Под куполом

СТИВЕН КИНГ
Под куполом
Памяти Сурендры Дахъябхай Патела
Мы скорбим о тебе, друг
Кого ты ищешь
Как его имя
Мать, на поле найдешь
В команде игра
Это маленький город, сынок
Тебе нужно осмыслить
Мы одна команда
И нам в нем жить
Джеймс Макмертри[1]
КОЕ-КТО (НО НЕ ВСЕ) ИЗ ТЕХ, КТО НАХОДИЛСЯ В ЧЕСТЕР МИЛЛЛЕ В ДЕНЬ КУПОЛА:
ГОРОДСКАЯ БЮРОКРАТИЯ
Энди Сендерс - первый выборный
Джим Ренни - второй выборный
Эндрия Гриннелл - третья выборная
ПЕРСОНАЛ « РОЗЫ- ШИПОВНИКА»
Рози Твичел - хозяйка
Дейл Барбара - повар
Энсон Вилер - посудомойщик
Энджи Маккейн - официантка
Доди Сендерс - официантка
ПОЛИЦЕЙСКИЙ ДЕПАРТАМЕНТ
Говард (Дюк) Перкинс - шеф полиции
Питер Рендольф - заместитель шефа
Марти Арсенолт - офицер[2]
Фрэдди Дентон - офицер
Джордж Фредерик - офицер
Руперт Либби - офицер
Тоби Велан - офицер
Джеки Веттингтон - офицер
Линда Эверетт - офицер
Стэйси Моггин - офицер/диспетчер
Джуниор Ренни - внештатный помощник
Джорджия Руа - внештатный помощник
Фрэнк Делессепс - внештатный помощник
Мэлвин Ширлз - внештатный помощник
Картер Тибодо - внештатный помощник
ПАСТЫРСКАЯ ОПЕКА
Преподобный Лестер Коггинс - Церковь Святого Христа-Спасителя
Преподобная Пайпер Либби - Первая Конгрегационная церковь
МЕДИЦИНСКИЙ ПЕРСОНАЛ
Рон Гаскелл - врач
Расти Эверетт - фельдшер
Джинни Томлинсон - медсестра
Даги Твичел - санитар
Джина Буффалино - медсестра-волонтерка
Гарриэт Бигелоу - медсестра-волонтерка
ГОРОДСКИЕ ДЕТИ
Малыш Уолтер Буши
Пугало Джо Макклечи
Норри Келверт
Бэнни Дрэйк
Джуди и Дженнилл Эверетт
Олли и Рори Динсмор
ВЫДАЮЩИЕСЯ ЖИТЕЛИ ГОРОДА
Томми и Вилла Андерсоны – владельцы / управляющие придорожного ресторана «Диппер»
Стюарт и Ферналд Бови – владельцы / управляющие похоронного салона «Бови»
Джо Боксер - дантист
Ромео Бэрпи – владелец / управляющий универсального магазина Бэрпи
Фил Буши - мастер сомнительной репутации
Саманта Буши - его жена
Джек Кэйл - директор супермаркета
Эрни Келверт - директор супермаркета на пенсии
Джонни Карвер - заведующий магазином самообслуживания
Алден Динсмор - фермер-молочник
Роджер Кильян - фермер-птицевод
Лисса Джеймисон - городская библиотекарша
Клэр Макклечи - мать Пугала Джо
Элва Дрэйк - мать Бэнни
Стабби Норман - антиквар
Бренда Перкинс - жена шефа полиции Перкинса
Джулия Шамвей – хозяйка / редактор местной газеты
Тони Гай - спортивный репортер
Пит Фримэн - фоторепортер
Неряха Сэм Вердро - городской пьяница
НЕМЕСТНЫЕ
Алиса и Эйден Эпплтон - Купольные сиротки («Купротки»)
Терстон Маршалл - писатель с медицинскими навыками
Каролин Стерджес - аспирантка
ВЫДАЮЩИЕСЯ СОБАКИ
Горес - пес (корги) Джулии Шамвей
Кловер - пес (немецкая овчарка) Пайпер Либби
Одри - сука (золотистый ретривер) семьи Эвереттов
САМОЛЕТ И СУРОК
1
С высоты двух тысяч футов, там, где Клодетт Сендерс училась управлять самолетом, город Честер
Милл играл в утреннем свете бликами, словно новенькая монета. Катились, сверкая на солнце, автомобили
по магистральной Мэйн-стрит. Сиял, словно вот-вот пронзит безупречно чистое небо, остроконечный шпиль
церкви Конго[3]. Бежали наперегонки с речкой Престил солнечные зайчики, но «Сенека-V»[4] обгонял и их,
и саму речушку, пересекая город по диагонали в том же направлении, что и поток.
- Ой, Чак, кажется, я вижу там двоих мальчиков, возле моста Мира! Они рыбачат!
Это была такая искренняя радость, что женщина даже рассмеялась. Уроки пилотирования она брала с
любезного согласия своего мужа, первого городского выборного. Хотя тот и придержался мнения, что если
бы Бог хотел, чтобы бы человек летал, Он дал бы ему крылья, Энди был сговорчивым парнем, и постепенно
Клодетт добилась своего. Она получила удовольствие от первого же урока. И это удовольствие было чем-то
большим, чем простое наслаждение, потому что оно пьянило. Сегодня же она впервые по-настоящему
поняла, что делает полет таким захватывающим. Почему летать - это так классно.
Чак Томпсон, ее инструктор, деликатно коснувшись штурвала, кивнул на панель.
- Прекрасно, Клоди, но давай не будем рыскать, выровняй авиагоризонт, о'кей?
- Извини, извини.
- Не за что.
Он не первый год учил людей этому делу, и ему нравились такие ученики, как Клодетт, которые
искренне стремились научиться чему-то новому. Вскоре ее радость будет стоить Энди Сендерсу серьезных
денег; ей понравился самолет, и она выразила желание и себе заиметь такой же, только новый, «Сенеку». Это
обойдется примерно в миллион долларов. Не сказать, что очень разбалованная, Клоди Сендерс, безусловно,
имела вкус к роскоши, который ее Энди - вот же счастливчик! - удовлетворял без проблем.
Чаку также нравились такие дни, как сегодня: неограниченная видимость, ни ветерка, комфортные
условия для тренировочного полета. Однако от того, как она выровняла курс, «Сенеку» все же тряхнуло.
- Ты витаешь в облаках. Перестань. Скорость сто двадцать. Давай держаться направления сто
девятнадцатого шоссе. И спустись до девятисот[5].
Она выполнила инструкции. «Сенека» вновь полетел ровно. Чак расслабился.
Они промелькнули над салоном «Подержанные автомобили Джима Ренни», и город остался позади. По
обе стороны шоссе 119 поплыли поля, яркими кронами пламенели деревья. Похожая на распятие тень
«Сенеки» бежала по асфальтированной трассе, одним темным крылом тень мазнула по муравьиной фигурке
мужчины с рюкзаком на спине. Мужчина-муравей взглянул вверх и помахал рукой. Чак махнул ему в ответ,
хотя и знал, что пешеход не может его увидеть.
- Какой же, черт побери, сегодня чудесный день! – произнесла Клоди.
Чак рассмеялся.
Жить им оставалось еще сорок секунд.
2
Сурок продвигался не спеша по обочине 119-го шоссе, направляясь в сторону Честер Милла, а
впрочем, до города еще оставалось мили полторы и даже «Подержанные автомобили Джима Ренни» - там,
где дорога заворачивала левее, - виднелся отсюда лишь собранными в рядки солнечными бликами. Сурок
планировал (если вообще можно сказать такое о сурке, будто бы тот может что-то планировать) затеряться
среди деревьев раньше, чем он туда доберется. Но пока что эта обочина его полностью устраивала. Он
отошел дальше от своей норы, чем задумывал, но солнце грело ему спинку и запахи дразнили нос, формируя
какие-то рудиментарные образы - не сказать, чтобы настоящие картины - в его мозге.
Вдруг он остановился и встал на задние лапы. Зрение у него было уже не то, как когда-то, но
достаточно хорошее, чтобы сурок успел заметить человека, который двигался ему навстречу по
противоположной обочине.
Однако сурок решил все же еще немного продвинуться вперед. Люди часто оставляли за собой
хорошие объедки.
Он был старым, опытным, дородным зверьком. В свое время ограбил много мусорных баков и путь к
городской мусорной свалке знал не хуже чем все три туннеля собственной норы: на мусорнике всегда
найдется что-нибудь вкусненькое. Не усматривая угрозы для себя, он, не торопясь, побрел дальше,
посматривая на мужчину, который приближался по другой обочине.
Мужчина остановился. Сурок понял, что его заметили. Немного впереди справа лежала поваленная
береза. Он спрячется под ней, переждет, пока человек пройдет, а потом проверит, вкусненького чего-нибудь
не…
Вот так далеко зашел в своих мыслях сурок, делая вперевалочку три своих последних шага - как тут его
перерезало пополам. Он распался на две половинки рядом с дорогой. Брызнула кровь. Кишки вывалились на
землю. Задние лапы дважды дернулись и замерли.
Последняя его мысль, перед тем как наступила окончательная тьма, которая поглощает всех нас, хоть
сурков, хоть людей, была: «Что случилось?»
3
Все стрелки на контрольной панели замерли.
- Что за черт? - произнесла Клоди Сендерс. Повернулась лицом к Чаку. Глаза широко раскрыты, но
паники в них не было, лишь удивление. Для паники не хватило времени.
Чак так и не увидел контрольной панели. Он увидел, как сплющивается нос «Сенеки». А дальше он
увидел, как разлетаются в щепки оба пропеллера.
Увидеть что-то другое, не было времени. Времени не было ни на что. «Сенека» взорвался над шоссе
119, пролившись огненным дождем на соседние поля. С неба также падали остатки тел. Стукнулась рядом с
аккуратно перерезанным сурком дымящаяся рука - Клодетт.
Было двадцать первое октября.
БАРБИ
1
Как только он миновал «Фуд-Сити» и город остался позади, у Барби улучшилось настроение. Увидев
надпись: «ВЫ ПОКИДАЕТЕ ГОРОД ЧЕСТЕР МИЛЛ. ЖДЕМ ВСКОРЕ ВАС НАЗАД!» - Барби почувствовал
себя еще лучше. Он радовался, что вновь отправился в дорогу, но не просто из-за того, что получил хорошую
взбучку в Милле. Душевный подъем ему дарила обычная старая добрая тяга к перемене мест. Он уже где-то
недели две ходил окутанный серой тучей личного дискомфорта, прежде чем потасовка на стоянке около
«Диппера», наконец, подтолкнула его в сраку к принятию этого решения.
- В сущности, я обычный бомжара, - произнес он и рассмеялся. - Проходимец направляется в Широкий
Мир. А почему бы и нет? В Монтану! Или в Вайоминг. В Южную Дакоту, в сраный Рапид-Сити. Да хоть
куда-нибудь, лишь бы подальше отсюда.
Он услышал, как приближается звук двигателя, обернулся - теперь шел задом наперед - и поднял
большой палец. Интересная комбинация вынырнула у него перед глазами: старый подержанный «Форд»
пикап с освежающе молодой блондинкой за рулем. Пепельной блондинкой, самый любимый его тип. Барби
продемонстрировал самую искусительную из своих улыбок. Девушка за рулем пикапа ответила ему тем же и,
о Боже, если бы оказалось, что она, хоть на секунду старше девятнадцати, он сожрал бы свой последний,
полученный за работу в «Розе-Шиповнике» чек. Весьма юная подружка для джентльмена полных тридцати
лет, нет сомнения, но вполне легально пригодная, как говорили во времена его кукурузной юности в Айове.
Пикап притормозил, он тронулся к машине… но она тут же вновь набрала скорость. Девушка еще раз
мельком взглянула на Барби, проезжая мимо него. Улыбка не сошла с ее лица, но теперь в ней сквозила
печаль. «Помрачилось в голове на минутку, - читалось в той улыбке. - Но здравый смысл ко мне уже
вернулся».
А Барби ее лицо показалось как будто знакомым, хотя наверняка он не мог сказать, потому что в
воскресные утра в «Шиповнике» всегда стоял гул не хуже чем в дурдоме. Однако ему припомнилось, что он
видел эту девушку с каким-то взрослым мужчиной, вероятно, ее отцом, оба погруженные - у каждого перед
глазами своя часть - в чтение воскресного «Таймс». Если бы он мог, когда она проезжала мимо него, с ней
заговорить, Барби сказал бы: «Если ты доверяла мне жарить для тебя яйца с колбасой, наверняка могла бы
доверить также, чтобы я несколько миль потрясся рядом с тобой на пассажирском сидении».
Конечно, такой возможности ему не выпало, и он лишь махнул ей рукой, словно говоря: «Не бери в
голову». Зажглись задние фонари, словно она решила передумать. Затем они потухли, и пикап прибавил
скорости.
На протяжении последующих дней, когда дела в Милле начали от плохих меняться к худшим, он вновь
и вновь прокручивал в голове тот момент теплого октябрьского дня. А именно вспоминал мигание задних
фонарей… В конце концов, она могла и узнать его, подумать: «Это же тот повар из «Розы-Шиповника», я
почти уверена. Наверное, мне следовало бы…»
Хотя, возможно, между ними была пропасть, в которую падали люди, более лучшие, чем он. Если бы
она передумала, все бы в его жизни с того времени пошло по-другому. Потому что ей наверняка удалось
проскочить; он больше никогда в жизни не видел вновь ни той блондинки с ее свежим личиком, ни ее
грязного старого пикапа «Ф-150»[6]. Наверное, она пересекла границу города Честер Милл за пару минут (а
то и секунд) до того, как ее было закрыто. Если бы он сидел рядом с ней, то оказался бы снаружи и спасся.
«Если бы, конечно, - думал он позже, в тот момент, когда сон его игнорировал, - задержка, чтобы меня
подобрать, не оказалась долгой, а, следовательно, фатальной. В таком случае меня бы здесь также не было. И
ее тоже. Потому что на том отрезке 119-го шоссе действует ограничение скорости до пятидесяти миль в час.
А при пятидесяти милях в час…»
На этом месте он всегда возвращался мыслями к самолету.
2
Самолет пролетел над ним, одновременно с тем, как он миновал салон «Подержанные автомобили
Джима Ренни», заведение, к которому Барби не чувствовал любви.
Дело было не в том, что он когда-то приобрел себе там какую-то рухлядь (уже более года он не имел
машины, последнюю продал еще в Пунта-Горда[7], во Флориде). Просто Джим Ренни Младший был среди
тех ребят в тот вечер на парковке возле «Диппера». Мажористый пацан, которому всё время хотелось комуто что-то доказать, а когда он не мог чего-то доказать сам, он делал это вместе со своей стаей. Опыт Барби
подсказывал, что во всем мире Джими-Младшие именно таким образом и решают все свои дела.
Но все это теперь осталось позади. Джим Ренни, Джим Джуниор, «Роза-Шиповник» (Жареные
устрицы[8] - наша специализация! Всегда целые, никогда - порезанные), Энджи Маккейн, Энди Сендерс. Все
эти дела, включая то, возле «Диппера». (Обеспечение избиений на парковке - наша специальность!) Все это
оставил позади. А что у него впереди? Как это что - настежь распахнутые ворота Америки. Прощай, штат
Мэн, привет тебе, Широкий Мир.
А может, черт побери, ему вновь податься на Юг? Ну и что, что сегодня день такой замечательный, уже
через пару страниц в здешнем календаре притаилась зима. На юге должно быть хорошо. Он никогда не
бывал в Месел Шоулз[9], хотя ему всегда нравилось само название. В нем было что-то такое чертовски
поэтическое - «мышцами одолеваешь пороги», эта идея так его окрылила, что, услышав, как приближается
гудение маленького самолета, он задрал голову и по-младенчески жизнерадостно ему помахал. Хотелось,
чтобы и тот в ответ помахал крыльями, однако не дождался, хотя самолет проплывал невысоко и неспешно.
Барби подумал: какие-то любители любуются видами - день сегодня именно для них, роскошное разноцветье
деревьев - а может, какой-то юный летчик тренируется ради получения лицензии пилота и, боясь ошибиться,
не обращает внимание на наземных насекомых типа Дейла Барбары. Все равно он пожелал им счастья. Пусть
там хоть туристы, хоть какой-то подросток, впереди у которого еще целых шесть недель до первого сольного
полета, Барби всем им желал удачи. Роскошным был день, и каждый шаг, который отдалял его от Честер
Милла, делал этот день еще лучше. Многовато мудаков в этом Милле, а кроме того: путешествия - это
хорошо для души.
«И вообще, нам следовало бы принять закон о перемене мест в октябре, - подумалось ему. - Новый
национальный лозунг: В ОКТЯБРЕ ВСЕ ПЕРЕЕЗЖАЮТ. Получаешь лицензию на сборы в августе, в
середине сентября подаешь стандартное (за неделю) заявление на увольнение с работы, и тогда…»
Он остановился. Заметил сурка впереди, на противоположной обочине дороги. И какой же гладенький,
прямо отсвечивает, наглец. И даже не подумывает о том, чтобы шмыгнуть прочь, спрятаться в высокой
траве, так и шлепает навстречу. Неподалеку, касаясь верхушкой обочины дороги, лежалая поваленная береза,
и Барби готов был поспорить, что сурок спрячется под ней, переждать, пока пройдет это большое опасное
двуногое существо. А если нет, тогда они спокойно разминутся, как пара приличных бомжей, которыми они
на самом деле и были, направляясь каждый своим курсом, четырехлапый - на север, двуногий - на юг. Барби
хотелось, чтобы произошло именно так. Это было бы круто. Все эти мысли в голове Барби промелькнули за
какую-то секунду, тень самолета все еще оставалась между ним и сурком, ее черный крест мчался по дороге.
И вдруг, почти одновременно, случились два события.
Первое - с сурком. Вот только что он был цел, и в одно мгновение распался на две половинки. Обе в
крови и дергаются. Барби застыл, челюсть у него отвисла, словно на вдруг расслабленных шарнирах. Это
выглядело так, словно упал нож какой-то невидимой гильотины. И в тот же миг, прямо над разрубленным
пополам сурком, взорвался маленький самолет.
3
Барби задрал голову. Вместо хорошенького самолетика, который пролетел над ним буквально за
секунду перед этим, теперь с неба хлынул какой-то расплющенный аналог планеты Химера[10].
Распустившись извилистыми красно-оранжевыми лепестками огня, в воздухе расцвела роза сорта
Американская катастрофа. Со стремительно падающего самолета валил дым.
Что-то звякнуло о дорогу слева, прыснув во все стороны асфальтовыми комьями, прежде чем пьяно
завертеться в высокой траве. Пропеллер.
«А если бы он отскочил в мою сторону…»
Барби вмиг представил себя разрубленным пополам, как этот несчастный сурок, и развернулся, чтобы
убежать. Что-то бухнуло прямо перед ним, он даже вскрикнул. Но это был не второй пропеллер; это была
мужская нога в синей джинсовой брючине. Крови он не увидел, но через разодранный боковой шов
виднелась белая плоть и кучерявые черные волосы.
Ступни при ноге не было.
Барби побежал с ощущением, сто движется, как в замедленном кино. Увидел свою собственную
ступню в старом потрепанном ботинке, она поплыла вперед и опустилась. Потом исчезла позади, а вперед
потянулась вторая ступня. И все это очень медленно. Словно смотришь по телевизору повтор какой-то
драматической для бейсбольного матча пробежки.
Сзади громко бухнуло что-то большое, а затем прозвучал второй взрыв, обдав его жаром от пяток до
затылка. Этот порыв, словно горячей ладонью, еще сильнее подтолкнул его вперед. И тогда уже все его
мысли сдуло прочь и не осталось ничего, кроме грубого желания тела - выжить.
Дейл Барбара побежал во весь опор, спасаясь от гибели.
4
Где-то через сотню ярдов большая горячая рука позади его превратилась в призрачную ладонь, хотя
запах горящего топлива - плюс сладковатый запах, который, несомненно, образовывала смесь
расплавленного пластика и горелой плоти, - оставался сильным, долетая дыханиями легкого бриза. Барби
пробежал еще ярдов шестьдесят, потом остановился и обернулся. Запыхавшийся. Вряд ли от бега, подумал
он, потому что он не курил и находился в хорошей форме (то есть… по правде, ребра с правой стороны все
еще болели после избиения на парковке возле «Диппера»). Он подумал, что причина в испуге и волнении.
Его могло убить падающими кусками самолета - не одним лишь оторванным пропеллером, - или сжечь
заживо. Чисто случайно ему повезло.
Тут он увидел такое, от чего оборвалось даже его запыхавшееся дыхание. Он вытянулся в струнку,
засмотревшись назад, на место катастрофы. Дорога была усеяна обломками, да, это истинное чудо, что его не
убило и даже не ранило. Неподалеку от места, где остановился бешеный пропеллер, с правой стороны
лежало погнутое крыло, второе крыло торчало из некошеной тимофеевки слева. В дополнение к ноге в синей
джинсовой брючине, он заметил оторванную от плеча руку. Рука словно показывала на голову, утверждая:
она моя. Судя по волосам, это была голова женщины. Линия электропередач, которая тянулась рядом с
дорогой, была истерзана. Отрубленные, искореженные провода валялись на обочине.
За головой и рукой виднелась помятая труба фюзеляжа. Барби прочитал надпись: N3J. Если там и были
когда-то какие-то другие буквы, часть с ними оторвало.
Но совсем не это привлекло его взгляд, забрало у него дыхание. Роза Катастрофы отцвела, но в небе
остался огонь. Наверняка, горит топливо. Но…
Но оно тонким слоем стекало вниз по воздуху. Через него Барби видел даль - тот самый беззаботно
мирный, однако хрупкий на вид, сельский ландшафт штата Мэн. Воздух витал, как над раскаленной печью
или обогревателем. Выглядело это так, словно кто-то плеснул на оконное стекло бензин и поджог его.
Чуть ли не в гипнотическом трансе - во всяком случае, приблизительно так он и чувствовал себя Барби двинулся назад, к месту катастрофы.
5
Первое его импульсивное желание - накрыть человеческие останки, но их было слишком много. Теперь
он увидел и другую ногу (в зеленых слаксах), и женское туловище, которое застряло в можжевеловом
кустарнике. Он мог бы снять с себя рубашку и набросить женщине на голову, а что дальше? Хотя у него в
рюкзаке лежало еще две запасных рубашки…
Со стороны Моттона, ближайшего города южнее Честер Милла, приближался автомобиль, такой
небольшой джип-паркетник, и мчался он довольно быстро. Кто-то услышал взрыв или увидел вспышку.
Помощь. Благодарю Бога за помощь. Расставив ноги над осевой линией, Барби встал подальше от все еще
стекающего с неба, наподобие воды по оконному стеклу, огня и, задрав руки над головой, начал ими махать
крест-накрест.
Водитель дал знать одиночным гудком, что заметил сигнал, и нажал на тормоза, оставив за собой сорок
футов резинового следа. Он выскочил из кабины едва ли не раньше, чем успела остановиться его «Тойота»,
здоровый, жилистый дядька с длинными седыми волосами, которые выпадали из-под бейсбольной кепки с
надписью «Морские Псы»[11]. Пустился бегом по обочине с намерением обойти ниспадающий огонь.
- Что случилось? - спросил он. - Что здесь за чертово происше…
Тут он обо что-то ударился. Жестко. Ничего такого там не было, но Барби увидел, как у дядьки
свернулся набок сломанный нос. Его рикошетом оттолкнуло от пустоты, а изо рта, носа и лба уже текла
кровь. Он упал на спину, но тут же сумел принять сидячую позицию. Он сидел и смотрел на Барби
удивленными, ошарашенными глазами, в то время как кровь из разбитого носа и рта стекала ему на рабочую
рубашку, а Барби смотрел на него.
ДЖУНИОР И ЭЙНДЖИ
1
Парочка ребят, которые ловили рыбу около моста Мира, даже не подняли голов, когда над ними
пролетал самолет, а вот Джуниор Ренни на него взглянул. Он был за квартал оттуда, на Престил-Стрит, и
узнал звук. Это был «Сенека-V» Чака Томпсона. Джуниор посмотрел вверх, увидел самолет, но, получив
между деревьев мучительный залп ярких солнечных лучей прямо себе в глаза, резко опустил голову. Снова
боль в голове. В последнее время головная боль начала посещать его чаще. Иногда эту боль тормозили
лекарства. Иногда, особенно в последние три-четыре месяца, лекарства не действовали.
Доктор Гаскелл говорит - мигрень. Джуниору достаточно было знать, что во время этих припадков ему
становится так плохо, что хоть умирай, а яркий свет еще и ухудшал эти ощущения, особенно, когда боль
только начинала проклевываться. Иногда он вспоминал, как они с Фрэнком Делессепсом, тогда еще совсем
малышня, жгли муравьев. Увеличительным стеклом фокусировали на муравьях солнечный свет, когда те
выползали со своего муравейника или залезали в него. В результате получали фрикасе «муравьятина». А
теперь, когда у него начинала проклевываться очередная боль, муравейником становилась его собственная
голова, а глаза превращались в пару увеличительных линз.
Ему был двадцать один год. Выходит, так и придется все это терпеть, пока ему не исполнится сорок
пять, тогда, как сказал доктор Гаскелл, мигрени могут оставить его в покое?
Вероятно. Но этим утром даже боль его не остановила. Увиденные на подъездной аллее «Тойота 4
Раннер» Генри Маккейна или «Приус»[12] Ладонны Маккейн могли бы его остановить; в таком случае он
развернулся бы и пошел к себе домой, принял дополнительную порцию имитрекса[13] и лег бы у себя в
спальне с опущенными занавесками и мокрой тряпкой на лбу. Может, с ослаблением боли и его мучения
начали бы уменьшаться, а может, и нет. Тем черным паукам стоит лишь прицепиться…
Он вновь взглянул вверх, на этот раз, прищурив глаза против ненавистного света, но «Сенеки» уже не
было видно, и даже жужжание двигателя (также раздражающее - любые звуки раздражали его в этом
чертовом состоянии) затихало. Чак Томпсон, с каким-то навеянным себе пилотом или пилоткой. И хотя
Джуниор не имел ничего против Чака - вообще не знал его близко, - ему захотелось с какой-то внезапной,
детской злостью, чтобы этот его ученик-летун пересрал себе все удовольствие и разбился вместе с
самолетом.
В идеале, еще бы и прямо посреди автосалона его отца.
Дежурный червь боли закрутился в голове, но не помешал ему подняться по лестнице крыльца
Маккейнов. Дело должен быть сделано. И так уже просрочил свой долг этой сучке. Он должен преподать
урок Энджи.
«Только слишком не увлекайся. Не позволяй потерять контроль над собой».
Словно по вызову выплыл голос его матери. Ее раздражающе самодовольный голос.
«Джуниор всегда был вспыльчивым мальчиком, но теперь он стал сдержаннее. Правда же, Джуниор?»
Ну. Да. Был когда-то. Помогла игра в футбол. Но сейчас нет футбола. Сейчас и занятий в колледже нет.
А вместо этого есть боль. И от нее он становится каким-то мазефакером.
«Не позволяй потерять контроль над собой».
Да уж. Но он должен с ней все равно поболтать, пусть там боль или не боль.
И, как сказано в старой прибаутке, поболтать он с ней должен вручную. Как знать?
Если он сделает плохо Энджи, то ему самому, возможно полегчает.
Джуниор нажал кнопку звонка.
2
Энджи Маккейн только что вышла из душа. Она набросила халат, завязала пояс, после чего обмотала
себе полотенцем мокрую голову.
«Иду!» - крикнула, спускаясь неспешно по ступенькам на первый этаж. На лице ее блуждала улыбка.
Это Фрэнки, она была уверена, это пришел Фрэнки. Наконец-то все поворачивается в нужную сторону. Этот
проклятый повар (симпатичный, но какой же козлище) уже или покинул город, или собирается, а ее родители
в отъезде. Прибавь одно к другому - и получишь знак от Бога, что все поворачивается в нужную сторону.
Они с Фрэнки смогут оставить все дерьмо позади и вновь воссоединиться.
Она точно знала, как ей нужно все обставить: открыть двери, и тогда распахнуть на себе халат. Просто
так, при ясном свете субботнего дня, когда любой прохожий может ее увидеть. Сначала она, конечно,
убедится, что там Фрэнки - у нее нет охоты оголиться перед миссис Викер, если та позвонила в дверь, чтобы
вручить бандероль или заказное письмо, - но до утренней почты остается еще где-то с полчаса.
Да нет, там Фрэнки. Она была уверена.
Она распахнула двери, едва тронутые улыбкой губы растянулись в призывный оскал - что было не
очень хорошо, учитывая то, что у нее по рту размещались зубы размером с огромные чиклетки[14]. Одной
рукой она держалась за узел пояса на своем халате. Но так его и не потянула. Потому что в дверях оказался
не Фрэнки. Там стоял Джуниор, к тому же на вид дико сердитый…
Она и раньше видела его в таком помутненном состоянии - фактически, много раз видела, - но еще
никогда таким злым, с того времени как в восьмом классе Джуниор сломал руку мальчику по фамилии
Дюпри. Этот маленький педик с кругленькой попкой отважился припереться на общественную
баскетбольную площадку, и попроситься в игру. Она подумала, что точно такое же грозное выражение лица
у него было в тот вечер на парковке возле «Диппера», хотя самой ее там, конечно же, тогда не было, она
лишь слышала об этом. Все в Милле слышали о том деле. Шеф Перкинс вызывал ее на беседу, и этот чертов
Барби тоже там был, а потом узнали уже и все.
- Джуниор? Джуниор, что…
Он дал ей пощечину, и все ее мысли разлетелись прочь.
3
Он не очень сильно вложился в первый удар, потому что стоял в дверном проеме, а там надлежащим
образом не размахнуться, только и сумел занести назад руку на пол-локтя. Он, может, вообще бы ее не бил
(по крайней мере, не начинал бы с этого), если бы она не оскалила свои зубы - Господи, какие же зубища, от
их вида его еще в начальных классах пробивала дрожь - и если бы она не назвала его Джуниором.
Конечно, весь город называл его Джуниором, он сам себя мысленно звал Джуниором, но никогда не
представлял себе, как он не любит это имя, как дико-смертельно-невыносимо он его ненавидит, пока не
услышал, как оно вылетело между ужасных, словно могильные камни, зубов этой суки, которая придала ему
столько хлопот. Произнесенное, оно пронзило ему голову так же, как раньше это сделал блеск солнечных
лучей, когда он задрал голову, чтобы увидеть самолет.
Впрочем, как для пощечины без размаха, и этот удар вышел неплохим. Она споткнулась, сделав шаг
назад, и ударилась о перила ступенек, полотенце слетело у нее с головы. Влажные каштановые космы
змеились у нее по щекам, отчего она стала похожа на Медузу. Улыбка на ее лице уступила место
ошарашенному удивлению, и Джуниор заметил каплю крови в уголке ее губ. Уже хорошо. Просто чудесно.
За то, что она сделала, эта сука заслужила кровопускания. Столько хлопот принесла, и не только ему, а и
Фрэнки, и Мэлу, и Картеру тоже.
Голос матери в его голове: «Не позволяй себе потерять контроль над собой, дорогой. - Даже мертвая,
она не утомляется давать ему советы. - Проучи ее, но не так, чтобы слишком».
Он и в самом деле мог бы обойтись малым, но тут на ней распахнулся халат, и под халатом она
оказалась голой. Он увидел темный пучек волос над ее племхозом, над ее ненасытно блядским племенным
хозяйством, из-за которого и начались все эти хлопоты, а если вникнуть поглубже, то от этих сучек с их
хозяйствами все хлопоты во всем мире, а в его голове дергает, бухает, бьет, она гудит, трещит и
раскалывается. Словно вот-вот взорвется термоядерная бомба. Милые грибовидные тучки вылетят с обеих
ушей, и тогда у него над плечами произойдет взрыв и Джуниор Ренни (который не знал, что у него опухоль
мозга - астматический доктор Гаскелл даже мысли не допускал о такой возможности, откуда ей взяться у
такого в целом здорового, едва двадцатилетнего юноши) ополоумеет.
Не счастливым это утро было для Клодетт Сендерс и Чака Томпсона; в сущности, это утро было не
счастливым для всех в Милле.
Но мало кто оказался таким не счастливым, как бывшая девушка Фрэнка Делессепса.
4
Ее догнали еще две логически связанных мысли, когда она, припертая спиной к поручням, узрела,
какие у него выпученные глаза, как он закусил себе язык - так сильно закусил, что зубы глубоко увязли.
«Он сумасшедший. Мне нужно вызвать полицию, пока он меня не убил».
Она обернулась бежать по коридору в кухню, чтобы ухватить там со стены телефонную трубку и
нажать 911, и тогда начать орать. Сделала два шага и перецепилась о полотенце, которым до этого у нее была
обмотана голова. Быстро восстановила равновесие - бывшая черлидерша в школе, и привычки ее не
оставили, - но все равно было уже слишком поздно. Ее голову отбросило назад, а ступни перед ней взлетели
вверх. Это он ухватил ее за волосы.
Рванул на себя. Тело его пылало, словно в горячке. Она ощутила биение его сердца: бух-бух, скакало
оно наперегонки само с собой.
- Ты, лживая сука! - крикнул он ей прямо в ухо.
Боль иглой глубоко вонзился ей в голову. Она зашлась криком, но этот звук казался неуместно тихим,
по сравнению с его голосом. И тут его руки обхватили ее за талию и потащили по коридору с такой бешеной
скоростью, что только пальцы ее ног успевали касаться ковра.
Мелькнул в голове неясный образ себя - фигурки на капоте автомобиля, который несется без тормозов,
и тогда они оказались на залитой ярким солнцем кухне.
Джуниор вновь вскрикнул. На этот раз не от злости - от боли.
5
Свет убивал его, поджаривал его вопящий мозг, но он не позволил ему себя остановить. Уже было
слишком поздно.
На полной скорости он врезался ею прямо в покрытый пластиком кухонный стол. Тот боднул ее в
живот, да и сам сдвинулся, врезавшись в стену. Сахарница с перечницей и солонкой полетели кувырком.
Утробно фыркнувши, воздух вырвался из ее легких. Держа ее за талию одной рукой, а второй ухватившись
за скользкий змеиный клубок ее волос, Джуниор с разворота швырнул ее на «Колдспот»[15]. Она так тяжело
треснулась о холодильник, что с него осыпалось большинство магнитиков. Лицо ее побледнело от
неожиданности. Уже кровоточили нос и нижняя губа. Кровь ярко блестела на фоне ее белой кожи. Он уловил
ее взгляд, брошенный на полку с химией для кухни, где торчали ножи, и когда она пошевелилась, стараясь
встать, он засадил ей коленом прямо между глаз, жестоко ударил. Что-то хрустнуло, словно где-то в
соседней комнате кто-то упустил большую фарфоровую посуду - наверное, блюдо.
«Так я должен был бы сделать Дейлу Барбаре», - подумал он и, сжав ладонями ее пульсирующие виски,
сделал шаг назад. Слезы из его глаз бежали ему по щекам. Джуниор уже прокусил себе язык - кровь
струилась по подбородку и капала на пол, - но сам он этого не замечал. Слишком сильная боль пронзала ему
голову.
Энджи лежала вниз лицом среди рассыпанных магнитиков, на самом большом была надпись: ЧТО
ПОПАЛО ТЕБЕ В РОТ СЕГОДНЯ, ЗАВТРА ПРОЯВИТСЯ НА ТВОЕЙ СРАКЕ. Он думал, что она
отключилась, но тут она вдруг судорожно затряслась всем телом. Пальцы у нее дрожали так, словно она
готовилась сыграть какой-то сложный пассаж на фортепиано. «Вот только единственный инструмент, на
котором играла эта сука, это кожаная флейта», - подумал он. У нее начали дергаться ноги, а вслед за ними
вступили и руки. Казалось, Энджи старается отплыть подальше от него. Видишь ли, судороги начались у
чертовой сучки.
- Прекрати! - крикнул он, а когда она обосралась, гаркнул: - Перестань! Сейчас же перестань мне здесь
такое вытворять, сука!
Он упал на колени, между ногами у него оказалась ее голова, которой она теперь билась об пол, целуя
лбом кафель, как делают верблюжьи жокеи, когда салютуют своему Аллаху.
- Прекрати! Сейчас же перестань, сучище!
Она начала рычать. Как ни странно, громко. Боже, а если кто-то ее услышит? Что, если его здесь
сцапают? Это совсем не то, как объяснять отцу, почему он бросил учебу (действие, на которое Джуниор все
еще не был способен). На этот раз все может обернуться гораздо хуже, чем урезание на семьдесят пять
процентов его месячной нормы денег из-за этой чертовой потасовки с поваром - потасовку, на которую его
подстрекнула именно эта никчемная сука. На этот раз Большой Джим Ренни не сможет обработать шефа
Перкинса и всех местных задрот. На этот раз…
Вдруг в голове его всплыла картина - пасмурные зеленые стены штатной тюрьмы Шоушенк. Ему
нельзя туда, у него целая жизнь впереди. Но он может туда попасть. Даже если сейчас он заткнет ей глотку,
все равно может. Потому что она раззвонит все со временем. И ее лицо - оно у нее выглядело значительно
хуже, чем лицо Барби после потасовки на стоянке - будет говорить само за себя.
Разве что он заткнет ее полностью.
Джуниор ухватил ее за волосы и помог еще приложиться лбом об пол. Надеялся, что так ее полностью
отключит, и тогда он сможет завершить… ну, это, как его… но она еще сильнее задергалась в судорогах.
Начала бить ногами в «Колдспот», и оттуда градом посыпались остатки магнитиков.
Он отпустил волосы и сдавил ей горло. Произнес: «Мне жаль, Энджи, так не должно было произойти».
Но, в действительности, ему не было ее жаль. Ему было лишь страшно, и больно, и брали сомнения, что эта
ее агония посреди очень ярко освещенной кухни вообще когда-нибудь прекратится. Даже пальцы у него
устали. Кто же мог знать, что это так тяжело - задушить человека.
Откуда-то издали, с юга, долетел грохот. Словно кто-то выстрелил из огромной пушки. Джуниор не
обратил внимания. Джуниор сосредоточился на том, чтобы удвоить свои усилия, и, наконец, подергивания
Энджи начали слабеть. Где-то намного ближе - в доме, на этом этаже - послышался глухой звон. Он
посмотрел вверх, глаза широко раскрыты, сначала подумал, что это звонят в двери. Кто-то услышал возню, и
уже прибыли копы. Голова у него разрывалась, кажется, он растянул себе пальцы, и все зря. Ужасная картина
вынырнула в его воображении: Джуниора Ренни под конвоем заводят в суд округа Касл для объявления
приговора, и какой-то коп накрывает ему голову пиджаком.
И тогда он узнал этот звук. Точно так же названивал его компьютер, когда пропадало электричество, и
комп был вынужден переключаться на питание от аккумуляторов.
Динь… Динь… Динь…
«Добросовестностью компьютера и собственным воображением я чуть сам себя не засадил в тюрьму», подумал он, не переставая душить. Она уже не шевелилась, но он сдавливал ей горло еще не менее минуты,
отвернув в сторону свое лицо, стараясь избежать запаха ее дерьма. Как это на нее похоже - оставить на
прощание такой мерзкий подарок! Как это на них на всех похоже! Эти бабы! Бабы с их племенными
хозяйствами! Не что иное, как поросшие волосами муравейники! И они еще говорят, что все проблемы от
мужиков!
6
Он стоял над ее окровавленным, обосранным и, несомненно, мертвым телом, не понимая, что же ему
делать дальше, когда с юга отдаленно донесся новый грохот. Не пушечный; но мощный. Что-то взорвалось.
Может, наконец-то разбился красавчик-самолетик Чака Томпсона? А что, вполне возможно; в такой день,
когда ты собирался кое-кого просто обругать - сделать втык, и не больше, а она довела тебя до того, что ты
был вынужден ее убить, - что-нибудь могло случиться.
Завыла полицейская сирена. Джуниор был уверен: это по его душу. Кто-то заглянул через окно и
увидел, как он ее душит. Это его побудило к действию. Он бросился через коридор к входным дверям,
добрался уже до полотенца, сбитого им с ее головы тем, первым, ударом, и остановился. Они же
направляются именно сюда, они так всегда делают. Подъедут прямо под входные двери, яркие вспышки их
новых светодиодных мигалок будут лупить стрелами боли по чувствительному мясу его мозга…
Он развернулся и вновь побежал на кухню. Посмотрел вниз, прежде чем переступить тело Энджи,
потому что не мог удержаться. В первом классе они с Фрэнком иногда дергали ее за косички, а она
показывала им язык и корчила гримасы, скашивая глаза к переносице. Теперь ее глаза вылезли из орбит,
словно старинные стеклянные игровые шарики, а рот был заполнен кровью.
«Это сделал я? Неужели на самом деле я?»
Да. Именно он. И даже одного этого беглого взгляда было достаточно, чтобы объяснить почему. Из-за
этих ее падлючих зубов. Из-за этих ее страшенных клыков.
К первой, присоединилась вторая сирена, потом третья. Но они отдалялись. Слава Христу, они
отдалялись. Они направлялись на юг, туда, откуда долетели звуки бомбовых раскатов.
Не смотря на это, Джуниор не стал медлить. Он, крадучись, преодолел задний двор Маккейнов, сам не
осознавая, что тому, кто мог бы его увидеть, он просто в глаза кричит, что в чем-то провинился (никто его не
увидел). За рядами помидор Ладонны стоял высокий деревянный забор, а в нем калитка. На ней навесной
замок, но он, раскрытый, высев на лутке. За свои детские годы, иногда шатаясь здесь, Джуниор никогда не
видел его закрытым.
Он приоткрыл калитку. За ней лежали заросли репейника, через которые проходила тропинка, ведущая
к приглушенному бормотанию речушки Престил. Однажды, когда ему было тринадцать, он подсмотрел, как
на этой тропинке стояли и целовались Фрэнк и Энджи, она обнимала его за шею, он сжимал рукой ее грудь,
и Джуниор понял, что детство почти закончилось.
Он наклонился и рыгнул в стремительный ручей. Солнечные отблески от воды были злыми, ужасными.
Потом зрение у него прояснилось достаточно, чтобы рассмотреть по правую руку мост Мира. Ребята-рыбаки
уже ушли оттуда, вместо этого он увидел, как две полицейские машины помчали мимо городской площади
вниз по холму.
Зашелся воем городской ревун. Как было заведено на случай прекращения электроснабжения,
включился генератор горсовета, позволив сирене пронзительным голосом сообщить всем эту новость.
Джуниор со стоном закрыл себе уши.
Мост Мира на самом деле был всего лишь крытым пешеходным мостиком, теперь уже трухлявым,
провисшим. Он имел официальное название: путепровод им. Элвина Честера, а мостом Мира стал в 1969
году, когда какие-то подростки (в свое время по городу распространялись слухи, кто именно) нарисовали у
него на боку большой голубой знак мира. Этот знак и сейчас было видно, хотя уже выцветший до
призрачности. Последние десять лет мост Мира был закрытым. С двух сторон, его пересекали полицейские
ленты с надписями: ПРОХОД ЗАПРЕЩЕН, но по нему, конечно же, ходили. Где-то трижды в неделю там
вспыхивали по вечерам фонари членов «Бригады ловли голодранцев» шефа Перкинса, светили они только с
одного или другого конца, но никогда с обеих. Им не хотелось задерживать молодежь, которая выпивала и
зажималась там, достаточно было просто их всполошить, чтобы те убрались. Каждый год на городском
собрании кто-то предлагал демонтировать мост Мира, кто-то другой предлагал его отремонтировать, но оба
предложения отвергались. Казалось, город имеет собственную тайну, и эта тайна состояла в том, что они
хотели, чтобы бы мост Мира оставался таким, как есть.
Сегодня Джуниор Ренни радовался этому факту.
Он проплелся по северному берегу реки прямо до города - полицейские сирены уже затихали вдали,
городской ревун выл громко, как и раньше, - и продрался вверх на Страут-Лейн. Посмотрел в обе стороны, и
тогда шмыгнул мимо щита с надписью ХОДА НЕТ. МОСТ ЗАКРЫТ. Поднырнул, оказавшись по ту сторону
перекрестья желтых лент, в тени. Солнце заглядывало сквозь дырки в крыше, раскидывая яркие монетки
света по затоптанным деревянным доскам под ногами, но после адского пламени в той кухне, здесь стояла
благословенная тьма. Под крышей в стропилах ворковали голуби. Вдоль деревянных бортов валялись
разбросанные пивные жестянки и бутылки из-под кофейного бренди «Алленс»[16].
«Мне никогда от этого не избавиться. Неизвестно, остались ли какие-нибудь частицы моего тела у нее
под ногтями, не помню, хватала ли она меня, или нет, но там осталась моя кровь. И отпечатки пальцев. Есть
только два варианта на выбор: убежать или пойти и сдаться».
Нет, был еще и третий. Можно было убить себя.
Ему надо вернуться домой. Задернуть все шторы у себя в комнате, превратить ее в пещеру. Глотнуть
еще имитрекса, лечь - может, посчастливится заснуть. И уже потом он, возможно, что-то придумает. А если
за ним придут, когда он будет спать? Ну и что, это освободит его от выбора между Выходом № 1, Выходом
№ 2 или Выходом № 3.
Джуниор пересек городскую площадь-парк - участок земли, которая находилась в собственности
общины Честер Милла. Кто-то - какой-то пожилой мужчина, которого он не узнал, - схватил его за руку с
вопросом: «Что случилось, Джуниор? Что происходит?», но он только покачал головой, отмахнулся от
старика и продолжил свой путь.
Городская сирена за его спиной продолжала реветь, словно на мировую погибель.
ДОРОГИ И ПУТИ
1
Честер Милл имел собственную еженедельную газету, которая называлась «Демократ». Название
вводило в заблуждение, поскольку хозяйка и редактор газеты - должности, которые единолично занимала
неугомонная Джулия Шамвей, - была республиканкой до глубины своих костей[17]. Логотип газеты
выглядел так:
«ДЕМОКРАТ» ЧЕСТЕР МИЛЛА
год основания - 1890
На службе «Маленького города, похожего на сапожок»!
Лозунг также дезинформировал. Честер Милл не был похож на сапожок, потому что напоминал
детский спортивный носок, к тому же такой грязный, что мог стоять сам по себе. Хотя и тяготел к намного
большему и зажиточнейшему городу Касл Рок[18], который лежал на юго-западе (напротив пятки носка),
географически Честер Милл находился в окружении четырех других городков, больших по площади, но
менее заполненных людьми: Моттона с юго-востока; Харлоу с северо-востока; с севера ТР-90, населенного
пункта без статуса города; а на западе - Таркер Милла. Городки Честер и Таркер называли фабрикиблизнецы[19], это было, когда они на пару (в те времена в Центральном и Западном Мэне на всю мощь
коптило много бумагоперерабатывающих предприятий) превращали реку Престил в грязную,
обезрыбленную сточную канаву, которая почти каждый день меняла свой цвет, к тому же в разных местах
по-разному. В те времена можно было отправиться на каноэ из Таркера по зеленой воде, а, достигнув Честер
Милла, плыть уже по ярко-желтой Престил прямо до Моттона. К тому же, если вы плыли на деревянном
каноэ, с него, ниже ватерлинии облезала краска.
Впрочем, последняя из тех высокодоходных загрязняющих фабрик закрылась еще в 1979 году. Престил
освободилась от чудных цветов, и рыба в реку вернулась, хотя споры, годится ли она для употребления
людьми, продолжаются и поныне. («Демократ» по данному вопросу придерживался мысли: «Конечно!»)
Количество жителей в городе зависела от сезона. Между Днем памяти и Днем Труда[20] их бывало до
пятнадцати тысяч. В другие месяца людей здесь жило немногим более или немногим менее двух тысяч,
исходя из баланса рождений и смертей в больнице имени Катрин Рассел, которая считалась наилучшим
медицинским заведением на север от Льюистона[21].
Если бы вы спросили у сезонных жителей Милла, сколько дорог ведет к нему и обратно, большинство
из них назвали бы вам две: шоссе 117 - на Норвей и Саут-Перис[22], и шоссе 119, которое ведет на
Льюистон, проходя перед этим, через центр Касл Рока.
Кто прожил здесь лет десять, мог бы вспомнить, по меньшей мере, штук на восемь больше,
двухполосных асфальтированных дорог: начиная с Черной Гряды и Глубокой Просеки, которые тянутся к
Харлоу и заканчивая той, которая вьется в направлении ТР-90 и носит название Хорошенькая Лощина (такая
же красивая дорога, как и ее название).
Люди с тридцатилетним и более опытом жизни в этой местности, и если бы еще им дать время на
раздумья (самое лучшее, в заднем помещении магазина Брауни, где и сейчас топится дровяная печь),
припомнили бы, по крайней мере, еще дюжину проселков, чьи названия варьировались от сакральных Божий Ручей, до бранных - Малая Сука (хотя на местных картах эта дорога обозначалась всего лишь
номером).
Старейшим жителем Честер Милла на тот день, который с того времени именовали Днем Купола, был
Клейтон Бресси. Он также был самым старым человеком на весь округ Касл, а, следовательно, и обладателем
трости «Бостон Пост»[23]. К сожалению, Клейтон уже не соображал, что это такое - трость «Бостон Пост»,
да и кто он сам такой - не очень помнил. Иногда он принимал собственную прапраправнучку Нелли за свою,
уже сорок лет как мертвую, жену, и «Демократ» еще три года назад перестал брать ежегодное интервью у
«старейшего гражданина». (Во время последней такой беседы на вопрос о секрете его долголетия, Клейтон
отреагировал восклицанием: «Где к черту мой обед?») Провалы в памяти начали одолевать его вскоре после
его сотого дня рождения; двадцать первого октября этого года ему исполнилось сто пять. Когда-то он был
высококлассным мастером, столяром, который специализировался на шкафах, балюстрадах, фасонной
резьбе. В последнее время к его специальностям добавились безоговорочное поедание пудинга-желе и
способность иногда успеть к унитазу раньше, чем из него изрыгнется с полдесятка заляпанных кровью
камешков.
Но в свои лучшие времена - когда ему было лет восемьдесят пять - он мог перечислить все пути,
которые вели к Честер Миллу и из города, и всех вместе их насчитывалось тридцать четыре. Большинство грунтовки, многие из них всеми забытые, и множество из этих позабытых проселков вились сквозь чащи
дремучих лесов, которые принадлежали компаниям «Даймонд Матч», «Континентал Пейпер» и «Америкэн
Тимбер»[24].
Итак, в День Купола, незадолго до полудня, каждая из них оказалась наглухо заблокированной.
2
На большинстве из тех дорог не случилось ничего и близко такого зрелищного, как взрыв «Сенеки-V»
и последующей за тем катастрофы лесовоза, хотя кое-какие происшествия все-таки были. Конечно же были.
А как могло обойтись без них, когда вокруг города выросло что-то на подоьие невидимой каменной стены.
В тот же миг, когда распался на две половинки сурок, то же самое случилось с пугалом на тыквенном
поле Эдди Чалмерса, неподалеку от дороги, которая носила название Хорошенькая Лощина. Пугало стояло
точь-в-точь на линии, которая формально отмежевывала город Милл от поселка ТР-90. Промежуточная
позиция собственного пугала всегда веселила Эдди, который звал его Пугалом Без Своей Стороны, коротко мистер ПБСС. Половина мистера ПБСС упала на территорию Милла, половина, как сказали бы местные,
«досталась ТР».
В несколько секунд стая ворон, которые пикировали на тыквы Эдди (вороны никогда не боялись
мистера ПБСС), столкнулась с чем-то таким, чего раньше никогда не бывало. Большинство из них со
сломанными шеями попадали в заросли и на поля по обе стороны Хорошенькой Лощины. С обеих сторон
Купола разбивались и падали мертвыми птицы; потом их тушки стали одним из средств, благодаря которым
был выяснен контур барьера.
Около Божьего Ручья копал картофель Боб Руа. Он решил сделать перерыв на ланч (который в тех
местах по обыкновению называют «обедом») и возвращался домой на своем старом тракторе «Дир»[25],
слушая новенький «Ай-Под»[26], подаренный ему женой на его последний, как оказалось, день рождения.
Дом Боба стоял всего в полумиле от картофельного поля, но, на его несчастье, поле находилось на
территории Моттона, а дом в Честер Милле. Боб ударился о барьер со скоростью пятнадцать миль в час,
слушая Джеймса Бланта[27], тот как раз пел «Ты красивая». Он едва касался руля, потому что хорошо видел
всю дорогу впереди, вплоть до самого своего дома, и на ней не было никого и ничего. Итак, когда его
трактор вдруг во что-то врезался и застыл, а подцепленный сзади картофелекопатель подбросило вверх и
резко опустило, Боба бросило через капот прямо на Купол. В широком нагрудном кармане его комбинезона
взорвался «Ай-Под», но Боб этого не ощутил. Он уже успел скрутить себе шею и разбить череп об то нечто,
на которое натолкнулся, и в скором времени умер на земле возле высокого колеса своего трактора, которое
так и не перестало лениво вращаться. Ну, вы же знаете, ничто не вращается лучше чем «Дир».
3
Дорога, которая носила название Моттонской, отнюдь не проходила через город Моттон; она
существовала лишь в пределах Честер Милла. На ней стояли новые жилые дома, и этот квартал где-то года с
1975 назывался Восточным Честером. Владели теми домами тридцати-сорокалетние люди, большей частью
«белые воротнички», связанные с Льюистоном-Оберном, куда они ездили работать за хорошие зарплаты. Все
эти дома находились на территории Милла, однако многие из задних дворов заходили на территорию
Моттона. Так было и у Джека и Майры Эванс, которые жили в доме № 379 на Моттон-Роуд. Позади дома
Майра держала огород и, хотя большинство урожая давно было собрано, кроме скороспелых тыкв (уже
почти сгнивших), еще оставалась грядка с несколькими сочными плодами сорта Блу Габбард[28]. Майра как
раз протянула руку к одной из этих тыкв, когда упал Купол, и, хотя на коленях она стояла в Честер Милле,
так случилось, что этот Голубой Габбард, за которым она потянулась, рос на фут дальше Моттонской
границы.
Она не вскрикнула, потому что не ощутила боли – сначала ее не было. Все случилось слишком быстро,
остро, чисто.
Джек Эванс был на кухне, взбивал яйца для обеденной фриттати[29]. «LCD Soundsystem» играли
своего «Североамериканского подонка»[30], и Джек им подпевал, как тут у него за спиной чей-то поникший
голос произнес его имя. Сначала он не узнал голоса собственной жены, с которой прожил уже четырнадцать
лет, сначала ему показалось, что, его зовет какой-то ребенок. Но, обернувшись, он увидел свою Майру. Она
стояла в дверях, поддерживая левой рукой правую. Она запачкала грязью пол, что совсем не было на нее
похоже.
Обычно она снимала с себя садовые ботинки еще на крыльце. Левой рукой в замазанной рабочей
перчатке она нянчила себе правую руку, и что-то красное вытекало сквозь ее грязные пальцы. Сначала у него
промелькнула мысль – рябиновый сок, но она не продержалась и секунды. Это была кровь. Джек упустил на
пол чашку, которую держал в руках. Она разлетелась вдребезги.
Майра вновь произнесла его имя, тем самым тихим, дрожащим, детским голоском.
- Что случилось, Майра? Что случилось с тобой?
- Со мной произошло что-то нехорошее, - ответила она, показывая ему правую руку. Вот только не
было у нее на правой руке грязной садовой перчатки, которая бы составляла пару левой, и самой правой
ладони не было. А был там какой-то фонтанирующий обрубок. Майра тихонько улыбнулась своему мужу и
произнесла: «Вжик». Глаза у нее закатились. Мотня ее джинсов потемнела от выпущенной мочи. И тогда у
ней подломились колени, и она упала. Кровь хлестала из ее обрезанного запястья - идеальная анатомическая
ампутация, - смешиваясь с гоголь-моголем на полу.
Джек обмяк рядом с ней, острый осколок от разбитой чаши глубоко впился ему в колено. Он едва
обратил на это внимание, хотя будет хромать с того времени весь остаток своей жизни. Схватил ее руку и
сжал. Ужасный поток из ее запястья уменьшился, но не прекратился. Он вырвал ремень из тренчиков своих
брюк и затянул его петлей на ее предплечье. Это помогло, но он не мог туго зафиксировать петлю, далеко
была дырочка от пряжки.
- Господи Иисусе, - произнес он в пустой кухне. - Господи.
Он осознал, что потемнело. Выключилось электричество. Из комнаты послышались колокольчики,
сигналы бедствия подавал компьютер. Но с «LCD Soundsystem» все было хорошо, потому что небольшой
бумбокс на столе питался от батареек. Но Джека это уже не интересовало, он потерял вкус к техно.
Так много крови. Так много.
Вопрос, каким образом она потеряла руку, вылетел у него из головы. Сейчас перед ним стояли более
срочные вопросы. Он не мог выпустить ременную петлю, чтобы добраться до телефона; вновь откроется
кровотечение, а Майра, возможно, уже на границе полной потери крови. Он должен оставаться с ней рядом.
Он попробовал потянуть ее за рубашку, но та сначала выскользнула из ее джинсов, а потом Майру начало
душить воротом - он услышал ее хрипы. И он схватил ее за волосы и поволок к телефону, словно пещерный
любовник.
Телефон был сотовым, и он работал. Джек набрал 911, но 911 был занят.
- Это невозможно! - прокричал он в пустоту кухни, где теперь не было электрического света (хотя
музыка из бумбокса продолжала звучать). - 911 не может быть занят!
Нажал перенабор.
Занято.
Он сидел на полу, опершись спиной о кухонный стол, держа ременной жгут затянутым как можно
туже, втупившись в лужу крови вперемешку с яичной болтушкой, и периодически бил по кнопке перенабор
на телефоне, каждый раз получая в ответ то же самое идиотское пи-пи-пи. Что-то взорвалось не очень
далеко, но он едва заметил этот звук среди действительно заводного буханья «LCD Soundsystem» (а взрыва
«Сенеки» он не слышал вообще). Ему хотелось бы выключить музыку, но, чтобы достать до бумбокса, надо
было подтянуть вверх Майру. Или ее поднять, или на пару секунд отпустить ремень. Он не отважился
сделать ни того, ни другого. Так он и сидел, а после «Североамериканского подонка» пошел «Кто-то
большой», а потом он уступил место «Всем моим друзьям» и, наконец, еще после нескольких треков
компакт-диск «Звук серебра» закончился. Когда музыка замолкла, когда вокруг него осталась только тишина,
отдаленные полицейские сирены и бесконечный перезвон компьютера, Джек понял, что его жена больше не
дышит.
«Но я же собирался приготовить тебе ланч, - подумал он. - Такой вкусный ланч, на который тебе не
стыдно было бы пригласить Марту Стюарт».
Сидя спиной к столу, с потемневшей от его собственной крови правой штаниной брюк, он долго не
отпускал ремень (размыкание пальцев оказалось весьма болезненным), потом Джек Эванс прижал голову
жены себе к груди, начал ее баюкать и плакать.
4
Неподалеку, возле покинутой лесной просеки, которую, наверняка, не помнил даже старый Клей
Бресси, на прибрежной топи возле Престил ощипывала молодые побеги лань. Так случилось, что в то
мгновенье, когда опускался Купол, она как раз потянулась губами за моттонскую границу, и у нее отпала
голова. Шею ей перерубило так аккуратно, как это могло бы сделать разве что лезвие гильотины.
5
Сделав тур вокруг носка Честер Милла, мы с вами вновь прибыли на шоссе 119. И, благодаря магии
рассказа, здесь не прошло и мгновения с того момента, как шестьдесят-с-чем-то летний мужчина из
«Тойоты» разбил себе лицо и сломал нос обо что-то невидимое, но очень твердое. Он сидел и смотрел
удивленными, ошарашенными глазами на Дейла Барбару. Какая-то чайка, наверное, выполняя свой
ежедневный рейс с вкусного фуршета на свалке Моттона к не менее вкусному буфету на мусорнике Честер
Милла, камнем рухнула на землю в паре футов от бейсболки с логотипом «Морских Псов», итак, дядя
подхватил кепку, отряхнул и вновь водворил её на надлежащее место.
Оба мужчины посмотрели туда, откуда свалилась птица, и увидели очередную непостижимую вещь,
которыми этот день оказался так плотно заполненный.
6
Первое, что подумалось Барби: он видит остаточное изображение взрыва самолета, как бывает, когда
кто-то сверкнет тебе фотовспышкой прямо в лицо, а потом перед глазами плавает большое синее пятно.
Только здесь было не пятно, и не синее, и к тому же вместо того, чтобы плыть в ту сторону, куда он сейчас
перевел взгляд - то есть на своего нового знакомого - пятно, которое висело в небе, осталось там же, где и
было.
Морской Пес засмотрелся вверх, потом протер глаза. Похоже было, он напрочь забыл о своем
сломанном носе, распухших губах и окровавленном лбе. Дядька подхватился с земли и так высоко задрал
голову, что едва не потерял равновесие.
- Что это такое? - произнес он. - Что там к черту такое, мистер?
Большая черная подпалина (включив собственное воображение вы, конечно, уже догадались, что
формой она напоминала свечное пламя) запачкала синее небо.
- Это… это туча? - спросил Морской Пес. Его неуверенный тон красноречиво выказывал, что он и сам
понимает, что никакая это не туча.
Барби начал.
- Я думаю, - ему не хотелось бы продолжать, но… - Я думаю, это то место, куда врезался самолет.
- Что, что? - переспросил Морской Пес, и, прежде чем Барби успел повторить, большой грач упал вниз
с высоты пятидесяти футов. Ударился он ни обо что - абсолютно ничего там не было видно - и упал на землю
неподалеку от чайки.
Морской Пес спросил:
- Ты это видел?
Барби кивнул, затем показал на полосу горящего сена слева от себя. Оттуда, и еще от нескольких
участков сухой травы с правой стороны дороги поднимались столбы густого черного дыма, объединяясь
вверху с дымом от разбросанных кусков «Сенеки», но огонь не распространялся; накануне прошел сильный
дождь, и трава оставалась еще довольно сырой. Уже удача, потому что иначе, пожар сейчас расползался бы
во всех направлениях.
- А это ты видишь? - спросил Барби у Морского Пса.
- Чтоб я всрался! - выдохнул Морской Пес после длительного созерцания. Огонь уже выпалил кусок
размером с шестьдесят квадратных футов и, двигаясь вперед, дошел почти до того места, где стояли друг
против друга и разговаривали Барби с Морским Псом. Но и уже оттуда огонь начинал расползаться - на
запад, к обочине трассы, и на восток, вклиниваясь в небольшое, акра с четыре, пастбище какого-то фермерамолочника - но не отрывисто, не так, как по обыкновению распространяется степной пожар, когда какие-то
языки огня вырываются вперед, а другие немного отстают, а ровно, словно по линейке.
Появилась еще одна чайка, она летела в их сторону, только теперь курсом из Милла в Моттон.
- Смотри, - позвал Морской Пес. - Смотри внимательно на птичку.
- Может, с этой все будет хорошо, - задрал голову Барби, прикрывая изгибом ладони себе глаза. Может, эта штука, неизвестно, что оно такое, не дает прохода только тем, которые летят из юга.
- Что-то мне не верится, судя по вон тому разбитому самолету, - не согласился Морской Пес. Голос у
него звучал удивленно, как у человека, взволнованного до глубины души.
Чайка - эмигрантка врезалась в барьер и упала прямехонько на самый большой из догоравших
обломков самолета.
- Хода нет в обоих направлениях, - подытожил Морской Пес тоном человека, который получил
доказательства в подтверждение своего стойкого, хотя не доказанного фактами убеждения. - Это что-то на
подобие силового поля, как в фильме «Стар трюк»[31].
- «Трек», - исправил Барби.
- А?
- Ох, бля, - вскрикнул Барби, втупившись мимо Морского Пса.
- А? - Морской Пес кинул взгляд через плечо. - Ох, ты ж, бля!
Приближался лесовоз. Большой, груженный грубыми колодами, явно более разрешенной нормы. И
мчался он со скоростью, тоже выше, чем предусмотренная. Барби хотел было прикинуть, какой же
тормозной путь может быть у такого бегемота, но нечего было и стараться.
Морской Пес рванул к своей «Тойоте», которую он оставил стоять на белой разделительной полосе.
Его увидел водитель лесовоза - может, он был под колесами, может, обдолбанный метом[32], может, просто
молодой, и потому прыткий вплоть до ощущения собственного бессмертия - и надавил на гудок. Скорости
при этом нисколько не уменьшил.
- Разтуды меня в поперек! - завопил Морской Пес, прыгая за руль. Завел мотор и задом, с дверцей
нараспашку, помчал с дороги. Маленький джип застрял в канаве, задрав к небу свой квадратный нос.
Морской Пес мигом выскочил из кабины. Споткнулся, упал на колено, сразу же вскочил и рванул в поле.
Барби, вопреки тому, что помнил о самолете и птицах - несмотря на понимание смысла того черного
пятна, которое наверняка было местом летального контакта «Сенеки», - и сам также метнулся на луг через
полосу низкого, хлипкого пламени, поднимая тучи серого пепла. Заметил мужскую кроссовку - как для
женской, она была великовата, - из которой торчал кусок ноги.
«Пилот, - мелькнула мысль, а затем другая: - И зачем это я убегаю?»
- ТЫ, ИДИОТ, ТОРМОЗИ! - кричал Морской Пес водителю лесовоза тонким, истерическим голосом,
но было уже слишком поздно для любых установок.
Барби показалось - он взглянул через плечо (как здесь удержишься?), - что дровосек-ковбой таки
постарался затормозить в последнюю минуту. Наверное, заметил обломки самолета. Но ничего из этого не
вышло.
Он врезался с моттонской стороны в Купол на скорости шестьдесят миль в час или немного больше, с
грузом бревен весом около сорока тысяч фунтов[33]. Кабину сплющило, и она застыла. Тяжелый прицеп,
заложник законов физики, продолжил движение вперед. Топливные баки, которые располагались под
бревнами, начали разрываться и искрить. Еще до того, как они взорвались, взлетел в воздух груз и теперь
сыпался на то, что вот только что было кабиной - железный аккордеон зеленого цвета. Стволы деревьев стоя
ударялись в невидимый барьер и рикошетом разлетались во все стороны. Огонь с густым черным дымом
клубился над местом происшествия. Сквозь белый день тяжелой каменной глыбой катился ужасный грохот.
С моттонской стороны Купола сыпался дровяной град, бревна прыгали по дороге и гигантскими чучелами
застревали на соседних полях. Одно из них раздавила крышу джипа Морского Пса, разбитое лобовое стекло
бриллиантовыми зернышками выплеснулось на капот. Другое бревно приземлилась прямо перед самым
Морским Псом.
Барби уже никуда не бежал, только стоял и смотрел.
Морской Пес поднялся на ноги, упал, схватился за ствол, который едва не укоротил ему возраст, и
вновь поднялся. Стоял, пошатываясь, с выпученными глазами. Барби бросился к нему, но не успел сделать и
десяти шагов, как натолкнулся на какую-то твердую, словно каменная стена, преграду. Отшатнулся назад,
ощутив, как что-то теплое брызнуло ему из носа, потекло по губам. Он провел рукой себе по лицу, не веря
собственным глазам, увидел полную жменю крови и вытер ладонь о рубашку.
Машины теперь прибывали с обоих направлений - и из Моттона, и из Честер Милла. Через луг, от
фермерской усадьбы, которая виднелась вдали, бежали три, пока еще крохотные, человеческие фигуры.
Некоторые из машин гудели клаксонами, словно таким образом можно решить любые проблемы. Первым
подъехал автомобиль со стороны Моттона и, не приближаясь к горящему лесовозу, встал на обочине. Оттуда
вылезли две женщины, они стояли и, прикрывая себе ладонями глаза, смотрели на столб дыма.
7
- Бля, - подал голос Морской Пес. Произнес он это подавленно, как-то невыразительно. Он подошел к
Барби через поле, обойдя по восточной диагонали горящий лесовоз. Водитель чересчур перегрузил машину и
мчался слишком быстро, подумалось Барби. Но погребальный костер, по крайней мере, он получил
достойный настоящего викинга. - Ты видел, где встряло то бревно? Меня едва не прибило. Могло раздавить,
как какого-то насекомого.
- У тебя есть мобильник? - Барби пришлось прокричать эти слова, чтобы быть услышанным сквозь
треск горящего тягача.
- В машине, - ответил Морской Пес. - Могу поискать, если хочешь.
- Нет, подожди, - остановил его Барби. С внезапным облегчением он подумал, что все это может быть
сном, иррациональным кошмаром, таким, как езда на велосипеде под водой или треп о собственной
сексуальной жизни на языке, который ты никогда не изучал, кажется полностью будничным делом.
Первым, кто прибыл к барьеру с его стороны, оказался приземистый мужчина за рулем старого пикапа
«GMC»[34]. Барби знал его по «Розе-Шиповнике»: Эрни Келверт, бывший директор «Фуд-Сити», теперь на
пенсии. Эрни смотрел на горящую посреди дороги фуру широко раскрытыми глазами, держа при этом в руке
мобильный телефон и что-то в него восторженно комментируя. Барби его едва слышал сквозь рев
пожирающего лесовоз огня, хотя разобрал фразу «выглядит весьма скверно» и догадался, что Эрни
разговаривает с полицией. Или с пожарными. Если это он с пожарными, то Барби надеялся, что бригада
прибудет из Касл Рока. Скромный пожарный участок Честер Милла имел несколько машин, но если они
сюда и приедут, думал Барби, то самое большее, что могут сделать, это унять тлеющую траву, которая едва
тлела и сама по себе уже почти погасла. Горящий лесовоз был совсем рядом, но Барби не верилось, что им
удастся до него добраться.
«Это сон, - уверил он себя. - Если повторять себе, что это сон, еще как-то можно действовать».
К двум женщинам со стороны Моттона добавилось с полдесятка мужчин, которые также смотрели,
прикрывая себе глаза ладонями. Машины теперь стояли по обе обочины шоссе. Из них вылезали новые люди
и присоединялись к толпе. То же самое начиналось и со стороны Барби. Похоже на то, как будто бы рядом
устроили дуэль две конкурирующих, полных заманчиво дешевых товаров толкучки: один базар с моттонской
стороны городской границы, другой - со стороны Честер Милла.
Прибыло трио с фермы - отец с двумя сыновьями-подростками. Ребята бежали легко, а отец
раскраснелся и закашлялся.
- Святая срака! - воскликнул старший из ребят, тут же получив подзатыльник.
Мальчик не обратил на это никакого внимания. Глаза были выпячены от удивления. Меньший
протянул к брату руку, и, когда тот ее взял, он начал плакать.
- Что здесь случилось? - спросил фермер у Барби, сделав паузу на вздох между словами «здесь» и
«случилось».
Барби не потрудился ответить. Он медленно двинулся к Морскому Псу, держа перед собой протянутую
руку с ладонью, поднятой в жесте «стоп». Морской Пес молча двинулся ему навстречу таким же макаром.
Приблизившись к месту, где, как ему казалось, должен был находиться барьер (Барби достаточно было
взглянуть себе под ноги на ровную линию выгоревшей земли), он замедлил шаг. Уже один раз, разбив себе
лицо, он не желал повторения.
Вдруг его словно искрами обдало. Дрожь побежала вверх по всему телу от щиколоток до затылка,
стараясь поставить торчком волосы ему на голове. Словно камертон, у него зазвенели яйца, и во рту на
мгновенье появился металлический привкус.
В пяти футах от Барби – в пяти футах и, продолжая приближаться - Морской Пес отреагировал еще
более расширенными зрачками.
- Ты это почувствовал?
- Да, - кивнул Барби. - Но уже прошло. А у тебя?
- Прошло, - подтвердил Морской Пес.
Они не коснулись друг друга своими протянутыми ладонями, и Барби вновь подумал о стекле, потому
что это было похоже на то, как если бы ты поздоровался с другом, который со двора подошел к твоему окну,
вы соединили свои пальцы вместе, но не ощутили живой плоти.
Он оторвал руку, это как раз была та, которой он перед этим вытирал себе кровь из носа, и увидел
красные отпечатки собственных пальцев, они повисли прямо посреди воздуха. И кровь на тех пятнах начала
сползаться в капли. Как оно и бывает на стекле.
- Святой Боже, что это может означать? - прошептал Морской Пес.
Барби не ответил. Раньше, чем он успел хоть что-то на это ответить, его похлопал по спине Эрни
Келверт.
- Я позвонил по телефону копам, - сообщил он. Они уже едут, а вот в пожарной части никто не
отвечает. Только запись мне говорит, что надо звонить в Касл Рок.
- О'кей, так и сделай, - согласился Барби. И тут на фермерский луг футов в двадцати от них вновь упала
и исчезла среди высокой травы луга очередная птица. Это событие нарисовало в голове Барби мысль,
которая, наверное, искрой отрикошетила от того времени, когда он еще смотрел на мир через прицел. - А
лучше сначала позвони в штаб ВВС Национальной гвардии[35] в Бангоре[36], - посоветовал он.
Эрни разинул рот:
- Гвардии?
- Только они могут установить над Честер Миллом запрещенную для полетов зону, - объяснил Барби. И, как мне кажется, это надо сделать как можно скорее.
ПОЛНЫМ-ПОЛНО МЕРТВЫХ ПТИЦ
1
Шеф полиции Милла не слышал взрыва, хотя и находился в то время во дворе, сгребал листву с
лужайки перед своим домом на Морин-Стрит. На капоте «Хонды» его жены стоял портативный
радиоприемник, из которого звучала религиозная музыка на частоте РНГХ (полное ее название было
«Радиостанция Наш Господь Христос», но юные жители города называли ее просто «Радио Иисус»). Слух
он, конечно, имел уже не тот, как когда-то. Да и кто бы его имел в шестьдесят семь лет?
Но первую сирену, которая рассекла день, он услышал; уши у него были настроены на этот звук, как
уши матери настроены на плач ее детей. Говард Перкинс даже знал, какая едет машина и кто сидит за ее
рулем. Только на «тройке» и «четверке» остались старые сирены, но на «тройке» Джонни Трент поехал с
пожарными в Касл Рок, на те их чертовы учения. Они их называют «контролируемым горением», хотя на
самом деле речь идет о детских развлечениях взрослых дядек. Итак, сирена принадлежала четвертому
номеру, одному из тех двух «Доджей»[37], которые у них еще оставались, и, значит, управлять им должен
Генри Моррисон.
Опершись на грабли, он наклонил голову, прислушиваясь. Сирена начала отдаляться, и он вновь
занялся листвой. На веранду вышла Бренда. В Милле почти все звали его Дюком - прозвищем, которое
пристало к нему, еще, когда он был школьником и не пропускал в кинотеатре «Звезда» ни одного фильма с
Джоном Уэйном[38], - но Бренда, как только они поженились, начала звать его иначе. Именем, которое ему
не нравилось.
- Гови, почему-то выключилось электричество. И что-то там громыхнуло.
Гови, для нее он всегда Гови. Словно из того: «Трюкач Гови», «А вот и Гови», «Как жизнь, Гови?»[39]
Он старался относиться к этому по-христиански - черт, он вел себя по отношению к этому как
истинный христианин! - но иногда у него всплывала мысль, не имеет ли отношения, пусть опосредствованно,
эта кличка к тому крохотному устройству, которое он теперь был вынужден носить у себя в груди.
- Что это?
Она подвела глаза под лоб, твердым шагом двинулась к своей машине, ухватила радиоприемник и
нажала на нем кнопку, оборвав на полуслове хор Норманна Лубоффа[40], который пел «Имеем в Иисусе
друга».
- Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не ставил эту вещь на капот моей машины? Ты поцарапаешь
краску, и упадет ее продажная цена.
- Извини, Брэн. Что ты говорила?
- Электричество выключилось! И что-то взорвалось! Наверное, именно туда и погнал Джонни Трент.
- Это Генри поехал, - сказал он. - Джонни с пожарными в Касл Роке.
- Да кто бы там не был…
Завыла вторая сирена, теперь нового типа, эти звуки Дюк Перкинс мысленно называл «птичьим
щебетом». Это уже должна быть «двойка» Джеки Веттингтон. Наверняка, это Джеки, потому что Рендольф,
наверное, остался присматривать за их конюшней, сидит там, покачивается, откинувшись на спинку кресла,
положив ноги на стол, и читает «Демократ». Или в сральнике заседает. Питер Рендольф был исправным
копом, и жесткость мог проявить, где надо, но Дюк его не любил. Отчасти из-за того, что тот безоговорочно
был человеком Джима Ренни, отчасти потому, что Рендольф иногда проявлял чрезмерную жестокость, но
больше всего из-за того, что Рендольф был ленковатым, а Дюк Перкинс не переваривал ленивых
полицейских.
Бренда уставилась на него большими глазами. Она сорок три года была замужем за полицейским и
понимала, что два взрыва, две сирены и отключение электричества ничего хорошего не предвещают. Если
листва будет убрана с лужайки в этот уик-энд - или если Гови усядется слушать репортаж игры его любимых
«Уайлдкетс» Близнецов-Миллов против футбольной команды Касл Рока - она очень удивится.
- Наверняка, тебе тоже лучше поехать, - произнесла она. - Что-то там случилось. Я лишь надеюсь, что
никто не погиб.
Он снял у себя с ремня мобильный телефон. Чертова телефонная трубка висела там с утра до вечера,
словно какая-то пиявка, но вещь была полезная, это он должен был признать. Сам он не набирал никаких
номеров, просто стоял и смотрел на телефон, ожидая звонка.
И тут зашлась «птичьим щебетом» еще одна сирена: экипаж №1. Значит, и сам Рендольф выехал, в
конце концов. Видимо, что-то серьезное. Дюк не стал больше ждать звонка и уже собрался подвесить
телефон назад на ремень, как тут он и отозвался. Звонила Стэйси Моггин.
- Стэйси? - Он знал, что нет необходимости так кричать в эту чертову телефонную трубку, Бренда сто
раз ему об этом напоминала, но все равно не мог удержаться. - Что ты делаешь в конторе в субботний…
- Я не на работе. Я дома. Звонил Питер, сказал, чтобы я позвонила по телефону вам, сообщила, что на
сто девятнадцатом случилось происшествие, и очень серьезное. Он сказал… там самолет столкнулся с
лесовозом… - в ее голосе послышалось сомнение. - Я не понимаю, как такое могло случиться, но…
Господи Иисусе. Самолет. Минут пять назад или немного больше, когда он еще сгребал листву и пел
вместе с радио «Большой Бог»[41]…
- Стэйси, а самолет Чака Томпсона? Я видел, как его новый «Пайпер» пролетал неподалеку. Довольно
низко.
- Шеф, я не знаю, я вам пересказала все то, что мне сказал Питер.
Бренда, отнюдь не тупица, уже сидела за рулем своего авто, чтобы освободить выезд и темно-зеленая
машина шефа могла сдать задом на улицу. Радиоприемник она поставила возле небольшой кучки уже
сграбленной им листвы.
- О'кей, Стэйси. В вашем уголке тоже электричество выбило?
- Да, и проводная телефонная связь пропала. Я по мобильному. Что-то, наверное, плохое случилось,
правда?
- Надеюсь, нет. Ты можешь сейчас посидеть в конторе, прикрыть нас? Я уверен, что там сейчас
никогошечки и не заперто.
- Я буду там через пять минут. Связывайтесь со мной через базовую систему.
- Тогда Роджер[42].
Бренда пешком вернулась на подъездную аллею, и тут как раз включилась и городская сирена, ее
завывание поднималось и спадало волнами и от этого звука, как это бывало всегда, у Дюка Перкинса сжало
грудь. Однако он не забыл обнять Бренду. Она никогда потом не забывала, что он нашел на это минутку.
- Пусть тебя это не волнует, Ренни. Эта штука запрограммирована делать так всегда, когда
выключается магистральная линия электроснабжения. Через три минуты она замолкнет. Или через четыре.
Забыл, сколько точно.
- Я знаю, но все равно ненавижу ее. Этот идиот Энди Сендерс включил эту сирену одиннадцатого
сентября, ты помнишь? Словно те террористы-самоубийцы собирались направить следующий самолет на
нас.
Дюк кивнул. Энди Сендерс действительно был идиотом. К сожалению, он был также и первым
выборным, жизнерадостным Мортимером Снердом[43] - марионеткой в руках Большого Джима Ренни.
- Мне нужно ехать, дорогая.
- Понимаю, - она пошла вслед за ним к машине. - А что там? Ты уже что-то знаешь?
- Стэйси сказала, что на сто девятнадцатом столкнулись самолет и грузовик.
Бренда нерешительно улыбнулась.
- Это такая шутка, правда?
- Совсем нет, если у самолета что-то случилось с двигателем, и пилот старался экстренно приземлиться
на шоссе, - объяснил он.
Улыбка на лице Бренды завяла, а сжатая в кулак правая рука почивала в бозе во впадине между ее
грудями, Дюк очень хорошо знал этот жест. Он протиснулся за руль и, хотя начальствующий «крузер» был
еще довольно новым, шеф пошевелился, умащивая свой зад, потому что уже успел продавить удобные
вмятины на сидении. Дюк Перкинс не был легким.
- Как раз в твой выходной! - всхлипнула она. - Это просто позор! В то время как ты уже мог быть на
полноценной пенсии![44]
- От меня им достаются только субботние объедки, - ответил он ей иронически, ирония была деланной,
день обещал быть длинным. - Я такой, какой я есть, Господи. Положишь для меня в холодильник пару
сэндвичей, хорошо?
- Только один. Ты и так уже слишком погрузнел. Даже доктор Гаскелл об этом говорил, а он никогда
никого не упрекает.
- Ну, ладно, один так один…
Он поставил рычаг на задний ход… а потом перевел его назад на нейтралку.
Высунулся из окна, и она поняла, что он хочет поцелуй. И она его поцеловала, смачно, в то время как
городская сирена резала тяжелый октябрьский воздух, она припала своими устами к его устам, а он гладил ее
сбоку по шее, и это было то, от чего ее всегда пробирала дрожь, то, что теперь он так редко ей дарил.
И это его прикосновенье посреди солнечного дня она тоже запомнила навсегда.
Она еще что-то крикнула ему вслед, пока он выкатывался на улицу. Он не расслышал в точности, что
именно. Подумал, что все-таки, действительно ему следует пойти проверить слух. Пусть уж припишут
слуховой аппарат, если необходимо. Хотя, вероятно, это станет именно тем поводом, который предоставит
возможность Рендольфу с Большим Джимом окончательно выпереть его прочь под старую сраку.
Дюк нажал на тормоза и вновь высунулся из окна.
- Беречься с моим чем?
- Сердечным стимулятором! - буквально прокричала она, смеясь.
Расстроилась. Все еще ощущая его ласковую руку у себя на шее, где кожа была такой упругой и
гладенькой - так ей казалось - всего лишь вчера. Ну, пусть позавчера, когда они вместо «Радио Иисуса» еще
слушали «КейСи с Оркестром Солнечного Сияния»[45].
- Да, конечно, как скажешь! - крикнул он ей в ответ и поехал прочь. В следующий раз она увидела его
уже мертвым.
2
Билли с Вандой никакого двойного взрыва не слышали, потому что находились как раз на шоссе 117 и
ругались. Ссора началась довольно просто, Ванда заметила, что день сегодня хороший, а Билли отреагировал
фразой о том, что у него болит голова и вообще он не понимает, зачем им переться на эту субботнюю
толкучку в Оксфорд-Хилл; все равно там всегда одно и то же запачканное барахло.
Ванда заметила, что голова у него не болела бы, если бы он не вылакал вчера вечером дюжину пива.
Билли спросил у нее, считала ли она банки в контейнере для утилизации мусора (не имело значения,
как он набирался, Билли пил дома и всегда клал пустые жестянки только в контейнер для мусора, который
подлежал переработке, - всем этим, вместе со своей профессией электрика, он гордился).
Она подтвердила:
- Да, посчитала, можешь быть уверен. А кроме того…
Они доехали уже до магазина Патела[46] в Касл Роке, успев продвинуться от «Билли, ты многовато
пьешь» и «Слишком ты уж придирчивая, Ванда» к «Недаром мама была против, чтобы я выходила за тебя» и
«Ну, почему тебе всегда надо быть такой сукой». За последние пару лет их четырехлетнего брака весь этот
набор вопросов-ответов был уже прилично заеложенный, но этим утром Билли вдруг ощутил, что его уже это
достало окончательно. Он резко, не просигналив, не сбавив скорости, завернул на широкую
асфальтированную стоянку супермаркета и вновь выскочил на шоссе 117, даже не взглянув в зеркало заднего
вида, не говоря уже о том, чтобы оглянуться через плечо. На дороге позади его просигналила Нора Робишо.
Ее закадычная подруга Эльза Эндрюс даже крякнула в сердцах. Обе женщины, медсестры на пенсии,
переглянулись, но не произнесли ни слова. Слишком уж давно они дружили, им не требовались слова в таких
ситуациях.
Тем временем Ванда спросила у Билли, куда это ему вдруг захотелось погнать.
Билли ответил, что домой, вздремнуть. На эту говноярмарку она может поехать сама.
Ванда заметила, что он только что едва не врезался в этих двух стареньких леди (упомянутые
старенькие леди уже остались далеко позади; Нора Робишо считала, что без очень уважительной причины
скорость свыше сорока миль в час - это черти искушают).
Билли добавил, что Ванда выглядит и говорит, точь-в-точь как ее мать.
Ванда потребовала от него объяснений, что именно он имеет в виду.
Билли разъяснил, что у обеих - что у матери, что у дочери - толстые сраки и языки, словно помело,
телепаются на все стороны.
Ванда упрекнула Билли, что он и теперь еще не протрезвел.
Билли сообщил Ванде, что она тварюка.
Это был чистосердечный обмен равноценными чувствами и на тот момент, когда они, выехав с Касл
Рока, оказались на территории Моттона, направляясь к невидимому барьеру, который установился вскоре
после того, как Ванда своим замечанием о хорошем дне начала эту живую дискуссию, Билли разогнался уже
до полных шестидесяти миль, что было почти предельной скоростью для Вандиного говномобиля «Шеви».
- Что это там за дым? - вдруг отвлеклась Ванда, заинтересованно показывая на северо-восток, в сторону
шоссе 119.
- Откуда мне знать, - отреагировал Билли. - Может, моя теща набздела? – Он не смог удержаться от
хохота.
Ванда Дебек поняла, что с нее уже довольно. От этого осознания и мир вокруг, и ее собственное
будущее каким-то почти магическим образом приобрели предельную ясность. Она уже начала оборачиваться
к нему с фразой «Я хочу развестись» на кончике языка, но как раз в этот миг они достигли границы между
Моттоном и Честер Миллом и натолкнулись на барьер. Говномобиль «Шеви» имел подушки безопасности,
но та, что была перед Билли, не сработала, а Вандина надулась не полностью. Руль ударил Билли в грудь,
рулевая колонка разорвала ему сердце; умер он почти мгновенно.
Ванда ударилась головой о приборную панель, катастрофически резким сдвигом моторного блока
«Шеви» ей сломало одну ногу (левую) и одну руку (правую). Никакой боли Ванда не ощутила, только
услышала гудения клаксона и еще то, что машина вдруг стала на дыбы посреди дороги с расплющенным
едва ли не до основания передком, а зрение ей полностью залило чем-то красным.
Когда Нора Робишо с Эльзой Эндрюс выехали из-за поворота, взяв курс на юг (они живо обсуждали
дым, который уже несколько минут как начал подниматься на северо-востоке, и радовались, что сами в этот
день выбрали менее оживленное шоссе), Ванда Дебек как раз подползала на локтях к белой раздельной
линии. Кровь струилась по ее лицу, делая его почти неузнаваемым. Ее почти что скальпировало обломком
разбитого лобового стекла, большой кусок кожи свисал ей на левую щеку, словно какой-то сорванный с
надлежащего ему места птичий гребень.
Нора с Эльзой мрачно переглянулись.
- Чтоб мне всраться, - сказала Нора, и на этом всякая болтовня между ними прекратилась.
Эльза выскочила из машины, как только та остановилась, и побежала к беспомощной женщине. Как для
пожилой леди (Эльзе недавно исполнилось семьдесят), она была поразительно проворной.
Нора оставила двигатель работать на холостом ходу и присоединилась к подруге. Вместе они
подтянули Ванду к старенькому, но безупречно ухоженному «Мерседесу» Нормы. Жакет Ванды из
коричневого превратился d грязно-серебристый; ее руки выглядели так, словно она погрузила их в красную
краску.
- Фде Пилли? - спросила она, и Нора увидела, что у бедной женщины выбиты почти все зубы. Три из
них прилипли впереди к ее окровавленному жакету. - Фде Пилли, он шифой? Сто проифофло?
- С Билли все хорошо, и с вами тоже, - ответила ей Нора, бросив вопросительный взгляд на Эльзу.
Эльза кивнула, и поспешила к «Шеви», теперь уже едва видимому сквозь пар, который поднимался из его
разрушенного радиатора. Одного взгляда мимо повисшей на одном навесе дверцы со стороны пассажирского
сидения хватило, чтобы Эльза, которая почти сорок лет проработала медсестрой (последний работодатель:
Рон Гаскелл, д.м. - в данном случае д.м. надо было понимать как «долбень медицины»), удостоверилась, что
с Билли отнюдь не все хорошо. Молодая женщина, чья половина волос телепалась на сорванной коже вокруг
ее лица, сейчас стала вдовой.
Вернувшись к «Мерседесу», Эльза села на заднее сидение рядом с женщиной, которая уже впала в
бессознательное состояние.
- Он мертв, и она скоро умрет, если ты нас мигом не подбросишь к госпиталю «Кэти Рассел».
- Тогда держитесь, - произнесла Нора и нажала на педаль. У «Мерседеса» мощный двигатель, он
буквально прыгнул с места вперед. Нора лихо объехала «Шевроле» Дебеков и с разгона врезалась в
невидимый барьер. Впервые за последние двадцать лет Нора пренебрегла ремнем безопасности, не
пристегнулась, вследствии чего вылетела через лобовое стекло, и свернула себе шею об этот невидимый
барьер так же, как Боб Руа перед этим. Молодую женщину тоже швырнуло между передними сидениями
через разбитое переднее окно на капот «Мерседеса», где она и застыла лицом вниз, с раскоряченными,
забрызганными кровью ногами. Босыми ногами. Ее мокасины (она купила их во время предыдущего
посещения толкучки в Оксфорд-Хилле) слетели с нее еще при первом происшествии.
Эльзу Эндрюс ударило об спинку водительского кресла и отбросило назад, ей немного сбило дыхание,
но в целом, она осталась невредимой. Двери сначала не хотели открываться, но она толкнула их плечом и
они распахнулись. Она вылезла из машины и посмотрела на месиво на месте аварии. Лужи крови. Все еще
потихоньку выходит пар из расплющенного говномобиля «Шеви».
- Что случилось? - спросила она. То же самое перед этим спрашивала Ванда, но Эльза этого не
помнила. Она постояла среди россыпи хромированного металла и окровавленного битого стекла, потом
приложила тыльную сторону ладони себе ко лбу, словно проверяя, нет ли у нее горячки. - Что случилось?
Что это только что случилось? Нора? Нора, сердце моё? Где ты, дорогуша?
Тут она увидела свою подружку и издала крик скорби и ужаса. Ворона, которая наблюдала за
событиями с высокой сосны по ту сторону барьера, где начинался Милл, каркнула один раз, и этот ее кар
прозвучал, как короткий пренебрежительный хохот.
Ноги у Эльзы стали резиновыми. Она пошла на попятную, пока не уперлась ягодицами в истерзанный
передок «Мерседеса».
- Нора, сердце моё, - произнесла она. - Ох, дорогуша.
Что-то щекотнуло ей шею. Она рассеянно подумала, что это, наверно, кудряшка раненной девушки.
Вот только теперь, конечно, и девушка стала мертвой.
Ох, бедная, нежная Нора, с которой они любили иногда втайне хлопнуть немножечко джина или водки
в прачечной больницы «Кэти Рассел», хихикая, словно юные школьницы в летнем лагере. Широко
раскрытые глаза Норы смотрели на яркое полуденное солнце, а голова ее была вывернута назад под каким-то
немыслимым углом, словно она, даже умершая, старалась оглянуться через плечо, удостовериться, что с
Эльзой все хорошо.
Эльза, с которой все было хорошо - «всего лишь переволновалась», как говорили когда-то в их
госпитале о тех редких счастливчиках, которым выжили при подобных обстоятельствах, - начала плакать.
Опираясь на борт автомобиля, она сползла наземь (разодрала плащ о разорванный металл) и села на асфальт
шоссе 117. Так она сидела и плакала, когда к ней подошли Барби с его новым приятелем в кепке «Морских
Псов».
3
Морской Пес оказался Полем Джендроном, бывшим торговцем автомобилями с севера штата, который
два года назад, выйдя на пенсию, поселился на ферме своих покойных родителей в Моттоне. Это и еще
многое другое о Джендроне узнал Барби за время, которое прошло с того момента, как они покинули место
катастрофы на шоссе 119 и натолкнулись на другую аварию - не такую зрелищную, но все равно ужасную там, где границу Милла пересекало шоссе 117. Барби охотно пожал бы руку Полю, однако такое добродушие
пришлось отложить до той минуты, когда они, наконец-то найдут место, где заканчивается барьер.
Эрни Келверт дозвонился в Военно-воздушные силы Национальной Гвардии в Бангоре, но ему
пришлось подождать, прежде чем он получил возможность объяснить причину своего звонка. Тем временем
приближение воющих сирен предшествовало неминуемому появлению местных законников.
- Только не рассчитывайте на пожарную бригаду, - предупредил тот фермер, который прибежал через
поле со своими двумя сыновьями. Его звали Алден Динсмор, он все еще никак не мог отдышаться. - Они в
Касл Роке, жгут там для практики какой-то дом. Тут бы им было на чем потренерова…
Тут он заметил, что его младший сын приближается к тому месту, где, повиснув посреди пронизанного
солнцем воздуха, высыхал кровавый отпечаток ладони Барби.
- Рори! Ну-ка, прочь оттуда!
Рори, с горящими от любопытства глазами, проигнорировал отца. Он протянул руку и постучал
костяшками пальцев немного правее отпечатка ладони Барби. Но еще за мгновение до этого Барби успел
заметить, как повыступали пупырышки на руке у этого мальчика в свитере «Уайлдкетс»[47] с обрезанными
рукавами. Что-то было там, что-то такое, что реагировало на приближение к барьеру. Единственное место,
где Барби испытал подобное ощущение, был большой электрогенератор в Эйвоне[48], во Флориде, около
которого ему как-то случилось обжиматься с девушкой.
Звук, который прозвучал из-под кулака мальчика, более всего напоминал тот, которым откликнулась
бы на удары рукой кастрюля из жаропрочного стекла. Это зрелище заставило замолкнуть небольшую толпу
зевак, которые сплетничали, засмотревшись на догорающие останки лесовоза (а кое-кто еще и снимал их на
свой мобильный телефонам).
- А я бы зассал, - произнес кто-то.
Алден Динсмор схватил сына за рваный ворот свитера, оттащил назад, и тогда влепил ему звонкий
подзатыльник, как незадолго перед этим сделал это старшему.
- Не смей! - закричал Динсмор, теребя мальчика за плечи. - Никогда не смей делать что-то подобное,
если не знаешь, что это такое!
- Папа, оно словно стеклянная стена! Оно как…
Динсмор вновь встряхнул сына. Одышка у него все еще не прошла, и Барби опасался за его сердце. Никогда не смей! - повторил он и толкнул мальчика к его старшему брату. - Присматривай за этим дураком,
Олли.
- Слушаюсь, сэр, - доложил Олли и оскалился младшему.
Барби посмотрел в сторону Милла. Теперь он увидел проблески полицейского автомобиля, который
приближался, но намного впереди него - так, словно какой-то уважаемый чиновник по большой милости
позволил себя эскортировать - двигалось что-то черное, похожее на гроб на колесах: «Хаммер» Большого
Джима Ренни. На этот вид откликнулись зудением еще не зажившие синяки и ссадины, которые Барби
получил в потасовке на парковке возле «Диппера».
Конечно, Ренни-старшего там не было, но главным заводилой выступил его сын, а Большой Джим
покрывал Джуниора. Если в результате этого жизнь в Милле стала тяжелой для какого-то странствующего
повара - настолько тяжелой, что этот повар встал перед дилеммой, не поднять ли ему сраку и не убраться ли
из этого города подальше - тем лучше. Барби не хотелось торчать здесь, когда подъедет Большой Джим.
Особенно, когда он прибудет вместе с копами. Дюк Перкинс относился к нему вполне корректно, а вот
второй - Рендольф - смотрел на него так, словно Дейл Барбара был куском собачьего дерьма на модельном
ботинке.
Барби обратился к Морскому Псу и спросил:
- Как ты относишься к небольшой прогулке? Ты со своей стороны, я - со своей? Посмотрим, далеко ли
тянется эта штука?
- И заодно уберемся отсюда раньше, чем сюда подъедет этот болтун? - Джендрон также заметил
гламурный «Хаммер». - Друг, выбор за тобой. На восток или на запад?
4
Они отправились на запад, в сторону шоссе 117, и, хотя и не нашли конца барьера, но чудеса,
сотворенные им во время своего опускания, увидели. Обрубленные ветви деревьев, благодаря чему
образовались просветы в небе, которых ранее там и близко не было. Пни, разрубленные пополам. И
повсеместно - трупы пернатых.
- До фига мертвых птиц, - заметил Джендрон, поправляя бейсболку на голове руками, которые, хотя и
слегка, но явно дрожали. Вид он имел чрезвычайно бледный. - Никогда не видел их так много.
- С тобой все хорошо? - спросил его Барби.
- Телесно? Конечно, думаю что так. А вот душевно я чувствую себя так, словно потерял рассудок. А ты
как?
- Так же, - ответил Барби.
Преодолев две мили на запад от шоссе 119, они подошли к дороге Божий Ручей и увидели труп Боба
Руа, который лежал около его, все еще работающего вхолостую, трактора. Барби инстинктивно бросился к
телу и вновь ударился о барьер… правда, на этот раз он успел о нем вспомнить в последнюю секунду и
своевременно притормозил, вновь не расквасив себе до крови нос.
Джендрон наклонился и потрогал смешно вывернутую шею фермера.
- Мертвый.
- Что это такое, рассыпанное там вокруг него? Эти белые куски?
Джендрон подобрал самый большой кусок.
- Думаю, это что-то из тех компьютерных штуковин с музыкой. Наверное, разбилась, когда он врезался
в… - Он махнул рукой перед собой. - Ну, ты понимаешь.
Издалека донеся вой, он звучал более хрипло и громче чем предыдущий звук городской ревуна.
Джендрон бросил в ту сторону короткий взгляд.
- Пожарная сирена, - произнес он. - Очень своевременно они.
- Пожарные едут из Касл Рока, - произнес Барби. - Я их слышу.
- Неужели? Тогда у тебя слух острее моего. Повтори-ка мне вновь свое имя, друг.
- Дейл Барбара. Для друзей - просто Барби.
- Ну, Барби, что теперь?
- Предлагаю идти дальше. Мы уже ничем не поможем этому парню.
- Да уж. Даже позвонить по телефону никому не можем, - мрачно согласился Джендрон. - Мой
мобильный остался там. А у тебя, думаю, его нет?
Барби имел мобильный телефон, но оставил его в теперь уже освобожденной квартире, вместе с
запасной парой носков, джинсами, рубашками и нижним бельем. Он отправился покорять новые земли
только с тем, что было одето на нем, потому что ничего не желал нести с собой из Честер Милла. Кроме
пары приятных воспоминаний, но для них ему не нужны были, ни чемоданы, ни даже рюкзак.
Такие вещи тяжело объяснять чужому человеку, и он лишь кивнул головой.
Сидение «Дира» было покрыто старым одеялом. Джендрон заглушил двигатель трактора, вытащил
одеяло и накрыл им тело.
- Надеюсь, он слушал что-то, что ему нравилось, когда это случилось, - произнес он.
- Да, - согласился Барби.
- Идем. Давай дойдем до конца этого невесть чего. Я хочу пожать тебе руку. Может, даже получится
прорваться и обнять тебя.
5
Вскоре после того, как было найдено тело Руа - сейчас они уже были почти рядом с местом аварии на
шоссе 117, хотя сами пока что этого не знали, - им попался маленький ручей. Оба застыли молча, каждый по
свою сторону барьера, смотря на это чудо.
Наконец Джендрон произнес:
- Святой Иисус-гимнаст.
- На что это похоже с твоей стороны? - спросил его Барби. Сам он только видел, как поднимается и
растекается по рощице вода. На вид это было похоже на то, если бы ручей перегородила какая-то невидимая
плотина.
- Даже не знаю, как это описать. Сроду не видел ничего подобного.
Джендрон замолчал, сжав ладонями себе щеки, от чего его и без того длинное лицо стало еще более
похожим на персонаж картины Эдварда Мунка[49] «Крик».
- Хотя нет. Видел. Однажды. Немного похоже. Когда принес домой парочку золотых рыбок в подарок
моей дочурке на шестилетие. Или, может, ей тогда исполнилось семь. Я принес их из зоомагазина домой в
пластиковом пакете, вот и здесь теперь что-то похоже на воду на дне пластикового пакета. Только не
обвисшего, а с плоским дном. Вода встает дыбом попадая на эту… штуку, а с твоей стороны растекается по
сторонам.
- И совсем не протекает на твою сторону?
Упершись ладонями в колени, Джендрон наклонился и прищурил глаза.
- Да нет, немного протекает. Но немного, так, чуть-чуть струится. И никакого мусора, который вода
обычно несет за собой. Ну, там веточки, листочки и все такое.
Они отправились далее, Джендрон со своей стороны, Барби со своей. И никто из них все еще не
воспринимал собственное положение как «внутри» и «снаружи». Они не предполагали даже мысли, что этот
барьер может не иметь конца.
6
Вот тогда они и подошли к шоссе 117, где произошла другая ужасная авария - два автомобиля и, по
меньшей мере, двое погибших, как показалось Барби. А вон и еще один, сгорбленный за рулем старенького,
почти дотла разрушенного «Шевроле». Но здесь нашелся и уцелевший человек, она сидела, склонив голову,
около «Мерседес-Бенца» с разбитым передком. Поль Джендрон бросился к ней, тогда как Барби ничего не
оставалось, кроме как стоять и смотреть. Женщина увидела Джендрона и предприняла попытку встать.
- Нет, мадам, не стоит, не надо вам подниматься, - сказал тот.
- Мне, кажется, не так уже и плохо, - произнесла она. - Просто… понимаете, перенервничала.
По какой-то неизвестной причине она принужденно рассмеялась собственным словам, хотя лицо у нее
было опухшим от слез.
В это мгновение появился еще один автомобиль, он едва двигался, за его рулем сидел пожилой
мужчина, который возглавлял череду с полдесятка других, безусловно, нетерпеливых, водителей. Увидев
аварию, он остановился. Машины позади него тоже встали.
Эльза Эндрюс была уже на ногах и достаточно овладела собой, чтобы произнести слова, которые стали
вопросом этого дня.
- На что мы наткнулись? Не на эту же машину, потому что Нора ее объехала.
Джендрон ответил ей абсолютно честно:
- Не знаю, мадам.
- Спроси, есть ли у неё мобильник, - сказал Барби, и тогда обратился к прибывающим зрителям. - Эй! У
кого-то есть телефон?
- У меня, мистер, - откликнулась одна женщина, но прежде чем она успела произнести что-либо еще,
все они услышали приближение звуков тах-тах-тах. Вертолет.
Барби с Джендроном обменялись тревожными взглядами.
Сине-белый вертолет полетел низко. Курсом на столб дыма, который обозначил место аварии лесовоза
на шоссе 119, но воздух был удивительно ясен, с тем едва ли не увеличивающим эффектом, каким бывает в
наилучшие дни на севере Новой Англии, и Барби легко прочитал большую цифру 13 на борту вертолета. А
также увидел глаз - логотип компании Си-Би-Эс[50]. Это был вертолет их службы новостей, из Портленда.
Он, несомненно, уже находился где-то в этом районе, подумал Барби. А тут вдруг случилась возможность
отснять несколько сочных кадров с места аварии для шестичасового выпуска новостей.
- Ох, нет, - простонал Джендрон, прикрыв ладонью глаза от солнца. И тогда закричал: - Прочь отсюда,
глупцы! Заворачивайте назад!
Конечно, без толку. Одновременно также он начал широко размахивать руками, словно кого-то
отгоняя.
Из-за спин Барби и Джендрона удивленно смотрела Эльза.
Вертолет снизился на высоту деревьев и повис на месте.
- Мне кажется, все будет хорошо, - выдохнул Джендрон. - Люди, которые остались на той дороге,
наверное, ему тоже махали, чтобы не подлетал. Пилот должен был бы понять…
Но тут вертолет качнулся в северную сторону, чтобы повиснуть над лугом Алдена Динсмора для
выбора другого угла съемки и наткнулся на барьер. Барби увидел, как разнесло один из роторов. Вертолет
одновременно швырнуло вниз и в сторону. И тут же он взорвался, заливая свежим огнем дорогу и поля по ту
сторону барьера.
По сторону Джендрона.
Снаружи.
7
Джуниор Ренни украдкой, как вор, пробрался в дом, в котором он вырос. Или как призрак. В доме,
конечно, было пусто; его отец должен был сейчас находиться на своей гигантской площадке, где стояли
подержанные автомобили, около шоссе 119 (Джуниоров приятель Фрэнк иногда называл это место Святым
Алтарем Не Надо Наличности), а Френсин Ренни уже четыре года, как постоянно отдыхала на кладбище
Утешительные Холмы. Городской ревун замолчал, и звуки полицейских сирен ослабли, отдалившись куда-то
в южном направлении. В доме стояла благословенная тишина.
Он принял пару пилюль имитрекса, снял одежду и зашел в душ. А когда вышел, увидел кровь на своих
брюках и рубашке. Сейчас он не мог этим заниматься. Закинул одежду под кровать, задернул шторы, заполз
в постель и натянул себе на голову одеяло, как делал это когда-то, еще ребенком, прячась от чудовищ,
которые живут в шкафу. Так он и лежал, дрожа, а в голове у него гудело, словно там били все колокола ада.
Он уже было задремал, как внезапно проснулся от звуков пожарной сирены. Его вновь начало
колотить, но голову слегка отпустило. Он еще немного поспал, и тогда начал думать, что делать дальше. Изо
всех вариантов наилучшим пока что казалось самоубийство. Потому что изобличение неминуемо. Он не
может даже вернуться туда и убрать; не хватит времени, потому что скоро домой вернутся из своих
субботних поездок Генри и Ладонна Маккейн. Он может убежать - возможно, - но не раньше, чем перестанет
болеть голова. Ну, и конечно, ему надо одеться. Кто же начинает жизнь беглеца в виде голой наживки?
А, в общем-то, убить себя, наверняка, было бы наилучшим решением. Хотя в таком случае
победителем окажется этот педрила-повар. И если все взвесить, именно этот мерзкий повар во всем и
виноват.
Потом замолчала и пожарная сирена. Джуниор проспал все время с головой, накрытой одеялом. А
когда проснулся, было уже девять вечера. Боль в его голове спала.
В доме было по-прежнему пусто.
ХРЕНОВЕРТЬ
1
Визгливо остановив свой «Хаммер Эйч-3 Альфа»[51] (цвет: черная жемчужина, аксессуары: все
включено), Большой Джим Ренни достиг именно того, что ему всегда нравилось - на целых три минуты
опередил городскую полицию. Опережай конкурентов - было лозунгом Ренни.
Эрни Келверт все еще говорил по телефону, но руку в небрежном приветственном жесте поднял.
Волосы у него были разлохмаченные, а вид вообще ошалевше-возбужденный.
- Эй, Большой Джим, я до них дозвонился!
- До кого? - бросил Ренни небрежно. Он засмотрелся на останки того, что очевидно было когда-то
самолетом, и на погребальный костер, в котором догорал лесовоз. Явный беспорядок, да еще и из тех, что
оставляют синяки на лице города, особенно учитывая то, что обе новенькие пожарные машины сейчас
находятся в Роке. На учениях, куда он сам их направил… но на бумаге, которой это было утверждено, стоит
подпись Энди Сендерса, потому что Энди - первый выборный. Вот и хорошо. Ренни был большим
почитателем того, что сам называл «коэффициентом защищенности», и, занимая должность второго
выборного, представлял собой как можно лучшее олицетворение этого коэффициента в действии: вся власть
в твоих руках (особенно, когда первый выборный такое чмо, как Сендерс), и почти никакой ответственности,
если вдруг что-то обернется не тем боком.
А здесь такие дела, которые Ренни, еще в шестнадцатилетнем возрасте отдавший свое сердце Иисусу и
никогда не ругавшийся, называл «хреновертью».
Нужно предпринять какие-то шаги. Установить контроль над ситуацией. Потому что на старого ишака
Говарда Перкинса в этом деле он полагаться не может. Возможно, Перкинс и был вполне адекватным шефом
полиции лет двадцать назад, но теперь у нас новое столетие.
Окинув глазами место происшествия, Ренни насупился еще больше. Многовато зевак. Их, конечно,
всегда собирается много во время таких событий, люди любят кровь и разрушения. А некоторые из них
словно играются в какую-то безобразную игру: выхваляются один перед другим, или что-то такое.
Мерзкие существа.
- Ну-ка, люди, отойдите-ка оттуда! - воззвал он. Хороший голос он имел для отдачи приказов, громкий
и уверенный. - Здесь не что-нибудь, а место катастрофы!
Эрни Келверт - просто идиот, в городе их много, у Ренни было подозрение, что в любом городе их
полно, - дернул его за рукав.
- Большой Джим, я дозвонился в ВВСНГ, и они…
- Кому? Куда? О чем это ты лепечешь?
- О Военно-воздушных силах Национальной гвардии!
Чем дальше, тем хуже. Кто-то играется в игры, а этот дурак звонит по телефону в…
- Эрни, зачем ты им звонил, ради Бога?
- Потому что он сказал… тот парень сказал… - А впрочем, Эрни не мог к черту вспомнить, что именно
сказал ему Барби, и, продолжил дальше: - Ну, короче, полковник из ВВСНГ выслушал все, что я ему
рассказал, и тогда соединил меня с офисом Службы национальной безопасности в Портленде. Так просто
напрямую и соединил!
Ренни хлопнул себя по щекам обеими ладонями, как это с ним часто случалось в раздражении. Этот
жест делал его похожим на Джека Бэнни[52], только хладнокровного. Как и Бэнни, Большой Джим тоже
время от времени рассказывал анекдоты (приличные). Он шутил, потому что торговал автомобилями, а также
потому, что знал - от политиков ожидают шуток, особенно, когда приближаются выборы. Поэтому он всегда
имел небольшой, понемногу возобновляемый запас того, что он сам называл «приколами» (как вот говорят
«Ну что, ребята, хотите услышать прикол?»). Он запоминал их, как турист в чужой стране заучивает
полезные фразы типа «Где здесь у вас туалет?» или «Есть ли в этом поселке отель с интернетом?».
Но сейчас он не шутил.
- Служба национальной безопасности! Ради какого такого никчемного черта? - Слово никчемный было
любимым эпитетом Ренни.
- Потому что тот парень сказал, что что-то перегородило дорогу. И так оно и есть, Джим! Что-то такое,
чего нельзя увидеть! Люди могут на него опереться! Видишь? Вот, они как раз именно это и делают. Или…
если бросить туда камень, камень отскочит! Смотри!
Эрни поднял камень и зашпулил. Ренни даже не шелохнулся, чтобы посмотреть, куда тот полетел; он
был уверен, что если бы камень попал в кого-то из тех зевак, прозвучал бы вопль.
- Лесовоз врезался в него… в это невесть что… и самолет также! А еще тот парень сказал мне, чтобы
я…
- Не гони так. О каком это парне мы говорим?
- Молодой такой, - вмешался Рори Динсмор. - Он еще готовит в «Розе-Шиповнике». Если закажешь
непрожаренный гамбургер, именно такой и получишь. Мой отец говорит, что непрожаренные гамбургеры
почти нигде не готовят, потому что никто не умеет, но этот парень знает как. - Его лицо расплылось в
чрезвычайно сладкой улыбке. - И я знаю его имя.
- Заткни глотку, Pop! - крикнул на него брат. Лицо мистера Ренни помрачнело. Олли Динсмор по
собственному опыту знал, что точь-в-точь такое выражение лица принимают учителя, прежде чем оставить
тебя после уроков в конце учебной недели.
Но Рори не обращал внимания.
- У него еще такое девчоночье имя! Бааарбара!
«Как раз когда я думал, что больше никогда его не увижу, это ничтожество вновь всплыло здесь, подумал Ренни. - Это штопанное непутевое ничтожество».
Он обратился к Эрни Келверту. Полиция уже прибыла, но Ренни подумал, что еще успеет положить
конец новой бессмыслице, которую и здесь умудрился спровоцировать этот Барбара. Ренни его не заметил
где-то поблизости. Да и не ожидал этого, по-правде. Такие, как Барбара, любят замутить воду, организовать
бардак, а сами дать деру.
- Эрни, - обратился он к Келверту. - Тебя неправильно проинформировали.
Вперед выступил Алден Динсмор.
- Мистер Ренни, я не пойму, как вы можете такое говорить, когда сами не знаете, в чем состоит
информация.
Ренни ему улыбнулся. По крайней мере, растянул губы.
- Я знаю Дейла Барбару, Алден; и одной этой информации мне уже достаточно. - Он вновь обратился к
Эрни Келверту. - Итак, если тебе больше…
- Тихо, - поднял руку Келверт. - Кто-то на связи.
Большому Джиму не нравилось, когда кто-то его затыкал, а особенно если этим кто-то был какой-то
бакалейщик на пенсии. Он вырвал телефон из рук Эрни так, словно Келверт был его секретарем, который
держит телефонную трубку, только чтобы передать ее босу.
Голос в мобильном произнес:
- С кем я говорю? - Меньше чем полдесятка слов, но их хватило, чтобы Ренни понял, что он имеет дело
с каким-то сукиным сыном, чиновником. Знает Бог, он имел дело с достаточным их количеством за свои
тридцать лет заседания в городском совете, и федеральные чиновники были изо всех их наихудшими.
- Говорит Джеймс Ренни, второй выборный Честер Милла. А вы кто, сэр?
- Доналд Возняк, Служба национальной безопасности. Как я понял, у вас там возникла какая-то
проблема на шоссе № 119. Какого-то рода препятствие.
Препятствие? Препятствие? Что это еще за федеральный жаргон?
- Вас дезинформировали, сэр, - ответил Ренни. - У нас здесь самолет - самолет гражданский, местный
самолет - пытался совершить посадку на шоссе и столкнулся с грузовым автомобилем. Ситуация находится
под полным контролем. Мы не нуждаемся в помощи Службы национальной безопасности.
- Мистер Ренни, - произнес фермер. - Здесь совсем не то случилось.
Ренни отмахнулся от него и двинулся к первой полицейской машине. Из нее вылезал Хэнк Моррисон.
Упитанный, футов шесть роста или около того, но полный лентяюга. А за ним подкатила и девушка с
добротными, большими сиськами. Веттингтон ее фамилия, эта еще хуже, чем лентяюга: острый язык при
тупой башке. А уже далее, вслед за ней, подъехал Питер Рендольф. Заместитель шефа Рендольф был Ренни
по душе. Это человек, который готовый был обо всем позаботиться. Если бы это Рендольф был дежурным в
ту ночь, когда случилась передряга возле той идиотской клоаки, типа бара, Большой Джим был почти уверен,
что мистер Дейл Барбара едва ли ошивался бы сегодня в городе, да еще и кого-то поучал. Фактически,
мистер Барбара сидел бы сейчас за решеткой в Роке. И для Ренни такой вариант был бы самым приятным.
Тем временем мужик из Службы нацбезопасности - и у них хватает наглости называть себя агентами? все еще что-то верещал.
Ренни перебил его.
- Благодарю за внимание с вашей стороны, мистер Вознер, но мы и сами здесь уже справились. - И, не
прощаясь, нажал кнопку «сброс». Отдал телефон Эрни Келверту.
- Джимми, не думаю, что это было разумно.
Ренни его проигнорировал, он смотрел на Рендольфа, который, не выключая мигалки, остановился за
машиной этой девки Веттингтон. В голове мелькнуло, не пойти ли с ним поздороваться, но он отлгнал эту
идею раньше, чем она успела полностью сформироваться в его голове. Пусть Рендольф сам к нему подойдет.
Именно так все должно быть. И так оно и будет, во славу Господа.
2
- Большой Джим, - начал Рендольф. - Что здесь случилось?
- Думаю, тут все ясно, - ответил Джим. - Самолет Чака Томпсона немного не поладил с лесовозом.
Похоже на то, что они сыграли вничью.
Тут он услышал приближение сирен со стороны Касл Рока. Почти наверняка сюда направляются
несколько спасательных бригад (Ренни надеялся, что их две новых - и ужасно дорогие - пожарные машины
тоже в их числе; было бы лучше, если бы никто не понял, что обе их пожарные обновки находились вне
города, когда случилась эта катастрофа). Скоро должны появиться и медики «скорой помощи», и тамошняя
полиция.
- Тут совсем не то случилось, - упрямо повторил Алден Динсмор. - Я был как раз там, в саду, и видел,
что самолет просто…
- Наверное, лучше отодвинуть этих людей подальше, как думаешь? - спросил Ренни у Рендольфа,
показывая на зевак. Со стороны лесовоза их стояло много, стараясь держаться подальше от догорающих
останков, а еще больше их было со стороны Милла. Это уже начинало напоминать какой-то фестиваль.
Рендольф обратился к Моррисону и Веттингтон.
- Хэнк, - произнес он, показывая на зевак из Милла. Кое-кто из них уже начал исследовать
разбросанные вокруг обломки Томпсонского самолета. Звучали испуганные вскрики, когда чьим-то глазам
приоткрывались новые части тел.
- Эй, - произнес Моррисон и двинулся вперед.
Рендольф направил Веттингтон на зрителей со стороны лесовоза.
- Джеки, а ты займись… - И тут Рендольф застыл.
Фанаты аварии в южном направлении от места происшествия скучились по обе стороны дороги: одна
группа на коровьем пастбище, вторая - по колени в кустарнике. Зеваки стояли с тем выражением идиотского
удивления на лицах, которое так хорошо был знакомо Ренни, на отдельных лицах он наблюдал его каждый
день, а в толпе - каждый март, во время общего городского собрания. Вот только эти люди смотрели не на
горящий лесовоз. А теперь и Рендольф тоже, конечно не дурак (отнюдь не мудрец, но он, по крайней мере,
точно знал, с какой стороны намазан маслом его ломоть хлеба), вместе со всеми засмотрелся на то место и
также удивленно разинул рот. И Джеки Веттингтон туда смотрела.
На дым смотрели все они. Дым, который доносился от горящего лесовоза.
Темный, жирный дым. Люди, которые стояли против ветра, должны были бы задыхаться и кашлять от
него, тем более что с юга как раз веяло легким бризом, но их дым не касался. И Ренни понял причину. В
такое трудно было поверить, но он видел это собственными глазами. Дым действительно несло на север, но
по дороге он резко менял направление движения - едва ли не под прямым углом - и трубой поднимался
вверх, словно сквозь дымовую трубу. А еще он оставлял за собой темно-коричневый осадок. Длинную
полосу, которая, казалось, просто зависла в воздухе.
Джим Ренни затряс головой, чтобы прогнать с глаз это зрелище, но, как только перестал, то понял, что
никуда оно не делось.
- Что это? - спросил Рендольф кротким от удивления голосом.
Перед Рендольфом возник фермер Динсмор.
- Тот парень, - показал он на Эрни Келверта, - связался по телефону со Службой нацбезопасности, а
этот парень, - показал он на Ренни театральным жестом судебного оратора, который Ренни отнюдь не
понравился, - вырвал телефон у него из рук и выключил! Питер, он не должен был этого делать! Потому что
это не было обычным столкновением. Самолет никоим образом не приближался к земле. Я сам это видел.
Как раз накрывал овощи перед заморозками и сам все видел.
- И я тоже… - начал было Рори, но на этот раз уже его брат Олли дал младшенькому подзатыльник.
Рори распустил нюни.
Алден Динсмор продолжил.
- Он врезался во что-то. В то же самое, что и лесовоз. Оно там есть, его можно потрогать. Этот молодой
парень - повар - сказал, что тут надо установить запрещенную для полетов зону, и он был прав. Но мистер
Ренни, - тут он вновь показал на Ренни, словно сам был, по крайней мере, Пэрри Мейсоном[53], а не какимто деревенщиной, который зарабатывает себе на жизнь, пристраивая присоски к коровьим дойкам, - даже
говорить не захотел. Взял и выключил телефон.
Ренни не опустился до комментариев.
- Ты теряешь время, - напомнил он Рендольфу и, подступив ближе, добавил шепотом: - Дюк едет сюда.
Советую тебе не ловить ворон, а как можно скорее взять ситуацию под свой контроль, пока он еще не
прибыл, - тут он кинул ледяной взгляд на фермера. - Свидетелей можешь допросить позже.
Однако - вот наглец! - последнее слово произнес Алден Динсмор:
- А этот парень Барбер был-таки прав. Он был прав, а Ренни сейчас не прав.
Ренни записал себе мысленно, что надо будет попозже разобраться с Алденом Динсмором. Все
фермеры рано или поздно приходят к выборному с протянутой рукой - просят каких-либо поблажек, скажем,
при определении границ, либо еще что-то – итак, когда в следующий раз появится мистер Динсмор, пусть
добра не ждет, потому что Ренни ему все припомнит. Ренни никогда не забывает таких вещей.
- Давай, наводи здесь порядок! - приказал он Рендольфу.
- Джеки, убери оттуда людей, - показал заместитель шефа на зевак по обе стороны лесовоза. - Установи
периметр.
- Сэр, те люди находятся на территории Моттона, и я думаю…
- Меня это не касается, оттесни их оттуда. - Рендольф бросил взгляд через плечо туда, где тяжело
вылезал из зеленой начальствующей машины Дюк Перкинс - машины, которую Рендольф давно мечтал
ставить у себя перед домом. И будет ставить, с помощью Большого Джима Ренни. Скорее всего, в
ближайшие три года это произойдет точно. - Поверь, когда сюда приедут полицейские из Касл Рока, они тебя
только поблагодарят. А что касается… - она показала на грязную полосу дыма, которая продолжала
расползаться.
Ярко раскрашенные октябрем деревья виднелись сквозь нее, словно убранные в какую-то темно-серую
униформу, а небо приобретало болезненный оттенок пожелтевшей голубизны.
- Держись от нее подальше, - посоветовал Рендольф, и двинулся помогать Хэнку Моррисону
устанавливать периметр со стороны Милла. Но сначала он должен был ввести в курс дела Перка.
Джеки приблизилась к людям около лесовоза. Толпа на той стороне все время росла, поскольку те, кто
прибыл первыми, не ленились названивать по своим мобильникам. Некоторые из них уже успели
позатаптывать небольшие возгорания в кустарнике, и это было хорошо, но сейчас все просто стояли и ловили
ворон. Она замахала руками так же, как делал это Хэнк на Милловской стороне, заводя такую же самую
мантру.
- Назад, граждане, все кончилось, ничего нового вы больше не увидите, уступите дорогу для проезда
пожарных и полиции, отступите назад, освободите территорию, расходитесь по домам, наза…
Она ударилась обо что-то. Ренни не имел понятия, что бы это могло быть, но результат увидел. Сначала
на что-то натолкнулись поля шляпы, ее шляпы. Они изогнулись, шляпа взлетела и покатилась ей за спину.
Через короткое мгновенье и ее наглые сиськи - эта аспидская пара разрывных снарядов - сплющились. А
следом она уже имела расквашенный нос, кровь из которого выплеснулась прямо на что-то… и начала
стекать длинными струйками, как бывает, стекает краска по стене. С шокированным лицом она плюхнулась
на свою пухленькую задницу.
Вражина-фермер и тут вставил шпильку.
- Видел? А что я говорил?
Рендольф с Моррисоном не видели. И Перкинс не видел; они как раз совещались втроем около капота
шефского авто. Ренни едва не позвал на помощь Веттингтон, но к ней уже поспешили другие, а кроме того,
она сидела слишком близко к тому что-то, на что наткнулась. Вместо того он поспешил к мужчинам,
напустив на себя авторитетный вид, выпятив вперед солидный живот. И не забыл по дороге бросить косой
взгляд на фермера Динсмора.
- Шеф, - произнес он, вклинившись между Моррисоном и Рендольфом.
- Привет, Большой Джим, - кивнул ему Перкинс. - Ты, вижу, напрасно времени здесь не терял.
Возможно, со стороны Дюка это была шпилька, но Ренни, старая хитрая лиса, не заглотнул наживку.
- Боюсь, здесь происходит кое-что сложнее того, что видит глаз. Думаю, кому-то надо немедленно
связаться со Службой нацбезопасности. - Сделав паузу, он принял еще более серьезный вид. - Я не говорю,
что здесь замешан терроризм… однако не могу и сказать, что здесь нет его следа.
3
Дюк Перкинс смотрел мимо Большого Джима. Туда, где Эрни Келверт с Джонни Карвером,
заведующим Милловским магазином «Топливо & Бакалея», как раз поднимали на ноги Джеки. Вид она
имела немного одурманенный, из носа текла кровь, но вообще-то с ней все вроде бы было хорошо. Однако
сама ситуация, в целом, не была нормальной. Конечно, любая авария, где есть жертвы, определенной мерой
порождает такое ощущение, но здесь и сейчас было больше странного, чем обыкновенно.
Во-первых, самолет не делал попытки приземлиться. Дюку не верилось в эту версию, потому что
многовато валялось вокруг обломков, к тому же раскидало их по весьма большой площади. А еще и зеваки.
Они неправильно стояли. Рендольф этого не замечал, а вот шеф Перкинс сразу обратил на это внимание. Они
должны были бы сбиться в одну большую беспорядочную кучу. Так случается всегда, потому, что так люди
чувствуют себя комфортнее перед лицом смерти. А тут они стояли двумя отдельными группами и та, которая
находилась за пределами его города, на моттонской стороне, держалась ну очень уж близко ко все еще
горящему лесовозу. Ведь если ближе к нам нет никакой опасности, удивлялся он… то почему же они не
приближаются сюда?
Из-за поворота на юге вынырнули первые пожарные машины. Целых три. Дюк радостно отметил про
себя, что вторая в колонне имеет на борту надпись золотыми буквами: ПОЖАРНАЯ ЧАСТЬ ЧЕСТЕР
МИЛЛА. ЭКИПАЖ № 2. Толпа сдвинулась по обочинам в низкорослые кусты, давая место для проезда
пожарным. Дюк вновь посмотрел на Ренни.
- Что именно здесь произошло? Ты знаешь?
Ренни открыл было рот, но не успел что-либо произнести, как заговорил Эрни Келверт.
- Шеф, поперек дороги установился какой-то барьер. Его не видно, но он там есть. В него и врезался
лесовоз. И самолет тоже.
- Истинная правда, - воскликнул Динсмор.
- И офицер Веттингтон тоже в него врезалась. Ей еще повезло, что она двигалась медленно, - добавил
Джонни Карвер, не переставая обнимать одной рукой Джеки, которая все еще выглядела ошеломленной.
Дюк заметил ее кровь на рукаве куртки Карвера с надписью: В МИЛЛЕ Я ЗАПРАВИЛСЯ ЗА БЕСЦЕНОК.
С моттонской стороны подъехал еще и третий пожарный автомобиль. Два первых, став в позицию V,
уже успели заблокировать шоссе. Пожарные из них уже высадились и разматывали свои рукава. Дюк
услышал сигналы машины скорой помощи, которая мчалась сюда из Касл Рока. «А где же наши?» - удивился
он. Или они тоже к черту поехали на эти идиотские учения? Не хотелось ему в это верить. Разве кто-то в
здравом уме посылал бы медиков к подожженному пустому дому?
- Там, кажется, есть какой-то невидимый барьер… - начал Ренни.
- Конечно, я об этом уже слышал, - оборвал его Дюк. - Не знаю, что это означает, но мне это уже
известно.
Он покинул Ренни, подойдя к своей окровавленной подчиненной, и не увидел, как на такое
пренебрежение покрылись багряным румянцем щеки второго выборного.
- Джеки? - кротко положил ей на плечо руку Дюк. - Ты в порядке?
- Да, - она потрогала свой нос, кровотечение из которого уже уменьшилось. - Как он на вид, не
сломанный? По моим ощущениями, вроде бы нет.
- Да нет, не сломан, но распухнет. Впрочем, думаю, еще к Осеннему балу урожая ты вновь будешь
выглядеть хорошенькой.
Она ответила кривой улыбкой.
- Шеф, - напомнил о себе Ренни. - Я считаю, мы должны кому-то позвонить по телефону по этому
поводу. Если не в Службу национальной безопасности - на трезвый ум это кажется немного радикальным то, может, в полицию штата…
Дюк отодвинул его в сторону. Деликатно, однако, недвусмысленно. Чуть ли не оттолкнул. Ренни сжал
пальцы в кулаки, потом их разжал. Он построил себе такую жизнь, в которой сам был толкателем, а не тем,
кого отталкивают, однако это не противоречило тому факту, что кулаки - средство идиотов. Подтверждением
тому является его собственный сын. Однако все факты пренебрежения надо запоминать, чтобы на них
ответить. Конечно, когда-нибудь попозже… потому что иногда позже - лучше.
Слаще.
- Питер! - позвал Дюк Рендольфа. - Свяжись-ка с госпиталем и спроси, где к черту наша санитарная
машина! Она мне нужна здесь!
- Это и Моррисон может сделать, - ответил Рендольф, доставая из своей машины камеру, и отвернулся,
чтобы фотографировать место происшествия.
- Это сделаешь именно ты, и немедленно!
- Шеф, я не думаю, что Джеки так уж пострадала, да и никто не…
- Когда мне нужно будут твоё мнение, Питер, тогда я и буду о нем спрашивать.
Куда и делось нахальство Рендольфа, едва только он заметил, какое выражение приобрело лицо Дюка.
Он бросил камеру назад, на переднее сидение своей тачки, и достал мобильный телефон.
- Что это было, Джеки? - спросил Дюк.
- Не знаю. Сначала во мне все затрепетало, так, когда случайно дотронешься до вилки штепселя, когда
включаешь его в розетку. Это ощущение исчезло, но я сразу же ударилась об… черт, я и сама не знаю, обо
что я ударилась.
- Аааах, - вскрикнула толпа. Пожарные направили свои шланги на горящий лесовоз, но те струи,
которые летели мимо него далее, от чего-то отскакивали. Наталкивались на что-то и отбрызгивали назад,
создавая в воздухе радугу. Дюк никогда в жизни не видел ничего подобного… разве что, сидя в машине в
автомойке, когда мощные насосы лупят тебе прямо в лобовое стекло.
И тогда он увидел еще одну радугу, на их, Милловской стороне: небольшую. Одна из толпы - Лисса
Джеймисон, городская библиотекарша - направилась туда.
- Лисса, не приближайся к ней! - позвал ей Дюк.
Женщина не обратила внимания. Двигалась, словно загипнотизированная. И тогда, растопырив руки,
она остановилась в нескольких дюймах от того места, куда мощно садили струи воды и, ударяясь об
прозрачный воздух, рикошетили назад. Он увидел, как проблескивают капельки росы на ее, убранных на
затылке под сеточку, волосах. Маленькая радуга рассыпалась, а потом вновь сформировалась позади нее.
- Всего лишь мелкие капельки! - произнесла она восхищено. - Оттуда такой напор воды, а здесь всего
лишь мелкие капельки! Словно из увлажнителя воздуха.
Питер Рендольф задрал руку с телефоном:
- Сигнал есть, но я не могу дозвониться. По моему мнению, - он обвел широким жестом окружающую
толпа, - все эти люди блокируют связь.
Дюк не знал, возможно ли такое, но действительно, едва не каждый из тех, кого он здесь видел, или
что-то бубнил в свой телефон, или делал им снимки. Кроме Лиссы, правда, которая не прекращала играться в
лесную нимфу.
- Пойди, забери ее оттуда, - приказал Дюк Рендольфу. - Оттяни ее назад, пока она не начала
провозглашать пророчества или еще что-нибудь такое.
Лицо Рендольфа явным образом давало понять, что его возможности выше уровня таких приказов,
однако он все-таки пошел. Дюк хохотнул. Коротко, но искренне.
- Что здесь, ради всего святого, ты видишь, достойного смеха? - спросил Ренни.
С моттонской стороны подъехали еще и полицейские округа Касл. Если Перкинс не поспешит, службы
из Рока перехватят контроль над всем местом происшествия. И тогда все заслуги, Боже избавь, достанутся
им.
Хохотать Дюк перестал, но улыбки не скрывал. Оставаясь, однако, невозмутимым.
- Здесь такая хреноверть, это же твое слово, разве нет, Большой Джим? А мой опыт подсказывает мне,
что иногда смех является единственным средством против хреноверти.
- Я не имею ни малейшего представления, о чем это ты говоришь! - уже почти кричал Ренни.
Мальчик Динсмора пошел на попятную от него и встал рядом с отцом.
- Знаю, - мягко произнес Дюк. - Ну, и хорошо. Все, что тебе следует понимать, это то, что главный
представитель сил правопорядка на месте происшествия - я. По крайней мере, пока сюда не прибудет шериф
округа, а ты – всего лишь городской выборный. Ты не имеешь здесь официального статуса, поэтому советую
тебе отойти назад.
Показывая рукой туда, где офицер Генри Моррисон, обходя стороной два самых больших обломка
самолета, натягивал желтую ленту, Дюк громко приказал:
- Всем отойти назад, не мешайте нам делать нашу работу! Следуйте за выборным Ренни. Он отведет
вас за желтую ленту.
- Дюк, мне это не нравится, - произнес Ренни.
- Пусть благословит тебя Господь, но мне на это насрать, - ответил Дюк. - Прочь с моих глаз, Большой
Джим. И не забудь обойти желтую ленту. Не хватало нам еще, чтобы Генри дважды ее натягивал.
- Шеф Перкинс, советую вам не забывать, как вы разговаривали со мной сегодня. Потому что сам я об
этом не забуду.
Ренни отправился к ленте. За ним потянулись и другие зеваки, большинство из них оглядывались назад,
на то место, где вода билась в запачканный дизельным дымом барьер и разлеталась брызгами, образовывая
на дороге влажную полосу. Иные, самые внимательные (тот же Эрни Келверт) уже обратили внимание на то,
что и оказия пролегает точно вдоль межевой линии между Моттоном и Миллом.
Ренни ощутил детский соблазн разорвать грудью аккуратно натянутую Хэнком Моррисоном ленту, но
удержался. А впрочем, обходить ее стороной, цепляясь за репейники своими брюками от «Land's End»[54],
он все равно не будет. Они ему стоили шестьдесят долларов. Немного приподняв ленту вверх одной рукой,
он проскользнул под ней. Серьезно наклоняться ему мешал живот.
Позади него Дюк медленно двинулся к тому месту, где Джеки пережила столкновенье с ничем. Одну
руку он протянул впереди себя, словно слепой, который нащупывает путь в незнакомой комнате.
Вот здесь она упала… а здесь…
Он ощутил трепет, о котором она говорила, но вместо того, чтобы пройти, вибрация в нем усилилась до
жгучей боли в левой ключице. Времени у него хватило разве на то, чтобы вспомнить последние слова,
сказанные ему Брендой: «Берегись со своим сердечным стимулятором» - и тогда тот взорвался у него в груди
с такой силой, что прорвал свитер «Уайлдкетс», который Дюк одел этим утром в честь сегодняшней игры.
Кровь, лоскуты ткани и куски плоти выплеснулись на барьер.
Толпа ахнула.
Дюк попытался произнести имя жены, но не смог, однако лицо ее ясно проявилось в его воображении.
Она улыбалась.
А дальше - тьма.
4
Мальчика звали Бэнни Дрэйк, и он был Рейзором[55]. «Рейзорами» называло себя сообщество, к
которому принадлежали немногочисленные, но ярые скейтбордисты, которых не жаловала, но вне закона
все-таки не ставила местная полиция, несмотря на принуждение ее к этому со стороны выборных Ренни и
Сендерса (на общем городском собрании в прошлом марте этот гармоничный дуэт успешно заблокировал
выделение бюджетных средств на создание безопасного скейтодрома на городской площади за сценой).
Взрослого звали Эрик «Расти»[56] Эверетт, он был помощником врача по имени Рон Гаскелл, которого
сам Расти мысленно называл Удивительным Чудотворцем Страны Оз. «Потому что, - мог бы объяснить
фельдшер Расти (если бы отважился на проявление такой нелояльности перед кем-то другим, кроме
собственной жены), - он всегда остается за кулисами, пока я делаю всю работу».
Сейчас он искал в карточке дату, когда Мастеру Дрэйку в последний раз делали прививку против
столбняка. Осень 2009-го, очень хорошо. Особенно учитывая то, что юный Мастер Дрэйк, делая вилсон[57],
поцеловался с бетоном и хорошенько разодрал себе голень. Не то чтобы очень серьезная травма, но и не
просто царапина.
- Чувак, электричество вновь включили, - ознакомил его с новостью Мастер Дрэйк.
- Это генератор, чувачок, - ответил Расти. - Тянет на себе весь госпиталь вместе с амбулаторией. Круто,
да?
- Олдскульно, - согласился Мастер Дрэйк.
Некоторое время взрослый и подросток молча рассматривали шестидюймовую рану на голени Бэнни
Дрэйка. Очищенная от грязи и крови, она уже не казалась очень ужасной. Городской ревун замолчал, вместо
этого издалека донесся звук автомобильных гудков. И тогда вдруг заревела и городская пожарная сирена, и
они оба вздрогнули.
«В скором времени, и наша санитарная карета помчит, - подумал Расти. - Как на срачку. Хватит работы
и Твичу, и Эверетту. Надо бы мне здесь поспешить».
Вот только лицо у мальчика сильно побледнело, и еще Расти показалось, что в глазах его заблестели
слезы.
- Страшно? - спросил он.
- Немного, - ответил Бэнни Дрэйк. - Мамка меня уроет.
- Так это ты ее боишься? - он догадался, что Бэнни уже неоднократно получал взбучку. Интересно, как
часто пацану достается?
- А… очень больно будет?
Расти распечатал шприц. Потом уколол три куба ксилокаина с эпинефрином[58] - смесь
обезболивающих, которую он по старинке называл новокаином. Подождал немного, чтобы приступить,
наконец, к аккуратной очистке раны, надеясь не причинить мальчику боль, большую, чем та, которой
невозможно было избежать.
- Где-то так.
- Bay, бэби! - воскликнул Бэнни. - Сигнал к атаке: три синих свистка.
Расти расхохотался.
- Так это ты крутанул полную трубу[59] прежде чем вилсонуться? - ему это действительно было
интересно, как бывшему бордеру, который сам уже давно оставил это дело.
- Только половинку, но ощущение было чумовое! - расцвел Бэнни. - А сколько швов нужно, как ты
думаешь? Когда Норри Келверт прошлым летом шлепнулась с парапета в Оксфорде, ей наложили
двенадцать.
- Да нет, так много не будет, - заверил Расти. Он знал эту Норри, девочку мини-готку, чьим главным
желанием, как казалось, было разбиться на скейтборде раньше, чем она успеет родить от какого-нибудь
урода. Расти надавил кончиком иглы возле раны. - Чувствуешь здесь?
- Конечно, чувак, сполна. А ты слышал, как там что-то громыхнуло такое, будто бы стрельнуло?
Сидя в трусах на осмотровом столе, с подложенным под окровавленную ногу бумажным полотенцем,
Бэнни махнул рукой куда-то в южном направлении.
- Да нет, - ответил Расти.
На самом деле он слышал два звука, и не на выстрелы похожие, а на взрывы, к величайшему
сожалению. Надо быстрее заканчивать с мальчиком. И где же этот Чудотворец? Делает обход, говорила
Джинни. Что, скорее всего, означает - храпит в ординаторской больницы имени Катрин Рассел. Там и таким
образом по большей части и происходили теперь обходы Чудотворца.
- А теперь чувствуешь? - Расти вновь уколол иглой. - Не смотри туда, зрение тебя обманывает.
- Нет, дядя, ничего. Ты шутишь со мной.
- Отнюдь. У тебя там уже все занемело. - «И от страха тоже», - подумал про себя Расти. - Хорошо,
начнем. Ляг на спину, расслабься и наслаждайся полетом на лайнере авиакомпании «Кэти Рассел». - Он
промыл рану стерильным физиологическим раствором, очистил, подровнял своим надежным скальпелем №
10. - Будет шесть швов наилучшей, какая только у меня есть, нейлоновой нитью.
- Супер, - произнес мальчик и тут же добавил: - Меня, кажется, нудит.
Расти подал ему специально рассчитанный на такие случаи лоток, рыгальник, как они его здесь
называли.
- Блюй сюда, а если хочешь, можешь и отключиться.
Бэнни не упал в обморок. И не сблевал. Расти уже накладывал на рану стерильную повязку, когда
прозвучал короткий стук в двери, и в комнату заглянула Джинни Томлинсон.
- Я могу переговорить с тобой минутку?
- Не волнуйся за меня, - сказал Бэнни. - Мне сейчас хорошо, как после того, когда долго терпел, и
помочился. - Такой себе благонравный чувачок.
- Расти, пройдем в холл? - спросила Джинни. На мальчика она и глазом не повела.
- Бэнни, я скоро вернусь. Сиди спокойно, расслабляйся.
- Без проблем. Буду прохлабляться.
Расти вышел вслед за Джинни.
- Ургентная пора? - спросил он. Позади Джинни в пронизанной солнцем приемной сидела, мрачно
втупившись в книжку с эффектной красавицей на обложке, мать Бэнни.
Джинни кивнула.
- На сто девятнадцатом, около границы с Таркер Миллом. И еще одна авария, на другой границе Моттонской, но я слышала, что там все ПВВП. - Погибшие во время происшествия. - Столкновение
грузовика с самолетом. Самолет пытался приземлиться.
- Ты глумишься надо мной?
Элва Дрэйк подняла голову, поглядев в их сторону, и вновь погрузилась в чтение книжечки в яркой
бумажной обложке. А может, она просто пялилась в нее, сама тем временем думая, будет ли поддерживать
финансово ее муж до достижения Бэнни восемнадцатилетия.
- Это гарантировано серьезная ситуация, без дураков, - заверила его Джинни. - Я получила сообщение
еще и о других авариях…
- Пидерция.
- … и мужчина на том шоссе, которое пересекает границу с Таркером, еще жив. Водитель фургона,
кажется. Говорят разное. А Твич ждет.
- Ты сама закончишь с мальчиком?
- Конечно, а ты езжай.
- А доктор Пейберн?
- Он посещал своих пациентов в мемориальном госпитале Стивенса. - (Это была больница, которая
обслуживала Норвей и Саут-Перис.) - Уже по дороге сюда. Отправляйся, Расти.
Он задержался на минутку сказать миссис Дрэйк, что с Бэнни все обстоит благополучно. Элва не очень
обрадовалась этой новости, как ему показалось, но поблагодарила. Даги Твичел - Твич - сидел на бампере
старенькой машины скорой помощи, замену которой всячески откладывали покупать Джим Ренни с его
товарищами-выборными, и, греясь на солнышке, курил. В руке он держал портативную радиостанцию СиБи[60], из которой звучала бодрая болтовня: голоса, наскакивая один на другой, подпрыгивали, словно
кукурузные зерна на сковородке.
- Выбрось эту свою канцерогенную гадость и поехали, - сказал Расти. - Ты же знаешь, куда нам надо?
Твич стрельнул в сторону окурком. Вопреки его прозвищу[61], он был самым спокойным санитаром
изо всех, кого знал Расти, а это немало.
- Я знаю, что Джин-Джин тебе сказала - граница между Таркером и Честером, так?
- Так. Какой-то фургон перевернулся.
- Ну, а теперь планы изменились. Нам надо в другую сторону. - Он показал на юг, где поднимался
толстый столб дыма. - Ты никогда не мечтал увидеть место авиакатастрофы?
- Я видел. На военной службе. Двое ребят. То, что от них осталось, можно было намазывать на хлеб.
Мне этого достаточно, это ты здесь новичок. Джинни говорит, там все погибли, так зачем…
- Может, да, а может, и нет, - ответил Твич. - Но теперь там еще погиб и Перкинс, хотя, возможно, он
еще жив.
- Шеф Перкинс?
- Именно он. Думаю, перспективы никудышные, если сердечный стимулятор у него взорвался через
груди прямо наружу - так сообщил Питер Рендольф - но он же шеф полиции. Отважный вождь.
- Твич, друг, стимулятор не может взорваться таким образом. Это абсолютно невозможно.
- Тогда, возможно, он еще жив и от нас будет какая-то польза, - сказал Твич. На полдороги к кабине он
достал сигареты.
- В машине ты курить не будешь, - предостерег Расти.
Твич грустно взглянул на него.
- Если не поделишься, конечно.
Твич вздохнул и вручил ему пачку.
- О, «Мальборо», - произнес Расти. - Мой самый любимый сорт дури.
- Ты меня убиваешь, - откликнулся Твич.
5
Они проскочили на красный свет в центре города на Y-образном перекрестке, где шоссе 117 вливалось
в шоссе 119, под вой сирены, оба с сигаретами в зубах, как те черти (окна настежь, по обычному стандарту),
слушая, о чем там люди болтают по радио. Расти мало что из той болтовней понял, одно лишь зная
наверняка: работать ему придется допоздна.
- Друг, я не знаю, что там случилось, - произнес Твич. - Хотя мы точно увидим настоящую
авиакатастрофу. То есть место катастрофы, но где уж нам кривить рожи возле чужой миски.
- Твич, ты просто какая-то собака бешенная.
Движение было резвое, люди большей частью также ехали в южном направлении. У кого-то там,
наверняка, были какие-то дела, но Расти подумал, что большинство из них, что те мухи в человеческом
обличии, слетаются на запах крови. Твич без проблем обогнал за раз череду из четырех машин; по встречной
полосе шоссе 119, которая вела на север, было на удивление пусто.
- Взгляни-ка! - показал Твич. - Вертолет телевизионщиков! Большой Расти, нас покажут в
шестичасовых новостях! Героические санитары борются за…
Но на этом месте полет фантазии Даги Твичела оборвался. Впереди - над местом катастрофы, решил
Расти - вертолет содрогнулся. Расти успел увидеть на его борту номер 13 и эмблему-глаз Си-Би-Эс. А уже в
следующее мгновенье он взорвался, пролившись огненным дождем с безоблачного полуденного неба.
- Боже-Иисусе, извини! Я этого вовсе не хотел! - вскрикнул Твич, а следом, как-то совсем помладенчески, от чего даже сердце шокированного Расти вздрогнуло. - Эти свои слова я беру назад!
6
- Должен уже возвращаться, - сказал Джендрон. Сняв с головы бейсболку Морских Псов, он вытер ей
своё окровавленное, закопченное, бледное лицо. Нос у него так распух, что стал похожим на фалангу
большого пальца какого-то великана. Глаза смотрели из-за двух темных пятен. - Извини, но у меня бешено
болит шнопак… ну, и я уже не такой молодой, как когда-то. А еще…
Он воздел руки вверх, и тут же их и опустил. Они стояли друг против друга, и Барби обнял бы этого
дядю, похлопал бы его по спине, если бы была такая возможность.
- Взволнован до глубины души, не так ли? - спросил он Джендрона.
Джендрон заржал.
- Этот вертолет стал последней каплей.
И они вместе посмотрели в сторону нового столба дыма.
Барби с Джендроном ушли от шоссе № 117 после того, как удостоверились, что там уже есть кому
оказать помощь Эльзе Эндрюс, единственной, кто выжил в той аварии. Она, по крайней мере, не была
похожа на тяжело раненную, хотя была явным образом ошеломлена гибелью своей подруги.
- Тогда возвращайся. Медленно. Не спеша. Отдыхай по дороге, когда почувствуешь усталость.
- А ты дальше?
- Да.
- Все еще думаешь, что сможешь найти конец этой штуки?
Барби минутку помолчал. Сначала у него не было на этот счет сомнений, но теперь…
- Имею такую надежду, - наконец ответил он.
- Ну, тогда пусть тебе повезет. - Джендрон махнул Барби кепкой, прежде чем надеть её на голову. - А я
надеюсь пожать тебе руку раньше, чем закончится этот день.
- И я тебе тоже, - сказал Барби и замолчал, призадумался. - Можешь оказать мне услугу, когда
доберешься до своего мобильника?
- Конечно.
- Позвони по телефону на армейскую базу в Форт Бэннинг[62]. Вызови офицера связи и скажи ему, что
имеешь дело к полковнику Джеймсу О. Коксу. Скажи, что это срочно, что ты звонишь по просьбе капитана
Дейла Барбары. Запомнишь?
- Дейл Барбара - это ты. Джеймс Кокс - это он. Запомнил.
- Если ты до него дозвонишься… Я не уверен, что тебе посчастливится, но если… расскажи ему, что
здесь происходит. Скажи ему, что, если никто еще не связался со Службой нацбезопасности, он будет
первым. Можешь это сделать?
Джендрон кивнул.
- Сделаю, если дозвонюсь. Удачи тебе, солдат.
Барби целиков обошелся бы и без такого обращения, но вместо этого дотронулся пальцами до своего
лба. И тогда тронулся дальше искать то, чего найти уже не надеялся.
7
Он нашел лесную дорогу, которая шла приблизительно вдоль барьера. Забытая, заросшая просека, и
всетаки двигаться по ней было легче, чем продираться сквозь сплошные заросли. Время от времени он
поворачивал на запад, проверяя, на месте ли стена, которая отделила Честер Милл от внешнего мира. И
каждый раз она была на месте.
Добравшись туда, где шоссе 119 прощалось с Честером, переходя на территорию братского Таркера, он
остановился. Какой-то добрый самаритянин по ту сторону барьера уже отвез водителя перекинутого
фургона, но сам автомобиль так и остался лежать, блокируя дорогу, словно большое мертвое животное.
Задние двери от удара распахнулись настежь. Асфальт был усеян сладостями: «Хо-Хо», «Дэвил Догзами»,
«Ринг Дингами», «Твинки» и арахисовыми крекерами. Юноша в майке с портретом Джорджа Стрэйта[63]
сидел на пеньке и ел эти самые крекеры. В одной руке он держал мобильный телефон. Он посмотрел на
Барби.
- Эй, ты пришел с… - Он показал рукой куда-то за спину Барби. Выглядел он уставшим, безрадостным,
встревоженным.
- С другого конца города, - подтвердил Барби. - Ага.
- Невидимая стена тянется всюду? Граница запечатана?
- Да.
Юноша кивнул и нажал кнопку на своем телефоне.
- Дасти? Ты там? - немного послушав, он произнес. – О'кей. - И выключил телефон. - Мы с моим
другом Дасти начали восточнее отсюда. Разделились. Он пошел в южном направлении. Поддерживаем
телефонную связь. Ищем проход. Он сейчас там, где упал вертолет. Говорит, там уже полно народа.
Барби и не сомневался.
- Нигде нет щели с твоей стороны?
Юноша покачал головой. Больше не сказал ничего, да и зачем. Они могли и не найти щель, дыры
размером с двери или окна возможны, подумал Барби, но все больше в этом сомневался.
Теперь решил, что город изолирован полностью.
МЫ ВСЕ ПОДДЕРЖИВАЕМ НАШУ КОМАНДУ
1
Преодолев расстояние где-то мили с три, Барби вернулся по 119-му шоссе назад к центру города.
Добрался дотуда около шести вечера. Мэйн-стрит зияла пустотой, оживляемой только гудением генераторов,
которых работало там несколько десятков, судя по звукам. Светофор на перекрестке шоссе 119 и 117 не
работал, но ресторан «Роза-Шиповник» сиял светом, и был заполнен до отказа. Через большую фасадную
витрину Барби не увидел ни единого свободного столика. Однако, зайдя вовнутрь, не услышал обычной
громкой болтовни: о политике, «Рэд Сокс», местной экономике, «Патриотах», свежеприобретенных
легковушках и пикапах, о «Сэлтикс» и ценах на горючее, о «Брунз» и новоприобретенных инструментах и
оборудовании, об «Уайлдкетс» городов-близнецов[64]. И, конечно же, никакого смеха там тоже не было
слышно.
Все взгляды были прикованы к телевизору над стойкой. С тем чувством недоверия и дезориентации,
которое присуще людям, которые лично побывали на месте большой катастрофы, Барби увидел на экране
телеведущего Си-Эн-Эн Андерсона Купера[65], тот стоял на шоссе 119, а позади него все еще тлела махина
разбитого лесовоза.
Клиентов за столами обслуживала сама Рози, то и дело, бросаясь к стойке за готовыми заказами. Изпод сеточки на голове выбились и телепались вокруг лица ее взлохмаченные волосы. Вид она имела
утомленный, обессиленный. Территорию возле стойки с четырех дня и до закрытия должна была бы
занимать Энджи Маккейн, но никаких признаков ее присутствия Барби не заметил. Возможно, она
находилась вне границ города, когда закрылся барьер. Если причина в этом, за стойку она вернется еще не
скоро.
Роль повара выполнял Энсон Вилер (Рози по обыкновению называла его просто «мальчик», хотя этому
мальчику было где-то около двадцати пяти), и Барби боялся даже представить себе, что сварганит Энс, если
ему придется готовить что-то сложнее, чем фасоль с сосисками, традиционное субботнее блюдо в «РозеШиповнике». Горе тому парню или девушке, которым вздумается заказать что-то потруднее яичницы в
исполнении Энсона. И уже хорошо, что хотя бы он сейчас здесь есть, потому что, в дополнение к отсутствию
Энджи, в заведении также не наблюдалось и Доди Сендерс. Хотя этому чуду, чтобы прогулять работу, не
нужна катастрофа. Нет, она не была бездельницей, просто легко соблазнялась. А если вспомнить
умственные способности… туды ее мать, что здесь можно сказать? Ее отец - первый городской выборный
Энди Сендерс - никогда не смог бы претендовать на членство в Менса[66], но рядом со своей дочерью он
выглядел истинным Альбертом Эйнштейном.
В телевизоре позади Андерсона Купера садились вертолеты, раздувая элегантно уложенные белокурые
волосы диктора, едва не заглушая его голос. Вертолеты были похожими на «мостильщиков»[67]. Барби на
таких откатал свое в Ираке. И вот в кадр вошел армейский офицер, накрыл ладонью в перчатке микрофон
телевизионщика и что-то произнес ему на ухо.
Люди в «Розе-Шиповнике» загомонили. Барби понял их тревогу. Он сам ее ощутил. Когда человек в
форме без всякого «с вашего разрешения» закрывает микрофон знаменитому телерепортеру, уже ясно, что
это конец света.
Вояка - полковник, но не его полковник, если бы Барби увидел там Кокса, чувство ментальной
дезориентации у него стало бы абсолютным - договорил свое. Отпуская микрофон, его перчатка издала звук
«хрруп». С тем же каменным лицом он вышел из кадра. Барби узнал выражение лица типичного армейского
дуболома.
Купер продолжил репортаж.
- Прессе приказано отодвинуться на полмили назад, к месту, которое называется Придорожный
магазин Рэймонда.
Услышав такое, клиенты вновь загомонили. Здесь все знали магазин Рэймонда в Моттоне, где в
витрине висела надпись: ХОЛОДНОЕ ПИВО ГОРЯЧИЕ СЭНДВИЧИ СВЕЖАЯ НАЖИВКА.
- Эту территорию, на расстоянии немного менее сотни ярдов от того, что мы называем барьером - пока
нет лучшего термина, - объявлено зоной, находящейся под контролем сил национальной безопасности. Мы
продолжим наш репортаж сразу, как только сможем, а сейчас я передаю слово Вашингтону, Вульф.
Под картинкой с места событий шла надпись по красной полосе: ЧРЕЗВЫЧАЙНЫЕ НОВОСТИ.
ЗАБЛОКИРОВАННЫЙ ГОРОД В МЭНЕ. ТАЙНА РАЗРАСТАЕТСЯ. А в правом верхнем углу экрана
мигало красное слово-предупреждение для родителей маловозрастных телезрителей: ЖЕСТОКОСТЬ, словно
неоновый знак на какой-то таверне. «Глотните жестокого пива», - подумал Барби и чуть не рассмеялся.
В кадре вместо Андерсона Купера появился Вульф Блицер[68]. Рози была фанаткой Блицера и никому
не позволяла переключать телевизор на что-то другое, когда в будничном предвечерье начиналось
«Ситуативное пространство», она называла его «мой Вульфи». В этот вечер на Вульфи был галстук, но
завязанный небрежно, и Барби подумал, что остальная часть его одежды выглядит подозрительно похожей
на ту, которую одевают люди, когда работают у себя в огороде.
- Напоминаю о ходе событий, - начал Розин Вулфи. - Сегодня после полудня, приблизительно в первом
часу…
- Это случилось совсем не в первом часу, а на довольно значительный кусок времени раньше, произнес кто-то.
- А это правда, о Майре Эванс? - спросил еще кто-то. - Она на самом деле умерла?
- Да, - подтвердил Ферналд Бови. Старшим братом Ферна был Стюарт Бови, единственный гробовщик
в Милле. И Ферн ему изредка помогал, когда бывал трезв, вот и сегодня он выглядел трезвым. Волнующе
трезвым. - А сейчас все взяли и замолчали, я хочу послушать.
Барби также хотел послушать, потому что Вульфи говорил именно на ту тему, которая больше всего
волновала Барби, и говорил он как раз то, что хотел услышать Барби: воздушное пространство над Честер
Миллом объявлено зоной, запрещенной для полетов. Фактически, весь Западный Мэн и восточный НьюХэмпшир, от Льюистона-Оберна до Северного Конвея стал такой зоной. Президент был проинформирован. И
впервые за последние девять лет цвет Бюллетеня национальной безопасности подскочил выше
оранжевого[69].
Проходя мимо столика Джулии Шамвей, хозяйки и редактора «Демократа», Барби заметил, как она
стрельнула в его сторону глазами. А следом и скупая, откровенная полуусмешка, которая была ее особым,
едва ли не фирменным знаком, промелькнула на ее лице.
- Похоже на то, что Честер Милл не желает вас отпускать, мистер Барбара.
- Похоже, что так, - согласился он. То, что она знала о его отступление отсюда - и по какой именно
причине - не удивило Барбару. Он достаточно времени прожил в Милле, чтобы понимать, что Джулия
Шамвей знает все, о чем тут следует знать.
Рози заметила его, как раз когда собиралась расставлять на четырехместный столик, вокруг которого
взгромоздились шесть клиентов, фасоль с сосисками (плюс зажаренные остатки чего-то, что когда-то,
несомненно, было кусками свинины). Держа по две тарелки в каждой руке и еще парочку на сгибах локтей,
она оцепенела с выпяченными глазами. И тогда улыбнулась. Эта ее улыбка была преисполнена
неподдельного счастья и чувства облегчения, и сердце его обрадовалось.
«Такое это оно, возвращение в милый дом, - подумалось ему. - Пусть меня черти заберут, если это не
так».
- Да неужели это ты, Дейл Барбара, я и подумать не могла, что увижу тебя когда-нибудь вновь!
- Мой фартук еще жив? - спросил Барби немного стыдливо.
В конце концов, Рози приняла его, дала ему работу – какому-то приблуде с написанными от руки
рекомендациями в рюкзаке. И потом сказала, что полностью понимает его намерение оставить город, папа
Джуниора Ренни не тот человек, которого следует иметь своим врагом, но у Барби все равно было
ощущение, что он покинул ее в беде.
Рози пристроила на стол тарелки и поспешила к Барби. Ей, невысокой дородной женщине, пришлось
встать на цыпочки, чтобы его обнять, но она с этим справилась.
- Я так рада тебя видеть! - прошептала она.
Барби тоже ее обнял и поцеловал в темечко.
- Большой Джим и Джуниор не обрадуются, - произнес он. Но ни одного из Ренни, по крайней мере,
сейчас, не было здесь; уже за одно это можно быть признательным. Барби осознал, что на какую-то минуту
интерес к его особе здешних завсегдатаев перевесил даже естественное любопытство к показу их города на
национальном телеканале.
- Большой Джим Ренни может только отлизать у меня! - ответила она. Барби рассмеялся, польщенный
такой злостью, и удовлетворенный ее таинственностью - она все сказала шепотом. - А я думала, ты уехал
совсем!
- Я едва не выбрался, но слишком поздно отправился в путь.
- А ты видел… это все?
- Да. Расскажу позже.
Он разомкнул объятия, продолжая держать ее на расстоянии вытянутых рук, и подумал: «Вот если бы
ты была лет на десять моложе, Рози… или хотя бы на пять…»
- Могу ли я снова получить свой фартук?
Она вытерла себе уголки глаз и кивнула.
- Пожалуйста, надень его. Убери оттуда Энсона, пока он нас всех здесь не потравил.
Барби отдал ей честь, проскользнул по коридорчику к кухне и послал Энсона Вилера за стойку
разбираться там с заказами и убираться, пока Рози не позовет его себе на помощь в главный зал. Отступая от
плиты, Энсон вздохнул с облегчением. Прежде чем пойти за стойку, он обеими руками пожал Барби правую
ладонь.
- Слава Богу, дружище. Я никогда не видел такой горячки, я просто растерялся.
- Не переживай. Мы готовы накормить пять тысяч.
Энсон, отнюдь не пастор, посмотрел на него непонимающе:
- А?
- Не обращай внимания, это я так.
Прозвенел звонок, который висел в уголке кухонного закутка.
- Выполняйте заказ! - позвала Рози.
Раньше, чем прочитать бумажку, Барби схватил жаровню - на гриле творилось бог знает что, как
всегда, когда Энсону приходилось заниматься катастрофическим процессом с привлечением огня, который
он почему-то называл поварством, - тут же набросил на шею хлястик фартука, завязал его на себе сзади и
заглянул в шкафчик возле мойки. Там было полно бейсбольных кепок, которые служили всем обезьянам,
которые работали в «Розе-Шиповнике» возле гриля, за шеф-поварские колпаки. Он выбрал кепку с эмблемой
«Морских Псов» в честь Поля Джендрона (который теперь находится в объятиях своих самых родных и
самых дорогих, как надеялся Барби), задом наперед водрузил его себе на голову и хрустнул пальцами.
И тогда заглянул в первую бумажку и взялся за работу.
2
В четверть десятого, более чем на час позже обычного для субботы время закрытия, Рози выпроводила
последних гостей. Барби запер двери и перевернул табличку с ОТКРЫТО на ЗАКРЫТО. Провел взглядом по
тем с полдесятка последним клиентам, которые пересекли улицу в направлении городской площади, где уже
стояли, разговаривая между собой, человек пятьдесят. Взгляды их были направлены на юг, где над 119-м
шоссе завис большой шар мощного света. Не телевизионного света, подумал Барби; это армейские
подразделения создают там охранный периметр. А как иначе охранять периметр ночью? Конечно, выставив
дежурных и осветив мертвую зону, конечно. Мертвая зона. Ему не нравилось, как звучит этот термин.
При этом Мэйн-стрит выглядела непривычно темной. Электрические огни светились в некоторых
домах - там, где работали генераторы, - а также, подпитанные аккумуляторами, светились аварийные огни в
универмаге Бэрпи, в «Топливе & Бакалее», в магазине «Новые & Подержанные книги», в «Фуд-Сити» около
подножия городского холма и в полудюжине других заведений, но уличные фонари вдоль Мэйн-стрит
стояли темными, а в большинстве окон вторых этажей, где располагались жилые помещения, горели свечки.
Рози села к столу посреди зала и зажгла сигарету (непозволительно в общественных помещениях, но
Барби никому не скажет). Сняв с головы сеточку, которой держалась ее прическа, она вымученно
улыбнулась Барби, который и сам присел напротив нее. Позади их Энсон драил стойку, так же наконец-то
распустив свои длинные волосы, спрятанные до этого под кепкой «Рэд Сокс».
- Я думала, что Четвертого июля[70] - это трудная работа, но сегодня было хуже, - произнесла Рози. Если бы не ты, я бы скукожилась в уголке и скулила: «Где моя мамочка?»
- Там была какая-то блондинка в «Ф-150», - произнес Барби, улыбаясь собственному воспоминанию. Она чуть ли не согласилась меня подвезти. Если бы так произошло, я, возможно бы, и выбрался. С другой
стороны, со мной могло случиться то же самое, что и с Чаком Томпсоном и той женщиной, которая была с
ним в самолете.
Имя Томпсона упоминалось в репортаже Си-Эн-Эн; женщина еще оставалась не идентифицированной.
Но Рози ее знала.
- Это Клодетт Сендерс. Я почти уверена, что она. Доди мне вчера говорила, что у ее матери сегодня
тренировочный полет.
Между ними на столе стояла тарелка с чипсами. Барби потянулся к тарелке за следующей порцией. И
вдруг замер. Ему расхотелось картофеля. Ему больше ничего не хотелось. И красная лужица по краям
тарелки теперь больше была похожа на кровь, чем на кетчуп. Так вот почему Доди не пришла.
Рози пожала плечами.
- Возможно. Точно не могу сказать. Я не получала от нее вестей. Да и не ожидала, телефоны же не
работают.
Барби решил, что она имеет в виду проводные линии, но даже из кухни он слышал, как люди
жаловались на то, как тяжело куда-либо дозвониться по мобильным. Большинство соглашались с мнением,
что это из-за того, что ими пользуются все одновременно, таким образом, блокируя частоты. Кое-кто считал,
что нашествие телевизионщиков - наверняка, сотни их сейчас шатаются вокруг города, и все вооружены
«Нокиями», «Мотороллами», «Ай-Фонами», «Блек-Берри» - создает эту проблему. Барби имел более
пессимистичные подозрения: ситуация уже под контролем служб нацбезопасности, и это в то время, когда
вся страна параноидально боится террористов. Кому-то еще удавалось иногда куда-то дозвониться, но чем
дальше в ночь, тем реже и реже.
- Конечно, - сказала Рози. - Доди могла, как это на нее похоже, просто забить на работу, а вместо этого
завеяться в Оберн[71], прогуляться по тамошним магазинам.
- А мистер Сендерс знает, что в том самолете была Клодетт?
- Не могу сказать наверняка, но я бы очень удивилась, если бы он сейчас об этом еще не знал. - И она
пропела тихим, но благозвучным голоском: «Это маленький город, сынок, ты должен понять».
Барби вяло улыбнулся и подхватил: «Мы одна команда, и нам в нем жить».
Это была старая песня Джеймса Макмертри, которая прошлым летом непостижимым образом вновь на
два месяца стала модной на парочке радиостанций формата кантри & вестерн. Понятно, что ее не крутили на
частоте РНГХ; Джеймс Макмертри не принадлежал к тому типу артистов, которых поддерживало «Радио
Иисус».
Рози показала на тарелку.
- Ты еще будешь есть?
- Нет. Аппетит пропал.
Барби не испытывал большой любви ни к все время улыбающемуся Энди Сендерсу, ни к дурочке Доди,
которая почти наверняка помогала своей подружке Энджи распространять те сплетни, которые и привели его
к неприятностям возле «Диппера», но сама мысль о том, что те останки тела (ногу в зеленой брючине он
увидел внутренним зрением) принадлежали ее матери… жене первого выборного…
- У меня тоже, - сказала Рози и утопила свою сигарету в кетчупе. Та погасла со звуком пфссс, и какоето мгновение Барби был уверен, что он вот-вот вырыгает. Отвернув голову, он вперился в витрину, хотя
отсюда нельзя было увидеть, что делается на Мэйн-стрит. Отсюда улица выглядела совсем темной.
- Президент выступит в полночь, - объявил со стойки Энсон. Позади его начал протяжно, с натугой
стонать посудомойный аппарат. У Барби пронеслась в голове мысль, что старый трудяга «Хобарт»[72],
наверное, дорабатывает свою последнюю смену, по крайней мере, на какой-то период времени. Он должен
убедить в этом Рози. Она может упираться, но, в конце концов, поймет целесообразность этих шагов. Рози
целеустремленная, практичная женщина.
«Мать Доди Сендерс. Господи. А были ли другие варианты?»
Он осознал, что варианты могли быть не намного лучшими. Вместо миссис Сендерс, в самолете почти
наверно сидел бы кто-то другой из знакомых ему людей. Это маленький город, сынок, тебе нужно понимать.
- Сегодня я обойдусь без Президента, - сказала Рози. - Придется ему благословлять Америку без меня.
Пять часов наступает рано.
По воскресным утрам «Роза-Шиповник» открывалась не раньше семи утра, однако надо же было все
раньше времени приготовить. Всегда эта готовка. А в воскресенье к ней добавлялся и цинамоновый рулет.
- А вы, ребята, если есть желание, можете оставаться и смотреть. Только не забудьте крепко все здесь
запереть, когда будете уходить. И впереди, и сзади, - она начала привставать.
- Рози, нам надо определиться по завтрашнему дню, - задержал ее Барби.
- Ерунда, завтра будет другой день. А сейчас попридержи коней, Барби. Всему свое время. - Однако
она, наверняка, заметила что-то в его глазах, потому что вновь села. - Хорошо, почему это ты так мрачно
смотришь?
- Когда ты в последний раз заправлялась пропаном?
- На прошлой неделе. У нас почти полный запас. Это все, что тебя беспокоит?
Это было не все, но с этого начались его вопросы. «Роза-Шиповник», подсчитывал Барби, имеет два
соединенных между собой бака. Каждый бак вмещает то ли триста пятьдесят, то ли триста двадцать пять
галлонов, точно он не помнил сколько. Завтра надо проверить, но если Рози права, она сейчас имеет свыше
шестисот галлонов газа. Это хорошо. Хоть какая-то удача на фоне показательно несчастливого дня для всего
города в целом. И нам не известно, какие еще несчастья могут ждать впереди. А шесть сотен галлонов
пропана не вечные.
- Какая норма сгорания? - спросил он у нее. - Ты себе представляешь?
- А какое это имеет значение?
- Потому что сейчас твое заведение питается от генератора. Освещение, печи, холодильники, насосы. И
обогреватель, если сегодня ночью похолодает, тоже включится. А генератор, чтобы все это поддерживать, не
слабо жрет пропан.
Какую-то минутку они молчали, прислушиваясь к ровному гудению почти нового генератора «Хонда»
позади ресторана.
Подошел и сел около них Энсон Вилер.
- На шестидесяти процентах мощности генератор высасывает два галлона пропана в час, - сказал он.
- Откуда ты знаешь? - спросил Барби.
- Прочитал на табличке. А когда тянет все на себе, как вот сегодня с полудня, когда выключилось
электричество, он, наверное, сжирает и все три галлона. А может, и немного больше.
Реакция Рози была мгновенной.
- Энси, выключи весь свет, только в кухне оставь. Сейчас же. И термостат обогревателя переключи на
пятьдесят. - Она подумала. - Нет, выключи его совсем.
Барби улыбнулся, показав ей большой палец. Она поняла. Не каждый в Милле способен был на это. Не
каждому в Милле хватило бы ума.
- Хорошо. - Однако Энсон выглядел взволнованным. - Так ты думаешь, что к завтрашнему утру… или,
по крайней мере, к полудню?…
- По телевизору собирается выступить лично Президент Соединенных Штатов, - напомнил Барби. - В
полночь. На какие мысли тебя это наталкивает, Энси?
- Я думаю, необходимо выключить свет, - ответил он.
- И термостат, не забудь, - напомнила ему Рози. Мальчик ушел, и она обратилась к Барби: - То же самое
я сделаю и у себя, после того, как поднимусь наверх. - Вдова уже больше десяти лет, она жила над своим
рестораном.
Барби кивнул. Перевернув одну из бумажных салфеток-скатерок («посещали ли вы 20 выдающихся
природных мест штата Мэн?»), он что-то высчитывал на ее обратной стороне. С того момента, как появился
барьер, сгорело от двадцати семи до тридцати галлонов пропана. Итак, в остатке имеем пятьсот семьдесят.
Если Рози сможет уменьшить его потребление до двадцати пяты галлонов на день, теоретически она
способна продержаться три недели. Если уменьшить до двадцати галлонов на день - чего она, несомненно,
сможет достичь, если будет закрывать заведение между завтраком и ланчем, а потом еще будет делать
перерывы между ланчем и ужином - продержаться можно почти месяц.
«И этого достаточно, - подумал он. - Потому что если через месяц этот город все еще будет закрытым,
в нем все равно уже не будет из чего готовить».
- О чем ты думаешь? - спросила Рози. - И что это за цифры? Я не понимаю, что они означают.
- Потому что ты смотришь на них кверху ногами, - объяснил Барби, поняв, что большинство людей в
Милле склонны именно к такому видению. Это были те цифры, на которые никому не захотелось бы
смотреть прямо.
Рози перевернула салфетку с подсчетами Барби к себе. Сама пересчитала цифры. И тогда подняла
голову и посмотрела на него, пораженная. Как раз в это мгновение Энсон выключил почти все освещение, и
они впялились один в другого в мраке, который - по крайней мере для Барби - выглядел ужасно
убедительным. Неприятности моли быть очень серьезными.
- Двадцать восемь дней? - переспросила она. - Ты думаешь, мы должны рассчитывать на четыре
недели?
- Я не знаю, случайно или нет, но, когда я был в Ираке, кто-то подарил мне «Маленький красный
цитатник» товарища Мао. И я носил его всегда в кармане и прочитал от корки до корки. Во многих его
выражениях больше смысла, чем у наших политиков в их звездные моменты. Среди тех его фраз, которые
застряли у меня в голове, есть и такая: «Надейся на погожие дни, но строй дамбы». Вот я и думаю, что
именно это мы, то есть ты…
- Нет, мы, - возразила она, дотрагиваясь до его запястья. Перевернув руку, он прихлопнул своей
ладонью по ее ладони.
- Хорошо, мы. Думаю, именно таким образом нам и надо все распланировать. То есть закрываться на
промежуточные часы, экономно использовать печи - никаких цинамоновых рулетов, хотя я, как никто,
люблю их - и никакой посудомоечной машины. Она старая и жрет много энергии. Знаю, Доди с Энсоном не
понравится идея мыть посуду вручную…
- Не думаю, что нам следует рассчитывать на то, что Доди скоро вернется, да и вообще хоть когда-то.
Теперь, когда ее мать мертва, - вздохнула Рози. - Хочется верить, что она действительно поехала в Оберн
пошляться по магазинам. Хотя, думаю, об этом будет напечатано в завтрашних газетах.
- Возможно.
Барби не представлял себе, как много информации попадет в Честер Милл или выйдет отсюда, если эта
ситуация не решится быстро, и желательно, чтобы еще и с каким-то рациональным объяснением. Наверняка,
немного. Он подумал, что их скоро накроют легендарным Конусом Тишины Максвелла Смарта[73], если
этого уже не произошло.
К столу Барби и Рози вернулся Энсон. Он уже был в куртке.
- Так я уже пойду, Рози?
- Конечно, - ответила она. – Завтра в шесть?
- Не слишком ли поздно будет? - улыбнулся он и добавил: - Да нет, я не жалуюсь.
- Мы будем открываться позже, - она поколебалась. - И будем делать перерывы между кормлениями.
- Правда? Классно, - он перевел взгляд на Барби. - У тебя есть, где переночевать сегодня? А то пойдем
ко мне. Сейда поехала в Дэрри[74] навестить родителей.
Сейдой звали жену Энсона.
Барби было, где приземлиться, это место находилось прямо напротив, только через улицу перейти.
- Благодарю, но я вернусь в свое помещение. У меня уже заплачено за него до конца месяца, так почему
бы и нет? Утром, перед тем как уйти из города, я оставил ключ Петре Ширлз в аптеке, но у меня на связке
остался дубликат.
- О'кей. Тогда до завтра, Рози. А ты здесь будешь, Барби?
- И не надейся.
- Чудесно! - Энсон улыбался во весь рот.
Когда он ушел, Рози потерла себе глаза, потом мрачно посмотрела на Барби.
- Как долго это будет продолжаться? Твой собственный прогноз.
- Я не могу прогнозировать, потому что не знаю, что именно происходит. И когда оно перестанет
происходить.
Рози, очень тихо, произнесла:
- Барби, ты меня пугаешь.
- Я сам себя пугаю. Нам обоим надо уже идти спать. Утром все будет выглядеть лучше.
- После нашей беседы мне, наверняка, только амбьен[75] поможет заснуть, - пожаловалась она. Несмотря на усталость. Однако я благодарна Богу за то, что ты вернулся.
Барби вспомнил о своих соображениях относительно запасов.
- Вот еще что. Если завтра откроется «Фуд-Сити»…
- Они всегда работают в воскресенье. С десяти до шести.
- Если они будут работать завтра, тебе нужно кое-что купить.
- Та же «Сиско»[76] поставляет… - она заткнулась, хмуро вперившись в него глазами. - Каждый
четверг, но мы не можем на это рассчитывать, да? Конечно, нет.
- Нет, - подтвердил он. - Если даже то, что здесь сейчас нас заперло, вдруг исчезнет, военные все равно
будут держать этот городок в состоянии карантина какое-то продолжительное время.
- Что мне нужно купить?
- Все, но самое главное - мясо. Мясо, мясо, мясо. Если магазин откроется. А я не уверен в этом. Джим
Ренни может убедить того, кто там сейчас руководит…
- Джек Кэйл. Он стал директором, когда Эрни Келверт ушел на пенсию в прошлом году.
- Так вот, Ренни может убедить его не открываться, пока он лично этого не разрешит. Или попросит
шефа Перкинса издать такой приказ.
- Так ты не знаешь? - спросила Рози и, увидев его непонимающий взгляд, продолжила: - Конечно. Дюк
Перкинс умер, Барби. Он умер прямо там, - махнула она рукой куда-то в южном направлении.
Барби ошеломленно посмотрел на нее. Энсон забыл выключить телевизор, и позади них Розин
любимец Вульфи вновь рассказывал миру, что какая-то невыясненная сила огородила маленький городок в
Западном Мэне, что этот район изолирован армейскими подразделениями, что Объединенный комитет
начальников штабов заседает в Вашингтоне, что Президент обратится к нации в полночь, а сейчас он просит
народ Америки присоединить свои молитвы за людей в Честер Милле к его собственной.
3
- Папа? Отец?
Джуниор Ренни стоял на верхней ступеньке, наклонив голову, прислушивался.
Ответа не было, и телевизор молчал. А в такое время его отец всегда уже находился дома после работы,
сидел перед телевизором. Вечером в субботу он воздерживался от Си-Эн-Эн и «Фокс-Ньюс», вместо этого
позволяя себе «Планету животных» или «Исторический канал». А сегодня почему-то нет. Джуниор
приложил запястье к уху, чтобы проверить, тикают ли его часы. Те шли, да и время, очевидно, они
показывали правильное, потому что на дворе уже было темно.
Ужасная мысль прострелила ему в голову. Большой Джим может быть сейчас вместе с шефом
Перкинсом. В это мгновенье они могут вдвоем обсуждать, как арестовать Джуниора с наименьшей оглаской.
Но почему они ждали так долго? Потому что так смогут вывезти его из города под покровом темноты.
Направить его в окружную тюрьму в Касл Роке. Потом суд. А дальше?
Дальше Шоушенк[77]. Просидев там несколько лет, он, несомненно, начнет называть тюрьму просто
Шенк, как и большинство тамошних убийц, грабителей и содомитов.
- Дурость, - пробормотал он. Или нет? Он проснулся с мыслью, что убийство Энджи ему просто
приснилось, это должен был быть сон, потому что он никогда никого не смог бы убить. Хорошенько
отлупить - запросто, но убить? Это просто смешно. Он же такой, такой… ну… он такой нормальный чувак!
Потом он заглянул под кровать, увидел на одежде кровь, и все возвратилось вновь.
Полотенце падает у нее с головы. Пучок волос на ее лобке почему-то бесит его. Фантастично
хрустящий звук, которым на удар его колена отвечает что-то внутри ее лица. Ливень магнитиков с
холодильника и то, как она дергалась.
«Однако это же сделал не я. Это…»
Это головная боль. Да. Правда. Но кто в такое поверит? Ему проще поверили бы, даже если бы он
сказал, что это сделал буфетчик[78].
- Папа?
Молчание. Нет его дома. И в полицейском участке его тоже нет, не плетет ли он там заговор против
него. Только не его отец. Он этого не будет делать. Его отец всегда говорил, что семья превыше всего.
А действительно ли семья для него превыше всего? Конечно, он так говорит - он же христианин,
наконец, и совладелец РНГХ, - однако Джуниор имел подозрение, что для его папы «Подержанные
автомобили Джима Ренни» могут ехать впереди семьи, а должность первого выборного города опережать
Святой Алтарь Не Надо Наличности.
Ну, а Джуниор, что вполне вероятно, идет лишь третьим в этом списке.
Он осознал (впервые в жизни; это была истинная вспышка прозрения), что все это только его
собственные предположения. Что он на самом деле почти совсем не знает своего отца.
Он вернулся в свою комнату и включил верхний свет. Сначала вверху ярко вспыхнуло, после чего
немного померкло, и свет стал приглушенным. В какой-то миг Джуниору показалось, что у него что-то с
глазами. Потом он осознал, что слышит гудение их генератора. И не только их. Нет тока в городской
электросети. Волна облегчения затопила его. Прекращение подачи электричества все объясняло. Это
означало, что его отец, скорее всего, находится сейчас в горсовете, обсуждает эту проблему с другими двумя
идиотами - Сендерсом и Гриннел. Наверняка, втыкает булавки в большую карту города, корча из себя
Джорджа Паттона[79]. Кричит в телефон на кого-то из Энергокомпании Западного Мэна, обзывая их бандой
ленивых никчем.
Джуниор извлек из-под кровати свою одежду, вытряс из джинсов всякое дерьмо - кошелек, мелкие
монеты, ключи, расческу, остатки таблеток от головной боли - и распихал все это по карманам чистых
джинсов. Потом он быстро спустился вниз, засунул опасную одежду в стиральную машину, выставил на ней
«горячий» режим, но тут вспомнил, что когда-то мать говорила ему, тогда не более чем десятилетнему: для
кровавых пятен нужна холодная вода. Переключая машину на ХОЛОДНУЮ СТИРКУ/ХОЛОДНОЕ
ПОЛОСКАНИЕ, Джуниор безразлично подумал, имел ли его папик уже тогда привычку трахать секретарш,
или еще держал свой никчемный пенис в узде.
Он включил машину и задумался, что же ему делать дальше. Как только головная боль прошла, он
осознал, что может думать.
В конце концов, решил вернуться в дом Энджи. Не хотелось – Боже Всемогущий, это было последнее,
что бы ему хотелось сделать, - но там он, возможно, сумеет оценить ситуацию на месте. Пройтись мимо
усадьбы, посмотреть, сколько там полицейских машин. И нет ли среди них фургона криминалистической
службы округа Касл. Криминалисты - ключ ко всему. Это он знал из просмотра «Места преступления»[80]. И
сам большой сине-белый фургон он тоже видел, когда посещал как-то с отцом окружной суд. Итак, если он
стоит возле дома Маккейнов…
«Я убегу».
Да. Как можно быстрее и по возможности дальше. Но сначала надо будет вернуться сюда, заглянуть в
сейф в отцовском кабинете. Отец не подозревал, что Джуниор знает контрольную комбинацию цифр, но
Джуниор ее знал. Как знал и пароль к отцовскому компьютеру, а таким образом и о его склонности к
просмотру того, что Джуниор с Фрэнком Делессепсом называли редис-сексом: две черных лярвы и белый
парень. Там было полно денег, в том сейфе. Тысячи долларов.
«А если ты увидишь тот фургон, вернешься сюда, а здесь отец?»
Итак, прежде всего деньги. Деньги сейчас же.
Он вошел в кабинет, и на мгновенье ему показалось, что отец сидит в кресле с высокой спинкой, где он
как обычно и смотрел те свои новости и передачи о природе. Заснул… а если у него инфаркт? В последние
три года у Большого Джима случались проблемы с сердцем, в основном аритмия. По обыкновению он
обращался в госпиталь «Кэти Рассел» и там док Гаскелл или док Рейберн кололи его чем-то, возвращая в
нормальное состояние. Гаскелл с удовольствием делал бы это вечно, но Рейберн (которого отец называл
переученным недотепой) в последний раз настоял, чтобы Большой Джим обратился к кардиологу в
диагностическом центре в Льюистоне. Тот кардиолог сказал, что нужно пройти какую-то процедуру, которая
раз и навсегда ликвидирует перебои в сердце. Большой Джим (который страх как боялся больниц) ответил:
ему, дескать, надо чаще советоваться с Богом, можете называть это молитвенными процедурами. Тем
временем он продолжал принимать свои пилюли и в последние несколько месяцев чувствовал себя хорошо,
но сейчас… возможно…
- Папа?
Молчание. Джуниор щелкнул выключателем. Люстра зажглась тем самым приглушенным светом,
однако развеяла тень, которую Джуниор сначала принял за отцовский затылок. Он бы не очень огорчился,
если бы его отец действительно врезал дуба, но сейчас обрадовался, что этого не случилось именно теперь.
Существовала еще такая вещь, как лишние осложнения.
Успокоившись, он широкими, карикатурно осторожными шагами тронулся к стене, в которой был
вмонтирован сейф, все время ожидая вспышки фар в окне, которые предвестят отцовское возвращение. Снял
и отставил в сторону картину, которая прикрывала сейф (Иисус проповедует на горе), и набрал комбинацию.
Прежде чем рычаг поддался, ему пришлось это сделать дважды, потому что руки у него дрожали.
Сейф был забит денежной наличностью и пачками похожих на пергаменты листов с
проштампованными надписями ОБЛИГАЦИИ НА ПРЕДЪЯВИТЕЛЯ. Джуниор тихонько присвистнул. В
последний раз, когда он открывал сейф - стащить полтинник на прошлогоднюю Фрайбургскую ярмарку[81],
- тут тоже лежало много денег, но и близко не столько. И никаких ОБЛИГАЦИЙ не было. Он вспомнил
табличку на отцовском столе в его автосалоне: ОДОБРИЛ ЛИ БЫ ЭТУ АФЕРУ ИИСУС? Даже в своем
настоящем состоянии испуга и замешательства Джуниор не мог не удивиться, одобрил ли бы Иисус все те
аферы, которые его отец последними временами прокручивал где-то на стороне.
- Нет мне дела до его бизнеса, надо свои дела уладить, - произнес он тихим голосом. Взял пятьсот
баксов полтинниками и двадцатками, и уже едва не закрыл сейф, поколебался и вытянул еще несколько
соток. Принимая во внимание непристойно большое количество денег в сейфе, его отец может даже не
заметить пропажи. А если и заметит, возможно, поймет, почему Джуниор их взял. И, наверняка, одобрит.
Как любил повторять Большой Джим: «Господь помогает тем, кто сам себе помогает».
В таком приподнятом настроении Джуниор легко потянул еще четыре сотни. И только тогда закрыл
сейф, смешал комбинацию цифр и повесил Иисуса назад на стену. Взяв из шкафа в приемной куртку, он
вышел во двор, оставив генератор реветь, а машину стирать его забрызганную кровью Энджи одежду.
4
Возле дома Маккейнов не было никого. Никогошечки, бля!
Притаившись на противоположной стороне улицы, Джуниор стоял под легеньким дождиком из
падающего листвы и удивлялся, действительно ли он видит то, что видит: темный дом и, как и в первый раз,
ни следа ни «Тойоты» Генри Маккейна, ни «Приуса» Ладонны. Все это выглядело слишком хорошо, чтобы
быть правдой, даже слишком.
Возможно, они на городской площади. Там много народа этим вечером. Наверняка, обсуждают
прекращение снабжения электричеством, хотя Джуниор не припоминал, чтобы когда-либо прежде
отключения света служило причиной такого собрания; люди преимущественно шли к себе домой и ложились
спать, именно так; и, если не случалось действительно страшной бури, еще до того, как они начинали
готовить себе завтраки, электричество появлялось вновь.
Может, теперешний перебой с электричеством - результат какого-то зрелищного происшествия того
типа, которые регулярно показывают в новостях по телевизору. Джуниор не четко припомнил какого-то
старика, который спрашивал у него, что происходит, вскоре после того, как кое-что произошло с Энджи. В
любом случае Джуниор, идя сюда, позаботился о том, чтобы с ним никто не заговорил. Мэйн-стрит он
преодолел с опущенной головой и поднятым воротом (он едва не столкнулся с Энсоном Вилером, когда тот
вышел из «Розы- Шиповника»). Уличные фонари не горели, и это помогло ему сохранить анонимность.
Очередной подарок богов.
А теперь это. Третий дар. Огромный! Возможно ли такое, чтобы тело Энджи до сих пор не
обнаружили? Не ждет ли его здесь ловушка?
Джуниор представил себе, как шериф округа Касл или детектив из полиции штата говорят: «Ребята,
нам лишь надо не лезть на глаза и подождать; убийца всегда возвращается на место своего преступления, это
давно известный факт».
Телевизионное дерьмо. И все же, пересекая улицу (словно подталкиваемый какой-то потусторонней
силой), Джуниор ожидал, что вот сейчас вспыхнут мощные ручные фонари, приколют его своими лучами,
словно мотылька к куску картона; ждал, что кто-то позовет - естественно, в мегафон: «Стой, ни с места, руки
вверх!»
Ничего этого не случилось.
Сердце колотилось в его груди, и кровь стучала в висках (но в голове никакой боли, и это очень
хороший знак), он вступил на подъездную аллею Маккейнов, и даже тогда дом остался темным и
молчаливым. Даже генератора слышно не было, хотя соседский, у госпожи Гриннел, громыхал.
Джуниор осмотрелся через плечо и увидел, что над деревьями восходит огромный шар белого света.
Что-то на южной окраине города или, может, дальше, в Моттоне. Не там ли произошло то, что стало
причиной перебоя в снабжении электричеством? Возможно.
Он подошел к задним дверям. Передние должны были бы оставаться незапертыми, если никто не
возвращался домой после инцидента с Энджи, но ему не хотелось заходить в дом через переднее крыльцо.
Зашел бы, конечно, если бы надо было, хотя, возможно, такой потребности не возникнет. Наконец, удача
была на его стороне.
Щеколда звякнула.
Джуниор заглянул в кухню и моментально почувствовал запах крови - немного похоже на запах
крахмальной присыпки, только несвежей. Произнес: «Эй? Привет? Есть кто дома?» Почти наверняка, никого
нет, однако, если кто-то и есть, если по какому-то чуду Генри или Ладонна поставили свои машины около
городской площади и пришли домой пешком (почему-то не заметив на кухонном полу собственной мертвой
дочери), он закричит. Да! Закричит и «обнаружит тело». Это не обманет команду криминалистического
фургона, но немного времени он выигрывает.
- Хеллоу, мистер Маккейн! Миссис Маккейн! - И тогда, вслед за вспышкой вдохновения: - Энджи, ты
дома?
Разве он спрашивал бы такое, если бы сам ее убил? Конечно же, нет! И вдруг ужасная мысль пронзила
его: а что, если она ответит? Оттуда, с пола, где она лежит, сейчас ему ответит? Ответит с булькотением
крови в горле.
- Возьми себя в руки, - произнес он. Конечно надо, хотя как же это тяжело. Особенно во тьме. А
впрочем, в Библии такие вещи то и дело происходят. В Библии люди иногда возвращаются к жизни, как
зомби в «Ночи живых мертвецов»[82].
- Есть кто дома?
А черт. Пусто.
Его глаза привыкли к тьме, хотя и не совсем. Нужен свет. Следовало бы прихватить фонарь из дома, но,
когда ты привык к тому, что достаточно просто щелкнуть выключателем, о таких вещах легко забыть.
Джуниор пересек кухню, переступив через тело Энджи, и приоткрыл первые из двух дверей в дальней стене.
Там оказалась кладовка. Он смог рассмотреть только полки, заставленные консервами и бутылками. За
другими дверями ему повезло больше. Там была прачечная. И если он не ошибся в отношении той вещи,
которая находилась на полке справа от него, значит, удача его еще не покинула.
Он не ошибся. Это был фонарь, замечательный, мощный. Надо осторожней подсвечивать себе на кухне
- обязательно не забыть задвинуть шторы, - но в прачечной он мог светить себе вволю. Тут ему было удобно.
Стиральный порошок. Отбеливатель. Освежитель. Ведро и «Свиффер»[83]. Хорошо. Генератор не
работает, итак, здесь есть только холодная вода, но ее хватит в кране, чтобы наполнить одно ведро, а там еще
есть и всякие туалетные бачки. А холодная - именно то, что ему нужно. Для крови - холодная.
Он будет мыть, как ярая домохозяйка, которой когда-то была его мать, всегда помнящая поучения
своего мужа: «Держи чистыми дом, руки и душу». Он смоет кровь. Потом вытрет все, что вспомнит, к чему
касался, и все, о чем не помнит, но до чего мог дотронуться. Но сначала…
Тело. Надо что-то сделать с телом.
Джуниор решил, что пока что подойдет и кладовка. Он схватил ее под подмышки, перетянул туда,
отпустил - чмяк. И уже тогда принялся за работу. Напевая себе под нос, он сначала прицепил к холодильнику
все магниты, потом закрыл шторы. Успел наполнить ведро едва ли не по края, и только тогда кран начал
сипеть. Очередной бонус.
Он еще тер, работа шла хорошо, хотя до конца было еще далеко, когда прозвучал стук в передние
двери.
Джуниор поднял голову, глаза широко раскрыты, губы вывернуты в далекой от веселья гримасе испуга.
- Энджи? - прозвучал девичий голос сквозь всхлипы. - Энджи, ты дома? - Снова стук, и тогда двери
приоткрылись. Удача, похоже, его покинула. - Энджи, прошу, хотя бы ты была здесь. Я видела, твоя машина
стоит в гараже…
Сука! Гараж! Он не проверил их блядский гараж!
- Энджи? - вновь хныканье. Знакомый голос. О, Боже, не та ли это идиотка Доди Сендерс? Да она. Энджи, она мне сказала, что моя мама мертва! Миссис Шамвей сказала, что она погибла!
Джуниор надеялся, что она сначала поднимется на второй этаж, в комнату Энджи. Но вместо этого
Доди направилась через холл в кухню, передвигаясь в темноте медленно, неуверенно.
- Энджи? Ты в кухне? Я вроде бы видела свет.
У Джуниора вновь заболела голова, и виновата в этом была эта назойливая, постоянно обкуренная
сучка. Что бы не случилось сейчас… это будет только ее вина.
5
Доди Сендерс была все еще немного обкуренная и пьяненькая, ее кумарило; мать ее погибла, а сама она
в темноте на ощупь продвигалась по коридору в доме своей наилучшей подруги; и тут наступила на что-то,
что скользнуло под ее ступней так, что она едва не бухнулась на сраку, задрав ноги. Доди ухватилась за
перила ступенек, вывернула себе пару пальцев, и вскрикнула. Она вроде бы и осознавала, что все это с ней
действительно происходит, и в то же время в это невозможно было поверить. Чувствовала себя так, словно
заблудилась в каком-то параллельном измерении, как это бывает в фантастическом кино.
Она наклонилась посмотреть, что там попало ей под ноги. Похоже было на полотенце. Какой-то дурак
бросил полотенце на полу в коридоре. Тогда она услышала, как что-то шевельнулось в темноте впереди. В
кухне.
- Энджи, это ты?
Нет ответа. Однако ей послышалось, что там кто-то есть, хотя, может, только показалось.
- Энджи? - она вновь двинулась вперед, держа вывернутую правую руку (пальцы распухнут, подумала
она, да и уже опухают) прижатой к телу. Левую протянула перед собой, нащупывая в темноте. - Энджи,
пожалуйста, будь там! Моя мать умерла, я не шучу. Миссис Шамвей мне сказала, а она не шутит, ты мне так
нужна!
А день так удачно начался. Она встала рано (ну… в десять часов, это для нее рано) и совсем не
собиралась прогуливать работу. И тогда ей позвонила по телефону Саманта Буши, сказала, что прикупила на
е-Bay[84] несколько новых куколок «Братц»[85] и спрашивала, не хочет ли Доди прийти, помочь ей их
помучить. Подвергать пытке кукол «Братц» они завели себе моду еще в старших классах - покупали их на
домашних распродажах, а потом вешали, втыкали булавки им в глуповатые головки, обливали их бензином
для зажигалок, и поджигали. Доди понимала, что они уже должны были бы вырасти из этой игры, они уже
были взрослыми или почти взрослыми. Это же детские шалости. К тому же какие-то жуткие, если серьезно
подумать. Но дело в том, что Сэмми имела собственное жилье на Моттонской дороге - просто трейлер, но он
принадлежал только ей, после того как весной куда-то завеялся ее муж, - а ее Малыш Уолтер спал
практически целыми днями. Плюс, у Сэмми всегда была бешеная трава. Доди догадывалась, что берет ее она
у тех самых ребят, с которыми гуляет. По уик-эндам ее трейлер был популярным местом. Но дело в том, что
Доди зареклась курить траву. Больше никогда никакой травы после тех неприятностей с поваром. Больше
никогда у нее продлилось чуть более недели, до этого дня, до звонка Саманты.
- Тебе достанутся Джейд и Ясмин, - заманивала Сэмми. - А еще у меня есть такая крутая, ну, ты сама
знаешь что. - Она всегда так говорила, словно тот, кто мог ее подслушивать, не понял бы, о чем речь идет. А еще мы сможем, сама знаешь что.
Доди и это хорошо знала, о чем именно идет речь, и у нее немного встрепенулось Вот Там, Внизу (сами
знаете где), хотя это занятие тоже было детской забавой, которую им следовало бы давно прекратить.
- Да, наверное, нет, Сэмми. Мне на работу в два часа, и…
- Ясмин ждет, - перебила Сэмми. - А ты же так ненавидишь эту сучку.
Да, это было правдой. Ясмин была сукой из сук изо всех «Братцев», по мнению Доди. А до двух еще
почти четыре часа. Кроме того, ничего страшного, если она немного и опоздает. Разве Рози ее выгонит? А
кто другой станет делать для нее эту сраную работу?
- О'кей. Только ненадолго. И только потому, что я ненавижу эту Ясмин.
Сэмми захохотала.
- И я не буду больше того, ну, сама знаешь чего. Ни того, ни другого.
- Без проблем, - согласилась Сэмми. - Давай быстрее.
И Доди села в машину и поехала и, конечно, поняла, что глумление над «Братцами» не дарит никакого
удовольствия, если не зарядиться немного кайфом, и она зарядилась вместе с Сэмми. Вместе же они и
организовали Ясмин сеанс пластической хирургии с помощью жидкости для прочищения канализационных
стоков, и им было очень весело. Потом Сэмми захотела продемонстрировать ей классную новенькую
кофточку, приобретенную ей в «Дэби»[86], и хотя она уже немного потолстела в животике, но на вкус Доди,
она все еще выглядела хорошенькой, наверняка, потому, что они обе были немного нетрезвые - по правде
говоря, в хлам обдолбанные - и поскольку Малыш Уолтер все еще спал (его отец настоял на этом имени для
мальчика в честь какого-то старого блюзмена, и этот его постоянный сон, да-да, у Доди было подозрение, что
у Малыша Уолтера задержка в развитии, что и не удивительно, принимая во внимание то количество дури,
которую высмолила Сэмми, пока его вынашивала), они с Сэмми оказались в кровати и занялись тем самым,
сами знаете чем. После чего заснули, а когда Доди проснулась, потому что Малыш Уолтер вопил - усратьсяне-поддаться, быстрей звоним по телефону на Шестой канал[87], - то на часах было уже около пяти. Совсем
поздно идти на работу, а тут еще Сэмми достала бутылку черного Джонни Уокера, и они бахнули разок,
другой, третий, и Сэмми решила посмотреть, как там идут дела у бэби «Братц» в микроволновке, вот только
электричества почему-то не было.
Доди доползла до города со скоростью меньшей шестнадцати миль в час, все еще пьяная и в
параноидальном до чертиков состоянии, постоянно кося глазом в зеркало заднего вида, нет ли у нее копов на
хвосте, почему-то уверенная, что, если ее остановят, то обязательно это будет эта рыжеволосая сучка Джеки
Веттингтон. Или отец появится на перерыв домой и почувствует алкоголь в ее дыхании. Или мать окажется
дома, обессиленная после этого идиотского тренировочного полета настолько, что решит остаться дома,
вместо игры в бинго со своими в Восточной Звезде[88].
- Пожалуйста, Господи, - молилась она. - Прошу, проведи меня через это, и я никогда больше не буду
этого самого. И того тоже, сам знаешь чего. Никогда в жизни.
Бог услышал ее молитвы. Дома никого не было. Электричества не было и здесь тоже, но в своем
неуверенном состоянии Доди едва это заметила. Она заползла наверх по ступенькам в свою комнату, сняла с
себя джинсы и рубашку и упала на кровать. Только на несколько минут, заверила себя. И тогда она закинет
пропахшую драпом одежду в машинку, а сама станет под душ. Она дышала духами Сэмми, которые та,
вероятно, покупает галлонами у Бэрпи.
Вот только из-за отсутствия электричества будильник себе выставить она тоже не могла, и когда ее
разбудил стук в двери, было уже темно. Она набросила халат и спустилась на первый этаж почему-то
уверенная, что появилась та рыжеволосая полицейская с большими сиськами, чтобы сейчас же ее арестовать
за езду в нетрезвом состоянии. А может, еще и за употребление дури. Доди подумала, что и за то другое,
сами знаете что, хотя это не является противозаконным, хотя и не была в этом полностью уверена.
Там оказалась не Джеки Веттингтон. Там оказалась Джулия Шамвей, редактор-издатель «Демократа».
В руке она держала фонарик. Посветила прямо в лицо Доди, которое, наверное, опухло ото сна, глаза,
безусловно, все еще красные, и на голове невесть что, - и тогда опустила фонарь. Свет прошелся по лицу
самой Джулии, и Доди заметила на нем выражение сожаления, от чего девушка ощутила неуверенность и
страх.
- Бедный ты ребенок, - произнесла Джулия. - Ты же еще не знаешь, да?
- Не знаю что? - спросила Доди. Именно тогда у нее появилось ощущение параллельной реальности. Что я не знаю?
И Джулия Шамвей ей рассказала.
6
- Энджи? Энджи, прошу тебя!
Нащупывает путь сквозь коридор. Рука болит. В голове гудит. Она могла бы поискать отца - миссис
Шамвей предложила ей помощь, начать с похоронного салона Бови, - но у нее кровь застыла от самого
только упоминания об этом месте. Кроме того, ей больше всего сейчас нужна была Энджи. Энджи, которая
обнимет ее крепко, без всякого намека на то, сами знаете что. Энджи, которая была ее лучшей подругой.
Какая-то тень выскользнула из кухни и быстро двинулась к ней.
- Ты здесь, слава тебе, Господи! - всхлипнула она еще громче и бросилась к той фигуре с
растопыренными руками. - Ой, как это ужасно! Это мне наказание за то, что я была такой отвратительной, я
знаю, знаю!
Темная фигура и сама расставила руки, однако, не для утешительных объятий. Вместо этого пальцы на
концах тех рук сомкнулись у Доди на горле.
НА БЛАГО ГОРОДА – НА БЛАГО ЛЮДЯМ
1
Энди Сендерс действительно находился в похоронном салоне Бови. Он пришел туда с тяжелым грузом:
волнение, тоска, разбитое сердце.
Сейчас он сидел в Поминальном зале № 1 в компании с телом в гробу, который стоял посреди
помещения. Гертруда Эванс, восьмидесятисеми… (или, может, восьмидесятивосьмилетняя) умершая от
острой сердечной недостаточности два дня тому назад. Энди еще присылал письмо-соболезнование, хотя
неизвестно, кто мог бы его получить; Гертин муж уже лет десять, как умер. Но это не имело значения. Он
всегда посылал соболезнование, написанное ручкой на официальном кремовом бланке с заголовком ОФИС
ПЕРВОГО ВЫБОРНОГО. Он считал, что это входит в его обязанности.
Большой Джим не мог отвлекаться на такие дела. Большой Джим был весьма занят руководством тем,
что он называл «нашим бизнесом», имея в виду Честер Милл. Сказать честно, руководил он им, будто своей
частной железной дорогой, но Энди никогда на это не жаловался; он понимал, что Большой Джим прыткий.
Энди понимал также и еще кое-что другое: без Эндрю Делоиса Сендерса самого Большого Джима,
наверняка, не выбрали бы даже в секретари. Большой Джим умел продавать подержанные машины, обещая
колоссальные выгоды, небольшой первый взнос и бонусы типа дешевых корейских пылесосов, но когда он
попытался в тот раз стать дилером «Тойоты», компания вместо него выбрала Вилла Фримэна. Принимая во
внимание его уровень продаж и расположение бизнеса возле шоссе 119, Большой Джим никак не мог понять,
почему «Тойота» сделала такой тупой выбор.
А Энди мог. Пусть он и не принадлежал к самым хитрым медведям в их лесу, но вполне понимал, что
Большой Джим не имеет душевного тепла. Он был жестким человеком (кое-кто из тех, кто купились на его
крохотный первый взнос, говорили даже: жесткосердечный), он был убедительным, однако также и
холодным. А Энди напротив, всегда делился своим душевным теплом. Прохаживаясь по городу перед
выборами, Энди рассказывал людям, что они с Большим Джимом словно близнецы Даблминт[89], или Клик
и Клак[90], или сэндвич с джемом и арахисовым маслом, и Честер Миллу нужны они оба в одной упряжке
(конечно, с кем-то третьим, кто будет готов запрячься - сейчас это была Эндрия Гриннел, сестра Рози
Твичел). Энди всегда нравилось его партнерство с Большим Джимом. Особенно финансовые результаты за
последние пару-тройку лет, но и еще и в духовном смысле. Большой Джим знал, каким образом что делается
и почему оно должен именно так делаться. «Мы впряглись надолго, - любил он говорить. - Мы все делаем
для города. Для людей. Для их блага». И это было хорошо. Хорошо делать добро. Однако сегодня… в этот
вечер…
- Я с самого начала был против тех уроков пилотирования, - произнес он и вновь начал рыдать. В
скором времени он уже рыдал в полный голос, но в этом не было ничего страшного, потому что Бренда
Перкинс уже постояла возле тела своего мужа и ушла, беззвучно глотая слезы, а брат Бови находились внизу.
Работы на них навалилось много (Энди понимал, хотя только краем сознания, что происходит что-то оченьочень плохое). Ферн Бови сходил перекусить в «Розу-Шиповник», а когда вернулся, Энди подумал, что он
прогонит его прочь, но Ферн прошел мимо него по холлу, даже не взглянув на Энди, который сидел здесь,
свесив руки между колен, с распущенным галстуком и растрепанным волосами.
Ферн исчез за дверьми того помещения, которое они с братом называли «мастерской». (Ужас! Ужас!)
Там лежал Дюк Перкинс. А также этот проклятый летун Чак Томпсон, который, возможно, и не сам подбил
его жену к тем урокам, однако же, и не отговорил ее от них. А может, и еще какие-то другие трупы также
лежали там, внизу.
Клодетт лежала точно.
Энди выдал похожий на булькотение стон и еще плотнее сцепил руки. Как ему жить без нее? Он же не
сможет без нее жить. И не только потому, что он любил ее больше собственной жизни. Это Клодетт (вместе с
регулярными, необлагаемыми и все постоянно увеличиваемыми инъекциями денежной наличности со
стороны Джима Ренни) поддерживала на плаву их аптеку; сам Энди довел бы ее до банкротства еще на
границе столетий. Его специальность - общение с людьми, а не со счетами или бухгалтерскими книгами. Вот
его жена - она специалистка по цифрам. То есть была специалисткой.
Эта фраза в прошлом времени прозвучала в его мозге, и он вновь застонал.
Клодетт с Большим Джимом даже как-то вместе исправляли что-то в городских книгах, когда их
проверяла аудиторская служба штата. Та проверка не застала их неожиданно, потому что Большого Джима
предупредили о ней заранее. Деталей не сообщили, однако сказали достаточно, чтобы они поработали с
компьютерной программой, которую Клодетт называла «миссис ЧИСТКА». Так они ее называли, потому что
она выдавала чистые цифры. Они из этого аудита вышли кристально чистыми, вместо того, чтобы сесть в
тюрьму (что было бы несправедливо, учитывая то, что большинство того, чем они занимались - фактически,
едва ли не все - делалось на благо города).
Если сказать правду, вот кем была Клодетт Сендерс: миловидной версией Джима Ренни, добрейшим
Джимом Ренни она была, то есть человеком, с которым Энди мог спать и рассказывать ей свои секреты, и
жизнь без нее казалась ему немыслимой.
Энди вновь начал рыдать, и тут уже сам Джим Ренни положил ему руку на плечо и сжал. Энди не
слышал, как тот зашел, но не подскочил. Он просто ожидал эту руку, потому что ее хозяин всегда появлялся
тогда, когда Энди нуждался в нем больше всего.
- Я знал, что найду тебя здесь, - произнес Большой Джим. - Энди, друг, мне очень, очень жаль.
Энди подскочил с места, нащупал руками туловище Джима и продолжил рыдание уже Большому
Джиму в пиджак.
- Говорил же я ей, что эти ее летные уроки опасные! Я ей говорил, что этот Чак Томпсон точь-в-точь
такой же осел, как и его отец.
Большой Джим успокаивающе гладил его по спине.
- Понимаю, но она сейчас в лучшем месте, Энди: сегодня она ужинает с Иисусом Христом - ростбиф,
зеленый горошек, картофельное пюре с подливкой! Разве это не прекрасно? Подумай об этом. Как ты
смотришь на то, чтобы нам сейчас помолиться?
- Да! - всхлипнул Энди. - Конечно, Большой Джим! Помолись со мной.
Они опустились на колени, и Большой Джим начал долго и неистово молиться за душу Клодетт
Сендерс. (Под ними, в секционном зале, их услышал Стюарт Бови и, подняв голову к потолку, заметил:
«Этот мужчина умудряется срать одновременно из двух дырок».)
Минут через пять после «теперь видим мы словно в зеркале» и «когда я ребенком был, то я говорил,
как ребенок»[91] (Энди не очень понимал уместность последнего, однако его это совсем не волновало, ему
было так утешительно стоять на коленях с Большим Джимом) Ренни завершил: «ВоимяИисусааминь» - и
помог Энди встать.
Стоя с ним лицом к лицу, грудью к груди, Большой Джим сжал руками плечи Энди и посмотрел ему в
глаза.
- Итак, партнер, - произнес он. Джим всегда называл Энди партнером, когда ситуация становилась
серьезной. – Готов ли ты заниматься работой?
Энди в ответ только безмолвно таращился.
Большой Джим кивнул так, словно Энди высказал свой резонный (согласно обстоятельствам) протест.
- Конечно, я понимаю, как это тяжело. Несправедливо. Несоответствующий момент, чтобы просить
тебя об этом. И ты имел бы полное право - Бог знает, что ты его имеешь - съездить мне прямо тут, в мое
никчемное рыло. Но иногда мы должны ставить благо других превыше всего - разве не воистину так?
- На благо города, - произнес Энди. Впервые после того, как он получил весть о Клодетт, перед ним
проблеснул какой-то свет.
Большой Джим кивнул. Лицо у него оставалось серьезным, но глаза сияли. У Энди промелькнула
странная мысль: «Он выглядит на десять лет моложе».
- Конечно, ты прав. Мы хранители, партнер. Хранители общественного блага. Не всегда легкая работа,
но всегда необходимая. Я послал эту, Веттингтон, разыскать Эндрию. Приказал ей привезти Эндрию в
комнату заседаний. В наручниках, если возникнет необходимость, - рассмеялся Большой Джим. - Она будет
там. А Пит Рендольф составляет список всех имеющихся в городе копов. Их мало. Мы должны объединить
все наши усилия. Если эта ситуация будет продолжаться, власть должна быть решительной. Ну что скажешь?
Будешь делить власть со мной?
Энди кивнул. Подумал, что так ему легче будет отвлечься. А если даже это не поможет, поглощенным
заботами, как пчелка, ему будет легче переживать. Кроме того, его уже дрожь начала пробирать от
созерцания Гэрти Эванс в гробу. Да и работа не тяжелая. Всего лишь сидеть в комнате заседаний и
поднимать руку вслед за Большим Джимом. Эндрия Гриннел, которая всегда имеет несколько сонный вид,
будет делать то же самое. Если возникнет потребность принять какие-то чрезвычайные меры, все обеспечит
Большой Джим.
- Поехали, - ответил Энди.
Большой Джим хлопнул его по спине, положил руку на сутулые плечи Энди и повел его из
поминального зала. Тяжелехонькой была его рука. Мясистой. Но ощущения дарила хорошие.
О своей дочери он ни разу не вспомнил. Погрузившись в собственную скорбь, Энди Сендерс напрочь о
ней забыл.
2
Джулия Шамвей медленно шла по Коммонуэлс-Стрит, где жили самые богатые жители города, в
сторону Мэйн-стрит. Уже десять лет, как удачно разведенная, она жила над редакцией «Демократа» с
Горесом, своим стареньким валлийским корги[92]. Когда-то назвала его в честь большого мистера Грили[93],
который запомнился единственной фразой: «На Запад, юноша, отправляйся на Запад», - но действительно его
самой главной заслугой, по мнению Джулии, была работа в роли редактора газеты. Если бы сама Джулия
могла делать свою работу, хотя бы наполовину так же эффективно, как делал когда-то свою в «Нью-Йорк
Трибьюн» господин Грили, она считала бы себя успешной.
Конечно, ее Горес всегда считал ее успешной, что делало его в табеле о рангах Джулии наилучшей
собакой в мире. Она выведет его на прогулку, как только доберется домой, а потом еще выше поднимется в
его глазах, прибавив к его корму кусочки вчерашнего бифштекса. И им обоим будет хорошо, а ей хотелось,
чтобы стало хорошо - хотя бы от чего-нибудь, хотя бы на чуток, - потому, что чувствовала она себя сейчас
плохо.
Это состояние для нее не было новым. Все свои сорок три года она прожила в Милле, и то, что
происходило в ее родном городе в течение последних десяти, нравилось ей все меньше и меньше. Ее
беспокоила непостижимая разруха канализационной системы и мусороперерабатывающего завода, не смотря
на вложенные в них средства; ее беспокоило неминуемое закрытие Заоблачной верхушки, городского
лыжного курорта; ее беспокоило то, что Джим Ренни теперь обворовывает город еще сильнее, чем тогда,
когда у нее возникли подозрения в отношении этого(а она подозревала, что он хорошенько приворовывает в
течение многих десятилетий). И, конечно же, беспокоило это новое явление, которое казалось ей едва ли не
слишком большим для постижения ее разумом. Каждый раз, стараясь вернуться к нему мысленно, она
концентрировалась на какой-то отдельной детали, небольшой, зато конкретной: например, на том, что ей все
реже и реже удается кому-то дозвониться по мобильному. А сама она не получила никаких звонков, что не
могло ее не беспокоить, и даже очень. Не говоря о близких друзьях и родственниках из-за города, ей сейчас
должны были бы беспрерывно названивать из других газет: Льюистоновской «Сан», Портлендской «Пресс
Гералд», возможно, даже из «Нью-Йорк Таймс».
Имеют ли и другие люди в Честер Милле сейчас такие же проблемы?
Ей надо съездить к границе с Моттоном и увидеть все собственными глазами. Если она не сможет
вызвонить Пита Фримэна, ее самого лучшего фотографа, снимет сама несколько кадров с помощью аппарата,
который прозвала своим «чрезвычайным Никоном». Говорят, что там, вдоль границы с Моттоном и Таркер
Миллом, установили какую-то карантинную зону - скорее всего, на границе с другими городами тоже, - но с
этой стороны будет удобнее подойти достаточно близко к тому месту. Пусть попробуют ее прогнать, а
впрочем, если этот барьер действительно такой непроницаемый, как говорят люди, словами все у них и
закончится.
- Желаешь укусить, но трудно добраться, - произнесла она вслух. Действительно так. Если бы ее можно
было бы достать словами, Джим Ренни спровадил бы ее в палату интенсивной терапии еще три года назад,
когда она написала статью о той смехотворной проверке, которую здесь вела аудиторская служба штата. Он,
конечно, многим прибрехивал о том, что подаст в суд на газету, но дальше попугиваний так ничего и не
пошло; она даже хотела написать редакторскую колонку на эту тему, большей частью потому, что уже
выдумала эффектный заголовок: ОБЕЩАННЫЙ ИСК ИСЧЕЗ ИЗ ПОЛЯ ЗРЕНИЯ.
О, да, она беспокоилась. Это было естественно, взирая на ее специальность. Непривычным было то, что
ее беспокоило ее собственное поведение, и теперь, остановившись на углу Мэйн-стрит и Коммон, она
задумалась. Вместо того чтобы повернуть налево, на Мэйн, она оглянулась в ту сторону, откуда пришла. И
потихоньку, тем тоном, которым по обыкновению обращалась к Горесу, пробормотала: «Не следовало бы
мне оставлять девушку одну».
Джулия не сделала бы этого, если бы приехала туда на машине. Но она пришла туда пешком, а, кроме
того - Доди так настойчиво отказывалась. От нее еще и чем-то пахло. Дурью? Возможно. Не то чтобы
Джулия имела какое-то особое предубеждение против травы. Она тоже выкурила свою немалую часть за
долгие годы. Возможно, это поможет девушке приглушить горе. Снимет остроту скорби, когда она наиболее
болезненна.
- Не надо за меня переживать, - сказала Доди. - Я поищу отца. Но сначала мне надо одеться, - и
показала на свой халат.
- Я подожду, - ответила Джулия… хотя ей не хотелось ждать. Впереди у нее была длинная ночь,
начиная с выполнения ее обязанностей перед псом. Горес сейчас, наверняка, уже едва не взрывается, после
того как не получил регулярной прогулки в пять часов, да и проголодался он тоже. А вот когда он сделает все
свои дела, тогда она уже поедет к тому барьеру, как его уже называют люди. Посмотрит собственными
глазами. Сфотографирует, если там есть что фотографировать.
Да и тогда еще не конец. Надо подумать, не издать ли спецвыпуск «Демократа». Газета много значила
для нее и, как она думала, для города тоже. Конечно, уже завтра утром все это может кончиться, однако
Джулия имела ощущение - отчасти оно содержалось у нее в голове, а отчасти в душе, - что этого не
произойдет.
И все-таки. Не следовало бы ей оставлять Доди Сендерс в одиночестве. На удивление, она будто бы
держала себя в руках, хотя, может, она так спокойно отказалась из-за шока. И из-за дури, конечно. Однако
же, на вид она была в полном порядке.
- Не надо меня ждать. Я не хочу, чтобы вы меня ждали.
- Не знаю, разумно ли тебе сейчас оставаться в одиночестве, дорогая.
- Я пойду к Энджи, - сказала Доди и, показалось, даже немного расцвела при этих словах, хотя слезы
непрерывно котились ей по щекам. - Она пойдет со мной искать моего отца, - кивнула она. - Энджи мне
нужна сейчас более всего.
По мнению Джулии, дочь Маккейнов имела разума только на чуть-чуть большие той девушки, которая
унаследовала физические данные своей матери, но, к сожалению, мозг своего отца. Впрочем, Энджи была ее
подругой, а при таких обстоятельствах задушевная подруга для Доди Сендерс значила намного больше, чем
какая-то чужая тетка.
- Я могла бы пойти с тобой… - произнесла она нехотя, понимая, что даже в своем теперешнем тяжелом
состоянии от свежей потери девушка, наверняка, заметит это ее нежелание.
- Не надо. Здесь всего лишь несколько кварталов.
- Ну, тогда…
- Мисс Шамвей,… а вы уверены? Вы уверены, что моя мама…
Очень неохотно Джулия кивнула. Она получила подтверждение от Эрни Келверта: бортовой номер
самолета. От него она также получила и кое-что другое, вещь, которая должна была бы попасть в полицию.
Джулия могла настоять, чтобы Эрни передал ее туда, если бы не ужасная весть о том, что Дюк Перкинс
мертв, а его место теперь занимает этот некомпетентный лентяюга Рендольф.
Вещью, которую ей принес Эрни, были залитые кровью водительские права Клодетт. Они лежали у
Джулии в кармане, в то время как она стояла на крыльце Сендерсов, там они и остались. Она отдаст их или
Энди, или этой бледной, с растрепанным волосами девушке, когда случится другая, более подходящая
возможность… но не сейчас.
- Благодарю вас, - сказала Доди печальным формальным тоном. - А теперь уходите, пожалуйста. Мне
не хотелось бы выглядеть невежливой, но…
Она так и не закончила свою мысль, просто закрыла двери посреди этой фразы.
И что сделала Джулия Шамвей? Выполнила приказ убитой горем двадцатилетней девушки, которая,
возможно, была такой обдолбанной, что не могла даже отвечать за свои действия. Но самой Джулии было за
что отвечать в этот вечер, в первую очередь она несла ответственность за Гореса. И за газету. Пусть люди и
подсмеиваются с зернистых черно-белых снимков Пита Фримэна и витиеватых репортажей в ее «Демократе»
о таких местных событиях, как бал «Очаровывающая ночь» в Милловской средней школе; пусть говорят, что
польза от газеты состоит только в том, что она годится на подстилку в кошачий туалет - они в ней нуждаются
и, особенно, когда случается что-то плохое. Джулия хотела, чтобы завтра утром они получили газету, даже
если ей придется не спать целую ночь. А благодаря тому, что оба ее репортера уехали на уик-энд из города,
так оно наверняка и будет.
Джулия сосредоточилась на мысли, как ей справиться с таким вызовом, и скорбное лицо Доди Сендерс
начало уплывать из ее памяти.
3
Зайдя в дом, она встретилась с укоризненным взглядом Гореса, но мокрых следов на ковре не увидела и
коричневой кучки под стулом в коридоре тоже - магическое место, которое пес считал невидимым для
человеческих глаз. Она пристегнула поводок, вывела Гореса и терпеливо ждала, пока он, при этом
пошатываясь, обссыкал свои любимые водосточные трубы. Ему было уже пятнадцать лет - староват как для
корги. Тем временем она засмотрелась на белое сияние, которое отсвечивалось на южном небосклоне. Ей это
напомнило кадр из какого-то фантастического фильма Стивена Спилберга. Сияние нарастало, до нее
доносили звуки чуп-чуп-чуп, вертолеты лопотали чуть слышно, однако непрерывно. И сколько же это они
там понаставили прожекторов? Такое впечатление, словно Северный Моттон превратился в аэродром где-то
в Ираке.
Теперь Горес уже лениво кружил, вынюхивая себе удобное место для завершения вечернего ритуала
испражнения, исполняя вечно модный собачий вальс «Какашечка». Джулия воспользовалась паузой, чтобы
вновь подвергнуть испытанию свой мобильный. Как почти во всех случаях в этот вечер, телефон сначала
выдал несколько нормальных гудков… и тогда окончательно замолчал.
«Мне придется печатать газету на ксероксе. Это означает - максимум семьсот пятьдесят экземпляров».
«Демократ» уже двадцать лет, как не печатался автономно. С 2002-го Джулия каждую неделю отвозила
макет в типографию «Вью Принтинг» в Касл Роке, а теперь она даже этого не должна была делать. Каждый
вторник вечером она просто отсылала гранки по электронной почте, и уже на следующий день, еще до семи
утра, из «Вью Принтинг» привозили готовые, аккуратно запакованные в пластик, экземпляры газеты. Для
Джулии, выросшей с корректорским карандашом при машинописных листах, которые, после завершения
работы с ними, назывались «пригвожденными», такой процесс выглядел магией. И, как всякая магия, казался
немного ненадежным.
Сегодня ее недоверие получило подтверждение. Компьютерную верстку она еще, наверняка, способна
переслать в «Вью Принтинг», но никто не в силах привезти сюда утром готовые газеты. Она подумала, что
утром никто не сможет подойти к границам Милла ближе, чем на пять миль. По всему периметру. На ее
счастье, в бывшей комнате для печати стоял большой мощный генератор, фотокопировальная машина была зверь, Джулия также имела запас бумаги, свыше пятисот пачек. Если удастся привлечь на помощь Пита
Фримэна… или Тони Гая, который пишет о спорте…
Тем временем Горес наконец-то принял позу. Когда он закончил свое дело, за дело принялась она с
маленьким зеленым пакетиком, помеченным надписью «Собачий помет», гадая, что подумал бы Горес Грили
об этом мире, в котором сбор из водосточных труб собачьего дерьма является не просто социально
ответственным действием, а прописанным законом обязанностью. Он бы, наверняка, застрелился,
подумалось ей.
Заполнив и завязав пакет, она вновь попробовала позвонить.
Безрезультатно.
Джулия отвела Гореса домой и накормила.
4
Мобильный зазвонил, когда она застегивала плащ, собираясь ехать к барьеру. Поковырявшись в
кармане, она едва не упустила на землю камеру, которую перед тем повесила себе на плечо. Надыбала
телефон, взглянула на входящий номер и увидела надпись АНОНИМНЫЙ.
- Алло? - произнесла она, и что-то такое, вероятно, было в ее голосе, потому что Горес в ожидании под
дверями теперь, когда его выгуляли и накормили, более чем готовый к ночной экспедиции, насторожил уши
и взглянул на неё.
- Миссис Шамвей? - мужской голос, отрывистый, официальный тон.
- Мисс Шамвей. С кем я говорю?
- Говорит полковник Джеймс Кокс, мисс Шамвей. Армия США.
- И чем удостоилась я такого почета, как этот ваш звонок? - она ощутила сарказм в собственном голосе,
и ей это не понравилось - это непрофессионально. Но ей было страшно, а сарказм у нее всегда проявлялся
как реакция на страх.
- Мне нужно связаться с человеком по имени Дейл Барбара. Вы знаете такого человека?
Конечно, она знала Барбару. И была удивлена, увидев его в этот вечер в «Розе-Шиповнике». Не
ополоумел ли он, оставшись в городе, и разве сама Рози не говорила ей вчера, что он предупредил ее о своем
увольнении? Случай с Дейлом Барбарой был лишь одной из сотен известных Джулии похожих историй, о
которых она так и не написала. Издателю газеты в маленьком городе приходится оставлять не
откупоренными много банок с червями. Тебе нужно выбирать свое поле боя. Так же, как - она была в этом
уверена - его избрали для себя Джуниор Ренни с его друзьями. Вместе с тем, она имела большие сомнения в
отношении истинности сплетен о связи между Барбарой и Энджи, наилучшей подругой Доди. Прежде всего,
потому, что Барбара, по ее мнению, имел более изысканный вкус.
- Мисс Шамвей? - Холодно, официально. Голос снаружи. Еще и поэтому ее должен был бы раздражать
этот голос. - Вы здесь?
- Я здесь. Да, я знаю Дейла Барбару. Он готовит в ресторанчике на Мэйн-стрит. И что?
- Похоже, он не имеет мобильного телефона, а ресторан не отвечает…
- Там закрыто…
- …а проводная связь, конечно же, не работает.
- Кажется, в нашем городе сегодня ничто не работает надлежащим образом, господин полковник Кокс.
Включая мобильные телефоны. Хотя я заметила, что вы без каких-либо проблем до меня дозвонились, что
наводит на мысли, что именно на вас лежит ответственность за все это. - Эта ее гневная тирада - как и
сарказм, порождение страха - саму ее удивил. - Что вы наделали? Люди, что это вы там наделали?
- Ничего. Насколько мне известно, ничего.
Ее это так удивило, что она растерялась, не зная, что сказать дальше. Это было так не похоже на ту
Джулию Шамвей, которую хорошо и давно знали жители Милла.
- Что касается мобильных, да, - произнес он. - Входящие и исходящие звонки из Честер Милла сейчас
заблокированы. В интересах национальной безопасности. И, со всем моим уважением, мэм, на нашем месте
вы поступили бы так же.
- Сомневаюсь.
- На самом деле? - произнес он заинтересованно, но не гневно. - В беспрецедентной для всего мира
ситуации, где задействована технология настолько далекая от понимания нами и кем-либо ещё?
И вновь она промолчала, промедлив с ответом.
- Мне сейчас важно поговорить с капитаном Барбарой, - произнес он, возвратившись к оригинальному
сценарию. Собственно, Джулия была удивлена, что он вообще так далеко отошел от своего первого вопроса.
- Капитаном?
- В отставке. Вы можете его найти? Возьмите с собой мобильный телефон. Я дам вам номер, по
которому звонить. Этот канал проходной.
- Почему я, господин полковнику? Почему бы вам не позвонить по телефону в нашу полицию? Или
кому-то из городских выборных? Я уверена, что все трое в городе.
- Даже не буду стараться. Я сам вырос в маленьком городке, мисс Шамвей…
- Счастливчик.
- … и опыт мне подсказывает, что городские политики знают мало, городские копы много, а издатель
городской газеты знает все.
Против воли она расхохоталась на эту его фразу.
- Зачем вам канителиться с телефонным звонком, если вы можете встретиться с ним с глазу на глаз? В
моем сопровождении, конечно. Кстати, я как раз выходила из дома, чтобы поехать к своей стороне барьера,
когда вы позвонили. Найду Барби, и мы…
- Он так себя по-старому и называет, неужели? - изумленно переспросил Кокс.
- Я его разыщу и привезу с собой. Устроим мини-пресс-конференцию.
- Я не в Мэне. Я в округе Колумбия. На Объединенном комитете начальников штабов.
- Я должна быть впечатлена? - И так оно и было, честно говоря.
- Мисс Шамвей, у меня нет лишнего времени, думаю, у вас тоже. Итак, в интересах успешного решения
этой проблемы…
- А это возможно, как вы считаете?
- Перестаньте, - оборвал он ее. - Не имею сомнений, прежде чем возглавить газету, вы были
репортером, я уверен, задавать вопросы для вас вполне естественно, но сейчас фактор времени - главный. Вы
можете выполнить мою просьбу?
- Могу. Но если вам нужен он, вы получаете и меня. Мы выедем на шоссе 119 и оттуда позвоним по
телефону вам.
- Нет, - произнес он.
- Чудесно, - ласково откликнулась она. - Весьма приятно было посплетничать с вами, господин
полковни…
- Дайте мне договорить. С вашей стороны шоссе № 119 полностью ФУБАР[94]. Это означает…
- Мне известно это выражение, полковник, я читала книжки Тома Кленси[95]. Что именно вы имели в
виду по отношению к шоссе 119?
- Я хотел сказать, что сейчас там, извините за вульгарность, как в ночь открытых дверей в бесплатном
борделе. Половина населения вашего города заставили своими легковушками и пикапами обе обочины
дороги и часть какого-то пастбища.
Она положила фотоаппарат на пол, достала из кармана плаща блокнот и записала: пол. Джеймс Кокс и
Ночь откр. дверей в беспл. борделе. Потом добавила: ферма Динсмора? Конечно же, наверняка, он имеет в
виду луг Алдена Динсмора.
- Хорошо, - согласилась она. - Что вы предлагаете?
- Ну, я не могу вам помешать с ним приехать, здесь вы правы, - вздохнул он, словно жалуясь на
несправедливость мира. - Не могу также запретить вам напечатать что-либо в вашей газете, хотя, думаю, это
не имеет значения, все равно никто за пределами Честер Милла ее не увидит.
Ее улыбка увяла.
- Вы не хотели бы это прояснить?
- Охотно, в скором времени, а выводы вы потом сделаете сами. Мое предложение таково: если вы
желаете увидеть барьер - хотя на самом деле его увидеть невозможно, я уверен, вам об этом уже
рассказывали, - привозите капитана Барбару туда, где барьер перерезает дорогу номер три. Вы знаете, где
проходит дорога номер три?
Какое-то мгновение она не могла припомнить. И вдруг поняла, что он имеет в виду, и расхохоталась.
- Что вас так развеселило, мисс Шамвей?
- У нас, в Милле, люди называют эту дорогу Малая Сука. Потому что в дождливый сезон она
действительно превращается в суку.
- Весьма колоритное название.
- Я так поняла, что на Малой Суке сейчас нет никакой толпы?
- Именно сейчас ни единой души.
- Хорошо, - она положила блокнот в карман и подобрала фотоаппарат. Горес терпеливо ждал, сидя под
дверяи.
- Хорошо, когда мне ждать вашего звонка? То есть звонка Барби с вашего мобильного?
Она кинула взгляд себе на запястье, увидев, что сейчас уже около десяти часов. Как это, ради Бога, так
быстро минуло время?
- Мы будем там где-то в десять тридцать, конечно же, если я смогу его найти. А я думаю, что смогу.
- Очень хорошо. Передайте ему привет от Кена. Это…
- Шутка, конечно, понимаю. Кто-то нас встретит?
Зависла пауза. Когда он заговорил вновь, в его голосе слышалось сомнение.
- Там прожектора, и дежурные возле шлагбаума, но им приказано не разговаривать с жителями.
- Почему это, зачем? Боже прости, почему?
- Если эта ситуация не разрешится, мисс Шамвей, для вас все со временем станет понятно. Вы и сейчас
можете почти все высчитать сами - мне вы кажетесь довольно умной женщиной.
- Ёб же вашу мать, полковник! - вскрикнула она, потому что достало. Горес возле дверей насторожил
уши.
Кокс засмеялся, искренне, не оскорбленно.
- Да, мэм, слышу вас четко, ясно. Итак, в десять тридцать?
Ей хотелось сказать ему «нет», но, конечно, она себе этого позволить не могла.
- Десять тридцать. Если я его разыщу. Мне вам позвонить?
- Либо вы, либо он, но поговорить я хочу именно с ним. Буду ждать, держа руку на телефоне.
- Тогда говорите мне ваш магический номер.
Она зажала телефон между ухом и плечом и вновь добыла из кармана блокнот. Всегда так: только
спрячешь блокнот, как он тебе вновь нужен; этот факт ей доказала жизнь, когда она еще работала
репортером, и вот теперь она вновь в этой роли. Произнесенный им номер почему-то напугал ее больше
всего из того, что он ей наговорил перед тем. Код начинался с трех нулей: 000.
- Вот что еще, мисс Шамвей: у вас нет имплантатов, типа сердечного стимулятора или вживленного
слухового аппарата? Ничего такого нет?
- Нет. А в чем дело?
Она подумала, что он вновь не захочет объяснять, но ошиблась.
- При приближении к Куполу проявляется какое-то излучение. Для большинства людей оно безопасное,
они ощущают разве что слабенький электрический ток, и это ощущение проходит через пару секунд, но на
электронные устройства оно действует ужасно. Некоторые перестают работать - большинство мобильных
телефонов при приближении ближе, чем на пять футов, - а другие взрываются. Если вы привезете с собой
обычный магнитофон, он просто заглохнет. Если у вас «Ай-Под» или другое сложное устройство, типа
«Блэк-Берри»[96], они взорвутся.
- Значит, у Дюка Перкинса взорвался стимулятор? Он из-за этого погиб?
- Десять тридцать. Привозите Барби и не забудьте передать ему привет от Кена.
Он дал отбой, оставив Джулию стоять в коридоре рядом с ее псом. Она попробовала позвонить своей
сестре в Льюистон. Пропикало несколько гудков… а потом тишина. Сплошная тишина, как и перед этим.
«Купол, - припомнила она. - Под конец он уже не говорил «барьер»; он назвал это Куполом».
5
Барби, уже без рубашки, сидел на кровати и расшнуровывал кеды, когда послышался стук в двери, к
которым со двора вел один лестничный пролет вдоль боковой стены семейной аптеки Сендерса. Этот стук
был уже лишним. Он проходил пешком почти весь день, потом, нацепив фартук, почти весь вечер работал на
кухне. И сейчас чувствовал себя напрочь разбитым.
А если там Джуниор с несколькими приятелями, готов устроить пышную вечеринку в честь его
возвращения? Можете считать это маловероятным, даже параноидальным предположением, но весь этот
день был напрочь заполненный невероятностями. Кроме того, ни Джуниора, ни Фрэнка Делессепса, ни
остальных членов их ватаги он не видел сегодня в «Розе-Шиповнике». Возможно, они ошивались где-то на
119-м или на 117-м шоссе, подумал он, ловили ворон, однако кто-то мог им сообщить, что он вернулся в
город, и они договорились заявиться к нему попозже. Скажем, сейчас.
Вновь прозвучал стук. Барби встал и положил руку на портативный телевизор. Не очень удобное
оружие, но тому, кто первый отважится вломиться через двери, вреда наделает. Есть еще деревянная
перекладина в стенном шкафу, но все три комнатушки здесь маленькие, а эта палка слишком длинная, чтобы
эффективно ей вымахивать. У него был также швейцарский армейский нож, но ему не хотелось кого-то
порезать. По крайней мере, пока не будет вынужд…
- Мистер Барбара? - голос был женский. - Барби? Вы здесь?
Он убрал руку с телевизора и пересек кухню.
- Кто там? - спросил, за мгновение до этого уже узнав голос за дверьми.
- Джулия Шамвей. У меня для вас сообщение от кое-кого, кто желает с вами поболтать. Он просил
меня передать вам привет от Кена.
Барби открыл двери, впустив ее в дом.
6
В обшитый сосной зал заседаний, который находился в цокольном помещении городского совета
Честер Милла, тарахтение старого генератора «Келвинейтор»[97] долетало со двора едва слышным
жужжанием. Хороший, двенадцатифутовой длины стол посредине комнаты был сделан из отполированного
до блеска красного клена. Большинство стульев, расставленных вокруг стола, в этот вечер стояли
свободными. Четверо участников мероприятия, которое Большой Джим окрестил Чрезвычайным
стратегическим заседанием, скучились около одного торца. Сам Большой Джим, хотя всего лишь второй
выборный, занимал центральное место. Карта позади его демонстрировала город в форме спортивного носка.
За столом сидели выборные и Питер Рендольф, действующий шеф полиции. Единственным, кто
полностью держал здесь себя в руках, был сам Ренни. Рендольф имел вид ошарашенный и напуганный. Энди
Сендерс, конечно, был подавлен горем. А Эндрия Гриннел - полная, седеющая версия своей младшей сестры
Рози - только казалась взволнованной. Обычное дело.
Лет пять назад, в январе, Эндрия, идя утром к почтовому ящику, поскользнулась у себя на
обледеневшей подъездной аллее. Упала она достаточно сильно, чтобы у нее треснули два позвоночных диска
(этому не могли не поспособствовать фунтов девяносто лишнего веса). Для уменьшения ее, безусловно,
сильной боли доктор Гаскелл приписал ей новое чудо-лекарство оксиконтин[98]. И с того времени не
переставал их для нее выписывать. Благодаря своему доброму другу Энди, Большой Джим знал, что Эндрия,
начав когда-то с сорока миллиграммов в день, дошла теперь до головокружительных четырехсот. Весьма
полезная информация.
Начал Большой Джим.
- Поскольку Энди испытал тяжелую утрату, эту нашу встречу, если никто не имеет ничего против,
собираюсь возглавить я. Нам всем очень жаль, Энди.
- Ваша правда, сэр, - поддакнул Рендольф.
- Благодарю вас, - ответил Энди и, как только Эндрия на мгновение накрыла его ладонь своей, слезы
вновь начали течь у него из уголков глаз.
- Итак, все мы имеем какое-то представление о том, что именно у нас случилось, - произнес Джим. Хотя пока что никто в городе этого не понял…
- Я уверена, что никто и за городом, - вмешалась Эндрия.
Большой Джим ее проигнорировал.
- …а военные, хотя и прибыли, не считают нужным установить связь с легитимно избранными
руководителями города.
- Проблемы с телефонами, сэр, - сообщил Рендольф.
Со всеми присутствующими здесь людьми Рендольф по обыкновению был на «ты», они звали друг
друга по имени (а Большого Джима он вообще считал своим другом), однако в этой комнате, думал он, умнее
будет обращаться к каждому соответственно «сэр» или «мэм». Перкинс вел себя только так, и, по крайней
мере, в этом старик был прав.
Большой Джим отмахнулся рукой, словно прогнал какую-то назойливую муху.
- Кто-то из них мог бы подойти со стороны Моттона или Таркера и послать за мной – за нами, - однако
никто не соизволил этого сделать.
- Сэр, ситуация все еще очень… гм, переменчивая.
- Конечно, конечно. И вполне возможно, именно поэтому никто нас до сих пор не ввел в курс дела. Это
вполне возможно, о да, и я молюсь, чтобы причина состояла именно в этом. Надеюсь, вы все молитесь.
Все покорно кивнули.
- Но сейчас… сейчас, - Большой Джим окинул присутствующих серьезным взглядом. Он чувствовал
себя серьезным. Но вместе с тем и торжественным. Настроенным. Ничего невозможного нет, подумал он, в
вероятности того, что его портрет еще до конца текущего года окажется на обложке журнала «Тайм».
Катастрофа - особенно та, где замешаны террористы - не такая уже и плохая штука. Достаточно вспомнить,
что она принесла Рыжему Джулиани[99]. - Именно сейчас, леди и джентльмены, я думаю, мы столкнулись с
абсолютно реальной вероятностью того, что нас бросили на произвол судьбы.
Эндрия прикрыла себе рот рукой. Глаза ее горели то ли от ужаса, то ли от излишка наркотика.
Вероятно, от того и другого вместе.
- Этого не может быть, Джим!
- Надеемся на лучшее, готовимся к худшему, так любит говорить Клодетт, - заговорил глубоко
отсутствующим тоном Энди. - Любила, то есть. Сегодня утром она приготовила мне замечательный завтрак.
Яичницу с остатками сыра тако[100]. Боже!
Слезы, который чуть было попритихли, вновь начали струиться из его глаз. Эндрия вновь положила
руку на его ладонь. На этот раз Энди ответил ей рукопожатием. «Энди и Эндрия, - подумал Большой Джим,
и нижняя половина его лица скривилась в едва заметной ухмылке. - Близнецы Долбодятлы».
- Надеемся на лучшее, готовимся к худшему, - повторил он. Какое мудрое выражение. Худшее в
данном случае - это несколько дней прожить отрезанными от внешнего мира. Или неделю. Хотя, возможно, и
месяц.
Сам он в такое развитие событий не верил, но, если их напугать, они быстрее согласятся на его
предложение.
Откликнулась Эндрия:
- Да не может быть!
- Нам просто ничего доподлинно неизвестно, - сказал Большой Джим, и это была истинная правда. Откуда нам знать?
- Может, нам следует закрыть «Фуд-Сити», - произнес Рендольф. - Хотя бы на время. Если мы этого не
сделаем, туда может рвануть такая толпа, как перед метелью.
Ренни ощутил раздражение. Он приготовил план, и этот вопрос был в его списке, но он стоял далеко не
первым.
- Хотя это, вероятно, не очень удачная идея, - поспешил Рендольф, заметив выражение лица второго
выборного.
- Именно так, Пит. Мне эта идея кажется неуместной, - сказал Большой Джим. - Тут надо действовать
по тому же принципу, когда банк нельзя закрывать на выходной, если у него туго с денежной наличностью.
Так лишь спровоцируешь панику.
- Мы также будем обсуждать и закрытие банков? - переспросил Энди. - А что делать с банкоматами?
Например, у Брауни… в «Топливе & Бакалее»… и в моей аптеке тоже… - На лице у него застыло сомнение,
и вдруг оно, просияло. - Кажется, я видел банкомат даже в поликлинике, хотя не совсем уверен в этом…
В какое-то мгновение Ренни удивился, не угощает ли порой этого человечка своими пилюлями Эндрия.
- Энди, я сказал о банке в переносном смысле, - ласково, по-доброму объяснил он. Вот так оно всегда и
бывает, когда люди начинают блуждать в мыслях вне плана. - В подобных ситуациях еда - это те самые
деньги, в некотором смысле. Повторяю, бизнес должен работать как обычно. Это будет успокаивать народ.
- Ага, - бросил Рендольф, это ему было понятно. – До меня дошло.
- Однако тебе нужно поболтать с директором этого супермаркета, как его фамилия, Кэйд?
- Кэйл, - доложил Рендольф. - Джек Кэйл.
- А также с Джонни Карвером из «Топлива & Бакалеи» и еще из… кто там, на хрен, руководит
магазином «Брауни» после смерти Дил Браун?
- Велма Винтер, - произнесла Эндрия. - Она нездешняя, из другого штата, но впрочем, очень
деликатная.
Ренни удовлетворенно отметил, что Рендольф все имена записывает себе в блокнот.
- Расскажите им всем троим, что продажа пива и алкоголя прекращается до особого распоряжения, - его
лицо скривилось в довольной улыбке, достаточно трусливой. - А «Диппер» закрываем.
- Многим людям не понравится запрет на выпивку, - заметил Рендольф. - Таким, как Сэм Вердро.
Вердро был самым прославленным городским пьяницей, показательным доказательством того - по
мнению Большого Джима, - что акт Уолстеда[101] отнюдь не следовало бы отменять.
- Пусть Сэм и все ему подобные немножечко помучаются, когда с продажи на некоторое время
исчезнет пиво и кофейный бренди. Мы не можем позволить, чтобы половина жителей нашего города
понапивались, как на новогодние праздники.
- А почему бы и нет? - удивилась Эндрия. - Выпьют все свои запасы, да и все.
- А если начнут бунтовать?
Эндрия промолчала. Она не понимала, зачем людям поднимать бучу, если они будут иметь достаточно
еды, но спор с Джимом Ренни, как ей было известно по опыту, как правило, оказывался непродуктивным, и
всегда утомительным.
- Я пошлю парочку ребят, чтобы с ними поболтали, - пообещал Рендольф.
- С Томми и Виллой Андерсонами поговори лично. - Андерсонам принадлежал «Диппер». - Они
неблагонадежные, - едва ли не прошептал он. - Экстремисты.
Рендольф кивнул.
- Левые. У них над стойкой бара висит портрет дядюшки Барака.
- Именно так. - «К тому же, - этого он не имел намерения высказывать вслух, - Дюк Перкинс позволил
этим двум никчемным хиппи встать на ноги с их танцами, громким рок-н-роллом и попойками до часа ночи.
Прикрывал их. Стоит только вспомнить, к каким неприятностям все это привело моего сына с его друзьями».
Он обратился к Энди Сендерсу: - И тебе тоже нужно спрятать под замок все лекарства, которые продаются
только по рецепту. Конечно, не назонекс, и не лирику[102], ничего такого. Сам знаешь, какие я имею в виду.
- Все, что можно использовать как наркотики, - пролепетал Энди, - у меня и так всегда под замком. Ему явным образом стало не по себе от темы, в которую перешла их беседа. Ренни знал почему, но сейчас он
не обращал внимание на прибыли их предприятий, его ждали более неотложные дела.
- Все равно, лучше дополнительные меры безопасности.
На лице Эндрии отразилась паника. Энди похлопал ее по руке.
- Не волнуйся, у нас всегда хватит, чтобы помочь тем, кому действительно нужна помощь.
Эндрия ответила ему улыбкой.
- Итак, подведем черту, наш город должен оставаться в трезвости, пока не завершится этот кризис, произнес Большой Джим. - Все согласны? Прошу проголосовать.
Руки поднялись вверх.
- А теперь позвольте мне вернуться к тому, с чего я хотел бы начать, - сказал Ренни и посмотрел на
Рендольфа, который растопырил руки в жесте, который мог одновременно означать и «милости прошу», и
«извиняюсь».
- Мы должны признать, что люди испугаются. А когда люди напуганы, они склонны к хулиганским
проявлениям, пьяные они, или нет.
Эндрия посмотрела на консоль справа от Большого Джима, на ней были установлены тумблеры и
регуляторы телевизора и радиоприемника, а также и магнитофона - инновации, которую ненавидел Большой
Джим.
- Может, надо включить запись?
- Не вижу надобности.
Проклятая звукозаписывающая система (тень Ричарда Никсона[103]) была идеей назойливого медика
по имени Эрик Эверетт, тридцати-с-чем-то летней занозы в сраке, которого весь город называл Расти.
Эверетт подбил народ на магнитофон во время общего городского собрания два года назад, представляя эту
идею как большой шаг вперед. Тогда это предложение стало неприятным сюрпризом для Ренни, которого
редко чем можно было удивить, особенно если это старался сделать какой-то политический аутсайдер.
Большой Джим заметил тогда, что это неразумные расходы. Такая тактика обычно прекрасно
действовала с этими экономными янки, но не в тот раз; Эверетт представил цифры, наверняка,
предоставленные ему Дюком Перкинсом, и сообщил, что восемьдесят процентов оплатит федеральное
правительство. Какой-то там фонд помощи пострадавшим от стихийных бедствий или что-то такое; крохи,
оставшиеся после расточительных лет правления Клинтона. И Ренни ощутил себя в глухом углу.
Такое случалось нечасто, и это ему очень не нравилось, но он подвизался на ниве политики намного
больше лет, чем Эрик Эверетт дрочил свою простату, и потому знал, что между поражением в битве и
проигранной войной очень большое различие.
- Не нужно ли, чтобы кто-то вел протокол? - растерянно спросила Эндрия.
- Думаю, лучше нам все обсудить неформально, по крайней мере, сейчас, - заметил Большой Джим. Просто между нами четырьмя.
- Ну… если ты так считаешь…
- Двое могут сохранить тайну, только если один из них мертвый, - задумчиво произнес Энди.
- Твоя правда, друг, - согласился Ренни, словно в этом был какой-либо смысл, и обратился вновь к
Рендольфу. - Хочу подчеркнуть, что основной нашей задачей, нашей главной обязанностью перед городом
является поддержание порядка на протяжении всего этого кризиса, для чего нужно приложить максимум
усилий полиции.
- К черту, да! - поддакнул умник Рендольф.
- И сейчас, когда, я уверен, что шеф Перкинс смотрит на нас с неб… - С моей женой, с Клоди, - вставил
Энди и трубно высморкался, без чего Большой Джим вполне мог бы обойтись. Однако он похлопал Энди по
свободной руке.
- Правду говоришь, Энди, они оба сейчас вместе купаются в лучах Иисусовой славы. Но нам здесь, на
земле… Пит, какими силами ты располагаешь?
Большой Джим знал ответ. Он знал ответы на большинство своих вопросов. Это очень облегчало ему
жизнь. В полицейском участке Честер Милла зарплату получало восемнадцать офицеров, двенадцать по
полной ставке и шесть занятых частично (все последние старшие шестидесяти, благодаря чему их услуги
стоили чарующе дешево). Из этих восемнадцати, он был уверен, пятеро полноценных полицейских
находились за пределами города; кое-кто в этот день поехал с женами и семьями на матч школьных
футбольных команд, а кто-то на учения пожарных в Касл Рок. Шестой, Дюк Перкинс, умер. И, хотя Ренни
никогда в жизни плохого слова не сказал о мертвых, он был уверен, что городу будет лучше с Перкинсом на
небесах, чем когда он находился здесь, на земле, и старался мутить всякую хренотень, хотя и без толку, с
этими его ограниченными возможностями.
- Вот что должен вам сказать, господа, - произнес Рендольф. - Здесь не все обстоит благополучно.
Сейчас в наличии Генри Моррисон и Джеки Веттингтон, оба вместе со мной первыми отреагировали на Код
Три (ревун). В наличии также Руп Либби, Фрэд Дентон и Джордж Фредерик - хотя с его астмой не знаю,
какая от него польза. Он уже в конце этого году планировал уйти на досрочную пенсию.
- Бедный старый Джордж, - произнес Энди. - Он только и живет, потому что употребляет адвер[104].
- А Марти Арсенолт и Тоби Велан, как вам известно, тоже не очень на что-то способны. Линда Эверетт
единственная из частично занятых полицейских, которую я мог бы назвать вполне адекватной. Ну, не могло
это случиться в еще худшее время, как между футбольным матчем и учениями пожарных.
- Линда Эверетт? - переспросила Эндрия, на удивление заинтересованно. - Жена Расти?
- Тьфу! - Большой Джим часто позволял себе тьфу, когда его что-то раздражало. - Она же всегонавсего высокомерная регулировщица пешеходных переходов около школы.
- Да, сэр, - подтвердил Рендольф. - Но в прошлом году она прошла спецподготовку на окружном
стрельбище в Касл Роке и имеет право носить оружие. Нет причин ей не выходить на дежурство
вооруженной. Возможно, не на полный график, у Эвереттов пара детей, однако она вполне способна тянуть
наше общее дело. Сейчас же кризис, в конце концов.
- Конечно, вне всяких сомнений.
Впрочем, самому Ренни такая перспектива казалась весьма неприятной, чтобы эти Эверетты
выскакивали, словно те черти из коробки, всюду, где будет появляться он. Короче: он не хотел иметь в своей
команде жену этого никчемы. Во-первых, она еще слишком молода, ей лет тридцать, не больше, да еще и
красива, как дьяволица. Поэтому, бесспорно, отрицательно будет влиять на других. Красивые женщины
всегда оказывают плохое влияние. Достаточно ему и одной Веттингтон с ее огромными сиськами.
Итак, - продолжил Рендольф. - Имеем только восемь человек из восемнадцати.
- Ты забыл посчитать себя, - заметила Эндрия.
Рендольф хлопнул себя по лбу тыльной стороной ладони, словно переключил в голове трансмиссию.
- Конечно же, точно, девять.
- Мало, - сказал Ренни. - Нам надо увеличить силы. Только временно, вы же понимаете, пока эта
ситуация не рассосется.
- Кого вы предлагаете, сэр? - спросил Рендольф.
- Прежде всего, моего мальчика.
- Джуниора? - свела брови Эндрия. - Он же по возрасту еще даже голосовать не может… не так ли?
Большой Джим на мгновение представил себе мозг Эндрии: пятнадцать процентов в нем занимают
сайты ее любимых интернет-магазинов, восемьдесят процентов наркозависимые рецепторы, два процента
память и три процента - процесс рационального мышления. Ничего не поделаешь, с этим ему приходится
работать. А впрочем, напомнил он себе, кто имеет глуповатых коллег, у того и жизнь проще.
- Ему уже двадцать один год. В ноябре исполнится двадцать два. И также, к счастью или по Божьей
милости, он на этот уик-энд прибыл домой, он не в колледже.
Питер Рендольф знал, что Джуниор Ренни сейчас не в колледже, и не только на уик-энд, а насовсем - он
прочитал об этом в блокноте, который лежал около телефона в кабинете его покойного шефа, хотя не имел
понятия, которым образом Дюк получил эту информацию, и почему он считал ее настолько важной, чтобы
записать. Там также было написано еще кое-что: расстройство личности?
Однако сейчас, наверняка, не то время, чтобы делиться этой информацией с Большим Джимом.
Ренни продолжал, теперь уже зажигательным тоном ведущего игрового шоу, который объявляет приз в
дополнительном туре.
- Кроме того, у Джуниора есть трое друзей, которые тоже могут пригодиться, это Фрэнк Делессепс,
Мэлвин Ширлз и Картер Тибодо.
И вновь на лице Эндрии отразилось волнение.
- Хм… а разве это не те ребята… юноши… причастные к стычке около «Диппера»?…
Большой Джим подарил ей такую злую улыбку, что Эндрия вжалась вглубь кресла.
- Это дело слишком раздули. К тому же оно было вызвано алкоголем, как и большинство таких
недоразумений. Плюс, зачинщиком всего там выступил этот Барбара. Вот поэтому никакого протокола не
было составлено. Одни слухи, и ни чего более. Или я не прав, Питер?
- Абсолютно прав, - подтвердил Рендольф, хотя и сам выглядел взволнованным.
- Все эти ребята старше двадцати одного года, а Картеру Тибодо, кажется, уже двадцать три.
Тибодо действительно было двадцать три года, и в последнее время он работал на полставки
автомехаником в «Топливе & Бакалее». Из двух предыдущих мест работы его выгнали – из-за
вспыльчивости, как слышал Рендольф, - но в «Топливе & Бакалее» он, как казалось, стал смирнее. Джонни
говорил, что у него никогда не было лучшего специалиста по выхлопным системам и электрооборудованию.
- Они все вместе охотятся, не плохие стрелки…
- Господи, помилуй, чтобы не появилось необходимости нам в этом убедиться, - проговорилась
Эндрия.
- Никто ни в кого не будет стрелять, Эндрия, никто не предлагает сделать этих ребят полноправными
офицерами полиции. Я лишь подчеркиваю, что мы должны заполнить большой пробел в численности, и
сделать это быстро. Что насчет этого, шеф? Они могут послужить, пока не завершится кризис, а мы им
заплатим из чрезвычайного фонда.
Рендольфу не нравилась сама мысль о том, что по улицам Честер Милла будет прогуливаться
вооруженный Джуниор - Джуниор, с его возможным расстройством личности, - но ему также и не нравилась
мысль, что он может перечить Большому Джиму. Да и вообще это неплохая идея - иметь под рукой
несколько дополнительных верзил. Пусть даже таких молодых. Он не ожидал проблем в городе, но этих
ребят можно направить присматривать за толпой на главных дорогах, которые упираются в барьер. Если этот
барьер еще будет существовать. А если нет? Тогда и проблема решится сама собой.
Он нацепил на лицо улыбку командного игрока.
- Знаете, мне кажется прекрасная идея. Пришлите их в участок завтра утром, где-то к десяти…
- Лучше к девяти, Пит.
- Девять утра, это хорошо, - замечтавшись, подал голос Энди.
- Есть какие-то замечания? - спросил Ренни.
Замечаний не было. Лишь Эндрия словно бы хотела что-то сказать, и не смогла припомнить, что
именно.
- Тогда я ставлю на голосование, - произнес Ренни. - соглашается ли совет с предложением к
действующему шефу Рендольфу принять Джуниора, Фрэнка Делессепса, Мэлвина Ширлза и Картера Тибодо
помощниками на ставку? Срок их службы будет продолжаться, пока не разрешится эта проклятая
бессмысленная ситуация. Кто за, голосуйте, как обычно.
Все подняли руки.
- Вопрос приня…
Окончание фразы перебили два взрыва, которые прозвучали, как пушечные залпы. Все подскочили. А
потом и третий выстрел, и тут уже Ренни, который проработал едва ли не всю жизнь с двигателями, понял,
что это такое.
- Расслабьтесь, друзья. Это просто выхлопы. Прокашлялся генера…
Старенький генератор стрельнул в четвертый раз и заглох. Потух свет, оставив их на мгновение в
кромешной темноте. Эндрия вскрикнула.
Слева от Ренни подал голос Энди Сендерс.
- О Господи, Джим, пропан…
Ренни быстро нащупал плечо Энди и сдавил. Энди заткнулся. Едва Ренни ослабил свою хватку, как в
длинный, обшитый сосновыми панелями зал, вновь вполз свет. Не яркий верхний, а тусклый свет аварийных
светильников, вмонтированных по всем углам помещения. В этом тусклом свете, собранные около северного
торца стола лица приобрели желтизну и постарели. Они выглядели испуганными. Даже Большой Джим
Ренни имел испуганный вид.
- Без проблем, - провозгласил бодро Рендольф, однако прозвучало это у него скорее искусственно, чем
естественно. - Просто бак опустел, вот и все. На городском складе полно горючего.
Энди украдкой взглянул на Большого Джима. Он едва повел глазом, но Ренни показалось, что Эндрия
заметила. Какие она может сделать из этого выводы, это другое дело.
«Она забудет обо всем уже после следующей дозы оксиконтина, - успокоил он себя. - Уже завтра утром
ничего не будет помнить».
Сейчас он не очень беспокоился о городских запасах пропана - или, лучше, их отсутствии. Это дело он
решит, когда возникнет насущная необходимость.
- О'кей, друзья, я понимаю, вам не меньше, чем мне не терпится убраться отсюда, поэтому давайте
перейдем к следующему вопросу. Я считаю, мы должны официально утвердить Пита нашим шефом
полиции, пока что временно.
- Конечно, а почему бы и нет? - произнес Энди, утомлено так произнес.
- Если возражений нет, - продолжил Большой Джим. - Объявляю голосование.
Они проголосовали так, как ему хотелось.
Проголосовали как всегда.
7
Джуниор сидел на крыльце большого дома Ренни на Милл-Стрит, когда на подъездной аллее
вспыхнули фары отцовского «Хаммера». Джуниор был впеолне спокоен. Боль в голову не возвращалась.
Энджи и Доди лежали спрятанными в кладовке Маккейнов, там с ними все будет хорошо - по крайней мере,
какое-то время. Украденные им деньги вновь вернулись в отцовский сейф. В кармане у него грелся
подаренный ему отцом на восемнадцатилетие пистолет 38-го калибра с инкрустированной перламутровой
рукояткой. Теперь он может и поболтать со своим отцом. Джуниор внимательно выслушает, что ему скажет
Король Не Надо Наличности. Если он ощутит, что отец знает, что наделал его сын, - ему это не казалось
возможным, а впрочем, отец всегда знает так много - Джуниор его застрелит. А потом развернет револьвер
против себя. Потому что ему некуда убегать, сейчас некуда. А может, и завтра тоже. На обратной дороге
домой он немного задержался на городской площади, послушал, о чем там говорят люди. То, о чем там
говорилось, звучало безумно, но большое зарево на южном горизонте - и чуть меньшее на юго-западном, где
117-то шоссе вело в Касл Рок - подтверждало, что в эту ночь безумие обращалось правдой.
Дверца джипа приоткрылась и захлопнулась. Отец подошел к нему, размахивая портфелем. На вид он
не казался подозрительным, сердитым или осмотрительным. Не произнеся ни слова, он сел на ступеньку
рядом с Джуниором. И тогда, захватив сына этим жестом неожиданно, положил юноше ладонь на шею и
ласково похлопал.
- Ты слышал? - спросил.
- Кое-что, - ответил Джуниор. - Правда, я не понимаю.
- Никто не понимает. Думаю, впереди у нас несколько трудных дней, пока все не разрешится. И мне
нужно тебя кое о чем попросить.
- О чем? - пальцы Джуниора сжали рукоятку пистолета.
- Ты сможешь принять участие? Ты со своими друзьями? С Фрэнки? С Картером и тем парнем,
Ширлзом?
Джуниор молчал, ожидая. Что еще там за херня?
- Теперь шефом стал Питер Рендольф. Ему нужны несколько человек для пополнения штата полиции.
Надежных людей. Ты не против послужить помощником, пока не закончится эта хреноверть?
Джуниор едва удержался, чтобы не разразиться хохотом. Триумфальным хохотом. Или, скорее, сразу и
радостным и победным. Рука Большого Джима все еще лежала у него на затылке. Не давила. Не угнетала.
Чуть ли не… гладила.
Джуниор отпустил рукоятку пистолета в кармане. Он осознал, что ему все еще пруха - ему везет так,
как никогда не везло.
Сегодня он убил двух девушек, которых знал с самого детства.
А завтра он станет городским полицейским.
- Конечно, отец, - сказал он. - Если мы тебе нужны, мы готовы.
И впервые за последние четыре года (а, вероятно, и больше) он поцеловал отца в щеку.
МОЛИТВЫ
1
Барби и Джулия Шамвей недолго говорили - не было о чем. Барби мысленно заметил, что, кроме их,
машин на дороге больше нет, но за городом в большинстве окон фермерских домов горит свет. Здесь, на
выселках, где хозяева всегда должны делать какую-то спешную работу, никто не возлагал больших надежд
на Энергокомпанию Западного Мэна, и поэтому генераторы имели почти все. Проезжая мимо радиобашни
РНГХ, они увидели пару красных огоньков, которые, как всегда, проблескивали на ее верхушке.
Электрифицированный крест на фасаде небольшого здания студии горел также - белый лучезарный маяк
посреди тьмы. А выше него по небу, также как и обычно, с экстравагантной щедростью были рассыпаны
звезды, бесконечное сияние энергии, которое не нуждалось в генераторе.
- Я иногда выбираюсь сюда на рыбалку, - произнес Барби. - Здесь спокойно.
- Ну и как, успешно?
- Рыбы полно, но в воздухе иногда так смердит, словно грязным бельем, что не доведи Господи. То ли
удобрениями, то ли еще чем-то, но я так ни разу и не отважился отведать выловленной рыбы.
- Это не удобрения - это чистое дерьмо. Известное также как запах лицемерия.
- Извините?
Она показала на темный силуэт, который врезался шпилем в звездное небо.
- Церковь Святого Христа-Спасителя. Они владеют этой станцией РНГХ, которую мы проехали. Ее еще
называют «Радио Иисус», слышали?
- Конечно, я обратил внимание на этот шпиль, - пожал он плечами. - И станцию эту знаю. На нее
тяжело не натолкнуться, если живешь здесь и имеешь радиоприемник. Фундаменталисты?
- По сравнению с ними, консервативные баптисты просто пушистики. Сама я хожу в Конго. Потому
что не перевариваю Лестера Коггинса, все эти «ха-ха-ха, вот вы попадете в ад, а мы нет», и всякое тому
подобное. Кому шелком, а кому волком, вот так. Хотя мне всегда было интересно, откуда у них есть
возможность содержать такую мощную, пятидесятикиловаттную радиостанцию.
- Благотворительные пожертвования.
- Мне, наверняка, следовало бы порасспрашивать Джима Ренни, - хмыкнула она. - Он у них дьякон.
Джулии принадлежал чистенький «Приус-Гибрид», автомобиль, который, по мнению Барби, не был к
лицу хозяйке чисто республиканской газеты (впрочем, полностью достойный прихожанки Первой
Конгрегационной церкви). Но машина ехала почти бесшумно, и радио работало. Единственное что здесь, на
западной окраине города, сигнал «Радио Иисуса» был таким мощным, что глушил почти все другое на Fmчастотах. В эту ночь они передавали какую-то ханжескую говно-музыку, от которой Барби ломило голову.
Звучало это так, словно польку с сольным аккордеоном чешет какой-то оркестр страдающих от бубонной
чумы.
- Почему бы вам не поискать что-то на средних волнах? - попросила она.
Он начал крутить настройку, натыкаясь лишь на пустословное ночное краснобайство, пока в конце
шкалы не натолкнулся на какую-то спортивную станцию. Здесь он услышал, что перед плейофф-матчем
«Маринерз»[105] и «Рэд Сокс» на их стадионе Фэнвей-Парк в Бостоне была объявлена минута молчания в
память о жертвах того, что диктор назвал «коллизией в Западном Мэне».
- Коллизия, - произнесла Джулия. - Термин, вероятно, характерный именно для спортивного
комментатора, хотя не так уже и много я их слышала. Можете его выключить.
Где-то через милю после того, как они проехали церковь, сквозь деревья начал проблескивать свет. За
очередным поворотом дороги они въехали прямо в ослепительное сияние прожекторов, которые размером
были похожи на премьерные «солнца» в Голливуде. Два были нацелены в их сторону, еще пара - прямо
вверх. Рельефно выступала каждая колдобина на шоссе. Худыми призраками казались стволы берез. Барби
охватило чувство, будто они въезжают прямехонько в какой-то фильм-нуар конца 1940-х.
- Стоп, стоп, стоп, - вскрикнул он. - Ближе не надо. Выглядит так, словно там ничего нет, но поверьте
мне, оно там есть. И оно может моментально уничтожить всю электронику вашего автомобильчика, если еще
чего-нибудь худшего не наделает.
Остановившись, они вышли из машины. Немного постояли перед ее капотом, жмурясь от
ослепительного света. Джулия подняла руку, прикрывая глаза.
Сразу позади прожекторов стояли нос к носу два военного фургона с коричневыми тентами. В
дополнение к этому, по дороге были расставлены козлы, их лапы были закреплены мешками с песком. В
темноте равномерно гудели двигатели - не один генератор, а несколько. Барби заметил толстые
электрокабели, которые змеями ползли от прожекторов в лес, где за деревьями тлели другие огоньки.
- Они хотят осветить весь периметр, - сказал он и покрутил поднятым вверх пальцем, как бейсбольный
судья, который сигнализирует чью-то победу. - Прожектора вокруг всего города, осветить здесь все насквозь
и вверху!
- А зачем вверху?
- Чтобы предупредить об угрозе для воздушного движения. Если кого-то вдруг сюда занесет. Думаю,
сейчас они больше всего переживают за это. Но завтра воздушное пространство над Миллом будет
запечатано не хуже, чем денежный мешок Дяди Скруджа.
В полосах тьмы по бокам прожекторов, однако, видимые в их отражениях, стояли с полдесятка
вооруженных солдат в парадной стойке «вольно», спинами к периметру. Наверняка они услышали
приближение автомобиля, как тихо бы он не гудел, однако никто не оглянулся в их сторону.
- Эй, ребята! - позвала Джулия.
Никто не обернулся. Барби от них этого и не ожидал (перед выездом, Джулия рассказала ему, что
услышала от полковника Кокса), но должен был попробовать. А поскольку он знал толк в знаках различия,
то и знал, как именно это сделать. Здешним шоу руководят сухопутные войска - участие Кокса подсказывало
ему такое умозаключение, - однако эти ребята не принадлежали к ним.
- Эй, морпехи![106] - позвал он.
Безрезультатно. Барби подошел поближе. Он уже заметил темную горизонтальную полосу, которая
повисла в воздухе над дорогой, но пока что игнорировал ее. Его больше интересовали люди, которые
охраняли барьер. Или Купол. Шамвей рассказала ему, что Кокс называл эту штуку Куполом.
- Как-то удивительно видеть разведчиков из Корпуса морской пехоты дома, в Штатах, - произнес он,
подходя ближе. - Все спецоперации в Афганистане уже завершены, так надо понимать?
Безрезультатно. Он подошел еще ближе. Ему казалось, гравий под его подошвами так громко скрипит,
что даже эхо идет.
- Я слышал, в вашей бригаде очень много кошечек. Уже легче. Если бы здешняя ситуация выглядела
бы на самом деле плохо, сюда бы наверняка прислали рейнджеров[107].
- Дрочило, - пробурчал кто-то из них.
Не очень значительный успех, но Барби повеселел.
- Бросьте, ребята, бросьте и давайте покалякаем.
Опять безрезультатно. А он уже стоял, чуть ли не вплотную к барьеру (или Куполу). Кожа у него не
покрылась пупырышками и волосы не встали торчком на затылке, но он знал, что эта штука совсем рядом.
Он ощущал ее.
И даже видел: полоса висела в воздухе. Ему не ясно было, какого цвета она окажется при дневном
свете, хотя он и догадывался, что красного, цвета опасности. Нарисована она была аэрозольной краской, и он
мог поспорить на все содержимое своего банковского счета (сейчас там лежало где-то чуть больше пяти
тысяч долларов), что идет она вокруг всего барьера.
«Как петля на мешке», - промелькнула мысль.
Сжав кулак, он постучал со своей стороны по полосе, вновь услышав тот самый звук, словно по стеклу.
Один из дежурных-морпехов аж подскочил.
- Не думаю, что следует… - начала Джулия.
Барби ее проигнорировал. Его уже начало это бесить. Злость, которая весь день скапливалась в глубине
души, получила, наконец, свой шанс. Он понимал, что не следует задрачивать этих ребят, они всего лишь
пешки, но удержаться было не под силу.
- Эй, морпехи! Выручайте братана.
- Кончай, чувак.
Хоть тот, кто это сказал, даже не оглянулся, Барби понял, что именно он начальник этой веселой
кампании. Знакомая интонация, он сам когда-то такой пользовался. Неоднократно.
- У нас приказ, и лучше ты нас выручи. В другом месте, в другое время я радушно угостил бы тебя
пивом или надрал сраку. Но не здесь и не в эту ночь. Что на это скажешь?
- Скажу: хорошо, - ответил Барби. - Однако, поскольку мы по разные стороны общей проблемы, мне от
этого не очень радостно. - Он обратился к Джулии. - Где ваш телефон?
- Вам бы и собственный не помешал, - продемонстрировала она ему телефон. - За ними будущее.
- У меня был, - ответил Барби. - Купил дешевку на распродаже. Почти не пользовался. Оставил в
ящике, когда пытался удрать из этого городка. Он там и сейчас должен лежать.
Она вручила ему телефонную трубку.
- Номер набирайте сами. Мне надо работать. - Повысив голос, чтобы ее услышали застывшие в тени
прожекторного сияния солдаты, она сказала: - Я издатель местной газеты, и хочу снять несколько кадров. И дальше продолжила еще громче: - Особенно мне пригодятся снимки, где солдаты стоят, повернувшись
спинами к городу, находящемуся в затруднительном положении.
- Мэм, я вам не рекомендовал бы этого делать, - откликнулся их командир, коренастый парень с
широкими плечами.
- Остановите меня, - предложила она.
- Думаю, вы и сами знаете, что мы не можем этого сделать, - ответил он. - А стоим мы к вам спинами,
потому что таков приказ.
- Господин командир, - крикнула она. - Скрутите в трубочку ваши приказы, нагнитесь и засуньте их
себе туда, где очень скверное качество воздуха.
В ослепительном свете Барби увидел дивное зрелище: губы ее превратились в сплошную жесткую,
безжалостную черточку, а из глаз брызнули слезы.
Пока Барби набирал номер с загадочным кодом, она начала снимать.
Вспышки фотокамеры выглядели тускловато, по сравнению с запитанными от генераторов
прожекторами, но Барби заметил, что солдаты вздрагивают с каждым ее кликом. «Наверняка им хотелось бы,
чтобы на снимках не было видно их знаков различия», - подумал он.
2
Полковник Армии США Джеймс О. Кокс говорил, что в десять тридцать будет сидеть, держа руку на
телефоне. Джулия с Барби приехали чуть позже, и Барби набрал номер где-то в двадцать минут
одиннадцатого, однако Кокс, наверное, действительно не убирал руку с аппарата, потому что не успел
телефон выдать и половину первого гудка, как бывший командир Барби отозвался.
- Алло, Кен слушает.
Хотя раздражение не покинуло Барби, он все равно рассмеялся.
- Конечно, сэр. А я тот самый сученок, который продолжает встревать во всякие веселые аферы.
Кокс тоже засмеялся, думая, вне всяких сомнений, что начало у них выходит хорошее.
- Как вы там, капитан Барбара?
- Я в порядке, сэр. Но, со всем моим уважением, сейчас я просто Дейл Барбара. Единственное, над чем
я теперь могу капитанствовать, это гриль и глубокие сковородки в местном ресторане, к тому же у меня нет
сейчас настроения болтать. Я взволнован, сэр, а поскольку вижу перед собой спины целой стаи дрочилморпехов, которые всячески избегают того, чтобы повернуться и посмотреть мне прямо в глаза, я также еще
и весьма возмущен.
- Понимаю. Однако и вы должны кое-что понять, взглянув на это с моей стороны. Если бы те вояки
могли чем-то помочь или же положить конец этой ситуации, вы видели бы их лица, а не сраки. Верите мне?
- Я слышу вас, сэр.
На ответ это было мало похоже.
Джулия все еще снимала. Барби отодвинулся на край дороги. Отсюда он рассмотрел за фургонами
большую палатку и еще одну, поменьше - наверно, там была столовая, а также заполненную машинами
стоянку. Спецподразделения расположились здесь лагерем, а еще более многочисленные лагеря, наверняка,
расположены там, где из города ведут 119-е и 117-е шоссе. Итак, это надолго. Его сердце заныло.
- Та газетчица рядом? - спросил Кокс.
- Она здесь. Снимает. И еще, сэр, полная открытость: все, что вы мне скажете, я перескажу ей. Сейчас я
на этой стороне.
Джулия прекратила свое занятие и послала Барби улыбку.
- Понятно, капитан.
- Сэр, обращаясь ко мне таким образом, вы не заработаете себе никаких очков.
- Хорошо, пусть будет просто Барби. Так лучше?
- Да, сэр.
- А что касается того, что именно леди захочет опубликовать… ради блага жителей вашего городка, я
надеюсь, у нее хватит чувства меры.
- Думаю, да.
- Но если она будет высылать свои снимки по электронной почте на эту сторону - в какие-нибудь
новостные службы или, скажем, в «Нью-Йорк Таймс» - с интернетом у вас может случиться то же самое, что
и с телефонными кабелями.
- Сэр, это довольно говенная игра…
- Решения принимаются людьми выше моего уровня зарплаты. Я лишь ретранслятор.
Барби вздохнул.
- Я ей скажу.
- Что вы мне скажете? - спросила Джулия.
- Если вы будете стараться передать куда-то ваши снимки, они могут целый город лишить доступа к
интернету.
Джулия показала рукой жест, который у Барби слабо ассоциировался с симпатичными леди
республиканских убеждений. Он вновь вернулся к телефонному разговору.
- Как много вы мне расскажете?
- Все, что сам знаю, - ответил Кокс.
- Благодарю, сэр.
Хотя у Барби были большие сомнения в отношении искренности Кокса по всем вопросам. Вояки
никогда не рассказывают всего, что знают. Или, как им кажется, что знают.
- Мы называем эту вещь Куполом, - сказал Кокс. - Но это не Купол. Во всяком случае, оно нам таким
не кажется. Мы считаем, что это такая капсула, стенки которой точно совпадают с границами города. Говоря
точно, я именно это имею в виду.
- А вам известно, насколько эта вещь высока?
- Похоже, что поднимается она на сорок семь тысяч футов с небольшим[108]. Нам не известно,
верхушка у нее круглая или плоская. Пока что, по крайней мере.
Барби промолчал. От удивления.
- А что касается размеров вглубь… неизвестно. Сейчас нам лишь известно, что глубже сотни футов.
Это та глубина, до которой уже дорылись на границе между Честер Миллом и тем поселением, которое
лежит на север от вашего города.
- ТР-90, - собственный голос показался Барби каким-то бесцветным, апатическим.
- Между прочим, мы начали в гравийном карьере, который уже имел футов сорок глубины или около
того. Я видел спектрограммы, от которых разум закипает. Длинные пласты метаморфической породы
разрезаны прямо насквозь. Пропасти нет, но можно заметить сдвиг там, где немного опустилась северная
часть геологического пласта. Мы проверили сейсмографические записи метеостанции в Портленде, и вот
что. В одиннадцать сорок четыре утра был зафиксирован толчок, 2,1 балла по шкале Рихтера. И вот тогда-то
это и случилось.
- Чудесно, - заметил Барби, надеясь, что прозвучало это саркастически, но чувство шока, ошеломления
не позволяли ему быть в этом уверенным.
- Все это еще не окончательные данные, но убедительные. Конечно, изучение проблемы только
началось, но уже сейчас похоже на то, что вглубь эта штука идет на столько же, насколько и вверх. И, если
высота у нее пять миль…
- Как вы это узнали? Радаром?
- Отнюдь. Эту вещь не видно на радаре. Нет способа ее опознать, пока на нее не натолкнешься, или
пока не приблизишься вплотную. Человеческие жертвы, когда она устанавливалась, оказались удивительно
скромными, но мертвых птиц вдоль контура до черта. И внутри, и снаружи.
- Я знаю. Я их видел. - Джулия уже закончила свои съемки и стояла рядом, слушая, что говорит Барби.
- И как вы узнали о высоте. Лазеры?
- Нет, они тоже проходят насквозь. Мы использовали ракеты с холостыми боеголовками. С четырех дня
из Бангора начали совершать регулярные вылеты «Ф-15А»[109]. Удивительно, что вы их не слышали.
- Я, может, и слышал что-то такое, - произнес Барби, - но мой мозг был занят другим… Самолетом.
Лесовозом. Людьми, которые погибли на шоссе 117. Теми удивительно скромными человеческими
жертвами.
- Они рикошетили и рикошетили… и тогда, выше сорока семи тысяч футов - вжик-вжик! - начали
пролететь. Между нами говоря, я даже удивлен, что мы не потеряли никого из наших акробатов-летчиков.
- А они уже пролетали над этой штукой?
- Менее двух часов назад. Миссия прошла успешно.
- Кто это сделал, полковник?
- Мы не знаем.
- Это наши? Это какой-то научный эксперимент вышел не тем боком? Или это, Господи спаси, какое-то
испытание? Вы обещали мне правду. Вы задолжали правду этому городу. Люди здесь уже очень напуганы.
- Понимаю. Но мы здесь ни при чем.
- А разве вы сказали бы, если бы это было не так?
Кокс поколебался. Когда он заговорил снова, голос его звучал тише.
- У меня есть надежные источники в моем департаменте. Кто-то только перданёт в Службе
безопасности, а нам уже слышно. То же самое в отношении Девятой Группы в Ленгли[110] и пары других
контор, о которых вы никогда даже и не слышали.
Вполне вероятно, что Кокс говорил правду. Однако не менее возможным было и противоположное. Он
полностью отвечал собственному призванию, наконец; если бы его поставили дежурным здесь, среди
холодной осенней тьмы в строю этих дрочил-морпехов, Кокс точно так же стоял бы спиной к городу. Ему бы
это не нравилось, но приказ есть приказ.
- Есть ли надежда, что это какой-то природный феномен? - спросил Барби.
- Такой, который полностью повторяет контуры города? Каждый поворот и каждую сраную щелку?
Как вы думаете?
- Мое дело спрашивать. Эта штука проницаема? Вы знаете?
- Вода проникает, - сказал Кокс, - хотя и понемногу.
- Как такое может быть?
Впрочем, он сам видел, как удивительно ведет себя вода; вместе с Джендроном они это видели.
- Откуда нам знать? - в голосе Кокса послышалось раздражение. - Мы работаем с этим всего лишь
каких-то двенадцать часов, даже меньше. Здесь так радовались, так хлопали друг друга по плечам, когда
только вычислили, на какую высоту эта вещь поднимается. Со временем и что-то новое прояснится, но пока
что мы просто не знаем.
- А воздух?
- Воздух проникает лучше. Мы установили пункт мониторинга там, где ваш город граничит… ммм… Барби расслышал шелест бумаг, - с Харлоу. Там уже провели, как они это называют, «продувочные тесты».
Думаю, так измеряется соотношения между количеством того воздуха, который проникает, и того, что
отскакивает. В любом случае, воздух проходит, и намного лучше воды, хотя научные работники говорят, что
все равно не полностью. Это очень сильно повлияет на вашу погоду, друг, хотя пока что никто не в
состоянии сказать, в какую сторону. Черт, возможно, Честер Милл превратится в Палм Спрингс[111], рассмеялся он, однако довольно натянуто.
- А твердые частички? - Барби подумал, что ответ на этот вопрос ему известен.
- Вообще никак, - возразил Кокс. - Твердые частички не проникают. По крайней мере, нам так кажется.
И, несомненно, вам следует знать, что так происходит в обоих направлениях. Если твердые частички не
проходят внутрь, не выходят они и наружу. Это означает, что автомобильные выхлопы…
- Тут некуда далеко ездить. От края до края Честер Милл разрастается разве что на четверть мили. А по
диагонали… - он глянул на Джулию.
- Семь. Не больше, - подсказала она.
Кокс продолжал.
- А еще у нас не думают, что выбросы мазутных обогревателей будут представлять большую проблему.
Думаю, в городе каждый имеет хорошую и дорогую отопительную систему такого типа - в Саудовской
Аравии в эти дни все машины ездят с наклейками на бамперах, где написано «Сердцем я с Новой Англией», но современные мазутные обогреватели нуждаются в электричестве для обеспечения регулярной искры
зажигания. С запасами горючего у вас должно все обстоять благополучно, поскольку отопительный сезон
еще не начинался, хотя у нас считают, что много пользы оно вам не принесет. В продолжительном
измерении, то есть, принимая во внимание загрязнение воздуха.
- Вы так думаете? Приезжайте сюда, когда здесь около тридцати ниже нуля и ветер дует так, что… - на
мгновение он замолчал. - А ветер будет дуть?
- Нам это неизвестно, - сказал Кокс. - Спросите у меня завтра, и тогда, возможно, у меня появятся, по
крайней мере, хоть какие-то теоретические соображения.
- Мы можем палить дрова, - сказала Джулия. - Передайте ему.
- Мисс Шамвей говорит, что мы можем палить дрова.
- Там у вас люди должны быть осторожными с этим, капитан Барбара… Барби. Конечно, деревьев у вас
более чем достаточно и никакого электричества не нужно для ее зажигания и поддержания горения, но
горение дров производит сажу. Черт пробери, производит канцерогены.
- Отопительный сезон здесь начинается… - Барби посмотрел на Джулию.
- Пятнадцатого ноября, - подсказала она. - Около этого.
- Мисс Шамвей говорит, что в середине ноября. Итак, пообещайте мне, что вы еще до того времени
решите эту проблему.
- Я могу сказать только, что мы будем работать над этим, как бешеные. Сейчас мне нужно завершать
наш разговор. Ученые - по крайней мере, те, которых мы уже успели подключить - все соглашаются с
мнением, что мы имеем дело с каким-то силовым полем…
- Прямо тебе «Стар Трюк», - произнес Барби. - Телепортируй меня, Снотти[112].
- Извиняюсь?
- Да ерунда. Продолжайте, сэр.
- Они все соглашаются с тем, что силовое поле возникло не само по себе. Его должно генерировать чтото рядом или в его центре. Наши ребята думают, что центр - это самое вероятное. «Это как рукоятка зонтика»
- так один из них высказался.
- Вы считаете, что это работа кого-то внутри?
- Мы не исключаем такую возможность. Но, на наше счастье, в городе мы имеем отмеченного
наградами офицера…
«Бывшего, - подумал Барби. - А награды ушли на дно Мексиканского залива полтора года назад».
Однако, похоже, что срок его службы продлен, нравится это ему самому, или нет. Гастроли продлены по
требованию публики, как это говорят.
- …чьей специализацией в Ираке была охота на фабрики по производству взрывчатки Аль-Каиды. Их
обнаружение и ликвидация.
Итак, просто какой-то генератор. Ему припомнились все эти генераторы, мимо которых они проехали,
добираясь сюда с Джулией Шамвей, те, что гудели в темноте, вырабатывая тепло и свет. Пожирая ради этого
пропан. Он осознал, что теперь пропан и аккумуляторы, даже больше чем еда, становятся в Честер Милле
золотым стандартом. Однако он понимал: люди однозначно будут жечь дрова. Когда похолодает и
закончится пропан, они будут сжигать много дров. Стволы, веточки и сучья. И им будут до сраки все эти
канцерогены.
- Этот генератор едва ли похож на те, которые работают этой ночью в вашем закоулке нашего мира, произнес Кокс. - Машина, которая способна создавать такое… мы не знаем, на что она может быть похожа
или кто ее мог построить.
- Но наш Дядюшка Сэм желает такую машинку себе, - подхватил Барби. Телефон в его руке мог вот-вот
треснуть, так крепко он его сжимал. - И это является приоритетной задачей, не так ли? Сэр? Потому что
такая машинка способна изменить мир. Жители этого города - вопрос абсолютно второстепенный.
Фактически, второстепенные потери.
- Ох, только не надо мелодраматизма, - отрезал Кокс. - В данном случае наши интересы совпадают.
Найдите генератор, если он там находится. Отыщите его, как вы разыскивали фабрики по производству
взрывчатки, и заставьте его перестать работать. Вот и конец проблеме.
- Если он здесь есть.
- Если он там, значит все о'кей. Вы попробуете?
- А разве у меня есть выбор?
- Мне так не кажется, но я кадровый военный. Для нас свободы выбора не существует.
- Кен, это реально какие-то сраные противопожарные учения.
Кокс не спешил с ответом. Хотя на той стороне линии застыла тишина (не считая едва слышного
гудения, которое могло указывать на то, что разговор записывается), Барби почти физически ощущал, как тот
размышляет. Наконец он произнес:
- Так и есть, но тебе же, сученок, всегда достается самое пахучее дерьмо.
Барби рассмеялся. Не было сил удержаться.
3
На обратном пути, когда они уже проезжали мимо Церкви Святого Христа-Спасителя, Барби обернулся
к Джулии. В свете огоньков приборной панели его лицо имело вид усталый и серьезный.
- Я вас не буду убеждать, что надо молчать обо всем, - произнес он. - Но надеюсь, что об одной вещи
вы информацию попридержите.
- О генераторе, который якобы есть, а может, его и нет в городе.
Она убрала одну руку с руля, потянулась позади себя и погладила по голове Гореса, лаская, утешая пса
для собственного успокоения.
- Да.
- Потому что если существует машинка, которая генерирует поле - создает Купол вашего полковника значит, кто-то её и охраняет. Кто-то здесь.
- Кокс этого не говорил, но я уверен, он имел это в виду.
- Я об этом не буду распространяться. И не буду рассылать майлы с какими-то ни было фото.
- Хорошо.
- Да и в любом случае они должны сначала появиться в «Демократе», черт меня побери. - Джулия
продолжала гладить собаку. Водители, которые управляют одной рукой, всегда заставляли нервничать
Барби, но не в этот вечер. На всю Малую Суку и шоссе 119 они были одинешеньки. - А еще я понимаю, что
иногда общественное благо важнее классного газетного материала. В отличие от «Нью-Йорк Таймс».
- Да уж, - откликнулся Барби.
- И если вы найдете этот генератор, мне не придется слишком долго ходить на закупки в «Фуд-Сити».
Терпеть не могу это место. - А дальше как-то взволнованно: - Как вы думаете, там будет открыто завтра
утром?
- Мне кажется, да. Люди по обыкновению медленно осознают новые реалии, когда старые
заканчиваются внезапно.
- Думаю, мне надо будет все-таки туда пойти и скупиться, - произнесла она задумчиво.
- Если встретите там Рози Твичел, передайте ей привет. Она наверняка будет там со своим верным
Энсоном Вилером, - припомнив свои недавние советы Рози, он произнес: - Мясо, мясо, мясо.
- Извините?
- Имеете ли вы у себя дома генератор…
- Конечно, имею, я живу над редакцией. Не какие-то там апартаменты, просто уютная квартира. Этот
генератор подарил мне снижение налогов[113], - гордо объяснила она.
- Тогда покупайте мясо. Мясо и консервы, рыбу и мясо.
Она призадумалась. Центр города был уже рядом. Там теперь горело намного меньше огней, чем
обыкновенно, но все равно много. «Долго ли это будет продолжаться?» - загадывал мысленно Барби. И тогда
Джулия спросила:
- А ваш полковник не предложил никаких подсказок, каким образом найти этот генератор?
- Ничегошеньки, - ответил Барби. - Искать подобное дерьмо, такой была когда-то моя работа. Ему это
хорошо известно. - Он помолчал, и тогда сам спросил: - Как вы думаете, не завалялся ли где-то в городе
счетчик Гейгера?
- Я даже знаю, где именно. В цокольном помещении горсовета. Точнее, под ним. Там находится старое
противоатомное бомбоубежище.
- Вы надо мной смеетесь!
- Черта с два, Шерлок, - расхохоталась она. - Я делала статью об этом три года назад. Снимал Пит
Фримэн. В цоколе, там большая комната заседаний и маленькая кухня. А из кухни к хранилищу ведет
несколько ступенек. Довольно большое помещение. Построено оно было впятидесятых, когда огромные
средства закапывались в землю, что едва не загнало нас к чертям в ад.
- «На берегу»[114], - произнес Барби.
- Эй, принимаю вашу ставку и повышаю ее: «Горе тебе, Вавилон»[115]. Весьма депрессивная
местность. На снимках Пита напоминает фюрербункер перед самым концом. Там есть что-то наподобие
кладовки - полки и полки консервов - и с полдюжины топчанов. И какое-то оборудование, поставленное
правительством. Включая счетчик Гейгера.
- Пища в жестянках, наверняка, прибавила во вкусе за пятьдесят лет.
- На самом деле они заменяют консервы время от времени. Там даже есть маленький генератор,
который приобрели после одиннадцатого августа. Просмотрите городские отчеты и увидите, что каждые
четыре года или около того выделяются средства на приобретение чего-то для хранилища. Когда-то было по
триста долларов. Теперь шестьсот. Итак, счетчик Гейгера вы уже себе нашли. - Она кинула на него взгляд. Конечно, Джеймс Ренни рассматривает все вещи, которые находятся в городском совете, как свои
собственные, от чердака до бомбоубежища, и потому он захочет знать, зачем вам вдруг понадобился счетчик.
- Большой Джим Ренни ничего об этом не будет знать, - ответил Барби.
Она оставила это замечание без комментариев.
- Хотите со мной в редакцию? Посмотреть выступление Президента, пока я буду верстать газету?
Работа, могу вас уверить, будет быстрая и грязная. Одна статья, полдесятка фотографий для местного
употребления, и никакой рекламы осенней распродажи в Бэрпи.
Барби взвесил предложение. Завтра у него много дел, и не только стряпня, а и много других вопросов.
С другой стороны, если он сейчас вернется в свое помещение над аптекой, разве он сможет заснуть?
- Хорошо. К тому же, возможно, мне не следовало было бы об этом говорить, но у меня незаурядный
талант офис-боя. И еще я могу варить бешеный кофе.
- Мистер, вы приняты, - она подняла с руля правую руку, и Барби хлопнул ей по ладони.
- Можно мне задать вам еще один вопрос? Абсолютно не для публикации.
- Конечно, - сказал он.
- Этот фантастический генератор. Вы верите, что найдете его?
Пока она припарковывалась перед фасадом редакции «Демократа», Барби взвешивал шансы.
- Нет, - наконец ответил он. - Это было бы очень легко.
Она вздохнула и кивнула. И тогда схватила его за пальцы.
- Как вы думаете, вам поможет, если я буду молиться за ваш успех?
- Не помешает, - согласился Барби.
4
В День Купола в Честер Милле существовало только две церкви; и обе поставляли протестантский
набор товаров (хотя и в очень разных упаковках). Здешние католики посещали храм Пресвятой Девы в
Чистых Источниках в Моттоне, а около десятка городских евреев, когда испытывали потребность в
духовном утешении, ездили в синагогу Бет Шалом в Касл Роке. Когда-то в городе была также Унитарианская
церковь[116], но пришла в упадок за неимением прихожан в конце восьмидесятых. Да и еще к тому же все
сходились во мнении, что это было не церковь, а какой-то хипповый сумасшедший дом, теперь в ее здании
находился магазин «Новые & Подержанные книги».
Оба действующих в Честер Милле пастора в тот вечер находились, как любил выражаться Большой
Джим Ренни, в «смиренном состоянии», но тональности их молитв, ход мыслей и желания очень отличались.
Преподобная Пайпер Либби, которая проповедовала своей пастве с кафедры Первой Конгрегационной
церкви, больше не верила в Бога, хотя не делилась этим фактом со своими собратьями. Напротив, вера
Лестера Коггинса достигла уровня святого мученичества или безумия (впрочем, это те два слова, которые,
наверняка, означают одно явление).
Преподобная Либби, все в той же субботней одежде, в которой она работала у себя во дворе - и все еще
беспримерно красивая в свои сорок пять, чтобы симпатично в ней выглядеть, - стояла перед алтарем на
коленях почти в сплошной тьме (в Конго не было генератора), а позади нее расположился Кловер, ее
немецкая овчарка, пес лежал с понурыми глазами, воткнув нос себе в лапы.
- Эй, Неотмирасего, - воззвала Пайпер. Неотмирасегодняшним она начала называть Бога с недавних
пор. В начале осени она имела для него другое имя - Большой Возможный. А летом он был Всемогущим
Возможным. Ей нравилось это имя, в нем чувствовалось что-то звонкое. - Ты знаешь, что со мной
творилось… Конечно, должно быть, я Тебе уже этим полные уши натолкала, но сегодня я здесь не для того,
чтобы вновь толочь о том же сам. Наверняка, Тебе от этого только легче.
Она вздохнула.
- У нас тут творится такой беспорядок, Друг. Надеюсь, хоть Ты понимаешь, что здесь творится, потому
что сама я отнюдь. Но мы оба знаем, что завтра в этом помещении будет полно людей, которые будут искать,
как заведено, небесной поддержки в катастрофическом несчастье.
Тишина стояла в церкви, тишина во дворе. «Волшебная тишина», как говорили в старых фильмах. И
разве она хоть когда-нибудь слышала такую странную тишину в Милле, да еще и в субботний вечер? Ни
машин на улицах, ни звука басов какого-либо очередного бэнда, который прибыл поиграть в «Диппере»
(ПРЯМО ИЗ БОСТОНА! - как всегда писалось в рекламе).
- Я не буду просить Тебя проявить Твою волю, потому что не верю больше, что у Тебя на самом деле
есть воля. Но на всякий случай, если Ты, наконец, где-то там действительно существуешь - вероятность такая
есть, и я более чем рада это признавать, - прошу Тебя, помоги мне сказать им что-то поддерживающее.
Надежда не на небесах, надежда здесь, на земле. Потому что…
Ее не удивили собственные слезы. В последнее время она частенько рыдала вслух, хотя всегда делала
это в одиночестве. Жители Новой Англии весьма неодобрительно относятся к слезам у проповедников и
политиков.
Кловер, чувствуя ее отчаяние, и сам заскулил. Пайпер на него шикнула и вновь обернулась к алтарю.
Крест на нем часто направлял ее мысли к бантику-логотипу «Шевроле», товарному знаку, который родился
сто лет тому назад, потому что один парень случайно заметил его в узоре обоев какого-то парижского отеля,
и он ему понравился. Чтобы считать такие символы божественными, наверняка, надо быть безумным.
Тем временем она упрямо продолжала:
- Потому что я уверена, Ты сам знаешь, земля - единственное, что мы имеем. Это то, в чем мы уверены.
Я хочу помочь моим людям. Это моя работа, и я все еще желаю ее делать. Надеясь, что Ты там все-таки есть
и Тебе это не безразлично - сомнительные надежды, должна признать, - прошу, помоги мне, пожалуйста.
Аминь.
Она встала. Фонарика у нее не было, но ей не составляло проблемы выйти отсюда во двор, ни на что, не
натолкнувшись, не ударив обо что-нибудь колено. Она знала это помещение от ступеньки до ступеньки, от
первой дощечки до последней. И любила его. Она не обманывала себя в отношении отсутствия в ней веры и
присутствия упрямой любви к самой идее Бога.
- Идем, Клов. Через полчаса будет Президент. Еще один Большой Неотмирасегодняшний. Мы его
послушаем в машине по радио.
Кловер, не проникаясь вопросами веры, послушно последовал вслед за ней.
5
Вдалеке, на Малой Суке (которую прихожане Святого Спасителя всегда называли дорогой номер три),
происходило действие намного более динамичное, и при ярком свете. Дом богослужения Лестера Коггинса
обслуживал генератор, к тому же почти новенький, даже транспортные ярлыки еще не отклеились с его ярко
оранжевого бока. Генератор стоял в собственном сарайчике, тоже выкрашенном оранжевым, рядом со
складом позади церкви.
Пятидесятилетний Лестер находился в такой прекрасной форме - благодаря фамильным генам и
собственным напряженным усилиям по поддержанию порядка в храме собственного тела, - что выглядел лет
на тридцать пять (этому также способствовали рассудительно применяемые средства «Только для
мужнин»[117]). В этот вечер на нем были только спортивные шорты, по правой брючине которых шла
надпись прописными буквами «Oral Roberts Golden Eagles»[118], и почти каждая мышца на его теле была
рельефной.
Во время служб (они происходили пять раз в неделю) Лестер не чуждался стиля телепроповедников,
провозглашая молитвы таким экстатически вибрирующим голосом, что титул Главнокомандующего в его
исполнении звучал, словно пропущенный сквозь форсированную педаль вау-вау[119]: не Бог, а в-в-огх! В
своих частных молитвах он иногда, сам того не замечая, также скатывался на эти модуляции. Но, когда
бывал глубоко встревоженным, когда имел срочную потребность посоветоваться с Богом Моисея и Авраама,
с тем Им, который ходил в столбе дыма днем и в столбе огня ночью, Лестер свою часть разговора вел низким
рыком, который напоминал голос собаки за секунду до нападения на непрошеного гостя. Сам он этого не
замечал, потому что не было в его жизни никогошечки, кто мог бы услышать, как он молится. Пайпер Либби
была вдовой, ее муж и оба сына погибли в аварии три года назад; Лестер Коггинс всю жизнь оставался
мальчиком, который еще подростком страдал от кошмаров, в которых он, мастурбируя, поднимал голову и
видел, что в дверях его спальни стоит Мария Магдалина.
Построенная из дорогого красного клена церковь была почти такой же новенькой, как и ее генератор.
Ее интерьер буквально поражал скромностью. Позади голой спины Лестера под сводами потолка тянулся
тройной ряд скамеек. Перед его глазами была кафедра, она определялась лишь пюпитром, на котором лежала
Библия, с большим, вырезанным из красного дерева крестом, который висел на портьере цвета «королевский
пурпур». По правую сторону возвышались хоры с музыкальными инструментами, был там и
«Стратокастер»[120], на котором иногда играл сам Лестер.
- Бог, услышь мою молитву, - произнес он тем своим особенным молитвенным голосом. В руке он
держал длинный тяжелый кнут с двенадцатью узлами, каждый из которых символизировал одного из
апостолов. Девятый узел, посвященный Иуде, был выкрашен в черный цвет. - Бог, услышь мою молитву, во
имя распятого и воскресшего Иисуса прошу Тебя.
Коггинс начал хлестать себя кнутом по спине, сначала через левое плечо, потом - через правое,
ритмично поднимая и сгибая руку. Вскоре пот начал брызгать с его накачанных бицепсов и дельтаподобных
мышц. Весь в узлах, кнут хлестал по коже, сплошь покрытой шрамами, издавая звуки выбивалки для
ковров. Он неоднократно проделывал это и раньше, но еще никогда - с таким усердием.
- Боже, услышь мою молитву! Боже, услышь мою молитву! Боже, услышь мою молитву! Боже, услышь
мою молитву!
Хрясь, и хрясь, и хрясь, и хрясь. Печет, как огненной крапивой. Гонит по магистралям и проселкам
жалких нервов его человеческого тела. Какой это ужас, и какое наслаждение.
- Бог, мы согрешили в нашем городе, и я самый большой среди всех грешник. Я слушал Джима Ренни
и верил его вранью. Да, я верил, и вот она, расплата, неминуемая, как это бывает всегда. И не один платит за
грехи свои, а многие. Твой гнев не тороплив, но когда время наступает, Твой гнев, как буря, которая налетает
на пшеничное поле, сгибая книзу не один колос или несколько, а все колосья. Я посеял ветер и пожал бурю,
не только на себя самого, а и на всех.
Были и другие грехи и грешники в Милле - он это хорошо знал, потому что не был наивным, они
ругались, и танцевали, и занимались сексом, и употребляли наркотики, он многое обо всем знал - и они,
безусловно, заслужили наказание, бичевание, однако этим Милл отнюдь не отличался от любого другого
города, но именно его выбрал для такого ужасного наказания Господь.
И все же… все-таки… Возможно ли, чтобы к такому странному проклятью привел не его грех? Да.
Возможно. Хотя и едва ли.
- Господи, я хочу понять, что мне делать. Я на распутье. Если такова Твоя воля, чтобы я стоял на этой
кафедре завтра утром и признался в том, на что подбил меня этот человек - в грехах, которые мы совершали
с ним вместе, в тех грехах, которые я совершал в одиночестве, - тогда я так и сделаю. Но это будет означать
конец моего пастырства, а мне тяжело поверить в то, что это есть Твоя воля в это тяжелое время. Если Твоя
воля будет в том, чтобы я подождал… подождал, увидел, что случится дальше… ждал и молился с моей
паствой за то, чтобы снято было это бремя… тогда я так и буду делать. Все в воле Твоей, Господи. Сейчас и
навсегда.
Он прекратил себя бить (ощутил, как по его спине стекают теплые, утешительные ручейки; несколько
узлов на биче уже покраснели) и поднял заплаканное лицо к потолку.
- Но я же нужен этим людям, Бог. Ты знаешь, как они нуждаются во мне, а сейчас даже больше, чем
всегда. Поэтому… если воля Твоя, чтобы эта чаша была убрана от уст моих… молю, дай мне знамение.
Он ждал. И Господь Бог заговорил с Лестером Коггинсом.
- Я дам тебе знамение. Иди туда, где лежит твоя Библия, хотя и были деяния твои, как когда-то в
детстве после тех твоих безобразных сновидений.
- Сию же минуту, - откликнулся Лестер. - Сию же минуту.
Он повесил бич на шею, отпечатав кровавую подкову у себя на плечах и груди, и взгромоздился на
кафедру, а кровь так и стекала ему по спине, увлажняя эластичный пояс шорт. Он стал перед пюпитром,
словно готовясь к проповеди (хотя и в самых худших кошмарах не мог себе представить проповедование в
такой одежде), закрыл Библию, которая всегда там лежала открытой, и закрыл глаза.
- Господи, пусть осуществится воля Твоя - прошу во имя Сына, распятого с позором и воскресшего во
славе.
И Господь рек:
- Открой Мою Книгу и зри, что узришь.
Лестер выполнил инструкцию (стараясь не открыть большую Библию посредине - если и полагаться на
что-то в таком деле, то только на Ветхий Завет). Ткнул пальцем в невидимую страницу, потом раскрыл глаза
и наклонился. Попал на двадцать восьмую главу Второзакония, двадцать восьмой стих. И прочитал:
«Поразит тебя Господь сумасшествием, слепотой, и оцепенением сердца».
Оцепенением сердца - это, может, и хорошо, но все это вообще-то не выглядит весьма
обнадеживающим. И очень ясным. И тогда Господь вновь заговорил:
- Не останавливайся, Лестер.
Он прочитал двадцать девятый стих.
«И будешь ты ощупью ходить в полдень…»
- Да, Господи, да, - выдохнул он и поспешил читать дальше.
«… как слепой ощупью ходит впотьмах, и не будешь иметь успеха в путях своих, и будут теснить и
обижать тебя всякий день, и никто не защитит тебя.
- Неужели я ослепну? - спросил Лестер, немного возвышенным от своего молитвенного рычания
тоном. - О Господи, не делай этого… хотя, если на то воля Твоя…
Бог вновь заговорил с ним, спросив:
- Ты что, не с той ноги встал сегодня, Лестер?
Он вытаращился. Голос Бога, а прибаутка - его родной матери. Истинное чудо.
- Нет, Господи, нет!
- Тогда еще раз прочитай. Что я тебе растолковываю?
- Здесь что-то о сумасшествии. Или об ослеплении.
- Какое из этих действий более возможно, как ты думаешь?
Лестер сравнил стихи. В них повторялось единственное слово - слепота.
- Бог, это… это мне знамение?
Господь ответил ему «да».
- Да, воистину, но не твоя слепота, потому что сейчас глаза твои видят яснее. Ищи ослепленного,
который сошел с ума. Когда ты его увидишь, тебе нужно поведать своей пастве, что Ренни проделывал
здесь, и о своем участии в этом. Вы оба должны поведать. Мы еще поговорим об этом, а сейчас Лестер, иди
спать. С тебя капает на пол.
Лестер так и сделал, но сначала вытер небольшие лужицы крови возле пюпитра.
Проделывал это на коленях. Пока вытирал, не молился, однако повторял прочитанные из Библии
стихи. Ему значительно полегчало.
Пока что он может проповедовать в общем о грехах, которые могли послужить причиной появления
этого непонятного барьера между Миллом и внешним миром; а тем временем будет искать свое знамение.
Слепого мужчину или женщину, которые сошли с ума, воистину, аминь.
6
Бренда Перкинс слушала РНГХ, потому что эта станция нравится (нравилась) ее мужу, но никогда ее
нога не ступала в церковь Святого Спасителя. Ее душа целиком принадлежала церкви Конго, она же
уговорила пойти туда и своего мужа.
Один раз уговорила. Теперь Гови вновь там побывает. Сам того не зная, будет лежать в церкви Конго, а
Пайпер Либби будет провозглашать надгробное слово.
Эта картина - такая очевидная и безвозвратная - поразила ее в самое сердце. Впервые с того момента,
как ей сообщили, Бренда дала слабину и завыла. Вероятно, потому, что теперь она уже могла это делать.
Теперь она была сама.
С серьезным и ужасно постаревшим лицом Президент говорил из телевизора:
- Соотечественники, американцы, вы нуждаетесь в ответах, и я обещаю предоставить их вам сразу, как
только сам их получу. В этом деле не будет секретности. Все доступное мне будет становиться доступным и
вам. Я уверяю вас вполне ответственно…
- Конечно, были такие дураки, которые старались нас обманывать, - произнесла Бренда и зарыдала еще
сильнее, потому что это была одна из любимых поговорок Говарда. Выключив телевизор, бросила пульт на
пол, ей захотелось наступить на него, раздавить с треском, но она удержалась только потому, что
представила, как Гови, покачивая головой, смотрит на нее и говорит: «Не делай глупостей».
Вместо этого она пошла в его кабинет с желанием дотронуться до чего-либо, пока его недавнее
присутствие оттуда еще не выветрилось. Как же ей не хватало его прикосновений. Во дворе урчал их
генератор. «Сыто и счастливо», - сказал бы Гови. Ей страх как не понравилось это расточительство, когда
после одиннадцатого сентября Гови заказал эту штуку (просто ради безопасности, объяснял ей он), и сейчас
ей стыдно было за каждое из тех злых слов, которые она тогда достаточно ему наговорила. В темноте
тосковать по нему было бы еще страшнее, потому что было бы совсем одиноко.
Его стол зиял пустотой, если только не считать ноутбука, который так и оставался открытым. Экранной
заставкой ему служило старое фото, сделанное после давнего матча Малой Лиги[121]. На нем Гови и Чип,
которому тогда исполнилось одиннадцать или двенадцать, оба в зеленых форменных свитерах «Аптечных
Монархов Сендерса»; снимок было сделан в тот год, когда Гови с Расти Эвереттом вывели команду Сендерса
в финал штата. Чип обнимает отца, а Бренда их обоих. Хороший был день. Но непрочный. Хрупкий, как
бокал из тонкого хрусталя. Кто мог об этом думать тогда, когда еще можно было немножечко подольше
подержаться друг за друга?
У нее пока что не было возможности связаться с Чипом, и мысль о необходимости позвонить ему
(предположим, ей это даже удастся) совсем ее расстроила. Всхлипывая, она опустилась на колени рядом с
письменным столом своего мужа. Не сцепила руки, а поставила их ладонь к ладони, как когда-то делала это
ребенком, утопая во фланелевой пижаме возле кровати, и повторяла: «Бог, благослови маму, Бог, благослови
отца, Бог, благослови мою золотую рыбку, у которой пока что нет имени».
- Господи, это я, Бренда. Я не прошу вернуть его назад… то есть я хочу, но я понимаю, что Ты этого не
можешь сделать. Лишь дай мне силы пережить это, хорошо? И еще, возможно… я не знаю, не богохульство
ли это, может, и так, но я спрашиваю, не мог бы Ты сделать так, чтобы он поговорил со мной еще раз?
Может, сделаешь так, чтобы он мог дотронуться до меня еще раз, как сегодня утром…
От этого воспоминания - его пальцы на ее коже в ярком свете солнца - она заплакала еще горше.
- Я понимаю, Ты не имеешь дела с духами - конечно, кроме Духа Святого, - но хотя бы во сне? Я знаю,
что прошу многовато, но… о Боже, во мне словно дыру сегодня прорубили. Я не представляла, что в
человеке может быть такая дыра, и я боюсь туда провалиться. Если Ты сделаешь это для меня, я тоже что-то
для Тебя сделаю. Тебе следует только попросить. Пожалуйста, Боже, всего лишь прикосновенье. Или слово.
Хотя бы во сне, - она набрала полную грудь воздуха и выдохнула. - Благодарю тебя, Господи. Пусть будет
по-твоему. Понравится мне это или нет, - улыбнулась она утомлено. - Аминь.
Раскрыла глаза и, держась за край стола, встала с колен. Зацепила локтем компьютер, и его экран
моментально засветился. Он всегда забывал его выключить, но, по крайней мере, не выключал из розетки, и
хотя бы аккумуляторы не разряжались. А «рабочий стол» на своем компьютере он содержал в лучшем
порядке, чем она на своем; у нее экран всегда был захламлен загруженными файлами и электронными
напоминаниями. А на его «рабочем столе», аккуратно расположенные под иконкой жесткого диска, всегда
висели только три папки: ТЕКУЩЕЕ, где он хранил информацию о текущих расследованиях; СУД, где он
хранил список тех (включая себя), кто сейчас является свидетелем - где именно и по какому делу. Третья
папка называлась УСАДЬБА МОРИН-СТРИТ, где он хранил все, что касалось домашних дел. До неё дошло,
что, открыв эту папку, она сможет найти там что-нибудь о генераторе, а ей нужно это знать, чтобы
поддерживать его в рабочем состоянии как можно дольше. Генри Моррисон из полицейского участка,
наверняка, охотно подключит ей новый баллон с пропаном, однако есть ли у нее запасной баллон? Если нет,
надо приобрести у Бэрпи или в «Топливе & Бакалее», пока их не раскупили.
Она уже положила пальцы на мышку, но что-то ее удержало. Заметила на экране еще и четвертую
папку, притаившуюся в левом нижнем углу. Никогда прежде ее не видела. Бренда старалась припомнить,
когда в последний раз смотрела на экран этого компьютера, и не смогла.
ВЕЙДЕР, было написано там.
Конечно, в Милле живет один-единственный человек, которого Гови именовал Вейдером, как того
Дарта из «Звездных войн», - это Большой Джим Ренни.
Заинтригованная, она передвинула туда курсор и дважды щелкнула, опасаясь, не защищена ли эта
папка паролем.
Так и оказалось. Она попробовала набрать слово WILDCATS, которым открывалась папка ТЕКУЩЕЕ
(Гови не защищал паролем СУД), и угадала. Внутри находилось два документа. Один назывался ТЕКУЩЕЕ
РАССЛЕДОВАНИЕ. Второй файл, в формате PDF, назывался ПИСЬМО ОТ ГПШМ. Языком Гови это
означало Генерального прокурора штата Мэн. Она щелкнула этот файл.
Бренда читала письмо с нарастающим удивлением, и слезы высыхали на ее щеках. Первое, на что она
обратила внимание, было обращение: не Уважаемый шеф Перкинс, а Дорогой Дюк.
Хотя письмо было составлено не языком Гови, а на юридическом жаргоне, некоторые фразы просто
бросались в глаза, словно были напечатаны жирным шрифтом. Первая - неправомерное присвоение
городских средств и ресурсов. Следующая - более чем вероятное участие выборного Сендерса. Дальше совокупность должностных преступлений оказалась более глубокой и широкой, чем нам представлялось три
месяца назад.
А в конце, уже, словно не только жирным шрифтом, но и прописными буквами: ПРОИЗВОДСТВО И
РАСПРОСТРАНЕНИЕ НЕЛЕГАЛЬНЫХ НАРКОТИКОВ.
Выглядело так, что молитва ее была услышана и ответ она получила, хотя абсолютно неожидаемым
образом. Бренда села на стул Гови, щелкнула на файле ТЕКУЩЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ в папке ВЕЙДЕР и
продолжила общение со своим покойным мужчиной.
7
Речь Президента - длинное подбадривание, мало информации - закончилась в 24:21. Расти Эверетт
посмотрел выступление по телевизору в комнате для отдыха на третьем этаже больницы, в последний раз
просмотрел бумаги с клиническими данными и отправился домой. В его медицинской карьере случались и
более хлопотные дни, но никогда еще он не чувствовал такого беспокойства, такого уныния в отношении
будущего.
Дом был темным. Они с Линдой говорили на тему приобретения генератора в прошлом году (и
позапрошлого тоже), потому что Честер Милл каждую зиму оставался без электричества, бывало, и на
четыре-пять дней, то же самое случалось раза по два каждое лето; Энергокомпания Западного Мэна не
принадлежала к самым надежным поставщикам услуг. Все те рассуждения заканчивались одинаково: они не
могут его себе позволить. Возможно, если бы Линда работала в полиции на полную ставку, но ни она, ни он
этого не желали, пока их девочки еще так малы. «По крайней мере, у нас хорошая печка и до черта дров.
Если до этого дойдет».
В бардачке лежал фонарик, но, когда он его включил, тот выдал блеклый луч и уже через пять секунд
умер. Расти пробормотал плохое слово, и напомнил себе, что завтра надо бы прикупить батарейки - то есть
сегодня днем. Конечно, если будут работать магазины.
- Если после двенадцати лет жизни в этом доме я не найду дорогу, я обезьяна.
Конечно, так оно и есть. В этот вечер он действительно чувствовал себя обезьяной - той, которую
только что поймали, привезли в зверинец и заперли в клетке. И дышал он, бесспорно, как обезьяна.
Наверное, надо встать под душ, прежде чем ложиться…
Однако. Нет электричества - нет душа.
Ночь была безлунная, но ясная, с неба на дом смотрели миллиарды звезд, и выглядели они такими же,
как всегда. Может, там, наверху, барьера нет? Президент на эту тему не высказался, и, возможно, те, кто
изучает это дело, еще и сами не знают. Если Милл оказался на дне чего-то наподобие колодца, а не
накрытым каким-то идиотским стеклянным колпаком, то дела не такие уже и плохи. Правительство сможет
подавать сюда все необходимое по воздуху. Бесспорно, если страна может тратить сотни миллиардов на
обеспечение корпоративных долгов, то и сюда закинуть на парашютах немного лишней еды и несколько
паршивых генераторов она может себе позволить.
Преодолев крыльцо, он уже извлек ключ, и тут заметил, что что-то висит на дверной щеколде.
Наклонился поближе, рассмотрел и улыбнулся. Это был мини-фонарик. На распродаже Последний День Лета
в Бэрпи Линда купила таких шесть штук за пять баксов. Тогда это показалось ему глупым расточительством,
он даже вспомнил, что подумал тогда: «Женщины скупаются на распродажах по тем же мотивам, что и
мужчины восходят на вершины гор - только потому, что они туда попали».
На заднем торце фонарика торчала маленькая металлическая петелька. Сквозь нее был протянут
шнурок от одного из его старых кед. К шнурку была приклеена записка. Он оторвал бумажку и нацелил на
нее лучик фонарика.
Привет, любимый. Надеюсь, ты в порядке. Обе Джей наконец-то угомонились. Обе были расстроены и
беспокойны на протяжении ночи, но, в конце концов, вырубились. Завтра я с утра на службе целый день и я
именно это имею в виду - целый день, с 7:00 до 19:00, приказал Питер Рендольф (наш новый шеф - УЖАС).
Марта Эдмандс пообещала взять к себе девочек, благослови Господи Марту. Постарайся не разбудить меня.
(Хоть я могу и не заснуть.) Боюсь, впереди у нас трудные дни, но мы их переживем. В кладовке полно пищи,
слава Богу.
Любимый, я знаю, ты устал, но не выгуляешь ли Одри? У нее так и не прошел тот ее странный скулеж.
Может, ощущала приближение этой штуки? Говорят, собаки предчувствуют землетрясение, и возможно…
Джуди и Дженни просили передать, что любят папу. И я тоже.
Мы успеем поболтать завтра, правда же? Поболтать и скупиться.
Мне немножечко страшно.
Лин
Ему тоже было страшно и не очень радостно от того, что его жене завтра придется работать двенадцать
часов в то время, как ему самому - шестнадцать, а то и дольше. Не рад он был и потому, что Джуди и
Дженнилл целый день пробудут с Мартой в то время, как им, надо полагать, тоже страшно.
Но меньше всего радости он ощущал от того, что должен вести на прогулку собаку, в то время как на
дворе уже был почти час ночи. Он подумал, что она действительно могла ощущать приближение барьера; он
знал, что у собак развито предчувствие многих явлений, не только землетрясений. Однако, если тот ее
странный скулеж действительно был связан с этим, Одри уже должна была бы успокоиться, не так ли? По
дороге домой он не слышал городских собак, все они хранили гробовое молчание. Никто не лаял, не выл. Не
слышал он также и разговоров о том, чтобы какая-нибудь скулила перед этим.
«А может, она сейчас спит себе спокойно на своем лежаке около печи?» - подумал он, открывая двери.
Одри не спала. Она сразу подошла к нему, не прыгая радостно, как это бывало по обыкновению: «Ты
дома! Ты дома! О, слава Богу, ты дома!» - а подволочилась, чуть ли не украдкой, с виновато поджатым
хвостом, словно вместо ласкового поглаживания по голове ожидала удар (которых ни разу не получала). И
на самом деле, она вновь скулила. То есть продолжала делать то же самое, что начала еще до появления
барьера. На пару недель она вроде бы перестала, и, Расти тогда подумал, что это у нее прошло совсем, а
потом завывания начались вновь, иногда тихо, иногда громко. Сейчас она делала это громко - или, может,
так только казалось в темной кухне, где не горели цифровые табло на печке и микроволновке и свет над
мойкой, который по обыкновению оставляла включенным для него Линда, также не горел.
- Перестань, девочка, - попросил он. - Ты перебудишь всех в доме.
Но Одри не послушалась. Она ласково ткнулась головой в его колено и подняла глаза от узкого яркого
луча фонарика, который он держал в правой руке. Он готов был поклясться, что у нее умоляющий взгляд.
- Хорошо, - произнес он. - Хорошо, хорошо. На прогулку.
Ее поводок висел на гвоздике около дверей кладовки. Он сделал шаг в том направлении (перед этим
перекинув через голову шнурок, повесив себе на шею фонарик), но Одри стремительно забежала вперед его,
словно не собака, а кошка. Если бы не фонарик, он бы об нее точно перецепился и упал. Логичное было бы
завершение для такого похабного дня.
- Подожди всего лишь минутку, подожди.
Но она гавкнула на него и пошла на попятную.
- Тише! Одри, тихо!
Вместо того, что бы замолчать, она вновь залаяла, в спящем доме это прозвучало шокирующе звонко.
Он даже вздрогнул от удивления. Одри метнулась вперед, ухватила зубами его за штанину и начала идти на
попятную по коридору, стараясь потащить его за собой.
Заинтригованный, Расти позволил ей себя вести. Увидев, что он идет, Одри отпустила его брюки и
побежала к ступенькам. Преодолела пару ступенек, осмотрелась и гавкнула вновь.
Наверху, в их спальне, включился свет.
- Расти? - голос Лин звучал мрачно.
- Да, это я, - откликнулся он, стараясь говорить как можно тише. - Хотя на самом деле это Одри.
Он двинулся вслед за собакой вверх по ступенькам. Одри не промчала их на одном дыхании, как по
обыкновению она это делала, а то и дело останавливалась, оглядываясь на него. Для собаководов мимика их
животных всегда была полностью понятной, и сейчас Расти увидел в этом большую тревогу. Одри прижала
уши к голове, хвост так и оставался поджатым. С тихого скулежа она перешла на высокий уровень. Вдруг
Расти подумал, а не прячется ли где-то в доме вор. Кухонные двери были заперты, Лин по обыкновению
всегда замыкала все двери, когда оставалась дома сама с девочками, однако…
Линда вышла на лестничную площадку, подпоясывая белый махровый халат. Увидев ее, Одри вновь
гавкнула. Прозвучало это, как «прочь-с-моего-пути».
- А ну-ка перестань, Одри! - прикрикнула женщина, но Одри промчала мимо нее, толкнув ее в ногу так
сильно, что Линда даже откинулась на стену.
А собака побежала по коридору в сторону детской спальни, где все еще было тихо.
Линда также добыла из кармана халата фонарик.
- Что это здесь такое творится, ради всего святого…
- Думаю, лучше тебе вернуться в спальню, - ответил ей Расти.
- Черта с два!
Она побежала по коридору, опережая его, тонкий яркий луч прыгал перед ней.
Девочкам было семь и пять годков, они недавно вошли в тот период, который Линда называла «фазой
женской секретности». Одри уже встала на задние лапы перед их дверями и начала шкрябать их когтями.
Расти догнал Линду в то мгновение, когда она приоткрывала двери. Линда влетела вглубь, даже не
кинув взгляд на кровать Джуди. А их пятилетняя дочка спала.
Не спала Дженнилл. Но и не просыпалась. В то мгновение, как два луча сошлись на ней, Расти все
понял, и обругал себя за то, что не осознал раньше того, что происходит - того, что, наверное, длится уже с
августа, а может, и с июля. Потому что то, чем удивляла их Одри - тот скулеж, - было хорошо
задокументировано. Он просто не замечал правды, хотя она смотрела ему прямо в глаза.
Дженнилл, с раскрытыми глазами, в которых виднелись только белки, не билась в конвульсиях (слава
Богу, и за это), но дрожала всем телом. Она скинула с себя одеяло ногами, наверное, в начале приступа, и в
двойном свете фонариков он увидел влажное пятно на ее пижамных штанишках. Пальцы у нее шевелились
так, словно она разминалась, перед тем как начать играть на рояле.
Одри села возле кровати, восхищено-внимательно смотря на свою маленькую хозяюшку.
- Что это с ней? - вскрикнула Линда.
- На другой кровати зашевелилась Джуди.
- Мамочка? Уже завтрак? Я опоздала на автобус?
- У нее эпилептический припадок, - произнес Расти.
- Так помоги ей! - заплакала Линда. - Сделай что-нибудь! Она умирает?
- Нет, - ответил Расти, и часть его мозга, которая сохранила способность к анализу, подсказала, что это
почти наверняка только незначительный эпилептический припадок - как и все, что могли быть у нее раньше,
иначе бы они об этом уже знали. Но все воспринимается по-другому, когда такое происходит с твоим
родным ребенком.
Джуди села в кровати, раскинув во все стороны свои мягкие игрушки. Глаза у нее были широко
раскрыты от испуга, ребенок не очень обрадовался, когда Линда выхватила ее из постели и прижала себе к
груди.
- Пусть она перестанет! Сделай что-нибудь, чтобы она перестала, Расти!
Если это незначительный припадок, он прекратится сам собой.
«Прошу Тебя, Господи, пусть он прекратится сам собой», - подумал он.
Он обхватил ладонями мелко дрожащую голову Джен, и попробовал легонько ее поднять и покрутить,
чтобы проверить, чисто ли в ее дыхательных путях. Сначала у него это не получилось - мешала чертова
поролоновая подушка. Он скинул ее на пол. Та, падая, ударила Одри, но собака, не отводя от ребенка
влюбленного взгляда, только вздрогнула.
Теперь у Расти получилось немного отклонить назад дочкину головку и он услышал ее дыхание.
Не учащенное, и не слышно порывистое, как при недостатке кислорода.
- Мамочка, что случилось с Джен-Джен? - спросила Джуди сквозь слезы. - Она сошла с ума? Она
заболела?
- Не сошла с ума, только немножечко заболела, - Расти сам удивился, как спокойно он говорит. Почему бы тебе не попросить маму отнести тебя вниз в нашу…
- Нет! - вскрикнули обе вместе абсолютно гармоничным двуголосьем.
- Хорошо, - согласился он. - Тогда ведите себя тихонько. Не напугайте ее, когда она проснется, потому
что ей и так будет страшно.
- Немного страшно, - исправился он. - Одри, наша дорогая девочка. Ты наша очень-очень хорошая
девочка.
По обыкновению такие комплименты вызывали у Одри пароксизм радости, но не в эту ночь. Она даже
хвостом не вильнула. Вдруг собака выдала короткий рык и легла, опустив морду на лапы. Буквально через
несколько секунд, Джен прекратила дрожать и глаза у нее закрылись.
- Черт меня побери, - произнес Расти.
- Что? - переспросила Линда с кровати Джуди, на краешке которой она сидела с меньшенькой на руках.
- Что?
- Прошло, - ответил Расти.
Но нет. Не совсем. Дженни вновь раскрыла глаза, и они выглядели нормальными, но никого и ничего
не видели.
- Большая Тыква! - вскрикнула Дженнилл. - Это Большая Тыква во всем виновата! Надо остановить
Большую Тыкву!
Расти ее легонько встряхнул.
- Дженни, тебе что-то померещилось. Наверное, плохой сон приснился. Но все прошло, и с тобой
теперь все обстоит благополучно.
Какое-то мгновение она еще не приходила в сознание, хотя глаза шевелились, и потому он понял, что
дочь его видит и слышит.
- Прекрати Хэллоуин, папа! Тебе нужно прекратить Хэллоуин!
- Хорошо, доченька, сейчас же. Хэллоуин отменяется. Полностью.
Она моргнула, подняла руку, чтобы убрать со лба клок промокших потом волос.
- Что? Почему? Я же хотела одеться в костюм принцессы Леи![122] Так все пошло прахом в моей
жизни? - заплакала она.
Подошла Линда (следом семенила Джуди, держась за край маминой юбки) и, приговаривая: «Ты
обязательно выступишь принцессой Леей, дорогуша, я тебе обещаю», взяла Дженнилл на руки.
Джен смотрела на своих родителей изумленно, подозрительно, как-то перепугано.
- Что вы тут делаете? А она, почему не спит? - показала девочка на Джуди.
- Ты описалась в постели, - радостно сообщила Джуди, а когда Джен поняла, что так оно и есть,
зарыдала еще сильнее.
Расти едва удержался, чтобы не дать меньшей хорошенького тумака.
Он всегда считал себя довольно цивилизованным отцом (особенно по сравнению с теми, которые
иногда украдкой приводили в больницу своих детей - кого с поломанной рукой, кого с подбитым глазом), но
сегодня он себя таким не чувствовал.
- Это не имеет значения, - объявил Расти, крепче обнимая Дженнилл. - Это не твоя вина. Ты немного
приболела, но теперь все уже прошло.
- Ее надо везти в больницу? - спросила Линда.
- Только в амбулаторию, и то не сейчас. Завтра утром. Там я подберу для нее необходимое лекарство.
- НЕ ХОЧУ НИКАКИХ УКОЛОВ! - заверещала Дженни, рыдания ее еще больше усилились. Расти это
понравилось. Здоровая реакция с ее стороны. И мощная.
- Уколов не будет, милая, только таблетки.
- Ты уверен в этом? - спросила Линда.
Расти посмотрел на собаку, которая теперь мирно лежала мордой на лапах, не обращая внимания на
все эти драматические перипетии.
- Одри уверена, - ответил он. – И с этой ночи она будет спать здесь, с девочками.
- Bay! - вскрикнула Джуди. Она стала на колени и театрально обняла собаку.
Расти положил руку на плечо жене. А она склонила голову ему на плечо так, словно у нее уже
закончились силы держать ее прямо. – К чему это? - спросила она. - Зачем?
- Сам не знаю. Просто в знак благодарности за то, что это был лишь незначительный припадок.
Сейчас его молитва была услышана.
СУМАСШЕСТВИЕ, СЛЕПОТА, ОЦЕПЕНЕНИЕ СЕРДЦА
1
Джо Пугало проснулся поздно, потому, что поздно лег. Фактически, он не спал всю ночь.
Этот тринадцатилетний Джо Макклечи имел также и другие прозвища - Король штукарей и Скелетик и жил он на Милл-Стрит в доме №19. Ростом под метр восемьдесят, он весил всего лишь немногим более
шестидесяти восьми кило, и, действительно, был похожим на скелет. Но имел он безупречный ум. В восьмом
классе Джо учился только потому, что его родители были решительно против «перескакивания вперед».
Самому Джо это было по барабану. Его друзьям (а имел он их на удивление много, как для сухореброго
тринадцатилетнего гения) также. Уроки ему давались, как собаке бега, а вокруг было полно компьютеров их в Мэне каждый школьник имеет. Кое-какие из самых лучших сайтов, конечно, были заблокированы, но
Джо легко решал такие проблемы. И радушно делился информацией с ближайшими друзьями, к которым
принадлежали Норри Келверт и Бэнни Дрэйк (Бэнни, в частности, был большим почитателем сайта
«Блондинки в белых трусиках», на котором он регулярно пасся во время ежедневных занятий в библиотеке).
Безусловно, такая щедрость в какой-то мере объясняла популярность Джо, но не полностью; его просто
считали классным парнем. Неклейка на его рюкзаке содержала надпись, которая давала лучшее объяснение:
БОРИСЬ С СИСТЕМОЙ КАЖДЫЙ ДЕНЬ.[123]
Джо имел отличные оценки, был надежным, а иногда и ярким центральным форвардом в школьной
баскетбольной команде (уже в седьмом классе принимал участие в межшкольных турнирах!), а также
витиеватым игроком в европейский футбол. Умел бренчать на пианино и два года назад получил второй приз
на ежегодном городском конкурсе талантов за невыразимо смешной, расслабленный танец под убойный хит
Гретхен Уилсон «Белая сельская труженица».[124] Взрослые в зале аплодировали, покатываясь со смеху. А
Лисса Джеймисон, главная городская библиотекарша, сказала, что, если бы он захотел, то мог бы этим
зарабатывать себе на жизнь, однако амбиции Джо не простирались так далеко, чтобы наследовать судьбу
Наполеона Динамита[125].
- Чистый заговор, - мрачно сказал Сэм Макклечи, вертя в руках медаль, которую его сын получил за
второе место. Наверное, это было правдой: победителем того года объявили Даги Твичела, который, ну чисто
случайно, оказался братом третьей выборной. Напевая «Лунную реку»[126], Твич еще и жонглировал
полдесятком цирковых булав.
Джо не волновало, был там заговор или нет. Он потерял интерес к танцам точно так же, как раньше
терял его к другим делам, в которых достигал какого-то уровня мастерства. Даже его любовь к баскетболу, о
которой еще в пятом классе он думал, что она будет вечной, начала блекнуть.
Похоже, только страсть к интернету, этой электронной галактике безграничных возможностей, не
угасала в нём.
Его заветной мечтой и целью, о которой он даже своим родителям не говорил ни слова, было стать
Президентом Соединенных Штатов. «Может так произойти, - думал он, - что я врежу танец Наполеона
Динамита на своей инаугурации. Это шоу пожизненно будет висеть на Ютубе [127]».
Всю первую ночь Купола Джо просидел в интернете. Семья Макклечи не имела генератора, но ноутбук
Джо был полностью заряжен и готов к работе. Кроме того, он имел еще десяток запасных аккумуляторов.
Когда-то он подговорил человек восемь друзей, которые принадлежали к его неформальному
компьютерному клубу, тоже делать запасы, - и, знал, где сможет достать еще аккумуляторов, если они ему
понадобятся. А может, и не понадобятся: в школе работал крутой генератор, и он думал, что без проблем
сможет подзарядиться там. Если даже Милловскую среднюю школу на некоторое время закроют, мистер
Оллнат, школьный сторож, беспрекословно его пустит; мистер Оллнат также был фанатом сайта
blondesinwhitepanties.com. Не говоря уже о сайтах, с которых можно было качать кантри музыку, бесплатный
доступ к которым ему тоже обеспечивал Пугало Джо.
В ту, первую ночь, Джо едва не убил свою Wi-Fi-Карту[128], сумасбродно - возбуждено, словно жаба
по горячим камням, перепрыгивая с блога на блог. Каждый новый блоггер[129] выдавал информацию, более
страшную, чем его предшественник. Фактов было маловато, при этом, теории заговора изобиловали пышным
цветом. Джо полностью соглашался со своими мамой и отцом, которые тех сумасбродов, что жили в
интернете (и ради него), называли «людьми под жестяными колпаками», но он и сам верил в правильность
поговорки: если видишь много лошадиного дерьма, значит, где-то поблизости обнаружится и лошадка.
К тому времени, как первая Ночь Купола перешла в его второй день, на всех блогах воцарилась общая
версия: лошадку сейчас играли не террористы, не пришельцы из космоса и не Большой Ктулху, а наш старый
добрый военно-промышленный комплекс. Детали на разных сайтах отличались, но три базовых версии были
тождественными. По одной, Купол - это жестокий эксперимент, в котором жители Честер Милла выступают
всего лишь лабораторными мышами. По другой, это эксперимент, который вышел из-под контроля (точь-вточь, как в фильме «Туман»[130], написал какой-то блоггер). По третьей, это совсем не эксперимент, а
хладнокровно спланированный и продуманный повод для объявления войны определенным врагам
Америки. «И мы победим! - писал блоггер под ником Toldjaso87 - Потому что с таким новым оружием КТО
СМОЖЕТ УСТОЯТЬ ПРОТИВ НАС? Друзья, МЫ В НОВОЙ АНГЛИИ ПАТРИОТЫ НАЦИИ!!!»[131].
Джо не знал, какая из этих теорий лучше, если вообще, хоть одна из них приемлема. Но его это и не
волновало. Его интересовало другое: интернет соглашался с тем, что за этим стоит правительство.
Настало время для проведения демонстрации, которую, конечно, возглавит он. И не в городе, а на
шоссе 119, где они смогут высказать свой протест напрямую системе. Сначала участие возьмут, наверняка,
только его друзья, но со временем, присоединятся и другие. Он в этом не сомневался. Наверняка, система все
еще не допускает сюда прессу, но даже в свои тринадцать лет Джо уже хватало ума, что бы осознавать, что
это не так уже и важно. Потому что там, одетые в военную форму, стоят люди, и у кого-нибудь из них, по
крайней мере, за безэмоциональным выражением лица скрывается работа мозга. Пусть присутствие военных,
в целом, демонстрирует силу системы, однако среди этого целого скрываются личности, кое-кто из которых
может оказаться тайным блоггером. Они выложат в интернет свои свидетельства, а кто-то и
проиллюстрирует их сделанными телефоном снимками: Джо Макклечи и его друзья несут плакаты с
надписями: ПРОЧЬ СЕКРЕТНОСТЬ. СТОП ЭКСПЕРИМЕНТ. СВОБОДУ ЧЕСТЕР МИЛЛУ и т.д., и т.д.…
Плакаты следует развесить и по городу, пробормотал он. Ну, это не проблема. Все его друзья имеют
принтеры. И велосипеды.
Только начало светать, как Пугало Джо уже разослал майлы. Потом он сядет на велосипед, заедет за
Бэнни Дрэйком и они начнут действовать. А может, и Норри Келверт заодно привлекут. В выходные,
коллеги Джо по обыкновению вставали поздно, но Джо считал, что этим утром в городе никто долго не будет
спать. Ясно, что система скоро прикроет интернет, как сделала уже это с телефонной связью, но пока что
интернет - оружие Джо, оружие народа.
Настало время бороться с системой.
2
- Ребята, поднимите руки, - произнес Питер Рендольф. Перед новобранцами он стоял утомленный, с не
выспавшимися глазами, но чувствовал себя одновременно мрачно и радостно. Зеленый автомобиль шефа на
полицейском паркинге стоял заправленный, готовый возить его.
Новобранцы (Рендольф в своих официальных рапортах городским выборным предпочитал бы называть
их внештатными помощниками) послушно подняли руки. Их стояло пятеро, и не только парни, была среди
них и приземистая молодая девушка по имени Джорджия Руа. Безработная парикмахерша, подружка Картера
Тибодо. Это Джуниор подсказал своему отцу, что хорошо было бы включить в их компанию также женщину,
чтобы таким образом всех успокоить. И Большой Джим сразу с этим согласился. Рендольф сначала был
против, но едва Большой Джим продемонстрировал новому шефу одну из своих самых злобных улыбок, как
тот сразу же сдался.
И, должен был признать он, принимая у новичков присягу (с выражением блюстителя порядка на
лице), на вид все они были довольно крепкими. Джуниор немного похудел за лето и совсем потерял свою
былую форму взрывного форварда школьной футбольной команды, однако все равно, явно весил около
девяноста кило, да и другие, даже девушка, выглядели натуральными бычками.
Они повторяли вслед за ним, фразу за фразой, текст присяги: Джуниор стоял крайним слева около
своего друга Фрэнки Делессепса; далее стояли Тибодо и Руа, а последним Мэлвин Ширлз. У Ширлза на лице
блуждала отстраненная улыбка деревенского идиота. Рендольф стер бы это идиотское выражение с его лица
за три недели тренировки (да что там, за неделю), но он не имел на это времени.
Единственное, в чем он не уступил Большому Джиму, было право на оружие. Ренни настаивал на
разрешении, делая ударение на том, что «они уравновешенные, богобоязненные ребята», говорил, что сам
готов их обеспечить, если необходимо.
Рендольф мотал головой.
- Ситуация слишком нестабильна. Сначала посмотрим, как они себя покажут.
- Если кто-то из них пострадает, пока себя будет показывать…
- Никто не пострадает, Большой Джим, - заверил Рендольф, искренне на это надеясь. - Это Честер
Милл. Если бы тут был Нью-Йорк, все могло бы быть иначе.
3
Наконец Рендольф произнес:
- Также я буду преданно служить жителям этого города, и буду защищать их.
Эту фразу они повторили кротко, словно ученики воскресной школы в родительский день.
Даже Ширлз, вопреки своей идиотской улыбке, сумел. И выглядели они хорошо. Оружия не будет пока
что, но рации они будут иметь. Резиновые дубинки с вмонтированными фонариками тоже. Стэйси Моггин,
которая и сама теперь приобщится к патрулированию, нашла форменные рубашки для всех, кроме Картера
Тибодо. Со склада ему ничего не подошло - слишком широк в плечах, но простая голубая рабочая рубашка,
которую он нашел у себя дома, в целом, годилась. Хоть не уставная, но чистая. И серебристый значок,
приколотый над левым карманом, будет извещать каждому именно то, что должен извещать.
Этого уже должен хватить.
- И помоги мне Господи, - произнес Рендольф.
- И помоги мне Господи, - повторили они.
Боковым зрением Рендольф заметил, как открылись двери. Зашел Большой Джим. Присоединился к
Генри Моррисону, астматику Джорджу Фредерику, Фрэду Дентону и недоверчиво улыбающейся Джеки
Веттингтон в дальнем конце помещения. Ренни появился, чтобы увидеть, как его сын принимает присягу,
понял Рендольф. И, поскольку он все еще чувствовал себя неуютно после того, как отказал новичкам в
оружии (отказ Большому Джиму в чем-то противоречил политически приспосабливаемой натуре Рендольфа),
новый шеф симпровизировал, в основном, чтобы утешить второго выборного.
- И не буду позволять никому меня обсирать.
- И не буду позволять никому меня обсирать! - повторили они. Приподнято. С усмешкой. Нетерпеливо.
Готовые контролировать город.
Большой Джим кивнул и показал ему большой палец, не смотря на услышанное бранное слово. У
Рендольфа упал камень с сердца. Разве мог он себе представить, каким боком ему обернутся эти слова: «И не
буду позволять никому меня обсирать»?
4
Когда Джулия Шамвей этим утром пришла в «Розу-Шиповник», большинство завсегдатаев уже
позавтракали и разошлись, кто в церковь, кто на импровизированные форумы на городской площади. Было
девять часов. Барби работал сам, ни Доди Сендерс, ни Энджи Маккейн на работу не появились, что никого
не удивило. Рози отбыла в «Фуд-Сити». И Энсон вместе с ней. Оставалось надеяться, что они вернутся
нагруженные продуктами, однако Барби не тешил себя надеждами на это, пока не увидит покупок
собственными глазами.
- У нас закрыто до обеда, - сказал он. - Но кофе есть.
- А цинамоновый рулет? - спросила с надеждой Джулия.
Барби покачал головой.
- Рози их не готовила. Старается сэкономить горючее для генератора, чтобы работать как можно
дольше.
- В этом есть смысл, - согласилась Джулия. - Тогда просто кофе.
Он принес кофейник и заметил, наливая кофе:
- У вас уставший вид.
- Барби, этим утром каждый имеет утомленный вид. Все ужасно напуганы.
- Как дела с газетой?
- Я думала, выпущу ее до десяти, но похоже на то, что выйдет она только около трех дня. Это будет
первый чрезвычайный выпуск «Демократа» с того времени, как наша Престил как-то разлилась втрое в
ширину.
- Проблемы с печатью?
- Да нет, пока жив мой генератор. Просто я хочу сходить в бакалею, посмотреть, не собралась ли там
толпа. Если да, то добавить об этом в репортаже. Пит Фримэн уже должен там снимать.
Барби не понравилось это слово - толпа.
- Господи, я надеюсь, люди будут вести себя пристойно.
- Будут. Это же, в конце концов, Милл, а не Нью-Йорк.
Барби не был уверен, что есть существенное различие между загнанными в угол полевыми и
городскими мышами, но промолчал. Она лучше его знала местный люд.
И Джулия, словно прочитав его мысли, произнесла:
- Конечно, я могу ошибаться. Вот потому и послала Пита. - Она оглянулась вокруг. За стойкой сидело
ещё несколько мужчин, доедая свою яичницу, допивали кофе, и, конечно, за столом в уголке «лясоточильнике» на жаргоне янки - ярые старики пережевывали события, которые случились, и
дискутировали о том, что может случиться в дальнейшем. Впрочем, в центре ресторана остались только она
и Барби.
- Должна сказать вам пару слов, - произнесла она шепотом. - Перестаньте нависать, как Кельнер
Уилли[132], и сядьте.
Барби послушно сел, налив кофе и себе. Ему достались остатки с донышка кофейника, и на вкус они
были, как солярка… однако же, конечно, именно на донышке и сосредотачиваются главные силы
кофеинового воинства.
Джулия засунула руку в карман платья, вытянула мобильный и толкнула телефон по столешнице в его
сторону.
- Ваш полковник Кокс вновь звонил в семь часов утра. Думаю, он тоже не очень выспался в эту ночь.
Попросил меня передать вам это. Он не знает, что у вас есть собственный.
Барби не пошевелился, чтобы взять телефон.
- Если он уже ждет доклада, то серьезно ошибается в моих возможностях.
- Он этого не говорил. Сказал, что ему надо с вами поговорить, и что он хочет иметь с вами
постоянную связь.
Это склонило Барби к принятию решения. Он оттолкнул от себя телефон в ее сторону. Она отнюдь не
удивилась.
- Еще он сказал, что, если вы не получите его звонка сегодня до пяти вечера, должны ему позвонить по
телефону сами. У него будет новости. Сказать вам этот его забавный код?
- Давайте, - вздохнул он.
Она написала код на салфетке - крохотные аккуратные циферки.
- Мне кажется, они хотят что-то попробовать сделать.
- Что именно?
- Он не сказал, у меня просто было ощущение, что у них есть какие-то варианты.
- Конечно, они должны их иметь. Что вы еще задумали?
- А кто вам сказал, что я еще что-то задумала?
- Просто у меня такое чувство, - произнес он, улыбнувшись.
- Хорошо, счетчик Гейгера.
- Я собирался поболтать об этом с Элом Тиммонсом.
Эл Тиммонс был завсегдатаем «Розы- Шиповника» и сторожем при горсовете. У Барби с ним были
хорошие отношения.
Джулия покачала головой.
- Нет? А почему?
- Угадайте, кто предоставил Элу персональный беспроцентный кредит, чтобы он послал своего
младшего сына в университет «Христианское Наследие» в Алабаме?
- Хотите сказать, Джим Ренни?
- Правильно. А теперь давайте перейдем к риску двойной уголовной ответственности за одно и то же
преступление. Угадайте, кто держит вексель на Элов снегоочиститель.
- Догадываюсь, что вновь-таки Джим Ренни.
- Точно. А поскольку вы - то собачье дерьмо, которое выборный Ренни не в состоянии напрочь
счистить со своей подошвы, обращаться к зависимым от него людям вам не стоит, - она наклонилась ближе. Однако так случилось, что я знаю, у кого полный набор ключей от всего этого королевства: городской совет,
больница, амбулатория, школа… короче, от всего.
- Кто?
- Наш покойный шеф полиции. И, так случилось, что я в хороших отношениях с его женой - вдовой.
Она не пылает любовью к Джиму Ренни. К тому же она умеет хранить тайну, если кто-то убедит ее в том, что
та этого достойна.
- Джулия, ее муж еще даже не остыл.
Джулия с отвращением вспомнила атмосферу похоронного салона Бови и скривила лицо в печальной и
отталкивающей гримасе.
- Возможно, и так, но комнатной температуры он уже достиг. Однако я принимаю ваше замечание и
аплодирую вашей способности к сочувствию. Но… - она ухватила его за руку. Барби удивился, но не
почувствовал отвращения. - Это не обычные обстоятельства. И здесь не важно, как сильно у нее болит душа,
Бренда Перкинс все поймет. Вы должны сделать свою работу. Я смогу ее убедить в этом. Вы секретный
агент.
- Секретный агент, - повторил Барби, и вдруг его накрыло парочкой дерьмовых воспоминаний:
спортивный зал в Фаллудже и заплаканный иракец, почти голый, лишь в заштопаном хиджабе[133]. С того
дня, после того спортзала, он уже не желал быть секретным агентом. И вот, вновь тоже самое.
- Итак, я…
Утро было теплым, как для октября, и хотя ресторан уже закрылся (клиенты могли выходить, но не
заходить), окна были приоткрыты. Через окно, которое выходило на Мэйн-стрит, долетел звонкий
металлический скрежет и вопль боли. Следом послышались протестующие вопли.
Над кофейными чашками, с одинаковыми выражениями на лицах - удивление и опасение - Барби и
Джулия обменялись взглядами.
«Вот оно и начинается», - подумал Барби. Он понимал, что это не так - все началось еще вчера, когда
установился Купол, - но вместе с тем он знал, что все начинается именно сейчас.
Люди, которые сидели за стойкой, бросились к дверям. Барби встал и тоже присоединился к ним, за
ним и Джулия.
Чуть дальше по улице, за северным краем городской площади, созывая прихожан к службе, начал
бухать колокол на верхушке Первой Конгрегационной церкви.
5
Джуниор Ренни чувствовал себя классно. В это утро лишь тень боли присутствовала в его голове, и
завтрак легко осел в его желудке. Он думал, что, наверняка, даже сможет съесть обед. Это было хорошо. В
последнее время пища вызывала у него отвращение, часто только от самого ее вида ему хотелось рыгать. А
вот в это утро - нет. Овсяные блины с беконом, бэби.
«Если это апокалипсис, - подумал он, - пусть он наступит быстрее».
Каждый внештатный помощник действовал в паре с полноценным офицером. Джуниору достался
Фрэдди Дентон, и это тоже было хорошо. Дентон, лысый, но все еще стройный в свои пятьдесят, имел
репутацию серьезного авторитета… но случались исключения. Когда Джуниор еще играл в школьной
команде, Фрэдди был президентом Клуба обеспечения «Уайлдкетс» и люди рассказывали, что якобы он
наказывал одинаково всех футболистов, всех без исключения. За всех Джуниор отвечать не мог, но знал, что
однажды Фрэдди простил Фрэнки Делессепсу, а самого Джуниора наедине дважды уговаривал этим
стандартным: «На этот раз я тебя штрафовать не буду, но в дальнейшем веди себя более рассудительно».
Джуниору в партнеры могла достаться Веттингтон, которая, наверняка, мечтала уже под конец первой смены
запустить кого-нибудь из ребят себе в трусы. Станок у нее - что надо, но во всем другом неудачница. Его не
выбил из колеи тот прохладный взгляд, которым она его одарила после принятия присяги, когда он с Фрэдди
проходил мимо нее, отправляясь на дежурство.
«Там, в кладовке, хватит места и для тебя, Джеки, если потрахаешься со мной», - подумал он и
рассмеялся. Господи, как это чудесно, чувствовать теплый свет у себя на лице! Хрен знает, когда он
чувствовал себя так хорошо.
Фрэдди спросил, не понимая:
- Что-то смешное, Джуниор?
- Да ничего особенного, - ответил он. - Просто у меня все классно, вот и все.
Их задача, по крайней мере, на это утро, состояла в патрулировании Мэйн-стрит («Чтобы показать
наше присутствие», - объяснил Рендольф), сначала пройти по одной ее стороне, а потом назад по другой.
Приятная служба под теплым октябрьским солнышком.
Они проходили мимо «Топливо & Бакалея», когда услышали изнутри громкий спор. Один голос
принадлежал Джонни Карверу, завмагу и совладельцу магазина. Второй бубнил что-то, словно глину жевал,
и Джуниор не смог его узнать, но Фрэдди Дентон подкатил глаза.
- Неряха Сэм Вердро, чтобы я так жил, - произнес он. - Блядство! А еще же даже и полдесятого нет!
- Кто это, Сэм Вердро? - переспросил Джуниор.
Губы Фрэдди превратились в сплошную белую линию, которую Джуниор помнил еще с его
футбольных времен. Это было то самое выражение лица Фрэдди: вот, сука, нарвались. И вместе с тем: да бля,
заткнись.
- Ты еще не знаком со сливками высшего общества нашего города, Джуниор. Сейчас будешь иметь
возможность наверстать упущенное.
Голос Карвера произнес:
- Сэмми, я и сам знаю, что уже десять часов, и вижу, что деньги у тебя есть, но все равно не могу
продать тебе вино. Ни сейчас утром, ни сегодня днем, ни позже вечером. Может, и завтра тоже не смогу,
пока не закончится эта дьявольщина. Это приказ самого Рендольфа. Он у нас новый шеф.
- Хер с бугра он! - откликнулся другой голос, но так неразборчиво, что Джуниор услышал это, как
хевбуаон. - Пит Рендольф - это кусок говна около дырки в очке Дюка Перкинса.
- Дюк умер, а Рендольф запретил продажу выпивки. Извини, Сэм.
- Только одну бутылочку «Громовицы»[134], - проскулил Сэм. - Мне очень надо. Ну же, я могу
заплатить. Давай же. Сколько же мне нужно здесь еще торговаться?
- Ну, черт с тобой.
Сердясь на самого себя, Джонни отвернулся к заставленной пивными и винными бутылками
предлинной, на всю стену, полке, как раз в тот миг, когда по пандусу к магазину поднялись Джуниор и
Фрэдди. Вероятно, он решил, что одна бутылка «Грома» не будет большой ценой за то, чтобы спровадить
прочь старого пьянчужку, тем более несколько покупателей заинтересованно ждали продолжения шоу.
Написанное вручную печатными буквами объявление на полке гласило однозначно: АЛКОГОЛЬ НЕ
ПРОДАЕТСЯ ДО ОСОБОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ, но это чудовище все равно потянулось за бутылкой,
которые стояли посреди полки. Именно там выстроилось наиболее дешевое пойло. Джуниор служил в
полиции меньше двух часов, но понял, что видит очень нехороший пример. Если Карвер поддастся этому
растрепанному алконавту, другие, более порядочные клиенты будут требовать и себе таких же привилегий.
Очевидно, такой же мысли придерживался и Фрэдди Дентон.
- Не делай этого, - предупредил он Джонни Карвера, и к Вердро, который смотрел на него красными
глазищами обожженного полевым огнем крота: - Не знаю, достаточно ли сохранилось живых клеток в твоем
мозгу, чтобы прочитать, что там написано, но знаю, что ты слышал, что тебе было сказано этим человеком:
никакого алкоголя сегодня. Давай-ка катись на свежий воздух. Завонял здесь все.
- Не имеешь права, офицер, - произнес Сэм, вытягиваясь во весь свой рост - пять с половиной
футов[135]. На нем были грязные холщовые штаны, майка «Led Zeppelin»[136] и старые тапки с
затоптанными задниками. Подстригался он последний раз, вероятно, когда еще Буш II высоко стоял в
соцопросах. - Имею право. Свободная страна. Так написано в Конституции Независимости.
- В Милле действие Конституции отменено, - сказал Джуниор, сам не представляя того, что
проговаривает сейчас чистое пророчество. - Вот и давай, убирайся отсюда прочь.
Боже, как хорошо он чувствовал себя! За какой-то день он перешел от мрака безнадеги до лучезарного
озарения.
- Но…
У Сэма задрожали губы, он старался сформулировать какие-то аргументы.
Джуниор с отвращением и удовольствием заметил, что на глазах старого пердуна выступили слезы.
Сэм протянул вперед руки, которые дрожали еще хуже, чем его раскрытые губы. У него был только один
аргумент, хотя как же тяжело ему было пользоваться им на глазах у публики. Но ничего другого не
оставалось.
- Джонни, мне очень надо. Серьезно. Хоть немножечко, чтобы унять тремор. Последнюю, и все. Я не во
что не буду встревать. Клянусь именем моей матери. Сразу же пойду домой.
Домом Неряхе Сэму служила лачуга посреди омерзительного, утыканного старыми автозапчастями,
двора.
- Ну, может бы, я… - начал Джонни Карвер.
Фрэдди его проигнорировал.
- Неряха, у тебя в жизни не может быть последней бутылки.
- Не называй меня так, - вскрикнул Сэм Вердро. Слезы полились у него из глаз и поползли по щекам.
- Старикан, у тебя мотня расстегнута, - произнес Джуниор и в то мгновенье, как Сэм наклонил голову,
чтобы взглянуть на свои мятые штаны, Джуниор ткнул пальцем ему под отвислый подбородок и тут же
ущипнул за шнобель. Конечно, старый школьный трюк, но неизменно действенный. Джуниор даже
прибаутку, популярную в начальных классах, вспомнил: - Грязная одежка, получи-ка носа!
Фрэдди Дентон хохотнул. Засмеялись и кое-кто из посетителей заведения. Улыбнулся даже Джонни
Карвер, хотя и нехотя.
- Убирайся отсюда, Неряха, - подчеркнул Фрэдди. - День стоит хороший. Ты же не хочешь его провести
в камере.
Однако что-то - то ли кличка Неряха, то ли то, что его ущипнули за нос, а может и то, и другое вместе высвободило остатки той злости, которая нагоняла ужас на коллег Сэма, когда он сорок лет тому назад
работал лесорубом на канадском берегу реки Мэримачи. Его губы и руки прекратили дрожать, по крайней
мере, на некоторое время. Глаза, которыми он впился в Джуниора, вспыхнули, он хило, однако явным
образом пренебрежительно прокашлялся. Когда Сэм заговорил, в его голосе не было слышно и следа бывшей
плаксивости.
- Пошел ты на хер, пацан. Из тебя коп-то никакой, и футболиста из тебя никогда настоящего не было.
Тебя в колледже даже в запасную команду не взяли, как я слышал.
Он перевел взгляд на офицера Дентона.
- А ты, Псюра Депутатский[137]. В воскресенье после девяти утра продажа разрешена законом,
принятым еще в семидесятых. И не надо здесь никому мозги парить.
Теперь он уже смотрел на Джонни Карвера. Улыбка исчезла у того с лица, и покупатели в магазине
притихли. Одна женщина обхватила себе горло руками.
- У меня есть деньги, настоящего веса монеты, и я покупаю то, что хочу.
Он двинулся в проход за стойку. Джуниор схватил Сэма сзади за штаны и рубашку, крутанул и толкнул
его к дверям магазина.
- Эй! - отозвался Сэм, скользя подошвами по старым, замасленным досках пола. – А ну-ка, убери от
меня руки! Убери на хер руки, говорю…
Джуниор, держа старика перед собой, погнал его через двери на улицу. Тот был легенький, словно
сумка с перьями. Боже, он еще и пердел! Пук-пук-пук, словно какой-то игрушечный автомат!
Возле бордюра стоял фургончик Стабби Нормана с надписями на бортах: ПОКУПАЕМ & ПРОДАЕМ
МЕБЕЛЬ и САМЫЕ ВЫСОКИЕ ЦЕНЫ ЗА АНТИКВАРИАТ. И сам Стабби стоял рядом с разинутым ртом.
Джуниор не колебался. Он вогнал старого пьяницу, который что-то лепетал, головой прямо в борт фургона.
Тонкий металл податливо звякнул БОНЬГ!
Джуниор подумал, что он мог убить вонючего засранца, только когда Неряха Сэм упал, как сноп,
половина тела на тротуаре, половина в сточной канаве. Но Сэма Вердро нелегко было убить каким-то одним
ударом о борт старого фургона. И заставить замолчать тоже. Он сначала вскрикнул, а потом начал рыдать.
Упал на колени. Кровь текла ему по лицу из рассеченной брови. Он утерся, не веря собственным глазам,
посмотрел себе на руку и растопырил пальцы, с которых капала кровь.
Движение на тротуаре моментально прекратилось, словно там кто-то вдруг затеял детскую игру «море
волнуется». Пешеходы, выпучив глаза, смотрели на упавшего мужчину с протянутой окровавленной
ладонью.
- Я засужу весь этот ёбаный город за полицейский беспредел! - завопил Сэм. - И ВЫИГРАЮ СУД!
По ступенькам магазина спустился Фрэдди и встал возле Джуниора.
- Ну, давай уже, говори, - сказал ему Джуниор.
- Что говорить?
- Что я превысил полномочия.
- А вот и ни хера. Ты сам слышал, что говорил Пит: не позволяйте никому себя обсирать. Здесь именно
тот случай, партнер.
- Партнер!
От такого обращения у Джуниора подпрыгнуло сердце.
- У вас нет права выбрасывать меня на улицу, если я имею деньги! - не утихал Сэм. - Вы не имеете
права меня бить! Я американский гражданин! Увидимся в суде!
- Удачи тебе, - сказал Фрэдди. - Суд находится в Касл Роке, а дорогу туда, как я слышал,
заблокировано.
Он рывком поднял старика на ноги. Из носа Сэма продолжало течь, от крови его рубашка уже
превратилась в красную манишку. Фрэдди потянулся рукой к своему поясу за пластиковыми наручниками.
(«Надо и себе такие получить», - подумал с восторгом Джуниор.) Через мгновенье они захлопнулись у Сэма
на запястьях.
Фрэдди осмотрелся вокруг на свидетелей – кое-кто стоял на улице, несколько человек скучились перед
дверями «Топлива & Бакалеи».
- Этот мужчина арестован за нарушение общественного порядка, оказание сопротивления
полицейскому офицеру и покушение на нападение! - объявил он тем трубным голосом, который хорошо
помнил Джуниор еще с его времен на футбольном поле. Услышанный от боковой линии, он каждый раз его
раздражал. Теперь же он звучал просто очаровательно.
«Похоже, я взрослею», - подумал Джуниор.
- А также он арестован за нарушение нового антиалкогольного правила, введенного шефом
Рендольфом. Посмотрите внимательно! - Он встряхнул Сэма. Кровь брызнула во все стороны с его лица и
грязных волос. - Граждане, у нас сейчас кризисная ситуация, но теперь в городе новый шериф и он ее
урегулирует. Приспосабливайтесь, переобувайтесь, научитесь получать удовольствие. Вот вам мой совет.
Руководствуйтесь им, и я уверен, мы прекрасно переживем это состояние. А кто будет противодействовать…
- он показал на руки Сэма, закованные за его спиной в наручники.
Пара зрителей даже зааплодировали. Для Джуниора Ренни эти аплодисменты были, словно глоток
холодной воды в знойный день. Но потом, когда Фрэдди начал пихать окровавленного старика впереди себя
по улице, Джуниор почувствовал на себе чей-то взгляд. Ощущение было таким острым, как будто кто-то
пальцами толкнул его в затылок. Он обернулся и увидел Дейла Барбару. Тот стоял рядом с редактором
газеты и смотрел на него прищуренными глазами. Барбару, который хорошенько помял его тем вечером на
паркинге. Который успел накостылять им всем троим, пока они вместе не начали прессовать его толпой.
Положительные ощущения начали покидать Джуниора. Он буквально чувствовал, как они разлетаются
прочь, словно птицы, у него из темени. Или как летучие мыши из колокольни.
- А что ты здесь делаешь? - спросил он Барбару.
- У меня есть вопрос получше, - вмешалась Джулия Шамвей со своей напряженной улыбкой. - Что это
вы здесь делаете, жестоко издеваясь над человеком, который весит вчетверо меньше вас и втрое вас старше?
Джуниор затормозил с ответом. Он ощутил, как кровь бросилась ему в лицо и расцвела пятнами на
щеках. Вдруг он увидел эту газетную суку в кладовой Маккейнов, в компании с Энджи и Доди. И Барбару
там же. Вероятно, лежащим сверху на этой газетной суке, словно вправляет ей этот свой шпок-шпок.
На спасение Джуниору пришел Фрэдди. Говорил он спокойно. Со знакомым всему миру флегматичным
лицом типичного полицейского.
- Все вопросы о новой политике полиции к новому шефу, мэм. А тем временем, лучше вам запомнить,
что сейчас мы здесь сами по себе. Иногда, когда люди оказываются сами по себе, надо демонстрировать
примеры.
- Иногда люди, оказавшись сами по себе, делают вещи, о которых потом им приходится очень
сожалеть, - ответила Джулия. - Обычно, когда начинается следствие.
Уголки рта Фрэдди опустились. Он подтолкнул Сэма вперед и повел по тротуару.
Джуниор еще чуть-чуть задержался взглядом на Барби, и сказал:
- Не очень-то духарись при мне. И держись подальше, - большим пальцем он, словно ненароком,
коснулся своего новенького, блестящего значка. - Перкинс умер, теперь я здесь закон.
- Джуниор, - произнес Барби, - у тебя какой-то скверный вид. Ты часом не болен?
Джуниор на это даже немного выпятился. А потом развернулся и поспешил вслед за своим новым
партнером. Сжав кулаки.
6
В кризисные времена люди, чтобы получить какое-то утешение, предпочитают возвращаться к давно
знакомому. Это правило действует как в отношении религиозно настроенных, так и в отношении язычников.
Утро этого дня не стало сюрпризом для прихожан в Честер Милле; Пайпер Либби в Конго проповедовала о
надежде, а Лестер Коггинс в Церкви Христа-Спасителя - об адском огне. Обе церкви были заполнены до
отказа.
Пайпер цитировала Евангелие от Иоанна: «Новую заповедь даю Я вам: любите друг друга! Как Я вас
люблю, так возлюбите и вы друг друга!»
Тем, кто заполнили скамейки в церкви Конго, она проповедовала, что молитва важна в кризисное время
- молитва, которая утешает, молитва, которая дает силу, - но не менее важно помогать друг другу, полагаться
один на одного и любить друг друга.
- Бог подвергает испытанию нас непонятными для нас вещами, - говорила она. - Иногда это болезни.
Иногда внезапная смерть кого-то, кого мы любим. - Она бросила сочувствующий взгляд на Бренду Перкинс,
которая сидела со склоненной головой, положив ладони себе на колени, скрытые под темным платьем. - А
теперь это какой-то необъяснимый барьер, который отрезал нас от внешнего мира. Он вне нашего
понимания, но также вне нашего понимания болезни и боль, и внезапные смерти хороших людей. Мы
спрашиваем у Бога: почему? Но в Ветхом Завете есть ответ, тот, который Он дал Иову: «Или ты родился
первым человеком, или раньше, чем горы, ты создан?» А в Новом, в более просветленном, Завете это ответ
Иисуса его ученикам: «Любите друг друга, как Я вас любил». Вот именно это мы и должны делать сегодня и
ежедневно, пока все не закончится: любить друг друга. Помогать друг другу. И ждать, когда закончится это
испытание, потому что испытания Господние заканчиваются всегда.
Цитата Лестера Коггинса была взята из книги Числа (того раздела Библии, который мало вдохновляет
на оптимизм).
- Терпите, согрешили вы перед Господом, и знайте, что ваш грех найдет вас!
Как и Пайпер Либби, Лестер так же воспользовался идеей испытания - постоянный проповеднический
хит во время всяких хреновертей в продолжении всей человеческой истории, - но главным образом он
сосредоточился на заразительности греха и на том, как Бог расправляется с такой заразой, у него это было
похоже на то, что Господь выжимает ее Собственными Пальцами, как человек давит себе какой-то досадный
прыщ, пока тот не брызнет гноем, как святой Колгейт.
А поскольку даже при ясном свете хорошего октябрьского утра он оставался более чем уверенным, что
грех, за который наказан город, это его грех, Лестер был удивительно красноречивым. У многих в глазах
стояли слезы, из ближайших рядов часто звучали восклицания: «Господи, помилуй!» В таком вдохновенном
состоянии у Лестера даже во время проповедей зачастую рождались новые грандиозные идеи. Одна из таких,
вынырнула у него в голове и сегодня, и он тут же ее объявил, не задумавшись ни на минуту. Некоторые вещи
слишком яркие, слишком лучезарные, чтобы быть правильными.
- Сегодня же днем я поеду туда, где трасса № 119 упирается в непостижимые Врата Божьи, - произнес
он.
- О, Иисус! - всхлипнула какая-то рыдающая женщина.
Остальные захлопали в ладоши или подняли руки в экстазе.
- Думаю, что в два часа. Я встану на колени прямо там, посреди пастбища, вот так! И буду молить Бога
убрать эту беду.
На этот раз паства откликнулась еще более громкими восклицаниями: «Господи, помилуй! О, Иисус!»
и «Господь благословен».
- Но сначала, - Лестер воздел руку, которой посреди ночи бил себе голую спину. - Сначала я хочу
покаяться за тот ГРЕХ, который привел к такой БОЛИ и такой ПЕЧАЛИ и этой БЕДЕ! Если я буду молиться
сам, Бог может не услышать меня. Если со мной будут молиться двое или трое, или даже пятеро, Бог все
равно может не услышать меня, истинно говорю вам.
Они слушались, они подчинялись. Теперь уже все они воздели вверх руки и качались со стороны в
сторону, охваченные той знаменитой Божьей лихорадкой.
- Но если бы ВСЕ ВЫ туда вышли, если бы мы начали молиться, встав в круг, прямо там, на Божьей
траве, под синим Божьим небом… на виду у солдат, которые, как говорят, охраняют это творение Рук
Божьих… если ВЫ ВСЕ выйдете, если МЫ ВСЕ будем молиться вместе, тогда мы сможем достичь самых
глубин этого греха и вытянем его на свет, где он умрет, и тогда сотворится чудо Господа Всемогущего!
ВЫЙДЕТЕ ЛИ ВЫ? ВСТАНЕТЕ ЛИ ВЫ ВМЕСТЕ СО МНОЙ НА КОЛЕНИ?
Конечно же, они пойдут. Конечно же, встанут на колени. Люди имеют такую радость от искренних
молитвенных собраний во славу Господа и в хорошие, и в плохие времена. И когда бэнд заревел «Все, что
делает мой Господь, все справедливо»[138] (тональность соль-мажор, Лестер на соло-гитаре), они запели так,
что чуть крышу не снесло.
Конечно, там был и Джим Ренни. Это именно Джим Ренни назначил, кто кого будет подвозить туда на
своих машинах.
7
ПРОЧЬ СЕКРЕТНОСТЬ!
СВОБОДУ ЧЕСТЕР МИЛЛУ!
ПРОТЕСТУЕМ!!!
ГДЕ? Молочная ферма Динсмора на 119 шоссе (достаточно увидеть
разбитый лесовоз и военных АГЕНТОВ УГНЕТЕНИЯ)!
КОГДА? 14:00 по восточному времени угнетения!
КТО? ВЫ и каждый, кого вы сможете привести с собой!
Скажите им, что мы желаем рассказать нашу историю масс-медиа!
Скажите им, что МЫ ЖЕЛАЕМ ЗНАТЬ,
КТО ЭТО СДЕЛАЛ! И ЗАЧЕМ!
И главное, скажите им, что МЫ ЖЕЛАЕМ ВЫСКАЗАТЬСЯ!!!
Это наш город! Мы должны за него биться!
МЫ ДОЛЖНЫ ВОЗВРАТИТЬ ЕГО СЕБЕ!!!
У нас можно получить плакаты, но позаботьтесь о том, чтобы
принести и свои (и помните - злословие контрпродуктивно).
БОРИСЬ С СИСТЕМОЙ!
ПРОТИВОДЕЙСТВУЙ ЕЙ ДО КОНЦА!
Комитет за свободу Честер Милла
8
Если в Честер Милле и был человек, который мог бы сделать своим персональным лозунгом старое
выражение Ницше «Все, что меня не убивает, делает меня более стойким», то этим человеком был Ромео
Бэрпи, шустряк с по-старомодному густым коком под Элвиса на голове и остроносыми казаками с
эластичными вставками в голенищах на ногах. Имя он получил от своей романтической мамаши, франкоамериканки, а фамилию от папаши - ярого янки, практичного до самой глубины своего скупого сердца. В
детстве Ромео пришлось выживать под прессом безжалостных насмешек, а иногда и избиений, но, наконец,
он стал самым богатым человеком в Честер Милле. (То есть… нет. Самым богатым в городе был Джим
Ренни, но большинство своих доходов ему приходилось скрывать.) Ромми владел самым большим и самым
прибыльным независимым универмагом на весь штат. Когда-то, в-восьмидесятых, его потенциальные
партнеры-кредиторы сказали, что он сошел с ума, если хочет начать бизнес под таким мерзким названием,
как «Бэрпи». Ромми им ответил, что если такая же, как и у него, фамилия не мешает компании «Семена
Бэрпи»[139], то ему самому и подавно. А теперь летом у него прекрасно раскупались майки с надписью:
ВСТРЕЧАЙ МЕНЯ СО СЛЕРПИ[140] В БЭРПИ. Вот так, мои дорогие, лишенные воображения банкиры.
Своим успехом он был обязан главным образом тому, что мог угадать большой шанс и немилосердно
его эксплуатировал. Около десяти в то воскресное утро - вскоре после того, как он увидел гонимого в
сторону полицейского участка Неряху Сэма – к нему подкатил очередной большой шанс. Как это всегда
случается, когда сам его неустанно выискиваешь.
Ромео заметил детей, которые вешали плакаты, сделанные на компьютере, и очень профессионально.
Подростки - большинство на велосипедах, парочка на скейтбордах - густо залепили ими Мэйн-стрит.
Демонстрация протеста на шоссе 119. Ромео задумался, кому же это стукнула в голову такая идея?
Он остановил одного из пареньков и спросил:
- Это моя идея, - ответил Джо Макклечи.
- Не врешь?
- Я никогда не вру, - сказал Джо.
Ромео протянул мальчику пятерку и, не смотря на его протесты, засунул банкноту поглубже ему в
задний карман. Информация стоила денег. Ромми думал, что люди должны собраться на эту детскую
демонстрацию. Всем безумно хочется высказать свое отчаяние, страх и справедливый гнев.
Вскоре после того, как он отпустил Чучело Джо и тот пошел своей дорогой, Ромео услышал, как люди
говорят о послеобеденной общей молитве, которую будет вести пастор Коггинс. Божьей волей в том же
самом месте и в то же самое время.
Ясно, что это знамение. И читается оно так: ЕСТЬ ШАНС НА ХОРОШУЮ ВЫРУЧКУ.
Ромео пошел к своему магазину, где торговля сейчас находилась в апатичном состоянии. В это
воскресенье покупателей вообще было мало, да и те шли главным образом в «Фуд-Сити» и «Топливо &
Бакалею». Большинство людей находились либо в церкви, либо оставались дома, смотрели новости. За
кассой сидел Тоби Меннинг и также смотрел телеканал Си-Эн-Эн по маленькому телевизору, который
работал от батареек.
- Выключай этот бред и замыкай кассу, - приказал ему Ромео.
- Вы серьезно, мистер Бэрпи?
- Да. Достань со склада большой тент. Скажи Лили, чтобы помогла тебе.
- Тот тент, для нашей летней ярмарки-распродажи?
- Именно тот, бэби. Мы установим его на том коровьем пастбище, где разбился самолет Чака Томпсона.
- На лугу у Алдена Динсмора? А если он захочет за это денег?
- Заплатим.
Ромео считал. В его универмаге продавалось почти все, включая удешевленные бакалейные товары, и
как раз теперь в промышленном холодильнике позади магазина лежало где-то с тысячу паков просроченных
сосисок «Счастливчик». Он купил их напрямую с фабрики в Род Айлэнде (компания «Счастливчик» уже
закрылась, какие-то небольшие проблемы с микробами, слава Богу, хоть не кишечная палочка), надеясь
распродать туристам и тем местным, которые будут скупаться на пикники перед Четвертым июля. Не так
произошло, как ему хотелось, благодаря этой чертовой рецессии, но он все равно держался за те сосиски,
упрямо держался, как обезьяна за орех. И вот, возможно, теперь…
«Продавать их, насаженными на те тайваньские спицы для садовых украшений, этого добра у меня еще
не менее миллиарда, - размышлял он. - Выдумать какое-то остроумное название, типа Соси-За-Бак». Плюс,
еще есть лаймовый концентрат, около сотни ящиков лимонада «Ямми-Тамми» и разный другой неликвид,
который он уже и не надеялся продать без убытков.
- Думаю, нам придется также использовать всех «Голубых Носорогов»[141], - теперь уже его мозг
щелкал быстро, как комптометр, именно так, как это нравилось Ромео.
Тоби проникся его энтузиазмом.
- Есть еще идеи, мистер Бэрпи?
Ромми продолжал выдумывать, каких еще ему, может, посчастливится избавиться товаров, которые он
уже было думал провести по бухгалтерии в графе «чистые убытки». Да, эти дешевые флюгерки-крутилки на
палочках… остатки бенгальских огней после Четвертого июля… слежавшиеся конфетки, которые он
придерживал к Хэллоуину…
- Тоби, - сказал он. - Мы устроим самый большой пикник посреди поля изо всех, которые были в этом
городе. Шевелись. У нас много работы.
9
Расти как раз был в больнице на обходе с доктором Гаскеллом, когда у него в кармане зачирикала
рация, которую он взял с собой, поддавшись настойчивости Линды.
Голос ее звучал тихо, однако ясно.
- Расти, мне все же придется выйти на работу. Рендольф говорит, что после полудня, похоже,
полгорода соберется на шоссе 119 прямо возле барьера – кто-то на общую молитву, а другие на
демонстрацию. Ромео Бэрпи собирается растянуть там палатку и продавать хот-доги, значит, жди в этот
вечер наплыва пациентов с гастроэнтеритом.
Расти застонал.
- Придется оставить девочек с Мартой, - голос Линды звучал обиженно-обеспокоенно, как у женщины,
которой приходится защищаться. - Я ей шепну о проблеме Дженни.
- Хорошо, - он знал, что она останется дома, если он будет настаивать… и добьется этим лишь того, что
все ее тревоги, которые начали утихать, только усилятся. А если там соберется такая толпа, она там
действительно нужна.
- Благодарю тебя, - произнесла она. - Благодарю за понимание.
- Не забудь и собаку также отправить к Марте, - напомнил ей Расти. - Сама знаешь, что сказал Гаскелл.
Этим утром доктор Рон Гаскелл - Чудотворец - вырос в глазах семьи Эвереттов.
Вырос, как никогда до начала этого кризиса. Расти даже ожидать такого не мог, но воспринял это с
признательностью. По мешкам под глазами, по отвисшим губам, он видел, как тяжело врачу. Чудотворец
был уже слишком старым для такого напряжения. Лучше всего, что ему теперь удавалось, это дремать в
ординаторской на третьем этаже. Но сейчас, кроме Джинни Томлинсон и Твича, только Расти с Гаскеллом
держали оборону. Как назло, Купол накрыл город в такой хороший уик-энд, когда все, кто мог отсюда кудато уехать, так и сделали.
Чудотворец, хотя и приближался к своему семидесятилетию, весь прошлый вечер провел на ногах в
больнице вместе с Расти, пока Расти буквально силой не вытолкнул его за двери, и вновь был здесь в семь
часов утра, когда прибыли Расти с Линдой и с дочерями на буксире. И с Одри, которая, попав в госпиталь
«Кэти Рассел», чувствовала себя в новой для нее атмосфере довольно спокойно. Джуди и Дженнилл шли по
обе стороны большой собаки, для уверенности дотрагиваясь до ее спины. Дженнилл выглядела насмерть
перепуганной.
- Что с собакой? - спросил Гаскелл. А когда Расти ему рассказал, тот только кивнул и обратился к
Дженнилл: - Давай-ка мы тебя осмотрим, дорогуша.
- Будет больно? - с боязнью спросила девочка.
- Не больше, чем от конфеты, которую ты получишь после того, как я посмотрю твои глазки.
Когда осмотр был закончен, взрослые оставили девочек с собакой в кабинете, а сами вышли в коридор.
Доктор Гаскелл ссутулился. Казалось, за прошлую ночь он еще больше поседел.
- Каков твой диагноз, Расти? - спросил Гаскелл.
- Незначительная эпилепсия, короткие приступы. Думаю, из-за беспокойства и перевозбуждения,
однако скуление Одри длилось на протяжении нескольких месяцев.
- Правильно. Мы начнем давать ей заронтин[142]. Ты согласен?
- Да, - Расти был растроган тем, что у него спрашивается сам врач. Ему стало стыдно за те прошлые
свои слова и мысли о Гаскелле.
- А собака пусть остается рядом с ней, да?
- Конечно.
- Рон, с ней все будет благополучно? - спросила Линда. Тогда она еще не знала, что ей придется
выходить на работу; тогда она еще думала, что спокойно проведет весь день вместе со своими девочками.
- С ней и сейчас все хорошо, - ответил Гаскелл. - У многих детей случаются приступы незначительной
эпилепсии. У большинства из них все проходит после нескольких раз. У других иногда длится годами, но
потом тоже проходит. Очень редко бывают какие-то продолжительные расстройства.
Линда повеселела. У Расти была надежда, что ей никогда не станет известно то, о чем промолчал
Гаскелл: вместо того, чтобы найти выход из неврологических дебрей, некоторые несчастные дети
углубляются в них, вырастая во взрослых эпилептиков. А большие эпилептические приступы могут
причинить расстройства. Могут и убить.
И вот дождался, едва только закончил утренний обход (всего с полдесятка пациентов, одна из них
мамочка-роженица безо всяких проблем), надеялся на чашечку кофе, прежде чем перебежать в амбулаторию,
и тут этот звонок от Линды.
- Я уверена, что Марта охотно возьмет и Одри, - ответила она.
- Хорошо. Ты свою полицейскую рацию будешь держать при себе на дежурстве, да?
- Конечно, да.
- Тогда отдай свою домашнюю Марте. Согласуйте с ней канал связи. Если будет что-то не то с
Дженнилл, я сразу прилечу.
- Хорошо. Благодарю, мой миленький. Есть какая-то надежда, что ты сможешь наведаться туда днем?
Расти размышлял о своих шансах, когда увидел Даги Твичела, тот приближался по коридору. Обычной
своей походкой «все по барабану», с заложенной за ухо сигаретой, но Расти заметил, какое встревоженное у
него лицо.
- Возможно, мне получится убежать на часок, но обещать не могу.
- Я понимаю, но так хорошо было бы увидеться с тобой.
- Мне тоже. Берегись там. И говори людям, чтобы не ели тех хот-догов. Бэрпи мог их хранить у себя в
холодильнике десять тысяч лет.
- Там у него стэйки из мастодонтов, - подхватила Линда. - Конец связи, дорогой мой. Я буду тебя
ждать.
Расти засунул рацию в карман своего белого халата, и обратился к Твичу.
- Что случилось? И убери сигарету у себя из-за уха. Здесь больница.
Твич достал сигарету из укрытия и взглянул на нее.
- Я хотел ее выкурить около склада.
- Плохая перспектива, - заметил Расти, - для того места, где хранится запас пропана.
- Именно об этом я и пришел тебе сказать. Большей части баллонов нет, пропали.
- Бред. Они же огромные. Точно не помню, каждый на три или на пять тысяч галлонов.
- Так что ты хочешь этим сказать? Я забыл заглянуть за веник?
Расти почесал затылок.
- Если они будут - кем бы там они не были - гасить это силовое поле дольше трех- четырёх дней, нам
понадобится много газа.
- Расскажи мне что-то, чего я не знаю, - откликнулся Твич. - Согласно учетной карточке на дверях, там
должно стоять семь баллонов, а в наличии лишь два. - Он положил сигарету себе в карман белого халата. - Я
проверил и другой склад, просто на всякий случай: а что, если кто-то передвинул баллоны туда…
- Кому такое могло прийти в голову?
- А откуда мне знать, Боже правый. Короче, там хранятся самые необходимые в больнице вещи:
садовые инструменты и прочее дерьмо. Зато там все указанные в карточке инструменты на месте, только
удобрений, сука, почему-то нет.
Расти не волновала пропажа удобрений, он думал о пропане.
- Ну, если очень припечет, мы можем взять из городских запасов.
- Придется биться с Ренни.
- Это когда наша больница - его единственная надежда, если у него вдруг кое-что застопорится в
груди? Сомневаюсь. Как ты думаешь, буду я иметь возможность на некоторое время вырваться отсюда
после полудня?
- Как Чудотворец решит. Сейчас он выглядит боевым командиром.
- А где он?
- Спит наверху. И храпит, словно бешеный. Хочешь его разбудить?
- Нет, - ответил Расти. - Пусть поспит. И я не буду называть его больше Чудотворцем. После того, как
он работал с того момента, когда на нас опустилась эта зараза, он заслуживает лучшего.
- Воля ваша, сенсэй. Ты достиг нового уровня просветления.
- Отсоси у меня, хуйлуша, - ответил Расти.
10
А теперь смотрите; смотрите очень внимательно.
Сейчас в Честер Милле два часа обычного, невероятно хорошего - такого, что аж глаза ломит осеннего дня. Если бы отсюда не погнали прессу, фотокорреспонденты чувствовали бы себя, как в
профессиональном раю. И не только потому, что деревья пылают на полную силу. Жители запертого города
массово выдвигаются на пастбище Алдена Динсмора. Алден уже согласовал с Ромео Бэрпи сумму аренды:
шестьсот долларов. Оба удовлетворены: фермер тем, что заставил бизнесмена значительно поднять ставку от
сначала предложенных двухсот, а Ромео тем, что готов был дать и тысячу, если бы до этого дошло.
От демонстрантов и призывателей Иисуса Алден не получил и ломаного цента. Но это не означает, что
он не имеет навара с них; фермер Динсмор родился ночью, однако же не в последнюю ночь создания. Как
только появились первые машины, он определил большое место для автостоянки, сразу на северной стороне
от того места, куда вчера попадали обломки самолета Чака Томпсона, и поставил там свою жену (Шелли),
своего старшего сына (Олли, вы же помните Олли) и своего наемного рабочего по имени Мануэль Ортэга,
беспаспортного янки, который умел поладить со всеми. Алден установил таксу пять долларов с машины огромная сумма как для мелкого молочника, который в течение последних двух лет спасает свою ферму от
загребущих лап банка только потому, что вцепился в нее зубами. Эта такса вызывает недовольство, а
впрочем, не очень многочисленное: на ярмарке во Фрайбурге они платят дороже, а поскольку никто не хочет
парковаться на обочинах шоссе, где на ближайших уже стоят машины тех, кто прибыл заранее (а с дальних
пешком идти не менее чем полмили), выбора у них нет.
И какое же это странное, пестрое зрелище! Самый настоящий большой цирк на три арены, где обычные
жители Честер Милла скопом выступают в главных ролях. Когда сюда прибывают Барби с Рози и Энсом
Вилером (ресторан закрыт, они откроются вновь уже на ужин - только холодные сэндвичи, никаких блюд с
гриля), смотрят они на все, затаив дыхание, разинув рты. Джулия Шамвей и Пит Фримэн фотографируют на
пару. Джулия задерживается, чтобы подарить Барби привлекательную, хотя и большей мерой обращенную к
самой себе улыбку.
- Охренительное шоу, как думаете?
Барби улыбается.
- Конечно, мэм.
На первой цирковой арене мы видим тех, которые откликнулись на объявления, развешенные Пугалом
Джо и его бригадой. Демонстрантов собралось вполне приличное количество, почти двести человек, и
шестьдесят сделанных ребятами плакатов (наиболее популярный - ПОЗОР! ВЫПУСТИТЕ НАС НА
СВОБОДУ!!!) разобрали мгновенно. К счастью, многие люди принесли с собой собственные плакаты. Джо
больше всего понравился тот, где поверх карты Милла начерчена тюремная решетка. Лисса Джеймисон его
не просто держит, а еще и агрессивно им размахивает вверх-вниз. Тут же и Джек Эванс, бледный, хмурый.
Его плакат - это коллаж из фотографий женщины, которая вчера истекла кровью насмерть.
КТО УБИЛ МОЮ ЖЕНУ? - взывает надпись. Чучелу Джо его очень жаль… но какой же крутой
плакат! Если его увидят репортеры, они от радости все вместе обсерутся себе в коллективные штаны.
Джо сгруппировал демонстрантов в большой круг, кружащий прямо перед Куполом, линия которого
обозначена мертвыми птицами с их стороны (со стороны Моттона военные их поубирали). Круг
предоставляет возможность каждому из людей Джо - ему нравится считать их своими людьми - шанс
помахать собственным плакатом в сторону охранников, которые стоят решительно (и до оголтелости
оскорбительно) повернувшись к ним спинами. Джо раздал людям также листы с напечатанными «стихами
для скандирования». Он их придумал вместе с Норри Келверт, скейтбордисткой и живой иконой верного
Бэнни Дрэйка. Кроме того, что Норри умела на своей Блиц-доске отжигать головокружительные пируэты,
она также находила простые и достойные рифмы, ничего себе? Одна из речевок звучит так: Ха-Ха-Ха! Хихи-хай! Честер Миллу волю дай! Другая: ВИНОВНЫ ВЫ! ВИНОВНЫ ВЫ! В ТОМ, ЧТО МЫ ЗДЕСЬ, КАК
В ТЮРЬМЕ! Джо - очень нехотя - забраковал еще один шедевр Норри: СВОБОДУ ПЕЧАТИ! ИНФУ В
МАССЫ! ПРОЧЬ СЕКРЕТНОСТЬ, ПИДАРАСЫ!
- В данном случае мы должны быть политкорректными, - объяснил он ей. Сейчас же его интересовал
другой вопрос: не слишком ли юна Норри Келверт для поцелуев? И еще, будет ли она целоваться с языком,
если он отважится? Он не целовал еще ни одной девушки, но, если им судилось погибнуть здесь от голода,
словно каким-то накрытым пластиковым сосудом жучкам, вероятно, следует попробовать ее поцеловать,
пока еще есть время.
На следующей арене расположился молитвенный круг пастора Коггинса. У них истинно творческий
подъем. В прекрасном порыве религиозной толерантности к хору Святого Спасителя присоединилось с
десяток мужчин и женщин из хора церкви Конго. Они поют «Могущественная твердыня наш Господь»[143],
к ним присоединяются также множество горожан, которые не посещают ни одной церкви. Поднимаясь в
беззаботное синее небо, их голоса, а также пронзительные восклицания Лестера под одобрительные аминь и
аллилуйя членов его молитвенного круга, вместе сплетаются в приемлемый звуковой контрапункт (хотя и не
гармоничный - это уже было бы слишком). Молитвенный круг растет, падая на колени, к нему
присоединяются и другие горожане, они ложат временно на землю свои плакатики и, сложив набожно руки,
тянутся ими к небу. Пусть солдаты повернулись спинами к ним, но Бог же, наверняка, нет.
И самая большая, самая дерзкая арена этого цирка - центральная. Ромео Бэрпи натянул свой
ярмарочный тент подальше от Купола, в шестидесяти ярдах на восток от молитвенного круга, выбрав это
место после того, как проверил, куда именно дует легкий ветерок. Ему надо было убедиться, что дым от его
жаровен достигает как молящихся, так и протестующих. Его единственной уступкой религиозной
составляющей в этот день было то, что он приказывает Тоби Меннингу выключить его бубмбокс, из
которого ревела песня Джеймса Макмертри о жизни в маленьком городке; потому что она не очень хорошо
согласуется с гимнами «Большой Бог» или «Возвратись в дом Иисуса». Торговля идет чудесно, а дальше
пойдет еще лучше. Ромео не имеет в отношении этого сомнений. От этих хот-догов - они размораживаются
уже во время жаренья - кому-то позже может скрутить живот, но пахнут они посреди хорошего,
наполненного солнечным светом дня просто очаровательно. Аромат сельской ярмарки, а не тюремной
столовой. Вокруг с бумажными флюгерками-крутилками на тайваньских палочках бегает детвора, сухой
траве Динсморовского пастбища угрожает пожар от бенгальских огней, которые оставались у Ромео
нераспроданными -после Четвертого июля. Повсюду валяются пустые бумажные стаканчики из-под
намешанных из цитрусовых порошков напитков (омерзительных) и наскоряк заваренного кофе (еще более
мерзкого). Потом Ромео прикажет Тоби Меннингу заплатить какому-нибудь мальчику, возможно, сыну
Динсмора, десять баксов, чтобы тот убрал мусор. Репутация в местном сообществе - это всегда важно.
Однако сейчас Ромео полностью сосредоточен на своей импровизированной кассе, картонном ящике из-под
туалетной бумаги «Шарман»[144]. Он принимает зелень и отдает сдачу серебристой мелочью: так Америка
делает свой бизнес, бэби. Цену он назначил четыре бакса за хот-дог, и чтобы ему пропасть, если люди ее не
заплатят. К закату солнца он надеется поднять три тысячи, может, немного больше.
А вон, взгляните! Там Расти Эверетт! Ему таки удалось вырваться! Молодчага! Ему немного жаль, что
он не заехал к девочкам - им бы здесь понравилось, это приглушило бы их страхи, увидеть столько
радостного народа вокруг, - хотя у Дженни это, наверняка, могло бы послужить причиной лишнего
возбуждения.
Они с Линдой одновременно замечают друг друга, и он начинает взволнованно ей махать, буквально
подскакивая вверх. С заплетенными в косички волосами - прическа, которую она носит почти всегда на
службе - его бескомпромиссная Полицейская выглядит, как какая-то школьница - черлидерша. Линда стоит
рядом с сестрой Твича Рози и тем парнягой, который стряпает в ее ресторане. Расти немного удивлен, он
думал, что Барбара уехал из города. Какое-то недоразумение с Большим Джимом Ренни. Расти слышал, что
вроде бы случилась какая-то потасовка в баре, хотя тогда была не его смена, когда латали ее участников. Вот
и хорошо. Расти и без этого достаточно налатался клиентов «Диппера».
Он обнимает свою жену, целует ее в губы, и целует в щеку Рози. Здоровается с поваром, и их вновь
знакомят.
- Только взгляните на те хот-доги, - стонет Расти. - О Господи.
- Готовьте кровати, доктор, - говорит Барби, и все смеются. Удивительно, как люди могут смеяться при
таких обстоятельствах, и не только они… но, Боже правый, почему бы и нет? Если ты не способен смеяться,
когда дела плохи - рассмеяться, пошутить, - значит, ты или мертв, или предпочел бы умереть.
- Забавно тут, - говорит Рози, не зная, когда подойдет к концу эта забава. Мимо них пролетает фрисби.
Рози выхватывает тарелку прямо из воздуха и запускает ее назад Бэнни Дрэйку, который прыгает, чтобы ее
изловить и с разворота перебрасывает ее Норри Келверт, та ловит ее у себя за спиной - щеголяет!
Молитвенный круг молится. Смешанный хор, теперь уже полностью слаженно, в полную грудь выводит
самый большой хит всех времен «Вперед, Христовы воины»[145]. Чья-то девочка, возрастом не старше
Джуди, бежит мимо них, юбочка телепается вокруг ее пухленьких колен, зажала бенгальский огонек в
кулачке, а во второй руке держит стакан с тем ужасным «лимон-адом». Широким кругом кружат и кружат
демонстранты, скандируя: Ха-Ха-Ха! Хи-хи-хай! Честер Миллу волю дай! А сверху пушистые тучки с
темными брюшками наплывают с южной, Моттонской стороны… но, достигнув солдат, разлетаются, обходя
Купол. А тут у них над головами небо - чисто-синее, ни облачка. У Динсмора на поле кое-кто засмотрелся на
те тучи, размышляет, будут ли идти дожди в Честер Милле, но никто не говорит об этом вслух.
- Не знаю, будет ли здесь так же весело в следующее воскресенье, - проговаривает Барби.
Линда Эверетт бросает на него взгляд. Это недружеский взгляд.
- Вы бы лучше подумали, прежде чем…
Ее перебивает Рози:
- Смотрите-ка. Зачем тот паренек так гонит, он же перевернется. Ненавижу эти квадроциклы.
Они все смотрят на маленький вездеход на толстых колесах, как тот по диагонали перерезает
обозначенное октябрьским заморозком пастбище. Не прямо в их сторону мчится, но точно к Куполу. И очень
быстро. Несколько солдат, услышав приближение рева двигателя, все-таки оборачиваются.
- О Боже, хотя бы он не перевернулся, - вскрикивает Линда Эверетт. Рори Динсмор не
переворачивается. Лучше бы он перевернулся.
11
Любая идея - как вирус гриппа. Рано или поздно кто-то ее подхватит. Эту идею наконец-то подхватил
Объединенный комитет начальников штабов, ее обсасывали на нескольких заседаниях, где также
присутствовал бывший командир Барби полковник Джеймс О. Кокс. Рано или поздно кто-то должен был
заразиться этой же идеей и в Честер Милле, и ничего странного не было в том, что этим кто-то стал Рори
Динсмор, который беспрекословно имел самый острый ум среди своих родственников («Я понятия не имею,
в кого он уродился» - сказала Шелли Динсмор, когда Рори принес домой свой первый табель, где стояли
только «отлично»… и произнесла она эти слова скорее обеспокоено, чем горделиво). Если бы он жил в
самом городе (и еще, если бы имел компьютер, которого у него не было), Рори вне всяких сомнений стал бы
членом бригады Чучела Джо Макклечи.
Рори запретили идти на карнавал-молитву-демонстрацию; вместо пожирания подозрительных хотдогов и помощи на временной автостоянке, отец ему приказал остаться дома и подоить коров. После этого он
должен был намазать им дойки «Вымячим Бальзамом»[146] - ненавистная Рори процедура.
- А когда сиськи у них будут блестеть, как новенькие, - наставлял его отец, - тогда уберешь в
коровнике и подбросишь им немного сена.
Он был наказан за то, что вчера он, вопреки запрету отца, приблизился к Куполу. И даже постучал по
нему, Господи помилуй. Апелляция к матери, которая часто его выручала, на этот раз не подействовала.
- Ты мог погибнуть, - сказала Шелли. - К тому же отец говорит, ты встревал в разговоры взрослых.
- Я только подсказал им имя повара! - запротестовал Рори и за это вновь получил подзатыльник от
отца, на что с молчаливым удовольствием созерцал Олли.
- Слишком ты умный, это не доведет тебя до добра, - сказал Алден. Прячась за отцовской спиной, Олли
показал ему язык. И это заметила Шелли… и тут Олли и сам получил подзатыльник от нее. Но ему она не
запретила наслаждаться радостью неожиданной ярмарки.
- И не трогай тот чертов тарантас, - предупредил Алден, показывая на квадроцикл, который стоял под
навесом между коровниками №1 и №2. - Носи сено руками. Физическая работа тебя хоть немного укрепит.
После того все бестолковые Динсморы вместе отправились через поле к тенту Ромео, оставив одного
сообразительного с вилами и большой, как вазон, банкой Вымячего Бальзама.
Рори взялся за работу мрачно, однако делал все тщательно; прыткий ум не раз заводил его в блудни, но
он был хорошим сыном своих родителей, и мысль, чтобы кое-как делать даже то, что было ему
предназначено как наказание, никогда не всплывала у него в голове. Сначала у него в голове вообще было
пусто. Он находился в том благословенном, бездумном состоянии, которое нередко оказывалось
плодотворным; это та почва, на которой вырастают наши ярчайшие мечты и самые большие идеи (как
хорошие, так и безнадежно глупые), чтобы неожиданно расцвести, даже вспыхнуть. А впрочем, к ним всегда
приводит какая-то ассоциативная цепочка.
Когда Рори начал заметать центральный проход в первом коровнике (ненавистную смазку доек он
решил оставить напоследок), оттуда послышалась серия звуков пух-пох-пам, которые могли издавать только
петарды. Издалека это было немного похоже на выстрелы. Это навеяло ему в памяти отцовское ружье
калибра .30-.30[147], которое хранилось в шкафу. Ребятам дотрагиваться до него было строго запрещено,
кроме как под контролем - когда они стреляли по мишеням, или в охотничий сезон, - но шкаф стоял
незапертым и патроны также лежали там, на верхней полке.
Вот тут-то и родилась идея. Рори подумал: «Может, у меня получится прострелить дырку в том барьере
или хоть трещину сделать?» Перед глазами у него мелькнула картина, яркая и четкая, словно он касается
спичкой воздушного шарика.
Он бросил метлу на землю и побежал в дом. Как у многих быстрых людей (особенно у быстрых детей)
озарение закрывало ему способность к размышлению. Если бы подобная идея пришла в голову его старшему
брату (что навряд ли), Олли подумал бы: «Если самолет не смог пролететь через барьер и лесовоз на полной
скорости его не пробил, то, как сможет пуля?» А еще он мог размышлять так: «Я из-за одного непослушания
уже заработал себе наказание, а это возведет мою вину в девятую степень».
Да нет… Олли бы так едва ли подумал. Математические представления Олли не превышали простых
арифметических действий.
Напротив, Рори уже знал алгебру на уровне колледжа и был от нее в восторге. Если бы его спросили,
каким образом пуля может достичь того, чего не получилось достичь ни самолету, ни лесовозу, он ответил
бы, что ударный эффект пули «Винчестер EliteХР3»[148] намного более мощный. Это очевидный факт. Вопервых, удар будет сконцентрирован на кончике одиннадцатиграммовой пули. Он был уверен, что дело
выгорит. В запланированном им деле присутствовала безоговорочная элегантность алгебраического
уравнения.
Рори представил собственное улыбающееся (но, конечно, скромное) лицо на первой странице газеты
«США Сегодня»[149]; как он дает интервью Брайану Вильямсу для «Ежевечерних новостей»[150], как во
время парада в его честь он сидит на усыпанной цветами платформе, в окружении девушек того типа,
которые становятся королевами выпускного бала (скорее всего, в платьях без бретелек, а возможно, и в
купальниках), как он машет рукой толпе, а вокруг волнами взлетают конфетти. Он станет МАЛЬЧИКОМ,
КОТОРЫЙ СПАС ЧЕСТЕР МИЛЛ.
Он выхватил ружье из шкафа, встал на стульчик-лесенку и достал с полки коробку патронов для ХP3.
Зарядил сразу два патрона (один о запасе) и выбежал во двор, держа ружье высоко над головой, словно
какой-то повстанец-победитель (однако если быть справедливым - так он еще и соблюдал правила
безопасности, даже не задумываясь об этом). Ключ к вездеходу «Ямаха», на котором ему запрещено было
выезжать, висел на гвозде в коровнике № 1. Пристраивая ружье на багажник под пружинными стропами, он
держал ключ за брелок в зубах. Думал, с каким звуком треснет Купол. Наверное, следовало бы прихватить и
стрелковые наушники с верхней полки, но возвращаться за ними было немыслимо; он должен был все
сделать сейчас же.
Так оно и бывает с грандиозными идеями.
Он выехал из-за коровника № 2 и остановился, задержавшись лишь для того, чтобы оценить размеры
толпы на поле. Вопреки возбуждению, он понял, что не следует ему ехать туда, где Купол перегородил
шоссе (там, где на нем, словно на немытом лобовом стекле, все еще прослеживались пятна после вчерашних
катастроф). Кто-то может его остановить ранее, чем он успеет расколоть Купол. И тогда вместо того, чтобы
стать МАЛЬЧИКОМ, КОТОРЫЙ СПАС ЧЕСТЕР МИЛЛ, он окажется МАЛЬЧИКОМ, КОТОРЫЙ БУДЕТ
МАСЛИТЬ КОРОВАМ ДОЙКИ ЦЕЛЫЙ ГОД. К тому же всю первую неделю будет заниматься этим на
коленях, потому что на отбитый зад сесть у него не будет сил. Кто-то другой воспользуется его грандиозной
идеей.
Итак, он помчал по диагонали, которая должна была вывести его к Куполу где-то за пятьсот ярдов от
тента, назначив себе место для остановки там, где посреди травы виднелись вмятины. Он знал, что это места,
куда попадали птицы. Он увидел, как солдаты оборачиваются на рев его двигателя. Он слышал тревожные
вопли людей, которые собрались кто на молитву, кто на ярмарку. Голоса певцов нескладно смешались, хор
замолчал.
А что самое плохое, он увидел отца, который махал ему своей грязной кепкой «Джон Дир» и кричал:
«АХ ТЫ Ж, РОРИ, ОСТАНОВИСЬ, ЧЕРТИ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛИ!»
Рори уже очень далеко зашел в этом деле, чтобы останавливаться - нет рода без урода, или как там, - он
на самом деле не желал останавливаться. «Ямаха» подпрыгнула на бугорке, и его подбросило из сидения,
удержался он лишь руками и хохотал при этом, словно сумасшедший. Оказалось, что такая же, как и у отца,
кепка «Джон Дир» на его голове повернута задом наперед, и он не помнил, каким именно образом он ее
надел. Вездеход наклонился набок, но решил выровняться. Вот он уже почти на месте, и один из солдат не
выдержал и тоже кричит ему «стой».
Рори остановился, и так резко, что едва не вылетел через руль квадроцикла. Он забыл поставить
чертову тележку на нейтралку, и та прыгнула вперед, ударившись об Купол, и только тогда заглохла. Рори
услышал скрежет металла и хруст разбитых фар.
Испугавшись, что вездеход на них сейчас наедет (глаз, который не видит ничего между собой и
объектом, который резко приближается, включает мощные инстинкты), солдаты бросились врассыпную,
оставив свободное пространство и таким образом лишив Рори необходимости призвать их к тому, чтобы они
отошли от места возможного пролома с осколками. Ему хотелось стать героем, но ради этого убивать или
ранить кого-то ему совсем не хотелось.
Надо было спешить. Ближайшие люди находились на автостоянке и возле ярмарочного тента, и оттуда
уже бежали к нему наперегонки. Среди них были его отец и брат, они кричали ему на бегу, чтобы он бы не
делал того, что ему там, к черту, вздумало сделать.
Рори выдернул ружье из-под пружинных строп, упер себе в плечо приклад и прицелился в невидимый
барьер пятью футами выше тройки мертвых воробьев.
- Не делай этого, парень, это глупая идея! - сказал ему кто-то из солдат.
Рори не обратил на него внимания, потому что идея была хорошая. Люди, которые бежали от стоянки и
от тента, были уже почти рядом. Кто-то – это был Лестер Коггинс, который бегал намного лучше, чем играл
на гитаре, кричал:
- Во имя Господа, сынок, не делай этого!
Рори нажал на курок. Нет, только попробовал. Предохранитель был включен. Он осмотрелся через
плечо и увидел высокого, худого проповедника из церкви святош, который опередил его запыхавшегося, с
покрасневшим лицом отца. У Лестера выбилась из брюк и развевалась на бегу рубашка. Глаза выпяченные.
Прямо за ним мчался повар из «Розы- Шиповника». Они уже были меньше чем в шестидесяти ярдах, и
преподобный, так казалось, включил в себе четвертую скорость.
Рори снял предохранитель.
- Нет, мальчик, нет! - снова закричал по ту сторону Купола какой-то солдат, одновременно приседая с
раскинутым руками.
Рори не обращал внимания. Так всегда бывает с грандиозными идеями. Он выстрелил.
На его несчастье, выстрел был точным. Быстро летящая пуля врезалась в Купол под прямым углом,
срикошетила и, словно от резины, отскочила назад. Рори не почувствовал резкой боли, только яркий белый
свет вспыхнул в его голове, когда меньший из двух фрагментов пули вырвал ему левый глаз и засел в мозге.
Фонтаном брызнула кровь, потом, когда мальчик упал на колени, закрыв руками лицо, она потекла ему и
сквозь пальцы.
12
- Я ослеп! Я ослеп! - кричал Рори, и Лестер моментально вспомнил те слова, на которых остановился
его палец: сумасшествие, слепота, и оцепенение сердца.
- Я ослеп! Я ослеп!
Лестер отодвинул руки мальчика и увидел красную дыру глазницы. Остатки самого глаза прилипли
Рори к щеке. Тот поднял голову к Лестеру, и остатки его глаза хлюпнулись в траву.
Лестер успел обнять мальчика на мгновение, но тут подбежал отец Рори и вырвал сына у него из рук.
Вот и хорошо. Так и должно быть. Лестер согрешил и умолял наставлений у Бога. Наставление ему было
дано, и ответ не замедлил. Теперь он знал, что делать с грехами, к которым его привел Джеймс Ренни.
Слепой мальчик указал ему путь.
ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ
1
Позже, Расти Эверетт мог припомнить разве что переполох. Единственным образом, который очень
ярко запечатлелся в его памяти, был голый торс пастора Коггинса: белая, словно рыбий живот, кожа и
ступеньки ребер.
Напротив, Барби - возможно, из-за того, что полковник Кокс возложил на него задачу вновь стать
дознавателем - видел все. И ему наиболее ярко запомнился не Коггинс без рубашки, а Мэлвин Ширлз,
который, нацелившись на него пальцем, слегка качнул набок головой - жест, понятный любому мужчине,
который означает: мы еще не разобрались окончательно, красавчик.
А что запомнили остальные люди - и навряд ли, чтобы что-то другое смогло лучше подтолкнуть
милловцев к осознанию того, в какой ситуации оказался их город, - это всхлипы отца, который держал на
руках своего злосчастного окровавленного сына, и крик матери: «Алден, он живой? ВСЕ ЛИ С НИМ В
ПОРЯДКЕ?» в то время как она пробивалась к месту происшествия своим (фунтов на шестьдесят более
тяжелым, чем норма) телом.
Барби видел, как через толпу, которая уже теснилась вокруг мальчика, протискивается Расти Эверетт,
чтобы присоединиться к двум мужчинам, которые уже стояли там на коленях - Алдену и Лестеру. Алден
баюкал сына на руках, а пастор Коггинс смотрел на них, разинув перекошенный, словно ворота с сорванным
навесом, рот. От Расти не отставала и его жена. Он упал на колени между Алденом и Лестером, стараясь
расцепить руки мальчика, которыми тот заслонял себе лицо. Алден, что, по мнению Барби, было и не
удивительно, съездил Расти прямо в нос. Из носа у того хлынула кровь.
- Нет! Позволь ему помочь! - крикнула жена фельдшера.
«Линда, - припомнил Барби. - Ее зовут Линда, и она служит в полиции».
- Нет! Алден! Нет! - ухватила Линда фермера за плечо, и тот развернулся, явно готовый ударить и ее.
Ни следа здравого смысла на его лице; он превратился в зверя, который защищает своего малыша. Барби
бросился вперед, готовый в полете перехватить руку фермера, если тот будет бить, но тут ему пришла в
голову более здравая мысль.
- Здесь медик, - сказал он, наклонившись к лицу Алдена, заслоняя собой с поля его зрения Линду. Медик, медик, ме…
Кто-то резко дернул Барби сзади за ворот, того аж развернуло. Он только и успел заметить, что это Мэл
Ширлз, один из дружков Джуниора, и что тот в синей форменной рубашке и на груди у него блестит
полицейский значок.
«Вот попандос», - подумал Барби, и, как оказалось, не ошибся. Ширлз съездил ему в лицо, точь-в-точь,
как в тот вечер на парковке возле «Диппера». Наверняка, целил в нос, но не попал, и вместо этого у Барби
губы чвакнулись об зубы.
Ширлз замахнулся вновь, но Джеки Веттингтон - нежелательная партнерша Ширлза в этот день своевременно перехватила его руку.
- Прекратите! - крикнула она. - Офицер, не делайте этого!
В какое-то мгновение не было ясно, что произойдет дальше. Но тут как раз Олли Динсмор, следом за
которым бежала заплаканная, запыхавшаяся мать, шмыгнув между копами, оттолкнув Ширлза в сторону.
Ширлз опустил кулак.
- О'кей, - процедил он. - Но ты находишься на месте уголовного преступления, мудак. Здесь идет
полицейское расследование. Вот так.
Барби вытер окровавленный рот тылом ладони, подумав: «Из огня да в полымя; черт бы тебя
побрал…»
2
Единственным, что изо всего этого услышал Расти, было слово медик, которое выкрикивал Барби.
Наконец он произнес его и сам.
- Я медик, мистер Динсмор. Расти Эверетт. Вы меня знаете. Позвольте мне осмотреть вашего мальчика.
- Пусти его, Алден! - всхлипнула Шелли. - Дай ему осмотреть Рори!
Алден ослабил объятия сына, которого он качал у себя на коленях, где джинсы уже совсем промокли от
крови. Рори тут же вновь заслонил себе лицо руками. Расти осторожно, по возможности деликатнее взялся за
его руки и опустил их вниз. Он надеялся, что не увидит там того, чего больше всего боялся, однако глазница
зияла пустотой, заполненной лишь истекающей кровью. И мозг за глазницей тоже пострадал очень сильно.
Неожидаемым стало то, что слепо тупился вникуда подкатанный под лоб уцелевший глаз мальчика.
Расти начал снимать с себя рубашку, но проповедник уже держал в руках свою. С голого торса
Коггинса, худого и белого впереди, а на спине покрытого перекрестными красными рубцами, стекал густой
пот. Он протянул рубашку Расти.
- Нет, - сказал Расти. - Порвите ее, порвите.
Лестер сначала не понял. А потом разорвал рубашку пополам. Теперь уже прибыли и остальные
полицейские помощники и кадровые копы - Генри Моррисон, Джордж Фредерик, Джеки Веттингтон,
Фрэдди Дентон - кричали на новичков, чтобы те быстрее шевелились, помогали оттеснять толпу, очищать
местность от зевак. Новички взялись за дело с дорогой душою. Кого-то сбили с ног, среди них и знаменитую
мучительницу кукол «Братц» Саманту Буши. Малыш Уолтер сидел у Сэмми в рюкзаке-кенгуру, и, когда она
плюхнулась на жопу, заверещали они оба. Даже не взглянув, через них переступил Джуниор Ренни,
вцепившись за мать раненого Рори, он и ее чуть не повалил наземь, но тут вмешался Фрэдди Дентон.
- Эй, Джуниор, брось! Это мать того мальчика! Отпусти ее!
- Полицейский беспредел! - лежа на траве, голосила Сэмми Буши. – Полицейский бес…
И тут, вместе с Картером Тибодо (конечно же, держа его за руку) подоспела Джорджия Руа, самая
новая рекрутша из возглавленного Питером Рендольфом департамента полиции. Джорджия ткнула сапогом
Сэмми в одну из сисек - ударом это нельзя было назвать - и произнесла:
- Заткни глотку, ты, лесбийская сука.
Джуниор оставил в покое мать Рори и подошел туда, где стояли Мэл, Картер и Джорджия. Они
сверлили глазами Барби. Джуниор присоединил к ним свой взгляд с мыслью, что этот повар все время
попадается ему, словно та чертова неразменная монета. Подумал, как Бааарби прекрасно выглядел бы в
соседней камере с Неряхой Сэмом. А еще Джуниор подумал, что служить копом - это подарок судьбы;
именно это помогло ему, наконец-то, избавиться от головной боли.
Расти взял половинку разорванной рубашки Лестера, и еще раз разорвал пополам. Свернул один кусок
и уже чуть ли не приложил его к ране на лице мальчика, но вдруг передумал и отдал тампон отцу ребенка.
- Приложите это к…
Слова выходили непонятными; в горле хлюпала кровь, которая затекла туда из его разбитого носа.
Расти отхаркался, отвернувшись, сплюнул сгусток в траву, и тогда попытался вновь.
- Отец, приложите к ране. Слегка нажимайте. Одной рукой придерживайте ему затылок и нажимайте.
Хоть и находившийся вне себя, отец мальчика послушно выполнил приказ. Импровизированный
тампон моментально промок от крови, однако Алден Динсмор явно немного успокоился. Занятие
конкретным делом помогает. Почти всегда. Куском, который остался, Расти махнул Лестеру.
- Еще! - сказал он, и Лестер начал рвать рубашку на еще более мелкие лоскуты. Подняв руку Динсмора,
Расти убрал первый тампон, который уже промок полностью и стал лишним. Увидев пустую глазницу,
вскрикнула Шелли Динсмор.
- Ох, мой мальчик! Мой сыночек!
Мелкой рысью подбежал Питер Рендольф, закашлившийся-запыхавшийся. И все равно он намного
опередил Джима Ренни, который, помня о своем недоброкачественном моторе, плелся медленно вниз по
полю по траве там, где толпа уже успела протоптать широкую тропу. И думал он о том, что вот какой
хреновертью все здесь обернулось. В дальнейшем все подобные мероприятия в городе должны происходить
только после получения соответствующего разрешения. И если он будет иметь к этому отношение (а он
будет иметь, как всегда), такое разрешение получить будет тяжело.
- Уберите отсюда людей, - гаркнул Рендольф офицеру Моррисону. А когда Генри отвернулся, чтобы
выполнять его приказ, сказал: - Граждане, отойдите назад! Очистите территорию!
Моррисон и сам закричал:
- Офицеры, все в шеренгу! Оттесняйте толпу. А кто будет упираться, тех в наручники!
Народ начал понемногу отодвигаться. Барби задержался.
- Мистер Эверетт… Расти… вам не нужна помощь? У вас все нормально?
- Нормально, - откликнулся Расти, и по выражению его лица Барби понял все, что хотел знать: с
фельдшером все обстоит благополучно, только нос кровит. А вот с мальчиком отнюдь не все хорошо, и
никогда не будет, даже если он останется живым. Расти прислонил свежий тампон к кровоточащей глазнице,
и вновь положил туда отцовскую руку.
- Поддерживайте ему затылок, - напомнил он. - Давите сильнее. Сильнее.
Барби уже было сделал шаг назад, и тут мальчик вдруг заговорил.
3
- Это Хэллоуин. Нельзя… мы не можем…
Прекратив скатывать в очередной тампон кусок рубашки, застыл Расти. Он словно вновь оказался в
спальне своих дочерей, вслушиваясь в лепет Дженни: «Это Большая Тыква во всем виновата!»
Он кинул взгляд поверх голов на Линду. Она тоже услышала эти слова. Линда вытаращилась,
раскрасневшиеся до этого щеки у нее моментально побелели.
- Линда! - позвал ее Расти. - Достань свою рацию! Свяжись с больницей! Скажи Твичу, чтобы пригнал
санитарную…
- Огонь! - закричал Рори Динсмор высоким, срывающимся голосом. Лестер вытаращился на него, как,
наверное, Моисей когда-то вытаращился на горящий куст. - Огонь! Автобус в огне! Все кричат! Берегитесь
Хэллоуина!
Все вокруг притихли, прислушиваясь к крикам мальчика. Его услышал даже Джим Ренни, который
именно в это время добрался до дальних спин и начал прокладывать себе локтями путь через толпу.
- Линда! - закричал Расти. - Свяжись с больницей. Нам нужна помощь!
Она моментально пришла в себя, словно кто-то всплеснул ладонями ей перед лицом. И сняла с пояса
рацию уоки-токи.
Рори дернулся и скатился вниз на затоптанную траву, у него начались судороги.
- Что с ним такое? - это вскрикнул его отец.
- О Господи Иисусе, он умирает! - это его мать.
Расти перевернул судорожно дрожащего мальчика (стараясь при этом не думать о Дженни, но, конечно
же, это было невозможно) и задрал ему подбородок, чтобы обеспечить лучшую вентиляцию легких.
- Давайте, отец, - напомнил он Алдену. - Не перекладывайте на меня всю работу. Беритесь за затылок.
Давите на глазницу. Останавливаем кровотечение.
Нажатием можно было загнать еще глубже тот осколок, которым мальчику выбило глаз, но Расти
займется этим позже. Если, конечно, мальчик не умрет прямо тут, на траве.
Почти рядом - однако же, так далеко - наконец подал голос один из солдат. Совсем еще юный, он
выглядел напуганным и растерянным.
- Мы старались его остановить. Мальчик не слушал. Мы ничего не могли сделать.
Пит Фримэн, с фотоаппаратом, который висел на ремешке у него где-то возле колена, подарил
молодому бойцу исключительно горькую улыбку.
- Вы знаете, нам это понятно. Если до этого у нас были хоть какие-то сомнения, то теперь их нет.
4
Не успел Барби раствориться в толпе, как его за локоть ухватил Мэл Ширлз.
- Убери от меня руки, - произнес Барби мягко.
Ширлз продемонстрировал зубы в собственной версии улыбки.
- И не мечтай, хуйло. - И тогда громко: - Шеф! Эй, шеф!
Питер Рендольф обернулся к нему, раздраженно хмурясь.
- Этот человек мне мешал, когда я старался очистить территорию. Я могу его арестовать?
Рендольф открыл, было, рот и, наверное, хотел сказать: «Не говори глупостей». Но сначала оглянулся
вокруг. К небольшой компании наконец-то присоединился Джим Ренни и наблюдал, как Эверетт работает с
мальчиком. Ригидными глазами закаменелой рептилии Ренни взглянул на Барби, перевел взгляд на
Рендольфа и слегка кивнул.
Это заметил Мэл. Его улыбка стала еще шире.
- Джеки? Офицер Веттингтон, я хотел сказать. Можно у вас одолжить наручники.
Скалился и Джуниор с остальной частью своей стаи. Это зрелище было куда более интересным, чем
какой-то истекающий кровью пацан, и намного более интересным занятием, чем разгонять толпу святош и
тупиц с плакатами.
- Как не вертится, сученок, но расплата его найдет, Бааарби, - пропел Джуниор.
На лице Джеки читалось сомнение.
- Питер… шеф, я хотела сказать… думаю, этот человек только хотел помо…
- Закройте его, - перебил ее Рендольф. - Мы выясним, чего он хотел или не хотел позже. Сейчас мне
нужно прекратить беспорядок здесь. - Он повысил голос: - Граждане, все закончилось! Все поразвлеклись, и
видите, что вышло? А теперь расходитесь по своим домам.
Джеки уже отстегивала пластиковые наручники со своего пояса (она не собиралась отдавать их Мэлу
Ширлзу, оденет их сама), но тут заговорила Джулия Шамвей. Она стояла прямо позади Рендольфа и
Большого Джима (Большой Джим фактически отодвинул ее в сторону, когда сюда пробирался).
- На вашем месте я бы этого не делала, шеф Рендольф, если вы, конечно, не хотите, чтобы департамент
полиции был обесславлен на первой странице «Демократа», - улыбнулась она своей фирменной улыбкой
Моны Лизы. - Тем более, вы новичок на этой должности, и тому подобное.
- О чем это вы? - спросил Рендольф. Его взгляд стал еще более пасмурным, превратив лицо в
неприятную, подряпанную маску.
Джулия показала ему свою фотокамеру - такую же, как и у Пита Фримэна, только немного более
старой модели.
- У меня здесь несколько кадров: как мистер Барбара помогает Расти Эверетту с раненным мальчиком,
в то время, как офицер Ширлз оттягивает оттуда мистера Барбару без всякой видимой причины… и кадр, где
офицер Ширлз бьет мистера Барбару по губам. Тоже без всякой видимой причины. Я не очень ловкий
фотограф, но этот кадр вышел вполне приличного качества. Хотите посмотреть, шеф Рендольф? Это просто,
у меня цифровая камера.
Джулия все больше нравилась Барби, но он почему-то подумал, что с ее стороны это чистый блеф. Если
она действительно что-то здесь фотографировала, почему тогда держит в левой руке крышку от объектива,
словно только-только ее сняла?
- Это неправда, шеф, - заявил Мэл. - Он сам замахнулся на меня, чтобы ударить. Спросите Джуниора.
- Думаю, мои снимки вам покажут, что младший мистер Ренни был занят разгоном толпы и в то
мгновение, когда был нанесен удар, стоял, обернувшись к ним спиной, - сказала Джулия.
Рендольф бросил на нее злой взгляд.
- Я могу конфисковать вашу фотокамеру. Как доказательство.
- Конечно, можете, - согласилась она радостно. - И Питер Фримэн снимет, как вы это будете делать.
Тогда вы сможете конфисковать и его камеру… но все здесь увидят, как вы это будете делать.
- Джулия, на чьей вы стороне? - спросил Большой Джим. На его лице застыла фирменная улыбка - злая
улыбка акулы, которая вот-вот откусит какому-то пухленькому пловцу кусок его сраки.
В ответ Джулия улыбнулась ему по-своему, глаза ее сияли прямо-таки детской заинтересованной
невинностью.
- А что, у нас теперь разные законы, Джеймс? Там один… - показала она на ряд солдат, - а здесь
другой?
Большой Джим ее понял, губы его изогнулись на другой манер, в улыбку противоположного сорта. И
тогда он нетерпеливо махнул рукой Рендольфу.
- Надеюсь, без претензий, мистер Барбара, - произнес Рендольф. - Горячая ситуация.
- Благодарю, - ответил Барби.
Джеки ухватила за руку своего обозленного партнера.
- Идем, офицер Ширлз. Тут спектакль закончен. Айда отодвигать толпу дальше.
Ширлз двинулся за ней, но лишь после того, как обернулся к Барби с красноречивым жестом: палец
торчком, голова преклонена набок: «Мы еще не разобрались окончательно, красавчик».
С импровизированными, сделанными из брезента и стоек от тента носилками появились Джек Эванс и
помощник Ромми Тоби Меннинг. Ромми хотел было спросить, что это они такое себе, к черту, позволяют, и
уже открыл, было, рот, но сразу и прикрыл. Все равно полевое гуляние закончилось, так какого черта.
5
Посадились в свои машины все, кто приехал на машинах. И тогда все одновременно попробовали
оттуда уехать.
«Что и следовало ожидать, - подумал Джо Макклечи. - Абсолютно ожидаемый результат».
Большинство копов старались развести неожиданно возникший дорожный затор, хотя даже детям (Джо
стоял вместе с Бэнни Дрэйком и Норри Келверт) было ясно, что ни один из вновь назначенных
департаментом офицеров не имеет ни малейшего понятия, каким образом этого достичь. В теплом полетнему воздухе ясно слышалась их бранные слова: «Ты что, не умеешь сдавать назад своим сучьим
пикапом?» Вопреки всему этому беспорядку, никто почему-то не давил на клаксоны. Наверное, люди
чувствовали себя слишком подавленными, чтобы еще и гудеть.
Бэнни заметил:
- Взгляните на этих идиотов. Интересно, сколько галлонов бензина вылетает бесцельно сквозь их
выхлопные трубы? Они, наверное, думают, что его запасы здесь бесконечны.
- Вот-вот, - откликнулась Норри. Она имела славу крутой, боевой девушки в этом городке, носила
теннесийскую версию прически маллет[151], но сейчас Норри побледнела, выглядела печальной и
напуганной. Она взяла Бэнни за руку. Сердце Чучела Джо оборвалось, но сразу вернулось на место, как
только Норри взяла за руку и его.
- Вон идет тот чувак, которого чуть не арестовали, - произнес Бэнни, показывая свободной рукой.
Барби и леди-газетчица плелись в направлении автостоянки в толпе с полусотней демонстрантов,
которые печально тянули за собой плакать с протестными лозунгами.
- А знаете, - сказал Пугало Джо. - Газетная краля вообще не фотографировала ничего. Я стоял прямо
позади ее. Хитрюга.
- Конечно, - поддакнул Бэнни. - Однако не желал бы я оказаться на его месте. Пока это дерьмо не
выветрится, копы тут могут творить все, что им взбредет в голову.
«А так оно и есть, - подумал Джо. - И новые копы, в частности, отнюдь не принадлежат к добрым
людям. Например, Джуниор Ренни». Слухи о том, каким образом был арестован Неряха Сэм, уже
распространились.
- Что ты этим хочешь сказать? - спросила у Бэнни Норри.
- Да сейчас ничего. Сейчас еще классно. - Он решился. - Очень классно. Но если все затянется…
помните, как в «Повелителе мух»?[152]
Они были отличниками по литературе, и читали эту книгу.
Бэнни процитировал:
- «Убей свинью. Перережь ей горло. Заколи ее». Копов у нас часто называют свиньями, но я скажу вам,
что я сам думаю, и, я думаю, когда дела начинают идти уже совсем говняно, копы кого-то выставляют
свиньями. Возможно, потому, что они сами становятся испуганными.
Норри Келверт ударилась в плач. Ее обнял Пугало Джо. Осторожно, словно боялся, что от этого
прикосновенья они оба взорвутся, но девушка, обернувшись к нему, зарылась носом ему в рубашку. Она
обняла его одной рукой, потому что второй не перестала держать руку Бэнни. Джо подумалось, что он в
своей жизни не ощущал ничего прекраснее и волнительнее этих ее слезы, которыми пропиталась его
рубашка. Он с укоризной посмотрел поверх ее головы на Бэнни.
- Извини, чувиха, - произнес Бэнни и погладил ее по спине. - Не бойся.
- Он потерял глаз! - вскрикнула она. Слова прозвучали приглушенно, словно шли из груди Джо. Потом
она отстранилась. - Это уже никакая не забава. Это больше не игра.
- Конечно, - согласился Джо, словно провозглашал большую истину. - Не игра.
- Взгляните, - показал Бэнни. Они увидели санитарную машину.
По холмистому Динсморовскому полю ехал с красной мигалкой на крыше Твич. Перед ним шла его
сестра, хозяйка «Розы- Шиповника», показывая ему путь, обходя самые глубокие ямки. Машина скорой
помощи на пастбище под ярким осенним небом октября: это был финальный штрих.
Вдруг Чучелу Джо расхотелось протестовать. Но и домой возвращаться ему не хотелось.
Единственное, чего ему сейчас отчаянно хотелось, - выбраться из этот города.
6
Джулия проскользнула за руль своего автомобиля, но двигатель не включала; им придется еще какое-то
время оставаться на месте, и не было смысла впустую тратить горючее. Она наклонилась мимо Барби,
открыла бардачок и извлекла оттуда старую пачку «Амэрикен спирит»[153].
- Резервный запас, - объяснила она извиняющим тоном. - Вы не хотите?
Он покачал головой.
- А если я сама, не против? Потому что я могу и потерпеть.
Он вновь покачал головой. Она закурила, и выпустила дым сквозь свое открытое окошко. На дворе все
еще было тепло, в этот день погода полностью отвечала названию «индейское лето», но долго она такой не
продержится. Еще неделю или две, и погода изменится на худшую, как говорят старожилы. «А может, и нет,
- подумала она. – Кто, к черту, может это теперь знать?» Если этот Купол никуда не денется, несомненно,
много метеорологов будут спорить относительно погоды под ним, ну и что? Гуру с канала «Погода»
неспособны предсказать, каким боком обернется вьюга, по мнению Джулии, доверять им следует не больше,
чем тем гениям политики, которые целыми днями сплетничают за столами в «Розе-Шиповнике».
- Благодарю вас за выступление в мою защиту, - произнес он. - Вы спасли мои окорока.
- Это что-то новенькое, солнышко, ваши окорока все еще висят в коптильне. Что будете делать в
следующий раз? Ваш товарищ полковник Кокс позвонит по телефону в Американский Союз защиты
гражданских прав? Они могут заинтересоваться, но не думаю, чтобы кто-то из их Портлендского офиса
вскоре посетил Честер Милл.
- Не впадайте в пессимизм. Купол может уже сегодня ночью сняться и улететь куда-то в море. Или
просто раствориться. Мы ничего не можем знать.
- Жирный шанс. Это дела правительства - то есть какого-то правительства - и, могу поспорить,
полковник Кокс это знает.
Барби промолчал. Он поверил Коксу, когда тот уверял его, что американское правительство не виновно
в появлении Купола. И не потому, что Кокс был таким уж праведником, просто Барби не верил, что Америка
уже имеет такие технологии. И любая другая страна тоже, скажем так. Однако что он знает? В последний раз
его служба состояла в запугивании и без того испуганных иракцев. Иногда, приставив кому-то из них дуло к
виску.
Друг Джуниора Фрэнки Делессепс стоял на шоссе № 119, помогая регулировать дорожное движение.
Он был одет в форменную рубашку и джинсы, наверняка, форменных брюк его размера не существовало в
природе. Долговязым был сукин сын. Не веря собственным глазам, Джулия заметила пистолет у него на
бедре. Поменьше, чем «Глок»[154], которыми были вооруженные постоянные полицейские в Милле, но все
равно это был пистолет.
- Что вы будете делать, если здешний гитлерюгенд нападет на вас? - спросила она, кивнув подбородком
в сторону Фрэнки. - Будете орать о полицейском беспределе, если они вас куда-то упекут, чтобы завершить
начатое? В городе лишь два адвоката. Один в маразме, а второй ездит на бокстере[155], который ему продал
со скидкой Джим Ренни, как я слышала.
- Я могу о себе позаботиться.
- Bay, мачо.
- Что там с вашей газетой? Она была вроде бы полностью готова, когда я ушел от вас прошлой ночью.
- Говоря корректно, вы ушли сегодня утром. И она действительно уже готова. Мы с Питом и еще
некоторыми друзьями займемся ее распространением. Я просто не видела смысла начинать, когда город на
три четверти опустел. Хотите принять участие волонтером?
- Я бы и рад, но должен приготовить миллион сэндвичей. Этим вечером в ресторане не подают
горячего.
- Может, и я загляну, - она выбросила наполовину докуренную сигарету в окно. А потом, минутку
подумав, вышла и затоптала ее. Начинать степной пожар сейчас было бы весьма неразумно, особенно когда
приобретенные городом новые пожарные машины загуляли в Касл Роке.
- Перед этим я заезжала домой к шефу Перкинсу, - сообщила она, вновь садясь за руль. - Хотя теперь,
конечно, этот дом принадлежит самой Бренде.
- И как она чувствует себя?
- Ужасно. Однако когда я ей сказала, что вы бы хотели с ней увидеться, не объясняя зачем, она
согласилась. Лучше всего было бы после наступления темноты. Думаю, ваш приятель не очень терпелив…
- Перестаньте называть Кокса моим приятелем. Он мне не друг.
Они молча смотрели, как в санитарную машину грузят раненного мальчика.
Солдаты тоже смотрели. Наверняка, нарушая приказ, и Джулия почувствовала, что начинает лучше
думать о них. Машина двинулась по полю в обратном направлении, вспыхивала ее красная мигалка.
- Какой ужас, - произнесла она подавленным голосом.
Барби положил руку ей на плечо. Она на мгновение напряглась, но тутже расслабилась.
Смотря прямо перед собой на санитарный автомобиль, который уже заворачивал на расчищенную
середину шоссе 119, она сказала:
- Друг мой, а что, если они меня закроют? Что, если Ренни с его дрессированной полицией решат
закрыть мою газету?
- Этого не должно случиться, - ответил Барби. Но сам не был в этом уверен. Если эта ситуация будет
продолжаться дальше, каждый день в Честер Милле будет становиться Днем, Когда Может Случиться ЧтоУгодно.
- У нее что-то свое на уме, - сказала Джулия Шамвей.
- У миссис Перкинс?
- Да. У нас состоялся весьма странный разговор.
- Она в тоске по своему мужу, - заметил Барби. - В тоске люди становятся странными. Вот я
поздоровался с Джеком Эвансом (его жена погибла вчера, когда опускался Купол), а он посмотрел на меня
так, словно никогда меня не знал, хотя я, начиная с весны, регулярно, каждую среду, кормлю его моими
знаменитыми мясными рулетами.
- Я знаю Бренду Перкинс еще с того времени, когда она была Брендой Морс, - сказала Джулия. - Уже
почти сорок лет. Думаю, она могла поведать мне, что ее беспокоит… однако не стала.
Барби показал на дорогу:
- Кажется, мы уже можем отправляться.
Едва только Джулия завела двигатель, как зачирикал ее телефон. Она едва не упустила сумку - так
спешила его оттуда достать. Приложила телефонную трубку к уху, а потом передала ее Барби вместе со
своей иронической улыбкой.
- Это ваш босс.
Звонил Кокс, и у него были кое-какие новости. Много новостей, точнее. Барби его надолго перебил,
повествуя, что случилось с мальчиком, которого уже увезли в больницу «Кэти Рассел», но Кокс то ли
действительно не усматривал связи между случаем Рори Динсмора и своими новостями, то ли просто не
хотел его замечать. Он вежливо выслушал, а потом продолжил. Закончив, он поставил Барби вопрос,
который прозвучал бы приказом, если бы тот все еще находился под командованием у этого полковника.
- Сэр, я понимаю, о чем вы просите, но вы не понимаете… думаю, это можно назвать здешней
политической ситуацией. И мою скромную роль в ней. У меня были кое-какие неприятности здесь, прежде
чем установился Купол, и…
- Нам об этом все известно, - сказал Кокс. - Стычка с сыном второго выборного и кое с кем из его
друзей. Вас едва не арестовали, судя по тому, что содержится в вашем досье.
«Досье. Он уже имеет досье. Господи помилуй».
- Разведка у вас работает хорошо, - начал Барби. - Но я добавлю кое-что к вашей информации. Первое,
шеф полиции, который предотвратил мой арест, погиб на шоссе 119 неподалеку от места, откуда я с вами
сейчас говорю, поэтому…
Издали, из мира, который был сейчас для него недосягаемым, Барби услышал шелест бумаг. Вдруг он
ощутил, что задушил бы полковника Джеймса О. Кокса голыми руками только за то, что полковник Джеймс
О. Кокс может в любое время, когда ему захочется, просто пойти в Макдоналдс, а Барби этого сделать не
может.
- Об этом нам тоже известно, - сказал Кокс. - Проблема с сердечным стимулятором.
- Второе, - продолжил Барби. - Новый шеф, который чуть ли не вдесна целуется с единственным
влиятельным членом местного совета выборных, принял в полицию несколько новобранцев. Это именно те
парни, которые старались отбить мне голову на парковке здешнего ночного клуба.
- Вы должны быть выше этого, полковник.
- Почему это вы меня называете полковником, когда это вы - полковник.
- Мои поздравления, - сказал Кокс. - Вас не только вновь приняли на военную службу, вы также
получили головокружительное повышение.
- Нет! - воскликнул Барби, и Джулия посмотрела на него с уважением, хотя он едва ли это заметил. Нет, я этого не хочу!
- Вероятно, но вы его уже получили, - спокойно заметил Кокс. - Я пришлю по электронной почте
копию соответствующих документов вашей знакомой, редактору газеты, еще до того, как мы перекроем
доступ из вашего несчастного городка к интернету.
- Перекроете? Вы не должны этого делать.
- Документы подписаны собственноручно Президентом. Или вы хотите заявить ваше «нет» ему? Я
думаю, он может раздражаться, когда ему противоречат.
Барби не ответил. Его заклинило.
- Вам надо встретиться с выборными и шефом полиции, - продолжал Кокс. - Надо проинформировать
их о том, что Президент объявил в Честер Милле военное положение, и вы назначены ответственным
офицером. Я уверен, сначала вы встретите сопротивление, но информация, которую я вам только что
предоставил, поможет вам укрепить вашу позицию как посредника между этим городом и внешним миром.
Кроме того, я знаю ваш талант убеждать. Сам убедился в нем в Ираке.
- Сэр, - произнес Барбара. - У вас несколько ошибочные представления о здешней ситуации. - Он
провел рукой себе по голове. У него уже ухо зудело от этого чертового телефона. - Вы вроде бы и
представляете, что такое этот Купол, но в тоже время не можете себе представить, во что уже превратился
благодаря нему этот город. А прошло всего лишь тридцать часов.
- В таком случае помогите мне понять.
- Вы говорите, что Президент меня назначил. Предположим, я звоню ему и говорю, что он может
поцеловать меня в мою голую розовую сраку?
На него испуганно посмотрела Джулия, и это добавило Барби вдохновения.
- Или предположим, я скажу, что был зашифрованным агентом Аль-Каиды и планировал его убить бух, прямо в голову. Что из этого?
- Лейтенант Барбара, то есть полковник Барбара, вы уже достаточно сказали…
Барби так не считал.
- Сможет ли он прислать ФБР, чтобы меня схватили? Секретную службу? Бесовскую Красную армию?
Нет, сэр. Он ничего не сможет.
- У нас есть планы, как это изменить, я вам уже объяснял, - голос Кокса потерял расслабленные,
снисходительные нотки. Теперь просто один старый воин насыпал другому.
- Ну, если это сработает, прошу, присылайте кого-то из любого федерального агентства, пусть меня
арестуют. Но пока мы остаемся отрезанными, кто здесь меня захочет слушаться? Вбейте себе это в голову:
этот город отрезан. Не только от Америки, а от целого мира. Мы здесь ничего с этим не способны сделать, и
вы со своей стороны тоже.
Кокс заговорил успокоительно:
- Дружище, мы стараемся вам помочь.
- Вот вы так говорите, и я вам почти верю. А кто еще поверит? Когда люди видят, какого сорта услуги
они получают за свои налоги, видят солдат, которые стоят к ним спинами. Это весьма убедительный довод.
- Что-то многовато вы говорите как для того, кто уже сказал «нет».
- Я не говорю «нет». Но только что я лишь чудом избежал очередного ареста, и объявлять себя
комендантом сейчас не даст никакой пользы.
- Да, наверное, мне нужно самому позвонить по телефону первому выборному… так, где здесь его
имя… Сендерсу… и сообщить ему…
- Именно это я и имел в виду, говоря, что у вас ошибочные представления. Здесь, сейчас то же самое,
что было в Ираке, только и различия, что теперь вы не полевой офицер, а сидите в Вашингтоне и стали таким
же бестолковым, как остальные из тех кабинетных солдат. Слушайте сюда: частичные разведданные - это
хуже, чем совсем никаких.
- Неполное знание - опасная вещь, - задумчиво произнесла Джулия.
- Если не Сендерс, тогда кто?
- Джеймс Ренни. Второй выборный. Он здесь альфа-хряк.
Наступила пауза. Потом Кокс сказал:
- Возможно, мы оставим вам интернет. Хотя кое-кто из нас здесь считает, что его блокирование - это
рефлекторная реакция.
- Почему это вам так мерещится? - спросил Барби. - Разве ваши там не понимают, что, если мы
останемся с интернетом, рецепт пирожков с клюквой тетушки Сары рано или поздно обязательно просочится
в свет.
Джулия выпрямилась на сидении и беззвучно проартикулировала губами: «Они хотят заблокировать
интернет?» Барби показал ей пальцем: «Подождите».
- Послушайте, Барби. А если мы позвоним этому Ренни и скажем ему, что мы должны заблокировать
интернет, извините, кризисная ситуация, чрезвычайное положение и тому подобное. А тогда вы докажете
ему вашу полезность тем, что уговорите нас передумать?
Барби размышлял. Это могло подействовать. На какое-то время, по крайней мере. Или же совсем
наоборот.
- Плюс, - оптимистически продолжал Кокс. - Вы сообщите также ту, другую информацию. Возможно,
кому-то даже спасете жизнь, а население спасете от паники точно.
- Не только интернет, телефоны тоже должны работать, - сказал Барби.
- Это уже труднее. Я, наверняка, смогу сохранить для вас и-нет, но… послушайте, приятель. Среди
членов комитета, который занимается этим дурдомом, есть не менее пять человек, типа генерала Кертиса
Лемея[156], по мнению которых всех в Честер Милле нужно считать террористами, пока они не докажут
обратного.
- Какой вред эти гипотетические террористы могут нанести Америке? Подорвать вместе с собой
церковь Конго?
- Барби, вы бьетесь в закрытые двери.
Конечно, так оно, вероятно, и было.
- Итак, вы все сделаете?
- Я с вами еще свяжусь по этому поводу. Подождите моего звонка, прежде чем что-то начинать делать.
Мне сначала надо поболтать с вдовой покойного шефа полиции.
Кокс предостерег:
- Вы же будете помнить, что детали наших разговоров - дело не для огласки?
И вновь Барби был поражен тем, как скверно даже Кокс - широко мыслящий человек по армейским
стандартам - представляет себе те изменения, которые последовали за установлением Купола. Здесь, внутри,
обычный для Кокса режим секретности уже не имел никакого значения.
«Мы против них, - подумал Барби. - Теперь мы против них. Так оно и будет продолжаться, пока и если
не сработает их сумасшедшая идея».
- Сэр, я обязательно вам перезвоню; у моего телефона уже началась проблема с аккумулятором, солгал он абсолютно бесстыдно. - И вы должны дождаться моего звонка, прежде чем говорить еще с кем-то.
- Не забывайте, «Большой взрыв» назначен на завтра в тринадцать ноль-ноль. Если вы желаете
сохранить нормальную жизнеспособность, держитесь оттуда подальше.
Сохранить жизнеспособность. Еще одна бессмысленная фраза под Куполом. Если она не касается
запасов пропана к вашему генератору.
- Мы об этом потом поговорим, - сказал Барби. Он сложил телефон, лишая Кокса возможности еще
что-то произнести. Дорога уже почти полностью освободилась, хотя Делессепс, сложив руки на груди,
остался на ней стоять, опираясь на свой большой автомобиль с мощным двигателем. Проезжая с Джулией
мимо его «Шевроле Нова»[157], Барби заметил наклейку с надписью «СРАКА, ТОПЛИВО ИЛИ ТРАВА НИКТО НЕ КАТАЕТСЯ БЕСПЛАТНО», а на приборной панели - полицейскую мигалку. Ему подумалось,
что эти две контрастные картинки очень точно характеризуют те изменения к худшему, что уже произошли в
Милле.
По дороге Барби пересказал ей все, что сказал ему Кокс.
- Запланированное ими ничем не отличается от того, что выкинул этот мальчик, - произнесла она
шокировано.
- Ну, все же немного отличается, - сказал Барби. - Мальчик попробовал сделать это из ружья. А они
имеют крылатые ракеты. Назвали это теорией «Большого взрыва».
Джулия улыбнулась. Не обычной своей улыбкой; потому что эта, оторопевшая и взволнованная,
сделала ее похожей не на сорокатрехлетнюю, а на женщину, старше на двадцать лет.
- Кажется, мне придется выпустить следующий номер газеты раньше, чем я думала.
Барби кивнул.
- «Экстренный выпуск, экстренный выпуск, читайте все»[158].
7
- Привет, Сэмми, - произнес кто-то. - Ты как?
Саманта Буши не узнала голоса и настороженно обернулась в его сторону, одновременно поддергивая
на себе рюкзак с Малышом Уолтером. Малыш спал, и весил он тонну. После падения у ней болела жопа, и на
душе также было больно – эта шлюха Джорджия Руа обозвала ее лесбиянкой. И это та самая Джорджия Руа,
которая столько раз скулила под ее трейлером, выпрашивая треть унции порошка для себя и того
перекачанного урода, с которым она якшается.
Спрашивал отец Доди. Сэмми говорила с ним тысячу раз, но сейчас его голоса не узнала. Она и лицо
его едва узнала. Он выглядел печальным и состарившимся - каким-то разбитым. И даже не засмотрелся на ее
сиськи, чем никогда раньше не гнушался.
- Привет, мистер Сендерс. А я вас даже не заприметила там… - она махнула рукой себе за спину, туда,
где лежало вытоптанное поле, и еще торчал полусваленный, жалкий на вид тент. Однако менее жалкий, чем
этот мистер Сендерс.
- Я сидел в тени, - тот самый неуверенный голос, который выходит из уст, искривленных в глуповатой
улыбке, на которую тяжело смотреть. - Хорошо хоть было что пить. Не слишком ли сегодня тепло, как для
октября? Господи, конечно. Я думал, какой замечательный день - настоящий день города - а потом тот
мальчик…
«Боже правый, он же плачет».
- Мне очень жаль вашу жену, мистер Сендерс.
- Благодарю, Сэмми. Ты добросердечная. Помочь тебе донести ребенка до твоей машины? Думаю, ты
уже можешь ехать - дорога почти свободна.
Это было то предложение, от которого Сэмми не могла отказаться, даже вопреки его плаксивости.
Она достала Малыша Уолтера из рюкзака - все равно, что извлекать кусок теплого хлебного теста - и
вручила его Сендерсу. Малыш Уолтер раскрыл глаза, нетрезво улыбнулся, отрыгнул и вновь заснул.
- Мне кажется, у него там сообщение, в подгузнике, - сказал мистер Сендерс.
- Да уж, он сущий сральный автомат. Крошечка Малыш Уолтер.
- Очень хорошее, старинное имя - Уолтер.
- Благодарю.
Едва ли следовало бы ему объяснять, что ее сыночек имеет двойное имя: Малыш Уолтер… к тому же
она была уверена, что уже говорила с ним на эту тему. Просто он не помнит. Идти так, рядом с ним, пусть
даже он и нес на руках ее ребенка - это был абсолютно обломный финал абсолютно обломного дня. По
крайней мере, в отношении дороги он был прав, автомобильный стоячий партер наконец-то рассосался. У
Сэмми мелькнула мысль о том, что немного времени остается до того дня, когда весь город вновь пересядет
на велосипеды.
- Мне никогда не нравилось ее увлечения пилотированием, - произнес мистер Сендерс. Казалось, он
извлек на свет фрагмент плетения какого-то своего внутреннего диалога. - Иногда я даже задумывался, не
спит ли случайно Клоди с тем парнем.
«Чтобы матушка Доди спала с Чаком Томпсоном?» - Сэмми была шокирована и заинтригована
одновременно.
- Да нет, наверное, - сказал он и вздохнул. – Как бы там не было, это уже неважно. Ты не видела Доди?
Она не ночевала дома.
Сэмми едва не произнесла: «Да, вчера днем». Но если Доди не спала дома, эта фраза только бы еще
более обеспокоила ее папочку. И затянула бы саму Сэмми в длинную болтовню с дядей, у которого слезы
уже ручьями текли по лицу, а с одной ноздри повисла сопля. Это было бы совсем не кульно.
Они добрались до ее автомобиля, старого «Шевроле», больного раком днища. Сэмми приняла на руки
Малыша Уолтера и скривилась от запаха. Там не просто письмо или бандероль у него в подгузнике, там
целая посылка Федерал Экспресс.
- Нет, мистер Сендерс, я ее не видела.
Он кивнул и вытер себе нос тыльной стороной ладони. Сопля исчезла или куда-то еще прицепилась.
Уже легче.
- Возможно, она поехала к молу с Энджи Маккейн, а потом в Сабаттус[159] к тетке Пэг, поэтому и не
смогла вернуться домой вечером.
- Конечно, наверняка, так и есть.
А когда Доди вернется в Милл, она получит приятный сюрприз. Видит Бог, она его заслужила. Сэмми
открыла дверцу машины и положила Малыша Уолтера на пассажирское сидение. Детское креслице она
перестала использовать еще несколько месяцев назад. Многовато мороки. К тому же она всегда ездит
осторожно.
- Приятно было увидеться с тобой, Сэмми, - пауза. - Ты помолишься за мою жену?
- Ага… конечно, мистер Сендерс, без проблем.
Она уже начала садиться в машину, и тут припомнила две вещи: Джорджия Руа боднула ей в сиську
своим мотоциклетным сапогом (и так сильно, что наверняка, там уже и синяк есть), а Энди Сендерс, пусть он
и в скорби, служит первым выборным их города.
- Мистер Сендерс.
- Что, Сэмми?
- Кое-кто из тех новых копов вели себя довольно грубо здесь. Вы могли бы сделать что-то по этому
поводу. Понимаете, пока они совсем не обнаглели.
Невеселая улыбка не покинула его лица.
- Ну, Сэмми, я понимаю, как вы, молодежь, относитесь к полиции - я и сам был молодым, когда-то - но
у нас здесь сейчас довольно некрасивая ситуация. И чем быстрее мы чуточку усилим власть, тем будет лучше
для всех. Ты же понимаешь это, правда?
- Конечно, - ответила Сэмми. Она поняла главное: скорбь, неважно, истинная она или нет, не может
помешать политику выливать изо рта потоки дерьма. - Ну, до свидания.
- Они хорошая команда, - произнес Энди нерешительно. - Пит Рендольф проконтролирует, чтобы они
взяли себя в руки. Будут носить одинаковые шляпы… Тан… будут танцевать под одну дудку. Защищать и
служить, ну, ты сама знаешь.
- Конечно.
Саманта представила себе танец «защищай-и-служи» с соответствующим па - «удар по сиське».
Машина тронулась, Малыш Уолтер вновь тихонько захрапел на сидении. Невыносимо воняло детским
дерьмом. Сэмми опустила стекло обоих окон и посмотрела в зеркальце заднего вида. Мистер Сендерс так и
стоял на уже почти совсем пустом временном паркинге. Поднял руку на прощание.
Сэмми тоже махнула ему в ответ, удивляясь, почему Доди не пришла домой, где же это она могла
остаться на ночь. И тогда выбросила эту мысль из головы - какое ей дело? - и включила радио.
Единственным, что принималось хорошо, было «Радио Иисус», и она выключила радиоприемник.
Подняв голову, она вдруг увидела прямо перед собой Фрэнка Делессепса, тот стоял посреди дороги с
поднятой рукой, ну чисто тебе настоящий коп. Пришлось резко нажать на тормоза и придержать рукой
ребенка. Малыш Уолтер проснулся и начал вопить.
- Посмотри, что ты наделал, - заорала она Фрэнки (с которым как-то, еще школьницей, имела
двухдневный роман, пока Энджи находилась в летнем музыкальном лагере). - Ребенок едва не упал на пол.
- Где она сидела? - наклонился Фрэнки к окошку, играя бицепсами. Крупные мышцы, маленький член,
такой он, Фрэнки Дел. Сэмми задумалась, как только Энджи его трахает.
- Не твоего ума дело.
Настоящий коп выписал бы ей штраф за пререкания и нарушение правил перевозки детей, но Фрэнки
лишь ощерился:
- Ты видела Энджи?
- Нет, - на этот раз она сказала правду. - Ее, вероятно, застало где-то вне города, - хотя Сэмми сразу же
мысленно уточнила себе, что это они здесь, в городе, попали в ловушку.
- А Доди?
Сэмми повторила свое «нет». Просто не имела другого выбора, потому, что Фрэнки мог рассказать
мистеру Сендерсу.
- Машина Энджи дома, - сказал Фрэнки. - Я заглядывал в их гараж.
- Большое дело. Может, они поехали вместе с Доди на ее «Киа»[160].
Фрэнки, похоже, призадумался об этом. Они уже были почти одни. Дорожная катавасия осталась в
прошлом. Наконец он спросил:
- Джорджия сделала больно твоей сисечке? - И не успела она что-то ответить, как он протянул руку и
схватил ее там же. Отнюдь не нежно. - Хочешь, я ее поцелую, чтобы стало легче?
Она хлопнула его по руке. Справа от нее не переставал орать Малыш Уолтер. Иногда у ней всплывала
мысль, почему Бог сначала создал мужчину, ей это действительно было удивительно. Они как не орут, то
что-то хватают, как не хватают, то орут.
Фрэнки уже не улыбался.
- Ты еще увидишь жареного волка, - произнес он. - Сейчас все изменилось.
- Ну и что ты сделаешь? Арестуешь меня?
- Думаю, сделаю кое-что получше, - ответил он. - Давай, убирайся отсюда. И если встретишь Энджи,
передай, что я желаю ее видеть.
Она поехала прочь, распсихованная и, пусть как не хотелось признаваться в этом самой себе, также
немного напуганная. Проехав полмили, она свернула на обочину и поменяла Малышу Уолтеру подгузник. На
заднем сидении лежал пакет для грязных памперсов, но через нервозность ей было не до этого. Сэмми
выбросила засранный памперс прямо на обочину, неподалеку от щита с надписью:
ДЖИМ РЕННИ
ПОДЕРЖАННЫЕ АВТОМОБИЛИ
ИМПОРТНЫЕ & ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ
$ОБЕ$ПЕЧИМ ХОРОШИЙ КРЕДИТ!
УПРАВЛЯЙТЕ В ЛУЧШЕМ СТИЛЕ БОЛЬШОЙ ДЖИМ В ДЕЛЕ!
Она обогнала нескольких подростков на велосипедах, и вновь у нее промелькнула мысль, скоро все
начнут на них ездить. Хотя до этого не дойдет. Кто-то разберется с этой ситуацией, как в тех фильмахкатастрофах, которые она так любила смотреть по телевизору обкуренной: извержение вулкана в ЛосАнджелесе, зомби в Нью-Йорке. А когда дела вернутся к своему нормальному состоянию, Фрэнки и Тибодо
также вновь станут теми же, кем они были раньше: городскими лузерами с мелочью или совсем без монет в
карманах. Ну а пока что, лучше всего, что она может делать, это держаться в тени.
И вообще, она радовалась, что не рассказала ничего о Доди.
8
Расти услышал пикание монитора кровяного давления и понял, что они теряют мальчика. На самом
деле они начали терять его еще в санитарной машине. Может, с того самого мгновения, как пуля
отрикошетила и попала в него, но пикание монитора подтвердило эту истину прописными буквами. Рори
следовало бы сразу же воздушной санитарной службой направить в Госпиталь Центрального Мэна, прямо с
того места, где его так страшно ранило. Вместо этого он лежал в бедной на оборудование операционной, где
было слишком жарко (кондиционеры отключены ради экономии пропана), прооперированный врачом,
который давно должен был бы выйти на пенсию, которому ассистировали фельдшер абсолютно без опыта в
нейрохирургии и изможденная медсестра, которая как раз произнесла:
- Фибрилляция, доктор Гаскелл.
Подал голос кардиомонитор. Теперь они оба пели хором.
- Знаю, Джинни. Я еще не оглупел, - он вздохнул. - Не оглох, я хотел сказать. Боже.
Какой-то миг они с Расти молча смотрели один на другого выше накрытого простыней тела мальчика.
Глаза у Гаскелла были, как ни странно, ясными, живыми - это был совсем не тот понурый призрак, который
последние пару лет слонялся по коридорам больницы «Кэти Рассел» со стетоскопом на шее, только бы как-то
убить время, но вместе с тем выглядел он ужасно состарившимся и хлипким.
- Мы сделали все, что могли, - сказал Расти.
По правде, Гаскелл сделал больше того, на что он, как казалось, был способен.
Он напомнил Расти героя тех бейсбольных романов, которые он так любил читать в детстве, когда на
площадку выбегает пожилой питчер и добывает в борьбе славу своей команде в седьмой игре Мировой
серии. К сожалению, только Расти и Джинни Томлинсон наблюдали этот высокий класс, хотя на этот раз
старый боец и не получил хеппи-энда.
Расти подключил капельницу со смесью физраствора и манита[161], чтобы уменьшить отек мозга.
Гаскелл бегом оставил операционную, чтобы сделать клинический анализ крови в лаборатории дальше по
коридору. Именно Гаскелл, потому что Расти не имел для этого квалификации, а лаборантов не было. В
больнице имени Катрин Рассел теперь ужасно не хватало персонала. Расти подумал, что мальчик Динсморов
- это только первый взнос из той суммы, которую вынужден будет заплатить город за недостаток персонала.
Что хуже, у мальчика оказалась вторая группа с отрицательным резусом, именно такой крови не было
среди их небольших запасов. Но была кровь первой группы - универсальный донор - и они ввели Рори
четыре единицы, таким образом, в запасе осталось всего девять. Тратить кровь на мальчика, вероятно, было
все равно, что вылить ее в канализацию, но никто из них этого не произнес. Пока кровь поступала в тело,
Гаскелл послал Джинни вниз, в кладовую, размером не большей чем шкафчик, которая служила
госпитальной библиотекой. Она вернулась с истрепанным томом «Нейрохирургия. Короткое описание».
Гаскелл оперировал, заглядывая в раскрытую книгу, ее страницы, чтобы не перелистывались, прижали
отоскопом. Расти думал, что никогда ему не забыть визг пилы, запах пиленой кости в теплом воздухе и
густой сгусток крови, который появился, когда Гаскелл убрал выпиленную черепную пластинку.
Несколько минут Расти все еще лелеял в себе надежду. Когда сквозь трепанационное отверстия мозг
был освобожден от давления гематомы, жизненные показатели Рори стабилизировались или, по крайней
мере, попробовали это сделать. Но тогда, когда Гаскелл старался выяснить, сможет ли он достать фрагмент
пули, все вновь покатилось кувырком, и очень быстро.
Расти подумал о родителях, которые ждут и надеются без надежды. А теперь, вместо того чтобы
вывезти Рори из операционной на каталке налево по коридору, в отделение интенсивной терапии, куда
можно было бы позволить украдкой заглянуть его родным, выходило так, что его надо везти направо, в морг.
- Если бы это была ординарная ситуация, я бы поддерживал его жизненно важные функции и спросил
бы родителей, не согласятся ли они на донорство органов, - сказал Гаскелл. - Однако же, конечно, при
ординарной ситуации он к нам и не попал бы. А если бы даже попал, я бы не стал его оперировать,
заглядывая… в чертов справочник «Тойота для чайников»[162]. - Он ухватил отоскоп и бросил его через
операционную. Ударившись об стену, тот отбил кусочек зеленого кафеля и упал наземь.
- А вы не прикажете вколоть ему адреналин? - спросила Джинни спокойно, невозмутимо и
сосредоточено… хотя на вид была крайне изможденной, изнуренной до такого состояния, что вот-вот сама
упадет бездыханная.
- Разве я не ясно сказал? Я не желаю продолжать мальчику агонию. - Гаскелл потянулся к красной
кнопке, которой выключалась система искусственного дыхания. Какой-то шутник, наверное, Твич, приклеил
там маленькую наклейку с надписью «НАЕЛСЯ!» - Или у вас есть другие мысли, Расти?
Расти взвесил, и медленно покачал головой. Тест на рефлекс Бабинского[163] был положительным, что
означало обширное повреждение мозга, но основная причина состояла в том, что уже не было никаких
шансов. По правде, их с самого начала не было.
Гаскелл щелкнул выключателем. Рори Динсмор самостоятельно сделал один тяжкий вздох, казалось,
что сделает еще и второй, но нет, мальчик затих.
- Я сделал это… - Гаскелл взглянул на большие настенные часы. - В семнадцать пятнадцать. Джинни,
запишете время в свидетельство о смерти?
- Да, доктор.
Гаскелл сорвал с себя маску, и Расти отметил про себя, что губы у старика совсем синие.
- Давайте пойдем отсюда, - сказал он. - Эта жара меня убьет.
Однако не в жаре было дело, а в его сердце. Он упал, не преодолев и половины коридора, когда шел
сообщить Алдену и Шелли Динсморам печальную новость. Теперь уже Расти вколол ему адреналин, но
пользы от этого не было. Не помог и непрямой массаж сердца. И дефибрилляция тоже.
Время смерти - семнадцать сорок девять. Рон Гаскелл пережил своего последнего пациента ровно на
тридцать четыре минуты. Расти сидел на полу, опершись спиной об стену. Джинни сама все сообщила
родителям Рори; Расти, сидя на полу с заслоненным ладонями лицом, услышал преисполненные сожаления и
отчаяния причитания матери. В почти пустой больнице звук разносился хорошо. Она рыдала так отчаянно,
что, казалось, не перестанет никогда.
9
Барби подумал, что вдова шефа наверняка когда-то была чрезвычайно красивой женщиной. Даже
сейчас, с черными кругами под глазами и небрежно одетая (синие джинсы и, он был в этом уверен, пижамная
рубашка), Бренда Перкинс оставалась поражающе привлекательной. Он подумал, что, вероятно, умные люди
редко теряют внешнюю привлекательность - то есть если они ее когда-то имели, - и заметил в ее глазах
ясный блеск интеллекта. И еще чего-то. Хотя она и находилась в скорби, это не убило в ней любопытства. И
сейчас объектом ее любопытства был именно он.
Она взглянула мимо него на машину Джулии, которая сдавала задом по подъездной аллее, и махнула ей
рукой.
- Куда это вы едете?
Джулия вылезла из окна, сказав:
- Мне надо убедиться, что газета выходит! И еще надо заскочить в «Розу-Шиповник», сообщить
плохую новость Энсону Вилеру - сегодня он на сэндвичах! Не волнуйтесь, Брен, Барби вполне безопасен!
И прежде чем Бренда успела что-то ответить или высказать несогласие, Джулия уже была на МоринСтрит и уехала прочь, целенаправленная женщина. Барби хотелось бы сейчас быть рядом с ней, хотелось,
чтобы единственной его целью оставалось приготовление сорока сэндвичей с ветчиной и сыром и сорока с
тунцом.
Проводя взглядом Джулию, Бренда вновь вперилась в него. Их разделяли сетчатые двери. Барби
чувствовал себя кем-то, кто пришел наниматься на временную работу.
- Так вы, правда? - спросила Бренда.
- Извиняюсь, мэм?
- Безопасный?
Барби поколебался. Два дня тому назад он ответил бы «да», конечно, это так, но сегодня он уже
чувствовал себя скорее солдатом в Фаллудже, чем поваром в Честер Милле. Наконец ответил, что он
благопристойный, вызвав у нее улыбку.
- Хорошо, я самая это решу, - произнесла она. - Хотя сейчас мое суждение может быть не совсем
корректным. Я испытала тяжелую утрату.
- Я знаю, мэм. Мне очень жаль.
- Благодарю. Похороны будет завтра. Из того убогого похоронного салона Бови, который каким-то
чудом еще сводит концы с концами, хотя едва ли не все в Честер Милле пользуются услугами Кросмена в
Касл Роке. Люди прозвали это заведение Погребальным сараем Бови. Стюарт просто идиот, а его брат
Ферналд еще хуже, но сейчас только они доступны нам. Мне, - она вздохнула, словно женщина, которую
ожидает какая-то огромная работа.
«А так оно и есть, - подумал Барби. - Смерть любимого человека может обернуться чем-то, но работа
обязательно входит в это что-то».
Она удивила его, приотворив двери и присоединившись к нему на веранде.
- Идем за мной в обход, мистер Барбара. Может, я приглашу вас потом вовнутрь, но не раньше, чем
буду уверенна в вас. Обычно я принимаю на веру слова Джулии, но сейчас непростое время.
Она повела его мимо дома по аккуратно подстриженной траве, из которой были выграбленны все до
последнего осенние листочки. По правую сторону стояла решетка, которая отделяла усадьбу Перкинсов от
соседней, налево был хорошо ухоженный цветник.
- Цветы принадлежали к компетенции моего мужа. Думаю, такое хобби у работника органов
правопорядка кажется вам странным.
- На самом деле совсем нет.
- Мне тоже. Но мы в меньшинстве. Маленькие города предопределяют слаюое воображение. Грейс
Металиос и Шервуд Андерсон[164] были полностью правы в отношении этого. А также, - продолжила
Бренда, когда они обогнули дальний угол дома и попали на задний двор, - здесь не так быстро темнеет. У
меня есть генератор, но он заглох еще утром. Думаю, закончилось горючее. Есть запасной баллон, но я не
знаю, как их менять. Обычно, я упрекала Гови за этот генератор. Он хотел научить меня с ним работать. А я
отказалась. Просто на зло. – Из ее глаз выкатилась слезинка и капнула на щеку. Она вытерла ее машинально.
- Если бы могла, я бы извинилась перед ним теперь. Признала бы его правоту. Ох, если бы была такая
возможность, но где ее взять?
Барби умел угадывать суть риторических вопросов.
- Если дело лишь в баллоне, - предложил он, - я могу его поменять.
- Благодарю, - ответила она, подводя его к садовому столику, возле которого стояла компактная
морозилка фирмы «Иглу»[165]. - Я собиралась попросить Генри Моррисона, а еще хотела купить несколько
баллонов про запас в Бэрпи, но, когда поехала туда сегодня днем, там было закрыто, а Генри со всеми
другими находился на поле Динсмора. Как вы думаете, я смогу купить баллоны завтра?
- Возможно, - кивнул Барби, хотя имел относительно этого большие сомнения.
- Я слышала о том, что там случилось с мальчиком, - сказала она. - Моя соседка, Джина Буффалино,
вернувшись оттуда, мне рассказала. Это ужасно, мне так жаль. Он выживет?
- Не знаю. - И поскольку интуиция подсказывала ему, что честность – самый прямой путь к получению
доверия этой женщины (вероятно, лишь начало пути), он добавил: - Но мне кажется, что навряд ли.
- Да, - вздохнула она и вновь втерла себе глаза. - Из того, что я услышала, там очень тяжелое ранение. Она открыла «Иглу». - Здесь есть вода и диетическая кола. Освежающие напитки, которые я только и
позволяла пить Гови. Выбирайте, что хотите.
- Воду, мэм.
Она откупорила две бутылки «Источника Поланда»[166], и они выпили. Бренда смотрела на него
печальными глазами, но заинтересованно.
- Джулия мне сказала, что вам нужны ключи от городского совета, и я понимаю зачем. И понимаю,
почему вы не желаете, чтобы об этом знал Джим Ренни…
- Ему придется. Ситуация изменилась. Понимаете…
Она покачала головой, останавливая его поднятой рукой. Барби замолчал.
- Прежде чем вы расскажете об этом, я хочу, чтобы вы рассказали мне, что там за неприятности были у
вас с Джуниором и его друзьями.
- Мэм, разве ваш муж не…
- Гови редко говорил о своей работе, но об этом деле он мне все-таки рассказал. Думаю, оно его
беспокоило. Я хочу видеть, будет ли совпадать его рассказ с вашим. Если так, мы будем говорить и обо всем
другом. Если нет, я попрошу вас уйти отсюда, но бутылку воды вы сможете прихватить с собой.
Барби показал на небольшой красный сарайчик возле левого угла дома.
- Там ваш генератор?
- Да.
- Вы сможете выслушать мой рассказ, пока я буду менять баллон?
- Да.
- И вы хотите услышать все с начала?
- Конечно. А если вы еще хоть раз обратитесь ко мне «мэм», мне придется разбить вам голову.
Дверца сарайчика, где хранился генератор, были заперты на сияющий начищенной медью крюк.
Человек, который до вчерашнего дня жил здесь, проявлял заботу о таких вещах… хотя единственный
запасной баллон - это позор. Барби решил, каким бы боком не обернулся их разговор, завтра он все равно
попробует достать для нее еще несколько баллонов.
«Между тем, - мысленно произнес он сам себе, - надо рассказать ей все, что она хочет знать о том
вечере». А рассказывать о таком легче, отвернувшись к ней спиной; ему неприятно было рассказывать, что к
потасовке была причастна Энджи Маккейн, потому что увидела в нем немного состарившегося кобеля.
«Правда - наилучшая тактика», - напомнил себе он и начал повествование.
10
Из прошлого лета ему больше всего запомнилось то, что почему-то едва ли не повсеместно играла
старая песня Джеймса Макмертри - «Разговор возле заправки Тексако» носила название она. И лучше всего
из нее ему запомнилась строка о том, что в маленьком городе «любой из нас должен знать свое место». Когда
Энджи начала прислоняться почти вплотную к нему на кухне ресторана, прижиматься грудью к его рукам,
когда он за чем-то тянулся, то в его мозгу всплывала именно эта фраза. Он знал, кто ее бойфрэнд, и знал, что
этот Фрэнки Делессепс принадлежит к кругу тех, кто правит бал в этом городке, пусть даже благодаря его
дружбе с сыном Большого Джима Ренни. Но Дейл Барбара был здесь всего лишь перекати-полем. В мире
Честер Милла он не имел собственного места.
Как-то вечером она коснулась рукой его мотни и легонько пожала. У него немного встал, и по тому, как
игриво она выщерилась, он понял, что она почувствовала его эрекцию.
- А давай-ка еще разок встанет, ты же хочешь, - произнесла она. Они как раз были одни на кухне, и она
поддернула вверх свое и без того коротенькое платье, продемонстрировав ажурные розовые трусики. - Все
честно.
- Я пас, - сказал он, а она на это показала ему язык.
С этими трюками он сталкивался и в других ресторанных кухнях, иногда даже включался в игру. Это
могло быть лишь проходящее желание молодой женщины к старшему и еще неплохому на вид коллеге. Но
вскоре между Энджи и Фрэнки произошел разрыв, и как-то вечером, когда после закрытия, Барби на заднем
дворе вываливал в бак мусор, она сделала уже более серьезный шаг в его сторону.
Обернувшись, он увидел ее перед собой, она обхватила его за плечи и начала целовать. Сначала он
ответил на ее поцелуй. Энджи на миг оторвалась от него рукой и положила его ладонь себе на левую грудь.
Это возвратило его к сознанию. Грудь была упругая, молодая, крепкая. И возможные неприятности тоже.
Источником неприятностей могла стать сама Энджи. Он попробовал оторваться от нее, а когда она повисла
на нем одной рукой, утопив ногти ему в шею под затылком, он ее оттолкнул, хотя сделал это немного
сильнее, чем надеялся. Она ударилась о мусорный бак, вытаращилась на него, помацала себе джинсы на
заднице и глаза ее вытаращились еще сильнее.
- Благодарю! Теперь у меня все штаны в дерьме!
- Надо было своевременно отпустить, - мягко произнес он.
- Тебе же понравилось.
- Возможно, - ответил он, - но мне не нравишься ты. - Заметив обиду и злость у нее на лице, добавил: То есть я хотел сказать, что сама ты нравишься, но я не хочу делать этого таким образом.
Но, конечно же, люди высказывают свои истинные мысли именно в первое стрессовое мгновение.
Через четыре дня вечером в «Диппере» кто-то вылил ему сзади за ворот стакан пива. Обернувшись, он
увидел Фрэнки Делессепса.
- Тебе понравилось, Бааарби? Скажи да, и я могу повторить, сегодня тот вечер, когда большая кружка
стоит всего два бакса. Ну, а если тебе это не по вкусу, мы можем разобраться во дворе.
- Не знаю, что она тебе рассказала, но все неправда, - сказал Барби.
Громко играл музыкальный автомат - нет, не песню Макмертри, - но у Барби в голове крутилась эта
фраза: «Любой из нас должен знать свое место».
- Рассказала она мне, что говорила тебе «нет», но ты все равно ее прижал и выебал. На сколько ты
более тяжелый, чем она? На сотню фунтов? Как мне кажется, это весьма похоже на изнасилование.
- Я этого не делал, - он замолчал, иногда оправдываться бесполезно.
- Ты выйдешь во двор, засранец, или зассал?
- Зассал, - согласился Барби, и, к его удивлению, Фрэнки ушел. Барби решил, что в этот вечер с него
уже хватит музыки и пива, и уже было поднялся, чтобы уйти, но тут вернулся Фрэнки, и не со стаканом, а с
кружкой пива.
- Не надо, - попросил Барби, и, конечно же, тот не обратил внимания. Хлюп в лицо. Ливень светлого
будвайзера. Несколько пьяных голосов захохотали, послышались аплодисменты.
- Теперь ты можешь выйти, разобраться со мной, - сказал Фрэнки. - Или я подожду. Вскоре здесь уже
закрывают, Бааарби.
Барби пошел, понимая, что рано или поздно все равно придется, и, надеясь, что, если он вырубит
Фрэнки быстро, раньше, чем это успеет увидеть много народу, на том все и кончится. Он даже сможет
извиниться, потом и повторит, что никогда не имел ничего с Энджи. Не будет рассказывать, что это Энджи
сама подкатывала к нему, хотя, думал он, об этом знает много людей (Рози и Энсон так точно). Возможно, с
окровавленным носом Фрэнки отдуплится и поймет то, что казалось таким очевидным для Барби: это
выдумка молодой дурехи, чтобы ему отомстить.
Сначала было похоже на то, что будет все, как он хотел. Фрэнки, расставив ноги, стоял на гравии, в
свете натриевых фонарей его фигура отбрасывала две тени в противоположные стороны парковки, сжатые
кулаки он держал наподобие Джона Л. Салливана[167]. Горделивый, сильный, и глупый - обычный
городской бычок. Привыкший сбивать с ног своих противников одним мощным ударом, чтобы потом их
поднять и дубасить еще, пока те не попросят пощады.
Он выступил вперед и рассекретил свое не такое уже и секретное оружие: апперкот, которого Барби
избежал, просто слегка наклонив в сторону голову. Барби ответил прямым джебом в солнечное сплетение.
Фрэнки с ошарашенным выражением лица рухнул наземь.
- Нам не стоило бы… - начал Барби, и в этот же миг Джуниор Ренни ударил его сзади по почкам,
скорее всего, руками, сведенными вместе в один кулак. Барби полетел вперед. Там, вынырнув среди двух
припаркованных автомобилей, ударом наотмашь его встретил Картер Тибодо. Вероятно, сломал бы Барби
челюсть, если бы попал, но Барби успел отбить его кулак. Так он получил самый большой из своих синяков,
который еще был неприятного желтого цвета в День Купола, когда он попытался покинуть этот город.
Поняв, что это спланированная засада, он развернулся, понимая, что надо тикать, пока никто не
пострадал серьезно. И не обязательно этим кто-то будет он. Он предпочел бы убежать; был негордый. Успел
сделать три шага, и тут ему подставил ногу Мэлвин Ширлз. Барби растянулся животом на гравии, и началось
избиение ногами. Он накрыл руками голову, но тяжелые ботинки дубасили его по бедрам, ягодицам и
локтям. Получив удар и по ребрам, он наконец-то сумел на коленях продвинуться за фургон, на котором
Стабби Норман возил свою старую мебель.
Вот тогда-то его и покинул здравый смысл, он перестал думать о бегстве. Барби встал, повернулся к
ним лицом и, протянув руки, начал подзывать к себе, шевеля растопыренными пальцами поднятых ладоней.
Проход, где он оказался, был узким. Подходить к нему они могли лишь по одному.
Первым попробовал Джуниор; его энтузиазм было вознагражден ударом ноги в живот. На Барби были
кроссовки «Найк», а не тяжелые ботинки, однако удар был хлестким и Джуниор сложился пополам возле
фургона, хватая ртом воздух. Через него переступил Фрэнки, и Барби дважды съездил ему по лицу болезненные удары, но не очень сильные, чтобы что-нибудь не сломать. Здравый смысл уже начал
возвращаться.
Заскрипел гравий. Он обернулся своевременно, чтобы принять удар Тибодо, который зашел с тыла.
Удар припал в висок, Барби увидел звезды.
«А может, это была комета», - рассказывал он Бренде, откручивая задвижку нового баллона. Тибодо
двинулся вперед. Барби резко влепил ему ногой по щиколотке, и улыбка Тибодо превратилась в гримасу. Он
упал на одно колено, похожий на футболиста, которому достался мяч и он ждет свистка. Вот только
футболисты в таком случае не хватают себя за щиколотки.
Как это не абсурдно прозвучало, Тибодо вскрикнул:
- Сука, это подло!
- Ты смотри, кто это гово… - только и успел начать Барби, как Мэлвин Ширлз перекрыл ему сгибом
локтя горло. Барби врезал ему локтем в корпус и услышал, как тот зычно отрыгнул. Завоняло пивом,
табаком, «слим джэмами»[168]. Он развернулся, понимая, что Тибодо наверняка нападет на него раньше, чем
он успеет вырваться из прохода между двумя автомобилями, куда сам себя и загнал, но это его уже не
волновало. Лицо у него болело, ребра болели, и тут он решил - это показалось ему вполне заслуженным, - что
отправит их всех четырех в больницу. Там они смогут обсудить, что собой представляет настоящая подлая
потасовка, демонстрируя друг другу ее результаты.
Вот тогда-то и появился шеф Перкинс, которого вызвали либо Томми, либо Вилла Андерсон, он въехал
на стоянку с работающей мигалкой, рыская из стороны в сторону головным прожектором. Бойцы
превратились в актеров на ярко освещенной сцене.
Перкинс разок проревел сиреной, она заглохла, не завершив руладу. И тогда он вылез из машины,
подтягивая ремень на своем немалом животе.
- Не рановато ли для этого посреди недели, ребята?
На что ответил Джуниор.
11
Что бы узнать, что было дальше, Бренде не нужен был Барби, все остальное она слышала от Гови, и ее
это не удивило. Даже мальцом, сынок Большой Джим был брехлом, особенно, когда это как-то затрагивало
его выгоду.
- На что он ответил: «Это повар все начал». Да?
- Йес, - Барби нажал стартер генератора, и тот загудел, возвращаясь к жизни. Улыбнувшись Бренде,
Барби почувствовал, как у него раскраснелись щеки. История, которую он только что рассказал, не
принадлежала к его любимым. Хотя не сравнить с той, что случилась с ним когда-то в спортивном зале в
Фаллудже.
- Вот и все: мотор, камера, поехали.
- Благодарю. Насколько его хватит?
- Всего на пару дней, но эта ситуация к тому времени может уже закончиться.
- Или нет. Я думаю, вы понимаете, что спасло вас в ту ночь от путешествия в окружную тюрьму?
- Конечно. Ваш муж увидел, как это было. Четверо на одного. Этого тяжело было не заметить.
- Любой другой коп мог бы этого не заметить, даже если бы все разворачивалось перед его глазами. К
счастью, в тот вечер случился Гови; дежурить должен был Джордж Фредерик, но он позвонил, что у него
воспаление желудка, - она сделала паузу. - Можете вместо везения назвать это провидением.
- Наверное, так, - согласился Барби.
- Зайдем в дом, мистер Барбара?
- Почему бы не посидеть здесь? Если вы не против. Здесь хорошо.
- Я не против. Вскоре уже погода ухудшится. Или еще нескоро?
Барби ответил, что не знает.
- Когда Гови отправил вас всех в участок, Делессепс сказал ему, что вы изнасиловали Энджи Маккейн.
Да?
- Это была его первая версия. Тогда он сказал, что, возможно, это было не совсем изнасилование, но,
когда она испугалась и попросила меня остановиться, я не послушался. Таким образом, кажется, это полагало
быть изнасилованием второй степени.
Она слегка улыбнулась.
- Храни Господи, чтобы вы говорили о разных степенях изнасилования при каких-то феминистках.
- Постараюсь этого не делать. Кстати, ваш муж допрашивал меня в комнатушке, которая, похоже, по
обыкновению используется как кладовка для швабр…
Теперь уже Бренда по-настоящему рассмеялась.
- …и тогда вызвал Энджи. Посадил ее прямо передо мною, глаза в глаза. Куда там, к черту, мы с ней
едва не терлись локтями. Для большого вранья нужно время подготовиться, особенно молодой особе. Я это
понял в армии. Ваш муж знал об этом также. Сказал ей, что дело пойдет в суд. Предупредил о наказании за
лжесвидетельство. Чтобы не затягивать повествование, она отказалась от показаний. Созналась, что никакого
совокупления не было, не говоря уже об изнасиловании.
- У Гови был девиз: «Ум впереди закона». Это было началом начал всех его действий. Совсем не так
будет действовать Питер Рендольф, отчасти потому, что у него слабый ум, но главное из-за того, что он
неспособен удерживать в рамках Ренни. Мой муж это мог. Гови говорил, что когда новость о вашей…
стычке… достигла мистера Ренни, тот настаивал, чтобы вас привлекли хоть за что-то. Он буквально пришел
в неистовство. Вы это знали?
- Нет, - но его это не удивило.
- Гови сказал мистеру Ренни, что, если что-то из этого пойдет в суд, он постарается, чтобы в суд пошло
все дело полностью, включая нападение четверых на одного на парковке. И уточнил, что хороший адвокат
легко может добавить к делу забавы Джуниора и Фрэнки в их школьные годы. А они были замешаны в
нескольких нападениях, правда, и рядом не стоявших с тем, что совершили с вами.
Она покачала головой.
- Джуниор Ренни никогда не был милым мальчиком, но был сравнительно безопасным. Он изменился в
последние год или два. Гови это заметил, и его это беспокоило. Я выяснила, что Гови многое знал об обоих:
о сыне и об отце… - она поколебалась. Барби видел, как ее терзают сомнения, продолжать или нет, и,
наконец, она решила, что не следует. Осторожности она научилась как жена начальника полиции маленького
городка, а эта привычка не из тех, с которыми легко прощаются.
- Гови посоветовал вам покинуть наш город, прежде чем Ренни не найдет какой-нибудь другой способ
вам напакостить, правда? Я догадываюсь, вы не успели этого сделать, потому что вас остановил этот Купол.
- Вы правы в обоих случаях. Можно мне диетической колы теперь, миссис Перкинс?
- Зовите меня Бренда. А я буду называть вас Барби, если вам так нравится. Прошу, берите себе сами,
пейте.
Барби так и сделал.
- Вам нужен ключ к противоатомному бомбоубежищу, чтобы взять оттуда счетчик Гейгера. Я могу вам
в этом помочь и помогу. Но, кажется, вы говорили, что должны о чем-то сообщить Джиму Ренни, так вот, эта
ваша идея меня беспокоит. Возможно, это скорбь туманит мне мозг, но я не понимаю, зачем вам нужно
мириться с ним хоть чем-то. Большой Джим сходит с ума, когда кто-нибудь посягает на его авторитет, а вас
он вообще на дух не переносит. И ничем вам не обязан. Если бы шефом и сейчас был мой муж, тогда бы,
наверняка, вы могли бы поболтать с Ренни втроем. Думаю, мне бы это даже понравилось.
Она наклонилась вперед, внимательно смотря на него глазами в обрамлении темных кругов.
- Впрочем, Гови умер, и вместо того чтобы разыскивать этот мистический генератор, вы, скорее всего,
окажетесь в камере.
- Я все это понимаю. Но есть новость. Военно-воздушные силы собираются обстреливать Купол
крылатыми ракетами завтра в тринадцать ноль-ноль.
- О Господи.
- Они уже стреляли по нему другими ракетами, но только для того, чтобы определить, на какую высоту
поднимается барьер. Радар здесь бездействует. Те ракеты были с холостыми боеголовками. Эти будут с
настоящими. Противобункерными.
Она резко побледнела.
- В какую часть нашего города они собрались стрелять?
- Контактной точкой назначено то место, где Купол пересекает дорогу Малая Сука. Мы с Джулией
были как раз там прошлой ночью. Ракеты будут взрываться приблизительно на высоте пяти футов от уровня
грунта.
Челюсть у Бренды отвисла, рот раскрылся так широко, как не к лицу настоящей леди.
- Невозможно!
- Боюсь, что будет именно так. Ракеты будут запускаться с Б-52[169] и будут лететь
запрограммированным курсом. Я имею ввиду, в прямом смысле запрограммированным. Огибая все высоты и
впадины, пока не снизятся до высоты цели. Это ужасные штуки. Если такая взорвется, не пробив барьер,
люди в городе лишь испугаются - звук будет, словно настал Армагеддон. Но, если она прорвется, тогда…
Рука Бренды оказалась у нее на горле.
- Большие разрушения? Барби, у нас нет пожарных машин.
- Я уверен, они приготовили противопожарную технику где-то рядом. А что касается разрушений? - он
пожал плечами. - Из той местности необходимо всех эвакуировать, это обязательно.
- Разве это умно? Разве умно то, что они запланировали?
- Этот вопрос неактуальный, миссис… Бренда. Они уже приняли решение. Но, боюсь, дальше будет
еще хуже. - И, заметив ее удивленный взгляд, объяснил: - Мне, не городу. Меня повысили до полковника.
Президентским указом.
Она подкатила глаза.
- Поздравляю.
- От меня ожидают, что я объявлю военное положение и буквально возьму Честер Милл в свои руки.
Джиму Ренни понравится такая новость?
Она удивила его, зайдясь смехом. Он и себе удивился, потому что и сам присоединился к ней.
- Понимаете мою проблему? Город не должен знать, что я занял у него счетчик Гейгера, но всех
жителей надо предупредить, что на них будут лететь протовобункерные ракеты. Если не я, эту новость все
равно распространит Джулия Шамвей, однако руководители города должны ее услышать от меня. Потому
что…
- Я понимаю почему, - в красном предвечернем солнечном свете лицо Бренды потеряло свою
бледность. Теперь она задумчиво потирала руки. - Если вы должны захватить власть в городе… чего от вас
хочет ваш начальник…
- Думаю, Кокс теперь мне скорее коллега, - сказал Барби.
Она вздохнула.
- Эндрия Гриннел. Сначала мы скажем об этом ей. Потом вместе пойдем к Ренни и Энди Сендерсу. По
крайней мере, нас будет больше: трое против двух.
- Сестра Рози? Но почему она?
- Вы не знаете, что она в нашем городе третья выборная? - Он покачал головой. - Не стыдитесь, многие
не помнит, хотя она на этой должности уже несколько лет. По обыкновению она лишь поддакивает двум
мужчинам-выборным, то есть - одному Ренни, потому что Сендерс и сам только и делает, что ему
поддакивает… у нее есть кое-какие проблемы… но, не смотря на это, она имеет характер. Имела.
- Какие проблемы?
Он думал, что она не будет вникать в детали, но ошибся.
- Зависимость от лекарств. Обезболивающих. Не знаю, насколько это серьезно.
- Догадываюсь, что свои рецепты она отоваривает в аптеке Сендерса.
- Да. Я понимаю, что это не лучшее решение, и вам надо действовать весьма осторожно, но… Джим
Ренни просто может увидеть выгоду для себя в вашем вмешательстве, на какое-то время. А что касается
вашего руководства? - Она покачала головой. - Он подотрется любой бумажкой об установлении военного
положения, подписанной хоть Президентом, хоть кем-нибудь. Я…
Она застыла. Глаза ее вытаращились, она смотрела мимо него.
- Миссис Перкинс? Бренда? Что случилось?
- Ох, - произнесла она. - О, Боже мой.
Барби и сам обернулся и тоже оцепенел от увиденного. Солнце садилось красное, как часто случалось в
конце теплых, погожих, не омраченных поздними ливнями, дней. Но никогда за всю свою жизнь он не видел
вечерней звезды такой, как эта. У него промелькнула мысль, что что-то подобное могли наблюдать только
люди, живущие вблизи действующего вулкана.
«Нет, - решил он. - И там такого не бывает. Это что-то абсолютно новое».
Садящееся солнце не было шаром. Оно имело форму огромного галстука-мотылька с горящим круглым
узлом. Небо на западе как будто укрылось тонкой пленкой крови, которая чем выше, то больше бледнела, до
оранжевого цвета. Сквозь это мутное сияние почти не просматривался горизонт.
- Господи, помилуй. Это как смотреть через загрязненное лобовое стекло, когда едешь против солнца, произнесла она.
Действительно, было похоже, только сейчас лобовым стеклом выступал Купол. На нем начали
скапливаться пыль и грязь. А также искусственные атмосферные осадки. И дальше будет только хуже.
«Надо бы его помыть», - подумал он и представил себе шеренги волонтеров с ведрами и щетками.
Абсурд. Как можно его помыть на высоте сорока футов? Или ста сорока? Или тысячи?
- Этому надо положить конец, - прошептала она. - Позвоните им и скажите, пусть выстрелят самой
большой их ракетой, и к черту последствия. Потому что этому надо положить конец.
Барби на это ничего не ответил. Не был уверен, что сможет промолвить хотя бы слово, даже если бы и
было, что сказать. Это гигантское, мутное сияние забрало у него все слова. Это было так, словно через люк
смотришь в ад.
И-ГО-ГО
1
Джим Ренни с Энди Сендерсом смотрели на зловещий закат солнца с крыльца похоронного салона
Бови. Они собирались в горсовет на очередное «чрезвычайное заседание», назначенное на семь вечера, и
Большой Джим хотел прийти туда раньше времени, чтобы подготовиться, но застыли на ступеньках,
засмотревшись, какой страшной, жирной смертью догорает день.
- Словно конец мира, - произнес Энди низким, благоговейным голосом.
- Бред сивой кобылы! - возразил Большой Джим, и если его голос и прозвучал грубо даже для него, это
потому что и ему самому в голову пришлая такая же мысль. Впервые с того времени, как опустился Купол,
он осознал, что урегулирование этой ситуации может быть вне их возможностей - вне его возможностей - и
раздраженно прогнал эту мысль прочь. - Разве ты видишь Господа нашего Иисуса Христа, который сходит с
небес?
- Нет, - согласился Энди. Он видел только жителей своего города, людей, которых знал всю жизнь, они
стояли кучками вдоль Мэйн-стрит, молчаливые, и только смотрели на этот страшный закат солнца,
прикрывая себе глаза ладонями.
- А меня ты видишь? - настаивал Большой Джим.
Энди обернулся к нему.
- Конечно, вижу, - ошеломленно кивнул он. - Конечно, я тебя вижу, Большой Джим.
- Итак, меня не взяли живым на небо, - объяснил Большой Джим. - Много лет назад я отдал свое сердце
Иисусу, и, если бы сейчас происходил Конец Света, меня бы здесь не было. И тебя тоже, ты согласен?
- Наверное, так, - согласился Энди, хотя в душе чувствовал сомнения. Если бы они были спасенными омытыми кровью Агнца - зачем бы им было только что говорить со Стюартом Бови о прекращении того, что
Большой Джим называл «нашим маленьким бизнесом»? Да как они вообще могли вляпаться в этот бизнес,
если честно?
Что общего может быть между спасенностью и метамфетаминовым производством?
Если бы спросить об этом у Большого Джима, Энди знал, что именно тот ответит: иногда цель
оправдывает средства. В данном случае результаты выглядели захватывающими, вот такими: новая Церковь
Святого Спасителя (старая была лишь немного лучше, чем дощатый сарай с деревянным крестом наверху);
радиостанция, которая спасла самому только Богу известно сколько душ; десятина, которую они платили аккуратно, чеками одного банка на Каймановых островах - Миссионерскому обществу Господа Иисуса,
помогая тем, кого пастор Коггинс называл «нашими меньшими черными братьями».
Однако, засмотревшись на этот грандиозный, мутный закат солнца, который намекал на мелочность и
маловажность человеческих дел, Энди вынужден был признать, что все эти вещи служили лишь
оправданиями. Без притока денежной наличности благодаря мету, его аптека пошла бы на дно еще лет шесть
назад. Тоже самое можно сказать об этой похоронной конторе. Тоже самое - хотя мужчина, который стоял
сейчас рядом с ним, этого никогда бы не признал - касалось «Подержанных автомобилей Джима Ренни».
- Я знаю, что ты думаешь, друг, - сказал Большой Джим.
Энди боязливо поднял на него глаза. Большой Джим улыбался… а впрочем, не хищно. Эта его улыбка
была кроткой, понимающей. Энди тоже ответил, или попробовал ответить, ему улыбкой. Он много чем был
обязан Большому Джиму. Вот только сейчас вещи, такие как аптека или «BMW» Клоди, казались
малозначительными. Какая сейчас польза от «BMW», хотя бы и с системой автопарковки и реагирующей на
голосовые команды саунд-системой, его мертвой жене?
«Когда все это закончится и Доди вернется домой, я отдам этот бумер ей, - решил Энди. - Клоди бы это
понравилось».
Большой Джим протянул свою руку с пальцами-обрубками в направлении закатного солнца, которое,
как казалось, расползалось по западному горизонту, словно огромная змеиная яичница.
- Ты думаешь, что в этом есть какая-то наша вина. Что Бог наказывает нас за то, что мы подпитывались
от города в трудные времена. Это херня, друг. Это не Божье дело. Если ты скажешь, что в том, что нас
побили во Вьетнаме, была рука Бога - таким образом, Бог предупреждал нас, что Америка теряет свою
духовность, - я с тобой соглашусь. Если скажешь, что одиннадцатое сентября было ответом Всевышнего на
решение Верховного суда, который сообщил малым детям, что они могут больше не начинать свой день с
молитвы к Богу, Который их сотворил, я тебя поддержу. Но чтобы Бог подвергнул наказанию Честер Милл
за то, что мы не пристроили очередную обгонную полосу к какой-то полузабытой дороге, типа Сиворакши
или Мелкорубалки? - Он помотал головой. - Это нет. Выбрось это из головы.
- Мы также ложили неплохие барыши себе в карман, - несмело заметил Энди.
Это было правдой. Они хапали больше, чем шло на подкорм своих бизнесов или простирания руки
помощи своим меньшим черным братьям. Энди имел собственный счет на Каймановых островах. И против
каждого его доллара - или доллара Бови, кстати - он мог бы поспорить, Большой Джим брал себе три. А то и
четыре доллара.
- «Потому что достоин рабочий своего заработка», - процитировал Большой Джим поучительным,
однако кротким тоном. - Матвея, десятый раздел, стих десятый.
Начало фразы евангелиста он пропустил: «Не берите ни золота, ни серебра, ни медяков в свои
карманы…»
Большой Джим бросил взгляд на часы у себя на запястье.
- Если уже упомянули о работе, друг, то надо нам двигаться. Много чего должны решить.
И он выступил вперед. Энди двинулся за ним, не отводя глаз от вечерней звезды, которая все еще
оставалась достаточно яркой, чтобы быть похожей на горящую плоть. И тут Большой Джим вновь
остановился.
- Кстати, ты слышал, что поведал Стюарт: тут мы все прикрыли. «Завершено и застегнуто», как сказал
маленький мальчик, впервые самостоятельно поссав. Он лично сообщил об этом Мастеру.
- О, это еще тот фрукт, - произнес понуро Энди.
Большой Джим хохотнул:
- Не переживай в отношении Фила. Мы прекратили бизнес, и не будем начинать, пока не пройдет
кризис. Фактически, возможно, это нам знак, что лабораторию следует прикрыть навсегда. Знак от
Всевышнего.
- Хорошо было бы, - сказал Энди. Хотя имел в душе гнетущее предчувствие: если Купол исчезнет,
Большой Джим может передумать, а если так и случится, Энди вновь будет рядом с ним. И Стюарт Бови со
своим братом Ферналдом включатся также. Охотно. Отчасти потому, что там баснословные деньги - не
говоря уже об отсутствии налогов, - а отчасти из-за того, что все уже слишком глубоко завязли. Он вспомнил
слова какой-то древней кинозвезды: «Когда я наконец-то поняла, что не люблю сниматься, я уже была
слишком богатой, чтобы бросать это дело».
- Не волнуйся ты так, - произнес Большой Джим. - Через пару недель мы начнем вновь завозить пропан
в город, решится эта ситуация с Куполом, или нет. Используем городские песковозы. Ты же сможешь
поработать за рулем нормальную смену, не так ли?
- Не вопрос, - грустно ответил Энди.
- А еще! - Большой Джим расцвел от новой идеи, которая пришла ему в голову. - Мы можем
использовать катафалк Стюи! Тогда несколько баллонов мы сможем привезти даже раньше!
Энди ничего на это не сказал. Ему страх как не нравилась идея прибрать к рукам (это было выражение
Большого Джима) так много пропана из разных городских служб, но это казалось самым безопасным
способом. Производство у них было мощное, а значит, много топлива шло как на само варево, так и на
вентиляцию токсичных газов. Большой Джим доказывал, что покупка больших объемов пропана может
вызвать вопросы. Так же, как и приобретение большого количества разных лекарств, даже тех, которые
продаются без рецепта и идут на это дерьмо, может вызвать подозрения и принести неприятности.
Благодаря тому, что он был владельцем аптеки, с этим было легче, хотя, заказывая в таких количествах
робитусин и судафед[170], Энди все равно ужасно нервничал. Он боялся, что именно здесь их ждет провал,
если провал их ждет. О газовых баллонах позади студийного здания РНГХ он вообще никогда не думал до
этого дня.
- Кстати, сегодня вечером мы будем иметь массу электричества в городском совете. - Большой Джим
произнес это с радостной интонацией человека, который возвещает о каком-то приятном сюрпризе. - С моей
подачи Рендольф послал моего мальчика с его другом Фрэнки в госпиталь, чтобы сперли там один баллон,
подключили к нашему генератору.
У Энди на лице отразилась тревога.
- Но мы же уже забирали…
- Знаю, - успокоительно перебил его Ренни. - Знаю, что уже брали. Не волнуйся ты так за «Кэти
Рассел», им пока что хватит.
- Ты же мог взять баллон с радиостанции… там же их много…
- Здесь ближе, - возразил Большой Джим. - И безопаснее. Пит Рендольф наш мальчик, но это не значит,
что мне хочется, чтобы он узнал о нашем маленьком бизнесе. Ни сейчас, ни когда-то.
Энди еще больше убедился в том, что Большой Джим на самом деле не собирается прощаться с
производством.
- Джим, если мы начнем перебрасывать сжиженный пропан назад в город, как мы сможем объяснить,
где он был? Будем рассказывать людям, что его забрала Газовая Фея, а теперь передумала и отдает назад?
Ренни нахмурился.
- Ты думаешь, это смешно, друг?
- Нет! Я думаю, это страшно!
- У меня есть план. Мы объявим о создании городского хранилища топлива, и будем распределять
оттуда пропан по норме. А также отопительный мазут, если будет найдено средство его использования без
электрического зажигания. Мне ненавистна самая идея нормирования - она антиамериканская по своей сути,
но ты же понимаешь, это как в басне о муравье и стрекозе. В нашем городе есть такие никчемы, которые
сожгут все за месяц, а как только придут холода, будут взывать к нам, чтобы мы их спасали!
- Ты же на самом деле не веришь, что это будет длиться целый месяц, нет же?
- Конечно, нет, но, как старые люди говорят: надейся на лучшее, готовься к худшему.
Энди хотел, было напомнить, что много пропана из городских запасов они уже использовали на
изготовление кристаллического мета, но сам знал, что ответит ему Большой Джим: «Откуда мы могли знать
заранее?»
Конечно, не могли. Кто в здравом уме мог ожидать такого внезапного недостатка всех ресурсов?
Планируешь всегда на более чем достаточно. Сугубо американский стиль. Но совсем не достаточно - это
обида для ума и души.
Энди сказал:
- Не только тебе не понравится идея нормирования.
- Для этого мы имеем силы полиции. Я понимаю, всем нам жаль, что от нас ушел Гови Перкинс, но он
сейчас рядом с Иисусом, теперь у нас Пит Рендольф. Который в этой ситуации для города лучший. Потому
что он слушается, - он наставил на Энди палец. - Люди в таком городе - да, на самом деле люди повсюду, они, как малые дети, когда речь идет об их собственных интересах. Сколько раз я уже это повторял?
- Много, - вздохнул Энди.
- Так к чему ты должен принуждать детей?
- Чтобы доедали гарнир, иначе не получат десерта.
- Вот так! И иногда не обойтись без ремня.
- Ты мне как раз напомнил, - встрепенулся Энди. - Я говорил с Самантой Буши там, на поле у
Динсмора, это подружка Доди. Она сказала, что кто-то из копов действовал там довольно грубо. Очень
грубо. Нам об этом надо поговорить с шефом Рендольфом…
Джим скривился.
- А чего ты ожидал, друг? Реверансов? Там чуть до бунта не дошло. Мы чуть ли не получили хренов
бунт тут, у себя, в Честер Милле!
- Я понимаю, ты прав, но просто…
- Я знаю эту девушку Буши. Знал всю ее семью. Наркоманы, угонщики машин, нарушители закона,
неплательщики кредитов и налогов. Те, которых мы когда-то называли бедным белым ничтожеством, пока
это не стало неполиткорректным. Это как раз те люди, за которыми мы сейчас должны присматривать. Как
раз те самые люди. Это те, кто разорвет на тряпки наш город, только дай им волю. Такого ты хочешь?
- Нет, конечно же нет…
Но Большой Джим уже расправил крылья.
- Каждый город имеет своих муравьев, которые делают добро, и своих стрекоз, которые добра не
делают, но мы можем жить с ними рядом, потому что понимаем их и умеем принуждать их делать то, что в
их же интересах, даже если ради этого их приходится немного принижать. Но в каждом городе присутствует
также саранча, как об этом сказано в Библии, и это именно такие люди, как Буши. На них мы должны
опускать наш молот. Это может не нравиться тебе, может не нравиться мне, но личная свобода пусть себе
пойдет куда-нибудь погуляет, пока все это не закончится. Мы тоже кое-чем жертвуем. Разве не закрываем
мы наш маленький бизнес?
Энди не хотелось напоминать о том, что они просто не имеют выбора, поскольку все равно не могут
вывозить товар за границы города, и он просто ограничился кивком. Он больше не хотел ничего обсуждать и
опасался заседания, куда они направлялись, которое могло затянуться заполночь. Ничего ему не хотелось так
сильно, как пойти домой, выпить чего-нибудь крепкого, лечь, и думать о Клодетт, и плакать, пока не
провалится в сон.
- Что действительно имеет сейчас значение, друг, так это поддержание баланса. Это означает закон, и
порядок, и надзор. Наш надзор, потому что мы не стрекозы. Мы муравьи. Муравьи-солдаты.
Большой Джим задумался. Когда он заговорил вновь, голос его звучал уже сугубо по-деловому:
- Я обдумал и считаю неправильным наше решение разрешить «Фуд-Сити» работать, как обычно. Я не
говорю, что мы должны закрыть этот магазин, по крайней мере, сейчас этого делать не следует, но в
следующие пару дней нам надо будет за ним внимательно наблюдать. Пристально следить. Тоже самое
касается «Топлива & Бакалеи». И я вот что подумал: неплохо было бы нам конфисковать кое-что из тех
продуктов, которые быстро портятся, для наших собственных…
Он остановился, прищурено смотря на крыльцо городского совета. Он не мог поверить собственным
глазам и потому прикрыл их рукой от вечерней звезды. Но картина осталась: Бренда Перкинс и этот херов
баламут Дейл Барбара. Однако не плечом к плечу. Между ними сидела и живо разговаривала с вдовой шефа
Перкинса Эндрия Гринелл, третья выборная. Они передавали друг другу из рук в руки какие-то бумаги.
Большому Джиму это не понравилось.
Абсолютно.
2
Он двинулся вперед, предпочитая прекратить эту болтовню, о чем бы там не шло. Не успел он сделать
и полдесятка шагов, как к нему подбежал какой-то мальчик. Это был один из сыновей Кильянов. Этих
Кильянов жило около дюжины на мерзостной ферме, которая стояла чуть ли не на границе с Таркер Миллом.
Никто из этих детей не отмечался умом, что, честно говоря, было естественным, принимая во внимание
убогих родителей, которые их породили. Но все они были ревностными прихожанами Святого Спасителя;
спасенными, иными словами. Этого звали Ронни… так, по крайней мере, считал Ренни, но не был в этом
полностью уверен. Все они были остроголовые, носатые, с выпяченными надбровными дугами.
Одетый в изношенную футболку РНГХ, мальчик принес записку.
- Эй, мистер Ренни! - воскликнул он. - Господи, я ищу вас по всему городу!
- Боюсь, Ронни, у меня сейчас нет времени на болтовню, - сказал Большой Джим. Он не сводил глаз с
троицы, которая сидела на ступеньках горсовета. Тройка Херовых Идиотов. - Возможно, завтра…
- Я - Ричи, мистер Ренни, Ронни - это мой брат.
- Ричи. Конечно. А теперь, если ты извинишь…
Большой Джим сделал шаг вперед. Энди взял у мальчика записку и успел задержать Ренни, прежде чем
тот подошел к трио, которое расселось на ступеньках.
- Лучше прочитай это.
Первое, что увидел Большой Джим, было лицо Энди, еще больше вытянутое и обеспокоенное, чем
обычно. Вот тогда он уже и взял записку.
Джеймс…
Мне нужно увидеться с тобой сегодня вечером. Господь говорил со мной. Теперь мне нужно
поговорить с тобой, прежде чем мне обратиться к городу. Жду твоего ответа. Ричи Кильян доставит твою
записку мне.
Преподобный Лестер Коггинс
Не Лесс, даже не Лестер. Нет. Преподобный Лестер Коггинс. Не к добру это. Ну почему, почему все это
должно случаться одновременно?
Мальчик стоял перед книжным магазином, в своей выцветшей футболке и мешковатых, сползающих
джинсах он был похож на какого-то неполноценного сироту. Большой Джим кивнул ему, чтобы подошел.
Тот с готовностью подбежал. Большой Джим извлек из кармана ручку (на цилиндрике которой шла надпись
золотом ВАМ ХОРОШЕЕ НАСТРОЕНИЕ, БУДЬТЕ УВЕРЕНЫ, ПОДАРИТ БИЗНЕС ДЖИМА РЕННИ) и
нацарапал ответ из трех слов: Полночь. Мой дом. Сложил бумажку и вручил мальчику.
- Отнеси ему. И не читай сам.
- Я не буду! Ни за что! Благослови вас Господь, мистер Ренни.
- И тебя тоже, сынок, - провел он глазами мальчика.
- О чем это он? - спросил Энди. И прежде чем Большой Джим успел что-то ответить, предположил: - О
лаборатории? О мете…
- Заткни пасть.
Энди даже споткнулся, так его это поразило. Большой Джим никогда раньше не говорил ему таких
слов. Не к добру это.
- Всему свое время, - произнес Большой Джим и отправился навстречу более спешной проблеме.
3
Первое, что подумал Барби, увидев приближение Ренни: «Он идет, как очень больной человек, который
сам еще этого не знает». В его походке также виделся мужчина, который всю жизнь раздает подсрачники.
Пожав Бренде обе руки, он хранил на лице наиболее хищную со своих светских улыбок. Она
восприняла это со спокойной, естественной любезностью.
- Бренда, - сказал он. - Мои глубочайшие соболезнования. Я должен был бы посетить вас раньше… я,
конечно, буду на похоронах… но я был кое-чем занят. Мы все были заняты.
- Понимаю, - ответила она.
- Мы очень сожалеем о Дюке, - сказал Большой Джим.
- Именно так, - включился Энди, который подошел вслед за Джимом: катерок на буксире у океанского
лайнера. – Очень сожалеем.
- Я так вам обоим признательна.
- И, хотя я радушно обсудил бы ваши проблемы… я же вижу, вы их имеете… - улыбка Большого
Джима стала шире, впрочем, даже близко не изменив выражения его глаз. - У нас очень важное заседание.
Эндрия, не могла ли бы ты пойти и побыстрее разложить на столе все те бумаги?
В это мгновение Эндрия, которой было уже под пятьдесят, стала похожей на ребенка, которого застали
за тем, что она пыталась стибрить с подоконника горячий пирожок. Она уже начала привставать (кривясь от
боли в спине), но Бренда удержала ее, крепко сжав руку. Эндрия вновь села.
До Барби дошло, что оба - и Гринелл, и Сендерс - имеют вид насмерть испуганных людей. И это не изза Купола, не сейчас, по крайней мере, потому что причина их испуга скрывалась в Ренни. И вновь у него
промелькнуло: из огня да в полымя.
- Джеймс, я считаю, вам следует уделить нам какое-то время, - произнесла любезно Бренда. Безусловно, вы понимаете, что если бы вопрос не был важен, и очень… я сидела бы дома, находясь в скорби
по моему мужу.
Большого Джима захватила несвойственная для него потеря языка. Люди на улице, которые перед этим
созерцали закат солнца, теперь начали смотреть на это импровизированное рандеву. Возможно, поднимая
Барбару до важности, на которую его персона не заслуживала, просто благодаря тому, что он сидел тесной
кучкой вместе с городской третьей выборной и вдовой покойного шефа полиции. Они рассматривали,
передавая друг другу из рук в руки какую-то бумажку так, словно это было письмо от самого Папы
Римского. Чья голова родила идею такого публичного спектакля? Конечно же, Перкинсовой жены. У Эндрии
не хватило бы ума. Да и храбрости, беспокоить его так, на глазах у публики.
- Хорошо, наверное, мы сможем уделить вам несколько минут. Как ты, Энди?
- Конечно, - подал голос Энди. - Несколько минут для вас миссис Перкинс, обязательно. Мне
действительно очень жаль Дюка.
- А мне вашу жену, - серьезно ответила она.
Они встретились глазами. Это был самый настоящий Миг Воссоединения[171], и от этого Большого
Джима охватило такое чувство, хоть волосы на себе рви. Он понимал, что не должен позволять такому
чувству овладевать им - это плохо для давления, и очень нехорошо для сердца, - но достичь этого было
тяжело, иногда. Особенно, когда тебе только что вручили записку от человека, который многовато знает, а
теперь еще и поверил в то, что Бог хочет, чтобы он все поведал городу. Если Большой Джим правильно
догадывается, что на уме в Коггинса, по сравнению с тем, это дело выглядит просто мизерным.
Вот только оно может оказаться и не мизерным. Потому что Бренда Перкинс всегда его не любила, а
Бренда Перкинс вдова человека, которого сейчас в городе воспринимают - абсолютно безосновательно - как
героя. Первое, что он должен сделать…
- Идем вовнутрь, - сказал он, - поболтаем в зале для заседаний. - Он кивнул Барби. - Вы тоже берете в
этом участие, мистер Барбара? Поскольку мне этого вовеки не понять.
- Вам может помочь это, - ответил Барби, протягивая ему бумаги, которые они перед этим передавали
из рук в руки. - Я когда-то служил в армии. Был лейтенантом. Кажется, срок моей службы продлен. Я даже
получил повышение.
Ренни взял листы за краешек так, словно они могли быть горячими. Это послание, безусловно, было
более солидным, чем кое-как нацарапанная записка, принесенная ему Ричи Кильяном, и было оно от намного
более известного респондента. С простым заголовком: ИЗ БЕЛОГО ДОМА. И сегодняшняя дата.
Ренни пощупал бумагу. Глубокая вертикальная морщина пролегла между его бровей.
- Это не настоящий бланк Белого Дома.
«Конечно, настоящий, придурок, - хотелось сказать Барби. - Час назад его было доставлено курьерской
службой эльфов Федерал Экспресс. Маленький мифический сученок без проблем телепортировался через
Купол».
- Конечно же, это не бланк, - Барби старался говорить деликатно. - Документ прислан через интернет в
виде Pdf-Файла. Его приняла и распечатала мисс Шамвей.
Джулия Шамвей. Еще одна баламутка.
- Прочитайте документ, Джеймс, - спокойно произнесла Бренда. - Он важный.
Большой Джим начал читать.
4
Бэнни Дрэйк, Норри Келверт и Пугало Джо Макклечи стояли перед редакцией городской газеты
«Демократ». У каждого из них был фонарик. Бэнни и Джо держали их в руках; Норри засунула свой в
широкий передний карман куртки-кенгуру. Они смотрели в сторону городского совета, где, как казалось, о
чем-то совещались несколько человек - среди них все трое выборных и повар из «Розы- Шиповника».
- Интересно, о чем там идет речь, - сказала Норри.
- Да о каком-нибудь дерьме, взрослые это любят, - откликнулся Бэнни с пренебрежительной
незаинтересованностью и постучал в двери редакции. Когда на стук никто не ответил, мимо него
протиснулся Джо и потянул за ручку. Двери отворились. Он сразу понял, почему мисс Шамвей не услышала
их стука; здесь на всю мощность работал большой ксерокс, а сама редакторша как раз разговаривала со
спортивным репортером и тем дядей, который днем фотографировал события на поле.
Она заметила детей и помахала им. Одинарные листы газеты быстро вылетали из машины в приемный
лоток. Пит Фримэн и Тони Гай поочередно их оттуда доставали и складывали.
- А вот и вы, - сказала Джулия. - А я уже испугалась, что вы не придете. У нас все почти готово. Если
этот раздолбанный ксерокс не гавкнется, то скоро закончим.
Джо, Бэнни и Норри восприняли новую для себя фразу с молчаливой признательностью, каждый решив
и сам применить ее при первой же возможности.
- Вы получили разрешения от старших? - спросила Джулия. - Я не хочу, чтобы стая обозленных
родителей вцепилась мне в загривок.
- Йес, мэм, - сказала Норри. - Каждый из нас получил.
Фримэн перевязывал шпагатом пачки газет. И делал это небрежно, как заметила Норри.
Сама она умелая вязать пять разных узлов. А также рыболовецкие сети. Ее отец научил. А она
показала ему, как делать «носики»[172] на ее доске, и когда он первый раз завалился, то хохотал так, что
слезы катились у него по лицу. У нее самый лучший в мире батя, считала она.
- Хотите, я это сделаю? - спросила Норри.
- Прошу, если ты умеешь получше, - отступил в сторону Пит.
Она подошла ближе, Джо и Бэнни вплотную за ней. Норри увидела набранную большими черными
буквами шапку на одностраничном спецвыпуске газеты и застыла.
- Чертово говно!
И только эти слова успели выскочить у нее изо рта, как она заслонила его руками, но Джулия только
кивнула:
- Да, это натуральное чертово говно. Надеюсь, вы все приехали на велосипедах и имеете на них
корзины. На скейтбордах вы не сможете развезти это по всему городу.
- Мы приехали так, как вы нам сказали, - ответил Джо. - На моем корзины нет, но есть багажник.
- Я могу привязать туда ему несколько пачек, - сказала Норри.
Пит, который с удивлением смотрел на то, как быстро девушка связывает газеты, поддакнул:
- Конечно, ты сможешь. У тебя это здорово выходит.
- Да, мне это привычно, - прозаично ответила Норри.
- Фонари взяли? - спросила Джулия.
- Да, - ответили они хором.
- Хорошо. «Демократ» уже тридцать лет как не пользовался услугами уличных газетчиков, и мне бы не
хотелось отметить возвращение традиции тем, что кого-то из вас собьет машина на углу Мэйн или ПрестилСтрит.
- Это было бы суперневезение, конечно, - согласился Джо.
- Каждый частный дом и каждый офис на этих улицах должны получить газету, понятно? А также все
на Морин-Стрит и авеню Святой Анны. После этого разбегайтесь. Делайте что хотите, но не позже девяти,
чтобы все были дома. Если останутся газеты, разложите их на улицах. Прижмите камешками, чтобы куданибудь не унесло.
Бэнни вновь посмотрел на заголовок:
ЖИТЕЛИ ЧЕСТЕР МИЛЛА, ВНИМАНИЕ!
БАРЬЕР БУДУТ ПРОБИВАТЬ ВЗРЫВЧАТКОЙ!
ОН БУДЕТ ОБСТРЕЛЯН КРЫЛАТЫМИ РАКЕТАМИ
ВСЕМ РЕКОМЕНДОВАНО ЭВАКУИРОВАТЬСЯ ПОДАЛЬШЕ ОТ
ЗАПАДНОЙ ГРАНИЦЫ
- Могу поспорить, это не подействует, - мрачно произнес Джо, рассматривая карту, очевидно,
начерченную вручную внизу газетного листа. Границу между Честер Миллом и Таркер Миллом на ней было
выделено красным цветом. Там, где Малая Сука пересекала границу города, стоял черный знак X. Этот знак
было подписан: КОНТАКТНАЯ ТОЧКА.
- Прикуси себе язык, мальчик, - сказал Тони Гай.
5
ИЗ БЕЛОГО ДОМА
Приветствие и добрые пожелания
СОВЕТУ ВЫБОРНЫХ ЧЕСТЕР МИЛЛА:
Эндрю Сендерсу
Джеймсу П. Ренни
Эндрии Гринелл
Уважаемые джентльмены и леди!
Прежде всего, я передаю вам свой привет, и от лица всей наций хочу выразить вам глубокое сочувствие
и добрые пожелания. Завтрашний день я объявил национальным Днем Молитвы; все церкви будут открыты
по всей Америке, люди всех вероисповеданий будут молиться за вас и за тех, кто настойчиво работает для
понятия и устранения того, что случилось на границах вашего города. Позвольте мне заверить вас, что мы
будем работать, не покладая рук, пока жители Честер Милла не будет освобождены, а виновные в вашем
заточении не будет наказаны. Эта ситуация будет улажена - и скоро - такое мое обещание вам и всем
жителям Честер Милла. Заявляю это со всей ответственностью высокого должностного лица, вашего
Главнокомандующего.
Во-вторых, этим письмом рекомендуется полковник Армии США Дейл Барбара. Полковник Барбара
служил в Ираке, где был награжден Бронзовой Звездой, Медалью за добросовестную службу и двумя
Пурпурными Сердцами. Он был вновь призван на службу и повышен для обеспечения вашей связи с нами и
нашей с вами. Я верю, что вы, как настоящие американцы, всячески будете способствовать ему в этом. Как
вы будете помогать ему, так и мы будем помогать вам.
Первым моим намерением, согласно советам, полученным мной от Объединенного комитета
начальников штабов, Министерства обороны и Службы национальной безопасности было: объявить в Честер
Милле военное положение и назначить полковника Барбару временным военным комендантом. Однако
полковник Барбара заверил меня, что в этом нет необходимости. Он сообщил, что надеется на эффективное
сотрудничество с выборными и городской полицией. Он считает, что в его задачи должны входить «советы и
согласования». Я согласился с его суждением, которое, впрочем, подлежит дальнейшему пересмотру.
В-третьих, я знаю, что вы обеспокоены невозможностью звонить по телефону вашим родным и
близким. Мы с пониманием относимся к вашей озабоченности, однако этот режим «телефонного
затемнения» будет оставаться императивным для уменьшения риска утечки секретной информации, как в
Честер Милле, так и за его пределами. Не считайте это чрезмерной предосторожностью; уверяю вас, это не
так. Вполне возможно, что в Честер Милле кто-то владеет информацией, касающейся барьера, которым
окружен ваш город.
В-четвертых, сейчас мы будем продолжать ограничение допуска средств массовой информации, хотя
этот вопрос также подлежит дальнейшему пересмотру. Придет время, когда должностным лицам города и
полковнику Барбаре будет полезно провести пресс-конференцию, но в данный период времени, когда все
наши усилия направлены на как можно быстрое преодоление этого кризиса, мы считаем такую встречу с
прессой гипотетической.
Пятый пункт моего письма посвящен интернет-коммуникациям. Объединенный комитет начальников
штабов жестко настаивает на временном блокировании электронной почтовой связи, и я склонялся к их
мнению. Однако полковник Барбара убедительно отстаивал право граждан Честер Милла на сохранение
доступа к интернету. Аргументируя это тем, что электронная переписка на законных основаниях может быть
перлюстрирована Советом Национальной Безопасности и на практике контроль над этой коммуникацией
может быть установлен легче, чем над связью в сотовой сети. Поскольку он является нашим «оперативным
представителем на месте», я, отчасти из гуманных соображений, прислушался к его мнению. Однако это
решение тоже подлежит дальнейшему пересмотру; в нашей политике могут произойти изменения.
Полковник Барбара будет полноценным участником будущих обсуждений, и мы ожидаем четких рабочих
отношений между ним и всеми должностными лицами города.
В-шестых, я ответственно заявляю вам о возможности завершения ваших тяжелых испытаний не
позже, чем завтра в первом часу по Восточному дневному времени. Полковник Барбара объяснит, какая
именно военная операция произойдет в это время, он также заверил меня, что вашими совместными
усилиями совместно с мисс Джулией Шамвей, которая является хозяйкой и редактором местной газеты, вы
способны проинформировать граждан Честер Милла о том, чего им ожидать.
И последнее: вы граждане Соединенных Штатов Америки, мы никогда не бросим вас на произвол
судьбы. Наше обещание вам, основанное на святых для нас идеалах, простое: ни один мужчина, женщина
или ребенок не будут оставлены без заботы. Все без исключения ресурсы, необходимые для прекращения
вашего заключения, будут задействованы. Каждый доллар, который нужно израсходовать для достижения
этой цели, будет израсходован. А от вас мы ожидаем веры и сотрудничества. Прошу вас об этом.
С молитвой и наилучшими пожеланиями, остаюсь искренне ваш.
6
Кто бы из писак на подхвате не составил эту записку, но подписал ее собственноручно этот
проходимец, и полным своим именем, включая то, второе, террористическое[173]. Большой Джим за него
не голосовал, и если бы тот в это мгновение каким-то чудом телепортировался сюда, появившись перед ним
вживую, он задушил бы его собственными руками.
И Барбару.
Большой Джим ощутил щемящее желание свистнуть Питу Рендольфу, чтобы тот упек этого
полковника Кухмистера в тюрьму. Сказать ему, пусть вводит это свое херово военное положение в подвале
полицейского участка, а Сэм Вердро послужит ему в роли адъютанта. Может, благодаря продолжительной
реабилитационной терапии Неряха Сэм даже научится козырять, не тыкая большим пальцем себе в глаз.
Только не сейчас. Пока что нет. Кое-какие фразы из письма Главнокомандующего-Мерзавца были
особенно выразительными.
Как вы будете помогать ему, так и мы будем помогать вам.
Четкие рабочие отношения между всеми должностными лицами города.
Это решение подлежит дальнейшему просмотру.
От вас мы ожидаем веры и сотрудничества.
Последняя - наиболее выразительная. Большой Джим был уверен, что этот треклятый защитник
абортов не имеет никакого понятия о вере, для него это только прикладное словцо, но, когда он говорит о
сотрудничестве, он четко понимает, что имеет в виду, и Джим Ренни также это чудесно понимает: это
бархатная перчатка, внутри которой железная рука со стальными пальцами.
Президент обещает сочувствие и поддержку (он видел искренние слезы на глазах замороченной
лекарством Эндрии Гринелл, когда она читала это письмо), но, если читать между строк, правда становится
очевидной. Это письмо-угроза, неприкрыто откровенная. Сотрудничайте, потому что иначе не будет у вас
интернета. Сотрудничайте, потому что мы составляем списки покорных и неслухов, и вам очень не
понравится найти себя в списке последних, когда мы к вам прорвемся. Потому что мы все припомним.
Сотрудничай, друг. Потому что иначе…
Ренни подумал: «Никогда я не отдам мой город под руководство повара, который отважился тронуть
пальцем моего сына, а потом еще и противился моей власти. Никогда этому не бывать, ты, обезьяна.
Никогда». А еще он подумал: «Тише, спокойнее».
Пусть полковник Кухмистер изложит их большой военный план. Если по факту тот подействует,
хорошо. Если нет, свежеиспеченный полковник Армии США откроет для себя новое значение выражения: в
глубине вражеской территории.
Большой Джим улыбнулся и произнес:
- Давайте зайдем вовнутрь, идемте. Похоже, нам многое надо обсудить.
7
Джуниор сидел в темноте со своими подружками.
Это было странным, даже самому ему это казалось странным, однако вместе с тем и успокаивающим.
Когда он вместе с другими внештатными помощниками вернулся в полицейский участок после того
колоссального кавардака на Динсморовском поле, Стэйси Моггин (все еще в униформе и уставшая на вид)
сказала им, что, если хотят, они могут поработать еще четыре часа. Сверхурочных служебных часов будет
предлагаться еще много, по крайней мере, какое-то время, а когда городу наступит время платить им за
службу, объяснила Стэйси, она уверена, что будут еще и бонусы… которые, наверняка, обеспечит
признательное правительство Соединенных Штатов.
Картер, Мэл, Джорджия Руа и Фрэнк Делессепс согласились отработать дополнительные часы. Дело
было даже не в деньгах; они кайфовали от этой работы. Джуниор тоже, но в голове у него начала
зарождаться очередная боль. Это так угнетало после целого дня в прекрасном настроении.
Он сказал Стэйси, что пас, если можно. Она заверила его, что все нормально, только напомнила, что он
должен быть на службе завтра в семь часов утра.
- Работы хватит, - сказала она.
На крыльце Фрэнки поддернул на себе ремень и сказал:
- Наведаюсь я, наверное, к Энджи домой. Скорее всего, она куда-то поехала с Доди, но мне невыносимо
думать, что она могла поскользнуться в душе и лежит там сейчас парализованная, или еще что-нибудь такое.
У Джуниора начало стучать в висках. Перед левым глазом затанцевало какое-то белое пятнышко. Оно
порхало в ритме с его сердцем, биение которого тоже ускорилось.
- Хочешь, я зайду, - предложил он Фрэнки. - Мне все равно по дороге.
- Правда? Если не тяжело.
Джуниор помотал головой. Вместе с ней и белое пятнышко перед его глазом бешено,
умопомрачительно запрыгало. И потом угомонилось.
Фрэнки понизил голос:
- Сэмми Буши раскрыла рот на меня там, на поле.
- Эта пизда, - фыркнул Джуниор.
- Да. Говорит: «Что ты сделаешь, арестуешь меня?» - пропищал Фрэнки фальцетом, от чего Джуниору
аж нервы скрутило. Белое пятнышко превратилось в красное, и какое-то мгновение он боролся с желанием
схватить своего старого друга за горло и задушить тут же, на месте, чтобы навсегда лишить себя опасности
когда-нибудь вновь услышать этот фальцет.
- Вот что я думаю, - продолжал Фрэнки. - Не съездить ли туда, по окончанию смены. Проучить ее, ну
ты понимаешь, научить уважать местную полицию.
- Она шалава. И сучья лесбиянка.
- Так это же еще лучше. - Фрэнки замолчал, засмотревшись на страшное садящееся солнце. - Этот
Купол имеет свои плюсы. Мы можем делать едва ли не все, что нам захочется. Во всяком случае, пока что.
Ты только подумай об этом, старик. - Фрэнки схватил себя за мотню.
- Конечно, - согласился Джуниор. - Но у меня на них не очень стоит.
Но сейчас он ощущал, что как раз наоборот. Типа того. Не то чтобы он собирался их трахнуть, или чтонибудь такое, хотя…
- Вы все равно остаетесь моими подружками, - произнес Джуниор во тьму кладовки. Сначала он
подсвечивал себе фонарем, и потом выключил его. В темноте было лучше. - Разве нет?
Они не отвечали. «А если бы они это сделали, - подумал он, - я бы имел возможность доложить отцу и
преподобному Коггинсу о большом чуде».
Он сидел спиной к стене, вдоль которой тянулись полки с консервами. Энджи он положил по правую
сторону, а Доди по левую от себя. Menagerie a trois[174], как называют это на форумах «Пентхауза». В свете
фонаря его девушки имели не очень хороший вид, распухшие лица и выпученные глаза, лишь немного
притененные их волосами, но стоило только их повернуть… гей-гей! Прямо тебе парочка живых девах!
Правда, смрад, куда же без этого. Смесь старого дерьма и свежего гниения. Но это не так уже и важно,
потому что здесь также присутствовали и другие, более приятные запахи: кофе, шоколада, патоки, сушеных
фруктов и, наверняка, героина.
А также легкий аромат духов. От Доди или от Энджи? Он не мог понять. Главное, что он понимал, боль
у него в голове вновь утихала, и пропадало это раздражающее белое пятнышко. Он выдвинул вперед руку,
налапал грудь Энджи.
- Ты же не против этого, Эйндж? Ну, я, конечно, знаю, что ты дружишь с Фрэнки, но вы же, типа того,
разбежались, кроме того, это лишь возбуждает чувство. А еще - не хотелось этого тебе говорить, но мне
кажется, он сегодня задумал тебе изменить.
Свободной рукой он нащупал руку Доди. Она была холодная, но он все равно положил ее себе на член.
- О, моя Доди, - произнес он. - Это довольно круто. Но делай, как тебе хочется, девочка; не сдерживай
себя, будь совсем откровенной.
Конечно, он должен их похоронить. Скоро. Купол в любое мгновение может лопнуть, словно мыльный
пузырь, или ученые найдут способ как-то его растворить. И сразу же этот город будет кишеть дознавателями.
А если Купол так и будет стоять, наверно будет создано что-то наподобие комитета по поиску продуктов,
они будут ходить из дома в дом, будут искать еду.
Скоро. Но не прямо сейчас. Потому что здесь уютно.
И вместе с тем волнующе. Люди этого бы не поняли, но они и не должны что-то понимать. Потому
что…
- Это наша тайна, - прошептал Джуниор во тьму. - Правда же, девочки?
Они не ответили (хотя сделают это, в свое время).
Джуниор сидел, обнимая девушек, которых сам же и убил, так он понемногу задремал, и тогда
погрузился в сон.
8
Когда Барби с Брендой Перкинс в одиннадцать покинули городской совет, совещание там все еще
продолжалось. Сначала они шли по Мэйн в сторону Морин-Стрит молча. На углу Мэйн-стрит и Кленовой
улицы все еще лежала небольшая, прижатая камешком пачка одностраничного спецвыпуска «Демократа».
Барби выдернул одну газету из-под камня. Бренда достала из сумочки фонарик-карандаш и присветила,
чтобы прочитать заголовок.
- Казалось бы, увидев такое напечатанным в газете, тебе легче поверить, но оно совсем не так, - сказала
она.
- Да уж, - согласился он.
- Вы с Джулией вместе подготовили этот выпуск, чтобы Джеймс не смог ничего спрятать, - сказала она.
- Разве не так?
Барби покачал головой.
- Нет, он бы и не старался, потому что это невозможно. Когда взрывается ракета, там такой звук, что
чертям слышно. Просто Джулия не хотела, чтобы Ренни раскручивал эту новость в свою пользу, какой бы
его польза не была. - Он постучал пальцем по газетке. - Грубо говоря, я усматриваю в этом что-то наподобие
страховки. Выборный Ренни должен думать: «Если он опередил меня в этом, во владении какой другой
информацией он меня опережает?»
- Джеймс Ренни может быть весьма опасным соперником, мой друг.
Они двинулись дальше. Бренда сложила газету и засунула ее себе подмышку.
- Мой муж вел в отношении него следствие.
- По какой причине?
- Не знаю, что именно я могу вам рассказать, - сказала она. - Выбор, как мне кажется, лежит между или
все, или ничего. И Гови не собрал бесспорных доказательств - это я знаю наверняка. Хотя он уже почти
приблизился к этому.
- Дело не в доказательствах, - объяснил Барби. - Дело в том, чтобы мне не оказаться в тюрьме, если
завтра дела пойдут не очень хорошо. Если то, что вам известно, может помочь мне удержаться на свободе…
- Если вас беспокоит прежде всего то, чтобы самому не попасть в тюрьму, вы меня разочаровали…
Это была лишь часть проблемы, и Барби знал, что вдова Перкинс это понимает. Во время совещания он
внимательно слушал и, хотя Ренни прилагал сладкоречивые усилия, чтобы выглядеть льстиво
здравомыслящим, Барби был шокирован. Он чувствовал под всеми теми набожными приговорами и
клятвами притаившегося хищника. Он будет держаться за власть, пока у него ее не вырвут силой; будет
брать все, что считает нужным, пока его не остановят. Это делало его опасным для всех, не только для Дейла
Барбары.
- Миссис Перкинс…
- Меня зовут Бренда, помните?
- Хорошо, Бренда. Давайте допустим, что Купол устоял; тогда городу должен был бы помогать кто-то
другой, не этот торговец подержанными автомобилями с манией величия. Бренда, сидя в тюрьме, я не смогу
помочь никому.
- Мой муж считал, что Большой Джим здесь греет себе руки.
- Как? Чем? И насколько?
- Давайте увидим, что сделают ракеты, - ответила она. - Если это не подействует, я расскажу все. Если
подействует, когда осядет пыль, я встречусь и поболтаю с окружным прокурором… тогда, говоря словами
Рики Рикардо, Джеймсу Ренни «придется давать объяснения»[175].
- Не только вы ждете, что принесет попытка прорыва. Эту ночь Ренни переждет смиренным ягненком.
Если крылатые ракеты, вместо того чтобы пробить Купол, срикошетят, думаю, мы увидим его другое лицо.
Она выключила фонарик и, посмотрев вверх, произнесла:
- Взгляните на звезды. Такие яркие. Вот Малый Ковш… Кассиопея… Большая Медведица. Все как
всегда. Меня это успокаивает. А вас?
- Да.
Какое-то время они молчали, засмотревшись на мерцающую бескрайность Млечного пути.
- Но от созерцания звезд я всегда чувствовала себя очень маленькой и очень… эфемерной, - она
засмеялась, а потом довольно неловко спросила: - Вы не против, если я возьму вас под руку, Барби?
- Совсем нет.
Она подхватила его под локоть. Он накрыл своей рукой ее ладонь и повел домой.
9
Большой Джим свернул заседание в одиннадцать двадцать. Питер Рендольф пожелал всем доброй ночи
и покинул совещание. Он запланировал начать эвакуацию западной окраины города ровно в семь часов утра
и надеялся к полудню очистить всю местность вокруг Малой Суки. Вслед за ним встала и Эндрия, ступая
медленно, держась руками за поясницу. Всем присутствующим была хорошо знакома эта ее поза.
Хотя из головы у него не шла встреча с Лестером Коггинсом (и сон, он не против был хоть немного, к
черту, поспать), Большой Джим спросил у нее, не могла ли она задержаться на несколько минут.
Она вопросительно посмотрела на него. Позади него демонстративно складывал папки и прятал их в
серый стальной сейф Энди Сендерс.
- И закрой двери, пожалуйста, - кротко попросил Большой Джим.
Теперь уже с обеспокоенным лицом, она выполнила его просьбу. Энди продолжал убирать после
совещания, но плечи у него были напряженно сгорбленные, словно в ожидании удара. Энди уже было
известно то, о чем с ней будет говорить Большой Джим. И, судя по его позе, хорошего там было мало.
- Что ты задумал, Джим? - спросила она.
- Ничего особенного, - что означало как раз наоборот. - Мне лишь показалось, что перед совещанием
ты подружилась с этим Барбарой. И с Брендой, кстати, тоже.
- С Брендой? Да не… - она уже чуть было не сказала не выставляй себя идиотом, но решила, что это
прозвучит слишком сильно. – О чем ты, мы с Брендой знакомы уже тридцать ле…
- А с мистером Барбарой три месяца. Если так, то, значит, поедание изготовленных кем-то вафель и
бекона являются достаточным основанием для того, чтобы узнать этого человека.
- Думаю, он теперь полковник Барбара.
Большой Джим улыбнулся:
- Тяжело воспринимать это серьезно, когда вся его униформа состоит из джинсов и майки.
- Ты видел письмо Президента.
- Я видел что-то, что Джулия Шамвей могла своими силами склепать на своем вонючем компьютере.
Не так ли, Энди?
- Конечно, - произнес Энди, не поворачивая головы. Он все еще что-то ставил в сейф. А потом в
который раз перекладывал уже сложенные папки.
- А если даже предположить, что письмо действительно было от Президента? - спросил Большой
Джим, растягивая свое широкое, с несколькими подбородками лицо в той улыбке, которую она так
ненавидела. Эндрия, наверное, впервые едва ли не с очарованием заметила на тех его подбородках щетину и
поняла, почему Джим всегда старается так тщательно бриться. Щетина представляла его в зловещем
никсоновском[176] виде.
- Ну… - ее беспокойство уже граничило со страхом. Она хотела сказать Джиму, что просто старалась
быть любезной, но на самом деле не совсем так, там было что-то большее, и она думала, что Джим это
заметил. Он очень примечающий. - Ну, понимаешь, он же Главнокомандующий.
Большой Джим пренебрежительно отмахнулся:
- Ты знаешь, кто такой командующий, Эндрия? Я тебе объясню. Тот, кто заслуживает на лояльность и
послушание потому, что имеет ресурсы, которыми может помочь нуждающимся. Это должен быть честный
обмен.
- Да! - приободрилась она. - Такие ресурсы, как те крылатые ракеты!
- Хорошо, если от них будет какая-нибудь польза.
- А почему бы ей не быть? Он сказал, что каждая имеет боевую головку в тысячу фунтов.
- Принимая во внимание то, как мало мы знаем о Куполе, как можешь ты или кто-нибудь из нас знать
что-нибудь наверняка? Откуда нам знать, что ракета не сорвет Купол, оставив кратер глубиною с милю на
том месте, где стоял Честер Милл?
Она смущенно смотрела на него. Потирая, разминая руками себе поясницу в том месте, где гнездилась
боль.
- Конечно, все в руках Божьих, - сказал он. - И ты права, Эндрия, ракеты могут сработать. Но если нет,
мы останемся на произвол судьбы, а Главнокомандующий, который не способен помочь своим гражданам,
не достоин и брызга теплой мочи в холодный ночной горшок, как я думаю. Если их обстрел не даст того
результата и если они не пошлют всех нас к Славе Господней, кому-то придется заботиться о нашем городе.
Кому лучше этим заниматься: какому-то приблуде, которого коснулся своей волшебной палочкой Президент,
или выборным, которые уже здесь есть? Понимаешь теперь, куда я веду?
- Мне полковник Барбара показался весьма способным, - прошептала она.
- Перестань так его называть! - закричал Большой Джим.
Энди упустил папку, а Эндрия с испуганным вскриком сделала шаг назад.
Но сразу же встала и выпрямилась, моментально обнаружив в себе тот, присущий янки стальной
стержень, благодаря которому когда-то она имела храбрость впервые баллотироваться в выборные.
- Не смей кричать на меня, Джим Ренни. Я тебя знаю еще с того времени, как ты в первом классе
вырезал картинки из каталога «Сиерз»[177]и наклеивал их на цветной картон, так что не кричи на меня.
- Ох, черт тебя побери, она обиделась. - Хищная улыбка расползалась теперь от уха до уха, превратив
верхнюю часть его лица в какую-то веселую маску. - Как же это никчемно неуместно. Но уже поздно, я
устал и выжал из себя весь дневной запас сладенького сиропа. Итак, слушай сюда и не заставляй меня
повторять дважды. - Он взглянул себе на часы. - Сейчас одиннадцать тридцать пять, а я еще до двенадцати
хочу попасть домой.
- Я не понимаю, чего ты от меня хочешь?
Он подкатил глаза, словно был не в состоянии поверить в такую тупость.
- Коротко? Я хочу знать, будешь ли ты на моей стороне - моей и Энди, - если этот их идиотский план с
ракетами ничего не даст. А не рядом с этим выскочкой из посудомоечной машины.
Она расправила плечи и отпустила спину, за которую держалась руками. Она сумела посмотреть ему
прямо в глаза, хотя губы у нее дрожали.
- А если я считаю, что полковник Барбара - мистер Барбара, если тебе так больше нравится - более
квалифицированный руководитель в кризисной ситуации?
- Что же, обойдусь и без тебя, разтудыть-твою-мать, - ответил Большой Джим. - Пусть тебе поможет
твоя высокая мораль. - Голос его упал до бормотания, которое пугало больше, чем предыдущие вопли. - Но
ты же принимаешь эти пилюли. Оксиконтин.
Эндрия похолодела:
- А что с ними не так?
- У Энди их немалый запас, специально для тебя, но, если ты в этих гонках ставишь не на того коня,
пилюли могут просто раствориться. Правильно я говорю, Энди?
Энди начал мыть кофеварку. Вид у него был несчастный, он избегал взгляда беспокойных глаз Эндрии.
Но с ответом не промедлил.
- Да, - подтвердил он. - В таком случае может случиться, что я их просто высыплю в унитаз в аптеке.
Опасно держать такие наркотики в полностью отрезанном от мира городе.
- Ты не имеешь права! - вскрикнула она. - У меня есть рецепт!
Большой Джим начал кротко.
- Единственный рецепт, который тебе сейчас нужен, это держаться людей, которые знают этот город
лучше всего, Эндрия. Сейчас это единственная разновидность рецепта, от которого тебе будет хоть какая-то
польза.
- Джим, мне нужны мои пилюли, - она услышала, как дрожит ее голос, точно, как у ее матери в
последние, самые худшие годы, когда она уже не вставала с кровати, и Эндрия ненавидела себя за это. - Я в
них очень нуждаюсь!
- Знаю, - сказал Большой Джим. - Бог подвергает испытанию тебя большой болью. («Не говоря уже о
гадостной зависимости от наркотика», - подумал он.)
- Просто делай, как нужно, - включился Энди. Глаза его с темных кругами под глазами были
печальными и убедительными. - Джим лучше всего знает, что надо нашему городу, и всегда знал. Не нужно,
чтобы какой-то чужак рассказывал нам, как делать наше дело.
- Если я так буду делать, буду ли я получать эти таблетки против боли?
Лицо Энди просветилось улыбкой:
- Безусловно! Возможно, я даже под свою ответственность немного увеличу дозу. Скажем, на день на
сто миллиграммов больше? Разве тебе не пойдет на пользу? Вид ты имеешь крайне нездоровый.
- Наверное, мне следовало бы немного увеличить дозу, - глухо ответила Эндрия. Голову она наклонила.
Она не пила алкоголя, ни бокала вина после выпускного бала, когда ей там стало так плохо, никогда не
выкурила ни одного косяка, сроду не видела кокаина, кроме как по телевизору. Она была замечательной
женщиной. Очень приятной личностью. И каким образом она попала в такую ловушку? Когда упала, идя за
почтой к своему ящику? И одного этого достаточно, чтобы превратить кого-то в зависимое от наркотика
существо? Если это так, то как же это несправедливо. Как ужасно. - Но только на сорок миллиграммов. На
сорок, и не больше, этого мне будет предостаточно, думаю я.
- Ты уверена? - спросил Большой Джим.
Но она совсем не была в этом уверена. Тут-то и притаился дьявол.
- Ну, может быть, на восемьдесят, - сказала она, вытирая слезы с лица. А потом шепотом: - Вы меня
шантажируете.
Это шепот был едва слышен, но Большой Джим расслышал. Пододвинулся на шаг ближе к ней.
Эндрия отшатнулась, однако Большой Джим только взял ее за руку. Нежно.
- Нет, - произнес он. - Это был бы грех. Мы тебе помогаем. А взамен хотим только одного: чтобы ты
помогала нам.
10
Послышался стук.
И Сэмми сразу проснулась в кровати, хотя, перед тем как упасть в десять часов вечера, выкурила
полкосяка и выпила три Филовых пива.
Она всегда держала в холодильнике пару шестибаночных коробок и до сих пор думала о них, как о
«Филовом пиве», хотя сам Фил ушел от нее еще в апреле. До нее долетали слухи, что он и сейчас где-то в
городе, но она не верила. Наверняка, если бы он крутился неподалеку, она его, вероятно, хотя бы где-то, но и
увидела на протяжении последних шести месяцев, так же? Это маленький город, прямо как поется в той
песенке. Бах!
Она села в кровати, прислушиваясь, не скулит ли Малыш Уолтер. Он молчал, и она подумала: «О
Господи, наверное, развалился этот чертовый манеж! А он даже не заплакал…»
Она откинула одеяло и поспешила к дверям. И тут же врезалась в стену левее их. Едва не упала.
Проклятая тьма! Проклятый Фил, который убежал и оставил ее в таком состоянии, и не кому за нее
заступиться, когда такие, как Фрэнк Делессепс ее обижают и пугают и…
Она ощупала руками верх шкафа и нашла фонарик. Включила и поспешила к дверям. Не успела она
свернуть налево, к спальне Малыша Уолтера, как вновь послышался бух. Не слева, а прямо впереди, от
дальней стены захламленной гостиной. Кто-то бухал во входные двери. Теперь оттуда послышался еще и
приглушенный смех. Кто бы там не был, звучало это пьяно.
Она бросилась через комнату, майка, в которой она спала, скомкалась на ее рыхлых бедрах (с той поры,
как ушел Фил, она немного потолстела, фунтов на пятьдесят, но когда этот сраный Купол исчезнет, она
собиралась сесть на «Нутрисистем»[178], чтобы вернуться к своему школьному весу), и настежь распахнула
двери.
Фонари - четыре, и все мощные - вспыхнули ей прямо в лицо. Те, кто прятался за светом фонарей,
вновь засмеялись. В одного из хохотунов его и-го-го выходило точь-в-точь, как у Кучерявчика из Трех
Комиков[179]. Она узнала, чей это смех, потому что хорошо помнила его еще со школы: это хохотал Мэл
Ширлз.
- Не, ну ты прикинь! - воскликнул Мэл. - Наша краля легла спать, потому что не у кого отсосать.
Еще более громкий смех. Сэмми подняла руку, прикрывая ладонью глаза, но без толку, люди с
фонарями оставались безликими фигурами. Один из голосов был женским. Это уже к лучшему, как ей
показалось.
- Выключите фонари, пока я не ослепла. И заткнитесь, вы разбудите ребенка!
В ответ ей грохнул еще более громкий хохот, однако три из четырех фонарей потухли. Посветив из
дверей на гостей своим фонарем, она не обрадовалась увиденному: Фрэнки Делессепс и Мэл Ширлз, а рядом
с ними Картер Тибодо и Джорджия Руа. Та самая Джорджия, которая днем наступила ботинком на грудь
Сэмми и обозвала ее лесбиянкой. Женщина-то она женщина, но опасная женщина.
Все они были со своими значками. И все, по-видимому, пьяные.
- Чего вам надо? Уже поздно.
- Надо догнаться, - сказала Джорджия. - Ты же продаешь кайф, продай и нам.
- Хочу я добраться до красного неба, как это подобает патриоту города[180], - пропел Мэл и засмеялся:
и-го-го-го-го.
- У меня ничего нет, - ответила Сэмми.
- Не говори глупостей, здесь все дурью провоняло, - сказал Картер. - Продай нам немного. Не будь
сукой.
- Вот-вот, - добавила Джорджия. Ее глаза серебристо отблескивали в луче фонаря Сэмми. - Не смотри
на то, что мы копы.
На это они все вместе взорвались хохотом. Ну, точно, разбудят ребенка.
- Нет! - попробовала закрыть двери Сэмми. Тибодо толчком вновь их приоткрыл.
Толкнул всего лишь тылом ладони, довольно легко, но Сэмми подалась назад. Она перецепилась о
чертов игрушечный поезд Малыша Уолтера и второй раз за сегодняшний день села на сраку. Майка на ней
вспорхнула вверх.
- Bay, розовые трусы, ждешь какуюто из своих любовниц? - спросила Джорджия, и все вновь зашлись
хохотом.
Отключенные фонари вновь вспыхнули, осветив ее, словно на сцене.
Сэмми резко одернула на себе майку, едва не порвав горловину. Лучи фонарей танцевали по ее телу,
пока она неуверенно поднималась на ноги.
- Где твоя гостеприимность, приглашай нас в дом, - произнес Фрэнки, вваливаясь в двери. – Премного
благодарю, - обвел он лучом фонаря гостиную. - Что за свинарник?
- По свинье и свинарник, - подхватила Джорджия, и вновь все вместе захохотали. - На месте Фила я бы
рискнула прийти сюда вновь только для того, чтобы надрать тебе сраку! - подняла она кулак. Картер Тибодо
церемонно стукнулся с ней костяшками.
- Он все еще прячется на радиостанции? - спросил Мэл. - Прется по мету? Тот же самый бред на тему
Иисуса?
- Я не понимаю, о чем ты… - ее уже это не злило, ей уже было страшно. Так беспорядочно говорят в
своих кошмарах люди, накурившись перед этим травы, притрушенной ангельской пылью[181]. - Фил ушел
от меня!
Ее незваные гости переглянулись между собой и рассмеялись. Идиотское и-го-го Ширлза перекрывало
остальные голоса.
- Ушел! Драпанул! - веселился Фрэнки.
- Типа, съебался! - откликнулся Картер, и они все вместе стукнулись костяшками кулаков.
Джорджия сгребла с верхней полки кучку книжек в мягких обложках и листала их.
- Нора Робертс? Сандра Браун? Стефани Меер?[182] Ты это читаешь? Ты что, бля, не знаешь, правило
Гарри Поттера? - протянув руки перед собой, она разжала пальцы, и книжки посыпались на полу.
Ребенок все еще так и не проснулся. Это было просто чудо.
- Вы уйдете прочь, если я продам вам травы? - спросила Сэмми.
- Конечно, - заверил ее Фрэнки.
- И давай быстрей, - сказал Картер. - Нам утром рано на службу. Обеспечивать э-ва-ку-а-цию. Итак,
шевели своей жирной сракой.
- Подождите здесь.
Она пошла в кухню и открыла холодильник (теперь уже теплый, скоро все растает, почему-то от этого
она всхлипнула) и достала оттуда пластиковый пакет травы. Один из трех галлоновых[183] пакетов, которые
она там держала.
Она уже начала поворачиваться, и вдруг кто-то обхватил ее за плечи, а кто-то другой вырвал у нее из
рук пакет.
- Я хочу вновь взглянуть на твои розовые трусы, - произнес Мэл ей прямо в ухо. - Посмотреть, есть ли
надпись ВОСКРЕСЕНЬЕ у тебя на сраке. - Он задрал ей майку выше талии. - Нет, я так и знал.
- Перестаньте! Прекратите!
Мэл засмеялся: и-го-го-го-го.
Ей прямо в глаза ударил луч света, но она успела узнать узкую голову того, кто держал фонарь: Фрэнки
Делессепс.
- Ты огрызалась мне сегодня, - сказал он. - К тому же ты меня ударила, сделала больно моей рученьке.
А я всего лишь сделал это. - И он вновь схватил ее за грудь.
Она попробовала отбить руку. Нацеленный ей в лицо луч света моментально уперся в потолок. И тут
же резко опустился вновь. Боль взорвалась у ней в голове. Он ударил ее фонарем.
- Ой! Ой, как больно! ЧТО ты делаешь!
- Это, бля, еще не больно. Тебе повезло, что я не арестовал тебя за продажу наркотиков. Стой спокойно,
если не хочешь получить еще.
- Как-то эта трава воняет мерзко, - произнес Мэл деловым тоном. Он так и стоял сзади, задрав ее майку.
- Да и сама она тоже, - добавила Джорджия.
- Должны конфисковать эту траву у тебя, сучечка, - сказал Картер. - Извиняй.
Фрэнки вновь ухватил ее за сиську:
- Стой спокойно, - крутил он сосок. - Стой спокойно, говорю. - Голос у него стал хриплым. Дыхание
участилось.
Она поняла, к чему идет. Закрыла глаза. «Хоть бы только ребенок не проснулся, - подумала она. - Хоть
бы они не сделали чего-нибудь другого. Худшего».
- Давай, - подначила Джорджия. - Покажи ей, чего ей не хватает с тех пор, как смылся Фил.
Фрэнки махнул фонарем в сторону гостиной:
- Давай на диван. И раздвигай ноги.
- А ты не хочешь сначала зачитать ей ее права? - спросил Мэл и засмеялся: и-го-го-го-го. Сэмми
подумала, если она вновь услышит этот его смех, у нее лопнет голова. Но двинулась к дивану, наклонив
голову, с опущенными плечами.
Картер перехватил ее на полдороги, развернул к себе, подсветив фонарем снизу свое лицо, превратив
его в маску какого-то гоблина.
- Ты кому-то расскажешь об этом, Сэмми?
- Н-Н-Нет.
Гоблин кивнул.
- Умная девушка. А никто тебе и не поверит все равно. Кроме нас, конечно, а мы тогда вернемся сюда,
и уже надлежащим образом тебя заебём.
Картер толкнул ее на диван.
- Трахай ее, - вскрикнула Джорджия взволнованным голосом, нацелив фонарь на Сэмми. - Трахайте эту
суку.
Трахнули ее все трое молодчиков. Фрэнки был первым, он прошептал:
- Держи лучше рот на замке, пока тебе не прикажут сосать, - и вошел в нее.
Следующим был Картер. Во время его на ней прыганья проснулся и начал плакать Малыш Уолтер.
- Заткни глотку, мальчик, а то мгне придець зачтайт тебе твой пгава! - проревел Мэл Ширлз и
засмеялся: и-го-го-го-го-го-го.
11
Уже было около полночи.
На своей половине кровати крепко спала Линда Эверетт; день ей выпал изнурительный, завтра утром
вновь на службу (обеспечивать э-ва-ку-а-цию), и даже беспокойные мысли о Дженнилл не помешали ей
заснуть. Она не храпела, нет, лишь тихонькое ху-ху-ху звучало с ее половины кровати.
У Расти день был не менее изнурительным, но заснуть он не мог, и мешало ему не беспокойство из-за
Джен. С ней все будет хорошо, думал он, по крайней мере, в ближайшее время. Если ее судороги не будут
усиливаться, он их сможет сдержать. Если закончатся запасы заронтина в госпитале, он достанет лекарство у
Сендерса в аптеке.
А думал он о докторе Гаскелле. И о Рори Динсморе, конечно. У Расти перед глазами стояла
окровавленная, пустая дыра, там, где у мальчика раньше был глаз. Он слышал слова, сказанные Гаскеллом
Джинни: «Я еще не оглупел, то есть не оглох».
Вот только он умер теперь.
Расти перевернулся на другой бок, стараясь прогнать эти воспоминания, но вместо этого вспомнилось
бормотание Рори: «Это Хэллоуин». А вслед за этим голос его собственной дочурки: «Это Большая Тыква
виновата! Тебе нужно остановить Большую Тыкву!»
У его дочери были судороги. Рори Динсмору в глаз срикошетила пуля, и ее фрагмент застрял в его
мозгу. О чем это говорит?
Ни о чем. Как тот шотландец сказал в «Затерянных»[184]? - «Не принимай ошибочно случайность за
судьбу».
Может, и да. Может, и нет. Но «Затерянные» были давно. Тот шотландец мог бы сказать и наоборот:
«Не принимай ошибочно судьбу за случайность».
Он перевернулся на другой бок и теперь вспомнил черный заголовок вечернего спецвыпуска
«Демократа»: БАРЬЕР БУДУТ ПРОБИВАТЬ ВЗРЫВЧАТКОЙ!
Все напрасно. Сейчас заснуть не удастся, и наихудшее в таком состоянии - силком загонять себя в
страну сна.
Внизу лежалая половинка знаменитого пирога Линды, с апельсинами и калиной; когда пришел домой,
он видел его там на полке. Расти решил пойти в кухню, посидеть за столом, съесть пирог, а заодно и
полистать свежий номер «Американского семейного доктора»[185]. Если какая-нибудь статья о коклюше ему
не навеет сон, то ничто другое уже не поможет.
Он встал, упитанный мужчина в голубой куртке и санитарских брюках, обычной для себя ночной
одежде, и тихонько вышел из спальни, стараясь не разбудить Линду.
На полдороге к ступенькам он остановился и склонил, прислушиваясь, голову.
Одри подвывала, очень мягко, потихоньку, из спальни его дочек. Расти подошел и деликатно
приоткрыл двери. Золотистая ретриверша, ее силуэт едва угадывался между девчачьими кроватями, подняла
голову, взглянув на него, и выдала очередной тихий скулеж.
Джуди лежала на боку, подложив себе руку под щечку, дышала она медленно и ровно. Другое дело
Дженни. Она безустанно крутилась со стороны в сторону, стараясь снять с себя одеяло, и что-то бормотала.
Расти переступил через собаку и присел на кровать Дженни под плакатом ее очередного любимого бойбэнда.
Ей что-то снилось. И что-то нехорошее, судя по встревоженному выражению ее лица. А бормотание ее
похоже было на протесты. Расти постарался разобрать слова, но она уже затихла.
Снова заскулила Одри.
Ночная рубашка Джен вся сбилась. Расти ее поправил, натянул одеяло и убрал волосы у Дженни с
лица. Глаза под ее закрытыми веками быстро двигались туда-сюда, но он не заметил у нее ни дрожания
конечностей, ни скрюченных пальцев, ни характерного чавканья губами. Скорее фаза быстрого сна, чем
эпилептический припадок, это почти наверняка. Из чего следовал интересный вопрос: неужели собаки
слышат еще и запах плохих сновидений?
Он наклонился и поцеловал Джен в щечку. Сразу за этим глаза ее раскрылись, но он не был уверен, что
она его видит. Это мог быть и симптом незначительной эпилепсии, но Расти почему-то не верилось в это. В
таком случае залаяла бы Одри, считал он.
- Спи, сладенькая, - сказал он.
- Папа, у него золотой бейсбольный мяч.
- Я знаю, милая, засыпай.
- Это плохой мяч.
- Нет. Он хороший. Бейсбольные мячи все хорошие, а особенно золотые.
- Ох, - вздохнула она.
- Засыпай, дочурка.
- Хорошо, папочка. - Она перевернулась на бок и закрыла глаза. Немного пошевелилась под одеялом, а
потом затихла. Одри, которая лежала на полу, подняв голову, и смотрела на них, вновь положила морду себе
на лапы и сама заснула.
Расти немного посидел там, послушал дыхание своих дочерей, уверяя себя, что нет никаких причин для
беспокойства, все люди изредка говорят во сне. Он уверял себя, что все обстоит благополучно - достаточно
было лишь взглянуть на спящую на полу собаку, чтобы в этом убедиться, - но посреди глупой ночи тяжело
быть оптимистом. Когда до рассвета еще оставалось несколько длинных часов, плохие мысли вернулись и
начали блуждать. Посреди ночи сны превратились в зомби.
Наконец он решил, что ему не хочется пирога с клюквой и апельсинами. Ему захотелось вернуться в
кровать, прижаться к своей теплой спящей жене. Но, прежде чем выйти из спальни, он погладил
шелковистую голову Одри.
- Карауль, девочка, - шепнул он ей.
Одри открыла один глаз, взглянула на него.
Он подумал: «Золотистая ретриверша. - И, естественно, следующая ассоциация. - Золотой бейсбольный
мяч. Плохой мяч».
В ту ночь, вопреки новоявленной женской приватности, Расти оставил их двери открытыми.
12
Когда Большой Джим вернулся домой, Лестер Коггинс сидел у него на крыльце. Коггинс читал Библию
при свете фонарика. Большой Джим не проникся такой ревностностью преподобного, настроение, которое у
него и так был плохим, еще больше ухудшилось.
- Пусть благословит тебя Господь, Джим, - поздоровался Лестер, привставая. Он ухватил и пылко сжал
протянутую ему Большим Джимом руку.
- И тебе благословения, - смело ответил Большой Джим.
Коггинс еще раз крепко сжал его руку напоследок, и, наконец, отпустил.
- Джим, я здесь потому, что получил откровение. Прошлой ночью я просил его, потому что мне было
очень тяжело, а сегодня днем это случилось. Бог вразумил меня и через Писание, и через того мальчика.
- Через сына Динсмора?
Коггинс зычно чмокнул губами свои сложенные ладони и воздел их к небу.
- Именно так. Через Рори Динсмора. Пусть находится он в Божьей благодати во веки веков.
- Именно сейчас он ужинает с Иисусом, - произнес Большой Джим машинально. В свете своего фонаря
он изучал преподобного, и ему не нравилось то, что он видел. Хотя на ночь резко похолодало, кожа Коггинса
блестела от пота. Глаза были вытаращены. Волосы у него скатались в какие-то дикие кудри и свисали. И
вообще он имел вид человека, который сбился с правильного пути и скоро упадет в канаву.
Большой Джим подумал: «Это нехорошо».
- Конечно, - подхватил Коггинс. - Я уверен. Пирует… в объятиях предвечных рук…
У Большого Джима мелькнула мысль, что тяжело делать эти два дела одновременно, но он удержал ее
при себе.
- И более того, Джим, смерть его не была напрасной. Вот, чтобы рассказать тебе это, я и пришел.
- Расскажешь в доме, - сказал Большой Джим, и прежде чем проповедник сказал хоть слово, спросил: Ты видел моего сына?
- Джуниора? Нет.
- Ты долго здесь ждал? - Большой Джим включил в коридоре свет, при этом благословляя генератор.
- Где-то с час. Может, немного меньше. Сидел на ступеньках… читал… молился… размышлял.
Большому Джиму хотелось знать, не видел ли его кто-то, но он удержался от вопроса. Коггинс и так
был сам не свой, а такой вопрос мог еще больше выбить его из колеи.
- Идем ко мне в кабинет, - позвал он и пошел впереди, со склоненной головой, плоскостопо
переваливаясь медленными широкими шагами. Сзади он был похож на одетого в человеческую одежду
медведя, старого, медленного, но все еще опасного.
13
Кроме картины, которая изображала Нагорную проповедь, за которой прятался сейф, на стенах
кабинета Большого Джима висело также множество почетных отличий, которые свидетельствовали о его
служении на благо города. А также обрамленное фото самого Большого Джима, который пожимает руку
Сарре Пейлин, и еще одно, где он ручкается с Дейлом Эрнгардтом[186], когда тот находился в ОксфордПлэйнз на шоу Краш-Эй-Рама[187], собирая средства для какого-то благотворительного детского фонда. Там
висело также фото Большого Джима с Тайгером Вудсом[188], весьма приятным на вид негром.
На столе у него находился только один памятный сувенир - позолоченный бейсбольный мяч на
пластиковой подставке. Под ним (также под прозрачным пластиком) хранился автограф: Джиму Ренни с
признательностью за вашу помощь в проведении в Западном Мэне благотворительного турнира по софтболу
2007 года! А ниже подпись: Билл Спэйсмен Ли[189].
Усевшись за столом в своем кресле с высокой спинкой, Большой Джим взял мячик и начал
перебрасывать его из руки в руку. Его приятно была перебрасывать, особенно, когда ты немного не в себе:
хорошая, тяжеленькая вещь, золотые швы утешительно целуют тебе ладони. Большой Джим иногда
задумывался: а если бы вот иметь такой же мяч, только полностью золотой. Он, наверняка, займется этим
вопросом, когда закончится эта проблема с Куполом.
Коггинс примостился на противоположной стороне стола, на стуле для клиентов. Стулья для
просителей. Именно там его и хотел видеть Большой Джим. Глаза у преподобного бегали туда-сюда, как у
человека, который смотрит на теннисную игру. Или, скажем, на хрустальный шарик гипнотизера.
- Ну, Лестер, рассказывай, что стряслось. Просвети меня. Только давай так, чтобы недолго, хорошо?
Завтра у меня много работы.
- Ты помолишься сначала вместе со мной, Джим?
Большой Джим улыбнулся. Хищно улыбнулся, но не на максимальную мощность. По крайней мере,
пока что.
- Почему бы тебе сначала не рассказать мне все? Прежде чем становиться на колени, я хотел бы знать,
за что мы будем молиться.
Лестер говорил долго, однако Большой Джим не перебивал. Он слушал его с нарастающей тревогой,
которая превращалась в ужас. Густо приправленная библейскими цитатами речь преподобного сбивалась на
бредни, но суть ее была ясной: он решил, что их маленький бизнес прогневал Бога достаточно для того,
чтобы Тот накрыл целый город большой стеклянной чашей. Лестер молился, спрашивая советы, что им
делать, при этом, бичуя себя (слово «бичевание», наверное, сейчас было использовано в переносном смысле всерьез надеялся Большой Джим), и Бог подвел его к одному стиху в Библии, где речь идет о сумасшествии,
ослеплении, побиении… и т.д.… и т.д.
- Господь сказал, что передо мною свой признак публично опри… люднит…
- Причем здесь Опра[190]? - насупил брови Большой Джим.
Не обращая на это внимания, Лестер продолжал дальше, весь вспотевший, словно больной малярией,
не отводя глаз от золотистого мячика. Туда-сюда двигались они…
- Это было похоже на то, как у меня подростком было семяизвержение в кровати.
- Лестер, это наверняка… лишняя информация, - он не прекратил перебрасывать мячик из руки в руку.
- Бог сказал, что оприлюднит передо мною ослепление, но не мое ослепление. И вот, сегодня днем там,
на поле, Он это сделал! Разве нет?
- Ну, я считаю, как одна из интерпретаций…
- Нет! - вскочил с места Коггинс. Держа в одной руке Библию, он начал ходить кругами по ковру.
Второй рукой он теребил себе волосы. - Бог сказал мне, что, когда я увижу этот знак, мне нужно рассказать
моим прихожанам обо всем, чем ты занимаешься…
- Только я? - спросил Большой Джим. Задумчивым тоном. Теперь он перебрасывал мячик из руки в
руку уже быстрее. Чмок. Чмок. Чмок. Туда-сюда, из ладони в ладонь, на вид мясистыми были эти ладони, но
все еще твердыми.
- Нет, - едва ли не со стоном возразил Лестер. Теперь он шагал быстрее, больше не смотря на мяч.
Широко размахивая Библией в свободной от выдергивания из головы волос руке. Иногда он так же вел себя
и на кафедре, когда его особенно несло. В церкви это было вполне нормальным, но здесь выглядело чисто
тебе оголтелость. - И ты, и я, и Роджер Кильян, братья Бови, и… - он понизил голос. - И тот, другой. Мастер.
Думаю, этот человек сумасшедший. Если весной, когда все начиналось, он еще был в сознании, то сейчас
уже полностью сошел с ума.
«Кто бы это говорил», - подумал Большой Джим.
- Все мы связаны, но именно я и ты должны покаяться, Джим. Так поведал мне Господь. Именно это
означало ослепление мальчика; именно ради этого он умер. Мы покаемся и сожжем этот Сарай Сатаны,
который позади церкви. И тогда Бог нас освободит.
- Конечно, Лестер, освободит, и ты пойдешь. Прямехонько в штатную тюрьму Шоушенк.
- Я восприму отмерянное Богом наказание. И с радостью.
- А я? А Энди Сендерс? Братья Бови? А Роджер Кильян? Кажется, у него еще девять детей, которых
надо кормить. А если нам нет от этого никакой радости, Лестер?
- Ничем не могу помочь, - теперь уже Лестер начал лупить себя Библией по плечам. Туда-сюда, сначала
по одному, потом по второму. Большой Джим осознал, что перебрасывает свой золотой мяч из руки в руку
синхронно с ударами проповедника. Хрясь… и чмок. Хрясь… и чмок. Хрясь… и чмок. - Жаль Кильяновых
детей, конечно, однако… «Исход», раздел двадцатый, стих пятый: «Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель,
наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого поколения». Мы должны подчиниться. Мы
должны вырезать этот шанкр, как бы больно не было; исправить все неправильное, что было сделано нами.
Это означает покаяние и очищение. Очищение огнем.
Большой Джим поднял руку, сейчас не занятую мячом.
- Тпру, тпру, тпру-у-у. Подумай, о чем ты говоришь. Этот город полагается на меня - и на тебя, конечно
- в нормальное время. Но в кризис он в нас нуждается! - Он встал, оттолкнув назад кресло. День был таким
длинным и ужасным, он так устал, а тут еще это. Он наполнялся злостью. - То, чем мы занимались, Лесс,
спасло от голода тысячи детей в Африке. Мы даже оплачивали лечение их адских болезней. Также мы
выстроили тебе новую церковь и мощнейшую христианскую радиостанцию на всем северо-востоке.
- И набивали собственные карманы, не забудь и об этом! - вскрикнул Коггинс. И заодно хлопнул себе
прямо по лицу своей Святой Книгой. С одной ноздри у него потекла струйка крови. - Набивали грязными
деньгами от наркотиков! - Он ударил себя вновь. - А радиостанцией Иисуса заправляет сумасшедший,
который варит этот яд, который дети колют себе в вены!
- Думаю, на самом деле большинство из них его просто курят.
- Ты считаешь, что это смешно?
Большой Джим обошел вокруг стола. В висках у него стучало, кирпичным румянцем взялись щеки.
Однако он вновь попробовал говорить мягко, словно с истеричным ребенком:
- Лестер, я нужен нашему городу как руководитель. Если ты раскроешь свою глотку, я не смогу
обеспечить его руководство. И никто тебе и не поверит…
- Все, все поверят! - закричал Коггинс. - Когда увидят дьявольскую лабораторию, которую я позволил
тебе создать позади моей церкви, они поверят все! И, Джим, разве ты не понимаешь, как только грех
оприлюднится… болячка будет вычищена…
Бог уберет Свой барьер! Кризис закончится! Им не нужно будет твое руководство!
Тут уже Джеймс Ренни сорвался.
- Оно им всегда будет нужно! - проревел он и наотмашь махнул рукой с затиснутым в кулаке
бейсбольным мячом.
Лестер как раз разворачивался лицом к Джиму, когда от удара у него треснула кожа на левом виске.
Кровь залила ему левую половину лица. Левый глаз блеснул сквозь кровь. Он пошатнулся вперед с
растопыренными руками. Библия упала на Большого Джима, как какая-то тряпка. Кровь пачкала ковер.
Левое плечо Лестеровского свитера уже промокло ею.
- Нет, не такая воля Госпо…
- Такова моя воля, ты, надоедливая муха. - Большой Джим вновь размахнулся и на этот раз попал
преподобному в лоб, точь-в-точь в центр. Отдачей самому Большому Джиму трухнуло руку вплоть до плеча.
Но Лестер только покачнулся вперед, взмахнув своей Библией. Похоже на то, что он хочет еще что-то
сказать.
Большой Джим опустил руку с мячом вдоль тела. В плече его пульсировала боль. Кровь уже густо
струилась на ковер, а этот сукин сын все еще оставался на ногах; все еще двигался вперед и, стараясь
заговорить, чвиркал мелкими брызгами крови.
Коггинс натолкнулся на передний край стола - кровь залила нетронутый блокнот, - а потом, его
потянуло в сторону. Большой Джим хотел было вновь замахнуться мячом, но не смог.
«Я знал, что мои школьные занятия по толканию ядра мне когда-нибудь аукнутся», - подумал он.
Он перекинул мячик в левую руку и взмахнул ею сбоку и вверх. Она встретилась с челюстью Лестера,
разбив ему нижнюю треть лица, кровь всплеснула вверх в неярком свете подвесного потолка. Несколько ее
капель пристали к матовому стеклу.
- Хго! - всхлипнул Лестер. Он все еще старался обойти стол. Большой Джим ретировался в промежуток
между тумбами.
- Отец?
В двери стоял Джуниор, глаза вытаращенные, рот раскрыт.
- Хго! - всхлипнул Лестер и начал скособочено разворачиваться на звук нового голоса. Протянул
вперед свою Библию. - Хго… Хго… Хго… БхгОГ…
- Не стой столбом, помоги мне! - гаркнул Большой Джим на сына.
Лестер начал, спотыкаясь, двигаться к Джуниору, варварски размахивая Библией. Свитер на нем
промок, брюки приобрели свекольный цвет, лица не видно, все затоплено кровью.
Джуниор бросился ему навстречу. Лестер начал было заваливаться, но Джуниор его подхватил,
поддержал.
- Я понял, преподобный Коггинс, я понял… не волнуйтесь.
Джуниор сцепил руки на липком от крови горле Лестера и начал душить.
14
Через пять бесконечных минут.
Большой Джим сидит в своем рабочем кресле - развалился в своем рабочем кресле - галстук, который
он специально надел на совещание, распущен, рубашка расстегнута. Он массирует себе мясистую левую
грудь. Под ней все еще скачет галопом его сердце, сбиваясь на аритмию, но без признаков того, что
собирается внезапно остановиться.
Джуниор ушел. Ренни сначала подумал, что тот собирается сообщить Рендольфу, что было бы
неправильно, но чувствовал себя очень изможденным, чтобы позвать сына назад. Мальчик вернулся сам,
принес брезент из багажника их трейлера. Он смотрел, как Джуниор рывком разворачивает его на полу обыденно-деловито, словно делал это уже раз сто раньше. «Это все те фильмы категории R[191], которые
они теперь смотрят», - подумал Большой Джим, потирая дряблую плоть, которая когда-то была плотной,
твердой.
- Я… помогу, - прохрипел он, зная, что не сможет.
- Сиди спокойно, отдышись.
Его собственный сын, стоя на коленях, бросил на него темный, недосягаемый для его понимания
взгляд. В нем, наверно, могла быть любовь - Большой Джим очень надеялся, что так и есть, - но и кое-что
другое тоже.
Понял? В том взгляде также проблеснуло это «я понял»?
Джуниор заворачивал Лестера в брезент. Брезент потрескивал. Джуниор осмотрел тело, еще подкатил
его, потом накрыл краем брезента. Большой Джим купил этот брезент в Бэрпи. На распродаже. Он вспомнил,
как Тоби Меннинг еще говорил: «Вы сделали офигительно выгодную покупку, мистер Ренни».
- Библия, - произнес Большой Джим. Голос звучал еще хрипло, но чувствовал себя он уже немного
лучше. Сердцебиение замедлилось, слава Богу. Кто мог знать, что после пятидесяти, все горы такие крутые.
Он подумал: «Надо начать делать упражнения. Вернуть себе форму. Бог дает человеку только одно тело».
- Точно, хорошо, что напомнил, - пробурчал Джуниор. Он схватил святую Библию, засунул ее
Коггинсу между бедер и вновь начал заворачивать тело.
- Он ворвался сюда, сынок. Сошел с ума.
- Конечно, - Джуниор не выявил любопытства. Заворачивать тело ему было явно интереснее.
- Вышло так, что или он, или я. Тебе надо… - вновь что-то переполошилось у него в сердце. Джим
схватил ртом воздух, закашлял, стукнул себе в грудь. Сердце вновь успокоилось. - Тебе надо отвезти его к
Святому Спасителю. Когда его найдут, там есть парень… возможно… - он имел в виду Мастера, хотя,
возможно, это глупая мысль, привлекать Мастера к выполнению грязного дела. Мастер Буши знал толк в
главном деле. Конечно, он будет сопротивляться во время ареста. В таком случае его могут и не взять
живым.
- Я знаю лучшее место, - ответил Джуниор безоблачным голосом. - А если ты говоришь о том, чтобы
повесить его на кого-то другого, у меня есть лучший кандидат.
- Кто?
- Ёбаный Дейл Барбара.
- Ты знаешь, я не одобряю таких выражений…
- Ёбаный… Дейл… Барбара.
- Каким образом?
- Пока что не знаю. Но ты лучше помой этот чертов мяч, если не желаешь с ним расставаться. И день
куда-нибудь свой блокнот.
Большой Джим встал в полный рост. Он чувствовал себя теперь получше.
- Ты хороший сын, Джуниор, помогаешь своему старому отцу.
- Как скажешь, - ответил Джуниор. Теперь на ковре лежала большая зеленая сосиска. С одной ее
стороны торчали ступни. Джуниор старался накрыть их брезентом, но тот не держался. - Надо было заклеить
липкой лентой.
- Если ты не доставишь его в церковь, то куда же…
- Не беспокойся, - откликнулся Джуниор. - Есть безопасное место. Преподобный полежит там, пока мы
не придумаем, как заманить в ловушку Барбару.
- Надо еще посмотреть, что случится завтра, прежде чем что-то делать.
Джуниор посмотрел на него с холодным пренебрежением, которого никогда раньше Большой Джим за
ним не замечал. До него дошло, что теперь его сын имеет над ним большую власть. Но он же его родной
сын…
- Мы должны закопать твой ковер. Слава Богу, у тебя здесь хоть не покрытие от стены до стены. И
большинство грязи осталось на верхней стороне.
Он поднял зеленую сосиску и понес ее в коридор. Через несколько минут Ренни услышал, как завелся
мотор.
Большой Джим рассмотрел золотой мяч. «Мне нужно от него избавиться», - подумал он, однако понял,
что не сможет этого сделать. Этот мяч фактически был фамильной ценностью.
Да и, в общем-то, зачем? Какая беда, если он будет чистый?
Когда через час домой вернулся Джуниор, золотой мяч вновь сиял в своей пластиковой колыбели.
РАКЕТНЫЙ УДАР НЕМИНУЕМ
1
ВНИМАНИЕ! ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ ЧЕСТЕР МИЛЛА! ЭТА МЕСТНОСТЬ ПОДЛЕЖИТ
ЭВАКУАЦИИ! ЕСЛИ ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ, ИДИТЕ НА ЗВУК МОЕГО ГОЛОСА! ЭТА МЕСТНОСТЬ
ПОДЛЕЖИТ ЭВАКУАЦИИ!
Терстон Маршалл и Каролин Стерджес сели в кровати, слушая тот голос, вытаращив друг на друга
глаза. Они работали преподавателями Эмерсон-Колледжа в Бостоне, Терстон - полный профессор
английской литературы (и приглашенный редактор очередного выпуска «Лемехов»[192]), Каролин аспирантка и ассистентка на том же факультете. Любовниками они были последние полгода, и цветы их
любви уже потеряли свежесть. Находились они в домике Терстона на Честерском озере, которое пролегало
между Малой Сукой и рекой Престил. Приехали на длинный уик-энд ради «наслаждения листопадом», но
растительность, которой они наслаждались с прошлой пятницы, большей частью принадлежала к лобковой.
В домике не было телевизора; Терстон Маршалл ненавидел телевидения. Радио было, но они его не
включали. Это случилось в восемь тридцать утра, в понедельник, двадцать третьего октября. Оба не имели
понятия, что рядом происходит что-то, пока их не вырвал испуганными из сна этот трубный глас.
ВНИМАНИЕ! ГОВОРИТ ПОЛИЦИЯ ЧЕСТЕР МИЛЛА! ЭТА МЕСТНОСТЬ… Он приближается. Уже
совсем близко.
- Терстон! Трава! Куда ты положил траву?
- Не волнуйся, - произнес он, но дрожь в его голосе наводило на мысль, что сам он воспользоваться
собственным советом не способен. Высокий, стройный мужчина с густыми седеющими волосами, которые
он собирал на затылке в хвостик. Сейчас его волосы висели свободно, почти достигая плеч. Ему было
шестьдесят; Каролин двадцать три. - Все лесные домики здесь пусты в эту пору года, они просто ездят тудасюда по дороге, по Малой Сук…
Она ухватила его за плечо - блядство.
- Наша машина! Они увидят машину возле дома.
Гримаса типа «ух, бля» промелькнула у него на лице.
…ПОДЛЕЖИТ ЭВАКУАЦИИ! ЕСЛИ ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ, ИДИТЕ НА ЗВУК МОЕГО ГОЛОСА!
ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ! Уже совсем близко. Терстон теперь слышал также голоса других
людей, усиленные громкоговорителями, голоса копов с громкоговорителями - но этот звучал уже едва ли не
рядом. МЕСТНОСТЬ ПОДЛЕЖИТ ЭВАКУ… тишина на мгновение, а потом: ЭЙ, В ДОМЕ! ВЫХОДИТЕ
СЮДА! НЕ МЕДЛИТЕ!
Какой кошмар.
- Куда ты девал траву? - тряхнула она его вновь.
Трава осталась в другой комнате. В пластиковом пакете, который, теперь уже полупустой, стоял рядом
с тарелкой, на которой со вчерашнего вечера лежал недоеденный сыр и крекеры. Если кто-то зайдет, это
будет первым, что он, черт побери, увидит.
ЭТО ПОЛИЦИЯ! МЫ ЗДЕСЬ НЕ ДУРАКА ВАЛЯЕМ! ЭТА МЕСТНОСТЬ ПОДЛЕЖИТ
ЭВАКУАЦИИ! ЕСЛИ КТО-ТО ЕСТЬ ВНУТРИ, выходите, пока мы вас не вытащили оттуда!
«Свиньи, - подумал он. - Местные свиньи со свиными мозгами».
Терстон выскочил из кровати и бросился через комнату, с растрепанными волосами, виляя худыми
ягодицами.
Этот домик после Второй мировой построил его дед, здесь было лишь две комнаты: большая спальня с
видом на озеро и гостиная / кухня. Электричество подавал старый генератор «Генске», отключенный
Терстоном, прежде чем лечь в кровать; его разболтанное дребезжание отнюдь не добавляло романтики. С
прошлого вечера в камине - необходимости жечь его не было, однако это же так романтически - еще тлели
угольки.
«А может, я ошибаюсь, может, я положил траву себе в кейс».
К сожалению, нет. Пакет лежал именно там, рядом с объедками сыра бри, которым они лакомились,
прежде чем перейти на траходром.
Он бросился к столу, и в то же мгновение послышался стук в двери. Нет, не стук, а натуральное
буханье.
- Минуточку! - с истерическим смешком сказал Терстон. В дверях спальни, закутанная в простыню,
появилась Каролин, но он ее едва заметил. В голове у Терстона - все еще под влиянием паранойи,
спровоцированной вчерашними излишествами - мерцали беспорядочные мысли: отмена бессрочного
контракта в колледже, полиция нравов из «1984»[193], отмена бессрочного контракта, пренебрежительная
реакция его троих детей (от двух бывших жен) и, конечно, отмена бессрочного контракта в колледже. - Одну
минуточку, секунду, сейчас оденусь…
Но двери резко отворились, и - нарушая около девяти конституционных прав - в дом ввалилось двое
молодых людей. Один из них держал в руке мегафон. Одеты они были в джинсы и синие рубашки. Джинсы
вроде бы дарили надежду, однако на рукавах рубашек были нашивки, а на груди значки.
«Не надо нам никаких сраных значков»,[194] - тупо подумал Терстон.
Каролин заверещала:
- Убирайтесь прочь!
- Зацени, Джунс, - хмыкнул Фрэнки Делессепс. - Прямо тебе «Когда Хер встретил Сальце»[195].
Терстон схватил пакет, спрятал его себе за спину и бросил в раковину.
Джуниор засмотрелся на его демаскированное этим движением хозяйство.
- Это самая длинная, и самая плохая биология изо всех, которые я только видел, - произнес он. Вид он
имел усталый – и это справедливо, спал он всего два часа, - но чувствовал себя фантастически, абсолютно
свежим, как огурец. И в голове ни следа боли.
Ему нравилась эта работа.
- Прочь ОТСЮДА! - закричала Каролин.
Фрэнки произнес:
- Лучше тебе заткнуть глотку, рыбонька, и одеться. Все, кто находится в этом уголке города, подлежат
эвакуации.
- Это наш дом! ПРОЧЬ ОТСЮДА НА ХУЙ!
У Фрэнки на лице цвела улыбка. Теперь она убралась прочь. Он двинулся мимо худого голого
мужчины, который стоял возле умывальника (дрожал возле умывальника, точнее будет сказать) и ухватил
Каролин за плечи. Резко ее встряхнул.
- Не огрызайся со мной, рыбонька. Я хочу, чтобы не поджарились ваши сраки. Твоя и твоего бойфре…
- Убери свои руки от меня! Ты за это в тюрьму сядешь! Мой отец адвокат!
Она замахнулась, чтобы дать ему пощечину. Фрэнки - отнюдь не тормоз, никогда им не был перехватил ее руку и загнул ей за спину. Не очень резко, но Каролин заверещала. Простыня упала на пол.
- Ого! Серьезный станок, - похвалил Джуниор оцепенелого Терстона Маршалла. - И как ты только с
ним управляешься, старикан?
- Одевайтесь, оба, - повторил Фрэнки. - Не знаю, очень ли вы тупые, но, если и сейчас сидите здесь,
думаю, вы натуральные психи. Вы что, не знаете… - Он остановился, перевел взгляд с лица женщины на
мужчину. Оба одинаково испуганные. Одинаково сбитые с толку.
- Джуниор, - позвал он.
- Что?
- Сисястая мисс и ее старый заморыш не знают, что у нас происходит.
- Не смей называть меня своими сексистскими…
Джуниор поднял руки.
- Мэм, оденьтесь. Вы должны отсюда убраться. Военно-воздушные силы США начнут обстреливать
крылатыми ракетами эту часть города, - он взглянул себе на часы, - меньше чем через пять часов.
- ВЫ ЧТО, СУМАСШЕДШИЙ? - завопила Каролин.
Джуниор вздохнул, и уже тогда продолжил. Ему показалось, теперь он лучше понял суть полицейской
службы. Это прекрасная работа, но люди часто бывают такими безмозглыми.
- Если ракета отскочит, вы услышите всего лишь взрыв. Возможно, обосретесь в штаны - если они на
вас будут, но не более того. А вот если она пробьет барьер, сгорите на хер, потому что ракета большая, а ваш
дом всего лишь в каких-то двух милях от того, что они называют контактной точкой.
- Отскочит от чего, ты, кретин? – требовал ответа Терстон. Поскольку трава оказалась в раковине, он
теперь мог прикрывать одной рукой свое хозяйство, и худо-бедно старался это делать; любовный инструмент
у него действительно был удивительно длинным и худым.
- От Купола, - ответил Фрэнки. - Но мне не нравится твой черный рот.
Он сделал длинный шаг и въехал гостевому редактору «Лемехов» в живот. Терстон хрипло крякнул и
преломился пополам, пошатнулся, казалось, что удержится на ногах, но нет, упал на колени и вырыгал где-то
с чашку белой редкой кашки, которая все еще пахла бри.
Каролин показала свое распухшее запястье.
- Вы за это сядете в тюрьму, - пообещала она Джуниору тихим, дрожащим голосом. - Буша и Чейни
уже давно нет. У нас больше не Соединенные Штаты Северной Кореи.
- Знаю, - ответил Джуниор с удивительным терпением как для того, кто думал, что без проблем
способен еще кого-нибудь задушить; в его голове завелся небольшой темный ядозуб[196], который думал,
что задушить кого-нибудь - неплохой способ хорошо начать новый день.
Но нет. Нет. Он должен сыграть свою роль в завершении эвакуации. Он принес Торжественную
Присягу, или как там ее назвать.
- Я знаю, - повторил Джуниор. - Но что не знаете вы, парочка массачусетских дуралеев, это то, что у
нас здесь больше не Соединенные Штаты Америки. Теперь вы находитесь на территории Честерского
Королевства. И если не будете вести себя подобающим образом, попадете в Честерскую Темницу. Я вам это
обещаю. Никаких телефонных звонков, никаких адвокатов, никаких процессуальных правил. Мы здесь
стараемся спасти вам жизни. Неужели вы такие тупые уебки, что неспособны этого понять?
Она ошеломленно смотрела на Джуниора. Терстон попробовал встать, однако не смог и пополз к ней
прямо на карачках. Фрэнки помог ему толчком ботинка в жопу. Шокированный Терстон вскрикнул от боли.
- Это тебе, дедушка, за то, что задерживаешь нас здесь, - объяснил Фрэнки. - А у нас еще много работы.
Джуниор посмотрел на молодую женщину. Хороший рот. Губы - как у Анджелины. Он был уверен,
что, как это в шутке говорится, она способна отсосать весь хром с тягового штыря любого трейлера.
- Если он не способен сам одеться, помоги ему. Нам надо проверить еще четыре дома, и когда мы
вернемся сюда, вы должны уже сидеть в своем «Вольво» и ехать в направлении города.
- Я ничегошеньки из этого не понимаю, - пожаловалась Каролин.
- Оно и не удивительно, - ответил Фрэнки, доставая из мойки пакет с травой. - А то ты не знала, что от
этой штуки дуреют?
Она начала плакать.
- Не волнуйся, - утешил ее Фрэнки. - Я это конфискую, и за пару дней, конечно, ты полностью
вернешься к своему здравому смыслу.
- Вы не зачитали нам наши права, - всхлипнула она.
Джуниор застыл, пораженный. И тут же расхохотался.
- Вы имеете право уебывать отсюда, и заткнуться на хер, о'кей? В данной ситуации это единственные
права, которые вы имеете. Вам ясно?
Френки изучал конфискованную траву.
- Джуниор, - позвал он. - Здесь почти нет семян. Это же супер.
Терстон уже добрался до Каролин. Он встал в полный рост, при этом довольно громко пернув, и
Фрэнки с Джуниором переглянулись. Они старались удержаться - все-таки офицеры сил правопорядка,
наконец - но не смогли. И одновременно взорвались хохотом.
- Снова на сцене Чарли со своим тромбоном, - зашелся смехом Фрэнки, и они дали друг другу «высокое
пять».
Терстон с Каролин стояли в дверях спальни, пряча общую наготу в объятиях, смотря на хохочущих
уродов. Вдалеке, словно голоса из какого-то кошмара, мегафоны продолжали объявлять об эвакуации этой
территории. Большинство этих голосов уже отдалились в сторону Малой Суки.
- Когда я вновь сюда вернусь, чтобы вашей машины здесь и духа не было, - напомнил Джуниор. Иначе я вам серьезно дам просраться.
И они ушли. Каролин оделась, потом помогла Терстону - у него очень сильно болел живот, чтобы
наклониться и самому обуть ботинки. На тот момент, когда были готовы, они плакали уже оба. Уже в
машине, проезжая просекой, которая выводила на Малую Суку, Каролин попробовала набрать по
мобильному номер своего отца. Ничего, кроме тишины, она не услышала.
На выезде с Малой Суки на шоссе № 119 поперек дороги стоял автомобиль городской полиции.
Приземистая женщина - полицейская с рыжими волосами махнула им, показывая, чтобы объезжали по
грунтовой обочине. Вместо этого Каролин остановилась и вылезла из машины. Показала свое распухшее
запястье.
- На нас напали! Двое молодчиков, которые назвались полицейскими! Одного зовут Джуниор, а
второго Фрэнки! Они…
- Чеши быстрей отсюда, а то я сама тебе сейчас сраку надеру, пригрозила Джорджия Руа. - Я не шучу,
сладенькая.
Каролин ошеломленно вперилась в нее. Весь мир сошел с ума, переместившись в какую-то из серий
«Сумеречной зоны» [197], пока она спала. Только так, никакое другое объяснение не имело ни малейшего
смысла. В любой миг они могут теперь услышать закадровый голос Рода Серлинга.
Она вновь села в свой «Вольво», (наклейка на бампере выцвела, однако еще распознаваемые буквы на
ней читались: ОБАМА'12! ДА, МЫ ВСЕ ЕЩЕ МОЖЕМ) и объехала полицейский автомобиль. Внутри него
сидел, просматривая какой-либо положенный на панель список, другой, старший коп. Она подумала, не
обратиться ли к нему, но выбросила эту идею из головы.
- Включи радио, - попросила она. - Давай-ка поищем, может, узнаем, что здесь на самом деле
происходит.
Терстон включил приемник, но нашел только Элвиса Пресли с «Джорданерами»[198], которые тянули
«Могущественная твердыня наш Господь».
Каролин щелкнула выключателем, едва не произнеся: «Полный комплект к этому кошмару», но
передумала. У нее осталось единственное желание - как можно скорее убраться из этого Страхогорода[199].
2
На карте дорога вдоль дачных домиков около озера Честер имела вид тонкой, загнутой, почти
незаметной линии. Выйдя из домика Маршалла, Джуниор и Фрэнки немного посидели в машине Фрэнки,
рассматривая карту.
- Никого здесь больше нет, - произнес Фрэнки, - Что им здесь делать в эту пору года? Как думаешь?
Пошлем все на хер и айда в город? - он показал большим пальцем на домик. - Эти сами выедут, а если и нет,
то насрать.
Джуниор на минутку задумался, и покачал головой. Они принесли Торжественную Присягу. Кроме
того, он не очень стремился к скорому свиданию с отцом, который начнет его засыпать вопросами, куда он
девал тело преподобного. Коггинс присоединился к его подружкам в кладовке Маккейнов, но отцу об этом
совсем не нужно было знать. По крайней мере, пока этот великий человек не придумает способ, каким
образом пришить к этому делу Барбару. А у Джуниора не было сомнений, что его отец этот способ
обязательно найдет. Если существовало искусство, в котором Большой Джим был мастером, то это было
умение загонять людей в глухой угол.
«Теперь уже даже неважно, если он узнает, что я бросил колледж, - подумал Джуниор. - Потому что я
знаю о нем кое-что похуже. Намного хуже».
Изгнание из колледжа теперь казалось ему чем-то незначительным; это были мелочи по сравнению с
тем, что сейчас творилось в Милле. Но он все равно должен быть осторожным. От отца можно ожидать, что
он и собственного сына попробует загнать в угол, если этого будет требовать ситуация.
- Джуниор? Прием!
- Я здесь, - откликнулся тот немного раздраженно.
- Назад в город?
- Давай проверим другие домики. Здесь только четверть мили, а если вернемся в город, Рендольф
найдет нам какую-нибудь другую работу.
- А как ты, насчет чего-нибудь поесть?
- Где, в «Розе-Шиповнике»? Желаешь вместе с яичницей отведать крысиного яда от любезного Дейла
Барбары?
- Он не отважится.
- Ты так в этом уверен?
- О'кей, о'кей, - Фрэнки завел двигатель и сдал назад по короткой подъездной аллее. Яркая листва на
деревьях висела неподвижно, в воздухе ощущалась духота. Выглядело похожим больше на июль, чем на
октябрь. - Но этим массачусетским дуралеям лучше убраться отсюда до того, как мы вернемся, потому что
иначе я познакомлю сисястую миссис с моим шлемоносным мстителем.
- Буду рад ее для тебя подержать, - сказал Джуниор. - Эй-эй-эй-эй-эй, сучья мама.
3
В первых трех домиках явно никого не было, они даже не собирались выходить из машины. Дальше
дорога превращалась просто в пару колей, между которыми поднимался поросший травой холм. По обеим
сторонам этого проселка густо росли деревья, их нижние ветви уже царапали им крышу.
- Кажется, последний будет прямо вот за этим вот поворотом, - сказал Фрэнки. - Дорога заканчивается
перед этим сраным прича…
- Глянь-ка! - крикнул Джуниор.
Из-за крутого поворота они выехали прямо на двоих детей, которые стояли посреди дороги - мальчик и
девочка. Они не сделали ни одного движения, чтобы отскочить. Лица у них были заторможенные, пустые.
Если бы Фрэнки не боялся поцарапать выхлопную трубу «Тойоты» о центральный бугорок колеи, если бы он
ехал хоть немного быстрее, он бы их точно сбил. А так он вдавил педаль тормоза, и машина остановилась в
двух футах от них.
- Ох, Боже мой, как близко, - выдохнул он. - Я думал, у меня уже инфаркт приключился.
- Если не приключился у моего отца, то у тебя и подавно не мог, - сказал Джуниор.
- Чего?
- Да это я так, - уклонился Джуниор. Дети там и продолжали стоять. Девочка была старше и выше. Ей
было, где-то, лет девять. Мальчик выглядел на пять. Лица у них были бледными и чумазыми. Она держала
младшенького за руку. Она смотрела вверх на Джуниора, но мальчик смотрел прямо перед собой, словно
нашел что-то интересное для рассматривания в том месте, где была левая фара «Тойоты».
Джуниор заметил испуг у нее на лице и припал перед ней на колено.
- Дорогуша, с тобой все хорошо?
Однако ответил ему мальчик. Заговорил, не отводя глаз от фары.
- Я хочу к маме. И хочу кушать.
Теперь к Джуниору присоединился и Фрэнки.
- А они настоящие? - произнес он вроде бы ради шутки, но вместе с тем и не совсем. Он дотронулся до
руки девочки.
Она вздрогнула и посмотрела на него.
- Мама не вернулась, - произнесла она тихо.
- Как тебя зовут, дорогуша? - спросил Джуниор. - И кто твоя мамочка?
- Я Алиса Рейчел Эпплтон, - ответила она. - А он Эйден Патрик Эпплтон. Наша мама Вера Эпплтон.
Наш отец Эдвард Эпплтон, но они с мамой развелись в прошлом году, и теперь он живет в Плейно[200], в
Техасе. Мы живем в Вестоне, в Массачусетсе, на Дубовой аллее номер шестьдесят. Наш номер телефона… Она назвала цифры с безэмоциональной четкостью автоответчика справочной службы.
- Вот черт, новые массачусетские дуралеи. Но кто же еще станет жечь дорогой бензин ради того, чтобы
увидеть какие-то сраные деревья с их сраным листопадом.
Теперь и Фрэнки уже стоял на коленях.
- Алиса, - позвал он. - Послушай-ка меня, дорогуша. Где сейчас твоя мама?
- Не знаю, - слезы, огромные прозрачные капли, покатились по ее щекам. - Мы приехали посмотреть на
листву. Еще мы хотели поплавать на каяке. Нам нравится на каяке, правда, Эйди?
- Я хочу кушать, - проговорил Эйден скорбно и тоже начал плакать.
От этого их плача Джуниор почувствовал, что и сам вот-вот заплачет. И напомнил себе, что он все-таки
коп. Копы не плачут, во всяком случае, не на службе. Он вновь спросил девочку, где ее мать, но вновь
ответил мальчик.
- Она поехала за квасолькой.
- Он так называет пирожное вупи[201], - сказала Алиса. - Но она поехала и за другой едой. Потому что
мистер Кильян не заботился о нашем домике надлежащим образом. Мама сказала, что я смогу присмотреть
за Эйденом, потому что я уже большая девочка, а она скоро вернется, только съездит к Йодеру. Сказала
только, чтобы я не позволяла Эйди близко подходить к озеру.
Джуниору все стало ясно. Очевидно, женщина надеялась, что в доме будет запас пищи - по крайней
мере, самое необходимое, но если бы она лучше знала Роджера Кильяна, едва ли положилась бы на него.
Этот парняга был лентяюгой экстракласса и наградил своим менее чем выдающимся интеллектом все
собственное потомство. Йодеру принадлежала небольшая лавка сразу за границей с Таркер Миллом, где в
основном, продавались пиво, кофейный бренди и консервированные спагетти. Туда езды каких-то двадцать
минут, плюс двадцать назад. Вот только назад она не вернулась, и Джуниор догадывался почему.
- Она уехала утром в субботу? - спросил он. – Не правда ли?
- Я хочу к маме! - заплакал Эйден. - И я хочу кушать! У меня болит животик!
- Да, - ответила девочка. - Утром в субботу. Мы смотрели мультики, только теперь мы ничего не можем
смотреть, потому что поломалось электричество.
Джуниор и Фрэнки переглянулись. Две ночи одни во тьме. Девочке лет девять, мальчику где-то пять.
Джуниору не нравилось это даже себе представлять.
- А у вас было хоть что-нибудь покушать? - спросил Фрэнки у Алисы Эпплтон. - Дорогуша? Хоть чтонибудь?
- В холодильнике лежалая луковица, - прошептала она. - Мы ее съели по половине. С сахаром.
- Вот сука, - выругался Фрэнки, и тогда: - Я этого не говорил. Ты не слышала этого от меня. Одну
секундочку.
Он вернулся в машину, открыл пассажирскую дверцу и начал рыться в бардачке.
- А куда вы шли, Алиса? - спросил Джуниор.
- В город. Искать маму и что-нибудь поесть. Мы хотели пройти мимо следующей усадьбы и срезать
путь через лес. - Она махнула рукой приблизительно в северном направлении. - Я думала, что так будет
быстрее.
Джуниор улыбнулся, но внутри у него похолодело. Она махнула не в сторону Честер Милла, а в
сторону ТР-90. Туда, где не было ничего, а лишь долгие мили лесных зарослей вперемешку с болотными
ямами. Там Алиса с Эйденом почти наверняка умерли бы с голоду. Сказка о Гензеле и Гретель, минус
хэппи-энд.
«А мы уже едва не решили вернуться назад. Господи».
Вернулся Фрэнки. С батончиком «Милки Вэй». На вид тот был старым и помятым, но все еще в
обертке. То, какими глазами эти дети смотрели на него, напомнило Джуниору тех детей, которых иногда
показывают в теленовостях. На американских лицах такое выражение было неестественным, ужасным.
- Это все, что я нашел, - сказал Фрэнки, сдирая обертку. - В городе мы найдем вам что-то получше.
Он разломил батончик пополам и дал половинки детям. Батончик исчез за пять секунд. Проглотив свою
порцию, мальчик по косточки засунул себе в рот пальцы. Щеки его ритмично западали и надувались, пока он
их обсасывал.
«Словно пес, который слизывает с кости жир», - подумал Джуниор.
Он обернулся к Фрэнки.
- Зачем ждать, пока мы доедем до города. Мы остановимся возле того дома, где были старик со своей
кралей. И дети могут есть все, что там у них найдется.
Фрэнки кивнул и подхватил на руки мальчика. Джуниор поднял девочку. Он чувствовал запах ее пота,
ее страха. Он гладил ее по голове, словно этими движениями мог прогнать прочь этот маслянистый смрад.
- С тобой будет все хорошо, дорогуша. - Сказал он. - С тобой и с твоим братом. С вами будет все в
порядке. Вы в безопасности.
- Вы обещаете?
- Да.
Она крепче обняла его за шею. Это было лучшее ощущение из тех, которые Джуниор имел за всю свою
жизнь.
4
Западная часть Честер Милла была наименее заселенной территорией города, и, ее очистили почти
полностью, когда до девяти утра оставалось еще четверть часа. Единственным полицейским экипажем,
который еще находился на Малой Суке, была машина № 2, за рулем ее сидела Джеки Веттингтон, а
штурманское место занимала Линда Эверетт. Шеф Перкинс, провинциальный коп старой школы, больше не
руководил, и женщины по-своему наслаждались этим непривычным состоянием. Мужчины, особенно
мужчины - копы с их бесконечными подначками и ржанием, уже успели осточертеть.
- Возвращаемся, что ли? - спросила Джеки. - «Шиповник» закрыт, но, может, у нас получится
выпросить по чашечке кофе.
Линда не ответила. Она думала о том месте, где Купол перерезал Малую Суку. После поездки туда, ей
было тревожно, и не только потому, что дежурные там также продолжали стоять к ним спинами и даже не
пошевелились, когда она поприветствовала их с добрым утром через установленный на крыше машины
мегафон. Тревожно она чувствовала себя из-за того, что на Куполе там красной краской было теперь
нарисовано огромное X, оно висело просто в воздухе, словно какая-то фантастическая голограмма. Это была
метка запланированной контактной точки. Казалось невозможным, чтобы выпущенная отсюда за двести или
триста миль ракета могла попасть в такое крохотное пятнышко, хотя Расти уверял ее, что это реально.
- Лин?
Она вернулась в «здесь и сейчас»:
- Конечно, едем назад, если ты не против.
Затрещало радио: «Экипаж два, экипаж два, вы слышите, прием?»
Микрофон со штатива взяла Линда.
- База, это экипаж два. Стэйси, мы вас слышим, хотя слышимость здесь не очень, прием?
- Все это говорят, - ответила Стэйси Моггин. - Сигнал возле Купола очень плох, но ближе к городу
связь становится лучше. А вы еще на Малой Суке, да?
- Да, - ответила Линда. - Только что проверили Кильянов и Буши. Обе семьи выбрались. Если ракета
пробьет барьер, Роджер Кильян будет иметь груду жареных кур.
- Устроим пикник. С тобой хочет поговорить Пит. То есть шеф Рендольф. Прием.
Джеки съехала на обочину и остановила авто. В эфире некоторое время слышалось только
потрескивание, потом появился Рендольф. Он не обременил себя тем, чтобы поздороваться, впрочем, как
всегда.
- Экипаж два, вы проверили церковь?
- Святого Спасителя? - переспросила Линда.
- Это единственная, которая мне там известна, офицер Эверетт. Разве что индуистская мечеть выросла
там за ночь.
Линда имела сомнения относительно того, что индусы молятся в мечетях, но решила, что сейчас
исправлять начальника нет времени. Голос Рендольфа звучал утомленно, раздраженно.
- Церковь Спасителя не входит в наш сектор, - доложила Линда. - Она в секторе какой-то пары новых
копов. Кажется, Тибодо и Ширлза. Прием.
- Проверьте ее еще раз вы, - приказал Рендольф еще более раздраженным голосом. - Никто нигде не
видел Коггинса, а несколько его прихожан желают заняться с ним псалмопеттингом, или как там у них это
называется.
Джеки приставила палец себе к виску, скорчив гримасу, словно стреляется. Линда, которой хотелось
быстрее вернуться в город и посетить своих детей у Марты Эдмандс, кивнула.
- Слушаюсь, шеф, - ответила Линда. - Сделаем. Прием.
- Проверьте также пасторскую усадьбу, - дальше пауза. - И еще радиостанцию. Эта чертова станция
базарит без умолку, значит там должен кто-то сидеть.
- Сделаем, - она уже чуть ли не произнесла конец связи, но тут ее посетила другая мысль. - Шеф, не
передавали ли чего-нибудь новенького по телевизору? Президент ничего не объявлял? Прием.
- У меня нет времени прислушаться к каждому слову, которое этот молодчик выпускает из своего
глуповатого рта. Двигайте, найдите падре и скажите ему, чтобы спасал оттуда свою сраку. И собственные
сраки возвращайте в город также. Конец.
Линда возвратила микрофон на штатив и посмотрела на Джеки.
- Возвращать наши сраки в город? - повторила Джеки. - Наши сраки?
- Сам он срака, - сказала Линда.
Ей хотелось проговорить это весело, но замечание повисло в тишине. Какую-то минуту они просто
молча сидели в машине, только двигатель гудел на холостом ходу. А потом Джеки произнесла голосом
тихим, едва слышным:
- Как же это гадко.
- Рендольф вместо Перкинса, имеешь ввиду?
- И он, и эти новые копы, - последнее слово она взяла в воздухе в кавычки пальцами. - Эти пацаны. А
знаешь что? Когда я отмечалась в участке, Генри Моррисон сказал мне, что Рендольф принял еще двух
сегодня утром. Они пришли прямо с улицы вместе с Картером Тибодо, и Пит просто их записал, не задавая
никаких вопросов.
Линда знала, какого сорта приятели ошиваются рядом с Картером, и в «Диппере», и в «Топливе &
Бакалее», и в том гараже, где они по обыкновению занимаются тюнингом своих приобретенных в кредит
мотоциклов.
- Еще двух? Зачем?
- Пит сказал Генри, что они могут понадобиться, если ракета не пробьет Купол. «Чтобы удержать
ситуацию под контролем», - так он сказал. И знаешь, кто вложил эту идею ему в голову?
Линда, конечно же, знала.
- По крайней мере, они не имеют оружия.
- Кое-кто имеет. Не полицейское, собственное. Завтра - конечно, если все не закончится уже сегодня они его будут иметь уже все. И с сегодняшнего утра Пит позволил им ездить по двое, вместо того, чтобы
каждого выделять пару с кем-то из настоящих копов. Это такой срок стажировки? Двадцать четыре часа, а по
факту и меньше. Ты понимаешь, что теперь этих пацанов больше, чем нас?
Линда молча себе это представила.
- Гитлерюгенд, - произнесла Джеки. - Вот что приходит мне на ум. Может, это и слишком, но я молю
Бога, чтобы все это сегодня уже прекратилось, и мои опасения оказались напрасными.
- Я не совсем могу себе представить Питера Рендольфа в роле Гитлера.
- Я тоже. Мне он кажется больше похожим на Германа Геринга. Это я имею в виду Ренни, когда
говорю о Гитлере. - Она нажала на газ, сделала трехходовой разворот и направила машину в сторону Церкви
Святого Христа-Спасителя.
5
Церковь стояла незапертая и пустая, генератор отключен. В пасторате было тихо, но «Шевроле»
преподобного Коггинса стоял в его маленьком гараже. Заглянув туда, Линда заметила на бампере две
наклейки. На той, что справа, была надпись: ЕСЛИ ВОЗНЕСЕНИЕ СЕГОДНЯ, КОЕ-КТО ДРУГОЙ
ПЕРЕХВАТИТ МОЙ РУЛЬ! Та, что слева, гласила: МОЯ ВТОРАЯ МАШИНА ИМЕЕТ 10 СКОРОСТЕЙ.
Линда обратила внимание Джеки на вторую надпись.
- У него есть велосипед, я его видела вверху. Но в гараже его не видно, и он, возможно, на нем поехал в
город. Экономит бензин.
- Возможно, - согласилась Джеки. - Хотя нам следует проверить в доме, он случайно не поскользнулся
в душе, не свернул там себе шею.
- Это означает, что, возможно, нам придется увидеть его голого?
- Никто не говорил, что полицейская работа должна быть сама красота, - ответила Джеки. - Идем.
Дом был заперт, но в городе, где большинство населения представляют сезонные жители, полиция
прекрасно знает, как попасть в дом. Они поискали запасной ключ в обычных местах. Нашла его Джеки. Он
висел на крючке с внутренней стороны кухонного окна. Им открывались задние двери.
- Преподобный Коггинс? - перед тем как войти в открытые двери, позвала Линда. - Преподобный
Коггинс, здесь полиция, вы дома?
Никакого ответа. Они вошли. Нижний этаж сиял чистотой и порядком, но Линда ощущала какой-то
дискомфорт здесь. Это просто оттого, что она находится в чужом доме, уверила себя Линда. В доме
религиозного человека, и к тому же без его разрешения. Джеки поднялась на второй этаж.
- Преподобный Коггинс? Полиция. Если вы здесь, отзовитесь, пожалуйста.
Линда стояла около подножия ступенек, смотря вверх. В доме чувствовалось что-то нехорошее. Вдруг
она подумала о Дженнилл, вспомнила, как ее трясло и корчило. Тогда тоже было нехорошо. Причудливая
уверенность проскользнула ей в мозг: если бы прямо здесь сейчас оказалась Дженнилл, у нее вновь начался
бы припадок. И она, конечно же, вновь начала бы проговаривать причудливые вещи. Наверняка, о Хэллоуине
и о Большой Тыкве.
Ступеньки были абсолютно обычными, но ей не хотелось подниматься по ним, хотелось просто
подождать, пока Джеки не убедится, что в доме никого нет, и тогда они поедут уже к радиостанции. Но когда
партнерша ее позвала, Линда пошла вверх.
6
Джеки стояла посреди Коггинсовой спальни. На одной ее стене висел простой деревянный крест, а на
противоположной - табличка с надписью: ОКО ЕГО ВЫСЛЕЖУЕТ ВОРОБЬЯ[202]. Покрывало на кровати
было откинуто. На простыне под ним заметны были следы крови.
- И вот это, - позвала Джеки. - Иди-ка сюда.
Линда неохотно подошла. Между кроватью и стеной на полированном деревянном полу лежал
завязанный узлами кусок бечевы. На узлах тоже была кровь.
- Похоже на то, что его кто-то бил, - мрачно заметила Джеки. - Наверняка, так сильно, что он даже
потерял сознание. И тогда они положили его на… - Она перевела взгляд на партнершу. - Нет?
- Вижу, ты росла не в религиозной семье, - сказала Линда.
- Как раз наоборот. Мы верили в святую троицу: Санта-Клауса, пасхального зайца[203] и зубную фею.
А ты?
- В простой, как вода из водопровода, баптистской семье, но о таких вещах, что мы здесь видим, я
слышала. Думаю, он занимался самобичеванием.
- Эй! Это же когда-то делали люди за свои грехи?
- Да. И, я думаю, это никогда полностью не выходило из моды.
- Тогда картина становится яснее. Типа того. Сходи-ка в туалет, посмотри, что там, на бачке унитаза.
Линда не пошевелилась. Бечева с узлами сама по себе плохая вещь, но общая атмосфера дома, в
которой ощущалось запустение - это было еще хуже.
- Двигай. Никто там тебя не укусит, и я ставлю доллар против десяти центов, что ты в жизни видела
кое-что похуже.
Линда пошла в туалет. На унитазном бачке лежали два журнала. Один благочестивый - «Горница».
Второй назывался «Юные восточные щелки». Линда сомневалась, чтобы такой журнал продавали в какихнибудь религиозных книжных магазинах.
- Итак, - подытожила Джеки. - Картина ясна? Он сидит на унитазе, взбивает себе маслице…
- Взбивает маслице? - захохотала Линда, вопреки своей нервозности. Или, может, из-за нее.
- Это моя мать так говорила, - объяснила Джеки. - Словом, после того, как покончит с этим делом, он
отрывается на полную, лупит себя, замаливая грехи, и тогда уже ложится в кровать и видит сладкие
азиатские сны. Сегодня он просыпается отдохнувший, свободный от грехов, делает свои утренние
религиозные процедуры, садится на велосипед и едет в город. Нормальная версия?
Версия была нормальной. Вот только не объясняла она, почему атмосфера в этом доме казалась ей
такой плохой.
- Пошли, проверим радиостанцию, - произнесла она. - Хочется уже поскорее вернуться в город и
выпить кофе. Я угощаю.
- Хорошо, - согласилась Джеки. - Я буду черный. С моей гипотонией…
7
Остроконечное, почти все из стекла, здание студии РНГХ тоже было заперто, однако из
смонтированных под карнизом громкоговорителей звучало «Спокойной ночи, дорогой Иисус» в исполнении
такого выдающегося соул-певца, как Перри Комо[204]. Позади студии высилась радиобашня, красные
проблесковые огни на ее верхушке были едва видимы в ярком утреннем свете. Возле башни стояло длинное,
похожее на ригу здание, где, как решила Линда, содержался генератор и всякое другое оборудование,
необходимое для ретрансляции чуда Божьей любви на весь Западный Мэн, восточную часть Нью-Хэмпшира
и, вероятно, на другие планеты солнечной системы.
Джеки постучала, потом начала грюкать.
- Там, вероятно, нет никого, - предположила Линда… однако же и это место отдавало чем-то
нехорошим. К тому же в воздухе здесь висел какой-то странный смрад, затхлый и болезненный. Где-то так
всегда пахло в кухне ее матери, как бы она ее не проветривала. Потому что ее мать курила, как паровоз, а
приличной пищей считала только то, что сама жарила в глубокой сковороде, хорошенько намащенной
свиным салом.
Джеки покачала головой.
- Мы же слышали никого, разве нет?
У Линды не было что возразить, потому что так оно и было. Уезжая от пасторской усадьбы, они
слушали радио и слышали голос ди-джея, который вкрадчиво объявил: «Следующая песня - очередное
послание Божьей любви».
На этот раз поиски ключа длились дольше, но Джеки наконец-то отыскала его в конверте,
прилепленном к дну почтового ящика. Там же лежала бумажка, на которой кем-то были нацарапаны цифры
1693.
Ключ был дубликатом, немного западал, но после серии штрыканий свою работу он сделал. Войдя в
середину, они сразу же услышали размеренный писк системы безопасности. Клавиатура обнаружилась на
стене. Как только Джеки набрала те цифры, сигнал тревоги тут же замолчал. Теперь осталась только музыка.
Перри Комо уступил какой-то инструментальной композиции. Линда подумала, что как-то она
подозрительно ей напоминает органное соло из «ГАДДА-ДА-ВИДА»[205]. Динамики в помещении были в
тысячу раз качественней, чем те, которые висели на дворе, и музыка звучала громче, почти как на живом
концерте.
«Как люди могут работать в таком ханжеском шуме? - удивлялась Линда - Отвечать на телефонные
звонки? Делать какие-то дела? Как им это удается?»
И тут тоже было что-то нехорошее. Линда была уверена в этом. Это место ей казалось более чем
зловещим; она ощущала в нем прямую опасность. Увидев, что Джеки расстегнула кобуру своего служебного
пистолета, Линда последовала ее примеру. Приятно было ощущать под ладонью рукоять автоматического
оружия. «Твое дуло, и твоя рукоять меня утешат»[206], - подумала она.
- Эй! - позвала Джеки. - Преподобный Коггинс? Или кто-нибудь?
Нет ответа. За стойкой администратора было пусто. Левее располагались двое запертых дверей. Прямо
впереди, за стеклянной перегородкой на всю длину просматривалось главное помещение. Линда заметила
там мерцание огоньков. Эфирная студия, решила она.
Джеки, держась настороже, ногой поочередно распахнула настежь обе запертые двери. За одними
оказался кабинет. За другими на удивление шикарный конференц-зал, где властвовал гигантский телевизор с
плоским экраном. Он работал, но без звука. На нем, чуть ли не в натуральный рост, Андерсон Купер вел
репортаж, похоже, что с центральной улицы Касл Рока. Тамошние дома было украшены флагами и желтыми
лентами. Линда увидела на одном магазине плакат с надписью: ОСВОБОДИТЕ ИХ. От его вида ей стало еще
хуже. Внизу экрана бежали титры: ИСТОЧНИКИ В МИНИСТЕРСТВЕ ОБОРОНЫ СООБЩАЮТ:
РАКЕТНЫЙ УДАР НЕМИНУЕМ.
- Почему включен телевизор? - спросила Джеки.
- Потому что тот кто-то, кто охраняет радиостанцию, оставил его включ…
Ее заглушил громовой голос.
- В исполнении Раймонда Говелла для вас звучала песня «Христос - мой Господь и Проводник».
Женщины подпрыгнули.
- А я, Норман Дрэйк, напоминаю вам три важных факта: первый - вы слушаете программу «Время
возрождения» на РНГХ, второй - Бог любит вас, и третий - Он послал Сына Своего на Голгофу умереть за
вас на кресте. Сейчас девять двадцать пять утра и, как мы не утомляемся вам напоминать, - время течет.
Отдали ли вы уже ваше сердце Господу? Услышимся через несколько минут.
Норман Дрэйк уступил место какому-то сладкоречивому дьяволу, который начал рекламировать
полностью записанную на DVD Библию, а главное, что платить за этот товар вы могли ежемесячными
взносами, или вернуть его назад с полной компенсацией взносов, если не ощущали себя счастливыми, как
свинья в луже. Линда и Джеки пошли к окну в студию и заглянули через него. Никакого Нормана Дрэйка или
сладкоголосого дьявола там не было, но, когда после окончания рекламы в эфире вновь появился голос диджея, зеленая лампочка вспыхнула красным светом, а красная – зеленым.
- Здесь автоматика, - произнесла Джеки. - Обман какой-то.
Зазвучала музыка, и еще один красный огонек превратился в зеленый.
- Почему же тогда у нас такое ощущение, что здесь кто-то есть? Только не говори мне, что ты этого не
чувствуешь.
Джеки не возражала.
- Потому что это как-то чудно. Ди-джей даже время объявляет. Солнышко, эта аппаратура должна
стоить немыслимых денег! Тут уместно вспомнить дух из машины, как ты думаешь, сколько это может
продолжаться?
- Наверняка, пока не кончится пропан, пока не выключится генератор.
Линда заметила еще одни запертые двери и распахнула их ногой так же, как перед тем это делала
Джеки, но… в отличие от Джеки, она вытянула свой пистолет, хотя и держала его возле бедра дулом вниз и с
включенным предохранителем.
За дверьми оказался туалет, пустой. На стене в нем висело изображение весьма европеоидного типа
Иисуса.
- Я лицо нерелигиозное, - произнесла Джеки. - Поэтому тебе нужно мне объяснить, зачем людям
нужно, чтобы на них смотрел Иисус, когда они дуются.
Линда замотала головой.
- Давай уберемся отсюда, пока у меня крыша не поехала, - сказала она. - Вся эта радиостанция словно
воплощение на суше «Марии Селесты»[207].
Джеки тревожно посмотрела вокруг.
- Ну, атмосфера здесь действительно причудливая. Твоя правда.
И неожиданно она хрипло завопила в полный голос, так, что Линда подпрыгнула. Ей даже захотелось
попросить Джеки не галдеть так, потому что вдруг кто-то услышит и придет. Или что-то.
- Эй! Есть здесь кто? Последний раз спрашиваю!
Ничего. Никого.
Уже на дворе Линда перевела дух.
- Когда я была еще тинэйджеркой, мы с друзьями поехали в Бар Харбор[208]. Остановились на пикник
на той живописной скале. Нас было где-то с полдесятка. День стоял ясный, видно было вдаль едва не до
Ирландии. Когда мы уже покушали, я захотела пофотографировать. Мои друзья скакали, дурачились, лапали
друг друга, а я все отступала и отступала назад, чтобы всех поймать в кадр. И тогда одна девушка, Арабелла,
моя лучшая подружка на то время, перестала поддергивать на другой девушке, прям под подмышки, трусы и
как закричит: «Стой, Линда! Стой!» Я остановилась и осмотрелась. Знаешь, что я увидела?
Джеки покачала головой.
- Атлантический океан. Я продвинулась задом вплоть до самого краешка площадки для пикников. Там
стоял предупредительный знак, но не было никакой изгороди или поручней. Еще один шаг - и я бы полетела
вниз. Вот точно такое же, как тогда, ощущение у меня и сейчас.
- Лин, здесь же пусто.
- Я так не думаю. И кажется мне, что и ты так не думаешь.
- Ну, здесь немного жутко, я согласна. Но мы же проверили все помещения…
- Студию - нет. К тому же телевизор работает, и музыка играет слишком громко. Ты же не думаешь,
что они ее постоянно включают так громко?
- Откуда мне знать, как делают эти святоши? - пожала плечами Джеки. - Может, они ждут
Апокалюпсис.
- Липсис.
- Да пусть, как хотят. Хочешь - проверим ту кладовку?
- Абсолютно нет, - ответила Линда, заставив Джеки поперхнуться смехом.
- О'кей. Доложим, что наличия преподобного не выявлено, правильно?
- Правильно.
- Тогда айда в город. За кофе.
Прежде чем занять место на штурманском сидении экипажа номер два, Линда еще раз окинула глазом
всплывающее елейными аудио-радостями здание студии. Вокруг не слышалось ни одного постороннего
звука, она поняла, что не слышит пения ни одной птички, и удивилась, не поубивались ли они напрочь все об
Купол. Конечно же, это маловероятно. Или нет?
Джеки кивнула на микрофон.
- Хочешь, я напоследок крикну еще через громкоговоритель? Объявлю, если кто-то здесь прячется,
пусть берет ноги в руки и драпает в город? Потому что - я это лишь только что подумала - они могли нас
испугаться.
- Чего я на самом деле хочу, так это чтобы ты, наконец, перестала здесь зависать и быстрее везла нас
отсюда.
Джеки не спорила. Она развернулась на короткой подъездной аллее в сторону Малой Суки и направила
машину на Честер Милл.
8
Прошло время. Играла религиозная музыка. Вернулся в эфир Норман Дрэйк и объявил, что сейчас
девять тридцать четыре по Восточному дневному времени. Господь любит вас. Следом пошла реклама
«Подержанных автомобилей Джима Ренни», которую читал второй выборный лично.
- Наша традиционная осенняя выставка-продажа, и, о Боже, сколько же тут у нас завалялось товара! ворковал Большой Джим шуточно-покаянным голосом. - У нас есть «Форды», есть «Шеви», есть
«Плимуты»! У нас есть редчайший «Додж Рэм» и даже еще более раритетный «Мустанг»! Народ, у меня есть
не один, не два, а целых три «Мустанга», все как новенькие, один из них знаменитый кабриолет V6, и
каждый из них идет с прославленной христианской гарантией Джима Ренни. Мы обслуживаем то, что
продаем, мы кредитуем и делаем все это по очень смехотворным ценами. А именно сейчас, - он захохотал
еще громче, - Мы должны просто расчистить нашу территорию! Итак, приезжай, сосед! Кофейник всегда
горячий: САМ ВОСПОЛЬЗУЙСЯ И КАЖДОМУ ПЕРЕСКАЖИ - ЛУЧШЕ ВСЕГО ОБСЛУЖИВАЕТ
БОЛЬШОЙ ДЖИМ!
В дальнем конце студии отворились потихоньку двери, которых не заметила ни одна из женщин. За
ними еще больше перемигивалось огоньков - Целая галактика. Помещение, не больше, чем кладовка, было
захламлено проводами, сплиттерами, руттерами и всякими-разными электронными прибамбасами. Вы могли
бы сказать, что для человека там просто нет места. Но Мастер был не просто худым, он был полностью
отощавшим. Лишь глубоко утопленные в его череп глаза блестели. Кожа у него была бледная, покрытая
пятнами. Завернутые вглубь рта губы покоились на почти лишенных зубов деснах. Одет он был в грязные
штаны и рубашку, а трусы для его куриных окороков стали далеким прошлым. Сомнительно, чтобы даже
Сэмми Буши узнала своего пропавшего мужа. В одной руке он держал сэндвич с желе и арахисовым маслом
(теперь он мог есть только мягкое), а во второй «Глок-9».
Он подошел к окну, которое смотрело на стоянку, с намерением выскочить и пострелять шлюх, если
они еще здесь; он этого чуть не сделал, когда они находились внутри. Поначалу немного испугался. Потому
что на самом деле демонов убить невозможно. Когда их человеческие тела умирают, они просто перелетают
в другого носителя. А, находясь между телами, демоны имеют вид черных дроздов. Мастер сам это видел в
собственных снах, которые случались в те редчайшие теперь моменты, когда он мог заснуть.
Но шлюхи уехали. Для них здешний атман[209] оказался слишком мощным.
Ренни приказал ему прикрыть дело, Мастер Буши так и сделал, но ему, вероятно, придется вновь
поставить вариться несколько кастрюль, потому что большая партия неделю назад была отправлена в Бостон,
а у него уже почти закончился продукт. А ему же надо курить. В последнее время его атман только этим и
питался.
Однако пока что у него есть. Он завязал с блюзовой музыкой, которая так много значила для него в тот
период жизни, когда он был еще Филом Буши - Би Би Кинг, Коко Тейлор и Гончак Тейлор, Мадди и Воющий
Волк, даже бессмертный Малыш Уолтер[210] - и трахаться тоже завязал; он даже почти перестал
опорожняться, запоры у него длились с июня. А вообще все было хорошо. Что уничтожает тело, то кормит
атман.
Он вновь внимательно осмотрел стоянку и дорогу, чтобы удостовериться, не прячутся ли где-то там
демоны, и тогда засунул пистолет себе сзади за пояс и отправился к зданию склада, который в последнее
время стал больше похожим на фабрику.
9
Расти Эверетт стоял и смотрел на склад позади больницы. Он присвечивал себе фонарем, потому что
они с Джинни Томлинсон, которая теперь возглавляла администрацию медицинской службы Честер Милла, охренеть можно! - решили отключить электроснабжение всем отделениям, которые в нем экстренно не
нуждались. Слева, под отдельным навесом, грохотал большой генератор, доедая остатки пропана из глубин
своего прочного баллона.
«Большинство баллонов пропали, - говорил Твич, и, о Господи, так оно и есть. - Согласно карточке на
дверях, их должно было быть семь, а имелись только два».
То есть Твич ошибся. Потому что здесь был всего лишь один. Расти провел лучом фонаря по синей
надписи БОЛ КР, нанесенной трафаретом на серебристом боку баллона ниже логотипа снабжающей
компании «Мертвая Река»[211].
- А я тебе говорил, - произнес голос Твича за спиной у Расти, заставив его вздрогнуть.
- Неправильно говорил. Здесь только один.
- Вранье! - вступил Твич через косяк. Он огляделся, пока Расти присвечивал ему фонариком вдоль
больших стеллажей с разным имуществом больницы, которые окружали пустое место в центре амбара, и
исправился: - Нет, не вранье.
- Еще бы.
- Отважный вождь, кто-то ворует у нас пропан.
Расти тяжело было в такое поверить, но другого объяснения не существовало.
Твич присел наприсядки.
- Глянь-ка сюда.
Расти припал на колено. Площадку площадью четверть акра позади больницы только летом покрыли
свежим асфальтом и, поскольку морозов, от которых он мог бы потрескаться или вздуться (по крайней мере,
пока что), не случалось, он выглядел, как гладенькое черное полотно. Легко было заметить следы колес
перед раздвижными дверьми склада.
- Похоже на то, что здесь побывал городской фургон, заметил Твич.
- Или какой-то другой большой фургон.
- И все-таки следовало бы проверить кладовую позади горсовета. Моя не имеет веры к Большой Вождь
Ренни. Твич считает его плохой колдун.
- Зачем ему надо было забирать наш пропан? У выборных своего полно.
Они пошли в госпитальную прачечную, также теперь отключенную от электричества. Возле дверей там
стояла скамейка. На кирпичной стене висела табличка: КУРИТЬ ЗДЕСЬ БУДЕТ ЗАПРЕЩЕНО С 1-го
ЯНВАРЯ. НАЧИНАЙТЕ БРОСАТЬ КУРИТЬ СЕЙЧАС, ВО ИЗБЕЖАНИЕ РЕЗКОЙ ЛОМКИ!
Твич достал свои «Мальборо» и предложил Расти. Расти отмахнулся, потом подумал и взял сигарету.
Твич дал подкурить ему, потом сам подкурил.
- Откуда ты знаешь? - спросил он.
- Откуда я знаю что?
- Что у них своего полно. Ты проверял?
- Нет, - ответил Расти. - Но, если им вздумалось стибрить, то почему именно у нас? И не только потому,
что украсть что-то из местной больницы выглядит неприличным для людей высшего класса, у них же там
практически рядом почта. Могли бы поживиться у почтальонов.
- А может, Ренни со своими приятелями поживился там еще раньше. Сколько там могло быть, кстати?
Один баллон? Два? Мелочь.
- Я не могу понять, зачем им вообще мог понадобиться газ? В этом нет никакого смысла.
- Здесь ни в чем нет смысла, - сказал Твич и зевнул так вкусно, что Расти услышал, как у него
заскрипели челюсти.
- Ты сделал все процедуры, не так ли? - Расти на какой-то миг подивился сюрреалистическому смыслу
своего вопроса. После смерти Гаскелла сам он стал главным врачом, а Твич, который был санитаром лишь
три дня тому назад, стал тем, кем до этого был Расти: фельдшером.
- Йес, - вздохнул Твич. - Мистеру Карти не пережить следующий день.
Расти еще неделю назад думал также об Эди Карти, который находился на последней стадии рака
желудка, а тот все еще держался.
- Кома?
- Яволь, сенсэй.
Оставшихся пациентов Твич мог пересчитать на пальцах одной руки - и это, понимал Расти, было
огромное счастье. Он подумал, что и сам мог бы ощутить себя счастливым, если бы не чувствовал себя так
утомлено и тревожно.
- Джордж Вернер, по моему мнению, стабилен.
Вернер, житель Восточного Честера, шестидесятилетний и тучный, пережил в День Купола инфаркт
миокарда. Расти считал, что он выпутается… на этот раз.
- А что касается Эмили Вайтхаус… - Твич пожал плечами. - С ней не так хорошо, сенсэй.
Сорокалетнюю, без унции лишнего веса Эмми Вайтхаус также сразил инфаркт приблизительно через
час после того, как случился инцидент с Рори Динсмором. С ней все было намного хуже, чем с Джорджем
Вернером, потому что она была безумной любительницей физических упражнений для здоровья и страдала
там, что доктор Гаскелл называл «спортивным шоком».
- Девочка Фримэнов поправляется, Джимми Серойс держится, а Нора Ковленд полностью в порядке.
После ланча выпишем. Итак, в целом, не такие уже и плохие дела.
- Да уж, - согласился Расти. - Но дальше будет хуже. Я тебе гарантирую. И… если бы у тебя случилась
катастрофическая травма головы, ты захотел бы, чтобы тебя оперировал я?
- Ни за что, - ответил Твич. - Я не теряю надежды, что скоро появится Грегори Хаус.
Расти погасил сигарету в жестянке, и бросил взгляд на их опустошенную кладовку. Может, следует ему
заглянуть в кладовую позади городского совета - чем это может повредить?
На этот раз зевнул уже он.
- Долго ли ты сможешь так держаться? - спросил Твич. Из его голоса пропала вся игривость. - Я
спрашиваю только потому, что теперь ты единственный, кого сейчас имеет наш город.
- Сколько надо, столько и буду. Меня беспокоит лишь то, что из-за усталости я могу что-то
напортачить. Ну, и столкнуться с чем-то, что выходит за рамки набора моих умений, - он вспомнил Рори
Динсмора… и Джимми Серойса. О Джимми думать было труднее, потому что Рори был уже недосягаем для
возможных медицинских погрешностей. Ну а Джимми…
Расти представил себя в операционной, как он прислушивается к негромкому пиканью аппаратуры.
Увидел себя, как он рассматривает голую бледную ногу Джимми с черной линией, проведенной в том месте,
где надо сделать разрез. Представил Даги Твичела в роли анестезиолога-дебютанта. Ощутил, словно Джинни
Томлинсон вкладывает скальпель ему в обтянутую резиновой перчаткой ладонь, увидел, как она смотрит на
него поверх маски своими холодными синими глазами.
«Храни меня, Боже, от этого», - подумал он.
Твич положил свою ладонь на руку Расти.
- Не переживай, - произнес он. - Не забегай лишний раз мыслями в завтрашний день.
- Да где там. Тут и на час заведомо загадывать тяжело, - ответил Расти, привставая с лавочки. – Пойдука я в амбулаторию, посмотрю, не стряслось ли там чего. Благодарю Бога, сейчас уже не лето; оказались бы у
нас на руках тысячи три туристов и семьсот детей из лагерей отдыха.
- Хочешь, я с тобой?
Расти покачал головой.
- Почему бы тебе вновь не сходить к Эду Карти? Посмотреть, находится ли он еще в мире живых.
Расти бросил еще один взгляд на газовую кладовую, и уже тогда поплелся за угол здания и дальше по
диагонали в сторону амбулатории на дальнем конце подъездной аллеи больницы имени Катрин Рассел.
10
Конечно, Джинни была в больнице; прежде чем выписать домой миссис Ковленд, она делала последнее
взвешивание ее новорожденному младенцу. В приемной амбулатории дежурила семнадцатилетняя Джина
Буффалино, за плечами у которой было ровно шесть недель медицинской практики, и то в роли санитаркиволонтерки. Она встретила Расти взглядом глаз ослепленной автомобильными фарами дикой козочки, от
чего его сердце екнуло, но в приемной было пусто, и это уже хорошо. Очень хорошо.
- Никаких звонков? - спросил Расти.
- Один. От миссис Венциано, что живет неподалеку от Черной Гряды. У нее ребенок застрял головой
между рейками манежа. Она хотела, чтобы приехала скорая. Я… я сказала ей, чтобы намазала ребенку
голову оливковым маслом и попробовала сама. У нее получилось.
Расти расцвел в улыбке. Возможно, будет толк из этой девушки. Джина, явно с огромным облегчением,
улыбнулась ему тоже.
- Здесь пусто в конце концов, - произнес Расти. - И это чудесно.
- Не совсем. Здесь мисс Гринелл, ее, кажется, Эндрия зовут? Я ее оставила в третьем, - Джина
поколебалась. - У нее довольно расстроенный вид.
Повеселевшее было сердце Расти вновь оборвалось. Эндрия Гринелл. И расстроенная. Это означает,
она хочет новый рецепт на оксиконтин. Которого он, в здравом уме, не имеет права выписывать, даже если у
Энди Сендерса этих пилюль вагон.
- Хорошо, - он уже сделал пару шагов по коридору к осмотровому кабинету номер три, но тут же
остановился. - Ты не присылала мне сообщений.
Джина вспыхнула.
- Она меня попросила этого не делать.
Расти это удивило, но только на секунду. Пусть Эндрия имеет свои проблемы с лекарствами, но она
отнюдь не тупая. Она просто знала, что Расти находится в больнице и, скорее всего, вместе с Твичем. А Даги
Твичел не кто-нибудь, а ее младший братец, который даже в свои тридцать девять остается для Эндрии тем,
кого она должен защищать от черных фактов реального жизни.
Расти остановился против дверей с табличкой 3, стараясь собраться с духом. Должно быть тяжело.
Эндрия не какой-то наглый пьяница из тех, что заявляют, что алкоголь не создает для них никаких проблем,
и не похожая она на тех метамфетаминщиков, количество которых явным образом выросло за последний год
или больше. То, что Эндрия самая полностью осознает свою зависимость, устраняет возможность напугать
ее этим, и потому усложняет сам процесс лечения. Конечно, после падения она невероятно страдала.
Оксиконтин тогда сослужил свою службу, приглушив боль, она смогла спать, можно было начать терапию.
Не ее вина в том, что лекарство, которое ей так помогло тогда, это то самое лекарство, которое некоторые из
врачей называют синтетическим героином.
Он открыл двери и вошел, репетируя мысленно отказ. «Ласково, но непоколебимо, - повторял он себе. Ласково, но непоколебимо».
Она сидела в уголке на стуле под плакатом о холестериновых ужасах, ноги плотно сомкнуты, голова
склонена над сумочкой у нее на коленях. Крупная женщина, которая сейчас выглядела малюсенькой. Какойто такой, словно уменьшенной. Она подняла голову, и Расти увидел, какое у нее осунувшееся лицо морщины возле губ углубились, кожа под глазами почти черная, - он передумал и решил, что выпишет ей
рецепт на розовом бланке из блокнота доктора Гаскелла. Возможно, когда уже закончится этот кризис с
Куполом, ему посчастливится подговорить ее к программе детоксикации; пусть даже через угрозу рассказать
обо всем ее брату, если не поможет. Потому что очень редко ему случалось видеть такую насущную
необходимость.
- Эрик… Расти… У меня беда.
- Я понимаю. Вижу. Я выпишу…
- Нет! - похоже, она смотрит на него с ужасом в глазах. - Ни в коем случае, даже если я буду умолять! Я
наркоманка и должна отказаться от этой зависимости! Я старый хлам, настоящее чмо!
Лицо ее совсем сморщилось. Она старалась расправить его волевым усилием и не смогла. Вместо этого
заслонила руками. Громкие, конвульсивные рыдания, которые так тяжело было слышать, прорывались
сквозь ее пальцы. Расти подошел, припал возле нее на колено, обнял ее одной рукой.
- Эндрия, очень хорошо, что ты хочешь это прекратить, это просто чудесно! - но сейчас, возможно, не
самое лучшее для этого время…
Она посмотрела на него заплаканными, покрасневшими глазами.
- Ты, наверное, прав, это наиболее неподходящее время, но сделать мне нужно это именно сейчас! И ты
ничего не будешь говорить Даги и Рози. Можешь мне помочь? Можно вообще этого добиться? Потому что
сама я не смогла, никак. Эти ненавистные розовые пилюли! Я кладу их в ящик и приказываю себе «сегодня
больше ни-ни!», а через час вновь их глотаю! Никогда в жизни я не была в таком дерьме, как теперь. - Она
понизила голос, словно разглашая большую тайну: - Я боюсь, что это уже совсем не спина, я боюсь, это мой
мозг приказывает спине так ужасно болеть, чтобы я не прекращала принимать эти чертовы пилюли.
- А почему именно сейчас, Эндрия?
Она лишь помотала головой.
- Так ты мне можешь помочь или нет?
- Да, но если ты думаешь, что будешь иметь что-то наподобие похмелья, забудь. Во-первых, у тебя
будут… - на миг он увидел, как Дженни дергается в кровати, как она бормочет что-то о Большой Тыкве. - У
тебя будут судороги.
Она толи не поняла, толи оставила это без внимания.
- Как долго?
- Чтобы пройти физический период? Две недели. Может, три.
«И это было бы очень быстро, если посчастливится», - подумал он, но промолчал.
Она сжала ему руку. Пальцы у нее были совсем холодные.
- Это долго.
Очень неприятная мысль вынырнула в голове Расти. Наверняка, это просто мгновенная паранойя,
вызванная стрессом, однако убедительная.
- Эндрия, тебя кто-то шантажирует?
- Ты смеешься? Каждый здесь знает, что я принимаю эти пилюли, это маленький город. - Что, по
мнению Расти, отнюдь не было похоже на ответ. – Каков вероятный кратчайший срок?
- С инъекциями В12, плюс тиамин и витамины, вероятно, дней десять. Но тебе будет очень плохо. Ты
почти не сможешь спать, появится синдром беспокойных ног. И это не слабенькие симптомы, недаром
наркоманы называют очищение спрыгиванием. К тому же кто-то должен уменьшать тебе дозы - кто-то, кто
будет хранить таблетки, и не будет давать тебе больше, сколько бы ты не умоляла. Потому что ты
обязательно их будешь просить.
- Десять дней? - переспросила она с надеждой. - И это тоже может закончиться к тому времени, так?
Этот Купол?
- Может, даже сегодня днем. Мы все на это надеемся.
- Десять дней, - повторила она.
- Десять дней.
«Но, - подумал Расти, - тебе будет хотеться этих проклятых пилюль до конца жизни». Однако этого он
вслух не произнес.
11
Как для понедельника, утром в «Розе-Шиповнике» было на удивление много люда… конечно же, в
истории города еще никогда не случалось такого понедельника. Однако клиенты довольно послушно
разошлись, когда Рози объявила, что гриль прекращает работать и откроются они вновь не раньше пяти
вечера.
- А тогда вы, возможно, поедете все в Касл Рок, чтобы поесть в «Моксе»! - подытожила она, вызвав
шквал аплодисментов, потому что все знали, что «Мокси» - это еще та грязная забегаловка.
- Ланча не будет? - спросил Эрни Келверт.
Рози взглянула на Барби, но тот поднял руки на уровень плеч. Не спрашивай меня.
- Сэндвичи, - ответила Рози, - пока еще не закончились.
На это вновь прозвучали аплодисменты. Люди вели себя удивительно оптимистично этим утром:
слышались шутки, звучал смех. Наверное, наилучшим свидетельством улучшения ментального здоровья в
городе служил тот уголок ресторана, где стоял полностью обсаженный сплетниками их стол.
Телевизор в уголке, теперь включенный на Си-Эн-Эн, помог в этом тоже. У говорящих голов не было
что рассказывать, кроме повторения неопределенных слухов, но большинство из них звучали
обнадеживающе. Несколько научных работников, у которых успели взять интервью, сказали, что ракеты
имеют шанс пробить Купол и наконец-то покончить с этим кризисом. Один из них сообщил, что шансы на
успех превышают восемьдесят процентов.
«Конечно, сам он сидит в Массачусетском технологическом институте в Кембридже. - Подумал Барби.
- Он себе может позволить оптимизм».
Уже чистя гриль, Барби услышал стук в двери. Осмотрелся и увидел Джулию Шамвей, к которой
прислонялись трое юных подростков. Рядом с ними она была похожа на учительницу средней школы во
время полевых занятий. Барби, вытирая руки о фартук, пошел открывать.
- Если мы будем пускать каждого, кому вдруг захотелось поесть, у нас никаких запасов не хватит, раздраженно бросил Энсон, натирая тряпкой опустевшие столы. Рози поехала в «Фуд-Сити», надеясь купить
там еще мяса.
- Не думаю, что она хочет есть, - сказал Барби и оказался прав.
- Доброе утро, полковник Барбара, - поздоровалась Джулия со своей фирменной улыбкой Моны Лизы. Мне хотелось бы называть вас майор Барбара, как…
- Как в пьесе[212], я знаю. - Барбара не раз уже слышал такое раньше. Тысячи раз слышал, точнее. - Это
ваша команда?
Один из детей был чрезвычайно худым, высоким мальчиком с копной темно-русых волос; второй приземистый, в мешковатых шортах и майке рэпера 50 Центов[213]; третьей была хорошенькая девушка с
молнией на щеке. Скорее нарисованной, чем вытатуированной, но все равно это прибавляло ей шарма
уверенной в себе красотки. Барби подумал: если он скажет ей, что она напоминает Джоан Джетт[214] в
школьном возрасте, девочка не поймет, о ком говорится.
- Норри Келверт, - отрекомендовала Джулия, дотрагиваясь до локтя девчонки-бунтарки. - Это Бэнни
Дрэйк. А эта долговязая фигура принадлежит Джозефу Макклечи. Вчерашняя демонстрация протеста это
была его идея.
- Хотя я и не задумывался даже, что кто-то может пострадать, - сказал Джо.
- В том, что случилось, нет твоей вины, - успокоил его Барбара. – Поэтому не переживай.
- А вы, в самом деле, такой крутой гусь, что вдруг так высоко взлетели? - спросила Норри.
- Ну, - рассмеялся Барби. - У меня и в мечтах не было стать крылатым гусем, и я и не смог бы, если бы
даже очень этого захотел[215].
- Но вы же знаете тех солдат, дежурных, так же? - настаивала Норри.
- Ну, не лично. Во-первых, они морская пехота. А я служил в сухопутной армии.
- Вы и сейчас служите в армии, как говорит полковник Кокс, - уточнила Джулия. Фирменная
отстраненная полуулыбка оставалась у нее на лице, но глаза танцевали от возбуждения. - Мы можем
поболтать с вами? Юный мистер Макклечи имеет одну идею, по мне, просто блестящую. Лишь бы она
сработала.
- Сработает, - заверил Джо. - Когда речь идет о компьютерной херн… штуке, в этом деле - я крутой
гусь.
- Идем в мой кабинет, - кивнул Барбара и повел их за стойку.
12
Да, идея выглядела блестящей, но уже было около половины одиннадцатого, и если действительно
речь шла о том, чтобы она сработала, шевелиться надо было быстро. Барби обратился к Джулии.
- Телефон у вас с со…
Раньше, чем он закончил фразу, Джулия положила телефон ему на ладонь.
- Номер Кокса в памяти.
- Чудесно. Если бы я знал, как до этой памяти добраться.
Телефон взял Джо.
- Вы что, из средневековья появились?
- Конечно! - согласился Барби. - Тогда все были благородные рыцари, а леди шлялись без трусов.
Норри на это искренне расхохоталась, подняв вверх сжатую в кулак руку, и Барби ритуально
пристукнул по ее маленькому кулачку своим большим.
Джо нажал пару кнопок на крохотной панели. Послушал, и тогда вручил телефонную трубку Барби.
Наверное, Кокс так и сидел, держа руку на своем телефоне, потому что, когда Барби поднял телефон
Джулии себе к уху, тот уже говорил.
- Как там у вас, полковник? - спрашивал Кокс.
- Вообще-то все хорошо.
- И это только начало.
«Легко тебе говорить», - подумал Барби.
- Думаю, все будет хорошо, пока ракета не отскочит, или не пробьет Купол и наделает большого вреда
в лесу и на фермах на нашем стороне. Этому, впрочем, обрадуются жители Честер Милла. А что говорят
ваши спецы?
- Немного, никто не делает никаких прогнозов.
- По телевизору мы слышим кое-что другое.
- Я не имею времени отслеживать версии говорящих голов. - Барби ощутил по голосу Кокса, что тот
пожал плечами. - Мы преисполнены надежды. Мы верим, что имеем шансы. Если так можно выразиться.
Джулия складывала вместе и разводила ладони, спрашивая этим жестом: «Что там нового?»
- Полковник Кокс, я здесь сижу с четырьмя друзьями. Один из них юноша по имени Джо Макклечи, и у
него родилась весьма интересная идея. Хочу передать ему сейчас телефонную трубку… - Джо так резко
замотал головой, что волосы зателепались. - …чтобы он вам сам объяснил. - И он вручил телефон Джо. Рассказывай.
Джо заговорил, сначала неуверенно, спотыкаясь на всяческих ну, гм, понимаете, но только идея вновь
захватила его воображение, он разогнался и стал красноречивым. Потом он слушал. Вскоре начал улыбаться.
А через некоторое время произнес:
- Эй, сэр! Благодарю, сэр! - и вернул телефон Барби. - Зацени, прежде чем запустить ракету, они
попробуют увеличить мощность нашего Вай-Фай[216]! Господи-искуситель, это так круто! - Джулия
схватила его за руку, и Джо исправился: - Извините, мисс Шамвей, я хотел сказать Иисус.
- Не переживай, ты действительно сможешь это сделать?
- Вы шутите? Без проблем.
- Полковник Кокс? - спросил Барби. – Что касается Вай-Фай это правда?
- Мы не в состоянии помешать вам делать что-нибудь, чего бы вам не захотелось, - ответил Кокс. - Вы,
кажется, сами мне это недавно доказывали. Но вместо того мы можем помогать. У вас будет быстрейший в
мире интернет, по крайней мере, сегодня. Кстати, этот ваш мальчик весьма башковитый.
- Да, сэр, у меня тоже сложилось такое впечатление, - сказал Барби и показал Джо большой палец.
Мальчик сиял.
Кокс произнес:
- Если идея этого мальчика сработает, и вы все запишете, не забудьте сделать копию для нас. Мы со
своей стороны, конечно, тоже будем снимать, но соответствующие специалисты захотят увидеть, как удар
выглядит с вашей стороны Купола.
- Думаю, мы сможем сделать еще лучше, - сказал Барби. - Если Джо успеет все наладить, весь город
сможет увидеть это вживую.
На этот раз кулак подняла Джулия. И Барби, широко улыбаясь, пристукнул по нему.
13
- Черт его побери, - произнес Джо.
Из-за учтивого страха на лице тринадцатилетний мальчик казался на вид восьмилетним. Куда и делось
из его голоса самоуверенное превосходство. Вместе с Барби он стоял ярдах в тридцати от того места, где в
Купол упиралась дорога Малая Сука. Не на солдат он смотрел, хотя они как раз обернулись к ним - это
предупредительная лента и большое красное X на Куполе так его поразили.
- Они убирают отсюда свой бивак, или как вы это называете, - произнесла Джулия. - Палаток уже нет.
- Конечно. Где-то через… - Барби взглянул на часы, - девяносто минут здесь будет довольно жарко.
Сынок, тебе лучше спешить.
Но теперь, когда они, наконец-то, оказались на пустой дороге, Барби начал сомневаться, действительно
ли Джо сможет сделать то, что пообещал.
- Эй, но… вы видите деревья?.
Сначала Барби не понял. Бросил взгляд на Джулию, и пожал плечами. Тогда Джо показал рукой, и он
увидел. Деревья по ту сторону Купола приплясывали под средней силы осенним ветром, снимая цветными
вспышками с себя листву, которая кружилась между одиноких морских пехотинцев. На стороне Милла ветви
едва покачивались, и большинство деревьев стояли еще в полной одежде. Барби был уверен, что воздух
проникает сквозь барьер, но немного. Купол гасил ветер. Он вспомнил, как они с Полем Джендроном,
мужчиной в кепке «Морских Псов», подошли к ручью и увидели, как пенится вода.
- Листья здесь выглядят, - произнесла Джулия, - ну, не знаю… каким-то апатичными. Безвольными.
- Потому что на их стороне ветер, а у нас лишь дыхание вялого бриза, - сказал Барби, сам сомневаясь, в
том ли причина. Или хоть приблизительно в том ли причина. Но какой смысл было рассуждать о качестве
воздуха в Честер Милле, если они никак не могли на это повлиять? - Давай, Джо. Делай свое дело.
По дороге сюда они заехали на «Приусе» Джулии к Джо домой, чтобы он взял свой Powerbook.
(Миссис Макклечи заставила Барби присягнуть, что он возвратит ей сына живым и невредимым, и Барби
ничего не оставалось, как дать клятву.) Теперь Джо показывал на дорогу.
- Здесь?
Барби прикрыл ладонями себе лицо по бокам, оценивая направление на красное X.
- Немного левее. Ты можешь прорепетировать, посмотреть, как это будет?
- Йес, - Джо открыл и включил Powerbook. Как всегда, миленько прозвучала стартовая мелодия фирмы
«Макинтош», но Барби подумал, что никогда в жизни перед его глазами не возникало более
сюрреалистического зрелища, чем этот серебристый компьютер с теплящимся экраном посреди дороги
Малая Сука с ее латаным асфальтом. Это ему показалось заключительным апофеозом трех предыдущих
дней.
- Аккумулятор свежий, и, он должен работать, по меньшей мере, шесть часов, - сказал Джо.
- А не переключится ли он в спящий режим? - спросила Джулия.
Джо подарил ей фирменный взгляд типа «мама, я вас умоляю» и обратился к Барби.
- Если ракета зажарит мой комп, вы обещаете купить мне новый?
- Тебе купит Дядя Сэм, - пообещал Барби. - Я собственноручно представлю требование.
- Сладко звучит.
Джо наклонился к ноутбуку. Выше экрана у него был установлен небольшой серебристый цилиндр.
Это, как объяснил ему Джо, новое компьютерное чудо, которое носит название ай-сайт[217]. Он положил
пальцы на клавиатуру и нажал ENTER, на экране моментально высветилось яркое изображение Малой Суки.
С уровня земли каждая крохотная колдобина, каждая неровность дороги выглядела горой. На среднем плане
Барби увидел фигуры морпехов выше колен.
- Есть у него картинка, сэр? - спросил один из них.
Барби поднял голову.
- Скажем так, морской пехотинец, если бы я был инспектором, вы бы сейчас выполняли отжимания с
помощью подошвы моего ботинка, установленного на вашей сраке. У вас царапина на носке левого сапога.
Это недопустимо на не боевом дежурстве.
Морпех потупил взгляд вниз, себе на сапоги, где действительно была царапина. Джулия рассмеялась. А
Джо нет. Он не отвлекался.
- Очень низко. Мисс Шамвей, а нет ли у вас чего-то в машине, что мы могли бы использовать как… Он показал рукой где-то на три фута от уровня дороги.
- ЕСТЬ, - ответила она.
- И принесите, пожалуйста, мой рюкзачок, - попросил Джо. Он еще немного поколдовал с
компьютером и протянул руку. - Мобильник?
Барби вручил ему телефон. Джо набрал номер с молниеносной скоростью. И тогда:
- Бэнни? О, Норри, о'кей. Вы там, друзья? Хорошо. Я уверен, вы никогда не бывали в пивнухе раньше.
Готовы? Чудесно. Так и держите. - Он послушал, что ему оттуда говорили, и оскалился. - Да вы что? Чуваки,
у меня здесь такой сигнал, это просто супер. Вай-фай они разогнали так, что аж гудит. Пока. - Он сложил
телефон и вновь отдал его Барби.
Вернулась Джулия с рюкзаком Джо и картонкой, в которой лежали остатки чрезвычайного воскресного
выпуска «Демократа». Джо поднял Пауэрбук на картонную коробку (внезапное поднятие изображение от
уровня земли вызвало у Барби легкое умопомрачение), проверил его и объявил, что все в абсолютном
порядке. Порылся в своем рюкзаке, достал оттуда черную коробочку с антенной и подключил ее к
компьютеру. Солдаты по ту сторону Купола сбились в толпу, заинтересованно наблюдая эти манипуляции.
«Теперь я знаю, как чувствуют себя рыбки в аквариуме», - подумал Барби.
- На вид нормально, - пробурчал Джо. - Зеленый свет.
- А не надо позвонить по телефону твоим…
- Если все работает, они сами позвонят, - перебил Джо и тут же добавил: - Ого, а здесь могут быть
проблемы.
Барби подумал было, что он имеет в виду что-то компьютерное, однако мальчик туда даже не смотрел.
Барби проследил за его взглядом и увидел зеленый автомобиль шефа полиции. Тот двигался не быстро, но
мигалка на его крыше пульсировала. Из-за руля вылез Пит Рендольф. С пассажирского сидения (машина
немного колыхнулась) выбрался Большой Джим Ренни.
- А что это вам такое, исчадия ада, вздумалось здесь делать? - спросил он.
В куртке у Барби запищал телефон. Он ткнул его в руку Джо, при этом сам не отводя глаз от выборного
и шефа полиции, которые приближались к ним.
14
Вывеска над дверями «Диппера» гласила: ПРОСИМ В САМЫЙ БОЛЬШОЙ ТАНЦЗАЛ В МЭНЕ! И
впервые за всю историю это придорожного заведения на его танцевальной площадке было не протолкнуться
в одиннадцать сорок пять утра. Томми и Вилла Андерсоны сами встречали гостей возле дверей, точь-в-точь,
словно какие-то проповедники, которые приглашают прихожан в церковь. В данном случае Первой церкви
рок-групп прямо из Бостона.
Сначала аудитория вела себя сдержанно, потому что на экране не было ничего, кроме единственного
слова: ОЖИДАНИЕ. Бэнни и Норри подключили аппаратуру и включили телевизионный кабель в гнездо 4.
И вдруг на экране в полный рост появилась дорога Малая Сука, с листвой всех ярких цветов, которая
осыпалась вокруг дежурных морских пехотинцев.
Толпа взорвалась аплодисментами и одобрительными восклицаниями.
Бэнни дал пять Норри, но Норри этого было мало; она поцеловала его прямо в губы, и крепко. Это
было самое счастливое мгновение в его жизни, это ощущение было даже лучшим чем то, когда он сумел
остаться в вертикальном положении, делая на полном ходу ерша.
- Звони! - напомнила ему Норри.
- Сейчас, - ответил Бен. Он ощущал, что лицо у него пылает, словно огнем обожженное, но улыбался.
Он нажал ПЕРЕНАБОР и приложил телефон к уху. - Чувак, мы получили! Изображение такое крутое, что…
- Хьюстон, у нас проблема, - перебил его Джо.
15
- Не знаю, что вам, люди, здесь вздумалось сделать, - произнес шеф Рендольф, - но требую объяснений,
а эту вещь выключите, пока я их не получил, - показал он на Пауэрбук.
- Сэр, извиняюсь, - сказал один из морских пехотинцев с нашивками младшего лейтенанта. - Это
полковник Барбара, и он получил официальную санкцию правительства на проведение данной операции.
Большой Джим ответил на это самой саркастичной из своих улыбок. На шее у него пульсировала вена.
- Этот человек полковник разве что над бездельниками. Он стряпает в местном ресторане.
- Сэр, согласно полученному мной приказу…
Большой Джим погрозил пальцем младшему лейтенанту.
- Служба, в Честер Милле единственным правительством, которое мы признаем, есть наше
собственное, и я его официальный представитель, - он обернулся к Рендольфу.
- Питер, если этот мальчик не желает выключать сам эту вещь, выдерни шнур.
- Я не вижу здесь шнура, - ответил Рендольф, переводя взгляд то на Барби, то на лейтенанта морской
пехоты, то на Большого Джима. Он начал потеть.
- Тогда наступи сапогом на этот чертов экран! Просто растопчи его!
Рендольф сделал шаг. Джо, на вид испуганный, но решительный, заслонил собой ящик, на котором
стоял его Пауэрбук. Телефон он продолжал держать в руке.
- Не смейте! Это моя частная собственность, и я не нарушаю никаких законов!
- Мистер Рендольф, отойдите, - произнес Барби. - Это приказ. Если вы все еще признаете
правительство страны, в которой живете, вы должны его выполнять.
Рендольф осмотрелся назад.
- Джим, может…
- Никаких может, - оборвал его Большой Джим. - Сейчас только здесь страна, в которой ты живешь.
Вырубай этот проклятый компьютер.
Джулия подошла к Пауэрбуку, ухватила компьютер и повернула его так, что камера теперь нацелилась
на вновь пришедших. Кудряшки, выбившись из растрепанной консервативной деловой прически «узелком»,
прилипли ей к раскрасневшимся щекам. У Барби мелькнула мысль: какой чрезвычайно красивой она сейчас
выглядит.
- Спроси Норри, видно ли, - позвала она Джо.
Улыбка Большого Джима застыла гримасой.
- Женщина, а ну-ка перестань!
- Спроси, видно ли им!
Джо заговорил в телефон. Послушал. И тогда сообщил:
- Видно. Они видят мистера Ренни и офицера Рендольфа. Норри говорит, там хотят знать, что здесь у
нас случилось.
Лицо Рендольфа стало тревожным; у Ренни - обозленным.
- Кто хочет знать? - спросил Рендольф.
Джулия начала.
- Мы наладили прямую трансляцию в «Диппер»…
- В этот греховный вертеп! - фыркнул Большой Джим. Руки его сжались в кулаки. Барби прикинул, что
в Ренни где-то фунтов сто лишнего веса и лицо он так кривит, когда шевелит правой рукой, словно она
потянута, но выражение лица у него, словно вот-вот замахнется. Готов ударить… хотя кого: его, Джулию или
мальчика, неизвестно. Да и самому Ренни едва ли это было известно.
- Еще без пятнадцати одиннадцать там начали собираться люди, - продолжала Джулия. - Новости
распространяются быстро, - улыбнулась она, склонив набок голову. - Не желаете помахать своим
избирателям, Большой Джим?
- Это блеф, - заявил Большой Джим.
- Зачем мне блефовать тем, что так легко проверить? - она обернулась к Рендольфу. - Позвоните по
телефону кому-то из ваших копов и спросите, где этим утром собрались жители города? - И тогда вновь к
Ренни. - Если вы сейчас прервете трансляцию, сотни людей запомнят, как вы не дали им увидеть событие,
которое непосредственно их касается. Фактически событие, от которого могут зависеть их жизни.
- У вас нет разрешения.
Барби, по обыкновению сдержанный, ощутил, что терпение его на пределе. И если бы этот мужчина
был дураком, но он им абсолютно не был. И именно это более всего бесило Барби.
- А в чем именно состоит ваша проблема? Вы усматриваете здесь какую-то опасность? Например, я нет. Идея здесь простая - установить эту штуку, оставить ее в режиме прямой трансляции, и уехать отсюда.
- Если ракета ударит без результата, это может спровоцировать панику. Знать, когда что-то не
подействовало, это одно, а видеть неудачу собственными глазами - это совсем другое. Они способны
наделать любой дьявольщины.
- Вы очень невысокого мнения о людях, которыми руководите, господин выборный.
Большой Джим уже открыл, было, рот, чтобы парировать чем-то на подобие: и они именно этого часто
и заслуживают, как подумал Барби, но тут же понял, что значительная часть общины сейчас наблюдает этот
спор на большом экране. К тому же с чрезвычайной четкостью изображения.
- Я посоветовал бы вам убрать эту саркастическую улыбку с вашего лица, Барбара.
- А у нас теперь полиция следит за выражением лиц? - спросила Джулия.
Пугало Джо прикрыл себе рот, но не так быстро, чтобы Рендольф с Большим Джимом не успели
заметить, как мальчик оскалился в улыбке. И услышать хихиканье, которое прорывалось сквозь его пальцы.
- Граждане, вам лучше очистить территорию, - объявил младший лейтенант. - Время приближается.
- Джулия, поверните камеру на меня, - попросил Барби.
Она так и сделала.
16
В «Диппере» никогда раньше не собиралось столько народа, даже в памятную новогоднюю вечеринку
2009 года, когда выступали «Ватиканские секс-киски»[218]. И никогда здесь не было так тихо. Свыше
полутысячи людей стояли бок о бок и бедро к бедру, смотря, как камера Пауэрбука Джо сделала поворот на
180 градусов, нацелившись на Дейла Барбару.
- А вот и мой мальчик, - пробормотала Рози Твичел и улыбнулась.
- Приветствую вас там, друзья, - произнес Барби, и настолько хорошее было изображение, что
несколько человек даже сказали ему в ответ «привет». - Мое имя Дейл Барбара, меня вновь зачислили на
службу в армию Соединенных Штатов, полковником.
Волна удивленных восклицаний прокатилась по залу.
- Решение о видеотрансляции отсюда, с дороги Малая Сука, полностью лежит на моей
ответственности, и, как вы, вероятно, поняли, здесь возник спор между мной и выборным Ренни, который
имеет какие-то отличающиеся от моего взгляды относительно того, следует ли продолжать передачу.
На этот раз волна восклицаний была более звучной. И звучали они неодобрительно.
- Мы не имеем сейчас времени на выяснение деталей, кто кем руководит, - продолжал Барби. - Мы
хотим направить камеру на то место, куда должна попасть ракета. Будет или нет, продлена эта трансляция полностью зависит от вашего второго выборного. Если он прервет передачу, зачтите это на его счет.
Благодарю за внимание.
Он вышел из кадра. Какое-то мгновение зрители на танцплощадке не видели ничего, кроме леса, потом
камера вновь вернулась, немного опустилась и остановилась на зависшем в воздухе знаке X. За ним
дежурные грузили остатки своего имущества в две большие машины.
Вилл Фримэн, хозяин и руководитель местного салона «Тойота» (не товарищ Джима Ренни), заговорил
прямо в экран: «Не вмешивайся, Джимми, а то еще и эта неделя не успеет закончиться, как в Милле будет
новый выборный».
Послышался одобрительный гам. Люди успокоились и стояли, ожидая: будет ли продолжаться
трансляция этой такой скучной и вместе с тем волнительной телепередачи, или она будет прекращена.
17
- Что мне нужно сделать, Большой Джим? - спросил Рендольф, вытирая себе лицо добытым из заднего
кармана брюк платочком.
- А что ты сам хотел бы сделать? - откликнулся Большой Джим.
Впервые с того мгновения, как он получил ключи от зеленого автомобиля начальника полиции, у Пита
Рендольфа мелькнула мысль, что он радушно отдал бы их кому-нибудь другому.
- Я хотел бы оставить их в покое.
Большой Джим кивнул, словно говоря: «Под твою ответственность». И тогда улыбнулся, если так
можно было назвать эту его гримасу.
- Конечно, ты же шеф полиции. - Он обернулся к Барби, Джулии и Пугалу Джо. - Итак, вы нас
перехитрили, не так ли, мистер Барбара?
- Могу вас уверить, что никаких ухищрений нет, сэр, - ответил Барби.
- Черт… ерунда. Это натуральное соревнование за власть в чистом виде. Видел я и не таких умников.
Видел их взлеты… видел и падения, - он, все еще потирая себе досаждавшую правую руку, подошел к Барби.
Так близко, что тот услышал запах его одеколона и пота. Дышал Ренни хрипло. Он понизил голос. Джулия,
наверняка, не расслышала, что он произнес дальше. Но Барби все чудесно услышал. - Сынок, ты поставил на
банк все, что имеешь. До последнего цента. Если ракета пробьет Купол, ты выиграл. Если нет… берегись
меня, - какое-то мгновение его цепкие, почти полностью утопленные в глубоких складках плоти, но сияющие
холодным, ясным умом глаза, не отпускали Барби. Потом он отвернулся. - Поехали, шеф Рендольф.
Ситуация тут сильно осложнилась, благодаря мистеру Барбаре и его друзьям. Возвращаемся в город. Нам
необходимо подготовить твои силы на случай беспорядков.
- Это самое безумное из того, что я имела возможность слышать! - объявила Джулия.
Большой Джим, не оборачиваясь, махнул на нее рукой.
- Хотите поехать в «Диппер», босс? - спросил Рендольф. – У нас еще есть время.
- Ноги моей не будет в этом гнезде разврата, - ответил Большой Джим, открывая дверцы шефского
автомобиля. - Что мне следовало бы сделать, так это поспать. Но нет такой возможности, потому что у меня
много работы. Большая ответственность лежит на мне. Я ее не у кого не просил, но имею.
- Есть люди просто великие, а есть те, которые напускают на себя величие, не правда ли, Джим? спросила Джулия со своей отстраненной улыбкой.
Большой Джим обернулся к ней с таким выражением злой ненависти на лице, что она отступила на
шаг. Но Ренни овладел собой.
- Поехали, шеф.
Машина направилась в город, блымая огоньками в прямо-таки по-летнему теплом воздухе.
- Фью, - присвистнул Джо. - Ужасный чувак.
- У меня такие же ощущения, - добавил Барби.
Джулия смотрела на него, ни следа улыбки на ее лице не осталось.
- Вы нажили врага, - сказала она. - Теперь уже смертельного врага.
- Думаю, вы тоже.
Она кивнула:
- Я надеюсь, ракета пробьет барьер, на наше обоюдное счастье.
Позвал младший лейтенант:
- Полковник Барбара, мы уезжаем отсюда. Мне было бы значительно легче, если бы вы, все втроем,
сделали так же.
Барби кивнул и впервые после длительного перерыва отсалютовал.
18
Взлетев в тот понедельник утром с базы военно-воздушных сил Карсвелл[219], Б-52 барражировал над
Берлингтоном[220] в штате Вермонт уже с 10:40 (в ВВС считают, что на банкет следует появляться как
можно раньше). Миссию обозначили кодовым названием ГРАНД-ОСТРОВОК. Пилотом-командиром был
майор Джин Рей, участник войн в Персидском заливе и в Ираке, последнюю он в частных разговорах
называл не иначе, как «сраное обезьянье шоу Долбобуша». В бомбовом отсеке его корабля располагалось две
крылатых ракеты «Фастхок»[221]. Ракеты более надежные и мощные, чем старые «Томагавки», но какое же
это тяжелое ощущение - барражировать с ними, на боевом взводе, готовясь запустить их по американской
цели.
В 12:53 красный огонек на его контрольной панели стал янтарным. Это компьютер перенял управление
от майора Рея и начал выводить самолет на позицию. Город Берлингтон промелькнул под крыльями и
остался позади.
Рей произнес в шлемофон:
- Уже время, сэр.
Полковник Кокс откликнулся из Вашингтона:
- Тогда Роджер, майор. Удачи. Выстреливай сучку.
- Пошла, - ответил майор.
В 12:54 янтарный огонек начал пульсировать. В 12:54:55 он стал зеленым. Рей щелкнул тумблером,
обозначенным 1. Никакого сотрясения, только шшшвах откуда-то снизу, а на экране он увидел, как
«Фастхок» начинает свое путешествие. Ракета моментально разогналась до максимальной скорости, оставляя
в небе реактивный след, похожий на сделанную ногтем царапину.
Джин Рей перекрестился, завершив этот жест целованием подушки своего большого пальца.
- С Богом, дочурка, - произнес он.
Максимальная скорость ракеты «Фастхок» 3500 миль в час. За пятьдесят миль от цели - где-то миль за
тридцать западнее Конвея в Нью-Хэмпшире и уже на восточной стороне Белых гор[222] - ее компьютер
сначала вычислил, и тогда определил финальный курс. В процессе приближения скорость ракеты
уменьшилась с 3500 до 1850. Ракета привязалась к трассе №302, которая проходит по центру Восточного
Конвея, и, пролетая над пешеходами, заставляла их нервно задирать голову.
- Это часом, не реактивный ли самолет так низко, - прикрывая себе ладонью глаза, спросила какая-то
женщина у коллеги по шопингу на парковке около «Зеленой лавки первопоселенцев»[223]. Если бы
навигационная система «Фастхок» могла говорить, она бы произнесла: «Золотце, ты пока что не видела меня
в настоящей работе».
На высоте три тысячи футов она пролетела над границей между Нью-Хэмпширом и Мэном, оставляя за
собой звуковую волну, от которой щелкали зубы и звякали окна. Когда навигационная система зацепила
шоссе №119, ракета скользнула вниз до тысячи футов, а дальше опустилась на пятьсот. Теперь ее компьютер
работал на всю катушку, проверяя данные навигационной системы, за минуту перематывая в своей
электронной голове не менее чем тысячу параметров коррекции курса.
В Вашингтоне полковник Джеймс О. Кокс произнес:
- Народ, финальная траектория. Держите руками вставные челюсти, кто имеет.
«Фастхок» нашла дорогу Малая Сука и резко упала едва ли не до уровня земли, все еще двигаясь почти
вдвое быстрее звука, она анализировала каждый бугорок и поворот, хвост ее горел так, что глазам больно,
оставляя за собой отравляющий шлейф ракетного выхлопа. Им срывало листву с деревьев, некоторые даже
воспламенялись. Им полностью сокрушило придорожную лавку возле Таркер Холлоу, доски и куски тыкв
подлетели до неба. А гром, который преследовал ракету, заставлял людей падать ничком на пол, прикрывая
себе головы руками.
«Она должен сделать свое дело, - подумал Кокс. - Разве может быть иначе?»
19
В «Диппере» теперь уже теснилось восемьсот человек. Никто не говорил, хотя Лисса Джеймисон
беззвучно шевелила губами, наверняка, молилась какой-то из тех нью-эйджевских мировых душ, которая
сейчас привлекла ее внимание; в руке она сжимала хрустальный шар. Преподобная Пайпер Либби
прижимала себе к губам крестик, который когда-то принадлежал ее матери.
- Вот оно, - произнес Эрни Келверт.
- Где? - требовательно спросил Марти Арсенолт. - Я ничего не ви…
- Слушайте! - сказала Бренда Перкинс.
Они услышали приближение ракеты; возрастающее потустороннее бормотание с западной окраины
города, ммммм, которое за пару секунд превратилось на МММММ. На большом телеэкране они почти
ничего не увидели, разве что только через полчаса после того, как ракета потерпела неудачу. Для тех, кто
остался в ресторане, Бэнни прокручивал запись едва ли не покадрово. Они смотрели, как ракета возникает
из-за поворота, известного под названием Колено Малой Суки. Она висела на высоте четырех футов над
землей, едва ли не целуя собственную тусклую тень. В следующем кадре, оснащенная разработанной для
контактного взрыва осколочно-фугасной головкой, «Фастхок» застыла посреди воздуха над тем местом, где
недавно находился лагерь морских пехотинцев.
На следующих кадрах экран становился таким ярко-белым, что зрители прикрывали себе глаза. А
потом, когда та белизна начинала выцветать, они видели фрагменты ракеты - очень много черных черточек
на фоне угасающего сияния - и огромную подпалину в том месте, где висел знак X. Ракета попала абсолютно
точно.
После этого люди в «Диппере» увидели, как по ту сторону Купола начинает гореть лес. Видели, как на
той стороне сначала вздыбился, а потом начал плавиться асфальт.
20
- Запускайте вторую, - мрачно приказал Кокс, и Джин Рой выстрелил. Эта ракета понаразбивала еще
окон и вновь напугала людей в восточной части Нью-Хэмпшира и в Западном Мэне.
Что касается результата, то он был тот же самый.
ВЛИП
1
В доме №19 по Милл-Стрит, где жила семья Макклечи, после окончания записи зависло мгновение
тишины. И тогда ударилась в горячие слезы Норри Келверт. Встретившись взглядами над ее склоненной
головой, Бэнни Дрэйк и Джо Макклечи с идентичными выражениями лиц «что я могу тут поделать»
положили руки на ее дрожащие плечи и сомкнули пальцы один у одного на запястье в своеобразном
сердечном рукопожатии.
- И это все? - спросила Клэр Макклечи разочарованным голосом. Мать Джо не плакала, хотя тоже едва
сдерживалась, глаза у нее блестели. В руках она держала фотографию своего мужа, она сняла ее со стены
вскоре после того, как Джо с друзьями пришел домой, принеся DVD. - И это все?
Никто не отозвался. Барби примостился на поручне мягкого кресла, в котором сидела Джулия. «Теперь
меня здесь ждут большие неприятности», - подумал он. Но не эта мысль вынырнула у него первой; первой
была о том, что больших неприятностей нужно ожидать городу.
Миссис Макклечи встала. Продолжая держать в руках портрет своего мужа. Сэм, как и каждую
субботу, поехал на базар, который к настоящим холодам регулярно собирался на гоночном треке в Оксфорде.
Любитель реставрации мебели, на тамошних лотках он часто находил достойные его страсти вещи. Прошло
уже три дня, а он так и оставался в Оксфорде, жил в мотеле «Рейсвэй», где также жило много газетчиков и
телевизионщиков; возможности поболтать с Клэр по телефону у него не было, хотя они могли поддерживать
связь по электронной почте. По крайней мере, пока что.
- Что случилось с твоим компьютером, Джо? - спросила она. - Он взорвался?
Джо, не переставая обнимать Норри, так и держа за запястья Бэнни, покачал головой.
- Не думаю, наверное, он просто расплавился, - ответил Джо и обратился к Барби. - От такой
температуры там мог загореться лес. Кто-то должен был бы это предотвратить.
- Кажется, в городе сейчас совсем нет пожарных машин, - сказал Бэнни. - Разве что парочка старых.
- Позвольте мне заняться этим делом, - произнесла Джулия. Над ней возвышалась Клэр Макклечи; ясно
было, в кого таким долговязым уродился Джо. - И еще, Барби, наверное, лучше будет, если буду заниматься
этим только я сама.
- Почему? - удивилась Клэр. Одна слезинка все-таки не удержалась у нее в глазу и покатилась по щеке.
- Джо мне говорил, что вас, мистер Барбара, руководить здесь назначило правительство, лично Президент!
- У меня был спор с мистером Ренни и шефом Рендольфом относительно видеотрансляции, - объяснил
Барби. – Очень напряженный. И, у меня есть сомнения, чтобы кто-то из этих двух воспринял мои советы
сейчас. И вашим, Джулия, едва ли они обрадуются тоже. Во всяком случае, не теперь. Если Рендольф хотя
бы наполовину компетентен, он пошлет туда отряд подручных полицейских с тем оборудованием, которое
осталось в пожарной части. По крайней мере, там должны быть шланги и портативные помпы.
Джулия взвесила его слова, а потом сказала:
- Барби, давайте с вами выйдем на минутку.
Он посмотрел на мать Джо, но Клэр уже не обращала на них никакого внимания. Она отодвинула
своего сына в сторону и сидела рядом с Норри, которая спрятала свое лицо в плече у Клэр.
- Чувак, правительство должно мне компьютер, - напомнил Джо Барби, когда тот вслед за Джулией
направился к дверям.
- Базару нет, - ответил Барби. - Благодарю тебя, Джо. Ты чудесно сделал свою работу.
- Намного лучше, чем их проклятая ракета, - пробормотал Бэнни.
Барби с Джулией остановились на крыльце Макклечи и молча смотрели в сторону городской площади,
реки Престил и моста Мира. И тогда, голосом низким и сердитым, Джулия произнесла:
- Он ничто. Вот в чем вещь. Вот где чертова проблема.
- Кто ничто?
- Питер Рендольф даже не полукомпетентный. И даже не четверть. Я знаю его с детсада, где он был
чемпионом мира по мокрым трусам, потом мы перешли в школу и вместе учились до двенадцатого класса, в
котором он принадлежал к бригаде хватальщиков за бретельки лифчиков. Его умственные способности
всегда находились на тройке с минусом, а знания оценивались на четверку с минусом лишь потому, что его
отец заседал в школьном совете, и с тех пор его мозг отнюдь не развивался. Наш мистер Ренни окружил себя
тупицами. Единственное исключение - это Эндрия Гриннел, но и она наркотически зависима. От лекарства,
которое носит название оксиконтин.
- Проблемы со спиной, - вставил Барби. - Мне рассказывала Рози.
Много деревьев на площади уже сбросили с себя листву, и Барби с Джулией было видно и Мэйн-стрит.
Сейчас улица была пустая - большинство людей все еще находились в «Диппере», обсуждали увиденное, - но
вскоре, когда они, взволнованные, разочарованные, разойдутся по своим домам, тротуары будут
переполнены. Мужчинами и женщинами, которые даже не осмелятся спросить друг друга, чего им ждать
дальше.
Джулия вздохнула и запустила руку себе в волосы.
- Джим Ренни считает, что только потому, что он держит все рычаги в свои руках, все, в конце концов,
должно само собой оборачиваться к лучшему. По крайней мере, для него и его друзей. Он - наихудший тип
политика - самовлюбленный, слишком эгоцентричный, чтобы осознать, что это отнюдь не его весовая
категория, к тому же под тем его надутым имиджем «я-все-могу» прячется настоящий трус. Когда здесь
станет совсем плохо, он пошлет этот город к черту, если решит, что таким образом сможет спасти самого
себя. Лидер-трус – самый опасный тип людей. Именно вы должны были бы руководить этим шоу.
- Благодарю вас за доверие…
- Но этого не будет, чтобы там себе не решили полковник Кокс и Президент Соединенных Штатов
Америки. Этого не случится, если даже пятидесятитысячная демонстрация пройдет по Пятой Авеню в НьюЙорке, размахивая плакатами с вашими портретами. Нет, пока этот сучий Купол висит у нас над головами…
- Каждый раз, когда я вас слушаю, вы становитесь все менее похожей на республиканку, - заметил
Барби.
Она ударила его по бицепсу поразительно твердым кулаком.
- Это не шутки.
- Конечно, - согласился Барби. - Это не шутки. Сейчас время объявлять выборы. И я советую вам самой
баллотироваться на пост второй выборной.
Она жалостливо взглянула на него:
- И вы думаете, Джим Ренни разрешит выборы, пока существует Купол? В каком мире вы живете, друг
мой?
- Не недооценивайте волю города, Джулия.
- А вы перестаньте недооценивать Джеймса Ренни. Он здесь руководит уже целую вечность, и люди к
нему привыкли. Кроме того, он демонстрирует большие таланты, когда надо найти козла отпущения.
Неместный - и фактически приблуда - идеальный кандидат в нашей ситуации. Знаем мы кого-то такого?
- Я надеялся услышать от вас какие-то идеи, а на политическую аналитику.
Какое-то мгновение он не сомневался, что она его вновь ударит. Потом Джулия втянула в себя воздух,
выдохнула и улыбнулась.
- Вы бы с удовольствием послали бы меня к черту, но вам бы потом это откликнулось, разве нет?
Городская сирена начала прорезать короткими свистками теплый, застывший воздух.
- Кто-то подает сигнал о пожаре, - сказала Джулия. - Думаю, мы знаем где.
Они посмотрели на западный горизонт, где небесную синеву уже замазывало дымом. Барби подумал,
что основная его масса поднимается с другой стороны Купола, но от жара небольшие возгорания почти
наверняка должны были начаться и на Честерской стороне.
- Вам хотелось идей. Хорошо, есть одна. Я поищу Бренду, она может быть или дома, или вместе со
всеми в «Диппере», и предложу ей руководить противопожарной операцией.
- А если она скажет« нет»?
- Я уверена, что не скажет. По крайней мере, сейчас, по эту сторону Купола нет серьезного ветра, и там
загорелась разве что трава и немного кустов. Она подключит несколько энергичных человек, она знает
достойных. Таких, которых выбрал бы сам Гови.
- И ни кого из новых полицейских среди них, как я догадываюсь.
- Пусть решает сама, но я сомневаюсь, чтобы она позвала Картера Тибодо или Мэлвина Ширлза. Или
Фрэдди Дентона. Он служит копом уже пять лет, но я знаю от Бренды, что Дюк планировал его уволить.
Фрэдди каждый год выступает в роли Санта-Клауса в начальной школе, и дети его любят - у него чудесно
выходит «о-го-го». И еще у него в характере есть какая-то подлянка.
- Этим вы вновь насыплете соли на шкуру Ренни.
- Да.
- Месть может быть очень пакостной.
- Когда надо, я и самая умею быть пакостной. И Бренда тоже, если будет чувствовать поддержку.
- Тогда вперед. И пусть она позовет этого парня, Бэрпи. Когда речь идет о пожаре в кустарниках, я бы
лучше положился на Бэрпи, чем на любого лентяюгу из городской пожарной команды. К тому же в своем
магазине он имеет все, что надо.
Она кивнула.
- Это действительно, к черту, дельный совет.
- Вы уверены, что не хотите привлечь и меня?
- Вас ждет ловля другой рыбы. Бренда выдала вам ключи от старого бомбоубежища?
- Выдала.
- Итак, этот пожар может послужить удобным для вас отвлекающим фактором. Разыщите этот ваш
счетчик Гейгера, - она уже отправилась к своему «Приусу», но вдруг остановилась и вновь обернулась к
нему. - Нахождение генератора - если он, конечно, существует - это, наверняка, наилучший шанс для этого
города. Возможно, даже единственный. Эй, Барби?
- Я здесь, мэм, - деликатно улыбнулся он.
Она не поддержала его улыбки.
- Вам расхочется недооценивать Ренни после того, как услышите его публичные речи. Не беспричинно
он у нас здесь такой долгоиграющий.
- Я понял, не следует его лишний раз раздражать, размахивая кровавой красной тряпкой.
- Да. Тем более, этой тряпкой может оказаться ваша рубашка.
Она поехала искать Бренду и Бэрпи.
2
Насмотревшись на провальную попытку военно-воздушных сил пробить Купол, зрители расходились
из «Диппера» именно так, как это представлял себе Барби: медленно, со склоненными головами, почти без
болтовни. Многие шли, обнявшись за плечи, кое-кто плакал. Через дорогу от «Диппера» ждали три
патрульные машины, и с полдесятка копов стояли, опираясь на них, готовые к беспорядкам. Но никаких
беспорядков не было.
Зеленый автомобиль шефа стоял поодаль, на стоянке перед магазином «Брауни» (написанный вручную
плакат в витрине сообщал: ЗАКРЫТО, ПОКА «СВОБОДА!» НЕ ПРИНЕСЕТ СВЕЖИХ ПОСТАВОК). В
машине сидели шеф Рендольф и Джим Ренни, наблюдали.
- Ну вот, - с откровенным удовлетворением произнес Большой Джим. - Думаю, теперь они счастливы.
Рендольф бросил на него удивленный взгляд.
- Вам не хотелось, чтобы все вышло?
Шевельнув плечом, Большой Джим скривился.
- Хотелось, конечно, но я и на мгновение не верил. А этот человек с девчачьим именем и его новая
подружка Джулия сумели убедить всех, что все выйдет, возбудили напрасные надежды, разве нет? Да-да. А
знаешь ли ты, что она в том ее печатном дерьме никогда не поддерживала меня в предвыборных гонках? Ни
разу.
Он показал рукой на пешеходов, которые полились назад в город.
- Смотри внимательно, друг: вот к чему приводит отсутствие компетентности, фальшивые ожидания и
излишняя информация. Сейчас они просто несчастны и разочарованы, но когда очухаются, они придут в
неистовство. Нам надо еще усилить полицейские силы.
- Еще? У нас уже восемнадцать единиц, включая частично занятых и новых помощников.
- Этого недостаточно. Итак, мы должны…
Воздух начали прорезать короткие всхлипы городской сирены. Они посмотрели на запад и увидели там
дым.
- Должны за это поблагодарить Барбару и Шамвей, - завершил фразу Большой Джим.
- Может, нам надо что-то делать с этим пожаром.
- Это проблема Таркер Милла. И правительства США, конечно. Это они привели к пожару своей
никчемной ракетой, пусть сами с ним управляются.
- Но если пожар зажег что-то и с нашей стороны…
- Перестань орать, как старая баба, и отвези меня назад в город. Мне нужно найти Джуниора. Нам с
ним надо кое-что обсудить.
3
Бренда Перкинс и преподобная Пайпер Либби стояли возле «Диппера» рядом с «Субару» госпожи
Пайпер.
- Я и не верила, что выйдет, - произнесла Бренда. - Но я бы солгала, если бы сказала, что не
разочарована.
- Я тоже, - согласилась Пайпер. - Горько. Я бы предложила подвезти тебя в город, но должна еще
заехать к кое-кому из моих прихожан.
- Не на Малой Суке, надеюсь? - спросила Бренда, кивая большим пальцем на задымленное небо.
- Нет, это в другую сторону. Восточный Честер. Джек Эванс. Он потерял жену в День Купола. Дикий
инцидент. Хотя сейчас все у нас здесь дикое.
Бренда кивнула.
- Я видела его на Динсморовском поле, он держал плакат с портретом своей жены. Бедный, бедный
человек.
Пайпер подошла к открытому окну со стороны водительского сидения, где перед рулем сидел Кловер,
рассматривая толпу, которая расходилась из «Диппера». Она порылась в кармане, дала псу какую-то
вкуснятину, и тогда сказала:
- Двигайся, Кловер, сам знаешь, ты же вновь провалил экзамен на водителя. - И тогда,
конфиденциально, к Бренде: - Он никак, к черту, не научится парковаться задом.
Пес перепрыгнул на пассажирское сидение. Пайпер открыла дверцу машины и взглянула на дым.
- Вероятно, хорошенько горит лес в Таркер Милле, но нас не зацепит, - она невесело улыбнулась
Бренде. - Мы под защитой Купола.
- Большое счастье, - произнесла Бренда. - Передавай Джеку мои соболезнования. И мою любовь.
- Конечно, обязательно, - ответила Пайпер и отъехала.
Бренда, засунув руки в кармане джинсов, уже выходила с парковки, думая, чем бы ей себя занять
остаток дня, когда подъехала Джулия Шамвей и помогла ей решить эту проблему.
4
Ракеты, которые взрывались против Купола, не разбудили Сэмми Буши, вместо этого это сделал
громкий деревянный треск и последующий за этим плач Малыша Уолтера.
Уходя, Картер Тибодо с приятелями забрали всю траву, которая хранилась в холодильнике, но ее жилье
они не обыскали, в результате чего обувная коробка, с нарисованными на ней черепом и перекрещенными
костями, так и осталась в шкафу. Также и записка, нацарапанная неустойчивым, с наклоном влево почерком
Фила Буши: МОЕ ДЕРЬМО! ТОЛЬКО ТРОНЬ - И УМРЕШЬ!
В коробке не было травы (Фил всегда фыркал в сторону марьиванны, называя траву «лекарством для
коктейльной вечеринки»), а Сэмми в свою очередь не интересовалась коробкой с «кристаллами». У нее не
было сомнений, что «попощники» радушно бы их выкурили, но сама считала, что кристаллы - это бешеное
дерьмо для бешеных людей, потому что кто же другой станет вдыхать дым, в котором содержатся
растворенные в ацетоне обрезки чиркалок со спичечных коробок? Однако там хранился и другой, маленький
пакетик, в котором лежало с полдесятка «Лодочек мечты», и, когда Картер со своей стаей убрался прочь, она
проглотила одну таблетку, запив теплым пивом из бутылки, которая стояла спрятанная под кроватью, в
которой Сэмми теперь спала сама… то есть кроме тех случаев, когда брала к себе Малыша Уолтера. Или
затягивала Доди.
У нее промелькнула мысль, не проглотить ли все вместе «Лодочки мечты» и таким образом раз и
навсегда закончить эту ее несчастную говенную жизнь; она, наверное, так бы и сделала, если бы не Малыш
Уолтер. Кто будет опекать его, если она умрет? Он даже может умереть с голода в своей колыбели, вот такая
ужасная мысль.
Хер с ним, с тем самоубийством, но никогда еще в жизни она не чувствовала себя такой мрачной,
подавленной. И запачканной. Ее унижали и раньше, знает Бог, иногда Фил (который любил трахаться втроем
под кайфом, пока совсем не потерял интерес к сексу), иногда кто-то другой, время от времени она сама
унижалась - Сэмми Буши никогда так и не постигла простой истины, что можно быть самой себе наилучшей
подругой.
Конечно, за плечами у нее были всенощные секс-развлечения, а однажды, еще в средней школе, после
того как «Уайлдкетс» выиграли чемпионат Малой баскетбольной лиги среди новичков, она пропустила через
себя четверых участников подряд (пятый лежал без сознания в уголке). Это была ее собственная идиотская
идея. Она также приторговывала тем, что Картер, Мэл и Фрэнки Делессепс взяли у нее силой. Чаще всего
обслуживала Фримэна Брауна, хозяина магазина «Брауни», где она чаще всего делала покупки, потому что
Браун предоставлял ей кредит. Фримэн был старый, и пах не очень хорошо, но ебарь был еще тот, и это уже
ему плюс. Шесть штрыков на матрасе в задней кладовке - его обычный предел, потом стон и чвирк. Это
никогда не принадлежало к ярчайшим событиям ее недели, но утешало сознание того, что ее кредит
действует , особенно, когда в конце месяца она впадала в безденежье, а Малышу Уолтеру позарез нужны
были свежие памперсы.
И мистер Браун никогда не делал ей больно.
Прошлой ночью случилось совсем другое. Делессепс еще не так, а вот Картер, тот вошел в нее, едва не
пробив насквозь, и, начиная с него, у нее кровило снизу. Дальше хуже: когда с себя снял трусы Мэл Ширлз, у
него оказался инструмент на подобие тех, что показывают в порнофильмах, которые любил смотреть Фил,
пока его интерес к кристаллам окончательно не победил в нем заинтересованность сексом.
Ширлз вошел в нее жестко и, хотя она старалась припомнить то, чем за два дня до этого занимались
они с Доди, это не помогло. Она оставалась сухой, как август без дождя. Правда, пока ей там все не изодрал
Картер Тибодо. Тогда появилась смазка. Она ощутила, как из нее течет что-то теплое, липкое. На лице у нее
тоже было что-то влажное, слезы ринулись по щекам, затекая ей во впадины ушей. Во время бесконечного
метания Мэла Ширлза она подумала, что может так и умереть под ним. Если он убьет ее, что будет с
Малышом Уолтером?
И через все это проходил трескучий, как у сороки, голос Джорджии Руа: «Трахайте, ебите ее трахайте
эту суку! Пусть орет!»
Сэмми действительно орала. Громко и много, тоже самое делал и Малыш Уолтер в колыбели в
соседней комнате.
Напоследок они предупредили, чтобы она держала рот на замке, и покинули ее, истекающую кровью на
диване, истерзанную, но живую. Она видела, как их фары мазнули по потолку гостиной и исчезли, когда они
повернули в сторону города. Наконец Сэмми и Малыш Уолтер остались сами. Она ходила с ним туда-сюда,
остановившись лишь раз, чтобы одеть трусики (не розовые, их она никогда больше не будет носить),
промокнув перед тем влагалище туалетной бумагой. У нее были тампаксы, но сама мысль о том, чтобы чтото туда пихать, была ей отвратительна.
В конце концов, Малыш Уолтер наклонил головку ей на плечо, и она ощутила его слюну у себя на коже
- надежный признак того, что он на самом деле надолго заснул. Она вновь положила его в манеж (с мольбой,
чтобы он проспал тихо всю ночь), и тогда уже вытянула из шкафа коробку. «Лодочки мечты» - что-то из рода
мощных транквилизаторов, она не знала точно, что именно - сначала притушили ей боль Вот Там Внизу, а
потом затуманили все. Сэмми проспала двенадцать часов.
А теперь это.
Вопли Малыша Уолтера казались вспышками ярких лучей среди сплошного тумана. Она встала с
кровати и, пошатываясь, побежала в его спальню, понимая, что чертова колыбель, которую Фил когда-то
собрал в обдолбанном состоянии, наконец-то развалилась. Малыш Уолтер хорошенько расшатал ее в
прошлую ночь, когда «помощники» занимались ею. Колыбель, ослабла достаточно, чтобы теперь, когда он
начал в ней крутиться…
Малыш лежал на полу среди обломков. Он пополз к ней, с разбитого лба у него капала кровь.
- Малыш Уолтер! - вскрикнула она и подхватила его на руки. Обернулась, перецепилась о выломанную
планку, повалившись на колено, вскочила и бросилась к ванной с рыдающим ребенком на руках. Открутила
кран, но, конечно же, ничего оттуда не потекло: нет электричества, насос не качает воду со скважины. Она
ухватила полотенце, промокла ребенку личико, увидела рану - неглубокую, хотя длинную и рваную.
Останется шрам. Она вновь прижала полотенце, сильно, насколько отважилась, стараясь не обращать
внимания на мучительный скулеж испуганного Малыша Уолтера. Кровь капала ей на босые ступни каплями
размером с десятицентовую монету. Бросив взгляд вниз, она увидела, что ее голубые трусики, которые она
одела после того, как ушились «помощники», промокли грязно-пурпурным цветом. Сначала она подумала,
что это кровь Малыша Уолтера. Но на внутренних поверхностях бедер у нее тоже были потеки.
5
Ей как-то удалось на минутку удержать Малыша Уолтера от барахтанья, чтобы залепить ему рану
тремя полосками пластыря с картинками из «Губки-Боба»[224] и натянуть на него свежую сорочку и
последний чистый комбинезон (лозунг на нагрудничке гласил: МАМЕНЬКИН ЧЕРТЕНОК). Пока Малыш
Уолтер ползал кругами по полу в ее спальне, она одевалась сама, тем временем его плач уменьшился до
дряблого хныканья. Начала она с того, что выбросила в мусорную корзину окровавленные трусы и надела
свежие. Потом сделала себе прокладку со свернутого бумажного полотенца и взяла еще одно про запас. Из
нее все еще кровило. Не ливнем лило, но текло намного сильнее, чем в самый худший из ее менструальных
периодов. И так оно лило целую ночь. Вся постель промокла кровью.
Она собрала котомку с вещами Малыша Уолтера и взяла его на руки. Он был тежелехонький, и она
вновь ощутила у себя боль Вот Там Внизу: типа того, как дергает, когда съешь что-то нехорошее.
- Мы едем в амбулаторию, - произнесла она. - Ты не волнуйся, Малыш Уолтер, доктор Гаскелл залатает
нас обоих. А шрамы - это ничто для ребят. Некоторые девушки даже считают это сексуальным. Я поеду как
можно скорее, мы будем там мигом. - Она отворила двери. - Все будет хорошо.
Но ее старая ржавая «Тойота» находилась далеко не в лучшем состоянии. «Помощники» поленились в
отношении задних колес, зато прокололи оба передних. Сэмми довольно долго не могла оторвать глаз от
машины, ощущая, как ее охватывает отчаяние. Мелькнула мысль, непрочная, однако ясная - поделиться с
Малышом Уолтером остатками «Лодочек мечты». Она их может растереть в порошок и засыпать в одну из
тех его пластиковых бутылочек, которые он называл «мняки». Вкус можно замаскировать шоколадным
молоком. Вместе с этой мыслью ей на память всплыло название одного из любимых альбомов Фила «Ничто
не имеет значения, да хоть бы и имело?»[225]
Она откинула прочь эту мысль.
- Не из тех я мамаш, - объяснила она Малышу Уолтеру.
Он вытаращил на нее глаза, напомнив ей Фила, но по-хорошему: выражение, которое делало лицо ее
мужа-беглеца скудоумным, добавляло ее сыночку бесхитростной обворожительности. Она поцеловала его в
нос, он улыбнулся. Это была милая, родная улыбка, но пластырь у него на голове уже покраснел. Это
нехорошо.
- Маленькая корректировка плана, - произнесла она, вновь возвращаясь в помещение. Сначала она не
могла разыскать его рюкзачок, но потом увидела его за тем, что отныне решила называть своим
«насильницким диваном». Как-то упаковала Малыша Уолтера в рюкзак, хотя ее вновь пронзила боль, когда
она его поднимала. По ощущениям, бумажное полотенце у нее в промежности уже вновь стал зловеще
сырым, но, посмотрев, она не увидела пятен в том месте у себя на штанах. Уже хорошо.
- Готов к прогулке, Малыш Уолтер?
Малыш Уолтер только еще крепче прижался щекой к углублению на ее плече. Иногда его
молчаливость ее беспокоила - кое-кто из ее подружек имел детей, которые в шестнадцать месяцев уже
тарахтели длинными предложениями, а Малыш Уолтер имел в запасе не больше десятка слов, однако не
этим утром. Этим утром ей и без того было о чем беспокоиться.
Как для последней недели октября, день выдался очень теплым; небо вверху было того самого
бледного из своих лазурных оттенков, и свет был как будто замутненным. Чуть ли не сразу она ощутила, как
у нее на лице и шее выступил пот, и в промежности пульсировала боль, казалось, сильнее с каждым шагом, а
она же их успела сделать всего лишь несколько. Сэмми подумала: может, ей вернуться за аспирином, а
впрочем, не усилится ли у нее от аспирина кровотечение? Кроме того, она не была уверена, есть ли он
вообще в доме.
Было также кое-что другое, кое-что, в чем она боялась сознаться сама себе: если она вернется домой, не
факт, что у нее хватит силы духа выйти оттуда вновь.
Под левый «дворник» «Тойоты» была заткнута бумажка. С напечатанным сверху заголовком:
Записочка от СЭММИ в обрамлении из маргариток. Листочек вырван из ее собственного блокнота. Этот
факт возбудил в ней дряблую злость. Под маргаритками было написано: «Скажешь кому-то - и не только
колеса тебе будут порезаны. - А ниже, другой рукой: - Наверное, в следующий раз мы тебя перевернем и
поиграемся с другой стороны».
- Помечтайте, уроды, - произнесла она бесцветным, уставшим голосом.
Она смяла записку, бросив ее под спущенное колесо - бедная старая «Тойота Королла» выглядела
почти такой же утомленной и печальной, как Сэмми чувствовала себя внутри, - и преодолела подъездную
аллею, остановившись в ее конце на несколько секунд, чтобы постоять, опираясь на почтовый ящик. Металл
отдавал тепло ее коже, солнце жгло ей шею. И ни ветерка. Октябрь должен был бы быть прохладным,
бодрящим. «Это, наверное, из-за глобального потепления», - подумала она. Ей первой пришла в голову эта
идея, но не последней, и слово, которое, в конце концов, закрепилось, было не глобальное, а локальное.
Перед ней лежала Моттонская дорога, пустая и безрадостная. Где-то на расстоянии мили слева от нее
начинались хорошие новые дома Восточного Честера, в которые представители высшего трудящегося класса
Милла - работящие папы и мамы - приезжали, заканчивая свои дни в магазинах, офисах и банках округа
Льюистон-Оберн. По правую сторону лежал центр Честер Милла. И амбулатория. - Ну что, готов, Малыш
Уолтер?
Малыш Уолтер не ответил, готов он или нет. Он спал у нее на плече, пуская слюну на ее майку «Донна
Буффало»[226]. Сэмми глубоко вдохнула, стараясь не учитывать вспышки боли, которые транслировались из
ее Низовых Окраин, поддернула на себе рюкзак и отправилась в сторону города.
Когда сирена с крыши городского совета начала короткими сигналами извещать о пожаре, она сначала
подумала, что это визжит у нее в голове, крайне странное было ощущение. Немного погодя она заметила
дым, но тот поднимался где-то далеко на западе. Ее с Малышом Уолтером это никак не касается… разве что,
если бы появился кто-то, кому захочется посмотреть на пожар вблизи, тогда другое дело. В таком случае ее
бы наверняка по-дружески подбросили к амбулатории, по дороге к зрелищу.
Она начала напевать песню Джеймса Макмертри, которая была популярной прошлым летом, дошла до
слов «мы сворачиваемся без четверти восемь, это маленький город, и пива вам продать не можем» и
бросила. Очень сухо было во рту, чтобы петь. Она моргнула, увидев, что чуть не упала в канаву, и даже не у
той обочины дороги, вдоль которой начала свой путь. Она все время петляла по дороге, прекрасный метод,
если хочешь, чтобы тебя сбили, вместо того, чтобы подобрали подвезти.
Она осмотрелась через плечо, надеясь хоть на какую-то машину. Не было ни одной. Дорога на
Восточный Честер оставалась пустой, ее асфальт еще не разогрелся достаточно, чтобы мерцать.
Она вернулась на ту обочину, которую считала своей, теперь уже пошатываясь, ощущая ватность в
ногах. «Пьяный матрос, - подумала она. - Что хочешь сделать с пьяным матросом с утра?»[227] Но сейчас
уже не утро, уже перевалило за полдень, она проспала полдня, а, взглянув вниз, увидела, что ее штаны в
промежности стали пурпурными, точно как до этого трусики, которые она с себя сняла. «Это уже не
выстираешь, а у меня осталась лишь пара брюк, которые на меня еще налезают».
Потом она вспомнила, что одни брюки из той пары имеют большую дыру на заднице, и начала плакать.
Слезы давали прохладу ее раскрасневшимся щекам.
- Все хорошо, Малыш Уолтер, - произнесла она. - Доктор Гаскелл нас подлатает. Все будет чудесно.
Как новенькие. Хорошее, как…
И тут у нее перед глазами начала расцветать черная роза, и последние силы покинули ее ноги. Сэмми
ощутила, как силы уплывают, вытекают из ее мышц, словно вода. Она опускалась, держась за единственную
мысль: «На бок, на бок, не раздави ребенка!»
Лишь только это она и была в состоянии сделать. Она лежала распластанная на обочине Моттонской
дороги, недвижимая, под обвитым маревом, словно июльским солнцем. Проснулся и начал плакать Малыш
Уолтер. Он старался выбраться из своего рюкзака, но не осилил; Сэмми застегнула рюкзак надежно, и
ребенок застрял. Малыш Уолтер заплакал еще сильнее. Муха села ему на лоб, отведать крови, которая
сочилась сквозь нарисованные рожицы Губки-Боба и Патрика, потом улетела прочь. Наверное, доложить
результаты своих проб в мушиной штаб-квартире и призвать подкрепление.
В траве стрекотали сверчки.
Верещала городская сирена.
Малыш Уолтер, в ловушке при своей сомлевшей матери, долго ревел посреди жары, потом затих и
лежал молча, апатично водя глазами, и пот большими ясными каплями скатывался с его хороших, мягких
волос.
6
Стоя перед забитой досками кассой кинотеатра «Глобус», под его истрепанным козырьком («Глобус»
закрылся пять лет назад), Барби хорошо видел горсовет и полицейский участок. Его добрый приятель
Джуниор сидел на крыльце гнезда копов, массируя себе виски так, словно ритмичные завывания сирены
резали ему мозг.
Из городского совета вышел и трусцой побежал на улицу Эл Тиммонс. Он был в своей серой
дворницкой одежде, но на шее у него висел бинокль, а на спине переносная помпа с пустым, без воды,
бачком, судя по тому, как легко он ее нес. Барби догадался, что именно Эл и включил пожарную сирену.
«Иди отсюда, Эл, - думал Барби. - Как тебе такое предложение?»
С полдесятка автомобилей проехали по улице. Два первых пикапа, а третий - панельный фургон. Все
три было выкрашены таким желтым цветом, что глаза резало. На дверце пикапов надписи гласили:
УНИВЕРМАГ БЭРПИ. На будке панельного фургона сиял легендарный лозунг ВСТРЕЧАЙ МЕНЯ СО
СЛЕРПИ В БЭРПИ. Передней машиной управлял Ромео лично. В своей обычной прическе «Дедди Кул», той
спирально наверченной чертовщине. Рядом с ним сидела Бренда Перкинс. В кузове пикапа лежали лопаты,
шланги и новенький глубинный насос, на котором еще были прилеплены транспортные наклейки
производителя.
Ромео остановил машину возле Эла Тиммонса.
- Прыгай в кузов, партнер, - позвал он, Эл так и сделал.
Барби отступил по возможности поглубже в тень козырька старого кинотеатра. Он не хотел, чтобы его
включили в число борцов с пожаром на Малой Суке; у него были дела здесь, в городе.
Джуниор не покинул крыльца полицейского участка, и тереть себе виски не переставал, так и сидел
там, обхватив голову. Барби подождал, пока исчезли машины, и тогда поспешно пересек улицу. Джуниор не
поднял головы, а через мгновение и совсем исчез с глаз Барби за массивным, обвитым плющом домом
горсовета.
Барби поднялся по ступенькам, немного задержавшись, чтобы прочитать сообщение на доске
объявлений: ГОРОДСКОЕ СОБРАНИЕ В ЧЕТВЕРГ в 19:00, ЕСЛИ КРИЗИС НЕ ЗАВЕРШИТСЯ.
Припомнились слова Джулии: «Вам расхочется недооценивать Ренни после того, как услышите его
публичные речи». Итак, имеем шанс вечером в четверг; Ренни будет рекламировать себя как лидера, который
контролирует ситуацию. «И будет требовать себе больше власти, - произнес голос Джулии в его голове. Бесспорно, он этого хочет. На благо города».
Городской совет было построен из бутового камня сто шестьдесят лет тому назад, и в его вестибюле
стояли прохладные сумерки. Генератор был отключен; какой смысл ему работать, когда здесь никого нет.
Однако кто-то все - таки там был, в главном зале. Барби услышал голоса, два из них детские. Высокие
дубовые двери стояли распахнутые настежь. Он заглянул и увидел за столом президиума какого-то худого
мужчину с седой шевелюрой. Напротив него сидела хорошенькая девочка лет десяти. Между ними лежала
шахматная доска; седовласый «хиппи» опирался подбородком на кулак, обдумывая следующий ход. Внизу, в
проходе между скамейками, молодая женщина игралась в «классики» с мальчиком лет пяти. Игроки в шашки
сидели задумчивые; женщина с мальчиком смеялись.
Барби хотел, было, отступить назад, но опоздал. Молодуха подняла глаза.
- Привет! Вам кого? - И, подхватив мальчика на руки, двинулась к нему. Шашисты тоже поподнимали
головы. Секретность пошла псу под хвост.
Женщина протянула ему свободную от поддерживания мальчика руку.
- Я Каролин Стерджес. А этот джентльмен мой друг, Терстон Маршалл. Этого маленького мужичка
зовут Эйден Эпплтон. Поздоровайся, Эйден.
- Привет, - сказал Эйден тихим голоском и тут же всунул себе в рот большой палец. Он смотрел на
Барби круглыми, синими, немного удивленными глазами.
По проходу подбежала девочка и встала рядом с Каролин Стерджес. Вслед за ней неспешно подошел
длинноволосый. Выглядел он изможденным и поникшим.
- Меня зовут Алиса Рейчел Эпплтон, - отрекомендовалась она. - Вынь палец изо рта, Эйди.
Эйди проигнорировал установку.
- Приятно с вами познакомиться, - произнес Барби. Себя им он не назвал. Фактически, у него даже
мелькнула мысль, как хорошо было бы сейчас иметь под носом фальшивые усы. Но еще не все потеряно. Он
был почти уверен, что эти люди не являются жителями города.
- Вы кто-то из официальных лиц? - спросил его Терстон Маршалл. - Если вы официальное лицо в этом
городе, я желаю подать жалобу.
- Я здесь всего лишь вахтер, - ответил Барби, тут же вспомнив, что они наверняка видели Эла
Тиммонса. Черт, наверняка даже разговаривали с ним. - Вы, наверное, знакомы с Элом, другим.
- Я хочу к маме, - объявил Эйден. - Я очень соскучился за ней.
- Мы с ним знакомы, - сказала Каролин Стерджес. - Он нам рассказал, что по приказу правительства
обстреляли ракетами какую-то штуку, которая нас здесь держит, но ракеты ее не пробили, а только зажгли
пожар.
- Это правда, - подтвердил Барби, но, прежде чем он успел продолжить, вновь вмешался Маршалл.
- Я хочу подать жалобу. Фактически, я хочу заявить иск. На меня напал один так называемый офицер
полиции. Он ударил меня в живот. Мне несколько лет тому назад удалили желчный пузырь, и я боюсь, что
теперь имею внутренние повреждения. Каролин также испытала устное унижение. Ее обзывали словами,
которые унижают ее пол.
Каролин взяла его за руку.
- Прежде чем подавать какие-то иски, Терси, вспомни, у нас была ТРАВА.
- Трава! - воскликнула Алиса. - Наша мама иногда курит марьиванну, потому, что она помогает ей,
когда у нее ПЕРИОД.
- О, - кивнула Каролин. - Правильно, - невыразительно улыбнулась она.
Маршалл выпрямился во весь свой немалый рост.
- Хранение марихуаны - это мелкое нарушение. А то, что они мне сделали, это уже нападение,
уголовное преступление! У меня там ужасно болит!
Каролин бросила на него взгляд, в котором смешались сочувствие и раздражение. Барби вдруг понял,
какие между ними отношения. Сексуальная госпожа Май встретила эрудированного господина Ноябрь, и
теперь они неразлучны, в плену новоанглийского варианта «Безысходности»[228].
- Терси… Я не уверена, что суд согласится с определением мелкое правонарушение, - она
извинительно улыбнулась Барби. - У нас ее было довольно много. Они ее забрали.
- Возможно, они сами же и выкурят доказательства, - сказал Барби. Она рассмеялась. Ее сиволобый
бойфрэнд - нет. Он продолжал хмурить свои густые брови.
- Все равно я направлю жалобу.
- На вашем месте я бы не спешил, - произнес Барби. - Здесь такая ситуация… ну, скажем, удар в живот
не будет рассматриваться как что-то серьезное, пока мы находимся под Куполом.
- Я считаю это серьезным делом, мой юный друг, вахтер. Теперь уже во взгляде молодухи читалось
больше раздражения, чем сочувствия к нему.
- Терси…
- С другой стороны, хорошо то, что в этой ситуации никто не будет обращать внимания на какую-то
там траву, - добавил Барби. - Может, это в масть, как говорят картежники. А как вы познакомились с этими
детками?
- Копы, которые застали нас в домике Терстона, увидели нас в ресторане, - объяснила Каролин. Хозяйка сказала, что у них закрыто на обед, но смилостивалась, когда услышала, что мы из Массачусетса.
Она подала нам сэндвичи и кофе.
- Сэндвичи с желе и арахисовым маслом и кофе, - уточнил Терстон. - Больше ничего не было, даже
тунца. Я ей сказал, что арахисовое масло залипает у меня в верхнем мосту, но она ответила, что у них сейчас
режим экономии. Вы когда-нибудь слышали что-то более идиотское?
Барби тоже считал это идиотским, но, поскольку идея рационирования принадлежала ему, он
промолчал.
- Увидев, что туда заходят копы, я была готова к новым неприятностям, - продолжила Каролин. - Но
Эйди с Алисой, похоже, как-то повлияли на их разум.
Терстон фыркнул:
- Разума у них не хватило, чтобы извиниться. Или, может, я пропустил эту часть?
Каролин вздохнула и вновь обратилась к Барби.
- Они сказали, что пастор Конгрегационной церкви, возможно, найдет для нас пустой дом, чтобы мы
могли пожить там, пока это не закончится. Я думаю, нам придется стать названными родителями, на
некоторое время.
Она погладила мальчика по голове. Терстон Маршалл явно был менее рад оказаться в роли названного
отца, но он все-таки обнял за плечи девочку и этим понравился Барби.
- Одного копа зовут Джууу-Ньер, - произнесла Алиса. - Он добрый. И милый. Фрэнки не такой
хороший на вид, но он тоже был добр. Он дал нам батончик «Милки Вэй». Мама говорит, чтобы мы не брали
конфет у чужих, но… - Она пожала плечами, показывая, что все теперь изменилось, все теперь иначе,
похоже, этот факт они с Каролин понимали лучше Терстона.
- Перед тем они не были такими уж добрыми, - добавил Терстон. - Не были они добрыми, когда били
меня в живот, моя дорогая.
- Горькие пилюли надо себе представлять конфетками, - философски заметила Алиса. - Так говорит моя
мама.
Каролин рассмеялась. К ней присоединился Барби, а через какое-то мгновение и Маршалл также, хотя,
смеясь, держался за живот и на свою подружку посматривал как-то неодобрительно.
- Я сходила в церковь, постучала в двери, - рассказывала Каролин. - Никто не отозвался, и я зашла
вовнутрь, двери не были заперты, но внутри никого. Вы не знаете, когда вернется пастор?
Барби покачал головой.
- На вашем месте я бы взял шахматную доску и пошел в пасторат. Это сразу за углом. Пастор женщина, ее зовут Пайпер Либби.
- Шерше ля фам, - поддакнул Терстон.
Барби пожал плечами, потом кивнул.
- Она добрый человек, и пустых домов в Милле много. У вас даже есть выбор. Наверняка, найдете и
запасы в кладовках, там, где остановитесь.
Собственные слова возвратили его к мысли о бомбоубежище.
Тем временем Алиса собрала и распихала по карманам шашки, взяла в руки доску и подошла к ним.
- Мистер Маршалл каждый раз у меня выигрывает, - поведала она Барби. - Он говорит, что позволять
выигрывать детям лишь потому, что они дети, это под-давки. Но я с каждым разом играю все лучше и
лучше, правда, мистер Маршалл? - улыбнулась она ему. И Терстон Маршалл тоже ответил ей улыбкой.
Барби подумал, что с этим разношерстным квартетом все должно быть о'кей.
- Юность имеет свои права, дорогая Алиса, - произнес он. - Но их надо приобретать.
- Я хочу к маме, - пробормотал мрачно Эйден.
- Если бы был какой-то способ с ней связаться, - сказала Каролин. - Алиса, ты уверена, что не помнишь
ее электронный адрес? - И к Барби: - Их мама оставила свой мобильный в домике, это плохо.
- Горячий дядька, это все, что я знаю о ее почте, - сказала Алиса. - Иногда мама говорит, что сама была
когда-то горячей женщиной, но папа об этом позаботился[229].
Каролин поглядела на своего бой-френда.
- Убираемся из этого ломбарда?
- Да. С тем же успехом мы можем перебазироваться в пасторат и надеяться, что и леди скоро вернется
со своей милосердной экспедиции, в которой она, наверняка, находится.
- Там должно быть незаперто, - сказал Барби. - Или поищите под ковриком на крыльце.
- Я не посмею, - сказал Маршалл.
- Я посмею, - хохотнула Каролин. На ее смех откликнулся улыбкой мальчик.
- По-смею! - сказала Алиса и побежала по проходу, расставив руки, в одной из которых мотылялась
шахматная доска. - По-смею, по-смею, пошли уже, по-смеем!
Терстон, вздохнув, отправился вслед за ней.
- Алиса, если поломаешь доску, ты никогда не сможешь у меня выиграть.
- А вот и нет! Я смогу, потому что юность имеет свои права! - сказала она в ответ. - Кроме того, мы ее
сможем склеить. Идем!
Нетерпеливо зашевелился Эйден на руках у Каролин. Она опустила его наземь, чтобы бежал за сестрой,
и протянула руку.
- Благодарю Вас, мистер…
- Рад был помочь, - пожал ее руку Барби и сразу же повернулся к Терстону.
Тот имел ладонь крепкую, как у рыбы живот, именно такую, которая у Барби ассоциировались с
людьми, чей интеллект подавлял физическую активность.
Они отправились вслед за детьми. Перед двойными дверями Терстон Маршалл осмотрелся. Сноп
притуманенного солнечного света через одно из высоких окон выхватил из полутьмы лицо этого человека,
сделав на вид старше его настоящего возраста. Превратив его в восьмидесятилетнего.
- Я редактировал текущий выпуск «Лемехов», - поведал он. Голос его дрожал от негодования и обиды. Это очень авторитетный литературный журнал, один из самых лучших в стране. Они не имели права бить
меня в живот, насмехаться надо мной.
- Не имели, - согласился Барби. - Конечно, не имели. Проявите заботу о детях.
- Конечно, обязательно, - ответила Каролин, беря руку мужчины, сжимая его ладонь. - Идем, Терси.
Барби подождал, услышал, что внешние двери закрылись, и тогда пошел искать ступеньки, которые
ведут в зал заседаний и в кухню. Джулия говорила, что вход в бомбоубежище оттуда.
7
Первой мыслью Пайпер было: кто-то выбросил мешок с мусором на обочину дороги. Немного
приблизившись, она увидела, что там лежит тело.
Затормозив, она выскочила из машины так быстро, что свалилась и забила себе колено. Встав, увидела
там не одно тело, а два: женщину и грудного ребенка. По крайней мере, ребенок был еще жив, потому что
вяло шевелил ручонками.
Она подбежала к ним и перевернула женщину на спину. Молодая, знакомое лицо, но не из паствы
Пайпер. Щека и лоб у нее были сильно разбиты. Пайпер высвободила дитя из сумки, и тогда прижала его
себе к груди, погладила его вспотевшие волосы, он зашелся хриплым плачем.
Веки женщины отреагировали на плач и раскрылись, и Пайпер заметила, что брюки у нее промокли от
крови.
- Мал Вотер, - прохрипела она так, что Пайпер четко не расслышала слов.
- Не волнуйтесь, в машине есть вода. Лежите спокойно. Ребенка я подняла, с ним все будет хорошо, сама не зная, так ли оно будет. - Я о нем позабочусь.
- Мал Вотер, - вновь прохрипела женщина в окровавленных джинсах и закрыла глаза.
Пайпер побежала назад к машине, сердце у нее билось так сильно, что в глаза отдавало. Язык стал
медным на вкус. «Бог, помоги мне, - молилась она и, неспособная больше ничего придумать, вновь
повторяла: - Бог, о Боже, помоги мне, помоги этой женщине».
Ее «Субару» имел кондиционер, но она его не включала, несмотря на знойный день, да и вообще редко
им пользовалась. В ее понимании это было не экологично. Но сейчас включила, и на полную мощность.
Положила дитя на заднее сидение, подняла окна, приоткрыла дверцу, вновь отправилась к женщине, которая
лежала в пыли, и тут же ее поразила мысль: а что, если ребенок как-то сумеет перелезть вперед, нажмет
какую-нибудь кнопку и заблокируется в машине?
«Господи, я такая тупая, наихудшая в мире проповедников, когда случается настоящий кризис. Помоги
мне перестать быть такой тупой».
Она бросилась назад, вновь отворила водительские двери, заглянула на сидение, увидела, что мальчик
лежит там же, где она его оставила, только теперь сосет свой большой палец. Он кротко взглянул на нее и
тут же перевел взгляд на потолок, словно увидел там что-то интересное. Воображаемые мультики, наверное.
Его маечка насквозь промокла потом под комбинезоном. Пайпер крутила брелок электронного ключа в
кулаке, пока он не оторвался от общего кольца. И тогда вновь побежала к женщине, которая уже старалась
сесть.
- Не надо, - умоляла Пайпер стоя рядом на коленях, обнимая ее одной рукой. - Не следует вам, я думаю.
- Мал Вотер, - прохрипела женщина.
«Черт, я забыла о воде! Боже, почему ты позволил мне забыть воду?»
Женщина уже старалась подняться. Пайпер это не понравилось, потому что это было против того, что
она знала о первой помощи, но разве был другой выбор? Дорога пустая, а позволить ей оставаться лежать
здесь, под палящим солнцем, будет еще хуже, намного хуже. И, вместо того, чтобы принуждать женщину
вновь прилечь, Пайпер помогла ей встать.
- Не спешите, - приговаривала она, поддерживая женщину за талию, стараясь по возможности ровнее
направить ее неустойчивую походку. - Неспешно и легко дойдем, неспешность и легкость побеждает в
гонках. В машине прохладно. Там есть вода.
- Мал Вотер! - женщина закачалась, выровнялась, тогда попробовала пойти чуточку быстрее.
- Вода, - подтвердила Пайпер. – Конечно. И тогда я отвезу вас в больницу.
- К черту… блатория…
Это слово Пайпер поняла и решительно замотала головой.
- Да нет. Вам надо прямехонько в госпиталь. Обоим, и вам, и вашему ребенку.
- Мал Вотер, - прошептала женщина. Она стояла, пошатываясь, со склоненной головой, волосы свисали
ей на лицо, пока Пайпер открывала передние двери и, наконец, усадила ее в машину.
Пайпер взяла бутылку «Поланд Спринг» с передней панели и открутила пробку. Не успела передать
воду женщине, как та выхватила бутылку у нее с руки и начала жадно пить, вода, переливаясь, капала у неё с
подбородка, расплываясь темными пятнами на майке.
- Как ваше имя? - спросила Пайпер.
- Сэмми Буши.
И тут же от воды Сэмми скрутило желудок, и та самая черная роза вновь начала расцветать перед
глазами. Бутылка выпала из ее пальцев на коврик под ногами, булькая, и она вновь отключалась.
Пайпер гнала, как только могла, и это у нее выходило довольно быстро, поскольку Моттонская дорога
оставалась пустой, но, добравшись до госпиталя, она узнала, что доктор Гаскелл умер еще вчера, а
помощника фельдшера Эверетта сейчас нет на месте.
Сэмми осмотрел и госпитализировал знаменитый медицинский эксперт Даги Твичел.
8
Пока Джинни старалась остановить у Сэмми Буши вагинальное кровотечение, а Твич ставил
капельницу весьма обезвоженному Малышу Уолтеру, Расти Эверетт тихонько сидел на парковой скамейке с
той стороны площади, где стояло здание горсовета. Скамейка пряталась под развесистыми ветвями высокой
голубой канадской ели, и он думал, что ее глубокая тень делает его почти невидимым. Пока он не двигался,
так оно и было.
Интересные вещи приоткрывались ему для созерцания.
Он был намерен пойти прямо к складскому помещению за горсоветом (Твич назвал его сараем, но
длинное деревянное здание, где также хранились четыре городских снегоочистителя, было гораздо крупнее,
чем это определение) и проверить, как там обстоят дела с пропаном, но тут подъехал патрульный автомобиль
с Фрэнки Делессепсом за рулем. С пассажирской стороны вылез Джуниор Ренни. Пару минут они о чем-то
поболтали и после этого Делессепс вновь куда-то поехал.
Джуниор поднялся по ступенькам полицейского участка, но вместо того чтобы войти вовнутрь, он сел
прямо там же и начал тереть себе виски, словно у него болела голова. Расти решил подождать. Ему не
хотелось, чтобы кто-то увидел, как он проверяет городские запасы топлива, особенно, если этот кто-то сын
второго выборного.
В какой-то момент Джуниор достал из кармана мобильный телефон, открыл, послушал, что-то сказал,
вновь послушал, еще что-то сказал и, наконец, закрыл. Снова принялся тереть себе виски. Что-то такое
говорил доктор Гаскелл об этом юнце. Не о том ли, что у него мигрень? А очень было похоже на мигрень.
Потому что он не просто тер себе виски, он еще и голову наклонил особым образом.
«Старается избежать света, - подумал Расти. - Наверное, забыл дома свои таблетки имитрекс или зомиг.
Если, конечно, Гаскелл их ему выписывал».
Расти уже встал, собираясь, пересекая Коммонвелс-Лэйн, подойти к заднему фасаду городского совета
(Джуниор явно был не в том состоянии, чтобы что-то заметить), но тут он заметил кое-кого другого и вновь
сел на скамейку. Дейл Барбара, повар, которого, кажется, было возведено в полковники (как кто-то говорил,
приказом самого Президента), стоял под козырьком кинотеатра «Глобус», в тени, еще более глубокой чем
та, где прятался сам Расти. К тому же Барбара, это было видно, держал в поле зрения Джуниора.
Интересно.
Очевидно, Барбара пришел к тому же выводу, который чуть раньше сделал для себя Расти: Джуниор не
наблюдает, а ждет. Возможно, кого-то, кто его заберет. Барбара поспешно перешел улицу и, спрятавшись от
потенциального взгляда Джуниора за зданием горсовета, задержался возле его дверей, чтобы прочитать
объявление. А потом зашел вовнутрь.
Расти решил еще некоторое время посидеть на том же месте. Под деревом сиделось хорошо, к тому же
ему стало интересно, кого это может ждать Джуниор. Люди все еще тянулись из «Диппера» (кое-кто
задержался бы там и подольше, если бы сейчас наливали выпивку). У большинства из них, как и у того
молодчика, который сидел на ступеньках, головы были склонены. Но не из-за боли, догадывался Расти, а от
подавленности. Хотя это почти то же самое. Тема стоящая серьезного обдумывания.
И вот появился черный угловатый пожиратель бензина, хорошо знакомый Расти: «Хаммер» Большого
Джима Ренни. Он нетерпеливо посигналил тройке горожан, которые шли посреди улицы, шугнув их в
сторону, как овец.
«Хаммер» остановился перед полицейским участком. Джуниор поднял голову, но не встал. Открылись
двери. Из-за руля вылез Энди Сендерс, Ренни вылез с пассажирской стороны. Как это он позволил Сендерсу
управлять его любимой черной жемчужиной? У сидящего на скамейке Расти брови полезли вверх. Нет, он
никогда не видел никого другого, кроме самого Большого Джима, за рулем этого монстра. «Может, он решил
повысить Энди от лизуна пяток до ранга своего шофера», - подумал он, но, увидев, как Большой Джим
поднимается по ступенькам туда, где так и сидел его сын, Расти поменял мнение.
Как и большинство медиков-ветеранов, Расти был довольно точным внешним диагностом. Он никогда
не назначал курс лечения, основываясь на этих наблюдениях, но это же нетрудно - по походке отличить
человека, которому полгода назад была сделана имплантация бедра, от такого, который сейчас страдает
геморроем; можно легко узнать растяжение шеи по тому, как женщина поворачивается всем корпусом,
вместо того, чтобы просто оглянуться через плечо; ты можешь узнать ребенка, который хорошенько
нахватался вшей в летнем лагере по тому, как он чухает себе голову. Большой Джим поднимался по
ступенькам, положив одну руку себе на свой немалый живот, классическая позиция для человека, который
недавно вывихнул себе плечо, или потянул руку, или и то, и другое вместе.
Итак, не удивительно, почему Сендерсу было доверено пилотировать этого зверя.
Они втроем начали о чем-то говорить. Джуниор не привставал, вместо этого Сендерс присел около
него, порылся у себя в кармане и достал оттуда что-то, что блеснуло в блеклом свете дня. У Расти было
хорошее зрение, но он сидел по крайней мере в пятидесяти ярдах поодаль, и он не узнал, что это за вещь.
Что-то или стеклянное, или металлическое, единственное, что он понял наверняка. Джуниор положил этот
предмет себе в карман, потом они втроем еще говорили. Ренни показал на «Хаммер» здоровой рукой, но
Джуниор покачал головой. Потом Сендерс показал на «Хаммер». Джуниор вновь возразил, наклонил голову,
и в который раз взялся обрабатывать себе виски. Двое мужчин переглянулись, причем Сендерс выгибал шею,
потому что так и продолжал сидеть на ступеньках. В тени Большого Джима, что показалось Расти
знаменательным. Большой Джим пожал плечами и развел руки в жесте «что здесь поделаешь». И тогда уже
Сендерс встал и оба мужчины зашли в полицейский участок, перед тем Большой Джим задержался на
довольно продолжительное время, чтобы погладить сына по плечу. Джуниор на это никак не отреагировал.
Так и сидел, где сидел, словно решил просидеть там все свои дни. Сендерс для Большого Джима выступил в
роли швейцара, придержав ему двери, а потом уже зашел внутрь сам.
Как только двое выборных исчезли в участке, из городского совета появился целый квартет: пожилой
джентльмен, молодая женщина, девочка и мальчик. Девочка держала мальчика за руку, а во второй руке
несла шахматную доску. Мальчик имел вид почти такой же неутешительный, как и Джуниор, подумалось
Расти… и, черт побери, он тоже себе трет висок свободной рукой. Четверка пересекла Комм-Лэйн и
приблизилась к скамейке Расти.
- Привет, - весело произнесла девочка. - Я Алиса, а это Эйден.
- Мы будем жить в доме, где живет пассия, - сурово сообщил малыш по имени Эйден. Он не переставал
тереть себе висок и выглядел очень бледным.
- Это просто чудесно, - ответил Расти. - Мне тоже хочется оказаться в доме, где моя пассия.
Мужчина с женщиной догнали детей. Они держались за руки. Отец и дочь, решил Расти.
- На самом деле мы просто хотели бы поговорить с пастором Либби, - объяснила женщина. - Вы часом
не знаете, она уже вернулась?
- Не имею понятия, - ответил Расти.
- Ну, тогда мы пойдем, подождем ее там. В пасиянате, - на этом слове она улыбнулась пожилому
мужчине. Расти решил, что они, наверное, никакие не дочь с отцом. - Так нам посоветовал вахтер.
- Эл Тиммонс? - Расти видел, как Эл залезал в кузов пикапа «Бэрпи».
- Нет, другой, - уточнил пожилой мужчина. - Он сказал, что преподобная может помочь нам с жильем.
Расти кивнул.
- А этого зовут Дейл?
- Мне кажется, он так и не назвал нам своего имени, - сказала женщина.
- Идем! - мальчик отпустил руку сестрички, вместо этого схватившись за молодуху. - Я хочу поиграть в
ту другую игру, о которой ты говорила.
Однако голос у него звучал скорее капризно, чем нетерпеливо. Шок средней степени, наверняка. Или
какое-то физическое недомогание. Если последнее, Расти надеялся, что там что-то не страшнее усталости.
Милл сейчас меньше всего нуждался во вспышке гриппа.
- Они потеряли свою мать, по крайней мере, временно, - объяснила женщина. - Мы их опекаем.
- Очень хорошо с вашей стороны, - сказал Расти искренне. - Сынок, у тебя что-нибудь болит?
- Нет.
- Горло не болит?
- Нет, - ответил мальчик по имени Эйден. Он изучал Расти своими серьезными глазами. - А знаете что?
Если мы даже в этом году не пойдем никого пугать и кричать «лакомство или козни» на Хэллоуин, мне это
безразлично.
- Эйден Эпплтон! - вскрикнула девочка крайне шокированным тоном.
Расти немного вздрогнул на своей скамейке, просто не мог удержаться. И тогда улыбнулся.
- Неужели? А почему так?
- Потому что нас водит мамочка, а мамочка поехала за купками.
- Он хотел сказать за покупками, - извинительно объяснила девочка по имени Алиса.
- Она поехала за квасольками, - уточнил Эйден. Он был похож на маленького дедушку - маленького,
обеспокоенного дедушку. - Мне страшно идти на Хэллоуин без мамочки.
- Идем, Каролин, - позвал мужчина. - Нам надо еще…
Расти встал со скамейки.
- Мэм, могу я с вами поболтать минутку? Только подойдите ко мне.
Каролин бросила на него удивленный, настороженный взгляд, но сделала пару шагов в тень голубой
ели.
- У мальчика не было каких-то судорожных проявлений? - спросил ее Расти. - Например, не бросал ли
он неожиданно то, чем радостно занимался… ну, знаете, просто стоит неподвижно какое-то время… или
застывший взгляд… чавканье губами…
- Ничего подобного не было, - сказал мужчина, присоединяясь к ним.
- Конечно, - согласилась Каролин, но немного перепугано.
Это заметил мужчина и, насупив свои импозантные брови, обратился к Расти.
- Вы врач?
- Помощник доктора, фельдшер, я просто подумал, возможно…
- Конечно, мы вам признательны за ваше неравнодушие, мистер…
- Эрик Эверетт. Зовите меня Расти.
- Мы признательны вам за ваше неравнодушие, мистер Эверетт, но я считаю его неуместным. Помните
о том, что эти дети сейчас без своей матери…
- Они двое суток провели сами, без еды, - добавила Каролин. - Они старались сами дойти до города,
когда эти двое… офицеров, - она наморщила нос так, словно от этого слова дышало чем-то гадким, - их
нашли.
Расти кивнул.
- Это многое объясняет, я думаю так. Хотя у девочки вполне нормальный вид.
- Дети по-разному реагируют. А нам уже пора идти. Они уже далеко забежали, Терси.
Алиса с Эйденом бежали через парк, пиная ногами цветные кучки опавшей листвы. Алиса махала
шахматной доской и кричала: «Пасиянат! Пасиянат!» во всю силу своих легких. Мальчик не отставал от нее
и тоже что-то кричал.
«У ребенка просто было временное моторное возбуждение, вот и все, - думал Расти. - А остальное случайное совпадение. И даже не так: какой американский ребенок не думает о Хэллоуине в конце октября?»
Единственное что не радовало: если этих людей позже спросят, они припомнят, где и когда видели Эрика
Расти Эверетта. Вот тебе и секретность.
Седоволосый мужчина повысил голос:
- Дети! Подождите!
Молодая женщина измерила Расти взглядом, потом протянула руку.
- Благодарю вас за ваше участие, мистер Эверетт, Расти.
- Наверняка, излишнее. Профессиональные комплексы.
- Вас можно полностью простить. Это самый безумный уик-энд в истории мира. Спишем на это.
- Вы правы. А если я вам понадоблюсь, найдете меня в больнице или в амбулатории. Он махнул рукой
в сторону «Кэти Рассел», которую будет видно отсюда, когда осыплется остальная листва. Если листва
осыплется.
- Или на этой скамейке, - улыбнулась она.
- Или на этой скамейке, да, - тоже улыбнулся он.
- Каролин! - позвал Терстон нетерпеливо. - Идем уже!
Она слегка помахала Расти - не более, чем шевельнула пальцами - и побежала догонять своих.
Двигалась легко, грациозно. Расти стало интересно, знает ли Терси ту истину, что девушки, которые умеют
бегать легко и грациозно, почти всегда убегают от своих стареющих любовников, рано или поздно.
Вероятно, знает. Вероятно, с ним уже такое случалось раньше.
Расти смотрел, как они через площадь продвигаются в направлении шпиля церкви Конго. Потом
деревья спрятали их из вида. Когда он вновь посмотрел на полицейский участок, Джуниора Ренни там уже не
было.
Расти посидел еще пару минут, барабаня пальцами себе по коленям. Наконец, принял решение и встал.
Проверка городского склада в поисках исчезнувших госпитальных баллонов с пропаном может подождать.
Теперь его больше интересовало, что один-единственный в Милле армейский офицер может делать в здании
городского совета.
9
Что делал Барби в то мгновение, когда Расти через Комм-Лэйн направлялся к горсовету, так это
изумленно свистел сквозь зубы. Бомбоубежище было длинное, как вагон-ресторан, и полки в нем были
доверху заставлены консервами. Большей частью рыбными: ящики сардин, ряды лосося и очень много чегото с названием «Мелкие мальки моллюсков Сноу»[230], которых Барби искренне надеялся никогда не
отведать в своей жизни. Стояли там также ящики с сухими продуктами, включая пластиковые контейнеры,
на которых были надписи: РИС, ПШЕНО, МОЛОЧНЫЙ ПОРОШОК и САХАР. Высокие штабеля
положенных горизонтально бутылок, обозначенных: ПИТЬЕВАЯ ВОДА. Он насчитал десять больших
картонных коробок с трафаретом: ПРАВИТЕЛЬСТВО США. ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ЗАПАС ПЕЧЕНЬЯ. Еще на
двух значилось: ПРАВИТЕЛЬСТВО США. ФЕДЕРАЛЬНЫЙ ЗАПАС ШОКОЛАДНЫХ БАТОНЧИКОВ. На
стене висел пожелтевший плакат с лозунгом: «700 калорий в день убивает голод в пень».
- Помечтайте, - пробурчал Барби.
В дальнем конце виднелись какие-то двери. За ними оказалась египетская тьма, он, пощупав стену,
нашел выключатель. Еще одна комната, не такая большая, но и не маленькая. На вид старая, покинутая, но не
грязная - Эл Тиммонс должен был знать о ее существовании, потому что кто-то же вытирал пыль с полок и
заметал пол, - хотя и полузабытая. Запасы воды хранились в стеклянных бутылках, он таких не видел со
времен своего короткого пребывания в Саудовской Аравии.
В этой, второй, комнате хранилась где-то дюжина складных кроватей, простые синие одеяла и матрасы
в прозрачных пластиковых мешках также ждали своего использования. И несколько десятков коробок с
надписями: САНИТАРНЫЕ КОМПЛЕКТЫ и ПРОТИВОГАЗЫ. Тут же стоял генератор небольшой
мощности. Он работал - вероятно, завелся, когда Барби включил свет. Сбоку от генератора были две полки.
На одной стоял радиоприемник, который, наверное, выглядел новинкой в то время, когда свежим хитом была
песня Си Дабл'ю Макколла «Конвой»[231]. На другой полке стояли две газовых плитки и металлический
бокс яркого желтого цвета. Логотип на нем был тех времен, когда CD[232] означало что-то другое, чем
компакт-диск. Это было как раз то, зачем он сюда пришел.
Барби потянул бокс и чуть его не упустил - тежеленный. Впереди на нем была шкала с надписью
ИМП./СЕК. Надо было включить прибор и направить на что-то его сенсор, тогда стрелка могла остаться на
зеленом поле, перейти на желтое в центре шкалы… или заскочить на красное. В последнем случае,
подытожил Барби, хорошего было мало.
Он включил прибор. Крохотная лампочка питания осталась темной, а стрелка - невозмутимой - на
цифре 0.
- Аккумулятор сдох, - произнес голос позади его. Барби чуть из собственной шкуры не выскочил.
Обернувшись, он увидел в дверях, которые соединяли две комнаты, высокого, упитанного блондина.
На мгновение имя выскочило у него из головы, хотя этот мужчина почти каждое воскресенье утром
посещал ресторан, иногда вместе с женой, и всегда с двумя своими дочурками. Тогда память включилась, и
он произнес:
- Расти Эверс, не так ли?
- Близко к цели, то есть Эверетт, - протянул руку вошедший. Барби, немного с опаской, подошел и
пожал ее. - Увидел, как вы сюда заходили. А это, - он кивнул на счетчик Гейгера, - вероятно, неплохая идея.
Оно должно от чего-то питаться. - Расти не уточнил, что имел в виду под оно, но в этом не было
потребности.
- Рад, что мы с вами думаем одинаково. Вы напугали меня едва ли не до инфаркта. Однако в таком
случае именно вы бы мне и смогли помочь, как я догадываюсь. Вы же врач, да?
- ПД, - уточнил Расти, - это означает…
- Я понимаю, помощник доктора, фельдшер.
- О'кей, вы выиграли этот кухонный прибор, - Расти показал на счетчик Гейгера. - Он, вероятно,
питается от шестивольтовых батареек. Я уверен, что видел такие в Бэрпи. Но не уверен, что там сейчас ктото есть. Итак… может, разведаем здесь рядом?
- Где именно вы предлагаете разведывать?
- На складе позади горсовета.
- И нам это надо, ради того чтобы…
- Зависит от того, что мы там найдем. Если то, что пропало у нас из больницы, мы с вами сможем
обменяться кое-какой информацией.
- Не хотите сначала сообщить, что именно у вас пропало?
- Пропан, браток.
Барби оторопел.
- Что за чертовщина? Идем, посмотрим.
10
Джуниор стоял возле подножия ступенек, которые вели вверх вдоль боковой стены аптеки Сендерса, не
зная, способен ли он по ним взобраться, когда у него так болит голова. Возможно. Вероятно. В то же время
он боялся, что на полдороги вверх его череп может взорваться, как новогодняя хлопушка. Снова у него
перед глазами плавало пятнышко, дергаясь туда-сюда с каждым ударом сердца, но оно не было больше
белым. Оно стало ярко-красным.
«В темноте мне станет хорошо, - думал он. - В кладовке, с моими подружками».
Если здесь все пройдет надлежащим образом, он сможет пойти туда. Сейчас кладовка в доме
Маккейнов на Престил-Стрит казалась ему самым желанным местом на земле. Конечно, там лежал еще и
Коггинс, ну и что? Джуниор запросто может убрать прочь этого сраного гимнослогателя. Но Коггинса надо
придержать еще какое-то время. Джуниора меньше всего интересовала судьба его отца (его ни удивило и ни
встревожило то, что тот сделал; Джуниор всегда знал, что его отец способен на убийство), но он был очень
заинтересован в том, чтобы утопить Дейла Барбару в нужнике.
«Если мы сделаем все надлежащим образом, мы не просто уберем его с нашего пути, - объяснял
Большой Джим этим утром. - Мы используем его для объединения нашего города перед лицом кризиса. И
эту никчемную газетчицу тоже. В отношении неё у меня тоже есть идея. - Он положил свою рыхлую,
мясистую ладонь Джуниору на плечо. - Мы одна команда, сынок».
Возможно, не навсегда, возможно, только теперь, но сейчас они действительно тянули один плуг. Итак,
они должны позаботиться о Бааарби. Джуниору взбрело на ум, что это Барби виновен в том, что у него болит
голова. Если Барби действительно побывал за океаном - в Ираке, ходили слухи - он мог привезти со
Среднего Востока кое-какие чертовы сувениры. Скажем, яд. Джуниор обедал в «Розе-Шиповнике»
множество раз. Барбара легко мог подбросить ему кое-что в пищу. Или в кофе. А если Барбара даже не лично
это сделал, он мог подговорить Рози. Эта пизда полностью находится под его чарами.
Джуниор медленно побрел вверх, останавливаясь через каждые четыре ступеньки. Голова у него не
взорвалась, и, добравшись до верхней площадки, он полез в карман за ключом от помещения, который ему
вручил Энди Сендерс. Сначала он никак не мог нащупать ключ, и уже подумал, что потерял, но, наконец,
пальцы наткнулись на него под мелкими монетами в глубине кармана.
Он осмотрелся вокруг. Несколько человек шли по улице, возвращаясь с сеанса в «Диппере», но никто
не посмотрел вверх, не увидел его на лестничной площадке перед помещением Барбары. Ключ повернулся в
замке, и Джуниор проскользнул внутрь.
Он не включал света, хотя генератор Сендерса, наверняка, подпитывал и эту квартиру. Полутьма
делала менее видимым пятно, пульсирующее перед его глазами. Он начал заинтересованно осматриваться.
Тут были книги: полки и полки книг. Или Бааарби бросил их на произвол судьбы, когда убегал из города,
или договорился с кем-то – скорее всего с Петрой Ширлз, которая работает внизу, в аптеке, - чтобы их куданибудь ему переслали? Тогда он, вероятно, договорился и об этом ковре, который лежит на полу гостиной произведение каких-то верблюжьих жокеев, который Барби, несомненно, подцепил на тамошнем базаре в
свое свободное от пыток подозреваемых и лишения невинности маленьких мальчиков время.
Нет, он не договаривался о пересылке своего имущества, решил Джуниор. Не было потребности,
потому что он и не собирался на самом деле покидать город. Только ему прострелила эта идея, как Джуниор
уже удивлялся, почему он не додумался до этого раньше. Бааарби здесь нравится, он никогда не покинет этот
город по собственной воле. Ему здесь классно, как червю в собачьей блевотине.
«Найди что-то, от чего он не сможет отбрехаться, - инструктировал его Большой Джим. - Что-то такое,
что может принадлежать только ему. Ты понимаешь, о чем я говорю?»
«Отец, я что, по-твоему, глуп? - подумал сейчас Джуниор. - Если я глуп, как это так вышло, что именно
я спас твою сраку в прошлую ночь?»
Но у отца была мощная рука, он временами так ужасно замахивался на него, когда бесился, что
заедаться не следовало бы. Он ни разу не ударил Джуниора по жопе, не дал ему пощечины, когда тот был
маленьким, Джуниор всегда относил это на счет окультуривающего воздействия своей покойной матери.
Теперь он подозревал, что причина заключалась в том, что отец глубоко в душе понимал: если начнет, вряд
ли сможет остановиться.
- Каков отец, таков и сын, - произнес Джуниор и захохотал. Голова отозвалась болью, но он все равно
хохотал. Как там говорится, в старой прибаутке: смех - наилучшее лекарство?
Он вошел в спальню Барби, увидел аккуратно заправленную кровать и подумал, как было бы классно
наложить на ней прямо посредине большую кучу. Да еще и подтереться подушкой. «Тебе нравится,
Бааарби?»
Вместо этого он открыл комод. В верхнем ящике трое или четверо джинсов и пара шорт хаки. Под
шортами нашелся мобильный телефон, и он на мгновение подумал, что телефон - именно то, за чем он сюда
пришел. Но нет. Дешевый аппарат с распродажи, типа тех, что дети в колледже называют «разовыми» или
«выкидышами». Барби всегда может сказать, что это не его вещь. Во втором ящике лежало с полдесятка
трусов и пар пять чисто-белых спортивных носков. Третий ящик был пуст.
Он заглянул под кровать, в голове загудели колокола - кажется, ему совсем не полегчало. Там ничего
не было, даже пыли. Вот же Бааарби, такой аккуратист. Джуниор подумал, не достать ли с карманапистончика имитрекс, но не стал этого делать. Он уже проглотил пару пилюль, и абсолютно без всякого
эффекта, кроме металлического привкуса на задней стенке горла. Он знал, какое лекарство ему нужно:
темная каморка на Престил-Стрит. И компания его подружек.
Тем временем он все еще здесь. И должен здесь найти хоть что-то.
- Что-то такое, - прошептал он. - Должен найти что-то такое.
Он уже хотел вернуться в гостиную, как вдруг, смахивая влагу из уголка своего дрожащего левого
глаза (не зная, что он налился кровью), застыл, пораженный одной идеей. Он вернулся к комоду, вновь
выдвинул ящик с трусами и носками. Носки были скручены в мячики. Джуниор, когда еще учился в школе,
иногда прятал траву или таблетки в своих скрученных носках; а однажды даже ажурные трусики Адриетты
Недо. Носки - удобная вещь для тайника. Он начал перебирать пару за парой скрученные носки и
внимательно прощупывать.
В третьем «мячике» он что-то нащупал, что-то наподобие плоского куска металла. Нет, два куска. Он
раскрутил носки и вытряс оттуда наверх комода находку.
Армейские личные жетоны Дейла Барбары. И, несмотря на свою бешеную головную боль, Джуниор
улыбнулся.
«Бааарби, ты влип, - подумал он. - Ты, козел, теперь уже точно влип».
11
По ту сторону Купола около дороги Малая Сука еще изобиловали зажженные ракетами «Фастхок»
возгорания, но к наступлению тьмы они потухнут; пожарные команды четырех городов, усиленные
смешанными подразделениями армейской и морской пехоты, над этим работали, и очень успешно. Все
погасили бы даже раньше, размышляла Бренда, если бы тамошним пожарным не противостоял еще и
порывистый ветер. Здесь, со стороны Милла, они не имели такой проблемы. Сегодня это благословение.
Позже это может стать проклятьем. Нет смысла заранее что-то знать.
Сегодня Бренда не позволяла себе задумываться над этим вопросом просто потому, что ей было
хорошо. Если бы утром кто-то у нее спросил, когда, по ее мнению, она сможет вновь почувствовать себя
хорошо, Бренда могла бы ответить: «Наверное, в следующем году, а может, и никогда». Однако она обладала
достаточной мудростью для понимания того, что это чувство не будет продолжаться долго. Полтора часа
напряженной работы очень поспособствовали; физические упражнения освобождают эндорфины, неважно,
какие эти упражнения: хоть бег трусцой, хоть прибивание горящих кустов лопатой. Но здесь было что-то
большее, чем эндорфины. Здесь было управление важным делом, таким, с которым управиться могла только
она.
На дым прибыли и другие волонтеры. Четырнадцать мужчин и три женщины стояли по обе стороны
Малой Суки, кто-то держал в руках лопаты и резиновые коврики, которыми они гасили языки пламени, ктото с портативными помпами, которые они таскали на спинах, а теперь поскидывали их с себя, и те стояли на
твердом грунте немощенных обочин. Эл Тиммонс, Джонни Карвер и Нелл Туми сматывали шланги,
запихивая их назад в кузов пикапа «Бэрпи». Томми Андерсон из «Диппера» и Лисса Джеймисон - хотя и
крохотная нью-эйджерка, но сильная, словно лошадь, - тащили в другую машину глубинный насос, которым
они качали воду из ручья Малая Сука. Вокруг звучал смех, и Бренда понимала, что не только она
наслаждается выбросом эндорфинов.
Заросли по обе стороны дороги стояли черными и еще тлели, пропало несколько деревьев, но это и все.
Купол задерживал ветер и помог им также в другом смысле, частично заблокировав ручей, он превратил эту
местность в разрастающееся болото. Пожар по другую сторону барьера выглядел совсем иначе. Люди,
которые боролись с ним там, казались мерцающими призраками, едва видимыми сквозь пламя и сажу,
которая скапливалась на поверхности Купола.
Ернической походкой к ней приблизился Ромео Бэрпи. В одной руке он держал мокрую метлу, во
второй - резиновый коврик. На нижней стороне коврика так и остался висеть ценник. Надпись на нем была
закопчена, но еще читалась: КАЖДЫЙ ДЕНЬ РАСПРОДАЖИ В БЕРПИ! Он бросил коврик на землю и
протянул ей измазанную сажей руку.
Бренда удивилась, но ответила. Она крепко пожала протянутую руку.
- За что это, Ромми?
- За вашу замечательную гоботу здесь, - ответил он.
Она рассмеялась неловко, но удовлетворенно.
- Любой бы мог сделать ее в таких условиях. Огонь был лишь поверхностным, а под ногами здесь так
плещет, что пожар мог бы, наверняка, еще до ночи потухнуть сам собой.
- Возможно, - сказал он, и тогда показал рукой сквозь деревья на проделанную вырубку, через которую
вилась полуразваленная каменная изгородь. - А возможно, огонь добрался бы до той высокой тгави, потом
перешел на деревья на другой стороне, а тогда хоть из дома убегай. Гореть могло бы неделю, а то и месяц.
Особенно при отсутствии чертовой пожарной бригады. - Он отвернулся и сплюнул. - Даже и без ветра огонь
чудесно горит, пока ему есть что жрать. Там, на юге, есть шахты, где пожары длятся уже по двадцатьтридцать лет. Я об этом читал в «Нешнл Джеографик». А под землей никакого ветра. И откуда нам знать, что
ветер вдруг не поднимется? Мы и на волос не знаем, на что способна эта штука.
Они вместе посмотрели на Купол. Копоть и пепел сделали его видимым - до какой-то меры - на высоту
почти сотни футов. Из-за этого также неважно стало видно, что делается по ту сторону, и Бренде это не
нравилось. Она не хотела об этом глубоко задумываться, особенно когда такие мысли могут свести на нет ее
хорошее настроение от сегодняшней работы, однако серьезно - ей почему-то это очень не нравилось. Это
возвращало ее к воспоминанию о вчерашнем странном, расплющенном закатном солнце.
- Дейл Барбара должен позвонить по телефону этому своему приятелю в Вашингтон, - произнесла она.
- Сказать ему, когда там погасят пожар, они должны помыть из брандспойтов это что-то со своей стороны. А
мы сделаем то же самое со своей.
- Хорошая идея, - согласился Ромео. Но было и еще что-то у него в мыслях. - Мадам, вы заприметили
что-то в вашей команде? Потому что я да.
Бренда всполошилась:
- Я никому здесь не командир.
- Да нет. Вы отдавали приказы, и поэтому вы командир, а они ваша команда. Вы видите среди них когото из копов?
Она пригляделась.
- Никакого, - продолжал Ромео. - Ни Рендольфа, ни Генри Моррисона, ни Фрэдди Дентона или Рупи
Либби, ни Джорджа Фредерика… и также никого из новичков. Тех пацанов.
- Возможно, они заняты с… - она не знала, что сказать.
Ромео кивнул.
- О-ля-ля. Заняты чем? Вы не знаете, я тоже не знаю. Но чем бы они там себе не занимались, я не
уверен, что мне это нравится. И еще меньше уверен, что оно того стоит. На вечер четверга назначено
городское собрание, и если у нас здесь так и будет это продолжаться, думаю, должны произойти какие-то, он сделал паузу. - Может, я лезу поперед батьки в пекло, но, я считаю, вы должны стать шефом пожарной
команды и полиции.
Бренда задумалась об этом. Вспомнила найденную ей папку под названием ВЕЙДЕР, и уже тогда
медленно покачала головой.
- Еще очень рано для чего-то подобного.
- А что, если бы пгосто шефом пожарных? Что в отношении только этого? - льюистоновский говор
еще сильнее прорезался в его голосе.
Бренда оглянулась вокруг на закопченные кустарники и обожженные деревья. Конечно, отвратительное
зрелище, словно фотокарточка с поля битвы времен Первой мировой войны, но больше не опасное. Люди,
которые прибыли сюда, получили боевое крещение. Они команда. Ее команда.
Она улыбнулась.
- Над этим я подумаю.
12
Впервые, начиная с того времени, как Джинни Томлинсон начала ходить по госпитальным коридорам,
она беспрерывно бегала, бросаясь на громкое визжание вызовов, которые звучали, как плохие новости, и
сейчас у Пайпер не было возможности поболтать с ней. Она и не старалась даже. Она просидела в приемной
достаточно долго, чтобы представить себе картину: трое людей - двое медиков и одна волонтерка по имени
Джина Буффалино - управляют целой больницей. Они справлялись, однако, не полностью. Когда Джинни
наконец-то вернулась, шла она медленно. С опущенными плечами. В одной руке у нее мотылялась чья-то
медицинская карточка.
- Джинни? - спросила Пайпер. - Все хорошо?
Пайпер подумала, что Джинни сейчас огрызнется, но, вместо ворчания, та подарила ей вымученную
улыбку. И села рядом.
- Хорошо. Только устала, - она помолчала. - И еще, Эд Карти только что умер.
Пайпер взяла ее за руку.
- Мне очень жаль это слышать.
Джинни сжала ее пальцы.
- Не надо. Ты знаешь, как женщины говорят о родах? Эта легко рожала, а та тяжело.
Пайпер кивнула.
- Смерть очень похожа на это. Мистер Карти долго тужился, а теперь он разродился.
Пайпер эта идея показалась красивой. Она подумала, что могла бы использовать ее в проповеди… хотя
тут же осознала, что людям не захочется слушать проповедь о смерти в это воскресение. То есть если Купол
никуда не денется.
Некоторое время они просто сидели. Пайпер старалась придумать, как ей лучше всего спросить о том, о
чем она должна была спросить. Но вопросы не понадобились.
- Ее изнасиловали, - произнесла Джинни. - Скорее всего, не один раз. Я боялась, что Твичу придется
подвергнуть себя испытанию в наложении швов, но у меня как-то получилось остановить кровотечение
вагинальным тампоном, - она помолчала. - Я плакала. По счастью, девушка не была полностью в сознании,
чтобы это заметить.
- А дитя?
- В общем-то, здоровое восемнадцатимесячное создание, но оно тоже доставило нам хлопот.
Небольшие судороги. Наверное, из-за чрезмерного пребывания на солнце. Плюс обезвоживание… голод…
ну, и, собственно, ранение, - Джинни провела рукой наискось себе по лбу.
В коридоре появился Твич и присоединился к ним. Вид он имел такой, словно на световые года
отдалился от себя бывшего, бойкого говоруна.
- Люди, которые ее изнасиловали, также ранили дитя? - голос Пайпер звучал ровно, но в ее уме зияла
тонкая красная трещина.
- Малыша Уолтера? Думаю, он просто упал, - произнес Твич. - Сэмми что-то говорила, что там
развалилась колыбель. Я с ее слов не все разобрал, но почти уверен, что это была просто случайность. То
есть эта часть истории.
Пайпер удивленно посмотрела на него:
- Так вот что она приговаривала. А я думала, она водички просит.
- Я уверена, что она хотела пить, - сказала Джинни. - Но у ее мальчика действительно двойное имя Малыш Уолтер. Они его назвали так в честь блюзмена, кажется, тот играл на губной гармошке. Она с
Филом… - Джинни показала жестами, как затягиваются травой и задерживают в легких дым.
- О, Фил, это было что-то большее, чем простое курении марьиванны, - сказал Твич. - Когда речь шла о
наркотиках, он был многоцелевой личностью.
- Он умер? - спросила Пайпер.
Твич пожал плечами.
- Я его не видел где-то с весны. Если и так, то, наконец, избавилась.
Пайпер посмотрела на него неодобрительно.
- Извиняюсь, преподобная, - слегка поклонился ей Твич и обернулся к Джинни. - А есть ли вести от
Расти?
- Ему надо немного отдохнуть, - ответила она. - Я приказала ему уйти прочь. Он скоро вернется, я
уверена.
Пайпер сидела между ними, на вид спокойная. Но внутри нее расширялась красная трещина. Во рту
поселился кислый привкус. Она вспомнила тот вечер, когда отец запретил ей пойти на скейт-арену на моле
из-за того, что она наговорила грубостей матери (тинэйджеркой, грубости сыпались из Пайпер Либби, как из
дырявого мешка). Она пошла наверх, позвонила подружке, с которой договаривалась встретиться, и
сообщила той - абсолютно приятным и ровным голосом, - что, дескать, планы изменились, кое-что
случилось, и она не сможет с ней увидеться. На следующий уик-энд? Конечно, ага, конечно, счастливо
поразвлекаться, нет, со мной все хорошо, бай. А потом устроила погром в своей комнате. Закончила тем, что
содрала со стены любимый плакат «Оазиса»[233] и изорвала его в клочья. На тот момент она уже хрипло
плакала, не из жалости, а в очередном припадке той злости, которые прокатывались через ее юношеские
года, как ураганы пятой категории. Где-то посреди этого безумия наверх поднялся отец и стоял в дверях,
внимательно глядя на нее. В конце концов, заметив его, она начала задиристо смотреть ему в глаза,
задыхаясь от мысли, как она его ненавидит. Как она ненавидит их обоих. Если бы они умерли, она бы жила
со своей теткой Рут в Нью-Йорке. Тетка Рут умела жить весело. Не то, что некоторые. Он протянул к ней
руки, протянул с открытыми ладонями. Это был какой-то такой жест, от которого рассосалась ее злость, и
едва не распалось на куски ее сердце.
- Если ты не будешь контролировать свой гнев, твой гнев будет контролировать тебя, - произнес он, и
тогда ушел, ступая по коридору со склоненной головой. Она не громыхнула за ним дверьми. Она прикрыла
их, очень-очень тихо.
Это был тот год, когда она определила частые вспышки гнева для себя приоритетом номер один. Убить
их полностью означало убить часть себя, но она чувствовала, что, если у ней не получится в чем-то
фундаментально измениться, она останется пятнадцатилетней надолго, очень-очень надолго. Она начала
учиться самоконтролю, и в большинстве случаев это удавалось. Когда чувствовала, что контроль
выскальзывает, она вспоминала отцовские слова и те его открытые ладони, и то, как он медленно шел по
коридору верхнего этажа в доме, где она выросла. Через девять лет, когда он умер, во время траурной
службы она произнесла: «Мой отец сказал мне самую важную в моей жизни вещь». Она не уточнила, что
именно он ей когда-то сказал, но мать знала; она сидела на передней скамье в церкви, настоятелем которой
теперь была ее дочь.
За последние двадцать лет, когда она чувствовала страшное желание наброситься на кого-то - и часто
это желание было на границе контроля, потому что люди умеют быть такими глупыми, такими упрямо
тупыми, - она обращалась к отцовским словам: если ты не будешь контролировать своего гнев, твой гнев
будет контролировать тебя.
Но сейчас красная трещина распространялась, и она чувствовала старое желание бросаться чем-нибудь.
Царапать кожу до кровавого пота.
- Ты не спрашивала ее, кто это сделал?
- Конечно же, спрашивала, - ответила Джинни. - Она не говорит. Потому что напугана.
Пайпер вспомнила, как, увидев мать с ребенком на обочине, она подумала, что там лежит кем-то
брошенный мешок с мусором. И именно так их и воспринимали те, кто это сделал. Она встала.
- Я пойду с ней поболтаю.
- Прямо сейчас это не очень удачная идея, - сказала Джинни. - Она на седативах, к тому же…
- Пусть попробует, - произнес Твич. Лицо у него было бледное. Руки сцеплены между колен.
Непрерывно потрескивал костяшками пальцев. – И удачи вам, преподобная.
13
Глаза у Сэмми были полузакрыты. Она их медленно открыла, когда Пайпер села рядом с ее кроватью.
- Вы… та, кто…
- Да, - взяла ее за руку Пайпер. - Меня зовут Пайпер Либби.
- Спасибо вам, - сказала Сэмми, и ее глаза вновь затуманились, начали закрываться.
- Отблагодаришь мне тем, что назовешь тех, кто тебя изнасиловал.
В полузатемненной комнате - теплой, потому что госпитальный кондиционер был отключен - Сэмми
покачала головой.
- Они сказали, что сделают мне плохо. Если я расскажу. - Она поглядела на Пайпер. Коровьим
взглядом, преисполненным тупой покорности. - Они могут сделать плохо и Малышу Уолтеру тоже.
Пайпер кивнула.
- Я понимаю, тебя напугали. Но скажи мне, кто они были. Назови их имена.
- Вы что, меня не слышите? - Она смотрела теперь мимо Пайпер. - Они сказали, что сделают плохо…
Пайпер не имела на это времени, девушка могла отключиться в любой миг. Она ухватила Сэмми за
запястья.
- Мне нужны их имена, и ты мне их назовешь.
- Я не смею, - у Сэмми вновь начали сочиться слезы.
- Тебе нужно, потому что, если бы я тебя не подобрала, ты бы сейчас уже была мертвой, - она
помолчала, а потом начала вгонять нож еще глубже. Позже она может пожалеть об этом, но не сейчас.
Сейчас эта девушка в кровати была препятствием между Пайпер и тем, что она желала знать. - Не говоря уже
о твоем сыне. Он бы тоже умер. Я спасла тебе жизнь, спасла его, я требую их имена.
- Нет, - однако, девушка все более слабела, и какой-то частицей своей души преподобная Пайпер Либби
этому радовалась. Позже ей станет противно; позже она будет думать о себе: «Ты ничем не отличаешься от
тех мужиков, насилие есть насилие». Но сейчас здесь присутствовало наслаждение, как наслаждение было в
том, чтобы сдирать со стены и рвать в клочья драгоценный плакат, конечно же.
«Мне это нравится, потому что от этого больно, - думала она. - Больно в моем сердце».
Она наклонилась над заплаканной девушкой.
- Прочисти себе уши, Сэмми, потому что тебе нужно услышать, что я тебе скажу. Они сделали это раз,
они сделают это вновь. И тогда, когда появится другая женщина с кровоточащим влагалищем, а то еще и
беременная дитятей кого-то из тех насильников, я приду к тебе, и я скажу…
- Нет! Перестаньте!
- Что ты поспособствовала этому. Это ты была там и подстрекала их.
- Нет! Это не я, это Джорджия! Джорджия их подстрекала, - зарыдала Сэмми.
Пайпер сразу ощутила холод. Женщина. Какая-то женщина была там. В голове ее красная трещина
разошлась еще шире. Скоро она начнет изрыгаться лавой.
- Назови мне имена, - повторила она.
И Сэмми назвала.
14
Джеки Веттингтон и Линда Эверетт сидели в машине перед «Фуд-Сити». Магазин, вместо восьми,
сегодня должен был закрыться в пять часов. Их сюда послал Рендольф, потому что считал, что раннее
закрытие может послужить причиной беспорядков. Неумная идея, потому что в супермаркете было почти
пусто. На парковке стояло с десяток машин, а несколько клиентов, которые еще делали покупки, двигались
вяло, словно одновременно смотрели какой-то общий глупый сон. Обе полицейские видели только одного
кассира, подростка по имени Брюс Ярдли. Вместо кредитных карточек, мальчик принимал только денежную
наличность и расписки. Мясной прилавок выглядел убого, однако цыплят там было еще полно, а
большинство полок с консервами и сухими продуктами были плотно затарены жестянками и коробками.
Они ждали, пока супермаркет покинут последние покупатели, когда зазвонил телефон Линды. Она
взглянула на экран и ощутила укол страха в животе. Звонила Марта Эдмандс, которая присматривала за
Дженнилл и Джуди, пока Линда и Расти были на работе - а на работе они находились почти беспрерывно с
той поры, как опустился Купол.
- Марта? - спросила она, молясь, чтобы там ничего не случилось, чтобы Марта просто спросила ее,
нормально ли, если она сводит девочек на площадь, или еще что-нибудь такое. - Марта, у вас все хорошо?
- Ну… да. В целом, в общем, - Линду поразила тревожность, которую она расслышала в голосе Марты.
- Но… ты знаешь о тех судорогах?
- О Господи… У нее был припадок?
- Думаю, да, - сказала Марта, и поспешила добавить: - Они сейчас в полном порядке, разрисовывают
картинки в соседней комнате.
- Что случилось? Расскажи мне!
- Они сидели на качелях. Я занималась моими цветами, готовила их к зиме…
- Марта, прошу! - вскрикнула Линда, и Джеки дотронулась до ее руки.
- Извини. Начала лаять Одри, и я обернулась. Я спросила: «Солнышко, с тобой все хорошо?» Она не
ответила, просто слезла с качели и села под ней, ну там, знаешь, где ямка, которую вытоптали ногами? Она
не падала, ничего такого, просто сама села. И смотрит прямо перед собой и чавкает губами, как вот вы меня
предупреждали, что такое может быть. Я подбежала… ну, чуточку ее встряхнула… а она и говорит… сейчас,
вспомню…
«Вот оно, - подумала Линда. - Остановите Хэллоуин, вы должны остановить Хэллоуин».
Но нет. Там было кое-что другое.
- Она говорит: «Розовые звезды падают. Розовые звезды падают. За ними остаются полосы». И тогда
еще: «Здесь так темно, здесь так плохо дышать». После чего она очухалась и сейчас у нас все в порядке.
- Слава тебе, Господи, - произнесла Линда, и тогда уже переключилась мыслями на пятилетнюю
дочурку. – А с Джуди все обстоит благополучно? Это ее не напугало?
В телефоне зависла длинная пауза, а потом Марта сделала выдох:
- Ох.
- Что ох? Что должен означать этот твой ох?
- Так это было с Джуди, Линда. Не с Дженнилл. На этот раз это случилось с Джуди.
15
- Я хочу поиграть в ту другую игру, о которой ты говорила, - говорил Эйден Каролине Стерджес, когда
они остановились на площади поболтать с Расти. Другая игра, которую она имела в виду, называлась
Красный Свет, хотя Каролин почти не помнила ее правил - не удивительно, если последний раз играла в нее,
когда ей самой было лет шесть или семь.
Однако, как только они оказались перед деревом в просторном дворе «пасияната», правила ей тут же
припомнились. И, как не удивительно, вспомнил их также Терстон, который не просто готов был поиграть,
но, как показалось, к этому стремился.
- Помните, - поучал он детей (которые сами каким-то чудом никогда не были знакомы с наслаждением
от игры в красный свет), - она может считать до десяти с любой скоростью, как ей захочется, но если она,
обернувшись, поймает кого-то в движении, тот должен вернуться туда, откуда начал.
- Меня она не поймает, - заявила Алиса.
- И меня, - решительно произнес Эйден.
- Вот и увидим, - сказала Каролин и отвернулась лицом к дереву. - Раз, два, три, четыре… пять, шесть,
семь… восемь-девять-десять КРАСНЫЙ СВЕТ! - резко обернулась она.
Алиса застыла с улыбкой на лице и одной ногой, задранной для прыжка. Терстон, также с улыбкой,
растопырив руки, стоял в позе «Призрака оперы»[234]. Она заметила небольшое движение у Эйдена, но даже
не подумала отсылать его на стартовую позицию. Он светился счастьем, а ей отнюдь не хотелось лишать его
радости.
- Хорошо, - согласилась она. - Хорошенькие статуи. А теперь второй раунд.
Она вновь отвернулась лицом к дереву и начала считать, наслаждаясь тем полузабытым детским
страхом от того, что кто-то движется у тебя за спиной.
- Раздватри, четырепять, шестьсемьвосемьдевятьдесять. КРАСНЫЙ СВЕТ!
Крутнулась. Алиса застыла уже чуть ли не рядом. В десяти шагах позади нее дрожал, стоя на одной
ножке, Эйден, четко было видно болячку у него на коленке. Терси стоял позади мальчика, положив одну
руку себе на грудь, словно какой-то оратор, и улыбался. Похоже на то, что выиграет Алиса, вот и хорошо;
она встанет на это место, и тогда выиграет ее братец. Каролин с Терстоном об этом позаботятся.
Она вновь обернулась к дереву.
- Раздватричеты…
И тут закричала Алиса.
Обернувшись, Каролин увидела, что Эйден Эпплтон лежит на земле. На мгновение ей показалось, что
он продолжает игру. Колено - то, на котором была царапина - было задрано вверх так, словно он продолжал
бежать, лежа на спине. Широко раскрытые глаза смотрели в небо. Рот его сложился в маленькое,
морщинистое О. На шортах у него расплывалось темное пятно. Каролин бросилась к малышу.
- Что с ним? - спросила Алиса. Каролин увидела, как все переживания последних ужасных дней
отразилась у девочки на лице. - С ним все хорошо?
- Эйден? - проревел Терстон. - Ты в порядке, мальчик?
Эйден начал дрожать, губы его словно сосали невидимую соломинку. Задранная нога разогнулась и
легла на землю… и вдруг дернулась. Плечи ему свело судорогой.
- У него конвульсии, - произнесла Каролин. - Наверное, от перевозбуждения. Думаю, все пройдет, если
мы дадим ему полежать несколько мин…
- Розовые звезды падают, - подал голос Эйден. - За ними остаются полосы. Это так красиво. Это так
страшно. Все смотрят. Никакого лакомства, только козни. Тяжело дышать. Он называет себя Мастер. Это его
вина. Он избранный.
Каролин с Терстоном переглянулись. Алиса упала на колени рядом с братцем, держа его за руку.
- Розовые звезды, - повторил Эйден. - Они падают, они падают, они па…
- Проснись! - закричала Алиса ему прямо в лицо. - Перестань нас пугать!
Терстон Маршалл ласково дотронулся до ее плеча.
- Солнышко, не надо, я не думаю, что это поможет.
Алиса не обратила на него внимания.
- Проснись! Ты… ты ГОВНЮК!
И Эйден пришел в сознание. Он изумленно смотрел на заплаканное лицо сестры. Потом перевел взгляд
на Каролин, и улыбнулся… это была, к черту, самая сладкая из улыбок, которые ей пришлось увидеть на
протяжении всей ее жизни.
- Я выиграл? - спросил он.
16
Генератор на складе городского совета находился не в наилучшем состоянии (кто-то пододвинул под
него старую эмалированную кухонную раковину, чтобы туда капало смазочное масло), а в смысле
энергосбережения, подумалось Расти, он был родственником «Хаммера» Большого Джима Ренни. А
впрочем, Расти больше интересовал подключенный к нему серебристый баллон.
Барби бросил короткий взгляд на генератор, скривился от запаха, потом подошел к баллону.
- Он не такой большой, как я ожидал, - сказал он… хотя тот был намного большим, чем те баллоны,
которые использовались в «Розе-Шиповнике», или тот, который он менял у Бренды Перкинс.
- Это «муниципальный размер», так их называют, - объяснил Расти. - Я запомнил это с прошлогоднего
городского собрания. Сендерс с Ренни тогда много говорили о том, что небольшие баллоны сэкономят нам
кучу баксов в эти времена, «когда топливо такое недешевое». В каждом по восемьсот галлонов.
- Это означает, он весит… сколько? Шестьдесят четыре сотни фунтов?
Расти кивнул.
- Плюс вес самого баллона. Его тяжело поднимать - нужен вилочный подъемник или гидравлический
домкрат, - но передвигать легко. Пикап «Рэм» рассчитан на шестьдесят восемь сотен фунтов, а на деле
способен везти больше. Один такой баллон помещается в кузов. Немного торчит позади, вот и все, - пожал
плечами Расти. - Вешай красный флажок и вези куда хочешь.
- И этот здесь единственный? - спросил Барби. – Что же, если топливо в нем закончится, не будет света
в горсовете.
- Разве что Ренни с Сендерсом знают, где остальные баллоны, - согласился Расти. - И я уверен, что они
это прекрасно знают.
Барби провел рукой по синей трафаретной надписи «БОЛ КР» на боку баллона.
- Это то, что вы потеряли.
- Мы не потеряли; его у нас украли. Такова моя мысль. Только здесь должно быть еще пять наших
баллонов, потому что всего их пропало у нас шесть.
Барби окинул глазом длинный склад. Только снегоочистительные плуги и картонные коробки с
запчастями, а вообще здесь на вид пусто. Особенно рядом с генератором.
- Если забыть о тех, что стибрили в больнице, где остальные баллоны, которые принадлежат городу?
- Не знаю.
- И для чего их используют?
- Я не знаю, - повторил Расти, - но имею намерение узнать.
ПАДАЮТ РОЗОВЫЕ ЗВЕЗДЫ
1
Барби и Расти вышли во двор, наслаждаясь свежим воздухом. В нем ощущался привкус дыма от
недавно погашенного пожара на западной окраине города, но после генераторных выхлопов в сарае дышать
им было очень приятно. Дряблый ветерок трогал их щеки мягкими кошачьими лапками. В коричневом
пакете для покупок Барби нес найденный им в старом бомбоубежище счетчик Гейгера.
- Это дерьмо нельзя так оставлять, - произнес Расти. Лицо у него было пасмурное и решительное.
- Что ты собираешься с этим делать? - спросил Барби.
- Сейчас? Ничего. Вернусь в госпиталь, сделаю обход. Но позже вечером я хочу постучать в двери
Джима Ренни, и потребовать у него объяснений. Лучше бы он их имел, и лучше бы он где-то имел
спрятанными остальные наши баллоны, потому что уже послезавтра в больнице пропан закончится, даже при
том, что все второстепенные службы отключены.
- Послезавтра может все закончиться.
- Ты в это веришь?
Вместо ответа Барби сказал:
- Выборный Ренни может быть опасен, если ему сейчас резко задать этот вопрос.
- Только сейчас? Эти слова выдают в тебе новичка в нашем городе лучше, чем что-либо другое. Я
слышал такое о Джиме Ренни в течение всех тех десяти тысяч с лишним лет, что он руководит нашим
городом. Он или говорит людям «мотай отсюда», или призывает к терпению. «На благо города», - говорит
он. Это выражение номер один в его хит-параде. В марте городское собрание это было вообще курам на
смех. Вопрос об установлении новой канализационной системы? Извините, город не вытянет налогов.
Вопрос о коммерциализации участков. Замечательная мысль, городу нужна прибыль, давайте позволим
построить «Уолмарт»[235] на шоссе 117.
Лаборатория исследования экологии малых городов из Мэнского университета сообщает, что в озере
Честер большой уровень загрязнения воды? Выборные рекомендуют отложить этот вопрос, потому что все
же знают, что подобными научными исследованиями руководят радикальные гуманисты, мягкосердечные
атеисты. Но больница, она на благо города, как ты считаешь?
- Считаю, да, - Барби немного удивился такой пылкости.
Расти, с руками, засунутыми в задние карманы джинсов, втупился глазами в землю. Потом поднял
взгляд.
- Я так понимаю, что Президент подталкивает тебя к захвату всей власти. Думаю, сейчас наилучший
момент тебе это сделать.
- Это идея, - улыбнулся Барби. – Разве только… Ренни и Сендерс имеют собственные полицейские
силы, а у меня они откуда?
Расти не успел ответить, как зазвонил его мобильный. Он открыл телефонную трубку и посмотрел на
маленькое окошко.
- Линда? Что?
Выслушал.
- Хорошо, понимаю. Если ты уверена, что с ними обеими сейчас все хорошо. А ты точно уверена, что
именно Джуди? Не Дженнилл? - Он еще немного послушал, и тогда произнес: - Я считаю, что на самом деле
это хорошая новость. Я смотрел двух других детей сегодня утром - у обоих были кратковременные судороги,
которые быстро прошли, задолго до того, как я их увидел, и оба чувствуют себя после этого хорошо. Еще по
поводу трех нам сегодня звонили по телефону. Джинни Т. осматривала другого ребенка. Это может быть
побочный эффект той силы, которая поддерживает этот Купол.
Он вновь начал слушать.
- Потому что у меня не было возможности, - ответил он. Тоном терпеливым, непротиворечивым. Барби
представил себе тот вопрос: «Дети целый день в судорогах, а ты мне про это рассказываешь?»
- Ты заберешь детей? - спросил Расти. Снова послушал. - Хорошо. Хорошо. Если почувствуешь, что
что-то не так, звони по телефону мне немедленно. Я моментально прилечу. И не забудь, Одри должна быть
рядом с ними. Так. Ага. И я тебя люблю. - Он прицепил телефон на пояс и обеими ладонями пригладил себе
волосы так сильно, что глаза у него на мгновение сделались совсем китайскими.
- Ради Христа, кто такая Одри?
- Наша собака, породы золотистый ретривер.
- Расскажи-ка мне про эти судороги.
Расти рассказал, не забыв о том, что Дженни говорила о Хэллоуине и что Джуди говорила о розовых
звездах.
- Слова о Хэллоуине напоминают то, что проговаривал сквозь рыдания мальчик Динсморов, - заметил
Барби.
- Конечно, разве нет?
- А другие дети? Кто-то из них говорил о Хэллоуине? Или о розовых звездах?
- Родители, с которыми я сегодня виделся, говорили, что их дети лопотали что-то, пока продолжались
судороги, но они сами были весьма напуганными, чтобы обращать внимание на слова.
- А сами дети не помнят?
- Дети даже не знают, что у них были судороги.
- И это нормально?
- Это не ненормально.
- А не может быть так, что твоя младшая дочь копирует старшую? Может… ну, я не знаю… ревнует к
вниманию?
Расти не рассматривал такой возможности, не было на это времени, вообще. Теперь он обдумал этот
вариант.
- Возможно, но вряд ли, - он кивнул на желтый старинный счетчик Гейгера в сумке. - Собираешься
заняться исследованиями с этой штукой?
- Я? Нет, - возразил Барби. - Эта деточка - собственность города, правителям которого я не очень
нравлюсь. Не хотелось бы мне быть пойманным с этой машинкой, - он протянул пакет Расти.
- Я не могу. Именно сейчас я буду очень занят.
- Знаю, - сказал Барби и начал объяснять Расти, что он хочет, чтобы тот сделал. Расти внимательно
слушал, слегка улыбаясь.
- О'кей, - согласился он. - Мне это подходит. А сам ты, что собираешься делать, пока я буду выполнять
твою задачу?
- Готовить ужин в «Шиповнике». Сегодняшнее фирменное блюдо - цыплята а-ля Барбара. Хочешь,
пришлю тебе порцию в больницу?
- Аппетитно звучит, - кивнул Расти.
2
По дороге к госпиталю Расти остановился возле редакции «Демократа» и передал счетчик Гейгера
Джулии Шамвей.
Она выслушала инструкции Барбары с кроткой улыбкой.
- Этот мужчина знает, как передавать полномочия, надо отдать ему должное. Я позабочусь об этой
вещи с радостью.
Расти хотел было предупредить ее, чтобы счетчик не попал на глаза кому не следует, но нужды в этом
не было. Пакет с прибором исчез в промежутке для ног между тумбами ее письменного стола.
Дорогой в госпиталь он набрал Джинни Томлинсон и спросил у нее о том звонке по поводу судорог, на
который она отвечала.
- Маленький мальчик по имени Джимм Викер. Звонил его дедушка. Кажется, Билл Викер?
Расти его знал. Билл приносил им почту.
- Мать мальчика оставила его на дедушку, пока сама ездила заправиться. Кстати, в «Топливе &
Бакалее» обычный бензин почти закончился, и Джонни Карвер имел наглость задрать цену до одиннадцати
долларов за галлон. Одиннадцати!
Расти слушал терпеливо, думая, что лучше бы ему было об этом поговорить с Джинни с глазу на глаз.
Он уже был почти рядом с самой больницей. Когда она закончила жаловаться, он спросил, не проговаривал
ли что-то Джимми, в то время как у него случились судороги?
- Конечно, говорил. Билл сказал, что он что-то там болтал. Припоминаю, что-то о розовых звездах.
Или о Хэллоуине. Или, может, я путаю с тем, что говорил Рори Динсмор после того, как его ранило. Люди
потом еще об этом говорили.
«Конечно, говорили, - мрачно подумал Расти. - И еще будут говорить, если соберут в кучу то и другое.
А так оно, несомненно, и будет».
- Хорошо, - произнес он. - Благодарю тебя, Джинни.
- А ты когда вернешься, Рэд Райдер[236]?
- Я почти уже на месте.
- Хорошо. Потому что у нас новый пациент. Сэмми Буши. Она была изнасилована.
Расти застонал.
- Ей уже лучше. Ее привезла Пайпер Либби. Я не смогла узнать от нее, кто это сделал, но, думаю,
Пайпер узнала. Она от нее вышла такой, словно у нее волосы горят, словно ее кто-то за сраку… - пауза.
Джинни так зычно зевнула, что даже Расти услышал. - Укусил.
- Джинни, сердце мое, когда ты спала последний раз?
- Я в порядке.
- Иди домой.
- Ты смеешься? - испуганным голосом.
- Нет. Иди домой. Поспи. И не включай будильник, - вдруг у него всплыла новая мысль. - Но зайди по
дороге в «Розу-Шиповник», ты же сможешь? Они сегодня жарят цыплят. Я слышал это из надежных
источников.
- Саманта Буши…
- Я осмотрю ее уже через пять минут. А тебе, пчелка, нужно к тому времени отлететь прочь.
Она не успела запротестовать, как он сложил телефон.
3
Большой Джим Ренни чувствовал себя прекрасно, как для человека, который прошлой ночью убил
другого человека. Отчасти благодаря тому, что он не считал это убийством, так же, как не считал убийством
смерть своей покойной жены. Ее убил рак. Неоперабельный. Да, возможно, в последнюю неделю он давал ей
много болеутоляющих таблеток, а в конце еще и помог ей подушкой (впрочем, легонечко, медленно
перекрывая ей дыхание, он передал ее в руки Иисуса), но сделал он это из любви и из-за собственной
доброты. То, что случилось с преподобным Коггинсом, было немного более грязным, это надо признать, но
тот сам на него так наехал. Абсолютно неспособен был поставить благо города впереди собственной выгоды.
- А впрочем, он ужинает с Господом Богом Христом сегодня, - произнес Большой Джим. - Ростбиф,
картофельное пюре с подливкой, сочное яблоко на десерт.
Перед ним как раз стояла большая тарелка фетучинни альфредо, благодарность компании
«Stouffer's»[237]. Конечно, многовато холестерина, но рядом не было доктора Гаскелла, который бы его этим
упрекал.
- Я тебя пережил, старый засранец, - поведал Большой Джим своему пустому кабинету и искренне
расхохотался. Тарелка с пастой и стакан с молоком (Большой Джим не употреблял алкоголя) стояли на
столике. Он часто ел за письменным столом и не видел потребности в том, чтобы менять собственные
привычки только потому, что в его кабинете встретил свою смерть Лестер Коггинс. Кроме того, в кабинете
еще раз было убрано, и вычищено, и все выстирано. О, он подозревал, что какая-нибудь из тех следственных
бригад, которые показывают по телевизору, смогла бы найти достаточно кровавых пятен с их люминалом,
специальными лампами и всяким таким оборудованием, но никто из них не появится здесь в ближайшем
будущем. А что касается Питера Рендольфа в роли детектива… сама мысль об этом отдавала абсурдом.
Рендольф просто идиот.
- Однако, - сообщил Большой Джим пустому кабинету лекторским тоном, - он мой идиот.
Он всосал последние макаронины, промокнул свой обширный подбородок салфеткой и вновь начал
строчить на разлинованных листах желтого блокнота, который лежал рядом на столике. С субботы он уже
понаписывал многое, потому что так много дел надо было сделать. А если Купол будет оставаться на своем
месте, их будет еще больше.
Большой Джим имел невысказанную надежду, что тот будет оставаться, по крайней мере, некоторое
время. Купол бросал вызов, на который он чувствовал в себе способность достойно ответить (с Божьей
помощью, конечно). Первый закон бизнеса - консолидировать всю власть в своих руках. Для этого ему
нужен был не просто козел отпущения, ему нужен был монстр. Лучше всего годился на эту роль Барбара,
человек, которого объединенные комми[238] начальников штабов демократической партии пропихнули,
чтобы он заменил Джеймса Ренни.
Двери кабинета открылись. Большой Джим поднял голову от своих записей, в двери стоял его сын.
Лицо у него было бледное, невыразительное. Что-то было не то с Джуниором в последнее время. Даже очень
занятый городскими делами (и тем бизнесом, который тоже требовал его контроля) Большой Джим это
заметил. Однако он все равно не сомневался в своем сыне. Даже если Джуниор его подведет, Большой Джим
был уверен, что как-то это переживет. Он всю жизнь положил на создание собственной удачи; и не должно
теперь все перемениться.
Кроме того, мальчик убрал труп. Таким образом, стал соучастником. Что к лучшему - фактически, в
этом суть жизни в маленьком городе. В маленьком городе каждый должен быть соучастником всего. Как там
поется в той идиотской песенке? Мы одна команда, тебе нужно понимать.
- Сынок? - спросил он. - Все хорошо?
- Со мной - да, - ответил Джуниор. Он чувствовал себя не очень, но все равно лучше, чем до этого,
последняя ядовитая головная боль наконец-то ослабла. Помогло пребывание с подружками, как он и думал.
В кладовке Маккейнов не очень приятно пахло, но, посидев там некоторое время, подержав их за руки, он
привык к тому запаху. Думал, что со временем тот ему даже начнет нравиться.
- Ты что-нибудь нашел в его квартире?
- Да, - Джуниор рассказал отцу, что он нашел.
- Это просто прекрасно, сынок. Действительно прекрасно. А ты уже можешь сказать мне, где ты
спрятал тру… где ты положил его?
Джуниор медленно покачал головой туда-сюда, но его глаза при этом не шевелились - они не
отрывались от отцовского лица. Это выглядело страшновато.
- Не следует тебе знать. Я тебе уже говорил. Место безопасное, и этого достаточно.
- Итак, теперь это ты мне указываешь, что мне следует знать, - хотя произнес он это без обычного
запала.
- В данном случае - да.
Большой Джим внимательно присмотрелся к своему сыну.
- Ты уверен, что с тобой все в порядке? Что-то ты бледный.
- Я в порядке. Просто болела голова. Уже проходит.
- Почему бы тебе не поесть? В холодильнике есть еще фетучинни, а микроволновка чудесно их
готовит, - он улыбнулся. - Можем пошиковать, пока есть время.
Внимательный взгляд темных глаз на мгновение переместился на лужицу белого соуса на тарелке
Большого Джима, а потом вновь вперился в отцовское лицо.
- Я не голоден. Когда мне нужно обнаружить трупы?
- Трупы? - вытаращился Большой Джим. - Что ты имеешь в виду, под «трупы»?
Джуниор улыбнулся, губы его задрались достаточно, чтобы продемонстрировать острые концы зубов.
- Не переживай. Тебе только доверия больше будет, если удивишься не меньше, чем все другие.
Скажем так - едва лишь мы нажмем на курок, весь город будет готов повесить Бааарби на ближайшей кривой
яблоне. Когда тебе надо, чтобы я это сделал? Этим вечером? Потому что все готово.
Большой Джим размышлял. Он смотрел вниз, на свой желтый блокнот, усеянный записями (и
забрызганный соусом альфредо), но лишь два слова были обведены: газетная сука.
- Не сегодня. Мы сможем использовать его не только с Коггинсом, если правильно все разыграем.
- А если Купол исчезнет, пока ты будешь разыгрывать?
- Все будет хорошо, - произнес Большой Джим, тем временем думая: «А если мистер Барбара каким-то
способом сумеет выскользнуть из ловушки - хотя едва ли, однако тараканы умеют находить щели, когда
включается свет - в запасе всегда есть ты. Ты и те твои другие трупы». - А сейчас все-таки возьми себе чегонибудь поесть, хотя бы немного салата.
Но Джуниор не пошевелился.
- Не тяни слишком долго, отец, - произнес он.
- Не буду.
Джуниор взвесил его слова, взвесил его самого этими своими темными глазами, которые сейчас
казались такими странными, и наконец, похоже, потерял интерес. Зевнул.
- Я пойду к себе в комнату, немного посплю. Поем позже.
- Только не забудь. Ты очень похудел.
- Худой в масть, - ответил ему сын вместе с фальшивой улыбкой, которая беспокоила еще больше, чем
его взгляд. Большому Джиму она показалась улыбкой скелета. Это натолкнуло его на мысль о человеке,
который называл себя теперь Мастером и этим словно перечеркивал прошлую собственную жизнь под
именем Фил Буши. Когда Джуниор вышел из кабинета, Большой Джим вздохнул с облегчением, сам того не
осознав.
Он схватил пальцами ручку: так много всего надо сделать. И он все это сделает, и сделает хорошо.
Ничего невероятного нет в том, что, когда все это закончится, его портрет может появиться на обложке
журнала «Тайм».
4
Пока ее генератор еще находился на ходу - хотя едва ли он продержится долго, если она не достанет
запасных баллонов с пропаном - Бренда имела возможность завести принтер своего мужа и сделать
бумажные копии всего, что содержалось в папке ВЕЙДЕР.
Невероятный список нарушений, составленный Гови, которому он, вероятно, уже собирался дать ход,
но не успел из-за своей смерти, на бумаге ей казался более реальным, чем на компьютерном экране. И чем
дольше она читала этот список, тем более те нарушения, в ее понимании, были к лицу Джиму Ренни,
которого она знала большую часть своей жизни. Она всегда знала, что он монстр, только не знала, что он
такой большой монстр.
Даже материалы, касающиеся Коггинсовской церкви Иисуса-гимнаста, доказывали… хотя если она
правильно все поняла, это и не церковь вовсе, а большая ханжеская химчистка, где вместо белья стирают
деньги. Деньги от производства наркотиков, по словам ее мужа - «чуть ли не одного из самых больших за
всю историю Соединенных Штатов».
Но существовали проблемы, с которыми столкнулись шеф местной полиции Гови Дюк Перкинс и
генеральный прокурор штата. Эти проблемы и послужили причиной того, что операция «Вейдер» так
надолго застряла в фазе собирания доказательств. Джим Ренни был не просто большим монстром; он был
хитрым монстром. Именно поэтому он всегда предпочитал оставаться вторым выборным. Тропинку для него
протаптывал Энди Сендерс.
Он же и исполнял роль подставной фигуры. Длительное время Гови имел твердые доказательства
только против одного Энди. Он был главным фигурантом, сам о том едва ли подозревая, этот идиот, всегда
готов был радостно поздороваться с кем-нибудь. Энди был первым выборным, первым дьяконом Святого
Спасителя, первым в сердцах жителей города, и его подписи стояли первыми на муниципальных документах,
которые исчезали в туманных финансовых болотах на Больших Каймановых островах и в Нассо на Багамах.
Если бы Гови с генпрокурором штата поспешили, он, несомненно, стал бы и первым, кому бы пришлось
сфотографироваться, держа в руках свой номер. Возможно, и единственным, если верил неизменным
обещаниям Большого Джима, что все будет хорошо, если Энди будет держать язык за зубами. Вероятно, он
бы так и действовал. Кто лучше сможет играть роль дурачка, чем идиот?
Этим летом дело продвинулось к той границе, за которой Гови уже усматривал конец игры.
Тогда имя Ренни начало появляться на кое-каких бумагах, которые попали к прокурору, и наиболее
интересные из них были связаны с зарегистрированной в Неваде корпорацией «Таун Венчерз». Деньги этой
корпорации исчезали не на востоке, на островах Карибского бассейна, а на западе - в материковом Китае,
стране, где лекарства против насморка, антиконгестанты, можно покупать хоть тоннами, и никто тебе не
будет задавать неудобных вопросов.
Почему Ренни позволил себе таким образом вынырнуть на поверхность? Гови Перкинс имел на это
один единственный ответ: денежные потоки стали слишком большими, слишком быстрыми, с ними уже не
могла управиться одна прачечная. Постепенно имя Ренни проявилось на бумагах, которые касались и с
полдесятка других фундаменталистских церквей на северо-востоке. «Таун Венчерз» и те церкви (не говоря
уже о нескольких религиозных радиостанциях, FM и средневолновых, однако ни одна из которых не
достигала мощности РНГХ) были первыми настоящими ошибками Ренни. От них потянулись ниточки.
За ниточки можно было дернуть и рано или поздно - по обыкновению это случается рано - открылась
бы вся сцена.
«Ты же не сможешь остановиться, правда? - думала Бренда, сидя за письменным столом своего мужа,
читая распечатанные бумаги. - Ты уже нагромоздил миллионы, возможно, десятки миллионов, и риски
сильно возросли, но остановиться ты не можешь. Как та обезьяна, которая не способна выбраться с ловушки,
потому что не может расцепить пальцы, выпустить добытую пищу. Ты наворотил огромные от черта деньги,
но живешь в томже самом старом трехэтажном доме, барыжишь старыми машинами на этом своем торжище
на шоссе 119. Почему?»
А впрочем, она знала почему. Не в деньгах дело, дело в городе. В городе, который он считал своим
собственным. Сидя где-то на пляже в Коста-Рике, или в роскошном имении с нанятыми охранниками в
Намибии, Большой Джим превратился бы в Малого Джима. Потому что человек без хоть какой-то
целеустремленности, даже с набитыми деньгами банковскими счетами, всегда мелок.
Если бы она попробовала прищучить его со всем тем, что она на него имеет, получилось бы ей с ним
договориться? Заставить его уйти в отставку в обмен на ее молчание? Уверенности не было. И она опасалась
такой встречи с глазу на глаз. Кроме того, что хуже всего, это может быть и опасно. Надо взять с собой
Джулию Шамвей. И Барби. Вот только на Барби сейчас тоже нарисована мишень.
В ее голове зазвучал голос Гови: «У тебя есть время еще немного подождать - я сам ждал нескольких
окончательных доказательств, чтобы иметь полнейшую уверенность, но я бы не ждал слишком долго.
Потому что чем дольше длится эта осада, тем более небезопасным он становится».
Она вспомнила, как Гови начал сдавать назад машиной, а потом остановился, чтобы поцеловать ее под
ясным солнцем, вспомнила его губы, такие знакомые ей и такие же родные, как ее собственные. И как он
гладил в тот миг ей шею. Словно знал, что приближается конец, и одним последним прикосновеньем
старался отблагодарить ее за все. Как не безумно романтически и, бесспорно, высокомерно это было, но она
почти в это поверила, и глаза ее исполнились слезами.
Вдруг все бумаги, со всеми зафиксированными в них махинациями, перестали казаться ей важными.
Даже Купол стал не таким уже и важным. Перевешивала все теперь та дыра, которая так неожиданно
появилась в ее жизни, дыра, которая всасывала в себя всю ту радость, которую до этого она воспринимала за
будничность. Ей подумалось, чувствует ли сейчас что-то похожее бедный Энди Сендерс. Вероятно, что так,
решила она.
«Отложим это на время. Если завтра вечером Купол еще будет стоять, пойду со всем этим к Ренни - с
копиями этих материалов - и скажу, что он должен подать в отставку в пользу Дейла Барбары. Скажу ему,
если откажется, что тогда он все о своих аферах с наркотиками прочитает в газете».
- Завтра, - прошептала она, закрывая глаза. Через две минуты она уже спала в кресле Гови. В Честер
Милле настало время ужина. Некоторые из блюд (включая цыплят а-ля кинг - порций сто), были
приготовлены на электрических или газовых конфорках, благодаря тем генераторам, которые еще работали в
городе, но были также люди, которые вернулись к использованию своих дровяных печей, кто ради экономии
топлива, а кто и из-за того, что, кроме дров, не имел другого выбора. Из сотен каминов в застывший воздух
поднимался дым.
И расползался.
5
Передав счетчик Гейгера (адресат принял его радушно, даже приподнято, пообещав начать его
использовать уже во вторник утром), Джулия с Горесом на поводке направилась в универсальный магазин
Бэрпи. Ромео говорил ей, что имеет на складе пару абсолютно новых ксероксов фирмы «Киосера»[239], оба
еще в оригинальной заводской упаковке. Сказал, что они в ее распоряжении.
- У меня есть также немного скрытого пропана, - сознался он, гладя Гореса. - Я обеспечу вас всем, чем
надо, во всяком случае, столько времени, сколько смогу. Мы должны заботиться, чтобы газета продолжала
выходить, я прав? Сейчас это еще важнее, чем всегда, как вы тумаете?
Именно так Джулия и «тумала», так она ему и ответила. А в дополнение еще и поцеловала его в щеку.
- Я ваша должница, Ромми.
- Я буду ожидать значительных скидок на мою еженедельную рекламную вставку о распродаже, когда
это закончится, - постучал он себе сбоку по носу указательным пальцем так, словно они сейчас
договаривались о чем-то весьма тайном. А может, так оно и было.
Уже выйдя во двор, она услышала чириканье телефона. Достав телефон из кармана брюк, произнесла:
- Привет, Джулия слушает.
- Добрый вечер, мисс Шамвей.
- О, полковник Кокс, как приятно слышать ваш голос, - игриво сказала она. - Вы даже не представляете
себе, как это трогательно для нас, провинциальных мышек, получить звонок из-за черты нашего городка. Как
там жизнь вне Купола?
- В целом жизнь, наверняка, идет хорошо, - ответил он. - Хотя сам я сейчас нахожусь на ее хреновой
стороне. Вам известно о ракетах?
- Наблюдала, как они ударили. И отскочили. Хороший пожар принялся от них на вашей стороне…
- Это не мой…
- …и немного меньший на нашей.
- Я звоню, потому что мне нужен полковник Барбара, - перебил Кокс. - Который должен был бы теперь
носить с собой собственный телефон, черт его побери.
- Очень справедливо подмечено! - подхватила она еще более веселым тоном. - А люди в чертовом аду
должны были бы получать чертовы прохладительные напитки! - Она остановилась перед закрытым уже на
все замки магазином «Топливо & Бакалея». Написанное вручную объявление в витрине гласило: «ЗАВТРА
РАБОТАЕМ 11:00-14:00 ПРИХОДИТЕ ПОРАНЬШЕ!»
- Мисс Шамвей…
- Мы поговорим о полковнике Барбара через минуту, - ответила Джулия. - А сейчас я хочу узнать о
двух вещах. Первая, когда будет разрешено приближаться к Куполу прессе? Потому что американский народ
заслуживает на большее, чем правительственные недомолвки на эту тему, как вы думаете?
Она ожидала от Кокса чего-то на подобие: «Я не думаю, чтобы «Нью-Йорк Таймc» или Си-Эн-Эн
появились возле Купола в ближайшем будущем». Но он ее удивил.
- Возможно, в пятницу, если наши другие, сейчас пока что секретные, акции не дадут результатов. О
чем вы еще хотели бы узнать, мисс Шамвей? Говорите быстро, потому что я не в пресс-службе работаю, у
меня другой уровень зарплаты.
- Это вы мне звоните, значит, это я вам нужна. Угождайте мне, полковник.
- Мисс Шамвей, со всем моим уважением, вы не единственная, кто имеет мобильный телефон в Честер
Милле, я могу позвонить и кое-кому другому.
- Не имею относительно этого сомнений, но не думаю, что Барби захочет с вами говорить, если вы
будете грызться со мной. Он вообще не очень рад своему новому назначению на сомнительную должность
начальника концлагеря.
Кокс вздохнул.
- Какой еще у вас вопрос?
- Я хочу знать, какая сейчас температура с южной и восточной стороны Купола - то есть настоящая
температура, без учета пожара, который вы там развели.
- Зачем…
- У вас есть такие данные или нет? Думаю, у вас они есть или можете легко получить. Думаю, вы
именно сейчас сидите перед компьютером и имеете доступ к чему угодно, наверняка, включая информацию
о размере нижнего белья, которое я ношу. - Она помолчала минутку. - Но если вы скажете мне, что там
шестнадцать градусов, нашему разговору конец.
- Вы демонстрируете мне ваше чувство юмора или вы всегда такая, мисс Шамвей?
- Я утомлена и испугана. Спишите на это.
Теперь зависла пауза со стороны Кокса. Ей показалось, она слышит клацанье клавиш компьютера.
Наконец он заговорил.
- В Касл Роке сорок семь градусов по Фаренгейту. Вам достаточно?
- Да, - различие не было таким уж большим, как она боялась, но все равно значительное. - Я смотрю на
термометр в витрине магазина. На нем пятьдесят восемь[240]. Итак, одиннадцать градусов различие между
населенными пунктами, которые расположены друг от друга на расстоянии двадцати миль. Если этим
вечером по западному Мэну не продвигается какой-то чрезвычайно мощный фронт теплого воздуха, я
сказала бы, у нас здесь что-то происходит. Вы согласны?
Полковник не ответил на этот вопрос, но то, что он сказал, заставило ее забыть обо всем другом.
- Мы собираемся подвергнуть испытанию кое-что новое. Около девяти вечера, сегодня. Об этом я и
хотел сообщить Барби.
- Остается надеяться, что план Б сработает лучше плана А. А президентский выдвиженец на данный
момент времени, как я думаю, кормит огромное количество людей в «Розе-Шиповнике». По слухам,
цыплятами а-ля кинг. - Она посмотрела в конец улицы, где маячил свет, и у нее заурчало в желудке.
- Вы можете меня выслушать и передать ему сообщение? - Непророненное им она тоже услышала:
«Придирчивая сука»
- С радостью, - ответила она, улыбаясь. Потому что и на самом деле была придирчивой сукой. Когда
было нужно.
- Мы собираемся подвергнуть испытанию экспериментальную кислоту. Фтороводородное химическое
соединение. В девять раз более едкое, чем обычная кислота.
- Улучшение жизни уже сегодня через химию.
- Мне сообщили, что теоретически ей можно прожечь дыру глубиной в две мили в геологическом
пласте.
- На каких забавных людей вы работаете, господин полковник.
- Мы будем делать это там, где Моттонская дорога… - послышался шелест бумаг. - Где дорога из
Моттона подходит к Харлоу. Я тоже собираюсь присутствовать там.
- В таком случае я скажу Барби, чтобы кто-нибудь другой помыл посуду вместо него.
- А будем ли мы иметь радость увидеть и вас в нашей компании, мисс Шамвей?
Она уже было раскрыла рот, чтобы сказать «такого события я пропустить не могу», как именно в это
мгновение где-то дальше по улице разгорелся адский скандал.
- Что там происходит? - спросил полковник Кокс.
Джулия не ответила. Закрыв телефон, она кинула его в карман и побежала по улице в направлении
возбужденных голосов. И чего-то еще. Чего-то, что звучало, как рычание.
Выстрел прозвучал, когда она уже была за полквартала оттуда.
6
Пайпер вернулась в пасторскую усадьбу, где и увидела Каролин, Терстона и юных Эпплтонов, которые
ее ожидали. Она обрадовалась нежданным гостям, потому что они отвлекали ее от мыслей о Сэмми Буши.
По крайней мере, на некоторое время.
Пайпер выслушала рассказ Каролин о судорогах Эйдена Эпплтона, хотя сейчас с мальчиком было на
вид все хорошо - сейчас он уже доедал коробку инжирных «ньютонов»[241]. Когда Каролин спросила,
следует ли показать мальчика врачу, Пайпер ответила:
- Разве что случится рецидив, а так, я думаю, этот случай можно отнести на счет того, что он был
голодный и возбужденный игрой.
Терстон сочувственно улыбнулся.
- Мы все были возбуждены. Было так весело.
Когда дошло до вопроса, где бы им пожить, Пайпер сначала подумала о доме Маккейнов, который
стоял неподалеку. Вот только она не знала, где они прячут свои запасные ключи.
Алиса Эпплтон сидела на присядках, кормя крошками «ньютонов» Кловера. Между порциями пес
отрабатывал традиционный ритуал тыканья носом в ноги: я-твой-наилучший-друг.
- Это самая лучшая собака изо всех, которых я видела в своей жизни, - сказала она Пайпер. - Мне так
хочется, чтобы и у нас была собака.
- А у меня есть дракон, - похвастался Эйден, удобно примостившись на коленях у Каролин.
Алиса, извиняясь, улыбнулась.
- Это его невидимый ДРУХ.
- Понимаю, - кивнула Пайпер. Ей подумалось, что можно было бы и окно разбить в доме Маккейнов: в
затруднении и черт помощник.
Но, встав посмотреть, как там кофе, она придумала кое-что получше.
- Думагены, мне сразу следовало бы о них вспомнить. Они уехали на конференцию в Бостон. Корали
Думаген еще попросила меня поливать ее цветы, пока их не будет.
- Я преподаю в Бостоне. В Эмерсоне. Я редактировал текущий выпуск «Лемехов», - сообщил Терстон и
вздохнул.
- Ключ под вазоном слева от дверей, - объяснила Пайпер. - Мне кажется, генератора уних нет, но в
кухне есть дровяная печь. - Она поколебалась, подумав: «Это же чисто городские люди». - Вы сможете
воспользоваться печью без того, чтобы сжечь дом?
- Я вырос в Вермонте, - заявил Терстон. - Сам топил печи и в доме, и в сарае, пока не уехал из дома
учиться в колледж. Все возвращается на круги своя, ведь так? - И он вновь вздохнул.
- В кладовке должны быть продукты, я уверена, - сказала Пайпер.
Каролин кивнула.
- Вахтер в городском совете говорил нам тоже самое.
- И Джууу-Ньер, - вставила Алиса. - Он коп. Тот, который милый.
- Алисин милый коп напал на меня, - скривился Терстон. - Он и еще один. Хотя для меня все они на
одно лицо.
Брови Пайпер полезли вверх.
- Ударили Терстона в живот, - тихо объяснила Каролин. - Обзывали нас массачусетскими дуралеями что, как мне кажется, технически корректно - и смеялись над нами. Для меня это было наихудшим - как они
смеялись над нами. Когда мы их встретили уже с детьми, они были другими, но… - она помотала головой. Они совсем безмозглые.
И Пайпер, словно вновь оказалась возле Сэмми. Ощутила, как сердце забилось у нее в горле, очень
медленно и тяжело, но голос она сохранила ровный.
- Как звали другого полисмена?
- Фрэнки, - сказала Каролин. - Джуниор называл его Фрэнки Де. Вы знаете этих ребят? Наверняка, да?
- Я знаю их, - ответила Пайпер.
7
Она объяснила новой импровизированной семье, как добраться до усадьбы Думагенов - их дом был тем
удобен, что находился рядом с «Кэти Рассел», если у мальчика вдруг повторятся судороги - а выпроводив
гостей, присела за кухонный стол выпить чая. Пила она медленно. Делала глоток и вновь ставила чашку.
Потихоньку скулил Кловер. Он всегда чувствовал ее настроение, тем более настоящую злость, подумала она.
«Может, в таком состоянии у меня другой запах? Более резкий, что ли».
Картина прояснялась. Нехорошая картина. Куча новых копов, очень молодых копов, принесли присягу
менее сорока восьми часов тому назад и уже вошли в раж. Разнузданное поведение, которое они
продемонстрировали с Сэмми Буши и Терстоном Маршаллом не распространится на таких ветеранов
полиции, как Генри Моррисон или Джеки Веттингтон, она, по крайней мере, в такое не верила, но что
касается Фрэда Дентона? Или Тоби Велана? Здесь все возможно. Вероятно. Когда шефом был Дюк, они были
нормальными. Не идеальными, иногда могли и лишнего наговорить, остановив твою машину, но в общем,
нормальными. Вероятно, наилучшими из тех, которых мог себе позволить городской бюджет. Но, как
любила говорить ее мать: «Задешево покупаешь, дешевое и имеешь». А с Питом Рендольфом в роли шефа…
Что-то надо с этим делать.
Вот только она должен контролировать свой гнев, потому что, если не сможет, тогда он будет
контролировать ее.
Она сняла поводок с крюка возле дверей. Моментально рядом оказался Кловер, замолотил хвостом,
уши торчком, глаза горят.
- Айда, лодырь мой большой. Мы пойдем подавать жалобу.
Когда она выводила пса во двор, он все еще слизывал по бокам пасти налипшие крошки «ньютонов».
8
Проходя через городскую площадь-парк с Кловером, который четко держался по правую сторону от
неё, Пайпер чувствовала, что она удерживает под контролем свой гнев. Чувствовала она это, пока не
услышала смех. Тот прозвучал, когда они с Кловером как раз уже подходили к полицейскому участку. Она
увидела тех самых юнцов, чьи имена вытянула из Сэмми Буши: Делессепс, Тибодо, Ширлз. Там же
присутствовала и Джорджия Руа, Джорджия, которая их подстрекала, судя со слов Сэмми: «Трахайте эту
суку». И Фрэдди Дентон вместе с ними. Они сидели на верхней ступеньке каменного крыльца полицейского
участка, пили содовую, точили лясы. Дюк Перкинс такого ни за что не позволил бы, и Пайпер представила
себе, что если бы он увидел оттуда, где находится сейчас, что здесь творится, он бы перевернулся в своей
могиле так, что его останки вспыхнули бы.
Что-то сказал Мэл Ширлз, и они вновь залились таким хохотом, что начали хлопать, смеясь, друг друга
по спинам. Тибодо обнимал рукой девицу Руа, погрузив сбоку пальцы в углубление под ее грудью. Теперь
она что-то сказала и все вновь еще веселее рассмеялись.
Пайпер подумалось: это они сейчас смеются, вспоминая изнасилование, как весело, как интересно они
там поразвлеклись, - и после этого совет ее отца потерял всякие шансы. Предыдущая Пайпер, которая
присматривала за бедными и больными, которая отправляла брачные и похоронные службы, которая
призывала в своих воскресных проповедях к благотворительности и терпимости, была бесцеремонно
отброшена на задворки ее собственного мозга, откуда она могла разве что наблюдать, словно через
искривленное, волнистое оконное стекло. Вперед вырвалась другая Пайпер, та, которая пятнадцатилетней
громила собственную комнату, обливаясь слезами не сожаления, а злости.
Между городским советом и более новым, чем он зданием полицейского участка лежала вымощенная
сланцевыми плитками площадка, названная в честь павших в войнах - Мемориал-Плаза. В его центре
возвышался памятник отцу Эрни Келверта, Люсьену Келверту, посмертно награжденному Серебряной
Звездой за героизм во время войны в Корее. На пьедестале были выбиты имена всех жителей Честер Милла,
которые погибли в войнах, начиная с Гражданской. Там же торчали два флагштока: один с национальным
звездно-полосатым флагом, а второй с флагом штата, на котором по бокам американского лося стоят фермер
и моряк. В красном свете заката оба флага безвольно свисали. Пайпер Либби прошла между ними, словно
лунатик. Рядом, держась немного позади ее правого колена, следовал с навостренными ушами Кловер.
«Офицеры» на крыльце вновь залились искренним хохотом, и ей припомнились тролли из какой-то
сказки из тех, что ей когда-то читал отец. Тролли, которые радуются в пещере кучам где-то награбленного
золота. Они увидели ее и затихли.
- Добрый вечер, преподобная, - привставая и с каким-то высокомерием поправляя на себе ремень,
поздоровался Мэл Ширлз.
«Вставать в присутствии леди, - подумала Пайпер. - Это его мать научила? Наверняка. Прекрасному
искусству изнасилования он научился еще где-то».
Он еще улыбался, когда она приблизилась к ступенькам, но вдруг заткнулся, напрягся, потому что,
вероятно, заметил выражение ее лица. Каким было это выражение, сама она не ведала. Изнутри собственное
лицо чувствовалось ей неподвижным. Застывшим.
Она заметила, что самый бледный из них, Тибодо, внимательно смотрит на нее. Лицо у него было
таким же застывшим, каким она ощущала собственное.
«Он как Кловер, - подумала она. - Он учуял что-то во мне. Злость».
- Преподобная? - спросил Мэл. - Все в порядке? Какие-то проблемы?
Она пошла вверх по ступенькам, не быстро, не медленно. И Кловер тоже, держась ее ноги.
- Ты угадал, есть проблема, - произнесла она, не отводя от него глаз.
- Что…
- Ты! - показала она. - Ты и являешься этой проблемой.
И толкнула его. Он этого не ожидал. В одной руке Мэл держал стаканчик с колой. Столкнувшись с
Джорджией Руа, он, стараясь удержать равновесие, беспомощно раскинул руки, и на мгновение, его питье
превратилось в темного океанического ската манта рей в покрасневшем небе. Джорджия вскрикнула от
неожиданности, когда Мэл сел ей на колени. Она качнулась назад, разлив и свой напиток. Тот выплеснулся
на широкую гранитную плиту перед двойными дверями участка. Пайпер услышала запах то ли ирландского
виски, то ли бурбона. Вместе с водичкой в их стаканах было то, чего остальные жители города купить себе
не могли. Не удивительно, что они так весело хохотали.
Красная трещина в ее голове увеличилась.
- Вы не… - открыв рот, начал привставать, Фрэнки.
Она и его толкнула.
Из какой-то далекой-далекой галактики послышалось рычание Кловера, обычно самой доброй собаки.
Фрэнки упал на спину, с глазами выпяченными, испуганными, на мгновение, превратившись в ученика
воскресной школы, которым он когда-то действительно был.
- Изнасилование - вот какая проблема! - закричала Пайпер. - Изнасилование!
- Замолчи, - произнес Картер. Он остался сидеть и, хотя Джорджия настороженно щурилась около него,
сам Картер оставался спокойным. Только мышцы под его короткими рукавами голубой рубашки напряглись.
- Заткни глотку и сейчас же убирайся отсюда, если не хочешь просидеть целую ночь в камере внизу…
- Это ты сядешь в эту камеру, - сказала Пайпер. - Все вы сядете.
- Заставь ее замолчать, - вскрикнула Джорджия, она еще не плакала, но уже была близка к тому. Сделай что-нибудь, чтобы она замолчала, Карт.
- Мэм, - отозвался Фрэдди Дентон.
Рубашка расстегнута, дыхание отдает бурбоном. Дюк бы на него только взглянул и тут же выгнал из
полиции с носака под сраку. Погнал бы их всех подсрачниками. Теперь и он начал привставать, и пришла и
его очередь завалиться навзничь с удивленным выражением лица, которое при других обстоятельствах
казалось бы смешным. Хорошо, что они сидели, а она стояла. Так было легче. Но, ох, как же у ней стучало в
висках. Она обратила свое внимание на Тибодо, самого опасного. Он продолжал смотреть на нее
невозмутимо, и осатанение ее вдруг исчезло. Словно она была шутом, за право посмотреть на которого в
ярмарочной палатке он заплатил четверть доллара. Но он смотрел на нее снизу вверх, и в этом было ее
преимущество.
- Только вы будете сидеть не в здешнем подвале, - произнесла она прямо в глаза Тибодо. - Место вам в
Шоушенке, где с такими, как вы, провинциальными бычками делают то же самое то, что вы сделали с той
девушкой.
- Ты, глупая сука, - произнес Картер таким тоном, словно говорил о погоде. - Мы и рядом не были с ее
домом.
- Так и есть, - поддакнула, вновь садясь прямо, Джорджия. Одну щеку ей заляпало колой, там, где у нее
отцветала злостная россыпь юношеского акне (однако еще держа несколько арьергардных постов). - А, кроме
того, все знают, что Сэмми Буши не кто иная, как лживая лесбийская пизда.
Губы Пайпер растянулись в улыбку. Она повернулась к Джорджии, и та тут же отшатнулась от этой
бешеной леди, которая появилась так неожиданно на их крыльце, когда они едва присели, чтобы пропустить
по предвечернему стаканчику, а то и по два.
- А откуда тебе известно имя лживой лесбийской суки? Я его не называла.
Челюсть у Джорджии отпала, превратив ее рот в испуганное О. И впервые что-то блеснуло за
спокойствием Картера Тибодо. Может, это был страх, а может, просто раздражение, Пайпер не знала.
Раньше всех поднялся Фрэнк Делессепс.
- Лучше бы вам не ходить здесь, не разбрасываться обвинениями, которых не можете доказать,
преподобная Либби.
- Не нападать на офицеров полиции, - подключился Фрэдди Дентон. - На этот раз я вам прощаю, все
теперь в стрессовом состоянии, но вы должны успокоиться и сейчас же перестать произносить свои байки, он сделал паузу, а потом не в тему добавил: - И толкаться, тоже.
Взгляд Пайпер оставался прикованным к Джорджии, ее пальцы так крепко сжимали пластиковую
рукоятку поводка Кловера, что аж дрожали. Пес стоял с наклоненной головой, широко расставив лапы, не
переставая рычать. Это рычание напоминало звук мощного подвесного мотора на холостом ходу. Шерсть у
него на шее поднялась так, что и ошейника не стало видно.
- Откуда тебе известно ее имя, Джорджия?
- Я… я… я просто предположила…
Картер схватил ее за плечо, сжал.
- Замолчи, бэби. - И тогда к Пайпер, так и не привставая (потому что не хотел, чтобы она его толкнула,
трус). - Я не знаю, что за оса тебя укусила в твою Иисусову башку, но мы все вместе вчера вечером были на
ферме Алдена Динсмора. Хотели выведать хоть что-то у солдат, которые базируются там, на шоссе 119, но
ничего не узнали. Это на противоположной стороне города от Буши, - он осмотрелся на друзей.
- Да, это правда, - подтвердил Фрэнки.
- Правильно, - эхом откликнулся Мэл, недоверчиво смотря на Пайпер.
- Конечно! - поддакнула Джорджия. Снова ее обнимала рука Картера, и момент неуверенности у нее
прошел. Она смотрела на Пайпер победно.
- Моя девушка Джорджи высказала допущение, - заговорил Картер с тем самым вдохновляющим на
бешенство спокойствием, - что ты здесь раскричалась о Сэмми, потому что именно Сэмми в нашем городе
самая грязная, самая брехливая блядь.
Мэл Ширлз зашелся пискливым смехом.
- Но вы не использовали презервативов, - сказала Пайпер. Ей об этом рассказала Сэмми, а увидев, как
напряглось лицо Тибодо, она поняла, что так и было. - Вы не использовали презервативов, и у нее взяли
анализы на изнасилование, - она понятие не имела, действительно ли взяли, но и не переживала. По их
расширенным глазам она видела, что они ей поверили, и этой их веры ей было достаточно. - Когда сравнят
ваши ДНК с тем, что в анализах…
- Все, достаточно, - сказал Картер. - Заткни глотку.
Пайпер со своей злой улыбкой обернулась к нему.
- Нет, мистер Тибодо. Мы только начали, сынок.
Фрэдди Дентон потянулся к ней. Она его оттолкнула, но почувствовала, как кто-то схватил ее за левую
руку и выворачивает за спину. Она обернулась и увидела глаза Тибодо. Спокойствие их уже покинуло;
теперь они пылали злобой.
«Привет, братец», - подумала она неуместно.
- Сука, долбанная сука, - прохрипел он, и теперь уже она полетела навзничь.
Пайпер повалилась на ступеньки, инстинктивно стараясь перекатиться на бок, боясь удариться головой
об какую-то из тех каменных ступенек, понимая, что тогда ей точно гарантирован проломленный череп, что
это ее убьет, или еще хуже - превратит в овощ. Вместо этого она упала на левое плечо, и вот тогда-то в ней
прозвучал внезапный крик боли. Знакомой боли. Когда-то она вывихнула себе это плечо, когда еще
школьницей играла в футбол двадцать лет тому назад, и черт ее побери, если это не повторилось теперь
вновь.
Ноги ее взлетели выше головы, она, выкручивая себе шею, сделала заднее сальто и приземлилась на
колени, разодрав себе кожу на них. И наконец, распласталась, приземлившись на живот и грудь.
Кувырком она преодолела почти все ступеньки - сверху и до самого низа. Щека у нее кровила, нос
кровил, губы кровили, шея болела, но, о Боже, хуже всего было ее плечу, которое криво выпятилось тем,
хорошо знакомым ей образом.
В прошлый раз, когда ее плечо было с таким горбом, его обтягивал красный нейлон униформы
«Уайлдкетс». И все же она заставила себя встать, у нее, благодарить Господа, еще остались силы, чтобы
руководить собственными ногами; а ее же запросто могло парализовать.
Поводок она выпустила из руки еще в падении, и Кловер прыгнул на Тибодо, пес щелкал клыками ему
по груди и животу, рвал рубашку, повалив Картера на спину, он старался добраться до его яиц.
- Уберите его с меня! - визжал Тибодо. От его спокойствия и следа не осталось. - Он меня загрызет!
А Кловер именно к этому и стремился. Передними лапами он уперся у бедра молодчика и телепался
туда-сюда на покалеченном им Картере. Это было похоже на то, будто немецкая овчарка едет на велосипеде.
Пес изменил угол атаки и глубоко вгрызся в плечо Картера, вытянув из парня новый визг. А дальше Кловер
почти добрался до его горла. Картеру повезло своевременно упереться ладонями собаке в грудь, так он спас
свою глотку.
- Оттяните же его!
Фрэнк потянулся, чтобы подхватить бесхозный поводок. Кловер осмотрелся и хапнул зубами его за
пальцы. Фрэнк отскочил назад, и Кловер вновь посвятил свое внимание молодчику, который столкнул со
ступенек его хозяйку. Раскрыв пасть с двумя рядами сияюще-белых зубов, он рванулся к горлу Тибодо.
Картер поднял руку и тут же закричал, когда Кловер в неё вцепился и начал трясти, словно какую-то из
своих любимых тряпичных кукол. Вот только из его тряпичных кукол не лилась кровь, а из руки Картера охотно.
Пайпер, пошатываясь, побрела вверх по ступенькам, держа левую руку поперек груди. Ее лицо
превратилось в окровавленную маску. Где-то в уголке рта у ней прилепился зуб, словно какая-то
недожеванная крошка.
«УБЕРИ ЕГО ОТ МЕНЯ, ГОСПОДИ ИИСУСЕ, УБЕРИ С МЕНЯ СВОЕГО ПРОКЛЯТОГО ПСА!»
Пайпер уже было открыла рот, чтобы приказать Кловеру «фу», но увидела, как Фрэд Дентон извлекает
пистолет.
- Нет! - закричала она. - Нет! Я его уберу!
Фрэд обернулся к Мэлу Ширлзу и свободной рукой показал на собаку. Мэл сделал шаг и ударил
Кловера ногой в заднее бедро. Ударил резко и сильно, как еще совсем недавно бил по футбольному мячу.
Кловера развернуло поперек Тибодо, и заодно он выпустил из пасти его окровавленную, покромсанную
руку, на которой два пальца уже торчали криво, словно погнутые столбы дорожных знаков.
- Нет! - вновь закричала Пайпер, так громко и сильно, что свет померк перед ее глазами. - НЕ ТРОГАЙ
МОЮ СОБАКУ!
Фрэд не обратил внимания. Когда из двойных дверей вылетел Питер Рендольф, с выпущенной из брюк
рубашкой, с расстегнутой мотней, держа в руке журнал «Аутдорз»[242], который он читал в сральнике, Фрэд
и на него не обратил внимания. Он нацелил свой служебный автоматический пистолет на пса и выстрелил.
На затиснутой между зданиями Мемориал-Плазе выстрел прозвучал оглушительно. Верх головы
Кловера разлетелся брызгами из крови и костей. Он сделал один шаг к своей застывшей в крике,
окровавленной хозяйке, сделал второй… и упал.
Фрэд, так и держа в руке пистолет, быстро двинулся к Пайпер и схватил ее за истерзанную руку. Ее
плечо ойкнуло протестующее. Но она не сводила глаз с трупа своей собаки, которую вырастила с щенка.
- Ты арестована, бешеная сука, - объявил Фрэд, сам бледный, глаза едва не выскакивают из орбит, он
чуть-ли не вплотную наклонился к ее лицу своим, и она ощутила брызги его слюны. - Все, что ты скажешь,
может быть использовано против тебя, говно бешеное.
На противоположной стороне улицы из «Розы- Шиповника» высыпались клиенты, среди них и Барби,
все еще в фартуке и бейсбольной кепке. Джулия Шамвей прибыла первой.
Она окинула глазом место происшествия, не вникая в детали, уловила общую картину: мертвая собака;
копы сбились в кучу; голосит окровавленная женщина, одно плечо у которой торчит явным образом выше
другого; лысый коп – гадостный Фрэдди Дентон - дергает ее за руку, которая растет именно с того
истерзанного плеча; кровь на ступеньках подсказывает, что именно с них свалилась Пайпер. Или ее
столкнули.
Джулия сделала то, чего не делала никогда раньше в жизни: полезла рукой в свою сумочку, раскрыла
кошелек и, раскрыв его и держа перед собой, пошла вверх по лестницам крыльца, объявляя:
- Пресса! Пресса! Пресса!
От этого, по крайней мере, ее перестало трясти.
9
Через десять минут в кабинете, который еще совсем недавно принадлежал Дюку Перкинсу, на диване
под сертификатами и обрамленным фото Перкинса сидел со свежей повязкой на плече и обмотанной
бумажными полотенцами рукой Картер Тибодо. Рядом с ним сидела Джорджия Руа. На голове Тибодо
выступили большие капли крупного пота, но после слов «кажется, ничего не сломано» он замолчал.
Фрэд Дентон сидел на стуле в уголке. Его оружие лежало на столе шефа. Отдал он пистолет почти без
возражений, только произнес:
- Я вынужден был это сделать - только взгляните на руку Картера.
Пайпер сидела в казенном кресле, которое теперь принадлежало Питеру Рендольфу. Джулия
бумажными полотенцами вытерла большую часть крови с ее лица. Женщина дрожала от шока и сильной
боли, но, как и Тибодо, она не стонала. Глаза у нее были ясными.
- Кловер прыгнул на него, - она показала подбородком на Картера, - только после того, как он столкнул
меня со ступенек. Падая, я выпустила из руки поводок. Моя собака повела себя надлежащим образом. Он
защищал меня от преступного нападения.
- Она сама на нас напала! - заверещала Джорджия. - Эта бешеная сука первой напала на нас. Поднялась
на крыльцо, буровя всякую херню…
- Помолчи, - приказал ей Барби. - Все замолчите тут, к черту. - Он посмотрел на Пайпер. - У вас не
впервые вывихнуто это плечо, правда?
- Я требую, чтобы вы ушли отсюда, мистер Барбара, - произнес Рендольф… но произнес он это не
очень уверенно.
- Я могу им помочь, - ответил Барби. - А вы?
Рендольф не ответил. Мэл Ширлз и Фрэнк Делессепс стояли за приоткрытыми дверьми. Вид они имели
неспокойный.
Барби вновь обратился к Пайпер.
- Это смещения, без разрывов. Уже неплохо. Я могу его вправить раньше, чем вас направят в
госпиталь…
- Госпиталь? - крякнул Фрэд Дентон. - Она аресто…
- Заткни пасть, Фрэдди, - приказал Рендольф. - Никто здесь не арестован. Пока что, по крайней мере.
Барби смотрел Пайпер прямо в глаза.
- Но мне нужно это сделать прямо сейчас, пока оно не распухло. Если дождетесь госпиталя, чтобы вам
вправлял плечо Эверетт, там уже придется применить анестезию. - Он наклонился ей к уху и прошептал: Пока вы будете в беспамятстве, они смогут рассказать свою версию событий, а вы - нет.
- Что вы там шепчете? - грозно спросил Рендольф.
- Что ей будет больно, - ответил Барби. - Согласны, преподобная?
- Давайте, - кивнула она. - Наша тренерша Громли делала это прямо на боковой линии, а она была
полной дурой. Только побыстрее. И, умоляю, не сломайте ее.
Барби позвал:
- Джулия, возьмите жгут в их аптечке и помогите мне положить ее на спину.
Джулия, очень бледная, и сама, чувствуя себя больной, выполнила указание.
Барби сел на пол слева от Пайпер, снял один кед, и тогда схватил преподобную обеими руками за
предплечья прямо над запястьем.
- Не знаю метода вашей тренерши Громли, - произнес он, - но вот так делал мой знакомый медик в
Ираке. Сосчитайте до трех, и тогда визжите на всю глотку слово «вилка».
- Вилка, - повторила Пайпер, удивленная вопреки боли. - Ну, хорошо, вы здесь доктор.
«Нет, - подумала Джулия. - Теперь единственный, кого наш город имеет наиболее похожего на
настоящего врача, это Расти Эверетт». Она успела позвонить по телефону Линде и узнала номер его
мобильного, но звонок ему моментально переключился на голосовую почту.
В комнате воцарилась тишина. Даже Картер Тибодо засмотрелся. Барби кивнул Пайпер. На ее лбу
выступили бисеринки пота, но лицо осталось маской жесткой футболистки, и Барби почувствовал к ней
уважение. Он вставил свою обутую в носок ступню ей под подмышку, удобно и плотно. И тогда, потянув
медленно, но неуклонно ее за руку, достиг противодействия со своей ногой.
- О'кей, мы готовы. Теперь слушаем вас.
- Один… два… три… ВИЛКА!
Как только Пайпер закричала, Барби тут же дернул. Все в комнате услышали громкий треск, когда
сустав становился на свое место. Горб на блузке Пайпер магическим образом исчез. Она завизжала, но не
отключилась. Он набросил ей жгут за шею и пропустил его под рукой, обездвижив последнюю, как только
смог.
Спросил:
- Лучше?
- Лучше, - ответила она. - Намного, благодарю Бога. Еще болит, но не так сильно.
- У меня в сумочке есть аспирин, - предложила Джулия.
- Дайте ей аспирин и убирайтесь отсюда, - объявил Рендольф. - Все идут прочь, кроме Картера,
Фрэдди, преподобной и меня.
Джулия вперилась в него, не веря собственным ушам.
- Вы шутите? Преподобной надо в больницу. Вы сможете дойти, Пайпер?
Пайпер, пошатываясь, встала.
- Думаю, да. Понемногу.
- Сядьте, преподобная Либби, - приказал Рендольф, но Барби понимал, что тот колеблется. Барби
расслышал это в его голосе.
- А вы меня заставьте, - она осторожно подняла левую руку вместе с повязкой. - Я уверена, вы
способны ее вывихнуть вновь, очень легко. Ну же. Продемонстрируйте… этим пацанам… что вы ничем не
отличаетесь от них.
- А я все опишу в газете! - солнечно улыбнулась Джулия. - Тираж удвоится!
- Предлагаю отложить это дело до завтра, шеф, - вмешался Барби. - Позвольте леди получить более
эффективные, чем аспирин обезболивающие и пусть Эверетт осмотрит ее раненное колено. Едва ли у нее
есть шанс куда-то убежать, пока Купол на месте.
- Ее собака пыталась загрызть меня насмерть, - отозвался Картер. Несмотря на боль, голос у него вновь
звучал спокойно.
- Шеф Рендольф, эти молодчики: Делессепс, Ширлз и Тибодо виновны в изнасиловании. - Пайпер
теперь качало, и Джулия обняла ее, чтобы поддержать, но голос преподобной звучал сильно и ясно. - Руа - их
соучастница.
- А ни черта подобного! - вскрикнула пронзительно Джорджия.
- Они должны быть срочно отстранены от работы в полиции на время следствия.
- Она врет, - произнес Тибодо.
Шеф Рендольф глазами напоминал человека, который смотрит теннисный матч. Наконец он зацепился
взглядом за Барби.
- Вы что, будете мне указывать, что я должен здесь делать?
- Нет, сэр, я лишь высказал предложение, которое основывается на моем опыте внедрения законности в
Ираке. Решение вы примете сами.
Рендольф расслабился.
- Тогда о'кей. Хорошо, - он наклонил голову, погрузившись в мысли. Все увидели, как он заметил свою
расстегнутую ширинку и решил эту маленькую проблему. После этого он вновь поднял голову и сказал:
- Джулия, отведите преподобную Пайпер в госпиталь. А что касается вас, мистер Барбара, меня не
интересует, куда вы пойдете, но я желаю, чтобы вы отсюда убрались. Сегодня я возьму показания у своих
офицеров, а завтра у преподобной Либби.
- Подождите, - отозвался Тибодо, протянув свои искривленные пальцы к Барби. - Вы можете с этим
что-то сделать?
- Не знаю, - ответил Барби, надеясь, что произнес это деликатно. Первое отвращение прошло, теперь
начались политические действия, суть которых он хорошо помнил по контактам с иракскими копами,
которые мало чем отличались от этого мужчины на диване и тех, которые скучились в двери. Все сводилось
к тому, что надо доброжелательно вести себя с теми, которых хотелось пренебрегать. - Вы сможете
произнести «вилка»?
10
Прежде чем постучать в двери Большого Джима, Расти выключил свой мобильный. Теперь Большой
Джим сидел за своим письменным столом, а Расти на стуле перед ним - на месте просителей и никчем.
В кабинете (Ренни, наверняка, называл его домашним офисом в своих налоговых декларациях) пахло
приятным сосновым духом, словно здесь совсем недавно хорошенько поприбирали, но Расти все равно не
нравился этот кабинет. И не только картиной, которая изображала агрессивно-европеоидного Иисуса во
время Нагорной проповеди, или эгоистичными фотографиями на стенах или голым деревянным полом,
которому подошел бы ковер; конечно, это было неприятно, но также было здесь и что-то другое. Расти
Эверетт не верил, не хотел верить в паранормальщину, но все-таки в этой комнате чувствовалось что-то
потустороннее.
«Это потому, что ты его немного опасаешься, - подумал он. - Это и все».
Надеясь, что эти чувства не отражаются у него на лице, он рассказал Ренни об исчезновении
госпитальных баллонов. О том, как он нашел один из них на складе городского совета, и о том, что к нему
сейчас подключен генератор горсовета. И о том, что этот баллон стоит там почему-то один-единственный.
- Итак, у меня два вопроса, - произнес Расти. - Каким образом состоялось путешествие баллона из
запасов больницы к центру города? И где остальные баллоны?
Большой Джим сидел, откинувшись назад в кресле, заложив руки себе за затылок, и задумчиво глядел в
потолок. Расти поймал себя на том, что смотрит на сувенирный бейсбольный мяч на столе Ренни. Под ним
лежал автограф Билла Ли, бывшего игрока бостонских «Рэд Сокс». Прочитать текст было легко, поскольку
тот лежал лицом к нему. Конечно, а как же иначе. Его же специально так положили, чтобы видели и
удивлялись посетители. Как и эти фотографии на стене, мяч должен был демонстрировать, что Большой
Джим терся рядом со Знаменитостями: «Глядите, рабы, на меня и дрожите!»[243]
Для Расти этот бейсбольный мячик и обращенный лицом к посетителям автограф послужили
объяснением причины его нехороших ощущений, касающихся этого кабинета. Это же подарочная витрина,
дешевая претензия на местечковый престиж и местечковую власть.
- Я не уверен, что ты получал от кого-то разрешение на обыск в нашем складском помещении, объявил Большой Джим потолку. Его мясистые пальцы так и оставались переплетенными за головой. Возможно, ты занимаешь какой-то пост в органах власти нашего города, а мне об этом не известно? Если
так, это моя вина - моя неудача, как говорит Джуниор. А я-то думал, ты просто санитар с рецептурным
блокнотом.
Расти подумал, что это такой стандартный прием - Ренни старается его разозлить. Чтобы обмануть.
- Я не заседаю в органах власти, - ответил он, - но я работник больницы. И налогоплательщик.
- Ну и?
Расти почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
- И, указанные вещи делают это складское помещение и моим в определенной мере, - он ждал, что
мужчина за столом как-то на это отреагирует, однако Большой Джим оставался беззаботным. - Кроме того,
там было не заперто. Хотя нашего дела это не касается, как вы считаете? Я увидел то, что увидел, и желаю
объяснений. Как работник больницы.
- И налогоплательщик. Не забываем.
Расти не шелохнулся, так и сидел, смотрел на него.
- Я их не имею, - сказал Ренни.
Расти свел брови.
- Правда? А мне казалось, вы держите руку на пульсе нашего города. Разве не так вы говорили в
последний раз, когда баллотировались на выборного? А теперь говорите мне, что не имеете объяснений в
отношении того, куда делся городской пропан? Я вам не верю.
Тут уже Ренни впервые проявил раздражение:
- Меня не интересует, веришь ты или нет. Для меня это новость, но… - на этих словах он слегка
стрельнул глазами в сторону, словно проверяя, не пропала ли со стены фотокарточка с автографом Тайгера
Вудса: классический жест лжецов.
- В больнице вот-вот закончится пропан, - сказал Расти. - Без топлива мы, горстка нас, которые еще
остались трудоспособными, окажемся в условиях полевого госпиталя в палатке времен Гражданской войны.
Если генератор перестанет подавать электричество, наши сегодняшние пациенты - включая одного с посткоронарным и одним серьезным случаем диабета, где, возможно, встанет вопрос ампутации - окажутся под
серьезной угрозой. Потенциальный ампутант Джимми Серойс. На парковке стоит его машина. На ней и
сейчас еще есть наклейка: ГОЛОСУЕМ ЗА БОЛЬШОГО ДЖИМА.
- Я проведу расследование, - сказал Большой Джим. Тоном человека, который дарит свою ласку,
сказал: - Пропан, который принадлежит городу, вероятно, хранится в каком-то другом из городских складов.
А что касается вашего, я уверен, тут мне нечего сказать.
- Какие еще другие городские склады? Есть пожарная часть, и есть груда песка, перемешанного с
солью, на дороге Божий Ручей - там даже навеса нет, - но, ни о каких других складах мне не известно.
- Мистер Эверетт, я занятой человек. Вы должны меня сейчас извинить.
Расти встал. Пальцы его хотели сжаться в кулаки, но он им не позволил.
- Я задам вам вновь эти вопросы, - произнес он. - Прямо и недвусмысленно. Вы знаете, где сейчас эти,
исчезнувшие, баллоны с пропаном?
- Нет, - на этот раз Ренни отвел глаза в сторону Дейла Эрнгардта. - И сейчас я не собираюсь делать
каких-то предположений на эту тему, сынок, потому что в ином случае могу об этом пожалеть. А теперь
почему бы тебе не здрыснуть, не взглянуть, в каком состоянии находится сейчас Джимми Серойс? Передай
ему наилучшие пожелания от Большого Джима, пусть заходит на минутку, когда вся эта катавасия немного
спадет.
Расти едва сдерживался, чтобы не сорваться, но эту битву он проигрывал.
- Здрыснуть? Вы, несомненно, забыли, что находитесь на службе у общины, а не являетесь здесь
частным диктатором. На данное время я в этом городе главный медик, и желаю услышать отве…
Зазвонил телефон Большого Джима. Он сразу же за него схватился. Послушал. Морщины вокруг углов
его опущенных вниз губ расправились.
- Вот херня! Каждый раз, как только я, к черту, отвернусь… - он вновь послушал, и тогда произнес: Если имеешь своих людей сейчас в конторе, Пит, закрой ловушку, пока не поздно, и крепко запри. Позвони
Энди. Я сейчас же буду у вас, и втроем мы все решим.
Он выключил телефон и встал.
- Мое присутствие сейчас нужно в полицейском участке. Там или чрезвычайная ситуация, или
очередная катавасия, пока сам не увижу, не могу сказать. А тебе нужно спешить или в больницу, или в
амбулаторию, мне так кажется. Там какие-то проблемы у преподобной Либби.
- Что? Что с ней случилось?
Со своих плотных норок его измерили холодные глаза Большого Джима:
- Я уверен, ты сам обо всем узнаешь. Не знаю, насколько правдивая эта история, но я уверен, ты ее
услышишь. Давай, катись, занимайся своей работой, юноша, и позволь мне заниматься моей.
Расти прошел через коридор, и вышел из дома, у него стучало в висках. На западном горизонте
передзакатное солнце давало свое помпезное кровавое шоу. Воздух почти полностью застыл, но нес в себе
тот самый дымный привкус. Сойдя с крыльца, Расти поднял палец и направил его на общественного
служащего, который ждал, пока он покинет границу его частной территории, чтобы уже после этого ему,
Ренни, покинуть ее самому. Ренни насупился, увидев этот жест, но Расти не опустил палец.
- Никто не должен напоминать мне, чтобы я делал свою работу. Но дело с пропаном я тоже не оставлю
без внимания. И если найду его в ненадлежащем месте, кому-то придется выполнять вашу работу, выборный
Ренни. Обещаю.
Большой Джим пренебрежительно махнул на него рукой.
- Убирайся прочь отсюда. Иди, работай.
11
В первые пятьдесят пять часов существования Купола судороги пережили более двух десятков детей.
Некоторые случаи, как это было с дочерьми Эвереттов, были зафиксированы. Но большинство прошли
незамеченными, а в следующие дни судорожная активность вообще быстро сошла на нет. Расти сравнивал
это со слабым действием электричества, которое люди чувствовали, приближаясь к Куполу. Поначалу они
переживали настоящий электрический разряд, от которого волосы на голове становилось дыбом, но потом
большинство людей не ощущали вообще ничего. Словно они уже получили прививку.
- Ты хочешь сказать, что Купол - это что-то наподобие ветряной оспы? - переспросила его тогда Линда.
- Пережил раз - и получил иммунитет на остаток жизни?
Дженнилл пережила два эпилептических припадка, и маленький мальчик по имени Норман Сойер тоже
два, но в обоих случаях вторые судороги были более слабыми, чем первые и не сопровождались болтовней.
Большинство детей, которых успел осмотреть Расти, подверглись только одному припадку, никаких
последствий у них не прослеживалось.
Только двое взрослых имели судороги в первые пятьдесят пять часов. Оба случая случились вечером в
понедельник, около заката солнца, и у обоих легко прослеживались причины.
У Фила Буши, он же Мастер, причина была почти полностью продуктом его собственного творчества.
Приблизительно в то время, когда расставались Расти с Большим Джимом, Мастер Буши сидел на дворе
перед складским сараем РНГХ, мечтательно глядя на вечернюю звезду (тут, неподалеку от места ракетного
обстрела, небо было еще темного пурпурного цвета, благодаря осадкам на Куполе), расслабленно держа в
руке свою «кристальную» трубку. Его колбасило, но где-то уже на уровне ионосферы, словно за сотни миль
отсюда. В тучах, которые невысоко плыли в этот чертов вечер, он видел лицо своей матери, отца, деда, также
он видел Сэмми и Малыша Уолтера.
Все тучи-лица кровоточили.
Когда у него начала дергаться правая ступня, а потом в такт ей вступила и левая, он не обратил на это
внимания. Подергивание - неотъемлемая часть кумарей, каждый это знает. Но потом у него начали дрожать
руки и трубка выпала в высокую траву (желтую, завядшую вследствие работы фабрики, которая находилась
у него за спиной). Через мгновение уже и голова его начала дергаться из стороны в сторону.
«Вот оно, - подумал он спокойно, даже немного облегчено. – Наконец-то и я перебрал. Умираю. Оно,
наверное, и к лучшему».
Но он не откинулся и даже не упал в обморок. Он медленно скособочился, продолжая дергаться, и в то
же время смотрел, как в небе вырастает черный шарик. Он разросся до размера теннисного мячика, потом
раздулась до волейбольного. Он не останавливался, пока не заполнил собой все красное небо.
«Конец света, - подумал он. - Так оно, вероятно, и к лучшему».
На мгновение ему показалось, что он ошибся, потому что вынырнули звезды. Только они были
неправильного цвета. Они были розовыми. И тогда, о Господи, они начали падать вниз, оставляя за собой
длинные розовые полосы.
А дальше пришел огонь. Ревущая печь, словно кто-то открыл сокровенную заслонку и впустил ад на
Честер Милл.
- Такие нам лакомства, - пробурчал он.
Прижатая к руке трубка прожигала ему кожу, ожог он увидит и почувствует позже. Он судорожно
дергался, лежа в сухой траве, с выпученными белками на месте глаз, в которых отражалась ужасная вечерняя
звезда.
- Наши хэллоуиновские лакомства. Сначала козни… а потом лакомства.
Из огня сложился лик, оранжевый вариант тех красных лиц, которые он видел в тучах, прежде чем его
скорчило. Это был лик Иисуса. Иисус хмурился.
И говорил. Говорил с ним. Говорил ему, что ответственность за огонь лежит на нем. На нем. Огонь и…
и…
- Чистоту, - пробормотал он, лежа в траве. - Нет… очищение.
Теперь Иисус уже не выглядел таким сердитым. И Он начал исчезать.
Почему? Потому что Мастер все понял. Сначала появляются розовые звезды, потом очищающий огонь,
и тогда уже испытания должны закончиться.
Он замер, когда судороги перешли в сон, первый настоящий сон, которого он не имел уже много
недель, а то и месяцев. Когда он проснулся, вокруг стояла сплошная тьма - ни следа чего-то красного в небе.
Он промерз до костей, но остался сухим. Под Куполом больше не выпадала роса.
12
В то время как Мастер наблюдал лицо Христа на закате болезненного солнца, третья выборная Эндрия
Гриннел сидела у себя на диване, пытаясь читать. Ее генератор молчал, а работал ли он у нее когда-нибудь
вообще? Она этого не помнила. Вместо этого у нее был небольшой прибор, который носит название «Майти
Брайт»[244], ее сестра положила эту вещь ей в рождественский чулок в прошлом году. До сих пор ей не
выпадало возможности им воспользоваться, но оказалось, что работает он чудесно. Просто прикрепляешь
его к книжке и включаешь. Легко и удобно. Итак, со светом проблем не было. К сожалению, со словами было
иначе. Строки корчились червяками на странице, иногда даже меняясь местами, и проза Нори Робертс[245],
по обыкновению хрустально прозрачная, теперь казалась ей абсолютно бессмысленной. Однако Эндрия не
оставляла своих стараний, потому что не могла придумать, чем бы ей еще заняться.
В доме воняло даже с настежь открытыми окнами. Она страдала диареей, а унитаз больше не смывался.
Она была голодная, но не могла есть. Где-то около пяти вечера она попробовала съесть сэндвич - простой
бутерброд с сыром - и уже через пару минут вырвала его в мусорное ведро на кухне. Какой стыд, потому что
съесть этот сэндвич стоило ей много сил. Она ужасно потела - уже не раз переодевалась вся полностью, надо
ей, наверное, вновь переодеться, если осилит, - а ступни у нее беспрерывно дергались и дрожали.
«Недаром это называют синдромом беспокойных ног, - думала она. - Нет, я не могу появиться на
чрезвычайное заседание сегодня, если Джим еще не передумал его проводить».
Принимая во внимание то, как прошел ее последний разговор с Большим Джимом и Энди Сендерсом,
это, вероятно, будет даже лучше; потому что, если она туда придет, они вновь начнут ее терроризировать.
Заставлять делать то, чего она не хочет делать. Лучше держаться от них подальше, пока она не очистилась
от… от…
- От этого дерьма, - произнесла она, отбросив себе с глаз мокрые волосы. - От этого сраного дерьма в
моем организме.
Когда она вновь станет сама собой, вот тогда-то она восстанет против Джима Ренни. И так уже
промедлила. Она это сделает, вопреки боли в ее бедной спине, которая мучит ее сейчас без оксиконтина (но и
близко не так невыносимо, как она боялась - какой приятный сюрприз). Расти хотел, чтобы она глотала
метадон. Метадон, Господи помилуй! Героин под псевдонимом!
«Если ты думаешь, что будешь иметь что-то наподобие похмелья, забудь, - говорил он ей. - У тебя
будут судороги».
Но он говорил, что это займет десять дней, а она думала, что не может ждать так долго. Не теперь,
когда город страдает под этим ужасным Куполом. Надо покончить с этим как можно скорее. Придя к такому
выводу, она выбросила в унитаз и смыла все свое лекарство - не только метадон, но и последние несколько
пилюль оксиконтина, которые нашла в глубине ящика своего ночного столика. Это случилось за два смыва
до того, как унитаз вздохнул в последний раз, и вот теперь она сидела здесь, дрожа и стараясь убедить себя,
что сделала правильно.
«Это было единственное действие, - думала она, - которое могло убрать выбор между правильным и
неправильным».
Она хотела перелистнуть страницу, но ее глупая рука зацепила лампу «Майти Брайт». Та покатилась на
пол. Сноп яркого света брызнул в потолок. Эндрия засмотрелась туда, и вдруг начала подниматься над
собой. И очень быстро. Словно на каком-то невидимом скоростном лифте. Времени у нее хватило лишь на
то, чтобы бросить мгновенный взгляд вниз, где она увидела собственное тело, которое беспомощно
корчилось, оставаясь там же, на диване. Изо рта на подбородок текла пенистая слюна. Она заметила влажное
пятно на джинсах у себя между ног и подумала: «Ой-ой-ой, мне придется вновь переодеваться, ну и пусть.
Конечно, если я это переживу».
Потом она пролетела сквозь потолок, сквозь спальню над ней, сквозь чердак, заставленный темными
ящиками и старыми лампами, а оттуда - прямо в ночь. Над ней раскинулся Млечный Путь, но он был
неправильным. Млечный Путь стал розовым.
И тогда начал опадать.
Где-то очень далеко, внизу, Эндрия услышала голос тела, которое она там оставила. Оно кричало.
13
Барби думал, что они с Джулией обсудят то, что случилось с Пайпер Либби, покуда будут ехать за
город, но, погруженные в собственные мысли, они большей частью молчали. Никто из них не промолвил и
слова о том, как стало легче на душе после того, как наконец-то начала отцветать та неистовая вечерняя
звезда, но оба это ощутили.
Джулия попробовала включить радио, ничего не нашла, кроме РНГХ, где крутили «Весь
намоленный»[246], и вновь его выключила.
Барби заговорил только раз, когда они свернули с шоссе 119 и поехали на запад по более узкой
Моттонской асфальтной дороге, по обе стороны которой тесно нагромоздились деревья.
- Правильно ли я сделал?
По мнению Джулии, он сделал много очень правильных вещей во время конфронтации в кабинете
шефа полиции - включая успешное обслуживание двух пациентов с вывихами, но она знала, о чем именно он
говорит.
- Да. Это был очень неблагоприятный момент, чтобы попробовать принять на себя командование.
Он был с этим согласен, но чувствовал себя утомленным, подавленным и негодящим для той работы,
которая начала перед ним вырисовываться.
- Я уверен, что враги Гитлера говорили почти так же. Они говорили это в тысяча девятьсот тридцать
четвертом и были правы. В тридцать шестом, и тоже были правы. И в тридцать восьмом. «Неблагоприятный
момент бросать ему вызов», - говорили они. А когда поняли, что благоприятный момент настал,
протестовали они уже в Освенциме и Бухенвальде.
- Это не одно и то же, - заметила она.
- Вы так думаете?
Она ему не ответила, но поняла его мысль. Гитлер когда-то был обойщиком, по крайней мере, так о нем
пишут; Джим Ренни - торговец подержанными машинами. Один печеный, второй жареный.
Впереди через деревья пробивались яркие пальцы света, прорезая глубокие тени на латаном асфальте
Моттонской дороги.
По другую сторону Купола стояло несколько армейских грузовиков - эта окраина города называлась
Харлоу - и где-то сорок солдат старательно двигались туда-сюда. У каждого на поясе висел противогаз.
Серебристая автоцистерна с длинной надписью - ЧРЕЗВЫЧАЙНО ОПАСНО, НЕ ПРИБЛИЖАТЬСЯ сдавала задом, пока едва не уперлась в контур (формой и размером где-то как двери), нарисованный
аэрозольной краской на поверхности Купола. К штуцеру сзади цистерны прикрепили пластиковый шланг.
Два человека упражнялись с этим шлангом, который заканчивался жалом, не большим чем авторучка «Бик».
Одеты они были в сияющие скафандры и шлемы. На спинах у них висели баллоны со сжатым воздухом.
Со стороны Честер Милла присутствовал только один зритель. Рядом со старомодным дамским
велосипедом «Швинн»[247], над задним крылом которого был прикреплен ящичек-багажник для молока,
стояла городская библиотекарша Лисса Джеймисон. На ящичке виднелась наклейка с надписью: КОГДА
ВЛАСТЬ ЛЮБВИ СТАНЕТ БОЛЕЕ СИЛЬНОЙ, ЧЕМ ЛЮБОВЬ К ВЛАСТИ, В МИРЕ НАСТАНЕТ МИР.
ДЖИММИ ХЭНДРИКС[248].
- Лисса, что вы здесь делаете? - спросила Джулия, выйдя из машины. Она прикрывала себе ладонью
глаза от яркого света прожекторов.
Лисса нервно дергала египетский крест анкх, который висел у нее на шее, на серебряной цепочке.
Переводила взгляд то на Джулию, то на Барби.
- Когда мне беспокойно или тревожно, я по обыкновению выезжаю на велосипедную прогулку. Иногда
езжу до глубокой ночи. Это успокаивает мою пневму. Я увидела свет, и приехала на свет, - эту длинную
фразу она озвучила так, словно проговаривала заклинание, а потом, оставив, наконец, в покое свой крестик,
начертила в воздухе какой-то сложный символ. - А что вы здесь делаете?
- Приехали посмотреть на эксперимент, - ответил Барби. - Если он увенчается успехом, вы можете
стать первой, кто покинет Честер Милл.
Лисса улыбнулась, похоже, немного с усилием, но Барби понравилось, что она вообще на это была
способна.
- Сделав так, я скучала бы по фирменному блюду, которое подают на ужин в «Розе-Шиповнике»
каждый вторник. Мясной рулет, как обычно, не так ли?
- Мясной рулет запланирован, - согласился он, не уточняя, что, если Купол будет стоять и в следующий
вторник, скорее всего фирменным блюдом будет кабачковый кэш-пирог.
- Они не отвечают, - сказала Лисса. - Я старалась.
Из-за автоцистерны на свет вышел приземистый пожарный гидрант в человеческом подобии. На нем
были брюки-хаки, брезентовая куртка и кепка с эмблемой «Черных Медведей Мэна»[249]. Первым, что
поразило Барби, было то, что полковник Кокс набрал вес. Вторым - что его толстая куртка была застегнута
на молнию прямо до подбородка, который у него находилось в опасной близости от определения «двойной».
Никто из них трех - ни Барби, ни Джулия, ни Лисса - не были одеты в куртки. У них не было потребности по
эту сторону Купола.
Кокс отдал честь. Барби ответил; он даже ощутил какое-то удовлетворение, делая этот резкий жест.
- Привет, Барби, - позвал Кокс. - Как там Кен?
- Кен в порядке, - сказал Барби. - А я остаюсь тем сученком, которому достается самое крутое дерьмо.
- Не на этот раз, полковник, - заверил Кокс. - На этот раз, кажется, тебя грохнут в авто-фаст-фуде.
14
- Кто это? - прошептала Лисса. Она вновь подергивала свой анкх. Джулия подумала, что так она скоро
и цепочку на себе оборвет, если не успокоится. - И что они там делают?
- Хотят нас освободить отсюда, - сказала Джулия. - И после довольно эффектного провала предыдущей
попытки, я бы сказала, что теперь у них хватило ума делать это тихо. - Она выступила вперед. - Привет,
полковник Кокс, это я, ваша любимая редакторша газеты. Добрый вечер.
Улыбка у Кокса - это ему плюс, подумала она - вышла лишь слегка кислой.
- Мисс Шамвей, вы даже более красивая, чем я себе представлял.
- И я о вас скажу кое-что, вы большой шутник, во всем, что касается дерьм… Барби догнал ее в трех
шагах от того места, где стоял Кокс, и схватил за руку.
- Что такое? - спросила она.
- Камера. - Она совсем забыла, что на шее у нее висит фотокамера, пока он на нее не показал. - Она у
вас цифровая?
- Конечно, это запасной аппарат Пита Фримэна, - она раскрыла рот, чтобы спросить, в чем проблема, и
тогда поняла. - Вы думаете, Купол ее сожжет?
- Это было бы самое простое, - ответил Барби. - Вспомните, что случилось с сердечным стимулятором
шефа Перкинса.
- Черт, - выругалась Джулия. - Черт! Может, достать из багажника мой старый Кодак?
Лисса с Коксом смотрели один на другого, как показалось Барби, с взаимным очарованием.
- Что вы собираетесь делать? - спросила она его. - Снова будут взрывы?
Кокс поколебался. Ему на помощь пришел Барби.
- Да признавайтесь, полковник. Если не вы, я сам это сделаю. Кокс вздохнул.
- Вы настаиваете на полной открытости, так?
- А почему бы и нет? Если эта вещь подействует, жители Честер Милла будут петь вам осанну.
Единственное, почему вы стараетесь все делать втайне, это сила привычки.
- Нет. Такой приказ я получил от своей верхушки.
- Они в Вашингтоне, - напомнил Барби. - А пресса в Касл Роке и большинство из них, скорее всего,
сейчас смотрят «Девушек, которые взбесились»[250] по платному каналу. Здесь никого больше нет, кроме
нас, цыпляток.[251]
Кокс вздохнул, показывая на окрашенный прямоугольник в форме дверей.
- Вот туда люди в защитных костюмах направят наш экспериментальный раствор. Если
посчастливится, кислота проест этот контур, и тогда мы сможем выбить его из Купола, как выбивается кусок
стекла из оконной рамы после использования стеклореза.
- А если не посчастливится? - спросил Барби. - Если Купол будет растворяться, выделяя какой-то
отравляющий газ, который нас здесь всех убьет? Для этого эти люди имеют при себе противогазы?
- На самом деле, - объяснил Кокс, - научные работники более склонны к той мысли, что кислота может
начать химическую реакцию, которая послужит причиной того, что Купол воспламенится. - Заметив, как его
слова поразили Лиссу, он добавил: - Обе возможности они считают невероятными.
- Им можно, - произнесла Лисса, теребя свой крестик. - Не их же будут травить газом или будут
поджаривать.
- Я понимаю ваше беспокойство, мэм… - начал Кокс.
- Мелисса, - подсказал ему Барби. Ему вдруг стало важным, чтобы Кокс осознал, что под куполом
оказались живые люди, а не просто несколько тысяч анонимных налогоплательщиков. - Мелисса
Джеймисон, для друзей Лисса. Городская библиотекарша. Также она работает школьным психологом и
преподает йогу, кажется.
- С последним мне пришлось распрощаться, - сказала Лисса, кокетливо улыбнувшись. - Многовато
других дел.
- Очень приятно с вами познакомиться, госпожа Мелисса, - произнес Кокс. - Смотрите, это редчайший
шанс.
- А если у нас другое мнение, это вас может остановить? - спросила она.
На это Кокс не ответил прямо:
- Нет никаких признаков того, чтобы эта штука, чем бы она ни была, слабела или разлагалась. Если мы
не сделаем в ней брешь, вы будете страдать под ней еще неизвестно какое продолжительное время.
- У вас есть какие-то предположения относительно ее происхождения? Хоть какие-то идеи?
- Никаких, - ответил Кокс, но его глаза отвернулись таким образом, который был знаком Расти
Эверетту по его разговору с Большим Джимом.
Барби подумал: «Зачем ты врешь? Снова тот самый автоматический рефлекс? Гражданские, они как
грибы, держи их во тьме и корми дерьмом?» Наверное, нет смысла об этом думать. Но он ощутил
отвращение.
- Она сильная? - спросила Лисса. - Ваша кислота сильная?
- Самая едкая из существующих, насколько я знаю, - ответил Кокс, и Лисса отступила на пару шагов
назад.
Кокс обратился к мужчинам в космических скафандрах.
- Вы уже готовы, ребята?
Пара показала ему большие пальцы своих рукавиц. Позади их прекратилось всякое движение. Солдаты
стояли и смотрели, держа наготове собственные противогазы.
- Ну, начинаем, - произнес Кокс. - Барби, я предлагаю вам отвести обеих леди, по крайней мере, ярдов
на пятьдесят подальше от…
- Взгляните на звезды, - позвала Джулия. Голосом тихим, благоговейным. Голову она задрала вверх и в
ее лице Барби узнал того ребенка, каким она была тридцать лет тому назад.
Он посмотрел на небо и увидел Малый Ковш, Большую Медведицу, Орион. Все на своих местах… хотя
мутноватые, не в фокусе и розового цвета. Млечный Путь превратился в россыпь розовых шариков жвачки
на величественном куполе ночи.
- Кокс, - позвал он. - Вы это видите?
Кокс посмотрел вверх.
- Что мне нужно увидеть? Звезды?
- Какими они вам кажутся?
- Ну… очень яркими, конечно; в этой местности не приходится говорить о мировом загрязнении… Вдруг он присмотрелся, и щелкнул пальцами. - А вам они представляются какими? Не изменился ли у них
цвет?
- Они хорошие, - произнесла Лисса. Ее широко раскрытые глаза сияли. - Но вместе с тем, пугающие…
- Они розовые, - сказала Джулия. - Что произошло?
- Ничего, - заметил Кокс, но произнес он это как-то неуверенно.
- Что? Сливайте уже, - настоял Барби и бездумно добавил: - Сэр.
- Мы получили рапорт метеорологов в девятнадцать ноль-ноль, - сказал Кокс. - Особое внимание там
уделено ветрам. Просто на случай… ну, просто на всякий случай. Оставим это. Быстрые потоки воздуха
сейчас движутся на запад к Небраске и Канзасу, углубляются на юг, и тогда поднимаются вдоль Восточного
побережья. Вообще-то обычная картина для конца октября.
- Какое отношение это имеет к звездам?
- Двигаясь на север, воздушные массы проходят над многими городами и промышленными центрами.
Все, что они насобирали в тех местах, оседает на Куполе, вместо того, чтобы лететь дальше, в Канаду и в
Арктику. Этого уже достаточно, чтобы образовался своего рода оптический фильтр. Я уверен, никакой
опасности он не представляет…
- Пока что, - упрекнула его Джулия. - А через неделю, через месяц? Вы будете со шлангов мыть наше
воздушное пространство на высоте тридцати тысяч футов[252], когда тут наступит тьма?
Кокс не успел ответить, как вскрикнула Лисса Джеймисон, показывая на небо. А потом заслонила себе
рукой лицо.
Розовые звезды падали, оставляя за собой яркие инверсионные полосы.
15
- Еще наркоз, - произнесла сонно Пайпер, пока Расти слушал ей сердце.
Расти похлопал ее по правой руке, левая была серьезно ранена.
- Не будет больше наркоза. Технически вы находитесь в состоянии наркотического опьянения.
- Иисус желает, чтобы я получила еще наркоз, - повторила она тем самым замечтавшимся голосом и
замурчала: - В небо хочу я взлетать, и как птичка там парить.
- Мне припоминается, что там другие слова: «Хорошо утром встать»[253], но ваша версия тоже
интересная.
Она села. Расти постарался уложить ее вновь, но отважился давить ей только на правое плечо, а этого
оказалось недостаточно.
- А я смогу встать завтра утром? Мне нужно увидеться с шефом Рендольфом. Эти ребята изнасиловали
Сэмми Буши.
- И могли убить вас, - добавил он. - Вывих вывихом, но упали вы очень удачно. Позвольте мне
позаботиться о Сэмми.
- Эти копы опасны, - она положила правую руку ему на запястье. - Им нельзя оставаться полицейскими.
Они принесут горе еще кому-нибудь, - она облизнула губы. - У меня так пересохло во рту.
- Это мы поправим, но вам надо лечь.
- Вы взяли образцы спермы у Сэмми? Вы можете сравнить их с коповскими? Если сможете, я не
отстану от Рендольфа, пока он не заставит их сдать образцы ДНК. Я буду преследовать его и днем, и ночью.
- У нас нет оборудования для сравнения ДНК, - сказал Расти и мысленно продолжил: «А также
образцов спермы. Потому что Джина Буффалино промыла Сэмми, по ее же просьбе». Я принесу вам чегонибудь попить. Все холодильники, кроме того, что в лаборатории, отключены ради экономии генераторного
сока, но в сестринской есть автономный «Иглу».
- Сока, - сказала она, закрывая глаза. - Так, сока выпить было бы хорошо. Апельсинового или
яблочного. Только не «V8»[254]. Он очень уж соленый.
- Яблочный, - сказал он. - Сегодня вам нужна только жидкость.
Пайпер прошептала:
- Мне так жаль мою собаку, - и отвернула голову.
Расти подумал, что она, наверное, уже будет спать, когда он вернется к ней с банкой сока.
На полдороги по коридору он увидел, как из-за угла, из сестринской, галопом выскочил Твич. Глаза у
него были выпяченные, дикие.
- Идем во двор, Расти.
- Сначала мне нужно принести преподобной Либби…
- Нет, сейчас же. Тебе нужно это увидеть.
Расти поспешил назад к палате №29 и заглянул. Пайпер храпела с не достойным для леди рычанием,
что было не удивительно, принимая во внимание ее распухший нос.
Он отправился вслед за Твичем по коридору едва ли не бегом, стараясь приспособиться к его широким
шагам.
- И что там? - спросил он, имея в виду «что там такое?»
- Не могу описать, а если бы даже смог, ты бы мне не поверил. Тебе нужно самому это увидеть, - он
толкнул двери вестибюля.
На подъездной аллее, выйдя из-под защитного козырька, куда подвозят пациентов, стояли Джинни
Томлинсон, Джина Буффалино и Гарриэт Бигелоу, подружка Джины, которую та и сагитировала помогать в
госпитале. Все три стояли, обнявшись, словно утешали друг друга, и смотрели в небо.
Небо было заполнено сиянием розовых звезд, и многие из них якобы падали, оставляя за собой
длинные, почти флуоресцентные полосы. Дрожь пробежала у Расти по спине.
«Джуди это предугадала, - подумал он. - Розовые звезды падают полосами». И вот они падают. Падают.
Это было так, словно на их глазах само небо падало им на головы.
16
Когда начали падать розовые звезды, Алиса и Эйден крепко спали, но Терстон Маршалл и Каролин
Стерджес - нет. Они стояли на заднем дворе Думагенов и смотрели, как звезды яркими розовыми полосами
льются вниз. Некоторые из тех полос пересекались, и тогда, казалось, в небе возникают, чтобы вскоре
исчезнуть, розовые руны.
- Это конец света? - спросила Каролин.
- Отнюдь, - ответил он. - Это метеоритный дождь. Довольно обычное явление для осени у нас, в Новой
Англии. Думаю, сейчас немного поздно для астероидов, и, это, вероятно, какой-то приблудный метеоритный
дождь - возможно, пыль с обломками породы какого-либо астероида, который разбился триллион лет тому
назад. Ты только задумайся об этом, Кара!
Ей не хотелось.
- А метеоритные дожди всегда розовые?
- Нет. Думаю, и этот выглядит белым вне Купола, но мы его видим сквозь пленку из пыли и разных
мелких частичек. Сквозь атмосферное загрязнение, другими словами. Оно меняет цвет.
Засмотревшись на беззвучную розовую сутолоку в небе, она вспомнила:
- Терси, а малыш… Эйден… когда с ним случилось это… неизвестно, что это было, он говорил…
- Я помню, что он говорил. Розовые звезды падают, за ними остаются полосы.
- Но как же он мог знать об этом?
Терстон лишь покачал головой.
Каролин обняла его покрепче. В такие моменты (хотя еще никогда подобные этому моменты не
случались в ее жизни) она радовалась, что Терстону столько лет, что он мог бы быть ее отцом. Именно в этот
миг ей хотелось, чтобы он действительно был ее отцом.
- Как он мог знать, что это будет? Откуда он мог это знать?
17
Эйден говорил еще кое-что в том своем пророческом состоянии: все смотрят. И в половине десятого
этого понедельничного вечера, когда метеоритный дождь был в самом разгаре, его пророчество сбылось.
Новости распространяются по мобильным телефонам и по электронной почте, но большей частью
традиционным способом: изо рта в уши.
Без пятнадцати десять Мэйн-стрит была переполнена народом, который наблюдает этот беззвучный
фейерверк. Большинство людей стоят безмолвными. Кое-кто плачет. Лео Ламойн, верный прихожанин
покойного пастора Церкви Святого Спасителя преподобного Лестера Коггинса, кричит, что это
Апокалипсис, что он видит Четырех Всадников на небесах, что второе пришествие скоро и всякое такое
другое и тому подобное. Неряха Сэм Вердро - вновь на свободе с трех часов дня, трезвый и раздраженный говорит Лео, что, если тот не заткнется об Апокалипсисе, он сейчас же увидит собственные звезды. Руп
Либби, офицер полиции Честер Милла, держа руку на рукоятке своего пистолета, приказывает им обоим
немедленно заткнуть глотки, перестать пугать людей. Словно они и так уже не напуганы. Уилла и Томми
Андерсоны стоят на парковке возле своего «Диппера», Уилла плачет, спрятав лицо у Томми на плече. Рози
Твичел стоит рядом с Энсоном Вилером перед «Розой-Шиповником», оба в фартуках и тоже обнявшись.
Норри Келверт и Бэнни Дрэйк смотрят вместе со своими родителями, пальцы Норри проскальзывают в
ладонь Бэнни, он принимает их с трепетом, которому не ровня какие-то падающие звезды. Джек Кэйл,
теперешний директор «Фуд-Сити», стоит на парковке супермаркета. Джек позвонил Эрни Келверту,
бывшему директору, днем, чтобы спросить, не поможет ли тот ему инвентаризировать имеющиеся в
магазине продукты. Они как раз занимались этой работой, надеясь к вечеру закончить, когда на Мэйн-стрит
началось это сумасшествие. Теперь они стоят рядом, смотрят, как падают розовые звезды. Стоят, задрав
головы, перед своим похоронным салоном Стюарт и Ферналд Бови. Генри Моррисон и Джеки Веттингтон
стоят через дорогу от похоронного салона, и рядом с ними стоит Чез Бендер, который преподает историю в
средних классах школы.
- Это всего лишь метеоритный дождь, видимый сквозь слои грязи, - объясняет Чез полицейским… но в
голосе его все равно слышать боязнь.
Тот факт, что цвет звезд на самом деле изменился из-за накопления твердых частичек, доходит до
людей, поворачивая ситуацию в новом направлении: постепенно плач распространяется. Звучит он негромко,
почти как дождь.
Большого Джима бессмысленные огоньки в небе интересуют меньше того, как люди интерпретируют
эти огоньки. В этот вечер они просто разойдутся по своим домам. Однако уже завтра все может выглядеть
иначе. И тот страх, который он наблюдает на многих лицах, не такая уже и плохая вещь. Испуганным людям
нужен жесткий лидер, а если есть что-то, что, как знает Большой Джим, он может обеспечить, то это как раз
жесткое лидерство.
Он стоит на крыльце полицейского участка вместе с шефом Рендольфом и Энди Сендерсом. Ниже них
стоят его проблемные детки: Тибодо, Ширлз, эта шлюха Руа и друг Джуниора Фрэнк. Большой Джим
спускается по ступенькам, с которых чуть раньше скатилась Либби («Она сделала бы нам большую услугу,
если бы свернула себе шею», - думает он), и хлопает по плечу Фрэнка.
- Нравится зрелище, Фрэнки?
Большие испуганные глаза делают этого мальчика на вид двенадцатилетним, вместо
двадцатидвухлетнего, или сколько там ему.
- Что это, мистер Ренни? Вы знаете?
- Метеоритный дождь. Просто Господь передает привет Его народу.
Фрэнк Делессепс немного расслабляется.
- Мы зайдем вовнутрь, - кивает Большой Джим большим пальцем себе за спину, на Энди и Рендольфа,
которые стояли, всматриваясь в небо. - Мы там кое-что обсудим, а потом я позову вас четверых. Я хочу,
чтобы вы все рассказывали одинаковую чертову историю, когда я вас позову. Ты это понял?
- Да, мистер Ренни, - отвечает Фрэнки.
На Большого Джима смотрит Мэл Ширлз - глазами, как блюдца, с разинутым ртом. Большой Джим
думает, что парень имеет такой вид, словно увидел, что уровень его Ай-Кью вырос до семидесяти[255]. Что
тоже совсем неплохая вещь.
- Это выглядит, как конец света, мистер Ренни, - говорит он.
- Бессмыслица. Ты же спасен, сынок?
- Думаю, да, - говорит Мэл.
- Тебе не о чем беспокоиться, - Большой Джим инспектирует их одного за другим, заканчивая
Картером Тибодо. - А путь к спасению сегодня лежит через то, чтобы вы все рассказали одинаковую
историю.
Не все видят падающие звезды. Спят брат и сестра Эпплтоны, и маленькие дочурки Расти Эверетта
спят. И Пайпер тоже. И Эндрия Гриннел тоже. И Мастер, раскинувшись на мертвой траве рядом с тем, что,
возможно, является мощнейшей в Америке метамфетаминовой фабрикой. Спит и Бренда Перкинс, убаюкав
себя плачем на диване, с пачкой листов, распечатанных из папки ВЕЙДЕР, на кофейном столике рядом с ней.
Не видят еще мертвые, разве что смотрят с какого-то более веселого места, чем эта мрачная равнина,
где бессмысленные армии сцепились ночью[256]. Майра Эванс, Дюк Перкинс, Чак Томпсон и Клодетт
Сендерс лежат в похоронном салоне Бови; доктор Гаскелл, мистер Карти и Рори Динсмор - в морге
больницы имени Катрин Рассел; Лестер Коггинс, Доди Сендерс и Энджи Маккейн все еще отдельным
сообществом - в кладовке Маккейнов. И Джуниор вместе с ними. Примостился между Доди и Энджи, держа
их за руки. У него болит голова, но не очень. Он думает: может, ему проспать здесь всю ночь.
На Моттонской дороге, в Восточном Честере (неподалеку от места, где попытки продырявить купол с
помощью экспериментальной кислоты не прекращаются даже под этим странным розовым небом), Джек
Эванс, муж покойной Майры, стоит у себя на заднем дворе с бутылкой «Джека Дениэлса» в одной руке и
приобретенным когда-то ради безопасности их дома «Ругером SR9» во второй. Он пьет и смотрит, как
падают розовые звезды. Он знает, что это такое, и он приветствует каждую, и он жаждет смерти, потому что
без Майры провалилось дно его жизни. Он, несомненно, мог бы жить и без нее, он, несомненно, мог бы жить,
как крыса в стеклянном ящике, но оба условия вместе он выдержать не в состоянии. Когда хвосты падающих
метеоритов перекрещиваются интенсивнее всего - это около десяти пятнадцати, где-то через сорок пять
минут после того, как начался этот звездный дождь, - он глотает остаток виски, отбрасывает бутылку в траву
и простреливает себе мозг. Он становится первым официально зарегистрированным самоубийцей в Честер
Милле.
И не последним.
18
Барби, Джулия и Лисса Джеймисон безмолвно смотрели, как двое солдат в космических скафандрах
снимают тоненький наконечник с пластикового шланга. Кладут его в непрозрачный пластиковый пакет,
который закрывают на молнию, а потом этот пакетик в металлический кейс, на котором написано:
ОПАСНЫЕ МАТЕРИАЛЫ. Кейс они заперли двумя ключами (каждый своим), а уже тогда сняли с себя
шлемы. Уставший, распаренный и подавленный имели они вид.
Двое пожилых мужчин - очень старые, чтобы быть солдатами - откатили какое-то сложное на вид
оборудование с места кислотного эксперимента, который проводился трижды подряд. Барби подумал, что
эти двое, вероятно научные работники из НАСА, делали какие-то спектрографические анализы. Или
старались. Противогазы, которые были на их лицах во время аналитических процедур, они сдвинули себе на
темя, где те теперь торчали, словно какие-то причудливые шляпки. Барби мог бы спросить у Кокса, что
именно должны были показать те тесты, и Кокс даже мог бы дать ему прямой ответ, но Барби тоже
чувствовал себя угнетенно.
Вверху горстка последних розовых метеоритов промелькнула в небе.
Лисса показала пальцем в сторону Восточного Честера:
- Я будто-бы слышала что-то похоже на выстрел. А вы?
- Может, автомобильный выхлоп или какой-то парень запустил бутылочную ракету[257], - отозвалась
Джулия. Она тоже была утомленной и поблекшей. Когда уже стало ясно, что эксперимент - точнее говоря,
испытание кислоты - не дал результатов, Барби заметил, как она вытирает слезы из глаз. Правда, это не
помешало ей снимать весь процесс своим «Кодаком».
К ним, отбрасывая в свете верхних прожекторов две противоположные тени, подошел Кокс. Он махнул
в ту сторону, где на Куполе недавно были нарисованы двери.
- Кажется, это приключение стоило американским налогоплательщикам три четверти миллиона
долларов, и это не учитывая тех расходов, которые пошли на разработку этой жидкости. Которая сожрала
краску, но больше ничего на хер не смогла сделать.
- Следите за своими выражениями, полковник, - произнесла Джулия с тенью улыбки на губах.
- Благодарю, мадам редакторша, - кисло поклонился Кокс.
- А вы действительно верили, что эта штука подействует? - спросил Барби.
- Нет, но я также никогда не верил, что доживу, чтобы увидеть человека на Марсе, а вот россияне
говорят, что собираются послать туда команду из четырех людей в 2020 году.
- Да, конечно, - подхватила Джулия. - Марсиане услышали об этом и уже нервничают.
- Если так, они нервничают не из-за той страны, - сказал Кокс… и Барби заметил что-то новое в его
глазах.
- Откуда такая уверенность, Джим? - спросил он мягко.
- Извиняюсь?
- Что Купол установили космические пришельцы.
Джулия сделала два шага вперед. Лицо у нее было бледным, глаза горели.
- Рассказывайте нам все, что знаете, черт вас побери!
Кокс поднял руку.
- Стоп. Мы не знаем ничего. Хотя есть теория. Да. Марти идите-ка сюда.
Один из тех пожилых джентльменов, которые проводили тесты, подошел к Куполу. В руке за ремешок
он держал свой противогаз.
- Как ваши анализы? - спросил Кокс и, увидев, что тот колеблется, добавил: - Говорите свободно.
- Ну… - пожал плечами Марте. - Следы минералов. Загрязняющих почву и воздух. А так - ничего
более. По данным спектрального анализа, этой штуки здесь нет.
- А, что касается HY-908? - спросил Кокс, а потом обернулся к Барби и женщинам. - Это кислота.
- Она исчезла, - сказал Марти. - Эта штука, которой здесь нет, ее поглотила.
- А такое возможно, учитывая ваши знания?
- Нет. Но Купол также невозможен, учитывая наши знания.
- И это приводит вас к мнению, что Купол может быть творением какой-то формы жизни, которая
обладает лучшими знаниями в области физики, химии, биологии, всего на свете? - Марти вновь поколебался,
и Кокс повторил раньше им сказанное: - Говорите свободно.
- Это одна версия. Другая - что его установил какой-то земной супернегодяй. Живой Лекс Лютор[258].
Или это работа каких-то стран-ренегатов, типа Северной Кореи.
- Которая не похвасталась в своей причастности? - скептически спросил Барби.
- Я склоняюсь к пришельцам, - сказал Марти, постучав по Куполу не вздрогнув, он уже раньше
получил от него электрический удар. - Так же, как и большинство исследователей, которые сейчас работают
по теме. Если это можно так назвать, потому что на самом деле мы не делаем ничегошеньки. Правило
Шерлока: если отбросить невозможное, останется ответ, каким бы он не был невероятным.
- А разве кто-то или что-то приземлился в летающей тарелке и требовал, чтобы их провели к здешнему
вождю? - спросила Джулия.
- Нет, - ответил Кокс.
- А вы знали бы, если бы такое случилось? - спросил Барби и подумал: «Мы на самом деле дискутируем
на эту тему или мне это снится?»
- Эта вещь может быть метеорологического, - начал Марте. - Черт, даже биологического
происхождения - может быть живой. Существует еще и такая теория, что это какой-то гибрид кишечной
палочки.
- Полковник Кокс, - спросила Джулия тихо. - Мы оказались в центре какого-то эксперимента? Потому
что у меня самой такое ощущение.
Тем временем Лисса Джеймисон смотрела назад, на хорошие домики мини-городка Восточный Честер.
Большинство из них стояли темными, то ли потому, что люди, которые в них жили, не имели генераторов, то
ли они экономили горючее.
- Это был выстрел, - произнесла она. - Я уверена, что это был выстрел.
В ДРАЙВЕ
1
Кроме городской политики, Большой Джим имел только одну слабость, и ей была школьная
баскетбольная команда - девчачья: «Леди Уайлдкетс», если быть точным. Сезонные абонементы на их матчи
он получал, начиная с 1998 года, и посещал не менее десяти игр за год. В 2004-м, когда «Леди Уайлдкетс»
выиграли чемпионат штата в категории Д, он побывал на всех матчах. И хотя люди, которых он приглашал в
свой кабинет, неизбежно обращали внимание на автографы Тайгера Вудса, Дейла Эрнгардта и Уилла
«Спейсмена» Ли, тот, которым он гордился больше всего, тот, что был его сокровищем, - принадлежал Анне
Комптон, маленькой десятикласснице, распасовщице, которая и привела «Леди Уайлдкетс» к их
единственному золотому мячу.
Если вы обладатель сезонного абонемента, вы по обыкновению знаете и других обладателей сезонных
абонементов вокруг вас, а также те причины, которые побуждают их быть фанатами этой игры. Многие из
них - это родственники тех девушек, которые играют (они же часто являются и теми, кто верховодит в клубе
фанатов, устраивая продажи домашних пирогов, чтобы собирать средства на выездные игры, которые
становятся все более и более дорогими). Другие - это баскетбольные фанаты, которые вам расскажут (и это
не далеко от истины), что игры девушек просто лучше. Юные баскетболистки уважают командную этику,
которую ребята (что любят бегать, прыгать, финтить, «выстреливать» с дальних позиций) редко соблюдают.
Скорости здесь не такие высокие, что позволяет вам видеть внутреннюю логику игры и наслаждаться каждой
передачей или комбинацией. Фанов девичьих игр удовлетворяют очень небольшие счета, на которые фукают
любители мальчишеского баскетбола, заявляя, что девчачьи матчи отдают дань обороне и мазаным броскам,
что является самой сутью старорежимного «корзинничества».
Есть также дяди, которым просто нравится смотреть, как носятся длинноногие девушки в коротких
шортиках.
На всех этих причинах основывалось и искреннее любопытство Большого Джима к этому виду спорта,
но совсем другим был источник его страсти, который он никогда не озвучивал при обсуждении игр со
знакомыми болельщиками. Это было бы не политкорректно.
Девушки переживают игру как личный бой, это делает их лучшими ненавистницами.
Ребята предпочитают выигрывать, это так, и иногда матч становился действительно горячим, когда они
играли против непримиримого соперника (в случае Милловских «Уайлдкетс» это были никчемные «Рокетс»
из Касл Рока), но большей частью у ребят речь идет об индивидуальных достижениях. Покрасоваться, одним
словом. А после окончания игры заканчивается все.
Напротив, девушки не терпят проигрывать. Проигрыш они забирают с собой в раздевалку и там его
высиживают. Что еще важнее, они не терпят, ненавидят свой проигрыш единодушно. Большой Джим часто
наблюдал, как поднимает голову та ненависть, когда под конец второй половины матча при ничейном счете
вспыхивала ссора за свободный «живой» мяч, и он улавливал: «Совсем не твой, ты, сука, это мой мяч!» Он
ловил эту вибрацию и питался ей.
К 2004-му «Леди Уайлдкетс» за 20 лет только раз стали чемпионками штата, выиграв матч против
Бакфилда[259], и то благодаря кандидатке в Национальную лигу, которая перед переходом туда, по правилам
профессионального спорта, вынуждена была лишний год оставаться в их школьной команде. И тогда
появилась Анна Комптон. Самая большая ненавистница всех времен, по мнению Большого Джима.
Как дочь Дейла Комптона, сухореброго лесоруба из Таркер Милла, который пьяным бывал часто, а
задиристым всегда, Анна имела характер типа прочь-с-моего-пути. Как девятиклассница, она большую часть
сезона просидела на скамейке запасных; тренерша поставила ее только на последние две игры, в которых она
не только очков набрала больше всех, но и свою соперницу по номеру из ричмондских «Бобкетс» оставила
корчиться на деревянном полу после жесткой, но чистой атаки.
По окончанию той игры Большой Джим перехватил их тренершу, госпожу Вудхед.
- Если эта девушка не будет в основном составе в следующем году, вы сумасшедшая, - сказал он.
- Я не сумасшедшая, - ответила она.
Анна дебютировала горячо, а закончила еще круче, выпалив такой след, что фанаты «Уайлдкетс» будут
обсуждать его еще годы и годы (средний счет сезона 27,6 очков за игру). Она могла прочувствовать позицию
и сделать трехочковый бросок всегда, когда ей этого хотелось, однако, что Большому Джиму нравилось
больше всего, так это то, как она прорывает оборону и летит к корзине: мопсячья мордочка перекошена в
насмешливой ухмылке, черные глаза прожигают насквозь всех, кто решится оказаться на ее пути, короткий
хвостик торчит над затылком, словно задранный средний палец. Второй выборный Честер Милла и приматорговец подержанными автомобилями влюбился.
Во время игры в чемпионате 2004 года, когда «Леди Уайлдкетс» были на десять очков впереди
«Рокетс» из Касл Рока, Анну вывели из игры за нарушения. К счастью для «Кисок», до конца матча
оставалось времени только раз пернуть. Завершили они ту встречу выигрышем в одно очко. Из
восьмидесяти шести очков, на личном счету Анны были головокружительные шестьдесят три. В ту весну ее
задиристый отец нашел свой конец за рулем новенького «Кадиллака», проданного ему Джеймсом РенниСтаршим за цену, которая была на сорок процентов меньшей против стартовой. Новые машины не были
специальностью Большого Джима, но, когда ему очень требовалась новая, для него ее всегда могли достать
«из хвостовой части автовоза».
Сидя в кабинете Пита Рендольфа в то время, как на дворе отцветали последние полосы метеоритного
ливня (а его проблемные детки ждали - тревожно ждали, надеялся Большой Джим, - когда их вызовут и
определят их судьбу), он вспоминал ту сказочную, ту абсолютно мистическую игру, особенно первые восемь
минут второй половины, которая началась с отставания «Кисок» на восемь пунктов.
Анна тогда переломила игру с такой же целенаправленной грубостью, с которой Иосиф Сталин
переломил Россию, ее черные глаза искрились (вероятно, засмотревшись в какую-то баскетбольную нирвану
вне представления простых смертных), а рот в вечной насмешливой ухмылке словно проговаривал: «Я
лучше, чем вы, прочь с моего пути, потому что раздавлю». Все ее броски за те восемь минут закончились
попаданиями, включая тот абсурдный бросок с центра, который она сделала, сплетя ноги, когда лишалась
мяча, чтобы избежать фола за пробежку.
Для такого типа движений существовали названия, наиболее распространенным из них было: в зоне.
Но Большому Джиму нравилась другое: в драйве, а именно: «Она собранная и сейчас в драйве». Так, словно
эта игра имела какую-то божественную фактуру, недосягаемую для обычных игроков (хотя изредка даже
обычные ощущали, что они в драйве, и на миг превращались в богов и богинь и всякие телесные дефекты,
казалось, скрываются в том их кратковременном божественном состоянии); эту фактуру иногда можно было
едва ли не пощупать рукой: какая-то такая роскошная, чудесная портьера, наподобие тех, которыми
украшены деревянные стены залов Валгаллы.
Анна Комптон так и не сыграла ни одной игры в одиннадцатом классе, тот чемпионский матч стал ее
прощальным выступлением. Тем летом, пьяный за рулем, ее отец разбился сам, убил свою жену и всех трех
дочерей, когда они возвращались в Таркер Милл из «Брауни», куда ездили за замороженными соками. Тот
бонусный «Кадиллак» стал для них гробом.
Эта авария с многочисленными жертвами попала на первые страницы всех газет Западного Мэна – на
той неделе Джулия Шамвей выпустила свой «Демократ» с черной каймой, - но Большой Джим не был
подавлен тяжелым горем. Анна никогда не смогла бы так же играть в команде колледжа, как он подозревал;
девушки там крупнее, и ее отодвинули бы на роль постоянной запасной на подхвате. Она бы этого не
пережила. Ее ненависть должна была питаться беспрерывным действием на площадке. Это Большой Джим
понимал. И полностью с этим соглашался. Именно в этом состояла главная причина, почему он никогда даже
не рассматривал возможности уехать куда-нибудь из Честер Милла. В широком мире он мог бы заработать
больше денег, но достаток - это лишь полкружки пива. Власть - это шампанское.
Руководить Миллом было хорошо в обычные дни, но в кризисное время руководить городом было
более чем замечательно. В такие дни ты можешь парить на чистых крыльях интуиции, зная, что не
ошибешься, абсолютно не можешь ошибиться. Ты высчитываешь оборону противника раньше, чем он ее
нагромождает, и зарабатываешь очки каждым своим броском. Ты чувствуешь себя в драйве, и нет лучшего
времени для этого, чем игра за чемпионский титул.
Это и была его чемпионская игра, и все ложилось ему в масть. Он имел нюх - тотальную веру - ничто
не пойдет наперекосяк во время его магического полета; даже то, что казалось невыгодным, предоставит
новые возможности, вместо того, чтобы стать блокирующим фактором, как тот бесшабашный бросок Анны
с центра поля, который заставил толпу в городском центре Дерри вскочить на ноги, когда фанаты Милла
ревели от радости, а фанаты «Ракетчиц» от невероятного огорчения.
В драйве. Вот потому-то он не чувствовал себя утомленным, хотя и был изможден. Поэтому и не
переживал о Джуниоре, несмотря на его молчаливость и бледную невыспанность. Поэтому он не переживал
о Дейле Барбаре и кучке его баламутных друзей, особенно газетная сука отличается этим среди них. Вот
потому, когда Питер Рендольф и Энди Сендерс смотрели на него, совсем ошарашенные, Большой Джим
только улыбался. Он мог себе позволить улыбаться. Он находился в драйве.
- Закрыть супермаркет? - переспросил Энди. - Не расстроит ли это людей, Большой Джим?
- Супермаркет, а также «Топливо & Бакалею», - уточнил Большой Джим, все еще улыбаясь. - За
«Брауни» нечего и думать, он уже закрыт. А что особенно хорошо - это грязное заведение. - «Где продаются
грязные журнальчики», - хотя этих слов вслух он не произнес.
- Джим, в «Фуд-Сити» еще полно товара, - сказал Рендольф. - Я только сегодня днем говорил об этом с
Джеком Кэйлом. Мяса немного, но всего другого в достатке.
- Я об этом знаю, - ответил Большой Джим. - Я знаю толк в инвентаризации, и Кэйл тоже. Он и должен,
он же еврей, наконец.
- Ну… я просто хотел сказать, что все идет ряд-рядом, потому что у людей кладовки забиты харчами, он просиял. - Ага, теперь я понимаю, надо установить в «Фуд-Сити» сокращенный день. Думаю, Джек на это
согласится. Он, наверняка, сам уже об этом думал.
Большой Джим покачал головой, так же улыбаясь. Вот еще один пример того, как все ложится в масть,
когда ты в драйве. Дюк Перкинс сказал бы, что это неправильно - подвергать город еще большему давлению,
особенно после сегодняшнего тревожного звездного шоу. Но Дюк мертвый, и это более чем удобно, это
просто божественно.
- Закрыть, - повторил он. - Оба заведения. Наглухо. А когда они будут открыты вновь, вот тогда мы
будем руководить продажами. Запасы протянутся дольше, а распределение их будет более справедливым.
План рационирования я объявлю на городском собрании в четверг, - он сделал паузу. - Если к тому времени
не исчезнет Купол, конечно.
Энди произнес, мягко:
- Большой Джим, я не уверен, что мы имеем право закрывать бизнес.
- В такое кризисное время, как теперь, мы не просто имеем право, это наша обязанность. - Он весело
хлопнул по спине Питера Рендольфа. Новый шеф полиции Честер Милла этого не ожидал и испуганно
крякнул.
- А что, если это послужит причиной паники? - сомневался Энди.
- Конечно, есть такая вероятность, - согласился Большой Джим. - Когда ударяешь по мышиному
гнезду, они все бросаются врассыпную. Мы должны на несколько единиц увеличить мощность наших сил
полиции, если кризис вскоре не прекратится. Да, на несколько единиц.
Рендольф смотрел испуганно.
- У нас уже почти двадцать офицеров. Включая с… - он кивнул головой в направлении дверей.
- Эй, - кивнул Большой Джим. - Раз упомянули о ребятах, то давай, заводи их сюда, шеф, чтобы мы с
этим уже покончили и отправили их домой спать. Думаю, у них завтра будет много хлопот.
«А если они там немного наложили себе в штаны, тем лучше. Заслужили, потому что не в состоянии
лишний раз удержать в своих трусах свои шила».
2
Фрэнк, Картер, Мэл и Джорджия вошли в кабинет, чапая друг за другом, как подозреваемые в каком-то
полицейском сериале. Лица имели демонстративно задиристые, но задиристость их была жиденькой; Анна
Комптон посмеялась бы. Опущенные вниз глаза изучали носки ботинок. Большому Джиму было ясно, что
они ожидают изгнания или еще чего-то похуже, и это ему было в масть. Страх - это та эмоция, с которой
очень легко работать.
- Вот, - произнес он. - Таковы наши бравые офицеры.
Что-то потихоньку буркнула Джорджия Руа.
- Говори громче, солнышко, - приставил Большой Джим ладонь к уху.
- Я сказала, что мы ничего не сделали такого, плохого, - тоном угнетенной учителем школьницы,
пробормотала она.
- Тогда что же именно вы сделали? - А когда Джорджия, Фрэнк и Мэл заговорили все вместе, он
показал на Фрэнки: - Ты (и расскажи хорошую историю, сукин сын).
- Ну, мы были там, - начал Фрэнк, - но она нас пригласила…
- Точно! - вскрикнула Джорджия, сцепив руки под своими довольно солидными сиськами. - Она…
- Замолчи, - наставил на нее свой мясистый палец Большой Джим. - Один говорит за всех. Так это
должно быть, если вы одна команда. Вы команда?
Картер Тибодо понял, куда тот клонит.
- Да, сэр, мистер Ренни.
- Рад это слышать, - Большой Джим кивнул Фрэнку, чтобы продолжал.
- Она сказала, что у неё есть пиво. Только потому мы туда и пошли. В городе же купить пива сейчас
нельзя, вы знаете. Ну вот, мы там сидели, пили пиво - всего лишь по баночке, и это уже было почти после
смены…
- Совсем после смены, - вставил шеф. - Это ты хотел сказать?
Фрэнк послушно кивнул.
- Да, сэр, именно это я и хотел сказать. Мы выпили пиво и говорим, что, наверное, нам надо уже идти, а
она говорит, что очень уважает нашу работу и каждого из нас хочет поблагодарить лично. Ну, и расставила
ноги, типа того.
- Распахнула свою калитку, понимаете, - уточнил Мэл с безумной улыбкой шире ушей.
Большой Джим моргнул, молча поблагодарив, что здесь нет Эндрии Гриннел. Пусть, какая она там
наркозависимая, а неполиткорректности в такой ситуации не потерпела бы.
- Она заводила нас в свою спальню, по очереди, - продолжил Фрэнки. - Я понимаю, это некрасиво было
с нашей стороны, и нам всем очень жаль, что мы на это повелись, но с ее стороны это было сугубо
добровольное решение.
- Я в этом не сомневаюсь, - сказал шеф Рендольф. - У этой девушки соответствующая репутация. И у ее
мужа. А наркотиков вы там никаких не видели?
- Нет, сэр, - все четверо в один голос.
- И вы ее не обижали? - спросил Большой Джим. - Насколько я понимаю, она заявляет, что над ней
издевались, били, и всякое такое.
- Никто ее пальцем не тронул, - сказал Картер. - Можно, я скажу, что, как я думаю, там произошло?
Большой Джим махнул ему рукой, дескать, продолжай. И подумал, что, похоже, мистер Тибодо один
благоразумный.
- Наверняка, она упала после того, как мы ушли. Возможно, пару раз. Она довольно пьяная была. Бюро
по защите прав детей должно было бы забрать у нее ребенка, пока она его не убила.
Никто на это не повелся. Для их города в текущей ситуации офис Бюро в Касл Роке - это все равно, что
где-то на Луне.
- Итак, по сути, вы чистые, - подытожил Большой Джим.
- Как хрусталь, - кивнул Фрэнк.
- Ну, я думаю, мы удовлетворены этими объяснениями. - Большой Джим окинул глазом
присутствующих. - Джентльмены, мы удовлетворены?
Энди с Рендольфом кивнули, явным образом снисходительно.
- Хорошо, - сказал Большой Джим. - Ну, день был длинный, преисполненный разных событий, и, я
считаю, нам всем надо выспаться. Вам, молодые офицеры, это особенно необходимо, потому что завтра в
семь часов утра вы уже должны заступить на службу. Супермаркет и «Топливо & Бакалею», эти два
магазины на время кризиса будут закрыты, и шеф Рендольф считает, что именно вам надо поручить
дежурство в «Фуд-Сити» на случай, если люди, которые туда придут, не будут соглашаться с новым
порядком. Что скажете, мистер Тибодо, вы готовы к такой работе? С вашими… вашими боевыми ранениями?
Картер пошевелил рукой.
- Со мной все обстоит благополучно. Ее собака сухожилия мне совсем не зацепила.
- Вместе с вами мы пошлем туда Фреда Дентона, - подхватил эту оптимистичную волну шеф Рендольф.
- В «Топливе & Бакалеи» достаточно будет Веттингтон и Моррисона.
- Джим, - подал голос Энди. - Может, лучше поставить в «Фуд-Сити» более опытных офицеров, а
новичков в магазин поменьше…
- У меня другое мнение, - прервал его Большой Джим. Он улыбался. Потому что был в драйве. - Эти
молодые люди именно те, кто нужен нам в «Фуд-Сити». Именно они. И еще одно. Птички мне принесли на
крыльях, что кое-кто из вас возит оружие в патрульных машинах, а кое-кто даже носит при себе во время
пешего патрулирования.
Ответом на это была тишина.
- Вы офицеры на испытательном сроке, - продолжил Большой Джим. - Если кто-то из вас имеет личное
оружие, это ваше право как американцев. Но если я услышу, что кто-нибудь из вас стоял с оружием перед
«Фуд-Сити», вооруженным общался с добропорядочными жителями нашего города, ваши дни в полиции
сочтены.
- Абсолютно правильно, - поддержал Рендольф.
Большой Джим обвел глазами Фрэнка, Картера, Мэла и Джорджию.
- Кто-то имеет с этим проблемы? Говорите.
Вид у них был безрадостный. Большой Джим и ожидал, что эта новость так на них подействует, но они
еще дешево откупились. Тибодо, проверяя свои пальцы, сгибал их и разгибал.
- А если оружие незаряженное? - спросил Фрэнк. - Если пистолеты будут при нас, ну знаете, просто для
осторожности?
Большой Джим по-учительски поднял палец.
- Фрэнки, я скажу вам то, что говорил мне мой отец: нет такой вещи, как незаряженный пистолет или
ружье. У нас добропорядочный город. Наши люди будут вести себя пристойно, я в этом убежден. Если они
изменятся, тогда изменимся и мы. Понятно?
- Да, сэр, мистер Ренни, - невесело ответил Фрэнк.
Большому Джиму это и было нужно
Он встал. Но вместо того, чтобы отпустить их, он протянул к ним руки. Он видел их нетерпение и
кивнул, так же улыбаясь.
- А теперь. Завтра будет новый большой день, а мы желаем, чтобы ни один из наших дней не прошел
без молитвы. Итак, беритесь.
Они взялись за его руки. Большой Джим закрыл глаза и наклонил голову.
- Боже правый…
Это заняло непродолжительное время.
3
За несколько минут до полночи Барби поднялся по ступенькам в свое помещение; плечи у него были
налиты усталостью, единственное, чего он сейчас хотел в этом мире, это шесть часов забвения, перед тем как
вскочить от звонка будильника и вновь идти в «Розу- Шиповник» готовить завтрак.
Усталость покинула его, как только он включил свет - электричество в доме, благодаря генератору
Энди Сендерса, еще было.
Здесь кто-то побывал.
Признак был таким мизерным, что сначала он его не осознал. Он закрыл глаза, потом вновь открыл и
позволил им свободно блуждать по комбинированной гостиной/кухоньке, стараясь вобрать ими все. Книжки,
которые он собирался оставить, не передвигали на полке; стулья стояли, где и стояли; один под торшером,
второй возле единственного в комнате окна с импозантным видом на задний переулок; кофейная чашка и
тарелка для тостов в сушилке возле крохотной раковины.
И вдруг до него дошло, как это по обыкновению и бывает, если сильно не давить. Ковер. Который он
мысленно называл «не Линси»[260].
Приблизительно футов пять длиной и два в ширину. «Не Линси» имел ритмичный рисунок из синих,
красных, белых и коричневых ромбов. Он купил его в Багдаде, но иракский полисмен, которому он доверял,
заверил его, что ковер этот курдской работы.
«Очень старый, очень красивый, - говорил тот полисмен. Его звали Абд-Аль-Халик Гассан. Хороший
служака. - Похожий на турецкие, но нет-нет-нет, - широкая улыбка, белые зубы; через неделю после того дня
на базаре мозг из головы Абд-Аль-Халика Гассана выбила пуля какого-то снайпера. - Но нет, это не турецкие
курды, это иракцы!»
Продавец ковров был в желтой майке с надписью НЕ СТРЕЛЯЙТЕ В МЕНЯ, Я ВСЕГО ЛИШЬ
ПИАНИСТ[261]. Латиф его слушал, кивал. Они засмеялись вместе. Тогда торговец подергал рукой, даже
удивительно стало, в сугубо американском жесте «дрочить» и они расхохотались еще громче.
- О чем это вы? - спросил Барби.
- Он говорит, пять таких ковер купил себе один американский сенатор Линси Греем. Пять ковер за
пятьсот доллар. Пятьсот денежная наличность, для пресса. Больше втайне. Но все ковер сенатора
фальшивые. Только этот настоящий. Это я, Латиф Гассан, говорю тебе, Барби. Не Линси Греем ковер.
Латиф поднял ладонь, и Барби стукнул по ней своей пятерней. Хороший тогда был день. Знойный, но
хороший. Он купил этот ковер за двести американских долларов и DVD-плеер фирмы «Коби»[262] на все
форматы. «Не Линси» был его единственным сувениром из Ирака, и он не ступал на него ногой, никогда.
Всегда его обходил. Оставляя Милл, он думал его оставить здесь - в глубине души он считал это способом
оставить, наконец, позади Ирак со всем своим тамошним опытом. Куда направляешься, там ты и есть. Самая
главная во все века дзенская истина.
Он на него не наступал, был суеверен, что касается этого, всегда ходил вокруг, словно, наступив, мог
включить какой-то компьютер в Вашингтоне и вновь оказаться в Багдаде или проклятой Фаллудже. Но ктото наступал на ковер, это было видно. «Не Линси» теперь имел морщинки. И был немного сдвинутым. Он
лежал строго прямо, когда Барби ушел из дома сегодня утром - тысячу лет тому назад.
Барби зашел в спальню. Покрывало смотрелось идеально ровным, как всегда, но чувство, что кто-то
здесь побывал, только усилилось. Не застарелым ли потом здесь пахнет? Или это чьи-то психические
вибрации? Барби не знал и не переживал за это. Он подошел к комоду, извлек верхний ящик и увидел, что
его самые протертые джинсы, которые лежали сверху кучи, теперь оказались внизу. А шорты-хаки, которые
он положил молнией вверх, теперь лежат молнией вниз.
Он тут же перешел ко второй ящику, к носкам. Хватило пяти секунд, чтобы удостовериться, что
пропали его личные жетоны, и это его не удивило. Нет, он абсолютно не был этому удивлен.
Он схватил свой дешевый телефон, который хотел тоже навсегда оставить здесь, и вернулся в
гостиную. Общий телефонный справочник Таркера-Честера лежал на столике рядом с дверями, книжечка
такая тоненькая, чуть ли не брошюрка. Поискал нужный ему номер, не очень надеясь на то, что он там
найдется. Шефы полиции не имеют привычки делать достоянием гласности свои домашние номера.
А впрочем, кажется, в маленьких городках они это делают. По крайней мере, этот шеф повел себя так,
хотя справочник не открывал о нем всей правды: Г. и Б. Перкинс, Морин-Стрит № 28. Хоть уже перевалило
за полночь, Барби не колебался и сразу набрал номер. Он не мог позволить себе ожидания. Потому что
подозревал, что у него крайне мало времени.
4
Звонил телефон; конечно, это Гови звонит сказать, что будет поздно, чтобы она заперла двери и
ложилась спать…
И тогда до неё дошло - словно неприятные дары из отравляющей коробки, на нее вновь просыпалось
осознание того, что Гови умер. Она не знала, кто бы это мог ей звонить по телефону в… - она посмотрела на
свои ручные часы - в двенадцать двадцать по полуночи, но это уже не Гови.
Садясь, она вздрогнула и потерла шею, проклиная себя за то, что заснула на диванчике, а также
проклиная того, кто звонит в такую безбожную пору, и вместе с тем освежила в памяти свое нынешнее
странное, особое состояние.
Потом она подумала, что для такого позднего звонка может быть только одна причина: Купол или сам
исчез, или его пробили. Она довольно сильно ударилась ногой о кофейный столик так, что листы распечаток
встряхнулись, прохромала к телефону рядом с креслом Гови (как же ей больно смотреть на это пустое
кресло) и схватила телефонную трубку.
- Что? Что?
- Это Дейл Барбара.
- Барби! Его проломили? Купол пробили?
- Нет. Хотелось бы мне звонить вам с такой новостью, но нет.
- Тогда зачем? Уже почти полпервого!
- Вы говорили, что ваш муж вел следствие в отношении Джима Ренни.
Бренда старалась уловить смысл сказанного им. Она взялась рукой за шею, потрогала то место, которое
ей напоследок погладил Гови.
- Он вел, но я вам говорила, он не имел абсолютных…
- Я помню, что вы мне говорили, - заверил ее Барби. - Вы должны выслушать меня, Бренда. Можете?
Вы проснулись?
- Конечно, теперь уже да.
- Ваш муж делал какие-то записи?
- Да. В своем ноутбуке. Я их распечатала, - она взглянула на листы ВЕЙДЕР, рассыпанные по всему
кофейному столику.
- Хорошо. Завтра утром я хочу, чтобы вы положили эти распечатки в конверт и передали его Джулии
Шамвей. Скажите ей, чтобы спрятала их в безопасном месте. В сейфе, если он у нее есть. В кассовом
железном ящике или в картотечном шкафу под замок, если сейфа у неё нет. Скажите ей, чтобы она открыла
конверт только в том случае, если что-то случится с вами, со мной или с нами двумя.
- Вы меня пугаете.
- В другом случае она не должна его открывать. Если вы ей это скажете, она послушается? Мое чувство
мне подсказывает, что да.
- Конечно, да, но почему бы не позволить ей пересмотреть бумаги?
- Потому что если редакторша местной газеты увидит все, что ваш муж собрал на Большого Джима, и
Большой Джим об этом будет знать, большая часть наших преимуществ пойдет псу под хвост. Вы слушаете?
- Д-д-да… - она поняла, как ей очень, отчаянно хочется, что бы стало так, что этот ночной разговор вел
сейчас Гови.
- Я вам говорил, что, если ракетный удар не подействует, уже сегодня меня могут арестовать. Вы
помните, я вам это говорил?
- Конечно.
- Ну вот, я пока что на свободе. Этот жирный сукин сын знает, как тянуть время. Но долго он его не
будет тянуть. Я почти уверен, что это случится завтра, то есть - уже сегодня. Если так, вы не сможете этого
остановить просто угрозами, сделать достоянием гласности всю ту грязь, которая накопал на него ваш муж.
- А за что, как вы считаете, вас собираются арестовать?
- Не имею понятия, но не за кражу в магазине. А когда я окажусь в камере, думаю, там со мной должен
произойти несчастный случай. Я таких случаев много насмотрелся в Ираке.
- Это безумие.
Но во всем этом присутствовало ужасное правдоподобие, которое она иногда переживала в кошмарах.
- Подумайте об этом, Бренда. Ренни имеет что-то, что ему позарез надо прикрыть, ему нужный козел
отпущения, а новый шеф полиции у него в кармане. Так расположились звезды на небе.
- Я, так или иначе, хотела пойти к нему и поговорить, - сказала Бренда. - И собиралась взять с собой
Джулию, ради безопасности.
- Не берите Джулию, - посоветовал он. - И не идите к нему сами.
- Не думаете же вы на самом деле, словно он способен на…
- Я не знаю, на что именно он способен, как далеко он может зайти. Кому вы еще доверяете, кроме
Джулии?
Память закинула ее на несколько часов назад, огонь уже почти погас, она стоит на обочине Малой Суки
и чувствует себя так хорошо, несмотря на свое горе, потому, что изнутри ее омыло эндорфинами. Ромео
Бэрпи убеждает ее, что она должна баллотироваться, по крайней мере, на шефа пожарных.
- Ромми Бэрпи, - сказала она.
- О'кей, это то, что нужно.
- Мне рассказать ему, что Гови собрал на…
- Нет, - перебил ее Барби. - Он только ваш страховой полис. И пусть будет еще один: спрячьте под
замок компьютер своего мужа.
- Хорошо… но если я спрячу компьютер, а распечатки отдам Джулии, что я покажу Джиму? Думаю,
мне надо распечатать еще одну копию…
- Нет. Одной, имеющейся где-то, будет достаточно. Пока что, по крайней мере. Вселить страх
Господний в него - это одно дело. Раздроченный до отчаяния, он может выкинуть что-то с
непредусмотренными последствиями. Бренда, вы сами верите, что он полностью измаран?
Она не промедлила с ответом.
- Всем своим сердцем.
«Потому что Гови в это верил - и мне этого достаточно».
- И вы помните, что в той папке?
- Не точные цифры или названия всех банков, которыми они пользовались, но достаточно.
- Тогда он вам поверит, - сказал Барби. - Хоть с одной распечаткой, хотя с дополнительной копией, но
он вам поверит.
5
Бренда положила пачку листов ВЕЙДЕР в коричневый пакет. Печатными буквами написала на нем имя
Джулия. Конверт положила на кухонный стол, а потом пошла в кабинет Гови и заперла его ноутбук в сейфе.
Сейф был маленький, и ей пришлось засовывать «Мак» ребром, но тот все равно еле влез. Закончила она тем,
что после комбинации цифр прокрутила диск сейфа не один, а два раза, следуя инструкциям своего мужа. И
сразу после этого потух свет. На какой-то миг самый примитивный уголок ее мозга уверил ее, что она задула
свет именно вторым поворотом диска.
Потом она поняла, что выключился генератор позади дома.
6
Когда Джуниор вошел в дом в шесть ноль пять утром во вторник, со щетиной на бледных щеках,
волосы на голове всклокочены паклей, Большой Джим сидел за кухонным столом в белом банном халате,
размером приблизительно, как главный парус клипера, и пил колу.
Джуниор кивнул на напиток.
- Хороший день начинается с хорошего завтрака.
Большой Джим поднял жестянку, хлебнул, глотнул, потом поставил.
- Нет кофе. То есть, есть, но нет электричества. Закончился газ в баллоне для генератора. Возьми и себе
баночку, хочешь? Они там еще холодные, а у тебя такой вид, что тебе не помешает.
Джуниор открыл холодильник, заглянув в его темные внутренности.
- Ты хочешь, чтобы я тебе поверил, что ты не мог для себя где-то заныкать достаточно газа, чтобы
брать его, когда захочется?
Большой Джим на это слегка напрягся, потом расслабился. Вопрос был целесообразным и не означал,
что Джуниор что-то на самом деле знает. «Виновный убегает, когда его никто не преследует», - напомнил
себе Большой Джим.
- Скажем так, это было бы неполиткорректно в данный момент времени.
- Ага.
Джуниор закрыл холодильник и сел по другую сторону стола. На своего отца он смотрел с каким-то
отстраненным интересом (который Большой Джим воспринимал за сыновью любовь).
«Семья, которая вместе убивает, долго себя держит, - подумал Джуниор. - По крайней мере, пока что.
Пока…»
- Политика, - произнес он вслух.
Большой Джим кивнул и начал изучать сына, который закусывал свой рассветный напиток тонко
нарезанной вяленой телятиной.
Он не спрашивал: «Где ты был?» Он не спрашивался: «Что-то с тобой не так?», хотя это было очевидно
в безжалостном утреннем свете, который начал пронизывать кухню. Но у него был к нему вопрос.
- Есть трупы. Их несколько. Правильно?
- Да, - Джуниор отгрыз большой кусок мяса и запил колой. В кухне было непривычно тихо без гудения
холодильника и булькотения аппарата «мистер Кофе».
- И все эти трупы можно повесить на мистера Барбару?
- Да. Все, - Джуниор не переставал жевать. Глотнул. Не сводя с отца глаз, он тер себе левый висок.
- Ты сможешь правдоподобным образом обнаружить эти трупы сегодня около полудня?
- Без проблем.
- И доказательства против мистера Барбары, конечно?
- Да, - Джуниор улыбнулся. – Доказательства добротные.
- Не ходи сегодня утром на службу, сынок.
- Лучше пойти, - не согласился Джуниор. - Если я не пойду, это удивительно будет выглядеть. Кроме
того, я не чувствую усталости. Я спал с… - он потряс головой. - Я выспался, скажем так.
Большой Джим и тут не спросил его: «С кем ты спал?» Потому что имел более серьезные хлопоты, чем
интересоваться тем, кого дрючит его сын; он просто обрадовался, что его не было среди ребят, которые
встряли в переплет с той паскудницей в ее трейлере на Моттонской дороге. Якшаться с такими девками - это
прямой путь подцепить себе какую-нибудь болезнь.
«Он уже больной, - прошептав голос в голове Большого Джима. Это мог быть затухающий голос его
покойной жены. - Только взгляни на него».
Этот голос, возможно, был прав, но сам он имел этим утром более серьезные хлопоты, чем выяснение
причин разбалансированного питания или каких-нибудь других проблем Ренни-Младшего.
- Я не говорил, чтобы ты ложился спать. Ты нужен мне в патрульном автомобиле, надо сделать коекакую работу. Только держись подальше от «Фуд-Сити», когда будешь заниматься ею. Там может случиться
передряга, я так думаю.
Глаза Джуниора ожили.
- Какая передряга?
Большой Джим не ответил прямо.
- Ты сможешь найти Сэма Вердро?
- Конечно, он лежит в своей лачуге в Божьем Ручье. Как правило, он должен долго спать, но сегодня,
скорее всего, проснется весь в похмельном треморе. - Джуниор потихоньку заржал, представив себе это
зрелище, потом скривился и вновь взялся массировать себе висок. - Ты серьезно считаешь, что именно мне
нужно с ним поболтать? Сейчас он не принадлежит к числу моих самых больших фанатов. Возможно, он
даже вычеркнул меня из списка друзей на своей странице в «Фейсбуке»[263].
- Не понимаю.
- Это шутка, отец. Забудь.
- Как думаешь, он потеплеет к тебе, если ты предложишь ему три кварты[264] виски? А когда хорошо
сделает работу, то и еще?
- Этот старый мерзавец потеплеет ко мне, если даже я предложу ему полбутылки Двухбаксового
Чака[265].
- Виски ты можешь взять у «Брауни», - объяснил Большой Джим. В дополнение к самой дешевой
бакалее и дрочильной литературе, магазин был одним из лицензированных на продажу алкоголя заведений в
Милле, и ключи от всех трех были в полицейском участке. Большой Джим толчком двинул ключ по столу.
- Задние двери. И чтобы никто тебя не увидел, как будешь заходить.
- Что Неряха Сэм должен сделать за пойло?
Большой Джим объяснял. Джуниор апатично слушал… и только его налитые кровью глаза танцевали.
Задал он только один вопрос:
- Это сработает?
Большой Джим кивнул.
- Должно. Я в драйве.
Джуниор разжевал следующий кусок мяса и запил его колой.
- Я тоже, отец, - произнес он. - Я тоже.
7
Когда Джуниор ушел, Большой Джим в своем грандиозном, вычурном халате направился в кабинет. А
там из среднего ящика стола, где он старался держать его едва ли постоянно, достал свой мобильный
телефон. Потому что считал его безбожной вещью, предназначенной для побуждения к напрасной болтовне
ни о чем - сколько же человеко-часов израсходовано на бесплодную болтовню по ним? И что за мерзостные
лучи пронизывают твою голову, пока ты разговариваешь?
И все же эти телефоны могут быть полезными. Он рассчитывал, что Сэм Вердро сделает то, что ему
скажет Джуниор, но также понимал, что он был бы дураком, если бы не подстраховался.
Он нашел номер в «скрытой» директории телефона, которая открывалась только после введения
цифрового кода. Прозвучало с полдесятка гудков, прежде ему ответили.
- Что? - хрипло гавкнул в телефонной трубке голос родителя многочисленного потомства Кильянов.
Большой Джим вздрогнул, на секунду отставив телефон подальше от уха. Приставив его вновь,
услышал кудахтанье.
- Ты в курятнике, Роджер?
- Ага, да, сэр… Большой Джим, я здесь. Кур надо кормить, хоть там война, хоть потоп, - резкий
поворот на 180 градусов от раздражения до уважения. А Роджер Кильян задолжал ему уважение. Большой
Джим сделал из него миллионера. Если он тратит то, что могло бы быть жизнью без всяких финансовых
проблем, на кормление табуна кур, значит, на то воля Божья. Роджер слишком туп, чтобы измениться. Такая
ему с неба послана натура, и она должна сегодня хорошо послужить Большому Джиму. «И городу, - подумал
он. - Именно ради города я все это делаю. На благо города».
- Роджер, у меня для тебя есть работа, для тебя и твоих троих старших сыновей.
- Только двое из них дома, - сказал Кильян. Его плотный янки-акцент превратил последнее слово на
вдома. - Рики и Рэндол здесь, а Роланд был в Оксфорде, когда опустился этот Христом проклятый Купол, он заткнулся, поняв свою погрешность, какое-то время в телефонной трубке слышалось лишь квохтанье
куриц. - Извините за бранное слово.
- Я уверен, Бог тебе простит, - сказал Большой Джим. - Хорошо, тогда ты и твои двое старших. Вы
сможете быть в городе где-то… - он считал, это не заняло много времени, когда ты в драйве, все решается
само собой. - Скажем, где-то в девять, самое позднее - в девять часов пятнадцать минут?
- Мне нужно еще разбудить их, но, конечно, мы успеем, - ответил Роджер. - А что надо будет делать?
Подвезти еще пропана…
- Нет, - перебил его Большой Джим. - И молчи об этом, Бог любит тебя. Просто послушай.
Большой Джим говорил.
Любимец Бога Роджер Кильян слушал.
Им аккомпанировало квохтанье приблизительно восьми сотен кур, которые набивали себе зобы
заряженным стероидами кормом.
8
- Что? Что? Почему?
Джек Кэйл сидел за столом в своем крохотном, тесном директорском кабинете. Стол был завален
списками, составленными во время инвентаризации, которую они с Эрни Келвертом наконец закончили в час
ночи, их надежды на более раннее окончание перечеркнул метеоритный дождь. Сейчас он схватил эти
длинные желтые листы, исписанные ручкой, и потряс ими, показывая Питеру Рендольфу, который стоял в
дверях кабинета. Для этого визита новый шеф нарядился в полную форму.
- Посмотри на это, Пит, прежде чем совершать безумие.
- Извини, Джек. Супермаркет закрывается. Он откроется в четверг как продуктовая база. Для
распределения продуктов. Мы будем вести все счета, корпорация «Фуд-Сити» не потеряет ни цента. Я тебе
обещаю…
- Не в том дело, - Джек едва-ли не стонал. Тридцать-с-чем-то-летний, с кукольным личиком и шапкой
пружинистых рыжих волос, которые он сейчас безжалостно теребил той рукой, в которой не держал желтые
листы… которые Питер Рендольф явно не собирался у него принимать.
- Вот! Вот! О чем это ты, во имя Иисуса-Гимнаста-Прыгающего, мне говоришь, Питер Рендольф?
Из подвального склада выкатился вверх Эрни Келверт. С пивным животом, краснорожий, с седыми
волосами, которые он причесывал всю жизнь на один и тот же манер. На нем был фирменный зеленый халат
«Фуд-Сити».
- Он хочет закрыть маркет! - сообщил ему Джек.
- Зачем, Господи помилуй, вы хотите это сделать, когда здесь еще полным-полно продуктов? - сердито
спросил Эрни. - Зачем пугать людей? Они и так перепугаются со временем, если это будет продолжаться.
Какой идиот это придумал?
- Так проголосовали выборные, - сказал Рендольф. - Если имеете что-то против этого плана, изложите
это на городском собрании в четверг. Если к тому времени все это не кончится, конечно.
- Какого еще плана? - закричал Эрни. - Ты хочешь мне сказать, что за это проголосовала Эндрия
Гриннел? Не такая она глупая!
- Я так понимаю, у нее простуда, - сказал Рендольф. - Плашмя лежит дома. Так решил Энди. А
Большой Джим, как второй выборный, поддержал это решение.
Никто его не учил, каким образом изложить эту информацию, да и не было потребности. Рендольф
знал, как предпочитает делать свой бизнес Большой Джим.
- Распределение может иметь смысл на каком-то этапе, - сказал Джек. - Но зачем сейчас? - Он вновь
потряс своими бумагами, щеки у него стали уже почти такого же цвета, как волосы. - Зачем, когда у нас пока
что всего так много?
- Это самое лучшее время, чтобы начать экономить, - сказал Рендольф.
- Что за бред, и это решил тот, у кого стоит собственный катер на озере Себаго[266] и дом на колесах
«Виннебаго Вектра»[267] на заднем дворе, - произнес Джек.
- Не забываем о «Хаммере» Большого Джима, - добавил Эрни.
- Достаточно, - объявил Рендольф. - Выборные решили…
- Но только двое из них, - напомнил Джек.
- Ты имеешь ввиду один, - уточнил Эрни. - И мы знаем этого одного.
- …и я вас об этом официально уведомил, и, конец болтовне. Повесите в витрине объявление. МАРКЕТ
ЗАКРЫТ ДО ОСОБОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ.
- Пит. Послушай. Посуди, - Эрни уже не казался рассерженным, теперь он едва ли не умолял. - Это
перепугает людей до смерти. Если ты так настаиваешь, то, что если бы я написал ЗАКРЫТО НА УЧЕТ,
СКОРО ОТКРОЕМСЯ? Можно добавить ИЗВИНИТЕ ЗА ВРЕМЕННЫЕ НЕУДОБСТВА, и ВРЕМЕННЫЕ
выделить красным или еще каким-то цветом.
Рендольф медленно и почтенно покачал головой.
- Не могу этого позволить, Эрни. Не мог бы, даже если бы ты все еще официально числился здесь, как
вот… - он кивнул на Джека Кэйла, который уже бросил на стол бумаги и мог терзать себе волосы обеими
руками. - ЗАКРЫТО ДО ОСОБОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ. Так мне сказали выборные, а я выполняю приказы.
Кроме того, вранье всегда возвращается, чтобы укусить тебя за сраку.
- Конечно, Дюк Перкинс на такое ответил бы им, чтобы подтерлись этим самым приказом, - сказал
Эрни. - Тебе должен быть стыдно, Пит, что выносишь говно за этим жирным говнометом. Он прикажет тебе
танцевать, а ты и вприсядку.
- Лучше тебе заткнуть глотку, если не хочешь себе худшего, - нацелился пальцем на него Рендольф.
Палец немного дрожал. - Если не хочешь остаток дня просидеть в камере за неуважение к закону, лучше
закрой рот и выполняй приказ. Сейчас кризисная ситуация…
Эрни не поверил собственным ушам.
- Неуважение к закону? И откуда ты такой взялся!
- Откуда надо. Если хочешь меня подвергнуть испытанию, давай, продолжай.
9
Позднее - очень поздно, чтобы это имело какой-то смысл - Джулия Шамвей соберет вместе
большинство фактов о том, как начались волнения в «Фуд-Сити», хотя так никогда их и не опубликует. Если
бы даже она это сделала, это был бы просто репортаж, который дает ответ на стандартные вопросы: Кто?
Что? Где? Когда? Почему? Как? Если бы ее кто-то попросил написать об эмоциональной подоплеке того
события, она бы растерялась. Как объяснить, что люди, которых она знала всю свою жизнь, люди, которых
она уважала, которых любила, превратились в дикую толпу. Она уверяла себя: «Я бы разобралась лучше во
всем, если бы была там с самого начала и видела, как все началось», но то была сугубо рациональная логика,
отказ согласиться с существованием неуправляемого, лишенного благоразумия дикого зверя, который
возникает, когда на это провоцируют испуганных людей. Она никогда не думала, что этот зверь может
вынырнуть в их городе.
Но для этого не было никаких предпосылок. Вот к чему она вновь и вновь возвращалась мысленно.
Город прожил отрезанным от мира всего лишь каких-то семьдесят часов; в нем было полно продуктов
разного вида; только пропана почему-то странным образом было мало.
Позже она скажет: «Это был момент, когда наш город наконец-то осознал, что с ним происходит».
Возможно, в этой мысли был какой-либо смысл, но он ее не удовлетворял. Единственное, что она могла
сказать с полнейшей уверенностью (а говорила это она лишь самой себе), ее город съехал с катушек, и
никогда потом больше не стал прежним.
10
Первыми, кто замечает объявление, оказываются Джин Буффалино и ее подруга Гарриэт Бигелоу. Обе
девушки одеты в белую медсестринскую униформу (это была идея Джинни Томлинсон; она считала, что
белый цвет вызывает большее доверие у пациентов, чем карамельные волонтерские фартушки), и выглядят
они, безусловно, хорошенькими. А еще утомленными, вопреки присущей юности способности к быстрому
восстановлению сил. Они пришли купить батончиков, - чтобы хватило всем, кроме бедного Джимми Серойса
с его диабетом, так они запланировали, - а обсуждают они метеоритный дождь. Разговор прекращается, когда
они видят объявление на дверях.
- Маркет не может быть закрытым, - говорит Джина недоверчиво. - Сейчас же утро вторника.
Она наклоняется к оконным стеклам, прикрывая ладонями себе лицо, во избежание отблесков яркого
утреннего солнца.
В то время как она занята этим делом, подъезжает Энсон Вилер, рядом с которым сидит на
пассажирском сидении Рози Твичел. В «Розе-Шиповнике» остался Барби, он заканчивает подготовку к
завтраку. Раньше, чем Энсон успевает выключить двигатель, Рози выскакивает из небольшого фургона, на
борту которого нарисована ее тезка. В ее руках длинный список необходимых покупок, она хочет
приобрести всего как можно больше и как можно скорее. И здесь она видит прилепленное к дверям
объявление: «ЗАКРЫТО ДО ОСОБОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ».
- Что за черт? Я только вчера вечером видела Джека Кэйла, и он об этом даже словом не обмолвился.
Говорит это она Энсону, который подтянулся за ней в кильватере, но отвечает ей Джина Буффалино:
- Там же полно продуктов. Все полки заставлены.
Подтягиваются другие люди. Маркет должен был бы открыться через пять минут, и Рози не одна такая,
кто запланировал начать день с ранних закупок; люди в разных уголках города, проснувшись и поняв, что
Купол никуда не делся, решили пополнить свои запасы. На вопрос объяснить такой внезапный наплыв
покупателей, Рози могла бы ответить:
- Точно так люди ведут себя каждую зиму, когда метеорологи прогнозируют вместо снегопада вьюгу.
Сендерс с Ренни не могли выбрать более худшего дня, чтобы устроить такое дерьмо.
Среди ранних покупателей появляются второй и четвертый экипаж полицейского участка Честер
Милла. За ним подъезжает и Фрэнк Делессепс в своей «Нова» (он содрал с машины наклейку «СРАКА,
ТОПЛИВО ИЛИ ТРАВА», поняв, что едва ли это к лицу офицеру на службе закона). Картер с Джорджией - в
двойке; Мэл Ширлз и Фрэдди Дентон в четверке. Они выжидали, припарковавшись дальше по улице, возле
«Maison des Fleurs»[268] Леклерка, по приказу Рендольфа.
- Нет потребности подъезжать туда очень рано, - инструктировал он их. - Подождите, пока там не будет
стоять хотя бы с десяток машин. А может, они прочитают объявление и разъедутся по домам.
Такого не случается, конечно, как это заведомо знал Большой Джим. А появление офицеров - особенно
таких молодых и неуверенных в себе, в основном, действует как возбуждающее средство, а не
успокоительное. Рози первая, кто начинает им выговаривать. Она наседает на Фрэдди, демонстрирует ему
свой длинный список покупок, потом показывает на витрину, за которой большинство нужных ей продуктов
стоят на полках плотными рядами.
Фрэдди, будем искренни, сначала ведет себя деликатно, понимая, что на него смотрят люди (пока еще
не совсем стая, нет), однако тяжело держать себя в рамках, когда эта ротатая никчема лезет тебе прямо в
лицо. Разве ей не ясно, что он только выполняет приказы?
- Кто кормит этот город, как ты думаешь, Фред? - спрашивает Рози. Энсон кладет ей ладонь на плечо.
Рози ее снимает. Она понимает, что Фрэдди видит злость, вместо горечи, которую она ощущает, но
остановится не в состоянии. - Ты думаешь, полный продуктов грузовик «Сиско» спустится сюда к нам на
парашюте с неба?
- Мэм…
- Только не надо! Когда это я для тебя стала мэм? Ты ел блины с черникой и тот надоедливый бекон,
который ты так любишь, по четыре-пять раз в неделю в течение последних двадцати лет, и всегда звал меня
Рози. Но тебе не достанется блинов уже завтра, если я не куплю муки, и масла, и сиропа, и…
Вдруг она замолкает. Наконец! Опомнились! Слава Тебе Господи!
Джек Кэйл изнутри открывает одну из половинок двойных дверей. Перед ними уже успели занять
позицию Мэл и Фрэнки, и ему приходится протискиваться между ними. Потенциальные покупатели - сейчас
их уже около двух десятков, хотя до времени, когда должен официально открываться маркет, до девяти утра,
еще целая минута - выступают вперед, чтобы остановиться, как только Джек выбирает ключ со связки у себя
на поясе и вновь закрывает двери. Коллективный стон.
- Зачем, к черту, ты это делаешь? - гремит негодующе Уилл Викер. - Когда жена послала меня купить
яя!
- Спросите об этом у выборных и шефа Рендольфа, - отвечает Джек, волосы у него на голове торчат
абсолютно врассыпную. Он косит черным глазом на Фрэнка Делессепса и еще более смурной взгляд дарит
Мэлу Ширлзу, который безуспешно старается спрятать улыбку, а может, даже свое знаменитое и-го-го-го-го.
- Чтобы я так знал. Но сейчас с меня довольно этого дерьма. Я устал.
Он, спотыкаясь, со склоненной головой, отправляется сквозь толпу и щеки у него горят ярче, чем
рыжие волосы. Лисса Джеймисон, которая только что подъехала на велосипеде (все из ее списка уместится в
ящичке-багажнике на заднем крыле, нужды у нее, как у букашки), вынуждена вильнуть, объезжая Джека.
Картер, Джорджия и Фрэдди выстроились рядышком перед большой витриной из листового стекла,
там, где Джек в обычные дни выставляет тачки и мешки с удобрениями. Пальцы Картера заклеены
кусочками пластыря, а под рубашкой у него прилеплен еще более толстый бандаж. В то время, как Рози
Твичел не перестает поносить Фрэдди, тот держится за рукоятку своего пистолета, а Картер думает, как бы
он мог съездить ей с левой. С пальцами у него все обстоит благополучно, но плечо болит, как бешеное.
Сначала небольшой, рой беспомощных покупателей становится большим, на стоянку подъезжают новые
автомобили.
Прежде чем офицер Тибодо успевает надлежащим образом рассмотреть толпу, в его персональном
пространстве выныривает Алден Динсмор. Вид у Алдена измученный, похоже, что после смерти сына он
потерял, по крайней мере, фунтов двадцать веса. На левой руке у него черная траурная повязка, на лице
волнение.
- Должен зайти, сынок. Жена послала меня прикупить кое-чего консервированного. - Алден не говорит,
чего именно консервированного.
Наверняка, всего, что есть. А может, он мыслями там, возле пустой кровати на втором этаже, в которой
никогда больше не будет лежать его сын, не будет смотреть на плакат «Фо Файтерс»[269] на стене, на модель
аэроплана на столе, которая никогда не будет закончена и навсегда забыта.
- К сожалению, мистер Димсдейл, вы этого сделать не сможете.
- Моя фамилия Динсмор, - говорит Алден бессмысленным голосом. И делает шаг к дверям. Двери
заперты, ему никак не войти, но Картер все равно охотно отпихивает фермера назад. Картер впервые с
симпатией вспоминает своих школьных учителей, которые оставляли его после уроков; настоящую
раздражительность не сравнить с былой.
А еще как же жарко, и плечо болит, вопреки двум таблеткам перкоцета, которые ему дала мать.
Семьдесят пять[270] градусов в девять часов утра непривычно для октября, а выцвевше-голубой цвет неба
подсказывает, что в полдень будет еще жарче, а в три часа еще больше.
Алден отступает назад, на Джину Буффалино, они оба завалились бы, если бы не Петра Ширлз,
упитанная женщина, которая подперла их собой. Лицо у Алдена не сердитое, только удивленное.
- Жена послала меня за консервами, - объясняет он Петре.
Среди толпы ширится гул. Не злобный, пока еще нет. Люди пришли купить продуктов, и продукты
внутри есть, но двери заперты. А тут мужчину толкают, да еще и какой-то школьный недоросль, который
только на прошлой неделе был автослесарем.
Джина всматривается в Картера, Мэла и Фрэнка Делессепса. Показывает пальцем.
- Это же именно те ребята, которые ее изнасиловали! - говорит она своей подружке Гарриэт, не
понижая голоса. - Это те ребята, которые изнасиловали Сэмми Буши!
С лица Мэла исчезает улыбка, его покинуло желание заржать.
- Заткни глотку, - бросает он.
К толпе подъезжают Рики и Рэндол Кильяны на своем «Шевроле-Каньоне»[271]. Неподалеку
появляется Сэм Вердро, он подходит пешком, конечно; право управлять машиной Сэм навсегда потерял еще
в 2007-м.
Джина отступает на шаг, не сводя с Мэла своих широко раскрытых глаз. Рядом с ней топчется Алден
Динсмор, словно какой-то фермер-робот с полуживым аккумулятором.
- Так вы, ребята, шо, типа полиция? Не мутит?
- Если, об изнасиловании, то это чисто враньё той суки, - говорит Фрэнк. - А ты лучше прекрати
распространяться на эту тему, пока не арестовали за нарушения спокойствия.
- Точно, бля, - встряет Джорджия. Она пододвинулась немного поближе к Картеру. Он ее игнорирует.
Он наблюдает за толпой. Это уже самое оно. Если объединилось пятьдесят душ, то это уже толпа. А ведь и
еще же подходят. Картеру не хватает его пистолета. Ему не нравится эта враждебность в их глазах.
Велма Винтер, которая руководила «Брауни» (пока магазин не закрыли), прибывает вместе с Томми и
Виллой Андерсонами. Велма дородная, сильная женщина, которая причесывает волосы на манер Бобби
Дарина[272] и выглядит так, что могла бы стать воинствующей королевой народа Дайков[273], хотя она уже
похоронила двух мужей и за тем лясоточильным столом, который стоит в уголке «Шиповника», можно
услышать, что она затрахала их насмерть, а теперь ищет себе третью жертву в «Диппере», каждую среду,
когда там устраивают караоке в стиле кантри, итак, собирается взрослый народ. Сейчас она встает дыбом
перед Картером, вперив себе кулаки в мясистые бедра.
- Закрыто, говорите? - спрашивается она деловым тоном. – Ну-ка, давайте посмотрим ваш документ.
Картер растерян, а собственная растерянность его всегда бесит.
- Отойди назад, сука, мне не нужен никакой документ. Шеф прислал нас сюда. Так приказали
выборные. Здесь будет продуктовая база.
- Распределение? Ты это хочешь сказать? - фыркает она. - Не будет карточной системы в моем городе! Она протискивается между Мэлом и Фрэнком и начинает гатить в двери. - Открывайте! Сейчас же
открывайте, вы там!
- Никого нет дома, - говорит Фрэнки. - Лучше тебе прекратить это дело.
Но Эрни Келверт еще не ушел. Он спускается по трапу для загрузки муки-макаронов-сахара. Его видит
Велма и начинает еще сильнее гатить в двери.
- Открывай, Эрни! Открывай!
- Открывай! - поддерживают ее голоса из толпы.
Фрэнк бросает взгляд на Мэла и кивает. Вместе они хватают Велму и, напрягая мышцы, тянут все ее
двести фунтов веса прочь от дверей. Джорджия Руа отвернулась и машет Эрни, чтобы исчез. Эрни на это не
реагирует. Вот тупой, бля, так и стоит, где стоял.
- Открывай! - скандирует Велма. - Открывай! Открывай!
К ней присоединяются Томми с Виллой. А там и Уилл Викер, почтальон. И Лисса тоже, лицо у нее
сияет - всю жизнь она мечтала оказаться среди участников спонтанной демонстрации, и вот он, ее последний
шанс. Она поднимает свой кулачок и начинает трясти им в такт - два коротких движения на от-кры и один
длинный на -вай. Остальные следуют ее примеру. Открывай превращается в От-кры-вай! От-кры-вай! Теперь
уже все дергают кулаками в этом двухтактном ритме на две восьмых с четвертью - может, семьдесят человек,
а может, и восемьдесят, и новые прибывают непрерывно. Неплотная голубая шеренга перед маркетом
кажется еще тоньше. Четверо младших копов просят глазами у Фрэдди Дентона идей, но у Фрэдди нет
никаких идей.
Однако у него есть пистолет. «Взял бы ты, да и выстрелил в воздух, и по возможности скорее, лысый, думает Картер, - потому что эти люди нас вот-вот растопчут».
Еще двое копов - Руперт Либби и Тоби Велан - едут сюда по Мэйн-стрит из участка (где они пили кофе
и смотрели Си-Эн-Эн), обгоняя Джулию Шамвей, которая плетется в том же направлении с камерой на
плече.
Джеки Веттингтон и Генри Моррисон также отправляются к супермаркету, но тут кряхтит рация у
Генри на поясе. Это шеф Рендольф, он говорит, что Джеки с Генри должны оставаться на своем посту возле
«Топлива & Бакалеи».
- Но мы слышали… - начинает Генри.
- Выполняйте, что вам приказано, - перебивает Рендольф, не уточняя, что он только передатчик
приказов - от некоторой вышестоящей инстанции.
- Открывай! Открывай! Открывай! - мощно салютует кулаками в теплом воздухе толпа. Еще опасаясь,
но также уже понемногу возбуждаясь. Входя в раж. Если бы увидел их Мастер Буши, решил бы, что это
группа угоревших начинающих наркош, которым для аккомпанемента и полноты картины не хватает только
какой-то из мелодий «Признательных мертвецов»[274].
Сквозь толпу пробираются братья Кильяны и Сэм Вердро. Они тоже скандируют - не ради маскировки,
а просто потому, что тяжело сопротивляться непреодолимой вибрации, которая превращает толпу в стаю, но кулаками не трясут; им еще работу делать. Никто не обращает на них никакого внимания. Позже только
несколько человек смогут припомнить, что они их там вообще видели.
Медичка Джинни Томлинсон также пробирается сквозь толпу. Она пришла сюда сказать девушкам, что
они нужны в больнице; появились новые пациенты, и у одного из них серьезный случай. Это Ванда Крамли с
Восточного Честера. Крамли - соседи Эвансов, их усадьбы неподалеку от границы с Моттоном. Придя
сегодня утром проверить, как там Джек, Ванда нашла его мертвым в каких-то двадцати футах от того места,
где Купол отрезал руку его жене. Джек лежал распластанный навзничь, рядом с ним бутылка и мозг
подсыхает на траве. Ванда с плачем побежала назад к своему дому, зовя по имени мужа, но не успела она
туда добраться, как ее свалил инфаркт. Венделу Крамли посчастливилось, что он не разбил свой маленький
фургончик «Субару» по дороге к госпиталю - он мчался со скоростью 80 миль едва ли не всю дорогу. Сейчас
рядом с Вандой дежурит Расти, но Джинни не очень верит, чтобы Ванде - пятьдесят лет, лишний вес,
беспрерывно курит всю жизнь – посчастливилось выкарабкаться.
- Девушки, - зовет она. - Вы нам нужны в больнице.
- Миссис Томлинсон, это они, те самые! - кричит Джина. Она вынуждена кричать, чтобы быть
услышанной среди скандирующей толпы. Она показывает пальцем на копов и начинает плакать - отчасти от
страха, отчасти от усталости, но главным образом от гнева. - Вот, это они ее изнасиловали!
Тут уже и Джинни обращает внимание на лица копов в форме и понимает, что Джина права. Джинни
Томлинсон, в отличие от Пайпер Либби, не страдает приступами дикой злости, но она тоже имеет взрывной
характер и тут срабатывает еще один, дополнительный фактор: в отличие от Пайпер, Джинни видела Буши
без трусов. Вагина рваная и распухшая. Огромные синяки на бедрах, которых не было видно, пока не смыли
кровь. Очень много крови.
Джинни забывает о том, что девушек ждут в госпитале. Она забывает о том, что надо было бы вытянуть
их из этой опасной, шаткой ситуации. Она даже забывает о Ванде Крамли с ее инфарктом. Она бросается
вперед, локтем отталкивая кого-то со своего пути (это Брюс Ярдли, кассир, который также приторговывает
наркотой, он трясет кулаком вместе со всем людом), приближаясь к Мэлу с Фрэнки. Оба засмотрелись на все
более и более нависающую толпу и не замечают ее приближения.
Джинни поднимает вверх обе руки, на мгновение, становясь похожей на злодея из вестерна, который
сдается шерифу. А тогда сводит их вместе, давая одновременно подзатыльник обоим копам.
- Сучьи сыны! - кричит она. - Как вы посмели, гребанные падлы? Псы вонючие! Пойдете в тюрьму за
это, на хер вся ваша ба…
Мэл не думает, просто реагирует. Он бьет ее прямо в лицо, ломая ей очки и нос. Она оступается назад,
вскрикивает, льется кровь. Ее старомодная медсестринская шапочка освобождается от шпилек, которые ее
поддерживали, и кувырком летит с ее головы. Брюс Ярдли, юный кассир, хочет ее подхватить, но
промазывает. Джинни ударяется о вереницу магазинных тележек. Они катятся поездом. Она падает на
ладони и колени, захлебываясь воплем от боли и шока. Капли красной крови из ее носа - не просто
поломанного, а разрушенного - начинают падать на большие желтые буквы КО в надписи НЕ
ПАРКОВАТЬСЯ.
Толпа на мгновение замирает, ошарашенная, только Джина и Гарриэт бросаются туда, где скорчилась
Джинни.
И тогда поднимается голос Лиссы Джеймисон, ясное, чистое сопрано:
- ВЫ СВИНЬИ УБЛЮДОЧНЫЕ!
Тут-то и летит первый камень. Того, кто бросил первый камень, так и не был идентифицирован.
Наверное, это было первое преступление, из которого Неряха Сэму Вердро вышел сухим.
Джуниор подбросил его почти до центра города, и Сэм, с видениями танцующего виски в голове,
отправился по восточному берегу Престил, чтобы выбрать себе правильный камень. Тот должен был быть
большим, но не очень, потому что он тогда не сможет его бросить точно, даже если когда-то - столетие тому
назад, как ему казалось иногда, а иногда, словно прошлым вечером - он выступал стартовым питчером
«Уайлдкетс» в первом матче турнира штата Мэн. Наконец-то он его нашел, неподалеку от моста Мира: фунт,
или полтора весом и гладенький, словно гусиное яйцо.
- И вот еще что, - сказал Джуниор, высаживая из машины Неряху Сэма. Это что-то не было идеей
Джуниора, но Джуниор не сообщил Сэму об этом, потому что вел себя не хуже шефа Рендольфа, который
приказывал Веттингтон и Моррисону оставаться на своем посту. Иначе было бы неполиткорректно.
- Целься в девку, - такой была последняя установка Джуниора Неряхе Сэму перед расставанием. - Она
это заслужила, и не промажь.
Пока Джина с Гарриэт в своих белых униформах наклоняются к обмякшей, плачущей, истекающей
кровью старшей медсестре (и внимание всей толпы переключилось тоже туда), Сэм взмывает вверх, как он
это делал когда-то давно, в 1970-м, бросает и впервые за последние сорок лет попадает именно туда, куда
хотел.
Хотя и в чужую ему цель. Кусок испещренного кварцем гранита весом двадцать унций бьет Джорджию
Руа прямехонько в губы, ломая ей челюсть в пяти местах, вместе со всеми зубами, кроме четырех. Она юлой
ударяется о витринное стекло, челюсть у нее гротескно отвисает едва ли не до груди, из разинутого рта
льется кровь.
Моментально следом летят еще два камня, один бросает Ричи Кильян, второй - Рэндол. Камень Ричи
принимает затылок Билла Оллната, и школьный сторож падает наземь, неподалеку от Джинни Томлинсон.
«Вот блядь! - думает Рики. - Я ж хотел попасть в какого-нибудь падлючего копа!» Не только потому, что
получил такой приказ, такая у него с давних пор была собственная мечта.
Бросок Рендола окажется более точным. Он кидает свой камень точно в лоб Мэлу Ширлзу. Мэл падает,
словно синий почтовый мешок.
Дальше пауза, момент затаенного дыхания. Представьте себе автомобиль, который балансирует на двух
колесах, решая - перевернуться ему или нет. Представьте, как оглядывается Рози Твичел, ошарашенная,
испуганная, не уверенная в том, что случилось, не говоря уже о том, что ей делать дальше. Смотрите, как
Энсон обнял ее за талию. Услышьте, как сквозь свой разбитый рот воет Джорджия Руа, ее причитания дико
напоминают тот звук, который выдувает охотник, когда воздух проскальзывает мимо навощенной нити
сделанного из жестянки манка на лося. Она голосит, а кровь льется из ее разодранного языка. Смотрите, вот
и подспорье. Тоби Велан и Руперт Либби (двоюродный брат Пайпер, хотя она не гордится этим
родственником) первыми прибывают на место. Пробегают глазами… и идут на попятную. Следующей
появляется Линда Эверетт. Она подходит пешком, вместе с другим копом на полставки Марти Арсенолтом,
который пыхтит у нее в кильватере. Она начинает протискиваться сквозь толпу, но Марти - который даже
форму не одевал, а просто скатился утром с кровати и залез в старые синие джинсы - хватает ее за плечо.
Линда почти вырывается из его руки, но вспоминает о своих дочурках. Стыдясь собственной трусости, она
позволяет Марти отвести ее туда, откуда за развитием событий наблюдают Руп и Тоби. Из всей этой
четверки только Руперт имеет при себе пистолет, но станет ли он стрелять? Хера с два он станет; среди
толпы он замечает свою жену с ее матерью, они держатся за руки (подстрелить тещу Руперт был бы не
против). Смотрите, вот и Джулия Шамвей прибывает вслед за Линдой и Марти, она совсем запыхалась, но
уже нацеливает камеру, упустив не землю снятый с объектива колпачок, лишь бы скорее начать снимать.
Смотрите, как Фрэнк Делессепс опускается на колени возле Мэла, тем самым избежав очередного камня,
который свистит мимо его головы и проламывает дыру в дверях супермаркета.
Тогда…
И тогда кто-то кричит. Кто именно - никогда так и не выяснилось, даже относительно пола крикуна не
пришли к согласию, хотя большинство думали, что голос был женский, а Рози позже будет говорить Энсону,
что она почти уверена, что это была Лисса Джеймисон.
- ХВАТАЙТЕ ИХ!
Кто-то другой ревет:
- ПРОДУКТЫ!
И толпа бросается вперед.
Фрэдди Дентон один раз стреляет со своего пистолета в воздух. И опускает дуло, в панике он уже
почти готов стрелять в толпу. Не успевает, потому что кто-то выкручивает ему руку. Он пригибается, кричит
от боли. И тогда носок большого старого фермерского сапога - Алдена Динсмора - целуется с его виском.
Свет не полностью померк в глазах офицера Дентона, но помутился значительно, а к тому времени, когда
ему развиднелось, Большой Супермаркетовый Бунт уже завершился.
Кровь проступает сквозь повязку на плече у Картера Тибодо, и маленькие розочки расцветают на груди
его голубой рубашки, однако он - по крайней мере, пока что - не ощущает боли. И не делает попытки
убежать. Стоит крепко на ногах и бьет первого, кто попадает в его радиус действия. Им становится Чарльз
Стабби Норман, который держит антикварный магазин на шоссе 117 на краю города. Стабби падает, хватаясь
руками за рот, из которого хлынула кровь.
- Назад, выблядки! - кричит Картер. - Назад, сучьи отморозки! Не грабить! Назад!
Марта Эдмандс, бэбиситерша Расти, старается помочь Стабби и получает кулаком от Фрэнка
Делессепса себе в скулу, больно. Она качается, держась рукой за лицо, и, не веря собственным глазам,
смотрит на юнца, который ее только что ударил… и тогда плашмя падает прямо на Стабби, сбитая с ног
волной взбешенных «покупателей».
Картер и Фрэнк начинают сыпать по ним ударами, но успевают раздать разве что штуки три, как тут
же их отвлекает дикий, воющий вопль. Это городская библиотекарша, волосы развивается вокруг ее, по
обыкновению, умиротворенного лица. Она толкает поезд тележек, и, похоже, кричит «банзай!». Фрэнк
отскакивает с ее траектории, зато тележки попадают в Картера, перекидывая его. Он взмахивает руками,
стараясь удержаться на ногах, и ему у него наверняка получилось бы, если бы не ноги Джорджии. Он
перецепляется об них, приземляется на спину, и толпа бежит прямо по нему. Он перекатывается на живот,
сплетая пальцы у себя на голове, и ждет, пока это кончится.
А Джулия Шамвей щелкает и щелкает. Наверно, найдутся кадры с лицами знакомых ей людей, но
сейчас она видит сквозь видоискатель лишь чужаков. Орду чужаков.
Руп Либби извлекает свое служебное оружие и четыре раза палит в воздух. Выстрелы скатываются в
теплый утренний воздух, плоские, словно озвученные перед аудиторией восклицательные знаки. Тоби Велан
ныряет назад в машину, ударяясь головой, сбивая с нее свою кепку (ЧЕСТЕР МИЛЛ ЗАМЕСТИТЕЛЬ
написано впереди желтыми буквами). С заднего сидения он хватает мегафон, прикладывает ко рту и кричит:
- НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЬ! НАЗАД! ПОЛИЦИЯ! СТОП! ЭТО ПРИКАЗ!
Джулия его снимает.
Толпа не обращает внимание ни на выстрелы, ни на мегафон. Она не обращает внимания на Эрни
Келверта, когда тот выходит из-за угла здания в своем зеленом халате, который достигает дутых колен его
брюк.
- Идите через задние двери. Не надо этого делать. Я открыл магазин сзади.
Толпа предпочитает прорваться, вломиться. Люди бьются в двери с надписями ВХОД и ВЫХОД и
ЕЖЕДНЕВНО НИЗКИЕ ЦЕНЫ. Двери сначала держатся, а потом распахиваются под давлением общего веса
толпы. Первых посетителей размазывает по дверям, они получают ранения: у двух поломанные ребра, у
одного вывихнута шея, двое с поломанными руками.
Тоби Велан хотел было вновь поднять к губам мегафон, но потом просто положил его, чрезвычайно
осторожно, на капот автомобиля, в котором он сюда приехал вместе с Рупертом. Поднимает свою кепку
ЗАМЕСТИТЕЛЯ, стряхивает с нее пыль, одевает на голову. Они с Рупом отправляются к дверям, потом
останавливаются, беспомощные. К ним присоединяются Линда и Марти Арсенолт. Линда видит Марту и
подводит ее к маленькой компании полицейских.
- Что случилось? - спрашивает с вытаращенными глазами Марта. - Меня кто-то ударил? У меня так
печет лицо, тут, сбоку. А кто присматривает за Джуди и Дженнилл?
- Твоя сестра взяла их сегодня утром, - говорит Линда, обнимая ее. - Не волнуйся.
- Кора?
- Вэнди.
Кора, старшая сестра Марты, уже много лет живет далеко, в Сиэтле. Линда переживает: неужели у
Марты сотрясение мозга? Надо, чтобы доктор Гаскелл ее осмотрел, но тут же вспоминает, что Гаскелл
сейчас лежит или в госпитальном морге, или в похоронном салоне Бови. Теперь остался один Расти, и
сегодня у него будет очень много работы.
Картер волочит Джорджию к машине №2. Она все еще выдает эти жуткие лосячьи вопли. К Мэлу
Ширлзу вернулось какое-то мутное подобие сознания. Фрэнки ведет его в сторону Линды, Марты, Тоби и
остальных копов. Мэл старается поднять голову, и вновь склоняет ее на грудь. Из разбитого лба у него
сочится кровь, уже вся рубашка промокла.
Люди потоком вливаются в маркет. Мчатся вдоль полок, толкая перед собой тележки или хватая
корзины со штабеля рядом с витриной с древесным углем (УСТРОЙТЕ СЕБЕ ОСЕННИЙ ПИКНИК! призывает надпись). Мануэль Ортэга, рабочий Динсмора, и его добрый друг Дэйв Даглас сразу
направляются к кассам и начинают лупить по кнопкам АННУЛЯЦИЯ, хватают деньги, запихивают себе в
карманы и при этом хохочут, словно идиоты.
В супермаркете уже полно народа; как в Черную Пятницу. В отделе замороженных продуктов две
женщины сцепились за последний лимонный торт «Пепперидж Фарм»[275]. В деликатесах один мужчина
бьет другого польской колбасой, призывая его оставить и другим людям хоть что-нибудь из мясного товара.
Мясолюбивый клиент оборачивается и бьет обладателя колбасы прямо в нос. Вскоре они уже катаются на
полу, мелькают кулаки.
Ссоры повсюду, и они распространяются. Ренс Конрой, владелец и единственный работник сервисно снабжающего бизнеса «Западный Мэн. Электрооборудование» (лозунг: «Улыбка - наша специальность»)
отпихивает пенсионера Брендана Эллерби, бывшего преподавателя физики Мэнского университета, когда
физик едва не успевает раньше него схватить последний большой пакет сахара. Эллерби падает наземь, но
десятифунтовый пакет Домино[276] из рук не выпускает, а когда Конрой наклоняется к нему, Эллерби с
восклицанием «Вот тебе, сладенького!» бьет ему пакетом в лицо. Пакет трескается, словно от взрыва,
укрывая Ренса Конроя белой тучей. Электрик бьется спиной об ряд полок с лицом белым, как у мима, и
визжит: «Я ничего не вижу; я ослеп!» Карла Венциано с ребенком, который, сидя в наплечнике, хлопает
глазками над маменькиным плечом, отпихивает Генриетту Клевард от витрины с рисом «Тексмати»[277].
Маленький Стивен любит рис, он также любит играться с пустыми пластиковыми баночками, и Карла желает
затариться сполна. Генриетта, которой в январе исполнилось восемьдесят четыре, падает на тот костлявый
твердый узелок, на месте которого у нее когда-то была жопа. Лисса Джеймисон отпихивает со своего пути
владельца салона «Тойота» Уилла Фримэна, чтобы успеть выхватить последнего цыпленка из морозильной
витрины. А хера, цыпленка хватает какая-то юная девушка в майке с надписью НЕИСТОВСТВО ПАНКОВ и,
весело показав Лиссе пирсингованный язык, вприпрыжку скачет прочь.
Где-то осыпается стекло, на этот звук откликается радостный хор голосов, большей частью мужских
(но не только). Это проломили холодильник с пивом. Немало клиентов - наверное, они все-таки надумали
УСТРОИТЬ СЕБЕ ОСЕННИЙ ПИКНИК - пускаются в том направлении. Вместо От-кры-вай, звучит новая
мантра: Пи-во! Пи-во!
Другие господа делают рейды к кладовке в подвале и назад. В скором времени уже и мужчины, и
женщины затарились вином: у кого бутылка, а у кого-то и ящик. Кое-кто двигается, поставив картонные
коробки с винными бутылками себе на голову, словно носители-аборигены в каком-то давнем голливудском
кино.
Джулия, в уже посеченных осколками стекла чулках, снимает, и снимает, и снимает.
Во двор подтягиваются остальные городские копы, среди них и Джеки Веттингтон с Генри
Моррисоном, которые по взаимному согласию покинули свой пост возле «Топлива & Бакалеи». Они
присоединяются к другим полицейским, которые стоят вместе, беспомощно томясь, потому, что могут
только все это наблюдать. Джеки видит пораженное лицо Линды Эверетт и прижимает ее к себе. К ним
присоединяется Эрни Келверт, он горько всхлипывает: «Такое безобразие! Такой стыд!» - и слезы бегут по
его рыхлым щекам.
- Что нам теперь делать? - спрашивает Линда, прижимаясь щекой к плечу Джеки. Вплотную к ней
стоит Марти, посматривая на маркет, она прижимает ладонь к своей кровавой щеке, которая распухает
просто на глазах. Перед ними в «Фуд-Сити» слышны восклицания, взрывы смеха и случайные вопли боли.
Там кидают какие-то вещи; Линда видит рулон туалетной бумаги, который серпантином разворачивается в
полете в том крыле, где стоит домашний инвентарь.
- Солнышко, - говорит Джеки. - Я просто не знаю.
11
Энсон выхватывает у Рози список покупок и бежит с ним вовнутрь маркета, прежде чем хозяйка
успевает его остановить. Рози в тревоге стоит возле ресторанного фургона, сцепляя-расцепляя пальцы,
колеблясь, идти ей вслед за ним или нет. Только она решила остаться здесь, как чья-то рука ложится ей на
плечо. Она аж подскакивает, но, осмотревшись, видит позади Барби. Глубокое облегчение на душе ей
подкашивает ноги. Рози цепляется за его руку - отчасти от радости, отчасти, чтобы не упасть в обморок.
Барби улыбнулся, впрочем, невесело.
- Людям такая радость, а ты что же, подружка?
- Просто не знаю, что мне делать, - говорит она. - Энсон там, внутри… все там… а копы только стоят и
смотрят.
- Наверняка, боятся, чтобы не побили их еще больше, потому что кое-кого из них уже успели побить. И
я их не осуждаю. Все хорошо спланировано и хорошо исполнено.
- О чем это ты?
- Не обращай внимания. Хочешь попробовать остановить их, пока не дошло до худшего?
- Как?
Он взял мегафон, который так и остался лежать на капоте соседней машины, там, где его положил Тоби
Велан. Но, когда протянул мегафон Рози, она отстранилась, заслоняя себе грудь руками.
- Лучше ты это сделай, Барби.
- Нет, это ты кормила их годами, тебя они знают, только тебя они послушают.
Она взяла мегафон, хотя и колеблясь.
- Я не знаю, что говорить. Ничего не приходит в голову такого, что могло бы их остановить. Тоби
Велан уже старался. Но им безразлично.
- Велан старался им приказывать, - сказал Барби. - Приказывать толпе все равно, что стараться
руководить муравейником.
- Все равно я не знаю, что мне…
- Я тебе расскажу, - Барби говорил спокойно, таким образом, успокаивая ее. Он сделал довольно
длинную паузу, чтобы подозвать жестом Линду Эверетт. Линда приблизилась вместе с Джеки, обнимая друг
друга за талии.
- Вы можете связаться с вашим мужем? - спросил Барби.
- Если у него включен мобильный.
- Скажите ему, чтобы прибыл сюда - на санитарной машине, если возможно. Если он не ответит на
звонок, садитесь в полицейскую машину и катите прямо в госпиталь.
- У него там пациенты…
- Пациенты у него есть и здесь. Он просто об этом еще не знает. - Барби показал на Джинни Томлинсон,
которая теперь сидела, привалившись спиной к шлакоблочной стене маркета, закрывая себе руками
окровавленное лицо. Джина и Гарриэт Бигелоу присели наприсядки возле нее, но, когда Джина попробовала
сложенным платочком остановить кровотечение из ее радикально истерзанного носа, Джинни вскрикнула от
боли и отвернула голову.
- Начиная с одной из тех двух профессиональных медиков, которые у него остались, если я не
ошибаюсь.
- А вы что собираетесь делать? - спросила у него Линда, снимая с пояса телефон.
- Мы с Рози собираемся унять толпу. Правда, Рози?
12
Рози застыла в дверях, загипнотизированная хаосом, который открылся ее глазам. В воздухе висел
слезоточивый запах уксуса, смешанный с ароматами рассола и пива. Линолеум в проходе секции №3 был
забрызган горчицей и кетчупом, словно его кто-то от души заблевал. Туча из сахара и муки повисла над
секцией №5. Люди, которые толкали свои тележки через тот проход, кашляли, вытирали себе глаза.
Некоторые из тележек буксовали, наезжая на россыпи сухих бобов на полу.
- Постой там секунду, - сказал Барби, хотя Рози и так не подавала признаков движения; она стояла,
парализованная зрелищем, прижав мегафон себе между грудей.
Барби заметил Джулию, которая фотографировала разграбленные кассовые аппараты.
- Бросайте это дело и идем со мной, - позвал он.
- Нет. Мне нужно делать свою работу, больше некому. Я не знаю, куда делся Пит Фримэн и Тони…
- Вы не должны это снимать, а должны остановить. Прежде чем не произошло чего-то худшего, показывал он на Ферна Бови, который прочимчиковал мимо них с нагруженной корзиной в одной руке и
пивом во второй. У него была рассечена бровь и кровь стекала по лицу. Однако вид Ферн имел
удовлетворенный.
- Как?
Он подвел ее к Рози.
- Ты готова, Рози? Время начинать.
- Я… ну…
- Не забудь, интонация беззаботная. Не старайся их остановить, только попробуй снизить температуру.
Рози глубоко вздохнула и подняла ко рту мегафон:
- ВСЕМ ПРИВЕТ, ЭТО Я ГОВОРЮ, РОЗИ ТВИЧЕЛ, ИЗ «РОЗЫ- ШИПОВНИКА».
Она заслужила себе вечный почет, потому что действительно говорила беззаботно. Услышав ее голос,
люди начали оглядываться - не потому, что он звучал назойливо, как знал его Барби, а как раз потому, что
наоборот. Он уже видел такое в Таркете, Фаллудже, Багдаде. Чаще всего после взрывов бомб в заполненных
людьми общественных местах, когда прибывала полиция и машины с солдатами.
- ПРОШУ, ЗАКАНЧИВАЙТЕ ПРИОБРЕТАТЬ ПОКУПКИ БЫСТРЕЕ И ПО ВОЗМОЖНОСТИ
СПОКОЙНЕЕ.
Кое-кто на это среагировал хихиканьем, но, осмотревшись один на другого, люди словно очухались. В
секции №7 Карла Венциано со стыдом, который был просто написан на ее лице, помогала встать Генриетте
Клевард. «Здесь полно «Тексмати», хватит нам обеим, - думала Карла. - Что это, Господи прости, на меня
нашло?»
Барби кивнул Рози - продолжай, - показав беззвучно губами: кофе. Издалека он услышал сирену
санитарной машины, которая приближалась.
- КОГДА ВЫ ЗАКОНЧИТЕ, ПРИХОДИТЕ В «РОЗУ-ШИПОВНИК» ПОПИТЬ КОФЕ, СВЕЖЕЕ И
ГОРЯЧЕЕ И ЗА СЧЕТ ЗАВЕДЕНИЯ.
Несколько человек зааплодировали. Кто-то с луженой горлянкой завопил.
- Кому нужно это кофе? У нас есть ПИВО!
Реплику встретили восхищенным хохотом.
Джулия дернула Барби за рукав. Лоб у нее было наморщен - ну сугубо на республиканский манер, как
подумалось Барби.
- Они не делают покупки, они грабят.
- Вы желаете заниматься редактурой, или вывести их отсюда раньше, чем кого-то здесь убьют за пакет
«Голубой горы»[278] сухой обжарки? - спросил он.
Она на миг призадумалась, а потом кивнула, серьезность на ее лице уступила местом той присущей ей,
обращенной к самой себе улыбке, которая ему все больше нравилась.
- Вы правы, полковник, - согласилась она.
Барби обернулся к Рози, сделал рукой жест, словно рисует круг, и она заговорила вновь. Он повел
обеих женщин по проходам, начав с наиболее опустошенных секций деликатесов и молочных продуктов,
следя, чтобы им не помешал какой-нибудь очень заводной пропойца из тех, кто уже успел здесь напиться.
Таковых они не встретили. Рози чувствовала себя увереннее, а маркет затихал. Люди шли во двор. Многие
толкали впереди себя тележки с награбленным, однако Барби все равно считал это хорошим знаком. Чем
быстрее они выйдут, тем лучше, все равно, сколько они вынесут отсюда разного хлама… потому, что
ключевым в этом действе было то, что они слышали, что к ним обращаются не как к ворам, а как к
покупателям. Возвратите человеку, женщине или мужчине, самоуважение и в большинстве случаев - не всем,
но большинству личностей - вы вернете способность мыслить, хоть с какой-нибудь ясностью.
К ним, толкая перед собой заполненную продуктами тележку, присоединился Энсон Вилер. Лицо он
имел немного пристыженное, рука у него кровоточила.
- Кто-то ударил меня банкой с оливками, - объяснил он. - Я теперь пахну, как какой-то итальянский
сэндвич.
Рози передала мегафон Джулии, которая начала повторять почти то же самое обращение, тем самым
приятным голосом: «Покупатели, заканчивайте и спокойно, по рядам выходите».
- Мы не можем этого забрать, - произнесла Рози, показывая на Энсонову тележку.
- Но нам же все это нужно, Рози, - не согласился он, хотя и извиняющим голосом, но упрямо. - Нам это
действительно нужно.
- Тогда мы оставим здесь деньги, - сказала она. - Если кто-то уже не стибрил мой кошелек из фургона,
конечно.
- Однако… не думаю я, чтобы в этом был смысл, - сказал Энсон. - Какие-то дядьки воровали деньги
прямо из касс. - Он видел, кто именно это делал, но называть их не хотел. Особенно, когда рядом с ним идет
редакторша местной газеты.
Рози ужаснулась:
- Что же здесь случилось? Что здесь, ради Бога, случилось?
- Я не знаю, - сник Энсон.
Во двор уже подъехала санитарная машина, понижая визг сирены до рычания. Через пару минут, когда
Барби, Рози и Джулия с мегафоном все еще обходили секции (толпа уже значительно поредела), кто-то
позади них произнес:
- Достаточно. Отдайте мне мегафон.
Барби не удивился, увидев действующего шефа Рендольфа, ряженого в полную униформу. Нарядился,
как тот огурец, хотя и не поздно, зато несвоевременно. Точно по графику.
Рози проговаривала, поднимая достоинства бесплатного кофе в «Шиповнике». Рендольф, вырвав
мегафон у нее из руки, моментально начал отдавать приказы и сыпать угрозами.
- Немедленно выходите! Говорит шеф Питер Рендольф. Я приказываю вам: немедленно выходите!
Бросьте, что держите в руках, и немедленно выходите! Если бросите все и немедленно выйдете, вы можете
избежать обвинений!
Рози посмотрела на Барби, смущенно посмотрела. Он пожал плечами. Главное прошло. Дух дикой стаи
растворился. Копы, которые остались неповрежденными - и даже Картер Тибодо, пошатываясь, но на ногах начали теснить народ. Кое-кого из «покупателей», которые не бросили свои нагруженные корзины, повалили
на пол, а Фрэнк Делессепс перекинул чью-то тележку. Лицо у него было пасмурное, бледное, злое.
- Вы собираетесь что-то сделать, чтобы эти ребята перестали такое творить? - спросила Джулия
Рендольфа.
- Нет, мисс Шамвей, не собираюсь, - ответил Рендольф. - Эти люди грабители, так с ними и ведут себя.
- Кто в этом виноват? Кто закрыл маркет?
- Отойдите прочь, - насупился Рендольф. - Не мешайте мне работать.
- Жаль, что вас не было здесь, когда они ворвались, - заметил Барби.
Рендольф кинул на него взгляд. Взгляд был недружеский, но удовлетворенный. Барби вздохнул. Где-то
стучали часы. Он знал это, и Рендольф тоже. Вскоре пробьют тревогу. Если бы не Купол, он мог бы убежать.
Правда, если бы не Купол, ничего бы этого и не случилось.
Прямо перед ними Мэл Ширлз старался забрать переполненную товаром тележку у Эла Тиммонса. Эл
не отдавал, и тогда Мэл её вырвал… и толкнул ей старика, сбив его с ног. Эл вскрикнул от боли, стыда и
гнева. Шеф Рендольф захохотал. Это были короткие, рубленные, неприветливые звуки: ГАВ! ГАВ! ГАВ! - и
в них Барби послышалось то, чем скоро станет Честер Милл, если не снимется Купол.
- Идем, леди, - сказал он. - Давайте выйдем отсюда.
13
Расти и Твич перевязывали раненых - всего около дюжины - под шлакоблочной стеной маркета, когда
Барби, Рози и Джулия вышли во двор. Энсон стоял возле фургона «Шиповника», прикладывая бумажное
полотенце к своей ране на руке.
Лицо у Расти было нахмуренным, но, увидев Барби, он немного просиял.
- Эй, коллега. Ты сегодня со мной. Фактически, ты мой новый медбрат.
- Ты весьма переоцениваешь мои медицинские умения, - ответил Барби, но направился к Расти.
Мимо Барби промчала Линда Эверетт, бросившись в объятия Расти. Он лишь коротко прижал ее к
себе.
- Я могу помочь, милый? - спросила она. Смотрела она при этом на Джинни, с ужасом. Джинни
уловила ее взгляд и утомлено закрыла глаза.
- Нет, - сказал Расти. – Делай свою работу. Со мной Джина и Гарриэт, а еще я теперь имею медбрата
Барбару.
- Буду делать, что смогу, - сказал Барби, едва не добавив: «Пока меня не арестуют, то есть».
- Ты справишься, - кивнул Расти. И добавил замедленным голосом: - Джина и Гарриэт - наилучшие в
мире помощницы, но, когда дело заходит дальше кормления пациентов таблетками и наклеивания
пластырей, они по большей части теряются.
Линда наклонилась к Джинни.
- Мне так жаль, - сказала она.
- Со мной будет все хорошо, - ответила ей Джинни, при этом, не открывая глаз.
Линда подарила своему мужу поцелуй и чуткий взгляд, и тогда уже пошла туда, где стояла с блокнотом
Джеки Веттингтон и брала показания у Эрни Келверта. Говоря, Эрни то и дело вытирал себе глаза.
Где-то час Расти и Барби работали бок о бок, а тем временем копы натянули вдоль фасада маркета
желтую полицейскую ленту. Пришел осмотреть разрушения Энди Сендерс, он квохтал и тряс головой. Барби
расслышал, как он спрашивал у кого-то, куда катится мир, если жители твоего города, соседи, могут поднять
такую бучу. Также он пожал руку Рендольфу, поздравляя его с тем, что тот хорошо сделал огромную работу.
Чертовски хорошую работу.
14
Когда ты в драйве, исчезают мерзкие препятствия. Разногласия становятся друзьями. Несчастья
оборачиваются джек-потом. Ты не воспринимаешь эти вещи с признательностью (эта эмоция присуща
слизнякам и лузерам, по мнению Большого Джима Ренни), а как надлежащее. В драйве ты словно катаешься
на каких-то магических качелях и тебе нужно (вновь таки, по мнению Большого Джима) отталкиваться
горделиво.
Если бы он вынырнул со старой большой усадьбы на Милл-Стрит немного позже или немного раньше,
то не увидел бы того, что сотворил, и, вероятно, вел бы себя с Брендой Перкинс абсолютно по-другому. Но
он вышел точно в нужное время. Так оно и прет, когда ты в драйве; защитные блоки разрушаются, и ты
прорываешься сквозь магические отверстия, легко забрасывая мяч в корзину.
Это ритмичное скандирование От-кры-вай! От-кры-вай! позвало его из кабинета, где он делал заметки
к проекту, который планировал назвать КРИЗИСНОЙ АДМИНИСТРАЦИЕЙ… титулованным головой
которой будет улыбающийся, сердечный Энди Сендерс, а Большой Джим будет реальным обладателем в
тени его трона. Не чини того, что не поломано - было Первым Правилом Большого Джима в его учебнике по
политике, а выставление вперед Энди всегда действовало, как чары. Большинство Честер Милла знало, что
он идиот, но это не имело значения. В одной и той же игре людей можно разводить снова и снова, потому
что девяносто девять процентов из них еще большие идиоты. И хотя Большой Джим никогда еще не
планировал политической кампании такого большого масштаба - речь шла о муниципальной диктатуре - он
не имел сомнений, что все сработает, надлежащим образом.
Он не внес Бренду Перкинс в свой список вероятных усложняющих факторов, и это не важно. Когда ты
в драйве, усложняющие факторы пропадают сами собой. И это ты также воспринимаешь, как надлежащее.
Он шел по тротуару Милл-Стрит к углу Мэйн-стрит, это не более чем сто шагов, и его живот мерно
покачивался впереди его. Впереди лежала городская площадь. Немного дальше по склону холма стоял
горсовет и полицейский участок, с военным мемориалом между ними.
Отсюда ему не было видно «Фуд-Сити», но он видел всю деловую часть Мэйн-стрит. И Джулию
Шамвей он увидел. Она выскочила из редакции «Демократа» с камерой в руке. И побежала по улице в
сторону скандирующих голосов, стараясь на ходу набросить на плечо ремешок фотоаппарата. Большой
Джим понаблюдал за ней. Это было действительно забавно, как она собирается успеть на очередное
бедствие.
Все более забавнее. Она остановилась, побежала назад, дернула двери газетного офиса, они оказались
незапертыми, и редакторша их заперла. И вновь побежала, спеша увидеть, как там нехорошо ведут себя ее
друзья и соседи.
«Это она впервые начинает понимать, что выпущенный из клетки на волю, зверь может укусить когоугодно, - подумал Большой Джим. - И не волнуйся, Джулия, я о тебе позабочусь, как всегда это делал.
Вероятно, тебе придется сбавить тон этой твоей надоедливой газетенки, но разве это большая цена за
безопасность?»
Конечно, да. А если она будет упираться…
- Иногда кое-что случается, - произнес Большой Джим. Он стоял на углу улицы с руками в карманах и
улыбался. А когда услышал первые визги… звук разбитого стекла… выстрелы… его улыбка еще больше
расширилась. Иногда кое-что происходит - Джуниор бы высказался не совсем так, но Большой Джим считал,
что это довольно близко к…
Улыбка его превратилась в гримасу, когда он заметил Бренду Перкинс.
Большинство людей на Мэйн-стрит спешили в сторону «Фуд-Сити», увидеть, что за чудо там такое
творится, но Бренда шла в противоположном направлении, вверх. Возможно, даже направляясь к усадьбе
Большого Джима… что не провещало ничего хорошего.
«Что ей может быть нужно от меня в это утро? Что может быть такого важного, чтобы перевешивало
бунт в местном супермаркете?»
Вполне вероятно было, что его личность - последнее, что имеет Бренда у себя на уме, но его радар
зажужжал, и он внимательно присмотрелся к ней.
С Джулией они разошлись по противоположным сторонам улицы. Одна на заметила другую. Джулия
старалась бежать, одновременно настраивая камеру. Бренда засмотрелась на облезлую красную махину
универмага Бэрпи. Возле колен у нее колыхалась полотняная сумка, которую она держала в руке.
Подойдя к универмагу, Бренда подергала двери, однако безуспешно. Тогда отступила назад и
осмотрелась вокруг, как делают люди, когда что-то нарушает их планы, и они стараются решить, что им
делать дальше. Она заметила бы Шамвей, если бы оглянулась назад, но Бренда этого не сделала. Она
посмотрела по правую сторону, налево, потом через улицу, на редакцию «Демократа».
Бросив последний взгляд на универмаг, она перешла улицу и дернула двери «Демократа». Конечно, там
тоже было заперто.
Большой Джим сам видел, как Джулия это сделала. Бренда еще хорошенько подергала щеколду.
Постучала. Позаглядывала через стекла. Потом отступила назад, руки в боки, сумка повисла. Когда она вновь
пошла вверх по Мэйн-стрит - едва плетясь, больше не оглядываясь вокруг, - Большой Джим ретировался
домой, и быстро, второпях. Он сам не понимал, почему ему не хотелось, чтобы Бренда увидела, как он
лицезреет… но ему и не надо было этого понимать. Тебе нужно действовать на чистых инстинктах, когда ты
в драйве. Тут-то и кроется обольстительность этой штуки.
Ему достаточно было понимания того, что, если Бренда постучит в его двери, он будет к этому готов. И
неважно, чего она захочет от него.
15
«Завтра утром я хочу, чтобы вы передали эти распечатки Джулии Шамвей», - сказал ей Барбара. Но
офис «Демократа» заперт, там темно. Джулия почти наверняка сейчас там, где творится какой-то переполох,
возле маркета. Там же, наверняка, и Пит Фримэн с Тони Гаем.
И что ей теперь делать с материалами Гови, которым он дал название ВЕЙДЕР? Если бы ей встретился
почтовый ящик, она могла бы вытянуть из сумки коричневый конверт и вбросить его в щель. Но рядом не
было щели.
Бренда прикинула, что может или пойти поискать Джулию возле маркета, или вернуться домой,
подождать, пока там все успокоится и Джулия сама вернется в редакцию. В ее далеком от благоприятного
логического мышления состоянии ни один из вариантов не казался приемлемым. Что касается первого, то,
судя по звукам, в «Фуд-Сити» разворачивается полноценный бунт, а Бренде не хотелось быть в него
втянутой. Что касается второго…
Этот вариант выглядел получше. Рациональнее. Разве пословица «Все получает тот, кто умеет ждать»
не принадлежала к самым любимым у Джима Ренни?
Но ожидание никогда не было сильной стороной Бренды, а ее мать тоже имела свою прибаутку:
«Сделал дело, гуляй смело». Так она и решила сейчас. Увидеться с ним, выслушать все его пышные
декларации, возражения, оправдания, и тогда предложить ему выбор: уйти в отставку в пользу Дейла
Барбары или прочитать обо всех своих грязных аферах в «Демократе». Конфронтация для нее - это горькое
лекарство, а горькое лекарство надо как можно скорее проглотить и сполоснуть рот. Она собиралась потом
сполоснуть рот двойным бурбоном и сегодня не будет ждать до полудня.
Вот только…
Не идите к нему одна. Барби это тоже говорил. А когда спросил, кому она доверяет, она назвала Ромео
Бэрпи. Но у Бэрпи тоже закрыто. Что ей остается?
Вопрос лишь в том, не причинит ли ей какого-либо вреда Большой Джим, и Бренда решила, что нет.
Физически, как думала, она от него защищена, поэтому не важно, чего именно остерегается Барби - эта
осторожность, безусловно, результат его военного опыта. С ее стороны это была огромная ошибка, однако
также поняла: не одна она цеплялась за представления, что мир остался тем же самым, каким он был до
Купола.
16
И все же проблема с папкою ВЕЙДЕР никуда не делась.
Бренда могла опасаться больше языка Большого Джима, чем какой-то физической опасности от него,
но она понимала, что было бы сумасшествием появиться на пороге его дома, держа в руках эти бумаги. Он
может забрать их у нее, даже если она скажет, что это не единственная копия. На это она считала его
способным.
На полдороге к верху городского Холма она дошла до Престил-Стрит, которая обрезала северный край
городской площади. Первый дом на этой улице принадлежал Маккейнам. В следующем жила Эндрия
Гринелл. И, хотя в совете выборных она всегда находилась в тени двух мужчин, Бренда знала, что Эндрия
честная женщина и недолюбливает Большого Джима. Как это ни удивительно, Эндрия склонна была к
почитанию Энди Сендерса, хотя вряд ли хоть кто-то может воспринимать его серьезно - это было вне
понимания Бренды.
«Возможно, он чем-то на нее давит», - произнес голос Гови в ее голове.
Бренда чуть не расхохоталась. Да это же смешно. Важно то, что до замужества с Томми Гринеллом
фамилия Эндрии была Твичел, а Твичелы все упрямые, даже самые смирные из них. Бренда подумала, что
она могла бы оставить конверт с бумагами ВЕЙДЕР у Эндрии… если ее дом не запертый и пустой. Впрочем,
навряд ли, подумала она. Разве не говорил ей кто-то, что Эндрия лежит, больная гриппом?
Бренда перешла через Мэйн-стрит, репетируя, как она скажет: «Можно, это полежит у тебя? Я вернусь
за ним через полчаса. А если не вернусь, отдай этот конверт Джулии, газетчице. А также уведоми Дейла
Барбару».
А если ее спросят, к чему такая секретность? Бренда решила, что лучше ответить напрямую. Новость о
том, что Бренда решила заставить Большого Джима уйти в отставку, возможно, подействует на Эндрию
лучше двойной дозы «Тамифлю».
Вопреки большому желанию по возможности скорее сделать свое неприятное дело, Бренда немного
задержалась перед домом Маккейнов. Он выглядел пустым, но в этом не было ничего странного - много
семей отсутствовали в городе, когда опустился Купол. Здесь же было кое-что другое. Слабенький запах,
словно внутри лежит и портится какая-то пища. В тот же миг день ей показался более жарким, воздух более
затхлым, а звуки того, что происходило в «Фуд-Сити» очень далекими. Бренда поняла, в чем дело: она
почувствовала, что за ней наблюдают. Стояла и думала, сколько из тех зашторенных окон имеют вид
закрытых глаз. Но не полностью закрытых. Глаз, украдкой подсматривающих.
«Гони прочь эти мысли, женщина. У тебя есть спешные дела».
Она отправилась к дому Эндрии, только один раз задержавшись, чтобы осмотреться через плечо. Не
увидела ничего другого, кроме дома с зашторенными окнами, который стоял себе мрачно и лишь немного
пах гниющими продуктами. Только мясо портится так быстро. Несомненно, много мяса запасли у себя в
холодильнике Генри с Ладонной, подумала она.
17
Это Джуниор подсматривал оттуда за Брендой: Джуниор на коленях, Джуниор в одних только трусах,
в голове у него громыхало и стучало. Смотрел он из гостиной, из-за краешка шторы. Когда она ушла, он
вернулся из кладовки. Он понимал, что вскоре ему придется развестись со своими подружками, но сейчас он
в них нуждался. Нуждался во тьме. Он нуждался даже в том смраде, который поднимался от их
почерневшей кожи.
18
После того, как она трижды покрутила ручку старомодного дверного звонка, Бренда уже решила, что
лучше всего ей будет вернуться домой. Она уже начала разворачиваться, но тут услышала медленное
шарканье шагов, которые приближались к дверям. Они придала лицу улыбающееся выражение: «Привет,
соседушка». И так и застывшая с ним на лице, увидев Эндрию: щеки бледные, темные круги вокруг глаз,
волосы в беспорядке, пояс халата полураспущенный, под халатом пижама. И этот дом также вонял - не
сгнившим мясом, правда, а блевотиной.
Улыбка у Эндрии была такой же бледной, как ее щеки и лоб.
- Я знаю, какой у меня сейчас вид, - произнесла она. Не произнесла, проквакала. - Мне не хотелось бы
приглашать тебя вовнутрь. Я уже поправляюсь, но еще могу быть заразной.
- Ты была у доктора… - да конечно же нет. Доктор Гаскелл умер. - Ты показывалась Расти Эверетту?
- Да, я была у него, - ответила Эндрия. - Скоро все будет хорошо, он мне так сказал.
- Ты вся в поту.
- Пока что лихорадит слегка, но все уже почти прошло. Я тебе зачем-то нужна, Бренда, чем могу
помочь?
Она едва не сказала «нет» - не хотелось нагружать эту женщину, которая очевидно была еще больной,
ответственностью за то, что лежало в ее сумке, - но тогда Эндрия сказала кое-что, что изменило мысли
Бренды. Большие события часто вращаются на мелких колесиках.
- Мне так жаль, что это случилось с Гови, я любила этого мужчину.
- Благодарю тебя, Эндрия. Не только за соболезнования, а и за то, что назвала его не Дюком, а Гови.
Для Бренды он всегда был Гови, ее дорогим Гови, а папка ВЕЙДЕР была его последней работой.
Возможно, самой большой его работой. Вдруг Бренда решила пустить эти документы в действие, больше не
откладывая. Она полезла рукой в сумку и вытянула оттуда коричневый конверт с написанным на нем
печатными буквами именем Джулия.
- Ты можешь это подержать у себя для меня, милая? Только некоторое время? У меня срочные дела, а я
не хочу брать это с собой.
Бренда ответила бы на любой вопрос Эндрии, но та их очевидно не имела. Лишь взяла пухленький
конверт с каким-то сбитым с толку, вежливым выражением. И это было хорошо. Экономило время. Кроме
того, таким образом, Эндрия оставалась не в курсе, а, следовательно, могла сохранить свой политический
запал до нужного времени.
- С удовольствием, - согласилась Эндрия. - А теперь… извини, мне… мне лучше прилечь. Но я не
собираюсь спать! - добавила она так, словно Бренда не согласилась с ее намерениями. - Я услышу, когда ты
вернешься.
- Благодарю, - сказала Бренда. - Ты пьешь соки?
- Галлонами. Занимайся своими делами, милая, я сохраню твой конверт.
Бренда хотела было еще раз ее поблагодарить, но третья выборная Честер Милла уже закрыла двери.
19
Под конец ее разговора с Брендой у Эндрии начало бурлить в животе. Она сдерживалась, но это была
борьба, которую ей случилось проиграть. Она ляпнула что-то о соках, посоветовала Бренде заниматься ее
делами и захлопнула двери перед лицом бедной женщины, а сама бегом бросилась в вонючую ванную
комнату с родившимся глубоко в ее горле булькотением урк-урк.
По дороге, в гостиной, рядом с диваном стоял приставной столик, и она, пробегая мимо него, кинула,
не глядя туда, конверт. Конверт скользнул по полированной поверхности и за ее краем завалился в темный
промежуток между столиком и диваном.
В ванную Эндрия успела, но не к унитазу… что было и неплохо, поскольку тот уже был почти
переполнен застоявшимися, вонючими выбросами, которых лишался ее организм в течение прошлой ночи,
которая показалась ей бесконечной. Вместо этого она наклонилась над раковиной и блевала, пока ей не
начало казаться, что вот-вот у нее оторвется пищевод и вывалится изо рта, ляпнув на забрызганный фарфор,
еще живой и пульсирующий.
Этого не случилось, но мир померк, заколыхался перед ней на высоких качелях, стремительно
уменьшаясь, теряя материальность, и она покачнулась, стараясь не упасть в обморок. Почувствовав себя
лучше, она медленно пошла по коридору на ватных ногах, проводя рукой по деревянной панели для
равновесия. Она дрожала и слышала мятущийся стук своих зубов, ужасный звук, который она воспринимала,
как ей казалось, не ушами, а зрительными нервами.
Ей даже не мечталось попробовать подняться на второй этаж, в спальню, вместо этого она направилась
на заднюю веранду. На веранде должно было быть уже холодно в конце октября, но сегодня в воздухе стояла
духота. Она не легла на старый шезлонг, а буквально упала в его затхлые, однако утешительные объятия.
«Через минуту я встану, - сказала она себе. - Достану последнюю бутылку «Поланд Спринг» из
холодильника и смою этот гадостный привкус у себя изо рт…»
Но на этом ее мысль ускользнула прочь. Она впала в глубокий, беспробудный сон, из которого даже
беспрерывное дерганье собственных ног и рук не могло ее вытащить. Она увидела много сновидений. Один
сон о страшном пожаре, из которого, кашляя и рыгая, убегают люди, искать себе любое место, где воздух
еще остался чистым и прохладным. Другой был о Бренде Перкинс, которая приходит к ней и отдает какой-то
конверт. Эндрия его открывает, и оттуда лезут бесконечной лентой розовые таблетки оксиконтина.
Проснувшись вечером, Эндрия не помнила своих снов.
Не помнила она также и визита в ней Бренды.
20
- Идем в мой кабинет, - приветливо пригласил Большой Джим. - Хотели ли бы вы сначала чего-нибудь
выпить? Есть кола, хотя, боюсь, она теплая. Мой генератор заглох вчера вечером. Закончился пропан.
- Но я думаю, вы знаете, где вы могли бы его достать, - сказала она.
Он вопросительно воздел брови.
- Там, где вы вырабатываете метамфетамин, - объяснила она терпеливо. - Как я понимаю, основываясь
на записях Гови, вы варите его большими партиями. «Головокружительные количества», как он это
определил. Для этого нужно много газа.
Теперь, когда она перешла непосредственно к делу, куда и делся ее нервный испуг. Она даже получала
своего рода холодное удовлетворение, глядя, как наливаются краской его щеки и кровь приливает ко лбу.
- Я не имею представления, о чем вы говорите. Я думаю, ваша скорбь… - Он вздохнул, разводя своими
толстопалыми руками. - Давайте зайдем. Обсудим все, я помогу вам успокоиться.
Она улыбнулась. То, что она могла улыбаться, стало для нее открытием и помогло ей представить себе,
словно сейчас на нее смотрит Гови - откуда-то. И напоминает ей, чтобы была осторожной. Этот его совет она
планировала соблюдать.
На передней лужайке Ренни среди опавшей листвы стояли два деревянных кресла «Адирондак»[279].
- Мне будет вполне удобно здесь, - сказала она.
- Дела я предпочитаю обсуждать внутри.
- А не предпочитали ли бы вы увидеть собственное фото на первой странице «Демократа»? Потому что
я это могу вам организовать.
Он вздрогнул так, словно она его ударила, и на короткое мгновение она увидела ненависть в тех его
маленьких, глубоко утопленных, свинячьих глазенках.
- Дюк меня всегда не любил, и я догадываюсь, что его чувства могли естественным образом
передаться…
- Его имя было Гови!
Большой Джим поднял руки, словно говоря, что нет резона спорить с некоторыми женщинами, и повел
ее к креслам, которые стояли лицом к Милл-Стрит.
Бренда Перкинс проговорила едва ли не полчаса, с каждым своим словом набираясь все больше
прохладного гнева. Метамфетаминовая лаборатория с Энди Сендерсом и, почти наверняка, Лестером
Коггинсом в роли молчаливых партнеров. Масштабы головокружительные. Возможное место ее
расположения. Распространители среднего уровня, которым обещана неприкосновенность взамен за
информацию. Денежные потоки. Как деятельность разрослась до такого уровня, что местный фармацевт уже
не мог безопасно поставлять необходимые ингредиенты и понадобился импорт из-за океана.
- Сырье завозилось в город на машинах с логотипами Библейской компании «Гидеон»[280], - сказала
Бренда. - Гови прокомментировал это так: «Умные, даже слишком».
Большой Джим сидел, смотря на молчаливую улицу перед собой. Она ощущала ту злость и ненависть,
которой отдавало от него. Словно жаром от сковородки.
- Вы не сможете ничего из этого доказать, - наконец произнес он.
- Не имеет значения, если материалы Гови окажутся в «Демократе». Это не совсем то, как хотелось бы,
но если и есть кто-то, кто понимает такой обходной маневр, то это именно вы.
Он махнул рукой.
- О, я уверен, вы имеете кое-какие материалы. Но моей подписи там нет нигде.
- Она есть на документах «Таун Венчерз», - сказала она, и Большой Джим качнулся в своем кресле так,
словно она вдруг подскочила и съездила его кулаком в висок. - Компания «Таун Венчерз», зарегистрирована
в Карсон-Сити. А оттуда, из Невады, деньги прослеживаются к Чунцину, фармацевтической столице
Китайской Народной Республики, - она улыбнулась. - Вы считали себя умным, разве нет? Таким умным.
- Где эти документы?
- Я передала копию всех материалов Джулии сегодня утром.
Впутывать в это Эндрию было последним, чего бы ей хотелось. А понимание того, что папка с
документами находится в руках редакторши, может быстрее сделать его посмирнее. Он мог считать, что сам
или вдвоем с Энди Сендерсом они смогут прижать Эндрию.
- Другие копии существуют?
- А как вы думаете?
Он минутку подумал, и тогда произнес:
- Я не впутывал в эти дела город.
Она на это промолчала.
- Это делалось на благо города.
- Вы много наделали на благо города, Джим. У нас та же самая система канализации, которая была и в
шестидесятом году, озеро Честер загрязнено, деловой квартал агонизирует… - теперь она сидела прямо,
вцепившись в поручни кресла. - Вы лицемерный сучий трупный червь.
- Чего вы желаете? - он смотрел прямо перед собой на пустую улицу. На виске у него билась толстая
жилка.
- Чтобы вы объявили о своей отставке. Власть перейдет к Барби, согласно президентскому…
- Я никогда не пойду в отставку в пользу этого никчемы, - он обернулся лицом к ней. Он улыбался.
Нехорошей улыбкой. - Ничего вы не передавали Джулии, потому что Джулия в маркете, смотрит на
потасовку за еду. Возможно, вы держите папку Дюка где-то под замком, но копию вы не передавали никому.
Вы попробовали зайти к Ромми, потом попробовали к Джулии, и тогда пришли сюда. Я видел, как вы шли к
городской площади.
- Шла, - согласилась она. - И имела папку при себе.
А если сказать ему, где она ее оставила? Это будет означать поставить Эндрию в нехорошую ситуацию.
Она начала привставать.
- Вы имели шанс. Теперь я ухожу.
- Вторая ваша ошибка заключается в том, что вы считали себя в безопасности на улице. На пустой
улице. - Голос его звучал едва ли не по-доброму, и, когда он дотронулся до ее руки, она обернулась на него
посмотреть. Он схватил ее за лицо. И крутанул.
Бренда Перкинс услышала резкий хруст, как вот случайно веточка треснет под весом заледенелого
снега, и вслед за этим звуком она погрузилась в бездонную тьму, стараясь успеть позвать по имени своего
мужа.
21
Большой Джим зашел в дом и достал со шкафа в коридоре кепку из тех, что дарил посетителям салона
«Подержанные автомобили Джима Ренни». А также пару варежек. И тыкву взял из кладовой. Бренда так и
сидела в удобном кресле Адирондак, упершись себе подбородком в грудь. Он оглянулся вокруг. Никого.
Мир принадлежал ему. Он надел ей на голову кепку (низко натянув козырек), на руки перчатки, а на колени
положил тыкву. Сейчас этого вполне хватит, подумал он, пока домой не вернется Джуниор и заберет ее туда,
где она может пополнить душегубный счет Дейла Барбары. А до этого побудет обычным напиханным
тряпьем Хэллоуиновским чучелом.
Он проверил ее сумку. Там лежал кошелек, гребешок и какой-то роман в бумажной обложке. Итак, с
этим все хорошо. Будет покоиться пока в подвале, за бездействующей печью.
Он оставил Бренду в надвинутой на лоб кепке и с тыквой на коленях, а сам зашел в дом, чтобы
спрятать ее сумку и ждать своего сына.
В ПОГРЕБЕ
1
Предположение выборного Ренни, что никто не видел, как Бренда в то утра подходила к его дому, было
правильным. Однако ее утренние передвижения не остались незамеченными, и видел ее не кто-то один, а
целых три человека, включая того, кто также жил на Милл-Стрит. Если бы об этом знал Большой Джим,
могло бы это знание его сдержать? Навряд ли: к тому времени он уже полностью определил себе курс, и
поздно было поворачивать назад. Однако это могло бы побудить его к размышлению (потому что он был
думающим человеком, в своем роде, конечно) о схожести между убийством и картофельными чипсами
«Лэйс»[281]: после первого уже тяжело остановиться.
2
Сам Большой Джим не видел никаких соглядатаев, когда спускался постоять на углу Милл-Стрит и
Мэйн. И Бренда никого не видела, поднимаясь к городской площади. И это потому, что те не желали быть
увиденными. Они прятались внутри моста Мира, сооружении, признанном опасным. Но это не самое худшее.
Если бы Клэр Макклечи увидела сигареты, она бы по-настоящему обалдела. Фактически, она могла бы
раскудахталась, как целых две курицы. И, конечно же, никогда больше не позволила бы своему Джо
водиться с Норри Келверт, даже если бы от их дружбы зависела судьба всего города, потому что именно
Норри принесла курево - скомканную, сильно помятую пачку «Уинстона», которую нашла на полке в гараже.
Ее отец бросил курить еще год назад, и пачка успела покрыться тонкой вуалью пыли, но сигареты внутри
нее, по мнению Норри, выглядели вполне пригодными. Их там лежало только три штуки, но три - это как раз
столько, сколько им нужно: каждому по одной. Воспринимайте это как ритуал привлечения удачи,
проинструктировала она.
- Мы будем курить, как индейцы, которые молятся своим богам об удачной охоте. Тогда это должно
подействовать.
- Звучит хорошо, - сказал Джо. Его всегда интриговало курение. Он не мог понять, в чем его
привлекательность, но должно же в нем что-то быть, если столько людей этим все еще занимаются.
- Каких богов? - спросил Бэнни Дрэйк.
- Каких тебе захочется богов, - ответила Норри, взглянув на него так, словно он был самым тупым
существом во всей вселенной. - Господа Бога, если тебе нравится именно Он. - Одетая в выцветшие
джинсовые шорты и розовый топ без рукавов, с распущенным волосами, которые, вместо того чтобы быть
туго, до скрипа, стянутыми на затылке в повседневный хвостик, сейчас обрамляли ее лукавое личико, она
нравилась обоим ребятам. Они были от нее в восторге, если по правде. - Я буду молиться ЧудоЖенщине[282].
- Чудо-Женщина не богиня, - возразил Джо, аккуратно расправляя выбранную им сигарету. - ЧудоЖенщина просто супергероиня. - А подумав, добавил: - Возможно, самая суперская.
- Для меня она богиня, - ответила Норри, вспыхнув глазами с пасмурной искренностью, которой
невозможно было противоречить, тем более ее высмеивать. Она тоже аккуратно расправляла свою сигарету.
Бэнни свою оставил в том виде, как и досталась; Бэнни считал, что погнутая сигарета прибавляет его образу
кульности.
- Я носила браслеты силы Чудо-Женщины до девяти лет, а потом я их потеряла; думаю, у меня их
украла та сучка Ивонна Недо.
Она зажгла спичку и сначала подожгла ей сигареты Джо, а потом Бэнни. И когда хотела сама
подкурить, Бэнни её задул.
- Зачем ты это сделал? - спросила она.
- Трое от одной спички не подкуривают. Плохая примета.
- Ты веришь в такое?
- Не очень, - ответил Бэнни. - Но сегодня нам понадобится вся удача, которую мы только сможем
привлечь. - Он бросил взгляд на свой велосипед, где в проволочном багажнике лежал пакет, а потом
затянулся сигаретой. Вдохнул лишь немножко и сразу же начал кашлять дымом, глаза у него заслезились. На вкус, как кошачье дерьмо!
- Много курил разного, да? - спросил Джо. И сам затянулся. Не хотелось выглядеть малодушным, но и
закашляться, а то и сблевать, ему хотелось еще меньше. Дым был жгучим, но каким-то приятным. Может, в
курении что-то такое действительно есть, наконец. Вот только в голове немного дурманится.
«Не надо так глубоко вдыхать, - подумал он. - Потерять сознание будет совсем не кульно, почти как
вырыгать». Разве что он потеряет сознание в объятиях Норри. Это было бы действительно классно.
Норри полезла рукой себе в карман шорт и добыла оттуда крышечку от бутылки из-под сока
«Верифайн»[283].
- Это у нас будет пепельница. Я хочу сделать индейский ритуал курения постоянным, но совсем не
хочу, чтобы мы подожгли мост Мира.
Она закрыла глаза. Шевелились у нее только губы. На ее затиснутой между пальцами сигарете
возрастал столбик пепла.
Бэнни посмотрел на Джо, пожал плечами, и тогда сам закрыл глаза.
- Всемогущий Солдат Джо[284], прошу, услышь молитву скромного рядового первого класса Дрэйка…
Норри, не открывая глаз, лягнула его ногой.
Джо вскочил (немного обалдевший, но не так чтобы очень; вторично он затянулся уже на ровных
ногах) и пошел мимо их стоячих велосипедов на тот конец крытого моста, который выходил в сторону
городской площади.
- Ты куда? - спросила Норри, не раскрывая глаз.
- Мне легче молиться, когда я смотрю на природу, - сказал Джо, хотя на самом деле ему просто
захотелось глотнуть свежего воздуха. Нет, не из-за изжоги от табака, ему даже понравился вкус дыма. Из-за
других запахов внутри моста - трухлявого дерева, устаревшего алкоголя и кислого химического смрада,
который, похоже, поднимался от реки, которая журчала под ними (это был тот запах, о котором Мастер,
вероятно, сказал бы ему: «Со временем он начнет тебе нравиться»).
Воздух даже вне моста не было таким уж чудесным, он отдавал какой-то употребленностью и
напомнил Джо его поездку с родителями в Нью-Йорк в прошлом году. Похоже пахло в метро, особенно в
конце дня, когда там полно людей, которые спешат добраться домой.
Он стряс пепел себе в ладонь. А развеивая его, заметил Бренду Перкинс, она шла вверх по холму.
В тот же миг его плеча коснулась чья-то рука. Весьма легкая и деликатная, чтобы принадлежать Бэнни.
- Кто это? - спросила Норри.
- Лицо знакомое, но имени не помню, - ответил он.
К ним присоединился Бэнни.
- Это миссис Перкинс. Шерифова вдова.
Норри толкнула его локтем.
- Шефа полиции, болван.
Бэнни пожал плечами.
- Какая разница.
Они наблюдали за ней просто потому, что там больше не было на что смотреть. Остальные горожане
находились в супермаркете, вероятно, принимая участие в самой большой в мире битве за еду. Трое детей
следили, но втайне; их не надо было убеждать держаться незаметно, принимая во внимание то ценное
оборудование, которое им доверили охранять.
Бренда пересекла Мэйн-стрит в направлении Престил, немного задержалась перед домом Маккейнов, и
пошла к усадьбе миссис Гринелл.
- Давайте уже отправляться, - произнес Бэнни.
- Мы не можем отправляться, пока она там ходит.
Бэнни пожал плечами.
- Большое дело. Если она нас даже увидит, мы просто какие-то дети, мутим себе на городской площади.
А знаете что еще? Она может нас не заметить, даже смотря прямо на нас. Взрослые никогда не замечают
детей, - он добавил, - разве что только на скейтбордах.
- Или если они курят, - добавила Норри. И каждый посмотрел на свою сигарету.
Джо кивнул большим пальцем себе за спину, на «Швинн-Рейнджер» Бэнни, где в приделанной перед
рулем корзине лежал тот самый пакет.
- У них еще есть привычка замечать детей, которые забавляются с ценным городским имуществом.
Норри вонзила себе сигарету в уголок губ. И сразу приобрела очаровательно крутой, очаровательно
хороший, очаровательно взрослый вид.
Ребята вернулись к наблюдению. Теперь вдова шефа полиции говорила с миссис Гринелл. Их разговор
был недлинным. Поднявшись на крыльцо, миссис Перкинс достала у себя из сумки большой коричневый
конверт, а дальше они увидели, как она вручила его миссис Гринелл. И уже через несколько секунд миссис
Гринелл буквально захлопнула двери перед лицом своей визитерки.
- Ничего себе, какая грубиянка, - заметил Бэнни. - Будешь оставаться после уроков в течение недели.
Джо с Норри расхохотались.
Миссис Перкинс, похоже, что сбитая с толку, какое-то время постояла на крыльце, и тогда спустилась
по ступенькам. Теперь она стояла лицом к площади, и дети инстинктивно отступили в тень мостового
прохода. Таким образом они потеряли ее из вида, но Джо заметил удобную щель в деревянной обшивке
моста и продолжил наблюдение.
- Поворачивает на Мэйн-стрит, - комментировал он. - Ага, теперь идет дальше по холму… вновь
переходит улицу…
Добавил свой голос Бэнни с воображаемым микрофоном в руке:
- Видеорепортаж в одиннадцать.
Джо не обратил на это внимания.
- Теперь она идет на мою улицу. - Он обернулся к Норри с Джо. - Как думаете, может, она хочет
увидеться с моей матушкой?
- Милл-Стрит тянется на четыре квартала, чувак, - напомнил ему Бэнни. - Каковы шансы?
Джо почувствовал облегчение, хотя и не мог себе представить, каким образом ему мог повредить визит
миссис Перкинс, даже если бы та и действительно шла к его матери. Правда, мать очень переживала из-за
того, что отец остался вне города, и Джо невыносима была сама мысль о том, что он может увидеть ее еще
более расстроенной. Она уже едва не запретила ему отправляться в эту экспедицию. Благодаря Богу, мисс
Шамвей отговорила ее от этого намерения, главным образом делая ударение на том, что Дейл Барбара
особенно подчеркнул способность именно Джо с его даром к выполнению этой работы (которую Джо,
вместе с Бэнни и Норри, предпочитал называть «миссией»).
- Миссис Макклечи, - говорила Джулия. - Барби сказал, что если кто и может с умом воспользоваться
этим прибором, то это, вероятно, только ваш сын. А это очень важно.
Джо стало радостно от этих слов, но, взглянув на лицо матери, обеспокоенное, осунувшееся, он
огорчился. Еще и трех дней не прошло, как опустился Купол, а она уже похудела. И от того, что она не
выпускала из рук фотографию отца, ему тоже становилось нехорошо. Это выглядело так, словно тот уже
умер, а не просто застрял в какой-то мотельной дыре, сидит себе там, пьет пиво и смотрит «Домашний
кинозал»[285].
Впрочем, она согласилась с мисс Шамвей.
- Конечно, он талантливый, что касается технологий, мальчик. Всегда этим отличался. - Мать окинула
его взглядом от головы до ступней и вздохнула. - И когда это ты успел так вырасти, сынок?
- Не знаю, - честно ответил он.
- Если я тебе позволю этим заняться, обещаешь мне быть осторожным?
- И возьми с собой своих друзей, - напомнила Джулия.
- Бэнни и Норри? Конечно же.
- И еще, - добавила она. - Старайтесь быть осмотрительными. Ты понимаешь, что это означает, Джо?
- Да, мэм, конечно же, понимаю.
Это означало не дать себя поймать.
3
Бренда исчезла за деревьями, которые росли вдоль Милл-Стрит.
- О'кей, - произнес Бэнни. - Идем. - Он аккуратно погасил сигарету в «пепельнице», а потом пошел и
вытянул пакет из проволочного багажника своего велосипеда. В пакете лежал старомодный желтый счетчик
Гейгера, который прошел путь от Барби до Расти, потом к Джулии… оказавшись наконец у Джо с его
командой.
Джо взял крышечку из-под сока и тоже погасил свою сигарету, подумав, что надо попробовать
покурить вновь, когда будет больше времени, чтобы лучше сконцентрироваться на этом опыте. А с другой
стороны, может, и не следует. Он и так был присажен на компьютеры, графические романы Брайана
Вона[286] и скейтборд. Наверняка, ему уже достаточно и этих трех обезьян, которые едут на его шее.
- Будут проходить люди, - напомнил он Норри и Бэнни. - Скорее всего, много людей, когда они устанут
от своих игрищ в маркете. Нам остается только надеяться, что на нас они не будут обращать внимания.
В голове у него прозвучал голос мисс Шамвей, как она говорит его матери о том, что это дело может
сыграть важную роль в судьбе города.
Ей не было потребности говорить ему об этом, он, несомненно, понимал это лучше их самих.
- А что, если кто-то из копов нарисуется… - произнесла Норри.
Джо кивнул:
- Прячем его в пакет. И вынимаем оттуда фрисби.
- Ты на самом деле думаешь, что там, закопанный под площадью, может работать какой-то внеземной
генератор? - спросил Бэнни.
- Я говорил, что это возможно, - повторил Джо, и резче, чем ему бы хотелось. - Все возможно.
По правде, Джо считал это более чем возможным; он считал это наиболее возможным вариантом. Если
Купол не порождение каких-то сверхъестественных сил, значит, он - силовое поле. Силовое поле нуждается в
энергетической поддержке. Он думал, что это что-то из рода квантовой электродинамики, но не хотел
лишний раз поднимать их надежды. И собственные, кстати.
- Давайте начинать исследование, - сказала Норри и поднырнула под желтую полицейскую ленту. - Я
только надеюсь, что вы оба хорошо помолились.
Джо не верил в силу молитв, что касается вещей, которые он способный был сделать своими силами,
но он послал короткую просьбу относительно другого: если они найдут генератор, пусть Норри вновь
подарит ему поцелуй. Длинный и сладкий.
4
Чуть раньше этим же утром в гостиной дома Макклечи во время их консилиума перед исследованиями
Джо снял с себя правый кед, а потом и белый спортивный носок.
- Козни или лакомства, понюхайте мое благоухание, дайте чего-нибудь вкусненького пожрать, - пропел
Бэнни.
- Заткни пасть, придурок, - ответил Джо.
- Не обзывай своего друга придурком, - пристыдила его Клэр Макклечи, при этом бросив
укоризненный взгляд на Бэнни.
Норри не старалась продемонстрировать собственное остроумие, она только заинтересованно смотрела,
как Джо кладет носок на ковер и аккуратно разглаживает его ладонью.
- Это Честер Милл, - сказал Джо. - По форме похож, правда?
- Ты фантастически прав, - согласился Бэнни. - Такая наша Судьба, жить в городе, который имеет вид
носка Джо Макклечи.
- Или башмачка какой-то старенькой женщины.
- «Жила одна старенькая женщина, и жила она в ботинке»[287], - продекламировала миссис Макклечи.
Она сидела на диване, положив себе на колени фото мужа, точно так же, как она сидела и тогда, когда вчера
под вечер к ним пришла со счетчиком Гейгера мисс Шамвей. - «Не знала та женщина, чем ей кормить детей,
потому что имела их без счета».
- Хорошенькое стихотвореньице, ма, - сказал Джо, едва сдерживаясь, чтобы не оскалиться в улыбке. В
средних классах они передавали друг другу отредактированную версию этой строки: «Не знала та женщина
своим детям счета тыщу, потому что ненасытную имела пиздищу». Он вновь перевел взгляд на носок. - Итак,
имеет ли носок центр?
Бэнни с Норри призадумались. Джо предоставил им возможность подумать. То, что такой вопрос
может заинтересовать его друзей, было для него одним из наиболее привлекательных в них факторов.
- Такого, как у круга или квадрата, центра нет, - сказала Норри. - Это геометрические фигуры.
Бэнни ее поправил:
- Думаю, носок тоже геометрический фигура, в техническом смысле слова, но я не знаю, как бы ты ее
назвал, носкогон?
Норри рассмеялась. Даже Клэр немножечко улыбнулась.
- На карте Милл более близок к гексагону, - объяснил Джо. - Но не обращайте на это внимания. Лучше
воспользуйтесь своим здравым смыслом.
Норри показала на то место на носке, где стопа переходила в вертикальную трубу верхней части… Здесь. Это центр.
Джо обозначил это место кончиком авторучки.
- Не очень это уместно, мистер, - вздохнула Клэр. - Однако тебе все равно надо приобрести новую
пару, я думаю. - И, прежде чем он успел задать следующий вопрос, она добавила: - На карте это место
приблизительно там, где наша городская площадь. Это вы именно там будете искать?
- Там мы будем искать в первую очередь, - ответил Джо, немного разочарованный тем, что у него
украли триумфальный финал объяснений.
- Потому что если генератор существует, - задумчиво продолжила его мама, - вы думаете, он должен
находиться в центре города. Или по возможности ближе к нему.
Джо кивнул.
- Круто, миссис Макклечи, - похвалил Бэнни, подняв руку. Дайте пять, мать моего сердечного друга.
Неловко улыбаясь, не выпуская из левой руки фото своего мужа, Клэр Макклечи хлопнула правой
ладонью по ладони Бэнни. И тогда сказала:
- По крайней мере, городская площадь безопасное место, - сделала паузу, обдумывая собственные
слова, и немного нахмурилась. - Ну, мне так кажется, но кто это может знать.
- Не волнуйтесь, - произнесла Норри. - Я за ними буду присматривать.
- Только пообещайте мне: если вы действительно что-то найдете, вы оставите это для специалистов
разбираться, - напомнила Клэр.
«Мам, - подумал Джо. - Я думаю, мы как раз и есть те специалисты». Но не произнес. Он понимал, что
от этого ее волнение только усилится.
- Базару нет, - заверил Бэнни, вновь задрав руку. - Еще пять, о мать моего…
На этот раз она удержала обе руки на фотографии.
- Я люблю тебя, Бэнни, но иногда ты меня утомляешь.
Он улыбнулся печально.
- Точь-в-точь как говорит моя мама.
5
Джо с друзьями шли вниз по холму к сцене, которая стояла в центре площади. Позади их журчала
Престил. Задерживаемая Куполом, вода в речушке спала там, где Престил на северо-западе пересекала
границу Честер Милла. Если Купол будет стоять и завтра, подумалось Джо, наша река превратится в совсем
уже грязный ручеек.
- О'кей, - сказал Бэнни. – Хорош валять дурака. Пора уже чародеям-скейтерам начинать спасать Честер
Милл. Давай-ка включим эту штучку.
Осторожно (и с искренним уважением) Джо извлек Гейгера из пластикового пакета. Батареи, которые
его когда-то питали, были давно погибшими солдатами, а контакты окислились и поросли грязью, но с
помощью кухонной соды коррозию ликвидировали, а Норри в инструментальном шкафу в отцовском гараже
нашла целых три шестивольтовых батарейки.
- Что касается батареек, он у меня чистый маньяк, - созналась она. - А еще он когда-то убьется,
стараясь научиться управлять скейтбордом, но я его люблю.
Джо положил большой палец на кнопку, но потом посмотрел на них мрачно:
- Хочу вас предупредить, эта штука может показывать шиш с маком везде, а там где-то все-таки будет
генератор, да еще и не тот, который излучает альфа-бета волны…
- Да включай уже, ради Бога! - прервал его Бэнни. - Эта тянучка меня доконает.
- Он прав, - кивнула Норри. - Включай.
Но случилась интересная вещь. Они вволю подвергли испытанию счетчик в доме Джо, и он работал
четко: когда подняли его к дряхлым часам с радиолюминесцентным циферблатом, стрелка послушно
колыхнулась. А вот теперь, когда они оказались здесь - так сказать, на поле боя - Джо окаменел. Пот
выступил у него на лбу. Он ощущал, как тот скапливается и вот-вот начнет стекать ему в глаза.
Он бы мог долго еще так простоять, если бы Норри не положила ему на руку свою ладонь. А сверху и
Бэнни положил свою. И они двинули включатель-ползунок вместе, втроем. Стрелка в окошке ИМПУЛЬС/
СЕК моментально прыгнула на +5 и Норри уцепилась в плечо Джо. Но когда стрелка вернулась на +2,
девочка ослабила свою хватку. Они не имели опыта со счетчиками радиации, но все догадались, что увидели
просто естественный фон.
Джо медленно обошел эстраду, держа в руке трубку Гейгера-Мюллера, которой заканчивался витой
шнур, похожий на телефонный. Лампочка питания горелая ярким медовым светом, и стрелка время от
времени немного шевелилась, но большей частью оставалась неподвижной, держась около нуля. Увиденные
ими маленькие ее прыжки, скорее были вызваны их собственными движениями. Его это не удивило - в
глубине души он ожидал, что это дело не будет простым, но в то же время Джо ощутил горькое
разочарование. Это было на самом деле удивительно, как хорошо разочарование и отсутствие удивления
могут дополнять один одного; словно близняшки Ольсен[288] в области эмоций.
- Дай я попробую, - попросила Норри. - Может, мне больше посчастливится.
Он безропотно отдал ей прибор. Приблизительно час или и больше они прочесывали городскую
площадь, поочередно держа аппарат. Они видели, как на Милл-Стрит завернула машина, но не заметили
Джуниора Ренни, который вновь чувствовал себя лучше, за ее рулем. И он их не заметил. Санитарная
машина промчала по городскому холму в направлении «Фуд-Сити», с включенными мигалкой и сиреной. На
нее они посмотрели внимательнее, но вновь были поглощены заботами своим делом, когда вскоре вновь
появился Джуниор, на этот раз за рулем отцовского «Хаммера».
Они так ни разу и не воспользовались для камуфляжа бросанием фрисби, которую прихватили с собой:
очень уж погрузились у исследования. Да и нужды в этом не возникало. Мало кто из людей, которые
возвращались домой, могло интересовать то, что происходило сейчас на площади. Кое-кто из них был ранен.
Большинство тянули освобожденную от рабства маркета еду, а иные толкали перед собой доверху
загруженные тележки. Почти все имели такой вид, словно им за самих себя было стыдно.
Около полудня Джо и его друзья уже готовы были сдаться. Кроме того, они проголодались.
- Идем ко мне, - сказал Джо. - Моя мама нас чем-то накормит.
- Супер, - согласился Бэнни. - Вот бы китайским рагу! У твоей ма в нем всегда много грибов.
- А может, сначала перейдем мост Мира и поищем на том берегу? - спросила Норри.
Джо пожал плечами:
- Хорошо, но там ничего нет, только лес. И там мы отдалимся от центра.
- Да, но… - она осеклась.
- Что «но»?
- Ничего. Просто мысль. Наверное, глупая.
Джо взглянул на Бэнни. Бэнни пожал плечами и отдал ей счетчик Гейгера.
Они вернулись к мосту Мира и поднырнули под обвисшую полицейскую ленту. В крытом переходе
стояли сумерки, однако не такие темные, чтобы, заглянув через плечо Норри, Джо не увидел, как
шевельнулась стрелка, когда они пересекали середину моста, лишь на одну черточку шевельнулась, и не
было смысла внимательно тестировать трухлявые доски у них под ногами. После выхода с моста их
встретила табличка с надписью «СЕЙЧАС ВЫ ПОКИДАЕТЕ ОБЩЕСТВЕННУЮ ПЛОЩАДЬ ЧЕСТЕР
МИЛЛА, основанную в 1808 году». Хорошо протоптанная тропа вела вверх по поросшему дубами, ясенями и
буками склону. Осенняя листва свисала безжизненно, даруя деревьям вместо радостного - пасмурный вид.
На момент, когда они достигли подножия этой тропы, стрелка в окошке ИМПУЛЬС/СЕК застыла
между +5 и +10. После отметки + 10 шкала прибора резко повышалась до +500, а дальше вплоть до +1000.
Верхняя часть шкалы была обозначена красным цветом. Стрелка стояла еще за тысячу миль оттуда, но Джо
был почти уверен, что настоящая ее позиция показывает уже кое-что большее, чем естественный фон.
Бэнни смотрел на слегка дрожащую стрелку, но Джо смотрел на Норри.
- О чем ты тогда подумала? - спросил он. - Не бойся, говори, потому что выходит так, что мысль у тебя
была совсем не глупая.
- Да уж, - согласился Бэнни, постучав пальцем по окошечку ИМПУЛЬС/СЕК. Стрелка прыгнула, а
потом вернулась где-то между +7 и +8.
- Я подумала, что генератор и передатчик - это практически то же самое, - сказала Норри. - А
передатчику не обязательно находиться в центре. Ему достаточно стоять на возвышении.
- Башня РНГХ не подходит, - сказал Бэнни. - Она просто на лужайке, потчует слушателей Иисусом. Я
видел.
- Ну, да, но передатчик же там, типа, сверхмощный, - ответила Норри. - Мой отец говорил, тысяча ватт
или где-то около того. Возможно, то, что мы ищем, покрывает меньший диапазон. И, я и подумала: где в
нашем городе самое высокое место?
- Черная Гряда, - сказал Джо.
- Черная Гряда, - согласилась она, задирая свой маленький кулачок.
Джо стукнулся с ней кулаками и показал пальцем:
- Это там. Две мили. Может, три. - Он повернул трубку счетчика в том направлении, и они, словно
очарованные, поглядели на стрелку, которая поднялась до +10.
- Ебать меня… - выдохнул Бэнни.
- Когда будет тебе лет сорок, - заметила Норри. Крутая, как всегда… однако она покраснела.
Немножко.
- Там, на Черной Гряде, есть какой-то старый сад, - сказал Джо. - Оттуда можно увидеть весь Милл, и
даже ТР-90 видно. Так говорит мой отец, по крайней мере. Эта вещь может быть там. Норри, ты гениальна. Теперь ему не надо было ждать, пока она его поцелует. Он это сделал сам, хотя отважился чмокнуть лишь в
уголок губ. Выглядела она удовлетворенной, но упрямая вертикальная морщинка не исчезла с ее лба.
- Это может ничего не означать. Стрелка не так уже и взбесилась. Может, съездим туда на
велосипедах?
- Конечно! - поддержал ее Джо.
- После обеда, - уточнил Бэнни. Он считал себя практичным человеком.
6
В то время как Джо, Бэнни и Норри обедали в доме Макклечи (и действительно, ели китайское рагу), в
больнице имени Катрин Рассел Расти с помощью Барби и двух девушек обрабатывал раны жертвам
маркетовского бунта, Большой Джим Ренни сидел в своем кабинете и просматривал список, отмечая
некоторые из позиций в нем галочками.
Увидел, что на подъездную аллею завернул его «Хаммер», и поставил очередную галочку: Бренда
присоединилась к остальным. Подумал, что он уже готов - готов полностью, насколько это вообще
возможно. И даже если бы Купол исчез прямо сейчас, он подумал, что его срака прикрыта.
Вошел Джуниор, бросил на стол Большому Джиму ключи от «Хаммера». Все еще бледный, и щеки его
нуждались в бритве сейчас даже больше, чем обыкновенно, но он уже не был похожим на смерть. Левый глаз
у него оставалось красным, но не пылал.
- Все уладил, сынок?
Джуниор кивнул:
- Мы сядем в тюрьму? - этот его вопрос прозвучал с какой-то равнодушной заинтересованностью.
- Нет, - ответил Большой Джим. Сама мысль о том, что он может попасть в тюрьму, никогда не впадала
ему в голову, даже когда Перкинсиха сюда заявилась и начала выдвигать ему обвинения. Он улыбнулся. Зато Дейл Барбара сядет.
- Никто не поверит, что он убил Бренду Перкинс.
Большой Джим не сдержал улыбки.
- Поверят. Они испуганы, и, значит, поверят. Так оно всегда действует.
- Откуда ты знаешь?
- Потому что серьезно изучаю историю. Тебе тоже следует, хотя бы немного.
На языке у него вертелся вопрос: почему сын бросил обучение в Бодоине[289]? Или просто надоело,
или его отчислили, или попросили уйти? Но сейчас было не то время и не то место. Вместо этого он спросил
Джуниора, может ли он выполнить еще одна задачу.
Джуниор потер себе висок:
- Наверное, да. Запрягся - тяни.
- Тебе нужна будет помощь. Можешь взять Фрэнка, конечно, но мне кажется, лучше того парня,
Тибодо, если он сегодня способен шевелиться. Только не Ширлза. Мальчик хороший, но тупой.
Джуниор не произнес ничего. Большой Джим вновь удивился, что же не так с его сыном. Но на самом
деле хочется ли ему об этом узнать? Наверное, когда закончится уже этот кризис. А пока что у него на плите
кипит много кастрюль и сковородок, а уже вот-вот надо и обед подавать.
- Что ты хочешь, чтобы я сделал?
- Позволь, я кое-что сначала проверю, - Большой Джим взял мобильный телефон.
Каждый раз, делая это, он ожидал, что тот окажется бесполезным, словно дойки на быке, но телефон
все еще работал. Он набрал ПУ. В полицейском участке прозвонило три раза, и телефонную трубку взяла
Стэйси Моггин. Голос у нее звучал замучено, совсем не по-деловому, что ей было свойственно по
обыкновению, но Большой Джим не удивился: еще бы после утренних гуляний; он и сейчас отдаленно
слышал в телефонной трубке человеческий рев.
- Полиция, - произнесла она. - Если у вас не срочное дело, пожалуйста, перезвоните нам чуть позже.
Мы ужасно заня…
- Это Джим Ренни, милочка, - он знал, что Стэйси ненавидит, когда ее называют милочкой. Именно
поэтому так ее и называл. – Дай-ка мне шефа, тип-топ.
- Именно сейчас он старается прекратить кулачный бой прямо у нас в приемной, - сказала она. - Может,
вам лучше позвонить по телефону позже…
- Нет. Я не могу звонить по телефону позже, - сказал Большой Джим. - Или ты думаешь, я звонил бы
ему, если бы у меня не было важного дела? Давай, катись туда, милочка, и дай по голове дубинкой самому
агрессивному. И тогда скажи Питу, чтобы пошел в свой кабинет и…
Она не дала ему закончить, не попросила подождать, а просто бросила на стол телефонную трубку,
которая откликнулась ему глухим стуком. Это не повлияло на настроение Большого Джима; когда он
дразнил кого-то, ему нравилось знать, что он все-таки его достал. Издалека он слышал, как кто-то обзывал
кого-то воровским сукиным сыном. Это вызвало у него улыбку.
Через мгновение его уже соединили, Стэйси даже не обременила себя тем, чтобы его предупредить.
Какое-то время ему пришлось слушать Пса Макграфа[290]. Потом телефонную трубку взяли. Запыхавшийся
Рендольф:
- Говорите быстрее, Джим, потому что у нас здесь дурдом. Те, что не попали в госпиталь с
поломанными ребрами или еще чем-то, ведут себя, как бешеные шершни. Все обвиняют друг друга. Я
стараюсь не заполнять камеры в подвале, но здесь такое, что половина их просто рвутся туда попасть.
- Ну как, шеф, увеличение численного состава полиции кажется тебе сегодня уже хорошей идеей?
- О Господи, да. У нас есть побитые. Я отправил одного из новых офицеров-помощников, то есть
девушку, Руа, в госпиталь, у нее вся нижняя часть лица разбита. На вид она, словно та невеста
Франкенштейна.
Улыбка Большого Джима еще больше расширилась. Сэм Вердро все сделал, как надо. Да, конечно, тут
реализовалось еще одно свойство магического состояния в драйве; случаются нечастые моменты, когда ты не
можешь лично забить мяч и тебе нужно его передать, и ты всегда передаешь пас именно той персоне.
- Кто-то попал в нее камнем, и в Мэла Ширлза тоже. Он ненадолго вышел из строя, но сейчас уже,
кажется, в порядке. Это так гадко. Я послал его тоже в госпиталь, чтобы залатали.
- Да, это просто стыд, - согласился Большой Джим.
- Кто-то специально целился в моих офицеров. И не один кто-то, я думаю. Большой Джим, мы
действительно можем найти еще волонтеров?
- Думаю, ты найдешь достаточно желающих среди добропорядочных юношей нашего города, - сказал
Большой Джим. - Фактически, я сам знаю кое-кого из наших прихожан Святого Спасителя. Ребята Кильяна,
например.
- Джим, у Кильяна сыны тупые, как дрова.
- Знаю, но они сильные ребята и выполняют приказы, - он сделал паузу. - И они умеют стрелять.
- А разве мы вооружим новых полицейских? - в голосе Рендольфа слышалось сомнение и вместе с тем
надежда.
- После того, что случилось сегодня? Обязательно. Я думаю, человек десять дородных, надежных
молодых людей, для начала. Фрэнк с Джуниором помогут нам таких подобрать. А если эта штука будет
стоять и через неделю, нам понадобятся еще люди. Зарплату будешь выдавать денежными расписками.
Выдашь им первым карточки на продукты, когда и если начнется распределение. Им и их семьям.
- Хорошо. Так вы пришлете Джуниора или нет? Фрэнк здесь, и Тибодо также. Его немного зацепили
возле маркета, пришлось даже менять повязку, но сейчас он уже, как огурец. - Рендольф понизил голос. Говорит, это Барбара там ему менял повязку. Хорошо управился.
- Очень мило, но мистеру Барбаре очень долго не придется менять никаких повязок. А для Джуниора у
меня есть другая работа. И для офицера Тибодо. Пришли его ко мне.
- Зачем?
- Если бы тебе это надо было знать, я бы сказал. Просто пришли его сюда. Джуниор с Фрэнком
составят список возможных новых рекрутов позже.
- Ну… если вы так на…
Рендольфа перебила новая вспышка шума. Там что-то упало или бросили что-то. И, судя по звуку, еще
что-то разлетелось.
- Сейчас же прекратите! - завопил Рендольф.
Улыбаясь, Большой Джим отодвинул телефонную трубку подальше от себя. Он и так чудесно все
слышал.
- Ну-ка, хватайте тех двух… да не тех, ты, идиот. ДРУГИХ двух… Нет, не надо они у меня под
арестом! Мне надо, чтобы они убрались отсюда! Пусть хоть на сраках скачут, если ногами не в состоянии
шевелить!
Через минуту он уже вновь говорил с Большим Джимом:
- Напомните мне, зачем я согласился на эту работу, потому что сам я что-то уже забыл.
- Все устроится, все будет хорошо, - успокоил его Большой Джим. - Завтра ты получишь пятерку
дополнительных служак - свеженьких молодых бычков - и еще пять новых в четверг, а то и раньше. Пять это, по крайней мере. А теперь пошли сюда Тибодо. И будь готов упечь в камеру в подвале ее нового жителя.
Мистер Барбара поселится в ней еще до конца дня.
- По какому обвинению?
- Четыре убийства, плюс подстрекательство к бунту в местном супермаркете? Годится?
Он выключил телефон раньше, чем Рендольф успел ему что-то ответить.
- Какую работу ты собираешься поручить нам с Картером? - спросил Джуниор.
- Сегодня? Во-первых, небольшая разведка и планирование. С последним я помогу. Потом вы возьмете
участие в аресте Барбары. Думаю, тебе это будет приятно.
- Да, приятно.
- А когда Барбара окажется в погребе, вы с Тибодо должны хорошенько поужинать, потому что
настоящая работа ждет вас ночью.
- Что?
- Сжечь редакцию «Демократа» - интересно звучит?
Джуниор выпятил глаза:
- Зачем?
То, что его сын такое спрашивает, стало для него разочарованием.
- Потому, что в ближайшем будущем существования газеты не в интересах города. Что-нибудь еще?
- Отец, а тебе никогда не приходило в голову, что ты мог сойти с ума?
- Конечно, - кивнул Большой Джим. - Мне палец в рот не клади.
7
- Сколько времени я провела в этом помещении, но, ни разу не могла себе представить, что сама могу
оказаться на этом столе, - произнесла Джинни Томлинсон своим новым, растерянным голосом.
- А если бы даже могла, то наверно не представляла бы, что обрабатывать тебя будет тот, кто утром
готовит для тебя стэйк с яичницей. - Барби старался поддерживать шутливый тон, хотя он зашивал и
перевязывал здесь беспрерывно с того мгновения, как приехал в больницу имени Катрин Рассел первым
рейсом санитарной машины, и уже устал. У него было подозрение, которое в значительной мере было от
стресса: он смертельно боялся, чтобы кому-то от его работы не стало хуже вместо улучшения. Такую же
тревогу наблюдал он на лицах Джины Буффалино и Гарриэт Бигелоу, но вопреки всему, девушкам было
легче, в их головах не тикали часы, запущенные Джимом Ренни.
- Кажется мне, я еще не скоро смогу съесть стэйк, - сказала Джинни.
Расти сначала вправил ей нос, а потом уже взялся за других пациентов. Барби ему ассистировал,
держал ее за голову по возможности деликатнее и шептал что-то ободряющее. В ее ноздрю Расти заложил
тампоны, пропитанные медицинским кокаином. Подождал десять минут, пока анестезия начнет действовать
(за это время он успел наложить повязку на очень растянутое запястье и эластичный бандаж на колено одной
толстой женщине), и тогда извлек тампоны и схватил скальпель. Фельдшер действовал со стоящей восторга
скоростью. Прежде чем Барби успел посоветовать Джинни произнести «вилка», Расти скользнул рукояткой
скальпеля выше расширителя ноздрей, зафиксировал его и, упершись в носовую перегородку, использовал,
как рычаг.
«Словно автомобильное колесо монтирует», - подумал Барби, слушая, как, хотя и тихо, но явным
образом потрескивает, возвращаясь к более или менее нормальной позиции, нос Джинни. Она не кричала, но
ногти ее продырявили бумагу, которой был застелен осмотровый стол, и слезы ручьями бежали по ее щекам.
Теперь она была спокойна - Расти дал ей пару таблеток перкоцета, - но из того ее глаза, который не так
распух, не переставали литься слезы. Щеки были на вид, как пурпурные пышки. Барби подумал, что она
сейчас похожа на Роки Бальбоа после боя с Аполло Кридом[291].
- Смотри на жизнь с яркой стороны, - посоветовал ей Барби.
- А это где-то есть?
- Несомненно. Похоже на то, что мисс Руа не менее месяца будет сидеть только на супе и молочных
коктейлях.
- Джорджия? Я слышала, что ей досталось. Сильно?
- Будет жить, но красоту себе вернет очень нескоро.
- Она никогда не могла претендовать на титул Мисс Яблочный Цветок[292]. - И тогда тише: - Это был
ее визг?
Барби кивнул. Казалось, что вся больница заполнена только воплями Джорджии.
- Расти вколол ей морфин, но она долго не могла выключиться. У нее организм, как у лошади.
- А мозг аллигатора, - добавила Джинни своим беспомощным голосом. - Я никому бы не пожелала
такого, как случилось с ней, но все равно это к черту хороший пример возврата кармы. Сколько я уже здесь?
Мои часы разбились к черту.
Барби взглянул на свои.
- Сейчас четырнадцать тридцать. И я думаю, ты где-то на пять с половиной часов уже приблизилась к
выздоровлению.
Резко крутнувшись, он услышал, как у него хрустнуло в спине, а потом немного попустило. Барби
решил, что Том Петти был прав: ожидание - это самая тяжелая вещь[293]. Он предполагал, что, оказавшись в
камере, будет чувствовать себя легче. Если вообще останется живым. Вдруг мозг ему пронзила мысль, что
быть застреленным за сопротивление во время ареста - возможно, самый лучший для него выход.
- О чем ты думаешь, что так улыбаешься? - спросила она.
- Ни о чем, - он уже держал в руке пинцет. - А теперь лежи тихо, пока я буду заниматься деликатным
делом. Раньше начнем - раньше закончим.
- Мне нужно встать и включиться в работу.
- Если попробуешь, твое включение моментально завершится падением на пол.
Она обратила внимание на пинцет:
- Ты хорошо знаешь, что собираешься с этим делать?
- Еще бы. Я когда-то завоевал золотую медаль на Олимпиаде по выниманию стекла.
- У тебя коэффициент болтания ерунды еще более высокий, чем у моего бывшего мужа, - она уже
потихоньку улыбалась.
Барби догадывался, как ей больно, даже с обезболивающим в крови, и ему нравилась ее выдержка.
- Ты же не собираешься оказаться тем медиком, который, оказавшись в роли пациента, тут же
превращается в тирана? - спросил он ее.
- Таким был доктор Гаскелл. Он как-то загнал себе занозу под ноготь большого пальца, а когда Расти
предложил ему ее вытянуть, Чудотворец сказал, что доверится только специалисту, - рассмеялась она, но тут
же вздрогнула и застонала.
- Если тебя это хоть немного утешит, скажу, что коп, который тебя ударил, получил камнем в голову.
- Снова-таки, карма. А он уже на ногах?
- Да.
Мэл Ширлз еще два часа назад на своих ногах вышел из больницы с перевязанной головой.
Когда Барби наклонился к ней с пинцетом, она инстинктивно отвернула голову. Он возвратил ее на
место, нажав рукой - очень деликатно - на нее менее распухшую щеку.
- Я понимаю, тебе нужно, - произнесла она. - Просто я, словно ребенок, когда дело касается глаз.
- Принимая во внимание то, как сильно он тебя ударил, тебе еще повезло, что стекло застряло вокруг
глаз, а не попало в них.
- Да, я знаю. Но прошу, не делай мне больно, хорошо?
- Хорошо, - согласился он. - Ты уже вскоре будешь на ногах, Джинни. Я все сделаю быстренько.
Он вытер руки, предпочитая, чтобы они были совсем сухими (перчаток не надевал, сомневался, что
сможет в них надлежащим образом удерживать пинцет), и наклонился ближе. В бровях и вокруг глаз
застряло с полдесятка заноз от линз ее разбитых очков, но этот крохотный кинжал, который беспокоил ее
более всего, торчал в уголке ее левого глаза. Барби был уверен, что Расти сам бы его извлек, если бы
заметил, но он сконцентрировался на ее носе.
«Сделай это быстро, - напомнил он себе. - Кто колеблется, тот и обсирается».
Он извлек осколок и бросил его в пластиковый лоток на столе. На том месте, где тот только что торчал,
набухло крохотное семя крови. Барби выдохнул:
- О'кей. Остальное - это ничто. Легкий хлеб.
- Твои бы слова и до Бога, - сказала Джинни.
Едва лишь он извлек последний осколок стекла, как отворились двери, из смотровой вышел Расти и
сказал Барби, что нуждается в его помощи. Фельдшер держал в руке жестяную коробку.
- Помощи с чем?
- Там один ходячий геморрой, - объяснил Расти. - Этот сракоголовый тип хочет уйти отсюда со своей
незаконной добычей. При других условиях я бы радушно спровадил его прочь за двери, но именно теперь я
могу его использовать.
- Джинни? - спросил Барби. - Ты в порядке?
Она махнула рукой в сторону дверей. Он отправился вслед за Расти, но тут она его позвала:
- Эй, красавчик…
Он обернулся, и она послала ему воздушный поцелуй. Барби его поймал.
8
В Честер Милле был только один дантист. По имени Джо Боксер. В конце Страут-Лейн располагался
его зубоврачебный офис, где из окон кабинета приоткрывался живописный вид на речушку Престил и мост
Мира. Приятный вид, знаете ли, если сидишь прямо. Большинство посетителей вышеуказанного кабинета
проводили там время в полулежащем состоянии, и наслаждение их глазам обеспечивали несколько десятков
приклеенных к потолку фотографий любимой собачки Джо Боксера породы чихуахуа.
- На одной из тех фоток та чертова собака, похоже, словно опорожняется, - рассказывал после
очередного визита к дантисту Даги Твичел своему приятелю Расти. - Может, эта порода просто всегда сидит
в такой позе, но я так не думаю. Думаю, я пролежал полчаса, именно созерцая то, как заслюнявленное
животное выжимает из себя говно, пока тот еще кобель Боксер выковыривал у меня из челюсти два зуба
мудрости. Отверткой, судя по моим ощущениям.
Поперечная вывеска, которая виднелась рядом с дверьми офиса доктора Боксера, имела вид
баскетбольных трусов размера достаточного, чтобы налезть на какого-нибудь сказочного великана.
Выкрашена она была кричащими золотым и зеленым - цвета местных «Уайлдкетс». Надпись на ней гласила:
«ДЖОЗЕФ БОКСЕР, доктор зубоврачебной хирургии». А ниже: «БОКСЕР - ЭТО МГНОВЕННО». Он
действительно работал фантастически быстро, с этим соглашались все, но не признавал никаких
медицинских страховок и принимал плату только денежной наличностью. Если, скажем, к нему заявлялся
какой-нибудь лесоруб с нагноением десен и щекой надутой, как у белки, которая насовала себе полный рот
орешков, и начинал что-то говорить о зубоврачебной страховке, Боксер советовал ему сначала получить
живые деньги от «Синего Креста» или «Антема»[294], и тогда уже приходить к нему.
Минимальная конкуренция заставила бы его смягчить свою драконовскую политику, но с полдесятка
дантистов, которые старались укорениться в Честер Милле с начала девяностых, не выдержали и сдались.
Ходили слухи, что это добрый друг Боксера Джим Ренни мог приложить руку и делает невозможной
зубоврачебную конкуренцию в городе, но никаких конкретных доказательств не было. Тем временем
Боксера можно было каждый день увидеть за рулем «Порше», наклейка на бампере которого гласила:
«ВТОРАЯ МАШИНА У МЕНЯ ТОЖЕ ПОРШЕ!»
Когда Расти, а следом и Барби, следуя за ним, появились из коридора, Боксер уже отправился к
входным дверям больницы. То есть старался, потому что Твич все еще держал его за руку. На второй руке
Боксера висела корзина, заполненная вафлями «Егго»[295]. Одни лишь коробки вафель и больше ничего. У
Барби мелькнула мысль (и не впервые): а не лежит ли он сейчас временами в какой-то канаве вне паркинга
«Диппера», избитый в говно, и переживает ужасные видения своего поврежденного мозга?
- Я не останусь! - тявкнул Боксер. - Мне нужно отнести это домой и положить в холодильник! Тем
более то, что вы предлагаете, почти наверняка не имеет никаких шансов, поэтому уберите прочь от меня свои
руки.
Барби отметил пластырь в форме мотылька, который сидел у Боксера на одной из бровей, и большую
повязку у него на правой руке. Похоже на то, что дантист захватил эти вафли в серьезной битве.
- Скажите этому держиморде, чтобы убрал от меня свои руки, - обратился он, увидев Расти. - Рану мне
обработали, теперь я иду домой.
- Еще не сейчас, - сказал Расти. - Вам предоставили бесплатную медпомощь, и я жду от вас
благодарности.
Боксер был небольшим дядечкой, футов пять и четыре дюйма в высоту, но тут уже он вытянулся в
полный рост, выпятив грудь:
- Ждите и будьте прокляты. Я не расцениваю оральную хирургию - на которую, кстати, я не получил
сертификата от штата Мэн - как равноценную отплату за пару пластырных повязок. Я зарабатываю себе на
жизнь работой, Эверетт, и ожидаю, что моя работа будет оплачена.
- Плату вы получите на небесах, - произнес Барби. - Не так ли сказал бы ваш друг Ренни?
- Он не имеет никакого отношения к…
Барби подступил ближе и впялился в сделанную из зеленого пластика продуктовую корзину в руке
Боксера. Там, на рукоятке, ясно читались печатные буквы: «СОБСТВЕННОСТЬ "ФУД-СИТИ"». Боксер
попробовал, правда, без особого успеха, заслонить от него корзину своим телом.
- Поскольку говорится об оплате, нам интересно, вы заплатили за эти вафли?
- Не смешите меня. Все там брали себе что угодно. А я взял всего лишь это, - он с вызовом взглянул на
Барби. - У меня очень большой холодильник, и, так уже случилось, я очень люблю вафли.
- То, что все там брали себе что угодно, не очень поможет вам защититься от обвинений в грабеже, ласково произнес Барби.
Боксеру просто некуда уже было тянуться выше, однако как-то он это сделал. Лицо у него покраснело
почти до пурпурности.
- Тогда ведите меня в суд! Откуда здесь суд? Дело закрыто! Да?
Он уже чуть было не отвернулся, но Барби его схватил, но не за руку, а за корзину.
- В таком случае я это конфискую, вы согласны?
- Не имеете права!
- Нет? Тогда ведите меня в суд, - улыбнулся Барби. - О, я забыл, откуда здесь суд?
Доктор Боксер покосился на него, оскалив свои мелкие, безукоризненные зубки.
- Мы запросто приготовим эти вафельки в тостере в нашем кафетерии, - сказал Расти. - Объедение
будет.
- Ага, надо скорее включить тостер, пока у нас еще работает электричество, - пробурчал Твич. - А как
выключится, можно насадить их на вилки и поджарить в инсинераторе на заднем дворе.
- Вы не имеете права.
- Позвольте мне полностью прояснить для вас ситуацию, которая сложилась, - начал Барби. - Если вы
не сделаете того, что от вас хочет Расти, я не имею намерения отдавать ваши «Егго».
Захохотал Чез Бендер, у которого были залеплены пластырем переносица и щека. Не по-доброму
захохотал:
- Платите наличными! Разве не так вы сами постоянно говорите, док?
Боксер перевел свой горящий взгляд сначала на Бендера, потом на Расти.
- То, чего вы желаете, почти не имеет шансов на осуществление. Вы и сами должны это понимать.
Расти открыл жестяную коробку и протянул к нему. Внутри лежало шесть зубов.
- Тори Макдоналд прособирала их возле супермаркета. Ползала на коленях и нащупывала пальцами в
лужах крови, которая натекла с Джорджии Руа. Итак, если вы желаете в ближайшее время завтракать
вафлями «Егго», доктор, вы должны вставить эти зубы назад в голову Джорджии.
- А если я просто уйду отсюда?
Чез Бендер, учитель истории, сделал шаг вперед. С крепко сжатыми кулаками.
- В таком случае, мой дорогой корыстолюбец, я выбью из вас дерьмо на парковке.
- А я помогу, - добавил Твич.
- Я не буду помогать, но охотно вас потом осмотрю, - заверил Барби.
Послышался смех, кое-кто зааплодировал. Барби одновременно стало и смешно, и гадко.
Плечи у Боксера поникли. Как-то сразу он стал маленьким человечком, который попал в слишком
сложную для него ситуацию. Он взял в руки жестяную коробку, посмотрел на Расти:
- Выполненная при оптимальных условиях оральная хирургическая операция по реимплантации этих
зубов могла бы увенчаться успехом, они могли бы действительно укорениться, но я бы не отважился
гарантировать что-то этой пациентке. Если я сделаю операцию, это будет счастье, если у нее приживется
один-два зуба. Более вероятно, что они попадут с вдохом ей в трахею, и она удавится.
Коренастая женщина с копной ярко-рыжих волос толкнула Боксера в плечо.
- Я буду сидеть рядом с ней, и буду следить, чтобы этого не случилось. Я ее мать.
Доктор Боксер вздохнул.
- Она в сознании?
Не успел он сказать еще что-нибудь, как на площадку перед больницей подкатили два полицейских
экипажа, один из них был зеленым джипом шефа. Из передней машины вылезли Фрэд Дентон, Джуниор
Ренни, Фрэнк Делессепс и Картер Тибодо. Из второй - Рендольф и Джеки Веттингтон. И жена Расти с
заднего сидения. Все были вооружены и, приблизившись к дверям госпиталя, вынули пистолеты.
Небольшая толпа, которая наблюдала конфронтацию с дантистом, отхлынула немного назад, кое-кто из
этих людей не сомневался, что сейчас их будут арестовывать за кражи.
Барби обернулся к Расти Эверетту.
- Посмотри на меня.
- Что ты имеешь ввид…
- Смотри на меня! - Барби поднял руки, крутя ими во все стороны. И тогда задрал майку, показывая
свой плоский живот, потом спину. - Ты видишь какие-то следы? Ушибы?
- Нет…
- Не забудь им об этом сообщить так, чтобы они поняли, - сказал Барби.
Только на это у него и хватило времени. Рендольф завел своих офицеров в двери.
- Дейл Барбара? Выступите вперед.
Не успел Рендольф поднять пистолет, как Барби сделал шаг. Потому что случаются разные
происшествия. Иногда запланированные.
Барби увидел удивление на лице Расти, и из-за этой душевной невиновности фельдшера он ощутил к
нему еще большую симпатию. Он увидел Гарриэт Бигелоу и Джину Буффалино, они стояли, вытаращив
глаза. Но главное внимание он уделял Рендольфу и его помощникам. У всех были каменные лица, но в глазах
Тибодо и Делессепса он заметил очевидное удовлетворение. Для них это расплата за ту ночь возле
«Диппера». И расплата должна быть полноценной.
Расти выступил перед Барби, словно прикрывая его.
- Не делай этого, - пробормотал Барби.
- Расти, нет! - ойкнула Линда.
- Питер? - спросил Расти. - В чем дело? Барби здесь помогает нам и, к черту, хорошо делает свою
работу.
Барби побоялся отодвинуть упитанного фельдшера в сторону или даже дотронуться до него. Вместо
этого он поднял руки, очень медленно, с раскрытыми ладонями.
Увидев это, Джуниор и Фрэдди Дентон бросились на Барби, со скоростью ветра. Попутно Джуниор
толкнул Рендольфа, и зажатая в кулаке шефа «Беретта» выстрелила. Звук в фойе прозвучал оглушительно.
Пуля попал в пол в трех дюймах от носка правого ботинка Рендольфа, пробив на удивление большую дыру.
Моментально тревожно запахло порохом.
Джина с Гарриэт вскрикнули и бросились назад в главный коридор, быстро перепрыгнув доктора
Боксера, который перемещался на карачках в том же самом направлении со склоненной головой, и по
обыкновению аккуратно зачесанные волосы мотылялись у него перед лицом. Брендан Эллерби, которому
перед этим вправили немного выбитую челюсть, тыкнул дантиста в предплечье, когда он проползал рядом.
Металлическая коробка выкатилась у того из руки, ударилась о стойку рецепции и открылась, зубы
Джорджии Руа, которые так тщательно пособирала Тори Макдоналд, рассыпались по полу.
Джуниор с Фрэдди схватились за Расти, который не делал никаких попыток сопротивляться. Он
выглядел абсолютно дезориентированным. Они оттолкнули его в сторону. Расти полетел по фойе, стараясь
удержаться на ногах. Его подхватила Линда, и на пол они завалились вместе.
- Что за херня? - заревел Твич. - Что это за херня здесь происходит?
Картер Тибодо, немного прихрамывая, приблизился к Барби, который понял, что будет дальше, но рук
не опустил. Опустить их означало быть застреленным. И, возможно, не только ему. После того, как
прозвучал первый выстрел, шансы на то, что начнут стрелять и другие пистолеты, значительно повысились.
- Привет, хуйло, - произнес Картер. - Говорят, ты здесь такой занятой пацан. – И врезал ему в живот.
Барби напряг мышцы, ожидая этого, но все равно от удара преломился пополам. Силен был этот сукин
сын.
- Прекратите! - заревел Расти. Он все еще выглядел растерянным, но теперь еще и злым. - Прекратите
это немедленно, черт вас побери!
Он постарался встать, но Линда, обхватив своего мужа обеими руками, удержала его на полу.
- Не надо, - сказала она. - Не надо. Он опасен.
- Что? - обернулся Расти к ней, недоверчиво вытаращившись. - Ты взбесилась?
Барби продолжал держать руки поднятыми, показывая ладони копам. В его согнутом состоянии это
было похоже на то, словно он наклонился в приветствии «салам».
- Тибодо, - приказал Рендольф, - отойди. Достаточно.
- Убери свой пистолет, идиот, - закричал Расти на Рендольфа. - Убить здесь кого-то хочешь?
Рендольф бросил на него горделиво-презрительный взгляд, а потом обернулся к Барби.
- Стань прямо, сынок.
Барби разогнулся. Было больно, но он был в состоянии. Он понимал, что, если бы не подготовился к
тычку Тибодо, корчился бы сейчас на полу, хватая ртом воздух. Интересно, попробовал бы Рендольф с
носака заставить его встать на ноги? Присоединились ли бы к нему другие копы, несмотря на зрителей в
фойе, кое-кто с которых уже начали подходить ближе, чтобы лучше видеть? Безусловно, потому что сейчас у
них кровь буяет. Как всегда в таких случаях.
Рендольф сказал:
- Я арестовываю вас за убийство Анджелы Маккейн, Дороти Сендерс, Лестера А. Коггинса и Бренды
Перкинс.
Каждое из этих имен поражало Барби, но последнее больше всего. Последнее, как кулаком. Эта добрая
женщина. Она забыла об осторожности. Барби не мог ее винить - она все еще находилась в глубокой скорби
по своему мужу, - а вот себя он должен был винить в том, что позволил ей пойти к Ренни. За то, что ее
приободрил.
- Что случилось? - спросил он Рендольфа. - Люди, что это, ради Бога, вы там такого наделали?
- А то сам не знаешь, - сказал Дентон.
- Что ты за психопат такой? - спросила Джеки Веттингтон. Лицо у нее скривилось в ненавистную
маску, глаза пылали угольками гнева.
Барби проигнорировал их обоих. Так и держа руки вверх, он не сводил глаз с лица Рендольфа.
Достаточно и наименьшего повода - и они все вместе бросятся на него. Даже Джеки, по обыкновению самая
приятная из женщин, может принять участие, хотя для нее нужна причина, а не просто повод. А может, и
нет. Иногда и добрых людей перемыкает.
- Давайте я уточню вопрос, - сказал он Рендольфу. - Что вы позволили наделать Ренни? Потому что это
его мутные дела, вы сами это понимаете. Все в этом замарано его пальцами.
- Заткнись. - Рендольф обернулся к Джуниору. – Забей его в наручники.
Джуниор подступил к Барби, но прежде чем он успел дотронуться до его поднятых запястий, Барби
спрятал руки за спиной и обернулся. Расти с Линдой все еще оставались на полу, Линда продолжала
обнимать мужа за грудь удерживающим захватом.
- Вспомни, - кивнул Барби фельдшеру, в то время как на нем замыкались пластиковые наручники,
затягиваясь все туже и туже, плотнее, пока не врезались в тонкую кожу немного выше ладоней.
Расти встал. Линда старалась его удержать, но он оттолкнул собственную жену, кинув на нее такой
взгляд, которого она от него раньше никогда не видела. В нем присутствовала суровость, Укор, однако также
и печаль.
- Питер, - произнес он, а когда Рендольф начал отворачиваться, повысил голос до крика. - Я это тебе
говорю! Посмотри на меня, когда я это делаю!
Рендольф обернулся. С каменным лицом.
- Он знал, что вы заявитесь сюда за ним.
- Конечно, да, - сказал Джуниор. - Может, он и сумасшедший, но совсем не глупый.
Расти на него даже не взглянул.
- Он показал мне свои руки, лицо, задрал майку и показал свой живот и спину. На нем нет никаких
царапин, разве что появится синяк после подлого тычка Тибодо.
Подал голос Картер:
- Три женщины! Три женщины и проповедник! Он заслужил этого.
Расти не отводил взгляда от Рендольфа.
- Это полный бред.
- Со всем моим уважением, Эрик, это не твоя парафия, - засунул в кобуру и застегнул пистолет
Рендольф. К всеобщему облегчению.
- Это так, - согласился Расти. - Я просто лепило, не коп, и не законник. И я тебе говорю: если у меня
случится оказия осмотреть его вновь, когда он будет находиться у вас в камере, и у него окажутся побои и
царапины, пусть тогда тебе помогает Бог.
- И что ты такого сделаешь? Позвонишь в Союз гражданских прав[296]? - спросил Фрэнк Делессепс.
Губы у него были белыми от злости. - Этот твой дружок забил насмерть четверых людей. У Бренды Перкинс
сломана шея. Одна из девушек была моей невестой, он ее сексуально домогался. Вероятно, и после смерти, а
не только до нее, так оно выглядит.
Толпа, которая полностью рассеялась после выстрела, а потом сдвинулась поближе, чтобы лучше
видеть, что происходит, выдала испуганный стон.
- Это его ты защищаешь? Тогда и тебе нужно сидеть в тюрьме!
- Фрэнк, заткни пасть! - крикнула Линда.
Расти посмотрел на Фрэнка Делессепса, мальчика, которого он лечил от ветряной оспы и кори,
выводил у него вшей, которых тот насобирал себе полную голову в летнем лагере, лечил ему сломанный во
время пробежки на вторую базу запястье, а однажды у него, еще двенадцатилетнего, был довольно тяжелый
случай поражения ядовитым плющом. Очень мало находил он общего между тем мальчиком и этим парнем.
- Ну, а если меня закроют? Что тогда, Фрэнки? Что будет, если у твоей матери вновь случится приступ
острого холецистита, как в прошлом году? Я буду лечить ее в тюрьме в разрешенное для свиданий время?
Фрэнк выдвинулся вперед, подняв руку, чтобы его то ли схватить, то ли стукнуть. Джуниор ее
перехватил.
- Он свое получит, не переживай. Каждый, кто на стороне Барбары, свое получит. Всему свое время.
- Итак, в разные стороны? - Расти говорил искренне удивленным голосом. - О каких это вы сторонах
здесь базарите? Это вам не футбольный матч.
Джуниор улыбнулся так, словно знал какую-то тайну.
Расти обратился к Линде:
- Это твои коллеги такое говорят. Тебе это нравится?
Какое-то мгновение она была не в состоянии поднять на него глаза. Потом, через силу, посмотрела.
- Они обезумели, вот и все, и я их не обвиняю. Потому что я тоже едва не обезумела. Четыре человека,
Эрик, разве ты не расслышал? Он убил их и почти наверняка изнасиловал, по крайней мере, двух из тех
женщин. Я помогала разгружать их с катафалка у Бови. Я видела пятна.
Расти покачал головой.
- Я весь день с утра с ним рядом, я вижу, как он помогает людям, а не мучит их.
- Не спорь, - произнес Барби. - Перестань, парень, ты же большой. Это не тот…
Джуниор ткнул его под ребра. Жестко.
- Ты имеешь право на молчание, говноед.
- Он это сделал, - сказала Линда. Она потянулась к Расти, увидела, что тот не собирается взять ее руку,
и безвольно ее опустила. - Они нашли его армейские жетоны в руке Энджи Маккейн.
Расти молчал. Он только смотрел, как Барби тычками ведут к машине шефа и замыкают на заднем
сидении с так же закованными за спиной руками. Был только один миг, когда глаза Барби поймали взгляд
Расти. Барби покачал головой. Только раз, но резко и твердо.
И тогда его увезли.
В фойе застыла тишина. Джуниор и Фрэнк поехали с Рендольфом. Картер, Джеки и Фрэдди Дентон
садились во вторую полицейскую машину.
Линда стояла и смотрела на своего мужа: умоляюще, и вместе с тем сердито. Потом сердитость из ее
глаз исчезла. Она пошла к нему, подняв руки, желая, чтобы он ее обнял, хотя бы на несколько секунд.
- Нет, - сказал он.
Она остановилась.
- Что с тобой не так?
- Что с тобой не так? Ты не видела, что здесь только что произошло?
- Расти, она сжимала в руке его армейские жетоны!
Он медленно кивнул.
- Весьма предусмотрительно, тебе не кажется?
Ее лицо, на котором вместе присутствовали обида и надежда, сразу заледенело. Похоже было, она
только теперь заметила свои протянутые к нему руки и теперь опустила их.
- Четыре человека, - повторила она. - Трое избиты почти до неузнаваемости. Есть разные стороны, и
тебе нужно подумать, на чьей ты стороне.
- Ты тоже, золотце, - ответил Расти.
Со двора позвала Джеки:
- Линда, поехали.
Расти вдруг осознал, что вокруг него публика и что многие из них то и дело голосуют за Джима Ренни.
- Просто хорошенько обдумай все это, Линда. И подумай, на кого работает Пит Рендольф.
- Линда! - позвала Джеки.
Линда Эверетт пошла с низко опущенной головой. Она не оглянулась. Расти оставался невозмутимым,
пока она не села в машину. И тогда его начало трясти. Он подумал, что может упасть, если сейчас же не
сядет.
Чья-то рука легла ему на плечо. Это был Твич.
- С вами все хорошо, босс?
- Да, - ответил он, словно этим словом можно было что-то поправить. Барби утянули в тюрьму, а у него
состоялась первая настоящая ссора с женой за… сколько? Четыре года? Или все-таки шесть? Нет, с ним не
все хорошо.
- Встает вопрос, - произнес Твич. - Если те четверо людей были убиты, почему их повезли в
похоронный салон Бови, а не на патологоанатомическое исследование? Чья это была идея?
Прежде чем Расти успел что-то сказать, выключился свет. Госпитальный генератор, наконец, доел
горючее.
9
Досмотрев, как они подчистили остатки ее китайского рагу (туда же ушли и все остатки телячьего
фарша), Клэр махнула троим деткам, чтобы они встали перед ней на кухне. Она смотрела на них серьезно, и
они так же смотрели на нее - такие юные и преисполненные такой решительности. Тогда, вздохнув, она
вручила Джо его рюкзак. Бэнни заглянул внутрь и увидел три сэндвича с арахисовым маслом и джемом, три
фаршированных яйца, три бутылки «Снепла»[297]и полдюжины овсяного печенья с изюмом. Хоть и только
что пообедал, он просиял.
- Супер, миссис Маккейн! Вы настоящая…
Она не слушала, все свое внимание сосредоточив на Джо.
- Я понимаю, что это, вероятно, очень важно, поэтому отправляюсь с вами. Я даже подвезу вас туда,
если вы…
- Не надо, мама, - перебил ей Джо. - Это приятная прогулка на велосипедах.
- И безопасная, - добавила Норри. - На дорогах почти нет машин.
Глаза Клэр не отрывались от Джо, прожигая его насквозь тем знаменитым Материнским взглядом.
- Тогда пообещай мне две вещи. Первое, что еще до наступления тьмы ты вернешься домой… и я не
имею ввиду последний глоток сумерек, я имею ввиду, пока еще будет светить солнце. Второе, если вы что-то
там найдете, вы обозначите его местонахождение, и оставите его в полной и целостной неприкосновенности.
Я признаю, что вы трое можете быть самыми лучшими искателями того-неизвестно-чего, но разбираться с
ним - это дело взрослых. Ты даешь мне слово? Обещай, потому что иначе я поеду с вами за компанию.
Бэнни высказал свое сомнение:
- Я никогда не ездил по Черной Гряде, миссис Макклечи, но неподалеку от этой дороги бывал. Не
думаю, чтобы ваш «Шеви», так сказать, годился для такого путешествия.
- Тогда пообещайте мне или останетесь здесь, выбирайте.
Джо пообещал. Остальные двое тоже. Норри даже перекрестилась. Джо начал надевать на плечи
рюкзак. Клэр опустила в него свой мобильный телефон.
- Не потеряйте его, мистер.
- Конечно, ма. - Джо переступал с ноги на ногу, ему не терпелось уже уйти.
- Норри? Я могу положиться на тебя, чтобы ты нажала на тормоза, если эти двое вдруг обезумеют?
- Конечно, мэм, - ответила Норри Келверт так, будто тысячу раз за последний год она сама не
заглядывала смерти в лицо, или не находилась в мгновении от того, чтобы стать калекой на своей доске. Конечно, можете.
- Я надеюсь. Я очень надеюсь, - сказала женщина Клэр, держась за висок так, будто у нее разболелась
голова.
- Суперовый обед, миссис Макклечи! - сказал Бэнни и поднял руку. - Дайте пять.
- Боже правый, что я делаю! - спросила Клэр. А уже потом хлопнула по его ладони.
10
За передней стойкой, которая достигала груди, в приемной полицейского участка, куда люди по
обыкновению приходили пожаловаться на такие вещи, как кража или вандализм, или на соседскую собаку,
которая непрерывно лает, находилась дежурная часть. Там стояли столы, индивидуальные шкафчики и
кофейный аппарат с упреждающей надписью «КОФЕ И ПОНЧИКИ НЕ БЕСПЛАТНЫЕ». Здесь же был и
пункт регистрации. Фрэдди Дентон сфотографировал Барби, а отпечатки пальцев у него брал Генри
Моррисон, в то время как Питер Рендольф с Дейтоном стояли рядом с пистолетами в руках.
- Расслабь, расслабь пальцы! - кричал Генри. Куда и делся тот мужчина, который любил поболтать с
Барби о соперничестве «Рэд Сокс» и «Янки» во время ланча в «Розе-Шиповнике» (всегда сэндвич с беконом,
латуком и помидорами и отдельно соленый огурец на шпажке). Теперь это был коп, который с радостью
съездил бы Барби в нос. И сильно. - Не катай пальцы сам, я прокатаю, только расслабь их!
Барби подумал, что можно было бы объяснить Генри, как тяжело расслабить пальцы, когда рядом
нависают двое с нацеленными на тебя пистолетами, особенно, когда знаешь, что им ничего не стоит
выстрелить. Вместо этого он держал рот на замке и старался расслабить руки, чтобы Генри, в конце концов,
смог откатать отпечатки. И ему это удалось, вполне удалось. При других обстоятельствах Барби спросил бы
у Генри, зачем они вообще этим занимаются, но и на эту тему он также попридержал язык.
- О'кей, - произнес Генри, когда решил, что отпечатки наконец-то ясно видны. - Ведите его вниз. Я хочу
помыть руки. Чувствую себя грязным потому, что до него дотрагивался.
С другой стороны стояли Джеки и Линда. Теперь, когда Рендольф с Дейтоном спрятали пистолеты в
кобуру и ухватили Барби под руки, женщины вытянули свое оружие. Они держали пистолеты дулами книзу,
но в полной готовности.
- Я хотел бы вырыгать все, чем ты меня кормил, если бы это было возможно, - произнес Моррисон. Меня от тебя воротит.
- Я этого не делал, - сказал Барби. - Подумай своей головой, Генри.
Моррисон только отвернулся. «Мышление сегодня здесь в дефиците», - подумал сам Барби. Это как раз
то, не сомневался он, что нравится Ренни.
- Линда, - позвал он. - Миссис Эверетт.
- Не говорите со мной. - Лицо у нее было белым, как бумага, если не учитывать темно-пурпурных дуг
под глазами.
- Идем-ка, солнышко, - произнес Фрэдди и сильно пиханул его кулаком в поясницу, как раз над почкой.
- Апартаменты ждут тебя.
11
Джо, Бэнни и Норри крутили педали на север по шоссе 119. День был по-летнему знойным. В
безжизненном, насыщенном влажностью воздухе ни дуновения. Среди высоких сорняков по обе стороны
дороги сонно пели сверчки. В небе над горизонтом виднелась какие-то тени, о которых Джо сначала
подумал, что это тучи. Потом он понял, что это пыль и грязь на поверхности Купола. В этой местности
Престил текла рядом с шоссе, и они должны были бы слышать, как она шумит, спеша на юго-восток к Касл
Року, стремясь слиться с мощным Адроскоггином[298], но слышали они только сверчков и несколько ворон,
которые апатично каркали где-то среди деревьев.
Проехав Глубокую Просеку, где-то через милю, они наконец-то добрались до дороги, которая носила
название Черная Гряда. Это была грунтовка, вся в страшных колдобинах, еще и два наклоненных,
искалеченных морозами знака стояли перед выездом на нее. Тот, что слева, предупреждал:
«РЕКОМЕНДОВАНО ТОЛЬКО ПОЛНОПРИВОДНЫМ АВТОМОБИЛЯМ». Тот, что справа добавлял:
«ПРЕДЕЛ МОСТА 4 ТОННЫ. БОЛЬШИМ ТЯЖЕЛОВОЗАМ ЗАПРЕЩЕНО». Оба знака были испещрены
дырками от пуль.
- Нравится мне город, где жители регулярно упражняются в стрельбе по мишеням, - произнес Бэнни. Здесь я чувствую себя в безопасности в отличие от Эла Клайдера.
- Это та гнида, которая на подхвате у Аль-Каиды, - поддакнул Джо.
Бэнни, пренебрежительно улыбнувшись, покачал головой.
- Я говорю о страшном мексиканском бандите, который перебрался в Западный Мэн, во избежание…
- Давайте включим Гейгера, - перебила его Норри, слезая с велика.
Счетчик ехал там же, в багажнике «Швинна-Рейнджера» Бэнни. Замотанный в несколько старых
полотенец, которые Клэр держала у себя в корзине на тряпье. Бэнни его распаковал и подал Джо, желтый
корпус счетчика оказался самой яркой вещью среди этого обвитого маревом вида. Бэнни произнес уже без
улыбки:
- Лучше ты сам. Я очень нервничаю.
Джо, секунду подумав, передал счетчик Норри.
- Вот же серуны, - произнесла она довольно благодушно и включила аппарат. Стрелка моментально
колыхнулась к +50. Джо впился в нее глазами, чувствуя, как сердце у него вдруг начало биться вместо груди
в глотке.
- Bay! - воскликнул Бэнни. - Какой стремительный взлет.
Норри перевела взгляд со стрелки, которая замерла там стабильно (но пока что в полшкалы от красного
сектора), на Джо.
- Едем дальше?
- Черт побери, конечно, - кивнул он.
12
В полицейском участке электричества хватало, по крайней мере, пока что. Облицованный зелеными
кафелем подвальный коридор освещали флуоресцентные лампы с их депресивно-бессменным сиянием.
Рассвет ли там или глубокая ночь, а здесь, внизу, всегда полдень. Шеф Рендольф и Фрэдди Дентон
эскортировали Барби (если здесь уместное это слово, принимая во внимание его предплечья, зажатые в их
руках) вниз по ступенькам. Позади них, все еще с пистолетами наголо, шли две женщины-офицеры.
Налево по коридору располагался архив. По правую сторону - пять камер, по две с каждой стороны и
одна в самом конце. Последняя - самая маленькая, с узеньким топчаном, который нависал над стальным
нужником без сиденья, и именно к ней они его волочили.
По приказу Питера Рендольфа, который сам получил этот приказ от Большого Джима, даже заводилы,
которые принимали участие в магазинной передряге, были освобождены под их честное слово (а куда они
могли деться?) ради того, чтобы все камеры оставались пустыми. Сюрпризом для них стал Мэлвин Ширлз,
когда тот выскочил из камеры № 4, где прятался. Намотанная у него на голове повязка сползла теперь на лоб,
он был в темных очках, которыми маскировал два здоровенных синяка у себя вокруг глаз. В руке он держал
длинный спортивный носок, наполненный чем-то тяжелым: самодельная праща. Первое, моментальное
впечатление, которое промелькнуло у Барби, - его атакует Человек-Невидимка.
- Падло! - крикнул Мэл, замахнувшись носком.
Барби уклонился нырком. Тяжелый носок просвистел у него над головой, попав в плечо Фрэдди
Дентону. Фрэдди взревел и выпустил руку Барби. Позади них закричали женщины.
- Ебаный убийца! Кого ты нанял, чтобы мне разбили череп? А?
Мэл вновь взмахнул своим оружием и на этот раз попал в левый бицепс Барби. Ему сразу отключило
руку. Там не песок, в этом гольфе, а что-то наподобие круглобокого пресс-папье. Что-то стеклянное или
металлическое, во всяком случае, круглое. Если бы оно было угловатое, рука у него уже бы кровоточила.
- Ах-ты-ж-ебучка-ебаная-переёбаная! - зашелся воплем Мэлвин и вновь взмахнул тяжелым носком.
Шеф Рендольф отклонился назад и тоже выпустил руку Барби. Барби перехватил верх носка, вздрогнув,
когда под весом шара внутри, остаток его обмотался вокруг его запястья. Он резко дернул и сумел вырвать у
Мэла Ширлза его самодельное оружие. В тот же миг повязка со лба Мэла соскользнула ему прямо на очки,
ослепив парня, словно на заказ.
- Ни с места! Стоять! - закричала Джеки Веттингтон. - Арестованный, прекратите сейчас же! Последнее
предупреждение!
Барби почувствовал, как ему между лопаток уперся маленький кружочек. Видеть он не мог, но и без
того понял, что Джеки взяла его на мушку. «Если она в меня выстрелит, именно туда войдет пуля. А она
может выстрелить, потому что в маленьком городке, где большое происшествие всегда в диковинку, даже
профессионалы становятся любителями».
Он выпустил из руки носок. Он глухо звякнул, ударившись об линолеум тем, что было в него вложено.
Он поднял руки.
- Мэм, я уже бросил эту штуку! - позвал он. - Мэм, я безоружен, опустите, пожалуйста, ваш пистолет!
Мэлвин смахнул набок со лба ослабленную повязку. Она размоталась, повиснув у него на спине,
словно хвост тюрбана какого-то свами. Он дважды ударил Барби: сначала в солнечное сплетение, а потом
«под ложечку». На этот раз Барби не подготовился, и воздух вырвался из его легких с хриплым звуком ПАХ.
Он согнулся, а потом и опустился на колени. Мэл ударил кулаком ему по загривку - а может, это был
Фрэдди; насколько понимал Барби, это мог быть и сам Бесстрашный Вождь лично - и он распластался на
полу, свет утончился чуть ли не до полнейшего исчезновения. Кроме того места, где был отбит кусок
линолеума. Его Барби видел очень хорошо. Фактически, с захватывающей дух четкостью, а почему бы и нет?
Выбоина была в каком-то дюйме от его глаз.
- Стоп, стоп, прекратите его бить! - голос долетал с огромного расстояния, но у Барби не было
сомнений, что принадлежит он жене Расти. - Он же лежит, он уже безопасен, разве вам не ясно?
Вокруг него в каком-то хитроумном танце мелькали подошвы. Кто-то наступил ему на зад,
перецепился, вскрикнул: «Ой, бля!», а потом его ударили в бедро. Все это происходило очень далеко. Позже
будет больно, но именно сейчас все было не так уж и плохо.
Чьи-то руки вцепились в него, поддернули вверх. Барби старался поднять голову, впрочем, легче было
просто позволить ей висеть. Его потащили по коридору к последней камере, зеленый линолеум мелькал у
него между ног. Что там Дентон говорил наверху? «Апартаменты ждут?»
«А впрочем, я сомневаюсь, чтобы там подавали мятные подушечки или практиковали регулярную
смену постельного белья», - подумал Барби. Но это его не волновало. Он всего лишь желал остаться в
одиночестве и начать зализывать свои раны.
Перед самой камерой кто-то уперся ему в зад ботинком, чтобы добавить ускорения. Он полетел вперед,
задрав правую руку, чтобы уберечь лицо перед столкновеньем с зеленой шлакоблочной стеной. Старался
также поднять и левую, но она так и оставалась безжизненной от локтя и ниже. Голову, однако, он
умудрился защитить, что уже неплохо. Его отбросило от стены, он покачнулся и вновь упал на колени, на
этот раз возле топчана, словно прежде чем на него завалиться, хотел совершить молитву. За спиной
громыхнули, замыкаясь, двери камеры.
Барби сцепил руки на топчане - левая уже понемногу начала действовать - и подтянулся. Обернувшись,
он успел увидеть Рендольфа, который отправился прочь бойцовской походкой - кулаки сжаты, голова
наклонена. Немного поодаль Дентон сматывал с головы Ширлза остатки повязки, тогда как сам Ширлз дико
выглядел (мощность этого обозленного взгляда каким-то образом даже усиливали темные очки, которые
теперь криво сидели у него на носу). Поодаль, за мужчинами, возле подножия ступенек стояли женщиныофицеры. Обе имели одинаково встревоженный, ошеломленный вид. Линда Эверетт побледнела в лице
больше, чем обыкновенно, и Барби показалось, что он заметил блеск слез между ее ресниц.
Барби собрал всю свою волю и позвал:
- Офицер Эверетт!
Она вздрогнула, всполошенная. Разве хоть кто-то называл ее когда-нибудь раньше «офицером
Эверетт»? Наверное, только школьники, когда она выполняла свои обязанности, контролируя пешеходные
переходы, что и было, вероятно, самой серьезной задачей, которая возлагалась на нее, как на копа на
полставки. До этой недели, то есть.
- Офицер Эверетт! Мэм! Прошу вас!
- Заткнись! - гаркнул Фрэдди Дентон.
Барби он был безразличен. Он чувствовал, что вот-вот может упасть в обморок или, по крайней мере, у
него померкнет в глазах, но пока что он держался.
- Скажите вашему мужу, чтобы осмотрел трупы! Особенно миссис Перкинс! Мэм, он должен провести
экспертизу тел! Их не привозили в госпиталь. Ренни этого не позво…
Питер Рендольф стремительно двинулся назад. Барби заметил, какую вещь он отцепил с пояса у
Фрэдди Дентона, и хотел было прикрыть руками себе лицо, но руки у него были очень тяжелыми.
- Ты напросился, сынок, - сказал Рендольф, просовывая сквозь решетку газовый баллончик, и нажал
кнопку.
13
Норри остановила свой велосипед на Черной Гряде посреди изъеденного ржавчиной моста и стояла,
вглядываясь в дальний конец просеки.
- Едем лучше дальше, - сказал Джо. - Надо, пока есть время, воспользоваться дневным светом.
- Да-да, но взгляни-ка, - ответила Норри, показывая пальцем.
На противоположном берегу, под крутым обрывом, распластанные в иле там, где перед появлением
Купола, который замедлил Престил, еще недавно бурно текла речная вода, лежали трупы нескольких оленей:
самец, две самки и пара годков. Все довольно большого размера; лето в Милле было славным, и им хватало
еды. Джо видел тучки мух, которые роились над трупами, слышал даже их сонное гудение. Звук, который в
обычный день был бы заглушен шумом стремительной реки.
- Что с ними могло случиться? - спросил Бэнни. - Как думаете, нет ли чего-нибудь общего между ними
и тем, что мы ищем?
- Если ты говоришь о радиации, мне кажется, она действует не так быстро, - ответил Джо.
- Если это не очень мощная радиация, - добавила Норри нервно.
Джо показал на стрелку счетчика Гейгера.
- Наверное, так, но сейчас она еще не такая уж и мощная. Даже если бы стрелка зашкалила полностью
на красное, я не думаю, чтобы за каких-то три дня она убила бы таких больших животных, как олени.
Бэнни показал рукой:
- У самца поломана нога, даже отсюда видно.
- А я уверена, что у одной из самок поломаны обе, - сказала Норри, которая стояла, прикрывая себе
глаза ладонью. - Передние. Видите, как они согнуты?
Джо подумал, что олениха выглядит так, словно перед гибелью она старалась выполнить какое-то
головокружительное гимнастическое упражнение.
- Думаю, они прыгали, - сказала Норри. - Прыгали с берега, как крысы, которые бросаются с кручи.
- Лемоны, - подсказал Бэнни.
- Ле-минги, куриный ум, - исправил его Джо.
- Хотели от чего-то убежать? - спросила Норри. - И потому прыгали?
Оба парня промолчали. Оба выглядели младше, чем еще неделю назад, и были похожи на детей,
которые вынуждены слушать возле костра какое-то слишком страшное повествование. Они, все трое,
застыли возле своих великов, смотрели на мертвых оленей и слушали сонное гудение мух.
- Поехали? - спросил Джо.
- Думаю, мы должны, - сказала Норри. Она перекинула ногу через раму и выпрямилась.
- Правильно, - кивнул Джо и оседлал свою веломашину.
- Господи, - пробурчал Бэнни. - Очередная заморочка, и вновь ты меня в нее втянул.
- А?
- Да все в норме, катись, мой сердечный братец, катись.
На противоположной стороне моста они увидели, что ноги поломаны у всех оленей. У одного из телятгодков был также расколот череп, вероятно, когда падал, ударился о большой валун, который в нормальное
время скрывался под поверхностью воды.
- Проверь счетчик, - сказал Джо.
Норри включила аппарат. Стрелка затанцевала, лишь немного не достигая +75.
14
Пит Рендольф докопался в одном из ящиков стола Дюка Перкинса до старого кассетного магнитофона,
добыл его на свет и проверил: батарейки оказались все еще пригодными. Когда зашел Джуниор, Рендольф
нажал «ЗАПИСЬ» и положил маленький «Sony» на угол стола так, чтобы юноша мог его видеть.
Недавний приступ мигрени утих, оставив за собой лишь тупое бормотание в левом виске, и Джуниор
чувствовал себя довольно спокойно; они с отцом это уже репетировали, и Джуниор знал, что ему говорить.
- Там все будет пучком, - пообещал Большой Джим. - Чистая формальность.
Так оно и вышло.
- Как ты нашел тела, сынок? - спросил из-за стола Рендольф, покачиваясь в своем вращающемся
кресле. Все личные вещи Перкинса он убрал, положив в шкаф в другом уголке комнаты. А теперь, когда
умерла Бренда, он думал, что может их вообще выбросить на мусорник. Кому нужны личные вещи
покойника, если он не имеет близких родственников?
- Ну, - начал Джуниор. - Я возвращался с патрулирования на шоссе 117. Все, что происходило в
супермаркете, я пропустил…
- Тебе повезло, - заметил Рендольф. - Там было натуральное говно с кровью, прости мне мой
французский. Кофе?
- Нет, благодарю, сэр. Я склонен к мигреням, а кофе их еще больше усиливает.
- Да, это плохая привычка. Не такая, как сигареты, но тоже плохая. А ты знаешь, что я тоже курил, пока
не стал спасенным?
- Нет, сэр, я об этом не знал. - Джуниор надеялся, что этот идиот наконец-то прекратит свое глупое
краснобайство, позволив ему рассказать заготовленную историю и скорее убраться отсюда прочь.
- Эй, меня крестил Лестер Коггинс, - Рендольф прижал руки к груди, разведя ладони веерами. - Полное
погружение в Престил. Вот тогда же, там, я и отдал свое сердце Иисусу. Я не такой уже и ревностный ходок
в церковь, как иные, не такой верный я прихожанин, конечно, как твой отец, но преподобный Коггинс был
хорошим человеком. - Рендольф покачал головой. - У Дейла Барбары многое на совести. Я всегда это
подозревал.
- Да, сэр.
- И на многие вопросы он должен ответить. Я выдал ему порцию слезоточивого газа, но это только
аванс перед тем, что он получит позже. Итак, ты возвращался с патрулирования и?…
- И вспомнил, что кто-то мне говорил, что видел машину Энджи в их гараже. Ну, знаете, в гараже
Маккейнов.
- Кто тебе это говорил?
- Фрэнк? - Джуниор почесал себе висок. - Думаю, это был Фрэнк.
- Продолжай.
- Ну, и я заглянул в окно гаража и увидел, что ее машина действительно стояла там. Я пошел к
передним дверям, позвонил, но никто не ответил. Тогда я обошел дом, пошел к задним дверям, потому что
меня это встревожило. Там стоял какой-то странный… запах.
Рендольф сочувственно кивнул.
- Грубо говоря, ты просто доверился своему нюху. Хорошая полицейская работа, сынок.
Джуниор внимательно всмотрелся в Рендольфа, думая, была ли это шутка, или какая-то хитрая
ловушка, но в глазах шефа не пряталось ничего, кроме честного восторга. Джуниор понял, что его отец
примудрился найти себе помощника (первое слово, которое пришло ему на ум, было соучастник), еще более
тупого, чем Энди Сендерс. А он считал это невозможным.
- Продолжай и заканчивай. Я понимаю, тебе больно говорить. Нам всем это больно.
- Да, сэр. Именно так, как вы говорите. Задние двери были не заперты, и я пошел по нюху прямо в
кладовую. Я глазам своим не поверил, когда увидел, что там находилось.
- Тогда же ты увидел и жетоны?
- Да. Нет. Типа того. Я увидел, что у Энджи что-то зажато в руке… на цепочке… но не понял, что это, а
мне не хотелось ничего там трогать. - Джуниор скромно потупил взор. - Я понимаю, я всего лишь
новобранец…
- Хорошая мысль, - подхватил Рендольф. - Умная мысль. Сам знаешь, при обычных обстоятельствах у
нас здесь сейчас была бы в полном составе команда криминалистов из офиса генерального прокурора штата они бы по всем статьям прижали Барбару к стенке - но сейчас чрезвычайные обстоятельства. И, я думаю, мы
выяснили уже достаточно. Он все-таки придурок, если забыл о своих жетонах.
- Я позвонил по своему мобильному отцу. Рассудив из всей той болтовни по радио, что вы должны
быть очень заняты в то время…
- Занят? - подкатил под лоб глаза Рендольф. - Сынок, ты и половины всего не знаешь. Ты правильно
сделал, что позвонил отцу. Он же практически тоже служит в нашем участке.
- Отец мигом взял двух офицеров - Фрэда Дентона и Джеки Веттингтон, - и они приехали к дому
Маккейнов. Когда уже Фрэдди фотографировал место преступления, к нам присоединилась также Линда
Эверетт. Потом появились со своим похоронным экипажем Стюарт Бови и его брат. Отец решил, что так
будет лучше, потому что в госпитале такая горячка после того бунта в супермаркете и все такое.
Рендольф кивнул.
- Очень правильно. Живым помогай, мертвых прячь. Кто именно нашел жетоны?
- Джеки. Она карандашом разогнула пальцы Энджи, и жетоны выпали на пол. Фрэдди все
сфотографировал.
- На суде это поможет, - произнес Рендольф. - Который мы проведем сами, если этот Купол не
исчезнет. Мы запросто можем это сделать. Знаешь, как сказано в Библии: с верой мы горы можем свернуть.
В котором часу ты нашел трупы, сынок?
- Около полудня. - «После того, как в последний раз простился с моими подружками».
- И сразу же позвонил отцу?
- Не сразу. - Джуниор подарил Рендольфу стесняющийся взгляд. - Сначала я вышел на улицу и
поблевал. Они там были такие, такие ужасно побитые. Я сроду не видел ничего подобного. - Он тяжело
вздохнул, не забыв добавить в голос чуточку дрожи. Магнитофон едва ли уловит этот трепет, но Рендольф
его запомнит. - Когда я уже проблевался, вот тогда и позвонил отцу.
- О'кей, думаю, я получил все, что надо.
Никаких дополнительных вопросов, касающихся хода событий во времени или его «утреннего
патрулирования»; даже предложения написать рапорт Джуниору (что было к лучшему, потому что писание
сейчас неизбежно откликнулось бы ему болью в голове). Рендольф наклонился вперед выключить
магнитофон.
- Благодарю, Джуниор. Почему бы тебе не отдохнуть остаток дня? Пойди домой и отдохни. У тебя
измученный вид.
- Я хотел бы присутствовать сэр, когда вы его будете допрашивать. Барбару.
- Не следует тебе беспокоиться, что пропустишь сегодня что-то. Мы дадим ему время повариться в
собственном соку. Это идея твоего отца, и она очень правильная. Допрашивать его начнем завтра днем или
вечером, и ты тоже будешь присутствовать. Даю тебе слово. И допрашивать мы его будем решительно.
- Да, сэр. Хорошо.
- Никаких тех штучек с «мирандой»[299].
- Ясно, сэр.
- И, благодаря Куполу, никто его не передаст окружному шерифу. - Рендольф взглянул на Джуниора. Все будет как в той поговорке: «Что случилось в Лас-Вегасе, должно остаться в Лас-Вегасе».
Джуниор не знал, что ему на это ответить: «да, сэр» или «нет, сэр», потому что не имел понятия, о чем
этот идиот за столом сейчас болтает.
Рендольф еще мгновение или дольше так же с намеком смотрел на Джуниора, словно желая убедиться,
что они поняли друг друга, а потом вдруг всплеснул ладонями и встал.
- Иди домой, Джуниор. Ты немного переволновался.
- Да, сэр, есть такое. Думаю, я пойду. Отдохну, то есть.
- У меня в кармане лежала пачка сигарет, когда меня погружал в воду преподобный Коггинс, - произнес
Рендольф тем сердечным тоном, которым делятся любимыми воспоминаниями. Он обнял Джуниора за
плечи, провожая его к дверям. Джуниор сохранял на лице почтительное, заинтересованное выражение, хотя
готов был, чуть ли не плакать под весом этой упитанной руки. Словно несешь на себе галстук из мяса. - Они
испортились, конечно. И я никогда больше не купил себе ни одной пачки. Спасенный от дьявольского зелья
Сыном Господним. Разве не благодать Божья?
- Чудеса, - сподобился Джуниор.
- Бренда и Энджи получат самое большое внимание, конечно, и это нормально - выдающаяся
жительница города и молодая девушка, у которой вся жизнь была еще впереди, но преподобный Коггинс
тоже имел своих приверженцев. Не говоря уже о большом количестве прихожан, которые любили его.
Уголком левого глаза Джуниор видел пухлую ладонь Рендольфа. Ему подумалось, а как бы повел себя
Рендольф, если бы он вдруг укусил его за эту руку. Может, даже отгрыз бы на фиг какой-то из его толстых
пальцев и выплюнул на пол.
- Не забываем и о Доди, - он сам представление не имел, зачем это произнес, но оно подействовало.
Рука Рендольфа упала с его плеч. Человека словно громом ударило. Джуниор понял, что тот просто забыл о
Доди.
- О Господи, - проскулил Рендольф. - Доди. А кто-нибудь звонил Энди, сообщал ему?
- Не знаю, сэр.
- Твой отец должен был бы, точно?
- Он чрезвычайно поглощен заботами.
Это было правдой. Большой Джим сидел дома, в кабинете, и писал план своей речи на городском
собрании вечером в четверг. Той, которую он объявит как раз перед голосованием жителей города за
предоставления чрезвычайных полномочий совету выборных на время, пока будет длиться кризис.
- Наверное, я сам ему позвоню, - сказал Рендольф. - Хотя, вероятно, лучше мне сначала об этом
помолиться. Хочешь стать на колени вместе со мной, сынок?
Джуниор лучше бы сам себе в штаны налил бензина и произвел поджог собственных яиц, но вместо
этого произнес:
- Говорите с Богом один на один, и вы яснее услышите Его ответы. Так всегда говорит мой отец.
- Хорошо, сынок. Это дельный совет.
Не ожидая, пока Рендольф успеет еще что-то сказать, Джуниор выпорхнул сначала из кабинета, а
потом и из полицейского участка. Он пошел домой, погруженный в мысли, опечаленный потерей своих
подружек, думая, не случится ли ему найти кого-нибудь другого. А еще лучше несколько.
Под Куполом все возможно.
15
Пит Рендольф честно старался молиться, но слишком много всякого разного взрывало ему мозг. Кроме
того, Господь помогает тем, кто помогает себе сам. В Библии этого нет, думал он, но все-таки так оно и есть.
Он позвонил Энди Сендерсу на мобильный, найдя его номер на стене, в списке, пришпиленном к доске
объявлений. Надеялся, что ему никто не ответит, но тот откликнулся уже на первый гудок - разве оно не
всегда так случайно?
- Привет, Энди. Это шеф Рендольф. У меня довольно неприятные новости для вас, мой друг. Наверное,
вам лучше сесть.
Тяжелый это был разговор. Мерзкий, по правде. Когда он, наконец-то, закончился, Рендольф остался
сидеть, барабаня пальцами по столу. Он подумал (в который раз), что не очень сожалел бы, если бы за этим
столом сейчас сидел Дюк Перкинс. Может, и вообще бы не жалел. Эта работа оказалась намного более
тяжелой и грязной, чем он себе представлял. Личный кабинет не достоин был такого напряжения. Даже
зеленая машина шефа полиции не стоила этого; каждый раз, садясь за ее руль, когда его зад проваливался в
ранее продавленные более тяжелыми ягодицами Дюка вмятины, в голове у него всплывала одна и та же
мысль: «Ты не годишься для этого».
Сендерс скоро будет здесь. Хочет посмотреть в глаза Барбаре. Рендольф старался ему отказать, но
посреди его тирады о том, что лучше бы Энди сейчас упасть на колени, молиться за души дочери и жены - не
говоря уже о силе, чтобы нести свой крест, - Энди прервал связь.
Рендольф вздохнул и набрал другой номер. После двух гудков в ухо ему гаркнул раздраженный голос
Большого Джима:
- Что? Что?
- Это я, Джим. Я понимаю, вы работаете, и мне неприятно вас отвлекать, но не могли бы вы приехать
сюда? Мне нужна помощь.
16
Трое детей стояли под каким-то лишенным светлой глубины небом, которое теперь имело явный
желтоватый оттенок, и смотрели на мертвого медведя возле подножия телефонного столба. Столб торчал
криво и был надломлен. На высоте четырех футов от основания его пропитанный креозотом ствол был
разрушен и забрызган кровью. И еще кое-чем. Чем-то белым, что, как считал Джо, похоже на фрагменты
костей. А также сероватой, мучнистой массой, которая, наверняка, была моз…
Он отвернулся, стараясь сдержать спазм в горле. Ему это почти удалось, но тут первым вырвал Бэнни с громким звуком юуурп, - а за ним и Норри. Джо сдался и тоже присоединился к клубу рыгателей.
Когда они собой, наконец, овладели, Джо полез в рюкзак и, достав оттуда «Снепл», раздал каждому по
бутылке. Первым делом он прополоскал себе рот и выплюнул. Так же совершили Норри и Бэнни. И лишь
потом они начали пить. Сладкий чай был теплым, но все равно Джо ощущал райское наслаждение в горле.
Норри сделала два осторожных шага к черному, обсиженному гудящими мухами сугробу возле
подножия столба.
- Он - как те олени, - сказала она. - Перед бедным мишкой не было реки, в которую он мог бы
броситься, и он разбил себе голову о телефонный столб.
- Может, у него было бешенство, - заметил Бэнни тоненьким голосом.
Джо рассудил, что технически такая вероятность существует, но он в это не верил.
- Я думал о версии самоубийства, - ему ненавистна была дрожь в собственном голосе, но, вопреки
всему, он никак не мог ее унять. - Это делают и киты, и дельфины - выбрасываются на берег. Я видел по
телевизору. А отец мне говорил, что и восьминоги такое делают.
- Что за речь, - предостерегла его Норри. - Осьминоги.
- Да какая разница. Отец говорил, что, когда их среда становится совсем загрязненной, они отгрызают
сами себе щупальца.
- Чувак, ты хочешь, чтобы я вновь вырыгал? - спросил Бэнни. Голос у него звучал жалостливо и
утомлено.
- И, именно это сейчас мы видим здесь, загрязнение среды? - спросила Норри. - То есть окружающей
среды?
Джо покосился глазом на желтоватое небо. Потом показал на юго-запад, где остался висеть после
причиненной ракетным обстрелом пожара черный осадок, лишая небо цвета. Этот мазок выглядел на футов
триста в высоту и тянулся где-то на милю в ширину. Может, и больше.
- Конечно, - согласилась она. - Но есть и кое-что другое. Разве нет?
Джо пожал плечами.
- Если нас ожидает внезапный порыв к самоубийству, то, может, нам лучше просто сейчас вернуться
назад? - произнес Бэнни. – У меня есть кое-что, ради чего следует еще пожить. Я пока еще не начал
побеждать в «Боевом молоте»[300].
- Проверь счетчик на медведе, - сказала Норри.
Джо потянулся сенсорной трубкой к медвежьему трупу. Стрелка не опустилась, но и не поднялась.
Норри показала на восток. Прямо перед ними дорога выходила с густо поросшей черным дубом[301]
полосы, от которой она когда-то и получила свое название. Выбравшись из этой дубравы, подумал Джо, они
смогут увидеть на верху холма яблоневый сад.
- Давайте проедем дальше, пока, по крайней мере, не выедем из-под деревьев, - сказал он. - Замеряем
оттуда, и, если уровень будет возрастать, сразу вернемся в город и расскажем обо всем этом доктору
Эверетту, или этому парню, Барби, или им обоим. Пусть решают, что дальше.
Бэнни посмотрел с сомнением в глазах.
- Ну, я не знаю…
- Если почувствуем что-то плохое, сразу же разворачиваемся и назад, - сказал Джо.
- Если мы способны помочь, мы должны это сделать, - сказала Норри. - Я предпочитаю выбраться из
Милла раньше, чем ополоумею от клаустрофобии.
Она улыбнулась, показывая, что это только шутка, но голос у нее звучал далеко не шуточно, и Джо
отнесся к ее словам серьезно. Многие любили насмехаться с Милла, какой он крохотный - возможно, именно
поэтому здесь была такой популярной эта песня Джеймса Макмертри - и городок действительно, в
формальном смысле, был маленький. И в демографическом. Он смог припомнить у них лишь одну
американку азиатского происхождения - Памелу Чен, которая иногда помогала Лиссе Джеймисон в
библиотеке. А черных жителей, после того как семья Леверти переехала в Оберн, у них нет совсем. В городе
не было «Макдоналдса», не говоря уже об «Старбакс»[302], и местный кинотеатр давно закрыт. Но до сих
пор Милл всегда казался ему географически большим, богатым еще неизведанными местами. Удивительно,
как город вдруг уменьшился в его воображении, только он осознал, что они с мамой и отцом не могут
больше сесть в машину и просто уехать в сторону Льюистона, купить у Йодера жареных устриц и
мороженого. Конечно, ресурсов у них полно, но они же не вечные.
17
- Правильно, плач!
Голос долетал откуда-то издали, Барби старался пробиться в ту сторону, но тяжело было раскрыть
пылающие глаза.
- О многом же ты еще должен поплакать!
Голос, который сделал это заявление, звучал так, словно его хозяин и сам плачет. Знакомый откуда-то
голос. Барби старался рассмотреть, но тяжелые, распухшие веки его не слушались. Глаза под ними
пульсировали в такт сердцебиению. Носовые пазухи были забиты так, что каждый глоток воздуха отдавался
ему выстрелом в ушах.
- Зачем ты ее убил? Зачем ты убил мой ребенка?
«Какой-то сучий потрох прыснул мне в глаза газом. Дентон? Нет, Рендольф».
Барби был в состоянии раскрыть глаза, только приложив ладони себе к бровям и сдвинув их кверху. И
увидел Энди Сендерса, тот стоял за решетчатыми дверями, и слезы катились ему по щекам. А что видел
Сендерс? Мужчину в камере, а человек в камере всегда выглядит виноватым.
Сендерс вскрикнул:
- Она была для меня всем!
Позади него стоял Рендольф с расстроенным видом, он переминался, словно ученик на двадцатой
минуте после того, как не получил разрешения на свою просьбу выйти в туалет. Барби не удивило то, что
Рендольф позволил Сендерсу спустись сюда. Это не потому, что Сендерс первый выборный, а потому что
Рендольф просто не в состоянии был сказать ему «нет».
- Хорошо, Энди, - произнес Рендольф. - Достаточно уже. Вы хотели его увидеть, и я вам позволил, хотя
это абсолютно против правил. Он закрыт крепко и надежно и заплатит сполна за все, что наделал. Итак, идем
уже наверх, и я налью вам чашку…
Энди вдруг схватил Рендольфа за грудь форменной рубашки. Рендольф был выше Энди на четыре
дюйма, но на его лице отразился испуг. Барби не мог его осуждать. Мир он видел сквозь красную пелену, но
насколько сейчас обозлен Энди Сендерс - ему было достаточно ясно видно.
- Дай мне твой пистолет! Суд для него слишком легкий исход! Он все равно выкрутится! Имеет друзей
наверху, мне Джим говорил! Я хочу ему отомстить! Я заслуживаю мести! Давай мне свой пистолет!
Барби не верилось, что услужливость Рендольфа зайдет так уж далеко, и он передаст свое оружие
Энди, чтобы тот застрелил его прямо здесь, в камере, как какую-то крысу в водостоке, но полной
уверенности у него не было; кроме трусливой льстивости, за всем этим могла прятаться и другая причина,
которая побуждала Рендольфа привести сюда Сендерса, и привести его одного.
Барби был в состоянии подняться:
- Мистер Сендерс, - немного перечного газа попало ему в рот. Язык и горло распухли, голос
неубедительно гундосил. - Я не убивал вашей дочери, сэр. Я никого не убивал. Если вы рассудите здраво,
сами поймете, что вашему приятелю Ренни просто нужен козел отпущения, а моя кандидатура годится лучше
все…
Но Энди находился не в том состоянии, чтобы хоть что-то осознавать. Он уцепился в кобуру Рендольфа
кобуру, стараясь вытянуть пистолет. Рендольф старался ему помешать.
В это мгновение на ступеньках появилась угловатая фигура, вопреки своим габаритам, Большой Джим
спускался грациозной походкой.
- Энди! - гаркнул Большой Джим. - Энди, друг мой! Иди-ка сюда!
Он развел руки. Энди перестал бороться за пистолет и бросился скорей к нему, словно заплаканное
дитя папочке в объятия. И Большой Джим его приласкал.
- Я хочу пистолет, - канючил Энди, задрав свое зареванное, все в соплях, лицо к лицу Большого Джима.
- Дай мне пистолет, Джим! Сейчас! Прямо сейчас! Я хочу его застрелить за то, что он сделал! Это мое право
как отца! Он убил мою девочку, мою кровиночку!
- Может, и не только ее, - сказал Большой Джим. - Может, не только Энджи, Лестера и несчастную
Бренду.
Словесный поток прекратился. Энди впялился в глыбу лица Большого Джима. Ошарашенный.
Привороженный.
- Возможно, также и твою жену. И Дюка. И Майру Эванс. И всех других.
- Но…
- Кто-то же виноват в том, что появился Купол, друг… или я не прав?
- Ко… - на большее Энди был не в состоянии, однако Большой Джим великодушно кивнул.
- И, как мне кажется, люди, которые это организовали, должны были иметь, по крайней мере, одного
сообщника внутри. Того, кто будет помешивать заваренную ими кашу. А кто же лучше в помешивании каши,
чем ресторанный повар? - Он положил руку на плечо Энди и повел его к Рендольфу. На покрасневшее,
распухшее лицо Барби Большой Джим взглянул, словно на какую-то разновидность насекомого. - Мы найдем
доказательства. Несомненно. Он уже продемонстрировал, что ума у него недостаточно, чтобы скрывать
собственные следы.
Барби привлек внимание Рендольфа.
- Это манипуляции, - произнес он своим гнусавым, трубным голосом. - Это могло начаться потому, что
Ренни хотел прикрыть себе сраку. Но сейчас уже речь идет о неприкрытом захвате им полной власти. Пока
что вы нужны, шеф, но вы такой же кандидат на расходный материал.
- Замолчи, - грохнул Большой Джим.
Ренни ласкал волосы Энди. Барби вспомнил свою мать, как она гладила их кокер-спаниеля Мисси,
когда Мисси постарела, подурнела и страдала недержанием.
- Он сполна заплатит, Энди. Даю тебе слово. Но сначала мы узнаем обо всех деталях: что, когда,
почему и кто еще является его соучастником. Потому что он действует не сам, хоть ты на все свое
наследство спорь. У него есть соучастники. Он за все заплатит, но сначала мы выжмем из него всю
информацию. Досуха.
- Какую цену? - спросил Энди. Теперь он смотрел вверх, в лицо Большого Джима чуть ли не в экстазе. Какую цену он заплатит?
- Ну, если он знает, как поднять Купол - а я не исключаю такой возможности, - думаю, мы можем
удовлетвориться тем, что его отправят в Шоушенк. На пожизненное, без права на досрочное освобождение.
- Не очень это хорошо, - прошептал Энди. Ренни не переставал гладить Энди по голове. - А если Купол
никуда не денется?
Он улыбнулся.
- В таком случае, мы будем судить его сами. И когда выясним, что он виноват, мы его казним. Тебе так
больше нравится?
- Больше, - прошептал Энди.
- И мне, друг… - Он гладит, гладит. - И мне.
18
Они вышли из рощи вместе, бок о бок, и остановились, глядя на сад.
- Вон там что-то есть! - сказал Бэнни. - Я вижу! - голос у него был взволнованным, но Джо услышал его
как-то удивительно, словно издалека.
- И я, - сказала Норри. - Оно похоже на… на… «Радиомаяк» хотела она сказать, но так и не произнесла
этого слова. Была в состоянии только на ррр-ррр-ррр, как вот рычат малыши, играясь в песочнице
машинками. А потом она свалилась со своего велосипеда и растянулась на дороге, дрыгая руками и ногами.
- Норри? - посмотрел Джо на нее сверху, скорее изумленно, чем встревожено, а потом поднял глаза на
Бэнни. Их взгляды встретились лишь на миг, и Бэнни тоже брыкнулся, потянув велосипед прямо на себя. Он
начал дрыгать ногами, словно отбиваясь от своего «Рейнджера». Счетчик Гейгера отлетел, шлепнувшись в
канаву шкалой вниз.
Джо рысью побежал и дотронулся до него рукой, которая у него потянулась, словно резиновая, как ему
показалось. Перевернул счетчик шкалой кверху. Стрелка подскочила до +200, лишь чуточку не достигая
опасной зоны. Он успел это увидеть, а дальше и сам провалился в черную яму, полную оранжевого пламени.
Джо подумалось, что это вспышки исполинского погребального костра, составленного из хэллоуиновских
тыкв-светильников. Откуда-то гремели голоса: потерянные и испуганные. Потом его проглотила тьма.
19
Когда Джулия, выйдя из супермаркета, вернулась в редакцию «Демократа», там сидел, набирая что-то
на ноутбуке, Тони Гай, бывший спортивный репортер, который теперь олицетворял отдел новостей. Она
вручила ему камеру и сказала:
- Прервись и напечатай это.
Сама она села к компьютеру писать статью. Ее начало она держала в голове всю дорогу, пока шла сюда
по Мэйн-стрит: «Эрни Келверт, бывший директор «Фуд-Сити», призвал людей заходить с обратной стороны.
Сказал, что он открыл задние двери. Но уже было поздно. Стихийный мятеж начался». Это было хорошее
вступление. Проблема заключалась в том, что она не могла его написать. Она все время била не по тем
клавишам.
- Пойди наверх и полежи, - сказал Тони.
- Нет, мне нужно написать…
- В таком состоянии ты ничего не сможешь написать. Ты дрожишь, как осенний листок. Это шок.
Полежи хотя бы часок. Я напечатаю кадры и перешлю на рабочий стол твоего компьютера. Наберу также
записи из твоего блокнота. Иди наверх.
Ей не нравилось то, что он говорил, но она вынуждена была признать правильность его совета. Вот
только оказалось, что ей понадобилось больше часа. Она ни раза толком не поспала с прошлой пятницы,
которая была, как казалось, сто лет тому назад, итак ей стоило только коснуться головой подушки, как она
провалилась в глубокий сон.
Проснувшись, Джулия запаниковала, увидев, какие длинные уже тени. День склонялся к вечеру. А
Горес! Он, наверняка, уже напрудил где-то в уголке, и будет смотреть на нее беспредельно виноватыми
глазами, словно это его вина, а не ее.
Она запрыгнула в кеды, побежала в кухню и увидела, что ее корги не скулит под «прогулочными»
дверьми, а мирно спит в своей кровати - на одеяле между холодильником и печкой. На кухонном столе
нашлась прислоненная к перечнице и солянке записка.
15:00
Джулия,
Пит Ф. и я вместе потрудились над материалом о супермаркете. Вышло не супер, но станет таким,
когда ты пройдешься по нему своей рукой. Кадры, что ты там сняла, неплохие. Приходил Ромми Бэрпи,
говорил, что у него полно бумаги, итак с этой стороны у нас все о'кей. Также он сказал, что тебе надо
написать редакторскую колонку о том, что произошло. «Абсолютная дрочь, - сказал он. - И абсолютная
некомпетентность. Разве что они хотели, чтобы именно это и произошло. От этого кадра всего можно ждать,
и я имею в виду не Рендольфа». Мы с Питом согласны, что редакторская колонка нужна, но нам надо быть
осторожными, пока не станут известными все факты. Также мы согласились с тем, что, если бы написать
колонку так, как она должна быть написана, тебе нужно выспаться. Мисс, у вас настоящие мешки под
глазами! Я иду домой, увижусь с женой и детьми. Пит пошел в ПУ. Сказал что, что-то «крутое» там
случилось, и он хочет выяснить, что и как.
Тони Г.
P.S. Я выгулял Гореса. Он сделал все свои дела.
Не желая, что бы Горес забывал, что это она свет его души, Джулия разбудила его еще до того, как
наступило время поглощения им «Тугих полосок»[303], а потом спустилась в офис, чтобы причесать
репортаж и написать редакторскую колонку, на которой настаивали Тони с Питом. Как только она начала
работать, зазвонил мобильный.
- Шамвей слушает.
- Джулия! - голос Питера Фримэна. - Думаю, тебе следует прибыть сюда. За стойкой сидит Марти
Арсенолт, и он меня не пускает. Говорит, чтобы я подождал где-то от-черта-в-стороне! Он никакой не коп,
обычный тупой лесоруб, который немного подрабатывает летом регулировщиком дорожного движения, но
сейчас строит из себя такое цебе большое, как член у Кинг-Конга.
- Пит, у меня здесь куча работы, и пока…
- Бренда Перкинс мертва. А также Энджи Маккейн, и Доди Сендерс…
- Что? - она вскочила так стремительно, что перекинулся стул.
- …и Лестер Коггинс. Они были убиты. И, слушай сюда, за эти убийства арестовали Дейла Барбару. Он
сейчас сидит здесь в камере, в подвале.
- Я сейчас же буду там.
- Вот бля, - ругнулся Пит. - Сюда идет Энди Сендерс, весь такой, к черту, заплаканный. Может, мне
попробовать взять у него интервью или…
- Ни в коем случае, человек потерял дочь всего через три дня после того, как потерял жену. Мы же не
«Нью-Йорк Пост». Я сейчас же буду там.
Не ожидая ответа, она оборвала разговор. Сначала она чувствовала себя довольно спокойной; даже не
забыла запереть редакцию. Но только ступила на тротуар, в жару, под небо, словно закопченное табачным
дымом, куда и делся ее покой. Джулия побежала.
20
Джо, Норри и Бэнни судорожно дергались, лежа в каком-то очень рассеянном свете солнца на дороге
Черная Гряда. Сверху их обдавало горячим жаром. Отнюдь не склонная к самоубийству ворона уселась на
телефонном проводе и хлопала на них яркими, умными глазами. Каркнув один раз, она взмахнула крыльями
и полетела прочь под этим странным дневным небом.
- Хэллоуин, - бормотал Джо.
- Пусть они перестанут кричать, - стонал Бэнни.
- Солнца нет, - произнесла Норри. Ее руки хватали воздух. Она плакала. - Нет солнца, о, Боже мой,
здесь нет солнца.
На вершине Черной Гряды, в яблоневом саду, из которого было видно весь Честер Милл, ярко
вспыхнул розово-лиловый огонек.
Он вспыхивал вновь и вновь, каждые пятнадцать секунд.
21
Джулия бегом поднялась по ступенькам полицейского участка, с лицом, еще опухшим ото сна, с
волосами, торчащими на голове. Когда возле нее вынырнул Пит, она помотала головой.
- Лучше побудь здесь. Я тебя могу позвать, когда уже буду брать интервью.
- Люблю тех, кто положительно мыслит, но черта лысого, - сказал Пит. - Вскоре после Энди, угадай,
кого принесло? - Он показал на «Хаммер», припаркованный возле пожарного гидранта.
Возле машины стояли Линда Эверетт и Джеки Веттингтон, поглощенные разговором. Обе женщины
выглядели серьезно озадаченными.
Первое, что поразило Джулию внутри участка, это духота, кондиционер было отключен, наверняка,
ради экономии горючего. Второе - количество юношей, которые там сидели, между ними и двое из
неизвестно - скольких братьев Кильянов - этих невозможно было не узнать по шнобелям и коническим
головам. Очевидно, все эти молодчики были заняты заполнением официальных форм.
- А если кто-то не имел последнего места работы? - спрашивал один из них у другого.
Из подвала слышались плаксивые вопли Энди Сендерса.
Джулия сразу направилась к дежурной части, куда заходила годами и даже делала добровольные
взносы в здешний кофейно-пончиковый фонд (плетеная корзина). Никогда прежде ее не останавливали, но
сейчас Марти Арсенолт сказал:
- Вам нельзя туда, мисс Шамвей. Приказ.
Произнес он эти слова к ней примирительным тоном, которого, несомненно, не применял к Питу
Фримэну.
Как раз в этот миг по ступенькам из подвала, который офицеры Милловского департамента полиции
между собой называли «клетью», поднялись Большой Джим Ренни с Энди Сендерсом. Энди плакал. Большой
Джим, приговаривая что-то успокоительное, обнимал его за плечи. Вслед за ними появился Питер Рендольф.
Униформа на нем сияла, но лицо у него было человека, который только что едва спасся от взрыва бомбы.
- Джим! Пит! Я хочу поболтать с вами, для «Демократа»! - позвала Джулия.
Большой Джим довольно долго разворачивался, но только ради того, чтобы окинуть ее взглядом типа
«жителям ада тоже хотелось бы воды со льдом». А потом повел Энди в кабинет шефа. Говорил он что-то о
молитвах.
Джулия направилась мимо стойки. С тем самым виноватым лицом Марти схватил ее за руку.
- Когда в прошлом году вы, Марти, попросили меня не подавать в газете материал о том скандальчике с
вашей женой, я вам поспособствовала. Потому что иначе вы бы потеряли работу. Итак, если у вас есть хоть
унция признательности, пропустите меня.
Марти отпустил ее, пробурчав:
- Я старался вас удержать, но вы меня не послушались. Не забудьте.
Джулия бросилась бегом через дежурную часть.
- На минуточку, голубчики, - окликнула она Большого Джима. - Вы с Питом Рендольфом чиновники на
службе нашего города и поэтому будете говорить со мной.
На этот раз взгляд, подаренный ей Большим Джимом, содержал в себе злость вместе с
пренебрежением:
- Нет. Не будем. Вы не имеете на это сейчас права.
- А он имеет? - спросила она, кивнув на Энди Сендерса. - Если то, что я слышала о Доди, правда, то он
последнее лицо, которому можно было бы позволить спускаться в подвал.
- Этот сукин сын убил мою драгоценную девочку! - завопил Энди. Большой Джим ткнул в сторону
Джулии пальцем.
- Вы получите материал, когда мы будем готовы его предоставить. И не раньше.
- Я хочу увидеть Барбару.
- Он под арестом за совершение четырех убийств. Вы с ума сошли?
- Если отец одной из его предполагаемых жертв смог там побывать, почему я не могу?
- Потому что вы ни жертва, и ни близкая родственница, - ответил Большой Джим. Верхняя губа у него
задралась, оголив зубы.
- У него есть адвокат?
- Разговор закончен, жен…
- Ему не нужен адвокат, ему нужна веревка на шею! ОН УБИЛ МОЮ ДРАГОЦЕННУЮ ДЕВОЧКУ!
- Идем, друг мой, - произнес Большой Джим. - Вознесем за это молитву Богу.
- Какие у вас доказательства? Он сознался? Если нет, какое алиби он предложил? Как это
согласовывается со временем наступления смерти? И знаете ли вы вообще, когда наступила смерть? Если
тела только что были найдены, откуда вы можете это знать? Были ли они застрелены, или зарезаны, или…
- Пит, избавьтесь от этой надоедливой ведьмы, чье имя рифмуется со словом «пядь», - бросил, не
оборачиваясь, Большой Джим. - Если не пойдет добровольно, выкиньте ее отсюда. И скажите, кто там у нас
сидит на рецепции, что она изгнана отсюда навсегда.
Марти Арсенолт скривился, проведя себе рукой по глазам. Большой Джим подтолкнул Энди Сендерса
в кабинет шефа и прикрыл за собой двери.
- Ему выдвинуто обвинение? - спросила Джулия у Рендольфа. - Вы не можете этого делать без
адвоката. Это незаконно.
И тогда, хотя все еще не опасный на вид, а только взволнованный, Рендольф произнес слова, от
которых у нее похолодело сердце:
- Пока будет стоять Купол, Джулия, я думаю, законным здесь будет то, что решим мы.
- Когда они были убиты? Скажите мне хоть это, по крайней мере.
- Ну, похоже на то, что две девушки были перв…
Тут настежь распахнулись двери кабинета, она не сомневалась, что Большой Джим стоял за ними,
подслушивая. Энди сидел за столом, который теперь принадлежал Рендольфу, спрятав лицо в ладони.
- Убери ее отсюда прочь! - гаркнул Большой Джим. - Я не желаю тебе дважды тоже самое повторять.
- Вы не имеете права запрещать ему общение и лишать информации жителей нашего города! закричала Джулия.
- Вы не правы по обеим пунктам, - улыбнулся Большой Джим. - Слышали такое выражение: «Если вы
не принадлежите к решению проблемы, значит, вы есть часть самой проблемы»? Итак, вы ничего не решаете,
оставаясь здесь. Вы надоедливая вошь. И всегда были ею. Если вы сейчас же не уйдете отсюда, будете
арестованы. Предупреждаю честно.
- Прекрасно! Арестовывайте меня! Давайте, тяните в подвал! - она протянула руки, сложив запястья
вместе, как под наручники.
Какое-то мгновение она была уверена, что Большой Джим сейчас ее ударит. Это желание ясно читалось
на его лице. Вместо этого он заговорил с Питом Рендольфом:
- Последний раз говорю: избавься от этой вши. Если будет сопротивляться, выкинь ее на улицу, - и
захлопнул двери.
Пряча глаза, со щеками цвета только что обожженного кирпича, Рендольф взял ее за руку. Джулия не
сопротивлялась, она пошла сама. Когда проходила мимо стойки дежурного, Марти Арсенолт произнес скорее скорбно, чем сердито:
- Вот так. Теперь я потерял работу, мое место займет кто-то из этих долбоебов, которые не способны
отличить собственной сраки от локтя.
- Ты не потерял работу, Марти, - успокоил его Рендольф. - Я с ним поговорю, и все будет нормально.
В следующий миг она оказалась на улице, моргая от солнечного света.
- Ну, как? - спросил Пит Фримэн. - Как там прошло?
22
Первым очухался Бэнни. Но, кроме распаренности – рубашка прилипла ему к груди, - он чувствовал
себя хорошо. Он подполз к Норри и потряс девочку. Она раскрыла глаза, посмотрела на него мутными
глазами. Волосы у нее прилипли к вспотевшим щекам.
- Что случилось? - спросила она. - Я, наверное, заснула. Даже видела сон, только не помню, о чем.
Только то, что он был плохим. Это помню точно.
Джо Макклечи перевернулся на живот, тяжело поднялся на колени.
- Джо-Джо? - позвал Бэнни. После четвертого класса он ни разу не обращался к своему другу Джо-Джо.
- С тобой все обстоит благополучно?
- Эй. Пылал костер из тыкв.
- Каких тыкв?
Джо потряс головой. Не смог вспомнить. Он знал единственное: ему сейчас надо в тень и допить, что
там осталось в бутылке «Снепла». Потом он вспомнил о счетчике Гейгера. Извлек его из канавы, увидев с
облегчением, что тот все еще работает - похоже, в двадцатом столетии вещи делали очень крепкими.
Джо показал Бэнни на шкалу, где было +200, хотел было показать Норри, но она засмотрелась на холм,
где на верхушке Черной Гряды стоял сад.
- Что это? - спросила она, показывая пальцем.
Джо сначала ничего не увидел. Потом вспыхнул яркий пурпурный огонек. Такой яркий, что тяжело
было смотреть. Через паузу он вспыхнул вновь. Джо посмотрел на свои часы с намерением высчитать
периодичность вспышек, но часы остановились в 16:02.
- Думаю, это то - самое, что мы ищем, - сказал он, вставая в полный рост. Боялся, что ноги будут
ватными, но нет. Если не учитывать накаленность организма, чувствовал себя он вполне хорошо. - А теперь
давайте убираться отсюда, пока оно нас не стерилизовало или еще что-нибудь.
- Чувак, - сказал Бэнни. - Кому нужны дети? Они же могут родиться похожими на меня. - Однако он
уже оседлал свой велосипед.
Назад они катили тем же путем, не останавливаясь на передышку, не затормозив, чтобы попить, пока
не переехали мост и пока не выбрались на шоссе 119.
СОЛЬ
1
Женщины-офицеры все еще стояли, разговаривали возле «Х-3» Большого Джима, Джеки теперь нервно
курила сигарету, но, увидев Джулию, которая как раз проходила мимо них, дамы прервали свою беседу.
- Джулия? - обратилась нерешительно Линда. - Можно вас…
Джулия не остановилась. Меньше всего, чего ей хотелось сейчас в ее возмущенном состоянии, это
беседы с кем-то из представителей тех органов законности и того порядка, какой, похоже, теперь
устанавливается в Милле. Пройдя уже полдороги к «Демократу», Джулия осознала, что злость не
единственное из чувств, которые она сейчас переживает. И даже не главное из ее чувств. Она остановилась
под тентом с надписью «Новые & Подержанные книги» («ЗАКРЫТО ДО ОСОБОГО РАСПОРЯЖЕНИЯ»
гласило написанное от руки объявление в витрине), чтобы перевести дух, но также и заглянуть вглубь самой
себя. Это не заняло много времени.
- В общем-то, я напугана, - произнесла она, слегка вздрогнув от звука собственного голоса. Она не
собиралась ничего говорить вслух.
Ее догнал Пит Фримэн.
- Как ты, в порядке?
- Нормально, - это было вранье, но ответ прозвучал довольно решительно. Конечно, она не могла знать,
что написано у нее на лице.
Потянувшись рукой себе за голову, она пригладила волосы, которые так и торчали на затылке после ее
дневного сна. Волосы улеглись… и вновь встали торчком. «Еще и прическа идиотская вдобавок ко всему, подумала она. - Очень хорошо. Финальный штрих».
- Я думал, Ренни на самом деле заставит нашего нового шефа тебя арестовать, - сказал Пит. Глаза у
него были широко раскрыты, и в это мгновение он выглядел намного младше своих тридцати с чем-то лет.
- Я надеялась. - Джулия взмахнула руками, взяв в кавычки невидимый заголовок. - РЕПОРТЕР
«ДЕМОКРАТА» ПОЛУЧИЛ ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ИНТЕРВЬЮ В ТЮРЬМЕ С ОБВИНЕННЫМ В
УБИЙСТВАХ.
- Джулия, что это такое у нас происходит? Не говоря уже о Куполе, что это такое? Ты видела тех ребят,
тех, что пишут там заявления? Это уже пугает.
- Видела, - ответила Джулия. - И хочу об этом написать. Я хочу написать обо всем этом. А на
городском собрании вечером в четверг, думаю, не только я одна буду иметь серьезные вопросы к Джеймсу
Ренни.
Она положила ладонь на предплечье Пита.
- Мне надо узнать детальнее об этих убийствах, и тогда уже я напишу из того, что буду иметь. Плюс
редакторская колонка, по возможности более резкая, насколько у меня это получится без лишней демагогии.
- Она невесело хохотнула. - Правда, в области демагогии Джеймс Ренни вне конкуренции.
- Я не понимаю, что ты…
- Все нормально, просто уже начала работать. Еще пара минут, и я приду в себя. Тогда, вероятно, и
решу, с кем надо поболтать в первую очередь. Потому что времени крайне мало, если мы хотим успеть в
типографию уже сегодня.
- Ксерокс, - сказал он.
- А?
- К ксероксу успеть сегодня.
Она ответила ему неуверенной улыбкой и махнула, чтобы шел. Он оглянулся уже от дверей редакции.
Жестом она показала, что с ней все нормально, а потом всмотрелась через запыленную витрину книжного
магазина. Кинотеатр в центре стоял закрытым уже лет пять, и кинотеатра-паркинга для водителей, который
когда-то работал за городом, тоже давно нет (теперь рядом с шоссе 119, где когда-то поднимался большой
экран, находилась запасная стоянка бизнеса Ренни), однако Рей Таул как-то умудрялся содержать свою
грязную империю печатного слова. Часть выставленного на витрине являла собой пособия типа «помоги себе
сам». Остальное - это кучи книжек, бумажные обложки которых украшали обвитые туманом замки,
страждущие леди и гологрудые качки - безлошадные и всадники. Кое-кто из вышеупомянутых качков
размахивали мечами и были наряжены во что-то наподобие кальсон. «НЕ ЩАДИ МОНЕТЫ НА КРУТЫЕ
СЮЖЕТЫ» - гласил рекламный лозунг в этом уголке витрины.
Точно, лихие сюжеты.
«Словно одного Купола нам недостаточно, хватило бы и этого зла, так на тебе - еще и выборный родом
из ада».
Что ее больше всего беспокоит, поняла она, что больше всего ее пугает - это скорость, с которой все
происходит. Ренни привык быть самым большим, самым нахальным петухом в этом курятнике, и она
ожидала, что он будет стараться усилить собственный контроль над городом вскоре - скажем, через неделю
или месяц после того дня, как их отрезало от мира. А тут прошло каких-то три дня, и уже таких перемены. А
если бы Кокс с его научными работниками пробились к нам уже сегодня вечером? Или Купол сам по себе
вдруг исчез? Большой Джим моментально уменьшился бы до своего бывшего размера, и оскандалился бы
серьезно.
«А почему бы он оскандалился? - спросила она сама себя, так и тупясь глазами в КРУТЫЕ СЮЖЕТЫ.
- Объяснил бы, что старался сделать только лучше, исходя из обстоятельств, которые сложились. И они бы
ему поверили».
Вероятно, что так. Но все равно неясно, почему этот парниша не потерпел, не выждал еще какое-то
время? «Потому что что-то пошло не так, и он был вынужден прибегнуть к этим шагам. А также…»
- Также, я думаю, он не совсем в здравом уме, - доложила она куче книжек в бумажных обложках. - И
не был никогда в здравом уме.
Ну, пусть так, но как объяснить ту передрягу в местном супермаркете, в которую втянулись люди,
которые пока что дома имеют полные кладовки еды? Тут не прослеживается никакого смысла, кроме…
- Кроме того смысла, что это было спровоцировано именно им.
Но это же смешно, словно какой-то дешевый путч в кафе «Паранойя». Разве нет? Она подумала, что
следует расспросить людей, которые были рядом с «Фуд-Сити» с самого начала, что они видели, однако не
самое ли важное сейчас эти убийства? У нее, к сожалению, есть под рукой только одна настоящая
журналистка, и это она сама…
- Джулия? Мисс Шамвей?
Джулия так глубоко погрузилась в собственные мысли, что едва не выскочила из туфель. Резко
крутнувшись на месте, она могла бы упасть, если бы ее не поддержала Джеки Веттингтон. Рядом с Джеки
стояла Линда Эверетт, это она ее позвала. Обе имели испуганный вид.
- Мы можем с вами поговорить? - спросила Джеки.
- Конечно. Слушать, что люди говорят, это моя специальность. Обратная сторона этой профессии
состоит в том, что я пишу о том, что они мне рассказывают. Вам же об этом известно, леди, не так ли?
- Но вы не должны называть наши имена, - предупредила Линда. - Если вы не согласитесь на это,
забудем и разойдемся.
- Насколько я понимаю, - произнесла Джулия с улыбкой, - вы обе можете быть просто источником,
близким к следствию. Годится?
- Если вы пообещаете также ответить нам на наши вопросы, - сказала Джеки. - Соглашаетесь?
- Хорошо.
- Вы же были в супермаркете, не так ли? - спросила Линда.
Все более и более странно.
- Да. И вы обе тоже. Итак, давайте поговорим. Сравним впечатления.
- Не здесь, - сказала Линда. - Не посреди улицы. Здесь люди. И не в редакции газеты.
- Расслабься, Лин, - сказала Джеки, кладя руку подруге на плечо.
- Сама расслабься, - ответила Линда. - Это не у тебя муж считает, что ты помогла упаковать в тюрьму
невиновного человека.
- У меня нет мужа, - ответила ей Джеки, и вполне справедливо, подумала Джулия, это на ее счастье;
мужья часто становятся усложняющим фактором.
- Зато я знаю место, куда мы можем пойти. Там уютно и всегда открыто, - она немного посудила, - так,
по крайней мере, всегда было. Но с этим Куполом теперь я даже и не знаю.
Джулия, которая как раз перед этим думала, кого бы ей проинтервьюировать первым, не имела
намерения выпускать из рук эту парочку.
- Идем, - сказала она. - И мимо полицейского участка мы пройдем по противоположной стороне улицы,
правда?
Линда на это была в состоянии улыбнуться.
- Какая замечательная идея, - кивнула она.
2
Пайпер Либби осторожно присела перед алтарем Первой Конгрегационной церкви и упала на колени,
морщась даже с молитвенной подушечкой, подставленной под свои разбитые, распухшие колени. Она
обхватила себя правой рукой, прижав ей к туловищу недавно вывихнутую левую. Эта рука чувствовала себя
неплохо - фактически, она болела намного меньше, чем колено, - но Пайпер не хотела подвергать ее
испытанию. Руку очень легко вновь выбить из сустава; ей это вбили в голову (и очень сурово) еще тогда, в
школе, после травмы на футбольном поле. Она сложила руки и закрыла глаза. И моментально ее язык
оказался в той дыре, где еще до вчерашнего дня у нее был зуб. Но в ее жизни теперь была худшая дыра.
- Эй, Неотмирасего, - произнесла она. - Это вновь я, и я вновь прошу помощи от Твоего святейшества. Слеза выкатилась из-под одного, того, что было распухшим, века и побежала вниз по напухшей (не говоря
уже о ее цвете) щеке. – Есть ли там где-то рядом моя собака? Я просто спрашиваю, потому что очень по ней
скучаю. Если она там, я надеюсь, ты дашь ей духовный эквивалент вкусной косточки. Она этого заслужила.
И вновь, и еще текут ее слезы, медленные и жгучие.
- Наверно, её там нет. Большинство больших религий полагает, что собаки не попадают на небеса, хотя
некоторые секты (а также «Ридерз Дайджест»[304], как мне кажется) с этим не соглашаются.
Конечно, если нет никакого рая, этот вопрос был не актуальным, сама идея такого безрайного
существования, такая безрайная космология была тем приютом, куда то, что осталось от ее веры, полилось
все более и более свободно. Возможно, забвение; возможно, что-то хуже. Бескрайняя пустая равнина под
белым небом, например место, где время всегда - никогда, направление всегда - никуда, и рядом с тобой
никого. Другим словом, просто большая, безграничная Несусветность: для плохих копов, женщинпроповедниц, детей, которые случайно застрелились, и немецких овчарок, которые погибли, стараясь
защитить своих хозяек. He-Бытие без определения понятий добра и зла. Обращение с молитвой к такой
концепции отдавало чем-то театральным (если не откровенно богохульным), однако иногда это помогало.
- Но дело даже не в раю, - подытожила она. - Дело сейчас сводится к тому, чтобы попробовать
вычислить, сколько моей вины в том, что случилось с Кловером. Я понимаю, что сама виновата – поддалась
своей вспыльчивости. Вновь. Однако же моя религия учит, что эту вспыльчивость в меня вложил Ты, а каким
образом я с ней справлюсь, это уже сугубо мое дело, однако мне очень не нравится эта идея. Не то, чтобы я
ее полностью отбрасывала, но она мне не нравится. Это мне напоминает то, как, обычно, сдаешь машину в
ремонт и механики всегда находят средство возложить на тебя вину за неполадки в ней. Ты много на ней
ездила, ты мало на ней ездила, ты забыла отпустить ручной тормоз, ты забыла закрыть окна, и дождем
намочило электропроводку. И что самое плохое, знаешь? Если нет Тебя там, Неотмирасего, я даже
крохотной частички вины не могу возложить на Тебя. Что тогда мне остается? Проклятая, сука, генетика? Она вздохнула. - Прости мне мое богохульство; почему бы Тебе не прикинуться, словно ничего не было? Так
всегда делала моя мать. Тем временем у меня есть другой вопрос: что мне нужно делать сейчас? В нашем
городе происходят ужасные вещи, я хотела бы как-то помочь, но не знаю, не могу решить, каким образом. Я
чувствую себя глупой, слабой, взволнованной. Думаю, если бы я была кем-то из тех ветхозаветных
анахоретов, сказала бы, что нуждаюсь в знаке. В данном случае даже знаки «УМЕНЬШИТЬ СКОРОСТЬ В
ШКОЛЬНОЙ ЗОНЕ» или «ОПАСНЫЙ ПОВОРОТ» подошли бы.
В тот миг, как она проговаривала эти слова, приотворились и с громким треском захлопнулись входные
двери. Пайпер оглянулась через плечо, почти веря, что увидит там ангела в полном обмундировании - с
крыльями и в лучезарно белом хитоне. «Если он хочет со мной бороться, то должен сначала излечить мне
руку»[305], - подумала она.
Пришел не ангел, а Ромми Бэрпи. Перед рубашки выбился у него из брюк и свисал едва ли не до колен,
и на лице у него была почти такая же прибитость, которую чувствовала в своей душе Пайпер. Он двинулся
по центральному проходу, но заметил Пайпер и остановился, удивленный, что увидел ее здесь, не меньше,
чем она его.
- О, да это ты, - произнес он, но с тем его льюистоновским прононсом это прозвучало: та-то-ши. Извините, я не знал, что вы здесь. Я тогда зайду позже.
- Нет, - остановила его она, тяжело привставая с колен, вновь с помощью одной, правой, руки. - Я здесь
уже закончила.
- Вообще-то, я католик, - сообщил он («Не врет», - подумала Пайпер). - Но в Милле нет католической
церкви… о чем вам, конечно, известно, как проповеднице… Однако же, знаете, как вот говорят о первомлучшем порту во время шторма. Я решил зайти, немного помолиться за Бренду. Мне всегда нравилась эта
женщина. - Он потер рукой щеку. Среди тишины пустой церкви звук шкрябания ладонью по щетине
прозвучал очень громко. Волосы, по обыкновению сбитые в высокий кок а-ля Элвис, сейчас повисли у него
на ушах. - Я ее по-настоящему любил. Никогда не говорил ей об этом, и, думаю, она знала.
Пайпер смотрела на него с нарастающим ужасом. Она не покидала церковной усадьбы целый день и,
хотя знала о том, что произошло в супермаркете (ей звонили по телефону несколько ее прихожан), о Бренде
не слышала ничего.
- Бренда? Что с ней случилось?
- Убили. И еще других. Говорят, что это тот мальчик, Барби, сделал. Он арестован.
Пайпер хлопнула себя ладонью по губам и покачнулась. Ромми поспешил к ней и обнял за талию. Так
они и стояли перед алтарем, словно мужчина и женщина, которые решили пожениться, когда вновь
приотворились двери из вестибюля и вовнутрь вошли Джеки, Линда и Джулия.
- Хотя, возможно, это и не лучше место, - произнесла Джеки.
Говорила она негромко, но благодаря церковной акустике Пайпер с Ромео чудесно ее услышали.
- Оставайтесь, - произнесла Пайпер. - Не идите, если дело о том, что произошло. Я не могу поверить,
что мистер Барбара… по моему мнению, он не способен. Он вправил мне руку после вывиха. Очень
деликатно это делал, - она на мгновение задумалась. - Удивительно деликатно, особенно принимая во
внимание обстоятельства. Заходите, говорите, не стыдитесь меня.
- Есть люди, которые могут вправить вывихнутую руку и вместе с тем, они вполне способны на
убийство, - заметила Линда, вертя при этом на пальце обручальное кольцо и закусив себе губу.
Джеки дотронулась до ее запястья.
- Линда, мы же хотели об этом украдкой, помнишь?
- Поздно, - ответила Линда. - Они нас уже увидели с Джулией. Если она напишет статью, и они будут
рассказывать, что видели нас вместе, вину все равно припишут нам.
Пайпер не имела ни малейшего понятия, о чем говорит Линда, но общую суть она уловила. Она
подняла правую руку и повела ей вокруг. - Вы в моей церкви, госпожа Эверетт, все, что здесь сказано, здесь
и остается.
- Вы обещаете? - спросила Линда.
- Да. Это почему бы нам не поболтать об этом? Я только что молилась о знаке, а тут вы все появились.
- Я не верю в такие штуки, - бросила Джеки.
- Да и я, если честно, - сказала Пайпер и засмеялась.
- Мне это не нравится, - сказала Джеки, обращаясь на этот раз к Джулии.
- Мало ли что она говорит, здесь много народа. Потерять работу, как Марти, это одно. Это я пережить
могу, все равно зарплата, как у зайца под хвостом. А вот если на меня вызверится Джим Ренни… - она
покачала головой. - Это весьма неприятная перспектива.
- Нас не много. Нас как раз столько, сколько надо. Мистер Бэрпи, вы умеете хранить тайну?
Ромми Бэрпи, который в свое время прокрутил немало сомнительных афер, кивнул, приложив палец
себе к губам.
- Нем, как рыба, - пообещал он. Рыба у него вышла, как рыпа.
- Идем в пасторат, - предложила Пайпер. Заметив, что Джеки все еще колеблется, Пайпер протянула к
ней свою левую руку… очень осторожно. - Идем, посудачим вместе. Может, заодно сделаем по глоточку
виски?
Этому Джеки поддалась.
3
31 ОГОНЬ ОЧИЩЕНИЯ ОГОНЬ ОЧИЩЕНИЯ
ЗВЕРЬ БУДЕТ ВВЕРГНУТ В ОЗЕРО ОГНЕННОЕ
(АП. 19:20)
«ГДЕ БУДЕТ МУЧИТЬСЯ ДЕНЬ И НОЧЬ ВО ВЕКИ ВЕКОВ»
(АП. 20:10)
СОЖЖЕМ ЗЛО
ОЧИСТИМ ПРАВЕДНОСТЬ
ОГОНЬ ОЧИЩЕНИЯ ОГОНЬ ОЧИЩЕНИЯ 31
31 ИИСУС ОГНЕННЫЙ ПРИХОДИТ 31
Трое мужчин, которые теснились в кабине дребезжащего грузовика «Общественные Работы», довольно
удивленно смотрели на эту загадочную надпись. Она была нарисована черной краской по красному фону на
здании, которое стояло позади студии РНГХ, буквами такими большими, что они покрывали почти всю
поверхность.
Посредине сидел Роджер Кильян, фермер-птицевод и отец остроголовых потомков. Он обратился к
Стюарту Бови, который сидел за рулем.
- Стюи, что это должно означать?
Но ответил ему Ферн Бови:
- Это означает, что чертов Фил Буши пришел в неистовство больше, чем по обыкновению, вот что это
означает.
Открыв бардачок, он отодвинул в сторону пару засаленных перчаток и добыл оттуда револьвер 38
калибра. Проверил, заряжен ли тот, щелкнул цилиндром, возвращая его на место порывистым кивком
запястья, и засунул револьвер себе за пояс.
- Ты знаешь, Ферни, - заметил Стюарт, - это очень хороший способ отстрелить себе детородные
органы.
- Не переживай за меня, переживай за него, - ответил Ферн, качнув головой назад, на студию. Оттуда до
них долетало негромкое звучание музыки госпел. - Он беспрерывно прется на собственном продукте уже
почти год и теперь стал таким же надежным, как нитроглицерин.
- Филу теперь нравится, когда его называют Мастером, - сказал Роджер Кильян.
Сначала они подъехали к фасаду студии, и Стюарт посигналил в громкий клаксон - и не раз, а
несколько. Фил Буши не вышел. Он мог быть там, прятаться; мог блудить где-то в лесу вне радиостанции;
возможно даже, подумал Стюарт, он сейчас сидит здесь, в лаборатории. В параноидальном настроении.
Опасный. Но, вопреки всему, револьвер здесь лишний. Он наклонился, выдернул его у Ферна из-за пояса и
засунул под водительское сидение.
- Да ну! - воскликнул Ферн.
- Нельзя там стрелять, - напомнил Стюарт. - Так ты нас всех отправишь на Луну. - А потом к Роджеру: Когда ты последний раз видел этого сухореброго мазефакера?
Роджер пожевал губами.
- Четыре недели назад, тогда, когда последняя партия ушла из города. Когда тот большой «Чинук»[306]
прилетал. - Он произнес название вертолета как «Шин-Уук». Ромми Бэрпи его бы понял.
Стюарт прикинул. Выглядело не очень хорошо. Если Буши в лесу, то еще ничего. Если забился в
какой-то уголок студии, приняв их в своей паранойе за федералов, тоже не большая проблема… если,
конечно, не решит внезапно выскочить, стреляя во все стороны.
А вот если он сейчас прячется в помещении склада… тут могут возникнуть проблемы.
Стюарт обратился к брату:
- Там, в кузове, у нас лежат хорошие палки. Выбери себе одну. Если Фил вдруг нарисуется и начнет
беситься, шарахнешь его.
- А если он будет с пистолетом? – вполне резонно спросил Роджер.
- Не будет, - возразил Стюарт. И хотя никакой уверенности у него не было, у него был приказ: срочно
доставить два баллона пропана в больницу. «Остаток газа мы также должны перевезти оттуда как можно
скорее, - сказал ему Большой Джим. - Мы по всей форме выходим из метамфетаминового бизнеса».
Это уже было облегчение; когда город лишится этого Купола, Стюарт был намерен выйти также и из
похоронного бизнеса. Переехать куда-нибудь, где тепло, на Ямайку или на Барбадос. Он желал бы никогда
больше не видеть новых мертвых тел. Но также он не желал быть тем, кто сообщит Мастеру Буши о том, что
производство прекращается, об этом он сказал и Большому Джиму.
«Позволь мне самому позаботиться о нашем Мастере», - ответил ему Большой Джим.
Стюарт объехал на большом оранжевом грузовике здание и задом сдал к его пожарному выходу.
Двигатель оставил на холостом ходу, чтобы потом сразу включить лебедку и подъемник.
- Только посмотрите, - удивился Роджер Кильян. Он вытаращился на запад, где тревожным красным
пятном собиралось садиться солнце. Чтобы вскоре совсем перепачкаться, утонув в большой черной полосе,
которая осталась после лесного пожара. - Правда же, какое-то чудовищное зрелище?
- Не лови ворон! - оборвал его Стюарт. - Я хочу быстро закончить и айда отсюда. Ферни, пойди, возьми
палку. Да крепкую выбери.
Ферни перелез через подъемник и выбрал один из дрючков, длиной приблизительно с бейсбольную
биту. Схватился за нее обеими руками и резко взмахнул для пробы.
- Годится, - сказал он.
- Баскин-Роббинс[307], - мечтательно произнес Роджер. Прикрывая ладонью глаза, он все еще щурился
на запад. Прищуривание ему не очень шло, оно делало его похожим на косоглазого тролля.
Пока открывал пожарный выход - довольно сложный процесс, в котором были задействованы
сенсорная панель и два замка, - Стюарт еще молчал, и тогда спросил:
- С чего это ты так прешься?
- Привкус тридцати одного вида, - произнес Роджер. Он улыбался, показывая гарнитуру своих
гниловатых зубов, которых никогда не видел ни Джо Боксер, ни другой дантист.
Стюарт понятие не имел, о чем говорит Роджер, однако понял его брат.
- Что-то не очень-то похожа эта надпись на стене на рекламу мороженого, - сказал Ферн. - Разве,
только о «Баскин-Роббинс» упоминается где-то в Апокалипсисе.
- Заткнитесь оба, - громыхнул на них Стюарт. - Ферни, приготовь свою дубинку для этого придурка. Он толкнул двери и заглянул внутрь. - Фил?
- Называй его Мастером, - посоветовал Роджер. - Он любит, чтобы его называли, как того нигера в
«Южном Парке»[308].
- Мастер? - позвал Стюарт. - Ты здесь, Мастер? Ответа не было. Стюарт начал щупать в темноте,
ожидая, что в любой момент кто-то схватит его за руку, и, наконец, налапал выключатель. Освещенное
помещение тянулось приблизительно на две трети длины здания. Стены деревянные, щели между их не
струганными досками залиты розовой монтажной пеной. Помещение почти полностью было заполнено
газовыми баллонами и канистрами всех размеров и брендов. Он не представлял, сколько всего здесь этого
добра, но на глаз прикинул, что где-то от четырех до шести сотен.
Стюарт медленно пошел вдоль центрального прохода, присматриваясь к маркировке на баллонах.
Большой Джим приказал ему, какие точно он должен забрать, сказал, что они должны стоять где-то позади и,
слава Богу, там они и нашлись. Он остановился возле пяти баллонов муниципального размера с надписью
БОЛЬНИЦА КР на их боках. Они стояли между другими баллонами, сворованными с почтового отделения и
теми, на боках которых было написано МИЛЛ - СРЕДНЯЯ ШКОЛА.
- Мы должны забрать парочку этих, - сказал он Роджеру. - Принеси цепь, мы их зацепим. Ферни, а ты
пойди, посмотри, закрыты ли двери лаборатории. Если нет, закрой, - протянул он ему связку ключей.
Ферни прекрасно обошелся бы и без этой задачи, но он был послушным братом. Он отправился дальше
по проходу между баллонами с пропаном. Баллоны заканчивались в десяти футах от дверей, а двери эти,
увидел он с замиранием сердца, стояли полуоткрытыми. Позади себя он услышал лязг цепи, потом визжание
лебедки и низкий грохот первого баллона, который потянулся к машине. Эти звуки показались ему очень
далекими, особенно, когда он представил себе притаившегося по ту сторону дверей Мастера, красноглазого
и совсем одуревшего. Да нет, обдолбанного, еще и с ТЭС-9[309] в руке.
- Мастер, ты здесь, дружище? - позвал он.
Ответа не было. И, хотя он не имел для этого причин - сам, вероятно, был немного ошалевшим, если
сделал это, - любопытство пересилило в нем страх, и Ферн толкнул своей палкой двери, открыв их настежь.
В лаборатории сиял флуоресцентный свет, но вообще эта часть склада «Царства Христового»
выглядела пустой. Около двадцати варочных аппаратов - больших электрических печек, каждая
подключенная к отдельному вытяжному вентилятору и баллону с пропаном - стояли отключенными. Котлы,
мензурки и дорогущие колбы аккуратно стояли на полках. Здесь