Текст работы - Высшая школа экономики
advertisement
Правительство Российской Федерации Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» Факультет прикладной политологии Кафедра политического поведения МАГИСТЕРСКАЯ ДИССЕРТАЦИЯ На тему «Влияние религиозности на политическое участие в современной России» Студент Кулькова Анна Юрьевна (Ф.И.О.) Руководитель ВКР Ординар.проф., д.п.н. Урнов Марк Юрьевич (должность, звание, Ф.И.О.) Консультант _____________________________ _____________________________ (должность, звание, Ф.И.О.) Москва - 2014 Оглавление Введение ................................................................................................................... 3 Глава 1. Теоретико-методологические основания исследования .................... 14 Влияние религии на политику в современном мире ...................................... 14 Как религиозность может влиять на политическое участие? ....................... 23 Российская специфика религиозности ............................................................ 38 Российская специфика политического участия .............................................. 49 Глава 2. Количественный анализ ......................................................................... 56 Гипотезы ............................................................................................................. 56 Описание массива данных ................................................................................ 57 Описание переменных и моделей .................................................................... 60 Результаты статистического анализа ............................................................... 73 Проверка устойчивости модели ....................................................................... 88 Глава 3. Качественный анализ ............................................................................. 93 Описание данных и методов ............................................................................. 93 Интерпретация результатов: православные общины ..................................... 96 Интерпретация результатов: мусульманские общины ................................ 101 Заключение .......................................................................................................... 103 Библиография ...................................................................................................... 108 Источники на русском языке .......................................................................... 108 Источники на английском языке .................................................................... 110 Базы данных ..................................................................................................... 114 Приложение 1. Гайд для проведения интервью с православными священнослужителями г. Москвы ..................................................................... 115 Приложение 2. Гайд для проведения интервью с мусульманскими священнослужителями г. Москвы ..................................................................... 116 2 Введение Среди западных мыслителей первой половины ХХ века было распространено представление о том, что роль религии в модернизирующемся обществе будет постепенно снижаться, и в конечном итоге религия останется лишь в частной сфере жизни людей. К началу XXI века мы можем говорить о том, что теория секуляризации не оправдала себя: появляются новые религиозные движения, «старые» религии активно участвуют в социальной жизни общества, церкви сотрудничают с государствами и друг другом, а Восток стремительно исламизируется. Теория секуляризации не подтвердилась и в случае стран бывшего Советского Союза, где после семидесяти лет насаждавшегося государством атеизма, в 1990-е годы произошел заметный религиозный подъем. Для постсоветской России характерно стремительное религиозное возрождение: по данным опросов, проведенных ВЦИОМом в 1991 году, 63% процента граждан РФ назвали себя атеистами, 28% - православными христианами и только 0,5% - мусульманами [Омнибус ВЦИОМ (Религия), 1991]. Процент представителей обеих конфессий стабильно рос с начала 90-х годов, в то время как процент атеистов в тот же период стабильно снижался: так в 2010 году неверующими себя назвали только 8% респондентов, а мусульманами и православными – 8% и 75% соответственно [Верим ли мы в бога?, 2010]. Некоторая часть современных верующих посещает религиозные мероприятия, строит свою жизнь на основании религиозной, а не светской морали и этики. Религия является важным фактором в жизни таких людей, влияет на политическую сферу, и в некоторой степени определяет политическое поведение граждан. Более того, после периода спада религиозной активности во второй половине 1990-х годов, с середины 2000-х начинается новая волна религиозного участия, повышается уровень субъективной религиозности населения [Анурин, 2013]. Опять же в противовес положениям теории секуляризации, Русская православная 3 церковь (РПЦ) начинает играть все более важную роль на политической арене: процесс дифференциации религиозных и секулярных институтов идет вспять, и Церковь снова срастается с государством. Помимо свободы демократизации вероисповедания, политической распад системы, СССР которая, привел несмотря к на автократический поворот начала 2000-х, все еще предоставляет некоторые возможности для политического участия граждан: участие в выборах, демонстрациях и митингах, сбор подписей. Соответственно, необходимым становится изучение детерминант политического поведения, и среди множества факторов, которые предположительно влияют на политическое поведение, можно выделить религию. В США граждане активно участвуют в делах своих религиозных общин и показывают высокий уровень религиозности. В странах Западной и Северной Европы, которые считаются практически эталоном секулярности, уровень религиозного участия гораздо ниже американского, но граждане все равно остаются религиозными на индивидуальном уровне: они верят в Бога и загробную жизнь, а также основывают свою мораль на интегрированных в культуру религиозных ценностях [Martin, 1991]. И для «религиозных» Соединенных Штатов, и для сравнительно «секулярной» Европы характерно наличие взаимосвязи между индивидуальной религиозностью и политическим участием. На Западе на желание человека принимать участие в политике оказывают влияние такие факторы, как его принадлежность к некоторой конфессии, важность религии в его жизни и степень вовлеченности в дела религиозной общины [Esmer, Pettersson, 2007: 12]. Однако влияет ли религиозность на политическое участие в России? На этот вопрос только предстоит ответить, поскольку специфика взаимосвязи между религиозностью и политическим участием в современной России практически не изучена. Таким образом, недостаточная 4 проблемой изученность данного специфики исследования влияния является религиозности на политическое участие в современной России. Исследовательский вопрос формулируется следующим образом: влияет ли религиозность на политическое участие, и если влияет, то какие ее аспекты (религиозная аффилиация или степень религиозности) влияют в большей мере? Объектом исследования являются граждане Российской Федерации как субъекты политического процесса и носители определенных качеств, в том числе религиозности. Предмет исследования – влияние индивидуальной религиозности на политическое участие в России в 2012-2014гг. Под политическим участием в этой работе будет пониматься «форма публичного и гражданского поведения, которое имеет своей целью оказание влияния на государственную политику» [Wielhouwer, 2009: 2], а под религиозностью – совокупность религиозных характеристик индивида, таких как принадлежность к некоторой конфессии, важность религии и Бога в жизни человека, уровень религиозного участия. Временные рамки исследования объясняются ограниченностью данных. Во-первых, последние данные по России в проекте European Social Survey (Европейское Социальное Исследование) датируются 2012г., что соотносится с шестой волной опросов проекта. Во-вторых, глубинные интервью с представителями православного и мусульманского духовенства Москвы проводились в 2014г., что является верхней границей временных рамок. Целью исследования является выявление специфики влияния религиозности на политическое участие в современной России. Для того чтобы достичь поставленной цели, предполагается решить следующие задачи: 1. Проанализировать основные теории, посвященные влиянию религии на политику в современном мире; 2. Проанализировать основные подходы к измерению взаимосвязи религиозности и политического участия; 5 3. Выявить наиболее подходящую модель для измерения взаимосвязи между религиозностью и политическим участием; 4. Проанализировать российскую специфику религиозности и политического участия; 5. Провести количественный анализ взаимосвязи религиозности и политического участия в России 2012г.; 6. Определить, какой фактор имеет большее влияние на политическое участие: конфессиональная принадлежность или степень религиозности; 7. На основании глубинных интервью с представителями православного и мусульманского духовенства г. Москвы выявить специфику механизмов, отвечающих за взаимосвязь между религиозностью и политическим участием в этих религиозных традициях. В рамках данной работы будут протестированы гипотезы о том, что религиозность оказывает влияние на политическое участие россиян, и наиболее значимым предиктором является степень религиозности, которая находится в отрицательной взаимосвязи со склонностью к политическому участию. Наличие именно такой взаимосвязи предполагается, исходя из того, что религиозная аффилиация часто является субститутом национальной или культурной идентичности и не несет в себе собственно религиозного содержания. Более того, российские религиозные общины, как правило, открыто не участвуют в политике и если и затрагивают политические вопросы, то крайне осторожно. Рядовые российские священнослужители не включены в политический процесс и редко агитируют за какие-то политические партии или кандидатов. Таким образом, регулярное посещение религиозных мероприятий вряд ли может оказывать положительное воздействие на склонность индивида к политическому участию, но напротив, 6 может приводить к отсутствию у индивида времени для политического активизма. Методология исследования Исследование проводится в логике необихевиорализма: основными единицами анализа выступают индивиды, религиозные и политические предпочтения которых имеют для исследования первостепенную важность, и специфика взаимосвязи между которыми находится в фокусе анализа. В отличие от классического бихевиорализма необихевиорализм призывает отказаться от жесткого разделения фактов и ценностей, а также чрезмерной концентрации исследовательского внимания только на фактах [Easton, 1969]. Индивиды рассматриваются не изолированно, но с учетом условий, формируемых их окружением и влияющих на политическое поведение [Гудин et al., 1999]. Наконец, «обновленный» бихевиорализм разрешает дополнение строгих количественных методов сбора и анализа данных качественными методами, поскольку содержание исследования выходит на передний план в сравнении с техниками его проведения [Ирхин, 2009]. Работа основана на комплексном подходе к исследованию влияния индивидуальной религиозности на политическое участие, среди представителей которого можно назвать Джеймса Гута, Лимана Кельстедта, Джона Грина и Корвина Шмидта, а также Робина Дрискелла, Элизабет Эмбри и Ларри Лиона [Driskell, Embry, Lyon, 2008; Guth et al., 2002]. В рамках этого подхода религиозность предлагается операционализировать комплексно, через такие показатели, как принадлежность к конфессии, важность Бога и религии в жизни человека, а также количественные проявления религиозности: частоту посещения религиозных мероприятий, соблюдение обрядов, участие в делах религиозной общины [Driskell, Embry, Lyon, 2008; Guth et al., 2002]. 7 Для эмпирического анализа взаимосвязи религиозности и политического участия в современной России используются «смешанные методы» (mixed methods). Количественный анализ необходим для выявления статистической взаимосвязи между религиозностью и политическим участием, в то время как качественный метод глубинного интервью используется для выявления механизмов, с помощью которых религиозность влияет на политическое участие. Подобное сочетание методов представляет собой объяснительную исследовательскую стратегию: результаты, полученные с помощью регрессионного анализа, объясняются с помощью материалов глубинных интервью [Creswell, 2003]. Данные шестого круга Европейского Социального Исследования (ESS) используются для проведения регрессионного анализа. Дополнительно привлекаются данные исследовательской службы «Среда» (проект «Арена») по специфике российской религиозности в 2012г., а также третьей и шестой волн проекта Международное Исследование Ценностей (World Values Survey – WVS) для иллюстрации специфики религиозного участия жителей постсоветского пространства [World Values Survey. 3rd wave, 1997; World Values Survey. 6th wave, 2014; Арена. Атлас религий и национальностей России, 2012]. Степень изученности проблемы В западной политической науке вопрос влияния религии на политическую сферу активно исследовался с 60-х годов ХХ века, и в разное время в фокусе внимания оказывались разные аспекты взаимосвязи религии и политики. Интересующей нас взаимосвязи между религиозностью и политическим участием посвящено значительное количество исследований, однако все они рассматривают страны Запада, преимущественно США, в то время как специфика влияния религиозности на политическое участие в России не изучена. 8 Существующую литературу по проблеме взаимосвязи религиозности и политического участия можно условно разделить на три части, первой из которых является значительный блок исследований в русле теории секуляризации. Сторонники «старой парадигмы» теории секуляризации, такие как К. Доббелер и М. Чейвс [Chaves, 1994; Dobbelaere, 2009], утверждают, что роль религии и церкви в модернизирующихся странах в XX и XXI веках имеет тенденцию к уменьшению из-за процессов дифференциации, отделивших церковь от других подсистем общества. Напротив, представители «новой парадигмы» исследования процессов секуляризации (Р. Старк, С. Уорнер) опираются на теорию рационального выбора и рассматривают секуляризацию как результат снижения конкуренции между религиями. Соответственно, если религиозный рынок является конкурентным, то религия будет оказывать значительное влияние на общество [Stark, 1999; Warner, 1993]. Наконец, Р. Инглхарт и П. Норрис связывают процессы секуляризации в развитых странах с тем, что население чувствует себя в безопасности и не нуждается в религии. Напротив, население бедных стран подвержено внезапным рискам и нуждается в религии, как в системе жестких правил, регулирующих повседневную жизнь и снижающих уровень неопределенности [Norris, Inglehart, 2011]. Ко второму блоку относится массив эмпирических исследований взаимосвязи религиозности и политического участия, которые можно разделить на три основных направления. Представители первого направления, условно называемого социологическим, такие как К. Волд, Д. Оуэн, С. Хилл, и К. Бейерлейн и М. Чейвс [Beyerlein, Chaves, 2003; Wald, Owen, Hill, 1990], объясняют склонность к политическому участию через конфессиональную принадлежность индивидов – как следствие религиозных доктрин и определенной организационной структуры общин. Второе направление можно назвать социопсихологическим, поскольку исследователи, работающие в его русле, фокусируются на влиянии 9 верований индивидов на политическое участие. Так, Р. Дрискелл с коллегами утверждают, что политическое религиозные участие, чем верования гораздо «традиционные» лучше индикаторы, объясняют такие как конфессиональная принадлежность и религиозное участие [Driskell, Embry, Lyon, 2008]. И, наконец, исследователи, которых можно отнести к социальноинтеграционному подходу, в частности Т. Макалузо и Дж. Вэнэт, связывают политическое участие с религиозным поведением, т.е. посещением церкви [Macaluso, Wanat, Авторы 1979]. отмечают: чем больше индивид интегрирован в свою религиозную общину, тем выше его уровень гражданской ответственности, что позитивное сказывается на уровне политического участия. Особую важность для нас представляют работы Дж. Гута и его коллег [Guth et al., 2002], а также уже упомянутая статья Р. Дрискелла, Э. Эмбри и Л. Лиона «Влияние религиозных верований на политическое участие», авторы которых предлагают использовать комплексный подход к исследованию взаимосвязи религиозности и политического участия, используя разные индикаторы религиозности, в том числе конфессиональную принадлежность и степень религиозности. Третий блок включает в себя комплекс исследований по российской специфике, как религиозности, так и политического участия. В работах российских социологов, таких как Е. Кублицкая, М. Мчедлова и Е. Кофанова, Ю. Синелина, специфика российской религиозности исследована практически досконально [Гаврилов и др., 2005; Кофанова, Мчедлова, 2010; Кублицкая, 2009; Мчедлова, 2009; Синелина, 2009; Филатов, 2004; Филатов, Лункин, 2005]. Все авторы, так или иначе, выдвигают идею о том, что российское религиозное сознание в высшей степени противоречиво, а религиозное участие находится на низком уровне. Анализ православных религиозных общин и факторов их формирования производится в работах И. Забаева и Е. Пруцковой, однако внутриобщинное отношение к политике и политическая активность общин остается вне фокуса исследователей [Забаев, 10 Орешина, Пруцкова, 2013; Забаев, Орешина, Пруцкова, 2013; Пруцкова, Забаев, 2013]. Наконец, специфика российского политического участия изучена крайне слабо: после подъема интереса к этой теме в 1990-х годах [Баталов, 2002; Гельман, 2001; Петухов, 2000; Холмская, 1999; Шевченко, 1998; Шевченко, 2000] авторитарный поворот начала 2000-х вылился в отсутствие новых работ по политическому поведению и участию россиян. В работах регионалистов, однако, исследована специфика электорального поведения россиян в региональном разрезе [Гельман, 2001; Козлов, 2008], а Л. Генри освещает подачу жалоб в государственные органы в качестве распространённого типа политического участия в современной России [Henry, 2012]. Таким образом, специфика взаимосвязи религиозности и политического участия изучена для западных обществ, в которых преобладают последователи католической и протестантской религиозных традиций, однако не исследована для современной России, где большинство верующих исповедуют православие и ислам. Работы социологов демонстрируют, как и во что россияне верят, но не затрагивают в этой связи темы отношения к политике, а сами детерминанты политического участия в России не изучены в принципе. Новизна исследования состоит в том, что в работе производится попытка выявления ранее неизученной специфики взаимосвязи между религиозностью и политическим участием в современной России. Работа представляет собой эмпирическое исследование обозначенной взаимосвязи путем совмещения статистического анализа и проведения глубинных интервью со священнослужителями, что позволяет не только обнаружить статистическую взаимосвязь, но и предложить непосредственные механизмы, с помощью которых религиозность может влиять на политическое участие россиян. 11 Положения на защиту На защиту выносятся следующие положения: 1. В современной конфессиональная России религиозность, принадлежность, религиозное понимаемая участие, как совершение молитвы и оценка собственной религиозности, оказывает влияние на политическое участие. 2. Существует межконфессиональная разница в политическом участии: последователи православной и мусульманской религиозных традиций менее склонны к политическому участию, чем условные атеисты, однако эти различия проявляются только в 2012 году. До 2012 года межконфессиональные различия не фиксируются. 3. Посещение религиозных мероприятий и совершение молитвы оказывает положительное влияние на политическое участие респондентов. Это влияние оказывается устойчивым во времени и сходным по эффекту для условных атеистов, православных и мусульман. 4. Количественные измерения религиозности (посещение религиозных мероприятий и совершение молитвы) объясняют политическое участие в современной России лучше, чем конфессиональная принадлежность. 5. В московских общинах православных и мусульман регулярно поднимаются политические темы, священнослужители говорят о политике, что означает, что индивида к политическому участию может формироваться под влиянием общины и позиции духовного лидера. Структура работы В соответствии с поставленными задачами работа имеет следующую структуру: введение, три главы основной части, заключение и библиографический список. Первая глава посвящена теоретико-методологическим основаниям исследования. В первом параграфе на передний план выносится вопрос о 12 том, влияет ли вообще религия на политику в современном мире в целом и в странах бывшего социалистического блока особенно, и производится критический анализ позиций сторонников и противников теории секуляризации. Второй параграф посвящен рассмотрению различных подходов к измерению влияния религиозности на политическое участие, выявлению достоинств и недостатков этих подходов. Наконец, третий и четвертый параграфы посвящены российской специфике религиозности и политического участия соответственно. Во второй главе работы производится статистический анализ взаимосвязи религиозности и политического участия в современной России, выявляются различия в политическом участии между представителей разных конфессий, а также между индивидами разной степени религиозности. Третья глава посвящена анализу глубинных интервью с представителями православного и мусульманского духовенства г. Москвы с целью выявления причин различий в политическом участии, а также механизмов влияния религиозности на склонность к политическому активизму. 13 Глава 1. Теоретико-методологические основания исследования Влияние религии на политику в современном мире Выявление специфики взаимосвязи между религиозностью и политическим участием в современной России является целью данного исследования, для достижения которой необходимо понять, влияет ли все еще религия на политику, или процессы секуляризации приняли необратимый характер? Чтобы говорить о секуляризации, необходимо определиться со смыслами, вкладываемыми в это понятие. В данной работе под секуляризацией будет пониматься не только уменьшение влияния религии на светские институты, такие как политика, экономика, образование и закон, но и снижение уровня индивидуальной религиозности [Dobbelaere, 2009: 2]. Определившись с данным термином, обратим внимание на основные направления, существующие в русле теории секуляризации. Р. Инглхарт и П. Норрис в книге «Сакральное и секулярное: религия и политика в мире» предлагают разделить общий массив работ в русле теории секуляризации на две группы: теории, основанные на спросе на религию («старая парадигма») и теории предложения («новая парадигма») [Norris, Inglehart, 2011: 7]. В этом параграфе будут последовательно рассмотрены «старая парадигма» теории секуляризации, «новая парадигма», подход Р. Инглхарта и П. Норрис, а также специфика секуляризационных процессов в странах бывшего социалистического блока и особенно в России. «Старая парадигма»: секуляризация как следствие модернизации В логике родоначальников «теории спроса» М. Вебера и Э. Дюркгейма секуляризация происходит из-за того, что религия по каким-то причинам становится ненужной людям. Однако в определении этих причин Вебер и Дюркгейм расходятся [Esmer, Pettersson, 2007: 9]. 14 Для М. Вебера и последователей его традиции (П. Бергера, Б. Уилсона и Д. Мартина) секуляризация начинается с эпохи Просвещения, когда распространение научного мировоззрения и технологий подрывает статус религии как единственного источника информации о мире [Berger, 1999: 3]. Религиозное мировоззрение становится лишь одной из множества точек зрения, из которых люди вольны самостоятельно, на основании собственной рациональности, выбирать наиболее для них подходящие [Fenn, 2008: 14]. Запускаются процессы рационализации и расколдования мира. Катастрофы и болезни, которые раньше приписывали силам природы или магии, теперь рассматриваются как предсказуемые и, что важнее, вполне предотвратимые события; природа ставится под контроль человека [Вебер, 1990]. По словам К. Доббелера, развенчание мира выражается в том, что «утверждения сменяются гипотезами, Библия – энциклопедиями, а откровения – знанием» [Dobbelaere, 2009: 4]. Э. Дюркгейм, в отличие от М. Вебера, не ограничивает религию исключительно индивидуальными верованиями людей, включая в это понятие также социальные практики и ритуалы, которые выполняют важные социальные функции [Дюркгейм, 1998: 186]. В дюркгеймианской логике секуляризация является результатом дифференциации социальных институтов: религия становится лишь одной из многочисленных подсистем общества, которая не может, как раньше, распространять свое влияние на другие сферы [Swatos, Christiano, 1999: 213]. В результате модернизации социальные функции, прежде исполняемые религией, например, создание законов и контроль за их выполнением, переходят к другим, секулярным институтам, и религия теряет свои социальные функции, однако это вовсе не означает, что она становится менее важной и не выполняет каких-то других новых функций [Norris, Inglehart, 2011: 10]. До конца 1970-х годов теория секуляризации успешно объясняла происходящие в мире изменения, однако Исламская революция в Иране 15 1978-1979гг и подъем религиозности в странах социалистического блока в конце ХХ века привели к массовой критике теории за несоответствие эмпирической реальности [Lechner, 1991]. Сторонники «новой парадигмы» обращали внимание на то, что процесс секуляризации в логике «старой парадигмы» носит однонаправленный и линейный характер, тогда как в реальности секуляризация может пойти вспять, что наглядно демонстрируют кейсы Ирана и постсоветского пространства [Stark, 1999]. Р. Старк критикует «старую парадигму» за преувеличение значимости изменений в уровне индивидуальной религиозности: не только в XX веке, но и в Средние Века, и в Новое Время европейцы мало ходили в церковь. Снижение религиозного участия вообще не является корректным индикатором секуляризации, так как, несмотря на то, что люди не ходят в храм, они продолжают верить в Бога и разделяют христианские ценности [Stark, 1999]. Этот феномен Грейс Дэйви назвала «вера без принадлежности» [Davie, 1990]. Неправильно было бы считать Европу менее религиозной, поскольку религия начинает принимать новые формы, ее исповедуют принципиально по-другому, а значит, и влияние религии на политику также может принимать новые формы [Davie, 1999]. Несовершенство «старой» теории секуляризации и ее неспособность объяснить происходящие в современном мире процессы привели к активизации нового направления в социологии религии, которое предлагало принципиально по-другому посмотреть на взаимодействие общества и религии. «Новая парадигма»: от спроса к предложению «Новая парадигма» появилась в США в 1990-х годах, как ответ на неспособность классической теории секуляризации объяснить происходящие в США процессы и ответить на вопрос, почему в Америке высок уровень не 16 только индивидуальной религиозности, но и религиозного участия [Warner, 1993]. «Новая парадигма» – это попытка применить методологию теории рационального выбора к социологии религии и объяснить религиозность США высоким уровнем конкуренции между различными религиями [Norris, Inglehart, 2011: 11]. В отличие от «старой парадигмы», сторонники этого подхода к секуляризации (Р. Финке, Р. Старк и С. Уорнер) признают спрос на религию со стороны индивидов константой и фокусируются на том, как условия религиозной свободы и конкуренция между религиозными структурами влияют на религиозное участие [Stark, Iannaccone, 1994: 232]. Если в дюркгеймианской логике плюрализм является причиной упадка религиозного участия, то в логике теории предложения, наоборот, причиной подъема участия. Успех религий, таким образом, обуславливается «активностью религиозных лидеров и разными условиями существования религий» [Esmer, Pettersson, 2007: 11]. Предполагается, что чем больше конкуренция между церквями, деноминациями и сектами в локальном сообществе, тем больше сил нужно прикладывать их лидерам, чтобы удерживать прихожан. Соответственно, сторонники теории предложения предлагают объяснять высокий уровень участия и живость религий в США как «результат религиозного разнообразия, высокого уровня конкуренции между религиозными институтами, свободы вероисповедания и конституционного разделения Церкви и государства». Низкий уровень религиозного участия в Северной Европе со стороны предложения объясняется через доминирование одной религии, которое приводит к тому, что «клир становится апатичным и не борется за внимание прихожан» [Warner, 1993: 1056]. Обобщая, причинами секуляризации в рамках «новой парадигмы» является снижение религиозного плюрализма, которое негативно сказывается на конкуренции на религиозном рынке. По мнению Р. Инглхарта и П. Норрис, основным минусом теории предложения 17 является ее недоказанность: наличие положительной корреляции между религиозными плюрализмом и религиозным участием на практике не подтверждается [Chaves, Gorski, 2001; McBride, 2008]. Так М. МакБрайд, проанализировав данные по США на уровне локальных сообществ, утверждает, что религиозная конкуренция приведет к подъему участия только на нерегулируемых государством религиозных рынках [McBride, 2008: 101]. В свете недоказанности рыночных теорий секуляризации Р. Инглхарт и П. Норрис совершили попытку обновить теорию секуляризации со стороны теорий спроса на религии, но объясняя процессы секуляризации уже не через дифференциацию институтов и рационализацию, как это было принято в рамках «старой парадигмы». Норрис и Инглхарт: секуляризация как повышение безопасности П. Норрис и Р. Инглхарт предполагают, что уровень религиозности сильно связан с безопасностью. Так, жители слаборазвитых аграрных стран подвержены неожиданным рискам: их жизни угрожают наводнения, засухи, эпидемии. Им нужна религия как четкие правила, регулирующие окружающую действительность, определяющие поведение и объясняющие происходящие события, снижающие неопределенность [Norris, Inglehart, 2011: 16]. В процессе индустриального развития аграрных стран люди получают доступ к медицине, государственным услугам, образованию, которые повышают качество жизни и постепенно снижают уровень неопределенности [Гидденс, 2004]. Инглхарт и Норрис отмечают, что связь между модернизацией и религиозностью не является детерминированной: нет, например, никаких гарантий, что период экономического развития не будет прерван внезапным катаклизмом, как природного, так и антропогенного характера, из-за чего религия снова станет востребованной [Norris, Inglehart, 2011: 17]. Еще одним звеном этого подхода является 18 представление о том, что доминирующая религиозная традиция со временем очень глубоко проникает в культурные ценности страны, смешивается с ними. Индивиду, для того чтобы разделять доминирующие религиозные ценности своей страны, необязательно ходить в церковь, поскольку они транслируются через образовательную систему, государственную политику и СМИ. В отличие от сторонников теории предложения, Норрис и Инглхарт предполагают, что спрос на религии не может быть константой: необходимость религии для человека определяется условиями, в которых он формировался как личность [Norris, Inglehart, 2011: 18]. Критика подхода к секуляризации как повышению безопасности сводится к неясному определению того, что Норрис и Инглхарт считают незащищенностью, которую они измеряют через различные демографические индикаторы. К тому же, им не удается внятно обосновать, почему те факторы, которые заставляют жителей Западных стран чувствовать себя незащищенными, будут оказывать такое же воздействие, например, на мусульман, живущих на ближнем Востоке [Von Heyking, 2005]. Тем не менее, перспективным, подход поскольку Инглхарта позволяет и Норрис объяснить является вариацию очень уровня религиозности в мире в зависимости от внешних шоков, увеличивающих потребность людей в религии. Восточная Европа: секуляризация или религиозное возрождение? Интерес к странам Восточной Европы был на подъеме в 1990-х, поскольку в фокусе внимания оказалось религиозное возрождение после развала Советского Союза. Специфика стран бывшего социалистического блока – это «долгий период насильственной секуляризации, когда религия запрещалась, а религиозные структуры преследовались государством» [Greeley, 1994: 254]. Однако после распада Советского Союза можно увидеть 19 абсолютно разные паттерны развития стран: к примеру, уровень религиозного участия в России в 1995 году значительное ниже, чем в Белоруссии и, особенно, Украине того же периода. Подобные различия в довольно близких культурно странах могут быть следствием, как минимум, распространенности в них разных религиозных течений. Так, в середине 1990-х годов доля католиков в общем населении Украины и Белоруссии составляла 5,9% и 7,7% соответственно, в то время как в России католики составляли порядка 0,01% [World Values Survey. 3rd wave, 1997]. Католицизм, по мнению А. Нид и Дж. Эванса, обладает большей способностью к мобилизации населения, нежели православие, из-за большей степени внутриобщинной сплоченности у католиков. Другим объясняющим фактором могут быть отношения между государством и церковью: так в Польше католическая церковь была оплотом сопротивления коммунистическому режиму, а отношения РПЦ с режимом были скорее сотрудническими [Need, Evans, 2001]. Специфика роли, которую играют религиозные структуры в современных странах бывшего социалистического блока, также может зависеть от того, как долго и активно проводилась политика государственного атеизма: 70 лет, из которых в первые двадцать религия очень жестко преследовалась государством, как в СССР, или 40 лет, как в Польше, где отношение к религии со стороны властей было более снисходительным. Таким образом, можно предположить, что если в Восточной Европе в период советской власти традиция религиозного участия в какой-то мере сохранилась, то в странах бывшего СССР она была практически искоренена. Из приведенной ниже таблицы 1 видно, что доля россиян, регулярно посещающих религиозные мероприятия, примерно в два раза меньше, чем число активных верующих в Белоруссии и Украине, а религиозное участие в католической Польше оказывается на принципиально другом уровне. 20 Таб. 1. Религиозное участие в России, Украине, Белоруссии и Польше в середине 1990-х Не считая венчаний, похорон и крещений, как часто Вы посещаете религиозные службы в настоящее время? Не реже раза в месяц Не реже раза в год Реже раза в год Количество наблюдений Россия (1995) Украина (1996) Белоруссия (1996) Польша (1997) 7,9 28,9 62,8 2040 17,1 37,4 42,6 2811 14 40,8 42,6 2092 73,1 17,1 8,8 1153 Источник: World Values Survey, 3 волна, с использованием весов. Основной вопрос, который волнует исследователей применительно к бывшим коммунистическим странам, состоит в том, пошел ли процесс секуляризации вспять после упразднения государственного контроля над религиями? Э. Грили в статье «Религиозное возрождение в России?», приходит к выводу, что в 1990-х годах страны бывшего социалистического блока и Россия, в частности, переживали период значительного религиозного подъема, индикатором которого может служить массовое открытие церквей и тот факт, что более 20% россиян в начале 1990-х из атеистов «превратились» в верующих [Greeley, 1994]. Если по поводу религиозного всплеска в странах Восточной Европы после распада СССР среди ученых существует относительный консенсус, то специфика дальнейшего религиозного развития оставляет вопросы. Уровень религиозного участия жителей Восточной Европы уже к середине 1990-х серьезно упал, но стоит ли трактовать это изменение как признак процессов секуляризации или согласиться с тем, что низкий уровень участия обусловлен исторически сложившимся недоверием к любым институционализированным формам активности? Нид и Эванс предположили, что выяснить причины снижения религиозной активности в Восточной Европе можно, отследив тренд изменения количества верующих по возрастным группам: молодые люди, не заставшие период государственного террора, все же менее религиозны, чем старшее поколение, родившееся и выросшее до установления жесткого контроля над религиями 21 со стороны государства. Это свидетельствует о том, что причинами секуляризации являются скорее процессы модернизации, нежели насаждавшийся государством атеизм, потому что в последнем случае молодое поколение было бы примерно таким же религиозным как старшее [Need, Evans, 2001: 238]. П. Норрис также подтверждает тезис о распространении процессов секуляризация в странах бывшего Советского Союза: если в начале 1990-х можно было наблюдать значительный всплеск религиозного участия, то к началу нулевых религиозное участие падает и оказывается на уровне сопоставимом со странами Западной Европы [Norris, 2011: 113]. Автор связывает всплески религиозности с повышением уровня неопределенности и незащищенности, как например, при развале СССР, когда плановая экономика сменилась неолиберальной, бывшие союзные республики ушли в рецессию, а люди вынуждены были бороться за свое существование [Norris, 2011: 114]. Теория секуляризации как безопасности хорошо объясняет, например, причины исламизации Северного Кавказа: период нестабильности и незащищенности в 1990-х годах привел к тому, что люди ощутили потребность в строгой системе правил, которая не только бы объясняла происходящие вокруг несправедливые события, но и регламентировала бы жизнь в непредсказуемом регионе. Тот же кейс объясним и с помощью «рыночной» теории секуляризации: появившаяся в 1990-х конкуренция на религиозном рынке христианства и между активизация различными духовенства направлениями в сфере ислама рекрутирования последователей могли привести к повышению роли религии в этом регионе. 22 и Как религиозность может влиять на политическое участие? Для корректного изучения взаимосвязи религиозности и политического участия необходимо сначала определиться со смыслами, которые мы вкладываем в понятия «религиозность» и «политическое участие». Относительно термина религиозность у современных исследователей существует относительный консенсус: подавляющее большинство рассматривает религиозность как комплексную характеристику, которая выражается в том, что религия влияет на сознание, поведение, отношения индивидов и социальных групп [Бреская, 2011; Лебедев, Сухоруков, 2013; Панкратова, 2010; Филатов, Лункин, 2005]. Однако вопрос о том, из каких элементов религиозность состоит, как ее можно типологизировать и сравнивать, не находит единого ответа. Так, Ч. Глок в своей модели выделяет пять составных частей (измерений) религиозности: опытное («чувственное переживание религиозного опыта»), ритуалистическое (соблюдение ритуалов), идеологическое (разделение верований своей религиозной традиции), интеллектуальное (осведомленность о своей религиозной традиции), а также последствия религиозности, выражающиеся в поведении индивидов под влиянием религии [Glock, 1962]. Г. де Йонг и Дж. Фолкнер позднее предложили разделять последствия на индивидуальные моральные, которые влияют непосредственно на индивидуальное поведение и образ жизни, и социальные, которые подразумевают под собой межличностные отношения [Jong De, Faulkner, Warland, 1976]. Едва ли не более популярным направлением в изучении религиозности было и остается разделение индивидов на группы на основании их религиозных характеристик. Так, Г. Оллпорт выделял два типа религиозности (и соответственно людей, этим типом религиозности характеризующихся) на основании того, зачем индивидам нужна религия. Внутренняя (intrinsic) религиозность подразумевает под собой полное погружение индивида в религию: человек служит религии, а не наоборот. 23 Такой индивид верит искренне. Напротив, внешняя (extrinsic) религиозность – это использование религии ради личных целей, индивиды с такой религиозной ориентацией, как правило, редко посещают религиозные мероприятия и верят в силу традиции или необходимости соответствовать социальным нормам [Allport, Ross, 1967]. Следуя той же логике, Д. Бэтсон добавляет третий тип религиозности – ориентацию на поиск, которая предполагает, что индивид рассматривает религию как источник возможных ответов на вечные вопросы, но не истину в последней инстанции [Batson, 1976]. Российские исследователи предлагают типологии религиозности на основании «уровня религиозности индивидуального сознания» [Новикова, 2001], специфики процесса религиозной социализации [Бреская, 2011], преобладания этнического или культурного фактора религиозной самоидентификации [Филатов, Лункин, 2005]. Наконец, исследуя специфику российского православия, В. Чеснокова разработала типологию воцерковленности православных верующих (В-индекс), исходя из различий в религиозных верованиях и религиозном поведении россиян [Чеснокова, 2007]. Таким образом, на сегодняшний день существует множество точек зрения на сущность религиозности, которые, однако, так или иначе сходятся в том, что религиозность включает в себя религиозные верования и степень религиозности, включающую в себя и интенсивность верования, и религиозное поведение, и осведомленность. Представление о религиозности как комплексной характеристике индивида делает необходимым использование в эмпирических исследованиях комплекса религиозных характеристик индивида, о которых будет сказано далее. Ограничение только одним измерением религиозности и игнорирование комплексности этой индивидуальной характеристики представляется некорректным и неинформативным. В работе принципиально не используется термин «воцерковленность» 24 как применимый только к представителям православного христианства, в то время как проводимый анализ является кроссконфессиональным по своей сути. Кроссконфессиональность исследования обязывает использовать термины, которые были бы в максимальной равной степени применимы ко всем изучаемым религиозным традициям. Политическое участие индивидов, как оно понимается в этой работе, - это действия, целью которых является оказание влияния на власть, государственную политику. К категории политического участия можно отнести голосование, участие в партийной работе, посещение демонстраций, участие в забастовках, публичное выражение своей политической позиции. Несмотря на то, что некоторые исследователи разделяют политическое и гражданское участие, относя к последнему «коллективное действие, которым не движет непосредственно желание изменить государственную политику» [Theiss-Morse, Hibbing, 2005; Zukin et al., 2006], в этой работе игнорировать гражданское участие было бы неправильно. Чрезвычайно сложно определить, где проходит грань между политическим и гражданским участием. Общественная организация, которая занимается адресной помощью малообеспеченным, де-юре не является политической, однако сотрудники, скорее всего, будут так или иначе взаимодействовать с государственными органами и влиять на их работу. Таким образом, действия, совершаемые «без намерения оказать влияние на власть» будут на самом деле влиять на власть, а значит, представлять собой одну из форм политического участия. С другой стороны, полезной может быть ставшее классическим разделение политического участия на электоральное и неэлекторальное [Verba, Nie, 1972]. Электоральное участие включает в себя все формы активности, связанные с выборами: голосование, участие в партийной работе и электоральной кампании. Все остальные виды активизма, непосредственно не связанные с электоральным процессом, относятся к неэлекторальному участию. Эта типология представляется более 25 выигрышной, чем предыдущая, поскольку здесь та же работа в общественных организациях может быть отнесена к неэлекторальному, но все-таки политическому участию. Клаггетт и Поллакк, совершенствуя эту типологию, предложили отделить от электорального участия финансирование кампаний и политические дискуссии, поскольку оба этих типа участия имеют в своей основе принципиально другую мотивацию [Claggett, Pollock, 2006]. По типу совершаемых действий политическое участие также подразделяют на конвенциональное (соответствующее законодательству) и неконвенциональное (законам противоречащее). Как правило, неконвенционального внутри несанкционированные мероприятия, типа имеющие участия мирный выделяют характер, но запрещенные законом, и политическое насилие [Гельман, 2001]. С другой стороны, политическое участие можно анализировать с точки зрения особенностей индивидов, которые совершают или не совершают политические действия. Так, Милбрэт и Гоэл разделили всех участников политического процесса на активных, пассивно-одобряющих и апатичных [Milbrath, 1981], а Барнс с коллегами уточнили классификацию, выделив вместо трех типов участников пять: неактивных, конформистов, реформистов, активистов и протестующих [Barnes et al., 1979]. Вторая типология, помимо собственно факта участия или неучастия, обращает внимание и на содержание политического действия, т.е. на что оно направлено. Крайне важно, что в этих концепциях абсентеизм предстает в качестве одного из видов политического участия, ведь отказ от участия тоже может быть проявлением политической позиции. Однако абсентеизм далеко не всегда является сознательным, обоснованным и действительно политическим действием, поэтому в эмпирических исследованиях неучастие редко воспринимается как вид участия, кроме как в исследованиях, направленных на изучение причин абсентеизма [Li, Marsh, 2008]. 26 Таким образом, в данной работе политическое участие будет трактоваться как совершение политических действий, что включает в себя как электоральное участие, так и публичное выражение своей позиции и взаимодействие с государственными органами и политиками. Концептуализация основных терминов исследования позволяет перейти к изучению взаимосвязи между религиозностью и политическим участием. Пытаясь ответить на вопрос о том, как религиозность может влиять на политическое участие, П. Виэлхауэр выделяет три основных группы подходов к рассмотрению роли религии как внутреннего фактора, влияющего на политическое участие. В социологических подходах основной акцент делается (belonging) как на конфессиональной источнике вариации принадлежности в политическом индивидов участии; социопсихологические подходы фокусируются на влиянии верований людей (believing); а социально-интеграционные подходы (behaving) объясняют влияние религиозности через религиозное поведение, т.е. посещение храма [Wielhouwer, 2009]. Наиболее часто в эмпирических исследованиях религиозность человека понимается просто как его аффилиация с религиозной традицией. Церковь с такой точки зрения предстает в роли сообщества людей, объединенных общими ценностями и интересами. Большинство исследований в русле социологического подхода характеризируется повышенным вниманием к взаимосвязи между принадлежностью к религиозной традиции и отношением к какой-то проблеме (например, абортам, школьному образованию) или электоральными предпочтениями [McTague, Layman, 2009]. Так, например, католики и евреи в США в течение последних десятилетий отдают предпочтение Демократической партии, в то время как республиканцы в качестве целевой аудитории рассматривают протестантов, особенно евангелистов [Esmer, Pettersson, 2007]. В Европе же, несмотря на секуляризационные процессы, влияние религии на партийный выбор также 27 не уменьшается: религиозные люди более склонны голосовать за христианско-демократические партии, а если в стране таких нет, то отдают предпочтение консерваторам [Van der Brug, Hobolt, De Vreese, 2009]. Более того, католики гораздо позитивнее относятся к евроинтеграции в сравнении с атеистами и протестантами, вследствие нацеленности католической церкви на объединение христианской Европы, в то время как протестанты исторически стремились отмежеваться от власти католиков [Nelsen, Guth, Fraser, 2001]. Серьезные различия между конфессиями наблюдаются и в склонности их членов к политическому участию, т.е. в готовности ходить на выборы, подписывать петиции, участвовать в акциях протеста. Так, для американских евреев и традиционных протестантов характерна более высокая, в сравнении с другими конфессиями, готовность голосовать. «В середине этой шкалы находятся католики и протестанты-евангелисты, в то время как темнокожие протестанты и избиратели, не принадлежащие ни к одной конфессии, в меньшей степени склонны к участию в электоральном процессе» [Wielhouwer, 2009]. Ли и Марш в статье «Новые формы политического участия: в поисках граждан-экспертов и повседневных деятелей» показывают, что в Британии мусульмане и индуисты гораздо менее склонны к любому виду участия в политике, чем атеисты и последователи всех ветвей христианства [Li, Marsh, 2008]. Можно предположить, что в этом случае разница в склонности к политическому участию идет вовсе не от конфессиональной принадлежности, но от экономического положения человека: мусульмане и индуисты в Британии в основном являются мигрантами, неквалифицированной рабочей силой. Эмпирическая проверка показала, что при прочих равных малообеспеченные мусульмане и индуисты ничем не отличаются от малообеспеченных представителей других конфессий, однако более обеспеченные их братья по вере гораздо меньше 28 вовлечены в политический процесс, нежели христиане и атеисты такого же уровня доходов [Li, Marsh, 2008: 263]. Различия в отношении к острым социальным вопросам и в склонности к политическому участию между представителями разных конфессий могут быть следствием того, что религиозные традиции опираются на доктрины, которые устанавливают разные отношения между религией и политикой и по-разному понимают должное общественное устройство. Так, разные доктрины, к примеру, могут поощрять политическое участие верующих или клеймить политику как «грязное дело», принципиально не признавать права сексуальных меньшинств или пропагандировать более терпимое отношение к представителям нетрадиционной сексуальной ориентации [Philpott, 2007]. Если буддисты традиционно равнодушны к участию в политике из-за характерной философии отрешенности, то христиане в целом более активны политически, а в исламе религия и политика неразделимы. Иными словами, разные религиозные традиции устанавливают разные поведенческие нормы во всех сферах жизни, включая политическую, и распространяют эти нормы на верующих. Например, Американские религиозные общины, для которых нехарактерна пропаганда абсентеизма, обычно «специализируются» на каком-то виде политических действий и занимаются преимущественно им. Значительная часть общин чернокожих протестантов приглашают местных политиков выступить перед прихожанами и собирают голоса в их поддержку. Католики организуют демонстрации и лоббируют решения в местных органах власти, а Евангелисты в основном занимаются распространением листовок [Beyerlein, Chaves, 2003: 242]. Таким образом, принадлежность к той или иной конфессии может в серьезной мере предопределять специфику политического участия индивида, поскольку он будет более склонен участвовать в тех видах активности, которые приняты в его общине. Несмотря на то, что религиозную аффилиацию индивида легко замерить и удобно использовать как индикатор в количественных 29 исследованиях, такое понимание религиозности не лишено недостатков и постоянно критикуется исследователями. Во-первых, не всегда понятно, как именно религиозная традиция индивида влияет на его политические взгляды и склонность к участию в политике. Конфессии могут различаться между собой не только в религиозных доктринах и политических теологиях (представления о должной взаимосвязи религии и политики), но и в организационном устройстве внутриобщинной дисциплины политического единообразия религиозных общин. приводит членов к Высокий появлению общины, что уровень феномена выражается в консолидированной поддержке одобряемых в общине политиков и видов политического активизма. Так, в США евреи и протестанты, чьи общины характеризуются повышенным уровнем дисциплины и сплоченности, более склонны к голосованию, чем верующие, принадлежащие к менее сплоченным общинам, или атеисты [Wald, Owen, Hill, 1990: 197]. Принадлежность используется исследованиях, в респондента качестве к религиозной объясняющей посвященных традиции переменной политическому в участию широко современных [Brady, Verba, Schlozman, 1995] и социальной политике [Alesina, Giuliano, 2011], однако большие сомнения вызывает возможность кросс-странового анализа на основании такого понимания религиозности. Можно ли объединять представителей одной конфессии из разных стран и утверждать, что для них свойственно схожее отношение к политическому участию? К примеру, католические общины Чехии и Польши существенно различаются в своем отношении к участию в политике, а мусульманские общины в странах, где мусульмане составляют меньшинство, не тождественны общинам из преимущественно мусульманских стран [Pepinsky, Welborne, 2011]. Католическая церковь в одних странах исторически была слабо отделена от государства, и ее клир не имел опыта оппозиционной политической деятельности из-за финансовой зависимости от государства (Чехия), в то 30 время как в других странах та же католическая церковь становилась активным сторонником процессов демократизации и самостоятельным участником политического процесса, поощряющим участие верующих в политике (Польша). В политической же теологии православия по сути отсутствует в явном виде идея отделения церкви от государства как следствие реализации идей цезарепапизма и исторически тесного контакта между религиозной и светской властями. Русская православная церковь не была активным участником демократизации, так же как не была и оплотом сопротивления коммунистическому режиму, находясь от него в слишком сильной зависимости. В купе с другими факторами это привело к тому, что в православной традиции отсутствует критика светской власти и противостояние ей, а значит, если религиозные общины и будут поддерживать политическое участие своих членов, то, скорее всего, только направленное на сохранение status quo. Обобщая, можно ожидать большей склонности к политическому участию от сторонников религиозных традиций, которые в конкретной стране никогда не были слишком сильно интегрированы в государственную систему и не находились от нее в сильной зависимости, нежели чем у сторонников государственных церквей [Philpott, 2007]. Так как опыт взаимодействия с государством у одних тех же религий может различаться в разных странах, то необходимо в кросс-страновом анализе принимать во внимание отношения государство-церковь. Совсем свежим кейсом в этой связи является деятельная поддержка Украинской православной церковью Киевского патриархата (УПЦ КП) акций протеста на Украине, начавшихся в ноябре 2013 года в связи с внезапным отказом руководства страны от вступления в ЕС, в то время как украинские священнослужители из приходов, относящихся к УПЦ Московского патриархата из-за зависимости от церковного руководства и, следовательно, России, официально критиковали «Евромайдан». 31 Понимание религиозности как религиозного участия восходит к работам Эмиля Дюркгейма, в представлении которого религиозные ритуалы служат для формирования групповой солидарности и укрепляют связи между индивидами внутри общества [Wielhouwer, 2009: 11]. Бихевиоральный аспект религиозности операционализируется через частоту посещения индивидом религиозных служб и мероприятий религиозной общины, то есть через некоторые количественные проявления приверженности индивида религиозной традиции и ее нормам. Предполагается, что для людей, которые исполняют предписанные ритуалы, религия важна, а значит, их можно назвать религиозными. Напротив, индивиды, лишь отождествляющие себя с религиозной традицией, но не следующие религиозным нормам, религиозными считаться не могут. Сторонники этого направления полагают, что в современном постсекулярном мире основной политический раскол проходит не между представителями разных конфессий, но между религиозными людьми и теми, кто в меньшей степени вовлечены в дела своей общины или являются атеистами [Esmer, Pettersson, 2007: 13]. С такой точки зрения, религиозная община является не только сообществом людей социологического со подхода), сходными но и убеждениями агентом (как социализации, в логике который распространяет свои ценности среди последователей, причем, чем сильнее верующие вовлечены в жизнь религиозной общины, тем сильнее они подвержены этому влиянию [Wald, Owen, Hill, 1990]. С другой стороны, активное участие человека в религиозной жизни общины может косвенно свидетельствовать о том, что он разделяет характерные для этой общины ценности. Таким образом, если община считает какой-то тип политического поведения приемлемым, то член этой общины будет в большей степени склонен именно к такому типу политического поведения, вне зависимости от того, будет ли это активное участие в политике или абсентеизм. Аналогично, принятое в общине отношение к вопросам абортов или прав сексуальных 32 меньшинств будет транслироваться на индивидуальные предпочтения членов этой общины. Во-вторых, церкви могут принимать активное участие в электоральной мобилизации верующих, поскольку имеют непосредственную возможность убеждать прихожан в необходимости политических действий или голосовании за конкретного кандидата. Даже если агитация за кандидата внутри религиозной общины характерна не для всех стран и не для всех религий, то в случае появления в повестке дня таких вопросов, как репродуктивные права и права сексуальных меньшинств, консервативным политикам удобно искать поддержки именно среди религиозных граждан [Gershtenson, 2003]. Таким образом, регулярное посещение религиозных мероприятий повышает шансы индивида подвергнуться влиянию консервативного движения. Взаимосвязь между религиозным и политическим участием не исчерпывается влиянием, которое оказывают внутриобщинные нормы на индивидуальное политическое поведение. Макалузо и Вэнэт полагают, что необходимость регулярно посещать церковь формирует у человека навыки, сходные с гражданскими, а также повышает его чувство социальной и политической ответственности. «Наиболее религиозные люди придают большое значение порядку, ритуалам, долгу и легитимности, а это именно те психологические черты, которые собственно и отвечают за чувство гражданской ответственности» [Macaluso, Wanat, 1979]. С другой стороны, религиозное участие может приводить и к участию политическому, поскольку у человека формируется «привычка участвовать». Несмотря на свою популярность, бихевиоральное измерение религиозности неоднократно подвергалось критике, прежде всего, за невозможность корректного сравнения религиозного участия представителей разных религиозных конфессий. Религии предъявляют к своим последователям абсолютно разные требования в том, что касается совершения религиозных ритуалов (обязательности посещения религиозных 33 служб или совершения молитвы): к примеру, действия, которые являются обязательными для мусульманина, не будут такими для буддиста [Esmer, Pettersson, 2007]. В то время как православные христиане должны регулярно участвовать в таинствах, для мусульман обязательным является посещение мечети в пятницу ради проповеди, но в буддийской традиции посещение храма (хурула) предусмотрено только по праздникам. Аналогично, в некоторых локальных сообществах посещение религиозных мероприятий будет скорее индикатором следования социальным, а не религиозным нормам и традициям. С другой стороны, простой подсчет числа посещений религиозных мероприятий ни в коей мере не отражает тех верований, которые лежат в основе религиозных воззрений индивида: вне поля зрения остается мотивация индивида к религиозному участию и действительная степень его религиозности. Исповедовать фундаменталистские взгляды можно и без регулярного посещения церкви, равно как и регулярно участвовать в делах своей умеренной по взглядам общины и быть активным религиозным модернистом. Отсутствие в месте проживания индивида церкви или мечети негативно скажется на его уровне религиозного участия, однако не повлияет на верования и индивидуальные религиозные практики, такие как совершение молитвы или медитации, а также соблюдение поста. Другим основанием для критики является разнонаправленный эффект, который религиозное участие может оказывать на участие политическое. Для того чтобы религиозное участие положительно влияло на политическое, необходим вспомогательный социальный капитал (binding social capital), т.е. действия членов общины должны быть направлены вовне. Такое возможно, если в общине существуют социальные программы, направленные на помощь бедным или бездомным, которые будут включать общину во взаимодействие с другими социальными группами и миром политики. Напротив, если община замыкается в себе, а ее члены уделяют все свое время 34 религиозным практикам, то формируется связующий социальный капитал (bonding social capital), и включается «эффект замещения» политического участия религиозным [Guth et al., 2002; Putnam, 1995]. Наконец, игнорирование содержательной стороны религиозности и фокусирование исключительно на поведенческих характеристиках индивидов приводит к тому, что включенность индивида в религиозную общину становится неотличимой от включенности в деятельность, к примеру, клуба садоводов в плане влияния на политическое участие. Во всех случаях формируется некоторый тип социального капитала, который положительно (binding) или отрицательно (bonding) влияет на гражданскую ответственность и склонность к политическому участию, но это уже не имеет отношения непосредственно к религиозности [Putnam, 1995]. Критики «простых» пониманий религиозности предлагают обратить внимание на содержательную сторону религиозности, а не только на количественные ее проявления и религиозную аффилиацию [Driskell, Embry, Lyon, 2008; Guth et al., 2002]. Именно религиозные верования составляют принципиальную разницу между религиями и в значительной степени предопределяют поведенческие паттерны верующих. Существует множество вариантов операционализации религиозных верований. Например, Дж. Гут, Л. Кельстедт, Дж. Грин и К. Шмидт предлагают делить религиозных людей на две группы: ориентированных на «мир небесный» («традиционалисты») и на «мир земной» («либералы»). В этой логике традиционалисты будут менее склонны к политическому участию, предпочитая сфокусироваться на спасении души. «Религиозные либералы», напротив, заинтересованы в земной жизни; либеральный клир ведет себя более активно, в частности, пропагандируя ответственное отношение к выборам. Р. Дрискелл, Э. Эмбри и Л. Лион понимают религиозные верования, вопервых, как представления о том, вовлечен ли Бог в земные дела, и, во35 вторых, как отношение к священным текстам, операционализируемое как склонность к буквальной или литературной трактовке. Индивиды, которые верят в предопределенность, в меньшей степени будут склонны к политическому участию, в отличие от тех, кто верит в «неактивного Бога» и в большей степени мотивированы предпринимать какие-то действия самостоятельно. Таким образом, буквальное понимание религиозных текстов является еще одним способом выявления среди верующих традиционалистов и фундаменталистов . То, во что люди верят, несомненно, является самым точным определением религиозности. Однако верования гораздо сложнее зафиксировать эмпирически, чем принадлежность к религиозной традиции или соблюдение религиозных ритуалов. Чрезвычайно сложно сформулировать такой вопрос о сути религиозных верований, чтобы, вопервых, ответ на него был бы информативен и полезен, и, во-вторых, этот вопрос можно было бы задать представителям разных конфессий и получить сравнимые ответы. В международных массовых опросах тема верований представлена очень узко: вопросы в основном касаются веры в Бога и загробную жизнь. Использующиеся на сегодняшний день формулировки вопросов о верованиях не позволяют провести корректный межконфессиональный и межстрановой анализ. Влияние верований индивида на политическое участие может быть разнонаправленным, также как и эффект религиозного участия. Если раньше считалось, что религиозный фундаментализм ведет к абсентеизму, потому что община замыкается в себе, то сегодня религиозные консерваторы активно участвуют в политическом процессе, особенно когда в повестку дня включаются такие вопросы, как допустимость абортов, права женщин и сексуальных меньшинств [Guth et al., 2002]. Таким образом, приверженность фундаменталистским или, напротив, либеральным религиозным взглядам вряд ли повлияет на общую склонность к политическому участию, однако 36 сможет предопределить политические взгляды и типы политического участия. Из-за того, что верования и религиозное участие различаются между конфессиями, в международных массовых опросах часто присутствует дополнительный индикатор степени религиозности индивида – насколько респондент сам себя считает религиозным или насколько для него важна религия [Пруцкова, 2012]. Такая постановка вопроса позволяет респонденту выразить свое субъективное отношение к религии, а результаты могут быть сопоставимы между представителями разных конфессий без учета содержательной стороны религиозности. Сложность здесь представляет шкала ответов, которая предлагает респонденту оценить свою религиозность от 0 (религия совсем не важна) до 10 (религия очень важна). Однако существует ли какая-то разница на этой шкале между 6 и 7 баллами, а главное, все ли респонденты понимают эту разницу одинаково? Идеального индикатора религиозности не существует, поэтому в начале 2000-х годов исследователи стали все чаще применять комплексный подход к операционализации религиозности, подразумевающий одновременное использование религиозной принадлежности, религиозного участия и верований в качестве переменных, объясняющих склонность людей к политическому участию [Driskell, Embry, Lyon, 2008; Guth et al., 2002]. Одновременное включение этих переменных в статистический анализ позволяет сравнить эффект, который разные грани религиозности оказывают на политическое участие индивидов, и выявить, какой из религиозных предикторов объясняет политическое участие лучше. 37 Российская специфика религиозности Рассмотренные выше теории взаимосвязи религиозности и политического участия работают для США и стран Западной Европы, однако в России и религиозность, и политической участие по своей специфике от них серьезно отличаются. Таким образом, необходимо выявить характерные черты российской религиозности и политического участия, чтобы понять, какие факторы нужно иметь в виду при проведении эмпирического анализа. Прежде всего, говоря о специфике российской религиозности, нужно заметить, что тренды будут различаться между представителями крупных и малых конфессий. В группу «крупных» конфессий попадут православное христианство, ислам и буддизм. К малым российским конфессиям относятся протестантизм, католицизм и иудаизм. По данным проекта Европейское Социальное Исследование (European Social Survey) в 2012 году Православие исповедовали 45% россиян, ислам – 10%, а буддизм – около 0,5% [European Social Survey. 6th round, 2012]. Несмотря на малочисленность последователей буддизма в масштабах России, в ходе опроса исследовательской службы «Среда» в 2012 году 61,8% жителей республики Тыва отнесли себя к последователям буддизма, в Калмыкии таких оказалось 37,6%, а в Бурятии – почти 20% [Арена. Атлас религий и национальностей России, 2012]. Таким образом, несмотря на малый процент буддистов в общем населении страны, существуют такие районы, где буддисты являются большой религиозной группой, создают свои общины и транслируют буддийские практики и нормы на социальные отношения. Буддисты преимущественно проживают в сельской местности, а потому имеют меньше возможностей для политического участия в сравнении с городскими жителями [Арена. Атлас религий и национальностей России, 2012]. 38 Ислам распространен в республиках Северного Кавказа, а также в Башкортостане и Татарстане. Если национальные республики Поволжья характеризуются довольно высокими показателями урбанизации (61,1% городских жителей в Башкирии и 75,9% в Татарстане), то для регионов Северного Кавказа в целом свойственна высокая доля сельского населения. Так, процент городских жителей в среднем по федеральному округу составляет 49%. При этом больше всего сельских жителей в Ингушетии (60,1%), а меньше всего в Северной Осетии (36,1%) [Демографический ежегодник России - 2013 год, 2013]. Таким образом, расселение значительной части населения «исламских регионов» в сельской местности ограничивает возможности политического участия, что, вкупе с традиционалистским настроем жителей этих регионов и одобрительным отношением к институтам власти, приводит к проявлению политического участия исключительно в конвенциональной плоскости и только в защиту status-quo [Козлов, 2008]. Преобладание позитивного отношения к власти среди последователей исламской религиозной традиции характерно не только для России, но, к примеру, для Великобритании, где мусульмане статистически более склонны доверять основным институтам власти в сравнении с представителями других конфессий [Li, Marsh, 2008: 264]. В таблице 2 сравнивается степень доверия Государственной Думе РФ между представителями основных российских конфессий, а также атеистами. Из таблицы видно, что доля мусульман, в целом доверяющих Госдуме значительно больше, чем среди представителей других групп. 43,9% российских мусульман склонны болееменее доверять Госдуме, в то время как среди православных респондентов таких оказалось уже только 36,9%, среди буддистов – 33,9%, а среди атеистов – 31,5%. Таким образом, российские атеисты оказываются самой критически настроенной категорией граждан, а мусульмане, напротив, настроены максимально одобрительно. 39 Таб. 2. Различия в уровне доверия Госдуме между представителями разных российских конфессий Насколько Вы доверяете Государственной Думе? Православные Низкое доверие (%) Высокое доверие (%) Кол-во наблюдений Мусульмане Буддисты 55,9 43,9 218,5 66,1 33,9 10,4 63 36,9 1043,1 Атеисты Среднее по России 68,5 31,5 976 64,8 35,2 2288,4 Источник: European Social Survey, 6 круг, с использованием весов (дизайн исследования и численность населения для межстранового сравнения) Наиболее «православными» регионами России на сегодняшний день являются Тамбовская область (78,4% жителей области), Липецкая (71,3%), Нижегородская (69,2%), Пензенская (69,2%), Курская (68,7%) области, а также республика Мордовия (68,6%), т.е. регионы центральной части России [Арена. Атлас религий и национальностей России, 2012]. Здесь также доля сельского населения находится в положительной корреляции с долей православного населения: к примеру, более 40% жителей Тамбовской, которая является самым православным регионом современной России, проживают в сельской местности. Для сравнения, в высоко урбанизированной Ярославской области (18,1% сельского населения) православными себя назвали только 32,6% респондентов [Демографический ежегодник России - 2013 год, 2013]. В сельской местности регулярное посещение храма может быть затруднительны в силу транспортных проблем поэтому, как правило, уровень религиозного участия среди православных в сельской местности ниже, в сравнении с городом. Говоря религиозности, о содержательной прежде всего, стороне стоит специфики отметить, что российской последователи традиционных для России религиозных традиций (православие, ислам, буддизм) не сильно отличаются друг друга в своих ценностях, несмотря на то, что исповедуют принципиально разные религии. Это может быть следствием, во-первых, векового опыта совместного проживания. Так, Ю. 40 Синелина, на основании анализа данных по регионам Поволжья, пришла к выводу, что жизненные ценности мусульман и православных в этих регионах очень близки: на первом месте идут ценности человеческого общения, затем «стремление к справедливости и признание того, что материальное благосостояние человека - основа его независимости» [Синелина, 2009: 95]. Общий уровень религиозности последователей этих традиций в Поволжье также очень близок при том, что православные несколько больше склонны к религиозному участию, а мусульмане более ответственно относятся к совершению молитвы и чтению священных текстов. С другой стороны, общей специфической чертой для традиционных российских конфессий является противоречивость религиозных верований. По словам Е. Кублицкой, вера, конфессиональная принадлежность и отношение к религии часто противоречат друг другу в индивидуальном сознании [Кублицкая, 2009: 100]. Так, например, респондент, назвавший себя православным, может совсем не совершать предписанных его религиозной традицией ритуалов, в принципе не знать христианские догматы и при этом верить в переселение душ. Мусульмане, православные и буддисты верят в магию, приметы, посещают гадалок и экстрасенсов. Говоря о православии, можно отметить, что процесс принятия основных христианских догматов идет очень тяжело: большинство православных россиян догматов не знает, а также не может перечислить ни семь смертных грехов, ни все десять заповедей [Каариайнен, Фурман, 2007: 78]. Среди мусульман и буддистов наблюдаются сходные тенденции, поскольку все эти религии в конце 1980-х – начале 1990-х работали на увеличение количества своих последователей и представляли из себя некий аналог религиозных catch-all-parties. Однако, у всех этих конфессий в период российского религиозного возрождения принципиально не хватало ресурсов для религиозного образования и просвещения новых последователей. Духовенство серьезно пострадало за годы советской 41 власти: действительно хорошо образованные священнослужители стали редкостью, поскольку сами религии переместились из городов в сельскую местность, маргинализировались. С другой стороны, немногочисленные храмы, мечети, хурулы не могли вместить в себя множество новых верующих, как физически не хватало всем новым верующим и внимания духовенства, разъяснения основных принципов выбранной религиозной традиции. Наряду с «мировоззренческой кашей», традиционные для России религии характеризуются общим низким уровнем религиозного участия последователей. Так, например, среди россиян, относящих себя к православию, исламу и буддизму, хоть с какой-то периодичностью посещают религиозные мероприятия менее 30% [Гаврилов и др., 2005]. Для сравнения, среди последователей малых российских конфессий (католики и протестанты) уровень религиозного участия значительно выше – более 50%. Последователи протестантской и католической традиций также более прилежно следуют основным предписаниям своих религий, отчасти из-за высокой степени дисциплины и консолидации, свойственных этим общинам, но также и из-за менее строгой обрядовой системы, соблюдение которой не требует серьезных усилий и ограничений [Кофанова, Мчедлова, 2010]. Наконец, общины традиционных российских религий гораздо реже бывают сплоченными, если сравнивать с общинами протестантов и католиков, для которых очень важны внебогослужебные внутриобщинные связи. Е. Пруцкова и И. Забаев исследовали факторы, влияющие на формирование сплоченных общин при московских православных храмах. Оказалось, что сплоченность общины зависит от местоположения храма, количества прихожан и личности настоятеля. Так, в «сильные» общины чаще встречаются в центре Москвы, куда прихожанам нужно специально ездить, в то время как храмы в спальных районах реже характеризуются консолидированными общинами, поскольку москвичи посещают их, скорее, по принципу территориальной, но не духовной близости. Если при храме 42 много прихожан и много священников, то единой общины не складывается: приход разбивается на несколько непересекающихся между собой религиозных групп, следующих за разными священниками. Однако, если приход невелик, то вероятность создания «сильной» общины выше в силу возможности установления межличностных контактов между прихожанами. Настоятель-харизматик также увеличивает вероятность консолидации прихожан: они собираются вокруг него. Наличие же разных вариантов внебогослужебной активности, напротив, негативно сказывается на внутриобщинной консолидации, поскольку внутри прихода формируется опять же несколько групп прихожан, занятых разными видами деятельности, которые не пересекаются и не устанавливают между собой контактов [Забаев, Пруцкова, 2013]. Своеобразная черта российской религиозности, которую отмечают многие исследователи [Гаврилов и др., 2005; Кублицкая, 2009; Мчедлова, 2009; Филатов, Лункин, 2005] состоит в том, что в российском массовом сознании религиозная идентичность подменяется культурной и даже этнической. Ценностный и идеологический вакуум 1990-х годов, явившийся следствием распада СССР и потери объединяющей население идеи, привел к необходимости для граждан выбора своей идентичности. Апелляция к культурным и религиозным корням представляет собой достаточно простой способ формирования идентичности. «Исторически традиционные конфессии в массовом сознании занимают место культурообразующей составляющей в общей системе ценностей духовной жизни того или иного народа» [Кублицкая, 2009: 103]. Иными словами, если респондент считает себя русским, то для него это тождественно принадлежности к православной культурной традиции, а если, татарином, то это тождественно принадлежности к исламу [Гаврилов и др., 2005: 50]. С другой стороны, распад СССР привел к тому, что для множества людей стало непонятно, к какой большой социальной группе себя отнести. Идея новых государств, 43 возникших на постсоветском пространстве, как неких целостных групп, не нашла массовой поддержки среди населения. Логичным примером в этой связи будет консолидации использование граждан Б. Ельциным термина многонациональной и «россияне» для многоконфессиональной страны. Однако этот конструкт не получил единогласного одобрения и для многих граждан России не стал достойной заменой «советской идентичности». В связи с этим, как предполагает Н. Зоркая, религиозная идентичность может быть даже «субститутом гражданской идентичности общества, так как в нем отсутствуют современные демократические институты, закон заменяет административный произвол и насилие, а значительная его часть пребывает в домодерном (в социальном и культурном плане) состоянии» [Зоркая, 2013: 92]. Обращение к религиозным традициям прошлого, своим корням, может быть также попыткой обрести стабильность и найти повод для самоуважения в истории своего народа. C другой стороны, обращение к православию и исламу как культурообразующим традициям отлично укладывается в логику десекуляризации вследствие внешнего шока. Население России в 1990-х годах испытало привычного множество уклада и потрясений, падения связанных уровня жизни, с с разрушением появлением неопределенности. Поворот к религии был логичным и доступным способом справиться с бытовыми проблемами, преодолеть фрустрацию. Религии в современном нестабильном мире предлагают своим последователям четкие поведенческие системы, следование которым приводит к определенному результату-вознаграждению. Религии представляют собой социальный и психологический буфер или компенсаторный механизм, с помощью которого человек может справиться с насущными проблемами [Chen, Lind, 2005; Clark, Lelkes, 2005; Scheve, Stasavage, 2006]. Такое понимание религиозности и следования религиозным нормам предполагает, что верующие эти нормы, как минимум, знают, что не совсем соотносится с российскими реалиями. 44 Однако в условиях современной России религия не предоставляет какой-то упорядоченной системы или «моральной архитектуры» своим последователям, но при этом люди все равно обращаются к вере, чтобы обрести уверенность [Кофанова, Мчедлова, 2010: 218]. В поддержку тезиса о традиционных российских религиях как субституте культурно-цивилизационной идентичности можно привести данные социологических опросов, которые регулярно фиксируют расхождения между, например, процентом православных и процентом верующих в традиционно православных регионах. Так, в Вологодской области в 2005 году 94% опрошенных отнесли себя к православию, однако доля верящих в Бога в этом же регионе составила всего 46%: более половины вологодских «православных» выразили свою культурную и, возможно, идеологическую идентичность, но не религиозную [Кублицкая, 2009: 104]. С другой стороны, рост самоидентификации с религиозной традицией может быть связан с усилением этнических и национальных конфликтов в регионе как следствие роста национального самосознания. Для того чтобы соотнести себя с определенной стороной конфликта, люди обращаются к религиозной идентичности, поскольку она, как правило, неразрывно связана с этнической. показал «Как анализ эмпирических данных, эта идентичность укрепляется независимо от мотивов в конфликтах этнических групп: от "национального социальной возрождения" и "чистоты рядов" до конфликтов на почве ("коренизация" кадров или "захват" рабочих мест мигрантами у местного населения и т.д.)» [Кублицкая, 2009: 100]. Рассмотрев специфику религиозности представителей традиционных российских конфессий, обратимся к основным «малым» российским конфессиям – протестантам, католикам и иудеям. Основополагающей чертой этих конфессий является высокая степень внутриобщинной сплоченности: последователи этих традиций, как правило, сильно вовлечены в дела своей общины. Религиозные верования представителей малых конфессий, в 45 сравнении с традиционными, кажутся совсем не противоречивыми. По сравнению с последователями традиционных российских религий, протестанты, католики и иудеи лучше знакомы со священными текстами своих традиций, а также более осведомлены о поведенческих нормах своей религии. Высокая (в сравнении с массовыми российскими конфессиями) степень сознательности религиозных меньшинств может быть следствием более индивидуального подхода к новым верующим со стороны духовенства. Малые конфессии на рубеже 1980-1990-х, безусловно, старались привлечь как можно большее число последователей, однако находили ресурсы и для просвещения новых верующих, и для создания крепких религиозных общин. К примеру, пытаясь укорениться в стране, для которой протестантизм не был «традиционной» религией, протестантские общины в начале 1990-х искали в российской истории образ аутентичного «истинного христианина», которого можно было бы поставить в пример верующим и который не вызывал бы у них культурного неприятия [Филатов, 2004]. Более того, российский протестантизм характеризуется повышенным интересом к богословским вопросам среди верующих в сравнении с традиционными религиями. Протестанты священных объединяются текстов и в неформальные самостоятельно группы пытаются по найти изучению истину. Протестантские общины активно участвуют в социальной жизни страны, помогая бедным и больным. Но что гораздо важнее для данной работы, протестантские общины также принимают участие в политике. В отличии от других конфессий, которые, как правило, открыто не выражают симпатий каким-то политическим силам, протестанты в конце 1990-х годов активно сотрудничали с политическими партиями «Яблоко» и «СПС». Так, например, на выборах в Госдуму 1999 года методистская община Екатеринбурга не только открыто поддержала «Яблоко», но и участвовала в работе предвыборного штаба [Филатов, 2004]. 46 По данным социологических опросов католиками себя в России называют около 0,5-1% респондентов [Арена. Атлас религий и национальностей России, 2012; European Social Survey. 6th round, 2012; World Values Survey. 6th wave, 2014]. Причем доля респондентов-католиков больше доли россиян, которые могут быть отнесены к католицизму на основании этнической принадлежности (испанцы, литовцы, часть немцев и т.п.): среди последователей этой традиции есть и стабильный процент русских респондентов. Как и для протестантов, для католиков важна крепкая община. По мнению С. Филатова, «католическое духовенство в каждом приходе обязательно создает сплоченную общину, хотя в редких случаях они превышают 500 человек (во Владивостоке, Красноярске, Иркутске, Перми, Оренбурге). Всего таких крупных общин в России не больше двадцати. Но большинство их насчитывает от 20 до 200 человек» [Филатов, Лункин, 2005: 43]. Таким образом, малые российские конфессии отличаются высоким уровнем внутриобщинной сплоченности, вследствие противостояния враждебному окружающему миру, исповедующему другие ценности. Можно ожидать, что при проведении количественного исследования специфики взаимосвязи религиозности и политического участия среди последователей малых российских конфессий на основании репрезентативной выборки по каждой конфессии, дисперсия склонности к политическому участию окажется меньше, чем среди представителей массовых российских религий. В случае России внутриобщинная сплоченность как раз должна приводить к политическому единообразию в том, что касается видов и направленности политического участия. Обобщая, стоит сказать, что специфика российской религиозности сегодня состоит в исключительной противоречивости. Религиозная идентичность оказывается на самом деле культурной и национальной. Последователи традиционных российских религий в большинстве своем 47 плохо осведомлены о нормах и ритуалах своих традиций, редко посещают религиозные мероприятия. Религиозные же меньшинства, напротив, более сознательны в своем выборе религиозной традиции и гораздо больше участвуют в жизни своей общины. Наконец, отличным примером противоречивости российской религиозности может быть тот факт, что респонденты, которые относят себя к неверующим, могут изредка посещать х или молиться, в то время как «верующие» будут игнорировать религиозное участие как таковое [Мчедлова, 2009: 79]. 48 Российская специфика политического участия По аналогии с всплеском религиозности среди россиян после распада СССР, можно отметить, что тот же период охарактеризовался и значительным ростом политического участия. Также как и религиозное возрождение, политическое «возрождение» пошло на спад во второй половине 1990-х гг. Понимание причин и возрождения, и спада необходимо для выявления современной специфики политического участия в России. Итак, советский период характеризовался массовым политическим участием, как характерной чертой мобилизационного тоталитарного режима. Участвовать в политике было необходимо, но коридор возможностей задавался государством и включал в себя лишь комплекс действий по выражению поддержки режиму. Явка на безальтернативные выборы часто превышала 99%, что однако нисколько не свидетельствовало о реальной мотивации граждан участвовать в политике. Многие исследователи характеризуют политическое участие периода СССР как прагматически мотивированное: занимать активную политическую позицию и участвовать в политических мероприятиях было необходимо для карьерного роста и улучшения бытовых условий [Баталов, 2002; Холмская, 1999; Шевченко, 1998]. Конвенциональное политическое участие в то время сводилось к голосованию и участию в демонстрациях, выступлению с идеологически верными инициативами на местном уровне. Неконвенциальное же участие включало в себя разнообразные проявления диссидентства. Перестройка дала возможность советским гражданам не только совершать политические действия, но и выбирать, какие действия совершать и кого поддерживать. Таким образом, начало 1990-х годов соединило в себе две характеристики пост-советских граждан: привычку к политическому участию, воспитанную советской системой, а также свободу выбирать тип и направленность политического участия. Описываемый период характеризуется множеством демонстраций, протестов, забастовок, штурмов 49 и других видом политического активизма. С другой стороны, граждане, получившие возможность выбирать, с радостью пользовались избирательным правом, даже выражая с его помощью несогласие с политикой власти – отдавая голоса оппозиции (сначала ЛДПР в 1993г., потом КПРФ в 1995г.). Однако демократизация режима привела к тому, что политические дискуссии переместились с улиц и площадей в законодательные органы после получения лидерами протеста депутатских кресел. Гражданам больше не нужно было выходить на улицу и принимать участие в каких-то политических мероприятиях, чтобы послушать, о чем говорят политические лидеры. Все эти обсуждения стали доступными в телетрансляциях заседаний сначала Народных депутатов, потом депутатов Государственной Думы. Таким образом, дискуссии переместились из публичных пространств в телеэфир, а законодательная власть и избиратели начали дистанцироваться. Таким образом, со второй половины 1990-х годов наблюдается снижение политического участия вследствие совокупности причин. Вопервых, интерес россиян к политике начал слабеть по мере ухудшения благосостояния подавляющего большинства граждан: вопросы быта заменили вопросы о политическом курсе и демократических перспективах. Необходимость зарабатывания денег привела к тому, что во второй половине 1990-х большая часть бывших активных участников политического процесса была из него вытеснена из-за нехватки времени. Население фактически самоустраняется из сферы политики, используя все доступные ресурсы для построения личного благосостояния. Таким образом, с конца 1990-х – начала 2000-х активными участниками политического процесса остались только социально-экономические «низы», проигравшие от либерализации и в большей мере зависящие от государства, чем представители условного среднего класса и более обеспеченных слоев общества, которые связывали свое материальное 50 благополучие с собственными усилиями, а не государственной политикой [Петухов, 2000]. Именно в конце 1990-х отказ от политического участия становится самым распространенным типом политического участия и остается таким до массовых протестов 2011-2012гг. Во-вторых, абсентеизм может быть следствием «неэффективности» политического участия, поскольку созданные после распада СССР политические институты оказались нечувствительными к запросам и требованиям населения, а значит, затраты на политическое участие просто не окупались: власть слишком оторвалась от людей. Массовый отказ россиян от участия в политике в этот период также объясняют разочарованием в демократических институтах, которое граждане РФ испытали после значительного ухудшения экономического положения. Голосование, однако, остается единственным массовым видом политического участия, с помощью которого граждане, в том числе, и выражали протест против выбранного Б. Ельциным и его командой политического курса, голосуя за КПРФ на парламентских выборах и за Г. Зюганова на президентских. Так, явка на федеральных выборах не падала ниже 60%, в то время как количество граждан, принимавших участие в других видах политического активизма можно оценить в 3-10% [Гельман, 2001]. Таким образом, в промежутках между выборами россияне в политике никак не участвовали, а после отмены губернаторских выборов в 2003г. дистанцировались и от региональной политики. Социально-демографическая специфика политического участия в России за последние 20 лет изменилась не сильно. Прежде всего, наиболее активными участниками политического процесса являются пожилые люди, обладающие достаточным временным ресурсом для политического активизма. Пенсионеры также имеют продолжительный опыт выживания в советской политической системе, имеют привычку участвовать [Шевченко, 2000]. С другой стороны, именно пенсионеры сильно пострадали от экономических реформ 1990-х годов и имели все причины свое недовольство 51 публично выражать. Это черта пожилых людей в 2000-х вылилась в массовые протесты против монетизации льгот. Таким образом, склонность к политическому участию находится в положительной взаимосвязи с возрастом: молодежь политикой интересуется слабо, фокусируясь на вопросах карьеры и успеха. Более обеспеченные материально россияне предпочитают от участия в политике уклоняться, решая свои вопросы неформально – через личные контакты с представителями власти. При этом, бедные и маргинальные слои в политике участвуют активно, поскольку у них в этом есть заинтересованность и издержки участия для них не так высоки. Также в России наблюдается раскол город – село в отношении политического участия, поскольку население городов, особенно крупных, имеет возможности для политического участия, помимо выборов. Жители городов имеют доступ к информации, относительно разнообразным источникам. В то время как жизнь в сельской местности сужает возможности для участия, к примеру, в демонстрациях. Негородское население России, кроме голосования, может в экстренных случаях устраивать демонстрации и протесты, даже сопровождающиеся насилием. Как правило, выступления негородских жителей являются следствием нерешенности чрезвычайно острых социальных проблем, например, этнических, как в станице Кущевская. Наконец, специфика российского политического участия объясняется патерналистским отношением населения к власти, которая воспринимается не как партнер, а как либо источник благ и ресурсов, либо как враг. Таким образом, политическое участие принимает соответственно либо характер конформистский, направленный на поддержание status quo, либо протестный, выражающийся в сопротивлении практически любым инициативам со стороны 52 власти. Причем люди, воспринимающие государство исключительно в качестве источника благ, как правило, поддерживают государственную политику даже в трудной экономической и политической ситуации до тех пор, пока жить не становится совсем невыносимо и необходимым становится поиск нового источника благ. Политическое участие в российских социальных науках изучено крайне слабо: динамика интереса исследователей к этой теме повторяет динамику политического активизма в России. Подъем политического активизма в начале 1990-х годов вызвал бурный интерес в исследовательской среде, который затем сменился абсолютным затишьем в начале 2000-х – в следствие отсутствия массового политического участия как класса в «эпоху стабильности». Интерес к политическому активизму возрождается в 2011 году в связи с необходимостью выявления причин массового участия россиян в акциях протеста против фальсификаций на думских выборах, а затем – на мероприятиях сторонников режима. Основываясь на результатах социологических опросов, можно говорить о том, что даже после сезона протестов 2011-2012гг. граждане России участвуют в политике неохотно и достаточно консервативно (см. таб. 3). Наиболее популярным типом политического участия остается голосование на выборах: так по результатам опросов Европейского Социального Исследования почти 64% россиян голосовали на выборах депутатов Госдумы в декабре 2011г. Все остальные типы политического участия распространены гораздо меньше: следующим по популярности после голосования политическим действием является обращение в органы власти, и это действие в 2011 году совершили всего 7,4% респондентов. Тем не менее, в периоды между выборами подача жалоб и обращений является самым стабильным видом политического участия [Henry, 2012]. С одной стороны, можно критиковать включение обращений в органы власти по поводу какихто бытовых проблем в политическое участие, однако давление на местные 53 органы власти из-за протекающей крыши или незаконной парковки также является способом оказания влияния на власть. Таб. 3. Опыт политического участия россиян в 2012 году Можно по-разному пытаться улучшить положение дел в России или избежать принятия неправильных решений. Предпринимали ли Вы на протяжении последних 12 месяцев что-либо из того, что я сейчас назову? Голосовали на последних выборах в Госдуму в декабре 2011 года? Обращались ли Вы к конкретному политику или в общероссийские или местные органы власти? Подписывали петиции, обращения, открытые письма? Принимали участие в работе какой-либо другой общественной организации или объединения? Носили или вывешивали символику какой-либо политической, социальной, гражданской, экологической или какой-либо иной акции или организации и т.п.? Принимали участие в разрешенных демонстрациях? Бойкотировали, отказывались от покупки или потребления каких-либо товаров или услуг, чтобы выразить свой протест? Принимали участие в работе политической партии, группы, движения? Да 63,8 Нет 30,2 7,4 6 92,6 94 5,7 94,3 5,1 4,3 94,9 95,7 4 3,3 96 96,7 Источник: European Social Survey, 6 круг, Россия С осени 2011 года в политику начинает включаться молодежь, которая раньше была в нее вовлечена только с помощью провластных молодежных движений (НАШИ, «Идущие вместе», «Молодая Гвардия» и т.п.). На митингах оппозиции сезона 2011-2012гг., помимо молодежи, присутствовало значительное количество людей среднего возраста и среднего достатка, которые ранее в политической жизни страны участия не принимали. Мобилизация на провластные мероприятия того периода проводилась по схеме, сходной с применявшейся в Советском Союзе: для обеспечения массовости использовался административный ресурс и принуждение, а не только агитация среди потенциальных сторонников [Smyth, Sobolev, Soboleva, 2013]. В некоммерческих организациях мужчины чаще всего выступают в роли инициаторов, в то время как женщины являются исполнителями [Гражданское общество – ресурс развития России, 2013]. Жители России не любят участвовать в демонстрациях и митингах, делают 54 это только в крайних случаях. Более того, для россиян характерно недоверие к подписанию петиций и открытых писем. Подводя итоги, стоит добавить, что не только религиозные верования россиян характеризуются высокой степенью противоречивости, но и их политические предпочтения. Так, например, в 1998 году сторонниками сочетания разных политических идей себя назвали более 20% россиян из разных социально-экономических групп [Петухов, 2000]. При этом неизвестно, какая доля тех, кто себя с определенной идеологией соотнес, действительно исповедует взгляды, соответствующие этой идеологии, а не разбавляет их противоречивыми идеологическими установками, не отдавая себе в этом отчета. 55 Глава 2. Количественный анализ Гипотезы Рассмотренные теоретические подходы предлагают множество вариантов того, как религиозность может влиять на политическое участие, и теперь нам важно понять, характерна ли такая взаимосвязь для современной России? Первой гипотезой является предположение о том, что религиозность оказывает влияние на политическое участие россиян (Н1): ценности верующих и неверующих, посещающих религиозные мероприятия и не принадлежащих к религиозным общинам могут различаться, что в свою очередь может оказывать влияние на склонность этих людей к политическому участию. Однако приведенный в предыдущей главе анализ специфики российской религиозности показывает, что религиозное сознание большинства россиян противоречиво, а религиозная аффилиация часто является субститутом культурной или национальной идентичности. Таким образом, самоидентификация человека с какой-то религиозной традицией может ничего не говорить о его верованиях и ценностях, но степень религиозности является скорее личной, индивидуальной и более осмысленной характеристикой человека: он самостоятельно выбирает, насколько сильно верить и как много времени уделять духовным практикам. Исходя из этого, предположим, что степень религиозности человека является более значимым предиктором политического участия в России в сравнении с конфессиональной принадлежностью (Н2). Наконец, общины массовых российских религиозных традиций характеризуются низким уровнем политизированности: в них не принято агитировать за кандидатов или партии, организовывать коллективное действие в поддержку избирательных кампаний. Это означает, что вовлеченность человека в дела общины вряд ли будет положительно влиять на его склонность к участию в политике. Если для человека важна религия, он часто посещает религиозные службы и 56 мероприятия, на которых его не призывают участвовать, то он будет уделять свое время скорее религии, нежели политике. Итак, последняя гипотеза заключается в том, что степень религиозности находится в отрицательной взаимосвязи с политическим участием: чем чаще человек посещает религиозные службы и чем важнее для него Бог и религия, тем меньше он будет склонен к политическому участию (Н3). Описание массива данных Для проведения статистического анализа в работе используются данные проекта Европейское Социальное Исследование (European Social Survey), опросы в рамках шестой волны которого прошли осенью 2012 года. После обработки база по России содержит более 1800 наблюдений, где в качестве единиц анализа выступают индивиды. Для проверки устойчивости статистической модели во времени будут использоваться данные опросов ESS по 2010 и 2008 годам в России. Европейское Социальное Исследование было выбрано в качестве источника данных по нескольким причинам. Во-первых, в структуре опросника ESS присутствуют одновременно достаточно широкие блоки вопросов про религиозность и политическое участие, в то время как в других международных исследованиях политическое участие, как правило, не охватывается. Например, в ISSP (International Social Survey Program) включает в себя хороший блок вопросов о религиозности респондента, но в качестве индикатора политического участия из этого исследования может выступать только голосование индивида на прошедших выборах, что не отражает всей полноты концепта «политическое участие». Аналогично, в WVS (World Values Survey) входит множество вопросов о религиозности, но политическое участие измеряется не как совершение или несовершение какого-то политического действия, но как отношение к участию в 57 демонстрациях, подписанию петиций, бойкотированию. Респондент может ответить, что, например, он никогда не стал бы участвовать в демонстрации или скорее принял бы участие или же, что у него уже есть опыт участия в демонстрациях. Однако существует большая разница, между тем, чтобы теоретически выражать одобрение каким-то видам политических действий, и тем, чтобы эти действия совершать. При этом респонденту не устанавливаются никакие временные рамки, а значит, опыт участия в политике десять лет назад может совсем не отражать склонность респондента к политическому участию на момент проведения опроса. Во-вторых, качество данных, предоставляемых ESS, можно оценить как довольно высокое: опросы проводятся по случайной репрезентативной выборке, квоты принципиально не используются. Более того, формулировки вопросов являются выверенными, а восприятие их – сопоставимым среди представителей разных языковых групп. Единственным серьезным недостатком ESS является отсутствие вопросов о религиозных верованиях респондентов, что обязывает нас ограничиться пониманием религиозности как конфессиональной принадлежности, религиозного участия, совершения молитвы, а также религиозной самоидентификации. Наконец, опросы ESS проводятся с периодичностью раз в два года, а самые актуальные данные охватывают 2012 год, который в России был отмечен ростом политической активности среди как сторонников действующего режима, так и среди оппозиционеров. В декабре 2011 года прошли выборы депутатов Государственной Думы, а в марте 2012 года – выборы Президента РФ, а также выборы в муниципальные органы власти. Таким образом, граждане России в 2012 году имели множество поводов и возможностей совершить политические действия, как минимум, проголосовать на выборах любого уровня, а также посетить митинг сторонников или противников режима. Более того, в феврале 2012 года прошел «панк-молебен» группы Pussy Riot в Храме Христа Спасителя, 58 вызвавший ожесточенную дискуссию между защитниками и критиками Русской православной церкви. Впоследствии возбуждение уголовного дела и суд над участницами группы лишь усилили общественную поляризацию, еще сильнее разделив условных атеистов и условных православных. Наконец, в апреле 2012 года произошел скандал с часами Патриарха Кирилла, которые «исчезли» с фотографии, опубликованной на сайте Московской Патриархии. Таким образом, именно в 2012 году становится заметным общественный дискурс противопоставления религиозных и светских ценностей, касающихся, в том числе, и образа жизни, и отношения к политике. И именно на данных по 2012 году особенно интересно проверить, есть ли разница в политическом участии между православными и атеистами. Наконец, выборка ESS за 2012 год охватывает более 1800 жителей России из разных регионов и населенных пунктов, что позволяет провести количественный анализ взаимосвязи религиозности и политического участия. Одним из недостатков ESS как источника данных является отсутствие вопросов, направленных на выявление религиозных верований респондентов. Поэтому в рамках статистического анализа религиозность будет измеряться как религиозная аффилиация, а также как частота посещения религиозных мероприятий и совершения молитвы. Серьезной проблемы это не представляет, поскольку статистический анализ проводится на данных по респондентам из разных религиозных традиций, а корректных индикаторов для сравнения верований между религиями пока не предложено. С другой стороны, в выборке крайне слабо представлены малые российские конфессии, такие как буддисты, католики и протестанты, что неудивительно, если учесть, что выборка ESS репрезентативная, а доля последователей вышеперечисленных конфессий в общем населении России, по оценкам исследовательской службы «Среда», составляет 0,5% для буддистов и менее 0,5% для протестантов национальностей 59 России, и католиков 2012]. Таким [Арена. образом, Атлас религий увеличить и число наблюдений по этим группам можно было бы только за счет перекоса выборки и потери репрезентативности. Описание переменных и моделей Так как целью работы является выявление специфики влияния религиозности на политическое участие среди россиян, в статистическом анализе зависимой переменной будет политическое участие. В используемой базе данных можно выделить восемь индикаторов политического участия: 1. Обращение к конкретному политику или в общероссийские или местные органы власти; 2. Участие в работе политической партии, группы, движения; 3. Участие в работе какой-либо другой общественной организации или объединения; 4. Ношение или вывешивание символики какой-либо политической, социальной, гражданской, экологической или какой-либо иной акции или организации и т.п.; 5. Подписание петиций, обращений, открытых писем; 6. Участие в разрешенных демонстрациях; 7. Бойкот, отказ от покупки или потребления каких-либо товаров или услуг, чтобы выразить свой протест; 8. Голосование на выборах в Госдуму 2011г. Все эти переменные принимают значение равное единице, если респондент совершал действие, описанное в вопросе, за прошедший год, и равное нулю, если респондент данного политического действия не совершал. Так как эти переменные принимают только два значения и являются бинарными, то для того, чтобы проанализировать, как религиозность влияет на их значения, непосредственно в анализе необходимо будет использовать модель бинарной логистической регрессии. 60 В статистическом анализе данные переменные будут использоваться не только по отдельности, чтобы понять, как религиозность влияет на разные виды политического участия, но и в качестве аддитивного индекса политического участия. Индекс рассчитывается для каждого респондента путем суммирования положительных ответов на вопросы о совершенных политических действиях и принимает значения от нуля (респондент не совершил ни одного политического действия) до восьми (респондент совершил все перечисленные действия). Таблица 4 иллюстрирует, как часто индекс политического участия принимает те или иные значения. Большинство респондентов за исследуемый период приняли участие только в одном виде политической активности и, как правило, это было голосование на выборах в Госдуму. Никто из респондентов не участвовал во всех видах активности, и только четверо совершили семь политических действий. Более 28% индивидов из выборки в принципе не участвовали в политике за прошедший период. Таб.4. Политическое участие: описательная статистика Кол-во совершенных политических действий за прошедший год 0 1 2 3 4 5 6 7 Количество Процент в наблюдений выборке 537 28,52 1041 55,28 133 7,06 100 5,31 39 2,07 20 1,06 9 0,48 4 0,21 В качестве независимой переменной в работе выступает индивидуальная религиозность, которая операционализируется несколькими способами: как религиозная аффилиация, частота посещения религиозных мероприятий и совершения молитвы, а также как оценка индивидом религиозности. 61 собственной Рис.1. Индекс политического участия: распределение значений 60 50 40 Количество совершенных политических действий за прошедший год 30 20 10 0 0 1 2 3 4 5 6 7 Религиозная аффилиация операционализируется через ответ на следующие два вопроса: «Считаете ли Вы себя последователем какой-либо религии, вероисповедания?» и «Какой именно?». При ответе на первый вопрос выделяются люди, которые не относят себя ни к какой религиозной традиции, а второй вопрос задается только тем, кто ответил положительно на первый, и позволяет идентифицировать конфессиональную принадлежность респондента. Варианты ответа включают в себя следующие опции: православное христианство, протестантизм, католичество, другая ветвь христианства, ислам, иудаизм, буддизм, другие не-христианские религии. Респонденты, не соотносящие себя ни с какой религиозной традицией, были закодированы как «атеисты», однако надо понимать, что данное название условно. Не идентифицировать себя с конфессией могут не только атеисты, но и верующие «без церкви», самостоятельно, а также колеблющиеся, агностики. Тем не менее, отождествление таких респондентов с условными атеистами допустимо, поскольку индикатор религиозной аффилиации необходим для выявления того, является ли индивид последователем какой-то религиозной традиции и носителем соответствующих идей, а не того, является ли он верующим. Для использоваться 62 оценки вопрос степени об религиозности оценке респондента респондентом степени будет своей религиозности, в то время как религиозная аффилиация позволяет проследить, есть ли разница в политическом участии между людьми, которые соотносят себя с какими-то религиями, и теми, кто влиянию религиозных традиций непосредственно не подвержен. Таким образом, под атеистами в этой работе будут пониматься респонденты, которые не отождествляют себя ни с какой религиозной традицией и не принадлежат ни к какой религиозной общине. При обработке данных из базы были исключены респонденты соотносящие себя с иудаизмом, а также другими ветвями христианства и другими нехристианскими религиями в виду малочисленности наблюдений. Православные респонденты составляют почти половину выборки, в то время как атеисты – почти 43%. Остальные респонденты исповедуют ислам (6,37%), буддизм (0,5%), протестантизм (0,48%) и католицизм (0,16%). Из-за малочисленности последних статистического анализа трех групп следует с верующих осторожностью при проведении относиться к коэффициентам при этих религиозных традициях: попавшие в выборку представители данных традиций могут быть совсем нетипичными. Так переменная «принадлежность к религиозной традиции» по природе своей является категориальной (принимает значения из некоторого ограниченного набора категорий), то в регрессионные модели она будет включаться в качестве дамми-переменной. Базовым уровнем этой переменной во всех моделях будет атеизм (отсутствие аффилиации с какойто религией), что позволяет выявить различия в склонности к политическому участию между атеистами и людьми, которые относят себя к какой-то религиозной традиции. 63 Таб.5. Принадлежность к религиозной традиции: описательная статистика Религиозная аффилиация Атеисты/без традиции Православные Мусульмане Буддисты Католики Протестанты Всего Количество Процент в наблюдений выборке 805 936 120 10 3 9 1883 42,75 49,71 6,37 0,53 0,16 0,48 100 Рис.2. Соотношение представителей разных конфессий в выборке Буддисты, 0.53 Католики, 0.16 Протестанты, 0.48 Мусульмане, 6.37 Атеисты, 42.75 Православные, 49.71 Религиозная аффилиация совсем не означает, что человек является действительно религиозным, участвует в делах общины и соблюдает предписанные религией ритуалы. Чтобы отделить влияние, которое религиозность оказывает на политическое участие, от влияния представлений о себе в качестве православного или атеиста, в статистическом анализе используются количественные измерения религиозности. Частота посещения религиозных мероприятий отражает то, является ли индивид в принципе религиозным. Безусловно, посещение религиозных мероприятий не тождественно вовлеченности в дела общины, поскольку можно посещать религиозные службы и не контактировать при этом с другими верующими. 64 Однако, это единственный доступный нам индикатор взаимодействия индивида с другими верующими. Поэтому использование и интерпретация влияния этого индикатора на политическое участие основано на довольно серьезном допущении о том, что посещение религиозных мероприятий означает также некоторые контакты с общиной. С другой стороны, присутствие на религиозной службе автоматически является индикатором подверженности влиянию священнослужителя, который может высказывать некоторые идеи. Таким образом, об этом допущении необходимо помнить при анализе влияния частоты посещения религиозных служб на политическое участие, но не игнорировать полностью социальную природу посещения религиозных мероприятий. Для измерения используется ответ на вопрос: «Если не считать особые случаи, такие как свадьбы или похороны, как часто в последнее время Вы посещаете религиозные службы?». Подобная постановка позволяет оценить религиозное участие индивида, и «отсеять» респондентов, посещающих свадьбы и похороны. В свою очередь, частота совершения молитвы это скорее личное, а не социальное измерение религиозности, как в случае посещения религиозных мероприятий. Для регулярного совершения молитвы вне стен храма необходимо чувство долга и ответственности, самодисциплина. Религиозное же участие, помимо самодисциплины, подразумевает социальные контакты и привычку посещать обязательные мероприятия. Для измерения частоты совершения молитвы используется ответ на вопрос: «Кроме тех случаев, когда Вы посещаете религиозные службы, как часто Вы молитесь, если вообще это делаете?». Такая постановка, в частности, помогает оценить степень религиозности людей, у которых нет возможности посещать религиозные мероприятия, но они от этого не становятся менее религиозными. Шкалы ответов для этих переменных совпадают. Переменные могут принимать значения от единицы, что означает, что респондент в принципе не посещает религиозные службы 65 или не молится, до семи – респондент посещает религиозные службы или молится каждый день. Если доля респондентов, посещающих религиозные службы каждый день довольно мала (0,85%), то молятся каждый день более 16% опрошенных. Количество же тех, кто никогда не совершает молитву, больше не посещающих религиозные мероприятия на 5%: некоторые респонденты все-таки заглядывают в храм, но не молятся. Таб.6. Частота посещения религиозных мероприятий и совершения молитвы: описательная статистика Каждый день Чаще раза в неделю Раз в неделю Как минимум раз в месяц Только по религиозным праздникам Реже Никогда 66 Если не считать особые случаи, такие как свадьбы или похороны, как часто в последнее время Вы посещаете религиозные службы? Количество Процент в наблюдений выборке 16 0,85 27 1,43 95 5,05 Кроме тех случаев, когда Вы посещаете религиозные службы, как часто Вы молитесь, если вообще это делаете? Количество Процент в наблюдений выборке 305 16,20 120 6,37 96 5,10 214 11,36 134 7,12 453 434 644 24,06 23,05 34,20 191 285 752 10,14 15,14 39,94 Рис.3. Процентное соотношение религиозные службы по категориям совершающих молитву и посещающих 40 35 30 25 20 15 10 5 Посещение церкви Наконец, во всех компромиссный индикатор религиозности» респондента. Никогда Реже Только по религиозным праздникам Как минимум раз в месяц Раз в неделю Чаще раза в неделю Каждый день 0 Совершение молитвы статистических религиозности Вопрос моделях – используется «оценка ставится собственной следующим образом: «Независимо от того, являетесь Вы последователем какой-либо религии или нет, скажите, пожалуйста, насколько религиозным человеком Вы себя считаете?», что позволяет респонденту заявить о себе как о религиозном человеке вне контекста следования религиозным нормам и совершения ритуалов. Переменная «оценка собственной религиозности» может принимать значения от нуля до десяти, где нуль означает, что респондент совсем не религиозен, а десять – что очень религиозен. Этот индикатор религиозности может послужить хорошим дополнением измерения религиозности как аффилиации и религиозного поведения, поскольку показывает, как сам респондент себя воспринимает. В качестве недостатка данного индикатора можно выделить шкалу ответов, из которой неясно, что конкретно означают и как измеряются промежуточные варианты ответов 67 между слабой и сильной религиозностью. Именно поэтому почти 20% респондентов выбрали вариант ответа «пять», как некий промежуточный, что очень заметно на рис.4 – в середине графика значительный скачок. Таким образом, респондентам сложно оценить степень своей религиозности, и они выбирают наиболее простой вариант ответа – посередине. Таб.7. Оценка собственной религиозности: описательная статистика Независимо от того, являетесь Вы последователем какой-либо религии или нет, скажите, пожалуйста, насколько религиозным человеком Вы себя считаете? Совсем не религиозный 1 2 3 4 5 6 7 8 9 Очень религиозный Количество Процент в наблюдений выборке 213 132 147 193 147 367 205 199 159 55 66 11,31 7,07 7,81 10,25 7,81 19,49 10,89 10,57 8,44 2,92 3,51 Рис.4. Распределение респондентов по уровню оценки собственной религиозности 25 20 15 10 5 Процент в выборке 0 Для того чтобы корректно оценить влияние религиозности на политическое участие, необходимо использовать контрольные переменные, 68 т.е. ввести в модели факторы, которые предположительно также оказывают влияние на политическое участие. Использование контрольных переменных позволяет оценить эффект непосредственно от разных измерений религиозности при зафиксированном социально-экономическом статусе респондента. Классическими контрольными предикторами в исследованиях политического поведения являются социо-экономические характеристики индивида, такие как пол, возраст, образование и доход. Склонность к конвенциональному политическому участию увеличивается с возрастом, хотя молодежь может быть весьма активной в демонстрациях и протестах. Женщины, как правило, менее активны в политике, нежели мужчины, однако в последние годы эта тенденция начинает меняться. Таким образом, молодые люди и пожилые, женщины и мужчины могут различаться в том, в каких видах политической активности они принимают участие. Если до 2000-х годов предполагалось, что более высокий социально-экономический статус индивида приводит к большей склонности к политическому участию, то исследования нулевых годов свидетельствуют о том, что влияние уровня доходов на политическое участие может быть разнонаправленным [Cho, Gimpel, Wu, 2006]. С одной стороны, люди, располагающие материальными ресурсами имеют возможность выделить время для получения информации о политике и выразить свое мнение каким-то доступным способом. Для владельцев собственности важным является, кто стоит у власти, и какие законы принимает. С другой стороны, малообеспеченными слоями населения легко манипулировать, обещая трансферты и повышение уровня жизни в обмен на электоральную поддержку или участие в демонстрации [Magaloni, 2006]. Также граждане с низкими доходами будут активно участвовать в политической жизни страны, пытаясь защитить свои правы и улучшить качество жизни, в то время как богатые имеют тенденцию отстраняться от политического процесса и не участвовать ни в каких видах политической активности. Можно предположить, что для современной России, учитывая 69 особенности ее политического режима и социальной структуры, будет характерен именно второй сценарий: пока экономические верхи отказываются от всех форм публичного политического участия, низам и «середнячкам» приходится в политике участвовать, защищая свои интересы. В дополнение к социально-экономическим переменным в качестве контрольных переменных также будут использоваться тип населенного пункта и федеральный округ, где проживает респондент. Тип населенного пункта включает в себя село, малый город, город, крупный город, что может потенциально являться источником вариации в политическом участии, поскольку крупные города предоставляют своим жителям больше возможностей для участия в сравнении с меньшими по размеру населенными пунктами. Включение в перечень контролей федеральных округов позволяет проконтролировать влияние территориальных особенностей политического участия на склонность к активизму каждого конкретного индивида. На склонность индивида к политическому участию также оказывает влияние то, насколько он интересуется политикой [Brady, Verba, Schlozman, 1995]. Однако в данном исследовании интерес к политике не включается в перечень контрольных переменных, поскольку представляет собой слишком простое и поверхностное объяснение политического участия. Вполне понятно, что люди, политикой интересующиеся, уделяет ей время, а значит, будут и как-то проявлять свою политическую позицию, но используя эту переменную, мы лишь создадим себе новый вопрос: а что определяет интерес к политике? Политический интерес вполне может оказаться самым лучшим предиктором политического участия, но ничего не скажет о том, как религиозность влияет на политическое участие или на интерес к политике. Также склонность россиян к политическому участию может быть связана с их политическими пристрастиями: гипотетически можно предположить существование разницы в политическом участии между 70 сторонниками разных политических сил и идей. Если партия выделяет много ресурсов мобилизации своих сторонников, то от них можно ожидать повышенной явки на выборы или мероприятия, поддерживаемые этой партией. Таким образом, для того, чтобы проконтролировать эффект политических предпочтений на склонность к политическому участия, необходимо включить в модели переменные, отражающие партийные предпочтения и самопозиционирование респондента на шкале право-лево (единственные вопросы индикаторами политических «партийные ESS, предпочтения» ответы на которые предпочтений). содержит могут Однако, множество служить переменная пропусков, что существенно влияет на качество проводимого анализа. Индикатором идеологических предпочтений респондента в статистическом анализе будет ответ на вопрос «Иногда, рассуждая о политике, люди говорят о «левых» и «правых». Скажите, где Вы расположили бы себя на шкале? «0» означает "левый", а 10 означает "правый"». Безусловно, соотнесение себя с «левым» или «правым» флангом требует от респондента определенных познаний, и часто представления большинства граждан о политическом спектре являются противоречивыми. Подобная постановка вопроса не позволяет выявить даже примерные идеологические предпочтения респондента, поскольку в России понятия «право и «лево» применительно к идеологической шкале сложно различимы. Таким образом, включение в регрессионные модели переменных, отражающих политические предпочтения индивидов, пока представляется невозможным из-за наличия пропусков и формулировок вопросов. В работе представлено несколько статистических моделей, в которых используются два типа регрессий – пуассоновская и логистическая. Если зависимой переменной является индекс политического участия, то применяется пуассоновская модель регрессии, позволяющая брать в качестве зависимой переменной сумму случайных событий. Для оценки влияния религиозности 71 на отдельные виды политического участия будет использоваться бинарная логистическая регрессия. Во все модели включается описанный выше набор контрольных переменных: пол, возраст, образование, доход респондента, тип места проживания и федеральный округ. Для всех зависимых переменных первым идет столбец, в который включены все четыре религиозных предиктора вместе, а затем – столбцы с этими же религиозными предикторами по отдельности. В дальнейшем модели со всеми религиозными предикторами будут называться полными, а те, в которых используется только один из составных элементов религиозности, соответственно неполными. Подобный способ анализа данных позволяет оценить влияние разных измерений религиозности на политическое участие как вместе, так и по отдельности, а также сравнить эффект. Если коэффициент, к примеру, при совершении молитвы значим в неполной модели, но незначим в полной модели, то источником вариации является не разница в частоте совершения молитвы, а другие религиозные предикторы или их комбинация. Коэффициенты при переменных в пуассоновской и логистической моделях регрессии интерпретируются не напрямую (как в линейной) и не отображают изменение зависимой переменной при изменении независимой на единицу. Чтобы оценить эффект каждой значимой религиозной переменной на политическое участие, необходимо подсчитать экспоненту коэффициента при данной переменной. Полученный результат будет означать процентную разницу шансов на совершение политического действия между представителями разных религиозных традиций или респондентов с разной степенью религиозности соответственно. Знак при коэффициенте означает положительное или отрицательное воздействие данной переменной на склонность к политическому участию. 72 Результаты статистического анализа Для начала, рассмотрим модель, в которой в качестве зависимой переменной выступает аддитивный индекс политического участия (см. таб. 8). Из первого столбца видно, что респонденты, соотносящие себя с православием и исламом, менее склонны к политическому участию, чем атеисты. Отрицательный коэффициент при исламе больше, чем при православии, однако значим только на 90% уровне значимости. Важно заметить, что разница между конфессиями проявляется только при учете других религиозных характеристик респондента и не является следствием представлений респондента о себе как последователе какой-то религиозной традиции: без учета степени религиозности статистической разницы в склонности к политическому участию между конфессиями нет. Посещение религиозных мероприятий оказывает положительный эффект на политическое участие, как при учете других религиозных предикторов, так и при включении в модель индивидуально (третий столбец). Таким образом, респонденты, которые в большей степени вовлечены в дела своей общины, будут более активны политически. Возможно также, что социальная активность влечет за собой активность политическую, а также появление ответственности за будущее своего локального сообщества, которое нужно отстаивать политическими методами. С другой стороны, регулярное посещение религиозных мероприятий требует от индивида высокой самодисциплины и ответственности, что как раз и может положительно влиять на политический активизм. Аналогично, совершение молитвы оказывает положительный эффект на политическое участие, однако только в неполной модели (четвертый столбец). В полной модели эффект от совершения молитвы перекрывается другими религиозными предикторами, особенно частотой посещения религиозных служб. Коэффициент корреляции между частотой посещения религиозных служб и совершением молитвы является положительным и довольно сильным (0,63 на 99% уровне 73 значимости), что позволяет говорить о том, что данные переменные взаимосвязаны. Полная модель же показывает, что при учете всех религиозных предикторов посещение религиозных мероприятий оказывается важнее совершения молитвы для объяснения политического участия. Наконец, оценка собственной религиозности респондента не влияет на его политический опыт ни «в одиночку», ни в сочетании с другими религиозными характеристиками индивида. Иными словами, желание человека участвовать в политике не зависит от того, насколько религиозным он сам себя считает. Таб.8. Влияние религиозности на политическое участие (аддитивный индекс) Переменные Все предикторы Аффилиация Посещение церкви Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.0273 (0.0486) -0.0107 (0.0996) 0.0857 (0.304) -0.0293 (0.579) 0.311 (0.305) Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.141** (0.0607) -0.205* (0.112) -0.0693 (0.308) -0.135 (0.579) -0.204 (0.318) 0.0995*** (0.0225) 0.0237 (0.0144) -0.0174 (0.0117) Контроли Да Да Да Да Да Константа -0.693*** (0.128) -0.712*** (0.124) -0.785*** (0.124) -0.728*** (0.122) -0.730*** (0.126) 1,883 1,883 Православие Ислам Буддизм Католицизм Протестантизм 0.0790*** (0.0166) 0.0301*** (0.0101) 0.00640 (0.00848) Наблюдения 1,883 1,883 1,883 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 74 Таб.9. Корреляционный анализ взаимосвязи посещения религиозных мероприятий и совершения молитвы Посещение рел. служб Посещение рел. Служб Совершение молитвы Совершение молитвы 1 0.6274*** 1 Результаты статистического анализа взаимосвязи религиозности и индекса политического участия подтверждают, что совокупная политическая активность индивида зависит от специфики его религиозности. Однако религиозность может по-разному влиять на разные компоненты индекса политического участия: к примеру, голосование и участие в работе общественной мотивация для организации совершения – это принципиально которых у разные индивидов может действия, серьезно различаться. Рассмотрим, прежде всего, как разные компоненты религиозности влияют на участие респондента в выборах депутатов Государственной Думы 2011г. (см. таб. 10). Здесь количественные измерения религиозности (посещение религиозных мероприятий и совершение молитвы) не влияют на участие в голосовании, что означает, что более ответственные в сфере религии индивиды, не будут более ответственными политически. Возможно, это связано с тем, что волеизъявление зависит не от степени религиозности, но от того, во что человек верит. Это предположение косвенно подтверждается значимыми различиями в склонности к голосованию между атеистами и мусульманами: без учета степени религиозности принадлежность респондента к исламу снижает его шансы на участие в голосовании на 45% в сравнении с атеистами. Мусульмане голосуют гораздо меньше, чем атеисты, причем этот эффект не может объясняться отсутствием избирательного права: все мусульмане из выборки являются гражданами РФ 75 и проживают преимущественно в национальных республиках. Эффект сохраняется и даже усиливается при включении в модель других религиозных предикторов: зафиксировав степень религиозности, можно увидеть, что принадлежность респондента к исламу снижает его шансы на участие в голосовании уже на 51% в сравнении с атеистами. Оценка собственной религиозности индивида оказывает, как это ни странно, положительное влияние на склонность к голосованию, но эффект проявляется только в полной модели. Так, учитывая конфессиональную принадлежность и количественные проявления религиозности, увеличение показателя оценки собственной религиозности индивида на единицу даст 5% рост шансов на участие в голосовании. Можно предположить, что в этом случае оценка индивидом собственной религиозности выступает в качестве заменителя количественных измерений степени религиозности и оказывает аналогичный с ними по направлению эффект на склонность к голосованию, как к проявлению политического участия. В неполной модели, однако, оценка собственной религиозности на склонность к голосованию не влияет, таким образом, она важна, только если зафиксировать остальные религиозные предикторы. Любопытно, что принадлежность к православию в неполной модели оказывает положительное влияние на склонность к голосованию, однако эффект пропадает, если зафиксировать степень религиозности респондентов: межконфессиональная вариация в склонности к политическому участию в неполной модели проявляется за счет религиозной идентичности, но не религиозности как таковой. Однако, к эффекту и от оценки собственной религиозности, и от принадлежности к православию нужно относиться с осторожностью, поскольку эти предикторы чувствительны к включению в модель или исключению из нее других религиозных предикторов, а коэффициенты при них значимы только на 90% уровне значимости. 76 Таб.10. Влияние религиозности Государственной Думы 2011г. Все предикторы Переменные на Аффилиация голосование Посещение рел. служб на выборах Совершение молитвы депутатов Оценка собств. религиозности 0.214* (0.110) -0.601*** (0.190) -0.570 (0.587) -1.495 (1.481) 0.455 (0.640) Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности 0.122 (0.138) -0.712*** (0.223) -0.700 (0.609) -1.526 (1.544) 0.431 (0.686) -0.0290 (0.0556) -0.0114 (0.0330) 0.0510* (0.0268) Контроли Да Да Да Да Да Константа -1.489*** (0.273) -1.379*** (0.265) -1.438*** (0.262) -1.442*** (0.260) -1.544*** (0.268) 1,883 1,883 Православие Ислам Буддизм Католицизм Протестантизм -0.000607 (0.0399) 0.00566 (0.0236) 0.0311 (0.0195) Наблюдения 1,883 1,883 1,883 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 В качестве контрольных переменных в модели используются следующие: пол, возраст, образование, уровень доходов, тип места проживания (город – село), федеральный округ. На контакты общественными с политиками, организациями государственными позитивно влияют органами и количественные измерения религиозности, причем как в полной, так и в неполной моделях (таб. 11). В качестве возможного объяснения здесь опять может выступать чувство ответственности, присущее религиозно активным людям, которое мотивирует индивидов решать локальные проблемы. Оценка собственной религиозности, как и в предыдущей модели, является значимым предиктором только в первой модели. Однако если голосовать более религиозный респондент будет более склонен, то на контакты с политиками и государством 77 оценка собственной религиозности влияет негативно. Значимых межконфессиональных различий по этому критерию нет: от атеистов отличаются только мусульмане, причем эти различия пропадают, если включить в модель другие религиозные предикторы. Таким образом, основными «религиозными» источниками вариации в контактах респондентов с политиками, государством и общественными организациями являются посещение религиозных служб и совершение молитвы. Увеличение показателя посещения религиозных мероприятий на единицу дает 41% увеличение шансов на контакты с политиками (30% разницы в неполной модели). Эффект от совершения молитвы несколько меньше, но устойчив: изменение этой переменной на единицу приведет к увеличению шансов на контакты с политиками на 11% как в полной, так и в неполной моделях. 78 Таб.11. Влияние религиозности на обращение к конкретному политику или в общероссийские или местные органы власти Все предикторы Аффилиация Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.0733 (0.187) 0.523* (0.316) 0.304 (1.062) 1.771 (1.363) 0 (0) Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.381 (0.238) -0.0930 (0.406) -0.133 (1.115) 1.502 (1.023) 0 (0) 0.341*** (0.0854) 0.105** (0.0533) -0.110** (0.0486) Контроли Да Да Да Да Да Константа -3.620*** (0.493) -3.760*** (0.477) -4.019*** (0.481) -3.776*** (0.469) -3.709*** (0.481) 1,883 1,883 Православие Ислам Буддизм Католицизм Протестантизм 0.264*** (0.0576) 0.108*** (0.0357) 0.00700 (0.0309) Наблюдения 1,874 1,874 1,883 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 В качестве контрольных переменных в модели используются следующие: пол, возраст, образование, уровень доходов, тип места проживания (город – село), федеральный округ. Из всех религиозных предикторов на участие респондентов в партийной деятельности оказывает влияние только религиозная аффилиация (см. таб. 12). Принадлежность к православной религиозной традиции снижает шансы респондента на партийную работу на 44% в сравнении с атеистами в полной модели и на 40% в неполной. Выявленный эффект можно считать достаточно стабильным, поскольку он заметен как в полной, так и в неполной моделях, однако проявляется он только на 90% уровне значимости. 79 Таб.12. Влияние религиозности на участие в работе политической партии, группы, движения Все предикторы Аффилиация Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.516* (0.288) 0.496 (0.440) 1.000 (1.094) 0 (0) 0 (0) Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.586* (0.330) 0.340 (0.463) 0.921 (1.116) 0 (0) 0 (0) 0.159 (0.112) 0.0107 (0.0708) -0.0434 (0.0552) Контроли Да Да Да Да Да Константа -4.836*** (0.742) -4.888*** (0.723) -4.904*** (0.718) -4.827*** (0.710) -4.722*** (0.727) 1,883 1,883 Православие Ислам Буддизм Католицизм Протестантизм 0.0758 (0.0995) -0.00224 (0.0587) -0.0287 (0.0475) Наблюдения 1,871 1,871 1,883 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 В качестве контрольных переменных в модели используются следующие: пол, возраст, образование, уровень доходов, тип места проживания (город – село), федеральный округ. В сравнении с атеистами православные респонденты также меньше склонны к работе в общественных организациях: коэффициент при православии значим на 99% уровне значимости и отрицателен в обеих моделях (см. таб. 13). Причем разница между атеистами и православными усиливается при учете других религиозных характеристик респондентов. Так, принадлежность к православию в неполной модели снижает шансы на работу в общественных организациях на 52% в сравнении с атеистами, а если учесть степень религиозности, то разница шансов будет составлять 72%. По отношению к общественным организациям от атеистов отличаются еще и мусульмане. В полной модели мусульмане оказываются еще менее 80 склонными к работе в общественных организациях, чем православные респонденты: в сравнении с атеистами у мусульман на 73% меньше шансов на сотрудничество с общественной организацией. Посещение религиозных служб, напротив, оказывает позитивный эффект на сотрудничество с общественными организациями: 50% рост шансов на работу в общественных организациях с возрастанием показателя посещения религиозных служб. Многие общины занимаются помощью нуждающимся, иногда эта деятельность ведется в рамках общественных организаций. Таким образом, респонденты, которые активно вовлечены в дела своей общины, занимаются также и принятой в общине благотворительностью или иной деятельностью. 81 Таб.13. Влияние религиозности на участие в работе общественной организации или объединения Все предикторы Аффилиация Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.731*** (0.230) -0.306 (0.445) 0 (0) 1.952* (1.113) 0 (0) Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -1.275*** (0.284) -1.301** (0.548) 0 (0) 1.497 (0.912) 0 (0) 0.406*** (0.0982) 0.0286 (0.0683) 0.00946 (0.0509) Контроли Да Да Да Да Да Константа -4.563*** (0.616) -4.385*** (0.587) -4.815*** (0.594) -4.550*** (0.582) -4.555*** (0.600) 1,883 1,883 Православие Ислам Буддизм Католицизм Протестантизм 0.242*** (0.0707) 0.0290 (0.0465) 0.00723 (0.0395) Наблюдения 1,864 1,864 1,883 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 В качестве контрольных переменных в модели используются следующие: пол, возраст, образование, уровень доходов, тип места проживания (город – село), федеральный округ. Таблица 14 показывает, что в демонстрации политической символики православные респонденты также оказываются менее активными, чем атеисты: здесь принадлежность к православию дает снижение шансов на ношение символики на 46% в сравнении с атеистами. Аналогично, посещение церкви и в этой модели оказывает стабильный позитивный эффект на данный вид политического участия (25% и 18% разница шансов в полной и неполной моделях соответственно). Эффект от совершения молитвы также положителен и стабилен: на 26% и 11% увеличиваются шансы на ношение символики с увеличением частоты совершения молитвы. Помимо прочего, ношение символики зависит от оценки индивидом 82 собственной религиозности. Так респонденты, которые назвали себя более религиозными, в меньшей степени склонны демонстрировать символику, нежели индивиды, религиозными себя не считающие. Таб.14. Влияние религиозности на ношение или вывешивание символики какойлибо акции или организации Все предикторы Аффилиация Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.365 (0.222) -0.195 (0.449) 0 (0) 0 (0) 1.551* (0.849) Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.608** (0.291) -0.749 (0.544) 0 (0) 0 (0) 0.0943 (0.846) 0.227** (0.0977) 0.235*** (0.0694) -0.197*** (0.0680) Контроли Да Да Да Да Да Константа -2.871*** (0.563) -3.251*** (0.553) -3.422*** (0.551) -3.352*** (0.545) -2.986*** (0.554) 1,883 1,883 Православие Ислам Буддизм Католицизм Протестантизм 0.162** (0.0698) 0.103** (0.0455) -0.0743* (0.0428) Наблюдения 1,870 1,870 1,883 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 В качестве контрольных переменных в модели используются следующие: пол, возраст, образование, уровень доходов, тип места проживания (город – село), федеральный округ. Схожим образом религиозность влияет и на склонность индивида подписывать петиции и открытые письма (см. таб. 15). Посещение церкви и совершение молитвы оказывают положительный эффект: разница шансов 24% при изменении частоты посещениях религиозных мероприятий в полной модели (23% в неполной) и 14% - при изменении частоты совершения молитвы (13% в неполной). В то же время межконфессиональная разница 83 существует только между атеистами и православными, которые и к подписанию петиций относятся негативнее атеистов. Принадлежность к православию снижает шансы на подписание петиций на 36% в сравнении с атеистами при зафиксированных других религиозных предикторах. Таб.15. Влияние религиозности на подписание петиций, обращений, открытых писем Переменные Все предикторы Аффилиация Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.100 (0.212) 0.564 (0.345) 1.322 (0.822) 0 (0) 0 (0) Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.454* (0.270) -0.0485 (0.363) 0.847 (0.833) 0 (0) 0 (0) 0.216** (0.0970) 0.135** (0.0575) -0.0744 (0.0502) Контроли Да Да Да Да Да Константа -2.956*** (0.522) -3.089*** (0.509) -3.232*** (0.506) -3.112*** (0.498) -3.076*** (0.514) 1,883 1,883 Православие Ислам Буддизм Католицизм Протестантизм 0.209*** (0.0700) 0.121*** (0.0411) 0.0227 (0.0359) Наблюдения 1,871 1,871 1,883 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 В качестве контрольных переменных в модели используются следующие: пол, возраст, образование, уровень доходов, тип места проживания (город – село), федеральный округ. Участие в демонстрациях, как показано в таблице 16, по сути, зависит только от частоты посещения храма: изменение частоты посещения религиозных мероприятий дает 57% изменение шансов на участие в демонстрациях (39% в неполной модели). В неполной модели значимым является также совершение молитвы, но только на 90% уровне значимости (9% разница шансов). Таким образом, люди, которые ходят на религиозные 84 службы, больше склонны ходить и на митинги, чем те, кто религиозные мероприятия не посещает. Таб.16. Влияние религиозности на участие в разрешенных демонстрациях Переменные Все предикторы Аффилиация Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.0370 (0.268) 0.208 (0.498) 1.037 (1.089) 0 (0) 2.224** (0.866) Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.223 (0.337) -0.359 (0.518) 0.815 (1.141) 0 (0) 0.694 (0.889) 0.450*** (0.111) -0.00601 (0.0756) -0.0976 (0.0609) Контроли Да Да Да Да Да Константа -4.513*** (0.700) -4.525*** (0.678) -4.753*** (0.680) -4.387*** (0.660) -4.364*** (0.681) 1,883 1,883 Православие Ислам Буддизм Католицизм Протестантизм 0.330*** (0.0859) 0.0877* (0.0526) 0.0164 (0.0448) Наблюдения 1,880 1,880 1,883 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 В качестве контрольных переменных в модели используются следующие: пол, возраст, образование, уровень доходов, тип места проживания (город – село), федеральный округ. Наконец, в таблице 17 показывается, что бойкотирование продукции находится в положительной взаимосвязи с частотой посещения религиозных мероприятий (34% и 35% разница шансов в полной и неполной моделях соответственно) и совершения молитвы (только в неполной модели, разница шансов 15%). Разница в отношении к бойкоту между атеистами и мусульманами, заметная в неполной модели, пропадает при включении других религиозных предикторов. 85 Таб.17. Влияние религиозности на осуществление бойкота, отказ от покупки или потребления каких-либо товаров или услуг, чтобы выразить свой протест Все предикторы Аффилиация 0.399 (0.297) 1.013** (0.436) 1.401 (1.106) 0 (0) 1.409 (1.058) Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности 0.243 (0.396) 0.610 (0.499) 1.175 (1.141) 0 (0) 0.204 (1.077) 0.289** (0.128) 0.0476 (0.0785) -0.0928 (0.0678) Контроли Да Да Православие Ислам Буддизм Католицизм Протестантизм Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности 0.299*** (0.0852) 0.142** (0.0599) 0.0574 (0.0495) Да Наблюдения 1,880 1,880 1,883 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 Да Да 1,883 1,883 В качестве контрольных переменных в модели используются следующие: пол, возраст, образование, уровень доходов, тип места проживания (город – село), федеральный округ. Подводя итоги, можно заметить, что православные и мусульмане оказываются менее активными политически, нежели условные атеисты. Мусульмане меньше, чем атеисты, голосуют, а православные меньше участвуют в работе партий и общественных организаций, реже атеистов подписывают петиции и не носят политическую символику. Важно заметить, что все эти различия проявляются при учете степени религиозности респондента и не являются следствием просто представлений индивида о себе как о представителе той или иной конфессии. Таким образом, существование межконфессиональных различий в политическом участии подтверждается статистически. 86 Количественное измерение религиозности как частота посещения религиозных служб позитивно влияет на склонность индивида ко всем исследуемым видам политического активизма, кроме голосования и участия в партийной работе. Коэффициенты при этой переменной оказались значимы как в сочетании с другими религиозными предикторами, так и при включении в модель по отдельности. От частоты совершения молитвы зависят, как правило, те же виды политического участия, что и от посещения храма. Однако молитва является более слабым предиктором: в моделях со всеми религиозными предикторами ее эффект перекрывается посещением религиозных мероприятий, с которым эта переменная сильно коррелирует. Наиболее вероятным объяснением стабильного положительного влияния посещения религиозных служб на политическое участие может быть тот факт, что религиозно активные люди вовлечены в дела своей общины, общаются с другими верующими и в принципе являются более активными социально. С другой стороны, регулярное соблюдение религиозных норм требует от верующего ответственности и дисциплины, которые необходимы также и для того, чтобы участвовать в политике. Оценка индивидом собственной религиозности имеет нестабильное влияние на политическое участие: эффект прослеживается либо только в полной модели, либо только не в полной, а также различается знак регрессионного коэффициента. Все это позволяет предположить, что оценка индивидом собственной религиозности не является хорошим предиктором политического участия, поскольку эффект присутствует не всегда и может иметь разнонаправленный характер. В дальнейшем использовать этот индикатор религиозности необходимо с осторожностью. 87 Проверка устойчивости модели Статистический анализ показал, что существуют значимые различия в политическом участии между конфессиями, а также между респондентами, которые посещают религиозные мероприятия, и теми, кто религиозные службы не посещает. Тем не менее, обнаруженные различия могут исходить от какой-то одной конфессии или быть нестабильными во времени. Таб.18(1). Проверка устойчивости модели влияния религиозности на политическое участие во времени Переменные 2012 Все предикторы 2010 Православие Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности -0.141** (0.0607) -0.205* (0.112) -0.0693 (0.308) -0.135 (0.579) -0.204 (0.318) 0.0995*** (0.0225) 0.0237 (0.0144) -0.0174 (0.0117) 0.0567 (0.0573) -0.0863 (0.112) 0.937*** (0.277) -0.320 (0.581) -0.163 (0.709) 0.00395 (0.0224) 0.0313** (0.0130) -0.00352 (0.0114) 0.973*** (0.241) -0.0837 (0.581) 0.0814*** (0.0220) 0.0170 (0.0131) -0.0332*** (0.0112) Контроли Да Да Константа -0.693*** (0.128) -0.897*** (0.117) Ислам Буддизм Католицизм Протестантизм 2008 2012 Аффилиация 2010 0.0436 (0.0539) -0.0797 (0.115) -0.0273 (0.0486) -0.0107 (0.0996) 0.0857 (0.304) -0.0293 (0.579) 0.311 (0.305) 0.112** (0.0478) -0.0309 (0.105) 1.029*** (0.271) -0.224 (0.579) -0.138 (0.709) 0.0823* (0.0454) -0.0533 (0.106) Да Да Да Да -0.695*** (0.111) -0.712*** (0.124) -0.919*** (0.113) -0.738*** (0.108) 1,883 2,108 2,091 Наблюдения 1,883 2,108 2,091 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 2008 1.051*** (0.239) 0.0561 (0.579) В качестве контрольных переменных в модели используются следующие: пол, возраст, образование, уровень доходов, тип места проживания (город – село), федеральный округ. Чтобы проверить, устойчива ли обнаруженная взаимосвязь между религиозностью и политическим участием во времени, проводится аналогичный регрессионный анализ взаимосвязи для выборок ESS 2010 и 88 2008 годов. В качестве зависимой переменной выступает аддитивный индекс политического участия. Из таб.18(1) видно, что разница между православными, мусульманами и атеистами появляется только в 2012 году, когда произошло множество религиозно-светских конфликтов. В полных моделях для 2010 и 2008 годов разницы между конфессиями нет, а в неполных – православные даже немного более активны, чем атеисты. Посещение же религиозных мероприятий позитивно влияет на склонность к политическому участию во все года в неполной модели (таб.18(2)), и в 2012 и 2008 годах в полной модели. «Перерыв» во влиянии в 2010 году в полной модели «заполняется» сходным эффектом от совершения молитвы. В неполной модели (таб.18(2)) совершение молитвы влияет на политическое участие во все рассмотренные года. Оценка индивидом собственной религиозности является значимым предиктором только в 2008 году, в неполной модели незначима никогда. Таб.18(2). Проверка устойчивости модели влияния религиозности на политическое участие во времени Посещение рел. Служб 2010 2008 Переменные 2012 Посещение рел. служб Совершение молитвы 0.0790*** (0.0166) Контроли Да Да Константа -0.785*** (0.124) -0.894*** (0.112) 0.0404** (0.0176) 2012 Совершение молитвы 2010 2008 0.0677*** (0.0168) 0.0301*** (0.0101) 0.0354*** (0.0101) 0.0268*** (0.0100) Да Да Да Да -0.765*** (0.108) -0.728*** (0.122) -0.877*** (0.111) -0.713*** (0.107) 1,883 2,108 2,091 Наблюдения 1,883 2,108 2,091 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 В качестве контрольных переменных в модели используются следующие: пол, возраст, образование, уровень доходов, тип места проживания (город – село), федеральный округ. 89 Таким образом, можно говорить о том, что если межконфессиональные различия в политическом участии являются следствием конфликтов и противостояний 2012 года, то количественные проявления религиозности оказывают стабильный эффект во все года. Несмотря на то, что влияние количественных проявлений религиозности на политическое участие стабильно во все года, разница в политическом участии между слабо религиозными и сильно религиозными людьми может быть следствием специфики одной из религиозных групп. Чтобы убедиться, что посещение религиозных мероприятий и совершение молитвы оказывает одинаковый эффект и на православных респондентов, и на мусульман, и даже на атеистов, не принадлежащих ни к какой конфессии, построим ту же самую модель с индексом политического участия в качестве зависимой переменной для этих групп респондентов по отдельности. Таб.19(1) иллюстрирует, что положительный эффект от посещения религиозных служб характерен и для православных, и для мусульман. Интересно, что даже для респондентов, не принадлежащих ни к какой религиозной традиции, характерна положительная взаимосвязь между посещением религиозных служб и политическим участием. Иными словами, человек, который не считает себя последователем какой-либо религиозной традиции, но хоть изредка заглядывающий в храм, будет более склонен к политическому участию, чем абсолютный атеист. Нелогичный, на первый взгляд, эффект вполне объясним, если мы представим этих «атеистов» как колеблющихся между верой и неверием и изредка посещающих религиозные мероприятия. В таком случае как религиозное, так и политическое участие в этой группе будет следствием, возможно, любопытства или привычки кудато ходить: в церковь, мечеть, на демонстрацию или выборы. Для православных респондентов эффект от посещения храма гораздо меньше, чем для «атеистов» и мусульман. 90 Частота совершения молитвы совсем не влияет на склонность к политическому участию среди мусульман, поскольку в этой религиозной традиции регулярная молитва является обязательной. Стабильно этот религиозный фактор влияет только на православных респондентов, причем эффект очень слаб. Политическое участие атеистов зависит от совершения молитвы только в неполной модели, а в полной мы, скорее всего, снова видим перекрытие эффекта этой переменной частотой посещения религиозных мероприятий. Таб.19(1). Проверка устойчивости модели влияния религиозности на политическое участие по конфессиям Все предикторы Посещение рел. служб Переменные Атеисты Православные Мусульмане Атеисты Православные Мусульмане Посещение рел. служб Совершение молитвы Оценка собств. религиозности 0.137*** (0.0379) 0.0108 (0.0318) -0.00985 (0.0169) 0.0619* (0.0323) 0.0378** (0.0174) -0.0347* (0.0179) 0.130** (0.0627) -0.0345 (0.0512) 0.0633 (0.0457) 0.136*** (0.0320) 0.0643** (0.0273) 0.130** (0.0506) Контроли Да Да Да Да Да Да Константа -0.845*** (0.185) -0.360* (0.200) -2.612*** (0.625) -0.873*** (0.179) -0.483** (0.189) -2.313*** (0.564) 805 936 120 Наблюдения 805 936 120 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 В качестве контрольных переменных в модели используются следующие: пол, возраст, образование, уровень доходов, тип места проживания (город – село), федеральный округ. Оценка собственной религиозности снова имеет неустойчивый характер влияния на склонность к политическому участию: на православных в полной модели она оказывает негативное влияние, а на мусульман в неполной – положительное. Таким образом, ненадежность этого измерения религиозности. 91 снова подтверждается Таб.19(2). Проверка устойчивости модели влияния религиозности на политическое участие по конфессиям Совершение молитвы Переменные Совершение молитвы Оценка собств. религиозности Атеисты 0.0585** (0.0255) Православные 0.0390*** (0.0151) Контроли Да Да Константа -0.849*** (0.179) -0.445** (0.185) Оценка собственной религиозности Мусульмане 0.0502 (0.0405) Атеисты Православные Мусульмане 0.0155 (0.0149) -0.00354 (0.0156) 0.0832** (0.0420) Да Да Да Да -2.143*** (0.556) -0.899*** (0.185) -0.376* (0.199) -2.473*** (0.607) 805 936 120 Наблюдения 805 936 120 В скобках приведены робастные стандартные ошибки *** p<0.01, ** p<0.05, * p<0.1 В качестве контрольных переменных в модели используются следующие: пол, возраст, образование, уровень доходов, тип места проживания (город – село), федеральный округ. Суммируя, нужно отметить, что межконфессиональные различия в склонности к политическому участию действительно существуют, однако появляются эти различия только в выборке 2012 года. Влияние частоты посещения религиозных мероприятий на политическое участие является устойчивым и во времени, и по отдельным религиозным группам (условные атеисты, православные, мусульмане). Немного хуже объясняет политическое участие регулярность совершения молитвы, поскольку этот индикатор сильно коррелирует с посещением религиозных служб и перекрывается эффектом этой переменной. Оценка индивидом собственной религиозности является крайне неустойчивым предиктором, как во времени, так и в отдельных религиозных группах. 92 Глава 3. Качественный анализ Описание данных и методов Результаты, полученные в ходе статистического анализа, демонстрируют, что существуют значимые различия в политическом участии между православными, мусульманами и атеистами, а также между теми, кто регулярно посещает религиозные мероприятия и молится, и теми, кто этого не делает. Для выявления причин этих различий и механизмов влияния религиозности на политическое участие в современной России была проведена серия глубинных интервью с православными и мусульманскими священнослужителями г. Москвы. В выборку попали 20 православных приходов г. Москвы, а также 7 мусульманских религиозных общин. Выборка исследования небольшая, поскольку целью является объяснение полученных результатов, а не репрезентация. Для отбора православных приходов была составлена база данных действующих православных приходов Москвы, куда вошло более 200 храмов с общинами. В генеральную совокупность включались только храмы с постоянной общиной, не включались – часовни при больницах и новые храмы, пока не имеющие своей общины. Генеральная совокупность православных храмов была разделена на две группы по территориальному признаку: в первую группу вошли храмы Центрального Административного округа Москвы (ЦАО), а во вторую – других административных округов, включая Новую Москву. Группы были выделены на основании предположения о разнородности «центральных» и «периферийных» общин, поскольку общины в ЦАО с большей вероятностью будут сильными и сплоченными, чем общины в спальных районах, что может оказывать эффект на политическое участие. Принадлежность к «центральной» общине – это, как правило, следствие осознанного выбора, в то время как храмы в спальных районах индивиды посещают в силу территориальной доступности и крепкая община там складывается редко [Забаев, Пруцкова, 2013]. С другой 93 стороны, можно ожидать, что социально-экономический статус прихожан «центральных» приходов будет выше, чем у прихожан из спальных районов, что может являться источником разницы в отношении всей общины к политическому участию. Внутри территориальных групп отбор в выборку производился методом рандомизации, чтобы обеспечить случайный набор исследуемых общин и возможное разнообразие мнений их представителей. Таким образом, в итоговую выборку по православным общинам вошло десять приходов из ЦАО, по две общины из ЗАО, СВАО и ЮЗАО, а также по одной из САО, ЮАО, СЗАО, ЮВАО. Выборка мусульманских общин дублирует генеральную совокупность: в Москве только семь официальных религиозных общин мусульман. Так как вопросы гайда затрагивают тему отношения к политике и политическому участию в конкретной общине, то и среди православных общин, и среди мусульманских, отбор представителя каждой общины не производился – интервью проводилось по принципу доступности. В данном конкретном исследовании это не является серьезным недостатком, поскольку предметом интереса выступает не репрезентация мнений московских священнослужителей относительно взаимосвязи религиозности и политического участия вообще, но выявление отношения к политике в конкретных общинах. Таким образом, священнослужители являются источником информации о своих общинах. В гайд вошли вопросы, посвященные политическому участию членов общины и отношению к политике внутри этой общины. Гайды для православных и мусульман различались, поскольку различается и специфика политического участия между этими религиозными группами. К примеру, дополнительным вопросом для «мусульманского» гайда стал вопрос о голосовании членов общины на выборах и возможных причинах абсентеизма, но отсутствовал вопрос о влиянии молитвы на политическое 94 участие, поскольку статистический анализ такого эффекта не выявил. Православные священнослужители отвечали на вопрос о том, как, по их мнению, различаются в политическом участии прихожане, которые регулярно посещают храм, и те, кто заходят лишь изредка. Полные версии гайдов доступны в приложении. Формат полуструктурированного интервью позволяет уточнять идеи, высказанные информантом, а также задавать дополнительные вопросы для более полного понимания ответа. Контакт с общинами из выборки устанавливался по телефону, либо при посещении храма или мечети. Все интервью были проведены по телефону по предварительной договоренности с информантами и с использованием диктофона. Средняя продолжительность интервью 35 минут. Информанты охотно шли на контакт, старались максимально полно отвечать на вопросы. 95 Интерпретация результатов: православные общины На основании интервью с православными священнослужителями можно сделать принципиально важный вывод о том, что в российских православных общинах, как минимум в московских, о политике говорят. Причем говорят много и часто. Так, абсолютно все из опрошенных священников сказали, что прихожане часто задают вопросы о политике, к примеру, как относиться к происходящим в мире событиям. Политический кризис на Украине вызвал множество вопросов со стороны верующих о том, какую сторону противостояния поддерживать, почему и как объяснить это несогласным родственникам и друзьям. Если изначально работа строилась на осторожном предположении о том, что политические вопросы в российских общинах поднимаются только в личной беседе между священнослужителем и верующим, то результаты интервью свидетельствуют о том, что политика может проявляться и в проповедях. К примеру, в одной из нецентральных общин перед выборами в Госдуму в 1995 и 1999 годах, а также перед президентскими выборами, когда существовала опасность победы Зюганова и возвращения к идеологии коммунизма, отец-настоятель открытым текстом в проповеди говорил о недопустимости для православного человека голосования за коммунистов. Тот же священник, говоря о 2000-х, рассказал, что в его общине всегда открыто поддерживают православных кандидатов на выборах всех уровней и активно агитируют против «безбожников». «Мы, конечно, ни за кого не агитируем, ну если только человек какой-то, безбожник, вред несет, о будущем страны не думает, то мы конечно говорим, что за него не надо голосовать». Так, представители большинства исследуемых общин, так или иначе, сказали, что в их общинах в предвыборный период возможна агитация за какую-то политическую силу, а также призывы «пойти и проголосовать». Если священник, ведущий службу, не считает для себя возможным открыто призывать прихожан к голосованию, он может сделать это в завуалированной форме: сделав акцент на том, какая в 96 данный момент сложилась ситуация, и как важно сейчас действовать. Хорошим примером в этой связи будет рассказ одного из респондентов о знакомом священнике из Крыма, который на проповеди во время Воскресной службы в день референдума о присоединении Крыма к России призвал прихожан не оставаться равнодушными и выразить свое мнение путем голосования. Нельзя однозначно утверждать, что во всех московских православных общинах существует определенное отношение к политическому участию. Отношение к политике и определение «коридора возможностей» политического активизма в каждой конкретной общине будет сильно зависеть от личности отца-настоятеля. Так, больше половины информантов из «центральных» приходов выразили одобрение политическому участию как проявлению гражданской ответственности, а также заметили, что в их общинах к политическому активизму относятся положительно. Священник из ЦАО с ярко-выраженной социально-активной позицией сказал, что сам призывает прихожан, недовольных чем-то в стране, выражать свое мнение, поскольку «отношение к миру должно быть деятельным» и не сводиться исключительно к получению услуг. Другой информант, также из «центрального» прихода, выразил сожаление, что так мало людей в России, в том числе и из его прихода, участвуют в протестных мероприятиях: «такое чувство, что люди выходят только в Москве, в регионах все равнодушны, это неправильно». Однако все остальные опрошенные священнослужители оказались не так позитивно настроенными к протестным движениям и выразили мнение, что в их приходах «протестовать не принято». Вообще же православная религиозная традиция в понимании большинства опрошенных принципиально не приемлет протестов: «православный человек не пойдет на митинг против чего-то, он может действовать только в защиту». Именно такое отношение к направленности политического участия данные информанты транслируют внутри своих общин. Более того, протестное 97 политическое участие, как например, выход на демонстрацию, является для православного человека крайней мерой: «только если уж детям кушать нечего будет, тогда выйдем». К руководству страны в общинах относятся одобрительно, особенно высоко ценят В. Путина, который «действует глобально, но как православный» (про присоединение Крыма и приуроченную речь Президента). Представители общин понимают, что финансово сильно зависят от государства и заинтересованы в продолжении сегодняшнего курса на поддержку православия как консолидирующей идеи. «Для Церкви хорошо, когда государство сильное» - так информант объяснил причины поддержки курса В. Путина членами прихода. Таким образом, подтверждается предположение, высказанное во втором разделе первой главы о том, что последователи РПЦ, находясь в финансовой зависимости от государства, в своих политических предпочтениях окажутся государственниками, чье политическое участие может быть направлено только на сохранение status-quo. Пока государство создает выгодные условия для РПЦ, поддерживает православные ценности, члены православных приходов будут поддерживать его, причем до тех пор, пока не возникнет непосредственный риск голода. Положительную взаимосвязь религиозного участия и политического православные священнослужители связывают с более высоким уровнем самодисциплины и ответственности, которые характерны для воцерковленных людей. Также вовлеченность в дела общины подразумевает постоянные социальные контакты с другими прихожанами, вовлеченность в какое-то социальное служение, например, помощь бедным, что может положительно сказываться на желании человека участвовать в политике. Подобная взаимосвязь может быть следствием того, что человек будет больше думать об общественной справедливости и захочет изменить что-то в стране в целом, к примеру, через участие в работе общественной организации. С другой стороны, вовлеченность в дела прихода и социальное 98 служение, как правило, дает обратный эффект: у человека просто не остается времени на политическое участие. Подобная проблема характерна и для священнослужителей: «Выборы все время в воскресенье, и священники хотели бы проголосовать, но не могут, потому что весь день занят. Это вообще самый сложный день недели. Поэтому священники других призывают голосовать, а сами не голосуют». Православная традиция предписывает верующему человеку воскресный день проводить, отказавшись от мирских дел, размышляя о Боге и самосовершенствуясь. Очевидно, что участие в выборах в эту категорию не попадает. Действительно верующий человек, для которого религия важна, предпочтет провести больше времени в молитве, чем пойти на демонстрацию. Таким образом, становится понятным, почему православные оказываются в целом менее склонными к участию в политике, чем атеисты. Положительное влияние совершения молитвы на склонность к политическому участию информанты объяснили по-разному. Во-первых, подобная взаимосвязь может быть следствием того, что «молитва – это прошение о том, чтобы у всех все было хорошо». Иными словами, это аналог заботы о других людях. Соответственно верующие, которые молятся, более дисциплинированы и больше думают о других. Во-вторых, регулярное совершение молитвы, как правило, оказывается связанным с чтением священных текстов. Таким образом, индивид, который регулярно совершает молитву, просто лучше информирован о христианстве, и православии в частности, и знает, что его религиозная традиция политическое участие не только не запрещает, но и в некоторых случаях поощряет. «Православные в принципе стараются участвовать в политической жизни страны, поскольку в христианстве есть идея об ответственности за свои решения. Поэтому решения нужно принимать и в общественной жизни участвовать». Люди же, которые относят себя к православию, но в храм не ходят и священных текстов не читают, строят свои представления о допустимости политического 99 участия на основании стереотипов. Другим объяснением низкого уровня политического участия среди невоцерковленных православных может быть то, что эти индивиды воспринимают весь окружающий мир как сферу услуг, от представителей которой можно получить необходимое, но участвовать в которой не обязательно. Также невоцерковленные православные могут быть менее склонными к политическому участию из-за отсутствия вовлеченности в социальные отношения, которые предоставляет община. «Они более эгоистичные, думают только о себе и своей карьере, но не о других людях. Им и на государство-то наплевать». Таким образом, интервьюирование представителей православных общин Москвы свидетельствует в пользу того, что религиозность может влиять на склонность к политическому участию через политическую теологию православия, которая не запрещает политического участия, а также через индивидуальную ответственность и вовлеченность в социальные отношения внутри общины, что характерно для более религиозных людей. 100 Интерпретация результатов: мусульманские общины По результатам статистического анализа мусульмане оказываются менее активными в голосовании, чем атеисты и даже православные россияне, хотя практически на всех выборах последних лет мусульманские регионы показывали самую высокую явку по стране. Однако в выборке ESS респонденты-мусульмане были преимущественно из Центрального и Приволжского федеральных округов, на что нужно делать поправку при анализе. По аналогии религиозные политического правильную с лидеры православными общин участия религиозную среди Москвы священники объясняют мусульман жизнь, а не мусульманские низкие уровни ориентированностью политический на активизм. Положительный эффект религиозного участия на участие политическое среди мусульман также объясняется следствием вовлеченности в социальные отношения: участие в мероприятиях общины дает чувство сопричастности с другими членами общины и может приводить к повышению гражданской ответственности. Если же мечеть не посещают мусульмане, для которых Москва не является родным городом, то «для таких людей политика значит очень мало, потому что они выдернуты из привычной среды обитания, круга общения» и привычных смыслов. Тем не менее, в выборке Европейского Социального Исследования все респонденты являются гражданами России, которые обладают политическими правами и должны в какой-то мере ассоциировать себя со страной и участвовать в ее жизни. Если на политическое участие мусульман негативно влияет дестабилизирующий фактор внутренней миграции, то непонятно, почему внутренняя миграция не влияет также и на представителей других конфессий и атеистов, которые тоже переселяются в незнакомые места с потенциально враждебным окружением. 101 Как и предполагалось, члены мусульманских общин в целом положительно относятся к современной российской власти, поддерживают ее. Патерналистские настроения в этом случае выглядят более обоснованной предпосылкой низкого участия среди мусульман. Таким образом, абсентеизм может быть эквивалентом «молчаливого согласия» с проводимой государственной политикой: как и православные верующие, мусульмане не будут протестовать против политики власти, пока ситуация не станет невыносимой. Подводя итоги, следует отметить, что религиозность может влиять на политическое участие как через социальные механизмы, такие как вовлеченность в социальные отношения и социальное служение, а также поддержка определенных типов политического участия внутри общины, так и через индивидуальные механизмы: чувство долга и ответственности. Влияние политических теологий невелико, поскольку большинство последователей с ними незнакомо, в то время как позиция общины и ее религиозного лидера по какому-то вопросу может иметь определяющий эффект на склонность индивида к политическому участию. В подтверждение тезиса Ю. Синелиной о ценностной близости православных и мусульман можно заметить, что московские представители общин этих конфессий очень близки в своей аргументации специфики взаимосвязи религиозности и политического участия, а также в своем отношении к политическому активизму. 102 Заключение Несмотря на предположения сторонников старой парадигмы теории секуляризации, религия в XXI веке не только не сдает своих позиций, но и подчас набирает силы в своем влиянии на мир политики. Жизнь современного человека все еще полна неожиданностей и рисков, которые, на ряду с другими факторами, могут обратить его взор на религию в качестве опоры и компенсаторного механизма. Последствия Арабской весны, а также Исламской революции в Иране, демонстрируют, что после масштабных социальных потрясений спрос на религию резко повышается, а религиозные движения укрепляют свои позиции на политической арене. Россия, пережившая в 1990-х годах период религиозного подъема, сейчас по уровню религиозного участия и количеству верующих не сильно отличается от других стран Европы. Российское религиозное возрождение не принесло серьезных изменений в религиозном участии среди последователей традиционных для России религий – православия, ислама и буддизма. Массовое обращение населения к вере и недостаток ресурсов религиозных общин привели к тому, что большинство новых верующих не получили никакого религиозного образования и ограничились поверхностными знаниями своих религиозных традиций. Во многом именно поэтому современное религиозное сознание россиян отличается крайней противоречивостью: как лоскутное оделяло, оно может состоять из христианских представлений о добре и зле, восточных верований в переселение душ и следования народным приметам. Таким образом, православие, ислам и буддизм выступают в массовом сознании как культурно-цивилизационные, но не религиозные традиции, и являются неким субститутом национальной идентичности. Малые российские конфессии, напротив, успешно вкладывали имеющиеся ресурсы в религиозное просвещение новых сторонников, поэтому религиозное сознание российских католиков, протестантов и иудеев, как правило, не такое противоречивое. 103 Противопоставляя себя иноверческому окружению, представители малых российских конфессий держатся за идеи и нормы, объединяющие общину. Влияние религиозности на политическое участие исследовано для массовых для Запада религиозных групп – преимущественно, католиков и протестантов. Православные христиане и мусульмане раньше не попадали в фокус подобного анализа в силу своей малочисленности в странах Запада и особенно в США. Россия в этой связи представляет собой еще более интересный кейс, поскольку является страной посткоммунистической, испытавшей в 1990-х годах быстрый религиозный подъем. Результаты статистического анализа демонстрируют, что и в России религиозность оказывает влияние на склонность к политическому участию. Так, православные и мусульмане при прочих равных менее активны политически в сравнении с условными атеистами, однако эта разница в политическом участии появляется только в 2012 году, возможно, как следствие многочисленных политических скандалов этого избирательного цикла. При этом религиозное участие увеличивает вероятность участия политического. Этот религиозный предиктор стабилен во времени, а также оказывает сходное воздействие на все основные группы респондентов: православных, мусульман и даже атеистов. Таким образом, даже люди, которые не считают себя последователями какой-либо религиозной традиции, окажутся более активными политически, если изредка будут посещать религиозные мероприятия. К сожалению, пока не представляется возможным понять, какие именно религиозные мероприятия посещают условные атеисты, и как это влияет на склонность к политическому участию. Для православных респондентов эффект от религиозного участия на склонность к политическому меньше, чем для атеистов и мусульман, однако он существует и он стабилен. Московские православные священники связывают это с вовлеченностью «активных верующих» в социальные отношения внутри прихода, что положительно влияет на уровень их гражданской 104 ответственности. Положительную связь между политическим участием и совершением молитвы православный клир объясняет тем, что верующие, которые регулярно совершают молитву, как правило, и уделяют время чтению священных текстов и религиозному самообразованию. Близкое знакомство с христианской религиозной традицией и ее историей приводит к пониманию того, что христианство не только не запрещает участвовать в политике, но призывает быть активным и бороться за справедливость. Однако, связь религиозности и политического участия для православия совсем не линейна: наиболее религиозные люди предпочитают уделять все свое время религиозным практикам, а не политическим действиям. Более того, верующие, активно вовлеченные в дела прихода и социальное служение, как правило, не имеют времени для участия в политике, за исключением сотрудничества с общественными организациями, если их деятельность пресекается в рамках приходской социальной активности. Низкая политическая активность мусульман, не посещающих мечеть, объясняется тем, что они менее вовлечены в социальные отношения, не знакомы с общиной, а значит, не чувствуют себя и частью другой, большой, социальной группы. Полученный эффект может быть следствием того, что значительная часть мусульман из выборки ESS являются внутренними мигрантами без регистрации и живут вдали от родственников, не чувствуя связи с происходящими социально-политическими событиями. Тем не менее, все респонденты из выборки являются гражданами России, а значит, должны обладать политическими правами и некоторой заинтересованностью в государственных делах. Внутренняя миграция как обоснование низкого уровня политической активности мусульман кажется довольно спорным, поскольку внутренней миграции подвержены все конфессиональные группы России и, конечно, атеисты. Возможно, что для мусульман отрыв от родных мест приводит к социально-политическому равнодушию. 105 На стадии проектирования исследования было очень сложно предположить, что в российских религиозных общинах говорят о политике. Невольной ассоциацией, возникающей при восприятии словосочетания «политика в приходах», будет, скорее всего, образ общины темнокожих протестантов в США, на службу к которым пришел местный кандидат. Сложно представить себе подобное взаимодействие между политиками, духовенством и верующими в России. Тем не менее, в российских общинах православных, мусульман и протестантов о политике говорят. Причем не только в формате личной беседы священнослужителя с верующим, ответов на вопросы, но и в формате проповеди. Таким образом, и в России отношение общины к политическому участию, а также позиция духовного лидера по этому вопросу могут влиять на отношение индивида к политическому участию: он будет больше склонен вести себя в соответствии с ценностями своей религиозной группы. Данное исследование представляет собой лишь первый шаг на пути понимания специфики взаимосвязи религиозности и политического участия в современной России. Несмотря на получение предварительного положительного ответа о существовании подобной взаимосвязи, предстоит дальнейшая работа по совершенствованию инструментария, с помощью которого можно было бы замерить религиозность и непосредственно влияние религиозности на политическое участие. Необходимо также использовать более сложные статистические модели, которые позволили бы проанализировать эффект от религиозности как сочетания верований, религиозной аффилиации и религиозного поведения. Наконец, необходимым является продолжение качественного исследования механизмов взаимосвязи, чтобы выявить, как именно религиозность влияет на отношение человека к политическому участию. Проделанная работа, однако, позволяет говорить о том, что 106 в современной России специфика взаимосвязи между религиозностью и политическим участием принципиально от Западной не отличается. 107 Библиография Источники на русском языке 1. Анурин В.Ф. Религия как фактор социальной Социологические исследования. 2013. С. 135–146. интеграции // 2. Баталов Э. Политическая культура России сквозь призму civic culture // Pro et Contr a. 2002. № 3. 3. Бреская А.Ю. Изучение религиозности: к необходимости интегрального подхода // Социологические исследования. 2011. № 12. С. 31–34. 4. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения. М. 1990. Т. 3. 5. Гаврилов Ю.А. и др. Конфессиональные особенности религиозной веры и представлений о ее социальных функциях // Социологические исследования. 2005. № 6. С. 46–56. 6. Гельман В.Я. Политическая культура ‚массовое уча-стие и электоральное поведение: Россия в сравнительной перспективе // Проект« Звуковая энциклопедия». http://www. sonoteka. spb. ru. 2001. 7. Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь // М.: Весь мир. 2004. Т. 120. С. 62. 8. Гражданское общество – ресурс развития России // Центр политических технологий, 2013. URL: http://www.komitetgi.ru/analytics/863/#.U20c5vl_tSg (дата обращения: 7.05.2014) 9. Дюркгейм Э. Элементарные формы религиозной жизни. Тотемическая система в Австралии // Мистика. Религия. Наука. Классики мирового религиоведения. Антология. М.: Канон. 1998. 10.Забаев И.В., Орешина Д.А., Пруцкова Е.В. Специфика социальной работы на приходах Русской Православной Церкви: проблема концептуализации // Журнал исследований социальной политики. 2013. Т. 11. № 3. С. 355–368. 11.Забаев И.В., Пруцкова Е.В. Факторы формирования общины на основе прихода православного храма в начале XXI века. По даным опроса священнослужителей, социальных работников и активных прихожан храмов г. Москвы // Вестник Московского Университета. 2013. № 1. С. 115–125. 108 12.Зоркая Н.А. Православие в постсоветском обществе // Общественные науки и современность. 2013. № 1. С. 89–106. 13.Ирхин Ю.В. Достижения и ограничения бихевиоризма и постбихевиоризма // Социально-гуманитарные знания. 2009. № 1. С. 95–111. 14.Каариайнен К., Фурман Д.Е. Религиозность в России рубеже XX–XXI столетий (Окончание) // Общественные науки и современность. 2007. № 2. С. 78–95. 15.Козлов Н.Д. Политические культуры регионов России: уравнение со многими неизвестными // Полис. 2008. Т. 4. С. 8. 16.Кофанова Е.Н., Мчедлова М.М. Религиозность россиян и европейцев // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2010. № 2 (96). С. 201–230. 17.Кублицкая Е.А. Особенности религиозности в современной России // Социологические исследования. 2009. № 4. С. 96–107. 18.Лебедев С.Д., Сухоруков В.В. Тесный путь не туда? // 2013. 19.Мчедлова М.М. Роль религии в современном Социологические исследования. 2009. Т. 100. С. 77–84. обществе // 20.Новикова Л.Г. Религиозность в Беларуси на рубеже веков: тенденции и особенности проявления: социологический аспект // Минск: БТНинформ. 2001. Т. 132. С. 165. 21.Панкратова Е.В. Религиозность и религиозная самоидентификация // 2010. 22.Петухов В.В. Политические ценности и поведение среднего класса // Социологические исследования. 2000. № 3. С. 23–33. 23.Политическая наука: новые направления / Гудин Р.И, Клингеманн Г.Д., Шестопал Е.Б., Гурвиц М.М., Демчук А.Л., Якушева Т.В. М.: Вече, 1999. 24.Пруцкова Е. Операционализация понятия «религиозность» в эмпирических исследованиях // Государство, Религия, Церковь. 2012. № 2. С. 268–293. 25.Пруцкова Е.В., Забаев И.В. Социальная сеть православной приходской общины: возможности применения анализа социальных сетей в социологии религии // Вестник ПСТГУ. 2013. № 4 (48). С. 120–134. 109 26.Синелина Ю.Ю. Православные и мусульмане: сравнительный анализ религиозного поведения и ценностных ориентаций // Социологические исследования. 2009. Т. 100. 27.Филатов С.Б. Российский протестантизм: успех в равнодушном к вере обществе // Вопросы философии. 2004. № 5. С. 20–32. 28.Филатов С.Б., Лункин Р.Н. Статистика российской религиозности: магия цифр и неоднозначная реальность // Социологические исследования. 2005. № 6. С. 35–45. 29.Холмская М.Р. Политическое участие как объект исследования (обзор отечественной литературы) // Полис. 1999. Т. 5. С. 170–176. 30.Чеснокова В. Тесным путем: процесс воцерковления населения России в конце ХХ века // Неприкосновенный запас. 2007. Т. 1. № 1. С. 51. 31.Шевченко Ю. Политическое участие в России // Pro et contra. 1998. Т. 3. № 3. С. 87–97. 32.Шевченко Ю.Д. Поведение избирателей в России: основные подходы // Политическая наука. 2000. № 3. С. 111–130. Источники на английском языке 33.A new engagement? Political participation, civic life, and the changing American citizen // Zukin C., Keeter S., Andolina M., Jenkins K., Carpini M. New York: Oxford University Press, 2006. 34.Alesina A., Giuliano P. Preferences for Redistribution // Handbook of Social Economics. Elsevier, 2011. pp. 93–131. 35.Allport G.W., Ross J.M. Personal religious orientation and prejudice // Journal of personality and social psychology. 1967. № 4. 432 p. 36.Batson C.D. Religion as prosocial: Agent or double agent? // Journal for the Scientific study of Religion. 1976. № 29. pp. 29–45. 37.Berger P.L. The desecularization of the world: Resurgent religion and world politics. Grand Rapids, Mich: Wm. B. Eerdmans Publishing, 1999. 135 p. 38.Beyerlein K., Chaves M. The political activities of religious congregations in the United States // Journal for the Scientific Study of Religion. 2003. № 2. pp. 229–246. 110 39.Brady H.E., Verba S., Schlozman K.L. Beyond SES: A resource model of political participation // American Political Science Review. 1995. № 2. pp. 271–294. 40.Brug W. Van der, Hobolt S.B., Vreese C.H. De. Religion and party choice in Europe // West European Politics. 2009. pp. 1266–1283. 41.Chaves M. Secularization as declining religious authority // Social forces. 1994. № 3. pp. 749–774. 42.Chaves M., Gorski P.S. Religious pluralism and religious participation // Annual review of sociology. 2001. № 27. pp. 261–281. 43.Chen D.L., Lind J.T. The Political Economy of Beliefs: Why Fiscal and Social Conservatives/Liberals Come Hand-in-Hand. Philadelphia: American Political Science Association, 2005. 44.Cho W.K.T., Gimpel J.G., Wu T. Clarifying the role of SES in political participation: Policy threat and Arab American mobilization // Journal of Politics. 2006. № 4. pp. 977–991. 45.Claggett W., Pollock P.H. The modes of participation revisited, 1980-2004 // Political Research Quarterly. 2006. № 4. pp. 593–600. 46.Clark A.E., Lelkes O. Deliver us from evil: Religion as insurance // European Centre for Social Welfare Policy Research, 2005. 47.Creswell J.W. Research Design: Qualitative, Quantitative, and Mixed Methods Approaches. SAGE Publications, 2003. 276 p. 48.Davie G. Believing without Belonging: Is This the Future of Religion in Britain? // Social compass. 1990. № 4. pp. 455–469. 49.Davie G. Europe: the exception that proves the rule? // The desecularization of the world. Philadelphia: Wm. B. Eerdmans Publishing, 1999. pp. 65–83. 50.Dobbelaere K. The meaning and scope of secularization // The Oxford Handbook of the Sociology of Religion. 2009. 51.Driskell R., Embry E., Lyon L. Faith and Politics: The Influence of Religious Beliefs on Political Participation // Social Science Quarterly. 2008. № 2. pp. 294–314. 52.Easton D. The new revolution in political science // The American Political Science Review. 1969. № 4. pp. 1051–1061. 111 53.Esmer Y., Pettersson T. The effects of religion and religiosity on voting behavior // The Oxford Handbook of Political Behavior. 2007. 54.Fenn R. Sociology and Religion // The Oxford Handbook of Religion and Science. 2008. 55.Gershtenson J. Mobilization strategies of the Democrats and Republicans, 1956-2000 // Political Research Quarterly. 2003. № 3. pp. 293–308. 56.Glock C.Y. On the study of religious commitment // Religious Education: The official journal of the Religious Education Association. 1962. № 42. 57.Greeley A. A religious revival in Russia? // Journal for the Scientific Study of Religion. 1994. № 3. pp. 253–272. 58.Henry L.A. Complaint-making as political participation in contemporary Russia // Communist and Post-Communist Studies. 2012. № 3. pp. 243–254. 59.Heyking J. Von. Secularization: Not Dead, But Never What It Seemed // International Studies Review. 2005. pp. 279–284. 60.Jong G.F. De, Faulkner J.E., Warland R.H. Dimensions of religiosity reconsidered; Evidence from a cross-cultural study // Social Forces. 1976. № 4. pp. 866–889. 61.Lechner F.J. The case against secularization: A rebuttal // Social Forces. 1991. № 4. pp. 1103–1119. 62.Li Y., Marsh D. New Forms of Political Participation: Searching for Expert Citizens and Everyday Makers // British Journal of Political Science. 2008. № 2. pp. 247–272. 63.Macaluso T.F., Wanat J. Voting turnout & religiosity // Polity. 1979. № 1. pp. 158–169. 64.Magaloni B. Voting for autocracy: Hegemonic party survival and its demise in Mexico. New York: Cambridge University Press, 2006. 65.Martin D. The Secularization Issue: Prospect and Retrospect // The British Journal of Sociology. 1991. № 3. pp. 465. 66.McBride M. Religious Pluralism and Religious Participation: A Game Theoretic Analysis // American Journal of Sociology. 2008. № 1. pp. 77– 106. 112 67.McTague J.M., Layman G.C. Religion, Parties, and Voting Behavior: A Political Explanation of Religious Influence // The Oxford Handbook of Religion and American Politics. 2009. 68.Milbrath L.W. Political participation // The Handbook of Political Behavior. Springer, 1981. pp. 197–240. 69.Need A., Evans G. Analysing patterns of religious participation in postcommunist Eastern Europe1 // The British journal of sociology. 2001. № 52. pp. 229–248. 70.Nelsen B.F., Guth J.L., Fraser C.R. Does religion matter? Christianity and public support for the European Union // European Union Politics. 2001. № 2. pp. 191–217. 71.Norris P., Inglehart R. Sacred and secular: Religion and politics worldwide. New York: Cambridge University Press, 2011. 329 p. 72.Pepinsky T.B., Welborne B.C. Piety and redistributive preferences in the Muslim world // Political Research Quarterly. 2011. № 3. pp. 491–505. 73.Philpott D. Explaining the political ambivalence of religion // American Political Science Review. 2007. № 3. pp. 505–525. 74.Political action: Mass participation in five western democracies // Barnes S.H., Allerbeck K.R., Farah B.G., Heunks F.J., Inglehart R.F., Jennings M.K., Klingemann H.D., Marsh A., Rosenmayr L. Beverly Hills, CA: SAGE, 1979. 607 p. 75.Putnam R.D. Bowling alone: America’s declining social capital // Journal of democracy. 1995. № 1. pp. 65–78. 76.Religion and Political Participation // Guth J., Green J.C., Kellstedt L.A., Smidt C.A. American Political Science Association, 2002. pp. 1–31. 77.Scheve K., Stasavage D. Religion and preferences for social insurance // Quarterly Journal of Political Science. 2006. № 3. pp. 255–286. 78.Smyth R., Sobolev A., Soboleva I. A Well-Organized Play // Problems of Post-Communism. 2013. № 2. pp. 24–39. 79.Stark R. Secularization, rip // Sociology of religion. 1999. № 3. pp. 249– 273. 80.Stark R., Iannaccone L.R. A supply-side reinterpretation of the «secularization» of Europe // Journal for the scientific study of religion. 1994. pp. 230–252. 113 81.Swatos W.H., Christiano K.J. Introduction—Secularization theory: The course of a concept // Sociology of religion. 1999. № 3. pp. 209–228. 82.Theiss-Morse E., Hibbing J.R. Citizenship and civic engagement // Annual Review of Political Science. 2005. № 8. pp. 227–249. 83.Verba S., Nie N.H. Participation in America: Social equality and political democracy. New York, 1972. 84.Wald K.D., Owen D.E., Hill S.S. Political cohesion in churches // The Journal of Politics. 1990. № 1. pp. 197–215. 85.Warner R.S. Work in progress toward a new paradigm for the sociological study of religion in the United States // American journal of Sociology. 1993. pp. 1044–1093. 86.Wielhouwer P.W. Religion and American Political Participation // The Oxford Handbook of Religion and American Politics. 2009. Базы данных 87.Арена. Атлас религий и национальностей России // Исследовательская служба «Среда», 2012. URL: http://www.sreda.org/arena (дата обращения: 7.05.2014) 88.Верим ли мы в бога? Пресс-выпуск ВЦИОМ № 1461. 30.03.2010. URL: http://wciom.ru/index.php?id=268&uid=13365 (дата обращения: 7.05.2014) 89.Демографический ежегодник России - 2013 год // Росстат, 2014. URL: http://www.gks.ru/bgd/regl/B13_16/Main.htm (дата обращения: 7.05.2014) 90.Омнибус ВЦИОМ (Религия) // База данных «Софист», 1991. URL: http://www.sophist.hse.ru/dbp/S=2152 (дата обращения: 7.05.2014) 91.European Social Survey // 2012. URL: http://www.europeansocialsurvey.org/ (дата обращения: 7.05.2014) 92.World Values Survey // 1998. URL: http://www.worldvaluessurvey.org/ (дата обращения: 7.05.2014) 93.World Values Survey // 2014. URL: http://www.worldvaluessurvey.org/ (дата обращения: 7.05.2014) 114 Приложение 1. Гайд для проведения интервью с православными священнослужителями г. Москвы 1. Есть ли в Вашем приходе какое-то устоявшееся отношение к политическому участию? Принимают ли прихожане какое-то участие в политике? 2. Говорите ли вы с прихожанами о политике? О том, как лучше воспринимать происходящие события? 3. Православные россияне, которые посещают службы, больше склонны к политическому участию, чем «неактивные» православные. На основании Вашего опыта общения с прихожанами, как Вам кажется, почему проявляется такая разница? 3.1.Может быть, повышенная склонность к политическому участию – это следствие ответственности и самодисциплины, необходимых для регулярного посещения храма? 3.2.Может быть, это следствие вовлеченности в дела прихода, в какое-то социальное служение? 3.3.Как вы считаете, почему люди, которые называют себя православными и не ходят в церковь, меньше склонны к участию в политике? 4. Православные респонденты, которые регулярно совершают молитву, также оказываются более склонными к политическому участию, чем те, кто не молятся. На основании Вашего опыта общения с прихожанами, как Вы считаете, почему? 4.1.Может ли эта повышенная склонность к политическому участию быть следствием самодисциплины или какого-то варианта заботы о других людях и мире, выраженной в форме молитвы? 115 5. При том, что посещение религиозных мероприятий и совершение молитвы положительно влияет на политическое участие, православные россияне оказываются менее склонными к политическому участию, чем условные атеисты. На основании Вашего опыта общения с прихожанами, как Вы считаете, почему? 5.1.Может ли это быть следствием наличия каких-то стереотипов о том, как православный человек вести себя должен, а как не должен? Приложение 2. Гайд для проведения интервью с мусульманскими священнослужителями г. Москвы 1. Есть ли в Вашей общине какое-то устоявшееся отношение к политическому участию? Принимают ли члены общины какое-то участие в политике? 2. Говорите ли вы с членами общины о политике? О том, как лучше воспринимать происходящие события? 3. В России мусульмане, которые посещают религиозные мероприятия, больше склонны к политическому участию, чем «неактивные» мусульмане. На основании Вашего опыта общения с членами общины, как Вам кажется, почему проявляется такая разница? 3.1.Может быть, повышенная склонность к политическому участию – это следствие ответственности и самодисциплины, необходимых для регулярного посещения религиозных мероприятий? 3.2.Может быть, это следствие вовлеченности в дела общины? 3.3.Как вы считаете, почему люди, которые называют себя мусульманами и не посещают мечеть, меньше склонны к участию в политике? 116 4. При том, что посещение религиозных мероприятий положительно влияет на политическое участие, мусульмане оказываются менее склонными к политическому участию, чем условные атеисты. На основании Вашего опыта общения с членами общины, как Вы считаете, почему? Как Вам кажется, почему мусульмане гораздо меньше склонны к голосованию на выборах, чем атеисты? 4.1.Может ли это быть следствием наличия каких-то стереотипов о том, как мусульманин вести себя должен, а как не должен? 117