"Песнь о зубре" М.Гусовского. Перевод с белорусского Двориной Т.Ф. +

"Песнь о зубре" М.Гусовского.
Перевод с белорусского Двориной Т.Ф.
+
В Риме однажды в стечении люда великом
Был я свидетелем зрелища - боя быков на арене.
Люд потешался, гудели, как ульи, трибуны.
Стрелы и копья вонзались в тела разъяренных животных,
Боль им неся нестерпимую. Глядя впервые,
Как бесновались быки, и как ярость сверкает
В диких от боли глазах, гул толпы вызывая,
Кто-то сказал: "как у нас на зубровой облаве".
Я согласился и там же, в своем окружении
Все рассказал, что у нас в поединке смертельном
Способом тем же сражают могучего зверя.
Как говорится в пословице мудрой, язык мой
Враг мне явился. Прослушав рассказ мой с восторгом,
Мне повелели немедленно взяться за дело.
Чтобы известное мне стихотворным порядком
В песнь обратить и о нас, и о наших облавах.
+
Знайте, что я - лишь на время в поэты избранник,Вынужден миру открыть все о крае моем и о звере.
То и другое неведомо. Зверь еще чудом
Только у нас сохранился под северным небом.
Славой недоброй известен - как дикий убийца,
Он и во мне вызывал не единожды страха,
Ужаса чувства. Мне стыдно признаться, что даже
Часто спасался я бегством. Плевали с презреньем
Люди простые: у нас боязливых не любят.
+
Здесь, удостоенный чести большой,- и опасности
Может, не меньшей, я должен за ночь научиться
Делу, мне чуждому. Разом усилья направив,
Нужно пытаться рукою, знакомой лишь с луком.
Уменье свое проявить в стихотворном искусстве.
Страхом душевным и робостью тайной стесненный,
Перышко легкое взяв, трепещу я: под этою ношей
Чувствую: ниц упаду, невесомостью сбит, безталанный.
Страха не преодолев, не исполню их воли.
С этим сомненьем взываю к Источнику силы:
О, восплещи из-под ряски водой животворной!
И всколоси мое первое семя на доброе племя!
Здесь, на земле Апеннинской, которой я даже
Мыслью и сном не касался, пока при посольстве
В вечности град не попал, оживи мое пенье.
+
Дома - известно, другое - в гостях, на чужбине.
Участь же гостя - учтиво служить за приемы.
Воля синьора - закон для слуги нерушимый,
Так что лишь проба моя, а решенье - чужое.
Без упованья, что будет мой стих совершенным,
Я приступаю с одним намереньем: представить
Только свои утоненья о звере могучем.
Как же условимся с вами мы, легкие перья?
Мне ваше пенье от детства знакомо, как голос
Звонкой стрелы, опереньем которой вы были.
Здесь предстоит нам такой разговор необычный,
Чтобы ревели в нем звери, кипели бы битвы
Жизнь или смерть принося.Чтобы стрелы роились.
Трудно управиться с вами мне, легкие перья.
Лучше б тебе, мой читатель, за песню приняться.
Я занялся бы работой привычною - .луком.
Так мы с тобою сравнялись бы в разных искусствах.
Право твое за тобой: если песня моя
Будет тебе не по вкусу, как мусор ненужный,
Выбрось в корзину стихи самоучки-пришельца.
Дивное все-таки сходство при разности в смысле:
Перья и стрелы, убойную силу их – жало
В яд омокни и пошли, тетиву отпустивши,
Если и чуть прикоснется, живое погибнет.
+
Веки прикроешь и будто их видишь на стойлище в пуще:
Лес вековечный, и он притаился меж елок.
Грозный, угрюмый, могучий рогатый царь пущи.
Пусть только рыкнет - ворвется в строку мою эхом
Рыканье то - стих гармонию стяжет живую.
Пусть прободает строку, чтоб могли мы измерить
Бурое диво лесов и просторов литовских.
Телом могучим своим он настолько огромен,
Что, если ранен смертельно, падет на колени,
Трое охотников сядут ему меж рогами.
Если б достойное вздумал искать я сравненье
С мордой его и загривком его - не сыскал бы.
В войлок свалявшийся клин бороды вниз метлою свисает.
Глазом угрюмым и ярым со злобой сверкает,
Грива лохматая плотно до самых лопаток
Шею скрывает, свисая до самых коленей.
Может такое сравнение будет уместно,Часто ровняют и малость с великим,Это козел бородатый с разросшимся телом.
Вот - ваш бизон, что у нас называется зубром.
Масти поджарой, смешение бурой и черной,
Будто сквозь горны прошел он от века до века
И закалялся, собравши оттенки столетий.
Дивно, что в книгах его описанье неточно.
Я ж без причины испортить того не желаю,
Что получил он в наследство себе от природы.
Где это видано - зубр да с рогатою мордой?
Вид у него непохожий на их описанье.
Именно морде звериной, по их разуменью,
Самая свойственна сила, а я уточняю:
Сила не в морде у нашего славного зверя,
Славы лесов, и рога не на морде у зверя.
Мир старины изучал я по книгам славянским,
В грамотах русских, кириллицы писаных вязью.
Строй алфавита наш пращур для собственной пользы
Греческий взял и сумел из различных наречий
Звуки ему подчинив, иноземцу, собою остаться.
Каждый народ не без рода и племени, знает,
Помнит истории след на листах летописных.
Что ж до зубров - такого могучего зверя
Матерь-природа, как чудо времен первозданных,
Только у нас сохранила еще, под Полярной Звездою.
Плиний, к примеру, описывал зубра и тура:
"Тур и бизон /а по-местному-зубр/,сохранились
Только в лесах первобытных'. Ученые пишут,-
Как утверждает историк,- что лютою злобой и силой
Равного трудно сыскать великану лесному.
Грозным богатством владений и россов, и ляхов
Был и остался царем он над всеми зверями."
Значит, он знал и о тех и других, а вот люди
Нашего края считают, что мир их не знает.
"Тур - это бык, ну а зубры подобны бизонам,
Только их гривы длинней", - Плиний так заключает.
Хоть и не много, но правда. Кто же большего хочет,
К книгам пускай обратится,- они все расскажут.
Но недоверчивых много - предвижу сомненья:
"Детские сказки. Читали и слышали, знаем..."
Кто целины не промерил и нашего зверя
Не повидал, тот не поверит, известно.
Главное вовсе не в этом, а в том, как расскажешь.
Глупых сомненья терзают. Разумный же мудро согласен.
+
Всякий охотник у нас вам о зубрах расскажет:
Только спроси - до петухов не умолкнет, до зорьки.
Что до меня, то я ловы свои и охоты
Предал хранению сердца. Одно утешенье
В грусти - лететь быстрокрылою мыслью
К Родине милой и ночью, и днем, извлекая
Памяти сетью то время счастливое, что в недрах
Пущей родных протекло: позови - не вернется...
Что в них - тех зовах? Бег времени не остановишь.
Гонишься, смертный, за прошлым зачем-то, умаешься,Это напрасно: что пройдено - скрылось навеки:
Этот песок-плавунец высыпается в вечность.
Что же я мешкаю? Время уж взяться за зубра
Хоть бы пером на бумаге, как пикою в пуще.
Все-таки страшно: их, книжников, чем удивишь ты?
Мир им известен - какие они фолианты
Держат в руках, какие страницы читают!
Пусть и проверят, каков он собою и видом.
Я же вниманья прошу лишь к сему уточненью.
Пуща - загадка, разгадка таится в чащобе.
Вас я, лесной человек, поведу в ее недра,
Чтоб показать вам сокровища пущи и леса
Те, что нигде не найдете: ни в книгах, ни в грамотах давних.
Вспомним, к примеру, трактат "Лангобардских деяний"
Павла Диакона. Что он там пишет о зубре?
Мало совсем: мимоходом одна лишь заметка:
Будто когда-то пятнадцать ловцов на ночлеге
Спали на шкуре огромной убитого зубра.
Мне ж восхищаться ни зубром, ни шкурок зубровой
Некогда было в лесах: так на каждой облаве
Их свежевали почти что под каждой сосною.
Как ни взгляни, а мне с детства прекрасно известны
Лавы и труд, и кусок, заработанный потом.
+
Край свой когда-то /владенья Короны отныне/
Вдоль-поперек прошагал-исходил я ногами.
С детства учился в обходах с отцом безконечных
Шагом неслышным ступать, чтоб не хрустнула ветка,
И постигал, как зверей примечать по берлогам
Глазом и ухом и нюхом. Без этих умений
Не наохотишься - зверь и пугливый и чуткий.
Сколько потов он бывало сгонял с нас в морозы,
Копья метать вынуждая с разбега наотмашь!
Сколько смертей повидал, сколько наслушался крика
В пущах, пока обучал меня, сына, лесничий.
Рос и усваивал все: где семейка медведей
Шарит малинник; где дикий кабан по дубравам;
И на лосей осторожных как сеть незаметно
Скрыть на лугу, чтоб сохатый попался в ловушку.
Видел и слышал, как пуща пальбой оглашалась,
Грузно, со стоном на снег оседала добыча.
Веки сжимал поначалу, когда где-то в погоне
Раненый всадник мелькнет, и одно лишь заметишь:
Кровь на коне и, как гроздья калины, на снеге.
И вот в таких переделках на наших облавах
Часто и я бывал равным своим побратимам.
+
Реки лесные, Днепра полноводного стрежень
Переплывал я с конем в погоне за зверем.
Что мне лукавить: хотелось порою от страха сбежать.
Гнал это желанье: на людях и смерть не пугает.
Сколько невзгод испытал я на многих охотах –
Нужно бы каяться, да только не каются в милом!
Был и отважен, а где-то беспечен, бывало.
Как ни считай - не забыть свою школу Миколе.
Эту песню мою - отголосок той пущи далекой Слушай душой, мой читатель. Как плод недозрелый
Яблони дикой сорви, пригуби и испробуй.
Вся моя цель - привести тебя за pуку в чащу,
В царство дремучего леса, природы и зверя.
+
Лютостью больше опасен, чем яростный хищник,
Зубр человеку не страшен : не трогай - не тронет.
Будет стоять будто вкопанный - пастырь на страже,Не содрогнется, а взглядом пасет непрестанно
Стадо и в стаде семью свою зорко на паше,
Да и любую угрозу заметит мгновенно.
Встретишь, бывало, его - часового в дубраве,
Порослью скрытый. Бога прославишь - не видел.
Где там. - не видел! Заметит, как глазом моргаешь.
Что-то колчаном заденешь, на ветку наступишь,Будто пронзенный стрелой. содрогнется - и сразу в атаку!
Счастье. когда при такой неожиданной встрече.
Меч не сверкнет, и копье не заблещет на солнце.
Смело иди без оглядки. как будто не видел
Ты злого страха. А он, «уставившись взглядом»
Будет следить, пока ты не скроешься в чаще.
Часто случалось: из поросли только шагнешь, а навстречу Он, как напасть. Не беги, уступая дорогу.
Зверь как шел .так пройдет ,свой шаг замедляя.
Только взглядом пронижет - и весь содрогнешься.
Хуже, когда вдруг наткнешься на матку с приплодом.
Схватишь мушкет с перепугу - ох, уж эта горячка!
Мигом зверь разъярится, рыком оглушит.
Знай - разъяренный: кто его вздумал тревожить?
Тут не раздумывай - бегством спасайся, и, как заяц,
В сторону прыгай, в чащобу, пока еще целый»Дай, Боже, ноги : за зайцем он гнаться не станет.
Телки-погодки, бычки-однолетки в стадах –
Любо смотреть: скакунки-забияки. задиры»
То начинают бодаться, то будто по зову
Шумно гарцуют, пугая все стадо играньем.
Зверь по природе умен. Вот телята, к примеру,
С первого дня подражают во всем своим маткам.
Стадо свое, не теряя из вида, топочут гуськом,
Мызкой на паше уже что-то ищут. А повзрослевши,
Прытко скакать начинают и пробовать рожки.
Зверя увидев иль пень обомшелый в чащобе.
Так на приволье лесном в непрестанном бореньи
За - лугового кипрея клочок из бычка-малолетка
Зубр вырастает огромный, приземистый, мощный.
Диву даешься: ни сна, ни покоя не знает,
А набирается сил. И сколько терпенья
Нужно ему, чтобы сдерживать бега стремленье.
Ходит спокойно и вдруг стремительным бегом
Он, как рысак, пролетает сквозь чащу лесную.
Просто не веришь очам, как управляет всем телом
Скрытая мощь. Будто пращою ударен, рванется
С места и разом, ловко вскинувшись грудью
Aж до хвоста, перехватит рогами лепешки
И растрясет, чтоб следов по себе не оставить.
Много и разного в стаде зубровом увидишь.
Несравнимы ни с чем остаются турниры
Их трехлетков-быков из-за самок нетельных.
Этот их юр совпадает с порой листопада.
Каждую осень почти что неделю и больше
Длится праздник Венеры и юности игры.
Первенство с бою берется. В ту пору услады
Только и слышно: призывно и томно
Мыкает пуща, и в зябком дрожаньи дубравы
С шорохом палый лист стелют на брачное ложе.
Кто это видел и слышал, наверное скажет.
Музыка наших лесов мелодичностью строгой
Уху и сердцу милей, чем звучание лиры.
Пущи симфония; ветра шум ровный в вершинах.
Листьев шорох и властный зов крови бурливой.
Сколько живет он, леской богатырь, я не знаю.
Кто исчислял и когда долголетие диких животных?
Живы легенды, что в прадеда поры когда-то
Зубр необычный замечен был в пуще, и три поколенья
Местного люда видали его по чащобам,
Очень приметного гривой своею огромной
С клоком седым надо лбом. По тому патриарху
Все стадо прозвали "Гуртом Сиваковым".
Самое малое он, если верить преданьям,
Лет, может, двести имел, и столетний,/иль раньше/.
Глаза лишился порою зубрового юра.
Это возможно. И в пущах, и всюду на свете
Сильные мира сего в своем к власти стремленьи
Бьются без всякой пощады. Хоть право их это
Спорно в моральном порядке. Когда-то
Летопись это покинет. Свидетельством битвы
Будет увечье иль шрам на боку властолюбца.
Трудно сказать, что того седогривого зубра
Жажда власти над стадом толкнула на битву.
Те же преданья гласят, что трон власти
И у них не дается задаром, а око - за око.
Выдумка это, наверное: ложь для ушей - услажденье.
Мне же известно, что тем, для кого моя песня,
Правда всех басней дороже. Поэтому ставлю
Точку над «i»: неизвестное мне неизвестно.
+
Пуща уж нас заждалась. Так давайте скорее
Вместе отправимся в лес, что колышется ветром.
Выйдем в луга, и дубравы пройдем и поляны Выпас скотине домашней и стадам звериным.
Там у них правило: стадом - за каждого в стаде,
Каждый - за стадо, за всех, никаких безпорядков.
Сильный со слабым властью делиться не станет.
Царское право над стадом на выпасе, в спорах
Дал ему опыт, добытый могучею силой.
Бой разгорится смертельный, и в нем победитель
Тот, кто сильнейший. Под солнцем без крови и смерти
Не протекло и минуты одной, и не будет вовеки.
Это закон пребыванья живого в природе.
От жажды взять верх над слабейшим рождается ярость,
Плодом же схваток кровавых - увечье, погибель.
Тот, кто соперника сбил, покалечил, тем самым
Право ка выпасах твердо за силой своею оставил.
Кто же не выдержал, сдался, тот сам, как презренный,
Прочь из стада понуро, уныло уходит.
Стадом отверженный он, одинокий, страшливо
Станет не только своих избегать, но, пожалуй.
Даже уступит ловцу, потому что слабеет
Стадный инстинкт у животного в долгом изгнаньи.
В стадах других, наконец,- и другие порядки.
Где-то прибьется к другому он стаду; и принят,
Сменит задиристый нрав свой на тихую мирность.
Верность у зубровых пар только смертью единой
Может нарушиться: скажем, самца забодали –
И овдовевшая матка ко стаду вернется,.
+
Княжий указ под угрозой взысканья суровой
Повелевает щадить молодняк и зубриц
И сохраняет тем самым богатства лесные.
Люди свое достояние . не променяют
Даже на золото. Издавна жизнь научила:
Наши леса - это наших красот и богатства
Неисчерпаемый кладезь. И он наполняет
Струги и лаймы заморских купцов, что привозят
Со всего света на наши торги все добытки.
Чистая влага с бездонного моря лесного
Щедрым дождем выпадает на жирную почву.
Реки от самых истоков до устий широких
Носят плоты, а они на путях наших водных Это мосты кежду землями княжества всеми.
Тучное поле труда не потребует много
Только в косьбу и на жатве, в лугах и на ниве
Все бело от платков и рубах, и покровов.
По сенокосам и в рощах, на тропах скотины
Кони пасутся; вокруг на приволье, в опушках
Стадо домашнее просто купается в травах.
Плод своих нив и дары наших пущей безбрежных
Мы продаем и меняем со всеми - товар на товары.
Может, мы дома достатком не равные с ними,
А на торгах прибедняться - не в наших порядках.
Край наш богат древесиной, сказать если правду,
Так не одна красота в нем - леса, будто туча.
Наши леса - это наши кладовые, хлевы,
Наши источники дегтя, живицы и ягод,
Меда и воска, куницы и разной там дичи.
Так что купец иноземный с тугою мошною
Может открыть ее не поскупившись, а щедро:
И на торгах, и в обменах - товаров достанет.
Тут и сосновые бревна и брусья, стропила,
Дуб на обшивки - купи и постройся , безлесный. •
Только за нашу готовку - готовкой на бочку!
Сосны у нас гонит в ствол, как тростник на болоте.
Тучки как будто повисли на маковках кроны.
Тяжким бы было грехом недовольство на Бога,
Что обделил наши земли дарами природы,
С самой весны и до позднего лета цветов ароматом
Пуща напоена, недра ее и опушки Место гуляний и гульбище молоди сельской.
Бортники наша на ставках - разлапистых соснах Делают ульи, и даже в деревьях под верхом
Выдолбят долотом место и летки приладят,Вот и готовый стояк-коренек для залетного роя.
Так приручаем пчелу, запасаемся медом.
В пущах и зверя, и птиц без числа, а те
Дикие птахи, которых описывал Плиний,
Так расплодились у нас, как вороны, на каждой поляне.
Мы глухарями зовем их - достойная птица.
Весом, бывает,- побольше гуся вырастают.
Из луков охота на них, а князья - из мушкетов.
Запах особый присущ глухариному мясу.
Радость, а часто и горесть, познает охотник
Утром, когда из подседки, почти на рассвете
Точно прицелит - и птица, захлопав крылами.
Шмякнет на землю, не кончив и песни своей,,,
С токов счастливец приносит двойную добычу:
Пищу - желудку, а мозгу - ясность и разум.
Где ни окажешься - всюду силки мастерят, иль капканы:
Тем не поймает - силками надежно восполнит.
Перед законом и правом лесным на добыток
Все там равны - добывай и лови, сколько можешь.
Край наш природа таким наделила богатством,
Что безчисленность .дичи и зверя по пущам
Не оскудеют от многой и частом добычи.
Если же ты безхозяйствен и скуп, то у этих
Гибнут и рыба и зверь заничто. Неоднажды
Я наблюдал, как на волоках в нерест у них
Рыба кишела не только в озерах и речках,~
Даже по лужам,- и просто сама набивалася в сети
И погибала. Вот чем окупается скупость!
Где недосмотр, там сады вырождаются в дикость,
Поле и пашня - в бурьян, целину обратятся.
Край наш - прибежище дивное тайн и загадок:
То ли Сам Бог пожелал, чтобы все в нем свободно
И возрастало и гибло, или чародейскою
Волею чьей-то заброшено все - я не знаю.
Часто с тревогою думаешь: что есть, откуда
Сила, что значенье дает заговорам и травам,
Песне и действию слова? Ответа не сыщешь
И согласишься невольно: мы дети по вере
В мире крещеных и верим безсмысленным басням.
Стоит подумать об этом. Неведомо разве,
Как христианская вера сурово карает
Всех чародеев и грешников, что тайно-скрытно
Знаются с силой нечистой. Их люто пытают,
Прежде чем сжечь, утопить, как и тех виноватых,
Кто с ними знался и ведал о чарах колдовских
И Церкви не объявил о безумцах злосчастных.
Мало и нужно: лишь чтоб появились доносы:
Там тот колдун, либо в сговоре с силой нечистой,Сразу же люди в сутанах несчастного схватят
И, повязавши вожжами и руки и ноги,
Тащат к реке - и бултых прямо в омут.
И, если канул как камень, на дно, считают невинным,
Не утонувшего ж будут считать виноватым.
Казней подобных свидетелем я неоднажды бывал.
Бедный утопленник, связанный накрест, стремится
Встать вертикально, чтоб в воду уйти с головой.
С берега ж тучей народ улюлюкает, свищет,
Плачут и стонут, проклятия шлют в поднебесье...
Глядя на это безумье, слышишь, как сердце
Ужас сжимает: вода на себя непохожа.
Где ее жадность? Вот-вот огромной волною
Голову скрыла, с разбега лизнула в лицо, но
Не поглотив, отступила, как от бедного - счастье.
Более правды в огне ненасытном. Он жадно
Слижет и ведьму, и мага от пяток до темя,
Как и пропащих: убийцы отца иль ребенка.
Может кому-то рассказ мой покажется ложью,
Сказкой ужасной. Поверьте, лжи в зтом ни слова.
Грустный мой сказ - обыденность грустная наша.
Я обещаю пред совестью: все, до последнего слова,
В песне моей будет правда, хотя знает каждый,
Верят в досужие выдумки - басни и сказки Часто и взрослые люди - не только лишь дети.
Петь об ужасном оставим на время, сменивши
Тему рассказа и песнь избравши другую.
+
Бор показать обещал я - вот там наслажденье
И глазу, и слуху, и сердцу. Тебе, человеку.
Тут раскрывает природа свои тайники все и клети
Многих сокровищ предвечной своей красоты.
Трав привольных, лесов, топора и пилы не слыхавших
Мир первозданный и дичи и зверя,- любуйся.
Но и воздай, если ты не забыл благодарность.
Вот ты в доспехах, и важный, и очень достойный.
Целой дружиной ты прибыл в осеннюю пущу
Просто с похода скорее развлечься охотой.
Сердце утешить, и тем ей воздать за щедроты.
Отдых и дело здесь все воедино сольются
И поразвеют унылость с души. Ведь охота Лучший бальзам приуставшему телу и духу.
Да и закалка, что старости бледную немощь
Не подпускает, держа ее где-то поодаль.
Чувствуешь сердцем, что ты загостился на свете.
Век заживаешь чужой, а сдаваться не хочешь –
Ноги все носят, и сила в трудах не иссякла,
Ухо не глухо - уловит и шорох и шелест.
Глаз остроты не лишился и зорко заметит
Даже и черненький кончик хвоста горностая,
Как метнется зверек из-под лыж по сугробам.
Лучшая практика глазу, лекарство для уха –
Слежка за зверем с ее постоянным дозором.
Зоркость и чуткость вас выручат, если вас
Зверь заприметил, невидим еще, и, стаившись,
Ждет, чтоб напасть, прободать. По натуре
Зубр и отважный, и грозный, и скор разуменьем.
На миг ошибешься - исправиться некогда будет.
С детства в лесу вырастая, изведав все это,
Я воскрешаю картины былого и знаю:
Правдой признают одни, а другие на это
Скажут, что ложь. Ну и что же? На суд справедливый
Песню мою поставляю: пускай ее судят по правде
Те, кто право добыв на писательской ниве,
Суд совершать над чужим, выносить приговоры,
Сами свое прославляют более ярко и стройно,
Чем посчастливилось мне за короткое отдыха время,
+
Ветрено стало, и тявканье гончих под ветром
Будто здесь рядом. О, сколько страстей и желаний
Вдруг пробудит в нас охотничий рог! Будто птица,
Сердце забьется в груди и замрет на мгновенье.
Шум боровой уловляя, что наплывом с верхушек
То ниспадает, то снова возносится к небу.
Слышите, как стоголосо пищат и бормочут
Недра лесные? Не знаете, что там такое?
Может, медведя в берлоге подняли на пики,
Вепря проткнули копьем, иль стрелою из лука.
Кто не увидел своими глазами,- не представит,
Как свирепеет израненный зубр и как рыком
Пущу своим сотрясает, аж сыплется иней.
Ярость и боль зверя в бешенство вводят.
Страшно смотреть, как он фыркнет и взглядом злобным
Ярости полным, поводит то вправо, то влево.
Если же, пасть разинувши, выдохнет с хрипом
Рык глуховатый, «гортанный и мигом рванется
С места скачками навстречу намеченной жертве Кровь леденеет. Храни вас Господь увидеть такое!
Стоит ему показаться - и в то же мгновенье
Ловчего сердце в тревоге: и страх и решимость
Потом холодным обдаст. К сожаленью, и чувства,
И ощущения нам не подвластны в тревоге.
Что я все это пишу? Для тех, кто не изведал
Этих эмоций, рассказ мой немым остается.
Тяжек ты, хлеб наш насущный, и промысел тяжкий Видите сами: однако же Родины горе
Много еще тяжелей. Где найти нам лекарства,
Чтобы спасать ее в горе,- и сами не знаем,
Мы иногда признаем за леченье добыток,
Бег и движенье на княжьих охотах.
Больше в них пользы для тела, чем в зельях.
Может поэтому каждый охотится с детства.
"Ног! у хваробе не шкодзяць, бо усе пераходзяць",-
Старые знают и лечат болезни ходьбою.
Долгие зимы с короткими днями, распутье,
Темень полгода,- ну как при таком безотрадье
С сумраком вечным не выискать спорт подходящий
И не развеять унылость разумном пробежкой?
Наш зверобой, в противность всем эскулапам
С их береженьями, молод, и в голод он силен
И не стареет безвременно. /Кстати сказать:
Зелья, примочки и разные капли-микстуры
Нам променять бы на молодость духа и бодрость!
Пьешь это пойло до дрожи в коленках - аж боязно даже
Как бы не лопнуть, когда, не дай Боже,- разносит!/
Северный холод здоровому духом не страшен.
Наш человек, трудолюбец, с невзгодами свыкся:
Неприхотливый в еде, и в припасах умерен.
Без разносолов, о хлебе - -здоровый и сытый.
Опять же и дичь на столе у нас что-нибудь значит.
Так что все подсчитавши - убыток, прибыток,
Каждый в итоге найдет, что лучше заняться
Нам промысловой добычей и дичи и зверя,
Сечу за поля кусок прекративши с лесами.
Жалко, что время торопит, а все уклоненья
В сферу сию меня отклоняют от темы.
Вынужден все ж до того, как представить картину
Дерзких облав на рогатого грозного зверя.
Вас познакомить с поверьями наших народов.
+
Зубр, как считаем от века, хоть он зверь, но и ратник.
Он согласится с победою, честно добытой –
Силой на силу, рогами, и мужеством против его же.
Это поверье живет в нас от века до века.
Верят, что рыцарь пущанский из мест заповедных
Выйдет совсем и покинет, где в схватках жестоких
С ним повстречалась не сила, а хитрость Вудь там капканы, засады, стрельба из мушкетов.
Видимо, всем забабонам любого народа
Та же присуща черта: непонятное в мире
Сверхъестественной силе приписывать - точка.
Ошупью правду находят, а в наших поверьях
Правда еще не нащупана, так мне сдается.
Даже бы если и что-то подобное где наблюдали,
Случай не может быть правилом общим.
Случай,-ученые знают,- открытиям ключик:
Бац,- и загадка нечаянно станет разгадкой.
Я ж, не поклонник догадок и разных фантазий,
То я перу доверяю, что сам неоднажды
Видел, проверил и сделал,- свой опыт охоты.
Может, кого удивляют трофеи Дианы
В сказочных ловах с "богами", а я не завистлив
К славным добычам "богини": я в лучшие годы
Сам был добытчиком даже и больших трофеев.
Может, и лук Аполлона пришелся б по вкусу
Известному кругу читателей, может,- и стрелы,
Что алеются кровью убитых оленей?
Мода - наш бич, и не дивно, что все прославляют
Шалости Зевса, кокетство и глупость Юноны.
Веруя только в Иисуса Христа и Отца Его - Бога,
Счел бы грехом я намеренно смешивать чистую
Правду с выдумкой басни. И дай же мне, Боже,
Уменье и силы немеркнущим лучиком правды
Истину тем осветить, кто загадки и тайны
Жаждет постигнуть, но только в сплетеньях ошибок,
Что наслоились веками, во тьме заблудился.
Правда всегда в глубине. Господин мой протектор
Епископ Вителий Эразм вовсе не одобряет
Дерзость поэтов грешить перед Богом,
Храма достойным, внимания и одобренья
Он, праведник Божий, считает единое то, что
Только достойно, прилично духовному сану.
Искренний служка его я обязан по службе
Музу в узде содержать,и „слова подбирая.
Быть осторожным, слова чтоб и то, что в словах,
Богу угодным бы было, и мэтру - по вкусу.
Может поэтому в песню мою попадает
Кое-что из религии нашей. А в ней не ищите
Ни наслаждения жизни, ни ласки, веселья:
Роз и цветов не бывает на скорбном и тесном пути.
Те ж родники вдохновенья, что поэму питают,
Где-то далеко занесены снегом глубоким,
+
Летом всегда занимаемся кровопролитьем
В войнах усобных, которым и краю не видно.
Ратники наши всю зиму до самого Сретенья Отдых от битвы - охоте в лесах посвящают.
Может, и Марс свой обычай заимствовал у литвинов
И в передышку мечи закалять на морозах.
Войны! Злодейское дело - война вызывает ,
Гнев мой, и слезы, и боль. Без поддержки и безконечно
Войны ведем мы за весь безучастный священный
Братский союз христианства с навалой с востока.
Люто воюет захватчик и нас побеждает,
Режет под корень наш род и ученье Христово
В душах народов на всех завоеванных землях.
Он, тихомолком ворвавшись в наши пределы,
Нагло твердит всему свету: не землю воюю,
Не за простор для себя,- за порядок в просторе.
Божиим Именем рвется, от Имени Бога
Дикий порядок огнем и мечом утверждает
В землях, где вера иная, иные порядки.
Там, где Орда саранчой проползла, остаются
Только пожарища, угли и пепел, и кости.
Тучи ворон, да собак одичалых несчетно.
Боже, спаси, если нас побеждает татарин,
Лучше уж смерть всем без времени нам, чем такая
Страшная доля - жизнь рабская в черной неволе.
Он не страшится ни гнева, ни кары Господней:
Нехристям вера и жизнь наша - все не по нраву.
Мы на переднем краю христианства заставой –
Вражим орды мы грудью на грудь принимаем.
Кровью залит, изнемог наш народ и истаял.
Места живого не сыщет от ран несчислимых,
Кровь наша льется реками, и эти вот реки
Ордам татаро-турецким их путь заграждают
В беге стремительном их от востока на запад.
Наши щиты и кольчуги в проломах и дырах Плод непрестанных ударов захватчиков лютых,
Меч-ятаган ведь не только над нашей главою
Ими занесен! И жертвы огромные наши
Нами приносятся общему нашему делу:
Дать вам опомниться, выгадать время, собраться
С силой, решительно выйти на битву с Ордою,
Наших соседей еще этот бич не коснулся.
Красный петух не гулял по их крышам высоким.
Теплой периной укрыт безопасно, уютно,
Нежится квелый германец, ему невдомек:
Жар на пожаришах наших он видит, тевтонец.
Грудами золота. С этим расчетом-прицелом
Он помогает всей швали советом и делом.
Хищник и зверь, он охотится с турком наравных,
Жаждет урвать с нас обломанным клыком
Жирный кусок. Это давняя жажда безумца.
Мы их, псов-рыцарей, знаем: они выжидают
Час, чтобы нас укусить. Но лекарство им скоро
Бедным пропишут, да поздно уж будет лечиться.
Кто не ослеп, не глухой, тот и видит и слышит:
Близко уж громы гремят, горизонт полыхает.
Жадность захватчиков грозно, как черная туча,
Виснет над нами навалой то слева, то справа.
О, отойди на сухие края, неотступная буря,
Жаждою неутолимой на орды пади!
Там пусть грызутся с собою и черною кровью
Земли свои напояют, как наши поили мы красной.
Пусть же ему, вероломцу, набросит захватчик
Тесный хомут, покаянную цепь, которой
Хватит и детям и внукам на вечные веки!
Перст указующий Божьего гнева угроза,Он за грехи и за муки воздаст по заслугам.
Время опомниться! Пусть еще громы сегодня
Где-то далеко отсюда, а поступь нашествия
Смерти подобна: заклятьями не остановишь.
Оком ововм не окинувши ужас угрозы,
Трудно представить, но завтра и ваше с угрозой!
Что запоешь ты, сосед каш, когда содрогнутся
Плачем и стоком твои города и селенья?
Локоть свой укусить бы готов - не достанешь:
Где мои были глаза, и на что я надеялся слепо?
Как попущеньем своим я расчистил дорогу
Ордам захватчиков диким, что вместе с "порядком"
Плен а ярмо принесли и соседям, и мне по-соседски?
Сам я, безумец, неволю накликал, которой
Хватит и детям, и внукам и правнукам нашим?
+
Сколько ни жалуйся, воплями горя полыни
Не усладишь. Мы как лес безответный, безгласный
Пред топором; так пусть голос услышится в мире
Голос поэта, поющий о наших невиданных зубрах.
+
Я вас повел - и вот, будьте добры, со мною
В светлую горницу бора. А там уже в чаще
Срублен двустенок, как изгородь, что убегает
В недра чащобы на десять-двенадцать миль италийских.
Множество в срубе отсеков, ловушек сокрытых.
Зверь незаметно на выпасе в пасынка входит Жертвой становится. Пасынок - наше названье ловушки –
Так он устроен, что входом просторный,- а выход
В узком прогоне с охраной. Как только гривастый
Хвост показал, так ловушку берут на засовы
Толстыми брусьями в прорезях скрытых двустенка.
Клямкой засовы зовутся, и клямка за каждым
зверем защелкнется тихо. А он и не слышит,
Мирно пасется и травку-зубровку себе выбирает.
Мы же, охотники, скрытно сидим по засадам.
Видим: удобно,- сигнал, и пошла, закружилась охота.
Что тогда деется! Страхи не в страх, а угроза
Вмиг неожиданно выскочить может отвсюду.
Друг где-то рядом, но если беда - не поможет:
Голос не слышен в сумятице общем и крике.
Должен ты во-время дело исполнить; опасности
Сам избежать, потому что в руках своих держишь
Пику иль лук и самую судьбу под одеждой.
Там она, птица, трепещет и первою раной
Вылететь может и пасть, и погибнуть с тобою.
Суть же задачи ясна - наступленье и только.
Нам без потерь победить по возможности нужно.
Конь быстроногий избавит - одно упованье:
Бросится в сторону, смерть рогатую встретив.
Здесь и король; он безстрашно врезается первым
В самый побоища ад. Он примером отваги
Дух подымает дружины. И эта отвага –
Строгий расчет: из дружины никто бы не думал
Сдвинуться с места, командуй он сзади.
Как перед битвой с татарами меч богатырский
Мужеством рать вдохновляет, так мужество это
Воина первого в самом начале облавы Меткий пролог и победы конечном надежда.
Доблести ратной она не унизит, а славе
Лавры умножит. Со мною невольное что-то:
Клонит перо мое ближе к тебе, Сигизмунде,
Трона отец и владений Литовской Короны,
Славу пропеть, возвеличить успехи в правленьи.
Дома большой, за пределами края - не меньшей.
Это непросто: советчиков в этом не будет:
Слава шумит твоя в пущах литовских, а ветер
С наших земель за пределы тот шум не доносит.
Шум же поднять о тебе и твоих достиженьях
Рад бы душой, но страшусь,- не достанет мне духу.
Время придет - попытаюсь. Как мудрость вещает:
Было бы мирно и тихо,- и песенка будет.
+
Вот и пришли мы. Представьте поляну.
Зубр на поляне стоит неподвижно, как будто
Полон раздумий о мире и судьбах безвестных.
Будем одно воспевать, хоть в стихах временами
Можно встретить стада одинаковой масти.
Я ж о стадах не намерен: ни сил, ни уменья
Мне не достанет. А этот могучий громада
Просто у всех на виду, не заметив ловушки.
Мирно пройдя по загону, попал в западню.
Стража - прогон на засов,- и охота вскипела!
Стрелами в ребра и гриву утыкан нещадно.
Зубр во мгновение в чащу рванулся, но копья,
Пики летят от ловцов из засады, и ранят
Тело звериное сталью булатной ужасно.
Он содрогнулся,- не стряс, и во всю свою пасть
Хрипло взревел, закружился, подпрыгнул -и ходу!
Всадники вслед,-перенять. Что тут в пуще творится
Топот и крики, похоже, до звезд долетают!
Вот промелькнул он в прогал: пред ним стенка.
Взять бы с разбега прыжком,- но нежданно
Замер: не по силе барьер. Где спасенье?
Глазом поводит вокруг, примечая врагов,
А из-за дубов, как шмели и кусливые шершни,
Стрелы и дротики - дзынь! - и впиваются в тело.
Ярость вскипает внутри, наливаются мутью
Красной белки, то струями, то каплями льется
Кровь через шерсть, раны свежие пеной исходят.
Где же враги? Силы много еще, он способен
Сотню рогами смесить, растерзать, разметать.
Тяжко сопит и вбирает живительный воздух.
С места на гончих сорвался, как буря бушует.
Разом собак разметал и увидел, что люди
Все на конях, сразу - к ним, а они - врассыпную.
Хлюпает грязь и трещит бурелом, стоголосо
Ревом и ржаньем, и лаем пронизана пуща.
Боже, покрый тебя, друже-охотник, от бегства:
Просто вперед побежишь - за секунды догонит.
Все же спасенье - за дерево стать, либо зайцем
В сторону прыгать. Ослепший от ярости дикой,
Мимо промчится: непросто в стремительном беге
Массе такой направленье менять произвольно.
Всадники снова цепочкой его окружают.
Зубр разъяренно бросается к ним и бодает.
Кони, однако, спасают: скачок - и промчится
Мимо погибель. А он аж горит весь в запале:
Пар из ноздрей и от чрева клубится, а грива
Даже без ветра взлетает. И зверь этот в беге –
Будто сама одержимость, стремления образ:
Каждая жилка в порыве, и взгляд - лишь вперед.
Долго бушует в загоне, разгневанный, страшный,
Жаждет схватиться с врагом и дать ярости выход,
Злобой кипит и клокочет в нем ненависть жутко
С силой какой - вот вам случай - судите:
Кто-то с мушкетом /боярский, наверное,пестун/
Всем напоказ проявил молодечество глупо –
Выстрелил зверю вдогон. И укрыться надеялся
Елей ветвями, а раненый зверь не заметит,
Где притаился стрелок. Перекатом по лесу
Лай прокатился. И кажется, слышно, как сердце
В ребра толкает. По голосу гончих всем ясно:
С каждым мгновеньем все ближе опасность.
Гоном собачьим и лаем охвачен отвсюду,
Зубр появился внезапно живою горою.
Топотом землю сотряс, из-под мордищи пар.
Замер на миг, добивая собаку копытом.
Диким взглядом тот ельник проткнул, где от ужаса
Трясся несчастный стрелок, к ели припавши.
"Вот и конец мой - заметил! - подумал и там же
Мертвым свалился. А зубр на того боязливца
Даже не глянул - известно ж, сквозь ельник не видел.
Все мы дивились, как ужас смертельный
Бьет наповал молодца с голубиной душою.
Кто-то припомнил, что взглядом одни василиски
Могут убить. Но все в голос один возразили:
"Как так одни? А вот этот стрелок из мушкета
Зубра озлобленным взглядом убит с расстоянья!"
Все согласились, что смерть наступила от страха.
Не было слез о погибшем, ни вздоха - насмешки,
Шутки - и только: от мамки - в облаву!
Сам я при этим свидетелем был, даже помню
Надпись на крестике белом из круглой березы:
"Здесь упокоился в Бозе раб Божий Лаврентий,
Взглядом свирепого зубра внезапно сраженный".
+
Дивного я насмотрелся премного в охотах.
Большего ж дива, чем то, как в бушующем гневе
К жертве намеченной зубр скачками летит, я не видел.
Кровь застывает, увидевши жуткую ярость!
Ловчий схитрит и отпрыгнет, стаится за древом –
Мимо промчится, бушуя, заметит и станет,
Ноздри поднимет раздутые, запахи все уловляя,
Чтобы учуять, где враг-человек притаился.
Что человек! Все, что живо, и признак живого
Боже, помилуй, проявит хоть чем-нибудь малым.
Разом растопчет, пробьет, разорвет на ошмотья.
Страшная жажда у зверя отмстить, расквитаться
Силою дикой за кровь и за раны - с врагами.
Что ему стоит догнать человека иль зверя?
Хоть изо всех сил лети - а уже не спасешься.
Рогом пырнет, подбросит ударом на воздух,
Только увидишь, как ноги мелькнули у жертвы,
Слышно, как стонет бедняк, недобитый с разгона.
Там уже все - попрощайся с душою навеки.
Жалость ему незнакома, он не оставит
Ни седока, ни коня недобитыми в пуще.
Свалит под ноги, растопчет, рогами просадит
Так, что потом не узнать, где тело, где туша.
Ужасом сердце зайдется, как вспомнишь такое.
Видишь - вздыбился конь, весь растерзанный, тут же
Всадник в крови, зацепившись за стремя, повиснул.
Зверь налетает скачками, сбивает обоих,
Месит рогами кровавое мясо, и кости
Глухо хрустят, и аж пенится кровь из-под наста.
Лютый свирепо, медвежью берлогу заметит.
Или наткнется на лежку кабана лесного,
Мигом рогами пырнет и в куски растаскает.
Нам неоднажды в чащобах лесных попадались
Трупы копытных - вернее, не трупы, а кучи
Мяса и шкуры - последствия жуткой расправы.
Этот громила, встречая на тропах оленя,
С силой такой без разгона проткнет рогоносца,
Что без рогов бы прикончил, отбивши утробу.
Тяжко представить такое, не видавши ни разу.
Место побоища в пуще. На мшистых полянах
Мокрое месиво: кровь и ошметки погибших
Бедной козули иль лося. Вот с карканьем тучей
Тут же слетятся к остаткам вороны, сороки,
Коршуны, с шумом глаза поклюют и очистят
С древ и подлеска ошмотье убитого зверя.
Помню такое: опять-таки верьте не верьте,
Я говорил, что неверам заране прощаю,Так убоднул рысака, что всю внутренность выбил,
Всадник же, силой удара подброшенный кверху,
Вниз головою повис на березе, застрявши.
Страхов я видел немало. Однажды в дубраве
Зверь подцепил жеребца с седоком и рогами
Так шибанул, что седок очутился в объятьях
Дуба ветвистого,- там же чудом и спасся.
Хватит„ пожалуй, примеров. Бывалому в пущах,
Часто случалось и мне самому это видеть.
Лишний пример, как, бывает, и лишнее слово,
Только снижает доверие к правде и фактам.
Кто его в гневе не видел, не сможет представить,
Как он, нацелясь рогами, валит и прет, нагоняя.
Будто девятый вал в море бушующем бурно.
Даль сотрясается рыком его во всю силу.
Стонет земля под копытьем его и вздыхает.
Яростный, смелый, пощады не знающий, он временами
Чувствует все же, что местью не выместит злобы.
Вдруг на мгновенье поникнет и мордой тупою
Тяжко вздыхает. Возможно, уставши, а может
От сожаленья, что мало еще человеческой крови
Пролил рогами, одним и другим, и как будто
Капли считает, что капают с морды в сугробы.
Ваш самоучка-поэт безграмотно, верно,
Боя смертельного тут "намалярыу" картину.
То я пишу, что изведано чувством. Искусство
Все же условность и правды известная степень.
Зубр в безпамятстве - это порывистый ветер,
Он в нападеньи - буран, ураган, и пощады
Лодочка жизни не сыщет, когда налетит он.
Снег на глазах заалеет на месте убийства.
Где-то на ветках илмы и на прутьях орешин
С боем кровавым повиснут останки той жертвы.
Явятся сразу же стаи ворон и орланов, Как приживалы при лютом
рогатом кормильце.
Он же, всезлобный, оставив на миг растерзанных,
Бросится в сторону, станет, опомнится разом:
Как там враги, все еще может быть, недобиты?
Снова подскочит, подцепит, просадит, подбросит,
Месит ногами, терзает рогами - не может
Мести своей утолить, ненасытный убийца.
+
Всадники вроссыпь пустились, и видно, как змейкой
Справа и слева клещами его обступают.
Крики, тревожное ржанье коней, ожиданье
Разом назад развернется и примет атаку
В лоб, и тогда - берегись! Не отпрыгнешь за дерево,
Вмиг станешь жертвой. Хоть каждый и ловкий и смелый,
При неудаче - погибнет и сильный, и быстрый.
Гнаться со стаей на быстром коне по равнине
Следом за волком, лисою - не то же, что в пуще
Гнаться за зверем, где всякое может случиться:
Где-то колода гнилая, барсучии норы,
Пни, сухостой, бурелом, припорошенный снегом,
Мерзлая топь или яма - опомнишься только,
Как через гриву буланого ринешься оземь.
Ветки еловые, сучья сухие – ловушки
Явные: если уж свалишься - встать не успеешь:
Зубр не замедлит - подскочит, просадит рогами,
И aж на дуб где-то труп твой кровавый закинет.
Чудом, пожалуй, ездок уклонился от смерти,
Mимо него пронеслась масса бурая с сопом.
Разом - крутой поворот и прнжок во мгновенье –
Был человек и не ойкнул - и нет человека.
О, если бы мне тут, отставивши мелочь деталей,
Только главное вспомнить об этом чудовище
Трудно представить, где был бы конец многословью,
И до размеров каких разрослась бы поэма!
Хватит того„ что рассказано, чтобы все мненья
В вывод сошлись бы: убойная эта забава
Просто безумная прихоть князя-безумца,
И не смоет невинной той крови венчанный
С лавров охотничьих, вместе и ратных.
Выдумка эта корнями своими уходит
В Витовта князя правленье и высший подъем
Княжества Великолитовского; даже уже и тогда
Силам его убывающим нужен был подвиг.
Вот и создал он тогда во владениях княжьих
Лагерь военный в каждом селении в пущах,
Где свои рати готовил к будущим битвам.
Он между войнами в шапку не спал,а дружины
В диких облавах на зверя готовил сражаться
Так, как в битвах с татарами, и закалял их
Силу и дух в непрерывных походов невзгодах.
Он, двуединый в особе великого князя –
Войн сторонник со слабыми - с сильными же – миротворец.
Меч обнаженный свой ставил, как столб пограничный,
Перед нашествием вражьим с востока и юга.
Даже татарин, покорно лицо преклоняя.
Сломанный лук свой ему отдавал, объясняя.
Что, обирая ясак вблизи вотчин литовских,
Сам становился презренной добычей литвинов.
Милостив был ко властителям тем, которых
Ставил на княжество,сам избирая. И даже
Грозной Орде мог прикрикнуть: знай меру, татарин!
Как ни известны богатством и силой Московские земли,
Но и они мир надежный с Литвои заключали.
Турки из Крыма всегда присылали подарки
Витовту, тайную мысль про себя сохраняя!
Как бы задобрить, подладить и против себя
Гнев не обрушить великой Литовской державы.
Коршуна три, вгонявшие в ужас полсвета,
Как воробьи, перед ним даже пикнуть не смели.
+
Доблести сила такой возрастала в лесах и селеньях.
Славы сестру, ее множили в годы княженья
Грозного Витовта всюду на землях державы.
Каждая площадь при замках «сухие пригорки –
Все были плацы для воинских многих занятий.
Мирное время меж войнами - лишь передышка,
Чтоб отдохнуть, подучиться, пополнив потери,
Двинуться в новый поход. На подобных ученьях
Только и слышно, как стрелы поют, как луки
Сухо на сгибах скрипят„ будто хвалятся громко:
"Глянь, как крепки эти руки, какая в них сила!"
Пастбище сельское, там от темна до темна
Носятся всадники с гиканьем цугом по кругу.
Саблей и стрелами целят по вешкам. Бывало,
Если кто-либо подбросит свой картуз иль шапку Несколько стрел впиваются разом на взлете.
Падает вниз, и - под ахи и хохот всех бывших Быстрый наездник поймает "подранка" на пику,
Меткий стрелок, а таких молодцов было много,
Клин журавлиный приметив под облаком где-то.
Вскинувши лук и прицелившись точно, срежет
Ровно крыло вожаку, не коснувшись стрелою
Даже и перышка в теле - такое искусство!
Птицу любую - на дереве, водах, иль в небе –
Целью считали достойной, и все добывали
Всякую дичь по болотам, в борах, на озерах.
Многие князю добычу свою приносили
Просто как дар /у нас чина еще не постигли/.
Жить по завету простону: «He выкрадешь в пуще Грех не простится",- считали в народе за честь.
+
С первой порошей охотников группы и ловчих
С княжеских вотчин в леса отправлялись на ловы,
Зверя поднявши, со свистом и гиканьем,г амом
Гнали загоном под стрелы, мушкеты и пики.
Выследить диких кабанов, медведя берлогу
Смело отыскивать - просто привычное дело,
Что в нем такого? Поднимется вдруг муравейник,
Свалит сугроб набекрень, и поднимется бурый
В рост и взревет, и затенькают стрелы со свистом.
Бросится он не успеет,- рогатину тут же
Просто направят в живот,- и вот грузная туша
Сразу осела. Тогда меж ушей - булавою.
Вот и готово. Бывало еще не такое:Конные скачки на ловкость, подобно же, как вперегонки.
Славная школа - забава для смелых и ловких.
Цель отстояла на сто, и не более, стадий, и каждый
Участник ревностно рвался на сером тарпане
Первым закончить дистанцию. Целые села
В скачках гонялись - из многих проявится лучший.
Вот табуны друг за другом пустились галопом,
Быстро летят - только топот и гривы по ветру.
Чуткий скакун разумеет хозяйский намек
С первого знака, и видишь, как он во мгновенье
Спину подставил. Ты глазом моргнуть не успеешь,Прыгнул сосед на соседа: конями сменялись.
Только заметишь, как стрел оперенье с колчанов
Накрест метнулось; а всадники тут же исчезли.
Гонки такие наладились в темные ночи,
Скопом, чтоб мужество видя, учился трусливый,
И боязливый, не видящий страха, ровнялся.
Кто победил, награждался подарком, а над неудачным
Дружно смеялись и чашу из редьки давали.
Много трудней состязанье бывало, кто первым
Вброд на коне переедет реку без обхода
Водных течений глубоких и омутов, зарослей в тонях.
Ветренным днем в половодье, когда еще воды больши
Катят волнами на берег, съезжалися к рекам
Всадники - все молодежь, показать свою смелость.
Правилом было у них: и колчаны, и луки
Связывать в узел с одеждой, чтоб где-то на гриве
Друга-коня своего примостивши надежно,
Самый быстрак переплыть и сухими доставить.
Воля Божия! Как будто в Крещенье когда-то
Бросились с берега голые люди с конями.
Видишь - плывут, погрузившись в теченье по шею,
Только и слышно, как фыркают кони, а парни –
Не под конями, а рядом. Присмотришься - точно:
Правой рукою вцепилися в гриву, а левой
Могут грести, под себя загребая холодные волны.
Плесу ж не видно конца, и с полмили до мели.
Этих, конечно же, ждали награды, и первый
Кубок серебрянныи выпьет - награду достойным.
Памятный кубок себе оставляет. Никто не обойден.
Вкуса невзгод приобщившись на суше и водах,
Воин не ищет ни брода, моста, а привычно,
Сходу бросается вплавь и с конем, сохраняя
Бережно только оружие к бою готовым.
+
Войны предвидя вослед передышки короткой.
Князь сам готовил к войне как войска, так и народы.
Мудрое дело - во время самой подготовки
Воинов страх свой уметь побеждать, не бояться,
И приучить их заранее к всякой невзгоде.
Сам закаленный, как меч боевой, богатырский,
Витовт не мыслил другого и большего счастья,
Чем закаленные в битвах безстрашные рати.
Доблесть при нем была признана первым и главным
Качеством воина, и на военных ученьях
Он, полководец, высматривал лучших из лучших.
Лучшего щедро за доблести сам награждая.
Ох, не любил боязливцев и пестунов панских!
Будь хоть боярин, но если ты дрейфишь в походе,
Будешь в дружине презренным посмешищем только.
Строго и круто судил и при том - справедливо.
Сам справедливый, он тою же мерою мерил
Каждому верно; и чувством каким-то глубоким
Мог угадать без ошибки,гд е правда, де кривда.
Лжец перед ним не выдерживал долго: замнется,
Бледный, дрожит, как осиновый лист и - признался.
Сам приговор провинившимся выдаст, а те уж,
Тяжесть вины сознавая, с покорностью тихой
Сами себе приближали конца неизбежного время,
Зная вперед, что на милость напрасны надежды.
Ложь у свидетелей и криводушие больше
Злобы людской не любил, и преданья известны:
Клятвоотступников так же судил, убийц.
Краткой расправа бывала,и все - в наученье
Черному люду: итесь, как страшно-опасно
Княжий закон попирать и верховную власть!
Взглядом суровым как глянет - аж станет дурно,Он, как провидец, обманщиков видел насквозь:
"Лжешь!"- и свидетель во лжи признавался позорной»
Казнь совершалась немедленно: тут же, при замке
Их, завернувши в звериные шкуры, бросали
С вала на плац, где собаки и псы-волкодавы
Рвали в клочки осужденных,- известно же, псарня.
Так же, без милости, строго казнил он и судий
Княжеских вотчин за подкупы, взятки и лихву.
Случай такой был, не знаю, где точно. Прельстился
Местный судья на богатый подарок и дело
Выиграл ради ответчика, княжий указ попирая.
Жалоба князю пришла, и виновный признался.
Руки и ноги ему перебили, а после –
Опять же в науку другим! - и судью при народе
К конским хвостам привязавши, пустили на волю.
Жажду нажиться под видом охраны закона,
Жадность - отнять изо рта бы у ближнего ломоть –
Он безпощадно суровыми мерами так протаранил,
Что на века даже завязь их вывелась в людях.
Кем бы и чем бы он ни был при многих заслугах,
Даже за это одно я его прославляю.
Густо делами свои век он наполнил, и отзвук
Дел его славных не смолкнет во многих столетьях.
Веские будут причины у новых историков наших
Думать над ними, как думал и я„ между прочим,
Сердцем своим уловляя их отзвук для песни.
+
Пахаря дело осталось все то же от века –
Сошка и поле. О чем бы еще ему думать?
Сердце же пахаря, волю его и отвагу
Князь закалял на облавах и слежках на зверя.
Зверя по-разному брали. Но лучшей добычей
Ту признавали, которую князю живьем доставляли;
Волоком, иль на плечах - на детинец и в лагерь.
Выследь, поймай, приведи без увечья и раны
Зубра - не мужество ли и не доблесть, и даже геройство
Ну и, конечно, бывала награда отважным,
А малодушных могли наказать, безусловно.
Стоит заметить, что все землеробы охотно
То исполняли, что селам от имени князя
Ставил приказчик в повинность - без всякого страха.
Даже и зверя живьем волокли ко дворцу же
Князю в подарок: "К ногам вашим, ваше величество!"
Сам я, признаюсь, не верю, что все это правда,
Люди постарше твердят, что бывало, - и часто.
Вот и о нашей способности к выдумкам разным
Просто скажу без сомненья по присказке нашей:
«Хiцер на выдумкi Змiер",- художник достойныйI
Вот и постройка под скромным названием "стенка"Зто талант ведь и подвиг крестьянского званья
С лесом в борьбе и с угрозой от зверя лесного.
Вам это в новость, и я постараюсь подробно
Все описать. Вот представьте среди редколесья
Клин огроманный из бревен - еловых колод.
С фронта - широкие клещи, а вглубь незаметно
Съужены, будто прогон, по стенам - редко прорези –
Окна-пазы для завалов из тесанных брусьев.
Сучьями свежими, листьями скрыты для глаза.
/Нужно, чтоб зверь не учуял обмана, ловушки/.
Вот он приблизился к клину, Узнать захотелось:
Что за прогон тут? Обнюхал, вступил, оглянулся.
Вдруг впереди что-то красное быстро мелькнуло.
/Это ловец-заводила в багряной накидке
Выскочил вдруг из укрытья, чтоб зверя озлобить.
Зубр, как известно, на красное страшно ярится,/
Ах, вот - в красном, да саблей еще так сверкает,
Грозно так машет! Все зверь это видит - и мигом
Кровью глаза налились; вот он с места подскоком
Ринулся к ловчему, тот - как растаял: по стенкам
Спряты сделаны: там и укрылся отважный.
Бык же в то время прогон пробежав, оказался
В ловушке: и сзади и спереди вмиг завалки
Путь отступленья отрезали - стой и сдавайся!
Тут же - откуда взялись! - все ловцы уж в ловушке
Сверху набросят петлю: первым делом - на повод,
Дуты на ноги, и голову вниз притянувши, стреножить.
Стянут веревками вдоль, а задние ноги
Вяжут с передними, чтоб не лягался, не прыгнул.
Силой оружия множества ловчих не взятый,
Тут он судьбою своею предан и пойман.
Ну, наконец и взнуздали и в нос продели,
Шилом проткнувши, кольцо, а за него уже повод в три жилы
Можно вести! И под крики и возгласы "Взяли!"
Тащат добычу из леса. Плененный силач
Пену из пасти с дыханием хриплым пускает
Нехотя и упираясь, но движется все же вперед.
Ужас объял его, ярость сверкает во взгляде Вольницу пущи неужто на плен поменяю?
+
Лесом ведут, через поле, по улицам сельским,
Через ряды любопытных совсем не героем
Вынужден пленник пройти, наконец - вот и лагерь.
Здесь, развязавши веревки, с поводьем на морде
В поле пускают - беги на свободу до часа Всадникам будешь огромной бегущей мишенью.
Временем тем ездоки кавалерии князя
Луки и копья поднявши, ждут только сигнала.
Громко рожок затрубил - началась тренировка
Меткой стрельбы и метания точного копий.
Помнятся даже легенды такие, что каждый
Всадник стрелу свою метил особой зарубкой,
Как и копье помечали на древке иль пику.
Зверя же метили краской, мишень означая.
Так что стрелки иль копейщики, в цель попадая,
Точно свое попаданье по меткам узнают
И получат награды за ловкость и точность.
Может от тех-то времен выраженье "оценка по знаку»
Стало обычным меж воинов княжеской рати,
В знак попадавшего звали "Оначенком", за промах –
Прозвище "Хiба» носил за промашки, ошибки,
Самой высокой наградой того награждали,
Кто своим точным ударом копья или пики
Ранил смертельно. Царапин в бою не считают.
+
Все летописцы о времени Витовта пишут,
Как о расцвете Литовского княжества, края,
И называют тот век золотым. Позолотой
Ярко сияло убранство хоромов. А в курных халупах
Сел и посадов - какая была позолота?
Мне ж представляется, что этим почетным названьем
Век его назван по более важной причине:
Витовт сокровища духа - державное злато - ,
Выше поставил богатства и счастья земного .
Набожным был, и с народами края первым
Принял крещенье, признавши, что с верой поганской
Всякую связь порывает, а идолов мерзких
Он повелел всех собрав, уничтожить. И церкви
Богу Единому строил повсюду, наделы
Церкви служителям сам выделял, и не скупо.
Славу, похвальное слово великому князю принес я
Полною мерой, хотя не умышленно ратных
Дел его не помянул. Разумею,что долго
Глядя назад, я углубился слишком в недра
Давней древности, сбился с пути,а ведь надо
Двигаться больше на север, к лесному приволью.
Песню мою мне про зубра допеть уж пора бы.
Есть у охотников присказка в нашем народе:
"Звера яшчэ не забiу, а набiлi..ы збiу",-мне простите
Вольность такую. Вернемся же снова к облаве.
+
Криком напуганный, загнанный долгой погоней,
Зверь изнемог совершенно. И ярость не та уж,
Прежний запал отошел. И как будто бы знает,Близко конец. Пробегает заметно по телу
Зябкая дрожь, и дыхание с хрипом, и пар
Валит клубами - похоже, что сердце устало.
Хочет прыгнуть - не может: не слушают ноги,
Вяло бредет, будто пьяный от браги, и телом
Еле владеет - так уже ослабел. И как будто:
Ступит - и ринется оземь„ вздохнет - и издохнет.
Злость, что искрилась во взгляде, погасла и пленкой
Мутной глаза застилает, как тонким ледком.
Всадники - с седел; загонщики быстро уводят коней.
Вот, по обычаю давнему, двое парней-молодцов
Поступью смелой все ближе к поникшему зверю подходят.
Вынут из ножен клинок, чтоб эспадой под сердце
Справа и слева на землю свалить рогоносца.
Мига величье! Стоят они, храбрость и смелость,
К смерти лицом, с надеждой на честь и на славу
Дразнят, махая клинками: скачи, нападай же!
Блещут клинки, и от взмахов аж воздух свистит.
Зверь безучастен. Но вдруг, собравши остатки
Мощи былой ,встрепенулся и ринулся к парню.
Тот отступился за дерево. Зубр повернулся,
Видя обидчика, тело напряг и - как прыгнет!
Глухо взревел, когда ахнул рогами в осину.
Только кора затрещала и сучья, а древо
Все содрогнулось, как молния вдруг подкосила.
Зорко следи, молодец, за намереньем зверя:
Хлипкое дерево в стычке такой - не укроет!
+
Помнится раз на облаве охотник какой-то
Сильный и смелый, вот так же клинком размахнувши,
Выронил сталь. Вот уж зубр прицелился рогом
Парню в живот, когда тот мигом прыгнул за древо.
Все онемели от ужаса, глядя. На счастье,
Милость судьбы сохранила его, и спасеньем
Стала сосна с ее кроной. На ней от начала
Самой зимы залежался нетронутый снежный
Пласт, присыпанный сверху порошею рыхлой.
Зубр как рогами ударил,- сосна задрожала,
Ветви упруго качнулись, и белая шапка
Рухнула сверху на землю туманным заслоном.
Парень на миг как пропал. Но вот разом –
Только откуда взялись у него и подвижность и сила!Выскочил и - наутек за деревья сквозь муть снеговую,
Что началось! Хохотали над ним - беглецом,
Будто нельзя убегать от беды и спасаться.
Стыдно от смерти уйти. И как будто бы в стычке,
Цель у которой - во что бы ни стало победу добыть.
Как на арене, где сходятся равные силы.
Неукротимый, зубр снова рванулся в атаку,
Бухнул в ствол и рогами обнял, как объятьем,
Комель сосны. Перестарка-сосна не сдалась:
Корни удерживал твердый подзол. Не дай, Боже,
Ахнул бы так в медноствольную в пуще,
Треснула б сразу, и вывороть парня накрыла б.
Бури налеты такой не страшны, не сломают,
Зубр же, ударив всей силой, с корнями повалит.
+
Этот, упершись в осину, в щепу старый
Ствол разбивает ударами изо всей силы.
Злоба его ослепляет, ему безразлично –
Дерево иль человека крушить. И взметаются
Вихри из пара со снегом, скрывая обоих.
Ярость у зубров и в бешенстве разная: часто
Острого зренья и раненый зверь не теряет.
Может и помнится многим тот случай недавний,
Опять-таки в наших лесах - с королем Александром.
Бедствие это, когда б не Всевышнего милость,
В горьких слезах утопило бы все королевство.
Двор выезжал на облаву, и в пуще к приему
Плотники все как положено, сделали: на палях –
Толстых опорах - помост в три сажени построен.
Лестница сбоку, четыре подпоры, как должно.
Так что с покорностью ваше величество просим
Место занять и смотреть, как облава проходит.
Первою села в компании фрейлин и знати
В бархате красном в узорах сама королева.
Рядом с помостом, внизу в разговорах и шуме
Панство сошлось, а поодаль, как бы на прогулку,
Юность слетелась. И те петушки с нетерпеньем
Ждали свою проявить им отвагу и ловкость
Здесь, виду у избранницы, в охватке со зверем.
Глупый амур, неразумный божок любострастья
Вился на крылышках легких, из лука стрелами
В сердце девичье легко попадая. Но слушай,
Ты, отылек беззаботный: летай, забавляйся
Где пожелаешь, о только не здесь, несмышленыш!
Пуща - не сад и беседка. В ней мальчик влюбленный,
Юный, не знающий нравов звериных нисколько.
Только понравиться милой стремясь безразсудно,
Рыцарский выбрик свой выдаст - и тут же погибнет.
Из-за тебя, или милой избранницы сердца!
Слышится топот зверей. Промелькнули собаки:
Гонят зубров. Онемели, привставшие с места,
Свита вельможная. Ахнули там, на помоете.
Солнечный день. Пестрота пребогатых уборов
Блещет в лучах; краснобагряные платья
С вышивкой золотом и серебром ослепляют.
Выскочил первым вожак. Осмотрелся. И вдруг
Аж содрогнулся, увидев багрянца сверканье.
Взглядом пронзил изподлобья все то возвышенье.
Ойкнул помост ужасаясь и лица в ладони скрывая.
Я не скажу, что сценой такой любоваться
Нам, кто не властен над злобой животной, приятно.
Крик загоняющих все приближался, и это
Зверя бежать вынуждало,- с ним рядом дубравой
Вскачь проносились стада из зубриц и погодков
Просто на ловчих, но их пропускали, не тронув.
С рыком, как бешенный, вылетел вскачь на поляну
Зубр-великан, облизавшийся кровью. Из раны на шее
Брызгала кровь от вонзившихся копий в загривке,
Голову вскинув, стремясь их стряхнуть, вдруг увидел
Бал-маскарад на помосте. И замерши, фыркнул,
Злобно уставился, будто он там, приглядевшись,
Встретил знакомые лица и силился вспомнить,
Где их видал. Добрый день, господа и вельможи!
Смертью моей любоваться пришли? Подождите ж,
Я покажу вам убийство! Века не забудут!
С хрипом набравши дыханье, разинувши пасть,
Рыком сотряс всю околицу, всех оглушая.
/Рык вожака для зубрового стада - тревога/.
Значит своих известил; теперь - за расправу.
С места сорвался с подскоком. С разгона рогами
Грянул в опору помоста - и сбил с основанья.
Сверху - истошные крики. Помост зашатался,
Треснул и чудом не рухнул совсем без четвертой опоры.
Боже, спаси! если он бы еще раз ударил,
Сбил бы помост, и какою умылись бы кровью
Долы пущанские те и убийцы рога –
Сердце замрет и дрожит, как представишь,
Что могло быть: замесил бы пирог королевству
Мордой мясистою зверь из Короны с князьями.
+
В лес возвратимся давайте, на битвы арену:
Зверь как стоял, так стоит осовело, и только
Раны лизать продолжает. Бешенье утихло,Ярость же взгляда еще не погасла. Он грозен:
Хлещет хвостом так, что воздух свистит. А из пасти
Виснет язык, как гадюка, извилистый, тонкий.
Влажные ноздри клубы выдыхают пара
Холод для сильного верно был прежде лекарством,
А ослабевшему даже мороз небольшой - на погибель:
Кровь все течет, изсякает, уносится с кровью и сила.
Дрожь сотрясает все тело, бока его впали;
Дышит со стоном и булькает раненым горлом,
Будто там лютость бродила и ломится выйти.
Потом покрылся, заметно, когда приглядишься,Смысла в движеньях не стало, движенья не те уж.
Гривы клочок от дыханья взметнулся у глаза –
Тут же зубами рванет его, выбросит вяло;
Оводов будто гоняя, ногою под брюхо лягает;
Желтый листок задрожал на дубке - во мгновенье
Ринулся к деревцу, разом сломал, изувечил.
Тень промелькнет по сугробам,- сорока иль сойка
С ветки на ветку летит,- и бодает сугробы.
Фыркает мордой в снегу. И конец уже близко...
+
Случаев в памяти множество живо восстанет,
Хлынет волною и душу уносит - и будто
Снова вернулся в тот край, где начал всех начало:
Жизни и смысла и милое Родины чувство,
Чувствую: не достает мастерства мне, похоже,
В стройности, в ритме поэмы - ее прерываю
Лентой-закладкой раздумий и хроники нашей,
Будто от дела гуляю и всем посторонним
Ухо читателя лишь утомляю напрасно.
В это простите меня неумелого. Близко развязка...
+
Ловчий укрылся за елью, а зубр, не спуская.
Глаза с нее„ подскочил совсем близко. И оба –
Зверь и охотник - один на один. Берегись же
Храбрый детина! Ошибка таит в себе смерть:
Чуть из-за дерева - тут же рогами просадит.
Будто бы в танце копыта и чоботы скачут.
Дама же - мощная елка - стоит как княгиня.
Целит боец-фехтовальщик кольнуть под лопатку.
Зверь языком, будто щупальцем, за руку ловит.
Я говорил, что у зубра язык - как гадюка:
Длинный, подвижный, и пусть лишь концом прикоснется
Тут же зацепит, притянет и кончит рогами.
Видя язык - эту быструю змейку -ловушку,
Ловчий - разумный, умелый - меняет приемы:
Колет коротким ударом, с подскока на выпад.
Молниеносным, ударом клинок обгоняет
Даже стрелу быстролетную - блещет зарницей.
Э,- замечает боец,- на тебя, языкастый,
Немощь находит, шатанье в ногах появилось.
Ты и обмяк, обслюнявился. Где твоя статность?
Только подумал, а зверь снова вдруг атакует.
Ловчий - за дерево, слышит: дыханье у зверя
Как из парилки, и выдох закончился стоном.
Раз! Сталь блистает - удар! - и отпрянул – удача!
Вот он, удар окончательный! Наш осужденный
Ткнулся мордою в снег и упал на колени,
Кланяясь шумной дубраве: "Прости мне, родная".
Где-то друзья заревели, а эхо повторит –
Даже и в пуще обычай свой,- звон поминальный.
Прежде же звона удар милосердный положен.
Тут же явились, не мешкая те ж молодцы,
Вынули сабли и умелым ударом под сердце
Все завершают. Конец и облаве и зубру.
+
Роги трубят. Победитель среди побратимов.
Шутки, объятья. А зверь на белейшей постели
Пущи родимой прилег и как будто уснул.
Недра лесные укрыли в глубинах чащобы
Зверя, что ранен был,- может, и сына
Зубра убитого. Пусть остается. Не буду
Гнаться за раненым: милость явим, и время торопит.
+
Кончим убийства! И совесть, и разум, и честь
Властно велят стихотворцу: как в звонкий
Колокол, бей в свое слово, народ вразумляя
Против разбоя! Нещадно ввергает и губит
Марс-меченосец народы в кровавых безумствах.
Мир христианский с его христианскою верой
Страшно расколот, и трещина глуби достигла,
В сердце вошла! Содрогнулись и веры основы!
Кто виноват? Чьею преступной рукою
Братские связи погублены, рушатся храмы?
Враг не щадит - говорим, но признаемся честно:
И от своих межусобиц мы также слабеем.
Наши ж мечи посекают ученье Христово.
Бросив предательски лютым врагам на попранье
Веру отцов, нам одно остается в спасенье Милости Божией ждать и просить о прощеньи.
Мало надежды, однако, что Бог нас помилует,
Грешных по вере, преступных по жизни деяньям.
Совесть и честь у земных властителей, кажется,
Спит безпробудно. Поступки их все и дела их
Людям на горе, державе - во вред и убытки.
Больше всего безпокоит их зуд властолюбья:
Точат мечи постоянно сосед на соседа Ты либо я буду властвовать: вдвоем нам тесно.
Братоубийства, грызня, межусобные войны Занятость их и по жизни, и свет им духовный.
Бьются князья, а народы и стонут,и плачут:
Воины гибнут и тех и других в столкновеньях.
Что для них смерд - наше горе и наши страданья?
Им своего бы достигнуть, а нам - хоть слезами,
Горьким рыданьем умойся. В палатах рыданье не слышно,
Значит, торгуй и судьбой, да и кровью подвластных.
Злобные наши враги потешаются, пляшут,
Думают: ''бейтесь себе, а ослабевших нам легче
Будет вас всех ободрать и оставить ни с чем же",
"Пастырем будь для пасомых",-велит нам Писанье.
Ждите-пождите! Волками для паствы они.
Вот до чего довела непомерная жажда
Славы„ богатства и власти, и как очерствели
Все их сердца самолюбие, роскошь и слава.
Мир обойдите - найдется ли в нем хоть один,
Кто завоевывал бы и щадил покоренных,
А не купался б в крови и слезах неумолчных?
Турок огнем и мечом истребляет посады,
Жжет города и деревни и рушит святыни.
Город захватит торговый, где пристань бывает,Крепость возводит, нагонит своих басурманов,
Грабит с насилием всех, а людей непокорных
Режет под корень - и жен, и детей без пощады.
Что ему значит клинком материнское лоно
Вместе о младенцем вспороть? Ло приказу все это:
Средства любые, а цель лишь одна - истреблекье.
Рать победивши, оружие все поотнявши,
Враг не помыслит, что месть и рукою настигнет.
Стонет народ во тьме ночи зловещей и плачет,
Ощупью долю находит. Ужасные муки
Терпит страдалец под гнетом разбойников чуждых.
Мы - лишь толпа и безграмотных темное стадо.
Горько и жалостно все состояние наше.
Князь и бояре - кто должен бы был заступиться,
Нашего стона не слышат,- не хуже татар
Душат петлей голоса возмущенья в народе,
Плаха готова для каждого - доля любого,
Кто о законе и Боге посмеет напомнить.
Как еще Он, наш Заступник небесный, все терпит.
Видя с Небес? Как в потоке кровавом находит
Верных Себе и Христу, сохраняет достойных?
+ + +
Молитва ко Пресвятой Богородице.
Божия Матерь, Пречистая Дева Мария,
Имя Свое в песне слышишь и видишь,конечно,
Как задрожала от страха рука стихотворца?
Раб Твой покорливый слезную эту молитву
С треп молчать терпеливо? В душе моей слышу:
Ты не молитвы раба, но хорала достойна
Мира всего - и людей, и творений
Славы и песней в веках, величанья достойна.
Я же найду ли промолвить устами высоко
Слово к Тебе, чтоб достойно возвысить Тебя?
Знаю, что Ты милосердная добрая Мать Ты мне прощаешь, и я с восковою свечою
Перед Тобою, Святой Богородицей, падаю ниц.
Бледный, придавленный ношей грехов моих тяжких,
Жалкий червяк, подбираю убогое слово
В эту молитву с надеждой, что, может, сумею
Вымолить краю Твое состраданье и помощь.
О, заступись же за нас! Чрез любовь к человеку
Бог наш Отец и избрал Тебя Сам и поставил
Первой Заступницей людям, и Ты заступи же.
Как в непогоду птенцы под крыло их родимой,
Так под Твое заступленье и мы прибегаем.
Пусть кто обидит дитя,- оно горько заплачет Мать приголубит кровинку свою и утешит.
Ты - наша Мати-Зacтупница, мы - Твои дети.
Бьют нас и грабят, безчестят - утри наши слезы.
О Милосердная Дева Мария, покров и надежда,
Не оставляй нас, прими моей скорби молитву.
Взглядом участливым землю окинь - наши пашни,
Пажити, нивы, что порыты и сбиты повсюду
Конницей варваров, цепью обозов татарских,
Видишь, какие безчинстза позволены Богом
Нашим врагам? Они страшно глумятся и душат
Братьев славян-христиан, что единую веру
С Сыном Твоим сохраняют и к миру стремятся!
Нашим князьям, что з своих межусобицах разум
Кровью людской помрачили, подай на похмелье
В мыслях и действиях трезвость, верни разуменье
Мудрых властителей помнить о долге своем, так
Ими преступно забытом, казнью напомни!
Мир обезумел, и все - миротворцы словами.
Делом же - волки, одетые в шкуры овечьи.
Им же Твоим наставленьем, Премудрая Дево,
Мысль ту подай, что за разум им взяться пора!
Как им увидать из хоромов, что из хаток убогих
Гонят бичами на муки в неволю несчастных!
Стань им преградой на битых полях и дорогах,
Стражей надежной меж волей народа и рабством.
Время не ждет: неповинных душ тысячи гибнут
С каждым мгновеньем от власти лихих супостатов.
Папский престол Адриана и мир христианский
Божьим веленьем созвав, ополчи против турок.
Пусть направляют по ветру свои каравеллы
И перехватят мечи, что враждою взметнулись.
Пусть этот мир под хоругвями Божией воли
Очи откроет слепым и безумным, покажет,
Где, в чем опасность и смерть. И пускай виноватых
Так покарает суровою властью закона,
Чтоб наш потомок, державно стоящий у власти,
Наше оружие против врагов обращал бы
Только за правду. И преданный искренно делу.
Воли и разума муж вел корабль бы державный
Твердо сквозь хаос, сквозь штормы превратного мира!
Аминь.