Борису Шварцу, сказавшему в 1968 году волшебную фразу «А

Воспоминания
спасателя
А. Курепин
Борису Шварцу, сказавшему в
1968 году волшебную фразу «А
мы в пещеры ходим. Пошли с
нами!»
А.Е. Курепин
ВОСПОМИНАНИЯ СПАСАТЕЛЯ
Издание второе, исправленное и дополненное
(электронная версия)
г. Дзержинск
2009
Первое издание «Воспоминаний…», опубликованное в связи с финансовыми
затруднениями издательства крайне ограниченным тиражом, быстро разошлось,
вызвав известный интерес среди узкого круга лиц, так или иначе попавших в состав
действующих.
Новое издание, которое планируется выпустить к сорокалетнему юбилею
первого совместного похода главных героев этих воспоминаний, будет издано на
современных (электронных) носителях и будет содержать больше фактической
информации в виде не ретушированных средствами «Фотошопа» черно-белых снимков
или цветных слайдов.
Большое количество технических текстов, написанных за прошедшие с момента
выхода первого издания девять лет, окончательно испортили стиль автора
воспоминаний. В среднем любое предложение, написанное сегодня, содержит в 3-4
раза больше слов, знаков препинаний, причастных и деепричастных оборотов, и,
следовательно, во столько же раз сложнее для восприятия.
Поэтому, чтобы читатель не уснул на первой же странице нового издания, новой
текстовой информации здесь практически не будет. Ограничимся несколькими
новыми иллюстрациями, которые будут помещены после страниц с иллюстрациями,
вошедшими в первое издание сборника в 2000 году.
Серия “О времени и о себе”
А. Курепин
ВОСПОМИНАНИЯ СПАСАТЕЛЯ
Компьютерная верстка автора.
Тираж 2 экз.
Издательство «Самиздат-пресс»
606039, Дзержинск, Нижегородской обл., бул. Космонавтов, 1/77, кв.64
2000 г.
Как живешь, мой дружище?
Годы мчат, как курьерский
По железной дороге «Воркута-Ленинград».
Вроде было недавно, вроде было немного
У родного порога, а уже пятьдесят!
Ты прополз по «Орешной»,
И прошел по «Алтайской»,
По пещерам Кавказа ты с Пулиной гулял.
В день рожденья упрямо на гору Фудзияму
Ты в колонне туристов до рассвета шагал.
Водку пил на Алтае,
Разбавляя арачкой.
На Кавказе тушенку чачей ты запивал.
А в Японии – пивом, а в Германии – шнапсом.
На Канарах малагой ты друзей угощал.
А друзья разлетелись.
Кто на Ближний, кто в Нижний.
Про пещеры забыли, все «капусту солят»…
От родного порога вдаль уходит дорога…
Ну а лет нам немного – всего пятьдесят.
Пролог.
Мне шесть лет. С приятелем Вовкой Кононенко мы играем в сенях нашего дома.
В углу стоит бочка с водой. Бочка большая. Вовка зачем-то снял крышку с бочки и
заглядывает в нее, стоя на табуретке. Может быть, он хотел набрать воды в ковшик.
Воды в бочке было налито примерно на половину. Неожиданно Вовка падает головой в
бочку. Из воды видны только ноги. Взрослых рядом нет. Я забираюсь на скамейку и,
схватившись за ноги, тяну их к себе. Неожиданно для меня удается почти полностью
вытянуть ныряльщика из бочки. спасательные работы помогает мне завершить сам
Вовка, ухватившись, наконец, рукой за край бочки. Мы оба напуганы. Рассказывать об
этом случае взрослым боимся. Но приходится, так как Вовка весь мокрый. Неожиданно
нас почти не ругают. Я долго думаю, почему же я так легко вытащил его из воды. Когда
мы устраиваем соревнования по борьбе, его поднять значительно труднее. Первое
применение законов физики в практике спасательных работ оказалось удачным. Все
могло закончиться гораздо хуже.
В дальнейшей жизни опыт проведения спасательных работ будет расширяться и
углубляться. В воспоминаниях будут описаны четыре случая проведения спасработ,
возникших как результат проявления стихии, несчастного стечения обстоятельств или
пренебрежения правилами безопасности. Спасательные работы в пещере Шорской,
когда Генрих сломал себе бедро. Целая «спасательная» экспедиция 1971 года.
Небольшое участие в событиях 1975 года на горном массиве Фишт, когда во время
пурги в горах погибло более 20 человек плановых туристов. И, наконец, спасательные
работы в пещере Ленинградской, когда Севка, после припадка эпилепсии, отказался
подниматься по входному колодцу. В последнем эпизоде основную роль сыграли
фундаментальные законы механики (из области «научного перетягивания каната»
через блок), являющейся одной из основ профессии, которой я занимаюсь после
окончания университета в 1973 году.
И, вообще, хотелось бы заметить, что рекомендуемый во всех пособиях по
проведению спасательных работ в горах подъем пострадавшего при помощи
полиспаста неоднократно успешно применялся, в том числе и мной, только во время
проведения тренировок или соревнований спасательных отрядов. На практике, в
реальных условиях проведения спасработ в пещерах, я подтверждений этому не видел.
А вот изменение направления усилия при помощи блока успешно применялось
всегда: и когда усилие создавалось двумя десятками человек, и когда это усилие
равнялось весу одного человека, правда, не самого худощавого.
Введение.
В мае 1968 года я закончили 11 класс вечерней школы поселка Комсомольский
(Чукотка) и отправился получать высшее образование. В начале я решил попробовать
сдать экзамены на физфак Новосибирского университета, где на первом курсе учился
мой забайкальский приятель Володя Базанов. Он очень рекомендовал мне попробовать
это сделать. А так как экзамены в универе начинались в июле, это позволяло в случае
неудачи попробовать поступить еще куда-нибудь.
У меня была серебряная медаль, и для поступления было достаточно получить
пятерки по письменной и устной математике. К сожалению, после пятерки на
письменном экзамене, я умудрился получить «хорошо» на устном. После чего
продолжил экзаменационные испытания по полной программе.
На письменной физике я чувствовал себя спокойно. Довольно быстро записал
решения всех задач и уже собирался сдать работу, но решил еще раз все проверить. В
последней задаче, которая была самой сложной, и давала максимальное количество
баллов, я обнаружил ошибку и исправил ее. В остальных я, кажется, ничего не
исправлял. Сдал работу и вышел на улицу. Уселся на скамейку и достал сигареты. При
внешнем спокойствии внутри все тряслось. Спичек у меня не оказалось. В это время ко
мне подошел среднего роста брюнет, у которого спички были. Мы закурили и
разговорились. Оказалось, что он тоже сдавал письменную физику и решал тот же
самый вариант, что и я. Девятый, по-моему.
Естественно мы обсудили каждую задачу, и, оказалось, что наши ответы не
совпадают ни в одном случае. После того, как не совпал последний ответ, я грустно
сказал: «Ну, значит, пара» и потопал в общагу.
Оказалось, что именно последняя задача была решена правильно. Я получил
трояк и продолжил сдавать экзамены. На устной физике я попал в аудиторию часам к
пяти вечера. Усталый экзаменатор долго задавал мне разные дополнительные вопросы,
а я также долго ему отвечал. Наконец я ему надоел. Но он, видимо не был уверен, какая
оценка меня бы устроила, поэтому, изучив мой экзаменационный лист, спросил,
откуда я и что окончил. Я был уже совсем в шоковом состоянии, поэтому не понял,
почему он сказал: «Ну, четверки Вам хватит».
В результате я набрал шестнадцать баллов. А проходной, да и то с
собеседованием был 17. На собеседование меня не вызвали и я собрался передать
документы на геофизику. Там был недобор, а сдавали они такие же экзамены. Я сходил
к ним в приемную комиссию, и меня уверили, что возьмут с удовольствием. Особенно
им понравилось, что я с Чукотки, работал на золотодобывающем прииске и какое-то
отношение к приставке «гео» имел.
Вечером абитура, жившая со мной в одной комнате, скинулась по трояку и
командировала меня за вином в торговый центр. Они все не поступили, а у меня еще
были шансы стать студентом-геофизиком, вот с меня и причиталось. Возвращаясь из
ТЦ с авоськой, в которой лежало штук семь бутылок красного болгарского, я решил
посмотреть на список зачисленных на первый курс физфака, который по слухам уже
висел в холле универа. Когда я нашел список, то на всякий случай начал просмотр с
последних фамилий, а вдруг я там есть. Но бесполезно. Просмотрев его до середины и
не обнаружив там ничего знакомого, я на всякий случай взглянул на начало списка, где
были перечислены поступившие с максимальным числом баллов. Под номером 13 я
увидел такую же фамилию, как и у меня. Более того, и инициалы были те же!
Некоторое время я стоял, соображая, в чем дело. Если это я, то почему в начале
списка? Наконец, дошло! Ведь я же из-за рабочего стажа вне конкурса иду! Так вот что
имел в виду экзаменатор, когда сказал, что четверки хватит. В общагу я прилетел, как
на крыльях. И на геофизику переводиться не стал.
С молодым человеком, решавшим тот же вариант контрольной по физике, что и
я, мы снова встретились на картошке. Борис Шварц, а это, конечно, был он, набрал по
письменной физике столько же баллов, как и я, но за все остальные задачи. У него была
с собой семиструнная гитара. Я тоже немного играл и пел. Так и познакомились.
Там же на картошке Борис произнес судьбоносную фразу: «А мы в пещеры
ходим. Пойдем с нами!» И я пошел. И ходил туда в течение двадцати лет. И продолжал
бы, наверное, до сих пор, если бы не события, которые сотрясают страну вот уже скоро
десять лет, и которые подвели финансовую черту под летней походной жизнью.
Эпизод первый
Пещерная
Нам пещеры помогут,
Нас пещеры спасут
От себя, от других,
От обид и печалей.
И развеют тоску,
Боль твою унесут.
Снова станем мы теми,
Кем были вначале.
Нас пещеры укроют холодною мглой.
Голубою водой оградят от несчастья
И, быть может, даруют нам Вечный покой,
А, быть может, подарят нам чуточку счастья.
А когда мы вернемся
Мы станем сильней
Ну а если, а если…
Ну что же, простите.
Мы вернемся когда-нибудь
В плаче дождей.
Мы придем, мы споем.
Если можете, – ждите.
Б. Шварц
Зимой 69-70 годов клуб спелеологов Академгородка организовал школу
спелеологов, на которой наши «старики» (Мороз, Сандахчиев, Отец) делились с
молодежью «опытом долгих жизненных странствий». Мы с Борисом по этому опыту
находились где-то в середине между «отцами» и «молодежью», даже ближе к
«молодежи». Но все-таки кое-какой опыт у нас уже был, что позволяло в присутствии
«молодых» чувствовать себя «стариком».
К моменту тренировочного выезда в пещеру, которым завершалась работа
школы, осталось около двадцати слушателей. Среди них оказались кампания Сереги
Сермягина, Надежда Воробьева, Татьяна и Галя «Скобки». Все окончившие школу
слушатели участвовали в этом походе. Руководителем был Генрих Лебедев. Поход
совпал с майскими праздниками. Была выбрана довольно простая пещера в Горной
Шории, недалеко от поселка бывшего леспромхоза Шорский. Пещера тоже называлась
Шорская.
Наша группа приехала к пещере вместе с еще одной кампанией пещерников из
Новосибирска (4 человека с Левого берега). Эту группу возглавлял Валерка Казутин
(Сабленосый). Валера несколько раз появлялся в клубе, считаясь своим в кампании
Отца (Игоря Легкова). С ним было еще двое парней и девушка, которых я в клубе не
встречал.
Когда мы высадились из поезда, нас местные огорошили новостью, что два дня
назад здесь была группа юных спелеологов из Новокузнецка, выход которых в пещеру
закончился трагически. Спускаясь по каменной осыпи после осмотра пещеры, их
руководитель сдернул веревкой камень себе на голову. Результат – руководитель мертв,
а находящихся в шоке ребят отправили домой при помощи местных жителей.
В пещере Шорская два входа, нижний вход, начинающийся над каменной
осыпью, где произошло несчастье, и верхний, к которому нужно карабкаться по скале
вверх метров на 15 и в сторону метров на 100.
Договорились, что несколько человек, в том числе Шварц и я, пойдут через
верхний вход, а Генрих с молодыми поднимется по осыпи в пещеру и спустится по
колодцу, глубина которого около 15 метров. Там на дне мы встретимся и вместе
поднимемся назад в грот нижнего входа.
Мы благополучно нашли верхний вход, спустились по колодцу, протиснулись
через шкуродер и часа через два после начала спуска оказались в гроте, откуда можно
было подняться в зал, где толпилась наша молодежь. В гроте были ребята Казутина.
Как они туда попали, я точно не помню, но кажется, что они использовали какой-то
обходной ход, где требовалось хорошее владение скалолазанием. Мне даже удалось по
их стопам подняться почти на уровень грота, где я переговорил с Генрихом (покричали
немного). Решили, что их спуска мы ждать не будем, а отправимся обратно через
верхний вход. Минут через пятнадцать, после того как мы отправились в обратный
путь, нас догнала девушка из группы Казутина и сказала, что «Ваш Генрих упал». Мы
кинулись обратно. На дне грота, где недавно мы были, рядом с мотком веревки на боку
как-то спокойно лежал Генрих. Рядом с ним был Казутин и его кадры.
Позже мы неоднократно обсуждали, что произошло с самим Генрихом.
Оказалось, что его подвело отсутствие страховки. Ему показалось, что это очень
простой колодец, и он не стал ее организовывать. Он сбросил вниз собранную в кольца
веревку и начал спускаться «коромыслом». На расстоянии метров 7 от дна он
обнаружил, что веревка спуталась в узел. Распутать узел ногами он не смог. Повисев
немного, он решил попытаться пропустить узел за спиной. Это было ошибкой. После
того, как он пропустил узел за спину и перенес тяжесть тела на нижнюю руку, узел
распутался и спуск превратился в падение. Он упал боком на дно грота. Именно в этом
месте из глины торчал камень. Генрих понял, что у него сломана берцовая кость.
Для подъема и транспортировки пострадавшего нужно было как-то
зафиксировать ногу от смещения осколков кости друг относительно друга. Нашли
кусок доски длиной около полутора метров. Привязали Генриха к этой доске, крепко
пришнуровав его ногу и туловище. Подвеску тоже закрепили на доске, благо ее
толщина была около 50 мм. Основная веревка, которой должны были вытаскивать
пострадавшего, была закреплена через блок, висевший на петле, которой охватили
скальный столб в верхнем гроте. Всех находившихся в пещере поставили тянуть
веревку. Так как в одном месте подъема на стене колодца был перегиб, для
предохранения Генриха от ударов по скале пустили вместе с ним сопровождающего,
которым стал Казутин. Он шел вверх по параллельно подвешенной тросовой лестнице.
Его страховка была укреплена за узел основной веревки, на которой висел
пострадавший. Страховочную веревку выбирали человека три, пользуясь трением
через перегиб скального выступа в гроте.
После начала подъема ситуация выглядела так. Казутин с находящимся у него за
спиной, подвешенным к доске, Генрихом движется вверх по колодцу. 3 человека
выбирают страховочную веревку, которая одновременно страхует и пострадавшего и
сопровождающего. Я нахожусь у края колодца и руковожу усилиями большой
(человек 15) команды, которая построилась гуськом и тянет основную веревку. Ребята
так старались, что когда Казутин отставал от пострадавшего, приходилось тянуть
веревку в обратную сторону. Например, в месте перегиба без ослабления натяжения
веревки вообще нельзя было обойтись. При этом Валера сделал гигантское усилие,
втиснулся между Генрихом и скалой, отодвинув импровизированные носилки
примерно на метр от скалы. Это позволило ему протиснуться через перегиб самому.
Так как я был практически привязан к веревке и не отходил от нее ни на шаг, я не
помню подробностей того, что творилось вокруг. Я следил за перемещениями
пострадавшего, подтягивал веревку сам, вопил команды «Тяни» или «Ослабь». Когда
Генриха подтащили к выходу из колодца, то несколько человек подхватили руками его
опору-доску и дальше на плечах, руках, головах и остальных частях тела, которые
могли помочь транспортировке, доставили к выходу из пещеры. Тут мы столкнулись с
проблемой спуска по осыпи. После короткой дискуссии решили, что
сопровождающий будет спускаться вниз по осыпи на четвереньках, головой вверх
(пятясь) удерживая пострадавшего у себя на спине. Сверху его страховали веревкой,
которую держали в руках сразу нескольких человек.
Когда Генриха донесли до железной дороги, проходившей метрах в двадцати от
края осыпи, ему сделали носилки и понесли в поселок на станцию. Я к этому моменту
окончательно вымотался, скорее психологически, и остался отдыхать с ребятами,
осуществлявшими основные операции подъема и спуска. На станцию мы пришли
через пару часов. А еще через 6 часов мы погрузили Генриха в плацкартный вагон
поезда «Новокузнецк-Новосибирск». С ним поехало еще человека четыре.
Из участников спасработ мне запомнились двое. Конечно, Казутин и, почему-то,
Валентина (она же Банда, Вурдолачка и прочее), которая бегала вокруг нас и
спрашивала, что ей делать. Когда от нее отмахнулись, она сама нашла себе дело и по
очереди поила всех водой из фляжки.
Таня «Скобка» использовала этот случай в качестве темы для сочинения, которое
писала при поступлении на рабфак в университет. Будущий историк уже тогда начал
описывать современную ей историю.
Эпизод второй
Смотрите, не забудьте позвонить
В тот час, когда настанет непогода…
Ю. Визбор
В подготовке кавказской экспедиции 1971 года я почти не участвовал. Почти
месяц я провел на Чукотке, охотясь с отцом в горах, куда ушел Алитет. Когда я
вернулся в Академ, сборы уже завершались. Мы вылетели в Адлер с первой группой и
основным грузом. Базовый лагерь был расположен около Гегского (Черкесского)
водопада в ущелье реки Гега, притока Решавы (Рицы), которая в свою очередь впадает в
Бзыбь, а та уже, наконец, в Черное море вблизи мыса Пицунда.
Экспедиция началась 1 августа, когда 18 человек из Новосибирска и окрестностей
высадились в аэропорту Адлера. Следующим мероприятием после прибытия была
закупка продуктов. Ответственным за это мероприятие (согласно записям в дневнике
экспедиции) был назначен Шварц. В этом же дневнике сохранился длинный перечень
приобретенных «деликатесов» (20 наименований), сделанный рукой Бориса, и
приписка: «Сходив за продуктами, констатируем: жрать нечего».
5 августа мы с Борисом поехали в Сочи, чтобы отметить в спасотряде
маршрутную книжку, купить еще тушенки и колбасы и встретить болгарских
участников экспедиции. Болгар мы не встретили. Зато встретили двух москвичей,
которые вернулись с Фишта и, зачем-то, ошивались около клуба туристов.
Картина была примерно такая. Доехали от вокзала до телебашни (остановка
«Альпийская», на самой горе). Подходим к клубу туристов. На двери записка «Был до
10, буду в 12 часов. Б.А.». И замок. Около клуба стоит стол, на нем стоит рюкзак и сидит
свердловчанка Нина. Около стола на скамейке сидят два заросших бородами мужика:
«Привет! – Привет! - Вы откуда? - Из Новосибирска. - Илюхин сволочь? – Да это уже
давно известно!» Этого разговора было достаточно, чтобы общий энтузиазм объял
ряды встретившихся спелеологов из Новосибирска и оппортунистов из Москвы. Ребята
были в разведке на плато массива Фишт, где нашли несколько хороших пропастей, с
продолжением: «Большой приз», который они прошли до глубины 120 метров, и
«Большую надежду», в которой удалось опуститься до 60 метров и, открытую в самый
последний день их поиска «Парящую птицу». Позднее в этой пещере в основном
усилиями спелеологов из Свердловска будет достигнута глубина 500 метров. К этому
моменту это будет третья по глубине пещера Союза. Потом лидерство окончательно
перехватят пропасти, расположенные на Бзыбском и Гагринском хребтах в Абхазии.
Разговаривали и братались мы в основном с Витькой Блиновым, а второй
оппортунист – Ермаков Николай в это время дописывал письмо маме, где на 10
страницах излагал свои страшные похождения в диких горах Кавказа, постепенно
подводя маму к мысли, что необходимо прислать денег в количестве 35 рублей
примерно к 20 августа. Иначе возвращение любимого сына может быть поставлено под
вопрос.
Взяли мы этих горных орлов с собой и 6 числа выехали в горы от турбазы
«Сокол» на экскурсионном автобусе, идущем на озеро Рица. Оставив у разъяренного
водителя десятку (жлоб хотел значительно больше) мы выгрузили почти полтонны
снаряжения около начала лесовозной дороги у впадения Геги в Решаву. Экскурсанты
весело помахали нам вслед. После чего, взвалив на себя громадные рюкзаки с
довесками из транспортных мешков (всего килограммов по 60) мы медленно, как
муравьи, поползли вверх по лесовозной дороге.
Базовый лагерь, расположенный около Гегского водопада, мы нашли быстро.
Там кипела бурная жизнь. Кто-то варил обед, кто-то собирался на заброску
снаряжения вверх на плато, кто-то просто давил сачка. Руководства экспедиции на
месте не было. Они встречали в Адлере болгарскую группу (Косьмин с Валентиной и
Отцом-Легковым). Проведя среди разлагающихся на теплом солнышке лагерников два
дня, мы восьмого августа попытались провести разведку местности вверх по лесовозной
дороге. Результата эта разведка не дала.
На следующий день мы собрали вещички, загрузили необходимый для верхнего
лагеря провиант, и отправились вверх на плато. Светового дня на подъем не хватило.
На высоте примерно 1900 метров, около последней воды, мы сложили из камней какоето подобие ровной площадки и, поставив палатку, переночевали. Ночью шел сильный
дождь. Было сыро и холодно. Борис мурлыкал что-то из альпинистского фольклора:
«Попал я, бедненький, на мокрую ночевку и холод косточки мои продрал…». Знал бы
он, что была эта ночевка еще совсем не мокрая и не холодная…
К обеду 10 августа мы добрались до верхнего лагеря, где нас встретили с бадьей
компота разлагающиеся на горном солнышке томичи. Верхний лагерь тоже жил своей
обычной жизнью. Народ бродил по плато, осматривая провалы, расположенные
вблизи от известных к тому времени пещер «Медвежья лопатка» и «Юбилейная».
Задачей экспедиции была попытка штурма сифона на глубине 280 метров в
«Юбилейной». В этом должны были участвовать и болгары, которые 14 августа вместе с
Кирюхиным, наконец, добрались до плато. Почти каждую ночь идут дожди. Наконец,
15 августа, на плато поднялась группа Косьмина. Начался основной этап экспедиции.
Почему-то вначале решили провести тренировочный выход в пещеру «Медвежья
лопатка». Это пещера была найдена в 1970 году и не имела точного плана. Это
упущение и решили устранить во время тренировочного выхода. Вход в пещеру
располагался в большой, занесенной снегом трещине. Раскопки снежника на дне
трещины, ведущей в пещеру, сделали несколькими днями раньше томичи. Проникнув
между стеной провала и основной массой снега, они расчистили проход, ведущий к
вертикальному 65 метровому колодцу. Для этого отвеса была припасена толстая 12
миллиметровая веревка, которую закрепили на стенке хода для спуска. Во время спуска
телефонный провод перепутался с веревкой, его успешно оборвали и больше не
восстанавливали. Связь пещеры с поверхностью решили осуществлять, дергая веревку
определенное число раз. Предполагалось, что подъем будет осуществляться по
лестницам с применением для страховки основной веревки, перекинутой через блок.
Из-за большого количества народа, тянувшего страховочную веревку, переступать
ногами по лестнице успевали не все. Подъем осуществлялся по методу «Дедка за репку,
бабка за дедку…».
Во время топосъемки нашли продолжение, которое, как нам показалось, было
весьма перспективным.
Из-за этого в 10 утра 19 августа в «Медвежью лопатку» снова спустилась
штурмовая группа в составе: Косьмин, Шварц, Мочалов, Ельдецов, Шеховцов, Курепин.
Во время прохождения нового участка пещеры, при спуске в очередной неглубокий
колодец пижон Косьмин пошел вниз скалалазанием без страховки и свалился. Благо до
пола было не очень далеко и обошлось без «жмурика». Но удар был достаточно
сильный. Иван ушиб ногу и об острый край камня разрезал кожу на руке. Мы быстро
организовали подъем пострадавшего по небольшим отвесным участкам новой части
пещеры. Иван старался нам помогать и, где мог, прыгал вперед на одной ноге.
Мы довели его до дна входного колодца, и отправили наверх записку, что
начальника необходимо вытащить. Веревка быстро вернулась и, усадив Ивана в
«беседку», мы дернули ее положенное количество раз. Через некоторое время веревку
начали выбирать, и вскоре Иван исчез в темноте. Только падающие сверху камешки и,
позже, кусочки льда и снега говорили, где он находится. Возвращения веревки мы не
дождались. Договорились, что продолжим осмотр новой части пещеры. До окончания
контрольного срока (час ночи 20 августа) оставалось еще десять часов. Батареек нам
должно было хватить часов на 12. Продуктов было в обрез, всего на один перекус.
Новый ход закончился тупиком довольно быстро. Топосъемка новой части
пещеры заняла у нас часов 5. Когда мы вернулись ко дну входного колодца, там ничего
не изменилось. Веревки так и не было. Мы потоптались на дне входного колодца,
походили вдоль стенок, покричали немного и, поняв, что ситуация стала
неуправляемой, пошли в дальний угол зала варить на примусе чай. Поели, чем бог
послал. Попили чай. Немного согрелись. Бросив на пальцах, выбрали гонца, который,
сбегав к отвесу, подтвердил уже известный факт, веревки нет. Смеха это сообщение уже
не вызвало. Мы были под землей уже 20 часов, устали и замерзли. Решили найти
место, где нет сквозняков, и переждать там. Оказалось, что такое место есть. В нижней
части грота, образовавшегося на дне входного колодца, был закуток, где мы и
обосновались. Сложили в кучи оставшееся снаряжение и уселись на него спина к
спине. Закрыли вход в грот остатками разорванного транспортного мешка. При
тусклом свете фонарей это грязное полотнище выглядело также как стенка. Грот был
маленький, и Мочалов с Тюриным и Шеховцовым перебрались в другой такой же
закуток неподалеку.
Каждые 20-25 минут холод брал верх. Приходилось вставать и выходить (точнее
выползать) из грота и заниматься физзарядкой. Батарейки практически иссякли,
свечки кончились, последние граммы бензина из примуса сожгли в консервной банке,
сделав из нее подобие коптилки. Время шло в какой-то полудреме. Наконец мы с
Борисом достали и разделили последнюю плитку шоколада из НЗ. Это действо, когда,
как в плохом романе о замерзающих путешественниках, по долькам делят шоколад, в
моей практике больше не повторялось. Как-то всегда с едой было более-менее
нормально. Примерно через каждый час во время очередной физкультминутки ктонибудь бегал на дно колодца, пытаясь найти там веревку или что-нибудь покричать,
дабы разрядиться. Написали «письмо турецкому султану» с описанием, где искать
наши тела, и что мы о них всех думаем. Прикрепили его на видном месте и снова
спрятались в наше логово.
Контрольный срок мы сорвали уже на 10 часов. Я потихоньку дремал, каждые 510 минут начиная трястись крупной дрожью. В какой-то популярной статье было
написано, что таким образом организм греется. После того как один организм немного
согревался, просыпался второй, и дрожь продолжалось почти непрерывно. Так мы
дружно стучали зубами и костями, пока немного не согревались. Потом снова впадали
в полудрему.
Перебрали тысячу версий, которыми можно было бы объяснить отсутствие
веревки. Наиболее вероятными версиями казались сдвиг снега во входной воронке или
отсутствие людей в лагере из-за транспортировки Косьмина. Мы подозревали, что
травма могла быть более серьезной, чем показалось вначале, и тогда Ивана
транспортируют в базовый лагерь.
Когда я в очередной раз задремал, мне казалось, что я сижу лицом к стенке
грота. Неожиданно меня разбудили чьи-то крики. Я попытался опереться о стенку,
чтобы встать, но вместо стены под рукой оказалась тряпка, и я кубарем выкатился из
нашего убежища. Недалеко стояли два человека – новосибирец из группы подводников
Потапов (Борода) и, как мне показалось вначале, Лев Сандахчиев (Лев в этой
экспедиции не участвовал). Явление Льва было настолько неожиданным, что я
засомневался, не бред ли это все. Но, к счастью, оказалось, что не бред.
Вывалившийся буквально из стены человек заставил пришельцев разразиться
радостными воплями. По акценту я понял, что это не Лев, а болгарин Васил Груев.
Ребята накормили нас сгущенкой, и повели на выход. Оказалось, все наши версии были
ошибочны. Как и все в жизни все было проще и глупее. После подъема Ивана веревку
сбросили вниз. Кому-то показалось, что рывок, извещавший о ее приходе на дно, был.
И они успокоились. Когда прошел контрольный срок, решили, что новый ход оказался
перспективным и мы продолжаем там работать. Только через десять часов после того,
как кончилось контрольное время, кому-то пришло в голову посмотреть на веревку.
Обнаружили, что она лежит, запутавшись, на выступе метрах в трех ниже края
снежника. После этого вниз отправили спасгруппу. Нашли записку, а потом и нас.
Из дневника « 20 августа. Подъем в восемь часов. На страже у веревки, уходящей
в провал «Медвежья лопатка» сидит грустный дежурный и ждет, когда эта веревка
дернется. А она в это время лежит в пяти метрах ниже на уступе. Начальник (Косьмин)
с самодельным костылем трясогузкой скачет по каррам и успокаивает публику тем, что
возможно группа нашла продолжение и сейчас где-то на половине пути к Гегскому
водопаду…»
Веревку, бегая толпой по снежнику, тянули почти все жители лагеря. Подъем
участника из 65 метрового колодца проходил в течение 3-4 минут. Около снежника я
сильно ударился каской о злосчастный выступ на стене колодца. После чего появился
на поверхности, распевая дурным голосом «А я люблю Сэма, люблю Сэма…». История
с «Пингвинами» окончилась благополучно. Название истории пошло от популярного в
то время анекдота о попугае, которого из-за любви к крепким выражениям во время
прихода гостей прятали в холодильник. Таким образом, в 11 часов утра 20 августа мы
оказались на поверхности.
В лагере царило благодушное настроение. Мы же были злы, как черти, на Ивана,
на погоду, и вообще на всех. После того, как нас покормили, и мы немного проспались,
злость прошла. Но из основной группы, которая должна была идти в «Юбилейную»
(тогда ее еще называли «Гегской»), мы выпали. Осталось валяться в палатках в роли
спасотряда, собирать веточки карликовых ив на дрова, сушить на себе сырую, из-за
непрерывно моросящего дождя, одежду и думать о причинах несчастий,
преследующих нас в этой экспедиции. Но спасработы на этом не завершились.
В «Юбилейную» несколькими группами ушли: штурмовой отряд,
обеспечивающий транспортировку снаряжения подводников; подводники с
баллонами от аквалангов и прочим своим барахлом, вплоть до свинцовых поясных
грузов; болгары с двумя сопровождающими из наших ребят. Мы же уселись у
телефона, который перетащили в штабную палатку. Через три часа после выхода
последней группы через хребет перевалила черная туча, после чего начался очень
сильный дождь. Гром, потоки воды стеной. Минут через двадцать палатки буквально
поплыли. Мы их, конечно, поставили не на камнях, а на землю, и не обкопали, как
следует.
Когда пошел дождь, связи с пещерой не было. Договорились, что на связь они
будут выходить сами, по мере надобности. Понимая, что внизу, скорее всего уже
бушует наводнение, мы стали собираться к выходу на спасработы. Перед самым
выходом позвонили подводники. Они сказали, что воды много, но они примерно на
глубине 120 метров и выходят, оставив снаряжение, навешенное на колодцах
штурмовой группой. У них все было относительно нормально. А вот болгары оказались
в этой «канализации» без гидрокостюмов. Нас просили их встретить. Борис, надев мой
гидрокостюм, вместе с Ельдецовым отправился в пещеру. Чуть позже к последнему
колодцу ушли Мочалов, Валентина Прокопьева и автор этих строк.
Мы быстро добежали до входа в пещеру и посыпались вниз. Перед узким
шкуродером на глубине около 60 метров встретили кого-то из болгар. Он толком не
знал куда идти, потому что ход разветвлялся, шел на нескольких уровнях, часть из
которых завершалась тупиками. Мы с Валентиной (?) взяли этого заблудшего и отвели
к выходу, после чего отправились обратно.
Протиснувшись через шкуродер и подобравшись к первому обводненному
десятиметровому колодцу, мы встретили еще двоих: Мишку Ельдецова, который
устало сидел, опустив руки, и находящегося в полушоковом состоянии болгарина.
Ельдецов отматерил нас за то, что мы «шляемся неизвестно где, а тут чуть «жмурика»
не словили». Оказалось, что Коце (Константин Спасов), имевший при росте 182 см вес
всего 62 кг (чемпион Болгарии по скалалазанию, как нам потом объяснили), дважды
пытался подняться по колодцу под потоком воды сам, а потом вдруг начал «закатывать
глаза и пускать пену». Тогда Ельдецов поднялся на отвес и, перекинув веревку через
плечо, в одиночку вытащил болгарина из колодца. Ну, Михаила не зря назвали
Михаилом. Силушки в нем было не меряно. Хотя и ситуация, конечно, была
экстремальная. В нормальных условиях он, наверное, даже не стал бы даже пытаться
это сделать.
Когда Коце растерли, переодели в сухое белье и гидрокостюм «Садко», он начал
приходить в себя. После этого удалось заставить его двигаться. Во время подъема на
самых простых препятствиях его приходилось поднимать на руках. Только добравшись
до выхода, он начал улыбаться и говорить что-то связное. Мы уселись у выхода и
смотрели, как человек возвращается с того света к жизни. Потом его проводили в
лагерь. В это время появились штурмовики и подводники, мокрые и замученные.
Практически все снаряжение они побросали в пещере. Так успешно завершились и
вторые спасработы в этой экспедиции.
Утром выяснилось, что уже наступило 22 августа, экспедицию пора сворачивать,
но оставшееся в пещере снаряжение нужно достать. Поэтому «пингвины», которые
«отдохнули» во время наводнения, под руководством Отца в девять часов вечера были
отправлены на работу. Это позволило мне добраться до глубины примерно 260 метров.
До дна мы не дошли, так как из-за сильного потока воды не спускались в последний
колодец, а только сняли с него снаряжение. В то время это был мой личный рекорд
глубины. Почти все «барахло» мы вытащили. Оставили в пещере только грузы от
подводных поясов и пару баллонов от аквалангов. На поверхность «шерпы» поднялись
в 9 часов утра 23 августа. Наконец наступила хорошая погода. Мы разбросали мокрые
вещи на камнях и занялись сбором рюкзаков. На ярком солнышке все сохнет
значительно быстрее, чем на себе, в мокрой палатке и сыром спальнике.
Последняя в этом походе аварийная ситуация возникла во время спуска вниз к
базовому лагерю практически из ничего. Кому-то в голову пришла дурацкая идея - не
обходить Малый Гегский водопад по крутому склону, а спуститься напрямую вниз по
течению воды. Так как народу было много, то это затянуло операцию до темноты. В
конце концов, веревкой сорвали камень приличных размеров, и он приземлился на
спину Бороде. Хорошо, что совсем не зашиб. Болгары были осторожнее, и пошли в
обход по склону.
В темноте (светили только громадные южные звезды) мы медленно спускались от
водопада к дороге прямо по течению ручья. Ориентироваться удавалось только по
теням. Если впереди светлое пятно – это камень, наступать можно. Если темное –
опасно. Скорее всего, это какой-нибудь лопух. В начале пути я пару раз кувыркнулся
через голову, пытаясь опереться на темную опору. После чего стал двигаться еще
аккуратнее. Постепенно народ растянулся вдоль ручья. У кого фонари еще светили, те
ушли вперед. Кто-то отстал. На дорогу мы вышли вдвоем с Тамарой из группы
подводников. По месту работы ее звали просто – «КГБ». На склоне аукались болгары,
которые в темноте там успешно заблудились и уселись на рюкзаки ждать рассвета. По
дороге туда-сюда ходили какие-то личности, подсвечивая себе путь подсевшими
фонарями. Мы не дошли до лагеря около километра. Поставили рюкзаки под бук и
уселись отдыхать. Южная ночь все-таки сыграла злую шутку, а может, наоборот,
добрую. Губы у «КГБ» оказались горячими и ласковыми. И это единственное приятное
воспоминание об экспедиции «Гега-71». Хотя нет, еще одно приятное воспоминание это возвращение в базовый лагерь, где всех «спелеолухов» гостеприимно встречал Витя
Блинов, сваривший большую бадью борща из капусты, воды и баранины,
напоминавшей скорее болонью, чем мясо.
Утром 24 августа руководство экспедиции исчезло из лагеря, объявив, что
направляется в Адлер за автобусом. Голодные спелеологи занялись поиском пищи по
рецепту Кисы Воробъянинова («мьйсе, же не ма па сис жур»). Правда, работали на
пару. Один рваный голодный русский и один болгарин. Хорошо, что к водопаду
приехало сразу несколько кампаний отдыхающих. В результате за день Блинов и Боец
со своими напарниками-болгарами добыли огромное по нашим меркам количество
мяса от шашлыков, хлеба и риса. Из этих продуктов был приготовлен обильный обед
(точнее уже ужин) на 20 человек. Во время ужина появился Отец, своим хриплым
голосом возвестивший: «Все в автобус».
Собрав вещички и растолкав по карманам недоеденное мясо, народ кинулся к
автобусу. Забравшись в автобус, болгары поняли, что, наконец-то, они уезжают из этих
страшных кавказских гор. Ожили, возрадовались и запели. Так дружно и красиво они
еще не пели. И вот в полудреме, под пение непонятных, мелодичных песен автобус
подкатил к воротам адлерской турбазы «Утро».
25 августа. День банкета – это Хороший день.
События этого дня начались рано утром, когда обитатели штабных палаток не
смогли найти остатки продуктов, оставленных после ночного перекуса на тенте,
расстеленном между палатками. Куски колбасы, хлеб с маслом и даже открытые банки
со сгущенкой исчезли, испарились, ну, прямо, как корова языком… Дежурные,
ходившие всю ночь вокруг палаток с ледорубами наперевес, божились, что
злоумышленников не видели, а сами, конечно, ничего не брали. В доказательство они
предъявили котелок с вареной кукурузой, которую, и, наверное, не только ее, они
добыли на огородах, расположенных поблизости от берега. Аппетит, с которым
дежурные уплетали эту кукурузу, подтверждал их версию, что колбасу, хлеб, масло и
сгущенку сожрали дикие кошки и бродячие собаки. Не уж-то двое столько сразу
скушать смогут! Божий человек Петя, богатырски храпевший на этом же тенте всю
ночь, тоже был голоден, как медведь после зимней спячки. Так что в версию дежурных
пришлось поверить.
Сурен и Толик (инструктора с турбазы «Утро») повезли болгар на экскурсию в
Пицунду. Остальные начали подготовку к банкету. Три палатки перетащили на другую
сторону речки «Холодной». Где-то достали стол и скамейку. Разобрали переправу и
сделали еще одну скамейку. После этого место будущего банкета приобрело почти
цивилизованный вид. Часам к 10 вечера приехали болгары. Они перебрались на
банкетный берег сразу со своими спальниками. Чем выказали свою осведомленность об
национальных особенностях окончания пещерных экспедиций. Это снаряжение к
моменту завершения банкета оказалось весьма кстати.
Последние блюда быстро подали к столу. И полились рекой речи и тосты, во
здравие и за дружбу, за успехи на земле и под землей, за всех участников вместе и за
некоторых в отдельности. В ход пошли болгарские национальные напитки - ракия и
мастика, русская водка и советское шампанское. В качестве закуски особым успехом
пользовалась печеная утка и персики. Не меньший успех заслужили свежий салат и
виноград. Об колено ломались арбузы. На хлеб большими кусками ложилась печень
трески с аджикой. И все это вновь запивалось ракией, водкой, и другими более или
менее крепкими напитками.
Чету Потаповых, уезжавших ночным поездом, проводили дружными криками
«Ура» и «Прощайте» и часам к трем расползлись от стола в разные стороны. Кто успел
или сумел, тот заполз в палатку. Кто не сумел, тот примостился под кустом. Только
русский богатырь Боец, не вынесший тягот судьбы, вылившейся ему в уста таким
обильным потоком, и не сумевшим перепить болгарина Ивана Здравкова (Ванчо), пал
своей буйной головушкой прямо под стол около рюкзака, на коем сидел. Столько в его
фигуре было неисполненного желания дотянуться до своего спальника, лежащего
неподалеку… Но, увы, не все наши желания сбываются, даже такие заветные.
И вот пришел новый день, 26 августа. День раннего похмелья. Тоже хороший
день. Уже в 6 утра первые гурманы кушали уточку и остатки салата, запивая это
русской водочкой, неизвестно откуда появлявшейся на столе. К семи часам во главе
стола, как птица Феникс из пепла, возник Боец. Вот он громко восхищается событиями
прошедшей ночи, подробно рассказывает каждому вновь проснувшемуся подробности
ночной битвы рыцарей Бахуса. Изредка он видит поднявшуюся голову кого-нибудь из
болгар (они спят рядком напротив стола) и кричит: «Ванчо (Васко, Лило…), идите
водку пить». Сраженная этой фразой лохматая голова падает и долго не подает
признаков жизни. Постепенно разгул входит в прежнее русло, только при свете солнца,
а не факелов из консервных банок с бензином. Но вот водка заканчивается, и народ
разбредается по пляжам. Лишь Боец уже не в силах покинуть свое любимое место. Он
снова пал под стол, но в этот раз не надолго. Через полчаса он очнулся, нашел свой
любимый спальник, с которым во время экспедиции ни разу не расстался, и уполз в
кусты.
По лагерю прошел слух, что Шурик и КГБ утащили с собой на пляж все баллоны
с воздухом. Начальство сердится и жаждет крови провинившихся подчиненных.
Устроить купанье с аквалангами? Без дозволенья! Непорядок!!! Но ловить
провинившихся нет времени. И Иван с Отцом и сопровождающими лицами отбывают
в Сочи. Болгары, сумевшие отвертеться от утреннего похмелья, тоже едут с ними. Все
новосибирцы купили себе широкополые соломенные шляпы, и теперь их просто
найти в толпе праздношатающихся по пляжу и базару отдыхающих. Герою ночного
соревнования Ванчо Здравкову экскурсии тоже уже надоели, и он присоединился к
любителям понырять с аквалангом. Но свои погружения он использует не только для
удовольствия. Оказывается мидии, которые большими колониями облепили каменные
стены волноломов, для него деликатес. Ванчо добывает их в больших количествах и с
удовольствием угощает нас этим бесплатным продуктом. Тем более что в лагере с
продуктами опять плохо. Точнее – никак.
Вечером болгары собрали пожитки и отправились на автобусе на вокзал на
поезд «Адлер-Львов». Счастья вам, коллеги, и новых интересных походов. Начальники
провожали болгар в Сочи, где адлерские поезда делают длинные остановки.
27 августа Иван и кампания в лагерь так и не вернулись. Пляжный отдых на весь
день. К вечеру опять возник призрак голодной смерти. На противоположной стороне
речки появился Сурен и сообщил, что Косьмин вернется только завтра утром. Спать
легли с пустыми желудками. Запасы, сделанные во время банкета, кончились очень
быстро.
28 августа. Утром Иван не появился. Народ расползся по окрестностям турбазы.
В два часа прошел слух, что Косьмин прибыл и обрадовал всех, что с билетами плохо.
Удалось купить только 12 плацкартных билетов на 29 число на дневной поезд.
Стало ясно, что полоса невезения, в которую мы попали в этой экспедиции,
дошла до своего апогея. И дальше не везти уже не может, потому что хуже уже некуда.
Это предположение подтвердилось, когда народ, не державший с самого утра во рту
ничего кроме сухарика, услышал от Ивана жалобы на плохое самочувствие (сегодня
объелся чебуреками, вчера в «Каскаде» пирожными). После чего двое студентов НГУ
решили строить свое счастье сами. Забрали у начальника 70 рублей, положенных им на
билеты, и вместе с КГБ отправились на вокзал к отходу новосибирского поезда с
твердой уверенностью, что им должно повезти.
Билеты достали свободно. В кассе на выбор предлагали и купе, и плацкарту, и
общие. Ну что душа желает.
Наконец, в час ночи 28 августа на поезде № 112 «Адлер-Новосибирск» одичавшие
от отдыха спелеологи отправились домой. В официальных отчетах об экспедиции в
этом месте (точнее вместо этого описания) обычно стоит фраза «Разъезд участников».
Несчастья остались на побережье. Дальше путешественникам более или менее
везло. И привезло 31 числа в Новосибирск с опозданием всего на 6 часов.
В этой экспедиции мы познакомились с москвичами из группы Виктора
Блинова, которые провели успешную разведку на горе Фишт. В этой же экспедиции
мы во время хорошей погоды разглядывали белые вершины противоположного
Бзыбского хребта. В том году на Бзыбском хребте работали ребята из московского
университета, которые обнаружили там вход в провал, явившийся началом самой
глубокой пещеры Союза - пещеры «Снежная». Двое из этих москвичей приходили к
нам на Гегское плато для знакомства с районом. Эти два не очень связанных между
собой эпизода послужат в дальнейшем основой двух спасательных работ, в которых
мне придется принимать участие. Ну, прямо какой-то вирус прицепился к нам на
Гегском плато. Хорошо, что место влияния этого вируса ограничилось Кавказом. И не
передалось на наши, довольно многочисленные выходы на Алтай.
Эпизод третий.
В июне 1973 года я с приключениями защитил диплом на кафедре физики
быстропротекающих процессов Новосибирского университета. И как обычно бывает в
таких случаях, впал в грех винопития в исключительно крупных размерах. Да и было с
кем. Почти 180 человек физиков и еще несколько знакомых с других факультетов
основательно отмечали прощание с альма-матер. Куда ни зайдешь, везде наливают!
Борис нашел меня тепленького на пляже на третий день после защиты,
отдыхающем на теплом солнышке в кампании таких же почитателей красных
болгарских вин. У Бориса защита прошла дня на два раньше, чем у меня, и он,
наверное, уже просто пришел в норму и заскучал. Может быть, были и какие-нибудь
другие причины его трезвого состояния, не помню. Так или иначе, но он твердым
голосом заявил: «Хватит пить, поехали на Алтай». Делать было нечего. Пришлось
ехать.
Из праздничного загула удалось извлечь еще одного выпускника физфака –
Мишу Мерзлякова. Кампанию нам составили Чадо с Анжелой и бывшая наша
сокурсница, Зоя Тюменцева, учившаяся в это время на четвертом курсе экономфака.
Было решено повторить алтайский летний поход 1969 года, когда мы с Генрихом
Лебедевым посетили благословенные места Усть-Канского района, где расположены
пещеры «Музейная» и «Дезертиров» (она же «Разбойничья»).
Все в этом походе было здорово. И погода, и пещеры и кампания… Но как всегда
бывает в таких случаях, опасность ходила где-то рядом. Дважды мы ощутили ее
холодное дыхание.
Первый раз это случилось, когда мы, побывав в «Музейной», отправились к
вершине Талицкого белка, где, по рассказам, пряталось очень красивое карровое озеро.
Во время последнего перехода к Каракольскому озеру, расположенному с северной
стороны от вершины белка, решили пройти по небольшому, довольно крутому
снежнику, путь через который немного сокращал оставшееся до озера расстояние.
Фирн был довольно плотный. Пришлось специально топтать тропу.
Я пустил вперед Мишу и порекомендовал остальным осторожно двигаться за
ним, наступая точно след в след. Сам спустился метра на три ниже и пошел с
ледорубом наперевес параллельно группе, предполагая, что смогу что-нибудь сделать в
случае срыва одного из участников. Долго ждать не пришлось. Зоя, которая шла
последней, наступила мимо протоптанного следа, поскользнулась, упала и, быстро
набирая скорость, покатилась вниз к каменному валу, служившему нижней границей
снежника. Я шел немного впереди, поэтому, чтобы оказаться у нее на пути, пришлось
развернуться на 180 градусов и буквально прыгнуть, пытаясь схватить ее хоть за чтонибудь. В левую руку попался рукав штормовки. Зою развернуло головой вверх, и она
сделала попытку в свою очередь ухватиться за меня. Во второй руке у меня был
ледоруб, и я попытался выполнить прием торможения, который у альпинистов носит
название «зарубиться». Но в фирн удалось воткнуть только клюв ледоруба, который изза своего малого поперечного сечения не вызвал заметного увеличения сопротивления
скольжению. Но все-таки трение и не очень большой наклон поверхности снежника
позволили движение затормозить. К моменту, когда снежник закончился, я
остановился перед торчащим изо льда краем камня. А Зоя уже соскользнула за камень.
Нагрузка на пальцы резко возросла, рука разжалась, и Зоя исчезла из виду. К нашему
счастью каменный вал оказался невысоким. Пострадавшая отделалась испугом и
небольшими синяками.
Я тоже здорово перепугался. Особенно в тот момент, когда увидел, как помимо
моей воли разжимаются пальцы, державшие Зою за руку. Поэтому, когда я выглянул
из-за камней и увидел удачно приземлившуюся экономистку живой и практически
невредимой, то неожиданно начал ее ругать, утверждая, что я запретил двигаться всем
вместе, а она не послушалась. Ну и так далее. Пока Зоя не пришла в себя и не
опровергла мои вопли.
В действительности я этого не говорил. Точнее не успел сказать. Эта мысль
пришла мне в голову буквально за секунду до этого случая, когда я понял, что при
срыве кого-нибудь из крайних в цепочке не смогу им помочь. А то, что я вдруг начал
запоздалый воспитательный монолог, то это, скорее всего, реакция после стресса, – что
было в тот момент в голове, то и оказалось первым на языке…
Второй раз «дама с косой» промелькнула мимо нас на Чуйском тракте верхом на
лесовозе.
Из Усть-Канского района мы выбирались на попутных машинах. Первой на
грузовую машину посадили Чадо. Договорились с водителем, что они доедут до ГорноАлтайска. Выдали сумму, необходимую для оплаты этого маршрута и занялись ловлей
новых попуток. Через некоторое время удалось отправить Зою, затем Анжелу и
Михаила. И, наконец, после долгих размахиваний руками, остановился какой-то
поздний автобус, взявший остатки нашей группы с собой в Город. (В республике
Горный Алтай в то время был один город, поэтому местные его называли просто
«Город» – и всем было ясно, о чем идет речь).
На автовокзале Горно-Алтайска поздно вечером собралось пять человек. Чадо
отсутствовало. Хотя должно было оказаться на вокзале раньше всех нас. Уехать в Бийск
на автобусе оно бы не смогло, так как денег для этого не было. На последний бийский
автобус мы не попали и остались ночевать на автостанции. Самое неприятное в этой
ситуации - это неизвестность. Мало ли что могло произойти. Решили, что нужно
попробовать добраться за ночь до Бийска, чтобы навести в случае необходимости
какие-то справки. Поэтому мы с Борисом забрали рюкзаки и поехали на рейсовом
автобусе до Маймы, где хотели поймать попутку, идущую по тракту в Бийск.
Машин в Бийск шло мало. Кабины были заняты спящими пассажирами. Никто
не хотел взять нас с собой. Неожиданно пошел дождь, который минут через тридцать
закончился. Асфальт на тракте заблестел в отраженном свете фар редких машин,
окатывающих нас снопами брызг. Наконец, около четыре утра появились идущие
вплотную друг к другу два груженых лесовоза. И первый из них остановился рядом с
нами. Второй проехал метров десять и тоже притормозил. Водитель первого лесовоза
вылез на дорогу, «помыл баллоны», перекинулся с напарником парой фраз и отругал
нас за попытку нарушить правила перевозки пассажиров, действующие на тракте. Эти
правила для грузовых машин состояли из одного параграфа, который писали прямо на
дверце машины: «Пассажиров не брать!». Проведя среди несознательных туристов
воспитательную беседу об опасностях мокрой ночной дороги и размяв свои косточки,
водитель забрался в кабину, посигналил своему напарнику и отправился дальше в
Бийск. Следом двинулся и второй лесовоз.
Так мы дождались первого утреннего автобуса на Бийск и, слава богу, там были
свободные места. Миша, Зоя и Анжела тоже сидели в этом автобусе. Попытка ускорить
отъезд окончилась ничем. Мы уселись на заднее сиденье и собрались пару часов
покемарить. Но километра через три, на крутом повороте автобус резко притормозил,
и мы увидели картину, от которой сон сразу пропал. Рядом с дорогой, вверх колесами
лежал наш лесовоз. Кабина его была смята, а часть бревен разбросана вокруг. Второй
лесовоз, отъехавший позднее, стоял немного дальше по трассе. Водителей я не заметил.
Но, судя по виду кабины, наш спаситель (иначе его назвать невозможно) мог сильно
пострадать. Надеюсь, что он остался жив. Было бы бесчеловечно предполагать другое.
Чадо мы нашли на вокзале в Бийске. Его провезли прямо до Бийска. Водителю
было скучно ехать одному, и он за те же деньги подвез попутчика прямо до места, где
кончаются рельсы. Когда мы растолкали спящее Чадо, оно поморщилось и,
покосившись на соседей, произнесло: «Я тут голодное сижу, а они курочку лопают».
Эпизод четвертый.
Как тихо этот снег кружится…
Но это март. Последний снег.
И вновь мне хочется пуститься
зиме вдогонку. На ночлег
у старых скал остановиться
и неумело помолиться
за путешествующих всех.
Чтоб им дорога без помех!
Чтоб на пути у них лавины
холмами мирными легли,
и чтоб добравшись до вершины
спуститься вниз они смогли.
Это произошло в начале сентября 1975 года. В это время мы жили в Бийске и
могли себе позволить раз в два года съездить в летнюю экспедицию на Кавказ. На
Западном Кавказе в сентябре обычно райское время. Еще тепло, все уже созрело, а
основные отдыхающие отбыли по домам. Ну, прямо курорт. В те времена на Кавказ
ездили отдыхать и деньги тратить, а не стрелять друг в друга. Поэтому власти всячески
развивали плановый туризм. Это когда ты идешь в турбюро, берешь путевку,
например по маршруту «Гузерипль-Лоо» и отдаешь себя в руки советской системы
обслуживания, не зная, вернут ли тебя обратно целым и невредимым.
Мы, к счастью, были на Фиште в ранге самодеятельных туристов, никому себя не
доверяли и, может быть, поэтому живы до сих пор.
Экспедиция на Фишт началась с небольшой экскурсии на хребет Алек, где
завершал работу спелеолагерь, организованный красноярцами. Мы с Тамарой
добрались туда через избушку местной знаменитости, лесника Назарова, который и
показал спелеологам основные входы в пещеры этого района. Когда мы нашли лагерь
на Буковой поляне, он уже сворачивался. Часть ребят собирала палатки и грузила их в
кузов автомашины. Я представился представителем Новосибирского клуба, и ко мне
отнеслись очень благосклонно. После небольших переговоров мне разрешили
участвовать в выходе группы стажеров-инструкторов на дно Географической (-320м).
Мы прошли ее часов за 20, дойдя до дна по основному ходу и поднявшись обратно от
первого сифона по «Нудному». Воды в тот год было мало, и первый сифон был открыт
практически на всем его протяжении.
После выхода я завалился спать, но через несколько часов (а мы вернулись из
выхода рано утром) меня разбудила сердитая жена. Я толком и не понял, что ее так
достало. «Все сидят у костра, - сказала она, - а ты дрыхнешь!» Я встал с больной головой
и некоторое время все, что я видел и слышал, мне активно не нравилось. Но вот кто-то
принес гитару, и красноярцы распелись.
Начав с известной «Давай с тобой поговорим…», они перебрались на
красноярский фольклор: пели песни столбистов, неизвестные мне альпинистские и
вообще всякую всячину. Одна из песен, точнее ее первые строчки, врезались в память:
«И опять пойдет с тяжелой ношей
По горам спасательный отряд,
И тогда тебе, моей хорошей,
Горестные письма полетят…»
К сожалению, эта песня определила итоги последовавшего за этим похода на
Фишт. После Алека мы встретили в Адлере новосибирцев, которые должны были
сменить работавших на Фиште спелеологов из Бердска, которые забросились туда гдето в середине августа.
Приехали Мишин с Лидой, Женька-Проглот, Лидовна. Сермягин был
командиром стройотряда на БАМе и немного задержался. Он должен был догнать нас
дня через 3. Судя по нашим планам, встреча должна была состояться на Армянском
перевале или на приюте Фишт, расположенном в истоках реки Белой, в долине между
двумя известняковыми вершинами – горами Фишт и Оштен, в зоне леса.
Часть пути из Дагомыса мы проехали на рейсовом автобусе. Особенно
запомнилось название одного селения, через которое проезжали – «Шестая рота», что
характеризует особенности освоения цивилизацией этих мест.
До подъема на Фишт две турбазы. Первая в небольшом селе Солох-аул, а вторая
в еще меньшем Бубук-ауле. Мы сделали ошибку и остановились на ночевку на
территории первой турбазы, попросившись в один из пустующих павильонов,
служащих спальнями для проходящих через турбазу групп плановых туристов. После
этой ночевки мы все дружно начали чесаться. На теле (от талии и выше) появились
мелкие красные пятнышки, которые увеличивались в количестве в течение двух дней.
Потом мы все обмазались зеленкой и, по-видимому, это помогло избавиться от
«Подарка Солох-аула». Я даже нашел в одной из проходящих плановых групп доктора
и предъявил эти «штучки» для опознания. Доктор то и присоветовал нам использовать
раствор бриллиантового зеленого.
От Солох-аула до второй турбазы 18 километров. Идти пешком с грузом нам не
хотелось, и мы уселись возле дороги, пытаясь поймать попутку. Попутка появилась
только часов в шесть или в половине седьмого вечера, когда мы уже отчаялись ждать и
начали думать о ночлеге. Это был газик лесника отделения заповедника из Бубук-аула.
Как оказалось, в лесничестве работали только русские – казаки с Кубани. Места в газике
было мало. Удалось разместить там весь груз, всех женщин и Женьку. Нам с Мишиным
пришлось топать пешком. Гонимые темнотой мы совершили по горной дороге
отчаянный марш-бросок. Местами почти бежали. Оказалось, что мы в хорошей
спортивной форме – на 18 км потребовалось 2 часа 50 минут.
Когда мы пришли на турбазу и начали искать там наших, оказалось, что Дедов
(фамилия лесника) отвез их еще на 4 км вверх по дороге к своему лесничеству и
выделил для проживания пустующий дом, в котором когда-то была молельня
староверов. Дедова мы встретили на турбазе. Он с двумя своими сотрудниками
«разминался в буфете красненьким». Пока мы ждали завершения разминки, пришли
инструктора, которые наловили хариуса и сварили уху. В Бубук-ауле уже территория
заповедника и ловить рыбу нельзя, но если очень хочется, то, как известно, можно.
Потом к ухе достали что-то крепкое, потом еще. Потом пришел Дедов почти на рогах.
Мы догнали его по степени нетрезвости очень быстро и часа через два после нашего
появления на турбазе все дружно погрузились в ГАЗ-69 (время уже было около 12
ночи). Дедов сел за руль и мы, разместившись в кабине вместе с гостеприимными
хозяевами, помчались в ночь по дороге, одна сторона которой – скала, а другая –
пропасть. Когда фары освещали дорогу или скалу – все было нормально, но, когда
машина делала поворот влево и фары освещали только верхние ветви деревьев,
растущих глубоко внизу на дне ущелья, становилось как-то не по себе.
Потом один из местных казаков затянул: «Распрягайте хлопцы коней, та лягайте
спочивать…». Мы подхватили припев и, распевая песню во все пять пьяных глоток,
лихо подкатили к месту нашей ночевки. Так как песня еще не кончилась, мы немного
посидели в машине и допели ее до конца. Видимо орали мы здорово. Вся наша
передовая группа выскочила на улицу из дома, пытаясь понять, кто это тут такой
веселый приехал. А это мы.
Сергей Сермягин догнал нас здесь же на следующий день. Перед тем, как начать
подъем на Армянский перевал, мы договорились с Дедовым (точнее наши женщины с
его женой) и устроили баню, дабы смыть с себя всю прибрежную грязь.
Каждый день вниз проходило 2-3 группы плановых туристов. В этом месте
горные маршруты сходятся вместе и туристы по одной тропе с высоты примерно 2000
метров из зоны высокогорных лугов спускаются сразу на 1500 метров вниз практически
в зону субтропиков. Тропу, ведущую на перевал, туристы называют «Веселый спуск».
Местами тропа настолько крутая, что для быстрого спуска можно использовать пятую
точку. Тем более осенью, когда идут дожди и листопад.
Одновременно вниз спускали свои стада армяне из Лоо, которые пасли коров на
лугах Армянского перевала. Они отговаривали нас от подъема, обещая резкое
ухудшение погоды, которое они по приметам ожидали со дня на день. Во время этих
бесед нас даже угощали смесью сыра и масла, которую готовят пастбищах из коровьего
молока. Но отговорить такую «крутую» кампанию, как наша, от, казалось бы, простого
перехода (ну тяжелые рюкзаки, ну непогода – ведь нас на Фиште ждут!) было
невозможно.
9 сентября с утра дождя не было, и мы отправились вверх по «Веселому спуску».
Дождь не замедлил отправиться вслед за нами. Вначале он шел потихоньку, потом все
веселее. Мы надели куртки от пещерных костюмов и, потихоньку замерзая,
продолжали топать вверх. Примерно на середине подъема появились первые
снежинки. Одновременно мы встретили группу (по-видимому, собранную из двух) с 78
маршрута. Навстречу нам гуськом шло человек 70, примерно на 75% женский состав.
Меня поразила их одежда. Несколько молодых девчонок шли в шортах, кое-как
обернув себя небольшими кусками полиэтилена. Вид у них был жалкий, ну как у
ощипанных синих куриц.
Прилично были одеты только инструктора. У них были даже пуховки. Несколько
дней назад эта группа вышла из Гузерипля. Последнюю ночевку они сделали на
приюте Фишт и теперь спешили к теплу, к морю, в Дагомыс, где им было обещано 7
дней блаженного безделья.
На высоте примерно 1800 метров дождь полностью сменился снегом. Ветер
усиливался и временами ситуация напоминала уже зимний поход. Достали
непромокаемые куртки от гидрокостюмов, спрятались от ветра за тентом палатки,
перекусили и двинулись в последний переход к перевалу, где, как нам было известно,
был небольшой поселок из балаганов, построенных армянами для своего летнего
пастушьего лагеря.
При подходе к перевалу, в зоне высокогорных лугов (или уже тундры), снег
лежал на земле слоем в 15-20 см. Мело сильно. Когда мы вышли на перевал, то поняли,
что лучше до окончания пурги остановиться здесь в балаганах. Девушки наши устали и
бродить по сугробам, которыми уже была практически засыпана тропа вдоль склона
Фишта, не очень хотелось. Да и тропу мы точно не знали. Так что сделали остановку на
перевале.
Оставшиеся на перевале жители балаганов встретили нас хорошо. Выделили два
пустых домика. Мы поставили на нарах палатки, которые обеспечили для гостей
полный комфорт. Хозяева нам не очень надоедали, хотя и недостатка в разговорах под
вой ветра за тонкими стенами балаганов не было. Так мы просидели без дел два дня. На
третий с момента подъема на перевал день ветер немного утих, хотя туман стоял попрежнему. Мы решили сходить на приют Фишт, чтобы попробовать найти бердчан
или получить от них какую-нибудь весточку.
Женщин оставили в балаганах, и пошли вдоль скальных обрывов в сторону
спуска с перевала к приюту. Перед спуском в нижней части стены, над каменной
насыпью, нашли вход в грот, по описаниям похожий на давно известный грот Ислам
бека. Двигаясь дальше, вышли в лес и быстро подошли к ограде приюта.
Бердчане занимали один из павильонов. Они спустились с Оштена четыре дня
назад и собирались, переждав непогоду, отправиться домой. Пещер на Оштене они не
нашли. Мочалов сказал, что район неперспективный, снег завалил все горы, повидимому, надолго и, поэтому оставаться нам всем здесь не имеет смысла.
Неожиданно в комнату зашел какой-то парень в триконях и попросил у бердчан
гитару на часок. Когда он ее возвращал, мы разговорились. Узнав, что мы с Армянского
превала, он спросил, не видели ли мы группу 78 маршрута вчера или позавчера.
Известная нам группа (которую мы встретили на подъеме) его не заинтересовала. Эти
70 человек ночевали на Фиште, а вот следующая за ними группа вышла с приюта перед
Черкесским перевалом 9 сентября и на Фишт не пришла. Они думали, что, может
быть, в тумане и пурге эта группа проскочила мимо приюта и прошла через
Армянский перевал прямо на Бубук-аул. В этой пропавшей группе, по словам парня,
было около сорока человек.
Гитарист оказался одним из трех спасателей, которые отправились наводить
справки о положении в горах. У них были какие-то смутные подозрения относительно
возможного несчастья, но они вели себя очень спокойно.
Узнав, что мы возвращаемся, он все-таки попросил, если можно, завтра
спустится в Бубук-аул, и узнать, не пришли ли туда пропавшие. Я пообещал это
сделать и вернуться назад к вечеру. Когда мы пришли к балаганам, там нас ждал
компот с оладьями и концерт местных акынов с зурной и барабаном.
Утром я встал затемно. Небо было ясное. Прохладно. На востоке впервые за
неделю появился просвет. Начинался восход солнца. Небо постепенно из темно-синего
стало голубым, окрасив в этот цвет и все окрестные, покрытые снегом горы. Вид, как на
полотнах Рериха. Но особенно любоваться было некогда. Я собрал «тормозок» и
поскакал вниз. Дороги я не помню. Единственное – это резко увеличившийся расход
ручья перед Бубук-аулом.
На турбазу я пришел часов в 11 утра. Там почти никого не было. Я побродил по
павильонам, нашел какого-то начальника (должности не помню, но морда у него была
противная и наглая, как у большого шефа). Он ничего не знал о пропавшей группе,
никакого волнения мое сообщение у него не вызвало. Рации на турбазе не было, и
связаться с Фиштом или Гузериплем тоже было нельзя. Ну, совсем так как у нас все и
делается.
Я плюнул и отправился обратно. Перед уходом зашел на кухню, где
сердобольный повар напоил меня компотом. Подъем был более тяжелым, но к 6 часам
вечера я уже был у балаганов. Когда я подходил к перевалу, то увидел вертолет,
кружащийся над заснеженным Черкесским перевалом. Ребята сказали, что я зря
совершил это сумасшедший марш-бросок. Они днем были на турбазе Фишт и узнали,
что часть группы нашлась живая. Они отсиделись в таком же, как у нас лагере из
дощатых балаганов. А вот вторая часть пропала и их ищет вертолет. Уже нашли
несколько замерзших туристов.
Назавтра мы собрали вещи. Устроили небольшой прощальный завтрак.
Провожать нас пришли все оставшиеся в балаганах жители, человек 11.
О том, как мы спускались, скандалили с наглым начальником на турбазе в Бубукауле, и почти разругавшись, сами, расстались в Сочи вспоминать не очень интересно.
Вывод тут я сделал один – чужая беда только чужой кажется. Она, как цепная реакция,
распространяется на всех, оказавшихся вблизи места ее проявления, может даже
совсем случайно. И второе – может быть, не стоило выполнять просьбу каких-то
зеленых спасателей (парням было лет по 20), а, как и обсуждали накануне моего
похода, - пойти самим на поиск. Но вероятность успеха такого поиска мы оценивали
очень низко, так как района не знали. То, что завтра тучи и туман полностью исчезнут,
предположить вечером было трудно. Да, все-таки выход на поиск был бы активным
действием – попыткой попасть туда, где ты нужен, а не туда, где все «О-кей» и твое
появление только лишнее беспокойство начальникам причиняет. Хотя во время спас
работ в горах не выполнить просьбу спасателя кажется кощунством.
Позже выяснилось, что в пропавшей с маршрута группе погиб 21 человек
(называли и 23). По поводу этого случая Аркадий Ваксберг написал тяжелую статью в
«Литературке». Потом даже сняли фильм. Фильм я не смотрел, а статью прочитал.
Мрачно и страшно. Те, кто спаслись, оказались обязанными жизнью пастуху, который
или просто шел куда-то, или искал заблудившихся коров. Он привел их в балаган,
обогрел и накормил, чем бог послал, благо бог у нас тогда один был. А мы даже не
попытались пойти на поиск.
«Забудь про все, забудь про все. Ты не поэт, не новосел.
Ты просто парень из тайги. Один винчестер, две ноги.
Тайга вокруг, тайга – закон. Открыта банка тесаком.
А под ногами сквозь туман хрустит хребет Хамардабан.»
После этого похода я еще не один раз ходил вместе с Мишиным. Обычно он был
руководителем. Больше таких бестолковых походов не было, если не считать поездку в
90 году на Алтай за мумиём, когда нашу
«бизнесменты». Но это совсем другая история.
добычу
конфисковали
местные
Эпизод пятый.
Я несколько раз пробовал написать воспоминания о финальных событиях
последней Кавказской экспедиции 1987 года, но все как-то не получалось. Но так как
это случилось уже давно, и подробности потихоньку забываются нужно, чтобы
получилось.
Экспедиция 87 года была неудачной практически с самого начала работ по плато
Хипсты. Но финал истории оказался настолько смазанным и тяжелым, что мог
увеличить количество памятников у Хипсты вдвое. Хотя и более ранние события
заставили меня поклясться, что в следующий раз в Абхазию еду только с АКМом. Мое
желание выполнили другие. И бог им судья.
Кампания в этом походе была семейная: Шварц с Натальей и всеми детьми,
Юрой, Димой и Машенькой; я с Тамарой, Женьком, Сергеем и его дзержинским
приятелем Мариком. На плато мы встретили группу Усикова из Москвы, в состав
которой входили двое ленинградцев. Всего их было человек 7.
К пещере Ленинградская мы перебазировались за неделю до окончания
экспедиции. Я хотел показать подрастающей «спелеомолодежи» верхнюю часть
пещеры. Под этим термином скрываются 13-15 летние Сергей, Юрка, Марик и еще
один мальчик из Ленинграда, имя которого я не помню. Борис Шварц договорился с
ленинградской парой (Саша и Галя) сходить вверх по течению подземной реки. В
последний момент по просьбе Инны Морозовой они взяли с собой Севку.
Пещера Ленинградская представляет собой систему, развивающуюся вдоль
мощной подземной реки, истоки которой расположены практически под вершиной
Хипсты и до сих пор не исследованы полностью. Хотя говорить о полном исследовании
пещеры всегда преждевременно. Сколько уже раз в старых, казалось бы, досконально
осмотренных «дырах», вдруг находились продолжения, ведущие или в новые
нетронутые залы, или дающие резкое увеличение размеров пещеры. Вход в пещеру
Ленинградская расположен на дне сухого каньона, на высоте примерно 2000 метров над
уровнем моря. Ниже, метров на 70 по высоте, двумя рукавами появляются потоки
воды, которые затем сливаются в одно русло. Вначале ход идет вглубь горы
горизонтально. Метров через 160-180, пройдя через 2 грота, ход обрывается 5
метровым, отвесным обрывом. На дне этого обрыва небольшой, диаметром метров 1015 грот, из которого по узкой вертикальной щели можно добраться до начала
большого колодца, ведущего к подземной реке. Колодец состоит из 40 метров чистой
вертикали и еще примерно 20 метров крутого склона, заваленного камнями. Дальше
плоское дно, по которому течет тихая прозрачная вода подземной реки. Как она
выглядит выше по течению, я не смотрел, не было времени.
Мы поставили лагерь у начала ущелья, где грохотали вырвавшиеся на свободу
подземные потоки. Это было первое ровное место вблизи воды. Кроме того, здесь
начинались кустарники довольно большой высоты – дрова в высокогорье это большая
проблема.
За день до выхода в пещеру, вечером, так и не закончив сборы, мы мирно пили
чай. Борис пел песни. Зимой в Академгородке побывал Юлий Ким, и в репертуаре
Шварца появилось несколько новых, которых я не знал. Погода была прекрасной.
Звезды, казалось, приблизились на расстояние вытянутой руки и, несмотря на
отсутствие луны, освещали окружающие горы. Светлыми пятнами выделялись
известняковые выступы, а черными – трава и кустарники. Утром, продолжая
собираться, позавтракали и часам к 12 собрались выходить в пещеру. Раньше оказались
готовы мои «орлы». Чуть позже должны были выйти Шварц с Ленинградцами и
Севкой. У них оказалось больше проблем со снаряжением. Все-таки выход серьезный, а
не тренировочный, как у нас.
В это время появилась группа ребят из Новомосковска, которые поставили свои
палатки рядом с нашими. И, конечно, сразу начали заниматься любимым делом всех
спелеологов – готовить «жор» Мы поговорили с ними немного и пошли в пещеру.
Подъем от лагеря до входа около 20 минут. Все-таки сказывается высота, и хотя
акклиматизация уже прошла и это не Эверест, но все равно как горные козлы скакали
по камням только наша молодежь без груза. Я шел медленно, спотыкаясь и чертыхаясь.
Перед пещерой одели теплые вещи, проверили свет на касках, упаковали
фотоаппараты и потопали в пещеру. Я шел впереди, «орлы» двигались за мной
гуськом. Прошли мимо ответвления в большой низкий грот, дно которого было
завалено камнями и покрыто толстым слоем глины. Метров через 20 натолкнулись на
неожиданное препятствие – большую лужу, полностью преграждавшую ход.
Оказалось, что в резиновых сапогах один я, остальные – кто в вибрамах, кто в ботинках.
Я сходил на разведку, ход продолжался и вел к гроту перед большим колодцем.
Вернулся. Подумали, подумали и придумали. Натаскали камней и кидали их в воду до
тех пор, пока вдоль стены не образовалось какое-то подобие тропинки. Это заняло у
нас почти час. Ребята воспрянули духом, поняв, что эту преграду они преодолели сами.
Дошли до спуска в грот, сделали навеску для спуска и закрепили тросовую лестницу
для возвращения. Спустились потихоньку. Я всех простраховал. Походили по гроту,
сходили к началу спуска в большой колодец, попытались подняться еще по одному
ходу вверх, но особенно рваться на подвиги мне не хотелось. Так прошло часа два.
Достали провиант и устроили небольшой перекус. В пещере сыро, по дну грота
течет небольшой ручеек, и по ходу ручья в сторону колодца тянет сквозняк. Накрылись
большим куском полиэтилена и разожгли таблетку сухого горючего. Для ребят это
была демонстрация в реальных условиях системы жизнеобеспечения (сокращенно
«сижо»). Такое обучение навыкам спелеологии должно будет запомниться надолго. Я
достал фотоаппарат и сделал несколько снимков. В это время по веревке съехал первый
участник основной группы. Затем появились остальные. Поговорили. Я их тоже
сфотографировал, на что мне кто-то напомнил, что примета дурная. Проводили их до
большого колодца. Договорились, что они вернутся примерно в 2 часа ночи. Борис
начал навеску снаряжения, а я пошел с ребятишками обратно. Перед выходом из
пещеры мы еще часок полазали по первому гроту. В лагерь вернулись часов в пять
вечера. Новостей в лагере никаких. К новомосковцам прибавилось еще два человека.
К вечеру небо затянуло облаками. Часов в 10 вечера пошел сильный дождь.
Примерно через час рев потока изменился. Вода в ручье прибывала. Это было плохо.
Основная группа в это время должна была быть в самой верхней части пещеры.
Обратный путь (примерно 1.5 км по течению реки) мог стать непроходимым. К 11
вечера дождь почти прекратился. К часу ночи я собрался и пошел встречать группу к
большому колодцу. И себе спокойней и помощь на подъеме наверняка потребуется.
Ручеек, падавший недавно в колодец как струйка из носика чайника,
превратился в приличный поток, с расходом литров 5-7 в секунду. Небольшой участок
хода перед самым колодцем, где можно было укрыться от воды, превратился в пятачок.
Темнота в колодце ревела и ухала. Я пристегнулся к одной из петель навески и забился
в нишу около края колодца. Здесь капли воды почти не попадали на комбинезон. И
можно было удобно заглядывать в колодец. Хотя одежда на мне была сухой, но
гидрокостюма не было. Комбинезон из «серой прорезинки» был только относительно
непромокаемым. Быстро стало холодно и, поэтому, каждые 15 минут приходилось
вставать и размахивать руками и ногами, чтобы восстановить кровообращение и
согреться. Фонарь и фару на каске я для экономии энергии выключил. Глаза быстро
привыкли к темноте, и теперь любой световой блик, любое световое пятно внизу было
бы мной сразу замечено. Через полтора часа я замерз окончательно. Отстегнулся и
выбрался к входу в пещеру. Дождя не было. Хотя это мне стало понятно еще внизу по
ослабевающему шуму ручья, падающего в колодец. За время ожидания расход воды в
нем уменьшился раза в два.
К четырем часа я вернулся на «пост №1». Внизу ничего не было видно. Я
постелил на камни оставленные основной группой транспортные мешки из-под
снаряжения и снова улегся так, что бы была видна ниша в стенке колодца,
расположенная на глубине около 40 метров. Это было самое высокое место в колодце,
куда ребята могли пробраться без специального снаряжения. Минут через 20 темнота
стала меняться. По дну колодца кто-то шел. Вот уже явно видны проблески одного
фонаря. Вот появился второй фонарь... Медленно все четыре светлячка поднялись в
нишу. Потом сквозь шум воды стали слышны какие-то звуки. Внизу явно
перекрикивались. Так как верхняя страховка не предполагалась (подъем должен был
проходить по двум веревкам), я мог судить о том, что делалось внизу, только по
натяжению веревок. И еще по движению света фонарей. Дна колодца с моего места
видно не было.
Первым должны были подниматься Борис или Саша. Оказалось, что первым
пошел Шварц. Он двигался медленно и на расстоянии примерно 6 метров от верхнего
края колодца совсем остановился. В этом месте ручей падал прямо вдоль веревок, и
Борис, чтобы не полоскаться под душем, откачнулся за выступающий камень. За
камнем он просидел довольно долго. Потом сделал попытку подняться и вновь
спрятался. Наконец он вновь появился и буквально сантиметр за сантиметром начал
подниматься. Метрах в четырех я кинул ему конец веревки и попытался подтянуть.
Кажется, это помогло и через пару минут мокрый, черный и какой-то резко
осунувшийся Борис выполз на край колодца, волоча за собой запутавшиеся веревки. Я
оттащил его от края и помог распутаться и отстегнуть от веревок зажимы. Одна из
веревок представляла жуткую картину. Ее оплетка была разорвана и скручена в
большой комок, который в нормальных то условиях пропустить через зажим очень
сложно, а когда на тебя льет по чайнику воды в секунду, по-моему, практически
невозможно.
«Как это, ты, умудрился», спросил я Бориса. «Жить захочешь, – вылезешь» как-то
спокойно ответил он.
Оказалось, что беспокоился я не зря. Внизу ЧП. Нужно организовать спасработы.
Все живы, но, по-видимому, двоих нужно вытаскивать, сами не выйдут. Оставшаяся
внизу троица будет ждать в нише, там сухо и не дует. Я помог Борису подняться к
выходу из пещеры. У входа сидели пацаны из моей группы. Новость о спасработах
вызвала у молодежи бурю восторга. Это означало, что они тоже смогут принять
участие в настоящем деле.
В лагере эта новость энтузиазма не вызвала. Но новомосковцы сразу начали
собираться. Снаряжение у них кое-какое было. Был один блок и толстенная веревка
диаметром миллиметров 12 и длиной метров 80. Борис остался в лагере. Я пошел на
спасаловку вместе с новомосковцами. У них был телефон, и мы решили, что для связи
нужно будет одного отправить с аппаратом вниз. Заодно передали вниз палатку и пару
спальников с продуктами.
Новомосковцы быстро организовали одинарный полиспаст. Связь действовала
хорошо. Часа через 3 все было готово для подъема. При удачном раскладе подъем
первого пострадавшего мог закончиться минут через 40, но… . Все наши усилия не
дали совершенно никакого результата. Севка висел в метре от поверхности под
«душем» подающего прямо на него ручья, а мы никак не могли справиться с этим
подъемом. После того, как все окончательно выбились из сил, мы попросили Севку
отвязать и отвести в палатку. Я стал разбираться в навеске и обнаружил, что, видимо,
навеска выполнена неправильно Что-то было перепутано. В результате мы пытались
вытянуть веревку с находящимся на ней Севкой напрямую, без известного со школы
увеличения усилия в два раза при двойном проигрыше в расстоянии.
Ошибку исправили. Но после очередной порции усилий результат не
изменился. Дважды мы пытались начать подъем. Но из-за большого трения веревки о
скалу усилия четырех пар рук не хватило, чтобы вырвать Севку из подземной ловушки.
Долго держать Севку подвешенным на веревке в потоке ручья было нельзя. Мы опять
отослали его в палатку. К счастью связь действовала нормально, и нам удавалось
полностью согласовывать свои действия с находящимися внизу коллегами.
Вновь был навешен полиспаст, но уже двойной. Это могло позволить нам
преодолеть сопротивление трения, но время подъема увеличивалось еще в два раза.
Однако в тот момент, когда мы решили сделать уже четвертую попытку,
обнаружилось, что у колодца вместе со мной осталось всего три человека, остальные,
продрогнув, ушли греться к выходу. Оказалось, что уже восемь часов вечера. Я
предыдущей ночью почти не спал и тоже вымотался так, что ноги запинались о любой
самый маленький камень, а в глазах бегали черные точки.
Мы договорились с обитателями дна колодца, что мы уходим отдыхать.
Оказалось, что Севка с Галей уже спали. Саша и телефонист готовили ужин и
пожелали нам удачи на завтра.
Я шел в лагерь, как на эшафот. Боже мой! Почти 20 лет походов. Несколько
спасработ в реальных условиях, несколько участий в соревнованиях спасателей,
множество тренировок и – полное фиаско. Нужно было успокоиться, посоветоваться со
Шварцем, поесть и немного вздремнуть.
Ужин был готов. Все женщины в лагере объединились и устроили (как оказалось
из последних запасов) отличную кормежку. Долго обсуждали с Борисом и с
новомосковцам план подъема. Практически договорились о работе с двойным
полиспастом. Уточнили, кто и где будет стоять и прочие важные мелочи.
Борис рассказал подробности того, что же случилось внизу. Около 10 часов
вечера они повернули обратно. В этот момент вода в реке начала подниматься. Когда
они подошли к самому низкому участку хода, где во время движения группы вверх
между водой и потолком оставалось сантиметров 20, воздушный зазор исчез. Сифон
закрылся. Судя по уровню воды, длина сифона составляла 8-10 метров. Они решили
переждать паводок на возвышении, в том месте, где можно было бы отступать от
прибывающей воды. Но тут вдруг Севка, который вроде бы вел себя нормально и так
же как все участвовал в обсуждении, что делать дальше, взмахнув руками, навзничь,
упал в воду. Когда его вытащили из воды, оказалось что у него припадок эпилепсии.
Пока пытались ему помочь, разжать зубы, чтобы он не задохнулся, Севка пришел в
себя, но практически ничего уже не соображал. Находился в сильно заторможенном
состоянии. После пары часов ожидания уровень воды в реке начал снижаться, и, как
только появился просвет между водой и потолком хода, все поплыли вниз, помогая
Севке. Он слушался, пытался что-то сделать сам, но быстро стало ясно, что по колодцу
ему без посторонней помощи не подняться.
Когда поднялись по склону колодца до грота, который мне сверху казался
небольшой нишей, Галя тоже сказала, что наверно не сможет подняться. После чего
Борис решил выходить первым и просить помощи.
Борис завершил свою кошмарную историю (а слушателей набилась целая
палатка) словами: «Ну, я же знал, – вылезу наверх, а там Шурик должен быть. Так оно и
есть».
Легли спать. Я, в который уже раз, пытался продумать завтрашние спасработы и
все не мог отделаться от мысли, что это будет очень долго и трудно. И самое опасное,
что долго. Если Севка при новом переохлаждении может снова шлепнуться в припадке
во время подъема, – то ему никто помочь уже не сможет. Пускать рядом
сопровождающего, тогда конец всему – их двоих разве только трактором можно будет
вытащить. Что-то тут не так. Нужно, чтобы скорость подъема была максимально
возможной. Это бы обеспечило хоть какую-то гарантию от возможных случайностей во
время подъема.
Так я прокрутился в спальнике почти всю ночь. Вспоминал всякие способы
подъема, которые где-либо видел. И, наконец, понял, что я - дурак неотесанный, что
есть способ, при котором можно поднять Севку минут за 10-15, причем для подъема
достаточно всего трех человек. При этом двое работают со страховочными веревками
(страховка пострадавшего отдельно от спасателя) и один спасатель, который и
производит подъем.
Я видел этот способ в 83 году на соревновании спасотрядов в городе Губаха.
После завершения соревнований красноярская команда проводила показательные.
Один из показанных вариантов подъема пострадавшего назывался «самоспас». Это
вариант предполагал, что под землей находится группа из двух человек, один из
которых по какой-то причине не может подниматься сам. Способ заключался в том,
что на верхней навеске над началом колодца закрепляется блок, через который
кольцом пропущена веревка. На одном конце закреплен пострадавший, а на другом на
зажимах поднимается второй участник группы. При этом вес спасателя практически
уравновешивает вес пострадавшего. Поэтому достаточно небольшого усилия, чтобы
пострадавший перемещался вверх. Спасатель при подъеме пропускает мимо себя
длину всей веревки.
Таким образом, ночные размышления привели меня к тому, что во время
завтрака я уверенно отказался от согласованного вечером плана подъема, и предложил
сделать следующее: «В подъеме участвуют четверо: я, два человека, которые страхуют
спасателя и пострадавшего, и связист. Основная веревка спускается вниз, так, чтобы
наверху остался только ее конец. Этот конец пропускаем через блок, и к нему
подцепляем меня. Внизу к середине веревки прикрепляют Севку. Параллельно ко мне
и к пострадавшему прикрепляется по страховочной веревке. Затем я опускаюсь вниз в
колодец, собственным весом поднимая Севку вверх. При этом руками я помогаю
подтягивать Севку. После того как мы поравняемся, подтягивать Севку должны
страховкой сверху. Как только я спускаюсь на дно, образуется такая же ситуация,
которую показывали красноярцы. Через блок перекинута веревка, которая двумя
концами доходит до дна. На один конец веревки мы подвешиваем Галину и
быстренько нижней группой вытягиваем ее за другой конец веревки». Или я был очень
убедителен, или этот способ сразу всем понравился, но
возражений не последовало.
Во время этой операции оказался только один
непредусмотренный эпизод. И опять причиной его появления
оказалось трение. Когда я спустился на половину глубины колодца,
подтягивая Севку к себе за веревку руками, и вытолкнул его вверх
на высоту чуть выше моих поднятых рук, движение остановилось.
Оказалось, что сил спасателя, страхующего Севку, не хватило,
чтобы преодолеть силу трения веревки о скалу, и мы зависли.
Решение пришло в голову мгновенно, когда я понял, что
произошло. Я начал раскачиваться на веревке вверх-вниз, с каждым
разом увеличивая амплитуду качаний. В момент остановки этих
качелей в нижней части траектории, усилие растяжения веревки
преодолевало силу трения. В результате Севка стал рывками
подниматься вверх. Когда до находящихся внизу колодца людей осталось метров 7-8, я
попросил, чтобы мне кинули фал. После нескольких неудачных попыток конец фала
попал ко мне в руки. Через пару минут я уже стоял рядом с ними на дне колодца.
Остаток веревки мы вытянули уже втроем. На весь подъем у нас ушло минут
пятнадцать.
Галю мы подняли за рекордное время. После того, как мы закрепили ее беседку
за основную и страховочную веревки и сообщили наверх, что подъем начат, мы
схватили веревку за другой конец и, практически, кубарем покатились вниз по склону.
Длины склона хватило на половину подъема. Через минуту мы снова оказались на
верху склона, и вторая половина веревки была вытянута с тем же энтузиазмом, что и
первая. Как рассказывали потом ребята, находившиеся на верху, Галя вылетела из
колодца, как чертик из табакерки. При этом ей немного досталось - блок был подвешен
практически вплотную к потолку, и она сильно ударилась об камень каской. Но это
уже были мелочи жизни.
Во время подъема я задержался немного на отдых за камнем, где прятался от
воды Борис. Поток там действительно шел мимо. Это было вдвойне приятно, так как
пришлось перевязать перетершийся при подъеме репшнур, которым зажим был
привязан к колену правой ноги.
После этого похода мы были вместе с Борисом на Алтае в пещере «Кёк-Таш»
(Синий камень), которую мы сами так и назвали. Потом, в 1989 году, был семейный
пеший поход вверх по алтайской реке Шавла. Потом мы встречались с ним в
Новосибирске, Москве, Мюнхене. Но это уже совсем другие истории.
Краткое послесловие (Р.S)
После 1989 года в пещерных походах я уже не участвовал. Колесо реформ
проехало по моим подземным похождениям, прекратив их, по-видимому, навсегда. Но
судьба (она же, карма – по географическому положению места моего рождения –
Забайкалье – я, скорее всего, должен быть буддистом) все-таки опять пытается
привлечь меня на путь спасателя, правда, несколько в другом облике. Начиная с 1997
года, каждое лето, на испытательном полигоне института возникает пожароопасная
обстановка. Для тушения возгораний начальником штаба гражданской обороны
института организована спасательная группа, где я числюсь начальником. За три
сезона было несколько пожаров, но для воспоминаний на эту тему материала пока
маловато.
Еще более краткое послепослесловие (Р.P.S.)
Прошу всех меня простить, если, что не так вспомнил. Не по злобе, просто вру,
как очевидец.
Электронная копия этих воспоминаний хранится в Дзержинске, Нижегородской
области, у автора и в Новосибирске, у Шварца Бориса Альбертовича.
Иллюстрации к воспоминаниям
Перед спуском в первую в жизни пещеру (Алтай, пещера Молочная, май 1969 года).
Валера Казутин (Саяны, Манское Белогорье, ноябрь 1970 года)
У входа в одну из небольших пещер на карстовом массиве горы Хипста.
Вид из пещеры «на волю»
Вид “с воли” на вход в пещеру
Николай Мороз и команда спасателей Новосибирского клуба спелеологов во время
проведения показательного выступления «стариков» на соревнованиях на Алтае (УстьСема, 1970 г)
Валентин Мишин в роли пострадавшего. Это его первое появление в нашей кампании.
Внимательно рассматривают обвязку пострадавшего Сергей Ручимский, Михаил
Ельдецов и Богданыч. Усть-Сема. 1970 г.
Иван Косьмин в роли сопровождающего при подъеме полиспастом носилок с
«пострадавшим» на соревнованиях 1970 года. Роль «пострадавшего» выполняет Таня-Скобка
(на фото почти не видна).
Иван Косьмин в роли пострадавшего (трещина к кости левой ноги после падения в
пещере “Медвежья лопатка”) и Васил Груев. Советско-Болгарская экспедиция 1971 года.
Кавказ. Гагринский хребет. Лагерь на Карровом плато.
Васил осенью этого же года погиб в горах у себя на родине.
Валентина Прокопьева (она же Банда, Вурдолачка, Выдерга) во время подъема из
очередного безымянного карстового провала. Гагринский хребет. Карровое плато. 1971 год.
Процесс одевания в подземную робу («дружба», свитер, костюм ПХЗ, комбез)
перед спуском в пещеру «Медвежья лопатка», во время которого произойдет эпопея
под кодовым названием «Пингвинятина», но Шурик об этом даже не подозревает.
Гагринский хребет. Карровое плато. Кавказ. Советско-Болгарская экспедиция. 1971 год.
Как молоды мы были….
Новосибирск. Академгородок. Пятерка на Пироговке. Весна 1973 года. Скоро
защита дипломов. Все еще впереди. Один из последних студенческих снимков.
Татьяна Кузюкина, Шурик Курепин и два Николая - Оводов и Мороз на свадьбе Бориса
Шварца. Январь 1974 года.
ВАЛЕНТИН МИШИН (вид в фас и профиль)
Обе фотографии выполнены в пещере Алтайская в январе 1979 года.
Алтай. Поселок Яйлю на Телецком озере. Три спелеодивы: Лидовна Сермягина,
Валентина Захарова, Наталья Шварц (фамилии современные)
Борис Щварц в пещере Алтайская. Это он нашел обходной лаз, позволивший
нам обойти сифон грота «Алтайского университета», проникнуть к нижнему течению
пещерного ручья и спуститься по его течению на рекордную глубину - 250 метров в
гроте «Трех мушкетеров». Январь 1979 года.
Недалеко от входа в «Снежную», глубочайшую пещеру Союза, на вершинке
небольшого холма стоит памятник погибшим под лавиной в феврале 1985 года
московским спелеологам из группы Саши Морозова. Постройка только что завершена.
Около памятника сидит Люда Усикова со своим спаниелем.
Строители на фоне почти готового памятника. Позируют представители Дзержинска,
Москвы и Новосибирска. Август 1985 года
Сталагмиты в гроте «Хаос» пещеры Кёкташ. Алтай. Ноябрь 1986 г.
Борис Шварц на фоне натечной стенки в гроте «Хаос».
К подготовке летней алтайской экспедиции 1976 года Борис подошел как
настоящий ученый, использовав для выбора маршрута карту, а не рассказы аксакалов и
очевидцев. Карта подтвердила, что именно к Телецкому озеру можно спуститься, если
перевалить хребет Иолго с юга на север.
Я тоже во время подготовки не ударил в грязь лицом и, изучив «Основы
пиротехники» Шидловского и популярную литературу, на основе смеси марганцовки с
порошком магния изладил мощную пиротехническую вспышку. Во время топосьемки
пещеры Анохина: Борис, Юра Захаров. Тамара Курепина.
Джигит Мерзляков на фоне Каракольского озера. Очевидцы подтверждают, что
он действительно осуществил краткое погружение в эти холодные священные воды.
Остальная публика ведет себя исходя из своего темперамента – Шурику и Ольге (она
же Чадо) и в одежде не жарко, Анжела (она же Наталья) идет измерять температуру
воды пальчиком правой ноги, Шварц ведет фотосъемку, а Зоя Тюменцева куда-то
спряталась. Алтай. Июль 1973 год. Талицкий белок.
Чадо (она же Сима) видимо чувствовала, что в летнем июльском походе
придется не один раз продрогнуть, бродя по снежникам или отсиживаясь в палатке,
засыпаемой градом размером в голубиное яйцо. Поэтому во время сборов в дорогу
особого энтузиазма на ее лице увидеть было невозможно.
Лето 1989 года. Река Шавло. Семейства Курепиных и Шварцов в полном составе.
Саша Кискин (он фотографирует) без Анжелы, но с сыном, а также другие
представители золотой молодежи из Академгородка (Женя).
«Пора в дорогу, старина, сигнал пропет…» Последний день чудесного горного
похода. На фоне Шавлинского озера и снежных вершин Северо-Чуйского хребта. Пора
домой. «Мы спускаемся вниз с покоренных вершин…»
Натечнная стена в пещере «Музейная».Каракол. Усть-Канский район. Алтай. 1973 г.
Палатка у Каракольского озера. Мы забрались сюда после посещения пещеры
“Музейная” посмотреть на окружающие горы с вершины Талицкого белка. Зоя уже
прокатилась по снежнику. На следующий день я сломаю свой ледоруб, проводя
раскопки золотого корня на болотце недалеко от вершины. После этой «золотой
лихорадки» мы посетим штольню, которая осталась от экспедиции, искавшей здесь
уран. Не нашли. Видимо платили мало. (“Я б в Москве киркой уран нашел, при такой
повышенной зарплате…” В. Высоцкий)
Даниил, Данила, Даня Усиков на страховке. Личность творческая и легендарная.
Начав с участия в первопрохождении в 1959-1960 годах самой глубокой на тот момент в
СССР пещеры Каскадная (-246 м) он закончил карьеру спелеолога рекордом СССР в
системе Снежная – Меженного (-1370 м).
Пастух в гостях у спелеологов. В центре группы спелеологов четверка Севы
Морозова. 1987 год. Начало экспедиции. Мы только что поднялись в зону лугов массива
Хипста. Впереди масса мелких пещер, разоружение джигита, спасработы в пещере
Ленинградская. Для меня это последний поход на Кавказ.
Начало подъема на Армянский перевал. Туристы, идущие в этих местах нам
навстречу, называют эту тропу «Веселый спуск». На переднем плане Женя Тихонов
(Проглот). Вдали, после внимательного анализа изображения, можно по рюкзаку
узнать Лидовну Сермягину. Фишт. 09.09.75. Утро. Дождя еще нет.
Примерно три четверти пути по «Веселому спуску» мы уже преодолели. К
мелкому дождю с сильным ветром начали добавляться снежинки. Стало холодно. От
непогоды спасаемся, одев на головы полиэтиленовые «косынки», а на себя - костюмы от
ПХЗ. О том, что на перевале уже почти замело все приметы тропы, ведущей к приюту
«Фишт», мы еще не подозреваем.
1979 год. Метлево. Алтай. Июльская экспедиция в пещеру Алтайская. В ноябре
1978 года мы добрались в этой пещере до глубины 200 метров, почти без снаряжения,
оставляя на колодцах участников группы для страховки. В январе, после заявления
барнаульцев, что они добрались до дна (-220 м) мы нашли обходной ход и дошли до
глубины (-250 м), которая до сих пор не изменилась. В строю стоят основные участники
зимнего похода (кроме женщин и детей).
Именно на этом месте на глубине 200 метров остановились из-за нехватки
снаряжения Валентин Мишин и я в ноябре 1978 года. Я едва удержал Валентина от
отчаянной попытки спуститься по последнему репшнуру вниз, в черноту большого
грота, куда шумно падал ручей. В. Мишин в гроте «Ожидание». Пещера Алтайская.
1979 год.
Скала в устье «Пещерного» лога вблизи города Губаха (Пермская область). Здесь
в 1983 году на соревнованиях спасотрядов я увидел красноярскую двойку, показавшую
способ вытаскивания пострадавшего одним человеком. Способ назывался «Самоспас».
Его применение рекомендовалось в случае, если группа маленькая (2 человека) и
сообщить о происшествии спасотряду сложно.
1979 г. Алтай. Золотые горы, у которых не менее чудесные подземелья.
На третий день ветер затих. Народ выполз из балагана на волю. Тихо, сильный
туман. Гору Фишт не видно. Собираемся идти к приюту «Фишт» искать бердчан. Фишт.
1975 г.
На следующий день. Туман пропал. Я уже вернулся из Бубук-аула. Где-то летает
вертолет и собирает замерзших туристов. Бердчане ушли вниз, к морю. Мы тоже
собираемся покинуть эти жутко красивые горы. Поход не сложился.
В заповеднике недалеко от Бубук-аула нашли виноградную лозу изабеллы.
Сергей Сермягин забрался на дерево и накидал нам целый транспортный мешок
спелых гроздей. Часть съели сразу. Остальное принесли с собой в дом, где жили. Было
ли это событие до подъема или после? Воспоминания участников из Дзержинска не
совпадают. Мне помнится, что это событие было после спуска.
К маю 1976 года я добыл кучу серебряно-цинковых аккумуляторов и мы
попытались снять на 8 мм пленку подземный ледник в пещере “Кульдюкская”. По
сравнению с освещением обычным фонарями мощная фара позволила увидеть
настоящие цвета пещеры. Но для кинопленки света все равно не хватило. Так что «кина
не будет». Таня Махонина в роли будущей кинодивы.
В пещере Ленинградская. Молодежная группа в полном составе. На заднем
плане сборная четверка, которая готовится к спуску в 40 метровый колодец. После того,
как я сделал этот снимок, ленинградец Саша проворчал, что фотографироваться перед
спуском плохая примета. Что и подтвердилось.
Возвращаемся на побережье после спасработ в Ленинградской. Последний
взгляд на вершины Бзыбского хребта и долины Бзыби и Хипсты. Далеко на юге видно
море. Далеко на севере - снежные вершины Главного Кавказского хребта.
Хипста. 1987г. Вдали видна вершина, которая называется Чапшира. Там в 1981
году мы вдоволь потренировались в прохождении всевозможных колодцев и
небольших пропастей. Одновременно с нами на соседней вершине (Напра)
красноярцы в одноименной пещере добрались до глубины –970 м. В 1982 г. мы были
там с Мишиным. Группа из 8 человек измеряла глубину пещеры и таскала мешки.
Алтай. 1989 год. Переправа через один из притоков Шавлы.
«А потом начинаешь спускаться,
Каждый шаг осторожненько взвесив.
Пятьдесят – это также как двадцать..»
Это последняя страница воспоминаний, которых бы никогда не появилось, если
бы не Борис Шварц, который во всех наиболее переломных жизненных эпизодах
оказывался рядом и помогал и направлял меня словом или делом. Начиная со спичек в
июле 1968 года и приглашением «ходить в пещеры» в сентябре того же года, кончая
разоружением конного джигита в 1987 году, помощи в проникновении через
пограничный контроль Мюнхенского аэропорта в 1992 и короткой запиской «Посылаю
2КDM, отдашь, когда сможешь» в 1997.
Надеюсь, что этот манускрипт сможет отвлечь тебя, Борис, от грустной мысли
«Кому передать знамя российской науки?», после того как окончательно «достанут»
поездки в «Страну восходящего солнца», и захочется вновь посетить Яломан, Шавло
или Метлевское плато. Я до сих пор тешу себя мыслью, что когда-нибудь мы еще куданибудь вместе сходим.
Лет прожито немало,
Но ты, Боб, не грусти!
Это только начало
Пятидесяти…
г. Дзержинск, 2000