Телевидение в современном медиапространстве
advertisement
М. А. Мясникова Телевидение в современном медиапространстве Телевидение занимает сегодня значительное место в медийном пространстве. Как пишут исследователи, мы живем, по сути, в стране телезрителей. Хотя кое-что в последнее время уже меняется. Популярности телевидения «сильно способствовал общий культурный спад в стране: резко снизился уровень школьного образования, существенно утрачен престиж науки, распались многие традиционные институты серьезного искусства и просветительства. Отсеченная от высокой культуры публика, естественно, пополняет армию массового телезрителя»,1 — замечает декан факультета журналистики МГУ Я. Засурский. Свыше 90% городского и сельского населения России смотрят телевизор каждый день. Ежедневно читающих газеты среди горожан — 24%, журналы — 4%. Общенациональной газеты сегодня в России не существует. Ежедневных газет в расчете на 1000 человек населения выпускается сейчас в 6 раз меньше, чем в Японии, в 2,5 раза меньше, чем в Великобритании, в 1,5 раза меньше, чем во Франции. 30% взрослых россиян не читают газет вообще, реже всего к ежедневным газетам обращается молодежь. Причем, чаще россияне читают теперь не универсальные общероссийские издания, а издания местные, особенно — развлекательные и рекламные еженедельники.2 Исследователи библиотечного дела обнаружили, что сегодня в России есть дома и семьи, где нет ни одной книги. Телевидение демонстрирует и собственные, специфические, и общие для всех современных медиа свойства. Вместе с тем, с появлением Интернета телевидение уже не является абсолютно доминирующим медиа. Рассмотрим, что представляет собой современное медийное пространство и как сосуществуют в нем его традиционные составляющие. Радио всегда было исключительным носителем устной речи, а Интернет — изначально — письменной. Между тем, радио своим появлением вернуло человечество к дописьменной цивилизации, когда, по М. Маклюэну, мир познавался интуитивно. За последний век человечество в лоне технической, машинной цивилизации прошло примерно тот же путь, что и много веков назад, когда господство устной речи стало сменяться письменной. Тогда изобретение алфавита переключило центр человеческого восприятия со слуха на зрение, и люди, воспринимавшие письменный текст глазами, стали думать логически и последовательно. То же самое стало происходить и с появлением Интернета. Сегодня вновь требуется и читать, и писать, а не только слушать (или смотреть и слушать), как было еще недавно, в эпоху абсолютного доминирования радио и телевидения. На смену устной коммуникации, благодаря Интернету, опять приходит письменная. Так или иначе, мы вновь обнаруживаем, что человек читающий лучше подготовлен к творческой коммуникационной деятельности, более богат в социальном и духовном плане, чем человек, только смотрящий и говорящий. Люди, регулярно читающие, «способны мыслить в категориях проблем, схватывать целое, выявлять противоречивые взаимосвязи; более адекватно оценивают ситуацию и быстрее находят правильные решения; обладают большей памятью и активным творческим воображением; лучше владеют речью — она выразительнее, строже по мысли и богаче по запасу слов; точнее формулируют и свободнее пишут; легче вступают в контакты и приятны в общении; обладают большей потребностью в независимости и внутренней свободе, более критичны, самостоятельны в суждениях и поведении».3 ««Нечитатели» же испытывают трудности в речи, перескакивают в разговоре с одного предмета на другой, обладают пассивным, мозаичным сознанием, которое легко поддается манипулированию извне».4 Телевидение в отличие от письменных видов коммуникации (периодической печати и Интернета) приучает реципиента к пассивному поглощению информации, порой без тени сомнения в ее достоверности. Зримо представляя мир на экране, обладая высокоэмоциональной и информационно избыточной природой, телевидение (вопреки давним утверждениям М. Маклюэна, относившего его к «холодным» СМК), требует от аудитории меньшей активности по сравнению с радио, так как владеет двойным набором средств (аудио- и визуальных). Телевизионный зритель оказывается куда более рассеянным, несосредоточенным, проявляющим меньшую степень соучастия в происходящем, чем радиослушатель. Радио с его голосом-невидимкой оставляет поле для работы слушательского воображения. Не расшифровывая жизнь до конца, оно требует серьезной сосредоточенности и включенности человека в восприятие. Ведь последний вынужден призывать на помощь воображение и дописывать для себя содержание радиотекстов. Вследствие этого, радиовосприятие оказывается более индивидуальным и самостоятельным, чем телевизионное, несмотря на то, что радио проще и доступнее в общении. Радио, безусловно, будит фантазию, рождает в головах у слушателей собственные образы мира. В театральных и кинозалах мы обнаруживаем все того же, преимущественно телевизионного зрителя. Со всем своим накопленным опытом телеслушания и телесмотрения, эмоциональной «убаюканностью» телевизионной картинкой, то и дело прерывающейся и заставляющей отвлекаться от зрелища, этот зритель воспринимает все другие впечатления невнимательно, привыкнув к особым, домашним условиям восприятия. В 1930‑е годы, еще не став активным телезрителем, человек приходил в кинозал и садился в первые ряды с тем, чтобы увидеть еще и еще раз, «выплывет ли Чапаев». Сегодняшний зритель ведет себя в кино совсем иначе. Он прячется сзади, на «местах для поцелуев», чтобы несколько со стороны понаблюдать за происходящим на большом экране, пообщаться друг с другом и пообсуждать увиденное, как он всегда это делает, сидя перед телевизором. Что представляет собой информация, которую мы считываем с телеэкранов? По существу, это мозаика, сплошной непрерывный клип. Сегодня есть основания говорить об особой, «клиповой» природе телевидения проявляющейся в его программности, серийности, монтажности. Для той картины мира, которую мы наблюдаем по телевизору, характерны «кусочкообразность», «осколочность», «коллажность». Способ существования современного телевидения по сути напоминает некий первобытный синкрез. Отдельные взвеси в этом густом растворе функционируют совместно, под влиянием одного и того же маховика. Телевидение можно уподобить и средневековому карнавалу, празднику в том смысле, как о нем писал когда-то М. Бахтин. Карнавал, по его словам, не созерцали, в нем жили, причем, все, ибо он по своей сути был всенароден. Все были в нем зрителями и актерами одновременно. По телевизору мы наблюдаем сегодня бесконечные реалити-шоу, сериалы, игровые программы, короткие и разнообразные модульные вспышки информации, интерактивные зрелища, в которые сами готовы вмешаться и реально вмешиваемся. Многое в телевизионной программе складывается стихийно, как в самой жизни, в которой огромную роль играет случайность. Налицо то, что А. Моль обозначил как «мозаичная культура» — результат трансформации традиционной «гуманитарной» культуры под влиянием средств массовой коммуникации. Э. Тоффлер — как «блип-культура», для которой характерна нарочитая фрагментарность любой информации, будь то новости, реклама, концерт, спортивное состязание, телеурок или политические дебаты. Можно ли упорядочить в сознании весь этот пестрый, разноречивый, разноцветный поток информации, повседневно льющийся на нас с телеэкрана? Можно, применив, системный подход, в основе которого лежит понятие система, которую мы понимаем в данном случае как некую гносеологическую призму, конструкт, исследовательский инструмент для осмысления разнородной и разнообразной сущности телевидения. При этом телевидение следует рассматривать, по крайней мере, в двух плоскостях. С одной стороны, как часть макросистемы медиа, куда наряду с телевидением входят и периодическая печать, и радио, и Интернет. С другой стороны, телевидение можно изучать и как самостоятельную микросистему, которая, в свою очередь, дробится на составляющие. Но об этом чуть позже. Что касается соотношения телевидения с другими медиа, то здесь среди прочих имеет место и традиционный журналистский подход. Его во многих своих работах излагает профессор факультета журналистики МГУ В. Цвик.5 Этот подход состоит в выявлении трех способов распространения информации, которые он называет по аналогии с аристотелевским делением литературы на роды тремя родами журналистики. Таковыми, по его мнению, как раз и являются пресса, радио, телевидение. Кстати, другой автор, профессор Саратовского университета В. Прозоров идет еще дальше и непосредственно связывает три названных медийных средства с тремя традиционными родами литературы как некими антропологическими доминантами, или тремя основополагающими способами познания жизни: прессу — с эпосом, радио — с лирикой, телевидение — с драмой.6 Это интересное наблюдение, которое, однако, требует отдельного разговора. Что же касается подхода В. Цвика, то, как видим, в общем и целом этот подход слишком узок, так как сводит три названных медийных средства только к журналистике. С одной стороны, здесь совсем не учитывается существование других медиа. По М. Маклюэну, их множество, и они не имеют никакого отношения к журналистике. С другой стороны, в традиционном журналистском подходе игнорируется наличие внутри отдельных медийных средств (в том числе и телевидения) каких-либо иных составляющих кроме журналистского ядра, существующего в виде информации, аналитики и художественной публицистики. А сегодня уже отчетливо видно, что таковыми составляющими являются и научные (в виде телеуроков), и художественные (в виде фильмов, спектаклей, концертов) и игровые, рекреативно-зрелищные послания, идущие к зрителю с телеэкрана. Не говоря уже о нескольких разновидностях массово-коммуникационных сообщений. Назовем в их числе: пропагандистские, лоббистские, рекламные, PR-сообщения, существующие рядом с собственно журналистскими (публицистическими) текстами. Безусловно, журналистика имеет отношение к массово-коммуникационной деятельности. Однако заметим, что некоторые исследователи, в частности, профессор факультета журналистики Санкт-Петербургского университета С. Корконосенко, не согласны с утверждением о том, что журналистика должна умещаться исключительно в границах и понятиях коммуникации. Они полагают, что журналистика все-таки шире коммуникации, так как является и творческой деятельностью по созданию интеллектуальных, политических, эстетических и иных ценностей, и институтом общественного самоуправления, и средством познания и т. д.7 К сожалению, разные авторы никак не могут договориться о соотношении понятий. В современном журналистиковедении по-прежнему активно функционирует термин СМИ (средства массовой информации), а не СМК (средства массовой коммуникации). Причем, СМИ все чаще изучают и позиционируют как самостоятельный социальный институт. А собственно журналистику отождествляют то со СМИ, то с массмедиа и с массовой коммуникацией вместе взятыми, полагая, что все это — одно и то же. То соотносят со средствами массовой информации как целое и части (это уже знакомая нам позиция В. Цвика), называя периодическую печать, телевидение и радио разновидностями журналистики. То, наоборот, включают в состав СМИ. Придерживаясь последней из высказанных точек зрения, декан факультета журналистики Уральского госуниверситета Б. Лозовский вместе с тем обращает внимание на то, что, «синонимируя «массовую коммуникацию» со «средствами массовой информации», мы размываем специфику последних».8 И далее приводит определение этих последних, содержащееся в Статье 2 Закона РФ «О СМИ»: «Средства массовой информации — периодическое печатное издание, радио-, теле-, видеопрограмма, кинохроникальная программа, иная форма периодического распространения массовой информации».9 Как видим, акцент здесь делается на периодичности, не присущей, к примеру, фотографии, художественному кино или видеопродукции, в которых нет и малой доли журналистики. Итак, Б. Лозовский, в отличие от В. Цвика, помещает журналистику внутрь СМИ. По его мнению, «журналистика выступает одним из видов деятельности, которые реализуются в средствах массовой информации. Работники последних могут заниматься пропагандой, агитацией, организацией, консолидацией, «черным» («серым», «белым») «пиаром», рекреацией, информированием, развлечением, популяризацией, диффамацией, психогигиеной and so on, но и журналистикой в том числе».10 Добавим от себя, что все перечисленное мы наблюдаем и на телевидении. Как род СМИ телевидение осуществляет различные виды деятельности, среди которых журналистика занимает положение лишь одного из многих. Значит, телевидение никак не может называться родом журналистики. Это — именно разновидность СМИ. Значит, и понятие «журналистика» не может синонимироваться со СМИ, как это нередко еще делается в научной литературе. Итак, определив место телевидения в макросистеме медиа, а также установив соотношение телевидения с журналистикой, которую в журналистиковедении еще нередко толкуют чересчур расширительно, мы предлагаем далее рассмотреть телевидение как самостоятельную микросистему со всей ее сложной, динамичной, многоаспектной природой. В пространстве телевизионной системы разные авторы в разное время вычленяли техническую, коммуникативную, социальную, художественную (О. Нечай); или только публицистическую и художественную подсистемы (В. Михалкович). На наш взгляд, телевидение есть все-таки система систем, а не совокупность подсистем, так как разные телевизионные системы вряд ли можно рассматривать по иерархическому принципу. Применяя системный подход, мы предлагаем изучать телевидение, по крайней мере, в трех плоскостях. Поскольку оно имеет дело со всеми аспектами жизнедеятельности человеческого общества, то оно, безусловно, является социальной информационно-коммуникативной системой. Телевидение также вбирает в себя весь художественный мир, созданный человечеством и существующий вокруг нас во времени и пространстве. Значит, его можно рассматривать и как художественную систему. Наконец, телевидение (и это замечают сегодня все чаще) предлагает аудитории некую виртуальную, вымышленную картину мира, возникающую в процессе взаимодействия аудитории с телеэкраном, то есть в процессе восприятия, и выступает, таким образом, в качестве адаптивно-моделирующей системы. Последнее понятие применительно к телевидению мы предлагаем рассмотреть в данном случае более подробно, так как до сих пор это еще не сделано в научной литературе, хотя о направленности телевидения на создание моделей жизни и адаптацию человека к этим моделям порой упоминают. Сами по себе термины «метаязыковые», «вторичные моделирующие», «вторичные знаковые» системы, «вторичные языки культуры», «культурные коды» не новы. Они сложились в рамках науки семиотики. Эти явления были проанализированы в свое время французскими структуралистами и постструктуралистами, в частности, Р. Бартом и Ж. Дерридом, а также нашими отечественными учеными: Ю. Лотманом, Вяч. Ивановым, Б. Успенским. К «вторичным моделирующим системам» относят языки таких форм культуры, как мифология, религия, искусство, философия, политика, спорт, мода, реклама, наконец, телевидение и Интернет. Уясним основные понятия. Ю. Лотман писал: «Модель — аналог познаваемого объекта, заменяющий его в процессе познания… «Моделирующая деятельность — деятельность человека по созданию моделей…Моделирующая система — структура элементов и правил их соединения, находящаяся в состоянии зафиксированной аналогии всей области объекта познания, осознания и упорядочения. Поэтому моделирующую систему можно рассматривать как язык».11 Слово же «адаптация» означает «приспособление», но, кроме того, оно толкуется и как «сокращение», «упрощение». «Адаптивный», «адаптирующий» значит «приспосабливающий».12 А вот понятия «облегченный» и «упрощенный» относятся уже к термину «адаптированный», а не «адаптивный», хотя как раз упрощением и схематизацией жизни телевидение любит заниматься более всего. Таким образом, «адаптивно-моделирующую систему» можно определить как структуру элементов и правил их соединения, находящуюся в состоянии не только зафиксированной аналогии всей области объекта познания, но и приспособления к этому объекту. Если мы рассматриваем телевидение как адаптивно-моделирующую систему, значит, мы изучаем не только то, как оно отражает и изображает окружающий человека мир, но также и то, как оно приспосабливает человека к этому миру с помощью имеющихся в его распоряжении «языковых», аудио-визуальных средств, в процессе осуществления телевидением разных, присущих ему видов деятельности. Естественно, на практике это явление, отмечают многие, хотя и не пользуются указанным термином. Пишут, в частности, о том, что сотворенный общими усилиями телевизионщиков и зрителей виртуальный мир становится для последних некоей «сферой бытия — равнозначной и параллельной сфере бытия подлинного»,13 но, как правило, не совсем совпадающей с последней. Однако именно к этому виртуальному миру и приспосабливается аудитория, принимая его за реальный. А, приспосабливаясь, меняется сама соответственно своим новым представлениям о мире, складывающимся в ходе моделирования и адаптации. Что должно моделироваться на экране? Антропологи, философы, психологи всего мира сходятся на том, что в любом обществе непременно присутствует определенный набор жизненных моделей — свои герои, святые, праведники, гуру-учителя жизни. Главное, конечно, чтобы эти модели были позитивными. На деле же происходит совсем иначе. Телевидение формирует и мировоззрение, и бытовое поведение человека, прививает ему определенные поведенческие образцы. Как правило, однако, это далеко не подлинные и не конструктивные, а некие устоявшиеся лишь в сознании, надуманные, ставшие модными, а, главное, не такие уж позитивные образцы. Подавляющая часть телезрителей вовсе не ждет от экрана чего-то живого, реального, а ищет ожидаемого, знакомого и повторяющегося в привычное время. Непременно, кстати сказать, ищет смешного, жалостливого и ужасного. Ведь «смех, жалость и ужас — три струны нашего воображения, потрясаемые драматическим волшебством», — по словам А. С. Пушкина. Три первочувства, к которым так тянется любой человек. Здесь-то, однако, и таится главная опасность, которая состоит в том, что человек занят, по преимуществу, пассивной адаптацией к жизни, восприятием и усвоением готовых и при этом далеко не всегда позитивных моделей. Население России оказывается в этом смысле достаточно однородным. Симптом весьма тревожный. Такое происходит, однако, не только в России. Процессы глобализации охватывают весь мир. Правда, сегодня мы говорим и о такой общемировой тенденции, как специализация телеканалов, о развитии человечества в сторону свободного выбора. И все же оказывается, что людей, способных сделать такой выбор, людей, критически мыслящих, к сожалению, не становится больше. К примеру, актер и режиссер Михаил Козаков по этому поводу говорит следующее: «Каждый может с телевизионным пультом в руке выстроить свой собственный клип из предлагаемого набора передач. Другое дело, что, создавая свой «культурный клип», вы кожей чувствуете, что немного вас таких, что остальные, их большинство, прильнули к «застеколью».14 К сожалению, даже университетская молодежь достаточно высоко оценивает сегодня развлекательный канал ТНТ, демонстрирующий, однако, не самые высокие образцы вкуса. В частности пресловутую программу «Дом-2» они характеризуют в весьма позитивных выражениях, типа: «весело», «прикольно», «оптимистично», «не мрачно». Итак, телевидение реально способствует тому, что человек в сегодняшней России занят пассивной адаптацией к тому, что ему показывают. Об этом говорят и физиологи, и философы, и психологи. Их мнения приводит в своей книге «Осторожно, телевидение!» исследователь телевидения Р. Борецкий. Так, доктор биологических наук, заведующий Лабораторией возрастной физиологии мозга научно-исследовательского института мозга РАМН В. Фокин, пишет: «Мозг, как известно, состоит из двух полушарий, правого и левого. Правое полушарие лишено цензуры, если можно так выразиться, и телевизионные картинки, попадая в мозг ребенка, идут преимущественно в правое полушарие — и в силу незрелости левого, «критического» полушария, и из-за особенностей зрительного ряда, почти не сопровождаемого словами. Правое полушарие теснее связано с вегетативной регуляцией». Как отмечает исследователь, телевидение как раз и эксплуатирует это правое полушарие. Оно эксплуатирует инстинкты. И чаще всего это секс и смерть. «Оба эти инстинкта «выходят» на гормональную активность, которая еще сильнее подавляет критичность восприятия картинки. Таким образом, в мозг ребенка вдавливаются упрощенные принципы жизни, не связанные с какими-то моральными оценками, тем более — запретами. Ведь для возникновения таких оценок и табу должна включиться работа левого полушария. Причем, для этой работы тоже нужен заряд энергии, как для всякой работы: вместе с тем, мы знаем, что на активизацию двух вышеназванных инстинктов тоже затрачено немало энергии, и на аналитическую работу мозга мощности уже как бы неоткуда взять. Ее «забрали» — через правое полушарие — «секс и смерть». Ресурса не хватает».15 Это еще одно объяснение тому, почему дети сегодня не читают, а, преимущественно, смотрят телевизор. «Просто для того, чтобы читать тексты, нужно проявить определенную активность, должны включиться в работу оба полушария, нужна воспитанная привычка к таким энергозатратам. Интерес к чтению снижается или не возникает вовсе, если не запускается механизм развития этого интереса. Тем самым снижается и уровень интеллекта…».16 Значит, человека просто необходимо учить смотреть и понимать телевизионные передачи. Этим, кстати сказать, и призвано заниматься медиаобразование. Иногда отвечая на критику в адрес современного, так называемого «катастрофического» телевидения, его защитники бросают лозунг: «Не нравится, не смотрите!». Однако, как утверждает академик РАО, профессор, доктор философских наук Л. Буева, далеко не все люди способны критично относиться к тому, что ежевечерне демонстрируется по телевизору, далеко не каждый волен выключить домашний экран, когда ему что-то не нравится. Оказывается, существует особое антропопсихологическое воздействие телевизионного зрелища на потребителя. Результатом всего происходящего «становятся феномены растерянного сознания», «невозможность сосредоточения или осмысления, когда реальность и видеоряд либо сливаются, либо перепутываются. Что наблюдается у «пациентов» — телеманов».17 Возникают явления «децентрации» сознания — «когда (у человека. — М. М.) резко снижается способность диагностики реальности, критерии реальности все больше подменяются критериями правильного исполнения роли, трафаретами моды, суггестивными клише, которые создаются тем же телевидением, — как замечает доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии РАН, профессор МГУ Д. Дубровский. — ТВ создает особую форму квазижизни для миллионов людей, которые часами просиживают у телеэкранов и в существенной степени отвлечены от реальной жизни и действительности».18 По словам профессора Я. Засурского, телевидение, «претендуя вроде бы лишь на свободное время человека», на деле посягает на большее — «на формирование его как личности: на образ жизни, на строй мышления, на ценностные ориентации».19 Последствия всего этого мы ощущаем сегодня уже достаточно наглядно. Люди, как правило, не только верят всему тому, что им говорят с телеэкранов, некритично воспринимая увиденное, они и ведут себя в точном соответствии с воспринятым. Поскольку телевидение сегодня — это действительно вторая реальность, в которой мы все существуем, оно не только активно формирует образ этой реальности в сознании людей, но и программирует их жизненное поведение. Слова действуют на сознание, зрительные же образы затрагивают подсознание и впрямую попадают в мозг. В результате население частенько строит свою жизнь в соответствии с телевизионной программой. Ведь телевидение — еще и способ приобщения нас к миру людей, путь к социализации. Это, конечно, особенно важно сегодня, когда люди так разъединены в жизни. Ведь с помощью телевидения они могут проиграть и опробовать многие бытовые ситуации, прожить жизнь как бы «начерно». «Поле чудес» до сих пор привлекает немалую аудиторию. Это связано с тем, что участие в телевизионных играх для обычных людей, безусловно, означает не только возможность состязаться или развлекаться. Это и способ публичного самовыражения, персонификации характерных черт современников, демонстрации на экране самих себя. Персонификация действительно становится сегодня все более активно выраженным сущностным свойством телевидения. Вместе с тем, в наших российских реалити-шоу, как и на Западе, обнаруживается все больше и больше дополнительного «нарратива», постановочности и вымысла. Перед нами разворачиваются придуманные истории, действуют либо подставные герои, либо привычные профессиональные поп-звезды. Вспомним программы «Час суда», «Две звезды», «Танцы со звездами», «Звезды на льду», «Цирк со звездами» и тому подобное. Реальными такие шоу называются, скорее, по старой привычке. На Западе подобные процессы более распространены. Там люди чаще смотрят на телевидение как на вымысел. Кино для них всегда было «фабрикой грез». В России же привыкли верить телевидению, радио, газетам, вообще СМИ. В качестве адаптивно-моделирующей системы телевидение осуществляет коррекцию поведения человека в обществе в процессе таких занятий, как телеигры, всевозможные развлечения, мифотворчество, познавательная деятельность. А мифология, как мы помним, — это также вид «вторичной моделирующей системы», еще один «культурный код». Как презентация, моделирование и образ мира телевидение мифологично само по себе. Это особая, мифологическая реальность. Кстати, помогает всему происходящему, с одной стороны, пассивность, свойственная телевизионному восприятию, а с другой, наглядность и особая эмоциональность телевизионного зрелища. Миф — это и иллюзия, и некий иррациональный способ воздействия на людей, верящих в него.20 Телевидение творит мифы. А это и означает, что оно, как мы уже сказали, не столько отражает, сколько создает новую реальность. Причем, захватывает человека целиком, что бывает порой очень опасно. И формы здесь могут быть самые разные. Об этом пишет «классик» телевидения режиссер И. Беляев: «…»спектаклями» занимается все телевидение, вплоть до передач о погоде. Но беда, когда человек или даже целый народ принимает иллюзию за реальность. Это всегда грозит историческими катаклизмами».21 Наш, российский, телезритель воспитывался на мифах в течение всех 75 лет советской эпохи. В дальнейшем старые мифы были заменены новыми, которые остались актуальными и в наше время. Сегодня имеет место новая постперестроечная мифология. Это — некие первичные формы коллективного мировосприятия, существующие в законсервированном виде. Причем, мифологическое сознание как способ освоения и объяснения мира реально куда более распространено сегодня в массе населения, чем можно было бы предположить. Частью мифов становятся известные телеведущие, «звезды» экрана, действующие политики, герои и героини рекламных роликов и сериалов. Подлинные и вымышленные персонажи сосуществуют практически на равных. Жизнь переплетается с вымыслом, образы, созданные на экране, с реальной жизнью исполнителей. А затем все эти телевизионные истории становятся образцами для подражания и даже инструкциями к поведению. Они компенсируют людям жизненный опыт, приобщают к человеческому сообществу, дают уроки нравственного и даже безнравственного(!) поведения. Между тем, современное медийное пространство непрерывно трансформируется и преобразуется. А вместе с ним — и отдельные его составляющие. Соседствуют тенденции стандартизации и индивидуализации потребления информации. Глобализацию, связанную со все более расширяющейся аудиторией, сопровождает обратный процесс — демассификация, демонстрирующая специализацию, сужение аудитории по интересам. Наблюдаются конгломерация — объединение медиа в единые конгломераты, и конвергенция, проявляющаяся в том, что разные медиа сближаются, используя технологии друг друга.22 Это, безусловно, ведет к значительным изменениям внутри отдельных медиа. В том числе, конечно, и телевидения. Сегодня стоит, однако, еще раз задуматься о его специфических чертах. Ведь ни одно из традиционных медийных средств не обладает такой зрелищностью и наглядностью, как телевидение. Ни одно не воспитывает столь пассивных потребителей. Наконец, ни одно так настойчиво не выдает своих историй за правду, не будучи, однако, в состоянии ее достичь, а нередко и специально не стремясь к ней. Оно творит жизненные модели, повседневно приспосабливая и приучая к ним человека, при этом частенько намеренно манипулируя его сознанием. О последствиях воздействия телевидения на современного человека надо думать серьезно и основательно. Примечания 1 См.: Засурский Я. ТВ опасно тем, кому оно нравится / Борецкий Р. Осторожно, телевидение! – М., 2002. – С. 228. 2 См. Дубин Б. Мы живем сегодня в стране телезрителей / Борецкий Р. Осторожно, телевидение! – С. 225. 3 Плотников С. Н. Чтение и экология культуры // Homo legens. Памяти С. Н. Плотникова. – М., 1999. – С. 64. 4 См. А. В. Соколов. Общая теория социальной коммуникации. – СанктПетербург, 2002, – С. 204, 23. 5 См. Цвик В. Основы журналистского мастерства. – М., 2004. – С. 24. 6 См. Прозоров В. Власть и свобода журналистики. – М., 2005. – С. 117 – 120. 7 См. Корконосенко С. Г. Журналистика и массовая коммуникация: не вместо, а вместе / Медиа-дискурс, 2006. – № 1. – С. 6. 8 Лозовский Б. Лекарство от манипуляций? – Профессиональные стандарты! / Современная журналистика: дискурс профессиональной культуры. – Екатеринбург, 2005. – С. 139. 9 Там же. – С. 139. 10 Там же. – С. 139. 11 Лотман Ю. Тезисы к проблеме «Искусство в ряду моделирующих систем» / Лотман Ю. Об искусстве. – С.‑Петербург, 2000. – С. 387. 12 Словарь иностранных слов. – 7-е изд. – М., 1980. – С. 17. 13 Михалкович В. О сущности телевидения. – М., 1998 – С. 12. 14 Козаков М. ТВ – изумительное чудовище. / Борецкий Р. Осторожно, телевидение. – С. 239. 15 Фокин В. ТВ «работает» на инстинкты / Борецкий Р. Осторожно, телевидение! – С. 231 – 232. 16 Там же. – С. 232. 17 Буева Л. ТВ разрушает экологию человека и культуры / Борецкий Р. Осторожно, телевидение! – С. 223. 18 Дубровский Д. ТВ как форма квазижизни для миллионов / Борецкий Р. Осторожно, телевидение! – С. 230. 19 Засурский Я. ТВ опасно тем, кому оно нравится / Борецкий Р. Осторожно, телевидение! – С. 228. 20 См. Яковлев Е. Эстетика. – М., 2002. – С. 218 – 230. 21 Беляев И. Спектакль документов: Откровения телевидения. – М., 2005. – С. 169. 22 См. Бакулев Г. Основные концепции массовой коммуникации. – М., 2002.
