1. Когда мы

1.
Когда
мы
создали
их,
то
решили,
что
мир
изменится.
О, как мы радовались! Перед нами открывались новые перспективы, не виданные ранее
возможности. Разумеется, мы с упоением принялись за исследование новых горизонтов.
Контакты, микросхемы, процессоры… эти слова не слетали с уст людей, первые полосы
газет пестрели ими. По телевиденью шли постоянные дискуссии, но на самом деле, они
не имели смысла. Потому что нащупав верную дорогу, мы двинулись в четком
направлении. Мы не видели конца этого пути, не могли или не хотели видеть. Мы
радовались
тому,
что
теперь
ничто
не
будет,
как
раньше.
И мир изменился.
- Не бойся.
- Тихо!
Джун приложила палец к губам, сердито призывая спутника к молчанию. Он кивнул.
Вжавшись в землю, оба лежали в канаве, не решаясь высунуться наружу, и слышали, как
скрипит мелкий щебень под тяжелыми ногами. Он был там: скорее всего, пытался
отыскать таких, как Джун и Бен.
Наконец, шаги стихли, и Джун осторожно подняла голову, чтобы выглянуть из-за
насыпи. Перед ней предстала стена полуразрушенного завода, зиявшего черными
провалами дыр и остатков окон. Но ничего подозрительного видно не было.
- Кажется, ушли.
Девушка изящно вскочила на насыпь, оглядываясь вокруг, чуткая и настороженная,
готовая сорваться с места при любом признаке тревоги. Но вокруг царила только тишина,
да ветерок гулял среди развалин завода и окружающих зданий, о былом назначении
которых Джун даже не догадывалась. Позади нее послышалось шуршание, и на насыпи
появился Бен. Крепкий и мускулистый, он был раза в два больше спутницы, но двигался
также тихо и осторожно.
- Видимо, один из Скитальцев, - сказал он.
Джун наклонилась к земле, рассматривая глубокие трехпалые следы, чем-то
напоминающие птичьи. Она кивнула:
- Похоже на то. Ищет таких, как мы.
Бен хищно оскалился.
- Нас ему не получить!
- Давай двигаться дальше, иначе Скиталец может вернуться и поспорить с твоим
заявлением.
Бен кивнул и первым направился в обход мертвого завода, стараясь держаться ближе к
стене. Джун без лишних слов последовала за ним. В этом был весь секрет: нырять под
прикрытие останков стен нельзя, Скитальцы ищут именно там. Их непогрешимая логика
быстро сделала вывод, что инстинкт самосохранения погонит оставшихся людей в
укрытие. Вот только они не могли понять, что выжившие могут оказаться хитрее.
Поэтому беглецы старались не соваться в здания.
На самом деле, это придумал Бен.
- Нужно отдохнуть, - сказал он.
- Да. Как только увидишь подходящее место, сворачивай туда.
Бен кивнул и с той же четко выверенной размеренностью продолжил путь. Пока они
обходили завод, спутникам пришлось пару раз нырнуть в ту же самую канавку, но тревога
оказалась ложной. Один раз они заметили Скитальца, но он был слишком далеко, чтобы
почувствовать Бена и Джун. Его силуэт на несколько секунд вынырнул из белесого
тумана, но тут же снова скрылся.
Туман был всегда. Точно так же, как и низкое грязно-желтое небо. Теперь не было ни
ночей, ни дней, только эта окутывающая все дымка. И вязкая тишина с шуршанием щебня
под ногами.
Они как раз обогнули завод, когда Джун услышала звуки впереди. Остановившись, она
схватила Бена за руку. Он с удивлением обернулся, но поняв, чем именно взволнована
девушка, улыбнулся и покачал головой:
- Нет, это лишь механизмы.
Джун смущенно улыбнулась в ответ и последовала за Беном: ему она верила
безоговорочно. Аккуратно обогнув стену, они спрятались за останками изъеденного
ржавчиной автомобиля, и выглянули.
На пустоши перед заводом копошилось с десяток маленьких механизмов. Они
походили на мячи, к которым были приделаны тележки. Останавливаясь перед кучей
земли, шар открывался, и из него вылезали два щупальца, что-то вроде рук. Быстро
закинув всю кучу в тележку, лапки убирались, и машина ехал дальше. Преодолев пару
десятков метров, она останавливалась, вываливала все собранное и ехала в поисках новой
кучи – оставленной другим шаром. Так они и копошились на пустоши, подбирая друг за
другом землю и перетаскивая ее с места на место.
Джун вздрогнула и прижалась к Бену, чувствуя, как он обнимает ее за плечи. Девушка
всегда чувствовала невольную дрожь, когда видела останки механизмов, изо дня в день
продолжающих монотонную и совершенно бессмысленную работу.
- Люди давно ушли, - пробормотал Бен, - а программы механизмов все еще работают.
И продолжается то, что когда-то запрограммировал человек.
- Смотри! Скиталец!
На другой стороне пустоши показалась плоская тарелка на двух ногах. Лампочки на
передней стороне перемигивались, но постояв пару секунд, Скиталец развернулся и снова
исчез в тумане, пружиня на механических суставах.
Тишина, нарушаемая только легким скрежетом работающих шаров, начала давить, и
Джун указала в сторону:
- Кажется, вон там есть неплохо сохранившаяся комната. Если забаррикадировать
вход, то получится неплохое убежище. Мне нужно немного поспать.
- Конечно.
Им несказанно повезло: помещение оказалось довольно-таки сносным подвалом. В
крошке камня на полу обнаружилось несколько ветхих одеял, в которые Бен заботливо
укутал Джун. Сам он подвинул к выходу большой железный шкаф, и если б в подвале
было хоть чуточку больше света, чем проникало сквозь трещину под потолком, то можно
было бы увидеть, как напряглись мышцы на его могучих руках. Только после
необходимой подготовки он вернулся к Джун и сел рядом с ней.
- Я хочу есть, - тихо сказала она.
- Скоро. Если пролом здесь тоже не завалило, уже завтра мы будем в относительной
безопасности.
- Там ведь есть люди, правда?
- Разумеется. Они не откажут нам в приюте.
- По крайней мере, там нет Скитальцев.
- Да.
Джун повернулась к Бену, и одеяло сползло с ее плеча. Одной рукой девушка
прикоснулась ладонью к колкой щеке спутника.
- Помнишь, как ты любил меня в первую ночь?
- Конечно. Тогда умер мир.
- Я хочу, чтобы сегодня ты сделал это также.
Рука Бена скользнула под майку и, мягко касаясь тела Джун, начала ласкать ее грудь.
Когда не знаешь, что будет завтра, каждое занятие любовью – как последнее признание,
самое пылкое и искреннее.
Следующего может и не быть.
Мы создавали искусственные ткани, выращивая в лабораториях кожу. Мы
клонировали животных, наблюдая, как играют друг с другом одинаковые овечки. Мы
скрещивали гены, чтобы получить тот результат, которого хотим. Мы играли с
атомной энергией, в своей гордыне полагая, что сумеем справиться с ней. Мы создали
искусственный разум, делающий выводы и самообучающийся. Мы чувствовали себя
всесильными и поплатились за это.
Я до сих пор не понимаю, творили мы благо или просто приближали мир к
катастрофе.
В грязно-желтом мире не существовало понятий дня и ночи. Просто было время, когда
люди спали, а было, когда бодрствовали. И едва Джун проснулась рядом с Беном, она
растолкала спутника, и они снова двинулись в путь.
На поверхности были небезопасно. И дело даже не в физических опасностях или
радиации – просто слишком тяжело смотреть на руины былого. Слишком низкое небо,
слишком грязный воздух. Спастись можно только под землей, в огромных пустых
пространствах, бывших раньше станциями метро, складами и гаражами. Теперь именно
это – обиталище людей. Сложная сеть убежищ с редкими проломами наружу.
- Это должно быть где-то здесь, - Бен кивнул на здание перед собой.
Высотку словно кто-то обломал у основания. Обломки металлических каркасов
таращились в небо, все вокруг было усеяно мелкими осколками и крошкой стекла,
составлявшего когда-то материал для широких офисных окон.
Стекло хрустело под ногами, когда Бен и Джун двинулись к зданию. Пробежался
ветерок, колыхнувший волосы девушки и что-то еще. Там, справа. Не доходя десятка
шагов до остова мертвого здания, Джун неожиданно свернула, огибая металлические
нагромождения руин, которыми изобиловал город.
- Что такое? – удивился Бен.
Это была девочка. Маленькое хрупкое тельце, уткнувшееся носом в стеклянную
крошку. Даже не прикасаясь, Джун поняла, что девочка мертва, причем мертва уже
некоторое время. Сильные порывы ветра приносили откуда-то клочья тумана и шевелили
длинные темные волосы девочки и ее синие платьице. В стороне валялась грязная кукла
без головы.
- Мы не можем оставить ее здесь, - сказала Джун, не оборачиваясь.
Она не видела, как кивнул Бен, но и так знала, что он согласится с ней. Джун
опустилась на колени, но медлила. И раньше, и после конца она множество раз видела
чужую смерть. Даже к этому можно привыкнуть. Но никогда нельзя привыкнуть к смерти
ребенка.
- Джун, быстрее. Кажется, где-то рядом Скиталец.
Она кивнула Бену и аккуратно взяла легкое тельце на руки. Сломана шея. Как просто!
Жестокий мир не мог справиться с ребенком, но это сделала она сама. Наверное, удрала от
взрослых, залезла куда-нибудь, а удержаться там не сумела. Может быть, что-то ее
испугало, а может, соскользнула нога. Уже не важно.
- Программа очистки территории: выполняется.
Джун вскинула глаза и прямо перед собой увидела Скитальца. Присев на суставчатых
ногах, он мигал сразу всеми лампочками на панели. Электронный голос повторил:
- Программа очистки территории: выполняется.
Из корпуса Скитальца брызнул тонкий луч лазера, нацеленный точно в Джун. Девушка
успела поднырнуть под него и, не выпуская из рук окоченевшее тельце, метнулась в
сторону.
- Программа очистки территории: выполняется.
Джун успела краем глаза заметить, как на Скитальца метнулась тень. Снова вспыхнул
лазер, но Бен успел со всего размаху ударить кулаком точно по панели с кнопками. Они
продолжали мигать, но к желтому небу поднялось несколько струек дыма.
- Программа вып… программа…
Лампочки мигнули в последний раз и окончательно погасли: Бен для верности еще
разок ударил по ним. Скиталец дернулся и неуклюже завалился на бок.
- Что происходит?
Со стороны здания показалось несколько людей. У всех было оружие, они двигались
быстро, оглядывая Бена и Джун. Среди них была единственная женщина, она первой
разглядела, что сжимает в руках Джун.
- Эми! – глаза женщины расширились.
- Мы искали ее, - сказал один из мужчин, опуская пистолет. – Черт…
Они подошли к спутникам, их было всего четверо. Женщина бережно взяла маленькое
тельце из рук Джун. Один из мужчин спросил у Бена:
- Ты ранен?
- Пустяки.
Он прижимал руку к боку, где Скиталец все-таки успел достать его лазером.
Женщина повернулась к ним:
- Идем под землю. Там разберемся.
На самом деле, вряд ли кто-то точно знает, почему погиб мир. Это просто
случилось. Что было первым толчком? Ядерные взрывы, бунт машин, отключение
электричества сразу во многих странах… теперь уже никто не знает точно. Просто
однажды тот мир, к которому мы привыкли, перестал существовать.
Но я думаю, это начали машины. Искусственные интеллекты, которым мы так слепо
доверились. А они запустили процесс нашего уничтожения.
Когда все закончилось, выжившие вылезли из руин и, сощурившись, смотрели на
грязное небо с застывшим желтым цветом, на копошащихся роботов и ныряющих в
темноту мутантов. Мы приспособились. Мы продолжили жить.
Теперь это был мир монстров и чудовищ. Живые были не так страшны: как бы
причудливо не играла мутация или генная инженерия прошлого, эти создания обладали
разумом и инстинктами, у них текла кровь при ранении. Гораздо страшнее оказались
машины. Те, что попроще, продолжали выполнять операции, давным-давно
запрограммированные человеком. А искусственный интеллект продолжил свое развитие.
Не все классы машин это выдержали: так, смещение программы в матрице роботовполицейских превратило их в Скитальцев, слепо ищущих любую жизнь, чтобы испепелить
своим лазером.
Мир погиб. Жаль, мы так никогда и не узнаем, почему.
Незнакомцы первыми двинулись к руинам, Джун немного отстала, чтобы посмотреть,
что с Беном. Впрочем, она уже видела, что ничего серьезного не произошло.
- Иногда я забываю, что ты была врачом, - усмехнулся Бен.
Джун мягко отняла его пальцы от раны.
- Биологом, - поправила она.
Лазер прожег плоть до самой кости, так что был виден металлический каркас.
Искусственная кожа обуглилась по краям.
Для человека эта рана могла бы быть смертельной. Но единственное, что в Бене
оставалось живого – это мозг, плавающий в особом растворе, наполненном
наномашинами.. Идеальное сочетание биомассы и механики. Джун никогда не
спрашивала, кем он был изначально: человеком, которого превратили в машину, или
роботом, которого наделили еще живым мозгом. Она занималась только искусственной
кожей, но знала, что в лабораториях проводятся и те, и другие эксперименты. Люди
слишком хотели выйти за рамки хрупкой человеческой плоти и рационального мышления
роботов.
- Я смогу это подправить, - сказала Джун.
Приподнявшись на носочки, она поцеловала Бена.
Мы слишком хотели создать существ, равных себе. Самое смешное, у нас это
получилось.
2.
Когда мне плохо, я пишу письма. Открываю чистый лист и пишу письмо из сотни не
нужных слов, приютившихся между клеток. Клетки и слова, клетки и слова… точно так
же, как в жизни. Никому не нужна эта бессмысленность. Когда каждый день наполнен
выживанием, у людей не возникает желания читать чужие слова. Поэтому когда писем
накапливается достаточно много, я выбираюсь на Поверхность, вылезаю на
разрушенную крышу древнего парламента, на самую высшую точку. Оттуда виден
массив мертвого города, уродливые очертания этой огромной гробницы. И блуждающие
огоньки машин, у которых еще не перегорели лампы. Я достаю зажигалку и прибавляю к
ним еще огоньки: страница за страницей, я поджигаю ненужные слова и отпускаю их по
ветру. Я смотрю, как они превращаются в пепел, и иногда по моим щекам катятся
слезы.
- Красиво, - промурлыкала Лорел.
Склонив голову на бок, она внимательно рассматривала свою работу, решая, назвать
ее совершенной или просто прекрасной. Мягкие каштановые пряди соскользнули ей на
лицо, и женщина раздраженно откинула их назад.
- На самом деле, - вздохнула она, - это чертовски глупая затея.
Наклонившись вперед, Лорел слизнула со спины Дэвида выступившие капельки крови,
чувствуя, как он вздрогнул: то ли от неожиданности, то ли потому что ему не
понравилось. Лорел выпрямилась и улыбнулась:
- Не стоит дергаться. Хорошо хоть, ты не делал этого раньше, иначе рисунок не был
бы настолько хорош.
Дэвид передернул плечами и поднялся на ноги, подхватив с пола рубашку.
- Подождал бы, пока подсохнет кровь, - сказала Лорел.
Мужчина только пожал плечами и накинул на спину ткань рубашки, скрывшую
свежие шрамы, складывающиеся в причудливое изображение трилистника. Лорел, не
вставая с пола, протянула Дэвиду лезвие, испачканное в его крови. Тот покачал головой:
- Оно мне не нужно.
- А вдруг ты захочешь перерезать себе горло во время бритья?
- Увы, после радиации бриться мне не нужно.
Брови Лорел удивленно поползли вверх: смотря на густые волосы Дэвида, было
странно поверить, что его гладкое лицо – результат не традиционного мужского ритуала.
Впрочем, радиация действительно на всех действует по-разному. Вот и получается, что у
одних вырастают крылья, а у других перестает расти борода.
- К тому же, - улыбнулся Дэвид, - если я захочу убить себя, то придумаю что-нибудь
поизящнее.
- Ты не находишь изящным море крови?
- Мне не идет красный цвет.
Лорел рассмеялась, откинув голову и обнажив маленькие белые зубы. В новом мире
она была одной из немногих, кто умел искренне смеяться. Дэвид только приподнял уголки
губ в подобии улыбки.
- Мне жаль твою сестру, - женщине потребовалось всего мгновение, чтобы снова стать
серьезной.
- Благодарю.
- Нелепая случайность, да?
- Ей не стоило убегать. Не стоило вылезать на Поверхность.
Рассеянно проведя рукой по волосам, Дэвид посмотрел в тот угол комнаты, куда Лорел
отбросила лезвие. Оно лежало, аккуратно уткнувшись в грязное тельце куклы без головы.
Когда-то это была красивая игрушка, которую Дэвид подарил сестре на День рожденья.
Как радовалась маленькая Эми! Эта кукла была с ней всегда: на похоронах родителей, в
играх с другими детьми, при чтении книг брата, во время ее походов к нему на работу или
в издательство. Даже когда мир рухнул, и кукла лишилась головы, девочка всюду таскала
ее с собой, не важно, сидела ли она в их с Дэвидом металлической каморке, прячась от
машин и мира, или носилась по коридорам с Лизой или Кеем. Она прижимала к себе
куклу, когда долгими вечерами слушала густой голос Дэвида, рассказывающий ей новые
истории. Кукла была вместе с Эми, когда она сбежала на Поверхность и неудачно упала,
сломав шею. Ее принесли вместе с холодным трупом девочки, и Дэвид сжимал ее в руках,
когда Ева говорила такое банальное и совершенно неуместное «Мне очень жаль».
Легко поднявшись на ноги, Лорел повела плечами.
- Рада, что смогла помочь, Дэвид.
Она чуточку подождала ответа, но кажется, мужчина не собирался его давать. Он
смотрел куда-то на грязную стену, и его взгляд был настолько отстраненно-задумчивым,
что Лорел вообще засомневалась, будто он сейчас слышит ее. Пожав плечами, она
направилась к выходу, и уже в дверях ее застал голос Дэвид:
- А ты помнишь… помнишь нормальный мир?
Лорел обернулась, но смогла увидеть только спину мужчины: он так и не повернулся.
В любой другой момент Лорел, скорее всего, фыркнула бы и издала несколько смешков, а
потом заявила, что глупо думать о том, что было когда-то давно, и уж тем более глупо
вспоминать! Но что-то было в хрипловатом голосе Дэвида такого, что смешок застрял у
Лорел в горле. Почему-то на этот раз шутить не хотелось. Тряхнув головой, девушка
прочистила горло и ответила:
- Помню ли я зелень лесов и голубизну рек? Остались ли в моей памяти закаты и
рассветы? Сохранила ли кожа воспоминания о дуновениях ветерка, который не несет
пыли? Да, конечно. Глупо спрашивать у того, кто видел красоту, помнит ли он ее.
Лорел картинно повела узкими плечами и вмиг снова стала похожа на дикую кошку,
соблазнительную и свободную. Такой привычный образ, что Дэвид решил, будто хрупкая
девушка, минуту назад отвечавшая на вопрос, ему просто померещилась.
Она посмотрела на мужчину и улыбнулась. Ее губы всегда были полными и алыми, а
зеленые глаза походили на кошачьи. Это тоже являлось результатом мутации: внешние
уголки чуть приподнимались, а зрачки стали вертикальными, будто у зверя. Наверное,
когда-то Лорел была обычным человеком. Той девушкой, что сейчас вспоминала про
голубизну рек. Только мир давно изменился, и Лорел вместе с ним.
- Ты ведь писатель, правда? – спросила она.
- Я люблю писать.
- О чем же ты пишешь? О том мире, что был когда-то? Так давно, что его с трудом
удерживают твои воспоминания?
- Писатель всегда пишет о том, что видит вокруг себя.
- А если там только смерть?
- Все зависит от точки зрения. И того, насколько ты честен.
Каждую ночь я жду, пока все уснут. Когда затихнет очередной вечер в главном зале,
Джун свернется клубочком рядом с Беном, а Лиза уснет, обхватив старого плюшевого
медведя. Я жду, пока Ева прислушивается к ночи, а потом слышу, как она тихонько
плачет. Но наконец, засыпает и она. Металлические крылья Кея с легким скрежетом
трутся о стальные переходы коридоров – я не знаю, куда он уходит каждую ночь да и не
хочу знать.
Но наконец наступает тишина. После смерти Эми она кажется настолько
оглушительной, что мне мерещится, будто я слышу голоса призраков и шелест
шагающих машин в дальних коридорах или даже на поверхности. Они вряд ли пройдут
сквозь нашу электромагнитную охрану, но в этом мире нигде нельзя чувствовать себя
защищенным.
Я сажусь среди грязных одеял под монотонно жужжащей лампочкой и достаю
чистые листы бумаги. Нет нужды проверять, хорошо ли закрыта дверь: меня не
слишком волнует, если кто-то зайдет в мою металлическую каморку. Мне всего лишь
требуется покой, когда кажется, что я остался наедине с этой глупой Вселенной.
Тогда я начинаю писать.
Когда-то давно Дэвид ненавидел замкнутые пространства. Нет, клаустрофобии у него
никогда не было, но он терпеть не мог низкие потолки, а находиться в квартире больше
суток ему представлялось утомительным и глупым занятьем. Впрочем, все изменилось так
давно, что прошлая жизнь казалось сном. Сном странным и невероятным.
Потому что теперь его окружали блеклые коридоры из металла с пятнами ржавчины и
хитрой электроникой, раскиданной по подземельям то тут, то там. Никто толком не знал,
сколь далеко они простираются, но говорили, будто можно добраться до соседних
городов. Иногда Дэвид недоумевал: неужели не осталось ни одной карты? Нежданный
конец света много чего уничтожил, но не бумагу. Так почему бы ее не отыскать?
На самом деле, подобные вопросы интересовали Дэвида только изредка. Пока лично ему
не требовались дальние путешествия, карты могли быть хоть у черта на рогах. Вот если
понадобятся, тогда он займется их поиском. Но не раньше.
Не думал Дэвид и о пятнах ржавчины на стенах, хотя во многих они вселяли тревогу,
как и капли влаги, что иногда просачивались сквозь потолок. Опасные знаки появились не
так давно, и каждый житель подземелья недоумевал, отчего же на крепких стенах
ржавчина? Никто не знал. А может, кто-то и догадывался, но рассказывать не желал.
Как не хотел никто думать и о том, что произойдет, если металлические коридоры начнут
крошиться и разрушаться.
На Поверхности до сих пор оставалось слишком много разнообразных машин, и никто
не знал, когда же их механизмы наконец-то износятся, застынут нелепой грудой металла
как памятники былой эпохе. Но все знали, что длинны их жизней уж точно не хватит,
чтобы успел хоть немного очиститься воздух над землей, насыщенный ядами и газами.
Иногда Дэвид чувствовал себя, будто в ловушке. Пару дней назад к их небольшой
колонии под землей присоединилось еще двое, Джун и Бен: они долго шли по
Поверхности, скрываясь от машин, чтобы прийти сюда. Но на самом деле, они пришли в
тупик, хотя еще не поняли этого. Это не убежище, а металлический мешок, откуда нет
выхода наверх, потому что там смерть. Но и вокруг тоже царит смерть, коридоры таят
много опасностей. И пусть машины здесь редки, зато полно уродливых мутантов, которые
давно растеряли разум. Они часто крадут людей.
Некуда бежать, когда весь мир стал тюрьмой.
Прошлой ночью Дэвид сжег все исписанные страницы, которых накопилось
неприлично много. Он делал это каждый раз, когда понимал, что ничего не может
изменить своими каракулями. Когда снова приходило осознание того факта, что это
никому не нужно.
Теперь исчезла даже Эми. И она забрала с собой все слова, последние крупицы
смысла.
Дэвид ударил ногой в хлипкую дверь, и она распахнулась, пропуская его в небольшое
помещенье. Оно было завалено всевозможным хламом, покрыто пылью и паутиной.
Дэвид пригнулся, чтобы не удариться головой о свисавшую трубу и подошел к пульту. Он
вытащил из рюкзака грязную куклу без головы и посадил ее среди кнопок. Всего
несколько нажатий кнопок, и аппаратура ожила, засветившись мириадами огоньков.
- Это ты, Дэвид?
Он едва не подпрыгнул от неожиданности: помещение казалось совершенно пустым.
Судя по заспанному голосу говорившего, не удивительно, что Дэвид его не заметил.
- Я, конечно. Кто еще здесь может быть?
Он скрестил руки на груди и развернулся, облокотившись на пульт. Джефф сидел
среди груды пыльных ящиков в дальней части комнаты и отчаянно зевал. Его волосы
топорщились в стороны, на лице остались разводы грязи, но едва он протер глаза, как по
лицу расползлась счастливая улыбка.
- Как я рад тебя видеть, Дэвид!
- Между прочим, Ева тоже была бы рада тебя увидеть. Не собираешься наведаться в
Убежище?
- Моих припасов хватит еще на пару дней. Вот как закончатся, сразу к вам.
В Убежище большинство считало Джеффа психом. Оставшиеся сдержанно утверждали,
что «парень просто немного не в себе». В отличие от большинства живых, он вовсе не
жаждал сидеть в Убежище под руководством Евы и электромагнитной защитой.
- Почему люди должны прятаться от машин, которые они же сами и создали? –
говорил Джефф.
Он проводил в Убежище какую-то часть времени, но потом неизменно брал запас
провизии и уходил в подземелья. А может, и на Поверхность. Никто ни в чем не мог быть
уверен, пока Джефф не возвращался обратно - уставший, грязный, но совершенно
счастливый.
Мало кто знал, что он изучал мертвые машины. Находил их, разбирал, собирал, что-то
записывал, делал выводы. Когда Джефф в последний раз был в Убежище, он не только
рассказывал кучу невероятных историй, но и поведал Дэвиду о небольшой комнате, где
сохранилось много электроники. Теперь сам Джефф жил здесь, а Дэвид частенько
наведывался.
- Закончил с тем Скитальцем? – спросил Дэвид.
Джефф поморщился:
- Лазер вдребезги разнес его примитивный искусственный интеллект, но кое-какая
полезная начинка внутри этой рухляди осталась. Я пока не решил, как это можно
использовать.
Джефф закопошился среди коробок и наконец-то поднялся, распихивая лишнее. Он
бормотал себе под нос ругательства, а Дэвиду, как всегда, стало безумно интересно,
какого же цвета изначально была его грязно-пыльная одежда.
- Он здесь? – Дэвид кивнул в сторону маленькой двери в стене. Она была ржавой и
старой, только новенький замок сверкал двумя зелеными лампами: на защиту своей
мастерской Джефф не скупился.
Он отчаянно зевнул:
- Ага. Будь добр, Дэйв, дай водички.
Дэвид кинул ему пластиковую бутылку с водой, которую Джефф на лету поймал. Он
сделал несколько хороших глотков и довольно улыбнулся. Не отличаясь
наблюдательностью, он и не заметил, как Дэвид хмуро поглядывает на дверь мастерской.
Они там, металлические останки Скитальца, который едва не убил Бена. От подобного
соседства было немного не по себе.
- Ладно, оставлю тебя, - Джефф запихнул бутылку в карман и зашагал к двери. – Мой
малыш меня заждался.
Он нажал сложную комбинацию цифр, и замок щелкнул. Никто не знал кода, кроме
Джеффа. При всем своем легкомыслии он не доверял никому, и Дэвид был вынужден
признать, что он прав. Тряхнув головой, он повернулся к пульту.
Как и все вокруг, я не имею ни малейшего понятия, почему погиб наш мир. Но иногда я
думаю, что это начали мы в Исследовательском центре и наше стремление придумать
как можно более совершенное развлечение, симуляцию жизни. Тогда настоящая жизнь
решила напомнить, что к чему.
Поэтому во всем происходящем может быть и частичка моей вины. Как и в смерти
Эми: я не смог уследить за ней, не смог уберечь. Когда погиб мир, я потерял то, что
имело для меня значения: мою работу, мои книги. Но теперь я потерял нечто большее –
сестру.
Я не знаю, зачем я здесь. Не знаю, куда уйду, когда мое время истечет. Я знаю только
одно: если я все еще здесь, значит, моя работа продолжается.
Дэвид поправил грязное платьице на кукле без головы, уселся в старое скрипящее
кресло и достал тонкий проводок. Одна его часть выходила из пульта, на конце другой
было что-то вроде длинной металлической иглы. Дэвид раздвинул волосы за ухом, где
темнела маленькая металлическая дырочка, уходящая внутрь черепа. Игла точно вошла в
отверстие, и провод взорвался синими и красными огнями. Дэвид прикрыл глаза,
устраиваясь поудобнее на жестком сиденье.
Все знали, что раньше, до Падения, Дэвид был не только писателем, но и гениальным
программистом. Но никто не знал, что именно он вместе с другими стоял в истоках
проекта, который взбудоражил общественность за год или два до конца света.
Прямое общение человека и компьютера. Воздействие на нейроны и нервные клетки.
Виртуальная реальность на сетчатке ваших глаз.
Всемирная Паутина тогда буквально взорвалась. Объемные игры с полным эффектом
присутствия, трехмерные сайты: ты мог оказаться на пляже Карибского моря или ночном
баре Нью-Йорка, стоило только сделать небольшую операцию и вставить шнур. Не
хватало только ощущений, но и над этим программисты обещали подумать. Тысячи
людей заново открыли виртуальную реальность, сотни не хотели возвращаться из нее, а
развлечения все множились и множились.
Не так давно Дэвид побывал в их Исследовательском центре, но там были только
двери с эмблемой трилистника и развалины первого этажа, остальные оказались
полностью уничтожены. Раньше он каждый день ходил туда на работу. Создавал новые
трехмерные модели, думал, как воздействовать на вкусовые рецепторы. А вечером
возвращался домой к сестре, которую забрал к себе после смерти родителей. В то время
Эми была совсем малышкой, но слушала его более внимательно, чем иные взрослые.
Хотя больше всего она любила книги брата. Говорила, что его работа в Центре хороша, но
только в собственных историях он настоящий.
Все меняется, когда мы меньше всего этого ожидаем.
Дэвид вызывал вереницы кодов и пытался восстановить хоть что-то. Большая часть
систем не функционировала, Паутины не существовало вовсе, но были еще длинные ряды
цифр, оставалась еще электроника, и Дэвид знал, все это можно восстановить. Под его
контролем уже находилось несколько коридоров, но он жаждал большего. Он хотел
закрывать и открывать по своему желанию не пару дверей, а все.
Сегодня он искал еще кое-что. Надеялся, что она снова придет. Он не знал как, не
понимал, как это вообще возможно. Только верил.
Дэвид?
Между цифр, пробегавших по его зрачкам, Дэвид увидел тонкий серебристый силуэт.
Он и не пытался сдерживать радости.
Эми!
Рада, что ты снова здесь, Дэвид. Приходи почаще, хорошо?
Он не знал, каким образом сознание мертвой девочки оказалось в системе. И даже не
хотел предполагать, будто сам создал его. Он верил в маленькую сестру, которая снова
пришла к нему.
Конечно, Эми. Так часто, как только возможно.
Когда-нибудь я напишу тысячи слов, и они будут посвящены тебе. Я возьму пачку
листов желтоватой бумаги и буду покрывать их буквами, не сжигая ничего. Напишу
книгу, которая будет посвящена тебе.
А пока… пока просто не уходи.
3.
Радиация вызывает непредсказуемые изменения в организме. Любая клетка может
отреагировать совершенно по-особому, резко и жестко. И вот уже организм отвечает
на радиацию целым ворохом мутаций, вылепляя новые тела, искореживая сознание,
впиваясь в мышцы.
После катастрофы на земле осталось слишком много радиации.
Лорел не видела ничего плохого в том, что кто-то возомнил себя богом. Хотя Джефф,
конечно, скорее напоминал доктора Франкенштейна, который вдохнул жизнь в своего
монстра. Как странно: все считают чудовище страшным, но ведь оно появилось по воле
создателя, не само пришло в этот мир. И хотело всего лишь чуточку любви.
- Готова?
Женщина пожала плечами, но Джефф не ждал ответа. Он поправил руку лежавшего на
столе существа и отошел к рубильнику. Наверное, будь Джефф хоть чуточку религиозен,
он бы помолился. Но он просто опустил рубильник.
Они находились в маленькой мастерской Джеффа, заваленной всевозможным хламом.
Только в центре стоял металлический стол, на котором возвышалось странное существо,
напоминавшее двухметрового гоблина, с огромным туловищем и маленькой головой.
Большая часть монстра состояла из металла.
Когда ток скользнул по проводам, соединяющим рубильник с лежащим телом, Лорел,
сидевшая на заваленном хламом столе, подалась вперед. На миг ей показалось, что на этот
раз у Джеффа все вышло, как надо: туша вздрогнула, тяжелые веки дрогнули, будто
собирались открыться. Но это продлилось не дольше нескольких секунд, а затем металл и
плоть снова стали мертвыми.
- Черт, - выругалась Лорел и с раздражением откинула назад падающие на лицо
волосы.
Джефф подошел к телу, потрогал несколько металлических частей и пожал плечами:
- Нет.
- Чего тебе мало на этот раз? Плоти? Тупых проводочков?
- И того, и другого. Искусственный интеллект отказывается воспринимать это тело как
то, чем он может воспользоваться.
- Тогда я достану еще плоти. Электроника на тебе.
- Как всегда, - пожал плечами Джефф.
Лорел знала, что в прежней жизни, до катастрофы, он был механиком. Работал в
каком-то автосервисе, чинил интеллектуальные автомобили и отличался крайней
рассеянностью. От прежней жизни осталась только рассеянность. Но Лорел с легкостью
могла бы поверить в то, что Джефф был когда-то гениален и придумал искусственный
интеллект. Единолично.
Он оставался гениальным и сейчас. Настолько, что не отказал Лорел, когда она
отыскала его и сказала, что у нее есть мертвое тело. Она хотела засадить внутрь
искусственный интеллект и оживить получившееся существо.
Джефф никогда не спрашивал, зачем ей это. Поставленная задача волновала его куда
больше, чем мотивы.
Лорел мягко спрыгнула на пол, с грацией и изяществом, которые могли заворожить
любого мужчину. Но только не Джеффа: он уже копался над телом, что-то бормоча себе
под нос. Когда он поднял голову, комната была пуста.
Что знают о мире те, кто сидит в Убежище? Они возомнили себя одним из
последних оплотов человечества, хранителями культуры в угасающей вселенной. Только
на самом деле, они не знают ничего. Не желают видеть того мира, который теперь
вокруг нас, не желают открываться ему и попытаться жить в гармонии. Они
предпочитают
выживать,
забившись
в
свою
металлическую
нору.
Поэтому они обречены. И сдохнут в темноте и духоте, так и не поняв красоты
песочного неба, совершенства металлических корпусов машин. Свободы нового мира.
Лорел быстро двигалась по металлическим коридорам, подернутым призрачным
зеленоватым светом. Когда-нибудь погаснут и эти лампы, но на самом деле, ей было
плевать. Лорел не имела ничего против темноты: ее глаза не только по виду напоминали
звериные, но и отлично видели ночью. Так что вечные сумерки ее вполне устраивали и
даже добавляли некоего шарма подземельям.
Она достаточно отдалилась от Убежища, здесь и в помине не было какой-нибудь
защиты или людей. По крайней мере, людей по доброй воле. Машин Лорел не боялась:
слишком хорошо знала, что опасных в этой части подземелья нет. В конце концов, они
тоже боялись мутантов.
Их не боялась Лорел. Да и монстры слишком хорошо знали женщину, чтобы
причинить ей какой-нибудь вред. Пару раз она видела огромные силуэты, но никто не
решался подойти к ней достаточно близко. Только однажды она услышала впереди возню.
И не подумав сворачивать, Лорел также двигалась вперед, пока за одним из поворотов не
увидела уродца, наседавшего на девушку. Монстр был в человеческий рост, с грубой
кожей грязно-коричневого оттенка и остатками одежды на широких плечах. Девушка
сидела у его ног совершенно голой, один конец цепи был прикован к ее ошейнику, другой
крепко держал монстр. Девушка кричала и извивалась, пытаясь вырваться из-под
массивной туши, а когда увидела Лорел, в мольбе протянула к ней руки. Монстр повернул
к Лорел уродливую голову.
Женщина не обратила на них внимания. И еще долго слышала крики девушки, пока не
вошла в одну из комнат. К этому моменту крики сменились сладостными стонами.
Они больше не интересовали Лорел. Она стояла в дверях пустой комнаты и боялась
сделать шаг вперед.
Она пуста, в ней нет ни украшений, ни окон, только грязь и тряпки в углу. Здесь были
мы с тобой. Я сажусь на пол, прислонившись спиной к стене, я смотрю на дверь и жду,
когда же сюда войдут и принесут еще один кусочек памяти о тебе.
В прошлой жизни Лорел работала танцовщицей в клубе. В чужой стране, куда она
переехала вместе с матерью. С ребенком от бывшего мужа, который исчез, едва получил
развод.
Каждый вечер молодая женщина приходила на свое рабочее место и делала то
единственное, что она по-настоящему умела. Что и говорить, в танцах ей никогда не было
равных, а в клубе платили неплохие деньги. В любом случае, их вполне хватало, чтобы
платить за квартиру и содержать мать и ребенка.
Конец света для Лорел начался со взрывов, которые разрушили город.
Она так и не поняла, что же именно взрывалось, и тем более, почему это случилось. Она
только знала, что клуб устоял. И помнила, как вместе с другими девочками спраталась под
столом: прижавшись друг к другу, они слушали, как рушатся дома, как умирают люди.
Кто-то из них молился. Кто-то плакал.
Едва все утихло, выжившие кинулись к своим домам. Тогда Лорел и увидела, что от ее
собственного не осталось ничего. Она полезла в развалины, надеясь, что кто-то выжил. Но
из-под камней и обломков бетона не доносилось ни звука. Не было ничего, и руины уже
начинали пахнуть разлагающейся плотью. И все равно Лорел не верила. День за днем,
ночь за ночью она продолжала копаться в камнях, сама не понимая, что хочет отыскать.
А потом пришли мутанты. Огромные, уродливые. Они хотели женщин и еду. И брали то,
что хотели.
Лорел утащил один не особенно большой. Перекинул через плечо и нес сквозь темные
тоннели, где воняло затхлой водой и трупами. Они остановились здесь, в этой самой
комнате. Монстр сдернул с Лорел одежду и надел ошейник, цепь которого всегда держал
при себе. Он исправно кормил ее, позволял мыться и имел, когда хотел.
Аккуратно, с дрожью, но я прикасалась к уродливой морде. Ты вздрагивал и хотел
отстраниться, но никогда этого не делал. И кончиками пальцев я исследовала то, что
сделала мутация. Каждый изгиб, торчащий из губ клык. Ты прикрывал маленькие, глубоко
посаженные глаза. Не потому что не хотел на меня смотреть, и не потому что
настолько наслаждался моими прикосновениями. Ты не хотел, чтобы я видела твои
глаза.
Они все еще были человеческими.
Лорел быстро привыкла к положению дел. Куда быстрее, чем она сама могла
рассчитывать. Она знала, что мир, к которому она привыкла, безвозвратно рухнул, и
воспоминания о нем постепенно отходили в тень прошлого. А Лорел обратилась к
настоящему,
тому
настоящему,
которое
предоставляла
ей
жизнь.
Она ласково называла своего монстра Чудовищем. Наверное, когда-то он был красивым и
умным мужчиной, но мутация перекроила его по своему усмотрению и сожгла
практически весь разум.
Чудовище был терпеливым и нежным, никогда не причинял женщине боли. Наоборот,
защищал и оберегал ее. Он мог разорвать на куски любого, кто плохо посмотрел на Лорел,
и неизменно заботился о ней. Женщина с удивлением поняла, что хрупкая и слабая, она
бы попросту не выжила в новом мире. Но Чудовище помогал ей. И никогда не оставлял.
Она любила лежать у его огромной туши и поглаживать жесткую красноватую кожу. Она
много разговаривала и знала, что Чудовище понимает ее, только не может ответить. Она
засыпала рядом с ним и знала, что он защитит ее от всех ужасов нового мира.
На самом деле, многие женщины, которых выкрадывали монстры, в итоге находили в них
особую прелесть и не рвались на свободу. Чудовище снял с Лорел ошейник, а у нее и в
мыслях не было сбегать куда бы то ни было. Она сопровождала Чудовище по собственной
воле. Она по-своему любила его.
- Стоило становиться мутантами, - хихикнула однажды Алиса, спутница еще одного
монстра, - чтобы наконец-то превратиться в мужчин.
Все закончилось внезапно. Они были в общем зале, куда привели несколько новых
девушек. Обнаженные, дрожащие, они скорчились в центре большой комнаты,
прижавшись друг к другу. Испуганные глаза смотрели на мутантов из-под спутанных
волос.
Один из монстров, особенно злобный и жестокий, хотел забрать одну из девушек. А
Чудовище, куда меньше и слабее, встал у него на пути. Завязалась драка.
Мутанты по-своему уважали Лорел. И никто ее не тронул, когда она рыдала, обнимая
окровавленную тушу, когда она кричала и пыталась разбудить Чудовище. Но мир не был
сказкой. И монстр не проснулся от поцелуя прекрасной принцессы.
Иногда ночью я просыпаюсь и рыдаю в подушку, потому что слишком непривычно
спать одной. Но после твоей смерти ни одно живое существо не прикоснулось ко мне.
Больше всего на свете я хочу вернуть то сладкое время, когда могла беспрепятственно
ласкать твою грубую кожу, прикасаться к тебе и ощущать твое дыхание. Я снова хочу
принадлежать тебе и только тебе. Я не хочу иного. Я не хочу никого, кроме тебя.
Но ты ушел. Тебя отняли у меня. И как бы я не желала, вернуть тебя у меня не
получится.
Но я все-таки попытаюсь.
Если б ее спросили, Лорел сама не смогла бы рассказать, каким образом ей удалось
дотащить до Убежища то, что осталось от тела Чудовища. И она не знала, почему Дэвид и
Джефф решили ей помочь. Наверное, им обоим стало слишком интересно просто
попробовать, смогут они или нет.
Долгими вечерами Лорел рассказывала Дэвиду о том, каким было Чудовище. Она
надеялась, он сможет создать искусственный интеллект, который наиболее четко повторит
мутанта. Тем временем, Джефф мастерил тело, состоящее из стали мертвых машин и
кусочков плоти, которые принесла ему Лорел.
Однажды Дэвид сказал, хорошо, что сначала она наткнулась на них, а уж потом на
Еву. Потому что в Убежище с останками монстра ее бы точно никто не пустил.
Оставалась только одна маленькая проблема.
Большая дверь распахнулась, и на пороге возникло несколько приземистых фигур с
большими глазами. Раздвоенные языки проскальзывали между зубов, то показываясь, то
снова исчезая. Некоторое время пришельцы изучали Лорел, потом один из них поставил
на пол металлический контейнер, и фигуры исчезли также бесшумно, как появились.
Женщина поднялась и подошла к оставленному ящику.
После его смерти, мутанты растерзали Чудовище на части, оставили ей только малую
часть, а остальное забрали с собой. Она не знала зачем. И подозревала, что сами монстры
не смогли бы дать четкий ответ, еси б и могли говорить. И теперь Лорел приходит сюда
раз в неделю, чтобы мутанты передали ей очередную часть тела. Никто не знает, почему
они поступают именно так. Никто не знает, почему они не хотят отдать тело целиком,
зачем им заставлять Лорел постоянно приходить. Но она идет. Потому что хочет собрать
тело Чудовища воедино, хочет вновь воскресить его.
Лорел опустилась на колени перед контейнером и благоговейно раскрыла крышку.
Она достала лежащую внутри бутылку, ладонью вытерла с нее пыль.
На миг ей показалось, что заключенное в мутной влаге сердце все еще бьется.
4.
Осколки битого стекла шуршали под ногами, когда Он протиснулся в узкую щель
двери. Как и все прочие соборы, этот был огромен, молчалив и подавлял своим величием.
Бывший когда-то шедевром архитектуры, теперь он готов рассыпаться в пыль.
Застыв на пороге, Он огляделся, и ему показалось, пустота собора наполнена Его
собственным дыханием, продирающимся сквозь респиратор. В углах со сваленным
мусором не копошились крысы, под крышей не сидело ни одного голубя – или летучей
мыши, что было более естественно для стоявшей за стенами ночи.
Он сделал глубокий вдох и зашагал по проходу мимо поваленных лавок. Лунный свет,
проникающий сквозь разбитые витражи, преломлялся и ложился на пыльный пол
разноцветными пятнами. Как апогей, над алтарем, под самым потолком, сияла наполовину
уцелевшая готическая роза. Лунный свет цеплялся за торчащие осколки стекла и повисал
на нем безвольными клочьями.
В тишине брошенного собора шум шагов был особенно громок, а Его собственное
дыхание казалось не менее оглушительным – по крайней мере, Ему самому. Это была
иллюзия, Он знал. Но находил особую прелесть в подобном самообмане – как будто от
этого Он сам становился более значительным.
Остановившись перед алтарем, Он долго смотрел на распятье, почти полностью
утопавшее во мраке. Тело Иисуса покрывал толстый слой пыли и какой-то мусор,
клочьями повисший на плечах. Половина головы отсутствовала – видимо, валялась где-то
внизу, в темноте.
- Тебе не кажется, что твоя маска смотрится здесь немного глупо?
Он вздрогнул и едва не подпрыгнул от неожиданного голоса. Помотав головой в стороны,
Он без труда заметил девушку. Вальяжно развалившись на обломке лавки, Она устроилась
справа от алтаря и даже не пыталась скрыться. Он наклонил голову, пытаясь лучше Ее
разглядеть.
- Ты боишься воздуха? Это так глупо, когда отравлен целый мир.
Он наклонил голову в другую сторону, как будто это могло изменить Его точку зрения.
Помедлил, рассматривая девушку, но Она не двигалась. Он выпрямился и не торопясь
снял респиратор.
- Так гораздо лучше, - удовлетворенно кивнула Она.
Он криво усмехнулся:
- Вообще-то я не люблю снимать его на поверхности.
Она пожала плечами и поднялась, оказавшись совсем невысокого роста. В короткой
юбке и ярких гетрах она выглядела совсем юной, хотя Он бы не рискнул предположить,
сколько Ей лет.
- Как ты здесь оказалась?
- А как здесь оказался ты?
Он едва не рассмеялся, настолько нелепым выглядел Ее вопрос. Но подумал, что
возможно, таким же нелепым кажется Ей и его собственный.
- Я решил посмотреть на старый собор. Говорят, разрушения его почти не коснулись.
Она пожала плечами и красноречиво обвела вокруг рукой:
- Как видишь, здесь руины.
- Да.
- Но кое в чем люди правы. Это место не трогают ни машины, ни мутанты.
Его бровь удивленно приподнялась. После того, как мир и большая часть людей
погибли, отравленный воздух был наименьшим злом. Куда больше стоило опасаться
расплодившихся и лишившихся разума мутантов, которые когда-то, невообразимо давно,
были людьми. Кроме того, вместе с ними были машины. Те самые машины, призванные
помогать человечеству. Часть из них сломалась вместе с миром, часть использовали
выжившие, а часть… часть начисто лишилась первоначальных функций. Те роботы,
которые раньше представлялись почти достигнутым идеалом искусственного интеллекта,
взбесились, спутали функции. И вот уже роботы-полицейские превращаются в
беспощадных охотников, которые ищут любое проявление жизни, а другие выполняют
замкнутый алгоритм, повторяя одни и те же заложенные в них действия: минута за
минутой, день за днем, год за годом… и даже если откажет одна из хитроумных
шестеренок, они будут продолжать пытаться выполнять приказ.
- Не трогают? – переспросил Он. – То есть… вообще?
- Перестань задавать глупые вопросы. Разумеется, вообще. Ни разу не видела в этих
развалинах никого, кроме людей.
Он покачал головой не в силах поверить, хотя не сомневался, что Она не врет. В Его
голове тут же пронеслись блестящие перспективы того, что в соборе можно устроить еще
одно Убежище, их наземный аванпост, о котором так давно мечтали уцелевшие.
- Ты не ответил.
- Что? – Он моргнул.
- Не ответил, откуда ты.
- Гм… из-под земли. Мы прячемся там.
- Почему?
- Мы боимся.
Она посмотрела на Него с искренним удивлением:
- Боитесь? Чего?
- Этого мира. Того мира, который теперь остался на поверхности.
- Из-за своего страха вы готовы зарыться под землю?
- Похоже на то.
Девушка красноречиво пожала плечами, но промолчала. Она прошла к алтарю, и
осколки стекла под ее ногами захрустели.
- Ты тоже не ответила.
- Что?
- Откуда ты, конечно же.
- Но я не могу ответить. Я отсюда. Ты приходишь в мой дом и спрашиваешь, откуда я?
Он ничего не мог понять. Девушка начинала казаться Ему каким-то странным
инфернальным существом, иллюзией, материализовавшейся из подсознания. Слишком
нелогичным, слишком нерациональным было Ее присутствие здесь. Он мог бы понять и
поверить, что Она скрывается здесь с самого конца мира. По Его субъективным
ощущениям, это произошло не то чтобы очень давно, а раз в руины собора не залезают ни
машины, ни мутанты, то жизнь здесь вполне возможна. Но чем она питается? Как
скрывается, когда вынуждена выходить за стены? Да и воздух… он бы убил Ее.
Она как будто подслушала Его мысли. Вздохнув, наконец-то отвлеклась от созерцания
распятья и повернулась к Нему.
- Ты еще так много не знаешь. Но почему-то уверен в собственной рациональности.
Поманив Его за собой, девушка прошла к выходу. Ее шаги были такими легкими, что
казалось, Она абсолютна невесома. Без всякого страха и колебаний, девушка толкнула
соборные двери, и они распахнулись чуть шире. Почти в тот же момент Он заметил
огромного уродливого мутанта, который притаился за ними. Увидев человека, он
поднялся и распахнул пасть, из которой капала на землю слюна. Что-то предостерегающе
прокричав, Он кинулся на помощь своей новой знакомой.
Она не боялась. Без страха и трепета вышла из-под сводов собора и приблизилась к
мутанту.
- Не выходи, - сказала Она, не оборачиваясь, и положила руку на уродливую морду. –
Тебя он наверняка убьет.
Он в нерешительности застыл на пороге, смотря на маленькие глазки мутанта,
затерявшиеся в складках кожи. Девушка гладила эту уродливую кожу, приподнялась на
носочки и поцеловала ее. Потом наклонилась, взяла что-то с земли и вернулась в собор.
С немым удивлением Он наблюдал за этой сценой. Да, конечно, до него доходили слух о
том, что в других частях подземелий, где обосновались мутанты, живут и женщинырабыни, которых держат в плену для разнообразных утех. Но тут не было похоже, чтобы
девушка была в плену. Тем не менее, мутант не трогал Ее.
- Он защищает меня, - сказала девушка как нечто само собой разумеющееся, - когда я
выхожу из собора, он всегда сопровождает. Иногда приносит еду. Ему нравится смотреть
на меня, нравится, когда я прикасаюсь.
Девушка подняла повыше предмет, который на этот раз принес ей мутант. Оказалось,
это что-то вроде лепешки.
- А остальные мутанты? – спросил Он. – Этот защищает тебя от других?
- Не знаю. Другие никогда не трогали меня. Он защищает только от машин. Ты
останешься на ночь?
Она разломила лепешку пополам и предложила Ему половину.
- Да, конечно. Если хочешь.
- Очень хочу. Я соскучилась по человеческому теплу. И ты приведешь сюда других
людей?
- Скорее всего. Но позднее.
- Хорошо. Тут они будут в безопасности.
Остаток ночи они провели в дальнем углу собора, за алтарем. Сквозь оставшееся
стекло витража он смотрел на небо и думал об этом странном месте и об этой странной
девушке. А Она спала рядом, положив голову Ему на колени. Респиратор валялся в
стороне и, неуклюже завалившись на бок, уже успел стать частью скопившегося мусора.
5.
На третий день в его организме начинаются не обратимые изменения. Я знаю это, но
ничего не могу сделать. И он знает. Ничего не ощущает, но кровь в его венах
превратилась в жидкий яд, клетки меняются, исход всего лишь вопрос времени. Беда в
том, что мы понятия не имеем, сколько этого времени – может быть, всего несколько
часов, а может, и годы. Никто не в силах предсказать, когда сработает часовой механизм
чумы нового мира.
- Ты хочешь остаться здесь? – он вопросительно смотрит на меня. – Я бы предпочел
двигаться.
Я могу легко понять это желание. Двигаясь, мы создаем иллюзию движения, иллюзию
того, что в наших силах изменить все на свете. Мы смотрим на давно умерший вокруг нас
мир, но все равно верим, что сможем его изменить.
- Двигаемся, - киваю я. – В сторону церкви.
Разрушенный собор на окраине того, что когда-то было городом, а теперь –
прибежище мутантов и машин, кладбище под вечным свинцовым небом. Говорят, в
соборе живет девочка, человек, которую защищают мутанты и не трогают машины. Мне с
трудом верится в подобные истории, но всем нужны легенды. Даже погибшему миру.
Медленно и аккуратно мы двигаемся среди руин. Любое промедление кажется
невыносимым, но спешить еще хуже. Спешка означает смерть, мгновенную и верную… я
не могу отделаться от мысли, что мой спутник думает об этом. Не будь рядом меня, он бы
уже вышел навстречу Скитальцу или еще какой-нибудь машине, сбитая программа
которой посчитает его врагом.
- Эрик, - шепчу я. – Подожди.
Он останавливается, оборачивается, в его взгляде недоумение. Я невольно любуюсь
его чертами лица, твердой линией подбородка и четко очерченными скулами.
- Что? – спрашивает он.
- Я хочу посмотреть на тебя.
В его взгляде отражается боль. Он знает, что теперь каждая секунда приближает его к
внезапной смерти. Чума добирается до сердца и непринужденно его останавливает. Но
пока он жив, я хочу смотреть. Смотреть и прикасаться к нему. Моя рука скользит по его
щеке, не останавливаясь на вставках металла. Он качает головой:
- Не сейчас. Нам нужно найти укрытие.
Мы снова двигаемся вперед. Разумеется, проще было остаться в Убежище с
остальными, в тепле и относительной безопасности подземелий, где мы давно разместили
сигнализацию и прочую аппаратуру. Чудовища туда не суются.
Эрик не захотел. Заразившись от крыс, на которых он ставил биолгические
эксперименты, он решил уйти. Чума не заразна, Эрик он не хотел умирать под землей, не
хотел, чтобы остальные видели. И не знал, как подействует яд на механические части его
тела. Но он знал, что я не оставлю его – до тех пор, пока его сердце не встанет.
Недалеко слышны движения механических ног, и Эрик предостерегающе вскидывает
руку. Мгновение мы медлим, потом устремляемся за укрытие из покореженного пластика
и металла. Прижавшись друг к другу, мы боимся вздохнуть, боимся привлечь внимание.
Скиталец или еще что похуже проходит мимо. Мы не видим его, но ощущаем, слышим
пружинистые шаги, позвякивает металл о камни. Все стихает.
- Двигаемся дальше, - шепчет Эрик. Он еще боится говорить громко.
Но я не боюсь. Я давно перестала бояться собственных страхов. Я целую его, запуская
руки под рубашку, провожу пальцами по местам соединения металла и плоти, знаю, это
особенно возбуждает его.
- Прекрати, - хрипло шепчет Эрик, но его тело говорит об обратном. – Надо найти
укрытие.
- Я не хочу укрытия. Я хочу тебя.
Мы любим друг друга с жаждой, свойственной первому или последнему разу. Что ж…
каждый наш раз может стать последним. Но я так устала бояться. Я так хочу, чтобы чума
заразила и меня, но, увы, болезнь избирательна. Как говорила Тора, медтех Убежища, у
меня, как и у части людей, стойкий иммунитет. У Эрика его нет. Его тело давно
модифицировано, полоски металла переплетаются с полосками плоти, уходят в глубину
тела, но не могут спасти человеческое сердце, когда ему вздумает остановиться.
- Надо найти укрытие, - шепчет Эрик позже, когда мы лежим рядом, едва прикрытые
одеждой. – Сейчас мы отличная мишень.
- Нас никто не убил за последние полчаса. Ты считаешь, теперь из-за угла выскочит
машина?
- Я считаю, предосторожность никому не помешает.
Мы одеваем друг друга, бережно и торжественно. Поднимаемся, выходим из-за
укрытия и застываем на месте. Перед нами три Скитальца, их металлические бока блестят,
лазеры угрожающе подняты, собираясь пригвоздить нас к обломкам пластика. В их
компьютерных мозгах только одна программа – уничтожение жизни. Уничтожение нас.
Я хватаю Эрика за руку, я не хочу умирать, не чувствуя его прикосновения. Но он
спокоен.
- Они не трогают нас. Посмотри.
Суставчатые ноги Скитальцев согнуты, они как будто присели для отдыха. Их
индикаторы горят, они работают, датчики следят за нами, но они не стремятся
уничтожить. Они дают нам уйти.
- Что это? – шепчу я Эрику. – Почему они не убили нас?
- Они ждали, пока мы закончим. Даже машины уважают акт любви.
Мы находим укрытие, когда начинает темнеть. Сторожка из прогнивших досок –
сносно, если прикрыть дверь. Мы не разводим огонь, визуальные датчики машин
ориентированы на свет и движение. Перекусив запасами, мы просто сидим в темноте,
обняв друг друга. Нам не нужны слова.
Мы уснем так, чувствуя тепло и металл друг друга. Сливаясь в объятиях и надеясь, что
утром проснемся, мы оба. Может быть, чума подождет еще немного.