Кэрнс. Некоторые основные принципы политической экономии
advertisement
ДЖОН ЭЛЛИОТ КЭРНС НЕКОТОРЫЕ ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ 1874 МЕЖДУНАРОДНАЯ ТОРГОВЛЯ [John Elliot Cairnes. Some Leading Principles of Political Economy Newly Expounded (1874). Кэрнс Д. Э. Логический метод политической экономии. Основные принципы. Ценность. Международная торговля («Библиотека экономистов-классиков» (отрывки работ) Вып. 10.) М.: Издательство К. Т. Солдатенкова, 1898.] Вторую часть настоящего издания составляет перевод книги Some Leading Principles, причем 1-й отдел этой книги переведен целиком, кроме 2–4 III-й главы, представляющих критику других теорий нормальной ценности; из 3-го отдела книги ("Международная торговля") переведены почти без сокращений две первые главы, и несколько сокращена глава III, главы же IV и V – (о свободной торговле и протекционизме, и о некоторых второстепенных вопросах) совсем не переведены, как не имеющие большого интереса. Точно так же не переведен и 2-й отдел книги ("Труд и Капитал"), очень устаревший в настоящее время, главным образом благодаря основной точке зрения автора, защищающего учение о фонде заработной платы. Глава первая Доктрина сравнительной стоимости производства До сих пор в трактатах политической экономии международная торговля или международная ценность рассматривалась как особый предмет экономического исследования, независимо от общей теории обмена или меновой ценности; но недавно возник вопрос – имеет ли научное основание такой способ изложения, не внушает ли он неправильного представления о предмете, предполагая принципиальные различия там, где в действительности не существует этих различий. Вопрос заключается в природе явлений, называемых международной торговлей – таковы ли эти явления, чтобы исследование их могло быть включено в ту же теорию обмена, которая занимается внутренней торговлей. Если указанные явления могут получить свое разъяснение из этой последней теории, то ясно, что возражение против общепринятого способа изложения вполне основательно; в противном же случае ясно, что явление международной торговли требует специальной теории для своего разъяснения. Чтобы выяснить этот вопрос, полезно установить в самой общей форме основные условия, от которых зависит торговля каждой страны во всех ее формах. Эти основные условия заключаются в обстоятельствах, зависящих от разделения труда или специализации занятий. Для того, чтобы при этом последнем условии производство могло продолжаться и чтобы можно было воспользоваться выгодой от увеличенной производительности и экономии труда благодаря его разделению, необходимо, чтобы лица, занятые особыми родами труда, обменивались своими продуктами, и в этом факте заключается естественное основание и объяснение торговли. Торговля, следовательно, является необходимым условием для того, чтобы разделение занятий было возможно, и выгоды, проистекающие из торговли, суть вместе с тем и выгоды разделения труда. Общий характер этих выгод знаком всем читателям экономических сочинений; но для настоящей цели нам достаточно остановиться на двух пунктах – во-первых, мы можем рассмотреть общие выгоды, происходящие вследствие разделения занятий, независимо от особых преимуществ этого разделения, и во-вторых, мы можем рассматривать выгоды, зависящие от разделения занятий, поскольку оно доставляет возможность развития и утилизирования специальных способностей отдельных лиц или местностей к производству. Примером выгод первого рода могут служить обыкновенные ремесла. Очевидно, выгодно, чтобы такие занятия, как портняжничество, сапожное производство, шляпное, кузнечное и плотничное были разделены друг от друга и исполнялись бы отдельными лицами. Но так как большинство этих занятий требует одних и тех же, или почти одних и тех же способностей для своего выполнения, то не имеет большого значения, какое именно ремесло выбирает тот или иной ремесленник. А – портной, В – сапожник, С – шляпочник; но если бы А был сапожником, С – портным, а В – шляпочником, то такое распределение занятий, по всей вероятности, также удовлетворяло бы своей цели. Разделение занятий в этом случае выгодно лишь вследствие увеличения ловкости работника, благодаря его большему знакомству со своим специальным делом, а также благодаря сбережению времени, напрасно растрачиваемого рабочим, принужденным часто переходить от одного занятия к другому. В этом заключаются выгоды первого рода от разделения занятий, которое возможно только благодаря торговле. Но, как я сказал, эти выгоды могут соединяться с другими в том случае, когда разделение занятий, достигая только что указанных целей, в то же время доставляет возможность развития специальных способностей или ресурсов, которыми обладают отдельные личности или местности. В вышеприведенном примере выгоды, получаемые от разделения занятий, зависят от простого факта разделения труда, совершенно независимо от того, как отдельные занятия были распределены между лицами, выполняющими их, а также независимо и от места исполнения каждого занятия. Но если занятия таковы, что требуют специальных способностей рабочего или специальных естественных условий местности, тогда разделение труда приносит новую выгоду. Заставлять человека, способного к высшим умственным занятиям, исполнять грубую механическую работу – значило бы просто растрачивать силу; точно так же, если известная отрасль промышленности существует в той местности, которая более приспособлена к другим отраслям промышленности, то производительная сила растрачивается так же, как и в предыдущем случае. Словом, хотя большинство занятий имеет такой характер, что каждое из них почти с одинаковым успехом могло бы исполняться после предварительного обучения любым человеком, а также и в любой местности, существуют и другие занятия, требующие для своего успеха особенных личных свойств или особенных естественных условий; и общая успешность производства при прочих равных условиях пропорциональна полноте, в какой занятия приспособлены к свойствам людей и местностей. Таким образом, существуют выгоды двух различных родов от разделения занятий, и я обратил внимание на это обстоятельство потому, что международная торговля стремится к развитию этих выгод. Мировая торговля совершается между странами, очень далекими друг от друга, как по степени цивилизации, так и по своим естественным ресурсам и условиям производства; если страны приближаются друг к другу по своим естественным условиям производства или промышленному характеру своих жителей, задачи международной торговли суживаются, и потребность в такой торговле может даже совершенно исчезнуть. И причина этого вполне понятна. Выгоды разделения труда, если только они не вытекают из специальной приспособленности тех или иных лиц или местностей к производству определенного рода, вообще вполне достигаются в тех странах, в которых промышленность достаточно развита, уже в пределах каждой страны. Внутренний туземный рынок может оказаться недостаточным для такого полного разделения занятий лишь в том случае, если население очень редко; а в этом случае, обыкновенно, выгоды, которые могут быть получены обменом с иностранными нациями тех продуктов, в которых ни одна страна не имеет определенных положительных или относительных преимуществ, уничтожаются затратами на передвижение продуктов. Поэтому в странах или областях очень редко населенных вместо разделения труда при помощи обмена с другими странами, обыкновенно не происходит никакого разделения труда, или только очень неполное, и промышленность сохраняет примитивный характер. Международная торговля, таким образом, ограничивается практически теми случаями разделения занятий, в которых обычные выгоды разделения труда соединились с теми выгодами, которые зависят от специальной приспособленности отдельных лиц или местностей к данным производственным операциям; легко заметить, что из этих двух родов приспособленности в международной торговле имеет несравненно большее значение приспособленность второго рода – местностей или естественных факторов. Единственным случаем, когда личные преимущества приобретают большое значение в международной торговле, является торговля стран, находящихся на различных уровнях цивилизации. Так, например, в торговле Англии с Индией различный характер народов, зависящий от различной степени их цивилизации, по всей вероятности очень существенно влияет на характер и размер их коммерческих сделок. Но, быть может, самым поучительным примером влияния личных свойств торгующих на характер международной торговли, являлась торговля южных штатов североамериканского союза до уничтожения рабства. Это последнее социальное учреждение придавало совершенно особый характер населению этих штатов, благодаря чему оно оказывалось непригодным для большинства промышленных занятий, и в то же время особенно приспособленными к некоторым из них. Под влиянием этого почти вся промышленная деятельность страны обратилась к производству двух или трех сырых продуктов, для добывания которых труд работ оказывался самым пригодным; и эти продукты, путем обмена их на продукты чужих стран, доставляли населению средства для удовлетворения самых разнообразных потребностей. Это, быть может, самый замечательный пример того, как индивидуальные условия могут влиять на характер внешней торговли страны. Но в общем личный фактор не играет большой роли в международной торговле. Важнейшим условием, которому подчинены все прочие, условием, определяющим самое существование и характер внешней торговли, является другая форма приспособленности, вытекающая из положительных или относительных выгод, представляемых определенными местностями для производства тех или других продуктов. В этом и заключается характеристичная черта, отличающая международную торговлю от внутренней торговли; но если бы это было единственным отличием, то мы все-таки не имели бы достаточного основания признать необходимость особой теории международной торговли. Последнее оказывается необходимым по следующему соображению, на которое я прошу обратить внимание. Одним из важнейших условий, делающих возможным различие относительной выгодности занятий, является степень легкости передвижения капитала и труда из одной отрасли промышленности в другую. Эта легкость весьма различна, если перемещение капитала и труда совершается в пределах одной страны или из одной страны в другую; и в этом заключается основное отличие международной торговли от внутренней. Посмотрим, в чем заключается, в общих чертах, значение и степень этого различия. В трактатах политической экономии обыкновенно предполагается, что в пределах одной страны труд и капитал перемещаются вполне свободно как между различными местностями, так и между различными отраслями промышленности; а между различными странами капитал и труд перемещаются крайне затруднительно, или даже совсем не перемещаются. В строгом смысле ни то, ни другое не верно. Капитал действительно очень свободно перемещается между различными местностями и отраслями промышленности одной и той же страны, если только он является в форме покупательной силы, пригодной для целей промышленности; но труд, как известно, встречает многочисленные препятствия для своего перемещения; рабочие, принадлежащие к низшим родам труда, не могут по самому своему положению конкурировать с рабочими, принадлежащими к высшему промышленному уровню; но рабочие одного и того же промышленного слоя встречают препятствия в перемещении из одной местности в другую, препятствия, которые в некоторых случаях практически могут считаться непреодолимыми. Точно также нельзя сказать без оговорки, что труд и капитал не перемещаются из одной страны в другую. Капитал становится с каждым днем менее национальным и приобретает все больше космополитический характер; и хотя труд далеко не обладает такой подвижностью, все-таки, ввиду эмиграции из Англии и других европейских стран (население начинает эмигрировать даже из Азии) нельзя отрицать, что рабочие под влиянием экономических условий могут переселяться значительными массами из одной страны в другую. Поэтому рассматриваемое утверждение в той неограниченной форме, как оно часто делается, не может быть признано верным. Тем не менее, в этом утверждении содержится достаточно истины, после всех ограничений, чтобы оправдать различие, делаемое экономистами между внутренней и международной торговлей. Для доказательства правильности такого различия отнюдь не требуется, чтобы капитал и труд абсолютно не могли перемещаться из одной страны в другую. Доктрина утверждает лишь то, что для размещения капитала и труда из одной страны в другую имеются препятствия, существенно ограничивающие, и притом для всех товаров, действие соперничества производителей. Единственным вполне достаточным доказательством конкуренции производителей является соответствие сделанных пожертвований с полученными выгодами, соответствие, при котором должны быть приняты в соображение все особые обстоятельства отдельных отраслей производства, влияющие на размер пожертвований в каждой из них. Если мы приложим это мерило к торговым сделкам внутри страны, то мы увидим, что действительно между различными отраслями промышленности в пределах одной страны конкуренция действует весьма сильно. Конкуренция различных капиталов в этих пределах может быть признана полной; а конкуренция рабочих, сдерживаемая в некоторых пунктах, все же проявляет свое действие в обширных промышленных областях. По этой причине, как бы ни были значительны различия прибыли, все же прибыль тяготеет в каждой стране к известному среднему уровню, а также и заработная плата в одних и тех же областях промышленности. Но если то же самое мерило применить к международной торговле, то мы придем к совершенно противоположному заключению. Хотя капитал и переходит из одной страны в другую, этот переход совершается не настолько повсеместно и не в таких обширных размерах, чтобы уровень прибыли в различных странах был одним и тем же – прибыль в некоторых странах стоит на значительно высшем уровне, чем в других. Несмотря на то, что мы знаем о международных передвижениях капитала, та часть капитала, которая действительно может быть названа космополитической, которая всегда может быть помещена и в других странах, кроме своей собственной, составляет только небольшую долю всего национального капитала. Таким подвижным капиталом является только та часть национального капитала, которая составляет свободный, непомещенный капитал страны – та часть фондов капиталиста, которую он не желает поместить в собственном предприятии и предпочитает отдать в ссуду. Вся несравненно большая часть национального капитала, с которой собственники не желают расставаться и предпочитают помещать в собственных предприятиях, – весь этот капитал фактически связан со страной капиталиста. Капитал, не переходящий в другую страну, может иногда составлять абсолютно крупную сумму, но все-таки он совершенно неспособен оказать значительное влияние на общий уровень прибыли в данной стране; по этой причине процент прибыли постоянно остается таким различным в разных странах, и так же мало замечается соответствие между заработной платой в разных странах, несмотря на международные передвижения рабочих. Как ни велика эмиграция рабочих из Европы в Соединенные Штаты, можно сомневаться, чтобы эта эмиграция в какой-либо местности Соединенных Штатов, кроме немногочисленных городов восточного побережья, оказала заметное действие на уровень заработной платы в этой стране. Во всех отраслях труда в Соединенных Штатах заработная плата остается значительно высшей, чем в Европе. И не заметно, чтобы в Соединенных Штатах заработная плата понижалась. Из этого можно заключить, как относительно труда, так и относительно капитала, что несмотря на известную международную подвижность этих факторов производства, препятствия для перехода их из одной страны в другую настолько велики, что устраняют действие конкуренции между развитыми странами, между тем как в пределах одной страны конкуренция оказывает свое полное действие в обширных промышленных областях. Только это, и не больше, утверждается экономистами; по крайней мере более этого и не требуется для доказательства необходимости отделить теоретическое рассмотрение фактов внутренней торговли от международной. Раньше чем перейти к рассмотрению последствий, вытекающих из указанного положения, будет полезно остановиться вкратце на природе тех препятствий, которые задерживают перемещение труда и капитала между разными странами. Важнейшие из этих препятствий следующие: 1) географическое расстояние, 2) различие политических учреждений, 3) различие в языке, религии и общественных нравах, словом, в формах цивилизации. Каждое из этих различий может помешать, и действительно мешает в большей или меньшей степени свободному передвижению труда и капитала. По своему относительному значению социальные и политические причины, при современных условиях, являются, вероятно, более могущественными препятствиями, чем физические, в особенности, когда с политическими и социальными различиями соединяются расовые различия; между тем как географическое расстояние оказывает менее всего влияния. Если таковы важнейшие препятствия для перемещения труда и капитала из одного места в другое, то легко заметить, что устанавливаемые ими границы, хотя вообще и совпадают с тем, что называют "внутренним" и "международным", тем не менее совпадение это далеко не является полным. Так, например, Австралия и Канада являются частями одного и того же политического тела, но географические препятствия для торговли между этими странами так же, как и между каждой из этих стран и Англией, далеко превышают препятствия этого рода между многими независимыми государствами. То же самое можно сказать и по отношению к западным и восточным Штатам Северо-Американского Союза. Далее, в одной и той же стране мы видим различия рас, языка и религии и до известной степени общественных нравов и привычек; отсюда ясно, что нельзя провести никакой резкой и определенной линии между внутренней и международной торговлей исходя из характера препятствий для передвижения труда и капитала; вместе с тем следует признать, что термины "международный" и "внутренний" не выражают точного различия, которое должны были бы выражать. Нам нужен термин, охватывающий всю ту часть торговли, которая совершается между местностями достаточно отделенными друг от друга, по моральным или физическим условиям, для того, чтобы конкуренция между ними была стеснена, и в то же время этот термин должен исключать торговлю, совершающуюся при более благоприятных условиях, когда конкуренция может действовать в полной силе. Насколько мне известно, термина, вполне удовлетворяющего этим требованиям, не существует. Ближе всего к требуемому смыслу приближается выражение "международная торговля". В торговле независимых наций оказывают свое действие все или большинство вышеупомянутых препятствий, и, действуя в совокупности, препятствия эти действительно сильно мешают свободному передвижению труда и капитала; между отдельными местностями одной и той же страны препятствия эти действуют не с такой силой, и если и действуют, то влияние их в значительной степени нейтрализуется могущественным ассимилирующим влиянием центрального правительства. Что касается до колоний, то хотя политические причины имеют тенденцию облегчать перемещение труда и капитала между ними и метрополией, но географические, климатические и другие условия превозмогают и задерживают такие перемещения; поэтому для целей экономического исследования мы должны включить колониальную торговлю в рубрику международной торговли. Таким образом, наша экономическая номенклатура в этом отношении не свободна от возражений; но не упуская из виду ее недостатков, мы можем ею пользоваться без опасности быть вовлеченными в ошибку. Мы установили основания, по которым следует особо изучать международную и внутреннюю торговлю, и выяснили смысл этих терминов. Остается указать, к каким последствиям в торговле разных стран приводят вышеуказанные условия, при которых совершается эта торговля. Первым из этих последствий является следующее: между двумя независимыми странами может возникнуть торговля, и может быть выгодной для обеих стран при таких условиях, при которых торговля не могла бы развиться, если бы торгующие местности принадлежали одной стране; другими словами, если бы капитал и труда могли свободно переходить из одной страны в другую. Рассмотрим следующий случай. Предположим, что между северным Уэльсом с одной стороны, и Ланкаширом и Йоркширом с другой производится торговля, причем северный Уэльс вывозит шифер и обменивает его на шерстяные и бумажные материи, вывезенные двумя последними графствами. Северный Уэльс, без сомнения, имеет преимущество перед Йоркширом и Ланкаширом в производстве шифера и, вероятно, Йоркшир и Ланкашир имеют некоторое преимущество, хотя не настолько несомненное, перед северным Уэльсом в изготовлении названных тканей. В одном мы, во всяком случае, уверены: а именно, что ни эта, ни другая местность не поставлена в худшие условия по отношению к производству того продукта, который в ней действительно производится; ибо если бы это было не так, то данный продукт перестал бы производиться в данной местности; капитал и рабочие, занятые данным производством, перешли бы в другую местность, которая представляет большие удобства для этого производства; и торговля между рассматриваемыми странами должна была бы прекратиться. Словом, передвижение орудий производства заменило бы передвижение продукта и торговлю. Это должно было бы произойти в том случае, если бы торгующие местности принадлежали к одной и той же стране и если бы труд и капитал могли свободно переходить из одной местности в другую. Но предположим, что торгующие местности расположены в разных странах, между которыми труд и капитал могут перемещаться только с большим трудом, или же совершенно не могут. При таких условиях каждая страна может иметь преимущество перед другой в производстве всех своих важнейших продуктов, – в данном случае тканей так же, как и шифера, и торговля между обеими странами тем не менее будет продолжаться; хотя в этом случае точно так же, как и в случае, ранее рассмотренном, было бы выгодно в смысле увеличения производительности труда переместить труд и капитал из менее благоприятной в более благоприятную страну – тем не менее, как мы предполагаем, фактически это перемещение не может совершиться. Возникает вопрос, каким же образом при этом условии обе страны могут наилучшим образом удовлетворять свои потребности при помощи имеющихся у них производительных сил? Простое соображение показывает, что при рассматриваемом условии – если одна страна имеет преимущество перед другой во всех важнейших отраслях производства – интересы обеих стран требуют обмена продуктами, если только преимущество страны, поставленной в более благоприятные условия по отношению к производству, не одинаковы для каждого отдельного рода производимых продуктов; иначе говоря, если только одна страна имеет, сравнительно с другой, большее преимущество в производстве одних продуктов, чем других. Если бы, например, Сев. Уэльс и мануфактурные графства Англии принадлежали различным государствам, и капитал, и труд не могли свободно перемещаться между ними, если бы при этом Сев. Уэльс обладал сравнительно с мануфактурными графствами преимуществами в производстве как шифера, так и тканей, причем преимущество Уэльса в том и другом отношении не было бы одинаковым, например, преимущество по отношению к шиферу было большим, то взаимные интересы обеих местностей требовали бы обмена шифера, со стороны Уэльса, на ткани со стороны мануфактурных округов. И это объясняется тем, что Уэльс, направивший всю свою промышленность на производство шифера – область, в которой преимущества Уэльса значительнее, чем в производстве тканей – и обменивая шифер на ткани, получал бы эти ткани с меньшими издержками, с меньшей затратой труда и капитала, чем если бы эти ткани производились в самом Уэльсе; с другой стороны, Йоркшир и Ланкашир дешевле получали бы шифер, употребивши свой капитал и труд на изготовление тканей, производство которых для них является менее невыгодным, и обменивая эти ткани на шифер, чем если бы они непосредственно обратились к производству шифера. Отсюда ясно, что между местностями, принадлежащими к разным странам, торговля может возникнуть при таких условиях, при которых торговля была бы невозможна, если бы эти местности принадлежали к одному государству, и капитал, и труд обладали бы свободой передвижения. Это, повторяю, возможно, и фактически наблюдается весьма часто; можно даже сказать, что это является характеристической чертой значительной части торговли между независимыми странами. Таким образом, в области международной торговли мы встречаемся с явлениями, необъяснимыми с точки зрения теории обмена в его простейшей форме, а следовательно, для объяснения этих явлений требуется особая теория. Рикардо был первым, обратившим внимание на это обстоятельство и построившим на нем свою теорию международной торговли. Изложенные рассуждения передают сущность теории Рикардо. Она может быть выражена следующим образом: для возникновения торговли между различными странами существенным и вполне достаточным условием является то, чтобы в этих странах сравнительные стоимости производства обмениваемых продуктов были различны. Продукты, вывозимые из данной страны, нередко можно произвести дешевле в той стране, куда они ввозятся; но тем не менее продукт будет ввозиться; торговля между странами может совершаться и тогда, когда одна страна имеет преимущество перед другой в производстве всех продуктов, поступающих в обмен. С другой стороны, различия в абсолютной стоимости производства продуктов в разных странах еще недостаточны для возникновения между ними торговли, так как если различия одни и те же для всех продуктов, для международного обмена не существует достаточных оснований. Единственным условием, существенным и вполне достаточным для возникновения международной торговли, являются различия в сравнительной, а не абсолютной стоимости производства обмениваемых продуктов. Такова теория международной торговли, созданная Рикардо и изложенная без существенных изменений Миллем. Нет сомнения, эта теория правильно указывает основания решения проблемы и выясняет самые важные факты – во всяком случае все факты, наиболее бросающиеся в глаза в области международных торговых сделок. Тем не менее я постараюсь показать, что эта теория не вполне закончена и не касается некоторых фактов, быть может не очень многочисленных, но все-таки имеющих большое значение. Но критику этого рода я оставляю для следующей главы. В настоящее же время я ограничусь немногими замечаниями для выяснения самой доктрины, как она была формулирована выше. Во-первых следует заметить, что под "стоимостью производства" следует в данном случае понимать действительную трудность производства, измеряемую пожертвованиями, требуемыми производством, а не сумму заработной платы и прибыли, все равно, чем бы она не измерялась – деньгами или продуктами. В этом смысле Рикардо, первый открывший рассматриваемую истину, понимал выражение "стоимость производства", и в этом же смысле употреблял его Милль в своем изложении доктрины международной торговли. И можно сомневаться, чтобы теория, признающая относительную стоимость производства принципом, регулирующим международную торговлю, могла бы быть построена, если бы под стоимостью производства понималась заработная плата и прибыль; во всяком случае, как я постараюсь доказать, теория международной ценности, принятая как Рикардо, так и Миллем, совершенно несогласуема с таким пониманием стоимости производства. Во-вторых, когда говорят, что международная торговля зависит от различий сравнительной, а не абсолютной стоимости производства вымениваемых продуктов, то не нужно забывать, что в данном случае имеется ввиду стоимость производства продуктов в каждой данной стране, участвующей в международном обмене, а не стоимость производства одного и того же продукта в разных странах. Так, если уголь и вино являются предметами международного обмена Англии и Франции, сравнительные стоимости производства, от которых зависит возможность торговли, суть относительные стоимости угля и вина во Франции сравнительно с относительными стоимостями тех же продуктов в Англии. Быть может, Англия может добывать каменный уголь с затратой вполовину меньшего труда, чем Франция, но одно это обстоятельство еще не делает для Франции выгодным ввоз каменного угля из Англии. Если производство других предметов во Франции находится в таких же неблагоприятных условиях, то Франция ничего не выиграет, обмениваясь с Англией на свои продукты, и торговля между обеими странами будет невозможной. Но если мы предположим, что по отношению к какому-либо иному продукту невыгодна Франции менее, а тем более если Франция в какой-либо области производства имеет положительное преимущество, как, например, в данном случае по отношению к вину, то для Франции будет выгодно обмениваться этим последним продуктом с Англией, получая от Англии каменный уголь, вместо того, чтобы добывать его из собственных копей. Все это должно сделать ясным смысл употребляемых терминов. Теперь я хочу привести читателю несколько примеров практического применения принципа сравнительной стоимости для объяснения действительной мировой торговли. Для этого я возьму пример внешней торговли австралийских колоний до и после открытия золотых россыпей. Раньше этого открытия (в 1851 г.) золото не добывалось в этой стране, и стоимость золота, обращавшегося в стране (причем я подразумеваю стоимость в смысле трудности приобретения) равнялась стоимости производства тех продуктов, в обмен на которые Австралия получала золото. Австралия вывозила шерсть, сало, кожи и обменивала эти продукты на драгоценные металлы; а эти металлы, переходя в Австралию, доставались австралийским производителям как их заработная плата и прибыль. Эта заработная плата и прибыль, в форме золота, составляли вознаграждение за труд и воздержание при производстве тех продуктов, в обмен на которые было получено золото. Чем выше была сумма заработной платы и прибыли, тем ниже была стоимость единицы полученного золота; наоборот, чем ниже была заработная плата и прибыль, тем выше была стоимость приобретения золота; словом, стоимость получения золота была обратно пропорциональна сумме заработной платы и прибыли в колонии. Предположим, например, что заработная плата неискусного рабочего в колонии была в 1850 г. 4 шиллинга. Так как труд является важнейшим элементом ценности, то для простоты рассуждения мы можем обратить внимание исключительно на труд, и коротко сказать, что в Австралии до открытия россыпей стоимость данного количества золота, соответствующая 4 шиллингам, равнялась 1 рабочему дню. При таком положении дела были открыты золотые россыпи; посмотрите, что при этом произошло. Тот же самый рабочий, который раньше при помощи труда одного дня мог получать 4 шиллинга, теперь путем промывки золотоносных песков получил возможность добывать от 15 до 20 шилл. золота. Одно и то же усилие доставляло ему в настоящее время в 4–5 раз больше золота, чем прежде; иначе говоря, стоимость золота упала в пропорции 4–5 к 1. Но между тем как стоимость золота в колонии изменилась так значительно, стоимость производства других продуктов нисколько не изменилась. Данное количество труда и воздержания могло доставить то же количество хлеба, мяса, шерсти или сала. Сравнительная стоимость производства золота и других продуктов изменилась в огромной пропорции, указываемой уменьшением абсолютной стоимости золота; иначе говоря, осуществилось то условие, при котором, согласно теории Рикардо, внешняя торговля колонии должна была испытать огромное изменение; именно это и произошло. С этого времени и до тех пор, пока условия торговли опять не изменились, частью благодаря постепенному истощению более богатых залежей золота, и частью благодаря повышению цен на иностранных рынках, в течение периода в 4–5 лет, Австралия стала ввозить всевозможные предметы, которые только по своей природе могли быть ввозимы; и, что особенно поучительно, между ввозимыми предметами было много таких, которые сама Австралия могла бы производить у себя дома с значительно меньшей затратой труда и воздержания, чем те, которые требовались для производства этих предметов в странах, откуда они вывозились. Так, например, дерево ввозилось в Австралию из стран по Балтийскому морю, хотя в самой Австралии существовали леса, способные доставлять дерево такого же хорошего качества, по крайней мере для тех целей (для рудников), для которых оно требовалось. Масло в обширных размерах ввозилось из Ирландии, а также, кажется, из Англии и Голландии, хотя преимущества Австралии в области молочного хозяйства особенно велики, благодаря ее несравненным пастбищам и изобилию скота. Точно также, несмотря на неограниченное количество земли, пригодной для обработки, Австралия ввозила почти все количество потребляемой ею пищи, и хотя сырой материал для кожаных изделий был в Австралии дешевле, чем где-либо в мире, Австралия ввозила из-за границы башмаки. Каким образом объяснить эти факты? Объяснение может быть только одно – принцип сравнительной стоимости: Австралия имела значительные преимущества перед другими странами по отношению к дереву, маслу, хлебу и башмакам, но еще большее преимущество она имела по отношению к золоту; и потому ей было выгодно получать все эти вещи в обмен на золото. Я всегда считал явления, последовавшие за открытием золота в Австралии и Калифорнии (так как в Калифорнии наблюдалось совершенно то же самое), самым поразительным экспериментальным подтверждением, какое только может получить совершенно абстрактная доктрина. Многие считали Рикардо и еще продолжают считать за фантазера из фантазеров, за абстрактного мечтателя; но его мечты и абстракции, будучи проверены путем опыта, как это всегда бывает с мечтами и абстракциями гениальных людей, оказались несравненно в большем согласии с действительностью, чем предсказания так называемых "практических людей", на каком бы количестве статистических наблюдений эти предсказания не основывались. Посмотрите, как иллюстрируют теорию Рикардо изложенные мною факты австралийской торговли, и сравните с этим рассуждения многих наших руководящих банкиров и "практических людей" в эпоху открытия новых россыпей золота; рассуждение такого рода, как предсказание падения процента или прекращения вывоза золота из Австралии в Лондон, как только цена золота в Сиднее повысится до цены его в Лондоне. Все это и много других несообразностей можно найти в памфлетах, и даже в толстых книгах, появившихся вскоре после эпохи открытия новых золотых россыпей и написанных коммерческими людьми, гордившимися своим практическим знанием дела и презиравших абстрактные рассуждения. Внешняя торговля стран, производящих золото, представляла в несколько утрированной форме действие принципа сравнительной стоимости. В данном случае преимущества производительной силы по отношению почти ко всем продуктам были на стороне одной обменивающейся страны – австралийских колоний. Но читатель не должен, разумеется, предполагать, что нечто подобное наблюдается во всех случаях международной торговли. Можно думать, что фактически преимущества производительной силы чаще всего разделяются между обеими обменивающимися странами, причем каждая страна имеет как абсолютное, так и относительное преимущество перед другой по отношению к тем продуктам, которые она вывозит. Но все-таки было бы ошибкой думать, что пример Австралии является совершенно исключительным. Напротив, я склонен допустить, что значительная часть мировой торговли – в особенности торговля между странами умеренными и тропическими, а также торговля между старыми и новыми странами находится в условиях, схожих с теми, которые так ярко выступают в австралийской торговле – а именно одна обменивающаяся сторона имеет преимущества по отношению к своим и иностранным продуктам. Американский экономист Боуэн приводит следующий пример. Торговля штата Нью-Йорк и острова Барбадоса состоит, главным образом, из обмена хлебных продуктов и мяса со стороны Нью-Йорка и тропических продуктов со стороны Барбадоса. Само собой разумеется, Барбадос имеет огромное преимущество перед Нью-Йорком в добывании тропических продуктов – сахара, кофе, пряностей и проч., но Боуэн утверждает, что Барбадос имеет также несомненные преимущества в производстве хлеба и мяса, что при одинаковой затрате капитала и труда получается большее количество мяса и хлеба в Барбадосе, чем в Соединенных Штатах. Преимущество по отношению к продуктам обеих стран, таким образом, на стороне Барбадоса, и в данном случае повторяется то же, что и в Австралии. Точно так же и объяснение следует искать в законе сравнительной стоимости. Барбадос и Нью-Йорк находят выгодным заниматься теми отраслями промышленности, в которых их преимущества наибольшие или невыгодны наименьшие, обменивая добываемые таким образом продукты на те продукты, в производстве которых каждая страна имеет менее преимущества, или по отношению к которым ее невыгоды больше. Я сказал, что такое положение дел является не исключением, но скорее правилом по отношению к известным обширным отраслям международной торговли. Так, например, очень вероятно, что в значительной части торговли Соединенных штатов с Европой преимущество в производстве продуктов обеих стран лежит на стороне Соединенных Штатов; но этот факт упускается из виду благодаря обычной неясности представления относительно понятия стоимости производства. При сравнении стоимости производства в различных странах, например, в Англии и в Соединенных Штатах, обыкновенно имеют ввиду сумму заработной платы и прибыли в той и другой стране; а так как заработная плата и прибыль выше в Соединенных Штатах, чем в Англии, то отсюда заключают, что стоимость производства в Соединенных Штатах выше. В действительности же, поскольку заработная плата и прибыль может служить показателем стоимости производства (этого пункта я коснусь впоследствии), высокая заработная плата и прибыль указывают на низкую, а не на высокую стоимость производства, так как этот факт доказывает (являясь результатом этой последней) высокую производительность труда; и если в Соединенных Штатах заработная плата и прибыль выше, чем в Англии, то лишь потому, что те вещи, в которых выражается заработная плата и прибыль, получаются с меньшим трудом в Соединенных Штатах, чем в Англии. Господствующее воззрение, что стоимость производства слагается из заработной платы и прибыли, затемнило действие принципа, который в действительности управляет обменом продуктов разных стран. Глава вторая Международная торговля в отношении к заработной плате В предыдущей главе я старался установить теорию международной торговли так, как она была впервые конструирована Рикардо и затем изложена Миллем. При этом я заметил, что хотя эта теория, без сомнения, выясняет наиболее существенные обстоятельства, определяющие международный обмен, она, тем не менее, недостаточна в некоторых отношениях. Теперь мне остается уяснить, в чем заключается эта недостаточность. Во-первых, я должен заметить, что хотя стоимость производства вообще является конечной причиной, регулирующей международный обмен, этот фактор никогда не является ближайшей, непосредственной причиной обмена. Ближайшей и непосредственной причиной является не стоимость производства, а цена. Купец, занимающийся международной торговлей, ничего не знает о "стоимости производства", определяемой затратой труда и сбережения, и еще меньше купец знает о сравнительной стоимости производства. Соображения, которыми руководится в своей деятельности такой купец, имеют более простой характер. Он обращает внимание не на стоимость производства продуктов – затрату труда и воздержания, но на цены товаров, по которым они могут быть куплены и проданы, и единственное сравнение, которое он делает, это сравнение цен товаров на иностранном рынке и на внутреннем рынке, куда товар ввозится или откуда он вывозится. Если сравнительные цены на этих рынках таковы, что перевозка товара из одного рынка на другой для продажи является выгодной, то купец берется за дело, если же относительные цены не допускают этого, купец не покупает товара. Далее, как неоднократно напоминает Рикардо, "каждая сделка в торговле является независимой сделкой", и если есть надежда получить выгоду вывозом или ввозом какого-либо отдельного товара, этот товар будет вывезен или ввезен, совершенно независимо от того, в каком положении находится рынок относительно других товаров. Как примирить эти факты с теорией, изложенной в предыдущей главе, с утверждением, что международная торговля регулируется сравнительной стоимостью производства? Рикардо на это ответил бы в таком роде: во-первых, сказал бы он, относительные цены в каждой стране соответствуют относительным стоимостям производства товаров каждой страны, а потому относительный уровень цен, делающий выгодным ввоз или вывоз известных товаров, вызывается соответствующим отношением относительных стоимостей производства обмениваемых товаров. И во-вторых: затруднение, заключающееся в независимом характере каждой торговой сделки, устраняется тем соображением, что хотя отдельные торговые сделки независимы в том смысле, что они не предпринимаются без всякой мысли о других сделках, тем не менее каждая такая сделка ведет к определенным результатам, которые устанавливают связь между всеми сделками. Это можно иллюстрировать гипотетическим примером. Допустим, что цена известного товара, могущего быть предметом международного обмена, ниже в стране А, чем в стране В, причем различие цен достаточно велико, чтобы окупить с прибылью издержки по приобретению товара (издержки перевозки, для простоты, я оставлю в стороне); только это условие и требуется для того, чтобы товар был перевезен из первой страны во вторую. Итак, товар будет вывезен и торговец получит обычную прибыль. Но дело этим не кончится; когда товар будет продан, то за него должна быть произведена уплата страной В, где совершилась продажа стране А. Возникает вопрос, в какой форме должна совершиться эта уплата. Если она совершена в форме пересылки какого-либо товара, производимого страной В, то в таком случае, для того, чтобы эта сделка была выгодна, цена этого товара в стране В должна быть ниже, чем в стране А. Цена первого товара была ниже в А, чем в В, цена второго должна быть ниже в В, чем в А. Сравнительные цены обоих товаров должны быть, таким образом, различны в обеих странах, и так как цены регулируются сравнительной стоимостью производства, то сделка такого рода будет выгодна лишь в том случае, если сравнительные стоимости товаров в обеих странах будут различны. Но страна В может заплатить за ввезенный товар не вывозом другого товара, а просто деньгами – золотом. Рассмотрим этот случай. Возможны два предположения. Страна В или производит золото или нет. Но если, принимая первое, допуская, следовательно, что золото является товаром, производимым в стране В, золотая цена первого товара (ввезенного из В), выше в стране В, чем в А, то это доказывает, что стоимость получения золота сравнительно со стоимостью получения данного товара ниже в стране В, чем в А. Таким образом, здесь имеется различие сравнительных стоимостей золота и товаров в обеих странах, и обмен золота на товар будет производиться в полном согласии с Рикардо. Сделаем второе предположение. Пусть золото не будет продуктом, производимым в стране. При этом условии, допуская для простоты случая, что обе страны торгуют исключительно друг с другом, ясно, что такая торговля – получение со стороны А товаров от В, в обмен на золото, на долгое время совершенно невозможна: постоянная пересылка золота из одной страны в другую раньше или позже непременно должна оказать действие на цены, понижая их стране В и повышая в стране А, а тогда произойдет одно из двух – или цена вывозимого товара возвысится до такой степени, что вывоз его из страны А перестанет быть выгодным и торговля совершенно прекратится, или же, до этого, цена какого-нибудь товара в В станет ниже цены того же товара в стране А, и этот товар будет вывозиться из В в А и явится платой за товар, ввезенный первой страной. Таким образом, сравнительные цены обмениваемых товаров в обеих странах должны быть различны; а так как цены товаров в каждой стране регулируются стоимостью производства, то различие цен указывает на различие их сравнительных стоимостей производства. Следовательно, заключил бы Рикардо, несмотря на то, что в каждой отдельной коммерческой сделке торговец обращает внимание лишь на цены, и несмотря на то, что каждая сделка имеет независимый характер, основным условием всего процесса обмена, условием, определяющим мотивы торговли и результаты каждой сделки, явится сравнительная стоимость производства товаров. Логическая правильность такого рода аргументации, мне кажется, не подлежит сомнению. Но с одной посылкой в этой аргументации я не могу вполне согласиться; а именно, эта аргументация исходит из предположения, что в пределах каждой страны цены товаров вообще устанавливаются относительной стоимостью производства каждого товара. Но, как я уже говорил раньше, это предположение не может быть принято во всем объеме. Стоимость производства устанавливает ценность лишь в пределах действия конкуренции; и хотя это последнее условие фактически действует в большинстве цивилизованных стран и еще более в новых странах, подобных Австралии или некоторым американским штатам, все-таки это условие далеко не является всеобщим, и в странах с очень сложным и старинным общественным устройством (как, например, Англия) свободная конкуренция существенно ограничивается во многих отношениях. А следовательно, хотя стоимость производства является и важнейшим фактором в данном случае, все же этот фактор не единственный. В странах старинной цивилизации и, в меньшей степени, в новых странах спрос нередко занимает место стоимости производства в качестве регулятора ценности. Так, например, в обмене между неконкурирующими промышленными группами (по моей терминологии), спрос и предложение, а не стоимость производства управляют ценами. Но, как мы только что видели, цены являются ближайшими причинами, управляющими международным обменом. Отсюда следует, что международный обмен в некоторых случаях определяется не только непосредственно, но и в конечной стадии иными причинами, чем стоимость производства; и что в этом отношении рассмотренная теория международного обмена отнюдь не является такой полной и исчерпывающей, как ее признавал Рикардо и его самые выдающиеся последователи. Нам остается выяснить отношение теории к действительным фактам, а для этого полезно несколько видоизменить рассматриваемую теорию и придать ей следующую форму: ближайшей причиной, определяющей международный обмен, являются сравнительные цены товаров в обменивающихся странах. Но сравнительные цены товаров, в пределах каждой страны, определяются двумя независимыми принципами; в пределах действия промышленной конкуренции – стоимостью производства, вне этих пределов – взаимным спросом. Конечной причиной, от которой зависит международная торговля, является, поэтому, в тех случаях, когда производством товаров управляет принцип конкуренции – различия сравнительной стоимости производства товаров; но когда товарное производство не подчиняется законам свободной конкуренции, тогда этой причиной является такое состояние взаимного спроса неконкурирующих промышленных групп, которое приводит к различию в обменивающихся странах сравнительных цен, продуктов этих групп. Для того, чтобы выяснить практические последствия, вытекающие из предлагаемого мною изменения общепринятой теории международного обмена, и в то же время, чтобы доказать читателю, что это изменение имеет не только словесный характер, я займусь вопросом, о котором много раз говорилось в последнее время – а именно вопросом о зависимости между господствующим в стране уровнем заработной платы и направлением и характером международной торговли. Среди английских коммерсантов очень распространено мнение, что если не самым важным вообще, во всяком случае самым необходимым в настоящее время условием для развития английской торговли является понижение общего уровня заработной платы в Англии или, по крайней мере, неповышение заработной платы свыше настоящего уровня. "Дороговизна труда", говорит Брасси, выражая мнение, повторенное затем во многих статьях, "является крупным препятствием для расширения английской торговли". И это мнение не ограничивается одной Англией. Спросите торговца Новой Англии, почему Соединенные Штаты не могут конкурировать с Великобританией в производстве бумажных тканей, и можно поручиться 100 против 1, что он ответит ссылкой на высокую цену труда в Соединенных Штатах, сравнительно с низкой ценой по эту сторону Атлантического океана. Спросите мельбурнского купца, почему Виктория, несмотря на свою прекрасную почву, продолжает ввозить часть своей пищи; ответ будет тот же – высокая цена труда в Виктории и других австралийских колониях будет признана вполне достаточным объяснением явления. Таково почти всеобщее мнение относительно этого вопроса среди коммерческих людей; а между тем легко показать, что оно находится в прямом противоречии с господствующей экономической доктриной, установленной Рикардо, относительно причин, регулирующих международную торговлю. Не нужно забывать, что под стоимостью производства в применении к теории международной торговли Рикардо и Милль подразумевают стоимость, измеряемую числом дней труда и воздержания; и только в этом смысле рассматриваемая доктрина утверждает, что сравнительная стоимость товаров регулирует международную торговлю. Но так как повышение или понижение заработной платы не оказывает действия на сравнительное количество труда, требуемого для производства различных товаров, то ясно, что если эта теория справедлива, повышение или понижение заработной платы не может как бы то ни было повлиять на международную торговлю, и этого мнения, без всякого сомнения, придерживается Рикардо. Его излюбленной идеей, на которой он особенно настаивал, было то, что высокая заработная плата не создает высоких товарных цен. Поэтому нельзя сомневаться, что распространенное мнение относительно влияния высокой заработной платы на международную торговлю не находит себе санкции в теории Рикардо. Но я уже сказал, что теория Рикардо не полна. Как я понимаю этот вопрос, международная торговля прежде всего управляется сравнительными ценами, а сравнительные цены, в некоторых случаях, хотя и не определяются заработной платой, тем не менее находятся в такой тесной связи с заработной платой, что изменения того и другого рода явлений постоянно сохраняют известный параллелизм. Поэтому теория международной торговли, как я ее понимаю, не исключает возможности влияния высоты заработной платы на международный обмен, но в то же время я полагаю, что приведенное мнение коммерсантов совершенно ошибочно. Рассмотрим аргументы, при помощи которых поддерживается это мнение. Аргументы эти приблизительно такого рода. Возьмем, например, случай ввоза пшеницы в Викторию из Южной Австралии или из ближайшего южного американского порта; нам говорят, что ввоз пшеницы вызывается неспособностью Виктории конкурировать в производстве пшеницы с последними странами, благодаря высокой цене труда в Виктории. Если только цена труда в Виктории упадет до уровня заработной платы в южной Австралии и Южной Америке, то, согласно этому мнению, в Виктории станет выгодно производить пшеницу на таких землях, на которых производство пшеницы невыгодно в настоящее время. Как возразил бы на подобную аргументацию Рикардо ? Он сказал бы, что если заработная плата упала в земледелии, то она должна упасть и в золотодобывающей промышленности, в овцеводстве и во всех других отраслях промышленности колонии. Относительная выгодность различных отраслей производства не изменится и распределение капитала между ними останется прежним. Правда, при пониженной заработной плате производство пшеницы будет приносить прибыль на таких почвах, на которых не получается прибыли в настоящее время, но вопрос не в этом. Вопрос в том, доставит ли обработка таких земель такой процент прибыли, который является обычным в стране? Не нужно забывать, что предположенное изменение – общее понижение заработной платы, между тем как условия производства в других отношениях не изменились – должно привести к повышению обычного процента прибыли. Австралийские фермеры не будут уже довольствоваться прежним процентом прибыли; они будут требовать такой же прибыли на свой капитал, при прочих равных условиях, какая получается и в других отраслях промышленности, и такую повышенную прибыль они могут получить лишь путем обработки земель не менее плодородных, чем те, которые обрабатывались ими раньше. Словом, так как изменение уровня заработной платы является всеобщим и касающимся одинаково всех отраслей труда, то не будет никакого основания расширить производство земледельческих продуктов на счет других производств. Капитал колонии как при высоких, так и при низких заработных платах будет распределен между различными производствами одинаковым образом, и Виктория будет ввозить столько же хлеба при низкой заработной плате, как и при высокой. Очевидно, что такого рода ответ, который, я предполагаю, мог бы дать Рикардо, правилен лишь при предположении, которое постоянно делает Рикардо – а именно при предположении полного действия конкуренции внутри страны; также вполне ясно, что сила этого ответа падает в тех случаях, когда это предположение фактически не осуществляется. В старых странах, подобных Англии, как я указывал, режим промышленной монополии охватывает значительную область, но даже и в новых странах, подобных австралийским колониям, конкуренция не является совершенно полной. Я укажу на следующий пример ограничения действия конкуренции в Австралии, пример, который выяснит дело. Как всем известно, австралийские колонии были заселены преимущественно английскими эмигрантами и их потомками. Казалось бы, среди такого населения промышленная конкуренция должна была бы действовать во всей своей силе. Никто не исключался из какой бы то ни было отрасли труда законом, общественными отношениями, или, после короткого пребывания в колонии, даже недостатком средств. Если бы конкуренция была полной, то заработная плата во всех важнейших отраслях труда в колонии должна была бы быть пропорциональна пожертвованиям, и повышение или понижение заработной платы не оказало бы в таком случае никакого влияния на распределение капитала между различными отраслями промышленности и, стало быть, не оказало бы влияния на международную торговлю. Но в состав населения колоний вошли в небольших размерах и некоторые чуждые расы; в частности, в Викторию и Новый Южный Уэльс проникли китайцы, а в Квинслэнд в течение нескольких лет переселились полинезийские рабочие. Эта часть населения не могла конкурировать с остальным населением страны; частью вследствие распространенного предрассудка против них, частью вследствие своей физической и умственной неискусности рабочие этого рода могли заниматься лишь немногими более простыми и грубыми отраслями труда. По этой причине их уровень заработной платы не был в какой бы то ни было связи с уровнем вознаграждения англосаксонского населения. Повышение или понижение заработной платы этого чуждого племени не влияло на общий уровень заработной платы страны, и, следовательно, такое повышение или понижение должно было оказывать влияние на относительную выгодность тех отраслей промышленности, в которых употребляются такие рабочие, а следовательно и капитал должен был соответственно притекать или удаляться из такого рода помещения. Таким образом, международная торговля может зависеть от цены труда известного рода. Самый очевидный пример такой зависимости доставили те же полинезийские рабочие в Квинслэнде. В этой колонии были устроены сахарные плантации и, как говорят, насколько я могу судить с достаточным основанием, развитие и даже самое существование сахарного производства в Квинслэнде всецело основывается на возможности пользоваться дешевым трудом полинезийцев. Английские иммигранты совершенно не годятся для работы на сахарных плантациях при страшной жаре и не берутся за эту работу иначе, как за очень высокое вознаграждение. Но полинезийцы не боятся тропического жара; работа на плантациях имеет такой простой характер, что ее могут исполнить самые неискусные рабочие; и так как полинезиец требует немногого, то он охотно берется за такую работу за плату, значительно меньшую среднего уровня. С другой стороны, по своим привычкам, а также и вследствие своей физической слабости, полинезиец не может работать на полях, в рудниках или на овчарных фермах. Поэтому возможность производства сахара со средней прибыльностью в Квинслэнде всецело основывается на существовании полинезийских рабочих; а так как сахар является, главным образом, предметом вывоза, то и международная торговля этим товаром находится в тесной зависимости от уровня заработной платы. Взятый мною случай является примером в усиленной форме последствий для международной торговли, вытекающих из ограничения свободного действия конкуренции. Но хотя в других случаях такого рода результаты менее заметны, по существу они остаются такими же всегда, когда наблюдается сходное ограничение действия конкуренции. В Австралии конкуренция ограничивается различием расы. В Великобритании препятствия имеют социальный и материальный характер; но экономические результаты в обоих случаях одни и те же. И в том и в другом случае возможно изменение заработной платы частичное или ограниченное только известными родами труда; и, как я указывал раньше, такие частичные и ограниченные изменения заработной платы всегда сопровождаются соответствующими изменениями товарных цен. Но, как мы видели, сравнительные цены товаров являются ближайшими причинами, определяющими направление международной торговли. Только в таких пределах теория международной торговли, измененная в указанном смысле, оправдывает обычное мнение о влиянии высоты заработной платы на международный обмен, оправдывает, по крайней мере, настолько, что допускает возможность влияния изменений заработной платы на направление международного обмена, между тем как теория Рикардо совершенно исключает такую возможность. Но указанное влияние имеет иной характер и далеко не так часто наблюдается, как обыкновенно думают. Для разъяснения этого пункта полезно рассмотреть следующий гипотетический случай. Предположим, что в одной из основных отраслей английской промышленности понизилась заработная плата, например в ножевом производстве Шеффилда, как бы это повлияло на внешнюю торговлю Англии? Как уже указано, если бы это понижение заработной платы распространилось на все отрасли труда в Англии, то это не оказало бы никакого влияния на распределение капитала в национальном производстве, а потому не оказало бы никакого влияния на международную торговлю; к тому же самому заключению можно прийти и иным путем. Так, например, обыкновенно думают, что общее падение заработной платы вызывает падение товарных цен и дает толчок к поразительному расширению вывозной торговли страны. Допустим, что это действительно произойдет – во всяком случае нет причины предполагать, что одновременно увеличится и ввоз иностранных товаров в страну. Что же за этим последует? Иностранцы сделаются нашими должниками и со всех концов света золото станет приливать в Англию, и этот прилив денег быстро приведет заработную плату и прибыль к прежнему уровню, а следовательно и наша внешняя торговля вернется к прежнему состоянию. Таким образом, идя различными путями, мы приходим к одному и тому же заключению – что общее изменение заработной платы не может повлиять на международную торговлю. Рассмотрим теперь, каков будет результат, если падение заработной платы не распространится за пределы ножевой промышленности Шеффилда. Ясно, что падение заработной платы может влиять на международную торговлю лишь постольку, поскольку при этом изменяются товарные цены. Допустим, что цены шеффилдских железных изделий упадут пропорционально понижению заработной платы; это может иметь последствие троякого рода. Увеличение спроса за границей не шеффилдские из делия может соответствовать удешевлению этих изделий, спрос может возрасти в большей пропорции или в меньшей. В первом случае вывозя за границу большее количество ножевого товара, чем прежде, мы вывозим его на одинаковую сумму; иностранцы будут нам должны за эту часть нашего вывоза столько же, сколько они бывали должны и прежде, и так как цены иностранных товаров не изменились, мы получим из заграницы одинаковое количество иностранных продуктов – ни больше, ни меньше, чем мы получали раньше. Чистый результат всего процесса сведется к выигрышу всех потребителей шеффилдских изделий, как англичан, так и иностранцев; выигрыш получится в ущерб шеффилдским рабочим. Шеффилдские предприниматели могут при этом кое-что выиграть на непродолжительное время, но конкуренция быстро сведет их барыши к обычному уровню – в конце концов они придут в прежнее положение и внешняя торговля Англии не расширится. Рассмотрим теперь второй случай – допустим, что спрос за границей увеличится в меньшей пропорции, чем упадут цены шеффилдских товаров. В этом случае потребители этих товаров, во всяком случае, будут в выигрыше. Но иностранная торговля Англии, насколько дело касается шеффилдского вывоза, абсолютно сократится, по крайней мере в первое время. Но таков будет лишь первоначальный результат. По нашей гипотезе, вывоз шеффилдских товаров, хотя и возрастет по количеству, сократится по ценам вследствие падения цен. Следовательно, наш вывоз – предполагая, что раньше ввоз и вывоз находились в полном равновесии и другие условия не изменились – будет недостаточен для покрытия нашего ввоза. Золото начнет уходить из Англии за границу и отлив золота будет продолжаться, пока цены в Англии и за границей будут оставаться на уровне, вызвавшем этот отлив. Но такое положение не может продолжаться долгое время. Отлив золота из Англии за границу приведет к понижению относительных цен товаров в Англии и за границей и взаимный спрос придет в равновесие. Нельзя сказать заранее, каким образом установится это равновесие. Может сократиться английский спрос на иностранные товары, причем английская внешняя торговля уменьшится, или наоборот, может увеличиться иностранный спрос на английские товары, причем английская внешняя торговля расширится. Несомненно, в конце концов восстановится равновесие – английский вывоз придет в должное соответствие с английским ввозом. Третий случай, который нам осталось рассмотреть, заключается в том, что спрос на шеффилдские товары за границей возрастает в большей степени, чем понижение их цены. В этом случае иностранцы задолжают нам больше, чем они могут уплатить путем обычной торговли. Золото будет приливать из-за границы в Англию, и это сделает необходимым соответствующее изменение взаимного спроса Англии и иностранных государств. В конце концов и в этом случае установится торговое равновесие, но, как и в предыдущем случае, этот результат может быть достигнут прежним путем, причем может произойти или сокращение или расширение нашей международной торговли. В предыдущем примере я предполагал, что заработная плата понизилась в какой-либо основной отрасли английской промышленности. Если бы мы предположили повышение заработной платы вместо падения, и если бы это повышение ограничилось известной отдельной отраслью производства, то мы пришли бы путем подобных же рассуждений к сходным результатам. Повышение цен прежде всего повело бы к уменьшению спроса на английские товары за границей, но это повело бы к новому распределению драгоценных металлов между Англией и странами, с которыми она ведет торговлю, что, в свою очередь, изменило бы сравнительные цены товаров и привело бы к восстановлению торгового равновесия, причем могло бы произойти как расширение, так и сокращение внешней английской торговли. Мы можем подвести итоги нашему исследованию: частичные изменения заработной платы (в противоположность общим изменениям) влияют на международную торговлю страны, но а priori невозможно сказать, в каком смысле скажется это влияние – в смысле расширения или сокращения торговли. Для того, чтобы предсказать конечный результат, нужно знать, как, в конце концов, изменятся сравнительные цены товаров в стране, испытывающей изменение заработной платы и в других странах, с которыми первая ведет торговлю. Если различие между сравнительными ценами товаров торгующих стран возрастет, то международная торговля расширится в своем объеме: в противном случае, одинаково вероятном и возможном, должен наступить противоположный результат – сокращение торговли. Итак, наши рассуждения выяснили следующее. Я старался доказать, что общее повышение или понижение заработной платы в известной стране не имеет тенденции влиять на международную торговлю; общее падение заработной платы не содействует расширению торговли, точно так же, как общее повышение не сокращает ее. С другой стороны, я указал, что в тех случаях, когда, благодаря существованию известных препятствий для действия конкуренции происходят частичные изменения заработной платы, то, поскольку такие изменения влияют на цены, они влияют и на направление международной торговли, хотя заранее и нельзя сказать, каким образом они повлияют – в смысле сокращения или расширения торговли. Теперь я хочу обратить внимание читателя на проблему, которая, насколько мне известно, не затрагивалась до этого времени экономистами, а именно на характер зависимости, существующей между общим уровнем заработной платы и международной торговлей. Я показал, что эта зависимость не является отношением причины к следствию; но остается неясным, какова же природа этого отношения. Общий уровень заработной платы не влияет на международную торговлю, но отсюда еще не следует отсутствие всякой связи между явлениями; и действительно, как мы сейчас увидим, связь между ними существует. Я опять возвращаюсь к этой обширной области экономического опыта, к новейшей истории австралийских колоний. Как я говорил, открытие золота в 1851 году в этих колониях дало толчок к внезапному и чрезвычайному развитию иностранной торговли колоний и, одновременно, к одинаково внезапному и чрезвычайному повышению заработной платы. Это замечательное движение достигло кульминационного пункта в 1852 или 1853 году – когда заработная плата за грубую работу добычи золота в течение некоторого времени держалась на уровне 20 шилл. в день. К несчастью, не существует точной коммерческой статистики Австралии до 1856; но в этом году сумма всего оборота внешней торговли важнейшей колонии, производящей золото – Виктории – достигала 30 млн ф. ст. От 1856 г. и до настоящего времени (1874) колония необыкновенно процветала; но вместе с этим история колонии представляет нам два замечательных факта: постоянное понижение заработной платы и сокращение внешней торговли. Как я сказал, в 1856 г. обороты внешней торговли достигли 30 миллионов фунтов стерлингов. В 1870 году после 14 лет процветания, эти обороты спустились до 25 миллионов фунтов стерлингов. Падение заработной платы было не менее значительно. Раньше заработная плата достигала 20 шилл. в день; теперь же она опустилась в некоторых родах рудокопного труда до половины этой суммы. Заработная плата и внешняя торговля понижались pari passu: каждый шаг понижения заработной платы сопровождался уменьшением ввоза и, как следствие последнего, расширением туземной промышленности колонии. Рассматриваемые факты, легко заметить, самым положительным образом опровергают мнение, господствующее среди торговцев по данному вопросу. Дороговизна труда в 1852 году не помешала внезапному и чрезвычайному расширению внешней торговли Виктории, точно так же как и сравнительная дешевизна труда в 1870 году не помешала сокращению этой торговли. С другой стороны следует признать, что увеличение способности Виктории конкурировать с чужими нациями, обнаруживаемое расширением ее туземной промышленности, шло одновременно с падением цены труда, что, повидимому, подтверждает обычное мнение. Очевидно, что эти три факта – сокращение внешней торговли, падение заработной платы и расширение туземного производства находятся в тесной связи друг с другом; но вопрос в том, какова природа этой связи? Истинный ответ на этот вопрос будет тот, что все эти обстоятельства составляли следствие одной общей причины – постепенного истощения более богатых и доступных золотых россыпей. По мере того, как труд становился менее производительным в деле добычи золота, сумма, распределяемая между капиталистом и рабочим, сокращалась, и потому денежная заработная плата падала. Так как золото, вследствие увеличения трудности его производства, делалось более дорогим, то оно явилось менее удобным средством для получения тех товаров, в которых Виктория нуждалась, – и Виктория перестала пользоваться в прежних размерах этим средством и стала сама производить нужные ей товары; иначе говоря, ее внешняя торговля сократилась, а ее туземное производство возросло. А так как все эти результаты были вызваны уменьшением производительности золотых россыпей, то можно с уверенностью сказать, что новое открытие золотоносных залежей, не менее богатых, чем прежние, дало бы обратное направление описанному развитию – одновременно повысило бы денежную заработную плату, дало бы толчок внешней торговле и остановило бы расширение туземной промышленности страны. Такова связь между уровнем заработной платы, внешней торговлей и туземным производством в этой стране. Все эти явления суть координированные следствия одной общей причины и поэтому являются симптомами и показателями друг друга. В разобранном примере условием, от которого зависят различные последствия, было изменение стоимости золота, и так как это изменение было очень значительным, а золото является денежным материалом, – результаты оказались более осязательными и поразительными, чем если бы произошло удешевление какого-либо другого товара. Но в последнем случае результат был бы тот же самый, хотя и не столь очевидный – если бы только спрос на этот товар допускал значительное расширение и сам товар мог быть вывозим за границу. К сожалению, я не знаю какого-либо действительного примера, достаточно простого и ясного, для объяснения действия данного принципа в более общей форме, и поэтому должен обратиться к помощи гипотетического примера. Предположим, что вследствие какого-либо технического изобретения, неизвестного другим странам, выделка шерстяных тканей в Англии удешевилась так же значительного, как удешевилось золото в Австралии вследствие открытия золотых россыпей – как бы такое изобретение действовало на внешнюю торговлю Англии и на заработную плату? Очевидно, английские капиталы устремились бы в эту отрасль промышленности, получившую такие преимущества, и увеличение производства шерстяных тканей повело бы к понижению их цен, пока, наконец, цена тканей не пришла бы в соответствие с их стоимостью производства. Падение цен английских шерстяных тканей вызвало бы расширение спроса на них за границей. Но так как нет основания предполагать соответствующее расширение спроса в Англии на иностранные товары, то золото должно было бы притекать в Англию из-за границы, и прилив золота продолжался бы до тех пор, пока повышение товарных цен в Англии и понижение их за границей не восстановило бы торгового равновесия. Тогда многие товары, которые раньше производились в Англии и может быть даже экспортировались, оказались бы дешевле за границей, чем в Англии. Производство этих товаров в Англии должно было бы прекратиться или, во всяком случае, сократиться – и большее или меньшее количество этих товаров стало бы привозиться из-за границы. В конце концов результат рассматриваемого улучшения в выработке шерстяных материй был бы следующий: на изготовление шерстяных тканей в Англии употреблялась бы большая часть капитала страны, чем прежде; и те товары, которые раньше производились, и теперь перестали производиться, стали бы получаться из-за границы путем обмена их на шерстяные ткани. Иными словами, Англия воспользовалась бы своим сравнительно большим превосходством над другими странами в изготовлении шерстяных тканей для того, чтобы получать дешевле, чем раньше, все те товары, в производстве которых ее преимущества менее значительны. Такой результат, поскольку дело идет о международной торговле, вполне аналогичен с тем, что произошло после открытия золотых россыпей в Австралии. Но что будет с заработной платой? Как мы видели, открытие золота вызвало повышение заработной платы в Австралии в пропорции понижения стоимости денег. Произойдет ли нечто подобное в рассматриваемом случае? Без сомнения, да. Подобно тому, как в Австралии повысилась заработная плата, по отношению к тому товару, стоимость которого понизилась, так же и в данном случае, заработная плата повысится и в такой же мере по отношению к удешевившемуся товару. В первом случае таким товаром было золото, во втором – шерстяные ткани. Английские рабочие, поскольку они потребляют шерстяные ткани, будут получать их по меньшей цене; поскольку рабочие потребляют иностранные товары, получаемые в обмен на шерстяные ткани, они также выиграют на цене этих товаров; но поскольку рабочие потребляют иные английские товары, кроме шерстяных тканей, они ничего не выиграют. К этому можно прибавить, что товары последнего рода будут обмениваться на большее количество удешевившегося продукта (шерстяных тканей), чем раньше, точно также, как золотые цены австралийских продуктов повысились в пропорции падения стоимости золота. Словом, заработная плата английских рабочих, выраженная в шерстяных тканях, возрастает в пропорции падения стоимости этого товара – в полной аналогии с тем, что произошло в Австралии. Итак, в данном случае по отношению к другим товарам, как ранее по отношению к золоту, мы находим, что развитие международной торговли и уровень заработной платы находятся в тесной связи, как следствия одной общей причины – производительной силы промышленности. Правда, изменение стоимости производства в таком обширном размере, как мы предположили, происходит очень редко; но когда такие изменения происходят в каких бы то ни было размерах, они вызывают следствия, подобные только что указанным мною. Каждое новое изобретение, каждое удачное открытие, удешевляющее стоимость производства известного товара и изменяющее его сравнительную стоимость, приводит в действие силы, действующие в указанном направлении, как бы незначительны или даже совершенно незаметны ни были результаты. Я полагаю, теперь ясно истинное отношение между заработной платой и характером и направлением международной торговли. И то, и другое является координированным следствием одной общей причины – высоты и направления производительности туземной промышленности. Те продукты, по отношению к которым туземная промышленность особенно производительна, составляют предметы вывоза страны, и заработная плата, измеримая этими продуктами, бывает велика. Если денежная заработная плата высока, то это указывает или на существование в стране богатых золотых и серебряных рудников, или же на высокую производительность туземной промышленности по отношению к какому-либо продукту, усиленно спрашиваемому за границей, в обмен на который золото и серебро может быть получено на выгодных условиях. Если заработная плата высока по отношению к пище, одежде или другим предметам необходимости или удобства, то это также указывает, прямо или косвенно, на особую производительность туземной промышленности по отношению к этим продуктам. Таким образом, продукты, по отношению к которым заработная плата высока, являются или предметами вывоза страны, или же предметами, которые могут быть получаемы на выгодных условиях в обмен на предметы вывоза. Мнение, очень распространенное в Англии и Соединенных Штатах, что высокая заработная плата препятствует расширению международной торговли, должно быть признано совершенно неосновательным. Если бы заработная плата в Англии упала, а прочие условия производства не изменились, и если бы это падение было общим, это обстоятельство нисколько не повлияло бы на сравнительную привлекательность различных отраслей промышленности как способа помещения капитала. Распределение капитала нисколько бы не изменилось, и не существовало бы никакого повода для того, чтобы международная торговля изменилась в каком-либо отношении. Единственным результатом было бы общее повышение прибыли, капиталисты выиграли бы настолько, на сколько пострадали бы рабочие. Но если общее падение заработной платы вызывается уменьшением производительности какой-либо отрасли промышленности, то так как уменьшение производительности должно изменить сравнительную стоимость производства товаров, оно должно отразиться и на направлении международной торговли. Не нужно забывать только, что последний результат, хотя и наблюдается одновременно с падением заработной платы, не является следствием этого падения, но оба они суть следствия уменьшения производительности промышленности. Что касается до изменения международной торговли в этом случае, то оно отнюдь не должно необходимо выразиться в направлении расширения торговли. Возможно также, что изменение будет заключаться в сокращении международной торговли. Так, например, предположим, что заработная плата в Соединенных Штатах понизилась относительно золота и предметов продовольствия, или же, что то же самое, предположим, что денежная заработная плата в Соединенных Штатах упала, а цена предметов продовольствия осталась прежней – разве это не указывает на понижение производительности Соединенных Штатов по отношению к данным продуктам? И разве отсюда не следует, что разница между стоимостью производства этих продуктов в Соединенных Штатах и других странах уменьшилась, а следовательно и область международного обмена должна сократиться? Таким образом, заработная плата и объем международной торговли находятся в тесной связи друг с другом. Но эта связь (кроме узких пределов, в которых взаимный спрос регулирует ценность товаров во внутренней торговле) не является связью причины со следствием, но связью координированных явлений, зависящих от одной и той же причины. Глава третья Международная ценность Мы выяснили условия, при которых возникает международная торговля, а также выяснили и характер выгод, доставляемых этой торговлей. Эти выгоды, как указано, заключаются в более производительном распределении производительных сил мира. Если бы во всем мире существовала свободная торговля, то отсюда еще не следовало бы, что каждый продукт добывался именно в той части земного шара, в которой производство этого продукта оказывается наиболее выгодным; для осуществления последнего требовалось бы, чтобы население и капитал были распределены по всей поверхности земли исключительно по соображениям экономической выгоды. Но нечего и говорить, что распределение капитала и населения определяется и многими другими, неэкономическими мотивами; поскольку международной торговле предоставляется свобода, она выполняет следующую функцию: вызывает если не самое выгодное распределение производительных сил между разными странами мира, то, по крайней мере, практически самое выгодное распределение, насколько таковое допускается распределением населения на земном шаре и условиями жизни в каждой стране. Таковы выгоды международной торговли; но возникает вопрос, – каким образом распределяются эти выгоды и вызываемое ими увеличение богатства между различными странами, обменивающимися своими продуктами? Или иначе, какие факторы определяют меновые отношения обмениваемых продуктов? Эти отношения могут быть таковы, что все выгоды достанутся одной обменивающейся стороне или могут быть таковы, что лишь немногие страны получат выгоду, а прочие не получат никакой, или, наконец, эти выгоды могут распределяться так или иначе между всеми. Этими меновыми отношениями определяются выгоды каждой страны от международной торговли. Таким образом, мы приходим к вопросу о международной ценности. Быть может, полезно напомнить читателю, что нас интересует в данном случае не рыночная, а нормальная ценность – обычные, меновые отношения обмениваемых продуктов, иными словами, обмениваемых при предположении торгового равновесия; мы не касаемся отдельных случаев обмена или когда обмен совершается при особых исключительных условиях. Мы уже видели, что нормальная ценность определяется одним из следующих двух принципов: когда господствует промышленная конкуренция – стоимостью производства, а при отсутствии промышленной конкуренции – взаимным спросом. Но так как международная торговля не допускает свободной промышленной конкуренции, то сразу очевидно, что принципом, регулирующим международную ценность, не может быть стоимость производства, а могут быть лишь те или иные факторы, действующие при отсутствии конкуренции. Все это признается в обычных курсах политической экономии. Но я должен обратить особо внимание читателя на непоследовательность, которой я уже касался. Если читатель не забыл, я подробно рассматривал выше обычную теорию стоимости производства; эта стоимость, по мнению Милля и других, слагается из заработной платы и прибыли. Я утверждал, что такое понимание стоимости производства непримиримо с теорией международной ценности, которой придерживаются те же писатели, теорией, сводящей ценность не к издержкам производства, но к взаимному спросу обменивающихся стран. В настоящее время я хочу обосновать свою критику доказательством, что если придавать термину "стоимость производства" оспариваемый мною смысл, то и международная ценность окажется зависящей от стоимости производства; иначе говоря, несмотря на утверждение Милля и других экономистов, что международная ценность не определяется стоимостью производства, в том смысле, какой придается этому термину Миллем, международная ценность определяется в действительности этим последним принципом. Для доказательства этого достаточно следующего примера. Предположим, что два товара, один английский продукт, а другой- Соединенных Штатов, продаются за одну и ту же сумму денег, скажем за 1000 фун. каждый. Эти товары пусть будут обмениваться друг на друга (оставляя в стороне издержки перевозки) и будут представлять собою равные ценности в международной торговле. Если так, то в каком отношении находится друг к другу стоимость производства каждого из них? Если мы под стоимостью производства будем понимать заработную плату и прибыль, то следует признать, что и стоимости производства каждого товара одинаковы, ибо, как я указал выше, заработная плата и прибыль производителей в том случае, когда производство имеет постоянный характер, являются регулятором ценности продукта. Поэтому заработная плата и прибыль должны быть всегда пропорциональны ценности; а следовательно, когда ценности равны, то и заработная плата и прибыль производителей, т.е. то, что Милль называет стоимостью производства – также должны быть равны. И очевидно, что это рассуждение применимо ко всем случаям международного обмена, и мы, таким образом, приходим к странному результату, что в то время, как стоимость производства не регулирует международной ценности, международная ценность, тем не менее, постоянно соответствует стоимости производства. Предоставляю тем, кто принимает обе доктрины господствующей школы политической экономии, примирять эти доктрины. С другой стороны, если придавать термину "стоимость производства" предлагаемый мною смысл, а именно понимать под этим термином затрату труда и воздержания, то справедливость господствующей теории международной ценности является вполне очевидной. Вернемся к прежнему примеру. Два товара, английский и американский, ценностью в 1000 фун. с. каждый, обмениваются друг на друга , и представляют собой равные суммы заработной платы и прибыли. Но так как в Америке заработная плата и прибыль выше, чем в Англии, то одинаковые ценности не могут соответствовать одинаковым затратам труда и воздержания в Америке и Англии. Иными словами, стоимость производства товаров, имеющих одинаковую ценность, в Америке и Англии должны быть различны. Стоимость производства в Америке будет ниже, чем в Англии, следовательно, английские и американские товары не обмениваются в пропорции своей относительной стоимости производства, если под стоимостью производства понимать действительные пожертвования производителей продукта. Со своей отрицательной стороны господствующая доктрина международной торговли оказывается верной, но лишь при том условии, если термину придавать указанный мною смысл. Это рассуждение выставляет также на вид значение принципа, на который я уже неоднократно указывал, принципа, на котором следует теперь остановиться, так как он имеет большое значение для теории международной ценности. Я имею ввиду принцип, что относительная заработная плата и прибыль в разных отраслях промышленности указывает на отношение меновой ценности продуктов этих отраслей промышленности к их стоимости производства, причем заработная плата и прибыль обратно пропорциональны этой величине. Предположим, например, что в производстве оптических инструментов заработная плата и прибыль оказываются значительно выше, чем в других отраслях труда – например, в плотничном деле; это будет указывать, что при обмене продуктов первого рода на продукты плотничной работы стоимость оптических инструментов находится в меньшей пропорции к ценности продуктов, чем стоимость производства столов или стульев. Стоимость низка относительно ценности в тех отраслях промышленности, в которых заработная плата и прибыль высоки; стоимость относительно высока, когда заработная плата и прибыль низки, и если заработная плата и прибыль одинаковы в производстве обмениваемых продуктов, то и отношение стоимости к ценности в обоих случаях будет одинаково. Таким образом, мы получаем удобный способ определить отношение стоимостей к ценности разных товаров. Если заработная плата и прибыль в производстве этих товаров одинаковы, т.е. находятся в одинаковой пропорции со сделанными пожертвованиями, то данные товары обмениваются друг на друга в пропорции своей стоимости. Если заработная плата и прибыль неодинаковы, то мы можем с полной уверенностью сделать обратное заключение. Далее, различие в относительных уровнях заработной платы и прибыли указывает на степень уклонения меновых ценностей товаров от пропорции, существующей между их относительными стоимостями производства. Но этот простой критерий может быть еще упрощен. Для практических целей мы можем обратить внимание только на заработную плату, игнорируя прибыль. Прибыль образует лишь небольшую часть ценности большинства товаров и различия процента прибыли в разных занятиях и в разных странах ( вследствие большей подвижности капитала, чем труда) менее значительны, чем различия заработной платы; поэтому мы можем, не опасаясь большой ошибки, заменить заработной платой "заработную плату и прибыль", и таким образом мы получаем удобное и легкое средство определять отношение меновой ценности к стоимости производства во всех случаях. Приведу несколько примеров применения к международным сделкам этого критерия. Согласно исследованию Уэльса, комиссионера Соединенных Штатов, исследованию, вполне подтвержденному отчетами английских дипломатических агентов за границей, заработная плата за один и тот же род труда в важнейших отраслях промышленности в Соединенных Штатах, Англии, Бельгии, Франции и Германии находится в следующем отношении. В Соединенных Штатах заработная плата на 25-50% выше, чем в Англии; на 48–70% выше, чем в Бельгии, и на 100% выше, чем в Германии и Франции. Нечего говорить, что если взять для сравнения восточные страны – например, Индию и Китай, то различия заработной платы были бы еще значительнее; по всей вероятности, заработная плата в Соединенных Штатах в 4 или 5 раз выше, чем в этих последних странах. Что же доказывают, согласно вышеуказанному принципу, эти различные заработные платы? Они доказывают следующее: во-первых, что перечисленные страны не обменивают с Соединенными Штатами своих продуктов пропорционально стоимости производства; и во-вторых, степень уклонения относительных ценностей от относительных стоимостей указывается различием заработной платы каждой страны; иначе говоря, найденный нами критерий указывает, что в торговле разных стран с Соединенными Штатами продукт одного дня труда в Соединенных Штатах может быть обменен на продукт 1-1/3 дня труда в Англии, 1-1/2 дня в Бельгии, 2 дней в Германии и Франции и 4–5 дней в Китае и Индии. Таковы, приблизительно, пропорции по отношению к стоимости производства, в которых обмениваются продуктами руководящие коммерческие страны мира; откуда ясно, насколько неверно предположение, что международная ценность регулируется стоимостью производства. Итак, продукты различных стран не обмениваются в пропорции своих относительных стоимостей. Ничто не побуждает к тому, чтобы продукты обменивались пропорционально своим стоимостям, так как в международной торговле промышленная конкуренция бездействует, и приведенное фактическое доказательство подтверждает теоретическое заключение. Следовательно, международная ценность должна определяться принципом, действующим при отсутствии промышленной конкуренции, – а именно взаимным спросом. И, как я уже заметил, таково господствующее мнение экономистов. Но хотя стоимость производства не является в данном случае определяющим принципом, тем не менее она оказывает значительное влияние на международную торговлю, ограничивая такие уклонения ценности, которые были бы возможны при господстве полной монополии. Это признается и господствующей доктриной; но мне кажется, что на указанное обстоятельство не обращается такого внимания, которого оно заслуживает по своему значению Для выяснения этого значения полезно заметить, что промышленная монополия может существовать при разных условиях, на которых могут проистекать и различные результаты монополии. Во-первых, промышленная монополия может являться в абсолютной форме, когда отдельная личность или нация обладает исключительной способностью производить известные продукты; и во-вторых, монополия может иметь ограниченный характер, основанный на наличности в одном месте производительных преимуществ, которых не имеется в других местах – примером этого являются особенности климата и почвы, благодаря которым известные страны или местности имеют преимущества перед другими в производстве известных продуктов – эти продукты могут производиться и в других местах, но при менее благоприятных условиях. Далее, в коммерческих сделках монополия может быть односторонняя или взаимная – монополией может пользоваться одна обменивающаяся сторона или обе стороны, каждая по отношению к своему особому продукту. В международной торговле можно найти примеры монополии всех указанных родов, и сила взаимного спроса может быть в большей или меньшей зависимости от того, в какой именно форме является монополия. Например, когда монополия имеет абсолютный характер и в то же время взаимна – довольно редкий случай в международной торговле, который, тем не менее, иногда наблюдается, как, например, в торговле между тропическими и полярными странами, в этом случае влияние взаимного спроса на ценность неограниченно и абсолютно, так как при этом условии сделка определяется всецело взаимным спросом обеих сторон, спросом, основанным на обладании соответствующим покупательным средством. Более частым и важным является случай, когда монополия абсолютна, но ограничена одной стороной, или, если монополия существует с обеих сторон, то абсолютной она является лишь для одной стороны, а для другой является неполной. Примером этого может служить торговля тропических и умеренных стран, или стран, производящих золото, с другими странами. В этом случае также действует взаимный спрос, но действия его ограничиваются со стороны той страны, которая может производить оба рода товаров, составляющих предметы обмена. Так, например, в торговле Англии с Австралией (для простоты рассуждения я предполагаю, что все прочие страны, производящие золото, не принимают участия в международной торговле) не существует определенной границы для возрастания ценности золота – иначе говоря, не существует пределов для того количества английских продуктов, которое Англия принуждена давать в обмен на золото – кроме потребности Англии в золоте и в ее средствах уплаты за золото; но, с другой стороны, падение ценности золота – та цена, по которой Австралия соглашается обменивать свое золото на английские продукты, встречает вполне определенные границы в стоимости производства в самой Австралии продуктов, привозимых ею теперь из Англии. Если только цена золота так упала, что Австралии выгоднее производить требуемые продукты у себя дома, чем добывать золото и обменивать его на эти продукты, падение цены золота достигнет своего предела и усиленный спрос в Австралии на английские продукты не окажет никакого влияния на международную ценность. Но существует еще третий случай, наиболее частый и важный в международной торговле, – случай, когда монополия имеется с обеих сторон, но в обоих случаях монополия ограниченная. Это бывает, когда торгующая нация обладает не исключительной способностью производства данного продукта, но сравнительными преимуществами производства ( в вышеуказанном смысле) по отношению к тем продуктам, которые она вывозит. В этом случае взаимный спрос все-таки определяет международную ценность, но влияние его ограничено известными пределами с обеих сторон. Это, как я сказал, является наиболее частым и важным случаем в международной торговле. Примером может служить торговля между различными странами Европы и еще более торговля между Европой и Северной Америкой. Так, например, при обмене пшеницы на бумажную пряжу, или дерева на железо, каждая обменивающаяся сторона имеет относительное преимущество в производстве вывозимого ею продукта, и международный обмен в пределах этого преимущества является выигрышем, хотя и не обязательно одинаковым выигрышем для обеих стран. В этих пределах взаимный спрос будет определять взаимные условия обмена, но за эти пределы международная ценность не может на продолжительное время перейти, так как если только эти пределы перейдены, для страны становится более выгодным туземное производство ввозимого продукта и исчезает всякий мотив для торговли. В этом заключались бы пределы международного обмена, если бы каждая страна вела торговлю только с одной другой страной. Но если мы примем в соображение действительное положение дел – торговлю каждой страны со многими другими странами, то мы найдем, что пределы воздействия спроса на международную ценность гораздо уже, чем можно было бы предположить. Например, возвращаясь к прежнему примеру торговли Соединенных Штатов с Барбадосом, можно думать, что различия в сравнительной стоимости сахара и пшеницы в этих странах очень значительны, и что, следовательно, пределы, между которыми может колебаться сравнительная ценность сахара и пшеницы под влиянием спроса очень широки. В действительности же, ранее чем ценность того или иного продукта достигнет этих крайних пределов, будет затронуто производство других стран. Значительное возрастание ценности сахара по отношению к пшенице, или пшеницы по отношению к сахару или (так как торговые сделки совершаются при помощи денег) значительное возрастание цен североамериканских продуктов по отношению к ценам барбадосских продуктов, или наоборот, вызовет конкуренцию других стран и путем увеличения производства соответствующих продуктов в последних странах приведет к ограничению возрастания цен. Вывоз пшеницы из Канады и Южной Америки будет регулировать чрезмерное повышение цен североамериканской пшеницы. Повышение цен барбадосского сахара будет регулироваться соперничеством сахарных производителей Ямайки и Кубы. Таким образом, границы уклонения под влиянием взаимного спроса международных ценностей, определяющие не различием в сравнительной стоимости данных продуктов в двух данных обменивающихся странах, но наименьшим различием в сравнительных стоимостях производства данных продуктов во всех странах, участвующих в международном обмене. Благодаря этому границы уклонений устанавливаются не максимальными, а минимальными различиями сравнительных стоимостей продуктов среди всех обменивающихся и соперничающих стран. Таково влияние, оказываемое взаимным спросом и стоимостью производства в международном обмене. Спрос определяет размер ценности, а стоимость производства регулирует ее. Смысл этого различия может быть пояснен действием стоимости производства на ценность продуктов во внутренней торговле. Во внутренней торговле стоимость производства в пределах действия конкуренции не только регулирует, но и определяет нормальную ценность продуктов – не только устанавливает границы уклонений, но определяет и ту точку, к которой тяготеют цены. Как уже выяснено Ад. Смитом, стоимость производства является центральным пунктом, вокруг которого колеблются и к которому стремятся рыночные цены. В области международной торговли стоимость производства играет роль не точки, к которой стремится ценность, но скорее окружности, в пределах которой движутся цены. Поэтому не нужно упускать из виду, что в тех случаях, когда стоимость производства оказывает влияние на цены в международной торговле, это влияние заключается не в совпадении ценности со стоимостью. Впрочем, этот пункт достаточно выяснен вышеприведенным примером различного вознаграждения и производительности труда в разных странах. Что касается до способа, которым международный спрос устанавливает международную ценность, то я не буду подробно останавливаться над этим вопросом, так как обычные руководства политической экономии выясняют его вполне достаточно. Но по одному пункту, как мне кажется, существует некоторая неясность, и на этом пункте я хочу остановиться. Международные торговые сделки исполняются при помощи денег – золота и серебра, и Рикардо указал, что результатом действий международного спроса является такое распределение драгоценных металлов между разными странами, и такой относительный уровень товарных цен, что международная торговля совершается так же, как если бы она совершалась путем натурального обмена. Когда такое равновесие достигнуто, драгоценные металлы (поскольку они служат орудием обмена, а не обращаются в качестве товара) перестают двигаться из одной страны в другую. В настоящее время я хочу обратить внимание на те условия международной торговли, которые приводят к этому равновесию. Обыкновенно говорят, что торговое равновесие достигается тогда, когда ценность ввоза в страну, измеряемая золотом или серебром, всемирными деньгами, равна ценности вывоза той же страны. Но фактически очень редко бывает, чтобы ввоз страны, даже если мы возьмем длинный ряд лет, равнялся ее вывозу. Доказательством этого могут служить любые статистические таблицы, показывающие вывоз и ввоз различных стран; эти таблицы показывают нам, что существуют страны, ввоз которых постоянно превосходит вывоз, и другие страны, вывоз которых постоянно превосходит ввоз. В других случаях в течение некоторого времени ввоз превосходит вывоз, а затем отношение меняется и вывоз начинает превосходить ввоз. Ввиду этих фактов никак нельзя допустить, что естественным состоянием торговли является равенство ввоза и вывоза товаров; а если так, то нужно выяснить, в чем же, действительно, заключаются условия торгового равновесия. Обратимся к иностранной торговле Соединенного Королевства. Я беру данные внешней торговли этой страны за 1856–1870 гг. За все это время ввоз товаров постоянно значительно превышал вывоз. В начале периода вывоз равнялся приблизительно 115 млн ф. ст., а ввоз – 172 млн ф. ст., причем ввоз превышал вывоз приблизительно на 57 млн ф. ст. В конце периода вывоз был 199 млн ф. ст., а ввоз достиг 303 млн ф. ст., причем превышение ввоза достигло 104 млн ф. ст. В промежуточные годы ввоз точно также всегда превышал вывоз и приблизительно в той же пропорции. Спрашивается, каким же образом оплачивается этот огромный ввоз? На это можно ответить, что ввоз, во-первых, оплачивается в незначительной степени нашей перевозочной промышленностью, занятой перевозкой товаров всего света, но главным образом ввоз оплачивается иным способом. Англия получала продукты чужих стран, но не посылала денег продавцам; эти продукты поступали в уплату за долги чужих стран Англии – долги, которые заключались вовсе не вследствие торговых сделок в международном обмене. Дело происходило таким образом. Великобритания в течение долгого времени является заимодавцем других государств, она помещает свои капиталы в колониях, ссужает деньги другим странам для промышленных предприятий и приобретает в значительном количестве иностранные фонды. Благодаря этому другие страны, а также и британские колонии являются должниками Англии, и для уплаты прибылей, процентов, дивидендов иностранцы должны посылать в Англию ежегодно значительные денежные суммы. В этом заключается объяснение обычного значительного превышения английского ввоза над вывозом. Ясно, что такое превышение в применении к Великобритании является необходимым условием торгового равновесия; только при этом условии может сохраниться нормальное отношение между ценами английских и иностранных продуктов. Посмотрим, действительно, что произошло бы, если бы британский ввоз стал равняться вывозу, между тем как финансовые отношения Англии к остальному миру остались прежними. Иностранные нации по-прежнему платили бы своими продуктами за ввозимые из Англии продукты и свои обязательства за ввоз английских товаров погашали бы товарами. Но иностранцы должны Англии ежегодно уплачивать сверх этого, скажем, на 100 млн ф. ст. дивидендов, процентов и проч. Каким образом могли бы они произвести эту уплату? Очевидно, лишь одним способом – пересылкой золота. Начался бы огромный прилив золота со всего света в Англию, и прилив этот продолжался бы до тех пор, пока международные цены, а следовательно и международный спрос оставался бы в том положении, которое вызвало равенство британского ввоза и вывоза. Рано или поздно международные цены и спрос должны были бы измениться. Огромный прилив золота в Англию должен был бы повести к повышению цен в этой стране и к падению цен в других странах; а это быстро повело бы к изменению относительного спроса в Англии и за границей. Англия, располагающая обширными денежными средствами, в то время как цены иностранных товаров понизились, увеличила бы спрос на иностранные товары. Между тем как по противоположным основаниям, спрос иностранцев на английские товары должен бы был уменьшиться. Английский ввоз возрастет, а вывоз упадет; и это будет продолжаться до тех пор, пока золото будет приливать. Но возникает вопрос: когда же закончится этот процесс и торговля придет в состояние равновесия? Тогда, когда ввоз и вывоз придут в теперешнее состояние, когда ввоз опять станет превышать вывоз приблизительно на 100 млн ф. ст., только при этом условии иностранцы получат возможность погашать свои обязательства Англии без пересылки золота. При этом условии золото перестанет приливать в Англию и цены остановятся на известном определенном пункте, – торговля между Англией и остальным миром придет в равновесие. Теперь мы можем ответить на вопрос, поставленный несколькими страницами выше. Ответ может быть формулирован следующим образом: торговое равновесие достигается, когда взаимный спрос торгующих сторон вызывает такое отношение ввоза к вывозу в каждой из них, что каждая страна может с помощью своего экспорта погашать все свои обязательства чужим странам; отсюда следует, что все постоянные платежи одной страны другой, не составляющие уплаты за ввезенные товары, платежи такого рода, как ежегодная дань, процент на занятой капитал, дивиденды и т.п., поскольку они превышают подобного же рода получения, следуемые самой данной стране, должны выразиться в международной торговле в превышении вывоза данной страны над ввозом, а избыток получений такого рода над платежами должен выразиться в превышении ввоза над вывозом. Другими словами, международная торговля каждой страны должна приспосабливаться к денежным обязательствам каждой страны. Если данная страна является должником по отношению к другим странам, то ее вывоз должен превышать ввоз; если заимодавцем – то ввоз должен превышать вывоз. Итак, таковы в области внешней торговли окончательные результаты международных кредитных операций ссуды и займа капиталов. Но непосредственное действие кредитных операций на внешнюю торговлю страны имеют совершенно обратный характер. Нации кредитующие являются в период кредитования в положении плательщиков денег; нации кредитуемые, напротив, являются в положении получающих деньги; и пока продолжается кредитная операция, международная торговля должна приспосабливаться к этому положению дел. Предположим, например, что колония с быстро развивающейся промышленностью занимает капиталы у своей метрополии; для простоты рассуждения мы примем, что ни та, ни другая страна не производят драгоценных металлов. Предположим далее, что колония занимает ежегодно у своей метрополии 1 млн ф. ст. Эта сумма должна быть ежегодно пересылаема метрополией колонии, и это, очевидно, может быть исполнено или пересылкой соответствующей суммы денег, или вывозом товаров на соответствующую сумму денег, или же, наконец, частью одним, частью другим способом. Если колония предпочитает получить уплату частью или целиком в товарах, то получится соответствующее повышение колониального ввоза сравнительно с вывозом, ибо колония может нуждаться в ссуде лишь в том случае, если ее вывоз не превышает ввоза, и добавочный ввоз товаров метрополии должен привести к превышению ввоза колонии. Но по всей вероятности, по крайней мере часть ссуды будет переслана в колонию в денежной форме; и это приведет к подобному же результату. Постоянный прилив золота из метрополии в колонии приведет к повышению колониальных цен и к понижению цен в метрополии, что, в свою очередь, вызовет увеличение ввоза колонии и сократит вывоз ее продуктов, пока избыток ее ввоза сравнительно с вывозом не будет как раз достаточен для покрытия всей суммы ежегодного долга, заключаемого колонией. Когда ввоз колонии превышает вывоз на сумму этого долга, торговля придет в состояние равновесия – и вывоз товаров из метрополии будет покрывать все обязательства ее по отношению к колонии. Таким образом, в этом периоде заключение займов заграницей будет иметь тенденцию повышать ввоз страны над вывозом. Но по мере продолжения этого процесса будут быстро развиваться факторы, имеющие противоположную тенденцию. С каждым новым миллионом, полученным колонией в долг, она должна более и более уплачивать процентов своему кредитору, метрополии. Если ссудный процент является 5, то в конце первого года колония должна уплачивать метрополии 50 тыс. ф. ст., а следовательно метрополия в следующем году, ссужая колонии новый миллион капитала, должна переслать только 950 тыс. ф. ст. в товарах или в деньгах. В следующем году процент, платимый колонией метрополии, достигнет 100 тыс. ф. ст.; таким образом, платежи метрополией колонии будут все уменьшаться, пока, через двадцать лет, сумма ежегодных платежей колонии (процентов по займам) не сравнится с ежегодными ссудами метрополии. По мере возрастания обязательств колонии превышение ее воза над вывозом, очевидно, должно все более и более сокращаться, и, когда сумма ежегодных платежей друг другу, метрополии и колонии, сравняется, должно наступить полное равенство ввоза и вывоза колонии. Но такое положение дел не может продлиться. Если только колония в этот момент прекратит дальнейшие займы, то она будет обязана ежегодно уплачивать метрополии 1 млн ф. ст. в виде процентов на занятый капитал; и, не получая более никаких денег в ссуду из-за границы, колония будет не в состоянии покрывать свои обязательства пересылаемыми ей ценностями. Она будет принуждена пересылать в той или иной форме требуемую сумму, – иными словами, ее положение по отношению к метрополии будет в финансовом отношении совершенно таким же, каким было положение метрополии по отношению к колонии в начале описываемого процесса, с тем различием, что колония не будет иметь возможности изменить в будущем свои финансовые отношения; соответственно новым финансовым отношениям изменится и направление золотого потока. Золото снова начинает приливать, но уже не в колонию, а в метрополию, пока вывоз товаров из колонии в метрополию не превысит ввоза товаров из метрополии настолько, что избыток будет вполне покрывать платежные обязательства колонии. На этом пункте отлив золота из колонии приостановится и торговля между обеими странами придет в состояние равновесия. Сделаем другое предположение. Допустим, что колония вместо того, чтобы внезапно перестать занимать у метрополии, продолжает делать займы в прежнем размере, скажем, по 1 млн. ф. ст. в год. При этом условии проценты, которые колония должна будет уплатить метрополии в конце 2-го года, будут равняться 1.050.000 ф. ст., но взамен этого она получит 1 млн ф. ст., новый сделанный ею заем. Чистый платеж колонии метрополии будет равняться 50 тыс. ф. ст.; но, предполагая, что колония продолжает занимать, этот избыток будет возрастать из года в год в арифметической прогрессии и будет оказывать соответствующее действие на внешнюю торговлю колоний. Мы можем предположить, что по мере роста богатств колонии она будет с течением времени все менее и менее нуждаться в иностранном капитале и станет занимать меньше и меньше или совсем прекратит займы, но она все-таки будет принуждена вывозить на большую сумму ценностей, чем будет ввозить, в уплату процентов, следуемых по долгам, заключенным ею ранее. Нормальным состоянием торговли колонии при этом условии будет постоянное значительное превышение вывоза над ввозом; и это превышение будет продолжаться до тех пор, пока весь долг колонии не будет уплачен, или колония, в свою очередь, не сделается заимодавцем других стран и благодаря этому не станет получать подобную же дань от других в свою пользу. Выяснивши процесс при гипотетических условиях, обратимся к примерам, представляемым действительностью. Финансовые отношения Соединенных Штатов к Европе за последние 30 лет представляют очень удобную практическую иллюстрацию действия указанных принципов, а в частности, уясняют, каким образом в действительности производятся в широких размерах международные платежи. Поэтому я полагал бы полезным несколько долее остановиться на этом последнем примере. До 1860 г. нормальным состоянием внешней торговли Соединенных Штатов было постоянное превышение вывоза над ввозом, что зависело от характера финансовых отношений Соединенных Штатов к Европе. Но гражданская война произвела такое потрясение американской торговли, что финансовое положение Соединенных Штатов совершенно изменилось. Из событий этого времени имеют особое значение: во-первых, введение нового тарифа, благодаря чему Соединенные Штаты внезапно перешли почти от свободной торговли к строго протекционной системе; во-вторых, внезапное прекращение возделывания хлопка и, как следствие этого, внезапное прекращение вывоза хлопка в Европу; в-третьих, создание огромного государственного долга, в значительной степени заключенного заграницей; и, наконец, в-четвертых, выпуск неразменных бумажных денег вместо прежней денежной системы – металлических денег и разменных кредитных билетов. Для нашей цели имеют преимущественное значение три последние указанные изменения, и главным образом, последствия внезапного увеличения иностранной задолженности страны в связи с кризисом хлопковой торговли. Обратим внимание прежде всего на размеры вновь заключенного национального долга. Этот новый долг в круглых цифрах достигал 500 млн ф. ст., из которых около 200 млн ф. ст. были получены из-за границы. Кроме этого, были заключены займы также отдельными штатами и частными предприятиями – железными дорогами, рудниками и проч.; сумма этих последних займов также достигала очень крупных размеров, причем не менее 100 млн ф. ст. для этой последней цели было получено из Европы. Эти операции растянулись на несколько лет, скажем, на три последние года войны и на два или три года, непосредственно следующие. Рассматривая их по влиянию на финансовые отношения Европы и Соединенных Штатов, их можно выразить следующим образом: Европа предприняла немедленную пересылку, т.е. как только были заключены долговые обязательства, 300 млн. ф. ст. Соединенным Штатам, между тем как Соединенные Штаты, со своей стороны, обязались уплачивать по этой сумме проценты Европе навсегда, или до тех пор, пока долг не будет погашен. Как я сказал, принимая в соображение те дивиденды, которые должны были поступать в Европу, и которые в известной степени балансировали ссуды Соединенным Штатам со стороны Европы, суммы, которые должны были быть пересланы Европой Соединенным Штатам за этот период, были не менее 40 млн ф. ст. ежегодно. При обыкновенных условиях, при том состоянии внешней торговли, например, которое существовало до 1860 г., такое огромное и внезапное увеличение платежей одного континента другому могло бы быть выполнено только при посредстве пересылки металла. Обычный поток золота из Нью-Йорка в Европу внезапно приостановился бы и новый поток в обратном направлении стал бы переносить золото из Европы в Нью-Йорк, что не могло бы не вызвать глубокого расстройства денежных рынков обоих континентов. Но фактически исполнение этих огромных операций вызвало очень мало замешательства на денежном рынке. Это зависело от другого обстоятельства, на которое я обратил внимание читателя, а именно – от хлопкового кризиса. Благодаря последнему Соединенные Штаты лишились средств уплатить Европе за свой обычный ввоз, увеличенный к тому же обширными закупками военного материала. В результате Соединенные Штаты оказались должниками Европы по коммерческим операциям; между тем как по финансовым операциям платить должна была Европа. А так как обязательства того и другого рода были почти равны, то и ликвидация всех этих сложных операций стала возможна простым обменом одного рода обязательств на другие. Это действительно и произошло. По окончании войны возделывание хлопка было возобновлено, и вывоз этого продукта из Соединенных Штатов в Европу принял прежние размеры, если не по количеству, то по ценности. По другим статьям вывоз Соединенных Штатов возрос (причем не нужно забывать, сюда включается и вывоз металла); но увеличение вывоза было невелико и продолжалось только два последние года. Но в то же время ввоз Соединенных Штатов возрос с 335 миллионов дол. (1860 г., предшествующий войне) до 617 мил. дол. (1872 г.). Читатель не забыл, что до войны экспорт Соединенных Штатов, как общее правило, превышал импорт, причем в течение 10 лет, от ‘51 г. до ‘60 г., избыток экспорта в среднем достигал 6 мил. дол. в год. Теперь торговый баланс Соединенных Штатов принял обратный характер: ввоз превосходит вывоз. За 5 лет, с 1868 до ‘72 г., избыток ввоза достигал в среднем 44 млн долл. ежегодно, а в 1872 г. этот избыток достиг 116 млн долл. Из предшествовавшего объяснения читатель поймет, что такое положение внешней торговли, допуская, что оно прочно и нормально, предполагает такие финансовые отношения между Соединенными Штатами и Европой, при которых первая страна является в широких размерах кредитором последней, потому что только при этом условии значительное превышение импорта над экспортом может быть совместимо с исполнением национальных обязательств. Но факты не только не подтверждают этого предположения, а говорят совершенно обратное. Соединенные Штаты в огромной степени являются в финансовом отношении должником Европы, между тем как экспорт Соединенных Штатов недостаточен даже для уплаты ее коммерческих обязательств. Остановимся несколько подробнее на этом положении вещей. Из цифр, приведенных м-ром Уэльсом в его отчете за 1868 г. видно, что дивиденды, следуемые европейским кредиторам Соединенных Штатов, достигали в этом году 80.000.000 долл. Это, однако, является лишь частью вне коммерческих обязательств Америки по отношению к Европе. Долги Америки чужим странам по уплате расходов ее граждан, живущих или путешествующих за границей, достигли в том же году, по словам того же автора, крупной суммы 25.000.000 долл., и по-видимому, этот расход не представлял собою ничего исключительного. Наконец, мы узнаем от м-ра Уэльса, что страна ежегодно должает иностранцам 24 мил. дол. в уплату за фрахты по американским товарам, перевозимым на иностранных судах. Общая сумма всех этих разнообразных статей равняется 129 млн. долл.; округляя сумму, можно сказать – 26 млн. ф. ст., и эту сумму Соединенные Штаты ежегодно выплачивают чужим странам сверх того, что они должны им в уплату за ввоз. Как я уже выяснил, существует только одно средство, с помощью которого страна в конце концов расплачивается со своими обязательствами по отношению к другим странам – а именно, вывоз туземных продуктов. Мы видели, однако, что экспорт Соединенных Штатов, при настоящем положении вещей, далеко не может покрывать ежегодных обязательств этой страны, и даже оказывается недостаточным для покрытия ее коммерческих обязательств; принимая средний недостаток ввоза за шесть лет, мы увидим, как я уже указывал, что недочет равняется в среднем 44 мил. дол. в год; скажем, круглым числом около 9 млн. ф. ст. Таким образом, мы имеем баланс в 9 млн. ф. ст. на коммерческом счету, плюс дальнейшая сумма в 26 млн. ф. ст. на внекоммерческом счету, – в общем, 35 млн. ф. ст., которые Соединенные Штаты обязаны выплатить иностранным государствам, как избыток над тем, что они могут уплатить вывезенными товарами. Теперь возникает вопрос: каким же образом могут быть покрыты эти обязательства? Я не имею возможности точно определить, каким образом они погашались до настоящего времени, но одно средство, как нам известно, применялось в очень широких размерах. В течение периода, последовавшего за войной, продажа американских ценных бумаг на рынках Великобритании и континента была очень велика, и все возрастала. Соединенные Штаты перестали, действительно, увеличивать свой государственный долг, но очень вероятно, что пропорция этого долга в руках европейских кредиторов за последнее время увеличилась, и несомненно, что количество европейского капитала, который помещается в частных предприятиях в Америке, бесконечно больше, чем оно было когда бы то ни было в прежние периоды. Здесь, таким образом, мы находим средство, которое, до тех пор пока оно действует, может употребляться Соединенными Штатами для покрытия неуплаченных обязательств. Суммы, уплачиваемые Европой на покупку американских ценных бумаг, также покрывают американские долги, как если бы они были получены в уплату за американский экспорт. Достаточны ли эти суммы для данной цели – это, в настоящее время, может быть только предметом догадок; но можно с уверенностью утверждать, что во всяком случае они могут рассматриваться лишь как временное средство помощи. Ни одна нация не может уплачивать свои иностранные долги, делая новые долги для покрытия своих ежегодных платежей; но такова, по правде говоря, была сущность той финансовой операции, с помощью которой Соединенные Штаты пытались за последние годы сводить свои счеты с остальным миром. Даже предположив, что европейские ссуды будут продолжаться в их настоящих размерах, процент, платимый по ним, как я уже показал, со временем превзойдет ежегодные ссуды, между тем как платежный баланс, не покрываемый экспортом, ничем больше не может быть покрыт. Эти соображения приводят меня к выводу, что настоящее положение внешней торговли Соединенных Штатов по существу своему ненормально и должно измениться. Если эта страна будет продолжать уплачивать свои обязательства иностранцам, то отношение, которое в настоящее время существует между экспортом и импортом в ее внешней торговле, должно быть обратным. Экспорт ее должен опять, как и до 1860 г., превосходить ее импорт, и притом на большую сумму, чем раньше, пропорционально увеличению ее финансовых обязательств другим странам за этот период времени. Мне кажется, что этот результат может быть предсказан с полной уверенностью. Он может быть достигнут или расширением экспорта, или сокращением импорта, или комбинацией обоих этих процессов, но тот или другой способ должен быть применен. Только при этом условии Соединенные Штаты могут расплатиться по своим обязательствам. Население этой страны может, следовательно, если рассуждения мои справедливы, рассчитывать в будущем на результат, о котором часто мечтали основатели ее теперешней экономической политики – оно должно увидеть через немного лет американские товары продающимися в иностранных государствах в гораздо больших количествах, чем иностранные товары продаются на американских рынках. Как повлияет на оценку американцами этого положения торговли тот факт, что значительная часть их доходов, получаемых от этой увеличенной заграничной торговли, поступит в европейские карманы, на этот вопрос автор этой книги не считает возможным ответить. Только что высказанное заключение вызывает на дальнейшие размышления. Изменение в отношениях экспорта и импорта страны может быть произведено только изменением в относительных ценах товаров (измеряемых в золоте и серебре), в данной стране и в тех, которые ведут с нею торговлю. Для того, следовательно, чтобы достигнуть избытка экспорта над импортом в торговле Соединенных Штатов, вместо обратного баланса, существующего в настоящее время, цены в Америке должны быть понижены по сравнению с европейскими ценами. Это может быть достигнуто также повышением цен в Европе, которому не последуют Соединенные Штаты, как в действительности уже и случилось по отношению к многим важным товарам; но вероятнее, что та же цель будет достигнута просто понижением цен американских товаров. Но значительное общее падение цен является средством, к которому фабриканты и торговцы прибегнут лишь тогда, когда они будут доведены до крайности. Поэтому оно явится только тогда, когда кредит будет напряжен до последней степени и катастрофа будет казаться неизбежной. По этим причинам я был бы расположен смотреть вперед, на немедленное будущее американской торговли как на период большого расстройства и колебаний, заканчивающихся от времени до времени промышленными кризисами.