Местные элиты в России, XVIII – начало ХХ века
advertisement
М.Б. Лавринович МЕСТНЫЕ ЭЛИТЫ В РОССИИ, XVIII – НАЧАЛО ХХ ВЕКА Формирование местных элит Нового времени в России было результатом оформления городского сословия в XVIII – начале XIX в. Местные элиты – это группы городского населения, располагавшие возможностями влияния на местах в силу своего финансового и социального положения. Говорить об их влиянии на власть можно только в очень ограниченном смысле: в условиях самодержавия оно не выходило за рамки – в лучшем случае – местной администрации. Начало созданию местных элит Нового времени было положено законодательством Петра I. Однако формирование городского сословия и возникновение местных элит не были самоцелью царя. То, что петровское городовое законодательство, как указывает Е.В. Анисимов, имело целью не развитие ремесла и торговли, а фискальные интересы государства, т. е. увеличение числа тяглых единиц, стало очевидным в ходе податной реформы 1718-1724 гг. Хотя согласно идее Регламента главному магистрату 1721 г., в гильдии и цехи должно было входить только торгово-ремесленное население городов, а «подлые» люди, работавшие по найму и на черной работе, ни в гильдии, ни в цехи не включались,1 именно необходимостью пополнения казны было вызвано зачисление в цехи и гильдии подлых людей, чернорабочих, гулящих и именование их «купцами»: это увеличивало сумму налогов с города. 2 Во время I ревизии 1719-1720 гг. «подлые» не были обложены податью отдельно, а включены в общее для всей общины тягло. Поскольку старый термин «посадские», обозначавший всю совокупность плательщиков городских налогов, в законодательстве употребляться перестал, то «подлых», а также разночинцев, записывающихся в посадское тягло, стали причислять к «купечеству», т.е. к тем, кто был определен в гильдии. В итоге термин «купечество» приобрел двойной смысл и стал идентичен термину «посадские».3 Это не могло не затруднить выделения элиты из массы городского населения и формирования ее самосознания. ПСЗ РИ I. Т. V. №3318. Ст. 19. Анисимов Е.В. Податная реформа Петра I. Л., 1982. С. 326. 3 Там же. С. 206-207. 1 2 К началу городских реформ Петра городские торговля и промыслы находились в руках, с одной стороны, старой московской элиты – гостей и гостиной сотни, с другой – тяглых посадских. Если доступ в первую группу был закрыт в силу традиции, то доступ во вторую был ограничен Соборным уложением 1649 г., закрепившим все население на своих местах – как крестьян, так и горожан.4 Между тем, городское население было потенциальным источником средств для готовившейся войны со Швецией. Необходимость пополнения торгово-ремесленного населения вызвала уже в 1699 г. издание указа, согласно которому все торгующие в городах и занимающиеся промыслами, но не записанные в посадское тягло, чем «у посадских людей промыслы отнимают», должны были записаться в посады, т.е. участвовать в тягле. Тем из них, кто этого не захочет, следовало запретить торговать и держать промыслы в городе, отправив к их помещикам5. В том же году было разрешено «по купечеству» записывать в московский посад дворцовых, патриарших и помещичьих крестьян по их желанию с обязательством, «всякия государевы подати платить и службы служить»6; в города и в посады разрешалось записывать дворцовых крестьян «торговых и пожиточных»7, т.е. имевших торги в городе или капиталы. Таким образом, проводившаяся в начале петровского царствования политика записи в посад представителей других социальных слоев при наличии торгов и промыслов в городе или капиталов вольно или невольно способствовала выделению элиты торгово- промышленного слоя, по крайней мере, в столицах. С другой стороны, правительство стремилось также привести занятия подданных в соответствие с их социальным статусом. Однако принимать в городскую общину всех желающих, хотя и потенциальных налогоплательщиков, было невозможно в силу власти помещиков над своими крестьянами. В связи с этим записываться в посад с 1699 г. могли лишь крестьяне, торговавшие в лавках или имевшие промыслы, и только с разрешения Ратуши, в юрисдикцию которой они и переходили из ведомства воевод и приказных людей. Без записи в посад крестьянин мог торговать в ПСЗ РИ I. Т. I. №1. Гл. XIX. ПСЗ РИ I. Т. III. №1723. 6 Там же. №1666. 7 Там же. №1718. 4 5 городе только оптом с возов «по Уложению, привозными товары из уездов»8. При этом государство не скрывало своих фискальных интересов: «и впредь в такие чины таких людей не принимать ради того, дабы оттого тяглые люди в слободах не умалились, и от напраснаго излишняго платежа за обывателей, не раззорились, и Его Государевым податям умаления не учинилось»9. Однако указом от 4 января 1709 г. было разрешено торговать в городе и тем, кто не хотел записываться в посад. Они должны были уплачивать оброк наравне с купцами со своих промыслов – «десятую деньгу». Только не желавшие уплачивать оброк не имели права торговать, «для того, что они торгами своими у посадских промыслы отымают»10. Эти мероприятия правительства означали отход от Уложения 1649 г., так как практически вводили политику «свободной торговли»11. Более того, в 1711 г. людям всех чинов был разрешено «торговать всеми товары везде невозбранно своими именами» с платежом всех пошлин12. Запись в посад «по торгам» и «деньгам» поставила правительство перед проблемой как налогообложения, так и власти землевладельцев над крестьянами. Введение в 1714 г. «двойного оклада» при записи в посад должно было решить эту проблему. Согласно указу, все владельческие крестьяне и беломестцы, «которые на Москве торгуют всякими товары в лавках», должны были уплачивать со своих торгов те же «десятую деньгу» и подати, что и посадские. Освобождались они только от несения служб. Власть землевладельцев над ними подтверждалась старыми крепостями, поэтому помещикам они должны были платить наравне со всеми крестьянами. В случае неуплаты посадских налогов торговля в городе им запрещалась 13. Дальнейшее петровское законодательство в этой области пошло по пути подтверждения власти помещиков над крестьянами, чему способствовало и начало проведения переписей и ревизий населения, закреплявших население на своих местах. Однако главным документом для записи в посад более полувека оставался указ, изданный в 1722 г. С одной стороны, он требовал записать в ПСЗ РИ I. Т. IV. №1775. Там же. №2220. 10 Там же. №2220. 11 Morrison, D. "Trading Peasants" and Urbanization in Russia: The Central Industrial Region: Ph.D. Thesis. NY., 1981. P. 38. 12 ПСЗ РИ I. Т. IV. №2433. 13 Там же. №2770. 8 9 посад всех, «которые имеют домы, лавки и заводы в городах и слободах городских», деревенские же жители могли только продавать свои товары в городах посадским, «самим в городах и слободах не торговать, также таких в пристани морские не допускать торговать, ежели в посад не запишутся». С другой стороны, этот указ дал право записи в посад без разрешения своих владельцев (и, видимо, без обязательного владения лавками и промыслами в городе) крестьянам, имевшим капитал от 500 руб. или от 300 руб. при условии торговли при петербургском порте14. Это не отменяло платежа ими податей и несения повинностей по крестьянству. Этот указ, давая крестьянину возможность торговать в городе гарантировал одновременно помещику власть над ним15 По мнению американского историка Д.Моррисона, это значило, что крестьяне вплоть до последних десятилетий XVIII в. уплачивали двойной оклад не до следующей ревизии, как считается в историографии, но постоянно16. В этом указе предпринималась также попытка обособить социальные группы в зависимости от их функций для приведения в соответствие занятий и социального статуса. Это могло стать предпосылкой формирования крестьянского и городского сословий, выделения городских элит, но сохранение помещичьего контроля на «торгующими крестьянами» сделало это невозможным в петровское время. Собирание «разсыпанной храмины» означало унификацию социальной структуры города, перенос в него западноевропейских институтов: магистратов, цехов, гильдий17. Крестьянин же, получив право торговли в городе, оставался во власти своего владельца: это закрепляло и усиливало старые социальные структуры – вступивший на территорию города, как и прежде, не становился свободным18. В 1730 г. всем живущим в городе, но не записанным в посад (боярским людям, монастырским слугам и крестьянам) было указано все недвижимое имущество распродать в полгода – под угрозой отписать его на императорское имя19. В 1736 г. было отменено разрешение указов 1711 и 1714 гг. дворянам ПСЗ РИ I. Т. VII. №4312. Анисимов Е.В. Время петровских реформ. Л., 1989. С. 327. 16 Morrison, D. Op. cit. P. 43. 17 Анисимов Е. В. Указ. соч. С. 324-325. 18 Там же. С. 327. 19 РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 456. Л. 32 об. 14 15 записываться в купечество, так как это превращалось в повод «отбыть» от военной службы20. Таким образом, в аннинское царствование была сделана попытка сделать торгово-ремесленные занятия привилегией посадского населения, «купечества» в той терминологии, а само формирующееся сословие – закрытой корпорацией. Однако при проведении II ревизии в 1746 г. было указано записывать «по желанию» и «по мастерству», за исключением крестьян, в посады и цехи из разночинцев, незаконнорожденных, людей боярских и отпущенных с вечными паспортами.21. Снова предпринималась попытка отделить крестьянство от остальных социальных групп. По указам 1745 и 1746 гг. ревизоры должны были оставлять за помещиками на прежнем месте жительства записанных до ревизии в купечество людей разных чинов и крестьян22, а однодворцев и волостных крестьян записывать на прежних жилищах и считать их в прежних сборах23. Таким образом, записанные в посад крестьяне были оставлены за помещиками в соответствии с указом 1722 г. Такая политика ограничивала доступ в купечество не только «бескапитальных», но и весьма состоятельных людей. В 1747 г. правительство пересмотрело свои взгляды на вопрос о записи крестьян в купечество с той точки зрения, что обладание капиталом еще не является достаточным условием для записи в купечество, как это предусматривал указ 1722 г.24 В купечество было позволено записывать тех, кто городах действительно имел торги, промыслы и дома, а также заводы и лавки на сумму от 300 до 500 руб. (по таможенным запискам и по свидетельству от магистратов тех мест, где они записаны в купечество): а «по деньгам в купечество не записывать»25. Это относилось, однако, только к владельческим крестьянам: по окончании ревизии государство ослабляло контроль за социальной мобильностью, и черносошным крестьянам указами 1747 г. было снова разрешено записываться в посад «деньгами»26. По этим же указам владельческие крестьяне, записавшиеся во время последней ревизии в купечество и имевшие в городе дома, лавки или ПСЗ РИ I. Т. IX. №6945. РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 456. Л. 36 об. 22 ПСЗ РИ I. Т. ХII. №9216. 23 РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 456. Л. 37 об. 24 ПСЗ РИ I. Т. VII. №4312. 25 ПСЗ РИ I. Т. ХII. №9372. 26 Там же. №9383. 20 21 заводы и капитал от 300 до 500 руб., были освобождены от уплаты двойного оклада; более того, от двойного оклада освобождались те, кто пожелает на этих условиях записаться в посад впредь. Помещикам и другим душевладельцам было запрещено взыскивать за «выбылые в купечество души» с оставшихся крестьян подати, так как «те подати и поборы с купечеством наравне платить уже будут». Государство, в свою очередь, не взыскивало с душевладельцев подушные за этих крестьян27. Серьезным ударом по формирующемуся городскому сословию и его элите стало расширение владельческих прав дворянства в отношении крестьян указом Петра III 1762 г. Указ сузил сферу вмешательства государства во взаимоотношения помещиков и крестьян28. Действительно, указ о «незаписывании в купечество» владельческих крестьян без указных, отпускных и увольнительных писем от властей или помещиков29 в значительной мере определил политику Екатерины II в отношении крестьянской торговли: до этого подобное разрешение, в соответствии с указом 1722 г.30, требовалось только для тех крестьян, кто не обладал капиталом в 300-500 руб. или предприятием в городе. В первое время екатерининского царствования (с 1762 по 1775 г.) правительство следовало сложившейся в петровское время практике, поскольку его главной задачей было сохранение плательщиков податей, положенных в оклад наличных душ. В 1769 г. годовая сумма, уплачивавшаяся записавшимся в посад черносошным крестьянином до следующей ревизии, была увеличена до 4 руб. 40 коп.: 1 руб. 20 коп. по посаду, 2 руб. 70 коп. по прежнему состоянию (70 коп. подушных плюс 2 руб. оброка) и еще сверх этого 50 коп. Это решение Сената должно было привести к сокращению числа желающих записаться в посад, что отвечало социальной концепции екатерининского царствования, создавая замкнутую группу людей со строго определенными занятиями. В середине 1770-х гг. в социальной политике Екатерины II произошли глубокие изменения. Первым законодательным актом, содержавшим новые принципы, был изданный по случаю окончания войны с Турцией Манифест РГАДА. Ф. 397. Оп. 1. Д. 456. Л. 47. Каменский А.Б. От Петра I до Павла I: реформы в России XVIII века (опыт целостного анализа). М.: РГГУ, 1999. С. 307. 29 ПСЗ РИ I. Т. XV. №11426. 30 ПСЗ РИ I. Т. VII. №4312. 27 28 17 марта 1775 г. Были созданы основания для формирования городских элит. Ст. 47 манифеста разделила городское население на привилегированную и непривилегированную группы, ограничив понятием «купечество» только первую. Тем самым был продемонстрирован разрыв с петровской политикой в отношении горожан31. Для записи в купечество в новом смысле этого слова ст. 46 манифеста установила ценз в 500 рублей, что сделало социальную структуру города более гибкой: «<…> кои же из мещан торгом расторгуются, и капитал свой умножат свыше 500 рублей, тех вписывать в купечество». Записавшиеся в купцы разделялись на три гильдии (хотя гильдейские цензы манифестом установлены не были); они освобождались от подушной подати и платили 1% с объявленного капитала в год32. Объявление капитала «по совести» создавало зависимость между потенциальными гильдейскими привилегиями купца и его социальной самооценкой, то есть важную предпосылку для развития сословного самосознания и формирования купеческой элиты. Еще одним фактором, способствовавшим появлению местной элиты, была запись в купечество жителей образованных во время административной реформы 1770-1780-х гг. городов. Ее принцип был определен именным указом 2 апреля 1772 г., когда жителей бывших слобод Вышнего Волочка, Валдая, Боровичей и Осташковской следовало «именовать тамошними мещанами», обязанными платить в казну «обыкновенный сбор, как в городах водится». Они могли «торговать и промышлять, по примеру прочих городских жителей, всякому по мере своей возможности, валовым и мелочным торгом», производить ремесла без записи в цех и т.п. без уплаты оклада по крестьянскому состоянию33. Городами слободы Осташков, Вышний Волочок, Боровичи и Валдай стали по именному указу от 28 мая 1770 г.34. Указ 2 апреля 1772 г. стал не только образцом для других губерний после 1775 г., но и прецедентом: в дальнейшем при изменении статуса сел и слобод – перевода их в число городских поселений – специально указывалось, переводятся ли их жители в купечество и мещанство «на основании учрежденных в Новгородской губернии новых городов». В этом случае они Каменский А.Б. Указ. соч. С. 418. ПСЗ РИ I. Т. ХХ. № 14275. 33 ПСЗ РИ I. Т. XIX. №13780. 34 Там же. №13468. 31 32 освобождались от уплаты крестьянского оклада35. То же правило относилось к жителям других городов, желающих записаться в учреждаемые города: в 1781 г. в связи с учреждением Санкт-петербургской губернии и образованием новых уездных центров иногородних купцов и мещан с паспортами было разрешено записывать в города губернии до ее официального открытия с платежом оклада только по новому городу36. Мещане и купцы, записавшиеся в купечество и мещанство из крестьян казенного ведомства до IV ревизии (1782 г.) «с переименованием их сел или слобод городами, или посадами», были обложены податью по одному городскому окладу. Такая политика правительства определенно способствовала формированию местной купеческой элиты, с одной стороны, с другой стороны, способствовала пополнению купечества и городского сословия в целом, приводя в соответствие занятия и социальный статус населения. Однако 2 июня 1782 г. Сенат лишил права записи в новообразованные города Вологодского наместничества крестьян из других селений с обложением по одному состоянию. Они как «посторонние» были оставлены в двойном окладе «до выключки при нынешней ревизии», «ибо таковая записка по городам зависела от собственнаго их произвола»37. В советской историографии указ интерпретировался как доказательство консервативной политики екатерининского правительства38. Хотя это правило было распространено на всю территорию империи, а указ стал отныне прецедентом для решения вопроса о записи в город, он не отменил положения указа от 2 апреля 1772 г. об освобождении от двойного оклада жителей поселений, переводимых на положение городов. Политика государства, таким образом, была направлена не на количественное увеличение, но на качественное улучшение городского населения, формирование небольшой, но состоятельной и устойчивой группы городского населения, способной выполнять функции местной элиты. В записи См., например: ПСЗ РИ I. Т. ХХ. №14420; №14500. ПСЗ РИ I. Т. ХХI. №15277. 37 Там же. №15459. 38 Например, П.Г.Рындзюнский так объяснил причину его появления: «подав надежду на ослабление преград для перехода людей в города [т.е. начав разработку нового закона о купечестве и мещанстве. – М.Л.], правительство неожиданно столкнулось с проявлением большой общественной активности, в которой нельзя было не приметить разрушительного по отношению к крепостнической системе начала» (Рындзюнский П.Г. Сословно-податная реформа 1775 г. и городское население // Общество и государство феодальной России: Сб. статей. М., 1975. С. 93.) 35 36 большого числа крестьян в город Сенат не видел «казенной пользы», а только «отягощение городов» несостоятельными посадскими. Сенатский правительственной указ от 7 ноября политики. Было 1782 г. закрепил запрещено это записывать направление крестьян в мещанство, даже и с увольнительным листом от вотчины. Крестьянин мог записаться только в купечество с объявлением капитала39. Государству переход из одной податной непривилегированной категории в другую, но по сути такую же, не приносил никакой казенной выгоды, а только подрывал его социальную основу: мещанин платил ту же подать, нес повинности и выполнял службы, не имея капитала, как и основная масса крестьян, но не занимался при этом сельским хозяйством40 – важнейшим видом деятельности доиндустриального общества. Для государства жизненно важно было сохранение достаточного для выполнения функций поддержки элиты количества социально зависимых элементов41. Значение для государства и его подданных имело только перемещение по вертикали – в более привилегированный слой. Указы 1782 г. фактически оформили политику государства в отношении городского населения и его элиты, определили основные источники пополнения местных городских элит. Важнейшей привилегией купечества с 1775 г. было исключение его из подушного оклада, что поднимало купеческую верхушку над массой городского населения. В 1785 г., по Жалованной грамоты городам, купечество, наряду со всеми «городовыми обывателями», получило новые привилегии, обеспечивавшие защиту жизни, имущества и чести (ст. 80-91). С другой стороны, только купечество получило привилегию освобождения от некоторых городских служб (ст. 101), возможность освобождения от рекрутской повинности (ст. 99), а также некоторые внешние атрибуты его положения в обществе (ст. 102-119)42. С изданием Жалованной грамоты окончился первый ПСЗ РИ I. Т. ХХI. №15578. По крайней мере, теоретически: по подсчетам Б.Н.Миронова, в середине XVIII в. в 64% городов России преобладающим был аграрный сектор, а в промышленности, ремесле и торговле было занято менее трети горожан (Миронов Б.Н. Русский город в 1740-1860-е годы. Л., 1990. С. 229.), хотя, как утверждает Л.В.Милов, большинство населения так называемых «аграрных городов» занималось не хлебопашеством, а торговым огородничеством (Милов Л.В. О так называемых «аграрных городах» России XVIII в. // Вопросы истории. 1968. №6. С. 57.). 41 LeDonne, J.P. Ruling Russia: Politics and Administration in the Age of Absolutism. 1762-1796. Princeton, NJ, 1984. Р. 50. 42 ПСЗ РИ I. Т. ХХ. №16188. 39 40 этап юридического оформления городских элит, групп, отличавшихся от остального населения своим правовым и финансовым положением. Из наиболее состоятельной части купечества выделялась верхушка городского населения – группа «именитых граждан». Согласно ст. 132 Жалованной грамоты, в число их входили те, кто «второй раз отправлял службу мещанскую», т.е. занимал различные должности по городскому управлению «с похвалою»; ученые с академическими или университетскими аттестатами; художники «трех художеств» (архитекторы, живописцы, скульпторы) и музыканты – члены Академии художеств или имевшие подтверждения от нее; «всякого звания и состояния капиталисты», с капиталом от 50000 рублей и больше; банкиры, «кои деньги переводят» с капиталом от 100000 до 200000 рублей; оптовые торговцы, не имеющие лавок; кораблестроители, отправляющие корабли «за море»43. Это деление отражало профессиональный принцип формирования «имянитого гражданства». Объединение двух категорий жителей – высшей группы торгово-промышленного населения города и городской интеллигенции – не имело под собой ни политических, ни экономических, ни социальных предпосылок и, как следствие, оказалось несостоятельным44. В 1807 г. правительство фактически признало это в «Манифесте о дарованных купечеству новых выгодах, отличиях, преимуществах и новых способах к распространению и усилению торговых предприятий»: звание именитых граждан для купцов «как смешивающее разнородные достоинства» было отменено, а сохранено только для ученых и художников45. Несомненно, что факт введения института именитого гражданства имел большое значение для представителей богатейшей части купечества: получение этого звания ставило их над всей остальной массой городского населения (в том числе и над купцами I гильдии, которым позволялось ездить по городу в карете только парою, в то время как именитым гражданам – даже четвернею46), превращало наиболее состоятельных предпринимателей наряду с деятелями культуры и науки в элиту городского общества. Там же. Купечество // Отечественная история: История России с древнейших времен до 1917 г.: Энциклопедия. Т. 3. М., 2000. С. 211. 45 ПСЗ РИ I. Т. XXIX. №22418. 46 ПСЗ РИ I. Т. ХХ. №16188. Ст. 106, 133. 43 44 Однако звание именитого гражданина ни в коей мере не открывало пути в дворянство, как иногда полагают47, не было «переходным звеном» в высшее сословие государства. Условие 30-летнего собственного беспорочного пребывания в статусе «именитого гражданина», а также двух поколений предков (ст. 137 Жалованной грамоты), было практически невыполнимым как для купцов, так и для деятелей науки и культуры. Сословная политика русского правительства в конце XVIII – начале XIX в. была направлена на обособление гильдейской системы, что соответствовало политике ограничения доступа крестьян в мещанство, проводившейся в 1780-1790-е гг. В начале XIX в. законодательно был ограничен круг лиц, которые могли записываться в гильдии: вводились ограничения для крестьян (1800 и 1804 гг.) и дворян (1790 г.). Купечество обособлялось и за счет роста сумм ежегодно объявляемых капиталов48. Наибольший рост наблюдался для минимального ценза III гильдии – в 8 раз с 1785 по 1807 гг. Это осложняло доступ в купечество новых членов из мещан. В соответствии с этой политикой, правительство стремилось ограничить и переход купцов в дворянство. За 20 лет между V и VII ревизиями только две семьи из числа московского купечества получили дворянство, за 20 лет между VII и VIII – девять семей. Правительство явно предпринимало усилия, направленные на создание замкнутого «третьего сословия» и его «аристократии»49. Именно для этого, по мнению А.В. Матисона, были введены почетные звания для I гильдии: в 1785 г. – именитых граждан, в 1807 г. – первостатейных купцов (или «действительных первой гильдии купцов»50. Их получали крупные оптовики, не занимавшиеся откупами и подрядами. Они получили права, которых не удавалось добиться в течение второй половины XVIII в.: ношения шпаги и приезда ко Двору. Именно они имели право выбора на высшие городские должности. Еще одним шагом было введение звания коммерциисоветников за особые заслуги в распространении торговли в 1800 г.51 и Купечество // Отечественная история. С. 211. Матисон А.В. Попытка создания купеческой аристократии в начале XIX века // Летопись историко-родословного общества в Москве. Вып. 1 (45). М., 1992. С. 65. 49 Там же. 50 ПСЗ РИ I. Т. XXIX. №22418. 51 ПСЗ РИ I. Т. XXVI. №19347. 47 48 мануфактур-советников в 1810 г.52 – это звание могли получить купцы, состоявшие в I гильдии не менее 12 лет постоянно. При награждении этими званиями применялся и принципиально иной критерий, чем при даровании дворянства: не заслуги предков, а личные деловые качества и капитал купца играли роль53. Была предпринята попытка выдвинуть из первостатейного купечества еще один слой по принципу родовитости – путем создания Бархатной книги купеческих родов54. Однако эта инициатива оказалась бесполезной в силу неустойчивости купеческих капиталов и их положения на социальной лестнице. В этот период выбывает из купечества или переходит в низшие гильдии большинство старых семей, доминировавших в последней четверти XVIII в. К 1815 г. 10 семей из числа 18 записавшихся в этот период в первостатейные купцы, уже не состоит в их числе. Таким образом, попытка создания купеческой аристократии оказалась неудачной ввиду низкой продолжительности купеческого рода. У купеческого сословия отсутствовали гарантии сохранения своего социального статуса, которым у дворян являлась передача звания по наследству. Поскольку финансовый капитал не мог служить этого рода гарантом, в первой половине XIX в. происходило разорение влиятельных купеческих семей. Система введенных для купечества почетных званий также не была фактором, способствовавшим сохранению социального статуса, следовательно, и привилегий, так как все эти звания не являлись наследственными55. В 1824 г. появилась категория «временных купцов» – крестьян, выкупивших гильдейские свидетельства, но оставшихся в прежнем состоянии. Они не принимали участия в работе купеческих обществ, службы по выборам несли по основному состоянию. Однако с 1812 г. крестьяне получили право ведения крупной внешней торговли по торговым свидетельствам. Кроме того, они платили за торговое свидетельство сумму меньшую, чем гильдейская подать, облагались меньшими налогами по сравнению с купечеством. Действительно, количество предпринимателей из крестьян и мещан увеличилось, а число выкупавшихся купцами гильдейских свидетельств стало падать. Негильдейские торговцы и промышленники составляли значительную ПСЗ РИ I. Т. XXХI. №24403. Матисон А.В. Указ. соч. С. 66. 54 ПСЗ РИ I. Т. XXIX. №22418. 52 53 конкуренцию купечеству, что было одним из факторов его разорения. Кроме того, это размывало социальные основы сословия и местных элит. Тем не менее, если общая численность гильдейского купечества в Европейской России в 1827 г. составляла 68,9 тыс., то в 1854 – уже 176,5 тыс.56 Это означает, что в середине XIX в. негативные процессы, сопровождавшие становление купечества, пошли на убыль. Возможно, этому способствовало увеличение торгово-промышленных прав купечества. Так, с 1807 г. купечество могло образовывать торговые дома, а с 1836 г. могло участвовать в акционерных компаниях. В 1807 г. были установлены и максимальные размеры подрядов, которые могли брать купцы каждой гильдии. В 1824 г. купцы I гильдии получили право на ведение банковского и страхового дела57. С 1824 г. наблюдается постепенное уменьшение купеческого обложения. В 1863 г. оно уменьшилось до размера пошлины за купеческое свидетельство и сбора за билет (введенного в 1824 г.) на право владения торговым или промышленным заведением для I и II гильдий, в то время как III гильдия была упразднена. Впоследствии был установлен еще ряд сборов – квартальный и в пользу городов и земств – в виде процентов от стоимости свидетельств и билетов. В этих условиях понятно, почему сословные привилегии с середины XIX в. стали терять свое значение. С введением в 1898 г. закона о государственном промысловом налоге право на ведение собственного дела стали давать промысловые свидетельства трех торговых и восьми промысловых разрядов в зависимости от доходности, степени механизации предприятия, числа рабочих. Эти свидетельства выкупали представители всех сословий. Была утрачена прямая связь между получением купеческого гильдейского свидетельства и правом на занятие предпринимательством. Превращение купеческого звания в атрибут предпринимательской традиции, не предоставлявшей его носителям почти никаких социальных или экономических льгот и привилегий, способствовало тому, что в своей массе крупнейшие предприниматели прекращали приобретать гильдейские свидетельства и выходили из состава купечества. В период промышленного подъема перед I Мировой войной среди руководящего состава крупнейших предприятий почти Матисон А.В. Указ. соч. С. 67. Купечество // Отечественная история. С. 212. 57 Там же. С. 213. 55 56 не было лиц, входивших в гильдии, отмечает А.Н. Боханов58. Таким образом, к концу XIX в. предпринимательская элита потеряла связь с сословным устройством общества. Произошла смена состава местной элиты, в первую очередь, в крупнейших торгово-промышленных центрах империи. Этот процесс отразился на численности гильдейского купечества: к концу XIX в. она стала падать и составляла во всей империи не более 0,2% населения с семьями, причем основная масса купечества концентрировалась не в столицах, а в губерниях вокруг них: в Московской губернии было 23,4 тыс. гильдейских купцов, в то время как в самой Москве – 19,5 тыс. купцов; в Петербургской губернии – 20 тыс., в самом Петербурге – 17,4 тыс. купцов. Другими крупными центрами купечества были Херсонская губерния (12,3 тыс.), Одесса (5 тыс.), Киевская губерния (12 тыс.). К 1899 г. численность купечества упала в два раза и продолжала падать до конца империи. Исключение составлял только Петербург59. Эти тенденции указывают на существование процессов, влиявших на состав городской элиты. Единственным постоянным источником пополнения городского населения было крестьянство. В составе горожан доля крестьян в XVIII в. увеличивалась, в первой половине XIX в. снижалась, а после 1861 г. вновь увеличивалась. Причем среди наличного городского населения крестьян было всегда намного больше, чем среди приписного населения (т.е. зафиксированного ревизией)60. В целом доля городских низов – мещан, ремесленников, работных людей, крестьян-горожан (т.е. крестьян, постоянно проживавших в городе) – составляла 72% городского населения в 1730-е гг. и до 90% в 1897 г.61 Крестьяне проживали в городах в качестве постоянных и временных жителей. Первые жили там еще с XVII в., т.е. со времени, когда город и деревня не были разделены в административном отношении, и не захотели перейти из государственных крестьян в мещане. Постоянно проживали в городе по паспорту вместе с семьями крестьяне, занимавшиеся торговлей или ремеслом на основании купленных промысловых свидетельств. В отличие от Боханов А.Н. Российское купечество в конце XIX – начале ХХ века // История СССР. 1985. №4. С. 118. 59 Купечество // Отечественная история: История России с древнейших времен. Т. 3. С. 214. 60 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII в. – начало ХХ в.) : Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства / Изд. 2-е, исправленное. Спб.: Дмитрий Буланин, 2000. Т. I. Гл. V. С. 322. 61 Там же. С. 331-332. 58 первых, они не входили в состав городской крестьянской общины, но также платили в городскую казну сборы, причитавшиеся с городских обывателей. И только крестьян-отходников можно причислить к временному населению городов. Но кроме того, значительная часть купцов и мещан жила в сельской местности: в XVIII в. – около 40%62. В 1746-1801 гг. им запрещалось владеть землей вне городской черты. В основном они занимались торговлей, держали фабрики и заводы, арендовали мельницы, переправы, кабаки и т.п. Таким образом, крестьяне и не-крестьяне всегда жили бок о бок, некрестьянские сословия никогда не концентрировались в городе, более того, на протяжении XVIII в. наблюдается перемещение представителей последних в деревню. Обратный процесс наблюдается лишь после 1861 г.63 Тем не менее, доля мещан и купцов среди сельского населения постоянно увеличивалась, за исключением второй половины XVIII в., и к 1897 г. достигла 6–6,6%. Причем в наличном сельском населении их было всегда больше, чем в приписном, что как раз и свидетельствует о росте миграции городского сословия в деревню. В итоге к началу ХХ в. крестьяне стали самой многочисленной социальной группой – на их долю приходилось 45% всех горожан. Приток в города крестьян и дворовых людей стал решающим фактором в формировании облика городов, картины мира горожан и структуры их занятий вплоть до начала ХХ в.64 Будучи основным источником пополнения городского населения, крестьяне способствовали консервации аграрных черт городов. Их массовый приток понижал общий культурный уровень горожан, консервировал патриархальные нормы поведения, привычки, стиль жизни, психологию, задерживал формирование особенностей буржуазной субкультуры и ментальности в городе65. Постоянный приток в город крестьян, увеличившийся после 1861 г., приводил к взаимодействию их с купцами и мещанами, что способствовало формированию на территории города единой субкультуры городских низов и крестьянства66. Данные о занятиях, семейном и общественном быте, мировоззрении, брачных, похоронных и других обычаях, об играх и развлечениях, круге чтения Там же. С. 323-324. Там же. С. 325-326. 64 Там же. С. 321-322. 65 Миронов Б.Н. Русский город в 1740-1860-е годы. Л., 1990. С. 180. 66 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII в. – начало ХХ в.). С. 326. 62 63 показывают, что городские низы в подавляющем большинстве российских городов до середины XIX в., исключая немногие большие города, обладали примерно той же духовной культурой и менталитетом, что и крестьяне, хотя отличались своей материальной культурой. Чем меньше был город и чем больше его жители занимались сельским хозяйством, тем меньше горожане отличались от крестьян во всех отношениях, в том числе и по своему менталитету67. Система ценностей крестьянства и городских низов, несмотря на высокую сопротивляемость проникновению светской, буржуазной культуры68, начала переживать трансформацию только после реформ 1860-х гг.: в их поведении наблюдался рост рационализма, прагматизма, расчетливости, индивидуализма69, успех стал ассоциироваться с богатством и комфортабельной жизнью в городе, а не с крестьянским трудом или неквалифицированной работой на фабрике70. Между тем, социальная элита отличается от остального населения особым, только ей присущим образом мыслей и стилем поведения, поэтому указанная тесная связь высших и низших слоев городского населения в XVIII – первой половине XIX в. затрудняет классификацию местных городских элит. Все авторы отмечают, что в конце XIX – начале ХХ в. купечество постепенно теряло свое влияние в деловой среде и почти не играло заметной роли. Ему на смену пришли крупные предприниматели, масштабы деятельности которой были несравнимы с масштабами деятельности большей части купечества, не были связаны с ним сословным происхождением. Авторы отмечают абсолютную лояльность существовавшей формально купеческой организации к самодержавию: оно не поднимало острые вопросы социальноэкономического и политического развития. Представители купеческих обществ пытались, тем не менее, повысить социальное значение своей деятельности и при каждом удобном случае стремились доказать, что их организация служит интересам всего «класса капиталистов». Несмотря на пышно отпразднованное в 1885 г. 100-летие петербургского городского общества, современники отмечали, что сословная организация купечества являлась пережитком; историк и деятель кадетской партии А.А. Кизеветтер, автор трудов о посадской общине и Жалованной грамоте городам 1785 г., утверждал, что органы купеческого Там же. С. 331-332. Там же. С. 337. 69 Там же. С. 332. 67 68 самоуправления приближаются к концу своего существования. Тем не менее, они просуществовали вплоть до 1917 г.71 Значение, однако, имеют не только общие цифры, но и реальная картина, сложившаяся в отдельных городах и отразившая, таким образом, картину складывания местных элит. В XVIII в. несоответствие между занятиями городских жителей и их правовым положением было значительным. Особенно это проявлялось на недавно освоенных территориях, например, в Сибири. Реальное количество занимающихся ремеслом и торговлей отличалось от формального числа купцов, записанных в гильдии, и ремесленников, записанных в цехи. По наблюдениям Л.С.Рафиенко, роспись по городам включает не только реально занятых торговлей, но и приказчиков, сидельцев, разорившихся купцов. Записаны в гильдии были также ремесленники, горожане, работавшие по найму72. Общий экономический и демографический рост города к 1785 г., постепенное облегчение городских служб, особенно для купцов, изменения в численности городского населения, службах и повинностях, приписке к посадам, отмечали Б.Б.Кафенгауз73 и Ю.Р. Клокман. В то же время темпы развития городов были медленны74, на основе крупной мануфактурной промышленности развивалось небольшое число городов. Большинство находилось на стадии роста мелкотоварного производства, переходящего в стадию мануфактуры75, т.е. говорить о появлении в них экономически сильных элит в конце XVIII в. не приходится. Данные церковного учета, на которые опирается в своих работах Б.Н. Миронов, свидетельствуют даже о сокращении численности купечества, ослаблении городской промышленности и торговли, падении уровня жизни городского сословия. В период с середины XVIII в. до середины XIX в. доля городского населения в населении страны постоянно снижается – с 11 до 7%. Там же. С. 336. Боханов А.Н. Указ. соч. С. 117. 72 Рафиенко Л.С. Функция и деятельность сибирских магистратов в 40-70-х гг. XVIII в. // Бахрушинские чтения 1966 года. Новосибирск: Наука (Сиб. отд.), 1968. С. 45. 73 Кафенгауз Б.Б. Город и городская реформа 1785 г. // Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй половине XVIII в. / Под редакцией А.И.Барановича, Б.Б.Кафенгауза и др. М.: Из-во АН СССР, 1956. C. 155-163. 74 Клокман Ю.Р. Социально-экономическая история русского города. Вторая половина XVIII века. М.: Наука, 1967. С. 311. 75 Там же. С. 312. 70 71 Это снижение, однако, Миронов объясняет не упадком городов (их число, наоборот, увеличивалось), а тем, что численность сельского населения росла быстрее численности городского. Поэтому одновременно с падением доли городского населения увеличилось число городских поселений с 342 (1725 г.) до 678 (1863 г.) на изменяющейся территории Европейской России и до 524 городов на сопоставимой территории. Увеличилась абсолютная численность горожан с 1,3 млн. в 1740 до 3,6 млн. душ в 1863 г. на сопоставимой территории, средняя населенность одного городского поселения возросла в 1,6-1,8 раза76. Формирование элиты городского общества в XVIII в. напрямую было связано с уровнем социально-экономического развития городов России. Его уровень был различен: от относительно крупных промышленных городов Центральной России до так называемых «аграрных городов», где преобладающим видом деятельности населения были сельскохозяйственные занятия. С точки зрения логики, такие населенные пункты не могут считаться городами. Однако советские историки, например, П.Г. Рындзюнский, полагали, что аграрные занятия горожан не были признаком слабости русского города. Они были одним из видов промыслов, доказательством чему служит использование в них наемных рабочих. Историк полагал, что земледельческие занятия горожан – факт, принципиально отличный от крестьянского земледелия: «это было нового типа земледелие, освобожденное от давления крепостнической системы, поскольку оно обычно основывалось на свободных от феодальных повинностей городских землях»77. Земледелие в качестве ведущей отрасли хозяйства сохранялось в большинстве городов, возникших в результате областной реформы 1775 г.78 Не считал тесную связь городских жителей с землей сдерживающим экономическое развитие фактором и Ю.Р. Клокман, но он указывал, что земля была необходима и для промышленных предприятий, лавок, складов. Более того, мало- и безземелье в городах Клокман считал причиной замедленного развития городов в России, в которых значительную часть жителей составляли Миронов Б.Н. Русский город в 1740-1860-е годы. С. 226. Рындзюнский П.Г. Изучение городов России первой половины XIX в. // Города феодальной России: : Сб. статей памяти Н.В.Устюгова. М.: Наука, 1966. С. 72. 78 Рындзюнский П.Г. Основные факторы градообразования в России второй половины XVIII века // Русский город: Историко-методологический сборник. Вып. 1. М.: Изд-во МГУ, 1976. С. 118-120. 76 77 крестьяне. Хотя основным видом хозяйственной деятельности городов была торговля, в Центрально-черноземном районе основным занятием горожан оставались земледелие и животноводство. Однако и они приобретали товарный характер79. Кроме того, земледельческий характер городов сохранялся на окраинах и в Сибири80. О том, что не всегда сельскохозяйственные занятия в городах были свидетельством отсталости, пишет Л.В.Милов: в «настоящих» аграрных городах население занималось не хлебопашеством, а огородничеством, которое из существовавшего в любом городе подсобного превращалось в торговое. В действительно экономически отсталых городах не было развитого процесса общественного разделения труда, а население в основном занималось хлебопашеством и садоводством, т.е. было вовлечено в типично сельскохозяйственные отрасли производства81. Сельское хозяйство во второй половине XVIII в. было главным занятием жителей городов, возникших как военно-административные центры. Это относится, например, к Среднему Поволжью. По наблюдениям И.А. Булыгина, большую часть населения городов там составляли крестьяне. Эта особенность объясняется их происхождением как городов-крепостей, населенных служилыми людьми по прибору. Хотя торгово-ремесленное население росло более быстрыми темпами, чем земледельческое и его удельный вес повышался82, в целом к концу XVIII в. города Поволжья не изменили своего земледельческого характера. Доля крестьянского населения в общей массе горожан по-прежнему была высокой и составляла от 59 до 95%83. Условия для развития сельского хозяйства в городах оказались выгоднее, чем на селе: во-первых, статус городского жителя предоставлял бóльшую свободу хозяйственной деятельности, во-вторых, свою роль играла близость рынка сбыта84. В ряде случаев это приводило к парадоксальному явлению, когда Клокман Ю.Р. Указ. соч. С. 251. Там же. С. 312. 81 Милов Л.В. О так называемых аграрных городах России XVIII в. // Вопросы истории. 1968. №6. С. 54-57. 82 И.А.Булыгин. Об особенностях городов Среднего Поволжья во второй половине XVIII в. // Города феодальной России. С. 486-497. 83 Там же. С. 491-492. 84 Милов Л.В. Указ. соч. С. 59. 79 80 городское огородничество снабжало своей продукцией и сельскую местность85. На то, что в XVIII в. – начале XIX в. сельскохозяйственные занятия были выгодней торгово-промышленных из-за сложившейся экономической конъюнктуры, указывает и Б.Н.Миронов86. В середине XVIII в. в 64% городов России в экономике преобладал аграрный сектор. Однако в течение ста следующих лет города с преобладанием аграрной функции преимущественно превратились в торгово-промышленные центры, и в 1850-е гг. их осталось всего 27%. Земельные ресурсы города вследствие роста численности горожан в 17401860-х гг. в 2,5 раза при неизменности городских границ. В условиях непрерывно растущей земельной тесноты городской аграрий не мог конкурировать с крестьянами и вынужден был переносить свою трудовую активность из сельского хозяйства в промышленность, торговлю, сферу услуг, транспорт87, т.е. сферы занятий, традиционные для индустриального общества. С другой стороны, несмотря на то, что крестьянство было единственным источником пополнения городского населения, в целом миграция крестьянства в город была слабой – около 29%. Это было одной из причин снижения доли городского населения с середины XVIII в. до середины XIX в. Переселение крестьян в город было не достаточно для компенсации разницы в естественном приросте городского и сельского населения88. В 1785-1794 гг. во всей России к гражданству приписались 17,1 тыс. д.м.п. Это составляет 4% от числа граждан в 1782 г. (ср.: в 1719-1744 гг. приписавшиеся составили 1%). В то же время это распределение приписавшихся было более равномерным, чем в первой половине века, когда один московский посад принимал до 60% «сходцев». В конце XVIII в. только 8 из 41 губерний не имели таких крестьян89. Изменения состава городского населения прослеживаются по городовым обывательским книгам, появившимся в результате реформы 1785 г. А.В. Демкин произвел подсчеты численности купечества Калужского и Тверского наместничеств в конце XVIII в. в связи с изменением минимума капитала для купцов в 1785 (с 5000 до 1000 руб.)90 и 1794 гг. (с 1000 руб. до 2000 руб.)91. За Там же. С. 61. Миронов Б.Н. Указ. соч. С. 227. 87 Там же. С. 229. 88 Там же. С. 226. 89 Там же. С. 154. 90 ПСЗ РИ I. Т. ХХ. №16188. 91 ПСЗ РИ I. Т. ХХIII. №17223. 85 86 основу подсчетов он взял количество купеческих семей, а не купцов, так как на основании общего капитала могли вести дело и ближайшие родственники. В 1787-1792 гг. число купеческих семей в этих наместничествах растет, но к 1796 г. сокращается в Калужском наместничестве на 19%, в Тверском – на 36%92. Это падение объясняется повышением минимума гильдейского капитала. В Калужском наместничестве наибольший удар был нанесен по II гильдии (сократилась на 37%), в Тверском – по I (сократилась на 50%), хотя в абсолютном выражении пострадала сильнее III гильдия93. Благоприятным для формирования торгово-промышленного населения было положение городов Сибири. Городовые ведомости Тюмени за 1789-1791 гг. свидетельствуют о том, что выходцы из государственных крестьян, цеховых, промышленных и торговых людей становились состоятельными купцами, промышленниками и играли важную роль в экономическом развитии и управлении городом. Сельские ремесленники и мелкие товаропроизводители были прямыми кандидатами на переход в посадские и цеховые. Таким образом, и в Сибири главным источником формирования городского населения была сельская местность94. Население городов Сибири, в частности, Тобольска, Тюмени и Иркутска постоянно увеличивалось, что важно, за счет ремесленного и торговопромышленного населения. В Тобольске и Иркутске сосредоточилась передаточная торговля между Европой и Азией, через них осуществлялась связь внутреннего рынка с внешним. Это предоставляло серьезные преимущества в развитии по сравнению с другими окраинными городами империи. Так, к 1851 г. из почти 10 000-ного населения Тюмени 78,3% были посадскими95. В период с 1797 по 1834 г., несмотря на падение общей численности гильдейского купечества, наблюдаются серьезные качественные изменения в гильдейской структуре (рост числа первогильдейцев с одной семьи до 8 и падение числа Демкин А.В. Купечество Калужского и Тверского наместничеств в конце XVIII в. (изменения в численности) // Город и горожане в России в XVIII – первой половине XIX в.: Сб. ст. М.: Ин-т истории СССР АН СССР, 1991 г. С. 110. 93 Там же. С. 111. 94 Кондрашенков А.А. Западносибирский посад в конце XVIII в. // Города феодальной России. М., 1966. С. 506-511. 95 Рабцевич В.В. Сибирский город в дореформенной системе управления. Новосибирск: Наука (Сиб. отд.), 1984. С. 26-29. 92 членов II гильдии)96. Уменьшение общей численности происходит явно за счет купцов III гильдии, которые теряют свой социальный статус. Эти процессы совпадают с наблюдающимися в этот же период процессами в Калужском и Тверском наместничествах. Несмотря на существенную разницу условий и структур этих регионов, влияние законодательства на социально-экономические процессы очевидно. Динамика численности купечества Московской и Петербургской губерний по окладным книгам 1786 г. (IV ревизия) и 1800 г. (V ревизия) указывает на ту же тенденцию. Число горожан на каждую сотню душ, состоявших в окладе, выросло за это время с 5,5 до 7,6 д.м.п. Этот рост происходил в основном за счет мещан (переход из III гильдии). Однако если в 1786 г. на 100 душ горожан м.п. приходилось 88,7 купцов, то в 1800 г. – лишь 62,4. Так же шло развитие в девяти губерниях Нечерноземья: доля горожан выросла с 3,3 до 3,6, а доля купцов по отношению к ним понизилась с 62,1 до 40,2. В семи губерниях Центрально-Черноземного района доля горожан выросла с 2,6 до 3,2, а доля купечества упала с 52,7 до 46,9. В 1800 г. в этих трех группах губерний сосредоточилось 91,2% горожан Европейской России97. Таким образом, на рубеже XVIII –XIX вв. наблюдается ярко выраженная социальная динамика, связанная с изменениями в законодательстве, направленными на формирование состоятельной элиты городского общества. Интересно отметить, что на окраинах (в Прибалтике), в районах Поволжья и Приуралья сложилась иная ситуация: рос как удельный вес горожан, так и купечества внутри них, иногда очень существенно. Так, в Симбирской, Казанской, Саратовской и Астраханской областях доля горожан повысилась с 2,2 до 3,2, а доля купцов – с 19,4 до 39,9. Темп роста населения страны уступал темпам роста населения столицы Российской империи до 1784 г. в 3,5 раза. Население Петербурга удвоилось с 1750 по 1782 г. и достигло 192 тыс. человек, к 1800 – 220 тыс.98, сравнявшись с населением Москвы. Крупный промышленный и торговый центр притягивал сельское население и переселенцев из мелких провинциальных городов, Там же. С. 158. Рындзюнский П.Г. Сословно-податная реформа 1775 г. и городское население // Общество и государство феодальной России: Сб. ст. М.: Наука, 1975. С. 92. 98 Кочин Г.Е. Население Петербурга в 90-х годах XVIII в. // Очерки истории Ленинграда. Т. 1. Период феодализма. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1955. С. 294. 96 97 естественный же прирост в городе был ниже прироста по всей стране 99. Однако торгово-ремесленное население не было основным: в 1760-е гг. посадских было всего 2517, в 1790 – 4939 д.м.п., причем доля женщин в городе была всего 31,7% в 1789 г.100 Аналогичная ситуация складывалась в некоторых городах Сибири, исторически выполнявших административные функции, например, в Тобольске. Здесь посадские составляли лишь 36% населения в 1782 г., гражданская администрация – 22%, военная – 27%101. Тем не менее, в Петербурге к концу XVIII в. фиксируется значительный рост среди купечества: если в начале 1750-х гг. число купцов в столице вместе с семьями было около 3 тыс. человек, то в 1790 г. оно достигло 6,5-7,5 тыс., увеличившись, таким образом, в 2,5 раза. Собственно купцов, без семей, по числу объявленных капиталов, было 1730. В 1786 г. Петербург обгоняет Москву по сумме объявленных капиталов: до 5937729 руб.102 В Москве в 1788 г. на 2148 купцов (включая именитых граждан) приходилась общая сумма объявленного капитала в 4,7млн руб. 103 В реальности сумма капиталов была больше: каждый купец объявлял за собой лишь минимальную сумму, необходимую для вступления в ту или иную гильдию и платил налог именно с нее. Именитых людей было 14 человек с капиталами от 50 до 56 тыс. руб., а сумма их капиталов составила 723 тыс. руб. Московские первогильдейцы имели капиталы в основном по 10 тыс. руб., в одном случае отмечены 11 тыс., в другом – 12 тыс. руб. Во II гильдии состояло 183 купца; самой многочисленной была III гильдия – 1842 человека с общей суммой объявленных капиталов в 1876,8 руб., превышавшей сумму объявленных капиталов I и II гильдий. Наряду с купцами в III гильдии числились 31 заводчик, владельцы мелких предприятий, ремесленники, содержатели постоялых дворы, приказчики. Характерно при этом, что из 25 членов бывшей гостиной сотни, сохранивших купеческое звание, большинство – 14 человек – принадлежали именно к III гильдии. Первогильдейские купцы в качестве ведущей группы торгово- промышленного населения XVIII в. сменили в этой роли гостей и гостиную Там же. С. 295. Там же. С. 298. 101 Рабцевич В.В. Указ. соч. С. 26. 102 Кочин Г.Е. Указ. соч. С. 308. 103 Кафенгауз Б.Б. Указ. соч. С. 158-160. 99 100 сотню. В результате разделения городского населения на гильдии в 1721 г. 104 произошло перераспределение привилегий торговых людей, что выдвинуло на первое место купцов I гильдии. Имущественный подход в определении принадлежности к ней оказал разрушающее воздействие на старую купеческую верхушку и открыл возможность для низших купеческих слоев, укрепившихся экономически, пользоваться ее привилегиями. Хотя I гильдия еще в середине XVIII в. включала в себя бывших гостей и членов гостиной сотни, в 1770-80-е гг. происходит окончательное разрушение этих родов105. Введение в XVIII в. принципа разделения городского населения по имущественному состоянию с предоставлением привилегий его наиболее зажиточной верхушке вместо прежнего покровительства замкнутым разрядам купечества способствовало тому, что первогильдейское купечество становилось не только богатейшей, но и самой привилегированной частью купеческого сословия106. Однако складывание состава городской элиты Нового времени не носило законченного характера. Вершина социальной пирамиды городского гражданства была изменчивой: она все время пополнялась новыми членами, которые приходили на место лиц убывающих – как правило, в низшие страты, редко – в дворянство. Большинство купеческих торгово-промысловых фирм возвышалось и падало в течение жизни одного, максимум – двух поколений107. Наблюдения Б.Н. Миронова по составу и оборотам купцов в Петербурге и Архангельске за XVIII – начало XIX в. показывают, что для высшего слоя русского купечества была характерна высокая мобильность на выходе из сословия вследствие частых банкротств, обеднения лишь в незначительной степени ввиду смены объектов приложения капиталов и переходов в дворянство. Большая часть разорившихся купцов переходила до 1775 г. в «нерегулярное гражданство», после 1775 г. – в мещанство. На смену им приходили разбогатевшие предприниматели из низших прослоек гражданства или из крестьянства. То же наблюдается на протяжении всей первой половины XIX в. Источники же восполнения купечества были неиссякаемы, так как их питало многомиллионное крестьянство, как городское, так и сельское. И если до 1860-х ПСЗ РИ I. Т. VI. №3708. Гл. 6. Аксенов А.И. Генеалогия московского купечества XVIII века: из истории формирования русской буржуазии. М.: Наука, 1988. С. 59. 106 Там же. С. 61. 107 Миронов Б.Н. Указ. соч. С. 166. 104 105 гг. в город перебиралось в основном богатое крестьянство, то в 1860-е гг. его сменило разорившееся в результате земельной реформы108. Постоянные изменения, которые происходили внутри гильдейского купечества, А.И. Аксенов связывает с процессом его становления. Во-первых, из 382 купеческих фамилий, существовавших в Москве в 1748 г., в 1766-67 гг. осталось 235, а в 1770-х гг. – 110. Именно эта часть московского купечества и стала носителем привилегий, дарованных купечеству в 1785 г. 109 На 137 купеческих фамилий 1782-1801 гг. пришлось 100 с лишним новых, т.е. вступивших в I гильдию после 1785 г.110 По данным А.И. Аксенова, источниками формирования московской купеческой элиты были, в первую очередь, иногороднее купечество (38,7%), а затем крестьяне (21,2%), в то время как «природные» посадские тяглецы московских слобод составляли только 16,8% в московском купечестве111. Данные экспедиции по освидетельствованию государственных счетов Сената свидетельствуют о том, что решающая роль в формировании нового купечества Москвы принадлежала крестьянству, а не иногороднему купечеству. Согласно этим ведомостям, в 1794 г. московское купечество состояло из 5835 д.м.п. Из них в течение года «по умалению капитала» перешло в мещанство 240 душ, а в купечество вступили 731 душа. При этом отмечалось увеличение притока помещичьих крестьян в московское купечество: если от II до III ревизии их число составило 11 человек, то к 1794 г. – 177. Из москвичей в московское купечество записалось всего 116 душ, из городов Московской губернии – 24, из городов других губерний – 85 душ (на 1794 г.). Таким образом, московское купечество пополнялось в основном из пределов Московской губернии и на 5/7 состояло из сельского населения. Самое многочисленное из всех губерний империи городское население Московской губернии оказывалось не в состоянии выделить из своей среды пополнение, равное по количеству выбывшим из московского купечества банкротам. Убыль в среде московского купечества в 240 человек только на 140 человек пополнилась выходцами из городского населения Московской губернии и на 85 мещан и купцов – из городов других губерний, но и в этом случае все пополнение из городского населения не возмещает Там же. С. 169. Аксенов А.И. Указ. соч. С. 60. 110 Там же. С. 61. 108 109 выбывших полностью, причем не только в Москве, но и в остальных городах Московской губернии112. Это напрямую связано с правительственной политикой создания замкнутых сословных корпораций. Из помещичьих (41,4%) и дворцовых (24,2%) крестьян вышло большинство московских первогильдейцев рубежа XVIII-XIX вв. Такие крестьяне перебирались в Москву не только в надежде выбиться в люди, но уже с твердым положением в торгово-промышленном мире и солидными капиталами, переход этот представлял для них «скачок к верхушке купеческой иерархии»113. Во-вторых, первогильдейское купечество не смогло удержаться в качестве элиты местного общества даже в Москве: в первые полтора десятилетия произошло его полное разрушение. Свое положение сохранили лишь 21 фамилия (15,2%). При этом следует отметить, что в дворянство выбились 12 фамилий (8,6%): все они представляли те роды, кто прибыл в Москву во второй половине и даже в самом конце XVIII в.114 Из коренного московского купечества в дворянство вошли только 4 рода115. А.И. Аксенов связывает это повсеместное разорение московских первогильдейцев с вложением их капиталов в промышленность. Фабрикантов, сохранивших свой статус, было всего 7 фамилий, в то время как в низшие разряды купечества и мещанство перешли 40 фамилий116. Массовые неудачи в области промышленного предпринимательства имели общие причины. Во-первых, это рост конкуренции крестьян и мещан, купцов III гильдии в области производства товаров широкого спроса, так как с 1760-х гг. правительство стало отказываться от политики покровительства предпринимателям и предоставления привилегий117. Парадоксальным образом, либерализация в области промышленности привела к падению нарождавшейся капиталистической элиты: большинство из лишившихся своего статуса завели предприятия в последней трети XVIII в. и Там же. С. 62. Вартанов Г.Л. Купечество и торгующее крестьянство Центральной части Европейской России во второй половине XVIII в. // ЛГПИ им. Герцена: Уч. зап. Т. 229. Л., 1962. С. 192-194. 113 Аксенов А.И. Указ. соч. С. 63-64. 114 Там же. С. 85. 115 Там же. С. 86. 116 Там же. С. 87. 117 Там же. С. 88-89. 111 112 пользовались вольнонаемным трудом. На фоне индустриального развития многих стран Западной и Центральной Европы в России принудительный труд, привилегии и другие формы несвободной экономики оказались эффективнее. С другой стороны, правительственные разорению ресурсы. подверглись Это связано и с те, кто вступлением использовал России в континентальную блокаду в 1807 г. и Отечественной войной 1812 г.118 Безусловно, влияние здесь имела и генеалогия: купцы не были связаны единонаследием, поэтому крупные капиталы распылялись между наследниками. Кроме того, третье-четвертое поколения природных москвичей и разночинцев психологически не были готовы к конкурентной борьбе. В итоге среди московского купечества самыми устойчивыми оказались фамилии иногороднего и крестьянского происхождения (удержались соответственно 18,7% и 17,3%), т.е. наиболее молодые119. Интересно, что подобная картина наблюдалась и в других регионах. По словам В.В. Рабцевич, реформа 1785 г. «очистила купечество от несостоятельных элементов»: к 1793 г. «по необъявлению капитала» были исключены из купеческого сословия в Таре 36 купцов из 63, в Туринске – 25 из 59, в Таруханске – 18 из 19. Однако источники формирования купечества в Сибири были более разнообразны, чем в центральных районах империи в силу особенностей региона120. В то же время старопосадское население городов составило основу социального слоя мещан, хотя важными источниками его пополнения были крестьяне, обанкротившиеся купцы, разночинцы, отставные военные, казаки, ясачные. Специфика региона обусловила поступление в сословие мещан ссыльных (поселенцев), а также принявших православие выходцев из коренных народов Сибири и вступивших в российское подданство народов Казахстана и Средней Азии121. Из данных обывательских книг западносибирских городов последней четверти XVIII в. следует, что основная масса мещанских семей была бескапитальна122, то есть не имела шансов пополнить купеческое сословие. Там же. С. 89. Там же. С 90-91 120 Рабцевич В.В. Указ. соч. С. 111. 121 Останина Л.В. Мещанство Западной Сибири в конце XVIII– 60-x гг. XIX в.: Автореф. дисс. … канд. ист. наук. М., 1996. С. 3-17. 122 Там же. С. 19. 118 119 В то же время законодательство конца XVIII в. стимулировало субъективные мотивы, предпринимательские способности, необходимые для попадания в местную элиту. Высшие разряды купечества Москвы сформировались за счет приезжих безвестных купцов, разночинцев, крестьян, которые смогли «выбиться в люди» только за счет своих способностей и беспощадной конкурентной борьбы123. За 1782-1795 гг. в гражданство перешло 17 тыс. д.м.п.124 Особенностью социальной структуры Российской империи была ее неразрывная связь с этническим многообразием государства, существовавшим по крайней мере с середины XVI в. Однако численность и доля этнических групп не определяла политического и социального веса этих групп. Так, несмотря на то, что эстонцев и латышей в 1719 г. в Эстляндии и Лифляндии было больше балтийских немцев в 10 раз, а в 1795 г. в империи было в 5 раз больше белорусов, чем поляков, именно балтийские немцы и поляки определяли в регионах их проживания политический и общественный климат125. При российском господстве нерусские элиты Финляндии, Эстляндии, Лифляндии, Курляндии, бывших областей Речи Посполитой смогли в значительной мере сохранить свое положение и иметь крестьян, принадлежащих к другой этнической группе126. С другой стороны, в формировавшемся как полиэтническое обществе на территории Новороссии (где три четверти были представлены государственные и помещичьи украинские крестьяне, присутствовали колонисты русские, еврейские, греческие, румынские и югославянские, ведущий тон принадлежал русскому меньшинству из дворянства и городской прослойки. Таким образом, полагает А.Каппелер, этнические группы не входят в четкие рамки определенных социальных слоев. Это касается и русского населения, которое в регионах востока и юга было представлено как господствующей дворянской элитой, так и крепостными крестьянами. Этнические и конфессиональные критерии поэтому не могут быть решающими для социальной структуры дореформенной Аксенов А.И. Указ. соч. С. 140-141. Миронов Б.Н. Указ. соч. С. 170. 125 Каппелер А. Россия – многонациональная империя: Возникновение, история, распад. М., 1997. С. 88. 126 Там же. С. 90. 123 124 России127. Нерусские элиты в своих регионах также и под российским владычеством сохранили в своих руках важные функции в сфере управления, права, судопроизводства. Для высших слоев, включенных в поместное дворянство российской империи, такая возможность открылась с реформами Екатерины II, отчасти в рамках нового сословного местного самоуправления, отчасти, например, в Прибалтике, Финляндии и Царстве Польском, в традиционных сословных корпорациях, в то время как верхушка кочевых и сибирских этносов, остававшаяся вне российской социальной иерархии, сохранили свои родоплеменные структуры. В России, где управление регионами в сравнение с Европой находилось на очень низком уровне, обширные, вновь обретенные области вообще не могли ни контролироваться, ни находится под управлением только русских128. В области управления нехватка образованных русских кадров вынуждала использовать специфические способности представителей нерусских национальностей. В ряды высшей бюрократии рекрутировались, например, представители украинской верхушки, но еще большая роль в модернизации русской системы управления принадлежала западноевропейцам и балтийским немцам129. Этнические и конфессиональные признаки не играли здесь роли, от нерусских чиновников не требовалось знание русского языка или обращения в православие; в ряды чиновников не допускались только евреи и мусульмане 130. К середине XIX в. выросла доля чиновников-поляков на местах – до 3%, среди высшего чиновничества – 6%, причем большая часть из них служила в специальных институциях, связанных с польскими делами или работала в западных регионах империи. Таким образом, элита России была космополитична, как и в других дореформенных государствах131. Важную группу среди местной элиты представляли евреи. По некоторым сведениям, в 8 из 11 губерний черты оседлости в середине XIX в. они составляли до 3/4 купечества; много было евреев и среди купечества I гильдии. Здесь они выступали «наследниками» польских магнатов и шляхты – занимались суконным и сахарорафинадным производством. В силу того, что на Там же. С. 93. Там же. С. 97. 129 Там же. С. 99. 130 Там же. С. 100. 131 Там же. С. 102. 127 128 их предприятиях работали наемные еврейские рабочие, деятельность еврейской купеческой элиты способствовала модернизации России по западно- европейскому образцу. Еще одной, отличавшейся по этно-конфессиональному признаку, общиной, существовавшей как в столицах, так и в городах Среднего и Нижнего Поволжья, была община армянская, имевшая, в отличие от евреев, гарантии свободы вероисповедования, привилегии в торговле, самоуправлении и налогах132. Еще одной активной в области торговли общиной были волжские татары. Поскольку в отношении мусульманской элиты с первой половины XVIII в. проводилась дискриминационная политика, ее активность была перенесена в сферу торговли, кожаной, шелковой и хлопчато-бумажной промышленности133. На окраинах империи и в конце XIX в. отдельные нерусские группы были значительно сильнее представлены в городском населении, чем русские. В 10 городах западной, южной и восточной периферии русские составляли менее 50% населения, а в Ташкенте – менее 10%. В Кишинёве и в Вильнюсе самой крупной этнической группой были евреи, а в Варшаве, Одессе, Лодзи и Екатеринославе они занимали второе место по численности134. Сословное членение, полагает А.Каппелер, свидетельствует о том, что в Российской империи отдельные этнические группы по-прежнему выполняли специфические функции элиты, городского и сельского населения. Так, в регионах с минимальным представительством русских, например, в Финляндии, большинство сельской и городской элиты составляли финны (86%) и шведы (13%), а в Царстве Польском, где поляки составляли 72% населения, они были самой крупной группой городского населения (48,8%), второе место занимали евреи (35,4), затем шли немцы (5,3%). Евреи были самой крупной группой городского населения в Левобережной Украине (52%), а в Правобережной Украине они преобладали в купеческом сословии, составляя в нем 40%. Таким образом, на значительной территории Российской империи сохранялось традиционное расслоение на польскую элиту, еврейское городское население и массы украинского, литовского и белорусского крестьянства. Схожая структура элит существовала и в Прибалтийских губерниях в конце XIX в. Балтийские Там же. С. 104. Там же. С. 105. 134 Там же. С. 212. 132 133 немцы, составлявшие 6,9% населения, сохраняли ведущую роль в городах и сельской местности, хотя во второй половине XIX в. число русских дворян и купцов выросло. Хотя латыши и эстонцы к 1897 г. составляли более половины городского населения, среди привилегированного купеческого сословия они составляли всего 11%135. Таким образом, вопрос о местных элитах в Российской империи находится в тесной связи не только с ее социальной структурой, но и с ее этническим составом. Последний во многом определял роль, функции и значение местных элит в обществе. Положение на социальной лестнице и привилегии (или их отсутствие) не всегда были показателем значения, которое тот или иной человек мог играть в экономической или политической жизни. Вопрос о городских элитах поздней империи оказывается, по мнению немецкого историка М.Хильдермайера, в контексте проблем, связанных с революцией октября 1917 г., причем интерес вызывают в основном «побежденные»136, т.е. либеральная элита империи, интеллигенция. На смену экономическому влиянию на рубеже XIX - ХХ вв. приходит влияние политическое, поэтому городские элиты конца XIX – начала ХХ в. – элиты не столько и не только экономические, а культурные, не социальные, а политические. Западные ученые обращаются сегодня к исследованию неформальных сообществ, сферы, как будто не связанной с политикой, стремятся выявить структуры внутри городской коммуникации и взаимодействия и реконструировать их, отказавшись от традиционных научных ограничений, т.е. от понятий о классе и слое. Главное значение приобретают связи и контакты в различных областях деятельности субъектов и целых групп. Но поскольку речь идет об исследовании элит, то ученые обращаются и к исследованию городского общества как целого. Взаимодействие между этими структурами воздействует и распространяется далеко за пределы их собственных границ. В центр новых исследований попадают различные объединения, общества художников, клубы и тому подобные институты, далекие от сферы частного. Кроме институционализированных Там же. С. 214. Hildermeier, Manfred. Bürgerliche Eliten im ausgehenden Zarenreich? In: Jahrbücher für Geschichte Osteuropas 48 (2000). H. 1. S. 1. 135 136 форм коммуникации в стратегически важных группах городских элит, обращает на себя внимание неинституционализированная сфера, основанная на индивидуальном или коллективном восприятии и опыте137. Значение этих объединений в том, что они обладали тенденцией к политизации: одни и те же люди встречались в союзах и клубах, с одной стороны, и городских думах и их комиссиях, с другой. Высший городской слой всё больше привыкал самостоятельно решать свои проблемы на коммунальном и региональном уровне. Таков был путь местных сообществ в политику. Установленные законом объединения, находившиеся со времен Екатерины Великой в распоряжении самодержавия138, получили свой окончательный вид в Городовом положении 1870 г.: уже не как «управление по поручению», а как «самоуправление»139. Общие тенденции позволяют ученым даже говорить о «трансгородской элите». Так, по наблюдениям немецкого историка Д.Дальманна, в создании местных организаций партии конституционных демократов инициаторами повсеместно выступали представители профессиональной интеллигенции: врачи, учителя, адвокаты, ветеринары, инженеры, отчасти фабричные служители и приказчики. Чаще всего основание партийных организаций было делом образованной буржуазии, например, во Владимире это был круг, состоявший из представителей местной интеллигенции. Эти группы или кружки возникали из земств, часто группировались вокруг местной газеты. Отчасти это были друзья или знакомые, поддерживавшие контакты в течение многих лет, обычно 10-20 человек, составлявшие ядро таких групп140. В целом же либеральная элита провинций поздней империи отличалась высоким уровнем образования и многоязычием, была в курсе событий в Западной и Центральной Европе, много путешествовала. Она ориентировалась на реализацию человеческих и гражданских прав, требовала соблюдения законов, правовых 137 Ibid. S. 2. См.: Geyer, Dietrich. „Gesellschaft“ als Staatliche Veranstaltung: Bemerkungen zur. Sozialgeschichte der russischen Staatsverwaltung im 18. Jahrhundert, in: Wirtschaft und Gesellschaft im vorrevolutionären Rußland. Köln: Kiepenheuer, 1975. S. 20-52. 139 Ibid. S. 3. 140 Dahlmann, Diettmar. Parteileben in Provinzstädten. Die Konstitutionell-Demokratische Partei Rußlands 1906-1914, in: Jahrbücher für Geschichte Osteuropas 48 (2000). H. 1. S. 7. 138 основ государства и в то же время что на рубеже занимались общественной благотворительностью141. Историки отмечают, XIX-ХХ вв. происходит формирование бессословных городских обществ: представители различных социальных классов составляли «сообщества» (community, Vergemeinschaftung), обнаруживая общие интересы. На примере празднования 300-летия Саратова в 1891 г. Л. Хэфнер показывает, как юбилей способствовал утверждению общей идентичности городского «общества» путем отвержения этнических, конфессиональных и классовых различий, на основе взаимных культурных интересов. Новое «местное общество» представляло собой контраст парадигме «общества как государственного установления»142, действовавшей для XVIII в. и первой половины XIX в. в России. Это общество формировало собственную идентичность не путем реконструкции прошлого, например, основания Саратова, а легитимировало свою настоящую политическую силу, указывая на достижения в области местного самоуправления, предопределяя свои будущие претензии на гражданское лидерство143. Формирование местных элит в России Нового времени шло неравномерно и не носило законченного характера; этот процесс находился в зависимости, с одной стороны, от уровня социально-экономического развития городов, с другой – от законодательной политики правительства, предоставления привилегий отдельным группам торгово-промышленного населения. Бывшие на протяжении почти двух веков обусловленными сословными рамками, в конце XIX в. местные элиты, потеряв связь с традиционной по происхождению купеческой элитой, превратились во внесословные элиты: с одной стороны – предпринимательские, с другой – политические. К концу XIX в. всё большую роль в жизни империи играли экономически сильные местные элиты нерусского происхождения. 141 Ibid.S.16. См.: Geyer, Dietrich. Op. cit. 143 Häfner, Lutz. Städtische Eliten und ihre Selbstinszenierung: Die Dreihundertjahrfeier Saratovs 1891, in: Jahrbücher für Geschichte Osteuropas 48 (2000). H. 1. S. 17-37. 142