традиции в развитии науки
advertisement
ТРАДИЦИИ В РАЗВИТИИ НАУКИ Наука обычно представляется нам как сфера почти непрерывного творчества как сфера, где стремление к новому является основным мотивом деятельности. В науке нет смысла повторять то, что уже сделано нашими предшественниками, получать заново те знания, которые уже вошли в учебные курсы, переписывать чужие книги или статьи. В этом плане любой подлинный ученый стоит перед лицом неизведанного и вынужден делать то, что до него не делал никто другой. Казалось бы, что в этой ситуации не может быть и речи не только о традициях, но и о каких-либо закономерностях научного познания вообще, ибо любая закономерность связана с повторяемостью явлений. А между тем именно традиции образуют скелет науки, именно они определяют характер деятельности ученого. Вот что писал по этому поводу в начале прошлого века один из крупнейших математиков, Эварист Галуа: "Часто кажется, что одни и те же идеи родятся у нескольких, подобно откровению. Если поискать причину этого, то легко найти ее в трудах тех, которые им предшествовали, где представлены эти идеи без ведома их авторов". А вот мнение одного из создателей современной физики, Вернера Гейзенберга: "Мы убеждены, что наши современные проблемы, наши методы, наши научные понятия по меньшей мере отчасти вытекают из научной традиции, сопровождающей или направляющей науку ее многовековой истории". Наша свобода выбора ограничена волей решать, хотим мы или не хотим участвовать в развитии, независимо от того, вносим ли мы в него свой вклад или нет. НОРМАЛЬНАЯ НАУКА КАК НАУКА ТРАДИЦИОННАЯ Нормальная наука, согласно Куну, — это "исследование, прочно опирающееся на одно или несколько прошлых достижений — достижений, которые в течение некоторого времени признаются определенным научным сообществом как основа для развития его дальнейшей практической деятельности". Уже из самого определения следует, что речь идет о традиции Прошлые достижения лежащие в основе такой традиции, Кун называет парадигмой. Конкретизируя свое представление о парадигме. Кун ввел дисциплинарной матрице, в состав которой он включает четыре элемента: символические обобщения типа второго закона Ньютона, закона Ома, закона Джоуля — Ленца и т.д. понятие о концептуальные модели, примерами которых могут служить общие утверждения такого типа: "Теплота представляет собой кинетическую энергию частей, составляющих тело", ценностные установки, принятые в данном научном сообществе и проявляющие себя при выборе направлений исследования, при оценке полученных результатов и состояния науки в целом; образцы решений конкретных задач и проблем, с которыми неизбежно сталкивается уже студент в процессе обучения. В чем же состоит деятельность ученого рамках нормальной науки? Кун писал: "При ближайшем рассмотрении этой деятельности в историческом контексте или в современной лаборатории впечатление, будто бы природу пытаются втиснуть в парадигму, как в заранее сколоченную и довольно тесную коробку. Цель науки ни в коей мере не требует предсказания новых видов явлений: явления, которые не вмещаются в эту коробку, часто вообще упускаются из виду. Ученые в русле нормальной науки не ставят себе цели создания новых теорий, обычно к тому же они и к сознанию таких теорий другими". Итак, в рамках нормальной науки ученый настолько жестко запрограммирован, что не только не стремится открыть или создать принципиально новое, но даже не склонен это новое признавать или замечать. Кун, однако, показал, что традиция является не тормозом, а, напротив, необходимым условием быстрого накопления знаний. И действительно, сила традиции как раз в том и состоит, что мы постоянно воспроизводим одни и те же действия, один и тот же способ поведения все снова и снова при разных, вообще говоря, обстоятельствах. Поэтому и признание той или иной теоретической концепции означает постоянные попытки осмыслить с ее точки зрения все новые и новые явления, реализуя при этом стандартные способы анализа или объяснения. Это организует научное сообщество, создавая условия для взаимопонимания несопоставимости результатов, и порождает ту индустрию производства знаний, которую мы и наблюдаем в современной науке. Но речь вовсе не идет при этом о создании чего-то принципиально нового. По образному выражению Куна, ученые, работающие в нормальной науке, постоянно заняты наведением порядка т.е. проверкой и уточнением известных фактов, а также сбором новых, предсказанных или выделенных теорией. Таким образом, нормальная наука очень быстро развивается, накапливая огромную информацию и опыт решения задач. И развивается при этом не вопреки традициям, а именно в силу своей традиционности. Пониманием этого факта мы и обязаны Томасу Куну. Но как же в таком случае происходят изменение и развитие самих традиций, как возникают новые парадигмы? "Нормальная наука,— писал Кун,— не ставит своей целью нахождение нового факта или теории. Тем не менее, новые явления, о существовании которых никто не подозревал, вновь и вновь открываются научными исследованиями, а радикально новые теории опять и опять изобретаются учеными. История даже наводит на мысль, что научное предприятие создало исключительно мощную технику, для того чтобы преподносить сюрпризы подобного рода". Как же конкретно появляются новые фундаментальные факты и теории? "Они,— отвечал Кун,— создаются непреднамеренно в ходе игры по одному набору правил, но их восприятие требует разработки другого набора правил". Теперь попробуем подвести общий итог: ученый работает в достаточно жестких традициях, что, однако, не только не мешает, но, напротив, способствует быстрому накоплению новых знаний; эти знания парадигмальны, т.е. не содержат ничего принципиально нового, что не укладывалось бы в парадигму, но это отнюдь не лишает их новизны и ценности вообще; ученый и не стремится к получению принципиально новых результатов, однако, действуя по заданным правилам, он не преднамеренно, т.е. случайно, наталкивается на такие факты и явления, которые требуют изменения самих этих правил. Можно ли что-либо возразить против этой достаточно простой и принципиальной модели? Два пункта вызывают сомнение. Первый был, вероятно, камнем преткновения и для самого Куна: как согласовать изменение парадигмы под напором новых фактов с утверждением, что ученый не склонен воспринимать явление которые в парадигму не укладываются, что эти явления "часто в сущности вообще упускаются из виду" С одной стороны, Кун привел немало фактов, показывающих, что традиция препятствует ассимиляции новою, с другой — он вынужден такую ассимиляцию признать. Это выглядит как противоречие. Сомнительность второго пункта менее очевидна. Кун резко противопоставляет работу в рамках нормальной науки, с одной стороны, изменению парадигмы — с другой. В одном случае ученый работает в некоторой традиции, в другом выходит за ее пределы. Конечно, эти два момента противостоят друг другу, но, вероятно, не только в масштабах науки как целого. Кун же в основном говорит именно о науке, и это чрезмерно глобализирует наше представление о традиции. Фактически получается, что наука — ли не одна традиция, а это сильно затрудняет анализ того, что происходит в науке, а это сильно затрудняет анализ того, что происходит в науке. ЗНАНИЕ ЯВНОЕ И НЕЯВНОЕ Достаточно всмотреться более внимательно в дисциплинарную матрицу Куна, чтобы заметить некоторую неоднородность. — С одной стороны, он перечисляет такие ее компоненты, как символические обобщения и концептуальные модели, — А с другой — ценности и образцы решений конкретных задач. Но первые существуют в виде текстов и образуют содержание учебников и монографий, в то время как никто еще не написал учебника излагающего систему научных ценностей. Ценностные ориентации мы получаем не из учебников, мы усваиваем их так же, как родной язык, т.е. по непосредственным образцам. Известный химик и философ М.Полани показал в конце 50-х годов нашего века, что предпосылки, на которые ученый опира ется в своей работе, невозможно полностью вербализовать, т.е. выразить в языке. "То большое количество учебного времени, — писал он, — которое студентыхимики, биологи, медики посвящают практике, свидетельствует о важной роли, которую в этих дисциплинах играет передача практических знаний и умений от учителя к ученику. Из сказанного можно сделать вывод, что в самом сердце науки существуют области практического знания, которые через формулировки передать невозможно". Знания такого типа Полани назвал неявными знаниями. Ценностные ориентации можно смело причислить к их числу. А как быть с образцами решений конкретных задач? С одной стороны, они могут существовать в виде текста, и именно такие образцы Кун в первую очередь имеет в виду. Но, с другой — перед нами именно образцы, а не словесные предписания, ибо нам важна та информация, которая непосредственно в тексте не выражена. Традиции могут быть: 1) вербализованными, существующими в виде текстов; 2) невербализованными, существующими в виде неявного знания. Последние передаются от учителя к ученику или от поколения к поколению на уровне непосредственной демонстрации образцов или, как иногда говорят, на уровне социальных эстафет. Важно то, что признание неявного знания очень сильно усложняет и обогащает нашу картину традиционности науки. Учитывать надо не только ценности и образцы решений конкретных задач, как это делал Куп, но и многое, многое другое. Что бы ни делал ученый, ставя эксперимент или излагая его результаты, читая лекции или участвуя в научной дискуссии, он, часто сам того не желая, демонстрирует образцы, которые, как невидимый вирус, заражают окружающих. "Современная форма научных статей пишет известный современный физик Г. Бонди,— представляет собой некоторую разновидность смирительной рубашки. ”При написании статей ученый вынужден следовать определенным канонам, соблюдать некоторые достаточно жесткие правила. Но эти правила нигде полностью не записаны, речь может идти только о силе воздействия непосредственных образцов, о неявном знании. Традиции, таким образом, управляют не только ходом научного исследования. Не в меньшей степени они определяют форму фиксации полученных результатов, принципы организации и систематизации знания. И образцы — это не только образцы постановки эксперимента или решения задач, но и образцы продуктов научной деятельности. Учитывая это, мы легко обнаружим своеобразную связь традиций разного типа, которые иногда напоминают две стороны одной медали. Но это и значит в данном случае строить новые теории по образцу уже имеющихся, используя последние как своеобразные проекты. Можно сказать, что и любое знание функционирует подобным двояким образом: с одной стороны, фиксируя некоторый способ чисто практических или познавательных действий, производственные операции или методы расчета, оно выступает как вербализованная традиция; с другой — уже имплицитно как неявное знание задает образец продукта, к получению которого надо стремиться.В простейшем случае речь идет о постановке вопросов. Так, например, знание формы и размеров окружающих нас предметов еще в глубокой древности породило вопрос о форме и размерах Земли. Знание расстояний между земными ориентирами позволило поставить вопрос о расстоянии до Луны и звезд. Ну как не вспомнить здесь высказывание В. Гейзенберга о традиционности тех проблем, которые мы ставим и решаем! В одной из работ известного французского лингвиста Постава Гийома сформулирован тезис, который может претендовать на роль фундаментального принципа теории познания: "Наука основана на интуитивном понимании того, что видимый мир говорит о вещах, которые он отражает, но на которые не похож". И действительно, мы ведь почти никогда не удовлетворены уровнем наших знаний, постоянно предполагаем, что за тем, что освоено, скрывается еще что-то. Что же именно? Можно сказать, что вся история философии, начиная с Платона и Демокрита, пытается ответить на этот вопрос: что представляет собой мир вещей", к познанию которого мы стремимся? Для Демокрита за "видимым миром" скрываются атомы и пустота, для Платона — мир объективных идей. Иными словами, для того чтобы объяснить познание в его постоянном стремлении перейти границу уже освоенного, мы и сам познаваемый мир пытаемся представить как некоторую двухэтажную конструкцию, состоящую из непосредственно данных и скрытых вещей. Но можно выбрать и другой путь. "Скрытый мир" Гийома — это мир нашего неявного осознания проблем, это тот же самый мир уже накопленных знаний, но в роли задающего традицию образца. Иными словами , этот ”скрытый мир” мы несем в самих себе, это Мир наших традиций, это мы сами. МНОГООБРАЗИЕ ТРАДИЦИЙ В философии науки пока не существует какой-либо приемлемой классификации традиций, но изложенное выше уже позволяет осознать их многообразие и выделить некоторые виды. Мы уже показали, что традиции отличаются друг от друга по способу своего существования, что они могут быть: вербализованными и невербализованными, явными и неявными. Вводя в рассмотрение неявные традиции, мы попадаем в сложный и малоисследованный мир, в мир, где живут наш язык и научная терминология передаются от поколения к поколению логические формы мышления и его базовые категориальные структуры, где удерживаются своими корнями так называемый здравый смысл и научная интуиция. Историки и культурологи часто используют термин "менталитет" для обозначения тех слоев духовной культуры, которые не выражены в виде явных знаний и тем не менее существенно определяют лицо той или иной эпохи или народа. Но и любая наука имеет свой менталитет, отличающий ее от других областей научного знания, но и тесно связанный с менталитетом эпохи. Неявные традиции отличаются друг от друга не только по содержанию, но и по механизму своего воспроизведения. Мы уже видели, что в основе этих традиций могут лежать как образцы действий, так и образцы продуктов. Это существенно: одно дело, если вам продемонстрировали технологию производства предмета, например, глиняной посуды, другое показали готовый кувшин и предложили сделать такой же. Во втором случае вам предстоит нелегкая и далеко не всегда осуществимая работа по реконструкции необходимых производственных операций. Еще одним основанием для классификации традиций могут служить их место, их роль в системе науки: одни традиции задают способы получения новых знаний, а другие — принципы их организации. К первым относятся вербализованные инструкции, задающие методику проведения исследований, образцы решенных задач, описания экспериментов и т.д. Вторые — это образцы учебных курсов, о роли которых мы уже говорили, классификационные системы, лежащие в основе дисциплин, категориальные модели подразделения научных действительности, определяющие рубрикацию при организации знаний, наконец, многочисленные попытки определения предмета тех или иных дисциплин. Можно смело сказать, что ни одна наука не имеет оснований считать себя окончательно сформировавшейся, пока не появились соответствующие обзоры или учебные курсы, т.е. пока не заданы традиции организации знания. «Потребность в знании есть лишь бабушка науки, — писал наш известный литературовед Б. И. Ярхо,— матерью же является потребность в сообщении знаний. Наука есть рационализированное изложение познанного, логически оформленное описание той части мира, которую нам удалось осознать, т.е. наука — особая форма сообщения (изложения), а не познания.» "Действительно, — продолжал он чуть ниже,— никакого научного познания (в отличие от ненаучного) не существует: при открытии наиболее достоверных научных положений интуиция, фантазия, эмоциональный тонус играют огромную роль наряду с интеллектом. Наука же есть рационализированное изложение познанного, логически оформленное описание той части мира, которую нам удалось осознать, т.е. наука — особая форма сообщения (изложения), а не познания". И еще один вывод напрашивается из изложенного выше: каждая традиция имеет свою область распространения, и есть традиции специальнонаучные, не выходящие за пределы той или иной области знания, а естъ общенаучные или, если выражаться более осторожно, междисциплинарные. В этом пункте концепция Т. Куна начинает испытывать серьезные трудности. Наука в свете его модели выглядит как обособленный организм, живущий в своей парадигме точно в скафандре с автономной системой жизнеобеспечения. И вот оказывается, что никакого скафандра нет и ученый подвержен всем воздействиям окружающей среды, возникает даже вопрос, который никак не мог возникнуть у Куна: а в каких традициях ученый работает прежде всего — в специальнонаучных или междисциплинарных? Этот вопрос о границах наук вовсе не так прост, как это может показаться на первый взгляд. Найти ответ — значит выделить особый класс предметообразующих традиций, с которыми наука и связывает свою специфику, свое особое положение в системе знания, свой Я-образ . Философия и методология науки. В 2-х частях. М. 1996.Ч 1.С.194-196.)
