N73 Отправка в Залив
advertisement
N73 Отправка в Залив Спаги из Валансаi В начале 1991 г. шла подготовка к войне в Заливе, одновременно росла моя абсолютная безответственность. Все завалило снегом, поезда встали, все звуки казались приглушенными. К счастью, в Заливе температура опустилась, и солдаты жарились меньше, чем летом, когда они обливались водой, не снимая солнечных очков. О, эти красавцысолдаты, служившие летом, из которых почти никто не погиб! Они выливали себе на голову по целой бутылке воды, и та испрялась, не успев упасть на землю. Она струилась ручейками по их коже и, тотчас испаряясь, создавала вокруг их атлетических тел ореол из пара с радужными переливами. 16 литров должны были выпивать ежедневно служившие летом, 16 литров! Так сильно они потели в своем обмундировании в том краю, где не бывает тени. 16 литров! По телевизору передавали цифры, и цифры запоминались так, как и было положено цифрам - точно. Слухи тоже распространяли цифры, которые повторялись перед атакой. Ведь предстояло атаковать четвертую армию в мире, и Непобедимая Западная армия должна было вскоре дрогнуть. А перед ней были иракцы, затаившиеся за плотными витками колючей проволоки, за минами-лягушками и ржавыми гвоздями, за траншеями, заполненными нефтью, которую они подожгут в последний момент, потому что у них было столько нефти, что они не знали, что с ней делать. По телевизору сообщали подробности, всегда точные, извлеченные наугад из архива. По телевизору показывали старые, ничего не значащие картинки, по которым ничего нельзя было понять. Об иракской армии ничего не было известно, ничего о ее силе или численности, знали только, что это четвертая армия в мире, потому что это часто повторяли. Цифры отпечатывались в сознании, потому что с ними все ясно, о них помнят и, значит, в них верят. И это тянулось, и тянулось. Не видно было ни конца, ни краю всем этим приготовлениям. В начале 1991 г. я почти не работал. Я отправлялся на работу только, когда уже не мог найти оправдания своему отсутствию. Я ходил по врачам, которые, даже не слушая меня, выписывали невообразимые больничные листы, а затем я еще умудрялся продлевать их, аккуратно подделывая. Вечером под лампой я вновь и вновь выписывал цифры, слушая музыку через наушники. Вся моя вселенная сводилась к свету, отбрасываемому этой лампой, к небольшому пространству внутри черепной коробки между ушами, к кончику синей ручки, чьи медленные движения одаривали меня свободным временем. Я тренировался на черновике, а потом уверенной рукой менял знаки, начертанные врачами. Это удваивало и утраивало число тех дней, что я мог провести в тепле, вдали от работы. Я так никогда и не узнал, достаточно ли переделать значки, переписать шариковой ручкой цифры, чтобы изменить реальность, я никогда не задавался вопросом, отмечалось ли мое отсутствие гденибудь еще, кроме как на больничном листе, но неважно. Работа, на которую я ходил, была так плохо организована, что иногда, когда я прогуливал, этого не замечали. Когда на следующий день я появлялся, на меня обращали не больше внимания, чем когда меня не было, как будто мое отсутствие ничего не значило. Я прогуливал, и мои прогулы оставались незамеченными. Вот я и оставался в постели. Однажды, в начале 1991 г., в понедельник я услышал по радио, что Лион завалило снегом. Ночной снегопад оборвал провода, поезда остались на вокзалах, а те, что были застигнуты в пути, оказались укутаны белым одеялом. Пассажиры старались не допустить паники. Спаги – солдаты французских колониальных кавалерийских или танковых частей в Африке. Валанс – город в регионе Рона-Альпы. (Прим. пер.) i N84 Отправка в Персидский залив Спаги1 из Валанса Первые месяцы 1991 года запомнились мне подготовкой к войне в Персидском заливе и процветанием моей совершенной безответственности. Снег упал на землю белым плотным покрывалом: поезда встали, даже звуков не было слышно. На берегах залива, наконец, отступила жара, что изнуряла солдат все лето, когда единственным спасением были солнечные очки и прохладная вода. Ах, эти прекрасные солдаты под обжигающими лучами летного солнца! Как чудесно, что практически все они остались живы. Солдаты непрестанно поливали свою голову освежающей водой из бутылок. Капли превращались в пар, едва касаясь земли, живительная влага струилась по разгоряченной коже и тут же испарялась, окружая их атлетические тела прозрачным ореолом и сонмом миниатюрных радуг. Шестнадцать литров! Шестнадцать литров воды ежедневно приходилось выпивать солдатам под палящим зноем! Здесь, где не живет тень, с их лиц и тел не сходил пот из-за тяжелой ноши с военным снаряжением. Шестнадцать литров! Телевидение объявило именно такую цифру. И запомнилась она очень точно, как и любые другие цифры. Вот так слухи разнеслись о тех шестнадцати литрах, крепко засевших в нашем сознании и не сходивших с наших уст даже перед будущей военной операцией. Солдаты собирались в ту атаку против четвертой сильнейшей армии в мире. Непобедимая западная армия была готова выдвинуться в любую минуту. Прямо по курсу иракцы, вооружившись ржавыми гвоздями и взрывными гранатами, схоронились за частыми кольцами колючей проволоки позади траншей, заполненных нефтью. Не раздумывая, они в самый последний момент подожгли бы свое черное золото, которого, у них, впрочем, было в достатке. Телевидение передавало детали, скрупулезно выуженные из многочисленных архивов. Оно же транслировало кадры прошлых лет с невыразительными изображениями, от которых вовсе не было пользы. Мы не знали ничего об иракской армии, ничего о ее мощи, о занятых ею позициях. Нам было известно лишь одно: Ирак обладает четвертой по силе армией, что мы и повторяли неустанно. Печатают обычно лишь четкие и ясные цифры, они настолько глубоко врезаются в нашу память, что мы невольно начинаем в них верить. Казалось, что подготовка новой операции продолжалась вечность. В начале 1991 работа мне давалась с трудом. Да и туда я ходил лишь потому, что законных оправданий моему отсутствию больше не находилось. Я часто ходил по врачам, которые подписывали мне больничные листы, даже не слушая своего пациента. Я прилагал невиданные усилия, чтобы продлить больничный, прибегая к своим талантам фальсификатора. Вечерами я тщательно вырисовывал буквы и цифры, слушая музыку в наушниках. Мой мир существовал теперь лишь в свете лампы, меж моих ушей, на кончике ручки, которой я старательно даровал себе свободное время. На черновиках я примерял почерки и лишь после того уверенным движением заменял даты и слова, что принадлежали врачам. Именно так дни, проведенные в тепле моей собственной квартиры, вдали от работы, удваивались, а затем утраивались. Но я никогда не знал, достаточно ли этих знаков, чтобы изменить мою действительность, достаточно ли просто переписать даты, и мой побег от этой реальности будет возможен. Я никогда не задавался вопросом, могу ли подделывать другие документы, нежели рецепты врачей, хотя это не имело большого значения. Когда я не приходил на работу, никто даже не обращал на это никакого внимания: настолько неорганизованной была наша компания. Когда я появлялся, то люди вовсе не замечали моего присутствия, будто меня вовсе никогда не было. Мое место пустовало, и эта пустота никого не волновала. Поэтому я не торопился выходить на работу. Помнится мне один понедельник в начале 1991 года, когда по радио объявили, что Лион из-за сильнейшего снегопада был совершенно отрезан от мира. Подача электроэнергии была прервана в результате повреждений кабелей, отчего поезда так и остались на вокзальных перронах, а те, кого метель застала врасплох на улице, теперь напоминали скорее снеговиков. Люди, затаившиеся в своих домах, старались не паниковать. N170 Путешествие французских солдат по Персидскому заливу Начало 1991 годов было ознаменовано приготовлениями к войне в Персидском заливе и нарастанием моей растерянности. Казалось, снег застелил собой весь мир, перекрывая железнодорожные пути и заглушая все звуки, летающие в воздухе. Слава Богу, что температура в заливе понизилась, и солдаты не страдали так, как мучились летом, когда им приходилось обливать свое оголенное тело, не снимая солнцезащитных очков. И все-таки эти солдаты счастливцы, ведь почти никто из них не умер! Они выливали на себя целые тазы с водой и, стекая по их телам, даже не успев достигнуть земли, вода испарялась, образуя вокруг их крепких тел радужное свечение пара. 16 литров! Надо ли им было тратить столько воды каждый день? 16 литров! И в этом забытом Богом месте, где даже тени не существует, солдаты жарились в своей форме. По телевидению запускали слухи и сообщали ложные цифры, выдавая их за правду. Также распространяли вести перед атакой. Так уже было спланировано, наступление готовилось против четвертой по силе армии мира, Непобедимой Западной армии, которой суждено вскоре пасть. Иракские солдаты сидели в окопах, позади облаченных в дишдашу, с обросшими бородами людей. Они стояли позади взрывающихся мин и самодельных бомб, начиненных ржавыми гвоздями, позади траншей, заполненных нефтью, которую они подожгут в самый последний момент, не зная, как еще ее можно использовать. Телевидение всегда давало «правильную» информацию, по случаю, не пренебрегая архивными данными. Оно давало устаревшие репортажи и фотографии, ничего не говорящие об Иракской армии, ничего о ее силе, мощи или позициях. Известно было лишь одно – она - четвертая по силе армия мира, т.к.это постоянно повторяли. Ведь умная ложь лучше глупой правды. И это продолжалось из года в год! И не видно было конца этой войне! Начиная с 1991, я практически ничего не делал. На работу ходил только, когда иссякали все идеи, как можно ее прогулять. Я ходил по врачам, где мне подписывали справки, даже не слушая, зачем мне это надо. У меня было еще одно занятие. Я подделывал справки, чтобы дольше не выходить на работу. Вечерами я изменял в них цифры, слушая музыку при свете лампы. В такие моменты все мое внимание растворялось в круге света, постепенно поглощая мое сознание, и, застывая на кончике моей шариковой авторучки, которая медленно выводила заветные символы, освобождая меня от работы. Некоторое время я пытался разобрать путаные слова, а затем точным движением руки изменял цифры, небрежно начертанные медиком. Это занятие удваивало, утраивало количество дней, когда я мог бы оставаться в тепле, подальше от работы. Я сомневался, что, подделывая справки, смогу избежать работы. Также я старался никогда не думать о том, что это может закончиться для меня увольнением. Но работа, на которую я ходил, была очень плохо организована. И, когда я ее прогуливал, меня никто не замечал. А, когда я возвращался, меня старались не замечать еще больше, чем, когда меня вообще там не было. Был или не был? Какая разница? Так как никому не было дела, есть я или нет, я оставался дома. Как-то вечером в понедельник, того же года, я услышал по радио, что город Лион завалило снегом. Ночью снегопад оборвал провода, а поезда не смогли тронуться с вокзала. И тех людей, которые не успели укрыться, покрывало снегом с головы до ног. А счастливчикам, оказавшимся дома, оставалось только думать, что все не так уж и плохо. N188 Отъезд в Персидский залив спаги Валенсии Первые дни 1991 года были выделены на подготовку к войне в Персидском заливе и тут стала нарастать моя полная безответственность. Снег засыпал всё, блокируя поезда, погашая собой звуки. В Персидском заливе, к счастью, температура понизилась, солдаты страдали меньше, чем летом, когда они обливали водой рубашки, не снимая при этом солнцезащитные очки. О! Эти счастливые солдаты летнего периода войны, почти никто тогда не погиб! Они выливали на свои головы полные бутыли воды, которая испарялась, не успев даже попасть на землю. Вода стекала по коже, испаряясь мгновенно, образуя вокруг их атлетических тел некий ореол из пара, символизирующий божество, затем, плавно переходящий в радугу. Шестнадцать литров! Должны они пить каждый день, солдаты, сражавшиеся летом, шестнадцать литров! Им было тяжело, они потели под своей экипировкой, в этой части света, где тень не существует. Шестнадцать литров! Телевидение зачастую манипулировало цифрами, искажая данные, но цифры воспринимались как всегда - точно. Слухи быстро разносили данные о войне и повторялись перед нападением. Так сложилось, что этот бой - бой против армии, которая занимает четвёртое место по величине в мире. Непобедимая Западная армия дрогнет перед лицом Ирака. Иракцы сидели в окопах, спрятанные за колючей проволокой, за взрывающимися минами и самодельными бомбами, начинённых ржавыми гвоздями. Впереди также были окопы, наполненные нефтью, которую они поджигали в последний момент. Нефти у них было много, но больше они не знали, что с ней сделать ещё. Телевидение давало детали сражения, всегда точные, так как часто углублялось в архивы. ТВ показывало кадры прошлых лет, нейтральные сюжеты, которые ничего не объясняли, ничего не рассказывали про иракскую армию, о её силе, о её позициях, только знали, что она была четвёртая армия мира, так как это постоянно повторяли. Цифры запоминаются тогда, когда они точные, о них вспоминают, следовательно, им верят. Это длилось и длилось. И не было видно конца этим приготовлениям к бою. В начале 1991 года я работал мало и неохотно. Я выходил на работу, когда у меня заканчивались идеи, чтобы оправдать моё отсутствие. Я посещал врачей, которые подписывали справки, даже не послушав меня. Мне приходилось самому подделывать справки, чтобы продлить их. Вечерами, при свете настольной лампы, я изменял цифры, слушая музыку в наушниках. Я начинал задумываться... Мой внутренний мир сужался до круга, отражаемого светом лампы, затем до расстояния между моими ушами, а после и вовсе моё внимание было сосредоточено на кончике моей голубой авторучки, которая на какой-то момент предоставляла мне свободное время. Я пытался копировать путаные слова, затем точным почерком переделывал буквы, небрежно написанные врачами. Это удваивало, утраивало то количество дней, которое я мог провести дома, в тепле, подальше от работы. Я никогда не знал, было ли это достаточно, записывая цифры ручкой, изменить знаки, которые изменят реальность, чтобы избежать всего. Я никогда себя не спрашивал о том, могло ли это быть замечено на другом документе. Но это неважно, потому что место, где я работал, было настолько плохо организовано, что когда я не приходил, этого и не замечали. На следующий день, когда я возвращался на работу, меня ещё больше не замечали, чем когда меня не было вообще, как если бы отсутствие на рабочем месте ничего из себя не представляло. Я не выходил на работу, мой пропуск не был замечен. Итак, изо дня в день, я оставался в постели. Однажды в понедельник, того же 1991 года, я узнал по радио, что город Лион был завален снегом. Ночные снежные обвалы обрывали провода. Поезда оставались на вокзале, а люди, неожиданно оказавшиеся на улице, тотчас покрывались снеговым пухом. Жители в домах пытались не волноваться и не паниковать. N189 Отъезд в Персидский залив спаги Валенсии В первые дни 1991 года началась подготовка к войне в Персидском заливе, и это стало для меня полной растерянностью. Снег укрыл всё, перекрывая путь поездам, заглушая звуки. В Персидском заливе, к счастью, снизилась температура, и солдаты страдали от этого меньше, чем летом от жары, когда они обливали водой голый торс, не снимая солнцезащитные очки. О! Эти счастливые солдаты, сражавшиеся летом, из которых почти никто не умер! Они опрокидывали себе на головы целые ёмкости воды, которая, стекая по их телам, исчезала, не достигая земли, испаряясь, образовывала вокруг их спортивных тел паровое облако в виде радуги. 16 литров! Пили каждый день солдаты, сражавшиеся летом, 16 литров! Так они потели под своим снаряжением в мирке, где тень не существует. 16 литров! Телевидение распространяло неправильную информацию, в виде чисел, воспринимаемых, в частности, как обычные цифры. Слухи распространяли эти цифры, которые повторяли перед боем. И, как уже сложилось, это наступление против четвертой по величине и силе армии в мире, непобедимой западной армии, которая вскоре пошатнется перед солдатами Ирака, спрятавшими лица в окопах, позади бородатых, плотно обернутых в одежду людей, позади взрывающихся мин и самодельных бомб, начиненных ржавыми гвоздями, позади траншей, наполненных нефтью, которую они подожгут в последний момент, потому, что не представляли, как её ещё можно использовать. Телевидение уточняло «правильные» детали, а по случаю, и добывало их из архивов. По нему показывали события прошлых лет, кадры, которые не давали никакой информации; ничего не говорили об армии Ирака, о её силе, позициях, мы знали только, что это четвертая по величине армия в мире, знали, потому что это твердили постоянно. Цифры запоминаются, когда они точные, о них вспоминали, следовательно, им верили. И это продолжалось и продолжалось. Не было видно конца приготовлениям. В начале 1991 года я мало работал. Ходил на работу только тогда, когда у меня не было никаких причин, оправдывающих моё отсутствие. Я посещал врачей, которые выписывали мне больничные, даже не слушая меня, а ещё я сам занимался тем, что сам продлевал их. Вечером, при свете лампы, я изменял цифры, прослушивая музыку в наушниках, мой внутренний мир сводился к кругу света лампы, потом он сужался до расстояния между ушей, затем до кончика голубой авторучки, это позволяло мне отдохнуть. Я воспроизводил непонятные слова, затем уверенным движением руки я преобразовывал знаки, небрежно выведенные медиками. Это удваивало, утраивало количество дней, когда я мог бы оставаться в тепле, подальше от работы. Я никогда не знал, было ли это достаточным изменить знаки, чтобы поменялась реальность, стереть цифры, написанные шариковой ручкой, чтобы избежать всего, но не важно. Работа, на которую я ходил, была настолько плохо организована, что когда я не появлялся на ней, этого не замечали. А когда я приходил на следующий день, меня не замечали ещё больше, чем когда я отсутствовал. Я пропускал работу, и мой пропуск не был замечен. Итак я оставался в постели. Однажды в понедельник, в том же 1991 году, я узнал по радио, что город Лион был блокирован снегом. Ночной снегопад оборвал провода, поезда не могли отправиться в путь, и те люди, которые находились на улице, застигнутые врасплох, покрывались снежным покровом. А люди, оказавшиеся в помещениях, старались не поддаваться панике. N190 Отъезд в Персидский залив спаги Валенсии Первые дни 1991 года ознаменовались приготовлением к войне в Персидском заливе и нарастанием моей полной безответственности. Снег засыпал все, блокируя железнодорожные пути поездам, заглушая звуки. В Персидском заливе, к счастью, температура понизилась, солдаты меньше страдали, чем летом, когда они обливались водой, раздетые, не снимая солнечных очков. О! Эти счастливые солдаты, в летний период войны, из которых никто почти не умер! Они опрокидывали на свои головы полные бутыли с водой, которая исчезала, не достигая земли, стекая по их телам, и, мгновенно испаряясь, образуя вокруг их спортивных тел подобие нимба вокруг головы Христа. Это было похоже на радугу в небе. 16 литров! Должны ли они были пить каждый день, солдаты в летний период войны! 16 литров! Так они потели под своей экипировкой, в этом уголке мира, где тень не существует. 16 литров! Телевидение оперирует с цифрами, а цифры воспринимаются обычно: как истина. А сплетни распространяют цифры, которые повторяют перед боем. Так, как уже сложилось, это наступление против четвертой армии мира, непобедимой Западной армии, вскоре дрогнет, и перед солдатами армии Ирака, закопавшимися позади людей, обернутых в национальные костюмы, позади взрывающихся мин и самодельных бомб, начиненных ржавыми гвоздями, позади окопов, наполненных нефтью, которую они подожгут в последний момент, так как нефть у них была, и они больше не знали, что с ней делать, кроме того, как поджечь. Телевидение уточняло цифры, часто копаясь в архивах. Телевидение показывало репортажи прошлых лет, также нейтральные кадры. которые ничего не объясняли; ничего не знали об иракской армии, ничего о ее силе, ни о ее позициях, знали точно, что она - четвертая в мире, потому что об этом твердили постоянно по телевидению. Цифры запоминаются тогда, когда они точные, о них вспоминают, следовательно, в них верят. И это продолжалось, продолжалось. Не было видно конца всем приготовлениям войны. В начале 1991 г. я неохотно работал. Я ходил на работу, когда у меня не было никаких идей, чтобы оправдать мое отсутствие. Я посещал врачей, которые подписывали, даже не слушая меня, справки о выходе на работу, и я занимался еще тем, чтобы продлить эти справки, усердно подделывая их. Вечерами, включая настольную лампу, я изменял цифры, слушая музыку в наушниках, мой внутренний мир сокращался до круга, сосредоточившись на свете, сокращался до пространства между моими ушами, сужался до точки кончика моей голубой авторучки, которая медленно предоставляла мне свободное время. Я воспроизводил непонятные слова, затем уверенным жестом я преобразовывал знаки, начертанные небрежным почерком врачей. Это удваивало, утраивало количество дней, когда я мог оставаться в тепле и не ходить на работу. Я никогда не знал, было ли это достаточным, чтобы упростить знаки, чтобы изменить реальность, стереть цифры, написанные шариковой ручкой, чтобы избежать всего. Я никогда себя не спрашивал о том, могло ли это закончиться увольнением, но это неважно. Работа, на которую я ходил, была настолько плохо организована, что когда я туда не ходил, этого никто не замечал. Когда я на следующий день приходил, меня еще больше не замечали, чем тогда, когда меня не было; как если бы отсутствие ничего не значило. Я пропускал работу, то мое отсутствие не было замечено. Итак я оставался в постели. Как-то в понедельник, в том же году, я узнал по радио, что город Лион был блокирован снегом. Ночной снегопад оборвал провода, поезда остались на вокзале, и те люди, которые оказались на улице, покрывались белоснежным покровом. А люди, оказавшиеся в помещении, старались не волноваться. N196 Отъезд в Залив Начало 1991 было отмечено приготовлениями к войне в заливе и прогрессом моей общей неспособности. Снег покрыл все, блокирующие поезда, заглушавшие звуки. В заливе, к счастью, температура опустилась, и солдаты «варились» меньше чем летом, когда они обливались водой, с голым торсом, не снимая их темные очки. Ой! такие красивые солдаты летом, потому что почти никто не умер! Они опрокидывали на свою голову целые бутылки воды, которой испарялась не достигая почвы, струящейся на их коже и испаряющейся тотчас же, образовывая вокруг их атлетического корпуса подобие пара походившего на радугу. Шестнадцать литров! они должны были пить каждый день, солдаты этим летом шестнадцать литров! настолько они потели под своим оборудованием на этом месте мира, где тень не существует. Шестнадцать литров! Телевидение торговало вразнос цифрами и цифры фиксировали как всегда фиксируют себе цифры: точно. Шум повторялся цифрами, что повторялись до атаки. Как было сказано , эта атака против четвертой армии мира, Непобедимый Западной Вооруженной собиралась скоро тронуться против иракцев, которые спрятались сзади обвитых колючей проволокой окопов, позади прыгающих мин и покрытыми ржавчиной гвоздями, сзади траншеи, полные нефти, которую они воспламенили бы в последний момент, так как у них это была нефть и они не знали что с ней делать. Телевидение давало передние планы, нейтральные изображения, которые не были точными ; не знали ничего об иракской армии, ничего о силах ,ни о своих позициях, но точно знали, что она была четвертый, армией в мире, и знали, потому что это повторяли. Цифры печатаются, так как они ясны, об этом вспоминается, следовательно, им верим. И это длилось, это длилось. Не видели больше конца всех этих приготовлений. В начале 1991 я едва работал. Я ходил на работу, потому что я искал идеи, чтобы оправдывать мое отсутствие. Я посещал врачей, которые подписывались мне ,не слушая даже моих глупых объяснений болезни, и я старался их увеличить, как будто бы, это была работа фальшивомонетчика. Вечерами, под лампой, я повторно рисовал цифры ,слушая диски, в каске, мой мир сводился к кругу лампы, сокращая пространство между моими двумя ушами, сокращаясь до точки моей синей авторучки, которая медленно мне обеспечивала досуг. Я повторял наброски, затем уверенным жестом я изменял буквы, написанные врачами. Это удваивало, утраивало количество дней, когда я мог бы оставаться в тепле, далеко от работы. Я не знал никогда, было ли это достаточно изменить знаки чтобы изменять реальность, воспроизводить цифры шариковой ручкой, чтобы ускользать, имеет все, я не спрашивал себя никогда, могло ли это быть отмеченным в другом месте чем на постановлении, но неважно; работа, куда я шел, была столь плохо организована что иногда, когда я туда не шел, меня не замечали. Когда следующим днем я возвращался, мне замечали не более чем, когда я не был; как если бы моё отсутствие не было замечено. Тогда я остался в постели. В понедельник, в начале 1991 я услышал по радио, что Лион был заблокирован снегом. Ночью рвались провода, поезда оставались на вокзале, и все, чем были удивлены , люди покрылось белыми перинами. Люди ,оставшиеся внутри, старались не паниковать. N199 Отъезд в Персидский залив солдат Валенсии Первые дни 1991 года были отмечены приготовлениями к войне в Персидском заливе и моей нарастающей растерянностью. Снег окутал всё, блокируя поезда и заглушая звуки. К счастью, в Персидском заливе температура понизилась. Солдаты меньше мучились, чем летом, когда обливались водой, полуголые, не снимая солнцезащитных очков. О! Счастливые солдаты летнего периода войны, почти никто из них не умер! Они обливали свои головы наполненными бутылями, вода из которых испарялась, не успев коснуться земли. Стекая по их телам, она мгновенно рассеивалась, и тогда от их атлетических тел исходило сияние блистающего радужного пара. Шестнадцать литров! Должны ли пить солдаты воду каждый день, целых шестнадцать литров! Здесь, в этом уголке мира, они потеют под их экипировкой, где тени не существует. Шестнадцать литров! Тем временем, телевидение распространяло искаженные факты, и эти данные воспринимали за истину, как точные значения. Слушок распространял недостоверную информацию, которая повторялась перед боем. Уже сформировалось наступление против четвертой по силе армии в мире, Непобедимой Западной Армии, которая скоро зашатается и дрогнет. Иракцы укрылись в окопах позади людей, обросших бородой и одетых в национальные костюмы, они лежали позади взрывающихся мин и самодельных бомб, позади траншей, наполненных нефтью, которою они должны поджечь в последний момент. Они были настолько глупы, что сжигали нефть, потому что не знали, что с ней делать. Пока не знали. Телевидение же давало новые подробности, по случаю, копаясь в архивах. И показывала нам материалы прошлых лет, нейтральные кадры, которые ничего не объясняли по поводу иракской армии, ничего о силе и о позициях. Все знали только, что она была четвертая по силе армия в мире, и только потому, что об этом постоянно твердили. Данные воспринимаются тогда, когда они ясные и четкие. Если о них вспоминают, значит, в них верят. И так из года в год… Начиная с 1991 года я работал, правда, неохотно. Я приходил туда только тогда, когда у меня не находилось причин, чтобы оправдать моё отсутствие. Я посещал врачей, которые уже подписывали справки о внезапной приостановке моей болезни, даже не слушая меня. Я же занимался тем, чтобы их продлить, усердно подделывая документы. Вечерами, включая настольную лампу, я изменял числа, надевая наушники и слушая музыку. И тогда мой внутренний мир сужался до круга лампы, захватывая моё сознание, и, наконец, выливался в кончик моей шариковой авторучки, которая мерно предоставляла мне свободное время. Я копировал неразборчивые слова, и затем точным жестом изменял числа, небрежно написанные почерком врачей. Это добавляло мне два, три дня, когда я мог находиться в тепле, далеко от работы. Я никогда не задумывался, было ли это правильным менять знаки, чтобы изменить реальность, стереть цифры, написанные ручкой, чтобы избежать всего. Я даже никогда себя не спрашивал, могло ли это закончиться увольнением. Впрочем, неважно. Это не имело особого значения, работа, на которую я ходил, была настолько плохо организованна, что, когда я туда не ходил, никто этого не замечал. И на следующий день, когда я возвращался, меня ещё больше не замечали, чем когда я отсутствовал. Как если бы отсутствие не имело значения, я пропускал работу и был не замечен, так я оставался дома. Однажды в понедельник, в начале 1991 года, я узнал по радио, что Лион был засыпан снегом. Ночные снежные заносы оборвали кабель, поезда остались на вокзале. И тех, кто был застигнут бурей, оставшись на улице, покрывало белым снежным пухом. А люди, сидевшие в тепле, пытались не паниковать. N219 Отправление в Персидский залив спагов из Валенсии Первые дни 1991 года были отмечены приготовлениями к войне в Персидском заливе и развитием моей полной безответственности. Снег покрыл все, блокируя поезда, заглушая звуки. В Заливе же, к счастью, температура понизилась, солнце палило меньше, чем летом, когда солдаты поливали свои голые торсы водой, не снимая солнечных очков. О, эти доблестные солдаты лета, из которых почти никто не умер! Они выливали на свои головы бутылки, полные воды, которая испарялась, даже не достигая земли, она струилась по их коже и, испаряясь тут же, создавала вокруг их атлетических тел божественный овал из пара, просвечивающий радугой. Шестнадцать литров! Шестнадцать литров должны были они, летние солдаты, выпивать каждый день – настолько сильно потели они в своем обмундировании в месте на планете, где не существует тени. Шестнадцать литров! Телевидение распространяло цифры, цифры распространялись так, как распространяются все цифры: точно; молва же распространяла другие цифры, цифры, о которых не вспоминали перед атакой. Атаковать надо было четвертую по численности армию в мире, поэтому Непобедимая Западная Армия собиралась вскоре вздрогнуть, а Иракцы напротив замирали за плотно намотанной колючей проволокой, прятались за взрывающимися минами и заржавевшими гвоздями, хоронились за окопами, наполненными нефтью, которую они подожгут в последнее мгновение, ибо нефть-то у них была, а что с ней можно еще сделать, они не знали. Телевидение представляло всегда точные детали – они наталкивались на архивы наугад. Телевидение показывало заранее подготовленные кадры, нейтральные кадры, которые ничего не разъясняли; мы ничего не знали об армии Ирака, ее мощи и расположении, мы знали лишь, что это была четвертая армия в мире – мы это знали, потому что нам повторяли это. Цифры же печатали, потому что они понятны, мы их помним, значит, мы им верим. И это длилось, длилось. И не видно было конца всем этим приготовлениям. В начале девяносто первого я едва работал. Я шел на работу, когда уже не оставалось идей оправдать моё отсутствие. Я ходил по врачам, которые, даже меня не слушая, выписывали медикаменты для лечения, а я вовсю старался продлить их предписания кропотливым подделыванием написанного. Вечером при свете лампы я заново воссоздавал цифры, слушая музыкальные диски в наушниках, и мой мир, очерченный светом лампы, пространством между моими двумя ушами, находился на кончике синей ручки, которая медленно предоставляла мне свободное время. Я тренировался в черновике, затем крайне уверенным жестом я изменял знаки, оставленные врачами. Это удваивало, утраивало количество дней, когда я мог оставаться в тепле, далеко от работы. Я так и не узнал, было ли достаточно подправить знаки, чтобы изменить реальность, обвести циферки шариковой ручкой, чтобы убежать от всего вокруг. Я никогда не задавался вопросом, мог ли я провернуть все это иначе, чем воспользовавшись предписанием врача, впрочем, это и неважно. На месте моей работы все был так плохо организовано, что порой, когда я туда не приходил, этого даже никто не замечал. Когда на следующий день я появлялся, меня замечали не больше, чем, если бы меня там совсем не было; будто бы мое отсутствие ничего не значило. Я прогуливал, и мои прогулы не были замечены. Итак, я оставался в постели. В один из первых понедельников 1991 года я услышал по радио, что Лион завалило снегом. Ночной снегопад порвал электрические кабели, поезда оставались на вокзалах, тех же, что снег застал в пути, накрыло снежными хлопьями. Люди внутри пытались не нервничать. N354 Старт из залива Валенсии. Начало 1991 года ознаменовалось подготовкой к военным действиям в Персидском заливе, а также моей развивающейся тотальной безответственностью. Все засыпано снегом… Попавшие в снежный плен поезда, приглушенные звуки… К счастью, жара в Заливе отступила, и теперь разгоряченные солнцем тела военных уже не плавились. Другое дело летом… Когда голые по пояс солдаты прямо в солнцезащитных очках поливали себя водой. О, да! Эти настоящие парни, «солдаты лета»… Почти все остались живы и невредимы… Вода, выливаясь из бутылок в руках солдат, падала им на головы, брызгами разлетаясь по сторонам и, не успевая коснуться земли, испарялась. Стекала по коже и тотчас превращалась в радужный нимб из пара, окутывавший их атлетические торсы. Шестнадцать литров воды! Столько по норме выдавалось каждому военнослужащему в ту летнюю кампанию ежедневно. Шестнадцать литров на всё… Хочешь – пей, хочешь – лей на себя. Шестнадцать литров, восполняющих постоянную потерю влаги, струящейся п’отом под обмундированием изнывающих от жары людей в той части света, где слово «тень» бесполезный пустой звук. Шестнадцать литров… С телеэкранов шел поток информации в цифрах, которые, как и положено цифрам, все точно фиксировали и оценивали. Повсюду слухи о готовящемся наступлении. И все же по этим данным было не ясно, насколько армия противника оснащена и подготовлена. Цифры говорили о том, что в мире она четвертая по численности. Пока войска непобедимой армии Запада готовились к наступлению, Иракская армия занимала оборонительные рубежи вдоль границ, окруженных плотными заграждениями колючей проволоки, прячась за хитроумно выставленными ловушками, траншеями, заполненными нефтью, которую в нужный момент можно было поджечь. Запасы черного золота в этом регионе так велики, что его, видимо, не жалко использовать в качестве «естественного» оборонительного средства. А телевидение продолжало свою работу, выдавая «точные» факты, выкопанные из архивов, выхваченные наугад. Нейтральные сюжеты, не дающие никакого представления не о диспозиции войск противника, не о военной мощи Ирака. Изо дня в день твердилось лишь одно, повторялось настойчиво и неустанно: «…четвертая по величине армия в мире». Что ж, сухим и точным цифрам на экране рано или поздно начинаешь верить. И мы им верили. В начале 91-го я с трудом заставлял себя работать. Иду на работу, а в голове – паратройка идей по поводу того, как оправдаться в своём отсутствие на рабочем месте. Я посещал врачей, получая на руки документы с записями о моем недомогании, позволявшие официально оставаться вне работы. А находясь дома, я приобрел скрупулезные навыки «фальшивомонетчика». Вечером, сидя под лампой с каской на голове, слушая диски, я сужал свой мир до светового круга от светильника, до расстояния между ушами, до кончика моей голубой ручки – «лекарства» от досуга. Сначала в черновую в виде наброска, а затем и твердым «медицинским» почерком менял местами числа, вносил записи в медицинские документы, что удваивало, а то и утраивало количество дней, в течение которых я мог оставаться в тепле, вдали от работы. Я никогда до конца не знал, достаточно ли было в больничном листе изменить буквы, чтобы изменить реальность. Достаточно ли было воспроизвести новые цифры, чтобы ускользнуть от всего на свете. Я никогда не спрашивал себя, должна ли подделанная мною запись находится на том месте, куда я её втиснул. Может ее место не в строке «диагноз»? Но, как оказалось, это было совсем не важно. Работа в том месте, где я трудился, была столь неорганизованна, что иногда мое отсутствие оставалось вовсе незамеченным. А если его и замечали, то говорили об этом как- то вскользь, находу, невзначай, как будто это и не являлось чем-то из ряда вон выходящим. По утрам я оставался в кровати, прогуливал, а это сходило мне с рук. Как то в понедельник в начале 1991 года я услышал по радио, что Лион оказался в снежной блокаде. Ночную тишину разбудил скрежет обрывающихся электропроводов, поезда на вокзалах встали, а те, кто в недоумении, находясь под открытым небом, ожидал их отправления, превратились в белые простыни от бесконечно падающего снега. Людей, запертых внутри, призывали к спокойствию, просили не паниковать… N358 Введение французских войск в Персидский залив Во время подготовки к войне в Персидском заливе к началу 1991 года я проводил время, ничего не делая. Выпавший снег остановил поезда и приглушил все звуки. В Заливе, к счастью, тоже стало прохладней. Солдатам уже не приходилось, как летом, постоянно обливаться водой по пояс, не снимая солнечных очков. О, это лето! Им повезло, почти никто из них не погиб в это время. Вода из бутылок струилась по их мускулистым телам, мгновенно испаряясь и образуя искрящийся ореол. Шестнадцать литров! Им приходилось выпивать по шестнадцать литров воды в день, настолько они потели под тяжестью своего снаряжения в этой части света, где не существовало даже тени. Шестнадцать литров! Телевидение пестрело цифрами, которые намертво застревали в памяти. Сводки передавались дальше, и всякий раз вспоминались перед новой атакой. Сообщалось, что бои велись против четвертой по мощности армии в мире, и, вскоре, Непобедимая Западная Армия дрогнула. Там, за минными полями и заграждениями из колючей проволоки, иракцы зарывались в окопы и, уходя, поджигали траншеи, наполненные нефтью. Нефти у них было много, но, похоже, они не знали, что еще с нею делать. Телевизионные сводки приходили обрывками. Картины из прошлого, бесполезные сюжеты… Об иракской армии никто ничего не знал. Не было информации о ее мощности и дислокации, говорили лишь, что это четвертая по мощности армия в мире. Таковы были данные, которые все повторяли. Цифры запоминаются, когда они понятны. О них все помнят, соответственно, в них верят. Всё это продолжалось и продолжалось, и конца было не видно. В начале 1991 года я бездельничал. Я выходил на работу только когда не мог придумать подходящий предлог. Врачи, к которым я приходил, выписывали меня, не слушая объяснений. Я старался продлить свой отпуск, подделывая больничные листы. Вечером, сидя за столом, я слушал музыку и исправлял цифры. Я находился в своем маленьком мире, ограниченном светом лампы и кончиком пера синей ручки, которая помогала мне обрести свободу. Сначала я делал наброски, а затем твердой рукой исправлял написанные врачом цифры. Это давало мне возможность оставаться в тепле, подальше от работы, в два-три раза дольше. Я никогда не думал, что можно изменить реальность, всего лишь переписав несколько цифр. Раньше я не задумывался, возможно ли проделать нечто подобное в другой ситуации, да впрочем это и неважно. Моя работа была настолько плохо организована, что порой мое отсутствие просто не замечали. На следующий день, когда я появлялся, меня все равно не замечали, как будто мое присутствие ничего не значило. Всем было все равно, на месте я или нет, поэтому я просто валялся в постели. Однажды в понедельник в начале 1991 года я услышал по радио, что Лион засыпало снегом. Провода были порваны, поезда отменены. Мокрый снег засыпал выходящих на улицу людей, а те, кто оставались дома, старались не поддаваться панике. N390 Спаги Валенсии в начале войны в заливе. Начало 1991 года ознаменовалось подготовкой к войне в Персидском заливе и прогрессом моей полной безответственности. Помню, как снег захватил всё, заблокировал поезда, ослабил звуки. К счастью в заливе температура также упала, и солдаты уже не были раскалены, так как летом, когда они, не снимая солнцезащитных очков, брызгают водой на голый торс. Ах! Эти прекрасные солдаты летом, которые еще пока все живы! Они выливали на голову бутылки с водой, которая, стекая по их коже испарялась, не достигая земли. Вода образовывала водную взвесь, рождая радуги вокруг их спортивных тел. Шестнадцать литров! Столько должны солдаты выпивать каждый день летом, шестнадцать литров! Вот так они появились со снаряжением в этой части мира, где нет даже тени. Шестнадцать литров! Реальность и данные, которые передаёт телевидение, всегда отличаются. Только цифры достоверны. А репортажи, сделанные до и после нападения, всегда разнятся, слухи отличаются от цифр. Потому что надо будет обосновать нападение четвертой армии мира, непобедимой армии Запада. Скоро телевидение подробно показало то, что было случайно найдено в архивах: лица иракцев похороненных за спиральной колючей плотной проволокой, за заваленными шахтами, за ржавыми гвоздями. Позади окопы полные нефти, которую они подожгли в последний момент, потому что у них была нефть, но они не знали что с ней делать. Телевидение, передавая изображения с фронта, выбрало нейтральные картинки, которые не показали ничего. Никто ничего не узнал об иракской армии, её прочности и её позиции. Солдаты Валенсии были известны как четвёртая армия мира, они постоянно появлялись вновь и вновь. Номера неоднократно печатали, поэтому все верили им. И это продолжалось и продолжалось. И это не было концом, это были лишь приготовления. В начале 1991 года я работал спустя рукава. Я приходил на работу только тогда, когда у меня уже не было идей, оправдывающих мое отсутствие. Я шел к врачам, которые давали заключение, даже не выслушав меня, не узнав о моей наркозависимости, и о том, что я продолжаю принимать наркотики и начинаю постепенно забывать всё. Вечером под лампой я слушал диски и исправлял цифры. Мой мир сужался до освещённого лампой круга и до пространства между моих ушей. Касание кончика моего синего пера давало мне свободное время. Я несколько раз тренировался на черновике, а затем уверенным жестом исправил записи врачей. Таким образом я увеличивал количество дней, когда у меня держалась температура в два раза, и мог в три раза дольше держаться подальше от работы. Я тогда не знал, что достаточно по-другому рассказать о признаках заболевания. Мне было достаточно исправления цифр шариковой ручкой, чтобы избежать работы, я никогда раньше не знал, что это могут делать на заказ. Однако это всё равно не имело значения, поскольку моя работа была настолько плохо организованна, что когда я вернулся на следующий день, я понял, что моего отсутствия никто не заметил. После этого я всегда оставался в постели, если меня не искали. В понедельник в начале 1991 года, я узнал, что Радио Лиона заблокировано из-за снегопада. Ночью снегопад разорвал кабели и поезд остался на станции. Те, кто были на станции, были поражены видом белоснежных покрывал, и старались не впадать в панику. N439 Валансские спагиi отправляются в Персидский залив Начало 1991 года было ознаменовано приготовлениями к войне в Персидском заливе и расцветом моей полнейшей безответственности. Снег, парализовав движение поездов и приглушив звуки, укрыл город. К счастью, в Персидском заливе стало немного прохладнее, и солдаты уже не так изнывали от жары, как летом, когда голые по пояс, они обливались водой не снимая солнечных очков. Это были великолепные солдаты, они почти все остались в живых! Они выливали себе на голову целые бутылки воды, которая струясь по коже и моментально испаряясь, образовывая вокруг их атлетических тел ореол пара пронизанный радугами, так и не достигала земли. Целых шестнадцать литров в день должны были выпивать солдаты тем летом - так сильно они потели в своем обмундировании в этом уголке мира, где не существует тени. Целых шестнадцать литров! Телевидение распространяло цифры, и они прочно врезались в память людей. Их подхватывала молва и перед нападением все обсуждали эти цифры. Ведь нападение на четвёртую армию мира должно было произойти совсем скоро - Непобедимая Западная Армия была готова всколыхнутся. А напротив были иракцы. Они прятались за забором из колючей проволки, за разрывающимися снарядами и ржавыми гвоздями, прятались возле окопов с нефтью, которую они поджигали в последний момент... Чего-чего а нефти у них было столько, что они не знали куда ее девать. С телеэкрана нам сообщали обрывки информации, сухие факты, и мы вслепую рылись в архивах. По телевизору показывали какие-то старые кадры, пустые кадры, они не несли никакой информации; мы ничего не знали об иракской армии, ни о ее силе, ни о ее позициях, было известно лишь то, что это четвертая армия мира, и то лишь потому, что это все время повторяли. Всем понятны цифры, они легко запоминаются и поэтому мы верим им. Всё это длилось целую вечность. Всем этим приготовлениям не было видно конца. В начале 1991 я почти не работал. Я шел на работу только тогда, когда больше не находил оправдания своему отсутствию. Я ходил по врачам, которые даже не выслушав меня, подписывали дурманящие больничные листы, а я изо всех сил старался их продлить, неторопливо переправляя даты. По вечерам при свете лампы я выводил цифры; в наушниках играла музыка - мой собственный мир, в котором были только свет лампы, пространство между моими ушами и кончик синей ручки, потихоньку дарующий мне свободное время. Я тренировался на черновике и затем уверенным жестом исправлял цифры. Таким образом в два-три раза увеличивалось количество дней, которые я проводил в тепле, вдали от работы. Я никогда не знал, достаточно ли было переправить написанное, чтобы всё изменить, подправить ручкой цифры, чтобы от всего убежать, я никогда не задумывался, была ли эта информация указана где-нибудь еще помимо рецепта, но это было не важно; та работа, куда я ходил, была так плохо организована, что порой никто даже не замечал моего отсутствия. Когда я появлялся на следующий день, на меня никто не обращал внимания, словно я был пустым местом. Я не приходил, и мои прогулы оставались незамеченными. Вот поэтому я и оставался в постели. Однажды в понедельник в начале 1991 года я услышал по радио, что Лион завалило снегом. Из-за ночных снегопадов оборвались провода, было остановлено движение поездов, а те, что были застигнуты в пути, покрывались белым пухом. Люди в своих домах старались не паниковать.