27 апреля 2007 года на кафедре общей и клинической
advertisement
ПЕРМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ Философско-социологический факультет КАФЕДРА ОБЩЕЙ И КЛИНИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ БУДУЩЕЕ КЛИНИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ Тезисы Всероссийской научно-практической конференции по клинической психологии 27 апреля 2007 года под редакцией Е.В. Левченко, И.Ф. Обросова Пермь 2007 1 Редакционная коллегия: Зав. кафедрой общей и клинической психологии ПГУ, доктор психол. наук, профессор, Е.В. Левченко; зав. кафедрой психиатрии ФПК ППС ПГМА, доктор мед. наук, профессор И.Ф. Обросов; ст. преподаватель кафедры общей и клинической психологии ПГУ, канд. психол. наук О.В. Рыбина; ст. преподаватель кафедры общей и клинической психологии ПГУ, канд. психол. наук А.Ю. Бергфельд; доцент кафедры психиатрии ФПК ППС ПГМА, канд. мед. наук В.А. Голышева. Будущее клинической психологии: Тезисы Всероссийской научнопрактической конференции по клинической психологии / Под ред. Е.В. Левченко, И.Ф. Обросова. – Пермь, 2007.- 119 с. Сборник включает в себя материалы, представленные на Всероссийскую научно-практическую конференцию «Будущее клинической психологии». В нем отражены актуальные проблемы и перспективы развития клинической психологии как науки и сферы практической деятельности психологов. 2 РАЗДЕЛ I. КЛИНИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ И СОМАТИЧЕСКИЕ ЗАБОЛЕВАНИЯ Атаманов В.М., Голышева В.А. Пермская государственная медицинская академия им. Е.А. Вагнера ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ МИШЕНИ ДЛЯ ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКОЙ И ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ КОРРЕКЦИИ У БОЛЬНЫХ САХАРНЫМ ДИАБЕТОМ Любая болезнь ставит человека в специфические условия: она является источником болевых ощущений нередко до невыносимых страданий, ведет к изменению физического самочувствия, затрудняет выполнение семейных и профессиональных обязанностей, нарушает трудоспособность. Болезнь в жизни человека всегда событие, всегда стрессовая ситуация, определяет новые условия существования личности, новые ролевые функции. Любая болезнь создает предпосылки для психогенных образований, приводит к комплексу эмоционально-волевых, интеллектуальных, соматовегетативных расстройств, определяемых в психиатрии реакциями. Эти реакции ведут к стойкой, иногда трудно преодолеваемой перестройке всей личности больного, формирует аномальные и эгоцентрические установки, защитные и компенсаторные личностные образования. Изучение личности человека, страдающего каким-либо заболеванием, является важнейшей проблемой клинической психологии. Понимание и своевременная коррекция этих личностных образований («внутренняя картина болезни») и является основной терапевтической мишенью для психолога и психотерапевта, участвующих в лечении больных соматической клиники. В условиях заболевания «внутренняя картина болезни» является центральной психологической структурой личности, главным регулятором поведения и, в зависимости от условий, может способствовать развитию адаптационных или дезадаптационных эффектов, она может быть адекватной объективной картине болезни или существенно отличаться от нее, может быть инертной и подвижной, а при коррекции – устойчивой и податливой. Вышеперечисленные проблемы касаются и больных таким серьезным заболеванием, каковым является сахарный диабет 1 типа. Необходимость соблюдения диеты, неоднократные инъекции инсулина, возможные нарушения в функционировании сердечно-сосудистой, 3 опорно-двигательной, мочеполовой системах, делают невозможным достижение определенных целей, нарушает внутрисемейные отношения, вынуждает отказаться от многих благ и удовольствий. Задачей исследования было проведение анализа психологических особенностей больных сахарным диабетом, установление зависимости этих особенностей от возрастных, гендерных, клинических, социальных факторов, возможностей «школы сахарного диабета» в психологической коррекции имеющихся личностных сдвигов В период 2000-2006 годы обследовано 182 больных сахарным диабетом (мужчин – 43, женщин 139) в возрасте 16-60 лет. Всем больным проведено полное клиническое обследование, изучалось состояние когнитивных, эмоционально-волевых процессов. С целью изучение особенностей «внутренней картины болезни» проводилась специальным образом организованная беседа, включающая выяснение вопросов отношения к болезни, особенностей переживаний в момент диагностики, на последующих этапах заболевания, особенностей взаимоотношений в семье, лечебном учреждении, профессиональном коллективе, динамики интересов, иерархии ценностей. Использованы методики – ЛОБИ, САН, опросник депрессии Бека, самооценка тревоги Спилбергера, методика изучения самооценки Дембо-Рубинштейн и уровня притязаний, тест диагностики акцентуации характера, свободные ассоциации. По результатам исследования (клинического, экспериментальнопсихологического) представилась возможность выделить три группы больных, которые нуждались в различных, по нашему мнению, психокоррекционных, психотерапевтических подходах, имели разные терапевтические мишени. Первая группа – 16 пациентов с впервые выявленным сахарным диабетом, вторая группа – 69 человек с неосложненным сахарным диабетом, длительностью заболевания (3-10 лет), у которых адекватная инсулинотерапия, диетотерапия обеспечили стабилизацию углеводного обмена, третья группа – 97 больных, у которых, по данным клинических и параклинических обследований, зафиксировано появление симптомов поражения вегетативной нервной системы. Помимо различий в клинических, лабораторных параметрах у больных выявлялись различия в особенностях характера реагирования на заболевание (с нарушением социально-трудовой адаптации, без нарушений социально-трудовой адаптации), мировоззренческой позиции по отношению к заболеванию, параметрах внутренней картины болезни. Анализ каждого случая позволил 4 проследить сложную структуру и динамику психопатологических сдвигов, возникших в связи с начавшимся заболеванием. Особенно рельефными и разнообразными были психологические сдвиги у больных в начальном периоде заболевания (1-я группа). Факт установления диагноза оказывался для большинства больных стрессовой ситуацией с сопутствующими психогенно-стрессовыми проявлениями в виде тревоги, растерянности, страха, суицидальных намерений, неверия и недоверия врачам, установившим диагноз. Обращению к специалистам нередко предшествовало поиски помощи у «экстрасенсов», «целителей». Больных второй группы отличало снижение остроты личностного реагирования. Отношение к болезни определялось личностными, средовыми факторами, на смену тревоге и растерянности приходила более реалистическая оценка ситуации, надежда на благоприятный исход заболевания. Они были внимательны к рекомендациям врачей, соблюдали рекомендованный им режим питания и лечения, поддерживали адекватные семейные и профессиональные отношения. У больных третьей группы, в связи с утяжелением некоторых проявлений заболевания, неадекватным вегетативным обеспечением работы внутренних органов, нарушениями интероцепции, болевыми ощущениями в конечностях, усложнялись все компоненты «внутренней картины болезни», изменялась оценка больным своих возможностей в семейно-бытовой сфере, трудовом коллективе. Психологическая коррекция проводилась всем больным в период проведения занятий в «школе сахарного диабета», по некоторым параметрам организации носила характер групповой терапии. Создавались гетерогенные по уровню образования и социальному положению группы по 8-9 человек. Проводилось 10 занятий с определенной темой (вопросы лечения, диетотерапия, профилактика осложнений), на которых затрагивались личные проблемы в аспекте реализации лечебной программы. Главной целью обучения было не столько передача информации, усвоение знаний, сколько осознание клинической мотивации и формирование новых психологических установок, способности пациента взять на себя часть ответственности за состояние своего здоровья. В процессе занятий происходило ролевое распределение пациентов, выделялись «инициаторы вопросов», «критики состояния здравоохранения, медицинской науки», «ссылающиеся на особый менталитет российского гражданина», «примирители», «пассивные слушатели». В зависимости от тематики основного занятия, выделялась и решалась определенная психологическая проблема, применительно к особенностям 5 психологического портрета пациентов каждой выделенной группы. Основным в реализации психологической коррекции была атмосфера доверительности, доброжелательности, готовность сообща решать возникающие в ходе терапии сложные ситуации. Психологическая коррекция направлялась на восстановление тех элементов системы отношений пациентов, которые определяют возникновение психического стресса, повышение социальной активности больных, их адаптации в семье и обществе. Особое внимание обращалось на повышение эффективности лечебных воздействий биологического характера путем психотерапевтического опосредования и потенцирования воздействия, на личность больного с целью изменения ее реакции на болезнь, «коррекция масштаба переживаний», улучшение ее функционирования в новых условиях. На каждом занятии оценивалось эмоциональное состояние пациентов, клинических и параклинических параметров заболевания. По окончании занятий проводилось повторное экспериментально-психологическое исследование. Посещение занятий в «школе сахарного диабета» способствовало не только нивелировке (или весьма существенному уменьшению) соматических и психопатологических сдвигов, но улучшало адаптационные возможности личности, формировало правильные установки, помогало в решении проблем, возникших в связи с заболеванием. Бабий Н. В., Федосина С. С. Пермский госуниверситет ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ТРЕВОГЕ В СВЯЗИ С ЛИЧНОСТНЫМИ ОСОБЕННОСТЯМИ В настоящее время интерес исследователей к проблеме тревожности растет - свидетельством тому являются научные работы, появившиеся в последние годы (И.Н. Андреева, 2002; К.Р. Брагина, 2003; Г.С. Давиденко, 2004; А.В. Калуев, 2003; Л.М. Костина, 2002, А.М. Прихожан, 1998; Р. Мэй, 2001). Наша работа связана с изучением представлений о тревожности в связи с особенностями личности (уровнем личностной тревожности, особенностями переживания тревоги) и состоит в изучении тревоги как феномена самосознания, субъективно переживаемого и представляемого. Тревога как неспособность сохранить собственное бытие, как неустранимое состояние, «в котором бытие осознает возможность своего небытия» (П. 6 Тиллих, 1995) присуща каждому индивиду, однако варьируют способы ее преодоления. Представление о тревоге как об отрицательном феномене, с нашей точки зрения, вызывает стремление скрыть ее от других людей, а затем и от собственного осознания; принятие тревоги как данности и последующее ее переживание облегчат процесс роста и развития личности. (Р. Мэй, 2005; П. Тиллих, 1995; В.М. Астапов, 2001). Вопрос об уровне тревожности у лиц, склонных принимать и отвергать тревогу, ставится нами следующим образом: «принимающие» попадают в категорию людей с высокой личностной тревожностью, так как они в тревожной ситуации склонны переживать («проживать») чувство тревоги; однако в эту же категорию относятся и «отвергающие», у которых вытесненная тревога порождает тревогу невротическую. Нами было проведено исследование среди студентов философско-социологического и биологического факультетов Пермского Государственного Университета (20 юношей и 70 девушек) в возрасте от 17 до 23 лет. Полученные результаты позволяют говорить об отрицательной взаимосвязи отношения к тревоге и уровня личностной тревожности (r= -0, 210, p<0, 05), а также представления о длительности тревоги и отношения к ней (r= 0, 210, p<0, 05). Таким образом, представление о тревоге как негативном феномене связано с высоким уровнем личностной тревожности; лица, склонные отвергать тревогу, в наибольшей степени подвергаются ее воздействию. Баженова М.И. Пермский госуниверситет ПРИОРИТЕТНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ РАБОТЫ С ХРОНИЧЕСКИМИ СОМАТИЧЕСКИМИ БОЛЬНЫМИ В настоящее время происходит замена доминировавших ранее соматических заболеваний на ранее менее распространенные варианты патологии, связанные с экологией человека, его личностными особенностями, образом жизни, положением в социальной среде (В. И. Симаненков, 2006). При этом у медиков и в обществе в целом происходит трансформация традиционных взглядов на болезнь как сумму органических нарушений: пациент справедливо видится не только «обладателем» больного органа, но и личностью. Внутри заболеваний, имеющих отношение к отклонениям в психической деятельности, выделяется особая группа – 7 психосоматические болезни (А. А. Кирпиченко с соавт., 1998). В широком смысле психосоматическими являются все болезни с соматической патологией, если рассматривать их с позиции, согласно которой в процессе любой болезни всегда участвует личность человека (Л. Ф. Бурлачук, Е. Ю. Коржова, 1998). К этиологии психосоматических заболеваний можно выделить три подхода: специфический, неспецифический и целостный. На современном этапе целостный подход превалирует: патогенез заболеваний объясняется действием множества факторов, находящихся в сложной констелляции и определенным образом иерархизированых (Е. Б. Артемьева, 2002). Так как любое соматическое заболевание, так или иначе, связано в своем этиопатогенезе с психологическими факторами, при терапии болезней тела необходимо применять психологические методы. Психологическая работа с соматическими больными должна быть направлена на изменение неадекватных реакций на болезнь, создание у больных реалистичных установок на лечение, восстановление внутрисемейных и более широких социальных связей и, тем самым, способствовать не только улучшению состояния больных, но и профилактике рецидивов заболевания. Достижение этих целей возможно только при изменении отношения к болезни (Л. И. Вассерман с соавт., 2005). Целью исследования явилось изучение взаимосвязей отношения к болезни со свойствами индивидуальности хронических соматических больных и определение приоритетных направлений психологической работы с ними. Методологией исследования является теория интегральной индивидуальности В. С. Мерлина – Б. А. Вяткина, согласно которой, интегральная индивидуальность есть частный случай саморазвивающейся и самоорганизуемой многоуровневой системы, свойства различных уровней которой отражают присущие человеку разные этапы развития материи, организованы в системы и структурированы по иерархическому принципу. Интегральная индивидуальность – это особый, выражающий индивидуальное своеобразие, характер связи между всеми свойствами человека; это динамическая система, обеспечивающая приспособление человека к среде. В исследовании приняли участие 200 человек в возрасте 16-69 лет (M = 46,27; SD = 13,3) – 90 мужчин и 110 женщин; по 100 пациентов кардиологического и гастроэнтерологического отделений. Отношение к болезни диагностировалось усовершенствованным вариантом методики «Тип отношения к болезни» с объединением типов в три блока: адаптивный; дезадаптивный с интраи интерпсихической 8 направленностью. Выраженность свойств интегральной индивидуальности измерялась Гиссенским опросником соматических жалоб; опросником Я. Стреляу; опросником формально-динамических свойств индивидуальности В. М. Русалова; опросником «Шестнадцать личностных факторов» Р. Кэттелла (105 вопросов); самоактуализационным тестом; Торонтской алекситимической шкалой; методикой «Семейно-обусловленное состояние» Э. Г. Эйдемиллера и В. Юстицкиса; модифицированным вариантом шкалы одиночества UCLA; опросником самооценки социальной значимости болезни А. И. Сердюка. Для обработки первичных данных использовался корреляционный анализ по К. Пирсону и факторный анализ методом главных компонент с Varimax normalized-вращением. Корреляционный анализ выявил тотальные взаимосвязи показателей отношения к болезни с показателями всех исследуемых уровней интегральной индивидуальности. Тесная связь интенсивности соматических жалоб с высокой выраженностью дезадаптивных тенденций в отношении к болезни и с низкой выраженностью адаптивных тенденций имеет, по-видимому, взаимный характер: отношение к болезни обуславливает оценку тяжести состояния и в то же время само является производным от физического самочувствия человека. Связь отношения к болезни с нейро- и психодинамическими свойствами может рассматриваться как результат биологической обусловленности отношения к болезни; причем благоприятную роль имеют сила процесса возбуждения и процесса торможения, подвижность и уравновешенность нервных процессов, активность и эмоциональная устойчивость. Из личностных свойств наибольшую связь с отношением к болезни имеют эмоциональные характеристики; ведущее позитивное значение у эмоциональной уравновешенности, расслабленности, самоуверенности и компетентности во времени. Тесные взаимосвязи обнаруживаются с социально-психологическими свойствами: неблагополучная семейная атмосфера, переживание одиночества и оценка болезни как ограничивающей социальную жизнь сопутствуют дезадаптивному характеру отношения к болезни. Взаимосвязь отношения к болезни с показателями личностных и социально-психологических свойств имеет, вероятно, характер «замкнутого круга». В целом наибольшую «свободу» во взаимосвязях со свойствами интегральной индивидуальности имеют гармоничный, паранойяльный и дисфорический типы, а наименьшую – тревожный, сенситивный и анозогнозический типы. Таким образом, тенденция «ухода в болезнь» наиболее тесно связана с особенностями интегральной индивидуальности. 9 При факторизации показателей свойств интегральной индивидуальности и отношения к болезни было произвольно выделено три фактора с общей долей объяснимой дисперсии 36,53%. В наибольший по весу фактор с долей дисперсии 18,12% вошли показатели адаптивного отношения к болезни (0,67), дезадаптивного отношения к бозезни интра- (-0,76) и интерпсихической (-0,61) направленности, интенсивности соматических жалоб (-0,64), силы процесса возбуждения нервной системы (0,61), эмоциональной устойчивости – «С» (0,72), тревожности – «О» (-0,53), компетентности во времени (0,52), семейно-обусловленного неблагополучного состояния (0,54) и самооценки социальной значимости болезни (-0,69). Таким образом, отношение к болезни является целостным образованием и обладает высокой значимостью в интегральной характеристике хронических соматических больных. Дезадаптивный характер отношения к болезни связан с субъективной степенью тяжести соматических недомоганий и оценкой больным человеком ограничивающего влияния болезни на социальную жизнь. Сила процесса возбуждения выступает в качестве нейродинамической основы адаптивного отношения к болезни. Личностные эмоциональная неустойчивость и тревожность могут быть и причиной, и следствием дезадаптивного характера отношения к болезни. Эта связь свидетельствует также, что наряду с когнитивным и поведенческим компонентами в структуре отношения к болезни ведущая роль принадлежит эмоциональной составляющей. Способность жить настоящим является одновременно условием и следствием адаптивного отношения к болезни. Присутствие в факторе показателя семейной атмосферы говорит о том, что микросоциальное окружение больного человека весьма значимо для его состояния. Психологическая работа с хроническими соматическими больными должна быть направлена на формирование адаптивного отношения к болезни с соответствующим ему стилем жизнедеятельности, улучшение биопсихосоциального самочувствия и гармонизация индивидуальности в целом. При этом необходимо учитывать, что устойчивые, генетически заданные свойства нейрои психодинамического уровней индивидуальности детерминируют характер отношения к болезни. В личностном плане необходимо повышение эмоциональной устойчивости, увеличение положительных переживаний, усиление позитивного взгляда на жизнь, формирование способности жить настоящим и повышение самоуважения. Работа по улучшению состояния больного человека должна быть нацелена и на его социальное окружение, взаимоотношения с людьми, в первую очередь – 10 с семьей. Важной задачей должно быть предотвращение или минимизация социальных ограничений, вызванных заболеванием. Большая роль в процессе выздоровления принадлежит самому человеку, его стремлению преодолеть болезнь. Именно через отношение к болезни и соответствующую организацию жизнедеятельности врач, психолог и другие специалисты могут «привлечь» болеющего человека к их общему делу – преодолению болезни и улучшению качества его жизни. Бергфельд А.Ю., Яркова М.В. Пермский госуниверситет ИНТРОСПЕКТИВНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ ВНУТРЕННЕЙ КАРТИНЫ БОЛЕЗНИ ОНКОЛОГИЧЕСКИХ БОЛЬНЫХ В новой жизненной ситуации – в условиях болезни – человек формирует своё собственное отношение к новым обстоятельствам жизни и к самому себе в этих обстоятельствах, т.е. внутреннюю картину болезни. Наличие онкологического заболевания является для пациента психической травмой, которая имеет сложное содержание и включает в себя целый комплекс слагаемых: угроза жизни, угроза мучительных страданий, социальная изоляция, утрата профессиональных и семейных ролей, беспомощность, неопределённость, неизвестность, гнев на судьбу, врачей, сожаление о прежде безответственном отношении к своему здоровью и многое другое. Предметом изучения в настоящей работе выступили особенности внутренней картины болезни онкологических больных. На данном этапе эмпирического исследования была поставлена цель: изучить интроспективную составляющую внутренней картины болезни онкологических больных. Объектом исследования являются больные с I-II стадией заболевания гинекологического отделения Пермского областного онкологического диспансера. Мы предположили, что существуют различия во внутренней картине болезни онкологических больных в зависимости от уровня образования и возраста. 11 Было обследовано 60 больных в возрасте от 22 до 80 лет с I-II стадией заболевания. Из них 30 испытуемых с высшим образованием, 30 со средним. Все испытуемые находились на лечении в Пермском областном онкологическом диспансере. Интроспективная составляющая внутренней картины болезни изучалась методом свободного самоотчета. Испытуемым предлагалось следующая инструкция: «Пожалуйста, сядьте, расслабьтесь, прислушайтесь к себе. Опишите, пожалуйста, что Вы ощущаете, о чем Вы думаете, и какие эмоции испытываете в настоящее время?». В результате проведенного исследования было получено 60 текстов свободных самоотчетов. Обработка текстов осуществлялась методом контент-анализа. Единицей анализа выбрано смысловое суждение. Описание особенностей внутренней картины болезни онкологических больных осуществлялось через категории контент-анализа, которые мы выделили, основываясь на авторскую модель изучения внутренней картины болезни В.В. Николаевой (1987). В соответствии с данной моделью, «внутренняя картина болезни – это сложное структурированное образование включает четыре уровня психического отражения болезни в психике заболевшего». Из содержания самоотчетов испытуемых была выделена новая категория – «социально-психологический уровень отражения болезни». Были выделены подкатегории, специфичные для исследуемой выборки: на уровне сенсорно-перцептивного отражения болезни 1) изменение восприятия во времени; 2) органические ощущения; на эмоциональном уровне отражения болезни - 1) эмоциональное реагирование на болезнь; 2) эмоциональное реагирование на предстоящую операцию; 3) категоризация эмоционального состояния; на интеллектуальном уровне отражения болезни - 1) размышления об операции; 2) сомнения в необходимости операции; 3) размышления о последствиях болезни; на мотивационном уровне отражения болезни 1) установки в отношении болезни; 2) ожидания операции; на социально-психологическом уровне отражения болезни 1) взаимоотношения с близкими людьми; 2) взаимоотношения с медперсоналом; 3) взаимоотношения в профессиональной деятельности. Таким образом, обсуждение результатов проводилось по 5 категориям и 13 подкатегориям. Обработка результатов осуществлялась через сравнительный анализ частоты встречаемости категорий, отражающих содержание внутренней картины болезни по выборке в зависимости от уровня образования и возраста. Далее был 12 проведен анализ значимых различий по критерию – угловое преобразование Фишера. Рассмотрим различия в интроспективной составляющей внутренней картины болезни в зависимости от возраста. Интроспективная составляющая отношения к болезни у испытуемых в возрасте 25-50 лет (в период взрослости по Э. Эриксону) характеризуется следующими особенностями (на основании данных о статистически значимых различиях): они в большей мере склонны эмоционально реагировать на предстоящую операцию, вербализовать органические ощущения, чем больные в период зрелости (51-80 лет). Возможно, это связано с системой ценностей, имеющейся у молодых людей, для которых наивысшую ценность приобретает удовлетворение основополагающей потребности – «удовлетворенность собственной внешностью». В сознании 25-50 летних, как они сами отмечают, происходят изменения восприятия времени. Для них оно течет быстрее. Для 25-50 летних пациентов в меньшей мере свойственно категоризовать общее эмоциональное состояние, они не вербализуют свои ожидания, связанные с операцией. В зрелом возрасте (51-80) интроспективная составляющая отношения к болезни характеризуется следующими чертами: пациенты в возрасте 51-80 лет в большей мере, чем 25-50 летние склонны категоризовать общее эмоциональное состояние, эмоционально реагировать на болезнь, а также высказывать свои ожидания относительно операции. Для них в меньшей мере свойственно эмоционально реагировать на операцию, а органические ощущения не вербализуются. Изменения восприятия времени не характерны для пациентов в возрасте 51-80 лет. Установки в отношении болезни – своего рода стереотипы, особенности взаимоотношений с близкими людьми, с медперсоналом, в профессиональной деятельности являются значимыми для обеих возрастных групп испытуемых. Сравнительный анализ интроспективной составляющей внутренней картины болезни в зависимости от уровня образования показал, что: Отношение к болезни у пациентов, имеющих высшее образование, можно описать следующим образом: они в большей мере склонны категоризовать общее эмоциональное состояние, сопровождающее их болезнь; эмоционально реагировать на болезнь, размышлять о последствиях болезни. Для пациентов с высшим образованием большую значимость приобретают взаимоотношения в профессиональной деятельности, в отличие от пациентов со средним 13 образованием. При этом у них происходит изменение восприятия времени. Для пациентов с высшим образованием менее значимы отношения с медперсоналом, установки, стереотипы в отношении болезни. Вероятно, высшее образование дает возможность пациенту использовать адекватный способ реагирования на болезнь, который позволяет регулировать бурные эмоциональные проявления и стереотипы в отношении болезни. Таким образом, исследование интроспективной составляющей внутренней картины болезни онкологических больных показало, что существуют различия в ее содержании в зависимости от возраста образования. Наше исследование с применением качественных методов дает основание полагать, что в изучении внутренней картины болезни необходимо исследовать и проводить коррекцию не столько типа реагирования пациента на болезнь, сколько изучать содержание, качественное своеобразие внутренней картины болезни конкретного пациента, через анализ ее интроспективной составляющей. Борисова С. Н., Горюнова Н.Н. Пермский госуниверситет ОБРАЗ ЧЕЛОВЕКА С ПСИХИЧЕСКИМИ НАРУШЕНИЯМИ Проблема адаптации лиц с психическими нарушениями является весьма актуальной как для теоретической клинической психологии, так и для организации программ реабилитации и психологической помощи. Одной из составляющих успешной адаптации лиц с психическими нарушениями является толерантность к ним социума в целом и их ближайшего окружения в частности. Толерантность зачастую определяется системой представлений, образом объекта, включающим потенциальную «угрожаемость - неугрожаемость». Целью настоящего исследования стало изучение образа человека с психическими нарушениями. Нами была выдвинута следующая гипотеза: существуют особенности образа человека, имеющего психические нарушения, в зависимости от степени контакта с ним. В исследовании приняли участие 50 человек, обоих полов и разных возрастов. Выборка производила деление в зависимости от степени контакта с людьми, имеющими психические нарушения. Первая группа, люди, имеющие личный опыт общения составила 19 человек, вторая группа испытуемых, не имеющих личного опыта общения, 14 составила 16 человек и третья группа, люди, имеющие эпизодический опыт общения, которая составила 15 человек. Для проведения исследования были выбраны следующие методы: метод глубинного интервью и метод «рисунка человека», где предлагается изобразить человека здорового и человека с психическими нарушениями. Эмпирический материал обрабатывался методом контент-анализа. Получены следующие результаты: В группе людей с личным опытом общения с людьми, имеющими психические нарушениями, человек с психическими нарушениями предстает, как человек со своим внутренним, уникальным миром, способный концентрироваться на своей собственной проблеме. Мысли его не стандартны, а эмоции сильны и неконтролируемы. Как личность он имеет такие особенности, как ранимость и агрессивность, а поведение проявляется через его необычные действия. Респонденты отмечают, что общество должно оказывать помощь, заботу, но в тоже время изолировать таких людей. Они сами оказывают таким людям конкретную помощь. Люди, имеющие личный и эпизодический опыт общения с человеком, имеющим психические, нарушения детально изображают здорового человека, что проявляется в детализации конкретных частей лица и тела, и с проявлением позитивных эмоций. А человека с психическими нарушениями они изображают с негативными эмоциями, без детализации частей лица и тела, голова, как правило, не пропорциональна относительно тела. Люди с опытом общения по сравнению с людьми, имеющими эпизодические контакты, в изображении чаще пропускают шею и рисуют фигуру смещенную вправо. В их рисунках чаще отсутствует детализация в изображении головы и ног, но в тоже время рисунок выполнен тонкой линией. В группе испытуемых без опыта общения с людьми, имеющими психические нарушения, образ человека с психическими нарушениями предстает как человек со своим внутренним миром, способный быть то рассеянным, то зацикленным на мелочах. Мысли его могут быть гениальными, эмоции - спонтанными и резкими, а волевые качества полностью отсутствуют. Как личность он имеет такие особенности, как мнительность, неряшливость, а поведение имеет крайнюю степень отклонения в действиях. Мнения респондентов о необходимости помощи таким людям отличаются крайней полярностью: от однозначного «нет», до восторженного «да», так одних общество должно лечить, а о других заботиться. Респонденты выражают сомнение в значимости собственной помощи. Некоторые из них не только не могут, но и не хотят ее оказывать. 15 Респонденты, не имеющие личного опыта общения с людьми, имеющими психические нарушения, чаще изображают здорового человека с маленькой головой и, как правило, отсутствие шеи. Они изображают человека с психическими нарушениями без волос и неопределенного пола. В группе испытуемых, имеющих эпизодический опыт общения с людьми, имеющими психические нарушениями, образ человека с психическими нарушениями предстает как человек, воспринимающий мир через свой собственный фильтр, сосредоточенный на мелочах и своем внутреннем мире. Мысли его не подчиняются логике, а эмоций имеют крайнее негативное проявление. Как личность они описывают его такими характеристиками, как замкнутость и злопамятность, а поведение как нелюдимое. Респонденты указывают на необходимость взаимодействия общества и оказание помощи людям с психическими нарушениями, или наоборот, отказ от нее. Испытуемые данной группы сомневаются в значимости оказания помощи людям с психическими нарушениями с их стороны. Сравнение графического образа человека с психическими нарушениями у людей без опыта общения, и имеющих эпизодический опыт, с человеком, имеющим психические нарушения, показывает, что первые часто изображают фигуру черным цветом, с прорисованными губами, как правило, отсутствует шея, и значительно реже рисуют длинные руки и используют жирные линии. Данные, полученные в качественной методологии, явно свидетельствуют о различной наполненности, о различном содержании образа человека с психическими нарушениями у респондентов с разной степенью контакта с психически больными людьми. Ветрова Т.В. Республиканский гуманитарный институт Санкт-Петербургского госуниверситета РИСК РАЗВИТИЯ НЕВРОЗОВ У ЛИЦ, ПОДВЕРГАЮЩИХСЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНОМУ ВОЗДЕЙСТВИЮ НИЗКОЧАСТОТНЫХ АКУСТИЧЕСКИХ КОЛЕБАНИЙ Широкое распространение источников шума и особенно низкочастотных акустических колебаний в различных сферах народного хозяйства приводит к необходимости тщательного научного анализа эффектов действия этого фактора на психику. Отмеченное рядом исследователей увеличение заболеваемости у лиц, подвергающихся профессиональному воздействию данного 16 фактора, обусловлено его способностью вызывать структурнофункциональные изменения практически во всех органах и системах организма. Однако в научной литературе практически отсутствуют сведения о влиянии низкочастотного шума на психологический статус и вероятность психических нарушений, формирующихся при воздействии данного фактора. В связи с этим идентификация риска развития психопатологических состояний, формирующихся в результате воздействия низкочастотных акустических колебаний, является важной и актуальной задачей, требующей решения. Нами был изучен психологический статус 109 работников заводов железобетонных изделий № 1 и № 8 ЗАО «Баррикада» (г. СанктПетербург). Работники заводов железобетонных изделий разделили на две группы. 1). Группа из 55 человек с профессиональным стажем по специальности формовщики больше 10 лет, которые на производстве подвергались сочетанному воздействию низкочастотных акустических колебаний, шума, вибрации, неблагоприятных метеорологических факторов и физическому перенапряжению; 2). Группа контроля из 54 человек - работники других участков, которые не подвергались воздействию этих факторов. В группы были включены только мужчины в возрасте от 20 до 58 лет. Для исследования эмоциональной сферы человека был использован метод Спилбергера - Ханина (шкала самооценки тревожности), который позволяет определить субъективную самооценку реактивной (как состояние) и личностной (как устойчивая характеристика) тревожности. В целях первичной диагностики пограничных состояний и выявления группы риска был использован метод психологической диагностики уровня невротизации. Метод является медикопсихологическим экспресс - диагностическим инструментом для выявления степени выраженности невротизации. При исследовании уровня тревожности и невротизации лиц, постоянно подвергающихся воздействию неблагоприятных факторов труда в процессе профессиональной деятельности, были выявлены достоверные отличия данных показателей от уровня контроля. При оценке уровня тревожности было показано, что стаж работы более 10 лет приводит к значительному росту уровня тревожности у исследованных формовщиков. Показано, что в данной группе значение показателя реактивной тревожности был выше уровня контроля на 23,3%, а общей тревожности - на 28,1%. 17 При сочетании воздействий низкочастотных акустических колебаний, шума, вибрации, неблагоприятных метеорологических факторов и физического перенапряжения, характерном для профессии формовщика на заводе железобетонных изделий, происходят изменения в эмоциональной сфере человека. При исследовании уровня невротизации в контрольной группе было показано, что лица с очень высоким уровнем невротизации отсутствовали, высокий уровень был характерен для 1,9% и только 9,3% работников имели повышенный уровень данного показателя. Для лиц данной группы наиболее характерен пониженный (20,4%), низкий (27,8%) и очень низкий (24,1%) уровень невротизации. Среди формовщиков, имеющих стаж работы более 10 лет, уровень невротизации был достоверно выше уровня контроля. У 1,8% лиц, подвергавшихся воздействию факторов профессиональной вредности, был выявлен очень высокий уровень невротизации. У 9,1% лиц данной группы был выявлен высокий и у 18,2% повышенный уровень невротизации. Вероятность неопределенного и пониженного уровня у них составляла 34,5% и 16,4% соответственно. Отсутствие невротизации было зафиксировано только у 10,9% формовщиков. В группе формовщиков было выявлено преобладание неопределенного уровня невротизации, для которого вероятность данного нарушения составляет 0,49, что является высоким показателем. В отличие от обследуемых лиц контрольной группы, для которых наиболее характерным был низкий уровень с вероятностью наличия невротизации 0,13. Для более подробного анализа полученных данных было проведено исследование корреляции уровня невротизации со стажем работы и уровнем тревожности у каждого формовщика. Статистические исследования показали, что коэффициент корреляции исследуемого показателя с продолжительностью воздействия профессиональных вредностей составил 0,81. Так же уровень невротизации имел высокий уровень корреляции с уровнем тревожности у формовщиков. Таким образом, на основании полученных результатов можно сделать вывод, что для формовщиков, которые на производстве подвергались сочетанному воздействию низкочастотных акустических колебаний, шума, вибрации, неблагоприятных метеорологических факторов и физическому перенапряжению существует большая вероятность наличия невротизации, в отличие от работников других участков, которые не подвергались воздействию этих факторов. Этот 18 риск увеличивается с увеличением стажа работы и уровня тревожности, выявленным у данных лиц. Гузева Т.В. Московский государственный открытый педагогический университет им. М.А. Шолохова СПОРТ КАК ФАКТОР, ВЛИЯЮЩИЙ НА АГРЕССИВНЫЕ ПРОЯВЛЕНИЯ ПОДРОСТКОВ Слово «агрессия» (aggression) происходит от слова adgradi (где ad — на, gradus— шаг), которое в буквальном смысле означает «двигаться на», «наступать». В первоначальном смысле «быть агрессивным» означало нечто вроде «двигаться в направлении цели без промедления, без страха и сомнения» Р. Бэрон и Д. Ричардсон отмечают что, многие авторы сходятся на мнении, что агрессия — это любая форма поведения, нацеленная на оскорбление или причинение вреда другому живому существу, не желающему подобного обращения (Р. Бэрон ., Д. Ричардсон, 2000). Термин агрессия часто ассоциируется с негативными эмоциями, – такими как злость; с мотивами, – такими, как стремление оскорбить или навредить; и даже с негативными установками, – такими, как расовые и этнические предрассудки. Но, агрессия — естественное свойство человека, неотъемлемая часть его жизни, а вовсе не социальная или клиническая патология (Г.Э. Бреслав, 2004). Агрессивные тенденции заложены в самой природе человека. Страсть человека к разрушению научно описал еще 3. Фрейд. Фрейдовская теория рассматривает агрессивность как деструктивную силу, которая подавляется с помощью Супер-Эго, и выступает у индивида в форме влечения к смерти (Фрейд З., 1989). А. Адлер видел в агрессии стремление преодолеть врожденное чувство неполноценности. Ф. Перлз же представлял агрессивность не «импульсом смерти», а «импульсом жизни», необходимым для активной ассимиляции внешнего мира. К. Лоренц считает, что влечение к агрессии встроено в психику человека, и для своего проявления она не нуждается во внешней угрозе или внутренней фрустрации. Она возникает спонтанно и нуждается в разрядке (К. Лоренц, 1992). Следовательно, агрессия в человеке заложена биологически. В современной психологии выделяют позитивную агрессию, обеспечивающую индивиду, группе или обществу в целом возможность выживания, 19 безопасности и развития, и агрессию негативную, направленную на удовлетворение влечений путем причинения вреда окружающим. Грань между ними бывает иногда весьма тонкой. Устранять проявления агрессии не только бессмысленно, но и вредно. Рациональнее попытаться изменить их, так чтобы они оказывались соразмерными обстоятельствам и социально допустимыми в современном обществе. Особое внимание в исследовании агрессивности уделяется спорту, так как его считают удобной моделью изучения данного феномена. Проблема агрессии в спорте имеет и практическое значение. Агрессивность является важным качеством для достижения успеха в спорте. Многие ведущие тренеры отмечали перспективность спортсменов с ярко выраженной “спортивной злостью”, стремлением к доминированию. А.Н. Романин отмечал что, в результате исследований по изучению личности спортсменов, было выявлено, что многие высококвалифицированные спортсмены, которые обладают высшими титулами и наградами, являются более агрессивными, чем другие испытуемые (А.Н. Романин, 1986). В спортивной деятельности можно выделить конструктивные формы агрессии и деструктивные, как и в любом виде деятельности. Дж. Пилц и Дж. Шиллинг выделяются две формы доминантного поведения в спорте: 1) интраспортивное поведение - реализация агрессивных тенденций в рамках спортивной деятельности; 2) экстраспортивное поведение - прямая, непосредственная, физическая, примитивная, нарушающая правила агрессия (серьезные нарушения, драки) (Дж. Пилц, Дж. Шиллинг, 1974). Особый интерес представляет изучение подростковой агрессии т.к. многочисленные исследования показывают, что условия, и причины формирования агрессии лежат именно в подростковом возрасте. Актуальность проблемы влияния спорта на агрессивные проявления у подростков определяется расширением диапазона приемлемости и оправданности различных форм агрессивного поведения среди подростков занимающихся спортом. Как психическое явление агрессия в своей основе имеет нереализованную потребность, удовлетворение которой происходит в деятельности за счет механизмов социальной адаптации и проявляется на всех уровнях психической организации. Включение в процесс познавательных и эмоциональных составляющих, а также жизненного (профессионального) опыта, обуславливают произвольность и непроизвольность регуляции агрессивного поведения подростков. Спорт вызывает интерес, как фактор, влияющий на проявления агрессии в подростковом возрасте, т.к. он дает возможность выражать 20 агрессивные чувства, не причиняя большого вреда окружающим. Спортивные соревнования по своей сути представляют «борьбу» интересов соперников. Агрессия в спорте является рациональной формой противостояния сопернику в конкурентной борьбе, мобилизации функциональных возможностей спортсмена направленной на достижение спортивного результата. Спортивная деятельность чрезвычайно многообразна, что выражается в значительном числе различных видов спорта. Влияние спорта на проявление агрессивных форм поведения спортсмена при выполнении спортивной деятельности зависят от специфики вида спорта и уровня спортивной квалификации, а выраженность конкретных проявлений агрессии у спортсменов определяется самооценкой личностных качеств. Виды спорта, допускающие проявление агрессии в рамках правил соревнований, оказывают влияние на формирование конструктивных форм агрессивного поведения спортсменов. Современный спорт как вид деятельности включен в систему социальных отношений. Большой интерес в последнее время приобретает роль агрессии, как фактора адаптации или дезадаптации подростков занимающихся спортом к социальной среде, так как непосредственно в процессе спортивной деятельности и в связи с ней возникают и проявляются разнообразные межличностные отношения. Совокупность этих отношений составляет основу формирующего влияния спорта на личность, усвоение его социального опыта в сфере спорта. Именно переход, от в чем-то искусственных условий жизни подростка в спорте к жизни во всём её многообразии в обществе является проблемой. Спорт представляет собой модель общественного пространства, где отдельные взаимоотношения значительно изменены. Что подвергает изменению и деформации структуру индивидуальности при изменении требований, предъявляемых обществом. В настоящее время спорт предъявляет разнообразные и высокие требования к психическим качествам подростка. Достижение результатов у подростков в спортивной деятельности определяются как физической, так и психоэмоциональной подготовкой. Одними из главных причин агрессивности спортсменов являются стремление к самоутверждению и соперничеству. Следовательно, агрессия у подростков, занимающихся спортом, является стимулом к победам в спорте. Но со временем возможна трансформация спортивной злости в жизненные установки, которые проявятся вне спортивной жизни подростка, и могут дать негативные результаты в поведении при общении с окружающими, что так же, в свою очередь, 21 может отразиться на социальной адаптации подростков и их дальнейшей судьбе. Подросток, серьезно занимавшийся спортом не готов, в достаточной мере, к жизни в обществе и не имеет базовых знаний и навыков социализации и социальной ориентации в современной жизнедеятельности. Так как у подростка остается привычка добиваться результата, в основном, с использованием своей физической силы. Что, в свою очередь, в социуме не является единственно верным способом достижения поставленной цели. Таким образом, в настоящее время возникает потребность в разрешении проблем: социальной адаптации, социализации, оптимизации и психологии деятельности юных спортсменов. Чему и будет посвящено наше исследование. Игнатова Е.С., Левченко Е.В. Пермский госуниверситет ОСОБЕННОСТИ ИНРОСПЕКЦИИ У ИНТРОВЕРТОВ В работе осуществляется попытка продолжения канадского исследования Jamie Dohn (Brock University, Canada). Автор изучал взаимосвязь особенностей интроспекции с интроверсией и застенчивостью. Мы акцентируем внимание на особенностях интроспекции у интровертов, т.к. категории «интроверсия – эстраверсия» активно используются в психологической науке (К.Г. Юнг, Г.Ю. Айзенк, К. Леонгард, Дж. Роттер, David Keirsy, Jamie Dohn, Mark Ridly и др.). Для проверки гипотезы о наличии ряда особенностей интроспекции у интровертов был использован метод интроспекции (словесный интроспективный самоотчет об актуальном содержании психики). Интроспекция выступает в качестве метода познания субъектом своего внутреннего мира. Вслед за Jamie Dohn мы проверяем соотношение между интроверсией и застенчивостью, поскольку застенчивость традиционно рассматривается как стереотип поведения интровертов в социуме. Теоретическое значение работы состоит в том, что на основе новых эмпирических данных о соотношении интроверсии, застенчивости, интроспекции появилась возможность критического осмысления ряда положений современных зарубежных концепций, затрагивающих эти феномены. Научная новизна работы заключается в том, что впервые на российской выборке осуществляется изучение особенностей 22 интроспекции у интровертов, что впоследствии сделает возможным кросс-культурный анализ этих особенностей. Прикладное значение работы в том, что методология и методы исследования могут использоваться при изучении проблемы интроспекции, психологии познания в области психологии, внутреннего мира личности Ее результаты найдут применение в педагогической психологии и практике психологического консультирования, а также в различных курсах психологии («Общая психология», «Психология личности» и т.д.). Объект исследования – интроспекция и внутренний мир субъекта. Предмет - интроспекция и внутренний мир интровертов. Исследование выполняется с позиций психологии познания в области психологии (Е.В. Левченко). Она включает в себя изучение проблем познания психического его носителем. Одно из направлений психологии познания в области психологии - психология самопознания и самонаблюдения. Впервые в отечественной психологии в качестве одного из основных методов исследования используется метод интроспекции. Цель исследования состоит в эмпирическом изучении особенностей интроспективного познания внутреннего мира интровертами (в отличие от экстравертов и выявившейся позже группы испытуемых с противоречивыми показателями). Кроме того, в нашей работе целью является рассмотрение связи интроверсии и застенчивости и рассмотрение последней в качестве социального стереотипа описания интровертированно направленных личностей. Общая гипотеза – интроспективное познание внутреннего мира интровертами специфично, т.к. определяется интровертированной направленностью личности. Для проверки поставленной гипотезы была сформирована выборка, включающая в себя несколько групп испытуемых. Так, для вычленения подгруппы интровертов мы воспользуемся методикой определения типа характера по К.Г. Юнгу, личностным опросником Г.Ю. Айзенка и другими личностными опросниками, включающими в себя шкалу «интроверсия». Для того чтобы отобрать из всей выборочной совокупности подгруппу застенчивых людей, мы применили опросник застенчивости Ф. Зимбардо. Интроспекция же выступила в качестве метода познания человеком своего внутреннего мира. Для выявления ее особенностей мы применили метод свободного самоотчета и рисуночный метод. В ходе исследования были получены следующие первичные данные об особенностях интроспекции у интровертов: 23 Интроверты не превосходят экстравертов по объему текстов интроспективных самоотчетов, по своей способности фиксировать значительно большее число наблюдаемых в процессе интроспекции психических явлений и действий, не делают это более детально и подробно. Установлены различия в интроспективных наблюдениях и рисунках «внутреннего мира» в выборках интровертов и экстравертов. Так, анализ полученных в ходе исследования данных показал, что влияние интроверсии на такие особенности интроспекции, как наблюдение за физиологическими проявлениями, особенно их интенсивностью; называние эмоций; отношение к собственным индивидуальным характеристикам; обобщение наблюдений за внешними явлениями; использование метафорического образа при описании наблюдений за индивидуальными характеристиками и насыщенность внутреннего мира. Кроме того, интровертам свойственно передавать скорее негативные эмоции (изображение кактусов, смерти и т.д.) через изображение собственного внутреннего мира, что представляет собой интерес для клинической психологии и психологии личности. Экстраверсия же влияет на следующие особенности интроспекции: наблюдение за физиологическими состояниями; осознание эмоций как переживаний и использование звуковых и речевых средств экспрессии эмоций; фиксирование мыслей, возникающих в процессе интроспекции; наблюдение за своими устойчивыми психическими свойствами и социальными ролями. Кузнецов О.И., Сединина Н.С. Пермская государственная медицинская академия им. Е.А. Вагнера ИЗУЧЕНИЕ ВНУТРЕННЕЙ КАРТИНЫ БОЛЕЗНИ У УЧАСТНИКОВ ЛИКВИДАЦИИ ПОСЛЕДСТВИЙ АВАРИИ НА ЧЕРНОБЫЛЬСКОЙ АЭС Отношение к болезни включает все психологические категории, в рамках которых анализируется понятие внутренней картины болезни. Это знание болезни, ее осознание, понимание влияния болезни на жизненное функционирование, эмоциональные реагирования. На характер внутренней картины болезни оказывают влияние различные факторы: личностные особенности, возраст, уровень интеллектуального развития, характер заболевания, изменения профессионального, семейного статуса, связанные с болезнью. Среди участников 24 ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС нет больных с каким-либо одним заболеванием, в связи с этим, при исследовании отношения к болезни трудно выделить к какому-то отдельному заболеванию, в первую очередь, перечисляются и звучат в жалобах те проявления болезни, которые больше всего мешают человеку быть в состоянии полного физического, душевного, нравственного и социального благополучия. Для лучшего подбора и планирования лечебно-реабилитационных мероприятий, характера психотерапевтической работы с участниками ликвидации последствий аварии необходимо учитывать внутреннюю картину болезни. Для этого было проведено исследование типов отношения к болезни в динамике. При помощи личностного опросника Бехтеревского института (ЛОБИ) отношение к болезни выяснено у 228 участников ликвидации последствий аварии в 1994 г., и у 208 человек в 2004 г. В 1994 г. гармоничный тип отношения к болезни диагностирован у 30 (13,2 %) участников ликвидации последствий аварии. Адекватная оценка своего состояния, активность больных при проведении рекомендованного лечения сохранилась в 2004 г. у 24 человек (11,5 5). Эти больные адаптировались к изменившемуся здоровью и соответствующему социальному функционированию. Эргопатический тип в 1994 г. выявлен у 21 (9,2 %), в 2004 г. у 22 (10,5%) участников ликвидации последствий аварии. Эти больные считают, что работа помогает им отвлечься от болезней, нередко объясняют стремление работать необходимостью материально обеспечить семью. Анозогнозический тип отношения к болезни, в основном его эйфорический вариант, выявлен в 1994 г. у 11 (4,8%), в 2004 г. у 12 (5,8 %) участников ликвидации последствий аварии, злоупотребляющих алкоголем или страдающих алкоголизмом. Эти больные легковесно относятся к своему здоровью, пренебрегают лечением. Тревожный тип у участников ликвидации последствий аварии проявляется опасениями за прогноз в течении заболеваний, эффективность лечения, повышенный интерес к заключениям специалистов, результатам анализов, в 1994 г. выявлен у 15 (6,6%), в 2004 г. у 19 (9,1 %) участников ликвидации последствий аварии. Ипохондрический тип отношения к болезни, характеризующийся сосредоточенностью на различных болезненных ощущениях, со склонностью подробно описывать их в своих жалобах, анализировать эффективность лечения, в 1994 г. выявлен у 9 (3,9%), в 2004 г. у 11 (5,3%) участников ликвидации последствий аварии. 25 Неврастенический тип отношения к болезни проявлялся непереносимостью болевых ощущений, нетерпеливостью, несдержанностью, раздражительностью, склонностью к аффективным реакциям при ожидании лечебных процедур и в других ситуациях, в 1994 г. выявлен у 26 (11,4%), в 2004 г. у 31 (14,9 %) участников ликвидации последствий аварии. Меланхолический тип был представлен удрученностью, неверием в выздоровление, в успехах лечения, пессимистической оценкой своего здоровья и происходящего вокруг. У участников ликвидации последствий аварии такое отношение поддерживается прогредиентностью соматических заболеваний. Данный тип выявлен в 1194 г. у 17 (7,5%), в 2004 у 26 (12,5 %) участников ликвидации последствий аварии. Апатический тип был представлен утратой интереса к жизни, ко всему, что ранее волновало, пассивной подчиняемостью, безразличием к своей судьбе. В 1994 г. апатический тип был определен у 3 (1,3 %), в 2004 г. у 5 (2,4 %) участников ликвидации последствий аварии. Формировался апатический тип преимущественно у тех больных, в основе психического состояния которых имеет место выраженная астения и общее психическое снижение. Сенситивный тип выявлен в 1994 г. у 10 (4,4%), в 2004 у 11 (5,3%) участников ликвидации последствий аварии. У данных больных не изменилось со временем отношение к болезни. Этот факт подтверждает, что в отношении к болезни в данных наблюдениях лежат личностные особенности. Эти больные скрывали от окружающих не только болезни, но и сам факт пребывания в зоне аварии на Чернобыльской АЭС, опасаясь, что из-за этого к ним будут относиться неблагожелательно, предвзято, как к очень больным людям (особенно на работе). Эгоцентрический тип в 1994 г. выявлен у 9 (3,9 %), в 2004 г. у 10 (4,8 %) участников ликвидации последствий аварии. Особенностью этих больных с эгоцентрическим отношением к болезни являлось требование исключительной заботы о них со стороны близких. Невыполнение этих требований ведет к конфликтным ситуациям, создает напряженность во взаимоотношениях с членами семьи. Паранойяльный тип выявлен в 1994 г. у 5 (2,2 %), в 2004 г. у 3 (1,5 %) участников ликвидации последствий аварии. Больных с данным типом характеризуют личностные особенности с переоценкой своих достоинств, недоверчивость в оценке их состояния здоровья, в правильности организации и эффективности лечения, нередко они становятся борцами за правду и справедливость. 26 Дисфорический тип отношения к болезни выявлен в 1994 г. у 6 (2,6 %), в 2004 г. у 5 (2,4 %) участников ликвидации последствий аварии. При этом типе доминировало мрачное настроение, угрюмый вид, деспотизм к близким. Кроме оформленных определенных типов внутренней картины болезни выявлены смешанные и диффузные типы. Из 228 участников ликвидации последствий аварии, обследованных в 1994 г. четко оформленные типы отношения к болезни диагностированы у 168 (73,7 %), смешанный тип и диффузный у 60 (26, 3 %) участников ликвидации последствий аварии. Из 208 (91,2 %) участников ликвидации последствий аварии, обследованных повторно в 2004 г., четко оформленные типы выявлены у 178 (85, 6 %), смешанный и диффузный выявлены у 32 (15,4 %). Формирование и динамика внутренней картины болезни зависели как от преморбидных особенностей личности, так и от осведомленности о характере болезней, давности и тяжести заболеваний, их типа течения, проявлений гипер- и гипонозогнозии. Таким образом, наблюдение и исследование типов отношения к болезни в разные сроки дает возможность определить устойчивость и динамику их вариантов. Изучение и оценка внутренней картины болезни у участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, их индивидуального отношения к состоянию своего здоровья помогают оптимально подобрать и адекватно спланировать объем и характер лечебно-реабилитационных мероприятий, методик психотерапевтического воздействия. Никитин А.А., Скрябина Е.Г Пермский госуниверситет СВЯЗЬ ДЕТСКО-РОДИТЕЛЬСКИХ ОТНОШЕНИЙ И САМООЦЕНКИ У РЕБЕНКА С НАРУШЕННЫМ ЗРЕНИЕМ Формирование самооценки – сложный и длительный процесс, без которого невозможно формирование личности. Оно протекает под непосредственным воздействием со стороны окружающих, в первую очередь взрослых, воспитывающих ребенка. Таким образом, семья, а главное родители, во многом определяют направленность развития самооценки. Если здоровый ребенок может чувствовать себя уверенно в своем социальном окружении, то дети с физическим недугом (в том числе с 27 нарушением зрения) могут испытывать трудности и неуверенность в общении, результатом чего может стать их замкнутость, нарушения в сфере социальных контактов, повышенная тревожность и низкая самооценка. По данным о том, что усваивается и затем используется в формировании самооценки ребенка, В.В. Столин выделяет: 1) ценности, параметры оценок и самооценок, нормы, по которым ребенок начинает оценивать сам себя, в том числе стандарты выполнения тех или иных действий, и моральные нормы; 2) образ самого себя, как обладающего теми или иными способностями и качествами, чертами; 3) отношение к ребенку и конкретная оценка ребенка родителями, как эмоциональная, так и интеллектуальная, которая затем определяет самооценку ребенка; 4) чужая самооценка (прежде всего, речь идет о самооценке родителей); 5) способ регуляции поведения ребенка родителями и другими взрослыми, который становится способом саморегуляции (Столин В.В., 1983). Тифлопсихологическая проблематика в настоящее время привлекает все большее внимание исследователей, т. к. в настоящее время наблюдается рост рождаемости детей с нарушенным зрением ( В.А. Лонина, 1995; Л.И. Солнцева, 1998; Л.П. Уфимцева, 2002; Т.А. Дорофеева, 2002; Е.Н. Подколзина, 2002, 2003 и др). Но необходимо отметить дефицит исследований самооценки у дошкольников с нарушенным зрением. Внимание исследователей в основном привлекают: особенности психического развития слепых детей и детей с нарушенным зрением (Т.В. Егорова, Т.В. Розанова, 1975; А.Г. Литвак, 1972, 1985; А.И. Зотов, А.Ф. Самойлов, 1981; Т.А. Дорофеева, 2002); коррекционно-педагогические вопросы (Л.И. Плаксина, 1983, 1998; В.А. Лонина, 1995; Н.Д. Шматко, 1997; Е.Н. Подколзина, 2002, 2003; Г.В. Никулина, Л.В. Фомичева, 2002); методические вопросы (Л.И. Солнцева, 1980, 1998; Л.П. Уфимцева, 2002; Г.В. Никулина, Л.В. Фомичева, 2002). Здесь исследователи особое внимание уделяют адаптации диагностических методик при изучении детей с нарушениями зрения, позволяющие компенсировать слабое развитие зрительного анализатора. В.А. Лонина рассматривает формирование адекватной самооценки у дошкольников с нарушенным зрением в качестве одной из задач тифлопсихолога. Тифлопсихологу необходимо контролировать формирование самооценки у дошкольников с нарушенным зрением для того, чтобы предотвратить ее занижение (Лонина В.А., 1995). Но следует отметить, что в данной работе изучается не самооценка как отдельный феномен у детей с нарушенным зрением, а 28 связь детско – родительских отношений и самооценки у детей с нарушенным зрением. Детско – родительские отношения играют важную роль в психическом развитии ребенка, в формировании и направленности его самооценки. (отечественные и зарубежные психологи А.Я. Варга, В.В. Столин, Е.Г. Силяева, А.А. Кроник, Г. Крайг и др. занимались изучением роли детско-родительских отношений в психическом развитии ребенка). В современной психологии проблеме зависимости детско – родительских отношений и самооценки ребенка посвящено небольшое количество исследований ( В. А. Петровский, М.В. Полевая, 2001). Д. Куперсмит в своем исследовании сделал вывод о том, что основной предпосылкой формирования у ребенка высокой самооценки является дисциплинирующее начало в семейном воспитании, однако исследований связи детско – родительских отношений и самооценки детей с нарушением зрения нет. Но исследования показывают (Е.А. Савина, О.Б. Чапова, 2002), что во взаимодействии родителей с ребенком, имеющим нарушения в развитии, наблюдаются трудности, ведущие к нарушению детско – родительских отношений, что в свою очередь может привести к значительным отклонениям в личности ребенка, его самооценки и мировосприятии. В нашем исследовании, направленном на изучении связи детско – родительских отношений и самооценки у детей с нарушенным зрением, объектом изучения выступили дети с нарушением зрения 5 – 6 лет и их родители. Предметом исследования выступили детско-родительские отношения как фактор, влияющий на формирование самооценки детей с нарушением зрения. Целью данной работы является изучение связи детско-родительских отношений и самооценки ребенка с нарушением зрения. Гипотеза исследования: детско-родительские отношения определяют уровень самооценки у ребенка с нарушением зрения. В исследовании приняли участие 58 дошкольников из детских садов № 152 (специализированный детский сад) г. Перми и № 37 г. Лысьвы и их родители – 87 человек (52 матери, 35 отцов). Средний возраст детей составил 6 лет. Исходя из целей и задач исследования, направленного на изучение связи детско-родительских отношений и самооценки у дошкольников с нарушенным зрением, вся выборочную совокупность была разделена на две группы: экспериментальную и контрольную подвыборки. В качестве экспериментальной выборки выступили 27 дошкольников с нарушенным зрением на базе МДОУ 29 «Специализированный детский сад № 152» и их родители (24 матери и 15 отцов). Сенсорное нарушение в данном случае касалось таких дефектов, как амблиопия и косоглазие. В контрольную выборку исследования вошли 31 дошкольник с нормальным зрением детского сада № 37 г. Лысьвы и их родители (28 матерей и 20 отцов). Были использованы следующие методы: проективная методика изучения самооценки дошкольников «Лесенка» (модификация В.Г. Щур, Л.А. Якобсона); проективная методика «Автопортрет» (модифицированный вариант методики Маховера «Нарисуй человека»); проективная методика «Рисунок семьи»; тест – опросник родительского отношения (ОРО) А.Я. Варга, В.В. Столина. Обработка данных осуществлялась следующими методами: подсчет процентного соотношения; корреляционный анализ Спирмена; U-критерий МаннаУитни. Анализ процентного соотношения исследуемых показателей детско-родительских отношений и самооценки у дошкольников с нормальным зрением показал, что: 1) в группе детей с нарушенным зрением преобладает низкая самооценка; в группе детей с нормальным зрением преобладает высокая самооценка; 2) в группе детей с нормальным зрением преобладают симбиотические отношения с родителями, т. е. отношения построены на межличностной дистанции; в группе детей с нарушением зрения преобладают симбиотические отношения с матерью и авторитарная гиперсоциализация с отцом. В ходе исследования были установлены корреляционные связи, свидетельствующие о том, что: 1) завышенная самооценка ребенка с нормальным зрением связана с развитием детского эгоцентризма и одновременно осложняет развитие в семье сильных межперсональных связей. Это также может быть объяснено отсутствием желания ребенка сплотить семью при завышенном уровне самооценки. Благополучие семьи связано с отношениями с отцом (также в силу того, что он является главой семьи). При повышении напряжения в отношениях с отцом благополучие семьи снижается; 2) завышенная самооценка ребенка с нарушением зрения в отличие от детей с нормальным зрением не связана с развитием детского эгоцентризма, наличие которого может усложнить установление сильных межперсональных связей, но напрямую связана с общением, которое способствует их установлению (т. е. завышенная самооценка ребенка с нарушением зрения не осложняет развитие в семье сильных межперсональных связей в отличие от детей с нормальным зрением, а только способствует наличию благополучности семьи), а также с 30 благополучностью семьи, которое в свою очередь определяется отношениями с отцом, т. е. чем напряженнее отношения, тем больше вероятности снижения благополучия семьи. В ходе сравнительного анализа самооценки у дошкольников с нормальным и нарушенным зрением было установлено, что для семьей с детьми с нарушенным зрением, более характерны наличие сильных межперсональных связей, высокого уровня благополучности и конфликтных отношений с матерью, видимо, в силу ее значимости, а также наблюдается удовлетворение максимального количества психологических потребностей, что может быть обусловлено спецификой воспитательного процесса, характерного для родителей, воспитывающих этих детей. Новиков А.С., Моховикова А.Н. Березниковский филиал Пермского госуниверситета ЦЕННОСТНЫЕ ПРЕДПОЧТЕНИЯ ПОДРОСТКА И ТЯЖЕСТЬ ЖИЗНЕННОЙ СИТУАЦИИ Структура личностных ценностей, составляющая смысловое ядро личности, во многом определяет систему её отношений, направленность и вектор развития. Подростковый период становится ареной сложных процессов, когда наряду с присвоением общественных норм и ценностей реального социального окружения, подросток начинает формировать собственную личностную уникальную нормативно-ценностную структуру, основанную на своём собственном опыте. Специфика этого опыта неминуемо должна накладывать отпечаток на систему ценностных предпочтений, если не полностью её определять. Таким образом, гипотеза, организующая исследование, заключалась в предположении, что подростки, находящиеся в различных по сложности и тяжести, жизненных ситуациях, имеют качественно различные варианты структуры ценностных предпочтений. В исследовании, которое проводилось в г. Березники в течение 2004-2006г.г., принял участие 71 школьник обоего пола в возрасте 13-16 лет. Испытуемые разделены на 4 группы в соответствии с объективной сложностью и тяжестью жизненной ситуации. 1-я группа - 22 здоровых подростка из полных семей. 2-я группа - 20 здоровых подростков из неполных семей. Жизнь подростка в условиях неполной семьи мы рассматривали как более 31 сложную и некомфортную, на что указывают и многие авторы (И.С. Кон, 1979, 1989.; Л.Г. Кулагин, 1991.; К.Н. Поливанов, 2002. и другие). 3-я группа - 16 подростков, находящихся на стационарном лечении по поводу тяжёлых термических ожогов (обследованы в период стойкого улучшения и при поступлении для пластических операций). Тяжесть жизненной ситуации обусловлена длительным стационарным лечением (отрывом от привычных условий жизни), болезненностью медицинских процедур, формированием обширных рубцов, обезображивающих внешность (что в подростковом возрасте особенно значимо) и перспективой инвалидизации (А.М. Бортников, 1992; В.Г. Смойлов, 2000 и другие). 4-я группа - 13 подростков, находящихся на стационарном лечении по поводу злокачественных новообразований. Жизненную ситуацию этих испытуемых мы оценивали как наиболее тяжёлую, в силу того, что наряду со всеми факторами, характерными для 3 группы, действовал ещё один – реальная угроза летального исхода. Все испытуемые обследованы с применением комплекса психодиагностических инструментов: «Ценностные ориентации» М Рокича, построенная на прямом ранжировании списка терминальных и инструментальных ценностей; методика Е.Б. Фанталовой, построенная на попарном выборе ценностей с последующим определением ранга каждой ценности; репертуарная решётка Дж.Келли, позволяющая выявить персональное смысловое содержание понятия «счастье», исключив при этом возможность осознанной фальсификации. Полученные данные подвергнуты качественному и количественному анализу с использованием инструментов контроля достоверности. Результаты, полученные с помощью методик М. Рокича и Е.Б. Фанталовой во всех группах, полностью согласованы между собой: во всех группах испытуемых верхнюю часть рейтинга занимают ценности «здоровье», «материально обеспеченная жизнь» и «любовь». С помощью коэффициента ранговой корреляции Спирмена был проведён анализ взаимосвязи между иерархиями ценностных предпочтений каждой группы испытуемых подростков с каждой. Минимальный из выявленных уровней корреляции составляет 0,8 (р < 0,01), т.е. значимых различий в ранговой структуре терминальных ценностей по обеим методикам не выявлено. Анализ коэффициентов конкордантности ценностей терминального списка с конструктом «счастлив» (по решётке Келли) показал, что смысловое наполнение этого понятия идентично во всех группах испытуемых. Конструкт «счастлив» имеет достоверно высокий 32 (р < 0,05) коэффициент согласованности с конструктами: «удачлив» (что вообще характерно для подростков), «материально обеспечен», «имеет крепкое здоровье», «пользуется уважением» и «живёт в дружной семье». Таким образом, целостная структура жизненных ценностных ориентаций принципиально не отличается у всех сравниваемых групп. Подростки независимо от состояния здоровья и состава семьи имеют общие интересы, ценности и жизненные ориентиры. Даже тяжело больной подросток в первую очередь остаётся подростком, а уже затем больным. Полученные результаты позволяют предположить, что формирование ценностных предпочтений в подростковом периоде происходит при доминирующем влиянии культурного образца и малочувствительно к индивидуальным особенностям жизненного опыта, даже таким экстремальным как тяжёлое инвалидизирующее и смертельно опасное заболевание. Овечкина С. Ю., Пугач О.И., Серебрянский Ю.Е. Московский лечебно-диагностический Центр Минобороны России ВОПРОСЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ КОРРЕКЦИИ ПСИХОСОМАТИЧЕСКИХ НАРУШЕНИЙ ПРИ АРТЕРИАЛЬНОЙ ГИПЕРТОНИИ По данным ряда авторов (Л.В. Бондарева 1980; Л.И. Вассерман 1981; В.В. Константинов 1996, и др.), сердечно-сосудистые заболевания занимают одно из ведущих мест по распространенности, инвалидизации и смертности населения в большинстве стран мира. Артериальная гипертония занимает ведущее место в структуре общей заболеваемости сердечно-сосудистой болезнями. По данным обследования репрезентативной выборки (2003г.) распространенность гипертонии в России среди мужчин составляет 39,2%, среди женщин – 41,1%. Гипертоническая болезнь является одним из факторов риска развития ишемической болезни сердца, инсультов мозга и в свою очередь инфаркта миокарда. Социальная значимость рассматриваемой проблемы связана также с тем, что данные заболевания все чаще развиваются у лиц молодого возраста, приводя их к частичной, а иногда и полной утрате трудоспособности. Как известно, нервно-психический фактор занимает одно из ведущих мест в генезе гипертонической болезни. Многочисленные данные различных авторов (Л.В. Шпак 1998; С.Л. Соловьева 1991; В.В. Плотников 2002, и др.) и наши собственные наблюдения 33 свидетельствуют о наличии личностных изменений у больных данной кардиальной патологии. Среди важнейших психологических проявлений у них преобладали личностная и реактивная тревожность (ЛТ и РТ), депрессивность, ипохондричность, фиксация на своих болезненных ощущениях, связанных со страхом смерти, потерей чувства «Я», что, несомненно, отражается на течении и прогнозе заболевания, приводя иногда к значительной социальной дезадаптации. Целью настоящего исследования стал анализ особенностей психологического консультирования больных артериальной гипертонией. Исследование проводилось на базе отделения кардиологии Республиканской Клинической больницы № 1 г. Москвы. В нем участвовало 30 больных с артериальной гипертонией среди них: 10 человек с пограничной артериальной гипертонией; 10 человек – с гипертонической болезнью I и II стадии; 10 человек - с гипертонической болезнью III стадии. В ходе исследования были использованы следующие методики: шкала реактивной и личностной тревожности Спилбергера - Ханина, 1978; методика диагностики стрессоустойчивости Холмса и Раге, 1992; методика диагностики предрасположенности личности к конфликтному поведению К. Томаса; тест «руки», 1971; методика выявления коммуникативных и организаторских склонностей (КОС-2). Исследовав уровни личностной и реактивной тревожности у больных гипертонией, мы выявили, что для них характерны повышенная личностная и ситуативная тревожность. Такие показатели тревожности у данной группы больных могут быть обусловлены характером заболевания, его течением и прогнозом, а также личностными особенностями больных. Среднее значение стрессоустойчивости и социальной адаптации, измеряемое тестом Холмса-Раге, в целом по группе составило 201,88. У лиц с артериальной гипертензией III степени, в отличие от лиц из группы артериальной гипертензии I и II степени, среднее значение степени стрессовой нагрузки составило 281,1. У обследуемых, отнесенных к группе артериальной гипертензии I и II степени, среднее значение степени стрессовой нагрузки составило 169,5. Мы видим, что с увеличением тяжести заболевания стрессоустойчивость повышается. Это может быть вызвано необходимостью сдерживать эмоциональные реакции на стресс с целью предотвращения повышения артериального давления. Исследуя конфликтность больных, мы установили, что респонденты используют в своей деятельности практически все 34 стратегии поведения. Но наибольшее количество баллов у большинства респондентов (10 из 14) приходится на тактику избегания, ухода от конфликта. Полученные данные позволили предположить, что использование тактики избегания может быть вызвано страхом провоцирования подъемов артериального давления, возникновения приступов или гипертонических кризов. Экспериментально было установлено, что больные с гипертонией, набравшие 5-8 баллов имеют коммуникативные и организаторские склонности ниже среднего. Они не стремятся к общению, предпочитают проводить время наедине с собой. В то время как, набравшие от 9 до 12 баллов, стремятся к контактам с людьми, отстаивают свое мнение. Однако потенциал их склонностей не отличается высокой устойчивостью. Исследовав проявления агрессивности у наших больных, мы видим, что среди испытуемых преобладает высокий уровень проявления агрессии, в том числе, мужчинам более свойственен высокий уровень (70% испытуемых), женщинам – низкий уровень (70% испытуемых). Таким образом, анализируя результаты исследования, можно сделать следующие выводы: Для больных с гипертонической болезнью характерен повышенный уровень ситуативной тревожности, пониженный уровень стрессоустойчивости, предпочтение стратегии избегания конфликта, средняя выраженность коммуникативных способностей и достаточно высокий личностный уровень агрессии. У больных с гипертонической болезнью выявляется концентрация внимания на своем заболевании, появление некоторых эгоцентрических черт характера, ипохондрические, неврастенические и обсессивно-фобические реакции. Статистически значимой для больных гипертонической болезнью является связь перечисленных особенностей психологического статуса с частотой подъемов артериального давления, их длительностью, общей длительностью заболевания и его клиническим течением. Оказываемая помощь при артериальной гипертонии требует комплексного подхода, в котором немаловажную роль играет психокоррекционная работа. Формы работы могут носить как индивидуальный, так и групповой характер. В нашем случае она должна быть направлена на нормализацию эмоционального состояния больных, снижения уровня тревожности. Возможно применение гештальт-терапии для осознания своего актуального состояния и важности непосредственного эмоционального переживания для 35 оптимального функционирования мотивационной сферы по принципу саморегуляции организма. Необходимо научить пациентов правильному отреагированию своих эмоциональных реакций в социально приемлемой форме и сформировать у них способности к эмоциональной регуляции. Психокоррекционная работа также должна быть направлена на личностный рост пациентов, на развитие их самопознания, апробацию новых способов поведения и межличностного взаимодействия. В процессе комплексного лечения артериальной гипертонии могут быть использованы разные психотерапевтические подходы и методы: поведенческая психотерапия, телесноориентированная психотерапия, аутогенная тренировка, связанная с освоением методов мышечной релаксации, дыхательная гимнастика (для снятия внутреннего напряжения и стресса). Для лучшего психотерапевтического воздействия необходима индивидуальная разработка рекомендаций, соответствующих соматическому состоянию пациента, по организации образа жизни с оптимальными физическими и интеллектуальными нагрузками. Таким образом, непрерывное снижение трудовых ресурсов общества в результате повышения заболеваемости обуславливает необходимость максимально полного вовлечения людских ресурсов в трудовую деятельность, а значит, и необходимость скрупулезного изучения психологических механизмов формирования новых подходов к реабилитации больных. Ровинская Т.И. Московский государственный открытый педуниверситет им. М.А.Шолохова ГЕНДЕРНАЯ СОЦИАЛИЗАЦИЯ ДЕТЕЙ, ВОСПИТЫВАЮЩИХСЯ В УСЛОВИЯХ ДЕПРИВАЦИИ СЕМЕЙНЫХ ОТНОШЕНИЙ Гендерная социализация – процесс усвоения индивидом культурной системы гендера того общества, в котором он живет, своеобразное общественное конструирование различий между полами. Принадлежность человека к определенному полу определяет становление личности, ее интересы, формирование особой системы представлений о себе как о человеке определенного пола, включающей специфические для мужчин и женщин потребности, мотивы, ценностные ориентации и соответствующие этим образованиям формы поведения. 36 Половая идентичность – это единство самосознания и поведения индивида, относящего себя к одному или другому полу и ориентирующегося на требования соответствующие половой роли. Проблема становления половой идентичности является одной из наиболее актуальных проблем, поскольку половая идентичность относится к числу базовых характеристик человека, в значительной степени определяющих его самосознание и задающих направление его социализации (И.С. Кон, 1981). Современные исследования половой идентичности указывают на сложный характер этого личностного образования. Формирование этой системы детерминировано, с одной стороны, физиологичными процессами роста и развития и, с другой - происходит посредством половой социализации, понимаемой как передача устойчивых форм социального поведения в соответствии с ролью. Есть основания предполагать, что ведущее значение в процессе становления позитивной половой идентичности принадлежит взрослым, которые помогают осознать ребенку его собственную половую принадлежность и начинают сознательно и бессознательно обучать ребенка его половой роли в соответствии со стереотипами маскулинности и феминности, принятыми в данном обществе. Семья как элемент общества во все времена играла ведущую роль в воспитании социального поведения ребенка, его нравственных чувств. В семье ребенок учится социальным ролям, которые ему предстоит выполнять в будущем. Полоспецифическое отношение к детям со стороны родителей, определяет содержание половой идентичности мальчиков и девочек. Родитель того же пола выступает как необходимая и наиболее доступная модель обучения соответствующему полу поведения. Свою половую принадлежность ребенок из семьи устанавливает рано: на протяжении дошкольного детства он присваивает многие поведенческие формы, интересы и ценности своего пола. Дети же из детских домов изолированы от этих ценностей. В.С. Мухина, говоря о роли взрослых в половой идентификации ребенка, указывает на то, что ребенок подражает всему, как полезным формам поведения, так и вредным (брань, курение и др.) (В.С. Мухина, 1988). А.И. Захаров отмечает, что родитель того же пола выступает как необходимая и наиболее доступная модель обучения соответствующему полу поведения. Формирование позитивной половой идентичности, соответствующей своему полу, зависит также от родительских ожиданий. Известно, что если до пяти лет родители 37 обращаются с мальчиком, как с девочкой, и наоборот, то вероятность транссексуального развития ребенка возрастает и часто становится необратимой. Виднейшие сексопатологи Г.С. Васильченко, Н.В. Иванов, А.М. Свядощ, М.А. Жуковский и др., изучавшие нарушения психосексуального развития, особо акцентируют внимание на том, что причины отклоняющегося полоролевого поведения наиболее часто связаны с нарушениями в сложном и многомерном процессе половой социализации. Недостаточная дифференцированность половых ролей в семье и вне семейном окружении, расплывчатые образцы маскулинности – феминности и предрассудочные их оценки, восприятие ребёнком любого поведения окружающих в качестве образца, патологизация нормальных и недооценка патологических проявлений пола, огрехи полового воспитания и т.д. образуют наиболее активные условия искажения полоролевого поведения (Г.С. Васильченко, 1977). Если дети в семье идентифицируются с их родителями, с близкими родственниками и со сверстниками, то дети из детского дома, идентифицируются, прежде всего, со своими сверстниками, т.е. мальчиками и девочками из группы. Дети, воспитывающиеся в детском доме, не имеют в своем окружении адекватных моделей для становления у них правильной гендерной идентичности, поскольку они наблюдают взрослых, как правило, при выполнении ими своих служебных обязанностей. Это является одним из факторов, определяющих низкую дифференцированность гендерной идентичности детей, выросших в условиях депривации семейных отношений. Эта недостаточная дифференцированность, расплывчатые образцы маскулинностифеминности, восприятие ребенком любого поведения окружающих в качестве образца, огрехи полового воспитания образуют наиболее активные условия искажения гендерного поведения. Психологи А.М. Прихожан и Н.Н. Толстых, в течение нескольких лет занимающиеся исследованием воспитанников интернатных учреждений, выдвинули следующую гипотезу: у детей, растущих в детских учреждениях, наблюдается не просто отставание, а интенсивное формирование некоторых принципиально иных механизмов, позволяющих ребенку приспособиться к жизни в детском доме и тем самым как бы заменяющих ему личность (А.М. Прихожан, Н.Н. Толстых, 2005). Неправильное формирование половой идентичности является индикатором нарушения психического здоровья и адаптации человека. Следствием нарушения половой идентичности является глубокий 38 конфликт, нередко порождающий различные формы антисоциального поведения. Невозможность принять четко очерченную гендерную роль приводит к дезинтеграции и изменению ценностных критериев (идеалы, моральные нормы, этические потребности). Отсюда возникает потребность в переосмыслении сущности процесса воспитания, поиске новых подходов при формировании личности ребенка, способствующих его наиболее полному развитию как представителя определенного пола, ведь именно половой идентичности принадлежит роль ведущего регулятора аутогенных адаптационных процессов связанных с трансформацией образа Я при освоении новых социальных ролей. Симонова Н.А. Березниковский филиал Пермского госуниверситета ОСОБЕННОСТИ КОПИНГ-ПОВЕДЕНИЯ БОЛЬНЫХ ИШЕМИЧЕСКОЙ БОЛЕЗНЬЮ СЕРДЦА С РАЗНЫМИ ТИПАМИ ПОВЕДЕНЧЕСКОЙ АКТИВНОСТИ Общеизвестно, что одной из причин, ведущей к возникновению ишемической болезни сердца, является психоэмоциональное напряжение, длительно существующие отрицательные эмоции с подчёркнутым фоном фрустрированности, неудовольствия, неопределённости. При этом человек руководствуется в своем поведении социальными установками, прошлым опытом и выработанными стратегиями совладания со стрессом. К коронарным заболеваниям предрасполагают типы поведенческой активности, описываемые как объективно наблюдаемые поведения типа А и Б, которым присущи полярные характеристики: для поведения типа А характерны сверхвовлеченность в работу, сверхактивность, амбициозность, соревновательность, враждебность, экспрессивность, эмоциональная несдержанность; поведению типа Б, напротив, присущи неторопливость, взвешенность, рациональность, медлительность, тщательность, стремление следовать стереотипам и др. Выделяют также промежуточные типы, подтипы и тенденции следовать одному из типов поведения (R.H. Rosenman, M.Friedman, 1959; E. Petzold, 1976; З.И. Янушкевичус, 1982; Л.Ф. Бурлачук, Е.Ю. Коржова, 1992; А. Либина, А. Либин, 1998 и др.). Цель настоящего исследования – определение копинг-стратегий больных ишемической болезнью сердца в зависимости от типа 39 поведенческой активности. Обследовано 170 пациентов с диагнозом «ишемическая болезнь сердца», в возрасте 37 – 55 лет, находящихся на лечении в кардиологическом стационаре. Для достижения цели исследования использованы следующие методики: стандартизированное интервью, «тип поведенческой активности» (ТПА); опросник способов совладания Р.Лазаруса и С.Фолкман, опросник для оценки качества жизни (Н.Е. Водопьянова); опросник нервно– психического напряжения (НПН) Немчина-Норакидзе, шкала «активность – оптимизм» (AO) И.С. Шуллера и А.Л. Комуниана (адаптация Н.Е. Водопьяновой, О.Г.Новиковой,2001) . Проведенные нами исследование позволяют сделать ряд выводов относительно особенностей поведения больных ишемической болезнью сердца с разными типами поведенческой активности: Больные ишемической болезнью сердца преимущественно склонны к поведенческой активности по типу А (78 чел., или 45,9 %), в меньшей - по типам Б (59 чел., или 34,7 %) и АБ (33 чел., или 19, 4 %). Личностные характеристики испытуемых, определенные для каждого типа поведенческой активности, могут рассматриваться как стрессогенные факторы, которые выступают основанием для возникновения ишемической болезни сердца, что в целом согласуется с литературными данными. Установлены статистические значимые различия в копинг – поведении у больных между типами А и Б в стратегиях конфронтационного копинга, поиска социальной поддержки, личных достижений (p<0,01), самоконтроля (p<0,001). Получены статистические значимые различия между типами А и Б по основным параметрам в оценке качества жизни (p<0,01); НПН (p<0,001), при этом для обоих типов зафиксированы почти запредельные уровни, а для АБ – низкий уровень НПН; активностиоптимизма (p<0,001): типу А больше свойственна деструктивная активность, для типа Б характерен реализм и рационализм, типу АБ свойственна вера в успех, позитивный настрой, проблемноориентировочная стратегия преодоления стресса. Результаты данной работы в целом согласуются с литературными данными. Они могут быть использованы в психотерапевтической практике, для разработки программ реабилитации больных ишемической болезнью сердца. Смыслова Г.А. Московский Межрегиональный институт гуманистической психотерапии 40 ГРАФОЛОГИЧЕСКОЕ КОНСУЛЬТИРОВАНИЕ КАК НОВОЕ НАПРАВЛЕНИЕ ПРАКТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ И ПСИХОТЕРАПИИ В настоящее время активно развивается экспресс-диагностика личности, в частности, посредством анализа почерка. При этом методы экспресс-диагностики становятся особенно важны в деятельности практического психолога, консультанта и психотерапевта. Однако к используемым практиками-психологами методам чаще относились анализ невербальных проявлений человека, анализ его высказываний и т.п. Тем не менее, до настоящего момента практически не использовались возможности работы с почерком в процессе психологического консультирования и психотерапии. Еще И.М. Сеченов отмечал, что всякое представление, возникающее в психике, любая тенденция, связанная с этим представлением, заканчивается движением (И.М. Сеченов, 1966). Письмо же есть «проекция нашего сознания в форме определенного рода фиксированных движений. В письме рефлекторно отражаются свойства психики человека» (Д.М. Зуев-Инсаров, 1998). Таким образом, в почерке отражаются глубинные особенности личности, которые проявляются в независимости от желания пишущего, т.к. почерк формируется постепенно в процессе всей жизни человека и фиксируется в мозге. Известны опыты Н.А. Бернштейна, в которых испытуемым приходилось писать ногой, при этом почерк практически не менялся. Отсюда можно сделать вывод о том, что в почерке как продукции мозга отражается психическое как свойство мозга бессознательно и неподконтрольно человеку. Эта особенность почерка и является базовой для использования его в качестве диагностического инструмента. То, что происходит в мозге, в психике, отражается и закрепляется в почерке, любое изменение психических структур приводит к изменению почерка. При этом этот процесс изменения - двусторонний, т.е. то, что меняется в почерке, отражается на психическом в целом (связь внешнего и внутреннего). Таким образом, воздействуя на личность через почерк, сознательно изменяя его можно проводить глубинную коррекцию личности (изменяются паттерны, которые записаны в мозге). Однако очевидно, что почерк сам по себе меняется медленно и не может измениться за минуту, день и т.п. Поэтому и психологическая коррекция через изменение почерка будет занимать длительное время и требовать систематических занятий, но того же требует и любой 41 другой вид психологической коррекции и психотерапии. При этом работа с почерком позволяет свести к минимуму частые посещения психолога или психотерапевта и превращает процесс психотерапии в некое подобие «домашней работы». А обучив человека основам знаний о почерке, мы даем ему возможность при желании самостоятельно диагностировать свое состояние, свои личностные черты и проблемные зоны и корректировать их. При всех своих преимуществах графологическое консультирование имеет ряд недостатков: Во-первых, существуют возрастные ограничения использования метода – почерк становится отражением личности человека не в пятишестилетнем возрасте (когда ребенок начинает писать), а значительно позднее (примерно к подростковому возрасту), а сознательно изменять почерк, используя систематические занятия возможно только с позднего подросткового возраста (при этом не всегда), следовательно, и графологическое консультирование можно проводить, начиная примерно с 14-15 лет. Во-вторых, имеются ограничения, связанные с личностными чертами – так, например, если диагностируется значительная склонность лениться, то очевидно, что человек не в состоянии будет проявлять усидчивость для систематических занятий с почерком. В-третьих, мешает неразработанность графологии как научного метода – существует множество различных школ графологической диагностики, одни из которых не имеют научного и экспериментального обоснования, другие – хоть и опираются на достаточную экспериментальную базу, не связываются между собой, т.е. не существует единой системы интерпретации почерка. В-четвертых, существует проблема обучения психологов для работы с почерком – в настоящее время графология как метод научной психологии практически забыт, однако изначально он широко использовался в психиатрической практике, а теперь мало кто из специалистов-психиатров и психологов сможет по почерку определить психологическое состояние и характер человека – соответственно необходимо возобновлять практику обучения психологов азам диагностики и работы с почерком, а программы и системы обучения графологии сейчас не существует. Если первые два недостатка вряд ли могут быть устранены, то проблемой разработки графологии как метода психологической диагностики и коррекции личности сейчас занимается группа московских психологов и психотерапевтов, включая и автора статьи. В настоящее время создается единая база и система интерпретации почерков с 42 целью дальнейшего использования ее в рамках психологической коррекции и психотерапии личности. Параллельно проводится серия успешных экспериментов по изменению через почерк личностных черт и моделей поведения. Можно говорить о том, что складывается новое направление психологической коррекции и психотерапии, которое может выступать как отдельным инструментом работы, так и использоваться в совокупности с другими методами и направлениями психотерапии. Узлов Н.Д. Березниковский филиал Пермского госуниверситета ЗАИКАНИЕ У ПОДРОСТКОВ: ЛЕЧИТЬ ИЛИ ПРЕОДОЛЕВАТЬ? Терапия заикания медикаментозными средствами и традиционно используемыми для этих целей логопедическими приемами, симптоматической суггестией или гипнозом, как правило мало эффективна. Улучшение, если и наступает, то относительно кратковременно. В этом смысле понятен скепсис зарубежных логопедов, среди которых только 7 % считают, что заикание можно успешно лечить (Н.Л.Карпова,1997). Личный опыт терапии 150 заикающихся подростков (1990-2006 гг.), с одной стороны разделяет этот скепсис. Вместе с тем, катамнестические данные дают возможность смотреть на эту проблему более оптимистично. Общаясь с некоторыми бывшими пациентами, я задавал вопросы: а как теперь, когда вы стали взрослыми, обстоит дело с заиканием; как оно влияет на вашу карьеру и личную жизнь; что было наиболее важным, по вашему мнению, в проводимом ранее лечении? Следует отметить, что эти 11 чел. – люди, в основном, успешные, получившие образование, имеющие семьи и детей, работающие в профессиях, где общение с людьми играет немаловажную роль (двое из них занимают ответственные должности начальника смены и менеджера торговой фирмы). Почти все опрошенные продолжают немного заикаться, и только у двоих заикание прекратилось совсем, чему способствовали, по их мнению, удачный брак и личные достижения в спорте. Все респонденты в один голос ответили, что да, заикание присутствует, но «оно само по себе, а жизнь – сама по себе», «оно иногда мешает, даже усиливается, но из-за этого я не чувствую себя ущербным»; и что более важным в психотерапевтических занятиях было обучение уверенному поведению, т.н. «речевой наглости», направленной на преодоление двух негативных тенденций, 43 которые присутствуют в обществе по отношению к заикающимся – потворствующей и прерывающей. Потворствующая (основанная на жалости) тенденция проявляется тем, что окружающие всячески стараются помочь страдающему заиканием высказать мысль, фактически проговаривая ее за него. Они также разрешают им не выполнять ряд привычных для каждого человека социальных функций (сходить в магазин, договориться с кемнибудь о встрече, узнать у прохожего, который час, уточнить адрес или местоположение и проч.). В школе такие учащиеся избавлены от необходимости выступать у доски или отвечать урок вслух, участвовать в коллективных мероприятиях в классе. Потворствующая тенденция служит основанием для формирования мощной вторичной выгоды. Другая тенденция - доминирующая (прерывающая) характеризуется тем, что заикающихся никогда не дослушивают до конца взрослые и (или) подвергают насмешкам сверстники. Личностные особенности пациентов, страдающих заиканием, часто представлены нерешительностью, робостью, стеснительностью, тревожностью, несамостоятельностью, социальной интравертированностью, отсутствием веры в себя, низкими притязаниями и самооценкой. Все эти качества оппозиционируют терапевтическому воздействию, поскольку последнее предполагает прямо противоположные изменения в личности. Отсюда следует один очень важный вывод: лечить надо не столько само заикание, сколько оказывать воздействие на те условия, которые поддерживают неадаптивное речевое поведение. Преодолеть эти тенденции позволяет соблюдение ряда правил. Они вытекают из выше изложенных предпосылок и получили эмпирическое подтверждение. Правило 1. «Говори громче». Усиление громкости речи автоматически делает ее более ритмичной, четкой и выразительной, согласованной с дыханием. Этот прием способствует синхронизации речи, мышечного тонуса и дыхания. Человек, говорящий громко, уже не может чувствовать себя кинестетически зажатым, а, следовательно, стеснительным и робким. Кроме того, громкая речь способствует активизации визуальной системы приема и переработки информации (правило 2). Правило 2. «Не смотри вниз». Нами эмпирически установлено, что обращение к визуальному каналу (взгляд направлен вправо или влево вверх) резко улучшает качество речи. При этом пациенты могут произносить относительно длинные фразы или вести диалог, не заикаясь. Закрепление этого навыка важно еще и потому, что 44 визуалистам, как это следует из базовых принципов НЛП, в значительной мере свойственны такие качества как напористость, настойчивость, доминантность и др., чего как раз не хватает лицам, страдающим заиканием. Правило 3. «Оставляй за собой последнее слово» направлено на преодоление последствий потворствующей и доминирующей тенденций. Пациенты вырабатывают навык завершения речевых ситуаций, что укрепляет чувство уверенности в себе, осознание того факта, что они управляют ситуацией, не позволяют другим сделать себя объектами речевых манипуляций. Правило 4. «Отстаивай свои интересы» предполагает, что заикающийся подросток делает акцент на содержательной части речи, а не на качественных ее характеристиках. Оно включает развитие навыков диалогового общения, умения договариваться, отстаивать свое мнение. Нами, в частности, использовался такой прием: на первых занятиях с заикающимся договаривалось, что занятия с ним будут начинаться в строго назначенное время, на которое никто не вправе посягнуть. Далее, через 3-4 недели вводился проверочный тест: на это же время назначались клиенты, часто достаточно конфликтные, с которыми пациент-подросток должен был самостоятельно договориться. Вмешательство психотерапевта допускалось только в том случае, если заикающийся действительно пытался отстаивать свои интересы. Одна из таких ситуаций закончилась тем, что пациентка пропустила впереди себя несколько человек и была вынуждена ждать окончания приема, обращаясь к психотерапевту с вопросом: а как же я? В другой раз она действовала более решительно, используя этот опыт в другой проблемной ситуации, покупая товары на рынке. В целом эти идеи вписываются в парадигму когнитивнобихевиоральной модели психотерапии и более детально изложены в одной из моих публикаций (Н.Д.Узлов, 2005). Важным моментом в терапии заикающихся является самоанализ речевого поведения путем ведения дневника, в котором фиксируются сама ситуация, приемы, которые использовались, успешность их применения и проч. Наш опыт терапии заикания показывает, что устранение факторов, поддерживающих заикание, преодоление вторичных выгод, формирование речевой смелости, адекватной самооценки делает само заикание невостребованным, создает условия для его угасания. Узлов Н.Д., Устюгова И.И. Березниковский филиал 45 Пермского госуниверситета ПРЕОДОЛЕНИЕ ЖИЗНЕННЫХ ТРУДНОСТЕЙ ПОДРОСТКАМИ, ИМЕЮЩИМИ НАРУШЕНИЯ СЛУХА Изучение проблем совладания с жизненными трудностями, копинг-поведения – сравнительно новое направление в отечественной психологии. Отношение человека к неблагоприятным жизненным событиям детально исследовано в работах Л.Г. Дикой с соавторами (1996, 1999); Н.В. Тарабиной (1999, 2001) и другие. При этом, как правило, подчеркивается значение экстремальности события, его стрессогенности или исключительности. Между тем, как справедливо указывает Л.И. Анциферова (1994), число сложных ситуаций в настоящее время значительно возросло не только в сторону их экстремальности, но и повседневности. При этом большое значение, как в теоретическом, так и практическом плане, приобретает изучение продуктивности копинг – стратегий, к которым прибегает человек в процессе совладания с жизненными трудностями на уровне «биографического», повседневного опыта, «повседневных неприятностей» по Р. Лазарусу (R.S.Lazarus, S.Folkman, 1984). Особую значимость эти исследования приобретают при изучении совладающего поведения людей с ограниченными возможностями, в первую очередь, детей и подростков. Установлено, что не только больные, но и здоровые подростки не владеют способами сохранения своего психологического здоровья, стабилизации эмоционального состояния; они не видят наглядных примеров того, как и когда необходимо справляться и бороться со стрессами, осознают свою беспомощность в изменении трудности ситуаций (И.А. Сирота, В.М. Ялтонский, 1993; Д.А. Фабер, 2001; М.М. Безруких, 2004 и др.). Особый интерес представляют подростки с нарушением слуха. По данным статистики, ежегодно возрастает их количество. Этим детям очень трудно адаптироваться в обществе, особенно если степень их тугоухости оказывается высокой (III, IV степень). С другой стороны, российское общество не готово принять таких детей. Поэтому проблема того, каким образом подростки, имеющие нарушения слуха, справляются с трудными жизненными ситуациями, является особенно актуальной. Проведено комплексное психологическое обследование 50 подростков (25 мальчиков и 25 девочек), учащихся школы-интерната 46 для слабослышащих и позднооглохших детей г. Перми. Использовались интервью, анкетирование, биографическая анкета, методика определения индивидуальных копинг – стратегий Э. Хайма, опросник «Копинг-поведение в стрессовых ситуациях» Н.С. Эндлера, Д.А. Паркера (в адаптации Т.Л. Крюковой, 2005); копинг-тест «Опросник о способах копинга» Р. Лазаруса и С. Фолкман (в адаптации Т.Л. Крюковой, Е.В. Куфтяк, 2005). Результаты исследования позволили сделать следующие выводы: 1. Для слабослышащих подростков, как для девочек, так и для мальчиков, наиболее характерна стратегия избегания (мысленное стремление и поведенческие усилия, направленные к бегству или избеганию проблемы). Слабослышащие подростки также менее способны к планированию решения проблемы, чем их сверстники с нормальным слухом. 2. Для мальчиков со сниженным слухом наиболее характерны стратегии игнорирования, агрессивность и активное избегание. Для девочек – игнорирование, установка собственной ценности, растерянность, пассивная кооперация, активное избегание. Сходства в реакциях мальчиков и девочек наблюдается при анализе когнитивных и поведенческих копинг – стратегий (и те и другие предпочитают игнорирование и активное избегание). 3. Трудности, с которыми сталкиваются слабослышащие дети, имеют преимущественное отношение к проблемам общения, при этом в большей степени страдает его интерактивная и перцептивная функции. Фадеева М.С., Шевкова Е.В. Пермский госуниверситет ВОСПРИЯТИЕ САМОРЕГУЛЯЦИИ ПСИХИЧЕСКИХ СОСТОЯНИЙ У БЕЗРАБОТНЫХ Настоящее исследование проводилось в рамках разработки вопроса восприятия саморегуляции психических состояний. Объектом исследования выступило восприятие саморегуляции психических состояний, предметом - восприятие саморегуляции психических состояний у безработных. В рамках данной работы нами была выдвинута гипотеза о том, что полученные результаты по предъявляемым методикам (ретроспективный самоотчет, рисуночный метод, ССП) будут значимо отличаться у безработных и работающих 47 людей. Цель исследования состояла в выявлении различий в восприятии саморегуляции психических состояний у безработных и работающих людей. Для реализации данной цели нами были сформулированы следующие задачи: 1) провести теоретический анализ истории и современного состояния данной проблемы; 2) подобрать средства эмпирического изучения восприятия саморегуляции психических состояний; 3) провести качественный анализ полученных данных; 4) рассмотреть различия данных, в зависимости от вида деятельности. Исследование проводилось с 15 января по 17 февраля 2007 г. В исследовании приняло участие 120 человек (в возрасте от 18 до 45 лет, средний возраст – 32 года). Из них 60 человек состоящих в центре занятости населения Дзержинского района г. Перми, получающих денежное пособие по безработице; 60 человек трудоустроенных в различных организациях г. Перми, имеющих стаж работы не менее одного года. Выборка уравновешена по признаку пола (60 мужчин и 60 женщин). Испытуемым предлагалось 3 методики (метод ретроспективного самоотчета, рисуночный тест и опросник В.И. Моросановой «Стиль саморегуляции поведения» (ССП-98)). В результате анализа самоотчетов установлено, что в ходе сравнения категорий контент-анализа с помощью критерия - углового преобразования Фишера нами были получены значимые различия. Для группы рабочих людей было характерным выделение таких категорий, как «анализ ситуации», «действия во внешнем, физическом плане», «особенности поведения, черты личности, жизненные принципы», «конечный результат», в то время как группа безработных указывала категории «коммуникативная активность», «внутренние действия». Эти различия можно объяснить различиями в профессиональной деятельности По результатам рисуночного теста, при использовании того же критерия - углового преобразования Фишера, значимыми различия оказались практически по всем категориям: работающие люди намного богаче отображают свой внутренний мир и свои переживания в графическом плане. Они активно используют в своих рисунках такие категории как: «человек» (изображая как себя, так и окружающих людей), «предметы человеческой жизни», «конечный результат», «положительные и негативные эмоции», «переходные состояния», «регуляторы». Так же необходимо отметить, что работающие люди изображают динамические картины мира. В свою очередь для безработных труднее передать свои переживания и отобразить их в графическом виде, на что указывает значительный выбор категории 48 «отрицание негативных ситуаций». Исходя из этого, можно предположить, что в какой-то степени отсутствие профессиональной деятельности приводит к сложности в графическом изображении свих эмоций. По результатам методики «Стиль саморегуляции поведения» выявлено, что у работающих людей навыки «планирования» и «оценки результатов» выражены сильнее, чем у безработных. Данный факт непосредственно указывают на различия в занимаемой респондентами деятельности, что опять же свидетельствует в пользу выдвинутой нами гипотезы. РАЗДЕЛ II. КЛИНИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ В ПСИХИАТРИИ, ПСИХОЛОГИЯ ЗАВИСИМОГО ПОВЕДЕНИЯ Асадулина О. А., Бергфельд А. Ю. Пермский госуниверситет ПРОБЛЕМА ДИАГНОСТИКИ ЛИЧНОСТИ, СКЛОННОЙ К СУИЦИДАЛЬНОМУ ПОВЕДЕНИЮ Изученная нами литература по проблеме суицида, в основном, посвящена теоретическому аспекту рассмотрения данной проблемы. Недостаточность эмпирических исследований вызывает необходимость изучения такого явления как суицид, и связанных с ним суицидоопасных состояний личности. Исследование людей, склонных к суицидальному поведению, всегда сопряжено с целым рядом трудностей: существуют трудности в выборе методических средств, в организации исследования; этическая проблема, связанная с психотравмирующим эффектом описания человеком своего отношения к суициду; а также трудности в подборе участников исследования. Предмет настоящей работы – проблема диагностики склонности к суицидальному поведению. Цель работы на данном этапе исследования – изучение методов, позволяющих выявить суицидальные наклонности людей. Самоубийство — осознанные преднамеренные действия, направленные на добровольное лишение себя жизни и приведшие к 49 смерти. В отношении к психически больным (шизофрения, психозы), данный термин может быть применен только в том случае, если больной, совершая самоубийство, мог отдавать себе отчет о совершаемых действиях и руководить ими. Для диагностики личности, склонной к суицидальному поведению, используют следующие методы: опросник «Индекс жизненного стиля», беседа, интервью, «Рисунок несуществующего животного», тест Роршаха (Е.Т. Соколова, Ю.А. Сотникова), СМИЛ (В.М. Бурыкин), клинико-катамнестический метод (В.В. Ковалев). Клиникокатамнестический метод применим только для психически нездоровой личности, методы опросник «Индекс жизненного стиля», беседа, тест Роршаха, СМИЛ, «Рисунок несуществующего животного» ориентированы на психически здоровую личность. Перечисленные методы лишь косвенно выявляют суицидальные наклонности личности. Они позволяют оценить эмоциональную сторону личности (суициденты не столько познают, сколько эмоционально оценивают; свои переживания они передают, определяя их как чувственное омертвление, замораживание, автоматичность или механистичность и др.). Также в литературе хорошо представлен социологический аспект, где указаны способы ухода из жизни, возраст и пол покончивших с собой, место и время совершения самоубийства и т. д., но это не позволяет раскрыть психологическую сущность суицидальной склонности. Истоки суицидальной активности следует искать в самом человеке. Отечественный психолог Г. И. Гордон указывает на то, что изменения происходят внутри человека: «Где-то внутри человека как бы лопается пружина, которая заправляла всем сложным механизмом его бытия, ослабела какая-то сила, которая рождала в нем мысли и желания, заставляла его действовать, бороться и стремиться, – словом, жить» (В.В. Ковалев, 1986). На наш взгляд, причины суицидальной активности следует искать не только в личностных особенностях суицидента, но и в представлении человека о самом себе, что и является в перспективе предметом самостоятельного эмпирического исследования. Бурдин М.В. Пермская городская клиническая поликлиника № 6 50 КОГНИТИВНО-ПОВЕДЕНЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ ИГРОВОЙ ЗАВИСИМОСТИ Широкое распространение игровой зависимости (гемблинга) в последние годы привело к необходимости формирования адекватных психотерапевтических подходов к этой проблеме, поскольку психотерапия является ведущим методом лечения аддиктивных расстройств. Мы располагаем более чем пятилетним опытом психотерапевтического лечения гемблеров в условиях анонимного наркологического кабинета Городской клинической больницы №7. Настоящее сообщение базируется на анализе 80 законченных случаев терапии. В своей работе мы придерживались когнитивно-поведенческого направления, терапевтический эффект которого основан на «использовании приемов, позволяющих оценить неадекватные аспекты мышления, представлений, правила, которыми личность реагирует на внешние события» (Б. Д. Карвасарский и соавторы, 1998). Установление вариантов и форм «когнитивных искажений» и «иррациональных установок» (по терминологии A. Beck и A. Ellis) в процессе психотерапевтической работы позволяют выявить и описать достаточно типичные и устойчивые когнитивные комплексы (базовые дисфункциональные убеждения ), включающие в себя убеждения, ожидания, запросы, систему ценностей личности. Именно эти факторы являются «мишенью» психотерапевтического воздействия, и работа с ними играет решающую роль в успехе лечения. Основная программа психотерапии включает в себя следующие этапы: 1. Начальный (диагностический) этап состоит из 2-3 первичных консультаций психотерапевта (при сопутствующей химической зависимости - и психиатра-нарколога). В консультации участвует пациент и члены его семьи. Выясняются конкретные обстоятельства, приведшие семью на терапию, позиция идентифицированного пациента и запросы лица-инициатора обращения (в случае, если это не один и тот же человек). Психотерапевт дает информацию о заболевании и лечении. По итогам первичной консультации составляется индивидуальный план лечения, договор между психотерапевтом и пациентом, договор между пациентом и членами его семьи. Также на начальном этапе проводится экспериментально-психологическое исследование. 2. Базовый курс когнитивно-поведенческой психотерапии проводится в течение 5-6 недель и состоит из не менее 8 индивидуальных сессий и 2 сессий семейной психотерапии. Индивидуальная психотерапия заключается в проведении серии 51 консультаций, самостоятельной работы пациента в виде ведения «дневника автоматических мыслей», самоотчетов, выполнения заданий психотерапевта по выработке новых поведенческих навыков. Семейная психотерапия организуется с участием максимального количества членов семьи пациента и направлена на выявление патологических коммуникаций внутри семьи. При необходимости и по индивидуальному плану параллельно пациент обеспечивается групповыми формами психотерапии и взаимопомощи, медикаментозным лечением. Цели базового курса: 1) формирование у пациента адекватного представления о своем заболевании, преодоление анозогнозии, понимание необходимости длительного лечения и ограничительного поведения; 2) осознание внутренних механизмов патологического игрового поведения, связь их с иррациональными установками, эмоциональным состоянием пациента; 3) выработка навыков самоконтроля, эффективных способов совладания с патологическим азартом (копинг-стратегий) и проверка их на практике; 4) коррекция нарушенных семейных взаимоотношений, создание в семье пациента обстановки, способствующей преодолению зависимости; 5) психотерапевтическая поддержка близких пациента, знакомство с понятием созависимости и путями ее преодоления. 3. Поддерживающая психотерапия. Этап поддерживающего лечения проводится от 3 до 12 месяцев и более и заключается в психотерапевтических консультациях – индивидуальных и семейных, проводящихся с определенной регулярностью или по запросу пациента. Также на этом этапе проводятся групповые формы психотерапии, при необходимости – медикаментозное лечение. Цели этапа: адаптация пациента к новым условиям жизни, совершенствование навыков коррекции своего эмоционального состояния, профилактика рецидивов, дальнейшее улучшение семейных взаимоотношений. Практика проведения когнитивно-поведенческой психотерапии показала наличие как минимум 3 типов игровой зависимости, различающихся по изначальным социально-психологическим характеристикам, характеру формирования зависимости, базовые дисфункциональные убеждения, отношению к терапии и т. д. Тип 1. Пациенты в возрасте 16-25 лет, как правило, студенты, проживающие в родительской семье или тесно с ней связанные, находящиеся на полном или частичном иждивении родственников. Инициаторы обращения за медицинской помощью – родные. Игровые эпизоды не связаны с другими видами зависимого поведения. Базовые дисфункциональные убеждения – «Я – особенный», первоначальное 52 отношение к терапии больше формальное, особенности терапии – акцент на семейной форме и преодоление созависимости. Тип 2. Пациенты в возрасте 22-56 лет, как правило, имеющие среднее специальное образование, являющиеся (или являвшиеся в прошлом) кормильцами семьи. Инициаторы обращения за медицинской помощью – сами пациенты. Игровые эпизоды не связаны с другими видами зависимого поведения (в анамнезе – часто алкогольная зависимость). Базовые дисфункциональные убеждения – «Я должен восстановить справедливость», отношение к терапии заинтересованное, особенности терапии – акцент на преодолении анозогнозии и развитии навыков совладания с патологическим азартом. Тип 3. Пациенты в возрасте 20-43 лет, имеющие (или имевшие в прошлом) собственную семью и к моменту обращения находящиеся на иждивении супруга или родителей, они же инициаторы обращения за помощью. Игровые эпизоды часто сопровождаются употреблением алкоголя или наркотиков, имеется органический фон (последствия черепно-мозговой травмы и т. д.). Базовые дисфункциональные убеждения – «Я не несу ответственности за свою жизнь». Отношение к терапии – формальное или негативное. Особенности терапии – расширенный мотивационный этап, преодоление созависимости и лечение сопутствующей патологии. Не претендуя на полноту, это разделение демонстрирует необходимость дифференцированного (личностно-ориентированного) подхода к терапии и возможность когнитивно-поведенческой психотерапии обеспечить эту дифференциацию. Таким образом, применение когнитивно-поведенческой психотерапии в специфических условиях анонимного амбулаторного приема допустимо и заслуживает дальнейшего изучения с точки зрения эффективности и границ использования этого метода. Особый интерес представляет катамнестическое изучение таких пациентов. Гоголева В.Д., Узлов А.Н. Березниковский филиал Пермского госуниверситета ОТНОШЕНИЕ К БОЛЕЗНИ И ЛЕЧЕНИЮ БОЛЬНЫХ АЛКОГОЛИЗМОМ ПРИ ПЕРВИЧНОЙ И ПОВТОРНОЙ ГОСПИТАЛИЗАЦИИ Формирование адекватного отношения к собственному заболеванию, осознание болезни у зависимых от алкоголя является 53 необходимым условием для их эффективного лечения, выработки длительно действующих установок на трезвый образ жизни. В качестве категорий для такого рода анализа выступают понятия «внутренняя картина болезни», «реакция личности на болезнь», «отношение к болезни». Как в теоретическом, так и практическом плане, наиболее обоснованным и разработанным является подход к изучению личности (в т.ч. и этанолзависимой) как системы отношений (В.Н.Мясищев, 1960; А.Е.Личко, 1983; Л.И.Вассерман с соавт., 1990; В.М.Гузиков, В.М.Зобнев, Л.В.Клочкова, 1990; Б.В.Михайлов с соавт., 2002 и др.). Типология реакций личности на болезнь (классификация типов) разработана А.Е.Личко и Н.Я.Ивановым (1980). Ее особенностью является клинико-психологическое обоснование, делающее адекватным применение этой типологии при решении задач, стоящих перед клиническим психологом и врачом. Целью настоящей работы явилось исследование отношения к болезни и лечению у больных алкоголизмом (мужчин), выявление различий в этих феноменах при первичной и повторных госпитализациях. Для диагностики типа отношений к болезни использовался опросник ЛОБИ, разработанный в НИИ им. В.М.Бехтерева, и опросник отношения к лечению, исследующий 5 типов установок на лечение: достижение инсайта, изменение поведения, достижение симптоматического результата, вторичного выигрыша, пассивной позиции (Б.Д. Карвасарский. 2002). Испытуемые – 100 пациентов наркологических отделений МУ «Психиатрическая больница» г. Березники (ныне – «Краевая психиатрическая больница № 4», в т.ч. 50 чел. – госпитализированных первично, 50 чел. – повторно. В результате исследования у больных алкоголизмом диагностированы следующие типы отношения к болезни: гармоничный, эргопатический, анозогнозический, тревожный, сенситивный, дисфорический. Несмотря на то, что в обеих группах диагностируются схожие типы отношения к болезни, обнаружены высоко значимые статистические различия в степени выраженности черт в типе отношения к болезни. У впервые обратившихся пациентов более ярко выражены черты эргопатического и анозогнозического типов отношения к болезни (p < 0,001). Это можно объяснить наличием у них рентных установок или вторичной выгоды, они идут лечиться не ради того, что хотят избавиться от зависимости к алкоголю, а беспокоятся о том, чтобы не потерять работу или семью: «Принесёшь справку, что пролечился, оставим на работе, иначе увольнение»; «Иди лечиться, иначе развод». У 54 находящихся на повторном лечении, более ярко выражены черты тревожного и дисфорического типов отношения к болезни (p < 0,001). Для таких больных характерны поиск той «волшебной» таблетки, «кода», авторитетного доктора, которые избавят их от болезни, при собственном дистанцировании от процесса лечения. У них преобладает подавленное настроение, озлобленность на тех, «из-за кого пришлось пить», переживания по поводу неудачного лечения, неверие в эффективность средств медикаментозной терапии. Оценивая конкретное значение выбранных утверждений шкал опросника, нельзя не отметить противоречивость суждений объективным обстоятельствам (пребыванию больного в стационаре, ухудшению состояния здоровья, колебаниям настроения). Результаты исследования отношения к лечению выявили следующие особенности: у больных алкоголизмом мужчин при повторной госпитализации наиболее ярко выражены установки на симптоматические улучшения (p < 0,01) и пассивные установки (p<0,001); у повторно госпитализированных наблюдаются устойчивые установки на изменение поведения (p<0,05). У первично госпитализированных выявлены значимые связи между гармоничным и эргопатическим типами отношения к болезни и установкой на изменение поведения больных алкоголизмом, соответственно r=+0,412; p<0,01 и r=+0,249; p<0,05. Гармоничный тип отношения к болезни также коррелирует с пассивной установкой на лечение (r=+0,281; p<0,05). Установка на симптоматическое улучшение характерна для больных алкоголизмом с сенситивным типом отношения к болезни (r=+0,347; p<0,01). Определяется связь между анозогнозическим типом отношения к болезни и пассивной установкой к лечению (r=+0,275; p<0,05)., что, вкупе с выявленной у больных с таким типом отношения к болезни защитным механизмом рационализации может свидетельствовать об анозогнозической реакции у больных алкоголизмом при первичной госпитализации. У повторных больных установка на симптоматическое улучшение коррелирует с эргопатическим типом отношения к болезни (r=+0,235; p<0,05), сенситивным (r=+0,347; p<0,01) и дисфорическим (r=+0,275; p<0,05) типами отношения к болезни. Пассивная установка на лечение имеет связь с тревожным (r=+0,284; p<0,05), анозогнозическим (r=+0,325; p<0,01) и дисфорическим ТОБ (r=+0,321; p<0,01). Интерпретируя полученные в результате исследования данные, можно сделать общие выводы. Для первично обратившихся за помощью пациентов в период госпитализации, после наступления симптоматического улучшения, а 55 также в период ремиссий более свойственно демонстрировать гармоничное отношение к болезни: они активно содействуют успеху лечения болезни, хотят изменить свое поведение. Чувство вины часто трансформируется в повышенную работоспособность больных алкоголизмом: они активно принимают участие в трудотерапии, окружающие его в быту (члены семьи, сотрудники) отмечают их исполнительность и «безотказность»: «когда не пьет – золотой». Можно также утверждать, что больные, впервые поступающие на лечение, характеризуются малой сформированностью внутренней картины болезни, отсутствием информации о методах лечения и отрицанием самого факта собственной алкогольной зависимости. В связи с вышеизложенным, такие больные в большинстве своем при первичной госпитализации имеют установку на изменение поведения в рамках отношения к болезни. Большинство исследуемых при повторной госпитализации демонстрируют пассивную установку на лечение: «поступили на госпитализацию по совету врачей, по настоянию родных,» «привезла скорая помощь». Отрицая болезнь, они не видят в ней источник своего плохого самочувствия, имея неудачный опыт лечения алкоголизма в прошлом, от лечения в настоящем ожидают избавления от симптомов и не стремятся устранить источник их возникновения. Неверие в успех лечения у таких больных подтверждается диагностикой тревожного и дисфорического типов отношения к болезни: от лечения они ждут только лишь симптоматических улучшений, демонстрируют более низкие, чем у впервые поступивших на лечение показатели по установкам на изменение поведения. Горбунова Н.В., Рыбина О.В. Пермский госуниверситет ДИАГНОСТИЧЕСКИЙ ПОТЕНЦИАЛ АССОЦИАТИВНОГО ТЕСТА На современном этапе развития общества количество контактов между людьми резко возрастает. По мнению классиков теории информации Шеннона и Уивера, семантическая проблема является одной из трех, которые обуславливают трудности межличностного взаимодействия, а успешность коммуникации зависит от того, насколько точно переданные символы выражают желаемый смысл. Неточность, чрезмерная субъективность понимания используемых понятий, обусловленные выраженными личностными изменениями и нарушениями мыслительных процессов, могут не только уменьшать 56 степень эффективности той или иной коммуникации, но и быть причинами коммуникативной и социальной дезадаптации. В данном сообщении представлены результаты проведенного нами сравнительного исследования ответных реакций на предъявленное слово-стимул у больных алкоголизмом, шизофренией и здоровых людей. В исследовании приняли участие 70 взрослых людей в возрасте от 20 до 50 лет, которые были разделены на четыре группы: 1 группа люди, больные шизофренией (20 человек); 2 группа - здоровые люди (люди, не обращавшиеся за помощью к психиатру) (20 человек); 3 группа - люди с алкогольной зависимостью (10 человек) и 4 группа люди без алкогольной зависимости (люди, не обращавшиеся за помощью к наркологу) (20 человек). В исследовании использовался ассоциативный тест - широко известная в клинической психологии методика, направленная на выявление особенностей ответных реакций на предъявленное словостимул. Теоретической базой исследования стали работы Гарифуллина Р.Р., Овчинниковой И.Г., Россохина А.В. и Измагуровой В.Л., Акопова Г.В., Зейгарник Б.В. и других. Полученные данные подвергались качественной и количественной обработке. Качественный анализ ответных реакций в каждой группе испытуемых был проведен согласно классификации, используемой в клинической психологии (В.Б.Зейгарник). Количественной характеристикой ассоциаций является частотность, т.е. частота встречаемости данной реакции на исходное слово-стимул в каждой из обследуемых групп. Для исследования распределения реакций в современной науке широко используется индекс гетерогенности Хорвата. Этот показатель дает представление о мере индивидуальности/ коллективности реакций. Если значение индекса велико и близко к 1, то в ассоциативном поле испытуемого преобладают индивидуальные ассоциации, если мало и близко к 0 – стандартные, совпадающие с выбором большинства исследуемой группы. По данным исследования средний показатель индекса Хорвата в группе 1 составляет 0,6; в группе 3 - 0,85; в группах 2 и 4 - 0,6. Полученные данные указывают на отсутствие в группах 1,2,4 ярко выраженного преобладания индивидуальных, либо групповых реакций. Тогда, как в группе 3 можно говорить о выраженности индивидуальных реакций на слово-стимул. Высокое количество индивидуальных реакций 57 в группе 3 может свидетельствовать о низкой коммуникативной компетенции этих людей. В группе 3 у 49% испытуемых отмечен показатель индекса Хорвата равный 1, тогда как в других группах их обнаружено не было. Полученные данные могут свидетельствовать о высокой степени коммуникативной дезадаптации у 49% испытуемых с алкогольной зависимостью, поскольку индекс Хорвата равный 1 указывает на выраженную индивидуальность их реакций, ориентацию на субъективные представления при общении с другими людьми. Количество испытуемых, имеющих показатель индекса Хорвата меньшим или равным 0,5 в группе 3 составило 9%; в группе 4 - 22%; в группе 1 - 26%; в группе 2 - 32%. Полученные данные свидетельствуют о том, что ориентация на групповые нормы в межличностном взаимодействии чаще наблюдается в группе здоровых людей и реже в группе больных алкоголизмом. В разных группах испытуемых на один и тот же стимул выявлено наличие реакций с примерно одинаковым индексом Хорвата (разность между значениями индекса распределения меньше или равна 0,1). В 3 и 4 группах количество таких совпадений составило 15% (16 слов). Качественный анализ ответных реакций на эти слова-стимулы показал, что в 37% случаев ассоциации совпали, а в 63% случаев они оказались различными. В группе 4 преобладают общеконкретные реакции (62%). Высокие показатели характерны также для индивидуально-конкретных (11%) и персеверирующих (12,6%). Количество отказных ответов оказалось в рамках нормы и составило 1,5% (норма - 2% от общего числа стимулов). В группе 3 наиболее частотными оказались общеконкретные (53%) и персеверирующие (15,8%) реакции. Количество отказных реакций в группе 4 намного превысило норму, значимо превышало аналогичные показатели групп 1, 2, 3 и составило 11,5%. В основном отказные реакции следовали на слова-стимулы, опосредованно связанные с алкогольной зависимостью и на абстрактные понятия (неудачник, любовь, состояние, спирт и другие). Возможно, что большое количество отказных реакций у больных с алкогольной зависимостью связано с такими личностными особенностями, как негативизм, склонность к протестным реакциям, ориентация на нонконформные установки, что соответствует сделанным ранее выводам. Количество реакций с примерно одинаковым индексом Хорвата в 1 и 2 группах составило 65% (37 слов). Однако качественный анализ 58 этих стимулов показал, что ассоциации совпали в 46% случаев, а в 56% они оказались различными. В группе 2 преобладают общеконкретные (81,3%) и индивидуально-конкретные (8,8%) реакции. Отказных ответов не обнаружено. В группе 1 преобладают также общеконкретные (73,5%) и индивидуально-конкретные (9%) реакции. Количество отказных ответов составило 0,35%. Следует отметить, что частота созвучных и экстрасигнальных реакций в группе 1 была значимо выше, чем в группе 2 и составила 2,5% и 0,7%; 5,2% и 0,8% соответственно. По остальным типам реакций (эхолалические, многословные, персеверирующие, низшие ответные реакции) значимых различий в группах 1 и 2 не выявлено, отмечается лишь незначительное преобладание частотности их использования в группе 1. Полученные данные согласуются с описанными ранее особенностями ассоциативных связей у больных шизофренией (Зейгарник, Рубинштейн). Выявленное качественное и количественное разнообразие реакций людей, больных шизофренией, связано с изменением значений слов, с опорой на периферийные признаки и свойства, не отражающие реальные отношения между объектами. Согласно полученным данным, больные шизофренией используют те же слова, что и здоровые люди, но вкладывают в них другой, отличный от общепринятого смысл, что затрудняет процесс коммуникации. Таким образом, коммуникативная дезадаптация в группе с алкогольной зависимостью обусловлена нонконформностью установок, тогда как у больных шизофренией затрудненная коммуникация связана с изменением значений используемых слов. Дементьев Б.П. Пермский госуниверситет ПСИХОЛОГИЯ ОТКЛОНЯЮЩЕГОСЯ ПОВЕДЕНИЯ И РЕАЛИИ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ Термин “социальное отклонение” означает поведение индивида или группы, которое не соответствует общепринятым нормам, в результате чего эти нормы ими нарушаются. Социальные отклонения могут принимать самые разные формы: преступники, отшельники, аскеты, святые, гении и т.д. 59 Отклоняющееся поведение всегда оценивается с точки зрения культуры, норм психологии, принятой в данном обществе. Эта оценка заключается в том, что одни отклонения осуждаются, а другие одобряются. Например, странствующий монах в одном обществе может считаться святым, в другом - никчемным бездельником. Девиантное поведение приобрело в последние годы в современной России массовый характер и поставило проблемы девиации и ее происхождения в центр внимания социальных психологов, медиков, криминологов. Наряду с ростом позитивных (культурно одобряемых) девиаций (политическая активность, экономическая предприимчивость и т. п.) усиливаются девиации негативные — насильственная и корыстная преступность, алкоголизация и наркотизация населения, аморальность. Но в реформируемом обществе, где разрушены одни нормы и не созданы другие, проблема формирования, толкования и применения нормы становится чрезвычайно сложным делом. Разрушив нормы, сформированные в советское время, мы лихорадочно пытаемся создать нормы для нынешнего этапа своего развития, обращая свои взоры или на Запад или в дореволюционное прошлое. Причиной отклоняющегося поведения считают несогласованность между целями, выдвигаемыми обществом, и средствами, которые оно предлагает для их достижения. Люди начинают приспосабливаться к состоянию аномии разными индивидуальными способами: либо конформизмом, либо различными видами отклоняющегося поведения (“инновация”, “ритуализм”, “ретретизм” и “мятеж”), в которых отвергаются или цели, или средства, или то и другое вместе. Ощущение огромным числом людей бессмысленности той жизни, которую им приходится вести нередко без возможности какого-либо реального выбора и невозможность найти в ней позитивный смысл из-за разрушения старых ценностей и традиций, дискредитации “новых” и отсутствия культуры мировоззренческой рефлексии, позволяющей прийти к уникальному смыслу своим, неповторимым путем, — этим во многом объясняются те социальные патологии, которые широко распространяются в модернизируемом обществе. Существует и зависимость всех форм проявления девиации от экономических, социальных, демографических, психологических и многих других факторов. Отвечая на вопрос, что главным образом детерминирует в настоящее время девиантное поведение, преступность как его тяжелейшую разновидность и социальную аномию в целом, можно с уверенностью сказать, что это те изменения в социально60 психологических отношениях общества, которые получили отражение в понятии “маргинализация”, то есть неустойчивость, “промежуточность”, “переходность”. Главным признаком маргинализации является разрыв социально-психологических связей, причем в классическом случае последовательно рвутся экономические, социальные и духовные связи. Экономические связи рвутся в первую очередь и в первую же очередь восстанавливаются. Медленнее всего восстанавливаются духовные связи, ибо они зависят от известной “переоценки ценностей”. Общая нестабильность, разрушение прежнего жизненного уклада, отказ от привычной системы ценностей, безработица, беженцы, бедность объективно приводят к усилению маргинализации. Люди смиряются с ухудшением своего материального положения, со своей ущемленностью, зависимостью, бесперспективностью существования. Грозит ли это нам сегодня? К сожалению, да. Человек, ведущий борьбу за выживание и конкурирующий с другими в этой борьбе, постепенно сосредотачивает всю свою энергию и усилия на удовлетворение первичных (материальных) потребностей. На все другое у него не остается сил (или он теряет к этому интерес). Массовое нарушение даже самых простых норм человеческого общения — свидетельство общего понижения уровня культуры людей. Примитивизация общества как бы оправдывает различные формы патологии психологии, перестает не только вести с ними борьбу, но и осуждать их. Апатия, рождающая цинизм, получает все большее распространение. Нельзя не отметить, что среди различных видов девиантности широкое распространение в последнее время получили бродяжничество, попрошайничество, проституция. Для них характерна прогрессирующая устойчивость, превращающая подобные социальнопсихологические отклонения в образ жизни. Некоторые формы отклонений могут встречаться и в случае нормального процесса социализации, представляя собой временное и случайное явление (болезнь, опьянение и т.п.) и даже длительные и стойкие состояния (физические дефекты, неврозы, психозы и т.п.). При этом отклоняющееся поведение следует отличать от аномального, обусловленного мозговой патологией. В самой острой форме девиантность выступает как преступность, как посягательство на социально-политические и нравственные устои общества, личную безопасность и благополучие его граждан. Рост преступности представляет сегодня наибольшую угрозу стабильности и безопасности общества и личности. 61 Разрушительные масштабы девиантности приводят общество к состоянию социальной аномии, общество теряет свою историческую память, девальвирует свою систему ценностей. Иначе говоря, ему грозит перерождение, ведущее к деградации, социальному регрессу. Нечто подобное может произойти сегодня и в России, если не будут приняты эффективные меры по остановке падения производства и снижения жизненного уровня большинства населения страны. Иначе ситуация с девиантным поведением еще более усложнится. Значительное ухудшение социальных условий, детерминирующих характер и масштабы девиаций, требует разработки в кратчайшие сроки системы мер, дифференцированных по регионам и группам населения. Причем меры эти должны быть не только прямого, непосредственного воздействия на разные категории людей, но и опосредованного, связанного с оздоровлением образа жизни людей, повышением их культуры и социальной активности, изменениями в их ценностных ориентациях и установках, в их нравственной устойчивости. Нельзя пренебрегать и тем, что девиантность имеет свойство "саморазвития". Это те "раковые клетки", которые включают механизм разрушения и единичного человеческого сознания и общества в целом. Расчет на рынок, который сам всё нормализует, безоснователен. Рынок может быть встроен в любую систему, в том числе патологическую. Как экономики, так и психики, сознания. Долганов Д.Н Беловский институт (филиал) Кемеровского госуниверситета ПСИХОСЕМАНТИЧЕСКИЙ ПОДХОД В ИССЛЕДОВАНИИ АДДИКТИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ Аддиктивное поведение, по определению Ц.П. Короленко, – поведение, которое направленно на устранение психологического дискомфорта и эмоциональной напряженности путем целенаправленного изменения состояния собственного сознания посредством разнообразных форм деятельности или употреблением психоактивных веществ. 62 Можно выделить два основных теоретических подхода, объясняющих это поведение - биомедицинский и социальнопсихологический. Биомедицинская парадигма в состоянии объяснить достаточно узкий аспект аддиктивного поведения (фармакодинамику воздействия психоактивных веществ на организм человека, установить генетическую предрасположенность к злоупотреблению алкоголем и наркотиками, специфику деятельности центральной нервной системы при аддиктивном поведении), и совершенно не в состоянии дать объяснение феноменам зависимого поведения, не связанного со злоупотреблением алкоголя и наркотиков. В соответствии с обозначенными выше представлениями, биомедицинский подход предлагает методы лечения, направленные на устранение только эффектов физического компонента зависимости, игнорируя психологические проблемы аддиктивной личности. В социально-психологической парадигме можно выделить собственно социальные теории аддиктивного поведения и психологические теории. Основным и существенным недостатком социального направления можно назвать то, что при анализе проблем аддиктивного поведения уделяется внимание только социальным факторам (структура общества, аномия, нормы и законы общества, культура). Психологические теории описывают разнообразные варианты формирования и развития аддиктивного поведения. Это и деятельность бессознательного, и варианты реагирования на внешние ситуации, а также особенности установления контроля за значимыми событиями (локус-контроль). Рассматриваются положения об аддикциях как иллюзорно-компенсаторной деятельности, как специфической «виртуальной» реальности, как об особых трансовых состояниях, а также представление об аддикции как комплексном феномене, где необходимо учитывать и физиологические компоненты, и психологические, и влияние социальных факторов. Обзор всех выше обозначенных теорий позволяет заключить, что к настоящему времени в достаточной степени проанализированы психологические особенности, характеризующие аддиктивное поведение. Однако на ряд вопросов мы не смогли найти ответ. В чем проявляется специфика функционирования сознания при аддиктивном поведении? Ответ на данный вопрос поможет нам объяснить, каким образом воспринимаются окружающая действительность, люди, различные ситуации и явления социального мира. Зачем нам это нужно? Во-первых, общение психолога и аддикта строится таким образом, что психолог, исходя из собственного мировоззрения, 63 пытается объяснить неконструктивность позиции аддикта и при этом часто встречает сопротивление. Это не случайно, потому как аддиктивное поведение для самого аддикта имеет достаточный смысл, и, не имея возможности проникнуться этим смыслом, психолог часто оказывается безоружным. Поэтому изучение особенностей сознания (в частности, категориальных систем лежащих в основе восприятия действительности) поможет посмотреть на мир глазами аддикта и, соответственно, отрефлексированный опыт поможет найти наиболее оптимальные варианты коррекции аддиктивного поведения. Таким образом, исследование особенностей системы субъективных значений, системы конструктов и реализация психосемантического подхода в исследовании проблем аддиктивного поведения видится как весьма перспективное направление. Система личностных конструктов имеет взаимосвязь с когнитивными процессами. Данная связь заключается в том, что конструкты непосредственно репрезентируют процессы мышления, однако сами конструкты как операциональная сторона системы значений не являются подлинным содержанием мышления. В качестве такого содержания выступают значения. Процессы мышления наряду с конструктами, значениями и смыслами являются структурным компонентом системы субъективного опыта. Особенности динамики данной системы определяются функциональной характеристикой, в качестве которой мы рассматриваем когнитивную дифференцированность. Когнитивная дифференцированность не является интегральным показателем сформированности субъективного опыта (человек может иметь высокую сложность в одной сфере и низкую в другой). Формирование общей системы субъективного опыта находится в зависимости от сформированности опыта в каждой содержательной сфере отдельно. Различия сформированности опыта в той или иной сфере оказывают влияние на сформированность общей системы субъективного опыта. В основе иррационального восприятия действительности лежит поляризация оценочной позиции индивида, которая формируется в контексте взаимодействия с социальным окружением. Акцентуированная поляризованная оценочная позиция индивида функционирует как относительно независимая система, подавляя различные рациональные представления и в конечном итоге приводит к формированию доминирующего способа иррационального осмысления действительности. Изменения, затрагивающие когнитивную сферу 64 индивида, отражаются в формировании специфических эмоций и переживаний, что и порождает определенные поведенческие паттерны. Возникающее психоэмоциональное напряжение вследствие невозможности индивида критически осмыслить ситуацию порождает стремление к уходу от действительности. Вовлечение в новую деятельность приводит к формированию новой системы значений и образованию новых смыслов. Система личностных конструктов, являясь операциональным уровнем системы субъективного опыта, вследствие происходящих трансформаций мышления, сознания, смыслов характеризуется рядом специфических изменений. Изменение характера используемых конструктов отражает изменение способа категоризации и преобладающего типа осмысления действительности. Изменяются основные функциональные характеристики системы конструктов, ведущие либо к чрезмерно гибкому и хаотичному восприятию действительности, либо к чрезмерно ригидному и жестко фиксированному. Происходит изменение когнитивной дифференцированности, что выражается в формировании монолитности или диффузности системы конструктов, а также изменяется степень соподчиненности конструктов. По мере погружения в аддикцию реальная действительность начинает восприниматься в контрасте с аддиктивной, как негативная, что служит все большему отходу от нее. Новый «удобный» мир, возникающий вокруг человека, приводит и к трансформации его мировоззренческих позиций. Таким образом, формируется новый когнитивный образ действительности, особенности восприятия которого отражаются в системе личностных конструктов. Данные изменения демонстрируют те деформации, которые происходят в глубинных структурах системы субъективного опыта. Негативное отношение, возникающее к окружающему миру, есть следствие сформированного нерационального способа осмысления действительности характерного для аддиктов. Существующие иррациональные схемы постоянно проверяются на практике и, получая подтверждение, вытесняют рациональные установки. Возникающая поляризация иррациональных суждений является для аддикта щитом, которым он отгораживается от мира и отстаивает свое право на употребление ПАВ и/или чрезмерную увлеченность различными видами деятельности. Зебзеева Н.А., Узлов Н.Д. 65 Березниковский филиал Пермского госуниверситета ОПЫТ ОЦЕНКИ СУИЦИДАЛЬНОЙ ОПАСНОСТИ У АКЦЕНТУИРОВАННЫХ ПОДРОСТКОВ И ВОЗМОЖНОСТИ ЕЕ СНИЖЕНИЯ ПСИХОКОРРЕКЦИОННЫМИ МЕТОДАМИ Одной из важнейших задач современной суицидологи является превенция самоубийства. Но еще более серьезной проблемой является выявление потенциальных суицидентов. Такая работа кажется неподъемной по целому ряду организационных, правовых, моральноэтических, психолого-педагогических и иных причин, однако выполнять ее необходимо. Проблема суицидов среди подростков существует в учебных заведениях г. Соликамска, как и в других городах России. По данным выборочного опроса, проведенного городским Центром социально-психологической помощи, до 50% школьников склонны к тем или иным формам суицидальной активности. Только за последние 3 года двое учащихся Соликамского технологического техникума совершили завершенные суициды. Разбор в педагогическом коллективе указанных случаев показал, что учащимся, проявлявшим определенные поведенческие характеристики, недостаточно уделялось внимание: слабо изучалась та социальная среда, в которой они функционировали, их интересы и склонности, особенности личности. Для окружающих их поступок оказался неожиданным, потому что личное благополучие совершивших уход из жизни студентов рассматривалось только через призму их академической успеваемости. В связи с этим администрацией Соликамского технологического техникума перед психологами и социальными педагогами была поставлена задача – разработать алгоритм выявления подростков-носителей суицидального риска и программы, способствующей снижению суицидальной опасности. В своем исследовании мы первоначально исходили из предположения, что существуют некие универсальные «маркеры» суицидальной опасности – личностные особенности, ситуативные факторы, параметры поведенческой активности, которые могут проявлять себя как явно, так и латентно, могут быть наблюдаемы или диагностированы с помощью специальных опросников. Акцентуация характера, на наш взгляд, представляет хорошую модель для такого рода умопостроений: она может быть явной или скрытой, имеет внутреннее ядро, «ахиллесову пяту», называемую «местом наименьшего сопротивления», которая подходит к ситуации «как ключ к 66 замку» (А.Е.Личко, 1999). Кроме того, существующий инструментарий (патохарактерологический диагностический опросник (ПДО), позволяет диагностировать определенные типы акцентуаций, угрожаемые по суициду. Другой важной проблемой является оценка существующих методик по определению суицидального риска. В настоящее время их арсенал достаточно широк. Однако все они отличаются одной особенностью – акцентируют так или иначе суицидальные намерения, что, на наш взгляд, недопустимо при исследовании контингента потенциально здоровых учащихся. Этой цели вполне отвечает методика военных психологов В. Войцеха, А. Кучера, В. Костюкевича, представляющая собой набор высказываний (поговорок, пословиц, метафор), позволяющая выявить нежелательные (в т.ч. суицидальные) тенденции (НТ) у испытуемых. Методика хорошо зарекомендовала себя при работе как с младшими, так и старшими подростками в возрасте от 11 до 17 лет. Третья значимая проблема выявление индивидуальных психодиагностических критериев суицидальной опасности. В обширной литературе приводятся ссылки на многочисленные шкалы депрессии, тревоги и нервного напряжения, но их разрешающая способность имеет отношение скорее к клинически очерченным вариантам депрессии, нежели акцентуированной норме. На наш взгляд, этим задачам больше всего соответствует MMPI и его многочисленные модификации (СМИЛ, мини-мульт), которые позволяют интерпретировать личностные профили испытуемых независимо от их принадлежности к норме или патологии. Кроме того, данные методики дают возможность оценить эффективность лечебных (психокоррекционных, психотерапевтических) воздействий (в соотнесении с клинико-биографическими данными, результатами опроса, наблюдения). Четвертой проблемой работы с потенциальными суицидентами является выбор и оценка адекватных психокоррекционных программ. Очевидно, что такие программы должны быть составлены с учетом возраста участников, включать в себя «проблемные пункты» каждого испытуемого, коррективный опыт переживаний при прохождении тренинга, напрямую не касаться суицидальной возможности как способа решения жизненных ситуаций, расширять диапазон приемлемых поведенческих реакций. На наш взгляд, этим критериям соответствует программа краткосрочной групповой интегративной психотерапии Е.Ю. Пурло (2002), представляющая собой набор упражнений и проблемных ситуаций, в которой рефлексируется и предоставляется возможность получить участникам взаимную поддержку. 67 В соответствии с вышеизложенным, нами была разработана и реализована в 2005-2006 гг. программа мониторинга суицидальной опасности. На первом этапе с помощью ПДО и методики выявления НТ проведено изучение суицидальной опасности на выборке 120 студентов 1 – 2 курсов Соликамского технологического техникума. Выявлено 10 чел. акцентуированных подростков группы риска: гипертимный тип – 5 чел., лабильный тип – 3 чел., шизоидный и эпилептоидный типы – по 1 чел. На основе углубленного клинико-анамнестического и психологического исследования (MMPI, опросники Бека, Спилбергера и др.) выявлены индивидуальные «проблемные зоны», угрожаемые по суициду. В дальнейшем все подростки были включены в краткосрочную психотерапевтическую программу. Из числа студентов техникума было сформировано 2 группы по 8 и 11 чел. Никто из испытуемых не знал об истинной цели программы. Занятия проводились на базе загородного детского оздоровительного центра «Лесная сказка» в течение 8-10 часовых занятий в день, приближенных к марафону. Результативность антисуицидального психотренинга оценивалась на основе повторного наблюдения, внешних (экспертных) оценок и ретестирования (через 2 месяца) с помощью MMPI. У 9 из 10 испытуемых отмечены положительная динамика в психоэмоциональных и поведенческих проявлениях, улучшение взаимоотношений со сверстниками и родителями. Таким образом, проведенное нами исследование показывает, что: 1) в условиях учебного заведения вполне возможно организовать профилактическую работу по выявлению подростков, склонных к суицидальному поведению. Ее организация требует оценки и мониторинга факторов риска, «белых пятен» в личности подростка. Чаще всего такими факторами выступают психогении и различные значимые для подростка «комплексы», имеющие отношение к самооценке собственной внешности, манеры поведения или особенностей характера, а также аномалии характера, проявляющиеся целым набором подростковых девиаций; 2) существующие модели краткосрочной интенсивной интегративной психотерапии могут служить инструментом снижения суицидальной опасности. Они развивают у подростка способность к рефлексии, взаимодействию с другими людьми, способствуют повышению самооценки, позитивного самоотношения и самопринятия. Разумеется, ни один из таких видов проводимой с подростками тренинговой работы не может служить 100% гарантией несовершения в последующем суицидальных поступков, но они повышают сопротивляемость, в известной степени формируют иммунитет к такого рода деяниям. 68 Нам представляется, что опыт данной работы может быть распространен на другие учебные заведения, где эта проблема стоит так же остро. Кокаровцева К.А., Левченко Е. В. Пермский госуниверситет ВЗАИМОСВЯЗЬ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ ПСИХОЛОГОВ О ПСИХИЧЕСКОЙ НОРМЕ И ПАТОЛОГИИ И УРОВНЕЙ ИХ МОРАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ Проблема психической нормы и патологии в современной психологии недостаточно разработана не только теоретически, но и эмпирически. Кроме того, не разработана и проблема значения морального сознания для профессиональной деятельности психолога. Психологические особенности морального сознания изучались Л. Колбергом, Ж. Пиаже, А. Блази, В.С. Мухиной, Е.В. Субботским, С.Г. Якобсоном и др. Об особенностях профессионально важных качеств психологов писали Л.И. Донцов, А.К. Маркова, Д.В. Оборина, В.Ю. Укке и др. Актуальным является изучение данной проблемы в ее взаимосвязи с представлениями психологов о психической норме и патологии. Мы предположили, что для психологов различного уровня профессионального становления характерно наличие специфических представлений о психической норме и патологии, которые различаются по уровням их обобщенности. Кроме того, нами было выдвинуто предположение о том, что для психологов на разных этапах профессионального становления характерно наличие определенного уровня морального сознания. Уровни морального сознания психологов на различных этапах профессионального становления взаимосвязаны с их представлениями о психической норме и патологии. Целью исследования явилось изучение особенностей представлений психологов о психической норме и патологии; выявление уровней представлений психологов в зависимости от различных этапов профессионального становления; изучение уровней морального сознания психологов в зависимости от этапа профессионального становления; а также соотношение уровней представлений психологов с уровнями морального сознания. 69 В исследовании приняли участие студенты первого и третьего курса Пермского государственного университета философскосоциологического факультета специальности «психология» и специалисты, имеющие высшее образование по специальности «психология». Объем выборки составил 90 человек. Для изучения представлений психологов о норме и патологии были использованы метод свободных ассоциаций, метод определений, метод описаний. Ответы были обработаны методом контент-анализа. При сравнении полученных процентных соотношений мы использовали критерий угловое преобразование Фишера. Для выявления уровня морального сознания психологов были разработаны дилеммы и вопросы к ним на основании теории Л. Колберга и выпускной квалификационной работы Романовой Е.Б. (2006), где представлено описание наиболее спорных и проблемных аспектов в работе психолога. Комментарии по каждой из дилемм были отнесены к определенному уровню морального сознания, общий показатель уровня – среднее значение по всем дилеммам. При анализе представлений психологов различных уровней профессионального становления о психической норме были установлены значимые различия. Так, для психологов 1 курса характерно описание психической нормы посредством таких категорий, как черты личности, отсутствие патологий, познавательная сфера, адекватность, уравновешенность, норма; для психологов 3 курса - посредством таких категорий, как среднее значение, стандарт, целостность, адекватность, адаптивность, психическое состояние; для психологов с высшим образованием посредством таких категорий, как адекватность, уравновешенность, здоровье, межличностные контакты, активность. Анализ представлений о психической патологии у психологов различных уровней профессионального становления также позволил выявить значимые различия. Так, для психологов 1 курса характерно отображение психической патологии посредством таких категорий, как собственно болезнь, отклонение от нормы, симптоматика, субъект, психиатрическая больница, конкретные психические заболевания, черты личности, вербальные проявления; для психологов 3 курса - посредством таких категорий, как психическое состояние, собственно болезнь, развитие, дезадаптация, познавательная сфера; для психологов с высшим образованием - посредством таких категорий, как неадекватность, нарушение, дезадаптация, саморегуляция, познавательная сфера. 70 Далее мы обратились к анализу уровней представлений психологов с помощью метода кластерного анализа. Интересным является тот факт, что для всех групп респондентов характерен высокий и средний уровень обобщения, низкий уровень не характерен вообще. Кроме того, выявлена тенденция повышения уровня обобщения в зависимости от этапа профессионального становления респондентов. Далее были исследованы уровни морального сознания психологов в зависимости от этапа их профессионального становления. Психологи первого курса демонстрируют в большей степени второй и третий уровни морального сознания, психологи третьего курса – только второй и третий уровни, психологи с высшим образованием – в большей степени третий уровень. После того, как были выявлены уровни морального сознания психологов, мы соотнесли их с уровнями представлений с помощью метода ранговой корреляции Спирмена. В результате не было выявлено значимых взаимосвязей уровней представлений с уровнями морального сознания психологов 1 курса и с высшим образованием. Однако при соотнесении уровней представлений психологов 3 курса с уровнями их морального сознания была выявлена значимая обратная взаимосвязь. В результате проведенного регрессионного анализа было установлено, что на основании уровня представлений нельзя предсказать уровень морального сознания. Кроме того, с помощью применения метода U-критерия МаннаУитни мы выявили, что психологи с высшим образованием значимо превосходят психологов 1 и 3 курсов по уровням морального сознания. Кузнецова О.Г. Пермская областная клиническая психиатрическая больница № 1. ЛИЧНОСТЬ ПАЦИЕНТА И ПОТРЕБНОСТЬ В ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОМ ПОДХОДЕ Клинический психолог и психиатр – это звенья одной бригады, работающей в психиатрической системе. Работая бок о бок в рамках психолого-психиатрической экспертизы, психолог и психиатр выполняют свои специфические задачи: психиатр дает синдромальнонозологическую характеристику имеющейся патологии, психолог – структурно-динамический анализ личности обследуемого. Исторически 71 сложилось так, что психиатры воспринимают пациента сквозь призму объективистского подхода. Для них культурной матрицей научного анализа является Большая Медицина с её отношением к пациенту как к объекту манипуляции. Этот подход ориентирует большинство психиатров на использование подобной стратегии и в отношении душевнобольного. Психологи же, в силу своей близости к психологии и психотерапии, чаще обращаются к феноменологическому подходу, ориентированному на понимании пациента и его внутреннего мира. Эта разница в подходах лежит в основе расхождений между психологами и психиатрами, в том, что называется видением пациентов. Существует даже определенный конфликт между этими специалистами, что отмечается и в литературе (Воскресенский Б.А., Май М.). Однако велением времени является взаимодействие между психиатром и психологом. Это связано с рядом моментов современного мира: широкое распространение пограничных расстройств, неврозоподобных состояний, суицидов, наркозависмости, лудомании и т.п. Именно клиника пограничных расстройств дает более широкие возможности сотрудничества между психологом и психиатром. В современной ситуации увеличения количества психосоматических и психогенных расстройств психиатрическая помощь требует адекватного ответа: лечить нужно вдумчиво, аккуратно, т.к. пациентам нужно сохранить трудоспособность и обеспечить социализацию. Сделать это возможно, если использовать арсенал современной клинической психологии. Но эти успехи будут тем заметнее, чем совершеннее будет методология клинического психологического исследования и чем скорее и шире будет решен вопрос о единстве методологических подходов специалистов той и другой области. В ХIХ – начале ХХ века хоть психология и психиатрия ещё переплетались, но уже тогда было намечено расхождение в подходах, которое на сегодняшний день достаточно сильно проявляется как в научных трудах, так и на практике, выливаясь даже в противостояние. С одной стороны, это подход, ориентированный на симптомы и критерии болезни (симптомотологический-критериологический /СК/), а, с другой стороны, подход, ориентированный на феноменологию и антропологию (феноменологически-антропологический /ФА/). Феноменологическая психиатрия, в отличие от ортодоксальной психиатрии, использует принципы понимающей, а не объясняющей психологии. Переживание человека рассматривается многомерно, а не толкуется (как это принято в ортодоксальной психиатрии) однозначно. Если в рамках ортодоксальной психиатрии вопрос нормы-патологии трактуется произвольно на базе соотнесения собственного понимания истоков 72 поведения человека с нормами общества, в котором тот проживает, то в феноменологической психиатрии существенное значение для диагностики имеют субъективные переживания и трактовки самим человеком (то, что представители ортодоксального направления именуют «психологизаторством»). Психиатр при ФА-подходе следит лишь за логичностью этих объяснений, а не трактует их самостоятельно в зависимости от собственных пристрастий, симпатий или антипатий и даже идеологических приоритетов. Без понимания субъективности переживания человека нельзя сделать вывод об их обоснованности и логичности. Ю.С. Савенко обозначил восемь последовательно применяемых в психиатрии и клинической психологии принципов ФА-подхода: 1. Рассмотрение специалистом себя как тонкого инструмента постижения истины, где необходима чистая душа. 2. Трепетное отношение к предмету постижения – понять его в его самоданности. 3. Не навязать своё, не замутить предмет исследования, а адекватно понять, постичь; т.е. очищение от всех теорий и предубеждений. 4. Феноменология начинается в молчании, отключении от собственных забот. 5. Полное сосредоточение внимания на предмете, взятом во всем его смысловом поле, на всех «до» и «после». 6. Прочувствовать предмет, уловить инвариантность варьируемых признаков. 7. Тщательное описание (описание через отрицание, через сравнение, метафоры, аналогии, через цитирование и передачу целостных картин поведения. Взыскательное отношение к лексике. 8. Истолкование скрытых смыслов, герменевтика. В.Д. Менделевич выделил 4 принципа ФА-подхода. Они перекликаются с принципами, выделенными Ю.С. Савенко: 1. Принцип понимания как противопоставление принципу объяснения, широко представленному в ортодоксальной психиатрии и основанному на критерии понятности или непонятности для нас поведения человека. 2. Принцип воздержания от преждевременного суждения. В период феноменологического исследования необходимо отвлечься от симптоматического мышления, не пытаться укладывать наблюдаемые феномены в рамки нозологии, а пытаться лишь вчувствоваться. 3. Принцип беспристрастности и точности описания. Исключить личностные (присущие диагносту) субъективные отношения, направленные на высказывания обследуемого, избежать субъективной их переработки на основании собственного жизненного опыта, морально-нравственных установок и иных оценочных категорий. 4. Принцип контекстуальности. Описание в контексте времени и пространства, в том числе исторически культуральной 73 контекстуальности. Этот принцип перекликается с широким распространением в современной науке ситуационного подхода, ситуационного анализа. Конфликт двух подходов, отражающийся и на взаимоотношениях, взаимопонимании психологов и психиатров (ФА- и СК- ориентированных специалистов), проявляется и на практике: и в подходе к пациентам, и к процессу лечения и коррекции. Прежде всего, нашим разрозненным усилиям недостаёт комплексного, бригадного подхода. Обретение точек соприкосновения между психиатром и психологом усиливает терапевтический эффект. Профессиональное сотрудничество в рамках клинического отделения психолога и психиатра обеспечивает ориентацию на личность и интересы больного, позволяет уйти от узости ортодоксального подхода и включить в объём методов психиатрии ФАподход. Именно поэтому перспективно мыслящие психиатры ведут речь о взаимной дополняемости двух обозначенных подходов. Овладение всей информацией о пациенте как личности и о его жизненном мире требует иных отношений между пациентом и диагностом. ФА-подход предполагает преобладание личностноцентрированного подхода к диагностике над классическим медицинским, ориентированным на симптомы. Этот личностноцентрированный подход обращен не только к личности пациента, но и к личности диагноста. Вовлечение личности диагноста в лечебный процесс позволяет лишить его анонимности и сформировать клиентцентрированный и консультант-центрированный подходы. Применяемое сочетание используется в резонансном психологическом консультировании (С.В. Петрушин), и, позволяет мобилизовать дополнительные возможности в ходе лечения. Опора на принципы ФА-подхода меняет и содержание, и объем экспериментально-психологического заключения. Его содержание расширяется за счёт включения в контекст повествования фактов из жизни пациента, цитат из его речей, высказываний, объяснений. Все эти материалы не подвергаются интерпретации, будучи защищены беспристрастностью наблюдателя-диагноста. Ещё одним аспектом применения ФА-подхода в полном объёме является использование возможностей, открываемых психодиагностическими процедурами. Дело в том, что по своей природе психодиагностика является динамическим явлением. Сама стимуляция психических процессов не является нейтральной. Мы вызываем динамические процессы, влекущие за собой самые различные последствия. Обязанностью психодиагноста является управление этими процессами. Именно это даёт возможность строить новые программы 74 психокоррекционной работы с опорой на те динамические эффекты, которые открываются в ходе психодиагностики. Здесь психологический эксперимент становится формой психотерапевтического процесса (методикой психотерапевтически направленного психологического эксперимента), что широко применяется нами в работе. Предлагаемая нами пациентам в стационаре пограничных психических расстройств танцевально-оздоровительная программа есть развитие гуманистического подхода в психиатрии. Общение с пациентом в ходе этой программы основано на принципах феноменологического подхода. Полностью и навсегда вылечить психиатрического пациента удается редко, однако, нужно компенсировать и научить справляться с основными житейскими проблемами, и, прежде всего, научить владеть своим телом, своими эмоциями, своим поведением, мышлением. Именно эти задачи и цели ставятся в практике применения танцевально-оздоровительной программы. Лебо С.Р. Московский государственный открытый педуниверситет им. М.А. Шолохова. ПОЛОВОЙ ДИМОРФИЗМ В СФЕРЕ ДЕВИАНТНОГО АГРЕССИВНОГО ПОВЕДЕНИЯ Проблема полового диморфизма рассматривалась с различных точек зрения. Как пишут Р. Бэрон и Д. Ричардсон (1998), ссылаясь на ряд авторов, женщины, в отличие от мужчин, считают склонность к доминированию у своего возможного супруга весьма привлекательной чертой. Эти данные дают основание биологам предполагать, что напористое поведение как форма проявления агрессивности может помогать мужчинам передавать свои гены последующему поколению. Мужчины после агрессивного поведения, как правило, в меньшей степени испытывают вину и тревогу. Женщины же, напротив, обеспокоены тем, чем агрессия может обернуться для них самих. Проявив агрессию, они скорее будут реагировать на нее чувством вины и страха (X. Хекхаузен, 1986). Более того, женщины рассматривают агрессию как экспрессию, как выражение эмоционального напряжения при гневе. Мужчины же относятся к агрессии как к инструменту, считая ее моделью поведения, к которому прибегают для получения разнообразного социального и материального вознаграждения (Р. Бэрон и Д. Ричардсон). 75 Различия между мужчинами и женщинами в использовании прямой физической агрессии объясняют разным уровнем тестостерона у тех и других, так как показана связь агрессивного поведения с высокой концентрацией этого мужского полового гормона, в том числе и в опытах на животных, хотя в ряде работ такая связь отрицается. Конечно, это объясняет только тенденцию большей агрессивности мужчин и не говорит о том, что любой мужчина обязан демонстрировать более высокие уровни прямой физической агрессии, чем женщины. Так, Р. Бэрон и Д. Ричардсон отмечают, что половые различия в физической агрессии наиболее заметны в ситуациях, когда к агрессии вынуждены прибегнуть (например, из-за исполнения социальной роли), в отличие от ситуаций, когда к ней прибегают без всякого принуждения. В другом объяснении гендерных различий в агрессии делается акцент на влияние социальных и культурных факторов. Рассматривалось много различных вариантов этого объяснения, но, большинство фактов подтверждает гипотезу интерпретации социальной роли, предложенную Игли (Бэрон Р., Ричардсон Д., 1998), согласно которой гендерные различия в агрессии порождаются, главным образом, противоположностью гендерных ролей, то есть представлениями о том, каким, в пределах данной культуры, должно быть поведение представителей различных полов. Согласно теории социальных ролей, гендерные различия в агрессии порождаются в основном тем обстоятельством, что в большинстве культур считается, что мужчины в широком диапазоне ситуаций должны вести себя более агрессивно, нежели женщины. Эта теория нашла свое подтверждение в самых разнообразных работах. Самое убедительное из них было получено в метааналитическом исследовании, в ходе которого испытуемых просили проранжировать описания специфического агрессивного поведения, изучавшегося в различных работах по агрессии. Полученные результаты показали, во-первых, что женщины в большей степени воспринимают эти поступки как пагубные и порождающие чувство вины или тревоги. Во-вторых, представители обоих полов подчеркнули, что мужчины более склонны прибегать к подобным действиям, нежели женщины. Эти данные свидетельствуют о том, что гендерные роли, предписывающие различные уровни агрессии для мужчин и женщин, действительно в какой-то степени опосредуют гендерные различия. Результаты исследований, свидетельствуют о том, что гендерные различия в агрессии, порождаются, противоположностью гендерных ролей и стереотипами, имеющими место во многих культурах. 76 Анализ проблем полового различия в агрессивности обнаружил наличие у разных исследователей принципиально отличающихся теоретических подходов, что препятствует пониманию реальных психологических причин возникновения агрессивности. Сущность агрессии на гендерном уровне рассматривается как серьезный внутриличностный конфликт, являющийся помехой организации духовного пространства личности. Гендерные отношения как важнейшая сила напряженной структуры социума связана с проблемой внутреннего контроля агрессивных импульсов. Поэтому нарушения половой идентичности (маскулинности-феминности) в сфере девиантного агрессивного поведения, путаница половых ролей являются достаточно тонкими индикаторами в сфере социальной адаптации. Проанализировав теоретические данные можно сделать вывод о том, что между мужчинами и женщинами существуют различия относительно агрессии, которые порождаются не только биологическими предпосылками, но и противоположностью гендерных ролей. Но влияние на процесс социализации стереотипов, имеющихся в культурах, специфика проявления характерных типов мужественности и женственности, обусловленных воздействием социальных факторов, уровнем развития общества, до сих пор является недостаточно исследованной областью социально-психологического знания. Нами запланировано исследование, в котором рассматриваются закономерности агрессивных проявлений в зависимости от интериоризации гендерных ролей представителями обоих полов, что даст новое объяснения проблемы полового диморфизма агрессивного поведения, с позиции подхода учитывающего гендерную социализацию. Новиков А.С. Разумова А.Е. Березниковский филиал Пермского госуниверситета СТРУКТУРА И УРОВЕНЬ АГРЕССИВНОСТИ ЗДОРОВЫХ ЖЕНЩИН И ЖЕНЩИН, БОЛЬНЫХ ЭПИЛЕПСИЕЙ Проблема агрессивности в современном мире остаётся попрежнему весьма актуальной. Особым её аспектом является проблема агрессивности женщин (Р. Бэрон, Д. Ричардсон, 1997., Л. Берковец, 2001 и др.). Отдельной и малоисследованной гранью проблемы продолжает быть изучение связи агрессивности с заболеванием эпилепсией (А.И. Болдырев 2000, С.А. Громов 2002) и с особенностями 77 семейного статуса женщины (Ю.Е. Алёшина 1993, К. Витек 1998, В. Сатир,1992). Целью настоящего исследования было выявление особенностей агрессивности женщин, больных эпилепсией в зависимости от их возраста и семейного статуса. Исследование проводилось МУ «Психиатрическая больница» г. Березники в течение 2005 – 2006 г.г. Обследовано 180 женщин как здоровых, так и больных эпилепсией. Все замужние испытуемые после диагностики степени удовлетворённости браком (применён тест-опросник удовлетворённости браком В.В. Столина, Т.Л. Романовой, Г.П. Бутенко (ОУБ), разделены на группы удовлетворённых и неудовлетворённых браком. Всего выделено 8 групп: 1) здоровые девочки-подростки; 2) девочки-подростки больные эпилепсией; 3) здоровые взрослые незамужние женщины; 4) взрослые незамужние женщины больные эпилепсией; 5) здоровые замужние женщины, удовлетворённые браком; 6) замужние женщины, удовлетворённые браком больные эпилепсией; 7) здоровые замужние женщины, неудовлетворённые браком; 8) замужние женщины неудовлетворённые браком больные эпилепсией. Все испытуемые обследованы с применением комплекса стандартных диагностических инструментов включавшим: методику диагностики показателей и форм агрессии Басса-Дарки; методику диагностики предрасположенности личности к конфликтному поведению К. Томаса; проективную технику «HAND-тест». Полученные данные сопоставлялись попарно (здоровые – больные) в каждой категории испытуемых, отличающихся по возрасту и семейному статусу. Анализ основывался на применении статистических инструментов контроля достоверности различий. В категории девочек-подростков различия между больными и здоровыми оказались выраженными и многочисленными. Больные эпилепсией девочки достоверно чаще (р < 0,05) демонстрируют агрессию в форме подозрительности, раздражительности, обиды и физической агрессии, чем их здоровые сверстницы. В качестве основного способа разрешения конфликта больные эпилепсией подростки неслучайно чаще (p < 0,01) избирают соперничество и избегание, в то время как их здоровые ровесницы предпочитают сотрудничество (p < 0,05). По результатам HAND-теста больные девочки-подростки более склонны к открытому агрессивному поведению (p < 0,001). Общий индекс агрессивности, вычисляемый как интегральный показатель по методике Басса-Дарки, достоверно выше у больных эпилепсией (p < 0,01), в то время как общий уровень 78 враждебности не имеет достоверных различий между группами здоровых и больных подростков. В категории незамужних взрослых женщин различия между больными и здоровыми не столь впечатляющи, хотя и явственно представлены. Здоровые незамужние женщины чаще больных демонстрируют такой вариант агрессивного поведения как негативизм (p < 0,05). Больные эпилепсией незамужние женщины в качестве тактики разрешения конфликта достоверно чаще реализуют соперничество (p < 0,01). Индекс агрессивности больных эпилепсией незамужних достоверно выше (p < 0,01). Остальные маркеры агрессивности в этой категории испытуемых статистически не отличаются. В категории замужних женщин, неудовлетворённых своим браком, различий в выраженности и структуре агрессивности между больными и здоровыми становится ещё меньше. Среди форм проявления агрессии для больных женщин, неудовлетворённых браком, более характерна раздражительность (p < 0,05), в то время как здоровые испытуемые этой категории отличаются вербальной агрессией и чувством вины (p < 0,05). Группа больных этой категории испытуемых явно предпочитает такой вид урегулирования конфликтов как соперничество (p < 0,05), в то время как для здоровых женщин неудовлетворённых браком характерны избегание и компромисс (p < 0,01). Различий в уровнях индекса агрессивности и враждебности здоровых и больных женщин этой категории не выявлено. В категории замужних женщин, удовлетворённых браком, различия в выраженности и структуре агрессивности между больными и здоровыми минимальны и сводятся только к тому, что больные эпилепсией предпочитают соперничество как тактику урегулирования конфликтов (p < 0,05). Таким образом, полученные данные позволяют сделать некоторые выводы: 1. Женщины, больные эпилепсией, не более враждебны к окружающим, чем здоровые. 2. Уровень и структура агрессивности женщин, больных эпилепсией, в целом отличается от показателей здоровых женщин, но приближается к ним с увеличением возраста и обретением устойчивого семейного статуса. Различия между больными и здоровыми уменьшаются в последовательности: девочки-подростки > незамужние женщины > замужние женщины, неудовлетворённые своим браком > замужние женщины, удовлетворённые браком. 3. Для всех женщин больных эпилепсией характерно преобладание соперничества, как тактики разрешения конфликта. 79 Однако, напрашивающийся вывод о благотворном влиянии благополучной семейной жизни на проявление поведенческих девиаций больных эпилепсией не может быть безоговорочно принят до тех пор, пока не будет опровергнута конкурирующая гипотеза: нормативное поведение больной эпилепсией женщины является не следствием благополучных семейных отношений, а причиной того, что формирование благополучной семьи становится возможным. Эмпирическая проверка этих гипотез требует дополнительного исследования. Распопина М.И., Шевкова Е.В. Пермский госуниверситет ОСОБЕННОСТИ САМОСОЗНАНИЯ У ЛИЦ С ЗАВИСИМОСТЬЮ ОТ РОЛЕВЫХ КОМПЬЮТЕРНЫХ ИГР Проблема компьютерной зависимости сама по себе еще достаточно нова и интересна для исследования. В последнее время активность исследований в рамках данной тематики значительно возросла, но мнения, касающиеся компьютерной зависимости весьма противоречивы, работы часто носят описательный характер, отсутствует общепринятая концепция. Исследования в рамках данного направления представлены такими учеными, как Войскунский А.Е (2000, 2001 год), Лепский В.Е.; Рапуто А.Г. (1999 год), Аристова О.Н. (1999 год), Галкин К.Ю., Дражко Е. и др. Настоящая работа посвящена исследованию самосознания у лиц с зависимостью от ролевых компьютерных игр, изучению специфики различных его компонентов. Актуальность нашей работы заключается в том, что исследование особенностей самосознания у лиц с зависимостью от ролевых компьютерных игр расширяет представление о влиянии компьютерных игр в частности, и компьютера в целом, на психику человека. Помимо этого, данное исследование касается проблемы понимания феномена компьютерной зависимости и позволяет выявить особенности самосознания у компьютерных аддиктов. Итак, предметом исследования выступили особенности самосознания у лиц с зависимостью от ролевых компьютерных игр. Мы предположили, что самосознание лиц с зависимостью от ролевых компьютерных игр имеет определенную специфику и значительно отличается от самосознания людей, не имеющих компьютерную аддикцию. 80 В теоретической части работы освещены проблемы изучения феномена самосознания в отечественной и зарубежной психологии, компьютерной аддикции, ее разновидностей, в частности зависимости от ролевых компьютерных игр, представлена классификация игр. В качестве методов исследования были выбраны метод свободного самоописания, рисунок себя, методика исследования самоотношения (МИС) и метод исследования самооценки ДембоРубинштейн. Для анализа данных использовались критерий углового преобразования Фишера и критерий Стьюдента. В методологической части работы представлено описание методов исследования, обусловлена возможность их применения в контексте изучаемой проблематики. Исследование проводилось в феврале-марте 2007 года в г. Перми на двух выборках испытуемых (контрольная – 60 человек: 40 испытуемых мужского пола и 20 – женского; экспериментальная выборка – 60 человек: 40 испытуемых мужского пола, 20 - женского). Возраст испытуемых от 17 до 27 лет. Основным для отбора в экспериментальную группу являлся критерий времени, которое испытуемые проводят за игрой в компьютерные ролевые игры ежедневно (6 – 7 часов и более). В результате получены данные, свидетельствующее о наличии значимых различий между людьми, зависимыми и независимыми от компьютерных ролевых игр. По данным самоотчетов экспериментальная выборка отличалась от контрольной наибольшей частотой указаний на индивидные характеристики (возраст, пол, рост, вес), меньшей выраженностью эмоционального, мотивационного компонента и своей роли в обществе. Самоописания испытуемых напоминали самопрезентацию, которая характерна для сетевой коммуникации: четкость, краткость, лаконичность. Рисуночный метод показал, что для компьютерных аддиктов характерно отождествление себя с образом того компьютерного персонажа, которым они чаще играют. Так же весьма часто использовались знаки сетевой коммуникации («смайлики»), схематичные и абстрактные рисунки. На основе данных, полученных методом исследования самооценки Дембо-Рубинштейн, установлено снижение показателей уровня притязаний и самооценки по шкалам «внешность» и «авторитет у сверстников». Можно так же отметить, что для экспериментальной выборки в целом характерны более низкие оценки как уровня притязаний, так и самооценки. 81 Метод исследования самоотношения показал что, игровые аддикты характеризуются весьма высокими показателями самоуверенности, самоценности, самопринятия, саморуководства, при этом крайне низкие показатели были получены по шкалам «открытость», «самопривязанность». Статистически значимые различия были также получены по шкалам внутренняя конфликтность и самообвинение, которые носят более выраженный характер в экспериментальной выборке. Трунов Д. Г. Пермский госуниверситет АНТИПСИХИАТРИЧЕСКИЕ АРГУМЕНТЫ В ПРОБЛЕМЕ СУИЦИДА 1. Один из главных доводов сторонников психиатрического подхода к суициду звучит примерно так: «Суицид — это психиатрическая проблема, поскольку статистикой доказано, что наличие психического заболевания повышает вероятность самоубийства». Однако этот аргумент был бы действительно весомым, если бы все самоубийства совершались психически больными людьми. Но если даже небольшая часть среди совершивших суицид — люди, которые не обнаруживали симптомы какого-либо психического заболевания и не обращались ранее к психиатру, то суицид должен выйти из сферы исключительно психиатрического вмешательства. На самом деле, известно, что на долю психически больных приходится приблизительно меньше трети от общего числа случаев завершенных суицидов, а значит приравнивать больше двух третей суицидентов к психически больным просто некорректно. Отсюда ясно, что кризисные клиенты, высказывающие мысли о самоубийстве, нуждаются прежде всего в квалифицированной психолого-психотерапевтической помощи, основанной на презумпции их психической сохранности. 2. Обычно считается, что все случаи самоубийства среди душевнобольных либо лишены всякого мотива, либо определяются совершенно вымышленными мотивами. Тем не менее, не все суициды, совершенные людьми, имеющими психиатрический диагноз, на самом деле обусловлены их «патологическим мировосприятием». Конечно, можно предположить, что в состоянии психоза больные могут 82 совершать суициды, в основе которых лежат, например, какие-нибудь бредовые идеи. Однако психически больные, — и чаще всего среди них больные шизофренией, — могут совершать самоубийство или покушение на него не только во время обострения заболевания, но и в период ремиссии под влиянием так называемых «мотивов неблагополучия» или «мотивов конфликта», которые свойственны и обычным людям. При этом наиболее распространенным мотивом неблагополучия является осознание больным серьезности и необратимости своего заболевания, опасение ухудшения своего состояния, грозящей деградации личности. Другими словами, довод психиатров может быть действительно принять только в следующей формулировке: «Наличие психиатрического диагноза повышает вероятность самоубийства». 3. Здесь очень важно отметить, что мотив неблагополучия, связанного исключительно с самим фактом наличия психиатрического диагноза, всецело зависит от негативного отношения общества к психически больным, которое, в свою очередь, связано с существующей системой психиатрической помощи. Поэтому, рассматривая самоубийство как психиатрический случай, мы рискуем столкнуться с известным предубеждением и страхом населения по отношению к психиатрии и психиатрическим заболеваниям. Можно было бы здесь, конечно, сослаться на «извечный ужас человека перед безумием». И все же, думается, что это негативное отношение к сфере психиатрии во многом провоцируется самой системой психиатрической помощи и связано с методами психиатрического лечения, условиями пребывания больных в стационарах и отделениях психиатрического профиля, с характером организации учета и диспансерного наблюдения душевнобольных, с тем, что факт установления психиатрического диагноза влечет за собой целый ряд социальных ограничений для пациента. А потому суицидологическая реабилитация, опирающаяся на психиатрические методы, должна на самом деле решать две задачи, среди которых: во-первых, собственно кризисная интервенция и, вовторых, реадаптация, то есть защита суицидента от негативных последствий вмешательства психиатрии в его судьбу. Конечно этим психиатры не занимаются. 4. Негативное отношение других людей к самоубийству мешает человеку, имеющему такие намерения, обратиться за психологической поддержкой к окружающим или специалистам. Стереотипное восприятие человека, говорящего о самоубийстве, как «больного» не оставляет места для какого-либо понимания. Интуитивно чувствуя это отношение, человек, имеющий суицидальные мысли или планы, не 83 решается разговаривать о своем состоянии с окружающими и еще больше замыкается в себе. Человеку стыдно перед людьми за свои «безумные» мысли, за свою «слабость». Это углубляет его страдания, которыми он не может поделиться с окружающими. 5. Ярлык безумия, который прикрепляют к теме самоубийства, мешает человеку лучше понять самого себя, разобраться в своей проблемной ситуации. Вместо этого он начинает бороться со своими собственными мыслями и чувствами, поскольку он их считает ненормальными и недостойными. Человек начинает избегать размышлений на тему самоубийства, бояться любых подобных мыслей и чувств, которые естественным образом возникают в тяжелых кризисных ситуациях у многих людей. В случае тяжелой ситуации и сильных переживаний эта борьба со своей естественной реакцией еще более усугубляет кризисное состояние человека, заключая его в непреодолимый замкнутый круг «я сошел с ума». Этому также способствует ореол греховности, создаваемый религией вокруг идею самоубийства. Такое отрицание своей «нормальной реакции на ненормальные обстоятельства» (Р.Лэинг) — «реакция на реакцию» — может привести лишь к временному и мнимому благополучию. На самом деле человек теряет способность понимать, что с ним происходит. Такое самоотчуждение ведет к неуверенности и страху перед самим собой, что лишь усиливает ощущение собственной ненормальности и неадекватности. Будучи вытесненной, идея самоубийства может овладеть человеком настолько, что человек может совершить это действие в порыве аффекта или неосознанно создать условия для наступления своей смерти. Напротив, осознание идеи самоубийства приводит к тому, что человек становится способным справиться с ней. Встреча со своими суицидальными мыслями вовсе не повышает вероятность суицидальных действий, напротив, помогает человеку понять свое действительное отношение к ситуации и изменить ее. 6. В заключение отметим, что «проблема суицида», вопреки притязаниям психиатров, — это, прежде всего, гуманитарная, а не медицинская проблема. Медицинский подход вообще и психиатрический, в частности, резко ограничивает взгляд на эту тему. Личность человека, помещенная в рамки этого подхода, редуцируется до психофизического механизма. Однако личность не возможно свести к какой-либо органической, химической, физиологической и т.д. природе или структуре. Пространство личности — это пространство смысла, а проблема суицида — это специфическая и сугубо индивидуальная конфигурация этого пространства. Потому проблема суицида адекватно 84 может быть понята только гуманитарных дисциплин. в случае активного привлечения Узлов А.Н., Узлов Н.Д., Шингоф Е.В. Березниковский филиал Пермского госуниверситета СТРУКТУРА КАЧЕСТВА ЖИЗНИ БОЛЬНЫХ АЛКОГОЛИЗМОМ Переживание психологического комфорта (благополучия) — важный показатель динамики здоровья, поскольку оно оказывается важным индикатором переходных состояний здоровья к болезни. В зарубежной психологии при определении психологического (душевного) благополучия широко используется понятие «качество жизни», представляющее собой субъективное переживание удовлетворенности персональной жизнью. Оно соотносится с удовлетворенностью самореализацией личности и, с ее психологическим здоровьем (Н.Е. Водопьянова, 2005). А.В. Бараненко, ссылаясь на многочисленные отечественные и зарубежные публикации в этой области, считает, что использование понятия качества жизни, в отличие от традиционной тенденции, в которой болезнь человека, в т.ч. алкоголизм, расценивается не только как физический ущерб, но и как комплекс проблем, включающих эмоциональное, социальное и финансовое неблагополучие. В рамках рассматриваемой здесь проблемы остаются недостаточно изученными такие аспекты, как структура качества жизни, в которой сам факт пристрастия к алкоголю может иметь приспособительное значение, т.к. помогает решать вопросы, имеющие отношение к аффилиации, потребности в уважении и самоуважении, снижению депрессивных наслоений и др. Для изучения данного вопроса обследовано 100 больных алкоголизмом, которые были распределены на 3 группы по уровню удовлетворенности качеством жизни (см. тезисы «Удовлетворенность качеством жизни, доминирующее настроение и копинг-стратегии больных алкоголизмом» в настоящем сборнике). Для выявления структуры удовлетворенности качеством жизни был использован факторный анализ. Исходным было предположение, что удовлетворенность качеством жизни зависимых от алкоголя пациентов связана с эмоциональным состоянием и выбором определенных копинг – стратегий. 85 В группе с высоким уровнем удовлетворенности жизнью выделено два значимых фактора. Первый фактор характеризуется для испытуемых поддержкой внешнего окружения, заботой и вниманием со стороны близких, коллег по работе, ценной является и сама работа (карьера). Им свойственен относительно оптимистичный взгляд на будущее, положительная самооценка, критическое отношение к себе. Характерно использование копинг – стратегий дистанцирования и бегства (избегания), что можно объяснить включением такого защитного механизма как отрицание. Эти пациенты пытаются отделиться от ситуации и уменьшить её значимость или направляют усилия на бегство от проблемы, что объясняется значимостью отношений с микро- и макросоциумом. Этот фактор активен вне запоя, в ремиссии. Данный симптомокомплекс можно обозначить как фактор «социальной включенности». Второй фактор включает в себя общение с близкими и друзьями, но здесь алкоголь уже выступает как средство разрядки, поддержания общения и положительного настроения. Происходит «ломка» и неадаптивное использование таких копинг – стратегий как поиск поддержки, планирование решения проблем, самоконтроль, принятие ответственности. Все приоритеты «социальной включенности» теряют свою значимость, и на первое место выходит потребность в алкоголе для усиления положительных эмоций. Этот симптомокомплекс обозначен как фактор «дефицита положительных эмоций». В группе со средним уровнем удовлетворенности выделен один значимый фактор. Жизнь все более становится проблематичной из–за частых смен места работы или увольнений, исчерпан ресурс внутренних сил и поддержки со стороны близких. Это приводит к повышению напряженности – физическому и эмоциональному дискомфорту. Для изменения ситуации пациенты этой группы используют копинг – стратегии самоконтроля, бегства (проявление защитного механизма отрицания). Они прилагают агрессивные усилия по изменению ситуации, определенную степень враждебности и готовности к риску. Алкоголь используется как средство редукции психоэмоционального напряжения. Этот фактор обозначен как фактор «удержания на плаву». В группе с низким уровнем удовлетворенности выделено два значимых фактора. Первый фактор включает в себя потерю жизненных и личных целей, отсутствие самоконтроля, отсутствие постоянной работы Слабая поддержка со стороны близких и собственных внутренних ресурсов или вовсе их отсутствие. Преобладают негативные эмоции, физический и психологический дискомфорт. Но при этом выявляется 86 активное отношение к жизненной ситуации – что можно объяснить некритическим отношением к жизни и ситуации в целом. Братусь Б. С. (1974) отмечает, что больной алкоголизмом становится некритичным к своему состоянию не только вследствие интеллектуального снижения, но и в связи с глубокими изменениями иерархии его мотивов. Алкоголизация становится ведущим мотивом деятельности, а сама деятельность превращается лишь в совокупность способов для удовлетворения потребности в алкоголе. Этот фактор обозначен как «псевдовыживание». Второй фактор содержит некритическое отношение к жизни и ситуации в целом (отсутствие жизненных и личных целей, отсутствие самоконтроля, поддержки близких), негативные эмоции, физический и психологический дискомфорт. У этих пациентов очень высокий депрессивный компонент, высок риск суицида. Поведение отличается агрессивностью и враждебностью. Наблюдается отсутствие самоконтроля, исключение стратегий планирования решения проблем, принятия ответственности. Алкоголь выступает как средство ухода от реальности. Происходит деградация поведенческих стратегий и личностно-средовых ресурсов, распад сетей социальной поддержки, подавление стратегий ее поиска и снижение восприятия, уменьшение личностного контроля над собственным поведением и средой. Этот фактор назван фактором «безысходности». Таким образом, вместе со снижением уровня удовлетворенности качеством жизни изменяется и сама структура удовлетворенности, и портрет личности больного алкоголизмом. Пациенты используют неадаптивные копинг – стратегии, что приводит к формированию пассивного копинг – поведения: преимущественно используется копинг – стратегия избегания. Снижение уровня доминирующего настроения и повышение напряженности проявляется на всех уровнях удовлетворенности качеством жизни. Это можно объяснить тем, что, сталкиваясь с проблемными ситуациями в жизни, больные алкоголизмом не справляются с ними своими привычными копинг – стратегиями, а копинг – ресурсы у них истощены. Узлов А.Н., Узлов Н.Д., Шингоф Е.В. Березниковский филиал Пермского госуниверситета 87 УДОВЛЕТВОРЕННОСТЬ КАЧЕСТВОМ ЖИЗНИ, ДОМИНИРУЮЩЕЕ НАСТРОЕНИЕ И КОПИНГ-СТРАТЕГИИ БОЛЬНЫХ АЛКОГОЛИЗМОМ В последние десятилетия во всём мире отмечается рост интереса к вопросам социального функционирования и качества жизни пациентов, в том числе страдающих алкогольной зависимостью. Анализ работ на эту тему, опубликованных на психиатрических сайтах Интернета (А. И. Минко, И. В. Линский, А. В. Бараненко; Л.А.Александрова; Р. Ахмеров; А. В. Штрахова и др.), показывает: большинство исследователей склоняются к мысли о том, что качество жизни больных алкоголизмом является весьма информативным признаком, и оно может быть рассмотрено наряду с другими клиническими и клинико-психологическими показателями как один из параметров устойчивости ремиссии и социально-психологической адаптации. Другим важным параметром жизни больных с алкогольной аддикцией является совладающее поведение (И.В. Воеводина и Л.В Коротеевой; Н.А. Сироты и В.М. Ялтонского; В.М.Ялтонского, Н.А.Сироты, Н.С.Видерман и Р.Д.Дорофеевой и др). А.В. Либин и Е.В. Либина (1996) считают, что предметом психологии совладания, как специальной области исследования, является изучение механизмов эмоциональной и рациональной регуляции человеком своего поведения с целью оптимального взаимодействия с жизненными обстоятельствами или их преобразования в соответствии со своими намерениями. Цель настоящего исследования – определение удовлетворенности качеством жизни больных алкоголизмом и установление связи удовлетворенности качеством жизни с доминирующим настроением, а также выбором используемых респондентами копинг – стратегий. Испытуемые – пациенты наркологических отделений МУ «Психиатрическая больница» г. Березники (ныне – краевая психиатрическая больница № 4) в количестве 100 человек, с клинически установленной второй стадией алкоголизма, в возрасте от 22 до 50 лет. Все обследованные – мужчины. В работе использовались клинические и психодиагностические методики: 1) опросник Р. Элиота «Оценка уровня удовлетворенности качеством жизни» (адаптация Н.Е .Водопьяновой); 2) опросник ДС – 8 «Диагностика доминирующего настроения (разработан Л.В. Куликовым); 3) опросник способов совладания Р. Лазаруса и С. Фолкман (адаптация Т.Л. Крюковой и Е.В. Куфтяк). 88 По общей оценке качества жизни испытуемые распределились на 3 группы. В группу с высоким уровнем удовлетворенности качеством жизни вошли 21 чел. Из них: 90,5% имеют профессиональное образование; проживают с семьей - 66,7% испытуемых, имеют постоянное место работы 90,5%. Пациенты, вошедшие в эту группу, ценят отношения в семье, серьезно относятся к своей работе. Эти больные осознают, что их тяга к алкоголю становится источником их проблем. Группу со средним уровнем удовлетворенности качеством жизни составили 51 чел. Из них: 66,7% имеют профессиональное образование, проживают с семьей только 68,6%, работают - 80,4%. Пациенты этой группы чаще жаловались на семейные проблемы и непонимание со стороны близких. Для них характерны частые смены мест работы, которой они, как правило, не дорожат. Группа с низкой удовлетворенностью качеством жизни была представлена 28 пациентами: с профессиональным образованием – 67,9%; сохранившие связи с семьей - 42,9% испытуемых; 7% обследованных – категория бомж (без определенного места жительства). Имеют постоянную или временную работу 67,9%. Пациенты этой группы отличаются пассивностью, часто безразличием к своей судьбе. В семейных неурядицах и проблемах на работе винят окружающих. Работа для них – только средство заработка и не имеет никакой другой ценности. Установлена линейная зависимость между оценкой удовлетворенности качеством жизни и доминирующим настроением: чем она выше, тем выше субъективная оценка характеристик настроения и личностного уровня психических состояний, и наоборот. Исследование копинг-стратегий не выявило статистически значимых различий: почти все больные используют одинаковый набор неадаптивных копинг – стратегий, независимо от оценки ими качества жизни (дистанцирование, бегство от проблемы, избегание ответственности и др.). Полученные нами результаты в целом согласуются с данными отечественных и зарубежных исследований и могут быть использованы в разработке моделей оказания социальной и психотерапевтической помощи данной категории больных. Халявина Т.Г. Березниковский филиал Пермского госуниверситета 89 ВЛИЯНИЕ МУЗЫКИ НА КОГНИТИВНЫЕ ПРОЦЕССЫ У МЛАДШИХ ШКОЛЬНИКОВ С ЗАДЕРЖКОЙ ПСИХИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ Современная музыкотерапия представляет собой метод, использующий музыку в качестве средства психопрофилактики, психотерапии, психокоррекции. Развиваются и прикладные направления, стремящиеся использовать музыку как стимулятор умственной и физической работоспособности (Г.А. Якупова, 1995; Г. Лозанов, 1999; В.И. Петрушин 1999; С.В. Шушарджан, 2002 и др.). Учитывая специфику нашего исследования, направленного на поиск новых коррекционных форм и методов работы с детьми с ЗПР, характерной чертой которых является неразвитость когнитивных функций, обуславливающих трудности в освоении учебной программы, возникла актуальная необходимость поиска и апробации музыкальной программы, направленной на решение данной проблемы. Литературный поиск показал наличие ограниченного числа публикаций, посвященных влиянию музыки на детей с ЗПР. В связи с этим нами была разработана собственная музыкально-коррекционная программа на основе обобщения и совмещения имеющихся теоретических и эмпирических данных. Руководствуясь рекомендациями ряда авторов, мы предположили, что в жанровой принадлежности звукового материала целесообразно применение «старинной» классической музыки XVII века, в мажорной тонально-гармонической системе, с метроритмическим рядом от 59-66 ударов в минуту, что соответствует темповым характеристикам от adagio до andante. В соответствии с этими рекомендациями была составлена музыкальная программа из произведений Т. Альбиони, И.С. Баха, И. Пахельбеля, В.А. Моцарта и др. В ходе проведения эксперимента разработанная программа транслировалась на уроках русского языка и математики в качестве фона, не требующего специального вслушивания, осмысления, переживания содержания звучащего сочинения. Внимание ученика было направлено на содержание речи учителя, что усиливало его вовлеченность в процесс работы на уроке. Музыкальные записи предъявлялись во время объяснения нового учебного материала в течение 15 мин. Отрывки музыкальных произведений, записанные на CD носители, транслировались с помощью аппаратурного комплекса, который обеспечивал их автоматическое воспроизведение. Интенсивность звучания всех музыкальных произведений 90 фиксировалась на одном и том же уровне. Длительность экспозиции составила 10 учебных дней. Испытуемые – 20 учащихся 1-х классов специального коррекционного образовательного учреждения № 15 VII-го вида. Исследование слуховой, зрительной памяти, воображения, параметров внимания осуществлялось на основе методик, разработанных А.Р. Лурия и М.М. Семаго. Повторное тестирование проводилось спустя 10 дней после окончания эксперимента. Для ратификации программы выдвигалась гипотеза: музыка оказывает воздействие на изменение параметров внимания и памяти, воображения у младших школьников с задержкой психического развития. Достоверные изменения под воздействием музыкальной экспозиции, обнаружили параметры зрительной памяти (р<0,001). Позитивные изменения параметров слуховой памяти, внимания, воображения наблюдались лишь у единичных субъектов, в целом изменились незначительно (р>0,05). Таким образом, гипотеза исследования подтвердилась частично. Наряду с этим, на 4 испытуемых музыкальная экспозиция оказала противоположное воздействие в связи с преобладанием у этих детей повышенного уровня тревожности, что своевременно нами не было определено. В дальнейшем, анализируя полученные данные, было установлено, что тревожность как черта не подвергается изменению под влиянием музыки, тогда как состояние тревожности существенно зависит от музыкального воздействия и его условий (J.Buller, P.O.Peretti). Несмотря на нечувствительность этой характеристики к воздействию музыки, исходный уровень личностной тревожности влияет на эффективность деятельности, которую сопровождает музыка (H.Stanton), что может относиться и к учебной деятельности. Не исключается влияние и других переменных, таких как изменившиеся условия проведения урока, а также ситуация самостоятельности в решении учебной задачи, что особенно значимо для детей с церебрально-органической недостаточностью. Важно также отметить, что по заключению учителей, предоставивших экспертные оценки в данном исследовании, музыка оказала опосредованное воздействие на эффективность учебной деятельности через активизацию эмоционально-волевых и мотивационных процессов детей с задержкой психического развития. Проведенное исследование является начальным этапом серии пилотажных исследований, имеющих конечную цель обоснования открытия в регионе Центра музыкотерапии. 91 РАЗДЕЛ III. ПРОБЛЕМЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СПЕЦИАЛИСТОВ СОЦИОНОМНЫХ ПРОФЕССИЙ Андрусенко А.А., Голышева В.А., Кузнецов И.А., Обросов И.Ф. Пермская государственная медицинская академия им. Е.А.Вагнера ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ ФАКТОРЫ РИСКА ПСИХИЧЕСКОЙ ДЕЗАДАПТАЦИИ СПЕЦИАЛИСТА, ОКАЗЫВАЮЩЕГО НАРКОЛОГИЧЕСКУЮ ПОМОЩЬ Профессиональная деятельность врача психиатра-нарколога интегрирует в себе ряд факторов, которые могут выступать в качестве пролонгированной ситуационной психогении: специфика наркологического контингента, возрастающая интенсификация труда, неудовлетворительная материально-техническая база, работа в условиях ролевого неравенства. Следствием этого является формирование психодезадаптационных состояний с трансформацией последних в клинические картины расстройств невротического уровня, а также развитие синдрома эмоционального выгорания, которые оказывают влияние на отношение к работе и негативно отражаются на профессиональном функционировании. Методом выборочного контент-анализа проведено изучение взаимовлияния организационных факторов медицинского учреждения наркологического профиля и специфики работы врача на формирование отношения специалиста к работе и возникновение профессионального стресса. Установленные факторы отнесены к профессиональным недостаткам или дефектам и условно подразделены на тактические (методологические) и деонтологические. Среди тактических (методологических) факторов необходимо отметить: отсутствие достаточно эффективных терапевтических программ и профессионального подхода; полипрагмазия, ориентированная на контроль за поведением; увлечение, так называемыми, «стандартными схемами лечения»; отсутствие оптимального лечебно-охранительного режима, терапии средой и реабилитационной программы стационара; нарушение преемственности в лечении на различных этапах оказания помощи; низкие показатели завершения лечебных программ и нарушения режима лечения; низкий 92 уровень экономического вклада в пациентов и профессиональных знаний специалиста; слабое материально-техническое и лекарственное обеспечение; неукомплектованность штатов врачамипсихотерапевтами, клиническими психологами; высокая рабочая нагрузка и недостаток времени для выполнения работы, перегруженность врача несвойственными ему обязанностями. Деонтологические недостатки прослеживаются в невозможности либо неспособности врача найти контакт с больным и его родственниками в силу различных причин: преобладание среди курируемых исключительно сложных и трудных пациентов; специфические расстройства личностной целостности пациентов с нарушениями поведения и адаптации (выраженный эгоцентризм, смещение нравственных ориентиров; криминализация мировоззрения и криминальная активность); интенсивное и эмоционально-напряженное взаимодействие с пациентами; усталость от необходимости постоянного общения; необходимость внешне проявлять эмоции, не соответствующие действительности; недоверие врачу и феномен созависимости, сугубо патерналистский стиль общения и низкий уровень медицинского отношения к пациенту, вследствие низкой квалификации и отсутствия мотивации врача. Таким образом, профессиональная деятельность врача психиатра-нарколога выступает в качестве фактора риска психической дезадаптации. Невротизация и эмоциональное выгорание специалиста оказывают негативное влияние на отношение к работе и потенцируют производственные трудности. Возникает необходимость устранения вышеуказанных недостатков и разработка комплексной программы психологического сопровождения профессиональной деятельности психиатра-нарколога, акцентирование внимания на данной профессиональной группе в плане проведения психопрофилактической работы. Борисова С.Н., Ганиева М.А. Пермский госуниверситет АДАПТАЦИЯ ОКСФОРДСКОГО ОПРОСНИКА КАЧЕСТВА СНА Создание психодиагностического инструментария всегда будет актуальной задачей для психологической науки и практики. В течение ряда лет на кафедре общей и клинической психологии ПГУ проводилась адаптация Оксфордского опросника качества сна, предоставленного 93 A.G.Harvey в рамках программы сотрудничества университетов Перми и Оксфорда. Объективность, надежность и валидность данных этой диагностической методики подтверждены и обоснованы с помощью психометрических процедур: экспертной оценки, оценки надежности, оценки дискриминативности, оценки валидности. Созданный A.G.Harvey Оксфордский опросник качества сна предназначен для выявления особенностей качества сна. Теоретическим фундаментом методики стала позиция A.G.Harvey, состоящая в постулировании зависимости качества сна от гигиены сна. Опросник состоит из 4 частей и 6 шкал. Используется традиционная математическая модель: качество сна описывается по пятибалльной системе (1 – очень низкое; 2 – низкое; 3 – среднее; 4 - высокое; 5 – очень высокое). Определение качества сна осуществляется с помощью перевода всех шкал в одну. Анализируя задания, следует отметить отсутствие вопросов, провоцирующих испытуемого на социальную желательность, т.к. везде перечислено максимально возможное количество вариантов ответа и учтены различные психологические особенности испытуемых. Результаты экспертной оценки. С целью выяснения степени корректности формулировки заданий с филологической точки зрения, англо-язычного перевода и психологичности содержания была проведена процедура экспертной оценки. Группа экспертов состояла из 3 человек: учитель высшей категории русского языка и литературы, преподаватель английского языка в вузе, психолог с высшим психологическим образованием, имеющий опыт работы с текстами. Эксперты считают, что: 1. Вопросы, представленные в тексте с точки зрения заданной темы отвечают ее содержанию. Они сформулированы логично, четко и вполне понятно. Отвечая на них, участник исследования не испытывает затруднений, а некоторая излишняя детализация вопросов имеет право на существование и помогает участнику; 2. Англо-русский перевод Оксфордского опросника качества сна осуществлен вполне корректно; 3. Оксфордский опросник качества сна направлен на изучение и исследование качества сна как психологической проблемы. Таким образом, экспертная оценка текста Оксфордского опросника качества сна позволяет нам использовать его в качестве психологического инструментария, а также для проверки содержательной валидности. Результаты проверки Оксфордского опросника качества сна на надежность. При оценке надежности теста наилучшие результаты дал метод расщепления теста: оценивалась степень взаимной 94 согласованности частей теста, коэффициенты надежности, полученные этим методом, интерпретируются как показатели однородности. Кроме того, согласно Р.Б. Кеттела, рекомендуется расчет показателя переносимости - способности теста сохранять точность измерения в разных выборках, субкультурах и популяциях. Получены следующие результаты: коэффициент Кронбаха = 0,87 – это значимый результат, свидетельствующий о достаточно высокой надежности опросника. - оценка корреляции данного теста с истинным показателем (квадратный корень из общего коэффициента) тоже значима = 0,9. - коэффициент надежности при расщеплении теста пополам (первая половина по сравнению со второй половиной) = 0,55. - при пересчете результирующей корреляции значения надежности в зависимости от величины частей теста по формуле Спирмена - Брауна показатель равен 0,71. - коэффициент надежности при расщеплении теста пополам (надежность теста для четных – нечетных заданий) = 0,66. Эти данные позволяют считать Оксфордский опросник качества сна надежным психодиагностическим инструментарием, т.е. однородным и внутренне согласованным. Результаты проверки Оксфордского опросника качества сна на дискриминативность. Данный показатель, как указывает Гилфорд (Мельников В.М., Ямпольский Л.Т., 1985), связан с ранжированием испытуемых. Если исходить из того, что для равномерного наиболее дисикриминативного распределения необходимы вопросы, в которых бы наиболее полно были реализованы все возможные проявления измеряемого свойства, то этот показатель для шкал Оксфордского опросника качества сна равен: - чуткость сна – 0,68; - субъективная оценка качества сна – 0,53; чувство высыпания – 0,69; - дискомфорт – 0,68; - предпринятое подавление – 0,67; -беспокойство – 0,63. Эти показатели являются удовлетворительными. Результаты проверки Оксфордского опросника на валидность. Очевидная валидность. Этот аспект валидности связан с тем, какое тест производит впечатление. Мы спросили у испытуемых, принимающих участие в процедуре адаптации Оксфордского опросника качества сна, представляется ли он им хорошим средством измерения переменной «качество сна» или нет. Участники исследования со своей стороны проявили интерес к опроснику, высказывались об актуальности проблемы качества сна в настоящее время. Они выразили одобрение по поводу качества методики. Поэтому, 74 человека дали 100 % оценку 95 валидности, 30 человек – 96 % оценку валидности и 21 человек – 92 % оценку валидности. Следовательно, общий показатель очевидной валидности = 0,98. Этот показатель является очень значимым. Конкурентная валидность. Этот показатель получают из корреляций с другими тестами, которые предназначены для измерения той же переменной. В контексте переменной «качество сна» в качестве конкурентной методики нами был выбран оригинальный сомнологический опросник Красноперова О.В. и Панченко А.Л. (Красноперов О.В., Панченко А.Л., 1991). Для эффективного изучения данного вида валидности мы следовали правилам, касающимся требованиям к величине выборки (минимум 100 человек – в нашем случае 125 человек) и ее качеству (примерно равное количество мужчин и женщин, принявших участие в нашем исследовании – в нашем случае 58 мужчин и 67 женщин). В процессе исследования конкурентной валидности нами были получены следующие значимые корреляционные связи: - прямая положительная связь субъективной оценки желания спать перед сном и чуткости сна, дискомфорта, т.е. чем выше чуткость сна и дискомфорт, тем выше желание спать перед сном. И наоборот, чем меньше желания спать перед сном, тем ниже чуткость сна и состояние внутреннего дискомфорта; - прямая положительная связь между средней продолжительностью засыпания и чуткостью сна, состоянием дискомфорта, субъективной оценкой качества сна, беспокойством и чувством высыпания, т.е. чем больше средняя продолжительность засыпания, тем более чуток сон, выше состояние дискомфорта, беспокойства и т.д. И наоборот, маленькая продолжительность засыпания снижает все выше перечисленные негативные сопровождающие сон явления; - прямая положительная связь между ночными пробуждениями чуткостью сна, дискомфортом, субъективной оценкой качества сна и беспокойством, т.е. частота ночных пробуждений, связана с особенностями протекания сна; - прямая отрицательная связь между затруднением утреннего пробуждения и чуткостью сна, т.е. чем выше затруднения утреннего пробуждения, тем ниже чуткость сна. И наоборот, высокая чуткость сна связана с отсутствием затруднений утреннего пробуждения; - прямая положительная связь между самочувствием после пробуждения и чувством высыпания, беспокойством, чуткостью сна, дискомфортом и субъективной оценкой качества сна, т.е. самочувствие после пробуждения, свидетельствующее о качестве сна субъекта, 96 напрямую связано с основными шкалами Оксфордского опросника качества сна; - прямая положительная связь между количеством факторов, провоцирующих расстройства сна и предпринятым подавлением, т.е. чем больше таких факторов, тем больше попыток подавить возникающие в процессе засыпания мыслей предпринимает субъект. И наоборот, чем меньше факторов, провоцирующих расстройства сна, тем меньше такого рода попыток предпринимает субъект. Таким образом, исследования конкурентной валидности дают недвусмысленное свидетельство того, что Оксфордский опросник качества сна диагностирует различные аспекты качества сна. Содержательная валидность. Этот показатель очень важен в процедуре адаптации, т.к. должен быть точно определен материал, используемый для тестирования. Привлеченные нами эксперты подтвердили содержательную валидность Оксфордского опросника качества сна. Конструктная валидность. Для ее доказательства нами был проведен корреляционный анализ (коэффициент Спирмена) для выявления связей между шкалами Оксфордского опросника качества сна. В ходе корреляционного анализа были выявлены значимые взаимные корреляции между всеми шкалами. Можно сделать вывод о высокой конструктной валидности Оксфордского опросника качества сна. Таким образом, можно говорить о том, что Оксфордский опросник качества сна устойчив относительно предмета измерения, т.е. свойств объектов, устойчив относительно испытуемых, т.е. объектов эмпирического исследования и позволяет отследить наиболее полно все возможные изменения измеряемого состояния качества сна. 97 Гришина А.Е., Миннахметова М.Г. Березниковский филиал Пермского госуниверситета МОТИВАЦИЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ МЕДИЦИНСКИХ РАБОТНИКОВ С РАЗЛИЧНЫМ СТАЖЕМ РАБОТЫ В настоящее время сложности врачебной деятельности обусловлены проблемами, которые характерны для многих массовых профессий: текучесть кадров, низкая заработная плата, неудовлетворенность трудом и др. К тому же деятельность врача часто проходит в условиях умственного и эмоционального напряжения. Между тем к профессиональным качествам специалиста предъявляются достаточно высокие требования. По мнению Б. А Ясько (2004), вопросы психологии труда и личности врача стоят в ряду важнейших и малоизученных проблем теоретической и прикладной психологии в целом и отдельных ее отраслей в частности. К числу таковых относят проблему мотивации профессиональной деятельности медработников. Для изучения особенностей мотивации профессиональной деятельности врачей с различным стажем работы проведено исследование, в котором приняло участие 75 чел. (женщины в возрасте от 24 до 40 лет, средний возраст – 25,5 лет). Респонденты – медработники МСЧ ОАО «Азот» г. Березники. В зависимости от стажа работы испытуемые разделились на три группы: 1-я – врачи со стажем работы до 5 лет (25 чел.); 2-я – от 5 до 10 лет (25 чел.); 3-я – врачи со стажем работы более 10 лет. Использовались следующие методики: «Диагностика мотивационной структуры личности» В.Э. Мильмана; «Диагностика структуры мотивов трудовой деятельности» Т. Л. Бадоева; «Мотивация выбора медицинской профессии» Хенинга (адаптация А. П. Васильковой). Получены следующие результаты. Для большинства респондентов – 59 чел. (78,7 %) характерна общежитейская направленность: независимо от стажа работы респонденты стремятся к комфорту, общению, повышению социального статуса и жизнеобеспечению - в большей степени, чем к общей и творческой активности, а также к социальной полезности. 39 чел. (52 %) удовлетворены трудом, 29 испытуемых (38,7 %) им не удовлетворены, а 7 чел. (9,3 %) затрудняются однозначно ответить на данный вопрос. Испытуемым предлагалась процедура ранжирования выбора медицинской профессии. Выборы мотивов распределились следующим образом: для большинства ведущими мотивами выбора медицинской профессии оказались «стремление заботиться о здоровье своих близких», «забота о своем здоровье» и «желание решать научные медицинские проблемы». Затем в порядке убывания 3-е место заняли мотивы «доступности медикаментов», 4-е – «желание лечить людей», 5-е - «облегчить страдания больных», 6-е и 7-е места заняли соответственно «престиж профессии, влияние на других людей» и «материальная заинтересованность». Для врачей со стажем работы до 5 лет ведущими мотивами выбора медицинской профессии стали «забота о своем здоровье», «решение научных медицинских проблем» и «доступность медикаментов»; со стажем 510 лет - «забота о своем здоровье», «решение научных медицинских проблем», «забота о здоровье близких»; для врачей со стажем 10 и более лет - «забота о здоровье близких», «забота о своем здоровье», «доступность медикаментов». Показательно, что такие мотивы как «материальная заинтересованность» и «влияние на других людей» для врачей со стажем работы до 5 лет в большей степени значимы, чем для коллег-стажистов 5-10 лет и старшей возрастной группы. Испытуемые первой группы ставят указанные мотивы на третье место, а врачи из второй и третьей группы - на 6 и 7 места. Кроме того, если в начале профессиональной карьеры участие в научной деятельности имеет хоть какое-то значение, то для врачей со стажем работы более 10 лет данный мотив вообще выпадает. Значимые различия выбора мотивов были выявлены у врачей со стажем работы до 5 лет и со стажем работы после 10 лет. Мотив «забота о здоровье близких» и «престиж профессии» более значим для врачей со стажем работы более 10 лет и в меньшей степени значимы для врачей со стажем работы до 5 лет. Независимо от стажа работы такие мотивы как «желание лечить людей», «облегчить страдания больных» отодвигаются на второй план как менее значимые, что может говорить о некоторой дегуманизации профессионального поведения врачей по отношению к потенциальным пациентам, не входящим в круг близких людей, профессиональной деформации, размытости или несформированности этических медицинских принципов. Полученные нами данные показывают, что мотивация профессиональной деятельности врачей обусловлена такими мотивами, как «забота о своем здоровье», «забота о здоровье своих близких», «решение научных медицинских проблем», «доступность медикаментов». Тот факт, что большинство респондентов удовлетворены выполняемым трудом, на наш взгляд объясняется 100 тем, что в процессе профессиональной деятельности они имеют возможность реализовать наиболее значимые для них мотивы. В ходе выполнения профессиональной деятельности у докторов преобладает стремление к комфорту, общению с коллегами, повышению социального статуса, удовлетворению важных жизненных потребностей. Результаты данной работы могут быть использованы для уточнения представлений о структуре мотивации профессиональной деятельности профессий класса «человек-человек», а также для оптимизации повседневной деятельности врачей, при решении задач подбора кадров, подготовки, переподготовки и повышения квалификации медработников, разработке систем поддержки новых специалистов, совершенствовании психологической помощи в выборе профессии. Рыбина О.В. Пермский госуниверситет ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ СТРЕССОУСТОЙЧИВОГО ВРАЧА Известно, что у врачей, как у большинства специалистов «помогающих профессий», профессиональный стресс наблюдается наиболее часто в сравнении с представителями других профессий. По результатам зарубежных и отечественных исследований интенсивность стрессового напряжения связана с таким показателем, как стаж работы, однако признаки стресса выявляются и у тех специалистов, чей стаж меньше 5 лет. Эти данные дают научное обоснование необходимости ранней профилактической работы среди врачей, направленной на сохранение здоровья, повышение профессиональной успешности этих специалистов. Одним из важных условий ранней профилактики стресса, связанного с профессиональными ситуациями, является определение индивидуально-психологических характеристик, повышающих стрессоустойчивость, как важных элементов «модели» врача, которая могла бы использоваться в качестве конечной цели при подготовке специалистов для медицины. В данной работе представлены результаты исследования индивидуально-психологических особенностей врачей. Нами обследовано 153 врача (психиатры, хирурги, гинекологи) из разных регионов России, в возрасте от 23 до 66 лет (38,2 0.8 лет), со стажем работы от 1 года до 43 лет (13 0,8 лет); 54 мужчины 101 (35,3 %) и 99 женщин (64,7 %). Использованы следующие методики: стандартизированный многофакторный метод исследования личности (СМИЛ, Л.Н.Собчик,2000), опросник уровня субъективного контроля (УСК, Е.Ф. Бажин и др.,1993), копинг-тест (E.Heim,1988), гиссенский личностный опросник (ГТ, D.Beckman et. al., 1983). Процедурой выделения главных компонент с использованием вращения по методу VARIMAХ определен фактор, который можно рассматривать как фактор стрессоустойчивости. Согласно полученным данным, психологические характеристики, входящие в фактор, способствуют (на уровне тенденции) снижению эмоциональной напряженности у врачей, создавая ощущение субъективного комфорта. Выделены два параметра: низкий уровень враждебности и высокая толерантность к стрессу. Высокий уровень стрессоустойчивости выявлен у 75 врачей (49 %), низкий у 73 врачей (47,7 %). Сопоставление показателей стрессоустойчивости у врачей со стажем работы не выявило определенной закономерности. Это позволяет предположить, что способность врачей противостоять стрессовым воздействиям, не связана со стажем работы. Однако повышение показателей профессионального стресса наблюдается и у части врачей с высокой стрессоустойчивостью. Возможно, что в этом случае повышение уровня профессионального стресса связано с преобладанием агрессивности внешних факторов над устойчивостью к стрессу, поскольку стресс это результат соотношения воздействия внешних (условия работы, наличие обратной связи и т.п.) и внутренних факторов. Повышение стрессоустойчивости сопровождается повышением уровня самопринятия, оптимистичным отношением к своим интеллектуальным ресурсам для преодоления субъективно сложных профессиональных ситуаций. Отрицательные корреляции значений стрессоустойчивости с показателями шкал отношение к работе и контроль над враждебностью свидетельствуют об умении врачей проявлять испытываемые негативные чувства, а при выполнении профессиональных обязанностей ориентироваться на актуальное состояние пациента, а не на правила и предписания. Значимые корреляционные связи значений фактора стрессоустойчивость с показателями шкал, отражающих способность к доминированию и проявлению альтруистических тенденций, указывают на умение врачей проявить настойчивость при общении с пациентами, а в случае необходимости принести в жертву свои 102 интересы. При этом, наблюдаемые в поведении врачей проявления альтруизма, имеют в своей основе мотивацию, разную для врачей с разным стажем. Так, у врачей, стаж работы которых не превышает 5 лет, повышение стрессоустойчивости сопряжено с приподнятым фоном настроения, оптимистичным отношением к происходящему. Можно предположить, что стремление к альтруистическим поступкам по отношению к пациенту мотивировано желанием произвести впечатление на окружающих, а также является проявлением таких качеств, как повышенная эмотивность и уступчивость. Эти врачи не претендуют на первенство и не способны к агрессии, поскольку не достаточно уверенны в своих профессиональных качествах и умениях. У врачей со стажем работы от 5 до 15 лет высокая стрессоустойчивость связана с интернальной направленностью локуса контроля в сфере межличностных отношений и повышением чувства вины по отношению к пациентам. Возможно, что в этом случае проявление альтруизма, сопряжено с повышением чувства ответственности врачей за то, как складываются отношения врачбольной, и является компенсацией испытываемого чувства вины. Выявленные корреляции в группе врачей, чей стаж работы превышает 15 лет, показывают, что для этих врачей характерно стремление к контактам, естественность в поведении, проявление искренности и заинтересованности при общении с пациентами. Обращает на себя внимание, что у врачей со стажем до 5 лет, так же, как у врачей проработавших более 15 лет, повышение показателей стрессоустойчивости сопровождается повышением ответственности за события и ситуации, которые субъективно воспринимаются врачами, как эмоционально позитивные, так и те, которые, по их мнению, относятся к негативным. Следует отметить, что у врачей с разным стажем работы повышение стрессоустойчивости отрицательно сочетается с показателями шкалы контроль над враждебностью и положительно с показателями шкалы доминирование. Это указывает на тенденцию к импульсивности, свидетельствует о склонности к доминирующим отношениям с пациентами. У врачей с высокой стрессоустойчивостью отмечено более ответственное отношение к ситуациям, связанным с взаимоотношениями с пациентами и коллегами, эти врачи, по сравнению с врачами, у которых уровень стрессоустойчивости низкий, более открыты, оптимистичны и активны, они отмечают, что часто 103 ощущают согласие и сотрудничество с пациентами и коллегами и считают целесообразным делиться с пациентами своими мыслями и чувствами. По субъективному мнению врачей с низкой устойчивостью к стрессу, им приходится часто проявлять агрессивные варианты поведения на работе, поскольку, согласно оценке этих врачей, при решении производственных вопросов часто возникают конфликтные ситуации с пациентами и коллегами, для конструктивного решения которых они оценивают свой опыт, как недостаточный. Таким образом, полученные данные показывают, что повышение стрессоустойчивости сопряжено с повышением эффективности использования интеллектуальных ресурсов, высоким уровнем самопринятия и альтруизма, связано со способностью врачей проявлять испытываемые негативные чувства, при выполнении профессиональных обязанностей ориентироваться на актуальное состояние пациента, а также нести ответственность за исход всех значимых профессиональных ситуаций. Рюмин В.Г. Пермская областная клиническая психиатрическая больница № 1 ПРОБЛЕМА ВЫБОРА ПСИХОТЕРАПЕВТИЧЕСКИХ ТЕХНИК В Российской психотерапии и практической психологии является проблемой «нашествие» новых (в основном западных) методик. Нет ясности: какова их действительная эффективность, как «отзовутся» они на российском менталитете. С другой стороны, наши «душеведы» -практики изголодались по инструментарию… Что делать? Предвосхищая второй вопрос, скажу сразу: «Никто не виноват». Пришло время.… На Западе Россия известна своей психотерапевтической полимодальностью… По опросам 80% профессионалов считают эклектизм существенной особенностью российской психотерапии. В целом обилие психотерапевтических техник – благо. Они развивают российскую практическую психологию и психотерапию (если учесть по-прежнему процветающий гипноз и внушение, «разбавленные» НЛП). Главное в том, что в России – особая полифоническая ментальность, и один метод не решает проблему исцеления клиентов. Только некая «пёстрая смесь», конфетти, принимается российским клиентом. Как выбрать оптимальную последовательность и сочетание 104 методик с пользой для больных? В Германии, например, на государственном уровне выбрали только две методики: 1) психоанализ и 2) поведенческую терапию. Тем самым признан факт: «Одного анализа недостаточно, важно закрепить результат». В России будущее психоанализа в плане практической реализации не определено. По мне, так лучше никакого анализа, чем «дикий психоанализ в стране самоделкиных» (см. «Общая газета» №97(381) от 23-29XI, 2000г.). Более разумным для российских условий мне представляется применение поведенческой психотерапии. Аргументы такие: 1) «наши» люди имеют пока слабую мотивацию на длительную углублённую работу; 2) часто имеют сниженный уровень интеллекта и/или образования; 3) в то же время именно поведенческие нарушения мешают профессиональному и семейному успеху клиентов; 4) девиантность, «захлестнувшая» семьи и улицы, главным проявлением которой является агрессивность; 5) многочисленные и, на первый взгляд, малопонятные страхи, длительно текущие реакции горя (люди по 5-10 лет «носят» в душе острое горе и печаль по ушедшим!). Именно поведенческая психотерапия созвучна латинской поговорке: «Много даёт тот, кто даёт быстро». По собственном опыту, поведенческая психотерапия хорошо сочетается с гештальт-направлением. Гештальт, по выражению его зарубежных адептов, «это современный психоанализ, дающий и клиенту, и аналитику свободу не только говорить, но и чувствовать и действовать». Ведь именно гештальт побуждает осознать и переживать (иногда впервые в жизни!) собственные чувства, чаще «теневые» (по выражению К. Юнга), отрицательные. Именно гештальт-подход активизирует зрелость как «опору на себя», равную принятию ответственности в жизни: отсутствие «опоры на себя» и надежда на «доброго дядю» характеризует российское коллективное бессознательное пациентов. Говоря о применении экзистенциальной психотерапии (клиент центрированной по К. Роджерсу), важно понимать и учитывать, что в мире нарастает «экзистенциальный вакуум»: и в России всё больше людей страдают от бессмыслицы существования (скуки) и снижения интереса к жизни. А это прямой путь к алкогольной и наркозависимости, и к суицидам. Есть и противоположные (положительные) явления. Всё больше людей в России проявляют интерес к своим эмоциональным переживаниям, к своей индивидуальности, хотят понять, наконец (по выражению С. Есенина), «куда несёт нас рок событий?..». При отборе на экзистенциональную 105 психотерапию следует учитывать: достаточно высокий уровень интеллекта, выраженную мотивацию к длительной терапии, хорошую исходную вербализацию чувств (отсутствие алекситимии). А вот все критические противопоказания к ней представляются мне мнимо надуманными. Даже такое, что экзистенциальную терапию нельзя применять в кризисных состояниях. Как раз многие и приходят к профессионалу, «открытые кризисом» к желанию выйти из него через решение своих экзистенциальных проблем. С увеличением умных «новых» русских количество клиентов для данной психотерапии, думаю, будет расти. «Методом выбора» (как говорят врачи) при особо ранимых, сложных психотравмирующих проблемах и ситуациях у пациентов будет… да, именно арт-терапия (рисование, лепка, музыка, вокалотерапия). Считаю оправданным её назначение, прежде всего, при тяжёлых эмоционально-поведенческих нарушениях, а также после незавершённого суицида, тяжёлых переживаниях горя (смерть близких), афганского синдрома (посттравматического стрессового расстройства). Именно арт-терапия особенно мягко вызывает эстетическую активизацию чувств, помогает пояснить запутанность психотравмирующей ситуации, снизить накал («выплеснуть») негативных эмоций гнева и боли. Получить столь целительную разрядку (катарсис). Именно арт-терапия в состоянии пока ещё эмоциональной недоступности поможет психотерапевту (психологу) бережно проработать подавленные мысли и чувства, укрепить «хрупкий» пока ещё рабочий альянс – базу продуктивной психотерапии. Из табуированных (уверен, что пока!) методов особо хочу сказать о показаниях к выбору телесно-ориентированной психотерапии (ТОП). Телесно-ориентированная психотерапия показана: 1) при резком психофизическом напряжении и (или) при высокой тревожности с сильным эмоциональном и физическим напряжением (такие состояния сопровождают перенесённое насилие – психическое, сексуальное, военное). В соответствии с концепцией патогенетической психотерапии, по В.Н. Мясищеву, телесноориентированная психотерапия показана при непонимании (вытеснении) телесной системы отношений. Особенно это актуально для женщин. Этому пониманию в России никто и нигде не учит. Учитывая, что «тело – дом души», душевные (эмоциональные) желания можно понять, научившись «прислушиваться к языку тела». А он является невербальным. Телесно-ориентированная психотерапия, таким образом, помогает понять потребности и чувства человека 106 «через тело». Телесно-ориентированная психотерапия, поэтому, прекрасно сочетается с гештальтом. Несколько слов о биоэнерготерапии (в широком смысле отношу к ней соматопсихотерапию А. Ермошина и техники свободного дыхания, при этом исключаю технику голотропного дыхания, как научно мало обоснованную и вызывающую ряд осложнений, таких, как активизация психотических состояний). Биоэнерготерапия – относительно новый раздел психотерапии, почти одинаково часто применяемый как народными «целителями», так и психотерапевтами (психологами). Биоэнерготерапия особенно эффективна при проработке так называемых «блоков», то есть телесных симптомов психогенной (эмоциогенной) природы. Блоки составляют основу соматизаций, которыми «обрастает» невроз и которые мешают личностной проработке. Биоэнерготерапия показана: 1) при массивных соматизациях без серьёзных органических поражений внутренних органов. Сейчас соматизации часто являются ятрогенными (от терапевтов-медиков), эгротогенными (от внушения других больных); 2) при фиксировании самооценки (душевного дискомфорта) на вегетативно-соматических ощущениях при длительном лечении у соматических врачей и позднем начале психотерапии. Эти вегетативно-соматические ощущения перерастают в ипохондрические проявления, создавая «завал» в мозгу. Его-то и «расчищает» биоэнерготерапия. На основании многолетнего опыта применяю следующие сочетания психотерапевтических методов: 1) При неврозе навязчивых состояний – поведенческую терапию и групповую с телесной проработкой биоэнерготерапии. 2) При конверсионных состояниях (истерии) – групповую психотерапию с параллельным проведением патогенетической индивидуальной терапии по В.Н. Мясищеву. 3) При неврастении с обилием соматизаций – начинаю с биоэнерготерапии, гипносуггестии, релаксации. При уменьшении или купировании соматизаций подключаю групповую терапию («зеркало» с обратными связями и эмоциональной поддержкой). С её помощью пациенты обучаются вербализировать чувства и корригировать неадаптивное поведение. Именно групповая психотерапия полезна при угрозе перехода в хроническое эмоциональное расстройство личности. Групповая терапия – средство выбора в случаях резкого нарушения социального функционирования. При отборе на неё в Российских условиях достаточно двух минимальных условий: неудовлетворённость пациента межличностными отношениями и 107 понимание связи переживаемых отрицательных эмоций с актуальным нервно-психическим переживанием. Селищева А.Н. Пермский краевой центр психолого-педагогической помощи населению К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ СОХРАНЕНИЯ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ЗДОРОВЬЯ СПЕЦИАЛИСТОВ СОЦИАЛЬНОЙ СФЕРЫ Профессия социального работника относится, наряду с профессиями педагога и врача, к деятельности, к которой обществом предъявляются требования повышенной ответственности за жизнь, здоровье и социальное благополучие обслуживаемых контингентов. Способность индивида противостоять воздействию, которое оказывает на него социум, зависит, прежде всего, от его внутренней гармонии с самим собой. Именно внутренняя раздвоенность человека, определяемая как амбивалентность, является основной преградой в реализации его жизненных целей. Она также может быть определяема через интрапсихический конфликт в системе отношений личности (В.Н. Мясищев) или мотивационный конфликт (К. Левин) и др. На психологическом уровне он переживается как профессиональный дискомфорт, который имеет свои субъективные причины и следствия. К числу таковых следует отнести: высокую напряженность труда специалиста по социальной работе; необходимость участия в оказании помощи маргинальным группам населения (девиантным семьям, асоциальным, безработным, малоимущим, мигрантам и др.); высокий уровень ответственности за результаты своего труда; большое количество негативных эмоций, переживаемых в процессе работы. К субъективным причинам можно также отнести фрустрацию потребностей специалиста в уважении, одобрении плодов деятельности, статусность профессии (ее низкий престиж в обществе). В ряду прочих социально-дезадаптирующих факторов деятельности специалиста социальной сферы находятся и низкая социальная защищенность, необходимость профессионального межличностного взаимодействия в конфликтных ситуациях, информационные перегрузки, многофункциональность социально ответственной деятельности. 108 В то же время профессия социального работника требует от специалиста не только особых умений, знаний, навыков, но и особых личностных качеств, без которых осуществление социальной помощи будет затруднительным. Это, прежде всего, гуманистическая направленность личности, высокий уровень коммуникативных навыков, обостренное чувство добра и справедливости, чувство собственного достоинства и уважение достоинства другого человека, терпимость, вежливость, порядочность, эмпатичность, эмоциональная устойчивость, личностная адекватность самооценки, уровня притязаний и социальной адаптированности. В силу специфики профессии специалистам, работающим в социальной сфере, приходится взаимодействовать с лицами, находящимися в трудной жизненной ситуации: психически неуравновешенными, алкоголиками, наркоманами, неизлечимо больными и т.д. Правильность принятия решения в ходе работы с выше перечисленными контингентами населения, безусловно, зависит от уровня профессионализма социальных работников, вместе с тем результативность их труда часто обесценивается по причинам от них не зависящим, например, экономическим, культуральным и др. Все перечисленные факторы неизбежно влияют на профессиональное здоровье специалистов социальной сферы. В настоящих же условиях категория «здоровье специалиста» становится экономической ценностью наряду с прибыльностью производства, а здоровье рассматривается как необходимое условие высокого трудового потенциала, показателя культуры и эффективного государственного управления (А.А. Гридин.,2001). Проведенный нами литературный поиск показывает, что несмотря на значимость и актуальность проблемы сохранения профессионального здоровья специалистов социальной сферы, сколько-нибудь системные исследования в этом направлении практически не ведутся, хотя имеется многочисленные свидетельства проявления синдрома эмоционального выгорания, роста невротизации и психосоматической патологии у данной категории работающих ( Л.В. Мардахаев, 2001; С.А. Дружилов, 2003; Н.Е. Водопьянова, Е.С. Старченкова, 2005; А.И. Лазарев с соавт, 2006 и др.). В качестве возможной теоретической модели построения концепции профессионального здоровья социального работника может быть рассмотрена концепция профессионального здоровья педагога, успешно разрабатываемая Л.М. Митиной и ее сотрудниками на основе системного подхода, учитывающего как минимум, четыре основных аспекта, позволяющих рассматривать категорию здоровья 109 как интегральное качество в системе «здоровье — работоспособность — эффективность — развитие». Соответственно этим категориям выстраиваются и задачи сохранения профессионального здоровья: 1) повышение осведомленности работников образования об истинном состоянии здоровья, причинах его снижения и предлагаемых средствах, формах его укрепления; 2) проведение комплекса реабилитационных мероприятий, направленных на снижение невротизации и стрессогенности профессиональной деятельности; 3) личностный рост и развитие, поиск внутренних ресурсов; 4) рост профессионального самосознания личности. Необходимо уже сейчас начать разработку системы медикопсихологического сопровождения деятельности специалистов социальной сферы, которая бы обеспечивала актуализацию профессионального здоровья как жизненно важной характеристики их профессиональной деятельности. Узлов Н.Д., Шварева А.И. Березниковский филиал Пермского госуниверситета ОСОБЕННОСТИ ПСИХОЭМОЦИОНАЛЬНОГО СОСТОЯНИЯ МЕДИЦИНСКИХ РАБОТНИКОВ ПОДЗЕМНЫХ И ПОВЕРХНОСТНЫХ ЗДРАВПУНКТОВ МСЧ ОАО «УРАЛКАЛИЙ» Анализу стрессовых факторов и факторов невротизации в профессиональной деятельности медицинских работников посвящено много работ (Г.С. Абрамова, Ю.А. Юдчиц, 1998; В.Е. Орёл, 2001; Т.В. Решетова, 2002; И.В. Островская, 2004; Е. Хорошина, 2005 и др.). А.Б. Леонова (2000, 2004) указывает, что важным фактором в развитии профессионального стресса у медицинского работника являются условия его работы. К наиболее значимым стрессфакторам медицинские работники относят: напряженный ритм работы, недостаточность ресурсов, неадекватные методы управления, постоянные реорганизации, неопределенность ролей и связанные с этим конфликты, отсутствие карьерного роста, неадекватные формы поддержки и контроля, отношение общества к медицинским работникам как к «обслуживающему персоналу», недостаточная возможность влияния на условия работы, снижение уважения к медикам и к их рекомендациям (Т.И. Ронгинская, 2002; Е.Ю. Пряжникова, Н.С. Пряжников, 2004; М.А. Багрий, 2005 и др.). 110 Целью настоящей работы являлось изучение особенностей психоэмоционального состояния медицинских работников подземных и поверхностных здравпунктов МСЧ ОАО «Уралкалий», имеющие существенные различия в специфике профессиональной деятельности. Испытуемые – в количестве 49 чел., женщины, из них 26 - фельдшера поверхностных здравпунктов и 23 – фельдшера подземных здравпунктов. Средний возраст - соответственно 49 и 47 лет, медицинский стаж не менее 20-25 лет. В работе использовались следующие методики: опросник нервно – психического напряжения (НПН) Немчина – Норакидзе, шкала астенического состояния Л.Д. Малковой, модифицированная шкала сниженного настроения В. Цунга (адаптация Т.Н. Балашовой); клинический опросник оценки невротических состояний (ОНС); опросник MBI для определения формирования синдрома эмоционального выгорания К. Маслач и С. Джексон (адаптация Н.Е. Водопьяновой); опросник способов совладания Р. Лазаруса и С. Фолкман (адаптация Т.Л. Крюковой и Е.В. Куфтяк). Получены следующие результаты: по опроснику НемчинаНоракидзе выявлены статистически значимые различия в оценке напряжённости профессионального стресса по шкалам нервнопсихического напряжения (p<0,01) и депрессии (p<0,01). Прослеживается тенденция к повышению уровня нервно-психического напряжения у фельдшеров подземных здравпунктов (несмотря на то, что показатели нервно-психического напряжения не превышают нормативных), и к значительному снижению показателя депрессии по сравнению с аналогичным показателем у фельдшеров поверхностных здравпунктов. По шкале астении и сниженного настроения эти различия выступают еще более отчетливо: депрессивность у фельдшеров подземных здравпунктов по сравнению с их коллегами в 1,9 раза выше, хотя по уровню астенизации практически не обнаруживается различий. При использовании ОНС установлены статистически значимые различия по шкалам тревоги (р<0,01) и невротической депрессии (р<0,01). Легкие тревожно – депрессивные и обсессивно - фобические расстройства в структуре невротизации у фельдшеров подземных здравпунктов встречаются в 1,5 – 2 раза чаще в сравнении с фельдшерами поверхностных здравпунктов. К другим значимым переменным, оказывающим влияние на психоэмоциональное состояние работающих, относятся возраст и стаж работы. Обе эти составляющие действуют в совокупности. У фельдшеров поверхностных здравпунктов эти показатели 111 обнаруживают обратную связь с невротической депрессией (r=-0,442 и r=-0,449, при р<0,05) и вегетативной дисфункцией (r=-0,448 и r=0,438, при р<0,05), а у фельдшеров подземных здравпунктов положительно коррелирует с уровнем нервно-психического напряжения (r=+0,397, р<0,05). Можно предположить, что менее опасные и напряженные условия труда на поверхности благоприятствуют сохранению профессионального здоровья, а длительный период работы в соледобывающих шахтах накапливает нервно-психическое напряжение. Следуя дальнейшей логике исследования и основываясь на результатах предшествующих измерений психоэмоционального состояния медработников, была выдвинута рабочая гипотеза о том, что у фельдшеров подземных здравпунктов более интенсивно проявляется синдром профессионального выгорания. Результаты тестирования с помощью опросника MBI выявили статистически значимые различия по шкалам «эмоционального дефицита» (р<0,001) и «деперсонализации» (р<0,05). По параметру «эмоционального дефицита» фельдшера подземных здравпунктов имеют среднюю степень выгорания, а фельдшера поверхностных здравпунктов – низкую. Аналогичные результаты получены и по параметру «деперсонализация». Испытуемые обеих групп сохраняют интерес к своей профессиональной деятельности, это подтверждают и результаты анкетирования. У фельдшеров подземных здравпунктов эмоциональное истощение положительно коррелирует с уровнем невротической депрессии (r=+0,472, р<0,05), фельдшеров поверхностных здравпунктов – вегетативными расстройствами (r=+0,486, р<0,05), что свидетельствует о большей глубине нарушений у фельдшеров, работающих в шахте. Основываясь на теоретических моделях копинг-поведения, можно предположить, что исследованные нами параметры напряженности профессиональной деятельности, степени невротизации, эмоционального выгорания, находятся в ряду тех жизненных параметров, с которыми следует не только считаться, но и как-то справляться. Представляет интерес, какие стратегии совладающего поведения выбирают медработники (опросник Л. Лазаруса и С. Фолкман). Статистически значимые различия выявлены по шкалам «конфронтативный копинг» (при р<0.01), «дистанцирование» (р<0,01) и «бегство – избегание» (р<0,001). Высокий уровень конфронтативного копинга у фельдшеров подземных здравпунктов имеют 8 чел., что составляет 34,8%. В группе фельдшеров 112 поверхностных здравпунктов - 1 чел., что составляет 3,8%, т.е. почти в 10 раз меньше. Такой способ совладания предполагает использование агрессивно-наступательного поведения, большей решительности в борьбе с жизненными трудностями. Данная стратегия положительно коррелирует с «деперсонализацией» – одним из параметров выгорания (r=+0,413, р<0,05), что может неблагоприятно сказываться на продуктивности профессиональной деятельности в целом. Стратегия дистанцирования, как способность отделиться от ситуации и уменьшить ее значимость, также показывает значимые различия. Ее напряженность выше у фельдшеров подземных здравпунктов. Фельдшерами поверхностных здравпунктов использование данной стратегии более проблематично, она положительно коррелирует с уровнем нервно-психического напряжения (r=+0,451, р<0,05). По способу самоконтроля обе группы испытуемых почти не отличаются. У фельдшеров поверхностных здравпунктов данная стратегия имеет обратную связь с астенией (r= 0,498, р<0,01), что может рассматриваться как благоприятный признак, поскольку сдерживание чувств не оказывает последующих влияний на состояние здоровья и нервное истощение. Как уже было показано выше, регистр их проявлений ограничивается только вегетативными нарушениями. «Поиск поддержки» как стратегия совладания используется в равной степени одинаково испытуемыми обеих групп. У фельдшеров подземных здравпунктов она коррелирует с «деперсонализацией» (r= 0,406, р<0,05), что можно объяснить, по-видимому, желанием получить поддержку или оправдание в глазах сослуживцев в отношении какихто аспектов неблаговидного профессионального поведения или поиск союзников в борьбе коалиций. Медработники практически одинаково используют стратегию «принятия ответственности». Это и понятно, потому что сама профессия этому располагает. Осознание этого факта наиболее выражено у фельдшеров поверхностных здравпунктов. Включение этого механизма отодвигает в сторону все какие-либо невротические проявления. «Принятие ответственности» отрицательно коррелирует с тревогой (r= -0,646, р<0,001), невротической депрессией (r= -0,679, р<0,001), фобией (r= -0,489, р<0,01), вегетативной дисфункций (r=-0,489, р<0,001), однако постоянное использование данного копинга непременно ведет к срыву адаптационных механизмов и эмоциональному истощению, которое, как уже было показано выше, имеет положительную связь с расстройствами вегетативной нервной системы. Примечательно, что данный вид копинга у обеих групп испытуемых имеет положительную 113 связь и с возрастом (r=+ 0,444, р<0,05 для фельдшеров подземных здравпунктов и r= +0,384, р<0,05 для фельдшеров поверхностных здравпунктов), и стажем работы (соответственно r= +0,501, р<0,01 и r= +0,386, р<0,05). Представляет интерес использование стратегии «бегства-избегания». Фельдшера здравпунктов, расположенных под землей, используют ее чаще. Опасность постоянного использования этой стратегии связана с возможностью формирования аддикций, когда стресс снимается с помощью алкоголя, табака, обильной еды или азартного поведения. «Планирование решений проблемы» как совладающая стратегия для группы фельдшеров подземных здравпунктов не выглядит благоприятной. Вероятно, что в ситуации принятия самостоятельных решений они переживают сильную фрустрацию, которая разрешается невротической депрессией, поскольку планирование коррелирует с невротической депрессией (r=+0,408, р<0,05). В предпочтении копинг-стратегии «переосмыслении ситуации, положительной переоценке», нет сколько-нибудь выраженных различий. Таким образом, полученные нами данные свидетельствуют, что особенности профессиональной деятельности фельдшеров здравпунктов МСЧ «Уралкалий» сказываются на их психоэмоциональном состоянии. Все вышесказанное позволяет нам сделать следующие выводы: 1. Медицинские работники подземных здравпунктов объективно испытывают большее нервно - психическое напряжение по сравнению с их коллегами, работающих на здравпунктах, расположенных на поверхности. 2. В структуре напряжённости профессионального стресса медицинских работников подземных здравпунктов в большей степени проявляются тревожно-депрессивная составляющая. 3. Фельдшера подземных здравпунктов больше подвержены эмоциональному выгоранию. В структуре синдрома эмоционального сгорания медработников большим деформациям подвержены личностно-эмоциональный компонент профессиональной деятельности и область профессионального межличностного взаимодействия при сохранности и самоценности личных достижений в этой сфере. 4. Имеются различия в выборе копинг – стратегий у медицинских работников в зависимости от условий труда. И хотя испытуемые обеих групп используют все виды стратегий, фельдшера подземных здравпунктов значительно чаще прибегают к менее неконструктивным стратегиям дистанцирования и бегства – избегания. 114 5. Наметившиеся негативные тенденции нарушения психоэмоционального состояния медработников здравпунктов МСЧ ОАО «Уралкалий» требуют разработки психокоррекционых и психопрофилактических мероприятий в плане оптимизации их профессиональной деятельности. Фаткуллина М.И., Шевкова Е.В. Пермский госуниверситет ВОСПРИЯТИЕ ЭГОИЗМА ПРЕДСТАВИТЕЛЯМИ СОЦИОНОМНЫХ ПРОФЕССИЙ В российском обществе все сильнее осознается необходимость воспитания у молодого поколения гражданской ответственности, духовности, культуры, инициативности, самостоятельности, толерантности. Однако складывающиеся в нашей стране экономические и социальные условия не всегда располагают к формированию у представителей «помогающих» профессий личностных черт, способствующих формированию таких качеств. Ощущается необходимость исследования эгоизма в профессиональной и личностной сферах у медиков, педагогов дошкольного, школьного и высшего образования. В современной науке эгоизм рассматривается как тенденция вести себя только (или в значительной степени) в соответствии с личными интересами. Разработка проблемы эгоизма связана с изучением его как манеры поведения (А. Ребер, К. Муздыбаев); как философскоэтического принципа (И. Кант, М. Штирнер); как недостаток любви к себе (Э. Фромм); как естественная биологическая потребность организма при взаимодействии с окружающей средой (Ф.Б. Березин, З. Фрейд, Ф. Перлз). Также эгоизм рассматривается в рамках личностного феномена самоактуализации (В. Франкл, Б.С. Братусь), в рамках характерологического феномена акцентуации (К. Леонгард). Особенно интересной является проблема взаимодействия феноменов эгоизма и альтруизма (Ч. Кули, О. Конт). Кроме того, в психологии существует методологическая проблема разведения/сведения понятий «эгоизм – эготизм» (М. Нордау, Ч. Кули), «эгоизм – эгоцентризм» (Д.С. Гусман, Т.И. Пашукова). Проблема эгоцентризма связана с изучением особенностей общения, межличностных отношений, взаимодействия и 115 деятельности человека (А.А. Бодалев, Л.С. Выготский, М. Доналдсон, А.Н. Леонтьев, М.И. Лисина, А.В. Мудрик, В.Н .Мясищев, Ж. Пиаже, Д.Б. Эльконин и др.). В работах последних десятилетий (К. Афанасиадис, В.А. Недоспасова, Л.Ф. Обухова, Т.И. Пашукова, А.-М. Перре-Клермон и др.) изложены концептуальные представления об эгоцентризме и способах его преодоления путем формирования у детей психологического механизма децентрации. Таким образом, основной целью нашей исследовательской работы является изучение восприятия эгоизма в профессиональной и личностной сферах. Следовательно, основной гипотезой выступает предположение о том, что эгоизм у медиков и педагогов имеет место, но проявляется по большей части в межличностных отношениях. Возможно, это связано с фундаментальными этическими принципами данных профессий. Исследование проводилось следующими методами: методика выявления социально-психологических установок, направленных на “альтруизм-эгоизм”, ”процесс-результат” О.Ф. Потемкиной; шкала диспозиционного эгоизма К. Муздыбаева; метод ретроспективного самоотчета: а) эгоизм в профессиональной деятельности, б) эгоизм в личностной сфере. В ходе исследования были получены следующие результаты: Представители образовательной сферы и медицинской более альтруистичны, чем представители других профессий. В свою очередь у учителей, воспитателей и педагогов более выражены альтруистические тенденции в поведении, чем у медиков. Также педагоги больше ориентированы на результат своей деятельности по сравнению с врачами, и больше ориентированы на процесс деятельности по сравнению с представителями иных профессий. Возможно, такие ярко выраженные тенденции в ценностных ориентациях представителей образовательной сферы связаны с большей ответственностью, с которой они подходят к выполняемой ими деятельности. Для педагога важен и процесс воспитания и обучения человека, и результат – Личность, в которую он вложил столько сил и энергии. Проанализировав ретроспективные самоотчеты, мы предположили, что феномен эгоизма воспринимается людьми крайне отрицательно. Возможно, именно этим вызвано большое количество «неответов» - участники исследования либо совсем не отвечают, оставив пустым бланк, либо подписывают, что они не намерены отвечать на подобные личные вопросы. 116 Специфики в восприятии эгоизма в профессиональной сфере по сравнению с личностной не было обнаружено. Таким образом, можно говорить о том, что зачастую проблемы из личной жизни респондентов переносятся на их профессиональную деятельность. А это, в свою очередь, влияет на качество обслуживания. В каждой подвыборке выявились специфичные категории, характерные только для данной профессии. Для медицинских работников специфичной оказалась категория «Отказ от выполнения профессиональных обязательств», для представителей других профессий – «Осознание неточностей в своей профессиональной деятельности». Для педагогов специфичным оказалось частое упоминание категории «Осознание личных причин поведения», свидетельствующая о том, что для представителей сферы образования важным является то, как о них подумают другие (в данном случае – исследователи), поэтому они старались описать ситуацию и тут же объяснить, почему они так поступили. Шеметова О.М. Санкт-Петербургский научно-исследовательский психоневрологический институт им. В.М. Бехтерева. ВЗАИМОСВЯЗЬ КРИТИЧЕСКИХ ЖИЗНЕННЫХ СИТУАЦИЙ С ВЫБОРОМ ФОРМ И МЕТОДОВ ПСИХОТЕРАПИИ В ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ПСИХОЛОГОВ В настоящее время одной из актуальных проблем в психологии является анализ деятельности психолога в современных культурных, социальных и экономических условиях. Изучение индивидуальнобиографических, социальных, индивидуально-психологических и других параметров и их влияние на профессиональный выбор, профессиональное мировоззрение и становление. Существует незначительное количество исследований, посвященных данной проблеме. В 2006 году на базе Научно-исследовательского психоневрологического института им. В.М. Бехтерева нами было проведено исследование, целью которого являлось изучение связей между критическими жизненными ситуациями психологов и выбором форм и методов психотерапии. 117 Нами были выделены специфические критерии, отражающие характер этих связей: трудности в родительской семье (частые ссоры между родителями, угрозы развода, развод родителей, уход из семьи одного из родителей, тяжелая болезнь родителей и др.), трудности коммуникативно-социального характера (проблемы коммуникации в микросоциальном окружении вне семьи, взаимодействия с противоположным полом, проблемы успешности в образовательном и трудовом коллективе и др.), трудности в собственной семье (различное отношение к воспитанию детей, различия моральных принципов и др.). Выделенные критерии воспринимались специалистом психологом как наиболее часто встречающиеся и субъективно значимые. В исследовании приняло участие 115 психологов, занимающихся психотерапевтической деятельностью в возрасте от 24 до 50 лет, из них 67 женщин, 48 мужчин. Результаты корреляционного и кластерного анализа указанных параметров показали следующее: I. Выделены статистически значимые положительные корреляционные связи (р< 0,05) между профессиональными предпочтениями и индивидуально-биографическими характеристиками специалиста психолога. Так, такие трудности в родительской семье, как смерть родителей, их тяжелая болезнь, угрозы развода, развод родителей, определяли предпочтение психологом индивидуальных и малогрупповых форм работы с тенденцией профессиональной направленности в пользу семейносупружеского и детско-родительского консультирования. II. Выделена группа проблем, связанных с реализацией личных жизненных планов и сценариев. Эти проблемы условно можно разделить: 2.1. Индивидуально-личностная проблематика, связанная преимущественно с трудностями коммуникативного характера микрои макро- социального уровня (взаимодействие с ближайшим окружением, взаимоотношения с сексуальными партнерами, проблемы в собственной семье, трудности социального становления в образовательном и трудовом коллективе). 2.2. Проблематика, связанная с трудностями экзистенциального характера (внутриличностный конфликт, связанный с нарушением морально-нравственных норм и др.), проблемы личностного роста и развития (становление профессионального мировоззрения, самообразования, самоопределения, проблемы выбора и др.). Таким образом, мы получаем две группы факторов. 118 Первая группа факторов достоверно статистически значимо (р< 0,05) связана с предпочтением групповых форм психотерапии преимущественно в рамках личностно-ориентированной (реконструктивной) психотерапии, психодинамических методов, гештальт терапии. При этом выявлена тенденция к игнорированию семейной и супружеской форм психотерапии и методов трансперсональной психотерапии, гипнотерапии, эриксонианского гипноза, телесно-ориентированной психотерапии. Тогда как вторая группа указанных факторов обнаруживает высокую положительную корреляционную связь с предпочтением следующих методов психотерапии: психоанализ, позитивная психотерапия, эмоционально-стрессовая психотерапия, аутотренинг и другие техники релаксации, транзактный анализ, логотерапия. По – нашему мнению, эти моменты могут быть объяснены с позиции понимания и учета особого значения процессов становления личностно и профессионально значимых мотивов трудовой деятельности специалиста психолога. Выделенная специфика профессиональной деятельности психолога на сегодняшний день мало исследована. Важность изучения данной проблемы представляется нам чрезвычайно актуальной. В связи с эти высока роль научно-психологического исследования процессов становления профессионального самосознания психологов и их влияние на профессиональные предпочтения. Шелгачева Г.Б. Пермская областная клиническая психиатрическая больница №1 СТАНОВЛЕНИЕ СЛУЖБЫ МЕДИЦИНСКОЙ ПСИХОЛОГИИ ПЕРМСКОГО КРАЯ Впервые в нашем крае патопсихологическая служба была организована в 1976 г. в областной психиатрической больнице №1 и была представлена двумя специалистами Каштановой Н.Э. и Шелгачевой Г.Б, которые прошли соответствующую специализацию в Москве в лаборатории клинической и экспериментальной психологии Московского НИИ психиатрии МЗ РСФСР. Обучаясь в Москве, им посчастливилось присутствовать при работе таких корифеев патопсихологии, как С.Я. Рубинштейн (автор практического руководства «Экспериментальные методики патопсихологии и опыт применения их в клинике») и Б.В. Зейгарник (автор учебника 119 «Патопсихология»). С годами возрастала значимость экспериментальнопсихологических исследований, увеличивался объем работы, что повлекло расширение штата медицинских психологов, организацию соответствующих служб при городских психиатрических больницах г. Перми, г. Березников, г. Чайковского, г. Лысьвы. 8 февраля 1999 года приказом главного врача Пермской областной клинической психиатрической больницы №1 В.Р. Кудлаева психологическая служба была выделена в отдельное структурное подразделение, в котором на сегодняшний день работает 15 медицинских психологов. Психологами больницы обслуживаются все виды экспертиз – трудовая, военная, судебная, а также проводятся исследования психологических особенностей познавательной и личностной сферы пациентов в диагностически неясных случаях. Каждый год психологи больницы проводят в среднем 5020 исследований, составляют 3450 заключений. В последние годы активно внедряются методы психологической коррекции с применением техник рационально – эмоционально - поведенческой, когнитивной, телесной и арттерапии. Психологи пермской городской психиатрической больницы совместно с врачом – психотерапевтом проводят краткосрочную групповую психотерапию с пограничными больными. С 2004 года ведут занятия с пациентами по эмоциональной и психомоторной активации. На базе отделения неврозов проводили тренинг познавательных процессов. В нем принимали участие пациенты, у которых было выявлено снижение памяти, нарушение внимания. Расширение направлений работы согласуется с определением функциональных обязанностей клинических психологов Минздравом России, отражает связь диагностической и коррекционной составляющих психологии в медицине, соответствует современным представлениям о биопсихической сущности болезни и лечения. Одна из трудностей, с которой сталкиваются медицинские психологи – это проблема специализации и усовершенствования по данному профилю. По штатному расписанию в должности «медицинский психолог» может работать специалист с высшим психологическим образованием или с переподготовкой по специальности «Психология», прошедший дополнительную специализацию по медицинской психологии. Кроме того, для повышения профессионального уровня и квалификационной категории каждые 5 лет необходимо обучение на соответствующих циклах. Однако и специализацию, и дальнейшее усовершенствование 120 можно пройти лишь в учебных учреждениях г. Москвы или г. Санкт – Петербурга, что создает объективные трудности. Актуальным на данный момент становится организация профильного обучения медицинских психологов, включая первичную специализацию и циклы, направленные на усовершенствование специалиста, в учебных учреждениях г. Перми. Открытие кафедры общей и клинической психологии на философско-социологическом факультете Пермского государственного университета вселяет оптимизм и надежду у всех медицинских психологов Пермского края. 121 ОГЛАВЛЕНИЕ РАЗДЕЛ I. КЛИНИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ И СОМАТИЧЕСКИЕ ЗАБОЛЕВАНИЯ Атаманов В.М., Голышева В.А.. Бабий Н. В., Федосина С. С. Баженова М.И. Бергфельд А.Ю., Яркова М.В. Борисова С.Н. Горюнова Н.Н. Ветрова Т.В. Гузева Т.В. Терапевтические мишени для психотерапевтической и психологической коррекции у больных сахарным диабетом 4 Представление о тревоге в связи с личностными особенностями Приоритетные направления психологической работы с хроническими соматическими больными Интроспективная составляющая внутренней картины болезни онкологических больных 12 Образ человека с психическими нарушениями 15 Риск развития неврозов у лиц, подвергающихся профессиональному воздействию низкочастотных акустических колебаний Спорт как фактор, влияющий на агрессивные проявления подростков 7 8 17 19 Игнатова Е.С., Левченко Е.В. Особенности интроспекции у интровертов 22 Кузнецов О.И., Сединина Н.С. Изучение внутренней картины болезни у участников ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС 25 Никитин А.А., Скрябина Е.Г Связь детско-родительских отношений и самооценки у ребенка с нарушенным зрением 28 Новиков А.С., Моховикова А.Н. Овечкина С. Ю., Пугач О.И., Серебрянский Ю.Е. Ценностные предпочтения подростка и тяжесть жизненной ситуации Вопросы психологической коррекции психосамотических нарушений при артериальной гипертонии Ровинская Т.И. Гендерная социализация детей, воспитывающихся в условиях депривации семейных отношений 36 Симонова Н.А. Особенности копинг-поведения больных ишемической болезнью сердца с разными типами поведенческой активности 39 Смыслова Г.А. Графологическое консультирование как новое направление практической психологии и психотерапии 40 Узлов Н.Д. Заикание у подростков: лечить или преодолевать? 43 Узлов Н.Д., Устюгова И.И. Преодоление жизненных трудностей подростками, имеющими нарушения слуха 45 31 33 122 Фадеева М., Шевкова Е.В. Восприятие саморегуляции психических состояний у безработных. 47 РАЗДЕЛ II. КЛИНИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ В ПСИХИАТРИИ, ПСИХОЛОГИЯ ЗАВИСИМОГО ПОВЕДЕНИЯ Асадулина О. А., Бергфельд А. Ю. Бурдин М.В. Гоголева В.Д., Узлов А.Н. Горбунова Н.В., Рыбина О.В. Дементьев Б.П. Долганов Д.Н. Зебзеева Н.А., Узлов Н.Д. Кокаровцева К.А., Левченко Е. В. Кузнецова О.Г. Лебо С.Р. Новиков А.С. Разумова А.Е. Распопина М., Шевкова Е.В. Трунов Д. Г. Узлов А.Н., Узлов Н.Д., Шингоф Е.В. Узлов А.Н., Узлов Н.Д., Шингоф Е.В. Халявина Т.Г. Проблема диагностики личности, склонной к суицидальному поведению Когнитивно-поведенческая психотерапия игровой зависимости Отношение к болезни и лечению больных алкоголизмом при первичной и повторной госпитализации Диагностический потенциал ассоциативного теста Психология отклоняющегося поведения и реалии современной России Психосемантический подход в исследовании аддиктивного поведения Опыт оценки суицидальной опасности у акцентуированных подростков и возможности ее снижения психокоррекционными методами Взаимосвязь представлений психологов о психической норме и патологии и уровней их морального сознания Личность пациента и потребность в феноменологическом подходе Половой диморфизм в сфере девиантного агрессивного поведения Структура и уровень агрессивности здоровых женщин и женщин, больных эпилепсией Особенности самосознания у лиц с зависимостью от ролевых компьютерных игр Антипсихиатрические аргументы в проблеме суицида Структура качества жизни больных алкоголизмом Удовлетворенность качеством жизни, доминирующие настроения и копинг-стратегии больных алкоголизмом Влияние музыки на когнитивные процессы младших школьников с задержкой психического развития 49 50 53 56 59 62 65 68 70 74 76 79 81 83 86 88 РАЗДЕЛ III. ПРОБЛЕМЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СПЕЦИАЛИСТОВ СОЦИОНОМНЫХ ПРОФЕССИЙ Андрусенко А.А., Голышева В.А., Кузнецов И.А., Профессиональные факторы риска психической дезадаптации специалиста, оказывающего наркологическую помощь 90 123 Обросов И.Ф. Борисова С.Н. , Ганиева М.А. Гришина А.Е., Миннахметова М.Г. Рыбина О.В. Рюмин В.Г. Селищева А.Н. Узлов Н.Д., Шварева А.И. Фаткуллина М.И., Шевкова Е.В. Шеметова О.М. Шелгачева Г.Б. Адаптация Оксфордского опросника качества сна Мотивация профессиональной деятельности медицинских работников с различным стажем работы Психологический портрет стрессоустойчивого врача Проблема выбора психотерапевтических техник К постановке проблемы сохранения профессионального здоровья специалистов социальной сферы Особенности психоэмоционального состояния медицинских работников подземных и поверхностных здравпунктов МСЧ ОАО «Уралкалий» Восприятие эгоизма представителями социономных профессий Взаимосвязь критических жизненных ситуаций с выбором форм и методов психотерапии в деятельности психологов Становление службы медицинской психологии Пермского края 92 96 98 101 104 106 111 113 115 124