Общие замечания
advertisement
К проекту Управленческая инфраструктура сельского хозяйства Балтийского региона 1946-1965 гг. Предмет исследования. «Руководить – это не рукой водить», - эта, во многом, банальная истина абсолютно справедлива по отношению к изучаемой проблеме. Не менее банальными могут показаться и два других, противоречивых, на первый взгляд, утверждения: 1) в советскую эпоху не было недостатка в руководителях и 2) с профессионализмом руководителей всегда были проблемы. Установившаяся централизованная система управления (которую сегодня называют «вертикалью власти») всегда порождает кадровую дилемму: профессионализм или преданность (идее или руководителю). Прямо это никогда не признается (разве что как обоснование для реорганизации). Поэтому на всех уровнях управленческой инфраструктуры реформирование аппарата преследует цели дебюрократизации, высвобождения излишних работников, повышения эффективности контроля, однако, по мере расширения числа объектов управления и контроля, неизбежен и рост самого аппарата с увеличением количества структурных подразделений. Собственно, в рассматриваемую эпоху речь должна идти о многочисленных государственных структурах, партийном управлении (по сути, тоже государственном) и кооперативных (фактически огосударствленных) колхозах. Понятно, что история их реорганизаций во многом отражает историю советского госаппарата в целом. Эпоха, госструктуры. В 1946 г. народные комиссариаты стали министерствами, хотя данное мероприятие скорее «тянет» на переименование, а не на реорганизацию. Ликвидация некоторых наркоматов военной поры сельское хозяйство не затронуло, однако наличие отдельных Министерств земледелия, совхозов, мясомолочной промышленности указывало на то, что ведомственная разобщенность в управлении аграрным производством присутствовала. Министерства, кроме того, что разрабатывали общую политику, руководили, главным образом, совхозами через систему территориально-отраслевых трестов. Не забудем, что свои министерства имели и республики, т.е. и РСФСР. Кроме того, в 1946-1953 гг. существовал и Совет по делам колхозов при Совете Министров СССР, бессменно руководившийся А.А. Андреевым. Сельскохозяйственным производством занимались еще и подсобные хозяйства предприятий и воинских частей, подчиненные соответствующим структурам, но «попадавшие под раздачу» в вопросах заготовок. Первая реорганизация приходится на март 1953 г., когда наследники И.В. Сталина резко сократили количество союзных министерств до 15 (с 53) и, соответственно, стали сокращаться подразделения контролирующих органов. Однако уже к началу 1954 г. многое вернулось на «круги своя», хотя отдельных министерств сельского хозяйства и совхозов уже не было. Следующий этап реформирования – 1957 г, создание совнархозов с ликвидацией союзных отраслевых министерств, но с сохранением республиканских. Калининградская область поначалу получила свой совнархоз, а потом, некоторое время существовала в составе совнархоза Литовской ССР. В 1965 г. совнархозы были ликвидированы, министерства восстановлены, хотя дублирование функций Минсельхозов РСФСР и СССР продолжало вызывать вопросы. Региональные органы управления сельским хозяйством и заготовками. Основной структурой здесь, разумеется, было областное управление сельским хозяйством (в 1953 г., а также после 1957 г. и заготовками). Подчинено, как и полагалось в советское время, исполнительному комитету Калининградского областного совета депутатов трудящихся, т.е. с чисто формальных позиций – управленческое подразделение при представительном органе региональной власти, не имевшее прямого подчинения центру. Судя по составу структурных подразделений (постоянно меняющемуся), сельхозуправление действительно бралось управлять почти всем, связанным с сельским хозяйством. Кроме отделов (секторов, управлений) земледелия (агротехники), скотоводства и ветеринарии, непосредственно связанных с собственно производством, это еще и отделы землеустройства (т.е., прежде всего землеотводов и разграничения ответственности), организационно-колхозный отдел (вопросы создания, реорганизации и соблюдения устава), а также сельское строительство, электрификация (относительно поздно – долгое время существовала отдельная система), ну и время от времени возникавшие отделы науки, пропаганды сельскохозяйственных знаний, и даже сектор ВДНХ. Разумеется, как и любое уважающее себя учреждение областного уровня, СХУ имело свою канцелярию, бухгалтерию и планово-финансовый отдел. В чем заключалось собственно управление? Передача плановых заданий, контроль за их выполнением, статистическая отчетность, проведение совещаний, выявление лучших людей и слабых мест. Собственно, этим бы советская власть в сфере аграрного производства могла бы и ограничиться, если не два «но» - относительно ограниченные полномочия в сфере обеспечения всем необходимым и требования со стороны партии и вышестоящих органов об увеличении объемов производства и выполнении текущих плановых заданий. Районное звено в данной системе также присутствовало – как сельскохозяйственные отделы райисполкомов. Районы в Калининградской области небольшие как по площади, так и по населению (правда, их нарезка, во многом, была с прицелом на последующее активное заселение переселенцами). Изначально (1946 г.) их было 14, затем 17 (1948 г.), Калининградский сельский район с центром в пос. Нивенское был ликвидирован в 1958 г. В разгар хрущевского реформаторства управление промышленностью и сельским хозяйством рассредоточили, создав производственные управления. В Калининградской области колхозно-совхозных управлений было 8 – каждое из них объединяло по два соседних района. Собственно, три района так и влились в соседние и в административном отношении в 1961 г. и после ликвидации ПУ их вновь выделять не стали. Райсельхозотделы существовавшие при райисполкомах, все же имели определенную отчетность перед ОблСХУ и, в основном, выступали именно в роли передаточных звеньев для директивных распоряжений и отчетности. Заготовки сельхозпродукции – несколько специфичный участок работы, до 1956 г. курировавшийся особым министерством со штатом заготовителей. Произведенная продукция на государственных предприятиях (совхозах), естественно, подлежала плановому учету и распределению. Но идея посчитать абсолютно все произведенное на земле, изъять и перераспределить в соответствии с высшими (общественными) соображениями вряд ли была осуществима даже в смелых фантазиях. Советское государство постоянно нуждалось в продовольствии, но оно не могло себе позволить прямые рыночные отношения ни с колхозами, ни с владельцами личных подсобных хозяйств. Определенную часть государство могло получить через сельскохозяйственный налог с пользователей земли и скота, но опять же – продовольствием, а не деньгами: деньги государство выпускало само, оно же определяло, сколько должны стоить продукты для государственных нужд (закромов родины), в розничной торговле, в системе общественного питания и т.п. Поэтому, помимо обязательных сдач предполагалась еще и система закупок – опять же, по ценам, назначенным государством. Излишне объяснять, что если бы эти цены были экономически оправданы для крестьянина, государство не гонялось бы за каждым килограммом мяса или литром молока, а проводило бы тендеры на право продать свою продукцию. Еще одно обстоятельство – государство не было, как ни странно, единственным потенциальным покупателем сельхозпродуктов: иначе конкурировать пришлось бы только с селянами, стремящимися улучшить рацион собственного питания. Возможности реализовать продукты на колхозных рынках, напрямую договориться с промышленными предприятиями, воинскими частями, общепитом, снабженцами из государственных и кооперативных учреждений соседних областей и республик, заставляли государственных заготовителей также проявлять инициативу в выполнении государственных планов закупок. Безусловно, чем больше была разница между предлагаемыми закупочными и реальными рыночными ценами на продовольствие, тем жестче была деятельность заготовителей. К 1960-м годам, когда заготовки вошли в систему областного и районного управления сельским хозяйством, эта жесткость существенно поумерилась. Партийное руководство сельским хозяйством. Применительно к теме исследования, речь должна идти не об освобожденных парторгах колхозов и совхозов, роль которых сводилась не только к политическому просвещению работников, но и их мобилизации на высокие трудовые свершения. Принципиальным для руководителя проекта является разобраться, какие именно функции выполняли обком и райкомы партии при том, что все значимые участки и так обеспечивались соответствующими исполкомовскими структурами, где были свои парторги, да и сами руководители высокого уровня сами состояли в КПСС. До 1963 г. в обкоме и райкомах прослеживаются сельскохозяйственные отделы (в Секретариате ЦК, реорганизованном из Оргбюро в 1946 г. отделы и сектора по всем направлениям промышленного и аграрного производства существовали до конца КПСС в 1991 г.), далее структура партийных территориальных органов меняется исходя из функционального принципа. Однако и в том, и в другом случае, невозможно отмахнуться фразой об общем идейно-политическом руководстве или рассуждениями о том, что коммунисты «всегда и за все в ответе». С одной стороны, следует признать, что именно партийная власть и являлась стержнем той самой советской вертикали власти (это отчетливо проявилось после провала августовского путча 1991 г.: Президент РСФСР, приостановивший деятельность КПСС, обнаружил, что прямого законного подчинения областные, краевые и республиканские исполнительные структуры по отношению к нему не имеют – пришлось спешно создавать администрации). Однако в советскую эпоху в такой плоскости вопрос практически и не ставился. С другой стороны, партия, у которой «обо всем болела голова» должна была вмешиваться в дела, требующие особого внимания. Полагаем, что именно эта грань и должна стать одним из предметов исследования. Низовой уровень: совхозы, колхозы, МТС. Здесь, наверняка, правомерен вопрос об уместности отнесения совхозов и колхозов к управляющей инфраструктуре – они, по сути, и являлись управляемыми. Но не забудем и то, что определенную лепту в аграрное производство вносили и сами колхозники и рабочие совхозов как самостоятельные хозяева. Государство еще в 1930-е годы оставило личные участки не только из необходимости считаться с «частнособственнической психологией» крестьянина, как это объяснялось тем же горожанам, но и из чисто прагматических соображений: селянам надо как-то существовать, а доходы от труда в общественном хозяйстве при грабительски низких закупочных ценах вряд ли бы это позволили. Да и организовывать продажу крестьянам хлеба, мяса и молока было бы верхом абсурда. Поэтому, предоставляя в пользование сельскому труженику небольшой участок земли, государство получало и моральное право, подкрепленное законными основаниями, требовать работы в колхозе, и частично снимало с себя ответственность за уровень материального обеспечения труженика. Как показывают протоколы колхозных собраний, угроза сократить размеры подсобного хозяйства была реальной и действенной мерой. Кроме того, надел колхозника или рабочего совхоза (как и его скотина) позволяли расширить базу сельскохозяйственного налога. Такая специфичная структура, как машинно-транспортные станции (МТС), также занимала специфичную роль в управлении. Договоры с колхозами на обработку земли и другую механизированную помощь с самого начала существования МТС носили полупринудительный характер: колхоз не мог выбрать, с какой станцией заключить договор (существовали зоны ответственности МТС), и не мог определять его условий (как правило, натуроплата в размере 20% урожая). Сами МТС, в свою очередь, были обложены обязательными поставками получаемых за использование техники сельхозпродуктов. В 1953-1958 гг. на руководство МТС были возложены дополнительные требования по организации успешной работы колхозов, входящих в зону их ответственности – вплоть до отчетов за основные производственные показатели. С ликвидацией МТС в 1958 г. роль их преемников таковой уже не стала. Контролирующие, планирующие, финансовые и статистические органы. Контроль и учет как функции современного менеджмента несколько отличаются от тех задач, которые вкладывались в эти понятия в советскую эпоху. Государственный управляющий (к которым вполне можно отнести советских директоров) по определению не мог быть в такой же степени заинтересованным в повышении эффективности производства, как частный предприниматель. Частник готов пойти на риск ради существенного увеличения прибыли, значительной частью которой он сможет распорядиться сам, ну, а в случае фиаско… Госуправляющий также рискует своей зарплатой и социальным статусом, но выигрыш от успешного риска (в необходимости которого еще надо убедить начальство) не столь очевиден. Поэтому руководящая должность в советской экономической системе – это и соблазн что-либо присвоить из того, чем управляешь, и постоянная бюрократизация в ущерб эффективности. Контроль и учет со стороны не включенных в систему отраслевого управления структур (зачастую подаваемый как общественный и/или партийный) становится принципиальным условием функционирования этой системы. История советского контроля – это постоянные совмещения и разъединения партийного и общественного (по сути государственного) контрольных аппаратов. Применительно к исследуемой проблеме – это в период с 1946 по 1953 гг. две структуры центрального подчинения – областная группа контролеров Министерства госконтроля СССР и (с 1949 г.) группа Главного контролера по Калининградскому территориальному управлению (по сути, своеобразный аналог прокуратуры сточки зрения централизованного подчинения). После 1963 г. появляется сеть районных комиссий во главе с областной. Позволим себе еще ряд общих замечаний. Необходимость тотального контроля (речь идет о расходовании и распределении т.н. народного добра) обусловлена господством государственной (да и такой же нуждающейся в присмотре колхознокооперативной) собственности. В то же время, провозглашенная природа советской власти изначально отрицала необходимость разделения властей: народ выбирает достойных, он же сам их и проконтролирует. Поэтому проблема организации такой контрольной власти, которая была бы независимой по отношению к контролируемым (и, стало быть, эффективной), была неразрешимой в рамках советской государственности (если бы, конечно, все не достигли такого высокого уровня социалистической сознательности, при которой и контроль превращался бы в набор советов, как лучше поступить). В известном смысле и плановые организации, которые не претерпели столько метаморфоз, выполняли функции, предваряющие грядущий контроль. В Калининградской области с 1947 по 1991 гг. существовали и государственная планово-экономическая комиссия, и уполномоченный Госплана со своим аппаратом, и та, и другой отводили должное внимание и сельскому хозяйству. Первая сводила многочисленные планы воедино и, наоборот, распределяла задания по исполнителям, второй был необходим для текущих корректировок (а они в сельском хозяйстве, с его непредсказуемыми погодными условиями, необходимы). Поскольку плановое звено может принять, а может и не поддержать изменение контрольных показателей, - оно, в известной степени, также власть по отношению к сельскому хозяйству. Следует ли рассматривать как управленческую структуру и финансовую власть? В советской системе она зачастую не поднималась выше уровня бухгалтерии, к тому же значительный период государство стремилось получить от селян именно продукты, на которые потом само и назначало цены. Финансовое управление и районные финуправы, конечно, могли повлиять на ситуацию с конкретным колхозом или совхозом, ускоряя перевод средств, или не торопя с платежами. Однако у финансовой системы есть еще и банковская составляющая, которая в аграрном производстве была представлена Сельхозбанком СССР (существовавшим до 1959 г.). Вопросы кредитования колхозов и колхозников решались не совсем так, как в современную эпоху. Кредит необходим переселенцу на обустройство на новом месте, постройку жилья, «преодоление бескоровности». Поскольку переселение не чисто уникальное калининградское явление, да и ситуаций, в которым селянам требовалась денежная помощь, было немало, в Сельхозбанк было немало и обращений (правда, одной инициативы колхоза или колхозника здесь было недостаточно). Опять же, в отличие от современных коммерческих кредитных структур, Сельхозбанк не стремился к получению ростовщической прибыли – в государственных интересах было как раз-таки помочь «подняться» и колхозам, и их труженикам. Поэтому коллекторское взыскание долгов обрушивалось, главным образом, на тех, кто бросил колхоз, не рассчитавшись, или изначально не рассчитывал использовать деньги по назначению. Что же касается экономически неуспешных хозяев, то, как и во многих близких сферах, здесь велась работа по списанию задолженности. Предположим, что государство (если рассуждать, исходя из того, как оно ценило труд крестьянина, навязывая ему копеечные закупочные цены), теряло здесь не так уж много, но сам факт подобных списаний, наверняка создавал у колхозников определенный комплекс вины, что предполагало активную работу по отработке долгов. Естественно, что финансисты, принимавшие решение о списании, не могли не восприниматься как власть. Ну, и статистические органы – областное статуправление, появившееся уже в июле 1946 г., районные и городские инспектуры, а также созданные в 1950-е гг. в помощь им городские информационно-вычислительные станции. Власть ли это? – Назначение статистики состоит в том, чтобы поставлять адекватную информацию для принятия управленческих решений. Правда, статистика зачастую решает и вспомогательную задачу, связанную с удовлетворением общественной потребности в информации. Власть, в свою очередь, заинтересована в том, чтобы общество получало именно «правильные» цифры и факты. Диссонанс между желанием знать, как есть на самом деле, и стремлением представить все в лучшем виде (не только на суд общественности, но и для начальства разных уровней), не только постоянно ставит работников статистического учета в двусмысленное положение, но и ставит под серьезные сомнения результаты их труда как в глазах общества, так и в глазах начальства. Не развивая эту тему, все же заметим – любая статистика начинается со сбора первичных материалов, который предполагает опрос непосредственных исполнителей – в нашем случае, председателей и счетоводов колхозов, дирекции совхозов и МТС. Позиций, по которым велась отчетность, было очень много (только колхозный отчет включал в себя в середине 1950-х гг. 33 таблицы, некоторые из них на нескольких страницах). Конечно, заполняющие эту документацию испытывали определенный пиетет перед статистическими инспектурами – раз имеют право спрашивать, значит, власть. Однако искать именно на первичном уровне стремление эту власть обмануть, вряд ли имеет смысл – ведь внезапные успехи не так трудно и проверить (и вторая сторона: если все хорошо, то нет смысла оказывать помощь). Опять же, изменяющийся характер требуемых показателей мог рассматриваться дальновидными руководителями как намек на то, за что с них будут усиленно требовать. Таким образом, вся развернутая система контроля и учета должна рассматриваться как одна из форм управления сельским хозяйством на всех его уровнях. Производственное управление. Советская система хозяйства – достаточно сложное явление. Едва придя к власти, большевики в 1917 г. обнаружили, что национализировать землю и промышленные предприятия в масштабах страны намного проще, чем организовать систему поставок в рамках хотя бы одной отрасли – тогда и появилась суперструктура ВСНХ, попытавшаяся учесть и распределить все, произведенное в стране (полагаю, что и этим, а не только разрухой и Гражданской войной объясняется коллапс российской экономики к началу 1920-х гг.). Порожденный НЭПом хозрасчет предполагал, что каждый хозяйствующий субъект будет жить по средствам – сам обеспечивать свои потребности в сырье, оборудовании, заработной плате работников и т.п. за счет реализованной продукции, как это и делает любая фирма в условиях рыночной экономики. Но за этим последовали и другие, свойственные рынку явления – не только оптимизация расходов и сокращение управленцев, но и конкуренция между государственными предприятиями за более выгодные заказы и условия их реализации. Тогда предприятия одной отрасли по территориальному принципу стали объединять в тресты, на уровень которых и вывели тот самый хозрасчет, на деле оторвав обеспечение производственных нужд предприятий и заработков их работников от успешности деятельности этих самых предприятий. Этот экскурс в раннюю советскую историю понадобился для того, чтобы объяснить, зачем уже в 1946-1947 гг. в Калининградской области стали создаваться тресты, объединявшие небольшие, только восстановленные предприятия местной промышленности (например, производивших пиво и дрожжи или сульфитные спирты). Трестирование полностью снимало проблемы с организацией сбыта продукции, хотя в любой период советской эпохи существовала категория людей (снабженцы), способных решить эту задачу с лучшим экономическим эффектом для предприятия. Все сказанное полостью относится к трестам, объединявшим совхозы. В 1947 г. их появились Калининградский областной трест совхозов (февраль) и Калининградский трест молочных совхозов (сентябрь). Первый, в большей степени специализировался на производстве мяса, но дело здесь не в специализации – трестов была разная ведомственная подчиненность: Министерству совхозов СССР и Министерству мясомолочной промышленности РСФСР. При этом первый объединил в своем составе 30 подсобных хозяйств воинских частей (военхозов, в которых порядка 75% работников на момент передачи составляло немецкое население края), а второй – вновь созданные колхозы. Так, фактически при одной специализации, совхозы подчинялись разным московским ведомствам (в 1955 г. от этого отказались, появилось Калининградское областное управление совхозов, а в 1962 г. на его месте – производственное объединение «Скотооткорм»). Управлений и объединений в дальнейшем было не мало: в 1952-1959 гг. существовало областное управление птицеводческих и управленческих фабрик, в 19601970-е гг. объединения по производству и переработке плодоовощной продукции, свиноводству, зверосовхозов и т.д. Однако, в первые послевоенные десятилетия неизбежно возникал вопрос о предмете управления. Специализированные совхозы – это одна из составляющих советской мечты о постановке сельского хозяйства на высокотоварные, промышленные рельсы. Однако, даже совхоз, который специализировался на откорме скота (значит, содержал и кормовую базу), вряд ли мог бы себе позволить (да и местные партийная и советская власть не дали бы), отказаться от возделывания «хлеба насущного» (под которым следует понимать зерно, картофель, да и овощи), хотя бы потому, что получить этот хлеб для собственных нужд совхозу и его рабочим от снабжающих государственных организаций было бы накладно, если вообще возможно. Каким образом осуществлялось руководство производственной деятельностью, параллельно – трестами и управлениями, как решались задачи производства неспециализированной продукции, - это также поле для исследования. Отметим, что сюда, наверное, следовало бы отнести и такие специфичные организации, которые можно было бы присовокупить к предыдущему пункту – комиссию по определению урожайности, областную семенную инспекцию, ветеринарную станцию, бактериологическую лабораторию и несколько специфичную (не для всех регионов) пограничную инспекцию по карантину растений. Для всех них (пусть и в разной степени) характерно сочетание профессиональной («методической») помощи с усилиями организационно-контрольного характера, что также позволяет причислить их к управленческой инфраструктуре. Инфраструктура сельского хозяйства и управляющие ею органы. Под инфраструктурой сельского хозяйства принято понимать все те структуры, которые непосредственно сельским хозяйством не занимаются, но без которых само сельское хозяйство существовать не сможет: нужны дороги, чтобы вывезти продукты, нужно ремонтировать технику, нужно электричество и связь. По большому счету, торговля, здравоохранение, образование и организация досуга («культура») – это тоже инфраструктурные составляющие. Однако в проекте последнее мы оставляем за скобками. Безусловно, энергетики, дорожники, мелиораторы занимались решением и других задач, напрямую не связанных с сельским хозяйством. Однако 1946-1965 гг. отмечены существованием ряда структур, которые создавались именно под нужды сельского хозяйства. Отдельно здесь стоят мелиораторы, чей труд призван был даже не сколько поднять сельское хозяйство (его по всей стране, особенно на территории подвергшейся военным действиям нужно было восстанавливать), сколько обеспечить нормальные условия проживания. Низинным землям грозило заболачивание, а то и затопление; не имевшие карт расположения дренажных труб переселенцы уничтожали (не со зла, а по не знанию) глубокой вспашкой складывавшуюся десятилетиями систему влагообмена, в конце 1940-х гг. область столкнулась с эпидемией малярии, благодаря успешно размножавшимся в многочисленных вымочках комарам. Управление водным хозяйством (Водхоз), специализированный трест «Совхозводстрой» и районные УОСы (управления осушительными системами) были вынуждены работать вместе с совхозами и колхозами на одной земле, предъявляя друг другу взаимные претензии (по качеству работы и условиям предоставления земель). Кстати, значительная часть МТС после реорганизации стали именно машинно-мелиоративными (ММС), а не ремонтно-техническими (РТС) станциями. В 1947-1960 гг. существовала отдельная контора «Сельэлектро», занимавшаяся электрификацией колхозов. Созданная как аналог соответствующих российских областных и краевых структур, калининградская имела свою специфику. Почти вся сельская местность Восточной Пруссии (в отличие от бескрайних российских просторов) в первой половине ХХ века была электрифицирована. Наличие местных гидроэлектростанций на востоке области также упрощало задачу. Но там, где война принесла очень большие разрушения, пошли по общесоюзному пути – создания низковольтных сетей, способных обеспечить хотя бы нормальное освещение производственных помещений. По ходу восстановления магистральных высоковольтных линий, появлялась необходимость переделывать колхозные сети, которые просто передавались на баланс Сельэлектро в 1957-1958 гг.. Последние колхозы были подключены к электроэнергии в 1959 г. и через год контора влилась в Калининградоблэнерго. Отдельный разговор и о строительстве. Трудно сказать, существовала ли в советскую эпоху идея централизовать абсолютно все строительные работы в одном ведомстве – ведь даже Госстрою СССР такая задача была не по силу. Чем выше был технический уровень хозяйства в целом, тем более узкопрофессиональными становились задачи по монтажу оборудования, а это, в свою очередь, приводило к необходимости строительства и специфичных помещений. Словом, не только серьезным ведомствам (типа НКВД-МВД или структурам оборонной промышленности) было предпочтительнее иметь собственные строительные структуры в своем составе, особенно если профиль основной деятельности позволял иметь в штате соответствующие специальности. Предприятия строили как собственную производственную базу, так и жилье для работников и объекты «соцкультбыта» от домов культуры до санаториев либо хозяйственным способом (т.е. полностью своими силами и средствами), либо подрядным (заключая договор со строительным трестом, строительно-монтажным управлением и т.п.). Для колхозов и совхозов такой организацией в конце 1940-х-50-е годы был трест «Сельстрой», занимавшийся, прежде всего, возведением производственных помещений – для скота, хранения кормов, урожая, хотя строительство жилых и социально-культурных объектов также входило в его полномочия. Как и промышленные предприятия колхозы и совхозы могли создавать свои строительные бригады, однако здесь мешала вечная нехватка материалов, которые до совхозов и колхозов доходили только благодаря стараниям и личным связям их руководителей. В 1958 г. было создано межколкозное строительное объединение «Межколхозстрой», которое и должно было на договорных началах строить объекты в колхозах. К концу 1960-х гг. оно включало в себя сеть МПМК – межколхозных передвижных механизированных колонн, что предполагало и соответствующий уровень технической оснащенности. Правда, престижа работе сельского строителя это сильно не прибавило, поэтому состоятельные колхозы к середине 1960-х гг. научились решать проблему строительства через наем специфической рабочей силы (шабашников). Остальным коровники, свинарники и силосные башни зачастую строили городские предприятия в порядке шефской помощи. Еще одна специфическая инфраструктурная сфера – ремонт и обслуживание сельскохозяйственной техники: тракторов (с сеялками, культиваторами и другими прицепными агрегатами), комбайнов, грузовых автомобилей, а в дальнейшем доильных аппаратов, животноводческих комплексов, установок по производству витаминной муки. До 1958 г. одним из главных звеньев в этой системе были МТС, выполнявшие, как уже отмечалось, и некоторые общие организационно-управленческие функции. Вместе с тем, такая вечно болезненная тема, как снабжение запчастями, не закрывалась ими. Этим занималась областная контора Тракторосбыта, куда «на поклон» направлялись уже сами руководители МТС. Реорганизации 1958-1961 годов закончились созданием областной «Сельхозтехники» с сетью районных отделений, в которые и были реорганизованы немногочисленные МТС. Понятно, что в плане снабжения запчастями и организации сложного ремонта именно Сельхозтехника взяла на себя функции главного распределителя и контролера, но в чем-то колхозы и совхозы могли обходиться своими силами, а где-то обком КПСС мог и обязать наладить выпуск запчастей и провести ремонт городские предприятия. В начале 1960-х наметилась и в 1976 г. реализовалась тенденция выделения в отдельную структуру Агрохимсервиса – службы, которая по началу лишь ведала распределением минеральных удобрений и ядохимикатов, но далее стала отвественой за их правильное применение. В том, что описанные службы относились к инфраструктуре сельского хозяйства, сомнений нет, но можно ли считать их управленцами? Если бы речь шла об их рядовых сотрудниках, ответ мог бы быть только отрицательный. Что касается уровня мастеров, техников, прорабов – тех кто, сегодня считается менеджерами нижнего звена. Как правило, их в колхозах не очень жаловали, предъявляя часто справедливые претензии по качеству обслуживания, а также на то, что они редко бывают на местах и плохо владеют ситуацией. Но уже более высокий уровень управления предполагает другой ответ. И не только по тому, что руководство управлением мелиорации или сельхозтехники (пусть даже районного уровня) – это все же местная номенклатурная должность. Чем больше государство вкладывало денег в аграрную инфраструктуру, тем больше оно хотело видеть отдачи (тонна минеральных удобрений при грамотном внесении должна давать прибавку урожайности в 7 ц с га). И власти ставили вопрос именно так, не только перед совхозами, колхозами и руководителями управлений сельского хозяйства, но и перед мелиораторами и техниками. А те, в свою очередь, жаловались на то, что они не являются хозяевами на земле и не могут отвечать за урожаи, надои и привесы (хотя в случае высоких показателей по отдельным годам включали эти результаты в отчетные доклады). Естественно, партийное и советское начальство, как-то реагировало на эти замечания, и возможность опосредованно влиять на непосредственных производителей была и у руководства описанными организациями. *** Если браться оценивать все обрисованное (пока не исследованное), то не могут не возникнуть вопросы: 1) много это, мало или достаточно; 2) можно ли признать это организованной системой (комплексом упорядоченных, взаимодействующих элементов, существование каждого из которых обусловлено поставленными целями); 3) насколько эта система была эффективной. Первый вопрос – во многом, мировоззренческий. Для человека, внешнего по отношению к бюрократической системе, любое количество чиновников избыточно (кроме тех, которые непосредственно работают с посетителями, когда нужно дожидаться своей очереди). Работники колхозов и совхозов тоже так считали, хотя бы потому, что у них присутствовала (да и культивировалась сверху) убежденность в том, что их труд самый значимый, так как они кормят страну. Все остальное имеет вспомогательное значение. Государство постоянно сокращало аппарат правлений колхозов, изыскивало возможности для оптимизации состава управленческих структур (и то, и другое, с переменным успехом). В тоже время, нельзя сказать, чтобы управление не испытывало недостатка в специалистах профессионалах, да и состав ряда структур (областная группа контроля – старший контроллер и пятеро просто контролеров плюс шофер, секретарша и курьер) раздутым не назовешь. Ну, а то, что эти люди в принципе нужны, всем стало ясно в 1990-е годы, когда страдавшее (как многим тогда казалось) от патерналистской опеки крестьянство оказалось один на один со своими проблемами (не только такими как мелиорация или кредиты, но и вспашкой личных огородов или сдачей молока за сколько-нибудь достойные деньги) Второй вопрос – при внешней неопределенности (попробуйте соединить все это в схему на листе бумаги), система все же работала, и возникающие проблемы находили если не решение, то хотя бы того, кто за его принятие (по зову сердца или по карьерным соображениям) брал на себя ответственность. Опять же, обратимся к опыту 1990-х годов, когда нарождавшиеся фермеры, чаще всего слышали универсальный ответ, обращаясь со своими нуждами: «Это - ваши проблемы». Хотя, то, что система постоянно переформатировалась, назвать ее слаженной ни в один из произвольно взятых моментов времени смелости на себя не возьмем. Третий вопрос тоже приобретает мировоззренческий характер, лишь только мы поставим вопрос о критериях эффективности. А чего мы (индивид, люди, общество) собственно хотим от управления сельским хозяйством? Гарантий продовольственной безопасности для страны; ломящихся от изобилия разнообразного ассортимента продуктов питания прилавков, причем отечественного производителя и по приемлемым для кошелька бюджетника и пенсионера ценам; засеянных и ухоженных полей и тучных коров и свиней, радующих глаз выбравшегося из города обывателя; полной занятости и социальной благоустроенности сельского населения, делающей сельскую жизнь привлекательной для молодых и старых? Любой нормальный человек скажет, что все это ценно и значимо. Однако здравый смысл подсказывает, что не только все и сразу не возможно, но и частично и в перспективе мало достижимо. Можно до хрипоты спорить, что лучше: пустые прилавки и забитые «дефицитом» холодильники или всевозможные деликатесы на прилавках, доступные по деньгам основной массе населения лишь от случая к случаю (с разной, правда, частотой). Точно также можно «столкнуть» картинки счастливой сельской жизни со стремлением той же молодежи (и их родителей для своих детей) получить образование и превратиться в управленцев, а не производителей; рассуждения о продовольственной безопасности с ценами на отечественную сельхозпродукцию, которые должны будут покрыть благосостояние и производителей, и управленцев… Таким образом, вопрос об эффективности можно решать и исходя из эффективности в рамках советской системы, и по отношению к рыночной системе, а также по отношению к запросам государства, чаяниям производителя и «постоянно возрастающим» потребностям потребителя. Но даже обусловленное мировоззрением решение требует исследования самой системы.
