В Останкинский суд. подсудимого С-ва Олега Викторовича СИЗО 73/5 Москва 28.11.07. ПОКАЗАНИЯ Будучи журналистом, пишущим на криминально-правовые темы, в частности о балтийском наркотранзите, я контактировал с целью накопления материала с различными людьми, в т.ч. естественно, и с наркозависимыми, многие из которых не только приобретают наркотики для собственного употребления, но и перепродают их. Интернет, как известно, облегчает задачу поиска людей и информации. Среди моих интеренет-знакомств были как мимолетные, так и более длительные. С К-овой, например, я переписывался довольно долго. У нее хороший язык и она умела метко оценивать характер воздействия тех или иных наркотиков, что мне, как человеку никогда в жизни их не пробовавшему, было интересно. Я не помню точно содержания переписки именно с ней. Обычно меня интересовали суждения о степени наркозависимости в сравнении с алкогольной зависимостью; место производства тех или иных наркотиков; цены: оптовые и розничные; размеры взяток, которые платят попавшиеся наркоманы и т.д. К-ова, например, много знала об экстази. В форуме, где я ее нашел, она позиционировала себя как человек, употребляющий легкие наркотики. Во время одной из бесед я поинтересовался, где можно взять экстази, но не российского, а западного производства. К-ова что-то знала об этом, и чтобы подогреть в ней интерес я дал понять, что некого моего друга интересует крупная партия. Постепенно я вытянул из нее, что западный транзит идет через Петербург и что она знает кого-то из людей, имеющих к нему отношение. Должен отметить, что завоевать доверие К-овой было гораздо сложнее, чем описать это на одном листе: она то была откровенна, то пугалась и вообще пропадала. Постепенно мы дошли до обсуждения цен и описания способов оплаты. Я не раз предлагал ей встретиться, но она не решалась. Однажды, как мне показалось, К-ова вышла в чат, в состоянии опьянения и предложила мне перевести предоплату 100 000 руб в СПб (Я расскажу об этом более подробно, если К-ову доставят в суд). Я согласился, но условием поставил предварительную личную встречу с ней - не могу же я отдавать такие деньги не известно кому! Я предупредил К-ову, чтобы на встречу она принесла свой паспорт. Со своей стороны я обещал принести и мой паспорт, сказав, что, увидев его, К-ова убедится в моей непринадлежности к наркополиции. Конечно же, на самом деле я вообще не собирался отдавать деньги кому-либо. Я намеревался максимально затянуть предварительную стадию, запросить образцы, познакомиться с петербуржцем, потребовать доказательств в западном происхождении таблеток – все что угодно, с единственной целью вытащить максимум информации. Необходимо отметить, что я не относился к переговорам с К-овой как к сверхважному и единственному делу своей жизни. Параллельно я вел переговоры на схожие темы еще с несколькими наркоманами, но большую часть моего интернет трафика занимала правовая тематика не криминального толка: в то время я начал вести правовую рубрику в "АиФ Европа" – ответы на вопросы зарубежных читателей (регистрация, налоги, визы, обмен паспортов и т.п.). Я проводил много времени на форумах юристов и переписывался с профильными консалтинговыми фирмами. 05.06.07 я написал через интеренет К-овой о том, что собираюсь уезжать из РФ, и попросил срочно решить вопрос о встрече. Она назначила на 20.00 на Маленковской, описав себя: белая куртка, синие джинсы, невысокая, 20 лет. Как выгляжу я – она не знала. Ни роста, ни возраста. Никаких СМС я от К-овой не получал, у нее не было моего номера, а у меня, ее. На Маленковскую я прибыл немного раньше. Я видел, как незадолго до встречи в парке задержали молодого человека лет 25, но я не придал этому значения. Приблизительно в 19ч45мин из подземного перехода появилась девушка, похожая по описанию на К-ову. Я подошел и представился, после чего мы с ней (а это действительно оказалась К-ова ) прогулочным шагом пошли по парковой дорожке вдоль полотна ж/д в сторону Москвы. К-ова нервничала, говорила бессвязно. Мы обменялись паспортами. К-ова отошла на два шага и отвернулась, как бы рассматривая. Я не особенно следил за ней, поскольку смотрел в это время ее данные. Потом К-ова уронила телефон, я поднял его и отдал ей вместе с паспортом. К-ова вернула мой и пробормотала, чтоб я подождал, она сейчас подойдет. Я подумал, что она либо захотела в туалет, либо находится в состоянии наркотического опьянения, либо и то и другое одновременно. Я вернулся к подземному переходу, где мы с ней повстречались, и там ко мне подошли трое мужчин и схватили меня за руки. Один из них предъявил удостоверение и я прочел, что это о/у Девяткин. Другой был нетрезв, он ударил меня несколько раз, кричал, ответил руганью на мою просьбу тоже предъявить удостоверение. Этот мужчина имеет особую примету, и я готов его опознать. В стороне, в парке, я видел, что молодой человек, которого задержали до этого, до сих пор еще там, но уже стоит спокойно и беседует с какими-то людьми, одним из который, как я потом узнал, был о/у Гридин. Тот из задерживающих, который был нетрезв куда-то отлучился – в сторону, где мы расстались с К-овой, а вернувшись, стал кричать, что за моей интеренет-перепиской давно следят. Потом он достал телефон, позвонил и стал кричать в трубку: "Ну что нашла? Ищи! Неси сюда!" Я не все слышал, только окончание разговора, т.к. после этих слов задержавшие меня стали говорить, что девушка, с которой я встречался, рассказала, что я наркоторговец и собирался сделать предоплату в СПб за партию наркотиков - 100 000руб. Через несколько минут появилась К-ова и отдала им бутылку из-под "Имунелле". Мне сказали, что там наркотики, которые я на их глазах передал К-овой. Я обратил их внимание на нелогичность: зачем же мне, если я собираюсь покупать в СПБ партию наркотиков, продавать их человеку, с кем пришел на переговоры по этому поводу. В ответ посыпались тычки и угрозы. Меня заковали в наручники и усадили в машину без милицейской символики. После чего Девяткин и двое его сообщников стали возить меня по городу, бить и вымогать 100 000руб. Без понятых и протоколов меня обыскали в машине, изъяли все содержимое карманов: 30760 руб, 2 телефона, КПК, документы. Они рассматривали изъятые вещи, передавали друг другу, в том числе и на переднее сидение, так что я выпускал их из виду. Периодически они меняли тон и переходили к уговорам. Приводили примеры "благоразумного" поведения других знакомых К-овой, задержанных, но отпущенных за деньги. В частности говорили о молодом человеке, задержанном только что на Маленковской. Как я понял, брат этого молодого человека находился где-то рядом и смог оперативно решить вопрос с дачей взятки. Манера поведения, задержавших меня людей была таковой, что я не переставал сомневаться в их принадлежности к органам милиции. Даже когда они сделали остановку возле ОВД, я думал, что это блеф. Но на всякий случай я согласился на дачу взятки. Мне дали один час, а чтобы я не сомневался в серьезности происходящего, они попытались заставить взять меня в руки бутылочку "Имунелле". Я понял, что это делается, для того чтобы на ней появились мои отпечатки пальцев, сжал кулаки и не взял ее. Имея намерение сообщить о вымогательстве в УСБ, я попытался договориться, чтобы заплатить взятку на следующий день, но милиционеры не пошли на отсрочку и сказали, что я упустил возможность купить себе свободу за 100 000 руб. и что теперь они сделают из меня наркобарона. Мне запихнули в карман вещи и деньги и около 21ч40мин доставили меня в дежурную часть ОВД Сокол. При понятых вещи и деньги снова изъяли, а именно: 30760 руб., 2 телефона, новый КПК, ключи на брелоке. Все перечисленное было упаковано в полиэтиленовый пакет. Я отметил в протоколе, что деньги у меня вынимали и могли подменить. Впрочем, их могла сунуть мне в паспорт и К-ова – во время встречи на Маленковской. В дежурную часть пришел начальник СКМ ОВД и опера пожаловались ему на мою несговорчивость. Начальник СКМ завел меня в кабинет, стал угрожать "пресс-хатой" и на мое требование вызвать адвоката нанес мне два удара в скулу. Потом в кабинет зашел начальник УР (Михаил), он играл роль "доброго полицейского". Он рассказал о своей поездке в Эстонию, о том, что ему там понравилось, затем увел меня в свой кабинет, снял наручники, налил сока. Обрисовав мои безрадостные перспективы, он предложил мне собрать 200 000руб в качестве взятки. В этом случае, как он сказал, свидетель К-ова не будет давать против меня показания, а напишет, что просто нашла таблетки на улице. Чтобы подтолкнуть меня к принятию решения о даче взятки, мне устроили встречу с К-овой "с глазу на глаз". На встрече она оправдывалась, говорила, что ее вынудили подставить меня – частично обманом, частично угрозой не выпустить из-под стражи. По ее словам, в распоряжении милиционеров оказалась наша интернет-переписка. К-ова убеждала меня разойтись с операми "по мирному", т.е. дать денег, как уже сделала она и кое-кто из ее знакомых. Функцию получения взятки, со слов К-овой, выполняет постоянно крутящийся в ОВД мужчина, которого, например, оформили понятым на обыске в ее квартире. А несколькими часами ранее, т.е. 05.06.07 этот же мужчина вместе с опер группой выезжал на т.н. "проверочную закупку" на Маленковскую. Именно он дал ей координаты спрятанной в кустах бутылочки из-под "Имунелли", он позвонил ей и, поторапливая, спросил, нашла ли она. При ознакомлении с делом я выяснил, что фамилия этого мужчины Толмацкий. Встреча с К-овой - это не выдумка. Иначе, откуда мне знать, что понятой на обыске в ее квартире и мужчина на Маленковской являются одним и тем же лицом и это неминуемо подтвердится, когда понятой Толмацкий предстанет перед судом. Я не был на обыске в доме у К-овой и не видел тамошних понятых, но неделей позже, т.е. 05.06.07 , я хорошо запомнил нетрезвого мужчину, бившего меня, вымогавшего взятку и руководившего по телефону действиями К-овой. На нем в тот вечер была надета рубашка с короткими рукавами. От неожиданности и нелепости происходящего со мной я стоял как загипнотизированный и разглядывал крупную татуировку на предплечье этого человека, пытаясь решить для себя вопрос: кто передо мной – бандиты или менты? Чтобы убедиться в моей правдивости, суду достаточно будет попросить понятого Толмацкого засучить рукава. Если же он не осмелится здесь появиться, можно запросить детализацию входящих звонков на телефон К-овой и выяснить, кому принадлежит номер, с которого ей звонили около 19ч45мин 05.06.07. Заодно выяснится и фальсификация результатов инсценированного от начала и до конца ОРМ, по крайней мере, в части времени. Еще К-ова сказала мне во время встречи в ОВД Сокол, что милиционеры берут взятки не только деньгами, но и наркотиками. У нее, например, изъяли одно количество, а оформляли другое. А на Маленковской она договаривалась встретиться с молодым человеком, который должен был продать ей 100 табл. по 100 руб. за каждую. Кстати, именно такая цена фигурирует в постановлении о проведении проверочной закупки, а в первых протоколах допроса ( л.д. 21,199) К-ова называет продавца "молодым человеком". Для справки: К-овой 20 лет, мне 45! Продавца, как сказала К-ова, задержали но, взяв деньги, отпустили. Кроме того, милиционеры забрали себе 80 табл., а 20 (количество, обеспечивающее особо крупный размер) оставили для привязки ко мне. В деле имеется номер телефона, на который К-ова, согласно ее показаниям, отправляла СМС сообщения, договаривалась о встрече на Маленковской. Упорное нежелание следствия проверить, кому принадлежит этот номер (89099638141) и о чем велась СМС- переписка не только указывает на кривизну местной правоприменительной практики, но и выдает зыбкость выдвинутого против меня обвинения. Я предложил К-овой заявить обо всем в УСБ, но она заплакала и сказала, что боится всех: и милицию, и суд, и тюрьмы. Создавшаяся вечером 5 июня обстановка, всеобщая коррумпированность сотрудников, их служебные возможности – все вместе наглядно указывало на реальность угрозы оказаться в тюрьме по сфабрикованному делу, и я начал обзванивать знакомых в поисках денег. Для этой цели Михаил принес пакет с вещдоками , вскрыл опечатанную и заверенную подписями упаковку и дал мне один из изъятых у меня телефонов. Данный факт легко проверить, сопоставив время изъятия телефонов и время звонков: звонки производились (входящие и исходящие ) ночью 06.06.07, т.е. после изъятия телефонов. Ночью же я получил обещание от одного из своих петербургских друзей И. Г-ко пойти утром в банк, взять требуемую сумму и прислать ее при помощи системы перевода денег Western Union. Михаил вызвал в ОВД своего знакомого (по разговору - ранее судимого) с тем, чтобы он вместе со мной пошел получать деньги в пункт Western Union. Меня посадили за компьютер Михаила, чтобы я нашел в интеренете информацию об экспресс-переводах и обменных пунктах Western Union. Данных факт легко проверить, изучив журнал соединений компьютера Михаила или интернет-провайдера. Личность приятеля Михаила тоже можно установить, запросив распечатку звонков на телефон В.Н-ва, одного из моих друзей. Он живет в Москве, но один из его телефонов имеет эстонскую СИМ-карту, я сказал, что не могу со своего телефона позвонить на заграничный номер, и приятель Михаила, отлучившись для пополнения баланса своего телефона, дал мне его и я позвонил с него Назимову. Еще в ту ночь я звонил жене и ее родственнику. Все эти люди могут быть допрошены в суде и подтвердят, что я звонил в ту ночь и искал деньги на взятку в 200 000руб. Посоветовавшись, милиционеры сказали, что деньги утром – неприемлемо, надо сразу. Но у меня таких денег не было, и меня стали оформлять в ИВС. Один из оперов сказал, что они по любому заработают на мне – не деньги, так "палку". При заполнении бланка постановления о задержании я заявил нач. СО ОВД Сокол к-ну Юркину о своем требовании обеспечить мне адвоката. Он пообещал, спросил, нужен ли мне переводчик. Я ответил, что нет. Юркин сделал в постановлении соответствующую запись. В графе оставалась еще одна свободная строка, я расписался под ней, а после выяснилось, что Юркин сфальсифицировал протокол, добавив туда запись: "В услугах адвоката не нуждаюсь". В последствии мне пытались навязать адвоката Бущика, требовавшего с меня взятку в 10 000 дол.США и угрожавшего в случае отказа приписать мне еще один эпизод. Почти месяц мне не удавалось избавиться от Бущика, пока моя жена не пригрозила начальнику СО ОВД Сокол прокуратурой. Бущик отстал, но через некоторое время действительно появился второй эпизод. Такая трактовка появления майского эпизода кореллируется с материалами уголовного дела: в постановлении прокурора от 25.06.07 (л.д. 146) и в постановлении о возбуждении уголовного дела от 03.07.07 (л.д. 127) лицо, сбывшее К-овой таблетки, считалось неустановленным. Во время расследования дела я заявил следователю Юркину ходатайство о возвращении не признанных вещдоками изъятых вещей и денег. Юркин стал делать моей жене намеки, что смягчит мое положение и даст свидание, если она подпишет акт о возвращении денег (20760 руб) и КПК (стоимость 20 000руб), не получая их фактически. Она отказалась. После завершения расследования новый следователь Агафошина сказала мне, что деньги и КПК пропали еще в ОВД Сокол, а потом вместе с Юркиным уговаривала мою жену принять вместо пропавшего КПК деньги. Но жена не согласилась, поскольку вещь, изъятая милицией была фактически у нас похищена, но никаких действий по розыску не предпринималось. Между тем у нас есть документы на КПК и при желании нетрудно определить, кто выходит на связь с этого КПК в настоящее время. Обо всех фактах милицейского произвола я сообщал в начале сентября в Генпрокуратуру и ДСБ МВД РФ. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ПОКАЗАНИЯ 11.12.07. Желаю дополнить свои показания в части мотивов встречи с К-овой 05.06.07. К началу лета К-ова, как мне кажется, рассказала мне все, что ей было известно о наркотиках и о наркоторговле. К тому времени я уже обладал довольно большим объемом информации общего характера. Чтобы нарисовались осязаемые контуры какой-нибудь конкретной группировки, надо было переходить к следующей ступени - беседовать с членами такой группировки. В мире наркоторговли, как известно, царит дух подозрительности и недоверия. Без рекомендаций туда не проникнуть. Именно для этого мне и нужна была К-ова. Я хотел завести знакомство с ее другом из СПб, чтобы попробовать заполучить информацию о деталях, делающих публикацию интересной и достоверной. Например, о количествах, которыми способна оперировать группировка, о стране происхождения их таблеток, о способе доставки. Конечно, подобными сведениями не разбрасываются, но я и не собирался спрашивать в лоб. Выводы можно делать и по косвенным сведениям. Допустим, если выяснится, что доставка возможна раз в 4 дня, то, по всей видимости, это свидетельствует о наличии связи с графиком работы помогающего им пограничника; если предложат принимать таблетки в пригороде СПб, неподалеку от какого-нибудь таможенного терминала, то курьером, возможно, является водитель-дальнобойщик и т.п. Неплохо было бы получить фотографию или образец таблеток: акт исследования вещества это прекрасная иллюстрация к публикации. На вопрос суда, прозвучавший на прошлом заседании, не наивно ли это, я, переступив через самолюбие, должен признать – может и наивно. Не все мои начинания заканчивались успешными материалами. Собирая, например, информацию о бездомных, я как-то ночью забрел в пространство между Ярославским и Ленинградским вокзалами, чтобы проверить, не миф ли утверждение о том, что там пропадают люди, спешащие из метро на последние электрички. Выяснилось – это место настоящее криминальное дно. Я там лишился фотоаппарата, бумажника и телефона, но на статью конкретики так и не набрал. Сейчас вижу, я был наивен. Но с другой стороны, мои самые успешные материалы начинались именно с наивного интереса. Дополняя ответ на вопрос обвинителя, я хочу сказать, что помимо деловых и творческих причин приезда в Россию у меня была и важная личная причина – она сейчас сидит в зале – весной 2006 года я познакомился с Г. З., мы собирались создать с ней семью.