положение №4 - Независимый сайт о заикании
advertisement
ЧАСТЬ 4 РОЛЬ ГЕНЕТИКИ ЧАСТЬ 4 З а эти годы я уже и не помню, сколько раз слышал, что заикание наследственно, хотя в подтверждение такого заявления, видимо, данных явно не хватало. Хотя к концу первого десятилетия нового века могло показаться, что положение изменилось. Результаты работы нескольких исследовательских групп, появившиеся в начале 2010 года, свидетельствуют о том, что заикание может вызываться генетическим фактором. И все, включая широкую общественность, общество самопомощи заикающихся и профессиональный мир, быстро перешли на повальное увлечение генетической доктриной. Вот примеры высказываний на различных сайтах и в блогах в июне 2011. Я тоже полагаю, что мозги у заикающихся устроены по-другому, и, надеюсь, вскоре придут к тому, что реально нужно. То, что заикание не лечится, это известный факт. Заикание – это изъян в неврологии. – Заикающийся Я считаю, что да, мозг устроен иначе, и мозговые импульсы типа застревают или вроде того. – Родитель заикающегося ребенка Это потрясающее открытие. Оно подтверждает наши взгляды, что заикание имеет и наследственный компонент и что это не поведенческая реакция. Эмоциональные факторы не вызывают заикания. – Председатель совета Национальной ассоциации заикающихся. Очень немногие люди – печально, что это относится к большинству заикающихся – понимают, что заикание это симптом состояния, при котором нейронные цепи мозга, отвечающие за речь, имеют нарушения. – Председатель совета Британской ассоциации заикающихся. Исследования позволили получить доказательства того, что заикание это не расстройство поведения, а имеет в своей основе генетическое проявление аномальной активности нейронов. Недавние достижения в области томографии мозга и фармакологии позволили нам сделать вывод, что заикание связано с аномальной нейрофизиологией. – Джералд А. Магуайр (Gerald A.Maguire), доктор медицины, доцент кафедры Клинической психиатрии Калифорнийского университета, школа медицины Ирвайна Сотни лет причина заикания остается загадкой для исследователей и специалистов в области здравоохранения, не говоря уже о самих заикающихся и членах их семей. Это первое исследование, проливающее свет на конкретные мутации генов, как на возможную причину заикания, расстройства, которому подвержены три миллиона американцев. – Джеймс Ф. Бэтти-младший, доктор медицины, доктор философии, директор NIDCD Заикание может быть результатом сбоя в обычном процессе, при котором разрушаются и перерабатываются клеточные компоненты в ключевых областях мозга. – 10 февраля, первый онлайн-выпуск Медицинского журнала Новой Англии. Так что отныне нет ничего зазорного в поиске генетического фактора. Но что, если все эти генетические факторы не вызывают заикание как таковое, а, скорее, создают благоприятные условия для заикания, примерно как песчинка внутри оболочки моллюска создает благоприятные условия для роста жемчужины. Другими словами, вместо прямого влияния на плавность речи, эти генетические факторы только повышают вероятность того, что ребенок будет учиться прятаться и сдерживать себя. Это было бы ответом на вопрос, как те же самые факторы, проявляющиеся в детстве, могут приводить к заиканию в одних случаях и не иметь видимого влияния в других. В этой книге мы пытаемся показать, что заикание это не генетическая проблема сама по себе, а интерактивная самоподдерживающаяся система, которая охватывает всю личность, и что изменением того, как эта система функционирует, мы можем устранить заикание и речевые ступоры. Конечно, генетика играет какую-то роль, но мы полагаем, что генетика не вызывает заикание само по себе, а скорее проявляется косвенно в личности, в ее физическом и эмоциональном обличии. Например, исследователи открыли «гены ожирения». Но означает ли это, что все тучные люди имеют эти гены? Нет, это не обязательно. И это также не означает, что обладатели таких генов будут страдать ожирением безотносительно их диеты и образа жизни. Или то, что они никогда не смогут избавиться от лишнего веса. В случае ожирения, иметь генетическую предрасположенность к нему означает только, что какието люди набирают вес легче, чем средний человек, и для них сложнее сбросить вес и похудеть. И точно так же, как нам известно множество случаев, когда человек с избыточным весом стал стройным и спортивным, так есть и множество людей, которые заикались, но стали чрезвычайно общительны и либо полностью устранили заикание, либо свели его к минимуму. Убедит вас это или нет, но три фрагмента этой части книги, мы надеемся, заставят задуматься. Первый фрагмент – исследование обычных представлений о заикании с позиций здравого смысла. Здесь обращается внимание на те факторы, которые выбивают нас из колеи. Автор второго эссе - Анна Марголина, доктор философии, человек, имеющий отношение к науке - не только ставит под сомнение интерпретацию результатов исследований, но и представляет свой альтернативное и очень правдоподобное объяснение напряжению при речи. Третье эссе разъясняет принцип дзеновского подхода к умению и показывает то, как свободная слитная речь может быть получена при следовании путем Дзен. НЕ В ГЕНЕТИКЕ ЛИ ПРИЧИНА ЗАИКАНИЯ? Не запрятано ли глубоко в наших хромосомах нечто, что является корнем заикания – ген заикания, если хотите, который влияет на нас так же, как незамечаемые генетические нарушения приводят к рассеянному склерозу и раку? Если нам не обращаться к генетике, то как мы сможем объяснить тот факт, что заикание часто носит семейный характер? Я бы хотел начать это исследование одним неожиданным сравнением и поговорить о вещах, далеких от заикания, - о геноциде в Косово в 1999 году. Как и многие люди, я был потрясен, впервые услышав об «этнических чистках». И еще более я был ошеломлен, когда узнал, что история плохих отношений между сербами и этническими албанцами уходит в давние времена, еще в четырнадцатый век. В битве при Косово в 1389 году сербы были побиты вторгшимися османскими турками, и к середине пятнадцатого столетия вся Сербия, включая Косово, подпало под турецкое владычество. С этого момента началась миграция сербов на север в Боснию, и вытеснение сербов, в основном, мусульманами албанцами, которые пришли на плодородные земли Косова с более засушливых горных районов Албании. По сей день Сербия еще видит в Косово свои земли, тогда как албанские националисты в Косово продолжают настаивать на независимости. И в этом споре за землю вражда между сербами и этническими албанцами продолжает тлеть. Но чтобы 500 лет?! Должно же быть какое-то объяснение живучести такой озлобленности. Каким образом эта вражда передается из поколения в поколение с такой эффективностью? У меня такое объяснение есть. В его основе лежит предположение, что сербы должны иметь генетическую предрасположенность убивать албанцев, в то время как албанцы – сербов. Это бы объясняло все. Заключение абсурдное, конечно. Генетические предрасположенности это не единственный определяющий фактор, который столетиями может передаваться по крови. Другие факторы также могут передаваться от поколения к поколению. Но эти факторы никогда не принимаются во внимание, когда дело доходит до заикания, из-за тенденции привлечения одной тайны (в данном случае, генетики) для объяснения другой. Генетика является одним из таких ответов на все случаи жизни, к которым люди обращаются, когда исчерпаны все варианты объяснения неизвестного. Например, я услышал это однажды, я услышал это сотни раз: «Раз мой отец (мать, дядя, тетя, брат и т.п.) заикался, то у меня в семье должна быть генетическая предрасположенность к заиканию». Многие исследователи на эту приманку клюнули. В научной среде были предприняты значительные усилия на то, чтобы найти и выделить ген заикания, или, по крайней мере, ключевой генетический фактор, который бы являл собой основную причину заикания. Может быть, как предполагалось, это будет рассинхронизация речи, или, может быть, дефект слуховой обратной связи. Какова бы ни была причина, росло число людей, которые сделали МРТ головного мозга, либо сдали кровь на анализ ученым, искавшим ключ к заиканию по образцам ДНК на пленке. Их настойчивость заслуживает уважения, но я подозреваю, что история в конце концов докажет тщетность их усилий. Есть гораздо более простое объяснение того, что заикание часто наследуется. Хотя это объяснение, похоже, ускользает от исследователей речевой патологии. Почему? Потому что все они страдают одной общей болезнью. Той, которую называют парадигмой паралича, или неспособностью выйти за рамки текущих представлений. ОГРАНИЧЕННОСТЬ МЫШЛЕНИЯ Парадигма – это модель, общий набор предположений о том, как мы воспринимаем мир. Парадигмы диктуют нам, на что мы должны обратить внимание, а что мы можем спокойно проигнорировать. Парадигмы имеют важное значение, поскольку, не обладая способностью отфильтровывать важное от неважного, мы должны были бы иметь дело со слишком большим объемом данных и слишком большим количеством сенсорной информации. Но иногда парадигма работает и против нас. Это случается, когда парадигма отсекает вещи, которые действительно важны: данные, впечатления, информацию, которая должна быть отмечена и принята во внимание. Я полагаю, что именно это произошло и с заиканием. Когда-то исследователи решили, что хроническое заикание это унитарное расстройство, вызванное дефектом речевого аппарата. Они не были точно уверены в том, где именно было нарушение. Но уверены в том, что если они как следует поищут, то ответ будет найден, и что-то будет обнаружено в темных закоулках мозга. Будучи поглощенным этой уверенностью, их мышление оказалось парализованным. Оставаясь в рамках привычной парадигмы, они ограничили исследования по альтернативным вариантам. Их мышление оказалось зашоренным. По этой причине они позволяли вероятной причине заикания пройти сквозь пальцы. Для лучшего понимания того, почему их рассуждения пошли неверным путем, давайте рассмотрим четыре ключевых положения, на которых зиждутся генетические изыскания в области заикания. Мы все пришли к единому мнению, что означает «заикание». Мы можем точно определить, когда человек в ступоре. Только генетический фактор может передаваться из поколения в поколение. Можно выполнить имеющее ценность исследование, не имея четкого представления о том, что именно надо найти. ПОЛОЖЕНИЕ №1: МЫ ЕДИНЫ В ОПРЕДЕЛЕНИИ СЛОВА «ЗАИКАНИЕ» При определении того, заложено ли заикание в генах, исследователи рассматривают «заикание» как нечто очень специфическое. Но так ли это? Предположим, что у нас есть четверо заикающихся. Один страдает от физического нарушения типа паркинсонизма, второй – это маленький ребенок, который только учится говорить, третья спотыкается, когда взволнована, четвертый регулярно обнаруживает, что его речь заблокирована, он не может говорить, пока ступор не пройдет. Из-за отсутствия полезных слов, позволяющих разграничить речевые паттерны, исследователь вынужден называть все их «заикание». Это смешение различных проявлений не может помочь, а только замыливает восприятие исследователя и делает практически невозможным получение достоверных данных о заикании, потому что предмет изучения (то есть, заикание) оказывается нечетко определенным. Эта ситуация частично объясняется скудостью лексики, используемой для описания заикания. Вообразите, что вы изучаете хамелеонов, но всегда называете объекты изучения рептилиями. Конечно, мы-то знаем, о чем идет речь, но кто-то другой может вообразить и другой вид рептилий: змей, к примеру, или игуан. Это не помогло бы, а только вводило в заблуждение. Не точно ли то же самое происходит, когда мы принимаемся за исследование генетических причин заикания? У нас есть четыре типа заикания, но только одно слово, чтоб все их идентифицировать. Один из способов решения этой проблемы – иметь различные слова или выражения на каждый вид неплавности речи. Например, первый тип заикания – патологическое нарушение речи, чтобы обозначить рваную речь, возникающую при физических нарушениях типа поражения головного мозга или паркинсонизма. Второй – речевое нарушение развития, оно описывает речь ребенка, который изо всех сил старается устранить неоднозначности в общении. Третий тип заикания – запинки (Харрисон придумал слово bobulating – прим. перев.) – легкие спотыкания в речи, когда человек находится под властью эмоций или сбит с толку. Наконец, ступор, когда человек заблокирован и не может ничего выговорить. Заменяя слово «заикание» этими словами, получаем возможность уточнить предмет исследования. Эти уточнения, как правило, не делаются в тот момент, когда исследователи проводят свои изыскания, так что когда говорится «мы ищем генетические причины заикания», это означает, что люди не знают, что же они на самом деле ищут. Еще одна проблема, которая обычно упускается из виду, это то, что хроническое заикание – это, на самом деле, составная проблема. Она состоит из (1) речевого блока и (2) того, что человек делает для того, чтобы одолеть ступор или избежать его (см. диаграмму в Части 1 этой книги). Следовательно, если вы заинтересованы в проведении эффективных исследований, вы должны решить, какую компоненту проблемы вы намерены изучать, то есть, разложить проблему на ее элементарные составляющие. Если провести аналогию, то представьте себе, что ваша машина стала дергаться, когда вы ее заводите утром. После нескольких дней мучений, вы, наконец, идете к Гунарту, местному автомеханику. Гунарт проводит тщательное обследование и приглашает вас на следующий день, чтобы рассказать в чем дело. «И в чем?» - спрашиваете вы. «Система зажигания», - говорит Гунарт. «Уже лучше», - думаете вы. «Проблема решена». Так ведь? Вот схема системы зажигания вашего автомобиля. Поскольку система зажигания это система, она, по определению, состоит из более чем одного компонента. Таким образом, хотя вы и знаете, в общем, в чем состоит проблема, Гунарт должен провести гораздо более тщательное исследование, прежде чем он скажет вам, в чем конкретно эта проблема выражается. Тем не менее, большинство исследований в области возможных генетических причин заикания не имеют той логики, которой пользуется Гунарт при диагностике вашего авто. Они не разделяют хроническое заикание на его компоненты, а вместо этого рассматривают всю систему, будто это некий целостный унитарный механизм. ПОЛОЖЕНИЕ №2: МЫ МОЖЕМ ТОЧНО ОПРЕДЕЛИТЬ, КОГДА У ЧЕЛОВЕКА СТУПОР Как-то я сказал одному логопеду, что я вырос с хроническим заиканием, что я боролся с ним лет 30, но теперь полностью излечился. Она на это отвлеченно кивнула, но потом призналась, что могла бы сказать, что я заикался, поскольку могла видеть следы заикания в моих случайных запинках. Для меня это было новостью. Мое определение хронического заикания довольно просто. Если в моей речи есть ступоры, которые не дают мне спонтанно произнести отдельное слово или звук, то у меня есть проблема. (Здесь не о том, что я испытываю в этот момент вообще). С другой стороны, если в моей речи проскакивает случайная запинка, но я не чувствую никакого сопротивления при речи и даже не осознаю эти мелкие запинки, то у меня проблемы нет. Разница между моей речью сейчас и сорок лет назад в том, что у меня нет ступоров. Нет ступора – нет проблемы. И все же большинство исследователей не в состоянии сделать этого различия, а следовательно, они, в конечном итоге, смешивают яблоки с апельсинами. Например, какая-то женщина говорит «Й-й-й-й-я не могу сделать этого сегодня вечером», спотыкаясь на слове «я», потому что она чем-то расстроена, может звучать точно так же, как женщина, которая повторяет слово «я», потому что в ужасе от того, что никогда не может выговорить «я не могу». В одном случае говорящая в нерешительности, смущении, выбита из колеи, а в другом случае она в ступоре. Тем не менее, исследователь оба этих случая назовет примером «заикания». Или другой пример. Человек с совершенно свободной спонтанной речью и человек, постоянно употребляющий замены, чтобы избежать ступоров. И все же исследователь оба этих случая назовет «свободная речь». Делают исследователи такие различия? В общем, нет. Если кто-то выказывает нарушения, он заикается. Нет нарушений – не заикается. Исследователь не оценивает субъективные переживания человека, чтобы сказать, что же происходит в действительности. Следовательно, значимость обнародованных открытий понять сложно. ПОЛОЖЕНИЕ №3: ИЗ ПОКОЛЕНИЯ В ПОКОЛЕНИЕ ПЕРЕДАЮТСЯ ТОЛЬКО ГЕНЕТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ Это такое логичное предположение. Заикающийся складывает губы, но звука не издает. Он находится ступоре, прокручивая «ра-ра-ра-ра-ра-ра» перед тем, как у него изо рта залпом реактивного миномета вылетит слово «рапорт». Несомненно, существует какое-то механическое или невротическое препятствие для его речи, и, несомненно, проблема имеет глубокие генетические корни. А как еще можно объяснить, что такое поведение часто существует в семьях из поколения в поколение? И, тем не менее, как мы видели на примере противостояния сербов и этнических албанцев, взгляды и убеждения также могут передаваться от деда к отцу и сыну. Но почему то же самое не может происходить и в случае заикания? И если взгляды и убеждения на самом деле являются главным фактором, то отчего они ранее никогда не принимались во внимание? Это происходит из-за того, что наше мышление парализовано устаревшей парадигмой. Старая парадигма гласит, что заикание – унитарная проблема, обусловленная генетическими факторами. Таким образом, наши представления и убеждения следует рассматривать только как следствия заикания. В качестве причины они не рассматриваются. Хроническое заикание в новой парадигме представляется не унитарной проблемой, а системой шести ключевых компонент, находящихся в динамической зависимости, при которой каждая компонента влияет на все остальные и в то же время подвержена влиянию остальных. ГЕКСАГОН ЗАИКАНИЯ Физиологические реакции Поведение Намерения Эмоции Убеждения Восприятие Например, хочет человек спросить у прохожей «Не подскажете время?» и подсаживается на «в-в-в-в-в-в-в». В этот момент работает набор взаимодействий. Рассмотрим некоторые составляющие этой системы. Начнем с проблемы остановить прохожую, чтобы задать ей вопрос. Заикающийся осознает, что он полностью во власти страха произнести слово «время». Он уверен, что окажется в ступоре, и страшное слово добавляется к его реакции «бей-или-беги». Но единственный ли это спусковой механизм для отклика? Вряд ли. Существует также тема незнакомого человека. Что это за человек? Как выглядит? В чем будет опасность? Она хорошенькая, а хорошо ли я выгляжу, чтоб что-то у нее спрашивать? Как отреагирует? Как посмотрит на эту встречу? А этот мимолетный взгляд перед тем, как она действительно стала смотреть на него? Она раздражена? Боится? Торопится? Возмущена тем, что ее притормозил совершенно незнакомый человек? Как она все это воспринимает? Чувствуешь, что должен говорить идеально? Или быть совершенным? Есть мнение о том, каким хочешь увидеть ее ответ? Полагаешь, что она по такому сценарию не пойдет? Может, все вообще еще хуже? Сколько я могу вытерпеть? Насколько остро все чувствую? Может, сразу пойдет паника? Нет ли склонности к слишком острой реакции? Как у меня сегодня с настроением? Позитивный и уверенный я сегодня, или все плохо и настроения никакого? Убеждения заикающегося и то, как он оценивает происходящее, будут иметь огромное влияние на его чувства. Многие из взаимодействий, возникающие в этот момент, не имеют ничего общего со страхом заикания как таковым, но отвечают за реакцию на окружение. А поскольку эти силы обычно не осознаются, единственное, что он может осознавать, это страх речи. ПОЛОЖЕНИЕ №4: МОЖНО ПРОВЕСТИ ПОЛЕЗНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ, НЕ ИМЕЯ ЧЕТКОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ТОМ, ЧТО ИЩЕШЬ Все исследования в области поиска генетической причины заикания, по-видимому, имею одну общую черту: исследователи за своими изысканиями не имеют надежной теоретической базы. Другими словами, они не знают точно, что они ищут. Эта курьезная ситуации возникает, поскольку для многих, а возможно, и большинства исследователей, заикание это плохо очерченная речевая аномалия, точное определение которой, видимо, обитает в неизвестности. Но, как говорит Уильям Перкинс (William Perkins), почетный профессор Университета Южной Калифорнии и бывший директор Центра Заикания в том же университете, если вы хотите провести полезное исследование, то вам надо начать с надежной теории, а потом использовать методологию, чтобы проверить то, что из этой теории вытекает. В выпуске бюллетеня NSA Letting GO c январе/феврале 1997 Перкинс эту свою мысль развивает: Низводя развитие теории заикания до уровня спекуляции, исследователи оказываются в сомнительном положении. Они сидят с хорошим мощным оборудованием. Но у них нет какой-то завершенной научной теории, чтобы воспользоваться ей и показать причинно-следственные связи. Вместо этого, исследования заикания сродни ловле рыбы неводом, который тянут, а потом смотрят, что там вытянули. При этом руководствуются мыслью, что если можно будет собрать достаточно материала, то причина заикания станет очевидной… На самом деле, большинство исследований фокусируются даже не на заикании как таковом, а на условиях, сопутствующих заиканию. Особенно это относится к области неврологии, где исследования редко базируются на теории. Они служат лишь для подтверждения каких-либо идей. Одна из основ науки – то, что теория должна согласовываться со всеми полученными данными, и именно это, пожалуй, более всего отвечает за увековечение убежденности, что проблема заикания неразрешима. И вот почему. Практически все исследования, направленные на лучшее понимание заикания, ведутся с группами субъектов: фактически, чем больше группа, тем лучше. На первый взгляд, это кажется разумным. Один субъект или малая группа не дадут результата, который бы с уверенностью можно было отнести ко всем заикающимся в целом. Но при работе с группой данные каждого отдельного индивидуума игнорируются в пользу средних по группе значений величины пауз, количества запинок и прочего. Это означает, что результаты по группе, вероятно, не описывают каждого отдельного индивидуума, принимавшего участие в исследовании. Не было бы проблемы, если бы все заикались одинаково. Но группа же не заикается. Заикается индивидуум. И причина заикания меняется от одного человека к другому. Только после выяснения индивидуальных причин возникает понимание, что групповые исследования могут помочь узнать, насколько широко распространены эти причины в среде заикающихся. Но начать сразу с группы? Это гарантия того, что суть заикания никогда не будет выявлена при таком подходе. Единственное, что исследователи, по-видимому, в состоянии уяснить, это то, что при заикании у человека что-то происходит в определенных частях мозга. Но что это такое, и как это может или не может повлиять на возникновение заикания, полностью относится к области спекуляций. И, тем не менее, только наличие факта, что что-то происходит, не препятствует исследователям с уверенностью заявлять о существовании генетических факторов возникновения заикания. Иначе, утверждают они, эти ответы не давали бы такую высокую статистическую достоверность в семьях, в которых наблюдается заикание. Но являются ли причиной заикания эти факторы или это побочный продукт других событий, они определить не в состоянии. И наконец, если заикание не прослеживается в 75% семей людей, которые заикаются, то можно ли утверждать, что заикание наследуемо? Могут ли другие болезни, доказанно имеющие генетическую предопределенность, давать такую низкую статистику в семьях, в которых существует наследование? ГДЕ ЖЕ ПРЯЧЕТСЯ ЭТА ГЕНЕТИКА? Исходя из моего собственного опыта излечения от заикания, а также исходя из более чем 33-летнего опыта активного участия в движении самопомощи заикающихся, я вынес наблюдение, что заикание являет собой комплекс, в котором наличествует взаимодействие шести ключевых компонентов: эмоций, восприятия, убеждений, намерений, физиологических реакций и поведения. Эти компоненты формируют самоподдерживающуюся поведенческую систему. Какие-то элементы этой системы могут в реальной жизни передаваться от родителя к ребенку, а именно: представления и взгляды на жизнь, правильное поведение и то, что следует ожидать от других. Это элементы, которые могут достаточно свободно мигрировать во времени, несомненно, способствуют высокой вероятности возникновения заикания в некоторых семьях. Есть, однако, и генетическая компонента, которая, я уверен, играет роль в заикании. Она не касается речи напрямую, но влияет на то, как человек реагирует на стресс. Это что-то, что может существовать в фамильных генах. Что-то, связанное с той частью мозга, которая наиболее связана с хранением эмоциональной памяти. ОТКРЫТИЕ Как-то летом, тогда я еще учился в колледже, я работал в комнате почты в почтовом агентстве моего отца. В этой комнате почты был черный телефон, который был напрямую соединен с домом, где делались фотокопии, в нескольких кварталах отсюда. Дважды, а может и трижды в день, один из арт-директоров с верхнего этажа звонил вниз и просил меня дозвониться до копировщиков и попросить пикап. Я жил в постоянном страхе этого телефона, поскольку меня всегда ступорил на «п». Обычно первый запрос на пикап был примерно в полдень, после того, как я уже добрую половину дня просидел в страхе этого звонка, поэтому, когда я делал звонок, мои нервы были уже на пределе. Тем не менее, мое врожденное упрямство наполняло меня решимостью. В тот момент я себе клялся, что скажу «пикап» без всякого «стартового» звука типа «хм» или «а-а», или слов для разгона типа «Так! Можете вы подогнать пикап?» И каждый раз я шел на попятный, когда мне отвечал грубый голос на том конце провода. Однажды утром все эти офисные эмоции проявились особенно ярко. Примерно около 10 утра был первый звонок относительно пикапа. Поскольку это произошло очень рано, то у меня не было много времени на накручивание страхов. Я решил по-настоящему идти ва-банк и сказать «пикап» без всякого «читтерства». Я поднял трубку. Голос сказал: «Привет». Бросаясь в омут головой, я глубоко вздохнул и сказал: «Пикап». Я не использовал слова для разгона. Я не ступорил. Горло и губы были расслаблены. В тот момент я был поражен наплывом чувств, восторгом, которых я не испытывал ранее. «Ничего себе!» - думал я, возвращая на место трубку. - «Откуда это взялось?» Я чувствовал, что открыл то, что стояло за речевым ступором, и что было бы, если бы я не ступорил и не избегал слова. Я открыл, что оберегаю себя от наплыва неодолимого чувства восторга. Я и знать не знал до этого момента, какие же там эмоции у меня запрятаны. Для меня это обернулось чрезвычайно полезным открытием. Страх быть переполненным внезапным приливом чувств прошел долгий путь, успев мне рассказать о ступорах всё, а мои убеждения были подтверждены годами работы в программах личностного роста. Чем более удобно мне становилось выражать свои эмоции, тем менее обнаруживалась склонность к речевым ступорам. Это не означает, что хроническое заикание обусловлено подавлением нежелательных эмоций. Но я скажу, что сдерживание эмоций, по-видимому, является важной компонентой общей системы заикания. Для лучшего понимания этого полезно кое-что знать о работе части мозга, которая называется миндалины. РОЛЬ МИНДАЛИН Миндалины – кластеры взаимосвязанных структур миндалевидной формы, расположенные над стволом головного мозга в нижней части лимбического кольца, которые работают как хранилища эмоциональной памяти. Это один из самых примитивных отделов мозга, развившихся за сотни тысяч лет до того, как стала развиваться кора головного мозга, отвечающая за рациональное мышление. Первоначальная роль миндалин была в обеспечении животных особенно яркими воспоминаниями того, что им угрожало или было особенно полезно. Как своеобразные нейронные растяжки, всякий раз, когда животное было под угрозой, миндалины пересылали срочные сообщения во все главные отделы мозга, чтобы вызвать выработку гормонов, отвечающих реакции тела «бей-или-беги», активизирующих сердечнососудистую систему, приводящих мышцы в состояние готовности к действию. Таким образом, если первобытный человек слышал рычание и шелест травы, чуткая реакция его миндалин позволяла ему предпринять действия до того, как хищник-людоед мог застать его врасплох. Хотя современный человек и обладает высокоразвитой корой головного мозга, дающей ему способность к абстрактному мышлению, миндалины по-прежнему занимают привилегированное положение, и в случае чрезвычайных событий как эмоционального, так и физического и социального плана, миндалины берут на себя управление мозгом, включая отделы, отвечающие за рассудок. Таким образом, если вы имели несчастье столкнуться с гоночным автомобилем, когда решили осмотреться на Трансамериканской магистрали (как это было с моей женой несколько лет назад), то скрип тормозов на городской улице будет достаточным, чтобы мгновенно включилась реакция «бей-илибеги». В действительности, миндалины могут включить эмоциональную реакцию задолго до того, как корковые центры полностью поняли, что же вообще происходит, будто наши эмоции имеют свой собственный разум, который действует независимо от нашего сознания. В бестселлере «Эмоциональный интеллект» Даниэла Гоулмана (Emotional Intelligence, Daniel Goleman), который рекомендую прочитать всем заикающимся, автор отмечает, что некоторые люди рождаются с нейрохимией, которая делает эту схему особенно легко включаемой. Например, говорит Гоулман, высокочувствительные люди «могут унаследовать хронически высокий уровень норадреналина или других нейромедиаторов, которые активируют миндалины и таким образом понижают порог возбудимости, заставляя миндалины срабатывать еще быстрее». В своей книге «Высокочувствительный человек» Элейн Арон (The Highly Sensitive Person, Elaine Aron) говорит, что 20 процентов населения можно рассматривать как высокочувствительные и, таким образом, как более подверженные влиянию людей, событий и факторов окружающей среды. А что с сообществом заикающихся? Существуют здесь генетические различия? Если следовать выводам доктора Либби Ойлер (Ph.D. Libby Oyler), сделанным в ее диссертации по патологии речи, то ответ будет утвердительным. В статье ежемесячного бюллетеня Letting Go Национальной ассоциации заикающихся, вышедшей в апреле 1998 года, Ойлер сообщила, что 84 процента из числа обследованных заикающихся показали более высокий уровень чувствительности относительно незаикающихся. Это заставляет предположить, что некоторые дети более подвержены влиянию тонких изменений в тоне голоса, жестикуляции, мимолетных эмоций или других невербальных форм коммуникации. Так что, хотя ребенок может и не иметь «гена заикания» как такового, он или она могут иметь высокую реактивность, что способствует развитию Гексагона Заикания. То есть, если кто-то хочет провести исследования, касающиеся влияния генетических факторов на хроническое заикание, то, следовательно, было бы гораздо продуктивнее взглянуть на индивидуальную чувствительность к окружающей среде и его или ее способность реагировать на угрозы, нежели на системы, связанные с производством речи как таковой… но всегда надо делать оговорку, что не высокий уровень возбудимости сам по себе вызывает хроническое заикание. В конце концов, есть много людей, которые не заикаются, но имеют те же самые симптомы. Именно наличие чрезмерной возбудимости в сочетании с другими элементами Гексагона Заикания приводит к речевому ступору. РЕЗЮМЕ Как бывший редактор бюллетеня Letting GO, я регулярно получал письма от исследователей, которые просили, чтобы мы опубликовали их объявления о наборе субъектов исследований в области генетической причины заикания. Я был бы и рад помочь. Но я не мог этого сделать, поскольку видел, что эти исследования имеют своей целью получение данных, имеющих локальное значение и малую практическую ценность. И вот почему я так думал: 1. Исследователи рассматривают заикание как конкретный, четко очерченный феномен, тогда как большинство из нас даже не пришли к соглашению, что же означает слово «заикание», не говоря уже о том, что же в действительности происходит, когда человека «заклинило» и он не может продолжить говорить. 2. Ученые, проводящие генетические исследования, рассматривают заикание как унитарную проблему, тогда как хроническое заикание правильнее определить как совокупность речевых ступоров и приемов их преодоления и избежания. Из-за того, что это комплексная проблема, исследователям было проще изучать самый простой компонент – речевой ступор, нежели ступор в комплексе со стратегиями самосохранения. 3. Большинство исследователей для определения того, заикается человек или нет, смотрят только на наличие заметных речевых нарушений, но люди, которые запинаются, когда они возбуждены, вовсе не обязательно имеют осознанные речевые затруднения как таковые. Классическим примером неверного распознавания хронического заикания можно назвать случай, произошедший несколько лет назад на Мэрилу-шоу на ТВ, на котором приглашенные гости были либо логопедами, либо людьми с заиканием. Актер Гордон Клэпп также был приглашен на это шоу, чтобы рассказать о своем очень симпатичном изображении персонажа с заиканием в ТВ-драме «Полиция Нью-Йорка». Один из членов NSA в аудитории даже назвал Клэппа героем за то, что он выступал в качестве положительного примера для заикающихся. Лейтенант Мидавой, нью-йоркский детектив, которого играл Клэпп, на самом деле демонстрирует случайные нарушения речи, но при этом в его поведении нет признаков напряжения и замкнутости на себе, обычно связанных с речевыми ступорами. И никогда Клэпп не рассматривает заикание как проблему, когда выписывает характер своего персонажа. Я всегда чувствовал, что актер слегка смущен своим присутствием на Мэрилу-шоу. 4. Исследователи полагают, что из поколения в поколение могут передаваться только генетические факторы, хотя в семьях могут передаваться и взгляды, и убеждения. Причина, по которой этот фактор не принимается во внимание, лежит в узости парадигмы, используемой для определения хронического заикания. Однако, если вы рассматриваете заикание как нечто, построенное из простых элементов, то взгляды и убеждения становятся источниками причины, и вам не придется больше привлекать генетику, чтобы объяснить, отчего хроническое заикание часто передается по наследству. И, тем не менее, генетические факторы, имеющие отношение к заиканию, вероятно, существуют, но отношение это косвенное. Речь идет о степени чувствительности индивидуума и уровня отклика при реакции на стресс, факторов, которые могут передаваться от родителя к ребенку. 5. Наконец, исследование генетических причин заикания традиционно включает в себя «траление» ответов по принципу «бросай сеть – потом разберемся». За неимением надежной теории. Исследователь зачастую сам не знает, что же он ищет. Он просто надеется, что будет что-то интересное, что само по себе в высшей степени спекулятивно. Я четко осознаю, что это эссе, вероятно, будет непопулярно среди тех, кто занимался генетическими изысканиями в заикании. Но я рассчитываю не на враждебность отношения, а на то, что вопросы, которые я поднял, послужат толчком для размышлений и, возможно, помогут более четко обозначить цели. ССЫЛКИ Aron, Elaine, The Highly Sensitive Person. New York: Broadway Books, 1998. Goleman, Daniel. Emotional Intelligence. New York: Bantam Books, 1995. Oyler, Mary Elizabeth. Sensitivity and vulnerability: are they a blessing? Letting GO, April 1998, 4. НАУКА БЕГЛОСТИ РЕЧИ Анна Марголина, Доктор философии «О тчего вы постоянно улыбаетесь?» Это вопрос, который Джон Харрисон задал мне в одной из наших первых встреч по Скайпу. А я даже и не знала за собой такой привычки. Но когда я начала обращать на это внимание, то вскоре поняла, что это действительно так. Похоже на то, что этот маленький нервный смешок выходил у меня каждый раз, когда содержание сказанного становилось слишком эмоциональным. Я не знала, как мне выразить свои эмоции, потому прятала их за улыбку. Я вышла на контакт с Джоном Харрисоном вскоре после того, как нашла и проглотила его книгу «Переосмысление заикания». В то время у меня были сплошные неприятности. Я очень плохо контролировала свою речь: мой голос легко становился крикливым (я об этом также не знала, пока Джон не указал мне на это), а темп речи часто был очень высок. Эта ускоренная речь часто прерывалась болезненными усилиями, ступорами, которые могли продолжаться до семи секунд (это официальные замеры). Время от времени я попадала в речевой ступор, из которого не могла выйти, и эти усилия могли продолжаться по-настоящему долго. Еще хуже было то, что ступоры сопровождались сильными гримасами, подмигиванием, надуванием щек и другими непроизвольными движениями. Даже один такой эпизод мог разрушить любое приятное воспоминание, скажем, вечеринку с друзьями. Вместо воспоминаний о счастливых мгновениях, я прокручивала в голове то, что не могла рассказать конец анекдота, превращая этим попытку рассмешить в неловкое испытание. Я воображала, конечно, что все за столом помнили о моем ступоре так же, как и я. ПРЕВРАТНОСТИ ПРОЦЕССА ИЗЛЕЧЕНИЯ Для человека, который заикался в течение почти 40 лет, я была в блаженном неведении. Мои знания о заикании легко можно обобщить одной фразой: «это не лечится». Это фраза снова и снова повторялась многими логопедами и накрепко засела в моем сознании. Но как только это убеждение было разрушено множеством реальных примеров успешного избавления от заикания, не осталось ничего, что могло бы мне помешать воспринимать новые идеи. Сначала, вдохновленная книгой «Переосмысление заикания», я принялась за эксперименты с собственной речью, но вскоре поняла, что это может оказаться слишком долгим. Я была слишком сильно эмоционально вовлечена в свое заикание, и с ним было связано слишком много вопросов. Я чувствовала, что потеряюсь в этих джунглях. Мне нужен был путеводитель и проводник. Джон Харрисон, как человек, одолевший свое заикание, казался идеальным кандидатом. По мере продвижения в изучении моих речевых привычек, я накапливала все больше и больше доказательств моей склонности сдерживаться и блокировать себя во время речи. Чтобы позволить эмоциям проявиться, Джон посоветовал мне замедлить речь и почаще делать паузы. Вскоре я заметила, что замедление речи и окрашивание ее эмоциями ведет к большей плавности, позволяя мне оставаться в контакте с собой. В речи еще оставалось много моментов проявления заикания, но управляться с жесткими ступорами стало проще. Вдобавок к занятиям с Джоном Харрисоном, я начала занятия с практиком НЛП Бобом Боденхеймером (Bob Bodenhamer), автором книги «Создание блоков и заикание» (Mastering Blocking and Stuttering). У меня было подозрение, что мое стремление сдерживать эмоции берет начало в детских воспоминаниях. После одного из занятий чтото щелкнуло, и я вдруг начала говорить удивительно свободно. Однако, я вскоре обнаружила, что процесс излечения не настолько гладок, как это представлялось поначалу. Он имеет свои взлеты и падения. Около четырех недель я говорила свободно и легко, о чем и мечтать не могла. Потом как-то возник небольшой ступор, после которого я видела сон, в котором заикаюсь так же ужасно, как и раньше. Когда я проснулась, я почувствовала напряжение в горле. В тот день у меня были небольшие ступоры. И в то время я вспомнила совет Джона замедлиться и постараться выражать свои эмоции настолько свободно, насколько это возможно, для того, чтобы восстановить плавность и беглость речи. Мое заикание оставалось очень слабым и возникало только в некоторых ситуациях, но, тем не менее, я мечтала о том состоянии свободы и легкости, которое испытала и которое не могла забыть. КЛЮЧ К СВОБОДНОЙ РЕЧИ В ходе того, как я практиковалась в искусстве медленной и выразительной речи, сначала с Джоном, потом в качестве ведущей и, наконец, в моей клоунской театральной труппе (в которую я вступила, чтобы изучить свои слабые и сильные стороны), я пыталась найти ключ к состоянию свободной текущей речи. Ясно, что это состояние имеет свои отличительные характеристики. Слова мягко срывались с моего языка. Я не планировала то, что скажу. Моментом, когда я знала, какое слово скажу, был тот момент, когда я его говорила. Я не вслушивалась в свою речь и не управляла ей. Я плыла по течению. Для меня было легко видеть, насколько отличным было состояние при заикании, поскольку оно теперь возникало очень редко. При заикании я вдруг становилась осознающей себя. Мне было известно то слово, которое я собиралась сказать, и я была уверена, что на этом слове возникнет ступор. Иногда так и было, а иногда я могла избежать этого, замедляясь и стараясь говорить более выразительно. Было нечто, чего я не могла объяснить. Как так могло быть, что я была свободной, потом возвращалась в заикание, а потом снова становилась свободной? И что такого было в медленной и выразительной речи, что она даже мое заикливое состояние делала более свободным? Все это происходило в 2010 году, примерно в то время, когда масс-медиа подняли большой шум относительно открытия «генов заикания». Многие журналисты славили открытие, как разрешившее, наконец, «тайну заикания» и сделавшее все остальные теории устаревшими. К моему ужасу, это спровоцировало серьезные дискуссии с участием, с одной стороны, Джона Харрисона, Боба Боденхеймера и людей, которые помогали заикающимся поставить более свободную речь, которые реально могли очень хорошо помочь им, и, с другой стороны, людей, лелеявших нереалистичные фантазии, за которыми следовал неминуемый жестокий возврат обратно в суровую отрезвляющую реальность. ПОИСК ОТВЕТОВ Для меня все эти разговоры о том, что заикание – это генетическое, следовательно, неизлечимо, мало интересовали из-за моей новоприобретенной беглости речи. Это было то, что не дала мне никакая другая терапия. Но поскольку у меня медицинское и биологическое образование, плюс степень доктора философии в биологии, у меня возникло любопытство, насколько существование генетических аномалий, связанных с заиканием, может вписаться теорию Джона Харрисона о Гексагоне Заикания. Определенно, такая возможность была, потому что одна из точек Гексагона была названа «физиологические реакции». Я знала, что физиологические реакции подвержены влиянию генетики, но мне нужно было большее понимание. Главным препятствием к пониманию было отсутствие специфических познаний в области исследований мозга. Однако, общие идеи я понять могла, так же, как я и могла видеть, может ли предлагаемая теория быть применена ко всему тому, что я наблюдала в процессе собственного излечения. Моей целью было найти что-то, что я бы могла использовать не только для объяснения изменений в моей речи, но также и для разработки стратегии борьбы со случайными ступорами, а также для гарантии того, что мои старые ступоры более не вернутся. В ходе генетического обследования было выявлено, что в некоторых семьях заикание встречается более часто (хотя это и не мой случай). При анализе данных одного большого семейства в Пакистане было показано, что многие заикающиеся в этой семье имеют мутацию в гене GNPTAB. Но трое в этой семье не имели такой мутации и явно заикались по другой причине. Еще более интригующим было то, что 11 человек из той же самой семьи имели одну или две копии этой мутации, но «в настоящий момент не заикались» (из статьи было неясно заикались они или нет до этого). Эта мутация обнаружена была также у двух заикающихся, не имевших родственных связей, а также у человека, который не заикался. Однако, никто из обследованных заикающихся северо-американского и британского происхождения такой мутации не имел, даже несмотря на то, что все они имели заикание в семьях (один из имевших такую мутацию отказался от азиатскоиндийского гражданства). Если говорить о чем-то глобальном, как заикание, то, конечно, считать таковой мутацию, которая появляется только у определенной национальности, не приходится. Две другие мутации были в генах GNPTG и NAGPA. Однако, ни одна из этих мутаций не была выявлена у пакистанских заикающихся, которые были обследованы. Хорошо, может быть эти мутации обычны хотя бы среди северо-американских заикающихся? Это тоже будет неправдой. Среди 270 неродственных северо-американских и британских заикающихся только у нескольких были обнаружены такие мутации. Четверо имели мутацию гена GNPTG и шестеро (все европейского происхождения) - гена NAGPA. Общая частота обеих мутаций – менее 3%. Исследователи не нашли мутаций этих генов в контрольной группе, что привело их к констатации факта, что те мутации, которые они нашли, это причина заикания. Этот вывод показался мне, по меньшей мере, смелым. Во-первых, исследователи отобрали только тех заикающихся, которые имели четкую историю заикания в семье. Следовательно, осталось неизвестным, насколько часто это мутации возникают в оставшейся части популяции заикающихся. Во-вторых, что можно сказать о тех, кто заикался, пока был ребенком, а позже вылечился? А что о тех, у кого речь стала свободной уже во взрослом возрасте? Вероятно, самой интригующей находкой в ходе исследований было то, что все вышеупомянутые мутации затронули определенные энзимы, присутствующие в лизосомах – станциях удаления отходов клеток. Однако, остается невыясненным, как именно эти мутации влияют на беглость речи. Что конкретно они изменили в мозге? Из-за отсутствия доступной генетической карты человеческого мозга, исследователи воспользовались картами мозга мыши и обнаружили, что гены GNPTG и NAGPA были выражены преимущественно в областях, ответственных за эмоции и моторику. Как отмечено авторами «эмоциональное состояние человека может оказывать сильное влияние на степень тяжести заикания [1]». С такой трактовкой я уже согласиться не могу. Еще одно исследование генетических признаков человека из Бразилии со сложными проблемами речевого и языкового характера, включая заикание, выявило мутацию в совершенно другом гене – CNTNAP2, который связан с различными патологиями речи/языка и аутизмом [2]. Также другая мутация, на этот раз в гене DRD2, была выявлена у некоторых заикающихся народности хань в Китае [3]. В целом, эти генетические исследования показали, что в очень ограниченном числе случаев люди с заиканием имели состояние генов, которое каким-то неясным образом могло влиять на речь. Но до сих пор остается неясным, что именно в речи зависит от генетики, поскольку большинство заикающихся могут говорить свободно в каких-то обстоятельствах. Кроме того, поскольку есть много людей, которые заикаются, но в состоянии придать речи значительную беглость и плавность, то маловероятно, что какаято из этих мутаций может быть прямой причиной прерывания речевого потока. ТАЙНА ЗАИКАЮЩЕГОСЯ МОЗГА Томография мозга позволила ученым накопить огромное количество данных о «заикающемся мозге». На первый взгляд, наука смотрелась очень убедительно: в мозге заикающихся действительно были обнаружены некоторые явные отличия серого и белого вещества. Однако, эти различия были гораздо менее заметны у детей 9-12 лет, нежели у взрослых заикающихся. Например, дети 9-12 лет не имеют асимметрии правого полушария, которая обнаружена у взрослых заикающихся [4]. По словам исследователей, технически невозможно выполнить такое исследование у детей младшего возраста, другими словами, у тех, кто находится в самом начале заикания. Но те, кто принял участие в исследовании, уже имели за собой несколько лет заикания, которое возникло в годы их наиболее интенсивного формирования. Выглядит так, будто мозг 9-12 летнего заикающегося ребенка занимает некое промежуточное положение, будто он еще меняется. Что его меняет? Есть ли эти различия причина заикания или это его следствие? Как хорошо известно сейчас, мозг, даже у взрослых, пластичен и претерпевает структурные изменения. Например, известное исследование мозга лондонских таксистов показало увеличение области, ответственной за навигацию [4]. Конечно, если вождение такси за несколько лет может изменить ваш мозг, то речь с заиканием за несколько десятилетий может это сделать не менее успешно. Более того, есть явные доказательства того, что различные вмешательства могут вызвать структурные изменение в мозге. СТРУКТУРНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ Например, обнаружено, что целенаправленное лечение от заикания с помощью профессионалов действительно вызывает изменения в структуре мозга, в сравнении с ненаправленным (спонтанным) излечением у взрослых. Стоит отметить, что спонтанное излечение было связано с более глубоким восстановлением по сравнению с лечением посредством медицины. Например, те, кто излечился самостоятельно, во взрослом возрасте, не имеют аномалий белого вещества, наблюдаемых у заикающихся, хотя отличия серого вещества сохраняются. Тем не менее, эти отличия, безотносительно к их причинам, видимо, не позволяют людям говорить свободно [5]. И все же, вся эта наука не могла объяснить тех изменений, которые я видела в своей собственной речи. Если мое заикание было вызвано генами или аномалиями мозга, то что произошло со всеми этими факторами, когда я начала говорить свободно? Они взяли отпуска? Или погрузились в долгий-долгий сон, а потом проснутся, чтобы донимать меня еще больше? НАУКА СВОБОДНОЙ РЕЧИ В 2011 году я наткнулась на увлекательную статью, которая проливала свет на заданные вопросы. В статье под называнием «Моделирование обратной связи и прогнозирующего управления при заикании» обсуждалась возможность того, что заикание вызвано различиями методов контроля качества у человека с нормальной речью и у заикающегося [7]. Авторы рассматривали два основных метода контроля речи в человеческом мозге: обратную связь и прогноз. Обратная связь требует непрерывного слухового контроля производимой речи. Такой мониторинг имеет решающее значение для развития языка. Младенец сначала слышит звуки речи, непрерывно пополняя звуковую базу данных в головном мозге. Потом младенец начинает лепетать и воспроизводить широкий спектр звуков, которые подбираются так, чтобы соответствовать звукам, хранимым в мозге. Всякий раз, когда обнаружена ошибка, корректируется положение артикуляторов, и новый звук согласуется с «правильным ответом». Такой мониторинг, основанный на ошибках, позволяет ребенку регулировать движения языка, челюстей и губ в тот момент, когда производится верный звук. Вероятно, то же самое происходит и с грамматическими структурами. Когда ребенок говорит, его или ее мозг обнаруживает ошибки несоответствия в структуре предложений и нужным образом корректирует сигналы. Но свободная речь требует другого способа контроля, называемого прогнозным или прямым, по причине высокой скорости и сложности. Этот метод контроля является необходимым условием для беглой речи и не основан на ошибках. Мозг контролирует сигналы (команды) при посылке артикуляторам, с минимальным контролем результата. Команды настолько отрепетированы, что им можно доверить получение результата без непрерывной проверки на наличие ошибок. Согласно авторам, последовательность в такой модели следующая: 1. Настройка контрольной системы обратной связи при лепетной речи (самостоятельно генерируются звуки речи). 2. Обучение воспроизведению нового звука при поступлении его образца. 3. Обучение прямой команде воспроизведения звука на практике. Авторы выдвигают гипотезу, что у человека с заиканием прямой контроль слаб, поэтому доминирующей формой контроля речи остается обратная связь. Отмечено, что заикание обычно начинается примерно в тот период, когда у детей начинается переключение контроля с обратной связи на прогнозный. По моему мнению, авторами упущена прекрасная возможность обсудить то, какие факторы, помимо генетики или аномалий мозга, могут препятствовать или отсрочить естественный переход к прямой форме контроля. Используя компьютеризованную модель образования речи, авторы показали, что большие отклонения, зафиксированные механизмом обратной связи, могут заставить систему перезагрузиться и повторить звук. Продемонстрировано также, что контроль посредством обратной связи может быть подавлен введением белого шума. Белый шум делает аудиальную обратную связь невозможной и заставляет обратиться к прямому контролю. Это явление было давно известно и используется в некоторых устройствах, призванных способствовать плавности речи. Громкий шум мешает заикающемуся слышать свой собственный голос. В большинстве случаев маскировка собственной речи волшебным образом убирает заикание. Авторы полагают, что их теория объясняет также, отчего заикание чаще встречается в начале речи или слова. Обратная связь бесполезна, когда речь еще не началась, и попытки контролировать то, чего нет, могут в результате привести к появлению ступора. (Я представляю это как сомнения, которые появляются, когда кому-то, находящемуся в сомнительных физических кондициях, нужно перепрыгнуть через широкую траншею. Если вы перед этим перепрыгнули много таких траншей, вы просто перепрыгнете и всё. Но если вы начинаете думать о том, как там встанут при толчке ваши ноги, и знаете, что когда будете прыгать, то это уже никак не проверишь, вы будете чувствовать себя довольно скованно). Эта догадка подтверждала мои собственные наблюдения, что свободная речь ощущается отличной от речи с заиканием. Также это согласуется и со статьей Джона Харрисона «Дзен в исскустве свободной речи», где он сравнивает свободную речь с не предпринимающими никаких усилий, но точными в своих действиях Дзен-лучниками, которые поражают цель без сознательного прицеливания. Также согласуется это и с тем, чему я научилась в моей актерской группе, а именно, с тем, что исполнитель должен быть способен отказаться от самоосознания и полностью погрузиться в поток момента, иначе у него будет скованность на сцене. Короче говоря, когда мы начинаем смотреть за ошибками, у нас, скорее всего, все уже «поехало». Но мне не удалось понять, почему авторы полагают, что такое чрезмерное увлечение обратной связью может быть единственно результатом какой-то аномалии мозга. Например, известно, что прямой контроль имеет решающее значение в спорте, поскольку спортсмены часто должны действовать автоматически. Такой автоматизм требует многих часов практики. Когда будет выстроен достаточный уровень доверия к своей способности выполнить действие, спортсмен отпускает это из-под контроля и переходит в автоматический режим. Однако, при травме или при серьезной неудаче до того момента, когда такой переход произошел, переключения может и не произойти вообще. Таким образом, представляется весьма вероятным, что в тот момент, когда родители или учителя привлекают внимание ребенка к его или ее «заиканию» (запинки естественным порядком встречаются у большого процента детей), они придают любым малейшим сбоям или повторениям в речи новый пугающий смысл. Этот дефицит доверия своим способностям может привести к отказу перейти к прямой форме речевого контроля. ОТПУСТИТЬ КОНТРОЛЬ В получившем премии фильме «Речь короля» (The King’s Speech) есть сцена, в которой Лайонел (логопед) раздражает своего пациента, короля Англии Георга VI, до того состояния, что король взрывается. На этой вспышке злости король вдруг говорит свободно. Эта сцена напомнила мне о моем собственном опыте, в котором начало появления сильных эмоций сопровождалось увеличением ступоров, но после достижения некоей критической отметки (как говорится, взорвался и «сорвало крышу»), моя речь становилась совершенно свободной. Почему? Потому что в тот момент я перестала заботиться о последствиях. Многие заикающиеся говорят, что сильные эмоции доставляют им дискомфорт и они стараются подавить эти эмоции, вместо того, чтобы их выразить. Поскольку голос это выразитель эмоций, осознанная необходимость контролировать эти эмоции может, как правило, привести к чрезмерной зависимости от контроля речи по типу «обратной связи». ВОПРОС ДОВЕРИЯ Другая возможная причина недоверия себе – страх негативной реакции. Например, если муж возвращается домой поздно, и жена спрашивает у него «Где был?» - вопрос, на который у него хорошего ответа нет – он будет отвечать очень сдержанно, тщательно подбирая слова. Точно так же, ребенок, который часто не уверен, не шарахнут ли ему бумерангом его или ее слова или поступки, может также проявлять повышенную степень контроля в речи. На самом деле, может быть много факторов, которые препятствуют ребенку в своевременном переходе на прямой или «прогнозный» контроль речи. Благодаря надежности адаптационных механизмов ребенка в раннем возрасте, тем не менее, переход на прямой контроль еще может случиться спонтанно. Высокая степень излечения (80%) детей от заикания в детстве указывает на широкий диапазон возможностей, когда естественное переключение на прямой контроль еще возможно. Но если необходимость оставаться в режиме обратной связи углубляется и пускает корни, то этот переход становится осуществить все труднее. Я не исключаю возможности, что могут быть и физиологические причины того, что некоторым людям сложно развить у себя прямой контроль, и что обратная связь начинает доминировать во время стресса, но мне это представляется не обязательным. Особенно для людей, которые могут говорить свободно в некоторых обстоятельствах, для них можно найти и множество других объяснений. Например, если вас часто ругали и осуждали в детстве, вы можете носить с собой этого «судью» все время и чувствовать при этом необходимость контролировать свои действия. Это может объяснить, почему чтение хором и обращение к животным часто дает свободную речь. Это действия, которые оставляют «судью» за скобками. Трудно представить, что ваша собака станет оценивать вашу речь. А в хоре голосов, вы просто голос среди многих других. Многие люди не заикаются наедине с собой. С другой стороны, некоторые люди заикаются, даже если они одни, поскольку даже в этом случае они не могут не быть своим собственным судьей. Страх определенных «трудных» звуков также вызывает к жизни контроль по типу «обратной связи», и вы никогда от него не освободитесь, имея красные флажки по всему алфавиту. ЧТО СКАЗАТЬ ОБО МНЕ? Поскольку я свободно говорила после сеансов НЛП, я знала, что у меня нет ничего, что может мне физически препятствовать в использовании прямого контроля над речью, дело только в моем нежелании отпустить ее и в недостатке практики использования такого контроля в повседневной жизни. Я полагаю, что именно после того памятного сеанса Боба Боденхеймера, когда я начала говорить свободно, я поняла, что мне не нужно контролировать свою речь и я могу довериться своей способности говорить. Выкорчевывание детских болячек позволило мне пересмотреть свой жизненный опыт, который привел к неверию в свою способность просто отпустить себя и говорить. Точно так же отпала и необходимость в постоянном контроле над речью на наличие ошибок. Я внезапно поняла, что мое убеждение в том, что я никогда не заговорю нормально, не основано ни на чем, кроме пустых слов, услышанных в детстве. Я поняла, что мой страх заикания не имеет отношения к моей взрослой жизни, и тот негатив, который у меня с детства связан с речью, мог быть вызван проблемами в моей речи по причинам, не связанным с заиканием. Не слишком ли быстро я говорю? Не глотаю ли окончания слов? Может, у меня мысли гуляют так, что никто не может их понять? Я не знаю и не собираюсь искать ответы. Но у меня было стойкое ощущение, что как бы то ни было, я, как взрослый человек, не должна бояться того, что преследовало меня в детстве. Такой позитивный пересмотр взглядов снял тот невидимый барьер, который мешал проявить себя механизму прогнозного контроля (системы автоматического контроля речи). И когда это все случилось, возникла свободная речь. Я обнаружила, однако, что прогресс редко идет только по нарастающей. Однажды у меня возник неожиданный ступор, открылись ворота старому недоверию. Еще большее недоверие вызвал сон, в котором я очень ярко увидела себя с прежними тяжелыми ступорами. Результатом стало возвращение каких-то задержек, обусловленных вернувшимся контролем по типу «обратной связи». Но поскольку у меня уже нет той же самой реакции на ступоры, которая у меня была до сеансов НЛП, и поскольку я сама намеренно замедляю свою речь, понижая таким образом вероятность ошибок, у меня появляются только небольшие нарушения и ничего похожего на старые тяжелые ступоры. ВИДЕНИЕ БУДУЩЕГО Когда я смотрю в будущее, я вижу всеобщую теорию заикания, разработанную при сотрудничестве нейрофизиологов, бихевиористов, психологов и людей, которые заикаются. Эта теория будет включать влияние событий личной жизни, последствия взросления с заиканием, личные эмоциональные проявления, а также нейрофизиологию и генетику. Эта теория в значительной степени будет напоминать Гексагон Джона Харрисона и будет представлять заикание системой множества взаимодействующих и взаимозависимых компонентов. Но так как этого пока еще не произошло, мне бы хотелось сделать свой небольшой вклад и добавить в центр Гексагона два дополнительных компонента: 1) Способность включать и поддерживать прямой прогнозирующий контроль речи 2) Уровень индивидуальной реакции на недостатки (реальные или предполагаемые) в своей речи. Заикание в виде повторений или небольших заминок часто встречается, когда человек говорит с высоким уровнем самоконтроля, непрерывно проверяя свою речь на ошибки. Такое «заикание» часто появляется в речи свободно говорящих в минуты неуверенности в себе или тревоги. Тем не менее, заикающиеся также имеют высокую степень нетерпимости к любым нарушениям в своей речи. Они научились противодействовать этому сдерживанием дыхания и напряжением голосовых связок и мускулов, вовлеченных в артикуляцию. Такое поведение приводит к еще более заметным и сильным ступорам. Обширный«архив» трудных слов и ситуаций, хранящийся в памяти большинства взрослых заикающихся, делает задачу отключения контроля еще более сложной. Состояние свободы, которое большинство населения достигает, не прикладывая никаких усилий, очень похоже на состояние спортсмена, который может доверить достижение цели автоматическим, хорошо выученным движениям, не обращая внимание на мелкие недочеты. Если спортсмен начнет думать «ох, здесь на прошлой игре я упал, не упасть бы мне здесь и сегодня», это будет иметь катастрофические последствия. Понятно, что они так не делают. Создание такого доверия, после десятилетий удерживания себя в узде, дело не простое. Однако, все это достижимо. И хотя, может быть, кому-то из заикающихся сначала придется даже увеличить контроль над речью, чтобы научиться новому образцу речи (например, говорить медленнее, использовать более эффективный тип дыхания и т.п.), конечной целью должны быть именно естественная свобода, состояние полного погружения в поток разговора и отказ от контроля. На тот момент, когда эта статья написана, моя речь почти полностью свободна, под свободой я понимаю легкую беспроблемную речь при очень незначительном контроле, которая ощущается очень приятной (на контрасте с прошлыми страданиями и потрясениями). Хотя у меня иногда и бывают ситуации (сейчас очень редкие), когда я чувствую ступор. В этих ситуациях я снижаю темп и стараюсь вновь поймать свободное состояние. В основном, за очень редкими исключениями, я могу вернуться на дорогу свободы и отказа от контроля. Ощущение свободы для меня похоже на сильное течение, которое подхватывает меня и несет через разговор, при этом слова катятся без усилий, волна за волной. Очень приятное ощущение. Я знаю, что у меня могли быть какие-то проблемы с речью, когда я была маленьким ребенком: проблемы, когда мое окружение слишком грубо воздействовало на меня, и я оказалась убеждена, что не должна доверять своей способности говорить. Те страхи могли привести к невероятной сложности переключения на бессознательный контроль в обычные сроки. Но сегодня нет ничего, что мешало бы мне говорить свободно. Ссылки 1. Kang C, Riazuddin S, Mundorff J, Krasnewich D, Friedman P, Mullikin JC, Drayna D. Mutations in the lysosomal enzyme-targeting pathway and persistent stuttering. N Engl J Med. 2010 Feb 25;362(8):677-85. 2. Petrin AL, Giacheti CM, Maximino LP, Abramides DV, Zanchetta S, Rossi NF, RichieriCosta A, Murray JC Identification of a microdeletion at the 7q33-q35 disrupting the CNTNAP2 gene in a Brazilian stuttering case. Am J Med Genet A. 2010;152A(12):3164-72. 3. Lan J, Song M, Pan C, Zhuang G, Wang Y, Ma W, Chu Q, Lai Q, Xu F, Li Y, Liu L, Wang W. Association between dopaminergic genes (SLC6A3 and DRD2) and stuttering among Han Chinese. J Hum Genet. 2009 ;54(8):457-60. 4. Chang SE, Erickson KI, Ambrose NG, Hasegawa-Johnson MA, Ludlow CL. Brain anatomy differences in childhood stuttering. Neuroimage. 2008;1;39(3):1333-44. 5. Maguire EA, Gadian DG, Johnsrude IS, Good CD, Ashburner J, Frackowiak RS, Frith CD. Navigation-related structural change in the hippocampi of taxi drivers. Proc Natl Acad Sci U S A. 2000; 11;97(8):4398-403. 6.Kell CA, Neumann K, von Kriegstein K, Posenenske C, von Gudenberg AW, Euler H, Giraud AL.How the brain repairs stuttering. Brain. 2009;132(Pt 10):2747-60. 7. Civier O., Tasko S.M., Guenther F.H. Overreliance on auditory feedback may lead to sound/syllable repetitions: simulations of stuttering and fluency-inducing conditions with a neural model of speech production. J. Fluency Disord. 2010;35(3):246-79. Вы можете посмотреть несколько видео с выступлениями Анны на тренингах ведущих (ссылки действующие): May 15, 2009 “Quest for Fluency” http://www.youtube.com/watch?v=j2XOifWF-0Q January 15, 2011, “John Harrison’s Speaking Exercises” http://www.youtube.com/watch?v=K0XAdT6cvy8 May 2011,”Where Is the Raven” http://www.youtube.com/watch?v=qAXJzOfnYDM ДЗЕН В ИСКУССТВЕ СВОБОДНОЙ РЕЧИ Как-то одним воскресеньем, несколько лет назад, мы поехали в гости к Ричу и Марсии, нашим друзьям, живущим по другую сторону залива Сан-Франциско. Каждый наш визит заканчивается тем, что я играю с Ричем в настольный теннис, но в тот день дома был 14-летний сын Рича Энди, а поскольку Энди считался довольно приличным игроком, Рич сказал, почему бы мне не сыграть с ним несколько партий. Я согласился. Энди был более чем хорош. Его защита была потрясающей, и к моему огорчению, в первой партии я был разбит наголову. Всю игру я пытался резко бить по шарику, но был напряжен и нескоординирован, и все удары уходили куда попало. Когда началась вторая партия, я обнаружил, что стал сдерживать себя и не бил уже, как прежде. Честно говоря, я беспокоился о том, что унизительно будет проиграть еще партию 14-летнему. Я начал играть осторожно. Прошла четверть партии, пока я, наконец, понял, что я делаю. «Держись, Джон, думал я про себя. – Так дело не пойдет. Если ты не выложишься целиком, Энди снова вытрет об тебя ноги, потому что он просто хорош». Так что я выбрал, что лучше опозориться с проигрышем Энди, и вернулся к своим ударам… и промахам… и вскоре Энди снова был впереди. Но примерно в середине партии что-то случилось. Может быть, я разогрелся. Либо промазал уже столько раз, что меня это перестало волновать. Может, все вместе. Но по каким-то причинам я почувствовал перемену. Я стал вдруг уверен, точен и сконцентрирован. У меня пошли удары и справа и слева. Я нападал даже с подачи Энди. Я добавил топ-спины, боковые подкрутки, подрезал, и все работало. Бедный Энди. С того момента у него не было шансов. Из того, что произошло, я извлек урок. Я понял, насколько важно было сказать «Какого черта!» и не беспокоиться о последствиях. Если бы я пошел на поводу моих опасений и старался контролировать нестабильные движения ракетки, то никогда не поймал бы свою старую игру. Чрезмерный контроль над ракеткой только добавил бы напряжения и нарушил мой ритм, поскольку это было бы еще одним элементом контроля впридачу к уже имевшимся. Большинство из нас, выросших с заиканием, смотрят на наши речевые ступоры как на угрозу, на то, что нам надо контролировать. Вместо того, чтобы понять, когда нам надо сосредоточиться на технике, а когда на речи вообще, мы сосредотачиваемся всегда исключительно на технике. Конечно, важно признавать и исправлять неверную механику производства речи. Но в какой-то момент нам также следует научиться видеть, когда надо переключиться с механики речи на доверие и освобождение, даже если это и не приведет немедленно к желаемому результату. Нам нужно последовать примеру Дзен-лучников, которые могут выдавать чудеса мастерства без видимых усилий. УРОКИ МАСТЕРА ДЗЕН Процесс действа без усилий превосходно описан в классическом труде «Дзен в искусстве стрельбы из лука» (Zen in the Art of Archery). Эта книга была написана в начале 1950-х Ойгеном Херригелем (Eugen Herrigel), немецким философом, который был приглашен преподавать в чечение нескольких лет в университете Токио. Херригель воспринял свое пребывание в Японии как уникальную возможность узнать страну и ее народ, но, прежде всего, получить более глубокое понимание буддизма и «интроспективную практику мистицизма». «Я много слышал о том, - сказал Херригель, - что в Японии были тщательно оберегаемые живые традиции Дзен, искусство обучения, проверенное веками, и, самое главное, учителя Дзен, которые удивительно владеют искусством духовного руководства». Но профессору было сказано, что «совершенно бесполезно европейцу пытаться проникнуть в это царство духовной жизни – возможно, самое удивительное, что может дать Дальний Восток, - если он не начнет изучение одного из японских искусств, связанных с Дзен». Так и случилось, что Херригель начал с поисков мастера, который мог бы стать для него наставником в «безыскусном искусстве» Дзен-лучника, и, в соответствии с планом, договорился с Дзен-мастером Кензо Ава (Kenzo Awa) взять его в качестве ученика. Эта небольшая книга представляет собой увлекательный отчет Херригеля о том, что он преодолел в ходе приобретения умений… путем Дзен. Преподаватель философии описывает первую демонстрацию, когда Мастер Кензо Ава кладет стрелу на тетиву, натягивает лук и без заметного прицеливания посылает стрелу точно в центр мишени за много ярдов. Херригель впечатлен. Но как такого можно достичь? Как учили Херригеля, чтобы достичь мастерства, стрелок Дзен должен перестать стараться выпустить стрелу точно. Он должен отделить себя от результата. Он должен научиться расслаблять тело именно в тот момент, когда он обычно бывает напряжен, натянуть лук «духовно», не прикладывая усилий, и «отречься от себя», передав управление своему высшему я. Когда он сможет передавать контроль «ОНО», стрелы полетят в яблочко, хотя лучник будет едва прицеливаться. Это легче сказать, чем сделать. Чтобы достичь такого уровня мастерства, лучник должен быть готов выпустить тысячи стрел в молоко, не заботясь о том, что делает, и не пытаясь сознательно контролировать полет стрелы. Если он попытается контролировать сознательно, он будет отказывать и не доверять высшим силам, а мастерство от него будет ускользать. Особенно меня поразило, когда я читал эту книгу, то, что большую часть года Херригель потратил на то, как правильно натягивать лук. Индикатор успеха, это когда мистическое «ОНО» натягивает лук, бессознательно и без усилий, а сам профессор даже не знает, что это произошло. ДОВЕРЬТЕ КОНТРОЛЬ ВЫСШЕМУ Я «ОНО». Некоторые называют «высшее я». До недавнего времени для человека запада это было чем-то сторонним, а теперь все ближе многим калифорнийцам, получившим доступ к восточным доктринам с 1960-х годов. Один из таких людей Запада, успешно адаптировавший эти концепции к современным условиям жизни, - Тим Гэлви (Tim Gallwey). Его книга «Внутренняя игра в теннис» (The Inner Game of Tennis), которая стала бестселлером, применяет те же самые принципы Дзен к теннису. Подход Гэлви предлагает не опираться на сознание, а просто смотреть, расслабляться и доверять контроль внутреннему Я. Подход призывает развивать умения в спорте, уменьшая сознательные усилия и «старание». Идеи, выраженные в книге «Внутренняя игра в теннис», почти идеально подходят и для установки на свободную речь, если каждое слово «теннис» в книге вы замените на «речь». Еще один замечательный пример Дзен-подхода можно найти в статье Sports Illustrated, появившейся в конце 1960-х. Статья о Лаки МакДэниеле (Lucky McDaniel), стрелковом инструкторе из Джорджии, чьи ученики добились замечательных успехов. МакДэниел применял неортодоксальный метод обучения. Вместо того, чтобы начинать обучение с винтовки 22-го калибра, он начинал с пневматики. Это позволяло человеку непосредственно видеть заряд, летящий к цели. Человеку предлагалось не целиться, а просто смотреть на цель, быстро прикладываться и стрелять, и смотреть, куда уходит заряд. Просто повторять это снова и снова. Из-за того, что человек мог видеть пульку, он мог сказать, насколько далеко она прошла и сделать поправки в следующий выстрел. Тренируя свое подсознание… свое «ОНО»... производить выстрел, человек достигал той точки, когда он мог автоматически поразить цель пулькой, без видимого прицеливания. В этот момент человек мог переходить на 22-й калибр, получая выдающиеся результаты. Такой подход чрезвычайно похож на тот, который демонстрировал Дзен-лучник. Как это все относится к речи? Дети автоматически обучаются речи способом Дзен: не думая об этом, но ощущая продвижение в процессе, наблюдая, делая, подражая, ошибаясь, повторяя снова и снова, пока не заработает. Это процесс, происходящий в обход сознания. Речь – это такое сложное дело, и должно случаться настолько быстро и автоматично, что Дзен-подход, на самом деле, единственный способ, которым речь может быть освоена и выполняться. Если вы так не думаете, то просто послушайте любую спортивную трансляцию. Или послушайте работу синхронного переводчика. Там не может существовать намеренного контроля, поскольку на него элементарно нет времени. Подобно Дзен-лучнику, человек просто реагирует. Конечно, дети затрачивают много усилий, когда учатся говорить, но они не делают это сознательно. Они действуют интуитивно, точно так же, как ученик Дзен-лучника, который стреляет, стреляет… стреляет… стреляет… пока в один прекрасный день всё вдруг не приходит разом, и весь процесс начинает выполняться автоматически . Анна Марголина, соратник по интернетовской группе, имеющей дело с подходом к заиканию, описывает этот процесс в приложении к игре на музыкальном инструменте: «Сначала вы осваиваете аппликатуру и играете медленно, наблюдая за тем, что получается. Но после многих часов практики вы даете себе свободу и уже не контролируете каждый звук. Вы просто играете. Как сказал кто-то из великих музыкантов, пугает, когда видишь летающие руки, и спрашиваешь себя, чьи это руки, и как они могут такое вытворять. То же самое и с речью. Сначала вы лепечете что-то, учитесь говорить, потом даете себе свободу и просто говорите то, что хотите сказать. В этом процессе вы не должны задумываться об отдельных словах, которые приходят. То есть, у вас не должно быть мыслей типа «ох, я не смогу сказать это слово». У вас есть просто поток сознания, а эти слова слетают с вашего языка». КОГДА СИСТЕМА ДАЕТ СБОЙ Что же заставляет ребенка начать задумываться о своей речи и устанавливать за ней контроль? Я вижу три потенциальных сценария: (1) осознавание речи может включиться после речевых ступоров, образующихся, когда ребенок старается самоутвердиться, но при этом сдерживает свои чувства (классический конфликт приближения-избегания); (2) осознавание может быть вызвано ступорами, когда ребенок пытается согласовать медленный волевой контроль артикуляции с высокоскоростным автоматическим вокально-слоговым контролем; (3) наконец, осознавание может быть вызвано ступорами, когда ребенок считает необходимым очень постараться, чтобы сказать слова и получает маневр Вальсальвы (попытка выдоха при перекрытой носоглотке и голосовых связках – прим. перев.), который совсем не способствует речи. Какой бы из сценариев не был доминирующим (может, один, а, может, и все три), попытка осуществления контроля над спонтанным актом заканчивается нарушением процесса, ребенок остается с ощущением беспомощности, в панике, и боится следующей речевой ситуации. По иронии судьбы, точно так же, как ребенок учится говорить, следуя принципам Дзен, происходит и процесс научения использованию поведения, безусловно вредного для речи. Он делает это путем Дзен, повторяя такое поведение снова и снова, пока оно не становится автоматическим, происходящим вне осознания. Когда этот бессознательный контроль мешает ритму и спонтанности речи (или когда страх и паника уже не осознаются человеком как причина, по которой человек уходит в длинные, продолжительный ступор), он становится хронической, самоподдерживающейся проблемой. Как только ребенок подпадает под социальные последствия недостатков своей речи, он меняет и свое отношение к себе и к окружающим. У него вырабатывается социальная стратегия для защиты себя от стыда и смущения. Вырабатывается стратегия «выталкивания» трудных слов, либо их маскировки. Когда эти изменения начинают оказывать влияние и усиливают друг друга, проблема становится самовоспроизводящейся. Реакция ребенка похожа на реакцию профессионального гольфиста, который старается максимально сосредоточиться на простейшем трехфутовом ударе, который ему нужен, чтобы выиграть турнир, он напрягается, дергает клюшкой влево или вправо и пролетает со своим шансом на почет и уважение. А потом он еще усиливает свои страхи относительно простеньких трехфутовых ударов. Он начинает верить в то, что в критический момент такой удар выполнить не может. Его самооценка превращается в самооценку неудачника и… ну, остальное вы знаете. Когда терапия заканчивается набором инструментов для контроля над речью, это уже сверхконтроль страхов и ожиданий. Человек просто наслаивает еще один уровень контроля на уже существующий. С другой стороны, если человек рассматривает всю систему в целом, если он видит не только ступоры при речи, но и то, насколько он зажат в человеческом плане, он постепенно становится готовым и к проработке страхов, которые его держат. Когда человек начинает вырабатывать более реалистичную самооценку, он может начать освобождаться и просто примет то, что есть. То, как у меня было, когда я играл в настольный теннис с Энди. Я знал, что у меня хорошая подача, которую я нарабатывал годами. Мне просто надо было решиться отпустить себя, принять последствия такого решения. Подобным же образом, заикающийся должен освоить технику речи, для того, чтобы осознавать тонкие моменты, когда он влияет на спонтанный процесс речи. Затем он должен переключить сознание с механики речи на общий процесс, как на акт самовыражения. Он должен решиться на то, что останется один на один с последствиями такого освобождения. Только тогда его спонтанность может быть свободным выражением его высшего я, его «ОНО», которое возьмет на себя полное управление процессом речи. ИСЧЕЗНОВЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ Таким образом, есть две различные стратегии формирования плавности речи. Одна заключается в постоянном сознательном контроле за нарушениями. Такой способ вы можете обнаружить во многих логопедических программах. Это работает, но люди зачастую остаются с ощущением искусственности, с чувством нереальности и оторванности от их настоящего «я». («Уверен, метод работает, когда я им пользуюсь, но я просто не чувствую себя собой».) Конечно, кто-то может достичь беглости речи посредством контроля, так же, как и лучник может прилично стрелять, сознательно натягивая тетиву. Но точно так же, как сознательные усилия препятствуют ученику в достижении легкости и точности Дзен- лучника, так же и сознательный контроль речи не даст заикающемуся достичь понастоящему спонтанного самовыражения. Ирония ироний в том, что непреодолимый барьер создается тем же самым способом, какой предложен для избавления от проблемы. Альтернативный подход состоит в практиковании соответствующей механики речи, а затем в надлежащий момент выходе из нее и предоставлении себе свободы. Когда в игру вступает визуализация. Всякий раз, когда я нахожусь в аудитории и захвачен экспрессией выступающего, я спрашиваю у себя: «Что он ощущает? На что это похоже, когда находишься в таком состоянии? Как бы я себя чувствовал, если бы, как он, мог действительно получать удовольствие, когда говорю?» Чтобы помочь себе вернуться к спонтанной речи, я придумал эмоциональную картину того, что чувствую при этом, и потом использовал, обращаясь к этой картине в те моменты, когда освобождался от контроля. Всякий, кто учился играть на музыкальном инструменте, уже понимает, что нужно отпустить себя и просто делать свое дело. Когда вы впервые обращаетесь к произведению, вам нужно сосредоточиться на нотах и на аппликатуре. Но когда вы даете концерт, ваше внимание должно переместиться на то, чтобы слить все воедино и выразить себя. Если бы вы были сосредоточены на нотах и на аппликатуре во время выступления, то ваша игра была бы, в лучшем случае, деревянной, а в худшем, такая сосредоточенность на исполнении и собственной осознанности могла бы привести к тому, что вы полностью забыли ноты. Люди, которые полностью избавились от заикания, то есть, люди, которые научились говорить спонтанно, способом Дзен, расскажут вам, что пришлось поменять не только речь, но и другие ключевые аспекты своей жизни. Со временем, эти изменения образовали новую систему, которая могла поддерживать легкость, раскованность самовыражения. Они создали систему свободной речи, в которой их новое речевое поведение, так же как их эмоции, восприятие, убеждения, намерения и физиологические реакции все время поддерживали друг друга. Они научились отслеживать момент, когда наступает время воспользоваться сознательным подходом, а когда пора вернуться, передав контроль «ОНО», и позволить себе плыть на волнах спонтанности. Я вовсе не имею в виду, что добиться этого очень просто. Окончательный уход заикания из вашей жизни, чтобы не проскакивал даже малейший ступор, - это сложное и масштабное мероприятие. Обычно это происходит постепенно, шаг за шагом, и этот процесс у людей идет с разной степенью успеха. Успех будет зависеть от ряда факторов, таких как объем и интенсивность отрицательных моментов, пережитых человеком, интенсивность переживаний, которые были испытаны и управляли человеком, количество вредных речевых привычек, которые необходимо осознать, уровень поддержки ближайшего окружения человека, генетические факторы, которые могут влиять на процесс речи, мотивация человека, уровень перфекционизма, с которым живет человек, его убеждения, квалификация логопеда и отношения с ним в процессе терапии. Но если вы понимаете характер системы, суть подхода Дзен, и то, как он работает, мы можете определить, что в вашей жизни, помимо речи, также необходимо пересмотреть. По крайней мере, этот подход научит вас лучше играть в пинг-понг. ССЫЛКИ Gallwey, T. (1979) The inner game of tennis. New York: Bantam Books Herrigel, E. (1989) Zen in the art of archery. New York: Vintage Books Sightless in Georgia: Lucky McDaniel teaches instinct shooting, Sports Illustrated, 26:5, January 9, 1967
