Разделить на сто

Разделить на сто
.
1.
Вечером 24 августа 1974 года в семье Петрушкиных, проживающей по адресу: город
Брюквин, Брынский проспект, дом 15, квартира 36, происходило вот что - родители-Петрушкины сидели в большой комнате и смотрели по телевизору пятую серию английского
фильма из жизни крупной буржуазии "Сага о Форсайтах".
Петрушкина-бабушка, Анастасия Мироновна, на кухне варила из слив джем. Сперва она
варила варенье, но потом отвлеклась на долгий телефонный разговор со своей подругой
Горбуновой Ниной, вот и получилось, что не варенье, а джем.
Таня Петрушкина, ребенок, у себя в комнате читала роман писателя Адамова "Тайна двух
океанов" и дошла как раз до того места, где шпион Горелов пытается убить пионера Павлика.
Тем же вечером в семье Красицких, проживающей в том же доме, но в квартире 107, события разворачивались так - вся семья, включая маму, папу, кота Роберта и ребенка
Юрия, купала в тазу на кухне малолетних близнецов Владимира и Дарью.
Близнецы смешно тукали розовыми ладошками по воде, разгоняя редкую водяную пену,
плевались и отдувались. Вокруг них все суетились с полотенцами, простынями, мылом и
приговаривали каждый свое.
Один кот Роберт, сидя на табуретке в отдалении, не суетился и не приговаривал, но дергал
серым с искрой хвостом в знак посильного участия в семейной жизни.
Тем же вечером в семье Семеновых, проживающей в соседнем доме 13 и в квартире тоже
13, было так: родители ушли в кино смотреть художественный кинофильм "Романс о
влюбленных", а дедушка Семенов, Владимир Вадимович, как Кай Юлий Цезарь, делал
одновременно несколько дел: раскладывал пасьянс "Могила Наполеона", слушал по радио
последние известия из Кельна, насвистывал песню "Журавли" и кушал бублик, макая его в
компот. Косточки из компота многосторонний дедушка Владимир Вадимович раскладывал на клеенке в две кучки - вишневые отдельно, а абрикосовые - отдельно.
В это время Наташа Семенова, ребенок, в темной комнате глядела в подзорную трубу на
окна дома номер 15...
Вот в окуляре мелькнула бабушка-Петрушкина; вот чья-то лампа зеленая с абажуром; вот
какой-то чудак зарядку делает - нашел время приседать; вот Юрка Красицкий свет зажег в
комнате и тут же потушил; вот тетенька с дяденькой обнимаются на девятом этаже; вот
антенна на крыше, а над ней - красноватая звезда Марс и голубоватая - Венера.
Вечером 24 августа 1974 года три счастливых семьи - Петрушкины, Красицкие и Семеновы - были счастливы по-разному.
2.
Город Брюквин расположен хотя и южнее Таллина, но гораздо севернее Ашхабада.
Посредине города протекает река Брюква (ударение на букве "а"), полноводная и желтоватая. Через реку перекинуты четыре моста: один для поездов и три просто так.
Река течет с севера на юг, по ней плывут корабли, обрывки газет и рыбы.
Вдоль низкого левого берега Брюквы в любую погоду можно увидеть людей с удочками.
Это рыбаки. Самая крупная рыба, выловленная до сих пор в Брюкве, находится в городском музее. Щука, которую в 1896 году вытащил из Брюквы ошеломленный культурный
купец Осьмирогов, тупо лежит в специальном ящике сушеная и похожая на длинное, сучковатое и злобное полено. Экскурсоводы всегда говорят, что до того, как щуку высушили,
она была гораздо больше.
В 1974 году население Брюквина как раз составило ровно миллион человек. Согласно сообщению газеты "Брюквинская правда", миллионным жителем Брюквина стал сын рабочего вагоноремонтного завода Ваня Васильев.
На самом деле, миллионной жительницей была младенец Дарья Красицкая, но доктор, который принимал роды у ее мамы, не мог отойти от рабочего места, пока не родился брат
Дарьи и тоже младенец Владимир, поэтому другой доктор, который помог родиться Ване
Васильеву, первым заполнил нужные бумаги.
Этого доктора фамилия - Кащеев, и он еще появится в нашей истории.
Кроме вагоноремонтного завода в Брюквине имеются также Речной Порт, Институт Культуры, памятник Чехову, три памятника Ленину, куча трамваев и Планетарий, в котором
работает через два дня на третий сторожем дедушка Наташи Семеновой Владимир Вадимович.
Что еще сказать о городе Брюквине? Ночи в августе здесь темные, теплые, хотя и ветреные. По небу чиркают метеориты, прохожие, задрав головы, еле успевают загадывать желания. Согласно статистике, в Брюквине сбывается примерно 86 процентов августовских
желаний - по этому показателю Брюквин находится на первом месте в мире, опережая даже Зурбаган.
За прошедшие тридцать лет, конечно, произошли некоторые изменения, но они не существенны.
3.
Дворы в Брюквине бывают разные.
Одно дело - дворы на главном, высоком, правом по течению Брюквы берегу. Тут сохранились старые дома постройки времен культурного купца Осьмирогова - в стиле "модерн"
или даже вообще безо всякого стиля.
Они преимущественнно шестиэтажны, имеют башенки и прочие архитектурные глупости.
Особо знаменит бывший дом самого купца Осьмирогова, на фасаде которого, согласно
капризу культурного купца, скульптурно изображены русские писатели Пушкин, Гоголь,
Тургенев, Глеб Успенский и Лев Толстой в греческих банных простынях. Писатели делают руками разнообразные жесты, а Пушкин вдобавок в правой руке держит лиру, а левой обнимает старушку-няню. Про этот дом время от времени показывают передачи по
телевидению, о нем также написана теперь диссертация, с блеском защищенная в ФРГ
ученым немцем бароном Карлом-Марией Шлейерштукером.
Дворы здесь, на правом берегу, образуются естественными изгибами старых зданий. В
центре двора растет дерево, как правило - каштан.
Культурный купец Осьмирогов очень уважал каштаны, с которыми познакомился в Париже в годы странствий, и насаждал их в Брюквине по мере застройки.
Остальное пространство правобережных дворов залито асфальтом. На асфальте стоят редкие машины, не мешающие, впрочем, играть в "туши-гаси". Но детей в правобережных
дворах немного - тут проживают, в основном, пожилые старички и старушки, для которых
вокруг дерева или у подъездов вкопаны лавочки. Старушки вяжут что-то из корчиневых
ниток, а старички читают газету "Брюквинская правда". Редкие дети, которые все-таки заводятся иногда на этом берегу, обычно ходят гулять в городской парк, расположенный
неподалеку, перед мостом имени Раевского и тоже засаженный каштанами. К парку примыкают совсем уже старые деревянные дома, у которых и дворов-то нету - одни заросли
черемухи и лопухов. В одном из этих домов, как сообщает мемориальная доска, останавливался писатель Радищев, бывший в Брюквине проездом.
Совсем другое дело - дома и дворы на левом берегу.
Скажем, все Брынское шоссе от Речного Порта (который лежит по другую сторону моста
имени Раевского) и до самого вагоноремонтного завода застроено параллельно друг к
другу стоящими новыми красивыми девятиэтажками, между которыми располагаются
обширные пространства, где асфальта немного, а в основном растут серебристые тополи,
невысокие кусты с несъедобными круглыми красными ягодами и другие полезные растения. Почти в каждом дворе имеется площадка для маленьких детей с песочницей, железными изогнутыми трубами и вкопанным в землю бревном на ножках.
Тополя по ночам там шумят, и в их гривах запутываются звезды. Красноватая звезда Марс, и голубоватая - Венера.
Именно такой двор и простирался между домами номер 15 и 13. Только там еще была
трансформаторная будка.
4.
Она была похожа на обычную трансформаторную будку: четыре стены, железная дверь и
плоская крыша. Но на самом деле, будка была не так проста, как могло показаться.
Дело в том, что согласно проекту будку надо было выстроить на пять метров дальше от
дома номер 15 (и на пять метров ближе к дому номер 13). Но руководивший постройкой
прораб Петренко (он в нашей истории больше не появится, поэтому расскажем о нем сразу) рассудил иначе.
Прораб Петренко был страстный поклонник флоры. Дома у него рос целый лес кактусов и
гераней, имелось и настоящее лимонное дерево в кадке. Петренко выписывал все журналы о природе. Статьи о растениях он вырезал и наклеивал в специальные альбомы, которые хранил на стеллаже. На обложках этих альбомов химическим карандашом были написаны заглавия: "Растения лечат", "Чемпионы в мире Флоры", "Растения на службе
науки" и так далее.
Самый любимый прорабом Петренко альбом носил двойное название. Сверху было написано: "Чувствуют ли растения?". В этот альбом Петренко наклеивал вырезки из газет и
журналов, в которых ученые сообщали научные факты, согласно которым растения способны ощущать и переживать.
Например, одна статья называлась "Растения-меломаны" и рассказывала о том, как повысился урожай пшеницы в одном белорусском колхозе, председатель которого догадался
разместить вокруг поля радиорупора и транслировать по ним круглосуточно произведения
Чайковского, Драгомыжского и Тихона Хренникова. Автор статьи также сообщал, что на
соседнем поле провели аналогичный эксперимент, только транслировали там музыку зарубежных рок-групп, джаз и опусы композитора Шенберга. Но там трансляцию пришлось
прервать, потому что пшеница стала вянуть практически сразу.
Прочитав эту статью, Петренко купил проигрыватель и комплект пластинок. Теперь у него круглосуточно играла классическая и популярная музыка. Он заметил, что кактусам
особенно нравится произведение Вагнера "Кольцо Нибелунгов", герань расцветает от песен в исполнении Эдиты Пьехи, а лимонное дерево, будучи иностранцем, склоняется к
мелодиям и ритмам зарубежной эстрады.
Другая статья сообщала о том, что в селе Михайловском до сих пор жив дуб, под которым
Пушкин читал свои стихи Анне Керн. Автор, кандидат технических наук, предполагал,
что растение в зашифрованном виде хранит память о голосе поэта. "Как знать, - писал автор, - может быть наука будущего сможет заставить "дуб зеленый" рассказать нам чудесные "сказки"!"
Еще одна статья была озаглавлена "Когда ивушка плачет".
Когда статей в папке накопилось больше пяти, Петренко зачеркнул старое название и написал снизу новое - "Растения чувствуют!"
Именно поэтому, получив план застройки двора трансформаторной будкой, Петренко решительно нарушил его и перенес будку ровно на пять метров ближе к дому номер 15 - так,
чтобы не пострадал старый тополь, не учтенный планировщиками в чертеже застройки.
Тополь рос теперь впритык к задней стенке будки, частично свисая на ее крышу своими
седыми ветвями. Если приставить к стенке сзади, под тополем невысокую обшарпанную
лестницу-стремянку, найденную на соседней стройке и залезть на крышу трансформаторной будки, то окажешься в небольшом, но темном шатре, образованном шевелюрой тополя.
Если потом втащить лестницу наверх, то шатер окончательно превратится в Штаб.
5.
Утро 25 августа 1974 года, 11 часов и еще немного минут. Августовские осы вьются вокруг киоска с мороженым, лотка с арбузами и бочки с квасом, что стоят у магазина номер
43 возле остановки трамвая. Жарко, но уже не так, как в июле, и пахнет отдаленной осенью - немного горьковато, чуть-чуть сладковато.
Во дворе пусто. Тетки-молочницы уж разошлись со своими бидонами по окрестным деревням, солнце встало почти отвесно. Восьмиклассница-третьегодница Леля с третьего
этажа пятнадцатого дома наконец проснулась и завела на полную громкость пластинку с
песней "Любовь нельзя купить" в исполнении вокально-инструментального ансамбля (на
английском языке). Пропадайте, последние медовые деньки каникул, здравствуй в третий
раз, восьмой класс!
В это время Наташа Семенова и Таня Петрушкина сидели в Штабе на деревянных серых
ящиках из-под стеклотары, ели принесенные Таней из дому сушки и слушали рассказ
Юры Красицкого о поездке в Ленинград:
- Не львы, а такие сфинксы. Как люди, в египетских шапках, но с львиным телом. На таких матрасиках лежат, как коты, а рядом река Нева. Деда рассказывал, что когда их покупали у египтян, то наши торговались против французов, но у французов не хватило денег,
и вот поэтому они в Питере.
Ленинградский дедушка Юры, отставной морской доктор, научил внука называть Ленинград Питером, и Юра нарочно вставлял в рассказ это революционное имя. Кроме того,
Юра научился у дедушки поправлять на носу очки и теперь все время их поправлял и поправлял, хотя очки в черной пластмассовой оправе и не думали никуда съезжать, тем более, что нос у Юры был вздернутый и совсем короткий, так что особо не съедешь, даже
при желании.
Наташа Семенова задумчиво ковыряла сушку, пытаясь представить себе сфинкса. Таня
Петрушкина как бы незаметно поглядывала на часики "Заря", недавно подаренные ей на
одиннадцатилетие, то ли демонстрируя, что, хотя над полноводной Брюквой и нету чудных полукошек-полулюдей, но и брюквинские не лыком шиты, - то ли ожидая кого-то.
Кто-то не замедлил себя ждать. Снизу, из-под тополя, раздался условный стук кирпича о
трансформаторную будку - там-там - та-та-там. Юра Красицкий прервал рассказ и спустил
лестницу на землю.
Через некоторое время снизу раздались тяжелые вздохи. Еще через некоторое время над
верхней перекладиной лестницы показалась круглая и совершенно рыжая голова. Голова
поморгала опять некоторое время глазами и потом сказала:
- Ну и дела.
Друзья давно привыкли, что Стасик Левченко говорит загадочными короткими фразами, и
знали, что торопить его нельзя - получится еще непонятнее. Поэтому пришлось ждать, покуда Стасик отдышится, преодолеет последние сантиметры лестницы, подтащит поближе
ящик, лежащий на краю крыши, попробует его на прочность руками, вздохнет еще раз,
усядется и в третий раз вздохнет.
Удивительное дело: Стасик Левченко - худой мальчик одиннадцати с половиной лет, а ведет себя, как пожилой толстый старик, только что без палочки. Движется медленно, вздыхает, и слова роняет со значением. Торопливого Юру эта манера раздражала, но он признавал за Стасиком идейное превосходство: еще в детском саду Стасик был в курсе текущих событий мировой политики и даже однажды рассказал Юре о сайгонских марионетках. Потом эти марионетки - маленькие, злые, деревянные и с длинными носами - раза
три снились Юре.
С тех пор дружба Юры и Стасика выдержала много испытаний: так, в третьем классе во
время битвы на спортплощадке Стасик выбил Юре молочный зуб черным мешком со
сменной обувью, а в четвертом Юра выиграл у Стасика сразу три вкладыша от жевательной резинки "Дональд" со смешными картинками. Но дружба устояла, а в последнее время, после постройки прорабом Петренко трансформаторной будки и открытия Штаба,
стала еще сильнее.
Наташе Семеновой Стасик нравился именно своей неторопливостью в разговорах - в паузах между Стасиковыми словами Наташа придумывала их продолжения. Иногда продолжения совпадали с тем, что говорил Стасик, иногда - нет, и Наташа придумывала новые.
Воображение у Наташи Семеновой было бойким и требовало ежеминутных загадок. Оно
бежало вприпрыжку впереди самой Наташи, с виду аккуратной и неторопливой девочки с
двумя ровными косичками, не получившей за все четыре последних четверти ни одной
"тройки", даже по пению, к которому Наташа была совсем не способна, в отличие от дедушки своего Владимира Вадимовича.
Что касается Тани Петрушкиной, то ей Стасик нравился просто так.
Стасик опоздал в этот день в Штаб по уважительной причине - он жил на правом берегу,
хотя и учился в школе на левом. Родители Стасика, проживавшие раньше тоже на Брынском проспекте, отдали его в школу, но вскоре сами отбыли в долгосрочную командировку в Индию строить там завод по производству таблеток, поэтому Стасику пришлось переселиться на другой берег к своей бабушке Тамаре Львовне. Каждое утро медлительный
Стасик на трамвае, вздыхая, пересекал по мосту имени Раевского речку Брюкву, и каждое
утро неизменно опаздывал на первый урок на пятнадцать минут.
Учителя уже перестали обращать на это внимание, так что однажды, когда Стасик по
ошибке был разбужен бабушкой на час раньше и в результате опоздал всего на шесть минут, математичка Вера Федоровна всплеснула белыми кружевными рукавами и сказала:
"Явление Христа народу!"
Усевшись на ящике, Стасик повертел головой и сказал:
- Значит так. Шпионы.
6.
Бабушка Стасика Тамара Львовна в прошлом была актрисой Львовского театра оперетты.
Все стены ее однокомнатной квартиры на улице Белинского были увешаны плакатиками,
афишами, программками и прочими воспоминаниями молодости.
Тут имелась, например, поздравительная телеграмма от певца Вертинского, посланная им
в 1952 году из Ялты. Эта телеграмма висела отдельно и в рамочке, чтобы не достал эрдельтерьер Макс, который иногда обкусывал реликвии. В телеграмме говорилось: "ТАМАРА ЗПТ ЦАРИЦА ЗПТ ПОЗДРАВЛЯЮ ВЕЧНЫМ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТИЕМ ВСКЛ
=ВЕРТИНСКИЙ". Внизу завистливые телеграфистки приписали сердито и как бы сомневаясь: "Так верно".
В комнате у Тамары Львовны душно пахло старинными духами, которые хранились в
специальном граненом сосуде с желтенькой кисточкой и резиновым пульверизатором. На
комоде стоял, тоже в рамочке, портрет дедушки Стасика - полковника Левченко. Дедушки
Стасик не знал, он давно умер, как говорила бабушка, "от ран". На фотографии рыжий
(хотя и черно-белый, но все-таки рыжеватый от времени) дедушка был изображен в военном кителе и с недоумевающим выражением лица. Стасику всегда казалось, что дедушка
недоумевает по его, Стасика, поводу: кто, мол, это еще такой рыжий? Откуда взялся?
Стасик, когда никто не видел, как мог, успокаивал дедушку, товарищески подмигивая
портрету, мол, мы свои, рыжий товарищ дедушка, Левченки.
Еще полторы комнаты в той же коммунальной квартире занимал Петр Макарович Присталов, совершенно лысый пенсионер областного значения. Этот Петр Макарович был
глуховатый, но очень активный старик; настолько активный, что однажды, примерно год
назад, когда Стасик жил уже на правом берегу, явился к Тамаре Львовне с букетом роз и
посватался к бабушке. Руки ее попросил, а также сердца.
И хотя бабушка мягко, но твердо отвергла это предложение, Петр Макарович, похоже, не
терял надежды и продолжал числить себя в соискателях бабушкиных сердца и руки. Он
выходил на кухню в расстегнутом на груди кителе покурить и заводил с бабушкой разговоры на разные темы, умело сводя их к той главной теме, которая его занимала.
Если бабушка говорила: "Как намело нынче! Трамваи еле ползают!", Петр Макарович тут
же подхватывал: "Одинокому человеку, так сказать, папироса - жена!".
А если бабушка, напротив, замечала: "Как вы много курите, Петр Макарович!", находчивый сосед отвечал: "Это ничего. Не в ЗАГС едут, могут и опоздать".
И довольный своим остроумием, подмигивал Стасику, а если того не было поблизости, то
и эрдельтерьеру, вечно крутившемуся вокруг хозяйки. Каждый раз после таких разговоров
Стасику казалось, что рыжий дедушка на фотографии хмурится, как бы опасаясь за твердость бабушки.
По субботам Петр Макарович вечером приходил к Тамаре Львовне в гости совершенно
официально, в костюме, с коробкой конфет "Лимонные дольки" или даже с небольшим
тортом. Беседовали, слушали старые пластинки, пили индийский чай со слонами. Тамара
Львовна делилась воспоминаниями о работе в театре, а Петр Макарович, напротив, любил
поговорить о международной политике.
В субботу 24 августа 1974 года, в тот самый вечер, с которого мы начали свою историю,
Петр Макарович пришел взволнованный. Сдвинув брови, он пересказывал, по его словам,
государственные и секретные вещи, о которых говорил накануне лектор из органов на закрытом партийном собрании пенсионеров в ЖЭКе. Рассказывая об этом, Присталов даже
чуть понизил голос и покосился на Стасика, как бы сомневаясь, что такие важные разговоры можно вести при малолетнем ребенке. Но Стасик сделал невинное лицо и продолжал
листать альбом художника Васнецова, как бы совершенно увлеченный картинами прославленного мастера. Хотя уши, конечно, навострил.
По словам лектора из органов, в последнее время враждебные разведки буквально распоясались и наводнили шпионами и диверсантами наши города. В Киеве поймали интуриста,
который раздавал детям под видом книжек с картинками упор на графию. (Стасик запомнил незнакомое выражение, чтобы потом посмотреть в "Словаре иностранных слов".)
Другой интурист в Суздале фотографировал очереди за продуктами. (Стасик удивился,
нашел что фотографировать, дурак.) Но хуже всего были не туристы, а скрытые агенты
вражеских разведок. Петр Макарович многозначительно отхлебнул чаю из стакана и
спросил:
- Как вы думаете, Тамара Львовна, сколько их? По оценкам компетентных органов? А?
- Что вы такое спрашиваете, Петр Макарович? - вздохнула легкомысленная бабушка. Положить вам творог?
- Ха-ха-ха, - строго сказал пенсионер, - "человек сорок", думаете, да?! А не хотите - один
процент от населения страны? Не хотите? По оценкам компетентных органов. Один процент агентов. На семьдесят седьмом, практически, году. И это - то, что открыто говорится
на закрытом собрании. А как на самом деле?
И пенсионер сурово погрозил пальцем эрдельтерьеру Максу.
- Но ведь это мало - процент, - сказала Тамара Львовна. - Вон Наташин Игнатий Модестович платил ей алименты - целых 25 процентов. И то копейки были сущие.
Проценты Стасик знал, их как раз недавно проходили по математике. Чтобы получить
один процент, надо разделить на сто.
- Э, Тамара Львовна, - расслышал, наконец, Петр Макарович любимую тему, - молодежь с
браком спешит, спешит, а потом разводы, алименты... В зрелом возрасте любовь, так сказать, не ржавеет практически... Вот у меня был друг, Саня, по фамилии - Лифшиц, так сказать...
Но дослушивать про Саню Лифшица Стасик не стал. Он вышел на кухню, налил себе в
зеленую кружку воды из крана и выпил залпом всю кружку. "Процент, процент, - вертелось у него в голове, - один процент шпионов". За окном проехал трамвай. Стасик поглядел ему вслед - в трамвае два вагона сцепкой. В каждом вагоне - человек по двадцать пять.
Значит, на два трамвая - один шпион. Вагоновожатых и кондукторов можно не считать.
Или считать? Кондуктор-шпион может подслушать важные разговоры. Вагоновожатыйшпион может нарочно застрять, чтобы люди не успели на работу. А может вообще повернуть трамвай не туда. Или нет, этого не может. Но все равно. Процент.
7.
- Процент, - Сказал Стасик Левченко. - На пятнадцатый дом - один шпион. Может, даже
двое. Но точно - один. Сто восемь квартир.
Подумал и прибавил:
- И на тринадцатый - один. Или двое.
В Штабе наступила тишина - такая тишина, которая всегда наступает перед принятием
важного решения. Не звенели по Брынскому проспекту трамваи, не ставила третьегодница
Леля песню "Леди Мадонна", не шумел в тополиной голове ветер, не жужжали осы, не
мяукал котенок, запертый в квартире на противоположной стороне проспекта.
Слышно было только, как тикают часики Тани Петрушкиной.
- Мы его поймаем, - твердо сказал Юра Красицкий и поправил очки.
Запел решительно ветер, радостно хлопнула форточка, бодро проехал трамвай. Важное
решение было принято. Теперь нужно было составить план, ведь времени до первого сентября осталось совсем мало. Правда, в этом году повезло - первое выпало на воскресенье.
Но, сказала рассудительная Таня, хорошо бы несколько дней оставить на подготовку к
школе, так что в качестве крайнего срока поимки шпиона наметили все-таки двадцать девятое.
Решили организационные вопросы. Приняли постановление о названии "ОП" ("Операция
Процент", или "Один Процент", или "Организация Процент", или "Он Попался!" - насчет
расшифровки мнения разошлись), а себя решили отныне тайно звать оповцами. Начальником оповцев единогласно выбрали Стасика Левченко, а остальных назначили заместителями. В секретари Стасик предложил Таню Петрушкину - у нее почерк самый лучший.
Времени на это ушло много, все сушки съели.
Договорились встретиться в Штабе вечером - Юре нужно было еще забежать в молочную
кухню за едой для близнецов, Наташа должна была полить цветы и вытереть пыль, а Стасик и Таня собрались пройтись по району поглядеть, нету ли чего подозрительного.
Впрочем, подозрительное обнаружилось сразу. Стасик так ошеломил всех своим рассказом, что будущие оповцы забыли втащить на крышу лестницу. Теперь выяснилось, что
лестница непонятным образом умудрилась упасть вниз и лежит между трансформаторной
будкой и тополем. Таня уже наморщила нос, Наташа стала себе представлять, как они будут жить вчетвером на крыше, мальчики заспорили, можно ли допрыгнуть до земли и совсем ничего себе не сломать. Хорошо, мимо шел какой-то жилец из пятнадцатого дома.
Наташа вспомнила - тот самый дяденька, который вчера вечером гимнастику делал.
- Сергей Сергеевич! - позвал Юра Красицкий, стараясь, чтоб его голос звучал как можно
беззаботней.
Жилец остановился, завертел головой. Поглядел в сторону Штаба, кивнул и, не дожидаясь
дальнейших объяснений, направился к тополю. Приладил лестницу к стенке, помог девочкам слезть, отряхнул руки, улыбнулся и сказал:
- Люди должны помогать друг другу.
После этого жилец Сергей Сергеевич повернулся и зашагал в другую сторону по каким-то
своим делам.
8.
Шпион задумчиво брел по мосту имени Раевского. Иногда останавливался, глядел в
желтоватую воду Брюквы. По Брюкве плыли обрывки газет, корабли, рыбы. Шпион
любил рыбу, но не умел ее ловить.
В чем ему нельзя было отказать - это в безошибочных реакциях и в профессиональном нюхе. Что-то подсказывало ему: на левый берег Брюквы сегодня лучше больше не
ходить. За долгие годы он привык всецело полагаться на свою интуицию, поэтому и
сейчас остановился посредине моста, проводил мнимо заинтересованным взглядом
девушку в зеленом платье, спешащую по другой стороне куда-то, и повернул назад.
Условный знак можно оставить и позже, подумал он. Жизнь достаточно длинна, чтобы
успеть, и достаточно коротка, чтобы не торопиться - так всегда говорил Хозяин.
9.
Вечером секретарь Таня Петрушкина принесла в Штаб общую тетрадку в голубой обложке из 48 листов в крупную клетку, приобретенную ею и Стасиком в ходе совместной
проверки района. В универмаге "Левобережный" купили, на школьной ярмарке.
На первой странице после долгого обсуждения изобразили карандашами эмблему: внизу
две скрещенных подзорных трубы (как у Наташи Семеновой), над ними в центре - знак
процента, по бокам красивые буквы "О" и "П", а сверху - красная звезда.
Покуда трудились над эмблемой, покуда Стасик и Таня отчитывались о результатах проверки района (подозрительных людей обнаружено не было, кроме одного человека с колокольчиками в расклешенных штанах, но и тот сел на трамвай и уехал по направлению к
рынку), начало темнеть, с Брюквы потянуло илистой прохладой, запахло полынью. Запели
кузнечики. Из Штаба стало видно, как по одному зажигаются желтым окна в пятнадцатом
доме (тринадцатый заслонял ствол тополя). За одним из этих окон, может быть - шпион. А
может, его окно выходит на другую сторону, где семнадцатый дом.
В сумерках стало тревожно и как-то грустно. Поэтому довольно быстро и единогласно
оповцы выработали План Поимки Шпиона из Пятнадцатого Дома. План, записанный разборчивым некрупным почерком секретаря Тани Петрушкиной, сохранился в голубой тетрадке, лежащей сейчас передо мной на столе между компакт-диском с песнями группы
"Кстати Да" и большой белой чашкой с черным профилем Гоголя.
Вот он:
"25 августа 1974 года.
План, как поймать шпиона из 15-го дома
1) выбрать 3-х самых подозрительных. Срок - до завтра утра.
2) следить каждый день за подозрительными, вечером обсуждать в Штабе. Срок - 3 дня.
Левченко назначается главным, потому что он живет далеко и не может сам следить.
3) отвечает за питание и мороженое - Семенова.
4) 29-го августа назначить "Операцию М".
5) отвечает за отчет в милицию - секретарь Петрушкина. Идут в милицию все вместе!!!!"
Расходились тихо, лестница тревожно покачивалась под ногами, как на корабле, причаливающем к неизвестной и опасной бухте, которой не было ни какой карте, да вдруг откуда
ни возьмись, возникла.
10.
Между прочим, прораб Петренко был прав. Растения действительно чувствуют. Можно
даже сказать, что они думают, но вот перевести их мысли на наш язык - дело довольно
сложное.
На медленный ветер похожи были мысли тополя в тот вечер, так что если изображать их
на бумаге, то получатся одни точки, тире да скобочки. Лучше было бы их нарисовать зелеными акварельными разводами, да жаль - я не умею рисовать. Но если описать, как
именно думал тополь, невозможно, то зато можно описать, о чем он думал или, точнее,
что и кого он думал.
Тополь думал будущую зиму. Тополь думал трансформаторную будку. Тополь думал рябину на противоположном краю двора. Тополь думал Таню, Юру, Стасика, Наташу. Тополь думал пустырь, который был здесь до того, как выросли дома. Тополь думал людей
на пустыре, стрелявших тут друг в друга тридцать лет назад. Тополь думал того человека,
который умер тогда у него под ногами. Маленькую тяжелую злую пулю, засевшую под
корой, думал тополь. И опять - будущую зиму, будку, рябину, Юру, Наташу, Таню, Стасика.
Пока тянется ночь, мысли деревьев бегут по кругу, как вода в учебнике природоведения.
11.
Наташа Семенова разговаривала с цветами.
Дедушка Семенов сидел в большой комнате в кресле напротив включенного телевизора,
показывавшего сталевара Степаненкова, и читал "Литературную газету", родители Наташи на кухне о чем-то говорили с гостем Стасом, лысым и бородатым молодым человеком, которого Наташа недолюбливала за его высокомерие. Этот Стас взял себе манеру называть Наташу "мадмуазель", очевидно, желая пошутить. Но Наташа таких шуток не любила, и когда Стас приходил в гости, старалась с ним не сталкиваться.
Вот и теперь она не захотела выпить с гостем чаю с тортом, а ушла поливать цветы из синей пластмассовой лейки. Наташа сама придумала разводить цветы; сперва родители этому увлечению дочери удивлялись, потом пытались сопротивляться, а после - смирились с
ним. Теперь все подоконники в доме Семеновых были уставлены горшками с лиловой и
красной геранью, со свисающими, как елочные игрушки, фуксиями, с бегониями, ловко
притворяющимися розами, с кактусами, среди которых был один ядовитый (по словам
обменявшего его Наташе на пять вкладышей от жевательной резинки "Дональд" третьеклассника Матвеева), с лимонным деревцем и даже с какими-то совсем неблагородными
травками вроде одуванчиков и подорожников.
Разве что один прораб Петренко мог в Брынске превзойти Наташу Семенову по части
флоры.
Дедушка Владимир Вадимович, будучи после военной контузии туговат на ухо, наташиных разговоров с растениями не слышал. Сталевар Степаненков в телевизоре беззвучно
раскрывал рот, поскольку ручка регулировки громкости в телевизоре сломалась еще месяц назад, а в ремонте телевизоров все мастера ушли в отпуск до сентября и уехали на курорты Кавказа и Крыма.
- Значит так, - тихо говорила Наташа бегонии. - Любое преступление раскрывается как?
Не дождавшись от бегонии ответа, Наташа ответила сама:
- Интеллектом. Это значит, что прежде, чем бегать там или следить, следует подумать головой хорошенечко.
Наташа строго посмотрела на бегонию. Та, убежденная, очевидно, силой наташиных слов,
покачивалась на стебле.
- Все пишут, пишут! - строго сказал дедушка Владимир Вадимович и зашуршал газетой,
переворачивая страницу.
- А подумать головой, - продолжала рассуждать Наташа, - так получается, что если шпион
в пятнадцатом доме есть, то это должен быть кто-то, на кого никогда не подумаешь. Например, Лелька-третьегодница. Говорят, до сих пор таблицы умножения не знает. На нее
никто не подумает никогда. Или эта желтая бабушка с третьего этажа. Она вообще никогда из дому не выходит, всегда у окна сидит и смотрит на улицу. Как восковая фигура из
того музея.
Наташа попыталась вспомнить название музея, вспомнила только "мадам", потом тут же
вспомнила про этого дурацкого Стаса и перестала вспоминать дальше. Бегония приподняла свою цветочную голову, как бы задумавшись о возможности шпионства Лельки или
желтой бабушки, но Наташа уже обращалась к кактусу (не ядовитому, а обыкновенному):
- А с другой стороны, все сложнее. Шпион ведь тоже не дурак. Он думает как: все подумают, что шпион должен быть незаметный, чтоб никто не подумал на него. Вот и хорошо,
подумает он, пусть думают на Лельку или на бабушку. А я тут буду шпионить, как ни в
чем не бывало. То есть, это вполне может быть кто-нибудь очень заметный.
Дедушка отложил газету, потер руками глаза, подошел к окну, погладил Наташу по голове
и спросил:
- Ната, спать не пора нам?
- Я еще у себя полью, дед, и почитаю потом, - ответила Наташа и с лейкой отправилась в
свою комнату. Тут она продолжила рассуждать вслух, обращаясь на этот раз к лимонному
деревцу:
- Но из очень заметных в пятнадцатом доме живет только один человек. Причем он как
раз такой, как может быть шпион. Я имею в виду... - Наташа выдержала эффектную паузу,
во время которой лимонное деревце, казалось, затаило дыхание.
Но пауза так и не оборвалась. Наташа выключила свет, схватила подзорную трубу и стала
всматриваться в светящиеся теплые окна пятнадцатого дома. Так, это опять тот дядькафизкультурник, который нам помог, снова приседает, желтая бабушка с третьего этажа
(губами жует, значит, все-таки не восковая), это не то, выше, Марс, ниже, Юрка пиликает,
где же он, у него же, вроде, на нашу сторону окно?
- Ага! - вдруг воскликнула Наташа почти в полный голос. - Так и есть. Попался голубчик.
12.
В это самое время в пятнадцатом доме по Брынскому проспекту, в квартире номер 107
Юра Красицкий в своей комнате играл на скрипке, стоя перед окном.
Чтобы не разбудить спящих в другой комнате, он надел на струны такой специальный
трехзубый глушитель под названием "сурдинка", и скрипка звучала, как из-под подушки,
глухо и тревожно.
В доме спали. Родители, намучавшись за день с неугомонными младенцами Дарьей и
Владимиром, спали без снов, а младенцы Дарья и Владимир сны видели, но пересказать
сны младенцев, как известно, на человеческом языке совершенно невозможно. Даже мысли тополя и те как-то можно рассказать или нарисовать, а эти сны можно только сыграть
на скрипке, но лишь случайно, если повезет.
Кот Роберт тоже спал в комнате у Юры на специальном коврике и видел во сне птичек.
Это был очень приятный сон, птички напевали разные замечательные мелодии и доверчиво приближались все ближе и ближе к затаившемуся в кустах Роберту.
Вообще-то особой необходимости играть на скрипке этим довольно уже поздним вечером
25 августа не было. Но Юра все-таки играл произведение композитора Н. Шушмарева
"Соловушка", давно уже затверженное наизусть и не требующее особых усилий. Скрипка
помогала ему сосредоточиться.
На письменном столе у Юры горела лампа с зеленым абажуром. В круге ее света внимательный наблюдатель мог бы обнаружить наполовину съеденное яблоко, блокнот, пятикратную лупу в черной пластмассовой оправе, пустую пробирку из набора "Юный химик"
с надписью "Красная кровяная соль" на наклейке и четыре карандаша (простой, красносиний, химический и еще один простой).
О чем думал Юра Красицкий, наверняка сказать нельзя. Но в какой-то момент он резко
прервал игру (Роберт обиженно вздрогнул во сне), отложил в сторону скрипку и смычок,
взъерошил решительным жестом волосы, поправил на носу очки, подошел к столу, взял
простой карандаш, поглядел на него, положил простой карандаш назад, взял красно-синий
карандаш, открыл блокнот и на первой чистой странице написал синим: "Мышеловка!"
Подумал, улыбнулся сдержанно, подчеркнул написанное красным, положил на стол красно-синий карандаш, откусил от яблока немного, выключил лампу, завел будильник и пошел чистить зубы в ванную.
За окном залаяли какие-то ничьи собаки, но этого никто не услышал.
13.
В это же самое время в квартире номер 36 Таня Петрушкина спала и отчетливо видела во
сне все, что она загадала увидеть во сне, когда ложилась спать.
На наволочке ее подушки были нарисованы синие петухи. В окно глядела голубоватая
звезда - Венера. Ёкал рядом на столике-тумбочке будильник со слоником, светился таинственно-зелеными фосфорными цифрами. Возле будильника тикали беззвучно часики
"Заря". За стеной кто-то стучал на пишущей машинке.
14.
Шпион, озираясь, приблизился к условленному месту. Светила луна, вокруг не было ни
души, но он не торопился. Что-то смущало его в этой тишине, в этой безмятежной
августовской непоздней ночи.
Какая-то тревожная нота слышалась в воздухе, как из-под подушки, издалека. "Нервишки пошаливают", - подумал он. Он привык думать о себе словами Хозяина, который любил это выражение.
Шпион остановился и наморщил лоб. Конечно, знак следовало оставить, но что-то
смущало его, что-то смущало. Он даже понял, наконец, что именно: запах. Пахло не
так, как обычно. Плохо пахло, скверно, непривычно. Это был запах опасности, запах
затаившегося врага.
Шпион резко развернулся и опрометью кинулся прочь, слыша за спиной то, что так
опасался услышать: топот погони.
Интуиция опять не подвела его, но на этот раз он был на волоске. Если бы не подвернувшийся на остановке перед мостом последний трамвай, в который он успел вскочить в последний момент, перепугав двух загулявших пассажиров, он бы не оторвался.
Шпион в очередной раз вспомнил слова Хозяина: "Думай носом, старик".
15.
26 августа 1974 года началось для наших героев очень рано, так рано, что еще непонятно
было толком, будет ли день ясным или пасмурным.
Так рано, что шуршали еще метлы дворников по асфальту, трамваи громыхали своей
карманной мелочью от самого моста, и ни одно окно не горело в домах номер 17 и 11 по
Брынскому проспекту.
А вот в домах номер 15 и 13 окна горели. Красным светились занавески в комнате Наташи Семеновой в тринадцатом, зеленый абажур Юры Красицкого отвечал им в пятнадцатом, а с другой стороны пятнадцатого, той, которая обращена к спящему семнадцатому, мерцал голубой ночник в комнате Тани Петрушкиной.
У Наташи в квартире телефон стоит на кухне. Капает вода из крана. Наташа в пижаме
стоит у телефона, крутит диск. Раздается звонок в квартире Петрушкиных, бабушка Анастасия Мироновна встает с диванчика, зажигает на ощупь свет, идет в коридор, а там - поразительные дела! - Таня, уже одетая, прижимает трубку плечом к уху, показывает жестом
бабушке, чтоб не беспокоилась, меня, мол, меня. Вздыхает бабушка с облегчением, не
любит она ночных звонков, а тут, видимо, какие-то пионерские дела, макулатура или слет.
Чего только ни придумают. Дали бы детям перед школой отдохнуть.
Юра Красицкий на цыпочках вышел из своей комнаты в родительскую спальню, подошел
к телефонному аппарату, подкрутил колесико регулировки громкости сигнала, взглянул
на настенные часы, поглядел вокруг. Все тихо, родители за шкафом мирно дышат во сне,
близнецы Дарья и Владимир сопят, смотрят скрипичные сны. Закурлыкал голубем телефон, Юра быстро снял аппарат с книжной полки переместил на пол, насколько позволил
провод, растянул закрученный спиралью шнур от трубки, добрался с ней до коридора и
притворил за собой дверь в спальню.
Черный эбонитовый аппарат-красавец, не чета нынешним пластиковым приземистым
плюгавцам (которые и аппаратами-то не назовешь): белые буквы рядом с цифрами-дырками на диске, трубка - с вороненый маузер, голос - как у самого главного кремлевского
петуха, надрывается в прихожей коммуналки на улице Белинского на правом высоком берегу Брюквы. Пенсионер областного значения Петр Макарович, в лиловых кальсонах, накинув зеленый хлопчатобумажный халат, выходит медленно, как оживший памятник, в
коридор, снимает трубку, говорит значительным голосом:
- Присталов у аппарата! А? Кого? Что так рано-то? Ну ладно, ладно, сейчас позову.
Через три минуты Стасик Левченко, еще не проснувшись толком, переминается босыми
ногами в прихожей, что-то бубнит в трубку.
Общий сбор назначен в штабе на восемь ноль-ноль.
16.
Пенсионер Максим Максимович Португальский, пожилой человек, похожий на небольшого усатого и слегка седоватого жука, проживавший во все том же пятнадцатом доме в
квартире номер два, встал, как обычно, затемно, съел на кухне крутое яйцо, выпил черного чая из монументальной алюминиевой кружки с изображением лекарственной ро-
машки и тихонько вернулся в комнату, стараясь не разбудить своего гостя, слегка похрапывающего на раскладушке.
Странную фамилию Максима Максимовича, из-за которой его порой принимали то за
иностранца, а то и вовсе за какого-нибудь графа, придумал когда-то очень давно директор
детского дома имени Степана Разина. Там воспитывался Максим Максимович в далеком
детстве. Директор всем воспитанникам детдома, не помнящим своих настоящих фамилий,
давал новые - в честь разных стран, в которых рано или поздно победит революция и установится справедливая народная власть. По мысли хитрого директора, таким образом,
вместо утерянных беспризорниками вместе с фамилиями дней рождения, они вскоре смогут отмечать дни, когда в той или иной стране победит революция.
Победы революции в Португалии Максим Максимович дожидался с 1919 года, когда он в
возрасте пяти лет получил свою выдающуюся фамилию. Всю жизнь, с перерывом, разве
что, на войну, он следил за событиями в далекой Португалии. Он уже даже отчаялся было
ждать, но за четыре месяца до описываемого нами утра эта революция наконец случилась,
и Максим Максимович, как раз недавно вышедший на пенсию и уволившийся с должности старшего мастера вагоноремонтного завода, решил исправить дату рождения в паспорте.
Однако не тут-то было. В паспортном столе ему вежливо, но настойчиво объяснили, что
если переправить дату с первого января (именно так было написано у него в документе)
на 26 апреля (когда молодые офицеры взяли в далеком Лиссабоне власть в свои твердые
прогрессивные руки), то получится, что целых четыре месяца пенсию Максиму Максимовичу начисляли незаконно. Поэтому Португальскому настоятельно посоветовали ничего
не менять. Именно тогда-то Португальский и начал писать Жалобу.
Покопавшись в ящике письменного стола, Максим Максимович извлек оттуда толстую
общую тетрадь в клетку в коричневом переплете. На раскладушке заворочался Марат Маратович Голландский, приехавший из Арбатова в гости старый друг-детдомовец, так и не
дождавшийся пока победы в Нидерландах народной власти или хотя бы свержения постылой голландской монархии.
На обложке тетради, которую Максим Максимович положил на кухонный стол, печатными буквами было выведено: "ЖАЛОБА". Максим Максимович раскрыл тетрадь примерно посредине и перечитал последние две страницы.
Дело в том, что сперва Жалоба касалась только работы паспортных органов и адресована
была вышестоящему паспортному начальству. Но затем, когда первый вариант Жалобы,
написанный еще не в тетради, а на отдельном листочке, был отвергнут этим вышестоящим начальством, Максим Максимович написал второй вариант. Этот вариант он послал
еще более вышестоящему начальству, но и это начальство ответило отпиской, переслало
жалобу предыдущему вышестоящему начальству, которое прислало к Максиму Максимовичу участкового милиционера Галлиулина.
Участковый Галлиулин, человек добрый, но усталый, зашел к Португальскому, поговорил
с ним, вздохнул и посоветовал не связываться.
Тогда Максим Максимович купил за 48 копеек тетрадь, переписал в нее оба варианта Жалобы и начал дополнять эту, уже тетрадную, Жалобу новыми деталями. И чем дальше
продвигалась Жалоба, тем больше Максим Максимович находил вокруг безобразий, о ко-
торых следовало написать. И чем больше безобразий находил беспокойный новоиспеченный пенсионер, тем на более высоко стоящее начальство была рассчитана его Жалоба.
И вот как раз к последним числам августа он дошел до того, что стал жаловаться на начальство, выше которого, как он думал, никого уже и нету.
Перечитав последние страницы, Португальский вздохнул и повторил громким выразительным шепотом вслух последние слова последнего предложения: "... в том числе, и в
Космосе".
Тут заскрипела в комнате раскладушка, раздался кашель: проснулся старый друг Голландский. Максим Максимович быстро засунул тетрадь с Жалобой за холодильник. Из комнаты послышалось:
- Португалыч, черт полосатый! Что ж ты не разбудил? Клев практически уже проспали!
17.
Юра Красицкий и Таня Петрушкина, дети, вышли из своих подъездов одновременно, в
семь пятьдесят девять и сошлись посредине двора, чтобы вместе отправиться к трансформаторной будке.
- Это точно ваш лилипут с третьего этажа!
Такими словами Наташа Семенова встретила в восемь ноль-ноль Юру и Таню у тополя,
где уже минут семь взволнованно ждала она остальных оповцев, не поднимаясь в Штаб.
Юра на это ответил уклончиво, вытаскивая лестницу:
- Проверим и эту версию.
Оповцы приладили лестницу к будке и поднялись наверх. Теперь уже ясно было, что день
будет солнечным. Отбрасывая длинные угловатые утренние тени, по двору ходили редкие
коты и сонные люди.
Наташа Семенова, не дав друзьям ни минуты на размышления, продолжила:
- Лилипут ваш - точно, он. Самый заметный у вас в доме - это раз. Это главное. Во-вторых, по всей стране ездил со своим цирком, и теперь еще ездит иногда, Танька, ты сама
говорила. И везде может в свободное время в детский костюм переодеться, и все его просто за мальчика примут. Он прошмыгнет куда угодно. И главное: у него дома какие-то
карты или планы, и он там что-то карандашом все время отмечает. Я в трубу видела. И на
стене висит антенна.
- Какая антенна? - одновременно спросили Таня и Юра.
- Откуда я знаю, какая? Железная такая. Наверное, от передатчика. Или это не антенна, а
может быть, холодное оружие. Даже, может, отравленное. Как в том фильме, где принц и
брат той тетеньки бились на шпагах, а потом все умерли, потому что шпагами поменялись. Длинное такое, острое. Ручка изолентой обмотана. Висит прямо напротив окна, на
стене, на гвоздике. А он рядом ниже план или карту вывесил, и карандашом там шурует. Я
рассмотреть не смогла хорошо - увеличения у трубы не хватает. А потом он вообще штору
задернул. Это что, не подозрительно? Встал там на табуреточку и задернул штору, а я как
раз на резкость наводила.
Воображение у Наташи в этот момент совсем обогнало ее рассказ, поэтому она остановилась и жалобно поглядела на Юру и Таню.
Юра поправил очки и сказал загадочно:
- Это не противоречит.
А Таня поглядела на часики. Стасик, конечно, опаздывал. Тогда Таня сказала:
- Да, Наташ, точно. Он же мне как раз во сне приснился.
18.
Стасика решили не ждать, хотя Таня и пыталась возразить. Грызли сушки. Юра предложил Наташе рассказать все по порядку и медленно, и она повторила еще раз историю о
том, как вчера, сообразив, каким должен быть шпион из пятнадцатого дома, стала искать
окна лилипута, как нашла их, как убедилась в своих подозрениях.
- Понятно, - сказал Юра. - Теперь ты, Петрушкина. При чем тут твои сны?
И Таня Петрушкина рассказала, что просто так шпиона не поймать. Что он, шпион, слишком хитрый, чтобы его можно было обнаружить. Что единственный способ найти шпиона
из пятнадцатого дома - это положиться на чувства, которые, как известно, сильнее всего
проявляются во сне.
- То есть, на интуицию? - спросил образованный Юра Красицкий.
- Ну да, - ответила образованная Таня Петрушкина.
- Ты что, Петрушкина, - спросил тогда Юра, - суеверная? Боговерующая, да? Ты в черных
котов веришь тоже?
- Я, между прочим, в тринадцатой квартире в тринадцатом доме живу, и ничего, - поддержала Юру Наташа. Хотя ей и не хотелось этого делать, потому что выходило так, что сонная интуиция Тани совпадает с ее логическими выводами, но она сама была немного суеверной и все время помнила о номерах дома и квартиры.
- Ха-ха! - сказала Таня Петрушкина. - И еще раз ха-ха. Между прочим, в пятом номере
"Науки и жизни" за прошлый год было написано про Менделеева. Ну, которого в восьмом
классе проходят по химии, с бородой. Так вот, он свою химическую таблицу во сне увидел. Так что тут суеверия ни при чем, между прочим. Это научный факт. И мне как раз,
Наташа, твой лилипут приснился. Как будто мы с Юркой в какой-то комнате, и там еще
вдруг гаснет свет. Потом открывается дверь, и там в дверях стоит этот лилипут. Мы бежим туда, но тут открываются еще пять дверей, и в каждой - такой же лилипут. И мы не
знаем, в какую бежать, а он хохочет. То есть, они все.
Юра, убежденный авторитетом Менделеева с бородой и журнала "Наука и жизнь", умолк.
- А дальше? - спросила Наташа Семенова, живо представившая себе сон Тани Петрушкиной.
- Ну, там дальше Стас пришел и свет зажег, - быстро сказала Таня.
- Понятно, - опять сказал Юра. - То есть, не совсем понятно. То есть, ты предлагаешь сегодня за лилипутом следить? А завтра?
- А это поглядим, кого я завтра во сне увижу, - ответила Таня. рассудительно - А ты сам
что придумал?
- Я придумал свой план "Мышеловка", - сказал Юра. - То есть, если это и правда лилипут
ваш, то ладно, но если нет, то надо попробовать.
И Юра изложил Наташе и Тане свой план "Мышеловка".
19.
Между прочим, лилипуты ненавидят, когда их называют лилипутами. И правильно делают. Лилипуты - никакие не лилипуты, как их описал английский писатель Дж. Свифт, а
просто маленькие люди. Такие же, как большие, только немного меньше.
Николай Матвеевич Гузь, маленький человек, во всех многочисленных городах обширной
нашей страны, в которые заносила его сложная цирковая судьба, в первый же день записывался в местные библиотеки и заказывал там книгу английского писателя Дж. Свифта о
приключениях Гулливера. Во всех изданиях, какие только были в библиотеке.
Перед отъездом труппы из города Николай Матвеевич, маленький человек, приходил в
местную библиотеку в костюме и при галстуке, с гвоздиками или розами в руках. Он дарил цветы библиотекаршам и, извиняясь перед ними, рассказывал о нелегкой цирковой
судьбе, а затем описывал прискорбный случай, приключившийся с ним: неожиданную и
совершенно ничем не объяснимую утрату книг о приключениях доктора Лемюэля Гулливера. Во всех изданиях.
Обычно дело обходилось необременительным денежным штрафом, задушевным разговором, ужином в привокзальном ресторане. Однажды, правда, в Удоеве, маленькому человеку Гузю Николаю Матвеевичу пришлось прожить в доме одной библиотекарши три месяца, отстав от труппы. Библиотекаршу звали Цецилия Марковна, хотя этот факт и не
имеет прямого отношения к нашей истории.
Если кого-нибудь из читателей интересует, что на самом деле происходило с книгами английского писателя Свифта, то я, к сожалению, не знаю точного ответа на этот вопрос. Но
факт остается фактом: маленький человек Николай Матвеевич Гузь, многолетний участник труппы с ненавистным ему названием "Цирк Лилипутов", заслуженный эквилибрист
и дрессировщик кошек, как самум, проходил по библиотекам нашей страны, сметая с их
полок все издания произведения упомянутого выше английского классика.
Однако не только интересом к произведению Дж. Свифта отличался маленький человек
Николай Матвеевич Гузь. Разъезжая по стране, всю жизнь посещал он в разных городах
старых стариков-книжников, музейных работников, историков-энтузиастов. И о чем-то с
ними тихо говорил.
Прошли годы. Новые поколения цирковых маленьких людей выросли на смену Николаю
Матвеевичу. Срок выхода на пенсию у маленьких людей наступает раньше, чем у обыч-
ных. Тем более, что Николай Матвеевич Гузь, маленький человек, был артистом оригинального жанра, то есть, давно уже имел право на заслуженный отдых.
Почему он решил поселиться в Брюквине? Не знаю. Но разве вам бы, например, не захотелось именно тут поселиться? Мне бы хотелось.
А впрочем, может быть, была права Наташа Семенова, и в этом выборе была своя скрытая
тайная логика.
Так или иначе, но в описываемое нами время, Николай Матвеевич проживал в однокомнатной квартире именно в Брюквине, по адресу: Брынский проспект 15, 72. Иногда, откликаясь на просьбы администратора "Облцирка" Бабайского Н.Г., он присоединялся к
особо ответственным выступлениям своей труппы, и тогда новые издания книг все того
же английского писателя исчезали из библиотек, а торговцы гвоздиками и розами по всей
стране удовлетворенно почесывали козырьки своих кепок.
26 августа 1974 года Николай Матвеевич в своей квартире на третьем этаже проснулся
рано. Он выглянул в окно. За окном стояла трансформаторная будка. На крыше будки маячили три силуэта, на которые Николай Матвеевич Гузь не обратил никакого внимания.
Николай Матвеевич Гузь оделся, позавтракал, положил во внутренний карман пиджака
секретный план, а во внешний - квадратный фонарик и что-то, завернутое в бумагу, снял
со стены длинную металлическую штуку, спрятал ее в специальный кожаный футляр и
вышел из дому, закрыв за собой дверь на ключ. Дверь захлопнулась с каким-то таинственным звуком.
Замочная скважина в двери у Николая Матвеевича находилась очень низко, чтоб ему
удобно было.
Кожаным футляром с металлической штукой маленький человек Гузь слегка щеголевато
помахивал, проходя через двор.
20.
Рыба-сом любит жить в глубоких больших озерах или речных омутах. Он там лежит на
дне, покрытый, как бревно, скользкой тиной, тихо шевелит усами, выставив их из-за коряги наверх, и ждет, когда какая-нибудь рыбья мелочь примет его усы за червяков и подплывет поближе. Тогда сом из-за коряги выскакивает и поедает глупых рыб. Сомы также
едят всякую другую пресноводную живность: лягушек, раков, уток, водяных крыс. А сома, особенно взрослого, почти никто не ест - он противный на вкус и слишком большой.
Сомы, говорят, живут до сорока лет, достигая веса в триста килограмм. Максимальная
длина сома - пять метров. Несмотря на свою почти полную несъедобность, а может быть,
именно благодаря ей, сомы считаются важным трофеем заядлых рыболовов. Строго говоря, ни один рыбак не может считаться до конца заядлым, если ему не удалось в жизни
поймать хотя бы одного сома.
Марат Маратович Голландский, друг пенсионера Португальского, был рыболовом с сорокалетним стажем и даже одно время возглавлял арбатовское общество рыбаков-любителей. Но вот беда - протекавшая через Арбатов речка была слишком мала для того, чтобы в
ней завелись сомы. И озера, имеющиеся в окрестностях Арбатова сомам не подходили. А
вот в Брюквине дело обстояло совершенно иначе.
За три года до описываемых событий Марат Маратович прочитал в журнале "Охота и рыболовство" статью Н.Н. Кащеева "Брюквинский сом". Н.Н. Кащеев (кстати, тот самый
доктор, который помог родиться Ване Васильеву и который еще встретится нам в этой истории) писал о том, что в Брюкве, причем не где-нибудь, а прямо в черте города, в районе
овощебазы, живет сом необычайной длины. Первые сведения об этом соме восходят, писал Н.Н. Кащеев, к пятидесятым годам, когда рыболовы-любители несколько раз случайно
ловили удивительную рыбу, но так и не смогли ее вытащить.
В шестидесятые годы сом перестал попадаться на случайные удочки. И хотя брюквинские
рыболовы приложили специальные усилия для поимки сома, он не поддавался ни на какие
ухищрения. Среди рыбаков даже распространился слух о кончине брюквинского сома, но
в 1963 году сом дважды лично опроверг эти слухи. Один раз он всплыл, чтобы съесть
личную собаку заведующего планетарием товарища Макаркина. Товарищ Макаркин тренировал свою собаку Джулю, кидая палку в воду, собака Джуля плавала за палкой, и так
продолжалось, пока не всплыла зловредная рыбина и не утащила Джулю в омут. В другой
раз сом укусил за пятку самого доктора Кащеева, который купался в Брюкве, пользуясь
хорошей погодой.
После этого сом еще несколько раз появлялся на поверхности. Все очевидцы, как один,
утверждали, что сом этот огромен и даже, возможно, достигает трех метров в длину. (Вообще-то Кащеев написал "пяти метров", но редактор "Охоты и рыболовства" решил перестраховаться и исправил "пять" на "три").
"С тех пор, - заканчивал свою заметку доктор Н.Н. Кащеев, - поимка сома стала заветной
мечтой любого брюквинского рыболова. Кто знает? Может быть, в конце концов комунибудь и повезет?"
Марат Маратович Голландский три года ждал этого лета. Он написал письмо доктору Кащееву через редакцию журнала и получил ответ. Доктор Кащеев обещал Марату Маратовичу извещать его обо всех новостях, связанных с брюквинским сомом. Всякий раз, находя в почтовом ящике письмо со знакомым обратным адресом, Марат Маратович долго
не решался надорвать конверт. А вдруг кому-нибудь, по словам Кащеева, в конце концов
и повезло? Но нет - брюквинские рыболовы так и не смогли одолеть зловредного сома,
который за эти три года еще пару раз всплывал на поверхность.
Три года Голландский тренировался ловить сома. Он изучил всю имеющуюся в Арбатове
литературу по этой теме. Изготовил специальную снасть и хитрый прибор под названием
"квок", звуки которого выманивают сомов из засады. Весной, после ухода на пенсию с
должности бухгалтера Арбатовской заготкооперации, он списался с Португальским, выслал ему денег на приобретение лодки (без которой, как все знают, сома не вытащишь).
Лодка была приобретена и оставлена у надежного человека Гавриленко, сторожившего
брюквинскую лодочную станцию.
В литературе о ловле сомов упоминалось, что сома следует ловить в начале осени. Голландский не утерпел и сорвался в Брюквин в конце августа. Утро 26 числа он наметил заранее для первой своей брюквинской рыбалки.
Литература о ловле сомов также немало места уделяет вопросу о наживке. Наживка, пишут специалисты по ловле сома, это даже не половина дела, а две его трети. В этом деле
нельзя полагаться, уверяют специалисты, на случай.
Марат Маратович Голландский не хотел полагаться на случай. Наживку для сома он привез с собой: целый собственноручно сколоченный фанерный ящик с саранчой, кузнечиками, медведками, какими-то особенными червяками и даже лягушками. Вся эта живность
была рассажена по специальным баночкам и коробочкам. Будущую наживку, чтобы держать ее в форме, Марат Маратович по дороге собственноручно подкармливал в тамбуре
поезда, и даже уже проникся личной симпатией к некоторым насекомым и одной лягушке,
так что, кормя их, печально шевелил губами.
Правда, брезгливый Португальский потребовал в решительной форме, чтобы в доме этой
дряни не было, и Голландский оставил ящик перед дверью.
Утром 26 августа, когда исполненный рыбацкого азарта Марат Маратович в сапогах-бахилах, со снастью в руках, с рюкзаком за плечами и с широкой улыбкой на и без того широком лице вышел из квартиры номер 2, ящика с наживкой за дверью не было.
21.
Маленькие люди ходят не очень быстро. Поэтому, у Юры, Тани и Наташи, которые увидели, как Гузь с кожаным футляром выходит из подъезда, было в запасе какое-то время,
чтобы принять важное решение. Но они бы так и не приняли никакого решения, конечно,
потому что очень растерялись. Ждать ли Стасика? Следить ли за подозрительным лилипутом? Действовать сообща или разделиться на группы? Как быть с планом "Мышеловка"?
Все говорили одновременно, а Гузь тем временем дошел уже через двор до первого подъезда и готовился выйти на Брынское шоссе, чтобы исчезнуть, возможно, навсегда и таким
образом избежать разоблачения своей шпионской деятельности.
Но тут удача улыбнулась оповцам: из первого подъезда выскочил неизвестный пожилой
старик в рыбацких сапогах, остановил лилипута и начал ему что-то говорить. В это время,
как назло, во дворе работала вовсю поливальная машина, поэтому из-за шума воды разобрать можно было только отдельные слова, которые произносил старик: "горбатого",
"ящик", "три года ждал". Старик в сапогах, казалось, о чем-то спрашивал у лилипута, а
тот, сперва как будто бы старавшийся отделаться от незнакомца, затем перестал поглядывать на часы и стал задавать какие-то вопросы.
Поливальная машина уехала, и в наступившей тишине отчетливо прозвучал высокий приятный голос Николая Матвеевича: "Ну давайте спросим вместе у нее. А потом, может,
вместе и поедем. Мне как раз надо до Овощебазы". После этого лилипут исчез вместе с
рыболовом в первом подъезде.
В создавшейся напряженной обстановке Юра Красицкий не растерялся. Он вырвал из тетрадки листок и написал на нем что-то, а затем положил этот листок и еще два каких-то
листка, которые до этого рассматривали девочки, под верхний кирпич.
В штабе имелось некоторое количество кирпичей, оставшихся еще со времен, когда штаб
не был штабом. Не очень понятно, как их занесло на крышу трансформаторной будки, видимо, их отбросили при строительстве как ненужные, да так высоко отбросили, что они
залетели на крышу и там остались. Так или иначе, а Таня Петрушкина однажды догадалась сложить из них пирамидку, а потом Юра придумал под верхним кирпичом оставлять
записки.
Оставив Стасику инструкции, составленные так, чтобы чужой человек не смог догадаться,
о чем идет речь, Юра сказал:
- Идем все вместе. Стасу я все объяснил. Он займется "Мышеловкой", а потом к Овощебазе подъедет. А мы там стрелки нарисуем ему. Мел у тебя, Петрушкина? Семенова, баранки взяла?
Таня и Наташа кивнули, одновременно удивившись тому, как ловко и быстро все придумал Юра Красицкий.
В это время отворилась дверь первого подъезда, и оттуда вышел Николай Матвеевич Гузь.
Не теряя времени, оповцы спустились на землю и спрятали лестницу. Николай Матвеевич,
как и обещал своему странному знакомому, направился к остановке третьего трамвая,
следовавшего по маршруту "Вагоноремонтный завод - Овощебаза". Наши герои, стараясь
оставаться незамеченными, двинулись вслед за ним.
Глядя им вслед, желтая бабушка с третьего этажа только головою покачала слегка.