ЭТИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ЮРИДИЧЕСКОЙ НОРМЫ О «ПРИОРИТЕТЕ ЧЕЛОВЕКА» В МЕДИЦИНСКОМ ПРАВЕ * Силуянова И.В., д.ф.н., профессор, заведующая кафедрой биомедицинской этики Российского государственного медицинского университета В 2003 году в России отмечали 10-летие принятие новой Конституции РФ. Революционное значение Конституции для медицинского сообщества заключается в частности в том, что в статье 15, пункте 4 утверждается необходимость приведения принципов и норм российского законодательства в соответствие принципами и нормами международного права. Согласно Конституции Российской Федерации «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы» (ст. 15, пункт 4 Конституции Российской Федерации 1993г.) Это означает, во-первых, что если международным договором РФ установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора. Во-вторых, при отсутствии в российском законодательстве соответствующих норм международные нормы в РФ имеют прямое действие. «Конвенция о защите прав и достоинства человека в связи с применением достижений биологии и медицины (Конвенция о правах человека и биомедицине)», принятая Советом Европы 19 ноября 1996 года, является документом международного права в области здравоохранения. В качестве основополагающей нормы Конвенции провозглашается «приоритет человека». Именно так называется Статья 2 Части I Конвенции. Над чем же устанавливается приоритет человека? На этот вопрос отвечает само содержание данной статьи: «Интересы и благо отдельного человека превалируют над интересами общества или науки». 1 Устанавливаемый международным правом приоритет вступает в явное противоречие с основными принципами идеологии, господствующей в СССР десятки лет и сформировывавшей моральное сознание не одного поколения граждан России. Этими основными принципами являются «коллективизм» и «сциентизм». Нельзя хотя бы кратко не восстановить их содержание, для того, чтобы убедиться в подлинной революционности изменений, происшедших, в частности, в этических основаниях российского законодательства. Принцип коллективизма заключал в себе приоритет общественных интересов над личными. Признание данного приоритета трактовалось идеологами марксизма-ленинизма как ее отличительная особенность: «Социалистический коллективизм в корне противоположен буржуазному индивидуализму». 2 Названный приоритет базировался на так называемой «социальной сущности человека», которая заключалась в том, что в самом человеке нет ничего кроме черт его общественной природы; сущность человека заключалась в «совокупности всех общественных отношений».3 Сциентизм господствующей идеологии заключался в принципе, согласно которому наука представляет собой основную производительную силу, непосредственно определяющую материальное благополучие всего общества. Идеология марксизма-ленинизма, провозгласившая саму себя наукой, превращала науку в некий «культ», «высшую ценность». Неудивительно, что интересы науки безусловно доминировали не только над индивидуальными, но даже и над интересами коллективов разного уровня (производственный коллектив, село, город и т. д.). Весьма показательно, что в преамбуле «Основ законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан», принятых в июле 1993 года, законодатели Российской Федерации, уже освобожденные от «господствующей идеологии» отмечают, что Верховный Совет Российской Федерации принимает Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан «стремясь к совершенствованию правового регулирования и закрепляя приоритет прав и свобод человека и гражданина в области охраны здоровья» («Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан» 1993г.) В данной формулировке — «закрепляя приоритет прав и свобод человека» — явно отсутствовала Биомедицинская этика. Сб. статей под ред. Президента РАМН В. Покровского. М. 1998. Коллективизм. / Словарь по этике. МЛ 970. Изд-во политической литературы, с.117. 3 К. Маркс и Ф. Энгельс. ПСС, т.3. с. 3. 1 2 логически и грамматически необходимая часть, а именно: формулировка того, над чем закрепляется этот приоритет? Конвенция Совета Европы, безусловно, возмещает этот пробел: «Интересы и благо отдельного человека превалируют над интересами общества или науки». Расставленные приоритеты, согласно действующему законодательству РФ, находятся в настоящее время в состоянии «прямого действия». Но далее неизбежно возникают вопросы: а какое идеологическое основание имеют эти международные приоритеты? Каково их происхождение? На какой этике они базируются? Совместима ли она с духовно-нравственными особенностями России? В какой культурной традиции они формируются? Предпринятые исследования4 обнаруживают, что этой культурной традицией является христианская этика. Приоритет человека в христианской этической традиции обусловлен, как минимум, тремя факторами. Во-первых, признанием того, что человек сотворен по «образу и подобию Божию», т. е. теоцентризм христианской этики является защитой от различных форм социоцентризма и сциентизма. Богочеловеческая природа Христа Спасителя является основанием прав на свободу, честь и достоинство человеческой жизни. Во-вторых, тем, что человек призван к совершенствованию и к Богообщению, (к теозису - «обожению» - в терминах христианской этики). В-третьих, приоритет человека в христианской этической традиции обусловлен тем, что «совокупность совершенства» есть любовь к ближнему, «ибо весь закон в одном слове заключается: «люби ближнего твоего как самого себя»» (Гал.5,14). Чужда ли эта традиция России? Если чужда, тогда мы должны признать, что в такой же мере чужд для России и Ф. М. Достоевский. Но для всего мира это имя неразрывно связано с Россией, с особенностями ее культуры. Именно Достоевский начал великий спор о приоритетах, спор о том, что важнее — социальная польза или христианская любовь к человеку? Что дороже — слезы ребенка или весь мир познания? ««Скажи мне сам прямо, я зову тебя — отвечай: представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им, наконец, мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице... ребеночка... и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги». «Нет, не согласился бы», — тихо проговорил Алеша»».5 Ф. М. Достоевский стоит у истоков русской религиозной нравственной философии, 6 каждый представитель которой вслед за Алешей Карамазовым говорит «нет, не согласен», и каждый удивительно гармонично дополняет другого в разработке неопровержимой аргументации и в обосновании того, что «светлое будущее» человечества не может быть куплено ценою «слез ребенка», что любовь и сострадание к конкретному человеку «здесь и сейчас» дороже радужных перспектив научно-технического прогресса. Спор, начатый Достоевским в 19 веке до сих пор не окончен. Идеологический штамп о недопустимости ограничений прогрессивного развития науки весьма влиятелен в нашем постсоветском обществе. Тем не менее, в 2002 году был принят Федеральный закон «О временном запрете на клонирование человека», само название которого стало первым свидетельством допустимости в современной России «удовлетворения справедливых требований морали» (ст. 29 Всеобщей декларации прав человека 1948 г.). Большое положительное влияние в пользу справедливости требований моральных ограничений биомедицинских исследований на человеке оказывает широкое информирование российской общественности о Приговоре по делу медиков, принятым 1 Военным Трибуналом в 1947 году в Германии. Нюрнбергский процесс (1946—1947 г. г.) вскрыл факты чудовищных по своей жестокости и См. И.В. Силуянова. В фокусе внимания — современная медицина./ О социальной концепции русского православия. М. «Республика».2002, с. 156-172. 5 Ф.М. Достоевский. Братья Карамазовы. Собр. соч. в 10-ти томах. Т.9, М.1958, с.308 6 Русская религиозная философия представлена творчеством Ф. М. Достоевского, B.C. Соловьева, С. П. Франка, С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева, И.О. Лосского, В.Н. Лосского, П.А. Флоренского, В. И. Несмелова и др. 4 по своему размаху медицинских экспериментов на человеке, когда огромное число узников концентрационных лагерей, в основном не германского происхождения, использовались для научно-исследовательских целей и медицинских опытов. Именно эти «исследования» и «опыты» вошли неотъемлемой частью в понятие «преступление против человечности». В ходе судебного разбирательства было собрано множество документов, в том числе протоколы о проведении экспериментов над людьми с целью исследования влияния на человеческий организм переохлаждения, действия ядов. Миллионы людей специально заражались интересующими «экспериментаторов»-медиков болезнями и «при минимальных затратах времени и усилий» исследовались методы лечения и достижения иммунитета к малярии, инфекционной желтухе, сыпному тифу. Стали известны всему миру эксперименты по стерилизации, регенерации костей, мышц, нервной ткани и по пересадке костей и т. д. и т. п. В конце августа 1947 года 1-ый Военный Трибунал США, действующий по договоренности с союзниками и по приказу американской администрации в Германии, вынес Приговор по делу «медиков». Нюрнбергский Кодекс — это первый в истории международный «Свод правил о проведении экспериментов на людях», который возник в результате осознания вопиющего несоответствия некоторых видов медицинских экспериментов на человеке этическим принципам медицинской профессии и человеческой морали. Нюрнбергский процесс вскрыл чудовищную реальность зверств «нацистской науки». «Во славу науки» — как известно, — это один из аргументов, выдвигавшихся на Нюрнбергском процессе в защиту нацистских «врачей», отрицавших ее моральнонравственное основание. Позиция, отрицающая моральные ориентиры и принципы науки, известна. В христианской традиции мы находим специальный термин, обозначающий ученых, пренебрегающих моралью в своей деятельности. Василий Великий в «Беседах на Шестоднев» называл их «полу-учеными».7 Безнравственную науку Ф. М. Достоевский называл «полунаукой»: «.... Полу-наука, самый страшный бич человечества, хуже мора, голода и войны, не известный до нынешнего столетия. Полу-наука — это деспот, каких еще не приходило до сих пор никогда. Деспот, имеющий своих жрецов и рабов, деспот, перед которым все преклонилось с любовью и с суеверием, до сих пор немыслимым, перед которым трепещет даже сама наука и постыдно потакает ему».8 Именно в условиях распространения «полу-науки» или феномена безнравственной науки, легализованной в СССР «господствующей идеологией», таким значимым становится формирование регулирующего ее законодательства, выверенного нормами христианской морали. Тем не менее, спор о приоритетах не утихает. То и дело можно слышать справедливые упреки в сторону сторонников этической экспертизы разрабатываемых законопроектов: «Нельзя загонять в рай дубиной». Но в тоже время нельзя мириться с тем, когда «загоняют дубиной в ад». О чем идет речь? Речь идет о феномене, который был назван немецким психиатром и философом К. Ясперсом «преступной государственностью». К. Ясперс имел в виду реальную возможность принятия государством законов, противостоящих морали. Он имел в виду конкретный закон, принятый в Германии в 1937 году, который назывался «Программа по эвтаназии» и предписывал умерщвление психических больных. Ясперс обращал внимание на опасное явление, а именно на то, что юридическое «убий» попрало моральное «не убий» и что, следовательно, юридический закон может противостоять закону нравственному. «Преступная государственность» как феномен XX века, к сожалению, становится и проблемой XXI века, по крайней мере, для России. Ряд действующих законов, регулирующих медицинскую деятельность в России, явно не удовлетворяют «справедливым требованиям морали» (ст. 29 Всеобщей декларации прав человека 1948 г.). Речь идет, например, о провозглашенном в статье 36 праве каждой женщины на искусственное прерывание беременности. Современные научные исследования эмбриологов Василий Великий писал о слепнущих при свете дня «полу-ученых», имеющих «глаза сов, ибо зрение совы, проникающее сквозь мрак ночи, поражается великолепием Света» ( Цит. по.: Мосс В. Православный подход к науке. — «Православная жизнь», 1995,№ 8, с. 25). 8 Ф.М. Достоевский. Бесы. Собр. соч. в 10-ти томах. Т.7, М.1957. С. 266 7 и генетиков свидетельствуют о начале человеческой жизни до 12 недель — сроке, когда любая гражданка РФ по своему желанию «имеет право»(!) се уничтожить. (Что и происходит в количестве от 4 до 7 миллионов младенцев в год!). Действия по уничтожению человеческой жизни не могут не быть признанными аморальными, т. е. преступными с этической точки зрения. В то же время современная международная судебная практика полна примерами, когда эмбрион становится объектом правовой защиты, например, когда права наследства признаются за искусственно (in vitro) зачатым эмбрионом, и значительно меньшего возраста, чем 12 недель. Широкую огласку получил инцидент с супругами Марио и Эльзой Риос в 1983 году. Они прибыли в Мельбурн, где несколько яйцеклеток Эльзы были оплодотворены спермой донора. Из трех эмбрионов один был пересажен в матку, два других заморожены на случай неудачи с имплантацией первого. Через 10 дней произошел спонтанный выкидыш пересаженного эмбриона. Весной 1983 года, прежде чем была сделана попытка пересадить два запасных эмбриона, Марио и Эльза стали жертвами авиакатастрофы. В связи с делом о наследстве (супруги принадлежали к очень богатой семье) возник вопрос и судьбе замороженных эмбрионов. Юристы столкнулись с опасениями, что отказ от мер по вынашиванию эмбрионов суррогатной матерью может быть рассмотрен как нарушение прав детей-наследников.9 Ныне действующий Федеральный закон «О трансплантации органов и/или тканей человека» 1992 г. так же, как и статья 36 «Основ законодательства» далек от этического совершенства. Ибо принцип презумпции согласия, который лежит в основании закона о трансплантации, фактически допускает действия с умершим человеком, на которые он при жизни не давал согласия. Действие же, совершаемое без согласия, квалифицируется в этике как насилие, со всеми вытекающими из этого последствиями. Одним из последствий является мощное социальное недоверие к отечественной трансплантации, что находит свое очевидное выражение в российской прессе. 10 Ныне действующие законы, регулирующие медицинскую деятельность, а также ряд законопроектов, например, «О репродуктивных правах», «О легализации эвтаназии» и др., обнаруживают реальную и опасную тенденцию, а именно: этические и правовые нормы могут не только не совпадать, но даже и противостоять друг другу. В данной ситуации значительно возрастает роль этической экспертизы законопроектов. Уровень и качество этической экспертизы в значительной степени зависит от того, насколько она выверена «духом и буквой» этики, насколько учитывает культурно-национальную самобытность России, и в частности основополагающие принципы христианской этики. Это в значительной степени и определит соответствие или несоответствие российского законодательства нормам и принципам международного права, приведению в соответствии с которым обязывает нас Конституция РФ. *Печатается по: Актуальные проблемы правового регулирования медицинской деятельности//Материалы 2-й Всероссийской научно-практической конференции. М.:РНОУ, 26 марта 2004 г., с.12-14. См. Breck, John. The Sacred Gift of Life. Orthodox Christiany and Bioethics.New York, 2000 В качестве примера этически корректного законодательства может быть рассмотрено законодательство США, регулирующее трансплантацию на основе принципа презумпции несогласия. 9 10