Лев Толстой в Казахстане Т.В. Кривощапова Казахстанский филиал МГУ имени М.В. Ломоносова

Лев Толстой в Казахстане
Т.В. Кривощапова
Казахстанский филиал МГУ имени М.В. Ломоносова
krivoshapova_t@mail.ru
В статье речь пойдет частично о мировоззренческом и дидактическом, а, в
первую очередь, об эстетическом присутствии творческого наследия Льва Толстого
в Казахстане. Сразу оговорюсь, что переводы художественных текстов Толстого на
казахский язык находятся вне поля моего зрения.
На сайте кафедры духовного наследия Л.Н. Толстого, с 1996 г.
функционирующей при Тульском государственном педагогическом университете,
носящем имя великого земляка, весьма своеобразно обозначены приоритеты,
обусловившие
необходимость
открытия
этого
уникального
научнообразовательного подразделения: «Наследие Л.Н. Толстого и сегодня
воспринимается неоднозначно. Для одних он – еретик, восставший на основы
православия, для других – хлюпик, юродствующий во Христе, жалкий
непротивленец, приведший Россию к слабости и безволию, предопределивший в
своем учении крушение и гибель Российской империи, для третьих – “лавка
древности”, “музей прошлого”, не востребованный сегодняшними поколениями.
Ярлыков навешано на Толстого много, но ясно и другое – он продолжает волновать
умы и сердца многих людей разных возрастов и разных национальностей. Он, как
магнит, притягивает к себе внимание живущих поколений. Р. Штейнер был убежден,
что Толстой опередил свое время на несколько столетий. Непонимание Толстого –
это лишь следствие недостаточного уровня культуры современного общества. В
Японии, США существуют университеты Л. Н. Толстого, в ряде европейских стран
– школы, работающие по методике, открытой Толстым. В России опыт Толстого –
человека, художника, мыслителя, педагога – лишь частично востребован.
Философы, представители духовных конфессий утверждают: Толстой велик как
художник, но все остальное в его духовных исканиях заслуживает забвения» [1].
Практически каждый год дарит несколько значимых и знаковых событий,
связанных с осмыслением жизни и творчества великого русского писателя. Среди них
и Третий международный толстовский конгресс в Москве, и XXXI международные
толстовские чтения в Туле. Это и книжные выставки, подобные Ростовской «Явление
в русской и мировой литературе» или Московской «История рода Толстых – история
России», и гуманитарно-педагогические чтения «Лев Толстой – писатель, философ,
гуманист» (Барнаул). Уникальная в своей основе экспозиция «Астаповский меридиан.
На пороге вечности», открытая на станции «Лев Толстой» в музее памяти «Астапово».
Таким образом, «от Москвы до самых до окраин» присутствие Толстого весьма
значимо. Радио FM еще в 2008 году представило совместный проект
Государственного Музея-заповедника «Ясная поляна» и Радио «Культура» «Воспоминания о Льве Толстом», в котором принимали участие прямые потомки
писателя – Владимир, Фекла и Петр Толстые. В течение трех недель с 8 по 26 сентября
в их чтении звучали страницы книги Софьи Андреевны Толстой «Моя жизнь»,
фрагменты «Моих воспоминаний» Ильи Львовича Толстого, а также отдельные главы
мемуарных очерков Сергея Львовича Толстого и Татьяны Львовны Толстой.
1
Естественно, что и телевидение постоянно радует нас встречами с толстовской
фильмографией и театральными интерпретациями его произведений. Так, в зале
Государственного музея имени А.С. Пушкина состоялась, как было отмечено в афише,
мировая премьера оперы Ширвани Чалаева «Казаки», либретто которой создано на
основе одноименной повести Льва Толстого.
В связи с тем, что я многократно бывала в Ясной Поляне, являющейся душой и
сердцем толстоведения, то мое внимание привлекла программа прошедшей несколько
лет назад международной научной конференции «Лев Толстой и мировая литература».
В первую очередь обратил на меня внимание широкий диапазон ее участников – от
США до Японии, включая большинство стран Западной Европы. Характерно, что
постсоветское пространство было представлено лишь двумя докладами из Литвы и,
как принято сейчас говорить, с Украины. В этом, конечно, можно увидеть элемент
случайности, но и на содержательно-тематическом уровне в докладах в основном был
представлен анализ влияний, присутствий, контактов творческого наследия Толстого с
европейской философией и культурой. Восток же в широком смысле этого слова был
представлен несколькими докладами: о связи новых религий Японии с идеями
толстовства, об индийских корреспондентах и, традиционно, о кавказской теме в
творчестве русского писателя. Индия и Япония – лишь две точки на карте Азии,
обозначившие тогда в Ясной Поляне свое присутствие. Более того, доклады по
восточному присутствию Толстого в каждом из упомянутых случаев был сделан
этническими русскими, что, видимо, закономерно отражает стремление ученых
России обнаружить сферу влияния культурного феномена Толстого в мире.
Таким образом, пока отсутствуют научных открытий о влиянии Толстого и его
наследия на литературно-культурную ситуацию в Центральной Азии и в Казахстане.
Вместе с тем толстовское присутствие здесь имеет место быть, как минимум, на
протяжении столетия, а при ближайшем рассмотрении – и долее. В Казахстане в
течение последних десятилетий вышло несколько монографий, посвященных
проблемам межкультурного диалога, в том числе и диалога литературного (К.
Кереева-Канафиева, Ш. Сатпаева, Б. Мамраев и мн.др.) [13; 14; 15]. Конечно,
традиционно принято считать, что доминантная роль русской литературы в
Казахстане определяется пушкинским началом, которое берет свой отсчет со второй
половины XIX века, когда Абай, а затем и Шакарим Кудайбердиев ввели пушкинские
тексты в контекст казахской литературы. Однако и толстовское начало присутствует в
казахском социуме, хотя роль его не столько и не только литературнохудожественная, сколько философско-религиозная и дидактическая. Показательно,
что зафиксирован факт обращения молодого Абая в Семипалатинскую публичную
библиотеку с просьбой выдать ему экземпляр журнала «Русский вестник» с
произведениями Толстого. Шакарим переводил Льва Толстого, с которым, кстати,
состоял в переписке. Один из исследователей наследия - писатель, талантливый
переводчик Мурат Султанбеков считает, что Ш. Кудайбердиев по праву называл себя
учеником Льва Толстого благодаря их переписке, получая ответы на волнующие его
вопросы. К примеру, в одном из писем Шакарим обратился к классику русской
литературы с просьбой: назвать самую отвратительную черту человека или самый
низменный порок; дать совет, как приступить к созданию крупных произведений и как
можно истинно познать достоинства и недостатки своих произведений. Полученный
развёрнутый, исчерпывающий и убедительный ответ Шакарим использовал для
2
создания на казахском языке философского эссе, а русскому наставнику посвятил
такие строки:
...Не отступлюсь от того, что я ученик Толстого,
Хоть и обманщиком, скверным суфием, гяуром прозвали его.
Всей душой он любил справедливость, дорогу чести,
Поэтому он - владелец глубокой мысли.
(Подстрочный перевод М. Султанбекова.).
Обращаю внимание на то, что свое «ученичество» Шакарим связывает, в первую
очередь, с фактом отлучения Толстого от православной церкви, состоявшегося после
публикации его последнего романа «Воскресение». Упоминая о суфизме, известном
мистическом течении в исламе, последователи которого (суфии) искали свой
единственный Путь к Богу, были аскетами, носили одежду из шерстяной власяницы,
демонстрируя, тем самым, стремление к самоотречению и покаянию [3], Шакарим
демонстрирует свою информированность о публикациях, появившихся в российской
прессе в начале ХХ века по вопросу восприятия Толстым ислама [4]. С особой
симпатией в одном из писем Асфандияру Воинову он упоминает о суфизме, видимо,
по той простой причине, что основными его составляющими являются аскетизм и
подвижничество, как известно, в полной мере реализованные Толстым в последние
годы жизни.
В целом проблема «Толстой и ислам», конечно, выходит за границы моей
статьи, являясь по сути своей сугубо мировоззренческой. Упомяну лишь о том, что на
широко известных в Казахстане и в тюркском мире сайтах выставлены высказывания
Толстого об исламе, к которому он относился весьма сочувственно, отдавая
предпочтение перед ортодоксальным православием. Подборка этих фраз, как правило,
объединена вырванной из контекста письма цитатой: «Прошу считать меня
магометанином». Это порождает многочисленные вопросы типа: «А правда ли, что в
конце жизни Толстой принял ислам?» Ответ на этот вопрос, конечно, может быть
лишь отрицательным, хотя факты позитивного восприятия Толстым ислама не могут
быть оспорены. Не случайно Джанат Сергей Маркус, автор статьи «Лев Толстой и
ислам», завершает свои рассуждения следующим умозаключением: «Единственно, что
можно сказать с определенностью: он многое понимал и ценил в исламе, знал
правоверных разных национальностей, дружил и переписывался с ними. И оставил
нам как высоко художественные образы мусульман, особенно кавказцев, так и не
всегда бесспорные, но глубокие и волнующие мысли об исламе. Вдохновленное им
массовое религиозное движение «толстовцев» не двигалось в сторону ислама. Будучи
во многих чертах быта и веры близкими мусульманам, толстовцы развивались и
остаются в русле христианства» [6].
А процитированная выше фраза из поэтического текста Шакарима полностью
соответствует определению Толстого, данному им в одном из писем, по поводу его
местоположения в российском социуме: «Одни – либералы и эстеты – считают меня
сумасшедшим или слабоумным вроде Гоголя; другие – революционеры и радикалы –
считают меня мистиком, болтуном: правительственные люди считают меня
зловредным революционером; православные считают меня дьяволом.
Признаюсь, что это тяжело мне... И потому, пожалуйста, смотрите на меня, как
на доброго магометанина, тогда все будет прекрасно» [5]. (Характерно, что с особым
почитанием к Толстому при его жизни относились именно представители
3
неправославных конфессий, а сегодня толстовство, его знаменитое вероучение,
причислено теологами к протестантизму. См., в частности, статью А. Плякина,
сотрудника Яснополянского музея «Лев Толстой как ступень национального
предательства», в которой он приводит любопытный факт: «Интересны результаты
опроса, проведенного газетой «Руль» сразу после кончины Л.Н. Толстого.
Корреспонденты обратились к священнослужителям разных конфессий с вопросом:
будет ли их церковь служить панихиду по Толстому? Ксендз римско-католической
церкви ответил отказом, епископы Серпуховский и Дмитровский воздержались от
ответа, пастор евангелическо-лютеранской церкви ответил, что со стороны нашей
церкви нет препятствий к панихиде. Раввин Я.И. Мазэ сказал, что мы будем молиться
о Толстом как о еврейском праведнике» [7]).
Таким образом, к Шакариму в полной мере может быть применима концепция
Мухтара Ауэзова о трёх источниках, питавших творчество Абая: казахская народная,
восточная и русская литература (а через неё - и западноевропейская). Даже финал
жизни Шакарима созвучен с уходом Толстого. В последние годы он жил отшельником
в горах. В маленькой избушке, уединившись от мирской суеты, поэт занимался
творчеством, переводил на казахский язык творения русских и зарубежных классиков,
писал стихи и трактаты.
У самого же Мухтара Ауэзова точки соприкосновения с великим русским
классиком начались еще в юношеские годы в Семипалатинске, когда он получал
образование в учительской семинарии (перевод рассказа «Будда»). «Девятнадцатый
век забросил эту глыбищу в век двадцатый», – сказал Н.А. Анастасьев, автор
уникальной книги об Ауэзове, замечая, что в ауэзовской прозе сошлись объективный
реализм старой прозы (Л. Толстой, О. Бальзак, Ч. Диккенс) и резко выраженным
субъективизмом новой [10]. Что касается толстовского наследия, то большинство
исследователей сходится на том, что доминантным у Ауэзова является не
дидактическое и не религиозное, а сугубо художественное начало [11]. По крайней
мере, автор статьи «Загадки казахского романа», вторая часть которой посвящена
анализу толстовского начала в романе М. Ауэзова «Путь Абая», сосредоточивает свое
внимание на «диалектике души», внутренних монологах, образах автора и героев.
Кроме того, на мой неискушенный взгляд, очевидны и сходные тенденции в
жанрообразовании: подобно «Войне и миру» «Путь Абая» представляет собой романэпопею, а с точки зрения более частных подходов легко обнаружить в нем и значимые
для
творчества
Толстого
тенденции
романа
воспитания,
любовного,
приключенческого, даже натуралистического. Конечно, каждая из этих позиций может
быть принята или оспорена.
Наконец, на современном этапе, в XXI веке, когда стал очевидным спад
читательского интереса к классическим литературным текстам, принципиально новая
тенденция толстовского присутствия проявилась в казахстанском кинематографе.
Экранизация толстовского творчества многократно находилась в поле зрения
профессиональных литературоведов (Я. Лурье, В. Шкловский, Л. Анненский и др.),
однако опыты казахских кинорежиссеров стали объектом пристального внимания
лишь в самое последнее время. А между тем следует признать, что в Казахстане
именно на рубеже тысячелетий проявляется повышенный интерес к произведениям
русских классиков. Дарежан Омирбаев снял фильм «Шуга», который, конечно, нельзя
признать экранизацией романа Л.Толстого «Анна Каренина», так как события
4
перенесены в казахстанскую современность, изменены имена, социальные и
этнические типы героев. Этот фильм являет собой совместный казахстанскофранцузский проект, классический ремейк, равно как и предыдущий фильм этого
режиссера «О любви», снятый по мотивам чеховских произведений. Так, Шуга
(своеобразный аналог толстовской Анны) – жена мажилисмена, приезжает из Астаны
в Алматы к брату, чтобы помирить его с женой. По дороге она знакомится с казахским
Вронским, и ее жизнь катастрофически меняется.
Кстати, самая первая экранизация этого романа Толстого состоялась еще в эпоху
немого кино, в 1914 году. В истории зарубежного кино первой половины XX века
упоминаются две экранизации романа «Анна Каренина» (1935 и 1948 годов) - с Гретой
Гарбо и Вивьен Ли в главных ролях. Десятисерийный фильм по «Анне Карениной»
снял английский постановщик Дональд Уилсон в 1970-е годы. В Германии фильм по
роману снял Франц Цельник. Неоднократно экранизируется «Анна Каренина» и в
США. В 1968 г. Александр Зархи на «Мосфильме» снимает «Анну Каренину» с
Татьяной Самойловой в главной роли. В 2007 году на экраны вышла «Анна Каренина»
Сергея Соловьёва в двух версиях: как полнометражный художественный фильм и как
сериал.
Итак, время, место действия, имена героев изменены. От романа великого
Толстого осталась только сюжетная схема. Шуга и Айдос - представители высшего
казахстанского общества, деловой элиты. Ещё один социальный срез в фильме - это
казахскоязычные выходцы из аулов, переехавшие в город. В южной столице живёт
Шуга и её семья, в Астане работает её возлюбленный бизнесмен Аблай, а Париж город, куда предпочитает ездить на романтические уикенды деловая казахстанская
элита.
Причины своего обращения к сюжету классического русского романа Д.
Омирбаев объясняет очень просто: «Роман Льва Толстого «Анна Каренина» очень
кинематографичен, в нём как будто уже всё расписано для съёмок: как стоять, куда
смотреть, взгляды, повороты... Вспомните, к примеру, первую встречу Карениной и
Вронского. Такое ощущение, что это уже готовый режиссёрский сценарий, он так и
просится на экран. Тем более у меня на примете уже была актриса, которая
удивительно подходила на главную роль. Соединение этих двух исходящих и привело
к написанию сценария для фильма... Мы хотим снять экспериментальную «Анну
Каренину» чтобы не оправдать ожидания среднего зрителя, в голове которого уже
сложилось шаблонное представление о романе. Мы намерены удивить зрителя и
готовы к тому, что большинству наш фильм вряд ли понравится. Мы стремились уйти
от фотографированного театра, чем и является большинство фильмов. Классических
экранизаций «Анны Карениной» много - и удачных, и неудачных. Я сам смотрел
фильмов пять по этому роману… Они талантливо сняты, но напоминают ожившую
картинку, кинематографическую иллюстрацию к роману. Фильм «Шуга» - иной» [12].
Подводя итоги, можно с уверенностью констатировать, что литературное
присутствие Льва Толстого в казахстанском и, в первую очередь, в казахском
культурном социуме меняется в зависимости от эпохи. Если у младших
современников Толстого особый интерес вызывали его дидактические и
мировоззренческие трактаты, вопросы веры и неверия, отношения к другим этносам и
религиям, то к середине ХХ века в поле зрения находятся аспекты жанрообразования,
психологизма, в первую очередь, знаменитой «диалектики души». Пока
5
неразработанными следует признать вопросы влияния на казахскую литературу
толстовской философии истории, которая, к примеру, в русской литературе после
Толстого получила многоплановую, в том числе и антитолстовскую интерпретацию.
Следует признать значимым и интегрированность творчества Толстого в современный
казахстанский кинематограф, что, на мой взгляд, является свидетельством его
универсальности.
Литература
1.
Кафедра духовного наследия Л.Н. Толстого ТГГУ. Официальный сайт //
http://home.tula.net/tgpu/now/depts/_legacy.html
2.
Официальный сайт Алматы. История //
http://www.almaty.kz/page.php?lang=1&page_id=41
3.
Биданова Айгуль. Великие истины Шакарима Кудайбердиева //
http://www.islamrf.ru/news/culture/mosaique
4.
Cуфизм. Энциклопедия современной эзотерики // http://ariom.ru/wiki/Sufizm
5.
Толстой Лев. Прошу считать меня магометанином
//http://www.islam.ru/newmuslim/izvestn/lev
6.
Джаннат Сергей Маркус. Лев Толстой и ислам //
http://www.islamonline.ru/index.php
7.
Плякин А. Лев Толстой как ступень национального предательства //
http://old.russ.ru/krug/razbor/20011207.html
8.
Ахунов Азат. Лев Толстой и татары //
http://www.tatworld.ru/article.shtml?article=192&section=0&heading=0
9.
Джалдинов Аскар. Только раненое сердце безутешно…//
http://www.liter.kz/print.php?lan=russian&id=129&pub=5584
10. Шашкова Л. Н.А. Анастасьев: путь к Ауэзову // Мегаполис, 2005, №41. //
http://www.megapolis.kz/show_article.php?art_id=413
11. Садыков Халим. Загадки казахского романа. Л. Толстой и М. Ауэзов // Простор,
2005, № 12. http://prstr.narod.ru/texts/num1205/sad1205.htm
12. Александрова Ирина. Каренина заговорила по-казахски // Аргументы и факты
Казахстан, 24.01.2007 // http://www.kazakh.ru/news/articles/?a=847
13. Кереева-Канафиева К.Ш. Русско-казахские литературные отношения. - А., 1980.
14. Сатпаева Ш.К. Казахско-европейские литературные связи ХІХ и первой
половины ХХ в. - А.: Наука, 1972.
15. Мамраев Б.Б. Казахские литературные связи начала ХХ века. - А.: Ғылым, 1991.
6