Обыкновенная история

Масленников Александр Анатольевич
305040 г.Курск
ул.Студенческая, д.3, кв.70.
Тел. 89510716827
e-mail:maslennikov.sasha@yandex.ru
ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ
инсценировка в 3-х действиях А.Масленникова
по одноименному роману И.А.Гончарова
Отличия от инсценировки данного романа Розова В.С.:
- более подробна показана школа жизни, которую дядя преподает своему племяннику
провинциалу;
- исключены некоторые сцены, происходящие вне стен С.Петербурга;
- в состав действующих лиц вводится ведущий, со сцены звучат строки романа, с
поразительной точностью определяющие этапы развития сознания молодого провинциала,
приехавшего в столицу: от сентиментальности и романтизма к расчетливому практицизму;
- в качестве музыкального сопровождения лейтмотивом звучит музыка П.И.Чайковского
"Времена года", подчеркивающая происходящие изменения по сюжету романа и
своеобразный колорит XIX столетия".
Действующие лица
Ведущий.
Александр Федорович Адуев, молодой провинциал, приехавший
на службу в Петербург.
Петр Иванович Адуев, его дядя, чиновник особых поручений.
Елизавета Александровна Адуева, жена Петра Ивановича.
Мария Михайловна Любецкая, вдова, помещица.
Надежда Александровна Любецкая, ее дочь.
Граф Новинский.
Юлия Павловна Тафаева, молодая вдова.
Сурков, компаньон Петра Ивановича Адуева.
Доктор.
Василий, слуга Петра Ивановича Адуева.
Игнатий, слуга Любецких.
Гости Тафаевой.
Горничная Тафаевой.
Действие происходит в г.С.Петербурге в 40-х годах XIX века.
1
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.
Сцена первая.
Кабинет Петра Ивановича Адуева.
Справа письменный стол с креслом, рядом секретер, письменный шкаф и небольшая этажерка,
на которой стоит античный бюстик, слева камин и два кресла.
В глубине сцены стена кабинета, в центре которой входная дверь, на стене картины.
Утро. Петр Иванович Адуев в кресле у камина.
В дверь входит его слуга Василий, который приносит ему на подносе письмо
и кладет его на письменный стол.
Василий. Приходил молодой барин, Александр Федорыч Адуев, обещался зайти
часу в двенадцатом.
Петр Иванович Адуев. Хорошо, ступай.
Василий уходит.
Племянник из провинции — вот сюрприз! А я надеялся, что меня забыли в том
краю! Впрочем, что с ними церемониться! Отделаюсь. (звонит в колокольчик)
Входит Василий.
. Скажи
этому господину, когда придет, что я уехал на завод и вернусь через три
месяца.
Василий. Слушаю-с, а с гостинцами что прикажете делать?
Петр Иванович Адуев. С какими гостинцами?
Василий. Привез их человек. Барыня, говорит, деревенских гостинцев прислала:
кадочка меду, мешок сушеной малины...
Петр Иванович Адуев (недоуменно). Ступай, я посмотрю сейчас.
Василий уходит,
(встает с кресла, подходит к столу, берет письмо и начинает читать ). «Любезнейший мой
деверек Петр Иваныч! Помните ли, как семнадцать годков тому назад мы справляли ваш
отъезд? Вот привел Бог благословить на дальний путь и собственное чадо. Полюбуйтесь,
батюшка, на него да вспомните покойника, нашего голубчика Федора Ивановича, ведь
Сашенька весь в него. Бог один знает, что вытерпело мое материнское сердце, отпуская его
на чужую сторону. Отправляю его, моего друга, прямо к вам, не велела нигде приставать
кроме вас...» (качает головой) Глупая старуха! (продолжает читать дальше) «Он, пожалуй, по
неопытности, остановился бы на постоялом дворе, но я знаю, как это может огорчить
родного дядю, и внушила въехать прямо к вам. То-то будет у вас радости при свидании! Не
оставьте его, любезный деверек, вашими советами и возьмите на свое попечение. Передаю
его вам с рук на руки. (останавливается, затем вновь продолжает читать) Ведь вы там один у него.
Присмотрите за ним, не балуйте уж слишком-то, да и не взыскивайте очень строго.
Остерегайте его от вина и карт. Не оставьте его также в случае нужды и деньгами, а я
вышлю, что понадобится, да и ему в руки дала теперь тысячу рублей, только чтоб он не
тратил их на пустяки, ведь там у вас в столице много мошенников и всяких бессовестных
людей. А затем простите, дорогой деверь, - совсем отвыкла писать. Остаюсь душевно
почитающая вас невестка Анна Адуева». (звонит в колокольчик)
Входит Василий.
2
Когда придет мой племянник, то не отказывай. Да поди узнай, занята ли здесь
вверху комната, что отдавалась недавно, и если не занята, так скажи, что я оставляю ее за
собой... Да... еще эти гостинцы! Ну, что мы станем с ними делать?
Василий. Давеча наш лавочник видел, как несли их вверх; он спрашивал, не
уступим ли мы ему мед: «Я, говорит, хорошую цену дам», и малину берет...
Петр Иванович Адуев. Прекрасно, вот и отдай ему все.
Василий уходит. Петр Иванович Адуев ходит по сцене. Вновь появляется Василий.
Василий. Пришел ваш племянник.
Петр Иванович Адуев. Проси.
Василий уходит, и в кабинет входит Александр Федорович Адуев, пытается обнять Петра Ивановича
Адуева, но тот удерживает племянника и пожимает ему только руку.
Александр Федорович Адуев. Здравствуйте, дядюшка.
Петр Иванович Адуев. Здравствуй, Александр. Твоя мать правду пишет, ты живой
портрет покойного брата, я бы узнал тебя на улице. Ну, что матушка? Здорова ли?
Александр Федорович Адуев. Маменька, слава Богу, здорова, кланяется вам, и
тетушка Марья Павловна тоже. Тетушка поручила мне обнять вас (пытается поцеловать дядю)
Петр Иванович Адуев (отстраняясь от поцелуя). Тетушке твоей пора бы с летами быть
поумнее, а она я вижу, все такая же дура, как была двадцать лет тому назад.
Александр Федорович Адуев (несколько озадаченный). Извините, дядюшка, что я не
приехал прямо к вам, а остановился в конторе дилижансов. Я не знал вашей квартиры.
В комнату входит Василий.
Василий. Верхняя комната не занята, оставлена за вами, как приказывали.
Петр Иванович Адуев. Хорошо, можешь идти.
Василий уходит.
Петр Иванович Адуев. В чем тут извиняться Александр? Ты очень хорошо сделал.
Как бы ты ко мне приехал, не зная, можно ли у меня остановиться? Квартира у меня, как
видишь, холостая, я бы стеснял тебя, а ты меня. А я нашел для тебя здесь же в этом доме
квартиру.
Александр Федорович Адуев. Ах дядюшка, как мне благодарить вас за эту
заботливость? (пытается вновь обнять Петра Ивановича)
Петр Иванович Адуев (отстраняясь от объятий). Комната неплохая. И недорога — 40
рублей в месяц. Надо приучиться тебе с самого начала жить одному, без няньки. Завести свое
маленькое хозяйство, то есть иметь дома свой стол, чай, словом свой угол. Впрочем, когда я
дома обедаю, то милости прошу и тебя.
Александр Федорович Адуев. Я вам очень благодарен.
Петр Иванович Адуев. Что за благодарность? Ведь ты мне родня, я исполняю свой
долг. Ну, а сейчас я пожалуй поеду, у меня и служба, и завод.
Александр Федорович Адуев. Я и не знал, дядюшка, что у вас есть завод.
Петр Иванович Адуев. Стеклянный и фарфоровый, впрочем, я не один - нас трое
компаньонов. Один компаньон, правда, не очень надежен, да я умею держать его в руках...
Ну, до свидания. Ты теперь посмотри город, пообедай где-нибудь, а вечером приходи ко мне,
я дома буду, - тогда поговорим. (звонит в колокольчик)
3
Входит Василий)
Эй, Василий, покажешь им комнату и поможешь там устроиться.
Петр Иванович Адуев, Александр Федорович Адуев и Василий выходят из кабинета.
Сцена вторая.
Комната Александра Федоровича Адуева.
Справа письменный стол с креслом, рядом секретер.
Слева софа, пара стульев, камин.
В глубине сцены стена комнаты, в центре которой входная дверь, слева окно на улицу..
За письменным столом Александр Федорович Адуев пишет письмо.
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Март».
Из-за кулисы выходит ведущий.
Ведущий. Прошло недели две. Петр Иванович день ото дня становился довольнее
своим племянником. У него есть такт, - говорил он одному своему компаньону по заводу, чего я никак не ожидал от деревенского мальчика. Он не навязывается, не ходит ко мне без
зову, и когда заметит, что он лишний, тотчас уйдет. И денег не просит, он малый спокойный.
Есть странности... лезет целоваться, говорит как семинарист... ну, да от этого отвыкнет. И то
хорошо, что он не сел мне на шею..
Ведущий уходит.
Александр Федорович Адуев (оторвавшись от письма, рассуждает вслух). Дядюшка у
меня, кажется, добрый человек, очень умен, только человек весьма прозаический, вечно в
своих делах и расчетах. Не верит он любви, говорит, что счастья нет, что его никто не
обещал, а что есть просто жизнь, разделяющаяся на добро и зло, и что на все это надо
смотреть просто. И за работой, и в театре он всегда одинаков, сильных впечатлений не знает
и, кажется, не любит изящного, я думаю, он не читал даже Пушкина....
Неожиданно в комнате появляется Петр Иванович Адуев.
Петр Иванович Адуев. Я пришел посмотреть, как ты тут устроился, и поговорить о
деле.
Александр Федорович Адуев встает из-за стола, кладет письмо на угол стола
и прикрывает его рукой, при этом на пол падает маленький сверток.
Спрячь, спрячь свой секрет, я отвернусь. А это что выпало? Что это такое?
Александр Федорович Адуев (поднимает с пола упавший сверток) Это... дядюшка,
ничего...
Петр Иванович Адуев. Кажется волосы. Уж я видел, так покажи то, что спрятал в
руке.
Александр Федорович Адуев разворачивает сверток и показывает кольцо и волосы.
Что это? Откуда?
Александр Федорович Адуев. Это, дядюшка, вещественные знаки невещественных
отношений.
Петр Иванович Адуев. Что, что? Дай-ка сюда эти знаки. Верно, из деревни привез?
Александр Федорович Адуев (подает дядюшке сверток с кольцом и волосами). От Софьи,
дядюшка, на память … при прощанье.
4
Петр Иванович Адуев. Так и есть. И это ты вез за тысячу пятьсот верст.(качает
головой) Лучше бы ты привез еще мешок сушеной малины, ту по крайней мере в лавочку
сбыли, а эти залоги... (Рассматривает волосы и колечко, волосы нюхает, колечко взвешивает на руке. Затем
вновь заворачивает в сверток колечко и волосы, подходит к окну и выбрасывает его в открытую форточку).
Александр Федорович Адуев (кричит) Дядюшка!
Петр Иванович Адуев. Что?
Александр Федорович Адуев. Как назвать ваш поступок?
Петр Иванович Адуев. Удалением невещественных знаков и всякой дряни, чего не
следует держать в комнате.
Александр Федорович Адуев. Разве это пустяки?
Петр Иванович Адуев. А ты думал что? Половина твоего сердца... . Я пришел к
нему за делом, а он вон чем занимается.
Александр Федорович Адуев. Разве это мешает делу, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Очень. Время проходит, а ты до сих пор мне еще и не сказал
о своих намерениях. А все от того, что у тебя Софья, да знаки на уме. Вон ты, кажется, к ней
письмо пишешь?
Александр Федорович Адуев. Да … я начал было...
Петр Иванович Адуев. А к матери писал?
Александр Федорович Адуев. Нет еще, я хотел завтра.
Петр Иванович Адуев. Отчего же завтра? К матери завтра, а к Софье, которую
через месяц надо забыть, сегодня.
Александр Федорович Адуев. Софью? Можно ли ее забыть?
Петр Иванович Адуев. Не брось я твоих залогов, так пожалуй, чего доброго, ты
помнил бы ее лишний месяц. Я оказал тебе вдвойне услугу. Через несколько лет эти знаки
будут напоминать тебе глупость, от которой бы ты краснел.
Александр Федорович Адуев. Краснеть от такого чистого, святого воспоминания?
Это ужасно, ужасно, дядюшка! Стало быть вы никогда не любили?
Петр Иванович Адуев. Знаков терпеть не мог.
Александр Федорович Адуев (в сильном волнении).Это какая-то деревянная жизнь!
Прозябать без вдохновения, без слез, без жизни, без любви …
Петр Иванович Адуев. И без волос! Знаю я эту святую любовь. В твои лета только
увидят локон, башмак, подвязку, дотронутся до руки - так по всему телу и побежит святая
возвышенная любовь, а дай-ка волю, так и того … Твоя любовь, к сожалению, впереди, от
этого никуда не уйдешь, а дело уйдет от тебя, если ты не станешь им заниматься.
Александр Федорович Адуев. Да разве любовь не дело?
Петр Иванович Адуев. Нет. Приятное развлечение, только не нужно слишком
предаваться ему, а то выйдет вздор, потому я и боюсь за тебя... . Я почти нашел тебе место,
ты ведь хочешь служить?
Александр Федорович Адуев (бросается к дядюшке и целует его в щеку).Ах, дядюшка, как
я рад!
Петр Иванович Адуев (вытирая щеку). Нашел-таки случай, как это я не остерегся!
Ну, так слушай. Скажи, что ты знаешь, к чему чувствуешь себя способным?
Александр Федорович Адуев. Я знаю богословие, гражданское, уголовное,
естественное и народное право, политическую экономию, философию, эстетику,
археологию... .
Петр Иванович Адуев (прерывая его). Постой, постой! А умеешь ли ты порядочно
писать по-русски?
Александр Федорович Адуев. Какой вопрос, дядюшка, умею ли я писать порусски? (подходит к секретеру и начинает вынимать разные бумаги).
Петр Иванович Адуев подходит к столу, находит письмо, которое ранее писал племянник,
5
и начинает читать.
(испугавшись, увидев, что дядюшка читает письмо).
Что вы читаете, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. А вот тут лежало письмо, к другу, должно быть. Извини,
мне хотелось взглянуть, как ты пишешь.
Александр Федорович Адуев. И вы прочитали его?
Петр Иванович Адуев. Да, почти — вот только две строки осталось, сейчас
дочитаю.
Александр Федорович Адуев. Что же вы теперь думаете обо мне?
Петр Иванович Адуев. Думаю, что ты порядочно пишешь, правильно, гладко.
Александр Федорович Адуев. Стало быть, вы не прочли, что тут написано?
Петр Иванович Адуев (рассматривая обе страницы). Нет, кажется все. Сначала
описываешь Петербург, свои впечатления, а потом меня.
Александр Федорович Адуев (закрывает лицо руками). Боже мой!
Петр Иванович Адуев. Да что с тобой?
Александр Федорович Адуев. И вы говорите это спокойно? Вы не сердитесь на
меня?
Петр Иванович Адуев. Право, я не сержусь на тебя.
Александр Федорович Адуев. Но читать про себя такие горькие истины — и от
кого же? От родного племянника!
Петр Иванович Адуев. Ты воображаешь, что написал истину?
Александр Федорович Адуев. Конечно, я ошибся, я исправлю… простите.
Петр Иванович Адуев. Хочешь, я тебе продиктую истину?
Александр Федорович Адуев. Сделайте милость.
Петр Иванович Адуев. Садись и пиши (достает сигару, берет со стола племянника другой
написанный лист бумаги, зажигает и прикуривает от него)
Александр Федорович Адуев садится за стол, достает лист бумаги и берет ручку.
«Любезный друг!» Написал?
Александр Федорович Адуев. Написал.
Петр Иванович Адуев. «Петербурга и впечатлений своих описывать тебе не стану.
Город надо видеть самому, потому впечатления мои тебе ни на что не пригодятся. Лучше
опишу моего дядю, потому что это относится лично ко мне. Дядя мой не глуп и не зол, мне
желает добра».
Александр Федорович Адуев. Дядюшка, я умею ценить и чувствовать (встает из-за
стола и пытается поцеловать дядю).
Петр Иванович Адуев (отстраняясь от поцелуя и продолжая диктовать)
Племянник садится вновь за стол.
«Потому что не имеет причины и побуждения желать зла, и потому, что его просила
обо мне моя матушка. Он говорит, что меня не любит - и весьма основательно, в две недели
нельзя полюбить, и я еще не люблю его».
Александр Федорович Адуев. Как это можно?
Петр Иванович Адуев. Пиши, пиши … .«Но мы начинаем привыкать друг к другу...
Дядя мой ни демон, ни ангел, а такой же человек , как и все, только не совсем похож на нас с
тобой. Он думает и чувствует по-земному, полагает, что, если мы живем на земле, так и не
надо улетать на небо, а заниматься человеческими делами. Дядя любит заниматься делом, что
советует и мне, а я тебе, дело доставляет деньги, а деньги - комфорт, который он очень любит.
Дядя не всегда думает о службе да о заводе, он знает наизусть не одного Пушкина...»
6
Александр Федорович Адуев. Вы, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Да, когда-нибудь увидишь. Пиши: «Он читает на двух
языках все, что выходит замечательного по всем отраслям человеческих знаний, любит
искусства, имеет прекрасную коллекцию картин фламандской школы, часто бывает в театре,
но не суетится, не ахает, думая, что это ребячество, что надо сдерживать себя. Он также не
говорит диким языком, что советует и мне, а я тебе. Прощай, пиши ко мне пореже и не теряй
по-пустому времени. Друг твой такой-то. Ну, месяц и число».
Александр Федорович Адуев. Как можно послать такое письмо?
Петр Иванович Адуев. Ты все-таки пошли его. Может быть он поумнее станет.
Александр Федорович Адуев. Я не могу решиться, дядюшка.
Петр Иванович Адуев. Я никогда не вмешиваюсь в чужие дела, но ты сам просил
что-нибудь для тебя сделать. Вот я и стараюсь облегчить тебе первый шаг… . Ну как хочешь,
я говорю только свое мнение.
Александр Федорович Адуев. Извините, дядюшка, я готов повиноваться
(запечатывает письмо и ищет на столе другое письмо, ранее написанное к Софье).
Петр Иванович Адуев. Ты что-то ищешь?
Александр Федорович Адуев. Я ищу другое письмо... к Софье.
Петр Иванович Адуев (тоже начинает искать письмо) Где же оно?
Александр Федорович Адуев (поднимая обгорелые остатки письма). Дядюшка, что вы
наделали? Ведь вы им прикурили сигару.
Петр Иванович Адуев. Неужели? Да как это я и не заметил? Сжег такую
драгоценность. А впрочем, оно даже с одной стороны и лучше. С нынешней почтой ты не
успеешь написать к ней, а к будущей, наверное, одумаешься, займешься службой и таким
образом, сделаешь одной глупостью меньше.
Александр Федорович Адуев. Что же она подумает обо мне?
Петр Иванович Адуев. А что хочет. Да, я думаю это полезно и ей. Ведь ты не
женишься на ней? Она подумает, что ты ее забыл, забудет тебя сама и меньше будет краснеть
перед будущим своим женихом, когда станет уверять, что никого, кроме него, не любила.
Александр Федорович Адуев. Вы, дядюшка, удивительный человек! Для вас не
существует постоянства, нет святости обещаний.
Петр Иванович Адуев. С твоими понятиями жизнь хороша там в провинции, там и
не люди живут, а ангелы, да еще такие мечтатели, как ты.
Александр Федорович Адуев. Если жизнь распорядится так, что у Софьи будет
другой жених, она с благородной откровенностью отдаст ему мои письма и...
Петр Иванович Адуев. И знаки.
Александр Федорович Адуев. Да, и залоги наших отношений... и скажет: «Вот, кто
первый пробудил струны моего сердца. Вот при чьем имени заиграли они впервые...»
У дядюшки начинают подниматься брови и расширяться глаза,
заметив это, Александр Федорович замолкает.
Петр Иванович Адуев. Что ж ты перестал играть на своих струнах. Ну, милый, и
подлинно глупа твоя Софья, если сделает такую штуку. Надеюсь, у нее есть мать или ктонибудь, кто бы мог остановить ее?
Александр Федорович Адуев. Вы, дядюшка, решаетесь назвать глупостью этот
святейший порыв души, как прикажете думать о вас?
Петр Иванович Адуев. Как тебе заблагорассудится (после некоторой паузы). Я уж
говорил о тебе своему сослуживцу, есть вакансии, и мы завтра поедем в департамент....
А какое же место ты бы хотел занять?
Александр Федорович Адуев. Я не знаю, дядюшка, какое бы...
7
Петр Иванович Адуев. Есть места министров, заместителей их, директоров, вицедиректоров, начальников отделений, столоначальников, их помощников, мало ли?
Александр Федорович Адуев (задумавшись). Вот бы на первый раз место
столоначальника хорошо.
Петр Иванович Адуев. Да, хорошо. Потом через три месяца в директоры, ну а там
через год и в министры.
Александр Федорович Адуев (оценив иронию Петра Ивановича). Начальник отделения,
вероятно сказал вам, какая есть вакансия?
Петр Иванович Адуев. Нет, он не говорил, да мы лучше положимся на него. Самито, видишь, затрудняемся в выборе, а он уж знает, куда определить.
Александр Федорович Адуев (не совсем уверенно). Хорошо, дядюшка.
Петр Иванович. Я бы тебе не советовал также говорить и о вещественных знаках
здешним красавицам, они не поймут этого, где им понять. Это для них слишком высоко, я,
и-то насилу вникнул.
Александр Федорович подходит к секретеру и берет в руки папку с бумагами.
Что это еще у тебя?
Александр Федорович Адуев. Это... я давно хотел вам показать... стихи, вы
однажды просили показать...
Петр Иванович Адуев. Что-то я не припомню, чтобы я просил.
Александр Федорович Адуев. Я чувствую в себе призвание к творчеству.
Петр Иванович Адуев. То есть ты хочешь заняться, кроме службы, еще чем-нибудь.
Чем же? Литературой?
Александр Федорович Адуев. Да, дядюшка.
Петр Иванович Адуев. Уверен ли ты, что у тебя есть талант?
Александр Федорович Адуев (неуверенно). Я надеюсь.
Петр Иванович Адуев. Ну, хорошо, покажи-ка, что там у тебя?
Александр Федорович подает папку с бумагами Петру Ивановичу.
(выбирает из папки первый листок и вслух читает) «Отколь порой тоска и горе внезапной
тучей налетят и, сердце с жизнию поссоря, в нем рой желаний заменят?» (зевает) Ни хорошо,
ни плохо! Впрочем, другие начинали и хуже.
Александр Федорович Адуев. Вот еще перевод из Шиллера.
Петр Иванович Адуев. Довольно, я вижу. А ты знаешь еще и языки?
Александр Федорович Адуев. Я знаю французский, немецкий и немного
английский.
Петр Иванович Адуев. В таком случае я найду тебе и литературное занятие.
Александр Федорович Адуев. Вы меня так обяжете, дядюшка — позвольте вас
обнять.
Петр Иванович Адуев (отстраняясь от племянника). Погоди, вот как найду... А знаешь
что, подари-ка ты мне свои проекты и сочинения.
Александр Федорович Адуев. Подарить? Извольте, дядюшка. Не угодно ли, я вам
сделаю оглавление всех сочинений в хронологическом порядке.
Петр Иванович Адуев. Нет, не нужно. Спасибо за подарок... Я отнесу эти бумаги
Василию, он давно просил у меня бумаги обклеить что-то.
Александр Федорович Адуев (в ужасе). Как, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Ведь ты же подарил мне свои сочинения, и я волен ими
распоряжаться, как хочу.
Александр Федорович Адуев (пытается отобрать папку у Петра Ивановича). Вы не щадите
8
ничего... ничего!
Петр Иванович Адуев (вырывает у Александра Федоровича папку). Александр,
послушайся меня, и ты не будешь краснеть потом и скажешь мне спасибо...
Александр Федорович немного успокаивается
Вот и прекрасно. Пожалуй я пойду, а завтра зайду за тобой, и мы съездим в департамент, как
договаривались.
Петр Иванович Адуев выходит из комнаты..
Сцена третья.
Декорация первой сцены.
Кабинет Петра Ивановича Адуева.
Петр Иванович Адуев в кресле просматривает газету.
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Март».
Из-за кулисы выходит ведущий.
Ведущий. Прошло более двух лет. Кто бы узнал нашего провинциала в этом
молодом человеке с изящными манерами, в щегольском костюме. Он очень изменился,
возмужал. Мягкость линий юношеского лица, прозрачность и нежность кожи, пушок на
подбородке — все исчезло. Не стало и робкой застенчивости, и грациозной неловкости
движений. Черты лица созрели и образовали физиономию, а физиономия обозначила
характер. Пушок заменился небольшими бакенбардами. Легкая и шаткая поступь стала
ровной и твердой походкой. В голосе прибавилось несколько басовых нот. Из подмалеванной
картины вышел оконченный портрет. Юноша превратился в мужчину.
Ведущий уходит.
В кабинет входит Александр Федорович Адуев.
Александр Федорович Адуев. Какой, дядюшка, вчера был вечер у Зарайских!
Петр Иванович Адуев. Хорош?
Александр Федорович Адуев. Дивный!
Петр Иванович Адуев. Порядочный ужин был?
Александр Федорович Адуев. Я не ужинал.
Петр Иванович Адуев. В твои лета не ужинать, как можно? Да ты, я вижу, не шутя
привыкаешь к здешнему порядку, даже уж слишком. Что ж, там все прилично было?
Александр Федорович Адуев. Да-с! И народ порядочный. Какие глаза, плечи?
Петр Иванович Адуев. Плечи? У кого?
Александр Федорович Адуев. У девиц.
Петр Иванович Адуев. И много было хорошеньких?
Александр Федорович Адуев. О, очень... но жаль, что все они очень однообразны.
Что одна скажет и сделает при случае, смотришь — то же повторит и другая, как будто
затверженный урок. Была одна... не совсем похожа на других... Неужели корсет вечно будет
подавлять и вздох любви, и вопль растерзанного сердца?
Петр Иванович Адуев. Перед мужем все обнаружится. Есть дуры, что прежде
времени обнаруживают то, что следовало бы прятать да подавлять, ну, зато после слезы да
слезы, не расчет!
Александр Федорович Адуев. И тут расчет, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Как и везде, мой милый. А кто не рассчитывает, того
9
называют по-русски безрасчетным дураком. Коротко и ясно.
Александр Федорович Адуев. Удерживать в груди своей благородный порыв
чувства!
Петр Иванович Адуев. Я знаю, ты готов на улице, в театре броситься на шею
приятеля и зарыдать.
Александр Федорович Адуев. Только человек с сильными чувствами способен ко
всему прекрасному и благородному и не способен ...
Петр Иванович Адуев (перебивая). Не способен рассчитывать, то есть размышлять.
Велика фигура — человек с сильными чувствами! Мало ли есть какие темпераменты? Так
надо спросить, умеет ли он управлять своими чувствами. Если умеет, то и человек.
Александр Федорович Адуев. По-вашему, и чувством надо управлять, как паром,
то выпустить немного, то вдруг остановить, словно открыть или закрыть клапан?
Петр Иванович Адуев. Да, этот клапан недаром природа дала человеку — это
рассудок, а ты вот не всегда им верно пользуешься.
Александр Федорович Адуев. Нет, дядюшка, мне грустно слушать вас! Лучше
познакомьте меня с этой приезжей барыней.
Петр Иванович Адуев. С которой, с Любецкой? Она была вчера?
Александр Федорович Адуев. Была... но не было повода с ней познакомиться.
Петр Иванович Адуев. Ах, да! Кстати. (подходит к секретеру, открывает ящик и достает
бумагу). Отвези ей эту бумагу, скажи, что только вчера выдали из палаты. Объясни ей
хорошенько дело, ведь ты слышал, как мы с чиновником говорили об этом?
Александр Федорович Адуев. Да, я помню и объясню ей (берет бумагу и прячет в
карман).
Петр Иванович Адуев. Да что же тебе вздумалось познакомиться с нею? Она,
кажется, неинтересна... с бородавкой у носа.
Александр Федорович Адуев. С бородавкой? Не помню. Как это вы заметили,
дядюшка?
Петр Иванович Адуев. У носа да не заметить!Что же ты нашел в ней?
Александр Федорович Адуев. Она такая добрая и почтенная.
Петр Иванович Адуев. Как же это ты бородавки у носа не заметил, а уж узнал, что
она добрая и почтенная? Это странно. Да позволь... у ней ведь есть дочь - эта маленькая
брюнетка. Так вот отчего ты не заметил бородавки на носу!
Оба смеются.
Александр Федорович Адуев. А я удивляюсь, дядюшка, что вы прежде заметили
бородавку на носу, чем дочь.
Петр Иванович Адуев. Отдай-ка назад бумагу. Ты там, пожалуй, выпустишь все
чувство и совсем забудешь закрыть клапан, наломаешь дров и черт знает что объяснишь.
Александр Федорович Адуев. Нет, дядюшка, объясню, как положено. И бумаги, как
хотите, не отдам... Я сейчас же отправлюсь к ним (уходит из кабинета).
Сцена четвертая.
Гостиная в доме Любецких.
Справа софа и два кресла, в центре стол и несколько стульев, слева фортепиано.
Гостиная убрана цветами.
В глубине сцены стена гостиной, в центре которой входная дверь, справа дверь,
ведущая во внутренние покои.
За столом Наденька Любецкая, на столе чашка с молоком.
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Апрель».
10
Из-за кулисы выходит ведущий.
Ведущий. Александр в тот же день отправился к Любецким, передал бумаги,
познакомился с Наденькой и стал часто бывать у них. При этом жизнь его стала разделяться
на две половины. Утро поглощала служба. Александр рылся в запыленных делах, считал на
бумаге миллионы, не принадлежавшие ему. Но порой голова отказывалась думать об этом,
перо выпадало из рук, и им овладевала та сладостная нега, на которую сердился Петр
Иванович.
Тогда Александр опрокидывался на спинку стула и уносился мысленно в места, где
нет ни бумаг, ни чернил, ни странных лиц, ни вицмундиров, где царствует спокойствие, нега
и прохлада, где в изящно убранной зале благоухают цветы, раздаются звуки фортепиано, а в
саду качают ветвями березы и кусты сирени. И царицей всего этого — она, Наденька
Любецкая.
Ведущий уходит.
Входит Игнатий.
Игнатий. Александр Федорыч Адуев приехал.
Наденька Любецкая. Проси.
Игнатий уходит. В гостиную входит Александр Федорович Адуев.
Александр Федорович Адуев (улыбается). Надежда Александровна!
Наденька Любецкая (улыбается в ответ). Александр Федорыч!
Александр Федорович Адуев. Вы меня ждали! Боже мой, как я счастлив!
Наденька Любецкая. Я ждала? И не думала!
Александр Федорович Адуев. Вы сердитесь?
Наденька Любецкая. За что?
Александр Федорович Адуев. Ну дайте ручку.
Наденька подает ему руку, но только он коснулся руки, вырывает ее. Улыбка на лице Наденьки
исчезает, появляется нечто похожее на досаду.
Александр Федорович Адуев (увидев чашку молока на столе). Что это, вы молоко
кушаете?
Наденька Любецкая. Я обедаю.
Александр Федорович Адуев. Обедаете? В шесть часов?
Наденька Любецкая. Вам, конечно, странно смотреть на молоко после роскошного
обеда у дядюшки? А мы здесь в деревне живем скромно (отпивает из чашки молоко).
Александр Федорович Адуев. Я не обедал у дядюшки, я еще вчера отказался.
Наденька Любецкая. Можно ли так лгать? Где же вы были до сих пор?
Александр Федорович Адуев. Сегодня на службе до четырех просидел.
Наденька Любецкая. А теперь шесть. Признайтесь, что соблазнились обедом,
приятным обществом, там вам очень весело было.
Александр Федорович Адуев. Честное слово, я не заходил к дядюшке. Иначе я бы
не был у вас сейчас?
Наденька Любецкая. А вам это рано кажется? Вы бы еще часа через два приехали!
Александр Федорович пытается подойти к Наденьке.
Не подходите, не подходите ко мне, я вас видеть не могу. (отворачивается от Адуева)
Александр Федорович Адуев. Позвольте, Надежда Александровна!
11
Наденька Любецкая (капризно). Нет, не позволю, скажите, где же вы до сих пор
были?
Александр Федорович Адуев. В четыре часа вышел из департамента, час ехал
сюда.
Наденька Любецкая. Так тогда было бы пять часов. Где же вы провели еще час?
Александр Федорович Адуев. Отобедал у ресторатора на скорую руку.
В гостиную входит Мария Михайловна Любецкая.
Мария Михайловна Любецкая. Здравствуйте, Александр Федорыч?
Александр Федорович Адуев (целует у ней руку). Здравствуйте, Марья Михайловна!
Мария Михайловна Любецкая. Здоровы ли, вы?
Александр Федорович Адуев. Покорно благодарю.
Мария Михайловна Любецкая. А, Петр Иваныч, здоров ли?
Александр Федорович Адуев. Слава богу, здоров.
Мария Михайловна Любецкая. Что он не навестит нас никогда?
Александр Федорович Адуев. Очень занят.
Мария Михайловна Любецкая (проходит и садится в кресло). Что же вы сегодня к
обеду не пришли? Мы вас ждали до пяти часов.
Александр Федорович Адуев. До пяти часов я никак не мог, служба задержала. Я
вас прошу, Марья Михайловна, никогда не ждать меня после четырех часов.
Мария Михайловна Любецкая. И я то же говорила, да вот Наденька все подождем
да подождем.
Наденька Любецкая. Я! Ах, maman, что вы! Не я ли говорила, пора обедать, а вы
сказали — нет, надо подождать, Александр Федорыч давно не был, верно приедет сегодня к
обеду.
Мария Михайловна Любецкая. Ах, какая бессовестная! Свои слова да на меня же!
Я говорю, ну, где теперь Александру Федорычу быть? Уж половина пятого. Нет, говорит,
maman, надо подождать, он будет. Так и проморила меня до пяти. Что неправда, сударыня?
Наденька Любецкая. Вовсе нет.
Мария Михайловна Любецкая. Итак и не села за стол! Спросила чашку молока и
не обедала.
Александр Федорович Адуев. Надежда Александровна! Я так счастлив, так
счастлив... неужели вы думали обо мне?
Наденька Любецкая. Маменька шутит, а вы готовы верить!
Мария Михайловна Любецкая. А где же ягоды, что ты приготовила для
Александра Федорыча?
Наденька Любецкая. Какие ягоды?
Мария Михайловна Любецкая. Ты даже мне их не дала, спрятала и говоришь, вот
приедет Александр Федорыч, тогда и вам дам.
Александр Федорович Адуев с нежностью смотрит на Наденьку. Наденька смущается.
Сама чистила ягоды, Александр Федорыч.
Наденька Любецкая. Что это вы все сочиняете, maman? Я очистила две или три
ягодки и те сама съела, а то Василиса...
Мария Михайловна Любецкая. Не верьте, не верьте, Александр Федорыч.
Василиса с утра в город послана. Зачем же это скрывать? Александру Федорычу, верно,
приятнее, что ты чистила, а не Василиса.
Наденька выходит из гостиной во внутренние покои и вновь появляется с тарелкой, полной спелых
12
ягод, подходит к Адуеву и подает ему ягоды. Адуев целует руку Наденьке и берет у нее ягоды.
Наденька Любецкая. Заставить так долго ждать себя! Я два часа у решетки
простояла. Вдруг кто-то едет, я думала — вы, и махнула рукой, а это какой-то незнакомый
военный, махнул мне в ответ...такой дерзкий!
Мария Михайловна Любецкая. Что-то я с вами засиделась, пойду... знаете, все
домашние дела... Прощайте, Александр Федорыч, надеюсь, я увижу вас вскоре.
Александр Федорович Адуев. Прощайте, Марья Михайловна! Я непременно буду у
вас в эту субботу. (ставит тарелку с ягодами на стол, подходит к Марье Михайловне Любецкой и целует ей
руку)
Марья Михайловна уходит со сцены.
Мне так много, так много надо сказать вам!
Наденька Любецкая. И мне тоже.
Александр Федорович Адуев Наденька. (пытается обнять Наденьку)
(обращаясь к Наденьке)
Наденька отводит его руку.
(повторяет вновь попытку, на этот раз Наденька покорна, и он шепчет ).
губы и целует)
Наденька. (находит ее
Наденька слабо отвечает на его поцелуй,
Как сон.
Наденька Любецкая (вдруг очнувшись, освобождается от объятий Александра Федоровича).
Что это такое? Вы забылись! Я маменьке скажу!
Александр Федорович Адуев. Надежда Александровна! Не разрушайте моего
блаженства упреком, не будьте похожи на всех.
Наденька Любецкая (смотрит на Александра Федоровича, весело смеется, затем подходит к
нему и кладет голову ему на плечо). Так вы меня очень любите?
Александр Федорович Адуев. И вы еще сомневаетесь в моей любви! Наденька, я
люблю вас, наверное, больше жизни.
(шепчет)
Влюбленные вновь обнимаются.
Наденька Любецкая. Неужели есть на свете горе?
Александр Федорович Адуев (задумчиво). Говорят, есть.
Наденька Любецкая. Какое же горе может быть?
Александр Федорович Адуев. Дядюшка говорит - бедность.
Наденька Любецкая. Бедность? Да разве бедные не чувствуют того же, что мы
теперь переживаем с вами? Значит, они и не бедны.
Александр Федорович Адуев. Дядюшка говорит, что им не до того, ведь надо есть,
пить.
Наденька Любецкая. Дядюшка ваш говорит неправду. Можно и без того быть
счастливой. Я не обедала сегодня, а как счастлива!
Александр Федорович смеется
Да, за эту минуту я отдала бы бедным все! Ах, почему я не могу утешить и
обрадовать всех какой-нибудь радостью?
Александр Федорович Адуев (сжимает руку Наденьке). Ангел! Ангел!
Наденька Любецкая (освобождает свою руку). Ох, как вы больно жмете!
13
Александр Федорович ловит руку Наденьки и с жаром целует.
Как я буду молиться сегодня, завтра, всегда за этот вечер! Как я счастлива! (после
Знаете ли, говорят, что было однажды, уже никогда более не повторится!
Стало быть, и это мгновение ушло от нас навсегда.
Александр Федорович Адуев. О, нет, это неправда! Я думаю все повторится и
будут еще у нас лучшие минуты!
некоторой паузы)
Наденька недоверчиво качает головой
Мы будем счастливы. Посмотри вокруг, все радуется здесь, глядя на нашу любовь.
Сам Бог благословляет ее, и мы пройдем всю жизнь рука об руку.
Наденька Любецкая. Ах, перестаньте, перестаньте загадывать! Мне становится
страшно, когда вы говорите так.
Александр Федорович Адуев. Чего же бояться? Неужели нельзя верить самим
себе?
Наденька Любецкая (качая головой). Нельзя.
Александр Федорович Адуев. Что может разрушить мир нашего счастья? Мы
всегда будем одни, что нам за дело до других, и никакой звук не потревожит этой
торжественный тишины.
Входит Игнатий с подносом, на подносе две чашки.
Игнатий. Марья Михайловна приказала подать вам простоквашу (ставит поднос с
чашками на стол и уходит) .
Александр Федорович Адуев. За мигом невыразимого блаженства — вдруг
простокваша! Неужели так бывает в жизни?
Наденька Любецкая. Лишь бы не было хуже, а простокваша очень хороша,
особенно для того, кто не обедал.
Наденька принимается за простоквашу.
Александр Федорович в раздумье наблюдает за ней.
Когда простокваша съедена, Наденька ставит чашку на стол.
Александр Федорович подходит к Наденьке.
Александр Федорович Адуев. Прощайте, Надежда Александровна, уже довольно
поздно.
Наденька Любецкая. Прощайте, Александр Федорыч! Вы не забыли, что в субботу
мы вас ждем?
Александр Федорович Адуев. Как я могу забыть об этом? Когда я часы... минуты
буду считать до этого счастливого мгновения.
Влюбленные мило обнимаются.
Из-за кулисы выходит ведущий.
Звучит музыка П.И.Чайковского «Времена года. Май».
Ведущий. Наступала ночь... нет, какая ночь! Разве летом в Петербурге бывают ночи?
Это не ночь, а... тут надо бы выдумать другое название — так, полусвет... Все тихо кругом.
Нева тихо спит; изредка, будто впросонках, она плеснет легонько волной в берег и замолчит.
А там откуда ни возьмется поздний ветерок, пронесется над сонными водами, но не сможет
разбудить их, а только зарябит поверхность и повеет прохладой на Наденьку и Александра
или принесет им звук дальней песни — и снова все смолкнет.
Что особенного тогда носится в этом теплом воздухе? Какая тайна пробегает по
14
цветам, деревьям, по траве и веет неизъяснимой негой на душу? А какая обстановка для
любви в этом сне природы, в этом сумраке, в безмолвных деревьях, благоухающих цветах и
уединении. Как могущественно все располагало ум к мечтам, сердце к тем редким
ощущениям, которые в обычной, правильной и строгой жизни кажутся такими
бесполезными, неуместными и смешными отступлениями... А между тем, в те минуты душа
только и постигает смутно возможность счастья, которого так усердно ищут в другое время и
не находят.
Ведущий уходит.
Сцена пятая.
Декорация первой сцены.
Кабинет Петра Ивановича Адуева.
Петр Иванович Адуев стоит у письменного стола..
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Апрель».
Из-за кулисы выходит ведущий.
Ведущий. Прошло несколько месяцев. Александра стало почти нигде не видно, как
будто он пропал. Дядю он посещал реже. Тот приписывал это его занятиям и не мешал ему.
Но редактор журнала однажды, при встрече с Петром Ивановичем, жаловался, что Александр
задерживает статьи. Дядя обещал, при первом случае, объясниться с племянником. Случай
представился через три дня.
Ведущий уходит.
В кабинет быстро входит Александр Федорович Адуев,
в его походке и движениях видна радостная суетливость.
Александр Федорович Адуев. Здравствуйте, дядюшка! Как я рад, что вас вижу!
(пытается обнять дядюшку)
Петр Иванович Адуев (отстраняется от племянника и садится за стол) Здравствуй
Александр! Что это тебя давно не видно?
Александр Федорович Адуев. Я... занят был. Делал извлечения из немецких
экономистов.
Петр Иванович Адуев. А что ж редактор, лжет? Он третьего дня сказал мне, что ты
ничего не делаешь. Я ж его, при встрече, отделаю.
Александр Федорович Адуев (виновато). Нет, вы ему ничего не говорите. Я ему еще
не посылал своей работы.
Петр Иванович Адуев. Да что с тобой? У тебя такое праздничное лицо! Тебя
повысили по службе или дали крест?
Александр Федорович отрицательно мотает головой.
Появились деньги?
Александр Федорович Адуев. Нет.
Петр Иванович Адуев. Так, что с тобой, Александр?
Александр Федорович Адуев. Вы ничего не замечаете в моем лице?
Петр Иванович Адуев. Что-то глуповато... Постой-ка. Ты влюблен? Так , что ли?
Угадал?
Александр Федорович с торжественной улыбкой утвердительно кивает головой.
15
Так и есть! Как это я сразу не догадался? Так вот отчего ты стал ленив, и не видать
тебя нигде. (начинает писать какое-то письмо)
Александр Федорович Адуев. В Наденьку Любецкую!
Петр Иванович Адуев. Я не спрашивал, в кого бы ни было - все одна дурь... В
какую Любецкую? Это что с бородавкой?
Александр Федорович Адуев. Э! Дядюшка! Какая бородавка?
Петр Иванович Адуев. У самого носа. Ты все еще не разглядел?
Александр Федорович Адуев. Вы все перепутали. Это, кажется, у матери есть
бородавка возле носа.
Петр Иванович Адуев. Ну все равно.
Александр Федорович Адуев. Все равно!...Наденька - это ангел! Неужели вы не
заметили ее? Видеть однажды - и не заметить!
Петр Иванович Адуев. Да что ж в ней особенного можно заметить? Ведь
бородавки, ты говоришь, у ней нет?
Александр Федорович Адуев. Далась вам эта бородавка! Можно ли сказать, что
она похожа на этих светских, чопорных марионеток? Что за огонь в ее чувствах!
Петр Иванович Адуев продолжает писать письмо.
Вы рассмотрите ее лицо! А когда она поднимет глаза, вы увидите какому пылкому,
нежному сердцу они принадлежат! А голос! Что за мелодия, что за нега в нем! Но когда этот
голос прозвучит признанием... нет выше блаженства на земле! Дядюшка! Как прекрасна
жизнь! Как я счастлив! (бросается к дядюшке и пытается его обнять)
Петр Иванович Адуев (отстраняется от племянника, встает из-за письменного стола и громко
говорит). Александр! Закрой скорей свой клапан — весь пар выпустишь! Ты сумасшедший!
Смотри, что ты наделал! В одну секунду две глупости: испортил прическу и закапал письмо.
Давно ты не был таким. Посмотри, посмотри, ради Бога, на себя в зеркало. Ну, может ли
быть глупее физиономия?
Александр Федорович Адуев (смеется). Я счастлив, дядюшка!
Петр Иванович Адуев. Это заметно!... Ну, что я теперь стану делать с письмом?
Александр Федорович Адуев. Позвольте, я подчищу — и незаметно будет(бросается
к столу и с судорожным рвением начинает подчищать письмо. Трет и протирает на письме дырку. При этом
нечаянно толкает этажерку, на которой стоит античный бюстик. Бюстик падает на пол и разбивается вдребезги.
Петр Иванович Адуев. Третья глупость, Александр! (поднимает осколки бюстика) А это
пятьдесят рублей стоит.
Александр Федорович Адуев. Я заплачу, дядюшка, заплачу!
Петр Иванович Адуев (морщится и качает головой). Когда ты умнее будешь, Александр?
(с сожалением смотрит на разбитый бюстик) Заплачу! Это будет четвертая глупость. Тебе, я вижу,
хочется рассказать о своем счастье. Ну, нечего делать. Если уж дяди обречены принимать
участие во всяком вздоре своих племянников, так и быть, я даю тебе четверть часа. Сиди
смирно, не сделай какой-нибудь пятой глупости и рассказывай.
Александр Федорович Адуев. Нет, дядюшка, такие истории не рассказываются.
Петр Иванович Адуев. Хорошо, тогда уж лучше, я сам расскажу.
Александр Федорович Адуев (удивленно). Вы? Вот забавно!
Петр Иванович Адуев. Ну, слушай же! Ты вчера виделся со своей красавицей
наедине...
Александр Федорович Адуев (удивленно). Вы приказали следить за мной?
Петр Иванович Адуев. Как же, я содержу для тебя целый штат шпионов.
Александр Федорович Адуев (подходит к дядюшке). Так почему это вам известно?
Петр Иванович Адуев. Сиди, ради Бога, и не подходи к столу, что-нибудь опять
разобьешь. У тебя на лице все написано, я по нему буду читать... Ну, у вас было объяснение...
16
Александр Федорович Адуев (кричит). Дядюшка! Вы подслушали нас!
Петр Иванович Адуев. Да, я там за кустом сидел. Мне ведь только и дела, что
бегать за тобой, да подслушивать всякий вздор.
Александр Федорович Адуев. Ну, откуда вы все это знаете?
Петр Иванович Адуев. С Адама и Евы одна и та же история у всех людей с
маленькими вариантами. Узнай характер действующих лиц, узнаешь и варианты. Вот теперь
и будешь прыгать и скакать дня три, как помешанный. Потом немного одумаешься и станешь
добиваться уже другого, поцелуя например.
Александр Федорович Адуев. Поцелуй Наденьки! О, какая высокая, небесная
награда!
Петр Иванович Адуев. Небесная?
Александр Федорович Адуев. Что же, по-вашему — материальная, земная.
Петр Иванович Адуев. Без сомнения, действие электричества. Влюбленные — все
равно, что две лейденские банки. Когда оба сильно заряжены, то поцелуями электричество
разряжается, а когда разрядится совсем - прости, любовь проходит.
Александр Федорович Адуев. Дядюшка...
Петр Иванович Адуев. Да! А ты как думал? Ты будешь делать все то же, что люди
делают с сотворения мира.
Александр Федорович Адуев. Стало быть, то же, что и вы делали, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Да, только поглупее.
Александр Федорович Адуев. Поглупее! Не называете ли вы глупостью то, что я
буду любить глубже и сильнее вас.
Петр Иванович Адуев. Ты будешь любить также, как другие, ни глубже, ни
сильнее. Вот только ты веришь в вечность и неизменность любви, а это-то и глупо.
Александр Федорович Адуев. О, это ужасно, что вы говорите, дядюшка!Сколько
раз я давал себе слово, не рассказывать вам, что происходит в сердце моем.
Петр Иванович Адуев. Зачем же не сдержал? Вот пришел — помешал мне.
Александр Федорович Адуев. Но ведь вы одни у меня, дядюшка, самые близкие. С
кем же мне разделить этот избыток чувств? А вы без милосердия вонзаете свой
анатомический нож в самые тайные изгибы моего сердца.
Петр Иванович Адуев. Ты сам просил моих советов, а я хочу предостеречь тебя от
многих глупостей.
Александр Федорович Адуев. Нет, дядюшка, пусть я буду вечно глуп в ваших
глазах, но вопреки вашим предсказаниям буду счастлив, буду любить вечно и однажды.
Петр Иванович Адуев. Ох, нет! Я предчувствую, что ты во многом повторишь
меня. Никто не мешает тебе любить в твои года, но однако же, не до такой степени, чтобы
бросить дело. Любовь любовью, а дело делом.
Александр Федорович Адуев. Да, я делаю извлечения из немецких экономистов...
Петр Иванович Адуев (перебивая его). Полно, никаких извлечений ты не делаешь, и
редактор откажет тебе...
Александр Федорович Адуев. Я не нуждаюсь в этом. Могу ли я думать теперь о
презренной пользе, когда....
Петр Иванович Адуев. Но, когда не станет у тебя «презренного металла», у меня не
проси — не дам!
Александр Федорович Адуев. Я, кажется, не часто беспокоил вас.
Петр Иванович Адуев. До сих пор, славу Богу, нет, а может случиться, если
бросишь дело. Ох, уж эта мне любовь в двадцать лет!
Александр Федорович Адуев. Какая же любовь лучше? В сорок лет?
Петр Иванович Адуев. Я не знаю, какова любовь в сорок лет, а в тридцать девять...
17
Александр Федорович Адуев. Как ваша?
Петр Иванович Адуев. Пожалуй, как моя.
Александр Федорович Адуев. Разве вы можете любить?
Петр Иванович Адуев. Почему же нет? Разве я не человек, или мне восемьдесят
лет? Только, если я люблю, то люблю разумно и помню себя.
Александр Федорович Адуев. Разумная любовь! Хороша любовь, которая помнит
себя!
Петр Иванович Адуев. Дикая, животная не помнит, а разумная должна помнить, в
противном случае это не любовь...
Александр Федорович Адуев. А что же?
Петр Иванович Адуев. Так, гнусность, как ты говоришь.
Александр Федорович Адуев (смотрит недоверчиво на дядюшку). Вы... любите! (смеется)
Кого же, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Тебе хочется знать?
Александр Федорович Адуев. Хотелось бы.
Петр Иванович Адуев. Свою невесту.
Александр Федорович Адуев (подходит к дядюшке). Не... невесту! Стало быть, вы
женитесь?
Петр Иванович Адуев. Стало быть.
Александр Федорович Адуев. И вы так спокойны! Пишете в Москву письма,
разговариваете о посторонних предметах и так адски холодно рассуждаете о любви!
Петр Иванович Адуев. Адски холодно- это что-то ново! В аду говорят жарко. Да
что ты на меня смотришь так дико?
Александр Федорович Адуев. Вы — женитесь! И ни слова мне!
Петр Иванович Адуев. Извини, забыл спросить у тебя разрешения.
Александр Федорович Адуев. Но надо же мне знать. Родной дядя женится, а я
ничего не знаю.
Петр Иванович Адуев. Я стараюсь, по возможности, все делать кстати.
Александр Федорович Адуев. Знаете что, дядюшка? Я не могу более таиться перед
вами и хочу сказать...
Петр Иванович Адуев. Ох, Александр, некогда мне, если это новая история, так
нельзя ли завтра?
Александр Федорович Адуев. Я хочу только сказать, что, может быть... и я близок
к такому же счастью.
Петр Иванович Адуев (удивленно). Что? ...Это любопытно (вкладывает письмо в конверт
и начинает запечатывать).
Александр Федорович Адуев. И я, может быть, женюсь!
Петр Иванович Адуев. Закрой клапан, Александр!
Александр Федорович Адуев. Шутите, шутите,дядюшка, а я попрошу у маменьки
позволения.
Петр Иванович Адуев. Тебе жениться? В твои лета!
Александр Федорович Адуев. Мне двадцать три года.
Петр Иванович Адуев. В эти лета женятся только мужики, когда им нужна
работница в доме.
Александр Федорович Адуев. Но, если я влюблен в девушку, и есть возможность
жениться...
Петр Иванович Адуев. Я тебе никак не советую жениться на женщине, в которую
ты влюблен.
Александр Федорович Адуев. Я думал, что супружество без любви не должно
18
быть.
Петр Иванович Адуев. Супружество супружеством, а любовь любовью.
Александр Федорович Адуев. Как же тогда жениться... по расчету?
Петр Иванович Адуев. С расчетом. Мужчина создан так, что в определенном
возрасте его начинает привлекать общество женщин. Ты и станешь тогда рассчитывать, как
бы жениться, станешь искать, выбирать между многими женщинами.
Александр Федорович Адуев (изумленно). Искать, выбирать!
Петр Иванович Адуев. Да, выбирать. Поэтому-то и не советую тебе жениться,
когда влюблен. Ведь любовь пройдет — это уж пошлая истина!
Александр Федорович Адуев. Это самая грубая ложь и клевета!
Петр Иванович Адуев. Нет, любовь пройдет, и тогда женщина, которая казалась
тебе идеалом совершенства, может оказаться очень несовершенной, но любовь скроет от тебя
все ее недостатки. Тогда, как выбирая, ты хладнокровно рассудишь, имеет эта женщина
качества, которые ты хочешь видеть в жене — вот в чем главный расчет. И если отыщешь
такую женщину, тогда у вас возникнут близкие отношения, которые потом образуют...
Александр Федорович Адуев. Любовь?
Петр Иванович Адуев. Да... привычку.
Александр Федорович Адуев. Так вы женитесь по расчету?
Петр Иванович Адуев. С расчетом.
Александр Федорович Адуев. Это все равно.
Петр Иванович Адуев. Нет, по расчету значит жениться из-за денег — это низко.
Но жениться без расчета — это глупо! А тебе сейчас и вовсе не следует жениться.
Александр Федорович Адуев. Когда же мне жениться? Когда состарюсь? Зачем же
я буду следовать дурным примерам.
Петр Иванович Адуев. В том числе и моему? Спасибо!
Александр Федорович Адуев. Я не про вас говорю, дядюшка, а про всех вообще.
Услышишь о свадьбе, пойдешь посмотреть — и что же? Видишь прекрасное нежное
существо, почти ребенок, которое ожидает только волшебного прикосновения любви, чтобы
превратиться в пышный цветок. И вдруг ее отрывают от кукол и детских игр, от няни и
танцев. Затем ее одевают в газ, убирают цветами и, несмотря на слезы и бледность, влекут,
как жертву, и ставят — возле кого же? Возле пожилого человека, по большой части
некрасивого, с лысиной, правда с крестом. А кругом толпой теснятся те, кто по молодости и
красоте равен ей, и кому бы надо было стать рядом с невестой... Это ужасно!
Петр Иванович Адуев. Ну, а по-твоему, за кого же выдавать эти прекрасные
существа?
Александр Федорович Адуев. За тех, кого они любят, кто еще не утратил блеска
юношеской красоты. Кто бы повел их по пути жизни и принес в дар сердце, полное любви к
ней, когда права природы...
Петр Иванович Адуев (перебивая). Довольно! То есть за таких молодцов, как ты. Сие
верно, если бы мы жили среди полей и лесов дремучих. Но здесь, женить вот этакого
молодца, как ты, много ли будет проку? В первый год ты с ума сойдешь, а там и пойдешь
заглядывать за кулисы, или дашь в соперницы жене ее же горничную, потому, что права
природы, о которых ты толкуешь, требуют перемены. А там и жена, заметив проказы мужа,
полюбит вдруг наряды, да маскарады и сделает тебе того...
Александр Федорович Адуев. Я попаду в категорию счастливых мужей, дядюшка,
а Наденька — счастливых жен. Я не таков, как вы говорите.
Петр Иванович Адуев. Ты такой же человек, как другие, а других я давно знаю.
Ну-ка, скажи, зачем ты женишься?
Александр Федорович Адуев. Как зачем? Наденька — жена моя!(закрывает лицо
руками)
19
Петр Иванович Адуев. Ну, что? Видишь — и сам не знаешь.
Александр Федорович Адуев. Вы не знаете, как я люблю ее, дядюшка! Я люблю ее,
как никто никогда не любил.
Петр Иванович Адуев. Лучше бы ты, Александр, уж так и быть, обнял меня, чем
говорить эту глупейшую фразу! Как это ты сказал? «Как никто никогда не любил»! (пожимает
плечами)
Александр Федорович Адуев. Что ж, разве это не может быть?
Петр Иванович Адуев. Глядя на твою любовь, я думаю, что это даже возможно.
Глупее любить нельзя!
Александр Федорович Адуев. Но она говорит, что надо подождать год, что мы
молоды, должны испытать себя... целый год... и тогда...
Петр Иванович Адуев. Год! Давно бы так сказал! Это она предложила? Какая же
она умница! Сколько ей лет?
Александр Федорович Адуев. Восемнадцать.
Петр Иванович Адуев. А тебе — двадцать три. Ну, брат, она в двадцать три раза
умнее тебя. Она, как я вижу, понимает дело. С тобою она пошалит, пококетничает, весело
проведет время, а там... Так ты не женишься? Надо ждать год, ну, до тех пор она еще надует
тебя.
Александр Федорович Адуев. Но почему вы не верите мне и Наденьке? С кем вы
жили всю жизнь?
Петр Иванович Адуев. Жил с людьми, любил женщин.
Александр Федорович Адуев. Наденька — это ангел, женщина, какую, кажется,
Бог впервые создал во всей красоте и чистоте!
Петр Иванович Адуев. А все-таки она - женщина, и, вероятно, обманет тебя.
Александр Федорович Адуев. Вы, может быть, скажете, что и я надую ее?
Петр Иванович Адуев. Со временем — да, и ты.
Александр Федорович Адуев. Так кто же я в ваших глазах после этого?
Петр Иванович Адуев. Человек.
Александр Федорович Адуев. Не все люди одинаковы. Знайте же, что я дал ей
обещание любить всю жизнь и готов подтвердить это клятвой.
Петр Иванович Адуев. Знаю, знаю! Порядочный человек не сомневается в
искренности клятвы, когда дает ее женщине, а потом изменит или охладеет к ней, и сам не
знает как. Здесь некого винить, природа вечно любить не позволяет.
Александр Федорович Адуев. Но как же есть любовники-супруги, которые вечно
любят друг друга и всю жизнь живут вместе?
Петр Иванович Адуев. Вечно! Кто две недели любит, того называют ветреником, а
два, три года — так уж и вечно! Любовники-супруги живут всю жизнь вместе — это так! Да
разве любят они всю жизнь друг друга? Куда под конец исчезают беспрестанная
внимательность, жажда быть вместе, слезы, восторги? Их любовь превращается в дружбу!
А что это такое - дружба? Мужа с женой связывают общие интересы, обстоятельства, одна
судьба - вот и живут вместе, потом появляется привычка, которая сильнее всякой любви,
недаром ее называют второй натурой. А то заладили: вечно, вечно! Не разберутся, да и
кричат!
Александр Федорович Адуев. Как же вы, дядюшка, не опасаетесь за себя? Стало
быть, и ваша невеста... извините... надует вас?
Петр Иванович Адуев. Не думаю.
Александр Федорович Адуев. Какое однако самомнение!
Петр Иванович Адуев. Это не самомнение, а здравое размышление, если хочешь.
Александр Федорович Адуев. А если она влюбится в кого-нибудь?
Петр Иванович Адуев. До этого не надо допускать.
20
Александр Федорович Адуев. А разве это в вашей власти?
Петр Иванович Адуев. В определенной степени.
Александр Федорович Адуев. Если есть такой способ на свете, так бы стали
делать все обманутые мужья.
Петр Иванович Адуев. Не все мужья одинаковы, мой милый. Одни очень
равнодушны к своим женам, не обращают внимания на то, что делается вокруг них, другие
не умеют взяться за это дело.
Александр Федорович Адуев. Однако, каков ваш способ?
Петр Иванович Адуев. Это мой секрет, но ты сейчас не поймешь меня.
Александр Федорович Адуев. Так, по-вашему, дядюшка, когда придет миг
блаженства, надо взять увеличительное стекло и рассматривать его.
Петр Иванович Адуев. Нет, уменьшительное, чтоб с радости не одуреть.
Александр Федорович Адуев. А когда придет минута грусти, ее надо
рассматривать тоже в ваше уменьшительное стекло?
Петр Иванович Адуев. Нет, грусть нужно рассматривать в увеличительное. Легче
перенести, когда вообразишь неприятность вдвое больше, чем она есть.
Александр Федорович Адуев. Зачем же я буду убивать вначале всякую радость
холодным размышлением, и терзаться горем, когда оно еще не настало?
Петр Иванович Адуев. Зато, когда настанет, так подумаешь — и горе пройдет, а
когда разглядишь переменчивость нашей жизни, станешь хладнокровен и спокоен.
Александр Федорович Адуев (задумчиво). Так вот где тайна вашего спокойствия!...
Нет, я чувствую, что это не по мне.
Петр Иванович Адуев. С твоими идеями хорошо сидеть в деревне, с бабой да
полдюжиной ребят, а здесь надо дело делать. Да что с тобой толковать, ты все равно не
поймешь... Уже скоро час. Ни слова больше, Александр, уходи... и слушать не стану. Завтра
обедай у меня... будут Конев, Смирнов, Федоров.
Александр Федорович Адуев. Это все те люди, с которыми вы имеете дела?
Петр Иванович Адуев. Да, все нужные люди.
Александр Федорович Адуев. Так это ваши друзья?
Петр Иванович Адуев. Я уже тебе говорил, что друзьями я называю тех, с кем
часто вижусь, которые доставляют мне пользу или удовольствие. Что же, даром-то кормить?
Александр Федорович Адуев. А я думал, вы прощаетесь перед свадьбой со своими
друзьями и за чашей вина помянете в последний раз веселую юность.
Петр Иванович Адуев (укоризненно качает головой). Ох, Александр!... Так ты будешь
завтра у меня?
Александр Федорович Адуев. Завтра, дядюшка, я ...
Петр Иванович Адуев. Что?
Александр Федорович Адуев. Отозван на дачу.
Петр Иванович Адуев. Верно к Любецким?
Александр Федорович Адуев. Да.
Петр Иванович Адуев. Ну, как знаешь. Помни о деле, Александр. Я скажу
редактору, что ты занимаешься.
Александр Федорович Адуев. Ах, дядюшка! Я непременно докончу извлечения из
немецких экономистов.
Петр Иванович Адуев. Да ты прежде начни их.
Александр Федорович Адуев. Прощайте, дядюшка!
Александр Федорович уходит из кабинета Петра Ивановича Адуева.
Сцена шестая.
21
Декорация четвертой сцены первого действия. Гостиная в доме Любецких.
Наденька сидит в кресле, рядом с ней Александр Федорович Адуев.
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Июнь».
Из-за кулисы выходит ведущий.
Ведущий. Александр Федорович достиг апогея своего счастья. Ему нечего было
желать. Служба, журнальные труды — все забыто. Его уже обошли по службе, он едва
заметил это, и то потому, что напомнил дядя, но Александр лишь пожимал плечами, с
сожалением улыбался и молчал.
Дни шли за днями, дни беспрерывных наслаждений для Александра. Он счастлив
был, когда поцелует кончик пальца Наденьки, просидит против нее в картинной позе часа
два, не спуская с нее глаз, млея и вздыхая или декламируя приличные случая стихи.
Справедливость требует сказать, что она иногда на вздохи и стихи отвечала зевотой.
И не мудрено: сердце ее было занято, но ум оставался праздным. Александр не позаботился
дать ему пищи.
Год, назначенный Наденькой для испытания, проходил.
Петр Иванович к этому времени женился и зажил размеренной семейной жизнью.
Ведущий уходит.
Александр Федорович Адуев. Я сегодня хотел поговорить с вашей маменькой о
нас.
Наденька Любецкая. Нынче нельзя говорить с маменькой, у нас будет граф.
Александр Федорович Адуев. Граф! Какой граф?
Наденька Любецкая. Будто не знаете, какой граф! Граф Новинский, наш сосед.
Сколько раз вы сами хвалили его сад!
Александр Федорович Адуев (изумленно). Граф Новинский! У вас! По какому
случаю?
Наденька Любецкая. Маменька пригласила.
Александр Федорович Адуев. Он... старик?
Наденька Любецкая. Какой старик, что вы. Молодой, хорошенький!
Александр Федорович Адуев (с досадой). Уж вы успели рассмотреть, что
хорошенький!
Наденька Любецкая. Долго ли рассмотреть? Я с ним уже говорила, он такой
прелюбезный. Расспрашивал, что я делаю, о музыке говорил, просил спеть что-нибудь, да я
почти не умею. Нынешней зимой непременно попрошу maman взять мне хорошего учителя
пения. Граф говорит, что это сейчас очень в моде — петь.
Александр Федорович Адуев. Я думал, Надежда Александровна, что нынешней
зимой у вас, кроме пения, будет занятие....
Наденька Любецкая. Какое же?
Александр Федорович Адуев (с упреком). Какое!
Наденька Любецкая. Ах, да.
В гостиную входит Мария Михайловна Любецкая,
Мария Михайловна Любецкая. Добрый вечер, Александр Федорыч? Как ваше
здоровье?
Александр Федорович Адуев (подходит и целует руку Марьи Михайловны). Благодарю вас,
здоров.
Мария Михайловна Любецкая (садится в кресло). Как ваша служба?
Александр Федорович Адуев (рассеяно). Как всегда.
22
Мария Михайловна Любецкая. А у нас сегодня будут гости! Вам Наденька
говорила?
Александр Федорович Адуев. Да, я слышал.
Входит Игнатий.
Игнатий. Граф Новинский.
Мария Михайловна Любецкая. Проси.
Игнатий уходит. В гостиную входит граф Новинский.
Граф Новинский. Добрый вечер, господа! (подходит к Марье Михайловне, целует ей руку,
затем подходит к Наденьке и также целует ей руку).
Мария Михайловна Любецкая. Позвольте, граф, представить вам нашего
хорошего знакомого - Александр Федорыч Адуев.
Граф Новинский кланяется Александру Федоровичу, который в свою очередь кланяется ему в ответ.
Граф Новинский. Очень рад! Петр Иванович — ваш родственник?
Александр Федорович Адуев. Это мой дядя!
Граф Новинский. Я с ним часто встречаюсь в свете.
Александр Федорович Адуев (пожимает плечами). Может быть.
Граф Новинский. Ваш дядюшка умный и приятный человек!
Александр Федорович Адуев молчит, Наденька, не вытерпев, подходит к Адуеву.
граф Новинский подходит к Марье Михайловне и садится рядом с ней в другое кресло.
Наденька Любецкая (вполголоса). Как вам не стыдно! Граф так ласков с вами, а вы?
Александр Федорович Адуев (с досадой, вполголоса). Ласков! Я не нуждаюсь в его
ласках!
Александр Федорович Адуев и Наденька Любецкая садятся на софу.
Граф Новинский. Марья Михайловна! Я вот недавно прочитал в газетах, где-то в
Африке живут племена, так у них там полный матриархат, женщины распоряжаются всем.
Мария Михайловна Любецкая. Не читала, не слышала, что там в Африке
делается, но у нас мужчины, как правили миром, так и правят.
Граф Новинский. Но есть и приятные исключения — королева Виктория, мудро и
правильно правит в Англии, страна процветает, народ благоденствует. Да и у нас была
матушка Екатерина — золотой век нашей истории.
Мария Михайловна Любецкая. Это редкие исключения из правил, а так... царство
мужчин. И заметьте, граф, они бывают порой не воспитаны и грубы, взять хотя бы моего
мужа, царствие ему небесное, грубый был человек.
Граф Новинский. Вы, пожалуй правы, Марья Михайловна! Мужчинам, наверное,
не дано от природы той нежности и свежести чувств, которыми Бог так щедро одарил
женщину.
Мария Михайловна Любецкая. Я вот без мужа, уже который год, и все хозяйство
на мне.
Граф Новинский. Да, это нелегко, но я знаю женщин, которые одни ведут большое
хозяйство и при этом выписывают и читают труды немецких экономистов.
Александр Федорович Адуев вздрагивает.
23
Наденька Любецкая. Ах, про хозяйство это скучно... расскажите, граф, где вы были
прошлым летом?
Граф Новинский. Прошлым летом я был в Париже. Славный город! И все у них
изящно и просто, и представьте себе, на каждом шагу можно встретить прекрасную
незнакомку.
Мария Михайловна Любецкая. Позвольте мне с вами не согласиться, граф, у нас
ведь тоже много красивых женщин, да если их нарядить по последней моде.
Граф Новинский. Виноват, есть и в России прелестные создания. (смотрит на
Наденьку Любецкую)
Наденька Любецкая (немного смутившись). Граф, вы не знали, Александр Федорович у
нас занимается литературой.
Граф Новинский (обращаясь к Александру Федоровичу). Простите, не читал.
Александр Федорович. Так, пустяки, проба пера.
Граф Новинский. Если есть талант, то грех не писать. Вот на премьере «Ревизора»
присутствовал сам государь император. Какой успех, автора несколько раз вызывали к
публике.
Александр Федорович. Да... я слышал об этой постановке...
Наденька Любецкая. А мне нравятся пьесы о любви... о настоящей любви.
Граф Новинский. Надежда Александровна, настоящая любовь большая редкость в
этом мире.
Наденька Любецкая. Вот почему так скучно жить... Вы, граф, наверное, от скуки
весь белый свет объездили?
Граф Новинский. Да... я бывал в Германии, Франции, неплохо знаю Италию ... но,
господа, именно оттуда, издалека, Россия кажется такой прекрасной и желанной, что
поневоле начинаешь тосковать по Родине.
Мария Михайловна Любецкая. Если у вас такая тоска, граф, надо больше времени
проводить в России.
Граф Новинский. Вы правы, Марья Михайловна! Тем более у меня появился
лишний повод для этого! (смотрит на Наденьку).
Мария Михайловна Любецкая. Мы всегда рады вашему приезду, да и Александру
Федорычу будет приятно ваше общество!
Александр Федорович Адуев склоняет голову, выдавливая на своем лице улыбку.
Граф Новинский (встает с кресла). Вечер был очень приятный, разрешите
откланяться! (раскланивается со всеми и покидает гостиную Любецких)
Александр Федорович Адуев. Однако, мне тоже пора. Так завтра я приеду к вам?
Наденька Любецкая. Завтра нас не будет дома.
Александр Федорович Адуев. Тогда послезавтра.
Наденька Любецкая молчит.
Александр Федорович Адуев в растерянности покидает гостиную Любецких.
Гаснет свет на сцене.
Сцена седьмая.
24
Вновь гостиная в доме Любецких.
Марья Михайловна Любецкая сидит в кресле, дремлет.
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Август».
Из-за кулисы выходит ведущий.
Ведущий. После того вечера Александр не ездил к Любецким две недели. Две
недели — какой срок для влюбленного! Но он все ждал, вот пришлют человека узнать, что с
ним? Не болен ли? И он задумал жестокий план мщения, мечтал о раскаянии, о том, как он
великодушно простит и даст наставления. Но к нему не шлют человека и не являются с
повинной. Он как будто не существовал для них.
Александр похудел, сделался бледен. Ревность мучительнее всякой болезни,
особенно ревность по подозрениям, без доказательств. Когда является доказательство, тогда
конец и ревности, большей частью и самой любви, тогда знают по крайней мере, что делать,
а до тех пор - мука! И Александр испытывал ее вполне.
Наконец он решился поехать утром, думая застать Наденьку одну и объясниться с
ней.
Ведущий уходит.
Входит Игнатий.
Игнатий. Александр Федорыч Адуев пожаловал.
Мария Михайловна Любецкая. Проси.
Игнатий уходит. В гостиную входит Александр Федорович Адуев.
Александр Федорович Адуев. Добрый день, Марья Михайловна!
Мария Михайловна Любецкая. Здравствуйте, Александр Федорыч!
Александр Федорович Адуев. А где же Надежда Александровна?
Мария Михайловна Любецкая. Уехали кататься с графом. Пусть молодежь
порезвится, а мы с вами побеседуем. Да что это две недели о вас ни слуху ни духу?
Александр Федорович Адуев. Я был болен, Марья Михайловна.
Мария Михайловна Любецкая. Да, это видно, вы похудели и бледные такие. А я
все жду, жду, думаю, что это значит, и сам не едет и книжек французских не везет? Помните,
вы нам обещали. Уж не разлюбил ли нас, Александр Федорович?
Александр Федорович Адуев. Я боюсь, Марья Михайловна, не разлюбили ли вы
меня?
Мария Михайловна Любецкая. Грех вам бояться этого, Александр Федорыч! Я
люблю вас, как родного, вот не знаю, как Наденька. Да она еще ребенок, что смыслит? Я
каждый день твержу ей, что это, мол, Александра Федорыча не видать, что он не едет? И все
поджидаю — вот подъедет. Уж и Наденька говорит иногда, что это, maman, кого вы ждете?
Мне кушать хочется, и графу, я думаю, тоже.
Александр Федорович Адуев. А граф... часто бывает?
Мария Михайловна Любецкая. Да почти каждый день, такой добрый, так
полюбил нас. А я уж бранила Наденьку, то ждешь Александра Федорыча до пяти часов, не
обедаешь, то вовсе не хочешь подождать — бестолковая! Нехорошо! Александр Федорыч,
старый наш знакомый, любит нас, и дяденька его, Петр Иваныч, много нам расположения
своего показал... нехорошо быть такой небрежной! Он, пожалуй, рассердится да не станет
бывать у нас.
Александр Федорович Адуев. Что же она?
Мария Михайловна Любецкая. А ничего. Ведь вы знаете, она у меня такая живая
— вскочит да скажет, приедет, если захочет! Вот теперь далась ей эта езда! Увидала раз
графа верхом из окна и пристала ко мне, хочу ездить, да и только! Я туда, сюда, нет — хочу!
Сумасшедшая! Нет, в мое время какая верховая езда! Нас совсем не так воспитывали. А
25
сейчас, ужас сказать, дамы стали покуривать. Вон, напротив нас молодая вдова живет, сидит
на балконе да соломинку целый день и курит, мимо ходят, ездят — ей и нужды нет!...
Александр Федорович Адуев. Давно это началось?
Мария Михайловна Любецкая. Да не знаю, говорят, лет пять как в моду вошло,
ведь все от французов...
Александр Федорович Адуев. Нет-с, я спрашиваю, давно ли Надежда
Александровна ездит верхом?
Мария Михайловна Любецкая. Недели с полторы. Граф такой добрый, такой
обходительный! Чего не делает для нас, как ее балует! Смотрите сколько цветов! Все из его
сада. Иной раз совестно станет. Что это, говорю, граф, вы ее балуете?... И ее побраню... да
теперь вот каждый день и ездят.
Александр Федорович Адуев (вполголоса). Каждый день!
Мария Михайловна Любецкая. Да что ж не потешить! Сама тоже молодая была...
Александр Федорович Адуев. И долго они ездят?
Мария Михайловна Любецкая. Часа по три... Ну, а вы чем это заболели?
Александр Федорович Адуев (прижимает руку к сердцу). Я не знаю... у меня что-то
грудь болит.
Мария Михайловна Любецкая. Вы ничего не принимаете?
Александр Федорович Адуев. Нет.
Мария Михайловна Любецкая. Вот что значит молодые люди! Но это все до поры
до времени, а там спохватятся, а время уйдет! Что же у вас, какие боли - ломит, ноет или
режет?
Александр Федорович Адуев (рассеянно). И ломит, и ноет, и режет!
Мария Михайловна Любецкая (задумавшись). Это простуда, сохрани Боже! Не надо
запускать... может воспаление сделаться. Знаете что? Возьмите-ка оподельдоку, да и натрите
на ночь грудь покрепче, а вместо чаю пейте траву, я вам рецепт дам.
Входят Наденька Любецкая и граф Новинский.
Наденька садится на диван.
Граф Новинский. Добрый день! (подходит к Марьи Михайловне целует ей руку, кланяется
Александру Федоровичу)
Александр Федорович в свою очередь кланяется ему в ответ.
Мария Михайловна Любецкая (обращаясь к Наденьке). Смотри-ка, как ты уморилась,
насилу дышишь. Уж не доведет тебя эта езда до добра!
Наденька Любецкая. Но граф очень опытный наездник, он меня уже многому
научил.
Граф Новинский (обращаясь к Александру Федоровичу). Если, Александр Федорыч,
желает разделить с нами прогулку верхом, я смогу предложить ему хорошую лошадь.
Александр Федорович Адуев (холодно). Я не умею ездить.
Наденька Любецкая. Вы не умеете? Ах, как это весело! Мы опять завтра поедем,
граф?
Мария Михайловна Любецкая. Полно тебе, Наденька, беспокоить графа.
Граф Новинский (поклонившись Наденьке). Как вам будет угодно. (обращаясь к
Александру Федоровичу) Александр Федорович, в пятницу у меня будут гости, приезжайте ко
мне, посмотрите, как я живу.
Александр Федорович Адуев. В пятницу я не смогу.
Мария Михайловна Любецкая. Господа, Александр Федорыч болен!
26
Граф Новинский. Жаль, но я надеюсь, когда у вас появится свободное время, и
позволит здоровье, вы навестите меня ... А сейчас разрешите откланяться (прощается со всеми,
уходит).
Мария Михайловна Любецкая. Наденька! Сыграй нам что-нибудь из тех новых
музыкальных пьес, что ты ранее разучивала!
Наденька Любецкая. Я, право, не совсем хорошо играю.
Мария Михайловна Любецкая. Сыграй, Наденька, видишь, и Александр Федорыч
тебя просит.
Александр Федорович Адуев. Прошу вас, Надежда Александровна, сыграйте!
Наденька Любецкая садится за фортепиано и начинает играть пьесу П.И.Чайковского
«Времена года. Март». Александр Федорович подходит к Наденьке и слушает ее игру.
Мария Михайловна дремлет в кресле.
Александр Федорович Адуев (вполголоса). Надежда Александровна!
Наденька вздрагивает.
И вы, и вы, как другие, как все! Кто бы мог ожидать этого... месяца два назад?
Наденька Любецкая. О чем вы? Я вас не понимаю.
Александр Федорович Адуев. Надежда Александровна, оставьте лукавство!
Наденька Любецкая. Вы перестали к нам ездить, а удерживать вас против воли...
Александр Федорович Адуев. Будто вы не знаете, почему я перестал ездить?
Наденька Любецкая смотрит в сторону и качает головой.
А граф?
Наденька Любецкая (перестает играть). Какой граф?
Александр Федорович Адуев (глядя прямо в глаза Наденьке). Какой! Скажите еще, что
вы равнодушны к нему?
Наденька Любецкая. Вы с ума сошли.
Александр Федорович Адуев. Да, вы не ошиблись! Можно ли так коварно
поступить с человеком, который любил вас больше всего на свете, который все забыл для вас,
а вы...
Наденька Любецкая. Что я?
Александр Федорович Адуев. Вы забыли! Я напомню вам, что здесь, на этом
самом месте, вы клялись принадлежать мне. Эти клятвы слышит Бог, говорили вы. Да, он
слышал их! Вы должны краснеть и перед небом, и перед этими деревьями, где каждая
песчинка говорит здесь о нашей любви.
Наденька Любецкая (с ужасом смотрит на Александра Федоровича). Ах, какие вы злые! За
что же вы сердитесь? Я вам не отказывала, но вы еще не говорили с maman...
Александр Федорович Адуев. Говорить после этих поступков?
Наденька Любецкая. Каких поступков? Я не знаю...
Александр Федорович Адуев. А что значат эти свидания с графом, эти прогулки
верхом?
Наденька Любецкая. Не бежать же мне от него... И я люблю ездить верхом.
Александр Федорович Адуев. А перемена в обращении со мной? Зачем граф у вас
каждый день, с утра до вечера?
Наденька Любецкая. Ах, Боже мой! Я почем знаю! Maman так хочет.
Александр Федорович Адуев. Неправда! Maman хочет то, что вы хотите. Кому эти
все подарки, цветы, альбомы, ноты? Все maman?
27
Наденька Любецкая. Да, maman очень любит цветы.
Александр Федорович Адуев. Хорошо, ответьте мне искренно на один только
вопрос, и наше объяснение закончится. Вы меня не любите более?
Наденька Любецкая (смутившись). Вы знаете, как maman и я ценили всегда вашу
дружбу... как были всегда рады вам...
Александр Федорович Адуев. Оставим маменьку в покое. Станьте на минуту
прежней Наденькой, когда вы немножко любили меня... и отвечайте прямо, мне это нужно
знать.
Наденька Любецкая не отвечает, устанавливает перед собой другие ноты и рассматривает их.
Ну, хорошо, я изменю вопрос. Скажите, не заменил ли, не назову даже кто... просто,
не заменил ли кто-нибудь меня в вашем сердце?
Наденька Любецкая (отворачиваясь от Александра Федоровича). Ах, Боже мой,
перестаньте! Мне нечего сказать вам!
Александр Федорович Адуев. Нет! Закончим эту пытку сегодня. Сомнения, одно
чернее другого, волнуют мой ум, рвут на части сердце. (смотрит на Наденьку и ждет ответа)
Наденька молчит.
Сжальтесь надо мной.
Наденька Любецкая (украдкой бросает взгляд на Александра Федоровича). Ах, оставьте
меня в покое! Вы напрасно меня мучаете вопросами.
Александр Федорович Адуев. Умоляю вас, ради Бога! Закончите все одним словом.
А так у меня останется глупая надежда, и я буду ежедневно являться вам и наведу на вас
тоску. Откажете от дома — стану бродить под окнами, встречаться с вами в театре, на улице.
Все это глупо, может быть смешно, но мне очень больно!
Наденька Любецкая. Да о чем вы меня спрашиваете? Я совсем растерялась... у
меня голова точно в тумане (прижимает руку ко лбу).
Александр Федорович Адуев. Я спрашиваю вас, заменил ли меня кто-нибудь в
вашем сердце? Одно слово — да или нет — решит все!
В молчании проходит несколько секунд
Да или нет?
Наденька Любецкая (тихо шепчет). Да. (наклоняется к фортепиано и берет громкие аккорды).
Мария Михайловна Любецкая (очнувшись от дремы). Александр Федорыч, в котором
ухе звенит?
Александр Федорович Адуев не отвечает.
Наденька Любецкая. Maman вас спрашивает.
Александр Федорович Адуев. А?
Мария Михайловна Любецкая. В котором ухе звенит?
Александр Федорович Адуев (мрачно). В обоих.
Мария Михайловна Любецкая. А вот и не угадали, в левом! А я загадала, будет ли
граф завтра.
Александр Федорович Адуев. Граф!
Наденька Любецкая. Простите меня! Я сама себя не понимаю... Это все сделалось
против моей воли... не знаю как... но я не могу вас обманывать.
Александр Федорович Адуев. Я сдержу свое слово, Надежда Александровна, и не
сделаю вам более ни одного упрека. Благодарю вас за искренность... вы много, много
сделали сегодня... мне трудно было слышать это, да.... но вам еще труднее было говорить...
28
Прощайте, вы более не увидите меня... но граф, граф! (направляется к двери, но вновь возвращается)
К чему это вас приведет? Граф на вас не женится! Какие у него намерения?
Наденька Любецкая. Не знаю.
Александр Федорович Адуев. Боже! Как вы слепы!
Наденька Любецкая (тихим голосом) . У него не может быть дурных намерений.
Александр Федорович Адуев. Берегитесь, Надежда Александровна! (берет руку
Наденьки, целует ее и выходит из гостиной).
Наденька Любецкая. Прощайте, Александр Федорыч!
Мария Михайловна Любецкая (вновь очнувшись от дремы). Что же ты не играешь,
Наденька?
Наденька Любецкая (тяжело вздохнув). Сейчас, maman! (задумчиво склоняет голову и
робко начинает перебирать клавиши).
Занавес.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
Сцена первая.
29
Декорация первой сцены первого действия. Кабинет Петра Ивановича Адуева.
Поздний вечер. Петр Иванович Адуев сидит за письменным столом.
Входит Василий.
Василий. Александр Федорыч пришел.
Петр Иванович Адуев. Проси.
Уходит Василий, в комнату входит Александр Федорович Адуев и садится в кресло.
Петр Иванович Адуев. Здравствуй, Александр! Давно мы с тобой не виделись! Что
так поздно? Да что с тобой? На тебе лица нет.
Александр Федорович Адуев (тяжко вздыхает) Да, нет, я здоров... Мне нужно
поговорить с вами.
Петр Иванович Адуев. Что же с тобой случилось? Не проигрался ли ты или потерял
деньги?
Александр Федорович Адуев. Вы никак не можете представить себе безденежного
горя.
Петр Иванович Адуев. Что же за горе, если оно медного гроша не стоит?
Александр Федорович Адуев. Да знаете ли вы мое горе?
Петр Иванович Адуев. Какое горе? Дома у тебя все обстоит благополучно, это я
знаю из писем, которыми матушка твоя угощает меня ежемесячно. На службе уже ничего не
может быть хуже, чем есть. Ты говоришь, что здоров, денег не потерял, не проиграл... вот что
важно, а с прочим со всем легко справиться.
Александр Федорович Адуев. Вы, может быть, ужаснетесь, когда узнаете, что со
мной случилось.
Петр Иванович Адуев. Расскажи-ка, давно я не ужасался, а впрочем, не мудрено и
угадать, вероятно, надули...
Александр Федорович вскакивает, хочет что-то сказать и молча садится вновь в кресло.
Что, правда? Ведь говорил я тебе, а ты, нет, как можно!
Александр Федорович Адуев. Можно ли было предчувствовать после всего...
Петр Иванович Адуев. Надо было не предчувствовать, а предвидеть.
Александр Федорович Адуев. Вы так спокойно можете рассуждать, дядюшка,
когда я...
Петр Иванович Адуев. Да мне-то что?
Александр Федорович Адуев. Я и забыл, вам хоть весь город сгори — все равно!
Петр Иванович Адуев. Слуга покорный! А завод?
Александр Федорович Адуев. Вы все шутите, а я страдаю, мне тяжело. (придвигает
свое кресло к столу)
Петр Иванович Адуев (отодвигает подальше от края стола чернильницу). Да неужели ты от
любви так похудел?
Александр Федорович Адуев. Я прошу вашей помощи, как у родственника,
выслушайте меня терпеливо?
Петр Иванович Адуев. И долго ты собираешься говорить?
Александр Федорович Адуев. Не знаю, но мне потребуется все ваше внимание.
Петр Иванович Адуев. Ну, если потребуется все мое внимание, тогда давай
поужинаем. Я уже собрался спать без ужина, а теперь, если просидим долго, так поужинаем,
да выпьем бутылку вина, и ты мне все расскажешь.
Александр Федорович Адуев. Вы можете ужинать?
Петр Иванович Адуев. Да, и очень хочу, а ты разве не станешь?
Александр Федорович Адуев. Да вы и куска одного не проглотите, когда узнаете,
30
что дело идет о жизни и смерти.
Петр Иванович Адуев. О жизни и смерти? Да, это, конечно, очень важно, а впрочем
— попробуем. (звонит)
Входит Василий.
Петр Иванович Адуев. Спроси, что там есть поужинать, да вели достать бутылку
лафита.
Василий уходит.
Александр Федорович Адуев. Дядюшка! Вы сегодня не в таком расположении
духа, чтобы слушать печальную повесть моего горя, может быть, мне прийти завтра.
Петр Иванович Адуев. Нет, нет! Лучше кончим разом, а ужин не испортит дела. Я
еще лучше выслушаю и пойму. На голодный желудок, знаешь, оно неловко...
Василий приносит ужин, ставит на стол и уходит.
Петр Иванович Адуев (начинает ужинать). Что же, Александр, давай...
Александр Федорович Адуев (пожимает плечами). Да я не хочу, дядюшка, есть!
Петр Иванович Адуев. По крайней мере хоть выпей рюмку вина, вино недурно!
Александр Федорович Адуев (отрицательно качает головой). Вы знаете графа
Новинского?
Петр Иванович Адуев. Приятели. А что?
Александр Федорович Адуев. Поздравляю вас с таким приятелем — подлец!
Петр Иванович Адуев (перестает жевать и с удивлением смотрит на племянника). Вот тебе
на! А ты разве знаешь его?
Александр Федорович Адуев. Очень хорошо.
Петр Иванович Адуев. Давно ли?
Александр Федорович Адуев. Месяца три.
Петр Иванович Адуев. Как же так? Я лет пять его знаю и все считал порядочным
человеком.
Александр Федорович Адуев. Давно ли вы стали защищать людей, дядюшка? А
прежде бывало...
Петр Иванович Адуев. Я и прежде защищал порядочных людей. А ты давно ли стал
бранить их, перестал называть ангелами?
Александр Федорович Адуев. Пока не знал, а теперь... О люди, люди! Жаль, что не
слушал вас, когда вы советовали остерегаться всякого...
Петр Иванович Адуев. И сейчас посоветую - остерегаться, если окажется негодяй
— не обманешься, а порядочный человек — приятно ошибешься.
Александр Федорович Адуев. Укажите, где порядочные люди?
Петр Иванович Адуев. Вот хоть мы с тобой — чем не порядочные? Граф, если о
нем зашла речь, тоже порядочный человек. Да мало ли? На этом свете не все дурны.
Александр Федорович Адуев. А я думаю, что все.
Петр Иванович Адуев. Так что же сделал тебе граф?
Александр Федорович Адуев. Что сделал? Похитил у меня все.
Петр Иванович Адуев. Говори определеннее. Под словом все можно предполагать
Бог знает что.
Александр Федорович Адуев. То, что для меня дороже всех сокровищ в мире.
Петр Иванович Адуев. Что же это могло быть?
Александр Федорович Адуев. Все — счастье, жизнь.
Петр Иванович Адуев. Ведь ты жив!
31
Александр Федорович Адуев. К сожалению — да! Но эта жизнь хуже ста смертей.
Петр Иванович Адуев. Так, что случилось?
Александр Федорович Адуев. Ужасно! Боже, Боже!
Петр Иванович Адуев (продолжая ужинать). Э! Да не отбил ли он у тебя твою
красавицу, эту... как ее? Да! Он мастер на это, тебе трудно тягаться с ним.
Александр Федорович Адуев. Он дорого заплатит за свое мастерство, я не уступлю
без спора... Смерть решит, кому из нас владеть Наденькой... Я сотру его с лица земли!
Петр Иванович Адуев (смеется). Провинция! Кстати, о графе, он не говорил тебе,
привезли ли ему из-за границы фарфор, хотелось бы взглянуть...
Александр Федорович Адуев. Не о фарфоре речь, дядюшка! Вы слышали, что я
сказал?
Петр Иванович Адуев (мычит). Мм-м.
Александр Федорович Адуев. Что же вы скажете?
Петр Иванович Адуев. Да ничего. Я слушаю, что ты говоришь.
Александр Федорович Адуев. Выслушайте меня хоть раз в жизни внимательно. Я
хочу решить свои вопросы, которые волнуют меня, помогите мне...
Петр Иванович Адуев. Изволь, я к твоим услугам, скажи только, что нужно.
Александр Федорович Адуев. Окажете ли вы мне... величайшую услугу?
Петр Иванович Адуев. Какую?
Александр Федорович Адуев. Согласитесь ли вы быть моим секундантом?
Петр Иванович Адуев (отодвигая от себя блюдо). Котлеты совсем холодные!
Александр Федорович Адуев. Вы смеетесь, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Сам посуди, как слушать серьезно такой вздор, зовет в
секунданты.
Александр Федорович Адуев. Что же вы?
Петр Иванович Адуев. Разумеется не пойду.
Александр Федорович Адуев. Хорошо, найдется другой. Вы только возьмите на
себя труд поговорить с графом, узнать условия...
Петр Иванович Адуев. Не могу. У меня язык не повернется предложить ему такую
глупость.
Александр Федорович Адуев. Так прощайте!
Петр Иванович Адуев. Что ты уже уходишь? Вина не хочешь выпить?
Александр Федорович Адуев (направляется к двери, но передумывает и вновь садится в
кресло). К кому пойти, в ком искать участия?
Петр Иванович Адуев. Я вижу, что с тобой надо поговорить серьезно. Не зови
никого в свидетели. Из пустяков сделаешь историю, она разнесется везде, тебя осмеют или,
еще хуже, сделают неприятность. Никто не пойдет, а если, наконец, найдется какой-нибудь
сумасшедший, так все напрасно. Граф не станет драться, я его знаю.
Александр Федорович Адуев. Не станет! Так в нем нет капли благородства! Я не
полагал, чтоб он был низок до такой степени!
Петр Иванович Адуев. Он не низок, а только умен.
Александр Федорович Адуев. Так , по вашему мнению, я глуп?
Петр Иванович Адуев. Н...нет, влюблен.
Александр Федорович Адуев. Если вы, дядюшка, намерены объяснить мне
бессмысленность дуэли как предрассудка, то я предупреждаю вас — это напрасный труд, и я
останусь тверд.
Петр Иванович Адуев. Нет! Это уже давно доказано, что драться глупость вообще.
Да все дерутся, мало ли ослов? Я хочу только доказать, что тебе именно драться не следует.
Александр Федорович Адуев. Любопытно, как вы сможете убедить меня?
Петр Иванович Адуев. Вот послушай, Александр. Скажи-ка, ты на кого особенно
32
сердит: на графа или на нее... как ее... Анюта, что ли?
Александр Федорович Адуев. Я его ненавижу, ее презираю.
Петр Иванович Адуев. Начнем с графа. Положим, он примет твой вызов, положим
даже, что ты найдешь дурака секунданта — что ж из этого? Граф убьет тебя, как муху.
Александр Федорович Адуев. Неизвестно еще, кто кого убьет.
Петр Иванович Адуев. Наверное он тебя. Ты ведь, кажется, вовсе стрелять не
умеешь, а по правилам первый выстрел — его.
Александр Федорович Адуев. Тут решит Божий суд.
Петр Иванович Адуев. Ну, так воля твоя, он решит в его пользу. Граф, говорят, в
пятнадцати шагах пулю в пулю так и сажает. Предположим даже, что суд Божий и допустил
такую неловкость и несправедливость, ты бы как-нибудь не нарочно и убил его — что ж из
этого? Разве ты этим вернул бы любовь красавицы? Нет, она бы тебя возненавидела...
Александр Федорович Адуев (пожимает плечами). Так что же, дядюшка, прикажете
мне делать в моем положении?
Петр Иванович Адуев. Ничего! Оставить дело так как есть, оно уже испорчено.
Александр Федорович Адуев. Оставить счастье в его руках? Вы не знаете моих
мучений! Вы не любили никогда, если думаете помешать мне этой холодной моралью...
Петр Иванович Адуев. Довольно, Александр! Мало ли на свете таких, как твоя —
Марья или Софья?
Александр Федорович Адуев. Ее зовут Наденька!
Петр Иванович Адуев. Надежда? А как же Софья?
Александр Федорович Адуев. Софья... это в деревне.
Петр Иванович Адуев. Вот видишь, там Софья, тут Надежда, в другом месте
Марья. Сердце преглубокий колодезь, оно любит до старости.
Александр Федорович Адуев. Нет, сердце любит однажды.
Петр Иванович Адуев. Сердце любит до тех пор, пока не истратит своих сил. Не
удалась одна любовь, оно замирает, молчит до другой. В другой помешали, разлучили —
способность любить останется до третьего, четвертого раза, до тех пор, пока не произойдет
счастливая встреча. Другим удается любовь с первого раза, вот они и кричат, что можно
любить лишь однажды. Пока человек не стар, здоров...
Александр Федорович Адуев. Вы, дядюшка, говорите о молодости, о материальной
любви...
Петр Иванович Адуев. Что это за материальная любовь? Такой любви нет, как нет и
духовной. В любви равно участвуют и душа, и тело, в противном случае любовь неполна, а
мы не духи и не животные. Вот тебе и любовь! … (наливает себе в бокал вина и выпивает) Теперь
скажи, за что ты хотел стереть графа с лица земли?
Александр Федорович Адуев. Я уж сказал вам за что! Он уничтожил мое
блаженство. Он, как дикий зверь ворвался...
Петр Иванович Адуев. В овчарню!
Александр Федорович Адуев. Похитил все.
Петр Иванович Адуев. Он не похитил, а пришел, да и взял. Разве он обязан был
справляться, занята ли твоя красавица или нет? Я не понимаю той глупости, которую, правда
сказать, большая часть любовников делают от сотворения мира до наших времен —
сердиться на соперника! Может ли быть что-нибудь бессмысленней, как будто он виноват в
том, что понравился. А твоя... как ее? Катенька, что ли, разве противилась ему? Сделала
какое-нибудь усилие, чтобы избежать опасность? Она сама перестала любить тебя, нечего и
спорить.
Александр Федорович Адуев. Но я хочу бороться за свое счастье, а вы
останавливаете мой благородный порыв.
33
Петр Иванович Адуев. Ты хочешь бороться с дубиной в руках, но мы не в
киргизской степи. В образованном мире есть другие способы и средства.
Александр Федорович Адуев. Что же вы мне предлагаете, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Видишь ли, ты сам во всем кругом виноват. Как можно, так
ребячиться, делать сцены?... Что, если твоя Юлия расскажет все графу? Хотя, впрочем, она
так умна, что на вопрос о ваших отношениях скажет...
Александр Федорович Адуев. Что скажет?
Петр Иванович Адуев. Что дурачила тебя, что ты был влюблен, что ты противный,
надоел ей...
Александр Федорович Адуев. Вы думаете, что она... так и скажет?
Петр Иванович Адуев. Без всякого сомнения, а для достижения желанной цели с
графом надо вести дуэль другого рода.
Александр Федорович Адуев. Но какая же дуэль может быть у меня с графом?
Петр Иванович Адуев. А вот какая. На его любезности отвечать вдвое, втрое
больше любезностями. А эту, как ее, Наденьку, не раздражать упреками, показывать вид, что
не замечаешь ничего. Искусно расстраивать их свидания наедине, быть всюду вместе с ними.
Устроить главную батарею из остроумия, хитрости и поразить слабые стороны соперника,
как будто нечаянно, без умысла, даже с сожалением, и мало-помалу показать его в самом
обыкновенном виде. Но все это делать с хладнокровием и терпением — вот настоящая дуэль
в нашем веке! (допивает бокал вина и наливает вновь)
Александр Федорович Адуев. Презренные хитрости! Прибегать к лукавству, чтоб
овладеть сердцем женщины!
Петр Иванович Адуев. А к дубине разве прибегать лучше? Хитростью можно
удержать за собой чью-нибудь привязанность, а силой — не думаю. Ты, как я вижу, ничего не
смыслишь в сердечных делах, оттого твои любовные дела и повести так плохи.
Александр Федорович Адуев. Любовные дела! Но разве прочна любовь, внушенная
хитростью?
Петр Иванович Адуев. С сердцем напрямик действовать нельзя. Это мудреный
инструмент, не зная которую пружину тронешь, так он заиграет Бог знает что. Внуши чем
хочешь любовь, а поддерживай умом. Хитрость — это одна сторона ума, презренного тут
ничего нет.
Александр Федорович Адуев. Да мог ли я хитрить, если бы и умел? При встречи с
ней я не мог притворяться. Я любил ее всеми силами души и теперь ужасно страдаю,
увидев ее перемену ко мне.
Петр Иванович Адуев. Ну, так вот и страдай, если тебе сладко. О, провинция, о,
Азия! На Востоке бы тебе жить. Там еще приказывают женщинам, кого любить. А здесь,
чтобы быть счастливым с женщиной, надо много условий... Надо уметь создать из девушки
женщину по задуманному плану, чтобы она поняла и исполнила свое назначение. Надо
начертить вокруг нее магический круг, не очень тесный, чтобы она не замечала границ и не
переступала их. Хитро овладеть не только ее сердцем, а умом, волей, подчинить ее вкус и
нрав своему, чтобы она смотрела на вещи через тебя, думала твоим умом.
Александр Федорович Адуев. То есть сделать ее куклой или безмолвной рабой
мужа!
Петр Иванович Адуев. Зачем? Устрой так, чтобы она не изменила ни в чем своего
женского характера и достоинства. Предоставь ей свободу действий в ее сфере, но пусть за
каждым ее движением, поступком наблюдает твой проницательный ум... О, нужна мудреная
и тяжелая школа, и эта школа — умный и опытный мужчина. (откашлявшись, выпивает вино).
Тогда муж может спать спокойно, когда жена далеко, или сидеть беззаботно в кабинете, когда
она спит...
Александр Федорович Адуев. А! Вот он, знаменитый секрет супружеского счастья!
34
Обманом приковать к себе ум, сердце, волю женщины — и утешаться, гордиться этим... Это,
по-вашему, счастье! А вдруг она заметит?
Петр Иванович Адуев. Зачем гордиться? Все должно быть естественно!
Александр Федорович Адуев. Смотря по тому, дядюшка, как вы беззаботно сидите
в кабинете, когда тетушка почивает, я догадываюсь, что этот мужчина...
Петр Иванович Адуев (машет рукой). Тс! Молчи. Хорошо, что жена спит, а то... того...
Дверь в кабинет потихоньку открывается.
Голос Елизаветы Александровны из-за двери. А жена должна не показывать вида,
что понимает великую школу мужа, и завести свою, маленькую, но не болтать о ней за
бутылкой вина...
Дядя и племянник бросаются к двери, но в коридоре раздаются быстрые шаги и никого нет.
Дядя и племянник недоуменно смотрят друг на друга.
Александр Федорович Адуев. Что теперь будет, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Что! Некстати похвастался. Учись, Александр, а лучше не
женись или возьми себе дуру. Тебе не сладить с умной женщиной, мудреная школа! ( ударяет
себя по лбу рукой). Как не сообразил, что она знала о твоем позднем приходе? А женщина не
уснет, когда через комнату есть секрет между двумя мужчинами. А все ты, да вот этот
проклятый стакан лафиту! Разболтался! Такой урок от двадцатилетней женщины.
Александр Федорович Адуев. Вы боитесь, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Чего мне бояться? Сделал ошибку — надо уметь
выпутаться. (задумавшись) Она похвасталась, что у ней есть школа! У ней школы быть не
может, молода! Это она так только... от досады! Но теперь она заметила этот магический
круг, станет тоже хитрить... О, я знаю женскую хитрость! Но посмотрим...(улыбается). Только
надо иначе повести дело, прежняя метода ни к черту не годится. Теперь надо... (замолкает и
боязливо поглядывает на дверь). Но это все впереди... Давай займемся твоим делом, Александр. О
чем мы говорили? Да, ты, кажется, хотел убить ее?
Александр Федорович Адуев (тяжело вздыхает). Я ее слишком глубоко презираю.
Петр Иванович Адуев. Вот видишь! Ты уж наполовину и вылечился. Впрочем,
презирать ее — это самое лучшее в твоем положении. Я хотел было сказать кое-что... да нет...
Александр Федорович Адуев. Ах, говорите, ради Бога, говорите! Скажите все, что
может облегчить и успокоить мое больное сердце.
Петр Иванович Адуев. Да, скажи тебе — ты, пожалуй, опять вернешься к старому.
Александр Федорович Адуев. После того, что было между нами, все кончено.
Петр Иванович Адуев. Ну, хорошо, мы решили с тобой, что граф не виноват.
Александр Федорович Адуев (неохотно соглашаясь). Допустим, что так!
Петр Иванович Адуев. Ну, а чем виновата твоя эта... как ее?
Александр Федорович Адуев (изумленно). Чем виновата Наденька! Она не виновата!
Петр Иванович Адуев. Нет! Ну в чем ее вина?
Александр Федорович Адуев. Положим, граф ...еще так... он не знал... да и то нет!
А она? Кто же после этого виноват?
Петр Иванович Адуев. Наверное, никто. Скажи, за что ты ее презираешь?
Александр Федорович Адуев. Заплатить неблагодарностью за высокую
безграничную страсть.
Петр Иванович Адуев. За что тут благодарить? Ты не должен был обнаруживать
перед ней все свои чувства. Женщина теряет интерес к нам, когда мужчина выскажется весь.
Ты должен был узнать ее характер и действовать сообразно этому. А так она разыграла свой
роман с тобой до конца, точно так же, как разыграет его с графом и, может быть, еще с кемнибудь... Большего от нее требовать нельзя, а ты вообразил себе Бог знает что...
35
Александр Федорович Адуев. Но зачем же она полюбила другого?
Петр Иванович Адуев. Вот это умный вопрос! А зачем ты ее полюбил? Разлюби
поскорее!
Александр Федорович Адуев. Разве это от меня зависит?
Петр Иванович Адуев. А разве от нее зависело полюбить графа? Сам же твердил,
что нельзя сдерживать порывы чувств. Любовь все равно когда-нибудь кончится, она не
может продолжаться век.
Александр Федорович Адуев. Нет, может. Я чувствую в себе эту силу сердца, я бы
любил вечною любовью.
Петр Иванович Адуев. Да! А полюби тебя покрепче, так и того... на попятный двор!
Все так, знаю я!
Александр Федорович Адуев. Но почему любовь закончилась так?
Петр Иванович Адуев. Не все ли равно? Ведь тебя любили, ты был счастлив — и
довольно!
Александр Федорович Адуев. Но предпочла меня другому!
Петр Иванович Адуев. А ты бы хотел, чтобы она любила другого, а тебя
продолжала уверять в своей любви? Ну, ты сам реши, что ей было делать, виновата ли она?
Александр Федорович Адуев. О, я отомщу ей!
Петр Иванович Адуев. Ты неблагодарен. Что бы женщина ни сделала с тобой,
изменила, охладела, поступила, как говорят в стихах, коварно — вини природу и предавайся
тогда философским размышлениям. Брани мир, жизнь, что хочешь, но никогда не посягай на
личность женщины. Оружие против женщины — снисхождение, наконец самое жестокое —
забвение! Только это и позволяется порядочному человеку.
Александр Федорович Адуев. Ах, дядюшка, для меня на свете не было ничего
святее любви, я боготворил Наденьку. С ней мечтал я провести всю жизнь — и что же? Наша
любовь превратилась в какую-то глупую комедию вздохов, сцен ревности, лжи и
притворства.
Петр Иванович Адуев. Ты вообразил себе, чего никогда не бывает. У человека, потвоему, только и дела, чтобы быть любовником, мужем, отцом... а о другом ни о чем и знать
не хочешь. Человек, кроме того, еще и гражданин, имеет какое-нибудь занятие. А у тебя все
это заслоняет любовь, да дружба. Начитался романов, наслушался своей тетушки там, в
глуши, и приехал с этими понятиями сюда. Выдумал еще — благородную страсть!
Александр Федорович Адуев. Да, благородную!
Петр Иванович Адуев. Страсть - это когда чувство достигает такой степени, что
перестает действовать рассудок. Ну, что же здесь благородного, я не понимаю?
Александр Федорович Адуев. Вам хорошо так рассуждать, потому что вы уверены
в любимой вами женщине. Но... что бы вы сделали на моем месте?
Петр Иванович Адуев. Что бы сделал? Поехал бы рассеяться... на завод. Не хочешь
ли завтра?
Александр Федорович Адуев. Нет, дядюшка, мы с вами никогда не сойдемся, ваш
взгляд на жизнь совсем другой. Вы мыслите, чувствуете и говорите, словно паровоз идет по
рельсам: ровно, гладко, спокойно.
Петр Иванович Адуев. Надеюсь, это не дурно. Лучше, чем выскочить из колеи,
попасть в ров, как ты теперь, и не суметь встать на ноги. (взглянул на племянника) Что это? Ты
никак плачешь?
Александр Федорович плачет
Ай, ай! Стыдись! Ведь ты мужчина! Плачь, ради Бога, не при мне!
Александр Федорович Адуев. Жить полтора года такой полной жизнью и вдруг —
36
ничего! Пустота... Боже! Есть ли еще мука сильнее? Если бы мне осталось хоть утешение,
что я потерял ее по обстоятельствам... пусть бы даже она умерла — и тогда легче было бы
перенести... а то нет, нет... кто-то другой! Это ужасно, невыносимо! Мне душно, больно... я
не хочу жить... (облокотился на стол, закрыл голову руками, рыдает).
Петр Иванович Адуев (прохаживается по комнате, останавливается напротив Александра,
чешет голову). Выпей вина, Александр, может быть — того...
Александр Федорович продолжает рыдать
Нет... пойду позову Елизавету (машет рукой и выходит из кабинета).
Александр Федорович облокотился на стол, закрыл голову руками, плачет. Открывается дверь в
кабинет, входят Петр Иванович и Елизавета Александровна в пеньюаре, ночном чепчике. Смотрят на
Александра Федоровича и начинают разговаривать вполголоса.
Петр Иванович Адуев. Что мне делать с Александром? Я совсем измучился с ним.
Елизавета Александровна. Бедный! Может я подойду к нему.
Петр Иванович Адуев. Но ты ничего не сделаешь, это уж натура такая, весь в тетку.
Я долго убеждал его.
Елизавета Александровна. Только убеждал?
Петр Иванович Адуев. Да, и убедил. Он согласился со мной.
Елизавета Александровна. О, я не сомневаюсь, ты очень умен и … хитер!
Петр Иванович Адуев. Кажется, сделал все, чтобы утешить его.
Елизавета Александровна. Что же ты сделал?
Петр Иванович Адуев. И говорил битый час... даже в горле пересохло... всю теорию
любви словно на ладони выложил, и денег предлагал... и ужином...
Елизавета Александровна. А он все плачет? Удивительно! Давай я попробую, а ты
пока иди и обдумай свою новую методу...
Петр Иванович Адуев (удивленно). Что, что?
Елизавета Александровна направляется к Александру Федоровичу, Петр Иванович выходит из
кабинета. Елизавета Александровна подходит к Александру Федоровичу и дотрагивается до его плеча.
Александр Федорович Адуев. Тетушка! Я не хочу жить!
Елизавета Александровна Адуева садится возле него, пристально смотрит, затем тихо вытирает ему
платком глаза и целует в лоб. Александр Федорович целует руку тети.
Елизавета Александровна. Какой же любви требовали вы от женщины?
Александр Федорович Адуев. Я требовал от нее первенства в ее сердце. Любимая
женщина не должна замечать других мужчин, кроме меня. Я один выше, прекраснее,
благороднее всех. Для меня она должна пожертвовать всем.
Елизавета Александровна. А вы... как бы вы, вознаградили ее за эту любовь?
Александр Федорович Адуев. Я? О! Я бы посвятил ей всю жизнь!
Елизавета Александровна. Александр, поймите, эта женщина не достойна вас.
Время пройдет... и вы еще встретите свою судьбу... будете счастливы. (гладит его по голове).
Александр успокоившись, перестает плакать. Затем встает, кланяется тетушке и идет к двери.
Сцена вторая.
Декорация первой сцены первого действия. Кабинет Петра Ивановича Адуева.
37
Вечер. Петр Иванович Адуев сидит за письменным столом.
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Октябрь».
Из-за кулисы выходит ведущий.
Ведущий. Прошел год. Александр мало-помалу перешел от мрачного отчаяния к
холодному унынию. Он уже не гремел проклятиями в адрес графа и Наденьки, а клеймил их
глубоким презрением. Елизавета Александровна утешала его со всею нежностью друга и
сестры. Он поддавался охотно этой милой опеке.
Наконец страсть выдохлась в нем, истинная печаль прошла, но ему было жаль
расстаться с ней. Он насильственно продолжил ее, создал себе искусственную грусть, играл
и утопал в ней.
Ему как-то нравилось играть роль страдальца. Он был тих, важен, туманен, как
человек, выдержавший, по его словам, удар судьбы. Ни мужчина мужчине, ни женщина
женщине не простили бы такого притворства, но чего не прощают молодые люди разных
полов друг другу?
Ведущий уходит.
Входит Елизавета Александровна.
Елизавета Александровна. Петр Иванович! Я к тебе с просьбой.
Петр Иванович Адуев. Что такое? Ты знаешь, на твои просьбы отказа нет. Верно, о
петергофской даче?
Елизавета Александровна. Нет.
Петр Иванович Адуев. Ну, о новой мебели?
Елизавета Александровна отрицательно качает головой
Воля твоя, не знаю. Вот возьми лучше ломбардный билет и распорядись, как тебе
нужно, это вчерашний выигрыш (достает из кармана бумажник).
Елизавета Александровна. Нет, не беспокойся, речь идет не о деньгах. Третьего дня
был у меня Александр.
Петр Иванович Адуев. Ох, чувствую недоброе.
Елизавета Александровна. Он такой мрачный, я боюсь, чтоб все это не довело его
до чего-нибудь...
Петр Иванович Адуев. Да что с ним еще? Опять изменили в любви, что ли?
Елизавета Александровна. Нет, в дружбе.
Петр Иванович Адуев. В дружбе! Час от часу не легче! Как же так? Это
любопытно, расскажи пожалуйста.
Елизавета Александровна. Ты знаешь, Александр имел друга, которого не видел
несколько лет...
Петр Иванович Адуев. Ну, как же, помню, мы с Александром еще писали ему
письмо.
Елизавета Александровна (продолжая). И вот три дня назад Александр встретил его
на Невском проспекте. Старый друг, куда-то спешил, дал ему свой адрес и пригласил на
ужин. Когда Александр явился к нему, там уже было несколько приятелей, которые уселись
играть в карты вместе с хозяином, а бедный Александр просидел в одиночестве весь вечер.
И только после позднего ужина друг стал расспрашивать его о делах, о жизни. И представь
себе, когда Александр рассказал ему о своей несчастной любви, друг не понял его, не
поддержал и... даже поднял на смех.
Петр Иванович Адуев. Что же ты хочешь, чтобы я сделал?
Елизавета Александровна. Поговори с ним... понежнее, а не так, как ты всегда
говоришь... не смейся над его чувством.
38
Петр Иванович Адуев. Не прикажешь ли заплакать?
Елизавета Александровна. Не мешало бы.
Петр Иванович Адуев. Ох уж этот мне Александр! Он у меня вот где сидит
(показывает на свою шею).
Елизавета Александровна. Чем это он так обременил тебя?
Петр Иванович Адуев. Ну, хорошо, не сердись, я сделаю все, что ты прикажешь,
только научи - как?
Елизавета Александровна. Ты дай ему легкий урок.
Петр Иванович Адуев. Нагоняй? Изволь, это мое дело.
Елизавета Александровна. Нет, не нагоняй! Ты объясни ему поласковее, что можно
требовать и ожидать от нынешних друзей. Да мне ли учить тебя? Ты такой умный... так
хорошо хитришь.
Петр Иванович Адуев (недоверчиво качает головой). Есть ли у него деньги? Может
быть, нет, он и того...
Елизавета Александровна. У тебя только деньги на уме.
Входит Василий.
Василий. Пришел Александр Федорыч.
Елизавета Александровна. Проси.
Василий выходит.
Петр Иванович Адуев (торопливо). Что надо сделать? Повтори, дать ему нагоняй...
еще что? Денег?
Елизавета Александровна. Какой нагоняй! Какие деньги! Ты, пожалуй, все дело
испортишь. О дружбе я просила тебя поговорить, о сердце, да поласковее, повнимательнее.
Входит Александр Федорович Адуев, молча кланяется и садится в кресло.
Петр Иванович Адуев. Я слышал, Александр, что друг твой поступил с тобой
коварно?
Александр Федорович вздыхает и устремляет полный упрека взгляд на Елизавету Александровну,
та в ответ с упреком смотрит на мужа.
В самом деле, какое коварство! Что за друг! Не видался лет пять и охладел до того,
что при встрече не задушил друга в объятиях, а позвал его к себе вечером в гости, где взамен
искренних излияний начал расспрашивать о его делах, обстоятельствах...
Александр Федорович Адуев (сердито). Смейтесь, дядюшка, вы правы, я виноват
один. Поверить людям, искать симпатии — в ком? Рассыпать бисер перед кем? Кругом
низость и мелочность, а я еще сохранил юношескую веру в добро, доблесть и постоянство...
Петр Иванович начинает засыпать.
Елизавета Александровна (дергает за рукав Петра Ивановича). Петр Иванович! Ты
спишь?
Петр Иванович Адуев (очнувшись). Нет! Я все слышу: «доблесть, постоянство».
Александр Федорович Адуев. Не мешайте дядюшке, если он не уснет, у него
расстроится пищеварение, и Бог знает, что из этого будет. Человек, конечно, властелин земли,
но он также и раб своего желудка.
Петр Иванович Адуев. Скажи-ка мне, что ты хотел от своего друга? И как ты
39
понимаешь дружбу, что это такое?
Александр Федорович Адуев. Я благодаря людям дошел до жалкого понятия о
дружбе, как и о любви... Вот я всегда носил с собой эти строки, которые казались мне
вернейшим определением этих двух чувств, а теперь вижу, что это ложь... Люди не способны
к таким чувствам (достает из бумажника два листа исписанной бумаги и хочет их разорвать).
Елизавета Александровна (умоляюще просит). Прочтите, прочтите, Александр!
Александр Федорович Адуев (презрительно машет рукой и начинает читать). Любить не
той фальшивой, робкой дружбой, которая живет в наших раззолоченных палатах, которая не
устоит перед горстью золота, которая боится двусмысленного слова, но той могучей
дружбой, которая отдает кровь за кровь, которая докажет себя в битве и кровопролитии, при
громе пушек, под ревом бурь...
Петр Иванович тихо смеется.
Над кем вы смеетесь, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Над автором, если он говорит это всерьез, а потом над
тобой, если ты действительно так понимаешь дружбу.
Елизавета Александровна. Неужели это так смешно?
Петр Иванович Адуев. Виноват, смешно и жалко. Впрочем, Александр и сам
признался, что люди не способны к таким чувствам. Это уж важный шаг вперед.
Александр Федорович Адуев. Но бывали же примеры...
Петр Иванович Адуев. Это исключения, а исключения почти всегда бывают
нехороши. А что там у тебя о любви, прочти, пожалуйста, у меня и сон прошел.
Александр Федорович Адуев. Если это доставит вам случай вновь посмеяться—
извольте! (читает дальше) Любить — значит не принадлежать себе, перестать жить для себя,
перейти в существование другого, сосредоточить на одном предмете все человеческие
чувства — надежду, страх, горесть, наслаждение...»
Петр Иванович Адуев. Черт знает, что такое? Какой-то набор слов!
Елизавета Александровна. А мне нравится, продолжайте, Александр.
Александр Федорович Адуев (продолжает читать). Любить — значит жить в
идеальном мире, превосходящем блеском и великолепием все окружающее. Разделять
жизнь и время на две части. Присутствие любимого человека — будет соответствовать
весне, когда расцветает все живое, а отсутствие любимого человека — это холодная
беспощадная зима. В целом мире видеть только одно существо и в этом существе заключать
всю вселенную...
Петр Иванович Адуев. Довольно, ради Бога, довольно! Ты хотел порвать эти
бумаги, так порви их скорей! (встает с кресла и начинает ходить по комнате)
Елизавета Александровна. Это не по тебе, Петр Иваныч! Ты не хочешь верить в
такую любовь...
Петр Иванович Адуев. А ты? Неужели ты веришь? (подходит к Елизавете Александровне)
Александр еще ребенок и не знает ни себя, ни других, а тебе было бы стыдно! Неужели ты
станешь уважать такого мужчину, если бы он полюбил так?
Елизавета Александровна (берет его за руку). Как же должны любить?
Петр Иванович Адуев (высвобождает свою руку). Как! Будто ты не слыхала, как любят!
Елизавета Александровна (задумчиво повторяет). Любят!
Петр Иванович Адуев (садится в кресло и после некоторой паузы обращается к племяннику).
Что же ты теперь делаешь?
Александр Федорович Адуев. Да... ничего.
Петр Иванович Адуев. Ну, читаешь по крайней мере?
Александр Федорович Адуев. Да, басни Крылова.
Петр Иванович Адуев. Хорошая книга, да не одну же ее читать?
40
Александр Федорович Адуев. Теперь одну. Боже мой! Какие портреты людей, какая
верность!
Петр Иванович Адуев. Ты что-то сердит на людей. Неужели твоя неудачная любовь
сделала тебя таким?
Александр Федорович Адуев. Нет, я забыл об этой глупости.
Петр Иванович Адуев. Ну, и слава Богу... но чем же тебе так противны люди?
Александр Федорович Адуев. Измена в любви, забытая дружба... Все мысли и дела
людей — все зиждется на песке. Сегодня бегут к одной цели, спешат, сбивают друг друга с
ног, делают подлости, льстят, унижаются, а завтра — забыв о вчерашнем, новые заботы. Нет!
Как посмотришь — страшна и противна жизнь! А люди!...
Петр Иванович Адуев, сидя в кресле, опять начинает дремать.
Елизавета Александровна (толкает Петра Ивановича).Петр Иваныч?
Петр Иванович Адуев (протирая глаза). Хандришь, хандришь! Надо делом
заниматься, тогда и людей бранить перестанешь. Чем не хороши твои знакомые? Все люди
порядочные.
Александр Федорович Адуев. Да! За кого ни возьмись, так какой-нибудь зверь из
басен Крылова и есть.
Петр Иванович Адуев. Хозаровы, например?
Александр Федорович Адуев. Целая семья животных. Один расточает вам в глаза
лесть, а за глаза... я слышал, что он говорит обо мне. Другой сегодня с вами рыдает о вашей
обиде, а завтра зарыдает с вашим обидчиком... гадко!
Петр Иванович Адуев. Ну, Лунины?
Александр Федорович Адуев. Хороши и эти. Сам он точно тот осел, от которого
соловей улетел за тридевять земель. А она такой доброй лисицей смотрит.
Петр Иванович Адуев. Что скажешь о Сониных?
Александр Федорович Адуев. Да хорошего ничего не скажешь. Сонин всегда даст
хороший совет, когда пройдет беда, а попробуйте обратиться в нужде... так он и отпустит без
ужина домой, как лисица волка. Помните, как юлил перед вами, когда искал место, используя
ваши связи? А теперь послушайте, что говорит про вас...
Петр Иванович Адуев. Ну, отделал же!... Закончи теперь эту галерею портретами
нашими, скажи, какие мы с женой звери?
Александр Федорович молчит, на лице у него выражение тонкой едва заметной иронии. Петр
Иванович замечает иронию племянника, переглядывается с женой, Елизавета Александровна отводит взгляд.
Ну, а что ты сам за зверь?
Александр Федорович Адуев. Я не сделал людям зла! Я исполнил в отношении к
ним все... Я распахнул широкие объятия для людей...
Петр Иванович Адуев (обращаясь к жене). Как он смешно говорит!
Елизавета Александровна. Тебе все смешно!
Александр Федорович Адуев. И сам я от людей требовал только должного,
следующего мне по всем правам...
Петр Иванович Адуев. Так ты прав? Вышел совсем сухим из воды. Постой же, я
выведу тебя на свежую воду...
Елизавета Александровна (шепчет). Петр Иванович! Перестань...
Петр Иванович Адуев. Нет, пусть выслушает правду. Скажи, пожалуйста,
Александр, когда ты клеймил сейчас своих знакомых негодяями, дураками, у тебя в сердце не
зашевелилось что-нибудь похожее на угрызение совести?
Александр Федорович Адуев. Отчего же, дядюшка?
41
Петр Иванович Адуев. А оттого, что у этих людей ты несколько лет подряд
находил всегда радушный прием. Им нечего было тогда, что-то искать в тебе. Что же
заставляло их приглашать тебя?... Нехорошо, Александр! Другой за одно это, если бы и знал
за ними какие-нибудь грешки, так промолчал бы.
Александр Федорович Адуев. Я приписывал их внимательность к себе вашей
рекомендации. Притом это светские отношения...
Петр Иванович Адуев. Ну, хорошо, возьмем несветские. Я уж доказывал тебе, что
к своей избраннице ты был несправедлив. Ты полтора года был у них в доме как свой. Жил
там с утра до вечера, да еще был любим этой презренной девчонкой, как ты ее называешь.
Наверное, это не презрения заслуживает...
Александр Федорович Адуев. А зачем она изменила?
Петр Иванович Адуев. То есть полюбила другого? Да неужели ты думаешь, что
если бы она продолжала любить тебя, ты бы не разлюбил ее?
Александр Федорович Адуев. Я? Никогда!
Петр Иванович Адуев. Ну, так ты ничего и не понял....Ты говоришь, что у тебя нет
друзей, а я вот думаю, что у тебя их трое.
Александр Федорович Адуев. Трое? Был когда-то один, да и тот...
Петр Иванович Адуев. Трое. Первый, начнем по старшинству, это твой друг, с
которым ты не виделся несколько лет. Другой бы при встрече отвернулся от тебя, а он
пригласил к себе, с участием расспрашивал тебя, предлагал свои услуги, помощь.
Александр Федорович стоит потупив голову.
Петр Иванович Адуев. Ну, а как ты думаешь, кто твой второй друг?
Александр Федорович Адуев (с недоумением). Кто?... Да никто...
Петр Иванович Адуев. Бессовестный! А? И не краснеет! А я кем довожусь тебе,
позволь спросить?
Александр Федорович Адуев. Вы... родственник.
Петр Иванович Адуев. Важный титул. Нет, я думал — больше. Нехорошо,
Александр!
Александр Федорович Адуев (робко). Но вы всегда отталкивали меня...
Петр Иванович Адуев. Да, когда ты хотел обниматься.
Александр Федорович Адуев. Вы смеялись над моим чувством...
Петр Иванович Адуев. Да, когда ты заблуждался.
Александр Федорович Адуев. Вы следили за каждым моим шагом.
Петр Иванович Адуев. А! Договорился! Следил! Найми-ка себе такого гувернера!
Так почему я делал все это?
Александр Федорович Адуев. Дядюшка! (подходит к Петру Ивановичу и протягивает руки)
Петр Иванович Адуев (отстраняясь от племянника). Я еще не закончил! Третьего и
лучшего друга, надеюсь, назовешь сам...
Александр Федорович молча смотрит на дядюшку.
Вот твой третий друг.
Елизавета Александровна. Петр Иванович! Не умничай, ради Бога, оставь.
Петр Иванович Адуев. Нет, не мешай.
Александр Федорович Адуев (смутившись). Я умею ценить дружбу тетушки.
Петр Иванович Адуев. Нет, не умеешь, если бы умел, ты бы не искал глазами друга
на потолке, а указал бы на нее. Кто осушал твои слезы, да хныкал с тобой вместе? Кто во
всяком твоем вздоре принимал участие? Если бы ты чувствовал это,то знал, что есть на свете
женщина, которая любит тебя, как родная сестра...
(указывает на жену)
42
Александр Федорович Адуев. Ах, тетушка, неужели вы думаете, что я не ценю
вашей дружбы и не считаю вас блистательным исключением из толпы? Клянусь!
Елизавета Александровна. Верю, верю, Александр! Не слушайте вы Петра
Ивановича, он из мухи сделает слона. Перестань, ради Бога, Петр Иванович.
Петр Иванович Адуев. Я заканчиваю, и последнее. Ты говорил также, что честно
исполняешь все свои обязанности по отношению к другим? Ну, скажи, любишь ли ты свою
мать?
Александр Федорович Адуев. Что за вопрос? Я люблю ее и отдал бы за нее жизнь.
Петр Иванович Адуев. Хорошо. Стало быть, тебе известно, что она живет только
тобой, что все твои радости и горе - это и ее. А скажи-ка, давно ли ты писал к ней?
Александр Федорович Адуев (неуверенно). Недели... три.
Петр Иванович Адуев. Нет, четыре месяца! Как прикажешь назвать такой
поступок? Ну-ка, какой ты теперь зверь?
Александр Федорович Адуев (испуганно). А что?
Петр Иванович Адуев. А то, что старуха больна с горя.
Александр Федорович Адуев. Неужели? Боже!
Елизавета Александровна. Неправда! Она не больна, но очень тоскует.
Петр Иванович Адуев. Ты балуешь его, Лиза.
Елизавета Александровна. А ты уж не в меру строг. У Александра были такие
обстоятельства, которые отвлекали его на время...
Петр Иванович Адуев. Из-за девчонки забыть мать — славные обстоятельства!
Елизавета Александровна. Да полно, ради Бога!
Александр Федорович Адуев. Не мешайте дядюшке. Пусть он осыпает меня
упреками, я их заслужил. Я - чудовище!
Петр Иванович Адуев. Ну, успокойся, Александр! Таких чудовищ много. Увлекся
глупостью и на время забыл о матери — это естественно, ведь любовь к матери — чувство
спокойное. Казнить тебя тут еще не за что, надо быть снисходительным к слабостям других.
Это такое правило, без которого жить нельзя.
Александр Федорович Адуев. Дядюшка! Вы на меня сердитесь?
Петр Иванович Адуев. С чего ты это взял? Я и не думал сердиться. Я только хотел
разыграть роль медведя в басне «Мартышка и зеркало»... Ну, вы уж меня простите, час
поздний, и я, пожалуй, покину вас. (проходит около Елизаветы Александровны, пытается ее поцеловать)
Елизавета Александровна отворачивается.
Кажется, я в точности исполнил твои приказания, дорогая! (выходит из кабинета).
Александр Федорович Адуев (после некоторого молчания). Что теперь будет думать
обо мне дядюшка?
Елизавета Александровна. То же, что и прежде. Вы думаете, что он говорил вам
все это от души?
Александр Федорович Адуев. А как же?
Елизавета Александровна. Нет! Поверьте, он просто хотел вас поучить.
Расположил доказательства по порядку: вначале слабые, а потом посильнее. Прежде выведал
причину ваших дурных отзывов о людях... а потом уж... везде метода!
Александр Федорович Адуев. Сколько ума! Какое знание жизни, людей, умение
владеть собой!
Елизавета Александровна (задумчиво). Да, много ума и умение владеть собой, но...
Александр Федорович Адуев (перебивая). А вы, тетушка, перестанете уважать меня?
Но поверьте, только такие потрясения, которые пережил я, могли отвлечь меня...
Елизавета Александровна (подает руку племяннику). Я, Александр, не перестану
уважать в вас сердце. Чувство заставляет вас делать ошибки, потому я прощаю их.
43
Александр Федорович Адуев. Ах, тетушка! Вы идеал женщины!
Елизавета Александровна. Просто женщина.
Александр Федорович Адуев (после некоторой паузы). Дядюшка дал мне сегодня
хороший урок, и я многое понял, но... что-то невесело на сердце у меня.
Елизавета Александровна. Не слушайте его, он иногда и неправду говорит.
Александр Федорович Адуев. Нет, не утешайте меня. Прежде я презирал,
ненавидел людей, а теперь вот и себя. От людей можно скрыться, а от себя никуда не уйдешь.
Елизавета Александровна (вздыхая). Ах, этот Петр Иванович! Он хоть на кого
нагонит тоску.
Александр Федорович Адуев. Одно только утешение и осталось мне, что я не
обманул никого, не изменил ни в любви, ни в дружбе...
Елизавета Александровна. Вас не умели ценить. Но поверьте, найдется сердце,
которое вас оценит. Вы еще так молоды, забудьте это все... Я знаю, Александр, у вас есть
талант, пишите...
Александр Федорович Адуев. Боюсь, тетушка.
Елизавета Александровна. Не слушайте Петра Ивановича. Рассуждайте с ним о
политике, сельском хозяйстве, о чем хотите, только не о поэзии. Он вам никогда об этом
правды не скажет. Вас оценит читатель — вы увидите... вам надо писать...
Александр Федорович Адуев. Да, да! Теперь только на это и осталась надежда.
(подходит к тетушке, целует ей руку) Я благодарю вас, тетушка, за то, что вы оказались
единственной в целом мире, кто понял меня и поддержал в такую трудную минуту жизни.
Елизавета Александровна (с нежностью). Ах, Александр.
Сцена третья.
Декорация второй сцены первого действия. Комната Александра Федоровича Адуева.
Вечер. За письменным столом Александр Федорович,
положив руки на стол, а на руки голову, дремлет. На столе много исписанных бумаг.
В комнату входит Петр Иванович Адуев, подходит к столу и берет один листок.
Петр Иванович Адуев (читает). «Весны пора прекрасная минула,
Исчез навек волшебный миг любви,
Она в груди могильным сном уснула
И пламенем не пробежит в крови!»
И сам уснул! Свои же стихи, да как утомили тебя!
Александр Федорович Адуев (очнувшись и потягиваясь). А! Дядюшка! Вы все еще
против моих сочинений! Скажите мне откровенно, что заставляет вас так настойчиво
преследовать талант, когда нельзя не признать...
Петр Иванович Адуев. Да зависть, Александр. Посуди сам, ты приобретешь славу,
почет, может быть... бессмертие, а я останусь простым незаметным человеком. Будущие
века, потомство никогда не узнают, что жил на свете статский советник Петр Иванович
Адуев.
Александр Федорович Адуев. Ах, дядюшка, оставьте, ради Бога, вашу иронию.
Лучше ответьте, вы получили ответ издателя на мою новую повесть?
Петр Иванович Адуев. Да, получил и твоя будущая слава, твое бессмертие у меня в
кармане, но я желал бы лучше, чтобы там были деньги — это вернее.
Александр Федорович Адуев. Так дайте мне скорее его ответ. Что он пишет?
Петр Иванович Адуев. Ты же знаешь, что я решил тебе помочь, назвался автором
твоей повести и отослал ее моему приятелю, сотруднику журнала. Но я ответа не читал.
Александр Федорович Адуев. Неужели вам не любопытно?
44
Петр Иванович Адуев. Да мне-то что?
Александр Федорович Адуев. Как что! Ведь я ваш родной племянник, как не
полюбопытствовать?
Петр Иванович Адуев. Я не любопытен. Впрочем, я знаю, что тут написано.
Прочитай сам. (передает племяннику конверт с ответом издателя и рукопись повести)
Александр Федорович Адуев (вскрывает конверт и начинает громко читать ответ издателя).
«Что это за мистификация, мой любезнейший Петр Иванович? Вы пишете повести! Да кто
же вам поверит? А если бы это была правда, то я и тогда сказал бы вам, что
прекрасные,хрупкие произведения вашего завода гораздо прочнее этого творения... (далее
продолжает робко и тихо) Но я отвергаю такое обидное подозрение на ваш счет...»
Петр Иванович Адуев. Не слышу, Александр, погромче!
Александр Федорович Адуев (продолжает тихим голосом). «Принимая участие в авторе
повести, вы, вероятно, хотите знать мое мнение. Вот оно. Автор должен быть молодой
человек. Он не глуп, но сердит на весь мир. Самолюбие, мечтательность и незнание
настоящей жизни — вот причины этого зла. Наука, труд и практическое дело — вот что
может отрезвить нашу праздную и больную молодежь».
Петр Иванович Адуев. Все дело можно было в трех строках объяснить, а он в
приятельском письме написал целую диссертацию. Может быть, довольно, Александр.
Александр Федорович Адуев. Нет, дядюшка, позвольте, но я выпью чашу до дна,
дочитаю.
Петр Иванович Адуев. Ну, читай на здоровье.
Александр Федорович Адуев (продолжает читать еще тише). Скажите вашему protege,
во-первых, писатель только тогда напишет мастерски, когда не будет находиться под
влиянием личного увлечения и пристрастия, а обозревает жизнь людей спокойным и ясным
взглядом. Второе и главное условие — этого, пожалуй, автору не говорите из сожаления к
молодости и авторскому самолюбию — нужен талант, а его тут и следа нет. Язык, впрочем,
везде правилен и чист, автор даже обладает слогом...»
Петр Иванович (забирает у племянника ответ издателя и читает дальше). «Если вам
непременно хочется поместить эту повесть в нашем журнале — пожалуй, для вас, в летние
месяцы, когда мало читают, я помещу, но о вознаграждении и думать нельзя».(заканчивает
читать)... Ну, что, Александр, как ты себя чувствуешь?
Александр Федорович Адуев. Чувствую, как человек, обманутый во всем.
Петр Иванович Адуев. Нет, как человек, который обманывал сам себя да хотел
обмануть и других.
Александр Федорович Адуев (не слыша возражения Петра Ивановича). Неужели и эта
мечта?... И это мне изменило?... Но зачем же, я не понимаю, вложены были в меня эти
побуждения к творчеству.
Петр Иванович Адуев. В тебе вложили побуждения, а само творчество, наверное,
забыли вложить.
Александр Федорович некоторое время раздумывает, затем рвет полученный ответ издателя.
А что же мы сделаем с повестью, Александр?
Александр Федорович Адуев. Не нужно ли вам оклеить перегородки?
Петр Иванович Адуев. Нет, теперь нет.
Александр Федорович Адуев (рвет рукопись) Все... кончено! Все...
Петр Иванович Адуев. Давно бы так... Что же ты теперь станешь делать?
Александр Федорович Адуев. Пока ничего.
Петр Иванович Адуев. Это только в провинции как-то умеют ничего не делать, а
здесь... надо заниматься делом. У меня к тебе есть просьба.
45
Александр Федорович медленно приподнимает голову и смотрит на дядю вопросительно.
Ведь ты знаешь моего компаньона Суркова?
Александр Федорович кивает головой
Он добрый малый, но препустой. Его слабость — женщины. Он же недурен собой,
ну, всегда завит, надушен, одет по моде, вот и воображает, что все женщины от него без ума.
Да черт с ним совсем, я бы не заметил этого, но вот беда - чуть заведется страстишка, он и
пошел мотать. Тут у него пойдут и подарки, и наряды, начнет менять экипажи, лошадей...
просто разорение! Вот тогда ему уже не достает процентов, получаемых с завода, он
начинает просить денег у меня — если откажешь, заговаривает о капитале. «Что, говорит,
мне ваш завод? Никогда нет свободных денег в руках!»
Александр Федорович Адуев. Зачем вы это мне все говорите, дядюшка? Что я могу
сделать для вас?
Петр Иванович Адуев. Ты знаешь, недавно вернулась из-за границы молодая вдова,
Юлия Павловна Тафаева. Она очень недурна собой. Я был знаком с ее мужем, он умер в
чужих краях. Ну, догадываешься?
Александр Федорович Адуев. Сурков влюбился во вдову.
Петр Иванович Адуев. Так, совсем одурел! А еще что?
Александр Федорович Адуев. Еще... не знаю...
Петр Иванович Адуев. Ну, так слушай. Сурков мне два раза проговорился, что ему
скоро понадобятся деньги — хочет отделать себе квартиру на Литейной. И тут я вспомнил,
что Тафаева живет там же. Беда грозит неминуемая, если... не поможешь ты. Теперь
догадался?
Александр Федорович недоуменно смотрит на дядюшку и молчит.
Что с тобой, Александр? А еще повести пишешь!
Александр Федорович Адуев. Ах, догадался, дядюшка!
Петр Иванович Адуев. Ну, слава Богу!
Александр Федорович Адуев. Сурков просит денег, у вас их нет, и вы хотите, чтобы
я...
Петр Иванович Адуев. Нет, не то!
Александр Федорович Адуев. Тогда, может быть...как я понимаю...
Петр Иванович Адуев. Что ты понял?
Александр Федорович Адуев. Хоть убейте, дядюшка, ничего не понимаю.
Позвольте...может быть, у нее приятный дом... вы хотите, чтобы я немного рассеялся...
Петр Иванович Адуев. Разве стану я возить тебя для этого по домам! Нет все не
то... Я хочу попросить тебя... влюбить в себя Тафаеву.
Александр Федорович Адуев. Вы шутите, дядюшка? Это так нелепо!
Петр Иванович Адуев. Там, где есть нелепости, ты их делаешь важно, а где дело
просто и естественно — это у тебя нелепости.
Александр Федорович Адуев. Но разве можно влюбить и влюбиться по
принуждению?
Петр Иванович Адуев. Я такого мудреного поручения тебе не дам. Ты вот что
сделай. Ухаживай за Тафаевой, будь внимателен, не давай Суркову оставаться с ней наедине...
ну просто взбеси его. Мешай ему, сбивай его беспрестанно с толку, уничтожай на каждом
шагу...
Александр Федорович Адуев. Зачем?
Петр Иванович Адуев. Все еще не понимаешь? А затем, мой милый, что он
46
сначала будет с ума сходить от ревности, потом охладеет. Квартира тогда не понадобится,
капитал останется цел, и заводские дела пойдут своим чередом... Ну, понимаешь?
Александр Федорович Адуев (неуверенно). Но я с незнаком с Тафаевой.
Петр Иванович Адуев. Вот я и повезу тебя к ней в среду, познакомлю. По средам у
ней собираются кое-кто из старых знакомых.
Александр Федорович Адуев. А если она ответит на ухаживания Суркова?
Петр Иванович Адуев. Порядочная женщина, разглядев дурака, перестанет им
заниматься,особенно при свидетелях, самолюбие не позволит. Если рядом будет другой,
поумнее и покрасивее, она скорей бросит первого. Вот для этого я и выбрал тебя.
Александр Федорович кланяется дядюшке
Сурков не опасен, но Тафаева принимает очень немногих, где он может, пожалуй, в
ее маленьком кругу прослыть и светским львом и умником. На женщин очень действует
внешность. Он же мастер угодить, ну, его и терпят. Она, может быть, пококетничает с ним, а
он и того...
Александр Федорович Адуев. Но Сурков, вероятно, там не только по средам
бывает?
Петр Иванович Адуев. Все учи тебя! Ты прикинься немножко влюбленным, она
пригласит тебя чаще бывать у ней. Удвой внимательность, а потом намекни, будто ты и в
самом деле — того... Она, кажется... сколько я мог заметить... такая чувствительная...
Александр Федорович Адуев (в раздумье). Возможно ли это? Если бы я мог
влюбиться... а так, наверное, успеха не будет...
Петр Иванович Адуев. Напротив. Если бы ты влюбился, ты не мог бы
притворяться, и она бы это заметила... Ты мне только взбеси Суркова. Он, как увидит, что
ему не везет, не станет тратить деньги даром, а мне только это и нужно.
Александр Федорович Адуев (нерешительно). Довольно странное поручение.
Петр Иванович Адуев. Надеюсь, ты не откажешься исполнить его для меня.
Александр Федорович Адуев. Извольте, дядюшка, я готов, только странно все это...
и за успех я не ручаюсь.
Петр Иванович Адуев. Ты только попробуй, я сам ручаюсь за успех. Эта история
продлится месяц, два, я знаю Суркова. Так в эту среду мы едем к Тафаевой! Прощай! (уходит
из комнаты)
Сцена четвертая.
Гостиная Юлии Павловны Тафаевой.
Справа диван и два кресла, в центре стол и несколько стульев, слева фортепиано.
В глубине сцены стена гостиной, в которой справа - входная дверь;
слева - дверь, ведущая во внутренние покои. На стене несколько картин.
Вечер. Юлия Павловна Тафаева, несколько приглашенных дам и молодых людей
стоят ближе к авансцене и непринужденно ведут светский разговор.
На диване разместились двое пожилых мужчин, рядом старушка в кресле, о чем-то разговаривают.
За фортепиано находится молодая девушка, рядом с ней студент, мило беседуют..
Появляются Петр Иванович Адуев с племянником, раскланиваются с гостями.
Петр Иванович Адуев (подводит племянника к Тафаевой). Позвольте вам представить,
Юлия Павловна, мой племянник — Александр Федорович Адуев!
Александр Федорович целует руку Тафаевой.
47
Юлия Павловна Тафаева. Очень, очень приятно. Петр Иванович мне говорил о
вас.
Петр Иванович Адуев (обращаясь к Тафаевой). А моего приятеля Суркова нет? Он
забыл вас.
Юлия Павловна Тафаева. О, нет! Я очень благодарна ему, он навещает меня. Вы
же знаете, я, кроме знакомых моего покойного мужа, почти никого не принимаю.
Петр Иванович Адуев. Да где же он?
Юлия Павловна Тафаева. Он сейчас будет. Вообразите, он дал слово мне и кузине
достать непременно ложу на завтрашний спектакль, когда говорят, нет никакой
возможности...
Петр Иванович Адуев. И достанет, я ручаюсь за него, он гений на это. Он всегда
достает и мне, когда ни знакомство, ни протекция не помогают. Где он берет и за какие
деньги — это его тайна.
В гостиную входит Сурков. Туалет его свеж, но в каждой складке платья резко проглядывает
претензия быть светским львом, превзойти всех модников и саму моду. В руках у него трость с золотым
набалдашником.
Сурков целует руку Юлии Павловны, раскланивается с гостями, увидев Адуева с племянником,
смотрит на них с удивлением.
Петр Иванович Адуев (тихо племяннику). Предчувствует! Ба! Да он с тростью!
(подходит к Суркову и показывая на трость спрашивает) Что это у вас?
Сурков. Вчера выходил из коляски... оступился и немного хромаю.
Петр Иванович Адуев (тихо племяннику). Вздор. Заметил набалдашник, золотую
львиную голову? Третьего дня он хвастался мне, что заплатил за нее шестьсот рублей, и
теперь всем показывает. Вот тебе образчик средств, какими он действует. Попробуй
сразиться с ним и победить.
Сурков (подходит к Тафаевой и громко спрашивает). Юлия Павловна, на завтрашний
спектакль имеете билет?
Юлия Павловна Тафаева. К сожалению, нет.
Сурков (громко). Позвольте вам вручить (подает билет Тафаевой).
Юлия Павловна Тафаева (принимая билет). Я вам так благодарна, мой друг. Я уж и не
надеялась попасть на этот спектакль. Кого бы ни попросила, все отказали. Но вы... Как же
вам удалось?
Сурков. «Напрасно бы кто взялся другой вам услужить. Зато куда я ни кидался! В
контору — все взято, к директору — он мне приятель. С зарей в шестом часу, и кстати ль, уж
с вечера никто достать не мог; к тому, к сему, всех сбил я с ног, и этот наконец похитил уже
силой!»
Юлия Павловна Тафаева. Браво, господин Сурков! (подходит к Петру Ивановичу
Адуеву) Петр Иванович, не желаете ли ко мне в ложу?
Петр Иванович Адуев. Очень вам благодарен, но я завтра дежурный в театре при
жене. А вот позвольте представить вам взамен молодого человека...(показывает на Александра)
Юлия Павловна Тафаева. Я хотела просить и его. Нас только трое, я с кузиной,
да...
Петр Иванович Адуев. Он вам заменит и меня, а в случае нужды и этого повесу
(указывает на Суркова)
Петр Иванович что-то тихо говорит Тафаевой. Юлия Павловна украдкой смотрит на Александра и
улыбается.
Сурков (обиженно). Благодарю вас! Только надо было предложить эту замену
48
пораньше, когда не было билета. Я бы посмотрел тогда, как вы смогли заменить меня.
Юлия Павловна Тафаева. Ах! Я вам очень благодарна за вашу любезность, но не
пригласила вас в ложу потому, что у вас есть кресло. Вы, верно, предпочтете быть прямо
против сцены... особенно в балете...
Сурков. Не лукавьте, Юлия Павловна, променять место рядом с вами — ни за что!
Юлия Павловна Тафаева. Но оно уже обещано...
Сурков. Кому?
Юлия Павловна Тафаева. Мсье Рене (показывает на одного из присутствующих
иностранцев).
Иностранец (с акцентом). Да, мадам Тафаева оказала мне эту честь.
Cурков (в недоумении смотрит на иностранца, потом на Тафаеву, затем обращается к Петру
Ивановичу Адуеву) Покорно вас благодарю! (косится на Александра). Этим я вам обязан.
Петр Иванович Адуев. Не стоит благодарности. Да не хочешь ли ты в мою
ложу?Нас только двое с женой. Ты же давно с ней не видался, поволочился бы.
Сурков (с досадой отворачивается от Петра Ивановича и громко говорит). Прошу меня
простить, господа, я вынужден вас покинуть! Прощайте!
Юлия Павловна Тафаева (спокойно). Вы нас покидаете... Я надеюсь, завтра дадите
взглянуть на себя в ложе хоть на одну минуту?
Сурков. Какое коварство! Вы же знаете, что за место рядом с вами я не променял бы
место в раю.
Юлия Павловна Тафаева. Если в театральном раю, то я вам охотно верю!
Сурков раскланивается с гостями и уходит.
На фортепиано начинает играть молодая девушка.
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Декабрь».
Закончив играть, девушка встает и кланяется, гости дружно аплодируют.
Петр Иванович Адуев с племянником подходят к Тафаевой прощаться.
Петр Иванович Адуев (целует руку Юлии Павловны). До свиданья, madame.
Александр Федорович Адуев (целует руку Юлии Павловны) До свидания, Юлия
Павловна.
Юлия Павловна Тафаева (тихо Александру Федоровичу). Надеюсь, что теперь вы без
дядюшки найдете ко мне дорогу?
Петр Иванович Адуев с племянником покидают гостиную Тафаевой.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ.
Сцена первая.
49
Декорация первой сцены первого действия. Кабинет Петра Ивановича Адуева.
Полдень. Петр Иванович Адуев за письменным столом, в кресле Елизавета Александровна.
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Апрель».
Из-за кулисы выходит ведущий.
Ведущий. Настала зима. Александр обыкновенно обедал по пятницам у дяди. Но
вот уже прошло четыре пятницы, он не являлся, не заходил он и в другие дни. Елизавета
Александровна сердилась, Петр Иванович ворчал.
А между тем Александр был не без дела, он исполнял поручение дяди. Сурков уж
давно перестал ездить к Тафаевой и везде объявил, что у них все кончено, что он разорвал с
ней связь. Однажды вечером — это было в четверг — Александр, вернувшись домой, нашел
у себя записку от дяди. Петр Иванович благодарил его за дружеское усердие и звал на другой
день, по обыкновению, обедать. Александр задумался, как будто это приглашение
расстраивало его планы. На другой день, однако же, он пошел к Петру Ивановичу за час до
обеда.
Ведущий уходит.
Входит Александр Федорович Адуев, целует руку у Елизаветы Александровны и садится в кресло.
Елизавета Александровна. Что с тобой?
Петр Иванович Адуев. Ты совсем забыл нас.
Александр Федорович Адуев. Да, некогда все.
Петр Иванович Адуев. Ну, удружил! А скромничал, не могу, говорит, не умею! Я
давно хотел с тобой повидаться, да тебя нельзя поймать.
Елизавета Александровна (с улыбкой). Я не знала, Александр, что вы так искусны в
этих делах... а мне ни слова...
Александр Федорович Адуев. Это дядюшка придумал, он меня и научил.
Петр Иванович Адуев. Да, да, слушай его, он сам не умеет. А так обработал
дельце. Очень, очень благодарен тебе! А дуралей-то мой, Сурков, чуть с ума не сошел.
Насмешил меня. Недели две тому назад вбегает ко мне сам не свой. Я, конечно, понял зачем,
но виду не показываю. А! Это ты, говорю, что скажешь хорошего? Ничего, говорит,
хорошего, я приехал к вам с дурными вестями о вашем племяннике. А что ты пугаешь меня,
спрашиваю, расскажи скорей! Тут спокойствие его лопнуло, он начал кричать. Сами,
говорит, жаловались на своего племянника, что он мало занимается, а вы же и приучаете его
к безделью. Я? Да, вы! Познакомили его с Юлией, он у ней теперь с утра до вечера сидит...
Александр Федорович Адуев (бормочет). Да... я иногда... захожу.
Петр Иванович Адуев. Иногда — это разница большая, а видишь, как Сурков лжет
от злости. Станешь ты сидеть там с утра до вечера! Об этом я тебя и не просил. Да и что там
делать каждый день, соскучишься!
Александр Федорович Адуев (невнятно). Нет! Она очень умная женщина...
прекрасно воспитана...любит музыку (достает платок и вытирает губы).
Елизавета Александровна украдкой смотрит на Александра, отворачивается и улыбается.
Петр Иванович Адуев. Вот я и говорю Суркову, спасибо, милый, что ты
принимаешь участие в моем племяннике, очень, очень благодарен тебе... только не
преувеличиваешь ли ты дела? А он мне отвечает, что ты вздумал действовать против него
хитростями. Внушил Юлии, черт знает что про него, и она совсем теперь переменилась к
нему. Говорит, что каждый день цветы ты ей дарил, а зимой они дороги (пристально смотрит на
Александра Федоровича).
50
Александр Федорович молчит.
Только правда ли это? Не может быть, чтобы ты...
Александр Федорович Адуев. Иногда... я точно... носил.
Петр Иванович Адуев. Ну, опять-таки - иногда. Не каждый день, это в самом деле
накладно. Ты, впрочем, скажи мне, сколько тебе это стоило, я не хочу, чтобы ты тратился, дай
мне счет, а я оплачу. И еще Сурков говорил, что вы всегда с ней вдвоем прогуливаетесь
пешком или в экипаже там, где меньше народу. (смотрит на племянника и продолжает) Станешь ли
ты гулять с ней каждый день?
Александр Федорович Адуев. Я несколько раз... точно... гулял с ней...
Петр Иванович Адуев. Так не каждый же день, об этом я не просил. Я знал, что
Сурков врет. Ну, что ж, я говорю ему за важность? Она вдова, близких мужчин у ней нет.
Александр скромен — не то, что ты, повеса. Вот она и берет его — нельзя же ей одной...
Александр Федорович не смеет взглянуть на родственников, как будто его пытают. Елизавета
Александровна качает головой, упрекая мужа за то, что он мучает племянника, Петр Иванович продолжает.
Ай да Александр! Вот племянник! Сурков, от ревности, даже вздумал уверять меня,
что ты уж будто влюблен по уши в Тафаеву. Нет, уж извини, говорю я ему, это неправда.
После всего, что с ним случилось, он не влюбится. Он слишком хорошо знает женщин и
презирает их... Не правда ли?
Александр Федорович не поднимая глаз, кивает головой.
Елизавета Александровна (пытаясь помочь племяннику). Петр Иванович!
Петр Иванович Адуев. А? Что?
Елизавета Александровна. Вчера приходил человек от Лукъяновых с письмом.
Петр Иванович Адуев. Знаю... На чем я остановился?
Елизавета Александровна. Опять, Петр Иванович, ты стал сбрасывать пепел в мои
цветы.
Петр Иванович Адуев. Ничего, милая, говорят, пепел способствует
растительности... Так я хотел сказать...
Елизавета Александровна. Не пора ли, Петр Иванович, обедать?
Петр Иванович Адуев. Хорошо, вели подавать! Вот ты, кстати, напомнила об
обеде. Сурков говорит, что ты, Александр, там почти каждый день обедаешь, и оттого у вас
по пятницам не бывает, что будто вы целые дни вдвоем проводите. Черт знает, что врал,
надоел, и я его выгнал. Вот сегодня пятница, а ты у нас!
Александр Федорович перекладывает одну ногу на другую и склоняется головой еще ниже.
Я весьма, весьма благодарен тебе. Это — и дружеская и родственная услуга. Сурков
убедился, что ему нечего взять, и ретировался. Твое дело сделано, Александр. Можешь к ней
теперь не заглядывать, я воображаю, какая там скука!...Извини меня, пожалуйста, за те
хлопоты, которые я доставил тебе, если понадобятся деньги, обратись ко мне... Лиза! Вели
нам подать хорошего вина к обеду, мы выпьем за успех нашего дела (выходит из кабинета).
Елизавета Александровна украдкой смотрит на Александра
и не говоря ни слова, выходит из кабинета, что-то приказать слугам.
Александр Федорович сидит словно в забытьи, смотрит на свои колени, затем поднимает голову,
осматривается, встает, и тихонько, на цыпочках, оглядываясь по сторонам, уходит из кабинета.
51
Сцена вторая.
Декорация первой сцены третьего действия. Гостиная Юлии Павловны Тафаевой.
Ранний вечер. Юлия Павловна Тафаева одна в кресле..
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Июнь».
Из-за кулисы выходит ведущий.
Ведущий. Сурков не солгал, Александр действительно любил Юлию. Он почти с
ужасом почувствовал первые признаки этой любви. Его мучили и страх и стыд. Страх —
подвергнуться опять всем прихотям своего и чужого сердца; стыд — перед другими людьми,
более всего перед дядей. Давно ли, три месяца тому назад, он так гордо, решительно отрекся
от любви, написал даже эпитафию в стихах этому беспокойному чувству — и вдруг опять у
ног женщины!
Юлия любила Александра еще сильнее, нежели он ее. Она даже не сознавала всей
силы своей любви и не размышляла о ней. Она любила в первый раз. Когда Юлия вышла из
детства, то вначале встретила самую печальную действительность — обыкновенного мужа.
Пять лет она провела в этом скучном сне, как она называла замужество без любви, и вдруг
явились свобода и любовь. Она улыбнулась и самозабвенно предалась своей страсти, но беда
была в том, что сердце у ней было развито донельзя, обработано романами и приготовлено
для той романической любви, которая существует в некоторых романах, а не в природе, и
которая оттого всегда бывает несчастлива, что невозможна в реальной жизни.
Ведущий уходит.
Входит Александр Федорович Адуев.
Александр Федорович Адуев. Добрый вечер, Юлия! (целует руку Юлии Павловны и
садится в кресло)
Юлия Павловна Тафаева. Здравствуй, Александр! Я вас ждала раньше.
Александр Федорович Адуев. Все дела. Суета сует. Служба.
Юлия Павловна Тафаева. В котором часу вы обычно отправляетесь на службу?
Александр Федорович Адуев. В одиннадцать часов.
Юлия Павловна Тафаева. Так в десять приезжайте ко мне, будем завтракать
вместе. Да нельзя ли не ходить совсем? Будто уж там без вас...
Александр Федорович Адуев. Как же? Отечество... долг...
Юлия Павловна Тафаева. А вы скажите, что любите и любимы. Неужели
начальник ваш никогда не любил? Если у него есть сердце, он поймет.
Александр Федорович Адуев (размышляет вслух). Так вот, где приют счастья... Юлия!
Юлия Павловна Тафаева (вздрагивая). Что вы говорите?
Александр Федорович Адуев. Нет! Нет! Я так...
Юлия Павловна Тафаева. Нет! Скажите, у вас была какая-то мысль?
Александр Федорович Адуев. Я думал, что для полноты нашего счастья
недостает...
Юлия Павловна Тафаева (перебивает). Чего?
Александр Федорович Адуев. Так, ничего! Мне пришла странная идея.
Юлия Павловна Тафаева. Ах! Не мучьте меня, говорите скорей!
Александр Федорович Адуев. Я хотел бы не покидать вас ни на минуту... быть
всюду и везде с вами... И так всю жизнь!
Юлия Павловна Тафаева (плачет). Как это прекрасно!
Александр Федорович Адуев. Я переговорю со своей тетушкой, попрошу ее
содействия, и мы скоро поженимся.
52
Юлия Павловна подает Александру руку, он встает с кресла, подходит к Юлии Павловне, целует ее
руку, затем влюбленные обнимаются.
Юлия Павловна Тафаева. И счастливо заживем в нашем доме. А где будет ваш
кабинет?
Александр Федорович Адуев. Я, думаю, что кабинет лучше разместить возле
спальни.
Юлия Павловна Тафаева. Какую же мебель хотите вы в кабинет?
Александр Федорович Адуев. Я бы желал из орехового дерева с синей бархатной
обивкой.
Юлия Павловна Тафаева. Это очень мило и не марко. Для мужского кабинета
необходимо выбирать непременно темные цвета. А вот здесь, в маленьком пассаже, который
будет вести из будущего вашего кабинета в спальню, мы поставим одно кресло так, чтобы я
могла, сидя в нем, читать и видеть вас в кабинете.
Александр Федорович Адуев. Я надеюсь, все вскоре исполнится, дорогая, а сейчас
прости, мне надо идти.
Юлия Павловна Тафаева. До завтра, Александр. Настанет день, и мы с вами уже
никогда не расстанемся.
Александр Федорович целует руку Юлии Павловны и покидает гостиную Тафаевой.
Гаснет свет на сцене.
Сцена третья.
Вновь гостиная в доме Тафаевой.
Вечер. Юлия Павловна Тафаева на диване просматривает литературный журнал,
в кресле скучающий Александр.
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Октябрь».
Из-за кулисы выходит ведущий.
Ведущий. Промелькнуло лето, протащилась и скучная осень, наступила другая
зима. Свидания Адуева с Юлией были так же часты. Они продолжали систематически
упиваться блаженством. Истратив весь запас известных и готовых наслаждений, Юлия
начала придумывать новые, разнообразить этот, и без того богатый удовольствиями, мир.
Какой дар изобретательности обнаружила Юлия! Но и этот дар истощился. Начались
повторения. Желать и испытывать более было нечего, и Александр впервые ощутил
поселившуюся в его сердце скуку. Он стал размышлять, задумываться. Магический круг, в
который была заключена его жизнь любовью, местами разорвался, и ему вдали показались то
лица приятелей и ряд разгульных удовольствий, то блистательные балы с толпой красавиц,
то вечно занятой и деловой дядя, то покинутые занятия...
Ведущий уходит.
Юлия Павловна Тафаева. Что вы там делаете? О чем думаете?
Александр Федорович Адуев (зевая). Так.
Юлия Павловна Тафаева. Сядьте поближе.
Александр Федорович садится на диван подальше от Юлии Павловны.
(присаживается ближе к Александру Федоровичу). Что с вами? Вы не сносны сегодня.
Александр Федорович Адуев (вяло). Я не знаю... мне что-то... как будто я...
53
Юлия Павловна Тафаева. Вы скоро станете моим мужем, и все это будет ваше.
Всю жизнь я мечтала о такой любви... и вот моя мечта сбывается... и счастье так близко... я
едва верю...
Александр Федорович Адуев (придавая голосу шутливый тон). А если бы я вас
разлюбил?
Юлия Павловна Тафаева (взяв его за ухо). Я бы вам уши надрала.
Александр Федорович молчит.
Да что с вами? Вы молчите, едва слушаете меня, смотрите в сторону. (положила руку
на плечо Александра Федоровича, другой рукой гладит его волосы )
Александр Федорович освобождается от ее рук, вынимает из кармана гребешок
и тщательно причесывает свои волосы.
Вам скучно?
Александр Федорович Адуев. Что вы! Нисколько! (встает с дивана)
Юлия Павловна Тафаева. Куда вы?
Александр Федорович Адуев. Домой.
Юлия Павловна Тафаева. Еще нет одиннадцати часов.
Александр Федорович Адуев. Мне надо писать к маменьке, я давно не писал к
ней.
Юлия Павловна Тафаева. Как давно! Вы третьего дня ей писали.
Александр Федорович Адуев. Ну, мне просто спать хочется, я нынче мало спал.
Юлия Павловна Тафаева. Мало спали! Вы же сами сказали мне утром, что спали
девять часов и что у вас оттого даже голова заболела?
Александр Федорович Адуев. (немного смутившись) Ну, голова болит, оттого и ухожу.
Юлия Павловна Тафаева. А после обеда сказали, что голова прошла.
Александр Федорович Адуев. Боже мой, какая у вас память! Это невыносимо! Ну,
мне просто хочется домой.
Юлия Павловна Тафаева. Разве вам здесь нехорошо? Что у вас там, дома?
Александр Федорович Адуев. Дела.
Юлия Павловна Тафаева. Да, конечно, обед у Дюмэ, театр, катанье на горках —
важные дела!
Александр Федорович Адуев. Что это значит? Вы, кажется, следите за мной? Я
этого не потерплю! (встает и идет к двери)
Юлия Павловна Тафаева. Постойте, послушайте меня.
Александр Федорович Адуев. Мне некогда.
Юлия Павловна Тафаева. Одну минуту, присядьте.
Александр Федорович Адуев (садится в кресло). Поскорей, пожалуйста, мне некогда.
Юлия Павловна Тафаева. Вы меня уже не любите?
Александр Федорович Адуев. Старая песня!
Юлия Павловна Тафаева. Как она вам надоела! (плачет)
Александр Федорович Адуев (встает и начинает ходить по сцене). Этого только
недоставало! Мало вы мучили меня!
Юлия Павловна Тафаева. Я мучила?
Александр Федорович Адуев. Это невыносимо!
Юлия Павловна Тафаева. Ну, не стану, не стану! (вытирает слезы) Видите, я уже не
плачу, только не уходите.
Александр Федорович вновь садится в кресло.
Юлия Павловна садится за фортепиано и играет пьесу П.И.Чайковского «Времена года. Октябрь».
54
Юлия Павловна Тафаева (заканчивает играть, некоторое время молчание на сцене, затем
подходит, берет за руку Александра Федоровича, и смотрит ему в глаза)
Александр Федорович медленно отводит взгляд и тихо высвобождает свою руку.
(отрывает от Александра Федоровича свою руку, в ней проснулись женская гордость и оскорбленное
самолюбие) Я поняла вас... оставьте меня, пожалуйста!
Александр Федорович направляется к двери гостиной.
(кричит). Александр
Федорович!
Александр Федорович возвращается.
Куда же вы?
Александр Федорович Адуев. Да ведь вы велели уйти.
Юлия Павловна Тафаева. А вы и рады бежать. Останьтесь!
Александр Федорович Адуев. Мне некогда, прощайте.
Юлия Павловна Тафаева. Я отомщу вам. Вы думаете, что так легко можно шутить
судьбой женщины. Нет! Я вас не оставлю, я буду вас всюду преследовать, и вы никуда от
меня не уйдете. Мне все равно, какой будет жизнь моя... мне больше нечего терять, но я
отравлю и вашу — я отомщу, отомщу. Наверное, у меня есть соперница... я найду ее — и
посмотрите тогда, что я сделаю! С каким бы наслаждением я услыхала теперь о вашей
гибели... я бы сама убила вас!
Александр Федорович Адуев. Как это глупо! Нелепо!
Юлия Павловна Тафаева. (видя, что угрозы не действуют, переходит к мольбе) Сжальтесь
надо мной! Не покидайте меня, что я теперь буду без вас делать? Я не вынесу разлуки, я
умру. Знайте, женщины любят иначе, чем мужчины: нежнее, сильнее. Для них любовь — все,
особенно для меня. Другие кокетничают, любят свет, шум, суету; я же более всего на свете
люблю вас... Ну, хорошо! Не любите меня, но исполните ваше обещание, женитесь на мне,
будьте только со мной... Вы будете свободны, делайте, что хотите, даже любите кого хотите,
лишь бы я иногда, изредка видела вас... О, ради Бога, сжальтесь надо мной! (падает на диван и
истерически плачет)
Александр Федорович уходит из гостиной.
В гостиную входит горничная и подходит к Юлии Павловне.
Юлия Павловна Тафаева (оглядевшись кругом). А где же, Александр Федорович?
Горничная. Они уехали.
Юлия Павловна Тафаева (уныло повторяет). Уехал.
Сцена четвертая.
Декорация второй сцены первого действия. Комната Александра Федоровича Адуева.
Ранний вечер. Александр Федорович на софе, о чем-то задумался.
Входит Петр Иванович Адуев.
Петр Иванович Адуев. Каков притворщик? (садится на стул)
Александр Федорович Адуев. Вы о чем, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Говорил, что не умеет влюбить в себя женщину, а сам с ума
ее сводит!
55
Александр Федорович Адуев. Я не понимаю вас, дядюшка...
Петр Иванович Адуев. Что тут не понимать? Я был у Тафаевой, она мне все
рассказала.
Александр Федорович Адуев (в смущении). Как! Все рассказала!
Петр Иванович Адуев. Все. Как она тебя любит! Счастливец! Ну, вот ты все
плакал, что не находишь страсть — вот тебе и страсть. Она с ума сходит, ревнует, плачет...
Только зачем вы меня путаете в свои дела? Я потерял с ней целое утро.
Александр Федорович Адуев. Зачем же вы у ней были?
Петр Иванович Адуев. Она звала, жаловалась на тебя. В самом деле, как тебе не
стыдно, четыре дня глаз не показываешь — шутка ли? Она, бедная, умирает. Ты должен
навестить ее.
Александр Федорович Адуев. Что же вы ей сказали?
Петр Иванович Адуев. Сказал, что напрасно она беспокоится, ты вернешься.
Советовал не очень стеснять тебя, позволить иногда и пошалить... а то говорю, вы наскучите
друг другу... Она стала такая веселая, проговорилась о вашей свадьбе, и жена моя,
оказывается, знает об этом, а мне ни слова, ну, Бог с вами... Сказал ей, что ты любишь ее так
пламенно, так нежно...
Александр Федорович Адуев. Что вы наделали, дядюшка! Я... я не люблю ее
больше! Я не хочу жениться!
Петр Иванович Адуев (с притворным изумлением). Ба, тебя ли я слышу? Да не ты ли
говорил — помнишь? Что презираешь человеческую натуру и особенно женскую, что нет
сердца в мире достойного тебя?... Что еще ты говорил? Дай Бог память...
Александр Федорович Адуев. Ради Бога, ни слова больше, дядюшка, довольно и
этого упрека... Лучше помогите мне выйти из этого ужасного положения. Вы так умны, так
рассудительны.
Петр Иванович Адуев. А! Теперь комплименты! Нет, ты лучше женись!
Александр Федорович Адуев. Ни за что! Умоляю, помогите!
Петр Иванович Адуев. Хорошо, что я давно догадался о твоих проделках.
Александр Федорович Адуев. Как, давно!
Петр Иванович Адуев. Да так. Я знаю о твоей связи с самого начала.
Александр Федорович Адуев. Вам верно, тетушка сказала?
Петр Иванович Адуев. Как бы не так, я ей сам рассказал. Что тут мудреного? У
тебя на лице все было написано. Но не волнуйся, я тебе уже помог.
Александр Федорович Адуев. Как? Когда?
Петр Иванович Адуев. Сегодня утром... Тафаева больше не станет тревожить тебя.
Александр Федорович Адуев. Что вы ей сказали?
Петр Иванович Адуев. Долго повторять, Александр, скучно.
Александр Федорович Адуев. Вы, может быть, Бог знает что наговорили про меня.
Петр Иванович Адуев. Не все ли равно? Я успокоил ее — этого и довольно.
Сказал, что ты любить ее не можешь, что не стоит о тебе и хлопотать.
Александр Федорович Адуев. Что же она?
Петр Иванович Адуев. Она теперь даже рада, что ты оставил ее.
Александр Федорович Адуев (задумчиво). Как, рада!
Петр Иванович Адуев. Так, рада.
Александр Федорович Адуев. И вы не заметили в ней ни сожаления, ни тоски? Ей
все равно? (в беспокойстве начинает ходить по комнате) Сейчас же еду к ней.
Петр Иванович Адуев. Вот люди! Да не ты ли боялся, чтобы она не прислала за
тобой? Не ты ли просил помочь? А теперь забеспокоился, что она, расставаясь с тобой, не
умирает от тоски.
56
Александр Федорович Адуев ( продолжает в беспокойстве ходить по комнате) Рада,
довольна! А! Так она не любила меня. Нет, я увижу ее.
Петр Иванович Адуев (пожимает плечами). Ну, так поди к ней опять, тогда и не
отвяжешься, а уж ко мне потом не приставай, я не стану вмешиваться. И теперь вмешался
только потому, что сам же ввел тебя в это дурацкое положение.
Александр Федорович Адуев (вздыхает). Стыдно жить на свете.
Петр Иванович Адуев. И не заниматься делом. Приходи завтра к нам, за обедом
посмеемся над твоей историей, а потом прокатимся на завод.
Александр Федорович Адуев. Как я мелок, ничтожен.
Петр Иванович Адуев. А все от любви! Полно тебе гоняться за женщинами. Какое
глупое занятие, предоставь это какому-нибудь Суркову.
Александр Федорович Адуев. Но вы же любите вашу жену?
Петр Иванович Адуев. Да, конечно. Я очень к ней привык, но это не мешает мне
заниматься своим делом.
В комнату входит Елизавете Александровна.
Елизавета Александровна. Добрый вечер, Александр!
Александр Федорович Адуев. Здравствуйте, тетушка!
Елизавета Александровна. Вы так давно были у нас. (садится на софу рядом с
Александром)
Александр Федорович Адуев. Я был занят.
Елизавета Александровна. Я... слышала о вас... прошу вас не разочаровываться в
этой жизни, ведь каждому из нас послан тяжкий крест.
Петр Иванович Адуев. Кому это крест? Тебе, что ли, Александр?
Елизавета Александровна. Только не тот, что ты думаешь, я говорю о тяжком
кресте, который несет Александр.
Петр Иванович Адуев. Что он там еще несет? (пытается привстать со стула) Ох, какая
боль! Что за наказание! (с величайшей осторожностью вновь садится)
Александр Федорович Адуев. Что с вами, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. Видишь, несу тяжкий крест! Ох, поясница! Вот крест, так
крест, дослужился до него.
Елизавета Александровна. Ты так много сидишь, а доктор велел больше ходить.
Петр Иванович Адуев. Что ж я стану, раскрыв рот, по улицам ходить да терять
время даром.
Елизавета Александровна. Вот и наказан за это.
Петр Иванович Адуев. Этого здесь не минуешь, если хочешь заниматься делом.
Это почти вроде знака отличия у всякого делового человека. Но, довольно о моей пояснице...
Я слышал, Александр, что будто у вас Иванов уходит.
Александр Федорович Адуев. Да, уходит.
Петр Иванович Адуев. Кто ж на его место?
Александр Федорович Адуев. Говорят, Иченко.
Петр Иванович Адуев. А ты что?
Александр Федорович Адуев. Не предлагают.
Петр Иванович Адуев. Так надо хлопотать.
Александр Федорович Адуев. Мне все равно.
Петр Иванович Адуев. Так тебя уже в третий раз обходят.
Александр Федорович Адуев. Ну и пусть.
Петр Иванович Адуев. Однако, должны же быть у тебя какие-нибудь интересы в
жизни?
57
Александр Федорович Адуев. Были, да прошли.
Петр Иванович Адуев. Не может быть. Одни интересы должны сменяться другими.
Послушай, Александр, шутки в сторону, тебе, как и всякому, надо сделать карьеру в жизни.
Думаешь ли ты об этом?
Александр Федорович Адуев. Я уже подумал. Очертил себе круг действия и не хочу
выходить из этой черты. Здесь я хозяин — вот моя карьера.
Петр Иванович Адуев. Это лень.
Александр Федорович Адуев. Может быть.
Петр Иванович Адуев. Ты должен идти вперед, твое назначение выше. Твой долг
призывает тебя к благородному труду...
Александр Федорович Адуев (смеется). Вы, дядюшка, начали дико говорить, этого
прежде не водилось за вами.
Елизавете Александровна. Что ж тут удивляться, Петр Иваныч, ты сам отчасти
виноват, что Александр стал таким.
Петр Иванович Адуев. Я старался представить ему жизнь такой, как она есть. Я
предостерег его, быть может, от многих ошибок и глупостей.
Александр Федорович Адуев. Может быть. Но вы только выпустили одно из виду
— это счастье, дядюшка. Человек счастлив мечтами и надеждами, а действительность
намного хуже.
Петр Иванович Адуев. Какую чушь ты несешь, в Европе давно перестали верить
этому. Мечты, игрушки, обман — все это для женщин и детей, а мужчине надо знать дело.
Александр Федорович Адуев. Да, но чтобы вы ни говорили, дядюшка, счастье
соткано из надежд, иллюзий, доверчивости к людям. А вы твердили мне, что любовь вздор,
пустое чувство без которого легко и просто прожить, что дружбы глубокой и преданной нет, а
есть одна привычка...
Елизавете Александровна пристально смотрит на Петра Ивановича.
Петр Иванович Адуев. То есть я, видишь ли... я говорил тебе для того... чтобы... ой,
ой, поясница!
Александр Федорович Адуев. И вы говорили это двадцатилетнему мальчику, для
которого любовь — все! Вы объяснили мне теорию любви, обманов, измен. Я знал все это
прежде, чем начал любить, и я уже анализировал любовь, как ученик анатомирует тело под
руководством опытного профессора и, вместо красоты форм, видит только мускулы и нервы.
Петр Иванович Адуев. Точно двести лет назад родился! Жить бы тебе при царе
Горохе.
Александр Федорович Адуев. (со вздохом, ). Но я ни в чем не виню вас, дядюшка.
Мы с вами разные люди — вот в чем наша беда. Что может нравиться и быть понятным
одному, другому, увы, не подойдет.
Петр Иванович Адуев. Рассмотри получше толпу, чтобы узнать, что она хочет, к
чему стремится, и ты увидишь, что все именно так, как я тебя учил. Не я эти правила
устанавливал.
Александр Федорович Адуев. А кто же?
Петр Иванович Адуев. Наш век.
Александр Федорович Адуев. И чему учит наш век?
Петр Иванович Адуев. Следовать общеизвестным истинам - больше рассуждать,
чем чувствовать, сдерживать порывы чувств. Знать, что любовь остывает со временем и
переходит либо в привычку, либо в измену.
Александр Федорович Адуев. (со вздохом, ). В ваших словах, дядюшка, может быть,
и есть доля правды, но это не утешает меня.
58
Петр Иванович Адуев. А все твои беды от того, что ты так по-настоящему и не
занялся своим делом.
Александр Федорович Адуев. Подскажите же мне, дядюшка, что мне делать в этом
положении?
Петр Иванович Адуев. Что делать? Да... ехать в деревню.
Елизавета Александровна. В деревню!... Но что он там станет делать?
Александр Федорович Адуев (повторяя). В деревню! (смотрит на Петра Ивановича)
Петр Иванович Адуев. Да, в деревню! Там ты увидишься с матерью, утешишь ее.
Ты же ищешь спокойной жизни, а здесь тебя все волнует. А где спокойнее, как не там, на
озере, с теткой.... Право, поезжай! И кто знает? Может быть и того...
Александр Федорович Адуев. Благодарю вас за добрый совет, дядюшка... я
подумаю.
Петр Иванович Адуев. Но в любом случае, помни Александр, у тебя есть дядя и
друг — слышишь? И если понадобятся тебе служба, занятия и презренный металл, смело
обращайся ко мне.
Елизавета Александровна. А если будет нужно участие и надежная дружба, так
вспомните, что у вас есть тетка и друг.
Петр Иванович и Елизавета Александровна прощаются с племянником и выходят из комнаты.
Сцена пятая.
Декорация первой сцены первого действия. Кабинет Петра Ивановича Адуева.
Полдень. Петр Иванович и Елизавета Александровна сидят в креслах.
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Ноябрь».
Из-за кулисы выходит ведущий.
Ведущий. Александр послушался совета дяди и поехал в деревню. Так прошло года
полтора. Все бы хорошо, но Александр к концу этого срока стал опять задумываться. Ему
мало-помалу надоел тесный семейный круг; надоел и труд, и природа более не пленяла его.
Он начал размышлять о причине этой новой тоски и открыл, что ему было скучно — по
Петербургу. Удаляясь от минувшего, он начал жалеть о нем. Кровь еще кипела в нем, сердце
билось, душа и тело просили деятельности... Вначале он думал, что эта скука пройдет, что он
приживется в деревне, но чем дольше он жил там, тем сердце пуще ныло и опять просилось в
петербургский омут, теперь уже знакомый ему.
В своем письме к Петру Ивановичу и Елизавете Александровне он писал: « Месяца
три назад скончалась матушка. Вы по письмам ее знаете, что она была для меня, и поймете,
чего я лишился с ее потерей...Я теперь бегу отсюда навсегда. Не удивляйтесь и не бойтесь
моего возвращения. К вам приедет не мечтатель, не провинциал, а просто человек, каких в
Петербурге много и каким бы давно мне пора быть. Но иначе и быть не могло, и понял я это
только в тридцать лет. Тяжкая школа, пройденная в Петербурге, и размышление в деревне
прояснили мне вполне судьбу мою. Все прожитое мною до сих пор было каким-то трудным
приготовлением к настоящему пути. Что-то говорит мне, что остальной путь будет легче. И я
скоро скажу опять, как хороша жизнь!»
Ведущий уходит.
Елизавета Александровна (встает с кресла и подходит к Петру Ивановичу).
Представляешь, Петр Иванович, в прошлом месяце на один стол вышло около полутора
тысячи рублей. Это ни на что не похоже, пойду просмотрю расходную книгу (выходит из
59
кабинета).
Петр Иванович о чем-то задумавшись, сидит в кресле.
Входит Василий.
Василий. Доктор приехал.
Петр Иванович Адуев. Проси.
Василий уходит, появляется доктор с саквояжем в руках.
Доктор. Добрый день. (подходит к столу, ставит саквояж на стол)
Петр Иванович Адуев (вставая с кресла). Здравствуйте, доктор.
Доктор. Ну, на что жалуетесь? (берет Петра Ивановича за руку, считает пульс, пристально
смотрит на больного).
Петр Иванович Адуев (неопределенно пожимает плечами). Да... так.
Доктор садится за стол и начинает выписывать рецепт.
Что скажете, доктор?
Доктор. Я наблюдаю вас несколько месяцев... ехать в Киссинген, одно средство. У
вас припадки стали повторяться слишком часто.
Петр Иванович Адуев. Э! Вы все обо мне! Я вам говорю о жене. Мне за пятьдесят,
а она в цветущей поре, ей надо жить, и если здоровье ее начинает угасать с этих пор...
Доктор. Я сообщил вам только свои опасения на будущее время, а сейчас пока явных
симптомов нет.
Петр Иванович Адуев. Вы сделали тогда ваше замечание, да и забыли, а я с тех пор
слежу за ней пристально и с каждым днем открываю в ней новые неутешительные перемены
— и вот три месяца не знаю покоя. (в волнении начинает ходить по кабинету)
Доктор. Я вначале предполагал физиологическую причину, у нее не было детей... но,
кажется, нет! Может быть, причина чисто психологическая...
Петр Иванович Адуев. Еще легче!
Доктор. А может быть и нет ничего. Подозрительных симптомов решительно
никаких! Это так... вы засиделись слишком долго в этом болотистом климате. Езжайте на юг,
отдохните, наберитесь новых впечатлений. Уверяю вас, что исчезнет и раздражительность и
накопление слизей, а там посмотрим, что будет.
Петр Иванович Адуев (вполголоса, покачивая головой). Психологическая причина!
Доктор. Видите ли, почему я говорю психологическая. Иной, не зная вас, мог бы
подозревать здесь какие-нибудь заботы... или точнее сказать подавленные желания... когда
бывает нужда, недостаток...
Петр Иванович Адуев. Все ее желания предупреждаются. Я знаю ее вкус,
привычки. А нужда... гм! Вы знаете наш дом, знаете, как мы живем?
Доктор. Славный дом! Чудесный повар... и какие сигары! А что этот приятель ваш,
что в Лондоне живет... перестал присылать вам херес? Что-то нынешний год не видать у вас...
Петр Иванович Адуев (перебивает). Как коварна судьба, доктор! Уж я ли не был
осторожен с ней? Взвешивал, кажется, каждый свой шаг... нет, где-нибудь да подкосит.
Доктор. Что вы тревожитесь так? Я повторяю вам, что организм ее не тронут,
разрушительных симптомов нет. Малокровие, некоторый упадок сил... - вот и все!
Петр Иванович Адуев. Вы считаете - пустяки!
Доктор. Будто она одна такая? Посмотрите на всех приезжих, на что они похожи?
Вам надо немедленно уезжать отсюда. А если нельзя уехать, то развлекайте ее, не давайте
60
сидеть, больше движения и телу и духу. И то и другое у ней в неестественном усыплении.
Конечно, со временем оно может пасть на легкие и тогда болезнь может прогрессировать.
Доктор дописывает рецепт, встает из-за стола, подходит и подает его Петру Ивановичу,
тот достает из кармана деньги, подает доктору.
Они раскланиваются друг с другом и доктор выходит из кабинета.
Петр Иванович садится в кресло, задумывается, затем звонит, входит Василий.
Петр Иванович Адуев. Позови-ка, Елизавету Александровну!
Василий. Слушаю-с. (уходит)
Входит Елизавета Александровна.
Елизавета Александровна. Ты звал меня, Петр Иваныч!
Петр Иванович Адуев. Да. Послушай, дорогая, доктор говорит, что здесь моя
болезнь может усилиться. Он советует ехать на воды за границу. Что ты скажешь?
Елизавета Александровна (садится в кресло). Я думаю, надо ехать, если доктор
советует.
Петр Иванович Адуев. А ты? Не хотела бы поехать со мной?
Елизавета Александровна. Пожалуй.
Петр Иванович Адуев. Или, может быть, тебе лучше остаться здесь?
Елизавета Александровна. Хорошо, я останусь.
Петр Иванович Адуев. Что же из двух ты выбираешь?
Елизавета Александровна (равнодушно). Распоряжайся и собой и мной, как хочешь.
Велишь — я поеду, нет — останусь здесь...
Петр Иванович Адуев. Оставаться здесь нельзя. Доктор говорит, что и твое
здоровье несколько пострадало... от климата.
Елизавета Александровна. С чего он взял? Я здорова, я ничего не чувствую.
Петр Иванович Адуев. Продолжительное путешествие может быть для тебя
утомительно. Не хочешь ли ты пожить в Москве у тетки, пока я буду за границей?
Елизавета Александровна. Хорошо, я, пожалуй, поеду в Москву.
Петр Иванович Адуев. А может быть нам обоим съездить на лето в Крым?
Елизавета Александровна. Хорошо, поедем в Крым.
Петр Иванович Адуев (встает с кресла и начинает ходить по кабинету). Тебе все равно,
куда отправляться?
Елизавета Александровна. Все равно.
Петр Иванович Адуев. Отчего же?
Елизавета Александровна (задумавшись). Воля твоя, Петр Иванович, но нам надо
сократить расходы.
Петр Иванович Адуев. Что это так занимает тебя? Или денег тебе жаль?
Елизавета Александровна. Ты же сам учил меня... а теперь упрекаешь, что я
занимаюсь... Я делаю свое дело!
Петр Иванович Адуев (после паузы). Послушай, Лиза! Ты хочешь пересилить свою
волю... это нехорошо. Зачем ты стесняешь себя? Я предоставляю тебе полную свободу.
Елизавета Александровна. Боже мой! Зачем мне свобода? Что я стану с ней
делать? Ты до сих пор так хорошо распоряжался и мной и собой, что я отвыкла от своей
воли.
Петр Иванович Адуев (после паузы). Давно я не слыхал от тебя, Лиза, никакой
просьбы, никакого желания.
Елизавета Александровна. Мне ничего не нужно.
Петр Иванович Адуев (пристально смотрит на жену). У тебя нет никаких особенных...
61
скрытых желаний?
Елизавета Александровна колеблется и Петр Иванович замечает это.
Скажи, ради Бога, скажи! Твои желания будут моими, и я исполню их как закон.
Елизавета Александровна. Ну, хорошо, если ты можешь это сделать для меня...
то... уничтожь наши пятницы... эти обеды утомляют меня...
Петр Иванович Адуев (задумался). Ты и так живешь взаперти, а когда к нам
перестанут собираться знакомые по пятницам, ты будешь совершенно в пустыне. Впрочем,
изволь, ты желаешь — будет исполнено. Но чем же ты хотела бы заняться тогда?
Елизавета Александровна. Ты передай мне свои счета, книги, дела... я займусь...
Петр Иванович Адуев (с упреком). Лиза!... А я думал, не возобновить ли нам
некоторые знакомства, которые мы совсем оставили? Для этого я хотел дать бал, чтобы ты
немного развеялась, выезжала бы сама...
Елизавета Александровна (с испугом). Ах, нет, нет! Ради Бога, не нужно! Как
можно... бал!
Петр Иванович Адуев. Что это так пугает тебя? В твои лета бал не теряет своей
привлекательности, ты еще можешь танцевать...
Елизавета Александровна. Нет, Петр Иванович, прошу тебя, не затевай!
Заботиться о нарядах, одеваться, принимать гостей, выезжать — Боже сохрани!
Петр Иванович Адуев. Ты, кажется, весь век хочешь проходить в блузе?
Елизавета Александровна. Да, если ты позволишь, я бы не снимала ее. Зачем
наряжаться? И трата денег, и лишние хлопоты без всякой пользы.
Петр Иванович Адуев (после паузы). Говорят, на нынешнюю зиму в наш театр
ангажирован Рубини. У нас будет итальянская опера. Я просил оставить для нас ложу — как
ты думаешь?
Елизавета Александровна молчит.
Лиза!
Елизавета Александровна (робко). Напрасно... я думаю, и это будет мне
утомительно... я устаю...
Петр Иванович Адуев. (подходит к жене и берет ее за руку). Ты знаешь, Лиза, какую
роль я играю на службе, я считаюсь одним из лучших чиновников в министерстве.
Нынешний год буду представлен в тайные советники и, конечно, получу. Не думай, чтобы
карьера моя кончилась этим, я могу еще идти дальше... и пошел бы...
Елизавета Александровна (с удивлением смотрит на мужа). Я никогда не сомневалась в
твоих способностях.
Петр Иванович Адуев. Но я решил... на днях подать в отставку.
Елизавета Александровна (с изумлением). В отставку?
Петр Иванович Адуев. Тебе известно, что я рассчитался со своими компаньонами и
завод принадлежит мне одному. Он приносит мне до сорока тысяч прибыли в год.
Елизавета Александровна. Знаю, так что же?
Петр Иванович Адуев. Я его продам.
Елизавета Александровна (с изумлением). Что с тобой, Петр Иванович? Для чего все
это?
Петр Иванович Адуев. Неужели ты не можешь понять?
Елизавета Александровна. Нет!
Петр Иванович Адуев. Глядя, как ты скучаешь, как твое здоровье зависит от
здешнего климата, я пожертвую всем: своей карьерой, заводом и увезу тебя отсюда.
Елизавета Александровна. Так это для меня! Нет, Петр Иванович, ради Бога,
никакой жертвы для меня! Я не приму ее, решительно не приму.
62
Петр Иванович Адуев (пожимая плечами). Ты великодушна! Но мои намерения
неизменны, Лиза!
Елизавета Александровна. Я словно камень на твоем пути, я мешаю тебе.. Что за
странная моя судьба! Если человеку не хочется жить... неужели Бог не сжалится, не возьмет
меня?
Петр Иванович Адуев. Я хочу отдохнуть, успокоиться, наедине с тобой... Мы
поедем в Италию.
Елизавета Александровна (почти плача). Петр Иванович! Я знаю ты добр,
благороден... но, может быть, жертва бесполезна, может быть, уже... поздно, а ты бросишь
свои дела...
Петр Иванович Адуев. Пощади меня, Лиза, и прошу тебя не думай так, иначе ты
увидишь, что я не из железа создан... Я хочу, чтобы мы отдохнули вдвоем от всех занятий.
Елизавета Александровна. И это... искренно?... И эта поездка не для меня одной?
Петр Иванович Адуев. Нет, нет! Я нездоров, устал... хочу отдохнуть...
Елизавета Александровна подает руку мужу, который ее целует.
Так едем в Италию?
Елизавета Александровна (монотонно). Хорошо, поедем.
Петр Иванович садится в кресло, некоторое время они сидят молча.
В кабинет входит Александр Федорович, он немного пополнел, появилась лысина,орден на шее.
Глаза Александра Федоровича сияют радостью, он целует руку у тетушки
и пожимает дядюшкину руку.
Петр Иванович Адуев. Откуда?
Александр Федорович Адуев. Угадайте.
Петр Иванович Адуев. У тебя сегодня какая-то особенная прыть.
Александр Федорович Адуев. Бьюсь об заклад, что не угадаете!
Петр Иванович Адуев. Лет десять назад однажды, я помню, ты вот так же вбежал
ко мне. Еще разбил у меня что-то... тогда я сразу не догадался, что ты влюблен, а теперь...
неужели опять? Нет, не может быть, ты слишком умен, чтоб... (смотрит на жену и нерешительно
говорит) Уж... не женишься ли ты?
Александр Федорович Адуев. Да! Поздравьте меня!
Петр Иванович Адуев. В самом деле?
Елизавета Александровна. На ком?
Александр Федорович Адуев. На дочери Александра Степановича.
Петр Иванович Адуев. Неужели? Да ведь она богатая невеста. И отец... ничего?
Александр Федорович Адуев. Я сейчас от них. Он со слезами на глазах выслушал
мое предложение. Обнял меня и сказал, что теперь он может умереть спокойно, что он знает,
кому вверяет счастье дочери. Только, говорит, идите по следам вашего дядюшки!
Петр Иванович Адуев. Он так и сказал?
Елизавета Александровна. А что сказала дочь?
Александр Федорович Адуев. Да... она... так, как знаете, все девицы, ничего не
сказала, только покраснела. А когда я взял ее за руку, так пальцы ее... будто дрожали.
Елизавета Александровна. Ничего не сказала!... Неужели вы не узнали у ней,
любит ли она вас? Разве вам все равно? Зачем же вы женитесь?
Александр Федорович Адуев. Как зачем? Не все же так шататься! Одиночество
наскучило, пришла пора, моя тетушка, усесться на месте, обзавестись своим домом,
исполнить долг... Невеста же хорошенькая, богатая... Да вот дядюшка расскажет вам, зачем
жениться...
63
Петр Иванович незаметно от жены машет племяннику рукой, чтобы он не ссылался на него,
но племянник не замечает.
Елизавета Александровна. А может быть, вы не нравитесь ей? Может быть, она
вас не любит?
Александр Федорович Адуев. Как говорит дядюшка
Петр Иванович вертится на своем месте и громко кашляет
женишься по любви — любовь пройдет, и будешь жить привычкой; женишься не по любви
— привыкнешь к жене. Любовь любовью, а женитьба женитьбой. Эти две вещи не всегда
сходятся, а лучше, когда не сходятся... Не правда ли, дядюшка? Ведь вы так учили...
Петр Иванович свирепо смотрит на племянника. Александр Федорович в недоумении
смотрит на дядю, затем на тетку и замолкает. Елизавета Александровна задумчиво качает головой.
Петр Иванович Адуев. Вот теперь тебе пора жениться. А то хотел было в
двадцать три года.
Александр Федорович Адуев. Молодость, дядюшка, молодость! (задумался и
улыбается)
Петр Иванович Адуев. А чему улыбаешься?
Александр Федорович Адуев. Я заметил одно несоответствие. Когда я любил...
тогда женитьба не давалась.
Петр Иванович Адуев. А теперь женишься, да любовь не дается.
Петр Иванович и племянник дружно смеются.
Александр Федорович Адуев. Из этого следует, дядюшка, что вы правы, полагая
привычку главным...
Петр Иванович вновь свирепо смотрит на племянника и тот замолкает.
Петр Иванович Адуев. Помнишь, как ты бесновался, кричал, что тебя возмущают
неравные браки. Что невесту влекут как жертву, убранную цветами и алмазами, и толкают в
объятия пожилого человека, большею частью некрасивого, с лысиной. Покажи-ка свою
голову.
Александр Федорович Адуев (заглаживая рукой волосы). Молодость, дядюшка!
Не понимал сущности дела.
Петр Иванович Адуев. А помнишь, как ты был влюблен в эту, как ее... Наташу, что
ли? Бешеная ревность, небесное блаженство... куда это все исчезло?
Александр Федорович Адуев. Ну, ну, дядюшка, полноте!
Петр Иванович Адуев. Где колоссальная страсть, слезы?
Александр Федорович Адуев. О! Если так, дядюшка, я докажу, что не я один
любил, ревновал, плакал... позвольте, у меня имеется письменный документ. (вынимает из
кармана бумажник и вытаскивает оттуда пожелтевший листок бумаги) Вот, тетушка, доказательство того,
что дядюшка не всегда был такой рассудительный человек. И он испытывал искренние
чувства, и бешеную страсть, и слезы, и любовь. Четыре года я таскал эту бумагу с собой и
все ждал случая уличить дядюшку. Я было и забыл о ней, да вы же сами и напомнили.
Петр Иванович Адуев. Что за вздор? Я ничего не понимаю.
Александр Федорович Адуев. А вот взгляните (подносит листок к глазам дяди).
Петр Иванович Адуев. (смотрит на пожелтевший листок бумаги) Отдай, Александр!
64
(пытается схватить листок бумаги, но племянник проворно отдергивает руку)
Елизавета Александровна с любопытством смотрит на мужа и племянника.
Александр Федорович Адуев. Нет, дядюшка, не отдам, пока не сознаетесь здесь,
при тетушке, что и вы когда-то любили, как все... Иначе этот документ передается в ее руки.
Петр Иванович Адуев. Варвар! Что ты делаешь со мной?
Александр Федорович Адуев. Так вы не сознаетесь?
Петр Иванович Адуев. Ну, любил. Отдай.
Александр Федорович Адуев. Нет, сознайтесь, что вы ревновали?
Петр Иванович Адуев. (морщась). Ну, ревновал.
Александр Федорович Адуев. Плакали?
Петр Иванович Адуев. Нет, не плакал.
Александр Федорович Адуев. Неправда! Я слышал от тетушки, признавайтесь.
Петр Иванович Адуев. Язык не поворачивается, Александр. Вот разве, что теперь
заплачу.
Александр Федорович Адуев. Тетушка, извольте документ.
Елизавета Александровна (протягивая руку к пожелтевшему листу). Покажи, что это
такое?
Петр Иванович Адуев (кричит). Плакал, плакал! Отдай мне его!
Александр Федорович Адуев. Хорошо, но дайте честное слово, что вы предадите
вечному забвению мои глупости и никогда не будете вспоминать об этом.
Петр Иванович Адуев. Честное слово.
Александр Федорович отдает листок дяде, который берет его и рвет на части..
Елизавета Александровна. Скажите мне по крайней мере, что это такое?
Петр Иванович Адуев. Нет, милая, этого и на страшном суде не скажу. Да неужели
я писал это? Быть не может...
Александр Федорович Адуев (перебивая). Вы, дядюшка! Я даже помню, что там
было написано: «Ангел, обожаемая мною...»
Петр Иванович Адуев (кричит). Александр! Навек поссоримся!
Елизавета Александровна. Стыдятся — и чего! Первой, нежной любви (пожимает
плечами и отворачивается от мужа и племянника).
Петр Иванович Адуев. В этой любви так много... глупого. Вот у нас с тобой ничего
такого не было... а ведь ты меня любишь...
Елизавета Александровна (рассеянно). Да, я очень... привыкла к тебе.
Петр Иванович в задумчивости трет свой висок..
Александр Федорович Адуев (шепотом дяде). Что делать, дядюшка.
Петр Иванович подает ему знак — молчи.
Елизавета Александровна. Петру Иванычу простительно так думать и поступать.
Он давно такой, и никто, я думаю, не знал его другим. А от вас, Александр, я не ожидала
такой перемены...
Александр Федорович Адуев. Неужели вы желаете, тетушка, чтобы я оставался
таким, каким был десять лет назад? Дядюшка правду говорит, что эта всего лишь глупая
мечтательность...
Петр Иванович вновь свирепо смотрит на племянника и тот замолкает.
65
Елизавета Александровна. Но тогда вы были искренны, благородны, умны... И это
прекрасное чувство мелькнуло, как солнце из-за туч — на одну минуту...
Александр Федорович Адуев. Вы хотите сказать, тетушка, что теперь я... не умен...
не благороден...
Елизавета Александровна. Нет! Но теперь вы умны и благородны... увы, по
другому.
Александр Федорович Адуев (вздыхая). Что делать, тетушка? Век такой. Я иду
наравне с веком, нельзя же отставать! Вот я сошлюсь на дядюшку, приведу его слова...
Петр Иванович Адуев (свирепо). Александр! Мы тут разговорились с тобой, а
Елизавете Александровне время принимать лекарство, которое ей назначил доктор.
Елизавета Александровна. Да что-то оно, Петр Иваныч, не помогает.
Петр Иванович Адуев. А ты принимай... принимай, Бог даст поможет.
Елизавета Александровна. Ну, хорошо, будь по твоему (поднимается с кресла и уходит).
Петр Иванович Адуев. Что это за страсть пришла к тебе сегодня ссылаться на
меня? Ты видишь, в каком положении жена?
Александр Федорович Адуев (с испугом). Что такое?
Петр Иванович Адуев. Ты ничего не замечаешь? А то, что я бросаю службу, дела
— все и еду с ней в Италию.
Александр Федорович Адуев. Что вы, дядюшка! Ведь вам нынешний год следует в
тайные советники...
Петр Иванович Адуев. Да видишь, тайная советница плоха. (задумчиво прохаживается
по кабинету) Нет, моя карьера кончена! Дело сделано, судьба не велит идти дальше... пусть!
(машет рукой) Поговорим лучше о тебе. Ты, кажется, идешь по моим следам.
Александр Федорович Адуев. Приятно бы, дядюшка!
Петр Иванович Адуев. Да! В тридцать с небольшим лет — коллежский советник,
хорошее казенное содержание, да еще вовремя женишься на богатой... Да, Адуевы делают
свое дело! Ты весь в меня, только недостает боли в пояснице.
Александр Федорович Адуев (дотрагиваясь до спины). Да уж иногда колет.
Петр Иванович Адуев. Все это прекрасно, разумеется, кроме боли в пояснице. Я
хочу, чтобы ты продолжал идти во всем по моим следам, и дать тебе несколько советов...
насчет будущей твоей жены...
Александр Федорович Адуев. Это любопытно.
Петр Иванович Адуев (подумав). Да нет! Боюсь, как бы хуже не наделать. Делай, как
знаешь сам, может быть, догадаешься. Поговорим лучше о твоей женитьбе. Говорят, у твоей
невесты двести тысяч приданого — правда ли это?
Александр Федорович Адуев. Да, двести тысяч отец дает да сто тысяч от матери
осталось.
Петр Иванович Адуев (кричит). Так это триста тысяч!
Александр Федорович Адуев. Да еще он сегодня сказал, что все свои пятьсот душ
отдает нам в полное распоряжение, с тем условием, чтобы выплачивать ему восемь тысяч
ежегодно. Жить будем вместе.
Петр Иванович Адуев. Постой, постой! Повтори, сколько?
Александр Федорович Адуев. Пятьсот душ и триста тысяч денег.
Петр Иванович Адуев. Ты... не шутишь?
Александр Федорович Адуев. Какие шутки, дядюшка?
Петр Иванович Адуев. И имение... не заложено?
Александр Федорович Адуев. Нет.
Петр Иванович Адуев (скрестив руки на груди с уважением смотрит на племянника).И
карьера и фортуна! (гордо) Александр! Ты моя кровь, ты — Адуев! Так и быть, обними меня!
66
Александр Федорович обнимается с дядюшкой.
Александр Федорович Адуев. Это в первый раз, дядюшка!
Петр Иванович Адуев. И в последний! Это необыкновенный случай! Но неужели
тебе не будут нужны деньги? Обратись ко мне хоть однажды.
Александр Федорович Адуев. Ах, дядюшка! Издержек множество. Если вы можете
дать тысяч десять... пятнадцать.
Петр Иванович Адуев. Ну, наконец-то, в первый раз!
Александр Федорович Адуев. И в последний, дядюшка! Это необыкновенный
случай... в моей обыкновенной истории!
Звучит пьеса П.И.Чайковского «Времена года. Октябрь».
Занавес.
67