С. 272 Иван Бунин Большая муфта, бледная щека,

С. 272
Иван Бунин
Поэтесса
Большая муфта, бледная щека,
Прижатая к ней томно и любовно,
Углом колени, узкая рука…
Нервна, притворна и бескровна.
Все принца ждет, которого все нет,
Глядит с мольбою, горестно и смутно:
«Пучков, прочтите новый триолет…»
Скучна, беспола и распутна.
[1916]
Ахматова
Послушница обители Любви
Молитвенно перебирает четки.
Осенней ясностью в ней чувства четки.
Удел – до святости непоправим.
Он, найденный, как сердцем ни зови,
Не будет с ней, в своей гордыне кроткий
И гордый в кротости, уплывший в лодке
Рекой из собственной ее крови…
Уж вечер. Белая взлетает стая.
У белых стен скорбит она, простая.
Кровь капает, как розы, изо рта.
Уже осталось крови в ней немного,
Но ей не жаль ее во имя Бога:
Ведь розы крови – розы для креста…
1925
Елена Верейская
***
А.А.А.
Я почти ненавижу тебя,
Так мучительно тянет к тебе,
Но мне сладко, томясь и скорбя,
Отдаваться твоей ворожбе.
Вижу часто улыбку твою,
В ней – как песня – бездонная грусть.
Пусть не мне эти губы поют
И не мне улыбаются пусть!
Ты на солнце, я в черной тени,
Но мы тем же огнем сожжены,
Любим те же прозрачные дни
И одними грехами грешны…
Но не встретятся наши пути,
Как звезда с отраженьем в пруду.
Я тебя ненавижу почти.
Я к тебе никогда не приду.
Ирина Кнорринг
Анне Ахматовой
Над горами – спокойные вспышки зарниц,
На столе – карандаш и тетрадь,
Ваши белые книги и шелест страниц,
И над ними – дрожанье косматых ресниц, Разве все это можно отдать?
И пушистую прядь золотистых волос,
И туманное утро в росе,
И шуршанье цветущих колючих мимоз,
И гортанные песни, что ветер разнес
По безлюдным и гулким шоссе.
Разве можно не помнить о юной тоске
В истомленный полуденный зной,
О шуршании пены на мокром песке,
О беззвучности лунных ночей в гамаке
Под широкой узорной листвой.
Это первое лето в мечтах и слезах,
И зловещее солнце в крови,
И какой-то наивный ребяческий страх –
Все лежит в Вашем имени, в тихих стихах,
В непонятной тоске о любви.
1926
Париж
Владимир Адмони
Воспоминания об Анне Ахматовой
Я помню бормотанье строк,
Слагающихся за стеною.
И неба синего клочок
Над нами раннею весною.
И зеркальце у Вас в руках –
И Вы порой в него глядитесь.
А слов непорванные нити
Остались навсегда в веках.
1987
Михаил Зенкевич
Надпись на книге «Грозы лет»
Анне Ахматовой – поэту с абсолютным музыкально-поэтическим слухом
Тот день запечатлелся четко
Виденьем юношеских грез –
Как на извозчичьей пролетке
Ваш «Вечер» в книжный склад я вез.
С моею «Дикою порфирой»…
Тот день сквозь северный туман
Встает, озвучен, осиян
Серебряною Вашей лирой!
8 декабря 1962
Наталья Горбаневская
Анне Ахматовой
Опять окончена поэма.
Опять последняя поправка,
вот так же режут из полена
косую точность томагавка.
И так долбят на красном камне
косые клинья в Ниневии,
как эти над беловиками
труды и чуда черновые.
Опять окончена. Как будто.
Опять последняя. Казалось.
Какая черная работа.
Какую ты рождаешь зависть.
1962
Эдуард Ходос
***
Модильяни рисует Ахматову.
Черный грифель бумагу рвет,
Словно опытному оратору
В белозубой улыбке рот.
Клич поэзии – в четкость линий
Сотворения формул атома.
В гениальности проза гибнет!
Модильяни рисует Ахматову.
Две огромности, два изгоя
Кровоточат людскою болью.
Модильяни рисует Ахматову,
За стеной засыпает Париж.
Кто-то голодно тело охватывает,
Кто-то с Эйфеля – камнем вниз…
Криком яростным молча давятся
Ночью потною и лохматою.
Когда плотью поэты нравятся,
Модильяни рисует Ахматову.
1963
Сергей Шервинский
Анне Ахматовой
Я плыл Эгейским морем. Вдалеке
Зарозовел у берегов азийских
Мусический и грешный остров Сафо.
Кто ей внимал? – пять – десять учениц;
Немногим боле – граждан митиленских.
Пределом песен пенный был прибой.
Различны судьбы: ныне вся земля,
Многоравнинна, многоокеанна,
Лелеет имя сладостное – Анна.
Мне радостно, что в годы личных бед
И превратностей судьбы мог я доставить
Недели тишины в моих Старках,
Отторгнутых потом по воле века.
Лета стояли знойные, но дом
Бывал прохладен и прохладен сад.
На каменной террасе, окаймленной
Чугунными решетками, случалось,
Мы накрывали вместе чайный стол, Я снимок берегу, где профиль ваш
Соседствует с семейным самоваром.
Я вам носил подушки на гамак, Читали вы подолгу, и никто
Смутить не смел уединенья гостьи.
Мы в сумерки бродили вдоль реки,
Беседуя о всяческом. Я знал,
Что под руку иду с самою Музой.
Вы едете – о том шумит молва –
В Италию принять плоды признанья, Уже давно там лавры заждались.
Когда венчал Петрарку вечный Рим,
То честь была взаимная обоим.
С. 296-297
Евгений Рейн
В последний раз
Как жизнь перегородчата, я понял