовлетворенность указывает на то, в
какой мере человек видит свою жизнь в приятных цветовых ассоциациях (в процентах).
Каузометрический психологический возраст и каузометрический коэффициент
взрослости по содержанию аналогичны психологическому возрасту и коэффициенту
взрослости, вычисляемым по методике ОПИ. Однако каузометрические варианты
являются менее осознанными человеком [5, 11].
РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ
1. Связь психобиографических характеристик личности с автономностью.
На данном этапе исследования рассчитывались коэффициенты корреляции Пирсона
между степенью автономности всех испытуемых (90 человек) и психобиографическими
показателями (табл. 1).
Для интерпретации результатов исследования важна мысль А. А. Кроника о том, что
специфика жизни человека в ее детерминации и прошлым (причинами), и будущим
(целями) [10], т.е. имеют место два вида детерминационной связи: причинно-следственная
(из прошлого в настоящее) и связь типа "цель-средство" (из будущего в настоящее). Таким
образом, активность человека в настоящем определяется и тем, что было (прошлым), и
тем, к чему он стремится (будущим).
Содержательная интерпретация указанных корреляций (табл. 1) состоит в следующем:
чем выше показатели автономности, тем выше показатель мотивационной насыщенности
жизни. Лица с более выраженной автономностью саморегуляции видят больше стимулов
для самореализации в жизни, т.е. в субъективной картине их жизненного пути между
событиями присутствует больше мотивационных связей. Люди же с менее выраженной
автономностью саморегуляции в организации своей жизни видят меньше мотивационных
связей между событиями жизни, что говорит о меньшей их включенности в процессы
реального мира.
Чем выше показатель автономности, тем ниже уровень целеустремленности в достижении
событий жизни. Это указывает на то, что в построении своего жизненного пути
автономные личности более спонтанны. Субъекты с автономной саморегуляцией
целеустремленны в конкретной деятельности, чего не наблюдается в организации их
жизни, которая в большей степени детерминирована прошлым, очевидно, успехами в
организации своей деятельности и, соответственно, ее результатами. Разумеется, косвенно
или прямо, успехи в организации деятельности и результаты ее достижений могут
способствовать наполнению жизни значимыми событиями и успешной адаптации в
социуме.
Люди со слабо выраженной автономностью саморегуляции (зависимые) насыщают свою
жизнь во внутреннем мире целевой мотивацией. Этот мир наполнен желаниями
самореализации, достижений в жизни. Однако целеполагание это еще не целедостижение.
Малая активность в организации конкретной деятельности лиц с зависимым типом
саморегуляции компенсируется большими желаниями по отношению к своей жизни во
внутреннем мире.
Из табл. 1 видно также, что чем выше показатели автономности, тем меньше
категоричность в высказываниях и суждениях о вероятности связи между событиями
(показатель "уверенность"). Это указывает на то, что человек учитывает в своих
жизненных планах разновероятностную детерминацию (в данном случае,
преимущественно - причинную) различных событий жизни. Зависимый тип более
категоричен и уверен в наличии конкретного вида мотивационной связи между
событиями жизни, менее гибок, не допускает разную вероятность в объяснении
наступления явлений, событий.
стр. 28
Анализ показателя "реалистичности" выявил следующую зависимость: чем выше
автономность, тем менее адекватно осознается реальная значимость разных событий
своей жизни. Видимо, придание большей значимости целям конкретной деятельности,
"озабоченность" ими в определенной степени вносит сумятицу в оценку реальной
значимости событий жизни у людей с данным типом саморегуляции. Возможно, здесь
имеется своего рода "интерференция" целей деятельности (достижений) со значимыми
событиями жизни. Цель конкретной деятельности не обязательно является целью
жизни.
Субъекты с низкой автономностью (зависимые) достаточно адекватно осознают реальную
значимость событий жизни. Видимо, некоторая мотивационная "обедненность" жизни
"очищает" ее, что позволяет таким людям более ясно отражать и оценивать события.
Следовательно, для испытуемых с автономным типом саморегуляции характерна такая
психобиографическая характеристика, как большая спонтанность в жизни, они не ставят
специально цели в жизни, она у них в большей степени детерминирована причинными
связями. Автономные испытуемые не всегда адекватно осознают значимость событий
своей жизни, видимо, потому, что они не ставят жизненные цели специально, а реально
оценить, какие достижения деятельности значимы в жизни, трудно, если нет
обозначенных целей жизни. Они более гибки в суждениях о связях между событиями
своей жизни, опять-таки, скорее всего, по причине спонтанного характера ее построения.
Из всех показателей методики ОПИ, степень автономности имеет только одну значимую
корреляцию - с психологическим возрастом (r = 0.24, при p < 0.05). Чем выше показатели
автономности, тем больший психологический возраст чувствует субъект, т.е.
представители автономного типа саморегуляции деятельности ощущают себя старше
своего хронологического возраста. Это, видимо, происходит за счет прошлого опыта
достижений в деятельности, за счет главной субъектной характеристики самостоятельности. Можно также предположить, что личностные качества автономных -
самостоятельность, независимость и ответственность позволяют им чувствовать себя
"хозяевами своей жизни". Психологический возраст человека тем выше, чем больше
реализованность его психологического времени и жизненных замыслов в рамках
ожидаемой продолжительности жизни [11]. Таким образом, более высокий
психологический возраст автономных субъектов указывает на их переживание
реализованности в жизни.
Лица с зависимым типом саморегуляции чувствуют себя моложе, возможно, вследствие
того, что их большая категоричность, малая мотивационная насыщенность жизни,
преобладание желаний (целевой мотивации), не столь значительные достижения в жизни
приводят к переживанию того чувства, что "у них все свершения еще впереди".
Психологический анализ полученных данных позволяет утверждать, что причинная
детерминация (прошлым) жизненного пути делает человека взрослее ("старит"), а целевая
(будущим) - "омолаживает" его внутренний мир.
2. Психобиографические характеристики лиц, объединенных в типологические группы
саморегуляции.
В целях получения более детальной информации нами были сформированы три
типологические группы испытуемых (по 30 человек в каждой), обладающих автономным,
смешанным и зависимым типами саморегуляции.
Напомним, что испытуемые автономной группы в деятельности проявляют такие
качества, как целеустремленность, собранность, развитый самоконтроль, способность
адекватно оценивать цели, внешние условия выполнения деятельности, проводить
активный поиск информации, необходимой для успешного осуществления деятельности.
Им свойственна уверенность в своих личных качествах, знаниях и навыках, а также
умение в случае необходимости мобилизовать их на достижение поставленной цели.
В отличие от них, у зависимых субъектов подобный комплекс качеств развит слабо,
поэтому для успешного выполнения деятельности им приходится прибегать к
посторонней помощи. Процессы осознанной саморегуляции у них характеризуются
низкой эффективностью использования информации, необходимой для оптимального
достижения поставленной цели, неадекватными критериями успешности выполнения
деятельности, недостаточным уровнем сформированности программы исполнительных
действий. Типологической группе индивидов со смешанным типом саморегуляции
присущи характеристики обеих (полярных) групп.
Статистически значимые корреляции с показателями каузометрии были обнаружены лишь
в
Таблица 2. Значимые корреляции типа саморегуляции с показателями каузометрии
Группы
Показатели
N
Автономные Коэффициент 30
взрослости
Чувство
30
реальности
Зависимые
30
0.36
Уровень
значимости
p < 0.05
-0.37
p < 0.05
rxy
Нет
Смешанные
30
Нет
стр. 29
Таблица 3. Значимые корреляции типа саморегуляции с показателями ОПИ
Группы
Показатели
Автономные
Зависимые
Смешанные Реализованность
Психологический
возраст
N
rxy
30
30
30
30
Нет
Нет
-0.38
-0.36
Уровень
значимости
p < 0.05
p < 0.05
группе испытуемых с автономным типом саморегуляции деятельности (табл. 2).
Положительная корреляция коэффициента взрослости с характеристиками автономности
еще раз подтверждает, что испытуемые этого типа чувствуют себя старше своего
хронологического возраста. Отрицательная связь автономности с показателем "чувство
реальности", указывает на то, что лица с автономным типом саморегуляции неадекватно
оценивают реальную значимость своих событий жизни. Значимых корреляций
показателей каузометрии с зависимым и смешанным типами саморегуляции не выявлено.
Показатели ОПИ. Корреляции с показателями методики ОПИ были обнаружены лишь в
группе со смешанным типом саморегуляции деятельности (табл. 3).
Мы уже отмечали, что чем больше удельный вес прошлого в картине жизни, тем выше его
реализованность. По-видимому, переживание своей нереализованности позволяет лицам
со смешанным типом саморегуляции деятельности чувствовать себя моложе. Скорее
всего, испытуемые, относящиеся к промежуточному типу саморегуляции, разделяют свои
возможности в достижении целей деятельности и целей жизни, отделяют первые от
вторых. Можно также предположить, что они проявляют большую мотивацию в
деятельности тогда, когда цели деятельности в какой-то мере комплементарны целям их
жизни.
Смешанный тип имеет неоднозначные характеристики. Он может быть ближе или к
автономному, или к зависимому типу. Поэтому результаты этой типологической группы
невозможно интерпретировать с большей уверенностью (без дополнительных
исследований).
3. Выраженность психобиографических характеристик испытуемых с автономным и
зависимым типами саморегуляции.
Показатели каузометрии (табл. 4). Сравнительный анализ средних значений
психобиографических характеристик в группах с разными типами саморегуляции
деятельности (по t -критерию) в целом подтверждает результаты корреляционного
анализа, описанного выше.
Автономные испытуемые проявляют меньшую целеустремленность в планировании
жизни ее текущего периода и в целом (p < 0.05), а также имеют и более низкое чувство
реальности по сравнению с зависимыми субъектами (p < 0.05).
Напомним, что стратегичность является показателем продуманности жизненного пути на
более длительный период. У автономных испытуемых показатель стратегичности в
прошлом выше, чем у зависимых (p < 0.05); в психологическом настоящем и будущем
значимых различий не обнаруживается. Автономные субъекты больше удовлетворены
своей жизнью в прошлом, чем зависимые (p < 0.05). Таким образом, автономные
испытуемые в жизни больше ценят свое проТаблица 4. Психобиографические характеристики субъекта жизни (по методике
каузометрия)*
Психобиографические Психологическое Психологическое Психологическое
характеристики
прошлое
настоящее
будущее
1
2
1
2
1
2
Насыщенность
Целеустремленность
Конфликтность
Рациональность
Стратегичность
Уверенность
Удовлетворенность
Эмоциональность
Чувство реальности
Психологический
возраст
Коэффициент
взрослости
33
43
11
76
2
77
61
57
-0.23
22
24
52
8
67
1*
83
54
58
-0.27
18
112
91
38
45
8
74
5
78
65
59
0.07
41
54*
8
73
4
83
63
71
0.20
30
40
5
85
2
72
65
64
0.19
35
46
5
86
2
73
65
65
-0.05
В целом
1
2
29 23
44 51*
11
6
76 76
9
8
75 81
63 62
59 62
0.28 0.50*
Примечание. В столбцах номером 1 обозначены результаты автономного субъекта, 2 зависимого. Символом * в таблице обозначена значимость различий на уровне p < 0.05.
стр. 30
шлое, оно им более понятно и упорядочено, чем зависимым, для которых их прошлое
менее привлекательно, так как они устремлены в будущее (целевая детерминация жизни).
Автономные субъекты в целом менее адекватно, чем зависимые, осознают значимость
событий своей жизни (p < 0.05).
Значимых различий по показателям каузометрии испытуемых смешанной группы с
другими типологическими группами не выявлено.
Показатели ОПИ. Дальнейший сравнительный анализ испытуемых трех типологических
групп по показателям методики ОПИ выявил значимые различия лишь в группе
смешанных и автономных. Испытуемые данных выборок различаются по следующим
показателям: средняя оценка прошлого, психологический возраст, коэффициент
взрослости (табл. 5).
Результаты говорят о том, что автономные лица воспринимают свое прошлое как более
насыщенное значимыми событиями, чувствуют себя старше своего хронологического
возраста по сравнению с испытуемыми, имеющими смешанный тип саморегуляции
деятельности. Напомним, что психологический возраст и коэффициент взрослости
являются интегральным показателем отношения к своей жизни.
Значимых различий между группами зависимых и автономных, а также смешанных и
зависимых по показателям методики ОПИ не обнаружено.
Приведенный выше психологический анализ результатов эмпирического исследования не
позволяет нам говорить для нашей выборки студентов о том, что психобиографические
характеристики испытуемых с автономным типом саморегуляции деятельности
соответствуют критериям оптимальности в полной мере. Жизнепостроение субъектов с
автономным типом саморегуляции деятельности, по сравнению с зависимыми
субъектами, характеризуется меньшей целеустремленностью, их жизненный путь в
большей степени имеет причинную детерминацию и, соответственно, определяется
прошлым. Видимо, вера в собственные силы, успехи в конкретных видах деятельности и
делают их несколько "беспечными" в плане целевого построения своей жизни. Возможно
и то, что сфера деятельности для субъектов автономного типа является приоритетной
(более ценностно значимой), чем пространство их жизненного пути в целом.
Автономные субъекты в определении вероятности связей между событиями своего
жизненного пути менее категоричны, чем лица с другими типами саморегуляции
деятельности. Они, ситуативно ("вынужденно") включаясь в процесс
жизнеосуществления, достигают успехов и в жизни, несмотря на отсутствие целевой
детерминации. Скорее всего, в этом им помогает способность самостоятельно достигать
цели в конкретных видах деятельности (т.е. развитая автономность).
4. Психобиографические характеристики мужчин и женщин с автономным типом
саморегуляции.
В целях выявления особенностей психобиографических характеристик у мужчин и
женщин, обладающих разными типами саморегуляции, общая выборка (90 человек) была
разделена на две части - мужчин и женщин по 45 человек в каждой. В обеих группах был
проведен корреляционный анализ степени выраженности автономности с показателями
каузометрии и ОПИ (см. соответственно таблицы 6 и 7). В группе мужчин обнаружились
значимые корреляции с показателями "чувство реальности" и "коэффициент взрослости",
а в группе женщин - значимые корреляции с показателем "уверенность".
Корреляции свидетельствуют о том, что чем выше показатели автономности у мужчин,
тем менее адекватно они осознают реальную значимость событий жизни и чувствуют себя
старше своего хронологического возраста. Чем выше поТаблица 5. Различия средних показателей ОПИ между автономным и смешанным типом
саморегуляции
Показатели
Средняя оценка прошлого
Психологический возраст
Коэффициент взрослости
Автономные Смешанные Ур. значимости
7
5.9
p < 0.05
20.7
18.2
p < 0.05
104.8
91.8
p < 0.1
Таблица 6. Значимые корреляции показателей каузометрии со степенью автономности у
мужчин и женщин
Показатели
Автономность Психобиографические
характеристики
Мужчины
Чувство реальности
Коэффициент взрослости
Женщины
Уверенность
N
rxy
Уровень
значимости
45
-0.32
0.32
-0.42
p < 0.05
p < 0.05
p < 0.01
Таблица 7. Значимые корреляции показателей ОПИ со степенью автономности у мужчин
и женщин
Показатели
Автономность Психобиографические
характеристики
Мужчины
Коэффициент взрослости
Женщины
Оптимизм
N
rxy
Уровень
значимости
45
45
0.33
-0.3
p < 0.05
p < 0.05
стр. 31
казатель автономности у женщин, тем более они гибкие в своих суждениях (видят разную
вероятность связей между событиями). Можно говорить о некоторой "диалектичности"
биографического мышления у женщин с автономным типом саморегуляции, по
сравнению с женщинами зависимого типа.
Корреляционный анализ показателей методики ОПИ с показателями автономности
выявил, что выраженная автономность в деятельности у женщин связана с меньшей
оптимистичностью (см. табл. 7). Другими словами, такие женщины склонны
воспринимать свой жизненный путь скорее как "спуск", нежели "подъем". Но
переживание жизни как "спуск" косвенно указывает и на уровень притязаний личности. С
этой точки зрения, выраженная автономность в деятельности сопровождается низким
уровнем жизненных притязаний в целом. Возможно, в этом проявляются социальные
установки, поощряющие основные достижения сильного пола в жизни.
Таким образом, автономные женщины более реалистичны, "диалектичны", но, вместе с
тем, и более пессимистичны.
Из табл. 7 видно, что чем больше выражена автономность у мужчин, тем старше они себя
чувствуют. По-видимому, здесь играет роль тот факт, что интерференция достижений в
деятельности с достижениями в жизни увеличивает вес психологического прошлого,
поэтому они чувствуют себя старше своего хронологического возраста.
ВЫВОДЫ
Итак, учитывая возрастные особенности исследованной выборки (студенческая молодежь)
можно в отношении ее сделать следующие выводы.
1. У субъектов с автономным типом саморегуляции деятельности:
- жизненный путь подчинен не целевой, а причинной детерминации (т.е. они, как правило,
не планируют свою жизнь);
- они больше удовлетворены своим прошлым;
- чувствуют себя старше своего хронологического возраста;
- менее адекватно осознают реальную значимость событий своей жизни;
- менее категоричны в определении вероятности детерминационных связей между
событиями своей жизни.
2. Высокие показатели автономности у женщин сопровождаются более адекватным
осознанием реальной значимости событий жизни и склонностью воспринимать свой
жизненный путь как "спуск", (пессимистическим отношением к своей жизни); у мужчин высокими значениями психологического возраста (чувствуют себя старше своего
хронологического возраста).
3. Психобиографические характеристики субъектов с автономным типом саморегуляции
деятельности (как впрочем, и зависимым типом) не соответствуют критериям
оптимальности в полной мере.
4. Психологический возраст испытуемых с высокими показателями целеустремленности
(по каузометрии) ниже хронологического возраста, и наоборот.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Исследование показало, что процессы саморегуляции деятельности и построения своего
жизненного пути взаимосвязаны неоднозначно. Успех в деятельности не всегда
предполагает успех в жизни (впрочем, и наоборот). Автономный субъект, умеющий
эффективно организовать свою деятельность и самостоятельно добиться в ней успеха, в
построении своего жизненного пути может оказаться далеко не таким успешным. Это
отчасти и отразилось в результатах нашего эмпирического исследования, согласно
которым человек как субъект деятельности характеризуется "активной
целеустремленностью, самостоятельностью", однако на уровне своего жизнепостроения
проявляет себя как "спонтанно-активный". Такого рода факты, надо полагать, имеют
компенсаторный характер. В наших исследованиях эмпирически проявился вполне
объяснимый и ожидаемый феномен: молодой человек, живущий ожиданиями (будущим),
переживает душевную молодость, а живущий достижениями (прошлым) - чувствует себя
старше своего хронологического возраста.
Эти выводы пока касаются лишь студенческой молодежи, поэтому мы не можем
распространить наши результаты на другие возрастные группы, людей иного социального
статуса и т.д. Однако наша работа показывает, что дальнейшая теоретическая разработка
категории субъектности требует эмпирического изучения различных форм ее проявления,
ценностной и мотивационной обусловленности активности субъекта. Представляет также
интерес изучение субъектных характеристик человека в деятельности и в
жизнепостроении в связи с успешной и неуспешной самореализацией, причем на разных
возрастных этапах и т.д.
Данное исследование является лишь постановкой проблемы о взаимосвязи
"саморегуляции деятельности" и "саморегуляции жизни", поиска ответа на вопросы о
разных причинах и способах успешной самореализации.
стр. 32
ПРИЛОЖЕНИЕ 1
Инструкция. Если вы согласны с утверждением, то поставьте знак "+" в графе "Да" или
"Пожалуй, да"; если же не согласны, то поставьте знак "+" в графе "Нет" или "Пожалуй,
нет", в зависимости от того, какой ответ больше Вам подходит.
N
Содержание утверждения
п/п
1 Окружающие люди считают меня уверенным
в себе человеком.
2 Я обязательно возвращаюсь к начатому делу
даже тогда, когда меня никто не
контролирует.
3 Мои планы никогда не расходятся с моими
возможностями.
4 При выполнении любой работы я привык
оценивать не только ее конечный результат,
но и те результаты, которые получаются в
процессе работы.
5 Даже при выполнении ответственной работы
мне не нужен контроль со стороны.
6 Я с одинаковым старанием выполняю как
неинтересную, так и интересную для меня
работу.
7 Для успешного выполнения ответственной
работы необходимо, чтобы меня
контролировали.
8 Обычно мой рабочий день проходит
бессистемно (не по заранее заготовленному
плану).
9 При возможности выбора, я предпочитаю
делать работу менее ответственную, но и
менее интересную.
10 После того как я завершил какую-нибудь
работу, я привык обязательно проверить,
правильно ли я ее сделал.
Да Пожалуй, Пожалуй, Нет
да
нет
11 Сомнения в успехе часто заставляют меня
отказаться от намеченного дела.
12 Перед началом работы я привык
анализировать условия, в которых мне
необходимо будет работать.
13 Мне часто не хватает упорства для
достижения поставленной цели.
14 Я склонен отказываться от задуманного, если
другим кажется, что я начал не так.
15 Как правило, любые решения я принимаю,
советуясь с кем-нибудь.
16 Мне часто бывает трудно заставить себя
сосредоточиться на какой-нибудь задаче или
работе.
17 Когда я поглощен какой-нибудь работой, мне
трудно бывает переключиться на выполнение
другой работы.
18 Я склонен отказываться от работы, которая
"не клеится" (не идет).
При обработке заполненных бланков ответы "да" и "пожалуй, да" объединяются в ответ
"да"; ответы "нет" и "пожалуй, нет" объединяются в ответ "нет".
Ключ к опроснику: "Да" - 1, 2, 3, 5. "Нет" - 4, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18.
За каждое совпадение ответа с ключом испытуемый получает 1 балл. Испытуемые,
набравшие:
- от 12 баллов и более относятся к группе "автономных";
- от 8 баллов и менее относятся к группе "зависимых";
- от 11 до 9 баллов относятся к группе "смешанных".
стр. 33
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Абульханова-Славская К. А. Рубинштейновская категория субъекта и ее различные
методологические значения // Психология индивидуального и группового субъекта. М.:
ПЕР СЭ, 2002. С. 34 - 50.
2. Анцыферова Л. И. Личность в динамике: некоторые итоги исследования // Психол.
журн. 1992. N 5. С. 12 - 25.
3. Ахмеров Р. А. Биографические кризисы личности. Автореф. дисс. ... канд. психол. наук.
М.: Институт психологии РАН, 1994.
4. Брушлинский А. В. Психология субъекта. М.: ИП РАН; СПб.: Алетейя, 2003.
5. Головаха Е. И., Кроник А. А. Психологическое время личности. Киев: Наукова думка,
1984.
6. Дикая Л. Г. Психическая саморегуляция функционального состояния человека. М.: ИП
РАН, 2003.
7. Конопкин О. А. Психологические механизмы регуляции деятельности. М.: Наука, 1980.
8. Кроник А. А., Головаха Е. И. Психологический возраст личности // Психол. журн. 1983.
N 5. С. 57 - 65.
9. Кроник А. А. Картина продуктивности жизни и ее динамика в самосознании личности //
Жизнь как творчество: Социально-психологический анализ. Киев: Наукова думка, 1985. С.
265 - 277.
10. Кроник А. А. Субъективная картина жизненного пути как предмет психологического
исследования, диагностики и коррекции. Диссертация в виде научного доклада на
соискание ученой степени доктора психологических наук. М.: Институт психологии РАН,
1994.
11. Кроник А. А., Ахмеров Р. А. Каузометрия: Методы самопознания, психодиагностики и
психотерапии в психологии жизненного пути. М: Смысл, 2003.
12. Кроник А. А., Пажитнов А. Л., Левин Б. М. Life-Line - биографические тесты и
медитации за персональным компьютером // Life-Line и другие новые методы психологии
жизненного пути. М.: Прогресс-Культура, 1993. С. 15 - 42.
13. Прыгин Г. С. Проявление "автономности" и "зависимости" в осознанной регуляции
деятельности: Автореф. дисс. ... канд. психол. наук. М.: НИИ общей и педагогической
психологии АПН СССР, 1984.
14. Прыгин Г. С. Проявление феномена "автономности-зависимости" в учебной
деятельности // Новые исследования в психологии. 1984. N 2. С. 48 - 52.
15. Прыгин Г. С., Степанский В. И. Влияние особенностей саморегуляции деятельности на
профессиональное самоопределение старшеклассников // Вопр. психологии. 1987. N. 4. С.
45 - 51.
16. Прыгин Г. С. Саморегуляция деятельности как механизм формирования социальных и
личностных черт // Социальная психология - XXI век.: Доклады участников симпозиума.
Ярославль, 1999. Т. 2. С. 213 - 215.
17. Прыгин Г. С. Критерий эффективности саморегуляции, как основа для построения
регуляторной теории личности // Социальная психология: Практика. Теория. Эксперимент
/ Под ред. Козлова В. В. Ярославль, 2000. Т. 3. С. 64 - 67.
18. Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М.: Педагогика, 1976.
19. Kondrashev A. V., Kronick A. A. Psycho-Biographical Analysis with APL // Quote Quad.
1991. V. 21. N 4. P. 244 - 288.
PSYCHOBIOGRAPHIC TRAITS OF SUBJECT WITH AUTONOMOUS TYPE OF
ACTIVITY SELF-REGULATION
R. A. Ahmerov*, G. S. Prygin**
* PhD, assistant professor, head of biographic psychology laboratory, Institute of management,
Naberezhnye Chelny
** PhD, assistant professor, dean of psychology department, Institute of management,
Naberezhnye Chelny
Personality voluntary self-regulation traits across life span are considered. Psychobiographic
traits of persons with different types of activity self-regulation are revealed empirically. The
results of the research denote that processes of activity self-regulation and construction of life
course are interconnected only to some extent. For persons with autonomous type of activity
self-regulation life course construction is determined by causal motivation. They are not inclined
to set forward-looking life goals and achieve them though in concrete activity they are
purposeful and self-dependent. Causal determination (the determination by the past is
spontaneous) of life span makes a person mature ("the aged") while goal determination (the
determination by the future is voluntary) rejuvenates person's inner life.
Key words: subject, activity self-regulation type, life span, psychobiographic personality traits.
стр. 34
Психология профессиональной деятельности. РЕСУРСЫ
СОВЛАДАНИЯ СО СТРЕССОМ В РАЗНЫХ ВИДАХ
ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Автор: Ю. В. ПОСТЫЛЯКОВА
© 2005 г. Ю. В. Постылякова
Кандидат психологических наук, научный сотрудник лаборатории психологии труда ИП
РАН, Москва
Определялся уровень выраженности психологических ресурсов совладения со стрессом в
двух группах социономических профессий - менеджеров и учителей. Изучалось
соответствие между требованиями профессиональной ситуации и актуальными
личностными, социально-ориентированными, когнитивными и инструментальными
ресурсами совладания со стрессом. Показано, что актуализация у субъекта труда
имеющихся психологических ресурсов совладания со стрессовыми событиями связана с
профессиональной ситуацией и требованиями, которые она предъявляет.
Производственная ситуация менеджеров связана со всем спектром личностных,
когнитивных, социальных и инструментальных ресурсов совладания со стрессом. Для
учителей характерна яркая выраженность группы личностных ресурсов. Выявлена связь
уровня субъективного контроля с ресурсами совладания со стрессом.
Ключевые слова: стресс, ресурсы, совладание, профессиональные требования, учителя,
менеджеры, локус контроля.
Трудовая деятельность многих профессий часто проходит в условиях, требующих
усиленного расхода внутренних резервов человека. Длительные значительные нагрузки
без достаточных условий для полного восстановления сил, социальная, коммуникативная
депривация и др. оказывают наиболее неблагоприятное воздействие на субъекта, иногда
полностью дезорганизуя его трудовую деятельность. При продолжительном и
комбинированном влиянии комплекса таких факторов с большой долей вероятности
можно ожидать появления ряда выраженных функциональных и психических сдвигов,
ухудшения работоспособности, снижения качества работы и перегрузок. Наиболее
характерным психическим состоянием, развивающимся в неблагоприятных условиях
жизнедеятельности, является стресс. Это состояние, сложное по своей природе, имеет
психофизиологический, личностный и социальный аспекты рассмотрения [9]. Немало
работ посвящено изучению различных составляющих психологического стресса:
когнитивным, эмоциональным, социально-психологическим, личностным и т.п. [2, 4, 9,
22, 28 и др.]. В исследованиях [2, 6, 9, 15 и др.] проанализированы физиологические,
нейрогуморальные, когнитивные, поведенческие механизмы регуляции стрессового
состояния. Малоизученными остаются социальная поддержка, финансовое благополучие,
предшествующий опыт и его значение в совладании со стрессом, стратегии и способы
реализации процесса совладания на основе имеющихся у человека индивидуальных
психологических ресурсов.
Ресурсы, связанные с психологическим совладанием опосредствованно, через адаптивные
совладающие стратегии, могут ослаблять негативные последствия от взаимодействия со
стрессорами. Ресурсы совладания, в отличие от совладающих реакций, возникающих
после того, как стрессоры вступят в действие, - это физиологические, психологические,
когнитивные качества, личностные особенности, социальные характеристики, включая
финансовое благополучие, и навыки, сложившиеся в результате предыдущего опыта
совладания со стрессом, т.е. все то, чем располагает человек до начала действия
стрессоров.
Ресурсный подход в изучении совладания со стрессом нашел свое отражение в работах
[25, 26 и др.], а также в исследованиях по регуляции и саморегуляции [6, 15 и др.]. Этот
подход также развивает K. B. Matheny, уделяя большое внимание проблеме
идентификации ресурсов. Вместе с соавторами [29] он отмечает, что усилия,
направленные человеком на развитие ресурсов, например, на улучшение социальной
поддержки и отношения к самому себе, на повышение самооценки, уверенности,
контроля, позволяют ему полнее сфокусироваться на задаче совладания со стрессорами.
Кроме того, такой ресурс, как физиологические данные человека, является видом
превентивной поддержки, который может снижать соматическую уязвимость к
заболеваниям, вызыстр. 35
ваемым стрессом, к утомлению и телесному дискомфорту1 .
На процесс совладания со стрессом способны влиять также особенности самой ситуации и
требования, которые она предъявляет к субъекту деятельности. Д. Магнуссон полагал, что
ситуации различаются на основе структурных (например, содействие или ограничение) и
содержательных характеристик (таких, как задачи, правила, роли, мотивации).
Ограничивающее влияние на актуальное поведение физических, биологических,
культурных и/или других психосоциальных аспектов определенных ситуаций, условий и
сред (например, образовательных систем) может быть очень сильным, поэтому оно
препятствует конструктивному действию и приводит к пассивному, реактивному или
деструктивному поведению. Способность же человека работать с ситуациями,
характерными для профессиональной деятельности, и их требованиями определяет
профессиональную успешность [10].
Согласно ситуационному подходу, совладание более успешно, если реакции личности
отвечают требованиям ситуации. Поэтому еще один важный параметр потенциального
соответствия между преодолением и ситуационными оценками - воспринимаемый
контроль над ситуацией. В ситуациях, не поддающихся воспринимаемому контролю
личности, могут быть использованы адаптивные стратегии избегания или эмоциональноориентированная стратегия совладания со стрессом. При возможном контроле над
ситуацией наиболее эффективны проблемно-ориентированные стратегии совладания со
стрессом. Различный характер реагирования на стресс отмечается у людей с внешним или
внутренним локусом контроля. Например, интернальный локус контроля связан с
большим использованием личностью активных стратегий, направленных на работу [3].
Поэтому наряду с ресурсами совладания со стрессом важно учитывать характеристики
интернальности/экстернальности, связи с ресурсами и ситуацией.
Таким образом, знание специфических для определенной профессии требований,
предъявляемых субъекту в процессе трудовой деятельности, а также индивидуальных
ресурсов совладания со стрессом, помогает проявлять необходимую активность для
снижения неблагоприятных последствий стресса на рабочем месте. Тем самым
сохраняется и поддерживается динамическое равновесие в системе "субъект труда профессиональная среда".
Интегративная модель изучения стресса, предложенная K. B. Matheny с соавторами [29],
позволила обобщить действующие стресс-факторы (внешние и внутренние), процессы
когнитивной оценки требований ситуации и возможности совладания с ней, широкий
спектр индивидуальных психологических ресурсов, поведенческую, психологическую и
физиологическую составляющие стрессовой реакции, стратегии совладания. В этой
модели существенная роль отводится несоответствию между требованиями,
предъявляемыми человеку, и его неумением воспользоваться своими ресурсами для
совладания со стрессом. Она является наиболее полной и имеет важное теоретическое и
практическое значение в изучении стресса.
Для работы учителя характерны такие проявления стресса, как фрустрация, тревожность,
утомление. В качестве причин или специфических для его деятельности стрессоров,
приводящих к подобным состояниям, выделяют трудности или неспособность управлять
деструктивным поведением учащихся, слабую взаимосвязь между учителем и учениками,
равнодушие администрации и недостаточную поддержку при решении дисциплинарных
проблем, бюрократическую некомпетентность и отсутствие права голоса при принятии
организационных решений [16, 17]. В настоящее время в России труд учителя
непрестижен и малооплачиваем. Несоответствие уровня зарплаты результатам работы,
возникновение финансово необеспеченных расходов также могут являться причиной
стресса [3]. Кроме того, профессиональная деятельность учителя протекает в
структурированной ситуации, предполагающей соблюдение общепринятых инструкций и
правил [20]; для нее характерна повышенная конфликтность и необходимость быстрого
принятия решений. Педагогическая деятельность насыщена такими стрессорами, как
социальная оценка, повседневная рутина [18]; многие учителя не способны успешно
разрешать педагогические проблемные ситуации, возникающие в учебно-воспитательном
процессе, из-за недостаточного владения приемами самоанализа и саморегуляции [14].
Таким образом, профессиональная деятельность учителя предъявляет повышенные
требования к его здоровью, когнитивным и личностным ресурсам.
Причины, вызывающие стресс у менеджеров: необходимость принимать большое
количество решений в условиях ограниченного времени, высокий экономический риск,
административное и бюрократическое вмешательство в работу, большая вероятность
возникновения конфликтных ситуаций, недостаток возможностей для карьер-
На основе ресурсного подхода авторы вводят понятие "превентивное совладание" (preventive coping), которое
включает способы предупреждения восприятия требований как стрессирующих и способы увеличения
сопротивляемости воздействиям стресса. (Подробнее см.: Matheny K. B., Aycock D. W., Pugh J. L. et al. Stress
coping: A qualitative and quantitative synthesis with implications for treatment // The Counseling Psychologist. 1986. V.
14 (4). P. 499 - 549.)
1
стр. 36
ного роста, огромные физические нагрузки [7, 11, 17]. Такие стрессовые реакции, как
выгорание, эмоциональное истощение, утомление, приводят к снижению
работоспособности и эффективности деятельности, вызывают различные соматические и
психические заболевания. Неслучайно, что среди важнейших личностных характеристик
менеджера выделяется уверенность в себе, независимость [27]; среди характеристик,
связанных с его профессиональной деятельностью, - потребность в достижении и успехе,
инициативность, ответственность [31]; социальные характеристики включают навыки
межличностного общения, способность к руководству и т.п. Перечисленные
характеристики соотносимы с ресурсами, выделяемыми K. Matheny с соавторами [29].
Так, независимость, самоуверенность, потребность в достижении и успехе,
инициативность, ответственность сопоставимы с настойчивостью, уверенностью в себе,
чувством контроля над требованиями. Способность преодолевать усталость, физически
адаптироваться, общая физическая пригодность и хорошее здоровье соотносятся с
ресурсом физического здоровья как гарантии высокого уровня энергии и выносливости.
Навыки межличностного общения могут распространяться на возможность получения
социальной поддержки. Обобщая, отметим, что профессиональная деятельность
менеджера предъявляет повышенные требования к его личностным, когнитивным
ресурсам (в частности, к навыкам принятия решений), физическому здоровью,
уверенности в себе, а также к социально-ориентированным ресурсам.
Целью нашего исследования стало выявление уровня выраженности психологических
ресурсов совладания со стрессом в двух группах социономических профессий менеджеров и учителей.
Анализ профессиональных ситуаций менеджеров и учителей, а также требований,
предъявляемых этими ситуациями к ресурсам совладания со стрессом, послужил
основанием для формулирования гипотезы о существовании соответствия между
требованиями профессиональной ситуации и актуальными личностными (уверенность в
своих способностях овладеть стрессовой ситуацией, самоуважение, доверие,
коммуникативные навыки и др.), социально-ориентированными (получение поддержки в
стрессовых ситуациях от близких людей и друзей, свобода человека от стрессов,
связанных с финансовыми проблемами), когнитивными (способность решать личностные
проблемы, организовывать и управлять своими ресурсами, умение планировать и др.) и
инструментальными (способность распознавать потенциально стрессовые ситуации,
навыки снятия напряжения и т.п.) ресурсами совладания со стрессом в разных
профессиональных группах.
Объект исследования: социономические профессиональные группы (менеджеры,
учителя).
Предмет исследования: индивидуальные психологические ресурсы совладания со
стрессом в профессиональных группах менеджеров и учителей.
Задачи исследования:
- Определить психологические ресурсы совладания со стрессом менеджеров, учителей,
выявить их различия с учетом требований профессиональных ситуаций.
- Найти связь индивидуальных ресурсов совладания со стрессом с уровнем субъективного
контроля в производственной ситуации каждой профессиональной группы.
- Определить чувствительность Опросника ресурсов совладания со стрессом (Coping
Resources Inventory for Stress (CRIS)), созданного K. B. Matheny, W. L. Curlett, J. L. Pugh,
D. W. Aycock, H. F. Taylor (1988) [23], к различиям в ресурсах совладания со стрессом и
апробировать его в разных профессиональных группах.
МЕТОДИКА
Участники исследования. Группа менеджеров по продажам состояла из 35 чел. (28
женщин, 7 мужчин), средний возраст - 26.57, стаж работы - от 3 до 5 лет, 14 чел. работают
в должности супервизоров. Группа учителей - 35 чел. (27 женщины, 8 мужчины), из них 7
- завучи, 4 - имеют звание "Заслуженный учитель РФ", средний возраст - 37.8, стаж
работы - от 8 до 25 лет.
Успешность профессиональной деятельности испытуемых оценивали на основе
продолжительности стажа работы на одном месте, данных о занимаемых должностях и
профессиональных заслугах. Это послужило основанием считать, что за период
деятельности у них сложился адекватный способ совладания с профессиональным
стрессом на основе имеющихся ресурсов совладания, поэтому они не только остались в
профессии, но и добились определенного карьерного роста и признания трудовых заслуг.
Таким образом, нашими испытуемыми являлись успешные профессионалы.
Процедура исследования. Сначала участники исследования отвечали на вопросы
Опросника ресурсов совладания со стрессом (CRIS) [23], а затем - теста "Уровень
субъективного контроля" (УСК) [1]. В соответствии с процедурой проведения
тестирования, принятой американскими разработчиками теста CRIS, маскировка реальной
цели исследования не применялась [23].
Методики. Тест CRIS, созданный в рамках транзактного подхода к изучению стресса,
позволяет оценивать индивидуальные ресурсы совладания со стрессом [12, 17, 23, 29].
Данная методика адаптирована А. В. Махначом и Ю. В. Постыляковой ранее на
русскоязычной студенческой выборке; результаты адаптации показывают соответствие
теста необходимым психометрическим требованиям [12, 13, 17].
Адекватность перевода теста подтверждена статистически значимым соответствием
между англо- и русскоязычной версиями опросника CRIS (0.43 ≤ r ≤ 0.91 при p ≤ 0.01).
Внутренняя согласованность шкал русскоязычной версии CRIS подтверждена
результатами однофакторного анализа и высокими значениями коэффициентов альфаКронбаха, лежащими в интервале от 0.71 до 0.89. О высокой ретестовой надежности
теста свидетельствуют полученные высокие показатели коэффициентов корреляций
Спирмена для
стр. 37
всех шкал русской версии CRIS в интервале 0.68 ≤ r ≤ 0.90 при p ≤ 0.01. Критериальная
валидность русской версий теста CRIS подтверждена высокими коэффициентами
корреляций между показателями всех шкал его англо- и русскоязычной версий (0.65 ≤ r ≤
0.97 при p ≤ 0.05), где англоязычная версия выступала в качестве внешнего критерия.
Схожесть конструктов, лежащих в основе некоторых шкал теста CRIS, подтверждена
высокими значениями коэффициентов корреляций между шкалами валидизированных
тестов УСК и 16PF, измеряющими сходные конструкты. Проведенная на российской
студенческой выборке адаптация Опросника ресурсов совладания со стрессом (CRIS)
доказала адекватность лингвистического перевода, надежность и валидность методики,
достоверность получаемых с ее помощью результатов, т.е. правомерность ее применения
в исследовательских целях.
Тест УСК (Е. Ф. Бажин, Е. А. Голынкина, А. М. Эткинд, 1993) [1] разработан на основе
шкалы локуса контроля Дж. Роттера (Locus of control scale) для диагностики
интернальности/экстернальности личности. Нами использовался вариант А опросника
УСК, предназначенный для исследовательских целей. Показатели опросника УСК
включают в себя: обобщенный показатель индивидуального УСК, инвариантный к частым
ситуациям деятельности; два показателя среднего уровня общности,
дифференцированные по эмоциональному знаку этих ситуаций; ряд ситуационноспецифических показателей. Полученные результаты выражаются в стенах и могут быть
представлены в виде "профиля субъективного контроля". Опросник УСК обладает
достаточным психометрическим обоснованием по критериям надежности и валидности
[1].
Переменные. В результате анализа конструктов, лежащих в основе шкал теста CRIS, и
вопросов, входящих в его шкалы, была определена структура ресурсов совладания со
стрессом, измеряемых CRIS [17]. Она включает 4 группы ресурсов: личностные
(уверенность в своих способностях овладеть стрессовой ситуацией, самоуважение,
доверие, коммуникативные навыки и др.), социально-ориентированные (получение
поддержки в стрессовых ситуациях от близких людей и друзей, свобода человека от
стрессов, связанных с финансовыми проблемами), когнитивные (способность решать
личностные проблемы, организовывать и управлять своими ресурсами, умение
планировать и др.) и инструментальные (способность человека распознавать
потенциально стрессовые для него ситуации, навыки снятия напряжения и актуальное
физическое здоровье). Ряд авторов [5, 19 и др.] отмечают, что при использовании
психологических тестов показатели нормы не столь важны и достаточно "сырых" баллов.
Поэтому при проведении нашего исследования в профессиональных группах мы
оперировали "сырыми" баллами. Поскольку они часто не дают нормального
распределения, то для обработки данных использовались непараметрические критерии.
"Сырые" баллы вычислялись простым суммированием ответов по каждой шкале. Все
шкалы CRIS построены по дихотомическому принципу. Также анализировался показатель
уровня субъективного контроля.
Статистическая обработка результатов проводилась с применением пакета программ SPSS
10.0.5 для Windows. Использовались непараметрические критерии обработки данных: U критерий Манна-Уитни, корреляционный анализ на основе коэффициента корреляции
Спирмена, анализировались уровни выраженности ресурсов совладания со стрессом и
уровни интернальности в двух профессиональных группах.
РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ
Профили ресурсов совладания со стрессом для обеих групп, приведенные на рис. 1,
показывают, что менеджеров отличает большая ресурсность, чем учителей.
При оценке различий между двумя профессиональными группами по уровням 12 ресурсов
совладания со стрессом, проведенной на основе U -критерия Манна-Уитни, были
получены значимые различия между показателями восьми шкал ресурсов совладания со
стрессом (см. табл. 1).
При явно превышающих значениях показателей шкал ресурсов для группы менеджеров
показатель шкалы "Финансовая свобода", измеряющей свободу субъекта от стрессов,
связанных с финансовыми проблемами, является исключением.
По-видимому, это объясняется воспринимаемым менеджерами несоответствием между
своей реальной и ожидаемой финансовой обеспеченностью. Например, Т. Сох считал, что
причиной возникновения дисбаланса между внутренними потребностями человека и
реальной ситуацией может стать высокий уровень притязаний, связанный со стремлением
некоторых людей к успеху, достижениям, высокому социальному статусу [22]. Подобный
дисбаланс, по нашему мнению, характеризует выявленный факт низких оценок по шкале
"Финансовая свобода". Профессия менеджера считается престижной и в то же время
относительно новой для нашей страны. Имея столь престижную специальность,
большинство молодых менеджеров (средний возраст - 26.57, стаж работы не превышает 3
- 5 лет) ожидают получения соответствующей высокой заработной платы. Однако
молодой специалист с малым опытом практической работы вряд ли сразу может
рассчитывать на получение высокого заработка. В этом случае происходит несоответствие
первоначальных ожиданий и притязаний молодого менеджера, связанных с зарплатой, и
реальным положением дел.
Таблица 1. Различия в уровнях ресурсов совладания со стрессом в профессиональных
группах менеджеров и учителей на основе U -критерия Манна-Уитни
СР НС УВ ПР СП ФС ФЗ ФВ КС КН СТ РП
U М- 477.5 300.5 411.5 433.0 460.5 575.5 403.0 370.5 404.5 326.5 481.0 426.5
У
p
0.111 0.000 0.017 0.034 0.067 0.662 0.013 0.004 0.014 0.001 0.119 0.027
Примечание. СР - "Самораскрытие", НС - "Направленность на себя", УВ - "Уверенность",
ПР - "Принятие себя и других", СП - "Социальная поддержка", ФС - "Финансовая
свобода", ФЗ - "Физическое здоровье", ФВ - "Физическая выносливость", КС - "Контроль
стресса", КН - "Контроль напряжения", СТ - "Структурирование", РП - "Решение
проблем".
стр. 38
Хотя по своей сложности и напряженности профессиональная ситуация менеджеров не
уступает педагогической, результаты корреляционного анализа показали, что ресурсы
совладания со стрессом в производственной ситуации у первой группы (менеджеров)
актуализируются наиболее полно по сравнению со второй группой (учителей).
На основе U -критерия Манна-Уитни было проведено сравнение полученных в
профессиональных группах показателей шкал ресурсов совладания с аналогичными
шкальными показателями, полученными ранее [13, 16, 17] для студенческой выборки, на
которой осуществлялась адаптация CRIS. С этой целью из общей студенческой выборки в
случайном порядке было отобрано 35 чел., средний возраст - 18.97. Были обнаружены
следующие значимые различия: для группы менеджеров и студентов по шкале
"Направленность на себя" (U = 436.5 при p = 0.05). По-видимому, причина может лежать в
различиях между профессиональной ситуацией менеджеров и учебной ситуацией
студентов, а также в различиях предъявляемых ими требований. Скорее всего, для
менеджеров начало самостоятельной профессиональной деятельности, получение
профессионального опыта приводят к росту самоуважения, самостоятельности в
суждениях, к способности больше доверять себе и своим знаниям, приобретаемому опыту.
Для группы учителей и студентов были получены значимые различия по шкалам:
"Направленность на себя" (U = 428.5 при p = 0.03); "Физическая выносливость" (U = 495.0
при p = 0.023); "Контроль напряжения" (U = 435.5 при p = 0.036), причем уровень
ресурсов совладания в студенческой выборке выше, чем у учителей. По-видимому,
высокие показатели студентов, например, по шкалам "Физическая выносливость" и
"Контроль напряжения", измеряющим специальную активность, в том числе физическую,
направленную на поддержание здоровья, могут быть следствием того, что студенты
больше занимаются различными видами спорта и ведут более активный образ жизни,
характерный для людей молодого возраста, чем учителя.
Таким образом, проведенная апробация CRIS на группах менеджеров и учителей показала
чувствительность этой методики к различиям в ресурсах совладания со стрессом для
выборок, отличающихся по возрасту и квалификации.
При оценке различий между двумя профессиональными группами по уровням
интернальности, проведенной на основе U -критерия Манна-Уитни, выявлены значимые
различия между показателями трех шкал интернальности (см. табл. 2).
Из анализа полученных корреляционных связей между показателем шкалы
интернальности в производственной ситуации и шкалами ресурсов следует, что
ощущение контроля в производственной ситуации у менеджеров связано с ресурсами,
которые мы относим к группам: личностных ("Направленность на себя", "Уверенность",
"Принятие себя и других"), социально-ориенти-
Рис. 1. Профили ресурсов совладания со стрессом для профессиональных групп
менеджеров и учителей. Примечание. 1 - уровень ресурсов для группы учителей, 2 уровень ресурсов для группы менеджеров. Шкалы CRIS: 1 - "Самораскрытие"; 2 "Направленность на себя"; 3 - "Уверенность"; 4 - "Принятие себя и других"; 5 -
"Социальная поддержка"; 6 - "Финансовая свобода"; 7 - "Физическое здоровье"; 8 "Физическая выносливость"; 9 - "Контроль стресса"; 10 - "Контроль напряжения"; 11 "Структурирование"; 12 - "Принятие решений".
Статистически значимые различия приводятся согласно U -критерию Манна-Уитни: *p ≤
0.05; **p ≤ 0.01; ***p ≤ 0.001.
Таблица 2. Различия в уровне интернальности для профессиональных групп менеджеров
и учителей на основе U -критерия Манна-Уитни
U М-У
p
Ио
Ид
Ин
Ис
Ип
Им
Из
408.5 326.0 541.5 498.0 364.5 304.0 462.5
0.055 0.003 0.814 0.430 0.013 0.001 0.215
Примечание. Шкалы УСК: 1 - "Ио" (общая интернальность); 2 - "Ид" (интернальность в
области достижений); 3 - "Ин" (интернальность в области неудач); 4 - "Ис"
(интернальность в области семейных отношений); 5 - "Ип" (интернальность в области
производственных отношений); 6 - "Им" (интернальность в области межличностных
отношений); 7 - "Из" (интернальность в отношении здоровья и болезни).
стр. 39
рованных ("Социальная поддержка", "Финансовая свобода"), инструментальных
("Контроль стресса", "Физическое здоровье", "Контроль напряжения"), когнитивных
("Структурирование" и "Решениепроблем") (0.34 ≤ r ≤ 0.54 при 0.001 ≤ p ≤ 0.04).
Исключение составляют шкалы "Самораскрытие" и "Физическая выносливость". То есть у
менеджеров актуализированы практически все исследуемые нами группы ресурсов,
которые способны обеспечивать как эмоционально-ориентированное, так и проблемноориентированное совладание со стрессом. Это может быть следствием того, что
производственная ситуация менеджеров, по-видимому, предполагает большую
независимость, самостоятельность для ее участников, чем у учителей. Менеджер склонен
больше полагаться на самого себя и более гибко подходить к решению возникающих
сложностей, к выбору стратегий совладания со стрессом. На это указывают результаты
ряда исследований [3, 30], подтверждающие отрицательную корреляционную связь между
самостоятельностью, независимостью сотрудника в своей деятельности, возможностью
принимать самому важные решения и симптомами стресса.
В группе учителей результаты корреляционного анализа по тестам CRIS и УСК не
выявили значимых корреляционных связей между показателями шкалы "Ип"
(интернальность в области производственных отношений) опросника УСК и показателями
шкал "Решение проблем", "Структурирование" CRIS, которые измеряют ресурсы,
относимые нами к группе когнитивных. Можно сказать, что ресурсы когнитивной сферы
отсутствуют среди доминирующих в профессиональной ситуации учителей, хотя ее
требования во многом направлены именно на них. Основными ресурсами, которые
связаны у учителя с ощущением контроля в профессиональной деятельности, являются
актуальное физическое здоровье, уверенность в себе и способность принятия себя и
других, измеряемые шкалами "Физическое здоровье", "Принятие себя и других" и
"Уверенность", что подтверждают значимые корреляционные связи показателя шкалы
"Ип" теста УСК с показателями этих шкал теста CRIS: (0.40 ≤ r ≤ 0.41 при p ≤ 0.03). То
есть для учителей характерна яркая выраженность ресурсов, отнесенных нами к группе
личностных. Они не предполагают активного преобразования проблемных ситуаций, что
принято называть проблемно-ориентированным совладанием, а скорее обеспечивают
эмоционально-ориентированное совладание. Последнее основано на аффективной
регуляции и эмоциональной разрядке [21]; в нашем случае это достигается учителями в
ходе изменения отношения к возникающим проблемам, принятия фрустрирующих
ситуаций как неотъемлемой части своей профессиональной деятельности и за счет общего
физического здоровья организма.
Важно отметить, что в ситуациях, регламентирующих поведение, чаще всего процесс
совладания осуществляется при использовании человеком небольшого числа ресурсов,
таких, как физическое здоровье, принятие, уверенность, что способно привести к
значительному их сокращению. Сокращение или потеря ресурса, согласно теории
сохранения ресурсов (the conservation of resources theory) S. E. Hobfoll, имеет негативные
последствия для адаптации, приводит к развитию разного рода профессиональных
заболеваний, например, синдрома выгорания [25].
Ряд авторов [21, 23, 29] отмечают, что учителя в своей профессиональной деятельности
практически не используют проблемно-ориентированной и превентивной стратегии
совладания со стрессом, а также совладания, ориентированного на логический анализ
стрессоров и оценивание последствий возможных совладающих стратегий. Согласно
исследуемым нами ресурсам совладания со стрессом, вид оценочного совладания может
обеспечиваться группой когнитивных ресурсов (способность решать личностные
проблемы, организовывать и управлять своими ресурсами, умение планировать и т.п.), а
также ресурсом, основанным на предшествующем опыте совладания со стрессом и
относящимся к инструментальной группе (способность распознавать потенциально
стрессовые ситуации, учитывать свои оптимальные пределы стимуляции и т.п.).
Однако результаты нашего исследования показали, что хотя учителя располагают
ресурсами, способными обеспечивать проблемно-ориентированное совладание и
совладание, ориентированное на оценивание (они измеряются шкалами "Решение
проблем", "Структурирование", "Социальная поддержка", "Контроль стресса", "Контроль
напряжения", "Уверенность"), к сожалению, эти ресурсы наиболее полно
актуализируются у них в ситуации семейных отношений, чем в профессиональной
педагогической деятельности.
Важно отметить, что у менеджеров, в отличие от учителей, в производственной ситуации
явно доминирует ресурс социальной поддержки, о чем свидетельствует значимая
корреляционная связь между показателями шкалы "Социальная поддержка" теста CRIS и
шкалы "Ип" теста УСК: r = 0.34 при p ≤ 0.05. Это может быть следствием того, что модели
управления, эффективно используемые в современных условиях бизнеса, ориентированы
на сотрудничество менеджеров и персонала для достижения целей организации [8].
Возможно, эффективность профессиональной деятельности менеджера в какой-то степени
будет зависеть от его способности успешно испольстр. 40
зовать социальный ресурс, в частности, социальную поддержку коллег.
По данным настоящего исследования, в профессиональной деятельности учителей ресурс
социальной поддержки выражен слабее. На наш взгляд, причинами, затрудняющими
использование ресурса социальной поддержки, могут являться некоторые особенности
социально-психологического климата, характерные для педагогического коллектива:
низкая групповая сплоченность, слабая интеграция, что особенно ярко проявляется в
сфере производственных отношений учителей и их доверии друг к другу [11, 17].
Неопределенное отношение сотрудников к коллективу в целом, в свою очередь, вызывает
трудности при выполнении совместной деятельности. Зарубежные исследователи
отмечают отрицательную связь между социальной поддержкой у представителей
профессий, направленных на оказание эффективной помощи, и симптомами стресса [24].
Слабость или отсутствие социальной поддержки в профессиональной сфере учителя,
возможно, следует рассматривать в более широком контексте - профессия учителя в
настоящее время не считается престижной в российском обществе, заработная плата низкая, ее выплата часто задерживается. Мы полагаем, что при рассмотрении влияния
профессиональной ситуации на субъекта труда необходимо учитывать совокупное
воздействие профессии, ее социального статуса, престижа в обществе и т.д. Подобный
подход нашел свое отражение в исследовании [32], позволившем выявить связь между
недостаточным вознаграждением (денежным и моральным) работников или его
отсутствием и возникновением стрессовой симптоматики.
Анализ профилей интернальности показал, что группу менеджеров отличает большая
интернальность практически во всех ситуациях, включая производственную, по
сравнению с группами учителей (см. рис. 2). Это, в свою очередь, отражает большую
уверенность менеджеров в собственном контроле над различными ситуациями и
событиями в их жизни. В целом, такой психологический феномен, как тип локуса
контроля, может оказывать влияние на выбор субъектом определенных социальноэкономических условий трудовой деятельности. Например, отмечается связь локуса
контроля с внутригрупповой ответственностью и формами собственности предприятий;
высокая общая интернальность более характерна для работников частных предприятий
[7].
Проведенный корреляционный анализ показал характерную для обеих групп тенденцию
снижения интернальности в ситуации производственных отношений и ее увеличение в
менее регламентированных ситуациях, например, в семейных отношениях. У учителей
наблюдается большее число значимых корреляционных связей показателя "Ис"
(интернальность в области семейных отношений) теста УСК с показателями шкал
ресурсов теста CRIS, чем с показателем интернальности в области производственных
отношений. Так, показатель шкалы "Ис" теста УСК значимо коррелирует с показателями 7
шкал теста CRIS: "Направленность на себя", "Уверенность", "Принятие себя и других",
"Физическое здоровье", "Контроль стресса", "Контроль напряжения" и "Решение
проблем" (0.37 ≤ r ≤ 0.65 при 0.04 ≤ p ≤ 0.0001). Это говорит о том, что учителя чувствуют
себя менее способными контролировать свою профессиональную ситуацию и оказывать
на нее влияние, чем на семейные отношения.
Таким образом, в настоящем исследовании впервые проведен анализ ресурсов совладания
со стрессом в профессиональных группах (менеджеров, учителей). Подтверждена
необходимость исследования профессионального стресса с учетом индивидуальных
ресурсов совладания и требований производственной ситуации.
Практическая значимость исследования заключается в том, что оценка ресурсов
совладания со стрессом, а также знание особенностей профессиональной ситуации и
требований, которые она предъявляет к ресурсам человека, позволяют
Рис. 2. Профили интернальности для профессиональных групп учителей и менеджеров.
Примечание. 1 - уровень интернальности для группы учителей, 2 - уровень
интернальности для группы менеджеров.
Шкалы УСК: 1 - "Ио" (общая интернальность); 2 - "Ид" (интернальность в области
достижений); 3 - "Ин" (интернальность в области неудач); 4 - "Ис" (интернальность в
области семейных отношений); 5 - "Ип" (интернальность в области производственных
отношений); 6 - "Им" (интернальность в области межличностных отношений); 7 - "Из"
(интернальность в отношении здоровья и болезни).
Статистически значимые различия приводятся согласно U -критерию Манна-Уитни: *p ≤
0.05; **p ≤ 0.01; ***p ≤ 0.001.
стр. 41
принимать превентивные меры, направленные на развитие, укрепление ресурсов,
необходимых в каждой конкретной профессии, на создание навыков их использования и
выбор адекватной стратегии совладания со стрессом.
ВЫВОДЫ
1. Анализ, проведенный в профессиональных группах, показал, что актуализация у
субъекта труда имеющихся психологических ресурсов совладания со стрессовыми
событиями связана с профессиональной ситуацией и теми требованиями, которые она
предъявляет.
Производственная ситуация менеджеров по продажам, предполагающая высокую
активность и предприимчивость, основанную на самостоятельности, независимости,
хорошей информированности в своем деле, организаторских функциях, связана со всем
спектром личностных, когнитивных, социальных и инструментальных ресурсов
совладания со стрессом, что, в свою очередь, может потенциально способствовать
гибкости в выборе проблемно- и/или эмоционально-ориентированной стратегии
совладания со стрессом в зависимости от характеристик того или иного стрессора.
Более регламентированная, насыщенная инструкциями и правилами производственная
ситуация, сопровождающая деятельность учителя, не связана с социальноориентированными, когнитивными и инструментальными группами ресурсов совладания
со стрессом. Для учителей характерна яркая выраженность группы личностных ресурсов,
не предполагающих активного преобразования проблемных ситуаций в рамках
проблемно-ориентированного совладания, а скорее связанных с эмоциональноориентированным совладанием, которое выражается в изменении отношения к
возникающим проблемам, в принятии фрустрирующих ситуаций как неотъемлемой части
своей профессиональной деятельности, и с общим физическим здоровьем организма.
2. Уровень субъективного контроля в производственной ситуации у менеджеров связан с
актуализацией практически всех исследуемых групп ресурсов, которые способны
обеспечивать как эмоционально-ориентированное, так и проблемно-ориентированное
совладание со стрессом.
Основные ресурсы, связанные у учителя с ощущением контроля в профессиональной
деятельности, отнесены нами к группе личностных: они не предполагают активного
преобразования проблемных ситуаций, что принято называть проблемноориентированным совладанием, а скорее обеспечивают эмоционально-ориентированное
совладание.
Корреляционный анализ показал характерную для обеих групп тенденцию снижения
интернальности в ситуации производственных отношений и ее увеличение в менее
регламентированных ситуациях, например, в семейных отношениях.
3. Исследование показало, что Опросник ресурсов совладания со стрессом (CRIS)
обладает чувствительностью к различиям в ресурсах совладания со стрессом у
представителей различных социономических профессий.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Бажин Е. Ф., Голынкина Е. А., Эткинд А. М. Опросник уровня субъективного контроля
(УСК). М.: Смысл, 1993.
2. Березин Ф. Б. Психическая и психофизиологическая адаптация человека. Л.: Наука,
1988.
3. Бодров В. А. Психология предпринимательской деятельности (Развитие российского
предпринимательства в начале 1990-х годов) / Под общей ред. В. А. Бодрова. М.: Изд-во
ИП РАН, 1995.
4. Бодров В. А. Информационный стресс: Учебное пособие для вузов. М.: ПЕР СЭ, 2000.
5. Бурлачук Л. Ф. Психодиагностика. СПб.: Питер, 2002.
6. Дикая Л. Г. Психическая саморегуляция функционального состояния человека. М.: Издво ИП РАН, 2003.
7. Журавлев А. Л., Позняков В. П. Деловая активность предпринимателей: методы оценки
и воздействия. М.: Изд-во ИП РАН, 1995.
8. Захарова Л., Колосова В. Стереотипы в принятии решений молодыми менеджерамипроизводственниками // Проблемы теории и практики управления. 2002. N 2. С. 107 - 113.
9. Китаев-Смык Л. А. Психология стресса. М.: Наука, 1983.
10. Магнуссон Д. Ситуационное восприятие - область исследований // Психология
социальных ситуаций / Под ред. Н. В. Гришиной. СПб.: Питер, 2001.
11. Матиашвили В. М., Бекарев А. М. Общий менеджмент. Волго-Вятский филиал
РГУИТП. 2000. http://psv-service.narod.ru/index.htm
12. Махнач А. В., Постылякова Ю. В. CRIS: опросник оценки ресурсов совладания со
стрессом // Проблемность в профессиональной деятельности: теория и методы
психологического анализа. М.: Изд-во ИП РАН, 1999.
13. Махнач А. В., Постылякова Ю. В., Курлет В. Л. (США), Матени К. Б. (США). Оценка
ресурсов совладания со стрессом (адаптация опросника CRIS): Тезисы докладов Первой
межрегиональной научно-практической конференции "Психология безопасности
профессиональной деятельности". М., 1999.
14. Митина Л. М. Формирование профессионального самосознания учителя // Вопросы
психологии. 1990. N 3. С. 58 - 64.
15. Моросанова В. И. Индивидуальный стиль саморегуляции. М.: Наука, 2001.
16. Постылякова Ю. В. Индивидуальные различия в ресурсах совладания со стрессом //
Проблемы системогенеза учебной и профессиональной деятельстр. 42
ности. Ярославль: Изд-во "Аверс Пресс", 2003. С. 275 - 277.
17. Постылякова Ю. В. Психологическая оценка ресурсов совладания со стрессом в
профессиональных группах: Дисс. ... канд. психол. наук. М., 2004.
18. Реан А. А., Баранов А. А. Факторы стрессоустойчивости учителей // Вопросы
психологии. 1997. N 1. С. 45 - 54.
19. Сидоренко Е. В. Методы математической обработки в психологии. СПб.: Речь, 2000.
20. Собчик Л. Н. Психодиагностика в профориентации и кадровом отборе. СПб.: Речь,
2002.
21. Billings A. G., Moos R. H. Coping, stress, and social resources among adults with unipolar
depression // J. of Personality and Social Psychology. 1984. V. 46(4). P. 877 - 891.
22. Cox T. Stress. L.: Macmillan, 1978.
23. Curlette W. L., Aycock D. W., Matheny K. B. et al. Coping resources inventory for stress.
Manual // Health PRISMS, Inc. Atlanta, GA, 1988.
24. Gerengaiss E. R., Burke R. J., Konarski R. The impact of social support on the development
of burnout in teachers: Examination of a model // Work and Stress. 1997. V. 11(3). P. 267 - 278.
25. Hobfoll S. E. Conservation of resources: A new attempt at conceptualizing stress // American
Psychologist. 1989. V. 44. P. 513 - 523.
26. Kaniasty K., Norris F. H. A test of the social support deterioration model in the context of
natural disaster // J. of Personality and Social Psychology. 1993. V. 64. P. 395 - 408.
27. Kets de Vries M. F. R. et al. Organizations on the couch: Clinical perspectives on
organizational behavior and change. San Francisco: Jossey-Bass, 1991.
28. Lazarus R. S., Folkman S. Stress, appraisal, and coping. N.Y., 1984.
29. Matheny K. B., Aycock D. W., Curlette W. L., Junker G. N. The coping resources inventory
for stress: A measure of perceived resourcefulness // J. of Clinical Psychology. 1993. V. 49(6). P.
815 - 830.
30. McGrath A., Reid N., Boore J. Occupational stress in nursing // International J. of Nursing
Studies. 1989. V. 26(4). P. 343 - 358.
31. Pines A. M. A psychoanalytic-existential approach to burnout demonstrated in the cases of a
nurse, a teacher, and a manager // Psychotherapy: Theory/Research/Prac -ticeAraining. 2002. V.
39(1). P. 103 - 113.
32. Siefert K., Jayaratne S., Chess W. A. Job satisfaction, burnout, and turnover in health care
social workers // Health and Social Work. 1991. V. 16(3). P. 193 - 202.
STRESS COPING RESOURCES IN DIFFERENT TYPES OF PROFESSIONAL
OCCUPATION
Yu. V. Postylyakova
PhD, research assistant, laboratory of Industrial Psychology, Psychological Institute of RAS,
Moscow
Stress coping resources in professional groups of sales managers and teachers were analyzed. It
was shown that specific demands of professional situation cause differences in actualization of
psychological resources. These demands either promote or restrict potential of a person to use
his/her stress coping resources. Fully regulated working situation of teachers restricts coping
behavior and makes it difficult to turn to social-orientated, cognitive and instrumental groups of
stress coping resources. Less regulated and self-dependent work situation of sales managers
promotes using of all groups of resources.
Key words: psychological demands of professional situation, stress coping resources, locus of
control.
стр. 43
Кросскультурные исследования. ЦЕННОСТНЫЕ ОРИЕНТАЦИИ И
СКЛОННОСТЬ К ДЕВИАНТНОМУ ПОВЕДЕНИЮ (НА ПРИМЕРЕ
ЭТНИЧЕСКИХ МИГРАНТОВ И КОРЕННЫХ ЖИТЕЛЕЙ
САРАТОВСКОЙ ОБЛАСТИ)
Автор: В. В. ГРИЦЕНКО, Т. Н. СМОТРОВА
© 2005 г. В. В. Гриценко*, Т. Н. Смотрова**
* Доктор психологических наук, зав. кафедрой общей и социальной психологии филиала
Саратовского гос. ун-та им. Н. Г. Чернышевского, г. Балашов
** Старший преподаватель той же кафедры
Дан сравнительный анализ структуры декларируемых и скрытых ценностей,
предрасположенности к нарушению социальных норм и правил выходцев из Кавказа и
коренных жителей Саратовской области. Показана взаимосвязь ценностных ориентации и
склонности к девиантному поведению. Эмпирически установлено содержание ценностей,
ориентация на которые предрасполагает к девиантному поведению или сдерживает от
него в конкретных социально-экономических условиях.
Ключевые слова: ценностные ориентации, декларируемые и скрытые ценности,
этнические мигранты, девиантное поведение, склонность к нарушению социальных норм.
Актуальность темы исследования обусловлена, прежде всего, массовыми в течение
последнего десятилетия миграционными потоками на территорию РФ и связанными с
ними процессами межкультурного взаимодействия. Как свидетельствуют данные
официальной статистики, между переписями 1989 и 2002 гг. миграционный прирост
населения России составил 6 млн. чел. По среднегодовому показателю иммиграции - 780.7
тыс. чел. - Россия вышла на 3-е место в мире. Впереди нее только США и Германия.
Большая часть миграционного прироста обеспечивается за счет бывших республик СССР
[18, с. 33].
Данные многочисленных исследований показывают, что в местах поселения мигранты
далеко не всегда встречают дружелюбный прием со стороны местного населения.
Негативные оценки и порой враждебное отношение к мигрантам коренного населения
довольно часто отражают общее состояние общественного сознания и соответствующие
представления, образы и стереотипы. Обеспокоенность общества ростом инфляции,
продолжающимся снижением жизненного уровня большей части населения, особенно в
малых провинциальных российских городах и селах, вызывает известный синдром поиска
виновного чаще всего среди представителей других этнических групп. При этом нередко
называются выходцы из Северного Кавказа и Закавказья.
Одним из главных обвинений, выдвигаемых принимающим населением в адрес
мигрантов, является обвинение в криминале. Среди имеющихся мифологем
распространены представления о мигрантах как людях, легко вовлекающихся в теневую
экономику, криминальный бизнес и т.п.
Механизм возникновения данных стереотипов во многом обусловлен "эффектом
генерализации", т.е. неоправданного обобщения подобных представлений обо всех
выходцах из Кавказа. Захлестнувший в последние годы российское общество рост
организованной преступности, криминала, террора дает дополнительную эмоциональнонегативную подпитку для эскалации таких стереотипов.
Существование подобных представлений и обвинений неминуемо приводит к
возрастанию межэтнической напряженности и интолерантности в местном сообществе,
что проявляется во взаимных обидах, столкновениях и претензиях между русскими и
"кавказцами" в процессе межэтнического взаимодействия.
В связи с усилением националистических взглядов, ростом ксенофобии, неприязни к
чужакам, религиозным меньшинствам, к специфическим, заметно отличающимся от
большинства населения социальным группам, в том числе и к этническим мигрантам,
особенно важной представляется цель нашего исследования - изучение и сравнительный
анализ структуры ценностных ориентации выходцев из Кавказа и русских коренных
жителей, а также выявление взаимосвязи между ценностными ориентациями и
склонностью к нарушению социальных норм.
Основная гипотеза исследования: склонность к девиантному поведению как у этнических
мигрантов, так и у коренного населения в современстр. 44
ных социально-экономических условиях связана с определенными ценностными
ориентациями.
Частные гипотезы:
1. Между этническими мигрантами и коренным населением не предполагается значимых
различий в степени предрасположенности к девиантному поведению.
2. Различия в структуре ценностных ориентации выходцев из Кавказа и русских в
большей степени будут выражены на декларируемом, нежели на скрытом уровне,
определяющем реальное поведение.
Задачи эмпирического исследования:
1. Выявить ценностные ориентации этнических мигрантов и коренных жителей на
декларируемом и скрытом уровнях и провести их сравнительный анализ.
2. Определить степень предрасположенности к девиантному поведению респондентов,
принадлежащих к разным этносам.
3. Изучить взаимосвязь ценностных ориентации и степень склонности к девиантному
поведению, а именно - вычленить совокупность ценностей, ориентация на которые
связана со склонностью либо устойчивостью человека к нарушению социальных норм и
правил.
Проблема девиантного (отклоняющегося) поведения, несмотря на огромное количество
эмпирических и теоретических исследований в различных областях научного знания, по
праву относится к числу наиболее сложных и неоднозначных.
Общим положением является мнение, высказываемое большинством ученых, о том, что
девиантное поведение личности не соответствует общепринятым или официально
установленным социальным нормам и ценностям и обусловлено системой
взаимосвязанных факторов - как внешних (социально-политических, социальноэкономических), так и внутренних (индивидуально-личностных) [9].
Согласно теории аномии Э. Дюркгейма, девиантное поведение возникает как способ
приспособления индивидов к условиям социального окружения во время общественных
кризисов или радикальных социальных перемен, когда происходит изменение ценностей и
норм и жизненный опыт людей перестает соответствовать вновь созданным. В результате
люди испытывают состояние "запутанности" и дезориентации, что приводит к росту
девиантного поведения [7]. Девиация может возникать в тех случаях, когда наблюдается
рассогласование между целями и социально одобряемыми средствами их достижения [16].
При изучении предрасположенности к девиантному поведению мы исходили из
определения девиантного поведения в "узком" смысле - как незначительных проступков,
не попадающих под статьи Уголовного кодекса. Такое определение недостаточно строго,
так как применительно к девиантности в "широком" смысле слова девиантное поведение
представлено тремя разными формами: собственно девиантной (отклоняющейся от
моральной нормы, традиций, обычаев), делинквентной (правонарушениями) и
криминальной (преступной) [6]. Каждая из этих форм поведения оценивается обществом
по-разному - от морального упрека до всевозможных строгих мер пресечения
противоправных и преступных деяний. Мы опираемся также на представление о том, что
девиантные формы поведения - это переходные варианты между поведенческой нормой и
поведенческой психической патологией. Основным принципом их выявления следует
признать, с одной стороны, выход за рамки поведенческой нормы, с другой - отсутствие
психопатологических симптомов.
Многие исследователи [9, 10, 14 и др.] солидарны в том, что трансформация российского
общества и ценностных ориентации его населения происходит в сложной
социокультурной ситуации, когда экономические и политические инновации вступили в
явное противоречие с существующими: в массовом сознании россиян традиционными
культурными образцами, системами ценностей, стереотипами сознания и поведения, в
связи с чем характерным для большинства граждан становится не традиционное и, значит,
социально одобряемое, а девиантное поведение.
Система ценностей всегда лежит в основе конструирования жизненных стратегий/планов
людей. Именно ценностные ориентации обусловливают выбор человеком определенных
способов достижения поставленных целей, причем индивидуальные ценности
взаимосвязаны таким образом, что каждая из них усиливает другую, образуя
согласованное целое.
Система ценностей демонстрирует определенное отношение человека к миру и
показывает положительное/отрицательное значение для него того или иного явления
общественного сознания.
Ценности - это представления, которые обусловливают целеполагание человеческой
деятельности, выбор средств и способов ее осуществления. Ф. Клакхорн и Ф. Стродбек
считают, что ценности возникают и развиваются внутри конкретной культуры,
формирующейся под влиянием конкретных экологических и исторических условий. Когда
ценности принимаются большинством людей в группе, они становятся элементами
данной культуры и начинают определять индивидуальное и групповое поведение.
Изменение условий существования неизбежно влечет за собой переструктурирование
системы ценностей, что усиливает шансы группы успешно адаптироваться к данной среде
и выжить в ней [21]. В частносстр. 45
ти, Н. М. Лебедева, сравнивая результаты различных исследований ценностных
ориентации, выявляет меру влияния, которое могут оказывать внешние, объективные
параметры существования этнической группы на актуализацию тех или иных ценностных
ориентиров, необходимых для поддержания ее баланса со средой [11].
Для нашего исследования важны также теоретические наработки в рамках так называемых
культурологических теорий, которые делают акцент на анализе культурных ценностей,
благоприятствующих девиациям. Так, по мнению автора теории "дифференцированной
связи" Э. Сатерленда, люди обучаются девиантному поведению, воспринимая ценности,
способствующие девиации, в ходе общения с носителями этих ценностей; в теориях
"конфликтности норм" Т. Селлина и У. Миллера подчеркивается, что девиация возникает
в результате конфликта между разными социальными нормами, например, в том случае,
когда индивид идентифицирует себя с субкультурой, нормы которой противоречат
нормам доминирующей культуры [1].
Постоянно фиксируемое в отечественной социологии несовпадение между
приоритетными ценностями, декларируемыми респондентами, и их реальным поведением
определяется теоретиками как свойство российской ментальности, изначально
дихотомичной и амбивалентной [14].
Под декларируемыми ценностями мы понимаем задаваемые официальной идеологией
соответствующего временного периода социально одобряемые основания оценок
окружающей действительности и ориентации в ней.
Под реальными (скрытыми) ценностями подразумеваются реально регулирующие
поведение и деятельность людей ценности, которые не провозглашаются преднамеренно из-за расхождения их с социально одобряемыми эталонами или непреднамеренно - из-за
низкой степени их осознания.
МЕТОДИКА
Актуальность проведения исследования в таком поликультурном регионе, как
Саратовская область, объясняется, прежде всего, тем, что область выделяется среди
регионов РФ высокими показателями миграционного притока. Так, за 6 лет (1996 - 2001
гг.), по официальным сведениям, в Саратовскую область приехали 131.4 тыс. чел. Из
общей массы прибывших в 2001 г. 57.4% - граждане республик Средней Азии и
Казахстана, 31.6% - республик Кавказа [15, с. 13].
Исследование проходило в следующих населенных пунктах проживания выходцев из
Кавказа: в г. Аркадак и селах Софьино, Натальино Аркадакского района, г. Балашов и
селах Пинеровка, Тростянка Балашовского района, селах Святославка, Краснознаменское
Самойловского района Саратовской области.
Объектом эмпирического кросскультурного исследования стали жители Саратовской
области, принадлежащие к четырем этническим группам. Три из них представлены
мигрантами из Кавказского региона, четвертая - русским местным населением.
Представители трех этносов из числа мигрантов - азербайджанцы, армяне и чеченцы имеют на территории Саратовской области крупные диаспоры.
Общее число опрошенных составило 263 чел. Среди них 67 - азербайджанцев, 71 армянин, 58 - чеченцев и 67 - русских.
Выборка представителей четырех исследуемых групп уравновешена по основным
социально-демографическим показателям: полу, возрасту, типу поселения. Так, в каждой
этнической группе в среднем количество мужчин составило 52%, женщин - 48%; число
респондентов до 25 лет - 28%, 25 - 30 лет -16%, 31 - 40 лет - 24%, 51 - 60 лет - 7%, более 60
лет - 5%. К сожалению, по объективным причинам нам не удалось выровнять выборки
респондентов по роду деятельности и как следствие - социальному статусу. Так, среди
чеченцев самым высоким оказался процент безработных (55%) - свидетельство их
вынужденного и временного пребывания на территории Саратовской области; среди
азербайджанцев - частных предпринимателей (32%), что подчеркивает экономический
характер их миграции в Россию; среди русских - преобладание работающих в
государственном секторе (59%). Несомненно, этот факт должен внести определенные
коррективы в экстраполяцию полученных в ходе исследования данных.
Для изучения структуры ценностных ориентации мы использовали методику
ранжирования ценностных ориентации, разработанную Н. М. Лебедевой [12].
Респонденту предъявлялся список из 10 ведущих индивидуальных ценностей и следовало
предложение проранжировать эти ценности по степени значимости для себя. При
обработке данных, полученных в результате такого ранжирования, подсчитывались
средние значения ценностей для группы, на основе которых им присваивался ранг,
отражающий положение ценности в иерархической ценностной структуре каждой
этнической группы.
Как известно, существенным недостатком опроса мнения людей об их важнейших
ценностях методом прямого ранжирования является то, что они склонны несколько
"завышать" свои личные ценности, "подгоняя" их под некий общественный идеал,
характерный для соответствующего временного периода. Фактически речь идет о влиянии
социальной желательности на ответы реестр. 46
пондентов и существовании ценностей декларируемых, открыто провозглашаемых, и
скрытых, не афишируемых, но реально регулирующих поведение и деятельность людей.
Для преодоления этого недостатка наряду с традиционной процедурой ранжирования
списка ценностей мы использовали Цветовой тест отношений (ЦТО) - невербальный
компактный диагностический метод, отражающий как сознательный, так и частично
неосознаваемый уровень отношений человека, в нашем случае, к той или иной ценности.
В кратком варианте ЦТО респондентам вначале предлагалось подобрать к каждому
понятию-ценности (последовательно предъявлялись вышеуказанные 10 ценностей) какойнибудь один подходящий цвет из стандартного набора Люшера, а затем разложить
цветовые карточки по отдаваемому им предпочтению.
При обработке данных для каждой группы подсчитывалось среднее значение
отождествлений той или иной ценности с цветами в порядке их предпочтения. В
зависимости от средних значений порядка цветовых предпочтений ценностям
присваивался определенный ранг. Таким образом, для каждой этнической группы была
получена еще одна структура (иерархия) ценностей - завуалированных, на частично
неосознаваемом уровне.
Сравнение двух структур ценностных ориентации позволило нам выявить степень
сходства или расхождения между открыто вербализуемыми и цветоассоциативными
оценками отношений личности и группы к той или иной ценности.
Кроме ценностей испытуемые подбирали подходящие цвета к каждому из изучаемых
этносов ("армяне", "азербайджанцы", "русские", "чеченцы"), а также к ряду понятий,
выяснение отношения к которым для нас имело важное диагностическое значение:
"закон", "совесть", "чувство долга", "ответственность", "власть", "наркобизнес", "мой
образ жизни", "мое положение в обществе", "мое материальное положение" и др.
Изучение уровня предрасположенности к девиантному поведению осуществлялось с
помощью модифицированного варианта шкалы склонности к нарушению социальных
норм и правил А. Н. Орла [10, 19]. Шкала представлена десятью утверждениями, степень
согласия с которыми респондент может выразить одним из пяти вариантов ответа: от
полного согласия до полного несогласия. После обработки ответов в соответствии с
ключом подсчитывается суммарный показатель, свидетельствующий об определенном
уровне склонности к девиации.
В качестве дополнительных показателей склонности к девиантному поведению выступили
установки и отношения респондентов к законопослушным гражданам, к условиям,
разрешающим отступление от норм и правил поведения, к ненормативным способам
обеспечения материального благосостояния, к проблеме распространения наркотиков и
наркомании, выявленные с помощью метода полуструктурированного интервью.
Полученные результаты эмпирического исследования обрабатывались методами
описательной статистики. Достоверность различий между различными группами
респондентов определялась с помощью критерия согласия Пирсона (χ2 ). Для подсчета
статистической значимости средних величин применялся критерий Стьюдента (ts ).
Достоверность ранговых различий ценностных структур проверялась методом ранговой
корреляции Спирмена. Данные исследования были также подвергнуты корреляционному
анализу, выполненному методом линейной корреляции Спирмена. При обработке данных
использовался статистический пакет Statistica 5.1.
РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ
Поскольку объектом исследования являлись представители армянского, азербайджанского
и чеченского этносов, проживающие на территории Саратовской области, объединенные
нами в группу этнических мигрантов, и представители русского этноса - коренные
жители, анализ данных осуществлялся на основе сравнения показателей: а) мигрантов в
целом с местными жителями; б) внутри группы этнических мигрантов. При этом первое
сравнение будет главным, а второе - дополнительным, предназначенным для повышения
достоверности результатов. Именно этой логике подчинено дальнейшее изложение
материала.
1 . Сравнительный анализ структуры декларируемых и скрытых ценностей
представителей исследуемых этнических групп
Результаты нашего исследования, полученные по методике ранжирования ценностей,
показали, что между структурами ценностных ориентации этнических мигрантов и
коренных жителей наблюдаются как сходства, так и нашедшие статистическое
подтверждение различия в оценках того или иного понятия (см. табл. 1, 2).
Так, представители всех исследуемых групп, независимо от этнической принадлежности,
в качестве ведущих для себя ориентации определяют ценности "здоровье" и "крепкая
семья". Эти ценности занимают наиболее высокие 1-ю и 2-ю ранговые позиции в каждой
из полученных ценностных структур и тем самым обусловливают некоторое их сходство,
несмотря на различия по среднегрупповым показателям.
стр. 47
Таблица 1. Распределение рангов декларируемых ценностей у представителей
исследуемых групп
Ценности
Коренные жители
Этнические мигранты
(русские)
(выходцы из Кавказа)
средний присвоенный средний ранг присвоенный
ранг
ранг
ранг
Богатство
5.72
6
5.37
4
Жить по совести
5.49
3
5.44
5
Жить со своим
7.87*
10
6.06*
6
народом*
Здоровье*
2.31*
1
3.35*
2
Знания,
5.53*
4
6.59*
9
образование*
Интересная
5.65*
5
6.53*
8
работа*
Крепкая семья*
2.53*
2
3.20*
1
Независимость
6.38
8
6.10
7
Спасение души
7.78
9
7.29
10
Уважение
5.79*
7
4.63*
3
близких*
* Значения, между которыми обнаружены статистически достоверные различия по
критерию Стьюдента (ts ) при p < 0.01.
Таблица 2. Распределение рангов декларируемых ценностей у представителей различных
этнических групп мигрантов по результатам прямого ранжирования
Ценности
Этнические группы
армяне1
Богатство
Жить по
совести
Жить со своим
народом
Здоровье
Знания,
азербайджанцы2
чеченцы3
средний присвоенный средний присвоенный средний присвоенный
ранг
ранг
ранг
ранг
ранг
ранг
2
1, 3
2
5.56
5
4.54
3
6.09
7
5.06
4
5.86
6
5.42
4
6.33
7
6.17
8
5.59
5
3.21
6.36
2
8
3.66
6.99
2
9
3.14
6.38
1
7
образование
Интересная
работа
Крепкая семья
Независимость
Спасение души
Уважение
близких
6.323
6
6.093
7
7.261, 2
10
2.95
6.632
7.293
4.973
1
9
10
3
3.26
5.571
7.953
4.72
1
5
10
4
3.42
6.03
6.501, 2
4.091
2
6
9
3
Номер этнической группы, в которой обнаружены статистически достоверные
различия по критерию Стьюдента (ts ).
1, 2, 3
Этнические мигранты Кавказа более высоко, по сравнению с коренным русским
населением, оценивают значимость для себя ценностей "уважение близких" и "жить со
своим народом", что, на наш взгляд, для выходцев из Кавказа, находящихся в
инокультурной среде, может объясняться актуализацией на декларируемом уровне
этнических связей.
Отметим, что среди выходцев из Кавказа наиболее высоко понятие "жить со своим
народом" оценивают чеченцы, располагая названную ценность на 5-й позиции. Такая ярко
выраженная ориентация на внутриэтническое сплочение объясняется, очевидно, не только
культурными традициями, но и политической ситуацией, сложившейся вокруг Чечни и ее
народа в последние годы. Кроме того, подавляющее большинство опрошенных чеченцев
демонстрирует выраженную установку на возвращение домой, а свое пребывание в
Саратовской области считают вынужденным и временным. Так, в процессе
интервьюирования незаконченные предложения они завершали фразами: "В Россию я
приехал, потому что... дома война, ... негде жить, ... потому что беженец, ... здесь
спокойнее, ... детей надо учить, .., чтобы заработать"; "Я был бы счастливым, если бы... не
было войны, ... жил на Родине, ... близкие и родные были рядом".
Для русских, по сравнению с выходцами из Кавказа, понятия "жить со своим народом" и
"уважение близких" менее значимы, получают очень низкие среднегрупповые показатели
и занимают в их ценностной структуре соответственно 7-е и 10-е места. Низкая
значимость ценности
стр. 48
Таблица 3. Распределение рангов скрытых ценностей у представителей исследуемых
групп
Ценности
Богатство*
Совесть*
Здоровье
Коренные жители
Этнические мигранты
(русские)
(выходцы из Кавказа)
средний присвоенный средний присвоенный
ранг
ранг
ранг
ранг
3.54*
5
4.52*
5
4.06*
8.5
4.99*
9
3.45
3
4.00
1
Знания,
образование
Интересная
работа
Крепкая семья*
Независимость*
Спасение души
Уважение
близких
3.90
6
4.40
4
3.99
7
4.58
6
3.06*
3.4*
4.06
3.51
1
2
8.5
4
4.29*
4.7*
4.77
4.16
3
7
8
2
Значения, между которыми обнаружены статистически достоверные различия по
критерию Стьюдента (ts ) при p < 0.01.
Таблица 4. Распределение рангов скрытых ценностей у этнических мигрантов*
Ценности
Этнические группы
азербайджанцы3
армяне2
Богатство
Совесть
Здоровье
Знания,
образование
Интересная
работа
Крепкая семья
Независимость
Спасение души
Уважение
близких
чеченцы4
средний присвоенный средний присвоенный средний присвоенный
ранг
ранг
ранг
ранг
ранг
ранг
4.60
3
3.92
2
5.10
9
4.96
7
5.00
9
5.01
8
4.15
1
3.16
1
4.27
3
4.77
5
4.16
6
4.22
2
4.86
6
4.15
5
4.74
7
4.67
5.23
5.12
4.16
4
9
8
2
3.98
4.17
4.74
4.00
3
7
8
4
4.17
4.68
4.36
4.32
1
6
5
4
* Статистически достоверных различий по критерию Стьюдента (ts ) между этническими
группами не обнаружено.
"жить со своим народом" у русских респондентов, вероятно, связана с ее
реализованностью. А низкий ранг ценности "уважение близких" объясняется
исследователями тем, что в период реформ последних лет у русского населения
наблюдается явный спад патриотических чувств, безразличное отношение к
общественному мнению и уважению со стороны других, что на фоне полученных нами
данных находит еще одно подтверждение [17].
"Интересная работа" более высоко оценивается коренными жителями. Показатели
значимости этой ценности для группы этнических мигрантов "пострадали" из-за крайне
низких оценок, которые приписывают "интересной работе" чеченцы. Профессиональная
самоактуализация и трудовая самореализация являются одним из важнейших условий,
определяющих успешность адаптации мигрантов в новой социальной среде [5]. В нашем
случае дезактуализация названной ценности чеченцами связана с вынужденным и
временным характером их пребывания на территории Саратовской области и огромным
желанием вернуться домой, в Чеченскую Республику. Более того, именно среди чеченцев
в нашей выборке оказался наиболее высоким процент безработных - 55%.
"Знания, образование" более высоко оценивается русскими, выводится ими на 4-е место
ценностной структуры, в то время как в структуре ценностей выходцев из Кавказа она
размещается на предпоследней, 9-й позиции. В оценках понятий "богатство",
"независимость", "жить по совести" и "спасение души" значимые различия между
мигрантами и коренными жителями отсутствуют.
Теперь проанализируем иерархии скрытых ценностей, полученных с помощью
Цветового теста отношений (табл. 3, 4).
стр. 49
Как следует из данных табл. 3 и 4, на цветоассоциативном, скрытом уровне различий в
оценках респондентов исследуемых групп той или иной ценности значительно меньше.
Эти различия несколько иные, чем на открыто вербализуемом, декларируемом уровне.
Русские более высоко, по сравнению с выходцами из Кавказа, оценивают такие понятия,
как "крепкая семья", "независимость", "богатство" и "жить по совести". Вместе с тем,
нивелируются различия между представителями исследуемых групп, обнаруженные в
декларируемых оценках понятий "уважение близких", "здоровье", "знания, образование",
"интересная работа".
Дальнейший анализ скрытых ценностей целесообразно осуществлять на основе
сопоставления и сравнения с декларируемыми ценностями.
Значимость ценности "здоровье" для русских подсознательно снижается, уступая свои
позиции ценности "крепкая семья". У выходцев из Кавказа все с точностью до
"наоборот": "крепкая семья" отходит на 3-е место, освобождая вершину ценностной
пирамиды для "здоровья". Среди этнических мигрантов только чеченцы из прочих
ценностей неосознанно отдают предпочтение именно "крепкой семье".
Такая морально-этическая категория, как "совесть", подсознательно вытесняется и
этническими мигрантами, и коренными жителями в конец скрытой ценностной иерархии
(8.5 и 9 позиции). Снижая для себя значимость понятия "совесть", респонденты тем самым
умаляют роль нравственной основы в регуляции поведения. Однако у чеченцев в качестве
возможной альтернативы "совести" выступает ценность "спасение души" - понятие
религиозного содержания. Значимость этой ценности чеченские респонденты
подсознательно повышают, перемещая ее с 9-й позиции на 5-ю.
Значение ценности "богатство" на неосознаваемом уровне повышается для русских и
армян. Как видим, ценность богатства, открыто провозглашаемая официальными
идеологами, давно проникла в подсознание людей, однако представители христианской
культуры, видимо, по-прежнему считают, что "богатым быть стыдно", что "богатства не
наживешь праведным путем". Поэтому русские и армяне не спешат афишировать свою
приверженность ценности "богатство", размещая ее далеко не на первые позиции
декларируемой структуры ценностей.
Чеченцы на неосознаваемом уровне перемещают ценность "богатство" в конец
ценностной структуры, на 9-е место (против 6-го на декларируемом уровне), приписывая
ей самые низкие значения по среднегрупповым показателям (значимость различий с
другими этническими группами статистически подтверждается). Факт такой
бессознательной девальвации ценности "богатство", возможно, объясняется тем, что для
чеченского народа характерны сильная родоплеменная структура и архаичное сознание,
когда материальное благополучие не так важно, как искренние отношения с близкими
людьми. Другое объяснение может быть связано с чеченскими событиями последнего
десятилетия, участниками и свидетелями которых были наши чеченские респонденты,
когда ценность богатства теряет свою привлекательность перед ценностью жизни.
В то время как коренные жители подсознательно снижают значимость ценности "знания,
образование", все этнические мигранты неосознанно возвеличивают ее. Армяне и
азербайджанцы повышают ценность "образование" на две позиции, а чеченцы ставят ее на
2-е ранговое место в скрытой иерархии ценностей против 8-го в декларируемой структуре.
Именно чеченцы в качестве одной из причин переезда в Россию достаточно часто
называли стремление получить самим или дать своим детям образование, профессию,
которые невозможно реализовать на родине.
Необходимо отметить, что русские, декларируя невысокую значимость для себя ценности
"уважение близких" (7-е ранговое место), на скрытом уровне обнаруживают
солидарность с выходцами из Кавказа в ее предпочтении (4-е место), что свидетельствует
о подсознательной приверженности русских ценности, типичной для коллективистской
культуры, представителями которой они являются.
В то же время русские неосознанно демонстрируют высокий уровень предпочтения
индивидуалистической ценности "независимость" , располагая ее на 2-й позиции
ценностной структуры, тогда как на декларируемом уровне эта ценность занимает 8-е
место.
Несколько озадачивает тот факт, что в четверку ведущих ценностей русских на
неосознаваемом уровне включены ценности, находящиеся между собой в некотором
противоречии - "уважение близких" и "независимость". Одновременное присутствие в
подсознании русских разнонаправленных тенденций (стремление к самостоятельности,
независимости, сочетаемое с выраженной потребностью в позитивном отношении со
стороны окружающих, зависимостью от внешних оценок) может быть свидетельством
ценностного диссонанса, возникающего в ответ на навязывание новой идеологией
ценностей, не свойственных русскому менталитету и противоречащих традициям русской
культуры. У выходцев из Кавказа таких рассогласований не выявлено.
В целом, внутригрупповые различия между структурами декларируемых и скрытых
ценностей более выражены у русских и чеченцев (для
стр. 50
Таблица 5. Распределение коренных жителей и этнических мигрантов по степени
предрасположенности к девиантному поведению*
Уровни
склонности к
Коренные жители Этнические мигранты
(русские)
(выходцы из Кавказа)
Всего
девиациям
кол-во
%
кол-во
%
Очень низкий
Низкий
Средний
Высокий
Очень высокий
Итого
Среднегрупповые
показатели
0
14
43
10
0
67
0
20.9
64.2
14.9
0
100
2
55
95
42
2
196
1.0
28.1
48.5
21.4
1.0
100.0
294
2.92
кол-во
%
2
0.8
69
26.2
138
52.5
52
19.7
2
0.8
263
100
2.93
* Различия между распределением представителей этнических групп в соответствии с
показателями склонности к девиантному поведению статистически не подтверждаются по
χ2 Пирсона.
Таблица 6. Распределение представителей этнических мигрантов по степени
предрасположенности к девиантному поведению*
Уровни
Армяне
Азербайджанцы Чеченцы
Всего
склонности к
кол-во % кол-во
%
кол-во % кол-во %
девиациям
Очень низкий
0
0
1
1.5
1
1.7
2
0.8
Низкий
16
22.5
23
34.3
1
27.6
69 26.2
Средний
40
56.4
26
38.8
29
50
138 52.5
Высокий
14
19.7
17
25.4
11
19
52 19.7
Очень высокий
1
1.4
0
0
1
1.7
2
0.8
Итого
71
100
67
100
58
100 263 100
Среднегрупповые
3.00
2.87
2.89
2.93
показатели
* Различия между распределением представителей этнических групп в соответствии с
показателями склонности к девиантному поведению статистически не подтверждаются по
χ2 Пирсона.
русских коэффициент ранговой корреляции rs = 0.25, для армян rs = 0.30 при rs кр = 0.68 (p
≤ 0.05) и 0.83 (p ≤ 0.01)). Для русских такое расхождение между открыто заявляемыми и
реально предпочитаемыми ценностями объясняется изначально противоречивой и
дихотомичной российской ментальностью, отмечаемой некоторыми отечественными
авторами (см., например, [14]). Для чеченцев оно, очевидно, связано с явлением
социомимикрии, склонности демонстрировать социально желательное поведение и давать
социально одобряемые ответы в ситуации неопределенности. Скорее всего, чеченцы, по
сравнению с другими этническими мигрантами, менее уверенно чувствовали себя в
ситуации интервьюирования, воспринимая ее как потенциально угрожающую.
Завершая сравнительный анализ декларируемых и скрытых ценностей, можно сделать
следующие выводы:
- на декларируемом уровне обнаруживается большее сходство между собой ценностей у
выходцев из Кавказа - армян, азербайджанцев и чеченцев, что объясняется большей
близостью их культур друг к другу, чем к культуре русских;
- внутригрупповые различия между структурами декларируемых и скрытых ценностей в
меньшей степени проявляются у армян и азербайджанцев, более выражены у русских и
чеченцев;
- на скрытом уровне не выявлено различий между ценностными структурами у армян и
азербайджанцев. Это сходство структуры ценностей можно объяснить установкой на
длительное и добровольное проживание на текущий момент в одном социальноэкономическом и культурном пространстве;
- на частично неосознаваемом, скрытом уровне менее выражены различия между
структурами ценностей этнических мигрантов и коренных жителей, чем на
декларируемом уровне, что, с одной стороны, объясняется заложенной в глубинных
пластах подсознания ориентацией на общечеловеческие ценности, а с другой - связано с
тенденцией изменения ценностного сознания представителей всех этнических групп в
сторону унификации ценностей под влиянием единых условий существования в России, а
именно - кардинальных социально-экономических и общественно-политических перемен.
стр. 51
Таблица 7. Распределение ответов на утверждение "Правы люди, которые в жизни
следуют пословице: "Если нельзя, но очень хочется, то можно""
Русские
"Да"
Скорее "да"
Затрудняюсь
Скорее "нет"
"Нет"
Армяне
Азербайджанцы
Чеченцы
кол-во
%
кол-во
%
кол-во
%
кол-во
%
3
16
16
21
11
67
4.5
23.9
23.9
31.3
16.4
100
12
11
19
13
16
71
16.9
15.5
26.8
18.3
22.5
100
10
18
15
6
18
67
14.9
26.9
22.4
8.9
26.9
100
10
5
20
6
17
58
17.3
8.6
34.5
10.3
29.3
100
2. Анализ психологической предрасположенности представителей различных
этносов к нарушению норм и правил
Рассмотрим результаты исследования, полученные по шкале склонности к девиантному
поведению, представленные в табл. 5 и 6.
Из данных табл. 5 и 6 видно, что высокий уровень склонности к нарушению норм и
правил демонстрируют от 15 до 25% респондентов в зависимости от этнической
принадлежности. Около 50% опрашиваемых имеют средний уровень
предрасположенности к девиациям, 20 - 35% обнаруживают нормативную устойчивость.
Среди этнических групп наиболее поляризованными по выраженности склонности к
девиантному поведению оказались представители азербайджанской этнической группы.
Среди них выявлено максимальное количество респондентов как с высокими (25.4%), так
и с низкими (34.3%) значениями. Меньшая определенность позиций обнаруживается у
русских: 64% из них занимают достаточно неустойчивое среднее положение в таблице
распределения уровней склонности к девиациям, которое при определенных условиях
может как снижаться, так и повышаться.
В целом же, достоверность различий в распределении показателей склонности к
девиантному поведению между представителями исследуемых этнических групп
статистически не подтверждается.
Наряду с общим показателем склонности к девиациям имеет смысл рассмотреть данные,
отражающие степень выраженности каждой установки на соблюдение или нарушение
социальных норм.
Так, в ответах, показывающих отношение респондентов к законопослушным людям,
наибольшая доля выразивших согласие с утверждением "Только слабые и трусливые люди
выполняют все правила и законы" оказалась среди армян и чеченцев (соответственно 27
чел., или 38.1%, и 22 чел., или 37.9%), несколько меньшая - среди азербайджанцев и
русских (16 чел., или 23.9%, и 11 чел., или 16.4%) (достоверность различий
подтверждается статистически по критерию Пирсона: χ2 = 21.57 при p = 0.04). Однако
если учесть, что среди русских довольно высокий процент тех, кто с трудом определял
ложность данного утверждения (15 чел., или 22.4%), то данный факт, скорее всего,
повышает долю представителей русского населения, которые называют, хотя и
неуверенно, законопослушным человека обязательно слабого и трусливого.
Кроме того, большинство представителей исследуемых этнических групп признали
верным, что в людях они ценят наличие таких личностных черт, как осторожность и
осмотрительность, которые, согласно шкале А. Н. Орла, свидетельствуют о низкой
предрасположенности к девиантному поведению (52 армянина, или 73.3%, 50
азербайджанцев, или 74.6%, 51 русский, или 76%, и 51 чеченец, или 89.2%) (различия
статистически не значимы).
С высказыванием "Если бы я родился в давние времена, то стал бы благородным
разбойником" согласились 17 армян (29.9%), 17 азербайджанцев (25.4%), 17 чеченцев
(27%) и 9 русских (13.4%) (различия статистически не значимы). Более весомой среди
выходцев из Кавказа оказалась и доля тех, кто категорически отверг данное высказывание.
В их число вошли 30 азербайджанцев (51.8%), 26 чеченцев (44.8%), 27 армян (38%) и 22
русских (32.8%) (различия статистически не значимы). Таким образом, наши данные не
подтверждают мифа о том, что разбой на уровне массового сознания "кавказцев"
воспринимается как некая специфическая форма героизма [13]. При оценке утверждений,
позволяющих выявить отношение респондентов к условиям, разрешающим отступление
от норм и правил поведения, между представителями исследуемых этносов обнаружены
следующие различия.
С утверждением "Правы люди, которые в жизни следуют пословице: "Если нельзя, но
очень хочется, то можно"" чаще соглашались азербайджанцы (28 чел., или 41.8%) и
армяне (23 чел., или 32.4%), реже - русские (19 чел., или 28.4%) и чеченцы (15 чел., или
25.9%) (достоверстр. 52
ность различий подтверждается статистически по критерию Пирсона: χ2 = 28.64 при p 0.004) (табл. 7).
Аналогичные и еще более выраженные результаты были получены при анализе ответов
сходного с предыдущим утверждения "Удовольствие - это главное, к чему стоит
стремиться в жизни". Его посчитали истинным или скорее истинным 34 азербайджанца
(50.7%), 29 армян (40.8%), 20 чеченцев (34.4%) и 18 русских (26.8%) (достоверность
различий подтверждается статистически по критерию Пирсона: χ2 = 20.48 при p = 0.05).
Более того, между оценками двух последних утверждений обнаружены положительные
корреляционные связи (k = 0.19 при p < 0.05). Таким образом, более трети респондентов
считают стремление реализовать собственные гедонистические установки достаточным
условием, при котором нарушение принятых в обществе норм и правил становится
допустимым.
С помощью следующей группы вопросов и суждений мы выявляли установки и
отношения респондентов к ненормативным способам обеспечения материального
благосостояния.
Ответы на вопрос: "Что Вы чувствуете, когда Вам приходится пользоваться глупостью,
наивностью других в ущерб их здоровью или материальному положению в собственных
целях?" распределились так: о наличии позитивных чувств - гордости за себя и
превосходства над другими - высказались 3 чел., или 4.2% армян, и 4 чел., или 6.8%
чеченцев; нейтральные чувства испытывают в такие моменты 4 чел., или 5.9% русских, 6
чел., или 8.4% армян, 8 чел., или 11.9% азербайджанцев, 7 чел., или 12% чеченцев;
затруднились в дифференциации чувств 7 чел., или 10.4% русских, 15 чел., или 21.1%
армян, 13 чел., или 19.4% азербайджанцев, и 4 чел., или 6.8% чеченцев; испытывают
неловкость и угрызения совести в описанной ситуации 12 чел., или 17.9% русских, 12
чел., или 16.9% армян, 14 чел., или 20.8% азербайджанцев, и 8 чел., или 13.7% чеченцев;
не помнят о своих чувствах, так как давно не пользовались глупостью и наивностью
других 8 чел., или 11.9% русских, 9 чел., или 12.6% армян, 5 чел., или 7.4%
азербайджанцев, 5 чел., или 8.6% чеченцев; не поступают подобным образом 36 чел., или
53.7% русских, 25 чел., или 35.2% армян, 24 чел., или 35.8% азербайджанцев, 28 чел., или
48.2% чеченцев. (Различия статистически не значимы.) Можно сказать, что у
значительной доли респондентов всех этнических групп обнаруживается слабая
морально-нравственная устойчивость.
У респондентов всех исследуемых групп отмечается достаточно высокий уровень
устойчивости к соблазну выполнить любую опасную работу даже при условии, что за нее
хорошо заплатят. Категорично высказались против или скорее против, чем "за",
утверждения "Я бы взялся за опасную работу, если б за нее хорошо заплатили" 42 чел.,
или 62.7% азербайджанцев, 43 чел., или 60.6% армян, 33 чел., или 57% чеченцев, и 38 чел.,
или 56.7% русских (различия в ответах респондентов 4 групп статистически не значимы).
Статистически значимые различия получены при оценке такого утверждения опросника,
как "В России можно легко заработать деньги, просто многие этого не умеют". Его
посчитали истинным или скорее истинным, чем ложным, 52 азербайджанца (77.4%), 42
чеченца (72.4%), 49 армян (69.0%) и 38 русских (56.7%) (χ2 = 21.1 при p = 0.05).
Анализируя ксенофобии в постсоветском обществе, А. В. Малашенко отмечает, что в силу
своей предприимчивости, уровень которой выше, чем у местных жителей, выходцы из
Кавказа сравнительно легко приспосабливаются к новым рыночным условиям [13]. На
наш взгляд, именно предприимчивость выходцев из Кавказа объясняет тот факт, что, по
сравнению с коренным русским населением, они в большей степени признают
существование в России экономических возможностей и способов легкого и быстрого
заработка, которыми россияне не умеют воспользоваться. Скорее всего, осознание этих
ресурсов и возможностей является одним из важнейших мотивов миграции в Россию,
особенно представителей азербайджанского этноса. Повышенная экономическая
активность выходцев из Кавказа, их предприимчивость и умение приспособиться к новым
рыночным условиям в сознании коренного населения нередко ассоциируются с
девиантностью и становятся причиной негативного отношения к мигрантам.
Следующие два вопроса связаны с выявлением отношения респондентов к проблеме
распространения наркотиков и наркомании, что также может служить показателем
психологической предрасположенности представителей различных этносов к нарушению
норм и правил.
На вопрос о том, как должны вести себя родственники и близкие гипотетического
молодого человека, вынужденного кормить свою семью, продавая наркотики, были
получены такие ответы: с позицией "не осуждать его" согласились 4 чел., или 5.9%
русских, 10 чел., или 14.8% армян, 11 чел., или 16.4% азербайджанцев, 5 чел., или 8.6%
чеченцев; "предупредить его о возможных последствиях" сочли необходимым 9 чел., или
13.4% русских, 6 чел., или 8.45% армян, 14 чел., или 20.8% азербайджанцев, 6 чел., или
10.3% чеченцев; "попытаться отговорить его" готовы 17 чел., или 25.3% русских, 26
чел., или 36.6% армян, 15 чел., или 22.3% азербайджанцев, 17 чел., или 29.3% чеченцев;
"отказаться в категорической форме от такого "хлеба"" решили 34 чел.,
стр. 53
или 50.7% русских, 25 чел., или 35.2% армян, 24 чел., или 35.8% азербайджанцев, 23 чел.,
или 39.6% чеченцев (различия статистически не значимы).
Определяя меру наказания наркоторговцам, оправдательную позицию (необходимость
учитывать социально-экономические трудности нашего времени, подталкивающие
граждан к торговле наркотиками) заняли 7.4% русских (5 чел.), 11.2% армян (8 чел.),
22.3% азербайджанцев (15 чел.), 13.7% чеченцев (8 чел.); сторонниками объективной
позиции (необходимость учитывать объем продаж наркотического вещества и реальную
роль обвиняемого в организации наркобизнеса) стали 16.4% русских (11 чел.), 46.4%
армян (33 чел.), 20.8% азербайджанцев (14 чел.), 8.6% чеченцев (5 чел.); жесткой позиции
(пожизненное заключение, отрубить руку, чтобы другим неповадно было)
придерживаются 38.8% русских (26 чел.), 21.1% армян (33 чел.), 25.3% азербайджанцев
(17 чел.), 46.5% чеченцев (27 чел.); предельно жесткую позицию (смертная казнь) заняли
31.3% русских (21 чел.), 21.1% армян (15 чел.), 28.3% азербайджанцев (19 чел.), 22.4%
чеченцев (13 чел.).
Как видим, большинство переселенцев из Кавказа занимают достаточно непримиримую
позицию по отношению к наркобизнесу и его представителям, демонстрируя при этом
жесткую и предельно жесткую позицию в определении мер наказания торговцам
наркотических веществ. Так, за применение таких мер наказания, как "смертная казнь",
"пожизненное заключение", "отрубить руку", высказались 53.6% азербайджанцев, 67.5%
армян, 68.9% чеченцев и 70.1% русских (χ2 = 31.53 при p = 0.02). Таким образом, менее
категоричными при оценке лиц, распространяющих наркотики, среди кавказцев оказались
респонденты-азербайджанцы.
Подытоживая результаты анализа предрасположенности респондентов к девиантному
поведению, отметим, что значимых различий в общих показателях склонности к
нарушению норм и правил между выходцами из Кавказа и русскими не обнаружено.
Вместе с тем, между представителями изучаемых этнических групп существуют различия
в степени выраженности отдельных установок, отражающих отношение к нарушению
социальных норм и правил:
- в установках по отношению к законопослушным гражданам армяне и чеченцы
обнаруживают более негативные оценки;
- обусловленность разрешающего отступления от норм и правил поведения более
выражена у армян и азербайджанцев и связана с гедонистическими установками;
- неопределенную позицию по отношению к той или иной установке чаще занимают
русские, что повышает риск ситуативного поведения, при котором велика вероятность
отступления от социальных норм и правил.
Предприимчивость и экономическая активность, более выраженные в установках
выходцев из Кавказа, зачастую воспринимаются местным населением как девиантность,
которая необязательно таковой является.
Следует особо подчеркнуть, что среди представителей русского и кавказских этносов
выявлен высокий процент тех, кто имеет средний и высокий уровень склонности к
девиантному поведению, что может свидетельствовать о неустойчивости к соблюдению
социальных норм и правил большинства населения России независимо от этнической
принадлежности.
3. Корреляционные связи между ценностными предпочтениями и показателями
склонности к девиантному поведению
В результате корреляционного анализа переменных, измеряющих склонность этнических
мигрантов и коренных жителей к девиантному поведению, и переменных,
характеризующих ценностные предпочтения, выявлен ряд достоверных корреляционных
связей. Рассмотрим полученные корреляционные связи по каждой из 10 исследуемых
нами ценностей.
Богатство. Обнаружена положительная корреляция между предпочтением ценности
"богатство" и высокой степенью склонности к девиации1 . Для тех, кто предпочитает
ценность "богатство", мало значимы такие человеческие качества, как осторожность и
осмотрительность; они чаще соглашаются с высказыванием, что в России деньги
заработать легко. Эти же респонденты в случае хорошего вознаграждения готовы взяться
за любую опасную работу.
Материальная сторона является сегодня ведущим фактором при выборе места работы,
будущей профессии. Как отмечают А. В. Суптеля и СИ. Ерина, "...в трудовой мотивации
приоритет отдается населением не содержательному, общественно значимому труду, а
труду, направленному, прежде всего, на получение материальной выгоды" [17, с. 181]. В
результате своего исследования они также пришли к выводу о том, что нарушение
социальных норм, ставшее сегодня естественным для россиян явлением, основывается на
стремлении получить материальную выгоду.
Наши респонденты, предпочитающие ценность "богатство", считают, что правы те, кто
согласен с пословицей "Если нельзя, но очень хочется, то можно", обнаруживая тем
самым гедонистические
Здесь и далее будут анализироваться только статистически значимые связи при уровне достоверности не выше
0.05.
1
стр. 54
установки. Положительные корреляции выявлены между выбором ценности "богатство" и
низкой степенью религиозности, низким уровнем образования. Аналогичные результаты
получены в исследовании, проводимом Н. А. Журавлевой: с повышением уровня
образования личности отмечается снижение значимости ценности богатства [8].
Чаще на ценность богатства ориентируются те, кто низко оценивает значимость
ценностей "жить по совести", "спасение души". По тесту ЦТО с отвергаемыми цветами
они чаще ассоциируют такие понятия, как "закон", "совесть", "чувство долга",
"ответственность". Русские и азербайджанцы считают, что "жить по совести" и
"богатство" - понятия несовместимые. Такое мнение исходит, видимо, из личного опыта
респондентов, сложившегося в современных социально-экономических условиях.
Армяне, предпочитающие ценность "богатство", обозначают отвергаемыми цветами
азербайджанцев и чеченцев, а азербайджанцы - армян и чеченцев, очевидно,
подсознательно расценивая их на российском экономическом пространстве как
конкурентов в достижении материального благосостояния. Кроме того, у армян и
азербайджанцев ценность "богатство" положительно коррелирует с ценностью "жить со
своим народом", что, возможно, обусловлено особенностями этнической культуры. Для
них важно быть богатым прежде всего среди "своих". В русской же культуре свое
богатство стараются не демонстрировать, чтобы не вызывать зависти у окружающих.
Те из респондентов, для кого высокую значимость представляет ценность "богатство", при
ответе на вопрос "Что вы чувствуете, когда вам приходится пользоваться глупостью,
наивностью других в ущерб их здоровью или материальному положению в собственных
целях?" чаще говорят о возникновении в такие моменты позитивных чувств превосходства, гордости за себя.
Стремление использовать наивность, глупость других в своих целях, так же как и
выраженная ориентация на ценность "богатство", положительно коррелирует с высокой
предрасположенностью к отклоняющемуся поведению. У русских такие корреляции чаще
встречаются среди представителей более младшей возрастной группы. При этом, по
данным ЦТО, они обнаруживают положительное цветовое отношение к понятию
"наркобизнес". Результаты, полученные на русской выборке исследователями А. В.
Суптеля и С. И. Ериной, показывают, что именно молодые люди чаще, чем представители
других возрастных групп, склонны оправдывать отступление в отдельных случаях от
норм и правил поведения [17].
У азербайджанцев предпочтение ценности "богатство" наряду со стремлением
использовать наивность других в своих целях чаще встречается среди лиц, занимающихся
предпринимательской деятельностью. При этом азербайджанские предприниматели
демонстрируют негативное цветовое отношение к армянам и чеченцам, расценивая их,
очевидно, как конкурентов по бизнесу.
Респонденты, максимально ориентированные на ценность "богатство", более лояльны к
гипотетическому молодому человеку, вынужденному кормить свою семью, продавая
наркотики, что также коррелирует с высокими показателями склонности к девиантному
поведению. В число таких респондентов попадают русские, которые отождествляют с
предпочитаемыми цветами понятия "наркобизнес", и азербайджанцы - с низкой степенью
религиозности, окрашивающие в отвергаемые цвета понятие "совесть".
Независимость. Предпочтение ценности "независимость" положительно коррелирует со
склонностью к девиантному поведению, малой степенью религиозности и отрицательно с ценностью "жить по совести". Эта корреляция выявлена при анализе данных,
полученных на русской и азербайджанской выборках.
Как отмечалось выше, у чеченцев, в отличие от представителей других этнических групп,
между ценностями "независимость" и "жить по совести" обнаружены положительные
корреляционные связи. В то же время чеченцы, предпочитающие независимость, чаще
высказывают свое согласие с суждениями о том, что в России честно зарабатывать
невозможно, что только слабые и трусливые люди выполняют все правила и законы, что
удовольствие - это главное, к чему стоит стремиться в жизни, демонстрируя тем самым
гедонистические установки и установки на нелегальные способы обеспечения
материального благосостояния.
Чем большую значимость ценность "независимость" представляет для азербайджанских
мужчин, тем чаще они обозначают предпочитаемым цветом понятие "власть".
Русские, стремящиеся к независимости как ключевой ценности, чаще отмечают
неудовлетворенность своим положением в обществе и окрашивают в отвергаемые цвета
собственный образ жизни, свое положение в обществе и материальное положение.
Возможно, такая неудовлетворенность является своеобразной платой за независимость.
Данные, полученные на русской выборке, перекликаются с описанием психологического
типа личности с доминированием инстинкта свободы [3], для которого характерны
терпимость к лишениям и боли, авантюризм, стремление к риску, перемене места работы,
образа жизни, нетерпимость обыденности, рутины, склонность к отрицанию авторитетов.
Эти черты в некоторой степени являются показателем предрасположенности человека к
отклоняющемуся поведению.
Обнаруженные корреляционные связи позволяют нам высказать предположение о том,
что представления о способах достижения независимости у азербайджанцев и русских
несколько отстр. 55
личаются. Опрошенные азербайджанцы в большей мере являются сторонниками
достижения независимости через обретение власти. Очевидно, именно власть, по их
мнению, освобождает человека от следования внешним условностям, от соблюдения
некоторых норм и правил и предоставляет им возможность диктовать другим нормы и
правила поведения по своему усмотрению. У русских же, по-видимому, независимость
проявляется через отрицание отношений взаимозависимости, через нежелание как
властвовать, так и подчиняться. Независимость в представлениях русских, скорее, связана
со свободой от необходимости соответствовать общепринятым эталонам, а также с
возможностью иметь и высказывать свою точку зрения.
Обнаруженные нами связи между ценностями "богатство" и "независимость" со
склонностью к девиантному поведению согласуются с результатами исследования М. С.
Яницкого, согласно которым вершины ценностных структур заключенных следственного
изолятора N 1 г. Кемерово занимают именно эти ценности [20].
Жить по совести. Прежде всего, следует сказать, что те из числа опрошенных, кто
отметил высокую значимость для себя этой ценности, обнаруживают низкий уровень
склонности к девиациям. Они чаще отождествляют с предпочитаемыми цветами понятия
"чувство долга", "честь", "уважение близких" (по данным ЦТО), чаще указывают на
высокую степень своей религиозности и отвергают такие человеческие качества, как
склонность к риску и авантюризм. Для них характерно преобладание отрицательного
отношения к нелегальным способам заработка.
Русские, армяне и азербайджанцы размещают на противоположных полюсах ценностных
структур ценности "жить по совести" и "независимость". Удовлетворительное, на наш
взгляд, объяснение такому противопоставлению ценностей дала сорокалетняя русская
женщина в ходе интервью: "Что значит фраза "Я ни от кого не завишу, я никому ничего не
должен""? "Мы должны своим родителям и детям, мы должны помогать близким, друзьям
и знакомым, мы обязаны тем, кто помогал и помогает нам. Мы все зависим друг от друга.
..".
А вот чеченцы, для которых не менее важны понятия "чувство долга" и "уважение
близких", ценности "жить по совести" и "независимость" располагают на одном полюсе
ценностной иерархической структуры. Видимо, на фоне сложившейся общественнополитической обстановки понятие "независимость" для чеченцев имеет более широкое
содержание, включая и национальную независимость, достижение которой они
воспринимают как свой долг, дело чести и совести, заслуживающее уважения.
Азербайджанцы, отдающие предпочтение ценности "жить по совести", в отличие от тех,
кто ориентирован на ценность "богатство", обнаруживают большую межэтническую
терпимость, чаще демонстрируя позитивное цветовое отношение к армянам и чеченцам.
Знания, образование. Стремление к ценности "знания, образование" дает отрицательные
корреляции со склонностью к девиантному поведению. Аналогичные результаты были
получены Н. В. Гончаровым [4]. В исследованиях, проводимых на выборках подростков,
он обнаружил, что одним из факторов-доминант, определяющих базовые ценностные
ориентации в становлении правопослушного поведения, являются целевые установки на
уровень образования и степень включенности в образовательный процесс.
Чем выше оценивают наши респонденты важность образования, тем чаще они обозначают
предпочитаемыми цветами понятия "совесть" и "ответственность". В меньшей степени
они удовлетворены своим материальным положением, но при этом и сама ценность
"богатство" не является для них высоко значимой.
Как отмечает М. С. Яницкий, "...действительно эффективным регулятором социального
поведения является внутренняя, интернализированная система автономных ценностей,
соответствующая индивидуализирующемуся ценностному типу, формирование которого
может стать одним из важных направлений профилактики девиантного поведения" [20, с.
242]. Ценности "жить по совести" и "знания, образование", безусловно, можно отнести к
ценностям индивидуализации высшего духовного порядка.
Спасение души. В результате анализа данных, полученных по всей выборке, какие-либо
закономерности в предпочтении этой ценности выражены довольно слабо. Более яркая
картина вырисовывается при анализе ответов представителей азербайджанской
этнической группы. Чем выше азербайджанцы оценивают значимость спасения души, тем
в большей степени они религиозны, тем важнее для них жить по совести, тем менее
значимы для них такие ценности, как "богатство" и "интересная работа", тем менее
выражена у них склонность к девиантному поведению. У армян и чеченцев приписывание
высокого ранга ценности "спасение души" также отрицательно коррелирует с некоторыми
пунктами шкалы оценки склонности к девиантному поведению.
Между остальными пятью ценностями: "крепкая семья", "интересная работа", "уважение
близких", "жить со своим народом", "здоровье", и общим показателем склонности к
девиантному поведению значимых корреляционных связей в нашем исследовании
обнаружено не было.
Итак, в результате корреляционного анализа ценностных предпочтений и показателей
склонности к девиантному поведению был выявлен ряд корреляционных связей:
стр. 56
- предпочтение респондентами (независимо от их этнической принадлежности) ценности
"богатство" положительно коррелирует с высокими показателями склонности к девиации.
Чаще эту ценность предпочитают те, кто отвергает ценности "жить по совести", "спасение
души", "уважение близких и знакомых". Обнаружена также положительная корреляция
между выбором ценности "богатство" и низким уровнем образования, меньшей степенью
религиозности;
- предпочтение ценности "независимость" также положительно коррелирует со
склонностью к девиантному поведению и малой степенью религиозности и отрицательно
- с ценностью "жить по совести";
- чем выше оценивается респондентами (независимо от этнической принадлежности)
значимость ценности "знания, образование", тем в меньшей степени обнаруживают они
склонность к девиантному поведению;
- опрошенные, которые отмечают высокую значимость для себя ценности "жить по
совести", имеют низкий уровень девиации.
Таким образом, выявленные корреляционные связи позволяют нам сделать вывод о
существовании взаимосвязи ценностных ориентации и склонности к девиантному
поведению как у этнических мигрантов из Северного Кавказа и Закавказья, так и у
местного русского населения. Предрасположенность к нарушению социальных норм и
правил в сложившихся на сегодняшний день условиях связана с ценностями, содержание
которых отражает динамику ценностного сознания, не вполне соответствующую
заявленному вектору движения государства к либеральному демократическому обществу.
ВЫВОДЫ
1. Выявлены структуры ценностных ориентации этнических мигрантов из Северного
Кавказа и Закавказья и коренного населения на декларируемом и скрытом уровнях.
Между структурами ценностей этнических мигрантов и русских местных жителей
существуют как сходства, так и различия.
а) На декларируемом уровне:
- вершину ценностных структур представителей всех этнических групп занимают базовые
общечеловеческие ценности "крепкая семья" и "здоровье";
- выходцы из Кавказа более высоко, по сравнению с местным населением, оценивают
значимость для себя таких ориентации, как "уважение близких", "жить со своим народом",
что обусловлено актуализацией значимости этнических связей в ситуации инокультурного
окружения.
б) На скрытом уровне нивелируются различия между отдельными ценностями этнических
мигрантов и русских:
- для всех мигрантов на скрытом уровне повышается значимость ценностей "знания,
образование" и "интересная работа", для русских их значимость, напротив, снижается;
- обнаружена тенденция подсознательного повышения значимости ценности "богатство" и
снижения значимости понятия "совесть", характерная как для выходцев из Кавказа, так и
для русских.
в) При внутри- и межгрупповых сравнениях структур декларируемых и скрытых
ценностей обнаружено:
- внутригрупповые рассогласования между структурами декларируемых и скрытых
ценностей более выражены у русских и чеченцев; менее противоречиво ценностное
сознание азербайджанцев и армян;
- межгрупповые различия ценностных структур) более выражены на декларируемом
уровне и связаны с повышенной значимостью для этнически?: мигрантов ценностей,
выступающих показателями усиления этнической идентичности в процессе адаптации к
новым условиям жизни. В меньшей степени различия проявляются на скрытом, частично
неосознаваемом уровне, что, с одной стороны, обусловлено заложенной в глубинных
пластах подсознания ориентацией на общечеловеческие ценности, с другой - связано с
тенденцией изменения ценностного сознания представителей всех этнических групп под
влиянием единых общественно-политических и социально-экономических условий:
существования в сторону унификации ценностей.
2. Выявлен уровень склонности к девиантному поведению этнических мигрантов и
коренного населения. Значимых различий в степени предрасположенности к девиантному
поведению между выходцами из Кавказа и коренными жителями не обнаружено. В то же
время в каждой этнической группе получена высокая доля лиц, имеющих средние и
высокие показатели склонности к девиантному поведению, что свидетельствует о
неустойчивости большинства населения к соблюдению социальных норм и правил
независимо от этнической принадлежности. Выходцы из Кавказа обнаруживают более
четкую дифференциацию позиций в оценках установок, определяющих отношение к
социальным нормам и правилам, в отличие от коренных жителей, позиции которых
характеризуются большей неопределенностью.
3. Выявлена взаимосвязь ценностных ориентации и склонности к девиантному
поведению:
- предпочтение ценностей "богатство", "независимость" является фактором, усиливающим
склонность людей к девиантному поведению;
- убежденность в значимости ценностей "жить по совести", "знания, образование",
напротив, служит фактором, сдерживающим человека от нарушения социальных норм.
4. Склонность к девиантному поведению связана с системой ценностных ориентации,
содержание
стр. 57
которой представлено одновременным предпочтением ценностей "богатство",
"независимость" и отвержением ценностей "жить по совести", "знания, образование". На
скрытом уровне, реально регулирующем поведение и деятельность людей, по сравнению с
уровнем декларируемым, ценность "жить по совести", служащая фактором сдерживания
девиаций, оценивается критически низко большинством респондентов независимо от
этнической принадлежности, что указывает на потенциальную возможность всеобщего
повышения предрасположенности к девиантному поведению.
Результаты сравнительного изучения ценностных ориентации и степени выраженности
установок, отражающих склонность к девиантному поведению у этнических мигрантов, в
нашем случае выходцев из Кавказа, и коренных жителей Саратовской области, дают
основания сказать, что сознание первых не более, чем сознание вторых, предрасположено
к нарушению социальных норм и правил.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Белинская Е. П., Тихомандрицкая О. А. Социальная психология личности. М., 2001.
2. Берне Р. Развитие Я-концепции и воспитание. М., 1986.
3. Гарбузов В. И. Практическая психотерапия, или Как вернуть ребенку и подростку
уверенность в себе, истинное достоинство и здоровье. СПб., 1994.
4. Гончаров Н. В. Ценностные ориентации в системе противоправного поведения
подростка: Автореф. дисс. ... канд. социол. наук. М., 1998.
5. Гриценко В. В. Социально-психологическая адаптация переселенцев в России. М., 2002.
6. Добреньков В. И., Кравченко А. И. Социология. М., 2000.
7. Дюргкейм Э. Социология. М., 1995.
8. Журавлева Н. А. Динамика ориентации на экономические ценности представителей
различных социальных групп в условиях экономических изменений // Проблемы
экономической психологии / Отв. ред. А. Л. Журавлев, А. Б. Купрейченко. М.: Изд-во
"Институт психологии РАН", 2005. Т. 2. С. 401 - 432.
9. Змановская Е. В. Девиантология: психология отклоняющегося поведения. М., 2003.
10. Клейберг Ю. А. Психология девиантного поведения: Учебное пособие для вузов. М.,
2001.
11. Лебедева Н. М. Введение в этническую и кросскультурную психологию. М., 1998.
12. Лебедева Н. М. Социальная психология этнических миграций. М., 1993.
13. Малашенко А. В. Ксенофобии в постсоветском обществе // Нетерпимость в России:
старые и новые фобии / Под ред. Г. Витковской и А. Малашенко. М., 1999. С. 13.
14. Осипкин А. А. Современные социокультурные процесы и девиантное поведение
молодых россиян: Автореф. дисс. ... канд. социол. наук. М., 2001.
15. Пядухов Г. А. Этнические группы мигрантов: тенденции притока, стратегии поведения.
Пенза, 2003.
16. Смелзер Н. Социология. М., 1994.
17. Суптеля А. В., Ерина С. И. Исследование нормативно-ценностных ориентации россиян
и их отношения к деньгам в период формирования российского общества // Социальная
психология XXI столетия / Под ред. В. В. Козлова. Ярославль, 2002. Т. 3. С. 178 - 180.
18. Тишков В. А. Культурная мозаика и этническая политика в России // Межкультурный
диалог: Лекции по проблемам межэтнического и межконфессионального взаимодействия /
Под ред. М. Ю. Мартыновой, В А. Тишкова, Н. М. Лебедевой. М., 2003. С. 7 - 35.
19. Фетискин Н. П., Миронова Т. И. Социально-психологическая диагностика личности и
группы: Психодиагностический практикум. Кострома, 2001.
20. Яницкий М. С. Нарушение регулятивной функции индивидуальной системы ценностей
при девиантном поведении // Проблемы морально-нравственного развития личности и
общества: сборник научных трудов. Кемеровский государственный университет.
Кемерово: ООО "Фирма Полиграф", 2004. С. 239 - 242.
21. Klakhohn F., Stodtbeck F. Variation in value orientation. N.Y., 1961.
VALUE ORIENTATIONS AND DISPOSITION TO DEVIANT BEHAVIOR (by the
example of ethnic migrants and natives of Saratov region)
V. V. Gritcenko*, T. N. Smotrova**
* Sc. D. (psychology), head of chair of common and social psychology, branch of the Saratov
State University after N. G. Tchernyshevsky, Balashov
** Senior lecture, the same place
Comparative analysis of proclaimed and latent values, predisposition to social norms and
regulations violation of ethnical migrants Caucasians by origin and natives of Saratov region is
given. Correlation between value orientation and inclination for deviant behavior is shown.
Values content that predispose to deviant behavior or restrain it in the specific socio-economic
conditions were empirically revealed.
Key words: value orientation, proclaimed and latent values, ethnic migrants, deviant behavior,
inclination for deviant behavior.
стр. 58
Психология индивидуальных различий. ПЯТИФАКТОРНАЯ
СТРУКТУРА ЛИЧНОСТИ У ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ (ПО
ДАННЫМ РОДИТЕЛЕЙ И САМООЦЕНКИ)
Автор: Г. Г. КНЯЗЕВ, Е. Р. СЛОБОДСКАЯ
ПЯТИФАКТОРНАЯ СТРУКТУРА ЛИЧНОСТИ У ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ (по
данным родителей и самооценки) 1
© 2005 г. Г. Г. Князев*, Е. Р. Слободская**
* Доктор биологических наук, главный научный сотрудник ГУНИИ физиологии СО РАМН,
Новосибирск
**Доктор психологических наук, главный научный сотрудник, там же
Данные 1200 родителей и 1013 детей были использованы для проверки адекватности
пятифакторной модели при описании личности подростков. Конфирматорный факторный
анализ показал, что после добавления четырех вторичных факторных нагрузок модель
хорошо соответствовала эмпирическим данным. Сравнение ее параметров в группах
разного пола и возраста выявило возрастную динамику личностных черт и характерные
межполовые различия. Анализ методом множественной регрессии показал, что между
родителями и подростками есть согласие в понимании личности подростков, но его
величина невелика. Для синтеза информации, собранной у родителей и подростков,
применили факторный анализ на основе канонических корреляций и моделирование
структурными уравнениями с использованием подхода "множество-черт - множествометодов". Оба метода позволяют отделить ковариацию переменных, зависящую от
объекта наблюдения, от ковариации, присущей источнику информации.
Ключевые слова: "Большая пятерка", структура личности, подростки, моделирование
структурными уравнениями.
Исследователи, занимающиеся изучением структуры личности у взрослых, все более
приходят к согласию относительно основных свойств (суперфакторов) личности. Однако,
если некоторые из этих суперфакторов (например, экстраверсия и нейротизм) признаны
практически во всех современных теориях личности, содержание и количество других
варьирует в разных схемах. Наиболее популярная в настоящее время система описывает
личность в рамках пяти суперфакторов, включающих, кроме экстраверсии и нейротизма,
сознательность, уступчивость и "интеллект" [1, 7]. Каждый из этих суперфакторов
состоит из ряда более частных свойств (фасетов), позволяя провести детальное описание
личности в рамках иерархической пятифакторной модели, так называемой "Большой
пятерки".
Гораздо меньше согласия среди исследователей, занимающихся изучением
индивидуальных особенностей детей. В настоящее время нет общепринятой теории,
которая позволила бы сопоставить данные, получаемые разными исследователями в
различных странах, а также провести сравнение индивидуальных особенностей в разном
возрасте. Дж. Дигман и А. Г. Шмелев [8] составили список прилагательных для оценки
личности и темперамента детей, предназначенный для учителей, и показали, что
индивидуальные особенности российских детей 8 - 10 лет лучше всего объясняются
пятифакторной моделью. Группа исследователей из разных стран поставила цель создать
инструмент, пригодный для описания индивидуальных особенностей детей независимо от
возраста и культуры [13]. Используя более 50000 свободных родительских описаний,
собранных в восьми разных культурах, было показано, что структура этих данных
удивительным образом напоминает пятифакторную модель личности, выявленную у
взрослых. В результате систематизации и отбора универсальных описаний создан
инструмент, включающий 144 пункта, которые группируются в 15 шкал. В работе [13]
вторичная структура этих шкал в американской выборке соответствовала пятифакторной
модели личности. Последующие межкультурные исследования показали, что, по крайней
мере в трех культурах (американской, греческой и китайской), структура первых 4
факторов, соответствующих экстраверсии, нейротизму, сознательности и уступчивости
"Большой пятерки", идентична, но содержание 5-го - различно. Следует также отметить,
что Список индивидуальных особенностей ребенка (СИОР, ICID) создавался для
заполнения родителями; опубликованные работы в основном описывают данные,
собранные у родителей, хотя создатели опросника считают, что он может быть
использован и для заполнения подростками и молодыми людьми. На наш взгляд, для
доказательства идентичности структуры лич-
Работа выполнена при поддержке грантов РФФИ (N 04 - 06 - 80028-а и 05 - 06 - 80033-а), РГНФ (N 04 - 06 - 00 477а) и Регионального фонда содействия отечественной медицине.
1
стр. 59
ности у детей и взрослых принципиально важно использовать данные самоотчетов, так
как присущие взрослым имплицитные представления о структуре личностных свойств
могут искусственно увеличивать сходство факторной структуры личности у детей и
взрослых.
Ранее мы обнаружили, что коэффициенты внутренней согласованности 15 шкал СИОР
варьируют от 0.65 до 0.88 (среднее 0.81) по родительским данным и от 0.63 до 0.85
(среднее 0.75) по данным самооценки. При извлечении 5 факторов с помощью
эксплораторного факторного анализа 15 шкал 4 - экстраверсия, уступчивость,
сознательность и нейротизм - по данным родителей и самооценки были сходны, 5-й
соответствовал открытости (по данным родителей), и активности (по самооценке).
Сравнение факторной структуры наших данных и нормативной американской выборки с
помощью прокрустова вращения 5 факторов и расчета коэффициентов конгруэнтности
показало, что, по данным родителей и самооценки, 4 фактора идентичны
соответствующим факторам американской выборки (коэффициенты конгруэнтности выше
0.9.), а 5-й отличен. Все это говорит о том, что 5-й фактор (открытость) не
воспроизводится стабильно и четырехфакторное решение, вероятно, лучше соответствует
эмпирическим данным. Действительно, тесты соответствия модели эмпирическим данным
показали, что четырехфакторное решение наиболее экономно описывает природу
ковариаций между 15 шкалами СИОР. При четырехфакторном решении шкала
"Интеллект" входит в суперфактор сознательности, а шкала "Открытость опыту" - в
суперфактор экстраверсии. Нестабильность 5-го фактора не является особенностью
нашей выборки. В работах, выполненных на взрослых, открытость также наименее
стабильный фактор, у детей же она, как правило, выявляется с трудом [15, 16]. При
конфирматорном факторном анализе 15 шкал нам удалось добиться приемлемого
соответствия пятифакторной модели, но это потребовало удаления 2 шкал, добавления 14
вторичных факторных нагрузок и 2 ковариаций ошибок. Это говорит о том, что, несмотря
на хорошую внутреннюю согласованность 15 шкал СИОР, их структура лишь частично
совпадает с эмпирическими данными.
Исходя из этого, в данной работе были поставлены следующие цели:
1. Провести первичный факторный анализ (на уровне отдельных пунктов СИОР) для
создания шкал, соответствующих нашим данным. При этом планировалось сравнить
факторную структуру СИОР по данным родителей и самооценки, чтобы отобрать
совпадающие пункты.
2. Провести эксплораторный и конфирматорный факторный анализ вновь полученных
шкал, сравнить структуры модели в выборках разного возраста и пола и по данным
разных респондентов.
3. С помощью методов канонических корреляций и "множество-черт-множество-методов"
(МЧММ, multi-trait-multi method) построить модель личности, свободную от искажений,
вносимых конкретным источником информации (родители или сами подростки), и
проверить предсказательную силу этой модели в отношении приспособления и его
нарушений.
МЕТОДИКА
Участники исследования. 1220 родителей или близких ребенку взрослых заполнили
опросники, описывающие личность и психологические отклонения у их детей (653
мальчика, 563 девочки, для 4 чел. пол не указан). Возраст детей варьировал от 3 до 18 лет
(среднее - 9.8; стандартное отклонение - 4.5). Среди респондентов - 997 матерей, 100
отцов и 123 других взрослых. Обследование проводили так, чтобы охватить различные
социально-экономические слои населения. Средний возраст матерей составлял 35.5 ± 7.2
года, отцов - 37.3 ± 7.5 года. Высшее образование имели 49.4% матерей и 45.6% отцов,
среднее специальное - 39.6% матерей и 35.7% отцов. Высококвалифицированной и
управленческой деятельностью занималось 37.9% матерей и 42.3% отцов; работой,
требующей средней квалификации, - 27.9% матерей и 20% отцов, ручным и
неквалифицированным трудом - 20.2% матерей и 33.2% отцов. Не имели постоянной
работы 14% матерей и 4.6% отцов.
Выборка детей, заполнивших опросники на себя, составила 1013 чел. (553 девочки, 452
мальчика, 8 чел. не указали пол) от 10 до 18 лет (средний возраст 14.35 ± 1.5 года).
Большая часть респондентов обследована в школах. Родители части детей из этой
выборки также заполнили опросники. Эта группа, на которую имелись данные от 2
респондентов, составила 370 чел. (169 девочек, 201 мальчик, 1 чел. не указал пол) от 10 до
17 лет (средний возраст 14.3 ± 1.5 лет).
Список индивидуальных особенностей ребенка (СИОР) - свободный от возраста и
культуры инструмент для оценки индивидуальных особенностей детей в когнитивной,
социальной и эмоциональной сферах [13]. Разработан для родителей детей от 3 до 12 лет;
использовался также для оценки личностных особенностей подростков и молодых
взрослых. Его могут заполнять родители, учителя и подростки с 10 - 11 лет. С помощью
108 пунктов оценивают 15 шкал: общительность, застенчивость, активность,
положительные эмоции, антагонизм, упрямство, отрицательные эмоции, сочувствие,
уступчивость, организованность,
стр. 60
ориентацию на достижения, отвлекаемость, боязливость/неуверенность,
интеллект/обучаемость и открытость опыту. В вариантах для самооценки и заполнения
родителями пункты были сформулированы соответственно в первом или третьем лице, но
содержание их было идентично.
Коэффициенты внутренней согласованности шкал (альфа-Кронбаха) оригинального
инструмента составили от 0.71 до 0.94. Мы использовали русскую версию СИОР,
предоставленную нам авторами. Перевод нескольких пунктов был уточнен.
Опросник "Сильные стороны и трудности (ССТ)" для родителей и подростков содержит
25 утверждений о психологических проблемах и положительных проявлениях за
последние 6 месяцев [10, 11]. Ответы в баллах распределяются по 5 шкалам:
эмоциональные проблемы, проблемы с поведением, гиперактивность/невнимательность,
проблемы со сверстниками и просоциальное поведение. Сумма первых 4 шкал составляет
общую оценку проблем. Русский вариант опросника был адаптирован и валидизирован
нами ранее [12].
Статистическая обработка данных. Использовали факторный анализ, иерархическую
множественную регрессию, моделирование структурными уравнениями, метод
канонических корреляций, МЧММ анализ. Моделирование структурными уравнениями
проводили с помощью программы AMOS-5. Степень соответствия модели эмпирическим
данным оценивали по критерию χ2 , а также по ряду индексов относительного
соответствия. Известно, что при больших выборках практически невозможно получить
точное соответствие модели эмпирическим данным, так как любые, даже тривиальные
отклонения оказываются статистически достоверными. Индексы относительного
соответствия позволяют оценить соответствие модели при любых размерах выборки. Мы
применяли сравнительный индекс соответствия (CFI), нормированный индекс
соответствия (NFI) и квадратный корень ошибки приближения (RMSEA), а также
показатель P close. Значения СИ и NFI выше 0.95 и RMSEA ниже 0.05 указывают на очень
хорошее соответствие, а значения CFI и NFI выше 0.90 и RMSEA ниже 0.08 - на хорошее
соответствие модели. P close оценивает вероятность того, что в популяции RMSEA будет
не больше 0.05. При P close > 0.05 модель удовлетворяет критериям тесного соответствия
[3].
РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ
144 пункта СИОР были подвергнуты факторному анализу методом максимального
правдоподобия, который позволяет оценить соответствие модели эмпирическим данным.
Полученные индексы соответствия по родительским данным и по самооценке
суммированы в табл. 1.
Наиболее информативны последние две колонки, которые показывают абсолютное и
относительное изменение соответствия модели при увеличении количества извлекаемых
факторов. Видно, что по данным родителей и по самооценке, при увеличении количества
факторов от 1 до 4 соответствие модели линейно нарастает. При переходе от 4 факторов к
5 и далее к 6 и 7 факторам изменение соответствия выражено гораздо меньше.
Следовательно, при анализе пунктов, как и при анализе шкал СИОР, четырехфакторное
решение представляется наиболее экономичным.
Тем не менее, далее мы использовали пятифакторное решение для представления
структуры СИОР. Во-первых, потому, что это соответствует "идеологии" опросника. Вовторых, при четырехфакторном решении смысл некоторых факторов не соответствует
традиционным представлениям, например, сознательность включает интеллект, а
экстраверсия - открытость. При факторном анализе методом главных компонент с
ортогональным вращением варимакс 4 фактора (из 5) по данным родителей и самооценки
были близки по смыслу. Они соответствовали экстраверсии, уступчивости,
сознательности и нейротизму. По данным родителей, 5-й фактор соответствовал
открытости/интеллекту, а по данным самооценки, он включал лишь небольшое
количество пунктов из разных шкал опросника. Для каждого фактора мы отобрали
пункты,
Таблица 1. Индексы соответствия для моделей с разным количеством факторов
Модель
1 фактор
2 фактора
3 фактора
4 фактора
5 факторов
6 факторов
7 факторов
1 фактор
2 фактора
3 фактора
4 фактора
5 факторов
6 факторов
7 факторов
χ2
df
Δχ2
Родительские данные
34139.47
10152
28003.18
10009
6136.29
24886.73
9867
3116.45
21976.05
9726
2910.68
20548.01
9586
1428.04
19475.06
9447
1072.95
18452.8
9309
1022.26
Данные самооценки
24358.79
10152
20873.28
10009
3485.51
18683.56
9867
2189.72
17079.26
9726
1604.3
16295.38
9586
783.88
15696.75
9447
598.63
15165.94
9309
530.81
Δχ2 /Δdf
42.91
21.95
20.64
10.2
7.72
7.41
24.37
15.42
11.38
5.6
4.31
3.85
стр. 61
Рис. 1. Структурная пятифакторная модель личности по данным родителей. χ2 (21) =
102.56; CFI = 0.99; NFI = 0.99; RMSEA = 0.056; P close = 0.154. НУ - неуступчивость, Э экстраверсия, Н - нейротизм, С - сознательность, О - открытость.
которые как по данным родителей, так и по самооценке дали высокие (выше 0.4) нагрузки
на свой фактор и более низкие (ниже 0.4) - на другие факторы. Для 5-го фактора
(открытость) пункты отбирали только по данным родителей. Отобранные для каждого
фактора пункты также подвергали факторному анализу, который показал, что все 5
факторов являются гомогенными и могут быть представлены одной шкалой каждый.
Получены альфа-Кронбаха для этих шкал: "экстраверсия" (24 пункта), α = 0.93 и 0.92 по
данным родителей и самооценки; "неуступчивость" (13 пунктов), α = 0.88 и 0.88;
"сознательность" (18 пунктов), α = 0.92 и 0.87; "нейротизм" (24 пункта), α = 0.89 и = 0.89;
"Интеллект" (19 пунктов), α = 0.91 и 0.85.
Эти шкалы использованы как индикаторы соответствующих латентных конструктов в
конфирматорном факторном анализе. Для моделирования латентных переменных каждая
шкала была разбита на две подшкалы. Согласно индексам модификации, добавлены три
вторичные факторные нагрузки и одна ковариация ошибок. На рис. 1 представлены
параметры структурной модели по данным родителей. Эта модель удовлетворительно
соответствовала и данным самооценки: χ2 (19) = 91.06; CFI = 0.98; NFI = 0.98; RMSEA =
0.057; P close = 0.147. Все 5 конструктов обнаружили сильные факторные нагрузки на
свои индикаторные шкалы. Суперфактор открытость сильно коррелировал с
суперфакторами экстраверсия и сознательность, что подтверждает несамостоятельность
этого конструкта.
Далее параметры этой модели сравнивали в группах разного возраста и пола, а также по
данным разных респондентов. В каждом случае сначала оценивали соответствие
эмпирическим данным модели с одинаковой во всех группах структурой, но свободно
измеряемыми параметрами. В случае хорошего соответствия последовательно добавляли
дополнительные ограничения: задавали условие равенства факторных нагрузок в
сравниваемых группах, затем - равенства структурных средних (т.е. средних значений 5
факторов) и, наконец, ковариаций факторов. После каждого ограничения оценивали
достоверность изменения соответствия модели, а также степень соответствия новой, более
строгой модели. Достоверное изменение степени соответствия означало, что
насильственно приравненные параметры (например, факторные нагрузки) на самом деле
достоверно различны в сравниваемых группах. В этом случае такие параметры выявляли с
помощью расчета критических отношений для различий между параметрами (отношение
разницы к ошибке измерения).
При сравнении групп мальчиков и девочек по данным самооценки модель с одинаковой
структурой, но свободно измеряемыми параметрами хорошо соответствовала
эмпирическим данным: χ2 (47) = 190.94; CFI = 0.97; NFI = 0.96; RMSEA = 0.055. Фиксация
факторных нагрузок несколько ухудшила соответствие модели (Δχ2 = 18.33; p = 0.019), но
оно осталось достаточно хорошим: CFI = 0.97; NH = 0.95; RMSEA = 0.053. При
дальнейшей фиксации структурных средних и ковариаций факторов степень соответствия
модели достоверно не изменилась.
При сравнении мальчиков и девочек по данным родителей модель с одинаковой
структурой, но свободно измеряемыми параметрами также показала хорошее
соответствие: χ2 (47) = 16500; CFI = 0.99; NFI = 0.98; RMSEA = 0.045. Фиксация
факторных нагрузок ухудшила соответствие (Δχ2 = 21.48; p = 0.006), но изменение было
незначительным: CFI = 0.98; NFI = 0.98; RMSEA = 0.044. Фиксация структурных средних
достоверно снизила соответствие модели (Δχ2 = 38.52; p < 0.001). У девочек, по мнению
родителей, сознательность была достоверно выше, а неуступчивость ниже, чем у
мальчиков. Фиксация ковариаций факторов на соответствие модели не повлияла.
Таким образом, родители склонны отмечать больше различий между подростками разного
пола, чем они сами. Эти различия совпадают с традиционными представлениями о
тендерных ролях. Непокорность и агрессивность соответствуют традиционным
представлениям о мужской тендерной роли [4]. Неудивительно и то, что девочки
воспринимаются родителями более сознательными, чем мальчики. Мальчики
традиционно
стр. 62
ориентируются на активность вне дома [18] и менее склонны выполнять домашние
обязанности.
Далее сравнили параметры модели по данным родителей и самооценки в группе
подростков, у которых имелись данные 2 респондентов. Фиксация факторных нагрузок не
повлияла на соответствие модели (Δχ2 = 10.64; p = 0.223), а фиксация структурных
средних (Δχ2 = 71.69; p < 0.001) и ковариаций (Δχ2 = 42.74; p < 0.001) - ухудшила,
свидетельствуя о том, что эти параметры у разных респондентов достоверно отличаются.
По данным родителей, сознательность сильнее связана с целеустремленностью, а
открытость - с интеллектом, чем по данным самооценки. Это подтверждает
представление о том, что родители, в отличие от самих подростков, считают открытость
отдельным от сознательности конструктом. Сравнение структурных средних показало,
что матери видят своих детей менее экстравертированными и более невротичными, а
также более послушными и открытыми опыту, чем сами дети. Можно полагать, что
подростки стремятся видеть себя похожими на свой идеал - экстравертированного,
беззаботного и непослушного молодого человека - и соответственно преувеличивают эти
качества.
На следующем этапе параметры модели по данным родителей сравнивали в 4 возрастных
группах: 3 - 6, 7 - 10, 11 - 14 и 15 - 18 лет. Модель с одинаковой структурой во всех 4
группах, но свободно измеряемыми параметрами хорошо соответствовала эмпирическим
данным: χ2 (91) = 239.26; CFI = 0.97; NFI = 0.96; RMSEA = 0.035. Фиксация факторных
нагрузок (Δχ2 = 21.52; p = 0.001), структурных средних (Δχ2 = 21.52; p = 0.001), и
ковариаций факторов (Δχ2 = 21.52; p = 0.001) достоверно уменьшила степень
соответствия, но и после этого оно осталось хорошим: χ2 (168) = 475.07; CFI = 0.95; NFI =
0.92; RMSEA = 0.037. Это подтверждает представление о том, что глобальная структура
личности проявляется в раннем возрасте и мало меняется в процессе развития [13].
Возрастная динамика личностных факторов представлена на рис. 2. Для измерения
структурных средних у латентных переменных необходимо в одной из групп приравнять
значение средних к нулю; значения в других группах измеряют по отношению к этой
референтной группе, в нашем исследовании представленной младшей группой (3 - 6 лет).
Из рис. 2 следует, что, по данным родителей, экстраверсия прогрессивно уменьшается с
возрастом. Группа 15 - 18-летних характеризуется наименьшей экстраверсией и
неуступчивостью и наибольшей сознательностью. При этом необходимо иметь в виду,
что эти различия, строго говоря, не отражают динамику развития личностных черт, так
как сравнивают разные когорты. Данные об истинных возрастных изменениях можно
получить только в лонгитюдинальном исследовании с повторными обследованиями одних
и тех же индивидуумов.
По данным самооценки можно было сравнить только две старшие возрастные группы
подростков 11 - 14 и 15 - 17 лет, факторные нагрузки которых достоверно не отличались.
При фиксации структурных средних изменение соответствия также было недостоверным.
Это указывает на то, что изменения поведения, связанные с взрослением, могут быть
более заметны родителям, чем самим подросткам.
На следующем этапе в подгруппе подростков, у которых одновременно имелись и данные
оценки родителей и самооценки, с помощью иерархической множественной регрессии
анализировали, в какой степени данные одного респондента предсказывают данные
другого. В качестве зависимых переменных использовали суммарные шкалы факторов
"Большой пятерки", а независимых - данные другого респондента: на первом шаге оценку одноименного фактора, на втором - оценки всех первичных шкал. Например, если
в качестве зависимой переменной вводили экстраверсию по данным родителей, то
независимыми переменными были вначале самооценка экстраверсии, а затем самооценка
10 первичных шкал. Для анализа эффектов пола в первом блоке вводили переменную,
кодирующую мужской пол нулем, а женский - единицей. Все эффекты пола оказались
недостоверными, поэтому они далее не представлены. Результаты, суммированные в табл.
2, показывают, что между родителями и подростками имеется некоторое согласие в
понимании личности последних, так как каждая из шкал по оценке одного респондента
лучше всего предсказывается той же самой шкалой по оценке другого респондента, но
величина этого согласия невелика.
Рис. 2. Возрастная динамика личностных факторов по данным родителей (по отношению
к младшей возрастной группе).
стр. 63
Таблица 2. Результаты иерархической множественной регрессии личностных шкал по
данным одного респондента на личностные шкалы по данным другого респондента (р данные родителей, с - данные самооценки)
Зависимая
переменная
Экстраверсияр
Неуступчивостьр
Шаг
Сознательностьр
Нейротизмр
1
1
2
1
1
Независимая
переменная
Экстраверсияс
Неуступчивостьс
Сознательностьс
Сознательностьс
Нейротизмс
Открытостьс
β
R2
0.56
0.25
-0.14
0.29
0.28
-0.19
0.310
0.077
0.018
0.09
0.108
0.033
Открытостьр
Экстраверсияс
Неуступчивостьс
Сознательностьс
Нейротизмс
Открытостьс
Открытостьс
Экстраверсияр
Сознательностьр
Нейротизмр
Неуступчивостьр
Открытостьр
Сознательностьр
Нейротизмр
Открытостьр
1
1
2
3
1
2
1
1
1
0.39
0.57
-0.16
-0.13
0.31
0.13
0.30
0.32
0.39
0.154
0.322
0.012
0.011
0.082
0.017
0.091
0.104
0.156
Таблица 3. Факторный анализ методом главных компонент (вращение варимакс)
факторов "Большой пятерки" по данным родителей и самооценки (указаны только
факторные нагрузки выше 0.3; р - данные родителей, с - данные самооценки)
Фактор
1
Сознательностьс
Открытостьс
Экстраверсияс
Открытостьс
Сознательностьр
Экстраверсияр
Нейротизмр
Неуступчивостьс
Нейротизмс
Неуступчивостьр
2
0.89
0.88
0.65
3
4
5
0.64
0.87
0.84
0.56
-0.33
0.66
-0.65
-0.54
0.54
0.91
0.70
0.92
Наибольшее согласие обнаружено между родителями и подростками в понимании
экстравертированного поведения: 31% разнообразия родительских оценок экстраверсии
объясняется соответствующей шкалой по данным самооценки подростков. И наоборот,
32% разнообразия самооценок экстраверсии объясняется родительскими оценками этого
конструкта. Наименьшая степень согласия между этими двумя группами респондентов
наблюдается в понимании конструкта неуступчивости (7.7% и 8.2% объясненного
разнообразия). Подростки, считающие себя экстравертами, воспринимаются родителями
как более устойчивые эмоционально и менее сознательные. Подростки, считающие себя
неуступчивыми, выше оцениваются родителями по шкале "Открытость опыту", а те, кто
воспринимается родителями как неуступчивые, считают себя менее сознательными.
В целом, результаты этого анализа показывают, что смысл поведенческих паттернов,
сопряженных с конструктами "Большой пятерки", для подростков и их родителей
совпадает. Шкалы, вошедшие в уравнения регрессии помимо основной шкалы,
родственны по смыслу. Например, известно, что экстраверсия и нейротизм имеют
тенденцию отрицательно коррелировать друг с другом. Неудивительно поэтому, что
экстраверты воспринимаются внешним наблюдателем как эмоционально более
устойчивые. Связь между конструктами сознательности, уступчивости и открытости
опыту также многократно показана ранее: например, Айзенк считал, что они являются
фасетами психотизма [9].
Таким образом, проведенный анализ показал, что пятифакторная структура личности
воспроизводится на выборке российских детей. Самостоятельность 5-го фактора
(открытость) вызывает сомнение, но это не является особенностью нашей культуры [15,
16]. Сравнение данных оценки родителей и самооценки показало, что, хотя в целом смысл
поведенческих паттернов подростков понимается разными респондентами одинаково,
уровень соответствия данных из различных источников невелик (от 8 до 32%
объясненного разнообразия). Это согласуется с данными литературы [2, 13].
Понятно, что родители, учителя и сами подростки обращают внимание на разные аспекты
поведения. Кроме того, дети могут на самом деле по-разному вести себя дома, на уроках в
школе и в свободное время со сверстниками. Большинство исследователей согласны с
тем, что для понимания личности важна информация из разных источников, но синтез
этой информации является весьма трудной задачей. Разнообразие данных, полученных из
разных источников, можно разделить на две части: первая едина для всех источников и
характеризует то общее, что замечают все респонденты; вторая же специфична для
каждого источника. Довольно часто для выявления общей структуры проводят
совместный факторный анализ шкал, измеренных по данным разных респондентов или
разными методами. Такой подход не позволяет разделить указанные два вида вариации,
результаты же такого анализа могут ввести в заблуждение [19]. При проведении
совместного факторного анализа 5 суммарных шкал, оцененных по данным родителей и
самооценки, 1-й фактор объединил самооценку открытости, сознательности и
экстраверсии, 2-й - аналогичные
стр. 64
шкалы по данным родителей, 3-й - представлял нейротизм по данным родителей, 4-й самооценку нейротизма и неуступчивости, а 5-й - неуступчивость по данным родителей
(табл. 3).
Эти результаты свидетельствуют о том, что ковариация, характеризующая источник
информации, сильнее, чем ковариация, связанная с объектом исследования, так что
шкалы, пришедшие из одного источника, имеют тенденцию объединяться в один фактор.
Для выделения ковариации, характеризующей объект исследования, предложены два
метода. Первый основан на методе канонических корреляций и имеет исследовательский
характер [5], второй использует метод структурных уравнений и имеет конфирматорный
характер [6]. Метод канонических корреляций оценивает корреляцию между группами
переменных. При этом внутри каждой группы для переменных подбираются такие веса,
при которых корреляция максимальна. На следующем этапе подбираются новые веса,
чтобы объяснить ковариацию, оставшуюся необъясненной, и т.д. По смыслу этот метод
близок к факторному анализу, так как каждой канонической корреляции соответствует
латентный конструкт (каноническая переменная), а корреляции реальных переменных с
каноническими близки по смыслу факторным нагрузкам. М. Браун [5] показал, что их
можно преобразовать в факторные нагрузки, умножая на квадратный корень
соответствующей канонической корреляции. При этом факторы извлекаются только из
общей для двух источников ковариации - определяющейся объектом наблюдения, а не
источником данных. При проведении канонического анализа 5 суммарных шкал,
оцененных по данным родителей и самооценки, все 5 канонических корреляций,
измеряющих связь данных родителей и самооценки, оказались достоверными. Их
величина варьировала от 0.16 до 0.62, а суммарный процент объясненного разнообразия
достигал 83%. В табл. 4 показаны результаты факторного анализа после преобразования
Брауна [5] и вращения варимакс.
Из табл. 4 видно, что, когда зависящая от источника информации ковариация устранена из
анализа, родительские данные хорошо согласуются с данными самооценки по всем 5
шкалам. Величина факторных нагрузок и порядок факторов отражают степень этого
согласия. Сравнивая ее с данными множественной регрессии, представленными в табл. 2,
можно заключить, что оба метода указывают на наибольшее согласие в отношении
экстраверсии.
Второй метод синтеза информации из разных источников известен под названием
"множество-черт-множество-методов" (МЧММ) [6]. При этом используется
моделирование структурными уравнениями. Известны разные варианты этого метода. При
одном из них вариация, присущая личностным конструктам и методам их измерения,
моделируется отдельными латентными переменными [17]. Однако этот подход сопряжен с
рядом трудностей, неоднократно отмечавшихся в литературе (см., например, [14]). При
другом подходе допускается ковариация ошибок переменных, измеряющих личностный
конструкт в рамках одного метода (например, по данным одного респондента). Этот
подход и был применен нами для моделирования 5 факторов по данным родителей и
самооценки. Чтобы достичь идентификации модели, регрессионные веса путей от каждого
конструкта к одноименным шкалирующим переменным по данным как родителей, так и
самооценки были приравнены к единице. Модель хорошо соответствовала эмпирическим
данным. На рис. 3 опущены ковариации ошибок и факторов.
Видно, что все факторные нагрузки достоверны, достаточно высоки и для одноименных
шкал и по данным родителей и самооценки примерно одинаковы.
Для проверки критериальной валидности факторов "Большой пятерки" были
использованы шкалы опросника ССТ, измеряющие выраженность психических
отклонений. Экстернальные и интернальные проблемы моделировали с использованием
МЧММ метода по данным родителей и самооценки. Экстернальные проблемы
определялись положительными нагрузками шкал "Отклонения в поведении" и
"Гиперактивность" и отрицательными нагрузками шкалы "Просоциальное поведение".
Интернальные проблемы определялись положительными нагрузками шкал
"Эмоциональные симптомы" и "Проблемы со сверстниками". На рис. 4 приведена
структурная часть модели.
Таблица 4. Факторный анализ с использованием метода канонических корреляций
(вращение варимакс) факторов "Большой пятерки" по данным родителей и самооценки
(указаны только факторные нагрузки выше 0.3; р - данные родителей, с - данные
самооценки)
Фактор
1
Экстраверсияр
Экстраверсияс
Сознательностьр
Сознательностьс
2
0.72
0.73
0.65
0.60
3
4
5
Неуступчивостьр
Неуступчивостьс
Открытостьр
Открытостьс
Нейротизмр
Нейротизмс
0.54
0.56
0.46
0.45
0.35
0.38
стр. 65
Рис. 3. Структурная пятифакторная модель личности по данным двух респондентов. χ2
(91) = 1876.8; CFI = 0.98; NFI = 0.96; RMSEA = 0.054; P close = 0.282. Э - экстраверсия, НУ
- неуступчивость, С - сознательность, Н - нейротизм, О - открытость, (р - данные
родителей, с - данные самооценки).
Рис. 4. Структурная модель влияния личностных конструктов на экстернальные (ЭП) и
интернальные (ИП) проблемы подростков по данным родителей и самооценки. χ2 (249) =
490.12; CFI = 0.96; NFI = 0.93; RMSEA = 0.051; P close = 0.379. НУ - неуступчивость, Э экстраверсия, Н - нейротизм, С - сознательность, О - открытость.
На экстернальные проблемы наиболее сильное влияние оказывала неуступчивость β =
0.74), экстраверсия β = 0.67) и нейротизм β = 0.31). Открытость была фактором защиты
β = -0.32). На интернальные проблемы наиболее сильное влияние оказывал нейротизм β =
0.97), сознательность β = 04.7) и неуступчивость β = 0.35). Личностные конструкты
объяснили 80% вариации экстернальных и 81% вариации интернальных проблем.
Таким образом, факторы "Большой пятерки", полученные на основе оценки родителей и
самооценки, хорошо объясняют выраженность экстернальных и интернальных проблем в
возрастных группах подростков и тем самым демонстрируют высокую критериальную
валидность.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Голдберг Л., Шмелев А. Г. Межкультурное исследование лексики личностных черт:
"Большая пятерка" факторов в английском и русском языках // Психол. журн. 1993. 14. Т.
N 4. С. 32 - 39.
2. Слободская Е. Р. Развитие ребенка: индивидуальность и приспособление. Новосибирск:
ГУ НИИ физиологии СО РАМН, 2004.
3. Arbuckle J. L., Wothke W. Amos 4.0 user's guide. Chicago: SmallWaters Corporation, 1999.
4. Archer J. Childhood gender roles: social context and organization // Childhood social
development: Contemporary perspectives / Ed. by H. McGurk. Hove: Erlbaum, 1992. P. 31 - 61.
5. Browne M. W. The maximum-likelihood solution in interbattery factor analysis // British J. of
Mathematical and Statistical Psychology. 1979. V. 32. P. 75 - 86.
6. Campbell D. T., FiskeD. W. Convergent and discriminant validation by the multitraitmultimethod matrix // Psychological Bulletin. 1959. V. 56. P. 81 - 105.
7. Costa P. T. Jr., McCrae R. R. Four ways five factors are basic // Personality and Individual
Differences. 1992. V. 13. P. 653 - 665.
8. Digman J. M., Shmelyov A. G. The structure of temperament and personality in Russian
children // J. of Personality and Social Psychology. 1996. V. 71. P. 341 - 351.
9. Eysenck H. J. Dimensions of personality: 16, 5 or 3? - criteria for a taxonomic paradigm //
Personality and Individual Differences. 1991. V. 12. P. 773 - 790.
10. Goodman R. The Strengths and Difficulties Questionnaire: A Research Note // J. of Child
Psychology and Psychiatry. 1997. V. 38. P. 581 - 586.
11. Goodman R Psychometric properties of the Strengths and Difficulties Questionnaire (SDQ) //
J. of the American Academy of Child and Adolescent Psychiatry. 2001. V. 40. P. 1337 - 1345.
12. Goodman R., Slobodskaya H. R., Knyazev G. G. Russian child mental health: a crosssectional study of prevalence and risk factors // European Child and Adolescent Psychiatry.
2005. V. 14. P. 28 - 33.
13. Halverson C. F., Havill V. L., Deal J., Baker S. R. et al. Personality structure as derived from
parental ratings of free descriptions of children: The Inventory of Child Individual Differences //
J. of Personality. 2003. V. 71. P. 995 - 1026.
14. Kenny D. A., Kashy D. A. Analysis of the multitrait-multimethod matrix by confirmatory
factor analysis // Psychological Bulletin. 1992. V. 112. P. 165 - 172.
15. Lamb M. E., Chuang S. S., Wessels H., Broberg A. G., Hwang C. P. Emergence and construct
validation of the Big Five Factors in early childhood: A longitudinal analyses of their ontogeny
in Sweden // Child Development. 2002. V. 73. P. 1517 - 1524.
стр. 66
16. Markey P. M., Markey C. N., Tinsley B. J. Children's behavioral manifestations of the fivefactor model of personality // Personality and Social Psychology Bulletin. 2004. V. 30. P. 423 432.
17. Marsh H. W., Hocevar D. Confirmatory factor analysis of multitrait-multimethod matrices //
J. of Educational Measurement. 1983. V. 20. P. 231 - 248.
18. Mason W. A., Windie M. Reciprocal relations between adolescents substance use and
delinquency: A longitudinal latent variable analysis // J. of Abnormal Psychology. 2002. V. 111.
P. 63 - 76.
19. Panter A. T., Tanaka J. S., Hoyle R. H. Structural models for multimode designs in
personality and temperament research // The developing structure of temperament and
personality from infancy to adulthood / Eds. C. F. Halverson, G. A. Kohnstamm, R. P. Martin.
Hillsdale, N. J.: Lawrence Erlbaum Associates, Inc., 1994. P. 111 - 138.
FIVE FACTORS PERSONALITY STRUCTURE OF CHILDREN AND ADOLESCENTS
(according to parents and self-appraisal data)
G. G. Knyazev*, E. R. Slobodskaya**
* Sc. D. (biology), chief research assistant, SUSRI of Physiology, Sib. department of RAMS,
Novosibirsk
** Sc. D. (psychology), chief research assistant, the same place
A great deal of accumulated data testify that Five Factors Model not only describes adult
personality but can be used for the description of structure of children's and adolescents'
individual differences. In the present research data collected from 1220 parents and 1013
adolescents were used to verify the adequacy of this Model for adolescents' personality
description. Confirmatory factor analysis showed that Five Factors Model corresponded well to
empirical data after four low-level factors had been merged into general ones. Age-related
changes and gender differences in groups of different age and gender were revealed. Multiple
Regression Analysis showed that there was an agreement between parents and their children in
understanding of adolescent's personality (for one and the same scale the values of one of the
subjects could be predicted on the basis of another subject's values), but the rate of this
agreement was not high. Factor analysis based on canonical correlation and Structural Equation
Modeling were used to synthesize information gathered from parents and adolescents. Both
methods allow to distinguish covariation of variables due to subject from covariation of variables
due to the source of information. It is shown that Five Factors Model fits data and explains
adolescent's deviation in adaptation well.
Key words: Big Five, personality structure, adolescents, Structural Equation Modeling.
стр. 67
История психологии. ИЗ ИСТОРИИ РАЗВИТИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ
ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ НАУКИ 20 - 30-Х ГГ. XX В.
Автор: А. И. ДЗЮРА
© 2005 г. А. И. Дзюра
Кандидат философских наук, доцент, Индустриальный институт, Норильск
Анализируется сложная и драматическая история развития отечественной психологии в 20
- 30-е гг. XX столетия. Критической оценке подвергаются процессы, происходившие в
этот период в научной жизни психологического сообщества: отказ от плюрализма и
утверждение принципов гносеологического монизма, переход от научных дискуссий к
идеологическим; замена свободной критики тотальным контролем государства над
наукой; усиление конфронтации разных научных школ и направлений и недиалектическое
отрицание подходов и достижений друг друга в борьбе за право быть признанным
единственно верным методологическим направлением психологии. Подчеркивается
необходимость учета ошибок прошлого, бережного отношения к достижениям своих
предшественников, понимания идей своих современников.
Ключевые слова: рефлексология, реактология, эмпирическая психология, педология,
марксистская психология, репрессированная наука.
Проблема понимания и психологическая, и философская. Психологи, которые чаще
других пишут о понимании одним человеком другого, должны понимать и чужую, и
родственную им душу тоньше и глубже других. Так должно быть. Однако зачастую в их
высказываниях проскальзывают неожиданные признания относительно неоднозначности
понимания ими друг друга. Например, Д. Б. Эльконин в докладе, посвященном памяти
своего учителя и друга Л. С. Выготского, признался, что у него "при чтении и
перечитывании работ Льва Семеновича... всегда возникает ощущение, что чего-то я в них
не до конца понимаю" [48, с. 47]. Юный А. Р. Лурия говорил о непонимании им трудов В.
Вундта и Э. Титчнера, в чьих "книгах по психологии тех времен и намека не было на
живую личность, и скучища от них охватывала человека совершенно непередаваемая. И я
для себя сделал вывод - вот уж наука, которой я никогда в жизни не буду заниматься!"
(цит. по: [38, с. 199]). В. П. Зинченко сказал, что он не понимает, почему психологическая
наука стала настолько "серьезна и скучна", что в результате вызывает не интерес, а
усталость: "Я устал от академической психологии, особенно от той, которая существует в
нашей стране в последние десятилетия" (цит. по: [49, с. 8]).
I. ВЗГЛЯДЫ ЧЕЛПАНОВА И КОРНИЛОВА НА ПРЕДМЕТ, ЗАДАЧИ И МЕТОДЫ
ПСИХОЛОГИИ
Г. И. Челпанову до революции 1917 г., и особенно в первые послереволюционные годы
было странно, почему его коллеги по Психологическому институту не могут понять, что
эмпирическая психология (как математика, физика или другие науки) "должна быть вне
какой-бы то ни было философии, в том числе и марксистской" [24, с. 99]. К. Н. Корнилов,
оппонируя Г. И. Челпанову, не понимал, почему последний так упорствует в защите
пресловутого интроспекционизма, который тогда, в 20-е годы XX в., непременно
отождествлялся с "позорным" субъективным идеализмом и не боится клейма идеализма в
то самое время, когда не в одной лишь психологии, но едва ли не во всех науках о
человеке победоносно шествовала "единственно научная" - материалистическая
(диалектико-материалистическая) методология, а ориентация на идеализм считалась
бесперспективной, научно несостоятельной, безнадежным цеплянием за вчерашний день.
К. Н. Корнилов при этом уповал на рефлексологию В. М. Бехтерева [2, 3], а позднее - и на
собственную реактологию. Усовершенствовав понятие "рефлекс" и расширив его до
категории "реакция", он намеревался таким образом синтезировать субъективную
психологию (которая исследовала исключительно психическое, субъективное, пренебрегая
анализом движений, психомоторики, поведения) и объективную психологию
(бихевиоризм), игнорировавшую психику, сводившуюся к изучению ответных реакций на
раздражители. Этот "синтез" двух психологии - "субъективной" и "объективной" - К. Н.
Корнилов хотел претворить в жизнь на основании действия "закона однополюсной траты
энергии", впервые сформулированного им в работе "Учение о реакциях" [13 - 16, 40, 45].
стр. 68
Но Г. И. Челпанов [46] в свою очередь никак не мог понять, почему богатейший
внутренний мир человека, тончайшие, скрытые от поверхностного наблюдателя тайные
движения человеческой души, - все это эпифеноменальное, внутреннее, интимноэкзистенциальное надо так принизить, что посчитать возможным отдать его на откуп
рефлексологии или реактологии независимо от того, какая из них лучше или хуже [6, 44].
На взгляд Челпанова, редуцировала, низвела сущностное проявление человека до
элементарных реакций на раздражители окружающей среды, в ее задачу входило
"изучение быстроты, силы и формы протекания реакции, выявление постепенно
усложняющейся гаммы реакций (реакция натуральная, мускульная, сенсорная, выбора и
пр.) с помощью хронометрического, динамометрического и моторно-графического
методов" [52, с. 423]. Он с опаской следил, как эволюционировали взгляды В. М.
Бехтерева на предмет психологии, считая, что это была не эволюция, а скорее инволюция,
поскольку на фоне бедности теории рефлексологии все более разительной и контрастной
выступала "богатая" практика рефлексологов с их постоянно возрастающими амбициями
и претензиями на универсальность новоявленной поведенческой науки. Так, в статье
"Объективная психология и ее предмет" (1904), Бехтерев начал выстраивать
"объективную психологию", затем переименовывает ее в "психорефлексологию", а в
трудах послереволюционного периода - "Общие основания рефлексологии" (1918),
"Общие основы рефлексологии" (1923) и других работах [2, 3] - понятие "психология"
исчезает вообще, зато рефлексология становится уже не психологической, а особой
"биосоциальной наукой". Эта наука активно разрабатывалась в Ленинграде
(Психоневрологический институт, позднее Институт мозга), в Харькове
(Психоневрологическая академия). Теоретики и практики "биосоциальной науки" все
чаще публиковали свои статьи в журналах "Вестник психологии, криминальной
антропологии и гипнотизма", "Обозрение психиатрии и экспериментальной психологии",
а после 1917 года - в журнале "Вопросы изучения и воспитания личности" и др. В
послеоктябрьский период рефлексология проникает из психологии в педагогику,
психиатрию, социологию, искусствоведение ("рефлексологическая педагогика",
"рефлексология масс", "рефлексология искусства и творчества" и т.п.). К концу 20-х годов
ее экспансия и претензии на замену психологии возросли. Так, например, с 1927 г. в вузах
Украины преподавание психологии было заменено преподаванием рефлексологии [52, с.
421 - 422].
Характерно, что по мере исчезновения понятия "психология" и замены его
"рефлексологией" постепенно и целенаправленно "устранялись термины,
употреблявшиеся в субъективной психологии : вместо понятия "внимание использовалось
"сосредоточение", вместо "память" - "следы" и т.д.; при этом "для объяснения
привлекались материалы физиологии высшей нервной деятельности. .." [52, с. 422].
Заметим, что И. П. Павлов, изучавший отнюдь не память, а следы раздражителей в коре
головного мозга - поскольку он физиолог, а не психолог, - будет потом так усердно
дистанциироваться от психологии, так принципиально бороться с "психологизацией"
физиологии, что предложит штрафовать сотрудников своей лаборатории за неуместное
(некорректное) употребление психологических терминов при объяснении законов высшей
нервной деятельности.
Г. И. Челпанов считал, что важны не названия новых с далеко идущими амбициями
концепций - "рефлексология" (от слова "рефлекс"), "реактология" (от слова "реакция") или
как-то иначе. Он как последовательный приверженец интроспекционизма видел в этих
новых теориях угрозу несдерживаемого распространения ранее скомпрометировавших
себя "поведенческой психологии", бихевиоризма, необихевиоризма, внедрявших
"психологию без психики". Корниловская реактология для Челпанова мало чем
отличалась от бехтеревской рефлексологии (этой психологии без психики),
представлявшей собой "вывернутый наизнанку дуализм субъективной психологии" [52, с.
422]. Свое понимание задач современной ему психологии, распадающейся на "общую
психологию", "экспериментальную", "педагогическую", "этнологическую",
"зоопсихологию", Челпанов изложил в блестящей речи при официальном открытии
Психологического института в 1914 г. Он встретил понимание и поддержку от самого И.
П. Павлова, от которого, возможно, меньше всего ее ожидал, - того "чистого" физиолога,
налагавшего штраф на своих сотрудников за избыточное употребление ими
психологических терминов. В приветственном письме Павлова Челпанову говорилось, что
для выполнения сложнейших задач отечественной психологической науки в особенных
социально-исторических условиях России потребуются все ресурсы мысли: "абсолютная
свобода, полная отрешенность от шаблонов, какое только возможно разнообразие точек
зрения...". (Это долго хранившееся в архиве письмо физиолога психологу опубликовано в
"Вопросах психологии" лишь в 1955 г. [31, с. 99 - 100].)
К сожалению, надежда Павлова на "абсолютную свободу", а равно и "разнообразие точек
зрения" и на "отрешенность от шаблонов" оказалась тщетной: неким шаблоном стал
дисциплинировавший всех и возобладавший над всеми науками материалистический
монизм, вследствие чего Челпанову после победы революции только в течение шести лет
позволили быть директором Психологического института, так как больше терпеть его в
этой должности официальная
стр. 69
власть не сочла возможным. М. Г. Ярошевский резонно заметил по этому поводу: "стало
быть, власть считала его лояльным к новым порядкам. Об этом говорит и то, что он не
попал в проскрипционный список профессоров, выдворенных из России. Но ведавшие
наукой смотрели на него все более подозрительно. В стране утверждалась марксистская
идеология и предписывалось внедрять ее в науку. Г. И. Челпанов же оставался верен
своей декларации о независимости психологии от науки <...>. Между тем наступили
времена, когда от верности марксистским догмам зависела возможность работать в
государственном учреждении" [53, с. 9 - 10].
В начале 20-х годов XX в., став объектом жесткого идеологического прессинга,
отечественная психологическая наука "обрела черты, которые не могут быть поняты без
учета политической ситуации..." [30, с. 132]. Сначала Челпанов был уволен из МГУ, в
котором возглавлял кафедру философии, а затем его лишают выпестованного им детища отстраняют от должности директора Психологического института, "причем инициатором
его ухода стали его же бывшие ученики - К. Н. Корнилов, П. П. Блонский и другие,
выступавшие за построение психологии на основе марксизма" [24, с. 99].
16 января 1923 г. газета "Правда" сообщила, что 14 января на пленарном заседании
Первого психоневрологического съезда "при переполненной аудитории" был заслушан
доклад "проф. Корнилова "Психология и марксизм", в котором докладчик сделал попытку
осветить вопросы психологии с марксистской точки зрения". В конце 1923 г. директором
Психологического института вместо Челпанова был назначен Корнилов. Это событие,
считает А. В. Петровский, "знаменовало начало новой эпохи в истории не только
московского Психологического института, но и всей истории психологии" [29, с. 93].
II. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ НАУКА В УСЛОВИЯХ ГОСПОДСТВА
"ЕДИНСТВЕННО НАУЧНОЙ" МЕТОДОЛОГИИ
Не будем забывать, что противоборство материализма (Корнилов) и идеализма (Челпанов)
в психологии после 1923 года продолжалось "в условиях тоталитарного режима", когда
"культивировалась версия об "особом пути" марксистской психологии как "единственно
верной". На этот путь она вступила в начале 20-х годов и на протяжении нескольких
десятилетий не имела возможности свернуть с него" [30, с. 131], причем своеобразным
"сертификатом" научности психологии был почерпнутый из истмата принцип
материалистического (и экономического) детерминизма К. Маркса. Это был весьма
далекий от аутентичного марксизма вульгарно-экономический детерминизм, в котором
живой, экзистенциальный человек искусственно редуцирован и упрощен, сведен к
"совокупности общественных отношений" [10]. Это был искаженный "марксизм", в
котором Маркс не узнал бы самого себя, повторив уже однажды произнесенные им слова:
"если это марксизм, тогда я не марксист" [11]. С. Л. Рубинштейн в своей рукописи
"Человек и мир", которая увидела свет только спустя почти треть века после его смерти,
писал: "на основе ложно истолкованного марксизма был создан такой парадоксальный
"мир человека", в котором "есть деятельность, цель, средство и орудие деятельности, но
нет действующего лица, вернее, действующих лиц; в этом странном мире человека не
хватает "сущей мелочи" - самого человека. В этом алогичном мире "существуют только
вещи и не существует людей, отношения между которыми осуществляются через вещи;
даже в качестве орудий труда они функционируют якобы помимо людей! Они - орудия "в
себе"! Из учения о категориях, в том числе из учения о действительности, выпадает
человек! Он, очевидно, идет по ведомству истмата! Он в истмате как носитель
общественных отношений; как человек - он нигде; разве что в качестве субъекта он есть
тот, для которого все - объект и только объект; сам для себя он как будто не может стать
предметом мысли и философского исследования" [32, с. 164].
Французский психолог Л. Сэв в фундаментальном труде "Марксизм и теория личности"
(переведен и издан в России в 1972 г.) убедительно показал, что подлинный марксистский
детерминизм, как и в целом марксизм, совершенно иной, чем тот абсолютизированный и
искаженный, который выдавался за марксизм и преподносился "сверху" в качестве
абсолютно "истинной" методологии для всех областей знания, включая психологию.
Автор вступительной статьи Г. А. Курсанов подчеркивает симптоматичность того, что
именно в "Капитале", где, как говорили, больше всего марксизм "упраздняет" человека во
имя "экономического детерминизма", и "производственного Молоха", попирающего
человеческую личность, "Л. Сэв находит не только богатство политэкономии, но не
меньшее богатство общественной психологии" [39, с. 251 - 252].
Достаточно исказить марксизм при претворении его идей в жизнь (как это было в
советской России) - и человек "выпадал" из экзистенциально-психологического бытия,
становясь лишь схемой, логической конструкцией, абстрагированным носителем
"совокупности общественных отношений", а это значит, что вместе с человеком исчезает
и психология. Следовательно, бихевиоризм и необихевиоризм растворяют психологию в
системе операций и действий, но Челпанов как
стр. 70
идеалист этого не понимает, до последнего отстаивая независимость эмпирической
психологии, изучаемой интроспективным методом, и, вообще, отстаивая психологию там,
где она еще "уцелела". Бехтерев и Корнилов, со своей стороны, не понимают Челпанова, а
также того, что и рефлексология, и реактология (хотя обе они борются с идеализмом,
вооружившись "самым передовым материализмом") по-прежнему подменяют психику
"поведенческой психологией". "Бедная, бедная психология, - резонно заметил автор
статьи о ней в "Британской энциклопедии", - сперва она утратила душу, психику, затем
сознание и теперь испытывает тревогу по поводу поведения" [52, с. 434].
Психологи, в чьих книгах дано такое исчерпывающее понимание дуализма Декарта, его
дихотомии души и тела, которая "привела в XX веке к концепциям "двух психологии", объяснительной, апеллирующей к причинам, сопряженным с функциями организма, и
описательной, считающей, что только тело мы объясняем, тогда как душу понимаем" [30,
с. 68], - обнаружили непонимание позиций своих оппонентов, и оказались глухи к
контрдоводам. Отчасти по причине этой глухоты "голос знаменитого ученого (Г. И.
Челпанова - Л. Д. ) не был услышан", - заметил через десятки отрезвляющих лет
нынешний директор Психологического института В. В. Рубцов, не скрывая своего
искреннего сожаления [34, с. 5]. Его слова созвучны сказанному Т. Д. Марцинковской и
М. Г. Ярошевским, отмечавших, что со страниц написанной Челпановым книги
"Психология и марксизм" перед нами "предстает иной Г. И. Челпанов, которого
современники явно не смогли до конца понять и оценить. В откликах на книгу отчетливо
выразился феномен "социальной перцепции", когда окружающие, уверенные в идеализме
Г. И. Челпанова и его несовместимости с новой психологией, увидели только его ошибки,
не разглядев действительно новое положение его концепции" [24, с. 100].
Реактология вышла на авансцену как раз тогда, когда в России утвердился в качестве
господствующей идеологии марксизм, с помощью которого Корнилов надеялся
преодолеть как агрессивную односторонность рефлексологии Бехтерева и Павлова (она
претендовала на единственно приемлемое для материалиста объяснение поведения), так и
субъективизм интроспективного направления.
Идеализм Челпанова ассоциировался в памяти с идеализмом философов-психологов А. И.
Введенского, Л. М, Лопатина, Н. О. Лосского. Четкая промарксисткая ориентация
Корнилова связывала его реактологию с общепризнанной материалистической традицией
русского естествознания, восходящей к И. М. Сеченову. Решительно переходит после
революции в лагерь естественнонаучной психологии и П. П. Блонский, который еще до
революции больше других выражал неудовлетворенность состоянием психологической
науки и утверждал принципы "поведенческой", или "объективной" психологии [4, 5].
Блонский еще до Корнилова (в 1920 г.) категорично определил будущее психологической
науки, заявив, что "научная психология ориентируется на марксизм" [4, с. 13]. Успешно
работали в русле естественнонаучного направления И. П. Павлов, В. М. Бехтерев, В. А.
Вагнер, а также инициатор идеи так называемой "гомопсихологии" Л. Н. Ланге, такие
ученые, как П. П. Лазарев, А. Ф. Лазурский, П. Ф. Лесгафт, М. А. Рейснер, А. Н. Северцев,
раскрывавшие прежде всего биологические и физиологические основы психической
деятельности. Если дополнить этот список именами молодых научных работников,
сгруппировавшихся вокруг К. Н. Корнилова - Л. С. Выготского, Н. Ф. Добрынина, А. Н.
Леонтьева, А. Р. Лурия, М. Я. Басова, С. Л. Рубинштейна и др., то станет очевидным, что
"идеалист Челпанов" и "материалист Корнилов" выступали на теоретическом ринге в явно
неравных "весовых категориях" [28, 29, 33, 40, 49, 51]. Настойчивое проведение в жизнь
принципа "невмешательства" философии и идеологии в "независимость" эмпирической
психологии, разумеется, не могло не снижать "вес" аргументов Челпанова, зато раз и
навсегда выверенный курс на перестройку психологии в соответствии с марксистской
методологией усиливал значимость контрдоводов Корнилова. В этой конфронтации
идеализм не мог не быть побежденным, а материализм не мог не победить. Исход борьбы
в пользу Корнилова был предрешен.
Историографы и историки психологии, спустя десятилетия отвечая на вопрос "почему?",
пытались рассуждать чисто теоретически, оставляя за скобками господствовавшую в ту
пору политику и идеологию. "Поведенческая психология" одержала верх, а "эмпирическая
психология" потерпела фиаско потому, во-первых, отвечали историки психологии, что
первая была психологией объективной, вторая, напротив, - субъективной. Во-вторых,
потому, что Корнилов, в отличие от Челпанова, всеми силами боролся против
ограничения современной ему психологической науки узкими рамками индивидуальной
психологии и целеустремленно выступал за включение ее в социальную психологию,
основывающуюся на методологии исторического материализма [40]. В-третьих, потому,
что Корнилов, пусть не без противоречий и внутренних коллизий, но в меру своего
понимания способствовал освобождению психологии от вульгарного материализма,
энергетизма и эмпиризма. В-четвертых, потому, что при всем неприятии концепций
бехтеревской рефлексологии, Корнилов как руководитель Психологического института и
глава создаваемой им
стр. 71
собственной психологической школы отнюдь не пошел на открытую конфронтацию с
рефлексологией (амбиции последней расширялись до далеко идущих попыток полного
упразднения психологии как науки).
К. Н. Корнилов в этой ситуации пытался найти разумно организационный и
методологический компромисс, избегая личных конфликтов, искал (и действительно
находил) золотую середину. И не случайно, а закономерно то, что "перепалка между
реактологической и рефлексологической группами не имела серьезного теоретического
значения" [30, с. 138]: "не вести же борьбу из-за одних лишь наименований, - рассуждал
Корнилов. - Тем более, что это наименование и предрешено..." [30, с. 137 - 138]. В-пятых,
потому, что приход Корнилова к руководству Психологическим институтом логически и
исторически завершился формированием принципиально новой - диалектикоматериалистической - методологии. Вот что скажет потом о ней Л. С. Выготский: "Работы
Корнилова кладут начало этой методологии, и всякий, кто хочет развивать идеи
психологии и марксизма, вынужден будет повторять его и продолжать его путь. Как путь
эта идея не имеет себе равной по силе в европейской методологии" [30, с. 137]. В-шестых,
потому, что и реактология Корнилова, и рефлексология Бехтерева, а равно и победоносно
распространявшееся в то время учение Павлова воспринимались на Западе как
прогрессивные "русские психологические школы": именно так назвал их в известной
книге "Психологии. 1930" Карл Марчесон, "предоставив в ней слово наряду с Адлером,
Келером, Жане также Павлову, Корнилову, а от имени рефлексологии Бехтерева Александру Шнирману" [30, с. 137].
III. РЕФЛЕКСОЛОГИЮ, РЕАКТОЛОГИЮ, ПЕДОЛОГИЮ ПОСТИГЛА
ДРАМАТИЧЕСКАЯ УЧАСТЬ
Психологам Запада, особенно представителям бихевиоризма и необихевиоризма, недолго,
однако, суждено было ссылаться на реактологию и рефлексологию как прогрессивные
русские психологические школы, достигшие в условиях советской России высоких
успехов, замеченные за рубежом и по достоинству оцененные мировым научным
сообществом [54]. Недолго потому, что в конце 20-х годов в СССР над поведенческой
психологией стали сгущаться тучи: нападки на рефлексологию приобретают все более
наступательный и агрессивный характер, критика из теоретической все более
превращалась в идеологическую, дискуссии из методологических споров, без которых не
обходится ни одна наука, перешли в плоскость политических обличений, доказательств
верности (или враждебности) генеральной "линии партии". Первым прообразом "будущих
научных сессий, в результате которых закрывались целые направления в науке - генетика,
кибернетика, - стала так называемая рефлексологическая дискуссия, проведенная после
смерти В. М. Бехтерева в 1929 г. Ее результатом стало закрытие рефлексологии" [23, с.
33]. От рефлексологов требовали примирения с психологами и открытого признания
своих ошибок, а от сторонников реактологии, - полного преодоления субъективной
психологии. Однако желанного единения двух школ так и не получилось: вопреки клятве
в верности диалектическому материализму на рубеже 20 - 30-х гг. они были изобличены в
измене ему и разгромлены с "истинно партийных" позиций.
Хотя дни жизни реактологии тоже были сочтены [43], тем не менее Корнилову перед
самым закатом его школы была дана возможность глотнуть "воздуха победы и славы". Он
вошел в состав оргкомитета Первого Всесоюзного съезда по изучению поведения
человека ("поведенческого съезда"), на котором был представлен весь цвет советской
психологии: Б. Г. Ананьев, М. Я. Басов, П. П. Блонский, В. А. Вагнер, Л. С. Выготский, А.
Б. Залкинд, А. Н. Леонтьев, А. Р. Лурия, А. А. Ухтомский и др. (Г. И. Челпанов не был
избран делегатом съезда "из-за своих "антимарксистских" убеждений" [7]). Корнилову как
ведущему ученому, признанному руководителю известной школы была оказана честь
выступить не только с основным докладом на своей секции, но и с приветственной речью
на заключительном пленарном заседании (1.02.1930 г.), принявшем резолюцию съезда [12,
37].
"Поведенческий съезд", который, по признанию А. Р. Лурия, "явился мощным
организующим фактором в развитии советской науки", о котором в течение почти всего
1930 г. печатались лишь восторженные, хвалебные отзывы, затем, начиная с 1931 г., стал
резко подвергаться разгромной критике, а позднее, с 1936 г., напрочь был "вытеснен из
памяти науки" [7, с. 95]. Столь крутой поворот - от хвалы до хулы, от восторга к разгрому
- был вызван постановлением ЦК ВКП(б) "О журнале "Под знаменем марксизма""
(26.01.1931), объявившим борьбу против "механицистов" и "меньшевиствующих
идеалистов", к которым были причислены и организаторы "поведенческого съезда" [25].
История повторяется: судьба Корнилова в новых исторических условиях в чем-то
повторила судьбу Челпанова при всей их несхожести. Участь последнего, пытавшегося в
книге "Психология и марксизм" покаяться в прежних своих заблуждениях, общеизвестна:
он был не понят, так как его заведомо не хотели слышать. История сама называет
победителей, сама же их потом и судит. Челпанов, вынужденный, "наступить на горло
собственной песне", и
стр. 72
покаяться в своих "идеалистических грехах", выходит, каялся напрасно, а его работа
"Психология и марксизм", "в некоторых местах является прообразом будущих покаянных
статей и дискуссий, в которых психологи признавались в своих мнимых ошибках..." [24, с.
100].
Волна разоблачений и "саморазоблачений", прокатившаяся после постановления ЦК
ВКП(б) от 1931 года, "поглотила среди других психологических концепций и "культурноисторическую" теорию Л. С. Выготского" [30, с. 143]. Тут же нашлись ретивые критики,
которые под горячую руку изобличали во всех смертных грехах вслед за рефлексологией
Бехтерева и учение Павлова о высшей нервной деятельности, и реактологию Корнилова, и
психотехнику Шпильрейна, и "бихевиоризм" Боровского, и "культурническую"
концепцию Выготского и Лурия [там же].
Педологов, которых среди делегатов "поведенческого съезда" было вместе с педагогами
около полутора тысяч (почти что каждый второй!) и которых после партийного съезда
нахваливали не меньше, чем реактологов, - тоже не миновала аналогичная печальная
судьба [47]. Им было посвящено постановление ЦК ВКП (б) "О педологических
извращениях в системе Наркомпросов" (4.07.1936). Уже на следующий день, 5 июня,
газета "Правда" сообщала: "Контрреволюционные задачи педологии выражались в ее
"главном" законе - фаталистической обусловленности судьбы детей биологическими и
социальными факторами, влиянием наследственности и какой-то неизменной среды". Эта
оценка "Правды" отражена в двух изданиях БСЭ, где педологии вынесен "окончательный"
приговор: "Педология - антимарксистская, реакционная буржуазная наука о детях..." [26];
"педология, реакционная лженаука о детях..." [27, с. 279]. Следовательно, рефлексология
сошла со сцены с не меньшим поражением, чем челпановская эмпирическая
(идеалистическая) психология, корниловскую реактологию постигает печальная участь
рефлексологии, а спустя годы разгром педологии заставляет вспомнить искалеченную
судьбу всех без исключения психологических школ, поскольку самодостаточная,
уверенная в своей непогрешимости лжемарксистская (сталинистская) идеология уже не
допускала никакого плюрализма школ.
В наше время историки психологии и историографы, анализируя прошлое, подвергая
ретроспективе состояние отечественной психологической науки 20 - 30-х гг. XX века,
резонно называют и педологию, и "поведенческую психологию" репрессированными
науками. Сказать, что гуманитарные науки, в том числе и "философская психология",
стали подвергаться неприкрытым репрессиям лишь в конце 20-х гг., - значит, сказать
неполную правду. Фактически началом спланированных репрессий следует считать 1922
год. В соответствии с указаниями В. И. Ленина в августе 1922 года состоялась XXII
Всероссийская конференция РКП(б), в резолюции которой говорилось: "Нельзя отказаться
и от применения репрессий не только по отношению к эсерам и меньшевикам, но и по
отношению к политиканствующим верхушкам мнимо-беспартийной буржуазнодемократической интеллигенции, которая в своих контрреволюционных целях
злоупотребляет коренными интересами целых корпораций и для которых подлинные
интересы науки, техники, педагогики, кооперации и т.д. являются только пустым словом,
политическим прикрытием. Репрессии... диктуются революционной целесообразностью..."
[17, с. 593]
IV. ДРАМАТИЧЕСКОЕ ПРОШЛОЕ СОВЕТСКОЙ ПСИХОЛОГИИ
Научное сознание (впрочем, как и общественное сознание в целом, как и сознание
вообще), по убеждению А. И. Герцена, всегда обременено "воспоминаниями
человечества" - теми возвышающими человеческую душу воспоминаниями, которые
являются своего рода "небесными чистилищами"; в них, в "чистилищах", былое
воскресает "просветленным духом", от которого отпало "все темное, дурное" [9, с. 23]. Без
извлечения уроков истории принципиально невозможно прогрессирующее развитие
научных знаний. Жажда извлечения уроков истории неутолима. В анализе прошлого мы
видим и необходимость, и жгучую потребность, и великий смысл. Главный смысл в том,
что с каждым шагом вперед мы смотрим на прошедшее по-иному, именно "всякий раз
разглядываем новую сторону, прибавляем к уразумению его весь опыт пройденного пути;
полнее сознавая прошедшее, мы уясняем современное" [там же, с. 21]. Вслед за этим
невольно всплывают в памяти ставшие крылатыми слова В. Г. Белинского: мы вопрошаем
прошлое, чтобы лучше понять настоящее и прояснить будущее.
Эти слова могут стать неким логическим (и аксиологическим) посылом для постижения
прошлого отечественной психологической науки [50]. Пока что мы лишь слегка
прикоснулись к этому прошлому. Что нам дают реконструированные страницы истории
психологии 20 - 30-х годов прошлого века? Мы, потомки наших классиков и
предшественников, должны теперь стыдиться этой малопонятной, почти эзотерической,
довольно запутанной истории психологии, или напротив, мы вправе гордиться этим столь
трудным, непростым, неоднозначно понимаемым прошлым, той поразительной историей,
в результате противоречивого развития которой отечественная психологическая наука не
только уцелела, выстояла, но вместе с тем, смогла сохранить свое
стр. 73
лицо, реноме, интеллектуальные источники своего восходящего поступательного
движения по пути мирового прогресса и - сверх того - находит в себе силы, чтобы
приумножать свой научно-теоретический потенциал в нынешних (труднейших!) условиях.
Известный историк отечественной психологии М. Г. Ярошевский, восстанавливая в
памяти некоторые неизвестные факты из жизни Нобелевского лауреата, академика И. П.
Павлова, привел его письмо, адресованное 21 декабря 1934 г. Совету Народных
Комиссаров (которое, по понятным причинам, не могло быть своевременно
опубликовано): "Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия
<...>. Я всего более вижу сходства нашей жизни с жизнью древних азиатских деспотий
<...>. Пощадите же родину и нас" (цит. по: [1, с. 24]). А вот как закончил Павлов свое
выступление в 1-ом Медицинском институте в Ленинграде по случаю 100-летия со дня
рождения И. М. Сеченова: "Мы живем в обществе, где государство - все, а человек ничто, а такое общество не имеет будущего, несмотря ни на какие волховстрои и
днепрогесы" [1, 25; 18, 144]. Хорошо, если бы академик сказал такое в демократической
стране, но страна была другой.
Сталинский террор не пощадил В. А. Ваганяна, Н. К. Карева, И. К. Луппола, С. Ю.
Семичковского, П. А. Флоренского. Выпускники института Красной профессуры - те
самые, которые жесткой рукой наводили порядок в Психологическом институте, в
редакциях психологических и философских журналов, - тоже были потом
репрессированы.
В 1998 г. в журнале "Вопросы психологии" была впервые опубликована рукопись А. Н.
Леонтьева [21]. "Наука в этот период, - рассказывают об истории рукописи А. А. Леонтьев
и Д. А. Леонтьев, - испытывала жесточайшее идеологическое вмешательство со стороны
партийно-государственной верхушки. Многие крупнейшие ученые, став объектом
нападок, либо попадали в тюрьмы, лагеря, под расстрел, либо были вынуждены отказаться
от активной деятельности. В ссылке М. М. Бахтин и А. Ф. Лосев, арестованы и затем
расстреляны Г. Г. Шпет и Е. Д. Поливанов, убиты М. Д. Кондратьев и А. Я. Чаянов.
Разгромлены психотехника, социальная психология. Единая трудовая школа, детище А. В.
Луначарского, П. П. Блонского, Л. С. Выготского, прекратила свое существование,
образование вернулось на дореволюционные пути. <...>. Л. С. Выготский вместе с М. Я.
Басовым и П. П. Блонским был с июля 1936 г. главной мишенью травли и, слава Богу, что
ни его, ни М. Я. Басова к этому времени уже не было в живых" [20, с. 125].
Нам и современникам нашим, только вступившим в начало третьего тысячелетия,
открываются с рубежа XX-XXI вв. новые горизонты. Оглядываясь на пройденный путь,
мы и узнаем, и не узнаем себя: еще не так давно жили в России социалистической, а
"проснулись" в России капиталистической. Когда-то мы были о себе, мягко выражаясь,
неплохого мнения: учили едва ли не целый мир, как лучше жить, как строить прекрасное
будущее, а теперь, потупив глаза долу, учимся у тех, кого раньше учили. С трудом
понимаем, что же "нам всучили под видом марксизма" [41, с. 328]. Некоторые из тех, кому
изменило терпение (и чувство меры!), уже готовы напрочь перечеркнуть чуть ли не все в
прошлом как ошибочное, в том числе и лучшие страницы истории отечественной
психологии, изобразить ее, историю, в черных красках с помощью недостойного,
психологически расслабляющего самобичевания и самооплевывания, которое, как четко
подметил еще в 1916 г. Н. А. Бердяев, есть лишь "обратная сторона столь же недостойного
и расслабляющего самовозвеличивания" [там же].
Кто сегодня возьмет на себя смелость заявить, что у нас есть ясное понимание всего того,
что с нами произошло? Прошлое столь богато, "сюрреалистично", квазифеноменально,
что его исторические срезы, контексты, историческая логика еще не до конца осмыслены.
Поэтому нам еще не раз придется окунаться в историю, чтобы с осторожностью саперов
обследовать собственную душевную почву, чтобы, возможно даже, обнаружить и удалить
метастазы недавнего прошлого в самих себе, ибо без этих "мучительных, но необходимых
процедур" нельзя глубже понять настоящее и прояснить будущее. Из четырнадцати
опрошенных В. И. Артамоновым ученых-психологов Е. В. Шорохова, пожалуй, была
единственной, которая прямо и откровенно назвала прошлое отечественной
психологической науки марксистским: "Отречься от марксизма в нашей психологии значит, перечеркнуть историю... психология тесно смыкается с философией марксизма [1,
с. 286].
В свое время не стал отрекаться от историко-психологического прошлого науки (взятой
вместе с ее заблуждениями и ошибками) и Л. С. Выготский, названный однажды Ст.
Тулмином "Моцартом в психологии" [42, с. 328]. "Мы знаем, - говорил Выготский, - что
наука как путь к истине непременно включает в себя в качестве необходимых моментов
заблуждения, ошибки, предрассудки. Существенно для науки не то, что преодолевается.
Поэтому мы принимаем имя нашей науки со всеми отложившимися в нем следами
вековых заблуждений как живое указание на их преодоление, как боевые рубцы от ран,
как живое свидетельство истины, возникающей в невероятно сложной борьбе с ложью" [8,
с. 429]. Только в "Феноменологии духа" Г. Гегеля "раны духа заживают, не оставляя
рубцов". У персонифицистр. 74
рованной Психологии - свой животворный дух. Что касается отечественной
психологической науки, то на ее теле остались зримые, хотя и отчасти затянувшиеся
рубцы от ран - боевые рубцы науки, мужественно выстоявшей в борьбе за место под
солнцем, за свою самостоятельность, свободу самовыражения и творчества.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Артамонов В. И. Психология от первого лица. 14 бесед с российскими учеными. М.:
Академия, 2003.
2. Бехтерев В. М. Коллективная рефлексология. Пг. 1921.
3. Бехтерев В. М. Психология, рефлексология и марксизм. Л., 1925.
4. Блонский П. П. Реформа науки. М., 1920.
5. Блонский П. П. Очерк научной психологии. М., 1921.
6. Богданчиков С. А. Дискуссия между К. Н. Корниловым и Г. И. Челпановым в 1923 1927 гг.: схема и факты // Психол. журн. 1996. N 6. С. 123 - 131.
7. Богданчиков С. А. Забытый съезд (О Первом Всесоюзном съезде по изучению
поведения человека) // Вопросы психологии. 2002. N 3. С. 89 - 98.
8. Выготский Л. С. Собр. соч. в 6 тт. Вопросы теории и истории психологии. М.:
Педагогика, 1982. Т. 1.
9. Герцен А. И. Дилетантизм в науке // Герцен А. И. Собр. соч.: В 8 т.т. М.: Правда, 1975.
Т. 2.
10. Дзюра А. И. Истина и ценность в марксистской идеологии / М., 1991. Деп. в ИНИОН.
N 45118 от 18.07.1991. (Глава "Диалектика "психологизма" и "социологизма" в
марксистской социологии и идеологии", С. 411 - 629).
11. Дзюра А. И. Истина и ценность в традиции марксистского мышления: Опыт
философского и социально-психологического анализа). Норильск: НИИ, 1991. Кн. 2-я. С.
171 - 244.
12. Залкинд А. Б. Первый Всесоюзный съезд по изучению поведения человека //
Педология. 1930. N 2 (8).
13. Корнилов К. Н. Учение о реакциях человека (реактология). М.: Госиздат, 1923.
14. Корнилов К. Н. Психология и марксизм. Л., 1925.
15. Корнилов К. Н. Психология и "теория новой биологии" // Современная психология и
марксизм. Л.: Госиздат, 1925.
16. Корнилов К. Н. Современное состояние психологии в СССР // Под знаменем
марксизма. 1927. N 10 - 11.
17. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. М., 1983. Т. 2.
18. Лебедев А. Н. Отечественные специалисты о советском прошлом психологической
науки // Вопросы психологии. 2003. N 6. С. 144 - 146.
19. Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 54.
20. Леонтьев А. А., Леонтьев Д. А. Комментарий к рукописи А. Н. Леонтьева //Вопросы
психологии. 1998. N 1. С. 124 - 127.
21. Леонтьев А. Н. Учение о среде в педологических работах Л. С. Выготского
(критическое исследование) //Вопросы психологии. 1998. N 1. С. 108 - 124.
22. Ляудис В. Я. Культура памяти // Мир психологии. 2001. N 1. С. 14 - 23.
23. Марцинковская Т. Д. Методологические принципы и ведущая проблематика
исследований в Психологическом институте // Вопросы психологии. 2004. N 2. С. 17 - 41.
24. Марцинковская Т. Д., Ярошевский М. Г. Неизвестные страницы творчества Г. И.
Челпанова // Вопросы психологии. 1999. N 3. С. 99 - 106.
25. О журнале "Под знаменем марксизма". Постановление ЦК ВКП(б) // КПСС в
резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898 - 1986). М.:
Политиздат, 1984. Т. 5.
26. Педология // БСЭ. 1-е изд. М., 1939. Т. 44.
27. Педология // БСЭ. 2-е изд. М., 1955. Т. 32.
28. Петровский А. В. История психологии. М.: Просвещение, 1967.
29. Петровский А. В. Вопросы истории и теории психологии. М., 1984.
30. Петровский А. В., Ярошевский М. Г. История психологии. М.: РГГУ, 1994.
31. Письмо И. П. Павлова Г. М. Челпанову от 23.3.1914 // Вопросы психологии. 1955. N 3.
С. 99 - 100.
32. Рубинштейн С. Л. Человек и мир: Памятники психологической мысли. М., 1997.
33. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологией СПб.: Питер, 2000.
34. Рубцов В. В. Психологический институт на Моховой: история и современность //
Вопросы психологии. 2004. N 2. С. 3 - 16.
35. Свасьян К. А. Мемориал... памяти или беспамятства // Освобождение духа / Под ред.
А. А. Гусейного, В. И. Толстых. М., 1991.
36. Соина О. С. "Оправдание добра" Вл. Соловьева (опыт современного прочтения) //
Освобождение духа / Под ред. А. А. Гусейного, В. И. Толстых. М., 1991.
37. Стенографический отчет 1-го Всесоюзного съезда по изучению поведения человека /
Под ред. А. Б. Залкинда. Л.: Медгиз, 1930.
38. Степанов С. С. Психология в лицах. М.: Эксмо-Пресс, 2001.
39. Сэв Л. Марксизм и теория личности / Ред. и вступительная статья Г. А. Курсанова. М.:
Прогресс, 1972.
40. Теплов Б. М. Борьба К. Н. Корнилова в 1923 - 1925 гг. за перестройку психологии на
основе марксизма // Вопросы психологии личности. М., 1960.
41. Терин В. П. В критике марксизма много легковесного // Освобождение духа / Под ред.
А. А. Гусейного, В. И. Толстых. М., 1991.
42. Тулмин Ст. Моцарт в психологии // Вопросы философии. 1981. N 10. С. 127 - 137.
43. Умрихин В. В. "Начало конца" поведенческой психологии в СССР // Репрессированная
наука / Под ред. М. Г. Ярошевского. Л.: Наука, 1991.
стр. 75
44. Умрихин В. В. "Идеогенез" и "социогенез" науки в творчестве Г. И. Челпанова //
Вопросы психологии. 1994. N 1. С. 17 - 26.
45. Цыпленкова Л. М. Психологические воззрения и научная деятельность К. Н.
Корнилова: Автореф. канд. дис. М., 1970.
46. Челпанов Г. И. Психология и марксизм. М.: Рус. книжник, 1925.
47. Шварцман П. Я., Кузнецова И. В. Педология // Репрессированная наука. /Под ред. М. Г.
Ярошевского. СПб.: Наука, 1994. Вып. 2.
48. Эльконин Д. Б. Избр. психол. труды. М.: Педагогика, 1989.
49. Юревич А. В. Системный кризис психологии // Вопросы психологии. 1999. N 2. С. 3 11.
50. Юревич А. В. Своевременное прошлое // Вопросы психологии. 2002. N 3. С. 146 - 149.
51. Ярошевский М. Г. Психология в XX столетии. М., 1974.
52. Ярошевский М. Г. История психологии. М.: Мысль, 1976.
53. Ярошевский М. Г. Две научные школы в отчем доме психологов России // Вопросы
психологии. 1999. N 3. С. 8 - 12.
54. Joravsky D. Russian psychology. A critical history. Oxford Cambridge: Mass Blackwell,
1989.
FROM THE HISTORY OF RUSSIAN PSYCHOLOGY IN THE 20 - 30-S YEARS OF
THE XX CENTURY
A. I. Dzura
PhD, senior lecturer of Industrial institute, Norilsk
Complex and dramatic development of Russian psychology in the 20 - 30s of the past century is
considered. Specific processes in the scientific life of psychological society in that period, such
as pluralism deficiency, dominance of epistemological monism, transformation of scientific
discussions into ideological struggle, substitution of peer commentaries for total control of the
state, increase of confrontation between different scientific schools and approaches, their mutual
non-dialectic denial in fight to be the only truthful methodology for psychology are analyzed
critically. Author emphasizes the necessity of delicate handling with own history, with
achievements of predecessors and ideal of contemporaries.
Key words: reflexology, reactology, empirical psychology, Marxist psychology, pedology,
repressed science.
стр. 76
Методы и методики. АДАПТАЦИЯ ОПРОСНИКА ТЕМПЕРАМЕНТА
И ХАРАКТЕРА Р. КЛОНИНДЖЕРА НА РУССКОЯЗЫЧНОЙ
ВЫБОРКЕ
Автор: Н. А. АЛМАЕВ, Л. Д. ОСТРОВСКАЯ
АДАПТАЦИЯ ОПРОСНИКА ТЕМПЕРАМЕНТА И ХАРАКТЕРА Р.
КЛОНИНДЖЕРА НА РУССКОЯЗЫЧНОЙ ВЫБОРКЕ 1
© 2005 г. Н. А. Алмаев*, Л. Д. Островская**
* Кандидат психологических наук, старший научный сотрудник ИП РАН, Москва
** Аспирантка отдела по изучению пограничной психической патологии и
психосоматических расстройств НЦПЗ РАМН, Москва
Проведена проверка теста Клонинджера (TCI) на внутреннюю согласованность субшкал
на выборке испытуемых без психических отклонений (n = 237). Ряд вспомогательных
шкал, а также шкала темперамента Настойчивость (Н) показали низкую внутреннюю
согласованность. Сформированную по результатам проверки сокращенную версию
опросника для русскоязычной выборки составили 140 пунктов, 6 базовых шкал и 18
субшкал. В результате оценки психометрических характеристик TCI-140 на материале лиц
без психических отклонений (n = 694) получено частичное воспроизведение факторной
структуры опросника. Полностью воспроизведены базовые шкалы Избегание опасности
(ИО), Самотрансцендентность (СТ) и Кооперативностъ (К); неоднозначны данные,
полученные по шкалам Зависимость от поощрения (ЗП), Поиск нового (ПН) и
Самостоятельность (С).
Ключевые слова: темперамент, характер, TCI, TCI-140, шкала, субшкала, внутренняя
согласованность, факторный анализ, корреляционный анализ.
Разработка и применение личностных опросников является одним из наиболее важных
направлений в современной психологии. Подобные методики, как правило, строятся на
основе одной из двух парадигм: типологической или дименсиональной.
Примером реализации типологической парадигмы являются хорошо известные тесты
MMPI, Леонгарда-Шмишека, ПДО Личко и др., имеющие в своей основе ту или иную
типологию характеров, опирающуюся на классификацию психиатрических синдромов.
Единицей анализа в подобных тестах фактически является клинический синдром, поэтому
они известны среди психиатров и часто используются в патопсихологии. Однако при
обследовании здоровых испытуемых получаемый психологический портрет строится на
основе перечисления минимальных проявлений различной психопатологии.
В рамках дименсиональной (от англ. dimension - измерение) парадигмы смысловой
основой опросника служит набор личностных черт, объединенных с помощью метафоры
пространства и математического метода факторного анализа в некие базовые "измерения".
Родоначальник направления Р. Кеттел при создании своего опросника взял в качестве
исходного материала все термины, используемые в естественном языке для описания
личности. По результатам экспертных оценок термины были сгруппированы по смыслу,
после чего образовавшееся пространство личностных черт подвергли факторизации.
Полученные факторы (измерения) и являются в данной парадигме смысловой единицей
анализа при оценке структуры личности.
Факторный анализ при этом выступает как главный инструмент разработки и проверки
опросников.
Однако именно он и показывает, что данный метод не отличается большой надежностью.
Действительно, согласно Г. Айзенку [1], тест Кеттела так ни разу и не был воспроизведен
при повторной (проверочной) факторизации; максимум того, что удавалось достичь, воспроизведения 8 факторов.
В качестве выхода из данной ситуации Айзенк [1] предложил путь еще большей
аггрегации факторов, в результате чего практически любая структура сводилась им к его
"гигантским трем". Однако с увеличением охвата понятия объем его обедняется.
Прекрасно воспроизводившийся тест Айзенка эмпирически оказался
малоинформативным, его категории оценки - слишком абстрактными и размытыми.
Позже в кругах специалистов по дифференциальной психологии наибольшую известность
приобрела так называемая "Большая пятерка". Так обозначаются методики П. Коста и Р.
МакКрэ [8] и Л. Гольдберга2 , основанные на выделении пяти
1
Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ N 03 - 06 - 80106-а.
2
С работами этого автора удобнее всего ознакомиться, посетив сайт www.ipip.ori.org.
стр. 77
независимых факторов. Варианты "Большой пятерки" отличаются между собой по
названиям факторов, однако их значения ближе, чем можно предположить по названиям.
Подробнее об этом, а также о разработке русской "Большой пятерки" можно прочитать в
книге А. Г. Шмелева [4].
Признавая существенную роль факторного анализа в качестве инструмента проверки
тестов, специалисты расходятся во взглядах на его значимость как основы теоретических
построений.
Необходимо заметить, что в современной психометрике сосуществуют две тенденции. В
рамках одной, включающей Р. Кеттела, Г. Айзенка [1], П. Коста и Р. МакКрэ [8], А. Г.
Шмелева [4] и др., исследователи склонны к теоретизированию по результатам
факторного анализа, к обобщению его результатов a posteriori. В другой, представленной,
например, работами В. М. Русалова, R. Cloninger [6, 7], A. Laengle [11], факторный анализ
рассматривается лишь как средство проверки шкал, выделенных на основе некоторых
теоретических построений еще до его проведения, a priori.
Учитывая, что на результаты факторного анализа влияют не только содержание
опросников, но и особенности выборок, на которых проводится тестирование, наличие
теоретических представлений о структуре отражаемой психологической реальности
весьма желательно.
К критике, как неоднократно в своих выступлениях выражался А. В. Брушлинский,
"чертизма", т.е. апостериорного объединения личностных черт в некие измерения, следует
добавить еще и то, что теория, основанная на такой агрегации, представляет собой не что
иное, как обобщение обыденных представлений носителей языка о личности. Айзенк
попытался предложить некоторые психофизиологические интерпретации своих
"гигантских трех", однако, как показал Дж. Грей, они оказались неудачными. В свою
очередь Грей настаивает, что адекватное представление о структуре личности возможно
лишь в том случае, когда в него включены три уровня функционирования индивида:
нейрофизиологический, поведенческий и социальный [2].
Сходные критерии лежали в основе разработки биопсихосоциальной концепции Р.
Клонинджера, на основе которой был создан Опросник структуры характера и
темперамента (The Temperament and Character Inventory (TCI) [7]).
Опросник структуры характера и темперамента Р. Клонинджера (TCI)
TCI был задуман как всесторонний личностный опросник с широкой сферой применения.
Его характеризуют: четкие теоретические положения, лежащие в основе шкал; характер
конструктов, используемых для описания поведения; возможность интерпретации
полученных результатов в терминах психопатологии.
Согласно биопсихосоциальной концепции Клонинджера, в структуре личности можно
выделить три базовые и генетически детерминированные оси, которые измеряются тремя
шкалами темперамента: Поиск нового (ПН) - Novelty Seeking, Избегание опасности (ИО) Harm Avoidance и Зависимость от поощрения (ЗП) - Reward Dependence [6, 7].
Опросник Клонинджера имеет в основе дименсиональную парадигму, однако единицей
анализа здесь являются базовые характеристики биологического реагирования индивида.
Что касается осей ПН и ИО, то они практически совпадают с предложенными Греем
"Системой приближающего поведения" и "Стоп-системой поведения" [2]. За этими
построениями обоих авторов лежит большой массив исследований дофаминэргической и
серотонэргической систем головного мозга [2, 6, 10, 12, 13]. В частности, Клонинджером с
коллегами [6], а также Руегг и др. [12] проводились исследования с целью выявить
нейробиологические корреляты базовых осей темперамента. Так, было показано наличие
позитивной связи между повышением у индивида склонности к Избеганию опасности и
частым выбросом серотонина из пресинаптических рецепторов. В свою очередь, у лиц с
высоким Поиском нового снижен базовый уровень выброса дофамина из
пресинаптических рецепторов, что повышает чувствительность постсинаптических
рецепторов. Предполагается, что эта компенсаторно повышенная чувствительность
вызывает у лиц с высоким ПН эйфорическое возбуждение, источником которого служат
либо постоянно новые впечатления, либо чрезмерная стимуляция (например, затяжные
прыжки с парашютом).
Различие между теориями Клонинджера и Грея проявляется во введении третьего
измерения. У Грея оно получило название "Борись/убегай" и соотносилось с
норадренергической системой в качестве психофизиологической основы, у Клонинджера это измерение Зависимости от поощрения (ЗП), которое не имеет однозначного
нейрофизиологического коррелята.
Выделение конструкта ЗП базируется на обширных клинических наблюдениях.
Предполагалось, что он должен существенно дополнять картину, получаемую с помощью
первых двух осей, а также позволять интерпретировать экстремальные профили
темперамента в традиционных терминах личностных расстройств и кластеров
американской системы классификации болезней DSM-IV. Экстремально высокие и низкие
значения оси ЗП в сочетании с показателями других осей позволяют устанавливать
различия в клинической картине, что подтверждается, в частности,
стр. 78
Таблица 1. Соотношение базовых характеристик реагирования и традиционно
выделяемых личностных кластеров и типов*
Личностный кластер
DSM-IV
Тип личности
Наименование базовой шкалы
Поиск
Избегание Зависимость
нового опасности от поощрения
Антисоциальный Высокий
Низкое
Низкая
"Шизотипальный" +
черты "драматического"
"Драматический"
Гистрионный
Высокий
"Тревожный" + черты
ПассивноВысокий
"драматического"
агрессивный
Присутствуют черты
Эксплозивный Высокий
всех трех кластеров
"Тревожный" + черты
Обсессивный
Низкий
"шизотипального"
"Шизотипальный"
Шизоидный
Низкий
"Драматический"
Циклотимический Низкий
"Драматический" +
ПассивноНизкий
черты "тревожного"
зависимый
Низкое
Высокое
Высокая
Высокая
Высокое
Низкая
Высокое
Низкая
Низкое
Низкое
Высокое
Низкая
Высокая
Высокая
результатами психофармакологических исследований [10].
Каждой из указанных осей соответствует ряд поведенческих признаков, предельная
выраженность которых по одной или нескольким осям сопряжена с
патохарактерологическими девиациями. В свою очередь, согласно Клонинджеру, у
хорошо адаптированного индивида данные признаки сбалансированы.
Сочетание экстремально высоких или низких показателей по трем измерениям
темперамента образует 8 личностных типов, соответствующих, по мысли авторов,
традиционно выделяемым паттернам личностных расстройств (данные в табл. 1
приводятся по [7, с. 32]).
Конфигурации шкал темперамента также хорошо соотносятся с выделяемыми в DSM-IV
кластерами расстройств личности. Повышение показателей по шкалам Поиск нового (ПН)
и Зависимость от поощрения (ЗП) ассоциируется с принадлежностью к "драматическому"
кластеру, высокие показатели по шкале Избегание опасности (ИО) отражают наличие
черт "тревожного" кластера, снижение оценок по шкале ЗП ассоциируется с
"шизотипальным" кластером [6, 7, 13]. Согласно данным С. Бейрот [5], величина
корреляции между оценками по шкалам TCI и верифицированными симптомами
личностных расстройств упомянутых кластеров составила соответственно 0.68, 0.76 и
0.80; при этом данные по субшкалам TCI объясняли до 64% дисперсии в кластерах.
Помимо указанных выше шкал опросник включает еще одну шкалу темперамента упорство, а также 3 шкалы характера, которые, как предполагает автор, соответствуют
трем аспектам Я-концепции, "типам самоидентификации субъекта" [6];
* Шкала "Самостоятельность" - оценивает Я как автономного субъекта;
* Шкала "Кооперация" - оценивает Я как часть социума;
* Шкала "Самотрансцендентность" - оценивает Я как часть мироздания.
Каждая из приведенных шкал в сочетании с другими характеризует стратегию адаптации
индивида и соответственно его предрасположенность к определенным психическим
отклонениям. Как показал ряд проведенных исследований, наибольший диагностический
вес имеет величина параметра "Самостоятельность", выраженное снижение оценок, по
которому ассоциируется с высокой вероятностью наличия патологии личности [6, 7].
Целью данного исследования явилась адаптация опросника TCI для русскоязычной
выборки.
Исследование проводилось в два этапа с 2002 по 2004 годы:
Задачи 1-го этапа включали: 1) апробацию полной (240 пунктов) переводной версии
опросника на русскоязычной выборке; 2) проверку внутренней согласованности шкал и
субшкал опросника; 3) формирование по ее результатам краткой версии теста.
В задачи 2-го этапа входили: 1) анализ корреляций шкал и факторной структуры
опросника TCI-140; 2) оценка связи между возрастом испытуемых и их результатами по
шкалам опросника.
МЕТОДИКА
Первый перевод теста Клонинджера был представлен в дипломной работе И. Бевз в 1996
г. В дальнейшем русскоязычный текст опросника вновь сравнивался с английским
оригиналом, в результате авторы данного исследования внесли ряд стилистических
правок. Основными критериями внесения правки выступали однозначность и простота
формулировки.
Попытка обратного перевода текста закончилась неудачей. Разработчики русской версии
осостр. 79
Таблица 2. Сопоставление значений альфа-коэффициента Кронбаха, полученных
Cloninger с соавт. [7] и по результатам настоящего исследования
ПН - ПОИСК НОВОГО (Novelty Seeking)
ИО - ИЗБЕГАНИЕ ОПАСНОСТИ (Harm Avoidance)
ЗП - ЗАВИСИМОСТЬ ОТ ПООЩРЕНИЯ (Reward
Dependence)
У - УПОРСТВО (Persistence)*
С - САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ (Self-Directedness)
К - КООПЕРАТИВНОСТЬ (Cooperativeness)
СТ - САМОТРАНСЦЕНДЕНТНОСТЬ (SelfTranscendence)
ПН1 - ЛЮБОЗНАТЕЛЬНОСТЬ (Exploratory
Excitability)
ПН2 - ИМПУЛЬСИВНОСТЬ (Impulsiveness)
ПН3 - РАСТОЧИТЕЛЬНОСТЬ (Extravagance)**
ПН4 - НЕОРГАНИЗОВАННОСТЬ (Disorderliness)
ИО1 - АНТИЦИПИРУЮЩАЯ ТРЕВОГА (Anticipatory
Worry)
ИО2 - СТРАХ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ (Fear of
Uncertainty)
ИО3 - ЗАСТЕНЧИВОСТЬ (Shyness)
ИО4 - АСТЕНИЯ (Fatigability and Asthenia)
ЗП1 - СЕНТИМЕНТАЛЬНОСТЬ (Sentimentality)
ЗП2 - ПРИВЯЗЧИВОСТЬ (Attachment)
ЗП3 - ЗАВИСИМОСТЬ (Dependence)
С1 - ОТВЕТСТВЕННОСТЬ (Responsibility)
С2 - ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННОСТЬ (Purposeful)
С3 - НАХОДЧИВОСТЬ (Resourcefulness)
С4 - САМОПРИНЯТИЕ (Self-Acceptance)
С5 - КОНГРУЭНТНАЯ ВТОРАЯ НАТУРА (Congruent
Second Nature)
K1 - СОЦИАЛЬНОЕ ПРИНЯТИЕ (Social Acceptance)
K2 - ЭМПАТИЯ (Empathy)
K3 - ГОТОВНОСТЬ ПОМОЧЬ (Helpfulness)
K4 - СОСТРАДАНИЕ (Compassion)
K5 - ЭТИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ (PureHearted)
СТ1 - САМОЗАБВЕННОСТЬ (Self-Forgetful)
СТ2 - ГИПЕРТРОФИРОВАННАЯ ЭМПАТИЯ
(Transpersonal Identification)
По данным
В данном
Клонинджера исследовании
.78
.74
.87
.62
.76
.60
.65
.86
.89
.84
.45
.79
.75
.84
.60
.55
.62
.71
.54
.71
.68
.61
.27
.69
.69
.56
.76
.72
.62
.72
.57
.70
.58
.57
.75
.75
.70
.84
.58
.64
.36
.72
.66
.42
.74
.72
.64
.47
.63
.86
.65
.73
.72
.65
.43
.49
.77
.41
.69
.68
СТ3 - ВЕРА В СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННОЕ (Spiritual
Acceptance)
.74
.74
* Полужирным шрифтом выделены шкалы, не вошедшие в сокращенный вариант
опросника.
** В русской версии остались только вопросы, связанные с распоряжением личными
финансами.
знали, что задачи обратного перевода оказались более сложными и труднореализуемыми,
чем это описывается Д. Кэмпбеллом [3, с. 306 - 317]. Вместе с тем показатели, полученные
в результате оценки внутренней согласованности переводных шкал, в целом хорошо
соотносятся с аналогичными данными Клонинджера (см. табл. 2), что позволяет говорить
о достаточной точности перевода оригинального опросника и сопоставимости данных
англо- и русскоязычной версий.
Участники исследования. На первом этапе исследования приняли участие 237 чел., не
обращавшихся за психиатрической помощью (возраст: медиана = 32 года, мин = 17, макс
= 78) в составе четырех выборок3 , оказавшихся доступными по условиям сбора
материала:
1) студенты и аспиранты (непсихологической специализации) (n = 42; возраст: медиана =
20, мин = 17, макс = 32);
2) врачи и обслуживающий медицинский персонал (n = 60; возраст: медиана = 25, мин =
22, макс = 50);
3) смешанная выборка испытуемых, составленная из родственников и знакомых сотрудни-
Частично использованы данные, полученные И. А. Бевз на выборке студентов и сотрудников медицинских
учреждений (n = 50), а также больных ИБС (n = 85).
3
стр. 80
ков (n = 50; возраст: медиана = 37, мин = 22, макс = = 63);
4) больные ишемической болезнью сердца (ИБС) (n = 85; возраст: медиана = 62, мин = 52,
макс = 78).
На втором этапе приняли участие 694 испытуемых, не обращавшихся за
психиатрической помощью, в возрасте 17 - 78 лет (возраст: медиана = 35, мин = 17, макс =
78), из них 278 мужчин (40% выборки), 416 женщин (60% выборки).
В состав четырех выборок вошли:
1) студенты и аспиранты гуманитарных специализаций (n = 248, возраст: медиана = 25,
мин = 17, макс = 46);
2) расширенная выборка испытуемых, составленная из лиц, принадлежащих к различным
слоям общества: родственников и знакомых участников исследования, работников
коммунальных служб, военнослужащих, членов спортивных секций, учеников
профтехучилищ и др. (n = 286; возраст: медиана = 31, мин = 18, макс = 67);
3) выборки пациентов (n = 160) с диагнозом ишемическая болезнь сердца (тестирование
проводилось за 2 - 3 дня до проведения операции аортокоронарного шунтирования) (n =
20; возраст: медиана = 53, мин = 40, макс = 66).
РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ
I этап исследования. Массивы данных по четырем выборкам позволили протестировать
шкалы переводной версии опросника на внутреннюю согласованность (см. табл. 2). С этой
целью был подсчитан альфа-коэффициент Кронбаха для каждой из базовых шкал,
субшкал, а также оценен вклад каждого пункта опросника в понижение или повышение
данного коэффициента. Указанные параметры рассчитывались сначала по каждой группе
отдельно, а затем по общей выборке.
Полученные показатели в целом хорошо соотносятся с данными скрининговых
исследований Клонинджера с соавт. [7, с. 88], что позволяет говорить о достаточной
точности перевода оригинального опросника и сопоставимости данных англо- и
русскоязычной версий. В табл. 2 приведены значения альфа-коэффициента, полученные в
ходе апробации оригинальной версии опросника и его переводного варианта. Как видно
из таблицы, автором опросника по шкале Упорство и по ряду субшкал были получены
значения альфа-коэффициента, равные 0.5 и ниже. Примечателен тот факт, что и в нашем
исследовании именно по этим "слабым" субшкалам были получены низкие значения
коэффициента Кронбаха.
По итогам проведенного анализа в сокращенную версию (TCI-140) включались шкалы,
показавшие удовлетворительную внутреннюю согласованность (альфа-коэффициент >
0.5), по меньшей мере, на трех выборках. Ряд пунктов, понижавших альфа-коэффициент
шкалы, и некоторые шкалы, демонстрировавшие низкую внутреннюю согласованность
более чем на двух выборках, были исключены; удалялись также избыточные дублируемые
пункты. В целом структура теста сохранилась; при применении полной и краткой версий
опросника были получены высокие корреляции между значениями по шкалам (r = 0.89, n
= 237, p < 0.05).
II этап исследования. Полученные на выборках результаты тестирования были
подвергнуты факторному анализу с использованием метода главных компонент,
вращением осей Varimax и нормализацией по Кайзеру. Выделенные 6 факторов
описывали 61% дисперсии, факторы 1 - 4 по данным Scree-теста имели собственное
значение, превышающее 1. Распределение факторных нагрузок приведено в табл. 3.
Все полученные факторы допускают следующую интерпретацию:
Фактор 1, объясняющий 19% общей дисперсии, следует признать воспроизведением
интегративной шкалы Избегание опасности (ИО). Высокие негативные нагрузки по
субшкалам Ответственность (С1) и Любознательность (ПН1) подтверждают, что
фактор отражает преобладание пассивного поведенческого реагирования.
Фактор 2 объясняет 13% общей дисперсии и отражает базовую шкалу
Самотрансцендентность (СТ), характеризующую отношения индивида с миром:
чувствует он себя замкнутым в границах частного существования или идентифицирует
себя с более широким окружением. Шкала дает хорошие возможности для
дифференцировки между шизоидными и шизотипальными личностями. В тесте А. Лэнгле
имеется шкала с аналогичным названием, но существенно иная по содержанию [9].
Фактор 3 объясняет 11% общей дисперсии; он включает субшкалы Целенаправленность
(С2) и Конгруэнтная вторая натура (С5), а также высокие негативные нагрузки по
субшкале Импульсивность (ПН2). Фактор отражает тенденции внутреннего самоконтроля
и подчинения всей деятельности субъекта поставленным жизненным целям. Может быть
обозначен как "Самоконтроль".
Фактор 4, объясняющий 9% общей дисперсии, можно интерпретировать как
воспроизведение шкалы Кооперативность (К). Достаточно высокие нагрузки,
полученные по субшкале Самопринятие (С4), вероятно, сопряжены с тем, что в
построении адекватных межличностных взаимодействий важную роль играет
реалистическое отношение испытуемого к себе. Тесная связь низкой кооперативности с
нарциссизмом и склонноестр. 81
Таблица 3. Факторные нагрузки, полученные по субшкалам TCI-140
Фактор 1 Фактор 2 Фактор 3 Фактор 4 Фактор 5 Фактор 6
ПН1*
ПН2
ПН3
ИО1
ИО2
ИО3
ИО4
ЗП1
ЗП2
К1
К4
С1
С2
С4
С5
СТ1
СТ2
СТ3
-0.50
-0.10
-0.15
0.74
0.74
0.64
0.68
0.43
0.00
-0.20
-0.02
-0.57
-0.33
0.02
-0.36
-0.07
-0.07
-0.03
0.37
0.07
0.00
-0.05
-0.09
-0.05
-0.05
0.43
0.01
0.01
0.12
-0.08
0.07
-0.43
-0.01
0.75
0.80
0.67
-0.23
-0.75
-0.22
-0.15
-0.04
-0.04
-0.16
0.06
0.00
0.22
0.03
0.21
0.69
0.01
0.75
-0.01
0.04
-0.03
-0.14
-0.10
0.05
-0.02
-0.05
-0.05
0.09
0.39
0.03
0.70
0.82
0.17
0.03
0.62
0.12
-0.19
0.07
0.12
-0.30
0.25
0.78
-0.12
0.15
-0.12
-0.20
0.24
0.14
0.23
-0.01
0.01
0.00
-0.29
0.02
-0.10
-0.10
0.18
0.29
0.09
0.17
0.11
-0.03
-0.24
0.15
0.14
0.92
-0.06
0.07
0.03
0.11
-0.01
-0.03
-0.02
-0.04
0.06
Примечание. * Расшифровку названий субшкал см. в табл. 2; приняты во внимание
факторы с нагрузками ≥ 0.50.
тью к инфантильному фантазированию отмечается также автором опросника [6, 7].
Фактор 5, объясняющий 5% общей дисперсии, составлен нагрузкой по единственной
субшкале Расточительность (ПН3), стоящей изолированно и не связанной ни с одной из
шкал опросника.
Фактор 6 объясняет 5% общей дисперсии. Он также образован единственной субшкалой
Привязчивость (ЗП2), отражающей повышенную потребность в тесном эмоциональной
общении.
В целом можно констатировать невоспроизведение интегративных шкал
Самостоятельность (С), Зависимость от поощрения (ЗП) и Поиск нового (ПН). В
отношении последней наиболее показательным может представляться разделение ее
субшкал на два противоположных полюса (ПН1 и ПН3) в факторе 5. Необходимо, однако,
принимать во внимание недостаточную репрезентативность тестированной выборки с
точки зрения генеральной популяции, связанную с преобладанием в ней лиц в возрасте 20
- 25 лет.
Как показано ниже (табл. 3), шкала ПН демонстрирует негативную связь с возрастом (при
этом корреляция ее субшкалы Любознательность (ПН1) с возрастом = -0.30).
Характерно, что при раздельной факторизации выборок испытуемых молодого и
пожилого возраста подобного распадения шкалы ПН не наблюдалось. Следовательно,
такое расщепление обусловлено влиянием возрастных особенностей выборок.
Что касается шкалы ЗП, то связь между двумя ее субшкалами невелика (r = 0.12).
Примечателен факт, что в исследовании факторной структуры оригинальной версии
опросника, проводившемся Клонинджером с соавторами, интегральная шкала 377 также
не воспроизвелась [7, с. 96]. Субшкала Привязчивость (ЗП2) выделилась авторами в
отдельный фактор, а Сентиментальность (ЗП1) и Зависимость (ЗП3), показавшая и у
Клонинджера, и в данном исследовании низкую внутреннюю согласованность,
объединились в один фактор с субшкалами шкалы К. По всей видимости, данный
теоретический конструкт нуждается в более детальной операционализации.
Наконец, шкала Самостоятельность (С), состоящая из четырех, на наш взгляд, очень
удачных субшкал, при факторизации не выступает как нечто единое. Возможно, это
обусловлено все теми же особенностями нашей выборки - преобладанием в ней молодых
людей, многие из которых еще не достигли достаточной личностной зрелости.
Исследование корреляций шкал и субшкал опросника позволяет дополнить
представления о смысловой структуре теста. Использовался коэффициент ранговой
корреляции Спирмена.
Как можно видеть из табл. 4, у шкал Поиск нового и Самотрансцендентность отмечается
негативная возрастная динамика, что сопряжено с естественным снижением
исследовательской активности и потребности во внешней стимуляции
стр. 82
Таблица 4. Корреляции между интегральными шкалами TCI-140
Наименование параметра
ИО
ЗП
К
С
Поиск нового (ПН)
-0.18** 0.13* -0.09* -0.20**
Избегание опасности (ИО)
0.11* -0.15** -0.37**
Зависимость от поощрения
0.21**
(ЗП)
Кооперативность (К)
0.37**
Самостоятельность (С)
Самотрансцендентность
(СТ)
СТ
Возраст
0.18** -0.26**
-0.11* 0.20**
0.19**
-0.12*
0.27**
0.10*
-0.14*
* p < 0.01 (r Спирмена, n = 694).
** p < 0.0001.
по мере взросления индивида. Показатели по шкале Поиск нового тесно связаны со
шкалами ЗП и СТ и негативно коррелируют со шкалами К и С, показатели по которым
имеют тенденцию к росту по мере взросления индивида и обретения им зрелой
личностной и социальной позиции.
Высокие оценки по шкале Избегание опасности связаны с дезадаптивными паттернами
поведения индивида, что подтверждается наличием выраженных негативных корреляций
со шкалами К и С, которые, по данным авторов опросника, отражают степень зрелости и
внутренней интегрированности личности [7]. Позитивная корреляция шкалы ИО с
параметром возраста объясняется в первую очередь тем фактом, что среди испытуемых
пожилого возраста значительную часть составляли соматические больные, у которых
тенденции к избегающему и самооберегающему поведению закономерно усилены.
Шкала Зависимость от поощрения демонстрирует позитивные корреляции со шкалами
СТ и К, что отражает тенденцию к расширению субъектом границ собственного Я.
Наличие корреляций со шкалой ИО подтверждает, что у ряда испытуемых повышенная
тревожность ассоциируется с излишней зависимостью от других лиц и внешней
мотивированностью деятельности.
Приведенные данные хорошо соотносятся с результатами, полученными Клонинджером в
ходе апробации полной авторской версии опросника. Единственным существенным
расхождением является упомянутая тенденция к повышению с возрастом оценок по шкале
ИО, не отмечавшаяся в исследовании англоязычной версии опросника [7, с. 89].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Был проведен анализ психометрических свойств теста Клонинджера на довольно
значительной выборке (около 700 чел.), включающей представителей различных
возрастов. Использовались лишь традиционные для данной задачи методы - коэффициент
альфа-Кронбаха и факторный анализ. Получены надежные, внутренне согласованные
шкалы русской версии, изучены их особенности; приобретен опыт согласованного
истолкования их результатов; выявлены их связи между собой. Не все интегративные
шкалы воспроизвелись при рефакторизации. Для окончательного ответа на вопрос о
факторной структуре теста следует увеличить выборку, добившись более равномерной
представленности в ней испытуемых различных возрастов.
Проведенный анализ позволяет сделать выводы:
1) Разработана сокращенная русскоязычная версия опросника Клонинджера (TCI-140),
включившая только внутренне согласованные шкалы.
2) Факторная структура исходного теста воспроизведена частично, что может быть
связано с преобладанием в выборке лиц молодого возраста.
3) Необходим дальнейший сбор материала для более полного представления различных
возрастных категорий в выборке, проведение повторного корреляционного и факторного
анализа в целях получения окончательных тестовых норм для различных возрастов.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Исходная версия опросника (TCI) состояла из 240 утверждений, составлявших 7
личностных шкал (4 шкалы темперамента и 3 шкалы характера). Ниже приводится
описание 6 базовых шкал (3 шкалы темперамента и 3 шкалы характера) и 18 субшкал,
вошедших в краткую версию опросника (TCI-140), а также шкал валидности. В скобках
после описания интерпретации указаны примеры утверждений для каждой субшкалы.
ПОИСК НОВОГО (ПН). Состоит из 3 субшкал:
ПН1 Любознательность vs. Ригидность. Лица с высокими показателями по этой
субшкале склонны к исследовательской активности, постоянно нуждаются в новых
впечатлениях, пресыщаемы, не переносят монотонии. ("Когда в моей
стр. 83
жизни не происходит ничего нового, я сам отправляюсь на поиски приключений".)
ПН2 Импульсивность vs. Рефлексия. Высокие показатели по субшкале характерны для
людей восторженных, экспрессивных, не способных контролировать свои побуждения.
("Прежде чем подписать какой-либо документ я, скорей всего, прочту его от начала и до
конца".) Пункт, приведенный для примера, засчитывается с обратным знаком.
ПН3 Расточительность vs. Умеренность.
Высокие показатели по субшкале отражают склонность довольно экстравагантно
распоряжаться своими финансами и силами. ("Из-за того, что я трачу деньги
необдуманно и импульсивно, мне трудно накопить их, даже с конкретной целью
(например, на отпуск)".)
Возрастание показателей по шкале говорит о возбудимости, любознательности,
психической подвижности, экспансивности, импульсивности и пресыщаемости, а также
ассоциируется со вспыльчивостью и гневливостью. Снижение показателей по шкале
отражает медлительность, индифферентность, отсутствие энтузиазма, бережливость,
умеренность, сдержанность, толерантность к монотонной работе.
ИЗБЕГАНИЕ ОПАСНОСТИ (ИО). Содержит 4 субшкалы:
ИО1 Предвосхищающая тревога vs. Оптимизм. Высокие показатели по шкале бывают у
лиц тревожных, с обостренной реакцией на социальное неодобрение, высмеивание;
пессимистов, преувеличивающих ожидаемую опасность. ("Я чаще других беспокоюсь о
том, что может произойти что-то плохое".)
ИО2 Страх неопределенности vs. Уверенность. Высокие показатели по субшкале
отражают непереносимость ситуаций неопределенности, воспринимаемых как
потенциально опасные; такие люди с трудом приспосабливаются к изменениям в
привычном распорядке, предпочитают не выделяться и не проявлять особой активности
или инициативы. ("В незнакомых ситуациях я чувствую напряжение и беспокойство".)
ИО3 Застенчивость vs. Общительность. Лица с высокими показателями по этой шкале
застенчивы, недоверчивы, могут вступить в отношения с незнакомыми людьми только
при наличии надежных гарантий принятия. ("Обычно я избегаю общения с незнакомыми
людьми, потому что мало доверяю тем, кого не знаю".)
ИО4 Астения vs. Энергичность. Лицам с высокими показателями по этой субшкале
присуще восприятие себя как утомляемых, слабых, незащищенных и хрупких. ("По
сравнению с другими, мне требуется больше времени, чтобы прийти в себя после болезни
или пережитого стресса".)
Возрастание показателей по шкале ИО свидетельствует о невротизации и выраженной
тревожности как черте личности. Лица с пиком личностного профиля по шкале ИО
осторожны и предусмотрительны, тревожно-заботливы, не уверены в себе, боязливы,
полны сомнений и предчувствий, нервозны, легко падают духом, пессимистичны. Они
утомляемы и ранимы, вследствие чего сильно нуждаются в одобрении и поддержке,
излишне чувствительны к неодобрению и критике. Снижение показателей по шкале
ассоциируется с низким уровнем тревожности, беззаботностью, смелостью, с оптимизмом
и уверенностью в себе.
ЗАВИСИМОСТЬ ОТ ПООЩРЕНИЯ (ЗП). Содержит 2 субшкалы:
ЗП1 Сентиментальность vs. Бесчувственность. Лица с высокими показателями по
этой субшкале сентиментальны, чутки, жалостливы, не стесняются проявлять свои эмоции
на людях, часто воспринимают чужие переживания как свои собственные. ("Я полагаю,
что сентиментальные песни и кинофильмы только наводят тоску".) Пункт,
приведенный для примера, засчитывается с обратным знаком.
ЗП2 Привязчивость vs. Отстраненность. Подъем по данной субшкале свойственен
людям ранимым, зависимым от одобрения со стороны окружающих, остро нуждающимся
в прочных эмоциональных контактах. ("Скорее, я предпочту поделиться своими
переживаниями с близкими, чем держать их в себе".)
Лица с высокими показателями по шкале Зависимость от поощрения общительны, мягки,
нежны, чувствительны.
Возрастание показателей по шкале ЗП свидетельствует о привязчивости (вплоть до потери
объективности суждений), нежности, чувствительности к окружающим, душевной
теплоте. Такие люди привязчивы, активно ищут общения и открыты ему; легко поддаются
чужому влиянию, зависимы от мнения и оценок других. "Провал" по шкале ЗП говорит о
практичности и твердости; дистанцированности, эмоциональной холодности, безразличию
к похвале и неодобрению.
САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ (С). Состоит из 4 субшкал:
С1 Ответственность vs. Обвинение других. Людям с высокими показателями по шкале
присущ интернальный локус контроля, личностная зрелость; они считают себя
ответственными за свои установки и поведение. ("Я довольно часто ощущаю себя
жертвой обстоятельств".) Пункт, приведенный для примера, засчитывается с обратным
знаком.
С2 Целенаправленность vs. Дефицит целенаправленности. Высокие показатели по
субшкале соответствуют ориентированности на достижестр. 84
ния; у подобных лиц развита способность к откладыванию
вознаграждения/удовлетворения для достижения своих целей, т.е. деятельность их
определяется стратегическими, отдаленными во времени целями, задачами и ценностями.
("У меня часто возникает ощущение, что моя жизнь не имеет цели и смысла".) Пункт,
приведенный для примера, засчитывается с обратным знаком.
С3 Самопринятие vs. Инфантильные фантазии. Лица с высокими показателями по
этой субшкале уверены в себе и хорошо осознают собственные возможности и
существующие ограничения, вполне удовлетворены своим ментальным и физическим
статусом; не склонны мечтать о безграничной власти, о неземной красоте и т.д. ("Я хотел
бы быть красивее всех остальных".) Пункт, приведенный для примера, засчитывается с
обратным знаком.
С4 Гармоничная вторая натура vs. Вредные привычки. Людям с высокими
показателями по субшкале свойственна самодисциплина; полезные привычки и навыки,
достигающие уровня автоматизма, становится их "второй натурой". ("Многие мои
привычки затрудняют достижение важных для меня целей".) Пункт, приведенный для
примера, засчитывается с обратным знаком.
Возрастание показателей по шкале С связывается с личностной зрелостью,
сформированностью процессов саморегуляции, ответственностью, самодостаточностью,
целенаправленностью, конструктивностью, собранностью, высокой степенью внутренней
интеграции Я, уверенностью в себе. Обратный полюс шкалы соответствует личностной
незрелости, слабости и хрупкости Я. Как следствие этого выступают неспособность к
саморегуляции и построению иерархии мотивационно-потребностной сферы,
безответственность, внутренняя противоречивость. В целом, "провал" по шкале С
ассоциируется с наличием патологии личности.
КООПЕРАТИВНОСТЬ (К). Включает 2 субшкалы:
К1 Социальное принятие vs. Социальная нетерпимость. Лица с высокими
показателями по этой субшкале конформны, терпимы и дружелюбны. ("Мне бывает
трудно выносить людей, которые в чем-либо сильно отличаются от меня".) Пункт,
приведенный для примера, засчитывается с обратным знаком.
К2 Сострадание vs. Мстительность. Людям с высокими показателями по этой
субшкале свойственны сострадание, сочувствие, незлобивость, способность прощать. Они
активно стремятся преодолеть чувство обиды с целью построения конструктивных
взаимоотношений. ("Обычно я быстро прощаю человека, причинившего мне зло".)
Шкала Кооперативности выявляет индивидуальные различия в способности к принятию
других людей и идентификации с ними. Лица с высокими показателями по этой шкале
эмпатичны, терпимы, сострадательны, стремятся к сотрудничеству и кооперации.
Обратный полюс шкалы К отражает тенденции оппортунизма, соперничества,
мстительности; неспособность сопереживать и принимать в расчет интересы других
людей.
САМОТРАНСЦЕНДЕНТНОСТЬ (СТ). Включает в себя 3 субшкалы:
СТ1 Самозабвение - Фиксированные границы Я . Лица с высокими показателями по этой
субшкале тяготеют к трансцендированию (расширению) границ своего Я в ситуации
тесных эмоциональных отношений или поглощающей их деятельности. Лица, способные
в такой степени отрешиться от своего Я, нередко обладают оригинальным творческим
мышлением, хотя внешне производят впечатление рассеянных, чудных, "не от мира сего".
("Я могу настолько увлечься делом, что на время забываю, где я нахожусь".)
СТ2 Трансперсонализм vs. Индивидуализм.
Лица с подъемом по этой субшкале испытывают чувство единства со Вселенной и всем,
что ее составляет: природой, людьми; ощущают себя сопричастными и ответственными за
все происходящее в мире. Наивные идеалисты. ("Иногда я ощущаю себя частью духовной
силы, которая управляет всей жизнью на земле".)
СТ3 Спиритуализм vs. Материализм. Лица с высокими показателями по этой субшкале
верят в чудеса и в мистическую силу суеверий. Подобная склонность к "магическому
мышлению", однако, нередко помогает легче справляться с ситуациями страдания и
смерти. ("Я верю в то, что чудеса случаются".)
Лица с высокими показателями по этой шкале непритязательны, смиренны, скромны и
несколько наивны; могут получать удовольствие от самого процесса деятельности, даже
не имея полного представления о ее конечном результате, и не испытывают потребности в
контроле над ситуацией. Эти черты характера помогают человеку пережить страдание и
смириться с мыслью о неизбежности смерти - особенно в пожилом возрасте. Снижение
показателей по этой шкале связано с недостатком воображения, неспособностью
переносить ситуации амбивалентности, прагматичным рационализмом.
ШКАЛЫ ВАЛИДНОСТИ
Шкала лжи непосредственно представлена только пунктом N 135 "Отвечая на этот
опросник, я изрядно наврал", позитивный ответ на который отражает несерьезное
отношение к тестированию. Сюда же можно отнести еще три пункта. Если балл по шкале
превышает 3, достоверность результатов сомнительна.
стр. 85
Шкала соглашательства/негативизма оценивает число позитивных ответов при
заполнении опросника и позволяет зафиксировать тенденцию испытуемого давать
позитивные ответы достоверно чаще/реже, чем в среднем. Частота ответов "да" более чем
92 либо менее чем 44 пункта может свидетельствовать об искажении либо
недостоверности результатов.
Шкала одинаковых пунктов содержит 8 пар вопросов, на которые испытуемые обычно
отвечают одинаково. Четыре и более несовпадения в парах свидетельствуют о возможной
недостоверности протокола.
Шкала обратных пунктов включает 6 пар утверждений, противоположных по значению.
При наличии в протоколе трех и более пар взаимоисключающих ответов результаты
недостоверны. Полное отсутствие противоречивых ответов по шкалам парных пунктов
может также свидетельствовать об установочном, настороженном отношении
испытуемого к тестированию. Ответы испытуемых кодируются как 1 ("верно") и 0
("неверно").
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Айзенк Г. Ю. Количество измерений личности: 16, 5 или 3? - критерии таксономической
парадигмы // Иностранная психология. 1993. Т. 1. N 2. С. 9 - 24.
2. Грей Д. А. Нейропсихология темперамента // Иностранная психология. 1993. Т. 1. N 2.
С. 24 - 37.
3. Кэмпбелл Д. Модели экспериментов в социальной психологии и прикладных
исследованиях. СПб., 1996. С. 306 - 317.
4. Шмелев А. Г. Психодиагностика личностных черт. СПб.: Речь, 2002.
5. Bejrot S. Personality disorders and relationship to personality dimensions measured by the
Temperament and Character Inventory in patients with obsessive-compulsive disorder // Acta
Psychiatrica Scandinavica, 1998. V. 98. Issue 3. P. 243 - 249.
6. Cloninger C. R., Svrakic D. M., Przybeck T. R. A Psycho-biological Model of Temperament
and Character // Arch. Gen. Psychiat. 1993. V. 50. P. 975 - 990.
7. Cloninger C. R., Przybeck T. R., Svrakic D. M., Wetzel R. D. The Temperament and Character
Inventory (TCI): a guide to its development and use. St-Louis, 1994.
8. Costa P. T., McCrae R. R. From catalogue to classification: Murray's needs and the five factor
model.// J. of Personality and Social Psychology. 1988. V. 55. P. 258 - 265.
9. Gutierrez F. et al. Psychometric properties of the Temperament and Character Inventory
(TCI) questionnaire in a Spanish psychiatric population //Acta Psychiatrica Scandinavica,
February 2001. V. 103. Issue 2. P. 143 - 147.
10. Joice P. R., Mulder R. T., Cloninger C. R. Temperament predicts clomipramine and
desipramine response in major depression // J. of Affective Disorders 1994. V. 30. P. 35 - 46.
11. Laengle A., Orgler C., Kundi M. Existenz-Skala Manual, Beltz Test GmbH. Goettingten,
2000.
12. Ruegg R. G. et al. Clomipramine Challenge Responses Covary with Tridimensional
Personality Questionnaire Scores in Healthy Subjects // Biological Psychiatry. 1997. V. 42. N
12.
13. Svrakic D. M., Whitehead C., Przybeck T. R., Cloninger C. R. Differential Diagnosis of
personality Disorders by Seven Factor Model of Temperament and Character // Arch. Gen.
Psychiat. 1993. V. 50. P. 991 - 999.
RUSSIAN-LANGUAGE ADAPTATION OF TEMPERAMENT AND CHARACTER
INVENTORY BY R. CLONINGER
N. A. Almaev*, L. D. Ostrovskaya**
* PhD, senior research assistant, Psychological Institute ofRAS, Moscow
** Post-graduate, department of borderline psychopathology and psychosomatic disorders,
Mental Health center of RAMS, Moscow
Verification of subscales internal consistency of R. Cloninger's Inventory (TCI) was made on the
basis of a sample of mentally sane people (n = 237). Internal consistency of some subscales and
one of the temperamental scales (persistence) were low. Reduced version of Inventory consisting
of 140 items, 6 basic scales and 18 subscales was formed. Factor structure of TCI-140 obtained
on the basis of a sample of mentally sane people (n = 694) partially reproduced the one of the
Inventory. Some basic scales such as harm avoidance (HA), self-transcendence (ST), and
cooperation (C) were reproduced completely, but some scales - reward dependence (RD),
novelty seeking (NS), and Self-Directedness showed ambiguous results.
Key words: temperament, character, TCI, TCI-140, scale, subscale, internal consistency, factor
analysis, correlation analysis.
стр. 86
Страницы будущей книги. СМЫСЛООБРАЗОВАНИЕ В ПРОЦЕССЕ
ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЙ
Автор: Сальваторе Р. МАДДИ
СМЫСЛООБРАЗОВАНИЕ В ПРОЦЕССЕ ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЙ 1
© 2005 г. Сальваторе Р. Мадди
Университет Ирвайн, Калифорния, США
Основное положение экзистенциальной психологии состоит в том, что личное ощущение
смысла является важнейшим детерминантом психических процессов и действий человека
(см., напр., Binswanger, 1963; Boss, 1963; Frankl, 1963). Это положение вызвало
энергичные попытки исследовать и теоретически осмыслить биологические, социальные,
культурные, семейные, а также связанные с возрастными периодами истоки личностного
смысла (см., напр., DePaola & Ebersole, 1995; Fabry, 1990; Fry, 1992; Heidrich & Ryff, 1993;
Horley, Carroll, & Little, 1988; Parks, Klinger, & Perlmutter, 1988 - 1989; Reker & Wong,
1988; Ryff & Keyes, 1995; Wong, 1995a). Еще одно важное положение экзистенциальной
психологии состоит в том, что личностный смысл вытекает из индивидуальных решений,
которые люди принимают каждодневно (Kierkegaard, 1954; Maddi, 1970; May, 1967). Это
положение указывает на механизм воздействия культурных, социальных и семейных норм
на личностный смысл индивида (см., напр., Baumeister, Reis, & Delespaul, 1995; Ryff &
Keyes, 1995). Более важно, однако, его следствие: в процессе повседневного принятия
решений человек может выходить за рамки норм, обретая тем самым
индивидуализированный, или субъективный смысл (см., напр., Fabry, 1988; Frankl, 1963;
Kierkegaard, 1954; Lukas, 1990; Maddi, 1970; May, 1967; Sartre, 1956). На это указывают
некоторые из последних исследований и теоретических работ (см., напр., Fry, 1989, 1992;
Klinger, 1994, 1995; Palys & Little, 1983; Ryff, 1989; Sheldon & Emmons, 1995; Tweed &
Ryff, 1991).
Одно дело - сказать, что повседневные решения определяют личностный смысл, но совсем
другое дело - концептуализировать то, как именно конкретные повседневные мысли,
чувства и действия формируют у человека определенный взгляд на себя и на мир. При
этом особенно сложно понять, почему процесс принятия решений иногда облегчает
принятие культурных и социальных норм, а иногда ведет к их преодолению. Для того
чтобы полностью понять ведущую роль, которую играет в смыслообразовании процесс
принятия решений, необходимо обосновать его целостной теорией личности (Maddi,
1997). В настоящей статье делается попытка такого обоснования через обсуждение
экзистенциальных определений ядра личности (того, с чем все люди рождаются),
периферии личности (стилей жизни, которые люди принимают) и процесса развития (как
социальное взаимодействие приводит людей к дифференцировке от общего ядра к
различным жизненным стилям). В ходе этого обсуждения особенно важные темы - такие
как смелость или жизнестойкость, экзистенциальная психопатология и напряжение между
бесконечными возможностями и конкретными ограничениями - раскрываются в терминах
их отношения к обретению смысла через принятие решений.
Перед погружением в экзистенциальную теорию личности стоит рассмотреть сам процесс
принятия решений. Иногда решения принимаются только в уме, в результате
размышлений или игры воображения, а действия либо отсутствуют, либо следуют лишь
позже. Так, например, сознательно человек может решить, что он больше не любит свою
супругу, но тем не менее остаться с ней, продолжая действовать так, как если бы он
любил ее. Иногда, напротив, решения принимаются импульсивно, по ходу действия, при
небольшом размышлении или вообще без такового, хотя оно и может последовать за
совершённым дей-
1
Maddi S. R. (1998) Creating Meaning Through Making Decisions // Wong P. T. P. & Fry P. S. (Eds.) The Human Quest
For Meaning: A Handbook of Psychological Research and Clinical Applications. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum
Associates.
Сальваторе Мадди (род. 1933) - американский психолог и психотерапевт, профессор университета Ирвайн в
Калифорнии. Окончив с отличием аспирантуру Гарвардского университета в 1960 г., Мадди параллельно
занимается экспериментальным изучением креативности, методологией и сопоставительным анализом теорий
личности и клинической и психотерапевтической работой экзистенциалистской ориентации, к середине 1970-х гг.
сделав себе имя в каждой из этих трех областей. В дальнейшем Мадди продолжал успешно сочетать традиции
академической персонологии и экзистенциального подхода, разработав основы экзистенциальной персонологии, о
которой так мечтал в свое время Г. Олпорт. Наибольшую известность Мадди принесла, помимо его
фундаментального учебника "Теории личности: сравнительный анализ", выдержавшего уже 8 изданий, разработка
им в последние 15 лет теории и технологии диагностики и развития жизнестойкости - фундаментальной
личностной характеристики, лежащей в основе способности личности справляться с неблагоприятными
обстоятельствами жизни.
Публикуемая здесь с разрешения автора и издательства "Смысл" статья С. Мадди взята из готовящейся к изданию
на русском языке в 2006 году книги С. Мадди "Экзистенциальная персонология".
стр. 87
ствием. Так, например, человек может сразу принять предложение нового места работы,
не обдумывая все социальные, семейные, экономические и связанные с окружением
последствия, которые может иметь для него этот шаг. Иногда же обдумывание и действие
совместно участвуют в процессе решения с самого начала. В таких случаях человек
сначала достигает предварительного решения в уме, затем пробует его в действии и
использует полученный результат, чтобы подумать еще, вновь попробовать, и так далее.
Кроме того, решения могут иметь различный масштаб: в действительности все, что
человек делает в жизни, вытекает из его решений, но одно дело, если он решает не ходить
на вечеринку из-за усталости, и совсем другое дело - когда он решает продать свой дом.
Чем значительнее масштаб решения, тем сильнее оно влияет на личностный смысл. Но и
накопление небольших решений также влияет на него в определенной степени. В
конечном счете, экзистенциальный смысл решения (будь оно принято в уме или
воплощено в действии, будь оно небольшим или значительным) состоит в том, приводит
ли это решение человека к новому опыту или удерживает его в пределах знакомой
территории (Kierkegaard, 1954; Maddi, 1970; May, 1967).
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЕ ЯДРО ЛИЧНОСТИ
Рассматривая принятие решений в контексте экзистенциальной теории личности, в
первую очередь надо раскрыть ее основные положения, касающиеся присущих человеку
базовых свойств и возможностей развития. Понимание этих положений необходимо для
того, чтобы теория личности была целостной и непротиворечивой (Maddi, 1997). В основе
экзистенциальной теории личности лежит постулат о том, что среди базовых
потребностей человека можно выделить биологические, социальные и психологические
(Fabry, 1990; Fry, 1992; Maddi, 1970). К биологическому уровню относятся потребности в
питании и безопасности, к социальному - в контактах и в общении с другими. Сами по
себе эти потребности не отличают человека от других животных, и их выделение не
оригинально. Именно психологические (или психические, когнитивные) потребности в
символизации, воображении и суждении специфичны для человека, и их постулирование
не столь традиционно (Maddi, 1970).
В актах символизации человек выходит за рамки конкретных характеристик опыта,
категоризуя и интерпретируя его. В актах воображения он связывает и выстраивает
категории опыта иначе, чем это происходит с ними во внешнем мире. В актах суждения
человек занимает оценочную позицию (определяемую этическими нормами или его
собственными предпочтениями), опираясь на свой реальный или воображаемый опыт.
Положение о том, что психологические потребности в символизации, воображении и
суждении являются базовыми, основывается на их универсальности: каждая культура
включает в себя язык, слова которого представляют собой коллективные категории,
мифологию - плод коллективного воображения, а также систему ценностей - результат
коллективных суждений. Вероятно, нервная система человека, возникшая как грандиозное
устройство переработки информации, не может бездействовать. Это показали как
популярные в свое время эксперименты по сенсорной депривации, так и периодически
повторяемые опыты, демонстрирующие, что стимуляция и использование психических
функций необходимы для их сохранности и полноценного развития.
Процесс принятия решений
Что же следует из наличия у человека потребностей в символизации, воображении и
суждении? Люди не особенно склонны принимать данный им опыт таким, каков он есть.
Они постоянно сортируют или интерпретируют, перестраивают и пересматривают его,
определяя, что они думают об этом. Если бы люди обладали только биологическими и
социальными потребностями, они скорее принимали бы особенности внешнего мира и
своих организмов безо всяких размышлений и вопросов; они не были бы мыслящей
частью мира, в котором живут. Однако, обладая психологическими потребностями, люди
способны понять, что их взаимоотношения с социумом, культурой и материальным миром
продиктованы не только и, может быть, не столько неизбежными воздействиями извне,
сколько их собственными действиями. Проще говоря, человек способен понять, что в ходе
жизни он принимает решения, которые влияют на его жизнь. Именно содержание и
направленность этих решений наделяют его жизнь уникальным смыслом.
При взгляде под определенным углом зрения, множество решений, составляющих жизнь
индивида, имеют схожую форму, хотя и сильно различаются по содержанию. По своей
направленности решение может вести человека в будущее или, напротив, удерживать его
в прошлом (Kierkegaard, 1954; Maddi, 1988; May, 1967). Принимая решение в пользу
прошлого, человек в актах символизации, воображения и суждения истолковывает свой
актуальный опыт как сходный с прошлым опытом и не находит причин действовать както иначе, чем он действовал до этого. Принимая решение в пользу будущего, человек в
актах символизации, воображения и суждения истолковывает свой актуальный опыт как
сходный с прошлым опытом или как отличный от него, но в любом случае
предполагающий новый, иной спостр. 88
соб действия. Таким образом, человек может делать выбор в пользу будущего,
конструируя актуальный опыт как новый и/или как требующий новой реакции.
Выбор в пользу будущего ценен тем, что требует обработки куда большего объема
информации, чем выбор прошлого. Выбор будущего стимулирует: он провоцирует у
человека новые наблюдения, инсайты и размышления, дает ему новую обратную связь на
его действия со стороны других людей и внешнего мира. В результате же постоянного
выбора прошлого центральная нервная система и психика человека страдают от
недостатка информации, и тогда все вокруг кажется ему более и более неизменным, его
когнитивная проницательность снижается. В ходе отчаянных попыток преодолеть этот
синдром, люди, постоянно выбирающие прошлое, все время что-либо критикуют и на чтото жалуются, но сами ни за что не рискнут сделать шаг к решению тех проблем, которые
они видят. И напротив, регулярный выбор будущего обеспечивает постоянный приток
нового опыта, поддерживая тем самым жизнеспособность телесных и психических
функций. Человек все сильнее вовлекается в свою развертывающуюся, развивающуюся
жизнь; у него возникает склонность к преодолению стадного мышления, которое
заключается в наиболее упрощенных и неизменных аспектах культурных ценностей и
социальных норм.
Индивидуальное качество жизни
Другим следствием постоянного выбора будущего является индивидуализация
жизненного стиля. Постоянный приток нового опыта поставляет информацию, которая
усваивается в ходе символизации, воображения и суждения, что стимулирует развитие
личности. Итогом энергичной работы когнитивных функций становится множество новых
для индивида способов понимания своих взаимоотношений с миром. А именно,
энергичная работа символизации непрерывно увеличивает количество доступных
индивиду категорий, которые он может применить к опыту, работа воображения
обеспечивает поток новых идей о том, что можно сделать, а работа суждения приносит
новые ценности и предпочтения (Maddi, 1970, 1996). Впоследствии, с течением времени,
каждый человек начинает глубже мыслить, становится более сложным и
индивидуализированным, благодаря процессу психологического роста.
Этот процесс прогрессирующей индивидуализации не означает беспорядка,
бесформенности. На деле верно обратное (Maddi, 1988). Тот факт, что решения
принимаются в пользу будущего или прошлого и связаны с конкретным содержанием,
указывает, что сознание и поведение суть направленные процессы. По мере накопления
принятых решений выявляется их общая направленность - то, что Сартр (Sartre, 1956)
называл фундаментальным проектом, - которая со временем становится все более
устойчивой и непреодолимой. Вскоре формируется иерархия целей, где цели более
конкретные и легко достижимые служат средствами для реализации более абстрактных,
отдаленных целей, которые труднее осуществить. Следуя этим целям, человек постоянно
находится в процессе направленного преобразования (Sheldon & Emmons, 1995). Когда
цель достигнута, возникает следующая, которая служит реализации фундаментального
проекта, и так далее. Таким образом, экзистенциальная индивидуализация связывает
прошлое, настоящее и будущее человека в единый направленный процесс.
Описанный процесс индивидуализации не означает и безответственности. Напротив, с
безответственностью связано функционирование на уровне биологических и социальных
потребностей без участия психологических. Когда биологические потребности
функционируют при минимальном участии психологических, целями являются пища,
безопасность и все, что ведет к ним; ничто другое во внимание не принимается.
Утонченность, вкус и соблюдение приличий в этот поиск пищи и безопасности привносят
как раз психологические потребности (Maddi, 1970). Когда социальные потребности
функционируют при минимальном участии психологических, целями являются простые
контакты и общение, а также все, что ведет к ним, и ничто кроме этого. Для преодоления
контрактных отношений, их перехода в близкие, интимно-личные необходимо участие
психологических потребностей (Fabry, 1990; Fry, 1992; Maddi, 1970; Ryff, Lee, Essex, &
Schmutte, 1994). Интимно-личные отношения более интенсивны, требуют от человека
большей вовлеченности и склонны обновляться, поэтому они более устойчивы, чем
контрактные (Maddi, 1970). Таким образом, удовлетворение психологических
потребностей наряду с биологическими и социальными ведет скорее к индивидуализму,
но не безответственному, а создающему взаимоотношения и культуру.
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНЫЕ ВЗГЛЯДЫ НА РАЗВИТИЕ И ПЕРИФЕРИЮ ЛИЧНОСТИ
Хотя базовые допущения теории личности играют решающую роль в определении ее
позиции, они слишком абстрактны и далеки от повседневной жизни, чтобы их можно
было напрямую использовать и проверять. Чтобы заниматься эмпирической оценкой или
клиническим применением гипотез, необходимо работать с входящими в теорию
положениями о развитии и о периферии личности. В отличие от положений о ядре
личности, указывающих на сущностные, врожденные хастр. 89
рактеристики человека, положения о периферии личности рассматривают особенности
стиля жизни, выводимые из процессов развития (Maddi, 1996). Пора обратиться к
аспектам экзистенциальной психологии, связанным с понятиями развития и жизненного
стиля.
Процесс экзистенциальной индивидуализации связан с постоянными изменениями, и его
нельзя назвать эмоционально благостным. В самом деле, обдумывание или принятие
решения в пользу будущего несет с собой сущностную, или онтологическую тревогу из-за
непредсказуемости, неизвестности, в которую вступает человек (Kierkegaard, 1954; Maddi,
1970; May, 1950; Tillich, 1952). Возможно, что новый опыт, полученный в результате
выбора будущего, окажется негативным, совершенно не соответствующим ожиданиям
или даже обернется провалом. Зачем же постоянно двигаться к такой неопределенности?
Потому, что альтернатива еще хуже. Обдумывание или принятие решения в пользу
прошлого несет с собой сущностную, или онтологическую вину из-за необходимости
пожертвовать возможностью. Только в том случае, если выбор прошлого осуществляется
время от времени, он может привести к чему-то большему, чем мучительные мысли о том,
что могло бы быть. Но чувство онтологической вины имеет свойство накапливаться, в
результате чего постоянный выбор прошлого ведет вначале к застою и скуке, затем к
чувству, что человек не получает радости от энергичной, активной жизни, и, в итоге, к
убеждению в том, что существование бессмысленно. Короче, регулярный выбор прошлого
- это тяжелый путь старения.
Уменьшить количество выборов прошлого тем более важно потому, что, даже выбирая
будущее, индивид не может использовать все доступные ему возможности. Допустим, в
юности человека привлекали профессии врача и архитектора. Но даже если бы, принимая
решения, всякий раз он делал бы обоснованный выбор в пользу будущего, он все равно
преследовал бы какую-то одну карьеру, а другую, к сожалению, оставил бы. Каждый раз,
когда утрачивается возможность, человек испытывает онтологическую вину.
Следовательно, чтобы избежать застоя, самообвинения и потери смысла - тяжелого
синдрома, вызываемого накоплением онтологической вины, необходимо хотя бы избегать
выборов в пользу прошлого.
Отвага или жизнестойкость
Обречен ли человек на жизнь, полную непреодолимой тревоги, если он постоянно
выбирает будущее? Не обязательно. Во-первых, онтологическая тревога не накапливается,
если исключить маловероятный случай, когда раз за разом выбор будущего оканчивается
неудачей. Обычно тревога, связанная с выбором будущего, отступает, если результат
выбора оказывается удовлетворительным или хотя бы приемлемым. И новая информация,
получаемая благодаря выбору, направленному в будущее, обладает благотворным,
живительным эффектом, несмотря на сопутствующую ей тревогу.
Более того, есть способ минимизировать онтологическую тревогу, не уходя от выборов,
направленных в будущее. Для этого необходимо развить в себе экзистенциальную отвагу
(Tillich, 1952). Выступая мирской альтернативой более раннему теологическому понятию
веры (Kierkegaard, 1954), понятие отваги подчеркивает верность человека самому себе и
опору на собственные силы в тяжелые моменты. Более современное понятие
жизнестойкости (Kobasa, 1979; Maddi & Kobasa, 1984) конкретизирует это понятие отваги
в достаточной степени, чтобы экзистенциальную формулировку можно было подкрепить
существенными исследованиями (Funk, 1992; Maddi, 1990; Ouelette, 1993). В настоящее
время существует надежный и валидный способ измерения жизнестойкости (Maddi,
1997).2
Понятие жизнестойкости опирается на три взаимосвязанных установки, определяющих
взаимодействие людей с миром, - вовлеченность, контроль и вызов. Люди с сильным
компонентом вовлеченности считают, что наилучший способ найти интересное и ценное
для себя - это активное участие во всем, что происходит. Противоположность этому состояние или чувство невовлеченности, отчуждения - они воспринимают как напрасную
трату жизни. Люди с сильным компонентом контроля считают, что путем борьбы они
обычно могут влиять на последствия происходящих вокруг них событий.
Противоположность - состояние или чувство собственного бессилия - переживается ими
как напрасная трата жизни. Люди с сильным компонентом вызова считают, что
наибольшего удовлетворения можно достичь, если становиться мудрее, учась на
собственном опыте, будь он позитивным или негативным. Противоположность стремление к простому комфорту и безопасности - кажется им бессмысленной. Эти три
"В" - вовлеченность, влияние и вызов - взаимосвязаны и дополняют друг друга, вместе
образуя жизнестойкость как диспозицию, которая помогает снижать и легче переносить
онтологическую тревогу, связанную с выбором будущего.
Считается, что жизнестойкость приобретается в начале жизни - в детстве и, частично, в
отрочест-
В настоящее время успешно завершена апробация русскоязычного варианта этой методики: Леонтьев Д. А.,
Рассказова Е. И. Методика измерения жизнестойкости С. Мадди. М.: Смысл, 2005.
2
стр. 90
ве. Она формируется в контексте детско-родительских отношений. Как ребенок, так и
родители вносят в эти отношения свой набор врожденных потребностей и способностей
(ядро личности). Но родители в течение жизни уже выработали определенные взгляды на
самих себя, на мир и на воспитание детей (периферию личности), и эти взгляды также
влияют на детско-родительские отношения.
Для того чтобы у ребенка сформировалась вовлеченность, отношения с родителями
должны давать ему чувство принятия и поддержки (Kobasa & Maddi, 1977). Дети
пытаются удовлетворить свои потребности (например, в безопасности и в любви) и
реализовать свой потенциал (например, математические или художественные
способности) множеством различных способов. Если родители обычно одобряют и
поддерживают эти попытки, то мир и собственная личность выглядят для ребенка
интересными и значимыми, и такой взгляд формирует основу вовлеченности (Fry &
Lupart, 1987). Но если родители обычно настроены неприязненно, не одобряют
проявлений потребностей и способностей ребенка или отрицают их, то мир и собственная
личность кажутся ему пустыми и не имеющими ценности, что ведет к формированию
отчуждения (Emmons, 1995).
Развитие компонента влияния связано с тем, что по мере роста и созревания своих
физических и умственных способностей дети стремятся многого достичь. При этом лучше
всего, если перед ребенком встают задачи лишь немного более сложные, чем те, которые
он легко решает (Kobasa & Maddi, 1977). Если задачи слишком просты, их успешное
решение не принесет ему ощущения успеха, владения предметом. И наоборот, если задачи
слишком сложны, ребенок наверняка потерпит неудачу и будет чувствовать себя
беспомощным. Установка на влияние формируется в том случае, если взаимоотношения
ребенка с миром включают задачи, которые решаются путем планомерного приложения
усилий. Чтобы обеспечить это, родителям следует предлагать ребенку задачи лишь
немного более сложные, чем те, которые он легко решает.
Чтобы у ребенка сформировалось чувство вызова - третий компонент жизнестойкости, - в
его окружении должны происходить частые изменения, которые воспринимаются им
скорее как проявления богатства среды, чем как проявления хаоса (Kobasa & Maddi, 1977;
Maddi, 1988). Формированию представления о богатстве среды способствуют небольшие
изменения (например, разнообразные задачи по дому, общение с множеством людей,
которые по-разному говорят и поступают), но не значительные (такие как частая смена
места жительства, разводы и женитьбы). Лучше всего, если родители воспринимают
изменения в своей собственной жизни с интересом, а не с опаской, и передают это
восприятие ребенку. Если детей регулярно поощряют видеть в изменениях интересные
возможности, у них развивается чувство вызова. Если, однако, их явно или неявно учат,
что изменения представляют собой ужасные, разрушительные потери, то вместо чувства
вызова у детей разовьется чувство угрозы.
Совладание с онтологической тревогой при помощи жизнестойкости
Как было показано ранее, решение, направленное на будущее, приносит с собой чувство
онтологической тревоги, обусловленное новизной и непредсказуемостью обстоятельств,
изменившихся в результате принятия решения. Такие обстоятельства можно справедливо
назвать стрессогенными, и организм реагирует на них так же, как и на любые изменения в
жизни, навязанные извне, а не выбранные человеком. Эта система событий и реакций на
них приведена на рисунке.
В частности, изменения, вызванные решениями в пользу будущего, непредсказуемы или
разрушительны. Они расцениваются как стрессогенные и запускают мобилизационный
синдром "атака или бегство", который на уровне организма включает в себя активную
реакцию эндокринной, нервной и иммунной систем, а на сознательном уровне - чувство
тревоги. Как показывают многие исследования (см., напр., Selye, 1976), если синдром
мобилизации слишком интенсивен и продолжителен, у человека возрастает риск
появления проблем со здоровьем (Maddi, 1994, 1998). Его подстерегают связанные со
стрессом дегенеративные заболевания (например, сердечные болезни, рак, инсульт),
характерные психические заболевания (например, фобии, тяжелая депрессия), снижение
продуктивности (например, неспособность концентрироваться, забывчивость,
поглощенность собой). Таким образом, людям, которые стремятся регулярно выбирать
будущее по мотивам экзистенциального развития, желательно быть достаточно сильными,
чтобы успешно выдерживать поток сопряженных с этим стрессогенных обстоятельств, не
нанося при этом вреда себе.
Как показано на рисунке, жизнестойкость составляет ядро системы, которая смягчает
эффекты стрессогенных обстоятельств и помогает сохранить здоровье. Эта система
уменьшает риск проблем со здоровьем, вызываемых стрессом и напряжением, двумя
способами. Первый способ позволяет снизить напряжение (синдром "атака или бегство"),
когда оно уже вызвано стрессорами - это здоровый образ жизни (Maddi & Kobasa, 1984).
Аэробика, ограничение жиров, сахара, соли и холестерина, упражнения по расслаблению
стр. 91
Модель жизнестойкости. © 1993 the Hardiness Institute, Inc. Перепечатано с разрешения.
1. НАСЛЕДСТВЕННЫЕ ФАКТОРЫ ("Уязвимое звено"). 2. НАГРУЗКА (Психическая
напряженность, Физическая мобилизация). 3. СТРЕССОГЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
(Острые разрушительные изменения; Хронические конфликты). 4. ПРОБЛЕМЫ СО
ЗДОРОВЬЕМ (Неэффективное поведение; Психическое истощение; Соматические
заболевания). 5. УСТАНОВКИ ЖИЗНЕСТОЙКОСТИ (Вовлеченность, Влияние, Вызов).
6. ЖИЗНЕСТОЙКОЕ СОВЛАДАНИЕ (Понимание ситуации, обнаружение перспективы;
Решительные действия). 7. СОЦИАЛЬНАЯ ПОДДЕРЖКА ЖИЗНЕСТОЙКОСТИ
(Помощь; Воодушевление). 8. ЖИЗНЕСТОЙКИЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ (Физические
упражнения; Релаксация; Здоровое питание; Лекарства).
(такие, как дыхание животом), и даже лекарства, имитирующие эффекты перечисленных
выше практик, способны снижать напряжение, регулировать настроение и обмен веществ.
Другой путь к уменьшению риска потери здоровья - совладание с разрушительными
изменениями и хроническими конфликтами таким способом, чтобы, преобразовав их,
снизить степень их стрессогенности. Снижение стрессогенности обстоятельств ведет к
ослаблению реакции на стресс, что, в свою очередь, уменьшает риск возникновения
проблем со здоровьем. Чтобы достичь этого эффекта, процесс преобразующего
совладания должен формировать определенное направление сознательной активности и
действий (Maddi, 1987, 1990). Ориентация сознания включает в себя расширение
перспективы и углубление понимания смысла вызвавших стресс обстоятельств, благодаря
чему они перестают казаться такими ужасными и возникает видение путей к их
преодолению. Переориентация действий связана с реализацией плана, который позволяет
включить стрессогенные обстоятельства в более общий жизненный контекст.
Другие два компонента системы, показанной на рисунке, имеют мотивационную природу.
Большинству людей нелегко постоянно заботиться о своем здоровье и заниматься
преобразующим совладанием, поскольку это требует времени, сил, настойчивости,
проницательности и принятия на себя ответственности за собственную жизнь. Именно
жизнестойкость - единство установок на вовлеченность, влияние и вызов - обеспечивает
мотивацию, необходимую для регулярных занятий преобразующим совладанием и заботы
о своем здоровье. Кроме того, жизнестойкость ведет человека к такому взаимодействию с
другими людьми, в ходе которого он оказывает им и принимает от них помощь и
ободрение. Эти две стороны социальной поддержки также мотистр. 92
вируют преобразующее совладание и заботу о собственном здоровье.
Как показывают двунаправленные стрелки на рисунке, факторы, противостоящие стрессу,
формируют систему, которая оберегает людей от непомерной тревоги и утраты здоровья.
Таким образом, забота о собственном здоровье и преобразующее совладание, а также
получение социальной поддержки в виде помощи и ободрения от других людей могут
повышать жизнестойкость. Но именно жизнестойкость формирует у людей мотивацию,
которая необходима, чтобы заниматься экзистенциально эффективными способами
совладания, заботиться о своем здоровье и включаться в поддерживающее социальное
взаимодействие.
Индивидуализм и конформизм
Уровень жизнестойкости, сформировавшийся в ранний период развития, определяет
формирование жизненного стиля, или периферии личности (Maddi, 1996). В
экзистенциальной психологии под ранним периодом развития (Kobasa & Maddi, 1977)
понимается время, когда ребенок еще достаточно мал, сравнительно не затронут опытом
и, таким образом, более чем когда-либо в будущем подвержен влиянию значимых других
(например, родителей). Если на этом раннем этапе развития у него успешно формируется
жизнестойкость, начинается следующий период развития, больше обусловленный самой
личностью, который продолжается всю жизнь.
Первый этап этого периода развития - эстетизм, или гедонизм (Kobasa & Maddi, 1977),
выявленный путем факторного анализа как жизненный стиль, проявляющийся в юности
(Horley, Carroll, & Little, 1988). В этот период молодые люди впервые чувствуют себя
свободными от родительского давления и рвутся познать свою свободу. Юноша живет
настоящим, не принимая на себя обязательств и не связывая ими других; он мало
заботится о последствиях своих действий, его ответственность минимальна. Но какой бы
захватывающей ни была эта свобода, накапливается и определенный опыт неудач.
Поскольку молодой человек не связан обязательствами, рано или поздно он начинает
чувствовать свое одиночество. Поскольку он заботится лишь о настоящем, его опыт слабо
организован, не имея определенной связной направленности. Обладая силой
жизнестойкости, молодой человек способен в конце концов признать этот опыт
недостаточным, неудачным, и тем самым чему-то научиться. Когда это происходит,
эстетизм как стиль жизни отвергается.
С этого момента начинается идеалистическая фаза развития (Kobasa & Maddi, 1977). Она
характеризуется настойчивым требованием совершенства: все может быть либо
абсолютно хорошим, либо абсолютно плохим, причем все хорошее должно продолжаться
вечно. Если идеалист любит, он настаивает на совершенстве во всех проявлениях любви и
утверждает, что она никогда не закончится. Идеалисты требуют, чтобы их кумиры, будь
то политики или учителя, были достойными восхищения во всех отношениях. Но
поскольку никто и ничто не совершенно, идеалист неизбежно подвергается фрустрации и
испытывает разочарование. Однако, обладая силой жизнестойкости, он способен признать
этот неудачный опыт и тем самым чему-то научиться. Когда это происходит, идеализм как
стиль жизни отвергается.
После этого формируется идеал экзистенциального стиля жизни - аутентичность (May,
Angel, & Ellenberger, 1958), или индивидуализм (Maddi, 1970, 1996); эта ориентация
продолжает углубляться всю оставшуюся жизнь. В ходе факторного анализа этот
жизненный стиль был выявлен у взрослых и назван "стилем Прометея" (Horley et al. 1988).
Индивидуализм характеризуется следующими особенностями:
Осознание себя как обладающего внутренней жизнью, которая позволяет понимать и
преобразовывать свой социальный и биологический опыт.
Мировоззрение: общество создается людьми и служит их интересам.
Жизнь видится как связанная с направленным преобразованием, обновлением и
неразрывностью во времени.
Совладание с изменениями происходит путем преобразования их в возможности через
расширение перспективы, достижение более глубокого понимания и совершение
решительных действий.
Биологический и социальный опыт обнаруживает утонченность, вкус, интимность и
любовь.
Онтологическая тревога (или сомнение), хоть и частая, воспринимается как нормальное
обстоятельство, сопутствующее созданию собственного смысла, и не нарушает процесс
принятия решений.
Чувство онтологической вины (или упущенной возможности) сведено к минимуму.
Опыты неудач воспринимаются как естественные и рассматриваются как возможность
чему-то научиться.
Оценка опыта: позитивным признается тот опыт, который встраивается в общую
структуру жизни человека, а не тот, который может продолжаться бесконечно.
Теперь рассмотрим молодых людей, у которых не сформировалась жизнестойкость на
ранстр. 93
нем этапе развития: они не способны преодолеть период зависимости и перейти к
самодетерминированному развитию. Поскольку они плохо умеют принимать неудачи и
учиться на них, они не вступают в стадии эстетизма и идеализма или не преодолевают их,
в итоге не достигая аутентичности, или индивидуализма. Напротив, они никогда не
выходят из-под влияния окружающих их значимых других, не находят себя в достаточной
степени, чтобы работать над собой. Их справедливо назвать конформистами (Maddi,
1970), и они демонстрируют следующие особенности:
Осознание себя как не более чем воплощение биологических потребностей и носителя
социальных ролей.
Мировоззрение: общество и биологические нужды рассматриваются как универсальные
данности, что ведет к преобладанию материалистических, прагматических ценностей.
Совладание с изменениями регрессивное, связано с отрицанием, экстернализацией вины и
уходом через отвлечение.
Биологический опыт фрагментирован и недифференцирован.
Социальные отношения скорее контрактные, чем интимно-личные.
Чувство онтологической вины сильно, выражается в ощущении собственной
бесполезности и беззащитности, смутном переживании нехватки чего-то важного в жизни.
Опыт неудач воспринимается как ужасный и избегается любыми возможными способами,
в результате чего обычно теряется возможность чему-либо научиться на нем.
Оценка опыта: опыт признается стоящим, только если он предсказуем и может
продолжаться вечно.
Экзистенциальные стрессоры
Индивидуалисты и конформисты резко различаются своей способностью переносить
стрессогенные обстоятельства. Как уже было показано, индивидуалисты по сути
способствуют наступлению стрессогенных изменений, постоянно выбирая будущее. Но
эти ими же вызванные изменения не ослабляют их, благодаря их жизнестойкости (или
отваге) и порождаемой ею мотивацией к преобразующему совладанию, заботе о
собственном здоровье и активном участии в социальной поддержке. Конформисты,
напротив, редко сталкиваются с подобными вызванными ими изменениями, поскольку
постоянно выбирают прошлое.
Однако как индивидуалисты, так и конформисты подвержены влиянию стрессогенных
обстоятельств, которые не столько вызваны их собственными решениями, сколько
навязаны извне. И вновь, индивидуалисты более успешно переживут эти навязанные
извне стрессогенные обстоятельства благодаря жизнестойкости, преобразующему
совладанию и активной социальной поддержке. Конформисты же, обладая низкой
жизнестойкостью, которая ведет к регрессивному совладанию и контрактным социальным
отношениям, особенно подвержены риску потери здоровья под действием внешних
стрессоров.
Основные категории стрессов, которым подвержены конформисты - социальные
потрясения, угроза смерти и навязанное извне признание поверхностности собственного
жизненного стиля (Maddi, 1967). Социальные потрясения могут быть последствиями
таких явлений, как экономический спад, военные действия и переход от индустриального
общества к информационному. Подобные социальные изменения особенно тяжелы для
конформистов, которые воспринимают сложившийся общественный уклад как
абсолютную реальность, подразумевая, что он никогда не изменится. Они также
воспринимают собственный организм как абсолютную реальность, как если бы они
втайне верили, что будут жить вечно. Поэтому угроза собственной смерти или смерти
близкого человека также является для них тяжелым стрессором.
И конформисты, конечно же, энергично избегают признания поверхностности
собственной жизни. Они не принимают неудач и кладут все усилия на то, чтобы избежать
проблем, вызывающих стресс. Они настаивают, что живут хорошо, и скрывают чувства
собственной беззащитности и бесполезности. Поэтому признание поверхностности своего
жизненного стиля у них не произойдет до тех пор, пока их не принудят к этому внешние
обстоятельства. Чаще всего это происходит, когда супруг, партнер или члены семьи
конформиста, достаточно сильно страдающие от его поверхностности, готовы столкнуть
его с ней, подняв эту проблему. Еще одна возможность возникает, когда конформист
одновременно терпит неудачу в столь многих областях своей жизни, что у него
практически не остается возможностей отрицать или игнорировать эту неприятную ему
информацию.
Экзистенциальный недуг
Индивидуалисты обладают основанным на жизнестойкости ресурсом, достаточным для
того, чтобы успешно переносить натиск тяжелых экзистенциальных стрессоров, тогда как
конформисты таким ресурсом не обладают. Под действием этих стрессоров конформисты
рискуют испытать проблемы со здоровьем в форме соматических или психических
заболеваний или снижения продуктивности и способности к управлению своим
поведением. Конкретная форма, которую примут
стр. 94
проблемы со здоровьем, может зависеть и от других факторов, помимо личности
(например, от наличия "слабых звеньев" в генотипе или от работы иммунной системы).
Экзистенциальная психология обращает особое внимание на нарушения, симптомом
которых является потеря смысла - одно из вероятных проявлений конформизма, не
выдержавшего давления стрессоров (Maddi, 1967).
Самым тяжелым экзистенциальным недугом является вегетативность (Maddi, 1967). На
когнитивном уровне люди, страдающие вегетативностью, не могут найти ничего, что
казалось бы им интересным и стоящим, среди своих занятий - актуальных или
возможных, которые они могут себе представить. На эмоциональном уровне
вегетативность выражается в постоянной апатии и скуке, прерываемой периодами
депрессии, которые возникают все реже и реже по мере того, как нарушение
прогрессирует. На уровне действий люди, страдающие вегетативностью, демонстрируют
низкий уровень активности, которая кажется им самим и внешне выглядит бесцельной,
лишенной определенного направления. Этот вегетативный паттерн был выявлен в ходе
исследований и работы с личностным смыслом в психотерапевтической практике, где его
обычно называют депрессией (Farran, Herth, & Popovich, 1995; Fry, 1993, 1989).
Нигилизм - менее тяжелая форма экзистенциального недуга, поскольку некоторая
видимость присутствия смысла в жизни человека сохраняется (Maddi, 1967). Но это
парадоксальный смысл, или антисмысл. На когнитивном уровне нигилист видит смысл
только в отрицании всего, что претендует на позитивный смысл. На эмоциональном
уровне нигилизм обычно связан с раздражением, отвращением и цинизмом. На уровне
действий нигилист агрессивен и стремится к соперничеству, но не имеет никакой
собственной направленности (Heidrich & Ryff, 1993).
Наименее серьезная форма экзистенциального недуга - авантюризм (Maddi, 1967, 1970), в
рамках которого сохраняется некоторая основа для позитивного смысла, но лишь в
экстремальных, рискованных занятиях. На когнитивном уровне повседневная жизнь
кажется авантюристу пустой; жизненностью и важностью обладает для него лишь
экстремальный, необычный опыт. На эмоциональном уровне в повседневной жизни
авантюрист апатичен и скучает, но возбуждается, тревожится и чувствует себя живым,
идя на риск. На уровне действия люди, страдающие авантюризмом, колеблются между
тусклым поведением и героически напряженными поступками (Horley et al. 1988).
ПАРАДОКС ОГРАНИЧЕННОСТИ ВОЗМОЖНОСТЕЙ
Принцип выбора будущего так часто, как это только возможно, подразумевает, что все
находится в поле возможного. Каждый шаг к будущему приносит новый опыт, который
может изменить то, как люди мыслят, чувствуют и действуют, - тем самым они
включаются в процесс постоянного самообновления. Но как бы приятно ни было думать
об этом, в реальности дела явно обстоят несколько иначе: некоторые вещи невозможны по крайней мере, в настоящее время (Maddi, 1988). Так, например, на физическом уровне
ограничения в анатомии и физиологии не позволяют мужчинам рожать детей. Человек,
которому ампутировали ноги, не станет спринтером. Было бы неблагоразумно плавать в
купальном костюме на Северном полюсе зимой. В социальной реальности законы,
конечно же, можно преступить, но это наверняка повлечет за собой наказание. И даже
некоторые социальные нормы, не имеющие статус законов - такие, как вежливое
отношение к незнакомцам, - могут быть достаточно императивными, чтобы влиять на
поведение во всех ситуациях. Помимо этого, личные убеждения некоторых людей
позволяют им ценить только достойные поступки и стремиться к ним; другим же
достоинство может казаться неважным в сравнении с непреложным требованием "делать
деньги". В каждый конкретный момент времени человек представляет собой смесь
подвластного изменениям и неизменяемого в себе.
Личность как сплав фактичного и возможного
То, что нельзя изменить в жизни (по крайней мере, в настоящее время), составляет ее
фактичность (Sartre, 1956), и экзистенциалисты рассматривают личность как сплав
фактичности и возможности (Kierkegaard, 1954). Источниками фактичности для людей
являются на первый взгляд неподвластные изменениям особенности их организма
(например, рост, пол), среды (например, климат, география) и социума (например, законы
и нормы). Еще более важным источником фактичности является процесс принятия
решений самим человеком. Всякий раз, когда люди выбирают прошлое, они придают
своему актуальному способу бытия (переживания и понимания) статус фактичности: они
имплицитно или эксплицитно рассматривают его как непреложные истины или, по
меньшей мере, как необходимые условия. Даже когда человек выбирает будущее,
побочным эффектом этого может стать расширение фактичности. Представим себе
принятие решения, которое ведет к выбору определенной профессии - допустим,
профессии психолога. Хотя оно и ориентировано на будущее в смысле привнесения
нового опыта, оно одновременно престр. 95
пятствует выбору других возможных профессий, например, юриста или архитектора. С
течением времени решения, связанные с карьерой психолога, накапливаются и
формируют определенное направление с его обязательствами и требованиями, а другие
профессии перестают быть возможностями. Эти уже невозможные варианты выбора
профессии становятся для человека частью его фактичности: хотя он и может размышлять
о том, не был бы другой выбор лучшим, он уже не сможет проверить это.
Фактичности свойственно преследовать людей в форме онтологической вины. Когда
человек оглядывается на собственную жизнь, думая о том, что могло бы быть, этот
одновременно приятный и тяжелый процесс отражает его имплицитное или эксплицитное
принятие того факта, что определенной последовательностью принятых решений он
исключил (сделал данностью) определенные жизненные пути, которые первоначально
были возможными. Следовательно, наилучшая жизненная позиция - стремиться к
максимизации возможностей и минимизации фактичности путем регулярного выбора
будущего (Maddi, 1988). В самом деле: то, что выглядит данностью сегодня, может
поддаться изменению завтра. Законы, нормы, убеждения и даже ограничения, связанные с
физиологией и окружающей средой могут быть преодолены в результате человеческих
усилий или в ходе природной эволюции. Космические полеты, глобальная
информационная система, демократические формы правления и даже изменение пола, с
трудом мыслимые в прошлом, теперь стали возможными. Они явились результатами
выбора будущего, обогащенного работой символизации, воображения и суждения.
Попытки компенсации
Но стремление к максимизации возможностей путем выбора будущего не означает, что
фактичность можно полностью исключить из жизни. Даже в идеальном случае, при
индивидуалистском стиле жизни, некоторая данность все равно будет присутствовать в
каждый момент времени. Люди не всегда имеют возможность делать то, что они хотят,
тогда, когда они этого хотят. Так, процесс естественного старения часто влечет за собой
расширение фактичности в физической, психической и социальной сферах. Физические
способности убывают с возрастом, по мере того, как снижаются мышечная сила,
выносливость, жизнеспособность и четкость зрительного восприятия. В сфере психики
процесс старения часто приносит с собой проблемы с памятью, концентрацией внимания
и гибкостью мышления, которые, очевидно, вызываются физиологическими изменениями.
И даже в социальной сфере смерть любимых людей, уход на пенсию и снижение дохода
могут расширять фактичность.
В контексте развития главная проблема, связанная с фактичностью, состоит в том, что она
может вызывать у человека неприятие непокорного ему мира или жалость к самому себе
как к несчастной жертве. Эти чувства неприятия и жалости к себе, если они сильны и
продолжительны, могут подрывать жизнестойкость (Maddi, 1987, 1988). В свою очередь,
проблемы с жизнестойкостью лишают людей энергии и мотивации, необходимых для
выбора будущего. Если этот недостаток мотивации усиливает тенденцию к выбору
прошлого, это влечет за собой дальнейшее увеличение сферы фактичности и
онтологической вины. Возрастающий в результате этого конформизм повышает риск
различных проблем со здоровьем, в том числе риск экзистенциального недуга. Что же
можно сделать, чтобы избежать этого потенциально вредоносного действия фактичности?
Ответ - пытаться компенсировать фактичность, активно работая во всех областях, в
которых сохраняются возможности, вместо того, чтобы сожалеть об утраченных
возможностях, перешедших в фактичность как данность (Maddi, 1987, 1988). Например,
когда у Сартра, любившего писать рукописи вручную, стало слабеть зрение, он решил
поддерживать свою продуктивность и влияние, давая больше интервью СМИ. Заметим: он
не регрессировал к жалобам на свою старость и не прекратил интеллектуальной работы.
Вместо этого он нашел другой продуктивный путь к дальнейшему развитию через
мышление и передачу своих мыслей. Людям по мере старения желательно заранее
планировать способы компенсации изменений или утрат, вызываемых физиологией,
социальным статусом и личностными особенностями. Один пациент, который работал
бухгалтером, но достигнув пенсионного возраста, ощутил физическое угасание, совершил
успешную попытку компенсации. У него хорошо получалось "чинить все подряд", и,
заинтересовавшись тем, как люди учатся, он решил устраивать для детей бесплатные
практические занятия, на которых он показывал им, как ремонтировать сломанные
игрушки и другие вещи. Уместно вспомнить также случай пожилой женщины,
пережившей утрату мужа, с которым прожила много лет: она помогает в местной
юридической конторе вместо того, чтобы сидеть дома и горевать.
Как можно отличить фактичность от возможности (Maddi, 1988)? Иногда, если речь идет о
физическом ограничении или о смерти человека, фактичность определить легко. В других
случаях, однако, гораздо сложнее быть уверенным в том, что ситуация действительно
является заданной. Например, при проблемах в браке один или оба
стр. 96
супруга могут легко прийти к выводу: все дело в том, что другой не может или не хочет
измениться. Возможно, такое убеждение - удобная выдумка, позволяющая скрыть
реальную проблему, сутью которой может быть нежелание увидеть и изменить
собственный вклад в семейную ситуацию, нереалистичное представление о браке как о
совершенном союзе или недостаток эмпатии к неудовлетворенности, которое испытывает
партнер. В таком случае бесполезно признавать данность; необходима активная работа
символизации, воображения и суждения, чтобы выбрать наилучший способ улучшить
семейную ситуацию в будущем. Только если активные попытки к улучшению брака
многократно потерпели неудачу, имеет смысл заключить, что несоответствие партнеров
друг другу является фактичностью. И тогда становится необходимой компенсация, будь
то развод или какая-то другая взаимоприемлемая альтернатива.
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ
Общая задача экзистенциальной психотерапии состоит в том, чтобы облегчить клиенту
регулярный выбор будущего посредством активной работы символизации, воображения и
суждения (Maddi, 1996). Другими словами, терапия воспитывает индивидуализацию как
жизненный стиль. Чтобы достичь этого, терапия необходимо должна передать клиенту
сознание неизбежности выбора в жизни, важности регулярного выбора будущего и роли
жизнестойкости (или отваги) в совладании с онтологической тревогой. После этого
терапия должна сформировать в клиенте жизнестойкость. Указанные главная цель и
средства ее достижения важны в экзистенциальной психотерапии независимо от того,
состоит ли проблема клиента в его конформизме как таковом или в последствиях распада
этого несовершенного жизненного стиля - переходе его в экзистенциальный недуг
вегетативного, нигилистического или авантюристического типа.
В экзистенциальной психологии существует несколько специальных техник, призванных
помочь людям осознать решения, которые привели их к тому, что они имеют, взять на
себя ответственность за эти решения и включиться в принятие корригирующих решений,
ориентированных на будущее. Одной из этих техник является парадоксальная интенция
(Frankl, 1963), в рамках которой клиентам рекомендуется преувеличивать свои
неконтролируемые симптомы, чтобы тем самым сделать их доступными произвольному
контролю. Также используется дерефлексия (Frankl, 1963), в рамках которой клиентам,
чрезмерно озабоченным своими болезненными эмоциями, рекомендуется сосредоточить
внимание на внешних обстоятельствах, вместо самих себя. Когда видно, что клиент
убежден в своей неспособности измениться, некоторые экзистенциалисты (Binswanger,
1963) встречают это настойчивым вопросом "Почему?" до тех пор, пока оправдания не
будут исчерпаны и личная ответственность за принятие решений не будет взята клиентом
на себя.
Более общей техникой, которую экзистенциальные психотерапевты используют для того,
чтобы углубить экзистенциальные инсайты и связанные с ними действия, является
комбинация эмпатического слушания и стратегической интерпретации (Maddi, 1996;
Yalom, 1980). При этом психотерапевтическая позиция ориентирована на настоящий
момент и на конфронтацию клиенту. Подчеркивая настоящий момент, экзистенциальная
терапия не игнорирует тот факт, что прошлое влияет на восприятие и понимание
настоящего человеком; однако это и не означает, что происходящее сейчас понимается
как простое отражение или воспроизведение какого-то неразрешенного в прошлом
конфликта. Скорее подчеркивается реальность настоящего, ответственность за которое
клиенту необходимо взять на себя, вместо того чтобы использовать прошлое как
оправдание. Этот акцент на настоящем в психотерапии отличает экзистенциальный
подход от фрейдистского психоанализа. Целью конфронтации в экзистенциальной
психотерапии является заставить клиента осознать свой текущий способ принятия
решений, взять на себя ответственность за него и изменить его, если это необходимо.
Таким образом, интерпретации затрагивают не столько неразрешенные конфликты
прошлого, сколько упущенные возможности выбора будущего. Тем самым
экзистенциальная психотерапия отличается как от фрейдистского психоанализа природой интерпретаций, так и от роджерианского клиентцентрированного подхода своей позицией конфронтации.
В последние годы была разработана техника тренингов жизнестойкости (Maddi, 1987,
1996), которую можно использовать в индивидуальной работе с клиентами или в работе с
малыми группами (Maddi, 1987, 1996). На первом этапе этой процедуры клиенты учатся
осознавать стрессогенные обстоятельства своей жизни - мелкие и крупные, острые и
хронические. На втором этапе клиентов обучают способам преобразующего совладания с
проблемой в сознании. Для этого клиент каждый раз работает с одним стрессогенным
обстоятельством, используя технику ситуационной реконструкции, чтобы найти и
рассмотреть альтернативы происходящему. В ходе работы клиент представляет себе
сценарии, в которых обстоятельства могли бы быть лучше или хуже реальных, и
рассматривает способы действия, которые могли бы стимулировать лучший вариант и
препятствовать худшему. Затем, размышляя над тем, что он проделал, клиент пытается
поместр. 97
стить стрессогенное обстоятельство в более широкую перспективу и глубже понять его.
Если на этом этапе у клиентов возникают трудности, им предлагается вспомогательная
техника - фокусирование (Gendlin, 1962). Эта техника связана с обращением вовнутрь
путем повышения чувствительности к телесным реакциям и позволяет клиенту
исследовать те эмоции, вызванные стрессогенным обстоятельством, в которых он,
возможно, еще не до конца разобрался и которые, таким образом, препятствуют решению
проблемы, вызывающей стресс. Эмоциональные ин-сайты, получаемые этим способом,
используются для фасилитации продолжающегося процесса преобразующего совладания.
Если благодаря преобразующему совладанию в сознании клиент достигает расширения
перспективы и углубления понимания сути стрессогенных обстоятельств, он готов к
третьему этапу преобразующего совладания - этапу действия. На этом этапе
разрабатывается и реализуется план действий, направленный на преобразование
стрессогенного обстоятельства в благоприятное путем принятия решений,
ориентированных на будущее.
Бывают особые случаи, когда никакие усилия ситуационной реконструкции и
фокусирования не позволяют клиенту выработать жизнеспособный план действий. В этом
случае ему дается возможность заключить, что стрессогенное обстоятельство является
данностью, и от попыток совладания он переходит к попыткам компенсации. Клиенту
предлагается найти другую стрессогенную проблему, связанную с той, которую нельзя
преобразовать, и он работает над этой компенсаторной проблемой, используя те же
техники ситуационной реконструкции и фокусирования, чтобы прийти к расширению
перспективы, углублению понимания и формированию определенного плана действий.
Совершаемые клиентом действия порождают обратную связь. Источниками обратной
связи являются реакции самого клиента на собственные действия, реакции внешних
наблюдателей и влияние этих действий на стрессогенное обстоятельство. Обратная связь,
получаемая из этих источников, служит главным основанием для формирования
установок, составляющих жизнестойкость - вовлеченности, влияния и вызова. Клиенты,
как правило, обнаруживают, что обратная связь, получаемая ими в результате осознанных
попыток превратить проблемы в возможности, помогает им чувствовать себя более
вовлеченными, способными влиять на обстоятельства и более проницательными.
Рассмотренная процедура тренинга позволяет усилить жизнестойкость по мере того, как
описанный процесс поочередно применяется к основным стрессогенным обстоятельствам
в жизни клиента.
ЦЕЛИ И ПРОЦЕСС ПСИХОТЕРАПИИ
Как было отмечено ранее, экзистенциальная психотерапия работает с широким полем
эмоциональных и поведенческих проблем. Этот подход, однако, особенно хорошо
применим к эмоциональным и поведенческим проявлениям тревоги и депрессии,
настолько сильным, что они могут быть отнесены к психопатологическим.
Конечно, экзистенциальная позиция состоит в том, что некоторая степень тревоги
необходимо присуща жизни и не является поводом для психотерапии. Проблема
возникает тогда, когда тревога становится столь сильной, что процесс жизни грубо
нарушается, и выбор будущего делается невыносимым. В рамках этого паттерна человек,
подверженный тревоге, действует так, чтобы избежать риска. Несомненно, дело обстоит
так в случаях фобий, обсессивно-компульсивных расстройств и высокой степени
свободно плавающей тревоги, которые нарушают работу, семейные отношения, сон и
тому подобное. Проблема, лежащая в основе патологических уровней тревоги, вероятно,
состоит в нехватке жизнестойкости (экзистенциальной отваги), которая позволила бы
переносить неопределенность, связанную с регулярным выбором будущего. Но клиент,
скорее всего, еще не попал в трясину вины и депрессии, которые возрастают по мере того,
как избегание будущего закрепляется в виде постоянного выбора прошлого.
Экзистенциальные психологи полагают также, что каждый человек несет в себе
некоторую онтологическую вину, ведь даже в жизненном стиле, ориентированном на
будущее, некоторые из избранных путей закрывают другие пути, изначально возможные.
Таким образом, периодические кисло-сладкие размышления о том, что могло бы быть, не
указывают на психопатологию и необходимость в психотерапии. Напротив, подобные
размышления могут позитивно влиять на процесс развития, благодаря тому, что в ходе их
происходит пересмотр текущих жизненных паттернов и решений. Но если депрессия,
отсутствие смысла и безысходность поднимаются до уровня, на котором они угрожают
принятию решений, ориентированных на будущее, и гибкости поведения, психотерапия
становится необходимой. Иногда этот уровень депрессии и недомогания прямо
выражается в том, что ранее было названо вегетативностью. Также было указано, что
есть и менее тяжелые, более скрытые формы депрессии, названной экзистенциальным
недугом - нигилизм (с упором на антисмысл) и авантюризм (с избеганием скуки путем
принятия избыточного риска).
стр. 98
Вегетативность, нигилизм и авантюризм - серьезные формы экзистенциального недуга.
Если вся жизнь человека связана с выбором прошлого, у него формируется паттерн
конформизма, ведущий к ним. Но этот паттерн бывает нарушен одним или несколькими
травмирующими событиями, которые снимают внешний слой конформизма,
защищающий снаружи это ограничение процесса принятия решений. Авантюризм и
нигилизм представляют собой вторую и последнюю линию обороны против полного
признания проблемы чрезмерного выбора прошлого, тогда как в случае вегетативности
даже этой обороны не остается.
Клиентам, которые страдают патологической тревогой или депрессией, рекомендуется
терапевтический процесс, состоящий из двух этапов. На первом этапе у них возникает
понимание экзистенциальных оснований их эмоциональных и поведенческих проблем.
Обычно терапевт может облегчить этот процесс, соединяя эмпатию по отношению к
мучительному страданию, которое выражает клиент, со стратегическими
интерпретациями, направленными на выявление процесса принятия решений, который
привел к этому страданию и вызывает его продолжение (Maddi, 1996). Терапевт может
считать свои усилия результативными, когда клиент осознает, что он сам создает свою
жизнь и ее смысл и что путь к созданию хорошей жизни - принятие решений,
ориентированных на будущее.
Когда клиенты достигают этого понимания, им необходима отвага, чтобы действительно
жить той жизнью, которую они сами себе создадут. Второй этап психотерапии связан с
выработкой жизнестойкости (Maddi, 1987). Это дает клиентам навыки преобразующего
совладания, полезные всегда, когда выбор будущего приносит с собой разрушительные
изменения, которые необходимо превратить в ресурсы для того, чтобы успешно совладать
с тревогой и извлечь пользу из нового опыта. Клиенты также учатся подходить к
взаимодействию с миром с установками на вовлеченность, влияние и вызов. Это помогает
им избегать чувств отчуждения, бессилия и угрозы. И наконец, выработка жизнестойкости
стимулирует паттерны социального взаимодействия, связанные с оказанием и получением
помощи и поддержки, а не с гиперопекой и состязанием. Эти изменения в процессах
совладания, в восприятии себя и в стилях социального взаимодействия не только снижают
тревогу и депрессию, но и ориентируют клиента на самообновление.
Существуют определенные признаки, указывающие, что психотерапия завершена. Первый
признак - жизненная сила, проявляющаяся в эмоциях и поведении, вместо изнурительной
тревоги или депрессии. Другой признак - смена принятия решений в пользу прошлого на
принятие решений в пользу будущего. В конечном итоге клиент принимает на себя
ответственность за собственную жизнь, несмотря на все внешние факторы, которые он
легко может обвинить в том, что происходит с ним. Клиент принимает тот факт, что он
абсолютно одинок в своей субъективности, несмотря на поддерживающие его попытки к
достижению близости, и что он умрет, несмотря на героизм, позволяющий ему создавать
смысл, выбирая будущее (Yalom, 1980).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Экзистенциальная психология стабильно развивается и сейчас имеет развернутые позиции
по вопросам личности, развития, психопатологии и психотерапии. Нет нужды говорить,
что разработка всех этих позиций должна быть продолжена. К настоящему времени также
увеличивается количество исследований личностного смысла, посвященных вопросам
индивидуальных различий в этой области, роли смысла в выстраивании жизни и способам
его преобразования (см., напр., Baumeister et al., 1995; Debats, Drost, & Hansen, 1995;
DePaola & Ebersole, 1995; Emmons, 1995; Fry, 1992; Korotkov & Hannah, 1994; Midlarsky &
Kahana, 1994; Nikula, Klinger, & Larson-Gutman, 1993; Palys & Little, 1983; Sheldon &
Emmons, 1995; Ryff & Keyes, 1995; Wong, 1995a). Результаты таких исследований, наряду
с новым пониманием, возникающим в процессе психотерапевтической работы,
стимулируют дальнейшую разработку экзистенциальной позиции (Fabry, 1982, 1988;
Farran et al., 1995; Fry, 1992; Hermans, 1995; Ishiyama, 1995a, 1995b; Lukas, 1990, 1991,
1992; Maddi, 1987; Yalom, 1980). В ближайшие годы в этой области, должно быть,
возникнет много интересного.
Перевод с англ. Е. Н. Осина, Под ред. Д. А. Леонтьева
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Baumeister R. F., Reis H. T., Delespaul P. G. (1995). Subjective and experiential correlates of
guilt in daily life. Personality and Social Psychology Bulletin, 21, 1256 - 1268.
2. Binswanger L. (1963). Being-in-the-world: Selected papers of Ludwig Binswanger (J.
Needleman, Trans.). New York: Basic Books.
3. Boss M. (1963). Psychoanalysis and daseinsanalysis (L. B. Lafebre, Trans.). New York: Basic
Books.
4. Debats D. L., Drost J., Hansen P. (1995). Experiences of meaning in life: A combined
qualitative and quantitative approach. British Journal of Psychology, 86, 359 - 375.
5. DePaola S. J., Ebersole P. (1995). Meaning in life categories of elderly nursing home
residents. International
стр. 99
Journal of Aging and Human Development, 40, 227 - 236.
6. Emmons R. A. (1995). Emotional conflict and well-being: Relation to perceived availability,
daily utilization, and observer reports of social support. Journal of Personality and Social
Psychology, 68, 947 - 959.
7. Fabry J. (1982). Some practical hints about paradoxical intention. International Forum for
Logotherapy, 5, 25 - 29.
8. Fabry J. (1988). Dilemmas of today: Logotherapy proposals. International Forum for
Logotherapy, 11, 5 - 12.
9. Fabry J . (1990). The evolution of noos. International Forum for Logotherapy, 13, 67 - 70.
10. Farran C. J., Herth K. A., Popovich J. M. (1995). Hope and hopelessness: Critical clinical
constructs. Thousand Oaks, CA: Sage.
11. Frankl V. E. (1963). Man's search for meaning: An introduction to logotherapy (L. Lasch,
Trans.). New York: Washington Square Press.
12. Fry P. S. (1989). Preconceptions of vulnerability and controls in old age: A critical
reconstruction. In P. S. Fry (Ed.), Psychological perspectives of helplessness and control in the
elderly (p. 1 - 39). North Holland, Amsterdam: Advances in Psychology.
13. Fry P. S. (1992). Major social theories of aging and their implications for counseling
concepts and practice: A critical review. Counseling Psychologist, 20, 246 - 329.
14. Fry P. S. (1993). Mediators of depression in community-based elders. In P. Cappeliez & R. J.
Flynn (Eds.), Depression and the social environment: Research and intervention with neglected
populations (p. 369 - 394). Montreal, Canada: McGill-Queen's University Press.
15. Fry P. S., Lupart J. L. (1987). Cognitive processes in children's learning: Practical
applications in educational practice and classroom management. Springfield, IL: Thomas.
16. Funk S. C. (1992). Hardiness: A review of theory and research. Health Psychology, 11. 335 345.
17. Gendlin E. T. (1962). Experiencing and the creation of meaning. New York: The Free Press.
18. Heidrich S. M., Ryff C. D. (1993). The role of social comparison processes in the
psychological adaptations of elderly adults. Journal of Gerontology, 48, 127 - 136.
19. Hermans H. J. M. (1995). The construction of meaning in psychotherapy. New York:
Guilford.
20. Horley J., Carroll B., Little B. R. (1988). A typology of lifestyles. Social Indicators Research,
20, 383 - 398.
21. Ishiyama F. I. (1995a). Culturally dislocated clients: Self-validation and cultural conflict
issues and counseling implications. Canadian Journal of Counseling, 29, 262 - 275.
22. Ishiyama F. I. (1995b). Use of validation in counseling: Exploring sources of self-validation
on the impact of personal transition. Canadian Journal of Counseling, 29, 134 - 136.
23. Kierkegaard S. (1954). Fear and trembling and the sickness unto death. Garden City, NY:
Doubleday Anchor.
24. Klinger E. (1994). On living tomorrow today: The quality of inner life as a function of goal
expectations. In Z. Zaleski (Ed.), Psychology of future orientation (p. 97 - 106). Lublin, Poland:
Scientific Society of the Catholic University of Lublin.
25. Klinger E. (1995). Effects of motivation and emotion on thought flow and cognition:
Assessment and findings. In P. E. Shrout & S. T. Fiske (Eds.), Personality research, methods and
theory: A festschrift honoring Donald W. Fiske (p. 257 - 270). Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum
Associates.
26. Kobasa S. C. (1979). Stressful life events, personality, and health: An inquiry into hardiness.
27. Journal of Personality and Social Psychology, 37, 1 - 11.
28. Kobasa S. C., Maddi S. R. (1977). Existential personality theory. In R. Corsini (Ed.), Current
personality theory (p. 243 - 275). Itasca, IL: Peacock.
29. Korotkov D., Hannah T. E. (1994). Extraversion and emotionality as proposed superordinate
stress moderators: A prospective analysis. Personality and Individual Differences, 16, 787 - 792.
30. Lukas E. (1990). Overcoming the "tragic triad" International Forum for Logotherapy, 13, 89 96.
31. Lukas E. (1991). Meaning-centered family therapy. International Forum for Logotherapy, 14,
67 - 74.
32. Lukas E. (1992). Meaning and goals in the chronically ill. International Forum for
Logotherapy, 15, 90 - 98.
33. Maddi S. R. (1967). The existential neurosis. Journal of Abnormal Psychology, 72, 311 - 325.
34. Maddi S. R. (1970). The search for meaning. In M. Page (Ed.), Nebraska symposium on
motivation (p. 137 - 186). Lincoln, NB: University of Nebraska Press.
35. Maddi S. R. (1987). Hardiness training at Illinois Bell Telephone. In J. Opatz (Ed.), Health
promotion evaluation (p. 101 - 115). Stephens Point, WI: National Wellness Institute.
36. Maddi S. R. (1988). On the problem of accepting facticity and pursuing possibility. In S. B.
Messer, L. A. Sass, & R.L. Woolfolk (Eds.), Hermeneutics and psychological theory (p. 182 209). New Brunswick, NJ: Rutgers University Press.
37. Maddi S. R. (1990). Issues and interventions in stress mastery. In H. S. Friedman (Ed.),
Personality and disease (p. 121 - 154). New York: Wiley.
38. Maddi S. R. (1994). The Hardiness Enhancing Lifestyle Program (HELP) for improving
physical, mental, and social wellness. In С Hopper (Ed.), Wellness lecture series (p. 1 - 18).
Oakland, CA: University of California/HealthNet.
39. Maddi S. R. (1996). Existential psychotherapy. In S. J. Lynn & J. P. Garske (Eds.),
Contemporary psycho-therapies (2nd ed, pp. 191 - 219). Columbus, OH: Charles Merrill.
40. Maddi S. R. (1997a). Personality theories: A comparative analysis (6th ed.). Pacific Grove,
CA: Brooks/Cole.
41. Maddi S. R. (1997b). The Personal Views Survey II: A measure of dispositional hardiness.
Lanham, MD: Scarecrow Press.
42. Maddi S. R. (1998). Hardiness in health and effectiveness. In H. S. Friedman (Ed.),
Encyclopedia of mental health (p. 1 - 13). San Diego, CA: Academic Press.
43. Maddi S. R., Kobasa S. C. (1984). The hardy executive: Health under stress. Homewood, IL:
Dow Jones-Irwin.
стр. 100
44. May R. (1950). The meaning of anxiety. New York: Ronald.
45. May R. (1967). Love and will. New York: Norton.
46. May R., Angel E., Ellenberger H. F. (Eds.). (1958). Existence: A new dimension in
psychiatry and psychology. New York: Basic Books.
47. Midlarsky E., Kahana E. (1994). Altruism in later life. Thousand Oaks, CA: Sage.
48. Nikula R., Klinger E., Larson-Gutman M. K. (1993). Current concerns and electrodermal
reactivity: Responses to words and thoughts. Journal of Personality, 61, 63 - 84.
49. Ouellette S. C. (1993). Inquiries into hardiness. In L. Goldberger & S. Bresnitz (Eds.),
Handbook of stress: Theoretical and clinical aspects (2nd ed., pp. 77 - 100). New York: The Free
Press.
50. Palys T. S., Little B. R. (1983). Perceived life satisfaction and the organization of personal
project systems. Journal of Personality and Social Psychology, 44, 1221 - 1230.
51. Parks C. W., Klinger E., Perlmutter M. (1988 - 1989). Dimensions of thought as a function
of age, gender and task difficulty. Imagination, Cognition and Personality, 8, 49 - 62.
52. Reker G. T., Wong P. T. P. (1988). Aging as an individual process: Toward a theory of
personal meaning. In T. E. Birren, V. L. Bengtson (Eds.), Emergent theories of aging (p. 214 246). New York, NY: Springer.
53. Ryff C. D. (1989). In the eye of the beholder: Views of psychological wellbeing among
middle-aged and older adults. Psychology and Aging, 4, 195 - 210.
54. Ryff C. D. (1995). The structure of psychological wellbeing revisited. Journal of Personality
and Social Psychology, 69, 719 - 727.
55. Ryff C. D., Keyes C. L. M. (1995). The structure of psychological wellbeing revisited. Journal
of Personality and Social Psychology, 69, 719 - 727.
56. Ryff C. D., Lee Y. H., Essex M. J., Schmutte P. S. (1994). My children and me: Midlife
evaluations of grown children and of self. Psychology and Aging, 9, 195 - 205.
57. Sartre J. P. (1956). Being and nothingness (H. Barnes, Trans.). New York: Philosophical
Library.
58. Selye H. (1976). The stress of life (2nd ed.). New York: McGraw-Hill.
59. Sheldon K. M., Emmons R. A. (1995). Comparing differentiation and integration within
personal goal systems. Personality and Individual Differences, 18, 39 - 46.
60. Tillich P. (1952). The courage to be. New Haven, CT: Yale University Press.
61. Tweed S. H., Ryff C. D. (1991). Adult children of alcoholics: Profiles of wellness amidst
distress. Journal of Studies on Alcohol, 52, 133 - 141.
62. Wong P. T. P. (1995a). The processes of adaptive reminiscence. In B. K. Haight & J. D.
Webster (Eds.), The art and science of reminiscing: Theory, research, methods, and applications
(p. 23 - 35). Philadelphia: Taylor & Francis.
63. Wong P. T. P. (1995b). A stage model of coping with frustrative stress. In R. Wong (Ed.),
Biological perspectives on motivated activities (p. 339 - 378). Norwood, NJ: Ablex.
64. Yalom I. D. (1980). Existential psychotherapy. New York: Basic Books.
стр. 101
Памятные даты. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ И. И.
МЕЧНИКОВА (К 160-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ УЧЕНОГО)
Автор: В. А. КОЛЬЦОВА, Ю. Н. ОЛЕЙНИК
© 2005 г. В. А. Кольцова*, Ю. Н. Олейник**
* Доктор психол. наук, зав. лабораторией истории психологии и исторической
психологии, ИП РАН, Москва
** Кандидат психологических наук, зав. кафедрой общей психологии и истории
психологии, МосГУ, Москва
В статье рассматриваются психологические взгляды известного русского ученого И. И.
Мечникова (1845 - 1916), анализируется его вклад в разработку геронтологии, изучение
проблем долгожительства, обеспечения активной и деятельной старости.
Ключевые слова: сравнительно-эволюционный метод, соотношение биологического и
социального, теория активного долголетия.
...Полное изучение человеческой личности должно составить необходимую ступень при
обсуждении планов устройства общественной жизни людей.
И. И. Мечников
Развитие любой отрасли знания всегда осуществляется на основе ее взаимодействия с
другими смежными науками. Более того, уровень зрелости той или иной дисциплины во
многом зависит от общего состояния научного мышления. Как правило в каждый
конкретный период он задается определенными направления и подходами,
доминирующими в данный момент времени и выступающими как своеобразные
системообразующие факторы развития науки. В XIX-XX вв. такую роль выполняли
естественнонаучные дисциплины. Идеи и положения, выдвинутые и разрабатываемые Д.
И. Менделеевым, И. М. Сеченовым, СП. Боткиным, А. О. Ковалевским и рядом других
известных русских ученых, оказали значительное влияние не только на развитие
отечественного и мирового естествознания, но и на формирование ряда смежных с ними
научных дисциплин, в том числе психологии. Именно поэтому реализация системного
подхода в историко-психологических исследованиях предполагает рассмотрение генезиса
психологических концепций и теорий в широком общенаучном контексте, изучение
влияния научного наследия ученых-естествоиспытателей на динамику психологических
знаний. В связи с этим несомненный интерес представляет анализ творчества Ильи
Ильича Мечникова как важного источника становления научной психологической мысли.
Выдающийся естествоиспытатель, талантливый экспериментатор, автор ряда
оригинальных теорий и основоположник новых направлений в области естествознания,
крупный организатор и смелый пропагандист, блестящий полемист и популярнейший
человек своего времени, он является гордостью русской науки, входит в славную плеяду
отечественных ученых конца XIX - начала XX вв., оказавших мощное воздействие на
передовую научную мысль России.
Являясь лауреатом Нобелевской (1908) и трижды лауреатом премии им. Бэра, почетным
доктором наук Кембриджского университета, иностранным членом Лондонского
Королевского общества, членом Парижской академии медицины и Шведского
медицинского общества, почетным академиком Петербургской академии наук и Военномедицинской академии, а также более чем 15-и зарубежных академий наук и практически
всех медико-биологических научных обществ России, И. И. Мечников оставил
колоссальное научное наследие. Его работы охватывают вопросы биологии (морфологии
и эмбриологии низших животных), микробиологии (бактериологии и эпидемиологии
инфекционных болезней), антропологии, геронтологии, иммунологии и физиологии
высшей нервной деятельности. Не ставя задачу детально оценивать и анализировать все
научные направления творчества Мечникова, тем более что это уже сделано в ряде трудов
[17, 19 - 24], коснемся того вклада, который ученый внес в разработку проблем
человекознания, и его идей, представляющих непосредственный интерес для
психологической науки.
Следует сразу оговорить, что И. И. Мечников не занимался специально психологией. Но,
разрабатывая широкий круг проблем человекознания,
стр. 102
рассматривая теоретические и практические вопросы человеческой жизнедеятельности, он
естественным образом обращался к обсуждению психологических феноменов. Этому
содействовала широчайшая эрудиция Мечникова в разных областях знания, его близкое
знакомство с передовыми для того времени идеями физиологической науки,
убежденность в наличии закономерных связей между разными уровнями организации
живой материи. Он подчеркивал необходимость сосредоточения всех знаний о человеке в
рамках одной науки, отмечал, что исследователь должен опираться на фактический
материал, отражающий все многообразие факторов, участвующих в изменении видов.
Этому требованию, по его мнению, может удовлетворить только единая наука о человеке
[1].
Основную часть научного наследия И. И. Мечникова в области человекознания
составляют труды, посвященные разработке проблем, связанных с природой человека,
закономерностями и факторами ее эволюции (1, 3, 4, 7, 8, 10, 12, 14 и др.). И хотя среди
них только одна работа специально посвящена вопросам психологии [10], все труды этого
цикла пронизаны идеями и мыслями, которые представляют несомненный интерес для
психологической науки и актуальны для общественной практики. Между тем многие
содержащиеся в работах Мечникова конструктивные положения не получили
дальнейшего развития и все еще недостаточно известны.
Переходя к изложению психологических воззрений И. И. Мечникова, необходимо сделать
несколько замечаний о его методологической платформе. Ее краеугольным камнем стал
естественно-научный подход к явлениям окружающего мира. В предисловии к первому
изданию "Этюдов о природе человека" он указывает, что поколение, к которому он
принадлежит, "легко и быстро усвоило основы положительного мировоззрения,
развившегося, главным образом, вокруг учения о единстве физических сил и об
изменяемости видов... Естественно-историческая сторона этого мировоззрения отвечала
всем требованиям мышления. .." [16, с. 1]. Воспитанный на идеях революционеровдемократов, безоговорочно принявший эволюционное учение Ч. Дарвина и
присоединившийся к взглядам И. М. Сеченова1 о соотношении души и тела, Мечников
глубоко осознавал важность изучения нервной деятельности человека, подчеркивал
ведущую роль мозга и центральной нервной системы в регуляции психической
деятельности. Он призывал "обратить внимание на то, что центральные нервные органы
должны иметь очень большое влияние на развитие чувствительности... Чувствительность
не есть простое отправление нервных волокон, она зависит от центральной нервной
системы" [4, с. 61].
Завершенное выражение методологические установки Мечникова получили не только в
его теоретических построениях, но и в последовательно реализуемом им
исследовательском подходе - сравнительно-эволюционном методе . При рассмотрении
любого вопроса, касающегося психического развития или жизнедеятельности человека,
Мечников обязательно проводил их сравнительный анализ с животным миром. При этом
он избегал вульгарно-механических аналогий, рассматривая человека эволюционно выше
самого разумного животного, подчеркивал его качественное своеобразие. Проведение
такого сравнительного анализа он считал необходимым условием исследования природы
человека. Так, анализируя выявляемые им "дисгармонии" в природе человека, он отмечал,
что прежде "чем приступить к вопросу о человеке, необходимо бросить взгляд на
организованный мир вообще, чтобы найти точки опоры, способные облегчить решение
главной задачи нашего исследования" [16, с. 36]. На подобных "точках опоры" построены
все теоретические обобщения и эмпирические выводы ученого.
Таким образом, методологическую позицию И. И. Мечникова характеризуют
комплексный и естественно-научный подходы к изучаемым явлениям,
материалистическое решение вопроса о соотношении психики и мозга и сравнительноэволюционный метод исследования.
Оригинальны этнопсихологические взгляды И. И. Мечникова, изложенные в основном в
работах по антропологии и этнографии [5, 6, 12, 13]. Интерес к этой теме у будущего
ученого пробудился еще в юношестве. Он читал литературу и собирал статистические
данные о разных народах мира, уделяя особое внимание северным народностям России и
калмыкам. Собираясь в экспедицию с целью антропологических изысканий, он
разрабатывает и представляет на утверждение в Географическое общество специальную
исследовательскую программу, которая отличалась последовательностью применения
сравнительного метода, глубиной и комплексностью охвата исследуемой проблемы [6]. В
программе был выдвинут ряд основополагающих принципов антропологического
исследования:
1. Изучение любых антропологических особенностей человека (рост, относительная
величина частей тела и т.д.) с учетом возрастной изменчивости.
2. Учет в антропологическом исследовании половых различий, т.е. реализация принципа
полового диморфизма.
И. И. Мечникова с И. М. Сеченовым связывали не только единство взглядов и мировоззренческих позиций, но и
долголетняя личная дружба.
1
стр. 103
3. Изучение влияния географических факторов на развитие человека.
4. Анализ патологических и аномальных явлений у различных народов.
5. Проведение естественно-исторического и статистического исследования вопроса о
жизни и вымирании первобытных народов: пока наука не будет располагать точными
данными о естественно-научной стороне вопроса (плодовитость, смертность по возрастам,
"прилипчивость разных болезней" и т.п.), "до тех пор ответы могут иметь только чисто
гипотетический характер" [там же, с. 366].
6. Изучение народностей во всем многообразии их жизнедеятельности.
Очевидно, что эти принципы относятся не только к собственно антропологическим
исследованиям, но имеют значение для любой науки, изучающей человека, в том числе и
для психологии. И заслуга И. И. Мечникова состоит в том, что еще в 1873 г. он обратил
внимание на эти важные, ключевые установки в исследовании человека.
Значительное место в творчестве ученого занимают вопросы воспитания человека. Он
проводит детальный критический анализ популярной в XVIII - начале XIX вв. "теории
естественного воспитания" Ж. -Ж. Руссо [4], определяя ее суть следующим образом:
"Сущность этого метода заключается в том, чтобы ребенок видел в наказании
необходимое последствие его поступка, чтобы он собственным опытом дошел до
сознания, что наказание и поступок относятся как следствие к причине во всех
естественных явлениях" [11, с. 43]. Мечников подробно анализирует основные положения
этой концепции, указывая и на недостатки подобной системы воспитания [там же, с. 43 50]. Они состоят, по его мнению, в том, что, во-первых, основанное на испуге и боли, оно
будет держать долгое время ребенка в "возбужденном состоянии"; во-вторых, ребенок не
может соотнести болезненное ощущение с невидимым свойством предмета и за счет
генерализации обобщения вообще откажется иметь когда-либо дело с этим предметом; втретьих, некоторые вещи ребенку в его возрасте невозможно понять a priory (например,
пользу чистоты); в-четвертых, наказание ребенка за те или иные черты характера
приводит к неверному заключению, будто бы если характер воспитывается, то это всецело
заслуга воспитателя, а не ребенка, а если характер природно обусловлен, то ребенок также
здесь ни при чем; в-пятых, у ребенка не формируется различия между чувством
справедливости и чувством естественной законности (полезности), ему вообще становится
недоступна идея полезности; в-шестых, теория естественного воспитания исходит из
принципа, что естественные наклонности ребенка, если не сознательно, то инстинктивно
ведут к пользе, однако в общественной жизни далеко не все наклонности ребенка
полезны.
Мечников раскрывает также собственные взгляды на процессы воспитания. Используя
сравнительный анализ развития ребенка и детеныша животного, он приходит к выводу,
что "даже на телесное развитие (не говоря уже о психическом) у человека употребляется
гораздо больше времени (в послематочном периоде развития), чем у других
млекопитающих.., что рождаясь на свет, человек представляется сравнительно менее
развитым, чем другие новорожденные млекопитающие" [там же, с. 53 - 54],
соответственно "ребенок разнится от взрослого человека гораздо больше, чем всякое
другое молодое животное от взрослого" [там же, с. 54]. Опираясь на эти положения,
Мечников подчеркивает качественное своеобразие ребенка по сравнению со взрослым,
указывая, что речь идет не только о своеобразии телесной организации, но и о всей
умственной, эмоциональной и волевой деятельности.
Кроме того, он поднимает вопрос о факторах, влияющих на формирование характера
ребенка. Согласно его представлениям, "несоответствие желаний ребенка окружающей
обстановке ведет к порче характера. Стоит умножить в уме случаи несоответствия
внешней обстановки с естественными наклонностями ребенка, и тогда будет понятно, что
они должны производить дурное влияние на развитие характера" [там же, с. 58]. Большое
значение имеет, по мнению Мечникова, также неравномерное развитие чувствительной и
волевой сфер ребенка, что отражается на формировании его характера и нравственных
установок. Причем эти "несоответствия" и "неравномерности" детского возраста
сказываются и на характере взрослого человека. Вывод Мечникова состоит в том, что, с
одной стороны, необходимо "стараться ставить ребенка под влияние обстановки, наиболее
для него соответствующей", с другой - уделять в процессе воспитательного воздействия
равное внимание двум основным качествам человеческого характера: чувствительности,
или "страстности", и уму, воле, т.е. по сути осуществлять комплексный подход в
воспитании, не допуская гипертрофированного развития одних качеств человека в ущерб
другим [там же, с. 58]. Конечно, идеи И. И. Мечникова о качественном отличии ребенка
от взрослого, о неравномерности развития отдельных психических функций, о
комплексном подходе к процессу воспитания и значении внешних условий для
формирования личности вряд ли можно назвать новыми для того времени. Напомним, что
статья Мечникова [4] была опубликована спустя четыре года после выхода книги К. Д.
Ушинского "Человек как предмет воспитания", в которой все эти проблемы уже были
подняты. Но их постановка ученым, никогда углубленно не занимавшимся проблемами
стр. 104
педагогики, характеризует Мечникова как человека передовых, новаторских воззрений,
свидетельствует о глубоко научном понимании им сущности и путей воспитания.
Несомненный интерес представляют и взгляды И. И. Мечникова на природу человека.
Стремление выработать общее и цельное воззрение на человеческое существование
привело его к разработке концепции биологических дисгармоний человеческой природы.
Анализируя историческое развитие взглядов на эту проблему, начиная с античности и
кончая XVIII веком, Мечников приходит к выводу, что "воззрения на человеческую
природу... распадаются на две большие категории: одна из них обнимает воззрения, по
которым природа наша должна служить источником и образцом как для изящного, так и
для нравственного искусства; другая же заключает взгляды, которые, наоборот,
побуждают его унижать свою природу и изменять ее сообразно с какой-нибудь
определенной целью" [8, с. 551]. По мнению Мечникова, более соответствующей
истинной природе человека, естественной и доказательной является второй точки зрения.
"Опираясь на дарвинскую идею о происхождении человека, в соответствии с которой
человек получил все свои органы от какого-нибудь более низкого в системе животного,
передавшего по наследству между прочим и такие части, которые сделались
бесполезными, мало-помалу заглохли, оставив, однако, по себе более ими менее заметные
следы в виде... рудиментарных или остаточных органов [там же, с. 553] и его идею об
изменчивости видов, согласно которой "будучи существом общительным и притом
принадлежа к числу наиболее изменчивых видов, человек в высшей степени подвержен
влиянию постоянно изменяющихся внешних условий, вследствие чего он находится в
процессе применения к ним" [там же, с. 555], и наследственности, Мечников делает
вывод: "вид Homo Sapiens принадлежит к числу видов, еще не вполне установившихся и
не полно приспособленных к условиям существования. Унаследованные им инстинкты
потеряли свою первоначальную силу, сделались шатки, тогда как долженствующий стать
на их место разум еще недостаточно развился и окреп. Отсюда раздвоение и разлад, со
столь ранних пор обративший на себя внимание человечества" [там же, с. 558]. Другими
словами, основная дисгармония человеческого организма заключается в разладе "между
данными природою свойствами и человеческим идеалом счастья" [там же, с. 556].
Таким образом, И. И. Мечников остро ставит проблему соотношения биологического и
социального в человеке, показывает необходимость устранения дисгармоний в природе
человека. Он считает, что именно этот путь позволяет решить задачу человеческого
существования, понять его смысл и цели, а также разъясняет значение истинной культуры
и истинного прогресса. При этом только активность и сознательное стремление человека к
своему совершенствованию, опирающиеся на открытия науки, позволят достигнуть
гармонизации его природы.
Не останавливаясь более подробно на рассмотрении теории дисгармоний, укажем лишь,
что сам Мечников осознавал неразработанность многих ее положений, отмечал их
гипотетический характер и высказывал надежду, что дальнейший прогресс науки
принесет новые убедительные факты, уточняющие его выводы. Он верил, что "более
молодые силы займутся их проверкой и дальнейшим развитием", рассматривал свой вклад
в решение данной проблемы как своеобразное завещание "отживающего поколения
новому" [16, с. 3].
Логическим продолжением теории дисгармонии стала разработанная Мечниковым теория
ортобиоза, или "нормального цикла жизни человека". Стремление к продлению жизни,
сохранению здоровья и обеспечению активной старости - первостепенная потребность и
мечта человечества. Являясь сторонником гуманистического и оптимистического
мировоззрения, Мечников был абсолютно убежден в возможности науки
усовершенствовать природу человека и приблизиться к разрешению этой проблемы.
Неслучайно его труд, в котором созданная им теория ортобиоза получила наиболее
полное воплощение, называется "Этюды оптимизма" [14].
Ключевым положением теории ортобиоза является вывод о том, что настоящая цель
человеческого существования заключается в деятельной жизни, соответствующей личным
способностям, длящейся по появления "инстинкта смерти", т.е. до тех пор, когда человек
чувствует себя уже удовлетворенным продолжительностью своей жизни и начинает
желать небытия [15, с. 283]. Анализируя имеющиеся научные данные (работы Галлера,
Бюффона, Флуранса), а также опираясь на собственные выводы и наблюдения, Мечников
приходит к заключению, что естественная продолжительность жизни человека должна
составлять 150 лет. По достижении этого возраста у человека возникает чувство
жизненной завершенности, удовлетворенность и спокойное, радостное восприятие
окончания своего жизненного пути. И наоборот, осознание дисгармоний своей
биологической природы, переживание неотвратимости, а главное преждевременности
смерти, краткости своего бытия, по мнению Мечникова, рождает чувства пессимизма и
безвыходности. В связи с этим цель науки он видит в вооружении человека разумной
программой изменения человеческой природы, преодоления трудностей бытия,
стр. 105
продления активной творческой деятельной жизни и тем самым в возвращении ему веры,
оптимизма и счастья. "Человек способен на великие дела; вот почему следует желать,
чтобы он видоизменил человеческую природу и превратил ее дисгармонии в гармонии.
Одна только воля человека может достичь этого идеала" [14, с. 293].
С целью изучения поставленной проблемы Мечников приступает к исследованию
феномена долгожительства и получает обширный научно значимый материал в этой
области. Представляет интерес данное Мечниковым объяснение причин старения,
которые он видит в механизме межклеточных и межтканевых взаимоотношений в
организме, во влиянии фагоцитоза на старческую атрофию ("борьбе макрофагов"2 и
"благородных элементов тканей"), развивая тем самым цитогеронтологическое
направление в геронтологии.
В работе "Этюды оптимизма" Мечников предлагает широкую конкретную программу мер,
направленных на борьбу со старением, за продление человеческой жизни, реализацию
биологических ресурсов организма в полном объеме. Особое внимание им уделяется при
этом вопросам гигиены, включая психогигиену. К последней он относит формирование у
человека потребности и активного стремления к здоровому образу жизни.
Следует отметить, что сколь бы важным, по мнению Мечникова, не являлось
удовлетворение естественных базовых потребностей, обеспечение нормальных условий
существования человека не выступало у него в качестве самоцели, а рассматривалось как
основа и условие "удовлетворения высших потребностей душевной жизни" [9, с. 10].
Конечно, не все поставленные проблемы могли быть решены ученым, опирающимся на
научные достижения своего времени и ограниченным уровнем развития науки,
недооценивающим роль социальных факторов в борьбе за здоровье и жизнь человечества.
Но уже сам факт обращения к ключевой экзистенциальной проблеме человеческого бытия
- вопросу жизни и смерти, попытка ее научного решения стали важным стимулирующим
фактором для развития дальнейших поисков в этом направлении. В связи с этим работы
Мечникова по праву считаются одним из источников развития современной геронтологии.
Постановка этой проблемы как научной имела большой социальный смысл, особенно в
России, которая по уровню смертности (в первую очередь детской) и низкой
продолжительности жизни во второй половине XIX века занимала одно из первых мест в
Европе [18]. Очевидна актуальность данной проблемы и для современной России,
переживающей сегодня беспрецедентно острый демографический кризис, поставивший
под угрозу сохранение титульной нации и выдвинувший вопросы сохранения численности
населения страны в число первоочередных государственных проблем. И это побуждает
нас вновь обратиться к научному наследию И. И. Мечникова, посвятившего решению это
вопроса все свое богатое и многогранное творчество.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Мечников И. И. Антропология и дарвинизм // Вестник Европы. М., 1875. Кн. 1.
2. Мечников И. И. Антропологический очерк калмыков как представителей монгольской
расы // Известия Московского общества любителей естествознания, этнографии и
антропологии. Труды антропологического отдела. 1876. Т. 20. Кн. 2. С. 205 - 209.
3. Мечников И. И. Возраст вступления в брак. Антропологический очерк // Вестник
Европы. 1874. Кн. 1. С. 232 - 283.
4. Мечников И. И. Воспитание с антропологической точки зрения // Вестник Европы. 1871.
Кн. 1. С. 205 - 232.
5. Мечников И. И. Мадейра. Воспоминания и заметки // Вестник Европы. 1873. Кн. 9. С.
212 - 239.
6. Мечников И. И. Докладная записка в Географическое общество: Акад. собр. Соч. М.:
1964. Т. 16. С. 366 - 367.
7. Мечников И. И. Закон жизни. По поводу некоторых произведений графа Л. Толстого //
Вестник Европы. 1891. Кн. 9. С. 228 - 260.
8. Мечников И. И. Очерк воззрений на человеческую природу // Вестник Европы. 1877. Кн.
3 - 4. С. 537 - 560.
9. Мечников И. И. Предисловие по второму изданию книги "Этюды оптимизма" 1908 г. //
Мечников И. И. "Этюды оптимизма". М., 1987. С. 8 - 14.
10. Мечников И. И. Рудименты человеческой психики в некоторых физиологических и
психологических актах//Мир божий. 1904. N 11. С. 1 - 17.
11. Мечников И. И. Сорок лет искания рационального мировоззрения. М., 1913.
12. Мечников И. И. Флора нашего тела // Вестник воспитания. 1901. N 5. С. 1 - 34.
13. Мечников И. И. Экскурсия на острове Тенерифе // Вестник Европы. 1872. Кн. 5. С. 254
- 295.
14. Мечников И. И. Этюды оптимизма. М.: Наука, 1964.
Макрофаги определяются Мечниковым как элементы соединительных тканей, возникающие под влиянием
продуктов гниения в кишечнике человека и противостоящие "благородным тканям" - нервным, мышечным, что в
итоге приводит к прекращению их нормального развития. В связи с этим защиту организма от преждевременного
старения он видел в обеспечении способов усиления благородных тканей и их способности противостоять
воздействию макрофагов, а также в ослаблении функций последних. Развивая указанные идеи Мечникова,
академик А. А. Богомолец, наоборот, ставит вопрос о важности соединительных тканей для деятельности
организма и необходимости стимулирования их функций в старческом возрасте как условии продления активной
жизни до 120 - 150 лет [25, с. 307].
2
стр. 106
15. Мечников И. И. Этюды о половом вопросе: Акад. собр. соч. М.: 1964. С. 283 - 290.
16. Мечников И. И. Этюды о природе человека. М., 1917. С. 282.
17. Анугин Д. Н. Мечников и его антропологические статьи // Русск. антрополог, журн.
1916. Т. 20. С. 129 - 138.
18. Берви-Флеровский В. В. Избр. экономические произведения. М., 1959. Т. 2.
19. Вайндрайх Т. М. Учение Мечникова о воспалении и иммунитете // Журн. микробиол.,
эпид., иммун. 1941. N 8. С. 1929.
20. Зенкевич Л. А. Мечников как биолог-эволюционист // Успехи современной биологии.
1945. Т. XX. С. 20 - 26.
21. Зильбер Л. А. Теория фагоцитоза Мечникова в свете современных экспериментальных
данных // Успехи современной биологии. 1945. Т. XX. С. 6 - 20.
22. Кулагин Н. М. Мечников как зоолог // Природа. 1915. N 5. С. 703 - 706.
23. Нагорный А. В. И. И. Мечников и проблема удлинения жизни // Учен. зап.
Харьковского ун-та. 1940. Т. VX. С. 145 - 156.
24. Сахаров Г. П. Мечников как патолог // Медиц. обозр. 1916. Т. 86. С. 507 - 523.
25. Тишкова А. А. У истоков геронтологии // И. И. Мечников. Этюды оптимизма. М., 1987.
С. 277 - 313.
I. I. MECHNIKOV'S PSYCHOLOGICAL VIEWS (to 160-th scientist's birthday)
V. A. Koltcova*, Y. N. Oleynik**
* Sc. D. (psychology) head of history of psychology and historical psychology laboratory,
Psychological Institute of RAS, Moscow
** PhD. head of common psychology and history of psychology chair, MO SHU, Moscow
Psychological views of a noted scientist - I. I. Mechnikov (1845 - 1916) are considered. His
contribution to gerontology development, to the study of longevity and ensuring of active and
energetic old ages is analyzed.
Key words: comparatively-evolutional method, biological and social relationship, theory of
active longevity.
стр. 107
Памятные даты. А. А. УХТОМСКИЙ О БИОСОЦИАЛЬНОЙ
ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕКА (К 130-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ (1875 1942))
Автор: Л. В. СОКОЛОВА
© 2005 г. Л. В. Соколова
Доктор психологических наук, старший научный сотрудник Физиологического научноисследовательского института им. АЛ. Ухтомского Санкт-Петербургского
университета, Санкт-Петербург
В истории нашей отечественной мысли можно встретить немало имен, настоящее
открытие которых далеко не всегда совпадает со временем реального бытия их носителей.
Вклад таких людей в общее развитие знаний и культуры становится зримым лишь много
позже - спустя годы и даже десятилетия. Среди них и Алексей Алексеевич Ухтомский.
Наследие Ухтомского до недавних пор прочно связывалось с конкретной областью знаний
- физиологией поведения животных и человека. Лишь в последнее время в результате
тщательной работы над архивами ученого раскрылась еще одна важнейшая часть его
творческого дарования, ставящая его в ряд крупнейших религиозно-философских и
социальных мыслителей XX в., заложивших основы интегральной науки о природе
человека.
Судьба А. А. Ухтомского еще долгое время будет привлекать интерес исследователей. И
не только неординарностью жизненных перипетий, выпавших на его долю, но и
уникальностью этой личности; тем, насколько были спаяны в одном человеке идеи и сама
жизнь. Его жизненный путь непрост, но внутренне закономерен: выпускник Кадетского
корпуса и слушатель Московской духовной академии. Кандидат богословия и студент
естественного отделения Петербургского университета, "монах в миру" по духовному
исповеданию и мироощущению и глава университетской физиологической школы,
создавшей одно из оригинальнейших направлений в науке.
Родился Алексей Алексеевич Ухтомский 13 (25) июня 1875 г. в родовом поместье князей
Ухтомских, что располагалось в сельце Вослома Рыбинского уезда Ярославской губернии.
Род Ухтомских принадлежал к одному из древнейших княжеских родов России и вел свое
начало от Великого Князя Киевского, Владимирского и Суздальского Юрия Долгорукого.
После окончания рыбинской классической гимназии в 13 лет Алексей Ухтомский по
устоявшейся семейной традиции поступает в Нижегородский кадетский корпус. Казалось
бы, при аристократическом происхождении Ухтомскому обеспечена вполне
благополучная военная карьера. Но после окончания корпуса юноша принимает
неожиданное для всех решение поступить на словесное отделение Московской Духовной
Академии, где он углубленно занимается изучением философии, в частности, теории
познания. Именно там, в академии, у Ухтомского возникла мысль выявить
естественнонаучные основы нравственного поведения людей, найти те
психофизиологические механизмы, с помощью которых складывается все многообразие
поведения и психики человека. Много позже в своей автобиографии Ухтомский напишет:
"Кандидатская диссертация поставила настоятельно на очередь ближайшее изучение
физиологии головного мозга, нервной деятельности вообще, а также физиологии
поведения". При этом Ухтомский понимает необходимость комплексного изучения этих
проблем, которое подразумевает рассмотрение человека во всей совокупности его
биологических и духовных составляющих.
Уже будучи кандидатом богословия, в возрасте 25 лет Ухтомский становится студентом
естественного разряда физико-математического факультета Санкт-Петербургского
университета. С этого момента вся его жизнь была прочно связана с университетом: здесь
в 1911 г. он защитил магистерскую диссертацию, в 1922 г. возглавил кафедру физиологии
человека и животных, в 30-х годах, будучи академиком, основал при университете
Научно-исследовательский физиологический институт, носящий ныне его имя.
Университет стал для Ухтомского родным домом, духовным приютом, где он сорок с
лишним лет вынашивал свои фундаментальные идеи, читал лекции и воспитывал
молодежь. В суровую военную пору он не покинул стены родного университета,
продолжая руководить научными работами, мыслить, писать. Умер Ухтомский 31 августа
1942 г., не пережив ленинградскую блокаду, не успев прочесть в публичном заседании
подготовленный за неделю до того принципиальный для биологии доклад "Система
рефлексов в восходящем ряду".
А. А. Ухтомский - уникальное явление в русской культуре. В истории науки найдется
немного
стр. 108
деятелей, которые могли бы сравниться с ним по широте кругозора, мощи ума,
разносторонности интересов и поражающей активности в самых различных областях
человеческой мысли. Ухтомского по праву можно считать подлинным энциклопедистом
XX в. По стилю мышления, широте кругозора, диапазону обобщений и остроте
предвидений он был одним из крупнейших мыслителей XX в., предвосхитивших целый
ряд идей современной науки о человеке, науки интегральной по своей сути.
Разработанный им принцип доминанты намного опередил появление других
теоретических концепций системного анализа работы мозга, в настоящее время
рассматриваемого в качестве основного методологического принципа современного
естествознания.
В рамках традиционных работ физиологической научной школы Санкт-Петербургского
университета им были начаты исследования функциональной динамики нервных
процессов, которые привели к открытию принципа доминанты как одного из главных
межсистемных принципов работы мозга, лежащего в основе активного,
целенаправленного поведения организма в среде. Понимание Ухтомским подвижного,
динамического характера взаимодействия процессов возбуждения и торможения в
центральной нервной системе легло в основу выдвинутого им понятия функциональной
координации, которое стало основополагающим при формировании представлений
ученого о доминирующей констелляции как функционально подвижном динамическом
органе. При этом Ухтомским обоснована активная роль координационного торможения в
обеспечении интегративной деятельности нервной системы и определено его значение в
плане формирования векторной направленности поведения.
Подчеркивая значение доминанты в формировании структуры поведения, он наметил
единый план психофизиологического изучения комплекса эффектов доминанты, прежде
всего касающегося выявления ее роли в процессах внимания и предметного мышления.
Ухтомский не только ввел понятие об "интегральном образе" как элементарной единице
процесса познания, обеспечивающей целевую детерминацию поведения, но и
предвосхитил идею о вероятностном характере любой поведенческой программы.
Ухтомский с самого начала рассматривал созданный им принцип доминанты как принцип
междисциплинарного значения, признавая его мощным системообразующим фактором в
комплексном научном описании наиболее сложной живой системы - человека. По сути,
им была разработана стройная концепция человека, раскрывающая объективные законы
его поведения и психики, формирования нравственной и творческой личности,
межличностного общения. Учение Ухтомского о природе человека - это уникальное
сочетание основных направлений русской философской мысли с ее яркой этической
направленностью и традиций отечественной физиологической науки. Более того,
знаменуя собой новый синтетический подход к природе человека, концепция Ухтомского
была построена на стыке различных научных направлений: биологии, физиологии,
психологии, философии, социологии и этики. Именно это сочетание гуманитарных и
естественнонаучных представлений о природе человека дало удивительный, качественно
новый сплав знаний об основных биосоциальных детерминантах поведения и психики
человека. Был произведен поистине революционный скачок в понимании самой природы
человека, показавший неразрывное единство биологического и социального,
материального и идеального в человеке. Концепция Ухтомского о биосоциальной природе
человека впервые объединяет в единое целое физиологические, психофизиологические и
социокультурные детерминанты поведения и психики человека.
Представление о неразрывном единстве физиологического и психического в природе
человека привело Ухтомского к качественно новому применительно к человеку понятию
"среды", всегда предстающей в контексте культуры и объединяющей как
индивидуальный, внутренний мир человека, так и культурный опыт предшествующих
поколений. Этот "опыт отцов", по словам ученого, переданный человеку в ходе
социальной практики, неизмеримо расширяет границы возможных проявлений его
деятельности, раздвигая их за пределы собственного, природного "Я", тем самым
повышая адаптивные ресурсы организма. Однако не только среда формирует человека, но
и сам человек формирует, активно "творит" среду, вносит свою культурную лепту в
общий процесс развития. Единение индивидуальностей творит культуру как качественно
иную определенность, в основе которой лежит квинтэссенция человеческих идеалов и
плодов реальной деятельности людей, ведомых этими идеалами.
Основываясь на понимании определяющей роли "интегрального образа" в организации
психической деятельности человека, Ухтомский впервые с новых позиций обосновал
ведущую роль идей и идеалов в жизни человека и общества. Процесс идеализации,
построение проекта, предполагающего создание "новой", творимой природы вещей,
принадлежит к одним из фундаментальных принципов деятельности высших социальных
форм существования природы. Творческий характер человеческого сознания
обеспечивает возможность выйти за пределы строго заданной схемы, шаблона,
раздвинуть его границы. На принципе "творческой идеализации" построены
сформулированные Ухтомским законы общения - закон
стр. 109
Двойника и закон Заслуженного собеседника. Доминанты, по мнению Ухтомского,
приводят к одностороннему, субъективному отражению человеком реальной
действительности, но они же лежат в основе преобразовательной деятельности человека, в
результате которой изменяется не только окружающая среды, но и сам человек, его
нравственная природа. Имеющие глубокую психофизиологическую подпочву,
сформулированные Ухтомским законы межличностного общения впервые вводили в
область естественнонаучного знания такую категорию, как нравственность, которую он
считал "естественным" законом жизни человека. Согласно Ухтомскому, нравственное
сознание существует только в контексте поведения человека, и любое его действие
должно рассматриваться в неразрывном единстве субъективных побуждений и
общественно значимых последствий.
К сожалению, на страницах официальной печати того времени эти ценнейшие идеи
Ухтомского не были (да и не могли быть!) опубликованы. В научных кругах его теорию и
без того называли "небесной физиологией", а его самого "человеком не от мира сего" - и в
этом была своя правда, ибо в то время, когда рушились алтари на многострадальной земле
и в душах людей, Ухтомский не переставал говорить о высочайшем значении
нравственности, о вечной и непреходящей ценности каждой человеческой жизни, о
глубочайшей личной ответственности за судьбы истории.
Каждая эпоха рождала людей, которые обладали глубинным "внутренним зрением",
позволяющим им прорвать границы своего времени и заглянуть далеко вперед, в
отдаленные перспективы развития событий, причины которых лишь закладывались в
настоящий момент. Во все времена их голос - "голос пророчественной совести" призывал человека познать самого себя и свою роль в Истории, нравственно оценить свои
деяния, понять, в чем состоит истинный прогресс человечества. Несмотря на то, что
конкретные судьбы этих людей несут на себе естественный отпечаток времени, в котором
они жили, их мысли и сегодня служат для нас нравственным "компасом", неким духовным
ориентиром, по которому мы сверяем собственный путь и научаемся правильно слышать
и понимать голос реальности. Среди таких имен и выдающийся русский ученыймыслитель академик Алексей Алексеевич Ухтомский.
стр. 110
Памятные даты. НЕПОНЯТЫЙ КЛАССИК (К 100-ЛЕТИЮ СО ДНЯ
РОЖДЕНИЯ ДЖОРДЖА КЕЛЛИ (1905 - 1967))
Автор: Д. А. ЛЕОНТЬЕВ
© 2005 г. Д. А. Леонтьев
Доктор психологических наук, профессор факультета психологии МГУ им. М. В.
Ломоносова, Москва
Статья содержит очерк биографии и прослеживает эволюцию научных взглядов одного из
выдающихся психологов XX столетия, рассматривается судьба научной школы Келли и
близость его взглядов к экзистенциальной психологии.
Ключевые слова: личностные конструкты, смысл, когнитивная психология,
экзистенциальная психология, эксперимент, опыт.
Из числа бесспорных классиков психологии XX века Джордж Келли является, пожалуй,
самым непонятым, точнее, искаженно, односторонне понятым.
Его судьба и путь в науке были совсем не похожи на судьбу и путь других классиков. Он
родился на Среднем Западе США в религиозной фермерской семье, где был
единственным ребенком. Из-за частых переездов семьи его среднее образование было
бессистемным, во многом самостоятельным и началось с точных наук, Келли получил
диплом по физике и математике, потом переключился на педагогику, наконец, в 1931 г.
стал доктором психологии. Начав работать в разгар Великой Депрессии в
провинциальном колледже Форт Хэйс штата Канзас, он вскоре был вынужден
пожертвовать интересом к экспериментальной психологии в пользу более практических
вещей, занимаясь всем понемножку - клинической психологией, бесплатным
консультированием детей и подростков, которое развилось в психологическую службу в
масштабах штата, одну из первых в Америке. Эта деятельность была прервана Второй
мировой войной, на всем протяжении которой Келли работал психологом в авиации
морского базирования. Вскоре после войны он возглавил программу по клинической
психологии в университете штата Огайо в Коламбусе, где и проработал большую часть
оставшейся жизни - лишь совсем незадолго до своей внезапной смерти в 1967 г. переехал
по приглашению А. Маслоу к нему в Брандейсский университет.
Изредка публикуя немногочисленные статьи, он оставался практически неизвестным в
научных кругах вплоть до своего 50-летия. Рядовой профессор провинциального
университета, Келли, как говорят, проснулся знаменитым, когда в престижном
издательстве "Norton" неожиданно вышла его книга в двух томах, объемом 1200 страниц,
в которой излагалась совершенно новая система в психологии, последовательно и
методично выстроенная с самого основания - философских допущений и базовой
аксиоматики [12]. Литературных источников в этой книге было немного - несколько
десятков, причем большую их часть составили неопубликованные диссертации и
дипломные работы, выполненные под руководством автора. С этого момента началась
история бурного интереса к Келли, который становится модным. Его приглашают с
лекциями в ведущие университеты, а его статьи выходят в престижных сборниках. Тогда
же началась и история его непонимания.
Самое большое упрощение и искажение - называть теорию Келли когнитивной, как это
делают в подавляющем большинстве случаев. Конечно, есть определенные основания для
того, чтобы считать ее таковой. Но она не сводится к этому, поскольку гораздо шире
когнитивной направленности. По моему глубокому убеждению, прежде всего это
экзистенциальная теория.
Чем была вызвана необходимость для Келли отказываться от прежней психологии и
перестраивать ее "до основанья, а затем"?
ПСИХОЛОГИЯ ЛИЧНОСТНЫХ КОНСТРУКТОВ
В статье "Автобиография теории", вошедшей в посмертно изданную книгу "Клиническая
психология и личность" [13], Келли описывает историю зарождения его идей. Когда я
преподавал экспериментальную психологию, - пишет он, - все учебники, которыми мы
пользовались, строились примерно по одной и той же схеме. Первая часть была
посвящена методологии эксперименстр. 111
тального исследования. Студентов учили, каким образом ставить задачи исследования,
как формулировать гипотезы, как на основании этих гипотез грамотно планировать
эксперимент, выбирать методы; далее, подвергая данные количественной обработке,
соотносить то, что получилось с тем, что предполагалось; делать выводы и
формулировать новые гипотезы на этом основании. Затем начинался раздел, посвященный
объяснению поведения, где писалось совершенно другое. Там говорилось о том, что у
людей и животных есть определенное количество энергии, которая питает их поведение,
что конкретные способы его осуществления являются результатом научения на основании
того, какие реакции на внешние стимулы подкрепляются, а какие нет; в соответствии с
этим мы заучиваем те или иные реакции и далее ведем себя в соответствии с выученным.
Как вспоминает с иронией Келли, он все больше недоумевал: неужели экспериментальные
психологи настолько отличаются от остальной части человечества, что их поведение
описывается совершенно иначе. Получается, что есть два сорта людей. Одни ставят цели,
формулируют гипотезы, планируют свои действия по проверке этих гипотез и после этого
полученные результаты соотносят со своими предсказаниями, или модифицируют свои
представления о действительности. Другие люди реагируют на внешние стимулы и, в
зависимости от того, получают ли они подкрепление, у них формируется тот или иной
репертуар реакций, и дальше они действуют в соответствии с ними на основе выученных
влечений. Эти модели явно противоречили друг другу. Если признать, что
экспериментальные психологи - такие же люди, как и все, остается одно из двух: или
признать, что все, что пишется про планирование - фикция, и этот раздел тоже можно
описать в терминах реагирования экспериментальных психологов на стимулы в
экспериментальной ситуации, или, наоборот, распространить на остальное человечество
модель того, как ведут себя ученые. Келли счел второе более разумным.
Он положил в основу своей системы модель, как он называет, "человека-ученого",
пытаясь описать поведение каждого человека по аналогии с тем, как действует ученый.
Келли не хотел рассматривать человека как автомат. "Не обязательно быть
экспериментальным психологом, - писал он, - чтобы рассматривать человека как автомат,
хотя изучение экспериментальной психологии способствует этому" [14, с. 24]. Он все же
считал, что человек гораздо сложнее. Но поскольку вся психология, с которой он имел
дело, рассматривала человека именно как автомат, пришлось все переделывать самому.
Келли выстроил альтернативную психологию с самого начала, по порядку,
последовательно, продуманно и рефлексивно. Мало кого можно сравнить с ним по
степени методологической осмысленности и обоснованности всего, что он делал - разве
что Левина, Олпорта и Выготского. В его текстах очень много ценных методологических
рассуждений, полезных не только студентам, но и зрелым специалистам.
В 1963 г. Келли выпустил небольшую книгу, которая включала лишь три первых
общетеоретических главы своего главного труда "Психология личностных конструктов";
эта книга - единственное, что переведено на русский язык [2]. Надо сказать, что поскольку
Келли создал свою лексику, его трудно переводить - переводы на русский допускает
многовариантность, и хотя упомянутый перевод никак нельзя назвать некомпетентным
или неадекватным, я склонен переводить многие термины и формулировки иначе,
поэтому ссылаюсь на первоисточник, а не на это русское издание.
Двухтомник "Психология личностных конструктов" начинается с конструирования общей
методологической и философской позиции автора. Келли формулирует принимаемые им
недоказуемые аксиоматические предпосылки - они есть в любой теории, но мало кто их
целенаправленно рефлексирует - и начинает с допущений о мире. Во-первых, мир реально
существует, и человек постепенно приближается к его пониманию. Во-вторых, мир
обладает таким свойством, как интегральность, т.е. сон со всеми его частями
функционирует как единое целое, единый механизм. В-третьих, мир движется по оси
времени, изменяется по отношению к самому себе. Это способ существования мира - он
не остается на месте, он постоянно "происходит". Жизнь, так же как и все сущее, меняется
во времени. Но она еще как-то во времени локализована. Первое, живое существо
измеримо во времени, другими словами, конечно. Второе, живое способно
репрезентировать другие формы реальности, оно отражает действительность, не только
отражая и отстраненно наблюдая, но при этом сохраняя свою собственную реальность,
т.е. существует в мире.
Свою философскую позицию Келли называет "конструктивный альтернативизм". Суть его
заключается в том, что мы всегда истолковываем происходящее и что любые события
мира можно истолковать по-разному. Всегда есть альтернативы. При этом процесс
истолкования нуждается в инструментах. Человек, говорит Келли, смотрит на мир сквозь
прозрачные трафареты или шаблоны, а затем пытается подогнать их соответственно тем
реалиям, из которых состоит мир. Эта подгонка не всегда оказывается хорошей, однако
совсем без таких шаблонов мир предстает настолько неразличимой однородностью, что
человек не в состоянии найти в нем какой-либо смысл. Даже плохая подгонка шаблонов к
реальности полезней полного их отсутствия. Эти шаблоны Келли называет личными, или
личностными (одинаково корректные варианты перевода) конструкстр. 112
тами. Конструкты как способ истолкования мира - центральное понятие его теории. Это
не отпечаток мира, а определенная модель мира, которую человек конструирует в своем
сознании. Понятие "отражение" здесь неприменимо, ведь отражение - пассивный процесс,
а конструирование - активный. Конструкты дают возможность человеку выстраивать свою
линию поведения. При этом они не обязательно формулируются на словах. Возможны
невербальные и неосознаваемые истолкования мира даже в отсутствие словесных
ярлыков.
На основании конструктов человек делает предсказания того, как будут развиваться
события. Затем модель подвергается проверке в столкновении с миром, который движется
вперед и обнаруживает правильность или ошибочность таких предсказаний. Если
гипотезы не подтверждаются, значит, система конструктов работает недостаточно
эффективно и требует пересмотра, дополнения. Маленький ребенок оценивает всех по
шкале "хороший-плохой" до тех пор, пока поведение окружающих вписывается в эту
классификацию; когда же он сталкивается с нарушением прогноза, возникает
необходимость вводить дополнительные конструкты. Проверка конструкта - это его
испытание. Келли говорит о том, что хороший ученый стремится как можно быстрее
подвергнуть свои конструкты испытанию, но сначала он проверяет их в масштабах
пробирки. Если риск велик, он ищет косвенные доказательства своих конструктов, прежде
чем проверить их напрямую. Это одна из характерных черт экспериментального метода
психологической науки. Опыт, опровергающий предсказание, приводит к изменению
конструктов. Конструкты, используемые для предсказания относительно близких
событий, сравнительно легко поддаются пересмотру. Конструкты, касающиеся
отдаленных событий, менее подвержены влиянию каких-либо фактов, опыта, потому что в
этом случае не может быть строгих опровержений. Хорошо известно классическое
исследование Л. Фестингером [4] секты, предсказывавшей скорый конец света. Члены
секты ждали, готовились к нему, но когда он не наступил в предсказанный день, они
нашли объяснение этому, не меняя мировоззрения в целом.
Человек нуждается в разном истолковании действительности, но хорошее больше, чем
плохое, приближает к действительности. С одной стороны, люди стремятся
совершенствовать свои конструкты, делать их максимально адекватными реальности. С
другой - существуют определенные силы, препятствующие любому изменению наших
конструктов, - человек склонен останавливаться при мысли об их изменении, уклоняясь от
проверки и встречи с реальностью, поскольку боится результатов испытания. Он не хочет
попадать в зависимость от собственных конструктов и может держать их в тайне от
других, желая выражать и проверять их. Таким образом, в основе всей динамики
конструктов лежат две противоречащие друг другу силы, или тенденции: с одной
стороны, стремление подгонять конструкты под реальность, с другой - сохранять их
неизменность. Первая связана с прогрессивным личностным развитием, вторая - со
стагнацией, невротизацией, психологическими защитами и нарушениями адаптации.
В последнем случае проверка конструкта может оказаться и бесполезным занятием. Вот
пример самого Келли: кто-то истолковывает поведение соседа как враждебное,
подразумевая, что тот будет ему вредить при каждом удобном случае. Он проверяет свое
предположение, бросаясь камнями в его собаку. Сосед отвечает сердитым упреком, что
интерпретируется как подтверждение истолкования поведения соседа как враждебно
настроенного лица. Сам конструкт, таким образом, провоцирует его подтверждение. Уже
позже в психологии описали такой эффект, как самоосуществляющееся пророчество, сам
факт которого причинно обусловливает его же собственное подтверждение. Можно
вспомнить в этой связи известную притчу о пропаже у человека топора. Когда он стал
думать, куда делся топор, то заподозрил, что его взял сосед. Посмотрел он на соседа и
видит: да, действительно, сосед выглядит как укравший топор. И походка у него как у
человека, укравшего топор. И разговаривает он как укравший топор, и смотрит точь-вточь как человек, укравший топор. А потом он нашел топор за печкой. Посмотрел на
соседа и видит - да нет, конечно, и смотрит он, и ходит, и разговаривает как человек, не
кравший топора. Сами предпосылки могут быть сформулированы так, что они
автоматически подтверждают любой исход, толкуя все происходящее как подтверждение
первоначального. Так могут строиться не только обыденные системы объяснения
реальности, но и целые теории. Например, психоанализ невозможно опровергнуть, потому
что любое опровержение и критика интерпретируются психоаналитиками как эдипово
отношение; тем самым из любого опровержения делается автоматическое подтверждение.
Нетерпимость и агрессию Келли объясняет именно неспособностью человека отказаться
от своих привычных конструктов: "Если люди не ведут себя так, как он ожидает, он
заставит их! Так его представление о них станет истинным!" [12, с. 512]. В лучшем случае
отношение к тому, что не вписывается в ригидные конструкты, примет форму защитной
рационализации: "Знаешь, Пятачок, это неправильные пчелы. И мед у них тоже
неправильный..."
В той мере, в какой человек держится за свои ригидные истолкования, он тормозит
собственное развитие. Наши личные истолкования готовят нас, пишет Келли, к тому,
чтобы каждый день справляться со своим собственным опытом, потостр. 113
му что от опыта никуда не деться, он постоянно поступает. Наш мир - не заброшенный
памятник, а событие огромного масштаба, окончания которого пока не видно. Если
человек склонен очень сильно придерживаться неизменных конструктов, отказываясь от
их пересмотра, он оказывается жертвой обстоятельств. Принципиальные убеждения,
которые заключают в себе широкую перспективу, имеют больше шансов открыть какие-то
альтернативы, ведущие в конечном счете к освобождению. Теория служит орудием
понимания будущего, как и любые личностные конструкты. Значение направленности в
будущее в теории Келли очень велико. Антиципация совершается не ради нее самой,
пишет Келли, а для того, чтобы можно было лучше представить будущую
действительность. Именно будущее, а не прошлое, искушает человека. Он всегда
стремится заглянуть в будущее через окно настоящего.
Далее Келли формулирует базовый постулат теории и 11 следствий из базового постулата,
или корролариев (он заимствовал для их обозначения этот латинский термин из области
логики), а также уделяет около ста страниц подробному разъяснению каждого слова,
которое использовано в формулировке постулата и всех 11 короллариев, имеющих свои
названия.
Базовый постулат теории Келли звучит так: "Психологические процессы человека
определяются тем, как он антиципирует события" [12, с. 103]. Если перевести дословно,
то он будет звучать более определенно, хотя не совсем по-русски: психологические
процессы человека канализируются теми путями, которыми он предвосхищает события.
Речь идет о том (и это уточняется в расшифровке постулата), что эти процессы
происходят не в произвольном направлении, а текут по каким-то руслам, каналам, сеть
которых имеет структуру и определяется нашими способами предсказания.
Рассмотрим кратко все королларии.
Королларий об истолковании: конкретный человек антиципирует события путем
конструирования их модели. Королларий об индивидуальности: люди отличаются друг от
друга своим конструированием событий. Это не означает, что люди во всем отличны друг
от друга (как давно сформулировал Г. Мюррей, человек в чем-то похож на всех остальных
людей, в чем-то похож на некоторых людей и в чем-то не похож ни на одного другого
человека). Королларий об организации: каждый человек характерным для него способом
вырабатывает для собственного удобства предвосхищения событий систему конструктов,
включающую в себя определенную структуру их упорядочивания по отношению друг к
другу. Конструкты образуют систему, в которой есть конструкты более высокого и более
низкого порядка, более общие и более частные и т.д. Королларий о дихотомии: система
конструктов каждого человека образована конечным числом дихотомических
конструктов. Позднее, впрочем, Келли и его ученики пришли к тому, что конструкты не
обязательно биполярны, т.е. сформулированы в виде двухполюсной альтернативы.
Конечность же числа конструктов не противоречит тому, что это число очень велико и
постоянно растет. Королларий о выборе: разные полюса конструктов не равноценны,
человек выбирает для себя ту альтернативу в двухполюсном конструкте, которая
предоставляет ему, как он считает, возможность большего расширения и уточнения своей
системы. Королларий о диапазоне: любой конструкт имеет ограниченную сферу
применения, пригоден для антиципации только в ограниченном диапазоне событий. (Как
отмечал В. Ф. Петренко [3, с. 55], вегетарианец не станет классифицировать животных по
признаку их съедобности.) Королларий об опыте: система конструктов человека
изменяется по мере того, как он успешно конструирует модели событий. Это один из
ключевых короллариев. Конструкт - рабочая гипотеза, которая проходит испытание
опытом. Если система изменяется, перестраивается в результате опыта, то он успешен и
неуспешен, если система конструктов не меняется под влиянием неудачного опыта.
Королларий о модуляции: изменения в системе конструктов человека ограничены
проницаемостью конструктов, к диапазону пригодности которых относятся варианты.
Келли вводит здесь понятие проницаемости конструкта как его способности
распространяться на новые элементы. Конструкт проницаем, если он может включать в
свой диапазон пригодности новые элементы, и непроницаем, если он в свой диапазон
пригодности новые элементы не включает. Например, конструкт "друг" у одного человека
непроницаем - есть два друга детства, и больше никого он этим словом никогда не
назовет, - а у другого каждый новый собутыльник входит в сферу этого весьма
проницаемого конструкта. Согласно этому королларию, чем менее проницаемы
конструкты, тем они меньше подвержены изменениям. Королларий о фрагментации:
человек может последовательно (но не одновременно) использовать разнообразные
подсистемы конструктов, логически друг с другом не совместимые. То, что Вилли думает
сегодня, говорит Келли, нельзя вывести из того, что он думал вчера. Королларий об
общности: психологические процессы одного человека сходны с психологическими
процессами другого в той мере, в какой они пользуются сходными системами
конструирования опыта. Это достаточно очевидное положение. В учебнике Л. Хьелла и Д.
Зиглера [6, с. 464 - 466] приводятся интересные исследования, проведенные учениками
Келли, касающиеся, например, изучения семейных и дружеских отношений. В частности,
у студентов в начале учебы дружеские отношения в большей мере связаны с блистр. 114
зостью поверхностно наблюдаемых личностных характеристик, но по прошествии
времени, в конце учебного года, они в большей мере оказываются связаны со сходством
конструктов. То же относится к удовлетворенности браком (чем больше сходство
конструктов, тем больше удовлетворенность браком и меньше уровень разводов).
Королларий о социальности (его можно назвать королларием о манипуляции): человек
может играть определенную роль в социальном процессе, затрагивающем другого в той
мере, в какой он конструирует его процессы. Другими словами, чтобы стать значимым для
другого человека, я должен реконструировать его реконструкцию действительности.
Эта общая теория послужила основой, на которой Келли начинает далее последовательно
перетолковывать и перестраивать всю общую и клиническую психологию - давать новые
толкования общепсихологических понятий, строить новые методы исследования,
математической обработки данных, психотерапии. Методические разработки Келли,
прежде всего его метод репертуарных решеток [см. 5], получили даже большую
популярность, чем его теоретические взгляды, и эта популярность за прошедшие полвека
не пошла на спад. Менее известен и реже применяется разработанный им метод
психотерапии фиксированных ролей. Нам, однако, хотелось бы уделить больше внимания
не теоретическим и техническим деталям его подхода, а дальнейшей эволюции его
взглядов.
ОТ КОНСТРУКТОВ К СМЫСЛУ
Новаторскую теорию Келли оказалось нелегко вписать в имевшуюся классификацию
психологических теорий. "Келли получал удовольствие, рассказывая о том, какие ярлыки
приклеивали к теории личностных конструктов. Как-то Гордон Олпорт объяснял
гарвардским студентам, что это не "когнитивная", а "эмоциональная" теория. В тот же
день Генри Мюррей сказал Келли, что тот "настоящий экзистенциалист"" [11, с. 118]. В
"кратком введении в теорию личностных конструктов" Келли перечисляет целый спектр
таких ярлыков от "типично американская" до "марксистская" и "дзен-буддистская", а
также "прагматическая", "томистская", "психоаналитическая", "бихевиористская",
"гуманистическая" и "вообще не теория" [см. 14, с. 10]. Восторженными рецензиями на
выход книги отозвались такие разные авторы, как Карл Роджерс и Джером Брунер.
Вместе с тем восприятие теории Келли как когнитивной безусловно преобладает. Выход в
свет "Психологии личностных конструктов" совпал с началом когнитивной революции в
психологии, и вполне естественно, что теория Келли была воспринята именно в данном
контексте: ярлык "когнитивной" теории был приклеен к ней сразу и прочно, держится на
ней до сих пор, хотя представители его школы не очень склонны поддерживать этот
стереотип.
При всей закономерности такого восприятия мы считаем взгляд на теорию Келли как на
когнитивную глубоко ошибочным, при котором игнорируется главное в ней. Собственно
когнитивная составляющая взглядов Келли, касающаяся механизмов получения и
переработки познавательной информации, занимает в его теории безусловно большое по
объему место, но в теоретическом плане она является не определяющей, а скорее
вторичной. Келли повсюду подчеркивает, что человек не наблюдатель, он живет в мире и
все конструкты порождаются постольку, поскольку они нужны ему для реальных
взаимодействий с миром. Конструкты меняются только в той мере, в какой прогнозы,
вытекающие из них, проверяются на реальном опыте.
Игнорирование этого момента значимости, редукция динамики конструктов к их
когнитивно-информационному аспекту порождают иллюзию, будто когнитивные
процессы могут выступать движущей силой поведения и личностного развития. Наиболее
ярким примером такой иллюзии служит теория когнитивного диссонанса Л. Фестингера,
много лет называемая когнитивной теории мотивации. Создается впечатление, будто
согласно теории и экспериментам Фестингера поведение порождается стремлением
устранить рассогласование между двумя когнитивными элементами. Если, однако,
внимательно вчитаться в детализацию ключевых положений этой теории, в них
обнаруживается некогнитивный элемент, входящий как в определение самого диссонанса,
так и в характеристику поведенческой ситуации - значимость и ситуации, и
диссонирующих когнитивных элементов [4, с. 35, 71]. Если ситуация и диссонирующие
элементы незначимы, никакое их рассогласование не породит действий!
В книге "Психология личностных конструктов" экзистенциальная позиция Келли была
растворена в его общей онтологии и философской позиции, она не формулировалась в
виде завершенных недвусмысленных положений. В последующие годы, однако, он
неоднократно и весьма определенно высказывается на этот счет, публикуя ряд статей по
философским вопросам психологии. Он, в частности, вводит в свою теорию новое
понятие, которое становится центральным и даже определяющим по отношению к
понятию конструкта, а именно понятие смысла, подчеркивая, что "психология должна
иметь дело с переменными, которые могут что-то значить в жизни человека. В этом
случае у психолога будет то, к чему... стоит стремиться" [13, с. 123]. Келли дополняет
свою теорию положением о том, что конструкты придают личностный смысл событистр. 115
ям, к которым они прикладываются, а также планам, воспоминаниям и высказываниям.
Для того чтобы понять сообщение, необходимо знать систему конструктов говорящего,
предоставляющую человеку свободу принятия решения именно благодаря тому, что
позволяет ему иметь дело со смыслом событий вместо того, чтобы быть механически
вовлеченным в них [13, 14]. Не случайно целый ряд учеников и последователей Келли
называли его теорию теорией личностных смыслов [9, 17; см. также 7, 8, 10, 15]. Р.
Неймейер считает основным предметом психологии личностных конструктов различные
способы, которыми индивиды конструируют и реконструируют смысл своей жизни [16].
Наиболее четко этот сдвиг акцентов с конструктов на смыслы отразился в небольшой
статье Келли, опубликованной после его смерти [14]. В общий набросок своей теории он
вносит небольшое, но принципиальное изменение. "События не говорят, что нам делать, пишет Келли, - у них на лбу не написан их смысл, который мы могли бы открыть. Хорошо
это или плохо, но мы сами создаем на протяжении своей жизни те единственные смыслы,
которые они для нас несут" [14, с. 3]. Келли подчеркивает, что смыслы, как и конструкты,
не извлекаются из действительности; они конструируются нами и накладываются на нее.
Каждый строит свой смысл в терминах своих уникальных конструктов. Смыслы, которые
мы приписываем событиям, коренятся в субъективной оценке того, что предшествует
этому событию, и того, что выступает их следствиями. Смысл обусловлен также
средствами, с помощью которых антиципируются события, цепью ведущих к этому
умозаключений. Осмысленность жизни Келли связывает с ее временной динамикой, со
способностью видеть настоящее в прошлом и будущее в настоящем [там же, с. 11 - 12].
Движение Келли от когнитивных к экзистенциальным воззрениям не ограничивается
введением понятия смысла. Принципиальный момент, который отмечает Келли, возможность человека по-разному относиться к событиям своей жизни, по-разному
строить отношения с миром. "Вопрос для человека не в том, существует ли реальность
или нет, а в том, что он может с ней сделать. Если ему удается с ней что-нибудь сделать,
он может не волноваться существует она или нет. Если ему не удается с ней ничего
сделать, он бы лучше озаботился, существует ли он сам" [13, с. 25]. Все, что происходит с
человеком в течение жизни - это последовательность параллельных событий, которые
сами по себе не оказывают психологического влияния на его жизнь. Но если человек
"вкладывает" (invests) себя, событие приобретает личностный, интимный характер и
результаты таких событий влияют на конструирование человеком самого себя. Опыт
человека представляется как определенная последовательность процессов вложения себя в
то, что мы делаем, и вытекающих из этого изменений себя в результате приращения
опыта. Келли описывает единицу опыта как цикл, который включает в себя 5 фаз:
антиципация, т.е. предвосхищение; вложение себя; встреча с реальностью; подтверждение
или неподтверждение этой антиципации; конструктивная ревизия, пересмотр конструктов
[14].
Жизнь, живое - эти понятия тоже роднит Келли с экзистенциальными подходами, - это то,
что постоянно меняется. Человек тоже меняется, не отдельные индивиды, а человек как
таковой. Келли называет это онтологической акселерацией, отмечая, что психологические
теории не поспевают за этиу изменением, описывая человека не сегодняшнего, а такого,
каким он был несколько десятилетий назад [13]. Келли продолжает отстаивать свое
понимание жизни как эксперимента, но не примитивного эксперимента методом проб и
ошибок, а ответственно и грамотно построенного, включающего продуманные гипотезы,
выбор средств, проверку гипотез и пересмотр исходных гипотез и теорий, единственный
способ валидизировать которые - жить. "Ошибка рассматривать всегда поведение как
зависимую переменную в психологических исследованиях. Для самого человека это
независимая переменная" [13, с. 33]. Сходство теории Келли с экзистенциальными
воззрениями уже отмечалось [11]. Не случайно прямым учеником Джорджа Келли был
один из лидеров и наиболее оригинальных представителей современной
экзистенциальной психологии Джеймс Бьюджентал, в основе теоретических взглядов
которого лежит идея индивидуальной системы конструирования себя и мира.
ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ СПУСТЯ
Одни из главных критериев подлинной научной школы - это оценка прогресса школы
после ухода ее основателя. Подавляющее большинство школ после смерти лидера
продолжают разрабатывать сравнительно частные вопросы, не сопоставимые по своему
масштабу со вкладом их основателей. Довольно редки подлинные школы, которые и
после смерти лидера-основателя не снижают своего уровня и масштаба научной мысли.
Школа Келли относится к этим редким исключениям - за короткий срок между 1955 и
1967 годами сформировалось обширное научное сообщество, которое продолжает
развивать психологию личностных конструктов в теоретическом, методическом и
прикладном отношениях, и влиятельность идей которого продолжает расти до сих пор в
общей, клинической, педагогической и других отраслях психологии. Это особенно
примечательно потому, что сделанное Келли шло вразрез со всей традиционной
психологией - обычно подобное имеет очень мало шансов быть принятым и
ассимилированным научным сообщестр. 116
ством. Келли вложил себя в свои новаторские идеи и победил.
Влияние Келли, как и любого крупного мыслителя, не ограничивается рамками его
школы. Его взгляды оказались очень своевременными, наложив сильный отпечаток на
формирование в конце 1970-начале 1980-х гг. методологии социального
конструкционизма, которая доминировала в западной теоретической психологии в
последнее десятилетие XX века [1]. Суть этого методологического течения заключается в
признании, что все теории и понятия, которыми мы пользуемся, являются конструктами,
формулируемыми научным сообществом в определенных социальных условиях под
влиянием социальных факторов и требований, в анализе того, каким образом содержание
тех или иных понятий и концепций испытывает на себе влияние их социального
контекста. Это методологическое направление имеет ряд источников, в числе которых
постмодернистская философия и социология познания; в качестве же собственно
психологического провозвестника данного направления обычно называют теорию
личностных конструктов Келли, к числу учеников которого относится и один из ведущих
теоретиков социального конструкционизма Дж. Шоттер.
Можно уверенно констатировать, что сегодня теория Келли жива, она не списана в архив,
как многие из современных ей учений. Она представляет собой одно из живых,
развивающихся и просто интересных течений в психологической науке, которое не раз и
не два доказало свою способность продуктивно взаимодействовать с самыми разными
подходами и проблемными областями, внося свой творческий вклад в конструирование
реальности современной психологией.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Барр В. Социальный конструкционизм и психология // Постнеклассическая психология.
2004. N 1. С. 29 - 44.
2. Келли Дж. Теория личности: психология личных конструктов. СПб.: Речь, 2000.
3. Петренко В. Ф. Введение в экспериментальную психосемантику: исследование форм
репрезентации в объединенном сознании. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983.
4. Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса. СПб.: Ювента, 1999.
5. Франселла Ф., Баннистер Д. Новый метод исследования личности. М.: Прогресс, 1987.
6. Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. СПб.: Питер, 1999.
7. Adams-Webber J. R. Personal Construct of sociality and individuality / Ed. P. Stringer, B.
Bannister. London etc.: Academic press, 1979. P. 1 - 3.
8. Bannister D. Foreword to "Social inheritance" // Constructs of sociality and individuality / Ed.
P. Stringer, B. Bannister. London etc.:Academic press, 1979. P. 1 - 3.
9. Fransella F. Personal meanings and personal constructs // Personal meanings / Eds. E.
Shepherd, J. Watson. Chichester etc.: Wiley, 1982. P. 47 - 58.
10. Harri-Augstein S. Reflecting of structures of meaning: a process of learning-to-learn //
Personal construct psychology 1977 /Ed. F. Fransella. London etc.: Academic press, 1978. P. 87
- 101.
11. Holland R. George Kelly: Constructive Innocent and Reluctant Existentialist // Perspectives
in personal construct theory / Ed. D. Bannister. London, New York: Academic press, 1970. P.
111 - 133.
12. Kelly G. The psychology of personal constructs. New York: Norton, 1955. V. XVIII.
13. Kelly G. Clinical psychology and personality: the selected papers of George Kelly / Ed. B.
Maher. New York; Wiley, 1969. V. VIII.
14. Kelly G. A brief introduction to personal construct theory // Perspectives in personal
construct theory / Ed. D. Bannister. London, New York: Academic press., 1970. P. 1 - 29.
15. Mair J. M. M. Psychologists are human too // Perspectives in personal construct theory / Ed.
D. Bannister. London; New Yrok: Academic press, 1970. P. 157 - 184.
16. Neimeyer R. George Kelly // The Internet Encyclopaedia of Personal Construct Psychology,
http://www.pcp-net.org/encyclopaedia/kelly.html (2003).
17. Procter H., Parry G. Constraint and freedom: the social origin of personal constructs //
Personal construct psychology 1977 /Ed. F. Fransella. London etc.: Academic press, 1978. P.
157 - 170.
NOT PROPERLY UNDERSTOOD CLASSIC. TO GEORGE KELLY'S 100-th
BIRTHDAY (1905 - 1967)
D. A. Leontiev
Sc. D. (psychology), professor, department of psychology, Moscow State University
The sketch of the biography traces the evolution of scientific views of one of the outstanding
psychologists of the 20-th century. In the article the destiny of Kelly's scientific school and
affinity of his views to existential psychology is considered.
Key words: personal constructs, sense, cognitive psychology, existential psychology,
experiment, experience.
стр. 117
Наши юбиляры. АЛЕКСЕЮ ДАНИЛОВИЧУ ГЛОТОЧКИНУ - 80
ЛЕТ
Автор:
Алексей Данилович Глоточкин родился 18 ноября 1925 г. в деревне Михайловка
Бакурского района Саратовской области. Трудиться начал с 16 лет, и его трудовой страж
достигает 65 лет.
В феврале 1943 г. он был призван на военную службу. Более 43 лет прослужил в армии,
пройдя путь от курсанта до генерал-майора в должностях: командир минометного взвода
на фронте; слушатель Военно-педагогического института, командир роты суворовцев,
начальник дивизионной школы сержантского состава; адъюнкт и старший преподаватель
кафедры военной психологии и педагогики Военной академии; старший инспектор
Главного политического управления Советской Армии и Военно-морского флота. В
течение 11 лет - начальник военно-педагогического факультета Военно-политической
академии. Боевые и трудовые заслуги генерал-майора в отставке А. Д. Глоточкина
отмечены четырьмя орденами и многими медалями.
Профессор А. Д. Глоточкин является первым военным психологом, который глубоко
исследовал психологическую проблематику воинских коллективов, активно участвовал в
разработке путей психологической подготовки войск к боевым действиям и
профессионально-психологического отбора военных специалистов. В начале 60-х годов
он осуществил исследование проблемы межличностных отношений в первичных
воинских коллективах и защитил кандидатскую, а в 1973 г. - докторскую диссертацию. В
результате его приоритетных разработок военная психология, оставаясь функциональной
дисциплиной, по существу стала военно-социальной психологией.
Результаты его исследований нашли отражение в учебниках "Военная психология" (1974)
и "Военная психология и педагогика" (1976), в монографиях "Психология воинского
коллектива" (1972), "Проблемы психологии воинского коллектива" (1974).
А. Д. Глоточкин является также одним из создателей отечественной пенитенциарной
психологии. Он - автор двух учебников по исправительно-трудовой психологии, за один
из которых ("Исправительно-трудовая психология", 1972) награжден медалью
Министерства юстиции СССР. В целом им опубликовано более 130 научных и научнопрактических работ, многие из которых переведены на иностранные языки. Профессор А.
Д. Глоточкин завершает работу над вузовским учебником "Прикладная социальная
психология образования" и учебным пособием для студентов педвуза "Общение в
организационных структурах образовательного социума".
Ныне А. Д. Глоточкин, будучи профессором кафедры социальной психологии
Московского городского педагогического университета, успешно проводит новый цикл
социально-психологических исследований деятельности субъектов управления и
образования. Под его руководством подготовлены 33 кандидатские и 4 докторские
диссертации. Он - дважды лауреат конкурса "Грант Москвы" в области наук и технологий
в сфере образования (2004 и 2005 гг.).
Алексей Данилович - почетный учредитель и действительный член Международной
академии психологических наук. Являясь членом Союза журналистов, он активно
публикуется в ряде центральных журналов и газет. Его книги и научные статьи изданы в
14 странах, в том числе в США, Германии, Чехословакии, Польше и др.
Однополчане, друзья и коллеги поздравляют Алексея Даниловича с восьмидесятилетием временем очередного подъема его творческой активности, желают ему счастья и здоровья.
Редколлегия и редакция "Психологического журнала", на страницах которого
неоднократно публиковались его статьи, присоединяются к поздравлениям.
стр. 118
Критика и библиография. РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ А. В. КАРПОВА
"ПСИХОЛОГИЯ РЕФЛЕКСИВНЫХ МЕХАНИЗМОВ
ДЕЯТЕЛЬНОСТИ"
Автор: В. В. ЗНАКОВ
М.: Институт психологии РАН, 2004
Монография посвящена одной из самых актуальных, научно значимых, но одновременно
и противоречивых проблем психологической науки. Не угасающий интерес психологов к
этой проблеме в значительной мере определяется неразрывной связью рефлексии с более
общим и фундаментальным психическим феноменом - сознанием. Как известно,
невозможно изучать сознание и особенно самосознание без выявления механизмов и
закономерностей рефлексивных процессов. Вследствие этого комплексное и
многоплановое исследование рефлексии, предпринятое А. В. Карповым, безусловно,
является методологически важным и теоретически значимым.
Рецензируемая книга не только современна, но и своевременна. В последнее время все
чаще стали проявляться трудности и ограничения, которые всегда были присущи анализу
рефлексии, но сегодня уже превратились в барьеры на пути развития научных знаний об
обсуждаемом феномене. К ним относятся, во-первых, отставание конкретно научного (в
особенности экспериментально-психологического) уровня изучения данной проблемы от
традиционного и исторически более раннего - абстрактно-философского. Во-вторых,
получившая широкое распространение "депсихологизированность" проблемы,
порожденная ее редуцированием до формализованных, модельных способов и методов
исследования. В-третьих, явные сложности, испытываемые психологами, с включением
категории рефлексии в понятийный аппарат нашей науки. В этой связи достаточно
указать на неопределенность понятийного статуса рефлексии даже по отношению к
наиболее традиционной психологической триаде - процессов, свойств и состояний.
Несомненной заслугой автора монографии является то, что он ясно понимает и
методологически переосмысливает противоречия современного состояния проблемы
рефлексии.
Актуальность и научная новизна книги обусловлена также тем, что проблема рефлексии
ставится и решается в ней не только в теоретическом ключе, но и как важнейшая
прикладная задача. Ее значимость объективно определяется изменяющимися социальноэкономическими условиями жизни людей и логикой развития современных профессий.
Его главный вектор состоит не только в усложнении технологической стороны, но и в
приоритете субъект-субъектных видов профессиональной деятельности. Очевидно, что
они невозможны без эффективных межличностных взаимодействий и рефлексивных
процессов, обеспечивающих их. Это фундаментальное обстоятельство совершенно поновому ставит проблему рефлексии в ее прикладном аспекте: как проблему комплексной
детерминанты процессуальных и результативных характеристик деятельности субъектсубъектного типа в целом, и как проблему ее профессионально важных качеств, в
частности.
Комплексный характер постановки проблемы (фундаментальной, теоретической и
прикладной) определил стратегию проведенных автором исследований, а также
композиционное построение монографии. Несомненной заслугой А. В. Карпова является
реальный, а не декларативный синтез теоретического и прикладного планов изучения
проблемы рефлексии. Во многом это стало возможным благодаря тому, что
рецензируемая монография носит обобщающий характер и базируется на очень большом
экспериментальном, эмпирическом и теоретическом материале, полученном в течение
длительного времени. Переходя к характеристике отдельных глав, мы вынуждены
ограничиться рассмотрением и оценкой лишь основных, наиболее принципиальных из
них.
В первой главе на основе детального и всестороннего анализа исследований рефлексии
определены основные характеристики современного состояния проблемы, а также
перспективы ее развития и первоочередные исследовательские задачи. При этом особо
следует отметить ярко выраженный целевой характер проведенного анализа, т.е. его
нацеленность на определение именно ведущих, приоритетных и наиболее перспективных
задач изучения рефлексии.
По мнению автора, объективные сложности изучения рефлексии связаны с тем, что она
является не только междисциплинарной общенаучной проблемой, разрабатываемой в
разных науках (философии, социологии, культурологии, педагогике и др.), но и
междисциплинарна внутри психологии, поскольку активно разрабатывается во многих
психологических дисциплинах и отраслях. Широкий спектр исследовательских подходов,
сустр. 119
ществующий в психологии и всесторонне проанализированный автором, обусловлен
отнюдь не эклектичностью современного состояния проблемы, а объективным следствием
сложности и специфичности феномена рефлексии. По этой причине Карпов видит свою
основную задачу не в выборе или создании какой-либо одной парадигмы
психологического анализа, а в их синтезе и создании мультипарадигмального подхода.
Такой подход требует, прежде всего, опоры на новейшие теоретико-экспериментальные
данные и такие современные концепции, которые по своей сути являются комплексными,
синтетическими. Неудивительно, что в первую очередь автор обращается к тем из них,
которые сложились в рамках метакогнитивизма.
Еще более существенные трудности связаны со специфичностью и даже уникальностью
предмета познания: рефлексия "не укладывается" ни в одну более общую по отношению к
ней психологическую категорию. Главная трудность состоит в том, что фактически
отсутствует родовое образование, разновидностью которого является рефлексия, и под
углом зрения которого можно было бы проводить ее изучение. В результате этого
рефлексия до сих пор не включается ни в систему психических процессов, ни в структуру
психических свойств субъекта, ни в представления о психических состояниях. В этих
условиях, как совершенно справедливо заключает автор, главной стратегической задачей
является необходимость достижения синтеза психологии рефлексии с
основополагающими общепсихологическими категориями. Прежде всего он имеет в виду
категории психических процессов, свойств и состояний, а также - субъекта и
деятельности. Именно этой задаче и посвящены последующие главы книги.
Вторая глава является содержательным центром монографии: об этом свидетельствует ее
название "Рефлексия в структурно-функциональной организации психики". В ней
представлен обширный комплекс новых методологических, теоретических и
экспериментальных результатов, в значительном мере способствующих решению
отмеченной выше стратегической задачи. Необходимо специально выделить и позитивно
оценить наиболее важные положения, аргументированно развиваемые автором.
Прежде всего, это положение, согласно которому рефлексия представляет собой
специфическую психическую реальность, синтезирующую в себе основные черты трех
базовых компонентов психики - процессов, свойств, состояний. Однако, как показывает
автор, эта синтетическая по своей природе реальность несводима к совокупности
указанных компонентов, неразложима на них. Именно интеграция процессов, свойств,
состояний порождает новые, системные по своей природе, качества, которые и придают
рефлексии ярко выраженную специфичность. Более того, и сами базовые компоненты
психики также "окрашиваются" новыми качествами, подвергаясь существенным
трансформациям. Так, совокупность психических процессов входит в ее содержание не в
своей исходной форме, а в форме метапроцессов. Как психическое свойство,
рефлексивность также выступает в качестве метасвойства, т.е. такого качества, которое
открывает возможность регуляции и контроля за функционированием всех иных "первичных" качеств. Аналогично и как состояние рефлексия выступает как "вторичное",
производное состояние, сама природа которого заключается в осознании всех иных "первичных" состояний. Тем самым рефлексия является уже не просто синтезом
процессов, свойств и состояний, а реализуется как процесс и продукт интеграции
метапроцессов, метасвойств и метасостояний. По мнению автора, она онтологически
представлена в структуре психики как особый уровень ее организации - метасистемный. А
его специфика состоит в том, что на нем психика как бы преодолевает собственную
"системную ограниченность", поскольку делает самое себя предметом собственной
регуляции.
Продуктивность такого подхода проявляется и в том, что с его позиций оказалось
возможным предложить новую, обобщающую и непротиворечивую концепцию
структурно-уровневой организации системы психических процессов. Структура включает
пять основных иерархических уровней, одним из которых (высшим) как раз и выступают
рефлексивные процессы. Тем самым рефлексия как процесс оказывается органично
включенной в концептуальный строй и понятийный аппарат теории психических
процессов. В этом читателю нетрудно увидеть конкретное проявление того, как может
быть решена задача синтеза психологии рефлексии с основными общепсихологическими
проблемами, в частности, проблемой психических процессов.
Во второй главе представлена также широкая палитра результатов, раскрывающих
основные закономерности взаимосвязи рефлексии с таким важнейшим и во многом
определяющим деятельность процессом, как процесс принятия решения. Особого
внимания заслуживает предложенная и экспериментально обоснованная автором
трактовка рефлексивности как общей способности, расширяющей существующие
представления о составе и природе данного класса способностей. Наконец, нельзя не
отметить и то, что в этой главе автор выходит на наиболее обобщенный уровень анализа,
раскрывая специфику функциональной роли рефлексивности как личностного качества в
структурной организации всех иных качеств личности. Общим итогом главы следует
стр. 120
считать разработку оригинальной обобщающей концепции рефлексии.
Несомненным достоинством книги является то, что автор не ограничивается разработкой
общепсихологической концепции рефлексии, а реализует ее для изучения одного из
важных видов профессиональной деятельности - управленческой. Это составляет предмет
рассмотрения в третьей главе книги. Характерная особенность главы состоит в том, что
она имеет двоякую направленность, два "пласта" содержания.
Первый заключается в интерпретации психической регуляции управленческой
деятельности как развертывания системы гетерархически организованных управленческих
функций, реализующихся в форме интегральных процессов регуляции совместной
деятельности. Автор подробно анализирует процессуальное содержание, функциональный
состав и другие важнейшие аспекты управленческой деятельности. Она трактуется как
метадеятельность, поскольку по своей природе управление является "деятельностью с
деятельностями", связанной с организацией деятельности других людей (подчиненных),
иначе говоря, деятельностью второго порядка.
Второй аспект состоит в том, что на основе новых представлений об управленческой
деятельности оказалось возможным выйти на более широкие обобщения, соединенные с
категорией деятельности в целом и с ее структурно-уровневой организацией, в
особенности. В этом плане автором обоснована оригинальная структурно-уровневая
концепция деятельности, в которой он предложил и аргументированно доказал
необходимость рассмотрения не трех (как это принято традиционно), а пятиуровневой
структуры деятельности. Данная структура включает, наряду с тремя известными
уровнями, еще два качественно специфических уровня, названные автором
"инфрадеятельностный" и "метадеятельностный". Первый локализуется между уровнями
действий и "автономной деятельности" и выделяется по достаточно строгому, но
одновременно и общему критерию - соответствия с теми или иными целостными
деятельностными ситуациями (а не мотивами или целями). Второй фиксирует
метадеятельностную природу многих видов деятельности субъект-субъектного типа (в
особенности - управленческой). Развитые представления должны, по мнению автора,
рассматриваться в качестве основы новой обобщающей психологической теории
деятельности, по отношению к которой традиционно существующая теория
(трехуровневая) является частной, специальной.
Для обоснования развитых в предыдущей главе представлений существенно то, что они
показали свою конструктивность по выявлению и интерпретации новых, уже более
конкретных закономерностей рефлексивной регуляции управленческой деятельности.
Такие закономерности описаны в заключительной, четвертой, главе. Наиболее важные из
них состоят в следующем. Впервые установлен тип зависимости эффективности
управленческой деятельности от уровня развития рефлексивности и доказано, что она
имеет вид инвертированной U-образной кривой. Показано и объяснено существование
зависимости стилевых особенностей управленческой деятельности от индивидуальной
меры рефлексивности, согласно которой ее повышение ведет к переходу от более
"жестких" к более "мягким" общеуправленческим стилям. Вскрыта и всесторонне
исследована специфика функциональной роли рефлексивности в структуре личностных
качеств руководителя. Доказано, что она является так называемым базовым качеством
этой структуры, выполняющим по отношению к ней интегрирующие функции.
Логичным и закономерным представляется то, что четвертая глава, также как и книга в
целом, завершается двумя прикладными частями. Во-первых, автор впервые поставил и
решил проблему реализации рефлексивных закономерностей как основы для
формирования такого важнейшего и активно изучаемого в настоящее время феномена, как
организационная культура. Во-вторых, и это я хочу подчеркнуть, Карпов разработал (и
многократно апробировал на самых разнообразных выборках) новую
психодиагностическую методику определения индивидуальной меры развития
рефлексивности. Методику, удовлетворяющую основным психометрическим критериям и
требованиям, что сегодня встретишь не часто. Благодаря этой методике у психологов
появилась возможность измерять рефлексивность, ставшую предметом изучения в
экспериментальных психологических исследованиях.
Наряду с материалами, представленными в отдельных главах, книга содержит и ряд
"сквозных" положений, придающих книге целостность и логичность. Среди них хотелось
бы выделить два основных. Первое: по своему духу, сути содержания и специфике
авторской позиции монография может и должна быть оценена как реальное и действенное
развитие субъектного подхода, поскольку именно рефлексивность (как свойство) и
рефлексия (как процесс) являются теми ключевыми средствами, механизмами, благодаря
которым конституируется субъектность в ее широком понимании. Второе: сквозной для
книги является и идея системности, представленная в ней не только в традиционном виде,
но и в новых формах и способах выражения. Рефлексия знаменует собой, по мысли
автора, особый - метасистемный уровень организации психики. Уровень, на котором
система (психика) вырабатывает внутри себя "орган", принадлежащий ей, но и
одновременно
стр. 121
выходящий за ее пределы, что позволяет ей отнестись к самой себе как к автономной
системе, сделать себя предметом своего же собственного управления. Эта особенность
рефлексии существенно трансформирует ряд представлений, сложившихся в системном
подходе.
Естественно, что при прочтении интересной книги, в которой обсуждается такая общая и
одновременно дискуссионная тема, у читателя возникает много вопросов. Так, по моему
мнению, предложенная автором структурно-уровневая концепция организации
психических процессов (как, впрочем, и любая иная концепция, претендующая на их
систематизацию) не лишена элементов упрощения. Реальная организация психических
процессов, скорее всего, базируется не только на иерархическом, но и на гетерархическом
принципе. Кроме того, в дополнительном обосновании и наполнении конкретным
эмпирическим материалом нуждается и предложенная автором пятиуровневая структура
деятельности субъект-субъектного типа (прежде всего, ее высший уровень метадеятельностный). Наконец в дальнейшем совершенствовании нуждается также
предложенная и реализованная в книге методика диагностики рефлексивности.
В заключение отмечу, что главным итогом рецензируемой монографии явилась
разработка новой обобщающей психологической концепции рефлексии. Она вносит
крупный вклад в разработку сложнейшей проблемы рефлексии, создавая одновременно
новые "стартовые позиции" для ее дальнейшей разработки.
В. В. Знаков, доктор психол. наук, проф., первый зам. директора Института психологии
РАН
стр. 122
ХРОНИКА
Автор:
На заседании Диссертационного совета Д 002 016 03 при Институте психологии РАН
состоялась защита диссертаций, представленных на соискание ученой степени кандидата
психологических наук по специальности 19.00.13 - психология развития, акмеология.
1. Прусакова Ольга Анатольевна. "Генезис понимания эмоций" (научный руководитель доктор психологических наук Е. А. Сергиенко).
Изучалось развитие способности детей дошкольного возраста к пониманию собственных
эмоциональных состояний и эмоций других людей, как проявление "модели
психического". В экспериментах принимали участие 230 детей от 3 до 6 лет. Результаты
показали, что формирование представлений о собственных эмоциях опережает
становление понимания эмоций других людей и является базой для его развития. Дети 3 4 лет более успешны в понимании эмоций с использованием характеристик ситуации
(каузальная атрибуция), чем по лицевым экспрессиям. Дети 5 - 6 лет легко
идентифицируют основные эмоции вне зависимости от способа их предъявления.
В рисунках детей 3 - 4 лет, прежде всего, обнаруживается портретная форма изображения
собственных эмоций, указывающая на то, что самые младшие дошкольники относят свои
эмоции к человеку как носителю психического, тогда как для передачи чужих
эмоциональных состояний дети 3 - 4 лет используют символическую форму,
дифференцирующую типичные представления об эмоции. Только к 5 - 6 годам дети
свободно передают в рисунках как собственные, так и чужие эмоции путем изображения
адекватных лицевых экспрессии. Понимание эмоций отражает общие закономерности
становления модели психического и формируется лишь к пятилетнему возрасту.
***
2. Будрина Екатерина Генриховна. "Динамика интеллектуального развития в
подростковом возрасте в условиях разных моделей обучения" (научный руководитель доктор психологических наук М. А. Холодная).
Интеллектуальное развитие подростков (с 5-го по 9-й класс) рассмотрено в единстве
конвергентных, дивергентных и стилевых свойств интеллекта. С помощью метода
поперечных срезов экспериментально показано, что динамика интеллектуального
развития имеет нелинейный характер и представляет собой последовательность
прогрессивных, стагнационных, регрессивных и скачкообразных изменений.
Впервые проведен анализ стилевых свойств интеллекта подростков с учетом феномена
"расщепления" полюсов когнитивных стилей и выделением стилевых субгрупп, благодаря
чему удалось показать своеобразие стилевой организации интеллекта и ее динамики в
условиях разных моделей обучения: коррекционной и традиционной.
Полученные результаты позволяют уточнить критерии оценки эффективности той или
иной модели обучения с точки зрения возможностей проявления и раскрытия
интеллектуального потенциала учащихся.
стр. 123
ТУТУШКИНА МАРИНА КОНСТАНТИНОВНА
Автор:
После тяжелой и продолжительной болезни скончалась Марина Константиновна
Тутушкина - заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор психологических
наук, профессор, член-корреспондент Международной академии психологических наук,
вице-президент Балтийской педагогической академии, заведующая кафедрой
практической психологии Санкт-Петербургского архитектурно-строительного
университета.
Марина Константиновна родилась 16 августа 1932 г. По окончании отделения психологии
философского факультета Ленинградского государственного университета она прошла
долгий и плодотворный трудовой путь. С 1954 г. работала педагогом-методистом в Доме
ребенка, с 1961 по 1974 г. была сотрудником первой в стране лаборатории инженерной
психологии Ленинградского государственного университета, руководимой Б. Ф.
Ломовым. Марина Константиновна занималась вопросами повышения надежности работы
человека-оператора и оптимизации способов приема и переработки знаковой
информации; ее труды по узнаваемости сигнала и кодировке информации сразу же
привлекли внимание ученых - не только психологов, но и представителей ряда других
научных дисциплин. Ее исследования временных характеристик опознавания и
декодирования знаков аварийной сигнализации носят приоритетный характер. Марина
Константиновна стала основоположником нового направления исследований инженерной психосемиотики. В 1965 г. она защитила кандидатскую диссертацию, а в
1983 - докторскую.
Свою педагогическую деятельность М. К. Тутушкина начала в 1974 г. По ее инициативе в
1988 г. была организована первая в стране кафедра практической психологии в
техническом вузе на базе Ленинградского инженерно-строительного института (ныне
университета); до конца жизни она была бессменным заведующим этой кафедрой. Все
свои усилия Марина Константиновна направила на решение проблем гуманизации
обучения и гуманитаризации технического образования, изучая интеллектуальный
потенциал будущих специалистов в области инженерной деятельности и занимаясь
актуальными вопросами психологии труда. Она успешно руководила научной работой
аспирантов и докторантов кафедры, уделяла много времени учебной и воспитательной
работе со студентами.
М. К. Тутушкина - автор более 130 научных и методических работ, под ее редакцией
вышла серия учебников и учебных пособий по практической психологии.
Отличный организатор учебного процесса и высокопрофессиональный педагог,
заботливый наставник, Марина Константиновна создала прекрасную атмосферу для
научной работы на кафедре практической психологии. Доброжелательность, широкий
научный и мировоззренческий кругозор, постоянная готовность помочь и поддержать
коллег снискали Марине Константиновне любовь, уважение и признательность всего
коллектива университета, аспирантов и студентов.
С уходом М. К. Тутушкиной из жизни кафедра и университет понесли невосполнимую
утрату. Ее ученики и коллеги всегда будут помнить и достойно продолжать дело, начатое
Мариной Константиновной.
стр. 124
ПАМЯТИ КОЛЛЕГИ
Автор:
Трудно поверить и смириться, что нет больше с нами Ольги Александровны Ивановой замечательного человека и прекрасного специалиста-редактора. Она достойно ушла из
жизни, оставаясь такой, какой была всегда. Понимая, что судьба отмерила ей совсем
небольшой срок, она не изменила своей личностной сути и не утратила присущие ей
жизнерадостность, неизменное чувство юмора, жажду узнавать новое, чуткость и участие
к жизненным проблемам своих коллег.
Она любила наш журнал, проработав в нем 18 лет, вносила свой заметный вклад в
улучшение его качества, "болела" всеми его "болями", переживала вместе со всеми его
радости и горести и была бесконечно ему преданна.
Авторы статей "Психологического журнала", которые работали с Ольгой
Александровной, хорошо знали, как вдумчиво, требовательно и вместе с тем
доброжелательно она вела литературное и научное редактирование.
За несколько дней до смерти она продолжала работать: по ее просьбе сотрудники
редакции привозили статьи для очередного номера журнала - и она их правила,
волновалась за подготовку нового номера, интересовалась его содержанием.
И даже когда она не могла говорить, писала сотрудникам: "Мы победим!", вкладывая в
эти слова смысл, известный только ей одной.
В психологический климат коллектива редакции "ПЖ" Ольга Александровна вносила
особые качества духовности и творчества, свойственные ее натуре. Она писала красивые,
проникнутые тонким психологизмом стихи, а стихи-посвящения, адресованные нам,
каждый с благодарностью будет беречь.
Мы потеряли настоящего друга, понимающего, верного.
Низко склоняем головы перед светлой памятью Ольги Александровны, перед силой и
благородством ее личности. В сердце каждого из нас она останется навсегда.
Сотрудники редакции "Психологического журнала"
стр. 125
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ, ОПУБЛИКОВАННЫХ В
"ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ ЖУРНАЛЕ" В 2005 г., ТОМ 26
Автор:
Аветисова А. А. см. Войскунский А. Е. и др.
Адашинская Г. А., Ениколопов С. Н., Мейзеров Е. Е. Боль и
цвет.
N5
N 3, 74 - 80
Александравичюте Б. см. Кардялис К.
N1
Алмаев Н. А., Островская Н. Д. Адаптация опросника
темперамента и характера Р. Клонинджера на русскоязычной
N6
выборке.
Андреева Г. М. Социальная психология и социальные
изменения.
N 5, 5 - 15
Анцыферова Л. И. Гуманистически-экзистенциальный подход
к мудрости: способы постижения истинного Я и призвания
человека.
N 3, 5 - 14
Аракелов Г. Г., Глебов В. В. Вегетативные составляющие
стресса и личностные особенности пациентов, страдающих
пограничными расстройствами.
N 5, 35 - 46
Артемьева Т. И. Советские психологи в годы Великой
Отечественной войны (к 60-летию Великой Победы).
N 5, 64 - 69
Ахмеров Р. А., Прыгин Г. С. Психобиографические
характеристики субъекта с автономным типом саморегуляции
деятельности.
Базилевич Т. Ф. Еще раз о дифференциальной
психофизиологии.
N6
N 1, 124
Берестнева О. Г. см. Холодная М. А. и др.
N1
Бессонова Ю. Б. см. Бодров В. А.
N2
Бирюков С. Д. В самом рассвете сил... (к 50-летию со дня
рождения В. Н. Дружинина).
Бодров В. А., Бессонова Ю. Б. Развитие профессиональной
мотивации спасателей.
Вартанов А. В. см. Сысоева О. В.
N 5, 98 - 100
N 2, 45 - 56
N2
Величковский Б. М. Когнитивная наука и современная
психология.
N 5, 79 - 85
Войскунский А. Е., Митина О. В., Аветисова А. А. Общение и
"опыт потока" в групповых ролевых интернет-играх.
N 5, 47 - 63
Володарская Е. А., Логвинова Н. Ю. "Родительская" и
"студенческая" модели представлений о семейном воспитании.
N 5, 26 - 34
Герасимова А. С., Сергиенко Е. А. Понимание обмана детьми
5 - 11 лет и становление модели психического.
N 1, 56 - 70
Гиппенрейтер Ю. Б. О природе человеческой воли.
N 3, 15 - 24
Глебов В. В. см. Аракелов Г. Г.
Голиков Ю. Я. Проблемы актуализации потенциальных
свойств сложных технических объектов.
Гриценко В. В., Смотрова Т. Н. Ценностные ориентации и
склонность к девиантному поведению (на примере этнических
N5
N 2, 57 - 67
N6
мигрантов и коренных жителей Саратовской области).
Гусельцева М. С. Постнеклассическая рациональность в
культурной психологии.
N6
Данилова А. Г. Кросскультурный анализ категориальной
структуры ценностных ориентации на материале исторических
текстов.
N 1, 46 - 55
Дёмин А. Н. Теоретические подходы к проблеме безработицы в
зарубежной психологии.
N 4, 20 - 29
Джебраилова Т. Д. см. Умрюхин Е. А. и др.
N4
Дзюра А. И. Из истории развития отечественной
психологической науки 20 - 30-х гг. XX в.
N6
Дружинин В. Н. Психология творчества.
N 5, 101 - 110
Дубовицкая Т. Д. Методика диагностики ситуативной
самоактуализации личности: контекстный подход.
N 5, 70 - 78
Емельянова Т. П. Концепция социальных представлений и
дискурсивная психология.
N 5, 16 - 25
Ениколопов С. Н. см. Адашинская Г. А. и др.
Ермолаева Е. П. Социальные функции и стратегии реализации
профессионала в системе "человек-профессия-общество".
Зверева СВ. см. Каменская В. Г.
N3
N 4, 30 - 40
N4
Знаков В. В. Самопонимание субъекта как когнитивная и
экзистенциальная проблема.
N 1, 18 - 28
Каменская В. Г., Зверева С. В. Возрастные и тендерные
особенности системы психологических защит (на примере
подростково-юношеской выборки).
N 4, 77 - 88
Кардялис К., Александравичюте Б. Конфликтность и
сплоченность спортивных команд: диагностика и оптимизация
межличностных отношений.
N 1, 71 - 78
Климов Е. А. Идеалы культуры и становление субъекта
профессиональной деятельности.
N 3, 94 - 101
Князев Г. Г., Слободская Е. Р. Пятифакторная структура
личности у детей и подростков (по данным родителей и
самооценки).
N6
Кольцова В. А., Олейник Ю. Н. Психологические воззрения И.
И. Мечникова (к 160-летию со дня рождения ученого).
N6
Кольцова В. А., Соснин В. А. Социально-психологические
проблемы патриотизма и особенности его воспитания в
современном российском обществе.
N 4, 89 - 97
стр. 126
Константинов В. В. Социально-психологическая адаптация
вынужденных мигрантов в условиях диффузного или
компактного проживания.
N 2, 16 - 21
Корнилова Т. В. Методологические проблемы психологии
принятия решений.
N 1, 7 - 17
Коробейникова И. И. см. Умрюхин Е. А. и др.
N4
Кострикина И. С. см. Холодная М. А. и др.
N1
Крюкова Т. Л. Возрастные и кросскультурные различия в
стратегиях совладающего поведения.
Лебедева Н. М., Татарко А. Н. Этническая идентичность,
статус группы и тип расселения как факторы межгрупповой
интолерантности.
N 2, 5 - 15
N 3, 51 - 64
[Леонтьев А. А.] Альтернативная психология.
N 1, 113 - 117
Леонтьев Д. А. "Случай" Виктора Франкла.
N 2, 118 - 127
Леонтьев Д. А. Непонятый классик (к 100-летию со дня
рождения Джоржа Келли (1905 - 1967)).
N6
Логвинова Н. Ю. см. Володарская Е. А.
N5
Ляксо Е. Е. Вокально-речевая имитация в диаде "матьребенок": первый год жизни.
Манолова О. Н. см. Русалов В. М.
Махнач А. В. Жизненный опыт и выбор специализации в
психотерапии.
Маховская О. И. Формирование идентичности у детей
постсоветских эмигрантов в США.
Мейзеров Е. Е. см. Адашинская Г. А. и др.
Мелешко Т. К. Континуально-генетическая теория А. В.
Брушлинского: рождение идеи.
Менчинская Н. Ю. "Пример мамы - всегда передо мной как
непостижимая, но притягательная цель, к которой я всю жизнь
пытаюсь приблизиться". К 100-летию со дня рождения Н. А.
Менчинской (подготовил В. И. Артамонов).
Мироненко И. А. Биосоциальная проблема в современной
психологии и перспективы развития отечественной теории.
Митина О. В. см. Войскунский А. Е. и др.
N 3, 81 - 93
N3
N 5, 86 - 97
N 3, 102 - 113
N3
N 4, 98 - 104
N 1, 104 - 112
N 1, 88 - 94
N5
Митина О. В. см. Нуркова В. В. и др.
N2
Низовских Н. А. Психосемантическое исследование ценностномотивационных ориентации личности.
N 3, 25 - 37
Нуркова В. В., Митина О. В., Янченко Е. В.
Автобиографическая память: "сгущения" в субъективной
картине прошлого.
N 2, 22 - 32
Олейник Ю. Н. см. Кольцова В. А.
N6
Островская Н. Д. см. Алмаев Н. А.
N6
Павлова Н. Д. Интерактивный аспект дискурса: подходы к
исследованию.
N 4, 66 - 76
Пономаренко В. А. "Путь к успеху лежит через
N 3, 114 - 121
методологическую образованность, методическое совершенство,
умение предвидеть..." (подготовил В. И. Артамонов).
Постылякова Ю. В. Ресурсы совладания со стрессом в разных
видах профессиональной деятельности.
Прохоров А. О. Функциональные структуры и средства
саморегуляции психических состояний.
Прыгин Г. С. см. Ахмеров Р. А.
Радчикова Н. П. Взаимодействие эффектов типичности и
базисного уровня в системе естественных категорий.
Райзман Е. М. см. Тхостов А. Ш.
Русалов В. М., Манолова О. Н. Взаимосвязь характера и
темперамента в структуре индивидуальности.
N6
N 2, 68 - 80
N6
N 1, 38 - 45
N2
N 3, 65 - 73
Сальваторе Р. Мадди. Смыслообразование в процессе
принятия решений.
N6
Сергиенко Е. А. см. Герасимова А. С.
N1
Скотникова И. Г. Экспериментальное исследование
уверенности в решении сенсорных задач.
N 4, 41 - 56
Слободская Е. Р. см. Князев Г. Г.
N6
Смотрова Т. Н. см. Гриценко В. В.
N6
Соколова Л. В. А. А. Ухтомский о биосоциальной природе
человека (к 130-летию со дня рождения (1875- 1942)).
N6
Соснин В. А. см. Кольцова В. А.
N4
Сурнов К. Г. см. Тхостов А. Ш.
N6
Сухарев А. В. Некоторые аспекты этнофункционального
подхода к проблеме образования в России.
N 2, 91 - 101
Сысоева О. В., Вартанов А. В. Две мозговые подсистемы
кодирования длительности стимула (часть 2).
N 2, 81 - 90
Талызина Н. Ф. "Уверена, что будущее психологии за
деятельностным подходом" (подготовил В. И. Артамонов).
N 4, 105 - 113
Татарко А. Н. см. Лебедева Н. М.
Тхостов А. Ш., Райзман Е. М. Субъективный телесный опыт и
ипохондрия: культурно-исторический аспект.
N3
N 2, 102 - 107
Тхостов А. Ш., Сурнов К. Г. Влияние современных технологий
на развитие личности и формирование патологических форм
адаптации: обратная сторона цивилизации.
N6
Умрюхин Е. А., Джебраилова Т. Д., Коробейникова И. И.
Индивидуальные особенности достижения результатов
целенаправленной деятельности и спектральные характеристики
ЭЭГ студентов в предэкзаменационной ситуации.
N 4, 57 - 65
Фарапонова Э. А. "Желаю молодым отстаивать свои научные
интересы, быть настойчивыми в достижении научных целей"
(подготовил В. И. Артамонов).
Хащенко В. А. Модель субъективного экономического
благополучия (сообщение 1).
N 2, 108 - 117
N 3, 38 - 50
стр. 127
Хащенко В. А. Экономико-психологическая модель
субъективного экономического благополучия (сообщение 2).
N 4, 5 - 19
Холодная М. А., Берестнева О. Г., Кострикина И. С.
Когнитивные и метакогнитивные предпосылки
интеллектуальной компетентности в научно-технической
деятельности.
N 1, 29 - 37
Хотинец В. Ю. Психологические и культурные факторы
этнотипического поведения.
N 2, 33 - 44
Юревич А. В. Наука и паранаука: столкновение на
"территории" психологии.
N 1, 79 - 87
Якиманская И. С. Психологические проблемы развития
личности ученика в трудах Н. А. Менчинской.
Янченко Е. В. см. Нуркова В. В. и др.
N 1, 95 - 103
N2
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Акопов Г. В. см. Вершинин И. В. и др.
Алмаев Н. А. Конференция "Социальные аспекты интеллекта и
N1
N 1, 120
одаренности".
Буравихина И. см. Шварц А. и др.
N1
Вершинин И. В., Акопов Г. В., Семенова-Иванова Т. В. IV
Всероссийская конференция по исторической психологии
российского сознания.
N 1, 117 - 119
Воловикова М. И. Научные чтения памяти Т. А. Флоренской
"Проблемы духовно-ориентированного диалога".
N 3, 126 - 127
Волочков А. А. см. Сергиенко Е. А.
N5
Дробышева Т. В. Социальное самоопределение молодежи
(научная конференция "Психология образования: проблемы и
перспективы").
N 3, 128 - 129
Живова Н. А., Соловьева О. А., Татарко С. А. Итоговая
научная сессия Института психологии РАН.
N 5, 125 - 132
Зараковский Г. М. I Международная конференция "Качество
жизни и психология".
N 5, 119 - 124
Карпова Н. см. Шварц А. и др.
N1
Кожина Н. см. Шварц А. и др.
N1
Козлов В. В., Новиков В. В. VI Международный конгресс
"Социальная психология XXI столетия".
N 3, 122 - 125
Локалова Н. П. Конференция "Психология и психофизиология
высших психических процессов человека" (к 95-летию со дня
рождения Е. И. Бойко).
N 4, 114 - 116
Митина О. В. XXVIII Международный психологический
конгресс.
N 2, 128 - 134
Новиков В. В. см. Козлов В. В.
N3
Семенова-Иванова Т. В. см. Вершинин И. В. и др.
N1
Сергиенко Е. А., Волочков А. А. XX Мерлинские чтения "В. С.
Мерлин и системные исследования индивидуальности
человека".
N 5, 133 - 135
Соловьева О. А. см. Живова Н. А. и др.
N5
Татарко С. А. см. Живова Н. А. и др.
N5
Хроника
N 1, 136, 141;
N 2, 139 142; N 3, 142;
N 4, 127, N 5,
140 - 141; N 6
Шварц А., Кожина Н., Карпова Н., Буравихина И. Летняя
N 1, 121 - 122
психологическая школа "Психология классическая и
неклассическая".
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Александров Ю. И., Сварник О. Е. Рецензия на книгу М. С.
Егоровой, Н. М. Зыряновой, О. В. Паршиковой, С. Д.
Пьянковой, Ю. Д. Чертковой "Генотип. Среда. Развитие".
N 3, 138 - 140
Белопольская Н. Л. Рецензия на книгу Е. А. Сергиенко, Г. А.
Виленской, А. В. Дозорцевой, Т. Б. Рязановой "Близнецы от
рождения до 3-х лет".
N 3, 136 - 137
Воловикова М. И. Рецензия на книгу Л. И. Анциферовой
"Развитие личности и проблемы геронтопсихологии".
N 2, 135 - 136
Дикая Л. Г. Рецензия на монографию А. А. Обознова
"Психическая регуляция операторской деятельности".
N 3, 134 - 135
Задорожнюк И. Е. Рецензия на книгу "Проблемы
экономической психологии" / Отв. ред. А. Л. Журавлев, А. Б.
Купрейченко. М.: ИП РАН, 2004 - 2005. В 2-х тт.
N 4, 123 - 126
Задорожнюк И. Е. Рецензия на книгу Д. В. Ушакова
"Интеллект: структурно-динамическая теория".
N 2, 137 - 138
Знаков В. В. Рецензия на книгу А. В. Карпова "Психология
рефлексивных механизмов деятельности". М.: Издательство
"Институт психологии РАН", 2004.
Информация о новых книгах.
Хащенко В. А. Рецензия на книгу: А. Л. Журавлев "Психология
управленческого взаимодействия (теоретические и прикладные
проблемы)".
N6
N 3, 141
N 1, 137 - 140
Указатель статей, опубликованных в психологическом
журнале в 2005 г., том 26
НАШИ ЮБИЛЯРЫ
50 лет журналу "Вопросы психологии".
Алексею Даниловичу Глоточкину - 80 лет.
N 4, 117
N6
Брониславу Александровичу Вяткину - 70 лет.
N 4, 121
Валерия Сергеевна Мухина.
N 3, 131
Виктору Васильевичу Новикову - 70 лет.
N 3, 132
Всеволоду Ивановичу Медведеву - 80 лет.
N 4, 119
Георгию Михайловичу Зараковскому - 80 лет.
N 4, 118
Евгению Александровичу Климову - 75 лет.
N 4, 120
Ирина Ивановна Чеснокова.
N 3, 130
Татьяна Федоровна Базилевич.
N 1, 123
***
[Лебедев Владимир Иванович]
N 1, 144
[Леонтьев Алексей Алексеевич]
N 1, 142
[Равич-Щербо Инна Владимировна]
N 2, 143
[Спиркин Александр Георгиевич]
N 1, 143
[Тутушкина Марина Константиновна]
N6
Памяти коллеги
N6
стр. 128
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ. ИНФОРМАЦИЯ О НОВЫХ КНИГАХ
Автор:
Вышли из печати две книги В.В. Знакова - доктора психол. наук., профессора, ведущего
специалиста в области проблем комплексного изучения человека.
I. Понимание в познании и общении. Изд-во СамГПУ. Самара, 1998.
В монографии изложены результаты теоретического и экспериментального анализа
понимания как междисциплинарной проблемы. Особое внимание уделено
психологическому анализу сходства и различия понятий познание, мышление, знание,
взаимопонимание, межличностное общение.
II. Психология понимания правды. Изд-во Алетейл. Санкт-Петербург, 1999.
Первое систематическое исследование, посвященное анализу русских и западных
культурно-исторических и научно-психологических традиций в понимании истины и
правды. Обосновано положение о том, что истина является логико-гносеологической
категорией, а правда - психологической.
В работе анализируются моральные, психологические и социальные аспекты
формирования истинных и неистинных сообщений в ситуациях общения людей.
Издательство Ваклер, Альтпрес, Киев в 1999 г. выпустило в свет книгу Н.Ф. Калиной
Лингвистическая психотерапия.
Монография посвящена обоснованию нового подхода в отечественной психотерапии лингвистической психотерапии. Излагаются основы лингвистически ориентированной
терапии, описана ее связь с другими школами, определены практические положения
подхода.
НОВЫЕ КНИГИ ИЗДАТЕЛЬСТВА КОГИТО-ЦЕНТР
Вильсон Г. Ваша личность. Узнайте причины ваших успехов и неудач. 1999.
Тесты-вопросники для самоисследования личности, составленные известным английским
психологом. Для широкого круга читателей.
Равен Дж. Педагогическое тестирование: проблемы, заблуждения, перспективы. 1999.
Рассматривается ограниченность доминирующей в настоящее время в образовании и
психологии измерительной парадигмы, а также крайне негативное влияние, которое она
оказывает на образование. Представлены новая теоретическая модель компетентности,
мотивации и поведения и новый подход к их оценке. Выдвинутые идеи используются для
анализа сложившейся практики организации научных исследований; обсуждаются
предложения по применению этих идей в сфере образования.
Столороу Р., Брандшафт Б., Атвуд Дж. Клинический психоанализ: Интер- субъективный
подход. 1999.
На протяжении последних пятнадцати лет совместной работы авторы развивали
концепцию интерсубъективного поля в качестве центрального объяснительного
конструкта, направляющего психоаналитическую теорию, практику и исследование.
Авторы применили интерсубъективный подход к широкому классу клинических
вопросов, имеющих важнейшее значение для психоаналитической терапии, включая
анализ переноса, сопротивления и психического конфликта, а также лечения пограничных
и психотических состояний.
Баттерворт Дж., Харрис М. Принципы психологии развития. 1999.
Учебник, написанный ведущими британскими психологами, содержит изложение самых
последних теоретических и экспериментальных исследований в области психологии
развития, охватывая весь онтогенез человека - от пренатального периода до старости.
Ясность и четкость изложения сочетаются с глубоким анализом сложнейших вопросов
развития человека.
НОВЫЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ МЕТОДИКИ КОГИТО-ЦЕНТРА
Белопольская Н Л. Половозрастная идентификация. Методика исследования детского
самосознания. 2-е изд.
Описана оригинальная методика для диагностики и коррекции особенностей личностного
развития детей дошкольного и младшего школьного возраста. Методика позволяет
исследовать половую и возрастную идентичность ребенка, помогает вникнуть в понятие
возраста, социальной позиции и жизненного пути, способствует развитию самосознания.
Используются процедуры предпочтения и упорядочивания невербального стимульного
материала. Приведена интерпретация отклонений в половозрастной идентификации.
Афанасьева Н.В. Методика исследования мотивации достижения у детей. Адаптация
Решетки Шмальта.
Полупроективный тест предназначен для диагностики мотивов, входящих в структуру
мотивации достижения. Сочетает в себе преимущества проективного теста и личностного
опросника. Стимульный материал состоит из 18 картинок- изображений, а также списка
18 утверждений соответствующей тематики. Тест предназначен для школьников 9-11 лет.
Он позволяет также получить данные о выраженности мотивации достижения ребенка в
различных, наиболее значимых для него, сферах деятельности: учение, спорт, музыка,
помощь, самоутверждение, предметно-манипулятивная деятельность. Тест может быть
полезен при коррекции поведения, в создании психогигиенических тренинговых групп,
индивидуальном консультировании и помощи в решении школьных проблем, групповой
диагностике эффективности учебно-воспитательного процесса в школе.
Леонтьев Д.А. Тематический Аперцептивный Тест (ТАТ). Классический вариант Мюррея
(31 таблица).
Впервые в отечественной литературе дано полное описание и руководство по работе с
одной из наиболее сложных и интересных психодиагностических методик. Излагаются
история разработки ТАТ, теоретическое обоснование, обзор родственных методов,
подробные инструкции по работе с испытуемым, развернутая схема интерпретации и
примеры анализа.
Комплект материалов к Прогрессивным Матрицам Равена.
Тест "Прогрессивные матрицы Равена" используется во многих странах в течение более
50 лет и служит для измерения продуктивной интеллектуальной способности у людей
всех возрастов (с 5 лет). Включает 4 Руководства (Общий раздел. Цветные, Стандартные и
Продвинутые Матрицы), тестовые буклеты изд-ва Oxford Psychology Press, набор ключей
и бланков. Планируется поставка параллельных версий Цветных и Стандартных матриц и
новой серии "Стандартные +".
Цветкова Л.С. Методика нейропсихологической диагностики детей.
Методика, основанная на концепции системной организации психологических функций,
предназначена для обследования психического развития нормальных и аномальных детей,
выявления структуры трудностей в усвоении базовых когнитивных навыков. Включает
схему развернутого нейропсихологического обследования и экспресс-методы. В процессе
обследования тестируются двигательная сфера, восприятие, память, внимание, речь и
письмо, интеллектуальные
стр. 141
и эмоционально-волевые процессы. Обширный стимульный и методический материал (17
комплектов карточек, 5 альбомов) полностью обеспечивает практическую работу по
проведению обследования.
Личностный профиль по Айзенку (сокращенный вариант) - EPP-S
Последний вариант (1996) всемирно известного теста Айзенка. Личностный профиль
взрослых людей строится по трем базовым типологическим свойствам: Психотизм,
Экстраверсия и Нейротизм, каждое из которых описывается тремя шкалами. Кроме того,
включена 10-я шкала - Ложь. Опросник состоит из 200 вопросов, по 20 на каждую шкалу.
Приводятся психометрические данные британской и российской стандартизации.
Все тесты комплектуются руководством, полным набором стимульного материала,
ключами и бланками ответов.
Для справок и заказов:
тел/факс: 282-7238; тел. 282-0100;
E-mail: vbelop@psychol.ras.ru
129366 Москва, Ярославская, 13, к. 409. "КОГИТО-ЦЕНТР"
стр. 142