Введение - Северо-Кавказский горно
advertisement
Ж. С. КАЛУСТЬЯНЦ НОВЫЕ ОБРАЗЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ЛИЧНОСТИ И ОБЩЕСТВА Монография ВЛАДИКАВКАЗ 2012 МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ «СЕВЕРО-КАВКАЗСКИЙ ГОРНО-МЕТАЛЛУРГИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ (ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ)» ____________________________________________ Ж. С. КАЛУСТЬЯНЦ НОВЫЕ ОБРАЗЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ЛИЧНОСТИ И ОБЩЕСТВА Монография ВЛАДИКАВКАЗ 2012 -1- УДК 316.6 ББК 88.5 К 17 Рецензенты: доктор философских наук, профессор Северо-Кавказского государственного технического университета Бокачев И.А., доктор философских наук, профессор Северо-Кавказского государственного технического университета Баранов С.Т. К 17 Калустьянц Ж.С. Новые образы взаимодействия личности и общества: Монография / Ж. С. Калустьянц; Северо-Кавказский горно-металлургический институт (государственный технологический университет). – Владикавказ: Северо-Кавказский горно-металлургический институт (государственный технологический университет), 2012. – 126 с. ISBN 978-5-901585-66-5 В монографии рассматриваются теоретико-методологические основы социально-философского исследования личности. Выявляется, что в социальной философии последних десятилетий, как и в философии в целом, наблюдается тенденция преодоления главного вектора развития новоевропейской философской и научной мысли – объективации понятий теории личности в социальной философии через предельно абстрактное и максимально теоретическое их рассмотрение. Неклассическая эпистемология предоставляет немало средств для исследования уникального, не отвергая при этом ценности универсального. Монография предназначена для преподавателей и студентов, изучающих социальную философию, а также может быть полезна всем тем, кто занимается исследованием различных проблем личности в условиях социальной индивидуализации, эффектами модерна и их значение, для бытия общества. УДК 316.6 ББК 88.5 ISBN 978-5-901585-66-5 Северо-Кавказский горно-металлургический институт (государственный технологический университет), 2012 Калустьянц Ж.С., 2012 -2- Содержание Введение ..................................................................................................... 4 Глава 1. Уникальное и универсальное в человеческом бытии ............. 8 Глава 2. Методология исследования личности в классической и неклассической социальной философии............................... 25 Глава 3. Концепция индивидуализированного общества и гипотеза нового типа социальности ...................................... 44 Глава 4. Эффекты модерна и их значение для бытия общества ........... 62 Глава 5. Разрушение традиционной системы «личность – общество» в процессе становления нового типа социальности .............. 83 Глава 6. Сценарии включения личности в систему социальных связей в условиях становления нового типа социальности ... 105 Заключение................................................................................................. 120 -3- Введение Личность – это понятие, сформировавшееся в итоге длительной эволюции западной философской традиции, и сегодня оно является важнейшей отличительной чертой, как европейской ментальности, так и соответствующей системы ценностей. Не случайно категории достоинства и прав человека не могут быть интерпретированы вне концептуализации феномена человеческой личности. Для введения данного понятия в предметное пространство современной философской мысли используются понятия индивида и индивидуальности. Определения личности настолько многообразны, что порой противоречат друг другу. Впрочем, это характерно для многих фундаментальных философских понятий и категорий. «Понимая слово личность в самом широком смысле, мы можем прежде всего подразделить анализ ее на три части в отношении 1) ее составных элементов, 2) чувств и эмоций, вызываемых ими (самооценка), 3) поступков, вызываемых ими (забот о самом себе и самосохранения). Составные элементы личности могут быть подразделены также на три класса: физическую личность, социальную личность и духовную личность»1. Так определял понятие личности американский философ- прагматист У. Джемс, во многом еще не дифференцируя собственно философский подход к концептуализации и частнонаучные стратегии дефинирования. Такое определение вполне могли бы дать психологи, социологи или представители других наук. Таким образом, сущность личности можно определить через ее уникальность, но здесь-то и возникали проблемы, так и не изжитые в классической социальной философии. В философском словаре позднесоветской эпохи можно найти такое определение личности: термином «личность» в современной науке и философии «обозначают 1) устойчивую систему социально-значимых черт, характеризующих индивида, как члена того или иного общества или общности; 2) индивидуального носителя этих черт как свободного и ответственного субъекта сознательной деятельности. Понятие личности, употребляемое в этом значении, нужно отличать от понятия инди- 1 Джемс У. Психология. М., 1991. С. 82. -4- видуальности, подразумевающего своеобразие, особенности данного лица»2. В более поздних словарях идея уникальности также выходит на первый план и противопоставляется индивидуальности. К индивидуальности философы относятся как к набору отличительных черт, возникших случайно и не имеющих принципиального характера. Нет, конечно, индивидуальные черты присущи каждому индивиду и позволяют отличить его от других, как по физическим, так и по психоэмоциональным особенностям. Но не эти отличия, описываемые в терминах биологических категорий наследственности и изменчивости, заинтересовали философов, исследовавших феномен личности. Отношение между чувственным и рациональным, между волей и разумом характеризуют фундаментальную природу личности. «Можно сказать, – пишет Н.П. Медведев, – что чувствование есть практическая форма жизни, отделенная от ее теоретических форм только оценкой, как бы восстанавливающей, воссоединяющей онтологическую целостность человеческой деятельности. Большинство людей, даже в наш рациональный век, в своей повседневности ведут себя, действуют, основываясь на чувствах и эмоциях»3. Исходя из данных частных наук, можно перейти к философскому обобщению. Прежде всего, следует поставить вопрос об онтологическом статусе личности. Этот вопрос ставит М.К. Мамардашвили, подчеркивая его бытийное измерение. «Ибо что такое личность? Это нечто, что не имеет никаких других оснований, кроме самого себя, то есть – самобытие. О чем говорит философия когда говорит о бытии? О самобытии. Философский язык связан с языком личности и личностной структуры, которая отличается тем, что это – самобытийствующая структура в том смысле, что основание ее и есть она же сама»4. Понятие личности формировалось в позднесредневековой философии, и в этом процессе главным было преодоление античного 2 Личность / Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1989. С. 313. 3 Медведев Н.П. Социальное самочувствие личности: вопросы содержания, измерения и оценки. Социальное самочувствие населения в современной России: Тезисы докладов Всероссийской научно-практической конференции. Ростов-наДону: Изд-во ЮНЦ РАН, 2010. С. 136. 4 Мамардашвили М.К. Необходимость себя. Лекции. Статьи. Философские заметки. М.: Лабиринт, 1996. С. 31. -5- понимания человека как универсального существа. Универсализм свойств индивида считался важным, а изменчивое и преходящее – чем-то случайным и неважным. «Индивидуальность человека была тщательно задрапирована от посторонних глаз, и ее появление приравнивалось к чуду, нарушающему привычный порядок вещей. Интерес к этой сфере отравляло презрение, смешанное подчас с иронией. Для Гераклита индивидуальное означало неразумное и заведомо ложное»5. У древнегреческих философов даже существовала некая программа преодоления индивидуального как случайного и неистинного по самой сути. Борьба со случайным привела философов античности к мысли о том, что им необходимо найти средство, которое освободило бы их от случайности и конечности человеческого бытия, его превратностей и коллизий. Именно в качестве такового средства и была изобретена философия, занятия которой помогали отстраниться от обстоятельств рождения и жизни: философу становилось безразлично то, что предопределяло жизнь всех людей того времени, да и сегодня играет ключевую роль в том, как будет жить человек и кем он будет себя считать. Философы избрали путь освобождения. Отвергнув национальные, классовые, гендерные и иные стратифицирующие данные, человек отделяет себя от общества и становится свободным. Именно такое понимание универсализирующей природы человека становится фундаментом стоиков и киников, буддистов и даосов. Как отмечает Гераклит, разум стремится соединить нас с всеобщим логосом, но в том случае, когда он перестает действовать, человек становится беззащитным перед случайностями жизни. Л.А. Иванова так воспроизводит логику рассуждения Гераклита: «Каждый, кто остается наедине с собой, подобен безумцу, грезящему наяву. Наша несовершенная природа нуждается в контакте с универсальным началом. Только в гармонии с ним возможно преодоление индивидуальных границ и достижение истины»6. Там, где нет универсального, человек оказывается в опасности, потому что не может отличить законосообразное от противозаконного. 5 Иванова Л.А. Представление об индивидуальности и истоки гуманизма Панетия // Вестник МГУ. Серия 7. Философия. 2009. № 5. С. 19. (С. 18–30). 6 Иванова Л.А. Представление об индивидуальности и истоки гуманизма Панетия // Вестник МГУ. Серия 7. Философия. 2009. № 5. С. 19. (С. 18–30) -6- Глава 1 УНИКАЛЬНОЕ И УНИВЕРСАЛЬНОЕ В ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ БЫТИИ В физике (учении о природе) античных стоиков идея логоса как универсализирующего начала находит наиболее последовательное воплощение. Следует отметить, что в пользу данной концепции древнегреческие философы выдвигают сильные аргументы, следующие из онтологии и теории познания, из физики и этики. Желание античных мыслителей найти нечто постоянное и неизменное в противовес изменчивому и временному было органически связано с отделением знания от незнания. Это желание рождалось в спорах на самые разные темы, главными среди которых оставались политические и правовые, что напрямую было связано с повседневными заботами демократического общества, где споры разрешаются в суде и на общем собрании. Голосование в таких случаях всегда предваряется обсуждением, а в ходе дискуссии необходимо пользоваться словами в одном и том же значении. Отсюда вполне логичным выглядит желание афинских мудрецов найти некие общие основания, приводящие к консенсусу относительно принципов ведения дискуссии. То же самое стремление отделить закономерное от случайного демонстрировали и натурфилософы, перенося на объяснения природы и общества стандарты мысли, первоначально применяемые в спорах и дискуссиях. Но та самая тяга к универсальному, вечному, совершенному и бесконечному, которая привела древних греков к разделению мира идей (форм, бестелесных идеальных сущностей) и мира вещей (единичных, материальных, несовершенных копий), породила и проблему взаимодействия. И это взаимодействие описывается при помощи -7- кошмарных и умопомрачительных образов. «У Платона, – пишет Ж. Делез, – в глубине вещей, в глубинах земли бушуют мрачные раздоры – раздоры между тем, что подвергается воздействию Идеи, и тем, что избегает такого воздействия (копии и симулякры)… Умопомешательство, неограниченное становление – более не гул глубинных оснований. Они выбираются на поверхность вещей и обретают бесстрастность»7. Универсальный и универсализирующий все к чему прикасается, разум, являющийся главной идея античности, предлагает рассматривать и индивида как нечто универсальное. Но идея человека – это еще не все. Людей много и каждый из них воплощает такую идею – данная логика понятна, но она еще не приводит к понятию личности. А вот попытка найти в каждом индивиде нечто постоянное и неизменное присуща не только философам. Всю человеческую жизнь его сопровождает информация о родителях (фамилия), об обстоятельствах рождения (имя, данное при рождении), биография (совокупность сведений и рассказов, информирующих о значимых событиях прошлой жизни). Не случайно в примитивных обществах имена людей несут непосредственную информацию об обстоятельствах рождения, о разнообразных явлениях природы, событиях общественной жизни. Но всего этого оказывается мало для того, чтобы выразить единство человеческой личности. Древнегреческие философы пытались осмыслить идею судьбы и обратились к образу театральной маски, застывшая гримаса которой должна была свидетельствовать о том, что переменчивая внешность, непостоянные обстоятельства и т.п. все равно оставляют человеку его внутреннее единство. Рожденный царем, становится рабом, а раб обретает свободу и превращается в знаменитого и уважаемого гражданина, олимпийские боги кому-то «демонстрируют» благосклонность, а затем «отворачиваются» от этого человека и он постигает весь трагизм и драматизм бытия. Именно такие истории становятся не только предметом обсуждения, но и сюжетами для мифов, трагедий, драм. И вот маска, фиксирующая совокупность всех «психических и физических черт» индивида, превращается в латинское «persona», характеризующая вечное и неизменное в человеке. Но вплоть до итальянского Возрождения это понятие не Делез Ж. Логика смысла. Фуко М. Teatrum philosophicum. Екатеринбург: Деловая книга, 1998. (480 с.) С. 23. 7 -8- осмысливается в терминах уникального и неповторимого. Для того, чтобы это стало возможным космоцентризм античности должен был смениться теоцентризмом средневековья и создать предпосылки для антропоцентризма Ренессанса. Личность это не качество, приобретенное европейцами в процессе цивилизационного развития в эпоху Возрождения. Как феномен личность присуща каждому индивиду независимо от того, знает он об этом или нет. И тем более независимо от того, в какую эпоху он живет, насколько он развит или насколько развито общество, членом которого он является. Эта аксиома лежит в основе всей новоевропейской философии, хотя ее открытие состоялось еще в позднем средневековье, когда гуманисты построили новую картину мира, центральным понятием в которой оказалось понятие человека. Согласно идеям итальянских гуманистов, микрокосм оказался столь же бесконечен, сколь и макрокосм, из чего следовала их фактическая соразмерность. Внутренний мир оказывается, таким образом, не менее глубоким и сильным, нежели мир внешний. Разумеется, новому пониманию личности предшествовали поистине революционные преобразования в области естествознания, а также радикальная критика античной и средневековой философии, критика соответствующих авторитетов и, прежде всего, Аристотеля и Фомы Аквинского. Напомним, что именно эти мыслители ответственны за сложившийся в предшествующие эпохи образ человека. Пересмотр представлений о человеке в сторону создания концепции уникальной личности начинается с ревизии перипатетического учения о трех душах (питательной, двигательной и способной думать), а также с критики христианского учения о душе. Одним из тех, кто переосмыслил господствовавшую прежде парадигму, был Лоренцо Валла. «Гуманист спорит с аристотелевским определением души, в соответствии с которым, по его мнению, душа имеет две формы и является двоедушной, ее разделение на разумную и неразумную, смертную и неуничтожимую приводит ему на память образ кентавра, сатира или тритона: вверху человек, а в оставшейся части, конь, козел или рыба»8. Эта позиция важна для исследуемого нами перехода, ибо расчленение души на составляю8 Ревякина Н.В. Творческий путь Лоренцо Валы и его философское наследие / Лоренцо Валла. Об истинном и ложном благе. О свободе воли. М.: Наука, 1989. (476 с.) С. 49. -9- щие не только позволяло решить главную философскую задачу всех времен – свести многое к единому, но и создавало условия для объяснения сложных явлений при помощи сочетания простых. Множество абсолютно непохожих друг на друга людей, многообразие судеб, многомерность социального бытия – это не комбинации простых и одинаковых импульсов, исходящих от растительной и питательной душ, различным образом «темперируемых» интеллектом. Единая душа не содержит в себе очевидного многообразия, если она не уникальна, сколь не противоречила бы данная идея главному вектору метафизического мышления – редукции опытно воспринимаемого многообразия к умопостигаемому единству. Разумеется, и онтология, и антропология Валлы опирается на столетия христианского переосмысления языческого интеллектуального наследия, от которого еще нельзя было отказаться во времена Аквината. «У Валлы есть тенденция рассматривать душу как нечто единое, и хотя он выделяет ее способности – память, разум и волю – и различает их функции, но не видит в ней отношения господства и подчинения, иерархии: одна и та же душа то воспринимает и удерживает, то исследует и судит, то любит или ненавидит и не повелевает сама себе и не является в одной части госпожой, в другой служанкой»9. Таким образом, в философии Валлы создается онтологический фундамент для переосмысления всей антропологии. Валла утверждает, что «единому» противопоставлено «многое», «благу» противопоставлено «зло» и «истине» – «ложь», каковые сами суть «нечто». Кроме того, я принял «единое» за «одну вещь»…. «Благо», как я бы сказал, берется вместо «благая вещь»; ведь читаем же мы, что к «благу все стремятся»10. Так Валла выступает против «наивной» метафизической реификации понятия души, но не для того, чтобы перевести последнюю из разряда субстанций в разряд акциденций, а для того, чтобы вывести ее из концептуальных схем, объявив фундаментальным понятием, не определяющимся через простейшие, нередуцируемым, а следовательно, претендующим на соразмерность целой Вселенной. 9 Ревякина Н.В. Творческий путь Лоренцо Валлы и его философское наследие / Лоренцо Валла. Об истинном и ложном благе. О свободе воли. М.: Наука, 1989. С. 49. 10 Лоренцо Валла. Об истинном и ложном благе. О свободе воли. М.: Наука, 1989. С. 304. - 10 - Не менее важные изменения в понимание личности были внесены другим крупным представителем эпохи Возрождения Эразмом Роттердамским. Продолжая вслед за другими авторами позднего средневековья рассуждать о природе добродетели, вступая в давний спор о свободе человеческой воли, начатый еще Августином и Пелагием, Эразм впервые «освобождает» волю от первородного греха. Если для античных мыслителей личность была тождественна человеческому разуму, то есть сводилась к его способности понимать мир в его универсальных и умопостигаемых категориях, то средневековое христианское понимание личности, благодаря Августину, связало личность именно с волей. Несмотря на то, что в сложившейся, благодаря Августину, традиции в личности видели прежде всего волевое начало, человеческая личность еще не мыслилась как нечто самодостаточное. Храня верность христианским постулатам о первородном грехе и божественном предопределении, знаменитый богослов фактически лишил личность способности отвечать за свои поступки, а следовательно, лишил ее и свободы воли, свободы выбора между добром и злом. Так, в своей полемике с пелагианами Августин утверждает: «что действует Бог в сердцах человеков, склоняя воления их, куда бы ни пожелал Он – к доброму ли, ради милосердия Своего, к злому ли, ради заслуг их, – по суду Своему, иногда явному, а иногда тайному, всегда, однако же, правому»11. Лишь божественная личность наделялась свободой воли и трактовалась как соединение воли и разума в одном лице, хотя различение тела и души играет главную роль. Социальная природа души, а следовательно и личности Августином отрицается, да и само гражданское общество он считает принципиально несовершенным12. Позиция Августина, хотя и была признана канонической, не являлась единственной. Английский теолог Пелагий, против которого направлял свои доводы Августин, писал, в частности, что «не было бы никакой добродетели у того, кто пребывает в добре, если бы он не имел возможности перейти на сторону зла. Ибо волей своей Бог даровал своему разумному творению добровольный выбор и сво11 Августин. О благодати и свободном произволении / Гуссейнов А.А., Иррлиц Г. Краткая история этики. М.: Мысль, 1987. С. 554. 12 Августин. О граде Божьем. В двадцати двух книгах. Том IV, книги 18–22. М.: Изд-во Спасо-Перображенского Валаамского монастыря, 1994. С. 117. - 11 - бодную волю. Иначе не по собственному побуждению сотворит он добро, если он не может равным образом избрать также и зло»13. Эта позиция, сочтенная во времена Августина еретической и осужденная на соответствующем церковном соборе, возрождается Эразмом только спустя тысячелетие. Секуляризация Ренессанса позволила вновь сформулировать постулат о свободной воле, открывая путь к интерпретации понятия личности как уникальной и неповторимой. Хотя и тогда у Эразма нашлось немало противников, в том числе и весьма сильных. Так, инициатор реформации Мартин Лютер не только вступил в полемическую переписку с Эразмом, но и опубликовал объемный трактат с выразительным названием «О рабстве воли». В своей неповторимой манере Лютер писал, что «христианину прежде всего необходимо и спасительно знать, что Бог ничего не предвидит по необходимости, а знает все, располагает и совершает по неизменной, вечной и непогрешимой Своей воле. Эта молния поражает и начисто испепеляет свободную волю; поэтому те, кто собирается утверждать существование свободной воли, должны отрицать существование этой молнии, или доказать, что она не есть она или избавиться от нее какимто другим способом»14. Стоит ли говорить о том, какое влияние концепция Лютера оказала на последующее развитие европейских обществ и ценностей, лежащих в их основе. М. Вебер убедительно показал роль протестантской этики в становлении духа капитализма, хотя и отводил при этом центральное место не Лютеру, а Кальвину. Но понимание личности сформировалось не благодаря идеям реформации, но скорее, вопреки им. И это понимание стало одним из краеугольных камней новоевропейской цивилизации, ее ценностей и идеалов. В человеке обязанности царя осуществляет разум, – писал Эразм. Этим пониманием природы человека намечается новый союз античности и современности, заключаемый с учетом опыта средневековья, но и с существенными изменениями в подходах. Таким образом, можно сделать вывод о том, что в христианстве античное понятие личности не просто связывается с волей, но и пе13 Пелагий. Послание к Деметриаде / Эразм Роттердамский. Философские произведения. М.: Наука, 1986. С. 597. 14 Мартин Лютер. О рабстве воли / Эразм Роттердамский. Философские произведения. М.: Наука, 1986. С. 308. - 12 - реформулируется радикальным образом. Как отмечал позднее Л. Фейербах, «где ударение делается на личность бога, там личность вообще священна, личность как таковая является высшим понятием. А где она является высшим понятием, там личным интересам необходимо должны подчиниться высшие интересы…»15. Критика христианского понимания личности не дает известному атеисту возможности определить позитивное содержание этой концепции. Но он точно уловил основную связь христианского вероучения и системы ценностей, в центре которой понятие уникальной и свободной личности. Считается и вполне справедливо, что личность – субстанция, присущая каждому индивиду. Такова философская точка зрения, которая может быть оспорена данными современной психологии. Психологи описывают эффект неродившейся личности, связывая это с различными конфликтами, которые переживает индивид в раннем детстве и которые, согласно психоаналитической теории З. Фрейда, могут запрограммировать бессознательное на отрицательное отношение к свободе. Эту мысль подхватил и развил ученик Фрейда Э. Фромм, описывая, как неудачи развития личности приводят человека к бегству от свободы. В научных концепциях теории формирования личности большое значение придается процессу социализации, что подчеркивает неразрывную взаимосвязь личности и общества. Именно социализацию психологи и социологи называют средством формирования личности. На успешность социализации влияет успешная деятельность четырех основных механизмов социализации: имитации, идентификации, чувства стыда и чувства вины. Первые два являются позитивными и обеспечивают нахождение индивидом неких приемлемых для него образов и значений понятия «я». Первыми объектами идентификации являются члены семьи, близкие, соседи. Но идентификация возникает на более высокой стадии развития и является рефлексивным процессом. Индивид осознает себя кем-то и становится через это осознание личностью. Примечательны знаменитые тесты на определение самого себя через перечисление значений: «я – студент», «я – американка», «я – дочь», «я – поклонница симфонической музыки». Именно через эту совокупность идентификаФейербах Л. П. История философии. Собрание сочинений в трех томах. Т. 3. М.: мысль, 1967. Т. 3. С. 278. 15 - 13 - ций личность становится идентифицированной – наряду с сознанием появляется самосознание, которое так и называется самосознанием личности. Особую роль в становлении личности играет процесс формирования мировоззрения, в котором главное место отводится картине мира. Но в ХХ веке картина мира представляется все более проблематичной именно в связи с экзистенциальным планом личности. Как отмечает А.В. Воронцов, «картина мира понимается уже как «разбитое» бытие, содержащее в себе противопоставление субъекта и объекта. Картина мира представляет собой отдаленную перспективу бытия, бытие схематизированное и поставленное перед собой. Любое же представление является пост-предметным, т.е. любой репрезентации предшествует некое сущее, требующее своего опредмечивания»16. Именно это понимание картины мира соответствует современной философии, поставившей под сомнение понятие субъекта. Негативные механизмы социализации – чувство стыда и чувство вины – определяют то, что нельзя делать, в то время как позитивные механизмы задают координаты того, что делать можно, что делать нужно и что делать обязательно. Нетрудно видеть, что данные научные теории нуждаются в философском осмыслении, в том числе и критическом. Философское или вернее социальнофилософское понимание личности существенно отличается от частно-научного тем, что философы переходят от описания явлений к выявлению сущности. В данном случае речь идет о необходимости понимания личности как ценности. Объявление личности главной ценностью навсегда девальвировало разговоры о том, зачем нужна личность или почему она важна. Сегодня личность – это та направленность развития европейских обществ, а в конечном счете европейской цивилизации, которая позволяет противостоять дегуманизации, вызванной развитием техники. Можно без преувеличения заявлять, что начиная с эпохи Возрождения, вся философия превращается в философию личности. В учениях философов Нового времени проблемы личности оказываются связаны с понятием свободы. 16 Воронцов А.В. Картина мира: от представления к уникальной реальности / Социально-политические и культурно-исторические проблемы современности: философская рефлексия и научный анализ. Ставрополь: СГУ, 2005. С. 16. - 14 - Э. Фромм показывает в своем исследовании, что в средневековом обществе человек ощущал себя гораздо увереннее именно потому, что само общество фактически держало его в оковах и оковы эти были весьма жесткими. Но при этом такая несвобода носила качественно иной характер, чем та несвобода, которая характерна для тоталитаризма и авторитаризма более поздних эпох. «Средневековое общество, – пишет Фромм в своей книге «Бегство от свободы», – не лишало индивида свободы уже потому, что «индивида» как такового еще не существовало. Человек еще был связан с миром первичными узами; он видел себя лишь через призму своей общественной роли (которая была в то же время и его общественной ролью), а не в качестве индивидуальной личности. Точно также и любой другой человек не воспринимался как индивид»17. Другими словами, индивид не мыслил себя как личность, он был тем, что делало его членом той или иной социальной группы, а альтернативой этому было состояние «изгоя» или «отщепенца», то есть человека, вырванного из общества. Как известно, в философии принято различать два значения понятия свободы: позитивное и негативное. Позитивное понимание свободы или «свобода-для» – это свобода сделать выбор между двумя целями или стратегиями действия. Негативное понимание свободы или «свобода-от» имеет значение возможности не зависеть от внешних детерминирующих обстоятельств. Совершенно очевидно, что для того, чтобы быть свободным для чего-либо, необходимо быть свободным от чего-либо, что препятствовало бы совершить свободный поступок. Сам факт свободы выбора обеспечивается негативной свободой. Но в жизни человек никогда не бывает абсолютно свободен, даже в своих мыслях и грезах, ибо и они «навеяны» прежним опытом, прежней жизнью. Тем более, в сфере человеческих действий, целей и ценностей, где индивид буквально погружен в систему взаимных детерминаций. И вот тогда для способности иметь выбор осуществляются действия, направленные на обеспечение «свободы-для». Вся новоевропейская этика, а в след за нею и социальная философия буквально пронизаны идеей, согласно которой именно в этом акте рождается личность, именно в этом действии индивид осознает 17 Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1989. (272 с.) С. 43. - 15 - себя как личность. Как отмечает Фромм, «хотя человек не был свободен в современном смысле, он не был при этом ни одинок, ни изолирован. Занимая определенное, неизменное и бесспорное место в социальном мире с самого момента рождения, человек был закреплен в какой-то структурированной общности; его жизнь была с самого начала наполнена смыслом, что не оставляло места сомнениям, они и не возникали»18. А то, что личность фактически была отождествлена с местом индивида в обществе, не было для человека синонимом несвободы – именно такое соответствие и освобождало его. Современный индивидуализм очень сильно отличался от средневекового, но в той коллективной жизни было достаточно места для индивидуализма. Фромм называет его «конкретным индивидуализмом в реальной жизни». «В средние века, – пишет Я. Буркхард – обе стороны самосознания по отношению к внешнему миру и своему внутреннему «я» как бы дремали под одним общим покрывалом… человек познавал себя только по расовым особенностям или по признакам, различающим народ, партию, корпорацию, семью, другими словами, понятие личности связывалось всегда с какойнибудь общей формой»19. Положительное понимание свободы равнозначно интерпретации личности как субстанции, от которой зависит свободный и недетерминированный выбор. Личностный выбор при этом связан с тем, что человеческая личность понимается именно как Вселенная, бесконечная и самодостаточная одновременно. В этой бесконечной личности содержатся все возможные и необходимые детерминанты человеческого бытия, все векторы общественного и морального развития. В этом же содержится и гарантия ее уникальности и неповторимости. Как отмечает И.Т. Касавин, «вместо того, чтобы истолковывать смысл как общее для всех и тривиальное содержание, как общезначимость слова, важно увидеть в многообразии смыслов уникальность и изменчивость сознания, обусловленные конкретной культурной и экзистенциальной ситуацией субъекта. Осмысленно только то, что осмысленно заново; восприятие смысла – всегда творчество, осмысление мира на свой лад; смыслообразование есть иносказание. Из уникальности смысла как продукта индивидуальной 18 19 Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1989. С. 44. Буркхард Я. Культура Италии в эпоху Возрождения. Т. I. СПб., 1905. С. 157. - 16 - интерпретации вытекает и многообразие значений: человек, относясь творчески к употреблению языка, порождает особый мир»20. Системный подход к исследованию понятия личности позволяет нам отделять субстанцию от акциденций. В частнонаучных теориях и методах присутствует системно-структурное описание феномена личности. Структура личности по Фрейду разделяется на три базовых элемента. Во-первых это «Эго» – некое непроясненное начало, охватывающее еще несформировавшуюся психику, подчиненную стремлению к удовольствию, но не имеющее представлений о действительности. Вторым элементом выступает сознание и самосознание, обычно именуемое как «Я». Я уже включено в реальность и способно адаптироваться к окружающему миру. И, наконец, третий элемент или «Сверх-Я». В «Сверх-Я» аккумулируются моральные и религиозные представления, контролирующие стремления индивида и регулирующие его взаимодействие с другими людьми. Но есть еще, находящееся в конфликте со «Сверх-Я» «Оно», которое выступает как внешняя, зачастую репрессивная сила. Как отмечали А.В. Петровский и М.Г. Ярошевский, «понимание социальной сущности человека, включенности индивида в исторически возникающую и исторически изменяющуюся систему общественных отношений органически входит в трактовку категорий «психосоциальное отношение» и «организм – индивид – личность», образуя их методологическое основание, определяя общие подходы к построению программ научного исследования в области интенсивно развивающейся социальной психологии и психологии личности»21. Итак, тезис о психофизической природе личности и о единстве психического и физического в личности не вызывает сомнений у психологов, социологов, антропологов. Но в философском рассуждении будет обязательно присутствовать экзистенциальный план, связанный с глубинными слоями человеческой экзистенции и с пограничным характером человеческого бытия. Не случайно в энциклопедическом словаре, посвященном философии ХХ века понятие личности заменяет понятия лица. Автор соответствующей статьи А.А. Грицанов подчеркивает значимость это20 И.Т. Размышление о смысле / На пути к неклассической эпистемологии. М.: ИФРАН, 2009. С. 95 21 А.В. Петровский и М.Г. Ярошевский «Основы теоретической психологии». М., 1998. С. 257. - 17 - го термина для постмодернистской философии, которая оперирует и другими понятиями этого ряда – «тело», «плоть», «касание». Именно такие концептуальные системы обнаруживаются, например, в работах французского философа Ж. Делеза и других представителей этого направления философской мысли. «Лицо – пишет Грицанов – философское понятие, посредством которого в границах ряда концепций философии постмодернизма обозначается один из потенциально мыслимых содержательных компонентов многомерных категорий «тело», «плоть», «кожа» и др. Лицо являет собой уникальное в своей универсальности означающее, маркирующее весь феномен телесности: оно – знак, который не нуждается ни в каком теле и самодостаточен»22. Грицанов обращается к работам Ш. Леберена, Г.В.Ф. Гегеля, Р. Гвардини, П.А. Флоренского, показывая, что введение понятия лица является не столь уж новаторским, но сам факт замены очень показателен. Философия ХХ века постепенно преобразовывала понятие души в контексте ревизии ценностей и идеалов Просвещения. Многие мотивы были унаследованы в философии Ф. Ницше, провозгласившего переоценку ценностей главной задачей независимого ума. С одной стороны, он выступил естественным союзником идеи уникального, крайне важной в понимании онтологии личности. С другой же стороны, Ницше обрушился всей силой своего незаурядного интеллекта на саму идею разума, являвшуюся центральной в европейской философией со времен Гераклита и Сократа. Его аргументы, как впрочем и сам стиль полемики были столь необычны, что Ницше, несмотря на публичное изгнание из академического сообщества, очень скоро сделался властителем дум и сыграл огромную роль в становлении культуры ХХ века. Более того, от его критики не смогли отмахнуться и члены сообщества, ведя бескомпромиссную борьбу с идеями нигилизма и постмодернизма вплоть до сегодняшнего дня. Главные идеи Ницше хорошо известны – он отрицал мораль, которая была создана путем соединения древнегреческого культа разума и христианского вероучения, в основе которого лежали «десять заповедей». Ницше последовательно отрицает как идею разума, так и идею добра: разум не может быть отделен от неразумия, а добГрицанов А.А. Лицо / Всемирная энциклопедия: Философия ХХ век. М.: АСТ, Мн.: Харвест, Современный литератор, 2002. С. 418. 22 - 18 - ро от зла. «Для каждой сильной и оставшейся верной природе человеческой породы, – пишет он в «Воле к власти», – любовь и ненависть, благодарность и месть, доброта и гнев, утверждение и отрицание связаны неразрывно друг с другом. Можно быть хорошим только тогда, когда умеешь быть и дурным: бываешь дурным потому, что иначе ты не сумел бы быть хорошим»23. Казалось бы, эти рассуждения не затрагивают идею личности напрямую. Ее уникальность остается неприкосновенной и даже может укрепляться за счет обращения Ницше к методам искусства, сближающим его с мыслителями Ренессанса, которые, как известно, создали онтологию на основе эстетики. Эгоизм, провозглашенный Лоренцо Валлой и аморализм эпохи Возрождения, который Лосев называл оборотной стороной титанизма, вполне вписываются в стратегию усиления роли личности в истории и т.п. Да и филологизм Эразма Роттердамского и итальянских гуманистов повлияли и на идейных предшественников Ницше – немецких романтиков вроде Г. Новалиса, В.Г. Вакенродера и Фр. Шлегеля. Но открытие уникальности человеческой личности в эпоху Возрождения привело к формированию устойчивого идеала, который и был решительно отвергнут ниспровергателем ценностей и создателем философии жизни. Отметим также, что Ницше противопоставлял уникальное универсальному в контексте противопоставления теории и жизни, что так ярко представил в своей знаменитой поэме «Фауст» еще один романтик – И.В. Гете. Теория оперирует универсалиями, а жизнь может быть только уникальной. Жизнь не постигается в философских обобщениях или универсализирующих суждениях морали. Таким образом, отвергая философию и моральные нормы Ницше усиливает идею воли в личности, отрывает ее от ориентации на понятие добра. «Может быть, до сих пор не существовало более опасной идеологии, большего бесчинства in psychologicis, чем эта воля к хорошему: вскормили отвратительнейший тип несвободного человекасвятоши; учили: именно только как святоша ты находишься на верном пути приближения к Божеству; только образ жизни святоши есть божественный образ жизни»24. 23 24 Ницше Воля к власти. СПб.: Азбука-классика, 2007., С. 181. Ницше Воля к власти. СПб.: Азбука-классика, 2007., С. 183. - 19 - Уже на рубеже XIX и XX веков в философии наблюдается определенная усталость от концептуализации феномена человеческой личности: слишком много значений обнаруживается у этого понятия, слишком много смыслов вкладывается в это слово. Появляются целые направления, такие как персонализм, где личность превращается в центральное понятие, вокруг которого строится не только антропология, но и онтология, и даже эпистемология. Среди лидеров этого движения можно выделить ряд французских и русских философов, которые соединяли понятие личности не только с философией, но и с религией. Речь идет о французских персоналистах Ж. Маритене, Э. Мунье, а также о русских мыслителях Н.А. Бердяеве, Л.Н. Шестове и других, идейно близких к ним авторов. Когда Э. Мунье опубликовал свой знаменитый «Манифест персонализма»25, он фактически продекларировал возврат к мироощущению позднеантичных философов, демонстрировавших свое разочарование в возможностях сферы публичного. Как в эпоху эллинизма и Римской империи, когда демократия повсеместно сменялась тиранией, европейские философы в период между двумя мировыми войнами, надеялись в сфере приватного обрести подлинную свободу и пространство самореализации. В современном персонализме особую актуальность обретают темы отчуждения человека в капиталистическом обществе и новых отношений с Богом в условиях торжества научного разума. В персонализме христианский идеал личности конкретизируется в контексте процессов модерна, по новому артикулируется отношение личности к свободе и творчеству. Не случайно главными книгами Н.А. Бердяева в реализации идей персонализма являются «Философия свободы» и «Смысл творчества», хотя в подавляющем числе его сочинений без труда можно обнаружить более или менее явное присутствие этих идей. Персоналистическое или персоналистское понимание ценностей выстраивает сложную схему трактовки индивидуализма и коллективизма, особое место в которой играет понятие одиночества. «Одиночество лежит вне противоположности индивидуализма и универсализма, и потому в одиночестве может быть как индивидуализм, так и универсализм. Один может быть соборнее, универсальнее целого коллектива… Никогда не следует забывать, что религи25 Мунье Э. Манифест персонализма М.: Республика, 1999. 559 с. - 20 - озный путь идет от личности к обществу, от внутреннего к внешнему, к космосу через индивидуальность»26. Бердяев убежден, что свобода главенствует над бытием, что она есть созидающее начало неограниченной мощи. Он провозглашал независимым моральное сознание, интерпретируя понятие личности в контексте того понимания бытия и сознания, согласно которым свободный дух творит все вокруг, нимало не считаясь с реальностью. Таким образом, можно констатировать, что персонализм пошел по пути преодоления рационализма или, вернее, отбрасывания последнего. Если в популярном европейском учении Н. Гартмана о слоях бытия принцип свободы распространяется только на два последних уровня (слой души и слой духа), то в концепции Н. Бердяева именно принцип свободы становится главным принципом, регулирующим бытие. Но Бердяев испытал влияние не столько традиции русской православной мысли, сколько те же идеи Я. Беме, М. Экхарта и Э. Сведенборга, которые были важны для немецких романтиков и Ницше. Когда Бердяев в своем «критическом идеализме» преодолевает марксизм с его наукообразием, он все еще ориентируется на рационалистические аргументы. Марксизм, бывший увлечением его студенческой юности не мог быть преодолен в одночасье. Позднее понятие личности трактуется Бердяевым как некое начало, превосходящее мир. Здесь же вспоминается принцип тождества макрокосма и микрокосма. В качестве центральных понятий этого обоснования персонализма начинают выступать понятия «новый эон», «Божественный Адам», «преображающее бытие» и другие, не имеющие не только строго научной, но и сколь-нибудь внятной философской экспликации. Бердяев настаивает на невозможности отречения не только от христианства, но и от язычества, что достаточно радикально даже для религиозного философа, провозглашавшего наступление нового религиозного сознания. При этом у него все больше проявляются дуалистические мотивы. «Есть вечная и непереходимая грань, отделяющая творчество тварное, человеческое от творчества божественного, творчества Творца. Тварное существо не творит существ – существа творит лишь Творец. Лицо предвечно творится в Боге… Лишь Бог силен создать живое существо, личность. Основа всякого 26 Бердяев Н. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989. С. 381. - 21 - существа, всякой личности божественна»27. Несомненно, после таких рассуждений онтологической основой личности можно было провозгласить только мораль. Укорененность личности в моральной сфере с неизбежностью приводит к необходимости уйти из мира, ибо последний есть зло. Поэтому Бердяев так и пишет: «Свобода от мира – пафос моей книги». Но такое манихейство порождает противоречивость всей системы, что вполне предсказуемо в условиях онтологии, построенной на началах морали с ее противопоставлением добра злу. Насколько Бердяев остается христианином, не говоря уж о его православии, большой и трудный вопрос. Он ставит под сомнение саму задачу спасения души, предлагая другую цель человеческой жизни – творчество. Отсюда и понимание личности, далекое от концепций христианства. Бердяев обвиняет в избыточной созерцательности всю мистику, говоря об актуальности «деятельностного подхода». Влияние на него В.С. Соловьева проявляется еще и в том, что в философии Бердяева появляется требование того, что культ святости должен быть дополнен культом гениальности. Это требование и приводит к неслыханной прежде модернизации религиозного понимания личности. Уже с развитием науки и философии в рассуждения о личности и ее концептуализации было введено понятие пространства. «Пространство приватного», «пространство личности» и многие другие оптические метафоры позволили артикулировать концептуализацию персональности в терминах пространственно-временных и вещественных отношений. Это позволило ввенсти в анализ субстанциальное измерение феномена человеческой личности и превратить данный символ в генеральный концепт системы гуманитарных ценностей европейской цивилизации. Ту роль, которую понятие личности играет в становлении не только ценностей цивилизации, но и самой этой цивилизации, описывает вся современная философия и гуманитарные науки. Но в последнее время тон несколько изменился. Возникли философские учения нигилистического толка, апофеозом которых явился постмодернизм, где понятие личности либо нивелируется, либо отвергается. Не случайно В.А. Лекторский обращает внимание на связь поня27 Бердяев Н. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989. С. 367. - 22 - тия уникальной личности с идеалами гуманизма. «Одна из важных характеристик того гуманистического идеала, который сложился в современной культуре и философии, связана с признанием самоценности человеческой индивидуальности. Я думаю, что характеристика эта настолько существенна, что отказ от нее означал бы отказ от самого гуманизма. Как я уже сказал, с моей точки зрения, развитие современной цивилизации связано с повышением значения деятельности отдельного человека, а это значит – с ростом его свободы и ответственности»28. Подводя итог вышесказанному, можно констатировать, что проблема личности не только является фундаментальной проблемой современной философии, но и представляет собой одну из самых главных проблоем, стоящих не только перед научным сообществом, но и перед всем человечеством. От успешного решения проблемы личности как в теоретическом, так и в практическом плане, без преувеличения зависит судьба человечества, ибо уникальная личность выступает идеалом гуманизма и фундаментом европейской цивилизации. Социальная роль личности в современном мире без преувеличения огромна и все время продолжает возрастать. Современные технологии, независимо от того, производственные, политические или финансово-экономические, рассчитаны на высокоразвитую и свободную личность. Как показала социальная практика последних десятилетий, любой политический, правовой или экономический институт модерна не работает, если его реализацией не заняты свободные и ответственные личности. Но при этом набирает силу и противоположная тенденция – социальный мир стремительно технизируется и становится все менее гуманным. Более того, дегуманизация зачастую носит скрытый характер, ее причинами выступают малоизученные явления и процессы. Сегодня есть все основания опасаться неконтролируемого развития техники, инноваций в области политики и экономики, науки и образования, права и администрирования, ибо предсказать социальные последствия всех планируемых и происходящих изменений в принципе невозможно, а управлять социальным процессом без прогнозирования также малопродуктивно. Лекторский В.А. Идеалы и реальность гуманизма. Вопросы философии. 1994. №6. С. 7. 28 - 23 - Глава 2 МЕТОДОЛОГИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ ЛИЧНОСТИ В КЛАССИЧЕСКОЙ И НЕКЛАССИЧЕСКОЙ СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ Изучение личности в социальной философии всегда подчинялось логике междисциплинарного исследования. Личность – это фундаментальное философское понятие, играющее важную роль и в социально-гуманитарных науках, и в различных отраслях философского знания, таких как этика, философская антропология, философия культуры. Среди социально-гуманитарных наук можно выделить психологию, социологию, педагогику, для которых исследование личности имеет первостепенное значение. Но общность объекта не является причиной единства предметного определения личности в этих науках и дисциплинах. Социальная природа личности не вызывает сомнения. Казалось бы, личность является эмпирически явленным объектом и предметом исследования. По крайней мере, на это претендует психология личности – вполне респектабельный раздел современной психологической науки. Но, как отмечал еще В. Дильтей, лишь вычлененный из всего многообразия социальных отношений индивид мог бы стать предметом психологии. «Человека, изъятого из социальных взаимодействий и существующего как бы до общества, психология и не обнаруживает как опытную данность и не может дедуцировать; будь это возможно, структура наук о духе оказалась бы несравненно более простой. Даже тот ограниченный набор трудноуловимых основных черт, который мы склонны приписывать человеку как тако- 24 - вому, остается предметом неулаженного спора между резко противоречащими друг другу гипотезами»29. Личность трактуется как некое достижение общественного развития. Так, М.К. Мамардашвили обратил внимание на социальноинновационное значение феномена личности. «Понимаете, – утверждал он, – феномен личности не менее таинственен, чем, например, такие великие находки эволюции, как лист растения, локаторное устройство у летучей мыши, глаз человека, копыто лошади, или такие формы в технике и общественной жизни, как колесо, архитектурный купольный свод, нация, национальный язык, правовое общественное состояние, крестьянская семья и т.п.»30 Философское исследование личности как социального, антропологического, психологического и культурного феномена всегда было одной из сложнейших проблем как в отечественной, так и в мировой методологической рефлексии. Говоря о проблеме метода, представители разных социально-гуманитарных дисциплин и даже различных направлений в рамках одной и той же дисциплины, часто по-разному определяют само понятие личности. Главной причиной сложившейся ситуации, наряду с естественной в таких случаях проблемой междисицплинарности объекта, является и то, что интегрирующая функция философского уровня методологии выполняется не везде и не всегда. Многое из произошедшего за последние десятилетия в пространстве социальной философии, в связи с переходом от классической к неклассической, а затем и постнеклассической науке, еще не осмыслено в полной мере. Но без такого осмысления невозможно добиться выстраивания новой концептуальной схемы, методологической программы и дисциплинарной матрицы научного исследования. Вопрос о соотношении классического и неклассического (постклассического) этапов развития науки был поставлен во второй половине ХХ века в контексте противопоставления классического и неклассического идеалов рациональности. Обсуждение темы рациональности именно в таком ключе было инициировано как развитием 29 Дильтей В. Введение в науки о духе. Опыт построения основ для изучения общества и истории / Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М.: Изд-во МГУ, 1987. С. 131. 30 Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М.: Прогресс, Культура, 1992. С. 173. - 25 - науки, так и появлением новых философских направлений, таких как марксизм, психоанализ, феноменология, прагматизм, аналитическая философия. Не будет преувеличением сказать, что все упомянутые направления преодолевали картезианство, используя для этого свои особые стратегии. Точно также как и картезианство, тремя столетиями ранее, преодолевало схоластику. «Философы XVII-XVIII вв., воспользовавшиеся картезианской методологией, могли уже открыто не апеллировать к Богу или к разумно-божественной-самой-по-себе природе, они ссылались на «естественность», «очевидность» постулируемых принципов организации общества... Именно светское государство и светская цивилизованность, учрежденные на основе общих для всех самоочевидных норм, стали общественными механизмами, опосредствующими отношения между людьми, приверженцами разных вероисповеданий и идеологических воззрений»31. Эта мысль о социальных корнях картезианства очень интересна, ибо позволяет сделать вывод о том, что переход от классики к неклассике был вызван не одними только успехами наук, но и имел истоки в социальной практике, был обусловлен ее эволюцией. В индивидуализированном обществе личность перестает быть главным средством, главной целью и главным итогом социальной индивидуации. Но в эпоху становления классического капитализма ценности гуманизма и сформировавшиеся позднее идеалы Просвещения были основаны на приоритете ценности личности над всеми остальными. Именно личность считалась неприкосновенной, именно к ней апеллировали все философские учения, именно личность наделялась достоинством и правами, равными со всеми остальными личностями данного социума, расширенного затем до размеров всего человечества. Современная философия опирается на теорию коммуникативного действия Ю. Хабермаса и идеи о конструировании реальности. Но в понимании идей конструктивизма при описании проблемы реальности большую роль сыграло развитие исторической науки, приведшее к реформе всей идеи исторического разума. «Каким образом система коммуникации оформляет социальную «реальность» и как она (реальность) изменяется под воздействием тех или иных сообЯковлева А.Н. Метод здравого смысла и его социальная миссия // Вестник МГУ. Серия 7. Философия. 2009. № 3. С. 21-22. (С. 3-26) 31 - 26 - щений, транслируемых коммуникационной сетью…, – задается вопросом американский исследователь Проблемы, спровоцировавшие кризис, концентрировались вокруг двух основных тем: во-первых, субъективного измерения истории и переживания опыта Другого; во-вторых, вопроса о научности дискурса «об истории», поставленного ее постмодернистской версией»32. На смену классической философии пришла философия неклассическая, основным отличительным свойством которой признается новое понимание отношения «познаваемый объект – познающий субъект». Методология классической социальной философии включает в себя такие важные теоретико-познавательные понятия как субъект, объект, истина в традиционном понимании этих терминов. Истина мыслится как соответствие нашего знания об объекте самому объекту, что было определено еще Аристотелем. Современное понимание истины находится в контексте различения теории корреспонденции, теории когеренции и прагматической теории истины, согласно которым истинным является знание, не только соответствующее объекту, но и согласующееся с другим знанием о мире, а также позволяющее в этом мире действовать, и действовать результативно. Если исключить солипсистские и агностические рассуждения об истине Дж. Берклии и Д. Юма, то первым, кто подверг сомнению классическую теорию истины как отражения, был И. Кант. Именно он впервые заявил, что сознание не только копирует мир, но и активно творит его, причем второе гораздо важнее первого. Будучи предтечей современного конструктивизма, Кант сформировал новое понимание концептуальной пары «субъект – объект», дав мощный импульс для перехода философии от классической к неклассической парадигме. Благодаря Канту и Гегелю была преодолена та пропасть между объектом и субъектом, которая образовалась в рамках картезианского способа мысли. Для того, чтобы оценить смысл изменений в концептуализации феномена личности, произошедших в XX веке и позволивших говорить о неклассической парадигме, пришедшей на смену классике, необходимо обратиться к работам М.К. Мамардашвили, В.С. Степин, Л.П. Киященко. Проводимые ими исследования главным обраМинский М.Ю. Микроисторический метод и макроисторический вывод // Вестник МГУ. Серия 7. Философия. 2009. № 3. С. 67-68. (С. 67-77) 32 - 27 - зом касались истории науки и философии, но из них можно сделать далеко идущие выводы, касающиеся понимания человека, его месте в мире и его ценностей. Не случайно одна из наиболее известных книг В.С. Степина называется «Философская антропология и философия науки». Но еще раньше вышла статья «Классическая и современная буржуазная философия», авторами которой являлись М.К. Мамардашвили, Э.Ю. Соловьев и В.С. Швырев. В ней эти авторы поставили проблему кризиса традиционной философии как проблему кризиса понимания сознания в западной культуре в целом. Да и само сознание, отмечают они, изменилось, причем как индивидуальное, так и общественное. «В соответствии с возросшей ролью организованных связей в самом функционировании материальных, общественно-экономических структур выросла в нем и роль определенным образом организуемого и управляемого сознания. Принудительность социально всеобщих образований мысли и психологии по отношению к индивиду (не сегодня конечно родившаяся) стала органическим элементом регулирования общественной жизни и производства, подкрепляясь такими эффективными средствами, как обобществление форм человеческой деятельности, бюрократизация общественной жизни и инструменты массовой информации, пропаганды, рекламы»33. В этом же ключе написана и книга М.К. Мамардашвили «Классический и неклассический идеалы рациональности», где подчеркивается мысль о том, что всплеск неконтролируемых эмоций является не менее важным источником деятельности сознания и личности, чем рациональные знания и намерения человека. Собственно конец классической философии провозглашали еще К. Маркс и Ф. Энгельс. Маркс показал зависимость общественного сознания от общественного бытия, а общественное сознание, согласно его же учению является первичным по отношению к сознанию индивидуальному. Это открытие действительно оказалось революционным, ибо ставило под вопрос многие традиционные мировоззренческие схемы и, не в последнюю очередь, понятие личности. 33 Мамардашвили М.К., Соловьев Э.Ю., Швырев В.С. Классическая и современная буржуазная философия (Опыт эпистемологического сопоставления) / Мамардашвили М. Классический и неклассический идеалы рациональности. М.: Логос, 2004. (240 с.) С. 127. - 28 - Вторым важным открытием является открытие сферы бессознательного, как индивидуального (З. Фрейд), так и коллективного (К.Г. Юнг). Здесь появляются новые вопросы к уникальной и неповторимой личности, которая мыслилась как свободная и гарантией ее свободы выступала разумность. Соответствие разуму делало личность свободной от тех непредвиденных обстоятельств, которые могли быть связаны как с древнегреческим фатумом, так и с предопределенностью, известной лишь Богу. И если в классической философии от Канта до Гегеля человек мыслился как носитель разума, делающего его обладателя хозяином собственной судьбы, то теперь его разумность превратилась лишь в один из аспектов, помогающий частично преодолеть превратности судьбы. «Только разум в конечном счете придает всему, что считается сущим, всем м, ценностям, целям их смысл, а именно их нормативную соотнесенность с тем, что со времени начала философии обозначается ловом «истина» – истина сама по себе – и коррелятивным ему словом «сущее» – ớντωσ ớν»34. Проблема рациональности, решение которой оказалось сопряжено с выявлением классической и неклассической, а затем и постнеклассической рациональности, была сформулирована в связи с кризисом, в котором оказался европейский человек и, не в последнюю очередь, это было связано с кризисом самосознания личности. То, что экзистенциалисты обозначили как разрушение внутренней гармонии и как вторжение в глубинные слои человеческой экзистенции, породило состояние неуверенности и невозможностях разума описать этот мир и объяснить его при помощи категорий порядка, гармонии, смысла. Сравнительный анализ трех типов рациональности Л.П. Киященко осуществляет путем сопоставления классической, неклассической и постнеклассической дисциплинарных матриц35. Каждая дисциплинарная матрица описывается посредством выделения четырех характеристических элементов: картины мира, ценностных установок, законов и определений основных понятий, а также способов постановки вопросов и процедур получения ответов. 34 Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. СПб.: Владимир Даль, 2004. С. 28-29. 35 Киященко Л.П. Этос постнеклассической науки / Этос науки. М.: Academia, 2008. С. 217. - 29 - Первый элемент дисциплинарной матрицы – научная картина мира – задает определенный способ понимания мира и его визуализации. Этот способ сводится к совокупности онтологических допущений, рисующих нам именно такую картину, позволяющий видеть в одном и том же явлении самые разные сущности. Так, можно видеть в одном и том же свободном падении камня или вращении колеса движение по заданной геометрическим законом траектории или стремление движущейся вещи к цели, задаваемой ее природой. Именно такое разделение соответствует двум картинам мира – каузально-математической и физико-телеологической. Как известно, за первой стоит совокупность неявных онтологических допущений, генетически связанных с философией Пифагора и Платона, а вторая рождается из физики и метафизики Аристотеля. Обе картины мира являются разновидностями классического типа рациональности. Второй элемент или ценности играет в дисциплинарной матрице совершенно особую роль. Киященко фактически сводит эту роль к влиянию на выбор направлений исследований. Но роль ценностей в научном исследовании значительно более существенная. «Изучение и учет имплицитных мировоззренческих и социокультурных оснований предотвращает упрощенное, прямолинейное применение философских или богословских систем к конкретным произведениям, игнорирующее противоречивую природу структуры миропонимания эпохи»36. Введение в объяснительные схемы ценностей характерно для неклассической дисциплинарной матрицы, но при сравнении всех трех матриц мы обнаруживаем, что и в классической матрице есть ценности, которые, сколь ни декларировали бы их отсутствие философы той поры, оказывали существенное влияние и на структуру, и на содержание научного знания. Говоря о третьем элементе матрицы, Киященко обращает внимание на то, что законы и базовые дефиниции научных терминов должны быть выражены в символической форме. Ну а что касается третьего элемента, то способы постановки вопросов и образцы ответов действительно являются крайне важной частью научного знания, выполняющей регулятивную и дисциплинарную функции. Как поясняет сама Киященко, концепция дисциплинарных матриц является усовершенствованной версией теории куновских парадигм. «Первый Микешина Л.А. Философия познания. Полемические главы. М.: ПрогрессТрадиция, 2002. (624 с.) С. 107. 36 - 30 - пункт раскрывает метафизическую часть у Т. Куна, – пишет она. Второй и третий – образуют, если можно так выразиться, «медиальную среду», «смазку», которая наиболее ответственна за формы взаимодействия между первым и четвертым пунктом матрицы. Последний, четвертый пункт, содержит в себе экспликацию, по словам Т. Куна, «сложного и тонкого вопроса», касающегося освоения способов научного познания, который был им проиллюстрирован при объяснении значения термина «парадигма» как образца»37. Для методологии философского осмысления феномена человеческой личности эти рассуждения чрезвычайно важны. В свете теоремы У. Томаса и Ф. Знанецкого, общество, в котором есть теория личности отличается от общества, в котором такой теории нет. Еще больше будет отличаться от общества второго типа общество, в котором теория личности стала причиной включения данного понятия в число базисных ценностей, а также вписало это значение в картину мира и способы объяснения социальных, исторических и культурных процессов. Отсюда и вывод о том, что изменение дисциплинарной матрицы влечет за собой изменение теории личности, а это, в свою очередь, влечет за собой изменение социальной реальности, реорганизацию жизни человека и общества. В концепции развития философии и общества посредством сравнительного анализа дисциплинарных матриц особо подчеркивается из связь с этосом науки, то есть с определением порядков дискурса, связывающих воедино мысль и действие. В классической дисциплинарной матрице представление об универсуме, зафиксированное в картине мира, сводится к совокупности идей классического естествознания. Природа мыслится как единая и самотождественная, наиболее адекватным языком ее описания является язык математики. Утверждение о необходимости не принимать никаких причин для объяснения явлений кроме естественных, довольно скоро стало максимой не только для анализа внешнего мира, но и для осмысления природы человеческой души. Математизация естествознания повлияла на представление о мире и на место в нем человека. В пространственно бесконечном мире индивид почувствовал себя песчинкой микроскопических, то есть бесконечно малых размеров. Фактически математика помогла Киященко Л.П. Этос постнеклассической науки / Этос науки. М.: Academia, 2008.С. 217-218. 37 - 31 - сформировать онтологию. Как отмечает П.П. Гайденко, «онтологические интерпретации научного знания потому и играют эвристическую роль в науке, что они в известной мере представляют собой экспликации тех предпосылок и логически не могущих быть обоснованными постулатов научной теории, благодаря которым каждая историческая эпоха расчищает, новая фаза в развитии культуры «понимает» в соответствии с присущими ей «последними интуициями»38. Таким образом, философские интуиции в области онтологии иногда предвосхищают развитие науки, а в других случаях «оформляют» сделанные открытия, «встраивают» их в мировоззрение и культуру. Преобладающей ценностью классической дисциплинарной матрицы объявляется ценность объективного знания. Это соответствует сформировавшейся в XVII веке механической картине мира, из которой фактически изгнана случайность, произвольность и субъективность. Лапласовский детерминизм не оставлял возможности мыслить что-то за пределами жесткого категориального отделения необходимого от случайного. Восходящее еще к стоикам, а затем воспринятое Спинозой, Гегелем и Марксом утверждение о том, что свобода – это осознанная необходимость, задавало весьма узкие границы операбельности категории случайного. Фактически случайным было объявлено неизвестное или неизученное. Принцип, согласно которому всякое действие должно иметь причину или достаточное основание, дополнялся принципом, суть которого выражается в максиме: две одинаковые причины не могут привести к разным следствиям. Отсюда и классическое понимание научного закона как обязательно динамического, понимаемого как необходимая, устойчивая и существенная связь событий, явлений и процессов в области юрисдикции этого закона. Четвертый пункт вышеуказанной матрицы предполагает, что действие, направленное на решение проблем (в терминологии Куна головоломок), производится в строгом и четком следовании образцу. Разумеется, в реальной жизни ученые в равной степени следовали различным методологическим образцам и методическим предписаниям как в эпоху торжества классической эпистемологии, так и в период появления эпистемологии неклассической. Но вот сам харакГайденко П.П. Научная рациональность и философский разум. М.: Прогресс-Традиция, 2003. С. 451. 38 - 32 - тер методологических предписаний является строгим и монистическим. Жесткое представление о методе заставляет ученых сводить все свои действия в контексте обоснования к четким и ясным силлогизмам, показывающим, что из чего следует, хотя в контексте открытия по-прежнему царит вседозволенность и непрозрачность. Неклассическая дисциплинарная матрица рождается под влиянием преодоления механицизма в физике и редукционистского стремления распространить стандарты физической теории на описания остальных сфер природы и общества. Понимание того, что мир сложнее его механической схемы и что картина мира, в рамках которой мироздание предстает как часовой механизм, – это всего лишь метафора, становится мощным стимулом для автономизации частных наук. Каждая дисциплина наделяется собственным статусом и взаимодействие между ними становится координационным, а не субординационным, как в классической эпистемологии и редукционистской модели науки. Можно вслед за В.Г. Будановым39 выделить следующие значения термина «междисциплинарность», за каждым из которых стоит своя особая коммуникативная стратегия : 1) если у дисциплин есть общая феноменологическая база, то несмотря на особый тезаурус каждой мы можем согласовать их языки описания; 2) согласование языков дисциплин, которые не являются близкими с точки зрения предмета, но сближаются путем применения сходных методов (принцип относительности в физике микромира и в лингвистике); 3) рассуждение на основании аналогии, позволяющее строить гипотезы в одной области на основании опыта развития другой области знания; 4) в сложных и гетерогенных объектах исследования (экологические системы в природе, экономико-хозяйственные, политикоправовые или социокультурные системы в обществе), управление которыми требует элиминировать предметно-дисциплинарные ограничения; 39 Буданов В.Г. Синергетика коммуникативных сценариев // Синергетическая парадигма. Когнитивно-коммуникативные стратегии современного научного познания. М., 2004. С. 445 – 447. - 33 - 5) коммуникация по принципу сети или находящаяся в стадии самоорганизации. Как утверждает Л.П. Киященко, именно междисциплинарность сформировала этос неклассической науки. «Формирование неклассической дисциплинарной матрицы происходит в расширяющемся поле междисциплинарных исследований. При этом сохранение дисциплинарных областей знания необходимо как условие ведения диалога между дисциплинами (М. Хайдеггер). Суть этого условия в том, что оно создает, как было замечено уже Л. Флеком, стиль пограничной зоны»40. Этос неклассической науки включает в себя картину мира, построенную путем объединения частнонаучных картин мира, сколь бы мозаичной она не была. Прежняя иерархия наук, восходящая к идеям О. Конта, К. Маркса и Н. Гартмана, в которых науки выстраивались в соответствии со слоями бытия или уровнями движения материи, заменяется взаимодействием отдельных дисциплин, чьи предметы не редуцируются друг к другу по принципу от низшего к высшему. Эта динамичная картина, где дисциплины меняются местами, выступая то базой для объединения, то объектом включения, то «методологическим донором». Отсюда и координация «на равных» различных дисциплинарных онтология, научных методов, парадигм, исследовательских программ, стилей мышления и эпистем. Фундаментом междисциплинарного взаимодействия выступает повседневное мышление и, соответственно, язык повседневного общения. Именно в этом видится ценностная ориентация неклассической дисциплинарной матрицы. Здесь уже и речи не идет об устойчивых правилах, законах или теориях, они даже не всего должным образом эксплицированы и представлены. Образцом для действия выступает решение междисциплинарных проблем. Далее, согласно мнению Киященко, возникает трансдисциплинарная матрица, для которой характерно представление о мире как о множестве становящихся миров. Здесь научные ценности соотносятся с ценностями социальными, что позволяет осуществлять непрерывный контроль за их взаимодействием и за направлением самой научной мысли. Законы в трансдисциплинарной матрице всегда изменчивы и находятся в процессе эволюции вместе с объектом, поКиященко Л.П. Этос постнеклассической науки / Этос науки. М.: Academia, 2008.С. 221. 40 - 34 - ведение которого они описывают. Такая коэволюция дополняется принципом необратимости и принципом «общения без обобщения», то есть заимстование одних методологических принципов не влечет за собой заимствования других, находящихся в этой же дисциплинарно ограниченной системе методологии. Ситуационно или сценарно организованное взаимодействие наук может быть прекращено после того как данная задача оказывается благополучно разрешенной. Кейс-стади приходит на смену поступательному развитию науки на основе применения одних и тех же методов. Образцом для действия выступает процесс самоорганизации и различные модели гетерогенных процессов. Таким образом, необходимо заключить, что неклассическая социальная философия определяет понятие личности как гетерогенный феномен, соединяющий в себе разнонаправленные воздействия множества факторов. Отсюда интерес к жизненному миру или личностно-внутреннему миру человека. Как пишет Н.Н. Хомутова, «наряду с внешним (социальным) миром личности, «внутреннее личностное пространство» формирует ее характеристики, которые нередко приобретают философско-аксиологическое значение. Взаимосвязь «внутренней собранности», индивидуальной сферы ценностей личности и ее «поступков», порожденных внутренними качествами личности, отражают высокое нравственное значение достоинства человека»41. При обращении к внутреннему миру человека или к внутреннему пространству личности. В этом пространстве как нигде более, начинают проявляться те самые эффекты, для понимания которых и была предназначена неклассическая эпистемология и неклассическая социальная теория. Эффект вторжения машин во внутренне пространство человеческой личности описан Г. Раунингом. «Машинная эксплуатация, – утверждает он, – регулирующая способ субъективации социального порабощения – теневая сторона даже самых продвинутых средств коммуникации. Чем больше медиа зависят от возможностей машин, тем крепче они оказываются во власти маши, повинуются им и не могут выйти из-под их зависимости. Высокое искусство машинной эксплуатации подчиняет перманентную онлайн-жизнь императиву по41 Хомутова Н.Н. Пространство личностно-внутреннего мира / Человек, общество, история: методологические инновации и региональный контекст. Волгоград: Изд-во ВолГУ, 2008. С. 187. - 35 - жизненного обучения и нескончаемому взаимодействию аффектов»42. Для того, чтобы понять специфику социальной детерминации, ставшей причиной неклассических типов воздействия на личность, необходимо осознать, что такое воздействие затрагивает главным образом смысловой уровень человеческого бытия. Именно сфера смысла «замыкает цепь» воздействия на внутренний мир человеческой личности в условиях неконтролируемого развития техники и непредсказуемого вторжения в глубинные слои человеческой экзистенции. Таким образом, техника превращается в механизм становления социальной реальности, где главным инструментом выступает язык. Не всегда воздействие языка является благотворным, но если оно дополняется техникой, то ситуация приобретает неконтролируемый характер. Человеческая личность, сколь бы сформированной она не казалась, всегда открыта чему-то новому, она не может застыть в неизменном состоянии. Но здесь же и таится главная опасность, которую можно назвать «восстанием машин». Зависимость человека от техники превращается в одну из главных тем неклассической социальной философии. Для решения этой проблемы необходимо по-новому поставить проблему человеческой рациональности, что и сделали философы в ХХ веке. Представители разных школ и направлений не смогли обойти вниманием парадокс, возникающий всякий раз, когда техника из средства превращается в творца и демиурга, которому подчиняется человек, ее создающий. «Поток желаний машиннозависимых людей формирует новый вид зависимости и порабощения человека: материальное проникновение технической машины в человеческое тело явно происходит по сценарию второсортного фильма ужасов. Более того, машины желаний – это не просто устройства машинной эксплуатации, они сразу перекодируют даже малейшие попытки противостоять использованию абстрактнодробящих машин для дальнейшего распада социальной реальности»43. Лингвистический поворот, потрясший основания новоевропейской философии в начале ХХ века, открыл новые возможности пе42 43 Раунинг Г. Абстрактные машины. Логос. 2010. № 1. С. 213. Раунинг Г. Абстрактные машины. Логос. 2010. № 1. С. 213. - 36 - ред исследователями феномена и понятия личности. Появились работы, в которых сущность личности оказалось связано с феноменом повествовательной идентичности. А филологи даже ввели в оборот понятие языковой личности, показывая тем самым актуальность философского взгляда на человеческую личность как на воспроизводство уникального опыта в сфере языка. Для изучения смысловой сферы человеческого взаимодействия неклассическая эпистемология и социальная философия располагает немалыми методологическими ресурсами, к числу которых относится социальная феноменология и конструктивизм или конструкционизм. Социальная феноменология возникла на основе общей феноменологии Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, М. Шелера, Н. Гартмана. В работах этих авторов нашли свое воплощение идеи трансцендентальной феноменологии и философской герменевтики, рассматривающих конститутивное значение феноменов сознания и понимание как способ человеческого бытия. Но прежде всего, следует отметить роль повседневности и ее главного репрезентанта – обыденного сознания. Как отмечает С.Т. Баранов, «с возрастанием динамичности и сложности общественной жизни постоянно возрастает роль теоретических представлений в нравственном сознании. Обыденное сознание в ходе данного процесса не уничтожается, но все более попадает под контроль теоретических знаний. Это приводит к тому, что из обыденного сознания устраняются всевозможные предрассудки, суеверия. Далее личность получает возможность осознанно определять границы компетентности здравого смысла, устранять ошибки, возникающие неизбежно, когда такие границы нарушаются»44. Повседневность заинтересовала феноменологов не случайно. Сторонники Гуссерля определили интерес к повседневности как средство исследования дотеоретического мышления, в котором, как они полагали, содержатся все тайны сознания. Да и само сознание они представили не совсем обычно – как средство усмотрения смысла – в противовес гораздо более распространенному взгляду на сознание как на разновидность отражения. Сам факт концентрации внимания на смысле был не случаен и имел далеко идущие следствия для судьбы всего феноменологического движения. Гартман и Шелер, Щюц и Хайдеггер связали свои системы с понятием интенБаранов С.Т. Философия обыденного сознания. Ставрополь: сев-кав ГТУ, 2005. С. 139. 44 - 37 - циональности, что и позволило им обратиться к проблеме понимания в связи с концепцией человека как интерпретирующего существа. Именно при помощи интерпретации человек наделяет смыслом собственные действия, именно к интерпретации он прибегает для того, чтобы понять слова и действия других людей, как впрочем и собственные намерения и поступки. В социальном плане учение феноменологов означало необходимость десубстанциализации сферы социального, а также отказ от субъект-объектных отношений и переход к коммуникации как основному понятию социальной онтологии. Диалоговый характер социального бытия был открыт параллельно в исследованиях очень разных философских направлений. российский теоретик М.М. Бахтин и американский Дж. Серль, представитель критической социальной теории из /Германии Ю. Хабермас и француз П. Рикер пришли практически одновременно к сходным выводам о коммуникативной природе социального. Коммуникативная теория общества отводит особое место феномену знания, но уже не в логико-эписемологическом ключе, а с точки зрения его социальных и аксиологических функций. Как отмечает И.С. Бакланов, «в техногенном обществе инструментальные функции проявляют прежде всего естественно-научные и технические знания, тогда как в социально-гуманитарном и различных формах ненаучного знания доминируют экзистенциальные функции»45. Здесь также выявляется зависимость социальных процессов и технологий от того вида знания, который получил здесь распространение и от тех способов его использования, которыми овладели члены социума. Как отмечает В.Н. Лекторский, для классической эпистемологии был характерен критицизм (недоверие к традиции), фундаментализм и нормативизм (необходимость обоснованности и соответствия нормам), субъектоцентризм (субъект – «высший судия») и наукоентризм (научное знание является привилегированным). Неклассическая эпистемология манифестирует последовательный отказ от всех четырех прицнипов, провозглашая когнитивный и эпистемологический повороты как пришедшие на смену повороту линг45 Бакланов И.С. Функции знания в техногенном обществе / Современные проблемы философии и социально-гуманитарных наук. ХХ Выпуск. Москва – Ставрополь, 2008. С. 7. - 38 - вистическому. «Неклассическая эпистемология, – подводит итог Лекторский, – это не только новый этап в развитии эпистемологии, но новый способ понимания реальности и человека. неклассическая эпистемология открывает во многом новое поле исследований, весьма значимых для понимания современных социальных и культурных процессов»46. Классическая эпистемология сформировалась в XVII – XVIII как дисциплина, которая служила основанием для всех других философских наук, а также и для наук естественных и социальных. Лингвистический поворот поставил под сомнение эту функцию, но в современной философии от эпистемологии уже и не требуется выступать основанием. Неклассическая эпистемология отличается от классической, прежде всего тем, что она представляет собой некую рефлексию над наукой, позволяющую изучать реальные процессы накопления и переработки научного знания, его хранения и применения на практике. Именно в этом контексте и актуализируется проблема смысла. «Смысл придается миру благодаря бытию культуры. Осмысленность мира прямо пропорциональна глубине индивидуального и социального освоения культуры и способности к творчеству. Смысл – это вызов, который человек бросает непостижимой и неподвластной для него – бессмысленной – реальности. И стоит только реальности ответить, как человек открывает в себе демиурга, а в реальности – сферу приложения своих сил»47. Эта мысль И.Т. Касавина чрезвычайно важна для понимания причин выделения во всем комплексе неклассической эпистемологии именно тех ее структурных элементов, главную роль в которых играют понятия смысла и интерпретации. Только в пространстве смысла реализует себя личность, именно в жизненном мире индивидуальность человека наделяется подлинным значением. «Коммуникативная рациональность предполагает использование знаков и знаковых систем. Знак, используемый в коммуникации, адресован индивиду или анонимному интерпретатору. Коммуникация будет успешной, если коммуникативный знак предварительно интерпретирован тем, кто его использует, в терминах ожидаемой интерпрета46 Лекторский В.А. О классической и неклассической эпистемологии / На пути к неклассической эпистемологии. М.: ИФРАН, 2009. С. 23. 47 Касавин И.Т. Размышление о смысле / На пути к неклассической эпистемологии. М.: ИФРАН, 2009. С. 95-96. - 39 - ции адресата»48. Таким образом, личность предстает в неклассической эпистемологии не как «одинокое существо во Вселенной», а как участник коммуникации, включенный в процесс, в котором есть еще, как минимум один, участник. Неклассическая эпистемология ставит проблему личности в совершенно ином ракурсе прежде всего потому, что радикально изменяется представление о природе феномена личности как коммуникативного, биографического и дискурсивного. Личность не есть ни субстанция, ни функция, ибо сама эта дихотомия отошла в прошлое. Коммуникативная философия и социальная эпистемология стали главным событием в неклассической эпистемологии. Рассмотрим их подробнее. В классическом философском дискурсе философия языка не занимала сколь-нибудь заметного места просто потому, что язык считался средством для выражения мысли и все, что можно было «извлечь» из языка, было лишь вторичным и производным от мышления. Но вот во время отказа от сведения всего многообразия явлений к двум сферам – бытию и мышлению – язык приобрел статус особой познавательной стихии. Проблемы понимания, диалога, коммуникации, перевода стали эпистемологическими, а не филологическими или культурологическими. «При этом язык оказался средоточием весьма разнородных функций: он онтологизируется, превращается в основу бытия и мировосприятия; он формализуется, становится принципом объединения и соизмерения содержания познания; он методологизируется, когда методы его исследования распространяются по аналогии и на другие области культуры; он социологизируется, когда его рассматривают как непосредственную социальную силу, изменения которой сами по себе обеспечивали бы более глубокие социальные изменения»49. Крайне важным элементом неклассической эпистемологии является установка на междисциплинарность. Эта установка реализуется прежде всего в особенностях формулирования предмета исследования – он должен быть таким, чтобы его без труда можно было изменять путем модификации содержания. Но для успеха междис48 Смирнова М.Н. К основаниям коммуникативной эпистемологии / Коммуникативная рациональность. Эпистемологический подход. М.: ИФРАН, 2009. С. 153. 49 Автономова Н.С. «Статья трех авторов» в свете опыта пост-современности: сопоставительные заметки / На пути к неклассической эпистемологии. М.: ИФРАН, 2009. С. 29. - 40 - циплинарного исследования не менее важен и метод, допускающий взаимодействие предметов или даже формирование особой межпредметной области, которая не ломала бы границ, но нарушала их ad hoc, то есть в данном конкретном случае. В этом контексте чрезвычайно продуктивной выглядит попытка М. Эпштейна, Г.Л. Тульчинского и ряда других философов изменить конфигурацию гуманитарных наук путем введения новых дисциплин, способных компенсировать когнитивные недостатки уже существующих. Специально для изучения мира как совокупности уникальных вещей Эпштейн предлагает разработать науку, которую он называет реалогией. Главным достоинством здесь может выступить «возврат к самим вещам», но не тем путем, который предложил Э. Гуссерль, а посредством учета уникальности этих самых вещей. «Между предметом и вещью примерно такое же соотношение, как между индивидуальностью и личностью: первое – лишь возможность или «субстрат» второго. Предмет возвращается в вещь лишь по мере своего духовного освоения, подобно тому как индивидуальность превращается в личность в ходе своего самосознания, самоопределения, напряженного саморазвития»50. Вещам необходимо вернуть статус уникальных сущностей, но сделать это можно лишь вернувшись из геометризированного мира Галилея, где вещи лишены всяких отличий и мыслятся в понятии физического тела. Таким образом, в социальной философии последних десятилетий, как и в философии в целом, наблюдается тенденция преодоления главного вектора развития новоевропейской философской и научной мысли – объективации понятий через предельно абстрактное и максимально теоретическое их рассмотрение. Но если первые попытки подобного рода, такие как философия жизни, иррационализм, нигилизм, характеризовались негативной протестностью и бескомпромиссной конфронтационностью, то сегодня настроение у критиков универсализирующего разума принципиально иное. Неклассическая эпистемология предоставляет немало средств для исследования уникального, не отвергая при этом ценности универсального. Обращение к повседневности создает условия для «оживления» пространства рассмотрения не только вещей, но и окруженного Эпштейн М. Знак пробела: О будущем гуманитарных наук. М.: Новое литературное обозрение, 2004. С. 666. 50 - 41 - ими человека. Осуществляется переход от картины мира к жизни, которая всегда уникальна, а следовательно и уникальная личность оказывается не одна, а в окружении уникальных вещей. И, самое главное, уникальность вещей, как и уникальность личности проявляется через обращение к понятию смысла, ибо именно те вещи, которые разделяют судьбу человека, ими обладающего, наделяются смыслом в рамках этой самой судьбы. Отсюда и главный методологический вывод: социально-философское постижение личности должно опираться на феноменолого-герменевтическую традицию, дополненную парадигмой социального конструктивизма. - 42 - Глава 3 КОНЦЕПЦИЯ ИНДИВИДУАЛИЗИРОВАННОГО ОБЩЕСТВА И ГИПОТЕЗА НОВОГО ТИПА СОЦИАЛЬНОСТИ Концепция индивидуализированного общества разработана английским теоретиком З. Бауманом на основании данных разных наук, но прежде всего социологии и философии. Большую роль в его общениях сыграли наблюдение, обобщение данных эмпирических исследований и анализ документов, что позволяет отнести данную теорию к разряду социологических. Но и изрядная доля философской дискурсии в его работах несомненно присутствует, особенно тогда когда он пишет об отличиях законодательного разума от интерпретирующего и т.п. Однако систематического философского анализа феномена индивидуализированного общества как социума особого типа нет еще не только в работах самого Баумана, но и в исследованиях, посвященных его собственной концепции. Поэтому, актуализации концептуальной инновации З. Баумана при исследовании феномена личности необходимо предпослать разбор данной концепции в терминах и категориях социальной философии. Концепция индивидуализированного общества отнюдь не является единственной теоретической конструкцией, описывающей социальный процесс современности. Есть немало концептуальных построений, получивших всемирную известность, каждому из которых соответствует свое собственное название нового общества или даже нового типа социальности. Это и постиндустриальное общество (Д. Белл, Р. Арон), и информационное общество (Э. Тофлер, М. Ка- 43 - стельс, Н.Н. Моисеев), и постмодернистское общество (Ж. Бодрияр, Э. Гидденс), и общество потребления (Ж. Бодрияр, М. Постер), и общество риска (У. Бек), многие другие более или менее популярные термины. И за каждым из этих терминов стоит своя собственная концепция противопоставления старого и нового типов социальности. В этом ряду особое место занимает теория индивидуализированного общества британского философа и социолога З. Баумана. Чаще всего Баумана относят к числу тех, кто интерпретировал постмодернизм как социально-экономический феномен. Несмотря на широчайшее распространение данного термина, постмодернизм в большинстве случаев рассматривается как состояние культуры, как интеллектуальное течение или как новое понимание исторического бытия. А вот собственно социальные процессы и явления, конгениальные постмодерну, называют постиндустриальными или информационными. Ф. Уэбстер анализирует дискуссию, которая ставит «своей целью понять природу постмодернизма как результата определенных социальных и экономических процессов. В ходе обсуждения такие философы, как Дэвид Харви и особенно Зигмунд Бауман и Фредерик Джеймсон, говорили об обществе постсовременности как о возникшем в результате определенных сдвигов, о которых можно говорить в терминах социологии»51. Действительно, постмодернизм занимает в творчестве английского исследователя одно из привилегированных мест. В своей работе «Философия и постмодернистская социология» Бауман противопоставил два вида разума – законодательный и интерпретирующий. О том, что разум должен присвоить себе функции законодателя, писал еще Кант, тщательно разрабатывая дисциплину и канон чистого разума для того, чтобы в суждение не могла закрасться ошибка. Разум как бы издает законы, а человек должен следовать им в своей повседневной жизни – такова версия основоположника критической философии. Бауман указывает на то, что кантовская модель разума не является единственной, но только доминирующей в Новое время. Да и то, до поры до времени. Сегодня, на смену законодательному разуму приходит разум интерпретирующий, отличающийся от первого не только средствами, но, и это самое важное, и своими целями. Зако51 Уэбстер Ф. Теории информационного общества. Аспект пресс, 2004. С. 311. - 44 - нодательный разум претендует на преобразующую роль и провозглашается механизмом улучшения того объекта, на который направлена его активность. Интерпретирующий разум, согласно мысли Баумана, не предполагает, что после овладения объектом, последний становится лучше, чем он был до того. «Вместо этого он предполагает, что объект в процессе овладения им трансформировался, однако первичная его форма не устарела и не лишилась права на существование, или что акт овладения есть акт продуктивный – такой, при котором возникает новый объект, заменяющий тот объект, который стимулировал усилия к его овладению. Если законодательный разум стремится завоевать право на монолог, интерпретирующий участвует в диалоге. Он заинтересован в продолжении того диалога, который законодательный разум хочет прекратить»52. Что же касается собственно социального в идее постмодернизма, то здесь Бауман обращает внимание на знание и суждение как способы формирования сообществ: все члены сообщества едины в понимании причин тех или иных событий, они одинаково судят о вещах и разделяют одни и те же ценности. Даже эстетические взгляды у сообщества должны быть едины, утверждали властители дум в классическую эпоху, не говоря уж о нравах и морали. Но вот в области эстетики Кант все же предусмотрел существование иного рода сообществ, понимая всю неосуществимость «республики Соединенных Вкусов. В условиях сообщества, занимающегося определением «ускользающей красоты», может быть достигнут лишь временный или ситуационный компромисс относительно того, что считать красивым. «Консенсус, который предполагается подобным процессом, если здесь вообще возможен какой-либо консенсус, ни в коем случае не строится на аргументах. Это консенсус, намекающий и ускользающий, живущий неким спиральным образом, сочетающим жизнь и смерть, рождение и умирание, всегда оставляющий открытым вопрос своего существования. Этот консенсус – определенно лишь «дуновение» сообщества». Самое большее, на что можно рассчитывать в постмодернистских условиях, – это такие эфемерные сообщества»53. 52 Бауман З. Философия и постмодернистская социология // Вопросы философии. 1991. № 8. С. 134. 53 Бауман З. Философия и постмодернистская социология // Вопросы философии. 1991. № 8. с. 138. - 45 - Бауман убежден, что и в современном мире побеждает тот же принцип социальной связи между членами общества, который прежде был характерен для сообществ, объединяющихся на ниве вкуса, такта или здравого смысла. В классическую эпоху для эстетической способности суждения хорош принцип: о вкусах не спорят. Но вот по вопросам морали или права, картины мира или природы человека тогда обязательно должно было существовать некое единство мнений. Сегодня этого единства уже нет и социальные последствия данного явления глубоки и весомы. Да и как могло быть иначе, ведь такое культурное явление как постмодерн затронуло систему ценностей, а это есть фундамент любого общества. Новые цели, новые связи, новые обязательства или отсутствие таковых в обществе постмодерна являются результатом нового умения рассуждать. Системы мысли не могут не оказывать влияния на системы действия. Вот что является главным в рассуждениях Баумана о социальном постмодерне. В другой своей работе «Спор о постмодернизме» Бауман подвергает критике функционалистскую парадигму, по сей день господствующую в социальной философии и социологии. Он утверждает, что сама модель функционализма, в которой такие гетерогенные элементы как действия людей, отношения между ними, ценности, элементы жизненного процесса, является не только умозрительной, но и сомнительной. «Надо признать, – пишет Бауман, – что «системность» системы не сводится к взаимному уравновешиванию и приспособлению элементов, к воспроизводству образцов этого уравновешивания и успешному подавлению отклонений от образцов, но складывается на манер калейдоскопических узоров из игры взаимных напряжений, противоречий и амбивалентностей, переговоров и торгов, понимании и непонимании, так что недоопределенность и многозначность общающихся элементов – не проявление какой-то болезни, патологии системы, а условие ее жизнеспособности»54. Таким образом, в философской позиции Баумана воспроизводятся новейшие представления о том, как из хаоса может складываться некий порядок, или даже не порядок, а однонаправленное движение, т.е. социальный процесс. И хотя в такой системе невозБауман 3. Спор о постмодернизме // Социологический журнал. М., 1994. № 4. С. 79. 54 - 46 - можно предсказать будущее, она не живет по определенным законам, подобным законам механической системы, но ее жизнеспособность от этого только повышается. И, самое главное, связующим звеном гетерогенных воль и стремлений является рождение в каждом конкретном случае смысла, а не детерминирующее воздействие каких-то внешних сил. Главным фактором перехода от модерна к постмодерну у Баумана выступает знание. Но это знание должно быть связано некоторой общей идеей, некоторым общим девизом, идеалом или даже идеологией. Мир модерна поглощен и пронизан идеями идеологии культуры. И здесь Бауман вновь вводит одну из своих знаменитых оппозиций – «законодатели» и «толкователи». Эта пара помогает ему понять смысл произошедших изменений в жизни человека и общества, причиной которого становится трансформация системы целеполагания. «Относительность знания, – пишет Бауман, – явствующая из эмпирического опыта, обусловленность истины, здравого смысла и вкуса гласными или негласными предпосылками, которые укоренены в общинных традициях, – все это было досадной помехой для дискурса культуры, ориентированного на законодательную миссию; проблемой, которую следует разрешить в теории и вдобавок устранить на практике. Для «переводческой» стратегии относительность – не просто переходная стадия, но бесспорно существующее, предварительное экзистенциальное условие познания»55. В обществе постмодерна изменяется отношение человека к знанию. Знание выступает как инструмент социальных трансформаций. Классическая модель общества опиралась на такое понимание знания, при котором оно отражает бытие и способно это сделать в принципе. У общества есть культура, выступающая как всеобщее собрание знаний, верований, предрассудков, нравов, традиций и обычаев. Эта совокупность возможна при условии, что отдельные знания и верования, идеалы и убеждения хотя бы не противоречат друг другу. Все члены общества понимают, что единство знаний, верований и убеждений – залог общественного здоровья, необходимое и достаточное условие нормального функционирования общества, гарантия его сохранения. Бауман З. Законодатели и толкователи // Неприкосновенный запас. 2003. № 1(27). С. 79. 55 - 47 - В полной мере проявляется верность Баумана идеям лингвистического поворота и социальной феноменологии. Он приводит в качестве доказательства того, что «переводчики» пользуются особой онтологией, тезис Щюца о том, что мир – это не некая большая вещь, данная человеку в ощущении, а особый интерсубъективный мир, рождаемый на пересечении межиндивидуальных коммуникаций. Таким образом, реальность выстраивается на пересечении картин мира, что происходит под воздействием неких мировоззренческих установок и приоритетов, которые меняются не от эпохи к эпохе, а от индивида к индивиду. Здесь в концепции Баумана возникают основания констатировать не только постмодернизм как состояние общества, имеющее собственно социальное содержание, но и особое состояние индивидов, которое Бауман определяет как социальную индивидуализацию. Это состояние ложится в основу его концепции индивидуализированного общества, ставшей не менее популярной и брендовой, чем концепции информационного общества или общества риска. Кстати, ситуация социальной индивидуализации проявляется и в ощущении повышенного риска, а теория индивидуализированного общества пересекается с вышеупомянутой концепцией общества риска. «Тенденция к усилению тревог, – пишет Бауман, – связанных с эндемической незащищенностью и неуверенностью в завтрашнем дне, не просто удачно совпали по времени в позднесовременную/постсовременную эпоху, в одну всепоглощающую заботу – заботу о личной безопасности, и возникновение новых реалий государственной политики, особенно урезанного варианта государственного суверенитета, характерного для периода «глобализации»56. Но в индивидуализированном обществе страхов ничуть не больше, чем в прежних типах обществ, как не увеличивается и количество реальных угроз. Просто изменяется структура ответственности личности за свою безопасность, что и незамедлило сказаться на структурах мысли и действия индивидов. Это позволяет Бауману сделать заключение о произошедшем в последние десятилетия качественном изменении социальной жизни, то есть о переходе общества от одного типа социальности к другому. Бауман З. Глобализация: последствия для человека и общества. М.: Весь мир, 2004. С. 166. 56 - 48 - Говоря о типе или типах социальности, я имею в виду идеальные типы взаимодействия личности и общества, точно также как М. Вебер называл идеальными типами типы господства или типы организации власти57. Эти типы сам Вебер квалифицировал как упрощения, вся задача которых сводилась к упорядочению эмпирического материала, что было необходимо в виду его многообразия и разнородности. В то же время понятие идеального типа выполняло функции норматива для общества и позволяло анализировать реальные общества в терминах нормы и отклонения. Для Вебера все общества в той или иной степени подходили под определение трех идеальных типов: рационального, традиционного и эмоционального типов господства. Если подчиненные и подчиняющиеся руководствуются рационально осознанными интересами, то это приводит к формированию правового демократического государства. Если же граждане руководствуются традицией, то общество остается сколь угодно долго патриархальным. В случае, когда у подчиненных доминирует эмоциональное отношение к лидеру, то господство является харизматическим, ибо держится на харизме лидера. Разумеется, не только Вебер использовал при построении теории некие идеализированные конструкции. О. Конт сформулировал понятие стадии общественного развития58, а К. Маркс противопоставил контовским стадиям свои не менее известные общественноэкономические формации59. И хотя при первом рассмотрении построений Конта и Маркса могло показаться, что в действительности они ведут речь о хорошо всем известных исторических периодах, в действительности это были именно конструкции. Не случайно азиатские страны и африканские народы «отодвигались» Контом на теологическую стадию развития, а Маркс помещал их отдельно, говоря об азиатском способе производства. Бауман тоже выдвигает гипотезу нового типа социальности, который он называет индивидуализированным обществом или обществом постмодерна. В своей книге с одноименным названием английский теоретик констатирует радикальный поворот в отношении См. напр. Кравченко Е.И. Макс Вебер. М.: Весь мир, 2002. – 224 с. Кохановский В.П. Родоначальник позитивизма и основоположник социологии / Конт О. дух позитивной философии. Ростов н/Д: Феникс, 2003. С. 3-41. 59 Ю.И. Семенов Марксистско-ленинская теория общественно-экономических формаций и исторический процесс. Философские науки. 1973. № 5. С. 3-16. 57 58 - 49 - к обществу как к определенному порядку, гарантирующему предсказуемость и умопостигаемость. Бауман констатирует рост чувства неопределенности, которое он называет всепроникающим и лишающим человека надежд на контроль за процессами общественного развития. Приводятся слова президента США о том, что складывающийся после распада СССР мир опасен не только потому, что разрушается порядок вещей, но и потому, что исчезают инструменты, при помощи которых ранее миру всегда возвращался порядок. Фактически Джордж Буш утверждал, что его пугает «не столько разрушение «порядка вещей», сколько исчезновение способов и средств, необходимых для «приведения вещей в порядок» и поддержания их в должном состоянии. После полувека четких размежеваний и ясности целей возник мир, лишенный не только видимой структуры, но и – как не зловеще это звучит – какой-либо логики»60. В современном мире ситуация действительно выходит из под контроля. На макроуровне это выражается в том, что два десятка развитых, но раздираемых противоречиями стран, более не выступают идеалом или эталоном для всех остальных обществ. Если раньше преуспевшие западные государства являлись источником стабильности и гарантом правильной политики тех, кто следует в их фарватере, то сегодня они инициируют нестабильность, поставляя оружие враждующим сторонам и «подливая масло» в огонь конфликта. Появилась даже теория управляемого хаоса, с помощью которой политологи объясняют тлеющие и разгорающиеся конфликты, протекающие в условиях бессмысленного и абсурдного саморазрушения. Иллюзорными называет Бауман надежды на права человека, которые не гарантируют права на работу, а также уверенность в том, что прежние заслуги способны обеспечить некие преференции в будущем. Именно такое понимание жизни лежало в основе действий людей на протяжении столетий, когда социальный статус является важнейшим фактором социальной организации, а стремление к его повышению – движущей силой общественного процесса. К этому добавляется утрата семьей и малой группой (местным сообществом) своих прежних оградительных функций. Новый прагматизм прони60 Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2005. С. 105. - 50 - зывает сегодня все стороны общественной жизни и Другой воспринимается лишь как средство для получения удовольствий или стабилизации потребления. Другой источник социальной индивидуализации – забвение социальных навыков, индифферентизация, являющаяся оборотной стороной толерантности. Право на личную жизнь, на суверенность приватного привела к ситуации, когда не принято заступаться за ближнего, попавшего в беду. Не принято даже высказывать участие, ибо оно тоже может быть расценено как разновидность вмешательства в личную жизнь. Сам источник формирования групп и институтов изменился – на смену прежнего принципа сплочения ради выживания и жизнеобеспечения пришел принцип объединения в коллективы вокруг процесса потребления. Поэтому неудивительно, что социальному порядку в полной мере передается неустойчивость и непредсказуемость, характерная для самого рынка, коль скоро он выступает здесь источником социальной интеграции. Итак, в современном мире все меньше ощущения некоего устойчивого, законосообразного и умопостигаемого порядка, все больше понимания непрочности и ненадежности наблюдаемых структур и отношений. Сама человеческая индивидуальность кажется распадающейся на тысячу непохожих образов. «Это та разновидность индивидуальности, – пишет Бауман, – которая подходит миру, где искусство забвения является не менее, если не более ценным качеством, чем искусство запоминания, где забывание в большей мере, чем обучение, является условием постоянного поддержания себя в необходимой форме, где люди и вещи то появляются в поле зрения неподвижно закрепленной камеры внимания, то покидают его, а сама память подобна видеопленке, которая всегда может быть очищена и наполнена новыми образами»61. В зыбком мире образов остается только одна «точка опоры» – человеческое самосознание. Неопределенность, длящаяся достаточно долго, начинает вызывать раздражение и такие блага современности как свобода и права воспринимаются уже не с радостью, которая наблюдалась еще недавно, а с раздражением и даже разочарованием. Растет ненависть к модерну как философскому, политическому, этическому и социальному проекту. Многие члены современных обществ оказались 61 Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2005. С. 109. - 51 - включены в новый мир – мир свободы и неограниченных возможностей – помимо своей воли. Далеко не все из них готовы отстаивать этот мир и защищать его от посягательств. Описанный Фроммом феномен бегства от свободы в современных обществах проявляется все более зримо и заявляет о себе все острее. Особенно выпукло это явление можно наблюдать в крупных городах, где мигранты разрушают десятилетиями и даже веками складывавшиеся порядки. «Всякий раз, пытаясь оценить ощущения жителей города эпохи постмодерна, следует иметь в виду, что двойная свобода передвижения в любом направлении и избирательное безразличие суть их основополагающие черты. Различный характер приобретаемого опыта порождает разные взгляды на мир и разные жизненные стратегии»62. Многие жители города не ощущают себя частью некоего целого, что в принципе должно быть нормой, а включаются в некие страты, группы, сегменты. Разрушение образа общего дома производит травмирующее воздействие на сознание индивидов и побуждает их искать выход в самых неожиданных стратегиях от ксенофобии до ухода во внутреннюю иммиграцию. Свой анализ индивидуализированного общества Бауман разделил, как и одноименную книгу на три фундаментальные части. Он последовательно разбирает следующие темы: «как мы живем», «как мы думаем» и, наконец, «как мы действуем», как бы отвечая на соответствующие вопросы и разбирая при этом главные аспекты нашего бытия. Разбирая жизнь современного общества, Бауман противопоставляет локальный порядок и глобальный хаос, связывая все это с проблемами свободы и безопасности, которые поворачиваются к совершенно неожиданной стороной. И здесь он делает неожиданное открытие, показывающее инструментальную роль хаоса и условия его использования во благо одной из сторон, претендующих на власть. Со ссылкой на мысли М. Крозье о феномен бюрократии, Бауман пишет: «Стратегия борьбы за власть состоит в том, чтобы сделать одну из сторон неизвестной переменной в расчетах других сторон и в то же время предотвратить любую их возможность выступать в аналогичной роли. Проще говоря, это означает, что господство достигается устранением правил, ограничивающих собственную свободу выбора, и установлением максимально возможного 62 Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2005. С. 113. - 52 - количества правил, предписывающих нормы поведения всем другим»63. В отечественной социальной философии есть движение в том же направлении, что и теоретическое осмысление социальной индивидуализации. Во-первых, это концепция социальной атомизации, выдвинутая А.Н. Ахиезером. А во-вторых, к данному направлению несомненно примыкает такое социально-философское и антропологическое учение о личности как постперсонология Г.Л. Тульчинского. Рассмотрим в этом контексте, насколько атомизация в теориях, подобных теории Ахиезера, сходно с понятием индивидуализации, применяемым З. Бауманом в своих социально-философских постороениях. Следует заметить, что само понятие социальной атомизации восходит еще к философскому учению Т. Гоббса, считавшего, что во время ослабления социальных связей возвращается природное начало, а природа может только разъединять и воспроизводить пресловутую «войну всех против всех». В российском опыте есть немало примеров, подтверждающих негативную оценку социальной атомизации. Под атомизацией Ахиезер понимает «распад традиционных связей в большом обществе в результате слабости социальных интеграторов, культурных и организационных, в частности экономических, особенно усиливается в условиях крайнего авторитаризма (тоталитаризма), а также при активизации локализма. Распад горизонтальных связей, – считает он, – при атомизации общества стимулирует развитие вертикальных, что превращает ее в мощный стимул активизации авторитарного нравственного идеала в его крайних формах»64. Нетрудно видеть, что в своем исследовании социальных изменений Ахиезер занят осмыслением трагического опыта российской истории, тогда как Бауман обращает внимание на эффекты, которые проявляются в наиболее развитых постиндустриальных социумах. В отечественной философии феномен атомизации все чаще анализируется в связи с информационным обществом. При этом нередко на первый план выходит и проблема личности. «Самосознание позволяет, – пишет Г.В. Скорик, – индивиду отождествлять себя с теми 63 64 Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2005. С. 42. Ахиезер А. Социокультурный словарь. http://teme.ru/dictionary/173/word/ - 53 - или иными ценностями и с теми или иными носителями таковых. Процесс самоотождествления, узнавания самого себя называют иногда обретением идентичности. Ситуация усугубления «атомизации» общества, эклектичности бытия дезориентирует человека и, соответственно, мотивирует его к поиску идентичности, которая является частью самосознания и объективации индивидуальности»65. Таким образом, можно констатировать, что новый тип социальности является продуктом развития общества и его культуры под влиянием самых разных факторов. К числу последних можно отнести и развитие технологии, и развитие экономики, и политический процесс и совершенствование систем управления, и перемены в образе мысли и многое другое. Но вот наличие среди этих факторов силы, которая намеренно вносит хаос, или сама возможность ее существования, радикально изменяет все отношение к переменам. Глобализация и научно-технический прогресс воспринимаются как нечто не только положительное, но и неизбежное, а вот наличие субъективного фактора привносит в восприятие перемен совершенно особую тему – тему присутствия злонамеренных сил. Но не все философы и социологи склонны полагать, что атомизация – это плохо. Так, М.О. Шкаратан утверждает, что атомизация представляет собой вид социальной трансформации, модернизирующий общественные отношения. «Соглашаясь с исходной посылкой об атомизации современного российского общества, – пишет он, – я не могу принять оценку этого социального состояния как кризисного (т.е. как требующего преодоления). Наверное, в России есть экономический, политический кризис, но социального кризиса нет, поскольку именно нынешняя атомизация общества является предпосылкой решения социальных проблем. Из этого следует, что попытки понять трансформацию социальной системы России путем изучения так называемых новых социальных групп могут оказаться не очень плодотворными»66. 65 Скорик Г.В. Человек в информационном обществе: проблема идентификации (поиска идентичности) Вестник томского государственного университета. 2007. (Сентябрь) № 302. С. 54. 66 Шкаратан М.О. Переживает ли Россия социальный кризис? // Куда идет Россия?.. Альтернативы общественного развития. Материалы международного симпозиума «Куда идет Россия», 17–19 декабря 1993 г.М.: Интерпракс, 1994. С. 149-151. - 54 - Еще одна важная тем – неуверенность в традиционном представлении об общественном развитии. Со времен эпохи Просвещения европейцы были уверены в том, что общество все более проникается идеями разума и преобразовывает свои институты на принципах разумности. Планирование развития стало за последние два столетия не только средством достижения цели, но и источником уверенности, что реальность, в том числе и социальная, управляема и ее управляемость связана с ее разумностью. Но при этом разумность понималась как линейная зависимость между аргументом и его функцией, неважно каковы эти уравнения, описывающие законы общественного развития. Сама идея нелинейности наносит ущерб ощущению безопасности. К числу причин этого обстоятельства следует отнести не только изменение в образе жизни, но и перемены в понимании мира. На смену динамическим закономерностям в физику и химию пришли статистические, что позволило уйти от образа мира, сформированного посредством классической механики с его линейными закономерностями. Теперь уже не только природу, но и общество стало возможно представлять как сложное и неравновесное изменение состояний, которые нельзя объяснить при помощи механических аналогий и описать посредством линейных уравнений. Социальный мир наряду с природным изменяют и антропологию. Как отмечает Г.Л. Тульчинский, «современный образ жизни у нас на глазах заложил основы новой антропологии. Он нивелировал привычные сезонные и суточные временные циклы, распылил не только большую (родовую), но и традиционную семью, реабилитировал нетрадиционные половые отношения, отделил любовь от деторождения, а само деторождение уже почти отделил от репродуктивных способностей человека (путем искусственного оплодотворения и выращивания эмбрионов в пробирках, грядущего клонирования)» 67. Изменения в области антропологии самым непосредственным образом влияет на личность. Поэтому, по мнению Тульчинского, современный образ жизни «интенсифицировал динамику перемещений в пределах земной поверхности и ближнего космоса настолько, что способность к мгновенной ориентации и переключению кодов восприятия и поведения стала не столько основным фактором удачТульчинский Г.Л. Личность как автопроект // Философские науки. 2009. № 9. С. 35. 67 - 55 - ливости и успешности, сколько условием жизненной компетентности, если не добродетелью. И все это надо умножить на революцию в информационных технологиях. Личность предстает как странник, путник, навигатор, сталкер»68. Идеи, согласно которым личность обрела новое качество именно в ходе социальной индивидуализации, развиваются Тульчинским в его постперсонологической концепции69. Он выделяет стадии формирования границ личности как вменяемого субъекта и приписывает им формы и гарантов идентификации личности (См. таблицу 1)70. Эта таблица проясняет теоретико-философские основания постчеловеческой персонологии, главная идея которой в том, что человеческое тело перестало служить естественными границами «физического бытия» человека. Все то, что прежде считалось константным сегодня превратилось в зыбкое и преходящее. Тульчинский приводит примеры смены национальности, пола, расы и многого другого, что прежде считалось гарантией идентификации. Но сегодня вообще определение человека является проблематичным, ибо род и видовые признаки данного феномена все менее очевидны. Человек без свойств – метафора, очень четко выражающая суть современного понимания умонастроений философов и антропологов. Постчеловеческая персонология открывает новые возможности при рассмотрении феномена социальной индивидуализации71. Так, в теоретических разработках З. Баумана утверждается, что в индивидуализированном обществе забота о здоровье уступает место стремлению к физической подготовленности, тем более, что лечение болезни все менее связывается с заботой о здоровье. «Диагностика более не рассматривает своим объектом человека: ее истинным объектом все чаще является разброс вероятностей, оценка того, к чему 68 Тульчинский Г.Л. Личность как автопроект // Философские науки. 2009. № 9. С. 35. 69 Тульчинский Г.Л. Новая антропология: личность в перспективе постчеловечности // Семиозис и культура: философия и феноменология текста. Вып.5. – Сыктывкар, 2009. – С. 7 – 20; Тульчинский Г.Л. Самозванство, массовая культура и новая антропология // Человек. 2008. № 1. – С. 43 – 57. 70 Тульчинский Г.Л. Личность как автопроект // Философские науки. 2009. № 9. С. 31. 71 Тульчинский Г.Л. Постчеловеческая персонология. Новые перспективы рациональности и свободы. СПб., 2002. - 56 - Таблица 1 Границы личности Форма Гарант Форма как вменяемого идентификации квалификации самозванства субъекта личности Этническая Род, племя По принадлежно- Представители Представисти этносу (роду, данного и других тельство от клану, племени, этносов рода, клана, деноминации) племени и т.д. Статусная Выделенный из рода По заслугам пе- Суверен Традиционная индивид ред государ(претензии на ством, сувереном высокий статус) Стадия - 58 - Ролевая Психосоматическая По выполняеЛичностная и целостность инди- мым социальным профессиональвида ролям ная востребованность Проектная Жизненные страте- Конвенциональ- Средства массогии, планы но вменяемая вой коммуникаответственность ции, общественное мнение Постчело- «Человек без веческая свойств» перспектива Самостоятельно определяемая ответственность (?) Немонотонная функция свободы / ответственности? Успешность выполнения ролей Главная проблема подтверждения идентичности Внешний облик, одежда, язык, поведение документ, свидетельства + телесные признаки + непрерывность памяти + компетентность, профессионализм Известность и узнаваемость Манифестация В стадии формирования имиджа, проект персонифицированного бренда В стадии формирования может привести состояние, в котором находится диагностируемый пациент. Здоровье все больше отождествляется с оптимизацией рисков. Во всяком случае именно этого ожидают от своих врачей обитатели общества потребления, приученные работать над своей физической подготовленностью»72. Таким образом, индивидуализация – это процесс, влияющий на личность, затрагивающий ее самым непосредственным образом. Однако выявить это влияние не так просто, ибо на личность влияют и другие социальные процессы, выступающие в качестве причины по отношению к самой индивидуализации. Г.Л. Тульчинский противопоставляет пять стадий развития общества, в каждой из которых личность существует в разных формах. Этническая стадия сменяется статусной достаточно давно и в разных обществах это происходит в различные исторические эпохи. На этнической стадии существования личности ее границы очерчивает род или племя, тогда как статусная функция может быть выполнена лишь в отношении выделенного из рода индивида. Переход от статусной фазы к ролевой – настоящая революция в жизни человека и общества. Именно тогда личность превращается в некий противовес абсолютной релятивности, предполагаемой набором возможных ролей и бесконечной вариабильностью возникающих ситуаций. Играя разные роли индивид сталкивается с соблазном вести себя так, как это описано в чеховском «Хамелеоне», но для общества данный релятивизме менее губителен, нежели релятивизм моральный. Поэтому некая константность не могла не появиться, что позволяет говорить о функциональности личности, ее компенсаторных функциях. Ролевую стадию можно определить как время, когда рационализации подвергаются «длинные отрезки» будущего, в противовес ролевому поведению, когда рационализация затрагивает лишь краткий период социальной ситуации. Роль отца, брата, мужа может сменяться ролью подчиненного, соседа, пассажира, прохожего, свидетеля и т.п. Все эти роли то возникают, то исчезают, то возникают вновь, делая индивида многоликим, даже если он не ставит перед собой задачу извлечения максимальной «прибыли» из каждой ситуации. Символические вознаграждения как возможный результат 72 Бауман З. Текучая современность. СПб.: Питер, 2008. С. 88. - 58 - нахождения в любой ситуации действительно привлекают людей, играющих социальные роли. Но не только этим определяется необходимость смены ролей – такова природа социальной реальности на данном этапе его исторического развития. А вот личностное начало уберегает индивида от полного растворения в ролях и предполагаемых преференциях. Проектная стадия также раскрывает перед человеком новые невиданные доселе возможности. Он уже не столько нуждается в одобрении окружающих его повседневных речей и действий, сколько рассчитывает на оценку его долгосрочных усилий. А вот постчеловеческая стадия, по версии Тульчинского, хотя и находится еще в перспективе, переворачивает традиционное понимание соотношения свободы и ответственности. Личность сама определяет ответственность, оказываясь индивидуализированной. Тульчинский даже рассматривает это отношение как вид отношения, описываемый немонотонной функцией. Таким образом, можно сделать заключение о том, что в постперсонологической перспективе именно индивидуализация общества становится главной действующей силой в процессе преобразования личности. Теория постчеловеческого этапа бытия личности пока находится в стадии разработки, как и ее объект, все еще пребывающий на этапе становления. Многое в этой теории имеет статус гипотетического знания. Но контуры нового понимания феномена личности, связанного с формированием нового типа социальности – индивидуализированного общества – становятся все очевиднее. Это дает основание использовать для исследования трансформации сферы приватного и природы человеческой личности наряду с социально-философской концепцией индивидуализированного общества З. Баумана постчеловеческую персонологию, разрабатываемую Г.Л. Тульчинским. Заключение к первой главе: Личность является одним из фундаментальных явлений в жизни человека и общества, ее бытием определяются базовые параметры социального процесса и глубинные слои человеческой экзистенции. В свою очередь, бытие и становление личности детерминировано социальной реальностью, находящейся в стадии перманентной трансформации. Каждый новый тип социальности радикально изменяет систему отношений «личность – общество», что с неизбежно- 59 - стью приводит к новому субстрату самой личности, рождению новых ее свойств и качеств. Понимание природы личности в философии тесно связано с бинарной оппозицией «уникальное – универсальное», что в классической философии и культуре позволило не только сформулировать тезис об уникальности человеческой личности, но и построить систему гуманистических ценностей, инициировав рождение новоевропейской цивилизации и соответствующего ей типа социальности. Современный социум породил ряд явлений, заставивших применить к изучению социальной реальности средства и методы неклассической социальной философии, что поставило под вопрос всю прежнюю систему ценностей, основанную на идеалах гуманизма и тезисе об уникальности человеческой личности. Для подтверждения полномочий этих идеалов необходимо обратиться к современным теориям личности и общества и провести исследование их совместимости с гуманитарной аксиологией. В качестве основных теорий общества и личности в контексте современности максимальным набором преимуществ обладают концепция индивидуализированного общества З. Баумана и постчеловеческая персонология, разрабатываемую Г.Л. Тульчинским. - 60 - Глава 4 ЭФФЕКТЫ МОДЕРНА И ИХ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ БЫТИЯ ОБЩЕСТВА Идентификация любого социального феномена происходит на определенной основе. Базовой (основной) системой отсчета для определения действительного социального значения является идея общества с его понятиями подсистемы, сферы общества, социальной группы, субкультуры и т.д. Чтобы объяснить существование того или иного элемента надо показать его функциональную роль в этой системе, что делает воспроизводство общественного целого фундаментальным объяснительным принципом. Система координат общества задает разноуровневость позиции каждого из участников социальной жизни. Так как общество являет собой специфический организм на подобии биологического, то для его функционирования необходима определенная внутренняя интегрированность. Поэтому имеющаяся разноуровневость становится условием, импульсом для начала процесса интеграции всех элементов общества. Причем, общество в результате внутренних процессов способно обеспечить высокий уровень внутренней интегрированности в силу взаимозависимости его элементов. Данный потенциал общества свидетельствует не только о его специфической самодостаточности, но и способности этого организма взаимодействовать с окружающей средой, а также меняться, трансформироваться и переходить от одного состояния к другому, например, от традиционного к модерному. Конкретизируя измене- 61 - ния, которые происходят в обществе, Гидденс делает особый акцент на то, что данный переход неизменно влечет институциональные трансформации и не может не затронуть повседневную жизнь. И эта сфера также подвергается воздействию, следствием которого являются как приобретения, так и потери73. Неизбежность потерь отчасти объяснима той возросшей скоростью, с которой происходят все социальные процессы. Подобный динамизм создал эффект, который Энтони Гидденс назвал «ускользание», так как социокультурная динамика приобрела ускоренный темп, резко изменив индивидуальное сознание человека, образцы его поведения и социальные практики в целом74. Переход к модерну обусловил такие эффекты как глобализация, эмансипация и симуляция. Кроме того, вполне отчетливо обозначается проблема пространственно-временной дистанции. Однозначно, социальные отношения всегда локально вовлечены, но при этом им присуще взаимодействие на расстоянии, т.е. существует устойчивая связь между местной и отдаленной социальными формами и событиями. Она была и есть, но меняется ее характер. Если продолжить сравнения на основе критерий движения материи, то эту связь можно назвать «растянутой», а ее смысл сводится к тому, что локальные феномены формируются и развиваются под воздействием мировых событий или событий, отстоящих на длительном расстоянии, тогда как мировые события развиваются под воздействием локальных. Этот процесс международной интеграции, именуемый глобализацией, вряд ли можно рассматривать как некое слепое развитие событий. Сомнение это обусловлено тем, что уже с середины XIX в. наблюдались процессы, сходные с размахом и сродни современной интеграции, останавливаемые глубокими кризисными явлениями, что и заставляет делать вывод об их зависимости от коллективной политической воли. Глобальный охват способствует своеобразному «сжиманию» географического пространства, что имеет конечным результатом концентрацию времени. Вот как характеризует этот процесс Ю.Д. 73 Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge: Polity Press, 1990. – P. 34. См.: Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. М.: Весь Мир, 2004. – 120 с. 74 - 62 - Гранин: «…глобализация может и должна быть рассмотрена как мегатенденция к объединению человечества, воплощенная в диалектике пространственно-временных перемещений, взаимодействий и трансформаций антропосоциальных (т.е. культурно и политически связанных) целостностей. То есть не только как уже отмеченное распространение людей, артефактов, символов и информации за пределы регионов и континентов(географический аспект), но и как сопутствующая и детерминирующая этот процесс предметнопрактическая и духовная организация и реорганизация внешнего и внутреннего социального (экономического, политического и иного) пространства совместной жизни интегрированных и интегрирующихся в социумы («роды», «племена», «этносы», «нации») государства и цивилизации индивидов. Соответственно источниками и движущимися силами глобализационных процессов оказываются потребности (интересы) объединенных в социальные целостности людей, невозможность удовлетворения которых в локальном ареале существования стимулировала их распространение в пределах и за пределами регионов и континентов, сопровождавшееся, невзирая на постоянную борьбу за ресурсы, выработкой и установлением ценностей, норм и институтов совместной жизни»75. Эта тенденция способна действовать на развитие экономики понастоящему революционизируя и способствуя интенсификации экономического развития и позитивно воздействуя на все прочие сферы общества. Из этого следует, что глобализация порождает конструктивные качественные изменения, такие как научно-технический прогресс, укрепление демократии, повышения благосостояния людей и, следовательно, выводит на новый уровень процветания. В силу расширяющихся экономических связей и обеспечения за их счет возможностей для ликвидации казавшихся прежде непреодолимых социально-политических, глобализация порождает иллюзию ликвидации бедности, благодаря чему появляется надежда на более управляемую и гармоничную жизнь человечества в целом. Но процесс глобализации, затрагивает разные сферы, реализуясь в виде различных моделей, в том числе и в экономической, и неизбежно способствует углублению экономического неравноправия, а также создает контекст для обоснования внедрения чуждых Гранин Ю.Д. «Глобализация» или «вестернизация»?// Вопросы философии. 2008. – № 2. – С. 6. 75 - 63 - ценностей под предлогом или как условие предоставления помощи развития. Таким образом, кумулятивные процессы модерна имеют неоднозначные последствия и для развития культуры. Например, Гаджиев К.С. предостерегает: «С усложнением, модернизацией, космополитизацией, обезличиванием общества и, соответственно, потерей корней потребность людей в некоем якоре не только не уменьшается, а при определенных условиях может многократно усиливаться. Показательно, что порождаемые этими процессами и феноменами условия размывания естественных общностей в лице семьи, общины, этноса, нации способствуют выдвижению на первый план потребности, стремления присоединиться к разного рода искусственным, фиктивным, ложным общностям, таким как партии, религиозные секты и т.д. По сути дела мы имеем феномен, которого за неимением более подходящего термина я назвал бы внутренней неоварваризацией. Его проявлениеми можно считать ползучую детабуизацию и возврат к стадному состоянию, правда, по спирали на более высоком – цивизационном – уровне. Проявлениями этого процесса являются восхождение промискуитета, шведских браков, бой- и гёрлфрендизмов, также подрывающие такие основополагающие доминанты цивилизованного общества, как браки и семья»76. Таким образом, если у нас есть основания для того, чтобы заявить, что общество модерна создало небывалые возможности реализации индивидуальных жизненных проектов, то следует объяснить, чем это обернулось. Как оказалось, неизбежная индивидуализации привела к ослаблению групповых ценностей, что спровоцировало исторически беспрецедентное противостояние человека и общества. Глобализации, дав импульс для ускорения интеграции экономических систем отдельных стран и регионов, оказалась способной повлиять на характер межкультурных и геополитических отношений. И ее действие не ограничивается только созданием условий для присутствия «другого» в определенной культурной среде. Это всего лишь первое изменение, начало трансформации. Глобализация идет дальше и стирает культурные границы, которые устанавливались на протяжении истории или как минимум сближает разные контексты и 76 Гаджиев К.С. Масса. Миф. Государство // Вопросы философии. 2006. № 6. – С. 12. - 64 - не всегда это может завершаться относительно безболезненной ассимиляцией. Глобализация ведет к разрушению идентичности. Следовательно, у нас есть основание прислушаться к тому, что говорит о глобализации О.А. Кардамонов. По его мнению: «При анализе глобализации необходимо, на наш взгляд, учитывать, например, то обстоятельство, что она может нести с собой как модернизационный импульс, так и угрозу демодернизации, выступать как феноменом эволюционного порядка, так и явиться фактором регресса и деградации. В свою очередь, дифференциация различных систем социума может принять как характер дальнейшего структурирования и усложнения, так и необратимой фрагментации и распада, а рационализация может обернуться самой откровенной иррационализацией»77. Несомненно, что последствия глобализации как эффекта модернизации, нельзя оценивать как однозначно негативные или однозначно позитивные. Характер последствий процесса глобализации определяется через оценку социальных идеалов или одного из них. Но значимым маркером остается и приближенность к модели оптимального состояния экономики, уровень позитивности экономической интеграции. Так как процесс глобализации порождает и создает многообразные разветвленные и многовекторные связи, то он сопровождается обменом информацией. Разные социальные системы реализуют свои функции посредством или в результате коммуникации, которая может привести как к дифференциации, так и интеграции систем. Но не всегда коммуникация носит добровольно-волевой характер, возможна интервенция систем, когда происходит своеобразная трансплантация звеньев или фракций одной системы в другую, перенесение культурных образцов и типов поведения в таких масштабах, в которых культура-реципиент оказывается не в состоянии усвоить. Процессы интервенции имеют своим следствием усложнение условий взаимопонимания, что, несомненно, ведет к перегрузкам жизненного мира социума. В этом случае предпринимаемые попытки рациональной модерации культуры оказываются недостаточными и возникает угроза разрушения культурной традиции. При этом отмечается сходная реакция: культура каждого общества отвечает болезненно на вторжение и вторгаемость, так как неизбежными произКардамонов О.А. Эффект отсутствия: культурно-цивилизационная специфика// Вопросы философии. 2008. – № 2. – С. 31. 77 - 65 - водными таких процессов становятся размягчение традиционно устоявшихся культурных моделей. Возникшие деформации, несомненно, повлекут за собой утрату культурной идентичности, сопровождающуюся высокой степенью агрессии. Подобные изменения – это следствие глубинных несовпадений социального смысла прежнего традиционного общества и модерного, о которых можно говорить (опять обращаясь к биологическим параллелям) как генетической оппозиции. Т.е. переходы, совершаемые обществом и ложащиеся в основу оформляющихся модерных обществ, весьма существенны и меняют не просто отдельные черты, но затрагивают природу общества настолько глубоко и безвозвратно, что можно говорить о генетическом смысле происходящих перемен. Прежняя партикулярное общество разрушается. Социальная жизнь приобретает новое качество – универсальность, в следствии чего прежняя личностная конкретность вытесняется анонимностью и абстрактностью общественных отношений между людьми. Среди новых, генетически иных черт общества, разрушение жесткой социальной структуры, которая еще недавно была закреплена культурной традицией и имела религиозную легитимацию. Прежняя каркасно-закрепощенная социальная иерархия стратов разрушена в результате высокой степени социальной мобильности. В таком обществе быстрее избавляются от власти традиций над мышлением и действием людей и переходят к инициативе и инновациям и от религиозной к секуляризованной и рационализированной культуры. А наиболее важным следствием, по мнению одного из ведущих исследователей модерности, немецкого профессора У. Бека, является оформление или переход так называемой «..обобщенной модели тройной „индивидуализации”: освобождению от исторически заданных социальных форм и связей в смысле традиционных обстоятельств господства и обеспечения („аспект освобождения"), утрате традиционной стабильности с точки зрения действенного знания, веры и принятых норм („аспект разволшебствления") и – что как бы инвертирует смысл понятия – к новому виду социокультурной интеграции („аспект контроля и реинтеграции")»78. Обобщенная модель «тройной индивидуализации» вмещает в себя и выражает собой эффекты модерна как своеобразного мироБек У. Общества риска на пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция, 2000. – С. 45. 78 - 66 - воззренческого проекта, а именно, – максимальное развитие рациональных способов мышления и социальной организации как путь к освобождению от иррациональности мифа, религии, предрассудков, произвола власти. Эти эффекты были порождены не отдельным процессом, а своеобразной цепью кумулятивных и взаимно усиливающихся процессов. Процесс формирования капитала сопровождался мобилизацией ресурсов, а развитие производительных сил повышало продуктивность труда. Столь же взаимообусловлены и взаимосвязаны процессы протекавшие в другой, не менее важной, политической сфере, где в результате централизации политической власти формировались национальные идентичности, что вело к расширению политических прав и развитию городских форм жизни. Быстрые изменения оказывают воздействие на жизненную среду и вызывают определенный шок в момент столкновения человека с изменившимся настоящим. Возникновения шока это осознание появления бреши в смысловой ткани его (человека) жизненного мира. Человек осознает, проверенные временем, отработанные до автоматизма и институционально закрепленные схемы мысли и действия вдруг оказываются неактуальными, потому что порядки вещей, к которым они были хорошо подогнаны, уже распались, а то, что парадоксальным образом пришло им на смену, чуждо или враждебно. Согласившись с Гидденсом, в том, что «…социальная жизнь состоит из упорядоченных социальных практик»79 отметим, что генетические изменения, вызванные эффектами модерна, напрямую влияют на эти элементарные единицы социальной жизни. Социальные практики, размещенные в пространстве и времени, осуществляются осмысленно и компетентно действующими человеческими агентами. Но эта осмысленность всегда ограничена фактическими условиями действия, с одной стороны, и его непреднамеренными последствиями, с другой. Говоря о динамической природе социальной реальности, отметим, что социальные феномены обладают вполне реальным существованием, но они подчинены своеобразной «имманентной телеологии» или «динамической перспективе», т.е. социальный феномен существует в развитии отношений. «Социальные отношения» и «социальная жизнь» обладают реальностью лишь в определенном перГидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. М.: Академический проект, 2005. – С. 121. 79 - 67 - спективном пространстве. Но у социального, ставшего всеобъемлющим, больше не оказывается имени: оно обращается в анонимные массы – всемогущество инерции, поглощения и нейтрализации, превосходящее все силы, на массы воздействующие. Замена традиционных социальных общностей абстрактными мегаструктурами спровоцировала возникновение парадоксальной ситуации, которая состоит в том, что человек, став воспринимать себя в качестве сложной и уникальной личности, испытал огромную потребность в личном участии, но оно уже невозможно в этих условиях. Оказалось, что конкретное многообразие человеческой жизни не может быть реализованным в неизбежно технологизированном и бюрократизированном (абстрактном) мире. Теоретически это осознается в форме противопоставления цивилизации и культуры и констатации кризисного состояния последней. Постановка данных проблем – удел XX века, когда уже полностью реализовались тенденции развития общества модерна. Просвещение пребывало в уверенности относительно неограниченных возможностей разума, которые реализуются в политике (идея просвещенной абсолютной монархии), философии (по мнению И. Канта, философ – это «законодатель, задающий правила работы человеческого разума»), искусстве (классицизм), концепции человека как существа, от природы наделенного здравым смыслом. Стремление к рациональной упорядоченности бытия проявилось и в новоевропейской картине мира как основе самосознания этой культуры. Максимальная рациональность всех сторон жизни, как главное в содержании модерна, особенно заметно проявилась в сфере культуры, которая приобрела светский и рационалистический характер. Реализуемый проект модерна обеспечил трансформацию многих сфер. Он способствовал дифференциации многих ценностных сфер и обусловил автономность науки, морали, искусства, сущностное единство которых прежде гарантировалось религией. Рассуждая о культуре в обществе, В.Д. Титов обращает внимание на то, что «Как и любая сфера человеческой деятельности, логическая культура инициируется своими подвижниками и поддерживается, так сказать, эпигонами»80. Произошло становление так называемого профессионального подхода к культурной традиции, что, с одной стороны, стало факто80 Титов В.Д. Общество, культура, логика // Философские науки. 2009. № 4. – С. 8. - 68 - ром бурного расцвета науки, философии, а, с другой, – привело к разрыву между культурами экспертов и широкой публикой. Теперь сфера повседневной практики не только не могла безвозмездно культурно обогащаться за счет деятельности специалистов, но и появилась угроза обеднения жизненного мира в результате рационализации культуры, тянувшей за собой кризис ценностных оснований культуры. Новой тенденцией культуры стала ее демократизация, которая способствовала включению повседневности в число ценностей культуры. Развивающаяся система образования в купе с развитием средств массовой коммуникации способствовали быстрому расширению сферы искусства и делали доступными результаты культурного творчества более широкому кругу людей. Прежде ценностное единство культуры начинает распадаться, порождая безудержное экспериментаторство и в других сферах – в политике, науке, философии, искусстве. Следствием этого стал кризис ценностных оснований культуры модерна. Постепенно были зафиксированы ряд принципиальных изменений, трансформировавших социокультурную реальность. Одним из последствий происшедшей трансформации стало превращение техники в особую силу, повлиявшую на способ восприятия человеческого разума реальности: по мере того, как деформировалась социокультурная реальность, происходило закрепление ее утилитарного восприятия. Теперь человек воспринимал реальность в виде объекта для использования. Именно это утилитарное отношение к действительности подтвердило торжество и неукоснительное соблюдение принципа рациональности, т.е. точного расчета, контроля и регуляции во всех сферах материальной и духовной культуры. Бородкин Ф.М. подчеркивает: «Каток рыночной утилизации проходит по всему миру, не встречая серьезных препятствий. Наоборот, пока кажется, что через этот механизм должны пройти все страны и все народы планеты, и они стремятся к этому. Рыночная утилизация, по общему убеждению, свидетельствует о взрослении социума, его совершенствовании и качественном росте»81. В рационально организованном мире все отношения стандартизированы и регламентированы, что не могло не сказаться на положении человека в этом мире. Теперь, как и природа, он превращаетБородкин Ф.В. Социоэкономика. Статья 1. Путь к господству над хозяйством // Общественные науки и современность. 2006. – № 4. – С. 130. 81 - 69 - ся в инструмент, средство для обеспечения бесперебойного функционирования социального целого. Рациональность стала своеобразной верой в возможность овладеть окружающим миром посредством расчета. Демократизация культуры и развитие технических средств способствовали тиражированию культурных ценностей, следствием чего и стало возникновение массовой культуры, которая не может существовать без собственной «индустрии». Поставленная на поток и растиражированная массовая культура вела к дегуманизацию культуры и уже скоро человек был вытеснен из центра культурного процесса. По мнению В.А. Сулимова «…проблема интеллектуального самоопределения системно связана с новизной, выражающей себя в виде попыток креативного восприятия мира и способностью найти соответствующий “язык представления знания”. Не только литературное творчество, но и повседневная коммуникативная деятельность стали напоминать процесс текстопорождения с заданными свойствами, отражающими ситуации когнитивного погружения: (а) ситауцию погружения в бытие через эпистомологически построенный мир; (б) ситуацию погружения в бытие через креативно построенный мир; (в) ситуацию погружения в мир через субъектно построенный мир; (г) погружение в концептуальный мир смыслов»82. Изменение социокультурной реальности сопровождалось трансплантацией новых институтов. По мнению А. Гелена: «Институты являются большими, охраняющими и искажающими, но далеко нас переживающими порядками и таинствами, в которые люди окунаются, в, возможно, более высоком состоянии свободы, чем тот, который заключался бы в «самообслуживании83. Сохранение институтов и дальнейший процесс их распространения способствовал тому, что произошло постепенное изменение типа доминантной личности. Отчасти эти изменения были обусловлены закреплением представления об автономности личности. В соответствии с ним предполагалось, что личность преследует свои собственные интересы, которые не могут совпадать с групповыми. 82 Сулимов В.А. Самообоснование в интеллектуальном пространстве современности// Философские науки. 2010. №4. – С. 120-121 83 Gehlen, A. Moral und Hypermoral. Eine Pluralistische Ethik. Athenaum, F.a.M. – Bonn, 1969. – Р. 83. - 70 - Личность наделялась способностью отстоять свои интересы, причем наиболее эффективным образом. При наличии столь активной личности менялась качественная характеристика общества: теперь оно рассматривалось как совокупность индивидов, а общественные интересы представлялись производными от частных. Если в условиях, предоставляемых обществом, индивид получал возможность полнее использовать свой потенциал, то о таком обществе можно было бы говорить как о достигшем совершенства. Несомненно, что процесс трансплантации институтов был в определенной мере обусловлен неизбежным конфликтом личных интересов как средство обеспечения консенсуса в обществе. Дело в том, что процесс трансплантации не обеспечивает разрушение предыдущей формы отношений, но дает возможности расширить, значительно разнообразить отношения в любой сфере. Пожалуй, самым убедительным может быть пример трансплантации новых форм отношений в дополнении к институту семьи. Трансформации в этой сфере отношений также связаны с автономией личности, но не столько личности-мужчины, как личностиженщины, для которой автономность стала импульсом для эмансипации со всеми ее последствиями, вплоть до отказа женщины от института семьи, если эти отношения расценивались ею как препятствие для реализации ее потенциала и посягательства на ее суверенитет. Начавшийся процесс изменения содержательного наполнения гендерных ролей быстро проявился, как длительный макросоциальный, и его результатом стало изменение роли человека в семье, вследствие чего, женщина получила возможность выделиться из своего природного окружения. Иными словами, женщина должна стать более автономной личностью, все более выделяясь из своего природного и социального окружения. В течение этого длительного макросоциального процесса меняется содержательное наполнение гендерных ролей, которые предписываются обществом, как мужчине, так и женщине, меняется роль человека в семье. Как бы парадоксально не звучала, но когда говорят об эмансипации то, в первую очередь, подразумевают изменение роли женщины в обществе или освобождение, при этом подчеркивают довольно стремительный темп изменения положения женщин. По этому поводу еще Шарль Фурье заметил, что «в каждом - 71 - данном обществе степень эмансипации женщины есть естественное мерило общей эмансипации»84. Но было бы заблуждением считать эмансипацию чисто женским феноменом. Отметим, что параллельно, в обществе начался и сохраняется процесс эмансипации мужчин, так как начавшийся процесс разрушения поло-ролевых стереотипов стирает грани различия между «мужским бытием» и «женским бытием», многое меняет в их статусах, так как меняет их соответствующее поведение. Но при этом новое представление о возможностях и границах проявления мужского и женского не отбрасывает амбивалентность в оценке как мужчин, так и женщин, потому как, и те, и другие могут проявлять сходные личностные качества, т.е. быть или активными или пассивными. Таким образом, в условиях модерна, как следствие его основных эффектов оформился новый подхода к человеку как таковому. Его новизна состоит в том, что определенные конфигурации человеческих свойств теперь приписываются обоим полам. Неоднозначность этих процессов требует выяснения те фундаментальных перемен, которые переживают семья и брак и уточнение направления, в котором идет трансформация семейно-брачных отношений. Амбивалентность статусов мужчины и женщины становится причиной нестабильности семейных отношений, что, в свою очередь, создает условия несоответствия образцов семейного поведения тем нормам и ценностям, которые приняты в обществе. Следовательно, стабилизация внешних и внутренних функций семьи связывается с окончанием процесса социального изменения и социальной дезорганизации. Таким образом, мы располагаем свидетельством о процессе качественного социального изменения. При наличии семьи классического типа в обществе оформились и другие формы совместного проживания людей с целью реализации тех функций, которые до недавнего прошлого были свойственны только институту семьи: это сожительство пар без заключения брака; проживание в смешанной семье, возникшей в результате развода родителей, которые вступают в новый брак, но поддерживают отношения со своим прежним партнером и его новой семьей или соединяют под одной крышей детей от разных браков; общественное признание Фурье Ш. Теория четырех движений и всеобщих судеб // Избранные сочинения в четырех томах М.: Издательство Академии Наук СССР, 1951 – С. 209. 84 - 72 - гомосексуализма в результате открытости общества сделало семейную жизнь доступной для людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией и т.д. Непродолжительность семейной жизни во многих случаях ведет к серийным бракам, а сексуальное поведение все более отделяется от репродуктивной функции благодаря как новым знаниям об особенностях репродуктивного цикла женщины, так и контрацептивам. Как считает С. Гавров: «Мы знаем, что в эпоху модерна произошла великая демографическая революция, включившая в себя так называемые первый и второй демографический переход, – революция, которая была частью освобождения женщины от служения церкви, кухне и детям. Переход к сознательному контролю воспроизводства – это, прежде всего, революция, осуществленная женщинами. В рамках этого эволюционного сдвига женщины произвели тройную революцию – против церкви, против государственной власти и против мужчин. Они освободились от навязанного им удела и обязанностей принудительного деторождения»85. Как считает О.Н. Павлова, присутствующий имманентно гендерный фактор и тот сработал на трансформацию: «Современная женщина пытается подавить мужчину, отвоевывая территории его активности. Она сама стремиться стать Нарциссом, превращая его в “голос без плоти”. Эта проблема женского “ лидерства” в отношениях мужчина – женщина оборачивается печальными последствиями для них обоих. Рушатся семейные традиции, женщина не стремиться иметь семью и детей, реализуя себя в карьере. Влияние женщины на мужчину велико, никто не будетоспаривать это, хотя надо отметить, мужчинам трудно признавать это прилюдно»86. Повседневное поведение личности, проектирующей свою жизнь в рациональных рамках, определяют интересы, поскольку идеалы вполне абстрактны, а интересы конкретны. Переход от доминирования идеалов к доминированию интересов позволяет укорениться новым институтам и усиливает также существующие различия в субкультурах элиты и неэлиты. По мнению В.Н. Костюка: «Институциальная среда общества изменяется намного медленнее, чем происхо85 Гавров С.Н. Историческое изменение институтов семьи и брака. – М.: НИЦ МГУДТ, 2009. – С.56. 86 Павлова О.Н. Кризис женской идентичности. // Философские науки, 2010. – № 4. – С. 112. - 73 - дят конкретные события, поэтому последние удобно позиционировать относительно нее. Вместе с тем эта среда неоднородна, так как институты изменяются с разной скоростью. Медленнее других трансформируются те, которые определяют характер труда и собственности»87. Несомненно, любая трансформация как социальное действие разворачивается на протяжении исторического времени, так как изменение происходит в том случае, если оно сопровождалось изменением ментальности. Но если рассматривать скорость изменений соответственно протяженности исторического процесса, то можно заметить, что, все же, они свершаются довольно быстро. И еще об одной особенности происходящих в обществе трансформаций: в процессе закрепления может возникнуть некоторое огрубление «имплантированных» инокультурных образцов. Суть данного сценария заключается в процессе фильтрации или отбора высших достижений и ценностей культуры-донора, фиксирующем уровень межкультурного взаимодействия по «нижней планке», задаваемой культуройреципиентом. Вернемся еще раз к проблеме рационализации социальной жизни. В силу процессов, вызванных рациональным подходом к оценке реальности и организации практики, определяющим фактором общественной жизни в целом становиться научное знание, которое способствует изменению роли информации для социума. Чтобы оценить значимость информации для общества, заметим, что информация смогла потеснить капитал, заодно присвоим себе его экономические и социальные функции, делая уровень знаний определяющим фактором социальной дифференциации. Данная трансформация не ограничиться только лишь очерченной сферой воздействия, она повлечет за собой изменения в инфраструктуре и не «механическая», а «интеллектуальная» техника формирует ее основу. Когда мы говорим об информации, то должны предполагать способы ее передачи. Информацию можно отправить в виде послания или сообщения (message). Ее можно извлечь путем интерпретации или же получить в процессе коммуникации. Каждый из названных способов имеет еще один статус. Так сообщение (message) – это «вещь», то есть передаваемый продукт интеллектуальной деятельКостюк В.Н. Социальная эволюция на больших временных интервалах. // Общественные науки и современность. 2007. № 1. – С. 157. 87 - 74 - ности человека; интерпретация – это «мысль», то есть приобретаемое знание. А вот коммуникация остается операцией передачи, трансляцией, а человек, участвующий в большем числе коммуникаций, будет хорошо информированным, но не получившим соответствующее количество знаний. Главным предназначением информации является обоснование действий для человека и своеобразная операция по передачи символов. Для человека важно, что информация обладает способностью вызывать новые операции и создавать образы акторов современности. Ценность коммуникация как последствие модерна заключается в том, что она привнеслат в общественное бытие «символические блага». По определенным причинам в обществе модернити в отношениях людей друг с другом образы оказались важнее реальных поступков и вещей, виртуальность важнее реальности. Поэтому для общества важен уровень развития технологий виртуальной реальности. Такое общество заинтересовано не в информационных, а симуляционных технологиях. Человек стремиться, чтобы сходство между работой на компьютере и управлением реальными объектами было наибольшим. Для него важно приблизить общение в режиме online с общением в реальном пространстве-времени, т.е.для него важно не допустить исчезновения сходства между компьютерной и реальной коммуникацией. Именно это обстоятельство сподвигает его на проявление заботы о наращивания оперативной памяти и быстродействия компьютеров, создание нового программного обеспечения и все с одной цель: достичь полного совпадения условий и качества для общения. Все это наталкивает на мысль, что для человека не столь важны технологические усовершенствования сами по себе. Судя по всему, они затеваются человеком не ради совершенствования функций, сколько ради совершенствования визуальных эффектов88. Оказалось, что инженерная мысль человека периода модернити может обеспечить возможность компьютерной симуляции реальных вещей и поступков. Например, с помощью изощренной компьютерной графики web-страницы возможно осуществить перенос операции купли-продажи из реального пространства в виртуальное: товар Назарчук А. В. Этика глобализирующегося общества. М.: Директ-Медиа, 2002. – С. 75. 88 - 75 - будет расположен на витрине и будет возможен их осмотр и даже обмен на плату в виде банкнот или чека. Хотя, эта институциональная форма превратила обмен из технической операции в род экономического взаимодействия, но все же, это симуляция институциональной формы товарного обмена. Компьютерные технологии предоставляют человеку возможность осуществлять обмен денег, товаров, услуг посредством сети Internet, но продиктовано это его потребностью в привычной социальности или в обществе как среды взаимодействия. Но в этих условиях происходит замещение общества в традиционном его понимании неким киберпротезом, например, виртуальным магазином. С помощью технологий виртуальной реальности воссоздается видимость институциональности обмена. Обмен осуществляется как симуляция – виртуальный аналог реального социального взаимодействия. Таким образом, киберпротезирование институциональных форм является характерной особенностью, являясь порождением такого эффекта модерна как симуляция социального действия. Кроме того, появляется еще один проект, который хорошо репрезентирует В.В. Чеклецов «С развитием конвергирующих (NBIC) технологий понятие Numan Enhancement – улучшение природы человека технологическими средствами обретает в последнее время статус чуть ли не общепризнанного проекта: ...темы киборгов, компьютерно-мозговых интерфейсов, генной терапии и циркулирующих в теле нанороботов… реальные проблемы прикладной этики»89. Интерпретация смысла современных технических, экономических, политических, культурных феноменов представлена двумя фундаментальными и конкурирующими позициями – модернизмом и постмодернизмом. Сторонники той и другой ведут споры о том, можно ли квалифицировать современность как качественно новую стадию в развитии общества – Постмодерн или как продолжение еще не завершенного социокультурного проекта Модерн, и следует ли говорить о новейших изменениях как о постмодернизации или как о поздней модернизации. И хотя решение данной терминологической проблемы не так принципиально, как выяснение существа того социокультурного сдвига, который произошел, все же ситуация породила дискуссию. Чекленцов В.В. Топологическая версия постчеловеческой персонологии: к разумным ландшафтам. // Философские науки. 2010. – № 6. – С. 36. 89 - 76 - Согласимся с О.Э. Бессоновой, что «Общественная эволюция – это поступательный процесс, в рамках которого цивилизационные матрицы переходят с одного уровня развития на другой. На каждом следующем уровне решаются проблемы предыдущего этапа, но при этом возникают новых проблемы как составная часть усовершенствованных форм развития»90. Тот порядок, который установился в обществе, вполне корректно можно вписать в концепцию, например, «индустриального», или «демократического», или «открытого». Их подробный анализ убеждает, что все озвученные концепции обладают рядом сходных черт, позволяющих сложить их в модель. Это модель массового общества. Факт существования такого количества определений в купе с возникновением новых – это подтверждение общей трансформации культуры. О такой трансформации и степени ее влияния на культуру говорил П. А. Сорокин, который как представлял культуру как развивающуюся целостность. «Всякая великая культура есть не просто конгломерат разнообразных явлений, сосуществующих, но никак друг с другом не связанных, а есть единство, или индивидуальность, все составные части которого пронизаны одним основополагающим принципом и выражают одну, и главную ценность»91. Как правило, культура каждой эпохи имеет отличное основание, что придает определенную специфику всем человеческим достижениям и закладывает связи между содержанием культурных пластов каждого периода. Особенностью культуры эпохи модерна является отчуждение человеческой сущности в вещи, сущности человека, стремящегося овладеть сущим как благом, или как наделенным существованием и смыслом лишь чувственной реальности. Причиной формирования этого свойства современной культуры является беспрецедентный в истории человечества рост материального производства, превращение природы в источник ресурсов, к упорядочению, рационализации и технизации общества. Столь впечатляющие достижения в области производства и стали фактором овеществления культуры. 90 Бессонова О.Э. Общая теория институциональных трансформаций как новая картина мира. // Общественные науки и совремнность. 2006. – № 2. – С. 133. 91 Сорокин П.А. Кризис нашего времени. Социальный и культурный обзор. М.: Издательская группа URSS, 2009. – С. 34. - 77 - Дефиниция термина «овеществление» подтверждает, что речь идет о той роли, которую играют вещи в жизни человека и в системе общественных отношений. Приложение данного термина к реальной ситуации, развивающейся в обществе, совсем не означает, что человек «оброс» вещами. Данный термин позволяет объяснить, что сущностным содержанием людей этого периода является отчуждение. Люди начинают строит отношения между собой в соответствии с тем и в зависимости от того, чем обладают участвующие в этих отношениях. Овеществление межиндивидуальных отношений не может не сказаться на отношениях индивида и общества. Они трансформируются, таким образом, что общество воспринимается человеком не как процесс взаимодействия или общения с окружающими людьми, а как сложная система реально существующих «инстанций». Поэтому человек ставит своей задачей контактировать с этой социальной системой – с государством, корпорацией, школой. В эпоху модерна происходит «персонализация» государства, корпорации, школы, тогда как каждый отдельный индивид превращается в обезличенный объект их деятельности. В то время, как социальные институты становятся автономной реальностью, индивид – всего лишь социальной функцией, да, выполняющий, несомненно, почетную миссию – поддерживающий общество. Таким образом, процесс овеществления общества закрепляет и способствует процветанию общественных институтов. В условиях модерна и последующей модернизации происходило расширение и дифференциация сферы их компетенции. Но следует отметить как позитивную тенденцию унификацию индивидов в отношениях институтов. Беспрецедентное овеществление общества именно в эпоху модерн происходит потому, что к формированию социальных институтов – комплексов универсальных и абстрактных норм, регулирующих взаимодействие людей и превращающих это взаимодействие в систему социальных ролей, приводит ориентация деятельности на ценности Свободы и Прогресса. Федотова В.Г. отмечает: «Только вся история первой современности и капитализма XIX века объясняет, почему или, точнее, как в обществе была достигнута конвенция относительно ценностей свободы, прогресса, - 78 - автономии индивида, значимости наций, почему экономика выступила как первая система целерациональности»92. Экономическая сфера эпохи Модерна образуется артефактами и социальными технологиями, которые воплощают возможные решения фундаментальной проблемы располагания сущим. Возникшие за счет этого экономические институты, которые образуют комплекс норм, определяющих в представлении людей этого периода способы постановки и решения проблем создания, распределения и использования богатства, имеют особую значимость. Несомненно, что данный нормативный комплекс имеет базовые элементы. Таковыми являются нормативные комплексы, которые можно позиционировать как инвариантные по отношению к специфике национальных экономик, а также различных периодов эпохи модерн. Следует воспринимать институты по отношению к целям индивидов реальностью и обязательно учитывать факт их существования. Данные институты автономны по отношению к деятельности. Можно настаивать на том, что они даже реальнее, чем деятельность. В эпоху модерна экономика обосабливается как сфера общества, поэтому проведение границы между экономическим и неэкономическим становится жизненно важным, так как хозяйственные практики как целесообразная деятельность по накоплению и распоряжению богатством становятся следованием институциональным нормам. При этом они не только следуют, но и подчиняются им, что позволяет превратить эту деятельность в производство стоимости. Экономическое отличается от неэкономического по институциональной принадлежности, а не в силу специфики вещи или действия. Тот, кто следует институциональным нормам, расценивается как участник экономической деятельности, и то, что он делает, наделяется стоимостью. Тенденция к овеществлению проявилась и в политике. Как только власть превратилась из наследственной привилегии в делегируемые народом полномочия, отношение к ней сразу же изменилось. Теперь на практике этот характер утратил сакральность и ее стали воспринимать как материальную. Сутью отношения к власти стало восприятие ее как к эффективному управлению ресурсами. Эта смена восприятия сформировало стремление к вовлечению в практику Федотова В.Г. Механизмы ценностных изменений общества. // Философские науки. 2010. № 11. – С. 55. 92 - 79 - борьбы за власть все большего количества ресурсов. Это стремление было артикулировано в идеях расширения и совершенствования демократии, освобождения от религиозных, сословных, клановых ограничений на доступ к власти. Когда распространилось избирательное право на большинство народа, а выборы превратились в систему универсальных ролей «избиратель-кандидат» государство стало общественным институтом. Теперь его можно было можно/нужно захватить, удержать, использовать, изменить. Государственное управление превратилось в бюрократический аппарат и деперсонифицировалось, стало ролевой системой «гражданин-чиновник». Изменился даже характер борьбы за власть, она приобрела характер политического предприятия. Вместо группировок, возникаювших на основе родственных, дружеских связей или каких-либо иных личностно ориентированных отношениях, теперь появились политические партии. В эпоху модерна составным элементом общественного бытия стали политические институты, которые формировались как комплекс норм и их появление должно было способствовать определению способов постановки и решения проблем обладания властью. Именно в эту эпоху сложились базовые элементы нормативного комплекса. В результате появились политический курс, отражавшийся в программе действий, и организации как постоянное объединение людей для выработки и реализации курса. Политическую сферу образовали те артефакты и технологии, которые или являлись воплощением власти, или посредством которых регулировали проблемы обладания властью. По мнению В.Г. Федотовой, именно в политической сфере происходят процессы, которые становятся фактором реконвенциализации, которая «дала жизнь ценностям, отрицавшим прежние и не вследствие проектной деятельности ученых или появления новых конструкторов повседневного сознания. А в ходе естественной эволюции, незабытых ужасов войны, в атмосфере страха перед отсутствием социального порядка, смены картины мира»93, подтверждая тем самым мысль Федотова В.Г. Механизмы ценностных изменений общества // Философские науки. 2010. № 11. – С. 55–56 93 - 80 - Зигмунта Баумана о текучей (растекающейся) модернити94, т.е. о способности и готовности общества эволюционизировать. Во всех сферах – экономике, политике, науке, искусстве, семье, прослеживается одна и та же тенденция: стремление к освобождению от произвола, к равноправию, к определенности и управляемости отношений приводит к подчинению взаимодействий универсальным безличным нормам. Следствием институционализации практик явились деперсонификация индивидов и возникновение общества как исторического феномена. В ходе модернизации складывается общество как система институтов. Эмансипация индивида оборачивается институционализацией практик и утратой спонтанности. Реальность общества как системы доминирует над социальной реальностью индивида. Общество – это социальная реальность per se. Таким оно стало в ходе социокультурной трансформации, суть которой охарактеризовали, каждый по своему и все одинаково верно, Маркс, Хайдеггер, Сорокин: воля к господству над миром вещей приводит к овеществлению социального бытия. Таким образом, процесс реализации базовых для культуры Модерн ценностей Свободы и Прогресса, подлинное содержание которых – располагание сущим в любых его ипостасях, выливается в процесс реификации, овеществления общества. См.: Бауман З. Индивидуализированное общество. 2005. – С. 37. 94 - 81 - М.: «Логос», Глава 5 РАЗРУШЕНИЕ ТРАДИЦИОННОЙ СИСТЕМЫ «ЛИЧНОСТЬ – ОБЩЕСТВО» В ПРОЦЕССЕ СТАНОВЛЕНИЯ НОВОГО ТИПА СОЦИАЛЬНОСТИ Анализируя современные процессы, вызванные глобализацией, невозможно не согласиться с оценкой ситуации, предложенной О.А. Кардамоновым. Он прав, утверждая, что «…глобализация несет с собой не только преимущества, но и угрозы…Культурноцивилизационные «разломы», существующие в сегодняшнем мире, могут стать или ареной ожесточенных культурных столкновений, или «фронтирами» сотрудничества и культурного взаимообогащения. Конечный результат будет зависеть не только от «доброй воли» лидеров и движителей глобализации, но и от степени готовности той или иной культуры к отстаиванию своей самобытности и значимости в культурной амальгаме современного мира»95. Несомненно, социокультурная глобализация способствует тому, что общество не может оставаться ее пассивным реципиентом, не осознавая собственные приоритеты и интересы. А для того, чтобы оно могло стать «субъектом данного измерения глобализационных процессов, необходимо, чтобы собственные символические комплексы были хорошо структурированы, в полной мере институционализированы и были в известном смысле, достаточно агрессивны» Кардамонов О.А. Эффект отсутствия: культурно-цивилизационная специфика// Вопросы философии. 2008 – № 2. – С. 29 95 - 82 - – так считает О.А. Кардамонов96. В этом случае данный социум сможет не просто сохранить себя перед угрозой вызовов глобализации, но и увеличить собственные «жизненные» шансы, цена которых в сегодняшнем мире чрезвычайно высока. Любые перемены, а уж тем более быстрые, неизбежно порождают неуверенность в завтрашнем дне. Ситуация усложняется тем, что развитие эпохи модернити происходило поэтапно. А, следовательно, любая новая тенденция зарождалась как маргинальное, периферийное явление в рамках доминирующей уходящей эпохи, что оказывало существенное влияние на личность, которая не могла избежать маргинальности в силу формировавшихся особенностей новых отношений. Возникшие и развившиеся черты становились условием развития новых. При этом совсем необязательно было широкое распространение вновь вызревших новых тенденций. Важнее было то, что они становились условием возникновения и вызревания новых тенденций, которые в своей совокупности и способствовали приобретению нового качества. Таким образом, новое качество всегда вызревает в своеобразном потоке, где происходит своеобразное смешение механизмов различных отношений с определенной степенью адаптированности индивида и социума к ним. Отечественная исследовательница А.Г. Глинчикова аргументировано доказывает, что: «Клеточкой» эпохи модернити является зарождение нового типа личности – индивидуализированной личности в эпоху Возрождения. Индивидуализированная личность является ядром эпохи модернити. С ее зарождением она начинается, а с ее кризисом она завершается»97. По ее мнению, эта новая для того времени тенденция вызвала к жизни другую, столь же значимую, а, именно, развитие индивидуализации морали, которая приобрела форму индивидуацию веры. «Индивидуализация морали (веры), – считает А.Г. Глинчикова – «создала условия для внутренней, инициативной, самостоятельной добровольной общественной интеграции на основе общности интериоризированных моральных ценностей. Без индивидуации морали (веры) общество никогда не смогло бы стать субъектом политического процесса, поскольку «субъектом» 96 Кардамонов О.А. Эффект отсутствия: культурно-цивилизационная специфика// Вопросы философии. 2008 – № 2. – С. 30. 97 Глинчикова А.Г. Модернети и Россия // Вопросы философии. 2007. – № 6. – С. 46. - 83 - может быть только внутренне консолидированный организм. Общество, не прошедшее этап интериоризации морали (веры), не способно к внутренней, самостоятельной консолидации и потому не может выйти за рамки патерналистской модели. Такое общество постоянно нуждается во внешних формах опеки, интеграции, контроля, управления. В этом качестве оно остается внутренне дезинтегрированным, аморфным объектом социального процесса, задерживаясь, застывая на патерналистской, догражданской стадии развития»98. Следующим этапом после индивидуализации морали (веры) становится этап политической трансформации – секуляризация государства. Внутренне консолидированное общество, научившееся ценит, осознавать и формулировать «свой» гражданский общий интерес, больше не может мириться с патерналистским государством, рассматривающим себя как самоцель, а общество – как объект реализации своих интересов. Позднетеократический патерналистский тип власти утрачивает свою легитимность в глазах общества, уже преодолевшего патерналистскую стадию, начинается эпоха революций, в ходе которых общества меняют тип власти с патерналистского на гражданский и формируют новые общественные механизмы социального контроля, интеграции и управления в рамках демократических, представительных институтов. Отметим, что любое общество не может соответствовать какому-то идеалу безупречно, прежде всего, по той причине, что «идеальные типы» существуют только в идеале. И по этой причине любой из социумов, даже преодолев многочисленные барьеры-этапы в своем развитии, модернизировавшись, все же продолжает сохранять в реальности черты, как традиционности, так и современности. Поэтому вполне убедительна позиция О.А. Кардамонова по поводу того, что «речь…может вестись только об «удельном весе» данных феноменов и используемых обществом механизмах их интеграции». Т.е. культурно-цивилизационный профиль вообще, и культура повседневности, в частности будут определяться в зависимости от того, за каким фактором закрепляется доминирующая роль – за традиционностью, или современностью99. 98 Глинчикова А.Г. Модернети и Россия // Вопросы философии. 2007. – № 6. – С. 46-47. 99 Кардамонов О.А. Эффект отсутствия: культурно-цивилизационная специфика// Вопросы философии. 2008 – № 2. – С. 30. - 84 - Смена культурно-цивилизационного профиля влечет за собой сдвиг от ценностей модерна к ценностям постмодерна, что неизбежно приводит к постепенному разрушению многих из прежних ключевых институтов общества, вместе с которыми рушится и прежняя традиционная система «личность – общество». Каждая из сфер, затронутая преобразованиями, в той или иной мере способствует разрушению упомянутой системы, так как под воздействием каждой из них в прошлом происходило ее становление. Например, по мере восхождения ценностей постмодерна в политической сфере власть утрачивает свой прежний авторитет, уважение к власти падает. В то же время, актуализируется участие личности во власти, что становиться способом самовыражения. Каждая из этих тенденций по-разному проявляет себя в обществах с разным уровнем развития демократии, что, несомненно, сказывается не только на положении правящих элит, но и на систему «личность – общество». Уважение к власти, как было отмечено, претерпевает эрозию. А долгосрочная тенденция к возрастанию массового участия не только продолжается, но она приобрела новый характер. В крупных аграрных обществах политическое участие ограничивалось узким меньшинством. В индустриальном обществе мобилизацию масс осуществляли дисциплинированные, руководимые элитами политические партии. Это было немалое продвижение на пути демократизации, и результатом его стал небывалый рост политического участия в виде голосования, – однако, выше этого уровня массовое участие поднималось редко. В обществе же постмодерна акцент смещается с голосования на все более активные и более проблемноспецифицированные формы массового участия. Массовая приверженность давно утвердившимся иерархическим политическим партиям размывается; не желая долее быть дисциплинированным войском, общественность переходила к все более автономным видам участия, бросая при этом вызов элитам. Следовательно, хотя участие в выборах остается на прежнем уровне или снижается, люди участвуют в политике все более активными и более проблемноспецифическими способами. Кроме того, растущий сегмент населения начинает в свободе выражения и политическом участии усматривать скорее нечто самоценное, чем просто возможное средство достижения экономической безопасности. - 85 - По мнению Л.А. Когана, сущностью смены традиционных отношений в этой сфере становиться понимание того, что «Человек – не частный случай природы, не разменная монета социума, не служебная деталь («винтик») государственной машины, а главное действующее лицо, соавтор и герой исторической драмы. С этим связано особое, ключевое значение свободы как оптимального (отвечающего запросам развития, долженствующего быть) образа мысли и жизни. Свобода является движущей силой нашего самосознания и взаимопонимания. Благодаря ей, борясь за нее, индивид становится личностью, а масса людей – гражданским обществом»100. Но эти изменения травмирующим образом подействовали на традиционные политические механизмы индустриального общества, которые почти повсеместно разладились. На протяжении всей истории индустриального общества размах государственной активности быстро увеличивался; казалось естественной закономерностью дальнейшее расширение государственного контроля над экономикой и обществом. Однако эта тенденция рано или поздно достигает естественных пределов и причиной тому, с одной стороны, функциональные причины, а с другой – следствие утраты общественного доверия к государственному управлению и нарастающего противодействия государственному вмешательству. Оформление гражданского общества есть выражение разрушения прежней традиционной системы «личность – общество», и в рамках вновь сложившейся системы гражданско-общественная активность индивида достигает своего наивысшего уровня. Как верно подмечено Мотрошиловой Н.В.: «…никакая активность граждан и их объединений, скажем, в политической, культурной, спортивной и т.д. областях не сможет восполнить дефицита именно гражданско-общественной ответственности всего населения, всех и буквально каждого из индивидов в основных, базовых сферах их труда»101. Обстановка перемен и неуверенности в завтрашнем дне способствует складыванию питательной среды для многих фобий и разнообразных конфликтно-стрессовых состояний. Так ненависть на этнической почве не исчезла как явление и в тех индустриальных об100 Коган Л.А. Свобода – самость созидания // Вопросы философии. 2009. – № 7. – С.79. 101 Мотрошилова Н.В. О современном понятии гражданского общества // Вопросы философии. 2009, № 6. – С. 26. - 86 - ществах, которые обеспечивают относительную уверенность в завтрашнем дне, но по сравнению с обществами, характеризующимися обстановкой неуверенности, ксенофобия в них не столь распространена, а в долгосрочной перспективе в них наблюдается развитие в сторону большего приятия многообразия. Наконец, политику постмодерна отличает сдвиг в направлении от политического конфликта на классовой основе, характерного для индустриального общества, к усиливающемуся акцентированию проблем культуры и качества жизни. В процессе становления новой социальности, обусловленной постепенным разрушением прежних систем, вопрос о легитимности власти приобретает особую значимость. Ни одно общество не может обойтись без определенной и наиболее оптимальной, обязательно соответствующей его характеру и уровню отношений в нем легитимирующей формулы власти. Общество, пережившее модернити и достигшее в своем развитии так называемой «Третьей современности, где инновация преобладает над традицией, имеется светское объяснение оправдание жизни, появляется автономный индивид, затем индустриальное производство, целерациональность и т.д.»102, решения лидеров уже не могут опираться исключительно на принуждение. Только в этом случае их воспринимают как легитимные. В свое время сдвиг от религиозной к рациональнобюрократической власти, являя собой одну из центральных компонент модернизации, был принят обществом, так как его оправдали претензиями на то, что правящие институты содействуют общему благу. На очередном этапе сущностью сдвига стало снижение значимости любых видов власти, как религиозной, так и бюрократической, а заодно и снижение значимости авторитета. В условиях новой, еще продолжающей формироваться социальности, личные цели индивида приходится подчинять целям более широкой субьектности. В то же время при угрозе вторжения, внутренних беспорядков или экономического краха появляется потребность в сильных авторитетных личностях, способных защитить. И тогда, в условиях неуверенности в завтрашнем дне люди охотно идут на это. Наоборот, условия процветания и безопасности способствуют плюрализму вообще и демократии – в частности. Это помогает объяснить давно Федотова В.Г. Социальные инновации как основа процесса модернизации общества. // Вопросы философии. 2010. – № 10. – С. 4. 102 - 87 - установленную закономерность: богатые общества с большей вероятностью демократичны, чем бедные, на что обращали внимание Липсет, Бэркхарт и Льюис-Беком103. Становление новой социальности, затронув политическую сферу, обусловило неизбежность изменений взаимоотношений личности и общества в экономической области, где экзистенциальная безопасность ведет к усилению акцента на субъективном благополучии и качестве жизни, становящихся для многих более высокими приоритетами, чем экономический рост. Но тем не менее, застой или неподвижность все еще способны также вызвать беспокойство, а термины «существовать» и «расти» воспринимаются как идентичные. Как подметил З. Бауман: «Мы измеряем хозяйственный рост и общее «здоровье» экономики растущим спросом на товары, а экономические достижения – «растущей покупательской способностью». В периоды спада ипадения производства мы слышим речи об оздоровлении, порождаемом растущим спросом. … Всех нас повергает в состояние паники сообщение о том, что народный доход упал до нулевой отметки, что равносильно нулевому росту. Мы не можем себе представить, чтобы наше общество не стремилось к тому, чтобы продвигаться дальше относительно его настоящего уровня развития. Существовать – это расти, изменяться все время. Именно это соединяет два этапа современности»104. В условиях становления новой социальности была осмыслена невозможность удовлетворения потребностей человека и постоянность непрерывности изменения условий жизни. И первое, и второе объяснимы тем, что потребности человека постоянно растут и непрерывно меняют условия жизни. Идеал экономики, мыслимый экономистами-теоретиками прошлых веков, предполагал стабильность экономики, способной регулярно воспроизводить. Но история дала немало примеров, подтверждающих, что устойчивость и эффективность экономики несовместимы и не достигаемы. Бауман считает: «Стабильное», или сбансированное, состояние, состояние «равновесия», состояние полного удовлетворения всех (предположительно неизменных) человеческих потребностей – это 103 Lipset S.M. Political Man, N.Y., 1960; Burkhart R.E., Lewis-Beck M.S. Comparative Democracy: the Economic Development Thesis. – "American Political Science Review". 1994. Vol. 88, № 4. P. 903 – 910. 104 Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: «Логос», 2005. – С. 85. - 88 - идеальное для человечества, с точки зрения экономистов ранней модернити, состояние, к оторму вела «невидимая рука» рынка, оказалось постоянно уплывающим горизонтом, все дальше отодвигавшимся неослабленной силой потребностей, растущих быстрее, нежели возможности их удовлетворения»105. Так, что, хотя экономический рост и экономические достижения как стержневые цели модернизации, по-прежнему, остаются в ценностном смысле положительными, но их относительная значимость снижается. Налицо также постепенный сдвиг в мотивации людей к труду: с максимизации получаемого дохода и с обеспеченности работой акцент сдвигается в сторону более настоятельного запроса на интересную и осмысленную работу. Наряду с этим происходит двоякий сдвиг в области отношений между собственниками и менеджерами. С одной стороны, можно обнаружить усиливающийся акцент на придании менеджменту большей коллегиальности и демократичности. Но в то же время можно наблюдать вообще отход от тенденции искать решения таких проблем в сфере управления, т.е., иными словами, готовность положиться на капитализм и рыночные принципы. Обе тенденции связаны с возрастающим неприятием иерархических моделей власти и большим упором на автономию индивида. Со времен капитализма неограниченной свободы конкуренции (laissez faire) люди всегда почти автоматически обращались к управлению, чтобы скомпенсировать властную мощь частного бизнеса. Ныне, по широко распространенному мнению, рост управления становится функционально неэффективен и превращается в угрозу для автономии индивида. Зигмунт Бауман отметил, что «Лозунгом дня стала «гибкость», что применительно к рынку труда означает конец трудовой деятельности в известном и привычном для нас виде, переход к работе по краткосрочным, сиюминутным контрактам либо вообще без таковых, к работе без всяких оговоренных гарантий, но лишь до «очередного уведомления»106. В условиях формирования новой социальности человечество смогло избавиться от многих иллюзий и, прежде всего, от иллюзии возможности создания совершенного общества. Как оказалось, этот идеал столь же недостижим и иллюзорен, как и мечта о полном 105 106 Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: «Логос», 2005. – С.84. Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: «Логос», 2005. – С. 30. - 89 - удовлетворении всех нужд человека. Если удовлетворение потребностей человека недостижимо по причине их постоянного роста, то совершенное состояние недостижимо по причине того, что для такового любое изменение может стать изменением в сторону худшего. Нельзя не отметить, что становление новой социальности сопряжено с изменениями многих жизненных представлений. Оно способствует (правильнее было бы говорить, немыслимо без смены) смене приоритетов. Утверждая тип рациональности, состоявшись, новая социальность сменит психический склад личности, доминирующей в обществе. Все названные перемены заставят как общество в целом, так и отдельно взятого человека, пережить страдания. Этот переход от традиционного к современному обществу наполнен драматизмом. Происходящие перемены имеют значительную масштабность, в рамках их реализации невозможно ограничиться всего лишь аутентичным переносом своего отношения к миру. Замене подлежат также социокультурные институты. Обязательно перенести и рациональность как принцип, на основе которого, строиться восприятие мира. При соблюдении этих требований возможно, чтобы по мере развития всех процессов, не «общественное» колонизировало «частное», а наоборот, частное будет выталкивать и выдавливать общественное отовсюду, освобождая пространство для частных интересов и целей. Таким образом, все более явственно артикулируется тенденция к признанию приоритетности интересов индивида над интересами любых макро- и микросоциальных групп, в том числе и по отношению к патриархальной семье. Характеризуя данный институт, Рашковский Е.Б. уточнил: «Как бы ни относились мы ко всем трудностям семейной жизни, как бы ни критиковали мы – справедливо или несправедливо – даже самый институт семьи, – весь нормальный жизненный круг человека (от младенческой и до старческой немощи, или – шире – от зачатия до посмертного поминовения) связан именно с семьей. Присматриваясь к феномену семьи (в разные времена, в разных цивилизациях, в разных странах, в разных религиозно-культурных общностях, в разных регионах нашего Отечества), мы не можем не заметить, что многие институты человеческой жизни, будь то устоявшийся круг дружеского общения, будь то приход, монашеская или дружеская община, добровольное творческое объединение, иной раз даже – в некотором - 90 - идеальном случае – трудовой коллектив или воинское подразделение, обретают свою прочность и благоприятный климат именно благодаря тем навыкам дружеского общения, заботы и взаимной ответственности, которые слагаются именно в семье»107. Таким образом, дифференциация в ориентации и в приоритетах позволяет точно определить о каком обществе идет речь или на какой ступени развития оно находится. Если можно констатировать ориентацию на личность при приоритете частных интересов, то это показатели современного общества, тогда как ориентация на коллектив с приоритетом, либо общественных, либо групповых интересов репрезентирует традиционное общество. Отметим, что упомянутая дифференциация особенно ощутима в рамках такого института как семья. Значительные различия в отношении человека к семье и семейным отношениям есть следствие его ориентации. В зависимости на кого сориентирован актор семейных отношений – на себя или на других членов, сложиться сценарий отношений внутри семьи. Для сохранения семьи важно проявление интереса актора к ценностям и интересам других членов семьи. Хотя его ожидания тоже вполне адекватны и он вправе отдать предпочтение своим собственным интересам любого мотивационного содержания и качества. Но, все же, если речь идет о сохранении семьи, то очень важно наличие взаимного интереса к ценностям коллектива, членом которого актор является. Если существует потенциальный конфликт с его собственными интересами, от него ожидается, что в данном выборе он отдаст предпочтение интересам коллектива. Это применимо также и к его действию в репрезентативной роли в пользу данного коллектива. Несомненно, что от актора потребуется готовность к некоторой жертвенности без публичного заявления об этом. Кёглер Г.Г. в своей работе «Этика после постмодернизма» высказал мнение: «…способность принимать на себя ту или иную роль является очень фундаментальным психологическим механизмом и относится к самым ранним человеческим умениям, с самого начала делает возможным человеческое взаимодействие. В то время как она же лежит в основе овладения языком, переход к языку в равной мере выводит за пределы ранних миметических стадий и делает возможным симРашковский Е.Б. Феномен семьи (междисциплинарные заметки) // Вопросы философии. 2010. – № 10. – С.28. 107 - 91 - волически опосредованное принятие точки зрения, способное помочь артикулировать точку зрения «другого»; она может рефлексивно тематизировать точки зрения в их различии и сходстве в отношении к предмету»108. С течением времени человек модерна все больше ориентируется на себя. Для него собственные интересы приоритетны по отношению к любым социальным общностям. Но при этом речь не идет об эгоисте и эгоизме. Как считает В. И. Мильдон: « …индивидуализм не только не обособляет человека (как делает эгоизм), но сейчас без индивидуализма невозможна общность. Главное отличие эгоиста от индивидуалиста состоит в том, что первый считает себя совершенным человеком, второй же – совершаемым. Эгоист ничего не делает сверх, индивидуалист же всегда стремиться к чему-то сверх того, чем он является во всякий момент, ибо исходит из понимания человека существом незаконченным, не проявленным полностью и ему необходимы постоянные усилия, чтобы раскрыть себя, хотя идеал не может быть достигнут»109. Этот феномен объясним тем, что условия жизни человека все же имеют тенденцию к улучшению, о чем свидетельствуют радикальный рост потребления, уменьшение рабочего времени, рост оплаты труда. Все это происходит при условии повышения уровня образования и профессиональной подготовки человека. И, хотя человек не обеспечивает эти блага в одиночестве, его опорой и помощником выступает такой институт как государство, а не семья, как это было в традиционном обществе. Именно государство разрабатывает и осуществляет такие государственные программы социального обеспечения, как пенсии по старости и инвалидности, лечение по системе медицинского страхования, уход за детьми, больными и престарелыми в специализированных учреждениях. Таким образом, вектор деятельности государства четко ориентирован на улучшение условий жизни, из чего следует, что оно присвоило себе основную часть функций, которые выполняла патриархальная семья. Но их реализация идет при участии самого индивида и общества, представленного в этом случае в лице благотворительных ор108 Кёглер Г.Г. Этика после постмодернизма// Вопросы философии, 2006. – № 3. – С. 116. Мильдон В.И. Индивидуализм и эгоизм (введение в современную этику)// Вопросы философии. 2008. – № 6. – С. 43-44. 109 - 92 - ганизаций и бизнеса в социальной сфере. Иошкин В.К. так охарактеризовал участие общества в этой сфере: «Оценка рациональности или нерациональности социальной деятельности не может быть единой у всего общества, представляющего конгломерат социальных групп. Она может не совпадать у индивида и социальной группы. Различие между индивидуальным и социальным видением и осмыслением рациональности создает впечатление, которое подметил А.Л. Никифоров, утверждая, что свобода идет впереди рациональности, но рациональность настигает ее, превращая свободную деятельность (кажущуюся нерациональность) отдельных людей в рациональную деятельность для всех»110. Несомненно, что экономические основы существования патриархальной семьи оказались подорваны еще при переходе к модернити. Тогда были созданы условия, чтобы труд перестал быть семейным. Как только человек начинает трудиться в отрыве от семьи, этот труд перестает быть семейным трудом. Но при переходе к постиндустриальному типу социальной организации этот процесс отказа от производственных функций семьи еще более радикализовался, в результате чего человек стал профессионально и экономически независим от семьи. Теперь индивид может столь же хорошо выполнять свои профессиональные функции, строить карьеру, получать все большую оплату за свой труд независимо от своего семейного статуса, независимо от наличия или отсутствия семьи. В целом, обобщая характер и направленность тенденций в изменении функций семьи, невозможно не заметить, насколько изменились, прежде всего, материальные основания существования семьи. Современная семья существует на иных материальных основаниях, чем в рамках традиционного, доиндустриального общества. В этот предшествующий модернити, период само понятие семьи было связано с наследством и репутацией. И если возможность хранить и приумножать собственность в рамках семьи есть ничто иное как благотворность, то сохранение репутации – это уже способ сохранения самого общества. И стоит считать его одним из наиболее ценных и интересных качеств, принадлежащих семье. В области сексуального поведения, репродуктивности и семьи имеет место продолжающаяся длительная тенденция отхода от тех Иошкин В.К. Несвобода и свобода в рациональном осмыслении мира // Вопросы философии. 2006. – № 8. – С. 16-17. 110 - 93 - жестких норм, которые в аграрном обществе являли собой функциональную необходимость. В аграрных обществах традиционные способы контрацепции были ненадежны, и дети, если только они не рождались в семье с мужчиной-кормильцем, скорее всего, оказывались обреченными на голод; в свою очередь, половое воздержание вне брака являлось ключевым средством сдерживания роста численности населения. Обращая внимание на сохранение остроты дискуссии о семье, Рашковский Е.Б. подчеркивает, что: «…острота и размах нынешних дискуссий по части гомосексуальных семей и их правового и культурного статуса, а также дискуссий по части трудностей становления ребенка в «неполной» (как правило, в безотцовской ) семье лишь подчеркивает непреложность насущность проблемы семьи как базовой, «двухатомной молекулы» всей ткани человеческой жизни»111. Но, все же, следует признать, что роль семьи уже не имеет прежней значимость, не столь решающая. Если когда-то семья была ключевой экономической единицей, то в передовом индустриальном обществе трудовая жизнь индивида в основном осуществляется вне дома. То же самое можно сказать и в отношении воспитания: если в прежние времена воспитание было сугубо семейной функцией (и подчас эта функция расширялась за счет образования), то модернити способствовало тому, что воспитание происходит большей частью вне семьи. Кроме того, государство благосостояния забрало у семьи – и взяло на себя – ответственность за выживание. Выживание детей прежде зависело от того, обеспечат ли их средствами к существованию родители; а выживание постаревших родителей зависело от их детей. Сегодня, хотя семейные отношения все еще важны, это уже не те отношения, в которых решается вопрос жизни и смерти; роль семьи во многом взяло на себя государство благосостояния. Новое поколение способно выживать в случаях распада семьи или даже в случаях отсутствия обоих родителей. Неполные семьи и бездетные старики в современных условиях располагают лучшими шансами на выживание, чем когда-либо прежде. Развод – поскольку он ставит под угрозу выживание детей – общество обычно абсолютно не приемлет: он подрывает жизнеспособность общества в долгосрочной Рашковский Е.Б.Феномен семьи (междисциплинарные заметки) // Вопросы философии. 2010. – № 10. – С. 29. 111 - 94 - перспективе. Сегодня функциональная база этой и других норм, нацеленных на укрепление полной семьи, оказалась размыта, но, все же, не стоит спешить с выводом о том, что общество осуществляет смену ценностей. Культурные нормы обычно очень прочно интернализируются в раннем возрасте, подкрепляясь дорациональными санкциями. Сопротивление людей разводу не просто отражает рациональный расчет индивида: мол, «семья – важная ячейка общества, и потому я сохраню брак». Дело скорее в том, что к разводу склонны подходить с позиций добра и зла, применяя абсолютные нормы. Нормы, понуждающие людей к определенному поведению, даже когда они испытывают сильное желание делать что-то другое, – это нормы, которые были им преподаны как абсолютные правила и внушены таким образом, что при их нарушении человека мучает совесть. Такие социетальные нормы обладают немалой инерцией. Сам по себе факт, что функция какой-либо культурной модели ослаблена или исчезла, не означает исчезновения самой нормы. Однако такие нормы начинают в подобных случаях постепенно ослабевать, особенно если они вступают в конфликт с сильными противоположно направленными импульсами. В силу ряда причин – от появления государства благосостояния и до резкого снижения детской смертности (означающего, что супругам для воспроизводства населения уже не обязательно производить на свет четверых – пятерых детей) – происходит ослабление норм, поддерживающих полную гетеросексуальную семью. Идет экспериментирование, старые правила подвергаются испытанию; исподволь возникают отклоняющиеся от традиционных норм новые формы поведения, и группами, скорее склонными принять их, оказываются в большей мере молодые, чем пожилые, и в большей мере те, кто чувствует себя в относительной безопасности, чем ощущающие отсутствие таковой. Развитие эффективной технологии регулирования рождаемости вместе с процветанием и государством благосостояния подорвали функциональную основу традиционных норм в этой области; налицо общий сдвиг в сторону их большей гибкости для индивидуального выбора в сфере сексуального поведения, а также гораздо большая терпимость в восприятии гомосексуализма. В этом не только находят продолжение некоторые из тенденций, ассоциируемых с модер- 95 - ном, – есть и прорыв на новые уровни. Геи перестали прятаться в туалетах, а сюжет о внебрачном материнстве – обычная часть прайм-тайма телевизионных программ. В области высших ценностей мы также обнаруживаем как преемственность, так и поразительные изменения. Одной из ведущих тенденций, ассоциировавшихся с модернизацией, была секуляризация. Эта тенденция продолжилась, если говорить об официальных религиозных институтах: публика в большинстве передовых индустриальных стран демонстрирует снижение доверия к церквам, реже посещает церковь и придает меньшее значение организованной религии. Это, однако, не означает исчезновения духовных запросов; оказалось, что, как и прежде, можно обнаружить также равномерно межстрановую тенденцию, в соответствии с которой люди проводят больше времени в размышлениях о смысле и назначении жизни. Господство инструментальной рациональности уступает место растущей озабоченности высшими целями. Фишман Л.Г. объясняет сохранение этой тенденции следующим образом: «…эпоха Модерна представляется как отрицание Классики. Если Классика стремилась преобразовать хаос в порядок, привлекая к творчеству резервы нормативности, то Модерн характеризуется как тяготение к хаосу и использованию творческих резервов анормативности. Модерн стал эпохой разнообразных катастроф, ставших следствием его «творческой вседозволенности». Таким образом, Постмодерн, как отрицание и «снятие» Модерна, вновь возвращается к Классике, правда, переосмысливая ее учетом опыта Модерна. Постмодерн – это неоклассика, примиряющая хаос и космос в едином «хаосмосе»; это проявляется как в искусстве, так и метафизике, социологии, политической теории. С данной точки зрения Постмодерн безусловно оценивается положительно»112. Если главной целью индустриального общества выступало экономическое накопление ради экономической безопасности, то новые тенденции подтверждают, что и здесь не обошлось без перемен. Процесс постепенных культурных изменений не только понизил статус бывшей главной цели, но и способствовал порождению неприятия иерархических институтов, способствовавших ее достижению. Пожалуй, самым мощным фактором этих изменений и их Фишман Л.Г. Постмодерн как возврат к Просвещению // Вопросы философии. 2006. – № 10. – С.70. 112 - 96 - последствий стало невиданное ранее состояние безопасности, уверенности в завтрашнем дне. Качественный сдвиг, связанный с ростом экзистенциальной безопасности, обеспечил поистине межгенерационные перемены ценностей. Разница между ощущением безопасности и небезопасности в плане выживания является настолько существенной, что соответствующая перемена привела к обширному синдрому взаимосвязанных изменений в направлении от ценностей «выживания», какими характеризовалось аграрное и раннеиндустриальное общество, к ценностям «благополучия», характерным для передового индустриального общества. Эти контрастирующие ценностные системы, разветвляясь, охватывают политику, экономику, религию и сексуальные и семейные нормы. Но не стоит ожидать всеобщности и одновременности всех процессов. Они никогда не совпадут в общей меж– и внутристрановой перспективе. В обществах, где уровень богатства и степень уверенности в будущем – наивысшие, ценности постмодерна получают наибольшее распространение. Население скудно живущих обществ попрежнему будет демонстрировать приверженность ценностям выживания. Унификации не может быть и внутри каждого конкретного общества. Если среди слоев, сильнее других ощущающих уверенность в будущем ценности постмодерна получают наибольшее распространение, то слои, чье положение наименее надежно, будут делать упор на приоритетах выживания. И это вполне объяснимая ситуация: наиболее состоятельные и имеющие наилучшее образование будут скорее всего держаться целого диапазона ценностей, характерных для ситуации экзистенциальной безопасности, включая ценности «постматериализма». И этот критерий не может быть завершающим в списке объяснения возможной приверженности тем или иным ценностям со стороны общества. Коррективы в этот список вносят экономический спад, гражданские беспорядки или война. И поэтому не избежать некоторых краткосрочных колебаний. В зависимости от «времени года», т.е. развития конкретной ситуации в общественных отношениях, в той или иной сфере возможна смена импликации гипотезы ценностной значимости недостающего: в периоды процветания будет усиливаться тенденция к акцентированию ценностей благополу- - 97 - чия; а периоды нестабильности, наоборот, заставят людей делать упор на ценностях выживания. Как считает Киселев Г.С.: «Идея прогресса, таким образом, явно не подходит, для того, чтобы оценить нравственную составляющую исторической жизни человечества. Более того, имея в виду нравственность, можно, похоже, говорить о явном движении сегодняшнего мира вспять, к варварству. На Западе секуляризация привела к тому, что христианская религия перестала быть абсолютным авторитетом в вопросах нравственности. На ее месте не появилось другого столь же влиятельного авторитета. Господствующий там ныне мировоззренческий плюрализм, безусловно необходимый во многих сферах жизни – политической, культурной, научной и т.д., в данном случае означает по существу нравственный релятивизм. Но нравственность или есть, или ее нет»113. В долгосрочных изменениях также найдут отражение положения гипотезы ценностной значимости недостающего. В обществах, проживших в условиях высокого уровня безопасности на протяжении нескольких десятилетий, мы обнаружим долговременный сдвиг от ценностей выживания к ценностям благополучия. Это не универсальная тенденция, охватывающая весь мир, подобно распространению поп-культуры, взлелеянной мировыми масс-медиа. Отнюдь нет: сдвиг к ценностям благополучия происходит главным образом в обществах, достигших настолько высокого уровня процветания и безопасности, что существенная доля населения принимает выживание как должное; такой сдвиг не обнаруживается в обществах, не испытавших подъема благосостояния. С другой стороны, это не исключительно западный феномен: его следует ожидать в любом обществе, которое испытало переход к высокому уровню массовой безопасности. Следует заметить, что ценности индивида, так же как и ценности общества в целом не меняются мгновенно, поэтому в обществах, испытавших длительный период повышения экономической и физической безопасности, неизбежно обнаружатся существенные различия между ценностными приоритетами старших и более молодых возрастных групп. Молодежь чаще других выдвигает на первый план ценности благополучия. В этом отражается тот факт, что в гоКиселев Г.С. «Тайна прогресса» и возможность истории.// Вопросы философии. 2009. – №2. – С.4. 113 - 98 - ды своего личностного становления более молодые познали более высокую степень безопасности, чем, соответственно, в аналогичном возрасте – старшие. Фундаментальные ценностные перемены в том или ином данном обществе наступают главным образом по мере того, как когорты более ранних годов рождения сменяются когортами последующих годов. Эти межгенерационные ценностные различия должны удерживаться довольно стабильно во времени: хотя в каждый данный момент непосредственные условия безопасности или небезопасности будут вызывать краткосрочные колебания, основополагающие различия между когортами более поздних и более ранних годов рождения будут сохраняться на протяжении длительных периодов. Молодые не переймут ценностей старших по мере собственного созревания и старения, как то случилось бы, если бы межгенерационные различия отражали эффекты жизненных циклов; в действительности молодые когорты и по прошествии двух или трех десятилетий будут по-прежнему демонстрировать отличительные ценности, характеризовавшие их в начале периода. В общей межстрановой перспективе крупные массивы межгенерационных изменений будут обнаружены в тех странах, которые пережили относительно высокие темпы экономического роста. Если бы различия между ценностями младших и старших представляли обычное свойство человеческого жизненного цикла, они обнаруживались бы повсюду. Но если данный процесс вызывают исторические изменения степени безопасности, испытываемой в годы, предшествующие взрослению, тогда повозрастные различия, обнаруживаемые в данном обществе, отражают экономическую историю этого общества. Разница между ценностями младших и старших будет наиболее значительной в тех странах, где отмечался наибольший подъем благосостояния в последние десятилетия. И, напротив, эта разница в ценностях будет невелика или даже будет отсутствовать в тех странах, где имело место относительно незначительное приращение душевого дохода. Итак, высокие уровни процветания должны отзываться высокими уровнями постматериализма и других ценностей постмодерна; высокие темпы экономического роста должны порождать относительно быстрые темпы ценностных изменений и относительно крупные межгенерационные различия. До недавнего времени небезопасность была существеннейшей составляющей положения чело- 99 - века. Лишь недавно появились общества, где большинство населения не ощущает неуверенности относительно выживания. Так, и прежнее аграрное общество, и современное индустриальное были сформированы ценностями выживания. Сдвиг же постмодерна привел к явственному уменьшению значения, придаваемого любым формам власти и авторитета. Восхождение постмодернизма есть противоположность авторитарного рефлекса: постматериальные ценности характеризуют самый защищенный сегмент передового индустриального общества. Они получили развитие в той обстановке исторически беспрецедентного экономического роста, а также функционирования государств благосостояния, которая возникла после второй мировой войны. И они составляют ядро того сдвига постмодерна, который переформирует политическое мировоззрение, религиозные ориентации, гендерные роли и сексуальные нормы передового индустриального общества. Два фактора в таких обществах способствуют упадку традиционных политических, религиозных, социальных и сексуальных норм. Первый состоит в том, что усиление ощущения безопасности снижает потребность в абсолютных правилах. В состоянии сильного стресса индивиды нуждаются в твердых предсказуемых правилах. Им нужна уверенность насчет того, что будет происходить, ибо они в опасности – у них имеется скудный допуск на ошибку, и им нужна максимальная предсказуемость. Постматериалисты олицетворяют противоположную позицию: выросшие в условиях относительной безопасности, они могут терпимо отнестись к большей неопределенности; им вряд ли требуется та надежность абсолютных твердых правил, какую обеспечивают религиозные санкции. Психологические издержки отклонения от каких-либо норм, с которыми человек повзрослел, ему труднее выдержать в состоянии стресса, чем при ощущении безопасности. Разбирать на составные части и затем складывать заново собственный мир – это способно вызывать крайне сильный стресс. Но постматериалисты – люди, которым даны относительно высокие уровни безопасности, – могут принимать отклонение от привычных моделей с большей готовностью, чем те, кто испытывает тревогу за свои базовые экзистенциальные потребности. Следовательно, постматериалисты, в сравнении с другими, проявляют больше готовности принять культурные изменения. - 100 - Второй фактор заключается в том, что общественные и религиозные нормы, как правило, функциональны. Такие основные нормы, как «не убий» (иудео-христианская версия практически универсальной социальной нормы), выполняют важную социетальную функцию. Ограничение насилия узкими, предсказуемыми рамками имеет решающе важное значение для жизнеспособности того или иного общества. Без таких норм общество растерзало бы себя. Все это замечательным образом подтверждается мыслью, высказанной О.А. Кардамоновым: «Разнородные начала, в нашем случае – традиция и современность – интегрируются, на основе того или иного метанарратива, – будь это идеология, религия, или казуальная атрибуция индивидуального/массового сознания, в некого кентавра, характеризующегося, вместе с тем, конструктивностью (в пределе) и жизнеспособностью»114. Но при этом Кармадонов О.А. заявляет, что эти различные факторы, соединенные вынуждено, могут существовать и определяет такого рода соединения как абсурдную дополнительность: «Принцип абсурдной дополнительности предполагает взаимодополнение частей, по сути, исключающих свои антитезы, но не друг друга. Например, в сегодняшнем российском обществе “внешняя современность общественных отношений” парадоксальным образом не исключает “внешнюю традиционность общественных отношений”, а существует с ней параллельно и дополняя друг друга»115. Многие религиозные нормы, такие как «не прелюбодействуй» или «почитай отца твоего и мать», связаны с обеспечением сохранности семейной ячейки. Различные варианты этих норм также встречаются практически в каждом обществе на земле, потому что они выполняют решающе важные функции. Но в передовых индустриальных обществах некоторые из этих функций утратили прежнее значение. Со сдвигом постмодерна сопряжены межгенерационные изменения в обширном ряде основных социальных норм, от культурных норм, связанных с обеспечением выживания и продолжения рода человеческого, и до норм, связанных со стремлением к достижению 114 Кардамонов О.А. Эффект отсутствия: культурно-цивилизационная специфика// Вопросы философии. 2008 – № 2. – С. 35. 115 Кардамонов О.А. Эффект отсутствия: культурно-цивилизационная специфика// Вопросы философии. 2008 – № 2. – С. 36. - 101 - индивидуального благополучия. Например, постматериалисты и молодые явно более терпимы к гомосексуализму, чем «материалисты» и пожилые. Это – часть широко проявляющейся закономерности. Постматериалистов формировали условия безопасного существования, пришедшиеся на годы их личностного становления, и они гораздо снисходительнее, чем «материалисты», в своем отношении к аборту и эвтаназии, разводу, внебрачным отношениям, проституции. «Материалисты» же, противоположным образом, скорее склонны быть приверженцами традиционных социетальных норм, поощрявших деторождение – но только в рамках традиционной полной семьи – и резко клеймивших всякую сексуальную активность вне этих рамок. И здесь мы видим подтверждение того, что идеал как таковой не существует и все определяется «удельным весом» того или иного культурно-цивилизационного профиля, который в трактовке О.А. Кардамонова может быть дополнен «абсурдной дополнительностью»: «Таким образом, абсурдная дополнительность – это та, которая не подвергается воздействию интеграционных механизмов…Абсурдная дополнительность, как мы старались показать, основана на отсутствии такого интегрирующего начала…Абсурдным может выглядеть соединение этих характеристик, однако, за счет той же рациональности абсурд снимается. В то же время, например, понятие “внешняя современность”, сопровождающееся понятием “внешняя традиционность” абсурдны в своем сочетании, и сами по себе, поскольку, во-первых, отрицают действительные современность и традиционность и, во-вторых, не предполагают своих “внутренних” референтов»116. На всем пространстве передового индустриального общества налицо свидетельства долговременного отхода от традиционных религиозных и культурных норм, что тесно связано со сдвигом от материалистических к постматериальным ценностям. В номинальном смысле это не очевидно: ни в одном из пунктов, использовавшихся в обзорах для измерения материальных/постматериальных ценностей, нет никакого упоминания о религии или о сексуальных или гендерных нормах. Как утверждает Богатырева Е.А.: «Притязание на формулировку новой “повестки дня”, вероятно, логичнее быКардамонов О.А. Эффект отсутствия: культурно-цивилизационная специфика// Вопросы философии. 2008 – № 2. – С. 36 116 - 102 - ло бы выразить не столько в постановке проблемы “другого другого”(которая означает мысленное движение вокруг того же самого “центра”), сколько в выдвижении какой-то «другой» системы координат, другой категориальной сетки… К началу нового столетия в фокус исследовательских поисков попадают новые проблемы, но тема культурных взаимодействий не становится менее заметной. Более того, она актуализируется в контексте обсуждения таких проблем, как европейская интеграция, миграция. мультикультурализм и транскультурализм, которые становятся центральными для современной западной философии»117. Вызревшая современная социальность во многом обусловлена такими факторами как присутствие в мире стабильных государств благосостояния. Их функционирование обеспечило переход и широкие культурные перемены. Смысл этих перемен можно представить как сдвиг к постматериализму и упадок всех традиционных норм. Когда общество существовало в ненадежном мире, то оно было охвачено заботой о средствах к существованию, эта забота доминировала над всеми и порождала важную психологическую потребность в абсолютных критериях. Поэтому просто необходима была некая непогрешимая высшая сила. Отсюда столь острой была потребность как в религии, так и в авторитете власти. Но, как только создаются условия для процветания, как только стараниями и при участии государства (благосостояния) создается атмосфера гарантированности выживания для индивида, то сразу уменьшается потребность в том утешении, которое обеспечивает религия. А заодно ослабевает функциональная база широко распространенного набора норм (от осуждения развода, аборта и гомосексуализма до отрицательного отношения к практике постоянной работы вне дома для замужней женщины). Именно в наиболее продвинутых государствах благосостояния претерпела наиболее стремительный спад массовая приверженность традиционным религиозным и семейным нормам. Это не случайное совпадение. Эти факторы привносят перемену еще в один важный аспект мироотношения людей: повсюду в передовом индустриальном обществе падает уважение к власти и авторитету. Богатырева Е.А. Завершен ли «проект» постмодерна? //Вопросы философии. 2009. – №8. – С.64. 117 - 103 - Глава 6 СЦЕНАРИИ ВКЛЮЧЕНИЯ ЛИЧНОСТИ В СИСТЕМУ СОЦИАЛЬНЫХ СВЯЗЕЙ В УСЛОВИЯХ СТАНОВЛЕНИЯ НОВОГО ТИПА СОЦИАЛЬНОСТИ Эффекты модерна, порожденные явлением цивилизационного масштаба, есть подтверждение многих изменений – во внешнем облике планеты, в системе производства. О них можно говорит как целостном механизме или отдельных важных узлах такового, воздействующего на общество как систему отношений. Воздействия ведут к изменениям и углубляют различия, которые, обладая кумулятивной последовательностью, образуют определенный вектор. Движение в соответствии с вектором можно назвать современностью и признать, что факт современности реально существует. Если говорить о социальности модернити, то главное в ней – инструментальная рациональность, прогресс и эмансипация. Привнеся с собой знание и дав освобождение, модернити обогатила социальность индустриализацией и демократизацией. Эти два процесса неизбежно повлекли за собой формирование рыночной экономики, обеспечив развитие гражданского общества и индивидуальной свободы, так как человек осознал ценность инициативы, связав ее с ответственностью. Гибкость при соответствующей прочности всех отношений была обеспечена культурой компромисса и толерантностью. Определенный период все перечисленные процессы, качества и состояния являли собой новации в истории человечества и характеризовались как современность и выражали сущность процесса, называ- 104 - емого модернизацией. Отсюда невозможно не заметить, что модернизация есть «собственный способ существования» современности. Формы существования современности, ее текстура под воздействием предыдущих периодов и в силу изменений настолько изменчивы, что дают основание утверждать, что они начинают меняться сразу же, как только примут очередные очертания. Продуктивность деятельности сообщества предопределена тем, насколько четко установлены координаты нахождения и движения именно из этой строго определенной точки «путешествия во времени». Только определившись относительно современности как вершины истории, общество может выработать адекватную стратегию дальнейшего движения вперед, которую следует то и дело уточнять, ориентиру самые продвинутые «части» общества, так как в соответствии с глубокой внутренней дифференциацией человечества только эти части способны быть в современности. Таким образом, для общества очень важно не упустить время или точку во времени, когда осознаваемые им идеи, идеалы, концепции, категории, понятия и нормы окажутся не адекватными реальному состоянию, или социальности современности. Таковыми они стали в силу того, что обветшали и не могут нести или передавать того нового смысла, который порожден самим ходом развития общества, т.е. естественным путем. Следовательно, кризис модерна можно представлять как процесс естественный, органический, эволюционно-последовательный и называть его кризисом развития. Что-то по понятным причинам отмирает, проваливается в небытие, становится преданием, но основная событийная масса истории попрежнему устремлена в будущее, продолжает двигаться вперед, выводя всю ситуацию на новый виток (этап, стадию) развития. Возможности отнюдь не сужаются, напротив, расширяются, силы не убывают, а переливаются через край. Люди не устают искать адекватную историческую форму бытия. Конечно же, следует помнить, что «Будущее не является продолжением прошлого, не является его удлинением. Вовсе не факт, что если из процессов, наблюдаемых в прошлом, выводились такието тенденции, то можно экстраполировать их, построив математические модели и предсказать то, что будет в будущем. Будущее не - 105 - продолжается из прошлых тенденций…»118. Будущее наступает, например, из-за невозможности модерна оставаться в собственных исторических границах. Как только это происходит, наступает новая историческая эпоха, которая выступает сразу в двух ипостасях – и как наследник, и как оппонент. Речь идет о том периоде, который приходит после модерна, – о постмодерне. Его роль наследника обусловлена тем, что абсолютных разрывов в истории человечества не происходит: так или иначе, в той или иной форме многое из достигнутого в предыдущую эпоху не утрачивается а остается как основа, подпитка, вкрапления или направления в дальнейшей жизнедеятельности общества. Но так как изменения имели место, то они не позволят просто повторить движение по кругу, а обязательно трансформируют, или обеспечат нечто, абсолютно отличное тому, что имело место, что было присуще. Таким образом, неизбежно наступает период, в который начинается постепенное вытеснение и преодоление предыдущего. Наблюдаемый переход не может быть только лишь разрывом или отрицанием, ему свойственно сохранение определенной части предыдущего, что получает свое дальнейшее последовательное развитие. Именно это качество «связи-разрыва», с одной стороны, является подтверждением ухода от прежнего состояния. А с другой – проявляет прорыв вперед во временном отношении, т.е. в будущее: современность не есть обновление прежнего прошлого, а, скорее, встречное движение, как речной поток. Следствием своеобразной «встречности» движения настоящего следует признать образующуюся современность как не тождественную современному миру. Это означает, что, хотя календарно-астрономическое время течет линейно и необратимо, но социальноисторическое всегда многообразно и веерно, за счет чего возможно многообразие позиций, траекторий, режимов и темпов продвижения вперед. В силу этого обеспечивается возможность жить в одно время, но в не в одном и том же «сейчас». Т.е. люди объединены внешним образом: они все живут сегодня, но каждый в своем режиме, который и определяет все в жизни индивида – исходную позицию, индивидуальную траекторию, движение по которой идет в индиви118 Смирнов С.А. Человек после человека. Антропологический форсайт // Антропологика: альманах философский, культурологический, антропологический. Выпуск 1. – Сыктывкар: Коми пединститут, 2011. – С.44. - 106 - дуальном темпе, порождая и закрепляя асинхронию. В результате этого, все, живущие сегодня, оказываются в разных временах: кто-то в прошлом, кто-то в настоящем, а кто-то уже и в будущем. Подтверждением данного положения является одновременное присутствие в современном мире на земном пространстве всех типов общества и всех исторических этапов, которые знало и проходило человечество в своем развитии. Этот феномен одновременности разновременного есть следствие того, что часть населения земли все еще живет в прошлом, часть в будущем и не самая многочисленная часть живет в настоящем. Это подтверждение симультантности как черты ситуации скопления, нагромождения разных времен и очень сложной диалектики их взаимосвязи. Таким образом, темпоральная многослойность имманентна природе социального, разномерность это его качественное состояние. Можно говорить о наличии темпоральной структуры общества, которая порождена временной размерностью бытия индивидуальных представителей. Можно согласиться с А.И.Шакировым, «…множественность и фрагментарность социального мира напрямую связана с возможностью существования разных восприятий социального мира. Поэтому можно сделать вывод о том, что эта множественность исчезает при тотальном коллективном сознании. Одним из вариантов формирования такого коллективного сознания является совместное коллективное действие членов социума»119. Таким образом, временное состояние или «историческое лицо» общества определяется преобладанием той или иной темпоральной массы. Именно эта критическая масса определяет временное состояние общества – вчера или сегодня. Но современность общества не есть автоматически и современность каждого отдельного человека, в нем живущего: живя вместе в одном календарно-астрономическом времени, люди находятся в разных социально-исторических периодах. Нынешний этап глобализации придал свою специфику темпоральной структуре человеческого общества: процесс глобализации, как своеобразная скоба «стянул» все страны и народы, заставив прочувствовать особенности одновременного проживания в разных 119 Шакиров А.И. Социальная интепретация как метод познания социальной реальности. // Философия. Язык. Познание: Сборник материалов, посвященных 10летию кафедры теоретических основ коммуникации и юбилею Э.А. Тайсиной. Казань: Казан. гос. энер. ун-т, 2011. – .С.93. - 107 - временах при наличии доминантов и темпоральных акцентов. По мнению А.Л. Алюшина и Е.Н. Князевой: «Совмещаемая, или разделяемая, темпоральность – лишь один из набора факторов, которые обусловливают связанность изнутри, скрепленность некоторой материальной системы того уровня реальности, на котором она существует. Два других фактора – это, во-первых, физическая сила, доминирующая в упорядочении материи на данном уровне придающая материальным системам устойчивую форму, и, во-вторых, пространственный размах, в пределах которого эти физические силы остаются активными, а характерные скорости взаимодействия позволяют удаленным частям системы выступать как связанное целое»120. Рассуждая по поводу совместного жития в условиях темпоральной многослойности, С. Гавров заметил, что: «Характерная для модерна интенсивность социокультурной динамики приводит к уменьшению онтологической стабильности. Сегодня, в период позднего модерна, динамичных глобализационных процессов, скорость динамических процессов, во многом приближаясь к пороговым адаптационным возможностям человека, когда нет ничего постоянного, когда риск приобретает системный характер, нарушается последовательность, единство жизненного мира»121. Эмансипация, симуляция, секуляризация дали импульс и выступили своеобразным фактором постоянного преумножающегося качества, которое реализуется только в человекоподобном существе и является сущностью социальности. По мнению А. Круглова: «Социальность сама по себе является абстракцией, но она «нашла» для себя пристанище, «саркофаг» в виде биологического существа в целом и создала из ряда вон выходящее по своей сущности противоречие, которое послужит «вечному» становлению «человека»122. Программа развития, как общества, так и каждого отдельного человека не может не зависеть от времени, в котором они находятся. Наше время – это период перехода из века в век, а также начало но120 Алюшин А.Л., Князева Е.Н. Многоуровневое темпоральное строение реальности// Вопросы философии. 2007. – № 12. – С. 83. 121 Гавров С.Н. Модернизация России: постимперский транзит. М.: МГУДТ, 2010. – С. 87. 122 Круглов А.Г. Что такое социальность, или социальность рациональная и «зоологическая» // Здравый смысл, 2004. – № 2(31). – С. 132. - 108 - вого тысячелетия. Для многих людей психологически точка этого перехода – это смена вех. В такие периоды происходят глубокие социальные изменения, требующие философского осмысления. Многие современные ученые задумываются над тем, как меняется субъективное ощущение времени в реальные исторические моменты, как это ощущение влияет на отношение к различным понятиям нашей жизни, меняя ценностные ориентиры в обществе и в отдельных личностях. Время – это мощный фактор личностного развития. Если изменения на психологическом уровне затрагивают целые слои населения, то индивидуальные состояния становятся фактором изменения общественного сознания. В условиях перехода к новым социальным отношениям становится все более актуальным решение проблем, касающихся соотношения индивидуального и социального. Переломные исторические периоды приводят человечество к необходимости изменить в чем-то представления о действительности. Такие периоды многое меняют в мировоззрении людей. Что и как меняется в личностных и общественных приоритетах в такие периоды – вот вопрос, который занимает умы многих философов, социологов, психологов. Не смотря на свою абстрактность, социальность реально фиксируема. О ней можно говорить как об опредмеченном явлении, как о воспринимаемом ощущении, так как способом и формой ее фиксации является человеческий поступок. Социальность всегда результат объективного общения человекоподобных существ, или же маркер всеобщности, т.е. качества совокупности отношений между людьми или группами людей. Таким образом, говоря о социальности, как правило, обращают внимание на такой важный признак как обязательное проявление характера или качества социальных отношений. В интерпретации В. Парцвания это предстает следующим образом: «Формой проявления социальной сущности «служит» совокупность систем качеств, реализующаяся в объективных поступках между конкретными единичными «человеческими» существами. Иными словами, социальная сущность не может проявить себя без опредмечивания и распредмечивания этих социальных качеств, которые изначально аккумулированы в самих конкретных человеческих индивидах как сформированные абстракции (предметные образы), теоретические навыки, умение видоизменять природные предметы, как - 109 - целеустремленное, целенаправленное и, наконец, целесообразное стремление видоизменять окружающий, девственный природный мир для постоянного очеловечивания своей непрерывно опосредствующейся непосредственности, то есть для постоянной социализации своей биологической непосредственности»123. Из вышесказанного следует вывод, что конечным результатом всех этапов производства и любого воспроизводства как материальных, так и духовных (культурных) является сформированность или процесс формирования человека иного, «нового качества». Заметим, что все составляющие этого сверхсложного процесса постоянно «взаимопровоцируются» и в этой своеобразной причинноследственной взаимообусловленности есть условие как для единства, так и для имманентного самосовершенствования. При этом не может быть и речи о расчленении этой причинно-следственной связи, как невозможно расчленение биосоциальной сущности человека. Таким образом, социальность есть качественное состояние или качественный уровень человеческих отношений, реализуемых в определенных системах или институциях, к каковым можно отнести, например, урбанизацию, обучение в школе, социальное обеспечение, страхование, способных к изменениям. Новая, вызревшая в процессе реализации проекта модерна, социальность пластична и инклюзивна, в рамках которого онтология бытия строится на основе различия (различий), а не единства (единств). Сущность социальности такова, что плюрализация и сингуляризация индивидуальных позиций, перспектив и стилей жизни им не пресекается, наоборот – всячески индуцируется и поощряется. Стоит подчеркнуть еще одну, пожалуй, самую отличительную черту сущности социальности, порожденной модернети, – это сверхучащенный ритм ее пульса, свидетельствующий о быстрых, стремительных изменениях. Скорость этих изменений такова, что Бауман называет социальность ускользающей. Несомненно, что столь ускоренная смена не может не сопровождаться отмиранием некоторых форм социального, так как прежняя традиция не может сохраняться в чистоте и происходит или полное, или частичное отторжение того, что устарело и не отвечают обновленным задачам. 123 Парцвания В.В. Сущность феномена «разотчуждения» и современная глобализация // Перспективы человека в глобализирующемся мире. СПб.: СанктПетербургское философское общество, 2003. – С.183. - 110 - И, хотя, речь идет о серьезных, прямо-таки радикальных изменениях, которые претерпевает социальность, но, все же, характеризуется ее динамика, и нет оснований говорить о разрушении социальности как таковой. Говорить стоит о ее обновлении, после чего она продолжает существовать теперь уже в измененном виде. Что же меняется в сущности социальности при переходе от модерна к постмодерну, что разрушается в некой связке, под которой мы подразумеваем отношения «личность – общество»? Для этого, прежде всего, следует уточнить, на какой основе строились отношения индивида и общества в рамках социальности эпохи модерна. Социальность, сформированная модернети, строилась на основе рациональности и Общественного договора. Федотова В.Г. и ее соавторы в статье, посвященной социально-философскому анализу взаимоотношений экономки и общества, обращает наше внимание на то что: «Ценностная рациональность – имманентное свойство традиционного общества, предполагающее приоритет ценности над целью. Господство традиции и религиозно-мифологческиих форм сознаня создает этот тип рациональности и поддерживается им. Ценностная рациональность – это рациональность целого, где индивид ориентируется на общие ценности, не выделяя себя четко из целого. Его рациональная собственная позиция состоит в том, чтобы следовать рациональности общества, обеспечивающей его выживание, функционирование, существование и в определенной мере развитие»124. Если говорить об общественном договоре, который по своей сути представляет контракт, то следует уточнить, что на его основе люди соединяются не только и не столько, чтобы реализовать свою общественную природу и приблизиться к совершенной общественной жизни. Этот контракт им необходим для того, чтобы обеспечить безопасность себе и безопасность условий для продолжения рода, создав для этого экономические условия. Таким образом, на основе этого контракта развиваются отношения, которые задаются склонностями, и напрямую зависят, как от социальных интересов, так и внешних обстоятельств. Все это есть свидетельство того, что человеческая субъективность выражает и продолжает необходимости 124 Федотова В.Г., Колпаков В.А., Федотова Н.Н. Глобальный капитализм: три великие трансформации. Социально-философский анализ взаимоотношений экономки и общества // Вопросы философии. 2008. – № 8. – С. 9. - 111 - жизни в ее разумно-целеполагающей форме, которую уместно определять как одним из моментов в цепи причинных связей, но никак не свободной причинностью. Общество, как таковое, представляет собой объективную реальность, так как оно, с одной стороны, состоит из большого числа индивидов, но с другой – представляет собой индивидуальное образование в качестве статистической величины, в котором представлены многообразные и большие человеческие объединения. Они есть выражение и реализация человеческих, т.е. общественных, отношений, которые, как совокупный результат неисчерпаемо разнообразных индивидуальных действий, подчиняются строгим законам и не поддаются сознательному контролю. Будучи объективной реальностью, как и природа, общество, тем не менее, существенно отличается от природы по многим признакам, хотя ест некоторый пункт, делающий их тождественными – это критерий внутренней закономерной упорядоченности. Современное общество отличается тем, что в нем общественные отношения носят анонимный и вещный характер, структурируются в соответствии с логикой самой предметной деятельности. В нем, как в рамках закономерно упорядоченного социального организма, возможно индивидуально-ответственное и перфекционистски ориентированное поведение. Оно уже приобрело в качестве отличия от традиционных несовпадение общественных отношений с субъективными качествами и возможностями индивидов его составляющих. Это общество само способно формировать индивидов в необходимом для себя качестве. Выступая формой совместной жизни людей, общество вырабатывает устойчивые социальные порядки, которые, довольно быстро, проявляют характер противоречия, так как человеческая жизнедеятельность и весь комплекс возникающих в ее процессе общественных отношений нацелены на постоянное совершенствование, т.е. на изменение. Исследователь А. Павленко, обращая внимание на это свойство человеческого общества, поясняет: «в современном мире, в условиях господства эсхатологических ценностей и их способа утверждения… будет продолжаться рост технической дезиндивидуации», …т.е. развитие процесса прямо противоположному индивидуализации «…чем интенсивнее идет процесс дезиндивидуации, - 112 - тем, соответственно, все меньшую и меньшую “индивидуальность” сохраняет отдельный человеческий индивид»125. Имманентная устойчивость и столь же сущностное стремление к качественным преобразованиям вызывают противоречия, которые с разной степенью остроты и разновременностью могут проявиться в самых разных сферах человеческих объединений. На основе возникающих противоречий, как правило, формируются зоны альтернативного поведения: оказавшись источником новых форм жизнедеятельности, противоречия способны подтолкнуть отдельных индивидов к нравственно возвышенным, героическим поступкам, обнаружив у них готовность взять на себя риск борьбы за то жизнеустройство, которое кажется им более справедливым и совершенным. Отчасти, благодаря этим своеобразным лабораториям альтернативного поведения, в социумах, превращающих индивидов в статистические единицы, все же остаются зоны личностного присутствия. Их «территория» оказывается неподвластной рациональной упорядоченности и институциональной урегулированности. Здесь на этих территориях действую особые общественные механизмы, позволяющие индивидам сохранить свою уникальность и индивидуальную выраженность, но только при наличии готовности индивида к персональной ответственности. Кроме того, от индивида требуется безусловная готовность рисковать для этого собственной жизнью. Таким образом, только те, кто был отмечен способностью к ответственности и готовностью к риску, оказывается выделенным в ходе истории. Только его назовут общепризнанным нравственным образцом, достойным подражания. Но стоит заметить, что из тех, кто наделен готовностью к риску, довольно часто можно встретить тех, кто самоотверженно ставит на кон не только себя, но других, не считаясь с их мнением и желанием, находя оправдание своей позиции в ее нравственной безупречности. Хотя, стоит заметить, что, как правило, они не предъявляют достаточных доказательств истинности своего понимания общего блага. В целом же, говоря об индивидуальности, стоит напомнить о понимании этого качества С. Франком: «Индивидуальность, конеч125 Павленко А. Возможность техники. СПб.: Алетейя, 2010. – С.189. - 113 - но же, есть не то же самое, что единичность… Единичность как таковая есть лишь раздельность и обособленность; индивидуальность есть внутреннее качественное своеобразие. Казалось бы, что в лице индивидуальности мы имеем начало, уже коренным образом противоположное общности душевной жизни. В действительности, однако, это не так. Прежде всего, сошлемся на факты. Гений – существо с наиболее ярко выраженной и сильной индивидуальностью в смысле неповторимой оригинальной личности – есть вместе с тем существо наиболее многообъемлющее, творчество которого имеет объективное значение и потому встречает наиболее широкое понимание и отклик в человечестве»126. Итак, напомним, что такой уровень отношений, как и индивидуальная позиция, были свойственны социальности, сформированной в реальности модернети. Но как только проявившиеся изменения делают невозможным контракт, лежащий в основе общественных отношений, то динамика социальности меняется и в состоянии ускользания, контракт становится еще более невозможным. Тогда происходит замена его контактом, непродолжительным, временным, но множественным, что обусловлено смешением реального с моделью. Пространство симуляции, как основообразующее новой социальности, «убирает» дистанции, расстояния, что порождает сомнение в существовании, какой бы то ни было, реальности, или же делает реальным то, что реальностью никогда не было. Как подметил А.Ю. Шелковников «Людей соединяют линии социокультурных коммуникаций, но эти линии “провисают” в нечеловеческой естественной среде, и с этой средой мы встречаемся, прежде всего, в неартикулируемой ситуации трагической чужеродности человека и природы»127. В качественном отношении следует отметить снижение индивидуально-личностного, собственно человеческого в человеке в их понимании, а конкретное «Я» – временно фиксируемым следствием всеобщего социального «Я». Путем искусственного синтеза все совокупные системы качеств перемещаются и соединяться для 126 Франк С. Предмет знания. Душа человека. Минск-Москва, Харвест АСТ. М., 2000. – С. 739,741. 127 Шелковников А.Ю.Человек как локус разрыва между природой и культурой // Антропологика: альманах философский, культурологический, антропологический. Выпуск 1. – Сыктывкар: Коми пединститут, 2011. – С.90. - 114 - создания необходимых условий «распредмечивания» мира и для создания новой системы качеств – духовного богатства (культурных ценностей). Возникшие культурные ценности вновь оказываются причиной нового (качественно нового) расширенного опредмечивания и расширенного распредмечивания. Таким образом, «формоопределенность», т.е. «человек», выступает причиной (как обратная связь) для приумножения качественной и количественной стороны всеобщего «Я», но при этом конкретное единичное существо постоянно превращается в качественно другое состояние, в свою новую качественную наличность. С точки зрения рациональности, то есть с точки зрения человечности (в ценностном плане) сущность обоюдной обратной связи между конкретным единичным «Я» и конкретным всеобщим «Я» как объективного условия, необходимого для становления «человека» от непосредственного – перерожденного, отчужденного, разотчужденного – до действительного, является отрицательной. Это проистекает из того, что люди смирившись со своей неспособностью контролировать условия собственной жизни, перестают верить в автономность общества, а, значит, оно не может быть оцениваемо ими как самоопределяющееся и самоуправляемое. За этим следует утрата индивидом мужества и воли к самоопределению и самоуправлению. Это значит, что и общество в целом, и отдельно взятый индивид, смирившись со своей участью, утрачивают способность двигаться самостоятельным курсом и могут лишь дрейфовать, а то и, утратив способность двигаться самостоятельно, подавать признаки жизнеспособности, получив толчок извне. Стоит заметить, что неизбежным следствием модернити является постоянная дисгармония между желаниями и возможностями. Модернити есть эпоха скептической критики, так как общество не может избавиться от ощущения, что вещи не таковы, какими кажутся. В рамках ее социальности у человека возникало ощущение разрушения прочных оснований, на которые можно опереться. Отчасти это ощущение было спровоцированно повседневным, по сути дела, пересмотром и обновлением сети тех взаимных зависимостей, которые и называются обществом. В рамках такой же ежедневно воспроизводимой деятельности, общество формирует и совершенствует свое восприятие своих чле- 115 - нов как индивидуальностей. Подобное восприятие не может возникнуть в единичном спонтанном акте, для этого требуется системное повторение данного действия. Но все безмерно усложняется от того, что, ни общество, ни его члены не стоят долго на месте: меняется общество, меняется индивид, меняется смысл индивидуализации. Каждый из названных элементов то и дело принимает новые очертания, что влечет за собой новые правила, новые условия и ситуации. В силу претерпеваемых по ходу истории изменений индивидуализация меняется в соответствии с обозначавшимися тенденциями и достигаемыми результатами. Так что современное понимание «индивидуализации» означает совсем иное, чем то, что понималось под этим термином, например в ранние периоды Нового времени. Для того времени интерпретация индивидуализации предлагала рассматривать таковую как высвобождение человека из сети всепроникающих зависимости, слежки и принуждения. Пространство симуляции существенно влияет на природу общества, трансформируя его институты. Прежде всего, общество уже не может быть обществом дисциплины. Ему остается только функция контроля, а не функция регулирования поведения человека. Все усложняется еще и тем, что изменился и человек – появился человек виртуальный, которого Хоружий С.С. характеризовал так: «Виртуальный человек – еще довольно новый пришелец, и его природа и свойства пока недостаточно изучены. Тем не менее, главные отличия его структур идентичности непосредственно очевидны. Ключевая характеристика виртуального явления как такового – недоактуализация: всякое такое явление – недоактуализированная копия некоторого явления, т.е. первая приближенно совпадает с последним, за вычетом отсутствия каких-либо базовых предикатов. Эта общая характеристика приложима также и к идентичности: можно сказать, что Виртуальный Человек наделен недоактуализированной идентичностью… Идентичность его является неполной, лишенной каких-либо базовых элементов или структур полноценной идентичности … Без сомнения, Виртуальный человек – никоим образом не Сверхчеловек»128. С одной стороны, оформление новой функции общества, позволившей теперь держать под контролем сознание и волю человека, а Хоружий С.С. Конституция личности и идентичности в перспективе опыта древних и современных практик себя. // Вопросы философии 2007. – № 1. – С.83-85. 128 - 116 - с другой – наличие «нового» виртуального человека оказали воздействие на состояние масс. Теперь массы как сумма человечества утратили такие качества как радикальность и революционность, и в то же время массы проявили некоторые новые качества, дав основание для размышления о том, что вполне возможно массы – есть особое состояние в эволюции человеческого общества, направленной на рождение по-настоящему свободного человека – гражданина мира. Появилось предположение, что, несмотря на «массовое» смешение культур и народов, усреднение может и не стать господствующей тенденцией. Наоборот, оно станет фоновым дополнением для сохраняющегося разнообразия. Но оно сможет сохраняться только на индивидуально-личностном уровне. Это положение очень близко по сути той позиции, которую занимает К. Ясперс, считающий, что массовое бытие человека не есть суть подлинного бытия человечества. «Путь истории, – по мнению Карла Ясперса, – неминуемо ведет теперь через массы... Народное образование может привести массы на путь, который ведет к аристократии духа, – постоянно фактически идущий отбор может завершиться созданием подлинной аристократии без наследственных прав и привилегий; с исчезновением социального гнета и политического террора может исчезнуть и мышление, преисполненное возмущения и негативности, свойственное, прежде всего, массам. Школы, совершающийся в свободном соревновании отбор, постоянное устранение все еще сохраняющейся несправедливости в условиях жизни, создание большей социальной справедливости – все это способно, преодолев постоянно возникающую напряженность, проложить путь к росту свободы»129. В условиях эффекта симуляции, т.е. виртуального аналога реального социального взаимодействия, когда электронные средства коммуникации позволяют устанавливать мгновенную связь между людьми где бы они не находились, понимание индивидуализации становится иным. Оставаясь наедине, человек в условиях онлайнового режима бытия, сжавшего пространство и время, находиться среди многих. Человек получает возможность общения с Другим, но в других условиях и это создает немало совершенно новых проблем. Прежде всего, это дихотомия социальной значимости 129 Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Политиздат, 1991. – С. 144. - 117 - каждого при сохранении ценности и значимости Другого. При этом человек не может не чувствовать себя частью целого. Ни индивидуализм, ни коллективизм не застрахованы от реализации в крайней форме, которая предполагает навязывание своей позиции другому. Для крайней формы характерны поползновения вменить – если не всему миру, то своему окружению – свое видение мироустройства и порядка вещей в нем. Эти попытки могут принимать насильственный характер со всеми разрушительными последствиями для общественной жизни. Индивидуализм и коллективизм, являя две противоположные стратегии, соперничают и противостоят друг другу, но, как правило, в случае обострения противостояния коллективизм подавляет стратегию индивидуализма. Подобное объяснимо отсутствием равного доступа к социально-экономическим ресурсам, что делает понятие «общие интересы» результат «чрезмерных» лишений. Это обстоятельство заставляет личность, ищущую возможность компенсировать свою слабость, присоединиться к коллективу, открывающему доступ к вожделенным ресурсам. С момента присоединения к коллективным действиям, личность утрачивает свою индивидуальность, которая поглощается коллективной стратегией. - 118 - Заключение Таким образом, следует различать индивидуальность как предназначение и индивидуальность как практическую способность самоутверждения. По мнению З. Баумана, они еще долго будут сохранять различия И поэтому он считает: «Не следует заблуждаться: сейчас, как и прежде, индивидуализация – это судьба, а не выбор: стремление избежать индивидуализации и отказ принимать участие в этой игре явно не стоят на повестке дня, если ты оказался на территории личной свободы выбора. То, что людям некого винить в своих разочарованиях и бедах, не означало ни в прошлом, ни теперь не означает, что они в состоянии защитить себя от подобных разочарований»130. В условиях модернити хорошо осознаваема значимость степени адекватности в восприятии неизбежных ограничений, которые обязательно выдвигаются со стороны общества индивидуальности, мыслимой практической способностью к самоутверждению. Значимость таких ограничений для общества трудно переоценить: посредством их общество пресекает сумасбродные инстинкты и желания индивида, неконтролируемая реализация которых чревато жертвами. Безопасность обеспечивается тогда, когда у индивида нет конфликта между желаниями и возможностями, так как для него свобода – всего лишь осознанная необходимость. Из этого следует, что общество модерна не может обходиться без насильственной власти социально устанавливаемого Закона и в нем свободными себя ощущают только те, кто способен желать того, что должен; кто способен приблизить личные желания к тому, что считается в обществе «реалистичным». Т.е. модернити предлагало и верило в то, что вездесущее и всестороннее нормативное регулирование может обеспечить гармонию между желаниями и возможностями и полностью укротит индивидуальность. Но то, что данная стратегия обречена на неудачу, подтверждается тем, что и в нынешнем обществе создание потребностей замещает сегодня нормативное регулирование и остается не достигнутой гармония между «хочу» и «могу», сохраняется превышение желаниями наличествующих возможностей их удовлетворения. 130 Бауман З. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2005. – С.82. - 119 - Все это привело к тому, что ведущим принципом социализации стал диссонанс между потребностями и возможностями, который и определяет формирование собственного «я», социальную интеграцию и системное воспроизводство. В силу этого принципа жизненный контекст приобретает неясность, которая, в свою очередь, становится «функциональной» для состояния постмодернити. Приобретенная неясность усложняется тем, что темпоральная многослойность способствует многообразию социальности, она является причиной и условием сосуществования ее различных типов. Конечно же, нет никаких гарантий, что это сосуществование не будет омрачнено конфликтом, но все-таки различные типы социальности, такие как коллективизм и индивидуализм не только имеют место быть, но и признают легитимность друг друга. Но было бы заблуждением и некорректностью считать, что эти типы, во-первых, сохраняют статичность формы, а, во-вторых, просто сосуществуют на равных условиях. В силу уже упомянутого качества «связи-разрыва», неизбежно толкающего к уходу от прежнего состояния, происходит модифицирование этих двух типов, которые не препятствуют появлению, например, «коммунитарного капитализма» или «коммунального социализма». И, кроме этого, наблюдается некая последовательность или первенство форм человеческого общежития, что, несомненно, является результатом конкуренции. В принципе, вполне уместно говорить о сменяемости, очередности типов социальности. По мере разрушения традиционной системы «личность – общества», ставшего содержанием нынешнего темпорального слоя, все заметнее, отчетливее процесс становления нового типа социальности, в основе которого переход от коллективизма к индивидуализму. В попытках оценить данный переход исследователи не могут достичь единства, схожести позиций, так как для одних этот переход – определенная мера общественного развития, одна из форм выражения социального прогресса, для других – однозначно регресс, тогда как для третьих каждый из типов социальности обнаружил физическую усталость и моральную отсталость. Все это подвергает некой аберрации восприятие общественным сознанием реальности: возникает ощущение какой-то завершенности эпохального этапа, если не всей эпохи и начинаются поиски не только объяснения того, что же происходит, но и предпринимаются - 120 - попытки найти ту форму социальности, которая принимает очертания измененной реальности. И оказывается, что эта новая форма должна вобрать в себя уже накопленный исторический потенциал, следовательно, не растворить, а сохранить и коллективизм и индивидуализм, подняв их на новый уровень. Таким образом, оптимальным вариантом, наиболее адекватным реальности является плюрализм. Только на первый взгляд может показаться, что плюрализм есть не что иное, как та же темпоральная многослойность. Нет, конечно, его нельзя свести к множественности. Прежде всего, потому, что изменилось жизненное пространство. О нем нельзя говорить, что оно увеличилось, так как оно не ограничивается географическим местом. Несомненно, что социальная активность должна вершиться в рамках определенного пространства, которое, оказывается, располагается надтерриториально или виде этакой информационноструктурной сетки или связей, потому как оно может быть образовательным, правовым, глобальным, виртуальным. По отношению к этому пространству, уже нельзя ограничиться такими характеристиками, как плотно заселенное, оно требует определения интенсивности, т.е. определения частоты и напряженности социальных связей как выражения этого пространства. Достоинством плюрализма, обеспечивающим ему определенное превосходство, является его способность вывести из тупиковой ситуации или, по крайне мере, снять напряженность, возникающие как следствие противостояния коллективизма и индивидуализма. С одной стороны, плюрализм способен обеспечить личное достоинство человека, в котором ему отказывает коллективизм, а с другой – способствует общению, формируя уважение к Другому. Таким образом, плюралистическая социальность сглаживает то негативное, что порождено наличием дихотомии стратегий коллективизма и индивидуализма. Становление плюралистической социальности в определенной мере обусловлено значимостью информации – особого продукта и совершенно уникального ресурса, являющего собой, по верному замечанию П. Дракера, сферу «действия»131. Показателем эффективности для плюралистической социальности являются расширяющиеся возможности для индивидуального Дракер П. От капитализма к обществу знания // Новая постиндустриальная волна на Западе. М.: Academia, 1999. – С. 112. 131 - 121 - выбора. В ее рамках личность получает возможность наиболее полного самовыражения и самоутверждения. В целом отношения между людьми строятся на основе межличностного доверия, и уважения человеческого достоинства личности. Морально-этическая составляющая в отношениях между людьми весьма значима в условиях плюралистической социальности. Главной ценностью плюралистической социальности является человек, как саморазвивающееся существо, для которого саморазвитие служит еще и средством самоутверждения. Особое место в плюралистическом типе социальности занимают права человека. Из всех его базовых ценностей они, пожалуй, самые универсальные. Права человека не знают сегодня ни географических границ, ни национальных суверенитетов, ни расовоэтнических размежеваний, ни социально-классовых дифференциаций. У них есть все шансы стать первыми действительно универсальными ценностями рождающегося на наших глазах глобального мира. Чем дальше, тем больше права человека становятся аксиомами человеческого общежития, совместного бытия людей. В них справедливо видеть ценностно-нормативное осмысление данного бытия, природы или сущности самого человека. Они стоят на страже личного достоинства человека, персональной, но партнерски-равной сути любого, каждого Другого. Права человека – хорошая основа для разрешения конфликтов, возникающих в различных сферах общественной жизни. И пусть пока в них больше должного, чем сущего, – перспектива это однозначная. Особое значение для плюралистической социальности имеет институционализация. Благодаря ей происходит упорядочение любой сферы. Институционализация, устанавливая нормы и законы, придает тем самым легитимность всей человеческой деятельности. Благодаря институционализации происходит материализация ответственности человека как субъекта мысли и действия в мире социального. В условиях плюралистической социальности институционализация проявляется в форме всевозможных ассоциаций или заинтересованных групп, структура которых есть ничто иное как структура организованных групповых интересов и своеобразных центров власти в обществе. Плюралистическая социальность немыслима без толерантности, так как в ее условиях каждая личность и социальная группа получа- 122 - ет право на уникальность с обязательной ее защитой. Но от человека плюралистической социальности требуется принятие различий и признания ценности другого. Наличие этого Другого воспринимается как средство расширения и содержательного обогащения собственного опыта. При этом от человека плюралистической социальности никто не ждет и требует безоглядного принятия в свой жизненный мир все различия Другого. Если он не готов впустить таковые, он, тем не менее, должен держать их на уважительном расстоянии с помощью толерантности, которая признана эффективным средством их цивилизованного сосуществования. Толерантность – это культура положительного, даже поощрительного отношения к различиям, это, более конкретно, коммуникативная открытость Другому, охватывающая собой весь спектр значений в промежутке между полным непринятием и полным принятием (взглядов, ценностей, практик и т.д. другой стороны). Толерантность расширяет сущностную открытость плюралистической социальности и на те различия, которые не являются собственно «своими» или «родными». Опасности потерять определенность, раствориться в море «не-своих», «не-своего» здесь, однако, нет. Данная широта – характеристика сама по себе экстенсивная, помогает наращивать глубину, интенсифицировать, обогащать и развивать содержательные элементы социальности. Различия в условиях плюрализма как исторического типа социальности с успехом конституируются не только вне, но и внутри отдельного человека. Никакого парадокса или казуса в этом утверждении нет. Но объяснение требуется. Человека, по сути, можно приравнять к его идентичности. Когда-то у нее была репутация чего-то в высшей степени длительного (через всю жизнь), стабильного, преемственного, однозначно центрированного. Ныне ситуация в корне изменилась. Человек имеет право, т.е. вправе, выбирать и свободно менять свою идентичность. Он не предопределен к какой-то одной из них ни своим рождением, ни своим гражданством, ни своей цивилизационной «захваченностью», ни любой другой социально фиксируемой позицией. На все теперь мода, в том числе и на идентичности. В наше время их не только время от времени проветривают, но и выбрасывают, сдают в утиль. - 123 - С каждым жизненным проектом, реализуемым человеком, меняется его идентичность, которая обеспечивает отождествление человека с очередной человеческой общностью, с ее нормами, ценностями, социальными установками и ролями. И всякий раз человек оказывается в условиях или границах негарантированной, сложной, насыщенной дифференциациями и сингулярностями социальности. Культура бытия позволяет сохранить ему индивидуальность (самобытность, неповторимость), но дает осознать, что приобрести и понять свою индивидуальность можно лишь через сохранение индивидуальности других, через диалог равных с равными. - 124 - Научное издание КАЛУСТЬЯНЦ Жанна Суреновна НОВЫЕ ОБРАЗЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ ЛИЧНОСТИ И ОБЩЕСТВА Монография Печатается в авторской редакции, орфографии и пунктуации Компьютерная верстка – Кравчук Т. А. Подписано в печать 29.03.12. Формат бумаги 60х84 1/16. Бумага офсетная. Гарнитура «Таймс». Печать на ризографе. Усл. п.л. 7,27.Уч.-изд.л. 6,49. Тираж экз. Заказ № __. Северо-Кавказский горно-металлургический институт (государственный технологический университет). Изд-во «Терек». Отпечатано в отделе оперативной полиграфии СКГМИ (ГТУ). 362021. Владикавказ, ул. Николаева, 44. - 125 -