Понятие воинских насильственных преступлений и некоторые вопросы их квалификации

advertisement
Понятие воинских насильственных преступлений и некоторые вопросы их квалификации
О.К. Зателепин, подполковник юстиции, кандидат юридических наук, начальник кафедры уголовного права Военного
университета, М.М. Лавруков, адвокат юридической консультации г. Волгодонска Ростовской областной коллегии
адвокатов
В предыдущем номере журнала «Военно-уголовное право» (№ 11—12 2002 г.) были рассмотрены понятие
воинского насильственного преступления, его виды, а также ряд вопросов их квалификации. Продолжая начатую
тему, авторы полагают необходимым в этой статье остановиться на проблеме учета в процессе квалификации данных
преступлений признака «насилия». Это обусловлено тем, что в литературе, как правило, данный вопрос специально не
рассматривается. Вместе с тем он имеет большое практическое значение для правильного применения норм военноуголовного законодательства об ответственности за воинские насильственные преступления. Последнее
обстоятельство подтверждается анализом материалов судебной практики по данной категории дел.
1. Особенности признака «насилия» в составе сопротивления начальнику или принуждения его к
нарушению обязанностей военной службы (ст. 333 УК РФ).
Объективная сторона преступления, предусмотренного в ч. 1 ст. 333 УК РФ, характеризуется сопротивлением
начальнику, а равно иному лицу, исполняющему возложенные на него обязанности военной службы, или
принуждением его к нарушению этих обязанностей, сопряженными с насилием или с угрозой его применения.
Рассматривая объективную сторону с точки зрения отражения в ней признака «насилия», следует остановиться на
ряде обстоятельств, имеющих значение для правильной квалификации.
Во-первых, сами «сопротивление» и «принуждение» являются разновидностями насилия в целом1 . Во-вторых,
средством совершения данных насильственных действий являются другие формы «насилия», которые обозначены в
статье как «насилие или угроза его применения». Иными словами, данное преступление характеризуется
своеобразным удвоением признака «насилия». В-третьих, наличие в составе преступления «второго» насильственного
компонента («насилие или угроза его применения») обусловливает решение целого ряда практически значимых
вопросов. В частности: а) включается ли в понятие «насилие» только действие или еще и последствие, т.е. каково
содержание и объем признака «насилия»; б) каков момент окончания данного преступления. Рассмотрим ниже более
подробно указанные обстоятельства.
В качестве основных насильственных по своей природе действий, как уже отмечалось, в ст. 333 УК РФ выступают
сопротивление и принуждение.
Сопротивление представляет собой в целом такое поведение, которое направлено на воспрепятствование
выполнению начальником или иным военнослужащим конкретной служебной обязанности в данное время. При
сопротивлении виновный стремиться не дать возможности действовать начальнику или иному лицу в данной
конкретной обстановке в соответствии с законом, требованиями воинских уставов или приказа начальника. Иными
словами, военнослужащий своими собственными усилиями препятствует начальнику или иному военнослужащему
исполнить служебную обязанность. Сопротивление может выразиться как в активном воздействии на потерпевшего,
так и в пассивном противодействии предпринимаемым усилиям последнего (создание помех, препятствий не дающих
выполнить необходимое действие).
Принуждение начальника или иного лица, исполняющего обязанности военной службы, в целом заключается в
воздействии на этих лиц, направленном на то, чтобы заставить их поступить вопреки интересам службы, нарушить
возложенные на них обязанности2 . В литературе неоднозначно решается вопрос о содержании понятия принуждения.
В частности, предпринимаются попытки достаточно жестко разграничить между собой понятия принуждения и
понуждения и на этой основе сузить объем принуждения в уголовном праве. В этой связи представляется
необходимым более подробно остановиться на этом вопросе.
Принуждение и понуждение с точки зрения русского языка являются синонимами и обозначают приневоливание,
склонение вопреки воле лица к совершению (несовершению) каких-либо действий. Как же соотносятся понятия
«принуждение» и «понуждение» в уголовном праве? Рассматривая данные категории, некоторые авторы приходят к
выводу об их отождествлении. Так, В.Ф. Иванов считает, что понуждение и принуждение представляют собой вид
насилия, который направлен на подавление или ограничение воли потерпевшего при одновременном стимулировании
нужного насильнику поведения3 . Другие авторы считают, что понятие понуждения по объему шире понятия
принуждения, так как понуждение выражается не только в психическом или физическом воздействии на личность, что
характерно для принуждения, но и в обещаниях, подкупе и т. п.4
Проводя разграничение понятий «понуждение» и «принуждение», ученые отмечают, что при понуждении
потерпевший имеет возможность проявления волеизъявления, выбора варианта поведения, так как трудности,
возникающие перед ним, вполне преодолимы, а при принуждении свобода выбора поведения принуждаемого вообще
не учитывается и возможности выбора вариантов либо нет вообще, либо они сужены до предела 5.
В данном вопросе проблематичным является признание при принуждении возможности волевого поступка со
стороны потерпевшего. Одни считают, что при принуждении человек сохраняет волю: он может и не делать того, к
чему его принуждают угрозами или истязаниями. Другие, напротив, считают, что при принуждении потерпевший
является лишь «механическим орудием в руках насильника», что принуждение исключает волевой поступок со
стороны потерпевшего6 . Последняя точка зрения представляется не совсем верной. В реальной жизни практически не
встречаются ситуации принуждения начальника или иных лиц, исполняющих обязанности военной службы, к
нарушению этих обязанностей, когда указанные лица полностью лишены возможности исполнять те или иные
служебные обязанности. В связи с этим следует согласиться с теми авторами, которые сохраняют за начальниками и
иными лицами возможность совершения волевого поступка. Как правильно пишет В.П. Шупленков: «В подавляющем
большинстве случаев начальники и другие военнослужащие, несмотря на противодействие или попытки
принуждения, до конца выполняют свой воинский долг и пресекают преступное поведение посягающего»7 . Этой
позиции придерживаются и органы военной юстиции. Изученные нами уголовные дела свидетельствуют, что органы
военной юстиции не признают в качестве обязательного признака принуждения невозможность совершения волевого
поступка.
Иными словами, принуждение — это воздействие на лицо против его воли, ограничивающее свободу выбора
поведения, имеющее целью заставить действовать согласно воле принуждающего.
С учетом особенностей законодательной конструкции ст. 333 УК РФ средствами совершения сопротивления или
принуждения является «насилие или угроза его применения». Формулировка закона о сопряженности сопротивления
или принуждения с «насилием» означает, что в процессе совершения сопротивления или принуждения применяются
насилие или угроза его применения. Рассмотрим более подробно содержание признаков «насилия» и «угрозы
применения насилия».
Под «насилием» в самом общем плане понимается общественно опасное, противоправное, осознанное физическое,
психическое и иное воздействие вопреки или помимо воли на другого человека, которое причиняет вред различным
по характеру его благам или создает опасность такого причинения. Насилие может быть физическим, психическим
или иметь иные формы. В связи с этим возникает вопрос о содержании «насилия» в ч. 1 ст. 333 УК РФ, а точнее, какие
виды насилия имел в виду законодатель. В специальной литературе либо вообще не затрагивается данный вопрос8,
либо дается общая характеристика типа «физическое воздействие, включая побои, причинение легкого вреда
здоровью, истязания»9.
Ряд ученых полагают, что если законодатель в статьях уголовного закона использует понятие «насилие», то речь в
данном случае должна идти только о физическом насилии10. Представляется, что с таким узким подходом к
толкованию данного термина в законе, даже если существует оговорка «либо угроза применения насилия», нельзя
полностью согласиться. На наш взгляд, нет достаточных «законодательных» оснований для того, чтобы исключать из
понятия «насилие» психические и иные его разновидности. Общепризнанным является положение о том, что
«насилие» представляет собой более широкое понятие, чем, например, физическое или психическое насилие. В связи
с этим, на наш взгляд, понятие «насилие», используемое в уголовном законе, должно включать все его разновидности,
в том числе и психическое насилие. Наличие в тексте закона в качестве альтернативы «угрозы применения насилия»
не меняет дела, так как «угроза» является лишь одной (пусть и основной) формой проявления психического насилия.
В конкретных случаях возможно угрожать применением к потерпевшему иных форм психического насилия,
например, угрожать паранормальным психофизическим и психотехническим воздействием (речь в данном случае
идет о гипнозе, «зомбировании»).
Изложенное позволяет считать, что понятие «насилие» в ч. 1 ст. 333 УК РФ включает в себя физическое,
психическое (кроме угрозы) и иное насилие. К физическому насилию следует отнести единичные удары,
причинившие физическую боль, побои, истязания, иные насильственные действия, связанные с причинением
физической боли. По последствиям, с учетом наличия квалифицирующих «насильственных» признаков (об этом будет
сказано ниже), «насилие» в ч. 1 ст. 333 УК РФ охватывает только причинение легкого вреда здоровью. Психическое
насилие может иметь самые разнообразные формы посягательства на психику человека. Однако следует иметь в виду,
что «угроза» в данном случае выступает относительно самостоятельной формой психического насилия, при этом она
относится не только к физическим разновидностям, но и к другим формам проявления насилия. Иные формы насилия
могут проявляться в действиях, направленных, например, на ограничение (лишение) свободы.
Как отмечалось, «угроза применения насилия» в ч. 1 ст. 333 УК РФ является альтернативным признаком
«насилия». Мы солидаризируемся с теми учеными, которые придерживаются широкого подхода к характеру угроз, а
не к сведению содержания угроз только к запугиванию физическим насилием.
Современный русский язык определяет угрозу как запугивание, обещание причинить неприятность, зло комунибудь11. Запугивать — значит «грозить, стращать, наводить опасность»12.
В уголовном праве различные авторы в данное понятие вкладывают разное содержание. Одни считают, что
«угроза» — это принуждение13. Другие подразумевают под «угрозой» запугивание, говоря, что «под психическим
насилием (угрозой применения физической силы) следует понимать противоправное воздействие, направленное на
психику другого лица с целью подавления его сопротивления и подчинения его воли воле виновного путем
запугивания применением физической силы»14. Третьи представляют «угрозу» как возбуждение у человека чувства
тревоги15. Четвертыми угроза воспринимается как психическое воздействие16.
Несмотря на внешние различия в определениях угрозы, по смысловому значению они почти совпадают. Под
угрозой вообще понимается воздействие на психику другого лица, и сущность угрозы представляется в воздействии
на психическую деятельность потерпевшего путем сообщения ему сведений о совершении немедленно либо в
будущем нежелательных (вредных) для него или близких ему лиц действий, в возбуждении в нем чувства страха и в
принуждении его к какой-либо деятельности или бездействию.
Исследование природы угрозы применения насилия позволило выделить ее общие и особенные (необходимые)
признаки17. Наличие общих признаков угрозы применения насилия в сочетании с теми или другими особенными признаками характеризует ее общественную опасность и противоправность.
К общим признакам угрозы применения насилия относятся:
1) факт запугивания потерпевшего применением насилия;
2) действительность угрозы применения насилия.
Особенные признаки угрозы применения насилия:
— во-первых, реальная осуществимость такой угрозы,
— во-вторых, момент предполагаемого осуществления угрозы (немедленно или в будущем),
— в-третьих, интенсивность угрозы.
Что касается первого особенного признака, то угроза, по мнению большинства ученых-криминалистов, должна
сознаваться потерпевшим как реально осуществимая, равнозначная, например, физическому насилию 18. «Угроза
должна быть настолько действительной и наличной, по мнению угрожаемого (не важно, произойдет ли она на самом
деле), чтобы она ему не оставляла никакой свободы, опять-таки, по его мнению»19.
Что касается второго особенного признака — времени осуществления угрозы, то угроза представляет большую
опасность тогда, когда виновный заявляет о своем намерении осуществить ее немедленно. Незамедлительное
исполнение угрозы применения насилия возможно, в частности, при разбое (ст. 162 УК РФ). Для некоторых
преступлений момент осуществления угрозы правового значения не имеет (ст. 119 УК РФ — угроза убийством или
причинением тяжкого вреда здоровью). Представляется, что в ст. 333 УК РФ также не имеет значения тот факт, когда
виновный собирается осуществить угрозу.
Третий особенный признак — интенсивность психического насилия — определяется содержанием угрозы
(высказывания или демонстрация угроз применения насилия, опасного для жизни или здоровья потерпевшего и т.д.).
Иногда и сама обстановка совершения преступления может свидетельствовать о наличии угрозы 20.
Таким образом, можно прийти к выводу, что в ст. 333 УК РФ понятие «угроза применения насилия» включает в
себя сообщение лицу сведений о совершении немедленно либо в будущем нежелательных (вредных) для него или
близких ему лиц любых действий, в возбуждении в нем чувства страха. Угроза может заключаться в запугивании
применением физической силы к потерпевшему, причинением различного вреда здоровью, смерти, использованием
гипноза, ограничением свободы и т.д. При этом любая угроза должна быть реальной.
С признаками «насилие» и «угроза применения насилия» непосредственно связан вопрос о моменте окончания
данного преступления. В литературе он, как правило, решается весьма неопределенно. Например, признается, что
«для оконченного состава преступления не требуется, чтобы в результате сопротивления начальник отказался или
лишился возможности исполнить возложенные на него обязанности военной службы, а при принуждении — нарушил
эти обязанности. Само воспрепятствование выполнению служебных обязанностей или принуждение к их нарушению
образует оконченное преступление»21. В целом с таким подходом следует согласиться, однако он требует, по нашему
мнению, ряда уточнений.
В ст. 333 УК РФ устанавливается ответственность не просто за сопротивление или принуждение, а за указанные
действия, в процессе совершения которых применяется насилие. Исходя из этого, при определении момента
окончания данного преступления, игнорировать это обстоятельство было бы не совсем правильным. Более того, по
смыслу закона в указанной статье само по себе сопротивление или принуждение не являются уголовно наказуемыми.
На наш взгляд, момент окончания данного преступления должен быть связан либо с применением насилия, либо с
угрозой такого применения. Например, если военнослужащий требует выполнения от командира каких-либо действий
вопреки интересам службы (увольнения его в город), но при этом не применяет насилия или не угрожает им, то
состава принуждения (ст. 333 УК РФ) в данном случае не будет. Для применения данной нормы необходимо, чтобы
военнослужащий не просто предъявлял какие-либо требования, а «подкреплял», «усиливал» их применением насилия
или угрозой такого применения. Только с совершением тех или иных насильственных действий в процессе
принуждения в целях воздействия на волю начальника или иных лиц, исполняющих обязанности по военной службе,
данное преступление следует считать оконченным. Аналогичным образом должен решаться вопрос и в отношении
сопротивления.
Таким образом, по ч. 1 ст. 333 УК РФ следует квалифицировать сопротивление или принуждение к нарушению
обязанностей военной службы, сопряженные с угрозой применения любого насилия к потерпевшему, а также
сопряженные с физическим насилием в виде причинения легкого вреда здоровью, нанесения побоев либо с иными
насильственными действиями, связанными с причинением физической боли или ограничением свободы начальника
или иного лица, исполняющего обязанности военной службы. При этом психическое или физическое насилие не
образуют самостоятельного преступления, они охватываются ч. 1 ст. 333 УК РФ.
Сопротивление начальнику или принуждение его к нарушению обязанностей военной службы может
сопровождаться применением оружия (п. «б» ч. 2 ст. 333 УК РФ). По существу в этом случае, с учетом
квалифицирующего характера данного признака, речь идет о специфической разновидности «насилия» в целом. В
отношении данного состава это означает, как правило, фактическое применение оружия, использование его для
физического воздействия на потерпевшего. В свою очередь, физическое воздействие на потерпевшего с помощью
оружия может оказываться, во-первых, в соответствии с его целевым назначением (например, для поражения живой
цели) и, во-вторых, путем использования оружия как средства физического насилия для нанесения ударов, побоев,
вреда здоровью, которое на практике часто приводит к тем же последствиям, что и при применении оружия в связи с
его целевым назначением. Судебная практика также разделяет предложенное «расширительное» понимание данного
признака. Однако в литературе встречается и другой подход — «узкое» толкование применения оружия (Ю.А. Бут,
А.П. Васецов, А.С. Самойлов)22 .
Вместе с тем оружие может служить средством психического насилия. Подкрепленная действиями угроза является
формой применения оружия и одновременно может рассматриваться как угроза применения насилия. Угроза обнаженным оружием, размахивание им и т.п. должны признаваться применением оружия. Этими действиями виновный
оказывает психическое воздействие на начальника, парализует его волю и таким образом облегчает достижение своих
преступных целей. Нельзя, однако, считать применением оружия один лишь факт наличия его у виновного в момент
оказания сопротивления или принуждения, когда виновный при этом не угрожает им и не использует его.
Представляется, что словесная угроза применением оружия не подпадает под понятие применения оружия, но всегда
является психическим насилием, т.е. подпадает под признак «угроза применения насилия» (ч. 1 ст. 333 УК РФ) 23 .
В результате применения оружия потерпевшему может быть причинен вред здоровью различной тяжести,
нанесены удары, побои. Следует подчеркнуть, что применение оружия при сопротивлении или принуждении
независимо от того, причинен вред здоровью потерпевшего или нет, всегда влечет ответственность по п. «б» ч. 2 ст.
333 УК РФ.
В качестве «насильственных» квалифицирующих признаков рассматриваемого состава преступления выступают
также причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью либо иных тяжких последствий (п. «в» ч. 2 ст. 333
УК РФ).
Тяжкий или средней тяжести вред здоровью начальника или иного лица при оказании им сопротивления или при
их принуждении (п. «в» ч. 2 ст. 333 УК РФ) может быть причинен как умышленно, так и по неосторожности. В
литературе и на практике возник вопрос о том, требуется или нет в случае причинения тяжкого или средней тяжести
вреда здоровью квалификация по совокупности с соответствующими преступлениями против личности. Остановимся
подробнее на этой весьма важной проблеме.
Для правильной квалификации преступлений, совершаемых с применением насилия, важное значение имеет
вопрос о случаях идеальной совокупности и конкуренции норм, т. е. об уголовно-правовой оценке сложных
насильственных преступлений. Главным вопросом такой квалификации является то, какой объем «насильственных»
последствий включается без дополнительной квалификации в признак насилия в конкретном составе воинского
насильственного преступления, а также когда требуется дополнительная квалификация по статьям о преступлениях
против жизни, здоровья и физической свободы человека.
Научно-практические рекомендации по затронутому вопросу, даваемые в новейшей учебной литературе и
комментариях к УК РФ, характеризуются поразительной противоречивостью в уголовно-правовой оценке одних и тех
же преступлений, а также преступлений, подобных друг другу по конструкции уголовно-правовой нормы.
Несмотря на различные подходы в решении указанных вопросов, почти все авторы, занимающиеся проблемами
квалификации сложных насильственных преступлений, полагают наиболее удачным критерий сравнения санкций за
сложное преступление и преступления против личности. Этот критерий можно, безусловно, считать универсальным,
поскольку, с одной стороны, характер общественной опасности преступления, степень важности того или иного
объекта уголовно-правовой охраны формально отражены в санкции. С другой — данный способ квалификации
сложных насильственных преступлений опирается на максимально формализованные (арифметические) понятия и
математически точные сравнения, что делает его довольно простым в применении.
Анализ специальной литературы позволяет выделить следующие основные общие правила квалификации
насильственных преступлений по данному критерию.
1. Совокупность преступлений будет налицо в случаях, когда санкция уголовно-правовой нормы,
предусматривающей ответственность за совершение одного из этих преступлений, образующих составное
преступление, превышает санкцию, установленную законодателем за совершение составного преступления.
2. «Дополнительное» деяние, входящие в составное насильственное преступление, следует квалифицировать по
совокупности с ним во всех случаях, когда санкция нормы, предусматривающей наказание за совершение
«дополнительного» деяния как самостоятельного преступления, выше санкции нормы об ответственности за
составное преступление или равна с ней.
3. Признак «насилие» никогда не охватывает собой умышленное причинение смерти. Здесь всегда обязательна
квалификация по совокупности со статьями УК РФ об убийстве.
Представляется, что изложенные правила квалификации вполне применимы и к воинским насильственным
преступлениям.
В частности, средней тяжести вред здоровью при сопротивлении, насильственных действиях в отношении
начальника и нарушении уставных правил взаимоотношений может быть причинен, как отмечалось, умышленно и по
неосторожности. Причинение такого вреда в любом случае охватывается п. «в» ч. 2 ст. 333 УК РФ и дополнительной
квалификации по статьям о преступлениях против жизни и здоровья не требует. Такая квалификация обусловлена тем,
что санкция за причинение вреда здоровью средней тяжести (ст.ст. 112 и 118 УК РФ) менее строгая, чем санкция в ч. 2
ст. 333 УК РФ.
Причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности либо умышленно, но при отсутствии квалифицирующих
признаков ст. 111 УК РФ, также следует квалифицировать по п. «в» ч. 2 ст. 333 УК РФ без дополнительной
квалификации по ст.ст. 111 или 118 УК РФ.
Вместе с тем если насилие при сопротивлении начальнику или принуждении его к нарушению обязанностей
военной службы сопряжено с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего при обстоятельствах, указанных в
чч. 2, 3 и 4 ст. 111 УК РФ, то оно наряду с п. «в» ч. 2 ст. 333 УК РФ подлежит квалификации и по ст.111 УК РФ.
Необходимость оценки подобных действий как совокупности преступлений обусловлена тем, что санкция ч. 2 ст. 333
УК РФ мягче санкций квалифицированных составов умышленного причинения тяжкого вреда здоровью.
Безусловно, оптимальное решение данного вопроса заключается в установлении баланса между санкциями ч. 2 ст.
333 УК РФ и ст. 111 УК РФ. Законодатель, предусматривая ответственность за совершение составного преступления,
должен учитывать повышенную опасность этих деяний (основного и дополнительного) в их единстве. Причем степень
общественной опасности составного преступления всегда выше выделенного из него «дополнительного» деяния. В
противном случае теряется весь смысл конструирования составных преступлений, так как «дополнительное» деяние
приобретает тогда равную общественную опасность с составным преступлением, в ответственности за которое
учитывается и это «дополнительное» деяние (что, конечно же, не может быть признано правильным).
В п. «в» ч. 2 ст. 333 УК РФ в качестве альтернативных последствий указывается и на «иные тяжкие последствия».
В литературе высказана точка зрения, согласно которой все альтернативные общественно опасные последствия
должны быть, как правило, однородными и равноценными по общественной опасности 24. Применение данного
положения к п. «в» ч. 2 ст. 333 УК РФ означало бы, что «иные тяжкие последствия» должны находиться только в
плоскости какого-либо вреда для здоровья или жизни потерпевшего. Однако в специальной литературе высказана
несколько иная точка. Так, Х.М. Ахметшин считает, что к иным тяжким последствиям в соответствии с п. «в» ч. 2 ст.
333 УК РФ могут быть отнесены, например, срыв выполнения боевого задания или иной важной задачи, вывод из
строя боевой техники, создание реальной опасности для жизни и здоровья для личного состава подразделения, части,
корабля, причинение крупного материального ущерба25 . На наш взгляд, следует признать более правильной
последнюю позицию.
Содержание объекта преступлений против военной службы (того или иного вида военной безопасности)
определяет конкретный характер (вид) преступного вреда. Установление сути таких последствий особенно актуально
в тех преступлениях, в которых они обозначены оценочными понятиями типа «существенный вред интересам
службы», «тяжкие последствия» и т.д. В многообъектных преступлениях против военной службы необходимо четко
выделять два ряда (уровня) последствий: основные и дополнительные. При этом основные преступные последствия
представляют собой в той или иной форме вред различным составляющим боевой готовности. Понятие «тяжкие
последствия» в таких преступлениях, как правило, включает в себя вред как основным, так и дополнительным
объектам преступления. При этом необходимо также помнить, что одно и то же изменение в сфере внешней
физической природы феноменов действительности, являющихся дополнительными объектами преступлений против
военной службы, может иметь разную правовую характеристику, вызвать различную правовую квалификацию в
зависимости от того, в связи с какой именно ценностью (военной безопасностью или другим объектом уголовноправовой охраны) данное изменение выступает в качестве вреда26.
Изложенное позволяет утверждать, что в содержание «иных тяжких последствий» необходимо, кроме физического
и психического вреда, включать также и вред организационный, который может наступить в результате
сопротивления начальнику или иному лиц, исполняющему обязанности военной службы, или принуждения указанных
лиц к нарушению этих обязанностей.
(Окончание следует)
________________________________________________
1 Подробнее об этом см.: Зателепин О.К., Лавруков М.М. Понятие воинских насильственных преступлений и некоторые
вопросы их квалификации // Военно-уголовное право: Вкладка № 11—12 в журнал «Право в Вооруженных Силах». — 2002. — №
12. — С. 5.
2 В психологии принуждение трактуется как требование выполнить распоряжение инициатора, подкрепленное открытыми или
подразумеваемыми угрозами. См.: Психология. — М., 1999. — С. 344.
3 См.: Иванов В.Ф. Уголовно-правовая оценка понуждения: Дисс. … канд. юрид. наук. — Саратов, 1986. — С. 62.
4 См.: Шаргородский М.Д. Ответственность за преступления против личности. — Л., 1953. — С. 85.
5 См. напр.: Чернявский А.Д. Психическое насилие при совершении корыстных преступлений: уголовно-правовые и
криминологические проблемы: Дисс. … канд. юрид. наук. — М., 1991. — С. 33.
6 См.: Трайнин А.Н. Состав преступления по советскому уголовному праву. — М., 1951. — С. 186, 187.
7 Уголовное право Российской Федерации. Воинские преступления. — М., 1993. — С. 80.
8 См.: Уголовное право Российской Федерации. Преступления против военной службы. — М., 1999. — С. 91—98.
9 Бражник Ф.С. Преступления против военной службы: Учебное пособие. — М., 1999. — С. 36.
10 См., например: Гаухман Л.Д. Насилие как средство совершения преступления. — М., 1974. — С. 75.
11 См.: Ожегов С.И. Словарь русского языка. — 14-е изд. — М., 1983. — С. 733.
12 Даль В.И. Толковый словарь русского языка. — М., 1935. — С. 467.
13 См.: Cтepexoв H.B. Ответственность за угрозу по советскому уголовному праву: Автореф. дисс. ... канд. юрид. наук. —
Свердловск, 1972. — С. 4; Гришко А.Я., Гришко Е.А., Упоров И.В. Уголовное право. Общая часть: Учебное пособие / Под ред. Н.И.
Ветрова. — М., 2001. — С. 155.
14 См.: Симонов В.И., Шумихин В.Г. Квалификация насильственных посягательств на собственность: Учебное пособие. — М.,
1993. — С. 23.
15 См.: Научный комментарий УК РСФСР. — Свердловск, 1964. — С. 402.
16 См.: Сердюк П.В. Психическое насилие как предмет уголовно-правовой оценки следователем: Дисс ... канд. юрид. наук. —
М., 1979. — С. 9.
17 Гаухман Л.Д. Борьба с насильственными посягательствами. — М., 1969. — С. 33—37.
18 См.: Ераксин В.В. Ответственность за грабеж. — М., 1972. — С. 41—54.
19 См.: Плец М.М. Шантаж // Журнал Министерства юстиции. — Спб., 1905. — № 5. — С. 201.
20 См.: Костров Г.К. Уголовно-правовое значение угрозы. Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. — М., 1970. — С. 9.
21 Преступления против военной службы. Военно-уголовное законодательство Российской Федерации. Научно-практический
комментарий Уголовного кодекса Российской Федерации. — М., 1999. — С. 82.
22 См., например: Бут Ю.А., Самойлов А.С. Уголовная ответственность военнослужащих за нарушение правил применения оружия. — М., 1998. — С. 31—
32.
23 См.: Уголовное право Российской Федерации. Преступления против военной службы. — С. 96.
24 См.: Кузнецова Н.Ф. Квалификация сложных составов преступлений // Уголовное право. — 2000. — № 1. — С. 30.
25 См.: Уголовное право Российской Федерации. Преступления против военной службы. — С. 97—98.
26 Более подробно об этом см.: Зателепин О.К. Объект преступления против военной службы: Дисс… канд. юрид. наук. — М.,
1999. — С. 95.
Download