Теория фрагментарной модернизации

Скорик А.П., Бондарев В.А. Теория фрагментарной модернизации: постулаты и
исторический ландшафт // Научно-педагогические школы ЮРГТУ (НПИ): История. Достижения. Вклад в отечественную науку: Сб. науч. ст. Т.2. / Юж.-Рос. гос.
техн. ун-т. – Новочеркасск: ЮРГТУ (НПИ), 2007. С. 684-693. (Объём – 0,75 печ.л.).
СКОРИК Александр Павлович – доктор исторических наук, доктор философских
наук, профессор, заведующий кафедрой теории государства и права и отечественной истории; директор НИИ истории казачества и развития казачьих регионов
Южно-Российского государственного технического университета (Новочеркасского политехнического института) имени М.И. Платова; почётный работник высшего профессионального образования Российской Федерации;
БОНДАРЕВ Виталий Александрович – доктор исторических наук, профессор кафедры теории государства и права и отечественной истории; главный научный
сотрудник НИИ истории казачества и развития казачьих регионов Южно-Российского государственного технического университета (Новочеркасского политехнического института) имени М.И. Платова.
ТЕОРИЯ ФРАГМЕНТАРНОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ:
ПОСТУЛАТЫ И ИСТОРИЧЕСКИЙ ЛАНДШАФТ
В публикации освещается специфика модернизационных процессов в России
на протяжении различных периодов отечественной истории. Представлена частноисторическая теория фрагментарной модернизации, с позиций которой анализируется период «социалистических преобразований» в СССР 1930-х гг. Раскрываются
основные теоретические постулаты частно-исторической
Стр. 685.
теории фрагментарной модернизации, научно-теоретическая и практическая
актуальность данной теории.
Одним из ведущих теоретико-методологических направлений в системе отраслей социогуманитарного знания постсоветской России является
теория модернизации, с позиций которой процесс развития человечества
предстаёт как поступательное движение от традиционного, аграрного общества к обществу современному, индустриальному. Факт широкого признания теории модернизации специалистами вовсе не случаен: здесь сказывается настоятельная потребность осмысления и прогнозирования модернизационных процессов, развернувшихся в России со второй половины
1980-х гг.
2
В отличие от предшествующих этапов отечественной истории, преобразования в постсоветской России, сколь бы ускоренными и противоречивыми они ни были, не сопровождаются масштабными социальными
конфликтами, как это было, например, в петровскую эпоху (первая четверть XVIII в.), в пореформенной период (вторая половина XIX в.) или в
период правления Николая II в начале XX в. Соответственно, утратила
своё значение марксистская теория, с позиций которой двигателем прогресса объявляются социальные революции. Возникла потребность в анализе, объяснении и прогнозировании поступательного эволюционного
движения, а такие задачи могут быть успешно реализованы в рамках теории модернизации. Следует также учесть общественно-политические изменения в России 1980-х – 1990-х гг., крушение советской системы и
большевистско-коммунистической идеологии, что в сфере научного познания означало переход от исследовательского монизма к плюрализму,
крушение господства марксистской методологии, на смену которой пришли новые теоретико-методологические подходы исследования минувшей
и настоящей реальности.
Модернизационная парадигма представляется весьма перспективной
при анализе тех периодов отечественной истории, которые характеризуются резкими качественными изменениями социально-экономических структур. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что теория модернизации не универсальна и может с достаточной эффективностью применяться в процессе
исследования этапов общественного развития, подобных указанным выше.
Однако далеко не все периоды отечественной (да и всемирной) истории
можно удовлетворительно проанализировать с позиций данной теории.
Кроме того, идеи однолинейного развития и универсализма, заложенные в классическом варианте теории модернизации, подвергаются
3
Стр. 686.
критике, ибо не позволяют понять и объяснить всё многообразие
стратегий развития стран и государств мира. В частности, Э. Аллард,
обосновывая концепцию «множественных модернов» (когда речь идёт об
огромной вариативности моделей модернизации), отмечал, что «применение западных модернов незападными обществами сопровождалось непрерывным отбором, новой интерпретацией и новыми формулировками импортных идей» [1, С. 61]. Идея прогресса, составляющая самую сердцевину теории модернизации, также не бесспорна и подвергалась критике,
например, выдающимся российским социологом П.А. Сорокиным в 1920-х
гг. [2, С. 11]
Классический вариант теории модернизации с его линеарностью и
универсализмом не позволяет выявить цивилизационную специфику России, существенно опосредовавшую любые реформы, проводившиеся в
нашей стране. В этом смысле показательно мнение советолога С. Коэна,
который, анализируя процесс демократических преобразований в постсоветской России, в 1992 г. справедливо подчеркнул: «несмотря на модернизацию и вестернизацию…, Россия не может вылезти из своей кожи и поменять её на нашу» [3, С. 18] (то есть на «западную» или, в данном случае,
«американскую» кожу – авт.).
Собственно говоря, специалистами давно был подмечен тот факт,
что российский вариант модернизации обладает значительной спецификой. В узком смысле понятие «модернизация» относится к чётко определённому историческому пути развития западного общества, охватывающему период Нового времени, достигшего кульминации в XIX – XX вв. и
приведшему к трансформации и постепенному упразднению традиционных общественных порядков сначала в Европе и странах западной цивилизации, а затем в других странах и регионах мира. В числе важнейших ха-
4
рактеристик такой западной модернизации исследователи называют господство культуры «модернити», в том числе рационализма как принципа
деятельности и как традиции непрерывного изменения, индустриализацию,
урбанизацию, секуляризацию, прямое или опосредованное участие населения в общественных делах и пр. [4, С. 42; 5, С. 53]
В то же время модернизация в России характеризуется как «догоняющая», «имперская», «неорганическая». Первое определение акцентирует
внимание на самом факте отставания нашей страны от Запада. «Имперский» характер модернизации определяется тем, что её инициатором и ведущим субъектом выступала российская властная элита (в широком смысле – государство), проводившая, как отмечает В.А. Красильщиков, «осовременивание» страны ради поддержания
Стр. 687.
«военно-политического статуса империи» и усиления «военнотехнической мощи» [6, С. 28]. Поскольку модернизация была «догоняющей» и «имперской», то есть управляемой и понукаемой властью, она проводилась ускоренными темпами, буквально за несколько лет. Но в силу
ускоренности модернизация не оказывала существенного воздействия на
глубинные структуры общественного сознания и культуры и на характер
взаимоотношений между обществом и государством. В результате «неорганичности» модернизации (навязанной обществу «сверху») возникал
конфликт между высшими (модернизированными) и низшими (приверженными традиции) слоями общества.
Наконец, «имперский» и ускоренный характер модернизации не позволял создать механизмы саморазвития в российском обществе, результатом чего являлась стагнация темпов общественного (экономического, социального, общественно-политического) развития и постепенное отстава-
5
ние от Запада. Не случайно В.В. Согрин назвал российский вариант модернизации «бесперспективным» [7, С. 6]. Через некоторое время Россия
вновь нуждалась в модернизации, которая (в условиях мнимой или реальной угрозы извне) опять-таки становилась ускоренной, «имперской» и
«неорганической».
Указанные трактовки модернизации «по-российски» существенно
корректируют классической вариант модернизационной парадигмы. Однако, как нам представляется, они всё же не выходят за рамки данного варианта, что обедняет исследовательский инструментарий и сужает поле
научного поиска. Зачастую специалисты при анализе российских реформ
отталкиваются именно от западных образцов, делая соответствующие выводы о некоей незавершённости модернизационных процессов в России
или СССР. Да и сам «догоняющий» характер российской модернизации
порождается в сознании исследователей тем, что за точку отсчёта берётся
Запад с его особыми цивилизационными характеристиками. Ярким примером в данном случае является интересная и во многом справедливая концепция А.Г. Вишневского, проанализировавшего преобразования, проведённые в Советском Союзе.
Комплекс этих преобразований А.Г. Вишневский характеризует как
«консервативную модернизацию» (вернее – как «консервативную инструментальную незавершённую модернизацию»), представляющую собой, по
его мнению, «утопический третий путь» между классическим вариантом
западной модернизации и искусственным поддерживанием жизнеспособности традиционных институтов. По мнению автора, модернизация СССР
была направлена на повышение экономического и научно-технического
уровня страны (инструментальный характер) путём
Стр. 688.
6
использования традиционных «архаичных» социальных механизмов
при одновременном их укреплении и в то же время – блокировании институтов модернового общества, таких, как рыночная экономика, демократия,
автономия личности и пр. (консервативный характер). Отсюда – «незавершённый характер» модернизации, так как её «инструментальные» задачи
были достигнуты ценой консервирования «социальной архаики» и потому
полного перехода от традиционного общества к «современному» не произошло. Более того, применительно к советской политической системе
А.Г. Вишневский полагает возможным применять выражение «социалистическое средневековье» [8, С. 11, 43, 335].
В рамках данной публикации мы не имеем возможности детально
проанализировать концепцию А.Г. Вишневского, к тому же такая задача
уже нами выполнена в работе «Фрагментарная модернизация постоктябрьской деревни» (Ростов н/Д., 2005). Отметим лишь, что данная концепция
базируется опять-таки на классическом линейном варианте модернизации,
когда её целью и идеалом признаётся западной общество. Однако Россия
(как и другие страны, и народы) самобытная страна, идущая в мире по собственному, отнюдь не «утопическому», пути развития. Поэтому при анализе модернизации «по-российски» следует брать за изначальную точку отсчёта не Запад, но саму Россию, её цивилизационную специфику, её культурную самость, социальные, экономические, культурные особенности
российского общества, находящегося на предмодернизационном этапе.
Сопоставив пред- и послемодернизационный этапы, мы сможем установить особенности модернизации «по-российски» без оглядки на западную
цивилизацию. Следует констатировать, что для адекватного объяснения
модернизационных процессов, протекавших в России и СССР, требуется
весьма сёрьезная корректировка теории модернизации с учётом специфики
нашей страны.
7
Одной из попыток такой корректировки является предложенная
нами частно-историческая теория фрагментарной модернизации, с позиций
которой мы анализируем процесс и результаты «социалистических преобразований», осуществлённых в Советском России (СССР) на протяжении
1930-х гг. При этом внимание нами акцентируется на коллективизации
сельского хозяйства, поскольку, на наш взгляд, именно в процессе реализации данной политики сталинского режима в советской деревне наиболее
ярко и отчётливо проявились все специфические характеристики фрагментарной модернизации.
Под фрагментарной модернизацией мы понимаем процесс и механизм преобразований общества, характеризующийся осознанной либо
Стр. 689.
случайной заменой общемодернизационной цели (переход от традиционного общества к современному, индустриальному) на цель более
частного порядка и менее ценную в социальном отношении (модернизация
отдельных сфер жизни общества). Характерными чертами фрагментарной
модернизации являются: ограниченность использования достижений научно-технического, общественно-политического, культурного прогресса; избыточный субъективизм проведения преобразований; частичный охват
преобразуемых отношений даже в рамках одной сферы общественной
жизни; лимитирование базовой совокупности методов преобразования
действительности.
Фрагментарная модернизация в СССР 1930-х гг. имела ряд базовых
характеристик, присущих всем российским модернизациям. Она тоже была
«ускоренной», «имперской» и «неорганической» (если понимать под «неорганичностью» осуществление преобразований путём использования потенциала общества, но вне его желания).
8
Фрагментарная модернизация проводилась советским государством
путём эксплуатации ресурсов и потенциала общества, в сжатые, кратчайшие сроки, дабы как можно скорее достичь военно-технического и политического паритета с динамично развивающейся цивилизацией Запада; достижение такого равновесия являлось важнейшей целью и одновременно
стимулом преобразований. Данную особенность прекрасно выразил
И.В. Сталин в выступлении на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности в феврале 1931 г.: «Иногда спрашивают, нельзя ли несколько замедлить темпы, придержать движение.
Нет, нельзя, товарищи!... Задержать темпы – это значит отстать. А отсталых бьют…. Мы отстали от передовых стран на 50 – 100 лет. Мы должны
пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут» [9, С. 38 – 39].
Государство как субъект фрагментарной модернизации («имперский» характер) навязывало обществу свой вариант преобразований и подавляло любые попытки общественного недовольства, одновременно
укрепляя государственные институты, выступавшие в этих условиях как
залог успешности реформ (но лишь с точки зрения власти). В итоге фрагментарная модернизация не могла создать механизмов общественного саморазвития, что вело к стагнации «осовремененной» социально-экономической системы, которая через некоторое время снова нуждалась в реформах («неорганичный» характер модернизации). Однако с точки зрения
субъектов модернизации такой сценарий преобразований был единственно
приемлемым, так как позволял в кратчайшие сроки решить жизненно важные для страны задачи.
Стр. 690.
9
Будучи жёстко ограниченной во времени, фрагментарная модернизация в СССР осуществлялась по нескольким важнейшим направлениям
(индустриализация, интенсификация аграрного производства путём коллективизации и пр.) и, следовательно, её можно трактовать как совокупность неполных преобразований. Как и прежде, реформы не были нацелены (иногда даже против желания их творцов) на достижение общемодернизационной цели, то есть на комплексное «осовременивание» общества.
Данная цель лишь декларировалась, но достичь её было невозможно в
условиях, когда устанавливался весьма сжатый срок осуществления реформ.
В конкретно-исторических условиях 1930-х гг. модернизация в
СССР проводилась под флагом «социалистических преобразований» и потому специфическим её направлением являлось переустройство общественной жизни в соответствии с идеологической доктриной большевизма.
В рамках данного направления проводились не только экономические мероприятия (национализация собственности, социализация земли и пр.), но
и предпринимались попытки социальной инженерии, создания «нового человека», «социалистического быта» и пр., декларированной целью которых
являлось формирование такого типа общества, в котором исключались
эксплуатация человека человеком, имущественное и социальное неравенство и другие негативные черты предшествующих формаций. Однако указанное направление отличалось наибольшей неполнотой преобразований,
что объяснялось специфическими чертами фрагментарной модернизации.
Дело в том, что фрагментарная модернизация 1930-х гг. была посвоему уникальна, так как она проводилась в уже преобразованной стране.
Ведь события 1917 г. можно охарактеризовать как революционную модернизацию социального устройства России: была ликвидирована сословность, из деревни устранялись помещики как носители социальной архаики, крестьянство получило «землю и волю». В новых исторических усло-
10
виях, когда свобода декларировалась как ценность, население страны в целом и крестьянство в частности не были готовы нести тяготы новой модернизации. Поэтому советское государство, стремясь устранить все препятствия реформам и активизировать ход преобразований, реанимировало
социальные институты минувшей эпохи (такие, например, как крепостное
право). На наш взгляд, советское крепостное право – это форма общественно-индивидуальной зависимости колхозного крестьянства, выражавшаяся в прикреплении части сельского населения к земле и подчинении
его власти партийной номенклатуры, осуществлявшей аграрную политику
в рамках социалистической доктрины большевизма и
Стр. 691.
опиравшейся на разветвлённый государственный репрессивный аппарат. Советское крепостное право базировалось на предшествовавшей
российской исторической традиции, оформлялось системой партийногосударственных документов и опосредованно затем подкреплялось действующим законодательством. Оно транслировалось и внедрялось в аграрную практику когортой местных начальников разного уровня, что приводило к различным злоупотреблениям и отклонениям от «генеральной линии» правящей партии. Такая иерархичность социального управления и
отчасти неповоротливость внедрения советского крепостного права позволяли крестьянам некоторое время достаточно быстро приспосабливаться к
изменению условий своего существования и блюсти свои социально-экономические интересы, нередко вопреки действовавшей командно-административной системе.
В итоге присущие модернизированному, современному обществу
идеалы свободы, неприкосновенности личности и пр., в Советской России
не были реализованы, хотя и постоянно декларировались (в частности, в
11
Конституции 1936 г.). С учётом данного обстоятельства представляется
возможным установить ещё одну специфическую характеристику фрагментарной модернизации – обратный вектор развития, то есть восстановление в новых исторических условиях традиционных социально-экономических и общественно-политических институтов, отношений, норм (или их
элементов). Причём, что парадоксально, восстановление таких институтов
в условиях Советской России 1930-х гг. преследовало цели ускорения модернизации! Ведь государство (субъект модернизации) тем самым заставляло общество или отдельные его слои и группы служить себе, напрягать
все силы ради выполнения задач модернизации.
Анализируя фрагментарную модернизацию на конкретных примерах, мы обращаемся к коллективизации сельского хозяйства, осуществлённой в Советской России на протяжении 1930-х гг. В рамках фрагментарной
модернизации коллективизация трактуется как огосударствление аграрной
сферы путём установления безраздельного контроля партийных и советских органов над деревней, повсеместного насильственного формирования
крупных сельскохозяйственных предприятий (колхозов) и восстановления
тяглово-податной зависимости колхозного крестьянства от государства.
Процесс коллективизации в этом случае выступает в четырёх взаимосвязанных аспектах, или направлениях: культурно-идеологический (социокультурный); социально-политический; социально-экономический; организационно-технический.
Стр. 692.
Культурно-идеологический, или социокультурный аспект коллективизации заключался в том, что данная политика означала, по существу,
крушение традиционного крестьянского уклада, ликвидацию различий
между городом и деревней как двумя разными культурно-историческими
12
типами организации жизнедеятельности общества. Социально-политический аспект коллективизации – это политическая смерть российского
крестьянства, устранение крестьянства как общественно активного слоя,
способного вступить в конфликт с властью ради защиты собственных социальных интересов. Социально-экономический аспект коллективизации
выражался в формировании в деревне новой социальной группы – колхозного крестьянства, отличающегося сословными характеристиками, в частности, такими, как «крепость колхозу» и обязанность трудиться на благо
государства. Наконец, организационно-технический аспект коллективизации характеризуют такие явления, как создание колхозов, насыщение их
техникой, увеличение численности специалистов (механизаторов, агрономов, ветеринаров и зоотехников и т. д.), привлечение на помощь аграрному
производству научных знаний.
Коллективизация позволила интенсифицировать сельское хозяйство,
повысить его продуктивность, уменьшить зависимость от природной стихии. Однако, хотя данная политика (если принимать во внимание организационно-технический её аспект) была нацелена на качественные преобразования сельхозпроизводства с целью повышения его эффективности, её
эффект снижался тем, что преобразования проводились путём насилия над
крестьянством, ликвидации его самостоятельности, уничтожения его традиционной культуры и традиционного же социального облика.
С позиций частно-исторической теории фрагментарной модернизации коллективизация выглядит как внутренне логичный, непротиворечивый процесс, в отличие от историографической традиции «перестроечного» и постсоветского периодов, для которой было характерно выделение
положительных (модернизация аграрного производства и пр.) и негативных («раскулачивание», реанимация крепостничества) результатов «колхозного строительства». Логичным выглядит и незавершённый характер
коллективизации: результатом данной политики стало частичное (частич-
13
ная механизация аграрного производства и пр.), но не полное (комплексная
механизация, превращение крестьянства в особую группу гражданского
общества и т.д.) осовременивание деревни.
Таким образом, классический вариант модернизационной парадигмы, не способный учесть цивилизационную специфику России и удовлетворительно объяснить особенности российских модернизаций, нуждаСтр. 693.
ется в серьёзной корректировке. Одной из попыток такой корректировки является предложенная нами частно-историческая теория фрагментарной модернизации, в рамках которой за начальную точку отсчёта модернизационных процессов берётся не цивилизация Запада, а сама российская действительность предмодернизационных этапов. Данное обстоятельство отличает теорию фрагментарной модернизации от ряда других попыток корректировки классического варианта модернизационной парадигмы,
осуществлённых с учётом российской специфики (итогом которых стали
трактовки российской модернизации как «догоняющей», «незавершённой»
и т.д.). Частно-историческая теория фрагментарной модернизации, представляя собой (впрочем, как и любая другая теория) мыслительный конструкт, не может считаться идеальной и претендовать на всеохватность: её
постулаты применимы лишь к чётко определённому этапу развития нашей
страны, конкретно – к «сталинской эпохе» (конец 1920-х – начало 1950-х
гг.). Однако в рамках данного периода, на наш взгляд, теория фрагментарной модернизации как теоретико-методологическая основа исследований
«сталинских» преобразований, обладает определённой научной эффективностью и имеет не только научно-теоретическое, но и вполне практическое
значение. В частности, выводы, полученные в ходе анализа советской мо-
14
дернизации 1930-х гг., вполне применимы при разработке эффективных
систем социального управления и в постсоветской России.
ЛИТЕРАТУРА
1. Аллард Э. Сомнительные достоинства концепции модернизации //
Социологические исследования (Социс). 2002. № 9.
2.
Сорокин П.А.
Обзор
циклических
концепций
социально-
исторического процесса // Социс. 1998. № 12.
3. Коэн С. Что же происходит в России? // Свободная мысль. 1992.
№ 8.
4. Красильщиков В.А. Модернизация и Россия на пороге XXI века //
Вопросы философии. 1993. № 7.
5. Селунская Н.Б. К проблеме объяснения в истории // Проблемы источниковедения и историографии. Материалы II научных чтений памяти
академика И.Д. Ковальченко. М., 2000.
6. Красильщиков В.А. Вдогонку за прошедшим веком: Развитие России в XX веке с точки зрения мировых модернизаций. М., 1998.
7. Согрин В.В. Уроки российской истории и современные реформы //
Вопросы философии. 2002. № 11.
8. Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в
СССР. М., 1998.
9. Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. М., 1953.