Свет его души

«Свет его души»
………
Недавно мне посчастливилось встретиться и побеседовать с удивительной женщиной –
Казаковой Марией Васильевной, проживающей в п. Красный Бор.
Из-за болезни Мария Васильевна давно не выходит за пределы своей усадьбы. Шла я к
ней с мыслью, что она сильно изменилась, состарилась, ведь ей уж далеко за семьдесят
перевалило. И что же я увидела, перешагнув за порог дома Казаковых?
Я увидела женщину с молодым, лучезарным лицом. Добрая улыбка, приветливые ясные,
серые глаза. Она сидела за столом и читала православный женский календарь. «А я к вам
с просьбой. Расскажите мне о Ефиме Васильевиче»,- прямо с порога начала я. И будто
светлый лик Марии Васильевны стал еще светлее, особым теплом засветились ее глаза.
Сколько неподдельной любви я увидела в них, лишь только зашла речь о замечательном
нашем земляке.
Да, она помнит его, будто вчера все было. Не забыто ничего: его улыбка, его голос, его
мысли! Все- все в памяти, все в сердце.
И полился рассказ. Не скрою, я слушала свою собеседницу с упоением. Вот передо мной
живой Ефим Васильевич и ни где-нибудь, а прямо там, в деревне Жуково, где родилась в
1931 году Мария Васильевна.
Эта деревня расположена в 10 километрах от родины Ефима Васильевича. Стояло в ней,
не в пример Шаблову, всего 17 домов. Самыми распространенными были фамилии
Казаковы, Сабуровы, Смирновы. Жили там и Кокаревы, Ширяевы, Бушуевы. Теперь в
Жукове тишина последняя жительница уехала где- то лет тридцать назад. Долгие зимы и
весны жила она там одна, посреди полей и лесов, да опустевших домов.
С одной
стороны- деревня Денюгино, а с другой- речку Жуковку перебреди, в горку поднимись,
сразу в Мулинском окажешься. Только проку в том, что деревни рядом, никакого. Давно
стоят они пустые
Я спросила Марию Васильевну: «Скучаете по своему Жукову?» и получила ответ: «А как
же, Николаевна! Ведь у нас грибы, ягоды у самого дома росли. Утром, чуть свет, быстрее
встанем, да рыжиков наберем. Хоть и трудно было, но сердце только хорошее
вспоминает».
Жуково! Первый раз я пришла в эту деревню в 2004 году. В этот год долго не было
снега, и в самую Казанскую (4 ноября) решила побывать в самой дальней деревне
Илешевского поселения. Через два года пошла сюда ранней весной, а потом погожим
июньским днем, а затем снова осенью. Что- то не уловимое, притягательное было и есть
в этом месте. Побывав там хоть раз, хочется возвратиться туда снова.
Не случайно, наверное любил Ефим Васильевич эту деревню. Очень редко
останавливался в Денюгине, совсем не ходил в Мулинское, а ведь до него рукой подать.
А вот к Жукову отношение было особое. Здесь он соловьев слушал! И об этом помнит
моя собеседница.
И вот я вместе с Марией Васильевной вновь прохожу по деревне, останавливаюсь то у
дома Казаковых, то около Ширяевых (а как же, самый большой, красивый дом в
деревне!). однако Ефим Васильевич очень боялся проходить мимо этого дома, он
говорил, что гады (змеи) там живут.
Однажды хозяйка этого дома, баба Марфа, пришла к Ефиму с жалобой, что-де коровы
совсем не доят, вымени пустые. «Гады все выпили, а вы после гадов пьете», - таков был
ответ Ефима. И ведь действительно нашли – таки во дворе змеиное гнездо, на то и
спаслись.
Да, хорош дом, что и говорить. И сейчас, когда уже крыши нет, да и пол выломан, стоит
он величаво, как исполин посреди деревни. Когда-то, в далекие 20-е годы, в нем была
школа, хозяин дома учительствовал, временно обучал не только деревенских ребятишек,
но и мужики шли овладевать грамотой. «Учился там и мой отец», - говорит Мария
Васильевна.
Около дома, у самых окон, стоят липы – высокие, величавые. Ближе к лету тягучий их
аромат расплывается по деревне. И соловьи, услышав его, начинают петь свои шальные
песни.
«Я в овине, на свежем воздухе посплю, соловьев послушаю», - говаривал бывало Ефим.
Овин этот располагался за домом Собуровых, а с ночлегом приходил он к Александре
Казаковой. Она ему и подстилу принесет, и покормит.
«Хорошо соловушки поют. Утром выйду, тут и ягодки (малина) рядом, цветочки
кругом».
В этом нежнейшем восприятии родины весь Ефим Васильевич, его суть, да и все его
творчество. Вот такой он близкий и родной для крестьянских ребятишек, а еще
понятный. Да – понятный. Вот, посмотрите, сейчас Ефим маленькую свою гармошку
возьмет и в огородец Александры выйдет. Ребятня облепила Ефима, смеются, да и он
смеется. Всем весело. Играть умел все. И запела малышня частушки. Самый младший
брат Марии – Михаил, тот был горазд и попеть, и поплясать. И всего- то парню 7 лет, а
поди ж ты!
Деревенька, деревенька,
Деревенька тут и есть,
У меня у хулигана
Где-нибудь невеста есть».
«Да нет, - говорит Ефим, - не родилась еще твоя невеста, а вот этак годиков через 5 вот
такая будет (показывает запеленатую куколку – глинянку). Далеко отсюда родится твоя
Оленька у тети Ани».
«Да что ты, Ефим!, - говорит Анна (мать Миши). – какая еще невеста?»
«А так вот, Анна! Внуки у Миши- то будут очень хорошие. Бог умом их наградит».
Редко кому Ефим без намеков мог поведать будущее, а тут сказал, так все и вышло. А
Мише что. Разве он думал тогда о невестах. А не хотите отчебучу:
«Только вышел за ворота,
Петухи лягаются,
Не скажу какие девки
На свиньях катаются».
Тут же засмеялись все: и взрослые, и дети, и Ефим Васильевич улыбнулся.
Давно заросло кустами то место, где плясали ребята, и играл на гармошке Ефим
Васильевич, давно отзвучал смех, и песни растаяли в голубой дымке. Ушли вслед за
людьми. А соловьи? Соловьи остались! Каждую весну прилетают сюда вновь и вновь.
И поют, и стараются, выводят свои коленца.
Только шумные тополя да скромные липы слушают их и говорят в такт песне: «Как
хорошо! Можно еще! Мы готовы слушать вечность!».
- Тетя Маруся, а рисовал Вас Ефим?
- Да, рисовал. И сестру мою Шуру нарисовал. Когда уезжала из Жукова, все потерял.
Снова удивительная картина возникает в воображении. Простая деревенская изба.
Самый разгар лета. В окно льется солнечный свет. И маленькая девочка скромно присела
на краешек кровати, одев самое лучшее свое платье в полосочку (сколько лет прошло, а
помнит). А сейчас нет задачи важнее. Она позирует художнику.
Подошел, волосинки девочки поправил, причесал, а сам улыбается. «И ты улыбайся», говорит. Рисует, а сам Исусову молитву читает. Больше трех часов рисовал. «Наверно
попить захотела?» - спрашивает Ефим и несет Марусе воды. И вот рисунок готов. Ах, как
похожа! И платье нарисовано еще лучше, чем было. Долго еще потом Маруся не могла
отвести взгляд от рисунка от своего портрета. «Не барышня какая, а простая
крестьянская девчонка. И на вот , свой портрет». А у этой девчонки с утра до вечера
крестьянская ломовая работа, учиться некогда было. Много пришлось пережить в
непростое военное и послевоенное время. Ели все, гнилую картошку тоже.
«Сижу в школе на переменке, разломила картофельную колобушку, а там червяк. Слезы
так и катятся. Что делать, не знаю. А есть –то как хочется. Директор подошел и говорит
мне: «Ничего, Марусенька, вынь червячка –то, и колобушку скушай!».
Не ждала Маруся легкой жизни, да и Ефим на раз говаривал матери, вроде как даже
успокаивал ее: «Как тебе, Аннушка трудно будет! А ты ходи на городище, молись на
восток, Бог поможет Вам….так и будешь жить. И на картошке гнилой, да все выживите.
Хорошо запомнила Марья последнее предвоенное лето. Пришел Ефим
в деревню,
ребятишек всех собрал и говорит, чтобы брали колокольцы, да на шею вешали. С этими
вот колокольцами и с палкой между ног велел бежать до трассы и сам посредине.
Ребятам говорит, чтобы на тарантасы по двое и по трое рассаживались, а девчатам велел
на землю лечь да «выть». «Громче, громче войте! Ведь кого на войну провожаете! Отцов
да братьев своих».
Добежали до Денюгина: «Теперь вот дома войте». А проходя по деревне, останавливался
у каждого дома, говоря: «У этого дома посмеяться можно, а у этого дома повыть».
Война забрала у семьи Казаковых самого дорогого человека -отца. Никогда больше не
переступил он порог родного дома. Трудно пришлось без отцовской помощи пятерым
ребятишкам. А ведь все выжили, выстояли. Сто раз прав был Ефим!
Поля, вокруг деревни! С детства были они неразлучны с ними. У каждого поля – свое
имя: Выгорода, Горбовое, Сушняки, Вашнево! Но совсем особенное было поле, которое
называлось Камешник. Была на этом поле красная дорожка. И все Жуковские добывали
там краску для своих хлзяйственных нужд. И Ефим туда ходил, но краски не брал.
Говорил, что такая ему не подходит.
А вот родник показал жуковцам: «Пейте, здесь святая вода течет!»
Родник тот на дне глубокого крутого оврага тек, но деревенские не ленились и воду
оттуда брали. По зимам лестницу из снега вырубали, а сам родничок никогда не
замерзал.
«Ой, Ефим, я к родничку спускалась, а там лягушка прыгает», - это сестра Шура
возмущается.
«Так ведь лягушка , она тварь божья. Родничок – то она очищает. Не надо ею
брезговать», - отвечал Ефим. Знал и любил Ефим Васильевич родную природу. Все было
известно ему. Видимо, знал он какую-то особую тайну взаимоотношений человека и
матушки – природы. По – особому слушал и слышал, по-особому смотрел и видел, все
по-особому. А особенность –то эта заключалась в чистом сердце, в чистых помыслах.
Крестьяне чувствовали это, потому доверяли ему, а дети тянулись к Ефиму. За чистоту
эту, наверное, и дар предвидения дан был свыше Ефиму.
Уже после войны снова собрал он Жуковских ребят и подростков, предложил взять им
ведра и лопаты да идти в Мулинское.
«Вся деревня обсохла. Таскайте с ключика воду, поливайте вот эти дома (указал на 5
домов, стоявших особняком), да окапывайте их». Все, конечно, поняли, что должно что –
то случиться. И ровно через два дня во время грозы разом загорелись все пять домов, на
которые и указал Ефим Васильевич.
Однажды он спросил марью, а знает ли она
молитву «Богородица дева, радуйся».
Конечно, она читала ее, но запомнить никак не могла. «А ты повторяй за мной и больше
никогда не забудешь».
Так она выучила, может быть, первую молитву в своей жизни. И за это тоже она
благодарна Ефиму.
За многие светлые минуты жизни благодарна Мария и другие Жуковские ребятишки
Ефиму Васильевичу. И этот свет ее глаз словно частичка большой светлой души Ефима.
Не жалея себя, делился этим светом сказочник –художник с людьми, с окружающим
миром. И кто хотел, тот брал.
И пронес этот свет через всю жизнь. Было всегда
немножко грустно, когда Ефим уходил из деревни, но ребята верили, что он еще
вернется. Придет к ним с новой сказкой.
Деревенские, провожая Ефима, складывали ему в колясочку много съестного, особенно
много пирогов: «А я как приду домой, сразу и высушу». Трудно жилось художнику. И
большинство людей понимали это. И помогали, как могли.
Ефим уходил, поскрипывала тележка, катясь по пыльной дороге. Но оставил он детям
веру в чудо, веру в прекрасное, веру в доброе. И так важно это было для них! И как
важно это для нас с вами! Впустите свет в свою душу, и жить станет легче. Посмотрите
на картины Ефима, на лица крестьян, на этот внутренний свет, который они излучают.
И тоненький светлый лучик проникнет в вашу душу, вы почувствуете кровное родство с
этими людьми, изображенными на картинках, поверите художнику, а значит придет и к
вам новая сказка.
Наталья Завьялова
Заведующая домом-музеем им.Е.В.Честнякова