Серия электронных книг «ПроLogos» Антон Полунин «UMBRA

advertisement
|1
Серия электронных книг «ПроLogos»
Антон Полунин
«UMBRA»
Поэтический сборник
Проект Литературного портала «LITCENTR»
(ОО «Украинский Литературный Центр»)
в сотрудничестве с «Bookland.com»
Украина, Киев – 2014
|2
Содержание
03 | Содержание
04 | Об авторах
05 | Предисловие
08 |
09 |
10 |
11 |
12 |
14 |
15 |
16 |
17 |
18 |
20 |
21 |
22 |
23 |
24 |
26 |
27 |
28 |
29 |
30 |
32 |
33 |
34 |
35 |
37 |
38 |
39 |
40 |
Иногда
Йона
Что не дожует
P.S.
Are you walking yet?
Are your drums a-beating yet?
Умбра
І ти
Мертвые и живые
На исходе каникул
Что быть
Обратный кажется, что
The Raven
П'ять років
Наизусть
Най пан Біг хоронить кожного доброго чоловіка
Сеятель
к вопросу о
Шашель
Безпечна і нетривка
Пока
или даже..
The money fest
9000
Надріз
Ли чего
НН
Говорун
41 | О проекте «ПроLogos»
42 | Организаторы, партнеры
|3
Поэзия
Антон Полунин, г. Киев
Родился в рабочем поселке Владимир-30 (ныне - город
Радужное во Владимирской области, РФ). Детство
провел в городе Переяслав-Хмельнийцкий Киевской
области, где окончил школу в 2002 году. В 2007 году
окончил юридический факультет КНУ им. Шевченко.
Сейчас работает на должности юриста в
благотворительном фонде.
Печатался в журналах «День и ночь», «Введенская
сторона», «Арт-Элит», «Aesthetoscope», на сайте
polutona.ru. Лауреат фестивалей «Авалгард-2013»,
«Шорох-2013», призер фестиваля «Ватерлиния-2013».
Участник фестивалей «Киевские лавры», «Каштановый
дом», «O`Fest», «Гогольфест», «Волошинский
фестиваль», «Кобзарт», «Тбилисоба», др.
Соучредитель и организатор поэтического проекта
«Поэзия без компромиссов». Модератор Литературного
портала «LITFEST» (ГО «Украинский Литературный
Центр»).
Вокалист и ритм-гитарист группы «The Good Times».
Фотоиллюстрации
Елена Самойленко, г. Антрацит - Киев
Математик, журналист, фотограф.
В свободное время визуализирует поэзию. Лауреат
международных фестивалей (Волошинский, CYCLOP)
участник международных фотовыставок в Украине и
Санкт-Петербурге. Любит прямоугольники. Отлично
изображает зайца-барабанщика.
|4
«Реализм метафизического свойства…»
Антона тошнило от слов, но тошнило… тоже словами. Тошнило от
свинцовой мерзости бытия – словами. От собственной неуверенности в
реальности этого мира – словами. Даже от любви – словами. От любви… к
этим самым словам. И просто от любви. И от ненависти. И от боли.
А куда от них деться, от этих мерзких, прекрасных, блевотных, высоких etc.
– от “лучших слов в лучшем порядке”? Но Антон-таки нашел выход. Дабы не
уподобляться ни замшелым традиционалистам, рифмующим километрами,
бессмысленно и беспощадно; ни сетевикам, вывещивающим свои
богоподобные опусы тоннами в собственных блогах; ни юным гениям, к
двадцати годам наштамповавшим по пять (а то и больше) книжек,
нашпигованных стихотворной хряпой – продуктами поэтической диареи; –
так вот, дабы не превратиться в кого-либо из них, Антон изобрел… набор
слов. Набор нужных слов. Нужных только ему, для индивидуальных
пиитических нужд. Точнее, это изобреталось как-то само собой, по мере
того, как из Антона изблевывались чужие слова, слова чужих
стихотворений, поэм и венков сонетов. Изблевывалось едва ли не всё. Но не
вполне всё. Не до конца. Кое-что оставалось-застревало внутри. Надолго.
Кое-что – навсегда.
Конечно, Антон ничего особенного не придумывал. Ничего принципиально
нового. Но он находил свое – в чужом, делая это чужое – своим. Так
появились в его текстах замечательные в своем роде языковые странности,
несуразности и неправильности. Например (цитируются строчки из разных
стихотворений А. П.):
Какая-то дымящаяся угль…
Одеяло делает па…
Лежи ночевать…
Обрядили меня льдеть…
Мне хочется, что я кого-то глажу
По голове, вспухающего в мне…
Мне нужно я идти под теплый ливень…
Болит голова бандит голова баритон голова…
Ну, и т.д., как сказал бы Велимир. Кстати, все это неплохо вписывается
именно в петербургско-петроградско-ленинградско-петербургский
контекст – гораздо органичней, чем в какой-либо другой. Тут тебе и
формалисты с «остранением»; и Хлебников со своими удивительными
выражениями, типа «шевеля уши» и прочими «аномалиями» в теле
среднестатистического русского языка; и обэриуты с их абсурдом,
алогизмом и безумной семантикой (у Введенского и Бахтерева, прежде
всего). И др., и пр.
Мне трудно судить о второй части книги, написанной на украинском, но
кажется, картина выходит примерно такая же, что и в «русской» части.
Слова в стихах Антона Полунина, нужные ЕМУ слова, возникают из гула и
гуда, и помимо гуда и гула. Они нашпигованы разного рода аллюзиями,
|5
парафразами, намеками на события прошлого и реалии сегодняшнего дня,
которые можно было бы счесть подсказками и отсылками, позволяющими
все свести к социальной конкретике, к сиюминутности и голимой суете
суетствий. Можно было бы счесть, если б было что вычесть... А что
возможно вычесть из текста, в который лишь искусственно можно вчитать
те смыслы и ту конкретику, которые в ней то ли есть, то ли вовсе
отсутствуют?.. Вот, допустим, строчка:
А империя пошатнулась и вот пошатывается…
– что в ней? – Намек? Что она есть – указание на что-либо, иносказание,
констатация факта?..
Но поэт, в общем, сам и отвечает на все эти «что», «как» и «почему»:
Вот
Является какой-либо антон
Показывает голову во швах
И делается как-то не того…
И, собственно, не суть важно – является ли этот антон альтер-эго автора
книги или нет. Но – при ЕГО появлении – становится как-то «не того», както не по себе, как-то неуютно: просыпается совесть – или ее подобие – и
нужно с этим что-то делать: то ли бороться, то ли – наоборот…
С этой поэзией, вообще, как-то не слишком удобно. Мало того, что она вся
какая-то корявая и неправильная, так еще и невозможно при чтении
оставаться бесстрастным и равнодушным. Читатель, хочет он того или нет,
должен каким-то образом реагировать на прочитанное:
принимать/отвергать/возмущаться/восхищаться etc. Таков ее градус, этой
поэзии. Это высокотемпературные стихи (что, опять же, как раз и отличает
их от текстов большинства молодых поэтов, не идущих в своих густопсовых
виршах дальше любовных переживаний и бесконечного нытья по поводу
своего одиночества и неприкаянности). Они могут быть внешне вполне
правильными – по всем канонам стихосложения, и гладкими, и
спокойными, и пронизывающими внеземным холодом, но если подойти к
ним вплотную и потрогать (вчитаться/вчувствоваться), то можно и
обжечься…
Стихи эти, собственно говоря, и не должны быть гладкими и формально
совершенными. Особое – и вполне неформальное совершенство – дарует им
автор, вдыхая/вкладывая в них свое отношение – к миру и мiру; к миру
Слова и миру наших надежд и иллюзий.
Меня не беспокоит ли чего
Меня не успокоит ли чего
Чему возможно здесь происходить
Того гляди возьмет да и вспорхнет
Какая-либо птица или зверь
И я взмахну ей что-либо вослед
А вот она не вспархивает…
Арсен Мирзаев
|6
|7
Иногда
Бойся меня
Как лечу по зеленым равнинам
В товарняке
Где меня называют Сатурн
Президент Рейган
Где пурпурным аспидом
Врываюсь в сосновый лес
Джо ди Маджио
Лис на рассвете
Нечеловек
2
Также
Рек полных форели
Заброд полных воды
Глаз полных воды
На вокзале где есмь оставленный
Чемодан
И есть
Мечта о небывшем
Цветок в петлице
Цапля в дождевике - это
И есть тюрьма
Растущая вниз
Нас отражает трава
Окружает влага
Вальгалла
Невыгова
3
Приходил почтальон перечесть
Сверхмолний
Такой-то - мне
люмен-фламен майн фройнд
Люблюплачу
Это нибелунг
Это сатана приходил
Любил их всех до одной
До костей
До жемчужных вершин
До последней
До самых зеленых холмов
|8
Йона
Стоячи по коліна в лимані
Зриваючи ратицями пісок
Одно маєш на думці
Що вимовиш хіба
Хіба класти голову в пащі китів
Линів і окунів
Виглядати чиїхось фальштруб
З-за крайнеба
Де глибше
Змикаєш долоню з поверхнею
Мов книгу розкривши
Торкаєшся гострокутих літер
Мов у пітьмі
Намацуєш броньований борт
Чистий люципер
Не сказати харон
Іоан знов-таки
Якою думкою багатієш
Яких чекаєш пришесть
Поки води холонуть
Поки чорніють
Мов матроський
Мов бромований чай
|9
Что не дожует
что не дожует - склюют ангела
что не доживет будем ли сомневаться
станем ли вздрагивать вспомнив о чем была
куда уходила какие носила платья
зачем не вернется - куколья голова
что теперь вы взъерошенная орда
козья когорта стреноженная орава
когда такая стынь на земле, когда
такая зима, такая незыблемая вода
такая любовь, такая халва и слава
а вот города здесь водится человек
так себе тварь но тоже изволь мириться
душу имеет (случается, даже две)
что до зубов - количество их проверишь
(а равно и глаз, в которые не смотри)
Вон оно вишь крадется откуда ждем
Свищет поверх, но вряд ли чтобы коснулось
Ладно бы так, а то - целоваться в десны
С этим вот самым в самую, то есть, внутренность,
Конгломерат желёз
Крошек не собирай, разреши глядеть,
Как налетят, как теперь загогочут:
Помнишь мол ту на стройке бросили за вагончиком Где она?
| 10
P.S.
Эти ботинки нужны для пляжей и поездов
Эти салфетки нужны для карандаша и губной помады
Эти деньги нужны для меня и моего друга
Джанкой нужен чтобы выйти купить рыбу и потом говорить с ней
Этот бык пусть лежит на крупном песке а я всажу в него descabello
Эти песчинки пусть прилипнут к его ушам и ноздрям и смешиваются с
кровью
Этот вход аварийный
Это окно во двор
Твой подбородок чтобы знать где останавливается вода
Эти мальчики пусть будут моя куадрилья
Зубы пусть будут кривыми ибо я человек
Эти необязательные нужны для елки пусть тоже будут
Тому вон работать проводником
А это видишь нужно чтобы не знать зачем
PS: вот цистерны и они желтые
Как желтый мешок картошки
| 11
Are you walking yet?
Комендантский час. Город подобен кофру.
Звуки шагов разносятся, как холера,
Когда идешь в изожранной молью кофте
Мимо фонарных дыб и вмерзших в асфальт галер.
Наступаешь на клапаны люков, но трубный звук
Вымещен шумом ветра - пепельного и горького.
И хочется рухнуть в изрезанную траву
Враждебного, вырожденного города.
..Отец приносил шелку и крепдешину
Для матери, конфет и яблоков для меня.
Бабке нездоровилось, она постоянно шила,
Молилась, носила халат, воняла
Смертью. Мать надевала рябую юбку,
Вела на заклание в детский сад…
..Комендантский час. Город сродни каюте
Затонувшего судна. Мотоциклет касаткой
Выныривает из арки – блестящий, самоубийственный.
Асфальт вскипает, бьется стекло аквариума,
Из канализации тянет цинготной глухой Сибирью,
Каторжной баландой. С меня хватит.
Ни детей, ни пса, ни полок с инвентарем,
Ни женщины, знающей, где носки,
Не нужно, и ты не врешь себе, что умрешь,
Глядя в фонарное щачло из-под руки.
| 12
| 13
Are your drums a-beating yet?
***
Ідеш собі
Містом собі йдеш
А щось таке чіпляється за рукав
Сіпає хтось такий за рукав
Ну чого тобі
Чого від мене
Йшов би собі куди йшов
Я от йду собі
Містом куди йду
Би й ти так
А він любов
Любов любов розумієш
І висне
Чого він висне на рукаві
Чого справді
Забігаєш до кнайпи
Просиш кави із цитрамоном
А руку висмикнув
І він стоїть на порозі боїться увійти
І ти чекаєш на каву не підводиш очей
Що йому та любов
Де вверзлась
Там хіба між кнайпою і зупинкою
Просто хіба так
***
Тепер не поснідавши на гуртяк
Зучора півпляшки лишав під ліжком аби ногам вранці менше роботи
Та п’яному хіба клопіт
Сам собі бригадир схотів і випив
Плентайся тепер, дурна голово
Попри шкла
Що в них вороний каброн
Макінтош в наплічнику
На зворотнім марель насмикаєш
Зайдеш до ботанічного
Під бузком всядешся і сам дідько тобі не брат
Ти-бо нині усенького світу король
Така бач любов
Чи що
| 14
Умбра
Умбра жженая умбра, кошка-чекушка, дерево вереск, много другого.
Есть ли что-либо после, мало ли важно, что совершится, чем обернется
Счастье длинная спичка, делай что должен, все что угодно, только не это.
Слог царапает нёбо, в гости к августе можно и завтра, можно и вовсе.
Охра желтая охра, скользкая леска, долгая вспышка, так и запомним.
Чем бы ни было детство, что бы ни прятал в ящике слева, буквенный узел
Станет двигать ногами, шарить в поддоне, щерить резцы, пытаться
отторгнуть
Точку, шахматный угол, минимум текста, можно и это, делай что хочешь.
Встанешь перед шеренгой, сделаешь ножкой, спросишь который - выйти из
строя.
Каждый скажешь десятый, выйти из строя, далее флейта, может и цитра.
Есть ли что-либо кроме позднего утра дымного ветра, что если только
Дань святому франциску, зерна и плевлы, мы и другие, что если так.
| 15
І ти
Зрони останній зойк у море зір,
Почуй бриніння риб і шепіт бруньки.
В тобі димлять, іржавіючи, труби.
В тобі сурмлять. Це по тобі сурмлять.
Мовчи, вдивляйся, скришуючи зір
Об горизонт. Як грізно дме блакить,
Як солодко розлазитись на клапті…
Ця вулиця закінчується псом,
І ти тримаєш чорну парасолю
У чорних лапах.
Вже скоро. Ще хвилина, ще – живи.
Щось жевріє в той час, як крижавіють
Повіки, вежі, ягоди… Годи
Собі в усім, корися, чоловіче..
Рожеве м'ясо вікон. Час біди.
Рожевий ліс і лис в передчутті.
За мить - останній зойк. Воно чатує.
Біжи чимдуж. Не можеш – стій чимдуж,
Ніде не віднаходячи притулку.
Ця вулиця – не більш, як ряд калюж
І ти.
| 16
Мертвые и живые
Новый велосипед
И целый фунт орехов
И говорящего попугая мне принесут
И ядовитого паука мне принесут завтра
Мертвые и живые встанут как это у них принято
И девочки с холодными ладошками
И машинисты южных поездов
И даже пилоты сверхзвуковых истребителей сделают вот так ручкой
И звери приведут своих чад чтобы я не щадил их
Все это, конечно, под музыку
Самую глупую и пустую
Бледные мальчики
Безликие голоса
Тогда я выйду в неосвещенный двор
Под моросящий дождь и встречный ветер
В предрассветные даже сумерки
Оставив без себя этих оживших и торжествующих
их
Тут бы и заколоть меня какому-то гопнику
Но опять же видимо не судьба
| 17
На исходе каникул
Переходим к банальностям: дым папирос «Ялта» на зеленом балконе,
Золотая картофель, бритвенный блеск стекол в карантинном серванте.
Се – почти донкихотство, сходство с таким же точно: тощим и конным.
Вон – щека к подоконнику, большеголовый щенок, кровяной трамвай…
Костоправа и перекись. Больше пока – ничего: ни червонных, ни черных,
Ни серпа, ни молоха. Зубы – в железный шкаф, детвору - в каталажку.
Или комкаешь пачку, а сзади – трогают за плечо.
Это я, - говорят,- за тобой, - говорят, - пришла.
Кровеносный трамвай, стук костяных клавиш, кастетный холод –
Не сейчас, - отвечаешь, - завтра перезвонимся,
Сговоримся об энцефалите или чахотке,
До тех пор – ни-ни.
Переходим к банальностям (далее – неразборчиво). Предположим,
Это – справка из же.., это – мне за отвагу еще при тогдашнем.
У стены без балконов зачем бы теперь получать поделом,
Не с тобой разделив, не тебе, например, передав
Иммортель о себе - золотой между желтых страниц И недорог и красен каким вообще платежом?
О себе что еще на исходе недолгих каникул?
Невозможно, что не был. Деталями пренебрежем.
| 18
| 19
Что быть
Что быть хорошим необязательно
И быть счастливым необязательно
А за свет заплатим завтра
А зубы вылечим никогда
ЗАГСы работают как положено
И морги работают как положено
И дожди третью неделю не о чем горевать
Помечтаем маленько о том о сем выкурим по одной
По единой по маленькой сколько там нам осталось
Все наше и должны мы кому чего
И чему в конце концов должно быть
В конце концов и мы ничего никому
И нам никто ничего
Дожди только вот третью неделю понимаешь
И быть счастливым
И быть хорошим
И даже зубы
Так что все чему должно быть спишется
Даже мы чего никак не миновать спишемся
Даже нам ничего не миновать спи
| 20
Обратный кажется, что
До станции - всего ничего.
Беги, беглец, в четыре ноги,
Платком зажав дырявый живот.
А нет - ложись, не беги.
С ветвей плоды посмей воровать.
Потом узрим, чего обронишь
На почву, где трава - не трава Асфальт, хотя - не то, чтоб асфальт, Ледник.
Одеяло встает падает
Осыпается в воду Падуя
Разлетается скорлупа
Одеяло делает па
В Италии - тепло до поры
На площади - фонтан или что
Лежи ночевать пока продтовар
Закрыт
От винта никуда денешься
Запоздали к жене денежки
Растащили моих детушек
Обрядили меня льдеть
Вперед куда. В разломленный пласт.
Асбест а что. Еще антрацит.
По проволоке в четыре крыла
До станции
До константы которая
Мыслится как
Цикл.
| 21
The Raven
В гуттаперчевой мгле на последней ступени обрывается звук,
Открывается зыбь, где железная рыба говорит мне пропасть.
Я скольжу, как фантом, уронив отраженье в ледяную Неву.
Я – штаны и пальто, не кричи, я не помню, для чего тебя спас.
Вот недобрый подъезд и этаж номер восемь, и тяжелая дверь.
Я боюсь позвонить и стою перед мутным оловянным глазком,
Сквозь который – густой, как машинное масло – проливается свет.
Открываешь. Привет. Извини, незнакомка, я с тобой не знаком.
Я тебе не знаком, но закован и заперт на одной из твоих
Многоводных планет. Ты задумала злое. Я не помню, зачем
Безнадежной рукой поднимал тебе веки и не видел вериг
Тяжелей, чем зрачки, обращенные к небу, будто гнезда грачей,
Будто сами грачи, обреченные верить в антарктический смог,
В бесконечный поток антрацитовых литер над полярным листом.
Посмотри на него: это то, чем являюсь, это все, что я смог.
Очевидный итог: поднимаю закрылки, замираю крестом.
| 22
П'ять років
П'ять рОків пОспіль, п'ять рокІв поспІль
Я мав себе за вицвілу кімнату
Я мав тебе у вицвілій кімнаті
І мало-мало спав. Нервозна пошта
Містила біль,
Містила біло-чорне "не звикай".
Ти зводилась і мало-мало їла,
Не знаючи, що відповісти їм,
Хто верзся нам, і серце - гостра чобіть.
Негамірка
Сусідня наливайка мала спирт
Розведений тим менше, чим дорожче
Платили ті, змальовані з таро,
Що врочили: "закінчите в Глевасі",
Стромили під ребро столовий спис.
Солоний спрут тепер, тепер, тепер Тебе, тебе, тебе в пітьмяну глИбінь
НазАвжди, назавждИ. І бути злим –
Нормально і нормально бути грубим,
Мов пензель.
П’ять недовгих по тобі.
П’ять потойбіч у зашклених світлинах.
Нормально бути злим. Нормально злим.
Я мало-мало є й люблю, напевно,
Не більше.
| 23
Наизусть
Невозможно стало наизусть
Ни Езус тебе Мария ни резуса плюсового летом
А империя пошатнулась и вот пошатывается
Полюшко-поле
Выйти рвануть что-нибудь и жевать стерню
Так говорят старики и странники
Духовые и струнные
Так ребят говорят заперли в подвале
Окружили на площади
Два часа примерно мурыжили и мертвили
А потом что нам еще остается
Кроме вот это кобзона иосифа
Оазис плясовой
ойоа
Бы к примеру Баратынского
Аве мария опять же
Или Мортон бэй на худой конец
Но наизусть стало невозможно никак
| 24
| 25
Най пан Біг хоронить кожного доброго чоловіка
Вийди шипшино до мене іржатиме
Кінь кобурової масті істота
Непідла крізь плутане місячне світло
Чи сяйво такі як і ти вже гукають до мене
Domine в бурих ярах у шипшинових
Сутенях змигують бурі розбійницькі
Ватри і чути нічого крім впертого
Дихання тих хто не верне до
Видиш яке покаяння злягатися
З падлом і падло глитати осинову
Тріску пусти за водою майнути
Повз наші впосліджені голови
Надто багато надії не варт
Переносити з місця на місце дарма
Горілиць сподіватися смерти
Чи скорого ранку
Чи теплого літа
За решту - спасибі
| 26
Сеятель
Сеятель паники, жнец бессмертника и ромашки,
Житель провинции, жрец оглобли и колеса,
Делай, что хочешь, не обращай на меня внимания
Делай, что делаешь, я не стану тебя спасать.
Кто эта женщина на карманном дагерротипе?
Жидкие волосы, драматический контур скул…
Что с ней? Уехала? Умерла от брюшного тифа?
Впрочем, не все ли едино, что там у вас за скука,
Что за бессмыслица… Медь оркестра, воскресный полдень.
Что это в ящике: человек или манекен?..
..Слов еще множество, но какая отныне польза
В стихосложении, житель города в табакерке?
Боль выживания – тоже, в общем, альтернатива
Самокопанию между стременем и землей.
Кто эта женщина, без которой тебе противно
Существование: кухня, ванная, горсть колес Обыкновенное, аспиринное, цитрамонное
Усекновение тяжелеющей головы?
Нас не испытывают – банально берут измором,
Долгой нерадостью. Нам без разницы, мы привыкли
К зову инерции, спазмам памяти, винным пятнам…
Сеятель вымысла, жнец бессмыслицы и вьюнка,
Не изучай меня, все и так чересчур понятно.
Не замечай меня, все наладится т.ч.к.
| 27
к вопросу о
И смерть не стра…, и сума – сестра,
И сойти с ума, против шерсти глядя
Туда, где венозно искрит герань,
И пьют паленку, и тянут лямку.
Твой бывший муж – человек-зима,
Человек-шеврон, кокаинный кондор.
В дыму махры, в голенищном хроме
Немногим виден его зрачок,
Немного смазан шинельный взмах
Пращевый свист, ятаганный контур
Его крыла с именным хронометром
На запястье. Ничто не в счет.
Лежать, не встать, не марать листа.
Тишина, как известь, густа и едка:
Ни звона рельс отдаленной станции,
Ни даже ругани из парадного,
Ни даже – утро, искрит мигрень,
Встаешь с постели, наводишь резкость,
Плетешься в кухню в одном белье.
Ничто не правда, никто не прав.
Тем паче - ты – человек-ребро,
Продаватель рыб по рублю за штуку.
И смеcь красна, и ловись, блесна,
Золотая, медная и другая.
К твоим ногам упадет Гаврош,
Отвесный, как пикировщик «Штукас»,
Как первый снег, как обрывок сна,
И станет грязью под сапогами.
| 28
Шашель
Мне кажется, я – дерево, и это – обычный шашель.
Мне кажется, я - грунт, я – что угодно,
Говно, все, что угодно, но не мясо,
И многие нездешние во мне
Стремятся не вовне, они стремятся
В кино и после – долго не домой.
Мне хочется, что я кого-то глажу
По голове, вспухающего в мне.
Так, глядя в горизонт, ожесточаешься,
Так я и эти пять, четыре, три
Товарища на сгорбленном причале
(У каждого – по рыбьему ребру
В предсердии) стараемся смеяться.
И человечек маленькой (да-да)
Столовой нержавеечной лопатой
Выкапывает яму в животе.
Бестактный шашель, не дает поспать,
Попасть туда, откуда пропадают,
Поесть маслин с обвисельневших древ.
Мне нужно я идти под теплый ливень,
И губочно пропитываться мясом,
Но не вместить. Друзья, подайте спичек.
Я - покурить, но прежде – баккурот.
| 29
Безпечна і нетривка
Волосся мшіє, льохом тягне з легень,
Очівний мерехт гасне ледве-поледве,
Під сподом – пусто, загинаєшся, легіню…
А з того – що? А з того – мало що. Ген –
Ширяє чайка над горбистим Дніпром,
Горлає когут на засміченім ґанку.
Круг тебе – світло, лячно, солоно, гамірно,
Пістряво, густо, гірко, бувай здоровий,
Чи як вже вийде: вий, вдавай, що живий…
Минають тижні, цвяшить вранішня мжиця,
Маньчжурське небо наливається жиром
Над житнім ринком. Не дивуєшся: звик.
Що з того? Що? Масна завуглена лють
Влипає в ніздрі, закорковує бронхи..
Збирай її, мов перли, себто – потроху,
Йдучи світза.. (читай - туди, де наллють).
Он - цвяшшя мжить, вітри хапають за карк,
Важка зі сну - іржить жовнірська худоба..
Скресає лють – дрібна, добірна, недобра,
Минає смерть – безпечна і нетривка.
| 30
| 31
Пока
Виноватый мужчина
Грустный мужчина
Маленький мальчик
Плохой человек
Посредственный человек
Невидимый
Хорошо различимый
В окне гостиной
В зеркале
На последней странице
На первой странице
В озлобленной толпе
На большом празднике
1 мая
2 мая
31 декабря
Будет жить долго
Умирать долго
Непрощенный
Неумиротворенный
Неприкаянный
Пока ты ставишь на плиту чайник
И делаешь бутерброд с ветчиной
| 32
или даже..
..или даже приносишь домой килограмм саламандр
И становишься в свете неоновой их полоскать
В рукомойнике с противопочечной ржавой водой,
Красноватой сосновой водой, это меньше, чем ты.
Это – первое марта, по сути – все та же зима.
Будто делят пирог, и тебе не хватает куска,
Будто спишь подо льдом, а тебе повторяют: остынь.
..говорили-балакали… Чашка воды перед сном.
Полыхает экран, саламандры ползут к батарее.
Где-то здесь. Никогда и нигде. Опоздал, проглядел.
Скоро - детство, а после – (не знаю) опять понедельник,
Недослушанный реквием, спирт, сетевое говно.
Балаклава. Кровавое в клюве морского птенца,
Водяной котлован, колебания каменной колбы.
Плюс – игла: навостри и танцуй по ее «раз-два-три»,
Раствори аспирин, впрочем, это, пожалуй, что утром.
Вот твои собеседники хочут тебя проницать.
Порционно в двенадцать бокалов – коньяк с кока-колой,
И курить, и курить, и к ответу пока не зовут.
..или даже – забудь, засыпай с саламандрой во рту,
С сарабандой в аорте. Картофель со вкусом картона
Остывает в желудке. Желе, суперклей, канифоль.
И – раздавлен, раздревлен на кольца (почти двадцать девять).
Нихреновый замес: полусон, котлован, колотун.
Рикошетят фотоны от пошлоиюльского фото,
Невозможно отделаться.
| 33
The money fest
Дістати нікельовану виделку з коров’ячої легені,
Знайти пластмасовий череп на задньому сидінні таксі,
В переповненому тролейбусі зрізати трохи волосся незнайомки –
Дізнатися, з чого зроблено світ.
Сприймати розмаїття складових, не виділяючи головного,
Не дошукуючись змісту, беззмістовності чи іншого якого порядку.
Така моя програма.
Зривати троянди, немов голови чи шеврони,
Дати псові вкусити себе,
Заночувати в депо.
Я – цегляний дуб.
Щоки і руки кольору бурої води, магнієвої руди,
Магнітної рути.
Мої плечі – соснові щогла.
Що це зі мною?
В бога не вірити, але на релігійні збіговиська
Ходити.
Співати їхніх гімнів,
Знати їх гімни краще за них.
Навчитись битися,
Навчитись стріляти.
Закарбувати в пам’яті імена і обличчя політиків (тільки якщо вже вмієш
стріляти).
Новин, втім, не дивитися.
Кажуть, коли нюхаєш клей – випадає волосся.
Коли не нюхаєш, теж, кажуть, випадає.
Випадає і вже там, на підлозі,
У звалених докупи простирадлах,
На оксамитовому облицюванні меблів –
Сивіє.
Носити спортивний одяг,
Організувати підпал,
Впасти на ескалаторі.
Коли отак тремтять руки,
Навіть не знаю, може,
Треба кудись зателефонувати
Чи, там, когось повідомити.
Замість нігтів – рожеві лялькові очі
А мені ще ніколи не було справді моторошно.
А мене ще ніколи досі не було.
| 34
9000
Девять тысяч церквей жгут его, девять тысяч огней жрут его,
И разносится треск хвороста, и текут ручейки воска
По щекам, и дымят волосы – ничего в этом нет жуткого,
Будто камень в праще мальчика, эта малость – мое войско.
Этот ветер – моя армия, мы шикуемся вдоль берега,
И вот-вот потечет алое, перемешиваясь с синим.
Дезертируй, мое малое, не свободное, но беглое.
В этом выеденном панцире что за счастье сидеть сиднем.
..Под водой не слышны возгласы, под водой не нужны легкие,
Под водой не страшны паводки. Выдыхай пузыри газа.
Выдыхай пузыри воздуха.. …Брось юрфак, поступи в летное,
Превратись поутру в черного муравья с партитур Гайдна.
Ничего в этом нет трудного : брось жену, устремись к полюсу…
..Он приходит домой заполночь и снимает костюм смерти.
Погоняют коней половцы, копошатся в углах полозы,
Девять тысяч рублей ждут его в бухгалтерии после смены.
| 35
| 36
Надріз
Дорослішай, дорослішай, перебувай у розпачі, неси дари на розтин.
Надріз затягує луска, і, наче гирі, на гілках – солодкі баккуроти.
Неждано і нежадано будильник, наче жайворон, висвічує свідомість.
Дорослішай, дорослішай, тобі не буде прощено твій головний недолік –
Твоє невміння визнати, що вже навряд чи вислизнеш з супокою безпліддя.
Луска вкриває яблука, дари звисають ядрами з покрученого віття.
Дорослішай, дорослішай, в тобі росте корозія – коров’яча покора.
Імлою очі заслано, лиш кров гасає, загнана, по замкнутому колу.
Надріз затягується сам. Усе, що ти не написав - розвтілене й нетлінне.
Безодня всмоктує скарби недовідспіваних «якби», і сніг лягає на горби
замерзлих літер.
| 37
Ли чего
Меня не беспокоит ли чего
Меня не успокоит ли чего
Чему возможно здесь происходить
Того гляди возьмет да и вспорхнет
Какая-либо птица или зверь
И я взмахну ей что-либо вослед
А вот она не вспархивает
Вот
Является какой-либо антон
Показывает голову во швах
И делается как-то не того
А впрочем погоди сейчас внесу
Поужинать тут только разогреть
И так звенит в ушах и так звенит
Ли с аркебузой в утреннем метро
Ли в кафельную вжавшись простыню
Все думаю по мне ли это свист
Дюралевый плюс-минус плексиглас
Как жаворон как жернов как нейрон
Как
Делается грустно от того
Как делается то чем это есть
Какая-то дымящаяся угль
И вплескиваешь разносортных масл
И вот оно не вспыхивает
| 38
НН
Еще вот так нет нет
Другое что-нибудь
Как воздух или гвоздь
Как воздух или гвоздь
По лету сорок дней
И меньше сокровений
И меньше сорока
О том меня опомни
От меня
Не тнет
Другое что
И вызвериться на
Безвинный гвоздодер
Беззубо ни зачем
Полету сорок дён
И можно скоротать
Еще за ревматизмом
НН другой не будь
Четверка скоростей
Сокольего пера
Еще другое то
Зачем меня сомни
Затем сомнений быть
Засим и перестань
Выкраивать звезду
Из книжной скорлупы
(Открыть и недочесть)
За нами саранча
Возможно так и есть
Вернее может быть
Вернее
Может быть вернее
Может быть
| 39
Говорун
Болит голова бандит голова баритон голова.
Погром говоришь поделом говоришь получай че почем
Вставать токовать ложась токовать и потом токовать
Вот так дорогой да не так дорогой молчать в кулачок
Трясти борода свистать соловей (прощай молодуха)
Цвести ковылем брести бобылем удить судака
О том и неметь не мыть между ног прослыть малодушным
Простыть к сентябрю в июльском тепле за ловлей цикад
Вот так полицай ништяк полицай колодная цапля
Вставай порицай ложась порицай паши за процент
Ходи ходуном страдай бодуном венчайся на царство
Пекись о дровах включай дерева в руанский процесс.
Чем быть говорун не будь говорун. Бандаж на запястье.
Болид голова гайморит голова циферблат голова.
Лбанешь стекло задохнешься мглой автоматной пастой
И выпрямишься, распятнанный на асфальте
| 40
| 41
О проекте «ПроLogos»
Электронные книги – один из современных эффективных способов
популяризации литературного творчества, коммуникации с читателем.
«ПроLogos» – новый проект портала «LITFEST», в рамках которого выйдет
серия электронных сборников поэзии самых интересных молодых авторов.
На данный момент в Украине не так много возможностей для издания
первой книги поэтами, пишущими на русском языке, поэтому формат
«ПроLogos» может стать важной отправной точной в поддержке и
популяризации их творчества.
Кроме того, речь идёт о симбиозе поэтического и визуального искусства,
так как все книги серии будут иллюстрированы известными
фотохудожниками.
«ПроLogos» – не коммерческий проект: все изданные в его рамках книги
будут находиться в свободном доступе.
| 42
Организатор проекта
ОО «Украинский Литературный Центр» - культурная
организация и on-line платформа, которая занимается
популяризацией украинской поэзии в Украине и зарубежом,
а также поддержкой молодых авторов, низовых поэтических
инициатив, региональных проектов и экспериментов в
области поэзии. Веб-сайт: http://litcentr.in.ua/
Партнер проекта
Bookland.com - крупнейший в СНГ онлайн-магазин
лицензионного электронного контента. Для
правообладателей: впечатляющие размеры роялти,
прозрачная онлайн статистика, разнообразные
партнёрские програмы по продвижению книжек и борьбе с
интернет-пиратсвом. Для пользователей: больше 1 250 000
книжек на 17 языках в самых популярных форматах, удобные системы
оплаты, возможность купить "в один клик". Веб-сайт: www.bookland.com
Идея, координация проекта, дизайн – Полина Городисская, г. Киев
Поэзия– Антон Полунин, г. Киев
Фотоиллюстрации – Елена Самойленко, г. Антрацит - Киев
Публикация: сентябрь, 2014 год, Киев
Доступ: свободный. Взымать плату за сборник – запрещено.
| 43
| 44
Download