КРАСНОБАЕВА Л - Пермский государственный национальный
advertisement
Психология будущего Материалы научно-практической конференции, посвященной 150-летию со дня рождения З. Фрейда Пермь 2008 ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНТСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Пермский государственный университет» Психология будущего Материалы межвузовской научно-практической конференции, посвященной 150-летию со дня рождения З.Фрейда Под редакцией доктора психологических наук, профессора Е.В.Левченко Пермь 2008 УДК 159.964.2 ББК 736*Ю 91б П 86 Редакционная коллегия: зав. каф. общей и клинической психологии ПГУ д-р психол. наук, проф. Е.В. Левченко; доц. каф. общей и клинической психологии ПГУ, канд. психол. наук А.Ю. Бергфельд; ст. преп. каф. общей и клинической психологии ПГУ, канд. психол. наук Т.А.Иванова П 86 Психология будущего: материалы межвуз. науч..- практ. конф., посвященной 150-летию со дня рождения З.Фрейда / под ред. Е.В. Левченко. – 182 с. ISBN 978-5-7914-1168-3 Сборник содержит материалы, представленные на межвузовской научно-практической конференции «Психология будущего», посвященной 150-летию со дня рождения З.Фрейда. Рассматриваются проблемы восприятия психоанализа и перспективы его применения в современной психологии как науке и сфере практической деятельности психологов. УДК 159.964.2 ББК 736*Ю 91б Рецензент: А.И. Щебетенко, доктор психологических наук, профессор кафедры педагогики и психологии Пермского государственного института искусства и культуры Печатается по постановлению редакционно-издательского совета Пермского государственного университета ISBN 978-5-7944-1168-3 ©Пермский государственный университет, 2008 РАЗДЕЛ I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ СОВРЕМЕННОГО ПСИХОАНАЛИЗА Левченко Е.В.1 ПСИХОАНАЛИЗ И ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ЗНАНИЕ: ДИНАМИКА ОТОБРАЖЕНИЙ ПСИХОАНАЛИЗА В ОТЕЧЕСТВЕННЫХ УЧЕБНИКАХ ПСИХОЛОГИИ Психоанализ может быть рассмотрен с двух позиций. Во-первых, к психоанализу можно подходить как к деятельности, как к психотерапевтической практике. Вовторых, психоанализ можно рассматривать как знание, как психологическую теорию. Поскольку сегодня для научного и профессионального сообщества психологов психоанализ это одна из составляющих, один из фрагментов в динамичной картине психологического знания, изберем вторую позицию. При этом будем следовать точке зрения когнитивной истории психологии [8]. В противовес традиционному историкопсихологическому подходу, когда акцент делается на историологических и методологических аспектах развития знания, этот подход направлен на обнаружение в картине развития знания двух взаимодействующих субъектов: того, кто порождает или производит знание, и того, кто воспринимает открытое другим знание. Если первый творец изучается (например, в рамках психобиографических подходов), то второй, как правило, незаслуженно остается в тени. Однако почти всевластным распорядителем, вершителем судьбы открытого Автором © Левченко Е.В., 2008 4 знания является не его первооткрыватель, а тот, кто это знание воспринимает, оценивает, переформулирует, транслирует последующим поколениям, т.е. совокупный перципиент (или научное и профессиональное сообщество). Если в картине знания не учтено присутствие этого субъекта, она остается неполной. Цель настоящей работы показать особенности восприятия психоанализа академическим сообществом психологов нашей страны, а также реконструировать динамику его отображений в учебных и справочных текстах. В соответствии с избранной позицией авторская концепция рассматривается как система взглядов, формирование исходного варианта которой завершается лишь со смертью Автора. Вместе с тем ее дальнейшая эволюция продолжается до тех пор, пока наука и научное знание хранят память об Авторе, пока существуют те или иные отзвуки, отголоски его концепции. Научное знание существует в виде потока знания (по аналогии с потоком сознания У.Джемса). В нем концепция существует как постепенно являющая себя и развивающаяся система ее образов, в которой представлены, по крайней мере, четыре составляющих. Первой является апокрифический, или авторский образ концепции. Он может быть воссоздан по оставшимся после смерти Автора черновым наброскам, письмам, другим рукописным материалам. Никогда нельзя быть уверенным в том, что этот образ реконструирован полностью, поскольку он существовал изначально лишь в сознании и подсознании Автора. Вторая составляющая это канонический образ концепции. Он может быть воссоздан на основе прижизненных публикаций Автора, его оригинальных работ, а также текстовоткликов на дискуссии, которые развернулись в связи с выходом в свет его базовых публикаций. Третий образ 5 посткритический. Он формируется после смерти Автора и воплощен в текстах, которые посвящены обсуждению и трансляции его системы взглядов. Соответствие содержанию концепции первоначально контролируют последователи и ученики Автора, а затем научное сообщество в целом. И, наконец, существует так называемый читательский образ концепции. Он формируется, если говорить на компьютерном языке, у рядового пользователя концепции, для которого она не предмет специального исследовательского интереса, а одна из составляющих профессионально значимого научного знания. Наиболее вероятный маршрут, по которому транслируется знание, это появление сначала апокрифического образа концепции, затем его преобразование в канонический образ. Автор решает, какие идеи ему представить, какие придержать, в каком виде ему подать саму концепцию, ее предпосылки, источники, историю создания. При этом Автор являет научному сообществу далеко не все, фильтрует и трансформирует открытое им знание и сопутствующие открытию обстоятельства. Далее осуществляется формирование посткритического образа концепции, а затем появляется читательский образ концепции. В процессе обучения будущий психолог-специалист, как правило, первоначально знакомится с вариантами отображения концепции, репрезентирующими ее посткритический образ. К каноническому образу концепции читатель обращается не так уж и часто, знакомится не с каждой системой взглядов. К апокрифическому образу концепции он проявляет внимание совсем редко (при работе с архивными материалами, если у него возникает специальный исследовательский интерес). Можно предполагать, что 6 именно вторичные отображения концепции, выполненные не Автором, а критиками (трансляторами авторского знания) и представленные в учебной и справочной литературе, существенно влияют на восприятие новыми поколениями психологов авторской системы взглядов, задают параметры читательского образа концепции, формируют отношение к ней. Относительно формирования канонического образа концепции можно сделать интересные наблюдения. В частности, у Е.А. Климова есть мысль о том, что стратегии создания канонического образа у российских и зарубежных исследователей различаются: "У авторов в российской традиции не принято было рекламировать себя, придавать "товарный вид" и звучные названия интеллектуальному продукту…вешать яркие компактные "вывески" на свои научные направления, достижения, в частности, оригинальные идеи, концепции" [6, с.138139]. Сопоставление текстов справочных статей об отечественных и зарубежных концепциях из психологического словаря позволило этому исследователю выявить следующее отличие: зарубежные концепции обозначены лаконично, ярко, образно, а отечественные описаны многословно, громоздко, так что содержание их основных идей приходится еще дополнительно извлекать из имеющихся текстов. З.Фрейд специально занимался деятельностью, направленной на представление открытого им знания: "…однажды он сравнил В.Вундта с легендарным великаном, у которого была снесена голова, а он в пылу битвы, не замечая этого, продолжал сражаться. Фрейд заметил, что традиционная психология, по-видимому, умерщвлена его учением о сновидениях, но она этого пока не замечает и продолжает поучать дальше" [2, с.89]. Ему принадлежат яркие, полемичные высказывания, которые 7 повышают ценность его собственных взглядов. Фрейд предложил считать непринятие идей психоанализа проявлением механизмов защиты, вытеснения, которые присущи не только отдельному человеку, но и человечеству. Трудно назвать другого исследователя, который нашел бы такой интересный ход в научной полемике. Это весьма выгодная интерпретация критики: любая полемика развертывается в пользу Автора. З.Фрейд использовал образный, хлесткий язык. В частности, своим противникам ученикам, которые разошлись с ним во взглядах, он пожелал легкого подъема из преисподней психоанализа [19, с.70]. Фрейд предпринимал очень много усилий для презентации (говоря на современном языке) психоанализа как целостного учения. Тем не менее факты истории науки свидетельствуют о том, что несоответствие посткритического образа концепции (и, как правило, несоответствие весьма значительное) авторским образам (не только апокрифическому, но и каноническому) это, скорее, правило, чем исключение. Так, О.Конт был далек от приписываемой ему точки зрения, согласно которой тот, кто наблюдает факты, не нуждается в теоретической конструкции. Можно говорить и о не менее трагической судьбе А.Ф.Лазурского [8]. Научное сообщество выделило в его наследии идею естественного эксперимента, которая отнюдь не была для него ведущей. Можно только удивляться тому, почему о естественном эксперименте до сих пор говорят. При этом не известны исследования, проведенные с применением этого метода. Если они и были, то единичные, не очень значимые. Тем не менее в заслугу А.Ф.Лазурскому упорно ставят разработку метода естественного эксперимента. Итак, эволюция концепции осуществляется не только в трудах последователей и учеников (как развитие 8 концепции в традиционном понимании) Автора, но и после смерти Автора, при всяком последующем воспроизведении авторских идей. В старые времена в русском языке было слово "мимовольно". Вот так, помимо воли Автора, неуправляемо, спонтанно осуществляется эволюция авторских идей. Как же обстоит дело с концепцией З.Фрейда, каковы особенности ее посткритического образа? Изберем для анализа такой вариант отображения этой концепции, такую составляющую посткритического образа, как ее критику (понимаемую в данном случае как указание на слабые места, недостатки, ограничения концепции). Содержание научной критики, несомненно, определяется эталоном, соответствие или несоответствие которому и рассматривается. Вариант нормативного описания того, какой должна быть психологическая теория, находим у Е.А.Климова. Он указывает, что теория, или концепция должна быть связной, непротиворечивой системой взглядов, утверждений, что она должна содержать определение той целостности, которая рассматривается, связный набор идей или основную идею, более или менее непротиворечиво организованную. Она должна включать представления о методах и приемах, позволяющих получать достоверные знания о выделенной реальности, а также более или менее связную мысленную картину изучаемой предметной области, частично обоснованную эмпирически, частично гипотетически. В идеальном случае или в перспективе теория должна быть средством понимания и преобразования соответствующей области практики. Теория должна пересматриваться, совершенствоваться сообразно фактам, сообразно практической проверке [6, с.140]. Рассмотрим это описание как руководство для восприятия и оценки психологической концепции. Оно 9 предписывает различать в концепции ее предметное содержание (что изучается?) и методологию (как изучается?). К отображению исследуемой реальности в образной и/или вербальной форме предъявляются требования целостности, связности, непротиворечивости (совпадающие с основными свойствами текста, то есть к отображению предъявляется требование быть текстом). Методологическая составляющая соотносится с требованиями достоверности и обоснованности. Вводится также временная перспектива, требующая обращения к прошлому и будущему концепции для оценки ее рабочих характеристик (практичности) и способности к развитию. Для наших целей из учебной и справочной психологической литературы выберем фрагменты общедоступных, распространенных текстов, посвященные критике концепции З.Фрейда. Сначала (в качестве фона) рассмотрим работы зарубежных авторов, поскольку за рубежом не было перерыва в процессе включения, врастания, интеграции психоанализа в психологическое знание. В них распространена критика невозможности эмпирически доказать положения концепции Фрейда. Так, Э.Фромм указывает, что эта теория "страдает серьезным недостатком: она опирается на чисто абстрактные спекулятивные рассуждения и не имеет убедительных эмпирических доказательств" [20, с.32]. Отмечают также, что психоаналитическое знание не верифицируемо (положения фрейдистской теории нельзя тестировать, проверить экспериментально [3]), что положения этой теории не соответствуют законам экономии (то есть основные тезисы и объяснения фрейдизма усложнены: налицо несоблюдение принципа разумной скупости объяснения), что теории Фрейда недостает неподтвержденности (она выстроена таким образом, что практически любой факт так или иначе находит 10 объяснение, вписывается в теорию, в ней нет артефактов), что в основу психоаналитической теории положено малое количество отдельных случаев [25]. Наряду с детальным анализом распространены обобщенные оценки этой концепции: в частности, указание на то, что идеи Фрейда были и остаются противоречивыми [24]. Некоторые современные тенденции критики психоаналитической теории отражены в статье, помещенной в биографическом библиографическом словаре "Психология", где говорится: "Недавно на ее научные положения … вновь обрушилась критика, например, Айзенк считает, что она оказывает гибельное воздействие на науку психологию…". Вместе с тем ни одного конкретного аргумента не приведено по существу, содержательной критики нет. Эта справочная статья заканчивается словами: "Сейчас в связи с современными исследованиями в области генетики и биохимии настало время перейти к научному объяснению человеческой психики" [15, с.686]. Здесь также прямо не говорится, что теория Фрейда не научна, но заключительный призыв указывает на ее несоответствие фундаментальному критерию оценки научного знания. Таким образом, в зарубежной учебной и справочной литературе критически оценивается преимущественно методологическая составляющая концепции Фрейда, причем с точки зрения ее несоответствия позитивистским критериям. Неблагоприятный прогноз этой концепции во временной перспективе. Перейдем к истории психоанализа в нашей стране. 19311933 гг. это начало гонений на психоанализ. С этого времени принято стало говорить, что он "обнаружил свою идеалистическую, глубоко буржуазную, реакционную природу", представляет "по своей социальной природе типичную мелкобуржуазную 11 теорию" [1, с.15]. Тексты Фрейда были помещены в спецхраны. Начиная с тридцатых годов изучение психоанализа осуществлялось в соответствии с распространенным в свое время анекдотом: "Вот все говорят: Робертино Лоретти, Робертино Лоретти. А мне сосед напел ничего особенного". Единственная библиотека, где они были доступны (насколько известно автору), это библиотека Московского государственного университета, в которой имелись машинописные переводы работ Фрейда и куда человеку, имеющему отношение к факультету психологии МГУ, можно было прийти и их прочитать. Во всяком случае так было в 1985 г. Перелом наступил в 1988 г. Тогда впервые на страницах очень популярной и прогрессивной "Литературной газеты" в рубрике "Зарубежная культура" был напечатан фрагмент сценария ЖанаПоля Сартра "Зигмунд Фрейд, или Договор с дьяволом " с предисловием профессора А.Белкина. Далее прорыв был обозначен еще и выходом в свет первых после долгого перерыва изданий на русском языке работ Фрейда [17, 18]. Рассмотрим, какие тенденции, связанные с отображением концепции Фрейда и ее критическим представлением, можно обнаружить в отечественных психологических текстах общего характера, учебных и справочных изданиях, и их эволюцию в зависимости от событий истории отечественной психологии. Одно из первых упоминаний в учебном тексте о подходе Фрейда и его теории бессознательного находим уже в 1915 г. Оно приводится в связи с психологическим изучением сновидений, имеет констатирующий, информирующий характер, выражает позитивный интерес: "Достаточно указать хотя бы на недавние работы Фрейда и его последователей, привлекшие к себе всеобщее внимание и 12 широко пользующиеся для объяснения сновидений теорией бессознательного" [7, с.265]. События тридцатых годов на долгое время сделали невозможным даже негативное отображение психоанализа в учебниках психологии. Начался период виртуального несуществования психоанализа, для некоторых отечественных авторов продлившийся до середины восьмидесятых годов. Сопоставим тексты с семидесятых годов (выхода в свет первых после открытия факультетов психологии учебников для вузов по психологии и ее истории) по настоящее время. Анализ показывает, что рубежным является 1990 г.: содержание, лексическое оформление и характер критических замечаний в адрес психоанализа до этого рубежа и после него различаются. Авторы учебников семидесятых годов были первыми среди тех, кто осмелился после длительного периода умолчания включить сведения о психоанализе в учебные тексты. Однако ракурс, в котором следовало подавать эту информацию, был предопределен господствующей идеологией. В семидесятыевосьмидесятые годы для критики психоанализа характерно насыщение соответствующих фрагментов учебных текстов негативными оценками. Часто для того, чтобы усугубить отрицательное отношение, используются экспрессивные лексические средства с иронической окраской, например: "Якобы снимает возможность внутреннего конфликта", "метод так называемого психоанализа", "при всех его ошибках психоанализ…", "фантастические, ни на чем не основанные домыслы", "не имеет ничего общего с научной психологией" [13, с.93]. В это время используют преимущественно две стратегии критики психоанализа: навешивание ярлыков и обобщенное указание на недостатки. Первая стратегия 13 связана с приписыванием концепции яркого специфицирующего признака (чаще единственного), характеризующего, по замыслу критика, наиболее существенную особенность ее содержания. Очень распространен упрек в биологизации З.Фрейдом психического, в частности, в его откровенном биологизме [13, с.93]. Сюда же может быть отнесена маркировка его системы взглядов как концепции "сугубо биологического индивидуализма личности" с дополнительным уточнением: "Эта концепция служит реакции" [12, с.69]. При использовании этой стратегии главное не содержательность и рациональность критики, а ее эмоциональное воздействие. Был ли бы лучше откровенного скрытый биологизм? Что такое индивидуализм личности, да еще и сугубо биологический? Был ли бы предпочтительнее социальный индивидуализм? Критика подобного толка иррациональна. Она направлена на предметное содержание концепции в целом и состоит в его реинтерпретации с заранее предопределенным влиянием идеологии результатом. Вторая стратегия состоит в описании некоторого перечня критикуемых признаков самого общего плана, относящихся к концепции в целом и не отсылающих к ее конкретным, содержательным составляющим. Примерами могут служить указания на дефекты теории (не указано, какие), слабость ее идей (не ясно, каких именно), ее потенциала, на методологическую несостоятельность, бесперспективность [21]. Отмечается также несостоятельность социологических и медицинских концепций, неприемлемость объяснительных схем и методологических постулатов, необходимость изучать затронутые проблемы с иных идейных и научных позиций [22]. Встречается и прямое указание на то, что это псевдонаучное течение в буржуазной психологии с 14 последующей, в основном тавтологичной аргументацией (научно не обоснованные выводы, отсутствие научного объяснения, антигуманная, реакционная картина человека, субъективно-идеалистическая методология, надуманные теоретические схемы и конструкции, учиненное над экспериментальным материалом насилие и т.д.) [26]. Эта стратегия состоит в тенденциозной оценке методологического арсенала концепции как заведомо негодного, неприемлемого с точки зрения идеологических предписаний. Обе описанные стратегии роднит необходимость подвести содержание критических замечаний под заранее предопределенный вывод о полном несоответствии концепции Фрейда строго контролируемым идеологией критериям и нормам научности. Отсюда и бедность, выхолощенность аргументации, которая в случае ее детализации становится избыточной, так как вывод не подлежит проверке на истинность. С 1990 г. описанные варианты критики психоанализа уступают место новым стратегиям, среди которых можно выделить отказ от критики, рационализацию ранее высказанных замечаний, содержательное обсуждение слабых сторон, обобщение и компрессию выявленных недостатков. Полное устранение критических замечаний в адрес психоанализа сочетается, как правило, с очень высокой оценкой роли этого учения в развитии психологии и других наук о человеке. Так, автор, ранее использовавший стратегию обобщенного развернутого указания на недостатки, теперь пишет, что психоанализ "одно из самых мощных и влиятельных направлений в современной науке о человеке", что под влиянием учения З.Фрейда "глубинные слои психической активности … стали неотъемлемой частью учения о человеке" [23]. Нередко 15 позитивные суждения оказываются противоположными утверждениям, традиционным для предшествующего периода, что позволяет предполагать скрытую полемику со сложившимися под идеологическим давлением стереотипами, например: "В психоанализе психология вновь обрела живого человека и с древних времен присущую ей глубину проникновения в сущность его души и поведения" [11, с.36]. Рационализация ранее высказанных замечаний, в которых преобладала аффективная окраска, достигается за счет виртуозного авторского редактирования опубликованных прежде текстов. Его результаты (несовпадающие фрагменты текстов) далее выделены курсивом. Так, в издании 1970 г. читаем: "Внимательное рассмотрение концепции активности Фрейда (которому при всех его ошибках принадлежала заслуга привлечения внимания к сфере бессознательного), даже если оставить в стороне фантастические, ни на чем не основанные домыслы о влечениях и страхах ребенка, позволяет заметить, что сама активность здесь понимается как биологическая, природная сила, аналогичная инстинктам животных, такая же тупая и бессознательная, как и они, при всех ее изменениях, "сублимациях" и конфликтах с внешне ей противопоставленным обществом, функцией которого является только ограничение и "цензурирование" влечений. Подобная трактовка личности не имеет ничего общего с научной психологией, которая рассматривает личность как социальное, а не биологическое существо" [13, с.93]. В издании 1995 г. приведенный выше абзац отредактирован следующим образом: "Внимательное рассмотрение концепции личности Фрейда (которому принадлежала заслуга привлечения внимания к сферам 16 бессознательного и мотивации), даже если оставить в стороне версию о сексуальных влечениях и страхах ребенка, позволяет заметить, что активность человека понимается как биологическая, природная сила. Она аналогична инстинктам животных, то есть такая же бессознательная, при всех ее изменениях, "сублимациях" и конфликтах с внешне противопоставленным ей обществом. Функция последнего сводится только к ограничению и "цензурированию" влечений. Подобная трактовка личности и ее активности фактически превращает личность в существо, по сути, биологическое. При этом предполагается, что человек и общество принципиально чужды друг другу, что их "гармонические" отношения возможны лишь при подавлении одного силой другого, вечном насилии одного над другим, при постоянной угрозе бунта бессознательного, прорыва в агрессию, невроз и т.д." [14, с.398399]. Обе описанные стратегии и отказ от критики, и рационализация ранее высказанных замечаний являются маргинальными, так как критики не могут избавиться от соотнесения актуально написанного с требованиями предшествующего периода. Следующее поколение авторов учебных текстов публиковало свои труды в условиях устранения внешних, идеологически обусловленных ограничений, что позволило использовать стратегию содержательного обсуждения слабых сторон психоанализа. В этом случае критические замечания касаются и содержания теории Фрейда, и ее методологии. Они частично повторяют данные ранее оценки, но их аргументация становится более конкретной, в большей степени привязанной к специфическим характеристикам данной теории (а не плохой, несовершенной теории вообще). В методологическом плане ставится проблема 17 несоответствия психоанализа критериям объективности и научности. Приводятся аргументы: указано, что терапевтическая эффективность психоанализа не может служить критерием его истинности, что в толковании проявлений бессознательного допускается большая произвольность, а строгая дедукция уступает место использованию аналогий и метафор. Однако в содержании концепции критике, как и прежде, подвергаются биологизация и натурализация психики человека, а также психологизация общественных явлений [4, с.277; 5, с.367]. Ощущается влияние и лексики предшествующего периода: "фантастические домыслы" [13] превращаются в "утверждения, граничащие с вымыслом". Таким образом, и в этом случае "мертвый хватает живого": требования отжившего периода направляют и ограничивают содержание и оформление результатов критического рассмотрения психоанализа. Вместе с тем большая, чем в работах предшествующего периода, содержательность критического анализа побуждает к воспроизведению его основных положений [16]. Авторы текстов, впервые опубликованных в последнее десятилетие, при рассмотрении психоанализа склонны к использованию стратегии обобщения и компрессии выявленных недостатков. Она состоит в сжатии перечня слабых сторон до однойдвух, с точки зрения автора наиболее существенных. В качестве таковых выступают преимущественно методологические параметры концепции: противоречивость взглядов Фрейда, его практически ничем не обоснованные теоретические построения [2, с.8889]), преувеличение негативной, патологической стороны человеческой жизни при недооценке позитивных, здоровых аспектов [10, с.16]. Вместе с тем в критике психоанализа возрастают обобщенность и недоконкретизация (термин Л.М.Веккера), 18 особенно при использовании временной перспективы, например: "Хотя не все аспекты теории Фрейда получили научное признание, многие его положения сегодня кажутся принадлежащими скорее истории, чем современной психологии" [9, с.349]. Лишь эту стратегию можно считать свободной от оглядки на прошлое, выражающей современную тенденцию эволюции посткритического образа концепции Фрейда. Таким образом, особенностью развития отечественной психологии с тридцатых годов по конец восьмидесятых является жесткий идеологический контроль за складывающимися в научном сообществе конвенциональными нормами восприятия и оценки знания. С учетом этой особенности может быть предложена следующая периодизация динамики отображений психоанализа в учебной и справочной литературе: 1) 1030е гг. период позитивного интереса к психоанализу; 2) 3070е гг. период очернения концепции Фрейда, повлекший за собой признание ее виртуально не существующей; 3) 7090е гг. период критики в угоду идеологии, с заранее предопределенной негативной оценкой психоанализа; 4) 90е гг. по настоящее время период свободной от идеологического давления критики. Сравнение стратегий критики в третьем и четвертом периодах показывает, что процессам динамики научного знания присуща инерция, в силу которой влияние идеологии на критику психоанализа обнаруживается и за пределами соответствующего хронологического периода. Резюмируем сказанное. В статье рассмотрена проблема восприятия психоанализа академическим сообществом психологов. Результатом восприятия является посткритический образ концепции. Квинтэссенция посткритического образа концепции 19 представлена в учебных и справочных психологических текстах. Они задают исходные параметры формирования ее читательского образа у новых поколений психологов. Важной составляющей образа концепции является указание на слабые места, недостатки авторской системы взглядов. В становлении ее посткритического образа критика как выявление отрицательных сторон выполняет интегративную функцию, так как требует видения концепции в целом, ее соотнесения как с психологическим, так и с научным знанием вообще. Посткритический психоанализ характеризуется динамичностью, зависимостью от групповой идеологии (сформировавшейся как под давлением извне, так и в соответствии с внутренней логикой развития психологии), вариативностью применяемых стратегий критики. Его содержание регулируется принципом политкорректности требованием соответствия актуальным для научного сообщества нормам. Каким же образом научное сообщество в лице критиков распорядилось знанием о психоанализе? Изучение характера отображения негативных сторон психоанализа в отечественных учебных и справочных психологических текстах свидетельствует о том, что его посткритический образ имеет тенденцию эволюционировать в сторону свернутости и обобщенности (недоконкретизации) содержательных составляющих. В избранных для изучения текстах критика выполняет особую функцию. Она апеллирует не к явному знанию, а, наоборот, к неявному; она призвана прояснять и детализировать содержание не критикуемой концепции, а конвенциональных норм научности, актуальных для академического психологического сообщества (вне зависимости от того, навязаны они извне или сложились под влиянием внутренней логики развития психологии). 20 Вследствие этого в критике психоанализа основное внимание уделяют его методологическим составляющим, а не предметному содержанию, которое постепенно вымывается из критических описаний. Содержание концепции Фрейда оказывается принесенным в жертву задаче трансляции новым поколениям психологов "правильных", "хороших" идеалов научности. Эту тенденцию можно трактовать как постепенное превращение системы взглядов Фрейда в торф питательный слой почвы, который будет способствовать плодотворному развитию новых ростков психологического знания. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. Библиографический список Белкин А. [Без названия] // Литературная газета. 1988. 1 июня. №22 (5192). С.15. Гиппенрейтер Ю.Б. Введение в общую психологию/Ю.Б.Гиппенрейтер.- М., 1996. Годфруа Ж. Что такое психология/Ж.Годфруа. В 2т./Ж.Годфруа; пер.с франц. Т.1.- М., 1992. Ждан А.Н. История психологии: учебник/А.Н.Ждан. М., 1990. Ждан А.Н. История психологии. От Античности до наших дней: учебник для вузов/А.Н. Ждан.- М., 2005. Климов Е.А. Общая психология. Общеобразовательный курс: учеб. пособие для вузов/Е.А.Климов. - М., 1999. Лазурский А.Ф. Избранные труды по общей психологии. Психология общая и экспериментальная/А.Ф.Лазурский. - СПб., 2001. Левченко Е.В. История и теория психологии отношений/Е.В.Левченко.- СПб., 2003. Марцинковская Т.Д. История психологии: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений/Т.Д.Марциновская.- М., 2001. 21 10. Мироненко И.А. Современные теории в психологии личности/И.А.Мироненко.- СПб., 2003. 11. Немов Р.С. Психология: учеб. пособие/Р.С.Немов.- М., 1990. 12. Общая психология: учеб. пособие для студентов пед. институтов /под ред. В.В.Богословского и др.- М., 1981. 13. Общая психология: учеб. пособие для пед. институтов /под ред. А.В. Петровского.- М., 1970. 14. Петровский А.В. Введение в психологию/А.В. Петровский.- М., 1995. 15. Психология: биографический библиографический словарь / пер. с англ. - СПб., 1999. 16. Слободчиков В.И. Основы психологической антропологии. Психология человека: Введение в психологию субъективности: учеб. пособие для вузов/ В.И. Слободчиков, Е.И.Исаев. - М., 1995. 17. Фрейд З. Психология бессознательного/З.Фрейд.- М., 1990. 18. Фрейд З. Введение в психоанализ: лекции/ З.Фрейд.М.,1989. 19. Фрейд З. "Я" и "Оно": Труды разных лет /З.Фрейд; пер. с нем. Кн. 1.- Тбилиси, 1991. 20. Ярошевский М.Г. История психологии/М.Г. Ярошевский.- М., 1976. 21. Ярошевский М.Г. История психологии/М.Г. Ярошевский.-М., 1985. 22. Bernstein, D.A., A. ClarkeStewart, E.J. Roy, Ch.D. Wickens, Psychology/D.A.Bernstein - New York; 1997. 23. Bourne, L.E. Psychology: Behavior in Context/L.E. Bourne, N.F Russo - New York; 1998. 24. Психологiчний словник / за редакцiэю членакореспондента АПН СРСР В.I.Войтка.- Киiв, 1982. 22 Б.М.Проскурнин2 ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПСИХОЛОГИЗМ ДО И ПОСЛЕ ФРЕЙДА Идеи глубинной психологии, психоанализа, психологии бессознательного – одни из величайших интеллектуальных достижений человечества – прочно вошли не только в медицинскую практику, психологию, психиатрию, биологию, но и в такие области, как искусство, живопись, литература. Теория Фрейда поновому осветила многие области гуманитарного знания: философию, антропологию, социологию, этику, эстетику. Многие писатели и художники относились к З. Фрейду с искренним уважением. Среди его друзей были Томас Манн, Т.Драйзер, Р. Роллан, Ст. Цвейг, Г. Уэллс, Р.М. Рильке и др. В знаменитой речи на праздновании восьмидесятилетия З. Фрейда Т. Манн неслучайно сравнивает австрийского ученого с Фаустом, который неутомим в своем стремлении к знанию и спасению человечества. На литературу как «человековедение» (по Горькому) повлияли многие аспекты фрейдовского учения, поскольку оно, как уже было сказано, серьезно воздействовало на смежные с литературой области – эстетику, этику, социологию. Оно стимулировало новый подход ко многим конкретным проблемам науки о человеке, но главное – к осмыслению по-новому взаимоотношений индивида и общества (чем, по сути, и занимается литература) и к новому осмыслению внутренней жизни человека как многоуровневой целостности. Труды Фрейда дали ключ к пониманию причин живучести (и одновременно процессов разрушения) стереотипов мышления и поведения, они помогли по-иному взглянуть на процессы социализации © Проскурнин В.М., 2008 23 личности, а значит, на проблему свободы и ответственности – также одну из главных в литературе. Его учение будоражило мысль и воображение, акцентировало мысль на том, что истина не является чемто застывшим и догматичным. Но, с другой стороны, ко многому из того, что было затем открыто Фрейдом, литература пришла раньше, осмыслив это не на языке психологии или какой-либо науки, а на своем образном языке. Одновременно открытия Фрейда привели к осознанию того, что литература («человековедение», по Горькому) в своем художественном исследовании человека шла верным путем. Так, труды Фрейда научно подтвердили догадку литературы еще со времен романтизма о независимости психики от сознания; подтвердили правомерность движения литературного исследования внутреннего мира человека от пневмологии (анализ души) к когнитологии (анализу сознания, как полагали одно время, единственно адекватной субстанции внутреннего мира), а от нее – к исследованию (т.е. художественному воспроизведению) внутреннего мира как многоуровневого явления с очень сложным взаимодействием сознательного и бессознательного психического. Попытаемся объяснить, что конкретно имеется в виду. Художественное исследование внутреннего мира человека в литературе с конца ХIХ – начала ХХ в. принято называть «художественным психологизмом». Психологизм функционирует в художественной литературе в трех «ипостасях»: как родовой признак литературы (и искусства в целом, поскольку, что они такое, как не исследование своими средствами человека), как определенное выражение психики автора, как сознательно выбранный писателем эстетический принцип, определяющий 24 художественное целое произведения. И во всех трех ипостасях учение Фрейда оказалось невероятно востребованным, особенно во второй, о чем свидетельствует огромное количество психоаналитических исследований личностей писателей и что проявляется в отражении – имплицитном и эксплицитном – психических состояний писателя в его произведениях (но это предмет особого и долгого разговора). Остановимся на третьем аспекте, когда художественный психологизм выступает в качестве непосредственных целей и задач писателя и рассматривается как специальная разработка способов и форм художественного (словесно-образного) изображения внутреннего мира человека. Именно его эволюция дает, как думается, основания говорить о том, что литература в той же степени, образно говоря, подготовила появление теорий Фрейда, как и развитие в XIX в. наук о человеке вообще. Преимущественное обращение к рубежу XIX – XX вв. также далеко не случайно, поскольку это был период общей психологизации литературы, много более мощной, нежели даже в эпоху романтизма, хотя именно романтизм первым в литературе весьма остро поставил во главу угла собственно внутренний мир человека; через него романтизм имманентно «смотрел» на внешние обстоятельства, как правило, враждебные личности и ее духовным поискам и ценностям. На рубеже обозначенных столетий литература уже успела существенно обогатиться за счет анропоцентризации, связанной с тем, что во второй половине XIX в. в художественной литературе произошел перенос центра «тяжести» воспроизведения реальности с обстоятельств и социальной сферы на личность «реконструируемого» в литературном произведении человека. Как раз на рубеже столетий зарождается новый 25 психологизм в литературе, в основе которого лежит представление о душевной жизни человека как о многоуровневой сверхсложной системе, что связано не только с открытиями Фрейда. Думается, что тотальная психологизация литературы во второй половине XIX в. привела, с одной стороны, к формированию системы художественного психологизма как поэтического принципа благодаря качественным и количественным изменениям в нем в ходе его историко-литературного развития; а с другой стороны, способствовала открытию новых, синтезирующихся с психологизмом и характерологией и через них выражающихся форм художественного социального аналитизма. Вершиной «объясняющего психологизма» (который можно еще называть и «детерминистским»), господствовавшего в литературе до первой половины XIX в. включительно, является психологизм одного из грандов французской литературы Гюстава Флобера. Но это как раз та самая вершина, которая обозначает «пересечение экватора» и обретение нового содержания. У Флобера мы имеем психологизм, уже больше связанный с поисками средств и способов «подачи» текучести внутреннего мира персонажа – магистрального направления динамики литературного психологизма в конце XIX в. Флобер еще больше, чем его предшественник Ф. Стендаль, подчиняет литературное жизневоспроизведение в целом воспроизведению внутреннего мира своих героев. Внешне как будто в этом нет ничего неожиданного: еще до Флобера во французской литературе укоренилась традиция исследования действительности при помощи анализа психологии. Романы и новеллы Б. Констана, П. Мериме, Стендаля — яркие тому свидетельства. А если рассматривать еще аналитическую прозу XVII-XVIII вв. — А.Ф. Прево, М.М. Лафайет, Ш. де Лакло, то 26 художественный психологизм Флобера окажется в глубоком русле национальной традиции. В плане, условно говоря, чистого психологизма Флобера, как и его предшественников, в романе «Воспитание чувств», например, интересуют «несовпадения, непредвиденности поведения героя» [3, с.286]. Но при внимательном взгляде на главного героя этого романа Фредерика Моро выясняется, что это несовпадения и неосуществленные намерения нарочито различного уровня и качества: от судьбоносных: чем заняться и кем быть в этой жизни — до мелочей: куда пойти, чтобы убить время. «Шараханье» от одного дела к другому, болезненная восприимчивость к чужому мнению и суждениям вплоть до отрицания, казалось бы, собственной принципиальной позиции, из-за лености душевной нежелание отстаивать свою точку зрения, спорить и опровергать кого-либо или что-либо, а значит, повышенная релятивность нравственных позиций героя, который не может разобраться, что ложно, а что нет, что красиво, а что пошло, более того, что его влечет, а что нет, — все это свойственно характеру главного героя романа Фредерика Моро как воплощения сути эпохи. Флобер всегда усложняет картину внутренней жизни героя за счет изображения множества одновременно возникающих побуждений, чувств, настроений и намеренного отсутствия их объяснений. Это становится способом воспроизведения «целой жизни в ее видимой нелепости» [6,с 203]. Мы имеем как раз тот случай, когда обстоятельства и обусловленность поведения героя становятся субъектом художественного психологизма, что отменяет необходимость какого-либо авторского объяснения. Кроме того, психологизм Флобера в немалой степени базируется также и на введении в качестве одной из 27 причин, определяющих течение внутренней жизни, физиологии. В известной степени такая обусловленность представлена уже в «Госпоже Бовари», о чем интересно рассуждал А. Ф. Иващенко, обращаясь к черновым вариантам текста, связанного с образом Шарля Бовари и акцентирующего поиски писателем таких повествовательных форм, которые позволили бы передать то, как воспоминание становится переживаемым ощущением, возродившимся волнением и т. д. (То, что затем «подхватит» и блестяще разовьет с повествовательной и сюжетно-характерологической точек зрения М. Пруст.) Однако в «Воспитании чувств» физиологический рисунок характера занимает более значительное место в ряду средств его объективного и пластического воспроизведения. Помимо всего прочего обращение к физиологии связано со стремлением Флобера к минимальной описательности и максимальной точности в изображении внутреннего состояния - при помощи физиологических процессов (невыносимая жажда, пульсация крови, слабость в ногах). Флобер показывает, что поведением человека помимо видимых и поддающихся пусть опосредованному, но вербальному воспроизведению мотивов управляют бессознательные, необъяснимые установки и процессы, то есть поведение оказывается результатом столкновения в душе человека сил разного качества и разного уровня. В частности, немалая борьба протекает в «полутемной» сфере сознания, то есть в подсознании, а затем выплескивается наружу неожиданной реакцией (в том числе и физиологической) и какой-либо «непонятностью». Нередко анализ чувств Фредерика Моро приводит к психологическим загадкам, которые как будто не имеют отгадки, если подходить традиционно: слишком много необъяснимых переходов и переливов, границ между 28 чувствами и эмоциями. Однако в этом и заключается новый метод психологического исследования, который разрабатывает Флобер с учетом достижений психологической прозы и развития психологической науки, становление которой как раз и происходило в эти годы. В частности, именно тогда, как справедливо пишет Б. Г. Реизов, благодаря трудам Дж. Г. Льюиса, П.Ж.Ж. Кабаниса и других ученых складывалось мнение о том, что «сознание регистрирует лишь результат неких сложных процессов, между тем как подлинная работа совершается где-то в темноте неосознанного» [6, с. 414]. Флобер, вслед И. Тэном, считал, что волевой акт не всегда оказывается результатом логического размышления, а поведение человека может противоречить его намерениям и возникать из недр подсознательного. Вот почему поступок как таковой для Флобера малозначим, гораздо важнее побуждения, которыми поступок вызван и которые становятся в связи с этим характерологическими и несут основное содержание образа. Вот почему именно побуждения и мотивы повествовательно развернуты: не само действие, а психологические причины, которые, как мы уже показали, во флоберовском повествовании реализуются не только в ходе прямого анализа. Флоберовский психологизм — это психологизм, с одной стороны, открывающий динамичность, текучесть собственно внутреннего мира человека, а с другой — демонстрирующий своим движением и «текучей сутью» невероятно динамическую и усложняющуюся взаимосвязь внутреннего и внешнего миров. Это как раз тот случай, когда, проникая в структуру душевной, а то и «задушевной» жизни, мы проникаем в сущность времени, понимаемой не схематично и не статично. В этой «антропологической» реконструкции реальности акцент стал делаться в большей степени на 29 «человековедческой составляющей»обстоятельственности. Нельзя не вспомнить здесь размышления крупного английского писателя начала XX в. Э.М. Форстера о том, что роман вообще существует как форма воспроизведения «жизни, проверяемой временем», т.е. изменениями, движениями как внутреннего, так и внешнего. Если это так, то характер здесь оказался как нельзя «кстати», поскольку действенностью (поступками) как основной формой своего «существования» он придает изображаемым событиям «форму, несущую содержание» [7, с. 88]. Особенно выделим слово «несущее», здесь подчеркивающее движение, динамизм, а не статику и простую описательность. Г. Джеймс, например, утверждал: «Что такое характер, если не определенное сочетание случаев (происшествий)? А что такое случай (происшествие), как не характер?» [7, с. 88]. Вот почему усложненность психологизма в реалистическом искусстве слова оказывается связанной с отказом от прямой, односторонней обусловленности поведения (сюжетного «существования») характера, господствовавшей у романтиков. На смену ей приходит множественная (многосторонняя и «многоступенчатая») обусловленность, по мере динамики литературы все более и более утончающаяся и интроспективизирующаяся. Появляется то, что можно было бы назвать «движущейся («действующей») психологической моделью» человека; в этом особенно преуспели англичане Э. Троллоп, Дж. Элиот и Дж. Мередит, француз Г. де Мопассан, русские И. Гончаров и Л. Толстой. Как справедливо пишет Л.Я. Гинзбург, «равнодействующую поведения образует теперь множество противоречивых, разнокачественных воздействий», что превращает психологический роман в «сочетание неожиданности (парадоксальности) с законченностью». 30 По ее мнению, это было доведено до крайнего своего предела Толстым [3, с. 286], в художественной системе которого психологизм окончательно переходит «границу» между аналитической и динамической традицией в подаче внутреннего мира героя. Не случайно появление термина «диалектика души» (Н.Г. Чернышевский) в отношении того типа психологизма, к которому пришел Толстой, стремясь найти адекватную литературную форму своему пониманию внутреннего мира человека как сложного, беспрестанно изменяющегося и противоречивого «организма», того, что больше, чем «душа», что гораздо более текуче и подвижно, более глубоко и даже в какие-то моменты бездонно, чем может казаться на первый взгляд, хотя и едино и целостно в силу нравственной (природной) основы личности, с которой по сути и «работает» Толстой. Весьма принципиально для понимания более сложного, но одновременно и более тонкого синтеза внешнего и внутреннего в психологизме Толстого то обстоятельство, что подвижность и противоречивость поведения его героев (т.е. проявление вовне их внутреннего, что и является характером) определяется (а значит, и объясняется, лучше сказать, интерпретируется) читателем «непосредственными, органическими жизненными импульсами» [2, с.181], т.е. их нравственностью и тем социально-психологическим «каркасом», на котором Толстой всегда базирует реконструкцию характеров своих героев. Поэтому «текучесть» толстовского персонажа (хотя и базируется на иных основах и отношении к персонажу) по-своему продолжает флоберовский принцип неожиданно (для читателя) открывающейся множественности и разноуровневости составляющих характера. Но у Толстого в добавок к сложной структуре мотивировок появляется еще и новое качество собственно свойств характера, особые отношения между ними как 31 таковыми (характерологические приращения) и между ними и мотивами, и результатами поступков героя. Писатель, как мы знаем, был весьма силен как в эмпирическом, так и теоретическом анализах психики своих героев, особенно в толковании изначальной множественности (плюральности) ее содержания и структуры, которая не расщепляет характер, а наоборот, при всей противоречивости его проявлений «стягивает» его в обладающее большими степенями свободы единство и целостность. Этим Л. Толстой отличается от Ф. Достоевского, воздействие которого на становление системы художественного психологизма в мировой литературе периода, как и воздействие его художественных произведений на Фрейда, также должны браться в самое серьезное внимание. Достоевский, как известно, делал особый акцент на противоречиях внутреннего мира своих героев, более того – на обнажении этих противоречий до крайностей, в том числе и при помощи двойничества как принципа экстенсивной повествовательной драматизации (развертывания) «внутренних противоречий и внутренних этапов развития одного человека» [1, с. 34]. При этом писатель делает акцент на субъективно-нравственном проживании героем обстоятельств воспроизводимой жизни. И это становится общей тенденцией литературы конца XIX в., которую «жадно» перенимает и развивает литература века XX – как реалистическая, так и модернистская. Подчеркнем еще раз, что внутри этого субъективно-нравственного проживания жизни противоречия, его драматизирующие, по В.Д. Днепрову, «напряжены до такой степени, что вбирают в себя явление и формируют его» [2, с. 61]. Отличительной особенностью психологической поэтики Достоевского является некая изначальная 32 экзистенциальность его героя, которому как раз и необходимо «вопрос решить»; он его решает в ситуации определенной «отчужденности», но не от людей, а «для людей». Герой «уходит в себя» для того, чтобы решить вековые проблемы онтологии; отсюда все изображаемое в романе психологизируется и работает на психологический анализ; отсюда проистекает и то обстоятельство, что внутренний мир персонажей рисуется через изображение крайностей, напряженностей, мучительных и болезненных психических состояний, внутренних страданий [4, с. 149]. Однако делается это не ради них самих, а ради акцента на интенсивности идейно-нравственных поисков героев и на неисчерпаемости до дна человеческой природы. Как мы знаем, внутренний мир героев Достоевского постоянно движется по амплитуде между двух полюсов, двух крайностей. Но это не бинарность, знакомая нам по романтикам или по Стендалю, и это не аналитика в констатации несовпадения мотива и поступка, как у Флобера. Это стремление к познанию глубины и сложности психики при понимании невозможности абсолютного ее познания. При этом источником такого «раздвоения» героя Достоевского является он сам, а его целью – самопознание. Герой вдруг понял, насколько его внутренний идеал не совпадает с внешним миром или идеалами других людей, и стремится во что бы то ни стало преодолеть свое отчуждение от мира во имя людей, однако противоречивая природа человека, душевная «разорванность» не дает ему это сделать легко и безболезненно. Вот почему поведение героя Достоевского, как правило, внешне и внутренне алогично, в душе героя сосуществуют и разворачиваются в одновременности противоречащие друг другу проявления. При этом герой (и в этом специфика психологического анализа у Достоевского) «с самого начала осознает всю 33 подсознательную логику своих настроений… и все-таки действует вопреки, казалось бы, всякой очевидности, подчиняясь чему-то более глубокому в своей душе» [4, с. 146], тому, что получило название « бездна души», в том числе и бессознательному, тому, что не может быть объяснено и художественно запечатлено на рациональной основе (об этом много и интересно писали Л.Я. Гинзбург, П.П. Громов, Н.М. Чирков и другие). Вот почему Достоевский так близок исповедальности романтиков и их тенденции лирического обнажения души. Можно смело говорить о продолжении им принципов лирического психологизма в прозе; в этом смысле «уроки» Достоевского были крепко восприняты норвежским писателем К. Гамсуном и англичанином Дж. Конрадом и соответственно благодаря этим и некоторым другим писателям-психологам «переданы» литературе ХХ в. Совершенно очевидно, что русский художественный психологизм XIX в. создал мощную мировую традицию объемного изображения внутреннего мира литературного героя, где психологический анализ - лишь одно из средств, да и то не универсальное, в постижении психики одновременно в ее многоэлементности и разноуровневости, и слитности. Им создана традиция психологического синтетизма и тотального психологизма, выписывания психологической атмосферы, окрашивающей все составляющие произведение элементы и структуры. Как видим, при осмыслении процесса становления системы художественного психологизма, который протекает именно на рубеже XIX – XX вв., конечно, надо иметь в виду общую динамику мирового литературного процесса: уже упомянутое перемещение центра внимания с обстоятельств на характер и созданный романтизмом художественный прецедент приоритета воспроизведения 34 внутренней драмы личности над драмой обстоятельств. Но помимо очевидных типологических черт воспроизведения внутреннего мира героя в разных литературах мира рубежа XIX – XX вв. также необходимо брать в расчет и особенности, которые накладывают на структуру художественного психологизма национальные литературные традиции, например, аналитические во Франции, нравственно-философские в России, психологоперсоналистические в Англии, интеллектуальноидеологические в Германии. Необходимо также иметь в виду экстралитературные моменты: интенсификация связей личности с реальностью и качественные ее изменения, убыстрение социальных, исторических, политических процессов, соответственно – усложнение внутренней жизни человека на рубеже веков, изменение общих знаний о человеке, в том числе развитие физиологии и возникновение психологии как науки, закладывание основ «философии человека», в том числе в контргегельянских системах – «воле» Шопенгауэра, дионисизме Ницше, экзистенции Кьеркегора, бессознательном Фрейда. Безусловно, необходимо учитывать и особенности художественного мира писателя, своеобразие ядра индивидуальной поэтики художника. Становление этой системы и динамика в полноте ее генезиса и эволюции может быть обнаружена только при обращении ее широкому разнонациональному материалу – к прозе Ф. Стендаля, Г. Флобера, Дж. Элиот, Дж. Мередита, Г. Джеймса, К. Гамсуна, Ги де Мопассана, Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, Т. Фонтане, Т. Манна, Гуго фон Гофмансталя, Дж. Конрада, М. Пруста, В. Вулф, Дж. Джойса. Анализ этого материала позволяет обнаружить содержательное и формальное движение художественного психологизма от «бинарности», через «объясняющий» (аналитический) психологизм (детерминистского типа) 35 классического реализма и через принцип «душевной динамики» («психологического потока», «движущейся психологии») и «диалектику души», к «синтезирующему психологизму», а от него – к «спонтанному», «нелогизированному» (не ассоциируемому традиционно с сознанием только) психологизму модернизма (в том числе и «потоку сознания» – термин Э. Дюжардена и У. Джеймса). Причем подобная динамика не означает, что найденное забывалось и отбрасывалось насовсем: литература XX в. (особенно постмодернистская) актуализирует чуть ли не весь спектр открытий художественного психологизма. Все эти особенности поэтики психологизма воплощаются прежде всего в повествовательных структурах произведений: в изменении взаимосвязей повествовательных интроспекций и ретроспекций, композиционных приемах психологизма (драматизация и принцип «точки зрения», сформулированный Г. Джеймсом еще в 1884 г.), эволюции баланса внутреннего и внешнего воспроизведения, описания и изображения и, конечно же, в общих (типологических) и национально-литературных изменениях в конструировании характера, происходящих за счет увеличения удельного веса психологического анализа – основного элемента психологизма как художественной системы, изменений его качества, детализации, утончения и интенсификации художественно фиксируемых психологических процессов. При этом литературный характер и анализируется как многомерное системное воспроизведение отношений биологических, психологических, нравственных и социальных элементов. Обращение к разнонациональному материалу позволяет увидеть эволюцию различных принципов связей этих элементов в процессе «конструирования» характера (или его «деконструкции» и «мифопоэтичности» в модернизме, 36 у Джойса и Лоуренса прежде всего), обусловленных творческой индивидуальностью писателя, его «приписанностью» к определенной национальной системе и определенному этапу развития литературы, его ролью в формировании современных традиций художественного воспроизведения внутреннего мира человека. Как видим, главная идея Фрейда о «поточности» внутреннего мира, главный пафос его учения и практики – «овнешнить внутреннее» и тем самым обнаружить его много- и разноуровневость – до него и одновременно с ним была «отработана» в художественной литературе как главном духовном создании человечества. Не говоря уже о том, что, как утверждают биографы и исследователи наследия великого ученого, многие свои понятия и категории он почерпнул из литературы, да и работы свои и этюды нередко оформлял – по богатству метафор – явно как литературные произведения. То, что идеи глубинной психологии «витали в воздухе» и что Фрейду, образно говоря, ничего не оставалось, как подхватить их и сформулировать, еще раз доказывается динамикой литературно-художественного погружения во внутреннюю жизнь человека, что присуще литературе изначально. «… и нет ничего нового под солнцем» [1, с. 9]. Библиографический список 1.Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского/М.М.Бахтин. - М., 1979. 2. В мире Толстого: сб. статей. - М., 1978. 4. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе/Л.Я. Гинзбург. Л., 1977. 5. Есин Б.А. Психологизм русской классической литературы/Б.А.Есин. - М., 1988. 37 5. Иващенко А.Ф. Гюстав Флобер: Из истории реализма во Франции/А.Ф.Иващенко. - М.,1955. 6. Реизов Б.Г. Гюстав Флобер/Б.Г.Реизов.- М., 1955. 7. Finney B. D.H. Lawrence. Sons and Lovers./B.D.H.Finney. Penguin, 1990. В. Н.3Железняк БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ: ЧЕТЫРЕ ВЕРСИИ Основная мысль данной статьи состоит в том, что психоанализ, проделав сложный путь развития, постепенно вышел за пределы клиники. Психоанализ как известная концептуальная модель постоянно развивался. Психоаналитический мир — это мир расширения, экстраполяции, переноса в иные предметные области. История психоанализа — это история непрерывной интервенции в смежные теоретические области, в сферу гуманитарной культуры, искусства, публичной мифологии и бытовой повседневности, выхода за пределы клиники, психиатрии и самой науки. Расширяясь, психоаналитический концепт менял форму и непрерывно модернизировал свою основную idee fixe. В итоге психоанализ превратился в неотъемлемый элемент современной культурной эпохи. Объективная тенденция предметнометодологического расширения психоанализа прежде всего выражается в развитии базы бессознательного. В классическом фрейдизме бессознательное трактуется наиболее узко и сводится к libido и его превращенным формам (включая «инстинкт смерти»). Примем эту первую версию бессознательного за точку отсчета. Вторая версия, связанная с именем К. Юнга, видит в libido энергию ©Железняк В.Н., 2008 38 коллективно-родового сознания, порождающую далеко идущую цепь культурно-исторических форм. Юнгианство выглядит куда более философски фундированным учением, преодолевает «дарвинистский» дух раннего фрейдизма и превращает психоанализ в метод культурологического анализа. Фрейдомарксизм в лице «франкфуртцев» Э. Фромма и Г. Маркузе завершает эту тенденцию, уравнивая социально-политический аспект бессознательного с «основным инстинктом». В этой третьей, по нашему счету, версии libido растворяется в сумме отчужденных социальных сил, манипулирующих человеком. В качестве четвертой версии бессознательного мы берем психоаналитическую составляющую постструктуралистских учений. Постструктурализм исповедовал психоанализ в форме навязчивой идеи, что не помешало ему перевести всю психоаналитическую тематику в новую область — в область языка-дискурса. Исторические формы теории libido сохраняются, но переводятся в новый регистр понимания (в область дискурсивно-знаковых моделей). Чтобы более предметно рассмотреть отмеченную тенденцию, обратимся к творчеству Ж. Лакана — выдающегося психоаналитика постструктуралистского толка. По-видимому, З. Фрейд вполне сознательно боролся с последним прибежищем идеализма — автономным человеческим Я. По своему духу психоаналитический концепт Я радикально враждебен картезианскому Ego. При этом речь идет не просто о концептуальной характеристике психоанализа вообще и фрейдизма в частности. Антиспекулятивную направленность психоанализа следует рассматривать в свете общего кризиса европейской метафизики. Большинство философских доктрин XX в. знаменуют последний акт борьбы за освобождение европейского человека от 39 спекулятивно-догматических «сущностей», тиранивших его в течение тысячелетий. Популярность психоанализа связана с объективным распадом трансцендирующих элементов в сознании современного человека (что коррелируется с распадом ценностно-смыслового кода западной культурной традиции в целом). Вот почему психоанализ был обречен на безудержное методологическое расширение и потерю предметной специфики. Классическая эпоха также знает теории бессознательного. Вспомним, например, учение Спинозы об аффектах или замечательную по глубине теорию бессознательного Лейбница. Однако в классические времена любые проявления спонтанной чувственности подавлялись мощным синтезом автономного и суверенного Я, чья спонтанность бесконечно превосходила профанную чувственность. В любом случае проблемы человеческого сознания («души») понимались в ключе синтеза Я, ибо сама мысль о редукции человеческого духа к аффекту воспринималась как нелепая, абсурдная. Да и психоанализ в изначальном фрейдистском варианте фактически отдает предпочтение сознанию и рефлексии, ибо сама идея психоанализа построена на возможности перевода бессознательного в осознанную форму. Получается, что психоанализ изгнал «идеалистическое» Я только из пациента, но оставил ему прибежище в душе психоаналитика, которому a priori приписывается способность вывернуть бессознательное наизнанку. Так или иначе, но вся суть психоаналитического концепта Я сводится к некой грани или границе, где сталкиваются превращенные формы либидозной энергии и «онтологическое» Я, в котором представлена культурно-историческая реальность (реальность непсихического порядка). 40 В целях реализации нашей цели особенно важно то обстоятельство, что Жак Лакан желает быть последовательным фрейдистом. Ж. Лакан любит Фрейда, пропагандирует Фрейда, требует верности Фрейду. Ж. Лакан предпринял впечатляющую попытку детального комментария текстов Фрейда (хотя герменевтические и постструктуралистские элементы лакановского комментария сообщают ему избыточную сложность и делают малопригодным для решения клинических задач). В свете сказанного необходимо оценивать и полемический комментарий Лакана относительно вклада К. Юнга в историю психоанализа. В споре Юнга и Фрейда Лакан неизменно на стороне последнего. Не вникая в детали, можно сказать, что главная «интенция» Лакана — удержать психоанализ в границах клиники и тем самым предотвратить его рассеивание, потерю им статуса научной теории и терапевтической техники. Лакан понимал, что такое чрезмерное расширение могло привести к потере психоанализом его собственной основы, его своеобразия, его уникальной предметной области, где его нечем заменить. Тем более интересно, что именно версия психоанализа, принадлежащая самому Лакану, будет способствовать появлению постмодернистского «теоретического психоанализа» в куда большей степени, нежели труды Юнга. Нельзя сбросить со счета и постструктуралистскую эпистему, в рамках которой движется мысль Лакана. Постструктуралистская стилистика, не чуждая причудливой метафорической игры, отнюдь не способствует однозначному пониманию лакановского прояснения фрейдовских текстов. В основе концептуального видения задач психоанализа Ж. Лаканом лежит триада: воображаемое, символическое, реальное. Психоаналитическая теория описывает движение libido от некой первоначальной 41 реальности, с которой оно совпадает или которую изначально конституирует, к онтологическим данностям (человек в его бытии, социум в его культурноисторических измерениях). Этот процесс, представляющий собой серию либидиальных инвестиций в «другое» есть процесс развития образа Я. Акцент на имагинативной функции — одна из самых ярких особенностей метода Лакана. Изначальный акт самоидентификации — Urbild, первичный образ — растет вместе с человеком, претерпевая многообразные превращения, пока не столкнется с необъяснимым для психоанализа барьером — «онтологическим» Я в виде личности, являющейся функцией не libido, а социума и «духа». Обычно это описывается как движение Urbild к Сверх-Я. Однако, ввиду необъяснимого предела, это движение нельзя описать непротиворечиво, в механицистской последовательности причин и следствий; эволюция «личинки» Urbild поддается лишь сложному описанию с помощью диалектической антитетики. Образ Я, выпадающий из непрерывно набрасываемого libido воображаемого мира, не должен подменять собой доподлинной реальности, равно как и персонифицировать фантомы социальной мифологии. Так в зазоре между реальностью и воображением возникает символический код. Обретаемая реальность — это значимая, символическая действительность; обретаемые предметы с их самобытными гештальтами — только знаковые конфигурации, в которые проецируются образы воображаемого (будущие нейтральные смыслы абстрактного мышления). Воображаемое, не совпадающее с реальностью, высказывает себя в речи. Язык у Лакана прямо и непосредственно тождествен символическому. Поэтому реальность обретается индивидом в качестве знаковой, значащей, языковой действительности. 42 Редуцированной формой языка, в которой нам открывается его сущность, является перенос. Психоаналитик рассчитывает на «полную речь» пациента, которая, собственно, и должна стать предметом анализа. Анализ направлен на расшифровку символического кода, т. е. представляет собой языковую, знаковую процедуру понимания и интерпретации. Трансферт поэтому оказывается сущностной «клеточкой» языка как такового. Контакт образов libido с действительностью и есть речь. Визуализация грез libido возможна благодаря своего рода оптической системе. Зеркальная оптика играет в концепции Лакана чрезвычайно важную роль. Лакан моделирует воображаемое в видимом (с определенной точки зрения, которую может занимать психоаналитик или вообще «другой»), но физически нереальном изображении, появляющемся в фокусе сферического зеркала. Наблюдатель видит вазу с цветами, на самом же деле ваза, расположенная перед зеркалом, пуста, а цветы находятся под вазой. Лакан использует эту модель в качестве символического ряда, способного служить основанием для целого набора эффективных метафор. Почему бы сферическому зеркалу не символизировать полушария мозга, в которых отражается внутреннее тело — вместилище «психического содержания»? Ваза наполнена цветами, а тело — образами действительности. Стадия зеркала — это ситуация первичной самоидентификации, в которой проявляется механизм отражения самого себя через другого. На исходном, почти соматическом уровне формирующийся в процессе такого отражения образ тождествен видовому гештальту. «Драйвер» самоидентификации, возможно, вшит в органическое тело человека, как BIOS-программа — в системную плату компьютера. Именно первичный гештальт (механизм и продукт — Urbild) запускает развитие психической 43 «личинки» сознания. Акт самоотражения ведет к символизации первичных («психических») образов. Зеркальный механизм самоидентификации позволяет объяснить формы первичной реальности, с которой имеет дело зарождающееся «сознание». Первые либидиальные проекции ведут к идентификации с материнским телом — универсальным вместилищем; затем появляется идентификация с собственным телом — более адекватным вместилищем для «иного» (например, для отца, играющего роль инобытийного содержания, с которым необходимо отождествить себя). Так формируется идентификация с образом себя, с образом «другого», наконец — идентификация нейтральной материи с ее гештальт-идеей. Функция воображения, тесно связанная с символической функцией, выходит за рамки проясняющего истолкования Фрейда. Имагинативная сущность психического — выдающаяся новация лакановского психоанализа. Воображение продуцирует визуальные образы; визуализация, в свою очередь, есть особого рода ви;´дение, которое предполагает собственную оптику, обеспечивающую проецирование образов в себя и вовне. Имагинативный регистр конституирования человеческого мира в форме знаковых и значащих структур, зеркальная оптика для проецирования образов в звуки и буквы лежат в основе интерпретации Лаканом учения Фрейда о нарциссизме. Здесь появляется хорошо обозримая связка фундаментальных инстанций: Urbild, «стадии зеркала» и нарциссизма. Изначальные образы Я инвестированы libido; это — грезы любви. Так наряду с объект-либидо возникает Я-либидо (развивающееся позднее в Я-идеал, идеальное Я и СверхЯ). Строго говоря, никакие проекции, инкорпорации, инвестирования… не в состоянии конституировать Большой мир. Наоборот, объект-либидо подтягивает 44 «другое» и «других» до уровня нарциссического ядра Я; в то же время Я набрасывает свой нарциссический образ на окружающий мир. Я конституировано таким образом, что может смотреться только в себя самого. Это становится ясно, если мы заменим глаз психоаналитика внутренним взглядом пациента. В комплексе нарцисса есть что-то неизбывное, фатальное и роковое. Именно гипертрофированный нарциссический элемент привел во второй половине XX в. к ситуации, когда Я стало переживаться как воспаленный аппендикс, как нарыв, как «подполье». С реакцией на засилье нарциссического комплекса связана и центральная тенденция современной философии, направленная на движение к вещам самим по себе, к новой онтологии, девальвирующей всю традиционную и нетрадиционную Ich-Problematik. Развитие антитетики Я приводит в дальнейшем к столкновению нарцисса с актеоном. Нарцисс неизбежно сталкивается с собственным онтологическим коррелятом, противостоящим ему в качестве Сверх-Я. Хотя и в этом случае психоаналитическое и экзистенциальное измерения личности окажутся лишь двумя параллельными, несовместимыми и несводимыми друг к другу регистрами. Чистый психоанализ, которого пытается придерживаться Лакан, и чистый экзистенциальный анализ, например хайдеггеровского типа, не предполагают взаимодействие и взаимопереход. Нарциссическое Я кодирует себя в символической форме языка, но язык лежит вне индивида. Частный, индивидуальный, регрессирующий символический код противостоит Большому дискурсу, в котором записано бесконечное интерсубъективное содержание. Здесь libido сталкивается с сознанием непсихического типа. Правда, следует заметить, что Лакан на каждом шагу замечает и фиксирует эту грань (благо его 45 постструктуралистская антитетика и метафорическая стилистика позволяют это сделать). Сексуальное поведение животных может запускаться совершенно отвлеченной формой, например восприятием узора на теле рыбы-самки. Человек живет в знаковой и значащей действительности. Но и для животного, и для человека существует управляющий гештальт, запускающий идентификацию себя (для животного этот процесс играет роль идентификатора образа вида, сопровождающего процесс размножения). Ясно, что для человека, именно благодаря языку, управляющий самоидентификацией гештальт выходит за пределы досягаемости libido. Но в этом случае мы должны сказать, что имеет место и такое «сознание», на которое нельзя экстраполировать структуры, функционально обусловливающие индивидуальное Я. На наш взгляд, существенная тенденция лакановской (четвертой, по нашему счету) версии психоанализа антиномичным образом ведет к своей противоположности — ratio большого дискурса. Язык, обретший автономный бытийный статус, в котором высказывает и символизирует себя нечто, что философы склонны обозначать словом «бытие» или попросту оставлять вопрос открытым, — эта новая знаковая, семантическая, культурно-историческая реальность не может быть описана в терминах психоанализа. По ту сторону либидиальных инвестиций расположен «дух», записывающий в символах большого языка свою собственную историю. Возвращаясь к началу настоящей статьи, где была сформулирована мысль об объективном процессе выхода психоанализа за пределы клиники (и, как следствие, за пределы себя самого), мы должны сказать, что обращение к Лакану только подтверждает эту гипотезу. Выход за пределы символических форм в имагинативных контурах 46 психического неизбежен. В новой форме бытования языка открылись структуры, осуществляющие индивидуализирующую центрацию не по типу человеческого Я. Отчужденное, овнешненное, объективированное индивидуальное ratio, собственно говоря, и сделало возможным исторически обусловленный приоритет Я, Нарцисса и психоанализа. В классическую эпоху ratio целиком и полностью располагалось в индивидуальном сознании, осуществляя его мощный духовный трансцензус. Когда индивидуальная форма рациональности в процессе «экономии» опредмечивания обрела технологическую форму, сознание опустело, так что обнажился его «психический» остов. Фрейдовский концепт сознания выражает и отражает лишь одну из его исторических форм, характерную для эпохи раннего модерна. В свете сказанного можно утверждать, что психоанализ, покидая пределы клиники, обнаруживает свою собственную историческую ограниченность. Психоанализ не смог удержаться в границах терапевтической практики и, как всякий дискурсивный концепт, был обречен на рост, расцвет, рассеивание и архивный покой. В месте с тем следует подчеркнуть, что в ситуации современности психоанализ по-прежнему остается одним из самых адекватных способов интерпретации человеческой психики и ее овеществленных артефактов. 47 В.М. Раков ФРЕЙД КАК «ПРОРОК» И «АНТИПРОРОК» ХХ ВЕКА Фрейд по праву считается одним из «отцов» культуры ХХ в. и одной из ее ключевых фигур. В то же время его образ двоится; его основное детище – психоанализ – вызывал и вызывает противоречивые отклики: от восхвалений и апологий до обвинений в деструктивности и аморальности. Амбивалентность восприятия учения Фрейда сохранялась на всем протяжении ХХ столетия, поддерживая неподдельный и неослабевающий интерес к австрийскому психиатру и его работам. Объяснить такой успех можно только одним: Фрейд выразил нечто фундаментально важное в культурфилософской проблематике истекшего столетия, а затем и рубежа XX-XXI вв. Говоря более определенно, он остро и вместе с тем академически отстраненно описал современную человеческую ситуацию, действительную в нынешнего времени. Впервые психиатрия за собственные дисциплинарные пределы – произвела экспансию в широкую область гуманитарного знания, литературы и далее – в социальную жизнь, в сферу формирования социальных установок и ценностей. Результаты этой экспансии оказались чрезвычайно многообразны – от литературы «потока сознания» и сюрреализма до фрейдомарксизма, сексуальной революции и постпуританского стиля жизни, сложившегося на Западе, в частности в США, в 70-х гг. ХХ в. Западная цивилизация глубоко пережила фрейдизм. В превращенных и редуцированных формах психоанализ стал неотъемлемой частью жизни западного человека, частью массовой культуры, а психоаналитик в 48 секуляризовавшемся западном обществе, как неоднократно отмечалось, заместил священника. Иные исследователи считают, что фрейдизм заострил и углубил «родовые» черты западного человека: его индивидуализм, его склонность к рефлексии и его сексуальную ориентированность. Так, С. Переслегин пишет: «Психика расслоена у всех людей, и, поскольку это расслоение исторически очень давнее, оно у всех носит в общем-то фрейдовский характер. Но лишь у европейца противоречие между сознанием и подсознанием строго антагонистично, и структура психики является чисто фрейдовской» [1]. Попытаемся рассмотреть рождение психоанализа в контексте мировоззренческой революции конца XIX – начала XX вв., чтобы лучше уяснить его место в западной культуре и истории. Это было поистине рубежное время – не столько в хронологическом, сколько в культурноисторическом смысле. Оно разделило самый благополучный в истории Запада XIX в. вместе с предшествовавшими ему и направленными на него XVII и XVIII столетиями и нестабильный, динамичный, ищущий новых цивилизационных оснований XX в., в частности его катастрофическую первую половину. Провозвестниками последнего в XIX в. выступили, как считают многие, Маркс, Ницше и Фрейд. Маркс предпринял одну из первых попыток критики общества и культуры эпохи модерна. В «Экономическо-философских рукописях 1844 г.» он формулирует концепт отчуждения, а в «Капитале» обнажает анатомическое строение буржуазного общества и предрекает его неизбежный, как ему кажется, конец. Соотношение в его работах «базиса» и «надстройки», как замечено, весьма напоминает связь бессознательного и «я» в психоанализе. Классовая борьба, в особенности революции, если продолжать это 49 сопоставление, являет собой аналог либидозных выплесков на поверхность сознания. Еще один, весьма существенный момент ставит этих мыслителей в один ряд: оба они чувствовали шаткость эпохи модерна с ее верой в повсеместный экономический и социальный прогресс, в неограниченные возможности человеческого разума. Впрочем, дальше аналогия не идет: Фрейд искал подвижного баланса сознания и бессознательного для выздоровления больного, их, так сказать, консенсуса; Маркс же, считавший социальные катаклизмы нормой антагонистических фаз истории, был в этом смысле гораздо более радикален и вместе с тем неизмеримо более романтичен, чем трезвый, скептический Фрейд. Что касается Ницше, то именно он первым заговорил о кризисе избыточно рационализированной европейской культуры и в этой связи о «переоценке ценностей». Будучи человеком профетического склада, Ницше предчувствовал и предсказал многие эксцессы первой половины ХХ в., в частности, так называемое восстание масс и пришествие «последнего человека». Аристократическая философия культуры Ницше открыла мыслящей Европе дионисийскую бездну, которая клубится под социальными и научными конвенциями («культура – всего лишь яблочная кожура над раскаленным хаосом», – писал Ницше). С начала ХX в. под влиянием Ницше европейская философия, литература и искусство реабилитируют интуицию, миф и иррациональное в целом. Фрейда сближает с Ницше «открытие бездны»: у Фрейда это «бездна бессознательного». Их открытия поставили западного человека в совершенно иную экзистенциальную ситуацию. Последний осознал, что его жизнь утратила былую надежность и что от былых авторитетов мало что осталось. «Бог умер» (Ницше) и 50 отныне «повзрослевший» человек может полагаться только на себя. Добавим, что для философии Ницше, как и для психоанализа, характерен принципиальный дуализм рационального (аполлонического) и иррационального (дионисийской «жизни»). Отличает же Фрейда от Ницше приверженность разуму. Только в нем, насколько мы понимаем, Фрейд усматривал залог человеческой свободы и психического здоровья. Здесь Фрейд был человеком эпохи модерна, придержавшимся ее «научной веры», в то время как Ницше был последовательным противником сциентизма. Все трое – Маркс, Ницше и Фрейд – не раскрывали переломную ситуацию рубежа веков; они лишь наиболее рельефно выразили ее основной сдвиг: от стабильности и уверенности в будущем XIX столетия к стохастической модели вселенной и общества. Этот сдвиг мы можем наблюдать в физике (от Ньютона к Эйнштейну), в искусстве (от академизма к нефигуративной живописи), в литературе (от реализма к Пруста, Джойса и Кафке) и т.д. Европейская культура рубежа веков переживала своего рода мутацию, после чего она смогла скорректировать новоевропейский, модерный, рационалистический сценарий и стать более зрелой, полной и гибкой, но вместе с тем менее стабильной. «Аполлон» был дополнен «Дионисом». Возвращаясь к Фрейду, отметим еще раз «пророческие» черты его научной и писательской деятельности. Фрейд как личность, разумеется, на пророка «не тянул». Его академический, суховатый стиль не оставлял ему в этом смысле никаких шансов. Однако его взгляд на человека и на культуру, как мы писали выше, оказался «пророчески» созвучен ХХ столетию. Во-первых, Фрейд демифологизировал человеческую жизнь, он совлек с нее покровы прежних культурных и 51 религиозных символов и заставил человека взглянуть на себя предельно трезво: как на подвижный симбиоз животного, человека и общества («оно», «я» и «сверх-я»). После «душа Шарко» европейский человек испытал, если можно так сказать, «фрейдистский холодный душ». Его шокирующий смысл хорошо представлен, например, в «Будущем одной иллюзии». Второе. Разрушение старых богов привело к иной, чем прежде, постановке проблемы человеческой свободы: с отменой традиционных для Запада «табу» (кроме, разумеется, формально-юридических «табу») западный человек постепенно ощутил себя отпущенным на волю существом. То, чего раньше принято было стыдиться, теперь стало пониматься как естественная составляющая человеческой психики или человеческого тела. Впервые после античности Фрейд заговорил о необходимости принять и любить себя. Без преувеличения можно сказать, что Фрейд ослабил репрессивно-дисциплинарные свойства западной культуры, в частности, восходящую к иудеохристианской традиции культуру вины, о которой писала Рут Бенедикт в своей известной работе «Хризантема и меч», работе, посвященной, впрочем, другой культуре – японской. Книги Фрейда стали своего рода «евангелием свободы» ХХ столетия - «Евангелием от Фрейда». Любопытно, что уже упомянутая рецепция античности, едва ли осознаваемая самим Фрейдом, была произведена и Ницше – но уже вполне сознательно. Последний не только возродил античный трагический миф, не только открыл Европе глаза на «ночную» сторону древнегреческой культуры. Он также прямым текстом и за двадцать лет до Фрейда вернул европейскую философию к проблеме витальности и – ỳже – телесности. И здесь мы видим «параллелизм» этих двух фигур. 52 Особенно сильно «инъекция свободы», введенная в культурную ткань Запада Фрейдом, подействовала в сексуальной сфере, хотя далеко не сразу. Только после того, как фрейдизм из явления сугубо научного стал социально-психологическим явлением и был ассимилирован, что называется, массами, сексуальная свобода была осознана как существенная часть прав человека. Произошло это в 60-е гг. ХХ в. Примечательно, что в то же десятилетие появились противозачаточные таблетки. Лозунги сексуальной свободы были реализованы прежде всего молодежной контркультурой 60-х – «детьми цветов», «поколением 68-го года» и пр. А в 70-е гг. и «взрослый» Запад постепенно отходит от пуританских ценностей в сторону раскованности и умеренного гедонизма. Это сразу находит отражение в жизненном стиле, литературе и искусстве. К открытию Фрейдом бессознательного следует, таким образом, добавить «открытие тела». У Фрейда здесь было много продолжателей, в том числе радикальных, например В. Райх и А. Лоуэн, создававшие группы телесной терапии и утверждавшие, что межличностная отчужденность обусловлена отчуждением от собственного тела. В. Райх, как известно, практиковал так называемое снятие мышечной брони посредством жесткого массажа. Все это так или иначе становилось достоянием широких слоев обывателей, социальной модой, частью общественной жизни, наконец. Под «антипророческими» составляющими гения Фрейда я имею в виду оборотные стороны его открытий. Начну с более общего, а именно с демифологизации культуры. Как показал ХХ век, культура противится устранению слоя символов, защищающих ее от хаоса. В существе своем культура терапевтична, ее основная 53 функция – защита человеческой психики от вторжений «с темной стороны». Культура – это машина, производящая смыслы, упакованные, как правило, в символическую форму. Культура ХХ в. не стала исключением. На прошедшее столетие приходится новая волна мифотворчества. Э. Кассирер в своей «Философии символических форм» вполне оправданно назвал человека символическим животным. Это было написано уже после того, как были опубликованы все основные работы Фрейда и осознано их значение. Следовательно, это определение можно считать косвенным ответом Фрейду, призывавшему человека, насколько я понимаю, к предельно трезвому и ясному взгляду на себя (и в себя), взгляду, не опосредованному «иллюзиями культуры». «Ответ» Кассирера не был первым. К тому же он был косвенным, это был «ответ» философа, возможно, не считавшего Фрейда своим основным оппонентом. Первым, конечно же, был ответ Юнга: ответ психолога психологу. Я воспринимаю его как ответ-предостережение. В отличие от Фрейда и в пику ему Юнг продемонстрировал фатальную и одновременно продуктивную включенность человека в культуру, в то время как Фрейд писал о другой принципиальной координации: человек – природа. «Прямому» взгляду Фрейда Юнг предпочитал опосредованное культурой общение человека с глубинным содержанием собственной психики. Мифы и символы – тот язык, на котором говорит глубина. Чтобы разговаривать с ней и понимать ее, нужно учить этот язык. В темные воды бессознательного лучше спускаться в «скафандре» из символов. Таков рецепт Юнга. Юнг был противником тотальной рационализации и сциентизации культуры. Трагический опыт ХХ столетия во многом подтвердил справедливость его убеждений. Снятие 54 культурных табу в ХХ в. привело, как пишут противники фрейдизма, к «ужасающей символической пустоте». «Крушение традиционных символов означает также утрату символического управления могучими "демонами души", остающимися теперь без присмотра» [2, с.76]. Фрейд, отнюдь не идеализировавший человека, полагался все же на его разум. Он считал, что разум и наука – это все, что есть у человека, и именно с их помощью он может сохранить свое «я» в тех сложных обстоятельствах, в которые он объективно поставлен. Юнг, если я не ошибаюсь, считал такой подход излишне самонадеянным: «Девиз: "Где есть воля, там есть и путь" суеверие современного человека.(...) Он слеп к тому, что, несмотря на... рациональность..., он одержим "силами", находящимися вне его контроля. Его демоны и боги не исчезли, они всего лишь обрели новые имена» [2, с.76]. Оборотную сторону имело и «открытие тела». Я усматриваю ее в экспансии «языческих» импликаций учения Фрейда с середины ХХ в. В частности, сексуальность в последние десятилетия постепенно перестала регулироваться ценностными нормами. Это мы видим не только в искусстве и литературе, но и в общественной жизни. «Новое язычество» индифферентно к «большим смыслам», сформировавшим человеческую культуру. Из ее аспектов его интересуют лишь те, которые так или иначе связаны с потреблением и развлечениями: шоу, сериалы, спорт, жизнь «звезд» и пр. Сейчас многие пишут о «конце христианской эры», об опасности новой варваризации и пришествии «нового древнего мира», дремлющего под тонким слоем все тех же культурных символов и социальных конвенций. И последнее. Насколько Фрейд отвечает за выводы, извлеченные из его работ? Каково, иначе говоря, сочетание в его творчестве конструктивного и деструктивного? 55 Боюсь, что простого ответа на этот вопрос не получится. Каждый дает свой ответ на этот вопрос. Что касаетсяменя, то я не могу не признать выдающегося вклада австрийского психиатра и мыслителя в культуру и историю ХХ в., вклада, смысл которого я попытался охарактеризовать выше. После Фрейда западный мир и западный человек стали другим. Говоря о Фрейде, следует помнить, что он был прежде всего ученым, писавшим для людей своего круга, да, возможно, еще для тех, кто способен бесстрашно и трезво исследовать глубины своей психики и истоки своих проблем. Иными словами, он писал для немногих. Фрейд дал таким людям надлежащий инструментарий. Однако далеко не все готовы следовать таким путем. И, кроме того, нужно понимать, что едва ли существует универсальный язык, описывающий внутреннюю реальность. Таких языков должно быть, по меньшей мере, несколько. С этой точки зрения психоанализ Фрейда и аналитическая психология Юнга не исключают, а дополняют друг друга. При этом к ним вполне можно присоединить что-то еще, например традиционную религиозную терапию. Каждый из читавших Фрейда или просто слышавших о нем воспринимает его наследие в меру собственной зрелости. Из его идей можно «приготовить» идеологию или даже современный квазирелигиозный культ. Современная массовая культура, а также современные идеологи уже произвели с психоанализом такого рода операции. Едва ли это верный путь к аутентичному восприятию работ австрийского психиатра. Фрейд и фрейдизм – не одно и то же. Хотя, возражу я себе, разве сам Фрейд не шагнул за границы собственно психологии, а вслед за тем и строгой науки и не попытался превратить 56 психоанализ в разновидность философии, общегуманитарную объяснительную систему? в Библиографический список 1. К оценке геополитического положения Европы/ С.Б. Переслегин//http://stabes.nm.ru/materials/Pereslegin/Per_GeoEurop. htm 2. Юнг К. Г. Воспоминания. Сновидения. Размышления/К.Г.Юнг - Киев, 1994. Л.Г. Сидорчукова 4 АНАЛИЗ АРХЕТИПИЧЕСКОГО КОМПОНЕНТА В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЕ© Произведения искусства дают возможность наблюдать процессы, обращенные к первоосновам человеческого бытия, наслаждаться приобщением к тайне. Объяснение психологических механизмов, задействованных в этих процессах, изложено в теории архетипов К.Г. Юнга, швейцарского психолога и культуролога, создателя одного из направлений психоанализа - аналитической психологии. Психоанализ, как в первичной фрейдистской редакции, так и в юнгианской, стал теоретической предпосылкой для «ремифологизации» искусства ХХ в., для его обращения к истокам архаического художественного мышления. Как известно, З. Фрейд усматривал в мифических сюжетах буквальное или аллегорическое выражение откровенных сексуальных влечений, якобы направленных на родителя противоположного пола и в последствии ©Сидорчукова Л.Г., 2008 57 вытесненных в подсознание. Эти влечения порой порождают болезненные комплексы и в завуалированной форме представлены в сказках, легендах, последующей литературе и искусстве. К.Г. Юнг индивидуальным комплексам З. Фрейда противопоставил коллективно-бессознательные «архетипы». Непосредственной реализацией архетипов Юнг и его последователи (К. Кереньи, Дж. Кемпбелл, Э. Нойман и др.) считали мифологию народов мира и ее отголоски в литературе и искусстве, в художественном мышлении в последующих веках. На разработку Юнгом идеи коллективного бессознательного повлияли исследования французской социологической школы («коллективные представления» Э. Дюркгейма и Л. Леви-Брюля). В европейской философии использовалось понятие архетипа, но оно было рациональным понятием. Так, Платон высоко ценил архетипы как метафизические идеи, а реальные вещи считал лишь копиями этих идей. На платформе Платона стояла и средневековая философия. С продвижением вперед от Декарта, Мальбранша, Спинозы метафизическая ценность архетипа, понимаемого как «идея», неуклонно снижается. У Канта архетипы сведены к категориям рассудка. Юнг выдвинул понятие архетипа как структурной схемы, структурной предпосылки образов, существующих в сфере коллективного бессознательного и, возможно, «биологически» наследуемых, как концентрированное выражение психической энергии, актуализируемой объектом. Юнг подчеркивал метафорический, или символический, а не аллегорический, как у Фрейда, характер архетипов. Юнг предложил понимать под архетипами упорядочивающие принципы, стоящие над материальной 58 реальностью и ей предшествующие. В этом смысле архетипы являются мифопорождающими паттернами. При этом Юнг подчеркивал, что их мифологический характер может и не распознаваться, так как в природе архетипического явления главным качеством выступает единообразная и регулярная повторяемость его как «типичного способа понимания» [1, с.67]. К разряду архетипических относятся понятия, имеющие свое иконографическое выражение в мировом искусстве земля, вода, небо, а также собирательные понятия, раскрывающиеся в бесконечном разнообразии видов Мировое древо, Река жизни и т.п. В символическом осмыслении архетипов у многих народов мира можно наблюдать общие черты, но приемы и методы их воплощения в искусстве составляют область специфического для каждого художника. В статье «Об отношении аналитической психологии к поэзии» Юнг писал: «Творческий процесс <...> заключается в бессознательной активации архетипического образа и в последующей разработке и оформлении этого образа в завершенное произведение. Художник ухватывается за этот образ и, поднимая его из глубин бессознательного, включает в связь с сознательными ценностями, преобразуя его <...>, пока он не станет доступным для восприятия современников» [2, с.334]. В изобразительном искусстве художник создает визуальный мифологический мир, в котором всегда можно разглядеть его архетипические основы. Подобный анализ архетипического компонента интересно был осуществлен Ф. Розинером на примере творчества М.К. Чюрлёниса [3]. Картины Чюрлёниса очень часто таковы, что они как будто запечатлевают мгновения не нашего, известного нам из бытийного человеческого опыта, времени, а мгновения «до» и «после» такового. Назовем это обращением к 59 архетипу «правремени» («ур-цайт» по выражению Е.М. Мелетинского). Художником владела мысль писать в течение всей своей жизни цикл картин «Сотворение мира», в котором он мечтал изобразить творение мира, но не библейского, а другого, инобытийного. В визуальном словаре Чюрлёниса, составленном Ф. Розинером, образы, созданные художником, были распределены по восьми обобщенно-смысловым группам: небо земля вода человек животное архитектура предметы знаки. Каждая из этих групп представляет определенные вариации, например: «небо» - облака, лучи, свет, костер, месяц, сферы и т.п. Эти визуальные образы можно соотнести с теми космогоническими архетипами, которые содержатся в мифологии древних народов. Но художник не занимался стилизацией известного из древности мифа или народной сказки, он создавал свой миф. Всякий раз он проявлял себя как Rex творец и властитель собственных, возникающих и умирающих систем и миров. Неслучайно образ Rex (творца, демиурга) часто повторяется у Чюрлёниса. Даже те образы, которые мы воспринимаем как легко понимаемые, имеют у него особое содержание. Так, образ человека не соотносится ни с чем материальным, как-то: пища, еда, мужское или женское начало. Изображаемые им фигуры людей есть изображения знаков людей. Человек у Чюрлёниса сущность сама по себе. Это ярко прослеживается в циклах «Знаки зодиака» (1907), картинах «Истина» (1905), «Дружба» (1906-1907) и др. Подобное содержание невозможно воплотить с помощью приемов традиционной живописи. Поэтому, двигаясь в направлении к абстрактному искусству, Чюрлёнис, еще не отрываясь от передачи предметного 60 мира, создавал особую архетипную живопись. Основные ее свойства: * предметы в картинах отрываются от их реального назначения, вызывая представление о непознаваемости сущего (ступени в никуда, города без жителей); * предметы компонуются так, чтобы служить напоминанием о чем-то другом (гора - лежащий лев, лесные стволы - арфы); * используются приемы разрыва, расчленения пространства; * выбирается абстрактная, часто невозможная в реальности точка зрения (из-под воды, с небес вниз); * деталь, образ многократно повторяется, приобретая особый ритм и оказывая завораживающее, гипнотическое действие; * визуальные впечатления вступают в интенсивную связь с образами и впечатлениями из предыдущего культурного опыта зрителя. В архетипическом особенно ценны повторяющиеся способы понимания. В 1909 г. Чюрлёнис написал картину «Жертва», в которой он решал тему клубящегося пространства, туманов, звезд и ангела. Копию этого полотна увидела А. Дункан, с тех пор она в позе ангела заканчивала свои концерты. Композитор О. Мессиан использовал картину «Жертва» для сценического решения постановки оперы «Святой Франциск Ассизский». К. Юнгом был выделен архетип округлости, который свойственен человеку в мире вещей. Археологи зафиксировали странный интерес к сфероидным камням еще на стадии неандертальцев. В разбросанном виде или сложенными в кучи они присутствовали в местах стоянок этого предка человека. Морфему сфероидного архетипа можно обнаружить в простых вещах народного быта: это 61 деревянные ковши, чашки. Округлость архетипически свойственна и самому человеку. Широко бытуют мифы о сотворении человека из глины или из другой первоначальной субстанции, когда в первоначальном коме не были различимы ни конечности фигуры, ни признаки мужчины или женщины. Факты истории архаической культуры подтверждают и наличие в коллективном бессознательном архетипа прямого. За многие тысячелетия до знаменитой пещерной живописи в раннепалеолитических рисунках-графемах предки людей изображали себя ритмическими черточками (клавиформами). «Прямое» и «круглое» в их сопоставлении с художественной культурой, с эстетикой мы находим в замечании Платона о том, что произведение искусства есть нечто конструктивное по отношению к душе, нечто человекообразующее. У Платона мы читаем: «Под красотой очертаний я пытаюсь теперь понимать не то, что хочет понимать под ней большинство, т.е. красоту живых существ или картин. Нет: я имею в виду прямое и круглое, в т.ч., значит, поверхности и тела, рождающиеся под токарным резцом и построяемые с помощью линий и угломеров» [4, с.487]. М. Мамардашвили, анализируя в своих лекциях идеи Платона, проводил аналогию с творчеством Сезанна[5, с.245]. Воплощая в искусстве архетипическую образность, Сезанн не геометризировал мир, считая его состоящим из геометрических фигур и пытаясь, например, красивое женское тело разложить на круги, шары и кубы. Здесь, очевидно, имел место, как у Чюрлёниса, созидательный, «конструктивный» подход к изображаемому миру, соотносимый с древнейшими пластами художественного мышления. Следует напомнить, что в архаическом обществе к вещи (а произведение искусства можно здесь 62 так рассматривать) относились так, как будто вещь рождена, а не создана автором. «Архетипические сюжеты не только имеют корни в коллективно-бессознательном, но обращены на Космос и социум, они бессознательно социальны и социально космичны в силу сближения и отождествления социума и Космоса», – отмечал Е.М. Мелетинский [6, с.63]. Обращением к мировым пространствам, Космосу, вселенским миропониманием были отмечены и художественные открытия в области стиха. Так, «словесное шаманство», музыкальная магия поэзии О. Мандельштама раскрыли читателям особые иррациональные созвучия и связи. Поэтический Космос Мандельштама материализован в двух грандиозных метафорах: в образе Храма и в образе человеческого Тела. В первом образе у него заключен сложный и противоречивый комплекс отношений поэта к Вечности, к метафизическим ценностям. Здесь и преклонение перед Храмом как средоточением высокой духовности, и смешанная со страхом робкая тяга к небу. «Я чувствую непобедимый страх в присутствии таинственных высот» [7]. К 20-м гг. прошлого века поэт произвел смену моделей своего Космоса. На смену сакраментальному образу Храма пришел образ человеческого Тела, точнее – человеческого организма, прекрасного тем, что в нем есть духовность. Здесь уместно предположить, что в поэзии Мандельштама уже действует не предперсональный мифический архетипический герой, а индивид, противопоставивший себя социуму. В поэтической форме поэт запечатлевает самоописание души, пробуждающейся к индивидуальному сознательному существованию. 63 Одним из излюбленных физиологических образов его поэзии стал образ Глаза. Он архетипичен, так как обретает характер устойчивой универсалии. Глаз для Мандельштама – орудие мысли: «Преодолев затверженность природы, Голуботвердый глаз проник в ее закон» [7]. Глаз, подобно визуальным археобразам Чюрлёниса, расчленяется еще на целый пучок образов: зрачок, ресницы, веки и т.п. Все они передают широкую гамму оттенков и состояний: «Жизнь упала, как зарница, Как в стакан воды – ресница», или: «В такие минуты и воздух мне кажется карим, И кольца зрачков одеваются выпушкой светлой…» [7]. В поздней лирике 30-х гг. в его стихах физиологические образы переходят в космогонические (тело – земля, губы – глина и т.п.). И вновь возвращается образ Храма, в котором человек, несмотря ни на что, предстал как световой узел жизни. На языке психоанализа это означает, что Мандельштам с помощью преобразованных архетипических мотивов выражает процесс вычленения индивидуального сознания из коллективнобессознательного, процесс сотворения Человека. Таковы особенности выразительного языка художника в контексте его обращения к архетипическому. Библиографический список 1. Юнг К.Г. Инстинкт и бессознательное/К.Г. Юнг. СПб. 1997. С.67. 2. Юнг К.Г. Об отношении аналитической психологии к поэзии/К.Г. Юнг. СПб., 1997. 64 3. Розинер Ф. Искусство Чюрлениса/ Ф.Розинер. М.,1993. 4. Платон. Соч. в 3-х т./ Платон. М.,1971. Т. 3 (ч. 1). С.487. 5.Мамардашвили М. Путь к очевидности/ М.Мамардашвили. М., 1998. С.245. 6.Мелетинский Е.М. Аналитическая психология и проблемы происхождения архетипических сюжетов/ Е.М.Мелетинский. Минск, 1999. С.63. С.Ю.Жданова, Ю.С. Копылова5 ОТНОШЕНИЕ РЕБЕНКА К МАТЕРИ В ДЕТСКОМ ВОЗРАСТЕ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ЕГО ПОЛА В настоящее время особую актуальность приобретает эмпирическое подтверждение ряда теоретических положений, высказанных З. Фрейдом. Особый интерес в этом плане представляет изучение Эдипова комплекса и комплекса Электры. В качестве одного из аспектов исследуемой проблемы можно рассматривать отношение к матери в зависимости от пола. Рассматривая теорию З. Фрейда, следует отметить, что основным источником доказательства истинности сформулированных им положений был и остается анализ историй жизни пациента. Анализ клинических случаев является сегодня одним из основных способов проверки идей психоанализа. Однако данный подход, как считают Л. Хьелл, Д. Зиглер, имеет ряд недостатков [1, с. 137]. Они заключаются в том, что психоаналитик не может © Жданова С.Ю., Копылова Ю.С., 2008 65 выступать в роли «непредвзятого наблюдателя». Для него характерна субъективность, которая связана отчасти с условиями профессионального обучения. Психоаналитик должен обязательно пройти процедуру психоанализа под руководством опытного аналитика, в результате чего возникает сильная личная увлеченность идеями Фрейда, которая может выступать барьером на пути объективной проверки и эмпирического подтверждения основных положений психоанализа. Другая трудность заключается в том, что клинические наблюдения не могут быть проверены в условиях контрольных экспериментов. Кроме того, можно также говорить об отсутствии методов и методик исследования, направленных на анализ высказанных Фрейдом теоретических положений. Вместе с тем особый интерес в контексте проблем эмпирического подтверждения или опровержения идей Фрейда вызывает изучение Эдипова комплекса и комплекса Электры. В качестве возможного направления данной работы можно рассматривать изучение отношения к матери в детском возрасте в зависимости от пола. Отношение к матери следует понимать как интерес, систему эмоционально окрашенных длительных реакций со стороны ребенка, начиная от чувства биологической взаимосвязи эмбриона с матерью и заканчивая общесоциальными стереотипами представлений о женщине-матери. Отношение к матери самому первому человеку в жизни складывается на основе сначала абсолютной зависимости, позднее ее преобладающего авторитета, идентификации с ней, типа эмоционального и физического взаимодействия. Привязанность, уважение либо пренебрежение и антипатия возникают под воздействием 66 поведения матери и, конечно, окружающих людей, норм общества, в котором живет и развивается ребенок. Первичной формой отношения к матери можно считать зависимость младенца от матери. Согласно представлениям З. Фрейда она проявляется уже в первые месяцы жизни, а как устойчивая личностная форма формируется в результате фиксации ребенка на первой, оральной стадии развития. Сформированная в детстве зависимость имеет тенденцию к последующему распространению на более широкий круг объектов. Более того, сами базовые ориентации младенца по отношению к миру, являясь по своей природе фемининными, большей частью определяются именно отношением к матери. Становление ориентации на стратегию воспитания опирается на ранний детский опыт опыт теснейшего взаимодействия с матерью. Для девочек это складывание представлений о беременности и материнстве как главных биологических функциях женщины. У мальчиков период идентификации с матерью тоже имеет место. Он характеризуется тем, что переживаемый ребенком мужского пола стресс (осознание своего отличия от матери, осознание своей половой принадлежности) влияет на его отношения и взаимодействия с окружающими. Нарушения межличностных отношений с родителями неизменно сказываются на моделях поведения в обществе, которые ребенок прочно усвоит на всю жизнь. Отождествление себя с родителями, главным образом с матерью, является неотъемлемым этапом в развитии и становлении любой личности. Важность и значимость изменений представлений о себе как о представителе мужского и женского пола, динамика и расширение знаний о половых различиях от всего этого зависит нормальное протекание периода взросления. От 67 отождествления, идентификации себя с родителем зависит во многом и будущая ориентация ребенка на создание семьи, на отношение к противоположному полу и в первую очередь на принятие или непринятие себя как мальчика или девочки. Объект любви, на который направлено внимание ребенка, играет важную роль в дальнейшем эмоциональном развитии ребенка. Если в детские годы ребенку пришлось часто менять свое окружение (дети военных, брошенные дети, сироты, бездомные дети), испытать равнодушное отношение к себе, то в дальнейшем такой ребенок оказывается неспособным создавать прочные, долговременные и теплые отношения с другими людьми. Первая привязанность у младенцев к матери формируется еще в младенчестве и связана с удовлетворением естественных потребностей организма. Мать значима для ребенка, поскольку удовлетворяет потребность ребенка в питании, устраняет дискомфорт. Когда потребности ребенка удовлетворены, его интерес к матери исчезает и ребенок засыпает. С 5-6 месяцев ребенок начинает обращать внимание на мать не только, когда он находится под влиянием острых желаний. Для него становится значимым общение с матерью. Он радуется ее обществу, любит, когда его ласкают, играют с ним, ему не нравится, когда его оставляют одного. Желание получить любовь матери становится важной потребностью для ребенка в этом возрасте. На втором году жизни связь ребенка с матерью усиливается. Дети с трудом переносят разлуку с матерью, на каждый ее уход реагируют так, как будто мать уходит навсегда. Длительная разлука с матерью действует на ребенка негативно и иногда может выражаться в полном 68 отчуждении от матери. Однако в целом на этом этапе отношения с матерью становятся все более доверительными и взаимными. В семьях, где есть старшие братья и сестры, ребенок адаптируется к существованию других претендентов на материнскую любовь. Появление младшего ребенка, который занимает, как кажется старшему ребенку, его место, вызывает горькую обиду. Старший ребенок чувствует, что его отвергли, покинули, испытывает сильную ревность и даже ненависть к новорожденному, который лишил его, как считает ребенок, материнской любви. Ребенок начинает во всем соперничать с новорожденным: выражает желание снова сосать грудь, бутылочку, спать в коляске. Его любовь к матери превращается в ненависть, когда она не разрешает ему делать это. Эти негативные переживания могут стать причиной различных расстройств и обусловить трудности засыпания, приема пищи, вспышки ярости, другие поведенческие реакции. Эмоциональное развитие мальчиков и девочек до 4 лет протекает сходным образом. Однако после, как считает З. Фрейд, они начинают развиваться в разных направлениях. Мальчик все больше начинает идентифицировать себя с отцом. Изменяется и его отношение к матери. Он перестает быть зависимым, начинает вести себя по отношению к матери как защитник, старается вызвать ее восхищение, удивить ее, хочет обладать вниманием матери. У девочки, напротив, формируется чувство привязанности к матери. Она начинает во всем подражать ей, что проявляется в играх, в общении с младшими детьми. В отличие от мальчика, девочка направляет свою любовь на отца и желает, чтобы он признал ее и принял на место матери. 69 Отношение ребенка к окружающим и, прежде всего, к матери имеет большое значение для дальнейшего развития ребенка. Воспитание в среде неуважения, строгой семейной иерархии, подавления индивидуальности ребенка может привести к различным отклонениям и нарушениям в сфере детско-родительских отношений (Э. Фромм. М. 1998; К.Г. Юнг, 1994; В.А. Петровский, М.В. Полевая, 2001). При рассматривании проблемы отношения к матери в зависимости от пола следует отметить, что определенные трудности связаны с отсутствием диагностических процедур, позволяющих изучать данный феномен. В связи с этим можно говорить о том, что анализ существующих методик исследования, направленных на изучение отношения ребенка к матери в зависимости от пола, а также поиск новых процедур исследования могут стать самостоятельной задачей исследования. Информативными в этом плане могут быть проективные методы исследования. Данные техники возможно применять изучая детей уже в дошкольном и младшем школьном возрасте. Игровые ситуации (семейный системный тест), игра с разноцветными карточками (цветовой тест отношений), игра в почтальона (тест семейных отношений) вызывают интерес у ребенка и желание отвечать на вопросы исследователя. Высокая мотивация ребенка к заданию обусловлена также тем, что в качестве стимульного материала при использовании проективных методов исследования могут выступать игрушки; например, ребенку можно предложить: «Покажи, как зайчиха разговаривает с зайчонком». В качестве стимульного материала можно использовать также картинки с изображением матери и ребенка, где не показаны их эмоции. К числу неструктурированных проективных методик, широко применяемых при 70 диагностике межличностных отношений, можно отнести «Рисунок семьи». При изучении отношений ребенка к матери в зависимости от пола можно использовать проективный метод семейной социограммы (расположение рисунков членов семьи в большом круге). Достаточно информативными в плане изучения отношения ребенка к матери могут быть также такие методы исследования, как: тест Люшера, Лири, методика «Изучение мотивов взаимодействия ребенка с взрослыми», методика Рене, Жиля, методика Р. Тэммла, М. Дорки, В. Амен «Выбери нужное лицо», методика семантического дифференциала. Так, в тесте Люшера предполагается выявить, с какими цветами соотносит ребенок мать, семью, свое отношение к родным, желание в будущем иметь своих детей, стремление «быть как мама». Этот метод представляется достаточно удобным при работе с детьми, поскольку вызывает у ребенка интерес при виде разноцветных карточек и работе с ними. Остальные перечисленные методики тоже могут активно использоваться для изучения отношения к матери. Особый интерес в контексте изучаемой проблемы представляют методы наблюдения и беседы. Специфика этих методов заключается в том, что при непосредственном наблюдении за ребенком можно отслеживать невербальное поведение: позу, выражение лица, слышать интонацию голоса, темп речи и т.д. Несомненную ценность при изучении отношения к матери имеют лонгитюдные методы. С их помощью возможно отследить развитие и динамику процессов изменения отношения к матери. Ценную информацию об отношении к матери именно в контексте половых различий может дать изучение разнополых близнецов, воспитывающихся в одной и той же семье. 71 Для исследования отношения ребенка к матери в зависимости от пола весьма информативным представляется метод эксперимента, хотя в настоящее время метод эксперимента используется крайне редко, особенно в рамках детской психологии. Планируя организацию исследования и продумывая его программу, важно учитывать индивидуально-психологические особенности детей. Исследуя детей младшего школьного и дошкольного возрастов, необходимо учитывать уровень развития когнитивных процессов, обращать внимание на особенности развития самосознания, рефлексии, оценочных суждений детей. Кроме того, следует помнить, что важную роль в исследовании играет заинтересованность ребенка. Участие в исследовании должно казаться ему игрой, быть интересным и увлекательным. Таким образом, в качестве одного из возможных путей эмпирической проверки положений, высказанных З. Фрейдом, можно рассматривать отношение к матери в детском возрасте в зависимости от пола. При изучении данной проблемы можно использовать метод наблюдения, беседы, социометрии, проективные методы и методики. Предметом исследования данной работы были отношения к матери в детском возрасте, поиск диагностических процедур, направленных на выявление этих отношений. В дальнейшем предполагается эмпирически выявить существующие различия в отношении к матери в зависимости от пола в детском возрасте, а также проследить возрастную динамику данных отношений на протяжении онтогенеза. Библиографический список 1.Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности/Л. Хьелл, Д.Зиглер. СПб., 1997. 608 с. 72 РАЗДЕЛ II. СОВРЕМЕННЫЙ ПСИХОАНАЛИЗ: ПРИКЛАДНЫЕ АСПЕКТЫ Л.С. Краснобаева6 ПРИРОДА И СПОСОБЫ ВЫРАЖЕНИЯ АГРЕССИИ В последнее время тема агрессии стала едва ли не самой популярной в мировой психологии. Ей посвящено множество статей и книг. Однако это не мода, это реакция психологов на беспрецедентный рост агрессии и насилия в цивилизованном обществе. Существует несколько десятков концепций, объясняющих эти феномены, проводятся многочисленные экспериментальные исследования, психотерапевтические школы разрабатывают техники и методики коррекции агрессивного поведения. Но пока трудно сказать, что увеличение количества исследований привело к появлению нового, более глубокого и непротиворечивого понимания сущности, сути агрессивного поведения человека. Агрессия интересует многих ученых. Изучением природы агрессии и ее проявлений занимались З. Фрейд, А. Адлер, Д. Доллард, Л. Берковиц, М. Кляйн, Х. Гартманн, О. Кернберг, Р. Арди, А. Басс, Э. Фромм, Р. Миллер, Д. Винникотт, Фенихель, Айке, Х.Спотниц., Ф. Перлз, А. Гуггенбюль, Р. Бэрон, Д. Ричардсон и другие. Агрессию рассматривают как поведение или поведенческий акт, инстинкт, влечение, эмоцию, мотив, установку, психологическую защиту, реакцию. Агрессия изучается не только психологией, но и другими науками со специфичной системой методов. © Краснобаева Л.С., 2008 73 И хотя на сегодняшний день именно в психологической науке достигнуты значительные результаты в изучении природы и механизмов агрессивного поведения человека, вполне естественно, что в этой области еще много нерешенных проблем, которые требуют дальнейшего изучения и осмысления. Проблемы связаны с разнообразием подходов и взглядов на природу агрессии, существуют трудности в понимании терминов агрессии и агрессивности, в психологической литературе мало внимания уделяется детской агрессивности; существующие в зарубежной психоаналитической литературе разнообразные теории развития ребенка недоступны большинству специалистов из-за сложной и специфической терминологии и немногочисленности изданий на русском языке. Недостаточно исследований по вопросам способов и форм выражения агрессии. В последнее десятилетие во всем мире отмечается рост насильственных действий. Особенно острой в настоящий момент является проблема роста детской преступности и асоциальности. Большинство психологов и педагогов оказались совершенно не подготовленными ни теоретически, ни практически к решению проблем детской агрессивности. Следует отметить, что сама по себе тема детской агрессивности долгое время была закрыта и поэтому не получила должной разработки в психологии. Но даже в тех случаях, когда обсуждается проблема детской агрессивности, ей приписывается деструктивная окраска. Это связано с тем, что социально опасные последствия агрессивного поведения, привлекая к себе особое внимание, наполнили этот термин лишь отрицательным смыслом и привели к отрицанию социально одобряемой агрессии. Действительно, если рассматривать чрезмерное проявление агрессии как развитие агрессивности по типу акцентуации, то такие 74 черты личности, как доминантность, конфликтность, не способные к социальной кооперации, могут вызывать негативное отношение. Однако такое утверждение никак нельзя признавать справедливым. Во-первых, агрессия является неотъемлемой динамической характеристикой активности и адаптивности человека. Во-вторых, в социальном плане личность должна непременно обладать определенной степенью агрессивности, в норме она может оказаться качеством социально приемлемым и даже необходимым. В противном случае это приводит к податливости, ведомости, комфортности, пассивности поведения. При этом надо признать, агрессивные реакции часто ситуативны и имеют рационально избирательную направленность. Поэтому, вероятно, уместно разделение на конструктивную и деструктивную (или позитивную и негативную, доброкачественную и злокачественную) агрессивность, где только последняя несет в себе потенциал враждебности, злобности и жестокости [3,38]. Понятия «агрессия» и «агрессивность» не синонимичны. Под агрессивностью мы будем понимать свойство личности, выражающееся в готовности к агрессии. Агрессия же есть определенное агрессивное действие. Агрессивность – это готовность к агрессивным действиям, которую обеспечивает готовность личности воспринимать и интерпретировать поведение другого соответствующим образом. Не за всякими агрессивными действиями стоит агрессивность личности, агрессивность человека не всегда проявляется в агрессивных действиях [11, 17]. На сегодняшний день ученые не отрицают наличие агрессивных импульсов и устремлений. Трудности в понимании феномена агрессии связаны с односторонней трактовкой его представителями различных направлений. Нам кажется, что существующие теории являются 75 дополнением друг к другу. Чтобы избежать односторонности, следует понять природу, цели и сущность агрессии. Природа агрессии инстинктивна, ее цели – решение жизненно необходимых задач, когда другие способы решения их невозможны. Суть, сущность агрессии – энергия, следовательно, агрессия может трансформироваться, ее цели могут быть изменены. Есть базовая и фрустрационная агрессия. Если человеку в процессе его развития предложить другие способы решения жизненно важных задач и дать возможность выражения агрессии как энергии, то агрессивность как личностная черта не разовьется. Можно говорить о зрелых способах решения жизненных задач или адекватном зрелом способе выражения агрессии. Тема данной статьи – природа, формы и способы выражения агрессии. Агрессию мы понимаем как психологический феномен, имеющий инстинктивный источник, как психическую силу, необходимую для выживания и роста в своей позитивной форме, деструктивную при негативном употреблении, феномен, проявляющийся в поведении, сопровождающийся негативными эмоциями. Основополагающими работами по изучению природы и сущности агрессии являются труды З. Фрейда и Х. Гартманна [22, 23,24,25,26, 2]. Обзор современной психоаналитической литературы по агрессии позволяет выделить ряд теорий. 1) Теория Фрейда о влечении к смерти [25]. Его поддерживают Нунберг, Кляйн, частично Вельдер и другие. (Агре часть влечения к смерти). 2) Теории, которые объясняют агрессию как влечение к борьбе (К.Лоренц, А.Адлер и др.). 3) Теории фрустрации (Д.Доллард, Фенихель), трактующие агрессию как реакцию на фрустрацию. 76 4) Теории, которые определяют агрессию как знак влечения к жестокости или разрушению (даже как инстинкт убийства) [30]. 5) Теория, понимающая агрессию как энергию движения или энергию роста человека (Гринэйкр). Их дополняют психологические теории: побуждения (Д.Зильманн); концепция социального научения (А.Бандура); когнитивные модели агрессии (Л.Берковиц) [30]. Наиболее точным нам кажется следующее понимание агрессии: Это «психическая сила, которая коренится в нашей бессознательной душевной жизни, необходимая для выживания и роста в своей позитивной самоутвердительной форме, деструктивная при негативном употреблении, например, для контроля, доминирования, разрушения. Энергия влечения к смерти или инстинкта смерти, в противоположность либидо, идеи и / или поведение, полные гнева, ненависти или разрушения, деятельность или действие, особенно выполненное насильственным путем» [6, с. 54]. Агрессию определяет «биологически – как извержение инстинктивных сил, эмоционально как некоторую принудительную потребность ввязаться в насилие, философски – как составляющую выражения человеческого императива управлять своим миром, если не своим будущим», рассматривают ее как «неразрывно связанную с нарциссизмом» и поэтому следующую за серьезным ущербом нашему собственному образу; «Там, где для агрессии нет оправданья или она запрещена сознанием или Супер-Эго, сила агрессии разворачивается вовнутрь против дискредитированного Собственного Я. В крайних случаях это угрожает существованию». Защитная функция агрессии понимается как часть «принудительного императива к самосохранению», восстанавливающая 77 чувство собственной ценности. Там, где это не удается, «мы бессознательно нападаем сами на себя» [6, с.54]. X. Гартманн [2, 15], исследовавший процессы модификации либидо и агрессии, считал, что инстинктивная энергия подвергается процессу нейтрализации (десексуализации и деагрессификации) и используется Эго для защиты от инстинктивных побуждений. Также он предположил, что способность индивидов нейтрализовать агрессивную энергию бывает нарушена. Эта «неспособность Эго нейтрализовать агрессию» возвращает свое освободившееся агрессивное побуждение и, когда этот процесс все более усиливается, разрушает себя, т.е. становится его объектом. Ребенок вынужден сдерживать свою агрессию против матери, так как он полностью от нее зависит. Агрессия сначала может превратиться в слабость, равнодушие и меланхолию, однако, в конце концов, ребенок обратит ее на себя. Отказ матери удовлетворить потребность вызывает собственный отказ ребенка. У ребенка, сдерживающего гнев, не формируются приемы, при помощи которых злость и агрессия могут быть направлены вовне. Вдобавок к сильной злости имеется страх. Данная комбинация равна продолжительной ненависти, которую пациент полностью не осознает. Таким образом, природа агрессии такова: агрессивные импульсы представляют собой инстинктивную энергию. Объект ее может быть различным или тем же, что и у либидо, но у них могут быть различные цели. Целью агрессивных устремлений может быть отделение и независимость от объекта [31], защита Эго от тревоги, т.е. самосохранение (А.Фрейд) [21], контроль над реальностью и своим телом, участие в образовании психической структуры; энергия Эго и Супер-Эго равно 78 черпается из либидо и агрессии, при интернализации агрессии образуется Супер-Эго (Х. Гартманн) [2]; агрессия может приносить удовлетворение, когда другие способы невозможны (В. Тэхкэ) [20].Следовательно, агрессия – один из источников энергии человеческой психики и необходимый компонент жизни человека. Агрессия, как и либидо, трансформируется, нейтрализуется, сублимируется, то есть цели агрессии могут быть изменены. Способность нейтрализовать агрессивную энергию является одним из критериев «силы или слабости» Эго, способности Эго к интеграции, или – иначе – критерием зрелости личности [2]. Возникновение прочных объектных отношений и объектного постоянства связано с нейтрализацией либидо и агрессии. Определенные фазы физиологического созревания и стадии либидинозного развития оказывают влияние «на агрессивный катексис», следовательно, агрессия связана с определенными стадиями развития или уровнем развития организации личности. По Тэхкэ [20], изменяющиеся способы удовлетворения влечения представляют собой различные стадии и аспекты структурализации психики, следовательно, выражение агрессии зависит от фазы развития личности. Выявлено, что независимые от инстинкта исходные аффекты включаются в отношения влечения как регуляторы отношений объекта и субъекта, т.е. регулируют отношения людей [29]. Аффективная система возникает из инстинктивной [29], или наоборот [4], но при этом социальная сигнальная составляющая аффекта (возвещение о действии) может быть отделена от мотивационной составляющей (выполнения действия). Если аффект выражается, это свидетельствует о повышенной вероятности определенного способа 79 поведения, но не означает, что поведение будет осуществлено [29]. Регулирующие отношения аффекты служат для определения необходимой и желаемой близости/дистанции с объектом, нарушение регулирования близости/дистанции играет большую роль в клинике так называемых предэдиповых или структуральных нарушений и диадических нарушений отношений [29]. Между аффектами и интернализованными объектными отношениями существует тесная связь. Какое бы производное влечение ни было диагностировано в клинической ситуации (сексуальное, агрессивное), пациент переживает в этот момент образ или репрезентацию Я в отношениях с образом или репрезентацией другого объекта [4]. В активизации аффектов центральную роль играют объектные отношения. Ид состоит из агрессивных и сексуализированных объектных отношений [4]. В переносе аффективное состояние повторяет важные для пациента в прошлом объектные отношения; если отношения были удовлетворяющими, наблюдается попытка их реактивации, если болезненными, то наблюдается избегание отношений. Аффекты – это психофизиологические поведенческие паттерны, включающие специфическую когнитивную оценку, специфическое выражение лица, субъективное переживание удовольствия или боли, а также паттерн мышечной и нейровегетативной разрядки. Диссоциация различных компонентов аффектов с защитными целями может производить впечатление, что субъективное переживание аффектов отделено от их когнитивных, поведенческих коммуникативных аспектов, особенно на начальных стадиях лечения, когда сопротивление наиболее сильно. При проработке защит аналитик встречается с интеграцией различных компонентов аффекта. Аффекты, 80 восприятие и познание, коммуникативное поведение (действие) и объектные отношения развиваются одновременно, это не отдельные функции Эго. Пиковые аффективные переживания порождают ядерную структуру интерсубъективности. В первые месяцы ребенок получает удовлетворительные и неудовлетворительные импульсы от одного и того же первичного объекта и испытывает воздействие либидинозных и агрессивных импульсов. Деструктивные импульсы к первичному объекту, чтобы сохранить необходимый, жизненно важный объект, направляются против себя. Вместо разрушения ненавистного объекта разрушается собственное Эго [15]; разрушаются результаты дифференциации на собственное Я и объект [20]. В этом причина нарушений и заболеваний. Развитие человека [14,15] – это развитие и взаимодействие двух инстинктов и их презентаций в психике – двух влечений. Влечения имеют противоположные цели: либидное влечение – сохранение объекта и объектных отношений, агрессивное – разрушение «неудовлетворяющего» объекта и бегство от объекта. Влечения существуют и функционируют одновременно, испытываются к одному и тому же объекту. Если «неудовлетворения» больше, чем «удовлетворения», чтобы сохранить необходимый объект, агрессия («неудовлетворение») трансформируется. Существуют различные формы, способы, варианты трансформации, то есть выражения агрессии. Агрессия должна выражаться или трансформироваться, иначе она разрушит либо отношения, либо Эго человека. У ребенка, сдерживающего гнев, не формируются «приемы» управления агрессией. Любая 81 регрессия Эго представляет защитную функцию от агрессивных импульсов Эго силами либидо. Возрастающая сила агрессии, враждебности в виде физической деструкции может быть заменена его символической деструкцией уничтожением чувств (чувства – замена действия). Задачи психоаналитика – развитие чувств пациента как канализация деструктивных сил в конструктивное русло и личностный рост как уменьшение агрессивности. Агрессия – это инстинкт или свойство материи. На биологическом уровне агрессия есть инстинкт, на уровне психики инстинкт представлен влечением. С развитием человека агрессивное влечение в процессе трансформации, очень сходной с трансформацией либидо, развивается, меняет формы и способы своего выражения. На уровне личности агрессия может закрепиться в черту характера. Возможно, именно это заставляло очень многих исследователей отказываться от идеи, что агрессивность это влечение. Агрессия, становясь личностной чертой, теряет все признаки влечения. Человек кажется необъяснимо жестоким, даже по сравнению с животными. Хотя в последнее время появились исследования, доказывающие наличие агрессии, превышающей потребности выживания и самосохранения, и у животных [1,29]. Агрессия необходима, особенно на самых ранних этапах развития ребенка, для того чтобы просто выжить в этом мире, противостоять негативным стимулам. Она необходима для самозащиты, самосохранения ребенка. Развиваясь, ребенок в обязательном порядке встречается с разного рода фрустрациями. И здесь становится «работающей» фрустрационная теория, ибо фрустрация вызывает и увеличивает агрессию. Особенно в период формирования Эго постоянно приходится 82 выдерживать определенный уровень фрустрации. Без фрустрации не вырастает ни один ребенок, но уровень ее должен быть на каком-то приемлемом, переносимом уровне. Недостаточная фрустрация ведет к преобладанию детского, так называемого инфантильного характера и вседозволенности ребенка. Излишняя фрустрация ведет либо к излишней подавленности желаний ребенка и формированию неврозов, либо к возникновению агрессии как ответной реакции на контакт с агрессивным человеком. В этом случае агрессивность закрепляется в поведении ребенка как личностная черта. Следовательно, агрессия - это психологический феномен, корни которого заложены в самой материи (как свойство материи). На биологическом уровне она представляет собой инстинкт. На ранних этапах развития ребенка она имеет признаки влечения. Мы видим агрессивные реакции, поведенческие акты, которые оцениваем как агрессивные по аффектам. Поэтому можно говорить, что агрессия – это и инстинкт, и влечение, и аффект, и поведенческий акт, и реакция, а также можно говорить об агрессивной биологической потребности, личностной черте, агрессивных эмоциях, чувствах, мотиве, действии, отношении, установке. Источниками энергии в человеческой психике являются влечения. Влечения дуальны в любом случае, считать ли их производными инстинкта жизни и смерти или сексуального и агрессивного, или инстинкта самосохранения (для выживания надо любить и разрушать или бороться). Вероятно, следует признать наличие агрессивного инстинкта, что вытекает из свойств материи. Большинство исследователей агрессии называют агрессивные эмоции гневом, агрессивное отношение, длительное состояние – враждебностью, агрессивное поведение – насилием. 83 Проанализировав взгляды аналитиков на развитие и формирование ребенка и роль агрессии, можно говорить о наличии двух видов агрессии – базовой и фрустрационной, а также можем выделить наиболее важные моменты и периоды в развитии ребенка, которые определяют их дальнейшую «агрессивность или неагрессивность». Можно говорить о врожденной агрессии. Это, вероятно, врожденная психическая сила, сила нервной системы, сила инстинкта. В первые шесть месяцев для ребенка нет мира, «Я – весь мир», следовательно, нет фрустрационной агрессии, но есть сила фрустрационных стимулов или дискомфорта, которая хоть и «не регистрируется психикой», но накапливается в недифференцированной матрице, и в период структурирования Ид образует силу агрессивного влечения. Эту агрессию и врожденную можно считать базовой агрессией. Она нужна для адаптации и должна расходоваться на адаптацию. Уровень фрустрационной агрессии при устранении стимула может снижаться. Уровень базовой агрессии постоянен и неизменен. Для структурирования психики, для энергии Эго и Супер-Эго кроме энергии либидо используется энергия интренализованной и нейтрализованной базовой и фрустрационной агрессии. В развитии человека избежать фрустрации невозможно. Силу фрустрационной агрессии следует использовать во благо человека. Фрустрационная агрессия образуется на всех последующих этапах развития личности ребенка, критической точкой является стадия раппрошман (1.5 – 2 года). Уровень фрустрационной агрессии зависит от формы и силы реагирования родителей на агрессию, т. е. зависит от воспитывающих фигур. На доэдиповой стадии, стадии раппрошман, закладываются основы многих нарушений в развитии личности. 84 Если мать разрешает ребенку развивать и выражать все, что активизируется в нем во время каждой фазы развития, «предоставляет» себя в качестве отдельного объекта для «использования», то эти условия позволяют ребенку успешно отделять самопредставление от объектных представлений, учиться рассматривать себя и других в качестве «хороших и плохих» одновременно. Это ведет к формированию объектного постоянства, ребенок «взрослеет», все меньшее количество ситуаций воспринимаются им как фрустрирующие. По М. Малер, если агрессивные импульсы могут нейтрализоваться, поскольку они не подрывают уверенности и самооценки матери, стремление к автономии не воспринимается как атака; если ребенку позволяется переживать и выражать «обычные» импульсы (такие, как ревность, ярость, вызов), то, обладая способностью выражать амбивалентные чувства, он учится рассматривать себя и объект в качестве хороших и плохих одновременно, он не нуждается в отщеплении «хорошего» от «плохого». Если нет то «хорошего», то «плохого» объекта, ребенок принимает агрессивность, учится приемлемо ее выражать, способен «трансформировать», «канализировать» агрессию. От недостатка материнской эмпатии и ее невозможности формируются нарциссические расстройства (невозможность справиться с проблемами и возникновение всемогущества как защиты), садомазохистские расстройства (неумение адекватно выражать агрессию ведет к формированию двух каналов садомазохизма и мазохизма), пограничные расстройства, т. е. формируются неконструктивные формы и способы выражения агрессии [8,13, 15,18]. В последующие периоды развития уровень агрессии и формы выражения ее будут зависеть также от реакции воспитывающих фигур. Известны периоды повышенной 85 агрессивности в развитии ребенка: кроме названной стадии раппрошман, это эдипов период (2 – 6 лет) и подростковый (10 – 14 лет). Эти периоды являются критическими точками в закреплении агрессивных форм поведения и формировании агрессивности как личностной черты. Уровень развития личности можно характеризовать через уровень развития либидо и агрессии, сформированности Эго и защитных механизмов и сформированности Супер-Эго, решенности задач конкретного периода развития человека. В психологической и психоаналитической литературе вопросу рассмотрения форм и способов выражения агрессии уделяется недостаточное внимание [27, 28, 7]. В соответствии с нашим пониманием агрессии как энергии или психической силы формы и способы выражения агрессии есть различные «результаты» трансформации этой силы. С этой точки зрения формами выражения агрессии будут выделяемые Х. Спотницем [15, 16] шизофрения и «здоровье» как крайние варианты трансформации, между которыми есть другие, промежуточные варианты; оральная, анальная, фаллическая и эдипальная агрессия (по З.Фрейду), психотическая, пограничная, невротическая (по МакВильямс) [8]; различные типы насилия (агрессии) (по Э.Фромму) [27]. Можно сказать, в каком-то смысле нарушения развития психики есть различные варианты отклонения от нормальной трансформации агрессии и, следовательно, варианты выражения агрессии. В более узком смысле способами выражения агрессии будут выделяемые А. Бассом [1] типы агрессии; еще более узкое понимание форм и способов выражения агрессии имеют выделяемые, например, И.А. Фурмановым [28] и Р. Кемпбеллом [7] виды агрессии. 86 Вслед за А. Бассом и другими исследователями мы считаем возможным выделять несколько дихотомий способов выражения агрессии: вербальную (словесную) и невербальную (физическую); активную и пассивную; прямую и непрямую (скрытую, косвенную), направленную на источник агрессии или смещенную на другой объект (Басс) [1]; гетероагрессию и аутоагрессию также по ее направленности (Фрейд, Спотниц и др.) [22,23,24,14]; доброкачественную и злокачественную (Фромм) [27], или инструментальную и враждебную [1], по цели, по намерению (цель злокачественной – разрушение); адекватную и неадекватную (ситуации), соизмеримую качественно и количественно по реакции в зависимости от стимула. Физическая агрессия – нанесение другому человеку физического ущерба, т.е. оскорбление действием. Вербальная агрессия – нанесение другому человеку словесного оскорбления, унижение, клевета. Активная агрессия – проявляется в действии, активности, имеет цель воздействовать непосредственно на объект. Пассивная агрессия выглядит как отказ что-либо делать или стремление помешать другому достичь желаемой цели. Прямая агрессия направлена на объект фрустрации. Непрямая агрессия смещена по цели на другой объект. Их комбинация, по Бассу, дает 8 возможных типов агрессии (способов), под которые подпадает большинство агрессивных действий. Физическая активная прямая агрессия нанесение другому человеку ударов кулаками, холодным, огнестрельным оружием. 87 Физическая активная непрямая агрессия например, договор с наемным убийцей с целью уничтожения врага. Физическая пассивная прямая агрессия стремление физически не позволить другому человеку достичь желаемой цели или заниматься желаемой деятельностью, например сидячая демонстрация. Физическая пассивная непрямая агрессия отказ от выполнения необходимых задач, например отказ освободить территорию во время сидячей демонстрации. Вербальная активная прямая агрессия словесное оскорбление или унижение другого человека. Вербальная активная непрямая агрессия распространение злой клеветы или сплетни о другом человека. Вербальная пассивная прямая агрессия отказ разговаривать с другим человеком, отвечать на его вопросы. Вербальная пассивная непрямая агрессия отказ дать определенные пояснения или объяснения, например в защиту человека, которого незаслуженно критикуют. Инструментальная агрессия включает случаи, когда агрессоры нападают на других людей, преследуя цели, не связанные с причинением вреда. Агрессивные действия используются в качестве инструмента для осуществления различных желаний. Термин <<враждебная агрессия>> приложим к случаям, когда главной целью агрессора является сознательное причинение страданий другому человеку. С ним перекликаются понятия доброкачественной и злокачественной агрессии, по Фромму. Доброкачественная агрессия является биологически адаптивной, способствует поддержанию жизни и связана с защитой витальных интересов, представляет собой защиту от угрозы этим 88 интересам. Цель злокачественной – осознанное причинение вреда другому человеку. Адекватная агрессия может быть адекватной качественно и количественно. Адекватная количественно предполагает адекватность силы реагирования на силу фрустрационного события. (Например, адекватным количественно будет на словесное оскорбление ответ словесный, а не стрельба из пистолета). Адекватная качественно агрессия предполагает адекватность тестирования реальности, реагирование с учетом безопасности для жизни. (Например, адекватным качественно будет уход от агрессивной группы подростков, неадекватным – в одиночку начать с нами «драться», физически или вербально, т.е. «начать их воспитывать»). Аутоагрессия направлена на себя, гетероагрессия – на других. Их комбинация дает способы выражения агрессии. Можно говорить, например, о физической активной прямой адекватной доброкачественной гетероагрессии (драка при защите от нападения). Или, например, о вербальной активной непрямой адекватной доброкачественной гетегоагрессии (клевета в определенной ситуации). Агрессию можно классифицировать как оральную, анальную, фаллическую, эдипальную по способу и цели взаимодействия человека с другими людьми. Оральная – это поглощение объекта, втягивание в симбиоз (в заботу), постоянное нарушение границ объекта, выстраивание анаклетических отношений. Анальная – это контроль и власть над объектами и миром, это «пачкание», то есть доказательство любым способом, что я есть». 89 Фаллическая – это утверждение себя через подавление других, это соревновательность и конкуренция. Эдипальная – это открытая прямая агрессия. Человек эдипального уровня развития умеет справляться с агрессией, умеет распознавать свои агрессивные чувства и адекватно их выражать. Можно выделить, по Мак-Вильямс, психотическую, пограничную, невротическую агрессию, также по цели или жизненной задаче, которую решает человек [8]. Фурманов И.А. [28], рассматривая развитие агрессии в детском возрасте, описывает, как проявляется агрессия в различных периодах развития. Эти проявления традиционно считают формами и способами выражения агрессии. К ним относятся упрямство, вспышки злости, гнева, сопровождающиеся криком, брыканием, кусанием, драчливостью, плачем (оральная и анальная агрессия). Позднее на первый план выдвигаются конфликты драки и ссоры с ровесниками из-за обладания вещами и игрушками (анальная агрессия). Далее ребенок научается контролировать свои агрессивные импульсы и выражать их приемлемым способом. Но если родители нетерпимо относятся к открытой агрессии, то формируются символические (непрямые, пассивные) формы агрессии, такие как нытье, фыркание, упрямство, непослушание и другие виды сопротивления [28, с.23]. Поскольку на выражение физической агрессии (нападения, драки) накладывается чаще всего запрет, то растет вербальная замечания, выговоры, уговоры, сплетни, оскорбления, обвинения, критика. Фурманов также отмечает в связи с половыми различиями в силе и видах проявлений агрессивных реакций, что у мальчиков преобладает физическая прямая агрессия, направленная «наружу» (гетероагрессия), у девочек – вербальная косвенная 90 непрямая, направленная «вовнутрь» (аутоагрессия). Фурманов считает это результатами воспитания. Росс Кемпбелл [11] считает агрессию формой выражения гнева или незрелым способом выражения гнева. Цель агрессии – причинить вред человеку, предмету или группе людей. Она может выражаться словесно или физически. Он вводит понятие настойчивости и агрессии и указывает на различие между этими двумя явлениями. Настойчивость бывает уместной и здоровой. Настойчивость в отстаивании своих прав - это прямое выражение чувств, включая и гнев, но без намерений обидеть другого. Когда такая настойчивость направляется в конструктивное русло, то она может существенно помочь человеку достичь своей цели. Агрессия, напортив, имеет своей целью причинить вред, она принимает форму насилия по отношению к человеку, вещам или тому и другому. Р. Кемпбелл вводит понятия выплескивания, придирок, отказа, молчания, самоустранения, перемещения гнева. Среди незрелых форм и способов выражения агрессии он характеризует пассивную как «самую худшую». «Пассивная агрессия – это утонченная форма агрессии, это скрытый способ действовать против других людей или манипулировать ими, чтобы добиться своего. Про людей, поведение которых характеризуется пассивной агрессией, иногда говорят, что они сильны своей слабостью, потому что они прибегают к окольным путям, чтобы добиться своего, свести счеты или выразить то, о чем они не хотят говорить прямо» [11, с.73]. Пассивная агрессия иррациональна и нелогична, она в основном бессознательная (неосознаваемая), а бессознательное редко ориентируется на внешний мир и руководствуется 91 логическим мышлением, человек ведет себя прямо противоположно тому, чего от него ожидается. Цель пассивной агрессии расстроить родителей или других людей, которые символизируют для ребенка авторитет. Какие бы меры родители ни предпринимали для исправления поведения, ничто не помогает, чем больше родители пытаются исправить ситуацию, тем сильнее они давят на ребенка, тем тверже становится его решимость вывести их из равновесия. Чем больше родители кипятятся, тем больше ребенок чувствует, что преуспел, и он еще больше постарается расстроить родителей. Самой распространенной сферой конфликтов являются школьные оценки и жизненные ценности. Бессознательная цель пассивной агрессии – это выплеск агрессии и желание вывести из равновесия людей, которые для человека олицетворяют власть. Но в конечном счете своим поведением дети причиняют наибольший вред самим себе. Если они упорно получают плохие оценки, то им самим придется дорого расплачиваться за это. Приблизительно треть всех поступивших в колледжи ежегодно отчисляются. Если пассивно-агрессивное поведение принимает наиболее серьезные формы, то молодые люди могут погубить себя наркотиками, алкоголем, болезнью, впасть в нищету и даже дойти до самоубийства – наивысшей формы пассивной агрессии. Причины, приводящие к появлению такого поведения, находятся в давящем поведении родителей. Когда такое подавление длится годами, негативное отношение к авторитетам переносится во взрослую жизнь, в результате формируется пассивно-агрессивная личность, которая хорошо умеет подавлять гнев и затем давать ему выход недопустимыми способами. К фактам проявления такой формы агрессии можно отнести не только, например, нежелание ребенка учиться, но и, например, 92 выйти замуж наперекор своим родителям, только чтобы поступить вопреки желаниям своих родителей. В браке пассивно-агрессивное поведение может выражаться во лжи, в физическом или эмоциональном отвержении, обвинении «за все про все», неправильном обращении с деньгами, вспышках гнева и другом. (Это анальная агрессия, упрямство и отстаивание своих границ). Есть только один период в жизни человека, когда пассивную агрессию можно считать нормальной – это ранний подростковый возраст – тринадцать – пятнадцать лет. Нормальное проявление пассивной агрессии начинается, как правило, приблизительно в возрасте десяти – одиннадцати лет. В этом возрасте ребенок пренебрегает обычными домашними делами, лодырничает и без конца выводит родителей из терпения. Если родители знают, что такое поведение нормально, то они могут правильно реагировать на него, несмотря даже на то, что оно вызывает раздражение и может продолжаться несколько лет. Вторая сфера конфликтов между родителями и детьми раннего подросткового возраста – оценки и успеваемость. Поскольку дети уже знают, что родителей очень беспокоят их оценки, то их бунт в первую очередь возникает именно в этой сфере. Здесь есть прекрасная возможность вывести родителей из себя. Если родители, когда оценки детей несколько снизятся, смогут не делать «из мухи слона», то и они сами, и дети выйдут из этой ситуации с наименьшими потерями. В нашем обществе сейчас преобладает тенденция – винить в своих проблемах других. Однако есть много таких людей, которые начинают винить во всем себя. Большинство из тех, кто обращает гнев на себя, не чувствуют гнева, испытывают боль. Чтобы ни случилось, они находят способы винить в этом себя, у них 93 гипертрофировано чувство вины. Эта привычка к самоуничтожению может стать причиной отчаяния, депрессий, вызывать чувство беспомощности и безнадежности. Причины этого, считает Кемпбелл, и в генетической предрасположенности, и в обучении, т. е. запрете на выражение гнева, и в идентификации себя с агрессором. Самый лучший способ выразить агрессию, гнев – выразить его в словесной и вежливой форме. Чем больше выплескивается гнева на словах, тем меньше его остается, чтобы его потом проявлять через ложь, секс, воровство, употребление наркотиков и другие формы столь распространенного сегодня пассивно-агрессивного поведения. Любой гнев должен выйти наружу либо через слова, либо через поведение, и если мы блокируем выход через слова, то детям придется чрезмерно подавлять гнев, результатом чего станет пассивно-агрессивное поведение. Таким образом, агрессия проявляется в разнообразных вариантах: в выделенных в соответствии с уровнем развития личности видах (оральная, анальная агрессия и др.); в приведенных выше дихотомиях (например, прямая вербальная гетероагрессия и др.); в шизофрении, мазохизме, нарциссизме и т.п. (вслед за Х.Спотницем [14], а также в придирках, драках, сплетнях, нытье, обвинениях, критике, юморе и т.п.; Формами выражения агрессии может быть любое явление, любой вид деятельности человека, если эта деятельность является для кого-то фрустрацией, угрозой, досаждающим явлением. Если нежелание учиться, ничего неделание по дому, отказ пользоваться горшком, забывчивость, ложь и многое другое фрустрируют родителей, например, то это становится формой выражения агрессии. 94 цель факта, явления, действия, слова. Следует анализировать причины, цели, мотивы поступков, чтобы определить их «агрессивность» или «неагрессивность», т. е., агрессия тесно связана с жизненными задачами, стоящими перед человеком. Цель агрессии какую жизненно важную задачу развития она зависит от уровня развития личности. Психотик, по Мак-Вильямс [8], решая проблему безопасности, тревогу уничтожает; основной конфликт его развития - симбиотический, преобладающие объектные отношения – монодические, чувство собственного Я оказывается затопленным. Тревога перекрыта примитивными защитными механизмами Эго и другими защитами (через тело, например, сон, соматику). Перенос чаще открыто или скрыто агрессивный (у доэдипальных пациентов-детей – это норма). В контрпереносе возникающие чувства зависят от решаемой в данный момент задачи, их спектр разнообразен; комплиментарный контрперенос – это чаще всего агрессия, дополняющий контрперенос – чаще всего страх. Пограничная личность решает центральную проблему зависимости автономии, переживает сепарационную тревогу, основной конфликт ее развития – сепарация, индивидуация, преобладают диадные объектные отношения, чувство собственного Я «втянуто в сражение», по Мак-Вильямс. Это наиболее агрессивные по проявлениям люди. Невротик решает проблемы идентичности, имеет спектр различных страхов, основной конфликт развития эдипальный, он способен и к триадным отношениям, имеет «ответственное» чувство Собственного Я. С уровнем развития личности связана агрессия: в первую очередь адекватная или неадекватная, 95 доброкачественная или злокачественная, гетеро- или аутоагрессия. Зрелая личность имеет адекватную, доброкачественную гетероагрессию, незрелая, доэдипальная личность может иметь неадекватные способы выражения агрессии, злокачественную агрессию и аутоагрессию. Можно предположить, что вербальная и активная агрессия также чаще находятся в арсенале зрелой личности. Связать определенные способы выражения агрессии (дихотомии): оральный, анальный, фаллический, эдипальный, по результатам наших исследований и наблюдений не представляется возможным. Можно только говорить о зрелом выражении агрессии, присущем здоровой, эдипальной личности, и незрелом, присущем психотической или пограничной личности, или агрессии, зафиксированной на оральном, анальном, фаллическом уровне. Наиболее приемлемой является прямая активная адекватная вербальная доброкачественная гетероагрессия, присущая зрелой личности («здоровой» или «невротической», по МакВильямс); наиболее неприемлемой – пассивная агрессия. Представление о том, что фрустрация агрессивного инстинкта заставляет страдать индивида и является причиной неврозов, логичным образом привело к идее катарсиса, отреагирования. Идея катарсиса, как освобождения, разрядки энергии агрессивных импульсов, стала чрезвычайно популярной в психологии в последние три десятилетия. Имеется большое количество работ о разрядке агрессии на различного рода эрзац-объекты: объект агрессии в виде куклы, отреагирование в процессе просмотра фильма, спортивная борьба и наблюдение за ней, компьютерные игры и т. п. Результаты 96 экспериментальных исследований двояки: в одних случаях наблюдается уменьшение агрессии, наступление катарсиса, в других случаях обнаруживается ее увеличение [11]. Полученные ранее результаты еще не получили объяснения в психологии. Нам кажется, что результаты нашего исследования могут объяснить это. Зрелые личности при разрядке на эрзац-объекты действительно разряжаются, так как у них сформированы защиты Эго и способы выражения агрессии; в данном случае происходит катарсис. Психотические и пограничные личности, в психологическом смысле не достигшие зрелости, не сформировали полностью Эго и механизмы защит, не сформировали способы управления агрессией и выражения агрессии, после «разрядки» на эрзац-объекты они ведут себя более агрессивно, так как происходит идентификация с агрессором. Также только теория инстинктивной агрессии и психоаналитическое понимание развития личности объясняют феномен аутоагрессии. Таким образом, мы можем сделать следующие выводы: существует несколько теорий, объясняющих природу агрессии. Для клинической работы, на наш взгляд, имеют значение два направления в изучении природы агрессии, так называемые инстинктивное и фрустрационное. Это взаимодополняющие теории. В жизни и клинике мы встречаемся с разными видами агрессии, можно говорить о базовой и фрустрационной агрессии. Базовую агрессию составляет врожденная психическая сила, сила инстинкта, а также сила фрустрационных стимулов или дискомфорта в первые 3 – 6 месяцев, которая имеется в недифференцированной матрице. В период структурирования Ид происходит распределение инстинктивной силы на агрессивную и сексуальную. Базовая агрессия нужна человеку для 97 выживания и адаптации, она должна расходоваться на адаптацию. Ее уровень постоянен. Уровень фрустрационной агрессии при устранении стимула может снижаться. Для структурирования психики, для формирования энергии Эго и Супер-Эго кроме либидо используется интернализованная и нейтрализованная базовая и фрустрационная агрессия. В развитии человека избежать фрустрации невозможно. Силу фрустрационной агрессии следует использовать во благо человека. Формы и способы выражения агрессии зависят от уровня развития личности. Мы выделяем два противоположных способа выражения агрессии – зрелый и незрелый, которые связаны с уровнем развития личности. Зрелая личность (здоровая или эдипальная) пользуется зрелым способом выражения агрессии, незрелая личность (психотическая, пограничная или доэдипальная) пользуется незрелым способом. К зрелым способам выражения агрессии относятся количественно и качественно адекватная прямая активная вербальная доброкачественная гетероагрессия; если агрессию нельзя выразить напрямую, то лучший способ сублимация. Незрелых способов выражения агрессии много, один из них пассивная агрессия, это неосознаваемая агрессия. Если она личностью не осознается, то и не выражается, следовательно, она разрушает человека. В жизни чаще встречается доброкачественная агрессия. Доброкачественная агрессия перерабатывается механизмами защит, если ее нельзя выразить напрямую. Чаще всего используются следующие: сублимация как зрелая защита, ряд патологических – вытеснение, смещение по цели, проекция, идентификация с агрессором, реактивное образование и отреагирование, если человек не 98 может выдержать высокий уровень психического напряжения. При отсутствии адекватных способов выражения агрессии и неразвитых защитных механизмах агрессия выражается в архаическом первородном виде (крик, визг и тому подобное). Если велика фрустрация, выражение агрессии также может регрессировать к архаической форме. Выражение агрессии может выполнять одну или две цели: снятие психического напряжения и достижение какой-либо цели. Зрелые способы выражения включают обе цели. Поскольку агрессия - это энергия, то она требует разрядки. Агрессия разряжается несколько специфически в отличие от либидо: чаще через спорт, танцы, физические упражнения, то есть телесно, либо сублимируется (карьера, работа, охота, юмор). Базовая агрессия требует постоянной разрядки. Формы выражения агрессии разнообразны. Агрессией может быть любой вид деятельности человека, если эта деятельность является для кого-то фрустрацией, угрозой, досаждающим явлением. Самое важное – определить цель факта, явления, действия, слова, чтобы определить их «агрессивность» или «неагрессивность». Уместно выделять как способы выражения агрессии оральную, анальную, фаллическую и эдипальную агрессии. Смысл терапии выявить, как выражается агрессия. Если пациент выражает ее неприемлемыми, незрелыми, неадекватными способами, то ставится задача помочь канализировать ее, направить в социально приемлемое русло. При отреагировании агрессии теряется часть энергии. Но энергия человеку нужна, ее следует сохранить и использовать во благо, на рост и развитие, на решение 99 жизненных задач. Цель терапии – научить выражать агрессию зрелыми способами, сделать ее разрешенной; способствовать укреплению Эго, при котором все меньшее количество явлений воспринимаются как фрустрационные, угрожающие. В психоаналитически ориентированной терапии агрессия проявляется в виде защит, сопротивления и в переносе, определяется по переносу и контрпереносу. Кроме защитных механизмов Эго могут использоваться и телесные защиты, например соматика, апатия, сон. В ходе терапии главной задачей является создание такой терапевтической атмосферы, в которой пациент может в полной мере проявлять (вербализовать) свои агрессивные эмоции. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. Библиографический список Бэрон Р.Агрессия./Р.Бэро СПб., 2001. Гартман Х.Заметки по теории агрессивности./Х.Гартманн,Э.Крис,Р.М.Левенштейн// Антология современного психоанализа. Т.1. М., 2000. Гуггенбюль А. Зловещее очарование насилия/А.Гу СПб., 2000. Кернберг О. Агрессия при расстройствах личности М., 1998. Кляйн М. Развитие в психоанализе/М.Кляйн, С.Айзекс, Дж.Райвери, М.Хайманн М., 2001. Коухэн Д.Ф. Произвольная коллекция определений аналитических терминов/Д.Ф. Коухэн// Психологический вестник. 2000.№1. С.54-62. Кэмпбелл Р. Как справляться с гневом ребенка/ Кэм Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика: понимание структуры личности в клиническом процессе/ Н. МакМ., 1998. 100 9. Перлз Ф. Эго, голод и агрессия/ Ф.Перлз. М., 2000. 10. Психологический словарь/ под ред. В.П. Зинченко, Б.Г. Мещерякова. М., 1997. 11. Реан А.А. Психология изучения личности/ А.А. Реан. СПб., 1999. 12. Современный словарь по психологии /сост. В.В. Юрчук. Минск, 2000. 13. Соколов С.Е. Нарушение рефлексивной функции и образование защитной фантазии у пациентов с нарциссическим расстройством личности/С.Е.Соколов//Психологический вестник. 2000. №1. С.127-142. 14. Спотниц Х. Современный психоанализ шизофренического пациента/ Х.Спотниц// Психологический вестник. 1999. №1. С.81-106. 15. Стерн Х. Введение в современный психоанализ и работы Хаймона Спотница/Х. Стерн//Вопросы психологии. 2000. №1. С.169-173. 16. Стерн Х. Вклад Хаймона Спотница в лечение нарциссических расстройств/Х.Стерн//Вопросы психологии. 2001. №1. С.47-59. 17. Столяренко Л.Д. Основы психологии/ Л.Д. Столяренко. Ростов н/Д., 2000. 18. Стоун М.Х. Клиническое руководство по психотерапии пациентов с пограничными расстройствами личности/ М.Х. Стоун // Психологический вестник. 1999. №2. С.77-99. 19. Тайсон Ф. Психоаналитические теории развития./ Ф.Тайсон, Р.Л.Тайсон. 1998. 20. Техкэ В. Психика и ее лечение: психоаналитический подход/ В. Техкэ. М., 2001. 21. Томе Х. Современный психоанализ/ Х.Томе, Х.Кехеле. Т.1. М., 1996. 101 22. Фрейд З. Влечения и их судьба/ З. Фрейд // Основные психоаналитические теории в психоанализе. М.,1998. 23. Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции 1-15/ З. Фрейд. СПб., 1999. 24. Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции 16-35/ З. Фрейд. СПб., 1999. 25. Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия/З.Фрейд // Психология бессознательного. М.,1989. 26. Фрейд З. Скорбь и меланхолия/З.Фрейд // Художник и фантазирование. М.,1995. 27. Фромм Э. Душа человека/ Э.Фромм. М., 1998. 28. Фурманов И.А. Детская агрессивность: психодиагностика и коррекция/ И.А. Фурманов. Минск, 1996. 29. Хайгл-Эверс А. Базисное руководство по психотерапии/ А Хайгл-Эверс, Ф.Хайгл, Ю. Отт, У.Рюгер. СПб., 2001. 30. Цизе П. Учение об инстинктах и агрессивное влечение/ П.Цизе // Энциклопедия глубинной психологии. Т.1. М., 1998. 31. Шторк Й. Психологическое развитие ребенка с психоаналитической точки зрения/ Й.Шторк // Энциклопедия глубинной психологии. Т.2. М., 2001. 102 И.В.Смирнова7 ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИЙ ПОДХОД К ВОСПИТАНИЮ АСОЦИАЛЬНЫХ ПОДРОСТКОВ В отечественной науке наибольшее распространение получили попытки объяснения преступного поведения лишь с нравственной и социологической позиций, что не дает возможности адекватного познания этого явления и разработки эффективных мер его профилактики. Пенитенциарная психология, а следовательно, и психологические коррекционные подходы в работе с асоциальными подростками длительное время находились под влиянием «советской идеологии». На сегодняшний день активно используются знания из различных направлений мировой психологии. Цель данной статьи осветить достижения психоанализа как в изучении структуры асоциальной личности, так и в подходе при работе с асоциальными подростками. Любой психолог знает о структурно-динамической модели психики, которую предложил З.Фрейд, и о том, что, очевидно, у асоциальной личности существует дефект в развитии Сверх-Я. Психоанализ как способ лечения изначально был разработан для лиц с невротическим уровнем психической организации, так как в основе психоаналитической терапии лежит работа с трансфером (переносом). Неспособность клиента к переносу в аналитической ситуации или недостаточная способность к переносу делает данный метод неэффективным: «Однако есть другие формы заболеваний, при которых … наши терапевтические меры никогда не приносят успеха» [7, с. 280]. В 50-60 гг. XX в. в психоанализе все чаще начинает использоваться термин «пограничная личностная © Смирнова И.В., 2008 103 организация», обозначающий промежуточное положение между невротической и психотической организацией личности. По определению О. Кернберга, этот термин относится к структуре характера, в которой отмечаются сохранняющаяся функция проверки реальности; наличие противоположных и несинтезированных ранних идентификаций, ведущих к недостаточно интегрированной идентичности Я (это может проявляться в противоречивости черт характера, о тенденциии к субъективному переживанию во внутренней пустоте); преобладание расщепления (нередко подкрепляемое отрицанием и различными проективными механизмами) над вытеснением в качестве привычного способа Я обходиться с амбивалентностью, фиксация на фазе восстановления в процессе сепарации-индивидуации, по М.Малер. К пограничным личностным расстройствам относятся нарциссические, шизоидные и асоциальные расстройства характера, а также некоторые формы наркомании, алкоголизма и сексуальных перверсий. Сегодня все чаще высказывается мнение об эффективности психоаналитически ориентированной психотерапии клиентов с пограничной организацией личности, в частности асоциальных личностей (О.Кернберг, Н. Мак-Вильямс, Роберт Дж. Маршалл, Мелой, Эйххорн, Эйслер, Хоффер и др), предлагаются эффективные техники работы. Наиболее типичными представителями нового направления в работе с асоциальными подростками являются Н.Мак-Вильямс, Р.ДЖ. Маршалл, О.Кернберг. Рассмотрим особенности асоциальной личности с психоаналитической точки зрения. В области драйвов и аффектов: базальная агрессия больше, чем у других людей, сниженная реактивность автономной нервной системы, отсутствие в эмоциях 104 полутонов. Характерно использование примитивных защитных механизмов: всемогущий контроль, проективная идентификация, отыгрывание вовне. Главный принцип такой личности: «сделать» всех или сознательно манипулировать другими. Отмечается стремление к острым ощущениям, к более «встряхивающему» опыту, для того чтобы чувствовать себя бодро и хорошо. Вместо того, чтобы говорить, они действуют (отыгрывают вовне). Потребность «оказывать давление» превалирует. Отсутствие нравственных качеств свидетельствует не только о дефектном Сверх-Я, но также и о недостатке первичных привязанностей к другим людям. Для асоциальной личности ценность другого человека редуцируется до его полезности, которая определяется последнего согласием получать «затрещины». Асоциальные личности не способны к словесному выражению эмоций, а, следовательно, единственный способ, которым они могут добиваться от других понимания своих чувств, это возбуждение этих чувств в других людях посредством защитного механизма – проективной идентификации. Тревога для них настолько разрушительна, что они отыгрывают вовне так быстро, что наблюдатель не имеет шанса её заметить. Отсутствие ощущения силы в те моменты развития, когда оно необходимо, может принудить детей потратить большую часть жизни на поиск подтверждения их защищенности. Постоянное самоутверждение через силу, манипуляцию как раз и необходимо для удовлетворения потребности в защищенности. Асоциальный человек не может признать в себе обычные эмоции, так как они ассоциируются со слабостью и уязвимостью. Еще одна особенность асоциальной личности – примитивная зависть, желание разрушить все, что является наиболее желанным для других. Хотя асоциальные личности редко говорят о 105 зависти, ее демонстрируют многие их поступки. Фактически мы сталкиваемся с личностью, которую никогда не любили и которая не способна на любовь вследствие отсутствия такого опыта в детстве. И, вероятно, вырасти неспособным к любви невозможно без знания того, что существует нечто, приносящее удовольствие другим людям, и чего лишен ты. Активное обесценивание всего и пренебрежение абсолютно всем, что принадлежит к области нежности и ласки в человеческой жизни, является характерным для асоциальных личностей всех уровней. Им сложно понять, что им кто-то хочет просто помочь. Любой аспект, в том числе и терапевтической техники, который можно интерпретировать как слабость и уязвимость, будет истолкован ими именно так. Поскольку сила – единственное уважаемое асоциальными людьми качество, именно ее должен продемонстрировать психолог в первую очередь, или, другими словами, он должен идентифицироваться с асоциальной личностью, стать ее идеалом (Н. МакВильямс), создать нарциссический перенос (Р.Дж. Маршалл). Это поможет преодолеть барьер негативизма. Если мы остаемся сдержанными и идентифицируемся с обществом, чувствуем себя обязанными защищать законы, которые нарушает наш клиент, то никакого значимого контакта установить не удастся. Психоаналитик сознательно идентифицируется с подростком на основе своих асоциальных импульсов. Р. Дж. Маршалл называет этот этап стадией установления нарциссического переноса. Установив нарциссический перенос, важно позволить ребенку мобилизовать и укрепить свои защиты, используя технику присоединения и отражения. Данные техники установление системы контроля. Вводим серию запретов против разрушительного поведения, это позволяет использовать 106 терапевта как объект враждебности, дает выход ярости, лежащей в основе глубокой депрессии. Еще одно преимущество этого приема – показать пациенту, что специалист сильнее, чем пациент, его невозможно «уничтожить» чувствами и словами. Клиент будет последовательно проверять контроль и могущество психолога, пока не убедится, что не может победить. По мере того как терапия прогрессирует от нарциссического переноса к объектному переносу, от симбиоза к дифференциации, от слабости Я к большей силе Я и Сверх-Я, становятся показанными более стандартные методы психоаналитически ориентированной психотерапии. Н. Мак-Вильямс, не разделяя на стадии, предлагает продемонстрировать клиенту неизменность, неподкупность, бескомпромиссную честность, усвоить позицию, «граничащую с безразличием независимой силы». По сути, иными словами, она предлагает то же самое. Н. Мак-Вильямс выделяет критерии успешности работы специалиста: «любой пример, когда пациент сдерживает собственные импульсы и испытывает гордость за осуществление самоконтроля, следует рассматривать как важнейшую веху лечения социопатической (асоциальной) личности» [3, с.215]. В 1996 г., придя работать в подростковую колонию, я поразилась тому, что в отношении воспитания часто высказываются абсолютно полярные мнения: либо очень жесткое воспитание (чаще воспитателями, людьми, которые долго работают), либо мягкое: «им в детстве было так плохо, нужно только понимание и терпение» (чаще женщинами, не работающими с данной категорией лиц – проверяющими, молодыми сотрудниками, психологами). Сотрудники, которые занимали мягкую позицию, при наличии соответствующего образования, образно 107 выражаясь, «проваливались» в работе с подростками. Тех, кто занимал жесткую позицию, условно можно разделить на специалистов высокого класса и тех, кто успешен в первое время работы, но сильно подвержен профессиональной деформации в последующем. Если сотрудник занимает мягкую позицию, демонстрирует себя как соционормативного, понимающего, прощающего, то он, с одной стороны, не идентифицируется с подростком, это усложняет установление им контакта с воспитуемым, и, с другой стороны, провоцируемые воспитанником чувства посредством проективной идентификации накапливаются, и в конечном итоге возникает риск психосоматических заболеваний или суицида. При взаимодействии с криминальной средой для установления контакта необходимо идентифицироваться с Эго-идеалом асоциальной личности и для выполнения своих функциональных обязанностей с карающей частью Сверх-Я. Это, по существу, сознательная «идентификация с агрессором». Знание особенностей асоциальной личности, её защитных реакций помогает сохранить некоторый эмоциональный комфорт. На этом уровне сознательная ролевая «идентификация с агрессором» выступает как профессионализм. Отсутствие данных знаний приводит к тому, что человек все равно идентифицируется с агрессором, возникает профессиональная деформация, но ее появление и степень зависят от зрелости личности, интуитивных способностей. Использовать в чистом виде психоаналитический подход в работе с асоциальными подростками в наших условиях, особенно, в пенитенциарной системе, достаточно сложно, так как это длительная терапия, которая не укладывается в стандарты по нормативам, для её проведения необходим хороший контакт с 108 воспитуемыми и понимание происходящего со стороны других специалистов, работающих в колонии. Тем не менее даже знания о важности создания нарциссического переноса, о таком явлении, как проективная идентификация, идентификация с агрессором, объяснение особенностей асоциальной личности могут помочь психологу, любому другому сотруднику, непосредственно взаимодействующему с асоциальными подростками, обойти те подводные камни, которые они могут встретить на своем пути. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. Библиографический список Кернберг О. Агрессия при расстройствах личности/О. Кернберг. М.: Класс, 1998. Кернберг О. Тяжелые личностные расстройства. Стратегия психотерапии/О.Кернберг. М.: Класс, 2000. Мак-Вильямс Н. Психоаналитическая диагностика/ Н.Мак-Вильямс. М.: Класс, 1998. Маршалл Р. Дж. Асоциальный подросток./Р.Дж. Маршалл. ВЕИП, 1999. Психоаналитические термины и понятия М.: Класс, 2000. Тайсон Ф. Психоаналитические теории развития/ Ф.Тайсон, Р.Тайсон. Екатеринбург: Деловая книга,1998. Фрейд З. Введение в психоанализ: лекции/ М.: Наука, 1995. 109 М.В. Анферов8 ПСИХОАНАЛИЗ В ИСТОРИИ РУССКОЙ МЫСЛИ: ЗАРОЖДЕНИЕ И НАЧАЛО РАСПРОСТРАНЕНИЯ ПСИХОАНАЛИЗА В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ Россия была одной из первых стран, которая проявила серьезный интерес к психоанализу. С начала ХХ в. в приложении к журналу «Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма» стали издаваться книги З.Фрейда (например, работа «О сновидениях» вышла уже в 1904 г.). В те годы многие русские студенты, врачи и психологи командировались в Европу для получения образования и совершенствования знаний. Наиболее популярными странами у психиатров и невропатологов были Германия, Австрия и Швейцария, вернувшись откуда, многие специалисты становились проводниками психоаналитических идей. К пионерам психоанализа в России следует отнести Н.Е.Осипова. Он был психиатром, обучался в Швейцарии, а затем работал ассистентом у профессора В.П.Сербского, благожелательно относившегося к психоанализу. Впервые Осипов познакомился с психоанализом в Швейцарии во время учебы и работы в Бургхельцли – предместье Цюриха. В 1908 г. Осипов посетил Фрейда и после нескольких бесед с ним стал приверженцем психоанализа. По возвращении в Москву Осипов активно начал пропагандировать психоаналитические идеи, приступил к изданию психоаналитической литературы, перевел несколько работ Фрейда и в 1908 г. опубликовал в «Журнале невропатологии и психиатрии им. С.С.Корсакова» статьи «Психологические и психопатологические взгляды Фрейда в немецкой © Анферов М.В., 2008 110 литературе 1907 года» и «Психология комплексов и ассоциативный эксперимент по работам Цюрихской клиники». 13 марта 1908 г. в Петербурге переводчик многих работ по психоанализу доктор Моисей Вульф, чей авторитет психоаналитика признавал Фрейд, сделал доклад о фрейдистском методе терапии психоневрозов и необходимости его популяризации. На этом же заседании был поставлен вопрос об организации Русского психоаналитического общества. В начале 1909 г. Николай Вырубов опубликовал статью «Психоаналитический метод Фрейда и его лечебное значение», а в конце этого же года прочитал спецкурс «Психоаналитический метод в изучении и терапии психоневрозов» на организованных Александром Бернштейном при центральном приемном покое для душевнобольных в Москве Повторительных курсах по психиатрии для врачей, где подтвердил правильность основных положений психоанализа. В том же 1909 г. в России были опубликованы статьи психиатров Алексея Певницкого («Навязчивые состояния, леченные по психоаналитическому методу Брейера – Фрейда») и Осипа Фельцмана («К вопросу о психоанализе и психотерапии»). Представляет интерес, что сподвижник и друг основоположника отечественной психиатрии С.С.Корсакова Николай Баженов, автор блестящих статей на общественные и психиатрические темы, составитель докладов по вопросам законодательства о душевнобольных, вступил в переписку с З.Фрейдом, попросив австрийского ученого проконсультировать больного с тяжелым неврозом. Постепенно психоанализ распространился не только в Москве и Петербурге, но и в других городах – Ростове, Казани, Харькове, Минске. В Одессе доктор А. Певницкий 111 начал применять психоаналитическое лечение (ему принадлежит интересная работа «О психоанализе при лечении алкоголиков», опубликованная в 1912 г.). В 1910 г. в Москве были изданы первые номера журнала «Психотерапия. Обозрение вопросов психического лечения и прикладной психологии» (редактор и редактор-издатель Н.А. Вырубов, при участии А.Н.Бернштейна, Ю.А.Каннабиха, Н.Е. Осипова, позднее – М.М.Асатиани, О.Б. Фельцмана, В.Н. Лихницкого, А.Адлера, В.Штекеля и др.), фактически ставшего органом российских психоаналитиков, на страницах которого до 1914 г. регулярно печатались труды российских и зарубежных психоаналитиков. В эти же годы активно публиковались психоаналитические статьи в журналах «Современная психиатрия» и «Журнал невропатологии и психиатрии им. С.С.Корсакова». В 1910 г. на собрании врачей Московской психиатрической клиники под председательством В.П.Сербского врачом-ординатором М.М.Асатиани был сделан содержательный доклад на тему «Психоанализ истерического психоза». В декабре 1910 г. в Петербургском обществе психиатров состоялось обсуждение психоаналитического доклада «К вопросу о механизме возникновения навязчивых состояний и технике психоанализа», который сделал доктор Ж.И.Израильсон. В 1911 г. в Москве началось издание серии книг «Психотерапевтическая библиотека» (под ред. Н.Е.Осипова и О.Б. Фельцмана), в которой были опубликованы труды Ф.В.Штекеля и др. К 1912 г. идеи и труды Фрейда были хорошо известны в России. Врачи-психоаналитики из Москвы, Петербурга, Одессы использовали и развивали психоаналитические идеи и методики. Следует отметить, что российские психоаналитики 112 (Моисей Вульф, Николай Осипов, Алексей Певницкий, Сабина Шпильрейн) вошли в личный контакт с Фрейдом. В интернациональном окружении Фрейда кроме выходца из России одного из первых психоаналитиков и друга Фрейда Макса Эйтингона были и другие россияне (Михаил Асатиани, Михаил Аствацатуров, Татьяна Розенталь и др.). В 1912 г. под руководством проф. В.П.Сербского и при активном участии проф.Н.Н.Баженова, а также М.М.Асатиани, Е.Н.Довбни, Н.Осипова, О.Б.Фельцмана и других был организован и начал активную работу Московский психиатрический кружок «Малые пятницы», фактически ставший одной из первых организационных структур российских психоаналитиков (состав бюро: В.П.Сербский – председатель, Н.Н. Баженов и Г.П.Россолимо – товарищи председателя, Н.Осипов – секретарь). Первое заседание проходило 24 февраля 1912 г. в помещении неврологического института, предоставленном В.К.Роттом, в том же самом месте, где заседало и Общество невропатологов и психиатров. В 1912 – 1913 гг. часть отечественных психоаналитиков отошли от фрейдовского психоанализа к индивидуальной психологии Альфреда Адлера, чья идея органического субстрата психоневрозов была традиционно ближе российской «физиопсихиатрии», а понятие «комплекса недостаточности» резонировало с одной из центральных идей русской философии – с идеей преодоления человеком собственных границ ради сближения с Богом. Аналитическая психология К.Г.Юнга особой популярности в дореволюционной России не приобрела. В 1914 г. по известным причинам закрывается журнал «Психотерапия», отдельные психоаналитические работы публиковались еще до 1915 г. в «Современной психиатрии». Не вдаваясь в детали становления психоанализа в 113 дореволюционной России, можно отметить не только все возрастающий интерес к нему многих российских психиатров и психотерапевтов, но и стремление осмыслить его с позиций работ И.М.Сеченова, В.М.Бехтерева, И.П.Павлова, найти физиологическое обоснование теории З.Фрейда. Эту тенденцию русского психоанализа четко выразил проф. А.А.Ухтомский: «Динамическая, функциональная психиатрия в лице психоаналитического метода подает руку диалектическому направлению физиологии нервной системы. Они найдут общий путь и язык» [1, с.9]. Весьма существенным представляется и тот факт, что в России психоанализ никогда не противопоставлялся гипнозу. Напротив, можно проследить отчетливое стремление российских психиатров и физиологов найти общность психофизиологических механизмов и возможность дополнить один метод другим. Важное место занимал и вопрос о границах применимости психоанализа. Характерной чертой психоанализа в России можно считать также его использование для глубокого философского осмысления ряда социальных явлений. Однако при всем огромном уважении к З.Фрейду российские ученые никогда не следовали за ним слепо; критически относясь ко многим фрейдовским положениям, они стремились внести в них коррективы, сделать их более приемлемыми для культуры и традиций России. Библиографический список 1. Овчаренко В.И. Психоаналитический глоссарий/ В.И. 2. Отечественный психоанализ: Питер, 2001. 3. Ухтомский А.А. Психанализ и физиологическая терапия поведения 114 В.А.Бронников М.С. Надымова9 НЕИЗВЕСТНЫЙ ФРЕЙД (ОЧЕРК ИСТОРИИ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ФРЕЙДА) Профессиональная подготовка основывается на освоении огромного культурного наследия – как отечественного, так и мирового. Объем такой подготовки ограничивается физическими возможностями человека. Вопрос решается путем отбора из всего многообразия информации некоторой, но наиболее важной ее части. Этот отбор, как и всякий другой, основывается на определенных принципах, ценностях, ориентациях. Из мировой культуры отбирается для изучения то, что ближе к культурным предпочтениям страны. Далее включается традиция преподавания, действуют границы между учебными курсами, идеологические мотивы и другие обстоятельства, устанавливающие приоритеты образовательных программ. Так, Л. Н. Толстой или А. П. Чехов никогда не рассматриваются в курсе социологии, хотя имели в этой области эмпирические исследования. Педагоги почти ничего не знают об опытах А. Бине, поскольку считается, что он исследовал главным образом развитие умственно отсталых детей. Специализация отсекает значительный круг культурных общеобразовательных явлений переходного или комплексного характера. В этой связи рассмотрим значительный период жизни З. Фрейда – профессора медицины и основоположника психоанализа. Речь идет о периоде с 1876 по 1899 г. – времени узкоспециальной деятельности Фрейда, о том периоде его жизни, который не освещается широко при подготовке психоаналитиков и о котором мало © Бронников В.А., Надымова М. С., 2008 115 известно современным российским неврологам. Между тем его работ только по гистологическому исследованию нервной системы, объяснению природы афазии и описанию детского церебрального паралича достаточно, чтобы навсегда обеспечить имени Фрейда место в области мировой клинической неврологии. Отчасти сам Фрейд способствовал тому, что этот период его жизни и деятельности не так широко освещен в литературе, во всяком случае – в российской. В апреле 1885 г. он писал своей невесте Марте Бернейс, что только что осуществил решение, о котором одна разновидность людей, пока еще не родившихся, будет остро сожалеть как о несчастье. Он имел ввиду биографов. Он уничтожил все свои дневники за последние 14 лет, с письмами, научными записями и рукописями своих публикаций [2]. Биографы, действительно, не могут с уверенностью утверждать даже этот факт, так как, по другим источникам, Марта застает Фрейда перед отъездом в Париж в клинику к доктору Шарко за странным занятием: он сжигает в печке свои письма и бумаги. Он объясняет ей, что хочет затруднить работу своим биографам, поскольку заранее питает к ним неприязнь. На ее замечание, что никаких биографов у него не будет, он уверенно отвечает, что у великих людей всегда есть биографы. Эта сцена описана Сартром в его киносценарии «Фрейд». Когда был написан этот сценарий, личность Фрейда была уже легендарной, а психоанализ обрел силу одной из новых мифологий ХХ в. Трудно сказать с определенностью, происходил ли этот разговор на самом деле, но несомненно, что Фрейд верил в свое особое предназначение и эта вера придавала ему стойкости и решимости в самые тяжелые периоды его жизни [2]. Начало научной деятельности Фрейда можно отнести к марту 1876 г., когда под руководством профессора К. 116 Клауса он должен был проверить сделанное в 1874 г. доктором Сирским открытие маленького дольчатого органа у угря, являющегося, по его мнению, яичками. Разрабатывая эту научную проблему, Фрейд проанатомировал около 400 угрей длиной от 200 до 65 мм, обнаружив у многих из них дольчатый орган. Первое представление научной общественности результатов исследовательской работы З. Фрейда – доклад «Наблюдения над строением и тонкой структурой дольчатого органа угря, который рассматривается в качестве его яичек», который был сделан в 1877 г. В это же время Фрейд начал работать в Физиологическом институте Эрнста Брюкке. По его поручению Фрейд начал исследовать нервные окончания в позвоночнике миног. В это время многие ученые умы, в том числе и коллеги Брюкке, ломали себе головы над вопросом о сходстве и различии элементов, являющихся «строительным материалом» для нервной системы у высших и низших животных. Данный вопрос был крайне спорным. Не заключаются ли различия в разуме высших и низших животных лишь в степени сложности? Быть может, человеческий мозг отличается от мозга какого-либо моллюска не по сути, а по количеству нервных клеток и сложности их волокон? Ученые искали ответы на эти вопросы в надежде получить достоверные сведения о природе человека [2]. К этой обширной области исследования принадлежала и проблема, которую Брюкке поставил перед Фрейдом. В спинном мозге Amnocoetes (Petromyzon), относящейся к низшим позвоночным животным Cyclostomatae, Рейснер обнаружил своеобразные крупные клетки. Повторные исследования природы этих клеток и их связи с системой спинного мозга результатов не дали. Брюкке поручил Фрейду прояснить 117 гистологию этих клеток. Благодаря усовершенствованию техники препарирования Фрейд окончательно установил, что клетки Рейснера являются «не чем иным, как специальными ганглиозными клетками, остающимися внутри спинного мозга у тех низших позвоночных животных, у которых перемещение эмбриональной трубки центральной нервной системы к периферии еще не завершено. Эти разнообразные клетки отмечают путь, проделанный клетками спинальных ганглиев в ходе всего филогенетического развития» [2]. Данное решение вопроса Рейснера было триумфом точного наблюдения и филогенетической интерпретации, маленьким звеном в длительной цепи результатов исследований, которые в конечном счете убедили ученых в эволюционном единстве всех организмов. Принципиально же новыми были сведения того, что клетки нервной системы низших животных демонстрировали неразрывную эволюционную связь с клетками высших животных и что предполагающееся ранее резкое различие между ними на самом деле не существует». В 1878 г. Э. Брюкке представил академии отчет Фрейда об исследованиях нервной системы речной миноги на 86 страницах «Спинные ганглии и спинной мозг Petromyzon», который позже был опубликован в «Бюллетене» Академии. В период с 1879 по 1884 г. выходят в свет статьи Фрейда: «Заметка о методике аналитического препарирования нервной системы», «О структуре нервных волокон и нервных клеток у рака», «Новый метод изучения проводящих путей в центральной нервной системе», «Структура элемента нервных систем», «Новый гистологический метод изучения нервных путей в головном и спинном мозге», «Бацилла сифилиса». 118 С 1886 г. Фрейд работает в Венском институте детских болезней Кассовица, занимается частной практикой, переводами, научными обзорами. В этом же году он начинает читать лекции по афазии в физиологическом клубе и в Венском университете. В течение двух последующих лет выходит книга Бухгейма «Медицинская диагностика по случаю страхования», где Фрейдом написан 5-й раздел «Нервная система», и «Медицинский словарь» А. Вилларе со статьей Фрейда об афазии. В 1891 г. в Лейпциге и в Вене выходит в свет первая книга Фрейда «О понимании афазии. Критическое исследование» (по другим источникам – «Афазия»), написанная по материалам ранее прочитанных лекций, объем 107 страниц. В книге освещены результаты критического исследования популярной тогда теории афазии Вернике-Лихтгейма. Фрейд опроверг положение, согласно которому различные виды афазии могут быть объяснены существованием подкорковых перерывов ассоциативных волокон. Признавая, что поражение трех основных центров (моторного, акустического и визуального) будет иметь результатом моторную афазию, сенсорную афазию или алексию (словесную слепоту) соответственно, он предположил, что все другие разновидности данного вида нарушений следует объяснять различными степенями функционального расстройства, проистекающего от (более или менее) пораженной области. Он лишил центры Брокка и Вернике их полумистического смысла самодействующих факторов и указал на то, что они являются чисто анатомическими, а не физиологическими, и их функционирование обусловлено лишь их окружением в первом случае моторными областями, а во втором – входящими волокнами из акустических ядер. Поэтому эти центры являются не чем 119 иным, как узловыми точками в общей системе [2]. Возможно, именно эти идеи легли в основу учения о функциональных системах известного российского физиолога П. К. Анохина. Эти выводы явились ступенью на пути освобождения Фрейда от механистических идей школы Гельмгольца, в духе которой он был воспитан. Затем он, подверг сомнению понятие, базирующееся на учении Мейнерта о том, что идеи и воспоминания следует изображать связанными с различными клетками мозга. Он показал психологическую последовательность развития речи и чтения, приобретения слов и понятий и протестовал против смешивания физиологических явлений с психологическими. Он назвал наименования объектов самой слабой частью нашего лингвистического аппарата, поэтому страдающего в первую очередь. Этот дефект был назван им асимволической афазией, таким образом он заменял находящееся в употреблении обозначение Финкельбурга на том основании, что тот не проводил различия между наименованием объектов и их узнаванием. Именно дефекту узнавания З. Фрейд дал название «агнозия», этот термин употребляеться и в наши дни. Книга Фрейда не имела успеха: из 850 экземпляров в течение девяти лет было продано всего 257 [2]. В настоящее время существуют две основные классификации афазий, а именно: классификация ВерникеЛихтгейма и классификация А. Р. Лурия. Помимо этих двух классификаций разработано множество других, в которых, по мнению М. К. Бурлаковой [1], не учитываются ни клинические, ни нейропсихологические критерии афазических расстройств. В классификации афазий Вернике-Лихтгейма, основанной на психологических концепциях конца ХIX в., описано восемь форм афазий. Последовательно сравнивая 120 все формы афазии по данной классификации, А. Р. Лурия и J. T. Hutton [1975] пришли к выводу, что нет центров «понятия», «сенсорных образов слова», «моторных образов слова». Эти представления являются архаичными и в настоящее время неприемлемыми. Для нас могут быть интересными и следующие факты. В 1923 г. С. Н. Шпильрейн, первая в ряду близких Фрейду женщин-психоаналитиков, читала в Московском психоаналитическом институте курс лекций, где молодой Лурия, ученый секретарь института, член русского психоаналитического общества, и молодой Выготский, только собирающийся вступить в его члены, слушали ее лекции как последнее слово мировой науки, от которой они были оторваны. У талантливых молодых людей подобные впечатления могут надолго определить ход развития научных интересов. Тогда же она прочитала «Мышление при афазии и инфантильное мышление», где высказала идеи, которые, по-видимому, нашли свое отражение в последующих нейропсихологических работах по афазии А. Р. Лурия и Л. С. Выготского [2]. Двумя-тремя годами ранее в Женеве С. Шпильрейн проводила учебный курс молодому Ж. Пиаже, во время сеансов которого множество раз обсуждались сходство и различие взглядов С. Н. Шпильрейн и Ж. Пиаже. В 1921 г. Ж. Пиаже опубликовал свою статью, посвященную развитию речи и мышления у ребенка, в эти годы он совершает открытие эгоцентрической речи ребенка, противопоставляя ее социальной речи. В 1920 г. на 6-м Международном психоаналитическом конгрессе в Гааге Шпильрейн делает доклад «К вопросу о происхождении и развитии речи», где говорит о первичности аутистической речи, на основе которой развивается социальная речь [4]. Вполне вероятно, что Сабина Шпильрейн сыграла роль посредника между двумя направлениями мировой 121 психологии, которые окажутся лидирующими, но лишь много десятилетий спустя обнаружат свое сходство. Детальный анализ между преемственностью работ Фрейда, Шпильрейн и ранними работами Пиаже, Выготского и Лурии еще предстоит произвести. В 1896 г. З. Фрейдом опубликована монография «Клиническое исследование одностороннего церебрального паралича у детей», написанная совместно с Оскаром Рие, педиатром, ассистировавшим Фрейду в его отделении. В книге рассматривалась история вопроса и скурпулезно анализировались 35 случаев заболеваний (анализ индивидуальных симптомов, патологическая анатомия, отличительный диагноз и лечение). В работе впервые был описан новый синдром – хореоподобный парез, замещающий односторонний паралич. Авторы показали, что многие случаи того, что на первый взгляд представляется эпилепсией у детей, принадлежат к изучаемой группе заболеваний, даже если нет действительного паралича [2]. В следующем году в Венском издательстве отдельной книгой опубликована работа Фрейда «Детский церебральный паралич» (по другим источникам – «О детском параличе мозга»), составившая 2-й раздел части II тома XII энциклопедического издания Нотнагеля (одного из самых выдающихся современных Фрейду терапевтов, профессора, директора клиники нервных болезней в Вене) «Специальная патология и терапия». Опубликована также первая часть обобщающей работы Фрейда о детском церебральном параличе, издание которой было продолжено в 1899 и 1900 гг. Швейцарский невролог Брун позже отмечал, что монография Фрейда представляет собой самое глубокое и полное описание детских церебральных параличей, которое когда-либо 122 было дано. Можно составить впечатление о непревзойденном мастерстве по собиранию и критической переработке в этом трактате огромного клинического материала по тому факту, что одна его библиография занимает 14,5 страницы. Этого великолепного исследования достаточно, чтобы навсегда обеспечить имени Фрейда место в области клинической невропатологии [2]. Приведем данные из изучения детского церебрального паралича. В 1860г. английский хирург Уильям Литтл впервые опубликовал результаты своих наблюдений над детьми, у которых после перенесенной родовой травмы развивались параличи конечностей. Состояние детей не улучшалось и не ухудшалось по мере их роста: оставались проблемы с хватательным рефлексом, ползанием и ходьбой. Признаки таких поражений у детей долгое время называли «болезнью Литтла», сейчас они известны как «спастическая диплегия». Литтл предположил, что эти поражения вызваны кислородным голоданием (гипоксией) при родах. Однако в 1897г. Зигмунд Фрейд, заметив, что дети с церебральными параличами часто страдали задержкой психического развития, расстройством визуального восприятия и припадками по типу эпилептических, предположил, что причина таких, более глубоких поражений мозга коренится в патологии развития мозга младенца в более ранний период жизни – в период развития плода еще в утробе матери, тогда он и ввел понятие «детский церебральный паралич (ДЦП)» [3]. Фрейд указывал, что некоторые показатели асфиксии при рождении, такие как низкие показатели по шкале Апгар, задержка произвольного дыхания, снижение РН в крови пупочной артерии, учащение сердечного ритма плода – все это есть результат уже имеющегося 123 внутриутробного повреждения мозга. Перечисленные же показатели асфиксии являются, скорее, ранними признаками ДЦП, а не индикаторами асфиксии. Фрейд считал, что ДЦП не только не является следствием аномальных родов, а наоборот, аномальные роды являются маркером, а не причиной поражения головного мозга. Именно предшествующее поражение мозга есть причина неонатальной асфиксии, а не наоборот. Несмотря на это предположение Фрейда, вплоть до 1960-х гг. ХХ в. среди врачей и ученых широко распространено было мнение, что основной причиной ДЦП являются осложнения в процессе родов. Но в 1980г., проанализировав данные национальных исследований более чем 35000 новорожденных с признаками ДЦП, ученые были поражены, что осложнения вследствие родовой травмы составили менее 10%. В большинстве случаев причины развития ДЦП уходят своими корнями в период пренатального развития плода. Помимо того, что Фрейд ввел термин «детский церебральный паралич», объединив таким образом группу заболеваний мозга внутриутробного происхождения, он впервые классифицировал формы ДЦП, на основе поражения двигательной сферы: монопарез (поражение одной конечности), парапарез (поражение обеих конечностей – либо верхних, либо нижних), гемипарез (поражение двух конечностей на одной стороне тела), трипарез (поражение трех конечностей) и тетрапарез (поражение всех четырех конечностей). В 60-х гг. ХХ в. профессор К. А. Семенова ввела новую классификацию с учетом развития не только двигательной, но и интеллектуальной, психоречевой и эмоциональной сфер. Несмотря на это, в неврологической практике широко применяется классификация двигательных нарушений, предложенная З. Фрейдом, при различных заболеваниях, 124 сопровождающихся нарушением движения, обусловленным поражением двигательных зон коры головного мозга и проводящих двигательных путей головного мозга [3]. С «Толкования сновидения» (1900 г.) начинается новый этап в научной деятельности Зигмунда Фрейда. Меняется содержание исследуемого материала: не результаты естественнонаучных экспериментов, не клинические наблюдения за патологией, а самонаблюдения, сновидения пациентов, примеры из описания снов литературных персонажей. Все это становится той базой, которая подвергается анализу и ложится в основу нового направления, развивая которое З. Фрейд приобрел всемирную известность и которое неразрывно ассоциируется с его именем. Библиографический список 1. Бурлакова М. К. Речь и афазия / М. К. Бурлакова. – М.: Медицина, 1997. – 280 с. 2. Зигмунд Фрейд: Хроника-хрестоматия: учеб. пособие / сост. Вал. А. Луков, Вл. А. Луков; Моск. психол-соц. инт – М.: Флинта, 1999. – 416 с. 3. Шипицина Л. М. Детский церебральный паралич: хрестоматия / Л. М. Шипицина, И. И. Мамайчук. – СПб.: Дидактика Плюс, 2003. – 519 с. 4. Эткинд А. Эрос невозможного: История психоанализа в России /А. Эткинд. – СПб.: Медуза, 1993. – 463 с. 125 М.С. Надымова10. ГЛУБИННАЯ ПСИХОЛОГИЯ ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА. СОПРОТИВЛЕНИЕ ПРОЦЕССУ ОБУЧЕНИЯ Почему дети сопротивляются их обучению и воспитанию? На первый взгляд, при обучающем процессе психическая деятельность учащегося, связанная с приобретением новых знаний, протекает исключительно на когнитивном, сознательном уровне, поэтому бессознательные психические защиты и соответственно сопротивление ему нет необходимости применять. В действительности процесс усвоения нового материала идет несколько сложнее. Новый материал не фиксируется сразу в сознании, а «укладывается в голове» опосредованно, через бессознательное. Новые впечатления и знания проходят цензуру бессознательной части Эго, и если эти впечатления для Эго неприемлемы, то включаются Эгозащитные механизмы, препятствующие закреплению их в сознании [2,5,8]. Причиной сопротивления могут быть также отношения с учителем: отношение ученика к учителю, в разной степени осознаваемо, и бессознательные фантазии ученика об отношении учителя к нему, которые могут поразному коррелировать с реальными отношениями. Причем далеко не всегда вызывать сопротивление будут негативные отношения. Иногда позитивные отношения вызывают ничуть не меньшее сопротивление. Таким образом, мы определили понятие сопротивления педагогическому процессу и, не вдаваясь в детали, обрисовали причины его возникновения. Далее более подробно рассмотрим источники и формы сопротивления. ©Надымова М.С.,2008 126 Сопротивление-подавление Содержание переживаемой информации забывается, а ее эмоциональные, двигательные, вегетативные и психосоматические проявления могут сохраниться, выражаясь в навязчивых движениях и состояниях, ошибках, описках, оговорках, отражая связь между реальным поведением и подавляемой информацией. На уроке русского языка в 5-м классе дети писали сочинение о том, как они хотели бы отметить новогодний праздник. Сережа Г. написал в своей работе, что в зимние каникулы он собирается на День рождения своего одноклассника Миши К. и подарит ему котенка. Разговор с психологом выявил у мальчика подавленное травмирующее переживание. Оно связано с тем, что ребенок не может удовлетворить очень важную для него потребность – иметь котенка. Меткой того, что в душе имеется подавленное переживание, послужила ошибка мальчика: все писали сочинение на другую тему. Здесь сработали защитные барьеры (о котенке лучше не говорить, потому что мама будет сердиться) и проекции (котенок не у меня, а у Миши, я не виноват, что мне приходится об этом говорить), позволяющие частично справиться с этим неприятным переживанием. Сопротивление переноса – случаи переноса фигуры предшествующего учителя на учителя теперешнего; сопротивление может быть связано с негативным переносом на учителя родительских фигур. Школьник Петя С. на уроках по определенному предмету испытывает сильную тревогу, «плохо соображает» от страха, у него учащается пульс, начинается сильное сердцебиение, дрожат руки, выступает холодный пот. В ходе анализа он признался, что испытывает схожие опасения в отношении своей матери: ему кажется, что мать подозревает его в чемто нехорошем и, как правило, оказывается права. Перед началом урока Петя С. часто фантазирует о том, как с 127 учительницей случится «что-нибудь плохое», как она заболеет, попадет под машину, и урока не будет. Когда при анализе были проработаны чувства вины и стыда перед учительницей за агрессивные, деструктивные желания и перед матерью за ложь, в скором времени тревога на уроках у Пети С. уменьшилась, трансформировалась в объективный страх, так как учительница действительно была строгой и требовательной; соматические симптомы постепенно прошли. Сопротивление, связанное с позитивным переносом, возникает тогда, когда хорошие, уважительные отношения к учителю становятся чрезмерными, достигают уровня эротизированного переноса. Это может создавать определенные препятствия нормальному педагогическому процессу. Ученик или ученица, испытывая к учителю теплые чувства и ожидая взаимности, начинают «капризничать», требуя к себе особого внимания, отказываясь выполнять общие требования. Сопротивление, связанное с вторичной выгодой. Часто учащийся получает различные выгоды от положения «двоечника»: на него зачастую «машут рукой» – предъявляют пониженные требования, не обращают внимания на его безделье, лишь бы сидел на уроке тихо и не мешал. «Двоечник» также может рассчитывать на повышенное внимание к себе родителей, одноклассников или учителя – объекта позитивного переноса, удовлетворяя таким образом либидные инстинктивные влечения. Иногда приятнее быть «двоечником», чем незаметным, никому не интересным и никому не нужным «середнячком». Коля С. в 1-м и 2-м классах учился без троек, учительница не могла вспомнить, чтобы в этот период времени он доставлял ей много хлопот, но в 3-м классе ситуация изменилась: ребенок стал прогуливать занятия, на уроках вел себя 128 вызывающе, интерес к учебе у него пропал. Перед тем как мальчику пойти в 3-й класс, у него появился младший брат. Своей плохой учебой Коля С. стал мстить родителям за то, что ему стали уделять меньше внимания, за то, что у него появился конкурент, «перетянувший» на себя родительскую любовь. Учительница, старой закалки женщина, мгновенно заметив изменившуюся ситуацию с учебой Коли С., стала уделять ему больше внимания, оставляла после уроков, из-за прогулов вызывала на беседы. Мальчик вдруг обнаружил, что от плохой учебы можно получить выгоду – он одновременно мстил родителям, выплескивая агрессивные импульсы, и добивался повышенного внимания и желанного общества учительницы, к которой испытывал бессознательное влечение. Сопротивление Ид – привычным способом, навязчиво, постепенно удовлетворяются влечения Ид. Этот пример позаимствован мною из литературы [2]. Школьник Р., десятиклассник 16 лет, нервировал учителей тем, что срывал учебный процесс, задавая бесчисленные вопросы, вроде бы формально связанные с темой урока, однако по сути бессмысленные и нелепые. Р. «открыл» свой способ издеваться над близкими в раннем детстве, на фаллической стадии психосексуального развития, в ходе разрешения Эдипова комплекса: он задавал многочисленные вопросы маме, бабушке, тете и чувствовал, что близких они утомляют и раздражают своим количеством, он обвинял их в том, что они лишили его любимого отца. В то же время родственники считали своим долгом давать ответы, чтобы не дать зачахнуть росткам любознательности. Таким образом Р. удовлетворял достаточно безопасным для себя способом свои агрессивные садистические импульсы. Супер-Эго-сопротивление – ученик начинает вести себя так, как будто провоцирует учителя на применение 129 наказания: регулярно опаздывает, демонстративно спит на уроках, отказывается отвечать. Предположительно такое поведение определяется потребностью в дополнительном внимании, ведь именно эта потребность бывает частой причиной девиантного, отклоняющегося поведения у подростков. В таком случае целесообразно рекомендовать учителю наказать ученика за первый же проступок. С точки зрения психоаналитической терапии предложенный алгоритм действий не аналитичен, так как потребность в наказании будет удовлетворена, но не проанализирована, не проинтерпретирована и не проработана, но, очевидно, что удовлетворение бессознательной потребности в наказании снизит инстинктивное напряжение и позволит ученику вести себя более адекватно, в большей степени руководствуясь сознательной частью Эго и принципом реальности, а не требованием карающего, репрессирующего Супер-Эго и бессознательным чувством вины. Сопротивление, связанное с неправильными действиями учителя. В качестве примера сопротивления, вызванного неправильными действиями учителя, можно привести поведение Р., мешавшего проведению уроков непрерывными вопросами. Молодая учительница, ставшая основным объектом травли ученика, очень болезненно реагировала на его выпады. Она сразу же терялась, не зная, что отвечать на вопросы, вскоре начинала плакать и выбегала из класса. Другую же учительницу, проявлявшую по отношению к Р. требовательность и жесткость, он уважал и не мучил вопросами – не потому, что боялся последствий, а просто у него не возникало такой потребности. Следовательно, поведение ученика Р. определялось не только интрапсихическими причинами, но и неправильным поведением второго участника отношений – молодой учительницы. 130 Сопротивление, связанное с угрозой самооценке, обусловлено потенциальной возможностью получения нарциссического шрама – ущерба, нанесенного самоуважению и самолюбию. Учащиеся могут отказываться выполнять какие-либо задания, опасаясь, что они с ними не справятся, что в свою очередь понизит их самооценку. Как правило, для себя отказ объясняется другой причиной: «не хватило времени», «забыл», «мне просто было лень» и т. д. Сопротивление, сопровождающееся соматизацией, – ослабление сопротивляемости и приспосабливаемости организма, чтобы избегать неприятных или тягостных обязанностей; очень ранний инфантильный способ реагирования. Вследствие «древности» этого механизма и связанного с ним сопротивления борьба с ним чрезвычайно сложна. Второклассник М. на открытом уроке немецкого языка на вопрос молодой, еще совсем неопытной учительницы дал неверный ответ; она же отчитала М. по всем пунктам, указав на все известные ей случаи уклонения его от школьных обязанностей. С тех пор уроки немецкого языка М. традиционно проводил в медпункте школы: у него болела и кружилась голова, падало давление. В 5-м классе незадачливую молоденькую учительницу сменила другая, с 30-летним стажем, властная, жесткая, не терпящая возражений. Проблема оставалась, и решилась она сама собой, когда семья М. переехала в другой город. Помимо дифференциации сопротивлений по источникам, их также можно различать по тем бессознательным Эго-защитным механизмам, которыми сопротивления пользуются. Рассмотрим на примерах, как пользуется сопротивление некоторыми бессознательными защитными механизмами. 131 Сопротивление-вытеснение встречается тогда, когда мы имеем дело с забыванием в разных его проявлениях. Практически это может быть забывание учебного материала, забывание сделать домашнее задание, забывание расписания уроков и т. д. Здесь речь идет о действительном забывании, а не о распространенной среди школьников отговорке. Сопротивление-регрессия может быть связано с позитивным переносом. Учащиеся, испытывая к преподавателю теплые чувства, могут капризничать, подобно малым детям, ощущая бессознательное желание, чтобы тот их любил, как папа и мама в раннем детстве, провоцируя своим поведением такое отношение. Сопротивление-отрицание в педагогическом процессе возникает достаточно часто и проявляется в том, что учащийся не воспринимает информацию, которую до него пытаются донести, «отключается». Это может касаться как учебного материала, так и организационных моментов – он не слышит, что что-то задано на дом, что будет переписывание контрольной или изменено расписание. Сопротивление-формирование реакции возникает, когда учащийся не позволяет себе манифестировать активное влечение, агрессию по отношению к учителю, а демонстрирует прямо противоположные действия и чувства – сверхпредупредительность, стремление пассивно подчиняться, желание угодить, т.е. сформированную реакцию. Сопротивление-расщепление может проявляться в необычайно ярко выраженной амбивалентности, противонаправленности влечений и стиля поведения. Учащийся то проявляет хорошее отношение к учителю, то резко меняет его на противоположное. Расщепление и является защитой от амбивалентности чувств – внешний 132 объект, учитель, расщепляется на «хороший» и «плохой». По отношению к одному из них можно позволить себе проявлять теплые чувства, по отношению к другому – агрессию и деструктивность. Сопротивление-замещение проявляется в тех случаях, когда учащийся срывает свое раздражение, например после ссоры с родителями, на учителе – один объект замещается другим. Этот вид сопротивления отличается от реакции переноса тем, что в переносе участвует фигура из давнего инфантильного прошлого, тогда как при замещении один актуальный предмет замещается другим. Сопротивление-рационализация является одним из самых распространенных. Рационализация проявляется в том, что своему поведению, поступкам дается рациональное, разумное, социально приемлемое обоснование, чтобы скрыть от окружающих и в первую очередь от себя истинные мотивы, которые так и остаются неосознанными. Для педагогического процесса изучение реакций переноса важно в первую очередь потому что они участвуют в организации сопротивления. На перенос всегда влияет поведение педагога и применяемая им методика, так же как при аналитической ситуации на него влияет психоаналитик. Но психоаналитик сознательно фрустрирует пациента, не удовлетворяя их, что в конечном итоге вызывает регрессию [5]. Учащийся, напротив, частично может удовлетворять свои инфантильные влечения, поэтому в педагогической ситуации регрессии, как при анализе, не происходит, отношения остаются более реалистичными, невроз переноса не формируется. Но стиль поведения учителя, его манера держаться, методика и техника преподавания, которых он 133 придерживается, тем не менее оказывают существенное влияние на развитие отношений переноса [2]. Чтобы справиться с сопротивлением учащегося, сначала нужно выявить, какие психические силы стоят на стороне учителя, аналитика-консультанта, способные помочь преодолению сопротивления: сознательное рациональное Эго учащегося, внимание которого сосредоточено на дальних целях получения образования; вытесненные содержания Ид, стремящиеся к разрядке и проникновению в сознание; союз с педагогом, который позволяет учащемуся кооперироваться с ним, несмотря на параллельное присутствие оппозиционных чувств негативного переноса; позитивный перенос, позволяющий учащемуся переоценивать компетентность учителя и его возможность помочь в любой затруднительной ситуации; рациональное Супер-Эго, побуждающее выполнять свои обязанности; любопытство, мотивирующее учащегося исследовать и открывать свое бессознательное; иррациональные мотивы, такие как чувство соперничества по отношению к другим учащимся, конкурентная борьба за любовь учителя. Все перечисленные силы побуждают учащегося противостоять своему сопротивлению, и о них следует помнить учителю как о своих союзниках. Первое, что нужно сделать для повышения своей педагогической эффективности, это осознать, что мотивы того или иного поведения и поступков учащихся лежат в бессознательном и причины, их породившие, отстоят от сегодняшнего дня на несколько лет. Поэтому для осознания этих мотивов 134 нужно проделать определенную интеллектуальную работу и убедиться, что мы действительно имеем дело именно с сопротивлением. И если это так, то помочь педагогу и ребенку не смогут не психологи-педагоги, ни социальные педагоги школы, эта работа для психологовпсихоаналитиков. Но здесь существует другая опасность – квалифицировать все действия ребенка по отношению к педагогу и учебному процессу как сопротивление. Библиографический список 1. Адлер А. Воспитание детей. Взаимоотношения полов / А. Адлер. – Ростов н/Д: Феникс, 1998. 2. Благовещенский Н. Учитель и ученик: между Эросом и Танатосом. Психоанализ педагогического про -Плюс, 2000. 3. Гринсон Р. Техника и практика психоанализа / Р. Гринсон. – Воронеж, 1994. 4. Лапланш Ж. Словарь по психоанализу / Ж. Лапланш, Ж.-Б. Понталис. – М.: Высшая школа, 1996. 5. Никольская И. М. Психологические защиты у детей / И. М. Никольская. – СПб.: Речь, 2001. 6. Райкрофт Ч. Критический словарь психоанализа /Ч. Райкрофт. – СПб.: ВЕИП, 1995. 7. Сандлер Д. Пациент и психоаналитик. Основы психоаналитического процесса / Д. Сандлер и др. – М.: Смысл, 1997. 8. Фигдор Г. Психоаналитическая педагогика / Г. Фигдор. – М.: Издво инта психотерапии, 2000. 9. Холт Д. Залог детских успехов / Д. Холт. – СПб.: Дельта, 1996. 135 И.Ю.Шуваева11 РОЛЬ ФАНТАЗИЙ В ПСИХИКЕ РЕБЕНКА При изучении работ основателя психоанализа можно обратить внимание на тот факт, что З. Фрейд выделяет две формы фантазий: осознанные (или сны наяву) и бессознательные (первофантазии). З. Фрейда интересовала организованность и устойчивость мира фантазий в жизни человека и существование бессознательных схем, характерных для типичных фантазий. Все это привело З. Фрейда к мысли о существовании «первофантазий». Он предположил, что прафантазии передаются филогенетически, так как отмечается их универсальность и независимость от опыта. «Первофантазии – типические фантастические структуры (внутриутробная жизнь, первосцена, кастрация, соблазнение), которые, с точки зрения психоанализа, организуют всю жизнь воображения» [7, c 335]. З. Фрейд считает, что в далеком прошлом человечества отец действительно осуществлял кастрацию сыновей и что только филогенетическое объяснение может дать право этой фантазии на существование. Первофантазии, как указывают Лапланш и Пенталис, связаны с первоначалами. Они должны помочь ребенку в решении главных жизненных проблем. Так, в первосцене образно представлено возникновение субъекта, в фантазии соблазнения – возникновение сексуальности, в фантазии кастрации – происхождение различий между полами. Любой ребенок стремится разгадать тайны своего существования, и поэтому З. Фрейд хотел выявить типические воображаемые сценарии, например, семейный роман, детские сексуальные теории. © Шуваева И.Ю., 2008 136 Файн и Мур, давая определения первичным фантазиям [8, с.138], в конце статьи отмечают, что «подобный филогенетический подход, восходящий к ламаркистким взглядам Фрейда, в настоящее время приемлемым не считается». Мне ближе точка зрения Бержере Ж., высказанная им в 2000 г. Он отмечает, что в своем способе проработки сновидение имеет архаический регрессивный характер. И далее: «Фрейд постулировал регрессию, выходящую за пределы индивида и поднимающуюся к филогенетическим истокам: это вклад есть символизм сновидения». Бержере говорит о «прирожденных фантазмах» – «воображаемых сценариях, характеризующихся крайней частотой встречаемости, квазистереотипным видом и пытающихся разрешить великие тайны, с которыми борется ребенок… Универсальность этих фантазмов может быть сопоставлена с универсальностью символов» [3, с.107]. В связи с тем, что в наследии З. Фрейда нет статей и монографий, посвященных специально исследованию понятия «фантазия», мы обращаемся к словарю Лапланша и Пенталиса, в котором разобщенные сведения по интересующему нас вопросу собраны воедино и обобщены. Лапланш и Пенталис дают следующее определение понятию «фантазия» – это «Воображаемый сценарий, в котором исполняется хотя и в искаженном защитой виде – то или иное желание субъекта (в конечном счете бессознательное)» [7, с. 551]. Как известно для З. Фрейда источником желания и его прообразом был опыт удовлетворения: «Самое первое желание есть не что иное, как галлюцинаторная нагрузка воспоминания об удовлетворении» [7, с.555]. Далее авторы указывают на то, что отношения между желанием и фантазией являются довольно сложными. И 137 «даже в своих неразвитых формах фантазирование не сводится ни к какой осознанной деятельности субъекта желания: 1) Фантазии – даже те, что доступны пересказу в одной фразе, представляют собой сценарии, зрелища, последовательность сцен. 2) Субъект постоянно присутствует в этих сценах; даже в «первосцене», где его как будто бы нет, он фактически играет свою роль не только как наблюдатель, но и как участник – например, прерывая родительский коитус. 3) Вовсе не представление объекта становится целью субъекта, но скорее сцена, участником которой он является: в ней, кстати сказать, возможны замены ролей. 4) Будучи способом выражения желания, фантазия становится также местом защиты, обеспечивая такие простейшие защитные действия, как обращение на себя, обращение в свою противоположность, отрицание, проекция. 5) Все эти разновидности защиты неразрывно связаны с первейшей функцией фантазирования и с мизансценой желания, в которой запрет присутствует изначально – даже в самом способе возникновения желания» [7,с. 556] У фрейдовского понятия фантазии существует несколько уровней: 1. Сны наяву, которые сочиняются и рассказываются в состоянии бодрствования. В анализе Фрейда они сходны по своей структуре со сном. Сны наяву возникают в процессе вторичной обработки, т.е. в период работы сновидения и теснее всего связаны с бодрствующей деятельностью. У снов наяву и ночных сновидений много общего: они представляют собой исполнения желаний; основаны 138 на впечатлениях от событий детства; возникают при попустительстве со стороны цензуры. 2. Другой подход выявляет тесную связь фантазирования с бессознательным. В главе VII «Толкования сновидений» Фрейд утверждал, что некоторые фантазии возникают на уровне бессознательного. Они связаны с бессознательными желаниями и выступают как «отправная точка метапсихологического процесса снообразования». 3. Таким образом, хотя Фрейд этого сам не делал, можно выделить различные уровни фантазирования: уровень сознания, сублимации и бессознательного. Фрейда интересовали взаимосвязи между ними. В статьях Сюзи Айзекс наиболее точно изложены базовые идеи кляйнианской школы. Важнейшим научным вкладом С. Айзекс принято считать детальное изложение концепции бессознательной фантазии. Статья «Природа и функции фантазии» посвящена фантазии в целом и ее месту в психической жизни ребенка. С. Айзекс повторяет мысль Фрейда о том, что фантазия должна рассматриваться как звено в последовательности, чье начало может быть прослежено в прошлом, а другой конец устремлен в будущее. Следующая за этим мысль гласит: «Содержание и форма фантазии в любое конкретное время связаны с фазами развития инстинктов и Эго» [2, с. 133]. Повседневное использование термина «фантазия» Айзекс связывает с понятием внутренней реальности. Она приводит высказывание З. Фрейда: «Отказ от чрезмерной оценки сознания становится необходимой предпосылкой всякого правильного понимания происхождения психического» [12,с. 318]. Бессознательные фантазии, считает Айзекс, активны как в нормальной, так и в невротической психике. 139 «Различие между нормальностью и ненормальностью заключается в способе обращения с бессознательными фантазиями, в особых психических процессах, с помощью которых они обрабатываются и изменяются, а также в степени прямого и непрямого вознаграждения в реальном мире и приспособления к нему, которых позволяют достичь подобные механизмы» [12,с. 138]. С. Айзекс, изучая маленьких детей, приходит к выводу, что фантазии это первичное содержание бессознательных психических процессов. В «Толковании сновидений» Фрейд писал, что "… все сознательное имеет предварительную бессознательную стадию" [12,с. 319]. Автор настоящей статьи вслед за Зигмундом Фрейдом считает, что все психические процессы рождаются в бессознательном и только при определенных обстоятельствах становятся сознательными. Они возникают как из инстинктивных потребностей, а также как реакции на внешние раздражители. «Фантазия – психическое следствие и представитель инстинкта. Нет влечения, нет инстинктивной потребности или реакции, которые бы не переживались в виде бессознательной фантазии» [2,с. 141]. Ранними истоками фантазий являются психические либидинозные и деструктивные инстинкты. Фантазии в психическом развитии ребенка довольно рано становятся и средством защиты от тревоги, средством вытеснения и контроля инстинктивных потребностей и выражением репаративных желаний. Общеизвестна связь между фантазией и исполнением желания, но у них есть еще и другие цели, например отрицание, всемогущий контроль. «На первых этапах жизни существует множество бессознательных фантазий, которые принимают конкретные формы в связи с катексисом определенных телесных зон». [2, с. 142]. С. Айзекс отмечает, что 140 фантазии не просто возникают и исчезают, но и противоречащие друг другу существуют одновременно. «Первичные фантазии, представляющие самые ранние импульсы желания и агрессии, выражаются в психических процессах, отстоящих очень далеко от слов и осознанного, связанного мышления» [2, с. 148]. Подтверждением того, что фантазии активно существуют до появления речи, является то, что у взрослых людей они порой действуют без слов, а также то, что возникают визуальные образы в сновидениях. З. Фрейд говорил, что слова принадлежат только сознательному миру, а не сфере бессознательных фантазий. Фантазии также связаны с сенсорным опытом. «Разнообразные содержания ранних фантазий, способы их переживания ребенком и формы выражения находятся в соответствии с его телесным развитием и его способностью чувствовать и знать. Они являются частью его развития, расширяются и усложняются с ростом его телесных и психологических ресурсов, находятся под влиянием его медленно созревающего Эго и оказывают обратно влияние на него» [2, с. 158]. Айзекс обращает наше внимание на то, что самые ранние фантазии характеризуются качествами, присущими «первичному процессу»: отсутствует ограничение внешней реальности, чувства времени, противоречия и отрицания, координации влечения. Она считает, что передаточным звеном между инстинктом и Эго-механизмом является фантазия. «Инстинкт понимается как пограничный психосоматический процесс. Он имеет телесную цель, направленную на конкретный внешний объект. Он имеет представителя в психике, который называется «фантазией». Человеческая активность произрастает из инстинктивных потребностей. Только с помощью 141 фантазии, которая должна удовлетворить наши инстинктивные потребности, мы способны попытаться реализовать их во внешней реальности» [2, с. 162]. Фантазии, как и другие психические объекты, являются фикцией, поскольку они не материальны. Однако в переживаниях субъекта они являются реальностью. С. Айзекс отмечает, что фантазийное и реальное мышление являются различными психическими процессами, различными способами достижения удовлетворения. Но это не предполагает, что реальное мышление действует независимо от бессознательных фантазий. Следовательно, - фантазии являются первичным содержанием бессознательного психического процесса и представляют инстинктивные цели; - фантазии – это представители либидинозных и деструктивных импульсов, разворачивающиеся затем в содержание тревоги, защиты, исполнения желания; - фантазии и слова не взаимообусловлены; - самые ранние фантазии переживаются в ощущениях; - бессознательные фантазии необходимы при адаптации к реальности; - «…бессознательные фантазии образуют действующую связь между инстинктами и психическими механизмами. Каждый Эго-механизм, исследуемый в деталях, может быть рассмотрен как произрастающий из особого вида фантазий, которые в конечном счете берут начало из инстинктивных импульсов». «Эго является дифференцированной частью Ид» «Механизм – это абстрактный термин, описывающий определенные психические процессы, которые переживаются субъектом как бессознательные фантазии» [2, с. 178]. 142 Вульф в статье «Реальность и фантазия в психике ребенка» указывает на характерную особенность мышления ребенка, заключающуюся в незнании и непонимании реальности и неумении отличать реальное от фантастического. В психике ребенка преобладает субъективная фантастическая реальность, и противопоставить ей никакую другую реальность он не может. Он еще не знает и не понимает реальной действительности, потому что она ему не по силам. Одним из естественных этапов психического развития детей является этап, в котором преобладает мир фантазий. Всем специалистам, работающим с детьми, хорошо известно, что от не удовлетворяющей детей действительности они охотно убегают в мир своих грез и фантазий. В этих случаях необходимо помнить об аффективной установке на отношение ребенка к действительности. Реальность вызывает отрицательные чувства у ребенка, так как он воспринимает ее как нарушительницу внутреннего покоя и психического равновесия. Чаще всего он пугается при встрече с незнакомыми явлениями, и такая ситуация сохраняется довольно долго. Реальность требует лишений, ограничений, отказов от желаний и удовлетворений. А это прямая дорога к первым жизненным конфликтам ребенка. Не зная реальности, он не может познать и границы своих возможностей в этой реальности, не умеет отличать возможное от желаемого, а поэтому преувеличивает свои силы в возможности достижения желаемого. Порой выражение желания в форме вымысла, игры, грезы ребенок принимает за осуществление этого желания. Ребенку свойственно то, что в психоанализе получило название всемогущества мысли – оно же является выражением примитивной психики, распространенной у первобытных народов. 143 «Такая преувеличенная оценка собственной мысли, возведение ее в степень могучего реального фактора вытекает у ребенка, как и у дикаря… из определенного аффективного душевного состояния, выражающегося в чрезвычайно высокой оценке своей личности, своих сил и возможностей… Корни этого бреда величия кроются в эгоцентризме ребенка, в его самодавлеющей психической концентрации на самом себе, в его самовлюбленности, в тех психофизиологических основах его психической организации, которые психоанализ назвал нарциссизмом. Этот нарциссизм часто уводит ребенка из мира принижающей его реальности в область "фантастической реальности" его внутреннего сира, где он компенсирует себя за те ограничения, за то чувство своей слабости и малоценности, которые навязывает ему действительная реальность и из-за которых он часто ее ненавидит. Психическая жизнь ребенка подчиняется преимущественно «принципу наслаждения» [4,с. 15]. Фантазии и творчество. З. Фрейд в своей работе «Художник и фантазирование» пишет, что истоки творческой фантазии есть уже у детей. Играя, ребенок создает свой собственный фантастический мир, перестраивает существующий мир под свою внутреннюю реальность. И ребенок не стыдится, а следовательно, и не скрывает своих фантазий. Как и ребенок, поэт также создает свой фантастический мир и четко отделяет мир фантазии от мира реальности. В отличие от невротика, который застревает в мире фантазий, поэт может найти обратную дорогу. Другие отношения с миром у лиц юношеского возраста. Прекращая игры, юноша вынужден отказаться от удовольствия: «…отречение в самом деле есть образование замены… Он фантазирует вместо того, чтобы играть. Он 144 строит воздушные замки, творит то, что называют "сны наяву"» [13,с. 130]. В игре ребенка, фантазирующего открыто, проявляется только одно желание – быть «большим», то у взрослых «среди вызывающих его фантазии желаний есть такие, которые он вообще вынужден скрывать». Фантазии взрослых людей служат, как правило, исполнению честолюбивых и эротических желаний. Далее З. Фрейд обращает наше внимание на то, что продукты фантазии, будь то воздушные замки, дневные грезы или отдельные фантазии, не являются неизменными. Они подвержены влияниям житейским, потрясениям и жизненным обстоятельствам. Фрейд пишет: «Вообще, связь фантазии с временем очень значительна. Позволительно сказать: фантазия как бы витает между тремя временами, тремя временными моментами нашего представления. Психическая деятельность начинается с живого впечатления, с сиюминутного повода, способного пробудить одно из важных желаний личности, исходя из этого вернуться к воспоминанию о раннем, чаще всего инфантильном переживании, в котором было исполнено такое желание, а после этого создает относящуюся к будущему ситуацию, представляющую собой осуществление такого желания, те самые дневные грезы или фантазии, которые теперь как бы несут на себе слезы своего происхождения от сиюминутного повода и от детского воспоминания. Итак, прошедшее, настоящее и будущее словно нанизаны на нить продвигающегося желания» [13,с. 132]. В работе «Художник и фантазирование» З. Фрейд указывает на отношения между мечтаниями и сновидениями – и те и другие являются осуществлением эгоистических желаний и сексуальных влечений, которым «… не может быть дозволено ничего другого, кроме 145 выражения в сильно обезображенном виде» [13,c. 132], т. е. в символической форме. Символический язык бессознательного. В одном сборнике «между Эдипом и Озирисом» опубликованы статьи Карла Абрахама «Сновидение и миф», Отто Ранка «Миф о рождении героя» и совместная работа Отто Ранка и Ганса Закса «Психоаналитическое исследование мифов и сказок». Одной из мыслей, которая объединяет эти работы, является мысль об отношениях художественного творчества и фантазирования. Рассмотрим некоторые фрагменты из статей. К. Абрахам в работе «Сновидение и миф» высказывает мнение о том, что развитие индивидуума повторяет основные стадии развития рода точно так же, как в сфере духовной жизни идет процесс, повторяющий филогенетическую эволюцию человечества. «В доисторическую эпоху народ перерабатывает свои желания в творения фантазии, которые в форме мифов переходят в историческую эпоху. Точно так же и индивидуум в "доисторический период" (период детства, который помнится очень смутно) превращает свои желания в творения фантазии, которые воспроизводятся затем в сновидениях "исторического" периода» [1,с. 119]. Обратимся к статье О. Ранка «Миф о рождении героя». Метод толкования сновидений, открытый Фрейдом, показывает нам универсальный характер сновидений и внутреннюю связь со всеми психическими феноменами вообще, но в большей степени со снами наяву, т. е. фантазиями с художественным творчеством. О. Ранк отмечает, что «…такие мотивы, как инцест с матерью, сестрой или дочерью, убийство отца, деда или брата, могли быть заложены в человеческой фантазии. Согласно учению Фрейда, источником этих мотивов является игра детского воображения и как следствие – 146 своеобразное восприятие внешнего мира и населяющих его персонажей» [9,c. 131]. Многими исследователями подчеркивалось то обстоятельство, что закономерности образования мифов можно понять лишь обратившись к их источнику – индивидуальному фантазированию. Подчеркивалось и то, что живая и спонтанная деятельность фантазии взрослого человека, следует изучить мир фантазий ребенка. В совместном исследовании мифов и сказок Ранк и Закс обращают внимание на то, что мифы и сказки примитивных и культурных народов, независимо от их содержания, представляют собой творения чистой фантазии. Важнейшие заслуги психоанализа: а) освещение мира человеческой фантазии и ее творений; б) раскрытие бессознательных инстинктивных сил, которые приводят к созданию фантастических образов; в) исследование психического механизма, участвующего в их формировании; г) истолкование символических форм, в которые выливаются фантазии. Прогресс, обусловленный психоаналитическим подходом, приводит к тому, что общие бессознательные источники питают все продукты фантазии вообще, а не только сновидения и мифы. «Потребность в создании и пересказывании мифов обусловлена отказом от определенных реальных источников наслаждения и необходимостью компенсировать их фантазией. Повидимому, этот реальный отказ на филогенетическом уровне соответствует индивидуальному психическому вытеснению и вынуждает фантазию создавать такие же, разве что менее утонченные, видоизменения, какие создает вытеснение. Психоанализ восстанавливает когда-то 147 сознательно признаваемые, а затем запрещенные желания, отказ от которых и дает толчок к созданию мифа, поскольку лишь в такой форме они могут быть запущены в сознание. Таким образом, психоанализ занят тем же, что и психология, анализом творений фантазии, которые выражаются в различных формах» [ 9,с. 211]. Обобщая, Ранк говорит, что продукты фантазии служат сохранению и видоизмененному проявлению психически желательного, но запретного. В словаре психоаналитических терминов мы находим следующее определение: «Символизм есть форма косвенного представления; символизация – уникальный, присущий только человеку психический процесс замещения одних образов другими идеационными образами, характеризующимися лишь отдаленным сходством с первичными представлениями – сходством, основанном на случайных, вторичных, малосущественных деталях». И далее по тексту: «…символическое отражение явлений запечатлевается в виде символа, имеющего сознательную "явную" часть, но на самом деле отражающего скрытое, латентное, бессознательное психическое содержание» [8,c. 194]. З. Фрейда всегда интересовала проблема символа. В ходе наблюдений он выявил сходство между представлениями у людей примитивных культур, симптомами у невротиков и символическими сновидениями его современников. Фрейд дает следующее определение: «Постоянное соотношение между элементом сновидения и его значением мы называем символическим, а сам элемент сновидения – символом, соответствующим бессознательной мысли сновидения. Символика свойственна вовсе не одному лишь сновидению и характерна не только для него» [11,с. 133]. Он говорит, что значения символики сновидений можно узнать из сказок, 148 мифов, острот и фольклора, из выражений нашего языка в обыденной жизни, так как в этих случаях мы понимаем символику без всяких усилий. Фрейд в "Лекциях о психоанализе" ссылается на работы филолога Г. Шпербера, доказавшего, что половые потребности оказали самое большое влияние на формирование и развитие языка. Первоначально человек звуками языка призывал к себе особь другого пола, затем в развитии корней языка отразилось отношение к работе. Для того чтобы слаженно производить совместную работу, ритм задавался повторяемыми словами. Первобытный человек, перенося сексуальный интерес на работу для ее облегчения, относился к ней как к эквиваленту и замене половой деятельности. Произносимое при работе слово получало двоякое значение половой акт и сама деятельность. Со временем слово теряло сексуальное значение и закреплялось только на обозначение самой работы. Несколько поколений спустя так менялось, трансформировалось значение других слов и т.д. Так образовалось определенное число корней слов в языке сексуального происхождения. Эти предположения Шпербера подтверждают идею Фрейда о том, что между символами и сексуальностью существуют особенно тесные взаимосвязи. В конце лекции З. Фрейд делает следующие выводы: "Во-первых, знание символики сновидец не осознает, оно принадлежит к его бессознательной душевной жизни… Речь идет о чем-то большем, о бессознательном знании, мышлении, сравнении двух различных объектов, приводящих к тому, что один предмет может заменяться другим. Эти сравнения не делаются каждый раз заново, а сохраняются раз и навсегда уже готовыми. Это доказывает их сходство у различных лиц, сходство, которое имеет 149 место, быть может, даже несмотря на различие языков.Вовторых, эти символические отношения не представляют собой ничего такого, что составляло бы особенность сновидца или работы сновидения, благодаря которой они проявились. (…) Создается впечатление, что здесь мы имеем дело со старым, уже утерянным способом выражения, от которого кое-что сохранилось в различных областях. В-третьих, вас должно поразить, что символика во всех названных сферах (мифах, сказках, народных поговорках и песнях, общепринятых выражениях языка и поэтической фантазии) представляет собой не только сексуальную символику, тогда как в сновидении символы употребляются для выражения почти исключительно сексуальных объектов и отношений»[11,с. 148]. К. Абрахам также интересовался проблемой символики. В статье «Сновидение и миф» он пишет о том, что первую детерминирующую силу, обусловливающую дальнейшую психическую жизнь, ребенок, появляясь на свет, привносит с собой – свою психическую предрасположенность. И именно психосексуальная конституция должна в первую очередь учитываться при объяснении творений человеческой фантазии. В наиболее чистой форме психосексуальная конституция проявляется в детстве, пока на ребенка не начинает влиять воспитание, заставляя вытеснить часть его естественных побуждений, в первую очередь сексуальных. Вытесненные сексуальные инфантилизмы наряду с психосексуальной конституцией влияют на дальнейшую психическую жизнь. Психический материал детства встречается во всех фантазиях. «Если среди этих детерминирующих сил мы отводим такую важную роль сексуальности, то в этом нет никакого преувеличения. Всюду в органической жизни действует высший принцип: поддержание жизни индивидуума подчиняется поддержанию жизни рода. Инстинкт 150 поддержания рода должен быть наиболее сильным. Иначе род неминуемо погибнет» [1,с. 122]. Таким образом, Абрахам подтверждает значение сексуальности в образовании символов. "Сексуальная символика есть психологическое явление, сопровождающее человека в пространстве и во времени» [1,с. 75]. Карл Абрахам обращает наше внимание на древние предметы изобразительного искусства, в которых можно найти бесконечное многообразие скрытых или явных изображений половых органов. Сексуальная символика присутствует в религиозных культах всех народов. Человек пронизывает все окружающее своей сексуальностью, и язык является выразителем его творческой сексуальной фантазии. Слова в нашем языке могут быть мужского и женского рода, таким образом, безжизненные предметы обретают половую принадлежность. «Ничто так тесно и непосредственно не связано с сокровенными тайнами души народа, как язык. В языке находит свое отражение фантазия народа; она выражается в тысяче символов и аналогий, которые мы порой даже не осознаем. Мы не произносим ни одной фразы, в которой не было бы символических выражений. И наиболее существенным и важным в этой символике является ее сексуальный характер. В свете всего вышеуказанного мне кажется достаточно ясным, что символика – главным образом, сексуальная – является общим достоянием всех людей» [1,c. 81]. В статье «Значение символообразования в развитии Эго» Абрахам принимает точку зрения Ференци, что (первичная) идентификация, являющаяся предшественником символизма, «возникает из попытки ребенка обнаружить в каждом объекте собственные 151 органы и их функции», и мнение Эрнеста Джонса («Теория символизма», 1916 г. ), что принцип удовольствия делает возможным уравнять два различных объекта вследствие аффективного интереса. М. Кляйн считает, что "символизм – основа всей сублимации и любого таланта, поскольку вещи, действия и интересы становятся предметом либидных фантазий именно за счет символического приравнивания» [6, с.74]. К сказанному Кляйн добавляет, что «…бок о бок с либидным интересом существует тревога, возникающая на той стадии, которую я описала, и эта тревога приводит в действие механизм идентификации. Поскольку ребенок желает разрушить органы (пенис, вагину, груди), которые символизируют объекты, он испытывает перед ними страх. Эта тревога вынуждает его приравнивать органы, о которых идет речь, к другим вещам; из-за этого приравнивания они также, в свою очередь, становятся объектами тревоги, и он, таким образом, вынужден постоянно делать новые приравнивания, которые образуют основу его интереса к новым объектам и основу символизма» [6,c. 74]. М.В. Вульф в статье «Фантазия и реальность в психике ребенка» продолжает развитие линии исследования символизма мышления, намеченной Фрейдом в работе «Тотем и табу». Вульф отмечает, что ребенок весь окружающий мир наделяет своими реакциями, ощущениями, переживаниями, как единственно ему известными и понятными. Поэтому для него естественно, что, когда он идет спать, то же самое проделывают люди, животные, растения, природные явления и неодушевленные предметы. Для него это не метафора – это его действительность, с взрослой точки зрения весьма фантастическая. Наука дала этому психическому процессу название анимизма и говорит в 152 отношении первобытной психики об анимистическом мировоззрении первобытного человека. Мышление ребенка имеет много сходных черт с мышлением первобытного человека. Далее Вульф пишет: «Психоанализ раскрывает нам тайну примитивного архаического или символического мышления (в противоположность отвлеченному реалистическому). Отличительная черта этого мышления состоит в следующем: и у взрослого современного человека психические переживания могут быть настолько сложны и противоречивы, что в известной части своей они не поддаются осознанию его реального сознательного мышления, тогда они ищут себе выражения в сознании путем символов, т.е. таких образов, представлений или действий, внутренняя субъективная ценность которых далеко превосходит их реальное объективное содержание» [4,c. 10]. М.В. Вульф обращает наше внимание на зависимость между абстрактным реалистическим мышлением и символическим – чем слабее развито сознание, тем большую роль играет символическое мышление. У маленького ребенка символическое мышление преобладает во всех процессах его психической деятельности, а поэтому и те продукты человеческого творчества, которые являются воплощением и выражением именно такого символического мышления, например сказки, мифы, легенды, ему особенно доступны для понимания. Сказки, мифы и легенды символически выражают миросозерцание человека отдаленных эпох. Психоанализу удалось сделать шаг вперед в изучении развития процесса человеческого мышления, раскрыв тайну символов этого примитивного архаического мышления. В отличие от современного человека, который мыслит отвлеченными понятиями, являющимися 153 атрибутикой абстрактного мышления, первобытный человек облекал свою мысль в конкретную форму, заимствованную у реальных предметов. Мыслительные процессы он не формулировал, а изображал. «Для него слово было только словесным образом реального объекта, а не выражением признака его отношений, оно было звуковым символом реально существующего, а не обозначением мыслимого. Благодаря этому все мышление примитивного человека можно характеризовать как символическое. По мере развития интеллектуальных процессов и утончения и углубления человеческой мысли словесные символы получают различное новое значение помимо своего первичного и часто утрачивают непосредственную связь со своим первичным конкретным образом, переходя постепенно в словесное отвлеченное понятие» [4,c. 40]. Вульф в конце статьи еще раз обращается к теме антропоморфизма примитивного человека. Он указывает, что архаичный человек во всех проявлениях жизни видел только себе подобные «человекообразные» свойства и силы. Он хотел установить с ними контакт, хотел добиться доброго к себе отношения, а поскольку общение было только односторонним, то он пытался воздействовать на них магическими средствами и подчинить их собственным желаниям. В своем отношении к внешнему миру явлений он руководствуется не объективной реальностью, а той, какая ему представляется под влиянием его собственных влечений. Таким образом, основными чертами архаического мышления являются антропоморфизм и символизм, подчиненность субъективному принципу удовольствия. 154 Библиографический список 1. Абрахам К. Сновидение и миф/Между Эдипом и Озирисом: сб. Львов.: Инициатива; М.: Совершенство, 1998. – 512 с. 2. Айзекс С. Природа и функции фантазии/С. Айзекс, М. Кляйн, Д.Райвери, П.Хайманн. Развитие в психоанализе. М.: Академ проект, 2001. – 512 с. 3. Бержере Ж. Психоаналитическая патопсихология/ Ж.Бержере. М.: изд-во МГУ, 2001. С.400. 4. Вульф М.В. Фантазия и реальность в психике ребенка. Одесса: Полиграф, 1926. 5. Закс Г. Психоаналитическое исследование мифов и сказок/Г.Закс, О.Ранк: Львов.: Инициатива; М.: Совершенство, 1998. – 512 с. 6. Кляйн М. Основы формирования символа/ М. Кляйн//Л.В. Топорова. Творчество Мелани Кляйн. СПб.: Бизнесс-пресса, 2001. – 128 с. 7. Лапланш Ж. Словарь по психоанализу/ Ж.Лапланш, ЖБ.Понталис. М.: Высшая школа, 1996. – 813 с. 8. Психоаналитические термины и понятия: словарь/ под ред. Б.Э.Мура и Б.Д. Файна М.: Класс, 2000. – 304 с. 9. Ранк О. Миф о рождении героя/ О. Ранк//Между Эдипом и Озирисом: сб. Львов.: Инициатива; М.: Совершенство, 1998. – 512 с. 10. Трессидер Д. Словарь символов/Д. Трессидер. М.: Фаир-Пресс, 1999. – 448 с. 11. Фрейд З. О психоанализе: лекции. З.Фрейд Минск: Харвест, 2003. – 416 с. 12. Фрейд З. Толкование сновидений/З.Фрейд. Минск: Попурри, 2003. – 576 с. 13. Фрейд З. Художник и фантазирование/З.Фрейд. М.: Республика, 1995. – 601 с. 155 Шуваева И.Ю.12 АНАЛИЗ СКАЗКИ Э.Т.А. ГОФМАНА «ЩЕЛКУНЧИК» В своем фундаментальном труде «Толкование сновидений» З. Фрейд дает глубокий анализ деятельности, приводит материал и источники, а также метод толкования снов. В этой же работе Фрейд дает образец исследования мифа об Эдипе, проводя параллель между сном и мифом. «Сновидение – это царская дорога в бессознательное» [13,c. 318]. Благодаря более глубокому пониманию сновидений появилась возможность познать бессознательные истоки фантазий, лежащих в основе не только сновидений и мифов, но и всего литературного творчества. Используя знания языка символов, открытого родоначальником психоанализа и дающего доступ в бессознательное, попытаемся выяснить скрытое содержание сказки «Щелкунчик», проследить трансформацию инфантильных желаний героев и выделить некоторые универсальные темы и проблемы, повторяющиеся на филогенетическом уровне в истории развития человечества. Но сначала несколько предварительных комментариев. Сказка Э.Т.А. Гофмана «Щелкунчик» вышла в свет в 1816 г. Автор рассказывал эту сказку детям своего друга Ю.Э. Гитцига – Фрицу и Мари. Эти же имена носят и герои сказочного повествования. Еще одно имя – имя любимого кота Мура, жившего в доме писателя, упоминается в сказке. Все это незримыми нитями © Шуваева И.Ю., 2008 156 связывает ее с реальностью, отраженной в данном произведении. В сказке существует несколько взаимодействующих сфер: 1) праздники годового календарного цикла (вечный ритм природы, объективное явление, неподвластное человеку); 2) межличностные отношения участников событий; 3) внутриличностное пространство молодого Дроссельмейера и Мари, в котором осуществляется изменение внутреннего мира человека, его рост и развитие. Автор сказки многократно фиксирует наше внимание на том, что все события, описываемые им в произведении, относятся к строго определенному времени года, даже к конкретным дням – сочельник (вечер и ночь накануне Рождества), Рождество и святки. Двенадцатидневные святки заканчиваются праздником Крещения (сама процедура крещения в храме есть не что иное, как образ инициации). В Европе Рождество отмечают 25 декабря, максимально приближая эту дату к двум некогда самым священным дням римского года – празднику Сатурналий и дню зимнего солнцестояния. Латиноамериканские карнавалы, христианские святки имеют те же корни, что и римские сатурналии. В те времена Иисус Христос, мир воспринимался людьми тождественным отдельному человеку. И этот мир, как и человек, менялся с возрастом, рос, набирался сил, расцветал, потом дряхлел и умирал. И это случалось на исходе года. Шутками, смехом провожали старый, отживший мир. В шутках и смехе рождался мир новый, более совершенный. Святочные дни начинаются с праздника Рождества, и символом его уже являлась рождественская елка. 157 Тогда любимым развлечением горожан на Рождество были мистерии, устраиваемые на всех ярмарках и площадях. На телегах, заменявших сцену, разыгрывались сценки из Святого Писания. Обычно это был рассказ о сотворении мира, об Эдеме, об Адаме и Еве. На площади водружалось Дерево Добра и Зла, жизни и смерти, увешанное яблоками. Библейский образ сплетался в представлении народа с не совсем еще забытыми верованиями германцев в Мировое Дерево, которое растет в самом центре Вселенной и по которому бегут соки жизни. Роль священного рождественского дерева постепенно перешла к вечнозеленым растениям – сосне, пихте и ели. Но в этой сказке существует не только символика годовых календарных праздников, но и цифровая символика. И объясняется это тем, что хорошее образование в Европе XXI в. предполагало не только овладение учащимися суммой научных знаний, но и знакомство в достаточной мере с эзотерикой, одной из составных частей которой является нумерология. Обратимся к символическим значениям наиболее часто встречающихся в сказке чисел: 3, 4, 7, 12. «… Все благостное и все плохое, что приходит к человеку и другим существам, приходит через семь и двенадцать…» (Из поздних книг зороастризма). 12 – священное число древних народов [11,с. 71]: 12 знаков Зодиака, 12 животных восточного календарного цикла, 12 месяцев года, 12 часов дня и 12 часов ночи, 12 богов-олимпийцев, 12 апостолов Иисуса Христа, 12 рыцарей Круглого Стола… 12 символ законченного цикла рождения, смерти, возрождения. Число божественное, мистическое. 12 – это 1+2, что равно 3, а 3 – символ божественной сущности, символ горнего мира, символ христианской Троицы. 3 – 158 порождает все многообразие мира. Но 12 – это и 3, умноженное на 4, а 4 – число материальных стихий (огонь, воздух, вода и земля), число времен года, сторон света (север, юг, запад, восток), т. е. символ земного, человеческой природы, дольнего мира. Таким образом, через произведение этих чисел (12) или их сумму (7) связываются друг с другом и как бы становятся единым целым мир земной и мир небесный. 7 – проникновение тонкого мира в плотный мир [11, с. 327] Семь нот, семь цветов радуги, семидневные фазы Луны, семь дней недели, семь чудес света, семь дней творения в Библии. В процессе анализа символического языка сказки Гофмана выкристаллизовываются три архетипических образаМудрец (который постепенно превратился в образ Божественного Отца), Шут (Паяц) и Красавица. Носителями этих архетипических образов являются три главных персонажа сказки «Щелкунчик». В первую очередь представим Христиана-Элиаса Дроссельмейера, крестного отца детей семейства Штальбаумов, старшего советника суда, часовщика и великого искусника. В «Сказке о твердом орехе», которую он рассказывает Фрицу и Мари, появляется двойник Христиана-Элиаса, его двоюродный брат Кристоф-Захариус. Этимология и значение имен Христиан (Кристиан) и Кристоф очень близки – посвященный Христу. Захарий – так звали отца Иоанна Крестителя, который, по сути, совершал обряд инициации, крестя людей, принимавших потом новую для них веру, выбиравших новый путь жизни, переходивших на другую ступень духовного развития. Крестный является духовным отцом детей и способствует их моральноэтическому развитию. Фамилия Дроссельмейер в переводе с немецкого означает: дроссель – дрозд, мейер – фермер. Дрозд – лесная певчая птица. Для него домом является лес, 159 он видит и понимает, что в нем происходит, и в своем пении рассказывает об этом миру. Лес – это наше бессознательное. Дроссельмейер понимает символику бессознательного и поэтому может выбрать верную тактику поведения в происходящих событиях. Фермер – специалист, отвечающий в сельском хозяйстве за воспроизводство племенных животных и выращивание культурных растений (посев – сбор плодов – заготовка семян, т.е. извечный цикл рождения – смерти – возрождения), человек, имеющий возможность сознательно влиять на этот процесс. Таким образом, Дроссельмейеру подвластны духовная и материальная сферы, он понимает язык бессознательного и управляет сознанием. К тому же он еще и часовщик – тот, кто мастерит часы, чинит в случае поломки и устанавливает точное время. Поэтому мы смело можем назвать его Властителем Времени. Но и это еще не все. Перед нами старший советник суда. Если вспомнить о трехкомпонентной (структурной) модели психики, то окажется, что функцию наказаний осуществляет инстанция Супер-Эго, которая «поддерживает сложный конгломерат идеалов, ценностей, запретов и приказаний (совесть)» [9,c. 188]. На протяжении всей сказки Гофман неоднократно обращает наше внимание на сходство черт лица и нелепого внешнего вида Щелкунчика и Дроссельмейера. Мы можем предположить, что здесь работает «…механизм расщепления одной личности на многие образы, представляющие отдельные свойства данной личности» [1,c. 216]. Мари несколько раз сравнивает внешность Щелкунчика и крестного, затем Мари и Фриц обнаруживают удивительное сходство Дроссельмейера с паяцем, а следом выясняется, что молодой Дроссельмейер 160 (у него нет своего имени) до того, как его заколдовала Мышильда, «два рождества кряду изображал паяца» [5,c. 37]. «Паяц (шут, клоун) – инверсия королей и правителей, их использовали как замену во время ритуалов жертвоприношения. Они изображают человеческие неудачи и то, как достоинство и серьезность могут моментально превращаться в фарс, или то, как мудрость оборачивается идиотизмом (при этом они играют роль козлов отпущения, принимая на себя презрение за недостатки)» Но «инверсия – это динамика противоположностей», и шут легко может обернуться королем. В свете этого «шут – намек на смерть, ведущую к жизни» [11,c. 127, 145] Мы знаем из сказок, что перед тем, как заново родиться (переродиться), необходимо умереть. На мой взгляд, это внутренняя суть образа Щелкунчика. На первых же страницах сказки часовщик и чудодей дает генитальную ориентацию и гетеросексуальный выбор – он ремонтирует часы, тыча в них острым инструментом. Часы символизируют женские гениталии и ритмичность цикла овуляции. Мари не понимает происходящего и иногда даже плачет, жалея часы (страх коитуса). В мечтах о подарках на Рождество от крестного в бессознательном Фрица и Мари осуществляется желание полного сексуального удовлетворения, но оно пока безобъектное. Да, видимо, и время не пришло для его исполнения. Родители отбирали подарки Дроссельмейера и ставили их в шкаф, на верхнюю полку. Дети приходят к выводу, что лучше играть теми подарками, которые они получают от родителей (куклы, солдатики). Как известно, всякая игра символизирует занятие самоудовлетворением. В то же время кукла – настрой на материнство, женственность. Принятие куклы – отказ от претензий на пенис отца, позитивное разрешение эдипова комплекса. 161 Игра в войну, в солдатиков – формирование мужественности, активности, агрессивности. Мы можем говорить о том, что Фриц и Мари успешно проходят полоролевую идентификацию. Показать обретение пола – также является одной из задач сказки. В рождественскую ночь Дроссельмейер вновь дарит свою замысловатую игрушку – замок, в котором дети танцуют, двери открываются и человечки выходят и заходят. Когда цикл заканчивается, все повторяется сначала. На просьбу Фрица что-то изменить в работе игрушки часовщик отвечает, что «Механизм сделан раз и навсегда. Замысловатая игрушка не для неразумных детей» [5,c. 9]. И дети возвращаются к своим прежним занятиям. Они отходят от стола с подарками, символизирующего радость и удовольствие, которые могут дарить женские гениталии. О том, что сейчас Фриц и Мари не готовы к переходу на генитальную стадию, говорит и наличие огромной елки (несущей в себе и мужскую символику – ствол, и кастрационную тревогу – срубленное дерево, и материнскую символику – древесина, материал, из которого впоследствии может появиться огромное количество предметов). Ель украшена свечами, конфетами и яблоками, орехами – вновь мужская и женская символика. Все бессознательное пространство детей захвачено фантазией фаллической матери. Мари обращает внимание на сидящего под елкой маленького человечка. Во внешнем виде его богато представлена мужская генитальная символика – шапочка рудокопа (тот, кто опускается в шахту), деревянный плащ, борода (могущество инстинктов, либидо). На нем был гусарский фиолетовый доломан. Гусары – бравые покорители женских сердец. О чем же нам говорит цветовая символика костюма Щелкунчика? Фиолетовый – 162 это смешение красного и синего цветов – страсть, чувственность сочетаются в нем с религиозностью, преданностью и невинностью. Мари узнает историю о заколдованном принце значительно позже. Мы можем позволить себе сделать это прямо сейчас. В центре сказки «Щелкунчик» есть «Сказка о твердом орехе», которую в течение трех вечеров подряд рассказывает детям их крестный. Символика цифры "3" уже настраивает нас на определенную адресность сказки, ведь цифра "3" является символом мужских гениталий. Рассказ начинается с описания прекрасного младенца – девочки, родившейся с зубами. И через два часа после рождения, когда рейхсканцлер пальцем захотел исследовать черты ее лица, Пирлипат кусает его за палец. «Пирлипат» в переводе с немецкого означает – губы, огромные, как мол в море. За этими огромными губами находились зубы – представление в бессознательном об ужасной вульве. Это – фантазия невротиков о том, что существует вагина с зубами и во время полового акта может укусить за пенис, а то и откусить его. Здесь проявляется и страх юноши первой близости с женщиной, и страх кастрации. В детстве интересно узнать, откуда берутся дети. «Кухню» изготовления детей преподносит в свете генитальной ориентации Дроссельмейер. Печь (материнское лоно) заполняется поленьями (фаллос) и разгорается пламя – единство женских и мужских гениталий. На печь выставляются кастрюли, котлы, сковороды. «Король, весь трепеща от восторга, … побежал на кухню, обнял королеву, помешал немножко золотым скипетром в котле и, успокоенный, вернулся в государственный совет». Но здесь происходит регресс либидо на анальную стадию – королева, надев передник (блокировка индивидуальных желаний), готовит колбаски, 163 которые очень напоминают по внешнему виду фекалии. Король устраивает пир, приглашает королей и принцев, чтобы они могли насладиться вкусом ливерных и кровяных колбас. Регресс либидо продолжается, но уже в оральной фазе, так как общеизвестно, что пир является разрядкой каннибалистических желаний. По-видимому, здесь Дроссельмейер рассказывает о драме своей жизни – он не принял отделения от родителей, оказался «съеденным», или как он когда-то «ел» свою мать. В результате он не смог создать своей семьи. Дроссельмейер изобретает мышеловку для борьбы с мышами (символ низших желаний, неуправляемых страстей). Эпизод позорной казни мышей после того, как они оказались в захлопнувшейся мышеловке, – запрет на инцест, невозможность возвращения в материнское лоно. Пытаясь защитить Пирлипат от мести Королевы мышей (злая мать), добрая Королева приказала окружить принцессу кошачьей стражей из рода кота Мура. Котовость – ориентир на женственность, так как кошки символизируют женские гениталии. Но достаточно было лишь одного прикосновения морды Мышильды к прекрасному личику Пирлипат, чтобы она превратилась в свою противоположность: «Вместо кудрявой головки румяного херувима сидела огромная бесформенная голова; голубые, как лазурь, глазки превратились в зеленые, тупо вытаращенные гляделки» [5,c. 33]. Злая мать лишила свою дочь сексуальной привлекательности, чтобы спасти молодых людей от членовредительства; а с другой стороны, рассматривая расстановку сил с точки зрения эдипального треугольника, можем сказать, что она исключила принцессу из конкурентной борьбы за пенис отца. Несколько эпизодов сказки показывают пути выхода из привычки самоудовлетворения. Слезы, проливаемые 164 Дроссельмейером и звездочетом, как и всякое излитие жидкости, символизируют семяизвержение. Но в обоих случаях автор указывает выход, обращаясь к женской символике, в одном случае уход в потайную комнату, чтение книги "об инстинктах, симпатиях и антипах", в другом – немедленное возвращение из леса в Азии в любимый город Нюрнберг. У молодых людей, пытавшихся разгрызть орех Кракатук, ломались и выпадали зубы – наказание за занятие онанизмом. Мастурбацией занималась и заколдованная Пирлипат – она разгрызала орех, съедала ядрышко и переставала плакать. Чтобы избавить Пирлипат от этой привычки, вернуть ей женственность, потребовалась помощь мужчин семьи Дроссельмейеров. Расколоть золотой орех (разрушить девственную плеву) и дать семя, обладающее живительным действием, должен девственник (бороды не брил, сапог не носил, а и вина не пил). Доставляют орех в шкатулочке – плод в чреве, подготовка к материнству. На поиски спасительных ореха и юноши ушло 15 лет. Пирлипат достигла пубертатного возраста. «Маленькое туловище с тощими ручонками и ножками едва держало бесформенную голову. Лицо казалось еще уродливее из-за белой нитяной бороды, которой обросли рот и подбородок» [5,c. 38]. Около вагины с зубами появились вторичные половые признаки, волосы также символизируют силу сексуального желания. Часовщик и звездочет приделали молодому Дроссельмейеру деревянную косу (читай: деревянный пенис) дополнительно к его косе. Только в этом случае юноша мог справиться со столь трудной задачей (расколоть орех – решить задачу). Он сумел вернуть принцессе женственность, сильно дернув за деревянную косу. Но на последнем, седьмом шаге назад он наступил на Мышильду и раздавил ее. И тотчас же превратился в 165 безобразное чудище с огромной головой, разинутой пастью и узким деревянным плащом вместо косы. «Penis dentata – эквивалент vagina dentata – отражает идею о том, что пенис наделен зубами и способен повредить влагалище» [9,с. 265]. Молодой Дроссельмейер был «искусно воспитан стараниями отца», «он был учтивым и скромным». Отец растил сына один, без жены. И мы можем предположить о негативном разрешении эдипова комплекса у юноши – ему пришлось занять подчиненную позицию по отношению к отцу. Мышильда является одной из вершин в двух эдипальных треугольниках – в одном (с Пирлипат) она злая мать, антипод доброй матери, а в другом (со Щелкунчиком) – она – злая мать, нанесшая своему ребенку жестокую травму тем, что бросила его. И для ребенка не имеет значения по какой причине это произошло. Убивая плохую мать в своем бессознательном, герой освобождается от инцестуозных желаний и его либидо получает возможность выбора нового объекта, происходит идентификация с отцом и позитивное разрешение эдипова комплекса – юноша демонстрирует активную форму поведения и берет ответственность за свою жизнь на себя. Первоначально Щелкунчик предназначался в подарок всем трем детям. И действительно, он очень хорошо выполнял свои обязанности для девочек – грыз орехи. Мы знаем, что интерпретация символики может быть многозначной. Добывание ядра из ореха, который является символом материнской груди, есть реализация инфантильной фантазии о деторождении из груди матери. Сам же процесс раздавливания ореха (нарушения целостности, дефлорация) и изъятие (излитие) семени подготовка к пониманию полового акта. Стоило Фрицу вмешаться в хорошо организованный процесс очистки 166 ядрышек ореха, как тотчас же у Щелкунчика были сломаны зубы и челюсть – уже известная нам символика кастрации как наказание за онанизм. Дроссельмейер предлагает Фрицу доломать Щелкунчика – освободить либидо, фиксированное на фалло-нарциссической стадии и катектировать его на другой объект. Мальчик оказался не готов к переходу на генитальную фазу развития. Он отказывается от предложения Дроссельмейера, и Щелкунчик переходит в единоличное владение к Марихен. На ночь Мари устраивает своего любимца в шкаф, предварительно примотав сломанную челюсть белой (невинность и чистота помыслов) ленточкой со своего платья и обвязав его кушаком также со своего платья, лишила его подвижности, добилась своей безопасности, сделала попытку сохранить свою невинность. «…девическая стыдливость заставляет ее бояться будущего мужа, и в ожидании предстоящего таинственного события она видит в нем чудовище, грозящее ей гибелью» [10,c. 226]. Чистотой помыслов своей дочери озабочена мама Мари. Она гасит свечи, горевшие вокруг шкафа (чувственный огонь желаний пока не должен распалять гениталии дочери) и оставляет гореть только лампу, висевшую под потолком (фаллос находится на безопасном расстоянии). «Дочь находит в лице матери авторитет, который ограничивает ее волю и на который возложена задача провести в жизнь требуемый обществом отказ от половой свободы» [12,c. 185]. Но вот настенные часы с шипением и хрипом пробили двенадцать. Часы символизируют поступательность развития, возможность планомерного роста, точные сроки. Двенадцать часов – время умирания «старого» дня и рождения нового. Период безвременья, 167 когда властвуют силы тьмы и волшебства, когда тайное становится явным. К тому же на часах место совы занял крестный – властелин времени и судьбы Мари, мудрец, знающий что и когда должно произойти, принесший в дом Штальбаумов Щелкунчика. После боя часов из-под пола через щели вылезло несметное количество мышей, а затем с противным писком выбрался их семиглавый король. Из Ид, из самых глубин бессознательного, вышли темные желания и низменные, животные страсти. Семь голов – семь смертных грехов – жадность, зависть, обжорство, похоть, гордыня, гнев, лень. Увидев мышиную рать, Мари, от ужаса теряя сознание, падает и разбивает локтем левой руки стекло шкафа. Как только зазвенели падающие осколки, шуршание, писк и возня стихли. Во сне Мари осуществила свое тайное желание стать женщиной символически пережила первую интимную близость и испытала жгучую боль при дефлорации, пролив при этом кровь. Но не только ужас и боль, но и удовольствие и удовлетворение – шкаф странно светится изнутри и звучит «приятный перезвон мелодичных колокольчиков». Начинается подготовка к битве игрушечного войска и мышиного полка. На фоне этой суеты происходит один маленький, интересный на мой взгляд, эпизод. Кукла Клерхен, подаренная матерью, ловит в свои объятья прыгающего с верхней полки шкафа Щелкунчика, подаренного крестным и отцом. Девочка смиряется со своей кастрацией, с недоступностью отцовского пениса и принимает суррогат пениса – куклу, или получает возможность родить ребенка. Мари наблюдает эту картину, и в ее бессознательном совершается отчаянная попытка заполучить настоящий фаллос. 168 Сражение должно восстановить изначальный порядок в жизни Мари через уничтожение инстинктивных импульсов, захвативших ее воображение. Происходит регресс либидо на оральную и анальную агрессивные стадии. Враждующие стороны забрасывают друг друга: одна драже, сахаром и пряничками, а другая – «засыпали гусар Фрица отвратительными зловонными ядрами, которые оставляли на их красивых мундирах ужасные пятна» [5,c. 23] Мыши отгрызают ноги пряничным человечкам из Торка. В тот миг, когда Мышиный король подскочил к Щелкунчику, испуская победный писк, Мари швыряет туфельку с левой ноги в самую гущу мышей – отдается инстинктам и желаниям. Реальность и вымысел, сны и грезы все смешалось в сознании Мари. Ее попытка рассказать матери о происшедшем не встретила понимания. И начинается процесс сепарации и индивидуации, который является выходом на новую фазу и становится очевидным и для дочери, и для матери. Еще большее одиночество начинает ощущать Мари, когда в ответ на свой вопрос, почему крестный не помог Щелкунчику, получает ответ, смысл которого для нее пока сокрыт: «Только ты можешь ему помочь». Условие превращения Щелкунчик Мышиный король должен пасть от его руки, его самого должна полюбить прекрасная дама. Вновь появляется Мышиный король. Он требует, чтобы девочка отдала ему драже, марципан и сахарных куколок ради спасения Щелкунчика. Мари отдает свои богатства, так как ее либидо уже перешло на другую стадию. Но со своей, недавно обретенной женственностью она не захотела расставаться (оставила себе и платьице, и книжку). Перед решающей битвой с Мышиным королем 169 сам автор дает нам откровенное подтверждение фаллического символизма образа Щелкунчика: «С тех пор как Мари узнала, что Щелкунчик на самом деле молодой Дроссельмейер – племянник советника, она перестала носить его и баюкать, перестала ласкать и целовать, и ей даже было как-то неловко слишком часто до него дотрагиваться, но на этот раз она бережно достала Щелкунчика с полки и начался заботливо оттирать носовым платком кровавое пятно на шее. Но как оторопела она, когда вдруг ощутила, что дружок человечек у нее в руках потеплел и шевельнулся!» [5,c. 45] Фриц достает для Щелкунчика серебряную саблю, усиливающую мужественность его облика. Мари сама открывает дверь своей комнаты и видит Щелкунчика с двойными символами, усиливающими его фалличность, окровавленная сабля и горящая свеча, отражающие силу его сексуального желания. На левой руке у него были нанизаны семь корон. В древности на голову победителям или тем, кто проходил обряд инициации, надевали венок из ветвей благородных деревьев. Именно идею этих венков взяли за основу создатели корон в современном их виде. Щелкунчик завоевал символы пройденной инициации и передал их Мари – они оба сумели выйти на новый этап своего развития. Последующее путешествие Мари и Щелкунчика в кукольное Царство наполнено символикой полового акта, сексуального удовлетворения, семяизвержения. В разгар пиршества жизни в кукольном королевстве происходит встреча Мари и Щелкунчика с кондитером (производящим изделия для поглощения – цикл рождения и смерти). «Кондитером здесь называют неведомую силу, которая по здешнему поверью может сделать с человеком 170 все, что ей вздумается. Это тот рок, который властвует над этим веселым народцем… Тогда уже никто не помышляет о земном… всякий погружается в себя и говорит: "Что есть человек и во что он может превратиться?» [5,c. 55]. Размышления о смысле жизни, как элементе духовного развития, так же необходимы при подготовке к инициации, как и психофизиологическое взросление. Мари так хотелось, чтобы любимый Щелкунчик ожил. И после потери ею сознания происходит галлюцинаторное исполнение желаний девочки. Уродливый Щелкунчик превращается в молодого Дроссельмейера, племянника ее крестного. Юноша, изображаемый в сказках чудовищем, символизирует неприятие девушкой мужчин. Возвращение принцу прекрасного облика свидетельствует о переменах, произошедших в психике девушки, – из отвергающей она превращается в принимающую. Сказка заканчивается свадьбой. «Это обряд посвящения. Свадьба символизирует приближение к божественному состоянию целостности – союзу между противоположными началами, мужским и женским, призванному создать и сохранить новую жизнь» [11,c. 27]. «Мучительный путь развития ограничивающих, любовных и социальных чувств должен проделать каждый современный человек в своем раннем детстве, чтобы стать социальным членом современного общества; и следы этих сложных переживаний и конфликтов мы можем путем психоанализа открыть в наиболее глубоких и древних слоях его психической структуры – в его бессознательном. Этот сложный процесс переживается ребенком в возрасте, когда его интеллектуальные силы очень ограничены и он далеко не всегда в состоянии осознать свои переживания, оформить их в определенные точные понятия и мысли. В значительной мере этот процесс развития протекает в виде 171 неопределенных порывов и влечений, неясных желаний, смутных грез и фантазий, частью имеющих только символическое значение. С этими неясными желаниями и фантастическими образами-символами связывается однако большое количество энергии аффектов и чувств, порождаемых диктующими их влечениями, которые должны быть изжиты, стремятся найти себе выход» [4,c. 47]. Тайна творчества, наверное, никогда не будет открыта до конца. В этой работе я лишь сделала попытку рассмотреть, как с помощью символов, на языке которых говорит с нами бессознательное, писатель ориентирует читателей сказки на переход с фаллической на генитальную стадию развития, на отказ от сексуального самоудовлетворения, на снятие страха перед половым актом и половыми органами противоположного пола (фантазии по поводу пениса и вагины с зубами). Сказка «Щелкунчик» предназначена детям старше семи лет (на это указывает сам автор, напоминая, что именно столько лет исполнилось Мари). Сказка Гофмана в равной мере адресована и мальчикам («Сказка о твердом орехе»), и девочкам, помогая и тем и другим пройти по дороге взросления. Библиографический список 1. Абрахам К. Сновидение и миф/Между Эдипом и Озирисом: сб. Львов.: Инициатива; М.: Совершенство, 1998. – 512 с. 2. Айзекс С. Природа и функции фантазии/С. Айзекс, М. Кляйн, Д.Райвери, П.Хайманн. Развитие в психоанализе. М.: Академ проект, 2001. – 512 с. 3. Бержере Ж. Психоаналитическая патопсихология/ Ж.Бержере. М.: изд-во МГУ, 2001. С.400. 172 4. Вульф М.В. Фантазия и реальность в психике ребенка. Одесса: Полиграф, 1926. 5. Гофман Э.Т.А. Золотой горшок и другие истории/Э.Т.А. Гофман. М.: Детская литература, 1976. – 221 с. 6. Закс Г. Психоаналитическое исследование мифов и сказок/Г.Закс, О.Ранк: Львов.: Инициатива; М.: Совершенство, 1998. – 512 с. 7. Кляйн М. Основы формирования символа/ М. Кляйн//Л.В. Топорова. Творчество Мелани Кляйн. СПб.: Бизнесс-пресса, 2001. – 128 с. 8. Лапланш Ж. Словарь по психоанализу/ Ж.Лапланш, ЖБ.Понталис. М.: Высшая школа, 1996. – 813 с. 10. Психоаналитические термины и понятия: словарь/ под ред. Б.Э.Мура и Б.Д. Файна М.: Класс, 2000. – 304 с. 11. Ранк О. Миф о рождении героя/ О. Ранк//Между Эдипом и Озирисом: сб. Львов.: Инициатива; М.: Совершенство, 1998. – 512 с. 12. Трессидер Д. Словарь символов/Д. Трессидер. М.: Фаир-Пресс, 1999. – 448 с. 13. Фрейд З. О психоанализе: лекции.З.Фрейд Минск: Харвест, 2003. – 416 с. 14. Фрейд З. Толкование сновидений/З.Фрейд. Минск: Попурри, 2003. – 576 с. 15.Фрейд З. Художник и фантазирование/З.Фрейд. М.: Республика, 1995. – 601 с. 173 В.Г. Рюмин13 ИНТЕГРАТИВНОЕ ПСИХОДИНАМИЧЕСКОЕ КОНСУЛЬТИРОВАНИЕ В КЛИНИЧЕСКОЙ ПРАКТИКЕ Психоаналитический подход к лечению – это исторически первая в практике психологическая помощь страдающих людей. Основным механизмом терапевтического эффекта психоанализа является устранение вытеснения клиентом бессознательных истинных потребностей и мотивов своего поведения. Психоаналитический подход не обязательно понимать узко как психоанализ или психоаналитическую терапию. Он применяется и в других случаях, в частности, в психологическом консультировании. При психоаналитическом консультировании психотерапевт фокусирует свое внимание лишь на определенной стадии развития клиента. Цель такого консультирования – стимулирование развития клиента, а не изучение его прошлых проблем. Его объектами являются: драйвы, чрезмерные аффекты, травматические ситуации жизни клиента, чрезмерная поглощенность болезненными чувствами тревоги и депрессии, а также дисгармония в отношениях с другими людьми. Устранение дисгармонии в объектных отношениях очень важная проблема в современной России. В то же время создание интегративной психотерапии является актуальным в любых странах, где психотерапия динамично развивается. По мнению Б.Д. Карвасарского, фундаментом интегративной психотерапии может быть патогенетическая психотерапия, по В.Н. Мясищеву. В ней понятия «драйв, объектные отношения» заменены © Рюмин В.Г., 2008 174 «значимыми отношениями личности». Последние «выводят» как клиента, так и психотерапевта прямо на психогенез невроза с его осью: «психотравма» – значимые отношения личности – невроз. Как и в интегративной психотерапии, в патогенетической психотерапии применяются следующие принципы: 1) объединение «там и тогда» и «здесь и теперь»; 2) учет внутриличностных механизмов и внешних (психосоциальных факторов); 3) учет единства психики и тела; 4) поэтапная работа с включением групповой работы [1]. Личностно-ориентированная патогенетическая психотерапия, по В.Н. Мясищеву, позволяет использовать любые техники, которые дают осознание оси – психотравма – невроз [7]. Таким образом, интегративное психодинамическое консультирование – это «смесь» современных методов и идей: психоанализа, свободного дыхания, телесноориентированной терапии, гештальт-терапии с дополнением суггестии для углубления регресса и обхода «цензуры сознания». Клиенту задается энергетический миф, позволяющий консультанту выйти на свободное дыхание и телесный «панцирь». Видимые блоки экономят время клиента и консультанта и уводят от «свободных диссоциаций». При успешной работе у клиента возникает «мнимое ухудшение». Этапы интегративного психодинамического консультирования. I – Диагностическое интервью. Уточняется симптоматика, отношение к эмоциям и реакции плача, идентифицирование себя и значимых других, выясняется, были ли похожие эмоциональные и поведенческие реакции ранее (в детстве, юности). Данные используются в телесной проработке. 175 II – Создание регресса. Регресс создает условия, похожие на те, что были «в животе у мамы» (приятный полумрак, комфортная температура, тихий и спокойный голос консультанта). Я применяю психоаналитический «коврик» (идея телесно-ориентированной терапии). Регресс при таком воздействии управляемый, динамичный. За него ответственны оба: психотерапевт и клиент. Именно у лежащего на «коврике» у клиента возникает много фантазмов с парасексуальной тематикой. Консультанту видны все известные телесные феномены (мимика, моторика, задержки дыхания, «мертвый» живот, тугоподвижная нижняя челюсть, эмоциональные реакции), а также консультант анализирует высказывания клиентов[2]. III – Поиск блоков. Блоки, выявляемые на «коврике», это, по сути, отражения картографии по Грофу, доминанта по Ухтомскому) [8]. В блоках скрываются источники «нездоровья» (неврозы). Блоки соответствуют объективно жалобам клиента. Ему дают инструкцию: «что чувствует тело, то и есть материальная реальность» («вещи в теле»). Блоки активно выявляются приемами телесно-ориентированная терапия и гештальттерапевтическими экспериментами. Сочетание биоэнергетики и свободного дыхания очень близки терапии «первичного крика» А. Янова «А – а – ах!». Именно в приемах телесно-ориентированной психотерапии, проявляется «агрессивная» челюсть, спазмы рта и нижней челюсти, кашель, поперхивание, молчание клиента (то есть вся гамма телесного сопротивления). Иногда ещё до проработки блоки начинают «болеть». Таким образом тело само «выдает» блоки. IV – Телесная проработка. Она проводится методами телесно-ориентированной терапии, гештальттерапии, биоэнерготерапии и свободного 176 дыхания. Все эти методики обнаруживают и прорабатывают блоки. V – «Тупики» застревания. Можно искать их в бодрствующем состоянии. Эффект разблокирования проявляется гипермнезией (много ассоциаций, инсайтов). При алекситимии проработка лучше продвигается в неглубоком дыхательно-телесном трансе с релаксирующей музыкой. После транса клиенту предлагаются интерпретации, касающиеся блоков. Дается «пища» для разблокирования «застывших» идей. Консультант «по телу» клиента чувствует его перенос, а «своим телом» – контрперенос. Видно и телесное сопротивление. Т.е., по сути, мы проводим уже телесно-энергетический анализ, выдвигая интерпретации «ситуация – телесный блок». Затем клиенту в бодрствующем состоянии высказываем интерпретации об генезе телесных феноменов и их связи с психотравмой. VI – Работа с «ухудшениями». Консультант работает с ожидаемым вегетативно-соматическим «срывом» из-за освобождения большого количества эмоциональной энергии из психотравмирующего «очага» [5]. «Срыв» – это лабилизация всех жестких психологических связей, симптоматики и поведения клиента. «Срыв» в процессе психоаналитического консультировании возникает тем быстрее, чем компенсированнее личность и чем менее выражен невроз. Но при «ухудшении» состояния лекарства не ведут к осознанию, они лишь показывают клиенту путь к мнимому (временному) улучшению. Всегда (!) вслед за улучшением состояния от приема лекарств следует рецидив невроза. Именно в «срывах» консультанту становятся видны связи «психотравма – социальное функционирование». В «ухудшении» – сумма всех первичных эмоциональных личностных реагирований. Поэтому для проработки 177 «ухудшения» мы применяем гипносуггестию [ 5 ]. Но она должна быть мягкой, разъясняющей. «Понятое» клиентом, но еще «не принятое» им мы объясняем в суггестии и прогнозируем поведенческую проработку. VII – Поведенческая проработка. Только она обеспечивает закрепление нового поведения. Надо вместе с клиентом исследовать, какие чувства подкрепляют или тормозят дезадаптивное поведение, и на этой основе строить направляемое терапевтом открытие [3]. В работе используются: 1) систематическая десенсибилизация; 2) прогрессивная мышечная релаксация по Джейкобсону; 3) методика «парадоксального движения глазных яблок» по Шапиро; 4) техники НЛП, в основном «взмаха», и варианты визуально-кинестетической диссоциации. 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. Библиографический список Александров А.А. Психотерапия/ А.А. Александров. СПб., 2004. Баскаков В.А. Свободное тело/В.А. Баскаков. М., 2001. Блазер А. Проблемно-ориентированная психотерапия. Интегративный подход/А. Блазер. М., 1998. Гулина М. Терапевтическая и консультативная психология/ М.Гулина. СПб., 2001. Егоров Б.Е. Российский клинический психоанализ/Б.Е. Егоров. М., 2002. Ермошин А. Вещи в теле. Психотерапевтический метод работы с ощущениями/ А.Ермошин. М., 1999. Карвасарский Б.Д. Психотерапия/Б.Д. Карвасарский. М.,1985. Козлов В. Истоки осознания (теория и практика интегративных технологий)/ В.Козлов. М., 1997. 178 Сведения об авторах Левченко Е.В. Зав.кафедрой общей и клинической психологии ПГУ доктор психологических наук, профессор Проскурнин Б.М. Декан факультета современных иностранных языков ПГУ Доктор филологических наук, профессор Железняк В.Н. Зав. кафедрой истории философии ПГУ доктор философских наук, профессор Раков В.М. Кандидат исторических наук, Доцент кафедры древнего мира и средних веков историкополитологического факультета ПГУ Сидорчукова Л.Г. Кандидат исторических наук Краснобаева Л.С. Психолог-психоаналитик, председатель местной общественной организации «Пермское психаналитическое общество» (МОО ППО), с.т. 8902-64-60-692 Смирнова И.В. Психолог-психоаналитик МОО ППО, с.т. 8908-25-100-64 Анферов М.В. Врач-психиатр, д.т. 229-95-05 179 Бронников В.А. Доктор медицинских наук, профессор, с.т. 8902-79-17-078 Надымова М.С. Психолог-психоаналитик МОО ППО, с.т. 8908-27-19-397 Шуваева И.Ю. Психолог-психоаналитик МОО ППО, с.т. 8902-83-13-162 Рюмин В.Г. Врач-психиатр, психотерапевт, с.т. 8922-64-79-305 180 Содержание Раздел I. Теоретические проблемы современного психоанализа Левченко Е.В. Психоанализ и психологическое знание: динамика отображений психоанализа в отечественных учебниках психологии………………………………………4 Проскурнин Б.М. Художественный психологизм до и после Фрейда………………………………………………..23 Железняк В.Н. Бессознательное: четыре версии………………………………………………………..38 Раков В.М. Фрейд как «пророк» и «антипророк» ХХ века…………………………………………………………..48 Сидорчукова Л.Г. Анализ архетипического компонента в художественной культуре………………………………….57 Жданова С.Ю., Копылова Ю.С. Отношение ребенка к матери в детском возрасте в зависимости от его пола…………………………………………………………..65 Раздел II. Современный психоанализ: прикладные аспекты Краснобаева Л.С. Природа и способы выражения агрессии...................................................................................73 Смирнова И.В. Психоаналитический подход к воспитанию 181 асоциальных подростков………………………………….103 Анферов М.В. Психоанализ в истории русской мысли: зарождение и начало распространения психоанализа в дореволюционной России………………………………...110 Бронников В.А., Надымова М.С. Неизвестный Фрейд (очерк истории исследовательской деятельности Фрейда).................................................................................115 Надымова М.С. Глубинная психология педагогического процесса. Сопротивление процессу обучения…………..126 Шуваева И.Ю. Роль фантазий в психике ребенка………136 Шуваева И.Ю. Анализ сказки Э.Т.А. Гофмана «Щелкунчик»........................................................................156 Рюмин В.Г. Интегративное психодинамическое консультирование в клинической практике……………..174 Сведения об авторах………………………………………179 182 Научное издание ПСИХОЛОГИЯ БУДУЩЕГО Материалы межвуз. науч.-практ. конф., посвященной 150-летию со дня рождения З.Фрейда Под редакцией Левченко Елены Васильевны Редактор Н. В. Петрова, Корректор А.А.Алексеева Компьютерная верстка А.Ю. Бергфельд Подписано в печать 25.10.08. Формат 60x84 1/16 . Усл. печ.л. 7.21. Уч.-изд. л. 8,4 Тираж 80 экз. Заказ Редакционно – издательский отдел Пермского государственного университета 614990, г. Пермь, ул. Букирева, 15 Типография Пермского государственного университета 614990, г. Пермь, ул.Букирева, 15 183
