Бабкин М.А. «Иерархи Русской Православной Церкви и свержение монархии в России

advertisement
Бабкин М.А. *
«Иерархи Русской Православной Церкви и свержение монархии в России
(весна 1917 г.)».
Отечественная история. 2005 г. № 3. C. 109 - 124.
Революционные события февраля-марта 1917 г. иерархи Русской православной церкви
(РПЦ)1 встретили неоднозначно. С момента обнародования Высочайших "Актов" Николая II и
вел. кн. Михаила Александровича (2 и 3 марта) до появления 6 марта первой официальной реакции Св. Синода на революционные события2 большинство архиереев3 не спешило выявлять
свои политические симпатии. Архиереи, придерживавшиеся правых взглядов и в первых числах
марта 1917 г. самостоятельно занимавшие позицию, которая воспринималась общественностью
как "контрреволюционная", впоследствии корректировали ее, равняясь на заявленную Синодом
точку зрения. Представители епископата, симпатизировавшие либерально-демократическим
партиям и движениям, едва ли не заранее были готовы приветствовать свержение монархии.
Так, один из наиболее "революционных" архиереев - депутат IV Государственной думы епископ Енисейский и Красноярский Никон (Бессонов) уже 3 марта 1917 г. отправил кн. Г. Е.
Львову, М. В. Родзянко и А. И. Гучкову телеграммы: "Христос воскресе! Искренно рад перемене правительства"4. Пасхальное приветствие, прозвучавшее от красноярского архипастыря в
середине Великого поC. 109
ста, накануне Крестопоклонной недели, свидетельствовало о воодушевленноэмоциональном настрое, с которым он встретил известие о государственном перевороте.
3 марта викарий Ярославской епархии епископ Рыбинский Корнилий (Попов) объявил с
амвона о свержении "волей народа" царского правительства, не удовлетворявшего своему
назначению и допустившего страну до голода и беспорядка. Он и позже подвергал прежнее
правительство жесткой критике, призывая паству подчиниться новой власти как "Богом данной"5.
Политическая позиция духовенства начала проявляться в субботу и воскресенье 4 и 5
марта, когда во всех церквах империи проходили торжественные богослужения. В центральных
храмах крупных городов службы совершались местными архиереями, которые обращались к
пастве с проповедями, призывая ее к миру, единодушию, гражданскому согласию и созидательному труду. Эти призывы звучали в контексте проповеди о необходимости для граждан России
признания новой власти, сплочения вокруг Временного правительства и об обязательном подчинении ему "не за страх, а за совесть". Обращения с таким содержанием прозвучали, например, от архипастырей Тифлиса, Пскова, Владимира, Симферополя, Харькова, Симбирска, Костромы, Вятки, Калуги и Смоленска6. Так, епископ Саратовский и Царицынский Палладий
(Добронравов) 5 марта обратился к своему духовенству с распоряжением "оказывать деятельную поддержку" Временному правительству, разъяснять пастве "общий наш долг подчинения
новой законной власти"7. Викарные епископы Новгородской и Ярославской епархий на деятельность нового правительства призвали "Божие благословение"8.
Епископы Тихвинский Алексий (Симанский) и Витебский Кирион (Садзегелли), соответственно, 4 и 5 марта призвали свою паству молиться с помощи Божией в "созидательной работе нового, облеченного доверием народа правительства", для "увенчания успехом" трудов
новой власти9. Причем в проповеди Кириона, прозвучавшей в кафедральном соборе Витебска,
содержались едва ли не восторженные чувства о произведенном государственном перевороте, а
Государственной думе объявлялась "честь и слава" за то, что та взяла власть в стране в свои руки. Его проповедническое обращение завершалось следующими словами: "Провозглашаю от
чистого сердца: "Да здравствует Временное Правительство!"" Такое же приветствие содержаБабкин Михаил Анатольевич, кандидат исторических наук, доцент Южно-Уральского государственного университета (филиал в Миассе).
*
лось и в его телеграмме, отправленной Временному правительству10. Архиепископ Таврический
и Симферопольский Димитрий (Абашидзе) был еще более радикален:
5 марта он не только подверг суровой критике правление Николая II, но и заявил, что
Сам Бог "положил предел царствования бывшего Государя"11. Некоторые архипастыри выступали в те дни и на собраниях городского духовенства, пытавшихся определить отношение священнослужителей к новым политическим условиям.
Признание епископатом новой власти происходило на фоне и под влиянием массового
революционного настроя, охватившего с первых чисел марта 1917 г. население страны. В те
дни монархические идеи были крайне непопулярны, и государственный переворот воспринимался как насущная необходимость для спасения России.
Однако со стороны отдельных представителей епископата в первые дни после государственного переворота раздавались проповеди и с почти противоположной оценкой событий.
Так, архиепископ Кишиневский Анастасий (Грибановский) и епископ Пермский Андроник
(Никольский) публично отзывались о Николае II с уважением, со словами сострадания и милосердия12. Пермский архипастырь открыто высказал осуждение "бесчестных царских слуг и советников", которые, обманывая самодержца и делая все для разъединения царя с народом и
народа с царем, довели страну до бунта и междоусобицы: "Да судит их Господь и в сем, и в будущем веке"13. Викарий Вятской епархии епископ Сарапульский и Елабужский Амвросий (Гудко) в переполненном молящимися соборе "восхвалял бывшего царя и в особенности его супругу, чем внес в народ нежелательное возбуждение"14. Однако примеры таких проповедей единичны.
C. 110
В обращении архиепископа Тамбовского Кирилла (Смирнова) к своей пастве 4 марта
прозвучали слова об освобождении от присяги на верность династии Романовых. Причиной тому, по его мнению, служило отречение от престола Николая П. Говоря о сложившейся в стране
политической ситуации владыка назвал "Акт об отказе вел. кн. Михаила Александровича от
восприятия верховной власти" "Отречением вел. кн. Михаила Александровича от престола"15.
Так в сознание паствы внедрялось представление о безвозвратном уходе с российской политической сцены младшего брата последнего императора, и в его лице - всего Дома Романовых. 5
марта аналогичные проповеди прозвучали от епископа Ташкентского Иннокентия (Пустынского) и викария Саратовской епархии епископа Вольского Досифея (Протопова)16.
Показательно, что на страницах некоторых епархиальных изданий "Акт" вел. кн. Михаила Александровича также именовался как "Отречение вел. кн. Михаила Александровича от престола" или как "Акт сложения с себя верховной власти вел. кн. Михаилом Александровичем". В
Саратове он вышел под заголовком "Манифест об отречении от престола вел. кн. Михаила
Александровича в пользу народа"17. Искажение названия "Акта" меняло его смысл. Хотя есть и
противоположный пример: в "Воронежских епархиальных ведомостях" документ был опубликован под заглавием, буквально отражавшим его содержание: "Условное отречение вел. кн.
Михаила Александровича"18.
В Кишиневе, Харькове, Владимире и Калуге в первых числах марта архиереи объясняли
пастве смысл произошедших событий, руководствуясь текстом "Акта" вел. кн. Михаила Александровича. Призывая народ к безусловному подчинению Временному правительству как законной власти, они напоминали, что это правительство - временное, и должно обеспечить созыв
Учредительного Собрания, которое предоставит всем гражданам возможность сказать свое свободное слово по поводу дальнейшего устроения верховной власти. Позицию этих архиереев
можно определить как "условное", "временное" признание новой власти19. Епископ Пермский и
Кунгурский Андроник 4 марта обратился с архипастырским призывом "Ко всем русским православным христианам", в котором, изложив суть Высочайших "Актов", охарактеризовал сложившуюся ситуацию в России как "междуцарствие". Призвав всех оказывать всякое послушание Временному правительству, он сказал: "Будем умолять Его Всещедрого (Бога. - М. Б. ), да
устроит Сам Он власть и мир на земле нашей, да не оставит Он нас надолго без царя, как детей
без матери. ...Да поможет Он нам, как триста лет назад нашим предкам, всем единодушно и во-
одушевленно получить родного царя от Него Всеблагого Промыслителя"20. Схожие мысли звучали и в его проповеди, сказанной 5 марта в кафедральном соборе Перми21.
Приветствия, молитвенные пожелания успехов и благополучия были высказаны Временному правительству в телеграммах, посланных 3 - 6 марта на имя председателя правительства князя Г. Е. Львова, председателя Государственной думы М. В. Родзянко и обер-прокурора
Св. Синода В. Н. Львова от архиереев Енисейской, Вятской, Полоцкой, Саратовской, Могилевской, Екатеринославской, Смоленской, Симбирской, Таврической, Харьковской и Калужской
епархий22. Следовательно, нельзя согласиться с тезисом советской историографии, согласно которому политическая переориентация российского духовенства началась лишь после постановлений Синода 7- 9 марта23.
6 марта Синод распорядился отслужить во всех церквах молебны с возглашением многолетия "богохранимой державе Российской и благоверному Временному правительству ея". В
течение двух последующих дней в богослужебные чины были внесены изменения, смысл которых заключался в буквальной и повсеместной замене молитв о царской власти молитвами "о
благоверном Временном правительстве". 9 марта революция уже оценивалась Св. Синодом как
"свершившаяся воля Божия". Духовенству сообщалась "для исполнения" новая форма государственной присяги, установленная Временным правительством двумя днями ранее 24. После этого среди архиереев практически перестали звучать более правые высказывания и оценки: после
C. 111
революции выражать монархические симпатии вообще было опасно25, отступление от
политической линии высшего органа церковной власти влекло за собой дисциплинарные взыскания. Тем не менее, признание нового правительства и подчинение указам Синода автоматически выставляло весь епископат, все духовенство сторонниками революции, обусловливало их
политическую переориентацию.
После 7 марта содержание проповедей большей части архиереев практически не изменилось. Так, искреннюю радость по поводу революции высказал архиепископ Симбирский и Сызранский Вениамин (Муратовский), который 8 марта 1917 г. воздал "благодарение Богу" за
свершившийся государственный переворот. В его речи, произнесенной в кафедральном соборе,
император Николай II был назван "негодным кормчим"26. Жесткая критика самодержавия и
упование на новый государственный строй содержались и в обращениях к пастве епархиальных
и викарных преосвященных: Донского и Новочеркасского Митрофана (Симашкевича), Омского
и Павлодарского Сильвестра (Ольшевского), Двинского Пантелеймона (Рожновского), Красноярского и Енисейского Никона, Вольского Досифея, Рыбинского Корнилия и др.27 Епископ
Уфимский и Мензелинский Андрей (Ухтомский) писал: "Режим правительства был в последнее
время беспринципный, грешный, безнравственный. Самодержавие русских царей выродилось
сначала в самовластие, а потом в явное своевластие, превосходившее все вероятия"28.
Другие архипастыри, например, епископы Орловский и Севский Макарий (Гневушев),
Курский и Обоянский Тихон (Василевский), Калужский и Боровский Феофан (Туляков), Новгородский и Старорусский Арсений (Стадницкий) утверждали, что возвращение страны к старому строю невозможно. Смена формы государственной власти воспринималась ими как окончательно свершившийся факт29. Возглавлявший Грузинскую кафедру архиепископ Карталинский
и Кахетинский Платон (Рожденственский) пояснил пастве смысл произошедших событий следующим образом: русский народ, вручивший в 1613 г. самодержавную власть Михаилу Федоровичу Романову, в 1917 г. "почувствовав и сознав свою политическую и гражданскую зрелость, выразил желание взять самодержавие назад"; а Николай II пошел навстречу своим подданным, исполнив их желание30.
Многие епископы открыто говорили, что страна уже "измучена павшим строем" и, возлагая большие надежды на коренное переустройство государственной жизни на началах свободы, равенства и братства, приветствовали "возрождение и обновление" России, а также "давно
желанную свободу"31. Викарий Ставропольской епархии епископ Александровский Михаил
(Космодемьянский) в своей пасхальной проповеди сравнил самодержавие с "дьявольскими це-
пями", которыми была-де окована вся жизнь граждан России. С падением этих пут, по его словам, началось "всестороннее воскресение" государственной, политической, общественной,
национальной, вероисповедной и правовой жизни страны32. Архиепископ Курский Тихон, видевший будущую Россию демократической республикой, выразил поддержку совершившемуся
перевороту и благословил действия нового правительства, изъявив желание отслужить благодарственный молебен по поводу совершившихся событий33.
Однако непосредственно политические симпатии в пользу республиканского строя
иерархи не высказывали и, по-видимому, главную роль в этом сыграла линия Синода. Лишь
Красноярский епископ Никон 10 марта открыто объявил о своих политических убеждениях: "Я
полагаю, что в России должна быть РЕСПУБЛИКА (выделено Никоном. - М. Б. )". Выступая на
собрании кадетской партии 12 марта и позже, служа молебны о победе революции, он говорил,
что "радуется о совершившемся перевороте", что "о монархе, даже конституционном, у нас и
речи быть не может"34.
Одной из характерных особенностей российского епископата в целом было стремление
демонстрировать аполитичность, чтобы не компрометировать себя связью ни с реакцией, ни с
революцией. Такую демонстративно-нейтральную, выжидательную позицию занимал, например, архиепископ Рижский и Литовский Иоанн (Смирнов). Он считал, что по причине временной неопределенности в отношениях
C. 112
Церкви и государства ему преждевременно выступать с какими-то заявлениями и постановлениями принципиального характера. Это оправдывалось тем, что духовенство должно защищать интересы всего общества, стоять всех партий подобно тому, как "небесное выше всего
земного", либо "не унижать себя до политики". Среди архиереев такую позицию занимали,
например, архиепископ Петроградский Вениамин (Казанский) и управляющий московской
митрополией епископ Дмитровский Иоасаф (Каллистов), запрещавшие говорить с церковных
амвонов проповеди политического характера35. Однако несмотря на такую публичную позицию, личное отношение к новой власти у этих архиереев было иным. Епископ Иоасаф 22 апреля в своей резолюции на одном из документов, касающихся епархиальных дел, засвидетельствовал "сочувствие новому направлению жизни"36. Архиепископ Вениамин в письме, посланном 5 мая кн. Г. Е. Львову, свидетельствовал о "патриотических чувствах и полнейшем доверии" духовенства к новой власти37.
В проповедях российского епископата практически не затрагивались вопросы о земле и
частной собственности. Это можно объяснить тем, что архиереи не хотели обострять отношения ни с одной из социальных групп общества, а также ни с какими партиями, имевшими различные программы по названным "краеугольным" вопросам. Викарий Новгородской епархии
епископ Кирилловский Варсонофий (Лебедев) был одним из немногих, кто в своей проповеди
затронул тему о собственности и земле. Обращаясь к пастве, он сказал буквально следующее:
"Сохрани вас Бог понимать свободу как разрешение ехать в чужую дачу за лесом или грабить
своего соседа. Грабители и воры, по Божьему Слову, не наследуют Царства Небесного, а здесь
на земле получат наказание от власти"38. Краткость и лаконичность этих слов более говорят о
желании владыки обойти тему грабежей и погромов, чем посвящать ей свою проповедь: суровое обличение с высоты епископской кафедры могло спровоцировать местных обывателей на
захват церковной собственности.
В первые дни и недели марта 1917 г. в условиях создавшейся в стране экстремальной ситуации прихожане шли в храмы, стремясь услышать церковную проповедь о новой политической обстановке и получить пастырское указание для руководства к действиям. Их волновали
вопросы об отношении к совершившемуся перевороту, к Временному правительству, старой и
новой государственной присяге. Они также интересовались взглядами и политическими симпатиями священнослужителей39.
В проповедях епископата весной 1917 г. часто звучали слова о том, что Церковь не связана неразрывно с определенной формой государственного правления, и что для церковной молитвы безразлична форма государственного строя, поскольку "нет власти не от Бога; суще-
ствующие же власти от Бога установлены"40. Отсюда иногда делалось заключение едва ли не о
богоустановленности Временного правительства, а осуществленный политический переворот
получал церковную санкцию.
За этим стояло стремление иерархов разъяснить духовенству и пастве, что царская
власть лишь внешне связана с церковной и не имеет к ней прямого отношения. Подтверждением тому служит тот факт, что ни в одном из известных официальных документов Церкви, выпущенных весной и летом 1917 г., ни Николай II, ни кто-либо из российских императоров не
именовались помазанниками Божиими.
В качестве основных факторов, которые привели Россию к Февральской революции и
перемене государственного строя, иерархи выдвигали "неисповедимый Промысел Божий"41,
проявление "Божественной воли"42 или свершившийся "суд Божий" за "порабощение" Церкви
императорской властью и препятствия восстановлению патриаршества43. Архиепископ Херсонский и Одесский Назарий (Кириллов) в обращении к своей пастве сказал, что свершившиеся
события "есть воля Божия - святая и благая"; а епископ Омский Сильвестр со страниц епархиального издания заявил, что "суд Божий" постиг Николая II за то, что за время своего правления
царь не прислушивался к голосу народа44. Похожую точку зрения высказал викарий Полоцкой
епархии епископ Двинский Пантелеймон. Он заявил, что "грех против Церкви это есть самый
главный грех старой власти и, пожалуй, он больше всего и привел
C. 113
прежнее правительство к погибели". Этот грех заключался в "господстве" императора
над высшим духовенством, в отказе царя созывать архиерейские соборы и в участии светских
чиновников в церковном управлении. Желая полностью отмежеваться от царского прошлого,
владыка назвал врагами православия всех тех, кто продолжал утверждать, что старые порядки и
старая власть были благоприятны для Церкви и для духовенства. "Это неверно, они никогда не
были благоприятны", - заявил он в послании к пастве45.
В результате, положительное отношение к государственному перевороту представлялось
не только патриотическим, но и религиозным долгом. Именно о таком понимании церковного и
гражданского долга перед Родиной говорилось в обращенных к народу проповедях десятков
российских архиереев46.
В целом проповедь российского епископата весной и летом 1917 г. была направлена на
умиротворение народа: звучали призывы к братолюбию, к установлению государственного и
общественного порядка, к подчинению Временному правительству как законной власти 47. Характерным и типичным для всего епископата было обращение к своей пастве епископа Орловского и Севского Макария (Гневушева), сделанное 12 марта: "Усерднейше прошу... приложить
все средства к поддержанию мира, спокойствия, дабы утверждающийся новый строй государственной и общественной жизни вошел в жизнь народную безболезненно и без страданий" 48.
Столь же типичным было обращение к своему духовенству управляющего Холмской епархией
епископа Вельского Серафима (Остроумова). Основную задачу церковных пастырей весной
1917 г. он видел в следующем: "Вносить христианские начала любви, свободы и братства в
народную деятельность, чтобы не было злобы, раздоров и нестроений, и чтобы все было проникнуто одной христианской любовью"49. Епископ Полтавский и Переяславский Феофан
(Быстров) поставил перед духовенством в качестве первой задачи в послереволюционные дни
"внесение успокоения в сельское население"50.
Временное правительство в проповедях и воззваниях иерархов объявлялось как "Богом
данное", правящее "с Божией всесильной помощью"51; на него призывалось благословение52.
Показательно содержание молитвы, составленной по инициативе епископа Витебского Кириона
(Садзегелли) в первой половине марта для чтения во всех церквах Полоцкой епархии. В ней
Временному правительству испрашивались "укрепление, умудрение и благословение", армии победа над врагом, а всем гражданам страны - единение, любовь, мир, всепрощение и послушание новой власти "не токмо за страх, но и за совесть"53.
В высказываниях ряда архиереев представители новой власти характеризовались высокими эпитетами. Так, епископ Александровский Михаил (Космодемьянский) публично имено-
вал Родзянко, Керенского и Милюкова "устоями, столпами новой, свободной народно-правовой
русской жизни"54, а епископ Владикавказский и Моздокский Макарий (Павлов) называл оберпрокурора Львова "первым представителем народной воли", "поборником Христовой свободы",
деятельность же Временного правительства - "мудрым руководством"55.
В связи со свержением царя открылись перспективы и для проведения давно назревшей
церковной реформы, с помощью которой можно было бы обновить весь строй внутрицерковной
жизни. Возглавлявший Новгородскую епархию архиепископ Арсений (Стадницкий), член Синода, 26 марта на пастырском собрании в Новгороде связал свержение самодержавия с наступившей "свободной" церкви: "Двести лет Православная церковь пребывала в рабстве. Теперь
даруется ей свобода. Боже, какой простор!" Подобное высказывание содержало и его выступление на Новгородском епархиальном съезде 31 мая. Радость по поводу наступившего "освобождения" Церкви от государственного "гнета" и возможного в связи с этим "обновления" церковной жизни высказывали и другие епископы, среди которых Донской и Новочеркасский
Митрофан (Симашкевич), Кубанский и Екатеринодарский Иоанн (Левицкий), Симбирский и
Сызранский Вениамин (Муратовский), Каменец-Подольский и Брацлавский Митрофан (Афонский)56. Поэтому нельзя согласиться с тезисом совреC. 114
менной церковной историографии, что среди российского епископата лишь епископ
Уфимский Андрей (Ухтомский) всерьез связывал с Февральской революцией надежды на оздоровление церковной жизни57.
В проповедях едва ли не всех архиереев говорилось о необходимости мобилизации всех
граждан страны для победы над внешним врагом - Германией58. Однако, по высказанному епископом Курским Тихоном мнению, стране стоит опасаться внутренних, "более злых" врагов тех, кто в условиях войны начнет призывать народ к неподчинению действующему правительству или расшатывать в народе доверие к нему. Аналогично, "врагом Отечества, врагом не менее опасным, чем воюющие с нами немцы" епископ Вольский Досифей, викарий Саратовской
епархии, называл всякого, вмешивающегося в распоряжения новопоставленных властей, "смущающего народную массу тревожными слухами, раздражающего друг друга личными распрями"59. Некоторые иерархи призывали войска к укреплению воинской дисциплины 60. Такие проповеди перекликались с содержаниями общих и частных обращений и воззваний, выпущенных
Временным правительством весной 1917 г.: к армии и флоту, к офицерам и солдатам, к жителям деревни, к помещикам, земледельцам, казакам и проч. В них содержались призывы всемерно поддерживать фронт, строго соблюдать рабочую и воинскую дисциплину, говорилось о
необходимости сплочения всего общества вокруг правительства с целью доведения войны до
победы. Отстаивание рубежей России отождествлялось с защитой гражданских свобод и нового
строя государственной жизни, а поражение на фронте - с возвратом к прежнему старому порядку61. Таким образом, в главных положениях обращения к народу духовных властей и светского
правительства совпадали.
В практике церковно-государственных отношений весны 1917 г. известны примеры достаточно тесного взаимодействия представителей епископата и местных властей. Например,
епископ Вятский Никандр (Феноменов) 12 апреля 1917 г. во время посещения Вятского губернского исполнительного комитета, обсуждал вопросы, которые духовенству надлежало разъяснять народу. В ходе консультации был составлен следующий перечень тем церковных проповедей: 1) поддержка Временного правительства; 2) поддержка местной власти и ее учреждений; 3)
неприкосновенность частных владений до соответствующего решения Учредительного собрания; 4) обязательная уплата налогов и несение установленных повинностей; 5) обличение дезертирства; 6) доверие государственным сберегательным кассам и участие населения в "Займе
свободы"62.
Телеграммы с приветствиями председателю Государственной думы, председателю Временного правительства и обер-прокурору Синода лично послали по меньшей мере 20 архипастырей. Нередко архиереи подписывали телеграммы и от имени духовенства своих епархий.
Кроме того, более двух с половиной десятков телеграмм представителям новой власти подпи-
сали иерархи - участники различных собраний епархиального и городского духовенства 63. От
имени преподавательских корпораций Петроградской, Киевской и Казанской духовных академий телеграммы Временному правительству послали их ректоры - епископы Ямбургский Анастасий (Александров), Каневский Василий (Богдашевский) и Чистопольский Анатолий (Грисюк)64. Во всех "архиерейских" телеграммах выражалось доверие новой власти и высказывалась
готовность всемерно помогать ей в установлении в России спокойствия и порядка. Широко
звучали пожелания скорейшей победы над Германией, благодарности правительству за декларирование церковной "свободы" и приветствия новому политическому строю. Например, от
епископа Кубанского Иоанна и духовенства Екатеринодара в Синод пришла телеграмма с выражением радости о "наступлении новой эры в жизни Православной церкви". А в телеграмме
викария Костромской епархии епископа Кинешемского Севастиана (Вести), адресованной оберпрокурору Синода, деятельность Временного правительства была названа "добровольным великим подвигом освобождения нашего Отечества от рабства династии Романовых"65.
C. 115
Лишь в российской глубинке отдельные, редкие представители рядового духовенства,
находясь вдали от непосредственного епископского надзора, продолжали иногда высказывать
симпатии старому режиму66. Реакционные позиции среди иерархов занимали буквально единицы. Причем реакционным считалось даже настроение "нерадости о революции". Такие архиереи обычно переизбирались, низлагались со своих кафедр своим же, более революционно
настроенным епархиальным духовенством и выводились Синодом за штат. Так были уволены
"на покой" митрополит Московский и Коломенский Макарий (Парвицкий-Невский), архиепископ Тобольский и Сибирский Варнава (Накропин), ректор Московской духовной академии
епископ Волоколамский Феодор (Поздеевский) и некоторые другие67. Например, епископу
Томскому Анатолию (Каменскому), благословившему 11 марта 1917 г. знамя местного отделения Союза Русского народа68, на состоявшемся в конце мая 1917 г. епархиальном съезде со стороны томского духовенства было выражено недоверие за его черносотенные взгляды в прошлом. В поддержку епископа высказалось менее трети делегатов - 34 человека, а против него 7369. О недоверии к своему архиерею делегаты телеграфировали в Синод, который, невзирая на
наличие другой петиции от прихожан, поданной в защиту архипастыря, пошел навстречу требованиям духовенства и предложил епископу Анатолию подать прошение об увольнении. Что и
было исполнено70 .
Открыто контрреволюционные взгляды выражали не более чем 5 - 7% епископата71. Так,
епископ Тобольский и Сибирский Гермоген (Долганов) в качестве резолюции на постановлениях своего епархиального съезда писал: "Я ни благословлю случившегося переворота, ни праздную мнимой еще "пасхи" (вернее же мучительной Голгофы) нашей многострадальной России и
исстрадавшегося душою духовенства и народа, ни лобызаю туманное и "бурное" лицо революции, ни в дружбу и единение с нею не вступаю, ибо ясно еще не знаю, кто и что она есть сегодня и что она даст нашей Родине, особенно же Церкви Божией, завтра"72.
Аналогичную, "не соответствующую духу времени и новому государственному строю"
позицию заняли архиепископы Кишиневский Анастасий (Грибановский) и Воронежский Тихон
(Никаноров), епископы Екатеринославский Агапит (Вишневский), Петропавловский Мефодий
(Красноперое), Пермский Андроник (Никольский), Елисаветградский Прокопий (Титов), Екатеринбургский Серафим (Голубятников) и Астраханский Митрофан (Краснопольский). Например, астраханский архиерей не разрешал своему духовенству совершать торжественные молебствия в честь революционных событий, не дал своей подписи под приветственными телеграммами, посланными духовенством епархии Временному правительству. Аналогично поступил и
воронежский архипастырь, не дав разрешения на просьбу священников устроить в городе в течение дня колокольный звон в знак радости по случаю свержения монархии. В приемной Тихона вплоть до 9 июня висели портреты императора Николая II, его супруги и императора Александра III. Когда местный исполком снимал портреты, архиепископ выразил протест на его незаконные действия73.
В подавляющем же большинстве церковные иерархи занимали достаточно умеренную
позицию. Одним из ее проявлений стало участие епископата в так называемых "праздниках революции", проходивших в марте 1917 г. по всей стране. Иногда эти торжества назывались
"днями свободы", "праздниками перехода к новому строю", "праздниками единения", "днями
памяти жертв освободительного движения", или "праздниками Русской свободы". Празднества
представляли собой подчас грандиозные, заранее спланированные народные торжества, проходившие с массовыми манифестациями (иногда в них участвовало до 50 и даже 100 тыс. человек), под музыку оркестров, с красными знаменами, пением революционных гимнов и песен
"свободы", парадами войск. "Дни свободы" охватывали буквально всю страну. Во многих городах (например, в Орле, Вятке, Витебске, Чите и Новгороде-Северском) службы в честь "праздника освобождения России" возглавляли местные архиереи. Эти службы проходили в кафедральных соборах и на городских площадях74.
C. 116
Зачастую представители епископата задавали определенный тон этим праздникам.
Например, ректор Казанской духовной академии епископ Чистопольский Анатолий во время
народного праздника "торжествовал в честь свободы"; в Минске, после совершения молебна,
викарный епископ Слуцкий Феофилакт (Клементьев) произнес "прочувствованную проповедь"75. В Архангельске, Красноярске, Орле, Иркутске, Омске, Костроме, Баку, Верном и Владивостоке архиерейские молебны в "дни свободы" завершались возглашением "вечной памяти
борцам, за свободу народную положившим жизнь свою"76. В Вятке, Томске, Нижнем Новгороде, Пскове, Калуге и Петрозаводске епископы служили панихиды с поминовением "всех за веру, отечество, благо и свободу народную положивших жизнь свою", произносили проповеди "о
величии подвига борцов за свободу"77.
Религиозные элементы праздников революции заранее планировались местными властями. Так, накануне "дня свободы", назначенного в Архангельске на 10 марта, была обнародована
программа торжеств. Она содержала в себе следующие пункты: "1) празднование устраивается
на Соборной площади; 2) сбор - в 11 час. дня; 3) молебен, вечная память, салют, речи, парад; 4)
войсковым частям прийти обязательно с красными знаменами (полковое знамя по желанию);...
7) парад принимается красным флагом, поддерживаемым рабочим, солдатом и матросом, и
окруженным в 5-ти шагах от флага представителями общественных организаций"78. По схожей
программе, с участием местных архиереев проходил "день свободы" в Рязани и Калуге79.
То, что светские власти отводили духовенству заметную роль в революционных праздниках, говорит, как о признании властью значительного влияния духовенства на массовое сознание населения, так и о том, что власть активно пользовалась поддержкой священнослужителей. Проведение в эти дни торжественных публичных богослужений с участием архиереев и
многочисленных священно- и церковнослужителей свидетельствует не только о наличии определенной политизации весной 1917 г. церковной жизни, но и о стремлении духовенства занять
достойное для себя место в новой социально-политической обстановке.
Зачастую во время "праздников революции" граждане присягали на верность государству Российскому и новой власти с участием духовенства (в частности, служители алтаря подавали православной пастве для целования крест и Евангелие)80. В день празднования "зари свободы" в Тифлисе, 19 марта, войска к присяге на городской площади привели экзарх Кавказа архиепископ Платон (Рождественский) и епископ Эриванский Дамиан (Говоров). При этом архиереи отслужили молебен с коленопреклоненной молитвой о даровании победы над врагом и
возглашением "вечной памяти" воинам, павшим на поле брани и борцам за свободу, "жизнь за
други своя положившим". Войска вторили салютом в 21 залп81. Во Владикавказе, КаменецПодольске и Ставрополе аналогичные праздники с церемониями присяги также проходили с
участием архиереев: соответственно, епископов Владикавказского Макария, Подольского Митрофана и викарного епископа Александровского Михаила. После присяги войск на верность
новому строю, первый сказал "приличествующую событию" проповедь, а последний приветствовал солдат гарнизона возгласом: "Благоверному Временному правительству - "Ура!"" И
войска ему дружно ответили82.
Об отношении духовенства к событиям Февральской революции свидетельствует и его
участие в праздновании для солидарности трудящихся 1 Мая (18 апреля ст. ст.). Оно не было
повсеместным: в Москве торжественные службы в честь Первомая состоялись лишь в немногочисленных церквах, а также по личному распоряжению управляющего Московской епархией
епископа Дмитровского Иоасафа (Каллистова) в Храме Христа Спасителя. Причем вечером
епископ Иоасаф осудил приходское столичное духовенство за недостаточно активное участие в
празднике рабочих. В этом же смысле высказался и находившийся в Москве управляющий
Холмской епархией епископ Вельский Серафим (Остроумов): "Нам сегодня следовало бы быть
в храмах, чтобы душою слиться с теми, кто ныне празднует, торжественным богослужением,
звоном колоколов показать, что мы действительно сочувствуем той свободе, которая
C. 117
провозглашена в великие мартовские дни и которая дорога нам, потому что она покоится
на учении Самого Христа и апостолов и составляет дух и сущность Евангелия. Мы должны были быть сегодня с народом, как Христос был с ним всегда, ибо ни одно учение так не демократично, как евангельское". Поддерживая мысли епископа Серафима, управляющий Московской
епархией отметил, что "надо принять за правило" служить торжественные службы с крестными
ходами, праздничным звоном, и многолетиями благоверному правительству "во дни народных
праздников, имеющих быть в будущем"83. Таким образом, с 1918 г. по планам московского епископата "день солидарности рабочих всего мира, боевой смотр сил трудящихся всех стран" 1
Мая должен был принять религиозный характер84. Этому способствовало и то, что, по словам
современников, в 1917 г. Первомай "превратился из чисто пролетарского в праздник всего русского народа"85.
В других местах праздник 1 Мая отмечался духовенством более широко и торжественно.
Благодарственные молебны в честь него были совершены местными архипастырями в КаменецПодольске, Верном и Томске. В последнем, в конце богослужения владыка Анатолий (Каменский) возгласил многолетие всем трудящимся86. В праздничном первомайском митинге на соборной площади Новочеркасска принимали участие архиепископ Донской и Новочеркасский
Митрофан (Симашкевич) и его викарий - епископ Аксайский Гермоген (Максимов). В своем
обращении к воинам и народу викарный епископ сказал, что с "воцарением" в России свободы
"засияло солнце радости и наступит благоденствие мира"87.
Однако известны случаи и другой позиции представителей епископата в отношении
праздника рабочих. Епископ Пермский Андроник отказался принять в нем участие, а начальник
Российской духовной миссии в Пекине епископ Переславский Иннокентий (Фигуровский) публично называл Первомай языческим праздником88.
16 апреля (29 апреля н.ст.) 1917 г., в г. Томске отмечался еще один новый праздник "Первый День женского равноправия". Такое название на волне революционных событий было
присвоено церковному празднику - дню "памяти святых жен-мироносиц", отмечаемому в третий воскресный день после Пасхи. В честь женского праздника епископ Томский Анатолий на
соборной площади отслужил молебен и сказал проповедь89.
На примере члена IV Государственной думы епископа Томского Анатолия можно проследить достаточно быстрый процесс политической переориентации представителя иерархии в
период Февральской революции: от благословения знамени Союза русского народа (11 марта),
объявления смены власти как "свершившей воли Божией" и призыва к пастве о необходимости
умиротворения и послушания Временному правительству (14 марта)90 - до публичного участия
в революционных праздниках (16 и 18 апреля), включая торжества по случаю социалистического Первомая.
Быструю политическую переориентацию епископата (у многочисленных его представителей она осуществилась буквально в одночасье) можно объяснить четырьмя факторами. Первый - недовольство архиереев своим "порабощенным" положением в императорской России:
духовенство с начала XX в. постепенно становилось в оппозицию к царской власти91, стремясь
освободиться от государственного надзора и опеки, желая получить возможность самоуправле-
ния и самоустроения. Это освобождение связывалось со свержением царской власти, о чем весной и летом 1917 г. духовенство признавалось как в устных проповедях, так и в церковной периодической печати92. В частности, утверждалось, что демократическая форма правления, в отличие от самодержавной, дает более благоприятные условия развития церковной жизни 93. Второй фактор - желание духовенства подчеркнуть свое единство с паствой. В третью очередь влияло вполне искреннее чувство радости по поводу наступления долгожданных церковных и
гражданских "свобод", декларированных Временным правительством. На политическую переориентацию отдельных представителей епископата в течение первых дней и недель весны 1917
г. влиял и страх перед революционными событиями. Объявление церковным иерархом своей
реакционной позиции
C. 118
было тождественно немедленной постановке вопроса (как местными властями, так и более радикально настроенным духовенством) о смещении архиерея с кафедры.
Революционные иллюзии духовенства стали рассеиваться вместе с наступлением общего
разочарования граждан России в политике Временного правительства. В июле-августе 1917 г., в
проповедях епархиальных архиереев зазвучали тревожные ноты о грядущих судьбах России, ее
народа и Православной церкви94. К этому периоду стала очевидна неспособность Временного
правительства проводить необходимые реформы и удерживать страну от нарастающей анархии
и хаоса. Вместе с тем, в стране углублялся экономический кризис, разваливалась армия, в обществе обострялась борьба между различными либеральными и социалистическими партиями.
Народ устал от продолжавшейся более трех лет войны, на фоне которой все кризисные явления
резко усиливались и грозили самому существованию Российского государства.
Во внутрицерковной жизни весной и летом резко обозначился кризис. Высшая иерархия
стремительно теряла власть над священниками. Св. Синод получил от епархиальных архиереев
множество жалоб на падение на местах церковной дисциплины. Епископы докладывали, что
приходские священнослужители прекратили сдавать в консисторские кассы деньги, необходимые на епархиальные нужды. Соответственно, резко снизились и перечисления средств Синоду.
Падение церковной дисциплины проявилось и в том, что в рассматриваемый промежуток времени местные епархиальные съезды духовенства нередко низлагали или предпринимали попытки низложить своих правящих архиереев. Во многих областях среди духовенства организовывались различные обновленческие союзы, в своих программах ставившие целью не только
либерализацию религиозной жизни и проведение коренных преобразований церковного строя,
но и захват власти в епархиях. Вследствие этого иерархи стали переходить в оппозицию революции. Они начали связывать свои надежды на восстановление внутрицерковной дисциплины
если не с сильной властью в стране, то с установлением "церковного монархизма" - патриаршества.
Все вышеизложенное позволяет сделать вывод, что политическая позиция епископата в
период Февральской революции послужила одним из важных факторов, решивших судьбу монархии. Весной 1917 г. епископат активно способствовал признанию новой власти в центре и на
местах, призывая к этому и духовенство своих епархий, которое, в свою очередь, влияло на сознание многомиллионной паствы, составляющей около 70% населения страны95. Призывы к
признанию Временного правительства, спокойствию и созидательному труду побуждали народ
к повиновению новой власти, способствовали формированию у него положительного отношения к свержению династии Романовых и, тем самым, фактически узаконивали революцию.
Примечания
В "Своде законов Российской империи" и в других официальных документах, вплоть до 1936 г. (в
частности, в материалах Поместного собора 1917 - 1918 гг. и в известной "Декларации" митрополита
Сергия (Страгородского) 1927 г.) использовалось название "Православная Российская Церковь" (см.,
напр.: Акты Святейшего Тихона, патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917 - 1943 гг. / Сост. М. Е. Губонин. М.,
1
1994. С. 49, 144, 307, 509, 705 и др.). Однако в неофициальных документах зачастую употреблялись
названия "Российская православная", "Всероссийская православная" и "Русская православная" церковь.
В 1943 г. титулатура патриарха Московского изменилась (вместо "...и всея России" стала "...и всея Руси") и Православная церковь получила современное наименование, называясь "Русская". Соответственно, и в историографии установилась аббревиатура "РПЦ", а не "ПРЦ".
2
6 марта Св. Синод вынес определение принять Высочайшие "Акты" "к сведению и исполнению" и во
всех храмах империи отслужить молебны с возглашением многолетия "богохранимой державе Российской и благоверному Временному правительству ея". Первоприсутствующий член Синода митрополит
Киевский Владимир (Богоявленский) разослал от своего имени по всем епархиям телеграммы с распоряжением об изменении поминовения государственной власти на богослужебных чинах: вместо молитв
о царе впредь следовало поминать "богохранимую державу Российскую и благоверное Временное правитель-
C. 119
ство ея". РГИА, ф. 796, оп. 204, 1917,1 отд., V стол, д. 54, л. 6; Церковные ведомости (далее - ЦВ). Пг.,
1917. N9 - 15. С. 55, 56, 58.
3
В начале 1917 г. российская церковная иерархия включала 177 архиереев, из которых 19 находились
на покое. См.: Состав Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода российской церковной
иерархии на 1917 г. Пг., 1917. С. III-VIII.
4
РГИА, ф. 797, оп. 86, 1917, III отд., IV стол, д. 64, л. 24 об.; ф. 1278, оп. 5, 1917, д. 1292, л. 3; ГА РФ,
ф. 1778, 1917, оп. 1,д. 94, л. 16.
5
Ярославские епархиальные ведомости (далее - Яросл ЕВ). 1917. N 9 - 10. Часть неофиц. С. 109 - 110.
6
РГИА, ф. 767, оп. 86, 1917, III отд., IV стол, д. 64, л. 25 об.; ф. 1278, оп. 5, 1917, д. 1292, л. 15; Вестник
Грузинского экзархата. 1917. N 5 - 6. Неофиц. отдел. С. 165 - 166; Тифлисский листок. 1917. N 51. С. 1;
N 54. С. 3; Псковские ЕВ. 1917. N 6 - 7. Отдел неофиц. С. 89; Владимирские ЕВ. 1917. N 9 - 10. Отдел
неофиц. С. 82; Таврический церковно-общественный вестник (далее - ЦОВ). 1917. N 8 - 9. С. 175 - 178;
Пастырь и паства. 1917. N 10. Часть неофиц. С. 279 - 281; Симбирские ЕВ. 1917. N 6. Отдел неофиц. С.
120- 121; Костромские ЕВ. 1917. N 6. Отдел офиц. С. 74 - 75; Слово и жизнь. 1917. N 20. С. 3 - 4; Калужский ЦОВ. 1917. N 8 - 9. С. 2 - 3; Екатеринославские ЕВ. 1917. N 8. Офиц. отдел. С. 103 - 104, 107; Полоцкие ЕВ. 1917. N 10. Неофиц. отдел. С. 277 - 278.
7
Саратовские ЕВ. 1917. N 8. Часть офиц. С. 269.
8
Новгородские губернские ведомости. 1917. N 18. С. 2; Новгородские ЕВ. 1917. N 5. Часть неофиц. С.
252; Журнал Московской Патриархии (далее - ЖМП). М, 1957. N П. С. 40; ЯрослЕВ. 1917. N 9 - 10.
Часть неофиц. С. 109 - 110.
9
НовгЕВ. 1917. N 5. Часть неофиц. С. 252; ПолоцкЕВ. 1917. N 10. Неофиц. отдел. С. 277 - 278.
10
РГИА, ф. 1278, оп. 5, 1917, д. 1292, л. 8; ПолоцкЕВ, 1917. N 10. Неофиц. отдел. С. 277 - 278; Вестник
Временного правительства. Пг., 1917. N 2(47). С. 2.
11
Таврический ЦОВ. 1917. N 8 - 9. С. 175 - 178.
12
РГИА, ф. 797, оп. 86, 1917, III отд., V стол, д. 12, л. 89а об.; Кишиневские ЕВ. 1917. N 15 - 16. Отдел
неофиц. С. 277.
13
ГА РФ, ф. 550, оп. 1, д. 96, л. 4 - 5.
14
Кама. 1917. N52. С. 4.
15
Тамбовские ЕВ. 1917. N 10 - 11. Отдел неофиц. С. 247 - 248.
16
Туркестанские ЕВ. 1917. N 10. Часть неофиц. С. 136 - 138; СараЕВ. 1917. N 12. Часть неофиц. С. 412
- 413.
17
Архангельские ЕВ. 1917. N 6 - 7. Часть офиц. С. 68; Владикавказские ЕВ. 1917. N 6. Офиц. часть. С.
166; ВладимЕВ. 1917. N 9 - 10. С. 41; Иркутские ЕВ. 1917. N 5 - 6. С. 58; Курские ЕВ. 1917. N 8 - 9. Часть
офиц. С. 115; Полтавские ЕВ. 1917. N 8. Часть офиц. С. 614; ТамбЕВ. 1917. Приложение к N 9. С. 3; N 10
- 11. Часть офиц. С. 180; Тобольские ЕВ. 1917. N 10. Отдел офиц. С. 100; Варшавский епархиальный листок. М., 1917. N 6. С. 41; Слово и жизнь, 1917. N 19. С. 1; СаратЕВ. 1917. N 8. Офиц. отдел. С. 260.
18
Воронежские Е. В., 1917. N И. Часть офиц. С. 121.
19
РГИА, ф. 797, оп. 86, 1917, III отд., V стол, д. 12, л. 89а об.; д. 21, л. 54; КишЕВ. 1917. N 15 - 16.
Часть неофиц. С. 277; Пастырь и паства. 1917. N 10. Часть неофиц. С. 279 - 281; ВладимЕВ. 1917. Приложение к N 9 - 10. С. 1 - 2.
20
РГИА, ф. 797, оп. 86, 1917, III отд., V стол, д. 12, л. 89а об.
21
ГА РФ, ф. 550, оп. 1, д. 96, л. 3 - 7 об.
РГИА, ф. 1278, оп. 5, 1917, д. 1292, л. 5, 8, 14 - 17, 20, 23; Вестник Временного правительства, 1917.
N 2(47). С. 2; Слово и жизнь. N 19. С. 4; СаратЕВ. 1917. N 8. Офиц. отдел. С. 266 - 267; Могилевские ЕВ.
1917. N 6. Часть неофиц. С. 87; СимбЕВ. 1917. N 6. Отдел неофиц. С. 121; Таврический ЦОВ. 1917. N 8 9. С. 207 - 208; Пастырь и паства. 1917. N 13 - 14. Часть неофиц. С. 359; Калужский ЦОВ. 1917. N 8 - 9.
С. 5 - 6.
23
Кандидов Б. Церковь и Февральская революция. М., 1934. С. 21.
24
РГИА, ф. 796, оп. 204, 1917,1 отд., V стол, д. 54, л. 53; ЦВ. 1917. N 9 - 15. С. 57 - 59.
25
РГИА, ф. 767, оп. 86, д. 46, л. 2.
26
СимбЕВ. 1917. N 6. Отдел неофиц. С. 107 - 108.
27
Донские ЕВ. 1917. Приложение к N 10. С. 1; Енисейская церковная нива. 1917. N 3. С. 20 - 22; Забайкальские ЕВ. 1917. N 9 - 10. Отдел неофиц. С. 309 - 210; Омские ЕВ. 1917. N 21. Часть неофиц. С. 6; Нижегородский ЦОВ. 1917. N 10. С. 163; Петроградский листок. Пг., 1917. N 85. С. 2; Астраханский вестник. 1917. N 63. С. 2; Церковно-общественная мысль. Киев, 1917. N 5. С. 3 - 5; СаратЕВ. 1917. N 10 - 11.
Часть неофиц. С. 412; ЯрослЕВ. 1917. N9 - 10. Часть неофиц. С. 109 - 110; Ставропольские ЕВ. 1917. N
21. Отдел неофиц. С. 638 - 643; Свободное слово. 1917. N 22. С. 1.
28
Уфимские ЕВ. 1917. N 5 - 6. Отдел неофиц. С. 138 - 139.
29
РГИА, ф. 797, оп. 86, 1917, III отд., V стол, д. 21, л. 54; Орловские ЕВ. 1917. N 15 - 16. Отдел неофиц.
С. 255 - 256; N 22. Отдел неофиц. С. 333 - 334; КурскЕВ. 1917. N 10 - 11. Часть офиц. С. 141 - 142; N 20 21.
22
C. 120
Часть неофиц. С. 194; Калужский ЦОВ. 1917. N 8 - 9. С. 2 - 3; НовгЕВ. 1917. N 7. Часть неофиц. С. 324;
УфимЕВ. 1917. N 5 - 6. Отдел неофиц. С. 138 - 139; Нижегородский ЦОВ. 1917. N 10. С. 163; Петроградский листок. 1917. N 85. С. 2; Астраханский вестник. 1917. N 63. С. 2.
30
Вестник Грузинского экзархата. 1917. N 5 - 6. Неофиц. отдел. С. 165 - 166; Тифлисский листок. 1917.
N 54. С. 3.
31
ЖМП. 1957. N 11. С. 40; Томские ЕВ. 1917. N 6 - 7. Часть неофиц. С. 160; НовгЕВ. 1917. N 10. Часть
неофиц. С. 417-^419; Смоленские ЕВ. 1917. N 5 - 6. Отдел неофиц. С. 103; Холмская церковная жизнь.
М., 1917. N 5 - 6. С. 104 - 105; Холмский народный листок. М., 1917. N 5 - 6. С. 23 - 24; ЯрослЕВ. 1917. N
9 - 10. С. 109; N Ц-16. Часть неофиц. С. 122 - 123; Пензенские ЕВ. 1917. Часть офиц. N 7 - 8. С. 77; ВладикЕВ. 1917. N 6. Неофиц. часть. С. 185 - 186; Терские ведомости. 1917. N 58. С. 3; Вестник Грузинского
экзархата. 1917. N 5 - 6. Неофиц. отдел. С. 165 - 166; Тифлисский листок. 1917. N 54. С. 3; ВладимЕВ.
1917. Приложение к N 9 - 10. С. 1 - 2; ЕкатеринославЕВ. 1917. N 8. Офиц. отдел. С. 108; Свободное слово. 1917. N 22. С. 1.
32
СтаврЕВ. 1917. N11. Отдел неофиц. С. 337; N 21. Отдел неофиц. С. 638 - 643.
33
Нижегородский ЦОВ. 1917. N 7. С. 114; Калужский ЦОВ. 1917. N 8 - 9. С. 7; КурскЕВ. 1917. N 16 17. Часть неофиц. С. 157.
34
РГИА, ф. 767, оп. 86, д. 64, 1917, III отд., IV стол, л. 24 - 24 об.; ЗабайкалЕВ. 1917. N 9 - 10. Отдел неофиц. С. 309 - 310; ОмскЕВ. N 2N. Часть неофиц. С. 6; Енисейская церковная нива. 1917. N 3. С. 17, 20 22.
35
РГИА, ф. 767, оп. 86, 1917,1 отд., I стол, д. 48, л. 307 - 307 об.; Рижские ЕВ. 1917. N 4. Отдел неофиц.
С. 121; Калужский ЦОВ. 1917. N 10 - 11. С. 2 - 3, 11; УфимЕВ. 1917. N 5 - 6. Отдел неофиц. С. 136 - 137;
Енисейская церковная нива. 1917. N 3. С. 47 - 49; Известия по Петроградской епархии. Пг., 1917. N 21 23. Отдел неофиц. С. 14; N 24 - 25. Отдел неофиц. С. 8; Московский листок. М., 1917. N 78. С. 3.
36
Московский церковный голос. 1917. N 2. С. 3.
37
ГА РФ, ф. 1778, 1917, оп. 1, д. 191, л. 120 - 120 об.
38
РГАДА, ф. 1441, 1917, оп. 3, д. 2589, л. 1.
39
КишЕВ. 1917. N 13 - 14. Отдел офиц. С. 65 - 67; УфимЕВ. 1917. N 5 - 6. Отдел неофиц. С. 138 - 139;
Нижегородский ЦОВ. 1917. N 10. С. 163; Петроградский листок. 1917. N 85. С. 2; Астраханский вестник.
1917. N 63. С. 2; СтаврЕВ. 1917. N 20. Отдел неофиц. С. 597 - 598; ПсковЕВ. 1917. N 6 - 7. Отдел офиц.
С. 38 - 40; Отдел неофиц. С. 107; Пастырь и паства. 1917. N 10. Часть неофиц. С. 279 - 281; Известия по
Казанской епархии. 1917. N 19 - 20. С. 16.
40
Вологодские ЕВ. 1917. N 8. С. 105 - 106; НовгЕВ. 1917. N 7. Часть неофиц. С. 324; Нижегородский
ЦОВ. 1917. N 8. С. 126; N 10. С. 158; Известия по Казанской епархии. 1917. N 9 - 10. Офиц. отдел. С. 102
- 103; ОмскЕВ. 1917. N 21. Часть неофиц. С. 3 - 8; Астраханские ЕВ. 1917. N 6. Отдел неофиц. С. 168 169; Екатеринбургские ЕВ. 1917. N 12. Отдел офиц. С. 69 - 71.
РГИА, ф. 797, оп. 86, 1917, III отд., V стол, д. 21, л. 54; Калужский ЦОВ. 1917. N 8 - 9. С. 2 - 3; КострЕВ. 1917. N 6. Отдел офиц. С. 74 - 75; ЕкатеринославЕВ. 1917. N 8. Офиц. отдел. С. 103 - 104; СаратЕВ.
1917. N 12. Часть неофиц. С. 412.
42
РГИА, ф. 796, оп. 204, 1917, V отд., V стол, д. 113, л. 10; ЦВ. 1917. N 9 - 15. С. 57; ВладикЕВ. 1917. N
6. Неофиц. часть. С. 185 - 187; N 9. Неофиц. часть. С. 248; Терские ведомости. 1917. N 58. С. 3; Тульские
ЕВ. 1917. N 7 - 10. Часть офиц. С. 41; СимбЕВ. 1917. N 6. Отдел неофиц. С. 108; ОмскЕВ. 1917. N 15 16. Часть неофиц. С. 10; ПензЕВ. 1917. N 6. Часть неофиц. С. 180; ТоболЕВ. 1917. N 2N. Отдел неофиц.
С. 303; ВологодЕВ. 1917. N 8. С. 105 - 106; ТомскЕВ. 1917. N 6 - 7. Часть неофиц. С. 112; ВладимЕВ.
1917. Приложение к N 9 - 10. С. 1; ЕкатеринославЕВ. 1917. N 8. Офиц. отдел. С. 103 - 104; КурскЕВ.
1917. N 9. Неофиц. часть. С. 252; КишЕВ. 1917. N 13 - 14. Отдел офиц. С. 65 - 67, и др.
43
УфимЕВ. 1917. N 5 - 6. С. 138 - 141; Русское слово. М., 1917. N 65. С. 4.
44
Херсонские ЕВ. 1917. N 5. Отдел офиц. С. 65; Там же. Вкладыш между страницами 62 и 63; ОтмскЕВ. 1917. N 21. Часть неофиц. С. 6.
45
Свободное слово. 1917. N 22. С. 1.
46
РГИА, ф. 796, оп. 204, 1917,1 отд., V стол, д. 113, л. 10; ф. 767, оп. 86, 1917, III отд., V стол, д. 12, л.
89а об.; д. 22, л. 146 - 147; НовгЕВ. 1917. N 10. Часть неофиц. С. 417 - 419; ПсковЕВ. 1917. N 6 - 7. Отдел
неофиц. С. 89; ВладимЕВ. 1917. Приложение к N 9 - 10. С. 1 - 2; КишЕВ. 1917. N 13 - 14. Отдел офиц. С.
65 - 67; Пастырь и паства. 1917. N 10. Часть неофиц. С. 279 - 281; КострЕВ. 1917. N 6. Отдел офиц. С. 74
- 75; ТверЕВ. 1917. N 9 - 10. Часть офиц. С. 75 - 76; СтаврЕВ. 1917. N11. Отдел неофиц. С. 337; МогилЕВ. 1917. N 6. Часть неофиц. С. 75 - 77; ОмскЕВ. 1917. N 12. Часть неофиц. С. 20 - 22; N 21. Часть неофиц. С. 3 - 8; ОрлЕВ. 1917. N12 - 14. Отдел неофиц. С. 215 - 227; ТоболЕВ. 1917. N 11 - 12. Отдел офиц.
С. 117 - 118; Православная Подолия. 1917. N 12 - 13. Неофиц. часть. С. 268; СаратЕВ. 1917. N 8. Офиц.
отдел. С. 269; КурскЕВ. 1917. N 10 - 11. Часть офиц. С. 147; Калужский ЦОВ. 1917. N 13. С. 2; ТулЕВ.
1917. N 7 - 10. Часть офиц. С. 41^3; ДонЕВ. 1917. Приложение к N 10. С. 1 - 2; Олонецкие ЕВ. 1917. N 8.
Отдел офиц. С. 165; Тифлисский листок. 1917. N 51. С. 1; N 56. С. 2.
41
C. 121
РГАДА, ф. 1441, 1917, оп. 3, д. 2589, л. 1; РГИА, ф. 796, оп. 204, 1917,1 отд., V стол, д. 113, л. 10; ф.
797, оп. 86, 1917,1отд., I стол, д. 51, л. 23 об.; III отд., V стол, д. 12, л. 80 - 80 об., 89а об.; Вестник Временного правительства. 1917. N 4 (50). С. 3; КострЕВ. 1917. N 7. Отдел офиц. С. 86 - 87; НовгЕВ. 1917. N
5. Часть неофиц. С. 252; N 6. Часть неофиц. С. 286 - 287; N 10. Часть офиц. С. 418; ВологодЕВ. 1917. N
8. С. 105 - 106; Оренбургские ЕВ. 1917. N 9 - 10. Часть офиц. С. 139 - 140; ОрлЕВ. 1917. N 12 - 14. Отдел
неофиц. С. 215 - 227; N 22. Отдел неофиц. С. 333 - 334, 346; ПсковЕВ. 1917. N 6 - 7. Отдел неофиц. С. 89;
СтаврЕВ. 1917. N11. Отдел неофиц. С. 335 - 336; Нижегородский ЦОВ. 1917. N 10. С. 157 - 158; N 11. С.
185 - 186; ПолоцкЕВ. 1917. N 11. Отдел неофиц. С. 300 - 301; ПолтЕВ. 1917. N 8. Часть офиц. С. 637 638; ТамбЕВ. 1917. Приложение к N 9. С. 4; Калужский ЦОВ. 1917. N 8 - 9. С. 2; Рязанские ЕВ. 1917. N 7
- 8. Отдел неофиц. С. 225 - 226; ТуркЕВ. 1917. N 10. Часть неофиц. С. 137 - 138; СаратЕВ. 1917. N 8.
Офиц. отдел. С. 261 - 263, 269 - 270; N 12. Часть неофиц. С. 412 - 413; СмолЕВ. 1917. N 5 - 6. Отдел
офиц. С. 103, 105; Православная Подолия. 1917. N 9 - 10. Офиц. часть. С. 179 - 180; Неофиц. часть. С.
201; ХерсонЕВ. 1917. N 6. Отдел неофиц. С. 44; АрхЕВ. 1917. N 6 - 7. Часть офиц. С. 70; АстрЕВ. 1917.
Вкладыш к N 10. С. 3^; ЗабайкалЕВ. 1917. N 8. Отдел неофиц. С. 272; ТверЕВ. 1917. N 9 - 10. Часть
офиц. С. 75 - 76; МогилЕВ. 1917. N 6. Часть неофиц. С. 75 - 77; Известия по Казанской епархии. 1917. N
9 - 10. Офиц. отдел. С. 102 - 103; ОмскЕВ. 1917. N 21. Часть неофиц. С. 3 - 8; ТомскЕВ. 1917. N 6 - 7.
Часть офиц. С. 112; ЕкатеринбургЕВ. 1917. N 12. Отдел офиц. С. 69 - 71; УфимЕВ. 1917. N 7 - 8. Отдел
неофиц. С. 195; КурскЕВ. N 10 - 11. Часть офиц. С. 141 - 144; Пермские ЕВ. 1917. N 9. Отдел неофиц. С.
160 - 162; Тифлисский листок. 1917. N 56. С. 2.
48
ОрлЕВ. 1917. N 11. Отдел неофиц. С. 195.
49
Холмская церковная жизнь. 1917. N 5 - 6. С. 104 - 105; Холмский народный листок. 1917. N 5 - 6. С.
23 - 24.
50
ПолтЕВ. 1917. N 8. Часть офиц. С. 638.
51
ЯрослЕВ. 1917. N 9 - 10. Часть неофиц. С. 109 - 110; ОрлЕВ. 1917. N 9. Отдел неофиц. С. 309.
52
РГАДА, ф. 1441, 1917, оп. 3, д. 2589, л. 1; РГИА, ф. 796, оп. 204, 1917,1 отд., V стол, д. 113, л. 10; ф.
797, оп. 64, 1917, III отд., IV стол, л. 24 об.; ф. 1278, оп. 5, 1917, д. 1292, л. 3; Вестник Временного правительства. 1917. N 2 (47). С. 2; Московский церковный голос. 1917. N 14. С. 3; НовгЕВ. 1917. N 5. Часть
неофиц. С. 252; СмолЕВ. 1917. N 5 - 6. Отдел неофиц. С. 103; Пермские ведомости. 1917. N 52. С. 3; ВологодЕВ. 1917. N 10. С. 190 - 191; СтаврЕВ. 1917. N 11. Отдел неофиц. С. 337; МогилЕВ. 1917. N 6.
Часть неофиц. С. 75 - 77; Известия по Казанской епархии. 1917. N 9 - 10. Офиц. отдел. С. 102 - 103; Вла47
дикЕВ. 1917. N 6. неофиц. часть. С. 186 - 187; Терские ведомости. 1917. N 58. С. 3; ОрлЕВ. 1917. N 11.
Отдел неофиц. С. 195; N 12 - 14. Отдел неофиц. С. 215 - 227; ХерсонЕВ. 1917. N 5. Отдел офиц. Вкладыш между страницами 62 и 63; ЗабайкалЕВ. 1917. N 9 - 10. Отдел неофиц. С. 307 - 308; ЯрослЕВ. 1917.
N 11 - 16. Часть неофиц. С. 123 - 124; Уральский вестник. 1917. N 24. С. 2.
53
ПолоцкЕВ. 1917. N 10. Офиц. отдел. С. 270 - 271.
54
СтаврЕВ. 1917. N 21. Отдел неофиц. С. 638 - 643.
55
ВладикЕВ. 1917. N 6. Офиц. часть. С. 171 - 172; Неофиц. часть. С. 185 - 187; Терские ведомости.
1917. N 56. С. 2; N 58. С. 3; N 60. С. 2.
56
РГИА, ф. 796, оп. 204, 1917,1 отд., V стол, д. 54, л. 23; ф. 1278, оп. 5, 1917, д. 1292, л. 41, 66; НовгЕВ.
1917. N 7. Часть неофиц. С. 324 - 325; N 11. Часть неофиц. С. 451; ДонЕВ. 1917. Приложение к N 10. С.
1; Журналы Казанского Экстренного Епархиального съезда о.о. депутатов и представителей комитетов
общественной безопасности от мирян 1 - 5 мая 1917 г. // Известия по Казанской епархии. 1917. N 19 - 20.
С. 9; УфимЕВ. 1917. N 5 - 6. Отдел неофиц. С. 138 - 139; ПсковЕВ. 1917. N 6 - 7. Отдел офиц. С. 38;
СтаврЕВ. 1917. N 20. Отдел неофиц. С. 597 - 598; Церковная правда. Симбирск, 1917. N 22 - 23. С. 2 - 3;
Православная Подолия. 1917. N 9 - 10. Неофиц. часть. С. 203.
57
Цыпин Владислав, прот. Русская Церковь 1917 - 1925 гг. М., 1996. С. 8.
58
РГИА, ф. 796, оп. 209, д. 2832, л. 75 - 75 об.; ЦВ. 1917. N 9 - 15. С. 57; ТверЕВ. 1917. N 9 - 10. Часть
офиц. С. 75 - 76; ВладимЕВ. 1917. Приложение к N 9 - 10. С. 1 - 2; КишЕВ. 1917. N 15 - 16. Отдел неофиц. С. 277; Калужский ЦОВ. 1917. N 8 - 9. С. 2 - 3; Тифлисский листок. 1917. N51. С. 1; ЕкатеринославЕВ. 1917. N 8. Офиц. отдел. С. 108; СаратЕВ. 1917. N 8. Офиц. отдел. С. 261 - 263.
59
КурскЕВ. 1917. N 10 - 11. Часть офиц. С. 141 - 142; СаратЕВ. 1917. N 12. б/о. С. 412 - 413.
60
ЯрослЕВ. 1917. N 11 - 16. Часть неофиц. С. 123 - 124; СаратЕВ. 1917. N 8. Офиц. отдел. С. 262 - 263.
61
Вестник Временного правительства. 1917. N 2 (47). С. 1; N 5 (51). С. 1; N 18 (64). С. 1; ЦВ. 1917. N 9 15. С. 59, 66 - 69; Петроградские ведомости. Пг., 1917. N 39. С. 1; Русский инвалид. Пг., 1917. N 58. С. 2.
62
Слово и жизнь. 1917. N 29. С. 4.
63
РГИА, ф. 796, оп. 204, 1917,1 отд., V стол, д. 54, л. 57; ф. 767, оп. 86, 1917, III отд., IV стол, д. 64, л.
37 - 39, 40; ф. 1278, оп. 5, 1917, д. 1292, л. 3, 8, 14, 15, 16, 20, 23, 34, 41, 59, 61, 66, 67, 90, 106, 124; ГА
РФ, ф. 1778, 1917, оп. 1, д. 136, л. 19; д. 179, л. 7; д. 190, л. 22; Вестник Временного правительства. 1917.
N 2 (47). С. 2; Московский листок. 1917. N91. С. 4; ХерсонЕВ. 1917. N 6. Отдел неофиц. С. 44; ТамбЕВ.
1917. N 10 - 11. Часть офиц. С. 181; СимбЕВ. 1917. N 5 - 6. Отдел офиц. С. 106; Известия по Казанской
епархии. 1917. N 9 - 10. Офиц. отдел. С. 131; СаратЕВ. 1917. N 8. Офиц. отдел. С. 267; N 10 - 11. Часть
неофиц. С. 360; Вла-
C. 122
дикЕВ. 1917. N 6. Офиц. часть. С. 171 - 172; Терские ведомости. 1917. N 58. С. 2 - 3; N 60. С. 2; КострЕВ.
1917. Прибавление к N 6. Офиц. часть. С. 2; Вятские ЕВ. 1917. N 11 - 12. С. 155 - 156; Калужский ЦОВ.
1917. N 8 - 9. С. 5 - 6; ОлонЕВ. 1917. Приложение к N 6. Неофиц. отдел. С. 1; Оренбургский ЦОВ. 1917.
N11. С. 2; Омский вестник. N 111. С. 3.
64
ГА РФ, ф. 1778, 1917, оп. 1, д. 96, л. 19; д. 131, л. 25; Православная энциклопедия. М., 2004. Т. 7. С.
76.
65
ГРИА, ф. 796, оп. 204, 1917,1 отд., V стол, д. 54, л. 59; ф. 797, оп. 86, 1917,1 отд., I стол, д. 51, л. 16 16 об.
66
РГИА, ф. 797, оп. 86, 1917, III отд., V стол, д. 12, л. 32; II отд., III стол, д. 44, л. 58; Русское слово. М.,
1917. N 52. С. 4; КурскЕВ. 1917. N 16 - 17. Часть неофиц. С. 160; ЕкатеринославЕВ 1917. N 16. С. 276;
СтарЕВ. 1917. N 19. Отдел неофиц. С. 560.
67
РГИА, ф. 796, оп. 209, д. 2832, л. 11а; д. 2833, л. 135; ЦВ. 1917. N 9 - 15. С. 69; N 18 - 19. С. 101, 117;
Фруменкова Т. Г. Высшее православное духовенство в России в 1917 г. // Из глубины времен. Вып. 5.
СПб., 1995. С. 62 - 63.
68
По одним данным епископ Анатолий благословил знамя Усть-Калмановского отдела Союза Русского
народа, по другим - 11 марта 1917 г. поставил резолюцию с разрешением благословить и освятить знамя
местного отделения Союза имени Михаила Архангела (Сибирская жизнь. 1917. N 124. С. 3; N 126. С. 3).
69
Сибирская жизнь. 1917. N 129. С. 3.
70
РГИА, ф. 796, оп. 204, 1917,1 отд., V стол, д. 135, л. 3, 12, 23, 34, 37, 49, 58, 61.
71
Удалось выяснить политическую позицию относительно рассматриваемых событий 115 архиереев
(ОКОЛО 70% епископата, числящихся в штате весной 1917 г.), из которых 62 - руководители епархий
(свыше 90% от общей численности епархиальных преосвященных).
72
ТоболЕВ. 1917. N 29. Отдел офиц. С. 399 - 400.
РГИА, ф. 797, оп. 86, д. 22, 1917, III отд., V стол, л. 1 - 5, 51 - 52, 73, 74 - 81, 94 - 95, 99, 117; ЕкатеринбургЕВ. 1917. N 10 - 11. Отдел неофиц. С. 96; N 12. Отдел офиц.; Астраханский вестник. 1917. N 54.
С. 3; Утро России. М., N 79. С. 6; ВоронЕВ. 1917. N 25. С. 525 - 526.
74
Ставр ЕВ. 1917. N 11. Отдел неофиц. С. 337. Минский голос. 1917. N 2370. С. 2; Владивостокские
ЕВ. 1917. N 6. Часть неофиц. С. 171; Калужский ЦОВ. 1917. N 8 - 9. С. 6; Нижегородский ЦОВ. 1917. N
8. С. 126; N 9. С. 133 - 134; Енисейская церковная нива. 1917. N 3. С. 15; Пастырь и паства. 1917. N 13 14. Часть неофиц. С. 358; ЗабайкалЕВ. 1917. N 9 - 10. Отдел неофиц. С. 308 - 309; КострЕВ. 1917. N 7.
Отдел неофиц. С. 119; ОмскЕВ. 1917. N 12. Часть неофиц. С. 19 - 21.
75
Калужский ЦОВ. 1917. N 8 - 9. С. 6; ОрлЕВ. 1917. N 12 - 14. Отдел неофиц. С. 249; ВятЕВ. 1917. N 11
- 12. Отдел неофиц. С. 108; Слово и жизнь. 1917. N 21. С. 3; СтаврЕВ. 1917. N 11. Отдел неофиц. С. 338 339; N 12. Отдел неофиц. С. 358; Витебский листок. 1917. N 419. С. 3; Енисейская церковная нива. 1917.
N 3. Часть неофиц. С. 15, 17; ЗабайкалЕВ. 1917. N 6. Часть неофиц. С. 196; ВладивостокЕВ. 1917. N 6.
Часть неофиц. С. 171; Приамурские ведомости. 1917. N 2543. С. 6; Баку. 1917. N 59. С. 4; Черниговское
слово. 1917. N 2970. С. 4; Известия по Казанской епархии. 1917. N 9 - 10. Неофиц. отдел. С. 154; Минский голос. 1917. N 2370. С. 2; ОмскЕВ. N 12. Часть неофиц. С. 19 - 21.
76
Петроградские ведомости. 1917. N 39. С. 3; ОрлЕВ. 1917. N 12 - 14. Отдел неофиц. С. 249; ЗабайкалЕВ. 1917. N 9 - 10. Отдел неофиц. С. 309; Приамурские ведомости. 1917. N 2543. С. 6; Голос Казани.
1917. N 1. С. 2; ОмскЕВ. 1917. N 12. Часть неофиц. С. 19 - 21; КострЕВ. 1917. N 7. Отдел неофиц. С. 119;
Баку. 1917. N 59. С. 4; ТуркЕВ. 1917. N 12. Часть неофиц. С. 217; ВладивостокЕВ. 1917. N 6. Часть неофиц. С. 171; N 10. Часть неофиц. С. 272.
77
КострЕВ. 1917. N 7. Отдел неофиц. С. 119; ВятЕВ. 1917. N 11 - 12. Отдел неофиц. С. 108; ОмскЕВ.
1917. N12. Часть неофиц. С. 21 - 22; ТомскЕВ. 1917. N 8. Часть неофиц. С. 197; Нижегородский ЦОВ.
1917. N 9. С. 138; ПсковЕВ. 1917. N 6 - 7. Отдел неофиц. С. 105; ТуркЕВ. 1917. N 10. Часть неофиц. С.
138; Калужский ЦОВ. 1917. N 18. С. 7; ОлонЕВ. 1917. N 7. Неофиц. отдел. С. 160.
78
Архангельские губернские ведомости. 1917. N 23. С. 4.
79
РязЕВ. 1917. N 7 - 8. Отдел неофиц. С. 225 - 226; Калужский ЦОВ. 1917. N 8 - 9. С. 6.
80
РГИА, ф. 797, оп. 86, 1917, III отд., V стол, д. 12, л. 73, 80 об.; ф. 806, оп. 5, 1917,1 стол, д. 10115, л.
15 об., 17; ф. 1278, оп. 5, 1917, д. 1292, л. 137; Московские церковные ведомости. 1917. N 11 - 12. С. 125;
Армейский вестник. 1917. N 481. С. 4; ПолтЕВ. 1917. N 8. Часть офиц. С. 639; КурскЕВ. 1917. N 10 - 11.
Часть офиц. С. 144; ТамбЕВ. 1917. Приложение к N 9. С. 4; N 10 - 11. Часть неофиц. С. 247; ТуркЕВ.
1917. N 10. Часть офиц. С. 138; Православная Подолия. 1917. N11. Неофиц. часть. С. 234; ОренбургЕВ.
1917. N 9 - 10. Часть неофиц. С. 139; ПолоцкЕВ. 1917. N 14. Отдел офиц. С. 352 - 353; ОмскЕВ. 1917. N
12. Часть неофиц. С. 19 - 22; ХерсонЕВ. 1917. N 6. Отдел офиц. С. 71; Известия по Казанской епархии.
1917. N 9 - 10. Неофиц. отдел. С. 214 - 215; Козловский земский вестник. 1917. N 20. С. 4; N 21. С. 3; N
22. С. 3 - 4.
81
ГА РФ, ф. 1778, 1917, оп. 1, д. 90, л. 57; Тифлисский листок. 1917. N 65. С. 3.
82
Терские ведомости. 1917. N 58. С. 2 - 3; Православная Подолия. 1917. N 11. Неофиц. часть. С. 234;
СтаврЕВ. 1917. N 12. Отдел неофиц. С. 370.
73
C. 123
Московский церковный голос. 1917. N 2. С. 2 - 3; Московский листок. 1917. N 86. С. 2; Церковная
правда. 1917. N 7. С. 3.
84
В условиях начавшихся со стороны Советской власти гонений на Православную церковь, духовенство изменило собственную позицию относительно своего участия в празднике 1 Мая. В связи с тем, что
этот день в 1918 г. приходился на среду Страстной седмицы (когда на богослужениях вспоминается
предательство Иуды), 7 (20) апреля 1918 г. Поместный собор принял постановление о недопустимости
для верующих в этот день принимать участие в каких-либо уличных шествиях, оскорбляющих религиозные чувства православных (ГА РФ, ф. 3431, оп. 1, д. 632, л. 3).
85
Вестник Орловского комитета безопасности. 1917. N 17. С. 2.
86
Православная Подолия. 1917. N 16 - 17. Неофиц. часть. С. 331; ТуркЕВ. 1917. N 10. Часть офиц. С.
139; ТомскЕВ. 1917. N 9. Часть неофиц. С. 212, 225.
87
Вольный Дон. 1917. N 12. С. 3.
88
ПермЕВ. 1917. N 13. Отдел неофиц. С. 242; Китайский благовестник. 1917. Вып. 10. С. 11.
89
ТомскЕВ. 1917. N 9. Часть неофиц. С. 225.
90
Там же. 1917. N 6 - 7. Часть офиц. С. 112.
83
Накануне 1917 г. члены Св. Синода перешли в оппозицию царю из-за участия Г. Распутина в назначениях некоторых церковных иерархов (См.: Зырянов П. Н. Православная церковь в борьбе с революцией 1905 - 1907 гг. М., 1984. С. 218).
92
Всероссийский церковно-общественный вестник (далее ВЦОВ). 1917. N 5. С. 1; УфимЕВ. 1917. N 5 6. С. 141; ТулЕВ. 1917. N 19 - 20. Часть неофиц. С. 266.
93
ВЦОВ. 1917. N 33. С. 4; N 71. С. 4.
94
ЦВ. 1917. N 30. С. 231 - 233; Церковный вестник. Пг., 1917. N 26 - 28. С. 367 - 370; Церковность. М.,
1917. N 337. С. 37; УфимЕВ. 1917. N 14. Отдел неофиц. С. 367 - 371; N 15 - 16. Отдел неофиц. С. 432Ф36; ОрлЕВ. 1917. N 22. Отдел неофиц. С. 333 - 346; ПермЕВ. 1917. Приложение к N 26 - 27. С. 1 - 3;
Китайский благовестник. 1917. Вып. 11. С. 5 - 6; Вып. 12. С. 1 - 3; ТверЕВ. 1917. N 28 - 29. Часть офиц.
С. 2 - 4.
95
Общая численность приходского духовенства в России превышала в 1914 г. 112 тыс. человек (службы шли в 54 тыс. церквах, не считая военных, и 23.5 тыс. часовнях и молитвенных домах). Кроме того,
насчитывалось свыше 30 тыс. монашествующих, проживавших в 1025 монастырях (без учета скитов)
(Всеподданнейший отчет обер-прокурора Св. синода по ведомству Православного исповедания за 1914
г. Пг., 1916. Приложения N 1 - 2, 3, 9, 10. С. 5 - 7, 24 - 27).
91
C. 124
Download