КОНСТРУИРОВАНИЕ ОБРАЗОВ ИМПЕРАТОРОВ АЛЕКСАНДРА КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ
advertisement
1 КОНСТРУИРОВАНИЕ ОБРАЗОВ ИМПЕРАТОРОВ АЛЕКСАНДРА II И АЛЕКСАНДРА III В ИСТОРИЧЕСКОМ ЗНАНИИ: ЭВОЛЮЦИЯ КУЛЬТУРНОЙ ПАМЯТИ Барыкина Инна Евгеньевна, кандидат исторических наук, аналитик ГБОУ ДППО ЦПКС «Информационно-методический центр»Фрунзенского района, докторант Санкт-Петербургского института истории РАН На рубеже XVIII и XIX столетия, на заре становления отечественного исторического знания, между поэтом Г.Р. Державиным и историком Н.М. Карамзиным состоялся своеобразный диалог. Его особенность в том, что происходил он на страницах их сочинений. В одном из стихотворений Г.Р. Державин утверждал, что «река времен» «топит в пропасти забвенья народы, царства и царей»1, а Н.М. Карамзин в предисловии к «Истории государства российского» «возражал»: «История <…> из тления вновь созидает царства <…> ее творческою силою мы живем с людьми всех времен, видим и слышим их, любим и ненавидим…».2 В этом «сочинительском диалоге» схвачена суть взаимодействия исторического знания и культурной памяти, благодаря которому история наполняется «живительной силой», воссоздавая образы прошлого. Историческое знание, конструируя прошлое, разделяет его на эпохи, этапы, периоды и т.п. В подобном делении присутствует определенная доля схематизации. Культурная память, в свою очередь, наполняет эти схемы деталями, без которых невозможно воссоздать эпоху. Тесно переплетаясь, историческое знание и культурная память «из тления вновь созидают царства». Этот может быть движение от эпохи к личности и, наоборот, от личности к эпохе, как в случае с конструированием истории государственного управления. Одной из особенностей истории внутренней политики монархического государства является ее персонификация. История Российской империи не стала исключением. Свойственная каждому царствованию модель управления определяется исследователями как «политика Русская поэзия XVIII века // Библиотека всемирной литературы. Т. 57. М., 1972. С. 643. Карамзин Н.М. История государства Российского. Кн. 1. Тт. I – IV. СПб., 1997. С. 30. 1 2 такого-то 2 императора» и под этим определением входит в научную литературу. Однако не всегда это означает, что речь идет о именно личности самодержца, которая зачастую представляется весьма схематично и лишь с течением времени вырисовываются отдельные детали, создавая целостный образ. В настоящей статье предпринята попытка проследить эволюцию конструирования образов российских монархов второй половины XIX в. в историческом знании и культурной памяти. Хронологические рамки выбраны не случайно: это время активного развития экономической и политической жизни, когда российское общество увлек бурный поток модернизации. Особенности характера и деяния российских монархов конца XIX – начала XX в. имели большое значение для судеб России, поскольку в это время с особой остротой встала проблема приспособления страны к меняющимся глобальным условиям существования государства. При том, что вектор развития страны имел одно направление, фигуры императоров Александра II и Александра III представляют разительное противоречие, которое отмечают и современники, и историки. В историографии сложился определенный стереотип: консервативная политика и контрреформы Александра III противопоставляются либеральному курсу и реформам Александра II. Преемник находится в оппозиции к предшественнику. Однако современные реконструкции прошлого, открывая новые пласты культурной памяти, вносят уточнения в эту картину. Первая попытка определить место и роль монарха в истории государства предпринималась сразу после его кончины – в некрологах. В этом жанре литературы не было места для критики и деталей частной жизни, некрологи традиционно изобиловали фразами об «ореоле славы» и «беспристрастном суде истории». Тем не менее, в них делался акцент на основные направления и результаты деятельности монарха. После гибели императора Александра II некрологи, опубликованные в прессе, были изданы отдельной брошюрой, представляющей своеобразный пресс-релиз. Одни издания, как «Русские ведомости», ограничились официальными фразами о «великой скорби», охватившей страну, другие, как «Московский телеграф» и «Голос», отметили 3 стоявшие при воцарении задачи – «необходимость освобождения крестьян, предоставления всему русскому народу гражданского полноправия» – и достигнутые к концу царствования результаты – «русский народ пережил целый ряд преобразований, обновивших весь строй его гражданского быта».3 Среди некрологов императора Александра III выделяется речь, произнесенная в заседании Императорского общества истории и древностей российских при Московском университете В.О. Ключевским, председателем Общества. Он выделил два аспекта царствования Александра III: мирное развитие внешней политики и покровительство монарха отечественной исторической науке.4 И если первый аспект реконструирует политическую деятельность монарха, то второй больше относится к частной жизни. В этой речи фигура Александра III предстает более сложной, чем образ его предшественника в некрологах: император не скрывал своего предпочтения жизни частного человека и предпринимал попытки совместить ее с государственной деятельносьюи. Эта особенность Александра III не осталась незамеченной современниками и нашла отражение в мемуарах. Как правило, по прошествии нескольких десятилетий после кончины монарха появлялось подробное описание его жизни и царствования. Описания царствований императоров Павла I, Александра I и Николая I подготовил историк Н.К. Шильдер, биографом Александра II и Александра III стал С.С. Татищев. Жизнеописание императора Александра II увидело свет в 1903 г.5 и с тех пор выдержало несколько переизданий, рукопись жизнеописания Александра III хранится в архиве.6 Как указывал сам историк, его задача сводилась к тому, чтобы «составить точный и по возможности полный, прагматический свод событий» царствования.7 Жизнеописания воссоздают ход Терновый венец над гробом царя-освободителя Александра II. Восшествие на престол государя-императора Александра III. СПб., 1881. 4 Памяти в бозе почившего Государя Императора Александра III. Речь, произнесенная в заседании Императорского Общества Истории и Древностей Российских при Московском Университете 28 октября 1894 г. Председателем Общества В. О. Ключевским. Б.м., б.д. 5 Татищев С.С. Александр II. Его жизнь и царствование. В 2-х тт. СПб., 1903. 6 Татищев С. С. Император Александр III. Его жизнь и царствование. (Рукопись). РГИА. Ф. 878. Оп. I. Д. 4. 7 Татищев С.С. Александр II. Его жизнь и царствование. М., 2010. С. 6. 3 4 событий, являясь необходимым, но не исчерпывающим элементом конструирования образа. Предметом историографии стала в первую очередь политическая деятельность монархов. Именно она выступала инструментом конструирования личности монарха, детали частной жизни отошли на второй план. Сюжеты российской истории второй половины XIX века, отмеченной нарастающей динамикой политического процесса, привлекли внимание исследователей уже в начале следующего, XX столетия. Очерк реформ царствования Александра II вошел в курс лекций В.О. Ключевского;8 А.А. Корнилов посвятил минувшему периоду специальный курс истории9 и отдельные монографии − крестьянской реформе и общественному движению;10 появились работы по ключевым проблемам политической и экономической жизни.11 Не обошли вниманием личности монархов и справочные издания рубежа веков. Одна из лучших биографических статей, посвященных императору Александру III, была помещена в Военной энциклопедии издательства И.Д. Сытина.12 В ней представлена яркая картина обучения наследника, его военной службы (в том числе и в Рущукском отряде в период русско-турецкой войны 1877 – 1878 гг.) и участия в государственной деятельности в период наследничества (например, при организации помощи пострадавшим от неурожая в 1867 г.). Энциклопедическая статья указывает на «долгие колебания» Александра III при выборе пути развития России после воцарения, характеризует основные мероприятия его политического курса. Не остались без внимания и личные качества императора: «прямолинейность убеждений», «твердость и неуступчивость», «простота и обходительность» в частной жизни. Ключевский В. Русская история. Полный курс лекций. В 3 тт. Т. 3. М., 2002. С. 555 – 580. Корнилов А.А. Курс истории России XIX века. М., 2004. 10 Корнилов А.А. Крестьянская реформа. СПб., 1905; Он же. Общественное движение при Александре II. (1855 – 1881). Исторические очерки. М., 1909. 11 См. напр.: Иванюков И. Падение крепостного права в России. СПб., 1903; Цейтлин С.Я. Земская реформа // История России в XIX в. Т. III. М., б.г.; Гессен И.В. Судебная реформа. СПб., 1905; Лемке М.К. Эпоха цензурных реформ. 1859 – 1865. СПб., 1904. 12 Военная энциклопедия. М., 1911. С. 276 – 282. 8 9 5 Новый импульс изучению внутренней политики Российской империи второй половины XIX в. дала революция 1917 г., открывшая архивы различных ведомств. Историки получили возможность исследовать документы государственные и личные, в том числе членов царской семьи. Воспользовался этой возможностью и Николай Николаевич Фирсов (1864 – 1934), выпускник, а позднее профессор Казанского университета, в 1929 – 1931 гг. возглавлявший Музей пролетарской революции, располагавшийся в Зимнем дворце (преемником этого музея является Музей политической истории в СанктПетербурге). По дневникам Александра II и Александра III, а также лиц из их окружения, Н.Н. Фирсов предпринял опыт характеристики монархов.13 Он воссоздал картину воспитания и образования будущих монархов, их отношения с родителями, семейную жизнь и государственную деятельность. Несмотря на тенденциозность, обусловленную эпохой, в статьях Фирсова сквозь негативное отношение к личностям монархов проступают верно схваченные черты их образов. Характеризуя Александра II, историк отметил, что «ему не хватало глубины и серьезности», «он постоянно колебался <…> почему и царствование его, и личность <…> производили и производят двойственное впечатление. <…> Александр не был цельным характером, двоился, не был в сущности ни злым, ни добрым, а мог казаться и тем, и другим, смотря по обстоятельствам и настроению — мог быть даже и образцово жестоким…».14 Личность Александра III в реконструкции Н.Н. Фирсова значительно проигрывала образу его отца. В глаза историку бросились орфографические ошибки в дневниках наследника престола, а затем императора. Во многом это объяснялось небрежностью в воспитании великого князя, которого поздно начали готовить к будущей деятельности. Н.Н. Фирсов сделал вывод о невежестве монарха, который «на всю жизнь остался полуграмотным Фирсов Н.Н. Александр Второй. Личная характеристика (Частью по неизданным царским дневникам) // Былое, 1922, № 20. С. 125 – 128; Он же. Александр III. Личная характеристика частью по его неизданным дневникам // Былое. 1925. № 1. С. 85 – 108. 14 Фирсов Н.Н. Александр Второй. Личная характеристика (Частью по неизданным царским дневникам) // Там же. 13 6 человеком». Историк утрировал консерватизм Александра III, сведя его к формуле «тащить и не пущать», однако верно уловил «архаичное» отношение императора к неограниченной царской власти, стремление поддерживать незыблемость ее основ. Дневники Александра III дали историку больше деталей частной жизни, чем дневники Александра II, Фирсов опирался на них, когда воссоздавал картину последних лет царствования «царя-освободителя». Эти частные детали Н.Н. Фирсов также стремился использовать для создания отрицательного образа. Приписывая монарху узость мышления, историк отмечал, что «семейные интересы были одним из самых существенных, которыми жил Александр Александрович, будучи наследником российского престола». Семейные радости, связанные с рождением детей, Фирсов противопоставлял тяжелой внутриполитической ситуации в стране, по его мнению, в такой сложный период глава государства не имел права сосредотачиваться на семейной жизни. Здесь исследователь верно подметил тягу Александра III к частной жизни, но сделал из этого факта несправедливый по отношению к монарху вывод. Смысл дневниковых записей императора, которыми наполнены статьи Фирсова, искажается благодаря комментариям историка.15 Так складывался образ недалекого человека, от воли которого зависела судьба государства. Если в личности Александра II находились положительные черты царя-реформатора, то консервативные мероприятия политики Александра III добавляли в его образ лишь темные тона. Эту тенденцию унаследовала советская историография. Один из выдающихся представителей советской исторической науки, П.А. Зайончковский, посвятил конструированию образа Александра III отдельную главу монографии по истории внутренней политики конца XIX столетия.16 В ней образ императора конструировался традиционно для того периода развития отечественной историографии. Историк подчеркивал Фирсов Н.Н. Александр III. Личная характеристика частью по его неизданным дневникам // Там же. Александр III и его ближайшее окружение // Зайончковский П.А. Российское самодержавие в конце XIX столетия (политическая реакция 80-х – начала 90-х годов). М., 1970. С. 35 – 46. 15 16 7 «тупость», «упрямство», «примитивизм ума» Александра III. При этом Зайончковский не отказывал монарху в здравом смысле, которым тот «руководствовался иногда» «в делах внешней политики». Историк остановился на деталях частной жизни монарха, уделяя место его читательским интересам, правда, представляя их такими же примитивными, как и ум императора. Однако П.А. Зайончковский заметил связь частной жизни и государственной деятельности, объясняя антигерманские настроения Александра III влиянием его жены, императрицы Марии Федоровны, датской принцессы, не простившей Германии отторжения от Дании в пользу Пруссии и Австрии Шлезвига и Голштинии. Как уже отмечалось, образу императора Александра II «повезло» немного больше. Его фигура предстала более многоплановой в трудах ученицы П.А. Зайончковского – Л.Г. Захаровой. Во второй половине XX в. она занималась исследованием истории отмены крепостного права в России. В ее монографии17 нет отдельной главы, посвященной монарху, тем не менее, его образ конструируется путем воссоздания сложного и противоречивого процесса подготовки крестьянской реформы. Исследователь показывает фигуру императора, вовлеченного в круговорот мнений и взглядов, оказавшегося в эпицентре борьбы различных группировок, стоявшего перед необходимостью сделать выбор, от которого зависит и его будущее, и будущее страны. Реконструировать непосредственных эту картину участников этого историку процесса. помогли свидетельства «Острота ощущений и впечатлений», возникших при чтении переписки авторов реформы – Н.А. Милютина и его единомышленников – позволила исследователю воссоздать всю сложность борьбы политических течений, разворачивавшейся в тот период. Позднее Л.Г. Захарова описала импульс, который она получила, знакомясь с этими источниками: «Читала увлеченно, погружаясь в совсем иной мир, иные представления о целях и задачах государственной политики и иные понятия о человеческих 17 взаимоотношениях». «Обложившись всеми Захарова Л.Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России. 1856 – 1861. М., 1984. доступными 8 первоисточниками, я мыслями и чувствами уходила в совсем иной мир, эпоху, отстоящую от повседневной действительности более чем на 100 лет. <…> …погружалась в нешуточные страсти кануна отмены крепостного права».18 Несмотря на то, что П.А. Зайончковский опубликовал монографию об отмене крепостного права,19 Л.Г. Захарова благодаря непредвзятому взгляду увидела этот процесс совсем иначе: «крестьянская реформа совсем другая, она не такая, как о ней пишут».20 Соответственно, иным представал перед исследователем и образ монарха.21 Публикация свидетельств современников началась еще в конце XIX в. Проходило несколько лет после кончины монарха, и в исторических журналах появлялись воспоминания людей, встречавшихся с ним. Мотивы обращения к прошлому объяснила А.П. Бологовская, автор воспоминаний о детстве императора Александра III, опубликованных в № 1 «Исторического вестника» за 1914 г.: «воспоминания эти так мне дороги, что жаль было предать их гласности. Теперь же, на старости лет <…> невольно переносишься в далекое прошлое <…>».22 Публикации, относящиеся к различным сторонам частной жизни и государственной деятельности монархов помещались на страницах «Русской старины», «Русского архива», «Исторического вестника». В 1920-х гг. стали публиковаться дневники государственных деятелей, в первую очередь тех, кто весьма критично относился к действиям императоров.23 В 1930-х – 1960-х гг. вышли публикации эмигрантских писателей, негативно отзывавшихся о самодержавной власти.24 Все эти разнообразные источники вошли в многотомное справочное издание 1970-х – 1980-х гг. под ред. П.А. Захарова Л.Г. Путь к теме // Александр II и отмена крепостного права в России. М., 2011. С. 9. Зайончковский П. А. Отмена крепостного права в России. М., 1954. 20 Захарова Л.Г. Путь к теме // Там же. С. 7 – 8. 21 Эта работа была продолжена. См.: Захарова Л.Г. Александр II: человек на троне (к 150-летию воцарения) // Вестник истории, литературы и искусства. М., 2005. С. 305 – 317. 22 Бологовская А.П. Воспоминания о детстве императора Александра III // Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 41. 23 См. напр:. Дневник Е.А. Перетца, государственного секретаря (1880 – 1885). М.- Л., 1927; Ламздорф В.Н. Дневник 1891 – 1892. М.- Л., 1934; Дневник Д.А. Милютина. 1873 – 1882. В 4 тт. Т. 2. 1876—1877. М. 1949. 24 Долгоруков П.В. Император Александр Николаевич. Его характер и образ жизни // Петербургские очерки. Памфлеты эмигранта. 1860-1867. М., 1934. С. 105 – 111; Кропоткин П. А. Записки революционера. М.,1966. 18 19 9 Зайончковского, ставшее ценным подспорьем для историков.25 Это направление библиографии получило продолжение в начале нынешнего столетия изданием биобиблиографического справочника «Российская императорская фамилия», подготовленного Ю.А. Кузьминым.26 В 2013 г., к 400-летию призвания на российский престол Михаила Федоровича Романова, Ю.А. Кузьмин разместил на сайте Российской национальной библиотеки электронный иллюстрированный биобиблиографический справочник «Дом Романовых. 1613-1917 гг.».27 Помимо кратких справочных статей, посетители сайта могут посетить электронные ресурсы, посвященные монархам, и просмотреть коллекцию изображений, создающих наглядное представление о самодержцах. По мере исследования источников назревала необходимость в более отчетливом представлении о правительственной деятельности второй половины XIX в., в первую очередь о проведенных реформах и контрреформах, потребовалось объяснение мотивов и результатов действий власти. Во второй половине XX в. появились работы, авторы которых ставили перед собой задачи «вскрыть мотивы действий правительства, его истинные цели и намерения», показать ход реформ, «дать им всестороннюю оценку».28 Наиболее значимыми в этом направлении, кроме названных исследований, стали работы В.В. Гармизы, Б.В. Виленского, В.Г. Чернухи, Б.Г. Литвака.29 Вектор исследований конца XX в. наиболее точно был определен в названии коллективной монографии «Власть и реформы» сотрудников СанктПетербургского Института истории РАН, актуальность которой подтвердило История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях. Аннотированный указатель книг и публикаций в журналах. Под. ред. П.А. Зайончковского. В. 13 тт. М., 1976 – 1989. 26 Кузьмин Ю.А. Российская императорская фамилия. 1797 – 1917. Биобиблиографический справочник. СПб., 2005. 27 http://www.nlr.ru/ 28 Чернуха В.Г. Внутренняя политика царизма с середины 50-х до начала 80-х гг. XIX в. С. 12. 29 Гармиза В.В. Подготовка земской реформы 1864 г. М., 1957; Виленский Б.В. Судебная реформа и контрреформа в России. Саратов, 1969; Чернуха В.Г. Крестьянский вопрос в правительственной политике России (60 – 70-е годы XIX в.). Л., 1972; Она же. Внутренняя политика царизма с середины 50-х до начала 80-х гг. XIX в. Л., 1978; Она же. Правительственная политика в отношении печати. 60 – 70-е годы XIX века. Л., 1989; Литвак Б.Г. Переворот 1861 года в России: почему не реализовалась реформаторская инициатива. М., 1991. 25 10 переиздание книги, сразу ставшей библиографической редкостью.30 В сборнике представлен процесс реформаторской развития деятельности и российского потенциала государства власти. В в ракурсе царствовании Александра II В.Г. Чернухой выделены периоды активного законотворчества, замедления реформ и нараставшего вследствие этого кризиса, дана оценка роли самодержца и членов его семьи в реформаторском процессе.31 Б.В. Ананьич рассмотрел ситуацию, сложившуюся в правительстве после 1 марта 1881 г. и противостояние различных политических сил в процессе выработки курса самодержавия Александра III.32 Еще одним изданием, в котором была предпринята попытка реконструкции образов монарха, стала публикация трудов участников конференции «Дом Романовых в истории России», состоявшейся в СанктПетербургском университете в июне 1995 г.33 Доклады охватывали различные стороны взаимоотношений в сфере власти, в том числе, взаимоотношения Александра II и его преемника накануне смены царствований.34 Образы монархов стали приобретать более выпуклые очертания, сквозь ход политических событий стали проступать чувства и эмоции тех, кто в них непосредственно участвовал. Это дало возможность создавать научнопопулярные биографии монархов. В этом жанре можно выделить работу Л.М. Ляшенко Александр II, или история трех одиночеств».35 Историк конструирует образ монарха в контексте проблемы бремени власти, которую поднял в 1881 г. М.Н. Катков в речи «У гроба императора Александра II»: «Но лишь издали и только несмысленному взору мог казаться завидным и легким его удел. С той минуты, как пало на него бремя правления, жизнь его была самой тягостной, какая только может пасть на человека повинностью». 36 Власть и реформы. От самодержавной к Советской России. Изд. 1-е. СПб., 1996. Изд. 2-е. М., 2006. Чернуха В.Г. Великие реформы. Попытка преодоления кризиса // Там же. С. 249 – 337. 32 Ананьич Б.В. Новый курс. «Народное самодержавие» Александра III и Николая II // Там же. С. 338 – 416. 33 Дом Романовых в истории России: [Материалы к докл. конф., 19-22 июня 1995 г. СПб., 1995. 34 Порох И.В. А. И. Герцен и Александр II; Ананьин Б.В., Ганелин Р.Ш. Александр II и наследник накануне 1 марта 1881 г.; Чернуха В.Г. Александр II и проблема конституционных преобразований в России // Дом Романовых в истории России… 35 Ляшенко Л.М. Александр II, или история трех одиночеств. М., 2010. 36 Катков М.Н. У гроба императора Александра II. О власти // Московские ведомости, 19 марта 1881 г. 30 31 11 Еще одним направлением конструирования образа монарха в прошлом столетии стала музейная работа. Она развернулась после революции 1917 г. в бывших императорских дворцах. Завершенную картину удалось создать сотрудникам гатчинского музея, резиденции императора Александра III. После кончины монарха хозяйкой дворца осталась его вдова Мария Федоровна, и поэтому интерьеры жилых помещений не претерпели серьезных изменений. Революция застала их почти в том же виде, в каком они остались в 90-х гг. XIX столетия. В 1917 г. была начата работа по созданию музейной экспозиции, которую возглавил первый директор гатчинского музея В.П. Зубов, потомок графа П.А. Зубова, фаворита императрицы Екатерины II и одного из участников заговора против Павла I. Свою задачу директор музея видел в том, чтобы «привести дворец в тот вид, в котором он был в XVIII реке. <…> Во дворце были части, переделанные до неузнаваемости в XIX веке <…> Тут царили другие эпохи, и было бы безумием пытаться воскресить в этих покоях XVIII век. Наоборот, в них надо было сохранить и даже восстановить эпохи Николая I, Александра II и Александра III, независимо от их эстетического достоинства, как исторический документ».37 В июне 1918 г. на посту директора В.П. Зубова сменил В.К. Макаров, выпускник историко-филологического факультета петербургского университета, хранитель гатчинского музея. Ему приходилось постоянно противостоять намерениям советского правительства продать за границу наиболее ценную часть коллекций, а гатчинский дворец «потерял» за это время свыше 100 тысяч экспонатов. Несмотря на это, в музее шла насыщенная научная работа. Было решено воссоздать жилые помещения разных эпох: личные комнаты Павла I, Николая I, Александра II и Александра III. В мае 1918 г. дворец впервые открыл двери для посетителей. В 1930-е гг. сотрудники музея разработали экскурсионные маршруты «Павловская Гатчина», «Комнаты Николая I и Александра II», «Парадные приемные Александра III», «Комнаты семьи Александра III» и 37 Зубов В.П. Страдные годы России. М., 2004. С. 44. 12 «Выставки из фондов Гатчинского дворца», а фотограф М.А. Величко в 1938 – 1940 гг. создал фотогалерею экспозиций. В довоенное время Гатчинский дворец называли «пригородным Эрмитажем» за богатство коллекций и уникальность экспозиций. Но невосполнимые утраты музею нанесла Великая Отечественная война. Гатчина была оккупирована немецкими войсками с 9 сентября 1941 г. по 26 января 1944 г. Отступая из Гатчины, немцы подожгли Большой Гатчинский дворец, большинство помещений было уничтожено пожаром. После войны долго шла реставрация, и интерьеры Гатчинского дворца-музея были торжественно открыты для посетителей в 1985 г. Восстановительные работы продолжаются во дворце и в настоящее время. Однако жилые помещения Александра III и его семьи в музее не представлены. Сотрудники дворца-музея подготовили альбом, в который вошли материалы из научного архива Гатчинского музеязаповедника «Гатчина»: довоенные экскурсионные маршруты и фотографии, сделанные М.А. Величко. Современные читатель может «пройти» по жилым помещениям, занимаемым императором и его семьей, а в рабочем кабинете «встретить» самого хозяина (ощущение присутствия создавалось благодаря манекену, воспроизводившему фигуру императора, играющего на геликоне – это было одно из любимых увлечений монарха).38 Известно, что император любил небольшие комнаты, фотографии «оживляют» этот факт, открывая перед зрителем интерьеры помещений Арсенального каре дворца, наполненные вещами стиля модерн. Запечатленные на фотографиях экспозиции реконструируют образ Александра III в соответствии с замыслом первого директора музея В.П. Зубова – «как исторический документ». Важную роль в формировании нового методологического подхода к конструированию образов монархов сыграли исследования американского ученого Р.С. Уортмана. В 1960-х гг. он проходил стажировку в СССР под руководством П.А. Зайончковского. В 1995 г. издательство Принстонского университета опубликовало первую часть объемного труда Р.С. Уортмана 38 Астаховская С.А., Шукурова А.Э. Гатчинский дворец. Страницы истории музея. Фотоальбом. СПб., 2007. 13 «Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. От Петра Великого до смерти Николая I»; в 2000 г. увидела свет вторая часть – «От Александра II до отречения Николая II». Переводы двух томов книги на русский язык вышли соответственно в 2002 и 2004 гг.39 Автор руководствовался стремлением выявить причины устойчивости российского самодержавия, изучить «способы, какими возбуждались и поддерживались» верноподданнические чувства. 40 Труд Р.С. Уортмана появился на фоне спада интереса американской историографии к «истории государственных институтов, который был вытеснен историей культуры и общества».41 Закономерно, что исследователь сосредоточил свое внимание на «символике и образности церемоний», рассматривая императорский двор как «непрекращающееся театральное действо, театр власти», главным назначением которого была презентация правителя и наделение его «сакральными качествами».42 По мнению историка, у каждого российского императора был свой «индивидуальный способ» презентации, для обозначения которого Уортман ввел понятия «императорский миф» и «сценарий власти».43 Согласно его трактовке, Петр I презентовал себя как завоеватель, герой-триумфатор, заложив основу «олимпийского сценария», действовавшего до царствования Павла I и Александра I – «смертных государей». Николай I осуществлял «династический сценарий», а Александр II – «сценарий любви». В царствование царя-освободителя «сценарий власти» постепенно трансформировался, презентуя все больше единение не с дворянством, а народом. Новый союз красной нитью проходил через «сценарии» последних российских самодержцев: у Александра III как «воскрешение Московии» и Николая II как «демонстрация набожности». «Сценарии власти» и «императорские мифы», описанные Уортманом, включали в себя сферу повседневной жизни монархов (вступление в брак, Уортман Р.С. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1: От Петра Великого до смерти Николая I. М., 2002. Авторизованный пер. С.В. Житомирской. Т. 2: От Александра II до отречения Николая II. М., 2004. Пер. И.А. Пильщикова. 40 Указ. соч. Т. 1. С. 18. 41 Ремнев А.В. Указ соч. С. 21. 42 Там же. 43 Там же. С. 22. 39 14 рождение и воспитание детей), и взаимоотношения с подданными, ближайшим окружением, механизмы управления. Воссоздавая императорские презентации, историк использовал методы семиотического анализа, сосредоточив свое внимание на языке жестов, архитектурной и живописной атрибутике, символике церемоний, литературных и документальных текстов. Издание работы Р.С. Уортмана в России положило начало переносу акцентов в исследованиях отечественных историков с позитивистского поиска причинно-следственных связей на культурологическое объяснение исторического процесса (в первую очередь, процесса государственного управления). Проблема изучения репрезентации образа монарха, как технологии управления, была поставлена в повестку дня работой Г.В. Лобачевой «Самодержец и Россия: Образ царя в массовом сознании россиян (конец XIX – начало XX веков)» (Саратов, 1999). Объектом исследования не случайно оказалось царствование Александра III, когда власть перенесла точку опоры с дворянства на народные массы. Выбор исторического периода обусловил и особенности подбора источников: помимо документов, периодики, дневников и мемуаров привлечен фольклор (исторические и обрядовые песни, сказки). К несомненным достоинствам исследования можно отнести подробную историографическую главу, в которой автор подверг анализу этапы изучения феномена «восприятия верховной власти народом».44 Г.В. Лобачева не обошла вниманием и статьи Р.С. Уортмана, предшествовавшие изданию его фундаментального труда. В книге Г.В. Лобачевой выделены несколько аспектов монархического идеала в массовом сознании, мифологизировавшем образ царя: «носитель традиционного идеала «правды», «средоточие власти, освященной Господом», «отец народа». На этом мифе народное сознание основывало право обращения Лобачева Г.В. Самодержец и Россия: Образ царя в массовом сознании россиян (конец XIX – начало XX веков. Саратов, 1999. С. 5 – 36. 44 15 каждого подданного к верховной власти, апелляции к самодержцу как к последней инстанции в поисках справедливости.45 Формирование образа монарха в массовом сознании может происходить стихийно, но может стать и управляемым процессом. Использованию различных способов и технологий в этом направлении внутренней политики в конце XIX – начале XX вв. посвящена монография С.И. Григорьева «Придворная цензура и образ Верховной власти (1831 – 1917) (СПб., 2007). Новый пласт источников, изучение которых расширяет представление о способах и технологиях формирования образа монарха, был введен автором в научный оборот. Это материалы, поступавшие на рассмотрение цензуры Министерства императорского двора: тексты, стихотворения, музыкальные произведения, посвященные монарху, его изображения на предметах потребления и произведениях искусства. Отдельная глава книги посвящена технологиям принятия цензурных заключений в разные периоды царствования Александра II и Александра III. Современные историки выделяют еще одну особенность самодержавной модели управления – феномен «высочайшей воли». М.Д. Долбилов предпринял попытку определить пределы «автономности» воли российского императора от влияния бюрократического окружения.46 Историк сопоставил «очень живучее представление» о «чистой», «никем и ничем не опосредованной воле монарха» с попытками представителей политической элиты оказать влияние на принятие императором решений. Он рассмотрел механизмы влияния бюрократической окружения на «монаршью волю» и попытки императорского окружения очертить ее пределы. Одним из инструментов косвенного влияния на решения императора были сепаратные доклады министров, в которых проявлялась «власть докладчика», заключавшаяся в большей степени «владения материалом», знания всех нюансов излагаемого дела, и, таким образом, Там же. С. 112 – 113. Долбилов М.Д. Рождение императорских решений: монарх, советник и «высочайшая воля» в России XIX в. // Исторические записки. 2006. № 9 (127). С. 5 – 48. 45 46 16 опосредованного подведения монарха к резолюции, устраивавшей докладчика.47 Проблема автономности действий монарха поднималась еще первыми публикаторами документов государственных деятелей. В предисловии к дневнику В.Н. Ламздорфа историк Ф.А. Ротштейн сформулировал вопросы, которые встают перед исследователем государственной деятельности императора Александра III: «Чем он руководствовался в своих суждениях и решениях? Каким влияниям и воздействиям подвергался он в своем персональном окружении? К каким советникам прислушивался?».48 Современные исследователи расширили перечень проблем, связанных с конструированием образа монарха. А.В. Ремнев сформулировал вопросы, которые могут определить векторы дальнейшего изучения истории внутренней политики второй половиныXIX в.: «Какова степень систематизации высшего управления империи и положение в этой системе монарха – "внесистемного актора"»?49 Л.М. Ляшенко, рассматривая актуальные проблемы историографии Великих реформ, отметил работы современных историков, посвященные императору Александру II, и выделил два главных аспекта, связанных с личностью монарха: роль самодержца в преобразованиях 1860 – 1870-х годов и политические позиции последних российских самодержцев.50 Говоря об историографии, посвященной Александру II, Л.М. Ляшенко остановился на конструирования раскрывает издании образа различные сборников монарха, стороны документов. появившееся жизни и Это направление сравнительно деятельности недавно, императора, предоставляя читателю возможность самостоятельно прийти к выводам о роли личности в истории. Среди сборников документов выделяется серия «Государственные деятели России глазами современников». Тома, Там же. С. 11. Ламздорф В.Н. Дневник 1891 – 1892. С. IX. 49 Ремнев А.В. Самодержавное правительство: Комитет министров в системе высшего управления Российской империи (вторая половина XIX – начало XX века). М., 2010. С. 4. 50 Ляшенко Л.М. Актуальные проблемы современной историографии Великих реформ в России // XIX век в истории России: Современные концепции истории России XIX века и их музейная интерпретация. М., 2007.С. 313 – 319. 47 48 17 посвященные Александру II и Александру III, были подготовлены В.Г. Чернухой. Оба сборника открываются вступительными статьями составителя,51 в которых сформулирован выбранный историком подход к конструированию образов монархов. В.Г. Чернуха поставила перед собой задачу «дать читателю представление о жизни, прожитой <…> человеком и императором, показать его от рождения до смерти в самые различные времена и в различных обстоятельствах»,52 «показать императора с разных точек зрения, глазами непохожих людей».53 В изданиях собраны свидетельства людей, находившихся в разной степени близости к монархам и дававших разные, зачастую противоположные оценки их действиям. Это дает возможность представить палитру мнений, полную разнообразных оттенков, подчас противоречивых, рисующих яркими мазками портреты самодержцев, «понять существо, причины тех или иных поступков императора и мотивы его политики». 54 «Замечательно тонкая» (как справедливо отметил Л.М. Ляшенко) вступительная статья55, предваряя знакомство читателя с документами, вводит его во внутренний мир самодержца, несущего бремя власти, осознающего тяжесть этой ответственности, но при этом испытывающего чувства частного человека. Автору удалось передать это противоречие, поставить читателя перед «психологической загадкой» «соотношения верховного правителя и частного лица»,56 «вдохнуть жизнь» в конструируемые образы. Расширить спектр документов позволяет жанр антологии. В издательстве РХГА уже вышла антология, посвященная Александру II,57 и готовится к выходу том, посвященный Александру III. Руководствуясь тем же стремлением показать внутреннее противоречие, сочетание в личности императора частного и государственного начал, продемонстрировать различные ракурсы, Чернуха В.Г. Великий реформатор и великомученик // Александр Второй. Воспоминания. Дневники. СПб., 1995. С. 5 – 36; Чернуха В.Г. Александр III // Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб., 2001. С. 5 – 40. 52 Александр Второй. Воспоминания. Дневники. С. 36. 53 Александр Третий. Воспоминания. Дневники. Письма. С. 38. 54 Там же. 55 XIX век в истории России … С. 314. 56 Александр Второй. Воспоминания. Дневники. С. 6. 57 Александр I: Pro et contra. Антология. Сост. И.Е. Барыкина, В.Г. Чернуха. СПб., 2011. 51 18 освещающие его деятельность, составители привлекли не только воспоминания и дневники, но и официальные документы и маргиналии – пометы монарха. Они характеризуют манеру высказываться, присущую императору, и его отношение к событиям. На эту характеристическую черту обратили внимание еще первые публикаторы документов, в поле зрения которых попали всеподданнейшие доклады. Обзор содержания всеподданнейших докладов по Главному управлению по делам печати за 1865 – 1909 гг. и самих резолюций монархов был представлен в статье сотрудника Института русской литературы В.В. Буша, написанной в 1919 г.58 Исследователь подробно остановился на маргиналиях Александра III, который имел привычку высказывать то, что думал. Эта черта императора проступает в дневниковых записях В.Н. Ламздорфа, помощника министра иностранных дел Н.К. Гирса, воспроизводившего в своем дневнике монаршие резолюции.59 Появившиеся в последние время публикации источников проясняют происхождение этой особенности самодержцаI. Дневник Н.П. Литвинова, воспитателя великого князя Александра Александровича, представляет шестнадцатилетнего подростка, воспитанием которого пренебрегали, несдержанного и резкого по отношению к окружающим.60 Наставнику удалось сгладить, но не устранить издержки воспитания, а абсолютная власть позволила этой черте проявиться вновь уже у императора Александра III. Маргиналии Александра II более сдержаны,61 позиция императора отчетливо проступает в конфиденциальных инструкциях, например, в той, что была дана вел. кн. Константину Николаевичу перед его отъездом в Польшу в качестве наместника.62 Буш В.В. Всеподданнейшие доклады по Главному управлению по делам печати. 1865 – 1909 гг. Обзор содержания // Периодическая печать и цензура в Российской империи в 1865 – 1905 гг. Система административных взысканий: Справочное издание. СПб., 2011. С. 348 – 355. 59 Ламздорф В.Н. Дневник 1891 – 1892. М.- Л., 1934; Он же. Дневник 1894 – 1896. М., 1991. 60 Из дневников Н.П. Литвинова 1861 - 1862 гг. // Российский архив 61 Крестьянское движение в 1861 году после отмены крепостного права. Часть I и II. Донесения свитских генералов и флигель-адъютантов, губернских прокуроров и уездных стряпчих. М.- Л. 1949. 62 Дела и дни. 1920. Кн. 1. Переписка Императора Александра II-го с великим князем Константином Николаевичем за время пребывания его в должности Наместника Царства Польского в 1862—1863. гг. С. 122 – 127. 58 19 Включение в антологию фрагментов воспоминаний и дневников деятелей революционного движения позволяет проследить нарастание внутриполитического кризиса и вызванного им народнического движения, трансформации в общественном сознании образа монарха из народного защитника злейшего врага, подлежащего уничтоджению. Углубляясь в хранилища культурной памяти, историческое знание подвергается корректировке. Сегодня противостояние царствований Александра III и Александра II и личностей монархов не представляется однозначно оппозиционным. Современные исследователи оценивают политику Александра III «намного сложнее, чем только консервативная или либеральная»,63 видят в не столько контрреформы, сколько «корректировку курса» своего предшественника,64 а «упрощенная трактовка личности этого российского императора встречается все реже».65 Фигура человека, стоящего у кормила власти, всегда вызывает большой интерес. Конструируя образы монархов, историческое знание ищет ответ на вопрос: что представляет собой государственный деятель? Какими чертами он должен обладать? При каких обстоятельствах появиться? Историческая память фиксирует образ монарха еще при его жизни, но процесс этот происходит без участия исторического сознания. С течением времени особенности личности проявляются более отчетливо, в историческом сознании проступают новые пласты исторической памяти, и историческое знание наполняется новым содержанием. И в этом процессе многое зависит от исследователя, его способности реконструировать ситуацию, воспроизвести в своем сознании чувства и мысли исторического персонажа, создать целостный и «живой» образ. Чернуха В.Г. Император Александр III: его жизнь и характер, политика и ее оценка // Кафедра истории России и современная историческая наука. СПб., 2012 (Труды кафедры истории России с древнейших времен до XX века. Т. III). С. 610. 64 Андреев В.Е. Семейный конфликт (к вопросу о взаимоотношениях императора Александра III и великого князя Константина Николаевича) // Император Александр III и императрица Мария Федоровна. Материалы научной конференции. СПб, 2006. С. 17. 65 Там же. С. 5 63
