Теория совокупности

Виктор Брусницин
ТЕОРИЯ СОВОКУПНОСТИ
Действующие лица:
Михаил — около пятидесяти
Ольга — миловидная женщина в темных очках
Артем — сын Михаила
Юля — его жена
(Ремарка: в действии солидно участвует музыка)
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
В комнате трое: Артем, Юля, Михаил.
Юля. Артем, зачем выносить сор из избы?
Артем. Это мой отец — мы в одной избе. И вообще, стоит ли оставлять грязь в доме?
Юля. При родителях выяснять отношения, во всяком случае, совершенно не принято, надо
уважать возраст. Это, наконец, малодушие.
Артем. И ничего особенного, пусть я буду малодушным. А ты что — эталон во мне искала?
Проще всего возразить, что женщина тоже должна соответствовать… У нас семья — вот исходное.
Всякой семье должна соответствовать своя логика — я обеспечиваю определенную часть этого мира,
позаботься об ответственности со своей стороны.
Юля. В конце концов есть женская логика.
Артем. Плевать мне на женскую логику. Ты не женщина, а жена. В этой должности первична
логика семьи.
Юля. Человек не механизм.
Артем. Семья, во всяком случае — институт, выработанный опытом тысячелетий. Дошли до
компьютера и так далее, только семью никто не опроверг. Как известно, прогресс — всего лишь усовершенствование подручных средств… (Помолчал.) И вообще… кто как не родители рассудят грамотней и искренней?
Юля. Ты же понимаешь, что Михаил Григорич возьмет мою сторону.
Артем. Вот пожалуйста — о, женщины, коварство вам имя!
Юля. Ничтожество, уж если взялся за цитаты.
Артем. Ничтожество, коварство, подлость. Применительно к женщине — это цитаты всей истории человечества.
Юля. Я вам сочувствую, Михаил Григорич — какую же стерву вы заполучили в невестки.
Михаил (улыбается, прохаживается). Я слышал, что от стерв — я правильно выразился? —
происходят замечательные дети. Впрочем, это не к делу… Вы, главное, говорите — у вас очень замечательно получается… И вообще, разговаривать надо. И не разговаривать — то есть накапливать. Все
надо.
2
Артем. Батя, тебе все смешки.
Юля. Ну подумаешь, осталась у Светки. Что тут такого? Я же предупредила, ты согласился.
Артем. Ты же понимаешь, что я не могу отказать на глазах. А то что я извелся?
Юля. Так может это полезно? Спокойное течение жизни, говорят, губительно.
Артем. Давай начнем поочередно.
Юля (игриво). Теперь я стану кошечкой, а то давно не было поводов. Мне хочется быть киской.
Артем. Непременно нужен повод!
Юля. Без поводов киски вызывают недоверие. Это ли, вообще говоря, не логика семьи?
Артем. Вот и поговори с ней.
о чем.
Юля. Михаил Григорич отметил — мы чудно беседуем. А то в другой раз и перемолвиться не
Артем. Ты, я гляжу, откровенно издеваешься!
Юля. Артюша, ну зачем ты перед папой делаешь меня чудовищем? Я ведь улыбаюсь.
Артем. Получается, что я же еще и виноват. Вот пример — женская логика.
Юля. Совершенно неуместно. Я, скажем, не применяю воспоминания о твоих поступках.
Артем. По причине простой — таковых нет.
Юля. Здрасьсте! А твои футболы?.. Наконец, тот знаменитый проигрыш в казино!
Артем. Я так и знал, ты съешь меня! Объяснял же тысячу раз — это своеобразные правила поведения. Если угодно, условия заключения сделки… Пригласили партнеры — как можно отказаться?
Корить за потерю мизера при попытке получить больше — это уже глупость?
Юля. Мне нравится — я съем! В то время как укорила впервые!.. И то — защищаясь.
Артем. Ага, чувствуешь себя виноватой?! Стало быть, нечто присутствует.
Юля. Кто из нас женщина? Постыдись хотя бы перед отцом!
Артем. Перестань уже заслоняться отцом. Я — это я, и настаиваю на этом. Совершенно не собираюсь кого-то из себя изображать… А уж батя-то сына получше сына знает.
Юля. Не спорю. Но ты навалился на «защищаясь». А что я должна делать? Молчать? Биться
головой о стену? И не подумаю.
Артем. Но ты не ровняй неночевку дома и футбол!
Юля. Любопытно, как ты собираешься соизмерять?
3
Артем. Та-ак… я понял. Ты ведешь к тому, что демарши станут регулярными. Ну давай, выкладывай.
Юля. Прекрати сейчас же! Твои наезды носят характер подозрения в чем-то темном.
Артем. Вот именно, ты сама определила. Мои-то поступки прозрачны.
Юля. Знаешь что, если на то пошло — темное не в моих действиях, а в твоей голове.
Артем. Это словеса. А слово-то в том числе и дано, чтоб сокрыть.
Юля. Я не давала оснований не доверять.
Артем. Жизнь дает, милая моя. Мыть ее да мыть.
Юля. Тёма, ну сколько раз повторять! Галке было плохо — она заклинала побыть с ней.
Артем. Ладно, я не хотел говорить, да… надо, видно, выплеснуть — все равно не удержать…
Диму сегодня встретил. Что, спрашиваю, у вас с Галкой произошло — зачем, де, ушел?.. Бог с тобой,
говорит — никуда не уходил. В командировку уезжал — было. У нас все чики-чики.
Юля (бросает к вискам пальцы). Господи, какой ужас! (Свирепо теребит кофту.) Я не знаю,
кто из них лжет. Я верю ей — она искренне убита была.
Михаил. Ребята, у вас, конечно, весело, но мне пора идти… (К Артему.) Я чего зашел-то — по
пути из больницы, маму положили.
Артем. Так что ж ты!.. Что-то серьезное?
Михаил (пожав плечами). Окончательного диагноза пока нет… В онкологии она.
СЦЕНА ВТОРАЯ
Аллея, скамья, на ней сидит Ольга. По аллее понуро идет Михаил. Подходя к скамейке, замедляет шаг, глядит — однако скорей не на женщину, а вообще на скамью. Поравнявшись, останавливается, садится подальше от Ольги. Замирает. Ольга на его действия несколько поворачивает голову (но
взгляд не достигает Михаила) — так и остается в этой позе… Наконец, Михаил достает трубку, набивает табак. Затем достает зажигалку, чиркает — зажигалка не работает.
Михаил (глухо). Тьфу, черт…
Женщина достает из сумки зажигалку, подает.
Ольга. Вот, возьмите.
Михаил (вставая и подходя). Благодарю.
Прикуривает, возвращает зажигалку. Ольга берет неуверенно. Михаил возвращается, бросив
несколько озадаченный взгляд.
Ольга. Что за сигареты? Странный запах.
Михаил (показывает трубку). Это трубка.
4
Ольга. Хм, непривычный запах. Я никогда не курила трубку. (Улыбнулась.) Я слепая — вы не
удивляйтесь, что я не поняла.
Михаил. Ох, простите. Мне, знаете, и в голову не пришло.
Ольга. За что же простить?
Михаил. Н-не знаю… Всегда так говорят. Вообще — действительно.
Ольга. А почему вам в голову не пришло? Вы мной не заинтересовались, или я не выгляжу
слепой?
Михаил. Ну, не выглядите, конечно… Если честно, я и не заинтересовался. (Улыбнулся, но
тут же улыбку погасил.) Выходит, извинился не зря.
Ольга. Отчего же сели именно сюда, свободных скамей достаточно.
Михаил (кинув взгляд вдоль аллеи). Откуда вы знаете, что достаточно?
Ольга. Знаю.
Михаил. Я часто сижу именно здесь. Собственно говоря, только здесь и сижу.
Ольга. Это связано с женщиной?
Михаил. М-м… в общем — да.
Ольга. Значит, вы теперь одиноки.
Михаил (задержавшись). Да.
Ольга. Сядьте ближе, позвольте мне с вами поговорить.
Михаил пересаживается.
Михаил. Вот.
Ольга. У вас молодой голос, но я теряюсь… Вы сказали, что ваше место связано с женщиной?
Тут привычка, память — а такое свойственно людям пожившим.
Михаил. Вы могли бы просто спросить.
Ольга. Я допускаю, что вы бы мне солгали.
Михаил. Странно, отчего вы это допускаете?
Ольга. Мне обыкновенно лгут. Не обязательно, конечно, о возрасте, но лгут непременно.
Михаил. Серьезно? Любопытно — отчего?
Ольга. Наверное, меня обмануть легче.
Михаил. Вы считаете, что все стремятся обманывать?
Ольга. Это естественно.
5
Михаил. Вот как?
Ольга. Правду говорить — неестественно. Правде учатся.
Михаил. Очень любопытно. И отчего же лгать естественно?
Ольга. Причин масса. Потому, хотя бы, что мы не можем себе нравиться, ибо привыкаем — мы
вынуждены себя приукрашивать.
Михаил (задумывается). Занимательно, что об этом говорит — вы уж простите — незрячий
человек.
Ольга. Как раз ничего удивительного. Передо мной удобно приукраситься — мне трудно сверить. Да и вообще, я удобна для обмана… И даже для исповеди.
Михаил. Вы исповедь ставите в один ряд с ложью — как-то… шероховато.
Ольга. Исповедь — ложь самая лютая.
Михаил. Отчего же?
Ольга. Исповедуются в грехах. О грехе, как о факте, не рассказывают. Покаяться, очиститься
— значит, избавиться хотят. Бога, условно говоря, подкупают. А ведь это само по себе грех… Согрешил, так майся.
Михаил. Ну, само желание очиститься тоже чего-то стоит.
Ольга. Именно и стоит — цену греха.
Михаил. М-м, цена греха… уж больно скользкая натура.
Ольга. Очень проста — недоступность покаяния. Сколько мает, столько и стоит.
Михаил. Э-э, милая! А если человек без нравственности?
Ольга. Значит, и греха нет.
Михаил. Позвольте, так и преступление оправдать можно.
Ольга. Преступление не грех.
Михаил. Вот и договорились.
Ольга. Грех — когда помышляешь, когда зло еще в тебе. А когда переступил, когда зло другому сделал, это инакое. Потому что страх не от тебя, а от наказания.
Михаил. Эва, голубушка, это все библейское. Да ведь бог сам согрешил, когда человека соорудил, оттого, говорят, и отвернулся от него. Так что… случаются обстоятельства, аффекты, безвыходные, наконец, ситуации… Ну да вы, я вижу, рассуждать любите. Это превосходно.
Ольга. Вот и славно, что вам нравится. Вы теперь непременно думаете, что перед вами книжная дама. Городит, дескать, примитив. Да еще слепа, жизни не щупала… Это так и есть. Отсюда, я
полагаю, вам интересно может стать: с такой особой как я — претендующей, да заведомо наивной —
6
почему не побаловаться… У нас, стало быть, интерес обоюдный, потому что имею некоторые причины.
Михаил. Черт возьми, я, кажется, возбудился! И я вижу в вас женщину с программой. Таким
образом предложу начинать, как вы выразились, баловаться — именно вам.
Ольга. Начало произойдет таким. Я стану просить вас о следующей встрече, и вы приготовьте
рассказ об отношениях с людьми. Ну хоть с той женщиной, ради которой вы здесь. Я вам сразу и признаюсь: мне хочется сравнивать. У меня впечатление складывается, что здоровые люди неверно живут.
тему?
Михаил. Очень ловко. Я непременно приду, и рассказ постараюсь приготовить… На любую
Ольга. На самую любую. Впрочем, я наводящие вопросы буду задавать.
Михаил. Погодите, а вы в свою очередь что-либо расскажите?
Ольга. Отчего же, если вы захотите. Да я думаю, что вам самому говорить интересней пока-
жется.
Михаил. Вы так уверенно сказали — предполагаю опыт.
Ольга. Много вероятного. Впрочем, я же объясняла: мне лгать желают… Знаете что, а зачем
откладывать? Если вы не торопитесь, вспомните об одном из ваших воскресных дней. Возьмите… ну,
вам видней.
Михаил (бодро). Отлично!.. (Задумывается, поворачивается к Ольге и внимательно смотрит
на нее. Отворачивается, взгляд вдумчив.) Таким образом, утро. Вчера был день рождения моего приятеля. (Начинает неуверенно, однако голос постепенно разглаживается.) Мне ленно, спокойно, свободно — хорошо. Мы валяемся… Перебрался из своей кроватки Артемка, ему пять лет. Он понимает,
что сегодня родители — его. Он лазает, пользует нас.
Ольга. Что вы чувствуете?
Михаил. Утренняя вялость придает всему некоторую неискренность. Сама ситуация — несомненный подарок, но тело как бы не верит: быть может, порядок будней вносит инерцию, требует сосредоточения — безмятежность непривычна… Я, наконец, встаю, иду к процедурам — Ирина уже
возится на кухне, уже горит телевизор. Рядом со мной крутится Артем — он по выходным всегда
льнет ко мне.
Ольга. Учится мужскому?
Михаил. Да, пожалуй… План дня уже выстроен: относительное безделье, обед, воскресные
семейные мероприятия. До завтрака я успеваю сбегать в магазин — купить свежего хлеба и сметаны.
Мелькает мысль о пиве… исключительно в мечтательном ракурсе, чтоб нарушить ход вещей — и
быстро уминается, потому что после обеда за руль: Артем выпросил зоопарк, а затем еженедельное
пополнение припасов в супермаркете — у нас так принято… После завтрака созерцание телевизора,
Ирина занимается уборкой, я — разной мелочью. Заходит соседка — особа замечательная сама по себе, и вообще, активный участник нашей жизни… Ближе к обеду мы с Артемом едем в гараж на моем
спортивном велосипеде — Артем на раме. Гараж далековато и обычно я держу авто на стоянке, но
теперь так получилось… Мы отъехали недалеко, его окликнула знакомая девочка. Артем резко повернулся и ступня попала в колесо. Его заклинило, а скорость была порядочной. Заднее колесо взмыло вверх и нас выбросило… Я помню это как в замедленной съемке — Артемка летит, падая, расто-
7
пырив ручонки в стороны. Я за ним и не могу поймать. Потом гулкий удар его лицом об асфальт, непереносимый крик…. Я вскочил, поднял. Из носа, рта сынишки хлестала кровь. Я страшно испугался,
бросился домой — Артемка орет. Ирина переполошилась, но как-то быстро взяла себя в руки. Мы
побежали в поликлинику, его забрали в кабинет — нас не пустили… Помню, меня душили слезы,
жгла кровь, облившая рубашку. Я метался по коридору, Ирина как могла успокаивала… Ничего
страшного не случилось, через пару часов о происшедшем говорили как о приключении…
Ольга. Вы отменили зоопарк?
Михаил. Да, хотя Артемка куксился по этому поводу. Пообещали на другие выходные… Знаете, это был хороший день. Снова прибежала соседка — какое-ни-какое событие — в итоге мы выпили.
Ольга. У вас с ней что-то было?
Михаил (недоуменно бросив голову к Ольге). С кем?
Ольга. С соседкой.
Михаил (пожав плечи и взметнув брови). С чего вы взяли?.. Резко осунулся и отвернулся. (С
заминкой.) В общем… да. Но позже. Тогда даже и в мыслях не держалось… (Вздыхает.) В тот день
— я это помню отчетливо — мы ночью просто лежали и долго молчали. Я обнял Ирину, она гладила
мою руку. Наверное, было здорово.
Ольга. Все-таки вы уже тогда думали о ней?
Михаил. О ком?.. Ну… пожалуй.
Ольга. Как ее зовут?
Михаил. Лена.
Ольга. Расскажите о ней.
Михаил задумывается.
Михаил. Ничего особенного… Аппетитная. Манкая фигура, развитая грудь. Без образования,
но весьма… как бы это сказать — интуитивная что ли. (Воодушевляется.) Лучше иначе — в ней присутствовало сугубо женское… собственно, она из этого состояла… Немудрящая на первый взгляд бабенка: дети, одежда, быт — вот все ее интересы. Врушка, скуповатая, порой вздорная — баба, словом.
Повеселиться любила, заводная довольно… Но как-то умела она создать интригу… (Задумывается.)
Знаете, тут есть интересная деталь. Вообще, она совершенно не моего вкуса: я полагал, что мне ближе
женщины утонченные… Впервые начал ее примечать — ну, как женщину — когда муж Лены, большой мой приятель, начал у меня выспрашивать, из чего состоит любовь. У них там что-то происходило — натяжка какая-то — и вот он принялся копать…
Пауза.
Ольга. Что же вы — рассказывайте.
Михаил (недовольно). Да зачем вам?
Ольга. Не мне — вам.
8
Михаил. Вот как? Что ж, извольте. Как-то раз двумя семьями находились на пляже. Выпили —
мы с ее мужем, Андреем, порядочно достигли. В общем, Лена лежала, загорала. Она всегда умела
принимать позы — повторюсь, женщина безусловная. И тут я в ракурс некий угадал… Возможно общее состояние мое просило. Одним словом, такое вожделение я редко испытывал… Вечером продолжили возлияние — уж и не помню, у них, кажется — и я пустился Лене всякие штуки говорить. Я
и прежде говорил, но так, без дела. А нынче она почувствовала, перехватила пас… На другой день у
меня опять мысли — история известная. Через полгода сподобился. Ольга. Вы из-за нее развелись?
Михаил (кидает недоуменный взгляд). Нет, разумеется. Наш роман быстро кончился.
Ольга. Падок вы. Это отлично, по человечески… Вообще, стремление к чужой женщине обманчиво. В большинстве случаев — это воспроизводство ощущений, которые по определению чреваты потерей их. Так отчего, говорите, расстались?
Михаил. Она нашла новый предмет. Впрочем, отчасти я сам спровоцировал… (Михаил склонил
голову, задумался — поднял.) Это лихо! Вы начали с греха и я сам, того не заметив, на него вышел. Я
так понимаю, рано или поздно до исповеди дойду..
Ольга. Исповедь тем хороша, что невозможна… Это славно, вы обратили внимание насчет
греха. Только что это такое? Большинство людей на земле не оправдывают, скажем, чаяний родителей. Здесь ли не грех? Я вот слепой родилась, а разве об этом они мечтали?
Михаил. Да вы-то здесь причем?
Ольга. Кто знает, что происходит там, в утробе… (Михаил пронзительно смотрит на Ольгу.
Добрая пауза.) Вы говорили, что лежали обнявшись — было здорово. Неужели так лежать действительно приятно?
Михаил (несколько растерянно). О чем вы?.. А-а… даже не знаю. Теснота вообще приятна.
Ольга. Разве?
Михаил. А зачем люди целуются… и всякое такое?
Ольга. Собаки и кошки обнюхивают друг друга. Поцелуй отсюда же — рефлекс… Поцелуй в
губы означает, что партнеры хотят получить друг от друга антигенный материал — для анализа.
Наша иммунная система должна определить, насколько возможное потомство будет здоровым. Анализом занимаются клетки-макрофаги, которые способны различить генную информацию… Да, рецепторы губ дают возбуждение. Чаще же тут ритуал… О всяком таком давайте пока не будем. Однако
просто лежать обнявшись — это же неудобно, обязательно появляется зависимость.
Михаил (подумав). По совести признать, я не очень склонен к объятиям, но… наверное здесь
символ: теснота, общность… Собственно говоря, зависимость порой хороша.
Ольга. Молодые любят объятия, пожившие — меньше. Но пожилые — теснее. Здесь несоответствие.
Михаил. Это же элементарно — физиология… Простите, у вас что — не было прикосновений?
Ольга. Были конечно, но у слепых иначе… Знаете, я читала и слышала, что особенно у девушек распространена мечта — находится в объятиях любимого. Мне это непонятно — как такое может
насыщать?
9
Михаил. Бог с вами. Это же вообще — быть любимой… Однако в юности я и сам конкретно об
объятиях мечтал. Возраст, известно, штука властная… (Задумывается.) А вы знаете какая вещь —
если вдуматься, то действительно, приличную мечту не так легко соорудить… Ну деньги, все мы это
проходим. Так куда их? Дом, авто… мечтать о том, чтоб смотреть телевизор экраном в стену? Как-то
это… не того… (Задумывается.) Черт возьми, а ведь все мои мечтания, в сущности, сводились к
женщинам… (Конфузливо смеется.) Знаете, я первый из своих, скажем так, знакомых сверстников
купил автомобиль. Признаюсь, крепко мечтал… И каков же был конкретный сценарий этих мечт? Да
женский пол… Собственно, и все мечты об успехах у меня кончались вашим братом. Господи, какая
пошлость!.. (Поворачивается к Ольге.) А это удобно спросить, коль тронули тему: о чем вы мечтаете?.. Впрочем, видеть, конечно.
Ольга. Вы ошиблись. Это распространенное мнение, что мечтают о недостающем. Но не уверена, что слепота — недостаток… Скажем, вы можете представить бесконечность?
Михаил. М-м… нет, пожалуй. (Обидчиво.) Между прочим, я в женщинах особого недостатка
никогда не испытывал.
Ольга (с мягкой улыбкой). Тем не менее — задело... Так о бесконечности: я представить — могу.
Михаил. Превосходно. И какой же она вам представляется?
Ольга. Как слово, звук.
Михаил (пожимает плечами). Тут что-то не то, если вы вообще серьезно.
Ольга. У вас это не пройдет. Насколько я знаю, представления строятся на видимых образах —
воображение ищет визуальный аналог. Другое дело, что оно способно конструировать из них иррациональные вещи… И потом, не важно что представляешь, важно — какие ощущения это дает.
Михаил. Хм, я об этом не задумывался… На первый взгляд последнее спорно… Интересно,
смогу я представить то, что представляете вы? Сможете вы описать что-нибудь такое?
Ольга. Я попробую, но не сегодня… Значит, до встречи?
Михаил. Знаете, а ведь мы забыли представиться. Я — Михаил.
Ольга (улыбаясь). Ольга.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
Михаил сидит на скамье, подходит Ольга, она с тростью. Михаил встает.
Михаил. Здравствуйте. Вы выглядите отменно.
Ольга. Спасибо, вы звучите бодро.
Ольга усаживается, убирает трость за себя — Михаил садится следом.
Михаил (с коротким смешком). Это приятно уже потому, что не дежурно… А — вот. Вы
убрали трость, оттого я ее и не заметил в прошлый раз. Знаете ли, подумалось — как вы добираетесь?
Справедливости ради, я много о вас думал.
Ольга. Признайтесь, нашлись мысли, что я вас разыгрываю?
Михаил. Признаюсь.
10
Ольга. Вот видите, человек готов к обману.
Михаил. Я готов к тому, что вы всегда правы. И как раз поэтому не откажусь от вопросов. Вот
первый, что пришел мне теперь — как вам удается выглядеть так… вкусно? (Покаянно.) Вам не досаждает, что я касаюсь… м-м, этой стороны?
Ольга. Отнюдь… Это сестра, ей нравится держать меня в облике.
Михаил. Черт возьми, какая странная вещь. У меня, естественно, набралась масса вопросов, но
теперь, как только мы оказались вместе, мне совершенно не хочется их задавать. Вы обратно оказались правы, мне хочется говорить.
Ольга. И замечательно… Нет, не оттого что я боюсь вопросов, я охотно отвечу. Просто вас
приятно слушать, вы умело рассказываете.
Михаил. Забавно, никогда не слыл рассказчиком. Кажется, действительно, вы располагаете к
исповеди… Однако расставаясь, вы забыли дать тему — мы сегодня опять будем говорить об отношениях? Я приготовил несколько зарисовок.
Ольга. Это отлично, и мы ими непременно попользуемся, но давайте попробуем определенный
наклон беседы. Поступим так — вы ревнивы?
Михаил. Несомненно.
Ольга. Я вот о чем, мне хочется понимать иерархию чувств в отношениях.
Михаил. Между мужчиной и женщиной?
Ольга. Вообще, но удобно начать отсюда… Может быть, я зря обозначила мотив вопроса?
Михаил. Н-не знаю, но я пойду по нему. Тут знаете ли такая штуковина — на эту тему мне говорить доступно. Собственно, в предварительных зарисовках я этот момент проговаривал… Итак — я
ревнив… Хм, тут, похоже, без конкретики не обойтись. (Раздумчиво.) Хо-хо-хо, что же взять… Вообще говоря, моментов было предовольно. Ну вот, например… (Улыбнулся.) Черт, а ведь постыдно…
Ольга. Да ну, право — давайте! Мне ужасно любознательно.
Михаил. Дело было так. Ирина приехала из командировки. Я уже по одному этому факту всякие воображения составлял, а тут еще присовокупилось. Во-первых, приехала она какая-то, э-э… непривычная, скажем. Впрочем, это наверное опять мое воображение: сам я изыскивал — дело обыкновенное… А вот ночью уж натурально вела себя… да пожалуй, отъявленно. Редко она бывала так
страстна… Здесь я откровенно заподозрил. И мучился…
Ольга. Как-то поступили?
Михаил. Нет, смолчал. Вот это странно… Я никогда не скрывал чувств. Ну, во-первых, у меня
этого и не получалось. И постепенно совсем перестал стесняться показать слабость… Эгоистично? —
держать, де, в себе, продолжать мучиться. Пускай. Однако, быть может, освобождать и есть главная
функция близких… Так вот, дальше совсем дурно получилось — Ирина забеременела. Но ребенка мы
в тот период не хотели. И предохранялись… Более того, Ирина стала скрывать беременность, аборт
совершенно тайком сделала, я случайно узнал… Самое лютое, что срок зачатия вполне угадывал на
командировку.
Закуривает.
11
Ольга. Трубку давно курите?
Михаил. Порядочно, лет этак… Вы что, возраст хотите определить?
Ольга улыбнулась.
Ольга. Как же вы поступили?
Михаил. Выложил претензии.
Ольга. В расчете, что вас уговорят поверить в безгрешность?
Михаил. Да куда же деваться: известно, что мы вынуждены верить — иначе поступать придется… Знаете, у меня был замечательный случай. Как-то я пришел к родителям. А жили они в коммуналке — соседями состояли две молодые сестры, жуткие неряхи, я их не особо жаловал… Принял
ванну. Свежее полотенце забыл, вот и вытерся отцовским — знал, где висит. Мать чуть позже сетует
— полотенце девиц, они вечно вешают свое, куда не положено. Мне стало чрезвычайно брезгливо,
просто до невозможности. Пустился причитать. И никак, вы знаете, не могу успокоиться… Мать терпела, да, наконец, отбоярила: де, пошутила. Кривду сказала очевидную, а у меня сняло.
Молчат.
Михаил (раздумчиво). Мне всегда были непонятны мои импульсы ревности… (Помолчал.) Я
думаю, мы имеем дело с весьма уникальным чувством, здесь все сходится. Возьмите основной мотив
— собственность? посягательство, так сказать?.. Ну что такого — человек потешился минутной слабостью. Нет — нужно корчиться! Как же так — мое!.. Вот ведь что при этом: я сам изменяю, однако
терзаюсь беспамятно от измены жены — получите несправедливость, получите эгоизм… Либо еще
примечательное — реакция окружающих. Все будут об этом знать. Ты — дурак, ты — обманут. Помниться, меня корежило от такого воображения… Лишение какой-то глупой значимости, происки
замшелых традиций… Я уж и умалчиваю такое безобразие, как мысли о собственной состоятельности… А сила боли? Кажется, что физическая мука довелась бы слабей… Другой раз совсем дурацкое
мыслилось — что потерять супругу легче, чем жить с сознанием измены. Впрочем, уходят часто…
Мне думается, именно ревность раскрывает истинную природу любви… (Пауза.) Вот что странно, я
сейчас вспоминаю — и стыдно. Эти корчи: ненависть, отчаяние и… бессилие. Да что там… прошло
три дня и упало, дольше не выдерживал. Обязательно после доброго отрезка душевных переживаний
находилась какая-нибудь мысль, которая умиротворяла. Любопытно, что мысль эта совсем не новая,
но вот вдруг ложилась и… все, перегорел. Притом что изменилось-то?.. Вот как получается: чувство
сие бессмысленно и при этом человек перед ним — бессилен… (Пауза.) Я знаете каким образом о себе думал? — моя ревность, которую я чаще сам себе и устраивал, суть некая приватная психологическая каверза. Дело в том, по-видимому, что я нуждаюсь в острых эмоциональных вибрациях. Давно
замечено: ровное течение жизни меня не устраивает — организм ищет нечто, заставляющее корчиться.
Ольга. Изрядно, и какого еще рода каверзы он находит?
Михаил. Как ни прискорбно, еще страх. Вынужден признать, что эти два чувства наиболее обстоятельны.
Ольга. Ну, страх всегда с потерями связан — он недалеко… Подождите, а положительное?
Михаил. В чем и казус — радоваться, положим, я умею, но кажется, мои удовольствия не
имеют тех степеней, что негативное. Как по-вашему, я мизантропическая личность?
12
Ольга. Ни в коем случае! Отрицательные чувства неоспоримо сильней и, что главное, инертней. Тут есть общая причина — цивилизация, нарастающая комфортность бытия… впрочем, причин
довольно. Наконец память — она склонна чтить больное… Знаете что — как вы Ирину выбирали?
Михаил. Я не очень помню. Впрочем отчего же… Познакомились мы на свадьбе моего приятеля. Я был с женой…
Ольга. Простите!?
Михаил. С первой женой… Сидели за столом, Ирина подошла и пригласила меня на танец.
Ольга. Вы с ней встречались прежде?
Михаил. Нет. Я даже и не особенно приметил ее до этого, хоть в загсе были вместе. Притом
что она очень красива… Это я понял, когда танцевали.
Ольга повернулась, лицо ее напряглось.
Ольга. Как вы странно сказали — понял, что она красива. Разве красоту понимают?.. Всякий
может сказать: это красиво… но никто не ответит — почему. Получается, у красоты нет причины…
Михаил. Хм, забавно: вы совсем не отреагировали на поведение — то что она первая меня
пригласила, хоть я был с женой… И даже не спросили, с кем была она. Обычно тут удивляются.
Ольга. Что здесь удивительного?
Михаил. Вообще говоря — да… Хе-хе, кажется, я опять солгал — Ирину приметил еще в
загсе.
Ольга. Это недурно… А знаете что — опишите ее.
Михаил (с задержкой). Разве это возможно?.. Однако я попробую. Михаил задумался, внимательно глядя на Ольгу. Послушайте, а вы умеете понять разницу между… ну, скажем молодым и старым лицом?
Ольга. Разумеется.
Михаил. И что?
Ольга. Старое, без сомнений, более содержательно.
Михаил отвлек глаза от Ольги, наморщил лоб.
Михаил. Черт, а действительно, как описать красивое лицо?.. Хотел начать — правильный нос.
Но отчего именно правильный? Я никогда об этом не задумывался… А ведь на самом деле любопытно — почему одно лицо кажется красивым, другое — нет… Помнится, что-то у Ефремова есть — физиологическая целесообразность. В частности, длинные ресницы — защита от пыли… Опять же зачем у женщины длинные ресницы — хорошо, а у мужчины — не важно?
Ольга. Ну да, есть теории — женская грудь, например, олицетворяет жизнь. Это первое и самое эмоциональное, что достается человеку,— эмоция дальше трансформируется… Скажите, я красива?
Михаил. Не знаю.
13
Ольга. Вы знаете, что нет. И знаете — почему... Любопытно вот что — отчего именно внешность первична в возбуждении эмоций? И посмотрите, эта статья переменчива — я знаю, есть мода на
фигуру и даже лицо… Более того, животным на внешность наплевать.
Михаил (вдруг ощетинившись). Обратите внимание, непременно женская фигура так возбуждает! Насколько я знаю, она и на самих женщин действует особо… Михаил поворачивается к Ольге.
(Скучно.) Вы много потеряли.
Ольга. В чем именно?
Михаил. Не видите оболочек.
Ольга. Не уверена, что потеряла… Я независима — мысль, насколько я знаю, и есть эмоция.
Михаил (хмуро). Не понял… (Оживился.) Я вот что подумал… Помню себя в юности — хвастаясь перед друзьями, нужно было сообщать так: с классной девицей познакомился — красива… нога… тэдэ… Собственно, это годится для любого возраста. Мужчины редко гордятся тем, что любят
своих женщин — и часто кичатся их внешностью.
Ольга. Человек вынужден влюбляться, спариваться — всему примитивному человек пытается
придать приличный вид… Вы часто лгали жене?
Михаил. Не совсем… (Скучно — поясняя.) Понимаете, в молодости я жизнь вел беспорядочную… Знаете, что примечательно — первой жене я лгал куда как больше. Потому что совсем не любил ее. А вот с Ириной… Она была… хм, ну что ли не из праведниц. И когда я понял, что опутан и
связан, догадался, что только собственная безупречность способна выправить ее. И думаю, это действовало… Странная вещь, я ей не изменял несколько лет — все мои друзья удивлялись.
Ольга. Мне очень нравится цепочка ваших мыслей. Ничуть не покривлю, если произнесу, что
подобное я и ожидала. И теперь извлеку вашу фразу: ревность бессмысленна и при этом человек перед ней — бессилен… Разумеется, отнюдь не бессмысленна, вы даже и смыслы оговорили — просто
тут, быть может, имеются совсем не те значения, которые очертили вы.
Михаил. Ну-ка? Безумно жду корректив.
Ольга. А вот что действительно — так это бессилие. Ведь правда, — сколько бы вы не твердили, что собственность и весь ваш перечень — это пустое, избавиться от мук не получается. Вот здесь
— корень. Отчего человек, зная все, не умеет уговорить жизнь!?
Михаил. Навряд ли человек все знает.
Ольга. Уверяю вас — знает достаточно, чтобы понимать свои действия.
Михаил. Так разоблачите мой последний рассказ!
Ольга. Не стану. Я вам проще эскизно нарисую общую картину жизнедеятельности и даже
изображу, если угодно, самую мысль. Хотите?
Михаил (с нервным смешком). Страшно любопытно.
Ольга. Так приготовьтесь… Как вы посмотрите, если я закурю?..
Михаил. Положительно. Однако в прошлый раз вы будто бы не курили.
14
Ольга. В прошлый раз я другая была, но… не надо об этом… Ольга достает сигарету, Михаил
зажигает. Итак. Вам конечно известен закон Ома…
Михаил молча кивает. Спохватывается, говорит: «Да, естественно».
Сравнительно недавно американский ученый Джордж Унгар проделал такой опыт. Он брал
мозг обученных крыс — например, по сигналу они выполняли заданные движения — измельчал его и
вместе с пищей давал необученным крысам. И что же? Последние начинали вести себя, как обученные… Иными словами, животное приобретало знание не обычным путем,— путем обучения, а скушав экстракт знания. Родилась гипотеза о химической природе памяти и вообще познания… Я попытаюсь изложить эту гипотезу лаконично и доходчиво. Ольга несколько подышала сигаретой. Схематично удобно представить организм как некий замкнутый объем, состоящий из множества упругих
ячеек многогранников. Грань одной ячейки является гранью соседней... Организм всегда стремится к
равновесию, к неподвижности, покою — эту мысль нужно постоянно иметь в виду. Кстати, давно
подмечено, что первое движение ребенка – попытка вернуться в мамку… Однако такая вещь: упругость каждой ячейки зависит от множества факторов. Скажем, от питания… Вот одна из граней не
получила питания и упругость ее ослабла. Произошла общая деформация системы, равновесие нарушено. Возникают избытки и недостатки напряжений. Вот эти пере или недонапряжения мы и называем ощущениями… Гасит сигарету. Поскольку организм стремится к равновесию, избыточное
напряжение стремится исчезнуть, перераспределиться. И происходит это по закону Ома… Имеем
точку высшего потенциала и присоединенные к ней сопротивления — грани ячеек. Разряжаться перенапряжение будет по путям с наименьшим сопротивлением, импульс пойдет по генетически определенным цепям, которые в свою очередь обусловят определенную систему движений, призванную
напитать ослабшее звено... Получили механизм еды, иначе говоря, элементарную схему жизнедеятельности… Сформулируем так: ощущение — это качественное проявление нарушений в организме,
а поведение — компенсация этого нарушения. Принимается?
Михаил (улыбнулся). Да-да, конечно.
Ольга. Итак, еда, сон, прочее — понятно. Однако по мере развития ощущения опосредствуются и усложняются. И происходит это за счет появления в организме дополнительных звеньев, моделей, которые усваивают, трансформируют первичные восприятия. Мы говорим о второй сигнальной
системе — с ее помощью организм и затеял мышление… Свет давит на глаз, приносит напряжение —
внутри организма произошла соответствующая деформация. В другом организме, поставленном в подобные условия, произойдет то же самое. Одинаковое восприятие проявлений внешнего мира однородными организмами, особо зафиксированное второй сигнальной системой и составляет основу образа. Образ это сумма специальных ощущений… Знаете, как организм видит? — Точечно. Мы не
воспринимаем целостную панораму, но зрачок постоянно бегает, выхватывая отдельные точки, —
мозг тут же складывает реакции на них… Манипулируя напряжениями, можно и изнутри возбудить
некую группу ячеек, соорудить модель, соответствующую возбужденной извне — вообразить…
Дальше организм научился придумывать образы. Но для этого понадобился код, нумерация. Средством взаимодействия образов человек сделал язык, это составило основу мышления... Осуществляется мышление равно как питание — по закону Ома. От внешних и внутренних обстоятельств в организме создаются перенапряжения особого свойства, образы — что и соответствует условиям задачи.
Далее организм путем перебора моделей, вариантов, цепочек сопротивлений ищет состояние относительной разрядки. Это и есть решение задачи. Иногда, не достигая разрядки в существующих моделях, организм создает под атакой больших и длительных напряжений новые модели, в нашей интерпретации ячейки новых форм — иначе говоря, знание, участки ослабленного сопротивления, которые
будут работать при постановке новых задач...
Михаил. Давайте, давайте! Я слушаю с полным удовольствием.
Ольга. Собственно — все.
Михаил. Помилуйте, а что же вы сообщили свежего?
15
Ольга. Именно. Однако никто почему-то таким взглядом на себя не пользуется.
Михаил. Вы предлагаете осознавать себя, как некий, по вашему выражению, замкнутый объем... э-э, из чего там — ячеек?
Ольга. Вполне удобно — чем вам не угодили ячейки? Отчего они хуже, допустим, протоплазмы?.. Потом ведь это интерпретация,— если брать по научному, все происходит в синапсах. Анионы,
катионы. Но так много сложнее… Собственно, я только хочу, чтоб мы помнили, что человек является
не чем иным, как биологическим предметом.
Михаил. Да человек не приспособлен воображать себя чем-то химическим или геометрическим! Вам хорошо — вы слепы!
Ольга. Напрасно. Отчего же не вообразить, если облегчает? Вы сами ссылались на замшелые
понятия.
Михаил. Совсем не понимаю, с какой стати, видя себя вашей штукенцией, я приобрету более
легкую жизнь.
Ольга. А вы пытались?..
Михаил. Этим вашим агрегатом я, конечно, себя не представлял, но успокаиваться умозаключениями разными — пытался. Я уж об этом в деле о ревности говорил… Ни шиша!
Ольга. Ну да, говорили. Только вы, действуя, прямо скажем, мудро, когда отыскивали причину
ваших эмоций, сводили попытки на нет, как раз неверно выбирая причины. Смотрите, вы собственность применяли — вроде бы понятно. Однако тем самым оставляли себя в кругу адекватных эмоций… Начните рассуждать не о любви, а собственности, и вы убедитесь, что имеете в виду эмоции
одного качества — вы попросту подменяли понятия. В таких случаях надо резко менять причину.
Михаил. Валяйте.
Ольга. Настаиваю, органон ничуть не стремится к любовям и прочим фитюлькам,— он стремится к равновесию, покою, вот камень. Организм вынужден жить,— скажем, питание, помимо восстановления нашей упругости, устроило деление клеток, что уже приводит к нарушению равновесия,
к ощущениям. И от этих бяк приходится избавляться… Ощущения голода — их как-то обуздать
надо? Приходится добывать. Особи рядом оказались посягающие — затеялась борьба. Сражаться
чревато? — пошли нормы, началась игра… Дошло дело до осознания себя в общежитии — самореализация. Получите творчество, деньги, власть… семья! Разумеется, в пуповине — половой инстинкт,
воспроизводство. Помимо — груда разных сиюминутных и накопленных ощущений… В итоге, отношения полов — хоть какая-то возможность самореализации, а любовь — попытка придать дешевой
потребности, ведь здесь не надо затрат, приличие. По существу, это поиск все той же цепочки ослабленного сопротивления...
Михаил. Я так и не понял, что же тут лечебного?
Ольга. Здрассьте! Но понятно же из сказанного, что мы по жизни гасим ощущения. Причина
высокого тиража и эффектности понятия любовь та, что все хотят ее отторгнуть…
Михаил (недоверчиво). Все хотят любовь отторгнуть?
Ольга. Несомненно! Говоря и думая о любви, вы решаете задачу, вы избавляетесь.
16
Михаил (помолчав). Рассуждения ваши мне окончательно понятны. Они… фэ-фэ-фэ, они, милочка моя — куцые…
Ольга. Чушь, вы просто — слабак! Это возмутительно, представлять, как ваша супруга возится
с соперником! И заниматься этим, потому что так, видите ли — чувствительно.
Вдруг Михаил начинает смеяться — свободно, искренно. Успокоившись, раскуривает трубку.
Подышал, глядит с улыбкой.
Михаил. Вот что, давайте-ка я вас в рецептор поцелую. Кажется, без этого не обойтись.
Ольга. Это после.
Михаил. А я настаиваю!
Ольга. Повторяю — вы слабак.
Михаил. Ловко! Знаете, мне думается, что вы стихи должны любить.
Ольга. Совершенно вы правы.
Михаил. Так почитайте.
Ольга. Давайте пока оставим… (Задумывается.) Я вообще-то музыку люблю, а поэзия — музыка слова… ритм много в человеке совершает… Конечно мне очень еда нравится. Я думаю, что
здесь много скрыто… э-э, истинного.
Михаил. Эге, тут я вас и поймал: еда — непосредственна. Вы же пытаетесь ускользнуть от
первичного! — вторую сигнальную систему все сватаете… (Категорически.) Знаете что, расскажитека мне что-либо!
Ольга. Да что?
Михаил. Любое. Случай из жизни — средний случай.
Ольга. Хорошо… А можно в следующий раз? — мне в туалет сильно захотелось.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ.
Ольга и Михаил.
Ольга. Служил я в той жизни прорабом, впрочем пойдем сначала… Родился ваш слуга очень
музыкальным молодым человеком ― по преданию еще в люльке в ответ на разные музыкальные происки засыпал кромешным сном. Так обозначилась стезя… Шести лет отроду был отдан в музыкальную школу по классу русских народных инструментов — балалайка. Собственно, весь духовный репертуар располагал к фортепьяно, но на содержание этого инструмента не хватало средств: я получился отроком бедных родителей!.. Четыре года провел за балалайкой — хрустальное время — но
внезапно зигзаг удачи повернулся ко мне тылом… По натуре я был стрекулистом, и в детских шалостях однажды проявил несдержанность к некой девочке, причинив нечаянное неудобство. В ответ на
проступок пришел ее папа и дернул меня за ухо. Да так неудачно, что надорвал какую-то жилу. В результате произошло размежевание слуха: правым ухом я слышал одно, левым совсем обратное… Понятно, что о музыке исчезли речи ― канули светлые деньки. И в чувствительном детском сердце родилась недоверчивость к жизни… Однако врожденная способность к разным обстоятельствам подсказала еще одну тропу ― я очень прилежно принялся играть в футбол, и за четыре года взаимоотношений с поприщем дослужился до форварда в лучшей команде города… И как-то раз, когда мне
17
полагалось забить заветный гол, на меня нарочно науськали непринципиального мальчика. В результате искреннего подвоха я был травмирован и надолго выбыл из строя. Недоверчивость к жизни усугубилась… Следуя ей, поступил в кружок умелые руки ― иначе, бокс ― и там меня снабдили разными методами дискуссий с отдельными оппонентами… Так захотела жизнь, что именно ко времени
овладения аргументами, мне назначили первую любовь,― предмет был потрясающе красив, неимоверно коварен и безусловно имел обыкновение устраивать прочие банальные интриги. Однажды ко
мне подошел другой парень и немилостиво спросил: «А не чересчур ли ты внимателен к предмету?»
Я рассказал ему аргумент… Следует дополнить, что в связи с ракурсом мировоззрения я взял и затеял
плохо учиться. Присовокупленное к физическому недомоганию другого парня это послужило поводом отвода меня из учебного процесса. Жизненные подробности, выражаясь фигурально, начали приобретать зловещие очертания… По совместительству я стал курить и запивать это дело вином. В общем… первый раз попал в тюрьму восемнадцати лет отроду. Но возвратился в строительство светлого будущего довольно скоро… Не стану передавать, какие несимпатичные минуты пережил за этот
отрезок, потому что грядущее уже готовило очередные закоулки… Воочию довелось мне ощутить на
плече тяжелую десницу рока!.. Итак, приложив к обстоятельству порядочный кусок воли, я совместил
работу с учебой в вечерней школе, и, таская за собой на плечах тщедушных родителей и разных там
братьев и сестер, перегрыз таки гранит науки в размере среднего образования. Умолкла, повернулась к
Михаилу. Послушайте, у вас губы ссорятся.
Михаил. Как?.. (Лицо вытянулось.) Ну да, я улыбаюсь.
Ольга. Однако моему охваченному летаргией сердцу нужно было пробуждение ― и утро
наступило. Я, что называется, встретил девушку… Она не была сногсшибательна, но имела в наличии
обширную душу. И я испытал сердечную привязанность… Мне трудно говорить в этом месте ― кх,
кх... В общем, поведаю, что, одолев курсы, я принялся водить грузовые автомобили. И в один прекрасный день, когда мы с девушкой, взявшись за руки, ехали на автомобиле ЗИЛ 130, госномер 1547
СВЕ, свершилась авария. Она погибла, я получил жестокие повреждения… Нет в мире языка, на котором можно изобразить степень моего отчаянья. Добросовестно мечтал наложить на себя руки, но
они были сломаны. Впрочем, как и ноги — меня собирали буквально по молекулам… А впереди ждало очередное огорчение ― тюрьма. Оказалось, что в момент аварии я был несколько нетрезв… Мне
присвоили шесть лет. Что это были за годы, лучше не вспоминать, в натуре, век воли не видать…
Впрочем, вышел я по половине, через три года… На зоне, по причине средней образованности, затеял
переписку с одной гражданкой, и не успев сойти с порога, женился… Только никакие гражданки не
заслонят в глазах тот светлый образ моей настоящей любви!.. Там же в зоне дал зарок никогда не садиться за руль автомобиля. Но тяга к перевозкам грузов жила, и в результате компромисса я стал крановщиком, и долго работал им, пока не очутился прорабом… Собственно, такова моя очень печальная история. Как говорится, не обессудьте за прямоту речи...
Михаил (вкрадчиво, после небольшой паузы). Осмелюсь спросить — это сейчас что было?
Ольга. Как что!? — вы же просили о себе рассказать что-либо… вот я и рассказала.
Михаил. Я уж совершенно наглости наберусь — а почему, к примеру, от мужского лица?
Ольга. Разве я не предупредила? Вот кулёма — ну конечно вы в недоразумении… Понимаете,
я в прошлой жизни мужчиной была.
Михаил (обрадовавшись). А-а! Ну да — и что это я такой бестолковый!.. Реинкорнация, так
сказать, переселение душ… (Начинает ходить, запустив руки за спину. Остановился.) Забавно, в бога вы, судя по всему, не верите — а тут…
Ольга. Разумеется, не верю: я молода, у меня нет необходимости.
Михаил. Зато, простите, э-э лишены… Однако переселение — разве не есть спасение?
18
Ольга (с искренней жалостью). Сам вы — недостаточный.
Михаил. Вот что. Давайте еще что-нибудь рассказывайте — так лучше будет.
Ольга. Весенняя пора. Яростно светит солнце…
Михаил. Это тоже в прошлой жизни?
Ольга. Отнюдь, буквально на днях.
Михаил. Откуда вы знаете, что светило солнце?
Ольга. А вы не перебивайте — напросились, так слушайте!.. Воздух мокрый, сильно пахнет.
Это очень важно, когда пахнет, потому что потому кончается на у… Как обоснованно висит сосулька
— она искрится. Если бы она упала кому-то на плечо, тому стало бы больно. А так — красиво. В ней
сосредоточились две потенции. Упавши на голову, сосулька обычно теряет красоту, ибо в большинстве случаев ломается… однако обретает воздействие физическое… и при всем прочем — она соблюдает невинность… Вот Главный проспект, по которому я ходить не люблю. Но мне необходима толпа. По проспекту снуют люди. Их походки демонстрируют уверенность праздности, из-за пестроты
одежд меркнут выражения лиц, беспокойность взглядов отрешает целеустремленность. Ноги сучат и
руки ерзают, пар иллюстрирует дыхание, стоит усердный гул. Мимо людей передвигаются автомобили, и они не интересны. Людей занимают витрины и анонсы. Витрины безразличны и вялы, они обладают наименованиями и вмещают предметы. Их устройства будит воображение. Витрины предвещают магазины и соблазны, и это создает переступание порогов… Я поднимаю Главный проспект над
землей и, перевернув его, вытряхиваю людей… вместе с собой… Апхчи!! Проклятье — весна, по
обыкновению, на меня действует простудно.
Михаил (возмущенно). Но сейчас совсем не весна!
Ольга (спокойно). Помолчите, будьте так любезны… Стало быть, двигаемся дальше. Мы с папой шагаем по проселочной дороге. Мной владеет душеугодная истома. День получился: рука приятно стынет от тяжести корзины, с верхом занятой ядреными грибами, нетомливое, упокоенное стараниями нежного зефира солнце беззлобно, наконец, сам факт сопряжения с папой терпко ярит настроение. Тучная, умытая флора сопутствует взору, робкие, малосольные вокалы птиц субтильно гнетут
слух. Напыщенные минуты благоденствия — мы идем на станцию.
Там, вдоль корявой, ухабистой дороги стояли косые, пьяные столбы, и по ним влачились струны. Там я увидела… Я периодически отнимала взгляд от мерно плывущей под ноги пыли и рассеяно
возила им в пространстве… и в меня въюркнул веселый блик. Я не сразу поняла, откуда идут эти
шустрые, почти невидимые зайчики, и долго шарила в пожирающих объемах… И нашла. По проводам, вяло качающимся в небе, быстро бежали, будто пунктирные линии, острые огоньки. Это было
электричество…
Михаил (после паузы). Это невыносимо… Вздыхает.
Ольга. Не дыши тяжело, не отдадим далеко.
Михаил (несколько обреченно). Давайте так, разберемся с сосулькой — откуда все-таки вы про
нее знаете?
Ольга. Разве вы не поняли? — я видела в другой жизни.
Михаил. Оля, драгоценная, ну что вы мелете!
19
Ольга. Между прочим, жизнь одного человека от жизни другого ничем не отличается, ибо количество и качество ощущений, отпущенных на судьбу — заданы. Только относительно времени может получиться результат. Поэтому один срок ничего не стоит.
Михаил. И в чем же результат?
Ольга. В смерти, разумеется. Человек живет, пока не наступит полная память. Память, как мы
знаем — ослабление связей, то же что знание. Клетки не делятся, перенапряжений не возникает —
равновесие.
Голова Михаила в сарказме падает.
Михаил. Нда! Голова поднимается. Вы — слепая.
Ольга. Это вы слепой. Именно я — вижу. А вы, зрячие — пользуетесь.
Михаил (с отчаянием). У вас сравнения нет. А ведь сравнение — стоимость, это один из атрибутов жизни… Я расскажу: недавно передачу видел о вашей любимой еде… Взяли пять профессиональных дегустаторов, подали несколько блюд, сделанных в виде пюре из разных овощей и фруктов.
Все, отпробовав, без труда угадали продукт… Дальше им завязали глаза — двое ошиблись. Дальше
— еще и нос зажали. Трое!.. Как вам?
Ольга. Глупости. Зрение ограничено длиной воспринимаемой волны света, вы видите лишь
некоторые границы состояний, оболочку,— то, что способно отражать именно волны некой частоты.
Возьмите мощный микроскоп, направьте на руку. Вы увидите совсем не то, что привыкли… Но думаете вы во многом — зрением. А оно — поверхностно.
Михаил. Бросьте, слепота — это лишение. Человек настроен быть как все.
Ольга. Знаете что, попробуйте представить себя беременным.
Михаил. Мне женщиной-то трудно себя представить.
Ольга. Не женщиной — беременным.
Михаил. Да вы сами-то это прошли?
Ольга. Нет, у меня не было детей.
Михаил. Вот и зря. Я думаю, ваша дурь бы слетела!.. (Воодушевленно.) Я про вас понял: ваши
чудачества — от желания нравиться!
Ольга. Увольте… Послушайте наконец — всем известно, что сосулька блестит… Все что я
здесь наговорила — бессмысленная мозаика, однако человек воображением составляет картину и чтото в ней находит. Абстракционизм — совсем не шутки… Вот вы способны действовать в трехмерном
пространстве, но четырехмерное вам просто не представить. Однако ученые давно уже согласились
на одиннадцатимерное… Все пригодно в нашем мире, и в этом-то и состоит призвание мысли… Боль,
радость — тоже, в конце концов, можно изобразить. (Встает.) Смотри, летит в просторе птица. Проникнись, может ли присниться полет без птицы? Может, но тогда без корчей света может сотвориться
зеленый лист. Ты видишь? — в нем видна работа обескровленных молекул. А здесь — топор... Но
злому человеку не подчинилась дерзкая рука. И, значит, лист зеленый вниз не ляжет, и, значит, свет,
что воплотился в лист, не лжет, и, значит, прочно свяжет сюжет с беспритязаньем... Близ стремнины
звонкой происходит брег — он плоско лег и плоскости тягучей не происходит устремленность круче,— в нем происходит беспредельность нег. Брег — неопровержимый случай… Свет падает на лоно
— лоно внемлет. Зачем? Из видимых причин мы можем выбрать ясный нам зачин — совокупление.
20
Но разум дремлет, когда ему дают неясный код: смысл слов смуть сути смежить неосмелен. И, может,
только в этом беспределен тот, данный нам язык, что… вот,— готов распорядиться дерзновеньем.
Вникай: невидимость есть втесность в неизвестность. Смысл есть желанье исчерпать. А исчерпаемость — дорога в неизбежность. Ее страшись, поскольку эта стать — конца начало. Значит, не стесняйся обескуражить темнотою дня, уродством красоты, холодностью огня, и, значит, смертью грубо
наслаждайся… Ольга победно поворачивается к Михаилу. Отворачивается. Пограничник, стол
накрой и намажь поверхность медом, и в любую непогоду станешь ты такой сякой… Умолкает, снова садится, увядает.
Михаил. Дальше.
Ольга. Дальше яйца не пускают.
Михаил. Вы понимаете, что это бред?
Ольга. А что вас не устраивает?
Михаил. Да хоть пограничник.
Ольга. Ну и идите отсюда.
Михаил. Сама — идите.
Ольга. Пограничник ему, видите ли, не понравился! А то, что у меня дядя на границе служил
— не хотите?.. И кто ему не позволит намазать стол медом? Тем более стать таким сяким!
Михаил. Вы — форменная дура.
Ольга. Давайте не будем ссориться… Вот скажите, что лучше — утюг или след вашего сына на
пыльной деревенской дороге?
Михаил. Это нельзя сопоставить.
Ольга. Нужно! Соизмеримость качеств — залог освобождения.
Михаил (почти рявкает). Слушайте, довольно сочинять!
Ольга. Знаете что, скучный тип, давайте-ка с вами танцевать.
Михаил. Здесь? Да нас ведь примут шут знает за кого… Впрочем, я с вами и так уже чокнулся.
Михаил глубоко задумывается. После некоего замешательства садится на скамью. Расправляется, взгляд становится прямым.
Михаил. Черт меня ешь, а ведь имела место история. Заминка. Вздох. (Слишком бесстрастно.)
Я расскажу, Оля… У меня была дочь, она умерла. Юная, чудесная девочка… Понятно, что было
горько, больно — все такое… Но вот что удивительно — я, знаете ли, следом хотел отправится.
Вполне искренне… Понимаете — не покончить с собой, а именно умереть… Понимаете, это чувство
ничуть с желанием избавиться от боли не было связано. Умереть я хотел, чтобы быть рядом — помочь, поддержать, что-то исправить… Помню, просыпался утром, открывал глаза… знакомые предметы — я здесь. Становилось чрезвычайно тяжело и обидно… Вот такая петрушка.
Ольга смотрит на Михаила плотоядно.
Ольга. А вы собирались?
21
Михаил. Куда?
Ольга. Ну — к ней. Надо обязательно брать самое нужное.
Михаил. Что вы такое говорите…
Ольга. Обязательно берут полотенца. Тело много выделяет при переступании.
Михаил. Та-ак, мило… В общем, начинаю понимать — а то я с вашим прорабом, прямо скажем, напугался… Оля, вы в туалет не хотите?
СЦЕНА ПЯТАЯ.
В комнате Михаил и Юля. Юля сидит, чем-то занята, Михаил прохаживается в сторонке.
Михаил. Ладно, пожалуй, пойду.
Юля. Ну что вы, ей богу, Михаил Григорич, Тёма буквально скоро подойдет… Давайте по сотовому его наберем!
Михаил. Нет-нет, это лишнее… У меня и дела особого нет: так — заглянул мимоходом.
Юля. Это и возмутительно — мимоходом! Будем ставить вопрос!
Михаил (улыбаясь). Вот пожалуйста… а не зашел бы, глядишь, цел остался.
Юля. Хотите, без него начнем обедать?
Михаил. Ни в коем разе, Юлечка — я совершенно не голоден…
Юля. Ну, расскажите про дачу — много стащили?
Михаил. Да что там тащить — барахло разное. Насорили — кавардак устроили капитальный…
дверь солидно попортили… Может, и не закрывать? Теперь, слышал, так делают.
Юля (отчаянно). А капкан поставить!
лезут.
Михаил (сердечно смеется). И потом стяжателя — в борщ!.. (Серьезнеет.) Ну, как пацаны поЮля (улыбаясь). Записочку нацепить — только для гражданского возраста.
Михаил коротко посмеялся. Пауза.
Михаил. Кстати, разговор был относительно продажи соседской дачи — у тебя кто-то на работе интересовался.
Юля. Да-да! И что там?
Михаил. Я нынче видел хозяина, он вроде созрел… Надо созваниваться. Пусть твоя подруга
меня наберет, я номер дам — на памяти-то не держу.
Юля. Это отлично — она намедни опять спрашивала.
22
Пауза.
Михаил. Ну что, как работается на новом месте?
Юля. Много неожиданного… Период освоения нюансов, связанных с личностями партнеров.
Михаил. Ты психолог, тебе эти материи знакомы.
Юля. Я же голой наукой занималась, однако практика… Подозреваю, что моя теоретическая
подкованность как раз мешает. Бизнес — штука, похоже, построенная на слишком простых человеческих инстинктах. А я — копаю, не могу избавиться от умственной мишуры.
Михаил. Нда… (Бормочет раздумчиво, опустив голову.) Психология… (Поднимает голову.)
Собственно, Юля, я хотел с тобой поговорить… Понимаешь, я тут что-то заинтересовался. Ты мне не
дала бы что-нибудь почитать?
Юля. Что именно?
Михаил. Ну, вообще… Какие-нибудь основы.
Юля (улыбаясь). Признавайтесь, Михаил Григорич, пирамиду какую-нибудь затеяли.
Михаил. Свят-свят… Ну ладно, откроюсь. Только пообещай, что Артему воздержишься… Нет,
ты пойми, крамолы никакой нет, — просто… (Конфузливо посмеивается.) Собственно, я и не знаю…
Юля. Обещаю, Михаил Григорич, могила.
Михаил. В общем, познакомился я с одним человеком, — должен признать, что прежде мне
подобных встречать не доводилось… Понимаешь, он настаивает, что человек — механизм… но самоуправляемый. Даже мысль — сугубо химическая реакция. И вообще, все, что мы делаем, это, по
существу — избавление.
Юля. Так оно и есть. Только не станете же вы излагать, скажем, просьбу ко мне спеть, произнеся какую-то химическую формулу. Мы думаем условными, выработанными определенными обстоятельствами категориями. И нам удобно в этом условном мире… Собственно, химическая формула
— тоже условность.
Михаил. А действительно удобно? Никто не решится назвать наш мир совершенным.
Юля. Совершенство — тоже условная категория.
Входит Артем.
Артем. Ага, попались! К отцу. Ты давно пришел? Михаил отрицательно мотнул. Отлично,
сейчас обедать будем… Юлька, а почему пустой стол?
Юля. Тебя ждали, а пустые приборы как-то… голо. Но в принципе все готово.
Артем. В принципе — а? батя, — обожаю.
Михаил. И ты прав.
Юля выходит, и тут же возвращается с приборами и супницей. Расставляет, ей помогает Артем. Садятся, Юля разливает суп. Начинают хлебать.
23
Артем. Слушайте, я сейчас сценку освидетельствовал — умора… Значит, стою в очереди за
хлебом — продавец как раз отлучилась — подходит этакий амбал… ну бухой в зигзаг! Поясняет отцу. У нас минипекарня в соседнем доме, хлеб дают прямо на улицу, из окна… Значит, где-то в устье
торчит дамочка миновавшая бальзаковский, — вся, однако, из себя. Голубец останавливается напротив нее, смотрит сурово… амплитуда качания — полметра, не меньше. Наконец произносит: «Слышь,
сударыня! Дай чирик ― на билет в оперу не хватает…» Очередь — в очаровании!.. Мадам, этак визгливо: «Какая опера?! Кто тебя, забулдыгу, в оперу пустит! Место тебе… (Артем начертил в воздухе
вензель.) В балете!..» Амплитуда качания доходит до метра — деятель размышляет. Соглашается
наконец, но не без компромисса: «Хорошо, тогда два чирика…» «Вы посмотрите на него! — возмущается мадам ― а в милицию не хочешь?» «Ну ты, овца ― глохни», возражает существо, однако
отодвигается… Следующей жертвой становится довльно интеллигентного вида старичок. «Здорово,
что ли!» — с угрюмым задором объявляет ему орясина. «Разве мы знакомы?» — лепечет подопытный. «Да ты что!! Бухали же недавно у Славки Смирнова!» «В каком смысле?.. Помилуйте, никакого
Славку я не знаю. Более того, я совершенно не пью…» «Перестань… (Артем показывает, что персонаж сугубо дружески обнимает дедка за плечи.) Катька-то, стерва — ну помнишь, без зубов которая
— крякнула, паленой водкой траванулась!» «Послушайте…― (Дедок делает хилую попытку освободиться.) Послушайте»… (Бедолагу прижимают еще тесней.) «Ну так что ― берем чекунявый, и мама не горюй?!»
Артем демонстрирует, как у старичка начинает отчаянно трястись нижняя челюсть, тело обмякает, ноги как бы подкашиваются. Вдруг Артем, теперь уже изображая насильника, разворачивает
грудь, глаза набухают (съеживаясь, или расправляясь, он показывает принадлежность фраз).
И представьте, вдруг лупится на меня… «Версилов!! Ты, подлец, какого хрена здесь делаешь?!» Очень даже недружелюбно подходит. «Ты, Версилов, не должен здесь находиться, а должен
платить моей сестре алименты!..» Ну, я давай бормотать: Вы, дружище, путаете. Я ― далеко не Версилов… а уж относительно сестры — вообще не обессудьте… «Ты мне Ваньку не валяй! Ты, — совершенно напористо и зло — Версилов, и цельный год путался с Клавдией. А как ребенка состряпал,
так и убёг, сволочь! (Душевно, указав пальцем вниз.) Алименты сюда. Быстро!!» Артем разводит руки, показывая полную растерянность. Снова распрямляется. «Ты знаешь, а ведь я теперь тебя бить
стану!..» Ну, я сдуру пошел оправдываться: Слушай, парень! Я понимаю, что у тебя похмельный раж
― кочевряжишься тут. Только нужно и меру иметь… И прямо скажем, смалодушничал. Дескать, в
тебе ведь, поди, метра два росту, и килограммов за центнер — вру, конечно — а пристаешь к немощным. Уж что-нибудь соразмерное бы поискал… А этот: «Ты что, Версилов, совсем дурак?! Кто подюжей, он, например, и сдачи даст! А тут как славно... Не-е, я, пожалуй, тебя отмутузю»… И представляете, засучивает рукав, сгребает мое плечо и натурально заносит кулак … А дальше я и сам не
ожидал… В общем, брызнул я ему… Это надо было видеть: взгляд угасает, ноги подгибаются, и друган валится на спину. Ей богу, я до смерти перепугался, — во-первых, прыти от себя такой не ожидал,
потом, результата — начал, словом, лежаку тормошить… Но концовка была самой великолепной…
Кстати, вся очередь склонилась над потерпевшим, и большинство ворчит — де, можно было и поаккуратней… Короче, открывает фигурант один глаз, совершенно трезво косит на меня… И с полным
пониманием предмета, абсолютно ответственно заявляет: «Нет, ты не Версилов».
Смеются.
Юля. Ты, все-таки, насчет Клавдии колись.
Артем. Ловко я от алиментов отделался.
Обед закончился, встают. Юля убирает.
Артем (отцу). Слушай, инструменты в сарайке на даче лежали — их не тяпнули?
24
Михаил. Инструменты? Черт, я и не заглянул… С оказией, понимаешь, заскочил, некогда особенно рассматривать было. Вот в выходные осмотрюсь капитально… Вы не поедете?
Артем. Нынче не получится — у нас мероприятия запланированы.
Михаил. Ну гляди… А что инструменты? — по-моему, там ничего дельного не было.
Артем. Съемник для маслоотражателей: хочу поменять — масло что-то гонит.
Михаил. Если цел, сюда привезти?
Артем. Нет. Через выходные мы на дачу приедем, там буду делать… Ну, сунь куда-нибудь подальше… Кстати, там в бочке запчасти кой-какие — если живы, их тоже можно прибрать.
Михаил. Да, я знаю где. Приберу, конечно.
Молчат. Входит Юля.
Юля. Тёма, больше фэйри не покупай: слышала, он до конца не смывается.
Михаил. А что покупать?
Юля. Каплю.
Артем. Ну выброси, я все одно на рынок сегодня зайду — куплю тебе каплю.
Юля. Вот еще — выброси. Полный флакон.
Артем. Так не покупать что ли?
Юля. Купи.
Пауза.
Михаил. Ну ладно, у вас хорошо, но когда шибко хорошо — не хорошо. Пойду.
Артем. Батя, я с тобой — мне по пути.
Михаил. Далёко собрался?
Артем. На оптовый надо зайти, катушку для спининга присмотреть — день рождения у приятеля… Пойду переоденусь. Уходит.
Михаил (к Юле). Так что насчет книжонки?
Юля. Ах да, сейчас.
Юля тоже выходит, Михаил шагает взад вперед. Юля возвращается с книжкой. Михаил берет,
смотрит название.
Михаил (читает). Психология слепых… Изумленно поднимает глаза на Юлю. (Сбивчиво.)
А… это… откуда ты знаешь?..
Юля. Ольге передайте, что пептид брадикинина нужно ограничить — идут побочные эффекты.
25
Михаил пораженно смотрит на Юлю. Поспешно разворачивается, молча уходит.
СЦЕНА ШЕСТАЯ.
Михаил и Ольга.
Михаил. Что-то вы сегодня выглядите не очень.
Ольга (поправляя прическу). Ах, я сегодня торопилась, такой суматошный день.
Михаил (торжествующе). Ага, земная вы моя!
Ольга. Представляете, побежал кран в ванной, захандрила электроплита — и все разом! Замечательно, что у нас отзывчивый сосед. Однако ему пришлось повозиться… И вообще, я дурно спала.
Михаил. Вам сняться сны?
Ольга. Не знаю, я не уверена, что вообще сплю.
Михаил. В каком смысле? Вы ж сказали, что спали дурно.
Ольга. Ну, я имела в виду, дышалось как-то тяжело… Сон — атавизм. Ночью темно — раньше
приходилось спать; теперь это не нужно.
Михаил. Да организму отдыхать должно.
Ольга. Я и не напрягаюсь.
Михаил. Уже понял, что вы предлагаете лишить себя радостей. Может, совсем не жить?
Ольга. Не живите.
Михаил. Вы сегодня не в духе.
Ольга (озлобленно). Зато — в духах… (Михаил сердито вздыхает.) Не дыши тяжело, не отдадим далеко.
Михаил. Какую глупость вы твердите. Рассказывайте, что все-таки случилось?
Ольга. Это у вас что-то случилось. Впрочем, я ничуть не интересуюсь.
Михаил (не сразу). Да вы меня до ручки довели, я буду вам гадости говорить.
Ольга. Очень любопытно, какую-такую гадость вы можете смастерить.
Михаил. Получите — вы сумасшедшая… Более того, вы — девственница.
Ольга. Роскошно. Если б вы не сказали второго, я бы может и подумала обидеться. А так — вы
врете.
Михаил. Прошу вас обидеться, иначе я с собой что-нибудь сделаю.
Ольга. Нипочем не подумаю. Делайте сколько влезет — я посмотрю на вас.
26
Михаил. Ну хорошо, вы меня уговорили, вот вам… (Встав и громогласно.) Вы — слепошарая!
Ольга. Сообщили называется… продолжайте в том же духе.
Михаил (чуть пониже). Отвечайте прямо — откуда вы знаете Юлю, и что у вас с ней за дела?
Ольга. Перестаньте выдумывать, никакой Юли я не знаю.
Михаил. Я вас сейчас ударю.
Ольга. Вот еще не доставало. Мгновенно получите сдачу.
Михаил. Я натурально сойду с ума!
Ольга. Может, станете на человека похожи.
Михаил нервно вышагивает.
Михаил. Так, я спокоен… я убийственно спокоен… Хорошо, тогда я вас поцелую.
Ольга. Не воображайте из себя бог знает кого… А вот что лучше я вам предложу. Сядьте и
дайте мне руку. Михаил, помешкав, садится, нехотя подает руку. Ольга всесторонне исследует образец. Ну, во-первых, вам пятьдесят два года.
Михаил. Это вам Юля сказала.
Ольга. Оставьте, наконец, вашу Юлю в покое, пусть занимается своими делами… Ну хорошо,
если уж вам так надо… У Лены, зазнобы вашей, операция была на почках — это что, опять мне Юля
поведала?
Михаил. А я уже ничему не удивляюсь!
Ольга. Вот и сидите себе…
Занятия с рукой продолжаются в молчании.
Ольга. Елки зеленые! А у вас кажется, есть шанс. Берется за руку основательней.
Михаил (недоверчиво). Какой еще шанс?
Ольга. Определенно. Недаром я на вас внимание обратила.
Ольга радостно улыбается, мнет руку Михаила. Напевает, тихонько: «Обратила я вниманье, на
мальчишечку оу-е…» Неожиданно руку отталкивает, откидывается на спину скамьи. Михаил недоуменно перится в Ольгу, затем отворачивается и пусто смотрит перед собой. Молчат.
Ольга. А давайте музыку петь.
Михаил. На какую тему?
Ольга. Я отменно исполняю на фортепьяно, когда-нибудь я вам поиграю.
27
Михаил. А я, напротив, в студенческой самодеятельности участвовал — группка у нас на факе
была. Ритм-гитара, вокал — прошу любить и жаловать.
Ольга. Ну, я бы сказала, что у вас может быть приятный тембр.
Михаил. Кучу лет не пел… а любил в свое время.
Ольга. Обожаю Хворостовского.
Михаил. Может показаться странным, но я большой охотник до эмтиви.
Ольга. Солидарна… А хотите признаюсь? Я сочиняю музыку.
Михаил. Да что вы говорите!
Ольга. Страстная любительница, готова заниматься этим бесконечно.
Михаил. Послушайте, а как вы это делаете? Я в свое время пытался, но у меня получалось совсем безобидно.
Ольга. Все элементарно просто — музыка сочиняется телом. Перебираются произвольные звуки,― вдруг возникает гармония, ее подсказывает эмоция. Это может быть реминисценция, может,
угадавшая на момент музыкальная фигура. Возникла тема. Далее перебираются варианты отрезков,
которые отражают тему или углубляют выбранную интонацию, чтоб придать композиции законченность… А на измученных зубах прибой раздавит ярым шквалом рыбачью лодку, и шакалы под солнцем знойной Антарктиды затеют выть на свадьбе Жида, того, что Вечный, ― и в купели заплачет
мальчик. Параллели возникнут в печени и ромбы, и с экспонентственным апломбом взовьется в космос диафрагма, и на подобье адской магмы исторгнет порцию аорта, и профанацией аборта прольется
мимо лона семя…
Михаил. Но тут совокупится время с пространством и родится мысль, и в ритме сердца робкий
смысл непредсказуемо забьется, и мир огромный обольется кристальной, чистою слезой… (Испуганно.) Черт бы меня драл!
Долгая пауза.
Михаил. Если вдуматься, то вон тот одинокий листок на засохшей ветке, вертлявый и дырявый, выглядит вполне самодостаточным… Подозреваю, что он пережил супружество с некой деспотичной особой.
Ольга. Он служил садовником при дворе короля Артура.
Пауза.
Михаил. Значит, говорите, следует приготовить полотенец?
ШЕСТАЯ СЦЕНА
Комната, в кресле сидит Михаил, укрытый пледом. Недалече что-то делают Артем и Юля.
Артем. Хариус там, батя, есть — отвечаю. Я тоже не верил, пока воочию не убедился. Съездим
непременно, вот паводок сойдет…
Юля. Куда задевался твой вязаный свитер?
28
Артем. Да на даче оставил. А зачем тебе?
Юля. Хотела Михаил Григоричу для прогулок постирать.
Артем. Наденет новый — что мне на день рождения подарили. Мягкий отличный свитер — и
стирать не надо.
Юля. А он где? Вечно у тебя все не под рукой.
Артем. Кажется, где рубашки. Точно… Слышь, батя, а ведь ты в новом дворце спорта, конечно, не бывал. Тут наши в волейбол с черногорами рубиться будут — сходим.
Михаил. Я как-то не особо до волейбола страстен.
Артем. Тебе понравится — вот увидишь!
Пауза. Артем и Юля чем-то занимаются, Михаил неотрывно смотрит перед собой.
Михаил (неуверенно). Может мне все-таки домой поехать?
Юля. Михаил Григорич, ну решили же! (Ласково и твердо.) Врачи категорически запретили.
Артем (мягко). Батя, прекращай… устроил ты нам уже.
Юля выходит. Артем садится рядом с отцом на стул — взгляд того вял — некоторое время
молчат
Михаил. Оградку установили?
Артем. Нет... Я думаю — надо ли? Памятник получился красивый — оградка, по-моему, только портить будет… (Поворачивается к отцу.) Ты точно не хочешь съездить?
Михаил отрицательно качнул головой.
Михаил. Не люблю я кладбища.
Артем. Я понимаю… Слушай, сколько вы, получается, с мамой прожили?
Михаил. Ты родился, и мы стали жить вместе.
Артем, склонив голову, мнет мочку уха. Поднимает лицо.
Артем (напряженно). Бать… может это и нельзя, врачи не рекомендовали… но я все-таки
рискну… Понимаешь, когда с тобой эта катавасия началась… ты много чего говорил непонятного…
Но вот ты дочь неоднократно упоминал. Это от первой жены что ли? Или у меня сестра была, и я чего-то не знаю?
Михаил удивленно смотрит на сына. Отворачивается.
Михаил. Нет, не было никакой дочери… Бред — кто знает, что в голове творится.
Артем удовлетворенно кивает. Немного молчит, появляется улыбка.
29
Артем (негромко). А знаешь, бать, я не думал, что ты… ну, к маме так привязан был. Как-то вы
неспокойно жили… А тут… о смерти заговорил… Веришь ли, я даже на Юльку по-другому смотреть
начал.
Входит Юля, в руках предмет.
Юля. Тема, развяжи — ноготь поломала.
Артем встает, возится с предметом.
Артем. Вот же зараза, не дается…
Идет процесс.
Михаил (приглушенно). Артем, а где моя трубка?
Артем и Юля резко и испуганно поворачиваются к Михаилу, молча смотрят.
Артем (смятенно). Бать, ты никогда не курил трубку.
Михаил сникает, виновато смеется: «Ах да… что-то я…» Артем и Юля переглядываются и тоже понимающе и все-таки напряженно хихикают... Артем добивается результата, подает вещь Юле,
она уходит. Артем возвращается на стул рядом с отцом. Происходит молчание.
Михаил (раздумчиво, немного повернувшись к Артему). Ты никогда не подмечал, как бегут,
пытаясь попасть в отходящий транспорт, женщины? Особенно молодые… Они непременно улыбаются… (Артем глядит на отца, часто моргает.) Знаешь, давно я подметил одну вещь — мне неприятно видеть, как женщины едят… Точнее — жуют. Отворачивается, пусто смотрит вперед.
Артем (неуверенно). Что естественно, то…
Пауза. Вдруг Михаил расплывается в улыбке.
Михаил. Забавно, пожалуй, увидеть бога жующим…
Пошла музыка. В углу сцены медленно и слабо зажигается пятно, высвечивает силуэт сидящей
на скамье Ольги. Гаснет.
Занавес.
2005г