правовые проблемы эвтаназии в россии

ПРАВОВЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЭВТАНАЗИИ В РОССИИ*
Чернега О. А., к.ю.н., доцент кафедры биомедицинской этики РГМУ
1.
Источники медицинского права России, содержащие нормы об Э.
Согласно п. 4 ст. 15 Конституции РФ общепризнанные принципы и нормы
международного права и международные договоры Российской Федерации являются
составной частью ее правовой системы.
К числу международных нормативных правовых актов, регулирующих право на жизнь
и, тем самым, косвенно затрагивающих вопрос об Э, относятся, в частности, Всеобщая
декларация прав человека от 10.12.1948., Международный пакт о гражданских и
политических правах от 16.12.1966., Европейская конвенция по защите прав человека и
основных свобод от 4.11.1950. (с изм. И доп. От 11.05.1994.) и другие нормативные правовые
акты. Запрет на преднамеренное лишение установлен в ст. 2. Европейской конвенции по
защите прав человека и основных свобод от 4.11.1950.
В настоящее время в международном праве вопрос об Э не нашел практического
разрешения, поскольку он тесно связан с закрепленным в приведенных источниках правом
на жизнь.1
Что касается действующего российского законодательства, то в его нормах
установлен прямой запрет на осуществление Э, закрепленный в ст. 45 Основ
законодательства РФ об охране здоровья граждан от 22.07.93. (далее - Основы). В
помещенном в ст. 60 Основ тексте клятвы врача, содержится следующее положение:
“получая высокое звание врача и приступая к профессиональной деятельности, я
торжественно клянусь …никогда не прибегать к осуществлению Э”.
Наконец, если обратиться к международным и отечественным этическим нормам,
содержащимся в источниках медицинского права, то на сегодняшний день сложилась
следующая ситуация. С точки зрения ряда авторов установленные в этических актах
Всемирной медицинской ассоциации (ВМА) право пациента умереть достойно, равно как
принадлежащее ему право на информированный отказ от медицинского вмешательства и
право на облегчение боли являются выразительным свидетельством этического оправдания
ПЭ.2 Некоторые авторы даже рекомендуют практиковать ПЭ, используя закрепленные в ст.
33 Основ этические нормы о правах пациента на облегчение боли и отказ от медицинского
вмешательства.3
Очевидно, что указанные утверждения и рекомендации, пренебрегая установленным в
ст. 45 Основ запретом на Э (в том числе в ее пассивной форме), не соответствуют ст. 14
Этического кодекса российского врача, утвержденного Ассоциацией врачей России в ноябре
1994, а также и ст. 9 Этического кодекса медицинской сестры России. В “Клятве
российского врача”, утвержденной Ассоциацией врачей России в ноябре 1994 г., врач-член
Ассоциации обязуется руководствоваться в своих действиях “международными нормами
профессиональной этики, исключая не признаваемое Ассоциацией врачей России положение
Медицина и права человека: нормы правила международного права, этики, католической, протестантской,
иудейской, мусульманской и буддийской религиозной морали М, 1992, С. 201-202
2
Малеина М. Н. Личные неимущественные права граждан: понятие, осуществление, защита. М, 2000 С. 68;
Бородин С., Глушков В. Уголовно-правовые проблемы Э/ Советская юстиция №9-10 1992 С. 34; Красавчикова
Л. О. Понятие и система личных неимущественных прав граждан в гражданском праве РФ Екатеринбург, 1994
С. 86
1
3
Акопов В. И. Этические, правовые и медицинские проблемы Э/ Медицинская этика и право № 1 2000 С. 51-52
о допустимости ПЭ”. Действительно, отечественные нормы медицинской этики однозначно
свидетельствуют о недопустимости пассивной Э, в том числе по просьбе ближних (законных
представителей) пациента.
2.
Понятие Э. в источниках медицинского права и в специальной литературе.
В соответствии со ст. 45 Основ Э представляет собой “удовлетворение медицинским
персоналом просьбы больного об ускорении его смерти какими-либо действиями или
средствами, в том числе прекращением искусственных мер по подержанию жизни”.
Как было указано выше, одним из источников медицинского права являются акты,
содержащие нормы медицинской этики. К их числу относится Этический кодекс
российского врача, определяющий Э. как “акт преднамеренного лишения жизни пациента по
его просьбе или по просьбе его близких”, осуществляемый, в частности, путем “прекращения
лечебных действий у постели умирающего больного” (“П. Э.”).
Приведенные определения позволяют выделить следующие правовые признаки Э.:
1. Э. это “акт“, деяние медицинского персонала4 (далее - врача), которое может
выражаться в действии (например, введение врачом летальной дозы лекарственного
препарата), либо в бездействии (например, отказ от проведения реанимационных
мероприятий). В этой связи акты ВМА, а также законодательство ряда зарубежных стран, в
частности, Голландии, не признает Э-й “ассистированное самоубийство”, представляющее
собой самоубийство пациента при
“пособничестве врача”. В случае АС врач
непосредственно не совершает акт по преднамеренному лишению жизни пациента, однако
дает ему рекомендации по применению тех или иных препаратов либо средств в целях
самоубийства (например, выписывая желающему покончить с собой пациенту лекарство,
врач информирует его о дозе, которая приведет к смертельному исходу). Обязательным
признаком А. С. является осознание врачом последствий своего поступка, что невозможно
без осведомленности врача о намерении пациента лишить себя жизни5.
2. Э. представляет собой преднамеренный акт, в основе которого лежит намерение
(цель) врача ускорить смерть и, в конечном итоге, лишить жизни пациента по тем или иным
мотивам (из жалости к пациенту или его ближним, ради получения платы за Э. или
последующую трансплантацию органов умершего пациента и т. д.).
3. В основе Э лежит волеизъявление пациента6, выраженное в просьбе о лишении
жизни7. Следует подчеркнуть, что по смыслу Основ и Этического кодекса российского врача
В Основах отсутствует описательное определение “медицинского персонала”. В связи с этим неясно,
относятся ли к медицинскому персоналу любые лица, имеющие, в силу ст. 54 Основ, право на занятие
медицинской и фармацевтической деятельностью, либо медицинский персонал ограничен кругом медицинских
работников, обслуживающих больного в период его наблюдения и лечения в медицинском (амбулаторнополиклиническом или больничном) учреждении.
5
В некоторых странах, в частности, в Голландии и США, АС образует самостоятельный состав уголовного
преступления против жизни. В Голландии допускается освобождение врача от уголовного наказания при
осуществлении АС в рамках установленных Верховным Судом правил (Тищенко П. Д. Эвтаназия: российская
ситуация в свете американского и голландского опыта. /Медицинская право и этика. №2 2000 С. 31).
6
Представляется, что в контексте ст. 45 и 30 Основ под “больным” следует понимать именно “пациента”, то
есть гражданина, обратившегося за медико-социальной помощью.
7
В этой связи вызывает недоумение понятие Э, закрепленное в ст. 9 Этического кодекса медицинской сестры
России. В силу данной статьи Э представляет собой “преднамеренные действия мед. сестры с целью
прекращения жизни умирающего…даже (?!) по его просьбе ”. Приведенная формулировка позволяет сделать
вывод о том, что Э может заключаться в преднамеренном лишении жизни пациента не только по его просьбе,
но и по инициативе медицинского персонала (в данном случае - медицинской сестры). Однако, такая
расширительная трактовка Э противоречит ст. 45 Основ. Не соответствует она и зарубежному законодательству
об Э. Это очевидно на примере состоявшегося в 1989 г. судебного процесса в Германии, имевшего результатом
4
не рассматривается в качестве Э акт, совершенный не на основании просьбы, а в силу
согласия пациента на предложение врача. Согласно ст. 14 Этического кодекса российского
врача Э-й признается также лишение жизни пациента по просьбе его “ближних”8 (например,
Э новорожденного по просьбе его матери, Э невменяемого пациента по просьбе его близких
родственников и т. п.).
В специальной литературе выделяются дополнительные признаки Э, некоторые из
которых закреплены в зарубежных источниках мед. права:
1 Э осуществляется “безболезненно” для пациента, то есть предполагает использование
таких препаратов и средств, которые не вызывают у пациента физической боли либо даже
устраняют болевые ощущения, связанные с болезнью. Опираясь на указанный признак,
Словарь О. Рота определяет Э как “легкую смерть”, наступающую с помощью специальных
мер9.
2 Пациент, подвергшийся Э, является “инкурабельным ”, безнадежно больным
человеком, претерпевающим, как правило, значительные физические и душевные страдания.
Это обстоятельство подчеркивается, в частности, в Американской и Британской
Энциклопедиях. Так, в Британской энциклопедии Э, ввиду особого состояния больного,
названа “милосердным убийством”.
2. Виды Э.
В специальной литературе Э подразделяется на следующие виды:
1. По характеру совершенного врачом деяния принято выделять А и П Э. АЭ
осуществляется путем активных медико-социальных действий врача (например, создание
неблагоприятных условий для выживания, в том числе перемещение кровати пациента
поближе к сквозняку и т. п. ). ПЭ предполагает отказ от проведения или прекращение
медико-социальных мероприятий, направленных на спасение жизни пациента (напрмер,
отключение жизнеобеспечивающей аппаратуры, прекращение питания, влекущее голодную
смерть пациента и т. п.).
2. С точки зрения роли волеизъявления пациента в акте Э последняя может быть
добровольной и принудительной. Добровольная Э основана на “доброй воле”, свободном
желании дееспособного, вменяемого пациента. Осознание пациентом последствий
осуществляемого на основании его просьбы акта является обязательным признаком
добровольной Э. Принудительная Э имеет место, во-первых, в случае воздействия на волю
пациента со стороны врача, ближних пациента или третьих лиц (например, путем уговоров,
угрозы, шантажа, воздействия на родственные чувства и т. д. ); во-вторых, о принудительной
Э можно говорить в тех случаях, когда врач руководствуется исключительно просьбой
ближних или доверенных лиц пациента (например, в тех случаях, когда пациент, ввиду
крайне тяжелого состояния, находится без сознания либо не способен выразить свою волю с
помощью известных средств - устно, письменно, с помощью знаков и т. п. ).
осуждение мед сестры германской клиники за убийство нескольких пациентов. Из показаний мед сестры
следовало, что она делала смертельные уколы неизлечимо больным не по их просьбе, а из чувства сострадания
к ним. Германский суд квалифицировал данное преступление как умышленное убийство, а не Э (о данном
судебном процессе см. Малеина М. Н. Ук. соч. С. 72).
8
Понятие “ближний” неизвестно действующему российскому законодательству, которое использует иные
термины - «близкие родственники” и “члены семьи”(ст. 14, гл. 15 Семейного кодекса РФ, ст. 53 Жилищного
кодекса РСФСР ).
9
Впервые термин “Э” (от греч. - хорошо и - смерть) был использован в XVIII-м в. Ф. Беконом для
обозначения “легкой”, не сопряженной с мучительной болью и страданиями смерти, могущей наступить и
естественным путем (М. Ж. Судо Эвтаназия/ Семья и биоэтика С-П, 1998, С. 195).
3. Анализ зарубежного законодательства позволяет выделить
“криминальную”,
подлежащую уголовному наказанию Э и, соответственно, легальную Э, допустимую при
соблюдении установленных законом условий. Так, в Голландии осуществление врачом Э без
соблюдения установленных законом условий (добровольного запроса пациента и т. д.)
влечет уголовную ответственность.10 Следует подчеркнуть, что Основы не пользуются
общепринятой терминологией. Так, говоря об удовлетворении врачом просьбы больного
путем “прекращения искусственных мер по подержанию жизни”, Основы не называют этот
акт “ПЭ”. В Этическом кодексе российского врача из всего арсенала приведенных терминов
используется лишь термин ”ПЭ”.
4. Отграничение Э от смежных правовых институтов.
В соответствии со ст. 3 Всеобщей декларации прав человека и ст. 20 Конституции РФ
каждый имеет право на жизнь. С точки зрения своего содержания право на жизнь
представляет собой естественное и неотъемлемое право, каждого человека, исключающее
возможность преднамеренного лишения жизни иначе как во исполнение смертного
приговора, вынесенного судом за совершение преступления, в отношении которого законом
предусмотрено такое наказание (ст. 6 Международный пакт о гражданских и политических
правах от 16.12.1966., ст. 2 Европейская конвенция по защите прав человека и основных
свобод от 4.11.1950)
Некоторые авторы выделяют в составе субъективного прав на жизнь правомочие по
распоряжению жизнью, которое представляет собой “возможность подвергать себя
значительному риску и возможность решать вопрос о прекращении жизни “. 11
Действительно, в некоторых случаях поведение гражданина связано с высоким риском для
собственной жизни, однако носит общеполезный характер и, в связи с этим не запрещается
государством. Так, в присяге сотрудников ОВД содержатся слова: “клянусь не щадя своей
жизни охранять установленный Конституцией и законами России правовой порядок.” 12 В
соответствии с п. 2 ст. 21 Конституции РФ и ст. 43 Основ никто не может быть без
добровольного согласия
подвергнут медицинским и иным научным опытам
(исследованиям). Таким образом, на основании добровольного согласия граждан допускается
их участие в научных и иных экспериментах, в том числе опасных для жизни. Так, в работе
Малеиной М. Н. упоминается о женевском враче Ж. Понто, позволившем укусить себя трем
гадюкам, чтобы проверить эффективность созданной им предохранительной прививки.
В большинстве случаев правомочие по распоряжению жизнью (особенно в контексте
решения вопроса о ее прекращении) ограничено комплексом правовых, религиозных и
этических норм.
Правовые основания реализации данного правомочия установлены рядом нормативных
правовых актов, свидетельствующих о негативном отношении государства
к
13
самостоятельному решению гражданами вопроса о прекращении жизни.
Помимо
установленного в ст. 45 Основ запрета на Э в Российской Федерации не допускается
Тищенко П. Д. Ук. соч. 31
Малеина М. Н. Ук. соч. С. 68
12
Присяга сотрудников органов внутренних дел РФ, утв. Постановлением Верховного Совета РФ от 23.12.92. (в
ред. Постановления от 24.10.93.)
13
Согласно научному комментарию к ст. 20 Конституции РФ “наличие у человека права на жизнь не означает,
что у него есть и юридическое право на смерть. Более того, история свидетельствует о том, что желание
человека уйти из жизни, как правило, встречало осуждение со стороны общественного мнения, церкви и даже
государства. Можно сказать, что на таких же позициях остается и действующее российское законодательство”
(Постатейный комментарий к Конституции Российской Федерации (под общ. ред. Кудрявцева Ю. В. М, 1996)
10
11
деятельность религиозных, в частности, организаций, склоняющих граждан к самоубийству
или к отказу по религиозным мотивам от медицинской помощи лицам, находящимся в
опасном для жизни и здоровья состоянии (п. 2 ст. 24 Федерального Закона “О свободе
совести и о религиозных объединениях”). В России также косвенно запрещена реклама
самоубийств: согласно п. 6 ст. 5 Федерального Закона “О рекламе” от 18.07.1995. реклама не
должна побуждать граждан к насилию, а также к опасным действиям, угрожающим
безопасности граждан.
Примечательно, что жизнеобеспечивающие тенденции действующего законодательства
соответствуют правовым традициям дореволюционной России, согласно которым одна из
форм реализации правомочия по распоряжению собственной жизнью - самоубийство
рассматривалось как уголовное преступление. 14
Криминализация самоубийства в дореволюционном отечественном законодательстве
обусловлена, во-первых, осуждением этого акта в нормах традиционной религии и этики 15;
во-вторых, несоответствием самоубийства критерию общественной пользы.
Зачастую Э рассматривают как разновидность самоубийства, поскольку в основе Э, как
правило, лежит волеизъявление потерпевшего. 16 Однако, все большее распространение
получает иная точка зрения, согласно которой Э является самостоятельной, не
тождественной самоубийству,
формой реализации “правомочия гражданина по
распоряжению своей жизнью”.17 Представляется, что обе приведенные трактовки Э не
вполне соответствуют ее правовым особенностям и, в силу этого, неадекватно отражают
правовую суть Э (см. п. 1 наст. раб.).
Дело в том, что Э имеет комплексную правовую природу: c одной стороны, в основе Э
лежит акт пациента по распоряжению собственной жизнью; с другой стороны, Э, в силу в ст.
45 Основ, является актом лишения жизни одного лица - пациента другим лицом-врачом.
Ввиду сложности своей правовой природы Э не укладывается в правовой механизм
реализации субъективного права на жизнь. Действительно, право на жизнь относится к
разряду личных неимущественных прав, поэтому его реализация, в том числе в аспекте
распоряжения жизнью, индивидуальна, неотделима от обладающей соответствующим
субъективным правом личности. Осуществление этого права при посредстве другого лица с
использованием представительства и иных форм замещения одного лица другим в данном
В допетровский период к самоубийцам и покушавшимся на самоубийство применялись лишь церковные
наказания: первые лишались церковного погребения, вторые – временно отлучались от Церкви. Впервые
уголовное наказание за самоубийство было предусмотрено артикуле 164 Артикула воинского от 26.04.1715., в
котором предусмотрена позорящая процедура в отношении самоубийц: “ежели кто сам себя убьет, то
надлежит…тело его в бесчестное место отволочь и закопать, волоча прежде по улицам…”. Раздел X Уложения
о наказаниях уголовных и исправительных от 15.08.1845. содержал специальную главу (II), устанавливающую
уголовную ответственность за самоубийство (Российское законодательство X-XX в. М, 1988 т. 4 С. 358, 383; т.
6 С. 161, 166).
15
Так, И. В. Силуянова утверждает, что библейское не убий (Исх. 20, 13) неразрывно связано с отрицательным
отношением христианства к самоубийству. Христианская Церковь, называя самоубийство “иудиным грехом”,
имеет ввиду обреченность самоубийцы на вечную погибель. Именно по этой причине самоубийцы не могли
быть погребены по христианскому обряду. Даже противники христианства, в том числе Ф. Ницше, признавали,
что одна из причин широкого распространения христианства заключается в его бескомпромиссной борьбе с
“неуемной жаждой самоубийства, ставшей столь распространенной ко времени возникновения христианства”
(Силуянова И. В. Этика врачевания: современная медицина и православие. М, 2001 С. 239-240; Ницше Ф.
Веселая наука: стихотворения и философская проза. СПб, 1993, С. 380).
16
Так, например, в Заявлении Церковно-общественного совета Русской Православной Церкви по
биомедицинской этике “О современных тенденциях легализации Э в России” (1999 г.)
Э по просьбе пациента рассматривается как “особая форма самоубийства убийства ”. Аналогичной позиции
придерживается И. В. Силуянова (Силуянова И. В. Ук. соч. С. 239, 245, 247)
14
17
Такова позиция М. Н. Малеиной, В. И. Акопова (Малеина М. Н. Ук. соч. С. 70; Акопов В. И. Ук. соч. С. 47)
случае недопустимы (п. 4 ст. 182 ГК), так что, с точки зрения гражданского права, акт
распоряжения собственной жизнью представляет собой исключительно индивидуальный
акт, самостоятельное действие (или бездействие) потерпевшего. Именно поэтому Э,
осуществляемую с участием врача, нельзя рассматривать как акт пациента по
“распоряжению ” собственной жизнью.
Важно учесть еще одно обстоятельство. С точки зрения гражданского права легальное
распоряжение собственной жизнью основано на “доброй воле” потерпевшего (то есть на
воле, свободной от насилия, заблуждения и прочих “пороков”), в противном случае можно
подозревать убийство, несчастный случай и т. д. Между тем, Э во многих случаях
осуществляется принудительно не только в смысле “пороков воли ” потерпевшего, но и
ввиду достаточно частых случаев учета врачом исключительно “чужой воли ” близких
родственников или доверенных лиц потерпевшего.
Лишь в случае добровольной Э акт лишения жизни пациента основан на “доброй воле”
последнего. Однако, такое добровольное распоряжение жизнью является, с точки зрения
действующего законодательства, злоупотреблением правом на жизнь Действительно, в силу
ст. 18 ГК РФ в содержание гражданской правоспособности входят личные неимущественные
права, в том числе право на жизнь. Согласно п. 3 ст. 22 ГК полный или частичный отказ
гражданина от правоспособности (в том числе, в части права на жизнь) ничтожен, за
исключением случаев, установленных законом. К числу таких случаев относятся указанные
выше легальные возможности распоряжения жизнью (добровольное участие в опасных для
жизни научных экспериментах, деятельность МЧС и т.д.). Между тем, Э, в силу ст. 45 Основ,
не относится к такого рода исключениям. Таким образом, гражданин, выражая свою просьбу
об Э, преступает пределы осуществления права на жизнь, злоупотребляет этим правом,
поскольку, фактически, отказывается от него.
Наконец, нельзя забывать о том, что, в силу ст. 45 Основ осуществление и даже
осознанное побуждение (подстрекательство) к Э влечет уголовную, а не гражданскоправовую ответственность. Даже в Голландии и США, где Э легализована, она выступает как
деяние, влекущее уголовную ответственность, за исключением случаев, установленных
законом.18
Указанные особенности правового регулирования Э выводят ее за рамки гражданскоправовой реализации субъективного права на жизнь в аспекте распоряжения собственной
жизнью. В настоящее время в нормах отечественного и зарубежного законодательства
отношения, возникающие в связи с Э, не составляют предмета гражданско-правового
регулирования.
По мнению ряда авторов Э как юридический факт представляет собой не “реализацию
права на жизнь”, а правонарушение. Одной из гарантий закрепленного в ст. 3 Всеобщей
декларации прав человека и ст. 20 Конституции права на жизнь является запрет на
преднамеренное лишение человека жизни, установленный в ст. 2 Европейской конвенции по
защите прав человека и основных свобод.
В действующем отечественном и зарубежном уголовном законодательстве выход за
пределы приведенного запрета квалифицируется как преступление против жизни – убийство.
Согласно ст. 105 УК РФ убийство представляет собой умышленное причинение смерти
другому человеку. Очевидно, что по ряду признаков Э тождественна убийству по ст. 105 УК.
Объектом Э является жизнь пациента. Объективная сторона выражается в действии
(бездействии) врача. Субъективная сторона Э характеризуется наличием у врача прямого
умысла, направленного на лишение жизни пациента. Вместе с тем, некоторые особенности Э
не позволяют совершенно отождествить ее с убийством по ст. 105 УК. Прежде всего, следует
18
Тищенко П. Д. Ук. соч. С. 31
иметь ввиду безнадежное, вызывающее сострадание состояние болезни пациента. Зачастую
жертвами Э становятся люди, “жестоко страдающие от боли, впавшие в депрессию, обычно
сопровождающую смертельную болезнь” (Заявление о пособничестве врачей при
самоубийствах/ принята ВМА сентябрь 1992). На Э нередко настаивают люди, осознающие,
что болезнь приведет их к неизбежному распаду личности (например, в результате утраты
отдельных функций головного мозга) со смертельным исходом. Данные факторы придают Э
колорит “милосердного убийства” с типичными мотивами жалости, сострадания к пациенту
и (или) его ближним, неверного представления о врачебном долге облегчить боль и т. д.
Указанные мотивы при определении меры уголовной ответственности за Э могут
рассматриваться как смягчающее обстоятельство. Впрочем, осуществление Э может быть
основано на иных мотивах - не исключен, в частности, корыстный мотив получения
вознаграждения за последующую трансплантацию органов жертвы Э. Подобные мотивы
несомненно должны расцениваться как отягчающее обстоятельство.
Важной особенностью Э является то, что она, за исключением принудительных форм,
совершается по доброй воле пациента, выраженной в виде обращенной ко врачу просьбы о
лишении жизни. Между тем, в научном комментарии к Уголовному кодексу РФ 19 акт
убийства квалифицируется как насильственный, предполагающий насилие над личностью
потерпевшего. В этой связи в качестве убийства по ст. 105 УК можно рассматривать лишь
принудительную Э.
Применению ст. 105 УК к Э препятствует и ст. 124 УК, устанавливающая уголовную
ответственность врача за неоказание медицинской помощи без уважительных причин, к
числу которых относятся такие установленные действующим законодательством причины
как отказ врача от лечения пациента по ст. 33 и 58 Основ, отказ от проведения
реанимационных мероприятий по основаниям, указанным в соответствующем Приказе
Минздрава. Фактически, пассивная Э является типичным примером отказа врача от оказания
помощи пациенту со смертельным исходом для последнего.20.
Проблематичность применения ст. 105 УК к Э обуславливает необходимость
дополнения УК специальной статьей об Э21. Представляется, что такая новелла поможет
избежать двух опасных крайностей. Одна их них заключается в декриминализации Э,
отражающей, по сути, “большевистский подход” к этому явлению. Известно, что в
примечании к ст. 143 УК РСФСР 1922 г. в его первоначальной редакции содержалось
положение о “непреступности” убийства, совершенного из сострадания по настойчивой
просьбе потерпевшего.22 Столь решительная декриминализация Э не характерна для
современного общества: как уже было замечено, в странах, где легализована Э , продолжают
действовать нормы об уголовной ответственности за незаконное ее осуществление.
Другая крайность правовой регламентации, прежде всего, добровольной Э состоит в
отождествлении ее с убийством. Так, в некоторых зарубежных странах добровольная Э
квалифицируется как “убийство по согласию”. Подобная квалификация не вполне
соответствует “правовой логике”, поскольку жертвой Э является не тот, кто дает согласие, а
тот, кто просит о смерти. 23
Постатейный комментарий к Уголовному кодексу РФ (под ред. А. В. Наумова М, 1996)
Несмотря на приведенные особенности Э она в большинстве случаев квалифицируется как убийство (Акопов
В. И. Ук. соч. С. 48 ).
21
Такой позиции придерживается, в частности, юрист О. Ивченко ( Ивченко О. Завещание жизни/ Домашний
адвокат № 7 2001С. 8).
22
Ивченко О. Завещание жизни/ Домашний адвокат № 7 2001 С. 8
19
20
Медицина и права человека: нормы правила международного права, этики, католической, протестантской,
иудейской, мусульманской и буддийской религиозной морали С. 104
23
* Печатается по: журналу «Медицинское право и этика», № 3 2001, с. 15-25.