Детство под аккомпанемент бомбежки

Сороковые, роковые
По инициативе Совета ветеранов НГТУ и по
поручению ректората редакция газеты «Политехник»
готовит к изданию первый выпуск альманаха «Факел
памяти». В него войдут воспоминания, очерки и стихи
ветеранов
политеха
–
участников
Великой
Отечественной войны и тех из них, чье детство и
юность выпали, как писал Давид Самойлов, на
«сороковые, роковые, военные и фронтовые» годы. Два
материала (в сокращении) из будущего сборника мы
предлагаем вашему вниманию.
Опаленные войной
Детство под аккомпанемент бомбежки
ЯМПОЛЬСКИЙ Эдуард Михайлович родился 11 июля 1934 года. В 1945-м
поступил в Горьковское военное суворовское училище. Закончил его в 1952 году с
серебряной медалью.
1952 -1954 – учился в Днепропетровском Краснознаменном артиллерийском
радиотехническом училище.
1954 - 1960 – служил в ракетных войсках стратегического назначения начальником
станции бортовой радиокоррекции ракет.
1958 – был травмирован и в 1960 демобилизован из армии.
1965 – закончил радиотехнический факультет Горьковского политехнического
института.
1965 - 1968 – учился в аспирантуре у профессора Д.В. Агеева.
С 1968 года работает на кафедре «Электроника и сети ЭВС» факультета ИРИТ.
Доцент, кандидат технических наук. Автор монографии «Вариационные
принципы согласований сигналов с каналом связи». Лауреат премии Нижнего
Новгорода за книгу «Мы правнуки Суворова» об истории и жизни Горьковского
суворовского училища.
Налеты в 1941-м
Войну мы встретили в Минске. Мы – это отец, мать, младшие брат и сестра, и я. Мне
было тогда семь лет…
Всех эвакуированных распределили по колхозам Сталинградской области. Отец и мать
попали на молочную ферму в одном из колхозов Еланского района. Отец обратился в
наркомат, к которому принадлежал Минский завод радиодеталей, и получил разрешение
перевезти семью в г. Горький к своим родителям. В октябре 1941 года в Камышине мы
сели на пароход и поплыли вверх по Волге. Однако война и здесь настигла нас. Сначала
пароход бомбили под Куйбышевым, а потом под Казанью. Было очень страшно.
В конце октября мы приехали в Горький. Дед и бабушка занимали одну комнату в
коммунальной квартире в подвальном помещении. Два окна комнаты выходили на улицу,
покрытую булыжником, и когда проезжали мимо автомобиль или трамвай, в комнате все
ходило ходуном. В шестнадцатиметровке мы стали жить восьмером: бабушка, дед, отец,
мать, трое ребят и няня. Как мы помещались, я до сих пор не возьму в толк.
Всю осень Горький бомбили. Почти каждую ночь объявляли воздушную тревогу. Во
дворах были вырыты узкие глубокие траншеи, которые назывались «щелями». В эти щели
мы и прятались во время налетов. На склоне волжского откоса от памятника Чкалову до
Сенной площади было вырыто бомбоубежище. Один раз мать нас повела туда. Но в
бомбоубежище было так страшно, что больше мы туда не ходили. Во время бомбежек
сидели в своем подвале. Постоянные бомбежки привели к тому, что при объявлении
тревоги у меня и моей сестры начиналось расстройство желудка. Но мальчишки –
бесшабашный народ. Несмотря на запреты родителей, мы выскакивали во двор и
собирали еще теплые осколки наших зенитных снарядов. Хвалились друг перед другом
своими «коллекциями», обменивались лучшими экземплярами.
В начале ноября немцы совершили мощный налет на Горький, в результате которого
был разбомблен завод им. Ленина на Мызе. Во время бомбежки погиб директор завода
Кузьмин, с сыном которого позднее я встретился в суворовском училище. Ущерб городу
мог быть куда больше, если бы не наша система ПВО. Для поддержания боевого духа
горьковчан у стены Нижегородского кремля около памятника Чкалову был выставлен
сбитый над Горьким немецкий самолет. Чувство гордости распирало нас, детвору. Нам
казалось, что и мы помогли сбить этот самолет.
Голод 1942 года
Зимой интенсивность налетов уменьшилась. То ли немцам стало не до нас (они
потерпели поражение под Москвой), то ли мы привыкли к бомбежкам. Однако настали
новые испытания: голод и холод. Мы постоянно недоедали и мерзли. Продукты мы
получали по карточкам, которые надо было отоваривать, а значит, долго стоять в очередях
на морозе в ожидании привоза хлеба или каких-либо круп. Хлебный магазин, к которому
мы были прикреплены, находился в конце нашей улицы. Мы с братом договорились по
очереди ходить за хлебом. Дело в том, что ходившему за хлебом полагался приз –
довесок, который съедался по дороге к дому. Хлеб пекли с картошкой, с ржаной остью,
которая впивалась при еде в нёбо. И все-таки он нам казался очень вкусным.
Дворец пионеров располагался тогда, как и сейчас, в старинном здании на углу улиц
Пискунова и Ульянова. Там во время войны мы проводили целые дни, хотя пионерами
еще не были. Во дворце работали разные кружки. Я занимался в двух: военно-морском и
оркестре народных инструментов. В комнате на первом этаже находились рубка и
капитанский мостик боевого корабля. Нас учили флажковой азбуке и умению вязать
морские узлы. А в оркестре народных инструментов я научился играть на домре. С
нехитрым репертуаром мы выступали в госпиталях, которых в Горьком было очень много.
Летом мы, ребятня, ходили по дворам и пустырям и собирали медицинскую ромашку и
металлолом. Так мы помогали старшим воевать с фашистами.
В 1942 году я поступил в школу, которая помещалась в двухэтажном деревянном
здании на Пушкинской горе, рядом с домом-музеем А.М. Горького. Здание существует и
поныне. Я долго не мог понять, почему спуск с ул. Семашко на Ковалиху называли
Пушкинской горой. Совсем недавно я узнал, что наша школа № 4 до войны носила имя
А.С. Пушкина. Отсюда и название горы. В школе нас кормили бесплатными завтраками и
строго следили, чтобы мы все съедали, а не уносили еду домой для братьев и сестер.
Зимой 1943 года школы разделили на мужские и женские. Мы остались в старом, а
девчонки переехали в другое здание.
Переломный 1943-й
Война со всеми ее тяготами и страданиями продолжалась. Нам так хотелось, чтобы
скорее пришел ей конец! Дома у нас была карта европейской части СССР, на которой я
всю войну отмечал по сводкам Совинформбюро движение фронтов. В 1943 году они
двинулись на Запад. Сначала медленно, потом все быстрей и быстрей.
Отец добровольцем ушел на фронт. После переезда из Минска он и мама работали на
заводе им. Ленина. Оба были инженерами-керамиками. У отца была броня –
освобождение от военной службы, но, отказавшись от нее в 1943 году, он поступил в
Костромское артиллерийское училище.
Летом меня пригласила погостить моя тетя, жившая на Автозаводе. Там я попал под
очередную бомбежку, да еще такую, какой прежде не бывало! Немцы бомбили автозавод
перед началом танкового сражения. Не пришлось мне в гостях у тети отдохнуть от
бомбежек.
Решающий 1944 год
По окончании училища, перед отправкой на фронт мой отец приезжал на побывку. До
сих пор помню его наказ: заботиться о сестре и брате. Я оставался старшим в семье.
Отец был командиром взвода противотанковых пушек. Воевать ему довелось всего лишь
один месяц. 17 августа 1944 года он погиб под городом Шауляем в Литве.
В 1944 году открылось Горьковское суворовское училище. Как мы завидовали
мальчишкам в черной форме с алыми погонами и лампасами! Когда они строем
проходили по улице, мы пристраивались в хвосте и вместе с ними маршировали. Попасть
в училище казалось мне несбыточной мечтой. И вот в сентябре 1945 года к нам в класс
пришел подтянутый военный и сказал, что объявляется дополнительный набор в училище.
Мать была против того, чтобы я пошел туда учиться, но я сам собрал все необходимые
документы и подал их в училище. Потом были экзамены, медицинская и мандатная
комиссии. И вот я СУВОРОВЕЦ! Суворовцем я чувствую себя до сих пор.
Эдуард ЯМПОЛЬСКИЙ.