образ автора в прозе Улицкой_Kovalenko

УДК 1751
ОБРАЗ АВТОРА В ПРОЗЕ УЛИЦКОЙ
Коваленко А. А., аспирант
Научный руководитель доктор филол. наук, профессор Ковтун Н.В.
Сибирский федеральный университет
Одним из самых читаемых и востребованных авторов современности по праву
можно назвать Л.Е. Улицкую. Писатель, создающий удивительный текстовый узор,
плодородный для интерпретаций разных слоев читательской аудитории, отвечая
информационным требованиям разных социальных групп. Её творчество зачастую
рассматривается в контексте символизма: осмыслявшаяся в работах М. Липовецкого, Т.
Казариной, Н. Ивановой, И. Савкиной, Т. Прохоровой, С.И. Тиминой, Э. Мела, М.
Бологовой, Р. Джаквинта и д.р.
Мы возьмем за объект изучения: образную систему, использующуюся при
создании героя-творца, центрального типажа в ранних повестях Улицкой. В повести
«Сонечка» (1992) сюжетообразующим персонажем, вопреки названию, оказывается
Роберт Викторович муж Софьи, для которого сама Соня становится подлинной.
Исследователи в фигуре Роберта Викторовича видят сходные элементы со
знаменитым живописцем Р. Фальком, самобытно соединившим в своем творчестве
пути модерна и авангарда, или с В. Вейсбергом - известным мастером
«неофициального искусства», изучавшего оттенки белого цвета. Так же как и реальные
деятели нового искусства, Роберт пережил ссылки, унижение и непонимание.
Писательница не открывает полную биографию Роберта, оставляя его жизнь покрытой
туманом. Предвоенные годы жизни Роберта, имеют отшельнический характер, здесь и
полупринудительное возвращение на Родину, последующее заключение. Здесь
разыгрывается мифопоэтический мотив героя: уединение, инициализация,
возвращение. При этом отчётливо виден образ «Овидия», отсылающего к биографиям
всех творческих личностей: противопоставление себя власти, выбор между массовой
популярностью и элитарностью, эпатаж, ссылка, использование образа мученика.
С момента появления Сонечки в жизни Роберта Викторовича происходят
перемены, сказавшиеся на творчестве художника. Улицкая легко становится на сторону
Роберта, позволяя читателям интерпретировать действительность с его точки зрения.
Недаром художнику, в момент знакомства и сватовства с героиней, мерещится
дразнящая богиня: «Кибела снова дразнила его красным острым языком, и ее веселая
свита, составленная из непотребных, страшных, но все сплошь знакомых ему женщин,
кривлялась в багровых отсветах». Он художник, воспринимающий действительность
через тысячелетние образы и цвета. Красный язык - Союз с Сонечкой, означает для
Роберта Викторовича буквальное возвращение с «того света». Кибела – Великая мать
богов, древнегреческая богиня плодородия и всего живого.
Роберт, поэт движимым женским началом. Игровые затеи художника получают
признание в истории, составив основу нового жанра искусства, «что впоследствии
назвали бумажной архитектурой»,
эксперименты и игры с выворачиванием
пространства приносят славу декоратору: «макеты его прославились по всей Москве»,
отразившись на дальнейшем творческом успехе.
Последующее возвращение Роберта в творчество связано с рождением дочери.
«Вырезанных из дерева животных, скрученных из веревок летающих птиц, деревянных
кукол с опасными лицами» <…> Очередной экфрасис, не нашедший в
действительности референта. Любопытен момент негации: вырезанные, скрученные и
как заключение - опасные, куклы, которые не подходят для девичьих фантазий. Все
эти игрушки были связаны с подрастающей дочерью – Татьяной, но сделаны они
исключительно для Роберта, ведь девочка даже не запомнила этих работ, в отличие от
мастера, который работал с «давно забытой творческой радостью».
Заключительная муза Роберта Викторовича – Яся, подружка дочери Татьяны.
Повергнув, слабого до отказов Роберта в грех, Яся тут же становится манией
художника, который берется изучать девушку, а вместе с ней и оттенки белого.
Однако Роберт в духе Гетевского Фауста обречен на поражение, истинна
казавшаяся так близко всегда оказывалась на шаг впереди её искателя и никакие
ухищрения не помогут обмануть судьбу. «Лицо умершего было темным, как бы
оплавленным, и только сложенные на груди руки сверкали ледяной белизной того
сорта, который Роберт Викторович называл белое-неживое».
В повести «Веселые похороны» типологически смежный Роберту Викторовичу
герой Алик - становится центробежной силой для фабулы и хронотопа произведения.
По мнению Н. Егоровой образ Алика Улицкая вывела из классических персонажей:
Чартков в повести Н.В.Гоголя «Портрет» (1833 - 1834, опубликована в 1835), Райский в
романе И.А.Гончарова «Обрыв» (1869), художник в рассказе А.П.Чехова «Дом с
мезонином» (1896). Сравнивая Алика и Райского, можно найти общие черты:
«повышенное внимание и памятность», он ничего не забывал, и «он мог бы
восстановить рисунок обоев всех комнат, где жил, лица продавщиц в ближайших
булочных, узор лепнины на фасаде дома напротив, профиль щуки, пойманной на
удочку в Плещеевом озере в шестьдесят девятом году, и лирообразную сосну с одним
сбитым рогом, возвышающуюся посреди пионерского лагеря в Верее…».
Стоит заметить неслучайную поэтику имени героя, на котором Улицкая заостряет
внимание: «Имя у него было совершенно невозможное - в честь покойного деда
родители записали его Абрамом. А звали всегда Аликом и, пока родители не
разошлись, всегда спорили, кому это пришло в голову - назвать ребенка столь нелепо и
провокационно. <…> получая американские документы, он записался Аликом…».
Абрам – имя выбранное писательницей не случайно, в Библии Абрам или Авраам –
родоначальник евреев, поэтому и семантика имени Авраам – «отец множества людей».
Алик, переводя с арабского, - мудрый, знающий и главное здесь – не национальность, а
именно «истинное существо» отраженное в имени героя.
«Алик был просто незаменим: принимал дружеские исповеди, умел и насмешить,
и высмеять, а главное, редкостное, что от него шло, - совершенная уверенность, что
жизнь начинается со следующего понедельника, а вчерашний день вполне можно и
вычеркнуть, особенно если он был не вполне удачен».
Холсты Алика дают отчетливое представление о связи с импрессионистами –
первыми, кто вышел из академических залов на пленэр. Натюрморты с бутылками
отсылают к Дж. Моранди, метафизической живописи, эстетика которой строится на
сочетании метафоры и мечты как основе выхода за пределы обычной логики, открытию
грани между миром живого и неживого, поэтика которого близка Улицкой ещё со
времен повести «Сонечка».
Судьбы творческих персонажей разделяются в мотиве возвращения на Родину Роберт Викторович не смог жить вдали от России вернувшись из Франции в 1930-х,
после герою приходится жить пять лагерных лет, скитаясь по ссылкам. Алик, хоть и
глубоко переживает разрыв с родной землей, к подобной жертве не готов, остается в
Новом Свете, в который влюбился с первого взгляда: у Алика «просто дух захватывало
от новизны Нового Света» и «Америка явственно отвечала приязнью на его
восхищения».
Обращаясь к событиям конца 1960-80х годов, Улицкая возвращает имена
безызвестных деятелей искусства той поры. Алик – собирательный образ художников
андерграунда, подвергающихся гонению: Олег Целков, Оскар Рабин, Александлр
Меломид, Виталий Комара, Илья Кабаков, Эрик Булатов, Борис Зайцев и многие
другие. Как и картины О.Рабина, полотна Алика строятся «вокруг предметного сюжета
– указателя, бутылки, рыбины, получавших значение символического ключа».
Увлечение натюрмортами позволяет предположить, что живопись Алика связана с
традициями Фалька, Ленулова, Машкова, которые были яростными противниками
всего смутного, недосказанного. Считая себя последователями Поля Сезанна, они
заявляли: «если нарисованное на полотне яблоко хочется съесть, то это плохая
картина». Алика, подобно гению, чувствовал «высочайшие и идеальные порывы», и его
гранаты съесть не хочется, ведь за его плодами мыслятся совершенно конкретные,
дорогие герою люди.
Самое большое полотно Алика так же изображает «горницу Тайной Вечери, с
тройным окном и столом, покрытым белой скатертью. Никого не было вокруг стола,
зато на столе - двенадцать крупных гранатов», «В тройном окне лежала Святая Земля.
Такая, какой она была сегодня, а не в воображении Леонардо да Винчи». Полотно,
наделенное религиозным мотивом, привлекает внимание раввина: «Это был давний
спор, какой именно плод соблазнил Хаву. Яблоко, гранат или персик. Помещение,
изображенное на картине, он тоже знал. Эта так называемая Горница была расположена
как раз над гробом Давидовым, в Старом Городе». И словами, которого Улицкая
расшифровывает собственную загадку: «Людей он заменил гранатами. Вот в чем
фокус». Фрагмент с гранатами отсылает и к работе Караваджо «Ужин в Эммаусе», где
Спаситель преломляет хлеб, на столе гранаты – символ Воскресения. Само положение
художника, неподвижное тело которого, прикрытое простыней - плащаницею,
распростерто на ложе, напоминает сюжет «Снятия с креста», именно его словами Алик
заканчивает аудиозапись, желая оставшимся жить в мире и «любить друг друга».
Мастерская – Аликова квартира, напоминает сцену без порогов, дверей, основное
описание связано с углами, которые подпирают разные персонажи: «Джойка, сидевшая
в уголке», Нина «отодвинула табурет в угол, легла рядом с Аликом», пятьдесят человек
«бродили из угла в угол», Валентина – «в низком подвале», Ирина, приехав в Америку,
живет «в крохотной квартирке». Обитатели углов – актеры или даже марионетки,
которых создал Алик, наподобие игрушек Роберта Викторовича для его дочери. Мастер
и выводит кукол из-за кулис, придумывает им биографии, создает истории, не случайна
его любовь к яркой одежде, жесту, хлесткой фразе. Вашингтонские галерейщики
безошибочно признают за Аликом дар «гениального модельера», который ставит
постановку своей кончины со всеми необходимыми эффектами. Улицкая неслучайно
использует самоцитирование, выстраивая смежный мотив между «Сонечкой» и
«Веселыми похоронами», Алик - кукловод, мастер, как и Роберт. Следуя законам
мозаичного построения повестей, Улицкая тут же дает ключ для успешной
интерпретации мотива, так первая жена Алика – Ирина восклицает: Алик «устроил тут
Россию вокруг себя. Да и России той давно уже нет. И даже неизвестно, была ли…».
Понимание этой инсценировки позволяет понять всю театральность ситуации, где
Алик, словно закулисный режиссер, выводит на сцену персонажей, объединенных
ностальгией по далекому прошлому.
Забегая вперед, в ходе нашего анализа мы выявили, что Улицкая традиционно
делит своих героев на марионеток, буратин с полой грудью и режиссеров - демиургов –
художников, музыкантов, врачей, выводящих кукол из-за кулис – «углов»,
придумывающих им истории. При этом для описания своих героев Улицкая использует
сложнейший культурный код: парадируя культурные мифы прошлого, используя
принципы зеркальности, заставляя читателей собирать общую картину из смыслов мозаик, разбросанных по тексту.
Список литературы:
1. Joseph Campbell - The Hero with a Thousand Faces, New World Library.:
2008
2. Антропов, О.К. История отечественной эмиграции. Уч.пособие. – Кн. 4.
Третья волна отечественной эмигрантской культуры / О.К. Антропов. –
Астрахань: Астраханский педагогический университет, 1999. -150 с.
3. Арская Ю.А. Абсолютное в деконструирующем сознании (парадигма
творчества в русской и немецкой литературе постмодернизма)
4. Библейская энциклопедия. Российское библейское общество, 1998. -352 с.
5. Агбунов М. В. Античные мифы и легенды. Мифологический словарь –М.:
1994
6. Розенвассер, В.Б. Архитектура, живопись, скульптура Х-ХХ веков / В.Б.
Розенвассер // Русская духовная культура. М.:Изд-во Московского
университета, 1995. - №1. С.68 -85
7. Улицкая Л. Веселые похороны / Л.Улицкая. – М.:Вагриус, 1999. - 460 с.
8. Улицкая Л. Сонечка: Повести и рассказы. - М.: Изд-во Эксмо, 2006.
9. Филиппов, М.М. Леонардо да Винчи / М.М. Филипов // Леонардо да
Винчи. Микеланджело. Рафаэль. Рембрандт. Александр Иванов: Биограф.
Повествования / сост. Н.Ф. Болдырева. – Челябинск: «Урал», 1995. –
103с.