УДК 947 И.А. Тропов

УДК 947
И.А. Тропов (канд.ист.наук, доцент) – доцент кафедры социально-гуманитарных наук
АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИИ РЕВОЛЮЦИИ 1917 ГОДА В РОССИИ
Революционные события в России в 1917 г. всегда находились в центре внимания историков. При этом трудно
сказать, «повезло» или нет этому историческому сюжету в качестве самостоятельного предмета изучения. Ответ можно
дать двойственный. Повезло в том отношении, что семнадцатый год как переломный момент в истории страны,
положивший начало советской государственности, был подвергнут обстоятельному изучению советскими историками, а
также их зарубежными оппонентами – советологами. Не повезло, потому что история революции, расколовшей общество,
моментально стала объектом идеологической борьбы. Историкам, как отечественным, так и зарубежным, далеко не всегда
удавалось сохранять объективность и строгость научных подходов и оценок. Существенной проблемой для тех, и для
других долгое время была слабая доступность архивных фондов нашей страны для использования в научной деятельности.
Отечественная историческая наука и сегодня остается полем острейших дискуссий об истории нашей Родины, в том
числе о ее революционном прошлом. Думается, что эта дискуссионность полезна науке: вводятся в научный оборот ранее
не публиковавшиеся источники, уточняются прежние оценки, формируются новые подходы. В конечном счете, обществу
или, точнее сказать его мыслящей части предоставляется возможность делать свой выбор, извлекая уроки из прошлого.
В настоящей статье предпринимается попытка рассмотреть отдельные, наиболее обсуждаемые проблемы истории
революционных событий в России в 1917 г. Автор не стремится дать однозначные оценки, а лишь ставит своей задачей
показать многообразие возможных подходов при рассмотрении данной темы.
Один из весьма острых и дискуссионных вопросов связан с периодизацией революционных событий семнадцатого
года и определением характера происходивших в обществе изменений. Традиционный для исторической науки взгляд
хорошо известен всем еще со школьной скамьи: в 1917 г. произошло две революции – буржуазно-демократическая в
феврале и социалистическая в октябре. Однако в новейшей историографии 1990-х – начала 2000-х гг. появились и другие
подходы. Они столь разнообразны, что, скорее, вносят сумятицу в умы читателей, нежели проясняют ситуацию. После
распада СССР и крушения коммунистической идеологии стало как-то не модно говорить о социалистической революции.
Этот термин стали все чаще заменять понятием «переворот» [1, с. 39] или вовсе никак не обозначать, ограничиваясь
рассказом о «свержении Временного правительства» [8, с. 369].
Не лучше обстоит дело и в зарубежной историографии. Одни исследователи пытаются обосновать
контрреволюционный характер октябрьского «большевистского переворота», который будто бы был направлен на
подавление либеральных ценностей формировавшегося в России гражданского общества [11, с. 222-225]. Другие,
например, Н. Верт, делят события 1917 г. на «Февральскую революцию» и «Взятие власти большевиками», не утруждая
себя объяснением того, закончилась ли к этому моменту революция или нет [2, с. 74, 111].
Наряду с этим сформировался и другой подход, согласно которому февральские и октябрьские события
предлагается считать важнейшими вехами «на сложном и противоречивом пути развития революции в России», а саму
«Великую Российскую революцию» датировать 1917–1922 гг. [5, с. 10-14]. Данный подход представляется не лишенным
оснований и даже весьма перспективным. Революция, означающая радикальные перемены в социально-экономическом,
политическом строе и в сфере культуры, не может быть сведена лишь к захвату (смене) власти. Это относительно
длительный исторический процесс, в ходе которого происходят неоднократные перегруппировки социально-политических
сил, напряженный поиск путей дальнейшего развития страны, удовлетворяющих интересы активного большинства
населения, возможны как компромиссы, так и острая политическая борьба.
В современной исторической литературе наиболее полно данный подход обосновали В.С. Измозик и С.Н. Рудник.
Они же предложили и свою периодизацию единой истории российской революции [7, с. 160-165]. Первый этап – конец
февраля – начало марта 1917 г., завершившийся падением монархии. Второй этап – март – октябрь 1917 г., основу которого
составляет борьба вчерашних союзников за выбор модели дальнейшего развития. Этот этап завершается очередным
переворотом, в ходе которого большевики вооруженным путем свергли Временное правительство. Третий этап – октябрь
1917 – март 1921 гг. – охватывает собой период гражданской войны, и завершается укреплением власти большевиков,
вынужденных все же идти на некоторые уступки населению в целях восстановления социально-экономической и
политической стабильности в стране. В настоящей статье рассматривается взаимосвязь первых двух этапов революции в
России.
При характеристике первого из этапов революции, который традиционно обозначают как «Февральскую революцию»,
долгое время было принято говорить о решающей роли народных масс в свержении монархии в Петрограде и в ликвидации
царского аппарата на местах. В последние годы предпринимаются попытки кардинально пересмотреть это положение.
Историками все активнее проводится мысль, высказанная еще в 1918 г. бывшим комиссаром Временного комитета
Государственной думы (ВКГД) в Министерстве путей сообщения А.А. Бубликовым. Сводится она к тому, что революция
пришла в провинцию «по телеграфу»: стоило А.А. Бубликову разослать 28 февраля 1917 г. адресованную
железнодорожникам телеграмму председателя ВКГД М.В. Родзянко о том, что «Гос[ударственная] дума встала во главе
революции», как сразу это обращение «облетело уже всю Россию и всюду было встречено взрывом энтузиазма» [20, с. 308309].
В некоторых новейших публикациях этот тезис предстает в еще более четком виде. Например, Г.И. Злоказов и Г.З.
Иоффе утверждают следующее: «Победа Февральского переворота решилась в Петрограде. Вторая столица – Москва,
другие крупные города, фронт, вся обширная периферия, в сущности, вполне спокойно и мирно приняли то, что в конце
февраля – начале марта свершилось в Петрограде» [6, с. 27]. Появились и новые подходы к оценке состояния
губернаторской власти в революционный период. Современный петербургский ученый С.В. Куликов, полемизируя с
мнением В.И. Старцева о том, что в начале марта 1917 г. «деятельность большинства губернаторов была парализована»
[Стар, с. 198], акцентирует внимание на других фактах. С.В. Куликов указывает на то, что большинство представителей
«бюрократической элиты» отнеслись лояльно к новой власти, они «восприняли падение старого и возникновение нового
порядка весьма прагматично и, в общем, достаточно безболезненно» [9, с. 370].
Попытки отдельных исследователей доказать, что в конце февраля – начале марта 1917 г., в сущности никакого
переворота не было, на наш взгляд не учитывают целого ряда исторических фактов. Во-первых, никакого единодушия со
стороны местных властей (губернаторов, вице-губернаторов и проч.) не существовало. Хотя большинство, действительно,
признало свершившийся в Петрограде политический переворот, в ряде случаев губернаторы противодействовали
установлению новых порядков. Это произошло, например, в Воронеже, Екатеринбурге, Рязани, Оренбурге, в Полтавской и
Саратовской губерниях, а также в некоторых уездных городах [14, л. 17, 59, 66, 72]. Во-вторых, вопрос о состоянии местных
административных органов не следует рассматривать в отрыве от общественно-политических настроений и социального
движения на местах. Известное пренебрежение к этому вопросу в современной науке объясняется, как уже отмечалось
выше, «спокойствием» провинции. На наш взгляд, сложившаяся к началу марта 1917 года политическая обстановка в
стране не может быть адекватно отражена ни в терминах «энтузиазма», ни уж тем более «спокойного и мирного принятия»
петроградских событий. Например, весьма интенсивно развивались события в Псковской губернии, где 4 марта состоялись
массовые митинги и демонстрации, в ходе которых были освобождены заключенные из тюрем, арестованы и даже убиты
несколько высших офицеров [16, с. 180-183]. Революционные события в городах Балтийского побережья, прежде всего, в
Кронштадте также сопровождались массовыми убийствами офицеров. 1 марта 1917 г. был схвачен и растерзан толпой
тверской губернатор Н.Г. фон Бюнтинг [9, с. 371]. В Костроме, как и во многих других местах, население громило
полицейские участки, разоружало полицию, формировало по образцу 1905 года Советы рабочих и солдатских депутатов. В
короткой телеграмме Костромского Совета в Петроград сообщалось: «Город с 3 марта находится в руках войск и народа»
[18, с. 42]. Практически по всей России прокатилась волна арестов губернаторов и других высших сановников [14, л. 53, 5858 об., 67 об., 72 об., 76 и др.].
Учитывая, что значительная часть арестов губернаторского корпуса пришлась на самые первые числа марта, трудно
согласиться с мнением Р. Пайпса о том, что пункты Декларации Временного правительства от 3 марта о замене полиции
народной милицией и о выборах в органы местного самоуправления на основе всеобщего, прямого, равного и тайного
голосования «единым махом сметали губернскую администрацию и полицию, традиционно оберегавших устои Российского
государства» [15, с. 327]. Думается, ситуация была все же обратной: стремясь соответствовать господствовавшим в
обществе революционным настроениям, Временное правительство отразило в Декларации реальные факты развала
старого режима. Рухнувшая монархия похоронила под своими обломками в целом конформистски настроенные, но слабые
и бездействующие губернский и уездный уровни государственной власти.
Особое значение имеет вопрос о том, почему Временному правительству не удалось удержать ситуацию под своим
контролем, как и почему стал возможен новый политический переворот, произошедший в октябре 1917 г. Можно полагать,
что ключевое значение имеют два взаимосвязанных фактора: состояние социально-экономической и политической сфер
жизни общества.
Легкость и быстрота падения монархии в России, торжество либеральных ценностей на короткое время объединили
самые разные социальные и политические силы российского общества. Однако одного этого фактора консолидации
оказалось недостаточно для преодоления сохранявшихся в стране проблем и противоречий, не говоря уже о том, что сама
эта консолидация оказалась довольно-таки призрачной. В этой связи заслуживает внимания вопрос о судьбе общественных
исполнительных комитетов и Советов в России в 1917 г. Общественные исполкомы стали продуктом возросшей активности
широких слоев местного населения, стремившихся закрепить достигнутые к началу марта 1917 г. успехи, и
воспрепятствовать силам контрреволюции. Инициатива в их формировании могла исходить от разных сил и организаций,
но решающую роль в этом процессе сыграли все же земства и городские думы [4, с. 42]. Они обладали известностью среди
местного населения, необходимыми материальными ресурсами и, наконец, заинтересованностью в поддержании порядка
на местах. Учитывая достаточно пестрый социальный состав исполнительных комитетов и решающую роль в их
формировании не партийных структур, а общественных организаций и отдельных социальных групп местного населения,
правомерно говорить о надпартийном составе «народного фронта» в начале весны 1917 г. В условиях нерешенности в
стране целого ряда проблем, при отсутствии сколько-нибудь внятной и определенной политической платформы
общественные исполнительные комитеты оказывались весьма непрочным образованием и не имели возможности
длительное время быть центром объединения общественных сил на местах.
Своеобразными были положение и деятельность Советов. Они создавались весьма интенсивно. Только за одну
неделю – с 27 февраля до 5 марта 1917 г. – Советы рабочих и солдатских депутатов возникли более чем в тридцати
крупных городах России. К концу марта в провинции существовало 242 Совета рабочих депутатов [12, с. 668]. В
дальнейшем советская система стремительно разрасталась. Заметим, что создание этих органов не было сугубо
стихийным явлением. Многие из них избирались на общезаводских и на цеховых митингах, часто с участием солдат либо
местного гарнизона, либо вернувшихся с фронта. Определенную организационную помощь местные Советы получали в
ряде случаев от приезжавших из Петрограда депутатов IV Государственной думы. Так, на первом же заседании
Московского Совета рабочих депутатов 1 марта 1917 г. с разъяснением особенностей политической ситуации и положения в
Петрограде выступил комиссар Временного комитета Государственной думы кадет М.М. Новиков. А направленный в начале
марта в Саратовскую губернию депутат Думы М.Х. Готовицкий вынужден был задержаться дольше запланированного срока
в городе Камышине по просьбе местного Совета солдатских депутатов, «дабы не оставить города в положении безвластия»
[13, с. 394-396].
Следует особо отметить, что Советы создавались, как правило, не в пику Временному правительству и его местным
представителям, а с целью придать организованность революционному движению, обеспечить условия, при которых
будущее Учредительное собрание установит новый социально-экономический и государственный строй в интересах
трудящегося населения. Поэтому широко распространенное мнение об установлении в стране «двоевластия» после
Февраля следует признать не вполне корректным. Ситуация на местах была намного сложнее: в одних случаях Советы
действовали совместно с общественными исполнительными комитетами и являлись, таким образом, частью «народного
фронта», в других – Советы существовали как самостоятельные организации, но сосредотачивали при этом свое внимание
лишь на отстаивании профессиональных прав и интересов рабочих. Нередкими были случаи, когда Советы были одной из
многих политических структур, претендовавших на власть. Так, например, в Терской области большую роль в политической
жизни региона играли: Войсковое правительство во главе с атаманом М.А. Карауловым, Центральный комитет союза
объединенных горцев, Областной гражданский исполнительный комитет и его городские, окружные и отдельские
исполкомы, городские думы, а также городские Советы рабочих и солдатских депутатов [10, с. 11].
Из всего многообразия общественных организаций и социально-политических сил Временное правительство
предпочло опереться на узкий слой деятелей земств и городских дум. Руководители этих местных органов самоуправления
были объявлены губернскими и уездными комиссарами Временного правительства. Назначенные «сверху» и отражавшие
волю правительства комиссары оказались сразу противопоставленными общественным исполнительным комитетам и
Советам. То, что правительство вскоре согласилось на избрание комиссаров общественными исполнительными
комитетами, выявило противоречивость и слабость его политики и только усугубило проблему. По сути, Временное
правительство своим решением о передаче всей полноты власти на местах губернским и уездным комиссарам существенно
сузило свою социальную базу. Оно не только не приобрело контроля над развитием социально-политических процессов в
стране, но, напротив, упустило возможность сколько-нибудь эффективно воздействовать на местные общественные силы и
организации. Не случайно наиболее дальновидные современники называли решение главы Временного правительства Г.Е.
Львова об учреждении должности комиссаров «легкомысленной импровизацией». Оставляя без должного внимания
местные общественно-политические организации, Временное правительство создавало благоприятные условия для
нарастания политического кризиса в стране.
Впрочем, проблема заключалась не только в том, что Временное правительство не смогло создать себе надежную
опору на местах. Ситуация усугублялась медлительностью власти в осуществлении административных реформ,
противоречивостью проводимых мероприятий в этой сфере, а также неспособностью губернских и уездных комиссаров
эффективно исполнять административные функции. На этот факт следует обратить особое внимание, так как он имеет
большую актуальность и сегодня: развитие общества в конечном счете зависит не столько от наличия кризисных явлений,
сколько от способности административного аппарата к разрешению скопившихся в обществе противоречий.
Первоначально губернские комиссары слабо представляли себе круг своих обязанностей, а также функции
подчиненной им уездной и городской администрации. В дальнейшем комиссары освоились в своих должностях, получили
более четкие инструкции от Временного правительства. Но к существенному укреплению местной правительственной
власти это не привело. Серьезной проблемой была перегруженность комиссаров различными видами административной
работы, что было связано с общей правовой неурегулированностью их правового положения. Достаточно вспомнить, что
положение о губернских и уездных комиссарах появилось лишь 19 сентября 1917 г. Неопределенность правового
положения комиссаров весной – летом 1917 г. не могла не наложить отпечаток на их роль в местном управлении. В
сложившейся обстановке им, как справедливо заметил Г.А. Герасименко, приходилось «исполнять и старые законы, и
новые – постановления и распоряжения Временного правительства» [3, с. 68], что в целом снижало эффективность
деятельности губернского и уездного административного звена. Но, пожалуй, самая главная проблема состояла в том, что
правительственные комиссары не могли справится с ростом народного движения летом – осенью 1917 г. Недоверие к ним
проявляли не только оппозиционные силы, но и представители буржуазно-помещичьего лагеря, убеждавшиеся в том, что ни
губернские, ни уездные комиссары не способны защитить их от революционной анархии. Кризис власти комиссаров
Временного правительства отчетливо проявился в том, что никакие из предпринимаемых ими мер не могли дать желаемого
результата. Быстро показали свою неэффективность методы «разъяснений, увещеваний, призывов», которые Временное
правительство предлагало своим комиссарам использовать для пресечения аграрных беспорядков. Но и все более широко
применяемые уже с весны 1917 г. репрессии имели такой же результат. Иногда местным комиссарам при опоре на
вооруженные части удавалось восстановить нарушенный порядок, но это были временные и локальные победы, не
менявшие в целом ситуации фактического безвластия губернских и уездных представителей Временного правительства.
Слабость правительственных комиссаров проявлялась не только в неспособности противодействовать натиску
«слева», но и в фактическом бездействии в период «правого» мятежа генерала Л.Г. Корнилова. Телеграмма за подписью
А.Ф. Керенского и Н.Д. Авксентьева с требованием «принять все необходимые на местах меры к охране завоеваний
революции» была направлена губкомиссарам 29 августа 1917 г. Но только 1 сентября, когда движение корниловских войск
на Петроград было уже остановлено, а сам генерал арестован, от исполняющего обязанности Петроградского губкомиссара
А.А. Авчинникова поступило распоряжение разослать в уезды копию телеграммы Временного правительства «для широкого
оповещения оной среди населения» [19, л. 251-251 об.]. Никакого практического значения такая деятельность, конечно же,
не имела.
Слабость правительственной власти в центре и на местах была одним из ключевых факторов углубления революции
в России. Другим весьма существенным фактором было недовольство широких слоев населения нерешенностью целого
ряда проблем. Прежде всего, уставшее от затянувшейся мировой войны общество жаждало заключения мира, а Временное
правительство не только не начало переговоров о мире, но настойчиво продолжало военные действия. Многомиллионная
крестьянская Россия ждала также решения аграрного вопроса, однако Временное правительство ограничилось
подготовительными мерами, создав земельные комитеты, а окончательное решение вопроса о земле отложило до созыва
Учредительного собрания, сроки которого, правда, постоянно переносились. В результате в обществе происходило
сравнительно быстрое исчезновение всеобщего ликования по поводу полученных в марте 1917 г. свобод и нарастание
усталости, озлобленности и стремления к установлению режима «железной руки» как способа выхода из кризиса.
Назревавшее недовольство в стране прорывалось наружу брожением и дезертирством в армии, крестьянскими мятежами с
целью захвата частновладельческой земли и другого имущества, утратой связи целых областей с центром и проч. Этим
социальным недовольством и ростом протестного движения готовы были воспользоваться большевики, которые строили
свои планы, ориентируясь на рост народного недовольства и учитывая очевидную неспособность Временного
правительства справиться с создавшимся положением. Учитывая всю совокупность объективных и субъективных условий,
сложившихся в России в 1917 г., можно утверждать, что радикализация масс, свержение Временного правительства и
приход к власти большевиков были вполне закономерным следствием нерешенности крупных социально-экономических и
политических проблем в стране весной – летом 1917 г., а это в свою очередь позволяет рассматривать события февраля и
октября 1917 г. как взаимосвязанные этапы единого революционного процесса в России.
Библиографический список
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
17.
18.
19.
20.
Булдаков В.П. На повороте. 1917 год: революции, партии, власть // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки
истории Советского государства / Сост. В.А. Козлов. – М.: Политиздат, 1991.
Верт Н. История Советского государства. 1900 – 1991. – 2-е изд. – М.: Изд-во «Весь мир», 1998.
Герасименко Г.А. Народ и власть (1917 год). – М.: Наука, 1995.
Герасименко Г.А. Первый акт народовластия в России: общественные исполнительные комитеты (1917 г.). – М.: Ника,
1992.
Донскова Л.А. К вопросу о периодизации и типологии революции в России // Россия в 1917 году. Новые подходы и
взгляды. Сб. научных статей. – Вып. 1. – СПб.: «Третья Россия», 1993.
Из истории борьбы за власть в 1917 году. Сб. документов. Введение / Сост: Г.И. Злоказов, Г.З. Иоффе. – М.: ИРИ РАН,
2002.
Измозик В.С., Рудник С.Н. Российские революции ХХ века: сколько их было? К постановке проблемы // Политика.
Общество. Человек. К 85-летию доктора исторических наук, проф. А.З. Ваксера. – СПб.: «Европейский Дом», 2008.
История России: Учебное пособие / под ред. В.А. Кувшинова и др. – М.: Изд-во МГУ, 2003.
Куликов С.В. «В самых лучших отношениях»: бюрократическая элита и Временное правительство // Отечественная
история и историческая мысль в России XIX – ХХ веков: Сборник статей к 75-летию А.Н. Цамутали. – СПб.: Изд-во
«Нестор-История», 2006.
Кучиев В.Д. Советы в борьбе за победу Великой Октябрьской социалистической революции на Тереке (1917 – 1918 гг.).
Автореф. дисс. … к.и.н. – Орджоникидзе: Ростовский гос. ун-т, 1965.
Магид С. К вопросу о смысле Октябрьской контрреволюции в России // Клио. – 2001. – № 14.
Минц И.И. История Великого Октября. В трех томах. Т. 1. Свержение самодержавия в России. – М.: Наука, 1977.
Николаев А.Б. Революция и власть: IV Государственная дума 27 февраля – 3 марта 1917 года. – СПб.: Изд-во РГПУ им.
А.И. Герцена, 2005.
Отдел рукописей Российской национальной библиотеки (ОР РНБ). – Ф. 152. – Оп. 4. – Д. 168.
Пайпс Р. Русская революция. – Ч. 1. – М.: РОССПЭН, 1994.
Псковский край в истории СССР. Очерки истории // Под общей ред. Г.М. Дейча и С.И. Колотиловой. – Л.: Псковское
отделение Лениздата, 1970.
Старцев В.И. Внутренняя политика Временного правительства первого состава. – Л.: Наука, 1980.
Установление Советской власти в Костроме и Костромской губернии. Сб. документов (март 1917 – сентябрь 1918 гг.). –
Кострома: Костромское книжное изд-во, 1957.
Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. 8309. Оп. 1. Д. 23.
Черменский Е.Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России. – М.: Мысль, 1976.