Бытие судьбы - Трынкин Вадим Владимирович

Нижний Новгород 2012
1
ББК 87.21; 87.223
УДК 165; 111
Т- 806
Т- 806
512 с.
Трынкин Вадим. Бытие судьбы. Нижний Новгород. 2012.
Книга посвящена проблеме судьбы человечества на планете Земля и во
Вселенной. В этой связи в ней рассматривается широкий круг вопросов:
предыстории человечества, основных условий изучения человечества и
Космоса средствами науки и философии, взаимоотношения земной жизни
людей и их инобытия, условий гуманного развития человечества. Цель, поставленная в данной книге – уяснение возможной миссии человечества во
Вселенной.
Книга может быть интересна и доступна в понимании любому вдумчивому читателю.
ПРИМЕЧАНИЕ: В данной книге использована группа цифр, которая отсылает к цитируемым авторам. Здесь фиксируется: а) фамилия автора; б)
алфавитный номер цитируемого источника; в) страница. Пример: (Ньютон:
101; 232). Каждая отсылка к тому или иному источнику предполагает основное: в указанном месте книги содержится аналогичная идея. Она может
быть использована в тексте: а) как упоминание; б) как аргумент; в) как объект критики. Характер отношения к ней выявляется читателем из контекста
и подтекста, а также при её сличении с первоисточником. Вводить на сей
счёт обширную дополнительную конкретизацию в основной текст автору не
представилось возможным.
© В.В.Трынкин. 2012.
2
1. ПУТЕВОДИТЕЛИ ПО СУЩЕМУ
1.1. ТАБЛИЧКИ В НАУКЕ
1.1.-1. Силки для души
Исследование бытия судьбы человечества на планете Земля является основополагающим, пожалуй, для всякого рода познания.
Углубляемся ли мы в тайны природы, общества, человека, постигаем
ли суть самого познания, мы стремимся, осознанно или нет, выявить
тот или иной спектр бытия судьбы человечества. И даже тогда, когда
кто-то желает отстраниться от данной проблемы, она остаётся неустранимым основанием попытки её избегания. Будучи таким основанием, целостность проблемы судьбы бытия человечества изнутри
судит и отвергает возможность её устранения.
Наука, в свою очередь, осознавая это или нет, познаёт главный
вид бытия – Бытие в целом, которое огромно, необъятно, не имеет
известных границ. Т.е. по существу наука берётся за миссию софийного исследования Бытия – онтологию. Как она это делает – вопрос
другой. Но в последние столетия у науки утвердилась претензия на
право всеохватной мудрости. И размышлять о методах науки, её достижениях и требованиях потребуется с высоты этого уровня, дабы
понять, насколько она близка или далека к сущности Бытия как такового, а также к сущности судьбы бытия человечества.
Впрочем, необходимо уточнение: действительная наука – в головах учёных, на чертежах, в лабораториях и на испытательных полигонах. Претензии на всеохватность Бытия возникают не от неё, а от
её радетелей и ревнителей. Кто из них – кто: сказать трудно, ибо часто они перемешиваются и взаимопревращаются. Потому начнём
исследование судьбы человечества на планете Земля с изучения позиций радетелей и ревнителей науки.
1.1.-1.1. Догматика формализма
Радетели косятся на философов. Туману в философских рассуждениях, путаных мыслей, противоречий, как им кажется, предостаточно. А радетелям нужна предельная строгость понятий, исключающая любую многозначность. Они ждут от науки объективности, а
философы через одного субъективны. Все силы бросают радетели
на поиск научной точности, тогда ка философы расточительно расплывчаты. Радетелям подай и отрежь полноту описания, но мудрецы
всё толкуют о распахнутости этой полноты. В общем и целом, годна
3
для радетелей исключительно формальная логика. Но до нынешних
времён странные философы важнейшим инструментом и критерием
познания науки пренебрегают (Карнап: 104. 106).
Философствующие учёные радетелям безоговорочно верят. И
вслед за ними вторят: особо для науки важна логика, одинаково
охватывающая все её отрасли – вплоть до параметров Космоса
(Вернадский: 51. 412). А радетели всё усердствуют, обещая учёным
разные беды уже из-за двусмысленности языка, оберегая, в связи с
этим, святость науки от многих недоразумений (Карнап: 42). Учёные
опять покорно соглашаются: конечно, во всём виноват худо сформировавшийся язык, из-за которого «отдельный учёный теряется в массе фактов» (51. 262).
Корни строгой формализации языка, - учат радетели, - найдутся,
если связать всю познавательную жизнь с биологическим процессом
приспособления к фактам (Рассел: 224. 120). Главным указателем
для радетелей становится механизм естественного отбора Дарвина:
он, якобы, способен воссоздать даже в животном мире цели, планы и
действия Творца. Кроме того, механизм сей, вроде бы, вовсю имитирует разумные действия человека (Поппер: 257). В такие приспособления к меняющимся условиям среды упакованы, якобы, все наши
предрасположения, которые как бы насквозь пронизаны возникающей в адаптирующихся головах теорией. Например, аргументом для
строгой формализации служит глаз кошки, который реагирует на типичные ситуации благодаря встроенным в него готовым, почти понятийным структурам (Поппер: 76).
Заметим сразу, что в данном рвении радетелей просвечивает величайшее огрубление: генетические программы сложившего инстинкта очень странно отождествлять с ментально-духовным и творческим планом развивающегося человечества. Более того, одухотворённое творчество нелепо вытеснять в угоду «пронизанным теорией» генетическим структурам.
Ничуть не смущаясь, радетели плетут нить рассуждений дальше:
приспособление в факте познавания обусловлено степенью очевидности. Её высшая степень – в неопровержимости предельно простых
доказательств. Изначально таковы живые воспоминания (224. 132).
Лиса, скажем, при вас ела гуся. Ну, вы и говорите: «Лиса ела гуся». И
ваше крохотное предложение создаёт как бы высшую очевидность,
вставляя меж словами «лиса» и «гусь» фиксацию «ела» (Рассел:
224. 95).
Мир, говорят нам, богат повседневными обобщениями. За окнами
брешут собаки, а мы вдумчиво обобщаем: «собаки лают». И в это
сознательно верим, создавая привычки. Их то мы и описываем «как
4
дословесную форму той же самой веры» (224. 137). Т.е., научное
свидетельство опирается на описанные выше фактические и несомненные данные, превращаясь в принципы, которые обеспечивают
теоретические выводы (224. 129). Тут у радетелей возникает уровневая субординация понятий. Физический мир именуется «миром 1»,
мир познанных переживаний – «миром 2», а мир логического содержания книг – «миром 3» (Поппер: 78). Иначе говоря, формально заданы три уровня: 1) опыт, 2) его теоретические описания, 3) теории и
соотношения между теориями. Но вот незадача: борясь за принципы
логики мышления (третий уровень), радетели третьим-то уровнем
фактически пренебрегают, увлекаясь лишь уровнем первым и вторым.
Не случайно, радетели иногда признаются: во много раз сложнее
иметь дело с общими принципами – они обычно менее очевидны
(Рассел: 224. 132). Потому общие принципы радетели стремятся
всячески обуздать формальной строгостью посредством фиксации
структур предложений. Известно, что любое предложение – это сочетание слов, упорядоченных их отношениями (224. 204). И если собрать воедино все слова, указывающие на вещи, а также качества и
отношения, в них можно сконцентрировать, якобы, всё наше знание.
Даже то, которое до сих пор не поддавалось анализу (224. 211). Т.е.
для нужд науки и логики можно построить минимальный, но достаточный словарь (224. 218). А тогда любые универсальные законы
легко ввести в надёжную логическую форму (Карнап: 41).
После виртуального заливания океана познания в формочки предложений, радетели берутся за их строение. Оно осмысляется как бы
научно-философски, но при этом проявляется забота исключительно
об эмпирической науке. Легко понимаемые сознанием предложения
тщательно и навязчиво проясняют заново посредством логического
анализа. Предписывается разбивать предложения на составные части (понятия). Их сводить уже к основным предложениям, а те – к
предложениям фундаментальным (Карнап: 104. 105).
Далее к фундаментальным предложениям приставляются как бы
существенные, но всё же этикетки: «ложное» или «истинное». Сами
этикетки определяются через те или иные этикеточки: «все», «некоторые» или их логические эквиваленты (Рассел: 224. 123). Этикеточки вводятся в круг строжайших правил. Таковыми торжественно провозглашаются отрицания «не», логические связки («и», «или», «если,
то»), соединяющие предложения. Сюда же относятся кванторные
признаки: «каждый» или «все». Ну и суждения: «существует», «тождественно» (Карнап: 104. 113).Следовательно, не глубинная логика
5
познания становится ядром научного стиля, а всего лишь терминологическая его оболочка и её формальные преобразования.
Этикеточный принцип, меж тем, выдаётся за «высшее правило
научного философствования». Его суть такова: «везде на место выводимых сущностей ставить логические конструкции» (Карнап: 85).
Логически сконструированные предложения теории имеют, якобы,
тенденцию быть чуть ли не «вечными предложениями» (Куайн: 9.
258). Их главное отличие от как бы путаных философских систем состоит в том, что «вечные» предложения представляют собой хранилище как бы всей истинности и, соответственно, всего научного знания (9. 258). Правда, представить это довольно трудно. Ведь, научное познание не статично. Оно мощно и разносторонне развивается.
Новые идеи, порой, кардинально отрицают старые, вырываясь из углов и щелей любого хранилища. Причём, происходит это не случайно, не отчасти, а по всему широчайшему полю устремлённой вперёд
науки.
Не желая ответственно взвешивать вес всегда ограниченного круга формализаций на фоне необъятных просторов науки, радетели
настаивают на тонкостях обработки предложений. Все парадоксы составления предложений происходят, мол, из-за принципа порочного
круга: что содержит всё множество, не должно оказаться его элементом (Рассел: 133. 240). Иначе говоря, целое не должно быть меньше
части. Правда, философия знала это давным-давно. Знает она и обратное: часть может быть, и часто бывает значимей целого (Питтак:
155. 87). Гений, например, значимей многих талантов, талант значимей большинства ремесленников.
Не ведая, или не желая учитывать широкий контекст философского познания, радетели, борясь с разностью целого и части, обосновывают теорию типов. Её достижение – формальное устранение парадоксов; скажем, известного парадокса лжеца («один критянин сказал, что все критяне лживы»). Действительно, это высказывание
можно расслоить на фрагменты. Скажем, «Я лгу» означает: «Существует утверждение, которое я высказываю, и оно ложно» (Рассел и
Уайтхед: 133. 257-258). Для компьютерных языковых программ такая
процедура нужна. С машиной шутки плохи. Но гибкость и многозначность сознания в ней вовсе не нуждается. Ибо ассоциативное поле
мышления легко определяет место, уровень и роль каждого значения
в структуре объёмного высказывания.
То, что для свободного и зрелого ума является наипростейшим
правилом, стало принципиально важным для формально-логической
догматики. Правило типов возведено в ранг высшего откровения то
одним поколением радетелей (Риккерт: 65), то другим (Бейтсон:
6
223). Тем самым, метод формальной логики превратил открытую систему добывания знаний в закрытый набор ограничений, что противоречит самой сути вдохновенного познания. Этот набор ограничений был распространён на всю теорию познания. Её саму радетели
начали воспринимать лишь в виде чего-то второстепенного, производного от чистой и прикладной формальной логики (104. 105).
К радетелям постепенно примкнули сочувствующие из духовных
сфер познания, обычно противостоящие формально-логическим
принципам. В насквозь содержательной литературе, к примеру, с
данными экспериментами не разбежишься. Но за одну-другую фразочку потянуть можно. Скажем, подъехать ко Льву Толстому, да заявить: нет, мол, никаких Облонских, у коих всё смешалось в доме. А
вот предложения про эти fiction есть, да ещё закреплённые в печатных знаках (Руднев: 374). Такие предложения, говорят нам, можно и
нужно раскладывать на косточки по всем формальным законам. Хотя
подлинные знатоки искусства недоумевают: дух произведений архитектонически тонок и чрезвычайно сложен, сводить его к формализованным знакам языка – грубое упрощение.
Ничуть не смущаясь, радетели подкатывают и к Гончарову. У него
торжественно принимаются изучать также отдельное словосочетание «Это Обломов». Оно, мол, отнесено к конкретному человеку.
Значит, «уже заслуживает проверки и будет либо истинным, либо
ложным» (9. 99). Подразмявшись на мелочах, формализаторы замахиваются на всю громаду культуры. К ней следует, мол, приставить
социологию, её, в свою очередь, назвать наукой. А далее потребовать предельно понятийного, формального уровня и для самой культуры, и для каждого вида изменения её произведений (Манхейм:
256). Лишь бы всюду и безоговорочно царствовала формальная истинность понятий, заключённая в «законы их комбинаций» (Дж. Буль:
180. 99).
В итоге возникает странная картина: с подачи радетелей и при
неустанных их усилиях разворачивается и закрепляется тенденция
выстраивания сложнейших духовных актов на формалистическом
плацу. По сути, живые, трепещущие, мерцающие идеи стремятся загнать в формальные гнёзда, выстроить их в ряды, ряды надстроить
друг над другом в пирамиду. А уж эту пирамиду представить в виде
прочнейшего каркаса огромной теории познания. Что из этого получилось, радетели поймут, может быть, гораздо позже.
7
1.1.-1.2. Оттачивание нюха
Впрочем, у радетелей есть ещё одна, главная страсть – подчинить
себе критериальную высоту процесса познания. То ли тревожила их
слава, приобретённая Кантом благодаря его знаменитым «критикам». То ли притягивала возможность обретения права верховенства
над философией (ведь, это неоднократно провозглашалось), и, само
собой – над миром познания в целом. А в этом мире, как известно,
немало гениальных имён. Но кто осаживает гения, тот превозносится
выше его (хотя бы в мечтах). Видимо, ради подобных основных целей и создавалось не прикладное, а идеологическое царство формальной комбинаторики.
Главная мета в данном царстве именуется фальсификационизмом, а радетели здесь уже превращаются в ревнителей. Особо на
этой ниве отличился К.Поппер (215). Глядя на учёных, которые то и
дело выдвигают смелые, потрясающие гипотезы, ревнители смекают, что поначалу гипотезы эти никто не может ни обосновать, ни
опровергнуть. Для формалистического царства подобное положение
крайне неудобно. А вдруг новая гипотеза окажется великой, т.е. возвысится над формалистически-критической командой. Ко всякой такой неожиданности надо бы иметь при себе верховную указку. С её
помощью уже можно подобрать как бы твёрдо установленные опровержения, для чего, собственно, и сочинялись формалистические
ловушки. Сработают эти опровержения в отношении к гениальной
идее или нет, не так уж и важно. Конечно, лучше бы, сработали. Но
даже если хотя бы на время появится право на менторский тон – это
уже ревнительская победа, кусочек какой-то славы, да возвышенное
место в академических кругах.
Сама идея фальсификационизма не нова. Проще бы её понимать
в виде критического метода опровержения лжи: в декларациях, аргументах, теориях, поступках, или в полученных результатах. Фальши,
нуждающейся в справедливой критике, в масштабной окружающей
нас жизни немало. С древнейших времён она копошилась вокруг
трона (академического, отраслевого или административного), на грабительском рынке, а о супружеских изменах лучше бы и не вспоминать (Бейтсон: 224).
В науке главенствуют таланты и гении. Но и то, и другое может
полностью раскрыться в своих творениях, а может пребывать в периоде инкубации идей. Инкубационный период (даже если он подарит после потрясающее открытие) ничем конкретным себя не проявляет. Уже созданное научное творение, в то же время, может вызывать поначалу тысячу вопросов. Вот ревнители и выхватывают нишу
8
между замыслом творца и его творением. Ниша эта – эксперимент и
его поэтапная запись.
В подлинно творческом процессе прикасаться к эксперименту не
следует, так как любой эксперимент – зона риска. Часто он – тайна и
проблема для самого творца. Иные масштабные эксперименты оканчиваются трагически. Тогда обязателен разбор для выяснения причин возникшего сбоя. Этот разбор болезнен для многих, в том числе
и прежде всего – для самого творца. Т.е. сам по себе научный поиск
и крайне сложен, и, подчас, трагичен. Однако он, что очень важно,
принадлежал и принадлежит исходно самим творцам, а также заинтересованному кругу лиц, шире – включённой в интерес к данной
проблеме части общества.
Ревнителям в этой бытийной обстановке делать реально нечего,
разве что мешать. Но именно этим они и занимаются, дабы потоньше отточить свой нюх на поиск какой-нибудь оплошности или научной крамолы. Прицелившись к проходному, в творческой работе дежурному этапу – нише между замыслом творца и его творением,
ревнители раздувают отношение к данной дежурности до непомерных масштабов. По сути, второстепенная запись хода эксперимента
превращается для ревнителей предметом формально-логических экзекуций и громких заявлений. Творцы, между тем, в своём многотрудном поиске создают всё новые и новые записи, отбрасывая
прежние. А ревнители носятся по белу свету с идеей как бы самоценно застывшей формы записи эксперимента. Ведь она служит поводом многочисленных формально-логическим проверок на индекс
«истины» или «лжи» разросшемуся корпусу ревнителей.
Чутким людям прыть ревнителей надоедает. Пригляделись к их
аргументам: основной акцент – на предельной значимости фактуальных (как бы базисных) предложений наблюдения. Именно они (проходные и дежурные) признаны ревнителями подлинными, истинными, доказательно обоснованными фактами-предложениями (Лакатос:
153. 14). Однако в реальности эксперимента любые научные предложения (включая «базовые») являются и значимыми, и погрешимыми
(153. 18), будучи продуктами именно промежуточных процессов широкого научного поиска. Поэтому ревнителям надо было бы уяснить:
нелепа критика фигуриста в момент пробных прыжков, или космонавта при предварительной тренировке, или теоретика в ходе поиска
творческого решения. А, с другой стороны, поисковые метафизические теории (от которых, вроде бы, отвернулись радетели/ревнители)
исходно не являются ни доказуемыми, ни опровержимыми. Применять и к их проверке формально-догматические опровержения их
предполагаемых фальсификаций – нелепо в высшей степени (Лака9
тос: 153. 23). Почувствовав шаткость своего положения, команда
умеренных ловцов фальсификаций принялась признавать научными
не только обоснованные опытом теории, но и те, что противоречат
некоторым записям опыта (153. 11). Только творческим людям даже
эти ограничения крепко поднадоели. Потому на замашки ревнителей
возникла решительная реакция.
1.1.-2. Фиксация и мерцания
1.1.-2.1. Предложения и интенции
Нетрудно было сообразить, что все ревнительские усердия изначально были направлены именно на запись эксперимента, т.е. внешнюю структуру материала творчества. При этом существенно, что
даже превознесённые ревнителями «базисные» предложения очень
далеки от декларированной ими объективности. В поисковотворческом процессе, и, тем более, при анализе ревнителями смысла так называемых «базовых» предложений неминуемо возникает
двойное толкование (298. 52). Т.е., с одной стороны, под «базовым»
предложением скрыты от посторонних глаз творческие идеи, а с другой стороны, их объясняют мало адекватные интерпретации. Ибо
любая запись представляет собою лишь форму для вложений в неё
совершенно разных смыслов. Потому интерпретация предстаёт всего лишь приблизительным знаком содержания, а её материализованная запись – вторичным знаком знаков. Так считали Аристотель,
Руссо и Гегель (89. 148). Или иначе: интерпретация – тень многосложного глубинного замысла, а её запись всего лишь – тень тени.
Таков реальный вес «базисных предложений» ревнителей.
Суть в том, что ревнители изначально не обратили внимания на
главное: «слова как знаки философского познания помогают только
вспоминать обозначаемые ими общие понятия» (Кант: 116. 265).
Действительно, первая ступень подлинного означения – вовсе не
письменная, и даже не устная речь, а найденная душой интонация,
близкая тому или иному эйдосу. Эта интонация постепенно переходит в область внутренней речи. От неё смысл воссоздаётся речью
внешней, устной. А «письменная речь (langage ecrit) становится только изображением условностей, связывающих между собою другие
условности» (Деррида: 126).
Следовательно, подлинным центром смыслообразования является душа творца. Письменный язык на этом фоне играет очень производную и вспомогательную роль. Он фактически «всегда выступает
как подсобный приём и не имеет никакого созидательного смысла»
10
(89.127). Такова же поэтапная последовательность восприятия идей,
как бы зафиксированных текстом, только осуществляемая в обратном порядке. Т.е., письменную запись всегда предваряет, с одной
стороны, практически неформальное возникновение и образование
смысла, с другой – столь же неформальное его восприятие. Потому
иллюзорны попытки радетелей изгнать духовную основу значений из
логики фиксации предложений из собственно поискового пространства (Лем: 253. 272). Духовная основа значений, влияющая на мир
идей, глубинно предопределяет собою строение любых знаков языка
(Кант: 116. 318). Эта духовная основа представляет собой поистине
«семантическое содержание, которое находится вне всякой формальной системы, даже если обратиться к бесконечной иерархии метаязыков» (Таубе: 253. 271). Потому радетелям/ревнителям неплохо
бы помнить о совете Платона: кто не тратит силы на фиксацию слов,
тот становится богаче мнениями (211. 261е).
1.1.-2.2. Рождающийся смысл
Радетели, нацелившись на место «между» «Я» и восприятием
информации, практически пренебрегли ценностью творческого «Я» –
актуального источника любых видов значений. Меж тем, место
«между» подобно положению мостка, зависшего у краёв пропасти.
Сам он предстаёт в виде неисследованной ревнителями глубины таинства психики, куда прячется тончайший процесс смыслопорождения (Э.Кайла: 253. 271). Пока кто-то возводит формальные заֺмки вокруг местечка «между», творец продумывает огромное количество
идей, многие из которых даже не высказывает. Достоевский, например, работая над композицией романа «Идиот», почувствовал, что
попал в творческий тупик. Созданный ранее план композиции никуда
не годился, хотя была написана первая часть романа. Тогда Достоевский на две недели погрузился в творческое раздумье. В письме к
Майкову он после вспоминал: «Перебирал по двенадцати планов в
день, работая в течение двух недель беспрерывно. Голова моя обратилась в мельницу. Как я не помешался, я не понимаю». В окончательной записи романа эти 168 вариантов, естественно, никак не
присутствовали. Хотя даже они – важнейшая составная часть созданного произведения. Без всей громады переосмысленных мотивов, характеров, комбинаций их взаимоотношений, произведение
было бы совершенно другим – более худшим по внутренней сути, по
философско-психологическим обобщениям.
Радетели вцепились всеми местами в строй развёртывания формальной логики слов. Однако специфика творческого сознания вели11
ка и значима логикой глубоко содержательной, многослойной, преодолевающей любые формализмы. «Для мышления подлинных искателей в науке было характерно систематическое нарушение, а то и
просто незнание правил формальной логики» (Mahoney, Monbreum:
322. 47). Примись любой творец мыслить в пределах формальной
логики, будь то Галилей или Эйнштейн, открытия их никогда не возникли бы (Вертгеймер: 322. 48). Пока творец продумывает создаваемую идею в глубине собственного «Я», он не нуждается ни в формальных правилах, ни в словах, ни в иных внешних знаках. Они
необходимы только тогда, когда он стремится объяснить суть идеи
другим (Гаусс: 60. 153). Когда сознание творца начинает отыскивать
русло объективации для возникшей идеи, тогда лишь на помощь
приходят намёки и образы. Они «могут быть воспроизведены и скомбинированы», имея форму «визуального или двигательного типа». А
вот слова приходится подыскивать с трудом только на завершающей
стадии поиска (Эйнштейн: 133. 282). Т.е., базисность предложений,
на коей настаивают радетели формализма, со стороны творца, главного источника продуктивных идей, является эфемерной.
В спор с радетелями формализма начали вступать всё новые и
новые творцы науки. В противовес традиционной убеждённости в
строго рациональном, формально-логичном существе деятельности
учёного, П.Фейерабенд, Ст. Тулмин, У.Селларс, Л.Лаудан, М.Полани
и др. доказали, что источником обобщения фактов служат суждения,
выносимые на внелогичной основе (322. 26). В этой связи, даже запись такого эксперимента, который приобрёл форму апробированного изделия, является неполноценной. Ведь она ущербна именно тем,
чем гордятся радетели – описанием уже состоявшегося открытия
науки. Ущербна потому, что открытие это на фоне быстро развивающегося знания, едва возникнув, принадлежит прошлому. А многие
мысли сообщества учёных постоянно устремлены к именно будущему. Формально-логическому уму радетелей понять это невозможно.
Иначе данная компания не отыскивала бы фальсификации в отношении к уже созданным творениям. Да и всякое осаживание творческого порыва оглядкой на созданное ранее, уже является недопустимым действием по отношению к совокупному творчеству. Именно
поэтому «универсальным способом соединения элементов научного
знания, не устраняемым никакими формальными процедурами, являются внелогические суждения» (Полани: 322. 26).
12
1.1.-2.3. Мир людей и формализации
Кроме внутреннего «Я» творца, созидающего новые проекты, значимы и способы общения людей науки. Согласно идее радетелей,
формализованные, схематизированные записи способствуют логичности и объективности общения учёных. Т.е. как бы уточняют это
общение. Однако творческие люди понимают друг друга с полуслова,
полувзгляда. Им претят логические канцеляризмы. Поскольку первостепенно значима в творческом общении «отпочковавшаяся эволюция кинестетики и параязыка», которая развивается самостоятельно. Она выполняет незаменимые функции, для которых вербальный язык не пригоден (Бейтсон: 26. 377). Существо невербальной коммуникации предопределяет собою основные виды отношений: доверительности, уважения, любви, зависимости, страха, ненависти и т.д. (26. 377). Именно данные отношения мощно усиливают
или обескровливают потенциал творческого общения. В то же время,
псевдобазисные предложения, будучи служебными, подлинную результативность творческого общения совсем не отражают.
Круг ревнителей ведёт себя, порой, неуступчиво жёстко. Нередки
ситуации, когда возникает конфликт между хорошо подтверждённой
теорией и каким-то новым, не поддающимся объяснению результатом эксперимента. Ревнители в таком случае не церемонятся: новый
результат эксперимента признается как бы фиктивным, даже отсутствующим. А вот отшлифованная формальной логикой теория ни в
коем разе не приносится в жертву (Гемпель: 153. 44).
Круг подлинных творцов действует совершенно иначе. Для него
непосредственно существенны коллективные ситуации обнаружения
новой творческой идеи (Xюбнер: 54). В ходе коллективного творческого поиска главное внимание направлено на мерцающие контуры
нового, неизвестного ранее опыта. В таком виде поиска формальнологические факторы не присутствуют вовсе (51. 213). А базисно значим сам коллективно-обновляющийся творческий опыт. На фоне этого опыта малозначимы даже собственные прекрасные утверждения
участников поискового общения, выказанные прежде. Поскольку
вновь полученные результаты могут их отменить. Соответственно,
резко изменяются и существовавшие ранее выводы, даже считавшиеся ранее стратегическими (51. 213).
Способствует пониманию творческих людей с полуслова и полувзгляда сфера речевых контекстов и подтекстов. Любое предложение, даже самое простое, практически бессмысленно, если не учтён
его контекст и подтекст. Контекст часто разводит один и тот же знак
на противоположные полюса. Гром пушек, например, сам по себе
13
малозначим. В реальности он может означать либо боевую канонаду,
либо праздничный салют. И понимание смысла грома пушек происходит от окружающего контекста обстоятельств. Даже простое предложение «сегодня выпал снег», в зависимости от подтекста, будет
означать восторженное ожидание зимы, либо в нём будет скрыта
грусть об ушедшей любви, либо рабочий настрой коммунальных
служб на уборку. Т.е. воспринимающее сознание, едва прикоснувшись к любому знаку и значению, тотчас оказывается перед спектром
выбора на перекрёстке контекстов, с одной стороны, и на перекрёстке подтекстов – с другой.
Формально-логические правила радетелей предполагают перечёркивание, устранение действия хотя бы контекстов. Но куда же от
них денешься, если выбранный контекст способен превратить в подлежащее каждое слово языка (Гербарт: 239). Ведь, акцент на то или
иное слово совершает осмысленный и незримый жест сознания.
Этот жест вообще не имеет языковой формы, являясь внутренней
интенцией души. Именно потому, что в процессе означения первостепенна интенция души, «одни и те же слова могут использоваться
при описании и класса, и его членов, причём, они будут верными в
обоих случаях». Например, слово «волна» обозначает класс движущихся частиц. Но волна внутри данного слова сама «движется», становясь представительницей класса движений (Бейтсон: 303).
Интенция души – не просто средство обнаружения сути. Она способна опираться на мощные философские контексты. Скажем, Гераклит утверждает: каждая вещь содержит в себе все те свойства,
какие в ней обнаруживают. Демокрит говорит: вещи не содержат в
себе ничего из того, что мы в них обнаруживаем (187. 301). В формально-логическом плане можно свидетельствовать о коллизии
между двумя мыслителями. Но коллизии нет, если мы обнаружим
философские контексты: Гераклит стремится выявить качественное
многообразие Бытия; Демокрита интересуют первоэлементы Мироздания. Т.е., мыслители рассуждают о разных предметах, а вовсе не
об одном.
Радетелям принять бы к сведению, что при заданном контексте
легко преодолеваются неоднозначности внешних связей высказывания (133. 216). Путём определения подтекста преодолеваются его
внутренние неоднозначности. При заранее установленных контекстах и подтекстах фактически всякий текст попадает в духовно
оформленный коридор заданного смысла. Т.е. контекстноподтекстовая логика гораздо точней, эффективней и малозатратней
логики формализованной. Фокус в том, что сами контексты и подтексты, изначально порождаемые интенциями наших душ, легко влива14
ются в лоно естественного языка, ни в каких искусственных формализациях не нуждаясь. А потому сферы подтекстов и контекстов
сущностно противостоят видам формально-логического насилия в
отношении к ним.
Например, радетели пытаются формалистически ухватить значения посредством введения в компьютер всех возможных синонимов
слова. Однако каждый синоним проявляется лишь в собственном
контексте. Заставить машину обнаруживать и обозначать контексты
пока не удаётся. Ведь ей требуется ассоциативное мышление, у которого духовная природа по сравнению с материальным текстом. Не
обладая таким свойством, машина переводит фразу «Крепок дух,
хоть немощна плоть» как «Запах сильный, хоть мясо размякло». Добавляя к этому чудаковатому переводу множество ему подобных.
Радетелям впору пойти бы навстречу естественным контекстам и
подтекстам. Но сие для них означает капитуляцию и отказ от формально-логических императивов. Тогда радетели перестали бы быть
самими собой. Они такого поворота категорически не желают, и сознательно «прикидываются, будто с этим ошкуренным языком, с этим
их скелетным муляжом ничего особенного не произошло» (Лем: 253.
272-273).
Радетелям формальной строгости, порой, хотят помочь со стороны. Им периодически намекают, что кроме контекстов и подтекстов
речи, действуют контексты и подтексты процесса невербальных
означений. К ним относятся такие уточнения смыслов, «как поза,
жест, выражение лица, а также контекст коммуникативной ситуации»
(Бейтсон: 223-224). Т.е. возможен и часто возникает особый вид коллизии: контексты слов обещают одно, а контексты действий приводят
к противоположному. Таковы часто слова любви и действия измены.
Данная коллизия распространена также в деловых, торговых, политических отношениях.
Если требования формальной логики соотнести с общим миром
контекстов и подтекстов, становится просто удивительно, как радетели не замечают их фантастической нестыковки. Научное общение,
в данной связи, – не формально-логическая лаборатория с её полнейшей стерилизацией и замкнутостью от мира. В это общение органично входят миры контекстов и подтекстов речи, усиленные контекстами и подтекстами невербальной коммуникации. Никаких имеющихся и будущих формально-логических средств не хватит, чтобы
включить в себя этот мощный океан значений. А любая попытка
формально-логического приближения к данной цели чревата геометрическим ростом энтропии наращиваемых правил и норм. Тут нужны
стратегически иные поиски.
15
1.1.-3. Калькуляция смысла
1.1-3.1. Исчисление идей
Математика бывает очень трудолюбивой, и тогда она кропотливо
измеряет тяжести, пространства, температуры, силы, скорости. Она
столь же внимательна, занимаясь сущностью определения собственных процедур измерения – как они осуществляются внутри сознания. И математика горда строгостью исчислений, их точностью и
объективностью. Иногда она замахивается на титул «царицы наук».
Радетелям да ревнителям такая её степенность, видно, не по душе.
Они – знатоки опровержения фальши – привыкли витать на первостепенных высотах. Для этого надо бы втиснуться внутрь математики
и осадить её своим логическим величием.
Так, может быть, оформился важнейший стимул разработки современной логики, предполагающий «критически проанализировать
основания математики» (Карнап: 104. 107). Аппарат анализа высшей
точности понятий и теорий радетелями был уже ранее подготовлен.
Правда, он всё ещё тяготел к сфере человеческого мышления. А у
математиков – мир иной, физико-математический. Он напрямую связан с величественной природой и её физическими законами. Чтобы
приблизиться к специфике данного мира, пришлось окончательно откреститься от гуманной основы мышления и создавать изощрённую,
физико-ориентированную логику (133. 267).
Было подмечено: математики строят всевозможные модели пространств. Но в любых моделях всегда скрывается принцип непротиворечивости, а уж он – логической природы (9. 99). Если приспособить для этого формальную часть логики, тогда математика станет
несомненным продолжением логических законов и предмета логики
(Клайн:133. 260). Правда, иногда радетели – немного мечтатели.
Чуть-чуть себя подзадорив, они берутся заявить: «Математика может
полностью вытекать из постулатов формальной логики» (Рассел,
Уайтхед: 133. 252).
Перевод языка математики в логический вид осуществляется посредством основной отмычки – «базисного» предложения. Скажем,
«в состав физической теории входит группа аксиом в виде дифференциальных уравнений. Из аксиом выводятся естественные законы,
Подставляя данные измерения вместо переменных, мы и получаем
так называемые базисные предложения этой теории» (Xюбнер: 50).
Пирамида таких предложений может оказаться, по замыслу радетелей, весьма масштабной: из полученных «базисных» предложений с
помощью теорем выводятся другие базисные предложения, вроде
16
бы предсказывающие результаты измерений в определённый момент времени, которые также могут быть проверены измерениями
(там же).
Если оценить данную процедуру отстранённо, математический
анализ начинается с дифференциальных уравнений. Основным его
участником становятся данные измерений, а «базисные» предложения фигурируют в виде ёлочных украшений. Математическилогические аксиомы от реально-смысловых отношений мира очень
далеки. К примеру: «А) Любое следствие истинного элементарного
высказывания истинно. B) Если истинно высказывание «истинно p
или q», то p истинно. C) Если q истинно, то «p или q» истинно. D) Высказывание «p или q» влечёт за собой высказывание «q или p». E) Из
«p или (q или r)» следует «q или «p или r)». Т.е., в систему «оснований математики» вошли, словно великие теоремы, самые обычные
правила силлогистики Аристотеля (Клайн:133. 256). То же можно
увидеть в понятии «закона»: «каковым бы ни было х, если х есть Р,
тогда х есть также Q. Это записывается символически так: (х) (Рх
Qx). Выражение (х) на левой стороне называется «универсальным
квантором» (Карнап: 41). Иначе говоря, самая примитивная группа
взаимоотношений (по меркам возможностей сознания) теперь уже
выдаётся за стратегический вид обобщения – закон.
Так же формально-логически осваивается и теория вероятности.
Набравшись титанического терпения, логик наблюдает: «в каждой из
10 000 бросаний монеты, выпадения лицевой стороной после 5 000го бросания не изменялось более чем на 2 ε, где ε очень малоֺ» (Рассел: 224. 321). А далее радетель точности зачисляет теорию вероятности в сферу формальной логики (Рассел: 224. 298): т.е. выводит
следствия аксиом, стараясь всячески избежать какой-нибудь их содержательно-логической интерпретации.
Только вот, в содержательно-логическом плане данное действие
равно очищению какой-нибудь идеи от мира контекстов и подтекстов.
Меж тем, любая содержательная истина сложна и часто внутренне
противоречива. Понимается она вначале уточнением группы контекстов, затем – подтекстов, и лишь после выдвигается вероятность понимания идеи, обусловленной их совокупностью. Вслед за ними
рождаются возможные следствия. Тогда как у радетелей логической
точности выдвинута парадоксальная цель – категорически забыть о
многоплановой содержательности сознания. Действительно легко
исчислять идеи, совершенно очищенные от своей основы – мира содержательных сущностей. Правда, при этом пропадает главное – логика как таковая.
17
1.1-3.2. Блуждающая логика
Математики – народ гордый, чужаков недолюбливают. А тут появляется команда, явно намеревающаяся их учить, да ещё и поглядывающая свысока. Потому кто-то из знатоков исчислений категоричен
с порога: автономность математики безусловна, с языком, даже
формальным, не связана (Брауэр: 133. 273). Учить нас, представителей царицы наук, мол, нечему. Кто-то, поглядывая на потрясающие
труды радетелей по теории логической точности и видя, как они примеривают к целому числу «1» лабиринт буквенных символов, доходит до сарказма: так представляют число «1» лишь дремучие дилетанты (Пуанкаре: 133. 271). После саркастической усмешки рождается нравоучение: «математическая индукция апеллирует к бесконечному множеству аргументов. Но ни один логический принцип их не
охватывает. Потому метод математической индукции из логических
принципов вовсе не следует» (Пуанкаре: 133. 270).
Ещё более радикально осаживает претенциозных радетелей поразительная теорема Геделя о неполноте: «если формальная теория
«Т», включающая арифметику целых чисел, непротиворечива, то она
неполна». Осаживает потому, что эта теорема применима к любым
построениям радетелей логики – «системам Рассела-Уайтхеда,
Цермело-Френкеля, гильбертовской аксиоматике чисел и ко всем
наиболее распространённым аксиоматическим системам» (Клайн:
133. 304).
Радетели защищаются и нападают: сами по себе числа совершенно абстрактны. Но классы – уже предмет внимания логика. Если
классы принимать некритически, они приведут к абсурду. Об этом говорит, например, парадокс классов Рассела: класс х (х ˥€ х) является
членом самого себя, если не является членом самого себя (146.299).
Правда, защита радетелей малоубедительна не только для математиков (они легко справляются с данным парадоксом своими методами), но и для исследователей реального мира. Скажем, предлагается
рассматривать болезнь, «как класс всех временных сегментов её
жертв, испытывающих воздействие соответствующего вида» (Куайн:
9. 299). В жизни такая ситуация насыщена самыми разнообразными
контекстами, преодолевающими формально-логические выводы. Об
одной болезни (как виде класса) толкует обычно врач предельно узкой специализации. Но болен, как правило, человек в целом, а причины заболевания уходят в толщу его нравственных взаимоотношений с другими людьми. Потому класс «болезнь» становится лишь одной из функций многочисленного комплекса причин гораздо более
широкого порядка.
18
Но вернёмся в лоно математики. Натолкнувшись на её неприступную крепость, радетелям пришлось отступить. Надежда верховенства над восхитительной математической строгостью и точностью
средствами логики сменилась глубоким разочарованием. Попытки
логиков приручить математику затерялись в нагромождениях понятий и выводов: «это оказался запутанный лабиринт, выхода из которого не было видно» (Рассел: 133. 267). Не осуществились, да и не
могли осуществиться мечты радетелей формальной логики, чтобы
«люди общались только посредством недвусмысленных цифровых
сигналов» (Бейтсон: 377). Капитуляция радетелей завершилась перенесением огромного арсенала формально-логических средств,
предназначавшихся для обновления математики, в лоно собственных последующих изысканий (104. 108). Польза для разработки языков кибернетического программирования от этих изысканий была.
Но, как известно, предмет исследования определяет метод исследования. И если метод исследований логика уподобился математической символике, логически-содержательной основы в нём совершенно не осталось.
Математизированная логика не вызвала восторга у внимательных
исследователей. Например, оказалось, что «для построения 10%
формализованного эксплицированного знания требуется 90% имплицитного, личностного знания». Формализованный результат –
лишь вершина уходящей далеко вглубь айсберга содержательной
основы, представляющей подлинно фундаментальное, личностное
знание (De Mey: 322. 28). А точнее, содержательная основа ускользает в глубину души. В этой связи, формулы компьютерных языков
часто служат лишь косвенным способом выражения теорий, которые
«состоят из неисчислимого количества идей, аргументов, предчувствий, неопределённых ощущений, ценностных суждений и т.д., объединённых в своеобразный лабиринт» (Geroch: 322. 33).
В итоге возникает следующий результат: логика, назвавшаяся
формальной, строгой, объективной, столь же объективно удалилась
от специфики глубин человеческого мышления. Она перешла на
службу математике (правда, неудачно), физике, лингвистике и компьютерной технике. Такая служба достойна уважения и способствует
прогрессу в определившихся узких отраслях знания. Но нелепы попытки данными средствами набрасывать на душу формальные силки. Так же нелепы попытки радетелей формальной строгости и точности в отношении в проблеме всеохватного синтеза знаний, в отношении к совершающей этот синтез философии.
19
1.2. ТРОПИНКИ В ФИЛОСОФИИ
1.2-1. Венценосность естествознания
1.2-1.1. Естественнонаучная увлечённость
Аппетиты радетелей многоохватны. Особо велика их приверженность физике. Собственно, упражнения с логикой, ставшей у них
формальной, как раз и были направлены на максимальное её соответствие параметрам физики. Что ж, авторитет физики несомненен и
велик. Всё материальное достояние человечества обязано, прежде
всего, разнообразными открытиями в этой науке. И сами учёные
данным обстоятельством по праву горды: «Телеграф, телефон, радио, аэропланы… охватили весь земной шар. Сношения становятся
всё более простыми и быстрыми» (Вернадский: 49. 321).
Признав заслуги физических и естественных наук, учтём и иное. В
познании огромного Бытия значимы не только достижения естествознания. Не менее важен человек, различнейшие проявления его души, невероятно сложное поле взаимоотношений между людьми,
наконец, пока неясная миссия человечества во Вселенной. Возможности естествознания тут явно невелики. Но радетели об этом почему-то забывают, либо вовсе эти проблемы игнорируют.
Например, бесценен вклад в науку Ньютона. Преодолевая религиозную схоластику, он смело заявлял: «Новейшие авторы, отбросив
субстанции и скрытые свойства, стараются подчинить явления природы законам математики» (Ньютон: 149. 11). Эту тенденцию резко
усугубили Г.Спенсер и О.Конт. В итоге многостороннее Бытие начало
восприниматься многими знатоками только в индустриальнофизическом ключе (261. 6). Тут-то и обозначили своё присутствие
радетели. Повод подали сами естествоиспытатели, может быть, как
Ньютон, отстаивая для своих прозрений право под солнцем. Когда
кто-то их них претенциозно заявляет, что все отрасли науки всего
лишь одной природы, будучи отраслями физики (Гемпель: 149. 128)
– такое отчасти понимается. Хотя принять это, разумеется, нельзя.
Тем более странно слышать, что точная методика естествознания,
якобы, «с успехом применяется к проблемам психологии, теории познания и даже к общим мировоззренческим проблемам» (Планк: 25).
Насколько неуклюжи, неточны и далеки от тончайших свойств человеческой психики методы естествознания, мне уже приходилось писать (266. гл. 3).
Весьма небольшие и даже отсутствующие возможности естествознания в исследовании общетеоретических и мировоззренческих
20
проблем освещены будут далее. Но для учёных, стремительно рвущихся к целостному познанию мира, пока ничто и никто авторитетом
не является. Потому они резво берутся за совсем уж далёкие от их
компетенции вопросы. К примеру, физики начинают исследовать
экономику и её законы. И смело утверждают, что, в противовес приверженцам теории «эффективного рынка», ставящим изменение цен
в зависимость от новой информации, специалисты по хаосу считают
законы рынка более сложными и пока непонятыми (120.45-46). Скажу
профессионально, что это не так. Законы рынка, будучи относительно сложными, вполне поддаются исследованию, причём, в широком
философском контексте (см.: 268).
Но резвость радетеля естествознания философию не чтит, а потому берётся изучать экономические проблемы общества «теми же
методами и приёмами, как для исследования колебательных химических реакций, изменений солнечной активности или схода снежных
лавин» (120. 45-46). А это уж совершенно не годится: сложнейшие
экономические отношения ни физикой, ни химией расшифрованы
быть не могут. Тем более нелепо утверждение, будто «хаос на микроуровне может приводить к упорядоченности на макроуровне» (120.
61). Во-первых, науке пока неизвестно, хаотичен микромир, или только кажется таковым. А во-вторых, попробуйте внешне хаотичным состоянием микрочастиц разумно и доказательно объяснить сущность
социальной гармонии.
Впрочем, привыкшее к гегемонии естественнонаучное сознание
безоговорочно отметает «все бесчисленные – философские, и религиозные – представления о значении человека и человеческой истории». В научном, мол, «обобщении об антропогенной геологической
эре не играют существенной роли, и могут быть спокойно оставлены
в стороне» (49. 328). Только эра эта связана именно с человеком и
его историческим бытием на планете Земля. Потому бороться с религией и презирать философию преждевременно. Тем не менее,
возникшая гегемония естествознания не чурается даже категорическим императивом: положения религии и философии прямо-таки
«обязаны отступить перед научными истинами» (51. 39). Как на самом деле складываются продуктивные отношения между наукой, религией и философией, будет показано далее.
1.2-1.2. Прифизичные страсти
Распространившаяся увлечённость естествознанием захватила и
круг людей, причислявших себя к философам. Т.е. к мыслителям,
подобным Платону, Аристотелю, Канту, Гегелю, способным изучать
21
все основные стороны и грани Бытия. Этот великий и чрезвычайно
ответственный долг философии в отношении к Бытию был людьми,
видимо, неуёмно страстными, подзабыт. К примеру, мудрец внимательно изучает природу и Космос, возможное воздействие Всевышнего на людей, сложнейшую жизнь человеческого общества, богатейший мир человеческого «Я». Это – колоссальные по объёму и содержанию области познания. В науке они пока никак не пересекаются между собой. Причём, существуют значительные разветвления
внутри каждой из данных областей. В таких разветвлениях учёные
познают только специфические микростороны какой-то части Бытия.
Вполне естественно, что мир мыслей учёного определяется, в
первую очередь, кругом исследуемых микропроблем. Но вот являются знатоки, провозглашающие: все стороны Бытия, даже если они
основные, никогда познающим сознанием не охватишь. Доступнее и
надёжнее, мол, верить фактам. Эта вера направлена на один или на
несколько объектов. Меж объектами легко установить отношения.
Например, «во многих случаях два рода объектов - огонь и тепло,
снег и холод - всегда соединены друг с другом» (Юм: 56-57). Если же
кто заинтересовался социальными фактами, они также «должны
рассматриваться как вещи». Ведь любые вещи уже в течение столетий плодотворно исследуются наукой. А вот идеи, изучаемые философами, «непосредственно не даны» (Дюркгейм: 178). Таким заверениям возражают: к вещам, материальным объектам обычно относят
микрочастицы, гены, или приборы, или готовые изделия. Но как
представить в виде вещей любовь, справедливость, совесть, ненависть, коварство, подлость? Да, просто, говорит знаток, уверовавший
в авторитет естествознания. Нужно всё как бы глубинно человеческое из собственного сознания спокойно удалить, и после назвать те
или иные взаимоотношения людей «средой» (Дюркгейм: 182). А когда вместо многоцветия характеров останется лишь серая масса, её
нетрудно обмерить и обсчитать.
Изредка в сознании знатока по обмерам да обсчётам взаимоотношений людей мелькнёт сокровенное: разные состояния субъекта
возникают из строя его психики. Будучи внутренними, они не могут
рассматриваться как внешние, иначе последуют искажения их природы (Дюркгейм: 55). И тогда душа самого знатока сигналит ему о
большой сложности социальных фактов, изучать которые как предметы категорически нельзя. Но тут же в нём вновь пробуждается, видимо, ослепляющая вера в науку, которая упорно толкает всё его
существо в научные мастерские (Дюркгейм: 99.56). Там, растоптав
возникшие было сомнения, знаток торжественно, как клятву, провозглашает: «социальные факты суть вещи и должны рассматриваться
22
именно как таковые» (99.174). В связи с этим, им почтительно упоминается предтеча, заложивший в некие философские головы неколебимую веру в первенство науки пред мудростью: вся моя клятва,
мол, почти буквально совпадает с методом О.Конта (99.127-128). После от знатока требуется отречение, которое он и совершает: общество прежде изучалось, мол, великими философами, и социология
привыкла «опираться на какую-нибудь систему». Но охватившая душу священная вера в первостепенную важность строгой науки позволяет заявить: мой социологический метод «независим от всякой
философии» (Дюркгейм: 171).
Ныне чуткие души, порой, недоумевают: откуда в социальных исследованиях столько формализма, неимоверных огрублений и дилетантизма? Тогда невольно приходится вспоминать о философских
отреченцах, возлюбивших плоскостную, одностороннюю строгость и
точность. Хотя лиц, обретших новую, научную веру увещеваниями не
проймёшь. Их самозабвение, подчас, само с яростью преследует ранее родную им философию. Только преследует также плоскостно и
односторонне, каковой является обретённая ими научная вера.
Опровержению гонителей мудрости подлежит именно её полнота
знаний – самое высшее достояние человеческой мысли. Этой великой полноте знаний противопоставляются, якобы, пытливые умы, вытесняющие философов из общей сферы познания (321. 36). На самом-то деле пытливыми умами издревле были, есть, будут мудрецы
и творческие души в разных отраслях познания Бытия. А в атаку на
философов бросаются, прежде всего, те или иные заносчивые души,
тайно претендующие на звание мудрецов. Хотя словесно твердят
они прямо противоположное: мы, мол, полностью открещиваемся от
философии (321.57).
В команду любителей научной строгости по очень странному совпадению попадают иногда и подлинные представители мудрости.
Так, один из них намечает грандиозную задачу: создать такую трансцендентальную феноменологию, в основе которой пребывали бы системность и всеобъемлющий порядок. Внутри возможной системы
сознания присутствовали бы следующие друг за другом уровни всех
её предметов. Не исключались бы в этой системе также формальные
и материальные категории. Причём, весь объём уровней и знаний
был бы трансцендентально связан между собой (Гуссерль: 81. 390).
Фактически, известный мыслитель предложил подлинно философские контуры трансцендентальной топологии, идею которой впервые
выдвинул Кант (117. 319 и 562-563). Сама задача создания трансцендентальной топологии – поистине философская, ни одной отрасли и области научного знания не доступная, и принципиально не сов23
падающая с любой областью научного мышления, как и со всеми областями науки в целом. Тем не менее, известный автор обрушивается на философию именно за то, что она «ещё вовсе не наука, что в
качестве науки она ещё не начиналась». А далее создатель трансцендентальной всё же не топологии, а феноменологии, предлагает
взять за масштаб «самую маленькую долю объективного обоснованного научного содержания» (Гуссерль: 83. 670-671). Хотя в создаваемом им проекте таких долей, состоящих из первичных, вторичных,
третичных обобщений, должно быть множество. После этого данный
мыслитель проповедует уже известную идею отречения. Мудрость
должна, мол, «противопоставить себя стремлению к миросозерцанию». Т.е. мудрости предлагается противопоставить себя самой себе. Отречение это завершается настоящим приговором: «тут должны
быть отвергнуты и все попытки примирения» (83. 739).
Между тем, подлинный взгляд на миссию философии совершенно
иной. Этот взгляд далёк от одержимости радетелей сугубо формальной объективности, точности, строгости науки, противопоставляемой
философии. Мудрец легко отстраняется от гипнотически навязчивой
идеи «научности», предлагая преимущественно содержательную
объективность, строгость и точность. Ибо философия неизменно, последовательно восходя к целостно-системному взгляду на Бытие,
«ни в коем случае не есть наука и ни в каком смысле не должна быть
научной» (Бердяев. 31. 262, 264).
1.2-1.3. Претенциозная мешанина
Как отнёсся бы физик к психологу, который, не разобравшись в основах и сути физики, принялся бы его поучать? Как отнёсся бы социолог к генетику, который, ничего не усвоив из главных принципов
социологии, начал бы предъявлять к социологу те или иные претензии? Таких казусов в профессиональной этике взаимоотношений
между специалистами обычно не бывает. В отличие от большинства
наук, развивающихся только столетия или всего десятилетия, мудрость углубляла, оттачивала, совершенствовала методы и способы
познания Бытия на протяжении тысяч лет. Наличие в ней нескольких,
отличающихся одна от другой, систем совсем не исключает надобности изучать основные из них, а также обретать общий взгляд на софию в целом. Этот тип знания, как легко догадаться, требует огромной и полной увлечённости мудростью, и такая деятельность высоко
профессиональна.
В мире радетелей науки кое-каким умам положение дел представляется совсем иным. Если любой учёный весьма щепетильно оцени24
вает профессионализм тех или суждений в своей отрасли, то о философии, мол, может судить всяк, имеющий голову. Подобная головастость с лёгкостью необыкновенной разбрасывает рецепты не
начинающим философам, а мудрецам, являющимся гордостью мировой философии. Особенно головастостям приглянулся И.Кант. Не
имея возможности что-либо понять в его сложнейшем учении, иная
головастость рассуждает: ощущения у Канта принадлежат реальному миру, но познать этот мир невозможно. Способен на такое разум,
но только, мол, при помощи субъективных категорий. А сам разум,
видите ли, познанием природы совсем не занимается, копаясь лишь
в собственных тайниках (133. 92). Знала бы подобная головастость,
что у Канта дано тончайшее различение особенностей чувственного
познания, рассудка и разума. Что это различение направлено именно
на повышение возможностей науки в деле познания Бытия. Что непознаваемость у Канта относится к сложнейшим пограничным состояниям знаний человечества в целом, а не просто отдельного исследования. Причём, непознаваемость эта вовсе не абсолютна, но относительна. Что собственную философию Кант посвятил особенностям синтетического, целостного познания природы, человека, общества, бога, т.е. тому, чем в таком широчайшем контексте профессионально не занимается ни один учёный. Знай всё это наша ретивая
головастость, была бы аккуратней в попытках судить о совершенно
для неё неведомом.
Другая головастость из ряда радетелей науки упрекает Канта в
том, что научные части его философии очень уступают современной
науке (49. 74). В отношении к любому учёному прошлого данный
упрёк выглядел бы так: геометрия Евклида, скажем, категорически
уступает учению Эйнштейна, поскольку Евклид не додумался до теории относительности. Евклид, естественно, в силу уровня развития
научного знания своего времени, действительно не мог никаким способом додуматься до достижений учения Эйнштейна. Но кто же из
разумных людей пошлёт такой упрёк Евклиду. Однако И.Канта без
особого стеснения можно упрекать даже в том, что ему и не снилось.
А с другой стороны, кто бы взялся упрекать логика Рассела за незнание им тонкостей конкретных экспериментов в науке? Но И.Канту,
великому философу, предъявляется примерно такой же упрёк – не
спец он в конкретных тонкостях научного познания.
Использующая пустые претензии головастость при этом скромно
оговаривается: «Я, обычно далёкий от философской работы, выступаю в философском обществе (49. 69). Т.е., я, мол, никаким боком к
философии не принадлежащий, и Канту указываю, и философов поучаю. Поучение это выглядит, примерно, так: «Творец философской
25
системы накладывает на неё всецело свою личность» (49. 161). Головастости, видимо, совсем не известно, что подлинная мудрость
всегда стремится соответствовать сокровенным тайнам Бытия, максимально нейтрализовав какую бы то ни было субъективность. К
Канту это относится в полной мере, хотя в понимании его метода
есть особые, скрытые от поверхностного взгляда тонкости. Тем не
менее, вновь летит камень вслед тени великого И.Канта от ещё одного вполне импозантного учёного (298. 31), который подобно другой
головастости, на йоту не разобрался его учении. Не разобрался, отвергая не только учение Канта, но и философию в целом. Однако
«пренебрежение философствованием фактически является лишь его
специфическим видом» (Паскаль: 154. фр. 4). Только это пренебрежение, ставящее себя на место философии, к собственно всеохватной мудрости никакого отношения не имеет, а отдаёт примитивной
теоретической мешаниной.
Можно было бы приводить и иные примеры, да ситуация предельно ясна. О подобных знатоках высказался однажды Гегель. Упомянув
поговорку, что для камердинера не существует героя, он добавил:
«не потому, что последний не герой, а потому что первый – камердинер» (Гегель: 61. 84). Впрочем, психологически понятно, зачем головастости, отвлекаясь от увлечения наукой, вздымают мечи да копья
на философию. Принижая великих философов и философию как таковую непрофессиональными, путаными претензиями, головастости
автоматически возвышают значимость своих персон над личностью
того или иного мудреца, да и над философией в целом.
1.2-1.4. Естествознание и мудрость
Виды искажения мудрости и низвержения её – лишь некоторые
эпизоды утверждения в умах радетелей да ревнителей идеологии
естествознания. В настоящее время естественнонаучные взгляды
пропитывают повседневный язык, человеческое общение, естественнонаучные теории уже почти автоматически принимаются за
истину. Однако крохотная планета Земля, обращающаяся вокруг
жёлтого карлика по имени Солнце, потрясающе мала на фоне грандиозного Мироздания. Наши естественнонаучные знания на фоне
бездны Мироздания – словно точка, помноженная на десять в минус
сотой, тысячной или энной степени. Когда тот или иной знаток естествознания претенциозно возвышает своё «Я» над какой-то чуждой
ему теоретической позицией, он, видимо, катастрофически забывает
о масштабах, глубине и сложности проблем Мироздания, о масштабах нашего общего, огромного незнания. Потому само существова26
ние тех или иных естественнонаучных законов, а также провозглашаемых ими истин пока ещё совсем не являются самоочевидным,
но, напротив, представляет собою пока только перечень проблем
(Xюбнер: 25).
Вдумчивое сознание жаждет пересмотра своего отношения к естествознанию. Кто верил безоговорочно естественнонаучной методологии, ныне осознаёт: вера эта принесла гораздо больше ошибок,
чем достижений: «мы незаметно для себя оказались жертвами
неодушевлённых вещей» (Тойнби: 133). Осмысляются и приведшие к
заблуждениям редукционные ступени: «человек есть животное; животное есть организм; организмы суть вещественные предметы»
(Страхов: 115). Следовательно, человек – всего лишь вещь в ходе
всякого научного эксперимента. С этой вещью, считает традиционное
естествознание, можно обращаться как угодно. Что и делали лихие
психиатры, подменившие сложнейшее лечение души обыкновенной
фармакологией. Психиатрия тем самым оказалась физикой да химией, колдующей с помощью таблеток над человеческой душой (266. §
2.1.-5.1.). Тот же самый синдром поразил социологию. Ранее в учениях Платона, Аристотеля, Спинозы, Руссо, Канта, Гегеля была уже
разработана тончайшая методология изучения общественной жизни.
Но социологи, возлюбившие науку и обратившиеся в её веру, принялись проводить эксперименты с общественными отношениями, как с
«природными феноменами – силой инерции, расой, средой»
(261.133).
Отрезвляюще звучит в сознании совершенно иной мотив: противоестественно, нелепо, превращать одухотворённую человеческую
жизнь в свойство неодушевлённых, значит, мёртвых вещей. Наоборот, вещи всегда были и останутся только средством в руках человека (Якоби: 312. 125). К сожалению, среди радетелей науки немало
голов, возлюбивших экспериментирование с человеком до самозабвения. Такие экспериментаторы, не задумываясь, изобретали газовые печи для концлагерей, атомные бомбы для уничтожения городов, генную модификацию человеческой сущности и т.п. Подобное
обращение с представителями человечества на малой планете Земля «может иметь катастрофические последствия» (Тойнби: 8).
На беду, современная философия превратилась также в послушницу науки. Она лишь робко воссоздаёт размытые версии тех или
иных доказанных научных теорий. Такая философия утратила мощь
собственной эвристичности, которая исходно позволяет намечать
стратегические вехи развития человечества и науки в целом. Усвоенный научной философией редукционизм (при всех её заявлениях о
противоположном), порождает процедуры мелочной опеки любого
27
познания (включая познание культурологическое и художественное).
В то же время редукции к естествознанию, укрепившиеся в философии, «способствуют бесконечному методическому ужесточению законности научных суждений» (Адорно: 178).
Тем не менее, преодолевая окостеневшую традицию, то тут, то
там появляются примеры осознания и преодоления естественнонаучного засилья (Карпенко: 394). На первом рубеже возвращения мира и науки к гуманному состоянию находится не подчинившаяся
научности философия, но мудрость. Она считает недопустимым в
принципе «втискивать философию в традиционную форму науки» с
её ослеплённо преувеличенным значением (Рубинштейн: 51). Такое
ослепление просто мешает современной философии расшифровывать сущность человеческого измерения Бытия. Если же в поисках
своих мы возвращаемся к подлинной мудрости, тогда мы начинаем
изучать, прежде всего, мир людей в виде «полей действия множества индивидуальных душ. Это фундаментальный принцип любой
общественной системы» (Тойнби: 527). Вместе с устремлением к
тончайшему миру человеческих душ пробуждается подлинно гуманное понимание и изучение всех иных сторон человеческого Бытия. И
на планете Земля, и, возможно – во Вселенной.
1.2-2. Заблудившийся судия
1.2-2.1. Теоретизирующая история
Человек, сталкивающийся с неразрешимой проблемой, полагается
исключительно на свой разум. Разум, если проблема имеет причины,
докапывается до них. Причём, когда проблеме предшествовали
некие обстоятельства, разум исследует не просто их череду, а смену
именно причин и следствий. Это естественный ход человеческого
понимания, являющийся общечеловеческой нормой.
В теории, описывающей науку, почему-то всё не так. Дюгем,
например, неожиданно приходит к выводу, что оправдание физической системы может быть найдено только в её истории. И Xюбнер,
ему симпатизирующий, также ссылается на историческую базу (298.
63). Историческая информация, полная случайностей, противоположностей, умолчаний, вдруг, приобретает «фундаментальное значение». Например, история физики именно для теории науки состоит,
мол, в том, что она, якобы, «освобождает от стереотипов наше понимание основных отношений в научном исследовании» (298. 74).
Обоснования такого крена в историю не менее удивительны.
Углубляясь в историю физики до периода открытий Ньютона, мы как
28
бы обнаруживаем истоки этих открытий «в теологии, метафизике, в
культурном контексте» (298. 74). Хотя теология, метафизика и культура далеко отстоят от физики. Для теории всемирного тяготения
Ньютона, выраженной опытными и математическими средствами,
суверенны сами эти средства. Кто пытается разобраться в его идеях,
покидая поле математики и физики, тот резко отдаляется от учения
Ньютона, а не приближается к нему.
Теоретики истории науки настаивают на своём. Мы, считают они,
ради понимания теории физики, хотим подвергнуть её всестороннему анализу. Сможем мы это сделать, заверяют нас, только обратившись к истории. Именно она, мол, является «последним гарантом
объективности принимаемых решений» (Дюгем: 298. 64). Итак, главным условием объективности решений при изучении физики является история. Но в данном суждении несколько нелепостей. Во-первых,
жизнь новейшего проблемного поля неразрывно связана с разгадками неведомых тайн строения Бытия. Это – ведущий нерв данного состояния. Потому рваться в будущее, оттаптывая тропинки к прошлому, значит, не просто стоять на месте, но тормозить движение. Вовторых, в каждой современной проблеме присутствует несколько или
множество предшествующих идей из разных исторических эпох, вписавшихся в актуальное знание. Но современное состояние проблемы
уже самоценно и внутренне взаимосвязано. Растаскивать такую проблему на исторически рождавшиеся в разных эпохах и обстоятельствах идеи и опыты – вновь стоять на месте. Наконец, гарантом плодотворности развивающегося познания становятся комплексы новых
экспериментов и адекватно сопутствующих им теорий. Когда на этом
фоне кто-то выдвигает как бы стратегическую задачу «дать картину
исторического развития проблем современного, точного описания
Природы» (49. 12), он, не учитывает, что современное состояние уже
живёт будущим и служит ему.
Поэтому стремление приспособить историю в качестве меры,
устанавливающей «границы, значимость и применимость научных
методов, принципов, постулатов» (Xюбнер: 78), является величайшим заблуждением. Познающий ум оценивает границы, значимость и
применимость физики, например, по космическим кораблям, лазерной технике, микрохирургии глаза. Странно было бы при этом каждый раз возвращаться к первым описаниям физики, даже если их
сделал Аристотель.
29
1.2-2.2. Философия при истории
Ныне есть немало умов в философии, рвущихся слить воедино не
просто философию с наукой, но и философию с историей.
В таком стремлении, вольно или невольно, знатоки пренебрежительно относятся к великому достоянию, имеющему, может, сверхъестественную сущность – человеческой душе, этому глубинному
вместилищу мудрости. Сама мудрость, в то же время, не без оснований считает: «всякая душа есть сущность жизненная и познавательная, жизнь сущностная и познавательная, познание как сущность и
жизнь…» (Прокл: 12. фр. 197). Именно в данном различении и слиянии и состоит сила мудрости, привносимая в неё душою. А вот до
сущности души и тайны мудрости науке, тем белее, исторической
науке, ещё очень далеко.
Поспешно, в данной связи, судит тот, кто считает, что «частные
науки в своей совокупности постепенно приближают нас к разрешению проблем социологии, философии духа или истории» (Дильтей:
93. 392). Стремление приобщиться к заслугам науки тотчас притягивает философию к возникшей связке науки и истории. Связанное
мышление начинает выделывать странноватые кульбиты. Оно,
например, желает направить наши взоры на историю, объединяя для
её расшифровки «средства различных наук о духе». И использует
для этой цели пока ещё грубое научное познание, неприспособленное к жизни духа, «психическим единствам» (Дильтей: 93. 373). В силу разновекторных устремлений, сущностно никак не связанных
между собой, в итоге рождается теоретическая эклектика.
Из-за возникшей зависимости философского мышления от связки
науки и истории, возникает своеобразное отступничество нынешней
философии от мудрости. Выглядит оно так, будто сама «история желает изучать wie es eigentlich gewesen ist (как на самом деле все было)» (Ранке: 201. 238-239). В данном желании присутствуют здоровая
наивность и возможное лукавство. Наивность обусловлена тем, что
фактической жизни давно прошедших веков, полной тончайших подробностей, перед нашим сознанием нет и быть не может. Вместо
них мы встречаем либо искренние, правдивые, либо искажённые,
ложно истолкованные повествования о событиях прошлого. Как отделить одни от других? Кто будет отделять и с какими намерениями?
Ведь многие намерения сознательно укрыты от читателей: так иногда поступали те, кто писал первичные тексты, тем более те, кто их
толковал, ну и, пожалуй, те, кто перетолковывал толкования. Не, зря
в связи с этим, считают: «некое убедительное не следует принимать
30
за истинное, ибо одно и то же зависит от говорящего – разумен ли
он, или вкрадчив, или задумал дурное» (155. 389).
Нам, например, кажется, что история жизни прежних поколений
является открытой книгой знаний. А Бомарше с усмешкой поправляет: «короли, полководцы, придворные – вот весь театр» истории,
проходящей перед глазами. И когда кто-то, несмотря ни на что, торжественно приникает к историческому источнику, Ницше приостанавливает безоглядного наследника прошлого: «не только разум тысячелетий – также безумие их прорывается в нас. Опасно быть
наследником» (198. 55).
Но иных энергичных наследников прошлого не остановишь. Им
кажется вполне возможным «разработать типологию» тех или иных
«установлений и связей между ними, а также причин их принятия или
изменения» (Xюбнер: 77). Однако если во многом сокрыты мотивы
первичных источников, мотивы их толкователей, то где ж тут докопаться до причин принятия каких-либо установлений знатоку, невольно использующему метод перетолкований. Потому опираться на
массив истории, объективно пользуясь перетолкованиями для нужд
эпистемологии и философии, значит – совершать обходные манёвры
ради элементарного переприсвоения шатких истин (Деррида: 125).
Историческая теория, по странному праву нравоучая мудрость,
сама, будучи насквозь субъективной, «ведёт к «разрушению объективного миростроя» подлинных истин мудрости, «к возникновению
плюрализма». И чем дальше разрастается круг искажений, тем вернее историчная философия преобразуется в полнейший релятивизм
(Брюнинг: 109). Соответственно, поколения юных умов, жадно стремящиеся к вершинам мудрости, отравляются её историчнофилософскими суррогатами да фальшью. У них теряется критериальная ориентация в отношении к развивающимся комплексам проблем, возникает синдром смешения ориентиров, ощущение беспомощности перед будущим.
Скажем, в поле юного сознания попадает загадочная книга «Знаки
бытия» (173). Только, в ней нет главного – описания разных состояний Бытия, а знаки к бытию почти не относятся. Взамен предложена,
вроде, мощная философско-историческая ретроспектива основных
философских идей. Но куда ни направится взор, всюду возникает повествование «за кого-то»: Хайдеггера, Фуко, Канта и т.п. Лично выраженных ими идей, аргументов почти нет. Т.е., нет возможности перепроверить повествователя, познать первозданность смыслов.
Скажем, значительное место в книге уделено описанию диалогов
Платона. В отношении к содержанию диалогов отсутствует поисковая
ценность, т.е. нет тщательного отбора ценных идей, прорывающихся
31
в будущее. Нет проникновения в мир сущностей, нет обозначения
теоретической перспективы. Все идеи мудреца подаются в стиле
толкования, а значит, толкователь для неопытного сознания преобразуется в авторитетного регулятора его мыслей.
Весомость текстов перетолкователей исторического толка держится, в основном, на взаимоотсылках. Кое-кто, к примеру, желает «реконструировать концепцию Гадамера по ряду высказываний Анкерсмита». Причём, Гадамер, концепцию которого нам предлагают
понять сквозь призму чужих идей, связан также неведомым образом
с «делом Дильтея» (Феллер: 79). Попробуй, незрелый ум, докопайся
до первого звена неясно откуда возникающей череды имён.
В этой связи, обнаруживается ещё одно свойство историчной философии – её. Порождают самолюбование навязчивые переглядки
философов между собой, в результате чего историчная философия
смотрит фактически лишь на саму себя. Тем самым, возникает замкнутость и кастовость историко-философского сознания.
1.2-2.3. Этикеточные россыпи
Философия, обретя местечко при истории и любуясь лишь сама
собой, напрочь забывает о деле исследования сущностей. Вместо
сущностей Бытия такая философия берётся обслуживать этикеточное семейство. Этикетки могут носить громогласное название, могут
описывать эпохи, конфликты, теоретические изыскания. Но при всём
при этом они остаются только специфическими этикетками, полностью отстранёнными от миссии познания.
Сама этикеточная информация специфична неминуемой односторонностью. Скажем, давно известно крайне приблизительное деление общества на новаторов и консерваторов. Это деление можно
возвысить в своём поверхностном весе, и тогда появится аж «существование чего-то вроде конституционного консерватизма и конституционного стремления к перемене». Данные абстрактнейшие группы
берутся даже называть классами, из коих одни как бы упорно держатся за все старое, другие поклоняются прогрессу. Невероятно поверхностное нагромождение пустых значений может приобрести даже вид «закона эволюции» (Спенсер: 932-933). Итак, само по себе
предельно упрощённое деление людей приобретает, вдруг, теоретически-конституционный вид, который далее повышается до степени
класса, а классы становятся как бы стратегическими маркерами для
огромного эволюционного процесса. Всё это делается лёгким мановением пальца, разбрасывающим семейство этикеток на объекты
любой сложности.
32
Меж тем, исходно взятое новаторство и консерватизм ничего в себе определённого не содержат. Кто такие эти новаторы: самозабвенные романтики, бурные карьеристы, самоотверженные гении, кто
ещё? Кем оказываются консерваторы: угрюмыми пессимистами, бурными карьеристами, оберегающими свои посты чиновниками, кем
ещё? Но даже в этой простенькой типологии бурные карьеристы уже
замысловато мимикрируют от одного полюса к другому, в зависимости от политической конъюнктуры. Столь же неожиданно и внутренне
сложно ведут себя социально-нравственные группы. Особенно непредсказуемо изменяют политический курс партии. До классов тут не
доберёшься вовсе. А закон эволюции надо бы приберечь для более
очевидных реалий.
Аналогичны приведённому примеру и другие россыпи этикеток.
Скажем, автор берётся за философию религии. Хорошо бы, в таком
случае, предварительно овладеть мощью философского мышления,
с одной стороны, а с другой – посвятить себя целостному постижению сущности Всевышнего. Тут невольно приходится обращаться к
череде Его священных посланий людям. Очень важно понять взаимосвязь этих посланий со странно разобщившимися человеческими
общностями, противоестественно конфликтующими религиозными
конфессиями. Задачи, как видим, огромные по своему масштабу, но
обязательно в той или иной мере причастные изучению, коли речь
заходит о видах и способах восстановления связи людей со Всевышним.
Однако данный автор философии религии, следуя сложившимся
ныне стереотипам этикеточной философии, с порога отвергает необходимость «постижения некой сущности религии» (130.14). И с воодушевлением принимается обследовать терминологию. Мотивацией своей он старается нас убедить в том, что «особенность современных подходов к проблемам подтверждения существования Бога
проявляется уже в словоупотреблении» (130.193). Правда, истории
философии хорошо известно «племя спорщиков», предтечей которым был Протагор. Как и нынешние знатоки, софист этот о мысли не
заботился, а спорил только о словах (155. 376). По-современному говоря, он, якобы, заботился о чистоте терминологии. И действительно, автор философии религии, вместо мудрого отношения к Богу и
вере, вместо соответствующего глубокого исследования предлагает
как бы ознакомительный обзор разных точек зрения с предельно
кратким их описанием. Философию в подобном её изложении вытесняет этикеточная история.
Примеров такого рода множество, а сущность проста и неприглядна. Взыскующим умам на планете Земля жизненно необходимы под33
линные коды расшифровки окружающего нас огромного Бытия. Исходная задача мудрости в отношении к человечеству – обнаружение
таких кодов. Но ширь распознавания таинственных сущностей попала в полон странноватой философии. Она словно поставила своей
целью блокировать все поры широчайшего поля познающего сознания этикеточной мишурой.
1.2.-2.4. Склочное теоретизирование
Наконец, вмешивается в наши умы ещё один вид этикеточной философии, также выдающий себя за мудрость. Знатоки этого вида,
наверно – большие любители склок и дрязг в отношениях между
людьми. Хотя эту свою страсть они, обычно, камуфлируют высокопарными темами и громогласными заявлениями. Скажем, наше сознание, конечно же, привлечёт тема «великого противостояния в
науке» (294). Прильнув к этому источнику новых тайн, мы с удивлением обнаружим лишь ундо существенную, умам давно известную
борьбу Галилея против римской католической церкви за утверждение
великой научной идеи. Однако многие остальные главы посвящены
разбору (скорей всего, искусственно раздутому) мелких склок между
различными крупными учёными. Сами склоки в таком разборе выдвигаются на высшее место, создавая искусственный ажиотаж по их поводу. Вместе с тем, вольно или невольно, резко принижается достоинство великих новаторов науки в угоду честолюбию прикоснувшегося к ним автора.
Склоками да дрязгами в жизни творцов науки и мудрости заняты,
обычно, худые историки да такие же психоаналитики. Скажем, историк (литературы, науки, культуры) вовсе не занимается выявлением
значения личности и идей великого человека для жизни человечества, для развития данной отрасли знания. Нет, историка почему-то
увлекают мелкие подробности быта гения, его (как у всякого бывает)
непростые взаимоотношения с другими людьми, родственниками,
знакомыми. Причём, копание в мельчайших обстоятельствах и субъективная, порой, циничная их интерпретация выдаётся иногда за
подлинный исследовательский долг.
Столь же ретивы в этом плане психоаналитики. Фрейду, например,
личность Леонардо да Винчи и его величайшие открытия были, почему-то, безразличны. Сам Фрейд взялся с воодушевлением преподносить миру пошловатые, нечистоплотные домыслы и вымыслы о
подробностях интимной жизни Леонардо. Добился Фрейд единственного – ему поверила грязномыслящая часть общества. Очень небольшая.
34
Этикеточный философы, пробросив исследовательский долг, занимаются лишь мелочным импровизациям. Адорно, например,
назвав книгу «Негативная диалектика» (1), казалось бы, унаследовал
познавательный пафос Гераклита и Гегеля. Но место развития диалектики в его книге занимает заносчивая опрометчивость. Некоторые
откровения Адорно практически тонут в бессвязном повествовании.
При внешнем следовании теориям как бы изучаемых в книге авторов,
царит тематический хаос, в котором перемешиваются фамилии,
идеи, проблемы, оценки, оценки оценок и т.п. В итоге, множество
мелких обрывков мысли других философов сталкивается с массой
совершенно бездоказательных суждений их грозного ниспровергателя. Сам Адорно никому не даёт собственного слова. Он постоянно
присутствует в позе авторитетного судьи, и лишь иронично язвит над
всеми подряд. Только вот, «страсть к суете – признак не деятельности, а смятения духа» (Сенека: 242. 7). Потому удивителен итог:
подвергая уничижению всех и вся, Адорно даёт полное основание
столь же уничижительно относиться к нему самому.
Дело мудрости – изучение самых сложных, предельных состояний
Бытия (коснувшихся человечества) и высших откровений человеческих душ, осмысливших такие пределы. Философия, считающая себя
научной, или превращающаяся в историю, или плодящая этикеточные россыпи, наконец, та, что погрязает в мелочах – все они носят
имя философии по недоразумению. Фактически же философия заменена у них разными масками фальсификаций сущности и миссии
мудрости.
1.2.-3. Наука и мудрость
1.2.-3.1. Историцизм и софия
Приглядываясь к роли мудрости в отношении истории, обнаруживаешь, что радетелю приоритетности истории категорически не нравится самая суть мудрости: представлять круг исторических событий
и их теоретических осмыслений со всеобщей, философской позиции.
Не нравится радетелю и стремление мудрости рассматривать судьбу
человечества, исходя из критерия органической целостности. Называя такой метод познания мистификацией, радетель историцизма
противопоставляет мудрости исторически ограниченные правила
(Xюбнер: 226). Такие правила выявляют некие исторические ансамбли, как бы протягивающие через себя линию прогресса.
Данная позиция широко распространена, и перед ней дрогнул даже знаток наук о духе. Видимо, противореча всему своему существу,
35
он изрёк: «жизнь не может быть приведена к суду разума». И восстановил известную аргументацию: жизнь исторична, а потому постигается она, мол, «как движение во времени и как возникающий в ходе
этого движения комплекс воздействий» (Дильтей: 94. 311).
Но любые правила и комплексы рождаются в голове: «уже на своём первичном, простейшем уровне история есть герменевтика, Т.е.
интерпретация, включающая каждый отдельный факт, событие в органическую структуру жизненной системы» (Ортега-и-Гассет: 201.
240). Группы таких правил или комплексов необходимо обобщаются
в сознании мыслителя в соответствии с их тематическими и сущностными характеристиками. Эти обобщения осмысляются применительно к целям бытия человечества. Следовательно, любой историк,
даже враждебно настроенный к мудрости, подчиняет свои обобщения «некой верховной инстанции – собственной идее человеческой
жизни как целостности» (201. 241). И, в зависимости от соответствия
или противопоставления таких обобщений целям жизни человечества, обнаруживаются софийно-регулятивные способы их конкретизации и уточнения. А через них, в конце концов – воздействия на
возможный ход будущей истории. Воздействия, естественно, не
практического, но прогностически-конструктивного.
Потому все мыслительные акты, начиная от обнаружения качеств
тех или иных правил или комплексов, восходя далее к целостной
картине их регулятивного преобразования, принадлежат именно
мудрости. И тогда, когда замечательный радетель историцизма желает устранить все возможности проявления мудрости, полагаясь на
течение исторических явлений, он, тем самым, устраняет свою мыслящую голову.
В то же время, постоянно мысля (дифференцируя, анализируя,
синтезируя), отказаться от обобщений невозможно. Да и вредит это
собственному делу. Ведь, любой историцизм, отказавшись от зоны,
области, сферы обобщений, «переходит в крайний скептический
субъективизм». А при данном варианте любые идеи историцизма,
претендующие на истины, совершенно теряют их абсолютное значение (Гуссерль: 83. 721). Потому отстранившаяся от мудрости история, как и всякая другая эмпирическая наука о духовно-нравственном
развитии человечества, «не в состоянии своими силами ничего решить ни положительно, ни отрицательно» (83. 722). И хотят того радетели истории или нет, но взяв на себя ответственность изучать не
только частные случаи, но и о судьбу человечества, им придётся сотрудничать с собственной или чужой мудростью. А с помощью мудрости любой масштаб исторических событий, при всей их потрясающей конкретности, обретёт над собою регулятивно осмысленную,
36
единую содержательно-сущностную структуру (Ортега-и-Гассет: 201.
241).
1.2.-3.2. Возможный союз
Теперь – кратко о самоценности философского познания и о роли
мудрости в развитии наук. Когда раскрывается суть самоценности
философии, речь – не об упомянутом ранее е в его худых проявлениях. Для общей сферы человеческого познания важно то, что мудрость, тщательно изучая, внимательно оценивая в себе самой теоретический вес достижений той или иной отрасли знания, всё же остаётся суверенной, особой формой исследования Бытия.
Наука и научная история, открещивающиеся от продуктивной помощи мудрости, остаются в своих областях – узко, односторонне
обобщающими видами познания. Над головами той и другой висит
дамокловым мечом критерий научности. Постоянная оглядка на него
загоняет любые более широкие суждения мысли в обойму соответствующей частной методологии (Рикёр: 190).
Есть умы, с ограниченностью критерия научности никак не соглашающиеся. Наоборот, - утверждают они, - широкий научный прогресс
в «условиях безгранично расширяющегося общества» будет осуществляться сугубо научными силами. А дело мудрости преобразуется этой трактовкой в пустые «понятийные оболочки, в которые…
нужно поместить целое». Причём, само дело философии напоминает
данному критику «реликты натурального хозяйства в индустриальном
капитализме» (Адорно: 14-15).
Об этом замечательном критике я уже сказал несколько слов. Тут
добавлю: во-первых, лихой ниспровергатель не знает элементарного
– чтоֺ в чём располагается: понятия в целом или целое в понятиях
(нужно ли шар приспосабливать к точкам?). Во-вторых, чем больше
расширяется мир науки, тем сильнее он дифференцируется по отдельным лабораторно-поисковым зонам. Соответственно, тем в тысячи, миллионы раз сложнее представить такие зоны, отрасли, области и сферы познания в виде целостного процесса освоения человечеством тайн Бытия. А меж тем, определяет стратегию собственного
развития не какая-то из частных наук, не все они вместе, но совокупная мысль человечества. Потому-то и необходима сфера широчайшего синтеза, дабы избежать стратегических просчётов в этом
огромном, сложном познавательном процессе. За дело такого синтеза бралась во все века и не отступает от данного рубежа мудрость.
Ответственный представитель научного мира более точен, нежели
лихие ниспровергатели: «аппарат научного мышления груб и несо37
вершенен; он улучшается, главным образом, путём философской
работы человеческого сознания. Здесь философия могущественным
образом содействует развитию и росту науки» (Вернадский: 49. 54).
Действительно, углубляясь в отдельные штреки и штольни Бытия,
наука пока в состоянии лишь приспосабливаться к силам природы,
вырывая её тайны только таким приспособлением. Поисковый луч
мудрости, свободно и творчески обследуя все сферы сознания и
теоретического познания, привносит в научный поиск силу творческого преодоления (Бердяев. 31. 269). Нередко богаты творческим духом научные еретики. Потому истина открывается также им, порой, в
большем объёме, «чем ортодоксальным представителям научной
мысли» (49. 54).
В духовных сферах сознания – нравственном, художественном,
культурологическом – первостепенны свойства человеческой души.
Научный опыт, при всех своих накопленных открытиях, до особых
свойств души дотянуться не может. Не может, в основном, из-за блокирующего его поиски ограничения – критерия научности. Мудрость
это обстоятельство предвидела давно: «Ты умеешь измерить круг,
привести к квадрату любую фигуру, называешь расстояние между
звёздами. Но измерь человеческую душу! Скажи – велика она или
ничтожна? – старался перенаправить научный ум в сторону душеведческого опыта Сенека (242.192). Сам душеведческий опыт способен перевести творческие умы науки в русло широчайшего, глубинного, собственно человеческого бытия.
От него наука странным критерием научности пока принципиально
ограждена. Мудрость по этому поводу горько констатирует: пусты
слова того исследователя, «которыми не врачуется никакое страдание человека» (Эпикур: 11. 273). В этой связи, применительно к жизни рождается диковатый парадокс: наука всячески окружает людей
своими благами, но блага эти, относящиеся только к телу, пока отгорожены, а иногда губительны для мира людских душ. Потому категорически назрела необходимость трансформации сущности научного
познания. Пресловутый критерий научности со своими императивами
формальной строгости, точности, объективности, отражающими
свойства исключительно материального мира, должен уступить место подлинно широкому, открытому исследовательскому пространству. В нём займут достойнейшее место опыты воссоздания сокровенных тайн душевно-духовного мира.
В связи с проблемой расширения кругозора познания, науке предстоит «стать более целостной, …встроить свой причинно-научный
метод в концепцию сущностного познания, ядром которой станет
идея блага» (Хесле: 71). Также важно принципиально пересмотреть
38
уже существующие, очень неудачные попытки сковывания научным
каркасом обществоведческого (правового, религиоведческого, художественного и т.п.) и человековедческого (антропологического, психологического и т.п.) знания. Ведь подлинный акт познания дан нам
как акт многоплановой жизни, «как человечески живое – вот что мы
находим непосредственно и первоначально» (Бердяев: 31. 102).
Мудрости хорошо известно, что в любом акте познания нет экспериментатора самого по себе, но «личность обращается тут к личности» (Гуссерль: 83. 741). Соответственно, любая получаемая исследователем истина никогда «не есть отвлечённая ценность, ценность
суждения. Истина – предметна, она живёт, …истина – путь и жизнь»
(Бердяев: 31. 95). Вследствие этого, системе наук, которой предаётся
широкий круг подлинно увлечённых людей, важно направить силы на
«совокупности всех человеческих интересов и устремлений» (Финк:
22) в душеведчески-глубинном, а не в отчуждённом плане.
И, наконец, ещё один существенный акцент в возможной взаимосвязи науки и мудрости. Касается он уподобленной науке истории, с
одной стороны, и теоретическими проекциями в будущее, с другой.
Научно ориентированный историк не смеет целенаправленно думать о предвосхищении фактов или идей, «даже в тех случаях, когда
он может уловить их значение». «Он обязан оставаться строгим
наблюдателем» только тех явлений, которые вписываются в ныне
выверенный критерий научности (49. 15). То же самое предписывается политической зрелости: строго-настрого «принимать мир таким,
каков он есть, а не таким, каким мы хотим его видеть» (287. 37).
Такая ситуация с познанием истории напоминает движение спиной
вперёд. Хотя любое подлинное изучение прошлого предпринимается
для активной расшифровки тех или иных черт будущего. И творческий историк, выискивая запрятанные тайны прошлого, помогает любому другому знанию увереннее продвигаться к новым открытиям. В
этом смысле истории не необходимо подчинять себя закостеневшей
научной традиции. Наоборот, «история могла бы стать основой для
решительной перестройки тех представлений о науке, которые сложились у нас к настоящему времени» (Кун: 18).
Пока картина совершенно иная. Подавляющее большинство книг
грешат научно-историческим методом. Отсюда: А) постоянные возвраты в прошлое той или иной проблемы (учения), что приводит к загрязнению умов нонинформативным мусором. Б) Масса текста отведена не контурам развития тех или иных идей в связи с историей их
рождения, а просто их истории, что плодит горы неактуальных знаний. В) Соответственно, рождается синдром фантастического невнимания умов к логике актуальных и опережающих идей. Но подобное
39
«человеческое прошлое имело бы вид бессвязной суммы отдельных
мелких фактов и событий, лишённых формы, структуры и внутренней
закономерности» (Ортега-и-Гассет: 201. 239).
Союз науки, истории и мудрости возможен при развороте всей
имеющейся в науках и истории информации к новейшим проблемам,
разгадывающим сущность, строение и возможную целесообразность
человеческого бытия во Вселенной. Ведь науки в широком смысле
взаимосвязано изучают не просто виды животных, растений, этапы
развития обществ, но всё это в совокупном становлении Земли, т.е.
космического корабля человечества во Вселенной (Арон: 219). С этих
позиций, в объяснении любого прошлого нужно бы исходить из того,
что может составлять высшую силу будущего человеческого бытия
(Ницше: 199. 198). Тогда прошлое и настоящее результатов познания
всего комплекса наук осмысленно, целенаправленно будет прочерчивать горизонты того, что «должно быть по законам вероятности и
необходимости» (Аристотель).
1.3. ОНТОЛОГИЯ ВНЕ ОНТОСА
1.3-1. Претенциозные последователи
Прикосновение к тайнам Бытия и погружение в них исключает, какую бы то ни было, облегчённость в принципе. Неожиданность состоит в том, что облегчённость эта проникла в учения известных и
знаменитых философов. Запутанность ситуации возникла, вопервых, от того, что знаменитости в намерениях своих демонстрировали желание проникнуть в глубины бытия, а затем породили малообъяснимую легковесность. И этот стиль мышления, во-вторых, был
безоглядно скопирован другими знаменитостями, но уже в новейшем
времени.
Первым маяком облегчённого изучения Бытия представляется мне
«Физика» Аристотеля. Будучи разносторонним гением в философии,
опередив даже современные искания в нравственно-социальных сочинениях, заложив основы поэтики, Аристотель в повествовании о
проблемах физики (природного бытия) по стилю изложения оказался
весьма расточительным. Вместо обнаружения путей исследования
самой сущности физических явлений и процессов, Аристотель преимущественно занялся точками зрения других философов и сферой
определений. Язык великого автора попал в полоֺн вспомогательных
словооборотов. Мысль его с огромным трудом пробивалась через их
словесно-сорняковое поле. Потому онтология уступила в его труде
место метатеории, в которой самоценной оказалась она сама, а не
40
мир природных сущностей. Именно такой стиль (вместо критического
к нему отношения) унаследовали многие философы, превратив философию в пустопорожнее умствование.
Следующий этап облегчённого понимания Бытия относится к философской классике. Основатель и предшественник её, И.Кант, совершил величайший переворот в философии, создав трансцендентально-философский метод познания. Последователи принялись
странным способом улучшать методологию Канта. Трансцендентально-философский метод предполагает максимально полное исследование разных граней Бытия человеком. При этом особо важна
тончайшая сфера, возникающая между (именно между!) многими
тайнами Бытия и познающим «Я». Последователи, видимо, не уловив основного посыла И.Канта, энергично сосредоточились на внутренних состояниях «Я». Забыв, между прочим, и о тончайшей сфере
«между», и о самом Бытии. Забвение сферы «между», т.е. трансцендентальных переходов и возникающих в этой сфере взаимосвязей,
привело к утрате стратегического критерия, важнейших ориентиров
трансцендентально-философского познания как такового.
Например, Шеллинг обосновывает как бы первое основоположение философии. Если у Канта им является трансцендентальная
сфера «между», то Шеллинг начинает исключительно с «Я», как
своего собственного продукта. Далее появляется глубокомысленная
формула: «тождество Я в качестве производящего и Я в качестве
произведённого может быть выражено в положении Я = Я» (313.
260). Это пустое тождество по мановению волшебства оказывается,
якобы, «синтетическим». Хотя Кант заложил основу синтеза разнокачественных областей познания: науки, религии, культуры, нравственности, права. У Шеллинга же пустое тождество именуется точкой, «где тождественное знание непосредственно возникает из синтетического, а синтетическое – из тождественного». Причём, такое
простейшее соположение совершенно бессодержательных знаков
именуется «принципом всякого знания» (Шеллинг: 313. 260).
Практически в том же направлении штурмует тайны Бытия Фихте.
Ничуть не занимаясь сокровенной трансцендентальной сферой познания, Фихте наделяет слепое тождество «Я есть Я» безусловной и
непосредственной значимостью «не только по форме, но также и по
своему содержанию» (278. 77). Т.е. он совершает три нелепых крена.
Во-первых, из-за претенциозности или наивности пренебрегает главным достоянием мудрости И.Канта. Во-вторых, превозносит над миром познания в виде высшего критерия слепое тождество. Да ещё и
наделяет его, в-третьих, миражной содержательностью. А далее, в
своём многозначительном труде «Наукоучение» он пускается в схо41
ластическое многословие: «Я не = Я, но Я = не-Я и не-Я – Я» (278.
91). Заверяя при этом читателя, что он нигде и никогда не отступает
от, якобы, «синтетического приёма» (Фихте: 99). Свой труд последователь Канта (а в реальности – полнейший отступник), завершает сакраментальным заявлением: «все установленные в течение нашего
исследования мысленные возможности, которые мы мыслили себе и
мыслили притом с сознанием нашего о них мышления, все они были
тоже фактами нашего сознания, поскольку мы философствовали»
(Фихте: 213). «Халва, халва, халва» – продолжил бы ироничный читатель, прекрасно зная, что слаще от этого не станет. Мысль Фихте
замкнулась в себе самой, торжественно любуясь в зеркало своим
изображением.
Учтём, в то же время, что Шеллингом и Фихте написаны и другие
произведения, в которых, так или иначе, проявляется проблема соприкосновения с Бытием. Но их последователи, к сожалению, подхватили именно тенденцию бессодержательного самополагания «Я»,
фактически отделившего их от Бытия.
1.3-2. Мятущаяся онтология
1.3.-2.1. Обожествление разума
Гегель – величайший мыслитель. Учиться у него мудрости –
огромное удовольствие. Системное преподнесение социальной онтологии осуществлено им великолепно. Им написана изумительная
эстетика, поражающая воображение точностью исследования этой
сферы. Любой непредвзятый ум легко будет увлечён феноменальной диалектикой Гегеля в его Логике. И всё же в его многоплановом
наследии осталась проблема, вызывающая большое недоумение.
Речь идёт о фактическом обожествлении разума.
Замыслив превознести разум над всем и вся, Гегель столкнулся с
фактом занятости небосвода религией. Потому первый этап развития замысла Гегеля привёл его к позиции уравнивания в правах разума и религии: «разум есть та единственная точка, где религия может быть у себя» (63. 366). Само по себе такое заявление странновато, поскольку земная религия опирается на священные откровения.
Значимость мыслей, дополнительно привнесённых в них приземлённым «Я», предельно незначительна. Гегеля это не смущает, и он берётся брать следующую вершину – дотянуться правами разума до
прав Всевышнего: «главное представление – это представление о
единстве божественной и человеческой природы: бог стал человеком» (Гегель: 64. 214).
42
Сказать по правде, это – немыслимое преувеличение. Всевышний
приблизил к людям своего Сына, но люди исключительно в высочайших духовных проявлениях могут претендовать лишь на скромное божественное подобие. Это хорошо осознано мыслителями до
Гегеля: «Единое познаётся через некоторое подобие в нас самих…,
ибо, где бы вы ни были, …имеете нечто от того, что присутствует
везде...» (Плотин: 76. 69). Однако тайное нечто в наших душах вовсе
не превращает нас в существ, равных Всевышнему.
Гегель ни в чём не сомневается. Он превращает тайную, очень сокровенную связь человека со Всевышним в, якобы, реальное «знание
о человеке и боге и знание себя в боге». И он прямо-таки убеждён,
что «это есть божественная мудрость и область абсолютной истины»
(Гегель: 63. 400). На данном этапе мышления Гегель сливает в неразрывное целое глубокое откровение, проблесками возникающее в
нашем сознании, с фактическим знанием, а знанию придаёт божественный статус. Самое сложное и едва уловимое в пограничных состояниях жизни – глубочайшее откровение – исчезает, уступив место
безмерно возвеличенному разуму, в большой своей доле рациональному.
Рациональности, заместившей собою сложнейшую гамму отношений со Всевышним, Гегель вручает им самим утверждённое право на
полнейшую независимость от всего и вся: «более высокая ступень
культа… та, где субъективность осознаёт свою бесконечность в себе;
здесь религия и культ полностью переходят в сферу свободы» (63.
396). Явно противопоставив себя союзу со Всевышним, разум Гегеля
готов, вроде бы, самостоятельно творить даже человеческую историю: «пора понять богатое произведение творческого разума, которым является всемирная история» (61. 70). Завершающим аргументом ряда мыслей Гегеля является вполне достойная идея: «прежде
всего, всемирная история совершается в духовной сфере. Мир обнимает собою физическую и психическую природу... Но субстанциальным является дух и ход его развития» (61. 71). Но эта идея оказывается в весьма претенциозном контексте. Идея духа затемняется
комплексом подмен сущности и могущества Всевышнего – сущностью, и, весьма относительной, силой земного разума.
Данные подмены крайне сомнительны и вряд ли уместны. Разум
не превосходит откровения, а сам зависит от них. Уже на этом
уровне отсутствует паритет между ними. Тем более нелепо замахиваться на равенство прав со Всевышним, свою сферу мыслей считать божественной, претендовать на абсолютную истинность.
Есть более скромная позиция «Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! Не от твоего ли имени мы пророчествовали?». Но
43
Всевышний любому земному уму неожиданно может ответить: «Я никогда не знал вас» (Мтф. 7, 22-23). И действительно, как ни значим
земной гений, странно ему равняться с необъятным могуществом
предполагаемого Божественного разума. К тому же, как известно,
«большинство людей не сохранило верности союзу; большинство из
них оказалось изменниками» (Коран: Эль-Араф, 100). В этой связи,
цитируемая Гегелем мысль Евангелия «Блаженны чистые духом, ибо
они Бога узрят» (Мтф. 5, 8.) (64. 282), важна была бы для очищающей самокритики самому Гегелю.
1.3.-2.2. Гегель и Кант
Онтологизация и обожествление разума, предпринятое Гегелем,
обусловлены, как мне думается, его пренебрежительным отношением к стратегическому открытию И.Канта. Открытие это значимо точной расстановкой сил и возможностей научного эксперимента, теоретической науки, философского разума в отношении к ней и к сверхъестественным силам Мироздания. Кант удивительно чётко обозначил
пограничные вехи между всеми этими сферами, определив также
условия их синтеза. Благодаря его открытиям, познающее сознание
человечества получило тончайшую систему, или архитектонику исследования любых загадок Мироздания. При этом Кантом безоговорочно сохранён именно земной, а вовсе не Божественный статус человеческого мышления и познания.
Гегель в «Антологии философских наук» творчески использовал
одну из главных идей – идею трансцендентальной архитектоники,
или топики Канта. Явной критике Гегель подверг не самую существенную тему рассмотрения Кантом онтологических доказательств
бытия первосущности. Эту тему Гегель пренебрежительно счёл
«чем-то давно устаревшим и не заслуживающим упоминания» (64.
401). Хотя чуткий разум, коль речь идёт о первосущности, обнаружил
бы достойное применение и данной теме. Однако Гегель как бы не
заметил, или решил полностью изменить стратегическую позицию
Канта – великую скромность исследователя в отношении к безднам
Бытия и его первосущности.
Гегелю помешала Божественная реальность, будучи суверенной и
самоценной мощью. Борясь с величием Божественной субстанции, и
желая поднять философский разум над нею, Гегель упрекнул Канта в
пиетете по отношению ко Всевышнему: «утверждение, что божественная сущность находится по ту сторону нашего познания и человеческих дел, удобно» (61. 69). А далее он обвинил Канта, самого
строгого систематика, чётко осознающего возможности земного по44
знания, в субъективизме: «…благодаря этому можно довольствоваться своими собственными представлениями» (там же). Ирония
критики Гегелем Канта заключается в том, что субъективизм в достаточно явной форме стал нормой писаний самого Гегеля именно в его
отношении ко Всевышнему.
Например, согласно Гегелю, средоточием всякого понимания
должно быть «богатое произведение творческого разума, которым
является всемирная история» (61. 70). Такое заявление самонадеянно и очень преждевременно. Сама историческая реальность развивается крайне противоречиво: на её переходы от одного состояния к
другому воздействуют мощные, часто противонаправленные силы.
Творческий разум, даже в виде пантеона мудрецов – одна из таких
сил, иногда зависимая от жёсткого принуждения и развивающая философию истории лишь в ему доступной сфере.
Столь же опрометчива дополняющая идея Гегеля: «определением
духовного мира и конечною целью мира было признано сознание духом его свободы а, следовательно, была признана и действительность его свободы» (61. 73). Что ж, если духовный мир рассматривается в виде критерия познания, его должно определять посредством
свободы. Но если духовный мир соотносится с конечной целью мира,
то ему в ныне развившемся виде сама эта цель, а также её возможные состояния пока никак не известны. Данная цель присутствуют
лишь в качестве предпосылок постижения миссии человечества на
планете и во Вселенной. В этой связи, погружаясь в гущу бытия людей, обнаруживаешь более мощные факторы, нежели свобода как
таковая – многие структурные силы, сдавливающие свободу людей
со всех сторон.
Соответственно, в бытии людей на первое место выступает собственно борьба, очень многоплановая, между силами духа и силами
своевольного принуждения. Изучая, скажем, социальное бытие, Гегель тонко фиксирует: «мы видим на первом плане человеческие
действия и страдания, всюду наш интерес направляется за и против
них» (Гегель: 61. 120). В сущности социального бытия Гегель выявляет, как часто «движение многообъемлющей массы общих интересов затрудняется, эта многообъемлющая масса общих интересов
обрекается в жертву бесконечно сложным мелким отношениям и
распадается» (там же). Но если при изучении социального бытия Гегель демонстрирует тонкую и глубокую диалектику, то почему всё это
исчезает в исторической онтологии духа? А, ведь, такие несоответствия присутствуют в родственных по духу сочинениях (61 и 61а).
На удивление упорно Гегель настаивает: «только разум, взятый в
его определении, есть суть дела; остальное, если также ограничи45
ваться рассуждениями о разуме вообще, лишь слова» (61. 70). Однако ограничиваться рассуждениями о разуме невозможно. Поскольку
подлинная суть дела – не абстрактное, а структурное, многоплановое
противостояние творческого разума силам своевольного принуждения. Полем такого противостояния была и остаётся борьба данных
сил во всемирной истории. Творческий разум при этом лишь вкладывает свою, безусловно, очень важную, но всё-таки лепту в развитие мощной противоположной структурированной сущности.
Таким образом, провозглашённая Гегелем перспектива слияния
земного духа с Духом Божественным, дополненная крайне преувеличенным видом их существующего тождества, немыслимо опрометчивы. В свою очередь, Кант прозорливо развёл в стороны онтологию и
гносеологию, всеми своими выводами предостерегая от их смешения. Земное бытие разума, сколь бы мы ни восхищались его возможностями, остаётся именно земным.
1.3.-2.3. Вдохновения или нарциссизм
Идеи Гегеля о тех или иных свойствах духа имеют значимость
лишь в том случае, если ими уточняется сущностное пространство
гносеологии. Скажем, когда Гегель обнаруживает в разуме «бесконечное содержание, всю суть и истину», поскольку «он является для
самого себя тем предметом, на обработку которого направлена его
деятельность», невольно вспоминается сущность чистого разума
И.Канта. А ранее об этом же писали в древнеиндийской, древнекитайской, древнегреческой философиях. Т.е. Гегель уточняет и развивает известный предмет гносеологии. Но вместе с тем Гегель спешит
оторваться вообще от всяких предпосылок размышления, считая, что
«свидетельство духа в высшей форме – это способ философии, сообразно которому понятие как таковое, без предпосылки, развивает
из себя истину, …и в этом развитии и посредством неё усматривают
её необходимость» (Гегель: 64. 209). Однако в предшествующей философской традиции, и согласно Канту, всякое судящее, даже суждение разума, может и обязано быть судимым. При условии, если это
судящее размышляет не о вопросах самопознания, где разум сам
себе хозяин, а о глобальных проблемах земного и потустороннего
Бытия.
Действительно, чистота разума не самоценна, скажем, перед бытийным влиянием сверхъестественных сил. «Спрашивал ли ты о поучении, благодаря которому слышится неслышимое, мыслится немыслимое, познаётся непознаваемое», - предупреждает Чхандохьяупанишада (97.111). Т.е. при соприкосновении со сверхъестествен46
ным миром, разум утрачивает самоценность, и оказывается в позиции очень чуткого восприятия неизъяснимых идей. В том же плане
рассуждает и Платон. Полагая, что разум соприкасается с началами
всех вещей, он отводит разуму не конститутивно-утвердительную
роль, но лишь роль гипотетическую: «сам разум способностью диалектики делает предположения не началами, а исключительно предположениями» (11. 133-134). Кант наследует эту тончайшую линию
рассуждений, чётко разделяя гносеологию и онтологию.
Гегель вероятностную природу соприкосновения со сверхъестественным миром счёл излишней. Для него субъект разумный сам
олицетворяет все возможные стороны Бытия: «только когда субъект
является тотальностью, когда он достиг в себе свободы, он есть бытие; но тогда-то этому субъекту становится безразличным это бытие,
тогда субъект есть дух для себя» (Гегель: 64. 217). От этих идей –
прямой мост к великому самомнению многих последователей и, в
частности, – к самомнению Хайдеггера. Однако духом для себя
субъект Софии становится лишь на мгновения, в великие минуты
прозрений. И это – существенное ограничение любым земным притязаниям. Потому субъект, с одной стороны, отчасти сверхъестественное бытие (в свойствах своей души), с другой стороны – бытие
вполне земное, и это два пока противостоящие полюса. Громада
скрытого от любого разума Бытия живёт ныне во многом сокровенной жизнью. В отношении к ней у познающего разума должна сохраняться необычайная скромность. Иначе – тропа к слепоте.
Если же разум не забывает о земном уделе, он действительно
способен иногда прикоснуться к сверхъестественным тайнам. Соответственно, рассматривая некоторые идеи Гегеля в виде идей вероятностных, можно обнаружить их ценность. Например, идея о том,
что «чистый, не знающий пределов разум есть само божество. В соответствии с разумом упорядочен план мироздания, разум раскрывает перед человеком его предназначение, непреложную цель его
жизни...» (Гегель: 63. 35), – вполне может стать предметом раздумий.
Ибо здесь явно просматривается гипотеза Анаксагора из прошлого, и
гипотеза Шардена из настоящего. Но данную гипотезу можно исследовать только в гипотетическом, а не в конститутивноонтологическом плане. Причём, данному утверждению Гегеля, страдающему односторонностью, необходимо вернуть весь возможный
объём Земных и сверхъестественных контекстов, всё поле структурных и многоплановых видов борьбы земной и Небесной. Иначе данная мысль опять окажется сомнительным заявлением.
К сожалению, сам Гегель, отвернувшись от гипотетического пути
развития разума, даёт повод для нелицеприятной критики. Можно ли
47
считать мудростью откровенно тавтологичные фразы: «Дух есть для
духа: это есть он; он, следовательно, является своей предпосылкой;
мы начинаем с духа как субъекта, он тождествен самому себе, он
есть вечное созерцание самого себя; таким образом, он постигается
вместе с тем как результат, как конец (Гегель: 64. 214). Такая точка
зрения, в которой явно забыты корни земной скромности, даёт прямой повод всем невнимательным последователям «вечно созерцать
самих себя», порождает бесплодный нарциссизм.
1.3.-3. ХХ век: самомнения при Бытии
1.3.-3.1. Вознёсшаяся феноменология
Важные характеристики онтологии ХХ века, наряду с посылом Гегеля, предопределены, как ни странно, не онтологией, а феноменологией Э.Гуссерля. Искания Гуссерля развиваются в косвенном соответствии главным выводам Канта и в прямом развитии онтологии
духа Гегеля. С помощью феноменологических изысканий в сфере
«Я», Гуссерль стремится создать учение о сущности, и тем самым
обосновать философию духа (83. 726). Сама по себе такая цель любопытна, ведь речь идёт о способах расшифровки неведомого мира
сущности. Но очень настораживает желание пробиваться к сущности
лишь с помощью ключа феноменологии. Сущность, как известно,
данность объективная, возникающая из громады и безмерности тайн
Мироздания, а феноменология насквозь субъективна, сфокусирована внутри опыта «Я».
Гуссерля это несоответствие не смущает, поскольку он специально подчёркивает: «сущностное созерцание не имеет ничего общего с
«опытом» в смысле восприятия, воспоминания или подобных им актов» (83. 708). Т.е. нам предлагается допустить, помятуя о желании
Гегеля обожествить мудрость, что созерцание феноменолога постоянно присутствует в чертогах сокровенной сущности. При этом,
предлагается полностью исключить какие бы то ни было эмпирические обобщения, связанные с экзистенциальным опытом. Нужно,
мол, только оставить сущностному созерцанию «созерцание сущности как сущностного бытия» (там же). Вчитываешься в эти пожелания, и всплывает что-то до боли знакомое: «Дух есть для духа: это
есть он…, он есть вечное созерцание самого себя; таким образом, он
постигается вместе с тем как результат, как конец» (Гегель: 64. 214).
Вновь в голове бьётся тот же вопрос: могут ли быть достигнуты серьёзные результаты земным мышлением, отгородившим зеркало
своего сознания от множества разных подсказок Бытия? Меж тем,
48
феноменолог вполне уверен, что его небесная чистота мысли есть
самая настоящая наука, и наука эта категорически «чужда пользованию экзистенциального положения природы», что её совсем не интересует исследование существования (Гуссерль: 83. 711).
Отстранившись, подумаешь: всё смешалось в феноменологическом доме. С одной стороны, как мы выяснили, философия не является наукой по сути своей. С другой стороны, самой фактической
науке интересно исследование всех проявлений природы, разных
форм существования. Тем не менее, и философия, и наука ныне, при
своих немалых познавательных возможностях, лишь косвенно прикасаются к сущностному Бытию. А в доме феноменологии – всё скопом. Причём, сразу – в гостях у сущности.
Видимо, ощутив чрезмерность своих притязаний, феноменолог
уточняет: «понятно, что сущности могут быть представляемы и неясно, скажем, символически и ошибочно» (83. 708). Такое уточнение –
ближе к природе вдохновения (научного и философского), когда желанное прозрение при последующих проверках становится недоразумением. Но лёгкое отрезвление феноменолога оказалось краткосрочным. Выясняется, что фальшивые, «мнимые сущности, наделённые противоречивостью» легко обнаруживаются «через посредство интуиции сущностной данности» (там же).
К сожалению, – это глубочайшее заблуждение. В научном и философском творчестве фальшивые идеи живут, подчас, годы, десятилетия, даже столетия. Распознать их фальшивость можно лишь с
привлечением огромного числа составляющих. И одна интуиция, если у неё не божественная природа, при попытках сиюминутного распознавания фальши не спасёт положения никогда. Отчасти на данные сложности намекает сам феноменолог, желающий достичь
уровня «трансцендентального ego», вроде, «в его полной конкретности» (Гуссерль: 81. 370). Вспомним, что представление о трансцендентальной миссии мудреца полноценно развито И.Кантом. У Канта
трансцендентальность является процессом синтеза имеющихся знаний человечества: о Вселенной, о Всевышнем, о мире людей, об отдельном человеке во всём многообразии. Это – колоссальная задача
для мудрости, погружающей себя в необъятную сложность Бытия и
стремящуюся отыскать верный маяк познания.
Феноменолог же, как выясняется, озабочен лишь «трансцендентальным ego», в связи «со всеми, заключёнными в нём, интенциональными коррелятами» (Гуссерль: 81. 370). Т.е. его интересуют исключительно процессы внутри собственного сознания. А огромный
мир, охватываемый у Канта трансцендентальным синтезом, теперь
предстаёт в виде «универсальной проблемы эгологии» (81. 388), т.е.
49
отдельного «Я», вроде бы способного на всё и вся. Однако фактически в такой универсальности оказалось так много «Я» и «мое», что в
возникшей узкой темнице ego становится душно.
Да, и заявленная чистота обнаруженной темницы «Я» оказывается
весьма условной. В эту феноменальную просветлённость, каким-то
образом, проталкиваются даже не эмпирические обобщения, а всего
лишь ситуативные мелочи. Если я, к примеру, «выбираю в качестве
темы описания восприятие этой игральной кости, то в чистой рефлексии я вижу, что эта кость как предметное единство непрерывно
дана в сложном и изменчивом многообразии способов явления»
(Гуссерль: 81. 372). У мудрости даже во внешне бытовых примерах
есть дела поважнее. Оценив, например, придорожную пыль, мудрость обобщает: «пыль и прах под ногами любого глупца – / Это лица
красавиц, влюблённых сердца. / Стали головы шахов и руки визирей
/ Кирпичами, пошли на постройку дворца» (Хайям: фр. 50). И когда
феноменологу кажется, будто в его подобных изысканиях «лежат перед нами громадные, умственно ещё совсем не возделанные области анализа сознания» (Гуссерль: 83. 710), чувствуется, что мысли
при этом отлетели чересчур высоко. Земной мудрости, при такой
занебесности феноменологии, с нею никогда не сравняться.
1.3.-3.2. Новооткрытие Сущего
Основным онтологом ХХ века считается М.Хайдеггер. Главный его
труд «Бытие и время» самим названием настраивает читающие умы
на восприятие фундаментальных проблем Бытия. И вправду, Хайдеггер занят, с одной стороны, исследованием природы сущего, с другой, расшифровкой его оснований (290. 31). Он стремится изучать
сущность бытия так, чтобы «мыслить в единстве сущность основания
и бытие как таковое» (Хайдеггер: 290. 105). Т.е. намерения его очень
серьёзны, поскольку выстраиваются сложнейшие ступени погружения в тайны бытия: выявление сущего – распознавание его основания – разгадывание сущности основания – обнаружение её соответствия бытию. При этом Хайдеггер прекрасно осознаёт громаду выдвигаемой задачи»: «Бытие и основание: то же самое; бытие: бездна» (290. 108).
Словесно описав важнейшие опоры для приближения к таинствам
Бытия, Хайдеггер неожиданно соскальзывает на термин «присутствие», означающий некоторую поверхностность, этикетку бытия.
Упомянув в связи с «присутствием», видно для солидности, имя Канта (288. 203), Хайдеггер начинает дрейф в сторону от стратегического пути исследования целостного Бытия. Дрейф этот продолжает
50
именоваться «фундаментально-онтологическим разысканием». Но
рулевой дрейфующего корабля теперь уже не стремится «ни к тематически полносоставной онтологии присутствия, ни тем более к конкретной антропологии». Он ставит перед собою цель познавать
нравственно-психологический феномен заботы (288. 194).
Что ж, нравственно-психологическая сфера – важнейший срез человеческого бытия. Если невнятный дрейф заменён осмысленным
поворотом в нравственную вселенную – это достойная задача изучения. Нравственная сфера бытия людей философами исследовалась
изначально, и к современному состоянию её осмысления накоплен
огромный философский опыт. А если присовокупить к нему опыт откровений художественных гениев, возникнет множество поводов для
раздумий и сопоставлений.
Затронув проблему «заботы» и, видимо, озадачившись слишком
малым её влиянием на целостную жизнь, Хайдеггер ищет путь к её
наполнению. Наполненная заботой гармония взаимоотношений между людьми – тема многоохватная, философски структурированная.
Многоохватность Хайдеггер пробрасывает, об объективной структурности нравственного целого даже не упоминает. А ведь структура
взаимоотношений между группами людей выявлена Платоном, развивалась блестяще Аристотелем, плодотворно уточнялась Сенекой,
М.Аврелием, Макиавелли, Спинозой, Монтескье, Кантом, Гегелем
(см. подробней в: 265 и в 267). В то же время, долг философа связан
с подхватыванием лучших идей и концепций предшественников. Но
Хайдеггер, вероятно, возжелал открыть собственную Америку.
Он начинает бороться с обезличенным «присутствием» человека в
мире, словно оно – причина всех бед. Хотя любой обезличенный вид
человека является, как правило, с его маской. Маска скрывает его
намерения, обуславливающие разные виды действий. Данный тип
поведения концентрированно сфокусирован вокруг того или иного
престола или трона, и связан с перехватыванием полномочий. От
этого типа отношений веерно расходятся ему близкие, миру хорошо
известные маски и роли, именуемые бюрократией, юстократией,
фортократией (265. 156-163). В этой связи, любое как бы обезличенное «присутствие» вовсе не обезличено. У него есть фундаментальная причина, именуемая пирамидой полномочий (267. § 2.4.-7.). Искать философские подходы, следовательно, нужно к способам расшифровки и нейтрализации действий, связанных с данной причиной.
Однако, известный онтолог направляет свои мысли на невнятно
обозначенное «присутствие». Борясь с ним, онтолог желает преодолеть обезличенность абстрактного бытия человека посредством испытания его через отношение к смерти (Хайдеггер: 288. 250). Это от51
ношение должно, по его замыслу, пробудить в душе бытийственный
ужас, воздействующий на «Я». Только вот, как и ранее, социальноонтологические причины этого ужаса даже не обозначены. Место их
занимают, вслед за «присутствием», столь же нравственно и психологически абстрактные: «падение, страх, ужас и восстановленная забота».
Хайдеггера словно увлекает в таких изысканиях паническая доминанта жизни. Он надеется, что кому-то лишь посредством ужаса
«приоткроется Ничто», поскольку «в ужасе земля уходит из-под ног»
и только «ужас заставляет ускользать сущее в целом» (289. 21). Однако, тема эта давно не нова. Она высвечена ещё в Аристотелевой
«Поэтике», но в разумном, трагедийном плане – как возникающий в
ходе просмотра трагедии катарсис: очищение души посредством сострадания и страха. А применительно к давлению негативных эмоций на душу, далёким предшественником Хайдеггера может считаться Демокрит: у него человек влеком кнутом необходимости. И
Хайдеггер также надеется, видимо, оживить обезличенность исключительно необходимостью ужаса.
Правда, в менуэте Хайдеггера вокруг «ужаса» есть нота романтически-творческого прозрения: «Ужас, сопутствующий дерзанию, не
требует никакого противополагания себя ни радости, ни уютному самодовольству мирных занятий. Он состоит… в тайном союзе с окрылённостью и смирением творческой тоски» (Хайдеггер: 289. 24). Нота
эта красива сама по себе, но в ней проскальзывает фальшивый звук
– упоение перед пропастью ужаса. Однако ужас леденит душу, он
сковывает энергию творчества. Само состояние ужаса никакого
окрыления души в себе не несёт.
Психологически тема эта отзвучала в заочном споре Фрейда и
Юнга. Именно теория Фрейда предписывала последующим психоаналитикам раскапывать в душе пациента запрятанную психическую
травму (Эдипов комплекс). Но чем больше фрейдовский психиатр
копался в душевной травме, тем мучительней переживал её пациент.
Юнг предложил принципиально иной метод – окрылять душу человека творческим заданием. Тогда душа стремится воспарить над миром
неудач, и практически забывает о болезненной травме (266. § 2.1.4.1.).
Хайдеггер в своих описаниях, вольно или невольно, последовал за
тогда моднейшим Фрейдом. И совершил серьёзный философский
просчёт. Для мудреца при расшифровке им нравственной сути человеческого бытия исходно важна чуткость – тайная зоркость души. И
одновременно с нею – окрыляющее предвосхищение контуров будущего. Ужасу в таких состояниях глубинного «Я» места просто нет. Да
52
и кнут необходимости Демокрита оспорен уже Эпикуром: нет никакой
необходимости гнуть спину перед диктатом необходимости. Именно
о предвосхищающей энергии мудрости писали Платон, Аристотель,
Кант. Т.е., энергия преодоления и устремления в завтра тысячекратно эффективней любого кнута болезненной травмы.
В то же время, огромный мир индивидуальных судеб людей никак
не может быть представлен в виде обезличенной, «экзистенциальной» массы. Подобного упрощения никогда не позволили бы себе
Шекспир, Диккенс, Бальзак, Толстой, Достоевский и другие глубокие
знатоки человеческих душ. А Хайдеггеру при написании труда «Бытие и время» было не двадцать, а уже около сорока лет.
Вместо подхватывания да дальнейшего развития философской и
художественной традиций, Хайдеггер создаёт какой-то новояз. В тексте книги – немыслимое нагромождение дефисов, разделяющих корни от приставок и слова от предлогов. Всё это дополняется огромным количеством закавыченных слов. Собственный набор значений
преобразуется автором в вид новоязовского бормотания, самозаговора, самогипноза. В то же время, обнаруживается полное недоверие возможностям естественного языка. Гибкость, ясность, сочность
и точность языка заменяется напускной многозначительностью. Ну, а
самое поразительное то, что из всех возможных проявлений Бытия,
Хайдеггер выбрал наиболее ничтожное – сферу словесных знаков,
по сути – тень тени Бытия. Причём, он остался верен данному выбору на протяжении всей деятельной жизни.
Итог прозрачен и прост: хотя термин «сущее» повторяется у
Хайдеггера многие сотни раз, охват подлинного Бытия в его трудах
практически отсутствует, и возможное проникновение в глубинную
суть Бытия ничуть не становится ближе.
1.3.-3.3. Тени Бытия
«Бытие и ничто» Сартра словесно подразумевает познание крайних полюсов Мироздания. Внешне – животрепещущая тема для рвущейся вперёд науки и для серьёзно постигающей Мироздание философии. И вновь предполагаемое исследование мощнейших сфер
Мироздания неожиданно оказывается, подобно косвенному спору
Гуссерля, и Хайдеггера с психологией, теперь уже прямым противостоянием психоанализу З.Фрейда. Иначе говоря, намёк на штурм пограничных состояний Мироздания заменяется, на поверку, лишь вариантом психологии человека.
В отличие от Фрейда Сартр именует свой метод «экзистенциальным психоанализом». Т.е. добавляет к теории Фрейда, видимо, нечто
53
новое. А далее, почти в соответствии с философской традицией, заявляет: «принципом этого психоанализа является то, что человек
есть целостность, а не набор» каких-то отдельных свойств или качеств (Сартр: 572). Но вдумчивый читатель, наверно, уже заметил,
что многие известные мыслители естественнонаучного, художественного и поверхностно-философского толка страдают потрясающей непоследовательностью. Им ничего не стоит в одном место работы высказать какую-то одну идею, а в другом месте выдвинуть
прямо ей противоположную. Знаменит подобным приёмом У.Джеймс,
обосновав свою точку зрения как бы философским понятием «прагматизм». Хотя реально такой стиль мышления именуется эклектикой – соединением несовместимого. Особенность данного стиля проявилась и у Сартра.
Итак, резонно провозгласив, что человека он берётся рассматривать как целостность, Сартр неожиданно продолжает: «следовательно, он полностью выражается в самом незначительном и в самом поверхностном из своих поступков» (328. 572). Ранее Фрейд тоже ввёл
принцип «оговорочек», считая, что человек в случайно обронённых
словах высказывает главное. Такое действительно случается. Но
крайне редко. Два очень наблюдательных человека, в связи с этим
утверждали обратное: «Язык дан человеку для того, чтобы скрывать
свои мысли» (Талейран, Вольтер: 144. 730). Потому оговорившись
однажды, человек этой оплошности более не совершает. Следовательно, с философской позиции, при целостном изучении личности,
стратегически неверна основная мысль Сартра: будто личность полностью «открывается в чувстве, в привычке, в любом человеческом
действии» (238. 572). Они – поверхностны, а не сущностны. Поскольку целостность личности раскрывается через богатство сущностных
её проявлений.
Меж тем, Сартр, берясь спорить с Фрейдом на словах, некритично,
как и Хайдеггер, впитывает в свою теорию его спорные идеи:
«Фрейд предупреждает о сопротивлениях, когда в конце первого периода врач приближается к истине», - не особо задумываясь, повторяет Сартре или иные положения Фрейда (238. 86). Хотя фактически
пациент не просто сопротивляется, но внутренне восстаёт против
любых прикосновений к ранее полученной им психической травме. И
психиатру, если бы Сартр вспомнил о Юнге, потребовалась бы
именно окрыляющая, а не многократно травмирующая форма лечения.
Одновременно, Сартр, видимо, следуя принципу научности Фрейда, не хочет увязывать свои изыскания со средоточием сокровенного
в человеке – его душой. Он стремится расшифровывать именно «эм54
пирические поступки человека». Но как бы ни мечтал Сартр, концентрируясь на внешних проявлениях личности, «полностью ответить на
открытия, которые каждый из поступков содержит, и зафиксировать
их концептуально» (238. 572), сделать это невозможно. Ведь, в ключе
идей Сартра никаким способом не объяснить решительную смену
человеческих чувств, отказ от тех или иных привычек, неожиданную
смену поступков человека. Кроме того, каждый поступок скрывает в
себе ту или иную сложную гамму подтекстов и контекстов, причём, в
своей композиционно-динамической связности. Потому статика анализа отдельных качеств личности, надеющаяся из мелочей собрать
общее, практически беспомощна. А целостное постижение того или
иного человека связано, прежде всего, с комплексным изучением
глубинных состояний его души, причём, таких, которые развёрнуты в
линию человеческой жизни, его судьбу.
Переходя к терминам психологии, - тревога, страх и т.п. (238. 68), Сартр не погружается в композицию событий, содержащую глубинную логику развития, но следует случайным примерам, которые становятся внешними иллюстрациями как бы взаимоотношения категорий. Все его подобные положения постулируются, и тут же, как бы
доказываются. Однако происходит это отрывочно, фрагментарно,
поверхностно. В итоге, предлагаемые Сартром посылки – совершенно беспредпосылочны со стороны общечеловеческого Бытия.
Сартр игнорирует, кроме того, родство и глубинное воссоздание
позиций других мыслителей. Психолого-логическое переосмысление
понятий, категорий, имён (философов и вымышленных лиц) закручено им опять вокруг авторского «Я» (238.257), причём, ради полного
ему услужения. Весь круг идей подан Сартром в границах: «для себя», «в себе», «для другого». Анализ этих отношений на уровне желанно предполагаемых глубинных структур, на деле очень незамысловат, хотя терминологически искусственно усложнён. Текст произведения Сартра невероятно многословен. Читая его книгу, невольно
вспоминаешь фразу Сенеки: «Грамматик Дидим написал 4 000 книг.
Я пожалел бы и того, кто прочёл столько лишнего». В конце концов,
от заявленной темы исследования крайних полюсов Мироздания
(Бытия и Ничто) остаются лишь блеклые тени.
Способы изучения пограничных состояний Бытия обнаруживаются,
вроде бы, в книге «К основоположению онтологии» Н.Гартмана. Её
автор словно возлагает на себя миссию создания учебника по теории
освоения проблем бытия. Он совершенно справедливо отмечает:
«во всех этих начинаниях, куда я ни взгляну, грядущая онтология
лишь провозглашается, но нигде не предпринимается попытка действительно осуществить её саму» (Гартман: 64).
55
А далее, по мере погружения в его версию изучения Бытия, разум
читателя испытывает состояние лёгкого шока. Необъятное Мироздание: Вселенная материальная и потусторонняя, жизнь человечества
в ней и её связь со Всевышним, наконец, многосторонняя сущность
человека – все эти грани и стороны фактического, а не виртуального
исследования, заменены цепочками категорий и терминов. Вся обещанная грядущая онтология превращается у Гартмана в спецификацию, дифференциацию и интеграцию категорий, исключительно их.
Текст устанавливает только и только связки, зависимости, различия,
противоположения между терминами и категориями чисто виртуального конгломерата.
Сам Гартман, меж тем, предстаёт в виде как бы верховного арбитра над многоликой мировой Софией. Ценнейшие высказывания и
рассуждения мудрецов о Бытии, а также сложные сопоставления откровений мудрецов между собой – исчезают. Остаётся лишь повелевающий монолог категорийного неопророка. При всём при этом, сознание Гартмана не воспаряет, не погружается, не устремляется в
бесконечность и вечность реального, а не словесного бытия. Тем самым, создаваемые им понятия и категории затягивают непроходимой
сетью, отгораживают любое познающее «Я» от Бытия, от его фундаментальных свойств. Реальное Бытие исчезает, не появившись.
Сознание любого исследователя Бытия просто немеет ещё перед
одним фактом. Изначальный текст данной книги написан Гартманом
в 1934 г., т.е. после ужасов первой мировой войны. Переработанный
текст – после великих трагедий второй мировой войны. Но бытийный
дух испепеляющего пожара двух войн никак не коснулся сознания
автора. Его авторское «Я» ничуть не перенаправилось в сторону
разгадки причин самого страшного облика Бытия в перекорёженной
человеческой галактике. Однако боязнь мыслителя утратить чистоту
и суверенность философского уровня – безусловно, мнимую – оказывается самоубийственной для философской мысли, стремящейся
познавать действительные причины любых состояний Бытия. В итоге, вместо исследования мощнейшего спектра проявлений Бытия,
наш вдумчивый автор посвятил текст своего трактата логике понимания пустого места, ещё одной блеклой тени, именуемой Бытием.
1.3.-3.4. Перетряхивание теней
Люди, пишущие от лица философии в ХХ веке, по разным причинам отвернулись от целостного познания Бытия. Задача создания
философско-трансцендентальной топологии, предопределённая
Кантом в виде высшего долга подлинных исследователей Бытия,
56
даже не пробилась в сознание философствующих писателей ХХ века. Лишь в редких высказываниях проблёскивает лёгкий намёк прикосновения к данной проблеме.
Усмотрев, скажем, стремление Канта охватить целостным исследованием широкое поле развития науки, один такой автор затрагивает важнейшую проблему осмысления философской целостности. И
уже в этом ответственном пункте вдумчивый автор образует существенный водораздел между способом конструирования целостности
из элементов и конституирования её из существенных выводов различных теорий. Кант, в связи с этим, получает от нашего автора несправедливый упрёк, будто бы он конструировал целостность из
элементов (Гайденко: 56. 257). Однако Кант, создатель трансцедентального метода познания и философского априоризма, никак не мог
опуститься до случайностей эмпирии.
Проблема в том, что критикующий Канта автор оставил вне поля
зрения его заочную полемику с Гегелем. Как и все мыслители послегегелевской эпохи, наш автор безоговорочно встал на точку зрения
Гегеля. И, видимо, оставаясь под магией вовсе не расшифрованной
онтологии Гегеля, наш автор как бы обязывает Канта уступить завоёванные философские рубежи его оппоненту: «спекулятивное мышление требовало не разлагать целостность на её элементы, …а с
самого начала постигать её как целостность» (56. 257).
Жёсткое предписание нашего автора как бы приказывает Канту
безоглядно принять позицию тождества мышления и бытия: мыслить
целостность «можно только при том условии, если мыслящий субъект и мыслимый им объект представляют собой одно и то же» (там
же). Однако само это тождество фактически никем, никогда не было
доказано. Лейбницем оно определено лишь как возможная предпосылка познания, как философская гипотеза. Кант всей своей философией обосновал именно гипотетичность такого тождества. Потому
очень странно, когда кто-то, реально опираясь лишь на гипотетическую данность этого тождества, начинает выступать в роли догматического судии, как если бы тождество бытия и мышления было уже
доказано.
Современные философы прямо-таки возлюбили идею тождества
мышления и бытия, полностью забыв о потребности её обоснования.
Видимо, утратив саму способность восприятия колоссальной сложности целостного постижения Мироздания, нынешние философы, как
бы в состоянии транса, начинают вещать уже от имени бытия: «Бытие, трансцендируя время, трансцендирует собственное мышление
и, в конечном счёте, собственное сознание… Бытие есть мысль бытия о себе самом» (Раскин: 15). Хотя кроме пустопорожних тавтоло57
гий такое вещание ничего путного породить не может: «Бытие есть.
Бытие дано бытию. Бытие создаёт себя собственным мышлением,
создаёт себя в самопреодолении, частным проявлением которого
является преодоление им собственного мышления (Раскин: 37). В
итоге, данный вид постижения громады Бытия равносилен полнейшему отупению воспринимающего его сознания.
Доверившись маске мышления, сокрывшей от самих знатоков великий облик Бытия, современные философы безоглядно положились
также на мудрствования Хайдеггера. Вспоминая между прочими терминами термин «трансцендентальность», кто-то, к примеру, размышления Хайдеггера готов трактовать как трансцендентальную философию. Речь у Хайдеггера идёт, мол, «всё же о всеобщих условиях,
при которых возможно экзистирование, и о его способности задавать
смысл и раскрывать бытие» (Брюнинг: 44. 97). Кант горько улыбнулся
бы, читая такие хвалебные строки, поскольку ни философскотрансцендентального метода, ни тем более раскрытия сущности реальных сторон и граней Бытия у Хайдеггера просто нет.
Пишущий знаток о предостерегающих жестах Канта, видимо, даже
не помнит. Он безмятежно доверяет свой ум течению мыслей
Хайдеггера. Первый шаг, мол, у него – «признание абсурдности,
бесформенности и бессмысленности сущего, которое поэтому нуждается в придании ему порядка и в задании смысла» (44. 97). Однако
абсурдность Мироздания – колоссальная и неразгаданная проблема.
Признавать абсурдность Бытия догматически – значит, ставить на
Мироздании клеймо, и само это клеймо будет уже тормозом для
мысли, подлинно постигающей Бытие.
«Второй шаг, - продолжает вторящий Хайдеггеру теоретик, - выделение из всего сущего человека, рассматриваемого вначале в своём
наличном бытии как нечто, тоже лишённое смысла, который можно
было бы обнаружить» (там же). А тут Хайдеггер невольно ставит
крепкую подножку своим опрометчивым последователям. Ведь, на
этом этапе своих утверждений Хайдеггер фактически перечёркивает
все предшествующие достижения науки и философии, в коих познавалось задолго ранее до него и познаётся ныне сущность появления
человека в Мироздании. И вправду, как можно начинать обнаруживать то, что уже давно и настойчиво осознаётся в течение тысячелетий?
Вообще-то, Хайдеггер в книге «Бытие и время», по всей видимости, берётся учить малоопытное сознание, делающее первые шаги в
философии. Так в школе подростков приучают заново рассматривать, к примеру, лист или куст, которые в жизни они видели тысячи
раз. Но данный опытный последователь мэтра, видимо, не осознав
58
возможного авторского приёма Хайдеггера, торжественно готов изучать его учебный вариант как зрелую философию.
Значительная группа последователей восторгается языком, коим
написано «Бытие и время». Рассматриваемый знаток, как один из
них, благодушно считает, что «решающим источником постижения
бытия для Хайдеггера выступает язык» (Брюнинг: 101). И доходит,
порой, до абсурда: «человек не является языкотворцем, мастером,
создающим язык. Наоборот, язык выступает поистине господином
человека». Оказывается, согласно этому мнению, Бытие именно через язык обращается к человеку и «человек должен подчиняться
языку, слушать его указания» (там же).
Скажу откровенно: фантазии данному мыслителю не занимать. А
хотелось бы, чтоб он вспомнил об опытах лингвистики, филологии и
поэзии, многогранно и блестяще освоивших возможности языка и речи. Любой подлинный мастер слова несказанно удивится, когда его
нарекут слугою языка. А с другой стороны, само Бытие – некое вместилище тайных сил – вторгается в сознание человека отнюдь не
языковыми формами.
Учтём и то, что весьма размытые идеи Хайдеггера воспринимают
часто прямо противоположным образом. В противовес идее господства языка над человеком, другой специалист пишет: «именно воззвав к голосу бытия, Хайдеггер напоминает, что этот голос безмолвен, бессловесен, беззвучен» (Деррида: 139). А третий автор, также
как и первый, назвав язык «свирепым хозяином», настаивает на том,
что «он подлежит преодолению» (Марков: 202. 242). У четвёртого, на
место вероятностного тождества бытия и мышления ставится, под
влиянием Хайдеггера, прямо-таки фантастическое тождество бытия
с языком: «язык приобретает в герменевтике онтологический статус;
язык уже не только объект и средство исследования, язык тождествен миру» (Молчанов: 185. 66). В подобных филиппиках по отношению к языку совершенно забывается немыслимая громада Бытия
и стремящаяся разгадать его тайны мудрость.
Страннее странного то, что ныне ситуация с отношением к философии Хайдеггера не проясняется. Множатся последователи последователей размытых рассуждений как бы великого знатока онтологии
ХХ века: «герменевтический подход Хайдеггера к текстам и терминам даёт новые и плодотворные результаты» для «перевода на другой «язык» собственных высказываний Декарта…» (Микешина: 182.
141). В уточнениях, переводах, перепевах подобного толка мудрость,
расшифровывающая тайны реального Бытия, устраняется вовсе.
Остаются лишь сами эти уточнения, переводы, перепевы: «стремясь,
как и Хайдеггер, дать слово языку как языку, и, опираясь на идеи
59
Гумбольдта, Гадамер размышляет о том, что язык для человека не
простая. «оснастка». И, как кажется последователям последователей, именно на языке «основано и в нем выражается то, что есть
мир» (182. 488).
Как бы ни были громогласны подобные утверждения, у думающих
мыслителей перед познающим взором было и остаётся громадное,
пока ещё не разгаданное Бытие. Шторы и шоры, мешающие его познанию, будучи опознанными, безоговорочно отодвигаются в сторону. Остаётся лишь сам путь труднейшего, но чёткого и целенаправленного познания Бытия.
60
2. ТРУДНОСТИ ОСМЫСЛЕНИЯ
2.1. ПУТЬ ТЕРЗАНИЙ
Следы Бытия
Поиски путей познания Бытия у наиболее известных представителей философии ХХ века ни к чему не привели. Полноценное понимание сущего не может удовлетвориться поверхностными описаниями
его истоков в сфере абстрактного духа, феноменологии, теории экзистенции и языка. Ведь сущность, обнаруживающая тайны Бытия,
ищет его истоки там, где «есть некоторое начало и причина» (Аристотель: 14. 220). Действительно, в поисках сущности, открывающей
глубочайшие бытийные тайны, «совершенно необходимо приобрести
знание о первых причинах» (14. 70). Или, по крайней мере, стараться максимально приближаться к ним.
Среди значимых свойств Бытия наиболее часто упоминается его
вечность: «бытие не возникло, не подвержено гибели» (Парменид:
202. 10); «всё истинно сущее существует… или в вечности, или причастно вечности» (Прокл: 12. Фр. 88). Из этих первых определений
Бытия, хотя и гипотетических, возникает немаловажный критерий:
нечто может претендовать на соответствие Бытию, если в нём просматривается причастность вечности. Философия заменяет эту причастность понятием онтологической всеобщности. Отсюда рождается
существенное следствие: если кем-то какое-то нечто (феноменальное сознание, экзистенция, язык) тяготеет к признакам бытия, это нечто должно, прежде всего, выдержать проверку на соответствие его
предполагаемой вечности (онтологической всеобщности). Если же
причастность к вечности у данного нечто не обнаруживается, то в
своих притязаниях на открытие нового свойства Бытия нужно быть
скромнее.
Будучи предполагаемо вечным, Бытие характеризуется величайшим многообразием. Эта очевидная данность для какого-то сознания, познающего Бытие, нередко забывается. И тогда, провозглашая
в своём сочинении цель направленного познавания Бытия, такой автор отщипывает от атмосферы Бытия долю его миражного свойства.
Хотя тот, кто более серьёзно стремится понять многообразные свойства Бытия, пытается, прежде всего, выделить из его многообразия
основные сферы предполагаемых свойств Бытия, а затем поэтапно
исследует его частности.
Например, когда Вольф занялся изучением целостного Бытия, он
зафиксировал, прежде всего, само своё намерение, назвав его «он61
тологией». В этом общем нечто Вольф обозначил сферу материальной вселенной – «космологию». В материальной вселенной он выделил сферу, обусловленную бытием Всевышнего – «теологию». Наконец, особой сферой изучения для Вольфа явился человек. Но он, как
исследователь, предпочёл иметь дело, прежде всего, с человеческой
душой (202. 134). В данных, весьма масштабных сферах изучения
Бытия представление Вольфа обрело, хотя и предварительные, но
вполне осязаемые контуры. Отсюда ещё один вывод: если кто-от берётся исследовать Бытие, читатели вправе ожидать выделения
наиболее существенных сфер из великого многообразия Бытия.
Ныне сферы Бытия как таковые, а также их тесная связь между
собой, философией фактически забыты. Вместо этого имеющимися
способами исследованием Бытия занимается Наука. К ней мы и обратим свои надежды с целью обнаружения сфер Бытия и проникновения в его свойства.
2.1.-1. Раздвоившаяся математика
2.1.-1.1. Два пути
Среди отраслей науки особо значима математика. Ей ныне отводится роль строгого экзаменатора достоверности опытных данных, а
также стратегического партнёра в ходе любого научного прогноза.
Потому очень хочется верить в максимальные возможности математики при расшифровке ею тайн Бытия.
Действительно, математика с давних времён уточняла представления о разнице времён года, чередовании месяцев, недель, дней,
часов. Знания эти требовались широкому кругу дел, а особенно –
земледелию и мореплаванию (Платон: 210. 527d). Ведь, интуитивные расчёты людей часто приводят к непоследовательным и близоруким решениям. Потому, входя в сложные процессы, нелепо и
опасно пренебрегать числами (Бернстайн: 356). Физика микромира,
астрономия, космонавтика ощущают необходимость в математических расчётах как животрепещущую норму своих поисков. Философия, действуя в союзе с наукой, осознаёт беспочвенность исследования Беспредельного самого по себе. Она вынуждена, как и наука,
обнаруживать те или иные предметные множества, чтобы они, в конце концов, соответствовали свойствам предполагаемого Беспредельного. Лишь через их совокупное определение можно создавать
представление о великом Едином (Платон: 210. 18b).
Понятно, что развитие математики постепенно отдаляло её от мира вещей, поскольку её всё больше интересовали «длины, площади,
62
объёмы и целые числа» (Евклид: 133. 120). И столь же понятно, что
данное отдаление позволяло математике точней обнаруживать разновидности, устанавливать пропорции, соотносить их между собою,
приводя к согласию и соразмерности (Платон: 210. 25с). И ныне,
«чтобы запомнить стандартным способом картину на экране компьютера, нужно более одного мегабайта информации. Но если выделить
подобные элементы с помощью методов фрактальной геометрии,
достаточно одного килобайта» (Капица: 120. 58). А тогда гигантский
объем информации, поступающий от сейсмических станций, спутников, метеостанций можно «эффективно хранить, перерабатывать,
передавать и анализировать» (120. 58-59).
Вследствие потребности максимального абстрагирования от мира
вещей, математика всё настойчивей минимизировала свои объекты.
Люди, обычно, имеют дело с событиями, а математике важна точка –
как то, что не имеет частей. Или линия – как направленное движение
точек (Евклид: 133. 120). И в этом внимании к минимальным величинам, которые при их преобразовании становятся самыми сложными
масштабами, математика по праву превосходит все иные дисциплины. Например, в 1800 г. итальянский астроном открыл маленькую
планету Цереру. Но важно не просто увидеть объект Вселенной, а
суметь точно предопределить его возможные перемещения. И Гаусс
в результате многочисленных вычислений «нашёл очень точное решение, дающее возможность предсказывать местонахождение Цереры в любой момент» (32. 157).
Союз математики с астрономией и физикой позволил ей просвечивать лучом своих вычислений свойства самых разных объектов
физического мира. Этот луч точно охарактеризовал свойства плотности и сжатия жидкостей в гидростатике (Ньютон: 200. 377). Он без
труда описал характеристики сопротивления брошенных тел (200.
422). Ему, что очень важно, поддались великие силы притяжения,
ныне пока властвующие во Вселенной. Так, луч вычислений отлично
справился с характеристиками движения планет под действием сил
притяжения со стороны средних, крупных и огромных звёзд (200.
280).
Союз математики с астрономией и физикой позволил ей максимально расширить и уточнить свой инструментарий, в котором появились «производная как скорость, интеграл как работа силы, поток
векторного поля как поток жидкости и т.п.» (А.Суханов: 175. 260).
Этот развившийся инструментарий усовершенствовался настолько,
что во многих случаях был способен предвосхищать теоретический
анализ самой физической структуры мира (Перминов: 175. 122).
63
Вот тут-то и обозначились два пути, по которым начала развиваться единая ранее математика. А именно, если стратегический союз
математики с астрономией и физикой продолжает столь же успешно
развиваться, то параллельно с ним разрослась колоссальная теоретическая надстройка, конструктивно-опытное основание которой уже
существенно затемняется или стирается вовсе (Рассел: 224. 43).
Этот народившийся путь математики становится ныне заметной проблемой при изучении важнейших свойств Бытия, а потому нуждается
в более внимательном к нему отношении.
2.1.-1.2. Виртуальное вознесение
Итак, в математике оформилось два пути: адаптивный к опыту и
виртуально-проективный. Второй путь для самих математиков начал
постепенно восприниматься как единственный. Обусловлено это, с
одной стороны, собственным усложнением математики, а с другой –
худым пониманием философии Канта и слепым следованием Гегелевой онтологии духа.
Математикам помогли также кое-какие философы. У одного из них,
упрощённо восприявшего философию Канта, математической деятельности предлагается вначале определить ракурс анализа «со
стороны объекта или субъекта, со стороны мира или деятельности
познающего «я» (Кассирер: 125. 89). Далее философский комментатор математической теории без особых раздумий принимает позицию познающего «Я», и тогда, скажем, актуально бесконечное становится «исключительно психологическим синтезом самого акта счисления» (125. 90). Хотя, если следовать Канту, любая реальность в
математической деятельности должна рассматриваться, в конце
концов, именно с двух точек зрения: виртуально-проективной и адаптивной к опыту, причём, в их синтезе, а не отдельно.
Наш комментатор отдал предпочтение сугубо виртуальнопроективной позиции. Учитывая логику собственно математического
творчества, его увлечение в какой-то степени понятно и оправдано. В
его рассуждениях отчасти верно принимается в расчёт чистая виртуальность математически-поискового действия: «интегрирование
уравнения обозначает лишь синтез этих безадресных характеристик,
направленных в одно связное образование» (Кассирер: 103). Однако
в математике, при полном доминировании виртуально-проективной
деятельности, возникает колоссальная теоретическая надстройка
(Рассел: 224. 43).
Наш философский комментатор также обращает внимание на это
обстоятельство. Он фиксирует структуру произошедшей трансфор64
мации. В данной структуре всё бесконечное многообразие натуральных чисел становится «исходным пунктом для новой конструктивной
постройки». Выше её возрастает перечень уровней, гораздо более
сложных по своему составу. Эту иерархию уровней комментатор
считает структурно вполне естественным способом интеграции или
синтеза всего нижележащего содержания. Соответственно, «новые
числовые образования - отрицательные, иррациональные и трансфинитные числа - присоединяются к числовой структуре» из процесса постоянного совершенствования математического творчества
(125. 92-93).
Правда, в описаниях роста математической пирамиды есть важнейший нюанс. Наш комментатор трактует его так, будто верхняя
часть пирамиды исчислений присоединяется к числовой структуре не
извне, но полностью вырастает изнутри. В основе описанного роста
находится исключительно априорная способность математического
творчества, совершенно порвавшего с процессом реального познавания Бытия. Т.е. наш комментатор, оттолкнувшись от нижних, опытно адаптированных уровней исчислений, очень быстро забывает о
них: «мы начинаем видеть в числах выражения чистых отношений,
которыми регулируются взаимоотношения в конструктивно созданном ряду» (Кассирер: 79). И тогда ему уже приятно воспринимать всю
математику в виде совершенно чистого творчества. Такому способу
своего в восприятия он придаёт именно конститутивный вид, собираясь с вершины данной чистоты регулировать «взаимоотношения в
конструктивно созданном ряду».
В этом действии просматривается желание привить математическому творчеству один из принципов «Критики чистого разума» Канта
– принцип априоризма. Однако Кант создал не отдельный принцип, а
философско-трансцендентальный метод, позволяющий создавать
систему философского познания Бытия. Внутри возникающей системы зона чистого сознания предназначена для преимущественно целостного взгляда на мир и на науку, дабы помогать её теоретическому и практическому развитию. В мотивах нашего комментатора просматривается иное – стремление утвердить в математике только
принцип априоризма. Такое стремление не просто спорно, но ложно,
поскольку вместо огромной системы познания остаётся лишь крайне
узкая область интуитивно-абстрактных усмотрений.
Понятно, что в данной узкой области интуиции «метафизические
проблемы об актуально бесконечном отступают совершенно на задний план» (Кассирер: 89). Действительно, актуально бесконечное в
момент отвлечённого творчества может остаться на некоторое время
в стороне. Но совершенно отступить на задний план оно не может
65
никогда. Вопрос об актуально бесконечном совсем не праздный. Он
заставляет науку всей её энергией искать возможные пределы Бытия: за границами галактик, Вселенной и далее.
У комментатора утвердилось только превознесение виртуальности. Можно и нужно согласиться с тем, что математическое творчество имеет дело «с отношениями между гипотетическими образами».
Но очень поспешно причислять выводы такого творческого процесса
к «дедуктивной достоверности математических положений» (Кассирер: 24). Достоверность их была и долгое время способна оставаться
только гипотетической, а впоследствии может быть вовсе опровергнута.
В философском комментарии утвердилось иное: «Методическое
преимущество всех этих приёмов заключается именно в том, что исчисление здесь достигает полной свободы и самостоятельности»
(Кассирер: 130), Но вряд ли следует в превознесении свободы математического творчества полностью забывать о служении математики развивающейся науке. Свобода ради свободы – большое искушение, однако бытие человечества в практически неизвестной Вселенной одной свободой самоопределиться не сможет никак.
Отдельным группам математиков и математически мыслящих философов приглянулась именно свобода ради свободы. Теперь уже
для кого-то из них «вне человеческого разума математика не существует» (Брауэр: 133. 271). Кто-то берёт на себя право настаивать на
как бы непосредственной связи законов математики со структурой
чисто интеллектуальных категорий. Тут же возникает ссылка на Гегеля, который считал категории «формами бытия вещей» (Перминов:
175. 69). Порой, в таких обоснованиях рождаются казусы. Чистую математику, возжелавшую существовать без всякой привязки к практике, относимую при этом к безукоризненной логике, берутся применять к очень практичным дисциплинам: биологии, социологии, истории, экономике (Бондаренко: 32). Т.е., жажда абсолютной свободы
время от времени уступает место жажде верховного вторжения в
сложнейшие конкретно-познавательные процессы. Но если у приверженцев абсолютной чистоты математики остаётся оглядка на
очень конкретное познание, возникает потребность уточнить суть
этих противоречивых стремлений.
2.1.-1.3. Врождённость идей
В превознесении чистой математики один из её аргументов –
представление о врождённых идеях. Генетической основой математики считается, в этом случае, аподиктическая очевидность, пред66
ставляющая собою доказательность и убедительность математических идей самих по себе, безотносительно к дополнительным обоснованиям (Перминов: 203. 27). Наблюдатели давно обратили внимание на то, что одерживать победы математике «позволяла какая-то
скрытая и даже таинственная сила» (133. 200). Иногда начинало казаться, будто сама природа как бы подстраивается «под придуманную человеком математику» (Клайн: 132. 150).
Потому кое-какие математики сочли фундаментальным условием
постижения виртуальных событий в ней – интуитивность, даже
сверхъестественность. Такова, например, интуитивность при восприятии числовой последовательности. Скажем, сущность двойки, или
начала чередования, связывается обычно с ходом времени. Но вернее, считают радетели чистоты, абстрагироваться от частных удвоений, утроений и т.д., именуя их пустой формой. Главное, мол, положиться на исходно интуитивное возникновение идей математики
(Брауэр: 133. 272). И тогда интуитивно ясными могут предстать также
сложение, умножение и математическая индукция.
Любым критикам доопытной сущности математики тотчас указывают «на факт устойчивости математических теорий и их повседневной приложимости» к реальному миру (Перминов: 175. 122). Если бы,
нас убеждают, принципы математических объектов определялись
произвольно, в связи с субъективными фантазиями их авторов, тогда
высочайшая убедительность математических расчётов была бы совершенно непонятной и не понятой. Особенно поражает, мол, в данной аргументации «непостижимая эффективность математики в физике». Эту непостижимость устойчиво связывают с «глубинной корреляцией математических и физических структур, которая не объясняется в рамках логической необходимости» (там же).
Способы обоснования доопытной, сверхъестественной природы
математической интуиции часто приводят к теории Лейбница о предустановленной гармонии, и потому нам любопытно узнать его собственное мнение по данному вопросу.
На первый взгляд, Лейбниц всегда был и оставался «сторонником
учения о врождённой идее Бога и других врождённых идей», которые
никак нельзя получить из опыта. Порой, он сам признавался, «что
все мысли и действия нашей души вытекают из её собственной сущности и не могут ей быть сообщены чувствами» (157. 76). Правда,
подобные суждения у Лейбница редки, а более часто его интересует
природа необходимых истин в чистой математике, дабы они покоились «на принципах, доказательство которых не зависит от примеров» (Лейбниц: 157. 76). Т.е. Лейбниц занимается отысканием собственно творческого пути в математической деятельности, и в этом
67
основной пафос его поисков. А идея врождённости идей оказывается
у него некоторым уточнением природы математического творчества.
В математическом творчестве, как он считает, «актуальное знание
не врождено, но врождено потенциальное знание» (Лейбниц: 157.
88). Потенциальность врождённых идей – его стратегическая позиция, если приглядеться ко всей совокупности рассуждений Лейбница
на этот счёт. Например, он очень внимательно относится к рассказу
о мальчике 2-3-х лет, который без всякого понимания складывал и
умножал в уме большие цифры. То же самое наблюдали миллионы
зрителей 1-го канала телевидения РФ на передаче «Минута славы» в
2009 г. Тогда мальчик 3-4-х лет совершенно без усилий, как бы даже
помимо интеллектуального раздумья, складывал, вычитал, умножал,
делил трёхзначные цифры.
Данному феномену иногда предлагают объяснения, аналогичные
тем, что приводил Лейбниц: «сознание, с которым рождается дитя,
есть лишь часть вечно присутствующего, всеобщего, божественного
сознания, которое поселяется в новой душе» (Фехнер: 9. 41). Опыты
сложных творческих действий, проявляющихся в раннем возрасте,
известны и в музыке, и в поэзии. Потому идея задатков во многих
юных душах, обладающих сверхъестественной природой, вполне заслуживает уважения.
Но если сверхъестественные прозрения достаточно распространены в детстве, почему им хоть в какой-от форме ни обозначиться в
зрелом творчестве? Именно на некотором проявлении врождённых
идей в зрелом творчестве и делает акцент Лейбниц: «врождённое
ещё не значит сразу ясно и отчётливо познанное; чтобы осознать
его, нужно часто много внимания и методичности (157. 98). Т.е. частичное прозрение нередко возможно. Оно и происходит в минуты
вдохновения во многих видах творчества. Вполне уместно допустить,
вслед за Лейбницем, что в такие мгновения нашей душе даруются
верные знаки из сверхъестественной реальности. Однако очень важно понимать: прозрения эти фрагментарны, рождаются иногда в сновидении, само их последующее осознание требует многократных
проверок их достоверности.
В этой связи можно уточнить представление о чистоте математике. Она обусловлена двумя факторами: возникновением неожиданных, сверхъестественных идей в сознании, с одной стороны, и внеопытным обдумыванием принципов математики – с другой.
Сверхъестественное возникновение идеи в сознании не изначально и не окончательно. Многие раздумья психологов о природе творческого прозрения приводят к выводу: прозрение очень часто обусловлено сильнейшим предваряющим напряжением сознания. Т.е.
68
чистая, сверхъестественная идея даётся как бы в заслугу за предваряющие труды. Процесс её осмысления и апробации всеми формами, включая опытные, также зависит от трудов. Следовательно, пестуемая математиками-интуитивистами чистота сверхъестественного
откровения может пониматься лишь очень узко – как мгновенный акт
прозрения. – Это с одной стороны.
Что до мысли о внеопытном обдумывании принципов математики,
то и этот процесс, будучи существенным, всё же, очень относителен.
Даже великая чистота мышления, следуя выводам «Критики чистого
разума», связана лишь с периодом осмысления самого соотношения
сфер и областей познания. Этому периоду чистоты предшествует
колоссальной сложности работа разума по фактическому, а не виртуальному синтезу содержания каждой области познания, а после –
их сфер. Такой же сложности работа разума продолжается после зоны чистого осмысления самого соотношения сфер и областей познающей деятельности. Следовательно, и в случае внеопытного познавания идей, зона чистого разума бывает именно промежуточной.
Она возникает в процессе последовательного, через значимые этапы
времени осуществляющегося познавания Бытия, столь же ненадолго. – Это с другой стороны.
Таким образом, подлинно следуя Лейбницу, учитывая также главные выводы философии Канта, о факте врождённости идей, а также
о чистоте мышления, в том числе и математического, можно говорить в очень узких пределах. Не случайно, представителям совершенно чистой математики, «интуиционистам, по их же собственным
меркам, не удалось продвинуться в осуществлении своей программы
перестройки классической математики» (Клайн: 133. 278).
2.1.-1.4. Априористические грёзы
Математикам, в связи с желанием чистоты исчислений, невероятно пришёлся по вкусу кантовский априоризм. Хвалы ему и подстраивания под его суть в обоснованиях природы математики почти повсеместны. Распространённая трактовка сути априоризма звучит
примерно одинаково: «a priori в первую очередь означает, что нечто
дано нам не через опыт, а уже содержится в нас самих» (Xюбнер:
30). Т.е. обозначается явный намёк на врождённый (доопытный,
априорный) характер того или иного математического знания.
Оттенки на этот счёт возникают самые разные: кто-то ссылается
на человекомерность Вселенной, якобы онтологически зафиксированную И. Кантом. Хотя у Канта человекомерность относится лишь к
познающему опыту людей, причём, именно на планете Земля. Здесь
69
же, в отличие от Канта, полагаются «необходимые и в строжайшем
смысле всеобщие чистые априорные суждения» (Жданов: 59). Возникают они как бы из вселенской сущности человека.
Кто-то, ссылаясь на кантовский априоризм, заверяет, будто «математика как форма мышления сугубо идеальна и не имеет отношения к реальности самой по себе» (Перминов: 175. 57-58). Хотя сугубая идеальность математики проявляется лишь в краткие периоды
вдохновения. Заметна также попытка подкрепить задаваемую априорность законов математики их исходно категориальной основой.
Эта как бы доопытная категориальность обосновывается уже переводом стрелок от априоризма Канта к онтологии мышления Гегеля
(203. 57). Стоит, мол, воспользоваться обоснованием непротиворечивости, и оно становится достаточным для любых истинных оснований и методов в математике (Перминов: 203. 189).
В гонке за выгодами априоризма дрогнули даже физики. Им почему-то показалось, будто «современная физика превратила кантовское положение о возможности синтетических суждений априори из
метафизического – в практическое положение» (Гейзенберг: 45). Хотя у Канта синтетические суждения априори относятся к сфере
трансцендентальных обобщений гипотетического знания из разных
отраслей науки, религии, культуры. Потому они по сути своей не могут быть конкретно-практическими, поскольку направлены на имеющиеся стратегические выводы, а не на виды конкретных условий экспериментов.
Дружба с невнятно понятым априоризмом потянула за собой серию малоудачных следствий. Гильберт, например, принялся «спасать» классическую математику. Совершив как бы коренной пересмотр её содержания, он формализовал и выхолостил её природу.
Математика предстала теперь в виде «игры с формулами по определённым, раз и навсегда установленным правилам». (Вейль: 133.
280). Формалистическая, исключившая области опыта природа математики отразилась, в первую очередь, на математическом анализе, ядро которого составляет дифференциальное и интегральное исчисление. Математический анализ оказался в результате выстроен
«на не существующих логических основаниях арифметики и алгебры,
и на не вполне ясных основаниях евклидовой геометрии» (Клайн:
133. 151). Потому в математическом анализе доминирует акцент не
на фактическую истинность утверждений, а на их логическую, точнее,
операциональную, формальную непротиворечивость. Однако утверждения такого рода нередко грешат нестрогими доказательствами, в
них немало парадоксов и даже противоречий. Ведь, в силу заданного
70
априоризма, многие выводимые в математическом анализе результаты никак не подкреплены практически (133. 201).
Меж тем, философия Канта – не учебное пособие. Расшифровать
сущность её слёту ещё никому не удавалось. А сущность эта отрицает твёрдо онтологическую природу наших знаний. Скажем, если пойти за Гегелем и признать, что хотя бы одна сторона его онтологии
духа – нравственность – дана до опыта, является безусловной по
божественному повелению, тогда никаким способом не объяснишь
существующую массу безоговорочно безнравственных поступков.
Ведь, нравственными, если права онтологическая позиция, должны
быть исключительно все люди.
В отличие от поклонения многих последователей Гегеля безоговорочной онтологии духа, Кант сумел осмыслить громадную ограниченность даже лучших наших знаний о природе Бытия. Причём, его
утверждение ограниченности наших знаний распространилось не
только на современность, но и на обозримо развивающееся будущее. И поскольку человечество исследовало необъятное Мироздание пока лишь в ничтожной степени, Кант выдвинул важнейший
принцип вероятностной, а не онтологической природы наших знаний.
В этой связи и должен быть понят принцип априоризма: познание чего-либо apriori – значит познание «этого на основе одной только его
возможности» (Кант: 19. 59). Т.е., принцип априори Канта – доброе
предостережение для всякого заносчивого ума против попыток выдавать свои идеи за доопытные, безоговорочно чистые, неприкосновенные.
Когда, например, Гегель берётся толковать принцип кантовского
априоризма, он явно смещает в нём акцент в сторону онтологической
доопытности знания: «величайший Кеплер должен был a priori знать
эллипсы, кубы и квадраты и их отношения, прежде чем, исходя из
эмпирических данных, открыть свои бессмертные законы» (Гегель:
61. 113). Однако уже в мегалитических постройках древности эллипсы, кубы, квадраты и их отношения давно присутствовали в широком
земном опыте их осознания. Считать геометрические формы созданными из ничего очень и очень странно. Потому и последователям Гегеля неплохо бы понизить статус собственных притязаний. Никто,
ведь, не лишил нас чувства (свойства нашей души), посредством которого мы воспринимаем предметы вне нас, определяя их вид, величину и отношение друг к другу (Кант: 17. 129).
Когда математики поклоняются неведомой чистоте, они легко приходят к логически согласованным выводам. Но выводы эти возникают именно благодаря предварительному «соглашению относительно
основных аксиом. Если же теоремы математики прилагаются к отра71
жению реального мира, они уже не точны» (Эйнштейн: 83). Т.е. онтологическая чистота математики, на самом деле, сконструирована в
результате соглашения группы математиков на этот счёт, которое,
разумеется, очень условно, а иногда – ложно.
Вдумчивые исследователи природы безмятежной и вечной чистоты математики приходят к естественному выводу: «чем дальше продвигаемся мы в создании сложных математических теорий, тем более интуиция нам изменяет» (Клейн: 175. 28). Вывод этот связан с
искренним и истинным признанием: история неверно понятого математического «априоризма», «как программы обоснования и исследования математики, представляет собой регресс» (Барабашев: 175.
17). И действительно: ничем не объяснить «постоянно меняющиеся
стандарты доказательства…, расцвет, а затем забвение громадных
разделов математической мысли (теории конических сечений), признание одними математиками каких-то результатов и презрение к
ним же других математиков» (Бажанов: 175. 84).
Потому неплохо бы вернуть математике подлинный, кантовский
смысл априоризма познания – вероятностный. В этой связи, будет
полезным обуславливать сущность математики трёхсторонним её
применением. С одной стороны, математика, конечно же, развивается в тесном союзе с прямым опытом постижения конкретных явлений. С другой стороны, она временно покидает опыт, оставаясь
наедине с его крайними, противоречивыми выводами. В зоне осознания противоречий опыта математике действительно нужен чистый
воздух собственного вдохновения. Но данный этап не может быть
вечным и безупречным. И тогда, в третьих, совершенно необходим
этап синтеза, когда чистые выводы вдохновения переплавляются воедино и гармонично с выводами развивающегося опыта.
2.1.-1.5. Пирамидальные заторы
Кроме прочего, обнаруживается пирамидальное вознесение системы обоснований в математике, опирающееся как бы на недоказуемые предпосылки – аксиомы. Само количество аксиом, как считают
математики, должно быть совсем небольшим, видимо, ради того,
чтобы строгость исчислений и выводов была максимальной. Скажем,
в теоретико-множественном направлении математики известны «аксиомы Цермело-Френкеля: 1) два множества тождественны, если они
состоят из одних и тех же элементов. 2) Если х и у – множество, то
неупорядоченная пара (х, у) – тоже множество. 3) Объединение множества множеств, в свою очередь, есть множество. 4) Существуют
бесконечные множества и трансфинитные числа» (133. 295).
72
Сказать по правде, при проблеме исследования широчайших сторон и глубин Бытия, предложенный вид оснований математики кажется невероятно упрощённым. Само Бытие представляет собой
сложнейшее разнокачественное строение, но эта громадная разнокачественность в созданных аксиомах не учтена никак. Сочинённые
аксиомы похожи на попытки выдать тавтологичные утверждения за
теоретическую самоочевидность оснований математики. Но подлинная самоочевидность присуща лишь фактам тысячелетиями повторявшегося опыта, либо сверхъестественным откровениям.
Когда математика, стремящаяся обобщить и придать строгую
форму широчайшим выводам естествознания, сама опирается на совершенно условные предпосылки, её основание вовсе не представляется устойчивым и завершённым. Не удивительно поэтому, что в
теореме Левенгейма-Сколена указывается на существование гораздо большей гаммы интерпретаций для любой системы аксиом, чем
при её создании. Поскольку предложения, именуемые аксиомами, в
плане обоснования масштабного здания математики слишком уж
простоваты. Столь же справедливо в этой теореме подчёркивается,
что «математическую реальность невозможно однозначно включить
в аксиоматические системы» (Клайн: 133. 316). И действительно, сама математика, многопланово и масштабно взаимодействуя с другими отраслями науки, значительно переросла своей великой данностью попытки её крохотного пирамидально-аксиоматичного обоснования. Такие аксиомы на её необъятном фоне кажутся едва ли
оправданными изысками.
Наиболее
мощно
пересмотрел
отношение
к
верхнепирамидальным аксиомам К.Гедель (1931). Начал он с совершенно
простого – арифметики и алгебры. Гедель заметил, что аксиоматическая очевидность, или предполагаемая непротиворечивость «любой
мощной математической системы, охватывающей арифметику целых
чисел, не может быть установлена средствами самой этой системы»
(133. 303). Метод дедуктивных выводов, ранее считавшийся в математике панацеей от всех бед, для таких целей не просто недостаточен, но категорически немощен. Ведь, «его не хватает даже на то,
чтобы вывести из конечного числа принципов все истинные утверждения о целых числах, сформулированные на языке школьной алгебры» (Манин: 149. 158).
В ходе размышлений Геделя появилось следствие, которое оторопевшие математики назвали поразительным: «если формальная
теория Т, включающая арифметику целых чисел, непротиворечива,
то она всё же катастрофически неполна». И неожиданно оказалось,
что данное следствие охватило собою системы Рассела-Уайтхеда,
73
Цермело-Френкеля, гильбертовскую аксиоматику чисел и все другие
наиболее распространённые аксиоматические системы (133. 304).
Процедуру выявления математико-аксиоматической беспомощности Гедель провёл изящно: «каждой формуле системыⁿ Гедель ввёл
в соответствие числоⁿ. Каждой последовательности формул, образующих доказательство, он присвоил также числоⁿ. Утверждения математики о формулах аксиоматической системы Гедель также представил с помощью чисел». Тем самым он получил возможность преобразовать математику в арифметику (133. 305).
Далее Гедель воспользовался приёмом, известным со времён софистов, с их знаменитым высказыванием «один критянин сказал, что
все критяне лживы». Конструкция эта проста: если, согласно утверждению, критяне лживы, то лжив и солгавший, заявивший, что они
лживы. Т.е. они правдивы. Но если критяне правдивы, называющий
их лжецами не лжёт, и они лживы. В таком порочном кругу все хвосты упрятаны. Они упрятаны потому, что оба допущения «критяне
лживы» и «критяне правдивы» замыкаются на ускользающее их основание. Именно это свойство обнаружил Гедель в математической
аксиоматике, и поставил её в тупик.
Он взял за основу утверждение S: «Это утверждение ложно». Если
S ложно, то ложно и то, что S ложно, в силу чего S должно быть истинным. Но если S истинно, то оно всё же, согласно его утверждению, ложно (133. 305). После Гедель заменил в утверждении S слово
«ложно» словом «недоказуемо» (G). У него получилось: если утверждение доказуемо, то оно недоказуемо. Если утверждение не доказуемо, то утверждаемое им истинно. Следовательно, утверждение
истинно и в том, и в другом случае, если оно недоказуемо. Так возникло не просто противоречие, а истинное утверждение, которое недоказуемо, неразрешимо (133. 305). А после Гедель построил арифметическое утверждение А, соответствующее смыслу «арифметика
непротиворечива», и доказал, что из А следует G. Дальше цепочка
развернулась сама собой: если G неразрешимо, то и А недоказуемо.
Так просто и блестяще была установлена невозможность доказательства непротиворечивости арифметики любыми «внутренними
средствами» (133. 306).
Главный философский вывод теоремы Геделя заключается в том,
что им была доказана теоретическая беспомощность математических и логических аксиом, стремящихся с полюса шаткого верха интуиции обосновывать великую, развивающуюся архитектонику математики. Тем самым «теорема Геделя нанесла сокрушительный удар
по всеобъемлющей аксиоматизации» (Клайн: 133. 306).
74
Примириться с поражением авторитетам аксиоматики было очень
трудно. Потому последовали попытки смягчения обнаружившегося
провала: в принципе возможно, мол, построение более слабых формул, выведение которых в метатеории не входит в противоречие с
теоремой Геделя (Феферман: 203. 204-205). Но если сами так называемые аксиомы оказались беспомощны в обосновании развивающейся архитектоники математики, то можно ли ждать чего-то толкового от ещё более слабых формул? Не случайно, «все попытки исключить возможные противоречия и доказать непротиворечивость
математических построений до сих пор не увенчались успехом»
(Клайн: 133. 321). И за 40-летний период никак не удалось доказать
«неправильность» великой теоремы Геделя. А в начале 80-х гг. теорема Геделя-Коэна была удостоена Нобелевской премии (147. 282).
В философском плане гораздо важней сам вывод теоремы Геделя: нелепо искать любую упрощённую аксиоматику, добиваясь её
условно-логической чистоты тогда, когда не просматриваются контуры масштаба, разнокачественности, сложности Бытия. А также не
обнаруживается, в связи с этим, возможное развитие архитектоники
целостной, а не верхушечно-аксиоматической математики.
2.1.-1.6. Препятствующая неопределённость
Исследуя два пути развития оснований математики, целесообразно обратиться принципу Гейзенберга. Кто-то скажет: основания математики никак не относятся ни к физике, ни к микрофизике. Но это
не так: математика сформировалась из потребности осмысления реалий астрономии и физики. Потому ориентация на физику в ней присутствует постоянно. Нет, скажут другие, математика используется и
в иных дисциплинах: биологии, социологии, экономике, даже в психологии. Однако, как это ни странно, направляя системы исчислений
на явно не физичные области, математика и в них продолжает оставаться сиамским близнецом физики. Потому вернёмся к принципу
Гейзенберга.
Микрофизике важно поведение микрочастиц вокруг и рядом с атомами. Одна из них, электрон, наиболее интересна, но увидеть её пока нельзя. Ещё не созданы микроскопы с большой разрешающей силой (65. 16). Потому физики вынуждены создавать гипотезы по поводу строения атомов и микрочастиц. Первой была создана картина
атома из ядра и электронов. Шредингеру видится структура атома,
состоящая из ядра и материальных волн. Бор объединяет корпускулярную и волновую составляющие – как два дополнительных описания одной и той же реальности (65. 13). В этом же направлении осу75
ществляются опыты Девиссона, Джермера, и Томпсона. Они показали: иногда частицы ведут себя как волны. Может быть, в связи с этим
у де Бройля и Шредингера на первом месте был зафиксирован корпускулярно-волновой дуализм: волна-частица как неразрывная данность (132. 214).
Однако во всех предложенных вариантах объяснения опытных
данных остаётся большая недосказанность. Ведь, если сосредоточиться на электроне, никогда нельзя наблюдать более чем одну точку его траектории (65. 16). Причина существенного ухудшения точности измерений микрообъектов – значительные скорости микрочастиц.
На измерения влияют также большие силы, действующие между ними. Неоднозначно вращение электронных орбит в атомах вследствие
релятивистских эффектов. На попытки квантовать микрочастицы незримо, но существенно воздействуют виртуальные частицы вакуума.
Так или иначе, но каждое измерение застаёт изучаемые исследователями микрочастицы в другом возможном состоянии (Федосин: 308).
В этой связи в микрофизике, как и вообще во всей системе исчисления состояний материи, претендующих на предельную точность,
возникает огромная проблема. Из-за неустанного ускользания от
уточняющего взгляда экспериментаторов, о частицах говорить вообще нет никакой возможности (Гейзенберг: 65. 17). Наиболее понятны
для исследователя способы уточнения координаты и скорости электрона. Но обе эти величины нельзя измерять одновременно с необходимой точностью (65. 13). Фактически допустимо измерить либо
импульс частицы (скорость), либо координату (положение). Правда,
сделать это можно не напрямую, но посредством пробной частицы.
Ею становятся другие электроны либо фотоны. И тут возникает предел измерению: они сами оказывают то или иное воздействие на
изучаемую частицу. Потому исследователи лишены возможности
точно предсказать поведение частиц. Остаются лишь вероятностные
суждения (Клайн:132. 216).
Например, можно указать вероятность того, что в последующий
момент времени электрон будет найден в определённой точке камеры Вильсона. Т.е. заранее можно определить некую вероятность величины, которая при измерении получит всё-таки определённое значение. Только в таком измерении остаётся существеннейшая и пока
не разрешённая трудность: полученная функция вероятности не описывает, как оказывается, самого главного – конкретного течения события, но лишь предполагаемую его тенденцию (65. 15).
Математика, претендующая на исключительную точность, вынуждена корректировать свою главную претензию в связи с ситуацией,
возникшей у её старшей сестры – физики. Учитывая трудности в
76
микрофизике, математика сводит свою гордую точность и строгость
лишь к вероятностным исчислениям. А такие исчисления означают
представление только о степени нашего знания о каком-то процессе,
но не являются достоверным знанием как таковым. Этот странный
вид вычислений состояния физической реальности «находится приблизительно посредине между действительностью и возможностью»
(Гейзенберг: 12). Теперь уже исходная экспериментальная ситуация
заранее переводится в функцию вероятности. Далее фиксируется
(столь же вероятностное) «изменение этой функции с течением времени». Наконец, «делается новое измерение, а ожидаемый результат его затем определяется из функции вероятности» (Гейзенберг:
15).
Ясно, что в подобном наборе вероятностных величин говорить о
ранее славной математической точности просто не приходится. А
ведь это предельно материальный предмет исследования – микрофизика. Что уж тогда думать о мере точности в биологических, экономических, социальных и, тем более, психологических измерениях?
И если в материально данной микрофизике «неточность эксперимента рассматривается не как свойство электронов, а как недостаток в
нашем знании об электроне» (Гейзенберг: 15), то в областях исследования гораздо более сложных объектов есть полное основание говорить о нашем пока потрясающем незнании сути происходящих в
них процессов. Уточню: потрясающее незнание, если мы пытаемся
изучать явно нефизичные объекты физически ориентированными
методами.
Когда же, как бы ради прояснения ситуации, утверждается, что
«функция вероятности объединяет объективные и субъективные
элементы» (65. 20), спешить с такими заявлениями рановато. В онтологии ХХ века уже поторопились слить воедино объект и субъект.
Кроме большого тумана в головах из этого ничего не возникло. То же
может произойти с пониманием функции вероятности в физике и математике, и с получаемыми благодаря им результатами.
Стратегическое предостережение Канта говорит совершенно о
другом: «в чистой математике речь может идти не о существовании,
а только о возможности вещей, стало быть, вовсе не о причине и
действии». И «всякую отмеченную здесь целесообразность надо
рассматривать только как формальную, но никогда нельзя рассматривать как цель природы» (Кант: 118. 391). А значит, ни в коем случае не следует спешить с намерением слить воедино сущность объекта и субъекта. Знания человечества по поводу данной возможности чрезвычайно малы. Ответственный физик, например, «никогда
всерьёз не сможет утверждать, что его дифференциальные уравне77
ния имеют силу со строгой точностью. Ведь правильность дифференциальных уравнений связана с выполнением особых внешних обстоятельств, которые никогда строго не имеются в наличии» (Рейхенбах: 104. 248).
Потому функцию вероятности, до полного прояснения всех обстоятельств, следует оставлять лишь на стороне и на совести субъекта.
А уважаемым математикам вряд ли стоит уповать на великую значимость вероятностных исследований. Они, при всех возлагаемых на
них надеждах, остаются только вероятностными, значит – приблизительными, может быть – вовсе неточными.
2.1.-1.7. Виртуальные амбиции
Серьёзнейшие ограничения достоверности чистой математики в
виде условности врождённости идей, априоризма, теоремы Геделя,
принципа неопределённости Гейзенберга – истовых приверженцев
математически-блистательной чистоты никак не коснулись. Причём,
ныне математика начала выступать уже от имени философии, и попала в ловушку своей амбициозности.
Скажем, Демокрит, выступая от имени философии, утверждал: «Я
могу говорить обо всём!». И говорил он действительно очень о многом, особенно в сфере этики, соотнося всеобщие суждения с особенными областями и отдельными наблюдениями опыта. Новалис также
провозглашал: «философия – это стремление быть везде дома!». И
действительно, подлинная философия по сути своей призвана
осмыслять все возможные сферы Бытия в их особенности и целостности одновременно. При этом подчеркну принципиальное – философия в отношении ко всему возможному знанию стремится охватывать его не формально, а глубоко и максимально содержательно.
Математика – чистая и любая иная – изначально и поныне связана
исключительно с количеством, с формой частных сторон Бытия, с
формальной стороной их обобщений. Потому ловушка, в которую попала чистая математика, состоит в странноватой претензии на всеобщую значимость своих выводов, хотя эта значимость относится не
к содержательной, всеобщей, а к формальной, особенной дисциплине. Дисциплина эта – лишь часть, явно меньшая всеобщего, преимущественно качественного, а не только и не столько количественного знания. Тем не менее, математика берётся своевольно судить
все стороны этого знания, в коих присутствуют многие не формализуемые предметы – нравственность, искусство, религия, право (не
закон!), семья и т.п. И судить математика желает на основе сугубо
формальных принципов, но как бы по праву содержательного целого.
78
Такого права, однако, коим издревле обладает философия, у математики пока принципиально нет.
Сама по себе чистая математика стремится решительно отгородиться даже от опытного знания: «в философии математики мы
должны признать факт особой достоверности математики и оставить
попытки отождествления её с опытными науками» (Перминов: 203.
76). Но подобная как бы особая достоверность математики пуста без
плодотворных реакций на запросы Бытия, без мощного стремления
разгадывать именно его, Бытия, загадки. Нет, настаивают адепты чистой математики: «универсальные онтологические категории – это
интуиции, выработанные актами деятельности, не имеющие никакой
генетической связи с подразделениями в мире опыта» (203. 94-95).
Однако в данных претензиях математик, попадая в ловушку пустой
всеобщности, вязнет в ней окончательно. Во-первых, чистота математики – лишь краткая, именно промежуточная часть широкого технологически-математического опыта. Сам такой опыт предваряет математические интуиции, обогащает их в процессе их возникновения,
проверяет их результативность. Загонять математические категории
в занебесную чистоту, отгораживаясь от опыта, значит, лишать математика-творца возможности проверять результативность его открытий посредством технологически-математического опыта. Лишать
творца одновременно многочисленных идей контекста технологически-математической современности. Т.е., акты чистой математической деятельности не могут быть сугубо интуитивной областью интеллектуальных импровизаций – они есть и будут частью многосторонне технологически-математического опыта.
Столь же странным и даже антифилософским является утверждение, будто «структура универсальных норм мышления проистекает
не из разума и не из опыта, а из практики, как необходимой целевой
установки мышления» (Перминов: 175. 61). В таком суждении интеллектуальная деятельность условного творца математических идей
уподобляется некой занебесной практике – целенаправленному
верчению колеса интуиции, прокачивающего идеи и символы сквозь
сознание. Данное исключительно чистое действие становится как бы
основным образцом рождения мысли. Но если при этом отсутствует
разум, являющийся регулятором настройки математических интенций на опыт интуитивного созерцания, значит, рождение идей начинает зависеть от хаоса и случая.
Некоторая осмысленность проступает у специалистов по чистоте
математики, когда выдвигается систематизирующая функция математики в отношении к частным наукам (175. 61). Например, провозглашается: «математика очищает себя от ошибок и посредством си79
стемности теории» (203. 73). Фактор системности, безусловно, значим. Но значим он не сам по себе, иначе виртуальная система будет
концентрировать в себе как истины, так и заблуждения. Потому совершенно необходима корреляция математической системы системе
целостного изучения причин и свойств Бытия. Однако Бытие с его
загадочными свойствами мало интересует специалистов по чистоте.
Для них первичней высокое мнение сообщества математиков, как бы
отвечающее за фактор системности. Если, мол, какое-то доказательство «принято как надёжное этим сообществом, то это полное обоснование его абсолютной надёжности» (Перминов: 203. 31). А потому
при оценке степени достоверности системных математических опытов судить их результаты могут, оказывается, только сами математики.
В этом случае, любые странноватые фантазии, в случае согласия
сообщества математиков, способны стать критериальной нормой познавания Бытия. Скажем, кто-то заявит: «можно вообразить себе познание природы, достигшее такого состояния, что всеобщий мировой
процесс мог бы быть описан одной математической формулой, одной
необъятной системой одновременных дифференциальных уравнений» (Дюбуа-Реймон: 28. 39). А другой сторонник математики возьмётся рассматривать аж всеобщие законы Мироздания, возжелав
«определить жизненную природу всех видов взаимодействий (физических, химических, биологических, психических, психофизических,
социальных, политических, экономических, экологических)» (Бондаренко: 43. 12). Возьмись за такое дело философ, оно стало бы для
него достойнейшей, но и наитруднейшей задачей в силу множества
областей познания. У адепта математики таких трудностей не возникает, поскольку «весь Мир в модели представляется Единицей, и
больше этой всеобщей Единицы абсолютно ничего нет». Причём,
сплющенный до Единицы Мир теперь уже оценивается, как «небытие, а развёрнутый Мир – Бытие» (43. 22).
Т.е., у кое-каких специалистов математики необоримо брезжит в
сознании цель упаковать огромное Бытие в группу кратких математических формул. Тяга к системности, вроде бы, налицо. Только в этой
тяге опять принципиально упущено то, что средства для этого выбраны лишь количественные, формальные. А значит, претендует на
системное познание Бытия исключительно односторонняя способность обобщений. И вот сообщество математиков, вдруг, сочтёт подобную мистификацию нормой. Тем более, что «математическая игра на некотором этапе может существовать без точной фиксации
правил действия с некоторыми объектами» (Перминов: 203. 33). Но
никто, ведь, не задумывается о границах подобного этапа. Если со80
общество математиков начнёт выступать одновременно в виде судей
собственных системных опытов, а также заменять собственными
оценками целостную критическую способность мыслящего общества
как такового, этап вольных фантазий судящих может продолжиться
бесконечно, а продуктивность может оказаться ничтожной.
Реалистичная позиция на этот счёт выгладит иначе: согласие сообщества математиков остаётся все же лишь субъективным, а объективная значимость, т.е. собственно познавательная ценность его
деятельности, находится под большим вопросом (Гартман: 516). И
действительно, в большинстве системно-математических теорий «о
происхождении нашей солнечной системы обнаружились глубокие
изъяны». Математика здесь «играет пока отрицательную роль», блокируя иные варианты системных обобщений. В то же время, «ещё
более таинственным представляется происхождение Земли, Жизни,
их эволюция, происхождение Человека, но от математики здесь пока
мало толку» (Тихомиров: 255. 453). Ведь, до обобщений такого ряда
математике, особенно чистой, ныне невозможно дотянуться в принципе. Именно из-за ограничений её формальной природы.
Меж тем, формально-системное воздействие математики, блокирующее широкие качественные подходы к исследованию Бытия, является ныне настоящим тормозом познания. Ведь диктат подчинения
качества количеству стал всеобщей нормой современной науки
(Хесле: 53). Тут вновь возникает фактор ловушки, в которую чистая
математика заманивает взрослеющее теоретическое сознание. Действительно, «человеческий интеллект чувствует себя привольно, пока он имеет дело с неподвижными предметами, с твёрдыми телами».
И математическая логика «есть, по преимуществу, логика твёрдых
тел. Благодаря этому наш интеллект одерживает блистательные победы», не всегда отдавая отчёт о «родстве логической мысли с
инертной материей» (Бергсон: 3).
Но, загнав взрослеющее и неопытное интеллектуальное сознание
в ловушку формальной системности, математика и сама теряет маяк
для собственного развития. Истинная природа жизни оказывается
для неё потусторонней сферой. Тоже естественная наука, приученная соответствовать формальной системности, вынуждена применять столь же приблизительные, часто ложные критерии, оставив
сферу широкого качественного Бытия по ту сторону изысканий. При
этом практически повсеместно она судит о качественных явлениях
жизни «так же, как о свойствах неорганизованной материи» (Бергсон:
19). Тем самым, естественная наука ещё более отдаляет себя от
возможности познать Бытие в его качественном многообразии.
81
Например, «словом информация стали обозначать все, что может
быть закодировано для передачи по каналам связи», вначале пренебрегая, а потом совершенно устраняя зависимость передаваемого
сигнала от его семантического содержания (Розак: 271. 35). Роль математически-формальной системности в такой деформации оказалась первостепенной: при её использовании категорически отбрасываются неудобные вопросы о смысле и качестве информации
(Уэбстер: 35).
Потому справедливы многие протесты против формальносистемного, статистического засорения качественных, глубоких, жизненных процессов: «иногда мы забываем, что числа – всего лишь инструмент; у них нет души; они могут превратиться в идолов» (Бернстайн: 32. 25). И вправду, очень часто в жизни бывает, «что числа
вообще бесполезны, и нам приходится принимать решения исключительно по догадке» (32. 169). Случайности в таких протестах вовсе
нет. Ведь, сущностная основа главного вида Бытия на планете Земля – человеческой жизни – глубоко психологичные, духовнонравственные процессы её существования и развития.
2.1.-1.8. Парабола самозабвения
Адепты чистой математики упорно твердят о её безукоризненной
незамутненности, а более критичные умы с этим уже не согласны.
Философам давно очевидно, что в целостной системе наших знаний
о Бытии должна присутствовать «математическая система природы,
но она не может быть самостоятельной» (Гуссерль: 82. 622). Острый
ум в математическом сообществе готов родному сообществу даже
противостоять: «большинство математиков как бы отгородились от
внешнего мира, сосредоточив усилия на проблемах внутри самой
математики. По существу, они порвали с естествознанием» (Клайн:
133. 324). Стремление к формальному экспериментаторству самому
по себе невольно приводит к курьёзам, когда специалистыматематики перестают воспринимать зашифрованный формулами
язык друг друга. Например, «читая некоторые страницы математических работ Дж. Пеано, Пуанкаре жаловался, что не понимает его
языка» (Башляр: 25. 29).
Адепты чистоты клянутся в необходимости «целевой установки
мышления» (175. 61). Но эти цели задают такую достоверность, при
которой и в процессе математически-мыслительных процедур, и в
предполагаемом их результате не упоминается ни слова, ни вывода
о мире (Карнап: 50). Тем самым, адептами чистоты сформирована
уникальная по своей бесполезности и нелепости доктрина: в ней «мы
82
никогда не знаем, ни о чем говорим, ни того, верно ли то, что мы говорим» (Рассел: 253. 307). А в математически-чистом воздухе достигнут полнейший релятивизм: ни одно из математических понятий
не необходимо, «но каждое может быть заменено на… сходный по
назначению ментальный объект» (Петросян: 175. 130). Мир критериев, сопрягающийся с реальностью, исчез, осталась только вертящаяся мельница формально-математических процедур.
Казалось бы, кому какое дело до способов мыслительных актов,
коими тешат себя чистые математики? Но эти способы как-то назойливо и неотвратимо превратились в основу математического образования, распространившегося на целую Европу. Такое математизированное образование проникло во все виды средней и высшей школы
в качестве учебной доминанты. И теперь будущие биологи, географы, психологи, филологи, культурологи должны перед изучением
практически всех им предназначенных предметов присягать на верность формалистической математике. А она в процессе обучения
есть «полная противоположность умению думать» и слишком далека
от реальных основ науки. Потому в таком доминантном виде математика даже «опасна для творческого кругозора юности» (Арнольд: 18).
То же происходит и с серьёзными научными поисками. Например,
«арифметизация геометрии приводит к опустошению её смысла».
При алгебраической калькуляции геометрическое значение фактически отбрасывается за ненадобностью. А сама процедура счёта означает необязательное упоминание «лишь в конце, что числа характеризуют какие-то величины» (Гуссерль: 82. 596). И с геометрическими
формами возникают, в связи с доминантой исчислений, те же казусы,
что с чистой математикой. Скажем, в парадоксе Банаха-Тарского
даны два шара – один с футбольный мяч, другой – с Землю, и они
становятся равными один другому. Даны они не посредством фактической геометрии форм, а чисто математически. А при таком варианте оба шара «можно разбить на конечное число частей по принципу
конгруэнтности. Т.е. как бы разрезав земной шар на мелкие кусочки и
перемешав их в другом порядке, мы получим футбольный мяч»
(Клайн: 133. 314). Геометрия, которой таким способом помогла математика, просто опрокинута, а торжествует её ослепившая математика.
Учёные, при всех их претензиях на чёткость и объективность, удивительно легковерны. Да и велик соблазн: когда открытие в сложной
области естествознания никак не даётся в руки, очень хочется верить в возможную математическую подсказку (Дёмин: 82). В физике,
например, возникает на этой почве «драматическая ситуация: неизвестно, что, собственно, является менее существенным и может от83
правляться за борт. Ведь уравнениям квантовой механики можно
приписать либо значение балласта, …либо же объективное, физическое значение» (Лем: 253. 305). А в таком случае остаётся обыкновенное гадание, мало отличающееся от гадания цыганок. Меж тем,
требовалось бы доверять подсказкам самого физического опыта, да
быть настойчивей.
То же произошло с математической помощью космологии. Исследователи Космоса столкнулись с немыслимой бесконечностью Мегавселенной, с неясной мощью воздействия на наше бытие других
вселенных. Стушевавшись перед мегаглобальной задачей, они потянулись за математической подсказкой. При её содействии космологи
«понасоздали десятки противоречивых моделей Вселенной, нередко
взаимоисключающих». Ибо в их исследованиях категорически сместился критерий истинности. В нём теперь нет опоры на объективную
истину, а осталось простенькое соответствие хрупким математическим формулам (Дёмин: 78). Однако безоглядно верить трансфинитным числам, математической бесконечности и т.п. очень опрометчиво. Ведь, «если бесконечное непознаваемо, то бесконечное по количеству также непознаваемо, сколь велико оно ни было бы» (Аристотель: 16. 69). Потому нелепо спешить за помощью к чистой математике, коей самой требуется помощь.
Математику, как хорошо известно, развивало стремление познать
природу. Чистые математики, отгородившись от важнейшей своей
цели, «уподобляются художникам, у которых уже нет никаких фактических моделей». Однако, «такая творческая сила скоро иссякает»
(Пуанкаре: 133. 334). Потому чистая математика, будучи «строжайшей по видимости и всего прочнее отлаженной, впала в кризис собственных оснований» (Хайдеггер: 288. 9). Это и обнаружил Гедель,
один из самых блестящих умов ХХ столетия. Своей теоремой он
убедительно доказал, что изгнание фундаментально-природных значений из чистой математики является призрачным. А сама «математика в целом никогда не может быть полностью формализована»
(Лем: 253. 269).
Ныне совершенно ясно, что «всякая формальная процедура представляет собой лишь некоторую вставку «между» неформальным
началом и неформальным концом. Выделение этой вставки… всякий
раз является только временным выделением» (Лем: 253. 271). Гении
математики никогда не забывали о направленности своих исчислений на законы природы, сколь бы они ни были эти исчисления абстрактны. Таковой, например, была тщательно выстраиваемая математика Гаусса. В ней он искал максимально возможные способы
84
согласования математики с природой, и глубоко осознал тщетную
полезность чисто математических принципов (133. 327).
Ситуация с состоянием чистой математики парадоксальна: «пока
математическое сообщество отдаёт предпочтение чистой математике, лучшие работы в прикладной математике» выполняют специалисты физики, химики и астрономы (Клайн: 133. 352). И что внешне
удивительно, внутренне – вовсе нет: пока математики настойчиво
штурмуют чистую неизвестность, физики прекрасно решают свои задачи, и столь же великолепно – задачи математические. Так, теория
электромагнитного поля, теория относительности и квантовая механика, будучи величайшими достижениями физики за последние сто
лет, столь же продуктивно и широко сумели развить математику (133.
387).
Математику можно именовать как угодно – и чистой и пречистой, и
священной, и неприкосновенной. Однако подобные номинации вовсе
не изменяют её сути – быть способом уточняющих подсказок при
расшифровках тайн материальной Вселенной. Зона чистоты математического мышления, в этой связи – возможный переходной мостик
от одного открытия к другому. Он совершенно не самодостаточен и
не универсален. И совсем не случайно Вейль обозначил подлинное
место реалистической математики в виде её тесного союза с физикой. Лишь в таком сотрудничестве они вместе становятся частью
теоретического описания материального мира (133. 370).
2.1.-1.9. Зов жизни
Математики ныне заняты как бы стратегической проблемой. Одни
убеждают других, что «ключ к пониманию природы математики…
необходимо искать в самой наглядной, зримой области математики –
геометрии» (Шапошников: 255. 150). Другие стремятся их переубедить: в математике, мол, «отсутствуют важнейшие признаки геометрии», и ссылаются при этом на ряд как бы неопровержимых аргументов (Барабашев: 255. 162). Однако и геометрический, и априорный способ исчислений остаются пока в услужении одной лишь ныне
царственной особы – естествознания.
Жизнь несопоставимо шире естественнонаучной доминанты. Потому в геометрической и априорной математизации должна осуществляться примерка одеяния идей, адекватных не естествознанию, а целостному, многоохватному, сложнейшему жизненному миру
(Гуссерль: 82. 605-606). Вследствие этого у мыслящих людей «нет
никаких оснований думать, что при дальнейшем развитии науки все
явления» будут обусловлены подведением их под математические
85
формулы естествознания. «Нельзя полагать, что в этом заключается
конечная цель научной работы» (Вернадский: 49. 29).
Уже при соприкосновении математики с химией «попытки теоретических предсказаний на основе только физических законов, описывающих микрочастицы, терпят неудачу». Ведь, разные виды вещества в процессах превращения – это объекты необычайной сложности (Суханов: 253-254). Так, у простой химической системы насыщенных углеводородов с 16 ядрами, пространство состоит из 43 измерений. «Сильно упрощая задачу и ограничиваясь… только десятью значениями каждой из координат, мы получим общее число точек для системы равное 1042 степени». А это явно непреодолимые
вычислительные трудности (Курашов: 149. 151). Поэтому в исследованиях одних лишь биологических процессов, не говоря уж о процессах нравственных, нет возможности предсказывать поведение сколько-нибудь сложных систем. Ведь, невозможно учесть «микроскопические изменения в макросистеме», приводящие к её эволюции на
макроскопическом уровне (149. 151). О подобных сложностях понимания мира предупреждал уже чуткий и внимательный Леонардо:
«природа столь удивительна и неистощима в разнообразии, что даже
среди деревьев одной породы не найдёшь ни одного, которое вполне
походило бы на другие» (да Винчи: фр. 72).
Математики, меж тем, уверовав в непогрешимость науки исчислений, легко вторгаются с ними в человеческие взаимоотношения.
Скажем, им привлекателен Ф.Ланкастер, который «во время 1-й мировой войны построил несколько математических моделей ведения
сражений». Нынешних знатоков просто поражает, как он сумел, несмотря на внешнюю простоту, отразить как бы внутреннюю сущность
ведения боёв (Короновский: 140. 161). Правда описывается в моделях простейшие реалии, скажем, лишь «скорость изменения численности противоборствующих сторон» (140. 162). При этом увлечённые
модельеры сражений делают, вроде бы, потрясающие предположения: мол, «побеждает сторона х, если она первой уничтожает боевые
силы стороны у» (140. 164). Но в глубоких наблюдениях Шекспира,
Бомарше, Толстого, Брехта, Ремарка сражения показаны совершенно иначе: как муки, страдания, трагедии конкретных людей, становящихся бессмысленными жертвами чуждых им повелений. Учитывая
этот колоссальный опыт содержательных обобщений, судить отвлечённо, сухо математически о сложнейших взаимоотношениях людей
очень опрометчиво.
Многие механистичные сопоставления, в этой связи, с позиций
собственно человеческой жизни оказываются ложными. Нашим модельерам кажется, например, «что потери партизанских соединений
86
х пропорциональны числу партизан на территории S, с другой стороны – числу единиц боевых сил противника» (140. 166). Однако уже
Платон предостерегал: «часто половина больше целого: например,
когда захватить целое опасно, а половины», или самой главной его
части, вполне достаточно (211. 690е). И действительно, русские,
югославские, вьетнамские и многие другие партизаны часто побеждали силы противника, значительно превосходящие их по людским и
техническим ресурсам.
Математика служит важным критериям точности также некоторым
экономистам. Но главное в этом симбиозе не определено. В ряду:
«события жизни – отношения стоимости – изучающая их экономика –
помогающая ей математика» последняя почему-то заняла критериальные высоты. Меж тем, фундаментально-критериальной базой
экономических отношений является сложнейшая система нравственности и вырастающая из неё система права (не законов!), которые
предопределяют собою сущность эконмических событий жизни. Отношения стоимости в данной фактической субординации – только
после них, гармонично или дисгармонично взаимодействуя с системами нравственности и права (см.: 267, 268). Что касается математики, то она в этой сложнейшей субординации взаимодействий играет
пока исключительно вспомогательную роль.
Когда математически настроенные умы вторгаются в экономику,
не ведая сущности событий жизни, изначально расшифровываемых
системами нравственности и права, они сочиняют одну нелепость за
другой. Говорится, скажем, что «покупатель опрашивает несколько
продавцов и приобретает товар по наименьшей цене» (140. 290). Таковой, в частности, является теория рыночного атомизма и индивидуализма Ф.Хайека, Л.Мизеса, С.Фишера и др. (268). Однако весь
современный рынок пронизан насквозь олигопольными сговорами,
перед которыми любой покупатель бессилен. Или заявляется, будто
«все продавцы, реализующие однотипный товар, изначально поставлены в равные условия» (140. 289). Но подобная трактовка взаимоотношений на современном рынке равна отмене фактически действующей конкурентной войны. А в этой войне всегда правыми оказываются естественные монополисты, которые уже самим своим существованием уничтожают условия рыночного равенства сторон.
Часто очень поверхностными оказываются собственно математические выкладки в экономике. Скажем, многие уповают на циклы
Кондратьева: период накопления – процветание – спад – депрессия
– последующее восстановление. Математически в данном случае
определяется длительность каждого цикла (140. 274). Однако представление об экономических циклах задаёт предельно общие рамки
87
макроэкономических моделей, мало что говорящих о сложнейшей,
глубоко противоречивой сути внутренних нравственно-правовых
конфликтов в каждом таком периоде. Причём, главным потребителем данной информации вовсе не является основное население
планеты. Циклами интересуются, прежде всего, международные финансовые сегменты со-корпоративного олигархического сожительства (СКОС). Особенно, если это касается получения дивидендов по
ГКО или фьючерсным махинаторским сделкам.
В приведённых примерах важна безоглядная увлечённость формалистической математикой, доходящая до идолопоклонства. Но пора очень внимательно присмотреться к сложившемуся ныне основному виду математики. Математика пока представлена четырьмя
стволами: арифметикой, геометрией, алгеброй и математическим
анализом (Петросян: 175. 133). Однако уже внимательнейший Леонардо смотрел гораздо шире. Он выделял не просто факторы исчисления количества, но искал возможность воссоздания качества явлений (Винчи: Фр. 563).
Математики часто упоминают Платона, как одного из первых исследователей природы чисел. Но они никак не выделяют главного в
учении Платона: стремления гармонизировать количественные параметры с качественными. Платон, как бы предвидя крен в исследования чистого количества, постоянно предупреждал: «Не побуждает
к исследованию то, что не вызывает одновременно противоположного ощущения» (210. 523е). И действительно, начиная от простого, он
выходил к самым мощным и глубинным обобщениям: «Душа вынуждена… искать, будоражить в самой себе мысль…, что же такое –
единица сама по себе? Таким-то образом познание этой единицы…
побуждало бы к созерцанию Бытия» (210. 525а).
Для тех, кто рвётся к мощным и глубинным обобщениям, Платон
указывал на обязательную необходимость перехода от количественных параметров к качественным: одни берутся подсчитывать «два
лагеря, два быка и два самых малых или же два самых величайших
предмета. Другие же никогда не последуют» за ними, обнаруживая
между предметами качественные различия (210. 56е). При этом
Платон впервые наметил два принципиально отличающихся вида
исчислений: «…Существует две арифметики и два искусства измерения…, хотя каждое из них носит одно и то же имя» (210. 57е). Сам
Платон полагал, что должны быть найдены пути гармонизации таких
пока разных исчислений: «благо нужно искать не в беспримесной
жизни, а в смешанной» (210. 61b). Т.е. подлинной почвой математики
были для него сложно смешанные события жизни, а критерием – мера соответствия их идее блага.
88
Начиная с изучения даже одного человека, Платон выделяет в нём
не только «цвет, и очертания, и величину», но «и пороки, и добродетели» (209. 251b). А последние вовсе не принадлежат количеству, но
только качеству. И действительно, Вселенная, коей увлечена математика – не только материальные звезды да планеты, но и мир людей. Этот мир характерен, прежде всего, богатством отношений
нравственности и права, оценивать которые можно, в основном, качественными мерами.
В связи с разошедшимися путями количественных и качественных
оценок, что вредит пониманию целого, Платон выдвигает потрясающую по своей глубине и прозорливости проблему синтеза тех и других факторов: лишь целостное «знание количества звуков и их качества делает нас грамотными» (Платон: 210. 17b). И эти прозрения он
адресует, в первую очередь, математическим исследованиям: победительницей в рассуждениях о математике «мы признаём жизнь,
смешанную из удовольствия и разумения» (Платон: 210. 27d).
Этапы последующего развития математики привели к доминированию количественного её вида. О стратегических прозрениях Платона, видимо, забыли вовсе. Итог оказался малоутешителен. Кант
был вынужден констатировать, что сложившийся вид количественной
математики неприложим к, безусловно, качественному миру нравственности и права, пронизанному жизнью человеческой души. И он
честно заявил об их несовместимости: «учение о душе должно всегда оставаться далёким от ранга науки о природе…, потому, что математика не приложима к явлениям внутреннего чувства и их законам» (Кант: 119. 60).
Ныне мы не вправе забывать и отвергать великое прозрение Платона о синтезе количественных и качественных параметров при изучении математикой целостного мира. Математики более не могут отгораживаться от глубинных проблем нравственности и права, игнорировать необходимость целостного изучения мира души и духа. И
действительно, «при табуизации… различного рода аксиологических
и/или телеологических изысканий…, эта отрасль человеческого знания вступает в стадию стагнации и догматизации своих ментальных
оснований» (Петросян: 175. 129).
Ныне предпринимаются некие шаги по применению математических исчислений к гуманитарному и социологическому знанию. И коекто мечтает, что «будущая математика в своих доказательствах будет выполнять требования психологии, а будущая психология проникнется математикой» (189. 50). Но тенденция их слияния выглядит, пока, очень однобоко: психология, безо всяких изменений математической сущности применяя нынешнюю математику, теряет со89
кровенность мира души. Она перестаёт быть собственно психологией, трансформируясь в странноватого кентавра.
Процесс гармонизации математического мира и мира свойств человеческой души (в виде нравственности и права), нуждается в невероятно тонком союзе. Его сущность, возможно, приблизится при
изучении ритма, как связующего начала меж двумя мирами – качественным и количественным. Хорошо известно, например, что поэт
способен расслышать сокровенный ритм мироздания, и при его посредстве изучать мир души. Да и всякий метод познания и творчества в существе своём опирается на тайный внутренний ритм. Свой
индивидуальный ритм, настраивающий мир души, есть у каждого человека. Математика, в этой связи, может быть, воспользуется ритмом, являющимся ныне инструментом музыки и поэзии (Новалис:
255. 157). Тогда у математики открывается возможность приблизиться к подлинному использованию меры, как гармонии количества и качества. Оказавшись в этом плане, наукой о мерах, математика, не
теряя свойства науки о величинах, могла бы дойти до высот подлинной союзницы философии в осмыслении сложнейших и разнообразных состояний Бытия (Гегель: 62. 54).
2.1.-2. Синергетика и причинность
2.1.-2.1. Диагнозы синергетики
Поиск сущности, открывающей глубочайшие тайны Бытия, ныне в
научном сознании связывают и с синергетикой. Синергия в переводе
с греческого – совместное действие. Т.е., благодаря синергетике появляется, как бы, широчайшая возможность совместными усилиями
всех отраслей науки приоткрывать завесы Бытия. Потому присмотримся к особенностям синергетики именно с позиции появляющихся
в связи с нею надежд.
Потребность в синергии обусловлена рядом факторов в разных
областях науки, требующих синтеза знаний. Во-первых, мощные обновления возникли в физике. Так, в 60-70-е годы ХХ века появляются теории генерации лазера, колебательных химических реакций,
турбулентности. Выявлены также неравновесные структуры плазмы
в термоядерном синтезе. К сему прибавилось изучение странных аттакторов, наделённых «эффектом бабочки»: мол, «взмах её крыльев
может радикально изменить дальний прогноз погоды». Наконец, в
задачах прогноза погоды Э.Лоренца было открыто понятие динамического хаоса, которое тотчас же признали эпохальным (Буданов:
245. 176).
90
В 80-90-е годы ХХ г. благодаря новым мощным ЭВМ обновилась
фрактальная геометрия, геометрия «самоподобных объектов типа
облака, кроны дерева, береговой линии», которым приписали возможность структур динамического хаоса. В конце концов, 1990 г.
ознаменован открытием феномена «самоорганизованной критичности»: сходящие махонькие лавинки в куче песка были уподоблены
распределению Парето «по величинам событий для биржевых кризисов, землетрясений, аварий сложных технических комплексов»
(245. 176). Хотя, конечно, от кучки песка до кризисов на мировых
биржах, взрывов атомных реакторов – необъятная дистанция, и уже
здесь появляются моменты явных преувеличений.
Дальнейшее развитие науки наткнулось на неожиданный парадокс. С одной стороны, очередные триумфы новых открытий, казалось бы, безгранично расширили возможности более эффективного
познания Бытия. С другой стороны, большинство фундаментальных
теорий оказалось «связано с осознанием всё новых и новых ограничений». Они распространились на объекты, которые, как выяснилось,
создать невозможно, и даже на цели, какие лучшие умы науки не могут вводить в принципе в стратегию исследований (Капица: 33).
В квантовой механике, что рассмотрено выше, страсть к безграничному познанию микромира столкнулась с принципиальной невозможностью «измерить с заранее заданной точностью одновременно координату и импульс элементарной частицы». Обозначила
также множество непреодолимых барьеров теория относительности.
В итоге, существенным признаком фундаментальных теорий явилось
осознание их значительной ограниченности (там же). Немалые затруднения серьёзно озадачили учёных. Потому, видимо, в светлых
головах поселилась концепция «динамического хаоса».
Внутреннее содержание данной концепции оснастили понятиями
бифуркации и флуктуаций. Бифуркациями начали считать поворотные пункты развития. Из-за потери устойчивости предшествующего
состояния, у системы создаётся возможность нескольких сценариев
дальнейшего её развития (126. 279). Т.е. сама бифуркация, в отличие от фуркации – раздвоение возможных путей дальнейшего движения. Бифуркация как бы предрешается самим распадом системы,
когда после её катастрофы неожиданно возникает новый «канал
эволюции» и зарождается новая система (Буровский: 276).
Сказать по правде, теория бифуркации совсем не нова. Корни её
прячутся в теории эволюции Спенсера и Дарвина, в идеях творческой эволюции Бергсона. Потому изумляться новизной теории бифуркации можно лишь по неведению. И главное, что может смутить
91
подлинно ищущую мысль – безоглядное упование на немотивированную самоорганизацию слепой стихии.
Не менее странно и то, что представление о бифуркации каким-то
образом забрело в разумом пронизанные социальные науки и философию, да ещё, как кому-то кажется, «радикально изменило взгляд
на мир» (126. 281). Так или иначе, но сугубо биологизаторское понятие синергии, как бы уточнённое понятием бифуркации, кому-то
приглянулось использовать для описания «иерархической структуры
управления и взаимосвязей» в человеческих сообществах, и даже в
самой мыслящей отрасли познания – философии. Проблема лишь в
том, что физичный вид бифуркации не годится даже для объяснения
самоорганизации при возникновении иерархии в стае волков, хотя
авторы идеи (120. 59-60) и считают иное. Поскольку волки, наделённые животным сознанием, часто демонстрируют осмысленные действия, например, во взаимоотношениях с охотниками.
То же самое произошло с понятием «флуктуация». Сама она, как
предполагается, возникает вблизи точек бифуркации, когда «системы как бы «колеблются» перед выбором одного из нескольких путей
эволюции» (217. 56). При этом, знатокам флуктуации страстно хочется найти ей «аналогию с социальными явлениями и с историей». А
торопливое сознание, как известно, копирует любую моду, даже противоестественную. Потому у явно физикалистской идеи флуктуации
тотчас появляются последователи из гуманитарной области знаний.
Теперь уже обычное физическое возмущение превращается в представление о «центральной флуктуации всемирной истории» (Аркадьев: 17). Оно нелепо увязывается с богатейшим по своей природе
рождением западноевропейской культуры, возникшей на смену уходящему средневековью.
Итак, понятие флуктуации, перенесённое на экологические и социальные процессы человеческого общества, трансформируется в,
якобы, конкуренцию между устойчивостью и неустойчивостью (Пригожин, Стенгерс: 250). Сами по себе устойчивость и неустойчивость –
только поверхностные индикаторы, порой, невероятно сложных
внутренних процессов. Скажем, Спиноза заметил, что состоянием
«мир» определяют жизнь и добропорядочного государства, и государства деспотичного, страхом удерживающего граждан от сопротивления ему (251а. 312). И потому любая сложная система, особенно социальная, требует глубинно-содержательных, а не поверхностных характеристик.
Предположим, знатоками синергетики приводится пример Уоддингтона: ликвидация трущоб вместо улучшения, якобы, ухудшает
ситуацию. «Новые здания, на месте снесённых, привлекают в район
92
большее число людей, но если их занятость не обеспечивается, тогда они продолжают оставаться бедными, а их жилища – более перенаселёнными» (217. 266). Т.е. прямой вывод Уоддингтона убийственно прост: поддерживает социальное равновесие не снос трущоб, а их сохранение. Но это – примитивная ложь. Ибо в рассуждении скрыт критерий – кому выгодно? Людям без жилья – конечно же,
нет. Лучшая обеспеченность человеческой жизни приводит к её расцвету. Расцвет повышает индекс творчества. Творчество обратно
возвращает долги за предоставленное обеспечение и преумножает
новые условия жизни. Но в данном рассуждении Уоддингтона сокрыты и уловка: обеспечение занятости зависит совсем не от широкого
населения страны, а от держателей полномочий различных корпораций. Значит, претензию нужно перенаправить к ним.
Подобные нелепые обобщения получают столь же странноватую
интерпретацию: «мы предлагаем назвать ситуацию, возникающую
после воздействия флуктуации на систему, специальным термином
— порядком через флуктуацию» (217. 238). Однако, если учитывать
приведённый социальный пример и подобные ему, порядка нет ни
до, ни после фиктивного обозначения изменений.
Тем не менее, учтём стратегическую цель авторов синергетики –
достижение порядка: в физических, биологических, социальных системах. Причём, высказывается обнадёживающее утверждение, что
«модели на основе порядка через флуктуации… будут способствовать более точной формулировке сложного взаимодействия между
индивидуальным и коллективным аспектами поведения» (Пригожин,
Стенгерс: 269). Несмотря на эклектику ряда уже рассмотренных положений и выводов, сама идея гармонии в душе и обществе настраивает на кое-какие надежды. Потому стоит к ней присмотреться более внимательно.
2.1.-2.2. Размечтавшаяся наследница
Синергетика – новая теория. Чтобы набрать силу аргументации, ей
нужны апробированные теоретико-практические опоры. Оценим варианты предлагаемых опор и возможности возникающего научного
симбиоза.
Учтём, прежде всего, что синергетики отчасти ссылаются на свои
заимствования из маловнятной тектологии А.Богданова. А в основном опорой, обозначающей путь синергетике, являются: теории систем Берталанфи, кибернетика Винера, достижения нелинейной математики. Например, «именно Пуанкаре ввёл понятия: аттакторов
(притягивающих множеств в пространствах состояний открытых си93
стем), точек бифуркаций (значений параметров задачи, при которых
появляются альтернативные решения…), неустойчивых траекторий
и, фактически, динамического хаоса в задаче трёх тел небесной механики»: Земля – Луна – Солнце (Буданов: 245. 175). Итак, для выяснения теоретических корней синергетики важно, что «методы синергетики имеют генетическую связь с математикой» (245. 179). Скажем,
и термин «фрактал» был введён математиком Б.Мандельбротом: он
«означал множество, размерность которого не совпадала с обычной»
(Лоскутов: 245. 361).
Таким образом, можно предварительно суммировать, что именно
главной теоретической опорой синергетики является математика.
Причём, цели синергетики практически совпадают с целями современной математики. Скажем, авторы синергетики заявляют, что их
теория, «будучи наукой о процессах развития, о самоорганизации
сложных систем», способна продуктивно анализировать и объединять системы «самой разной природы» (245. 175). Таковы же, как мы
выяснили, и сложившиеся намерения математики.
Теперь уточним, на что же в реальности направлены взоры синергетиков. Эти взоры, несмотря на повторяющиеся заверения о возможности предсказывать «экспериментальные результаты в разных
областях», направлены фактически на сугубо физикалистские объекты: космологию, теорию турбулентности, химическую кинетику, физику полимеров, теорию просачивания жидкости и пр. (Мандельброт:
120. 50). Хотя к этому перечню и прибавляют иногда странную по
своему содержанию теорию роста городов.
Реальные возможности самой математики в постижении различных сторон Бытия мною ранее были рассмотрены. В итоге, обнаружена стратегическая брешь в математических исследованиях – сугубо количественный их характер, невозможность изучать невероятно
распространённые качественные объекты. В этой связи, рождается
феноменальный по своей нелепости парадокс: великую слабость математики в отношении к множеству качественных объектов синергетика присваивает себе, обнаруживая в этой слабости свою немотивированную силу. Или иначе, всего лишь наследница ограниченных
возможностей математики, не учитывая или не зная её односторонности, берётся теми же средствами постигать мир в качественном
многообразии.
Например, взяв за основу «теории кривых, определённых дифференциальными уравнениями» Пуанкаре и А.Андронова, авторы синергетики самовольно наделяют их значениями «теории «хаоса»,
«бифуркаций и катастроф». А после, вдруг, характеризуют достоинство своей новорождённой теории её прямой невозможностью да94
вать динамический прогноз погоды на срок, превосходящий лишь пару недель. Мол, «чрезвычайно нарастают первоначально малые
возмущения: примерно в 105 степени за пару месяцев» (Арнольд:
18).
Тут впору вспомнить А. Шопенгауэра, точно определившего, что
«каждый принимает конец своего кругозора за конец света» (122.
308). И действительно, проблема синергетических координат вовсе
не обусловлена кратным усложнением количественных параметров.
Именно в количественных измерениях математика блестяще поднаторела, а потому с появлением уточняющих характеристик пугающие
ныне физичные явления (прогнозы погоды, землетрясения, падающие астероиды и проч.) вскоре будут расшифрованы.
Испугаться отцам синергетики нужно бы по иному поводу: поистине важнейшей задачей синергетики является изучение синтеза количественных и качественных областей – общечеловеческой нравственности, религии, психологии, права, экономики. Причём, именно
в синтезе, как и стремится это делать философия, а не отдельно. Катастрофы этого ряда серьёзней всех иных, поскольку, во-первых, без
вмешательства природных катастроф способны сами уничтожить человечество. А, во-вторых, ведущаяся ныне борьба с природными катастрофами непродуктивна без гармоничной регуляции отношений в
человеческих сообществах, что также может окончиться трагично
для человечества.
Но тут появляются сильнейшие ограничения для самой синергетики. С одной стороны, она продолжает громогласно заявлять о своей
способности «продуктивно анализировать и объединять системы
«самой разной природы», о готовности предсказывать «экспериментальные результаты в разных областях» (120. 50), а с другой стороны, робеет, вслед за математикой, перед малейшим усложнением
встающих перед нею задач.
Скажем, немудрёную для человеческого глаза задачу распознавания образов синергетика, безоглядно подчиняясь математике, относит к «обратной», более сложной, и уже сетует: даже, мол, «при полной информации о поведении системы, такие задачи в математике
оказываются некорректными из-за сильной неустойчивости результата» (Буданов: 245. 186). И тут же невольно ищет опору в качественном факторе: «выбор модели в обратной задаче во многом
обусловлен неявным знанием», т.е. интуицией эксперта-модельера,
его творчеством, конструкторским искусством (там же). Однако при
столкновении с системами действительно самой разной природы, к
коим относятся системы религии, нравственности, психологии, права
и искусства, синергетике о существующем подражании математике
95
придётся забыть полностью. Ибо все эти системы ныне относятся к
областям сугубо качественной природы.
Тогда не объекты синергетики, а она сама окажется перед выбором: либо расширить спектр своих устремлений до познания великого многообразия качественных систем, и тогда уж идти на выучку совсем не к математике, а к философии. Либо остаться верной последовательницей математики, а тогда полностью отказаться от претензий на качественную синергию, да и на синергию вообще. Ибо усечённая синергия перестаёт быть самой собой. Какой выбор сделают
синергетики – покажет время.
2.1.-2.3. Заворожённые хаосом
При всей своей беспомощности в отношении к качественному бытию, синергетика, дочь математики, резво вступает в борьбу с мировым хаосом. Объекты действительно сложные – «экологическая или
социальная структура человеческого общества» (Пригожин, Стенгерс: 217.250). Именно их синергетики наделяют наличием «перманентного хаоса». Наделяют, как-то совсем забыв о разумных носителях продуманных, группово организованных интересов – самих людях. В противоположность преобразующим мир людям, синергетики,
борясь с хаосом, ссылаются на «стабилизирующее влияние связи
между частями систем, процессов диффузии». Т.е. на совершенно
абстрактные, даже не реальности, а лишь номинации. К этим номинациям прикладываются ещё более абстрактная «устойчивость и неустойчивость». Между ними из-за невнятной «флуктуации» возникает
сочинённая синергетиками конкуренция. От исхода этой невнятной
конкуренции зависит, якобы, порог устойчивости, – делается как бы
стратегический вывод (217.250).
В абстрактном огороде странноватой аргументации сознанию,
наделённому способностью структурированного, конкретизированного понимания мира, пребывать неинтересно. А вот борьба с хаосом
вполне заслуживает внимания. Оценивая эту борьбу, философия
напоминает: «определённость уже есть отрицание» (Спиноза). Т.е.,
отрицая хаос, синергетики признают его наличие, прежде всего, в социальной структуре. А вот это – нонсенс. Человеческие структуры
отшлифованы тысячелетиями. Прежде всего, чётко заданы профессиональные отрасли, обусловленные объективной спецификой их
деятельности. Трудно не заметить структуры государств. Вряд ли
ускользнёт, даже от обычного взора, сообщество семей. Кроме того,
задано множество менее значимых образований. Имея столь мощные координаты для дальнейших исследований общества, странно
96
заявлять о его хаотичном состоянии и о впервые начинаемой борьбе
с хаосом.
Сама идея первозданного выхода на борьбу с хаосом, пожалуй,
привлекательна. Берущийся за столь огромное дело уподобляются
Всевышнему. Он напоминает великого первопроходца, к которому
неминуемо будут притянуты восхищённые взоры современников и
потомков. И потому размечтавшийся ум философского предтечи синергетики с томлением в душе воздвигает над горизонтом бытия человечества ужасающий облик хаоса: «не закон стоит за хаосом случайности и произвола в онтологическом смысле, но хаос царит за законом формально-механического характера» (Шелер: 310. 73). А
чтобы облик сей был пострашнее, ум этот странным способом открещивается от разума и его помощников – идей, образов и форм:
«самое могущественное, что есть в мире, это «слепые» к идеям,
формам и образам центры сил неорганического мира» (Шелер: 311.
74). Можно при этом сослаться, как всегда, на как бы всеубеждающую физику, которая словами интерпретатора утверждает: «эти центры в своих взаимоотношениях вообще не подчиняются какой-то онтической закономерности, а подлежат только случайной закономерности статистического характера» (311. 74).
Что ж, с неопределённостью Гейзенберга знакомы многие, но никто от этого в обморок не упал. Действительно, физики пока остановились на статистических закономерностях, не имея на сегодня более мощных инструментов познания. Потому они ещё не берутся судить о многих качествах онтической закономерности. Но если иные
знатоки, в связи с этим, начинают войну против разума, постоянно
поклоняясь хаосу, то достичь при этом можно одного – заворожённости хаосом. Заворожённости, которая поражает именно собственное
сознание. Ведь, «когда ты постоянно смотришь в пропасть, то и пропасть начинает смотреть в тебя», предупреждал Ницше.
В реальной жизни хаос Бытия часто мерещится только взрослеющему, очень опрометчивому уму. Приятие в душу дисгармоничного
облика хаоса тотчас вносит в неё саму «момент разлада, распада и
развала». Такая «душа теряет своё субстанциальное единство» и,
самое главное – «теряет сознание своей творческой природы» (Флоренский: 158). Зародившийся хаос в душе невольно становится основой её бездумных действий. Подобному взрослеющему сознанию
безразлична любая акция: «что сжигать людей в газовых печах, что
посвящать свою жизнь уходу за прокажёнными». А тогда людская
добродетель или злой умысел подчиняются в этом сознании случаю
или капризу. В конце концов, полностью запутавшаяся душа впадает
97
в состояние прострации. При таком исходе душа готова мириться с
любым злодеянием или убийством (Камю: 122).
Облик хаоса – худой помощник и взрослому сознанию. Позиция
первооткрывателя опасна пренебрежением огромной сокровищницы
советов и подсказок, накопленных человеческой мудростью. Душа,
начинающая познание Бытия как бы с нуля – фактически беспомощна перед обуреваемым ею множеством сомнений. Ей «достаточно
ничтожнейшей мелочи, чтобы склонить её в ту или другую сторону»
(Теренций: 187. 623). И примкнувшие к ней души, также «не ведающие далёких дум, не избегнут больших огорчений» (Конфуций: 33).
Без стратегических ориентиров каждый ум вынужден задавать тысячи вопросов всякой малой случайности. Но подлинно разумное сознание никогда не робеет ни перед каким случаем: ибо, «сказать, что
кому-то не повезло, значит снять с него всякую ответственность за
промах. Сказать же, что кому-то повезло, значит отказать ему в признании его заслуг, приведших к счастливому результату» (Бернстайн:
215). Потому погружение в тайны Бытия нелепо без попутного ветра
мудрости (Сенека: 129).
Синергетики, пользуясь силой собственного мышления, силы мудрости почему-то совершенно не замечают. Новая синергия имеет у
них физически-временнуֺю природу: «необратимость есть источник
порядка на всех уровнях. Необратимость есть тот механизм, который
создаёт порядок из хаоса» (Пригожин, Стенгерс: 363). Подобные откровения, претендуя на новизну, являются древними, как начинающееся познание Бытия. Ещё Демокрит писал: «всё совершается по
необходимости» (88. фр. 125). А необходимость – родная сестра необратимости синергетики. И уже в то время данному суждению возникла мудрая оппозиция: «необходимость может стать бедствием, но
нет никакой необходимости следовать указке необходимости» (Эпикур: 176. фр. 9). Действительно, с одной стороны, необходимость цунами, землетрясения или ядерного взрыва – категорически не повод
для спокойного их ожидания. А с другой стороны, необратимость
данных событий, без всякого им противостояния людей, никакого порядка из хаоса не создаст, именно и породив состояния хаоса.
Хаотичная материя как таковая вовсе не является, поэтому, началом великого действия во Вселенной: «если кто-то считает первой
причиной материю и возводит к ней все сущее, тогда природные вещи существуют исключительно благодаря случаю» (Ф.Аквинский),
важнейшему свойству хаоса. Однако в пределах, доступных нашим
исследованиям, даже «протоплазма теперь больше не образуется
непосредственно из неорганизованных веществ Земли» (Шарден:
72). И далее П.-Т. Шарден делает прозорливое предположение: «со98
знание проявляется с очевидностью у человека, следовательно, обнаруживаемое в единичной вспышке, оно имеет космическое распространение» (308. 26-27).
Потому стратегическое заявление синергетиков: «хаос, порой, выступает как сверхсложная упорядоченность» (120. 42), – нуждается в
серьёзной коррекции. Разум, тысячелетия обдумывающий устройство Мироздания, давным-давно распрощался с представлением о
хаосе. В окружающем нас мире выявлены миллиарды кластеров тех
или иных факторов, все они так или иначе структурированы и организованы. Причём, ответственность за прошлые, настоящие и будущие распознавания появляющихся структурированных, определённых свойств Бытия лежит именно на разуме, как высшей способности
познавания Бытия человечеством.
2.2. ФАКТОЛОГИЧЕСКОЕ ПОЗНАНИЕ
И ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНЫЙ СИНТЕЗ
2.2.-1. Крылья для воспарения
2.2.-1.1. Атаки на разум
После относительно широкого рассмотрения возможностей науки
и тесно связанной с ней философии в постижении тайн Бытия, попробуем оценить возможности глубинного философского разума.
Правда, нынче не всяк на это решится, поскольку в экспериментально-научной атмосфере глубинный, широко обобщающий разум изгоняется с порога. Причём, восстание против разума ведут учёныеэкспериментаторы, теоретики науки и лица, именующие себя философами, как бы сговорившись между собой. Потому у современных
умов, вступающих в науку, возникает традиционно неприязненное
отношение к философии. Фактически, правда – к собственному разуму, стремящемуся глубже заглянуть в тайны Бытия.
Атаки на разум начинаются, обычно, с претензии за его, якобы,
невнимание к собственно эксперименту: философы «постоянно обсуждают теории, но ничего не говорят об эксперименте, технологии
или использовании знания для изменения мира». Но синоним научного метода – именно «экспериментальный метод» (Хакинг: 140). В
подобной атаке на разум тотчас же обнаруживается знаменательный
кульбит сознания: урок, якобы, «заключается в следующем: думайте
о практике, а не о теории» (Хакинг: 294) – советует представитель
приземлённости знания. Т.е. разум специалиста по познанию заставляют сосредоточиться сугубо на эксперименте, приказывая при этом
99
отключить собственную способность сосредоточения и понимания.
Как если бы прыгуну сказали прыгать, связав перед этим ноги.
Однако в реальном познании Бытия речь идёт о понимании как в
узком, так и в широком контексте: в узком – посредством обработки
данных опыта, в широком – введением их в отраслевой и общенаучный контекст. Ведь, любой экспериментатор опирается в поиске на
широкий спектр ближних эксперименту и, безусловно, дальних подсказок. Соответственно, философия и является полем обнаружения
и систематизации дальних подсказок ищущему сознанию учёного.
Причём, призвание философа – выявление возможного горизонта
таких дальних подсказок. Если экспериментатор насильственно отдаляется от дальнего горизонта идей, он рискует потерять горизонт
собственного поиска.
Когда, например, блестящий Ньютон настаивает на изъятии «в
природе иных причин сверх тех, которые истинны и достоверны для
объяснения явлений» (200. 502), он помогает себе и другим в малом,
но проигрывает в большом. Малые эксперименты над природой гравитации, разумеется, необходимы, но они, всё же, значимы не сами
по себе, а в отношении к целям человечества во Вселенной. Без обнаружения таких целей, без их стратегического учёта в направленности любого эксперимента, сам учёный начинает походить на слепца в
картине П.Брейгеля. Ведь, эксперименты без стратегической цели
могут завести экспериментатора и его последователей в пропасть
античеловеческих открытий. Что и доминирует в современности.
Только вот, аргументы на бойцов против разума обычно не действуют. Более того, как обнаруживается, они их лишь ожесточают.
Чтобы размыть понятие о разуме вообще, выдвигается радикальное
средство: признать за практикой «особую, нелогическую логику, дабы
не требовать от неё больше логики, чем она способна дать, неизбежно принуждая её говорить бессвязности, либо навязывая ей искусственную связность» (Бурдье: 167). Так разуму противопоставляется воинствующее неразумие. Но если именно оно берётся командовать наукой, толка в слепо-практицистской науке никто просто не
найдёт. И по природе разумные головы начнут верить, скажем, в какой-то слепой «поток деятельных сил, который один только способен
полагать тут-бытие и случайное так-бытие», который «течёт в мире,
где мы обитаем, не сверху вниз, но снизу вверх!» (Шелер: 310. 72). И
тогда, к примеру, человечеством закреплённые обряды будут связываться лишь с установками узких практиков, «которые не могут позволить себе роскошь логической спекуляции, мистического излияния
или метафизического беспокойства» (Бурдье: 189). Но таким способом тотчас отбрасывается с порога очень глубокое содержание об100
рядов шумеров, майя и др. древних народов, а также их возможные
метафизические объяснения.
Атаки на разум насквозь пропитаны противоречиями. Выдвигается, скажем, требование «духовного господства положительной философии» (Конт: 135. 52). Оно, по определению, исходит от «мыслящего духа». Этот «мыслящий дух» силится, по сути, осадить себя самого, запрещая себе исследовать важнейшие проблемы «происхождения и назначения существующего мира». А далее, оскоплённый
«мыслящий дух» готов познавать «действительные законы явлений,
т.е. их неизменные отношения последовательности и подобия»
(Конт: 136. 4). Однако, не оскоплённый, а подлинно мыслящий дух,
во-первых, прекрасно осознаёт громадную необъятность Мегавселенной. Осознаёт он, во-вторых, что понятия вовсе не законов, но
малых закономерностей, на её колоссальном фоне, очень относительны. К тому же Мегавселенная, по-видимому, постоянно изменяется. Потому границы «неизменных отношений и подобий» не неизменны, а также раздвигаются в бесконечность. И когда автор оскоплённого «духа» настаивает на «необходимой тенденции замены
всюду абсолютного относительным» (Конт: 135. 35), сам автор должен признать такую же относительность собственной категоричности
применительно к подлинно мыслящему духу – философскому разуму.
Наряду с попыткой осадить творческую мощь снизу – принуждая
её к обязательной близости эксперименту, существует атака на философский разум сверху. Эта позиция присваивает научной мысли
планетарное значение, роль прямо-таки геологической силы. Философия, на фоне такого величия науки, не в состоянии, якобы, даже
учесть «функциональную зависимость человечества, как природного
явления, от среды жизни и мысли» (Вернадский: 49. 303). Будучи, как
считается, столь убогим, философский разум становится для натуралиста лишь преходящим проявлением «высших форм жизни Homo
Sapiens в биосфере, превращающий её в ноосферу... Человек не
«венец творения» (Вернадский: 49. 409). Именно поэтому философия, якобы, «никогда не решает загадки мира. Она пытается охватить жизнь разумом, но никогда достигнуть этого не может» (Вернадский: 49. 381).
Что ж, видеть в науке фактор, способствующий преобразованию
Земли, вполне естественно. Но рановато превращать разум, переместившийся в область научного познания – в геологическитектонически мощь, сдвигающую и раздвигающую материки Земли.
Ещё более нелепо обвинять философский разум в пренебрежении
изучения природы. Будучи союзником, а не врагом науки, разум с
101
древнейших времён внимательно обобщал и обобщает все открытия
зависимости человечества от природной среды и возможного воздействия на неё. А вот в плане конечности пребывания людей на
планете Земля не существует никакого приоритета между великим
натуралистом и любым человеком, к коим относятся и философы –
все мы стоим перед неизвестностью. Ну, и самая невероятная нелепость заключается в попытке одного и того же разума, приобретшего
облик натуралиста, неожиданно раздвоиться, и обличать такой же
разум в виде философа в категорической неспособности его разгадывать загадки мира. Но если какая-то способность дана одному облику определённой сущности, почему же этой способности лишён её
другой облик?
Есть и ещё немало нападок на философию. Всего не рассмотришь, да и ни к чему. Главное в этих нападках – отсутствие самокритики и постоянная алогичность. Меж тем, «величайшая обязанность
любого мыслителя – быть последовательным, но именно это встречается реже всего» (Кант: 117а. 338).
Постоянный упрёк, переходящий из позиции в позицию – нежелание видеть философию метафизичной. Однако «представить, чтобы
дух человека когда-нибудь совершенно отказался от метафизических
исследований так же невероятно, как то, что мы когда-нибудь совсем
перестали бы дышать…» (Кант: 117а. 192). Ведь, если философия,
целенаправленно, систематично обобщая научные знания, перестанет штурмовать неизведанные загадки Бытия за пределами научного
горизонта, делать это всё равно будет кто-то другой. Но уже, как замечено, в объятиях с хаосом, превращая в хаос системные поиски
мудрости, совершавшиеся тысячелетия и продолжающиеся ныне.
2.2.-1.2. Захваты и утраты
Идеологи науки отвергли возможность подсказок со стороны философии, отвергли и философию в целом. Значит, ими мыслится
перспектива собственной способности обобщений открытий науки и
рождающихся новых выводов.
Сама наука – поистине вдохновляющий путь расшифровки тайн
Бытия. Невольно в душах людей возникает «безграничное восхищение работой экспериментаторов», вырывающих у неподатливой природы сокровенные её загадки (Вейль: 153. 12). Кроме того, научное
знание фактически всеохватно, поскольку наука направляет свой испытующий взор практически на всё, доступное её изучению (Рикёр:
191).
102
Правда, собственно объяснений, предназначенных для соединения выводов одних открытий с другими, накапливается необъятное
множество. С одной стороны, возникает задача отбора из этого множества наиболее правдоподобных объяснений, чтобы «придерживаться их до тех пор, пока опыт не заставит от них отказаться» (Мигдал: 23). С другой стороны, совокупные научные открытия, безусловно, нуждаются в целостном их охвате, ради обнаружения общей стратегии поиска. Причём, обе данные проблемы тесно взаимосвязаны, да так, что ускользает приоритетное основание. Скажем,
сам точный отбор лучших проектов из множества правдоподобных
идей возможен при наличии верного стратегического пути. А стратегия целостного научного поиска возникает из качественного отбора
стратегических проектов. И поскольку между двумя видами обобщающей деятельности сохраняется равновесие, необходим ещё один
ярус обобщений, синтезирующий само соотношение способов отбора
продуктивных проектов и верную стратегию пути познания.
Если первый ярус отбора проектов связан с деятельностью внутри
зоны и отрасли знаний, а второй стремится объединить все знания о
природе, то третьему ярусу в рамках самой науки места просто нет.
Действительно, в естествознании конкретных специалистов «интересует не Универсум в целом, включающий нас самих, а лишь определённая его часть». В атомной физике, например, таковой является
чрезвычайно малый объект, Т.е. очень «существенно то, что большая часть Универсума… не принадлежит к предмету наблюдения»
(Гейзенберг: 19). Такое самоограничение вполне объяснимо. Скажем,
одна конкретная «научная группа много лет занимается изучением
паразитических простейших – кокцидий – близких к малярийным паразитам» (Бейер: 232. 202-203). Другая научная группа, исследующая
лишь «семь видов скальных ящериц», вынуждена тратить на такой
вид деятельности десятки лет (Даревский и др.: 232. 244). Потому
самим экспериментаторам, порой, просто некогда отсматривать чужие открытия, и сравнивать их со своими даже в соседних зонах поиска, не говоря уж об обзоре больших отраслей наук.
Теоретики науки более свободны. Они отшлифовывают существо
метода, суммирующего разные способы познания природы. И о себе
они с гордостью заявляют: «Основной, неоспоримый, вечный остов
науки… состоит из: 1) логики, 2) математики и 3) из научного аппарата фактов и обобщений… это основная часть науки, отсутствующая в
философии» (Вернадский: 49. 403). Но если более широко оценить
их возможности, обнаруживается, что все естественнонаучные логико-математические «высказывания являются полностью неразрешимыми». Т.е. «каждый закон природы, сформулированный как выска103
зывание о реальных вещах, представляет собой только вероятностную импликацию» (Рейхенбах: 104. 338).
Вероятностная природа обобщений обусловлена не просто ограниченностью формально-логических и математических, но и научных
познаний в целом. Скажем, наши научные знания даже о земном шаре дают «повод для признания любых экстравагантных гипотез о его
внутреннем строении». Поскольку реально он исследован на глубину
до 12-14 км (Войцеховский: 53. 63). Столь же призрачны наши познания об океанском дне, которое пока просто не подвластно исследованию. «А «булавочные уколы»… научных экспедиций представляют
собою …предприятия дорогостоящие, сложные и трудноосуществимые» (53. 312). Ничего достоверного не может сказать наука и о причинах взрыва, давшего начало нашей Вселенной. Также остаются
пока без ответа и собственно причины видообразования, т.е. эволюции, «потому, «что они не являются научными» (Лысов: 206). Т.е.,
круг неразрешённых тайн, в котором находится научное познание, не
просто велик, но он постоянно расширяется. В связи с этим наука совсем уже «не готова изучать феномены, в которых много паранормального и даже абсурдного» (Ажажа: 2. 139), правда, абсурдного
лишь при поверхностных оценках.
События вокруг нас, меж тем, далеки от научной убеждённости в
собственных возможностях. И, хочешь-не-хочешь, приходится признавать активное существование явлений явно неизвестных и чрезвычайно сложных, которые напрямую взаимодействуют «с нашим
миром и сознанием, искажая реальность, обезоруживая логику», заставляя неустанно искать новые пути познания (2. 151). Соответственно, перестраивается и сама научная убеждённость: «научное
мировоззрение не даёт нам картины мира в действительном его состоянии. Оно не выражается только в непреложных «законах Природы», оно не заключается целиком в точно определённых фактах»
(Вернадский: 49. 19).
Подлинно ответственное научное познание ныне демонстрирует
сбрасывание с себя прежней веры в безупречность целостных научных обобщений: «…Научный прогресс осуществляется благодаря
анализу и искусственной изоляции» (Рассел: 224. 49). А при такой
изоляции, естественно, всякие широкие обобщения крайне затруднительны. Следовательно, общий синтез в целостную систему познания самого соотнесения между собой как отбора лучших проектов,
так и попыток выявления стратегии поиска, науке своими средствами
осуществить невозможно.
104
2.2.-1.3. Мозаика и разум
У науки есть, кажется, спасительный остров, позволяющий ей обрести опору в достоверности прогностического познания. Таковы
научные гипотезы. Скажем, гипотеза поистине совершенна, если с
её помощью возникает реальность «предсказаний о неизвестном ранее явлении или небывалом эксперименте» (Лейбниц: 61-62). Правда, этот остров спасителен до тех пор, пока научное познание достаточно твёрдо опирается на фактическую результативность предсказаний. А на современном этапе развития науки становится зыбкой и
результативность познавательной перспективы. В микромире,
например, «для модели имеет смысл из наличия состояния А заключать о наступлении состояния В». В действительности же… нам не
известен ни один отдельный случай, в котором состояние А строго
реализовано». Подобная реализация повсеместно лишь вероятна
(Рейхенбах: 104. 247). Иначе говоря, в микромире опора на твёрдые
предвидения отодвинулись к неопределяемым границам. Дж. Свифт,
прозорливо предвосхищая следствия погружения в микромир, тонко
пошутил на этот счёт: «Натуралистами открыты / у паразитов паразиты, / И произвёл переполох / тот факт, что блохи есть у блох. / И
обнаружил микроскоп, / что на клопе бывает клоп, / Питающийся паразитом, / на нем другой – ad infinitum» (до бесконечности) (8. 80).
Тут бы получить подсказки со стороны разума. Но ригористы
обособленности науки твердят своё: «границы познаются не с помощью разума и не благодаря знакомству с природой причины и действия, а только с помощью опыта и наблюдения» (Юм: 85). В самом
научном мире, в то же время, продолжают ветвиться и упрочиваться
внутренние границы, не говоря уж о границах внешних. Действительно, «каждая модель всегда имеет ограниченную значимость, и ничто
не является столь опасным, как выход за её границы» (Рейхенбах:
104. 246).
Кроме того, научные отрасли, тем более, области познания «далеко отстоят друг от друга. Способы разработки ими своих предметов в
корне различны» (Хайдеггер: 289. 16). В этой связи, объём и сложность внутренних границ научного познания растёт в геометрической
прогрессии. Потому «укоренённость наук в их сущностном основании
давно отмерла» (там же). Даже научные представления, взятые локально, содержат в себе уже плохо осознаваемое, ускользающее в
воронку разветвлённых знаний, множество идей (Суханов: 258. 130).
Усложняющееся секционирование научной информации и её бесконечное дробление на внутренние границы, ведёт каждого исследова105
теля к объективной утрате целостного объекта познания (258. 128).
Тут опять бы получить подсказки от мудрости.
Только вот, скорость обращения научных идей и появления множества новых проектов такова, что о помощи со стороны мудрости
думать, наверно, просто некогда. К примеру, кто-то, радуясь найденной границе познания, сообщает, что вещество во Вселенной на
98% «сосредоточено в звёздах и планетах» (Гумилев: 547), А через
малый этап времени обнаруживается совершенно иная картина:
звёзд и планет, оказывается, менее 1-2 %, а большая часть Вселенной занята неведомой, тёмной энергией со свойством антигравитации (20. 29). И эта огромная разница результатов исследований обнаружена в полностью наблюдаемом состоянии материального мира.
Что же тогда говорить о мире нравственном, психическом, божественном и потустороннем?
Учитывая немыслимую по своей разветвлённости массу внутренних границ науки, приходится неминуемо признавать, что «методологическое единство науки – ложь… сами по себе науки… состоят из
большого числа только отчасти пересекающихся малых дисциплин,
представители которых с течением времени перестают понимать даже друг друга» (Кун: 293. 17). Это мы видели на примере математики.
Опыт, опыт и опыт – заявляли знатоки науки, отстраняясь от философского разума. А подзабытому разуму уже давно известна перспектива возникновения кризиса целостности науки из-за массы
внутренних границ: «чем большую сферу охватывают исследования,
тем яснее становится недостаточность и скудость опытных данных,
которыми мы располагаем» (Шеллинг: 312. 92).
Однако беда разрастания внутренних границ коснулась не только
конкретных способов познания фактов, но и их интерпретаций. Интерпретации – уже малая часть теории. Отыскивая способы обнаружения сходных позиций, интерпретация переходит в ранг интерпретации интерпретаций. Соответственно, лишь увеличивается информационный шум, поскольку рост границ от интерпретаций, объясняющих знания, практически не прекращается. Скажем, собственных
понятий физики и химии, вместе с понятиями учения о развитии, совершенно ещё недостаточно для объяснения и описания фактов,
например, в психологии (Гейзенберг: 57). Потому мир фактов, их интерпретаций, интерпретаций самих интерпретаций превращается, в
конце концов, в путаницу и хаос от бесчисленного полчища границ и
попыток их безуспешного преодоления (Ортега-и-Гассет: 236).
Наиболее ответственные умы вынуждены констатировать: «мы
постоянно живём в мире, основы существования которого не способны понять. И кажущиеся ныне глобальные открытия оказываются в
106
итоге лишь яркими камешками в огромной мозаике мироздания»
(Ажажа: 524). Или: «Одним из наиболее болезненных последствий
недавних успехов науки является то, что каждый из этих успехов показывал нам, что мы знаем всё меньше, чем ранее думали» (Рассел:
222. 5). Философскому разуму данное откровение известно уже триста лет, со времени И.Канта. Т.е. обнаруженное философией открытие ожидало внимания к себе со стороны учёных в течение столетий.
И данное открытие разума должно быть по праву занесено ему в актив. Чтобы стало ясно, что мудростью даются фактические прогнозы.
Причём, не на десятки, а на сотни лет вперёд.
Одна из существенных идей общего прогноза мудрости такова:
научное познание, каким бы универсальным оно ни казалось, не
имеет подлинно критериальной опоры внутри себя самого. Оно при
любом своём развитии «всегда переходит лишь от чего-то обусловленного к другому обусловленному» (Кант: 117а. 185). При всём при
этом многие учёные продолжают увлекаться чисто научными приёмами, забывая вовсе о высших целях познания Бытия (Страхов: 105).
В познании можно избегать подсказок со стороны разума в силу
той или иной прихоти. Но в принципе невозможно исключить того,
что работа сложнейшего синтеза научного знания, преодоления и
устранения его массы внутренних границ, может принадлежать только отчасти обособившейся от науки способности – философскому
разуму. Именно он труднейшей своей деятельностью, в конце концов, окрыляет реальное научное творчество стратегическими маяками развития наук.
2.2.-1.4. Смешение границ
Отсутствие критериальной основы в системе наук – серьёзное
ограничение их исследовательских возможностей. Понимание этой
беды ныне отсутствует. Не будучи критериальной опорой самой себе, наука пользуется критериями, исторически дарованными миру, в
основном, физикой и математикой: «новый способ философствования появляется в тесной связи с развитием конкретных наук, в частности, математики и физики» (Карнап: 104. 76). Необоримая тяга к
физике и её прототипам вполне объяснима: практически неопровержимым кажется физическое знание. Потому кое-кто даже из близких
последователей Канта, не вняв его предостережениям или не заметив их, принялся, например, создавать «гипотезу высшей физики для
объяснения всеобщего организма, или Разработку первых основоположений натурфилософии на основе начал тяжести и света» (Шеллинг: 312. 594). Однако мимикрия под объективную силу физики фи107
лософа никак не спасла. Поскольку не была принята во внимание
появляющаяся пропасть между частной физической отраслью и всеобщей мудростью, отвечающей за критериальную сферу познания в
целом.
Критерии математики и физики современная наука готова применять везде и всюду, и очень часто – для создания единой системы
научного знания. Однако физика вкупе с математикой – уже различные дисциплины, хоть и стремятся стать почти родными. Весь
огромный сонм других наук столь же различен внутри каждой отрасли и отделён внутренними границами от остальных. Критерий, возвышающийся над отраслями наук, помог бы обнаружить наличие
жёстких границ. Но его нет. И потому специалисты отдельных наук
спешат сблизить свои дисциплины с чужеродными им, не принимая в
расчёт количества и качества внутренних границ. Полное доверие
естествознанию приводит специалистов к попыткам «систематизации, научной и логической», которая, оставаясь физичной по природе, очень искусственно приспосабливается к перешагиванию через
естественнонаучные границы. Вследствие этого, возникает недопустимое смешение границ, когда захватывается одновременно и «человеческая наука, …социальная, принцип и цель которой составляет
наше существование» (Конт: 135. 24). Хотя данный осторожный мыслитель тотчас же одёргивает себя: мол, последнее «не поддаётся
полной систематизации, в силу неизбежного различия» (там же).
Кое у кого возникает идея создать науковедение, описывающее
взаимодействие элементов «науки как особой сложной системы,
вскрывающее роль и влияние этих элементов на поведение всей системы» (Добров: 95. 25). Науковедение по замыслу многоохватно. В
него входят: «экономика, социология, история НТП, логика науки,
психология, право, теория систем, информатика и кибернетика».
Причём, все эти дисциплины призваны служить, как и ранее, «миру
конкретных наук» (95. 27). Результатом такого служения должна
стать оптимизация «социальной организации науки и методов управления ею» (95. 32). Фактически же получается, что специалист, совершенно не учитывая самоценности человековедческих предметов
(психологии, права, экономики, социологии), готов подчинить их сугубо естественнонаучным методам. Но внутренние границы между
данными областями знаний пока категорически не преодолены.
С огромной верой в возможности естествознания трудятся также
маститые психологи. Цель их – создание математических методов,
сопоставимых по сложности с природой психологии (Суходольский:
259. 277). При этом, знатоки желаемой перелицовки великой сложности психики в упрощённую интерпретацию её свойств с помощью
108
корреляционного и факторного анализа, даже не подозревают о
полной непригодности нынешней математики для данных дел. Всеми
силами они стремятся довести свой поиск до степеней, «когда существо психики будет выражено математически» (259. 278). А это пока
в принципе невозможно. Ибо любой психический процесс совершенно не обладает, как этого хотят экспериментаторы, «конечным набором свойств» (259. 280). И никакой адекватности свойствам сложнейшей, постоянно текучей, внутренне преобразующейся психической энергии не получить, стараясь использовать грубый количественный критерий, в виде «количества отображаемых методом содержательных свойств» (там же).
При увлечённости специалистов разных отраслей естествознанием лишь иногда возникает отрезвляющий голос: «Мы настолько
увлечены нашими зарешеченными, заклассифицированными конструкциями числовых измерений, что теряем из виду саму вещь –
великолепную, полную жизни» (Гриффитс: 12). Но такой голос тут же
забивается потоком слов азартных сторонников естествознания. И
вновь сознание многих исследователей заглушается привычной
наукообразной информацией, желающей теперь уже подвести физическую базу под тончайшие и сложнейшие закономерности искусства. Великим физикам и великим художникам не достаёт, якобы,
общего согласия, потому что у них отсутствует «Всеобщая убедительная физическая база, единый универсальный язык» (Бондаренко: 32-33). Однако где же понимание пока непреодолимого обрыва
между физическим и художественным методами освоения мира?
Кому-то справедливо думается, что: «хорошие измерения требуют
новых технологий и, таким образом, предполагают решения множества загадок экспериментального характера» (Хакинг: 293. 263). В
подобном случае возникает слабая надежда на понимание сущности
различий между отраслями и областями знаний, надежда на реальные способы обнаружения переходов через их внутренние границы.
Но в итоге оказывается, что вновь веет духом физики, поскольку содержание технологий увязывается со «строительством машин», с
появлением практицистской «инженерии» (293. 295).
И.Кант, концентрируя все свои замыслы вокруг великого синтеза
отраслей знаний, вынужден был, в силу имеющихся существенных
различий между ними, чётко зафиксировать фактор противостояния
между естественнонаучной и духовной сферами познания Бытия:
«возможно двоякое учение о природе: учение о телах и учение о душе» (Кант: 119. 55). В этом противостоянии пути двух учений на современном этапе развития наук пока никак не сходятся в нечто единое: «Никакая нравственность не может развернуться в физической
109
жизни человека – это возможно только в мире духов по пневматическим законам» (Кант: 116. 314).
Данное разведение путей познания замечено в начале ХХ века
лишь отдельными исследователями: «Между законом природы, с одной стороны, и психическими единствами, …нет ничего схожего». Таким образом, науки о природе, претендующие на создание синтеза
знаний, «не заключают в себе единства мирового целого» (Дильтей:
93. 704). Наши современники данное противостояние не учитывают
совсем, стремясь образовать «сильное взаимодействие проблем,
относящихся к культуре как целому, и внутренних концептуальных
проблем естествознания» (Пригожин, Стенгерс: 61-62). Но феномен
культуры в своём существе характеризуется качественными особенностями нравственной жизни и творчества. Концептуальные методы
естествознания обслуживают пока исключительно законы материальной Вселенной, и претендовать на сильное взаимодействие с
культурой не могут. Кант предупреждал по этому поводу: «в отношении к природе именно опыт даёт нам правила и служит источником
истины. В отношении же нравственных законов (научный) опыт (увы!)
есть источник видимости» (Кант: 117. 353).
Подлинным средством обнаружения путей синтеза разнокачественных знаний может быть только философский разум, не обусловленный зависимостью от конкретного познавания материального
и духовного Бытия, и потому свободный внутри себя самого. Эту замечательную способность разума также предопределило учение
Канта: «Хотя между областью познания природы… и областью познания свободы… лежит необозримая пропасть, …тем не менее,
вторая должна иметь влияние на первую…» (118. 173). Т.е., контуры
системы знаний возникают со стороны напряжённо ищущего разума,
создающего основы синтеза материальной и духовной сфер Бытия.
2.2.-1.5. Ступени обобщений
Исследуя фактор возникновения внутренних границ между отраслями и областями познания, полезно отыскать ступени обобщений,
начинающиеся на уровне обобщения конкретного эксперимента, и
восходящие до уровня всеобщего синтеза.
Научно-экспериментальная база не существует сама по себе. Её
осмысление поручено конкретным теориям отраслей знаний и методологии науки. И кому-то может показаться, что методология науки
является пределом всякого совершенного познания мира. Однако
тщательно продумывающий возможности методологии науки И.Кант,
относил её только к способности рассудка. Эта способность действи110
тельно «обеспечивает единство возможного опыта» (117. 345). Но
сам опыт, и это его объективная специфика, движется по руслам
разных отраслей/областей знания, а потому часто бывает противоречив. Например, «по мнению дорожного инженера, несчастный случай возникает из-за скользкой дороги. У дорожной полиции – от
…несоблюдения правил. У психолога, опросившего шофёра – от его
состояния тревоги. У инженера-автомобилиста – от дефекта конструкции». Иначе говоря, «ни один из них не может ответить на общий вопрос о действительной причине происшествия» (Карнап: 121.
259-260). И вправду, средства, способствующие пониманию отдельных частей, часто могут отдалять нас от понимания целого (Кант:
117. 80). Данная опасность вторгается и в сущность методологии
науки.
Ныне возможности органичных, методологией науки устанавливаемых связей между далеко разошедшимися друг от друга отраслями
и областями науки практически утрачены. И, отчасти из-за этого,
безоговорочно строгую науку уже теснят со всех сторон нетрадиционные формы знания. Скажем, энергично вторгается в мир науки богословие. Кто-то даже считает, что «противопоставление Науки и Религии исчерпано», что жёстким требованием сегодняшнего дня является их единение. А потому опытное знание, как предлагают,
должно слиться в нечто целое с духовным прозрением Мира (Кулаков: 192. 20-21). И методологии науки, хочет она того или нет, «все
чаще приходится расширять свои критерии рациональности». Она
вынуждена оглядываться на другие виды опыта. Ведь, ныне вовсе не
исключено самое невероятное: «то, что считается научным знанием,
может оказаться предрассудком, а то, что считается предрассудком,
может оказаться научным знанием» (Юревич: 59). К примеру, сравнительно недавно «падающие с неба камни» были отвергнуты Парижскими академиками (камни не могут падать с неба!). Но через
время они оказались метеоритами.
Кант, предвидя неразбериху в методологии науки и с наукой,
настаивал: «всё же должно существовать основание единства» самогоֺ научного знания, а также знания «сверхчувственного, лежащего
в основе природы, с тем, что практически содержит в себе понятие
свободы» (Кант: 118. 174). И вправду, сколь бы мы ни полагались на
достоверность наук о природе, мы даже о ней самой пока мало что
знаем. Ведь, человек фактически существовал до естествознания, а
сама «Природа существовала до человека» (Вейцзеккер: 180. 121).
Потому очень спешит методология науки, ограничивая мир познания
лишь сферой материальных экспериментов и самой собой. То, чему
надлежит фактически регулировать весь объём опытного познания
111
(вкупе с методологией науки), «должно находиться целиком вне его.
А это и есть сфера чистых, разумом постигаемых сущностей» (Кант:
117а. 185).
Формально мысль Канта может восприниматься следующим образом: подлинная проблема философии «начинается там, где как раз
кончаются возможности науки» (Шопенгауэр). Т.е. философии могут
отвести горизонт чистого познания, где она обследует лишь выводы
методологии науки, сама никак не участвуя в предварительных этапах познания мира. Содержательно ситуация выглядит гораздо
сложнее: философия вкупе с методологией науки и конкретными
теориями отраслей и областей науки изучает выводы экспериментальных опытов. Вместе с методологией науки философия изучает
области теоретических обобщений. Но, кроме того, философия учитывает все экспериментальные и теоретические достижения искусства и эстетики, психологии, нравственности и права, религиозного
опыта и соответствующих учений, с которыми наука содержательно
никак не соотносится. Наконец, исключительной миссией философии
является работа по созданию синтетической, целостной картины познания Бытия.
Общее соотношение между естествознанием и философией обнаруживается возникновением двух родов истин: истин методологии
науки (рассудка) и истин разума. Истины методологии науки нередко
случайны, поскольку связаны с локальными сегментами познания
Бытия. В эти истины может вторгаться прямо противоположное знание. В то же время, «истины разума необходимы, и противоположное
знание им невозможно» (Лейбниц: 156. 418). У знатоков, близких к
науке, в этой связи, возникает протест: «различение рассудка и разума проблематично. Когда отвечают на вопрос, благодаря чему разум совершает свои подвиги, обычно указывают на «нерассудочные»
духовные движения: интуицию, бессознательное, творческое воображение» (В.Порус: 99). Но такой протест близорук. В нём не учитывается ряд областей знаний о Мире, с которыми наука пока не имеет
дела. А к таким областям, как упоминалось, относятся все экспериментальные и теоретические достижения искусства и эстетики, психологии, нравственности и права, религиозного опыта и соответствующих учений. Если взвесить мысленный объём собственно
научной информации и информации, создаваемой широким общечеловеческим опытом помимо науки, разница в сторону вне науки образующегося знания становится огромной. К этому придётся присовокупить высшую способность синтеза имеющейся всеобщности знаний (научной и духовной), которая безоговорочно может принадлежать и принадлежит только философскому разуму.
112
В данной связи, по необходимости синтеза и по познавательному
праву, «разум совершенно особо и существенно отличается от всех
эмпирически обусловленных способностей, так как он рассматривает
свои предметы исходя из синтетических идей, и по ним определяет
контуры деятельности рассудка» (Кант: 117. 487). И поскольку главным делом разума является осуществление всеобщего синтеза знаний, «собственное основоположение разума вообще состоит в обнаружении безусловного (начала) для обусловленного рассудочного
знания, чтобы завершить единство этого знания» (Кант: 117. 345).
Факт завершённости подчёркивает лишь субординационное верховенство разума над методологией науки и широчайшими духовными
обобщениями. А в целом, завершаемое разумом единство целостного знания является таковым, естественно, не в статике, а ходе постоянного развития.
2.2.-2. У перископа разума
2.2.-2.1. Неуступчивый магнит
(«вещи в себе»)
Научному духу великая роль разума представляется ныне никчёмной. Дух научный сам себе король знаний, рвущийся к грандиозным
вершинам. Потому тесен ему испытанный полигон экспериментов и
теорий, и он стремится вести в собственную орбиту все мыслимые и
немыслимые возможности познания (Башляр: 25. 52). В этом отношении научный дух не запрещает себе «никаких наблюдаемых состояний» (Лакатос: 18).
А реальное Бытие как было необъятным в количественных и качественных свойствах, таким и остаётся. И научный дух, при всей его
безграничной дерзости, неожиданно сталкивается с немалым кругом
проблем, в коих его этой дерзости становится неуютно. Попробуй он
определить, например, «живёт ли Бог только в душе верующего или
же Он правит миром независимо от того, верят в Него или нет?» И
тотчас же самые бойкие предположения на сей счёт начинают принципиально расходиться. А гордому научному духу с сожалением приходится признавать, что проблему Бога «никогда не будет возможно
объяснить научным путём», что «этот вопрос есть всецело дело религиозной веры» (Планк: 30).
Столь же твёрдым орешком является проблема определения сути
конечности или бесконечности. Правда, тут научный дух полагается
на свои интуиции и готов твёрдо утверждать: «ограниченность никакой величины допустить нельзя. Значит, остаётся признать только
113
одно – бесконечность» (Циолковский: 87. 126). Однако границы
нашей, ранее казавшейся безграничной, Вселенной астрономы всё
же разглядели. А природа бесконечности никем не определена и не
опровергнута, значит, она остаётся только вопросом, но не утверждением.
Также неуверенно чувствует себя научный ум в связи с сильным
антропно-теологическим принципом, «согласно которому Вселенная
должна быть запрограммирована на появление человека». Ум этот,
хочет того или нет, вынужден допустить «теологическое объяснение,
через трансцендентные силы». Хотя сам научный ум жаждет противопоставить подобному допущению фактор «саморазвития, самоорганизации мира». За такую попытку берётся синергетика, желая обнаружить «самовосстанавливающуюся Вселенную» (Жданов: 51-52).
Но мы с вами уже убедились, что синергетика, наследница математики, ещё слишком беспомощна даже для попыток решения менее
сложных задач, нежели для задачи столь грандиозной. Не говоря уж
о фактических экспериментах такого рода. Потому возникает твёрдое
сомнение в возможностях научного ума по данному поводу: ведь, если наша «Вселенная в целом является реализацией известного плана», то это никак не может быть доказано сугубо научными методами
(Бергсон: 41).
Так или иначе, грандиозные устремления научного духа сталкиваются с реальной невозможностью не только их осуществления, но
даже с определениями стратегических контуров подобных замыслов.
Тогда знатоки научного духа начинают искать в своей памяти подобия обнаруженным трудностям, и находят Кантову «вещь в себе». А
мы с вами по вееру идей, собравшихся вокруг этой самой «вещи»,
можем судить о широте столкновений с неподдающимися познанию
тайнами Бытия.
Степень отдаления от сущности «вещи в себе», при её истолковании научно ориентированными мыслителями, на удивление велика.
Один знаток приписывает И.Канту, будто он предоставил «объекту
право неприкосновенности – трансцендентной непознаваемости. А
субъекту перепал… мир иллюзий» (Курпатов: 71). Хотя Кант направил все свои силы на максимальное расширение возможностей
научного и философского познания. А «вещами в себе» обозначил
не абстрактную «трансцендентную непознаваемость», но вполне понятные параметры. Другой знаток самочинно наделяет «подлинным
бытием только «вещи в себе», именуя их «простыми, неделимыми
единствами» (Гайденко: 55. 327). Меж тем, понятие «вещь в себе» у
Канта – преимущественно гносеологического, а не онтологического
свойства. Скажем, в группу «вещей в себе» входят понятия «абсо114
лютно всей величины», «абсолютно всего деления» (Кант: 117. 445446). Но они онтологически никак не даны, да и «простыми» или «неделимыми» их совсем не назовёшь. Однако данный знаток характерных особенностей «вещей в себе» упорно не замечает, и продолжает
настаивать: «вещь в себе… – это то, что существует само по себе, и
ни в чем другом для своего существования не нуждается» (55. 329).
Третий знаток, обобщённо пересказывая суть «вещей в себе», ничуть не заботится, как и предыдущий исследователь, о существе их
фактических характеристик. А потом, вдруг, наделяет «вещь в себе»
своим собственным свойством: «Кантовская «вещь в себе» идентична с физическим объектом, а именно: она является причиной ощущений» (Рассел: 91. 218). Т.е. он также онтологизирует преимущественно познавательное понятие «вещи в себе», приписывая ему
полностью отсутствующий признак – быть «причиной ощущений». Но
как может соприкасаться с нашими ощущениями, даже оснащёнными
силой радиотелескопов, «абсолютно вся величина»?
Некоторые знатоки из области физики также привнесли вариации
толкований «вещи в себе». У одного из них мы узнаём, что «вещь в
себе» может предназначаться именно для физика. А это удивительно, поскольку «Божественная первосущность» (одна из «вещей в себе»), предназначена для глубокого внутреннего (внеопытного) уяснения всем и каждому. А далее знаток физики поясняет: «вещь в себе»,
в конечном счёте, есть математическая структура», но, «в противоположность Канту, эта структура косвенно выводится из опыта» (Гейзенберг: 46). Но к «вещам в себе» наряду с Божественной первосущностью, относится также «проблема происхождения…, или условие существования вообще» (Кант: 117. 445-446). Границы этих проблем уходят в познавательную бездну. Потому ни математическими,
ни опытными они пока никак быть не могут.
Столь же странны трактовки понятия «вещи в себе» у другого физика. Он отстраняется от глубочайших, потайных познавательных
проблем, и берётся рассматривать «любое мыслимое ощущение,
например, определённое дерево» (Шредингер: 318). Его любопытное
«дерево в себе не только не обладает цветом, запахом, вкусом и
т.д.», но без всяких на то оснований «целиком относится к сфере
«вещей в себе», которая именно при познании сущности дерева почему-то «для нас непостижима». Хотя в приведённом примере фигурирует обычная идея «дерево», действительно не обладающая никакими качествами, но служащая познанию.
Приведённых толкований «вещи в себе» более чем достаточно.
Хотя круг таких толкований в реальности гораздо шире, и они продолжают умножаться, примером чего могут служить теории Адорно
115
(1. 230), Башляра (25. 13), Карнапа (104. 117) и т.д. Т.е. магнит «вещей в себе» манит к себе многих из-за страстного желания преодолеть разумные ограничения бесшабашных притязаний научного духа. Но преодоление этих ограничений пока остаётся безуспешным.
2.2.-2.2. Предостережение И. Канта
Дерзновенность научного духа может быть субъективно безграничной. А разум всё же задумывается о пределах познаваемости мира, о фактической готовности научного опыта углубляться в ту или
иную бездну Бытия. И если таких бездн обнаруживается немало, разум стремится подготовить научный дух к каждой из них.
Одной из глубочайших бездн для научного познания является само существование Всевышнего, а также характер и мера Его влияния
на судьбу человечества во Вселенной. Потому пытливые умы не раз
стремились осознать своё отношение к первосущности Бытия.
И.Кант, обобщив подобные версии, выявляет три основных подхода к
проблеме понимания Всевышнего. Первый путь базируется на многообразном опытном знании, например, осмыслении сущности красоты вокруг нас. Учитывая обилие проявлений красоты и в животном
мире, и в природных явлениях, в лицах и поступках людей, сознание
невольно стремится отыскать высшую причину прекрасного. И причина эта представляется пребывающей вне фактического мира, принадлежащей Всевышнему. Таков, по Канту, физикотелеологический
путь познания (117. 516). Хотя, ради единства терминологии, удобнее назвать его путём опытно-теоретическим.
Второй путь познания связан с системой обобщённого взгляда на
природу красоты. Для этого мы можем представить себя обозревающими все феномены прекрасного на планете Земля из глубины
космоса. И в данном случае мы, как бы находясь на космическом корабле, с одной стороны, видим чёрную и пугающую бездну Мироздания (далёкие мелькающие звёздочки малоутешительны). А с другой
стороны, перед нами возникает в оранжевых отблесках Солнца зеленовато-голубая капля прекраснейшей жизни во Вселенной, именуемая планетой Земля. Столь широкий взгляд на целую прекрасную
планету, также невольно соотносится с предположением о возможном сотворении этой потрясающей красоты Божественной мощью.
Этот второй путь познания первосущности Кант именует космологическим (117. 516). Мы назовём его глобально-теоретическим.
Третий путь постижения Всевышнего обусловлен сугубо личным
опытом того или иного человека. Характерен этот опыт осознаваемой глубинной связью души со Всевышним. Благодаря этой незри116
мой связи люди, порой, ощущают особую заботу и поддержку в их
жизни. Многие опасности, в связи с нею, отходят в сторону, а трудные планы начинают сбываться. Тогда незримая забота Всевышнего
о людях начинает восприниматься, как величайшая красота бытия.
Этот вид постижения Всевышнего назван у Канта онтологическим
(117. 516). В нём сущность души напрямую соприкасается с Божественной сущностью, не нуждаясь в научных подтверждениях. Мы
назовём этот путь сверх-теоретическим.
Многообразное опытное знание, коим славится наука, по мнению
Канта, не в состоянии достичь понимания всех сторон и граней первосущности Бытия. Между тем, уже опытно-теоретическое «доказательство пытается сделать этот шаг» (Кант: 117. 542). Столь же безуспешна в этом плане попытка глобально-теоретических обобщений,
обусловленных постоянной оглядкой на данные естествознания. Потому Кант делает совершенно неожиданный вывод: «в основе физикотелеологического доказательства лежит космологическое доказательство, а в основе космологического – онтологическое доказательство первосущности как высшей сущности» (117. 543-544).
Суть данного вывода в следующем: наука главной базой своей достоверности признаёт опытно-теоретическое познание, но оно во
многих отношениях противоречиво, и ему нужна опора для обобщений. Существующее для этой цели глобально-теоретическое знание
(методология науки), недостаточно на фоне духовных областей знания и тоже внутренне противоречиво. Потому, при определении бытия первосущности, ведущим оказывается онтологическое (сверхтеоретическое) доказательство, «исходящее из одних лишь чистых
представлений разума», и оно «есть единственно возможное её доказательство» (117. 543-544). Однако И.Кант несравненно прозорливее своих интерпретаторов, приписывающих ему полнейший субъективизм разума. Он тотчас предупреждает, что само онтологическое
(сверх-теоретическое) доказательство пребывает не в сфере явлений, не в сфере научного опыта и его обобщений, а лишь в сфере
«вещей в себе».
Сами эти «нечто» как-то неловко называть даже «вещами в себе»,
поскольку они представляют собою исключительно пограничные,
абсолютно предельные характеристики познающего сознания в отношении к Бытию. Я скорее назвал бы их «неизвестностями в себе»,
учитывая, что они находятся вне пределов всякого познания.
К «вещам (неизвестностям) в себе» относятся, несколько групп
фундаментальных вопросов. Первая из групп направлена, с одной
стороны, на проблему бытия Вселенной (Мегавселеной) в вечности,
а, с другой стороны, на возможность бытия первосущности: «вечна
117
ли Вселенная, или она имеет начало? Существует ли абсолютно
безусловная, самодвижущаяся сущность, или же существование всего обусловлено чем-то внешним и носит случайный характер?» (Кант:
117. 444). Вторая группа проблем также, с одной стороны, возвращается к природе первосущности, а, с другой стороны, оценивает пределы деления субстрата бытия: «есть ли в первоначалах Вселенной
нечто исходно первозданное, или же все оно должно делиться до
бесконечности?». Третья группа отправляет нас к возможности пребывания человекоподобных существ во всём пространстве Вселенной, «или же они заключены в определённые границы?» Наконец,
четвёртая группа проблем пытается уточнить: присутствует ли в основе Мироздания бытийная творческая причинность, либо каждое
деяние человека зависит от природной необходимости: «возникает
ли и создаётся что-то свободно, или же всё неотвратимо обусловлено цепью естественного порядка?» (117. 444).
Если научное сообщество приглядится к каждой из данных групп
проблем, придётся совершенно объективно констатировать, что путей их решения у науки пока никаких нет даже в обозримой перспективе. Именно этот вывод и делает И.Кант: «главная особенность
«вещей (неизвестностей) в себе» заключается в следующем: абсолютно вся величина, абсолютно все деление, происхождение, исходное условие существования, а также все вопросы о том, следует ли
осуществлять познание Вселенной посредством конечного, или бесконечного синтеза – все это не имеет никакого отношения к возможному научному опыту» (117. 445-446).
В связи с осознанной ограниченностью научного духа, Кант, возвращаясь к осмыслению бытия первосущности, оценивает возможности её онтологического (сверх-теоретического) доказательства. И
приходит к выводу, что даже оно представляет собой лишь неосознаваемый скачок сознания из области познания, доступного опыту, в
сферу трансцендентного (запредельного). Его символом и являются
выходящие за пределы всякого возможного научного опыта «неизвестности в себе». Действительно, выходя в онтологическую сферу,
научный дух вынужденно «ставит границы и самому себе, признавая,
что не может познать «вещи (неизвестности) в себе» посредством
категорий, стало быть, может мыслить их только как неизвестное
нечто» (Кант: 117. 331).
Концентрируя внимание мыслителей на «неизвестностях в себе»,
Кант вовсе не стремится обесценить великий процесс познания, как
иногда считают. Скажем, тогда, когда приписывают ему «невозможность всякой метафизики» в связи с понятием «вещи в себе», лежащей за воспринимаемыми вещами» (Карнап: 104. 117). Наоборот,
118
главный пафос устремлений Канта – глубокое, разумное предостережение научному духу, становящемуся, порой, совершенно безответственным в оценке внутренних и внешних границ при перспективе
познавания Бытия.
2.2.-2.3. Эмпирические всеобщности
Одним из важных следствий критериальной значимости «неизвестностей в себе» является обнаружение безосновательности притязаний того или иного научного исследования. Такая безосновательность определяется Кантом как «эмпирическая всеобщность».
Само по себе словосочетание «эмпирическая всеобщность» является кентавром. В нём, с одной стороны, наличествует сугубо опытное начало, имеющее пока весьма приблизительную точность, которая вскоре может быть опровергнута. С другой стороны, в нём содержится претензия на всеобщность, придающая ему статус безусловной истины. Но приблизительная точность быть безусловной не
может. В этой связи «эмпирическая всеобщность есть лишь произвольное повышение значимости суждения с той степени, когда оно
имело силу для энной совокупности случаев, на ту степень, когда
оно, вдруг, начинает иметь силу для всех случаев» (Кант. 117. 107).
Фактор обнаруженной каким-либо исследователем при изучении
им свойств мира эмпирической всеобщности, позволяет понять,
прежде всего, его безосновательное притязание на самое широкое
научное обобщение. Кое-кто готов, правда, квалифицировать данное
преувеличение как антинаучное: «зачастую на место реальных определений всеобщих свойств, ставятся те или иные физические, биологические и иные свойства. И эту практику в полной мере можно
считать антинаучной» (Крылов: 5). Но данная квалификация сама
претендует на статус всеобщности, какового ни у одного исследователя нет. Потому можно, следуя мудрости, лишь помогать тому или
иному пути познания, вовсе не претендуя на категоричность и законченность вердикта. Суть в том, что преувеличения своих реальных
достижений присущи многим исследователям, даже гениям науки. А
их великие деяния, пусть и не понятые современниками, достойны
тактичной, деликатной поддержки.
Примеры гениальных преувеличений далеко искать не нужно.
Ньютон считал, например: «такие свойства тел, …над которыми возможно производить испытания, должны быть почитаемы за свойства
всех тел вообще» (200. 503). Но в данном суждении он смешивает
два разных фактора: первый – возможность проведения испытаний
над какими-то свойствами тел. Эта тема просто не обсуждается в си119
лу её очевидности. Второй – признание за конкретным свойством
значимости быть свойством «всех тел вообще». Однако некоторые
физические свойства, попадая в биологически активную систему,
неожиданно преобразуются (об этом – выше). Потому вторая часть
суждения Ньютона – явное преувеличение.
Наиболее острые дискуссии и частые преувеличения встречаются
при, как уже выяснено, попытках интерпретации проблемы первосущности. Например, Е.Блаватская выделяет семь видов творений:
творение всемирной души, божеств, стихий, нераздельной природы,
неодушевлённых тел, животных, человека. И считает, в связи с этим,
что «эзотерически все Творения представляют собой семь периодов
Эволюции» (36. 551). Хотя внешне цепочка творений (на её нижних
ступенях) совпадает со взглядами эволюционистов. Она рождает
множество вопросов, ответы на которые в обозримой перспективе
вряд ли кто решится дать. К примеру, сразу же хочется уяснить возникающие недосказанности: кто сотворил всемирную душу и божеств? Божеств действительно много или существует единое Божество? Как соотносятся между собой единое Божество и всемирная
душа? И т.д. Потому суждение Блаватской, претендуя на всеобщность выводов, фактически ничем не подкреплено.
Или пример современного суждения: «расширяющаяся Вселенная
Духа не является разбегающейся, напротив, она всё время вращается вокруг своего онтологического эпицентра – Абсолюта» (Федоров:
54). Суждение это противопоставлено космологической идее разбегающейся Вселенной. Только вот, в данном противопоставлении говорится о «Расширяющейся Вселенной Духа» как о действительно
доказанной сущности, у которой будто бы определено свойство её
вращения вокруг ещё более невнятного «Абсолюта». И здесь, как и у
Блаватской, возникает цепь явных преувеличений.
Эмпирические всеобщности множатся в связи с попыткой разрешения проблемы конечности или бесконечности. В Общей теории
относительности, например, полагается следующее: Вселенная конечна, и потому самые прямые лучи возвращаются к исходному (224.
31). Но Вселенная, как считается ныне, является составной частью
Мегавселенной. А тогда лучи электронов на границе между вселенными могут быть перехвачены гравитационными полями других Вселенных. В этом случае они не вернутся назад. Впрочем, и утверждение, и его опровержение являются лишь эмпирическими всеобщностями, а потому достоверности нет ни в одном из них. Статус их один
– предположения. Или, к примеру, высказывается мысль, что «Космос грандиозен не только пространственно – разницей в расстоянии,
сколько разницей во времени» (Ажажа: 566). Но ни пространствен120
ных границ Космоса, ни, тем более, его параметров времени (обратимости или же необратимости) наука ещё не знает. Потому данное
суждение – лишь очень зыбкая по своей значимости идея.
Умножая эмпирические всеобщности, мыслители нередко порождают тавтологии, которые уже являют собой признак шаткости мысли. Скажем, говорится: «Число возможных Реальностей бесконечно
велико. И у каждой Реальности существует бесчисленное множество
вариаций. Например, число Реальностей, в которых существует Вечность, бесконечно» (Азимов: 120. 43). В подобных опорах на «неизвестности в себе» сознание начинает играть само с собой пустыми
значениями, а существо бесконечности и вечности перестают вообще что-либо значить. Причём, рядом с такой пляской понятий может,
вдруг, появиться, якобы, «Суммарный обзор» прямо противоположного смысла: «этот мир и не бесконечно велик, и не бесконечно
стар» (Рассел: 224. 31-32), также являющийся лишь эмпирической
всеобщностью. Суть в том, что все данные суждения появляются при
том важнейшем условии, когда «ни одна физическая величина не
может быть измерена с полной точностью» (Рассел: 224. 40).
Череда эмпирических всеобщностей возникает также в связи с
определением причин возникновения Вселенной и жизни. К примеру, «гипотеза Большого взрыва (Ж.Леметр, 1928) воспринималась
вполне доказанной. Но С.Хокинг противопоставил ей гипотезу
(1960)… о спокойной вечности мира, доказанной формулой Эйнштейна» (2. 524). Действительно, гипотеза Большого взрыва, несмотря на Нобелевские премии за подтверждения возможности разбегания галактик, остаётся ещё колоссальной проблемой. И такой же
мало объясняемой проблемой является противоположная ей гипотеза Хокинга, опирающаяся лишь на формулу Эйнштейна.
Множество вопросов рождает и теория эволюции. Говорится,
например: «Переход от простого к сложному путём процесса последовательных дифференцирований одинаково виден в самых ранних
изменениях Вселенной, до которых мы можем дойти путём умозаключений, и в тех, определить которые мы можем путём индукции»
(Спенсер: 39). Только вот, проблема эволюции вовсе не самодостаточна. Она уходит своими корнями в проблему основополагающей
причины, породившей само начало эволюции. А эта проблема теснейшим образом связана с проблемой определения первосущности.
Но данный путь познания пока погружается в бездну, дна которой
человечество не угадывает.
Наряду с другими, возникает также проблема абсолютной познаваемости, как ещё один вид эмпирической всеобщности. По сути дела, это одна из спорнейших проблем, за которой иногда особо при121
стально следят ревнители и охранители научного духа. Однако, проблема абсолютной познаваемости не значима сама по себе, но она
переплавляет нас в тот или иной уже рассмотренный вид эмпирической всеобщности. Например, утверждается с некой долей категоричности: «потому закон сохранения энергии относителен, что из-за
бесконечной делимости материи мы никогда не сможем указать все
взаимодействующие частицы, и составить однозначное уравнение
энергетического баланса системы» (Федосин: 311). Однако данное
утверждение рассматривает не столько закон сохранения, сколько
проблему бесконечной делимости материи. Сама данная предпосылка относится к эмпирической всеобщности в разделе поиска конечности или бесконечности. А потому аргумента в приведённом высказывании нет, а есть лишь проблема. Или, к примеру, утверждается ещё
одно: «обнаружить существование других вселенных вроде бы нельзя по определению» (20. 30). И вновь здесь просвечивает эмпирическая всеобщность конечности и бесконечности. А значит, ничего
определённого в этом случае пока утверждать нельзя.
Т.е., в любом варианте знания, в коем малая эмпирическая основа
неожиданно начинает претендовать на всеобщее обобщение, легко
обнаружить ту или иную эмпирическую всеобщность. В подобных
случаях «ложное основание или два-три опрометчивых обобщения
незаметным образом сбивают человека со стези истины» (Кант: 115.
123). В связи со сказанным, предостережения Канта по поводу «неизвестностей в себе», полезны не только из-за возникающих, без
осознанного отношения к ним, эмпирических всеобщностей. Они
чрезвычайно важны как фактор концентрации сознания исследователя на реально возникающих затруднениях развиваемой теории, на
потребности её стратегической переориентации. И такая переориентация возможна в совершенно неведомом ранее, неожиданном
направлении.
2.2.-3. Категоричность и архитектоника
2.2.-3.1. Грандиозное законодательство
Представление о «неизвестностях в себе» критериально обусловливает также соотношение законов и принципов. Научный дух, правда, об этом даже не ведает, превознося над миром исследовательских мнений несокрушимое понятие научного закона. «Основная черта положительной философии состоит в признании всех явлений
подчинёнными неизменным естественным законам» (Конт: 136. 8), –
провозглашает родоначальник научного законодательства. И ставит
122
две конкретных задачи: (1) открыть данные законы и (2) сократить
всё причастное к законодательству «до минимума» (там же). Сторонники и последователи родоначальника с живостью принялись разрабатывать юриспруденцию науки.
Если нечто обретает статус закона, требуется «безоговорочная
очевидность» понимания того, «что закон всеобщ». А тогда «сам прогресс в открытии законов» подчинится верховенству научного законодательства. Вследствие этого «определённые группы явлений»
будут «отнесены к своим законам», а другие группы постараются
равняться на них (Спенсер: 638). И тут же, для наглядности, предлагается пример новорождённого закона: «закон органического прогресса есть закон всякого прогресса» (Спенсер: 15). Т.е., признавая
неотвратимость эволюции для живой природы на планете Земля, мы
должны безоговорочно признать наличие эволюции во Вселенной и
даже в Мегавселенной. Хотя, конечно же, такое расширение содержания закона эволюции весьма проблематично.
Претенциозное и величественное понятие научного закона имеет
одно важнейшее условие, к которому обращены озабоченные умы
законодателей: «закон должен всегда обладать значимостью для
максимально большого количества объектов, т. е. быть безусловно
общим» (Риккерт: 67). А для этого совершенно необходимо, чтобы
некоторая регулярность наблюдалась «во все времена и во всех местах без исключения». Только тогда она вправе выступить «в форме
универсального закона». И далее прикладывается как бы убеждающий пример: «всякий лёд – холодный ...в любом месте во вселенной» (Карнап: 40). Только вот, приведённый пример относится лишь к
свойству относительно устойчивого явления, но вовсе не к всеобщему закону. Потому ближе к понятию закона необходимые первоосновы, согласно которым всегда совершаются одни и те же изменения
(Декарт: 200). Т.е., в качестве закона природы важнее признавать её
некое существенное основание. При этом нам говорят, что польза от
обнаруженных законов несомненна: с их помощью объясняются факты уже известные, и предсказываются факты, ещё неизвестные
(Карнап: 44).
В грандиозных проектах научного законодательства самих создателей смущают кое какие мелочи. Например, то, что законы науки
предполагают указание на те или иные «регулярности настолько
точно, насколько это возможно» (Карнап: 40). Но признак всеобщности обязывает исключить из зоны действия закона любую возможность. Ибо он должен быть значим и за пределами любого познания,
там, где наблюдение невозможно. Тем более, неудобно признаваться в том, что безоговорочный фактор регулярности некоторых зако123
нов «встречается только в определённом проценте случаев»
(Карнап: там же). Но в строгом законодательстве самой природы такого быть не может. Ведь, суть её собственных законов – беспримесная всеобщность.
Меж тем, законодателям естествознания приходится отступать от
заявленной грандиозности законов ещё дальше, к рубежам статистики. Они вынуждены признать, например, вероятностную природу поведения микрочастиц. Хотя, дух непреклонной законности побеждает
и здесь. Выход находится при ссылке на многих физиков, считающих,
«что все законы физики в конечном счёте основываются на фундаментальных законах, которые являются статистическими» (121. 4748). Однако статистическая вероятность не перестаёт оставаться
только вероятностью. Никакого фундаментального законодательства
в её показателях нет. А если понятие всеобщего закона переводят в
статистический вид, «тогда предсказание будет только вероятным»
(Карнап: 58). Значит, очень далёким от свойств всеобщности и универсальности. В таком случае статистическая вероятность имеет
право быть лишь гипотезой ad hoc (от лат. – для данного случая).
Несмотря ни на какие обстоятельства, над любым сомневающимся и неопытным исследовательским сознанием в науке ныне господствует представление о величественном, непреклонном научном законе, к которому всё обязано безоговорочно стремиться и всячески
ему подражать.
2.2.-3.2. Незаконнорождённые законы
Среди безоговорочных почитателей научной законности встречаются иногда свои протестанты, не от религии, а от науки. Установленные наукой законы – как бы точные, прозрачные, очевидные –
протестанты не желают безоговорочно выдавать за реальные законы природы. Эта группа специалистов полагает, что законы науки
«подвержены ошибкам, как и всякое содержание познания, и, строго
говоря, могут всегда рассматриваться лишь как степени приближения к реальным законам» (Гартман: 483). Главным нападкам протестантов подвергается наиболее любимое в среде научных законодателей свойство законов – всеобщность. Протестующие, будучи вечно
сомневающимися, берутся утверждать: «естествознание не сможет
никогда изложить в своих понятиях все особенности исследуемых
объектов, ибо количество их в каждой разнородной сфере неисчерпаемо» (Риккерт: 68). И это очень сильный аргумент, с которым надо
бы считаться. Иногда недовольный народ ссылается на самого недовольного философа – Д.Юма. Его мнение выглядит так: «ни опыт,
124
всегда относящийся к прошлому, ни чистая логика никогда не будут в
состоянии доказать существование физических законов, действительных для всех времён» (298. 26).
На удивление, позицию протестантов подтверждает сама наука.
Молекулярная биология, например – «это область, где любая публикация через полгода устаревает; если же прошёл год и вам всё-таки
приходится читать статью - значит, она стала «классикой», а ещё более старые публикации имеют уже только архивный интерес» (Роуз:
132). И вправду, закону нужна всеобщность. А в молекулярной биологии, да, наверняка, и в других дисциплинах, неотвратимы изменения знаний и понятий во времени, а значит – изменения и сути ранее
принятых законов. Но если закон подвержен трансформации, он оказывается лишь гипотезой ad hoc. Отсюда становится очевидным,
«что ни существование, ни содержание законов естествознания не
являются эмпирически данным фактом» (Xюбнер: 26). Эта ошеломляющая позиция требует подтверждений.
Наиболее убедителен закон всемирного тяготения. Что бы ни говорили протестанты, он сам по себе непреклонен и безусловен. Так,
видимо, считали все, начиная с Ньютона. Но замечательнейший
Ньютон, выполнив грандиозную задачу математического подтверждения созданного им закона, не пожелал впутывать в свои математические доказательства «неприятные философские споры о причине тяготения». Он также, «без малейшего колебания, стал трактовать тяготение как результат всеобщей деятельности материальных
предметов, и назвал его притяжением» (Кант: 116. 313). Однако, само притяжение, по сути дела, является только следствием более
мощных факторов, его обусловливающих. И об этих факторах нельзя
не упомянуть.
Скажем, к причине притяжения может относиться существенное
изменение мощных энергий материального мира, итогом взаимодействия которых и является собственно притяжение. И в этом мощном
изменении какая-то доля, возможно, принадлежит силам духа. Так,
со времён зарождения философии исследовалось, прежде всего,
притяжение между людьми. Проницательному Эмпедоклу подумалось о более широком охвате мира свойством притяжения. При этом
он не просто перевёл стрелки своего внимания на материальные
стихии Бытия – огонь, воду, землю и воздух, но предположил рядом с
ними и внутри них искать силу любви, т.е. притяжение духовное. Сам
Эмпедокл считал предположение о действии любви на стихии своей
великой заслугой: «ни один смертный человек не познал, что она
распространяется среди стихий» (324. 93). И в дальнейшем наше ис125
следование обязательно затронет духовный аспект проблемы притяжения, совсем не считая его устаревшей выдумкой Эмпедокла.
Но вернёмся к законам природы. Как выяснилось, на фактор всеобщности, практически главное их достоинство, они претендовать не
могут. И вправду, чтобы закону получить статус всеобщности, он
должен оказывать влияние на любую точку Вселенной. Мало того, в
любой точке Вселенной данный закон обязан быть беспристрастно
наблюдаем и строго подтверждаем (Кульский: 279). Закону, кроме
того, надо бы объединять в себе свойства не только материальных,
но и духовных факторов, ярко проявляющихся во взаимоотношениях
людей. Но на такой охват параметров ни один земной закон ныне
претендовать не может.
Предположим в качестве примера, что «жизнь может существовать на других планетах. Если это окажется так, то многие законы
биологии, которые считались универсальными, станут неприменимы
к жизни где-то в Галактике». Тогда действенность множества законов
следует признавать «только в ограниченных областях пространствавремени, а не всюду» (Карнап: 284). Однако это множество законов,
как ни странно, постоянно предстаёт перед глазами его поклонников
и сомневающихся в виде непреклонных, непререкаемых истин. А под
прикрытием фактически туманной законности появляются, подчас,
явные нелепицы. Скажем, предлагается искать аналогию «между
кровью живого тела и находящейся в обращении массой произведений в политическом теле» (Спенсер: 290). И из такой непригодной
аналогии может появиться прикрываемый законом эволюции, но совершенно неверный вывод о наличии «между распределительными
системами живых тел и политических тел» как бы «изумительно
близкого сходства» (Спенсер: 297).
Наш общий вывод будет принципиально иным – теоретики науки
явно поспешили с процедурой придания их концептуальным открытиям статуса законов самой природы. Тем более, на данный статус
никак не могут претендовать статистические вероятности.
2.2.-3.3. Архитектонический синтез
У философского разума иной подход к восприятию существенных
свойств природы, нежели у науки. Философский разум фиксирует
объективно малое пространство реального охвата всеми научными
исследованиями свойств материального и духовного мира: Вселенной, планеты Земля, человеческого общества и человека. Ответственно учитывая скромный круг познанных свойств Бытия, разум
полагает целесообразным научному рассудку гораздо больше дове126
рять создаваемым им нормам, правилам выявления закономерностей, нежели заявлять о строго зарегистрированных законах.
Чтобы точнее определить специфику рассудка и разума, соотнесём их между собой. В отличие от разума, научному рассудку присуще восприятие отдельных научных зон, отраслей и областей знания,
иногда – в виде общей теории. Философский разум, пребывая в тесном союзе с научным познанием, исследует пограничные с научным
поиском области и сферы познания, сохраняя в этом смысле определённый суверенитет. Специфическое разделение труда между ними возникает не по причине снобизма разума, а потому, что разуму
приходится познавать само соотношение между мощными по своему
объёму сферами научного и духовного (в широком смысле) знания.
Поэтому, научный рассудок определяет нормы, правила выявления
существенных свойств внутри конкретных отраслей науки, а разум
своё преимущественное внимание концентрирует на процессе обнаружения принципов синтеза научных и духовных норм, правил постижения этих различных сфер Бытия (Кант: 117. 340).
Науке, из-за её неустанного погружения в ту или иную отрасль
знаний, заниматься этим некогда. А если кто-то из именитых учёных,
потратив боֺльшую часть своей жизни на разработку частностей отрасли знания, берётся всё же отыскивать философские принципы
всеобщего синтеза, попытки эти часто становятся малозначимы, а
иногда и нелепы. Ведь, философское знание – столь же огромная
сфера постижения тайн познания и Бытия, как и самая сложная
научная работа. На углубление в философию также требуется
боֺльшая часть жизни. В плане духовных затрат на процесс познания
своей области или сферы изучения учёный и философ равны, и оба
нуждаются друг в друге.
Однако у философа есть существенная специфика его деятельности по сравнению с учёным. В силу необходимости максимально
полного охвата областей и сфер познавания, философ выходит на
уровень совершенной чистоты своего разума. На этом высочайшем
уровне понимания разум может действовать «свободно, динамически
не определяясь в цепи естественных причин ни внешними, ни внутренними, ни обусловленными временем основаниями» (Кант: 117.
491-492). И такое состояние разума позволяет философу, благодаря
полной свободе, обнаруживать синтезирующие принципы самого
процесса познания. Даже методолог науки, обусловленный кругом
естественных причин, , позволить такой степени обобщения себе не
может. Поэтому-то принципы философского разума обладают более
общей значимостью в сравнение с нормами, правилами науки, и более высоким уровнем обобщений. В этом смысле разумом образо127
ванные принципы могут рассматриваться также в виде способа проверки и обоснования созданных наукой закономерностей (Xюбнер:
105).
Теоретики науки, воспринявшие Кантово обнаружение пропасти
между сферами познания природы и свободы, могут возразить: разум, отдавая предпочтение сфере свободы, неубедителен по отношению к закономерностям природы. Ведь, он сам находится по ту
сторону пропасти. Потому создаваемые им принципы учёным вряд
ли полезны. Такой тезис звучит постоянно. Но философский разум,
прежде чем заняться собственно синтезом знаний, стремится максимально полно соотнести между собой стратегические выводы самих
учёных в их отраслях и областях познания природы. В этой невероятно кропотливой и трудоёмкой деятельности разум опирается на
единую с рассудком способность суждения. Она фактически представляет собою «среднее звено между рассудком и разумом» (Кант:
118. 175). Хотя данное среднее положение – вовсе не количественное, а качественное.
С одной стороны, разумная способность суждения подобна научно-рассудочной способности суждения при оценке меры достоверности открытых наукой закономерностей. С другой стороны, она способна, будучи деятельностью разума, обнаруживать «собственные
принципы для отыскания законов» (Кант: там же). Ведь, законы Бытия шире законов природы. Вторые обусловлены действием преимущественно материальных причин. Но развитие законов свободы
обусловлено иным видом причинности – причинностью творческой
(Бердяев. 31. 66). Из творческой причинности вырастает великая
сфера человеческой культуры. Вместе с тем, законами свободы отчасти обусловлена человеческая нравственность, и тонко регулирующее нравственные отношения право (не закон!). А в самой сути законов свободы сокрыта, возможно, великая тайна Божественного
творения.
До всех этих грандиозных в своём охвате проблем научное суждение рассудка пока дойти не может. А они объективно даны в широчайшем, развивающемся человеческом познании свойств Бытия. Потому только разумная «способность суждения… делает… необходимым, помимо механической необходимости природы, мыслить в ней
также и целесообразность». Без её предположения «было бы невозможно систематическое единство в исчерпывающей классификации
особенных форм» (Кант: 118. 123). При этом стратегическая линия
целеобразования, коей предопределяется непрестанная деятельность судящей способности разума – отыскание меры соответствия
искусственно создаваемых творений человеческих рук судьбе чело128
вечества во Вселенной. Причём, сущность самой судьбы человечества также нуждается в широком и адекватном прояснении.
В связи со сказанным, главная особенность разумной способности
суждения – «трансцендентальный принцип, свойственный лишь ей»
(118. 149). Если даже отдельные учёные задумываются о судьбе человечества, силою материальных условий, коими окружены их действия, они вынуждены рассматривать глобальную целостную проблему только частично. Разум по сути своей предназначен перебрасывать незримые арки через отраслевые границы знаний, образовывать стратегию целостного (научного и духовного) философского познания. В этой сложнейшей работе разума трансцендентальный
принцип способности суждения играет основополагающую роль. Он
позволяет судить о степени расхождения между границами отраслевого знания, образуемыми принципами он стягивает расстояние
между ними, сближает эти границы. Поэтому, «хотя между областью
познания природы… и областью познания свободы… лежит необозримая пропасть, так что от первой ко второй… невозможен никакой
переход, …тем не менее, вторая» имеет разумно-судящее влияние
на первую (Кант: 118. 173).
Что касается сути принципов, то их открытие принадлежит Ньютону. У него принципы позволяли «временно обходить неразрешимые
загадки» (Ортега-и-Гассет: 241. 313). Однако, при их частной полезности, важно не забывать, что каждая наука обусловлена лишь отдельной отраслью знаний. Принципов, на фоне правил, норм познания, у той или иной науки немного. Разуму, судящему о множестве
норм и принципов в различных отраслях знания, недостаточно калькулировать принципы самой теории науки. Ему необходимо строить
целостную картину обобщений, опираясь не столько на научные,
сколько на собственно трансцендентальные принципы. Оттого что у
разума всегда присутствует потребность стратегического синтеза
всех наличных знаний, он стремится создавать философскую архитектонику принципов понимания Бытия, и «обращаться с ней как с
самостоятельным строением» (Кант: 118. 407). Именно философская архитектоника принципов понимания Бытия становится для разума основным полем многосторонних и сложнейших размышлений о
соответствии пути научного и любого иного познания судьбе человечества во Вселенной.
129
2.2.-4. О трансцендентальном синтезе
2.2.-4.1. Жажда систематизации
Специалисты теории науки жаждут быть предельно самостоятельными. Тонкости построения мудростью синтетических суждений их не
интересуют. Никаких внутренних и внешних границ познания они не
признают, продолжая быть категоричными: «вопросы о значениях и
границах познания» отпадают. Познаваемо всё, что можно выразить,
и это есть всё, о чем можно осмысленно спрашивать» (Карнап: 104.
100). Но если границ внутренних и внешних у познания нет, тогда всё
знание действительно легко собрать воедино, и исследовать целиком. И одну только проблему экологического кризиса можно, вроде
бы, легко решить совместными усилиями самых разных наук: «биологии, географии, химии, инженерных наук, социологии и политологии (Хесле: 1). А вот тут, хочешь-не-хочешь, приходится задуматься
о том, что естественные и социальные науки (не говоря уж о других
областях) – всё же совершенно разные области знаний по своему
внутреннему строю и закономерностям. Легко искусственно забыть
об их специфике в ходе теоретизирования, но о них напомнит сама
субстанция данных областей при попытке их насильственного слияния.
Потому гораздо вернее всё же различать, по крайней мере, «три
царства жизни - растительное, животное и человеческое». И отдавать себе отчёт также в том, что ниже их лежащее «царство минералов» относится сугубо к материальному субстрату. К тому же, надо
бы оставаться чуткими к проявлениям сверх-жизни, к пространству
духов (Гуревич: 98-99). В этой связи, возникает потребность очень
непростой систематизации знаний. От того, каковы будут принципы
создания системы знаний и насколько гармонично они будут согласованы между собой, зависит качество системы, а значит, её полезность и прогностическая способность.
Знатоки теории науки первостепенно и окончательно утверждают
лишь собственные варианты системности. Одна их группа ищет опору систематизации в «духовной конституции человека» и в соответствующих логических его способностях. Человек «не только думает,
но и переживает иерархически, т. е. для него постоянно существует
неосознанная система» (Манхейм: 171. 235), отчасти верно утверждает знаток. Но забывает, что истоки систематизации и иерархичности часто задаются объективно различными субстратами областей
и сфер Бытия.
130
Ещё один знаток дополняет: «предмет (или понятие) считается
сводимым к одному или нескольким другим предметам (понятиям),
если все высказывания об этом предмете можно преобразовать в
высказывания о других предметах» (Карнап: 104. 83). В качестве иллюстрации предлагается «все физические понятия свести к понятиям
о собственной психике, ибо каждый физический процесс устанавливается посредством восприятий» (Карнап: 104. 116).
Теперь становятся понятными возражения против внутренних границ. При их реальной оценке физик не примется искать свойства
микрочастиц в собственных восприятиях, но будет совершенствовать
способы познания самого микромира. Однако в методике теоретика
системности предложено «понятие о чужой психике» (не о микромире!) конструировать «из физических понятий, относящихся к психическим процессам чужих людей» (там же). А это – полнейшая методологическая эклектика. Поскольку тончайшие психические процессы, в
этом случае, будут конструироваться из чужеродных им физических
понятий. Но наш знаток неостановимо составляет систему дальше:
«наконец, понятия социальных наук сводят к понятиям перечисленных видов. Так возникает родословное дерево понятий (конструкционная система)» (Карнап: 104. 116).
В данном варианте возникает, конечно же, не система, и эклектичный фантазм. В нём описания мира микрочастиц служат матрицей
для создания новоязовских понятий психологии, И к костюму, немыслимо собранному из металла и духа, подшивают незримую вязь семейных, партийных, профессиональных, дипломатических отношений. А далее делается очень запоздалое признание об «ограниченном знании психологических законов». Тем не менее, их насильственно стремятся базировать «на физиологических законах, которые могут основываться на физических законах». После, вместо
тщательно изученной мудрецами структуры границ, знаток обязывает осознавать социальную реальность в «статистически терминах»
(Карнап: 121. 47). В конце концов, изумлённые люди никак не могут
понять, почему же их глубинные и сложнейшие взаимоотношения постоянно нивелируют посредством бездушной статистики. А оказывается, что именно таков вердикт знатоков теории науки.
Другая группа знатоков стремится систематизировать жизнь общества в состоянии прогрессивного развития. Данная система ориентирована на охват всех способов познания мира: «систем науки, т.е.
теорий и систем теорий, а также правил научной работы – всё это
входит в… мир правил, по которым мы живём и действуем в каждый
данный момент времени» (Xюбнер: 298. 143). Внешне данный замысел претендует именно на всеохватность. Предвкушение системной
131
мощности невероятно воодушевляет знатока. И он спешит, как не
раз бывало, заявить о полной ненужности философии: «все попытки
философов представить всеобщее в виде органической и неопределённой целостности, взаимосвязи смыслов и т.п. я считаю мистификацией» (298. 226).
Как бы одним махом опровергнув философию, наш знаток конструирует далее единицу измерения исторического прогресса – «исторический системный ансамбль», включающий в себя «структурированное множество систем, частью наличествующих в данный момент времени, частью наследуемых от прошлого» (Xюбнер: 143). Это
множество систем как бы образует внутри себя «определённую
иерархию в соответствии с многообразными отношениями, в рамках
которых общество живёт и развивается в каждый данный исторический момент» (там же).
Но гладкое изложение вовсе не говорит о чёткости структурного и
содержательного смысла целостной системы, да и весьма опрометчива критика мудрости. Во-первых, нелепо говорить скопом обо всех
философах сразу. Полезней бы остановиться на лучших из них. К
ним относящийся Аристотель отчётливо разграничил предмет истории, с одной стороны, и поэзии вкупе с философией – с другой: историк говорит о том, что есть, поэт и философ – «о том, что должно
быть по законам вероятности и необходимости». Это различение
обязывает нас не напрягать умы по поводу «каждого данного исторического момента, как полагает знаток, а вычерчивать в сознании систему стратегии развития.
По существу, историк призван описывать прошлые и текущие события, чем он, кстати, и занимается. Философ преимущественно обдумывает модели гармоничного устройства жизни людей. Причём,
обдумывает их не просто в собственных фантазиях, а «по законам
необходимости», прилагая к ним вероятностную составляющую. И
мыслит он не отдельно каждую сферу (настоящую и будущую), а обе
– в постоянном сопоставлении друг с другом. К тому же, историк,
размышляя о событиях прошлых и текущих, но не имея критерия
необходимости, часто зависит от случайностей. Философ отыскивает
самое существенное, из характеристик которого и возникает целостная модель. Она чётко структурирована, имеет органичную субординацию разделов знания и понятий, мощные фактические основания.
И остаётся при этом синтезом действительного развития познания и
его будущей проекции.
Ещё одна заявка нашего знатока на «структурированное множество систем» должна бы содержать в себе обоснованные принципы
структурирования. Стоит заметить, что такое обоснование принципов
132
структурирования социальных систем вызревало в философии две с
половиной тысячи лет, и ныне они есть (267. части 2 и 3; 268. главы
7-11). Тогда как наш знаток отделывается лишь декларацией о намерениях, не предлагая ничего по существу. А достижения философии
он, как мы помним, отверг с порога. Следующий конфуз постигает его
и при необходимости конкретизации «определённой иерархии» социальных отношений, которой у него также нет. В то же время вовсе
не иерархия, но структурная субординация общественных отношений
философией также создана. В итоге, если у знатока нет ни принципов структурирования общества, ни понятия о социальной иерархии
и формах её конструктивного преобразования, ему бессмысленно
браться за фактическое исследование «многообразных отношений»,
на что он претендует.
Наконец, невероятно ущербен сам принцип историзма в областях
познания бытия. Он сконцентрирован лишь на описание внешней последовательности, череды смен тех или иных событий, рядов явлений. Но сфере познания Бытия гораздо важнее глубинный метод
проникновения в Сущее. А мир людей нуждается, со своей стороны,
в раскрытии сути закономерностей собственного развития.
Только вот, методом проникновения в Сущее, а также сутью стратегии развития человечества историк не занимается, и заниматься
не может. Потому возникает очередной парадокс: изгоняя философию из познавательных областей и социального мира, историк
внешне берётся за её собственное дело, но своими, совершенно непригодными для этой цели средствами. Да ещё проявляет при своих
странных манипуляциях какую-то маниакальную категоричность: «Я
повторяю: не существует никакого внеисторического (читай – философского) пространства, в котором можно было бы найти адекватные
средства для измерения прогресса; масштаб задаётся только самим
ансамблем» (Xюбнер: 156). Т.е. ансамблем, структурно и сущностно
не осмысленным, невнятно собранным из множества случайных
фрагментов.
На этот счёт справедливо возникают критические констатации: в
ХІХ веке естественные науки приобрели непоколебимый авторитет.
Но рядом с ними существуют одинаково истинные системы взглядов.
Наука – лишь одна из них. Другие системы зародились в прошлом
человечества, причём, в будущем могут появиться новые вненаучные системы бытия и познания. Мы ныне «только догадываемся, какие мыслительные структуры присущи иным разумным существам»
(Рассел: 225. 26-27). И отсюда возникает важное для познавательного процесса следствие: то, что «реально» в одной системе, может
быть не реальным в другой. «Истина – не монополия единственной
133
системы; она скорее предел, к которому сходятся различные системы» (225. 28-29).
В этой связи, принципиально важен сам способ синтеза знаний,
рождающийся в различных системах познавания Бытия. Системам
как таковым, при существующей пропасти между естественными
науками и методами познания сфер духа, добраться до некоего предела своими средствами пока не дано. Потому вновь приходится
подчёркивать, что стратегическое обобщение всех способов познавания Бытия может осуществлять лишь сила философскотрансцендентального синтеза.
2.2.-4.2. Пространство обзора
В системные обобщения, не имея «ни руля и ни ветрил», пустилась также синергетика: «в самой синергетике можно выделить несколько… пластов её бытия в современной культуре: трансдисциплинарный – процессы сборки… больших междисциплинарных проектов; наддисциплинарный – процессы творчества, становления философского знания, развития науки и культуры» (Буданов: 245. 180).
Такие глобальные заявки делаются, во-первых, при крайне узкой и не
приспособленной для содержательных обобщений основе – математике. И, во-вторых, без всякого понимания реально данных сфер Бытия, в отношении к которым ожидается построение содержательной
(не формальной!) системы. Кроме того, в соответствии с традицией
теории науки, предпринимается очередная попытка взять на свои несозревшие плечи тысячелетиями вызревавшую способность философии к трансцендентальному синтезу. А её саму встроить в ряд
наддисциплинарных процессов. Правда, если бы проектанты появляющейся синергетики ведали, что они проектируют, подивились бы
своей безбрежности самомнения.
А понимание в широком познавательном процессе реально данных сфер Бытия, действительно, необходимо. Гораздо прозорливее
современных научных систематиков был Декарт. Он как бы предостерегал от нелепых попыток торопливых преемников: «в своём теперешнем состоянии науки замаскированы. Во всей своей красоте
они предстанут лишь тогда, когда снимут с них эту маску» (125. 98).
Но когда снятие маски с тайн Бытия и адаптирующихся к ним наук
делается без оглядки на сами сферы, в коих притаились пока нераскрытые тайны, полноценного проекта обобщений не создать. В этой
связи позитивистам, и примкнувшим к ним синергетикам, первоначально «следовало бы разобраться в архитектонике колоссального,
...тысячелетиями по крупицам возводимого здания наук о духе, путём
134
углубления в его строительный план понять его смысл» (Дильтей: 93.
300). Лишь после этого задумываться о параметрах собственного
проекта. Да помнить о худой традиции в теории науки: когда повсеместно приспосабливают новые открытия к существующим теориям,
а нужно именно теории приспосабливать к новизне самых непредсказуемых открытий (Блаватская: 38. 904).
За непредсказуемыми открытиями далеко ходить не надо. Стоит
лишь значительно расширить угол обзора жёстко материалистичных
наук, как повсюду обнаружатся обширные явления искусства, нравственности, права (не закона!), религии. Их огромное содержание, а
также сами исследователи этих вненаучных областей знания, пока
находятся как бы вне закона. Причём, вовсе не от несовершенства
прозрений духовной сферы, а от императивного неприятия материально сотканной наукой глубины и содержательной архитектоники
данных областей исследования Бытия.
Например, материалистически развивающаяся наука императивно не принимает сферу сверхъестественных явлений. Очередной
парадокс научной теории, в данном случае, заключается в том, что
для неё, замкнувшейся в материалистический каркас, «непостижимого нет в принципе. Для богословской же позиции непостижимое дано
в доступных человеческому восприятию и рассудку образах и понятиях. Прежде всего – в священных текстах» (Мулярчук: 204. 69). В
них, если отодвинуть предвзятость, представлена широчайшая палитра чудес, совершённых святыми, духами, Всевышним.
Чудеса эти – вовсе не картинки для праздного наблюдателя. Подлинный исследователь всегда сможет обнаружить в близких его опытам описаниях чуда подсказку для будущего открытия. Скажем, физикам и гидродинамикам может быть интересно, как это Всевышний,
спасая израильтян от войска фараона, «Разделил море и провёл их
через него, и поставил море стеною» (Пс. 77). Специалистам по орошению засушливых земель тоже может быть любопытен способ, коим Всевышний «Рассёк камень в пустыне и напоил их, как из великой
бездны» (там же).
Наряду со священными текстами на удивление распространены
сверхъестественные свойства в самом человеке, скажем, вещие сны.
И хотя императивной науке до них дела нет, исследователиэнтузиасты, не испрашивая научных санкций, открывают в 1967 г., в
Лондоне, Британское Бюро Предупреждений различных происшествий. Предупреждения при этом основаны именно на вещих снах. А
в 1968 г., в Нью-Йорке, создаётся подобный ему Центр Регистрации
Предупреждений (105. 156-157). Причём, опыты классификации вещих снов, предпринятые исследователями в разных странах, демон135
стрируют многообразие, подтверждаемость и эффективность феномена (Карпенко: 122. 10). Поскольку отдельные совпадения сплетаются в единый узор, они вполне могут быть «метками посланий какого-то разума» (122. 369).
Следовательно, синергетике, берущейся за создание глобальных
систем обобщений, важно, во-первых, покинуть путь строго количественных критериев, продиктованный математикой. Кроме того, придётся оторваться от материнского лона естественнонаучной методологии, и переходить на стратегический путь широчайшего, сложнейшего, трансцендентального синтеза, присущего философии.
2.2.-4.3. Интерпретационный туман
Путь внутри самой философии не устлан коврами. Он тернист от
советов, кои более похожи на ловушки. Распознать верное направление среди накопившегося множества ловушек – непростое дело.
Например, системными поисками знаменит Шеллинг. Но несколько
ранее контуры трансцендентальной философии тщательно продумал и начертал И.Кант. Будучи его преемником, Шеллинг как бы заново сочиняет гипотезу о том, «что в нашем знании присутствует система, т. е. оно являет собой самодовлеющее и внутренне согласованное целое» (313. 244). Хотя Кантом уже обоснован принцип
трансцендентальной топики, как раз и представляющей собою это
системное целое (117. 319). Но Шеллинг, создавая иллюзию первооткрывателя, торжественно заявляет о необходимости внесения системы «в само моё знание и внутри самого знания найти то, что
определяет всякое частное знание» (313. 247).
Далее известный философ учит нас начинать «с общего сомнения
в реальности объективного» (Шеллинг: 313. 235). И этот вид сомнения потом вменяют в вину всей философии, будто она совершенно
ослепла, не видя окружающего её объективного мира. Хотя Кант советовал сомневаться в целостности научного познания, видя в нём
разошедшиеся в разные стороны направления. Порой последователь Канта доходит до феноменального по своей нелепости утверждения, будто трансцендентальной философии надлежит придерживаться условия, что «субъективное принимается в нем (знании) в качестве господствующего или первичного» (Шеллинг: 313. 238). В этот
примитивный субъективизм, заслонивший собою величайшую задачу
трансцендентального синтеза целостной системы знания, впивается,
как в яркую мишень, вся когорта последующих критиков. И критикует
она, прежде всего, фактического основателя трансцендентальной
136
философии – И.Канта. Не ведая об упрощённых толкованиях этой
философии его поверхностными последователями.
Наши современники вообще забывают о реальном содержании
трансцендентального синтеза, толкуя лишь на всякие лады о термине «трансцендентальное». Один из них готов понимать «трансцендентальность, как способность человека быть субъектом
…познавательного опыта» (Кимелёв: 208-209), хотя данный вид опыта доступен каждому исследователю. Тогда как трансцендентальный
принцип позволяет преодолеть границы категорически разошедшихся в сторону полноценных направлений познания Бытия и возвыситься над системой познания в целом. Вопреки этому, у нашего современника трансцендентальная философия превращается в трансцендентальную теологию, что является прямым противоречием природе целостного синтеза. Наконец, данный знаток, продолжая нелепейшим образом интерпретировать трансцендентальность, как бы с
её точки зрения представляет «человека как чего-то недостаточного
самого по себе» (там же). Хотя Кант трансцендентальным методом
утвердил доверие мощным познавательным способностям человечества.
Свою лепту в трактовку сути трансцендентальности вносят и синергетики. Им почему-то кажется, что «трансцендентальная философия узаконивает притязания физиков на открытие окончательной
формы всякого положительного знания» (Пригожин, Стенгерс: 137).
Хотя Кант трансцендентальной философией подчеркнул именно
ограниченные возможности не просто физического, но естественнонаучного знания, если сопоставлять его с целостным познанием,
осуществляемым человечеством. Синергетики делают далее нелепейший вывод: мол, «отпадает необходимость в поиске философского значения результатов научной деятельности», поскольку «с
трансцендентальной точки зрения эти результаты не приводят к истинно новому знанию» (там же). Нелепость вывода тройственна: вопервых, вывод противоречит посылке. В ней физикам – широчайший
простор, а в выводе – результаты познания ограничены. Во-вторых,
весь пафос философии Канта – обнаружение путей развития целостного знания, включая знание физическое. А потому «поиск философского значения результатов научной деятельности», по Канту,
принципиально необходим. В третьих, Кант, ограничив опрометчивые
притязания теоретиков естественных наук, совершенно не отвергал,
а способствовал открытию ими истинно нового знания.
В странноватых трактовках трансцендентального принципа, конечно же, присутствует то или иное отношение к целостному философскому вкладу И.Канта в стратегическое осмысление сущности позна137
вательного процесса. Скажем, философ математики заявляет: «система априористской философии у И.Канта выглядит догматичной,
противоречащей фактам науки (факту неэвклидовой геометрии), и
даже мистической: без всякого объяснения приписывает конечному
человеку способность видения Абсолюта – универсальных и неизменных форм мышления» (Перминов: 203. 6). Знал бы наш блестящий философ, что он умудрился допустить в одном высказывании
шесть философских ошибок: 1. Априоризм у Канта указывает только
на вероятностный способ познания, и в этом его достоинство, а не
недостаток. 2. При наличии вероятностной основы познания, оно никак не может быть догматичным. 3. Пафос Канта – преодоление догматизма науки, теологии, закостеневших видов и форм различных
методологий. 4. Выступая в защиту вероятностной природы познавания Бытия, Кант фактически способствовал будущему открытию неэвклидовой геометрии, о которой он, конечно, даже не знал. 5. «Вещи
в себе», чётко обозначенные Кантом, никакого мистицизма в себе не
содержат. 6. Наконец, универсальные формы мышления связаны с
тысячелетиями вызревавшей сущностью философского знания. Причём, универсален, по Канту, трансцендентальный синтез, максимально способствующий развитию, а не застою знания. Почему же
наш блестящий философ математики всё это просмотрел? Причина,
видимо, проста: знакомство с философией Канта было у него, как и у
других интерпретаторов, крайне поверхностным; в примечаниях –
лишь три малозначащие цитаты из «Критики чистого разума».
В числе интерпретаторов позиции Канта есть и более опытные
знатоки философии. Правда, и у них проскальзывают досадные
оплошности, туманящие истину. Говорится, например, что «для Канта трансцендентальный синтез есть соединение разнородного, в конечном счёте – рецептивности и спонтанности» (Гайденко: 55. 357). И
с первой частью высказывания можно только согласиться. А дальше
– странное продолжение по поводу «рецептивности и спонтанности».
Но ни о той, ни о другой у Канта просто нет речи. Ведь его стратегическая цель – обнаружение синтеза высших результатов общетеоретического поиска различных отраслей науки, религии, культуры, искусства и т.п.
Любопытно, что приведённые интерпретации трансцендентального метода и философии Канта в целом, будучи расплывчатыми, неточными, искажающими понимание вклада И.Канта, на удивление
догматичны и безапелляционны. Но от этой догматики только больше становится тумана.
138
2.2.-4.4. Путь к системе разума
Отходя в сторону от туманных интерпретаций, необходимо прояснить собственную философскую позицию И. Канта в её первозданности.
В отличие от своих невнимательных читателей, пробрасывающих
главные выводы мимо своего сознания, Кант настойчиво подчёркивает: «настоящая и единственная задача разума, имеющая принципиальное значение, – постоянно стремиться к расширению границ
эмпирического познания посредством способностей рассудка» (Кант:
117. 471). Т.е. основная миссия разума – всячески усиливать познавательную способность научного рассудка в его разных отраслях и в
целом, помогая вдумчиво преодолевать внутренние и внешние границы. Только в силу более широкой и глубокой способности разума к
сопоставлениям, обобщениям, предвосхищениям, эмпирическинаучный синтез схватывания новых идей необходимо должен согласовываться с синтезом философско-разумной апперцепции (Кант:
117. 211-212), (примеч.).
Стоит отметить в этой связи, что идея синтетической роли философского разума вызревала, начиная с Платона и Аристотеля. Непосредственно творчеству Канта предшествовали намерения Лейбница
изучить «собирательные идеи субстанций» (157. 227). Продлевая искания предшествующей философии в ХХ век, Н. Бердяев, столь же
заинтересованный в философском синтезе знаний, также восставал
против узкого, одностороннего рационализма научного познания и
его теоретиков. «Высшей судебной инстанцией в делах познания не
может и не должна быть инстанция рационалистическая и интеллектуалистическая, а лишь полная и целостная жизнь духа» (31. 28), –
справедливо настаивал он.
Учитывая полноту познания Бытия и его свойств, а также думая о
расширении внешних границ познания, Канту нельзя было не включить в познавательный процесс исследование роли Всевышнего в
отношении к человечеству (117. 516, 543-544). И вправду, «мудрец
никогда не бывает так деятелен, как в те часы, когда перед его глазами предстаёт всё божественное и человеческое» (Сенека: 123).
Потому, предполагая возможность целенаправленного влияния Божественного разума на жизнь человека, бытие и судьбу человечества, на окружающую людей природу, Кант предлагает исследователям задуматься и о Божественном целеполагании.
В этой связи он отмечает, что науке пока чуждо рассматривать
«понятие вещи как цели в природе», что такая цель «не есть… конститутивное понятие рассудка». Эта цель, будучи предметом более
139
глубокого размышления, «является регулятивным понятием для рефлектирующей способности суждения, дабы по отдалённой аналогии
с нашей целевой каузальностью вообще направлять исследование
такого рода предметов и размышлять об их высшем основании»
(Кант: 118. 401). Т.е., разуму, во-первых, отводится роль внимательного рассмотрения условий проявления Божественной целесообразности. Разуму, во-вторых, предписывается также регулятивно
направлять научный рассудок так, чтобы он, при исследовании им
особо значимых предметов, учитывал возможность изучения их
высшего, Божественного основания.
Преодолевая догматические рамки научных отраслей знания, теологических учений, учений мистицизма, любого вида догматизма вообще, Кант настаивал на гибкой, подвижной, адаптирующейся к различным обстоятельствам системе познания Бытия. Отсюда и родилась идея приоритета предвосхищения того или иного познавательного процесса: «высший принцип всех синтетических суждений таков:
всякий предмет подчинён необходимым условиям синтетического
единства многообразного созерцания в возможном опыте» (Кант:
117. 234). В этой связи, Кант подчёркивает ограниченность традиционной, формальной логики, поскольку она в принципе не в состоянии
смоделировать будущую реальность. Он противопоставляет догматическому формализму трансцендентальную логику, в которой «стоит на первом плане и даже составляет её единственный предмет задача объяснения возможности синтетических суждений, с которой
общая логика не имеет никакого дела» (Кант: 117. 231-232).
Канта критикуют за абсолютизации. Исследователям разного рода, особенно учёным, теоретикам науки, трудно усвоить, что на планете Земля лишь философский разум обладает способностью и возможностью полнейшего обзора стратегически важных открытий и
идей в различнейших областях, сферах познания Бытия. Действительно, на нашей планете никакой иной способности для этой цели
фактически не существует. Исходя из данных обстоятельств, Кант
ведёт речь об абсолютном охвате всего комплекса знаний именно
трансцендентальной способностью разума. Потому-то само «трансцендентальное понятие разума всегда относится только к абсолютной целостности в системе условий и заканчивается не иначе как в
абсолютно безусловном, т.е. безусловном во всех отношениях»
(Кант: 117. 358). Т.е. Кантом выдвигается в этом случае труднейшая,
грандиозная задача перед подлинно ответственной философией –
достигать максимально полной целостности условий познания Бытия. Эта задача, естественно, никак не применима ни в каком ином
опыте, «потому что никакой опыт не бывает безусловным» (там же).
140
В отличие от любого мышления, становящегося обусловленным в
силу ограниченных обстоятельств познания, или из-за чрезмерности
притязаний, трансцендентальный разум «есть такая обособленная и
внутри себя самой столь связная сфера, что нельзя тронуть ни одной
части, не коснувшись всех прочих» (Кант: 117а. 77). При этой внутренней связности возникает важнейшее системное условие: «ничего
нельзя достичь, не определив сначала для каждой части её места и
её влияния на другие…, как в строении органического тела, так и тут
назначение каждого отдельного фрагмента может быть выведено
только из полного понятия целого» (там же).
В итоге возникает удивительнейшая особенность Кантовой систематики – она, будучи духовной в своей основе, объективна по отношению к миру познания: «синтетическое единство сознания есть,
следовательно, объективное условие всякого познания». И действительно, «всякое созерцание, для того чтобы стать объектом, должно
подчиняться этому условию, т.к. иным путём и без этого синтеза великое многообразие объектов и идей не объединилось бы в одном
сознании» (Кант: 117. 195).
Внимательный читатель, видя собственные мысли И. Канта, снабжённые небольшими комментариями, сумеет по достоинству оценить
прогностическую силу Кантовой системы трансцендентального синтеза.
2.2.-5. Система разума
2.2.-5.1. Достоверность
системы разума
Трансцендентальный разум, достигая абсолютной целостности
при процессах синтеза стратегически важной информации, не абсолютен в своих выводах, будучи критичным к любым преувеличениям.
Ибо он есть сложнейшая архитектоника, которая сама непрестанно
развивается силою открытий в науке, искусстве, религии, нравственности, праве, и их трансцендентальных обобщений. Но поскольку
философская архитектоника находится в развитии, тотчас возникает
вопрос о мере достоверности её предписаний нижележащим областям познания. Поиск данной меры достоверности – особая и труднейшая проблема, связанная с принципом достаточного основания.
Кое-кто фактор достоверности познания стремится подкрепить
надеждой на предустановленную гармонию: «Понять, каким образом
объективный мир сообразуется с представлениями в нас, а представления в нас – с объективным миром, было бы невозможно, если
141
бы между двумя мирами не существовало предустановленной гармонии» (Шеллинг: 313. 240). Данная точка зрения, успокаивающая
ныне теоретиков чистой математики, при учёте значительных различий между отраслями и областями знаний малоуспокоительна. А если вспомнить о заметных заблуждениях в науке, теологии, правоведении, этике, философии – надежда на предустановленную гармонию улетучится вовсе.
Меж тем, мысли о достижении достоверности познания множатся
неустанно. Известный знаток формальной логики, добиваясь её достоверности, сворачивает почему-то на дорожку бытовых наблюдений: «события собственной жизни – основа верования» (Рассел: 224.
19). Именно на них, считает знаток, вырастают степени достоверности познания. Причём, высшая достоверность познания опирается у
него на неопровержимость «очень простых доказательств». Они и
оказываются как бы «наиболее правдоподобными, если связываются
в логическое целое» (224. 147). Таким образом, точкой отсчёта служит в данном случае опора на эмпирическую достоверность. Она,
являясь источником достоверности для логического целого, представляет собою вершину конуса, обращённую основанием вверх.
Само логическое целое находится на широком, далёком от эмпирической достоверности верху. А значит, представляет собой набор
логических комбинаций, весьма далёких от достоверности.
В то же время, если строить понятие достоверности преимущественно на личном опыте, каждым отдельным исследователем многое ещё не испытанно – ни в давнем и ближнем прошлом, ни в широчайшей современности. Малопродуктивно также пытаться собирать в
огромное целое множество ранее пережитых собственных верований. Тогда, как отмечает Ницше, «мне пришлось бы быть бочкой памяти, если бы я хотел хранить все основания моих мнений» (198. 91).
Потому даже к собственным верованиям, ради достижения их достоверности, нужно производить тщательный отбор. Антисфен говорил
в этой связи: «Какая наука самая необходимая? – Наука забывать
ненужное» (155. 236).
Причём, что чрезвычайно важно, даже производящий отбор «критерий истины можно принять с разбором или без разбора. Если он
принят без разбора, он, безусловно, недостоверен как в истинном,
так и в ложном. Если же он принят с разбором, то сам разбор будет
частным суждением, в котором критерий будет и судящим и судимым, так что сделанный разбор должен быть предметом нового разбора, и так – до бесконечности» (скептики: 155. 389). Вторая часть
данного замечания особенно интересна. Суть в том, что любые эмпирические достоверности сами по себе играют ныне в науке двоя142
кую роль. Достоверность многих новых открытий, с одной стороны,
служит базой критики и пересмотра прежнего знания, тем более –
философских обобщений. С другой стороны, она же оказывается в
позиции оценивания самой себя. И тогда никому иному её оценивать
невозможно. Т.е. она становится и судящей, и судимой одновременно. Но такой подход эмпирического критерия познания к себе самому
и к другим знаниям ущербен появлением новых открытий, встающих
в столь же категорическую позу. А критерий целостной достоверности познания не вызревает вовсе.
В этой связи, надо развернуть конус определения достоверности в
положение его вершины «сверху вниз». И опору достоверности искать не на нижних уровнях, как бы они ни были убедительны, а на
уровне трансцендентального синтеза. Тогда в качестве критерия достоверности начинает выступать собственно трансцендентальная
система прошлых и текущих открытий из разных областей знания, в
коей обнаруживается внутренняя непротиворечивость.
Правда, особая сложность заключается в том, что и сам трансцендентальный синтез не абсолютен в своих предписаниях, в силу его
собственного постоянного развития. Причём, в этом развитии обязательна некоторая остановка разума с целью целостного обзора
накопленного опыта познания. Потому «трансцендентальный синтез
идёт не в бесконечность (как бы данную), а в неопределённую даль,
чтобы системно представить весь объем опыта, который становится
действительным только благодаря этому процессу» (Кант: 117. 472).
Тогда возникает мера достоверности, необходимая и достаточная
внутри временно очерченного контура самого трансцендентального
синтеза, – ради дальнейшей стратегии развития знаний.
Определяя субъектов выявления меры достоверности некой системы мнений, Аристотель выделяет категории: а) большинства людей, б) самых известных и сланных, в) всех мудрых или большинства
из них (Топика. І 1, 100 b 18-23). Большинство людей судит обычно о
вопросах совместного мироустройства. Известные и славные (следуя
выводам Платона) относятся к мастерам и творцам в разных областях деятельности. Синтез общих представлений о мере достоверности целостного пути познавательного и социального мира принадлежит мудрецам.
Но среди философов (из коих мудрецов сочтёшь на пальцах) возникают, порой, существенные расхождения по поводу определения
границ тех или иных обобщений. А границы очень важны ради фактической достоверности философской системы знаний. В этой связи,
достоверность общений разума нуждается в веском основании, кото143
рое не размывало бы до бесконечности мыслимые границы создаваемого синтеза знаний.
Фактор основания размышлений выявляется в философии, начиная с Платона: «наше исследование должно идти таким образом,
чтобы добиться наибольшей степени вероятности» (210. 44d). И далее вводится основание для вероятности – правдоподобие: ради достижения «пределов вероятного я попытаюсь… сказать нечто более
правдоподобное» (210. 48с,d). Собственно принцип достаточного основания выдвинут Лейбницем: «есть два рода истин: истины факта и
истины разума. Истины факта случайны, и противоположное им возможно. Истины разума необходимы, и противоположное им невозможно» (156. 418).
Если следовать по пути истин факта, внешне весьма важных, но
принадлежащих всё же миру случайностей, то придётся опираться на
«другие случайности, предшествующие или ещё более сложные и
многоразличные». Путь истин факта не приводит, поэтому, ни к чему
подлинно достоверному. «Следовательно, достаточное, или последнее, основание должно стоять вне цепи, или ряда, этого многоразличия случайных вещей, как бы ни был ряд бесконечен» (Лейбниц: 156.
419). Вследствие этого, обнаруживает достаточную меру границ познания совокупная сфера истин разума. Именно в ней отыскивается
собственное достаточное основание для системы критериев познания в целом.
Принцип достаточного основания значим во многих отношениях. С
одной стороны, он приостанавливает набор выводов и теорий, отсеивая несущественные виды информации и ограничиваясь лишь
стратегическими из них. С другой стороны, обозначая пределы текущему процессу синтеза, принцип достаточного основания позволяет
концентрировать духовные силы разума на качестве самого синтеза.
С третьей стороны, принцип достаточного основания приоткрывает
зазор для опоры познания на высшие, часто сверхъестественные
очевидности души.
Подсказчиком для выявления очевидностей познания, как считают,
выступил Декарт. Он отнёс к высшим интуициям сознания «понятие
ясного и внимательного ума, настолько отчётливое, что оно не
оставляет никакого сомнения в том, что мы мыслим» (133. 267). Хотя
ранее в том же ключе высказывался Аристотель: «самое достоверное из всех начал – то, относительно которого невозможно ошибиться, ибо такое начало должно быть наиболее очевидным» (14. 125).
Лейбниц также отметил наличие некоторых «аксиом и постулатов,
которые не могут быть доказаны, да и нисколько в этом не нуждаются» (157. 419). Правда, и Декарт, и Лейбниц больше всё же думали о
144
математических интуициях. Но путь познания философского разума,
как мы выяснили, выходит далеко за пределы математического знания. Потому предельные интуиции могут открываться нам и постоянно открываются в мире искусства, нравственности, религии, права и
т.д.
Так или иначе, принцип достаточного основания приостановил разум в его возможном устремлении в бесконечность, позволил внимательней и точнее фиксировать конкретный этап развития общечеловеческого знания. И, самое главное, дал возможность осознать мир
критериев для системы трансцендентального синтеза.
2.2.-5.1. Структурные зигзаги
Трансцендентальный синтез, для которого определена опора в
виде совокупности достаточных оснований, должен быть теперь
представлен структурно. Фактор структурности может быть формальным, а может – глубоко содержательным. Структуре или композиции произведения искусства, например, отводится весьма значительная роль, причём, в глубоко содержательном смысле. А сами
произведения искусства, особенно в литературе, практически не зависят от давления материальных факторов. Фантазии художника в
них легко и свободно. Но мир фантазии обусловлен двумя важными
закономерностями – жизни и творчества. Каждая из них опирается на
ту или иную структуру. Эти две структуры сопрягаются в общей для
них – третьей. Потому фантазии художника, если она не опрометчива, приходится соотноситься с гибкими формами всех трёх структур.
Научный мир, как мы помним, одержим жаждой системности. В
подлинной системе переплавлены содержательная и формальная
стороны. Учитывая потребность трансцендентального синтеза, присмотримся, прежде всего, к структурам в научных проекциях.
Знатоки теории науки, стремясь оформить систему знаний, порой,
вовсе не думают о её структуре, попутно превозносясь над философией: «совокупность наук, включая высказывания повседневной
жизни, есть система знания. Не существует за её пределами какой-то
особой области философских» истин» (Шлик: 104. 101). Правда, тотчас возникает существенная проблема – каковы структурные параметры: повседневной жизни, совокупности высказываний о ней, синтезирующей их системы знания? Но данный автор ограничивается
лишь громкой декларацией.
Другой знаток, нам уже знакомый, обдумывает условия создания
«конструкционной системы». Здесь представлен структурный контур
в виде иерархического упорядочения предметов, «в котором предме145
ты каждого уровня конструируются из предметов нижележащих уровней» (Карнап: 104. 83-84). Только вот, у данной конструкции есть, как
мы выяснили, существенный изъян: благодаря процедуре сводимости, «все предметы системы конструируются из предметов самого
первого уровня» (там же), которым является уровень понятий физики. При таком допущении все духовные (психические, нравственные,
правовые, религиозные процессы) обязаны быть сведены либо к
микрофизическим свойствам, либо к свойствам натуральным чисел в
математике. Но поскольку нынешняя математика физична, значит,
базисом системы являются свойства физики. А сама она основана на
микрофизике, природа которой вероятностна. Т.е. главное достоинство материальной системы – непререкаемая объективность –
ускользает в зыбкую и неточную статистику. Кроме того, совершенно
не учтён нынешний огромный разрыв между законами природы и законами свободы. Потому данная система уже в этих отношениях
хромает на две ноги, а, значит, остаётся не глубоко и не точно продуманной конструкцией.
Некое упоминание эскиза структуры присутствует у научно мыслящего философа. Он, стараясь следовать Канту, готов идти к идее
истины, опираясь на регулятивный принцип разума. Правда, в этом
плане он только лишь вспоминает о рациональной структуре, требующей внутреннего единства (Рикер: 72). Но более внимательно продумывает структурные параметры будущей системы знания другой
философ. Он, прежде всего, старается избежать бессодержательности общих понятий, утрачивающих качества «особенного или индивидуального той или иной единичной действительности» (Риккерт:
230. 67). Ибо закономерности воссоздаваемой действительности реально просвечивают сквозь особенное и индивидуальное, но их «ни в
коем случае нельзя построить из исключительно общих элементов»
(230. 69). Внимание к выделению уровней структуры – значимый
фактор. Философии хорошо известна диалектика Гегеля, в коей выделяются уровни единичного, особенного, общего, а затем гибко сопрягаются реалии данных уровней между собой.
Учитывая существующую пропасть между науками о природе и
науками о духе, наш философ предлагает построить «две системы
генерализирующих частных наук: для материальных и для психических объектов» (Риккерт: 70). Его увлекает то, что «в их логической и
формальной структуре обе системы вполне походят одна на другую»
(там же). Иначе говоря, наш философ ищет только формального
сходства меж двумя качественно разными структурами. А после две
эти содержательно отличающиеся структуры он готов объединить в
146
пирамидальной логической структуре, подобной Платоновой пирамиде понятий.
На этих этапах создания эскиза структуры возникают существенные возражения её создателю. Скажем сразу, что ссылка на Платона
неадекватна. В его известном рассуждении об обобщении идей есть
часть, посвящённая сводимости многих внешних свойств к одной
сущности. Но нет жёсткого принципа пирамидальности понятий. Ибо
там же Платон пишет, что нужно, отыскивая идеи, находить «далее
одну, составленную их многих, объединённых в одной вещи, и, наконец, многие, заметно друг от друга отделённые» (11. 136). И далее
делает вывод: «Диалектик тот, кто способен всматриваться в одно и
многое по природе».
Потому изначально возникает серьёзное сомнение по поводу пирамидальной формы проектируемой структуры понятий. Конус
наблюдения сверху, задаваемый разумом, вовсе не подразумевает
пирамидального строения в отношении к трансцендентальному синтезу знаний. У данного синтеза, безусловно, присутствуют уровни
восхождения к разуму. Но разум – вовсе не господин, восседающий
на троне. Он – огромный трудяга. Его величайшая забота – обследовать все уголки и закоулки знания, на всех возможных его уровнях,
вытягивая отовсюду намёки на стратегические закономерности.
Пирамидальная форма – это ущемление простора наблюдения и
синтеза. Ранее уже критиковалась попытка логиков найти несколько
руководящих аксиом, чтобы под ними образовать громаду логического знания. Та же претензия была адресована чистым математикам. В
разумном исследовании громадного объёма знаний необходима
субординационная структура трансцендентального синтеза, опирающаяся на весь массив имеющихся достаточных оснований. Количество оснований исследования различных сторон, областей, сфер Бытия никоим образом не может быть строго фиксировано. Потому
структуры в форме пирамиды быть не может Возможен обратный
процесс: по мере углубления и расширения наших познаний Бытия,
число оснований исследования должно пропорционально увеличиваться.
Поэтому, в частности, поспешили знатоки синергетики, пожелав по
примеру математики и логики, сократить до минимума количество
методологических принципов своей дисциплины. Отговорка по поводу того, что «человек, их использующий, просто не сможет одновременно уследить за их соблюдением в реальной модельной деятельности» (В.Буданов: 245. 189), неубедительна. С одной стороны,
свойства разума принадлежат не просто отдельному человеку, но
человечеству в целом. С другой стороны, философский разум не
147
смеет ограничивать процесс углубления и расширения знаний о Бытии. Но чем шире сфера обзора, тем более развёрнутый набор принципов требуется для её познания.
Второе замечание строителю «двух систем генерализирующих
частных наук» относится к идее безоговорочного разведения в стороны материальной и духовной структур познания. Философский разум, обозначив действительное различие систем природы и свободы,
делает это не навсегда. Иначе разобщённые частные пирамиды так
и останутся разобщёнными. Но при таком условии знание как таковое
всегда будет разорванным и неполным. Поэтому разум страстно
стремится обнаруживать точки схода между ними. Это его стратегическая цель.
Вдумчивый исследователь пошёл, к сожалению, по другому пути.
Зафиксировав, что «психология не сумела пока дать ещё всеобще
признанную теорию психической жизни, и с точки зрения систематической законченности она стоит далеко позади физических наук»
(Риккерт: 70), он не стал разбираться в сути данной проблемы. А
приглядись он внимательней, сумел бы обнаружить наличие не одной, а двух психологий: а) стремящейся подражать естествознанию;
б) далеко от него отстоящей, занимающейся глубоким и тонким исследованием сложнейших духовных коллизий. Первая известна учёным, вторая им как бы неизвестна, хотя её лучшими произведениями
восхищается всё человечество. Содержится вторая психология в созданиях гениев искусства, и она с древнейших времён исследует все
нюансы человеческих переживаний. Специалист, не разобравшись
до конца, советует законам психической жизни стать «в логическом и
формальном отношениях естественными законами» (Риккерт: 73). А
это ныне – грубейший методологический просчёт. Ибо стремление
исследователей должно быть многоплановым: изучать естественные
закономерности, с одной стороны, духовные закономерности – с другой, и очень аккуратно выявлять возможные точки схода между ними.
Наконец, последнее соображение в связи со структурой обобщений. Ныне в структурном анализе пока господствует типологический
подход: «основная идея теории типов заключается в том, что все понятия о свойствах и отношениях распределяются по типам» (Карнап:
104. 112). Однако типологии обычно опираются на внешние, поверхностные признаки. Философский разум, наоборот, тяготеет к приоритету содержательного исследования внутренних закономерностей.
Потому боле глубоким и точным видом систематизации является
объёмная структура качественных свойств – топология.
Кое-кто в научном мире обратил на это внимание: «топосы являются… объемлющим – обобщённым – геометрическим вместили148
щем, в которое учёные… смогут поместить – для точного, структурно-математического изучения – почти все мыслительные процессы –
как у человека, так и у компьютера любой степени сложности» (Акчурин: 138. 12). И, как прежде, в научном подходе рядом с верной
идеей соседствует опрометчивое преувеличение. Геометрический
каркас модели слишком далёк от художественного образа, который
действительно способен быть аналогом топоса, поскольку в нём сокрыто духовно-объективное, ёмкое, многоплановое содержание. Потому, учитывая опыт искусства и опираясь только на синтетический
охват множества топосов в разных областях и сферах познания,
можно создавать содержательно-топологическую структуру трансцендентального синтеза.
2.2.-5.2. Трансцендентальная топика
В систему философского синтеза знаний, осмысленную в виде
трансцендентальной топики, первоначально входят три основные
области познания: персоналитика, этика, космология, а сферой
обобщений по отношению к ним выступает эйдосология.
Персоналитика (отношение «Я – Я») изучает свойства человеческой души, факторы становления полноценного, гармоничного развития личности. Этика (отношение «Я – другие») исследует сущность
нравственного бытия людей, особенности их взаимоотношений в
ближней и дальней горизонтали современности; а также захватывает
прошлое этих отношений и ориентируется на будущее. Космология
(«Я – природа, Вселенная, Космос») изучает особенности бытия человечества на планете Земля, в галактике и во Вселенной (Мегавселенной). Каждая из данных областей познания мира фактически равноценна по своим познавательным возможностям.
Эйдосология (отношение «Я – мир идей, эйдосов») самоопределяется применительно к великому миру идей, полученных отчасти
совокупным научным знанием в виде стратегических выводов основных отраслей познания. Эту роль часто берёт на себя методология
науки. Но её возможности ограничены физичной картиной мира. Потому параллельно с нею возникают свои обобщающие сферы в области этики (нравственные и правовые) и в области персонолитики
(психологические, художественно-творческие) и т.п. Хотя по формальной значимости они ныне уступают методологии науки, по качеству содержательных обобщений вполне сопоставимы с нею, а кое в
чём и опережают её. Следовательно, эйдосология не представляет
собою единую, синтетично взаимосвязанную сферу идей. Единства в
ней нет и потому, что в истории развития отдельных отраслей знания
149
каждая отрасль тяготела к некой самодостаточности, так или иначе,
отгораживаясь от других. В этой связи, анализ собственной природы
эйдосологии приходится осуществлять более высокой инстанции –
трансцендентальному разуму.
В ходе трансцендентального синтеза разуму предстоит учитывать
специфику каждой отрасли и области познания, их ныне существующую несводимость друг к другу. Потому разум оставляет между отраслями и областями знания естественно возникшие пространства
различий, не стремясь их искусственно нивелировать, что повышает
их степени свободного поиска. И, тем не менее, трансцендентальный
разум, создавая незримые арки синтеза меж стратегическими выводами отраслей и областей познания, совершает, в пределах возможного, процедуру их сведения к целостной картине мира. Трансцендентальность по сути как раз и представляет собою осуществляющийся переход разума через имеющиеся границы между отраслями
и областями разнокачественных знаний.
Рядом с картиной мира, создаваемой естественным познанием
бытия, существует возможность исследования сверхъестественного бытия. Оно даёт о себе знать во многих религиозных учениях, а
также в пограничных состояниях познания (опыта выхода души из
тела, реинкарнации и пр.). Возможности научного познания в отношении к сверхъестественному бытию пока ничтожны. Но выбрасывать из широчайшего процесса познания эту загадочную и во многом
существенную область бытия невероятно опрометчиво.
Мысленно взвесив великий объём информации эйдосологии, а
также сверхъестественного познания, приходится выходить на более
широкий уровень обобщения. Исследователя на этапе высокого
обобщения подстерегает опасность попадания в ловушки «неизвестностей в себе», кажущихся нередко чем-то очевидным. Гераклит,
скажем, утверждал: «Всё едино: делимое – неделимое, рождённое –
нерождённое, смертное – бессмертное, логос – вечность, отец – сын,
бог – справедливость» (176. Фр. 50). Между тем, представления о
Всевышнем, вечности, абсолютной делимости вещества или, наоборот, его неделимости, представляют собою ныне лишь неизвестности («вещи») в себе (ноумены), – очевидно превосходящие по своей
предполагаемой природе обозреваемые возможности опытнотеоретического познания.
Картина мира в этой связи крайне усложняется. Возникшую незримую громаду понятий возможно осознать с помощью более высокой, разумной способности обобщения. Действительно, «всякое понятие можно рассматривать как точку, которая, как точка зрения
наблюдателя имеет свой горизонт, благодаря которому множество
150
идей можно представить и обозреть из этой точки. Но для различных горизонтов, т.е. родов, определяемых столькими же понятиями,
можно мыслить общий горизонт, из которого, как из средоточия, обозримы они все. И этот горизонт есть более высокий род (или эйдосология – В.Т.); а высший род, в конце концов, есть общий и истинный
горизонт, …охватывающий собой все мыслимое многообразие – роды, виды, подвиды» (Кант: 117. 562-563). Всеобщий горизонт познания, в сфере которого единственно достигается синтетическое единство всех познаваемых идей, есть собственно разумный уровень познания Бытия, именуемый трансцендентальной философией.
Принципиальная особенность более высокого – разумного, трансцендентального – типа исследования Бытия заключается в следующем:
А) такие представления, как «Бог», «вечность», «делимое», «неделимое» и т.п., разум определяет ныне как «неизвестности в себе»
(ноумены). Необходимо учитывать, что их предполагаемые свойства,
очевидно превосходят по своей природе обозреваемые возможности
опытно-теоретического (в основном – научного) познания. Но столь
же необходимо искать пути осознания их возможных черт или признаков в сфере вероятностного знания.
Б) Разум концентрирует внимание любого познающего субъекта на
факте существования пропасти между опытно-теоретическими областями познания – персоналитикой, этикой и космологией. На факте
внутренних границ и противоречий в близкой им сфере эйдосологии.
На существовании пропасти между всеми ними и сферой сверхразумного, трансцендентного.
В) Вместе с тем, сложнейшая миссия трансцендентальной философии состоит в стремлении выявить возможность синтеза в отношении к эмпирико-теоретическим (в самом широком плане) и трансцендентным развивающимся знаниям. Потому в собственной сфере
трансцендентального синтеза (в отношении ко всему массиву знаний), разумно-проблематическая мысль отыскивает пути расшифровки «неизвестностей (вещей) в себе» (Кант: 117. 313).
Принимая во внимание весь объём развивающихся и постоянно
обновляющихся знаний персоналитики, этики, космологии, непосредственно исследуя их общий горизонт идей – эйдосологию, а также
тщательно изучая сверхъестественную реальность, трансцендентальная философия берётся за дело высочайшей сложности – создания постоянно обновляющегося синтетического единства всей
имеющейся огромной совокупности знаний и гипотез.
Создавая возможность синтетических суждений, находя место открытиям эйдосологии, намечая горизонты познания новых областей
151
неизведанного, разум преобразует своё как бы пустое пространство
исследования в сверхтонкую, сверхсложную систему трансцендентального знания – трансцендентальную топику, постоянно
обновляющуюся и развивающуюся (Кант: 117. 319).
Структура топологии отношения познающего субъекта к Бытию
при первом приближении может представиться таковой:
Высочайший уровень исследования (5-й) – сфера трансцендентного, «неизвестности в себе» (ноумены). Отношение: «Я – сверхразумное, трансцендентное».
Высший уровень (4-й) – трансцендентальная философия. Отношение: «Я – разумная система знаний, целое».
Высокий уровень (3-й) – эйдосология (методология науки, нравственности, права, искусства). Отношение: «Я – эйдетическое».
Основной уровень (2-й) – области знания (персоналитика, этика,
космология). Отношения: «Я – Я», «Я – другие, общество», «Я – планета, Вселенная».
Опытный уровень (1-й) – частные, дифференцированные отрасли, зоны познания.
Однако творческий дух разума, воплощающий в себе необходимосамостоятельную ответственность за разумное осмысление возможной миссии человечества во Вселенной, порождает иной тип субординации отношений:
Высший уровень (4-й) – трансцендентальная философия. Отношение: «Я – трансцендентально-философская система знаний (топика)», системно развивающееся целое познавательного процесса.
При данном подходе высшим уровнем познания объективно становится мудрость человечества (в виде обновляющегося трансцендентального синтеза), поскольку именно ей суждено целостного познавать тайны Бытия. В таком виде и при её незримом статусе мудрость проявляет крайнюю чуткость ко всем Божественным явлениям,
откровениям, а также текстам священных писаний. Внутренне она
вовсе не стремится возвыситься над теми или иными сверхъестественными силами, ни в коем случае не отвергает знание о них, как
это, порой, делают иные толкователи науки. В то же время, именно
человеческой мудрости выпадает ответственейшая миссия по выявлению в жизни, деяниях человечества сути и роли Божественного
провидения и иных сверхъестественных сил.
Потому сфера сверхъестественного, трансцендентного (5-й уровень), на фоне познающего Бытие разумно-трансцендентального
синтеза, в определённом смысле уравнивается в правах с эйдосологией (3-й уровень). Ибо философский разум – единственная челове152
ческая реальность, способная синтезировать знания мира Божественного и мира человеческого.
Однако этот вид системного подхода вовсе не исключает возможности знаниям трансцендентной сферы и знаниям эйдосологии тесно взаимодействовать и между собой и с мудростью. Мудрость в таком сложном взаимодействии лишь оставляет себе роль трансцендентального арбитра.
Персоналитика, этика и космология (2-й уровень) в данном системном варианте также могут исследовать сферу трансцендентного,
однако же, их обобщения лучше бы строить с учётом всего объёма
знаний, достигнутых в ходе трансцендентального синтеза. Это важно
в двух отношениях: с одной стороны, трансцендентальнофилософский уровень позволит уберечься от многих опрометчивых
суждений; с другой стороны, мощная объёмная информация позволит строить выводы гораздо продуктивней и точней.
Уровень опытного познания штурмовал, и будет дерзко штурмовать загадки Бытия в узкоспециализированных ответвлениях целого.
Правда, при целостно-системном подходе весьма опрометчивые заявления иных первооткрывателей, затрагивающих более широкие
сферы, всегда будут оставаться на собственном – опытном уровне.
Выше – частная теория (также 1-й уровень), ещё выше – особенная
методология (2-й уровень), далее – целостная эйдосология вкупе со
сверхъестественными реалиями (3-й и 5-й уровни), и лишь на самом
высоком субординационно-познавательном (4-ом) уровне – мудрость, вводящая любое открытие в широчайший контекст соотношения естественных и сверхъестественных знаний.
В сжатом виде философско-трансцендентальная система знаний
выглядит так:
На высшем уровне (4-м) располагается трансцендентальная философия. Отношение: «Я – разумная система знаний, целое».
На высоком уровне (3-м) располагаются в параллельном взаимодействии сфера сверхъестественной реальности и сфера эйдосологии. Причём, с одной стороны – сфера сверхъестественной реальности (теология и виды познания потустороннего бытия). Отношение:
«Я – сверхразумное, трансцендентное». А с другой – эйдосология
(методология науки, нравственности, права, искусства). Отношение:
«Я – эйдетическое». Во всей этой совокупности знаний и гипотез немалое количество внутренних и внешних границ, порою – пропастей.
Основной уровень (2-й) представлен областями познания (персоналитикой, этикой, космологией). Области отношений: «Я – Я», «Я –
другие, общество», «Я – планета, Вселенная».
153
На опытном уровне (1-м) пребывают частные, дифференцированные отрасли, зоны познания.
При этом, важнейшим регулятивным принципом трансцендентального синтеза было и остаётся соответствие всех знаний возможной
судьбе человечества во Вселенной.
2.2.-5.3. Системный прорыв
Самой проблематичной в предложенной системе трансцендентального синтеза может показаться идея о наличии внутренних и
внешних границ, даже пропастей при научном познании Бытия. Ведь,
в сложившихся ныне научных представлениях доминирует ощущение целостной картины мира, убеждённость в возможности его разностороннего и безграничного познания. Но это не так, что отчасти
продемонстрировано.
В то же время, мудрецу, предвосхитившему суть разумной системы философско-трансцендентального синтеза, в коей, несмотря на
наличие границ, первенствует идея духовного единения и развития
знаний, предъявляется очередной странный счёт. Отдельные знатоки синергетики берут на себя ответственность утверждать, что у Канта в «Критике чистого разума» содержится «замкнутая концепция
науки, устанавливающая пределы познаваемости мира» (Пригожин,
Стенгерс: 217. 135). Далее прибавляется, будто философия Канта
«обрекает науку на скучный труд по расшифровке монотонного языка
феноменов, приберегая для себя вопросы, связанные с «предназначением» человека на Земле» (217. 138). И эти знатоки категорично
утверждают, что «красота, свобода и этика не могут быть объектами
положительного знания» (там же).
Фактически, в данном случае, попрекается мудрость человечества, собиравшая и собирающая по крупицам громаду выводов исследований, теорий, и создавшая систему осмысления этого величественного знания. Попрекается за то, что разбежавшиеся в сторону
ветви здания науки не способны на формирование подобной системы. Следовательно, также не способна на это синергетика – юная
наследница математики да физики. Впрочем, упрёка, сделанного
мудрости, синергетики не замечают, а полагают, что виновен во всём
отдельный философ. И все силы мысли бросают не на изучение собственно системы мудрого обобщения мирового знания, а на ниспровержение имени выразившего её гения.
В реальности, жажда эмоциональных границ, туманящая понимание сути границ объективных, порождена обыкновенным честолюбием радетелей естествознания. Причём, принялся создавать эмоцио154
нальные границы внутри дерева познания вовсе не И. Кант, а О.
Конт, основатель научного мировоззрения. Он призвал своих научных современников и последователей «коренным образом изгонять
все вопросы, неизбежно неразрешимые», (т.е. философские!) позволив лишь принимать их к сведению (135. 35). Но научные наследники
отвернулись даже от снисхождения к философии.
Мудрость, в противоположность искусственному самоограничению
теоретиков науки, мыслит не обособленно, системно. Она советует
всем учёным присоединиться к дерзновенному штурму бездн Бытия
в совокупном, а не одиночном порыве. В этой связи, мудрость, собирая воедино и приводя в системную стройность все выводы и допущения эйдосологии, обнаруживает близкие их выводам сверхъестественные идеи, стараясь синтезировать одни с другими. И, опираясь
исключительно
на
системный
базис,
«сама
разумнопроблематическая мысль движется в поле трансцендентальных
гипотез» (Кант: 117. 555). Следовательно, она создаёт синтез гипотез не отдельных областей знания (науки, этики, искусства, права,
религии), тем белее, не синтез гипотез отдельных специалистов
внутри данных областей знания, а синтез трансцендентальных гипотез, опирающийся на системный базис.
Системный базис, как мы выяснили, имеет субординацию. Самой
мудрости приходится обследовать весь объём выводов, накопленный в масштабе эйдосологии и в трансцендентной сфере. Понятно,
что именно мудрости выпадает ответственейшая обязанность осуществления трансцендентального синтеза. Данный синтез вбирает в
себя высочайшие идеи, прорывающие кордон внешних границ познания Бытия. Потому сам философско-трансцендентальный синтез
возникает на высших точках, реальных пограничных проблем мирового познания. Нелепа, в этой связи, попытка осадить мудрость в её
сложнейшем деле, когда кто-то решает, что мудрости не обязательно
осуществлять «поиск окончательных и последних решений проблем»
(Xюбнер: 122). Другого пути у мудрости просто нет. Иначе она перестанет быть высшей познавательной способностью системы исследований, и человеческой мыслью начнёт руководить неосведомлённость или глупость.
Наряду со штурмом совокупности пограничных идей при исследовании Бытия, мудрость самой системой трансцендентального синтеза создаёт критериальную опору отдельным научным дисциплинам и
областям знаний. Знатоки, не усвоившие возможностей, таящихся в
критериальной опоре отдельным формам познания, берутся сетовать на «неясное допущение особой познавательной способности
разума, обеспечивающей доступ к абсолютному знанию» (Перминов:
155
175. 58). А далее, действуя вопреки предостережениям разума, отдельные знатоки математики, от лица которых возник упрёк, превозносят собственную естественнонаучную дисциплину над всеми
остальными типами познания. Но также поступают и некоторые знатоки физики, и генетики, и другие знатоки в отдельных и частных
научных дисциплинах. Забывая при этом чтимую ими аксиому: частное не может быть масштабней общего.
В отличие от единичных и частных притязаний, имеющих нередко
догматическую природу (в отношении к своим возможностям), и скептическую (применительно к разуму), «трансцендентальный путь
предполагает гипотетическое и регулятивное применение разума».
Такое применение разума, которое, хочет кто-то этого или нет, тонко,
целенаправленно и целостно создаёт системный базис научнорассудочным знаниям. Именно это системно-базисное «единство
служит критерием истинности для правил рассудка» (Кант: 117. 555).
Опираясь на системный базис, можно и необходимо штурмовать
тайны Мироздания, поскольку, на фоне отдельных прозрений, познавательное сообщество гораздо богаче и уверенней в своих действиях. Тогда, когда перед штурмом бездн Мироздания есть опора на системный космодром, легче прорываться к сущностям прежде одиноких и как бы безумных идей. И мудрость в этом дерзновении – первейший помощник: она не придерживает, а наоборот, побуждает исследователей системно выходить за пределы всех явлений. Вместе
со всеми мудрость ищет безусловное, прорываясь к неизвестностям
в себе, стремится расшифровать их тайны (Кант: 117. 89).
Скажем, «часть взрывов Сверхновых на самом деле могла бы
быть искусственного происхождения» (Лем: 253. 146-147). Хотя научным догматизмом продиктованная «бритва Оккама неуклонно запрещает принятие подобных гипотез» (там же). Однако мудрость
внимательно изучает всем спектром возможных знаний это предположение. И оно остаётся в поле её размышлений, пока не будет
окончательно подтверждено или опровергнуто. А с другой стороны,
когда возникает идея о том, что «из эргосферы вращающейся чёрной
дыры можно извлекать энергию, в десятки раз превосходящую эффективность выделения энергии при термоядерных реакциях» (20.
225), мудрость лишь принимает данную идею к сведению. Ибо она
относится к самому астрофизическому знанию, не имея пока более
широкого контекста. Т.е., регулятивный принцип мудрости, «заходит
столь далеко, что опыт или наблюдение не может с ним сравниться.
Таким способом он подсказывает опыту путь к систематическому
единству» (Кант: 117. 569).
156
Иногда, как бы опомнившись, знаток науки начинает упрекать мудрость за её стремление к дерзновенности и создание трансцендентальных гипотез, возражая ей: «с высоким достоинством философии
несовместима мысль о её недостоверности и вероятности» (Шлик:
104. 103). Но системно постигающий тайны Бытия мудрец непрестанно «взыскует вещи, коих нет в мире вещей, и думает о том, кем
он будет, когда его не будет» (Хун Цзычэн: 21; 40). В то же время, когда уфолог выдвигает принцип: «надо всё допускать, но ничему не
верить» (147. 249), мудрец предлагает иное: допускать только весомое, а после всё системно сопоставлять и осмыслять. Именно «в
данном виде регулятивный принцип чистого разума предполагает
возможно большее продолжение и расширение опыта» (Кант: 117.
463). Поскольку разум никогда не чурается труднейшей работы по
постоянному системному обобщению весомых видов открытий в совокупном, планетарном познавании тайн Бытия.
2.2.-6. О трансцендентальном субъекте
2.2.-6.1. «Эго» и трансцендентальность
Познавательный мир огромен. Охватить его мыслью мгновенно
никому не дано. А лица, ощутившие в себе способность к мысли и
письму, жаждут собственных откровений. Но множество прежних откровений уже заполонило атмосферу познания. Как прорваться
сквозь эту завесу идей собственной, персональной идее? Ведь, погружение в великое множество расшифрованных тайн чревато колоссальным напряжением ума, огромными затратами времени. Потому персональная мысль частенько отдаётся томительной усладе
собственной первозданности.
Подобная первозданность оказывается многоликой. Кое-кто из
первооткрывателей только слышал о трансцендентальной системе
разума, причём лишь обрывками, да с чужих слов. Потому один такой
новатор, представивший свою персону в виде «экзистенциально воплощённой» личности, берётся противопоставлять себя чистому
мышлению. Это противопоставление начинается и тотчас заканчивается «отношением к собственному телу», которое становится императивным: «я не могу воспринимать себя как нечто отличное от
моего тела, находящегося со мной в определённых отношениях» (Г.
Марсель). И тогда весь мир, ранее познанный человечеством, по
прихоти самозваного «Я» сужается до границ отдельного существа в
виде его сомы.
157
Другая, более просвещённая первозданность, начинает с придания статуса законности субъективному опыту, с чем мало кто спорит.
А далее дарит широчайшему знанию мира людей первозданное откровение: «главное – именно индивидуальный, а не коллективный
опыт» (Рассел: 224. 18). В качестве подтверждения предлагаются
примеры Маха и Эйнштейна. У Маха, мол, «событие принимается как
переживание субъекта, а у Эйнштейна – как физическое измерение,
регистрируемое в эксперименте и наблюдении» (254. 544). Однако
Мах сенсифицировал восприятие объективных процессов, т.е. придал им сугубо чувственный вид. А Эйнштейн, в версии первооткрывателя, наоборот – объективировал чувственное восприятие, как бы
передал его микропроцессам. Но это крайности. Важно отодвинуться
от того и от другого, чтобы осмыслить особенности конкретных частностей, сопоставить их с другими, сделать выводы, и лишь после
апеллировать к системе разума. Тогда в великом понимании и созидании человеческого бытия значимой станет не просто индивидуальность, а исключительно синтез отдельных, частных, особенных
откровений и общечеловеческого знания.
В приведённых выше примерах содержится немаловажная проблема: является ли субъектом некой суммы откровений собственно
«человек своего времени или трансцендентальное «Я»? (Арон: 217).
Параллельно с этой проблемой возникает вторая: кто ответствен за
накопление и создание системы философско-трансцендентального
синтеза, а после – за её интерпретацию и развитие?
В этой связи один знаток берёт на себя инициативу провозгласить:
«всякий трансцендентальный субъект представляет собою личность,
…имеет свои неповторимые индивидуальные особенности,
…интимную сторону существования» (Слинин: 83). Из этой мысли
следует, что первостепенны качества личности, индивидуальности,
интимных переживаний, которые невольно связываются с определением «всякий». Данный набор характеристик довлеет настолько, что
качество философской трансцендентальности проскакивает мимо
сознания. И тогда любой человек примерит приведённые характеристики на себя, вовсе не вспоминая о титанически трудной проблеме
философско-трансцендентального синтеза.
Другой исследователь, глубокий и тонкий, близко подходит к идее
трансцендентальности, но движется к ней со стороны преимущественно внутреннего опыта. Его главной целью становится, «прежде
всего, опытное познание «другого», как он дан непосредственно и,
глубже, в его ноэмато-онтическом содержании (чисто как коррелят
моего cogito, более подробную структуру которого ещё предстоит
раскрыть)» (Гуссерль: 81. 436). Т.е. основным для него вначале ока158
зывается онтическая связь двух внутренних «Я», из которых одно
«Я» стремится раскрыть сущность другого.
Уже данный посыл вызывает сомнение, поскольку заявляемое
вроде бы сущностное усмотрение одним «Я» другого «Я» практически не считается с огромной мировой системой знаний, которая уже
живёт относительно самостоятельной жизнью, обладая сложнейшей
внутренней архитектоникой. И в подлинно трансцендентальной установке именно эта система играет первостепенную роль в виде объективированного духовно-системного базиса условий всякого последующего познания. В этом случае, попытка феноменологического
возврата к связи единичных «Я» представляется совершенно неоправданным падением сознания к дальним истокам зарождения уже
созданной системы.
Далее у феноменолога появляется ещё более странный пассаж:
«тело в модусе «там», возникающее в моей монадической сфере, которое апперципировано как чужое тело «другого Я», указывает на то
же самое тело в модусе «здесь». …в конкретной связи с совокупной
конститутивной интенциональностью, которую производит в нем этот
способ данности в опыте «другого» (Гуссерль: 81. 471). В этом пассаже монадический мир другого мыслителя неоправданно тесно переплетается с его соматическим уровнем, что не просто странно, а
нелепо. И из соматического, физически-грубого состояния, возникает, как Афродита из пены моря, «совокупная конститутивная интенциональность». К сожалению, и в этом случае исследователь, достойный почтения, оказался в плену незримой, фактически, суетной
полемики с Фрейдом, о чём я уже упомянул. Стремление противопоставить псевдонаучному психоанализу Фрейда теорию феноменологически-объективной трансцендентальности оказалось эклектичным
и завершилось её забвением.
Суть в том, что открытие трансцендентальной феноменологии было противоречивым в сущности. Ибо уже созданный трансцендентальный синтез есть первейший и главный рубеж для любого исследователя, желающего привнести нечто новое в мир обобщения мировых знаний. Соматический уровень к этой высочайшей сфере
наблюдения никакого отношения не имеет. Потому просто абсурдным является заключение умного исследователя, будто «каждый
трансцендентально-феноменологический анализ или теорию a priori
можно осуществить и на естественной почве, отказавшись от трансцендентальной установки» (81. 490). Ведь, если трансцендентальный
синтез представляет собою высочайшую архитектонику обобщений
мирового знания, то отказ от трансцендентальной установки равен
падению мысли на грубо-соматический низ. И подняться ей оттуда
159
невозможно никаким феноменологическим способом. Тем более, что
данный физиологичный низ «распространяется и на сообщества зверей» (81. 488), что ещё сильней усугубляет абсурдность феноменологического новаторства. Как бы потом данный мыслитель ни возвышался в своём сознании до желаемого бытия монад или эйдосов,
груз физиологичного низа постоянно будет тянуть мысль назад. А система трансцендентального синтеза мировых знаний так и останется
нерасшифрованной в своём сущностно-объективном величии.
Но есть и прямо противоположный взгляд на сущность трансцендентальной установки. Так, нынешние первооткрыватели (В.Зальбер
и др.), стремятся сравнить трансцендентального субъекта с «образом ризомы как запутанной корневой системы, состоящей из множества отростков и побегов, регулярно отмирающих и заново отрастающих из-за постоянного обмена с окружающей средой» (124. 8-9).
Если бы данное сравнение было отнесено к процессу постоянного
обновления самой системы трансцендентального синтеза, в нём возникал бы какой-то смысл. Действительно, мир знаний неустанно обновляется новыми открытиями и прозрениями, которые нуждаются в
осмыслении, а также в сопоставлении с достигнутыми образцами
выводов и в дальнейшей их системной обработке.
Но в данном случае под обновляющейся корневой системой (ризомой) подразумевается «модель бессознательного с его асистематичностью, иррациональностью, свободой комбинации знаков, несвязанностью с пространством и временем» (там же), что в корне противоречит структурно чёткости создаваемой системе разума. Разум, в
противоположность бессознательной стихии, из совокупности далеко
отстоящих друг от друга открытий (в разных отраслях и областях
знаний) стремится создать тончайшую архитектонику их взаимосвязи. Что же касается философско-трансцендентального субъекта, то
на его долю выпадает величайшая по степени ответственности задача осуществления этой тончайшей работы в той исторической точке,
куда он заброшен провидением.
Ещё раз встретимся с просвещённой первозданностью, которая в
одном месте книги уже превознесла вес индивидуального опыта
(224. 18). А в другом месте книги за то же самое хулит мыслителя: «в
описании мира субъективность является пороком». Потому Кант,
мол, в связи с нею, совершил не «коперниковскую революцию, но
птолемеевскую контрреволюцию, поскольку он поставил человека
снова в центр, в то время как Коперник низложил его». (Рассел: 224.
3). И далее блестящий знаток логики берётся исправлять Канта как
бы с помощью авторитета и открытия Коперника. Точкой отсчёта для
него становится сумма своих верований «в отношении событий, ко160
торых я сам не испытал: исторического и геологического прошлого
земли и отдалённых областей вселенной, которые изучает астрономия» (там же). Из подобных верований, считает он, вырастают «общественные данные, которые вызывают одинаковые ощущения у
всех воспринимающих их лиц в пределах определённой пространственно-временной области» (Рассел: 224. 42). Таким способом у него рождается модель коллективного опыта, своеобразного Солнца
Коперника, противостоящего неприличному индивидуализму Канта.
Подчёркивая нелепость упрёка в адрес Канта, вернём сознание
читателя к системе философско-трансцендентального синтеза, которая и является подлинным Солнцем знаний, привнесённых в мир не
из набора различных верований, а из работы разума. Ведь, любым
верованиям
всегда
противостоят
знания.
Философскотрансцендентальная система первостепенно насыщена именно ими.
Хотя рядом с научными знаниями в ней присутствуют открытия мирового права, этики, искусства, религии. А окончательный приоритет
отдаётся синтезу разума, а вовсе не приблизительным верованиям.
Можно было бы упомянуть также экзотические взгляды на трансцендентальную установку и других первооткрывателей, скажем, Шопенгауэра или Адорно, но приведённых примеров вполне достаточно
для уяснения очень непростого пути приближения отдельного сознания к разумной системе философско-трансцендентального синтеза.
2.2.-6.2. Целостная квинтэссенция
Наряду с трансцендентальной установкой есть в мире удивительная сфера, синтезирующая все виды познания в нечто целое. Понимание её сущности прояснит условия, кои характеризуют возможность саморазвития философско-трансцендентального синтеза.
Бытие философско-трансцендентального синтеза косвенно соприкасается с историей знаний. Споров по характеру этого соприкосновения возникает немало. Вот звучит одно твёрдое мнение: «Я полагаю, что надо иметь мужество создавать историю философии без
философии истории» (Рикер: 61). И уже в этом мнении как бы разводятся в стороны и так давно разведённые по разным сторонам предметы: история философии, рассматривающая виды поочерёдно возникающих философских учений, с одной стороны, и философия истории, изучающая собственно историю человечества в философском
плане, – с другой.
Уточняя свою позицию, знаток говорит: в истории философии,
мол, из-за крена отдельных философов в исторически обусловленные учения (экономические, религиозные, лингвистические и др.)
161
«приносится в жертву глубинное своеобразие, …уникальное видение
реальности, предлагаемое нам философией» (Рикер: 62). Дабы
устранить всякий исторически обусловленный контекст, наш знаток
предлагает каждому философу стать малозаметной точкой перехода
в единой линии развития философии как таковой. Эта мысль представляет развитие собственно философского знания как гармоничную череду отдельных учений, вливающихся в целостную картину
развития философии. Гегель ранее также писал о едином пантеоне
мудрости.
Правда, обстоятельства смены философских учений, как их видит
история философии, далеки от подлинного строя развития мудрости.
В этом развитии важны не сменяющие одна другую школы и направления философии, а сущностно-точные методы изучения Бытия,
возникающие, прежде всего, в душах гениев мудрости. Данные методы важны расшифровкой ранее сокрытого того или иного состояния
Бытия. Причём, сами эти методы, будучи глубочайшими в своей основе, не вписываются в рамки историей философии созданных
направлений и школ, они внутренне глубже и масштабней внешних
рамок. В этой связи, истории философии может не быть вовсе, если
считать под нею обычно принятые внешние деления этапов развития
философии. А вот перекличка тех или иных методологически осмысленных картин Бытия крайне важна. Только добраться до глубинных,
часто не поддающихся малоопытному сознанию методов совсем непросто. Потому и не спасает общепринятая история философии.
Одновременно появляется проблема отношения к миру прозрений
исследователей, остающихся как бы за бортом философских баталий. Это чаще гении разных отраслей науки, культуры, этики, права,
экономики, теологии. В этой связи, также спорна история философии
как самостоятельная дисциплина. Суть в том, что сама по себе она
подобна Нарциссу. Меж тем, подлинное призвание мудрости – постижение тайн Бытия в их разнообразии. С этой позиции, мудрость
исследует тайны Бытия вровень со всеми, ничуть не отрываясь от
других видов гениальных прозрений. Так, в России ХIХ в. мир философских обобщений вдохновенно развивала мудрая русская литература в лице Пушкина, Достоевского, Гоголя, Толстого.
Поэтому ответственней и точней иной подход: огромный мир
мыслителей различных областей знания, вершащих свой неустанный
труд, не может рассматриваться в виде некоторых пособников философии. Творцы в любой отрасли знаний – потрясающие, дерзновенные исследователи, вполне равноправно участвующие в процессе
целостной расшифровки тайн Бытия. Потому сужение круга откровений до сферы философского знания – элитарная и ущербная пози162
ция. Отстранившись от деления на патрициев и плебеев познания,
мы отныне будем иметь в виду многие виды прозрений, из которых
постепенно возникает целостная квинтэссенция мирового знания. В
этой связи, уточняется сущность многоразличного трансцендентального субъекта.
Интересна, по этому поводу, позиция известного феноменолога
(очищенная от физиологического низа), в которой всё внимание
сконцентрировано на способе вхождения в целостную квинтэссенцию
мирового знания. Согласно данной позиции, любой исследователь
обнаруживает в своём творчестве повторы и сближения между своими и ранее возникшими идеями. При подобном ощущении «вступает
в действие отождествляющий синтез и далее новый синтез при каждом очередном повторении» (Гуссерль: 81. 484). И если совокупно
взглянуть на процесс обобщений, то в результате конституируются
«формы и их иерархические системы всех мыслимых миров в пределах всех мыслимых форм бытия вообще» (81. 520).
Точно обозначив природу возникновения целостной квинтэссенции
общечеловеческого знания усилиями мирового трансцендентального
субъекта, наш вдумчивый феноменолог допускает, всё же, кое-какие
отступления от заявленной точности. Главное из них – далеко не
кантовский априоризм. Так, феноменолог утверждает: «эту систему
можно охарактеризовать и как систематическое развёртывание универсального априори, которое сущностным образом врождено
трансцендентальной субъективности и интерсубъективности как развёртывание универсального логоса всякого мыслимого бытия» (81.
521). Таково тождество мышления и бытия у Гегеля. Однако априори
у Канта, напомню – только вероятностные, совсем не врождённые
суждения трансцендентальной интерсубъективности. К тому же, если «все мыслимые формы бытия вообще» «конституированы изначально» (81. 520), значит, они изначально привнесены, видимо,
сверхъестественным разумом. А тогда никакой феноменологии не
требуется, и создавать её отдельно совсем не нужно. Подключайся
интуитивным способом к мировому разуму, и тотчас вберёшь в себя
им конституированные, «все мыслимые формы бытия вообще».
Следовательно, не требуется также огромного и труднейшего познания, осуществляемого гениями человечества.
Путь каждого отдельно познавания, как подсказано Лейбницем,
лишь при высших напряжениях разума и интуиции, может иногда соприкоснуться с предустановленной гармонией. В целом же, этот путь
остаётся труднейшим испытанием для человеческого ума. И данное
испытание объективно приходится проходить, в конце концов, всей
череде лучших представителей человечества. Такова, наверно, сте163
зя испытаний, которую человечеству суждено пройти. Об этой стезе,
а также об исследовании поведения людей в ходе данного и других
испытаний, напоминает, к примеру, священный текст (Коран. Магомет, 33).
Феноменолог, не упоминая об испытании, внешне говорит почти то
же самое: другие, мол, «по отношению ко мне не остаются изолированными друг от друга. Напротив, – в моей собственной сфере – они
конституируются в некое, включающее и меня самого, сообщество Я
как сообщество сущих друг подле друга и друг для друга Я, как некое
сообщество монад» (81. 457). И всё же в этой жизни «друг для друга»
возникает отстранённость элитарных мыслителей от целостного мира познавания, поскольку «сообщество монад», или духовных сущностей феноменолога, принадлежит фактически лишь высшему, философскому уровню в разноуровневой структуре познавания Бытия.
Меж тем, философско-трансцендентальное сознание призвано синтезировать открытия и откровения, возникающие именно в ходе союза исследователей всех отраслей познания.
Что же до роли философии, то у неё, повторю, никаких особых
преимуществ перед другими отраслями и областями познавания нет.
Скорей можно видеть её гораздо боֺльшую ответственность за прозорливое усмотрение возможностей и границ каждой познавательной
реальности, за тонкое сближение разбежавшихся в разные стороны
видов изучения Бытия. И потому ответственность за создание целостной формы трансцендентального синтеза, ответственность самая серьёзная, лежит именно на мудрости. Это повседневный, кропотливый, неустанный труд, продолжающийся десятки, сотни, тысячи
лет. В данной связи, подлинная жизнь друг для друга – та, что собирает в великую целостность все лучшие откровения в ходе подлинного трансцендентального синтеза, создающего квинтэссенцию мирового знания.
2.2.-7. Лоцманство разума
2.2.-7.1. Луч устремления
Квинтэссенция мирового знания замечательна тем, что она мощно
обогащает одни зоны и отрасли познания другими. Процесс этот взаимонаправлен. Хотя в конкретном познавательном движении отдельный специалист и даже школа, бывает, обращают мало внимания на веер различных подсказок, потенциально присутствующих в
других отраслях и областях знания. Наоборот, философия природой
своей призвана находить связи идей, выводов, теорий в разных сек164
торах целостного исследования Бытия, не только сегодняшних, но и
будущих.
Ригористическое требование позитивного (строго научного) пути
познания в отношении к желанию предвосхитить реальность развивающегося эксперимента обычно звучит так: «наука… безжалостно
отделяет догадки, пусть даже правдоподобные, от доказанных
утверждений» (Мигдал: 19). Но эта традиция, сохраняясь в теории
науки, противоположна её практике. Галилей, например, силой воображения осмыслил генезис движения тел, получивших ускорение
(Ортега-и-Гассет: 237). Гениальный Леонардо да Винчи прекрасно
осознавал, что «когда произведение превосходит суждение творца,
такой художник немногого достигает. А когда суждение превосходит
произведение, то произведение неустанно совершенствуется» (84.
фр. 498). Среди физиков ХХ века ту же закономерность выразил
Планк, решив, правда, что создал новую идею. Он написал: «к causa
efficiens, причине, при которой состояние обусловлено предыдущим
условием, добавляется сausa finalis, т.е. цель, которая, наоборот,
предпосылкой содержащихся к ней процессов создаёт будущее»
(207. 33).
Кант, думая о расширении возможностей опытного познания, вывел дающий это расширение стратегический метод познавания Бытия. И мы понимаем, что фактически данный метод не самоценен на
фоне аналогичных догадок ряда исследователей. Но в нём присутствует принципиальный поворот от безоглядного доверия опытным
данным к предвосхищающей синтезирующей роли разума.
Прежде всего, Кант опроверг предположение об императивности
развития опытного процесса самого по себе, который в таком виде
чреват многими наслоениями из-за предвзятых позиций его создателей. Данная предвзятость ярко проявилась, например, в отсутствии
связи между юридическими законами и нравственностью, или между
наукой и религией. А это привело впоследствии к искажению сути
юриспруденции и науки. Но, считает Кант, подобного искажения
юриспруденции «вовсе не было бы, если бы законодательные учреждения были созданы в своё время согласно подлинным идеям, а не
сообразно конъюнктурным понятиям, которые разрушили все благие
намерения» (117. 351-352). То же самое относится и к науке, отвернувшейся от сверхъестественного бытия, превратившейся в различные виды филиалов физики да физиологии.
Потому Кант в основу всего познавательного процесса заложил
принципиально иной, изменённый метод мышления: «мы, поднявшись над опытом, создаём план познания вещей, постигая в основном то, что вложено в систему опыта нами самими» (117. 88). И он
165
предложил, что данный метод подобен в философии перевороту Коперника в астрономии. Хотя, повторюсь, созданный и широко обобщённый Кантом метод мышления постоянно воспроизводится в
спонтанном виде тем или иным исследователем. Гейзенберг, например, отмечает: «мы часто обсуждали мысленные эксперименты. Такие эксперименты изобретали для того, чтобы выяснить какой-либо
особенно важный вопрос, вне зависимости от того, может ли быть
этот эксперимент проведён фактически или нет» (65. 9). Да и любой
продуктивно мыслящий исследователь прекрасно понимает, что
подлинная реальность – это всегда конструкция, создаваемая именно воображением человека из имеющегося и не имеющегося материала (Ортега-и-Гассет: 237).
Казалось бы, вполне естественная способность сознания к предвосхищению будущего, зафиксированная Кантом в виде метода,
навлекла на него почему-то бурю негодования. Один знаток берётся
«ограничить претензию Канта на коперникианский переворот в философии, подчиняющий предметы опыта системе априорных принципов» (Перминов: 175. 65). И далее как бы безупречно обосновывает своё требование: «если, следуя Канту, включить в систему
априорных принципов и принципы естествознания, то эта идея станет ложной» (там же). Но, во-первых, данный знаток, как ранее установлено, не разобрался в сути априорного познания. Если же учесть,
что принцип априори – это вид вероятностного познавания мира, то
оно всегда опережает развитие опыта, именно в этом смысле становясь доопытным. И физика, наряду со всеми формами познания,
столь же активно пользуется вероятностными суждениями. Потому
предъявленное Канту ограничение зеркально отражается в сторону
нежданного ограничителя.
Другой ограничитель столь же лихо и безоглядно нападает на Канта за его «коперниковскую революцию» в философии: «человеческий
интеллект изобретает и накладывает свои законы на чувственную
трясину, создавая этим порядок в природе. Это дерзкая теория. Но
она рухнула, когда стало ясно, что ньютоновская динамика – не
априорная истина, а замечательная гипотеза» (Поппер: 95). Данный
знаток, попирая не дерзкое, а дерзновенное познание, также не понимает то, о чём говорит. Поскольку противопоставление открытия
Ньютона априорному знанию равно противопоставлению великой гипотезы столь же великой сфере гипотетического мира трансцендентальной философии, что совершенно нелепо.
К ряду ограничителей вероятностного знания тут же присоединяется юная, но ретивая синергетика, обнаруживая у Канта «замкнутую
концепцию науки, устанавливающую пределы познаваемости мира»
166
(Пригожин, Стенгерс: 135). Она иронично отмечает: «субъект более
не «обращается» вокруг своего объекта, пытаясь открыть законы,
управляющие объектом. Субъект теперь сам находится в центре,
диктуя оттуда свои законы, и воспринимаемый субъектом мир говорит на его, субъекта, языке» (217. 136-137). Но в вероятностном знании по определению никакого диктата опыту нет и быть не может. И
геометрия перемещений субъекта вокруг предмета и предмета вокруг субъекта начертана неверно. Ибо в процессе создания гипотез
субъект лишь стремится мысленным взором проникнуть глубже в
сущность предмета – туда, куда ещё никак не может дотянуться эксперимент. Да и Декарт, к коему синергетики благосклонны, тоже учил
своих неуклюжих последователей: «именно ум представляет нам
идею света всякий раз, как действие, его обозначающее, достигает
нашего глаза» (86. 180).
Кант в ходе философского определения изменённого метода открытия знаний, в отличие от нежданных ограничителей, всегда пребывал в союзе с подлинными исследователями Бытия. Обобщая их
опыт, он фиксировал: «наблюдения, произведённые случайно, без
заранее составленного плана, не будут связаны принципом необходимости» (Кант: 117. 85). Т.е. он изначально боролся со спонтанностью, хаосом познавательного процесса, на что ныне претендуют синергетики. В свою очередь, философский разум целенаправленно
ищет принцип составления планов предвосхищения экспериментов.
И подлинно дерзновенные естествоиспытатели также осознали, «что
разум видит только то, что сам создаёт по собственному плану, что
он с принципами своих суждений должен идти впереди и заставлять
природу отвечать на его вопросы, а не плестись у неё, словно на поводу» (Кант: там же). Да и жизнь наша во многих отношениях полна
попытками сознания предвосхитить развитие каждого, ожидающего
нас события. Потому «человек и шагу не ступит, не предвосхитив –
более или менее ясно – всего своего будущего» (Ортега-и-Гассет:
245). Сартр отреагировал на данную особенность сознания образно:
«Если вы хотите в один прекрасный день обнаружить сердце вещей,
его надо выдумать» (24. 29).
Изменённый метод мышления, таким образом, посредством
трансцендентального синтеза связывая мир научного познания с миром сверхъестественных сущностей, открывает путь подлинной исследовательской свободе и творчеству. А они, совершая прорыв
окостеневших рамок, приводят к осознанию, «что человек не только
природное, но и сверхприродное существо» (Бердяев: 31. 370). И тогда распахивающийся горизонт познания может уверенно развиваться посредством широко понятого предвосхищения опыта с помощью
167
свободного творчества. Ибо в мире познания приносит подлинные
плоды не осторожная, боящаяся дерзновенных откровений эволюция, а неустанное, уверенно заглядывающее в бездны неизвестного,
творческое развитие. Потому философия, как высший синтез опережающего, системного зондирования тайн Бытия, «есть искусство познания в свободе через творчество идей, …проникающих в запредельную сущность мира» (Бердяев: 31. 269).
2.2.-7.2. Топология прозрений
Когда чьё-то сознание усвоит лишь идею проникновения в запредельную сущность мира, и примется безоглядно штурмовать Небо,
такая попытка обречена на провал. Штурмовать запредельные тайны
Бытия способно только сообщество дерзновенных, в котором каждый
отдельный прорыв в неизвестное опирается на уже произошедшие
ближние и дальние прорывы.
Дерзновенные умы прошлого оставляют таким же вдумчивоэнергичным потомкам спектр непросто разгадываемых универсалий. Так они могут именоваться потому, что те или иные глубинные
тайны Бытия, будучи расшифрованными однажды, способны столь
же отчётливо раскрывать особенность подобных тайн в далёком будущем, и даже в прошлом, предшествовавшем их открытию. Иначе
говоря, понятая универсалия охватывает своей закономерностью
широкий спектр подобных явлений на всём протяжении развивающего познания в прошлом, настоящем и будущем.
Будучи содержательно глубокой, универсалия часто требует её
обнаружения в череде примелькавшихся событий или уже как бы
познанных реалий. Потому немало внимания и сил требуется на её
тщательное выявление. Теоретики науки, преимущественно логики,
умудрились перевести представление о глубокой и содержательно
ёмкой универсалии в простой и непритязательный вид: «Не может
быть высказано ни одного предложения, в котором не содержалось
бы хоть слово, обозначающее универсалию» (Рассел: 91. 224).
Например, в обиходной реплике «Мне нравится это» формальные
логики начинают относить к универсалии слово «нравится». Мотивировка такого отнесения предельно проста: каждому из людей что-то
обязательно нравится. Т.е. самое примитивное, обиходное словоупотребление уравнивают в правах со сложной и глубокой познавательной универсалией.
Понимая, что предельное упрощение сути универсалии может показаться нелепым, знаток логики стремится притянуть к своей мотивировке авторитет философии. Та, мол, превращает в универсалии
168
обыкновенные прилагательные и существительные. Правда, источник такой философской версии не обозначен. Но для подведения
черты в аргументации всё готово, а потому делается вывод: «бессмысленно далее выдумывать сложные и невероятные теории, дабы
избежать признания таких универсалий, как «белизна» и «треугольность» (Рассел: 91. 226).
Если доводить данный вывод до логического предела, формальному логику, как бы отстаивающему ценности науки, не мешает превратить в универсалию любую запятую или точку – ведь они также
встречаются повсеместно. Но тогда бездны исследовательских тайн
практически устраняются, а познающее сознание вынуждают встать
в позу великого почтения перед всякой мелочью. И тотчас рождаются
соответствующие проповеди: «Изображение мелочей… приглашает
нас не просто вернуться в нашу раковину, а проскользнуть в любую
раковину, чтобы обрести там настоящее убежище» (Башляр: 24. 21).
И действительно, многие современные философы науки замечательны многотрудным освоением какой-нибудь крохотной раковинки,
обретая для себя с её помощью благополучное убежище на всю
свою жизнь.
Мудрец при первичных наблюдениях также предельно внимателен
к, вроде, мелким подробностям окружающей жизни. Только эти подробности для него постепенно перерастают в обобщения, глубина
которых нарастает с каждым из них. Например, наблюдение: «на
флейте, не имеющей отверстий, играть всего труднее» (Чаньские изречения: 21. 33) – сразу же уводит нас от простейшего музыкального
инструмента к осознанию трудности обучения закрывшейся души человека. Или наблюдение: «как паук бегает по нитям, так и душа по
телу» (Гераклит: фр. 67а) – внешне может показаться давним и ненужным. Но оно через тысячелетия вторгается в современные споры
о первенстве нервной системы или психики, отдавая приоритет
именно душе. На фоне обобщений мудрости, вышеотмеченные знатоки проявляют повышенную чувствительность к пустякам и, наоборот, странную бесчувственность к существенному. А это для процесса познания огромного и непредсказуемого Бытия равно пошлой извращённости (Паскаль: 154. фр. 198).
Данный недуг характерен, например, для историков при изучении
ими немыслимой россыпи фактов самих по себе. Тогда, когда необходимо познавать универсалии общественного бытия. Конечно, отдельные факты кажутся специалисту очень привлекательными (Тойнби: 710). Но в итоге они превращаются в «полчище масок без лиц»
(Луначарский). А увлёкшийся вместе с историком читатель вообще
забывает о надобности глубоких социальных обобщений. Следова169
тельно, он утрачивает понимание глубинных условий социальной
жизни и общечеловеческой цели развития. Кроме того, когда факты
заполоняют сознание, неминуемо в нём возникает ощущение хаоса.
Однако философия давно отвергла представление о хаотичности
мира и познания. Причём, в создании не типологии, а топологии
трансцендентального синтеза, философия уделяет огромное значение выявлению структуры универсалий. Сами универсалии рождаются из глубоко содержательных познавательных комплексов, в ряду
которых наиболее существенные комплексы обладают всеобщей и
необходимой природой. Они представляют собой своеобразные
внутренние константы в различных спектрах познания природного
бытия, человека, общества, сверхъестественного мира. Универсалии, в конце концов, подобны незримым опорам познавательного
процесса, особенно тогда, когда предстают в виде объёмной и мощной топологии универсалий. Она содержит в себе возможности
сужения пропастей между разошедшимися отраслями и областями
знания. И чем больше исследователи обнаруживают универсалий,
тем пропасти меньше и меньше, как внутренние, так и внешние. А
значит, разбежавшееся во все стороны человеческое познавание
мира обретает, благодаря универсалиям, всё более целостный вид.
Известный феноменолог, отдавая должное ценности универсалий,
обозначил возможность создания из многих «особых данностей действительного и возможного опыта самопознания» универсальной
аподиктической структуры (Гуссерль: 81. 358). Но структура универсалий не может быть аподиктической, поскольку она опирается на
поле достаточных оснований. Сами универсалии, раскрывая тайны в
отдельных сегментах, локусах Бытия, остаются пока небольшими
островками безопасности в неизведанной реке познавания, впадающей во всё новые русла тайн Мироздания. Потому трансцендентальная система универсалий принципиально разомкнута к новым
тайнам, не образуя законченного, тем более – аподиктического вида.
Соответственно, опыт отдельных не столько самопознаний, сколько познаний тоже не сводится к непрерывной линии создания универсалий. Именно по этой причине проблематична чистая история
философии, отделённая от всего массива прозрений в разных областях познания. Даже в отношении к теснейшей линии развития учений Канта и Гегеля, способной стать теоретически-универсальным
целым, возникли сильнейшие различия. Что же говорить об универсалиях, появляющихся в других областях познания: в науке, теологии, культурологии и т.п.? Их опыт глубинного познания граней Бытия
тем более распылён на самые различные фрагменты, и между ними
170
пока зияют пропасти. Потому приходится отвести в сторону надежду
на гармоничную преемственность процесса создания универсалий.
Гораздо продуктивней и точней вести речь о внешне разомкнутой,
но внутренне упрочивающейся системе трансцендентального синтеза, представляющей собой создающуюся топологию универсалий.
Каждая из универсалий, открываемая дерзновенным исследователем, остаётся субъективной по порождению отдельной группы топосов, часть из которых становится универсальными. Разумно объединяемая тем или иным великим мыслителем в систему трансцендентального синтеза, топология универсалий обнаруживает глубинный,
прогностический характер. Ибо вся имеющаяся система универсалий
подобна архитектонически стройному созвездию прозрений, прикоснувшись к которому, чуткая душа вспыхивает яркими сполохами
вдохновения.
171
3. ЧЕЛОВЕЧЕСТВО НА ПЛАНЕТЕ
3.1. ИСТОКИ НАШЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
3.1.-1. Разламывающаяся эволюция
3.1.-1.1. Глубины истории
Человек может существовать сам по себе, не интересуясь глобальными проблемами. Этой роскоши не вправе позволить себе человечество. Вдумчивым умам, ощущающим в себе ответственность
за жизнь и судьбу человечества во Вселенной, предельно важно осознать: откуда мы возникли и куда устремлены?
Кому-то представляется, будто сама «судьба призвала в мир
жизнь вообще, предопределила всевозрастающую противоположность растения и животного и всякий единичный тип, всякий вид и
род» (Шпенглер: 317. 42). Но судьба – это специфика предопределённого течения жизненных событий в той или иной форме, когда
начала и цели скрыты от нашего сознания.
Есть точка зрения, согласно которой «наша земля — это книга, которую Высшее Существо даровало для чтения более могучим умам,
нежели наши; углубляясь в неё, они изучают бесконечно многие и
разные черты его божественной мудрости» (Бонне: 89. 132). В данном случае предполагается наличие Высшего Существа и умов, превосходящих наши, земные умы. Но совсем не ясно: какая же роль отводится собственно нам? И есть ли у нас более достойное дело,
нежели пассивное ожидание неизвестности?
Кое-кто, отбросив важнейшую проблему начал и проблему цели
развития человечества на планете, берётся сразу за некую точку отсчёта. Ею становится «ось мировой истории», которую нам советуют
«искать там, где с поразительной плодотворностью шло интенсивное
формирование человеческого бытия. Тем самым, предполагается
обнаружить «общие рамки понимания исторической значимости для
всех народов» (Ясперс: 32). Данная ракурс интересен не просто поиском наиболее яркого этапа мировой истории, но изучением возможного ключа к разгадке миссии человечества на планете Земля.
Правда, предложенная «ось мировой истории» во многом поразительная для современного человека, вряд ли будет убедительна для
целостного взгляда на известное людям глобально-историческое
развитие. Скажем, исследователь относит найденную им ось «ко
времени около 500 лет до н. э., к тому духовному процессу, который
шёл между 800 и 200 гг. до н. э.». Тогда «произошёл самый резкий
172
поворот в истории» (Ясперс: 32). И, повторюсь, для современного
человека приводятся убедительные пояснения. Так, «в это время в
Китае… возникли все направления китайской философии. В Индии
появились Упанишады, жил Будда; в Иране Заратустра учил о борьбе добра со злом; в Палестине выступали пророки - Илия, Исайя,
Иеремия; в Греции это время Гомера, философов Парменида, Гераклита, Платона, трагиков, Фукидида и Архимеда». Причём, кажется
невероятным, что «всё это возникло почти одновременно в течение
немногих столетий» (Ясперс: 32). Поясняя, исследователь добавляет, что «все эти изменения в человеческом бытии можно назвать
одухотворением» (Ясперс: 34). А нам важней причина данного одухотворения и её возможный источник.
Другой исследователь также отмечает, что «внутри человеческой
истории внезапно явился высший тип культуры», что «перед нашим
взором простирается восемь культур, все одинакового строения,
единообразного развития и продолжительности». Правда, тотчас относит эту внезапность за счёт случайности, смысл которой дополнительной проверке, якобы, не подлежит (Шпенглер: 317. 49).
Однако любой резкий рывок в ранее отсутствовавшее качество
нуждается либо в огромном предшествующем накоплении, либо в
существенной помощи извне. Эти две проблемы требуют безусловного прояснения. Иначе мы будем восхищаться великими олимпийцами истории, никогда не в состоянии понять причину их появления,
а значит, не сможем осознать источник, обусловивший эту причину.
По поводу предшественников резко развившихся народов исследователь заявляет, будто «осевое время знаменует собой исчезновение великих, культур древности, существовавших тысячелетиями».
И делает очень важное, правда, словно бы проскальзывающее добавление: «оно вбирает их в себя» (Ясперс: 37). И действительно,
например, «древние хананеи, предшественники финикийцев, появившись ещё в ХV в. до н.э. находились под несомненным влиянием египтян, стоящих несравненно выше их в своём развитии» (Алаянц: 327). Т.е., истоки олимпийского величия внове развившихся цивилизаций ускользают, по крайней мере, в более древнюю культуру
Египта. И на неё, а также на другие культуры, вроде бы, выпавшие из
внимания последующих времён, мы обязаны взглянуть гораздо более ответственно. В отношении к возможной помощи извне у нашего
исследователя вообще нет информации. А отбрасывать её вслед за
ним вряд ли уместно.
Что касается близких нам тысячелетий, то они, «составляли историю после осевого времени, продолжая историю великих культур
древности» (Ясперс: 36), и это в какой-то степени верно. Хотя, как и
173
всякий процесс жизни людей, никогда не бывает монолитного строя
развития, но всегда в нём присутствуют противоположные полюса.
Потому незамысловатой продолжательницей достигнутого может
быть лишь вялая традиция. И она действительно такова. А наше
рассуждение постарается соблюсти верность противопоставлению
традиции иного полюса – полюса ярких прозрений.
В отношении к традиционной истории справедливо утверждается:
«история – это истина, которая с течением времени становится ложью, а миф – это ложь, которая с течением времени становится истиной» (Ж.Кокто: 74. 113). У этой позиции есть безусловные сторонники, убеждённые в том, что мифологическая древность, относящаяся к доистории – «это величайшая реальность, ибо в ней возник человек». Правда, вектор, повёрнутый к предыстории человечества,
принимавшей, подчас, мифологический вид, неожиданно обрывается: «тьма этих глубин обладает притягательной силой, но нас всегда
ждёт разочарование, уготованное невозможностью их познать»
(Ясперс: 325. 68).
Не так поступает целеустремлённая мысль. Необычайно чуткий
Платон, даже не имея многих сегодняшних доказательств, прозорливо предполагал: «мы, живые существа – это чудесные куклы богов,
сделанные ими либо для забавы, либо с какой-то серьёзной целью»
(211. 644d). При этом он вовсе не отворачивался от древних преданий, согласно которым «от богов нам были дарованы, вместе с необходимыми поучениями, огонь – Прометеем, искусства – Гефестом…,
семена и растения – другими богами» (211. 274с). Т.е., Платон, в отличие от многих наших современников, отстаивающих идею самозарождения жизни, изучал версию внешнего воздействия на условия
бытия человечества и саму человеческую жизнь.
Далеко не все мыслители проявляют подобную смелость. Даже
глубокий и достаточно смелый Гегель остановился перед проблемой
возникновения человечества: «если мы понимаем мир как всеобщее,
как целостность, то вопрос о его начале тотчас же отпадает. Где
именно мы должны начать – это… остаётся несущественным» (Гегель: 62. 23). Но ищущее сознание резко шагнуло вперёд, и нет оснований останавливать его попытки изучения первоначала.
Затоки синергетики, которые, как мы выяснили, поспевают всюду,
до предыстории всё же не дошли. Но с уверенностью необыкновенной опираются на слепое, никак не обоснованное «увеличение динамической сложности», которая самопроизвольно возрастает «от
камня к человеческому обществу». А далее, становясь стрелой времени, как бы сама увеличивает эволюционные ритмы (Пригожин,
174
Стенгерс: 373). Правда, кроме тривиальных поэтических образов в
такой идее ничего нет. И нет, разумеется, и никаких аргументов.
Известно, что подлинная «философия истории… есть некоторое
пророчество, обращённое назад, подобное пророчеству, обращённому вперёд» (Бердяев: 30. 32). И нам гораздо важнее аргументированно раскрыть доступный смысл трансцендентальных пророчеств,
обращённых к самому дальнему прошлому и к, возможно, обозримому будущему.
3.1.-1.2. Развитие или воздействия
Из множества проблем, исследуемых мировым сознанием, самая
животрепещущая – сущность судьбы человечества на планете Земля и во Вселенной. Параметров, её характеризующих – неисчислимое множество. Опираясь на возможности трансцендентального синтеза, предпримем попытку объединения их в связное целое.
Сущность судьбы человечества во Вселенной отчасти предопределена причиной появления человечества на планете Земля. Эту
причину в науке увязывают с фактором всеобщей эволюции во Вселенной. И ныне «идея эволюции стала универсальным ключом, который отпирает все замки» (Успенский: 270. 33).
Внешне фактор эволюции живого кажется неоспоримым. На Земле
тому способствовали: «достаточно спокойное Солнце, расстояние до
него, масса Земли, наличие воды и атмосферы, появление озонового
слоя и т.п.» (Суханов: 417). И материальных фактов, коих у науки
накопилось немало, принято считать достаточными для доказательства пути эволюции.
Правда, собственно судьба человечества в материальные факторы пока не вписывается, а потому наука её, видимо, ради эффективности собственного результата, отодвигает в сторону. Ведь наука,
как считают, никак «не выигрывает от примеси этики», активно влияющей на судьбу людей на планете. Потому эволюция должна… обозначать только возрастание сложности и гетерогенности» (Рассел:
224. 45). Но человечество не просто бездумно делится и размножается. Принципами свободы, разума, творчества, не умолкающей в
душе совести, ему страстно хочется разобраться: откуда оно и зачем
оно?
Одна группа учёных отвечает, что важней всего гены. Они являются «прямыми потомками первых репликационных систем доисторических организмов», После, говорят, произошло «более чем 10 млрд.
копирований, сохранивших в себе цифровые сообщения о первых
днях жизни» (Ридли: 34). Другая группа утверждает: «первой на Зем175
ле могла быть только молекула РНК. Она, единственная, способна к
саморепродукции в отсутствие белковых ферментов». Лишь в дальнейшем, убеждают знатоки, ДНК «оказалась более эффективной с
точки зрения синтеза белков» (Суханов: 428).
Но сама Земля совершенно не обособлена от Вселенной. Если
что-то ныне существует на ней, то оно могло, вероятно, возникнуть и
на самой Земле, но, скорей всего, занесено на Землю под воздействием тех или иных факторов. Современная наука ближе ко второй
идее: «в некоторых из метеоритов обнаружены следы бактерий». Их
возраст превышает возраст Земли. «Вывод: жизнь возникла раньше,
чем образовалась Земля» (20. 491). Следовательно, мы, переместившись мыслями в Космос, продолжаем уточнять: а откуда зародилась первая жизнь, жизнь как таковая? Правда, в науке далее –
тишина. Ответов на предельный вопрос, резонно интересующий человечество, жаждущего отыскать родину своего рождения, нет.
Наука от таких вопросов вежливо отстраняется.
Ответы на предельные вопросы обычно берёт на себя статистика.
А это уже не ответы, а технические подсчёты. Причём, подсчёты
данного, а не скрытого, неизвестного: «мы насчитываем (по Гумбольдту) до 320 000 видов растительных и (по Карпентеру) до 2 000
000 видов животных организмов, рассеянных по поверхности земли»
(Спенсер: 250. 7-8). Из статистики следует почему-то безапелляционное заявление: «без сомнения, десять миллионов появились не
как отдельные творения, а произошли путём последовательных изменений» (там же). Удивительная безапелляционность касается, отчасти, предельного вопроса: возникновения на планете самой жизни,
которая после разветвилась на отдельные миллионы видов. Но само
возникновение жизни статистика без весомых на то обстоятельств
толкует сугубо эволюционно.
Со статистической версией возмущённо не соглашаются: «нельзя
реальность некой ступени эволюции делить на кусочки, также прошедшие эволюцию». Тем более спорно затем воссоздавать эволюцию из этих частей. Поскольку таким способом заранее принимают
то, что требует объяснения (Бергсон: 7). Статистике противопоставляется «непрерывное творчество форм, следующих друг за другом»
и обусловливающих самопроизвольность жизни (Бергсон: 81). Хотя и
само «непрерывное творчество форм» мало что объясняет, обозначая лишь процесс их энергичного развития. Но откуда возникло оно
само – также нет ответа.
Традиционной эволюции и творчеству форм противопоставляется
альтернатива в виде «множества разных процессов, перемежающихся, внедряющихся и привносящих друг в друга новые факты» (Успен176
ский: 37). В этом случае возможен и противоположный эволюции
процесс. Это силы разрушения, вырождения или разложения которые способны проявиться в крупном масштабе (там же), что может
повернуть путь эволюции вспять.
Какими ни были бы утверждения и их альтернативы, сознание невольно привыкает к ним, постепенно забывая о предельных проблемах Бытия. Но вопросы к наиболее распространённой идее постепенной эволюции растут всё же лавинообразно.
Скажем, выдвигается весьма убедительная гипотеза, согласно которой «время от времени имеют место глубокие, совершенно внезапные изменения в основах бытия животных и растений, причём,
изменения космического порядка» (Шпенглер: 317. 43). Эта гипотеза
подкреплена ныне столь же основательными фактами. Например,
известно, что трупы живых существ либо поедаются хищниками, либо подвергаются разложению посредством активности микробов. Но
если, вследствие этих воздействий, никаких останков сохраниться не
должно, как образовались окаменелости ранее живых существ? И тут
отчётливо возникает идея «катастроф планетарного масштаба»
(Смирнова, Литвенёнок: 241. 358-359). Идея эта опирается на существенное фактическое подтверждение: так, «останки динозавров часто находят в положениях, свидетельствующих о том, что животных
настигла внезапная насильственная смерть (их шеи, хвосты были
переломаны)». Или в Сибири и на Аляске мамонты замёрзли невероятно быстро: «в их желудках сохранилась непереваренная пища, а
в полости рта – трава» (241. 359). Ныне мы обязаны констатировать,
что на планете в большом богатстве форм развиваются классы и роды живых существ, «которые изначально и без всяких промежуточных образований имелись в наличии в сегодняшней расстановке»
(Шпенглер: 317. 42).
Но если природа даёт нам знаки ранее бывших планетарных катастроф, то они могли быть вызваны либо внутренними, либо внешними мощнейшими факторами. Это обстоятельство очень важно. Соответственно, в нашем понимании вырисовывается альтернатива: либо
эволюционное развитие всего живого, либо скачкообразное развитие
под воздействием планетарных катастроф, вызванных не очень понятными причинами.
Если сохранять верность эволюции, то с подтверждающим её датированием обнаруживается немало казусов. Так, методом «углерода-14» датировали живых моллюсков – их возраст оказался 2 300
лет. Но, согласно такому же датированию «возраст только что отстреленных тюленей составил 1 300 лет. А мумии трупов тюленей,
умерших 30 лет назад, были датированы возрастом в 4 600 лет»
177
(241. 358). Следовательно, безоглядно полагаться на объективность
существующих методов датирования рано.
Те же неясности возникают с, казалось бы, самым точным, геологическим датированием. Например, геологи-эволюционисты считают,
что угольные пласты образовались за несколько миллионов лет до
нас. Однако «учёные из Национальной лаборатории в Аргоне (США)
взяли кусочки обычной древесины, смещали с кислотноактивированной глиной и водой, нагревали их 28 дней до температуры всего лишь 150˚ Ц, без воздействия давления, в кварцевой вакуумной трубке, и получили высококачественный антрацит» (Виланд:
241. 360). А созданные в лабораторных условиях факторы вполне
могли возникнуть при очередных планетарных катаклизмах.
Эволюционизм ставит под вопрос и генетика. Например, при эволюционном развитии сходство в строении ряда органов у различных
видов животных свидетельствовало бы об одном предке. И внешне,
действительно, «передние конечности наземных позвоночных имеют
локтевую, лучевую и плечевую кости, а также одинаковое количество
пальцев» (241. 356). Однако генетика внесла серьёзные поправки в
данные представления. Скажем, при общем предке гены наземных
позвоночных были бы сходными, так как именно гены определяют
все характеристики организма. Но выяснено, что «внешне сходные
структуры воспроизводятся различными комплексами генов у различных видов». (241. 356).
К объективным обстоятельствам, далеко не подтверждающим
гладкий путь эволюции, добавляются субъективные. Знаменитые рисунки Геккеля 1874 года, по большей части, оказались подделкой:
рыба была им составлена из кусочков разных животных, включая
мифических. А это уже мошенничество (М.Ричардсон: 241. 357). Или
эволюционисты ссылаются на многочисленные промежуточные
формы. В качестве хрестоматийного приводится пример жирафа:
длинная шея, мол, возникла в результате отбора данного признака
под воздействием среды. Но «никто никогда не обнаружил останков
древнего жирафа с короткой шеей» (241. 354).
Постепенно вызревает вывод. Весомость ему добавляет убедительный отчёт, представленный в Англии большой группой специалистов во главе с проф. Дж. Моуром (J.Moor) в 1983 г.: «каждая крупная форма или вид растений и животных имеет отдельную и особую
историю, резко отличающуюся от всех других форм и видов. Группы
растений и животных внезапно появлялись в летописи ископаемых.
Нет и следа общего предка, никаких перекрёстных форм не существует на ископаемой сцене вообще» (241. 353).
178
Данное исследование подтверждает предыдущие открытия и приводит к важному выводу: на планете Земля развитие флоры и фауны
обусловлено не столько внутренними планетарными катастрофами,
сколько внешними воздействиями из Космоса. Эти воздействия обусловили не эволюционный, а прерываемый и странно возобновляемый путь развития живого на планете Земля.
3.1.-1.3. Необычные артефакты
Несмотря на предположение о приоритете внешних воздействий
на планету Земля и прерывистое развитие жизни, эволюционисты
будут твёрдо стоять на своём. Причём, они готовы распространить
принцип эволюции аж на всю Вселенную: мол, «процесс интеграции,
обнимающий всю Вселенную и действующий в каждом данном месте, комбинируется с процессом дифференциации, благодаря чему
происходит уже не простой переход однородного к разнородному, но
переход от неопределённой однородности к определённой разнородности» (Спенсер: 621). В противовес этой позиции, чтобы утвердить нечто иное, нужны факты.
Прежде всего, определимся с некоторыми историческими опорами
для сопоставлений. Одной из древнейших на Земле считается цивилизация Египта. Историки и археологи насчитывают её возраст в 6
500 лет. Примем эту отчасти условную дату за меру отсчёта, прежде
всего, обратив внимание на технические возможности древних египтян. Они, всем известно, обусловлены самыми примитивными орудиями труда. Тем не менее, на планете примерно в то же время в
разных её местностях по малообъяснимым причинам возникли, и
ныне существуют, многие артефакты, требующие гораздо более совершенных технологий.
Например, хорошо известно плоскогорье или плато Наска, расположенное в Перу. Площадью в 500 км², оно знаменито светлыми линиями, различимыми только с большой высоты. Их протяжённость не
десятки, не сотни метров, а почти десяток километров. «Какое-то
время они тянутся параллельно, а затем перекрещиваются, образуя
трапеции со стороной 800 м. Иногда на плато встречаются громадные изображения (геоглифы) странных животных, длиной до 250 м»
(Дэникен: 30-31).
Данное обстоятельство вызывает естественное недоумение. Кому
и зачем нужно было тратить время на огромный труд безо всякой
практической необходимости. Ведь на этом плато ничего не произрастает. Но на нём нарисовано, тем не менее, «13 тысяч линий, 100
спиралей, свыше 700 геометрических треугольников, трапеций, около
179
30 рисунков, преимущественно птиц» (Чернобров: 191. 71-73). Причём, с данной работой могли бы справиться: 100 человек – за 1000
лет, 1000 человек – за 100 лет (там же). Однако в условиях борьбы
за существование такая беспричинная трата сил просто необъяснима.
В вычерчивании самих линий, при этом, зафиксирована большая
точность. Скажем, у них отмечается удивительная прямизна – угловое отклонение от прямой оказывается меньше 9 минут. Т.е., линии
нанесены точнее, чем с помощью аэрофотосъёмки. Но как можно,
находясь на земле, вычертить прямую линию почти на десяток километров? Однако же, при этом встречаются треугольники, тянущиеся
даже по вершинам гор (191. 71-73). С примитивными возможностями
людей того времени непомерно длинные линии и фигуры никак не
увязываются.
Немало недоумений вызывают лабиринты, выложенные из камней
разной величины. Появились они гораздо позже, чем нами принятая
точка отсчёта. Однако странно то, что лабиринты созданы одновременно на огромной северной территории, а время их постройки совпадает с постройками Северной Европы – в Англии, Бретани, Испании, Швеции. Во всех северных районах России обнаружено также
несколько сотен лабиринтов. Причём, спустя тысячелетия, эти не
укреплённые сооружения почти не пострадали (72. 345). Казалось
бы, мало ли кому потребовалось выкладывать камни кругами. Но сами круги из камней вовсе не простые. Так, диаметр расширения лабиринтов начинается примерно от двух и достигает трёхсот метров.
Стены выложены шириной от сантиметров до метра. И что очень
удивительно, самые крупные глыбы камня достигают веса 50 тонн
(72. 345-346). Вновь сознание останавливается в недоумении: кто
мог осилить такие глыбы камня ради их перемещения, да и зачем это
делалось практически по всему Северу?
Непонятен и ещё один вид артефактов. Например, в Тиагуанако,
городе Боливии, бывшем центре культуры инков, на одном из двориков находится группа каменных голов. На каждой из голов как бы
надет странной формы шлем (98. 46). То же и в Мексике. В центрах
Ла-Венте и Трес-Сапотесе обнаружено 6 гигантских каменных голов
из чёрного базальта. Высота их от 1,5 до 3 метров. Вес – от 5 до 40
тонн (Катюхин: 165). И опять чрезвычайно трудно представить себе
ту технику, при помощи которой были изготовлены в массовых
количествах (порядка многих сотен, если не нескольких тысяч)
каменные головы из лавы коричневого и черного базальта,
рассеянные в разных местах Центральной Америки, особенно, в
Коста-Рике (Жиров: 111). Ведь, приходится принимать в сведению,
180
что часто ближайшие залежи базальта находились в 50 и даже в 100
км от места нахождения голов. Потому люди, изваявшие их, должны
были бы иметь мощный транспорт и высокоразвитую технологию обработки камня. Хотя и в настоящее время такой труд представляется
далеко не обычным.
Наконец, стоит обратиться к самим древнеегипетским пирамидам.
Освещение их дальних подземных помещений совсем не похоже на
факелы, которые закоптили бы потолки и погасили бы кислород (330.
28.02.11). Меж тем, рисунки внутри пирамид сохранились без всякого
налёта копоти. Самих надписей, в то же время – громадное количество (327. 05.07.11). Вновь невольно рождается вопрос: как смогли
это сделать сами египтяне при их весьма примитивных возможностях?
Так или иначе, но прямого и даже косвенного объяснения данным
артефактам наука дать пока не может. Хотя в гладкую картину эволюции приведённые примеры никаким способом не вписываются. А
их безусловно объективное присутствие требует какой-то правдоподобной интерпретации.
3.1.-1.4. Внеэволюционные громады
Несмотря на явное присутствие удивительных артефактов, не
вписывающихся в эволюционный путь, постараемся всё же соблюсти
верность эволюционной теории. И тогда мы должны считать строго
эволюционным постепенный путь совершенствования навыков, умений, мастерства осваивающего Землю человека.
К нашему большому недоумению, примеры высокого мастерства в
древние периоды жизни ставят в тупик не только историков, но и
современных
инженеров.
Им
«представляется
невероятно
загадочной
та
техника,
которую
применяли
строители
мегалитических и циклопических сооружений в разных частях
земного шара» (Жиров: 110). Так, в уже упомянутом г. Тиагуанако, на
высоте 4000 м над уровнем моря поставлены каменные кубы весом
по 60 тонн, причём, поставлены поверх блоков из песчаника по 100
тонн каждый. Блоки имеют гладкую и ровную поверхность. Все работы по камню проделаны с удивительной тщательностью. К тому же
надо учесть, что «на такой высоте малейшее физическое действие
превращается в мучение, поскольку давление воздуха наполовину
меньше» (Дэникен: 44-46). Невольно возникает вопрос: как сумели
инки возвести огромные кубы на ещё более огромные блоки из песчаника? Ведь, такие действия при их малоразвитых технических возможностях просто неправдоподобны.
181
Или, к примеру, не очень известный г. Саксайхуаман, расположенный в километре от твердыни инков. Здесь на склоне древнего кратера расположен каменный блок с четырёхэтажный дом! По виду его
обтёсывали как бы лучшие мастера, ведь он имеет ступени и пандусы, а на стенах видны отверстия и спирали. Однако этот грандиозный блок почему-то перевернут вершиной вниз: его ступени спускаются не к основанию, а именно к вершине (98. 48). И удивление наше
становится ещё больше, поскольку никто и никогда не ставил пирамиды основанием вверх. Это – прямое противоречие принципу
устойчивости в архитектуре. Кроме того, данное сооружение совершенно непрактично, поскольку подниматься к основанию (которое
теперь – вершина) головою вниз невозможно и нелепо. Но перевёрнутая пирамида остаётся, при всех наших недоумениях, каким-то
особенным напоминанием потомкам.
Чем более задумываешься о методах постройки пирамид, тем более удивляешься прямо-таки чрезмерным способностям их создателей. Скажем, пирамиды Пуама Пунку возведены в месте, где нет деревьев для валиков. Значит, главный возможный способ перемещения каменных блоков для пирамид отсутствовал. А данные пирамиды, тем не менее, не уступают тем, что в Египте (330. 28.02.11). К тому же, вес блоков превосходит всякое воображение. Так, обнаружены не составные, а именно монолитные блоки весом 100 и 200 тт.
каждый. А 3 блока весят аж по 1 000 тонн, причём, один весит целых
2 000 тонн. В то же время, вычисляемое количество таких и меньших
блоков, для создания только одной пирамиды, равно 2,5 млн. тонн
(330. 02.02.11). Какие же люди были способны на столь циклопические действия? Кто также мог изваять, например, город в скале близ
Саксай-уамана, расположенный в сотнях метров над крепостью?
Ведь здесь в гранитных скалах вырезаны прямоугольные и угловатые гроты, комнаты и переходы. Причём, в этом городе сотни коридоров и помещений (127. 154).
Кроме создания мегалитов и пирамид из монолитных блоков
огромного веса, ранее заготовленные блоки перемешались на большие расстояния, поднимались на высоту, а кое-где – перебрасывались даже через океан (Чайлдресс: 330. 02.02.11). Так, Стоунхендж
возведён из монолитов, геологически совершенно чуждых для тех
мест, где они установлены. Ибо данные монолиты «принадлежат к
стратам за морями» (Блаватская: 37. 429-430). Соответственно, в
Тнагуанако в Боливии, на острове Пасхи в Океании, в Англии, в
Бретани и во многих других местах, каким-то немыслимым способом
передвигали на большие расстояния и поднимая на немалую высоту
тяжести в сотни и более тонн, «и всё это при неизмеримо меньшей
182
численности населения, чем теперь!» (Жиров: 110). В этой связи невольно обратишь внимание на легенды народов Океании, согласно
которым нам неизвестные «Сыны Неба перевозили из-за моря по
воздуху огромные камни для строительства замков на острове Паноне» (127. 281). Что же до современных историков, то им впору согласиться: «при использовании даже сотен тысяч рабов, построить
пирамиды без развитой технологии невозможно» (Чернобров: 304.
375).
3.1.-1.5. Непредвиденное совершенство
В древнем мире, несмотря на примитивизм возможностей людей
того периода, повсеместно распространены, кроме того, высокосовершенные технологии. Так, почти подобен чуду архаический манускрипт (пальмовые листы, неизвестные науке), обладающий непроницаемостью для воды, огня и воздуха (35. 35). Масса технических
чудес обнаружена также в давно привычных нам пирамидах. Теперь
уже хорошо известно, что в определённых местах внутри пирамид не
портится мясо; а лезвия самозатачиваются. Но рядом с известными
деталями, открытия дают нам потрясающие новшества. Так, в 1995 г.
был проведён сложный эксперимент, и выяснилось: любой звук в лабиринтах сохраняется. «С помощью акустической аппаратуры был
расшифрован разговор двух древнеегипетских жрецов, споривших о
способе мумификации и захоронении фараона» (304. 375). И всё же
данные детали можно списать на некие случайности, о существовании которых древние египтяне, может быть, и не подозревали.
Но не спишешь ни на какую случайность архитектурностроительное искусство сверхвысокой сложности. Например, точность пристыковки огромных плит саркофагов в Серапиуме равна
1/100 мм (тоньше бумажного листа), а это уже далеко не древняя
технология. Да и плотницкий уровень на гробнице располагается
также идеально точно (330. 03.02.11). То же подтвердилось у другого
исследователя: поверхности внутренних частей саркофагов – абсолютно гладкие, и через швы не проникает даже свет. А сегодня такова лишь точность космических технологий (Данн: 327. 05.07.11). Но
таких технологий, по эволюционной теории, в древнем обществе не
могло быть в принципе.
Меж тем, древнее общество продолжает нас не просто удивлять,
но даже восхищать. Скажем, в Пуама Пунку (Боливия) создан сложнейший архитектурный комплекс. И в нём непредсказуемо повторилось египетское чудо – точнейшее примыкание швов блоков между
собой. Последовало и современное объяснение этому: у инков (или
183
ещё у кото-то) обнаружена технология плавки камня. Благодаря ей,
сторону огромного блока размягчали и ставили один блок на другой.
Они окаменевали. Недалеко от Пуама Пунку расположен г. Мачу
Пикчу, и там тоже отмечено применение технологии размягчения
камня. Соответственно, также изобилуют точные, идентичные формы
(330. 03.02.11).
Совершенно потрясает сегодняшнее сознание то, что размягчению в то древнее время подвергались камни любой твёрдости. Самые неприступные породы могли быть размягчены, оплавленная
сторона весом вдавливалась в неровности нижнего блока и заполняла их, создавая сцепление деталей кладки. А иначе, каким образом
мог бы быть оставлен вдавленный отпечаток детской ручки на гранитном блоке? (127. 156). И ныне убеждение в том, что «пирамиды и
все гигантские артефакты созданы посредством технологии размягчения камня» (329. 19.12.10), распространено среди исследователей
повсеместно.
Повторюсь, мы с вами стараемся следовать эволюции мастерства.
Но она вновь нарушается открытиями, равными, по сути, современным. В древности о стали не знали, а из меди, даже с применением
ковки, на базальте не оставишь и вмятины. Но ныне находят в монолитах трубчатые отверстия с бороздками внутри (330. 03.02.11). Так,
в пирамидах Пуама Пунку, в пазах каменных блоков обнаружены отверстия одинаковой глубины в несколько мм. Но примитивным народам такое никак не могло быть доступно (330. 28.02.11).
При раскопках древних окаменелостей найдена удивительная труба, сделанная из базальта. Лёгкая по весу, она чуть тяжелее пластмассовой, но легче керамической и стальной. Эта труба имеет каменный звук и выдерживает больше 200 атмосфер. В ходе экспериментов выяснилось также, что трубы из базальта не ржавеют, у них
нет блуждающих электротоков, вредных для человека, они инертны в
кислотной и щелочной среде. Кроме того, в таких отрубах не остаётся накипи, и не опускаются осадки (Меманишвили: 72. 199-200).
Столь же фантастичны нити, сделанные также из базальта. Ими
можно шить, вышивать, ткать. Прочность таких нитей выше стали в
15 раз, а плотность и вес – в 4 раза ниже. Такая нить напоминает
свойства титана (там же). Современные эксперименты добавили
удивительные подробности: рубашку из базальта не пробивает пуля.
Сетки из базальта спасают от электромагнитного излучения и считывания информации. Технология базальтового литья использована
даже для создания «Бурана». К тому же, изделия из базальта невидимы для радаров (72. 201-202). При этом, всё же странно, что совершеннейшие подсказки самым современным технологическим от184
крытиям практически лежали на поверхности, дойдя до нас из какойто древней, совсем неадекватной эволюции мастерства.
Возвращаясь к сохраняемой пока теории эволюции, придётся констатировать: пирамиды и мегалиты самим своим существованием и
применёнными технологиями перечёркивают все эволюционные деления на «каменные», «бронзовые» и «железные» периоды человеческого развития (Катюхин: 127. 148). При постройках пирамид и мегалитов, исторически относящихся к древним временам, необходимы
были даже для нас самые совершенные инструменты измерительной
техники. Необходимы были также могучие средства доставки огромных грузов. Но ничего подобного не могло быть создано примитивным обществом. Тем более, что собственно инструментов, кои должны присутствовать повсюду, также нигде не обнаружено (327.
05.07.11). А древнейшие технологии, меж тем – фактор чрезвычайной важности. Если оценить его по существу, а не предвзято, гораздо
ясней и отчётливей прорисовывается характер именно внешних воздействий на планету Земля и, возможно, на судьбу человечества.
3.1.-1.6. Приветы Вселенной
Современные учёные, может быть, того не подозревая, активно
вмешались в процесс разламывания гладко скроенной теории эволюции. Так, на одном из фото лунной поверхности видны разрушенные города в районе кратера Укерта. На другом фото хорошо различается насыпь высотой в три км, похожая на стену с башнями. На
третьем фото – ещё более громадный холм явно искусственного
происхождения, состоящий из нескольких башен (Валентинов: 87.
297). И если артефакты, отображённые на данных снимках, являются
искусственными сооружениями на нашем ближайшем спутнике, значит, эволюция сугубо Земного плана перестаёт быть автономной.
Выкладки эволюционистов не интересуют астрофизиков, видимо,
вовсе, поскольку они углубляются во Вселенную всё дальше и дальше. И обнаруживается совсем необыкновенное, скажем, снимок №
35А72, полученный с космического аппарата «Викинг». Там, с поверхности Марса на нас смотрит огромное женское лицо: «длина его
от подбородка до волос – 1,5 км, ширина – 1,3 км, высота от поверхности пустыни до кончика носа – 0,5 км». На семь км от данного лица
отстоят аж девятнадцать пирамид, видны также дороги и круглая
площадка. А центральная пирамида в десять раз превосходит пирамиду Хеопса (191. 274-276).
Оспаривать эти новейшие факты нелепо, но принятие их за данность либо расширяет временные границы теории эволюции, либо
185
превращают её в очень упрощённый вариант появления жизни исключительно на Земле, а не во Вселенной. Границы теории эволюции ещё нуждаются в изучении. А вот фиксировать существенные
упрощения теории эволюции можно с полным основанием. Ведь если на планете Земля мы встретились с высочайшими и сложнейшими технологиями, существовавшими в древние времена, значит, в
жизнь землян периодически вмешивались какие-то силы Вселенной.
Меж ними и людьми возникало пока не очень ясное взаимодействие.
И эти вмешательства извне эволюционными в упрощённом смысле
никак не назовёшь.
Астрофизика и физика, меж тем, одаривает нас всё новыми открытиями. Обнаружено, что из четырёх пирамид Гизы на Земле, а также
из пирамид на Марсе поднимаются ввысь голубоватые энергетические потоки. Данное явление зафиксировано многими наблюдениями
(329. 23.05.2010). Предполагают, в этой связи, что доступная прямому наблюдению пирамида в Гизе, имеющая 143 м в высоту (самая
высокая), похожа на микроволновую энергетическую станцию (330.
03.02.11). Такова же и стеклоподобная пирамида вблизи Бермуд,
представляющая собою громадный кристалл. Она позволяет, по
мнению физиков, концентрировать в себе огромную энергию (326.
30.01.11). В целом, пирамиды расположены по всем континентам
планеты. И над каждой из них наблюдались столпы голубоватой
энергии (они зафиксированы видеокамерами), причём энергии, скорей, космического происхождения (Бабанин: 326. 12.12.10).
Энергетическую роль, видимо, играют и дольмены, или «дома
вечности». Будучи каменными столами, они могут быть мощными
биоэнергетическими центрами планеты. Собираясь в своеобразную
глобальную цепь, дольмены, как считают, являют собой гигантскую
систему связи Земли с космическими цивилизациями (191. 262-263).
Также и лабиринты, может быть, представляют собой огромные генераторы. Через них, возможно, осуществляется приём и передача
сигналов Вселенной (Уинсли: 72. 349).
Настойчивая повторяемость близких друг другу фактов подталкивает учёных ко всё новым и новым гипотезам. Согласно одной из
них, пирамиды, выстроенные по Вселенной, служат средством энергоинформационного обмена (Бабанин: 326. 12.12.10). У этой гипотезы есть сторонники, также предполагающие межпланетный информационный обмен посредством лучей энергии из пирамид (329.
29.11.2009). В другой гипотезе, оценивающей роль пирамид в солнечной системе, речь заходит о гармонизации энергоинформационных потоков во Вселенной (329. 23.05.2010). Так или иначе, но
огромные мегалитические комплексы, существующие на Земле, явно
186
походят на послания человечеству от неизвестных миров: мол, ваши
и наши миры неразрывно связаны (Цукалос: 330. 28.02.11).
И теперь мы уже расстаёмся с непоколебимостью теории эволюции, поскольку возможное продление её во Вселенную тотчас задаёт
два неразрешимых пока вектора вопросов. Первый вектор ускользает в фактическую бесконечность жизни Мегавселенной, в совсем неясное время начала эволюционно-космического пути. Второй также
закручивается в непонятную спираль возможных повторений жизни
нашей Вселенной. Поскольку большой взрыв, о котором часто говорят как о начале бытия Вселенной, скорее был лишь вполне привычным событием в череде таких же повторов. Т.е., в плане возможностей познания, границы Земной эволюции приобрели вид неизвестностей (вещей) в себе. А значит, теория земной эволюции, несмотря
на её прежнюю несокрушимость, ныне представляется малопродуктивной.
3.1.-2. Бытие Атлантов
3.1.-2.1. Материк Атлантиды
К мощной серии фактов мегалитических сооружений добавляются
попытки обнаружения Атлантиды. Внимание к ней связано с желанием познать иной вариант возникновения человечества, нежели биологическая эволюция.
Первым обратил внимание на существование Атлантиды Платон.
Вначале Платон упоминает о неведомом Посейдоне, который населил остров Атлантиду своими детьми (210. 113с). Эти выросшие дети
после именуются Платоном атлантами.
Геолог середины ХХ века Н.Жиров тщательно изучил
геологическую правдоподобность сущестования Атлантиды. Он
действовал
кропотливо
и
фактологически
очень
точно.
Предварительный вывод его таков: «новейшая геология и
геотектоника допускают вероятность существования в прошлом,
даже не столь отдаленном, в каком-то месте северной половины
Атлантического океана довольно обширных размеров суши, которую
с известным правом можно было бы отождествить с Атлантидой
Платона» (Жиров: 103. 60). После внимательного обзора
геологических данных, Н. Жиров уточняет: «ныне достаточно
данных… об образовании Срединного Атлантического хребта – в
конце терциара в миоцене или в плиоцене, откуда понятен вывод о
позднем образовании материка Атлантиды» (103. 76). И делает уже
187
уверенное заявление: «Атлантида была самым молодым и самым
кратковременно существовавшим материком Земли» (там же).
Тут же Жиров обследует координаты Атлантиды, считая, что она –
меридионально расположенный материк, более длинный, чем
широкий, состоящий из двух-трех островов: «более широкого
северного на базе Азорского плато… и более узкого южного на базе
южной части Северо-Атлантического хребта» (103. 81). А «на западе
Атлантида омывается полузамкнутым Бермудским морем» (103. 83).
Н.Жиров окончательно уточненяет данное местоположение:
«Атлантида Платона была расположена между Америкой и Европой
и притом ближе к последней» (103. 25). После этого, Н.Жиров делает
окончательный вывод: «есть все основания считать более чем
вероятным факт погружения Атлантиды в полном соответствии с
датой, указывемой Платоном» (103. 80). В данной связи «историкоэтническая сторона предания Платона теряет свою фантастичность
и начинает приобретает характер действительного исторического
документа (Н.Жиров: 111). Любопытно также, что в ходе экспедиции
в Атлантику, в месте существования Атлантиды обнаружены контуры
подводного города. Сколы лавы свидетельствуют – она застывала на
воздухе (Городницкий: 327. 06.12.10). Значит, мы имеем теперь
достаточное основание считать факт существования материка
Атлантиды, погрузившегося в океан, доказанным.
Что касается самой истории Атлантиды, то, согласно Платону,
пока нам малопонятный, но явно могущественный Посейдон, вступив
в интимные отношения со смертной женщиной, населил остров Атлантиду своими детьми (210. 113с). И, в конце концов, на острове
«возник великий союз царей, чья власть простиралась на многие
другие острова и на часть материка». Они, воспылав воинственным
духом, овладели Ливией вплоть до Египта и Европой вплоть до Тиррении (средней Италии). Тем не менее, Платон полагает, что против
могучих атлантов «блистательно воевали Эллины» (210. 25b).
В уточнении возможности бытия атлантов важны также данные
времени их существования. Платон упоминает дату достижения могущества атлантами, относящуюся примерно к 9,5 000 годам до н.э. В
тот период атланты вели войну с эллинами (210. 108е). В одной из
современных версий дата гибели легендарной Атлантиды относится
к Х тысячелетию до н. э. (Кульский: 75). Дату потопления атлантов
кое-кто определяет сроком, близким версии Платона – 12 000 лет
назад (Блаватская: 37. 158). Ведь, если отнять время жизни современной цивилизации в 2,5 тысячи лет, вновь возникнет дата в 9.5 лет
до н.э. Наконец, есть дата, отнесённая к 13 000 лет назад
(А.Эристов: 326. 12.12.10). Эта датировка сделана представителем
188
ХХІ века, и она переносит время гибели Атлантиды на тысячелетие
раньше приведённых дат. Потому более убедительной представляется всё же версия Платона и близкие ей версии.
В то же время, наш современник К.Эдгар рассказал в гипнотическом трансе: до египтян существовали атланты. Они использовали
огромную энергию посредством больших кристаллов. Этой энергией
легко резали и переносили огромные блоки пирамид (326. 30.01.11).
Исследователь А.Скляров подтверждает и приведённые выше, и
данную версию: блоки пирамид соединены без швов, на круглых отверстиях 10 см в диаметре у базальта и гранита – сверхгладкие
стенки. Таких технологий нет и ныне (там же).
Кроме прочих, соотнесём между собою характеристики гибели Атлантиды. Итог военных баталий меж атлантами и эллинами оказался, согласно Платону, ужасен: «вся наша воинская сила была поглощена разверзнувшейся землёй: равным образом и Атлантида исчезла, погрузившись в пучину» (210. 25d). Данные геологии также это
отчасти подтверждают: «на основе изучения лав Мартиники,
показавшего существенное различие между лавами, медленно
охлаждавшимися на воздухе, и лавами, быстро застывавшими в
воде, было установлено, что лава, давшая драгированный тахилит,
могла образоваться лишь при отсутствии давления и не под водой»
(Н.Жиров: 77). Иначе говоря, Н. Жиров полагает, что материк Атлантов был вначале оплавлен неизвестным огнём, а лишь после этого
опустился в океан. Нечто подобное обнаруживается в Откровении
Иоанна Богослова: «Первый ангел вострубил, и сделались град и
огонь, смешанные с кровью, и пали на землю; и часть дерев сгорела
и вся трава полегла; / Второй Ангел вострубил, и как бы большая гора, пылающая огнём, изверглась в море; / И часть моря сделалась
кровью. И умерла третья часть одушевлённых тварей, живущих в
море, и третья часть судов погибла» (Отк. 8; 7, 8, 9). Тут мы видим,
как вначале появились с неба град и огонь. Обнаруживаем и большую гору, может быть, равную материку, которая, пылая огнём, низверглась в море. Современный исследователь, правда, усмотрел в
этом описании «гибель Помпеи, и символ того, что произойдёт со
всей землёй» (Кедров: 83). Но Иоанном описаны слишком огромны
силы, обрушившиеся с Неба, чтобы губить крохотную Помпею.
Другой исследователь упоминает только сильнейшие землетрясения, разрушившие Атлантиду. Мол, Посейдонис породил гигантскую
волну, которая в умах людей того времени сложилась в представление о всемирном потопе (Кульский: 88). Н.Жиров также полагает, что
причиной возникновения мифов о всемирном потопе могло служить
некое суперцунами при гибели Атлантиды (103. 113). Нам в данных
189
свидетельствах важное иное: наряду с возможным фактом бытия Атлантов, также правдоподобным выглядит факт оседания материка
Атлантиды в воды океана после огненной катастрофы на поверхности. Что же касается прямой причины гибели самих Атлантов, я
вернусь к ней позже.
3.1.2.2. Неизведанные глубины
Ныне человечество по праву гордится своими успехами в штурме
Космоса. Автоматические аппараты землян уносятся к планетам
Солнечной системы, а скоро, может быть – и за её пределы. Но при
этом появляется вполне справедливый упрёк: можно ли гордиться
космическими победами, забывая, что сделаны «только самые робкие шаги к центру подземного мира» (Войцеховский: 53. 109). Потому
проблемами Космоса мы займёмся позже. А прежде попробуем заглянуть внутрь нашей собственной планеты.
Обнаруживается, что уже в ХVІ в. испанские колонизаторы докладывали своему королю: найдены входы в подземные туннели на
Гуаскаране, священной горе инков, расположенной на 3 800 м над
морем. Но они закрыты гигантскими каменными плитами (53. 212).
Современные авторитетные археологи из Перу убеждены, в связи с
данным обстоятельством и многими другими, «в существовании не
исследованной подземной империи под континентами и земными
океанами» (53. 213). Так, над многими выходами на поверхность построены города древних индейцев, в частности, перуанский город
Куско. А под старинными постройками существуют бездонные колодцы.
Верить на слово даже специалистам малоубедительно. Но вот
предъявлен факт экспедиции перуанских спелеологов в пещеры близ
бразильской реки Риу Синжу, состоявшейся в 1991 г. Там, в джунглях, обнаружена система подземных пещер до 300 м глубиной.
Сдвинув огромную каменную плиту с помощью лебёдки у одной из
пещер, исследователи прошли длинный туннель. Сам «пол подземного коридора был выложен плитами, на каждой из них нанесено
резное изображение павлина» (53. 215). Т.е., данные туннели не могут быть естественно возникшими, а созданы разумными существами. И эти существа потрудились на славу: в 1995 г. состоялась повторная международная экспедиция спелеологов, историков и археологов. Оказалось: туннель тянется не на 300 м, как считалось ранее, а «на 90 км, и уходит в морскую воду». Где он заканчивается,
выяснить так и не удалось (53. 215).
190
Остров Пасхи знаменит рядами огромных каменных лиц, обращённых к морю. Но на нём, имеющем 20 км в поперечнике, также обнаружена сеть подземных ходов искусственного происхождения, которые образуют лабиринт. По легендам, его ответвления углубляются в сторону центра Земли (53. 162-163). Побывавший там
Э.Мулдашев утверждает, что «в пещерах, можно встретить… подземные сады, где… растут банановые деревья, которых на поверхности острова… не найти» (53. 164).
Приведённые примеры – не единственные: «под пирамидой острова Морис найдены громадные подземные помещения. Вероятно,
такие же пустоты и помещения находятся под пирамидой близ Гизы»
(Баллард: 147. 21). Если раньше были открыты глубинные пустоты
под египетскими и мексиканскими пирамидами, то ныне то же самое
обнаружено под пирамидами Тибета, Южной Америки, Крыма. Все
эти пирамиды, как считают, соединяются туннелями с пока совершенно неизвестным «внутренним миром Земли» (53. 219).
Постепенно раскрываются дополнительные подробности. В Турции, в Анатолии, близ Деринкюйю, в пещерах, переходах и залах,
уходящих глубоко под землю, был найден древний город. В нём могли свободно проживать около 20 000 жителей. Там есть грандиозные
общественные залы, покои со спальнями и жилыми комнатами.
Находятся также стойла для скота, обширные винные погреба и прочие помещения. Причём, сам город выстроен в несколько ярусов. На
данный период времени раскопано уже 13 ярусов таких помещений
(Дэникен: 98. 348).
Чрезвычайно важно то, что «Деринкюйю, и похожий на него Каймаклы – лишь два из четырнадцати подземных городов» (98. 348).
Глубоко под землёй археологи нашли каналы, соединяющие все подземные города. Число жителей, проживавших за долгие века в данных необычных местах, должно было достигать не менее 1,2 млн.
человек (там же).
Наряду с фактами искусственно построенных городов глубоко под
землёй, есть обстоятельства, акцентирующие их внеэволюционное
бытие. Если задуматься об особенностях создания, например, подземного города Диренкур в провинции Анатолия, он также имеет более 1150 маленьких и 25 больших воздуховыводящих шахт, опускающихся на глубину свыше 80 м. Там находятся подземные жилища с
переходами, которые продлеваются на десятки км. Высота города –
13 этажей. Но самое главное то, что этот город, как, видимо, и некоторые на него похожие города, сооружён в ХVІІІ-ІХ веках до н.э. (53.
146-147). При древних технологиях проделать столь огромные работы под землёй не представляется возможным. К тому же, на поверх191
ности, в окружении данного места «нет признаков отвалов или терриконов» (там же). В связи с этим высказано мнение, что этот «город
построен внеземными цивилизациями для укрытия от невероятного
катаклизма» (там же).
Учтём, что в это же время опустился в океан континент Атлантиды.
И не исключено, что часть атлантов, обладая высокими технологиями, могла проделать данные работы. В этом же ключе, пожалуй, свидетельствует Иоанн Богослов: «И когда Он снял шестую печать,
…произошло великое землетрясение…» (Отк. 6; 12). «И цари земные
и вельможи…, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры
и ущелья гор» (Отк. 6; 15). Так или иначе, но сеть туннелей, расположенных под землёй, видимо, связывают воедино большинство
стран мира. Причём, сами переходы и залы буквально «выжжены» в
земной тверди, а стены их представляют собою застывший расплав
горных пород (Пайонек: 53. 216). Т.е., сам факт наличия самых высоких технологий, относящихся к древним временам, сомнений не вызывает.
3.1.-2.3. Глубинные обитатели
Удивительны глубинные сооружения, но ещё более необыкновенна возможность пребывания там представителей прошлых цивилизаций. Попасть в пустоты, где, вероятно, и ныне продолжается особенная жизнь, реальных способов не существует. Например, при
входе в одну из возможно обитаемых пещер в горах Тибета обнаружен полк китайцев. Они, видимо, желавшие проникнуть в пещеру, теперь лежали мёртвыми, «с обезображенными от ужаса лицами. Хотя
тела их оставались совершенно целыми». Тибетский лама считает,
что «их убила сила духа древних людей» (Мулдашев: 190. 201).
Или есть Кошкулакская пещера в Хакасии, в отрогах Кузнецкого
Алатау. И.Барановский, участник экспедиции, расспросил о возможности проникновения в неё бывалых спелеологов. Те поведали о
том, что «в какой-то момент их охватывал беспричинный страх. Забывая обо всем, бросая снаряжение, они со всех ног бросались на
выход. А придя в себя, не могли объяснить, что же случилось?» (114.
403-404). Спускавшиеся в пещеру учёные заметили: среди прочих
колебаний, на магнитометре устойчиво повторялся определённый
импульс. Что любопытно: «время импульса в точности совпадало с
моментом появления у людей подавленного состояния, переходящего в панический ужас» (Кандыба: 114. 405).
Для прояснения причины ужаса были повторно и целенаправленно
использованы показания магнитометров. Теперь стало ясно: «если
192
наверху стрелку магнитометра чуть-чуть морщинило, то в пещере
наблюдалась настоящая магнитная буря» (114. 405). Т.е. внутри подземелья на каком-то этапе спуска на людей начинало влиять мощное
магнитное поле. Поступали и иначе: прибор фиксации оставляли при
входе в пещеру и отходили подальше. Если на верхней площадке
никого не было, магнитометр еле шевелится. Но стоило лишь нескольким людям взойти на неё, как прибор начинал «сходить с ума»
(там же).
Буддийский лама, в этой связи, предупреждал: никто не побеспокоит существ, находящихся в подземном мире в особом состоянии.
«Вход без разрешения – смерть» (С. Дарам: 190. 6). Э.Мулдашев
предпринял смелую попытку проникновения в указанную ламой пещеру. Отнёсся он к своему опыту не как новичок или дилетант, но как
высокопрофессиональный учёный, не однажды опускавшийся в пещеры. Для уточнения своих ощущений он использовал тройной контроль. Однако впечатления от фаз погружения и соответствующих
воздействий на него оказались типичны. Так, «пройдя знакомые зоны
тревог и страха, и достигнув зоны негодования и сильнейшей головной боли», он уже не смог двигаться дальше, и пошёл к выходу из
пещеры (Мулдашев: 264).
Учитывая, может быть, действительную защиту обитателями подземного мира от вторжения людей, обратимся к иным источникам. В
священных буддийских текстах повествуется о Внутреннем мире
Земли – Агхарти (Agharti на санскрите «недоступная», «неприкосновенная»). «Шамбала» считается его главным центром (53. 314).
Правда, сторонник традиционной археологии, А. Сельвачёв заявлял
по итогам совершённой его группой экспедиции: «Шамбала – не мистическая страна, а реальное древнее государство. …Попросту люди
жили в огромных пещерных городах» (53. 356). Правда, такое древнее государство должно было оставить какой-то исторический след.
Да и во внутренние пещеры Тибета его экспедиция, как известно, не
углублялась.
Э. Мулдашев, совершив научное путешествие по Тибету, опросил
большое количество лам и местных жителей. Он полагает, что Шамбала – это система пещер с представителями высокой цивилизации,
находящимися в состоянии сомати (190. 283). Данное состояние
напоминает летаргический сон, но при летаргическом сне работает
сердце и мозг, совершаются обменные процессы. При состоянии сомати тело «превращается в каменно-неподвижное состояние» (Мулдашев: 96), а свойство жизни при этом полностью не исчезает.
Учитель Р.Кришна основал в Бенгалии школу Йоги в 1993 г. Ему
удавалось войти в состояние сомати. Для освидетельствования дан193
ного факта был приглашён врач, который «признал его мёртвым и
выписал медицинское заключение о смерти. После этого Р. Кришна
ожил» (190. 96). Повествуют также о гуру Н. Нате на Западном Тибете, который в 1992 г., якобы, встретился с Кунга Джорджи Ламой, живущим более 300 лет. Считается, что в августе, в день полнолуния
он входит в пещеру и погружает своё тело в состояние сомати. Через
6 месяцев он, вроде бы, возвращается к людям и живёт с ними
наверху около месяца. В этот период он питается коровьим молоком
и листьями сома. А после опять уходит в пещеру и погружается в сомати на очередные шесть месяцев (190. 284).
Итак, в пещерах, по предположению, могут находиться представители возможных прошлых цивилизаций – лемурийцы и атланты, «либо их тела в состоянии сомати» (Войцеховский: 158). Само состояние
сомати, якобы, достигнуто прежними цивилизациями для спасения
человечества. Ведь, в этом состоянии «можно сохранять тело тысячелетиями и, в случае надобности, дать росток новой цивилизации
людей» (Бонпо-лама: 190. 184).
Хотя кое-кто настаивает на последней версии, но не менее существенна и иная, согласно которой активная, дееспособная жизнь в
глубинах, начавшись несколько раньше страшных катаклизмов, продолжается и поныне. Индийский лама Т.Л. Рампа, например, считает,
что «люди внутреннего мира очень и очень высокоразвиты», что
«они являются наследниками… более ранних цивилизаций» (53. 71).
В свою очередь, священник Виссарион, а также другие ламы полагают, что «под землёй находится техногенная цивилизация, выросшая
на базе древних знаний». Она, якобы, обладает механизмами и аппаратами, «созданными на иных научных принципах» (190. 338). В
связи с этим, делается предположение, что подземная техногенная
цивилизация лемурийцев и атлантов отделилась от общего развития
на поверхности планеты, оставаясь в то же вполне дееспособной и
развивающейся далее. Возможные причины этого выдвигают следующие: во-первых, обитателям планеты, пребывающим в её глубинной части, кем-то поручена действенная охрана генофонда человечества. Во-вторых,
подземная цивилизация ответственна за
неустанное развитие технологий. В третьих, ей полагается изучать
жизнь «на поверхности для корректировки действий человечества»
(Мулдашев: 346).
Сами по себе обстоятельства, высказываемые в подобных
предположениях, в большей части остаются всё же догадками.
Объективных данных, их весомо подстверждающих, очень мало. Но
полностью исключать из горизонта предположений версию о
возможно продолжающейся жизни глубинных обитателей планеты,
194
тоже нельзя. Ибо невероятно продолжительные тоннели и залы,
уходящие
далеко
под
землю,
являются
безоговорочно
подтверждённым фактом. И, учитывая их высокотехнологичный
характер, считать их делом рук древнего человечества также нелепо.
Потому вопрос о продолжающейся жизни высшей цивилизации в
глубинах Земли пока остаётся открытым.
3.1.-3. Перепады предыстории
3.1.-3.1. Обезьянье родство
При всех, только что высказанных соображениях, биологам кажется совершенно доказанным эволюционный процесс жизни на Земле,
давший толчок появлению и становлению человека. Наука выделяет
здесь два основных этапа: раннее зарождение жизни и биологическое развитие человека. К ним стоит присмотреться внимательней,
поскольку ранее обнаруженные необычные артефакты, жизнь и исчезновение материка Атлантиды, наконец, пока не совсем ясные
обитатели материковых глубин, дают серьёзный повод для сомнений
в столь гладкой картине эволюции, начертанной наукой.
Синергетики и в плане определения сути эволюции также выносят
свой вердикт: «раннее зарождение жизни, несомненно, является аргументом в пользу идеи о том, что жизнь — результат спонтанной
самоорганизации, происходящей при благоприятных условиях» (Пригожин, Стенгерс: 235). И действительно, по многим параметрам «организмы состоят из тех же химических элементов, что и воздух, вода,
минералы». Так, из 96 элементов известного их состава, «в организмах обнаружено только около 20» (Небел: 194. 58). И уменьшение
количества элементов в организме до необходимой пропорции очень
похоже на произведённый организмом естественный их отбор. Правда, вопреки внешней убедительности данной версии, встречается
прямо противоположная, учитывающая не просто элементный состав
организмов, но их молекулярный и, особенно, клеточный набор. В
этом ключе идея возникновения живых организмов «вследствие случайной встречи всех необходимых молекулярных компонентов непредставимо маловероятна» (Курашов: 215).
Попробуем разобраться. Ныне выясняется, что 5-4 млрд. лет
назад воды на Земле не было или она присутствовала в ничтожных
количествах, как не было и осадочных пород. Сама Земля в начальный период охлаждения представляла расплав магмы, температурная мощь которой противоречит любому зарождению жизни. Следо195
вательно, самопроизвольное возникновение жизни на самой Земле
было просто невозможным (А.Розанов: 327. 13-14.12.10).
Вместе с тем, сегодня обнаруживается дополнительное любопытной обстоятельство: метеориты имеют возраст 4,5 и 5 млрд. лет, т.е.
они намного старше земной жизни. На них найдены окаменевшие
следы протоорганических бактерий, а также углеродные клещи. В то
же время, вода планеты Земля появилась из Космоса примерно 2
млрд. лет назад, вроде, благодаря ледяным кометам, в которых тоже
сохранились живые организмы (А.Розанов: там же). Следовательно,
вовсе не случай, а уже существующая жизнь Космоса подарила счастье рождения всему живому на планете Земля.
Появление и становление человека пока всесторонне опекает
теория Дарвина. И современные учёные неизменно отдают ей честь:
«к числу важнейших концепций биологии относится триада Дарвина
– наследственность, изменчивость, естественный отбор» (Суханов:
367). За спинами специалистов-современников высится могучая фигура Спенсера, убедившего многих, что «закон приспособляемости –
единственный закон, управляющий дифференцированиями какойлибо расы организмов на несколько рас» (Спенсер: 93). Хотя есть
мыслители, сохраняющие устойчивое и мотивированное сомнение в
отношении к дарвинизму: «в сущности, дарвинизм не в силах объяснить начала развития, как не знает его конца. Он описывает лишь
середину процесса развития и его внешние факторы» (Бердяев: 31.
365).
Последняя позиция философски очень достоверна. Дарвин, как и
многие естествоиспытатели, привязан лишь к одному срезу происхождения целостного человека – сугубо биологическому. Но представление о целостном Бытии, в котором появился человек, невольно отсылает испытующие взоры к жизни за пределами нашей планеты, Солнечной системы, может быть, даже галактики. Представление
о целостном Бытии раздвигает также временные рамки далеко в
прошлое, когда не было планеты Земля, и далеко в будущее, когда
жизнь на Земле завершится. Все приведённые параметры качественно обогащаются сложнейшей духовной и социальной жизнью
человека на планете Земля. Теория Дарвина такую громаду факторов в себя не включала, и включить не могла. Потому в плане жёсткой достоверности она остаётся лишь приблизительной гипотезой.
Увлечённые поиском сходства, биологи будут самозабвенно уверять нас, что «на 99% мы неотличимы от шимпанзе, а сходство с гориллой составляет целых 97%» (Ридли: 43). И действительно, биологами навязанная нам родственница-шимпанзе, как и малый ребёнок,
выделяет собственное «Я», узнаёт себя в зеркале и даже на фото196
графии. Более того, эта милая как бы наша родня даже «склонна обманывать соплеменников» (Попов: 214. 49). Правда, во многих отношениях не лукавы, что малосущественно, а почти человечески сострадательны другие животные, скажем, слоны. Когда умирает слон,
«всё стадо скорбит несколько дней. Видя останки слона, семья останавливается…, они щупают и передвигают кости, особенно череп. В
некоторых случаях они… бросают землю и листья на останки» (214.
52). Но биологи почему-то не ходят считать нашими предками ни
слонов, ни других живых существ, хотя они часто гораздо гуманней, а
значит – человечней обезьян.
Сами биологи продолжают приносить торжественные клятвы
именно обезьянам: «в основном линия эволюции от обезьяны к человеку восстановлена. Теория Дарвина абсолютно оправдалась»
(Зубов: 183. 227). Тут же приводятся как бы неотразимые доказательства: мы с вами, мол, предки далёких австралопитеков. А «австралопитеки – это процветавший род, живший на Земле от 4 до 1
млн. лет назад». Только обнаруживается, к сожалению биологов, что
«один млн. лет назад они вымерли» (183. 227-228). Но, несмотря на
их полное исчезновение с планеты Земля, наша родственная связь с
ними как-то немыслимо сохранилась. И потому нам навязано признавать за ближайшую родню самую известную из австралопитеков –
самку «Люси» (3 млн. лет от роду, 1,5 м роста). Хотя, конечно же,
признают биологи, «гоминиды – ещё вовсе не люди» (там же).
На фоне аргументов биологов, неотвратимо повторяется эпизод с
исчезновением австралопитеков: «в археологических данных, есть
определённый пробел, примерно, от 1 млн. 200 тыс. лет до 900 тыс.
лет. Что происходило в это время с гоминидами, никто не знает»
(183. 231). И, продолжает знаток, поскольку об этом никто ничего не
знает, «именно тогда род человеческий», в коего неожиданно превратились вымершие гоминиды, тоже как-то оказался на грани вымирания. Но потом он опять столь же неожиданно «встал на ноги уже в
форме нового биологического вида, гейдельбергского человека»
(183. 231). Возникший из биологического ничто человеческий род,
сообщают нам биологи, «примерно 800 тыс. лет назад проник из
Африки в Европу, где его встретил довольно холодный климат». Там
он, будучи ещё практически обезьяной, «строил хорошие каменные
убежища» (там же).
Любой непредубеждённый читатель скажет, что нам в качестве
серии научных аргументов предложена ненаучная фантастика. В ней
вымерший обезьяний род немыслимым способом возрождается через три столетия (10-15 возможных поколений) из некоего ничто.
197
Причём, после времени своего трёхсотлетнего отсутствия, возрождается уже в качестве человеческого вида.
Впрочем, параллельно с версией биологов, можно всё же допустить, что данное отсутствие было инициировано каким-то внешним
воздействием. Благодаря ему, возможно, продолжался трёхсотлетний селекционный эксперимент, вследствие которого обезьяна могла
быть искусственным путём преобразована в человека.
3.1.-3.2. Эволюция и деволюция
Если кто-то решит, что мы с вами легко отделались от обезьяньего
родства, он очень поторопится. Ген обязательного сличения человека с обезьяной крепко засел в головы некоторым учёным. Биологов в
этом плане дополняют и, отчасти, поправляют генетики. А к последним, подчас, присоединяются поверхностные философские идеи.
Так, Э.Кассирер наделил человека признаком «символического животного». И наш современник легко соглашается с ним: «итак, человек – это существо, обладающее даром творить символы» (Гуревич: 216). Но животные также повсюду оставляют свои метки. Значит, с помощью данного блистательного признака линию водораздела между ними не обнаружишь.
Биолог утверждал, что гейдельбергский человек примерно 800
тыс. лет назад проник из Африки в Европу, где его встретил довольно холодный климат (183. 231). Генетики берутся уже за неандертальцев. Согласно раскладу генов, «неандертальцы появились в Европе и Западной Азии от 300 000 до 28 000 лет назад. Часть времени
они сосуществовали с человеком, расселившимся в Европе около
40 000 лет назад» (Янковский: 67. 37). Правда, генетики не уточняют,
был ли 40 000 лет назад человек уже самим собой, или всё ещё походил на своего гейдельбергского предка. Однако, сравнить им человека с неандертальцем тоже хочется. Но, к счастью для человека,
«предки Homo neanderthalensis и Homo Sapiens разошлись 300 000
лет назад». Причём, генетические предки людей остались в Африке,
а предки неандертальцев двинулись в Европу (там же). А вот «4050 000 лет назад человек всё же расселился в Европе, и 28 000 лет
назад вымерли неандертальцы» (67. 38). Далее у генетика возникает
предположение о возможном проигрыше неандертальца в конкуренции с человеком, или его вымирании в связи с изменением климата
(там же).
Гибель неандертальцев из-за, якобы, проигрыша человеку маловероятна, поскольку первобытные просторы огромны, места хватило
бы всем. Вряд ли также неандертальцев погубил худой климат, со198
хранив при этом жизнь хуже приспособленному к природным перепадам человеку. Но поскольку гибель неандертальцев остаётся фактом, приходится опять задумываться о каком-то внешнем воздействии на ход их существования.
Впрочем, как бы мы ни следили за цифрами эволюционного процесса, «сами учёные, проведшие в экспедициях десятки лет, никогда
не отважатся на построение древа эволюции человека». Им прекрасно известно: любая весомая находка тотчас обязывает устранять те или иные с трудом созданные ветви, а «появление самого
дерева эволюции вызывает ожесточённые споры» (Алаянц: 197).
Действительно, легко ли тянуть непрерывную нить развития, «если
даже после «звездопада» неожиданных находок, в распоряжении
науки имеется лишь по одному черепу на миллион лет эволюции
наших предков!» (там же).
Мы уже отмечали трудности датирования тех или иных находок, и
эти трудности перерастают иногда в факты ошибочного датирования
возраста, в частности, геологических формаций. Так, «вулканические
породы, известный возраст которых составил всего 200 лет, датировали радиометрическим методом, и получили цифры от 12 до 21
млн. лет» (241. 358). К проблемам датирования прибавляется катастрофическая нехватка ископаемых останков, которая мешает,
например, детально прорабатывать гипотезу «о возникновении человека в Северной Азии» (Алаянц: 259). Ситуация с предавними останками человека в целом такова, что «фактически все материальные
доказательства эволюции человека …можно для экономии места
уложить в один гроб!» (Л.Уатсон: 241. 354). При этом у самих сторонников теории линейной эволюции отмечается всё та же преждевременная страсть к обобщениям, когда, при явной бедности источниковедческой базы, они, на основании ничтожных, данных делают далеко идущие выводы (Буровский: 47. 92).
Неуёмная страсть к обнаружению обязательного родства обезьяны с человеком иногда подталкивает к откровенным фальсификациям. К примеру, составленный по фрагментам останков
«Pitekantropus», был предъявлен Э.Дюбуа в качестве «бесспорного»
доказательства «промежуточного звена» меж обезьяной и человеком. «Но у Э.Дюбуа было много причин скрывать находку. И череп, и
скелет его экспоната были собраны из костей разных скелетов. А одна из бедренных костей яванского питекантропа принадлежала гигантскому орангутангу» (47. 92). Столь же фальсифицирована история «эоантропа», «человека зари». Реконструированный антропологами Третьего Рейха по находкам одного лишь коренного зуба, он
был объявлен ими «подлинным предком арийской расы. Однако по199
сле было установлено, что драгоценный зуб принадлежал в реальности «исполинской ископаемой свинье» (там же).
Жажда обнаружения свидетельств существования «обезьянолюдей» иногда превращает учёных в жертв настоящего обмана. Например, в течение 40 лет большинство сторонников эволюции признавало подлинным Пилтдаунского человека, открытого в 1912 г. Но он, в
итоге, оказался подделкой, разоблачённой «в 1953 г., когда современные методы исследования обнаружили, что человеческие и обезьяньи кости были сложены вместе и подвергнуты искусственному
старению» (Дж. Ридер: 241. 355-356).
И всё же генетики более убедительно рассматривают соотношение обезьяны с человеком, нежели биологи. Они полагают, что
«нашему виду уже около 5 млн. лет, и никаких новых видов людей от
нас пока не произошло» (Ридли: 261). Правда, мы с вами помним о
300-летнем перерыве эволюционного процесса. И пока не очень понятно, как геном сумел перебросить мостки эволюции через эволюционную пропасть.
Так или иначе, а ныне человек разделён в генетическом плане на
две части: первая, общая с животными, связана с его телесными
признаками; вторая по ряду условий не подчинена законам генетики
(67. 177). Подчёркивая генетический план близости животных и человека, ссылаются на факты трансплантации органов и тканей. Так,
«пересаженное сердце свиньи (при удалённом сердце человека) может работать десятки часов, более или менее обеспечивая зависящие от него функции» (Лысов: 210). Правда, аргумент родства биологической основы человека с миром животных, на основании десятков
часов трансплантации – слишком беден. Ведь, сердце свиньи в организме человека играет лишь роль внешнего насоса, равного искусственному сердцу. А никто не скажет, что механическое сердце, временно заменяющее живое, роднит человека со станком или техническим аппаратом. К тому же, в опыте со свиным сердцем даже не упоминается о том, что через указанные часы начнётся мощная реакция
иммунного отторжения. Соответственно, в среде генетиков появляется более осторожная позиция, согласно которой влияние генов на
многие стороны существа человека «далеко не так предсказуемо, как
решения математических уравнений» (Ридли:228. 92). И данное мнение постоянно подтверждается.
Например, неуёмный профессор-зоолог И.Иванов рискнул искусственно скрестить человека и обезьяну – ради создания нового человека. Но самки обезьян упорно «не беременели после осеменения
их человеческой спермой». То же самое произошло в случае диковатого «обратного скрещивания». Опыт показал прямо противополож200
ный результат: «межвидовые гибриды (согласно генетике) просто невозможны» (Алаянц: 27).
Или, скажем, в опытах Гарднеров (60-е годы) шимпанзе по имени
Уошо освоила сразу и очень быстро 245 слов-символов языка глухонемых. А в опытах Паттерсон горилла Коко сумела добраться до 600
знаков. Но подтверждают ли эти факты родство меж обезьяной и человеком? Ныне «на это вопрос приходится отвечать отрицательно».
Хотя возможный генетический предок у человека и шимпанзе мог
существовать примерно 7 млн. лет назад, после вид «шимпанзе терял то, что человек приобретал» (А.Зубов: 183. 224-225). А предки
неандертальца и человека разумного разошлись 300 000 лет назад
(67. 37). Т.е. биологически совершенно ясно, что «чем больше антропоидная обезьяна растёт, тем больше она становится обезьяной,
а человек – всё более человечным» (Шмидт: 38. 811).
Подводя итог восприятия нами эволюции и дарвиновской теории,
отметим вместе с известным исследователем: «несмотря на книгу
«Происхождение видов», Дарвин ничего не сказал о механизме самого происхождения» (Тимофеев-Ресовский: 8. 67). А проблема такого механизма ныне существенно поправляет суть теории Дарвина. И
ставит перед нами, в свою очередь, чрезвычайно важный вопрос: каково фактическое происхождение «современных людей – прямоходящих, голых, изготавливающих орудия труда, имеющих большой
мозг»? (Л.Уатсон: 241. 354).
Эта проблема, на удивление, уводит нас не на единицы, а на десятки и сотни миллионов лет назад. В Калифорнии (1880 г.), например, при прорывах штолен для шахты, обнаружены древние орудия
труда. Датировка показала их возраст 55 млн. лет назад, а таковы
времена жизни динозавров. Отпечатки ног человека в окаменелостях
ила относят к 100 млн. лет назад. Другой отпечаток в ботинке, напоминающем современный – к 500 млн. лет назад. И нам уже знаком
вдавленный отпечаток детской ручки на гранитном блоке при строительстве пирамиды. Эти факты настойчиво подсказывают, что человек произошёл задолго до того, как он «произошёл от обезьяны».
М.Кремо, в этой связи, разработал даже теорию деволюции человека: наш фактический предок мог быть последним звеном деградировавшей по каким-то причинам высокой цивилизации (327. 12.07.11).
С такой теорией хорошо согласуются данные генетики, в соответствии с которыми мы узнаём о факторе резкого падения численности
популяции первобытных людей. Она в период от 90-130 тыс. до 40
тыс. лет сократилась к 10 000 индивидов, т.е. потеряла по неизвестным причинам 75-90% общей численности (67. 38). К тому же в санскритских текстах говорится: рядом с человеком присутствовали че201
ловекообразные обезьяны. Т.е. не человек произошёл от обезьяны, а
они, по крайней мере, долго сосуществовали. В тех же санскритских
текстах упоминается, что люди, считающиеся нами древними, уже
владели эмбриологией (знанием о возникновении зародыша). Однако наш цивилизованный мир узнал об этом только в ХIХ веке
(М.Кремо: 327. 12.07.11).
Принимая к сведению теорию деволюции, мы можем предположить, что прежняя цивилизация, дойдя до некоего деградирующего
предела, начала как бы заново достигать ранее уже существовавших
высот развития. Именно в этом смысле мы не будем порывать полностью с животным миром нашей планеты. Ведь, процесс деградации мог довести человека до почти животного уровня. Зафиксируем
лишь существенное, качественное различие человека по сравнению
с животным, свидетельствующее о какой-то особенности, резко уводящей человека в его собственный мир. Отчасти к данному мнению
подталкивают археология и этнография. Так, исследовательская
группа С.Цукермана пятнадцать лет изучала ископаемые останки гоминид. Вывод получен следующий: «человек за очень короткий геологический промежуток времени эволюционировал от обезьяноподобного существа, не оставив никаких следов стадий этого преобразования. В летописи ископаемых нет никаких следов такой эволюции» (241. 353). Т.е., возможно, что вновь развивающейся цивилизации неожиданно была оказана какая-то мощная внешняя помощь. О
природе этой помощи, следы которой уже встретились нам неоднократно, стоит хорошо подумать.
3.1.-3.3. Цивилизации предыстории
Полностью раскрыть тему жизни цивилизаций, относящихся к
предыстории, пока вряд ли возможно. Ведь, вехи и факты, характеризующие их предполагаемое бытие, крайне скудны. Хотя ныне они
обсуждаются весьма активно. И в этих обсуждениях возникают контуры давней и самой давней жизни людей.
Традиционно принятая версия этапов жизни людей и роста населения Земли такова: древний и средний каменный век, палеолит и
мезолит датируют от млн. лет до VІ тыс. до н.э. Тогда предполагалась жизнь 2-5 млн. человек. В неолите от VІ до ІІІ тыс. до н. э., жили, как считают, 5-20 млн. человек. Бронзовый век, продолжавшийся
от ІІІ до ІІ тыс. до н. э., увеличивает население до 20-40 млн. человек. В античную эпоху, существовавшую от 1 000 г. до н.э. до 250 г.
н.э. насчитывалось 100-200 млн. чел. – Этот благополучный «график
202
призван проиллюстрировать плавность и незыблемость исторического прогресса» (Кульский: 299-300).
Впрочем, исследователь осевого времени задаётся стратегически
важным вопросом: почему наша история «относится именно к данному отрезку времени, которому предшествовали неисчислимые века мироздания? Нет ли разумных существ ещё где-нибудь в Космосе? И не закономерно ли то духовное развитие, которое приводит
человека в Космос?» (Ясперс: 221). Таким способом раскрываемые
пределы мышления – не занятие праздного ума. В свою очередь, современные учёные настойчиво твердят о возможности технологического и технического освоения ближайшего Космоса, в частности,
Луны и Марса. Т.е. человечество уже сегодня стремится к широкому
самоопределению в Космосе. Потому совсем немаловажны имеющиеся знания предыстории, фактически напрямую соприкасающиеся
с перспективой комического самоопределения человечества.
Наиболее популярное среди индийских астрономов учение «Сурья-Синдханта», названное по имени бога Солнца, повествует о великих периодах времени – четырёх югах, каждая из которых равна 1
млн. 80 тыс. лет. А вместе они составляют грандиозный «период бытия – махаюгу – с общим временем в 4 млн. 320 тыс. лет (или 12 000
божественных лет)» (87. 26-27). А нам надо бы помнить, что редко
вехи, очерчивающие контуры предыстории, являются плодом чьей-то
фантазии. «Начальной точкой отсчёта мировой истории майя считали 5 041 738 год до н.э.» (87. 37). Т.е., с одной стороны, нам навевают идею убогости становления человека, когда он, начиная от 1 млн.
в течение 400 лет, жил, гонимый зверьём и природой в древнем и
среднем каменном времени. А с другой стороны, выясняется, что человек достаточно комфортно пребывал на Земле уже миллионы лет
назад.
Знаменательно, что достоверность второй позиции всё более и
более упрочивается. Так, «Х.Марин в 1971 г., в ходе раскопок у Эль
Букерона, в штате Толима (Колумбия), обнаружил скелет динозавра
из игуанодонтов, а рядом – человеческий череп!» (Дэникен: 363). И
кто-то, как всегда, укажет на случайность находки, относящейся фактически к Мезозойской эре, при юрском и меловом периоде, когда по
земле вышагивали динозавры. Но подобные находки всё множатся.
«В 1931 г., недалеко от Маунт-Вернона (США), геолог Бурру обнаружил отпечатки человеческих ног в слоях, возраст которых составляет
порядка 250 млн. лет. А позже найдены отпечатки рук на угольных
пластах на километровой глубине (304. 358). Наконец, в 1968 г., в
штате Юта (США), В.Майстер зафиксировал «два чётких отпечатка
ног в ботинках». Причём, левый ботинок «пяткой наступал на трило203
бита, останки которого окаменели вместе с отпечатком. Между тем,
трилобиты – это членистоногие, обитавшие 400-500 млн. лет назад»
(там же).
Стоит ли удивляться после этого, когда хранитель древних знаний
утверждает, что «на земле было 22 цивилизации». И он утверждает
также, что эти цивилизации, достигая высокого уровня, якобы, самоуничтожались. Причину их гибели он связывает с глобальными конфликтами, порождающими огромные всплески негативной психической энергии. Тогда, вроде бы, возникало состояние космических катаклизмов (Свами Дарам: 190. 102). Правда, указание на 22 прошлые
цивилизации пока больше нигде не встречается.
Согласно иному источнику, на Земле существовало четыре цивилизации, после которых наша считается пятой (Блаватская:190. 140).
Эта версия более достоверна, поскольку родовая память человечества сохранила воспоминание, по крайней мере, о трёх из них,
«очень развитых працивилизаций – Лемурии, Атлантиде, Гиперборее» (20. 500).
Выше была показана картина возможной жизни и доказана гибель
материка Атлантиды. Потому с боֺльшим доверием можно полагаться
на версию, согласно которой Атланты взаимодействовали с древними египтянами, научив их многим технологиям. И может быть, «вместе они строили египетские пирамиды 75-80 тысяч лет тому назад»
(Мулдашев: 190. 367). В то время как традиционные данные относят
возникновение пирамид к 4 000-5 000 лет тому назад, в связи с новой
возможной периодизацией, Великая пирамида создана 78 000 лет
тому назад (190. 176-177). Арийцы, по таким предположениям, возникли в недрах атлантов 1 миллион лет тому назад, и они были 2-3
метрового роста. Приспособленность их к земному миру, активность
и работоспособность была лучше, но в духовном плане они оставались намного слабее атлантов (190. 368).
Итак, в этой версии считается, что люди нашей цивилизации возникли в недрах процветающей предыдущей цивилизации до всемирного потопа. От всемирного потопа погибли почти все представители
обеих цивилизаций. Последующее становление и продолжение жизни людей началось 18 000 лет назад на Тибете (Бонпо-лама: 190.
174-175).
В ином источнике, на древнейших клинописных табличках записано о десяти шумерских царях, правивших 456 000 лет. После Всемирного потопа, вроде бы, именно они «осуществили восстановление городов» (98. 53).
В третьей версии условием доказательства служит арифметический подсчёт, согласно которому «численность населения Земли по204
стоянно увеличивается на 1% в год. Учитывая болезни, голод, войны
и т.д., эта численность прирастает примерно по 0,5% в год. При таких
темпах прироста необходимо всего около 4 000 – 5 000 лет для того,
чтобы количество людей на Земле достигло современных масштабов, начавшись с восьми человек на горе Арарат» (К.Виланд: 241.
360). Т.е. данная версия относит момент зарождения человечества к
библейскому потопу, максимум, 5 000-летней давности.
Правда, в горах Субис, острова Борнео, обнаружена «система
древних пещер, похожих на храмы. Культурный слой позволяет
утверждать: пещеры обустроены людьми примерно за 38 000 лет до
н.э.» (98. 127). Эти и другие подобные сведения время зарождения
человечества определяют гораздо более древним. И пока традиционные историки и археологи датируют возраст египетской цивилизации в 6 500 лет, античные историки, писавшие о Египте более 2 000
лет назад, единодушно полагают, что его история началась более
12 000 лет (Дэникен: 117).
Ныне также нет большой чёткости датировок времени образования первых городов. Одним из таких городов считается Гандж-Даре
(Иран), построенный в середине ІХ тысячелетия до н. э. (147. 24). Но
в последние десятилетия непрерывно находят всё новые древнейшие города, относящиеся к периоду существования Атлантиды – 1012 тыс. лет тому назад (147. 301). Таков, например, город Аркаим (по
названию горы) за Уральскими горами, представляющий собою подобие египетских пирамид, но фактически оказывающийся древнее
их (191. 159). К тому же, аэрофотосъёмки позволили обнаружить в
той же местности «около двух десятков городов, подобных Аркаиму».
Значит, здесь ранее находилось совершенно неизвестное исторической традиции древнейшее государство (191. 161).
Предварительное обобщение обязывает подвергнуть большому
сомнению гипотезу однократного, линейного, нециклического варианта развития человечества (147. 304). Причём, рядом с версией
библейского происхождения человека постоянно пробивает себе дорогу версия влияний из Космоса на судьбу становящегося человека.
И это нечто космическое «принимается за дело так энергично, что
все… проявления в мифе, обычае, технике и орнаменте повинуется
лишь его… напору» (Шпенглер: 317. 47). Потому к данной версии
стоит присмотреться особо.
205
3.1.-4. Боги и люди
3.1.-4.1. Подаренные знания
Особое место в понимании судьбы человечества на планете Земля занимает не просто история его знаний, но и их предыстория.
Правда, люди больше информированы об истории науки и её открытий. Сами историки науки стараются предыстории избегать, отбрасывая её в виде мифологического заблуждения. Однако история без
предыстории – как дерево без корней, как детёныш без матери. И,
вроде бы, самостоятельная история науки повисает в воздухе, не
имея опоры в виде обязательных контекстов предыстории.
Наука в вопросах собственной истории спешит, как правило, добиться уверенной точности. Она ныне считает, что человек говорит
40 000 лет, рисует 17 000 лет, а пишет 5 000 лет (191. 150). Таковы
ли датировки периодов и способов становления человека фактически? В этом вопросе стоит разобраться, ведь, если обнаружатся
иные даты и другие проявления способностей человека, на его
предысторию придётся взглянуть по-иному.
А даты появления разных способностей у человека ныне разительно расходятся. Один исследователь отодвигает способность человека рисовать на 30-35 тыс. лет. Тогда, мол, неожиданно произошёл резкий скачок в развитии человеческого мозга, он стал «пользоваться сложной системой символов и других кодирующих знаков»
(Алаянц: 326). Но и эта дата не оказывается предельной. В гроте
Тэнгин (Швейцария) найдено изображение «пасущегося оленя», созданного 50 000 лет назад. На удивление, «написан он, как творение
современного живописца» (37. 904). Да и способность человека писать зафиксирована раньше общепринятой даты на тысячу лет. В
частности, тибетская «Книга мёртвых» создана 6 000 лет назад (147.
60). Причём, в «подземных библиотеках тибетских храмов находятся
десятки тысяч древних пергаментов. И большинство из них пока не
попали даже в руки европейским исследователям» (Кульский: 61).
Удивительны географические и астрономические познания прежних цивилизаций. Например, в собрании мифов древних майя, сохранённых в знаменитой книге «Пополь-Вух», «рассказывается об
особенностях всех четырёх сторон света, и даже о том, что Земля –
круглая» (Дэникен: 87). У примитивных ацтеков были точные календари, великолепные астрономические знания. На известном колесе
времён находится несколько кругов. Внутренний круг фиксирует
наличие 260 дней в году. На внешнем круге отсчитано 365 дней. Согласно знаниям Майя, мы – уже пятая цивилизация на планете Земля
206
(Г.Гречко: 326. 27.11.10). Тотчас возникают вопросы: почему на внутреннем круге колеса – всего лишь 260 дней? Может быть, это период
обращения нашей планеты в далёком прошлом, или он относится к
иной планете? А другой вопрос: если мы – пятая цивилизация, то куда исчезли все остальные? На этот вопрос, правда, у нас, отчасти,
уже имеются версии о Лемурейцах, Гиперборейцах и Атлантах.
Подобно нам недоумевал Гегель: «у индийцев мы обнаружили
большие знания и глубокую мудрость, не соответствующие нынешнему уровню их культуры». Он отметил наличие у них «формул для
определения солнечного и лунного затмений». И, вместе с тем, подивился, что «они пользуются ими совершенно механически» (63.
429). Действительно, высокие знания научно неразвитых народов исторически объяснить нельзя. Твёрдо считается историей науки,
например, что заслуга создания гелиоцентрической картины космоса
принадлежит Н.Копернику. И вновь исторически не объяснишь тот
факт, что тысячелетия ранее «в священных книгах Индии написано о
множественности миров, похожих на Землю». А в древнем Египте
уже было известно, что Земля – шар (304. 365).
Столь же непонятны древние познания математики, значительно
опередившие эллинскую культуру. Так, «в древнем Египте и Вавилоне жрецы уже были хорошо знакомы с целыми числами, дробями,
а также с иррациональными числами, такими как √ 2, √ 3» (133. 122).
Более того, на санскрите зафиксирована 1/3 х 106 доли сек. Ныне такие величины известны лишь при описании элементарных частиц в
микрофизике (С.Буланцев: 327. 14.07.11).
История науки живёт как бы в особом вакууме. Один из её знаменитых популяризаторов, отметив совершенно нетипичную высоту алгебраических знаний в Вавилоне 2 000 года до Р.Х. (эпоха Хаммурапи), объясняет их «работой научной теоретической мысли» (Вернадский: 49. 355). Однако на холме Гуюнджик найдены 12 глиняных табличек, пришедших в наше время от древних шумеров, которые считаются первыми культурными предками современного человека.
Корни этого таинственного народа неясны. Появились шумеры
раньше индийской цивилизации. И при фактическом обладании самыми примитивными условиями быта, они оперировали громадными
числами, демонстрировали удивительные познания в астрономии
(Дэникен: 76). Науки, подобной нашей, в те древнейшие времена не
было вообще. Высочайшими знаниями обладали жрецы, и о способе
получения ими этих знаний мы можем только догадываться. Тем не
менее, ныне известно о сложнейшем испытании для жрецов, живших
4 000 лет назад. Так, кандидату на получение звания жреца, полагалась «решать полное уравнение 4-й степени!». Тогда как формулу
207
уравнения 3-й степени сумел открыть всемирно известный
Н.Тарталья лишь в ХV веке. При этом, уравнение 4-й степени он считал «тайной Божьей» (Кульский: 147. 14).
И когда нынешняя история науки снисходительно намекает, что у
древних, мол, было туговато с числами, превышающими 10³, открытые ныне факты говорят совершенно об ином. Так, в ІІІ тысячелетии
до н. э. у древних индийцев была известна единица времени, равная
3 х 1011 сек. Это фактически гигагерцевый диапазон, используемый
для приёма спутникового телевидения. Такими же временныֺми интервалами оперирует ныне и ядерная физика (147. 45-46).
Откуда же древние цивилизации могли получить удивительные
познания? В Шумерских рукописях описана совершенно непонятная
нам раса чудовищ, как бы «полурыб-полулюдей». Под предводительством некоего Оанна они вышли из вод персидского залива и
поселились в горах Шумера. Именно им, как свидетельствует
предыстория, принадлежит заслуга обучения людей письму, возделыванию полей, обработке металлов (147. 244-245). В Ригведе, созданной в IV тысячелетии до н.э., особое место также занимают
представители божественного пантеона. В ней упоминаются одни из
первых людей – Арии и их потомки. Чрезвычайно знаменательно и
то, что в славянских Сантья-Ведах Перуна также записано: «Боги
наши суть предки наши, а мы – их дети» (127. 150).
В древних текстах повествуется о могущественной личности по
имени Гермес-Тот. Он в середине ІІІ тысячелетия до н. э. «ходил по
земле с людьми и доверил своим последователям священную Книгу
Тота». В ней «содержались секреты по возрождению человечества»
(147. 94). Данный Гермес, как полагают, «открыл людям медицину,
химию, юриспруденцию, астрологию, музыку, риторику, магию, философию, географию, математику, анатомию» (147. 93). 721х. В китайских анналах повествуется, например, о некоем Хуан Ди, совершавшем путешествия к Солнцу. На божество он не похож. Есть у него
помощники – под стать ему удивительно образованны. Именно они,
по хроникам, обучили людей строить лодки, колодцы, создавать музыкальные инструменты. От Хуан Ди унаследован также метод китайской медицины – иглоукалывание (147. 38-39). Одновременно мы
узнаём и о Тай-фокее, великом человеке, который прибыл неизвестно откуда. Именно он, как считают, «научил предков китайцев различным ремёслам: обжигать посуду, наблюдать за звёздами; делить
времена года на месяцы и дни, обучил людей письменности и разным наукам» (127. 373). Порох древним китайцам попал также не
позднее ІІІ в. до н. э. (147. 36-37).
208
Наконец, Платон связывает успехи людей по изучению Космоса с
ранее появившимися в Египте божественными знаниями (210. 24с).
О том же сообщает Лукреций: «Идолы эти затем избранью властей
научили, / И учреждали права, чтобы люди держались законов»
(Л.Кар: 88. фр. 305).
Таким образом, фактическая предыстория богата самыми удивительными подробностями появления знаний у человечества. История
науки, заведомо отгородившись от них, поспешила все заслуги по
обретению знаний передать исключительно людям. Но в предыстории содержится совершенно иной вид обретения человечеством
знаниями, противостоящий привычному, эволюционному процессу, и
обусловленный внешними для землян воздействиями.
3.1.-4.2. Наречённые богами
Версия космического вторжения в жизнь землян давно рвалась
наружу. О ней иносказательно упоминают древнегреческие и древнеримские философы. Так. Лукреций Кар сообщает: «Уже в те времена поколениям смертных / Дивные лики богов случалось, бодрствуя, видеть, / Иль ещё чаще во сне изумляться их мощному стану. /
Чувства тогда приписали богам, потому что, / Телодвиженья они совершали и гордые речи, / Шедшие к их красоте лучезарной и силе
(88. фр. 286). Т.е., вопреки библейским мотивам, приписывающим
явление Всевышнего одному лишь Моисею, Лукреций сообщает о
многих встречах с прекрасными и мощными существами, коих именовали богами. Боги эти зримо двигались и великолепно общались с
людьми.
Демокрит, в свою очередь, сообщает, что «к людям приближаются
некоторые идолы и из них одни благотворны, а другие зловредны.
Потому он и молился, чтобы ему попадались счастливые идолы. Они
– громадных размеров, чудовищны на вид и отличаются чрезвычайной крепостью, но не бессмертны. Они предвещают людям будущее
звуками, которые они издают» (88. фр. 287). Т.е. Демокрит также
подтверждает громадные размеры и чудовищную крепость существ,
встречавшихся людям, фиксируя, в то же время, что они вовсе не
бессмертны. Потому он называет их не богами, а просто идолами.
Замечает он, в отличие от Лукреция, что странные существа не говорят с людьми напрямую, но издают некие звуки, параллельно предвещая людям будущее. Демокрит, в отличие от Лукреция, отчётливо
делит существ на зловредных и благотворных, что очень любопытно,
и напрямую соотносится с современными версиями о природе гостей
Земли.
209
Крайне неожиданно и то, что мнениям Лукреция и Демокрита не
противоречит библейская версия: «В то время на земле были исполины, особенно с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рожать им. Это сильные, издревле
славные люди» (Быт. 6; 4). Причём, что тоже крайне важно, сыны
Божии вполне сосуществовали с этими исполинами, относясь к ним
благосклонно, поскольку в Книге Бытия они названы «издревле славными людьми». И эти исполины появлялись «в древности всюду: в
мифологиях Запада и Востока, племени тиагуанаку (инки) и эпических песнях эскимосов» (Дэникен: 66).
Следовательно, нам в дальнейшем стоит различать: идёт ли речь
в первоисточниках о посланцах Всевышнего, или о странных исполинах.
Геродот, в свою очередь, посетив Египет, сообщает о 341 колоссальной статуе, вроде бы, изваяний верховных жрецов в Фивах. Причём, египетские жрецы полагают, что их «многие поколения священнодействовали в Египте на протяжении 11 340 лет!». И именно 341
поколение назад на Земле бок о бок с людьми, якобы, «жили боги,
которые впоследствии никогда больше не являлись смертным в человеческом облике» (98. 117). Правда, Демокрит побаивался встреч
со зловредными исполинами, а значит, возникает два вида толкований. Либо жившие с людьми боги египтян относились всё же к истинным богам, но тогда их встречи с людьми противоречат единственной библейской встрече Моисея с Всевышним. Либо богами названы
некие исполины, создавшие египетскую цивилизацию, а после
начавшие помогать (а другие – мешать) грекам.
Подойдём с другой стороны. В нескольких древних текстах, написанных на санскрите, существуют описания летательных аппаратов
«виман». Они применялись, якобы, «для полётов с материка на материк и из мира в мир» (Кульский: 46). Т.е., это были очень совершенные устройства, способные даже связывать Земную жизнь с
Космосом. Рукопись «Виманика Шастра» написана не позднее конца
ІІ тысячелетия до н. э., но именно она является фантастической для
тех времён наукой о пилотировании виман (там же). И современные
исследователи, в частности, А.Энбом, считают, что виманы – это
фактическое связующее звено между народами на Земле и цивилизациями во Вселенной (330. 02.02.11). А Дэникен, потрясший своими
исследованиями воображение европейцев, напрямую стремится доказать, что боги древности – это представители внеземных цивилизаций. Веских доводов в его утверждении немало, и к ним стоит внимательно присмотреться.
210
Скажем, нам пока не ясна природа древнеегипетских богов. Потому возможны аналогии с исполинами, прибывшими на виманах. Так,
вроде бы бог Ра явился одному из фараонов в виде солнца. По современным данным, в то же время, яркость свечения УГ для наблюдателя, расположенного к нему на расстоянии менее 2 километров,
также соизмерима с яркостью солнца. Более того, прямое наблюдение УГ в течение 15-20 минут может привести к тяжёлому поражению
глаз (2. 114).
Учтём, что все древнейшие государи в Ассирии, Египте, у евреев,
финикиян считаются происходящими от богов (Спенсер: 935-936).
Однако боги, о коих толкует Спенсер, могли либо быть таковыми, либо только казаться таковыми, что немаловажно для дальнейшего
рассмотрения. И если нам известно «о войнах богов с титанами и их
конечном торжестве» (там же), то можно предположить одновременное сосуществование трёх працивилизаций: эллинов, атлантов и не
очень понятных богов. Тогда можно допустить далее, что «боги» воевали и победили атлантов, но, видимо, с огромными потерями. А их,
уже практически почти беспомощных, сумели одолеть эллины. Об
этом, без уточнений, сообщил, как мы помним, Платон (210. 25b).
О версии сосуществования трёх працивилизаций повествует отчасти и письменные памятники шумерской цивилизации. Они «хранят
точное свидетельство о динамических актах, которые были совершены богом Мардуком, убившим Тиамат, и герое Ут-Напиштиме, построившем ковчег в ожидании Потопа», а после спасшемся от великого наводнения» (Тойнби: 142). Здесь также присутствуют: а) бог
Мардук, б) видимо, титан Тиамат и в) герой человеческого рода УтНапиштим.
Иначе говоря, при смене земных працивилизаций, их постоянно
сопровождала некая цивилизация «богов». И даже у царя Соломона
была, видимо, возможность перелетать в разные места на неизвестном воздушном аппарате. Ибо, ныне мы знаем о «горах царя Соломона», далеко отстоящих от его исторической родины (Дж. Цукалос:
330. 02.02.11).
В этой связи обратимся к дополнительным свидетельствам о цивилизации «богов», чтобы лучше понять их сущность. Ныне проясняется неожиданное: в г. Тиагуанако, знаменитом центре культуры инков, сохранились древние предания о космическом корабле из чистого золота (видимо, из-за мощного сверкания), который прибыл с
далёкой звезды. На нём к землянам, якобы, прибыла некая Орхана,
чтобы стать праматерью Земли. У неё были замечены четыре пальца с перепонками. Эта Орхана, вроде бы, «родила 70 Земных детей,
и вернулась на звезду». Причём, в окрестностях Тиагуанако найдены
211
«наскальные рисунки с изображением странных четырёхпалых существ» (Деникен: 98. 47). А миру немного известно о працивилизации
лемурейцев, которые, якобы, тоже были четырёхпалыми существами
с перепонками между пальцами, поскольку, в основном, обитали в
океане. Да и Платон, видимо, неспроста упоминает о
могущественном Посейдоне, некоем царе морей и океанов (210.
113с).
Современный мир с удивлением узнал, что великий Ра, бог Солнца древних египтян, перемещался по небу в какой-то ладье. Тексты
пирамид эпохи Древнего царства сообщают нам и «о небесных путешествиях царей, в которых их сопровождали боги, перевозившие
земных владык на своих ладьях» (98. 113). Эту информацию дополняют кумранские рукописи, найденные в районе Мёртвого моря. В
ряде их текстов сообщается не столько о земных, сколько «о небесных колесницах, сынах неба, огромных колёсах и грохоте, издаваемом ими» (98. 72).
В наши дни на плато Бандиагара и горах Хомбори, в республике
Мали (на западе Африки), ныне проживает не менее 225 000 представителей племени догонов. В их древних мифах по непонятной
причине «сообщается о звёздной системе Сириуса» (98. 201). Непостижимо для необразованных догонов, но является фактом: им известен солнечный календарь, да ещё и календарь Сириуса (98. 214). И
уж совсем не объяснимо, как догонам стало известно знание о Сириусе «В», спутнике Сириуса, плотном, белом карлике (диаметр которого равен 41 000 км, а его масса почти равна массе Солнца). Современный мир узнал о нём только в ХХІ веке (98. 204). Естествен вывод: малообразованные догоны являются лишь послушными хранителями знаний, получить которые самостоятельно они просто не
могли (Деникен: 208). Значит, данные космические знания получили
от гостей Вселенной их далёкие предки.
Соответственно, уточняется знание о сущности «богов»: працивилизации, а также цивилизация людей планеты Земля «были созданы
помощниками-творцами высокого уровня» (Шипов: 241. 74), прибывшими из Космоса.
3.1.-4.3. Расселение на Земле
Традиционно мыслящие учёные иронизируют над проницательным П.-Т. де Шарденом: Тейяр воскликнул изумлённо: «Ничтожный
морфологический скачок и вместе с тем невероятное потрясение
сфер жизни – в этом весь парадокс человека» (71. 189). Вспомним,
что данный морфологический скачок в развитии человеческой жизни,
212
ничем внутренне не мотивированный, замечен также внимательнейшим Карлом Ясперсом. Традиционалисты стоят на своём – никакого
«парадокса нет. Если процесс созрел, то запускающий импульс будет ничтожным… Быстрое развитие орудий и знаков, и в сравнительно короткое время вокруг человека возникла совершенно новая
социокультурная среда – цивилизация» (Г.Голицын: 189). Т.е., представитель каменного века, будучи наполовину обезьяной, своими силами в ничтожные по масштабам истории сроки как бы дорос до цивилизованного состояния.
Появляющиеся новейшие знания принципиально поправляют версию традиционалистов. И сразу же бросается в глаза одна из совершенно неразгаданных проблем: почему современные люди, вышедшие из Африки, «стояли» перед своим «броском» в Азию, и затем в
Европу целых 100 тысяч лет!» (Алаянц: 8. 342). Ведь, естественно
совершающаяся эволюция не может делать критически резких перерывов в своём развитии. А с другой стороны, при допущении воздействия космической цивилизации на ход естественной эволюции, пауза в 100 тысяч лет может быть обусловлена процессом генетической
доводки обезьяньего материала планеты Земля до человеческого
облика. Подтверждения, близкие к последней версии, появляются
ныне постоянно. Скажем, такая: «нельзя исключить, что субъекты,
вроде нас могут быть результатом целенаправленной деятельности
других цивилизаций» (Ю.Ефремов: 20. 504).
Есть и более смелые модели, касающиеся процесса целенаправленного распространения жизни по всей Вселенной. Согласно одной
версии, «высшая жизнь распространяется в громадном большинстве
случаев путём расселения и размножения, а не путём самозарождения», поскольку «разум сознательных существ понимает выгоду этого способа заселения космоса» (Циолковский: 300. 30). Или иная,
столь же смелая идея: согласно знаниям догонов, «уже населённая
людьми Земля в далёком прошлом находилась в другой области
Вселенной – близ Сириуса. Угроза космической катастрофы вынудила» некое верховное божество Амму переместить Землю на другую
орбиту – вблизи Солнца (Дёмин: 40). Эта версия, со ссылкой на догонов, всё более становится популярной, обрастая подробностями:
«активная деятельность первых людей началась в созвездии Сириуса, возможно, 36 500 лет назад. Саму цифру мы узнаём из сообщений древних египтян» (Катюхин: 390).
Есть и ещё один вариант возникновения человеческой жизни на
Земле. Так, согласно идеям В.Гладышева, 1,5 млн. лет назад некая
космическая цивилизация решила освоить нашу планету. Свидетельством тому являются, как считают, земные породы, делящиеся
213
на коренные (гранит, базальт) и осадочные. Осадочные породы, составляющие до 10% земной коры, покрывают около 75% её поверхности. Именно с ними связано три четверти полезных ископаемых
(53. 370). В связи с этим, предполагается, что осадочные породы
сброшены на Землю космическими гостями. Осадочные породы
«скидывались не вперемежку, а компактными массами, разделёнными по химическому составу». В этой связи, предполагается, что лишние миллиарды тонн полезных ископаемых могли находиться между
орбитами Марса и Юпитера. Там 1,5 млн. лет назад должна была
быть «планета Фаэтон, которая по неизвестной причине взорвалась
и превратилась в груду обломков» (53. 371-372). И ВЦ, использовавшая эти космические массы для заселения нашей планеты, затратила «на обустройство Земли большое количество сил, а потому, якобы, «не может бросить её на произвол судьбы». Ей приходится «регулярно проверять, как происходят запланированные процессы и не
следует ли… внести какие-то необходимые коррективы» (53. 374).
Данные версии о способах появления жизни человека на планете
Земля требуют многих уточнений и возможных изменений. Тем не
менее, неоспорим «факт внезапного распространения буквально по
всему миру самого человека». Впечатление возникает такое, будто
он откуда-то возник: «пришёл, увидел и победил. Например, заселение Африки за какую-то тысячу лет – ничтожный срок для палеонтологии» (Алаянц: 304).
Мы вновь и вновь возвращаемся к внутренне совершенно немотивированному скачку в развитии человека «из доисторического существования в историю». Нет сомнения, что «с ним что-то произошло»
(Ясперс: 325. 72). Это произошедшее для самого эволюционного
процесса является вещью невозможной, поскольку гораздо более
похоже на «вторжение чуждой силы» (325. 73).
Современная генетика, например, выясняет, что «для жизни нужна
молекула ДНК сразу и в готовом виде. Она не может появиться путём
эволюции, поскольку нечему воспроизводить самоё себя» (105. 303).
Фр. Криг (США, 2003 г.) предпринял расшифровку генома человека, и
выявил HAR-1 – отдельный ген, отвечающий за формирование мозга. Этот ген не случаен, т.е. за 500-600 млн. лет постепенной эволюции случайно он возникнуть не мог. Следовательно, данный ген както доставлен из Космоса (330. 01.02.2011). Э.Дэникен, в свою очередь, полагает, что в генах сокрыта память о гостях Земли (330.
01.02.2011). И поскольку молекула ДНК, и ген HAR-1 появились не
на Земле, а доставлены на неё извне, нам невольно приходится обращать наши мысли в сторону Космоса.
214
Итак, если искать корни происхождения человека за пределами
Земли, тогда не становится странным замечание Платона: «мы, живые существа – это чудесные куклы богов, сделанные ими либо для
забавы, либо с какой-то серьёзной целью» (211. 644d). Эти неизвестные «боги» потрудились на славу. В авестийских текстах сообщается
более подробно о прибытии представителей человечества со звёзд
нашей галактики. Якобы, белая раса прибыла со звёзд Большой
Медведицы, жёлтая – из созвездия Лебедя и Лиры, красная – со
звёзд Кассиопеи, а чёрная – из созвездия Ориона. Майя, например,
считали себя детьми Плеяд. Племена Южной Америки и аборигены
Австралии тоже имеют обширный и сходный фольклор о Плеядах
(созвездии «Семь сестёр»). И даже древние славяне поклонялись в
своих преданиях стожарам (Плеядам) (304. 366).
Крайне любопытно и то, что мифологию, устойчиво направленную
вектором во Вселенную, напрямую дополняют данные детской психиатрии. Так, детский психиатр и гипнолог Б.Стайер беседовал с
1200 звёздными детьми (индиго), со многими из них проводил сеансы гипноза. Если учитывать, что дети младшего возраста, точно также как и исконные аборигены, никогда не лгут, результаты этих опытов просто поражают: «практически все их воспоминания, сны и
представления очень схожи. Они чувствуют, что их настоящие родители – на других планетах. Причём, настанет время, и они встретятся» (2. 404).
В этой связи, наше сознание отчётливо склоняется к мнению, что
люди на Земле – не аборигены, а колонисты. Они прибыли из Космоса посредством переселения (330: 01.02.2011). О том же самом нам
постоянно напоминает предыстория: все первые императоры древнего Китая, например, считались «сынами Неба». Они летали по
небу на огнедышащих «драконах», а жили не менее 18 000 лет (98.
185). Мы, в свою очередь, сравниваем предельный возраст самого
человека, да учитываем, что даже библейские предки не жили дольше тысячи лет.
Для лиц, остающихся верными эволюционному подходу, практически необъяснимо кардинальное различие некоторых языков, «достигающее самых глубин духа». Китайский язык, например, «столь радикально отличается от западных языков, не только по корням слов, но
и по всей своей структуре, что едва ли можно говорить об общем
происхождении» (Ясперс: 75). В то же время, шумерская мифология,
да и аккадские глиняные таблички с рельефами, демонстрируют нам,
как «символ каждого из богов связан с той или иной звездой» (98.
55). И мы вправе допустить, что различие наших языков отчасти обусловлено языками предков с разных звёзд. Отчасти об этом же по215
вествует и Платон: «Боги поделили между собой по жребию все
страны земли. [ ] Каждый из богов обосновался в своей стране…, они
принялись пестовать нас» (210. 109b).
Учитывая воздействие цивилизаций Космоса на становление человека, более понятны корни удивления К.Ясперса и Т.-П. Шардена.
При активной помощи людям со стороны космических цивилизаций,
естественно, что «вся атмосфера внезапно меняется. Теперь люди
говорят в письменных документах друг с другом и с нами, говорят посредством архитектурных памятников, произведений искусства,
предполагающих организацию и государственность» (Ясперс: 325.
70). И параллельно, «в трёх областях земного шара, возникают
древнейшие культуры. Это шумеро-вавилонская, египетская культуры и эгейский мир с 4 000 г. до н. э.; во-вторых, …доарийская культура долины Инда третьего тысячелетия (связанная с Шумером); втретьих, …архаический мир Китая второго тысячелетия до н. э.»
(325. 70).
Дальнейшее историческое развитие более понятно, поскольку
«осевые народы китайцев, индийцев, иранцев, иудеев и греков» органично унаследовали мощные дары древнейших культур, привнесённые из Космоса. Эти осевые народы, совершив скачок, и «как бы
вторично родившись в нём», теперь уже заложили «основу духовной
сущности человека и его подлинной истории» (Ясперс: 76).
Вследствие предложенного выше рассмотрения, можно выделить
две противоположных версии зарождения человека на планете Земля. Первая версия – традиционно-эволюционная. В её основе лежит
идея о случайном самозарождении жизни и её последующей эволюции. Во второй версии допускается внешнее воздействие на жизнь
Земли из Космоса. В этой версии есть варианты: а) перемещение
уже готовой Земли с другой орбиты в Солнечную систему; б) сброс
из Космоса верхнего слоя нашей планеты и дальнейшее культивирование жизни человека; в) внешне-космическое воздействие на генетический материал гоминид нашей планеты, в результате чего они
были преобразованы в человека; д) наконец, прямое заселение Земли из звёздных систем нашей галактики космическими предками людей.
Предпоследняя версия, несмотря на её внешнюю необычность,
соотносится с некоторыми современными обстоятельствами, и потому отчасти правдоподобна. Но более всего соответствует историческим реалиям последняя версия. И о ней придётся продолжить размышление далее.
Мы уже познакомились с невероятными по своей мощи мегалитами, глубочайшими пещерами, древнейшими городами, величествен216
ными пирамидами и сфинксами на Земле, Луне и Марсе, – всё это в
своей совокупности, безусловно, свидетельствуют не о земных, а о
космических корнях человечества. Грандиозные сооружения оставлены нам как явные признаки могущественного присутствия космических, а не земных цивилизаций. И примеры символов такого рода,
свидетельствующих человечеству о подлинных истоках его бытия,
множатся постоянно.
Так, в начале ХVІІІ в. в Топкапи (близ Стамбула) найдены географические карты, принадлежавшие адмиралу турецкого флота
П.Рейсу. Сам он нашёл их на Востоке. На картах чётко выписаны берега Северной и Южной Америки, горные цепи в Антарктиде, содержится топография внутреннего строения этих материков. Меж тем,
людьми «горные цепи в Антарктиде были открыты только в 1952 г.»
(304. 363). Соответственно, нам, людям, предлагается очередное
подтверждение некой помощи извне: т.е. гости «произвели из космоса съёмку этого места нашей планеты и оставили карты в подарок
землянам» (Дэникен: 30).
Среди артефактов есть прямые указания на реальные посещения
Земли цивилизациями из Космоса. Ранее уже дана информация о
группе каменных голов в Боливии, на каждой из которой надет
странной формы шлем (98. 46). То же, как мы помним, обнаружено и
в Мексике. Причём, сами головы под шлемами сделаны из чёрного
базальта, а высота их составляет от 1,5 до 3 метров, вес – от 5 до 40
тонн (127. 165). Им, по сути, соответствует находка под пирамидой
Храма Надписей в Паленке, обнаруженная археологом А.Луильером.
Там, на глубине 2 м, находится погребальная камера. Внутри неё на
надгробной плите – «рама, в центре которой сидит человек, наклонившись вперёд (как астронавт за пультом корабля). На голове его
также шлем. Здесь же присутствуют два символа атомов водорода и
гелия. На выходе корабля отчётливо видно изображение струй пламени, вырывающихся из сопла» (Дэникен: 136-140). Т.е. два разных
вида артефактов, фактически, сливаются в один. И свидетельствуют
они лишь о том, что наши древнейшие предки прибыли именно из
Космоса.
Сюда же стоит присоединить найденный хрустальный череп
«звёздного мальчика» (так его назвал Ллойд), возраст которого равен
900 годам. По форме он вполне соответствует известным головам
гостей (326. 20.11.10). Вообще, на планете найдено 11 хрустальных
черепов, каждый до 5-ти кг весом. Они – основной символ в архитектуре Майя. Сделанные из кристаллов кварца, эти черепа, словно
компьютеры, способны хранить миллионы гигабитов информации
(330. 14.02.11).
217
Итак, приведённых соображений и изученных людьми артефактов
вполне достаточно, чтобы уверенно говорить о реальности появления наших древнейших предков из разных мест Вселенной. Кого-то
из них древние люди называли «богами». Но давняя помощь «богов»
не была бесконечной. «Когда забота богов о людях прекратилась…,
им пришлось самим думать о своём образе жизни» (Платон: 211.
274d). И тема самостоятельного бытия человечества на планете
Земля ныне становится наиболее актуальной.
3.1.-5. Высшая воля
3.1.-5.1. Путь к первосущности
Несмотря на обилие вышеприведённых фактов, объём версий о
благотворном вилянии на само появление человека во Вселенной
должен быть обязательно дополнен ещё одной, далеко не второстепенной версией.
Наши предполагаемые покровители из Космоса, являющиеся как
бы прямой силой, обеспечившей жизнь человека на Земле, ныне
считают, что «не могут рассмотреть творцов земной цивилизации»
(Лем: 158. 23). Но, выдвигая данное предположение, они почему-то
не выдвигают более важного: а кто может считаться творцом их самих? Ведь, если таковое начало отыщется, придётся признать это
начало более главным, фактически основным источником происхождения космических цивилизаций и человечества.
Проблема фактического происхождения любых живых существ во
Вселенной – одна из самых стратегических, будучи мегапроблемой.
Ведь, «если никаким образом, никогда и нигде не возникало становление, откуда было бы взяться рождению?» (Ранний буддизм: 12.
121). Наши мысли в этом случае, как считает Кант, затрагивают природу «онтологического доказательства первосущности как высшей
сущности» (117. 543-544), которая могла предопределить собой любое возникновение жизни во Вселенной, а может быть, и самой Вселенной (Мегавселенной).
Наука в данном вопросе ведёт себя двояко: либо отвергает с порога всякие попытки поиска подтверждений бытия первосущности, либо, следуя новейшим веяниям в западном богословии, стремится
придать таким поискам современно-научный вид. Мол, в Библии сказано: «Вначале Бог сотворил небо и землю». А мы «интерпретируем
небо как четырёхмерное метафизическое пространство, а землю –
как трёхмерное физическое пространство». И тут, якобы, «напрашивается аналогия Большого взрыва. Бог в Начале. Он меньше начала,
218
но Он активен» (Феллер: 303). Однако данное и подобные ему предположения совершают эффект двойной экстраполяции – прямой и
обратной одновременно. Первая экстраполяция позволяет рассуждать о первосущности Бытия, как о чём-то достигнутом в понимании.
Но само научное сознание даже близких к сути первосущности знаний не имеет. Вторая экстраполяция ещё чудаковатей: не имея никаких научных знаний о первосущности, наука прикладывает к своему
незнанию ныне знакомые ей признаки – большого взрыва, начала,
большего/меньшего, активности/пассивности. Но такие же признаки
можно прикладывать к какому-нибудь миражу, и в счастливом забвении надеяться на их достоверность.
Мудрость в этом отношении гораздо критичней. Она отдаёт полный отчёт о степени достигнутого и совершенно недостигнутого в
научных знаниях. А потому, с одной стороны, обращается к древним
источникам, содержание которых, вероятно, имеет какое-то отношение к первосущности. С другой стороны, исследует приметы глубоко
внутреннего, духовного опыта человека, его возможных откровений.
В этой, пока неподвластной науке сфере, существуют с древнейших
времён глубоко прочувствованные, судьбами людскими проверенные
предощущения Бытия Всевышнего, как олицетворения первосущности.
Один из древнейших первоисточников в, этой связи, сообщает
нам: «Он всесоздатель, всеведущ, причина самого себя, творец времени, носитель свойств, владыка природы и знаний, …причина круговорота жизни, избавления, постоянства и связей. Будучи вездесущим, охранителем этого мира, он правит этим миром вечно, ибо не
знают другой причины для правления» (Упанишады: 97. 256). И если
данная информация хоть в какой-то степени достоверна, человечество мысленным взором уходит за пределы существования высших
цивилизаций, подбираясь к причине возникновения Космоса. Или
строки ещё одного источника в виде прямой речи: «Мы установили
знаки зодиака на небе, и расположили их в порядке, для того, кто
имеет очи» (Коран: Хиджр, 16). В данном случае, любопытно то, что
повествование ведётся от множественного лица. Здесь причина,
обусловившая устройство Вселенной, обуславливает собою также
как и в Библии, процесс создания нашей планеты: «Творением истинным и на время определённое мы создали небеса и землю, и все,
что находится в промежутке, их разделяющем» (Коран: Аль-Акхаф,
2).
В это связи, рождается предположение: а не являются ли некоторые материальные посланцы Космоса олицетворёнными помощниками Высшей духовной сущности. Тому есть кое-какие подтвержде219
ния: «Гении работали на глазах у него (Соломона), по веленью Божьему... Мы приказали для него течь фонтану из меди» (Коран: Сава,
11). И действительно, субъект влияния на людей двоится: с одной
стороны, он остаётся духовной сущностью; с другой стороны – он
немыслимыми для древних людей способами воздействует на свойства материального мира. Скажем, в одном отношении, избранным
посланникам Всевышнего даруется высокая духовная способность:
«Мы даровали тебе откровение подобно тому, как мы даровали его
пророкам, жившим прежде тебя… Аврааму, Измаилу, Исааку и Иакову, двенадцати коленам, Иисусу, Иову, Ионе, Аарону, Соломону…»
(Коран: Женщины, 161). В другом отношении, той же волей вначале
«гениям» (или странным «богам» Вселенной), а затем их подопечным даруется способность преобразовывать материальный мир:
«Мы смягчили огонь в руках его (Давида) и сказали ему: сделай
кольчугу из полных колец…» (Коран: Сава, 10). А нам на память приходит способность смягчения камня, коей обладали посланцы из
Космоса. Соответственно, возникают значимые совпадения, нуждающиеся в ответе.
Переходя к человеку как таковому, мы замечаем, что ему отведена
особая роль: «Мы создали человека по самому прекрасному образцу» (Коран: Смоковница, 4). И если искать источник божественной
красоты человека, таковым, без сомнения, является его душа. Иоанн
Павел ІІ, например, полагал: «между предковыми формами обезьян
и человеком существует онтологический разрыв – момент, когда Бог
вселил душу в животного предка» (228. 38). С данным мнением отчасти совпадает рассуждение Платона: «до вмешательства бога не
существовало государств, ведь все эти люди, голые и неприкрытые,
бродили под открытым небом. Таковой была жизнь у людей при Кроносе. Нынешняя жизнь, руководствуемая божественными законами –
жизнь при Зевсе» (Платон: 211. 272а,b).
Тема бытия души как средоточия подлинной сущности человека –
особой стати. Большая часть учёных от неё категорически отворачиваются, стараясь приблизить человека к обезьяне, а не искать нечто
глубинно человеческое. Философы поступают иначе: «связь человека…с животными тесна, что едва можно уловить внешнюю черту отличия». Но «делает мир человеческий особым миром в мироздании
таинственное внутреннее нечто» (Страхов: 131). Это глубоко внутреннее, душа как таковая, конечно, тесно связана с внешней формой
человеческого бытия. «В то же время… идеальная душа возвышается над материей – она бессмертна» (Бохеньский: 202. 99).
Итак, в самой глубинной своей сути «человек – дух, а не просто
вещество. Потому и постижение самого человека в его связи с пред220
полагаемым бытием Всевышнего должно быть начато с духа, а не с
вещества (Страхов: 132). Сам человек продлевается всеми нитями в
мир людей. Тем не менее, как коллективная реальность, «человечество, может быть понято лишь при выходе за пределы её телесных,
осязаемых конструкций. В конечном счёте, человечество определимо
именно как дух» (Шарден: 308. 235-236). Субстанцию бытия душ
распространяют даже на бытие всей Вселенной: духовное начало
жизни «не может быть свойственно одному индивидууму, оно распространено во всём творении и проникает каждое отдельное существо, как общее дыхание природы. Так, общее для всех духов находится вне сферы индивидуальности», оно находится в неизмеримом
и абсолютном (Шеллинг: 312. 128). Следовательно, наряду с материализованными «богами», даже более существенно искать духовное
первоначало Вселенной.
3.1.-5.2. Всевышний и человечество
Подробней рассмотрим возможную роль неких космических сил в
замыслах и делах Всевышнего в связи с духовным выращиванием
человечества. Поскольку источники не дают целостной картины необходимых событий, я отодвину в сторону проблему хронологии, сосредоточившись лишь на моментах сущностных сопоставлений.
Высшая духовная сила Вселенной (или даже Мегавселенной), видимо, с особым пристрастием относится к божественнонравственному созреванию человечества: «Мы будем подвергать
вас испытанию до тех пор, пока не узнаем людей, сражающихся за
религию и упорствующих. Мы исследуем поведение ваше» (Коран:
Магомет, 33).
Некоторые знатоки предыстории поспешили непродуманно помочь
Всевышнему в изучении поведения человека. Диагноз оказался предельно простым: «быть может, когда боги вернулись к себе, жители
Земли взялись за старое», т.е. за «первородный грех, связанный с
актом зачатия, в котором всегда есть нечто животное» (Деникен:
168). Однако, в некоторых священных текстах указывается на запрет
не актов зачатия, а сношения людей с животными: «…И ни с каким
скотом не ложись, чтоб излить [семя] и оскверниться от того; и женщина не должна становиться перед скотом для совокупления с ним»
(Лев. 18; 23 и сл.). И тогда может показаться, будто главная беда человечества – его необузданное скотское начало.
Но когда кто-либо берётся за исследование природы человека, в
этом случае надо помнить, что она потрясающе многолика. Современность в лице школы З.Фрейда и его многочисленных последова221
телей, например, упорно вертит исследовательским микроскопом вокруг животных страстей человека. И главные беды, разрывающие
человеческое общество на части, практически большая часть исследователей ныне пытается раскопать в глубинах человеческой биологии. При этом, затмевается в сознании тонкая связь многочисленных
событий, окружающих человека, с миром духа, т.е. с исходно присутствующей в человеке искры Божией – божественной души.
В связи с главнейшей ролью души в каждом человеке, основные
корни несчастия множества отдельных людей и общества в целом
надо искать не в биологическом, а в духовном плане общественного
бытия. И тогда мы можем увидеть совершенно иную картину. Повторяющиеся искажения сути душевных отношений обусловлены
стремлением одной категории извращённых душ подчинить себе
многие, в большинстве своём чистые души. Само извращение порождается мнимым превознесением этих душ над другими, источником которого бывают часто «заслуги и слава, богатство и знатность»
(Хун Цзычэн: 21; 54). Причём, у этих частных искажений душ есть основополагающий корень, до которого мысль представителей естествознания добраться не сумела. Меж тем, на него указывают многие
места уже из самих священных источников, если внимательно к ним
приглядеться.
Так, при упоминании греховности Вавилона, именуемого «великой
блудницей», главным объектом критики становятся «цари земные»,
которые «прелюбодействовали с нею» (Отк. 18; 3). При попытках
приближения исследователей к сути основной тайны, изворотливость охранителей царизма и цезаризма вырывает из священных источников отдельные фрагменты в свою поддержку, и тогда получается: «Если ты скажешь, поставлю над собой царя» (Втор. ХVII. 14).
Однако данный фрагмент – лишь окончание фразы, и он в таком виде очень странен: Всевышнему ставить над собой земного царя просто нелепо. Между тем, в Божественном источнике субъект – народ.
К нему и обращено пожелание: «то поставь над собою царя» (Втор.
ХVII. 15). Для этой цели не привлекаются стоящие наверху царственные особы, а выбор осуществляется именно из равных: «…из среды
братьев твоих поставь» (там же). Кроме того, исключается любой
произвол избранного: «Только чтоб он не умножал себе жён» коней,
серебра, золота чрезмерно (Втор. ХVII. 16, 17).
Вообще, Божье покровительство, о коем грезят коронующиеся
персоны – исключительно их выдумка. Они ссылаются, например, на
Давида, который, якобы, «возблагодарил Бога за то, что тот подчинил ему народ» (Гроций: 267. 241). Хотя Давид в указанном месте
просто благословляет имя Господне без всяких дополнительных
222
условий (Пс. 144. 2). Более того, Давид в следующем псалме прямо
предостерегает: «Не надейтесь на князей», ибо от них нет спасения
(Пс. 145: 3).
Ради доказательства Божьей благосклонности к трону доходят,
подчас, до лжи. Христос, вроде бы, сказал: «Цари господствуют над
народами» (Лук. 22. 25). Но рассуждение, откуда выхвачен кусочек,
начинается раньше: «Был же и спор между ними (апостолами), кто из
них должен почитаться бо́льшим» (Лук. 22. 24). И далее: «Он же сказал им: цари господствуют над народами и владеющие ими (народами) благодетелями называются» (Лук. 22: 25). Т.е. во второй части
фрагмента – явная ирония: называются благодетелями, а вовсе ими
не являются. Наконец, подлинное Божье мнение: «А вы не так: но кто
из вас больший, будь как меньший, и начальствующий – как служащий» (там же). Далее мы видим, что сам Иисус дарит людям ключ к
субординационной загадке: «А Я посреди вас, как служащий» (Лук.
22. 27). Иначе говоря, чем выше духовный авторитет того или иного
лица, тем более он обязан быть равным среди других, и подлинно
служить им.
Следовательно, основным источником человеческих несчастий
являются всякие попытки превознесения одной категории душ над
другими, порождённые искусственно созданными прерогативами царизма или цезаризма. Именно страсть к искусственному праву на
господство подвергается выправлению Всевышним в человеческих
душах на протяжении мировой истории, ибо именно она, оставаясь
безнаказанной, становится причиной любой вседозволенности. А таковой, в виде следствия, и бывает часто развращённость плоти.
Итак, на носителей вседозволенности – цезарей, подающих пример вседозволенности ближнему кругу, а далее – гнилой части общества, обращена стрела гнева Всевышнего. Её несёт в себе то
один, то другой Его посланец: «Я увидел иного Ангела, сходящего с
неба и имеющего власть великую; земля осветилась от славы его. И
воскликнул он сильно: пал Вавилон, великая блудница… И цари земные прелюбодействовали с нею, и купцы земные разбогатели» от
шулерства да лихоимства, от чего неслыханно возросла роскошь Вавилона (Отк. 18; 3).
По мере роста безнаказанности и произвола, увеличивается и гнев
Всевышнего. Если же степень безнаказанности и распутства достигает немыслимых степеней, тогда гнусной части человечества приходится почувствовать на себе всю громаду Великого гнева: неожиданно из бездны Мироздания над Землёй появляется огромная дымовая завеса, так что исчезает Солнце (Отк. 9; 1, 2). Иоанн, используя знакомый ему образ, говорит также о явлении огромной саранчи,
223
напоминающей нам шагающих роботов из фильмов о звёздных войнах. Действительно, «на ней были брони, …и шум от крыльев её, как
стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну; / И на ней
были хвосты, как у скорпионов, а в хвостах её были жала…» (Отк. 9;
9, 10).
Не очень вдумчивому толкованию данной фразы кажется, будто
«нашествие римлян на израильские селения Иоанн видит, как выход
из-под земли железной саранчи, предводительствуемой императором-зверем, гонителем христиан» (Кедров: 129. 92-93). Причём, саранча рассматривается как «своеобразный муже-женский кентавр и
помесь коня со скорпионом и танком» (129. 84). Но в этом случае к
весьма причудливым образам Иоанна присоединены не менее причудливые исторические подробности и образы толкователя.
Меж тем, нашим современникам знакомы особые лучи устройств
гостей, способные поразить любую цель. Они могли показаться
Иоанну некими хвостами, которые фактически могли исходить от
мощных больших устройств, напомнивших Иоанну саранчу. Действительно, таковыми бывают огромные монстры в современных фильмах о «Звёздных войнах», которыми уничтожаются земляне.
Однако главное здесь то, что возможные материализованные помощники воли Всевышнего могли физически уничтожать духовно
гнилые силы человечества. Исполнителями Его воли выступают как
бы «ангелы», которые могут и войти в дом, и беседовать, например,
с Лотом (Быт. 19. 1,10). Причём, эти «ангелы» способны, простерев
руки, как бы вырвать Лота у разгневанной толпы и мгновенно переместить его в дом, а потом «людей, бывших при входе в дом, поразить слепотой» (Быт. 19. 11). Могут они также мгновенно «поставить»
всю семью Лота «вне города» (Быт. 19. 1,16). Т.е. когда выше шла
речь о каре Всевышнего, обращённой на гнилую часть представителей общества, рядом с ними существуют люди, которых высшие силы оберегают и стараются спасти. Это очень важный момент при понимании гнева Всевышнего.
Ну, а мера гнева Всевышнего такова, что, наряду с локальным
уничтожением, возможно и глобальное уничтожение духовно гнилой
части общества. В той же книге Бытия Всевышний «пролил на Содом
и Гоморру дождём серу и огонь», также обрушив их с неба (Быт. 19.
24). Когда современники пытаются истолковать природу этой кары,
они сравнивают её с ядерным взрывом. Об этом первым написал советский физик-астроном М.Агрест, позже – А.Казанцев, затем –
Дэникен и другие (304. 384). Подобное уничтожение не первично. Ранее оно было описано в «Махабхарате», где упоминается применение грозного оружия, позволяющего «мгновенно умертвить всех вои224
нов, в металлических доспехах. От этой пыли у человека выпадают
волосы и ногти», а все оставшиеся в живых становятся слабыми и
бледными. Там же приведён рассказ некоего Гуркха: он «с борта
огромного вимана единственным выстрелом уничтожил целый город
со всеми его пригородами» (Дэникен 98. 92).
Подводя итог данной теме, отметим, что «древние культуры… потрясают нас своей грандиозностью, ...особенно в Египте». В них присутствует «удивительное предвосхищение, как будто ожидание близости прорыва, который так и не состоялся» (Ясперс: 325. 77). То же
относится к временам, описанным Библией. Но теперь нам понятно,
что готовящийся прорыв имел в себе существенную червоточину.
Причина её возникновения отчасти рассмотрена и будет полнее рассмотрена позже. Однако сама червоточина оказалась настолько губительной, что Всевышнему пришлось применить крайнюю меру –
громадный и всепоглощающий потоп в отношении к прогнившей части общества. Таким описывает его древний источник: «Надвинулись
Первые великие воды. Семь больших островов поглотили они. Все
благочестивые спасены были, все нечестивые истреблены. Вместе с
ними большинство огромных животных» (37. 29-30).
Ныне следы древнего потопа находят то тут, то там. В частности,
наряду с потопом, поглотившим Атлантиду, «Р.Баллар открыл у северного побережья Турции затопленный город, что свидетельствует
о действительно произошедшем 11 тысяч лет назад Потопе» (8. 395).
Нам же надо бы помнить, что потопы, подобные произошедшему,
ранее «уже были и ещё будут многократно…, и притом самые
страшные… Боги, творя над Землёй очищение, затопляют её водами» (Платон: 210. 22с,d). Способы при этом используются самые
разные. Так, и Платон в приведённом выше месте, и Нострадамус
упоминают в качестве средства, породившего глобальную катастрофу, изменение оси Земли, и смещение полюсов (190. 55).
Потому человечеству важна стратегия осмысления и предотвращения карающих планету катастроф. И направлена эта стратегия на
подлинное возрастание духовного плана бытия людей. Само это
возрастание, с одной стороны, зависит от самосознания и воли каждой конкретной личности. С другой, – обусловлено коренным переустройством структуры общечеловеческой регуляции.
3.1.-5.3. Долг перед Всевышним
Иногда научная мысль берётся за «неизвестности в себе», опрометчиво полагая, что способна это сделать. Такое мы видели, и,
наверно, увидим не раз. Теперь вот, А.Гарвей и К.Линней, как им по225
казалось, «исследовали целесообразность, результаты и конечную
цель развития установленных богом порядков» (166. 206). Проблемы
в этом случае затронуты громадные. Величествен и непостижим
Всевышний, его замыслы в отношении к человечеству, его глубинные установления в отношении к человеческому бытию. Каждое из
них тончайшим способом осмыслялось многими представителями
философского разума, и проблемы эти ещё находятся только в стадии уяснения. У одностороннего мышления всё прозрачно, как солнечный свет: «целесообразность природы сложилась в результате
исторического развития видов в определённых условиях» (там же).
Т.е., Всевышний, по такой странной версии, думал лишь о биологии
видов, как бы запамятовав, что Сам Он связан с миром Духа, пребывающего за пределами материальности. Однако прозрения духовного опыта человечества свидетельствуют о первостепенном, сущностном значении духовного бытия людей.
В данной связи, становятся яснее перепады человеческой истории, подготовительным чудом которой было накопление колоссального потенциала развития людей, которое крайне неблагоприятно
оборвалось. Не поняв до конца сути конфликта, произошедшего в
отношениях между человечеством и Всевышним, кое-кто настойчиво
ищет ответ совсем в другом направлении: «Но почему удивительные
колесницы не были усовершенствованы дальше? Шаг за шагом, год
за годом?» (Дэникен: 283). Речь, ка мы помним, идёт о чудесных виманах. Однако зачем Всевышнему увеличивать техническое могущество тех, кто становится опасен для любой жизни во Вселенной?
Потому ближе к сути приостановки развития человечества мыслители, упоминающие о грехе людей, отделившем их от Бога. Правда,
в таких рассуждениях часто упрёк направляется против человеческого «Я»: «Грех – всегда личное деяние» (Бурлака: 185). Однако мы
выяснили, во-первых, что кроме ответственности каждого «Я», есть
социально-структурные проблемы, связанные с возрастанием значения цезаризма и царизма. И, во-вторых, даже личный грех должен
быть определён по сути. В этом, втором смысле кому-то кажется
важнейшей проблема злоупотребления человека «с тонким миром и
оккультными силами для эгоистических целей» (Богданович: 43-44).
Однако, данный вид злоупотребления носит частный характер, на
огромное человеческое бытие не распространяющийся.
Человечеству, меж тем, интересна глобальная цель собственного
развития, и столь же глобальные факторы, препятствующие её достижению. На эту глобальную причину указывают сами древние источники: «Тогда Третья и Четвертая возгордились: «Мы цари, мы боги». Они взяли жён, прекрасных видом, от разума лишённых, узкого226
ловых. Они породили нравственных чудовищ, злобных демонов,
самцов и самок малого разума» (СТАНЦА Х: 37. 29). Т.е., источник
отсылает основной упрёк посланникам Вселенной, показавшихся
людям «богами», которые безмерно возгордившись, воспользовались красотой земных женщин, созданной, по-видимому, именно
Всевышним.
Вряд ли, данная линия рассуждения – совершенно прямая. Мы с
вами помним о многих дарах, материальных и духовных, благодаря
которым человечество сделало огромный скачок в развитии. Потому
из когорты посланников Вселенной нужно выделить лишь особую
часть, которая, видимо, нарушила Божественный завет. Именно благодаря такой, внутренне загнивающей части, на островах Атлантиды
«возник великий союз царей, чья власть простиралась на многие
другие острова и на часть материка». Они, воспылав воинственным
духом, овладели Ливией вплоть до Египта и Европой вплоть до Тиррении (средней Италии) (210. 25b).
Далее мы приближаемся к ближней нам предыстории: она характерна возникновением «мировых империй ассирийцев, египтян, персов, индийцев, и ещё позже китайцев» (Ясперс: 71). Данный исследователь видит причину их возникновения в «необходимости остановить постоянные вторжения кочевых племён» (там же). Однако тема
военных захватов вторична по сравнению с темой возникновения
неполномочного господства одних людей над другими. Благодаря
исследованиям Платона, Аристотеля, Макиавелли, Спинозы, Монтескье ныне ясно: главное в обосновании неполномочного господства часто сводится к тому, что фигура на троне применяет суровые
меры ради спасения общественного благополучия. Цель как бы
оправдывает средства. На самом деле такое лицо (и его окружение)
«не обращает никакого внимания на общественные интересы, разве
что ради собственной выгоды» (Аристотель: 15а. 553). И тогда правление неминуемо достигает степени тирании, которая внешне – «хорошая крепость, только выхода из неё нет» (Солон: там же). Это, видимо, и есть главный грех в отношении к Всевышнему. Будучи в
светском плане осмыслен Платоном, Аристотелем, Макиавелли,
Спинозой, Монтескье, он порождает следствие – повторяющиеся в
мировой истории войны, которые организуются коронованными фигурами лишь для сохранения себя на троне.
В этой связи, можно предположить, что контакт пособников Всевышнего был вначале удобен с несколькими посвящёнными, которых
они защитили своим покровительством. На людей, защищённых
свыше, могла быть возложена миссия организации и целостного раз227
вития всего народа той или иной части света. Кто-то из них вёл порученное дело с честью.
Но была худая часть, как среди самих посланцев, так и среди приближённых к ним людей. Видимо, фигуры такого сорта подверглись
огромному искушению, о котором нам поведали Станцы. И посланники Всевышнего, а особенно приближенные к ним люди невероятно
возгордились: «Мы цари, мы боги».
Однако возомнившие себя богами персоны Земли, как правило,
забывают, что «если Он захочет, Он может стереть их с лица Земли
и сотворить других людей вместо них» (Коран: Женщины, 132). Кто
знает, но возможно, что сил Всевышнего вполне достаточно для
наведения порядка также среди Его космических посланцев.
В отношении человечеству и, может быть, своих посланцев текущих времён от Всевышнего пока следуют уговоры: «Разве не видите
вы, что Господь подчинил вам все сущее и на небесах, и на земле?
Он обратил на вас свои тайные и явные благодеяния» (Коран: Локман, 19). Время от времени текущему человечеству через пророков
присылаются дополнительные разъяснения: «Низвели мы книгу
арабскую и рассеяли на ней угрозы свои; быть может, люди остепенятся перед страхом Божьим; быть может, Коран заставит их задуматься» (Коран: Та га, 112). Тонкие исследователи улавливают подобные наставления, понимая их основную суть: «посредством мировой истории Бог как бы предостерегает от притязаний на исключительность» (Ясперс: 49).
Чувствуется, что наиболее болезненна для Всевышнего утрата
или откровенный отказ от принятых человечеством обязательств:
«Разве с их стороны не было дано торжественного обещания, не был
заключён договор с Писанием, чтобы говорить о Боге одну только
чистую правду?» (Коран: Эль-Араф, 16 8). Когда мы стремимся
уточнить суть божественной правды, Его послание нам подсказывает: «Бог… запретил вам всякую несправедливость и всякое несправедливое насилие» (Коран. Эль-Араф, 31). И действительно, разумные существа созданы Всевышним ради гармонично совместного
развития, в этом смысле «друг для друга, и поэтому они должны не
вредить, но помогать друг другу. А совершающий несправедливость
впадает в бесчестие» (М.Аврелий. 12. С. 523).
Как мы видим, часто наиболее ответственные лица за судьбы человечества не сохраняют верности союзу со Всевышним, оказываясь
изменниками в отношении к божественной справедливости (Коран:
Эль-Араф, 100). А когда пророки являют подобным лицам откровение, не льстящее их страстям, они преисполняются высокомерия.
Одних они начинают считать лжецами, других убивают (Коран: Коро228
ва, 81). Однако всяк из касты презирающих божественную справедливость должен твёрдо знать: «совершающие бесправие будут истреблены с Земли, и вероломные – искоренены из неё» (Прит. 2, 22).
Свидетелям нашей предыстории пришлось констатировать: от честолюбцев давних времён «немногие остались; несколько жёлтых,
несколько коричневых и черных, и несколько красных. Люди лунного
цвета исчезли» (СТАНЦА ХІІ: 37. 30-31).
Современное человечество, может быть того не понимая, оказывается перед очередным вселенским вызовом: ему, видимо, уготовано, с одной стороны, восстановить утраченную связь с миром душ и
союз со Всевышним. С другой стороны, на человечество возложена
обязанность преодолеть огромное честолюбие зарвавшейся части
сообщества людей. Тогда лишь появится возможность продолжения
пока неясной миссии человечества во Вселенной.
3.2. ПРОЯВЛЕНИЯ ДУШИ
3.2.-1. В чуждом царстве
3.2.-1.1. В душу с логарифмами
Проблемы предыстории, какими бы они ни казались значительными, сколь бы ни потрясали наше воображение, остаются всё же приметами бытия, весьма отдалённого от современности. Меж тем,
осмысление судьбы человечества во Вселенной нуждается также в
стратегических выводах современного сознания. Поскольку ныне
именно современное сознание творит суд над бедами и проблемами
прошлой и собственной жизни, подготавливая будущее. В этой связи,
поразительные параметры внешнего бытия предыстории должны
быть дополнены принципиально важными открытиями самой сущности человека, как особенного представителя жизни во Вселенной.
Ибо мир людей проясняет себя во Вселенной, прежде всего, посредством глубинного самоопределения.
С древнейших времён сущностью человека считается душа. Она –
средоточие личности во всех религиях, главный образ песенного
творчества у разных народов мира, источник переживаний, оценок
большинства людей. Правда, науке душа, при всех её видимых достоинствах, категорически не нравится. Не просвечивается она рентгеном или УЗИ, нет к ней биологических и генетических тропинок. А
наука, будучи физичной, химичной, биологичной, лишь себя саму
признаёт за высший критерий точного познания мира. И душу под229
пускает к микроскопу только при том условии, при котором её свойства можно, по крайней мере, пересчитать или умножить.
Заглядываясь с тоской на потрясающую сложность внутренней
жизни человека, наука надевает на нос защитные очки близорукости,
и с их помощью фиксирует лишь факт внешних видоизменения человеческих чувств (266. гл. 3). В них, мол, «всё оказывается приходящим и уходящим, шатающимся и колеблющимся, становится то
напряжённее, то слабее». И тут наука с радостью обнаруживает, что
к этим внешним проявлениям чувств можно приладить «понятие величины» (Гербарт: 63). Далее учёный берётся за логарифмическую
линейку, помогающую сосчитать признаки внешних изменений души.
Только художник в таких случаях поступает принципиально подругому: он настраивает тайные струны своей души на бездонные
глубины изучаемого им мира душ, и чутко подстраивается этими
струнами к тончайшим душевным взаимоотношениям людей.
Если вспомнить философскую суть приведённого различия, потребуется воссоздать в своём сознании Кантов водораздел между
законами природы и законами свободы (в коих царствует душа). Осознание имеющейся пропасти между ними очень существенно для
здоровой самокритики в отношении к возможностям науки. Но если
на нос предумышленно надеты очки близорукости, тогда ничто не
мешает заявить: исследование о душе может быть приравнено к
«исследованию о природе, поскольку она повсюду предполагает
вполне закономерную связь явлений и отыскивает её при помощи
величин и исчисления» (Гербарт: 70. 59). А далее, при совсем
ослеплённом сознании, можно просто приклеить словечко «механика» к фактически находящимся за пропастью непонимания тончайшим духовным процессам, и сравнить их «с механикой тел» (70. 90).
При этих потрясающих огрублениях душевные процессы впору изучать физике – подлинной матери механики. Правда, никто пока не
смог, например, лазером прооперировать душевные муки, лучом УЗИ
проследить воздействие души на настроение людей, рентгеном обнаружить кладовую душевных тайн.
Может быть, поняв, что сравнивать душевные процессы с механикой грубовато, наш научный поисковик находит другую мерку: «душа
называется умом, поскольку она представляет, и духом, поскольку
она чувствует и желает» (Гербарт: 143). Однако вовсе не ум (интеллект), а разум – лишь одна из способностей души, коих у неё немало.
Духом же во всех священных писаниях именуется способ божественного влияния на душу. Но научному поисковику такие важнейшие нюансы чужды, поскольку им изначально руководит стремление притянуть душевные процессы к обыкновенной формальной логике: «яв230
ляется несомненным фактом, что человеческие мысли обыкновенно
применяются в форме суждений» (Гербарт: 173).
Такая подробная остановка на идеях Гербарта, современника
Шеллинга и Гегеля, потребовалась потому, что он первый, следуя в
когорте мыслителей по пятам Канта, радикально отступил от его потрясающего открытия в изучении природы души. К осмыслению Кантом сложных тайн души мы ещё вернёмся. Здесь же важно то, что,
несмотря на минувшие два века, идеи Гербарта напрямую транслируются в современной науке. Так, душевные процессы вновь пытаются интерпретировать через симбиоз математики и логики (266. §§
3.4., 3.5., 3.6.)
Скажем, берётся для исследования «записная книжка психолога
Х», и вместо тонкого изучения его душевных состояний, вычисляются
«частоты встречаемости имён мужчин и женщин» (Сидоренко: 244.
134). Точно такая же методика применялась к произведениям А.С.
Пушкина. Там учёных также вовсе не интересовали его душевная галактика, полная содержательного многообразия и тонких прозрений.
Нет, они использовали мощности ЭВМ для определения частот
встречаемости стихотворных размеров (ямба, хорея и т.д.). Если же
в качестве предмета изучения оказываются люди, то учёных опять
совсем не интересует их душевный мир. Им важна лишь автоматика
восприятия данного или большего количества слов сознанием (244.
237).
Математике, считающейся царицей наук, очень хочется докопаться до скрытых душевных причин (Г.Суходольский: 259. 230). Но
средств для прямого контакта с душой у неё не было и нет. Остаются
лишь привычные «переменные (признаки, реакции, результаты заданий)», которые мыслятся в виде векторов и корреляций между ними
(259. 231). Да только, как бы ни собирались в сумму все внешние величины, глубинный внутренний анализ души в них неумолимо
ускользает. А потому приходится с грустью признавать: факторные
решения «всегда многозначны, поливариантны» (259. 240). Значит,
от желанной точности в познании скрытых душевных причин, даже в
союзе с логикой, царица наук пока невероятно далека.
3.2.-1.2. Драма целей
Потрясающая верность учёных методам, посторонним человековедению, при отчаянном игнорировании подсказок со стороны мудрецов, должна быть чем-то мотивирована. Каֺк, например, вопреки
мировому духовному опыту, можно утверждать: «взаимодействие
души и тела во внешних действиях не может первоначально проис231
ходить из души, потому что воля ничего не знает о том, что вносится
ей в нервы и мускулы» (70. 150). Аргументом в таком немыслимом
упорстве становится почему-то воля, отслоённая неведомой хирургией от души и разума, представшая в виде самостоятельного субъекта действия. Одновременно предполагается, будто внешние действия человека живут сами по себе – помимо побуждений и повелений изнутри. Хотя ничего такого никогда не было, и нет, поскольку
душа, активно действующее ядро психики, исходно регулирует изнутри и волевые акты, и всякие внешние действия.
Однако сама попытка полной нейтрализации сущности и активности души чрезвычайно симптоматична. На этой ниве в ХХ веке густо
натуманил Фрейд (266. §§ 3.6.-3.1., 3.6.-3.2.). А современные исследователи никак не могут оторваться от его пуповины. И с восторгом
первопроходцев повторяют заезженные идеи о первенстве насквозь
биологичного «фундаментально-бессознательного», в котором как
бы затаилось несчастное речевое сознание (Аркадьев). Бессознательное и сознание, как и в теоретических причудах Фрейда,
неустанно конфликтуют между собой, в результате чего могучее бессознательное начинает, подобно флюсу, отчаянно распухать.
Вся эта картинка предельно искусственна, полностью оторвана от
реалий взаимодействия души, сознания и органов тела. Но навязываемая в прошлом и ныне тенденция здравствует. Центром человеческой сути признаётся, как и у Фрейда, «фундаментальнобессознательное», а душа человека, как одухотворяющее, активное
средоточие его множественных проявлений в жизни, полностью
устраняется.
Меж тем, цель подобных манипуляций с душой вполне проглядывала уже в попытках замещения её сути математикой и логикой. Эти
попытки привели не просто к созданию ЭВМ, но к некому обожествлению её возможностей (266. §§ 3.5.-2.1., 3.5.-2.2.). А если одновременно превознести над свойствами души «фундаментальнобессознательное», тогда открывается прямая дорога к киборгизации
человека, способной, в тенденции, устранить из бытия одухотворённое человечество.
Действительно, под холодно-аналитическим взглядом учёного,
«человек оказывается самым ненадёжным блоком в созданных им
машинах, а также самым слабым - в механическом отношении - звеном» технологических процессов (Лем: 253. 526). И учёный ум задаётся вроде бы вполне благородной целью – усовершенствовать человека (253. 530). Скажем, предлагается удалить у него блок пищеварения (кроме печени и, возможно, части поджелудочной железы): в
ключевых точках можно подсоединить насосы, впрыскивающие пита232
тельные вещества и смазывающие масла. Незачем ему также и рот,
поскольку проблема речи решается применением радиосвязи. Соответственно, устраняются челюсти, их мышцы, зубы и губы. Хотя желательно всё же оставить скелет, скелетные мышцы, кожу и мозг.
Тем самым решается определённая техническая задача: увеличение
шансов выживаемости биотехнического субъекта в случае какой-то
аварии (253. 532-533).
Если чуть-чуть отстраниться от ажиотажа экспериментов со скорейшим созданием биологического киборга, и слегка задуматься,
тотчас возникнут серьёзнейшие вопросы. Первый из них – суть претензий науки в этом её виде поисков. Она, хотим мы того или не хотим, претендует на божественное величие. Ведь наукой ради узких
технических замыслов предполагается существенно разрушить величайшее из созданий на планете Земля. Учёные возразят: нужно,
ведь, кого-то посылать на далёкие планеты, а человек для дальних
перелётов малопригоден. При этом возражающая команда как бы
сама собой берёт на себя право решать проблему дальних и
сверхдальних полётов землян. Но отдельная команда учёных – далеко не всё человечество, а потому её фактическая правомочность
ничтожна. Да, и по существу Божественного права (267. §§ 2.1.-1.2.
2.1.-1.3.) человек, который наукой никогда не был создан, ни в коем
случае, ни под каким предлогом не смеет подвергаться даже частичному разрушению. Кроме того, события последних лет (о них поговорим после) чётко указывают науке её место в пределах Земной орбиты.
Вопрос второй относится к сопоставлению паритета научнотехнических задач, с одной стороны, человечества на планете Земля
– с другой. Зачумлённый ажиотаж по поводу мнимых возможностей
науки может, в конце концов, завести экспериментирующий люд к частичному или полному вытеснению человечества из его экологической ниши. Однако, каким бы ни был вариант создаваемого синтетического вида киборгов, группа экспериментаторов, каковыми являются учёные, ни имеет никакого Божественного и человеческого права
для устранения человечества с планеты Земля (253. 475). Ответственный исследователь в отношении к данной перспективе с полным основанием заявляет: «возможность перестройки человека
представляется нам чем-то чудовищным» (Лем: 253. 535).
Наконец, третий вопрос связан с отношением науки к человеческой душе. Вышеприведённые примеры и многие другие (266. ч. 3)
демонстрируют, как наука, с подачи О.Конта (136. 4) и В.Вундта (266.
7), отвергнув сокровенное в человеке, душу, предпочла ей второстепенные, подчас, несущественные её же признаки. Причём, процес233
сам исследования данных признаков она присвоила научный, т.е. величественный статус, а устранённую из поисков движущую причину
этих признаков она лишила познавательного статуса вовсе. Но
вспомним опять Паскаля: чувствительность науки к пустякам «и бесчувственность к существенному – какая страшная извращённость»
(154. фр. 198). Причём, многие учёные даже не понимают, что дурная
методология обязала их постоянно пребывать в извращённом состоянии сознания, занимаясь пустяками, как главным делом жизни, а
подлинно великую цель исследований придавать остракизму. В этом
отношении когорта будущих сподвижников науки, даже не осознавая,
испытывает подлинную драму целей: стремится к тому, что совершенно неважно, и не ведает о том, что крайне необходимо.
С данными, принципиально неразрешёнными парадоксами, наука
сегодня пытается двигаться вперёд в постижении сути человека, хотя, по существу, лишь топчется на месте. Указанные причины периодически прорывают пелену благополучия, разражаясь тем или иным
кризисом. И тогда эпизодически ставится под сомнение подлинная
научность, а проще, утвердившаяся неприкасаемость науки. Но стратегически гораздо важней подвергнуть переосмыслению «весь её
способ постановки задач и методологию» (Гуссерль: 82. 545).
3.2.-2. Реинкарнация
и идентичность личности
3.2.-2.1. Неоправданное упорство
Чтобы рассуждения о сложившейся традиции в человековедении
не были голословными, познакомимся с наиболее яркими точками
зрения.
Некоторые знатоки помнят о гипотезах философов: «философы
считали, что определённые субстанции – душа и тело; что душа, будучи сотворённой, продолжает существовать во веки веков, в то
время как тело временно прекращает своё существование, пока не
происходит воскресения» (Рассел: 222. 1). Действительно, здесь выражена самая общая установка, характерная для вдумчивой части
философов, повторяю, в гипотетическом плане. И мы помним из
трансцендентальной философии Канта, что человеческое сознание
имеет полное право на мир гипотез, часть из которых постепенно обретает свои достаточные основания.
Но знатоки, как отмечено выше, выводов философии Канта не поняли. А это для них накладно, ведь в данных выводах содержатся
мощно сжатые обобщения предшествующих этапов развития мудро234
сти. Один из важных выводов мудрости относится к предостережениям по поводу теоретического догматизма. Опасность его заключается в категоричном отрицании той или иной «неизвестности в себе».
Но возможна ли категоричность там, где человеческое познание не
имеет совершенно никаких опор.
Несмотря ни на что, суждения ряда знатоков страдают необоснованной категоричностью: «что касается жизни, которую мы наблюдаем сегодня, это учение (о душе) совершенно ложно. Вещество тела
постоянно изменяется в процессе питания и изнашивания» (Рассел:
222. 1). Но знаток либо не сообразил, либо осознанно сместил предмет обсуждения. Закончил он его изнашивающимся веществом тела,
но начал говорить не о теле, а именно о душе. Меж тем, душа и есть
«неизвестность в себе». Заменять её неизведанную сущность опытными наблюдениями над жизнью тела некорректно.
Далее знаток приплюсовывает к свойствам тела свойства сознания: «не существует, в дополнение к мыслям, чувствам и действиям,
какой-то чистой сущности - сознания или души» (Рассел: 222. 1).
Здесь сознание, как одно из возможных свойств души, во-первых,
напрямую отождествляется с душою, что теоретически неверно. А,
во-вторых, знаток опять жёстко судит о том, о чём пока совсем не ведает.
Другой знаток, повторяя оплошность категоричности в связи с непознанным миром душ, берёт на себя смелость даже «не строить
себе иллюзий о возможности жизни после смерти в некоем потустороннем мире» (Д.Дубровский: 101. 101). Т.е., фактически он призывает исследователей, черпающих идеи из пространства гипотез и прозрений, вообще от них отказаться. Мотивом знатоку служит ничем не
подтверждённое убеждение: «жизнь каждого из нас – «дар случайный» - единственна, уникальна, неповторима, невозобновима» (там
же). Но никто пока не знает, что привело именно данную индивидуальность в эту точку земной жизни. Как никто не ведает: что´ ей уготовано на возможном далёком пути её бытия.
Третий исследователь тему соотношения души и тела решает,
вроде, оригинальным способом: «мы утверждаем, что самопроизвольность жизни выражается в непрерывном творчестве форм, следующих друг за другом (Бергсон: 28. 81). Если предположить, что источником творческого вдохновения служат прозрения души, может
показаться, что здесь дана ярчайшая её характеристика. Сам исследователь глубинный источник «непрерывного творчества форм» никаким способом не обозначает и не мотивирует. Даётся сей источник
по примеру экспрессионизма в теории. И посредством данного экспрессионизма вырастает целая эволюционная теория «первона235
чального порыва жизни, переходящего от одного поколения зародышей к следующему, через жизнь развившихся организмов, образующих связующую нить между зародышами» (28. 82).
Вместе с тем, и природа первоначальности порыва, и его достаточное космологически-духовное основание опять никаким способом
не аргументируются. В итоге становится ясно, что в этом, с виду клокочущем наборе идей, не остаётся места ни душе, ни её предполагаемому источнику – Божественной сущности. Лишь намёки и полутона
в лексике «творческого порыва».
Что же касается проблемы соотношения души и тела, то у данного
исследователя всё предельно просто: «организм высшего позвоночного… является лишь развитием яйцеклетки его матери и сперматозоида его отца. Потому всякий индивидуальный организм, будь то
даже организм человека, представляет собой только почку, распустившуюся на соединённом теле своих родителей» (Бергсон: 43).
Меж тем, если в этом рассуждении присутствовала бы идея души,
проблема соотношения не просто яйцеклетки и сперматозоида матери и отца, а души ребёнка с душами родителей, была бы гораздо
сложней и интересней. Например, душевный строй детей и родителей, в отличие от их соматического сходства, часто кардинально
различается. Известны убийства детьми родителей и наоборот. Но
душа часть себя самой, видимо, уничтожить не может. Значит, души
детей получают самостоятельное рождение, в отличие от телесных
свойств.
Есть в ряду традиционного человековедения и упоминания темы
потустороннего бытия душ: «если мы хотим верить, что человек живёт после смерти, то мы должны допустить, что память и привычки,
будут воспроизводиться в новых обстоятельствах» (Рассел: 222. 1-2).
Данное рассуждение перспективно, и требовалось лишь поискать в
древности да в современных экспериментах соответствующих подтверждений. Но, как и ранее, любая интересная идея, без попыток её
зондирования со всех возможных сторон, тут же рубится на корню:
«мозг и его структура разрушаются со смертью, и память, видимо,
тоже должна разрушаться» (Рассел: 222. 2). А далее добавляется
весьма странная фраза: «нет оснований считать иначе». Но если их
нет, это не значит, что их не может быть. Да, и приведённые знатоком собственные основания опять относятся к телу, а душу следовало бы изучать совершенно иными средствами.
Спешка опасна во многих делах. Тем более, её нужно избегать,
соприкасаясь с тончайшими проявлениями скрытого мира душ. Путь
мудрецов иной – чуткое и разностороннее изучение любой тончайшей реальности, проявляющейся в бытии человека.
236
3.2.-2.2. Предощущения инобытия
Философское исследование души, как и иных явлений, обращается преимущественно к пограничным её состояниям. Именно в точках
высшего напряжения сложнейших состояний души можно усмотреть
свойства её сущности. Сущность души, может быть, проглянет в возможных местах соприкосновения действующего и потустороннего
бытия. Такими переходами из одного бытия к другому и обратно издревле считается явление реинкарнации. И мы, как всегда, не будем
спешить с окончательными выводами, ведь, речь идёт о крайне тонких сферах. Потому основным в уяснении сути перевоплощений в
состояния инобытия и возвращения в этот мир будет исключительно
гипотетический путь (Лосский: 163. 12).
Один из намёков на возможность реинкарнации встречается в
священном писании: «Можете ли вы быть неблагодарны Богу, вы, которые были мертвы, и которых Он оживил, к Богу, который лишит вас
жизни, чтобы впоследствии вернуть к ней снова, и к которому вы
снова возвратитесь» (Коран: Корова, 26). Данный источник чётко говорит о Божественном влиянии на неоднократные процессы уходов
человека из жизни и возвратов его к ней. Определена и конечная
черта таких перевоплощений – возвращение ко Всевышнему.
Другой намёк встречается у Платона. Его пример поучителен: в
отличие от современных традиционалистов, скептиков и ленивцев,
он, духовным опытом ощутивший бессмертность души, энергично
предлагает «начать поиски и припоминать то, что мы сейчас не знаем, т.е. не помним» (208. 86b).
Г.Лессинг столь же склонен был, образно рассуждая о большом
общечеловеческом, и маленьком, индивидуальном для каждого, колёсах перевоплощений, предполагать наличие долгого пути к совершенству (93. 381). Также и Н.Лосский развивает идею индивидуального накопления творческих сил в ходе смен периодов жизни. Примером у него является Моцарт, который «выработал свой музыкальный гений в жизни, предшествовавшей его рождению в 1756 г., в такой совершенной степени, что уже в возрасте трёх лет увлекался музыкой и начал творить, будучи пятилетним ребёнком» (163. 55).
Наряду с возрастанием лучших качеств, видимо, возможно и обратное. Эмпедокл упоминает клятвами скреплённое постановление
богов: если кто греховно совершит кровавое убийство, или иное тяжкое преступление, – тот тысячелетия будет «должен скитаться вдали
от блаженных, рождаясь, время от времени», и «меняя (один за другим) тяжкие пути жизни» (324. 122). В этом же ключе часто упомина237
ют Карму, как цепь причин и следствий, переходящих из одной жизни
в другую.
Отсюда возникает неклиническое объяснение тяжких врождённых
недугов. Часто невыносимые муки связывают с «жестокостями, совершавшими этими людьми в их прошлых жизнях». Карма оказывается средством воздаяния за жуткие дела (Успенский: 499). Полагают также, что если страдания будут сопровождаться внутренними
изменениями и благими поступками, «тогда новая карма сотрёт старую» (там же). 224. Т.е. сам факт смерти не изменяет сути вещей.
Но, согласно Сведенборгу, несмотря на периодические уходы в мир
иной, именно самому человеку предстоит возвращать нравственную
чистоту своего бытия (281. 44). В этом отношении, отчасти, просвечивает суть земного бытия: с одной стороны, оно может быть ступенями самосовершенствования посредством нравственных подвигов.
С другой стороны, продолжающиеся воплощения связаны с этапами
тяжких испытаний – ради очищения от преступлений первых времён
жизни на Земле.
К приведённым, пока ещё весьма приблизительным соображениям, стоит присоединить достаточно существенный эскиз описаний
А.Курганом явления «deja vu» (уже виденного). Отечественные трактовки deja vu, естественнонаучные в своей основе, этот феномен
традиционно относят «к патологиям психики и памяти» (150. 23).
З.Фрейд, столь же превозносивший научную значимость своего психоанализа, в работе «Толкование сновидений» ситуацию deja vu увязывает с некогда увиденным сном. Но сны, по Фрейду, жёстко зависят от предыдущего опыта (150. 12). А потому у него никакого особого deja vu нет, но есть лишь реальные факты, спрятавшиеся в бессознательном.
По итогам проведённого А.Курганом опроса, «у большинства людей deja vu происходит мгновенно». Однако не редки случаи, когда
это состояние продолжается «от нескольких секунд до нескольких
минут» (150. 2-3). Поэтому его зависимость от сна вовсе не обязательна. Юнг, гораздо более вдумчивый и ответственный исследователь, нежели Фрейд, вспоминает о странном случае, произошедшем
по пути в Найроби. На острой скале, возвышавшейся над железной
дорогой, он увидел фигуру человека, опиравшегося на копье: «эта
картина из чужого мира заворожила меня: я испытал состояние deja
vu. В одно мгновение я словно вернулся вдруг в свою прочно забытую молодость. Да, этот темнокожий человек ждал меня здесь последние две тысячи лет. Чувство исторической принадлежности этой
земле я пронёс через все путешествие по дикой Африке» (150. 1516).
238
Юнг иногда также упоминает о зависимости deja vu от сновидений.
Но, в отличие от Фрейда, он связывает содержание сновидений не
просто с прежними реалиями, но и с воссозданием в них событий
прошлой жизни (150. 17). Сам он, к примеру, «был убеждён, что живёт параллельной жизнью, и отчасти пребывает в XVIII веке. Регулярные экскурсы в собственное прошлое неизменно приводили великого психиатра в полнейшее замешательство» (А.Курган: 15). И мы
можем предположить, зная его огромную исследовательскую честность, что deja vu Юнга есть одно из свидетельств его периодических
контактов с информацией сверхъестественного мира.
Самый существенный опыт встреч с deja vu возникает тогда, когда
люди «утверждают, что у них повторяется это состояние целиком и
полностью» (150. 1-2). Так это было у Юнга. Есть при оценке достоверности восприятий deja vu и репрезентативные опросы. В одном
исследовании в отношении к американцам о своих впечатлениях о
deja vu сообщили 59%, в другом – 75% (114. 411). Направленных исследований явления deja vu никто не проводил, да и вряд ли когдалибо проведёт. Ведь, «deja vu обладает принципиальным характером неожиданности и спонтанности, так что его нельзя изучать в лаборатории как вещь и проводить эксперименты» (А.Курган: 25).
Тем не менее, подтверждённый неоднократно феномен deja vu
неплохо дополняет имеющиеся предположения о реинкарнации. Поскольку неожиданно увиденная и остро переживаемая картина прошлого, не связанная ни с каким предшествовавшим реальным опытом, невольно отсылает нас в опыт предыдущей жизни.
3.2.-2.3. «Я» в смене эпох
Наряду с предощущениями инобытия желательны более осязательные приметы прямой связи между двумя или несколькими жизнями одной и той же личности.
Генетика с виду опровергает такую возможность, утверждая, что
её доказательства исключают передачу приобретённых признаков по
наследству (67. 19). Правда, данный вердикт касается лишь прямой
генетической связи между родственниками. Но в описаниях deja vu и
в иных свидетельствах речь идёт о совершенно другом – о развитии
черт характера и привычек одной и той же личности, побывавшей в
других временах в разных обличьях. Потому генетическому анализу
нужно бы поискать факты идентификации (либо её отсутствия) применительно к подобным случаям.
Проблема перехода той же личности из одной в другую фактическую жизнь постоянно интересует философов: было бы удивительно,
239
если бы «один и тот же индивид существовал сначала в Несторе, потом в Сократе или каком-нибудь нашем современнике». И проникший
в его душу, мог бы «узнать о его тождестве на основании впечатлений или знаков», сохранившихся от Нестора или Сократа (Лейбниц:
157. 241). Интерес этот жаждет подтверждений перевоплощения. Но
приходилось терпеливо ждать, когда найдут достоверные воспоминания людей о прежней жизни, соотносящиеся с фактами, говорящими о реальности такой жизни (Лосский: 57-58).
Меж тем, Пифагор, первым заявив о достоверности перевоплощений (155. 336), утверждал, будто некогда был Эфалидом, сыном
Гермеса (не того ли Гермеса-Тота из середины ІІІ тысячелетия до н.
э.?). Затем он вошёл в Евфорба, был ранен Менелаем. Причём, из
воспоминаний Евфорба известно, что он действительно был когдато Эфалидом. После смерти Евфорба душа его перешла в Гермотима, а тот, желая доказать родство с Евфорбом, явился в Бранхиды и
в храме Аполлона указал щит, посвящённый богу Менелаем. Правда,
теперь этот щит уже прогнил, и осталась лишь отделка из слоновой
кости. После смерти Гермотима душа Пифагора воплотилась в Пирра, делосского рыбака. Тот по-прежнему всё помнил: как он был вначале Эфалидом, потом Евфорбом, потом Гермотимом, потом Пирром. Сам Пифагор появился на свет через время после смерти Пирра, и тоже сохранил память обо всем вышесказанном (155. 333).
Данное свидетельство Диогена Лаэртского настраивает на очень серьёзное к нему отношение, ведь, в нём содержатся перекрёстные
воспоминания и конкретные факты, подтверждаемые пристрастными
свидетелями того времени.
Напряжённый критичный ум, достойный уважения, всё же предостерегает: «наблюдения над детьми с очевидностью показывают, что
нет других идей, кроме идей, получаемых из ощущения или рефлексии» (Локк: 161. 166). И современный исследователь с живостью откликается на постоянно возникающие сомнения. Речь идёт о Яне
Стивенсоне, описавшем случаи реинкарнации в четырёх томах, к коим относятся: «Невыученные языки» (1984), «Дети, помнящие
предыдущие жизни» (1987). Будучи профессором психологии, он в
течение 40 лет изучал случаи воспоминаний прошлых жизней детьми
от 2 до 5 лет (299. 247). Исследования проведены Стивенсоном с
чрезвычайной ответственностью: все беседы фиксировались с помощью письменных и магнитофонных записей. Для подтверждения
устных свидетельств, «тщательно проверялись документы, регистрационные книги и архивы. …Выяснялось, не получил ли ребёнок
информацию любым другим путём, кроме воспоминаний» (241. 223).
240
На некоторых случаях возможных перевоплощений стоит остановиться. Например, Рина Гапта, девочка 2-х лет из Нью-Дели, в 1966
г. поведала своей бабушке, что у неё был муж, который злодейски
убил её и томится в тюрьме. Друг матери девочки услышал о семье
сикхов, где действительно муж убил молодую жену, и что тот находится в тюрьме за убийство. Родители погибшей женщины «согласились встретиться с Риной, которая тут же узнала в них отца и мать»
(299. 247-248).
Ещё одно чуть ли не фантастическое событие, изученное Стивенсоном: «в 1981 Роми Крис, девочка из де-Мойна (Айова), как-то сказала родителям, что была раньше женатым мужчиной, Джо Вильямсом, который умер несколько лет назад, попав в аварию на мотоцикле, и оставив жену Шейлу, и троих детей. Маленькая Роми умоляла,
чтобы ей разрешили встретиться с семьёй, которая жила в г. ЧарльзСити, в 140 милях от Де-Мойна. Была предпринята поездка в г.
Чарльз-Сити, где Роми узнала многие постройки и нашла свой дом.
Версия о смерти Джо Вильямса в аварии подтверждена также вдовой
Шейлой, как и некоторые другие детали, которые никак не мог знать
ребёнок, живущий к тому же за 140 миль» (299. 248).
Случаи воспоминания прошлых жизней обнаруживают и другие
психиатры. Так, в 1963 г. 12-летний мальчик, перебегая улицу, попал
под грузовик и погиб. Спустя три года, его мать, Эйлин, родила второго ребёнка. Выросши до трёхлетнего возраста, ребёнок однажды
попросил мать голосом погибшего сына включить телевизор, чтобы
посмотреть фильм о любимом шерифе. Женщине стало дурно, ведь,
фильм об этом шерифе уже 10 лет не появлялся на экранах. Но
фильм этот был одним из любимых фильмов старшего сына. Спустя
время, малыш спросил, где их старый «Понтиак»? Действительно, у
них лет 7 назад была такая машина. Тогда родители рискнули показать ребёнку фото школьных товарищей, учителей погибшего сына,
а заодно и дальних родственников. Психиатр, наблюдавший за мальчиком, был поражён: «Фрэнк всех назвал по именам, и перечислил их
привычки» (122. 299-300).
К сожалению, кое какие психиатры натыкаются на подобные случаи спонтанно, вовсе не пытаясь подойти к изучению данного ряда
фактов системно. Пока это делает только Ян Стивенсон, выявивший
одновременно соотношение реинкарнации и биологии в связи с
этиологией родимых пятен и врождённых рефлексов. В своём труде
на 2300 страницах текста им «рассмотрено 210 случаев, в которых
родимые пятна детей или врождённые дефекты совпадали с ранами
из прошлых жизней» (241. 229-230). В отличие от многих взрослых, к
коим относятся и нечуткие психиатры, Стивенсон внимательно изу241
чил родимые пятна детей, вспоминавших прошлую жизнь. Он тщательно верифицировал факты из их возможной прошлой жизни с подробностями личности, на которую указывал тот или иной ребёнок.
Для этой цели он использовал рассказы очевидцев, медицинские записи и протоколы вскрытия.
Можно с большой степенью достоверности признать доказанной
Яном Стивенсоном реальность реинкарнации. Да, и трудно оспаривать такие исследования, если, например, его пациент, 5-летний ливанский мальчик Имад Элавон, сообщил «57 проверяемых утверждений о его прошлой жизни в теле Ибрахима Бонханзи, который
умер от туберкулёза. Причём, 51 из всех утверждений, т.е. их подавляющее большинство, оказалось абсолютной правдой» (299. 249).
Ну, а в целом Стивенсоном и его коллегами за сорокалетний период
«собрано и верифицировано 2 600 случаев реинкарнации в самых
различных странах» (241. 231).
К теории реинкарнации относится также феномен ксеноглоссии.
Примером её может быть английская девочка из Блекпула. Она «в
1931 г. начала называть себя Телекой Вентуи, вавилонкой, жившей в
эпохе ХVІІІ династии, в Древнем Египте, т.е. примерно в 1400 г. до
н.э. Обследовав её, психиатр Ф.Вуд записал несколько странных
фраз, и отослал их египтологу Г.Халму. Тот засвидетельствовал: эти
фразы имеют высокую степень грамотности, содержат много архаизмов, идиом и оборотов, характерных для египтян дохристианской
эры. Чтобы разобраться детальней, Халм отправил в Блекпул список
из 12 вопросов. Они касались мельчайших подробностей быта вавилонян. К его величайшему удивлению, он получил точные ответы,
причём, приведённые девочкой сведения были известны лишь дюжине египтологов мира. А в прямом эксперименте за полтора часа
девочка написала 66 правильных фраз иероглифами. Халм теперь
убеждён: он услышал голос прошлого» (299. 145-146).
Феномен реинкарнации отчасти подтверждают и психоделические
опыты С.Грофа. Таковым, например, является случай Ренаты: четыре ЛСД-сессии подряд пробуждали в её подсознании сцены из одного и того же периода чешской истории – жизни Праги ХVІІ столетия.
Однако, до этих сеансов Рената никогда специально не изучала тот
период истории. Меж тем, она зафиксировала множество архитектурных деталей, особенностей покроя женского и мужского платья,
форм оружия и предметов обихода. И психиатру пришлось по специальным трудам проверять достоверность сообщённых ею сведений,
которые оказались вполне адекватны (75. 255-257).
Понятно, что феномен реинкарнации отвергает постулаты некоторых религий и, тем более, естественнонаучную философию (299.
242
249). Но при соревновании теорий, опирающихся на предположения,
с теориями, подтверждёнными, кроме гипотез, многими фактами,
первым теориям предстоит пересмотреть своё содержание. А главным является всё же иное: к настоящему времени «исследователи
накопили столько неопровержимых свидетельств реинкарнации, что
эта тема... может быть переведена в разряд ...высокой доказательности» (К.Бейч: 241. 220). Т.е. теория реинкарнации ныне практически выдержала и испытание временем, и нападки профессиональных
критиков.
Таким образом, сообщество исследователей получило совершенно новое представление о реальности инобытия душ, способных
пребывать в разных телах и эпохах, сохраняя при этом идентичность
человеческого «Я». Это – огромное достояние современности, позволяющее в совершенно ином ключе рассматривать и саму человеческую жизнь, и её прошлое, и, соответственно – будущее.
3.2.-3. Реалии инобытия
3.2.-3.1. Перед миром душ
Традиция пока продолжает давить на неокрепшее сознание исследователей авторитетными ссылками на достижения современной
науки: она, мол, «не даёт никаких указаний на то, существует ли душа или сознание как некая сущность» (Рассел: 222. 6). И, несмотря
на то, что ХХ и ХХI века относятся к периоду прорывов к неведомым
горизонтам знания, традиция сохраняет верность уровню знаний середины ХIХ века. А тот век настойчиво твердил: «простое нечто души
совершенно неизвестно, и таким остаётся навсегда» (Гербарт: 70.
220). Причём, категоричный тон у кое-кого ныне приобретает даже
запретительный характер: «мы должны совершенно отбросить
взгляд на бессознательную психическую деятельность как на непосредственное
проявление
трансцендентного»
(МордухайБолотовский: 113).
Творческий дух мудрости способен направить само научное исследование к неожиданным маякам, раскрепощая его от косных рамок. И освобождённое сознание в состоянии заметить, например, что
уже в «Одиссее» был описан «сеанс вызывания душ умерших». Так,
«в одиннадцатой книге, озаглавленной «Книга мёртвых», Цирцея,
будучи могущественным медиумом, даёт Одиссею точные указания,
как вызвать духов» (281. 20).
Научное сознание не может ныне сохранять в себе искусственную
изоляцию от самой неожиданной информации. Учёный со вполне
243
конкретным научным интересом вправе задуматься: почему все религии, к коим обращены серьёзные взоры миллиардов людей на
планете Земля, неустанно направляют внимание наших душ к потустороннему, сверхъестественному миру? И более открытые к иным
мирам исследовательские умы берут на себя ответственность заявить: наш мир может иметь сверхъестественное продолжение,
«только современная цивилизация не верит в это!» (Лем: 253. 456).
И.Кант, коего невнимательные знатоки причислили к консерваторам, с огромной чуткостью следил за всеми процессами, расширяющими наше познание до самых невероятных состояний. Он, например, писал Ш.Кноблох: «с нетерпением жду книгу, которую Сведенборг намерен издать в Лондоне. Как бы я желал лично расспросить
этого человека!» (116. 360). А познакомившись с описаниями Сведенборга, Кант смело отмечает: «уже в этой жизни каждая человеческая душа имеет место в мире духов и принадлежит к определённому сообществу душ, сообразно с состоянием в ней истинного и благого» или ложного и злого (116. 343). Чуть ранее Лейбниц, столь же
задумываясь о расширении границ познания, пытался осмыслить незаметные восприятия в пневматике, т.е. в духовном мире. Он настаивал: их неразумно отвергать «под тем предлогом, что они недоступны нашим чувствам» (Лейбниц: 157. 56).
Если современный исследовательский мир позволит себе полагаться не только на реальный эксперимент, но и на опыты души, тогда он способен развить в себе высокую чуткость в отношении к особенному состоянию сферы идей. В этой сфере «всякая из идей… реально существует на соответствующем ей плане, и притом по иным
законам времени и пространства, чем привыкли мы». Кто-то при помощи ясновидения, а исследователи посредством особо чуткого отношения к ним «могли бы воспринять объекты этого плана» (Чаттерджи: 59). Т.е. духовный опыт, в отличие от материальноэкспериментального, целеустремлённо отыскивает данные, «каким
образом душа может находиться в мире, и в других существах, подобных ей?» (Кант: 116. 366).
Наиболее очевидный процесс для психейной онтологии относится
к восприятию душой ухода из жизни родного или очень близкого человека: «после смерти любимого человека мы чувствуем иногда, что
связь с ним не прервалась, а стала ещё более непосредственной,
ещё более интимной» (Лосский: 63). И сколь бы ни было трагичным в
тот момент ваше состояние, исследовательское сознание не перестаёт удивляться невероятно значимой осязательности присутствия
уже похороненного человека. Так, изобретатель Т.Эдисон, будучи
постоянно связанным с материальными экспериментами, в этом слу244
чае думал совсем иначе: «вполне обоснованно, что те, кто жил на
этой земле и продолжает жить после смерти, захотят рассказать об
этом тем, кто остался в этом мире» (299. 331).
Но если мы берёмся доверять духовному опыту, в таком случае,
мы имеем полное внутреннее право внимательно отнестись к свидетельствам лиц, обладающих способностью отчётливого восприятия
реалий сверхъестественного мира. Скажем, «Г-н Сведенборг делит
видения на три рода. К первому роду относятся те, когда он свободен
от тела. В этом состоянии он видел, слышал и даже осязал духов.
Это с ним происходило раза три-четыре. Ко второму роду относятся
те, когда дух куда-то уводит его, и он вместе с духом оказывается в
совершенно иных краях, видит там дома, леса, людей в течение нескольких часов, пока внезапно не почувствует себя на своём настоящем месте. Это с ним происходило раза два-три. Третий род – обычные виде́ния, они у него присутствуют ежедневно наяву, и на них построены все его рассказы» (116. 342).
Мы, разумеется, понимаем, что в отношении к подобным свидетельствам неукоснительно действует принцип достаточного основания. Т.е., принимать к сведению мы вправе всю информацию, но руководством исследовательского духовного опыта становится лишь
та, которая так или иначе проверяема и имеет достаточную степень
достоверности.
Памятуя о трансцендентальной способности разума и о его стратегическом стремлении к трансцендентальному синтезу, мы ныне
можем уверенно полагать, что «религия и наука – две внутренне связанные стороны… одного и того же полного акта познания» (Шарден:
277). Стремясь достичь высшей степени проницательности, современное исследовательское сознание в полной мере окажется продуктивным и всеохватным, если неустанно, без предвзятостей, будет
соединять в гармоничную целостность знания этого и того мира.
3.2.-3.2. Непредсказуемые парения
Ещё одним существенным явлением, свидетельствующим о бытии
потустороннего мира, являются выходы душ людей из их тел. Несмотря на малую известность такого опыта, считается, что «это универсальное явление, присущее человеку. Его универсальность заключается в том, что он известен на протяжении всей письменной
истории человечества». В то же время, «явно совпадают его проявления у людей самого разного культурного уровня» (А.Смирнова,
Н.Литвененок: 241. 210).
245
Ныне известно, например, что «старшие жрецы Ра владели искусством освобождения своего астрального тела. Лёжа, они могли
«навещать» другие города, и иные страны» (Кульский: 18). А тибетские ламы говорили: «зачем иностранцам трудности по восхождению. Им не достичь успеха. Многие из наших лам бывали на вершине
Эвереста, только… в тонком теле» (Н.Рерих: 122. 277).
Фактичность данного опыта рискнули проверить физики: К.Кротов
и исследователи его группы замеряли биополя людей, ушедших из
жизни. У людей, естественно умерших, аура затухает дня через три.
У убитых, погибших (а таковых была целая группа) сильная активность биополя продолжалась в течение эксперимента (около месяца). Экспериментаторам в этом случае постоянно казалось, что ктото находится рядом с ними (329. 18.11.11)
Считается, что опыт воспарения над собственным телом происходит чаще во сне. Так, некий Вильмот в 1863 г. плыл на пароходе из
Ливерпуля в Нью-Йорк. Жена, узнав о плохом прогнозе погоды, сильно забеспокоилась и долго не могла заснуть. Около 4 часов ночи ей
показалось, что она пошла навестить мужа. По возвращении мужа,
«описание парохода, данное женой, совпало во всех деталях, хотя
она его никогда не видела» (122. 272). Кто-то полагает даже, что во
время сна все мы регулярно покидаем тело, только не осознавая
этого. Но можно попытаться зафиксировать данное состояние. Скажем, «падение во сне – это возвращение в физическое тело»
(Р.Монро: 281. 261).
Гораздо чаще «Я» замечает воспарения над собственным телом
при кризисных состояниях человека. Женщина, например, поведала
психиатру о совершенно необычном случае: «роды были очень трудные. Врач решил, что я в безнадёжном состоянии, и сообщил родственникам, что я умираю. [ ] Тут-то я и почувствовала, что вокруг
меня в комнате и под потолком парит множество людей…. Я… узнала свою бабушку, школьную подругу, родственников, друзей» (Д-р
Моуди: 281. 170).
Разумеется, в личные восприятия совершенно необычных явлений
поверить бывает трудно. Потому гораздо существенней такие же
случаи, но подтверждённые объективными данными. Обратимся к
примерам этого плана. Скажем, у тяжелобольных детей выход души
из тела совершается не только при умирании, а иногда и раньше:
«девочка после выздоровления рассказала отцу, как встретила Там
брата. Отец начал неожиданно плакать: действительно у неё был
раньше брат, но умер» (281. 391). В другом случае «Я» девушки, оказавшись вне тела, переместилось в соседнюю комнату и увидело её
обстановку. А после девушка «точно описала сестру, где та сидела,
246
что говорила и как плакала, сильно, тем самым, озадачив её» (281.
197). Наконец, ещё случай, когда юноша, в бессознательном состоянии вынесенный из дома при пожаре, поведал после: «Я рассказал
отцу, как´ он вытаскивал меня, кто´ в чём´ был одет, как´ они меня
несли, о чём´ говорили». И его отец подтвердил точность всего сказанного (281. 198).
Замечательно, что, несмотря на одёргивания со стороны традиционной науки, есть немало подлинных исследователей, тщательно
изучающих самые непредсказуемые случаи и обстоятельства.
Например, в Американской Ассоциации Психиатров (Сан-Франциско,
1980 г.) был заслушан доклад докторов медицины С.Твемлоу и
Г.Габбарда: «Внетелесные переживания: феноменология». В нём
приведены данные о 339 опрошенных пациентах, переживших внетелесные переживания: «опрос с очевидностью показал, что при ВТП
осознаётся не просто отделение сознания от тела, но и ощущение
полного отделения личности». Знаменательно, что при данных обстоятельствах «не возникает провалов в сознании. Теперь достоверно известно: на пациентов не было оказано никакого гипнотического
воздействия, у них не возникало рассеивающего сна и сновидений.
Напротив, все опрошенные подчёркивают наличие в тот момент
обострённого самосознания» (241. 219). Важно и то, что о выходе из
своего тела свидетельствуют сами медики – врач и медсестра – пережившие клиническую смерть (281. 160).
Наконец, чрезвычайно продуктивен многосторонний опрос и анализ ситуаций с покиданием душами своих тел, проведённый доктором Моуди. Его группа описала и обобщила примерно 150 случаев
выхода «Я» из собственного тела (281. 147). Кратко суть приведённых Моуди обобщений выглядит так: человек во время наивысшего
состояния слышит, как врач объявляет о смерти, видит, как его пытаются оживить (281. 149). В этот момент он может оказаться вне
собственного физического тела и смотреть на него со стороны (281.
157). А сам он попадает и движется через туннель (281. 149). Движение по тёмному туннелю ошеломляюще быстрое (281. 157). Каждый,
вышедший после из данного состояния, сообщает о сильном чувстве
одиночества: «невозможно связаться с людьми. Это ужасно». Однако
в какой-то момент появляются другие, чтобы помочь осуществить
переход (281. 169). В их числе мелькают духи родственников (281.
149).
Разумеется, вышеприведённое описание – это «самая общая модель, составленная из элементов, присутствовавших в очень многих
рассказах» (Д-р Моуди: 281. 150). К числу общих моментов относится
и способность слышать: «многие люди рассказывали, что слышали,
247
как врач или присутствовавшие в тот момент говорили, что они мертвы» (281. 152).
И вновь стоит обратить внимание на то, что дерзновенные исследователи уверенно зондируют ранее казавшиеся неприкосновенными области познания. Так, изучения процесса воспарения душ над
собственными телами активно продолжаются. Ф.Скунмэйкер, например, получил данные о 2300 пациентах, побывавших на грани смерти. 1400 из них подтверждают вышеописанные восприятия. К.Озис
предложил вопросник 3 800 больным, вышедшим из состояния на
грани смерти. И опять более одной трети из них в состоянии воспарения над телом видели бестелесные фигуры (281. 295).
Итак, опыты описаний реинкарнации и воспарений над собственным телом совершенно отчётливо свидетельствуют о главном – существовании не мифического, а осязаемого потустороннего мира.
Причём, после невольного опыта покидания душой собственного тела «человек не сомневается, что жизнь со смертью тела не прекращается» (122. 291). Да и сами люди, испытавшие околосмертные переживания, подошли «к пониманию того, что мир души – это наш
настоящий дом» (А.Смирнова, Н.Литвененок: 241. 220). Д-р Моуди,
например, убеждён: «главным достижением последних лет является
отныне самый важный и непреложный факт – по смерти тела жизнь
продолжается. И этот факт утверждён как религией, так и наукой»
(281. 331).
Потому, сохраняя в себе необходимую долю критического сознания, постараемся углубиться в более подробное понимание признаков и свойств инобытия.
3.2.-3.3. Оживший тот свет
Поднадоевшая традиционная категоричность настаивает: «нет, и
не может быть научных теорий существования жизни после смерти,
ибо нет фактов, подтверждающих такое существование, тогда как
наука имеет дело исключительно с фактами» (Успенский: 85). Такую
категоричность ныне можно лишь пожалеть, поскольку в огромном
мире исследователей всегда есть немало смельчаков, на свой страх
и риск пробивающихся к самым неприкосновенным тайнам. А в итоге
появляется целая россыпь фактов, на которую лениво не обращает
внимания лишь традиционная категоричность.
Уже чуткие исследователи прежних времён отчётливо воспринимали своей душой соприсутствие и проявление свойств инобытия.
Так, Лейбниц отмечал: «пока мы не знаем сущности духов и не можем образовать идей разновидностей ангелов. Тем не менее, мы хо248
рошо знаем, что должны существовать различные виды духов» (157.
309). И.Кант также очень внимательно относился к версии Сведенборга, утверждавшего: «духи, лишённые всякой протяжённости,
имеют друг для друга видимость человеческого облика. В этом пространстве духовные существа находятся в непрерывном общении»
(116. 343-344).
Ныне, наконец, появляются долгожданные факты, свидетельствующие о разного рода воздействиях представителей инобытия на нас.
Миру предъявлены, например, отчёты Г.Мерфи, президента Американского общества психических исследований. В них обобщены тщательно проанализированные случаи получения информации живыми
людьми от людей умерших. Так, отец явился одному из сыновей через время после смерти в виде привидения. Он сообщил ему о неизвестном втором завещании, которое после было найдено в указанном им месте. Или брату явился призрак сестры, умершей девять
лет назад, с бросающейся в глаза царапиной на щеке. Мать затем
открылась ему, что она сама, обряжая покойную дочь, нечаянно
оцарапала ей лицо (281. 33).
У.Баретт, в свою очередь, зафиксировал случай с женщиной,
находившейся на грани смерти, и увидевшей внутренним взором,
будто её ждёт умершая сестра, хотя она должна была быть живой.
Меж тем, её сестра к тому времени действительно умерла, но эту
новость от женщины скрывали (281. 288). Или, случай с больным отцом, находившимся в Таллинне, и женщиной из Тарту, собиравшей в
дорогу его дочь. Эта женщина, вдруг, услышала голос отца: «дочь не
успеет». Голос, по её свидетельству, был «как рядом, звук совсем
реальный». Часы в это время показывали 9.15. А уже после похорон
мать сказала дочери: «Именно в 9.15 он произнёс эту фразу» (122.
244).
На основании данных свидетельств мы вправе считать вполне допустимым, что потусторонний мир не просто полон бестелесными
сущностями, но они случайно, а чаще целенаправленно входят с
нами в духовное общение. Причём, с их стороны общение, зачастую,
происходит в случае крайнего обострения (тяжёлая болезнь, предсмертное состояние) состояния того или иного человека. Тогда одновременно воспринимаются обстоятельства этого и потустороннего
миров.
Данные факты и выводы подтверждаются в опытах, когда
обострение восприятия достигается искусственно. Например, по сообщению С.Грофа, «на одной из ЛСД-сессий вокруг «Я» Ричарда
возникли бесплотные существа: «ни видеть, ни слышать их он не
мог, однако ощущал их присутствие очень явно и получал от них те249
лепатические сообщения». Одно из них подвергли дальнейшей верификации. Это была просьба Ричарду связаться с супружеской парой в г. Кромериц и сказать им, что у их сына, Ладислава, всё в порядке, что о нём хорошо заботятся. В сообщении содержался телефонный номер супругов, их адрес и имена, «причём ни мне, ни моему пациенту эта информация была совершенно незнакома. Я…
набрал номер в Кромерице и спросил, могу ли поговорить с Ладиславом. Женщина грустно сообщила, что Ладислав умер три недели
назад» (75. 263-264).
Кроме кратких видений сущностей того мира, иногда возможен и
осмысленный диалог с ними. Например, муж женщины, Уолтер, погиб
в море. Его жена, Ева, будучи скептически настроенным психологом,
всё же согласилась на психоделические опыты: «во второй половине
сессии у неё возникло мощное видение Уолтера, и между ними произошёл длительный и осмысленный диалог. Он дал ей подробные
советы относительно детей и попросил Еву вернуть книгу, которую
брал у знакомого». Было передано имя этого знакомого, названа книга, и место, где она стояла: «Ева действительно смогла найти и возвратить книгу» (Гроф: 264-265).
Учитывая достаточную достоверность проводимых ныне опытов,
можно считать столь же достоверными опыты экстрасенсов прошлого, в частности, Сведенборга. Так, в конце 1761 г. Сведенборга пригласили к княгине и показали ему тайное поручение: в нём её умершему мужу был предъявлен счёт о неуплате долга. Зная аккуратность мужа, дама была убеждена: долг был уплачен им при жизни.
Через несколько дней г-н Сведенборг сообщил: «в таком-то шкафу
имеется потайной ящик, где находятся нужные квитанции». Квитанции действительно были там обнаружены (Кант: 116. 334-335). Т.е.
круг достоверных исследований потустороннего мира расширяется
за рамки современности, что повышает их значимость.
Меж тем, передовые исследователи современности продолжают
уточнять виды воздействий бестелесных сущностей на обитателей
нашего мира. Наиболее впечатляют в этом плане факты непосредственного управления сущностями потустороннего мира действиями
людей с обострённой психикой. Так, Л.Гаспаретто, помедитировав,
сказал однажды: «здесь находится дух женщины, которую зовут Ида
Рольф. Она хочет, чтобы мною был сделан её портрет… в сорокалетнем возрасте». После выполнения портрета, исследователь
Д.Прайс раздобыл в Германии фотографию Иды в сорокалетнем
возрасте. Было зафиксировано чрезвычайное сходство между портретом Иды, переданным с того света через душу художника, и её
действительной внешностью (Гроф: 269). Вообще, опыты взаимо250
действия Л.Гаспаретто с сущностями потустороннего мира поучительны. Им в состоянии транса созданы под воздействием духов
«новые полотна Ренуара, Сезанна и Пикассо». Причём, рисунки эти
сделаны им в темноте, когда Гаспаретто рисовал по две картины одновременно каждой рукой, что немыслимо даже для многих художников, работающих при свете. Так, «в 1978 г. он нарисовал 21 картину
за 75 минут» (Рэндлз Дж., Хог П.: 236. 102). А это своеобразный рекорд и для талантливых мастеров кисти.
Данный вид воздействия на души людей не единичен. Например
М.Мэннинг, будучи скромным человеком, неожиданно для себя стал
каналом воссоздания с того света произведений искусства «в стиле
умерших художников, таких как Артур Рокхем, Обри Бирдели… и Пабло Пикассо» (236. 101). Сам Меннинг сознаётся иногда, что Пикассо
«своим пылом и энергией его просто утомляет» (236. 102).
Нередко встречаются профессиональные действия людей, руководимые потусторонними сущностями. Например, бразильские медиумы выполняют даже «экстрасенсорную хирургию, используя руки
или ножи, как они говорят – под руководством духов умерших людей. Эти операции не нуждаются в анестезии, раны закрываются без
швов». Очень важно то, что подобные операции «неоднократно изучались и фиксировались на плёнку западными исследователями
уровня У.Панке, С.Криппнера и А.Пухарич» (75. 267). Следовательно,
достоверность их очень высока.
Учитывая рассмотренные виды влияния сущностей потустороннего мира на наши души, можно объяснить и кое-какие туманные явления психологии. Например, до определённого времени практически
не поддавался расшифровке феномен множественности личностей в
одном теле, интенсивно изучаемый с середины 1970-х гг. Скажем,
среднестатистическое число субличностей в одном и том же человеке достигает иногда 7, а в редких случаях их зафиксировано 18. И уж
совсем казалось необъяснимым то, что эти «субличности имеют разный характер, разные лингвистические способности, даже разный
психологический пол» (Козлов: (134. 234). Теперь, учитывая факты
воздействия сущностей потустороннего мира на нас, вполне возможно допустить вариант множественного вселения разных душ в одну и
ту же сому.
В целом, мы вправе ныне с высокой степенью достоверности полагать наличие постоянного контакта бестелесных сущностей потустороннего мира с нашими душами. Этот контакт становится максимально явным в случаях резкого обострения или настроя психики. И,
самое удивительное – подтверждаемые факты управления сущностями того мира действиями и поведением людей мира этого.
251
3.2.-3.4. Вторжения в мир иной
Наш исследовательский дух балансирует меж двумя крайностями
– безмерным дерзновением и боязнью утратить завоёванные позиции. Первое безоглядно рвётся в бесконечность мироздания, второе
опасливо осаживает безудержный исследовательский поиск. Мудрость – движение вдоль сферы высших прозрений. Потому она –
подлинная родственница дерзновенности, выступает против искусственного осаживания исследований вспять. Причём, у мудрости
есть также критериальная сфера, основанная на гармоничном сочетании познаний различного рода в ходе трансцендентального синтеза. Эту гармонию сочетаний важно иметь в виду, вторгаясь в совершенно незнакомые миры. Таковым является потусторонний мир. Мы
пока экспериментируем с ним практически вслепую – слишком
необъятны его тайны. А в таком случае полезно, двигаясь в неизвестность, иметь опорную ориентацию в виде гармонии сочетаний.
Так, летом1959 г. Ф.Джаргенсон из Швеции, записывая на плёнку
голоса птиц, неожиданно «услышал на фоне звуков природы голос
мужчины». Говорил он на норвежском языке. После, используя диодный метод Джаргенсона, П.Бандер (Британия, 03.1971) услышал голос матери; анализ показал, что он подлинный. В окружении специалистов и знакомых им было записано уже 200 голосов, причём, 27 их
них были понятны всем в студии. В этом втором эксперименте использован частотный экран, исключающий проникновение посторонних электронных волн. Наблюдал за всем проф. Р.Лавлок, знаменитый физик, и выдающийся эксперт П.Хейл. Их мнение совпало: данную процедуру никак «не объяснить традиционными физическими
методами» (299. 272-274).
Более того, экспериментатору Г.Кенигу «удалось сконструировать
машину по общению с духами напрямую и получать чёткие ответы».
Скептические журналисты на конференции были поражены: общение
с потусторонним миром они «слышали собственными ушами. Некоторые присутствовавши узнали голоса близких или родственников»
(299. 274). Такого рода попытки максимально интересны и для обитателей земного мира совершенно безопасны.
В ряду подобных вторжений почти безобиден регрессивный гипноз. Тут человек находится под прямым наблюдением специалиста,
способного ему помочь. Например, Вирджиния Тай, 29-летняя мать
троих детей (из Пуэбло, Колорадо), под гипнозом М.Бернстайна
(1952) поведала о прошлой жизни: «родилась она в 1799 г. в Ирландии, прожила 66 лет и умерла после падения, сломав бедро». Существенно то, что Вирджиния проявила осведомлённость в деталях, кои
252
нельзя выдумать: «таковы имена, даты, расположение лавок и предприятий в её родном ирландском городе». К тому же известно, что
она «никогда не была знакома с ирландцами и ирландской культурой» (299. 238-239). В другом подобном исследовании 11-летний
американский мальчик под наблюдением гипнотизёра М.Нестертона
говорил на древнем диалекте Среднего Востока (299. 146). Существен, тем не менее, не факт регрессивного гипноза, а чёткие воспоминания одной испытуемой о жизни в другом веке, и другого, к тому
же ребёнка, воссоздавшего средневековый диалект.
Учитывая обнаруженные эпизоды постоянного контакта сущностей
потустороннего мира с нашими душами, исследователям важно учитывать не просто запас информации, скрытый в памяти, а ещё и виды, способы влияния потусторонних сил на обострённую психику. О
них исследователи, нередко уверенные в своей методике, порой, даже не думают. Меж тем, эти силы могут иметь самые разные намерения: от искренней помощи до откровенного вреда. И мы в своих
пока ещё неопытных вторжениях в потусторонний мир должны
настраивать себя на осознание сути их намерений. Скажем, физическими экспериментами обнаружено, что «в момент смерти организм
излучает продольные волны, в которых электромагнитные колебания
совпадают с направлением движения. Они обладают большой проникающей способностью и практически не знают преград»
(В.Докучаев: 114. 228). Ныне также установлено, что существуют
«поля смерти, остающиеся после убийства человека, которые весьма опасны для живых» (Кандыба: 228). Сами физики лишь удивляются их составом, называя его сгустками тяжёлых микролептонов, который поражает энергоинформационную структуру людей (114. 229).
Однако теперь нам следует принимать к сведению и возможный
духовный их состав. Ведь, чуткие души, зондирующие состояния тонкого мира, давно отмечают: «всякие испарения крови и порока помогают питать самые порочные астральные существа, которые притягиваются такими местами, как бойни, кабаки, притоны разврата»
(Чаттерджи: 75). Убийство человека – непосредственный тому пример. Возможно, в ходе тяжкого преступления развёртывается настоящая трагедия борьбы потусторонних сил. Сама душа убиенного
наказывает убийцу полями смерти. Не случайно, видимо, мудрецы
не раз повторяли, что наказание за преступление возникает уже в
самом ходе свершающегося преступления. Но в то же время убийце
могут помогать духи зла. А с ними, возможно, вступают в борьбу духи
добра. – Ныне мы обязаны иметь в виду все подобные возможности,
не останавливаясь на чисто физических объяснениях.
253
Например, в 1970 гг. два молодых реаниматора Москвы рискнули
провести эксперимент с опытом выхода из тела. Они, в противовес
психоделическим экспериментам, постарались нейтрализовать фармакологическую методику, чтобы исключить галлюцинации. Метод их
заключался в искусственном погружении человека в состояние клинической смерти, и последующем его оживлении. Их первый пациент, Андрей, о возможной жизни после смерти раньше не знал. Реплики его в ходе погружения были отрывочны: «у меня что-то вместо
тела. Существо как бы просвечивает меня. Предлагает двигаться
дальше. Появляются ещё существа, меня разглядывают. Я снова
двигаюсь назад со страшной скоростью» (122. 303-304).
Первый опыт показался удачным, и, окрылённые успехом, экспериментаторы пошли на вторую попытку. К ней был привлечён испытуемый Сергей. О его промежуточных реакциях мы не знаем. Но когда в завершение эксперимента он открыл глаза. в них застыл подлинный ужас. Сам пациент «был в шоке, и вывести из шока его удалось, лишь подключив бригаду коллег». При этом, «речь и движение
он утратил практически навсегда» (122. 305). В связи с данной попыткой мы можем предположить, что вторичного эксперимента над
местом своего обитания представители потустороннего мира просто
не допустили.
Иной по форме, но аналогичный по сути случай произошёл в Куйбышеве (Самаре) в Рождественский пост 1956 года. Юная девушка,
Зоя, с подругами и молодыми людьми ожидала приезда жениха. Жених опаздывал. Гости начали танцевать. Зоя, оставшись без пары,
стала танцевать с иконой Святителя Николая. Вдруг возник непонятный шум, яркий свет, вихрь. Зоя сразу как будто окаменела: тело её
стало холодным и твёрдым, невозможно было даже сделать укол,
иглы ломались. Ноги девушки словно приросли к полу, хотя сердце
продолжало биться. Очевидцами данного события оказались приглашённые испуганными девушками милиционеры, которые остались
дежурить в квартире. По ночам Зоя кричала, и молодые милиционеры от ужаса к утру седели. Известили патриарха. Тот, узнав о подробностях, сказал так: «Кто наказал, тот и помилует». И действительно, через время появился старец. Он спросил Зою: «Устала стоять?» А стояла она уже целых 128 дней, до Пасхи. Наконец, Зоя внезапно ожила, и её уложили в постель. Правда, на третий день Пасхи
она всё же скончалась (299. 260-261).
Данный пример не связан с прямым экспериментом над потусторонним миром, он оказался непредумышленным. Однако не совсем,
ведь икона Святителя Николая широко известна и весьма почитаема
на Руси, а потому девушка прекрасно знала, чтоֺ брала в руки. За это
254
и поплатилась. Её девичья беспечность не послужила, в итоге,
оправданием свершённого ею проступка.
Таким образом, оценивая исход двух последних эпизодов, мы видим, что сущности потустороннего мира очень жёстко реагируют на
попытки осознанного и неосознанного, грубого вторжения в их неведомую нам жизнь. И подобное безоглядное вторжение вполне способно разрушить незримое соглашение, существующее, возможно,
между двумя мирами. Потому наше отношение к способам установления контактов с потусторонним миром должно, прежде всего, чётко
следовать важнейшим предписаниям и сигналам, поступающим в
наш мир именно оттуда.
3.2.-3.5. Инобытие вокруг нас
Мир иной по представлениям религии находится на небесах. Исследователи считают иначе. Шум леса, качание трав, течение облаков и рек вокруг нас тончайше одухотворены. Они обильно представлены живыми природными силами — «стихиалями» (Д.Адреев: 266.
24). Собственный их состав непостоянен, имеет струящийся характер, любые границы ими легко преодолеваются. Даже наше купание
в реке может быть не обычным, завораживающим. За мягкими прикосновениями рук и волн может возникнуть взаимослиянность душ
реки и человека. Тем самым, возникает состояние внутреннего омовения, с рождённым в душе светом блаженства (там же). Потому и
сфера великой Вселенной, кажущаяся нам единственной, может
фактически быть непредставимо множественной, духовно слоистой
(Д.Адреев: 266. 9).
Естественнонаучная убеждённость пока стоит на ином: даже к
проблемам самых тончайших состояний Бытия она готова прикладывать лишь точную методику естествознания, пытаясь доказать, будто
«в данный момент не существует ни одного сколько-нибудь абстрактного вопроса человеческой культуры, который не был бы както связан с естественнонаучной проблематикой» (Планк: 207. 25).
Эта же убеждённость распространяется и на весь объём окружающих человека знаний, причём таким способом, будто даже «самый
священный символ имеет человеческое происхождение» (Планк: 29).
Но если мы сориентируем сознание на идею духовно слоистой
Вселенной, нам придётся более чутко отнестись ко многим символам
бытия людей, возникающим из инобытия. Одним видом из них являются призраки. И они совсем не предстают в виде сдвигов сознания
или галлюцинаций, на чём упорно настаивают естествознанием пропитанные психологи. Воздействуют призраки на нас по-разному.
255
Встречаются случаи, когда «перципиент слышит своё имя (так называемые оклики)» (114. 417). И как бы ни оглядывался человек в этот
момент, он всё равно никого не увидит. Меж тем, прозвучавший
оклик воспринят был им вполне явственно.
Известна история наблюдений людей и неожиданных встреч с
призраками в домах, населённых ими. При этом симптоматично, что
«разные люди в разное время описывают одно и то же видение так,
будто бы оно приросло к месту» (Рэндлз Дж., Хог П. 236. 167). Таковыми, например, являются «дом в Борли, гостиница Рэм или паб
«Бычья голова», где сверхъестественные силы периодически заявляют о себе (236. 182). По поводу тех или иных действий привидений
с вещами люди отчасти наслышаны. Не удивляет их и самопроизвольно включающееся или выключающееся электричество. Но когда
неведомая сила начинает бросать людей по гостиной, причём, в присутствии ничего не понимающих свидетелей, становится понастоящему жутко (236. 171). И не поверить в происходящее в подобных случаях было бы нелепо.
Из описания графини А.Блудовой известен иной случай с императрицей Анной Иоанновной: в вечернее время императрица уже удалилась в свои покои, а караул у дверей остался возле тронной залы.
Вдруг, караульный офицер заметил, «что императрица Анна Иоанновна ходит по тронной зале». Срочно вызванная из своих покоев
действительная императрица и придворный Бирон, «придя в тронную
залу, увидели женщину, поразительно похожую на императрицу, которая ничуть не смутилась. «Стреляйте в эту женщину», - сказал Бирон. Солдаты прицелились, а женщина, исчезла». Крайне погрустневшая Анна Иоанновна сказала Бирону: «Это моя смерть!». Действительно, через несколько дней она скончалась (105. 222-224).
Точно такой же случай произошёл с другой императрицей, Екатериной ІІ. И на этот раз, когда отсутствовала действительная императрица, на троне был обнаружен призрак – как бы другая Екатерина. А
громадный тронный зал был освещён при этом странным зеленоватым светом. «Приглашённая в зал Екатерина ІІ, увидев свою бестелесную копию, упала без чувств. Два дня спустя апоплексический
удар прекратил её жизнь» (105. 225). Т.е., призраки в этих конкретных эпизодах, во-первых, были реально восприняты группами людей,
что явно подтверждает конкретику событий. А, с другой стороны, они
явились потусторонними предвестниками последних дней императриц, что чётко почувствовала Анна Иоанновна.
В отношении к призракам известны и более современные примеры. Так, 02.12.1924 г. на танкере «Уотертаун» из-за утечки газолина
умерли два моряка. Спустя два дня с борта корабля были обнаруже256
ны в море двое моряков, признанных погибшими. Однако это оказались их призраки, которые сопровождали корабль в течение нескольких дней. Когда корабль вошёл в зону канала рядом с Балбоа, видения прекратились. Важно то, что капитан Трейси, своей камерой
фиксируя событие с призраками, отснял целую плёнку. Причём, на
некоторых снимках чётко видны лица, плывущие по морю. Факт данных встреч с призраками «подтвердили родственники, друзья и официальные лица из компании, где работали погибшие» (299. 120-121).
Уникальность данного случая состоит в том, что олицетворённые
представители инобытия фактически сразу явили себя этому миру,
видимо, указывая на какую-то явную ошибку руководства корабя. Их
очевидное присутствие было зафиксировано многими свидетелями и
способом объективной фиксации (киноплёнка).
Близко к нашим дням, 27.10.1991 г. в клубе «Бабочка» (Олдхэм,
Лакашир), около 4.30 час. сработала сигнализация. Запись на видеокамере показала: «в помещение проник мужчина в рубашке с короткими рукавами и тёмных брюках. Когда он достиг конца коридора, то
неожиданно шагнул сквозь закрытую дверь кассы». Рассматривая
данную запись, представители британской ассоциации научного общества аномальных явлений разобрались: призраком был отец хозяина клуба, который погиб в этом здании при ремонтных работах в
1932 г. И опять важно то, что призрак зафиксирован на видеоплёнку.
К тому же, на его вторжение среагировала сигнализация, причём так,
как будто инфракрасным лучам попались клубы дыма (299. 434-436).
Т.е., мы вновь встречаемся с реальностью инобытия в нашем мире,
строго зафиксированной объективными методами, что подтверждено
непредвзято мыслящей научной общественностью.
Вообще, статистика свидетельствует: часто призраки – это «духи
тех, кто потерял жизнь во время глобальных конфликтов». Скажем,
таковы последние моменты жизни У.Оуэна – поэта во времена 1-й
мировой войны. Удивительно то, что «его призрак видели в Лондоне
около полудня 4 ноября 1918 г., фактически в тот момент, когда он
умирал во Франции» (299. 78-79).
Впрочем, традиционной косности любые свидетельства не указ.
Она будет продолжать твердить: единственным критерием достоверности рассказов о паранормальных явлениях является, мол,
лишь «то событие, которое произошло со знакомым человеком и со
знакомым знакомого» (193. 224). Однако, в связи с многочисленными
случаями появлений представителей инобытия в нашем мире, создаётся типизация их восприятий. Таковы, например, коллективные
восприятия, когда несколько человек одновременно видят привидение в одном месте, в одно время, и дают схожие показания. Типичны
257
также повторяющиеся восприятия, когда разные люди, в разное время, но в одном месте видят привидение. Выше уже были описаны
самые отчётливые, кризисные восприятия, когда призрак предстаёт
перед людьми накануне или сразу после смерти человека. Наконец,
существенны также информативные восприятия, когда «привидения
дают видевшим их людям информацию, которую невозможно получить другими средствами» (Г.Айзенк: 241. 201-202).
Таким образом, многие непредвзятые люди, не склонные к преувеличениям или болезням психики, часто связанные с наукой, фиксируют, обследуют и тщательно изучают представителей инобытия.
Разумеется, призраков встречает далеко не каждый человек. Однако
и представителей древнего мира не видели воочию многие современники. Меж тем, в отношении к описаниям событий древности мы
сохраняем полное доверие и высокий пиетет, опираясь на фактор
достоверности не просто смутного коллективного опыта, но исследовательской достоверности трансцендентального субъекта. Соответственно, нет оснований сомневаться в достоверности опыта трансцендентального субъекта по отношению к фактическим восприятиям
представителей инобытия.
3.2.-3.6. Родное потустороннее
Инобытие не только окружает нас со всех сторон, оно, повидимому, присутствует и в каждом из нас. Мы фактически столкнулись с этой данностью, когда осмыслили выходы бестелесной сущности из человеческого тела в моменты кризисных состояний жизни
людей. Но рядом с данными явлениями интересны факты, видимо,
постоянно присутствующего облика инобытия внутри нас самих.
Например, Э.Горик, бизнесмен 50 лет, страстно желал побывать в
Норвегии. Наконец, 07.1955 г. он прилетел в Осло, и по своим делам
зашёл к торговцу Олсену. Тот повёл себя несколько странно – так,
как будто Горик приезжал совсем недавно, поскольку он очень обрадовался его вторичному приезду. Т.е., возможно, «желание Горика
побывать в Норвегии выслало вперёд его призрачного двойника»
(Кандыба: 377).
Сведенборг, в связи с данной темой, полагает, что «ощущаемое
присутствие какого-нибудь духа принимает образ человеческой фигуры» (116. 318), т.е. становится нашим двойником. Поэт Вяземский,
к примеру, увидел однажды в своей комнате двойника: тот, наклонившись, писал за столом. Вяземский прочитал написанное, ужаснулся, взгляды их встретились, и двойник моментально исчез. Сам
258
Вяземский от неожиданности упал в обморок. А потом прочитанное
сохранял в своей памяти до самой смерти (191. 326).
Приведённые примеры настраивают нас на то, что инобытие,
предстающее в образе духовной копии, может обретать некую самостоятельность. В одном случае оно опережает Горика, в другом – без
ведома Вяземского располагается за его столом, и даже предупреждает его о чём-то очень важном.
Иногда наше инобытие не ускользает, как в случае с Вяземским, а
откровенно демонстрирует своё присутствие. Так, духовный двойник
«Рут Файнли отделялся от её физического тела и стоял у всех на виду при свете дня» (А.Форд: 105). А порой демонстративное отделение духовного двойника и его самостоятельное поведение сливаются
в нечто целое. Таково, например, событие, произошедшее в пансионе Пейвельке (Лифляндия, у Риги, 1845 г.). Там «сорок две воспитанницы на одном из учебных занятий к своему великому ужасу увидели двух Эмилий Саже. Одна из них писала мелом на доске, другая
подражала её движениям». Бывало и так, что «сама Эмилия вставала, а двойник оставался сидящим на её месте». Наблюдениями со
стороны отмечено, что при самостоятельности двойника Эмилия
двигалась медленно, как сонная. Но она становилась живой и энергичной, когда двойник возвращался в её тело. Важно и то, что произошедшее с Эмилией не было мимолётным эпизодом, но «продолжалось около полутора лет» (105. 216-219).
Данный вид фактов примечателен, во-первых, тем, что демонстративное отделение двойника продолжалось длительное время. Вовторых, весьма существенно для понимания природы человека явное увеличение его жизненных сил при слиянии духовного двойника
с нашим физическим телом, как и наоборот. В-третьих, можно допустить, что духовный двойник – постоянный посредник нашей души в
отношениях с миром бестелесных сущностей инобытия. Тем самым,
подтверждается идея Платона о наличии трёх ипостасей нашей души: первой, присутствующей в теле, второй, причастной вечности,
третьей – промежуточной, связующей временно разошедшиеся полюса (210. 474–475).
Благодаря способности одной из ипостасей души соединять телесное с вечным, она может покидать на время тело, «чтобы собрать
опыт в сверхчувственных областях». При этом, часто «состояние
экстаза вызывает процесс постепенного отделения высшего Я»
(Чаттерджи: 17). В таком духовном экстазе, как известно, создаются
лучшие художественные произведения. И теперь мы вправе предположить, что в данные моменты часть души художника может соприкасаться с миром бестелесных сущностей. Скажем, в традиционном
259
изложении не поддаётся объяснению случай, когда Флобер, описывая сцену гибели мадам Бовари, вдруг, сам почувствовал признаки
сильнейшего отравления (105. 31). Но теперь мы можем предположить, что в ходе соприкосновения души Флобера с инобытием,
отравление мадам Бовари произошло в бестелесном мире, и оно
проникло в виде реакции в духовного двойника, а затем – в душу писателя, спровоцировав симптомы фактического отравления. Хотя в
реальности повода для него не было.
Существующая связь нашей души с её вечной союзницей требует
постоянной заботы о ней со стороны земного «Я» «не только на время протекающей жизни, но и на другие времена. Если кто не заботится о своей душе, мы будем считать это грозной опасностью»
(Платон: 209. 107с). Действительно, возможность расширения границ
отдельной жизни в дальнее прошлое её инобытия (реинкарнация) и в
её неизведанное будущее (предсказания), совсем по-иному повышают сущностную ответственность каждого «Я» за характер проживания им этой жизни. На настоящую жизнь возлагается высокая духовная миссия за её соответствие грандиозному инобытию душ, в котором каждому «Я» отведена, видимо, особая роль.
На фоне рассмотренных проблем, в особом ключе осознаются и
задачи разума. Гегель, например, считал, что разум есть «осуществление абсолютной конечной цели, и её воплощение, благодаря которому совершается её переход во всемирной истории», а потому разум есть «бесконечное содержание, вся суть и истина, и он… не нуждается… в условиях внешнего материала» (Гегель: 61. 65). Т.е. Гегель всю ответственность за развитие сил человеческого бытия возложил на разум, исключив его вариант постоянного союза с инобытием и весьма значимыми его проявлениями.
Однако, в свете рассмотренных фактов, дело, пожалуй, обстоит
совсем иначе: «люди в этой жизни полагают, что все их мысли и
движения воли зависят от них самих. Хотя, на самом деле, они часто
переходят в них из мира невидимого. Так и духи думают, что они сами мыслят то, что оказывается в них результатом влияния человеческих душ» (Сведенборг: 116. 343). Мысль Сведенборга интересна
тем, что предполагает существенную зависимость бытия этого мира
от сущностей того мира и, наоборот, активность того мира, явно зависящую от активности этого мира. Два мира, тот и этот, видимо,
весьма зависимы один от другого. И потому «здоровому, ничем не
ограниченному разуму, раскрываются все сверхрациональные и иррациональные тайны бытия», предполагающие иной опыт (Бердяев:
31. 61). О том же свидетельствует и древний источник: брахманом,
или мудрым, именуется тот, «кто знает своё прежнее существование
260
и видит небо и преисподнюю» (Дхаммапада: 12. 133). Потому подлинное призвание мудрости – прилагать все силы к постижению тайн
данного и потустороннего типов бытия в их системной взаимосвязи.
3.2.-4. Активность души
3.2.-4.1. Трансдуховные обзоры
В научной антропологии сущность человека рассматривают с двух,
чужеродных ей самой позиций: в одной отыскивают «сущность человека в сравнении с животным и растением» (Шелер: 310. 32); в другой к ней прилагается поверхностно-историческая мерка (Брюнинг:
2). Меж тем, собственно сущность человека непосредственно проявляется именно в активности души. Один из таких видов активности –
трансдуховные обзоры. В этом виде активности особо чуткие души
постоянное зондируют пространство инобытия и тотчас реагируют на
всплески духовной активности, запечатлённые ранее или возникшие
вновь в потустороннем мире.
Особо чуткие люди очень почитаемы, к ним часто приходят за
важными советами. Так, «Минос каждые девять лет отправлялся для
бесед к своему отцу и устанавливал законы для наших государств
сообразно его откровениям» (Платон: 211. 624b). При жизни Ванги у
порога её дома постоянно были очереди нуждающихся в прозрении
людях. Конечно, немаловажен и сам источник даваемого содержания
откровений. Но о нём – чуть позже. Для нас в данном случае значим
факт сознательного соотнесения души человека с сущностями инобытия.
Потусторонняя информация, полученная лицами, воспринявшими
её, для окружающих людей часто необъяснима: В.Блаженный на пиру у И.Грозного трижды как бы дерзко бросал на пол поднесённую от
царя чашу. На строгий вопрос к нему ответил, вроде, бессмыслицей:
«Я тушу пожар в Новгороде». Но, зная великие способности и искренность Блаженного, царь тотчас же отправил в Новгород гонца.
Вернувшись, тот подтвердил: «В тот день и час случился великий
пожар, истребивший чуть ли не полгорода» (105. 162). Также чутко
улавливал всплески духовной активности Сведенборг. Будучи однажды в Гетеборге, в трёхстах км от Стокгольма, душой своей он увидел этот город, объятый пламенем. Собеседникам в Гетеборге он
точно рассказывал, «как распространяется пожар, как горит дом его
друга». Это был хорошо известный пожар 1759 г. (А.Форд: 43).
Поведение лиц, общающихся через инобытие, часто странно для
других людей. Неожиданно и внешне нелепо повёл себя за трапезой
261
С.Радонежский. Он, вдруг, встал и отвесил кому-то поклон: «радуйся
и ты, пастырь Христов». «С кем говоришь?» - спросили недоумевающие монахи. - «Против монастыря в восьми вёрстах остановился
епископ Пермский. Он сейчас поклонился мне, сказав: «Мир тебе,
духовный брат». Я ему и ответил». Монахи поспешили к тому месту,
и действительно догнали епископа Стефана. Тот всё точно подтвердил (105. 160).
В привычных литературных памятниках иногда также содержатся
намёки на получение авторами информации из инобытия. Так, путешествие Гулливера в Лапуту написано Свифтом в 1727 г. Однако его
лапутянские астрономы неведомым способом открыли два спутника
Марса: «внутренний удалён от центра планеты на три, а внешний –
на пять её диаметров. Первый совершает оборот за 10 часов, второй
– за 21,5 часа». Меж тем, наукой они открыты лишь 150 лет спустя
(304. 365). Значит, к трансдуховным обзорам инобытия был способен
сам Свифт, либо кто-то из его ближайших знакомых. Столь же необычная информация воссоздана А.Робидой, художником и писателем: за 100 лет до фактического события (1886-1996 гг.) он «предсказал взрыв реактора, что случился в Чернобыле. Кроме того: эмансипацию женщин, электрификацию, СПИД. В 1895 г. он увидел бомбу, основанную на маленьком ядре, которая сметает города (предсказание взрывов в Хиросиме и Нагасаки произошло за 50 лет). В
1908 г. в его книге «История для детей» содержится предсказание о
II-й мировой войне, начатой в 1939 г. (предсказание за 31 год). Революцию 1917 г. он предсказал на 20 лет раньше» (330. 29.12.09).
К сожалению, традиционная косность упорно держится за материально представимую достоверность, не вникая в существо трансдуховной активности души. Такая косность факты точных духовных
прозрений стремится истолковать либо механически (верчением
волхва вокруг себя), либо – химически (окуриванием трав или питием
одуряющих жидкостей, типа настоев белены, мухомора) (Арефьев:
30). Однако механика движения вокруг себя для выхода на трансдуховные обзоры нетипична и неточна. Важно не внешнее движение, а
способность души в движении активизировать саму себя. А с другой
стороны, даже эксперименты С.Грофа с ЛСД-сессиями, позволяющие иногда достигать трансдуховных обзоров, – далеко не самый истинный, фактически искусственный вид активности души.
Тончайшие и точнейшие опыты В.Мессинга та же косность интерпретирует «феноменом умного Ганса», т.е. способностью обученной
лошади. Она может, как известно, улавливать малейшие (звуковые,
тактильные) сигналы от хозяина и по ним производить «счёт» (Плеханов: 230). Но косность совсем не хочет видеть очевидной бля
262
большинства людей способности Ванги к трансдуховным обзорам, и
лишь твердит: «ей помогали добывать информацию спецслужбы»
(193. 203). А непредвзятое сознание множества людей у телевизоров
воочию воспринимает один эпизод за другим. Как Ванга, например,
советует больной девочке набрать травы-здравицы. И когда все присутствующие в её доме сидят за двумя стенами от садика, слепая
Ванга, находящаяся тут же, спокойно советует девочке, находящейся
в садике: «не собирай на солнце, не довезут траву». А когда траву
была собрана в тени, девочка действительно вскоре выздоровела
(328. 08.04.11).
Более внимательные умы от науки стараются понять необъяснимый феномен восприятия событий потустороннего мира. Например,
одна из наиболее изученных медиумов – Л.Пайпер (1885-1915 гг.).
Нанятые учёными детективы устанавливали за ней слежку: не собирает ли медиум сведений о семьях и родственниках, которых ожидают на сеанс. Медиуму предъявляли участников экспериментов под
вымышленными именами. Иногда медиума размещали в другой комнате (281. 112-113). Несмотря на все уловки, сообщения Пайпер содержали массу такой информации, какую не могли бы собрать и самые способные детективы. Итог многолетних наблюдений непреложен: все её сведения оказались верны (281. 113).
Чрезвычайно важно и то, что трансдуховные обзоры универсальны
по своей природе: всплески потусторонней активности души любой
дальности, возникающие в современной жизни, продлеваются не
только в будущее, но и в прошлое. Обследовав Л.Пайпер, У.Джеймс
признал: детали из жизни умерших являются точными (Рэндлз: 6263). Для большей убедительности Джеймс решил показать Леонору
Р.Ходжсону, прославившемуся разоблачениями фальшивых медиумов. Тот был ошеломлён: Л.Пайпер «предъявила ему… очень личную информацию, касающуюся его умерших родственников» (236.
63). Наконец, способности Пайпер обследовал профессор Хайслоп.
После длительной работы он пришёл к выводу, что «действительно
разговаривал через неё со своими умершими родственниками»
(А.Форд: 114). Также много прогнозов у Дж. Диксон. Она «предсказала президентство Г.Трумэну и Д.Эйзенхауэру, назвала Дж. Неру имя
его наследника на посту премьер-министра Индии, а Ганди – дату,
когда он будет убит» (Гарин: 440).
Т.е., вдумчивые учёные имеют прямую возможность убедиться в
полной достоверности трансдуховных обзоров душой потустороннего
мира, в ходе которых заинтересованным специалистам сообщается
предельно точная информация. Так, Л.Райн, начиная с 1948 г., собрала коллекцию всех возможных спонтанных случаев получения
263
душами информации из инобытия. Через 30 лет их набралось до 30
тысяч! Причём, из почти «14 000 спонтанных случаев, свыше половины содержали предупреждения о будущем» (114. 406-408). Сама
Л.Райн отмечает: экстрамоторных оповещений, т.е. настораживающих изменений предметов, животных и т.п., именуемых приметами,
всего 2%. «Остальные 98% приходится на экстрасенсорные предупреждения» (114. 409).
При всём обилии фактов трансдуховных обзоров душами инобытия, а также их проверок вдумчивыми учёными, остаётся устойчивым
откровенное непонимание таких людей и сообщаемой ими информации. Устойчиво и неверие в экспериментаторскую честность своих
коллег по науке, живущих в иной стране, или живших веком ранее. И
косность продолжает настаивать: «феномен ясновидения подтвердить не удалось. Об этом свидетельствует полностью отрицательный результат эксперимента при условии, что никто из присутствующих не знает значения цифры, написанной на свёрнутой бумажке»
(Плеханов: 243). И вправду, такое иногда происходит, но подобный
результат эксперимента часто обусловлен непродуманной методикой. Так, на канале ТВ-3 весной 2011 г. состоялось соревнование
между учёными и экстрасенсами. Однако основа данного эксперимента была изначально физикалистской (физическое свойство, химическая реакция), в результате чего учёные успешно побеждали.
Но если эксперимент ориентирован на собственно обследование
одной душой состояния или нахождения другой души, у подлинно
способных экстрасенсов никаких сбоев не происходит. Например, в
телепроекте ТНТ «Битва экстрасенсов» 2007-2009 гг., в качестве оппонентов экстрасенсам участвовали миллионы телезрителей, психиатр-криминалист М.Виноградов и профессиональные фокусникискептики Софроновы. Несмотря на их явный скептический настрой,
И.Нихди сумел обнаружить вместе с усопшей 2 года назад девочкой
захороненную рядом собачку. Кроме родственников об этом не знал
никто. «Как вы её почувствовали?» - «Она лает». Но как можно воспринять лай собачки, усыплённой два года назад? – Только из потустороннего мира. Или А.Литвин на людном вокзале легко нашёл тщательно спрятанного мальчика. Он же на расстоянии безошибочно
установил два авто с подвыпившими водителями, хотя внешне машины двигались совершенно ровно. А Н.Воротникова на поляне лесного массива распознала крушение самолёта, описав многие детали
падения. И, что самое неожиданное, сумела точно определить местонахождение женщины, присутствующей рядом, в самом самолёте
во время катастрофы. Т.Закирова, умело входя в транс и выходя из
него, точно описывала сокровенные подробности убийства.
264
Таким образом, трансдуховные обзоры инобытия, постоянно совершаемые чуткими душами – объективно существующая и честными учёными признанная реальность. Она свидетельствует о том, что
люди, при надлежащей способности, либо при очень тонком настрое
души, могут достигать сущностей потустороннего мира и входить с
ними в контакт. А исследовательское сознание, в связи с этим, обретает иную, нежели физикалисткую – духовно-критериальную опору
для дальнейшего изучения человека.
3.2.-4.2. Энергия души
Трансдуховные обзоры – распространённая, и всё же начальная
способность души во взаимоотношениях со сверхъестественным миром. Менее распространена, но имеет более мощные проявления
специфическая энергия души, позволяющая ей воздействовать теперь уже на материальный мир.
Наиболее известное воздействие такого рода приводит к исцелению больных и очищению прокажённых. К примеру, обычная хирургическая операция механически устраняет больной орган, но сама
одновременно носит разрушающий характер. Организму приходится
оставаться без органа и преодолевать разрушение. Это огромные
душевные и физиологические затраты. Целитель воздействует на
больной орган и на организм энергией души. Такое воздействие позволяет излечить орган, не удаляя его. Организм тем самым не претерпевает разрушающего воздействия. А энергия души восстанавливает духовные силы заболевшего человека, и он далее сам побеждает свои болезни (105. 128).
Гораздо более сильны затраты такой энергии при изгнании из поражённой души злых потусторонних сил. И совсем невероятна способность души к воскрешению мёртвых (Матф. 10; 8). Тем не менее,
«славу стяжал Эмпедокл возвращением к жизни покойницы, тело которой он сохранял без дыхания и без пульсации тридцать дней»
(155. 351). Проверить данную способность души нет возможности,
хотя она похожа на погружение тела в состояние сомати, описанное
Э.Мулдашевым (190).
К числу воздействующих способностей души можно отнести
трансвнушения. От известного гипноза они отличаются действием на
расстоянии, иногда, с использованием материальных предметов
особого свойства. Так, утверждается, что «розенкрейцеры использовали сосуды с жидкостью, где, как на экране, возникали нужные
изображения человека или местности: манипулируя ими, они управляли реальными событиями на расстоянии» (Кульский: 189). Анало265
гична по свойствам легендарная чаша Джемшида (персидского царя),
который, как считают, с её помощью мог знать, «что происходит на
свете сейчас, и что ещё произойдёт» (114. 406-408). И всё же данные
истории существуют лишь как заметки на память, не более.
Гораздо более достоверен пример трансвнушения, связанного с
защитой англичан от вторжения Наполеона. Наполеон, в своё время,
твёрдо решил высадиться в Англии, завершив соответствующую военную подготовку. И вдруг, значительные подготовительные действия неожиданно им были прекращены. В его время никто из его
окружения ничего не понял. Но вот, через 100 лет, подобную кампанию против Англии начинает Гитлер. И вновь, как ранее, его огромный агрессивный порыв внезапно угасает. По свидетельству
Д.Бреннана, планы Гитлера разрушили сильные британские колдуны, проведя магические действия. Одна из участниц этого трансвнушения вспомнила: её прапрадед с помощью такого же ритуала воздействовал на Наполеона (105. 245-249).
Воздействия души на душу хотя и необычны, и всё же достаточно
объяснимы. Но гораздо сложней по своей природе воздействие души
(нематериальной сущности) на материальные предметы. Их называют телекинезом, но обе части корня тут указывают на перенос и движение, однако важней сам источник перемещения предметов, связанный с душой. Потому точней термин психокинез. О данном явлении упоминают довольно часто, хотя его природу всё же приходится
подтверждать из-за устойчивого недоверия к нему.
Например, даже брат Е.Блаватской подшучивал над её способностью к псизокинезу. Однажды, не выдержав, она предложила брату
поднять шахматный столик. Он легко сделал это. Затем Блаватская
несколько секунд внимательно смотрела на столик. И после брат
поднять его уже не смог – таким тяжёлым он стал. Другие даже оторвали у столика крышку, но не смогли даже сдвинуть его с места
(105. 15). Столь же большой способностью к психокинезу обладала
Н.Кулагина: она «бесконтактно сдвигала стрелки компаса, передвигала разные предметы» (57. 382-383).
Психокинез является прямым свидетельством мощной энергии
души, которая пока неведомым способом взаимодействует с материальной энергией. Так, руки Кулагиной излучали лёгкое свечение. При
психокинезе у неё на ладонях возникали электрические разряды,
простиравшиеся на расстояние до 10 см (57. 382-383). Очень важно
то, что эксперименты с Н.Кулагиной продолжались 20 лет в окружении строжайших, критически настроенных наблюдателей (326.
13.02.11). Следовательно, ни о каких искажениях или домыслах не
может быть и речи. После стали известны также исследования
266
Р.Бича, который выявил «способность людей генерировать заряд до
15 000 вольт» (57. 382-383). И вновь приходится делать акцент на
энергии души, достигающей иногда колоссальной мощи.
Если отнестись всерьёз к силе энергии души, станет понятно, почему «Н.Кулагина взглядом двигала грузы весом до 500 гр.». Т.е. силу её энергии души можно сравнить с физической силой 3-летнего
ребёнка. Активизация энергии души требует максимального напряжения человека. Для совершения описанного действия Н.Кулагина
«интенсивно концентрировалась в течение нескольких часов, её
пульс учащался до 250 ударов минуту, она теряла в весе до 2 кг»
(87. 733).
Способности к психокинезу, открытые у Н.Кулагиной, ныне повторил У.Геллер: он энергией души гнёт ложки и вилки, ремонтирует часы. «У В.Брауна в гостях Геллер расплющил золотое обручальное
кольцо прямо у того на ладони» (87. 734). Знаменательно и то, что
энергия души способна передавать силовой заряд даже на расстояние. Таков, например, опыт, проведённый Миллером. Его и Уорол
разделяло 800 км. Миллер позвонил Уорол и предупредил, что окажет воздействие на прибор с её помощью: ей предстояло в нужный
момент сосредоточиться на нём. «В установленное время в камере
возник пульсационный эффект и он наблюдался в течение трёх минут» (122. 260).
Учитывая возможность психокинеза, воздействующего на предметный мир через расстояние, становится понятно, как Прокл, вращая вертишейку, «навёл на Аттику дожди и отвратил от неё роковую
засуху». Утверждают даже, что с помощью талисманов «он усмирял
землетрясения» (155. 489).
Способность воздействия энергии души на энергию силовых полей
грозовых облаков демонстрировал А.Игнатенко. Когда телевизионная группа прибыла на место эксперимента, камерами был зафиксирован плотный слой облаков. А.Игнатенко вытянул руки ладонями
вверх: «через минуту завеса туч начал светлеть, облачность растаяла на глазах, и засияло солнце». Данный эпизод оператор полностью
отснял на плёнку. Игнатенко подтвердил наше предположение о существовании энергии души: «Я представляю, что ладонь излучает
энергию, пока не увижу мерцающие точки в виде толстого луча,
направленного к облакам» (105. 102). О способности А.Игнатенко
«собирать, концентрировать свою пси-энергию и посылать её на расстояние», разгоняя тучи, свидетельствуют и заключения комиссий
(57. 489). Но кроме фиксаций и восхищений, предельно важно приступить к прямому изучению природы взаимодействия психической
энергии и материальных силовых полей.
267
Кроме прочего, энергии души может быть достаточно даже для
перемещения собственного тела по воздуху (левитации). Из прошлого передаётся, например, будто москвичи не раз видели Василия
Блаженного, двигавшегося через Москву-реку прямо над водой. А
Блаженный Фёдор, новгородский юродивый, «с Софийской на Торговую сторону прехождаше по воде реки Волхова, аки по суху» (105.
20).
Подобной способностью, как считают, обладал и отец Серафим.
Однажды рядом с ним находился больной, который лежал, не оборачиваясь. Когда же он случайно оглянулся, «то увидел отца Серафима, в молитвенной позе стоящего в воздухе» (105. 21). То же сообщается об епископе Валенсии, который «вообще парил в воздухе целых двенадцать часов. Множество монахов и мирян сбежалось и
съехалось с окрестных мест, чтобы наблюдать это чудо» (105. 22).
Более близкое нам свидетельство относится к Д.Юму (2-я половина ХІХ века): «в присутствии многих известных учёных, в течение сорока лет он многократно демонстрировал левитацию. Эта левитация
не была спонтанной, поскольку он умел управлять данным феноменом и вызывать её, когда хотел» (105. 13).
В ХХ веке у психокинетика В.Авдеева «зрительница беседовала,
вися под потолком». Присутствующее медики согласились: данное
её положение в воздухе – вовсе не каталепсия и не гипноз (105. 30).
И ещё знаменательный факт из ряда, близкого к данному: в полночь
26.07.2004 г. серебристая человекообразная фигура пролетела над
Керманом (Калифорния) на высоте 20-25 метров, потом резко взмыла вверх «со скоростью ракеты» и пропала (2. 368). В этом случае
значимый вид левитации продемонстрировали гости.
Душа способна и ещё к одному, пока непостижимому воздействию
на материальный мир. Так, в сеансе1919 г. медиум Ф.Клуски находился на стуле среди участников сеанса. Когда его тело достигло состояния призрака, и этот призрак потускнел, медиум неожиданно
пропал вовсе. Его обнаружили лишь в третьей по счёту комнате, сидящим на кушетке. Причём, когда его разбудили, сам он даже не
представлял, где находится. Помнил Клуски лишь о начале сеанса.
Для оценки объективности события очень важно то, что дверь в комнате с проводимым сеансом была заперта изнутри (114. 393).
Тот же феномен удавался медиуму Миллеру. В начале сеанса он
находился на одном из этажей здания, а по окончании так же неожиданно он оказался на другом. Учтём, что «волосы медиума были
прибиты к полу, через серьги в ушах протянули нити». Однако на месте остались только гвоздики и нити – в тех же положениях! Для безусловной убедительности эксперимента в Нью-Йоркском пастеров268
ском институте для этого же медиума была использована даже спецлаборатория с металлической камерой и надёжно запиравшейся
дверью. Но медиум исчезал также неотвратимо (114. 393-394).
Сущность данного действия души непостижимо уникальна. Скажем, проф. Вемз воспринял его в виде транслокации: мол, тело медиума «переливается» в идентичный ему фантом и медиум совмещается со своим двойником, а затем в фантомном состоянии исчезает (там же). Однако в термине «траслокация» речь идёт лишь о
сигнале, перемещающемся в пространстве. Гораздо важнее опять
говорить об основном источнике данного действия – энергии души.
Её силовые поля фактически дематериализуют реальный предмет –
тело, и, используя проникающую способность потустороннего мира,
действительно, переносят его в другое место через любые материальные преграды. Возможно, этому действию способствуют и силы
потустороннего мира. Ведь, медиум Клуски после дематериализации
и перемещения даже не представлял, где находится.
Если блестящие умы осознаֺют громаду данной проблемы, перспектива изысканий в этом направлении предстоит потрясающая.
3.2.-5. Многополюсность души
Современная наука о человеке, долго отрицавшая в нём существование и проявление души, то тут, то там робко начинает к ней
возвращаться. Это возвращение связывается, прежде всего, с попыткой локализации: душа, мол, располагается в центральной части
мозга, над гипофизом и рядом с мозжечком, в полости промежуточного мозга. Отсюда душа (маленькая точка) управляет всем телом,
используя мозг, нервы и тонкое тело (А.Смирнова, Н.Литвененок:
(241. 269). Т.е., не разобравшись в природе души, её сразу усаживают в одно место, поручая ей управленческую роль. На фоне таких
попыток, мир духовно направленных гипотез о природе души гораздо
разнообразней, и в них можно поискать более правдоподобную версию, чтобы обладать большей палитрой поисковых нюансов.
Широко распространено представление о сплошном «единстве
душевной жизни, в силу которого все в ней слитно…, так что в строгом смысле слова нельзя говорить о разных душевных явлениях, а…
лишь о разных состояниях… душевной жизни» (Франк: 85). С этой
позиции тема локализации души представляется упрощённой, а сама
душа, не сводимая к узкой локализации, охватывает всё единство
душевной жизни. Есть подобный данному, но более широкий, тоже
распространённый подход, согласно которому «в человеке находится
космическая сила во всей своей целостности». Причём, душевный
269
план, «будучи первопричиной, проявляется всегда как Всеединство»
(Чаттерджи: 12).
Разумное стремление представить душевную жизнь целостной и
всеединой таит в себе, всё же, некоторое упрощение, приводящее к
взгляду, будто «душа есть простая сущность, и не только без частей,
но и без какой бы то ни было множественности в своём качестве»
(Гербарт: 219). Такое упрощение упускает из вида значимые прозрения. Например, в прозрении Платона, душа, целостная по природе,
сложна в своих сущностных состояниях. Так, она «содержит в себе
три сущности: а) причастную Вечности; б) ту, что разделяется в телах; в) среднюю, связывающую Вечное и разделённое» (210; 474–
475). И, надо сказать, что в предшествующем разборе данное деление Платона неплохо себя зарекомендовало, обнаружив действительную связь души с потусторонним миром. Вместе с тем, в предыдущем изложении кои какие реалии свойств души не рассматривались. А они, вероятно, существуют, и их нельзя оставлять без внимания.
3.2.-5.1. «Я – витальное, природное»
Исходно душа – инстанция связи человеческого «Я» с потусторонним миром, и в то же время она – регулятор управления различными
жизненными проявлениями человека. Таков общий взгляд, известный издревле. Но если учесть возможность тонкого деления души на
разные состояния, уместно допустить наличие её особой ипостаси,
сливающейся, в частности, с жизнедеятельностью сомы, носительницы витального состояния души.
Например, в Хатха-йоге утверждается: «человеческое тело – Вселенная в миниатюре. В нём всё – от минерала до Бога. Вода… в его
теле соединяет человека со всей водой земного шара и атмосферы;
кислород… со всем кислородом во Вселенной; углерод – с углеродом, жизненный принцип – со всем живым в мире» (270. 259-260).
Т.е., с одной стороны, сома человека сущностно едина стихиям Вселенной. Но та же сома, с другой стороны, несёт в себе частицу Божьего деяния, коей является её душевная основа, с которой сома теснейше слита в целое «человек». Следовательно, Платоново деление
может быть дополнено ещё одним состоянием души – «Я - витальным, природным».
Примерно также считают йоги. Наблюдая самостоятельность частей, органов тела и даже клеток, они утверждают: «жизнь тела состоит из тысяч отдельных жизней». Каждая такая жизнь подразумевает душу» (270. 259). О тысяче, миллионе, миллиарде (на уровне
270
клеток) отдельных жизней говорят ныне генетики. В этой связи, возможно наличие двух основных стратегий противоборства - между
клетками организма (отмирающими и нарождающимися) и болезнетворными вирусами. Соответственно, уместно допустить возможность не просто спонтанной, но регулятивной инстанции души,
направляющей борьбу клеток с процессами старения и с вирусами в
соме человека.
Ранее рассматривалась тема самотождественности «Я» в ходе
реинкарнаций души. Ныне появляется тема самотождественности
«витального Я» в сложнейших внутренних изменениях. Действительно, тело человека в течение семи лет возобновляется до последней
частицы. Но если происходит полная замена клеток организма,
должно происходить и изменение человеческой сущности. А, как мы
убедились, сущность «Я» сохраняется даже в ходе реинкарнации. В
соме, тем более, должно присутствовать «нечто относительно неизменное, что остаётся свидетелем всех произошедших перемен»
(Чаттерджи: 13). Этим нечто и является, по-видимому, «Я – витальное».
Данный вид «Я», будучи особым состоянием души, «пронизывает
всю физическую природу, вплоть до клеточного уровня, и выходит за
пределы тела на расстояние 4-6 дюймов» (Ф.Пейн: 57. 500). Об этом
свойстве «витального Я» можно прочесть и в священном тексте: «Когда сходил Моисей с горы Синая, …стало сиять лучами лицо его оттого, что Бог говорил с ним. И увидел Аарон и все сыны Израилевы
Моисея, и вот, сияет лучами лицо его, и боялись подойти к нему»
(Исх. 34. 29, 30). Т.е., сияние не окружало лицо со всех сторон, а было воспринято на самом лице Моисея, как более мощное проявление
его душевно-витальной сущности, усиленное воздействием Всевышнего.
Современная психофармакология, к сожалению, движется пока в
принципиально ином направлении: она не раскрывает новые свойства «витального Я» души, но всячески, того не ведая, заменяет его
препаратами. Сама она возвещает об «ускоренной психотерапии с
применением веществ, вызывающих изменение состояния сознания,
наподобие диэтиламида лизергиновой кислоты (ЛСД-25), дипропилтриптамина (ДТП) и метилендиоксиамфетамин (МДА)» (Гроф: 75.
271). Но в этой как бы перспективной психотерапии человеческие переживания иногда становятся «настолько невыносимыми», что с пациента практически сдирали наушники с музыкой и повязки с глаз,
чтобы хоть как-то его успокоить (75. 310). Многих пациентов приходилось отводить «в ванную комнату» из-за приступов рвоты, и там их
вновь старались успокоить, принося «стакан воды или сока, дополни271
тельное одеяло, салфетку или платок» (75. 310). Т.е. ЛСД, или иной
наркотик, будучи видом яда, приводил к полному истощению психики. А значит, данная стратегия, принося ничтожные плоды прозрений
в ходе сеансов, в целом фактически губит витальную ипостась души.
Совершенно иная картина возникает тогда, когда «витальное Я»,
впитывая в себя силы души в целом, способно на величайшие достижения. Так, в г. Серпухове А.Стародумов, поднимает от земли 6тонный груз, чего не делают даже небольшие механические подъёмники. Обученные его методу девушки, при собственном весе менее
50 кг, отрывают от земли полуторатонную штангу. Т.е., опираясь
именно на пока неизведанные возможности витальной ипостаси души, А.Стародумов «обучает преодолевать гравитацию» (2. 532).
3.2.-5.2. «Я – волевое»
В перечисление Платона не попала ещё одна важная ипостась
земного бытия души. По иным мотивам эту ипостась явно недооценивает и современная психология.
Например, Фрейд и его последователи всю свою энергию подчиняют, на их взгляд, стратегической задаче: отыскивать у пациента и
самую глубокую «инвариантную травму», и «травмы более поверхностного характера» (235. 111). Однако любая травма – следствие
внешнего воздействия на человека, т.е. чужой воли. Психотерапевт,
не активизируя волю пациента, а концентрируя его внимание на самих травмах, лишь усиливает фактор их болезненного состояния.
Юнг поступал принципиально по-иному – он полностью отрицал
процедуру поиска травм, поскольку найти больную точку в сознании
пациента — дело не трудное и совсем не важное. В отличие от
Фрейда, не желавшего даже думать о душе, Юнг считал душу энергией божественной и творческой (266. 11). Т.е. он, с одной стороны,
учитывал связь души со Всевышним. А с другой стороны, выявлял её
активно-творческую природу. Потому для него был гораздо существенней взгляд в будущее пациента, в зоны его жизненных перспектив. И всю свою методику он направлял на возрождение бодрости и
силы духа самого пациента (Юнг: 266. 29), в ходе чего восстанавливалась и начинала активно сопротивляться болезни волевая ипостась души – «Я – волевое». И действительно, именно в таком состоянии души происходят обычно выздоровления людей, даже больных раком.
Наука ХХ века почти не заметила великих открытий Юнга, заложив
традицию поклонения Фрейду. И она продолжала множить идеи бездуховной и безволевой методики: «непосредственная борьба чистой
272
воли против сил влечения невозможна; там, где её намереваются
вести, только сильнее возбуждаются силы влечения в их односторонней ориентации» (Шелер: 311. 76). Потому возникал странный антропологический парадокс: хаотические силы влечений бессильны
сами по себе из-за постоянных внутренних столкновений. И, тем не
менее, они невероятным способом получали возможность господства над самой мощной, предельно целенаправленной и сконцентрированной основой души человека – его волей.
Однако в жизни любой хаотичный аффект, при малейшей концентрации «Я – волевого», всегда может быть им укрощён или уничтожен, этим «противоположным и более сильным аффектом» (Спиноза: 251. 213). В этой связи, история человечества хранит огромный
арсенал побед «Я – волевого» над самыми катастрофическими несчастьями людей, которые должны были бы парализовать волю.
Например, в 1336 г. между вельможей Дин фон Шаунбургом и
Людвигом Баварским произошёл непримиримый конфликт. Ради сохранения жизни его воинов, фон Шаунбург обещал проделать после
смерти невыполнимый акт. И вот, по приказу короля голова Дин фон
Шаунбурга была отрублена. Но он быстро вскочил на ноги и пробежал мимо своих ландскнехтов, стоявших на расстоянии нескольких
шагов друг от друга, лишь после этого упав замертво. Ландскнехты
были помилованы (105. 130-131). Т.е. мощь «Я – волевого» такова,
что способна действовать даже вопреки реальной смерти тела.
Постоянная связь этого и того миров усиливается или ослабевает
также в зависимости от степени воздействия «Я – волевого» на характер устойчивости данной связи. Более того, считают, что «Я – волевое» даже отводит душу от превратностей движения по потустороннему миру: «сколь сильна воля у того, кто покидает этот мир,
столь же сильна воля у того, кто покинув этот мир, достигает того
мира» (Матапатха-брахмана: 97. 67). Поэтому, процесс реинкарнации
«Я» может быть обусловлен, отчасти, волевой ипостасью души.
Даже при всём могуществе сверхъестественных сущностей, «Я –
волевое» души заклинателя, например, всею силою концентрации
позволяет ему выйти за пределы земной ограниченности, вступить
«в активное взаимодействие с волями природных вещей-существ».
Т.е. благодаря «Я – волевому», душа земного человека превращается в «действенный дух среди других духов, центр мистических сил
среди других центров» (Флоренский: 16). Тогда опыт земных сил
начинает влиять на опыт сил потусторонних.
273
3.2.-5.3. «Я – нравственное»
Трудно не назвать ещё одной ипостаси души, встроенной во взаимоотношения людей и настраивающей их. На фоне сверхъестественного бытия данная сущность души посвящена собственно человеческому бытию, и может быть названа «Я – нравственное».
В современной теории наметились две странные доминанты. С
одной стороны, множатся изучения внешних свойств социальных отношений, к коим применяются количественно-социологические и экономические параметры. С другой стороны, сознание людей постоянно приучают к невнятной «психологии масс». Но каждый человек всегда был и остаётся внутренне наполненным именно нравственными
состояниями, и только сообразуясь с ними, он входит в мир общения.
Скажем, внешне мир пестрит социально-статусными отношениями: «штатский – офицер», «протестант – католик», «торговец – покупатель», «проситель – чиновник» и т.д. Однако в психике каждого человека остро отзываются либо умаления, либо уважения его собственно человеческого достоинства. Т.е., мир социального бытия изначально соткан из нравственно значимых отношений одной души к
душе другой.
По-своему изучая мир общения, Н. Гумилёв ввёл представление
об этническом поле. Главная его особенность, видимо, заключена в
бытии тонко-энергетического плана, связывающего в незримую целостность ту или иную нацию. Благодаря данной связи «не рассыпаются на части этносы, разорванные исторической судьбой и подвергшиеся воздействию разных культур» (78. 371).
Сам Гумилёв утверждал, что «в основе этнической общности лежит биофизическое явление» (там же), обусловленное физическивибрационными состояниями. Живя в идеологически-репрессивное
время, он не уточнял, что данное явление может состоять из духовно-тонкого плана бытия, хотя такое определение сути этноса гораздо
точнее. Идея Гумилёва сама по себе очень интересна. Но в ней не
учтён важнейший фактор часто встречающейся душевнонравственной перенастройки вибрационного поля в связи с изменением сути человеческих взаимоотношений. Тогда план вибрационноэтнической энергии отступает в тень, поскольку акты душевнонравственной перенастройки разламывают изнутри сложившееся этническое поле. Один из видов такого разлома – свершение преступлений против сородичей. Другой – противопоставление статусных
личностей себя этнически родному с ними народу. В данных и иных
подобных деяниях проявляется активное восстание против уз рода.
А потому сила энергетического единения этносов очень условна.
274
Если же основой взаимоотношения людей признавать силы нравственности (справедливость, честь, любовные узы, долг и т.п.), тогда
именно эти силы можно представить в виде тонко-вибрационного поля. Внутреннее состояние этих сил динамично, драматично и очень
часто значимо проявлениями незримого нравственно-духовного могущества. Платон, например, фиксирует «какую-то страшную силу
молвы», отмечая, что вопреки ей «никто никогда не пробует даже
вздохнуть» (211. 322). Внутренне осязаемо эту силу воспринимал
каждый участник массовых состязаний: на них под давлением данной
силы слабые хозяева игр могут побеждать, а сильные гости – проигрывать.
О нравственно-духовном могуществе нередко вспоминают, не берясь осмыслять данный феномен, а лишь описывая его в виде «отжившего языческого суеверия» (Юм: 158). Веспасиан, например, был
простым воякой. Когда солдаты вытолкнули его в императоры,
народ, ради права признания, потребовал от него чуда. Веспасиан,
отродясь, ничего чудесного не совершал, и потому перепугался до
смерти. Жрецы подбодрили. При огромном скоплении народа претендент, как обучили, плюнул в лицо слепого, коснулся пяткой хромого. Произошла какая-то магия: исчезли слепота и хромота. Успех был
полным (267. 210). Таким же способом некоторые целители, фокусируя силу энергии общего нравственного поля стадиона, излечивают
больных. Иногда энергия нравственного поля воздействует на отдельных людей в виде возмездия за свершённые ими злодеяния:
«Ты в кубок яду льёшь, а справедливость/ Подносит этот яд к твоим
губам» (Шекспир).
Силу энергии общего нравственного поля иногда именуют Эгрегором (ангелом-хранителем – греч.), считая её основной инстанцией
Тонкого мира (Богданович: 40. 30-31). Предполагается, что Эгрегор
присущ «каждому обществу… на Земле» (40. 281). В «Розе мира» Д.
Андреев также повествует об Эгрегоре, как бы зависшим над отдельным городом или страной, и представляющим собой мощное
психическое поле. Однако реальная природа Эгрегора пока никем не
исследована.
Меж тем, силу энергии нравственного поля мастера искусства и
философы изучают очень давно. Например, К.Станиславский уже в
начале ХХ века сумел создать Систему театрального мастерства и
сфокусировать её на главнейшей цели: всей мощью душевных сил
режиссёров и актёров добиваться возникновения незримых ярчайших психически-нравственных излучений внутренней энергии души и
таких же её восприятий (266; 205). Благодаря возникновению сило275
вых излучений между актёрами и людьми в зале, возникает реально
создаваемая магия театрального искусства.
Целостным источником энергии нравственной сферы является актуальный мир современников, живущих на нашей планете. Косвенным источником этой энергии может быть, вероятно, часть человечества, уже ушедшая из жизни, и так или иначе присутствующая в потустороннем мире.
3.2.-5.4. «Я – духовное»
(Я – эйдетическое» и
«Я – сверхъестественное»)
После обследования свойств разных состояний души, характерных
преимущественно для земного плана бытия, обратимся к тем её состояниям, одно из которых, по Платону, причастно вечности, другое
осуществляет связь состояний души, разделённой в телах, с вечным
её бытием.
«Я – эйдетическое»
Связующее с вечностью состояние души редко осознаётся таковым. Ретивые адепты науки, категорично исключив душу из регулятивной основы теоретического творчества, ввели вместо духовных
прозрений понятие научного мировоззрения. Но многократно древнее и полнее иные виды мировоззрений: религиозное, художественное, этическое, правовое. А сущностно их все объединяет одно качество – все они существуют как всеобщий мир идей. Данное множество идей исходно появляется в результате собственно человеческого творчества. Но само творчество – лишь воплощение особой энергии души. Потому мир идей более точно воспринимать в качестве
мира эйдосов Платона. А то состояние души творца, которое в редкие минуты прозрения соприкасается с тайнами инобытия, может
именоваться «Я – эйдетическим».
Сиюминутное сознание опирается на ближайшие связи: родственные, деловые, дружеские. Оно привыкает к тому, что твердь – здесь,
не стараясь даже обдумать, что всё – гораздо сложней. Однако
твердь близлежащих связей при небольшом отдалении размягчается. А при большом – рассыпается. Родственники, друзья, знакомые и
то нередко становятся врагами. А иноверцы? А представители других наций? А чужеземцы?
Меж тем, многим людям хорошо известно родство в Отечестве.
Тогда появляются особые ощущения в душе: и патриотизм, и гор276
дость, и внутренняя сила, рождённая причастностью души земной
Родине. В то же время особо чуткие души в состоянии ощущать родство в Человечестве. Тогда можно быть русским, англичанином или
испанцем, учёным, философом или архиереем, но прежде всего и
обязательно – гражданином планеты Земля. От этого исходного
ощущения возникает глубинный образ совместной жизни, и незримое, но прочное духовное единение на всей Земле (Цицерон: 266.
253).
Потому зафиксированный в научном или художественном тексте
творческий посыл – не просто созданная идея, но вопрос и воззвание
к душам и умам планеты Земля (Гегель: 266. 195). Передаётся он от
времени к времени, от души к душе не как неоспоримость формул.
Они всегда достраиваются, перестраиваются, сочиняются вновь. Передаётся такой посыл как неукротимая одержимость, как страсть
неустанного поиска (Г.Козинцев).
Дела талантов и гениев, продлевающиеся в душах людей из века
в век, обратно воздействуют на духовное, надысторическое бытие и
образуют в нём незримое, великое «Прометеево братство» (Гейне).
В Прометеевом братстве особый характер душевности: ему присуща
бескорыстная борьба, в основном, за чужие интересы. Причём, эта
борьба ведётся усерднее, нежели за свои собственные (Н.Лосский).
Братством творческих душ утверждается в веках преданность кругу
блюстителей подлинной чести. Явленной данностью его становится
межэпохальная беспредельная преданность творцов жизни духа
свободе, совести, творчеству, любви.
В этот союз не вступают – ему безраздельно отдают свою душу, и
идут в незримом строю миссионеров, созидающих будущее человечества. Официальным коридорам творцы жизни духа предпочитают
житейски-демократичную площадь, как средоточие всего свободного,
жизнеутверждающего. Там царствует право экстратерриториальности, с тысячелетиями сберегаемым духом универсальной вольности,
с глубочайшим критицизмом в отношении к нормам многовековой
косности (М.Бахтин).
Таким образом, перед взором нынешнего творца жизни духа образуются два ряда источников – откровения пророков и прозрения гениев. К ним присоединяется третий – его собственный прозревающий опыт. Вследствие этого, его душа пульсирует в средоточии как
бы тройной духовной крестовины, непрестанно перетекая в ипостаси:
Веры, Служения, Сомнения, Выбора, Синтеза, Творения. Стезя неотступного созидания под ношею тройного распятия — непременное
условие глубинного творчества новых проблесков истины в мире эйдосов.
277
«Я – сверхъестественное»
Отношение Я к сверхъестественному миру двойственно. Наука это
отношение категорически отрицает. В реальной жизни людей, в религии, искусстве, философии заинтересованность к данному отношению постоянна. Уже у Гераклита «человек в смертную ночь… соприкасается с мёртвыми – дремля; бодрствуя – соприкасается с
дремлющими» (69. фр. 26). Т.е., философ основную жизнь души относит к сверхъестественному миру, а души людей, находящиеся в
реальном мире, он считает дремлющими. Разносторонне исследование реинкарнации позволило ввести отношение «Я – сверхъестественное» в ряд фактически изучаемых данностей.
Философы, прошлые и современные, постоянно уточняют моменты соотношения души с инобытием. Так, согласно Канту: «человеческая душа связана с двумя мирами. Связанная с телом, …она чувствует один только материальный мир. В качестве части мира духов
она воспринимает и сообщает другим чистые воздействия нематериальных существ» (116. 310). И мы помним, что мнение Канта не было
простым предположением, поскольку он опирался на подтверждённые события из восприятий Сведенборгом сверхъестественного мира.
Ныне ряд подтверждений данной ипостаси души, путешествующей
по потустороннему миру, значительно расширился. Россияне посредством телевидения (2007-2009 гг.) были свидетелями грамотно
поставленного испытания, в коем наиболее талантливые экстрасенсы блестяще подтвердили опыты соприкосновения с потусторонним
миром. То же самое было доказано в психоделических опытах
С.Грофа. Вот ещё пример из его практики: Курт, психолог, будучи отчаянным скептиком, всё же рискнул пойти на этот эксперимент. В потустороннем мире он встретился со своей умершей бабушкой, и она
посоветовала ему обнаружить у тёти Энн срезанные розы. «Приехав
к тёте, Курт нашёл её в саду в окружении срезанных роз». Именно в
этот день, «впервые за год, тётушка Энн решила сильно обрезать
разросшиеся розы» (75. 265-266).
Наиболее часто и почти повседневно многие люди ощущают поддержку потустороннего мира, когда вовремя появившееся предчувствие избавляет их от попадания в ту или иную катастрофу. Сам феномен предчувствий именно потусторонней подсказкой «заставляет
отказаться от поездки, сменить опасное место, удержаться от большой покупки». И его можно было бы легко объяснить случайностью,
если бы данный феномен не испытывали тысячи людей (Гарин: 443).
Причём, тот факт, что предчувствие возникает явно до свершения
278
какой-то катастрофы, наука объяснить не в состоянии (Малерб: 31).
Ведь человек фактически воспринимает знаки того, чего пока нет в
природе.
Учитывая достаточный фактический ареал встреч наших душ со
сверхъестественным миром, мы вправе приглядеться к дополнительным мнениям на эту тему, хотя и не имеющим пока подтверждения. В частности, считается, что соприкосновение души со сферой
сознания (метасферой, инобытием) может происходить ежедневно и
ежечасно многими людьми. В то же время какие-то люди в таком соприкосновении могут и не участвовать (Мамардашвили, Пятигорский: 170. 53). К последним относятся лишь те из людей, кто из
умысла или по наивной вере в научную традицию, упорно противопоставляет своё Я потустороннему миру.
Особенно чуток человек к проявлениям сверхъестественных сил в
состоянии обострённого сновидения. Оно обусловлено либо грозящей опасностью, либо осознанным настроем души на связь с потусторонним миром. Видимо, по этой причине спящих людей можно
считать «тружениками и соучастниками космических событий» (Гераклит: фр. 75).
Итак, если осознанное отношение к связи с потусторонним миром
происходит у особо чутких людей в течение веков, тогда над зримо
воспринимаемой историей может существовать параллельно действующая иноистория, разворачивающаяся в потустороннем бытии
(С.Булгаков: 266. 254). В нём могут пребывать неведомые нам потоки
времени и пространства. И может быть, этот сложнейше уплотнённый событийный мир способен глубинно формировать наиболее острые контуры видимой истории (Д.Андреев: там же).
Все подобные предвосхищения нуждаются в дополнительной проверке. Но уже сейчас понятно, насколько сложным по своим проявлениям может быть «Я – духовное», тонко ветвящееся на «Я – эйдетическое» и «Я – сверхъестественное».
3.2.-5.5. «Я – мудрое»
Многие стороны души нуждаются в их целостном охвате. Потому
возникает проблема их гармоничного соотношения и, соответственно, структурного опознания такой гармонии. О структуре сознания в
психике ныне пишут немало. Вот мы видим версию структуры, главная особенность которой – отношение земного состояния сознания к
его потусторонней сфере (Мамардашвили, Пятигорский: 170. 77).
Или нам встречается упоминание о том, что модель человеческой
психики «есть проявление интегрированных, множественных сублич279
ностей» (А.Солодин: 163). Нас призывают также помнить, что структура экзистенции «есть органическое целое, и каждый из её элементов занимает определённое место, играет свою роль» (Ортега-иГассет: 234). И пока нам трудно понять, какова же структура состояний души фактически, поскольку в данных мнениях описаны лишь
предварительные эскизы к структуре как таковой.
Появляется и намёк на саму структуру, правда, не души, а человека. Но в этой структуре пока всё предельно просто: «есть тело, в теле - как внутренняя жизнь - душа, и вне тела – точка зрения, в соответствии с которой оно есть и то, и другое» (Веряскина: 101. 47). Но
«точка зрения» – персонифицированное свойство. Оно должно само
кому-то принадлежать.
Отчасти высвечивается именно структура души. Она, считают,
«обладает тремя главными способностями: умом, интеллектом и
санскарами (отпечатками совершенных действий)» (241. 279). Однако ум и интеллект – синонимы. Отпечатки совершенства могут принадлежать разуму, но сам он вовсе не статичен, как отпечаток, а
предельно активен.
Есть и ещё версия структуры души, которая в данном случае заменена словом «аура», а сама она состоит, по предположению, «из
шести тонких тел: духа, души, ментального, астрального, призрачного и эфирного тел» (Г.Шипов: 241. 73). В этой версии предполагается
взаимосвязь между «тремя мирами: грубоматериальным, тонкоматериальным и высшим» (там же). Однако это опять очень приблизительный эскиз, фактически не обусловленный духовным опытом человечества. А из этого опыта известны душа, дух (как связь души с
потусторонним миром), и сам потусторонний мир. «Ментальное тело» в данной модели – всего лишь синоним сознания. «Астральное
тело» отсылает нас к миру звёзд. Но мир звёзд – материален. «Призрачное и эфирное тела» – лишь синонимы одного – потустороннего
– состояния души. Т.е. в этой структуре чёткости не найдёшь.
Встречается также общая структура человеческой сущности: «Духовный элемент - Буддхи, - что означает Мудрость. Бессмертная душа, интуиция - Манас высший. Интеллект - Манас низший. Чувствование - Кама, - что означает Желание. Жизненное начало - Прана, что означает Жизнедеятельность. Физическая материя, твёрдая,
жидкая и газообразная - Стхула Бхута, - что означает Грубое Превращение» (Чаттерджи: 22). Правда, спешить с определением структуры целостной человеческой сущности пока рано. Слишком много в
нашем знании отсутствующих истин. Здесь же мы видим, что мудрость перенесена исключительно в потусторонний мир. Спорить с
этим трудно. И всё же человечеству как таковому приходится самому
280
решать глобальное количество сложнейших проблем. Потому оно
имеет право на собственную мудрость. Она сама – одно из сущностных земных проявлений бессмертной души. Интеллект на фоне мудрости – только способность рассудка. Остальное относится к жизни
тела. А о структуре души в данной модели больше уточнений нет.
Предварительный эскиз строения души, соотнесённый в какой-то
мере с опытом человечества, может быть таким. – 1) одной из сущностных сторон души, являющейся главной основой телесной природы человека, может быть "генос" (gֺenos). 2) Развивающаяся, многообразно утверждающаяся телесность осмысляется, события осознаются. – Эту сторону назовём "логосом" (духовным познанием, эйдетическим и сверхъестественным). 3) И события, и их сложнейшие
мотивы вводятся самой жизнью в нравственный контекст, соотносятся с незримой сетью отношений между людьми. В этом плане о себе
заявляет ещё одна сторона души – "этос". 4) События, их сущность,
нравственные мотивы – всё это отчасти постороннее по отношению к
"Я". А оно имеет свой собственный голос. И этот голос вторгается
либо в каждую из сторон, либо в их средоточие сразу, и тогда непреклонно утверждает свою позицию. Часто – очень горячо, страстно.
Так ведёт себя "пафос". 5) Но пафос может заблуждаться. Иногда –
катастрофически. И требуются весы гармонии, чтобы выровнять
чрезмерно разбухшие части души. Чтобы умиротворить, оздоровить
выскакивающее из груди сердце. В этом случае не обойтись без целительной роли мудрости. – Синтезирующую, гармонизирующую
способность души обозначим как "софос".
Соответственно, в общеструктурном виде возникает такая картина
внутреннего строения души: "генос" соответствует "Я – витальному",
"логос" – "Я – духовному (эйдетическому и сверхъестественному),
"этос" – «Я – нравственному», "пафос" "Я – волевому", "софос" – "Я
– мудрому".
Однако в жизни наше тело подвержено самым неожиданным изменениям, и это тем более относится к душе. Она, в принципе единая, часто бывает невероятно страдающей от того, что разные её
сущности берутся враждовать между собой. Потому важно понять
сам принцип динамического соотношения её сущностных сторон.
Если у какого-то специалиста, в этой связи, нет представления о
структуре психики, начинаются непродуманные импровизации: «Так
как мысли бывают разные, то в работу включается интеллект который принимает решение – какую мысль воплотить в действие» (241.
270). Однако мысли – это лишь подвижные идеи самого интеллекта.
А чтобы отрегулировать метание разных мыслей интеллекта или
рассудка, нужна более высокая инстанция, принадлежащая разуму.
281
Именно он находит мыслям верный путь. Причём разум для проведения собственной идеи нуждается в опоре на «Я – волевое». Иначе
его идея ничем не будет отличаться от других идей. Т.е., для нахождения верного решения, необходим союз двух инстанций души – «Я
– мудрого" и "Я – волевого".
Нам может встретиться более сложное мнение: «Понятие воли –
единственное из всех возможных, исходит изнутри, оно вытекает из
непосредственного сознания каждого, в котором каждый познает
собственную индивидуальность» (Шопенгауэр). Однако в этом случае "Я – волевое", действительно являющееся одной из сущностей
души, осталось наедине с собой. В таком состоянии оно похоже на
сильного и бестолкового воина, которого легко направить в любую
сторону. Известно, например, что в «Я – витальном» роятся многие
плотские желания. И если у "Я – волевого" нет головы, оно само
поддастся и даже усилит жадность, похоть, трусость, дикость. Потому картина с одной сущностью души всегда ущербна.
В реальности в каждом из нас происходит борьба с самим собой.
Ведь, каждая из сущностей души внутренне наполнена самыми разнообразными желаниями и страстями. В «Я – нравственном» уживаются двуличие, подлость, честолюбие, коварство. Но в нём же всегда
есть искренность, честь, скромность, доброта. Поэтому уже в одном
только «Я – нравственном» постоянно происходят настоящие баталии. Что уж говорить о «Я – эйдетическом», ведь мир идей – настоящая какофония проблем и конфликтов. В итоге, отдельный человек
на каждом витке своей жизни – настоящая галактика желаний и страстей, без регуляции которых он превращается в сжигающий себя и
быстро угасающий факел.
В этой связи, принципиально важен вопрос об основном регулятивном начале в душе. Ведь современное сознание всё ещё носится
с «либидо» Фрейда, с волей к власти Ницше и Адлера, с жаждой потребления, как бы регулирующей рыночные отношения. Однако во
всех этих и подобных им состояниях постоянно отсутствует важнейшее – целостное «Я», поддающееся или противостоящее любым ловушкам страстей и хитростей.
Тогда мы вспоминаем, что «человек может своей волей контролировать кровяное давление, температуру и даже электрокардиограмму, а раз так, то где источник этой воли?» (Пенфильд: 281. 308). А
коли упомянут основной источник решений воли, у нас всегда при
себе есть великий дар – «разум, представляющий собой демона,
приставленного к каждому из нас богом» (Платон: 210. 90а). Может
быть, поэтому, при любых конфликтах желаний и страстей души "Я –
волевое» способно встать на сторону разума. Ибо «Я – мудрое», ре282
агируя на позывы других «Я» в душе, чётко ориентируется, что не
благо и не зло. Всё остальное «Я – мудрое» считает побочным и ничтожным, поскольку именно оно – «подлинный судья добра и зла»
(Сенека: 118). И тогда победа над самим собой становится первой и
наилучшей из побед (Платон: 211. 626d).
3.2.-6. Естествознание
в бытии человечества
Мы уточнили то, что известно издревле – мир человека невообразимо разнообразен и богат. Выяснили также, что сам факт появления
человечества на планете Земля пока – огромная тайна. И потому
углубление внутрь человеческой сущности, с одной стороны, а также
уяснение его возможной миссии пребывания на планете Земля –
лишь наметившиеся, хотя и важнейшие стратегии познания. К сожалению, огромный корабль традиционной науки движется пока по совершенно собственному, и вряд ли ему самому понятному фарватеру.
Любопытен, например, взгляд Лапласа: Земля не потому кажется
маленькой, что она меньше Солнца, а, скорей, потому, что человек,
живущий на этой планете, ничтожен в сравнении с представителями
других звёзд (256. 214). Однако главное в позиции Лапласа, характерное для сути научного мировоззрения вообще – превознесение
процесса познания тайн Вселенной над исследованием тайн человеческого бытия.
Так, Эйнштейн старательно отворачивается от поиска самого существенного – причин любых свойств Бытия: «мы не можем искать
причины, по которым некоторые состояния движения имеют преимущество перед всеми другими… напротив, это преимущество – независимое свойство пространственно-временного континуума» (Эйнштейн: 320. 43). Ведь мир причин, как известно, уходит обязательно к
первопричине – Всевышнему, а значит, и к его немаловажному творению – человечеству, и тогда придётся искать принципиально иные
координаты для понимания свойств материального мира, в частности, теории относительности. Вместо этого естествознанию главной
причиной для Вселенной проще признать очень странный «центр
всех прочих масс» (320. 44).
Однако, этот ориентир познания принадлежит пустоте нежимого
Космоса. А поскольку сам по себе данный ориентир ничего не значит,
прикрываясь его безгласным авторитетом, научное Я присваивает
себе непререкаемый авторитет над всеми другими видами познания
и над целью бытия человечества на планете Земля вообще. И тогда
283
миром всех исследований начинает править физика, а вслед за ней
– естествознание в целом. Более того, воцарившаяся традиционная
физика полностью отгораживает себя от всех попыток человековедения прорвать искусственно созданный кордон: «согласно теории
относительности, законы природы необходимо формулировать независимо от какого-либо конкретного выбора координат, так как системе координат ничто реально существующее не соответствует» (Эйнштейн: 113).
Меж тем, познавание законов природы осуществляет тот же самый, очень конкретный представитель человеческого рода, который
своим заявлением вводит человечество в непреодолимый парадокс:
оно берётся изучать законы природы, решительно и полностью отгородившись от самого себя, от собственных нужд, от своего предназначения во Вселенной. Тогда, естественно, возникают два главных
вопроса: возможно ли это в принципе? Необходимо ли это в перспективе развития самого человеческого бытия?
По поводу «возможно ли?» уже в ХХ веке очень конкретно ответили Гедель и Гейзенберг. И круг таких ответов в будущем будет расширяться. В отношении вопроса «необходимо ли?» ответ уже начат в
данной книге, и он, безусловно, будет продолжен последующими
творцами целостного, а не только узко традиционного знания.
А пока наука существует в ей самою сфабрикованном парадоксе:
будучи представительницей человечества, она аннигилирует его, а
заодно и собственные фундаментальные цели. Так, Вернадский громогласно заявляет, что человек вроде бы является в ноосфере планеты «крупнейшей геологической силой» (51. 314). И опять великого
учёного интересует вовсе не миссия человека на планете Земля, а
непререкаемый авторитет науки, которая, фактически, и является
«геологической силой в биосфере» (Вернадский: 51. 316).
Но стоит замечательному учёному чуть-чуть столкнуться с жизнью
мира людей, как он тут же дискредитирует сформированный им авторитет науки: ноосфера теперь уже предстаёт не как высший, а как
«стихийный геологический процесс» (Вернадский: 51. 315), что очень
странно. Ведь наука исходно – есть мощнейшая работа мысли. Да и
совершенно не понятое состояние социального бытия, названное
Вернадским «демократией», тоже неправомерно отнесено им к социальной стихии. Ведь, на вид социальная стихия, в которой довелось
жить Вернадскому, давно осознана мудростью, как целенаправленно
организованный вид общественного устройства (267. § 1.6.-2.). В
этом устройстве, формально названным «советским», т.е. возникающим из структуры советов всего населения страны, верх полномочий изначально принадлежал неоолигархическому клану.
284
Эволюционизму мною ранее уже предъявлен счёт в связи с принципиально иными, нежели в нём, приметами появления человечества на планете. Ныне его отвергают также и в социальном ключе.
Эволюционизм, следуя авторитету естествознания, смешал мир людей с грызнёй животных. А потому круг человеческих хитрецов, рвачей и хапуг, комфортно расселившийся в лучших районах внешне богатых стран мира, становится, якобы, образцом, к которому страны с
честно работающими мастерами и творцами обязаны стремиться
(Уэбстер: 46-47). От такого естественнонаучного эволюционизма
неожиданно исходит даже моральное предписание: людям, обустраивающим свою планету в неизвестной Вселенной, вовсе «не надо
тревожиться по поводу… несправедливостей, неравенства, жестокости и непредсказуемости человеческого существования, поскольку
логика истории неумолимо влечёт их к лучшей системе» (Уэбстер:
48). Но логика истории с огромным трудом преодолевает несправедливость, неравенство, жестокость укрепившегося на вершине полномочий со-корпоративного олигархического сожительства (267. гл.
2.4.). Потому необходимо глубокое понимание и великая инициатива,
чтобы человечество осознало суть своей миссии на планете Земля.
А утратившему ориентиры естествознанию ещё из глубины веков
советовал Эмпедокл: «Малый узрев лишь удел человеческой жизни
злосчастной, / Гибнут, как дыма струя, скоротечных людей поколенья. / Сердцем постигнув лишь то, что каждому путь преградило / В
суетной жизни стезе; а всякий мнит целое видеть» (11. 75). Т.е. любая зона и даже отрасль знания – лишь незначительная часть огромного процесса познания, многоохватно осуществляемого человечеством на протяжении веков. Поэтому естествознанию принципиально
важно не захватывать права в безраздельное пользование огромный
процесс познания человеческого бытия. И не надо бы выступать самочинно от имени целостной жизни человечества. Гораздо важней
иное – стараться уяснить контуры этого целого и своё скромное место в нём. Мудрость, со своей стороны, настойчиво предостерегает:
естествознанию и его неумелым сторонникам пора вспомнить о
непререкаемой ценности и о безусловном приоритете во всяком познании собственно человека в его неразгаданном бытии на нашей
планете (Н.Страхов: 69).
285
4. ЗНАКИ БЫТИЯ
4.1. ВИДИМАЯ ВСЕЛЕННАЯ
4.1.-1. Материальное Бытие
4.1.-1.1. Субстанция и физика ХХ века
Исследование человека, его предыстории, его сложных взаимосвязей с потусторонним миром состоялось в данной книге впереди
рассмотрения свойств самой Вселенной не случайно. Обычно во
всех вопросах познания тон задаёт физика. Однако, современная
физика сумела внушить всем странную истину: она судит о свойствах
Бытия, и предлагает это делать всем остальным, используя правила,
которые она же и создала. Её критерий истины, тем самым, полностью сформирован ей самой. Но если даже этот критерий принят физикой с тщательным разбором, всё же разбор частной отрасли знания будет, соответственно, лишь частным суждением, потому «сделанный разбор должен быть предметом нового разбора, и так – до
бесконечности» (155. 389). А мы попробуем разобраться в существе
самого критерия физики.
Предметом исследования в физике, думает она об этом или нет,
является субстанция Бытия. Обращение с таким предметом требует,
прежде всего, понимания степени его сложности. И эта сложность,
как мы видели, привела нас к свойствам потустороннего мира. В исследованиях физики всё гораздо проще. Вначале она считала субстанцию «твёрдой и протяжённой», потом неожиданно решила, что
субстанция вообще «исчезла и более не существует». А вместо неё
осталась только «совокупность массы и энергии» (Клайн: 132. 220).
Мы, прекрасно понимая, что имеем дело с огромным упрощением
проблемы, постараемся, всё же, к такому утверждению приглядеться.
Признанным героем всех последних стратегических уточнений в
физике явился А.Эйнштейн (1879-1955). Но он частенько как бы
ненароком опирался на предшественников. У Маха ему понравилось
то, что инерция – не просто однонаправленное движение, но «сопротивление не столько ускорению, сколько ускорению по отношению к
массам остальных тел во Вселенной» (Эйнштейн: 403). Т.е., фактически приближаясь к обнаружению сути субстанции, Эйнштейн оттолкнулся от чисто внешнего сопротивления ускорению масс тел. А
ведь было уже известно суждение Канта, отводящего мысль от соотношения масс к соотношению движений: «движению не может проти286
востоять ничего, кроме противоположного движения» (119. 160). И
было суждение Шеллинга, с концентрацией мысли на ещё большем –
условии движения: «каждое движение предполагает в качестве условия своей возможности положительную силу, которая (как импульс)
его возбуждает, и отрицательную силу, которая (в качестве притяжения) возвращает движение к самому себе» (312. 93). Т.е. исходным
пунктом поиска сущности субстанции, при всех упрощениях, могло
быть соотношение движений, а глубже – соотношение возбуждающих их сил.
Эйнштейн предпочёл заложить в основу своей теории в полном
смысле слова «элементарный вывод эквивалентности массы и энергии» (320. 650). Причём, поначалу он, видимо, совсем не рассчитывал на успех, потому что после создания основ своей теории, им самим «вывод закона эквивалентности не был опубликован» (там же).
Однако уже в 1935 г., пожалуй, почувствовав уверенность в своём
элементарном выводе эквивалентности, Эйнштейн прямо приписывает «покоящейся частице энергию покоя m (mс²)» (320. 417). И вскоре появляются последователи, вместо субстанции Вселенной рассуждающие о заурядной механике, т.е. о бильярдном кие, ускоряющем массу шара (132. 198),
После в поле зрения Эйнштейна попали электромагнитные поля
теории Максвелла, и он понял, что их «вообще нельзя объяснить механически». Тогда степень углубления к субстанции была зафиксирована на данном уровне, поскольку эти поля сыграли роль предела
исследования на фоне неизвестного эфира (Эйнштейн: 156). Однако
мечта о странной тверди привела Эйнштейна к световым квантам,
оказавшимся важней электромагнитных полей (320. 160). И далее в
ход пошла пара частиц (двух материальных точек), а в фокусе внимания были зафиксированы их скорости, которые «равны по величине и противоположны по направлению» (Эйнштейн: 419). Т.е. уровень познания был сориентирован на соотношение мельчайших тел,
причём, с неизвестно откуда взявшимися их скоростями. И познание
полностью ушло от соотношения причин движений – их импульсов,
тем более утратив вектор поиска глубинных причин самих импульсов.
Применительно к полученным соударяющимся и меняющим
направление точечным массам, была образована математическая
система «К» (Эйнштейн: 420). Дальнейшие эксперименты основывались на соотношении данных точечных масс в этой системе. На этой
базе и появился давно желанный вывод: «при жёстком соударении
импульсная масса изменяется как энергетическая масса. Это частичное обоснование принятого равенства обеих масс» (Эйнштейн: 422).
287
Т.е. в существо теории вошло, словно бы, главнейшее начало – видоизменяющаяся масса, которую можно было считать то импульсом,
то энергией, с принципом «эквивалентности массы и энергии покоя»
(320. 422). Условием этого соотношения была инерция, имеющая
свойство энергии, скажем, от взаимодействия гравитационных сил. И
далее родилось, вроде бы, знаменитое рассуждение: «если сообщить телу энергию E, то его инертная масса возрастает на величину
E/с², где с – скорость света в пустоте. Другими словами, тело с массой m можно рассматривать как сгусток энергии, равной по величине
mс²» (Эйнштейн: 102).
Заранее отметим, что собственно причина возникновения энергии
(силы притяжения – не в счёт) здесь принципиально не рассматривается. А потому тело с массой – не источник рождения энергии, и не
её фактический сгусток, но лишь внешний переносчик.
Чтобы глубже войти в существо дела, вернёмся к Ньютону. Он
рассуждает гораздо ближе к сути сложности субстанции: «вся трудность физики – обусловленность её некоторыми силами, из-за которых частицы тел, вследствие причин, покуда неизвестных, или стремятся друг к другу, или же взаимно отталкиваются» (Ньютон: 3). Т.е.,
он чётко фиксирует внимание на обусловленности движения неизвестными силами. И Ньютон был очень близок к достаточно существенному прозрению: «частицы притягивают одна другую некоторой
силой, которая очень велика при непосредственном соприкосновении» (Ньютон: 149. 12). Т.е., у него возникало предвосхищение собственно сил, рождающихся при ядерных реакциях.
Однако сам Ньютон математически обосновывал механику движения тел, и от подлинных причин намеченных им сил был вынужден
отвернуться. И всё же тогда он сформулировал идеи, очень знакомые нам в связи с рассуждениями Эйнштейна: «притягательные силы тел при равных расстояниях пропорциональны массам тел»
(Ньютон: 7). Т.е. он не отождествляет силу и массу, а фиксирует факт
их соотношения. И далее Ньютон, может быть, случайно, предвосхищает ныне хорошо известную формулу Эйнштейна: «количество
движения есть мера такового, устанавливаемая пропорционально
скорости и массе» (200. 24). Правда он говорит, пожалуй, чётче: количество движения, а не энергия (E), как у Эйнштейна.
Но вернёмся всё же к главной теме – причине самого движения,
затем – к причине импульса, затем – к определению сущности субстанции Бытия. Тут Ньютону оппонируют философы. Напрямую сомневается в его правоте Кант: «Ньютон назвал бесспорный закон
стремления материальных предметов к сближению тяготением, не
желая свои математические доказательства впутывать в неприятные
288
философские споры о причине тяготения» (116. 313). Косвенно в
дискуссию вступает Платон: «начало движения – это то, что движет
само себя. Оно не может ни погибнуть, ни возникнуть» (209. 245е).
Т.е. масса, сохраняя в себе полученное ею извне количество движения, слишком далека от того, что движет само себя. А далее Платон
предлагает последующим поколениям потрясающую идею: «каждое
тело, движимое извне – неодушевлённое, а движимое изнутри –
одушевлено, потому что такова природа души» (209. 246с). И мы можем допустить, что «если то, что движет само себя, есть… душа»,
(там же), следовательно, глубинной сущностью субстанции может
быть духовное начало.
Аристотель тоже соотносит глубинную сущность субстанции с
идеей самодвижения, как причины самой себя: «так как все движущееся должно приводиться в движение чем-нибудь, а оно другим, и
так далее, то необходимо [признать] существование основного движущего и не идти в бесконечность» (16. 206). И далее он допускает,
что «если движение вечно, будет вечным и основное движущее, если
оно одно; если же их много, будут вечными многие» (16. 241-242).
Т.е. его модель сущности субстанции допускает многополярность основ её самодвижения.
К идее сущности движения был очень чуток Декарт: «вы можете
представить себе некое основное движущее, вращающееся с неизвестной скоростью и являющееся источником всех других встречающихся в мире движений» (86. 185). В современности об этой идее
упоминает, как ни странно, Е.Блаватская: «Сила или Энергия есть
свойство; но каждое свойство должно принадлежать чему-нибудь
или кому-нибудь» (36. 634). Т.е. стремление прорваться к причине
всякого движения никуда не уходило из чутких душ.
Эйнштейн, меж тем, исторически попал в полосу триумфа. И он,
полностью поверив в своё величие, теперь уж торжественно провозглашает: «Е = Мс² – НАСТОЯЩАЯ ПРОБЛЕМА НАШЕГО ВРЕМЕНИ»
(320. 654). Но суть этой как бы настоящей проблемы остаётся той же
– весьма далёкой от причин самой энергии. Тем более, от этих причин далеко ушло в сторону сознание его последователей. Соответственно, ушла из нынешних размышлений собственно самодвижущаяся сущность субстанции.
Исследователям осталась всё та же «эквивалентность массы и
энергии», где энергия E упорно соответствует массе m, правда, теперь уже «умноженной на квадрат чудовищно большой скорости света, т.е. на единицу массы приходится огромное количество энергии»
(Эйнштейн: 655). Но суть от этих, в разы умноженных величин, не
изменятся – мы ничего не узнаём в данной версии о собственно при289
чине энергии. И, конечно же, не продвигаемся к пониманию свойств
субстанции Бытия, её возможной самодвижущейся сущности.
4.1.-1.2. Энергия в естествознании
Современная физика гораздо более разнообразна в своих поисках
существа энергии и её причин. Одной из мощных причин энергии
Вселенной называется немыслимая мощь первичного большого
взрыва, из которого она появилась (Попов: 213. 127). Хотя тотчас
возникает вопрос: а откуда появилась энергия, приведшая вещество
Вселенной к этому большому взрыву? И тогда взоры направляются к
микрофизике, к энергии ядер. Здесь она рождается, как утверждают,
«от электростатического отталкивания двух обломков», на которые
распадается атомное ядро. От этой же причины возникает энергия,
высвобождающаяся при атомном взрыве. И тут же обнаруживается
весьма значимая оппозиции версии Эйнштейна: данная энергия «не
возникает благодаря превращению массы в энергию. Ибо число элементарных частиц с конечной массой покоя во время атомного взрыва совершенно не уменьшается» (Гейзенберг: 65. 66).
У ядра атома есть существенное свойство: его сила, в отличие от
электромагнитного и гравитационного полей, действует на очень коротком расстоянии. Но именно такая сила обладает огромной мощью
(4. 282). И если она способна на атомный взрыв, то и большой взрыв
при рождении Вселенной мог бы быть произведён ею.
Тем не менее, сами отталкивающиеся «обломки» ядра, от которых
рождается энергия – только образ. Он нуждается в расшифровке. В
этой связи, появляются варианты. Энергия может возникать от электрона, переносящегося с одной орбиты на другую. Ведь, каждый такой перескок электрона – квант энергии. Но вот незадача: сам электрон либо испускает, либо поглощает излучение (Клайн: 132. 211).
Потому устойчивыми источниками энергии перескоки электронов не
являются. К тому же, при поглощении энергии электроны – её простые потребители. А значит, и испускаемая энергия, при их перескоках, исходит также не от них.
Другая версия указывает на некие силы между соседними атомами. Они считаются электрическими силами, поскольку значимы для
них притяжения противоположных зарядов и отталкивания между зарядами одноименными (65. 90). В этой версии не очень понятна природа возникновения самих противоположных зарядов. Поэтому,
наверное, и возникает сомнение в их сущности: эти «силы, вероятно,
не имеют такого простого вида, как в случае электростатических сил
между электронами во внешних оболочках», к тому же прогрессу в их
290
понимании «препятствует неточность экспериментов» (Гейзенберг:
93-94).
Совсем малоубедительна версия, согласно которой «элементарные частицы рождаются из кинетической энергии и… могут снова исчезнуть, превратившись в излучение» (Гейзенберг: 66). Поскольку и
кинетическая энергия, и завершающее излучение могут принадлежать совсем иным источникам или источнику энергии.
К сожалению, препятствует расшифровке источника энергии тезис
Эйнштейна о тождестве энергии и массы. Потому, оценивая факт
столкновения атома урана с нейтроном, и деления первого, источником огромного количества энергии упорно считается «часть его массы» (М.Клайн: 132. 219).Эта позиция пока доминирует: «высвобождение ядерной энергии происходит либо при расщеплении тяжёлых
атомов (урана-235) на лёгкие. Либо при слиянии лёгких атомов водорода в тяжёлые (ядерный синтез). В обоих случаях часть массы ядер
превращается в энергию» (Б.Небел: 139). Т.е. масса господствует
всюду. К тому же милые словечки «расщепление» (например, лучины) и «слияние» (скажем, двух стаканов жидкости в сосуде) слишком
мало соответствуют громаде ядерной реакции. Скорее можно предполагать либо сверхмощное разрывание ядра атома на фрагменты
пока неизвестными силами. Либо происходит фактическое вдавливание в атом чужих микрочастиц. И всюду действует пока неопознанный источник энергии, вовсе не напоминающий тривиальную массу.
За поиском источника энергии кое-кто мысленно отправляется в
Космос, где воображение впечатляется квазарами (quasar – звездообразный радиоисточник). Они внешне могут показаться самыми могучими источниками энергии. Ибо от них исходят «мощные потоки не
только света, но и рентгеновского, инфракрасного, а во многом – и
радиоизлучения». Основой данных процессов считается то, что квазары являются ядрами «крупных галактик в максимальной фазе своей активности» (20. 392).
Такой источник энергии ускользает внутрь галактических ядер.
Однако эти ядра фактически – огромная термоядерная реакция величайшего множества микрочастиц (А.Мигдал: 158).А очень хочется
найти источник, разрывающий сами ядра на фрагменты. Только им
вновь оказывается масса, правда, очень большая: «ещё более мощный источник – гравитационная энергия звезды» (там же). Но вот беда: освободить саму «эту энергию можно только с помощью ядерных
превращений» (там же).
Тут возникает ощущение, что круг замкнулся: ядра разрываются
на фрагменты гравитацией, а её мощь зависит от реакции ядер. При
этом, звучит успокаивающая фраза: «сейчас мы правильно понима291
ем: звезды светят за счёт выделения энергии при термоядерных реакциях в их недрах» (20. 254). Но фактического источника энергии мы
так и не нашли.
Также не столь проста ситуация в химии. С одной стороны, вроде,
убеждающе звучит знаменитый тезис: «поставив массу (вес) веществ
во главе всех своих сообщений, химия пошла за Галилеем и Ньютоном» (Д.Менделеев: 149. 13). С другой стороны, как и в исследовании
Гейзенберга, «масса вещества сама по себе, равно как атомная масса сама по себе, не является непосредственным фактором химического движения, химических, качественных превращений вещества.
Например, изотопы, заметно различаясь по массе, практически эквивалентны по своим химическим свойствам» (В.Курашов: 13). И когда
мы возьмёмся искать источник энергии в химии, получится, что все
органические молекулы, образующие ткани живого существа, уже
«содержат атомы углерода и других элементов», причём, в них уже
«запасена потенциальная энергия» (194. 67). А источником её появления окажутся те же «расщепления» атомов и «излучения» энергии
из их массы.
Итог поисков подлинного источника энергии на данном этапе очевиден: при всех ссылках на внутриядерные и термоядерные реакции,
сам источник, запускающий эти процессы, пока не обнаружен.
4.1.-1.3. Накал полюсов
Есть ещё одно важное условие, приближающее нас к пониманию
причины энергии. Известно: «космические лучи выбили из свинца частицы, траектория следа которых отклонялась от траектории электрона в противоположном направлении. Они были названы антиэлектроном, или позитроном» (4. 263). Обнаружено также, что «на
малых расстояниях притяжение между нуклонами сменяется отталкиванием» (А.Мигдал: 159-160). И ещё одно открытие: попыткам максимального сжатия атома начали противиться силы отталкивания
внутри его ядра и орбиты (О.Крохин: 327. 06.04.11). Т.е. приближение
естествоиспытателей к ядерному составу физической Вселенной выявило различные проявления её антимира.
Антимир обнаружен на уровне античастиц. Т.е. некоторые частицы
в опытах продемонстрировали своих «двойников», противоположных
по знаку, И предполагается, что «из античастиц может быть построено антивещество» (132. 218). Но сложность в том, что вещество и антивещество энергетически эквивалентны. В них противонаправленно
действуют только электромагнитные поля (А.Азимов: 274). Потому,
создавая антивещество, экспериментаторы вряд ли куда-то денутся
292
от вещества. Ибо главное – не эти отдельные полюса сил, а постоянное взаимное их натяжение и напряжение, обусловленное противоположностью полюсов самих полей.
Меж тем, в глубине Вселенной обнаружена квинтэссенция, тоже со
свойством антигравитации, и, вроде бы, первичным гравитационным
отталкиванием (20. 438). Правда, мы уже встречались на примере
квазаров с замкнутым кругом, когда ядра разрываются на фрагменты
гравитацией, а сама её мощь зависит именно от реакции ядер. И там
мы источника энергии не нашли. Теперь вот, нам встретилось полюсное противостояние, скажем электромагнитных, полей. Само их
определение в качестве электромагнитных спорно, поскольку более
вероятно то, что собственно вещество и антивещество Вселенной
может насыщаться натяжением и напряжением противоположных
ядерных полей.
И, может быть, именно оно максимально значимо для всех совокупных энергий Вселенной, включая антигравитирующую квинтэссенцию. Пожалуй, именно максимально мощное переплетение сил
противоположных ядерных полей создаёт огромный энергетический
потенциал, из-за колоссального напряжения которого во Вселенной
проявляют себя «не только магнитные поля, но и электростатические
потенциалы огромной мощности, которые разогревают и поддерживают звезды в состоянии плазмы» (Катюхин: 252).
Существование подобного потенциала может быть также связано
и с открытой недавно тёмной энергией Вселенной. Ныне эта энергия
соотносится с состоянием вакуума. Но выяснено, что вакуум – вовсе
не пустота, а лишь «минимальная энергия полей и частиц» (20. 438).
Сама плотность вакуума едва заметна: (7 +/- 1) · 10-30 см. Пребывая в
чрезвычайно разреженном состоянии, тёмная энергия составляет,
тем не менее, «примерно 70% от полной энергии всей массы Вселенной» (20. 439). Т.е. можно допустить, что локально сконцентрированному в созвездиях и звёздах потенциалу ядерных полей – источнику энергии Вселенной, противостоит гораздо более масштабный,
но сильно разреженный потенциал тех же полей – источник её антиэнергии. Поэтому мы можем предположить, далее, наличие весьма
неравновесных, колоссальных полюсов энергии, создающих в целом
огромный, немыслимо напряжённый энергетический потенциал всей
Вселенной.
Может быть, поэтому порции «энергии вакуума, находящейся в
объёме кофейной чашки, хватило бы для испарения всех океанов
земли» (Д.Виллер: 2. 459). И может быть, поэтому над отчётливо
наблюдаемой поверхностью нашей планеты «одновременно громыхает около 2000 гроз. В то же время, в атмосфере Земли «сверкает
293
несколько сот внутриоблачных молний» и «каждую секунду примерно
сто молний вонзаются в землю» (И.Имятников: 109. 2). Одновременно выяснено, что запасённая как бы грозовым облаком потенциальная энергия превышает 1013 - 1014 кГц, не уступая энергии ядерной
бомбы (там же). Т.е. мы вновь возвращаемся к видимой ядернотермоядерной энергии, которая сама – лишь результат внутреннего
потенциала ядерных полей. Именно поэтому, там, где не электрическое поле, а разрыв между потенциалами ядерных полей велик, «образуются электронные лавины», из которых, после ряда превращений, вырываются главные разряды молнии (109. 2).
Фиксируемое проявление мощного напряжения потенциала ядерных полей часто связывают с «движущимся возбуждением некой
среды типа заряженной плазмы». Её именуют ещё физическим вакуумом, или эфиром (Федосин: 331). Т.е., мы подошли к основному понятию, фигурирующему в микрофизике – понятию эфира. Именно с
физическим эфиром связывается представление и о субстанции физической Вселенной. Но данная тема требует дополнительного прояснения.
4.1.-1.4. Энергия в микромире
В своём рассуждении мы оттолкнулись от свойств микрочастиц, и
ушли к параметрам Вселенной. Только эти параметры вновь вернули
нас к микромиру. А потому в нём самом требуется выявить главное –
причину энергии.
Большинство физиков мечтает найти самую последнюю, «самую
малую» частицу». Скажем, благодаря Андронному колайдеру, обнаружены, вроде, «базоны Хиггса». Кому-то они показались даже «частицами Бога». Но будь коллайдер на порядок мощнее, найдётся
ещё меньший сгусточек материи. А теоретики постепенно догадываются: при размерах 10-33 см может исчезнуть локальность вещества
и, следовательно, исчезнут частицы. Т.е. намечается граница мира
воспринимаемых частиц, а что скрывается за ними – непонятно (Карпенко: 308). Постепенно познание сосредоточивается на очень важной проблеме: что предопределяет само бытие микрочастиц, поскольку «более мелкие из них не удаётся не только что увидеть –
даже косвенно ощутить» (Г.Шипов: 2. 531).
Да и видимые микрочастицы ведут себя странно: они как бы возникают из ничего и превращаются в ничто (Руднев: 374). Потому
начались попытки поиска праматерии с тем, чтобы всё обилие
наблюдаемых частиц возникало из их основания (Мигдал: 93). Скажем, множество частиц способно обнаруживать себя вне атомного
294
ядра. И они, существуя самостоятельно, способны даже превращаться (132. 217). Возникает важное предположение: «частицы и силовые поля – только две различные формы одной и той же реальности» (Гейзенберг: 87). Но мы выяснили ранее, что их неразрывность
неравноценна: частицы относятся к категории следствий, а ядерные
поля – к категории причин.
Тогда перестают быть туманными для сознания прежде «странные» частицы. Странность их возникала от того, что они «не могут
рождаться поодиночке, а возникают только парами – частица с античастицей» (Мигдал: 92). Однако огромные ядерно-термоядерные поля Вселенной как раз и состоят, по предположению, из разнополюсного взаимонапряжения. Потому вырывающиеся из них пучки частиц
именно и должны возникать парами – частица с античастицей. По
этой же причине два фотона-близнеца разлетаются «в противоположных направлениях со скоростью с = const» (А.Аспеко: 213. 97).
Теперь мы понимаем, что именно из-за свойства общего им поля
«попытки влиять на поведение одного из фотонов приводили к синхронным изменениям другого фотона» (там же). Соответственно, и в
искусственно созданных сильных полях вакуум перестраивается. В
нём появляется «поле частиц, в зависимости от характера внешнего
поля» (Мигдал: 150-151), считает исследователь. Однако перестройка вакуума и появление частиц обусловлено всё же не внешним, а
глубоко внутренним взаимонапряжением ядерно-термоядерных полей самой Вселенной, лишь частично воссозданных экспериментом.
Видимо, данное силовое взаимонапряжение полей предопределяет собою «молекулярные вибрации, которые достигают величины: 1 ∙
109 колебаний в сек. Соответственно, атомные вибрации – 9 ∙ 109 колебаний в сек. Межатомные вибрации – 27∙ 109 колебаний в сек. И
т.д. (Кили: 36. 701-702). Уже из данного описания видно, что стратегической формой субстанции Бытия могут быть вибрации, достигающие тончайших частот. Самые тонкие из них оказываются, в то же
время, и самыми длительными, самыми устойчивыми. Что очень
важно, что «сфера их действия становится всё шире именно по мере
их утончения» (Чаттерджи: 26). Т.е. предельно тончайшие вибрации
способны, может быть, пронизывать своим полевым воздействием
всё пространство Вселенной (вспомним о синхронно разлетающихся
фотонах).
На фоне предельно тончайших и пока едва ли фиксируемых вибраций, элементарные частицы походят на более осязаемые, но всё
же вращающиеся волчки. Так, «спин электрона и атома водорода
пребывает в основном состоянии 1/2, а в возбуждённых состояниях –
3/2, 5/2» (180. 91). Т.е. частота вращательного движения заметно
295
растёт. Не случайно, «то, что казалось пустым пространством, вакуумом, в действительности кишит» рождающимися из взаимонапряжения полей и исчезающими туда же виртуальных частиц. Ибо
внешне воспринимаемый вакуум, подобно незримым молниям, заполнен сполохами энергии (С.Девис: 213. 78). Причём, степень
насыщенности выплесков пучков частиц, видимо, обусловлена степенью частоты их вибраций, достигающих постепенно предельно
тонкого состояния. И, конечно же, атом тоже перестаёт быть статичным объектом, но понимается ныне как насыщенная вибрациями система, «в которой постоянно происходят тончайшие внутренние процессы» (258. 139).
В связи с данными соображениями, мы имеем основание заменить
понятие «масса» представлением о том или ином виде вибраций
взаимонапряжения ядерно-термоядерных полей физической, а может быть, и психической реальности.
Кроме того, считают, что на уровне вакуума совершаются физически нулевые колебания полей, из которых возникают и исчезают пары «частица-античастица». При этом полагают, что «стоит столкнуться в вакууме… электрону с позитроном, как виртуальные частицы превращаются в реальные, и тогда рождаются новые частицы»
(Мигдал: 147). Однако мне представляется, что мир взаимонапряжения ядерно-термоядерных полей живёт по отношению к частицам на
более глубоком уровне. Причём, возникающие из данных полей частицы являются, пожалуй, сгущающимися из-за затухания вибраций
энергетическими выплесками самих полей. Не случайно, внешне нулевые (а внутренне – могучие) колебания не электромагнитного, а
ядерно-термоядерного взаимонапряжения полей заставляют дрожать электрон даже в атоме – «он как бы превращается в шарик с
радиусом, равным амплитуде дрожания» (Мигдал: 147).
Следовательно, причину энергии самих микрочастиц следует искать не в них самих, а в свойствах взаимонапряжения полей Вселенной, предопределяющих вибрационную активность частиц. Ближе к
данному уровню подошли исследователи плазмы – сверхсильно
нагретого атома с отлетевшим электроном (О.Крохин: 327. 06.04.11).
Саму электронно-ионную плазму именуют веществом в четвёртом
состоянии. Но одновременно признают существование нейтронной,
позитронной плазмы. При этом, плазмы с противоположными знаками могут охватываться «комплексной плазмой» (Грищенко: 122. 312).
Наконец, ещё больше вглубь соотношения полей продвигаются исследователи торсионных, или спинорных взаимодействий ядер атомов в квантовой жидкости - поляризованном гелии-3, которые
наблюдали М.Ледюк, Б. Кастэн и другие группы экспериментаторов.
296
Предполагается, что в таких экспериментах «получены убедительные доказательства существования пятого фундаментального взаимодействия» (Л.Лесков: 15).
В целом же в «теории поля используют усреднённые характеристики и параметры, отвлекаясь от деталей», и нужна большая интуиция для угадывания ещё не известных потенциалов поля (Федосин:
273. 303). При всём при том, предположение о частицах вещества как
пучках особого сгущения поля, иногда считают «слишком расплывчатым, чтобы быть полезным» (273. 304). Однако, основное исследовательское сообщество, изучающее субстанцию Вселенной, вовсе не
ограничивается пределами её физического субстрата. К более тонкому субстрату Вселенной может относиться духовный план Бытия.
И при определённых допущениях уместно мыслить сгущения духовных полей субстанции, переходящих в состояния вещества. Отворачиваться от них – значит жить в угоду упрощённым правилам.
4.1.-2. Приближение к субстанции
4.1.-2.1. Энергия человека
В рассуждениях о различных свойствах Бытия всегда необходимо
хотя бы мысленно помнить о фундаментальной его основе – субстанции. Ориентация на высший критерий состояния Бытия, как бы
он ни был пока недостижим, позволяет предостеречь путь познания
от преждевременных его огрублений и искажений. Мы в настоящее
время, одновременно с современной микрофизикой, попытались
уяснить особенность главной причины энергии. И мы видим, что авторы микрофизики считают уровень познанной ими энергии вполне
достаточным для всех стратегических обобщений. Так, настойчиво
утверждается, что «энергия это то, из чего созданы все элементарные частицы, все атомы и вообще все вещи. Одновременно энергия
является движущим началом. Энергия есть субстанция, Энергию
можно считать первопричиной всех изменений в мире» (Гейзенберг:
26-27).
Но приходится ещё раз напоминать, что даже самая передовая
отрасль знания всё же остаётся одной лишь отраслью исследования
Бытия из многих. И любому знатоку физической Вселенной неплохо
бы периодически вспоминать, что лично сам он – представитель человеческого мира, полностью принадлежащего одушевлённому бытию. И не повторять на своём пути познания Бытия синдрома Демокрита. Он, например, заявлял: «Мир не одушевлён… и управляется
некоторой неразумной природой» (88. фр. 143). При этом Демокрит
297
почему-то забывал о себе самом, как представителе высокого разума, именно с помощью разума управляющего собой и мудростью.
Потому, кроме пути познания физического бытия, всегда существует
во многом ещё не разгаданный путь исследования бытия Человечества во Вселенной. В отношении к данному виду существеннейшей
части Бытия физические координаты пока очень узки.
Обращаясь к самому человеку, мы замечаем, что он достаточно
тесно связан со свойствами физической Вселенной. Скажем, на качество работы оператора может влиять уровень солнечной активности или сейсмические колебания (Плеханов:192). А более общими
медико-биологическими исследованиями доказано, что живым организмам просто необходимы естественные электромагнитные поля.
«Эти поля сопутствовали зарождению и развитию жизни на Земле, а
также участвовали в эволюции человека. С их участием из неорганических веществ образуются аминокислоты, составляющие белок»
(Сподобаев: 14). Соответственно, уменьшение или отсутствие электромагнитного поля Земли «приводит к стрессовому состоянию организмов и, в конце концов, к их смерти» (там же).
Процесс взаимодействия человека с физическим миром носит не
только спонтанный, но и осознанный характер. Особо чувствительные люди с железным прутком в руке способны опознавать наличие
подземного электричества (Риттер: 123. 118). Скажем, вблизи подземных пустот меняется распространение звуковых волн, и человек с
согнутой рамкой обнаруживает смену частот гравитационных полей
(Плеханов: 212. 197).
Физиологи, будучи адептами естествознания, всё время пытаются
объяснить данную способность человека использованием обычных
его средств восприятия – зрения, обоняния, возможно слуха. Меж
тем, обострённое чувство человека реагирует именно на электромагнитные поля (212. 196). С помощью данной реакции обнаруживаются, например, границы полей распространения радиоактивных отходов, закачанных под землю на глубину до 400 метров. И эти данные, что немаловажно, почти полностью совпадают с данными прямых измерений границ полей отходов способом бурения (Плеханов:
201). Т.е. связь внутренних ощущений человека с электромагнитными состояниями планеты очень тесна.
Или другой вид примера. В июле 1989 г. проверка величины биолокационного эффекта показала: 700 грамм воды, до активации её
А.Чумаком, давала угол отклонения рамки 130˚. Через 1 минуту активации угол отклонения изменился на 1,5 оборота (540˚) рамки, через
2 минуты – на 5 оборотов (*1 800˚) (212. 199). Следовательно, человек не только воспринимает электромагнитные поля, но и воздей298
ствует на них такой же своей активностью. Интересно и то, что даже
через месяц после активации этой воды величина биолокационного
эффекта составила 700˚ (там же). Кроме того, «некоторые экстрасенсы, воздействуя на воду руками на расстоянии до 10 см от поверхности сосуда, доводят воду за 2-3 минуты до 100 и более оборотов рамки» (там же). Т.е. эффект обратной биолокационной активности человека на природу остаётся на достаточно долгое время после
акта воздействия, а сам этот акт достигает значительных степеней.
Потому мы с полным основанием можем продлить поиск субстанции Бытия за границы физической части Вселенной, обращая свои
взоры к внутренним способностям человека.
4.1.-2.2. Энергия души
Физики, зная о причастности эфира духовным процессам, решили
монополизировать право и на него: «вместо слова «эфир» можно с
таким же успехом говорить «физические свойства пространства»
(Эйнштейн: 154). Но правомерно ли это? Ведь, физическая энергия,
как движущая сила преодоления пространства, в широком контексте
познания представляет собой «наиболее примитивную форму ткани
универсума». Её интерпретируют ныне «как однородный первоначальный поток, а её форму – лишь как его мимолётные вихри» (Шарден: 12).
Физики, например, относят физическую плазму лишь к четвёртому
уровню погружения в субстанцию Бытия, и фиксируют также пятый
уровень «торсионных, или спинорных взаимодействий ядер атомов»
(Л.Лесков: 15). При всём при том, последующее изучение биолокационной активности человека показало, что даже этот уровень – ещё не
предел. Поскольку Грищенко считал биоплазму носительницей той
энергии, которая, приводя в движение атомы и молекулы, организует
их в живую клетку». И именовал её душой (122. 314).
Можно предположить, поэтому, что торсионные, или спинорные
взаимодействия ядер атомов опираются на достаточно тонкие вибрации, служащие определённой основой всего разнообразия Вселенной. Но глубже к субстанции Вселенной всё же находится, пожалуй, духовный план Бытия. Он тоже выразим через тонкие частоты
вибраций (М.Холл: 29), но не они лежат в его основе, а духовная
энергия предопределяет ту или иную их частоту. Такое соотношение
духовного плана и вибраций отчётливо воспринимается в условиях
музыкального творчества. В нём, как известно, именно творец задаёт
партитуру разнообразия музыкальных тем и аранжировок. Т.е. именно энергия его души владеет свойствами ритмических колебаний,
299
стараясь максимально полно выразить сущность гармонии физического, человеческого и Божественного Космоса. Поэтому очень важно
не сводить природу «ауры и биополей к электромагнитному излучению, ибо обычные физические методы их обнаружения оказываются
недостаточно эффективными» (Гарин: 521). Суть соотношения физической и психической реальности воссоздаётся гораздо точнее, когда
состояниям физического вакуума предпосылают «информацию, обусловленную духовной энергией, по свойствам которой строится рождаемая из вакуума грубая материя, участвующая в силовых взаимодействиях» (Г.Шипов: 241. 72).
Разумеется, проникновение в один из глубочайших уровней Бытия
пока в большинстве своём связно с особым видом опыта – духовным. Но если микрофизике в её нынешнем состоянии исследования
материальной части Вселенной позволено опираться на интуицию,
то человеческое бытие гораздо ближе, по сути, собственным прозрениям души. И в этом плане свидетельства духовного опыта не могут
отвергаться так, как это делалось в ХIХ и ХХ веках.
Известно, например, что даже в отношении к физическим процессам сами чуткие физики, в частности Н.Бор, ощущают их неполноту,
предлагая дополнить их свойствами духа (2. 528). В том же плане, но
конкретнее рассуждал Н.Лосский. Он считал возможным предпослать
взаимодействию не электронов, а, по современным знаниям – торсионных полей, направляющую их силу психической энергии (163.
25). Современный исследователь С.Дарам отводит душе свойство
быть частью энергии Вселенной, причём такой, которая сама предопределяет характер самых тонких физических взаимодействий (190.
100). Соотнося между собою взаимодействие материальной и духовной энергии, П.-Т. де Шарден в глубинной основе видит единую инстанцию, как общий фокус их преобразования, именуя её «душой»
(308. 35).
Впрочем, предопределяющее влияние энергии души на физические свойства особенно отчётливо видны в побуждениях и действиях
самого человека. Наблюдательный Леонардо фиксировал: пробегая
по членам животных, духовная энергия вначале приводит в движение кровь, а она затем надувает мышцы. Благодаря этому, мускулы,
утолщаясь, начинают сокращаться: «отсюда возникает сила в человеческих членах» (да Винчи: фр. 128). То же самое заметил ранее
Лукреций: «Да и не видишь ли ты, что тела немалую тяжесть/ Сущность тончайшей нашей души поддерживать может?/ Что, наконец,
приподнять может быстрым скачком наше тело,/ Если не сущность
души, которая силами правит?» (88. Фр. 181). Физиологи в этом случае часто говорят о первенстве нервной системы. Но при любой
300
угрозе организму (холод, жар, буря, тяжесть) нервная система тотчас
задаёт программу самосохранения. И лишь «Я – разумное» души,
дав тонкую команду «Я – волевому», мощью духовной энергии выталкивает человека на самое непреодолимое препятствие и часто
приводит его к победе.
Иногда духовный опыт соотносим с видимыми факторами. Скажем, ярко обнаруживается сила духовной энергии, воздействующей
на физическую энергию в явлении магнетизма (Чаттерджи: 8). Об
этом мы уже знаем из опытов Э.Пайпер, В.Мессинга, Н.Кулагиной и
современных экстрасенсов, преодолевших невероятно сложные испытания в ходе длительного публичного эксперимента на телевидении.
Потому в самом человеке Шарден выделяет два основных свойства души: духовно-энергетическое связывание того или иного состояния человека со всеми другими его состояниями. А также
устремление его «в направлении всё более сложного и внутренне
сосредоточенного состояния» (308. 36-37). Однако мы уже познакомились с разными «Я» человеческой души. И видим, что у Шардена
соотнесены между собою «Я – мудрое» (осуществление гармоничной
связи разных начал внутри человеке) и «Я – волевое» (применение
усилия). Но мир таких «Я» гораздо разнообразней и сложней. Причём, внутри каждого из них существует огромное пространство внутренних, очень сложных взаимоотношений.
Т.е., следуя по пути приближения к субстанции и главным свойствам Бытия, мы теперь обязаны учитывать в них присутствие мощного фактора духовных явлений.
4.1.-3. Разномасштабность
и превращения
4.1.-3.1. Почти пьедестальная
проблема
В глобальную тему сущности субстанции Вселенной с удивительным постоянством торкается проблема соотношения пространства и
времени. Относящаяся, как я считаю, к параметрам частных состояний бытия, а потому фактически малосущественная, эта проблема
попадает на страницы большинства исследователей Вселенной. В
недавнюю пору её вновь поднял на пьедестал Эйнштейн.
Суть его рассуждений несложна: нужно, мол, освободиться от фатальной ошибки абстрактного понимания пространства и времени
(320. 7). Главные адресаты его критики – Ньютон и Кант. В противо301
вес их позициям Эйнштейн провозглашает величие им созданной
релятивистской теории относительности. Скажем, наблюдателю на
Земле звездолёт со своей скоростью покажется вдвое короче, чем
космонавту на борту корабля. А ход часов звездолёта земной
наблюдатель воспримет идущим вдвое медленнее. Т.е. «каждые измерения правильны, но в своём собственном пространстве и времени» (132. 193).
Критикуемый Эйнштейном Ньютон о звездолётах ещё не знал и
рассуждал проще. Если Земля «движется… к востоку со скоростью
10 010 частей, а корабль идёт к западу со скоростью 10 частей, при
этом, моряк идёт по кораблю к востоку со скоростью одной части,
то… моряк перемещается… к востоку со скоростью 10 001 частей. А
по отношению к Земле – на запад – он движется со скоростью 9 частей» (200. 31). В этом рассуждении Ньютона присутствует прямая
перекличка и с конкретикой, и с релятивизмом теории относительности Эйнштейна. А если кто-то подумает, что данное место Ньютона –
исключение, можно вспомнить также о его очень конкретном описании взаимопритяжения тел: «если же тел несколько, то, будучи притягиваемы одним каким-нибудь телом, и они его притягивают,
…кроме того, все эти тела притягиваются взаимно» (Ньютон: 216).
Т.е. аналогичная идея, с воодушевлением воспринятая Эйнштейном
у Маха (320. 403), изначально была давно известна Ньютону. Да и у
Канта «всякое движение, как предмет опыта, чисто относительно»
(119. 70-71). Заметим, движение относительно именно как предмет
прямого наблюдения, опыта: «пространство, в котором оно воспринимается, есть относительное пространство» (там же). И эта относительность при восприятии тел распространяется Кантом на весь
Космос, поскольку относительное пространство, «в свою очередь,
движется (может быть, в противоположном направлении) в более
широком пространстве. Таких изменений понятия о движении бесконечно много, в зависимости от изменения относительного пространства» (119. 70-71).
Эйнштейну, в то же время, как бы принадлежит предположение,
что «свет далёкой звезды, проходя вблизи Солнца, должен отклоняться на 1,75´´» (320. 201). И, соответственно, конкретно предсказанное Эйнштейном красное смещение было обнаружено экспериментально (в частности, для белого карлика Сириус B – ред.) (132.
201-202). Разумеется, подробности уточнения идеи бывают многообразны. Только вот сама идея может быть внешне связана с «дифракцией света, т.е. огибанием светом препятствий» (132. 158).
Действительно, внешний вид дифракции света присутствует уже в
наблюдениях Леонардо. Он пишет: там, где у травинок «тонкие ли302
стики, тени их не могут возникнуть, так как большая полусфера охватывает кругом мельчайшие стебельки» (84. фр. 767). Да и Декарт,
перечисляя десять свойств лучей света, упоминал, что «направление
этих лучей может быть изменено посредством отражения или преломления» (86. 237). А вот Ньютон обратил внимание уже на внутреннюю сторону процесса огибания, обусловив его именно притяжением: «при проходе лучей близ углов тел… они загибаются в сторону
к телу, как бы, будучи к нему притягиваемы. При этом лучи, ближайшие к телу, загибаются больше, …что я сам тщательно наблюдал»
(200. 284). В свою очередь, вычисление космических событий, близких открытию Эйнштейна, ранее было проделано Гауссом (32. 157).
Поэтому приписывать первенство возникновения весомых идей
исключительно знатоку последующих веков, забывая о реальности
их возникновения у вдумчивых предшественников, опрометчиво и
некорректно. В этой связи совсем уж странным представляется один
случай, сообщённый Эйнштейном своему сокурснику: якобы, Эйнштейн, «однажды утром, хорошо выспавшись, сел на кровати и вдруг
понял, что два события, которые для одного наблюдателя происходят одновременно, могут быть неодновременными для другого» (320.
359).
Ньютон и Кант, реальные авторы идеи относительности сосуществования тел, о таких случаях не вспоминали и не вспомнили бы. А
перед пробуждением Ньютона был ещё Г.Минковский (1864-1909),
обосновавший, что «пространство само по себе и время само по себе должны считаться фикциями, и лишь вид соединения обоих должен сохранить самостоятельность» (132. 196). Наконец, впору
вспомнить добрым словом Пуанкаре. Свою статью «Об измерении
времени», «содержавшую принцип относительности и анализ понятия синхронизации часов, он обнародовал за 10 лет до открытия
Эйнштейна» (В.Арнольд).
Данный очерк существен в связи с тем, что в наши головы частенько забрасывают как бы фантастические открытия неких первооткрывателей, и после значимость таких открытий, а особенно их явленных авторов, постоянно превозносят. Но первенство появления
этих открытий может принадлежать и часто принадлежит более
скромным исследователям. А подлинный теоретический вес неожиданно вознесённых на пьедестал открытий столь же часто оказывается далеко не фантастичным.
303
4.1.-3.2. Номинации и метаморфозы
Проблема соотношения пространства и времени вовсе не значима
сама по себе. Применительно к теме выявления субстанции Бытия
гораздо важнее помнить о том фактичном основании, в связи с которым воспринимается соотношение пространства и времени. А учитывая тему судьбы человечества, важно также осмыслить роль человека в интерпретации отмеченной проблемы.
О восприятии человеком пространства и времени иногда говорят
так: «ни пространство, ни время, ни пространственно-временной континуум нельзя увидеть, к ним нельзя прикоснуться, почувствовать»
(В.Порус: 216. 259). Но в таком представлении, касающемся пространства, происходит невольное отделение зримых форм материальной Вселенной от самой субстанции. И глядя поверхностным взором помимо таких зримых форм, человек утверждает: пространство и
время «суть нечто ненаблюдаемое в принципе» (там же).
Однако уже Аристотель отмечал, что «не существует протяжения,
отличного от тел, отделимого от них» (16. 135). Т.е. зримые предметы в их разнообразии – это лишь формы материальной Вселенной,
которая пронизывает их своей субстанцией. Да и странно отрицать
пространство тогда, когда мы, явные носители одной из пространственных форм, в то же время постоянно ощущаем на себе разные
состояния вселенского протяжения. Например, с одной стороны, мы
воспринимаем фактические дробления пространства микромира, обнаруживая величину ядра атома, равную 10-13 см, и его внутреннюю
часть, равную 10-16 см. С другой стороны, мы наблюдаем, что радиус
нашей Вселенной фактически распространился на 20 · 109 световых
лет (258. 179-180).
То же относится ко времени, которое выражает собой процесс
фактических изменений материальных состояний Вселенной (16.
156). Пример любого материального тела (человека – в том числе)
постоянно демонстрирует, что такие изменения происходят неумолимо и неотвратимо (14. 151). Поэтому-то время «необходимым образом объективно», и объективно оно «в отношении всех вещей, которые могут нам встретиться в опыте» (Кант: 117. 139). Скажем, мы с
пристальным вниманием оцениваем процесс изменений земного бытия, соотнося между собой, с одной стороны, горные породы Земли с
их временными параметрами в 4,5 млрд. лет, и метеориты, которым
до 17,5 млрд. лет, да сравнивая и то, и другое со временем бытия
Вселенной (258. 386).
Само время можно определить как процесс последовательнонеотвратимого, качественного изменения различных состояний ма304
териальной субстанции Вселенной. Пространство – как видоизменения форм того или иного протяжённого многообразия субстанции.
При этом, масштабы фактически принадлежат качественно самоизменяющейся и длящейся Вселенной, а человек лишь познаёт и выражает их.
В этом плане, любопытна попытка связать время, как бы самостоятельно взаимодействующее с веществом звёзд, с субстанциальным
его свойством быть источником энергий (Н.Козырев: 305. 12). Но
время в этом случае, скорей, отождествляется с трансформациями
тёмной энергии, открытой совсем недавно. Однако даже она – не источник энергии, а лишь отрицательный полюс общего напряжения
полюсов субстанции Вселенной. Потому относить время к источнику
энергии вряд ли уместно.
Столь же неточна идея навязывания времени свойства пространственного движения «сразу во всей Вселенной», и допущение возможности через время производить «мгновенную связь с далёкими
объектами Космоса» (А.Козырев: 87. 84). Ибо время остаётся процессом последовательно-неотвратимого качественного изменения
различных состояний материальной субстанции Вселенной, но вовсе
не превращается в фактор самостоятельного движения. В этой связи, неуместна попытка одного из авторов, обозначить время как самостоятельное «физическое явление». А после вывести из времени
проявления «всем знакомых электромагнитных сил» (Чернобров:
191. 311).
Иллюстрируется эта попытка одним из примеров: 10.10.1954 г. в г.
Сьер-де-Ривьер (департамент Верх Гаронна) фермер во время дождя заметил на высоте 50 м двухметровый УГ. Когда объект оказался над ним, «время как бы остановилось, капли дождя повисли в воздухе, кобыла плавно поднялась в воздух». Через секунды после исчезновения УГ «кобыла опустилась на землю, капли дождя полетели
вниз» (304. 292).
Однако, в соответствии с открытием Максвелла, сами «электромагнитные волны распространяются на тысячи километров от источника» (132. 158). Т.е., ближе к сущности субстанции именно они. Потому в приведённом примере следовало бы говорить не об остановившемся времени, а о мощи электромагнитного притяжения объекта, которое приостановило падение коровы и капель дождя.
О подобной электромагнитной мощи свидетельствует и движение
той или иной звезды в скоплении звёзд: оно происходит под действием суммарного притяжения всех остальных звёзд, отчего орбита
каждой из них представляет собой весьма сложную траекторию,
305
напоминающую ромашку (20. 296). Условные лепестки её – это смещённые траектории звёзд вокруг энергетически мощного ядра.
4.1.-3.3. Путь познавания
Ныне философско-научный мир подчинился постулатам теории
относительности. Внешне они вполне убедительны. Эйнштейн мощно громит прежнюю геометрию за то, что она отвлекалась «от связи
между понятиями и опытом». Теперь его конкретная «геометрия связана с реальными предметами и её теоремы – утверждения относительно поведения этих предметов» (320. 10). Потому в самой теории
относительности пространственно-временные координаты лишены
«всякой самостоятельной реальности» (Эйнштейн: 320. 110).
Правда, неуёмные философы ещё во времена схоластов предполагали множество движений даже без перемены места: motus ad
formam (движение к форме), motus ad calorem (движение к теплоте),
motus adquantitatem (движение к количеству) и немало других названий (86. 201). Также и нынешние конкретно работающие физики прекрасно понимают, что «для всех сложных физических расчётов как
раз проще было бы рассматривать наш мир именно как мир с большим числом мерностей» (Чернобров: 305. 407). Соответственно, в
ходе интерпретации человеком сути вновь открывающихся различных состояний Бытия не годятся «ни три координаты старой физики,
ни четыре координаты новой» (Успенский:270. 436).
Например, в квантовой механике «осью ориентации» может служить любое событие, отделяющее будущие события от прошлых.
При этом, разделение в ней на будущие, прошлые и настоящие события «является условным и определяется произвольным выбором»
(168. 257). Такого же разнообразия в определении свойств требует
раскрывающийся людям Космос. Так, у небольшой линзовидной галактики NGC 4550 в скоплении Девы «половина звёзд в её диске (до
определённого расстояния от центра) движется в одну сторону, а
другая половина вместе с газом – в другую» (20. 348). И пока доступных объяснений на этот счёт не появилось.
Одновременно следует учесть мудрое наставление Лейбница:
«кроме отношений, основывающихся на времени, месте и причинности, существует ещё бесконечное множество других» (157. 248). Т.е.,
когда ныне мы загоняем собственное творческое сознание в рамки
четырёхмерного пространственно-временного континуума теории относительности, мы подчиняем творческий поиск лишь частному
свойству огромного, пока во многом непостижимого, целостного Бытия. Однако частное не может предшествовать всеохватывающему
306
пространству осознания всех возможных бытийных параметров (117.
131).
Ньютон, в этой связи, предложил понятие абсолютного, именно
математического времени и пространства (200. 30), заложив, тем
самым, основу логико-математических мегакритериев оценки ряда
частных состояний пространства и времени. Этот посыл легко воспринял и подхватил Кант: абсолютное пространство не является
предметом опыта, «и всё же оно есть необходимое понятие разума
как идея» (119. 168). Поскольку именно с мыслимым абсолютным
пространством «могут быть соотнесены все относительные движения
в нём» (Кант: 119. 169).
Обосновывая релятивистскую механику, Эйнштейн направил исследование лишь на частные свойства физического мира. И само по
себе это обстоятельство неоспоримо. Но одновременно он рискнул
отказаться от целостного восприятия возможных свойств физической, а также свойств возможной духовной Вселенной и Мегавселенной. Но при этом никуда не исчезла потребность в представлении об
абсолютно мыслимом пространстве. Потребность эта появляется от
того, что в таком пространстве всякое движение как материального,
так и духовного объекта «было бы значимо как чисто относительное,
альтернативное, но не абсолютное движение или покой» (Кант: 119.
169). Соответственно, постулаты теории относительности, на фоне
представления об абсолютно мыслимом пространстве, превращаются не в общую, а в частную теорию физических состояний материального мира.
Таким образом, введя запрет на абсолютное пространство, Эйнштейн фактически установил этот запрет в отношении к новым открытиям астрономии, математики, философии, психологии, да и физики. Однако мир возможных открытий – слишком желанная область
ожиданий и поисков для человечества. Потому частному уместно
оставаться частным, а всеобщие горизонты познания будут раскрываться в собственном пространстве и времени.
4.1.-3.4. Координаты духа
Пока философия науки ведома запретами Эйнштейна, сами учёные рвутся к новым координатам неожиданно раскрывающего Бытия.
Рядом с естественнонаучными видами времени (астрономическим,
геофизическим, геохимическим) появляются неспецифические для
науки виды времени (историческое и социальное) (А.Ферсман: 51.
159). Скажем, историческое время рассматривается как текучесть
307
конкретных событий с позиции их значимости для людей, как своего,
так и глобального времени (А.Иванов: 108. 343).
Если расширить фактор восприятия времени за границы монопольного использования его физикой, тогда появится осознание давно существующего личностно-психологического времени. Например,
любому из нас положено пройти время: рождения, взросления, зрелости, мощи, ослабления, старости, дряхлости, смерти. И в этом
времени каждая из фаз жизни способна оставить в наших душах
неизгладимый след, как это часто бывает, скажем, в периоды любви
или творческого созидания.
Есть и особенный нюанс у личностно-психологического времени.
Блестящий аналитик данных процессов, Ларошфуко, фиксировал яркую первозданность восприятия себя при вхождении в очередной
временной отрезок пребывания на Земле: «мы вступаем в различные возрасты нашей жизни, точно новорождённые, не имея за плечами никакого опыта, сколько бы нам ни было лет» (154. фр. 405).
Правда, в свете данных о реинкарнации и deja vu, мы вправе допустить, что какие-то обстоятельства текущего бытия нам всё-таки известны.
Существуют
также
значимые
особенности
личностнопсихологического пространства. Если время действует на нас всегда
принудительно, не позволяя изменить или отринуть тот или другой
его этап, то пространство для человека – поле свободного преобразования себя, мира людей (наших способов общения) и природы. В
этом плане мир людей резко отличается от строго физического мира,
свободно отодвигая от фактора времени фактор пространства.
Если физическое пространство значимо лишь внешними, в основном безличными конфигурациями форм, нравственное пространство
тонко выверяет справедливостью и наполняет полюсами добра и зла
каждое человеческое действие. И тогда на одном полюсе будет возникать пространство доброй воли, долга, чести, творчества. На другом полюсе – пространство корысти, карьеры, подлости, рутины. Потому само общее пространство всегда ждёт от нас выбора: кто-то
рвётся попасть в нужное время и место. А кому-то часто приходится
преодолевать неблагоприятно сложившееся место и время, и он, не
сетуя, выходит из неблагоприятных обстоятельств с честью.
Личностно-психологическое бытие явно или неявно связано с потусторонним пространством. В нём, по опытам Моуди: «Почти каждый отмечает чувство безвременья вне физического тела» (281.
165). И можно допустить, имея на то к тому же указания религий, что
потусторонне пространство и время свободно от явного воздействия
сил материальной Вселенной. В отношении духовных тел, в отличие
308
от тел материальных с их явными формами в пространстве, предполагается, что «духовные тела… расплывчаты и полупрозрачны, способны к сгущению и разряжению» (Гарин: 57. 517). Именно таковыми
предстают перед людьми призраки.
Предельно важно и то, что наше земное бытие не является самодовлеющим. Об этом можно судить по беседам экстрасенсов с духами умерших, по принудительному воссозданию полотен живописи и
музыкальных пьес людьми этого мира, продиктованных душами потусторонних гениев. Считают также, что каждому обществу «на Земле соответствует область в Тонком мире, именуемая Эгрегором» (40.
281). Потому наша научная беспечность в отношении к существам
потустороннего мира и потустороннему бытию в целом никак не
оправдана.
Скажем, наука пока лишь учитывает необратимость физического
времени, т.е. движение в одну сторону (Грюнбаум, Рейхенбах, Уитроу). Только вот, этой необратимости, наверно, вовсе нет в потустороннем бытии. Пока наука, живя в измерении физики, убеждена, что
«мы не можем повторно оказаться в прошлом или заглянуть в будущее» (Руднев: 37), явление deja vu и опыты реинкарнации постоянно
возвращают кое-кого в прошлое, а из прошлого перебрасывают в будущее. Так, Нострадамус, Ванга и другие чуткие души периодически
имели возможность напрямую общаться с будущим. Только общение
это происходило не в физической, а в духовной части Бытия.
Видимо, потому утверждают, что «в тонком плане нет понятий о
расстояниях, …и объект, находящийся за 1 000 км, в тонком плане
присутствует здесь же» (Гарин: 57. 516). Сведенборг также полагал,
что «расположение духов друг к другу не имеет ничего общего с пространством телесного мира. Душа человека в Индии, и душа человека в Европе, могут в смысле духовном находиться в ближайшем соседстве». И наоборот, души двух человек, находящихся в одном и
том же доме, в духовном плане иногда бывают невероятно далёкими
друг от друга (116. 343).
Учитывая свойства духовного бытия, по-иному можно рассматривать некоторые физические явления. Например, известен случай, когда одному парашютисту «до высоковольтной линии оставался всего
метр, внезапно спуск прекратился». Сам он «повис в воздухе». Лишь
через мгновение натянул стропы и отлетел в сторону от проводов
(305. 220). Или ещё эпизод. Когда человек находился у окна гостиницы (Будапешт 1989 г.), одна из трассирующих пуль понеслась в его
сторону: «летела она на удивление медленно. Я упал на пол, а пуля
попала в окно» (А.Комраков: 105. 223). Комментатор данных историй
объясняет их тайнами новых измерений физического времени, в ко309
торые попадают люди (Чернобров: 305. 466). Но суть приведённых
случаев может раскрываться совсем в другом ключе. И при как бы
остановке парашютиста, и при уклонении от летящей пули души данных людей на мгновения могли покинуть их тела. Из духовного бытия
любое событие текущего мира воспринимается мгновенно. И полученная команда духовного плана тотчас исполнялась оказавшейся в
своём теле душой. А физическое время шло своим чередом.
Итак, сколь бы ни был стремителен в своём развитии мир естествознания, он рискует объяснять встречающиеся неизвестности
всегда слишком физично, до тех пор, пока спектр познавания не развернётся к тайнам духовного бытия.
4.2. ПОМОЩЬ, ИЛИ КОРЫСТЬ
4.2.-1. Предшествующие знакомства
Наиболее остро противостояние физической и духовной доминант
бытия живых существ связано с гостями. Об их посещениях планеты
Земля люди знают с древнейших времён. Скажем, уже Атхарваведа
повествует о необычной встрече, когда «огонь, разгораясь, поистине
входит в ветер, скрывается, и люди перестают видеть его. Из него
вновь рождаются эти божества» (13. 43). Т.е., нам нужно вернуться
сознанием к временам, когда некие боги подарили людям знания и
создали немало мегалитических построек. Память о тех событиях
хранили в своих преданиях и древние инки: «на других звёздах тоже
жизнь, и боги в древности прибыли к нам из созвездия Плеяд» (98.
88).
Гости посещали разные места планеты, и всюду оставалась память о них. Так, из ХХ века до н. э. до нас дошла картина на гробнице Чин Сан в провинции Кюсю: на ней изображено, как древний японский царь видит семь дисков и приветствует гостей. А в ХV в. до н. э.
фараон Тутмос ІІІ вместе с подданными долго наблюдал в небе манёвры «огненных кругов» (191. 239). Да и летописи Древнего Египта
хранят описания необычных объектов, сиявших в ночном небе ярче
солнца. Эпосы Индии – Махабхарата и Рамаяна – повествуют о летательных аппаратах «виманах», которыми пользовались высшие
божества. Секреты о данных устройствах сохранились в многотомном труде «Виманика-шастра» (2. 130-131).
Т.е., дерзновенные умы нашего времени обнаружили немало свидетельств давнего прибытия гостей Земли в разные места планеты.
Их помощь землянам продолжалась достаточно долго, поскольку
знания гостей передавались посвящённым Шумера, Египта, Китая,
310
Греции и Рима вплоть до времени Прокла (5 в. н.э.) (Темпл: 57. 561).
После человечеству, видимо, было предрешено развиваться самостоятельно.
Когда мы возвращаемся к духовной доминанте, её могли бы выявить священные писания. Но остро мыслящие умы и в священных
текстах находят высказывания о влиянии гостей на пророков. Так, у
пророка Еноха найдено упоминание об «огненной небесной колеснице». Да и пророк Илия возносится на небо тоже на колеснице, «влекомой огненными конями» (98. 484). В как бы странном описании
И.Богослова тоже упоминается «престол на небе», причём, «от престола исходили молнии и громы и гласы, и семь светильников огненных перед престолом, которые суть семь духов Божиих» (Отк. 4, 5). У
него, как и у его предшественников, происходит внешнее смешение
признаков материальных (молнии и громы, светильники огненные),
отсылающих к УГ, и духовных (семь духов). Но в данном месте всё
же более значимы признаки материальные. Нечто подобное встречается также в русской летописи: «Бысть знамение: (от) того места,
где звезда была на небеси, явился, яко змий образом, без главы.
Стояще стал неподалече от земли на небеси». Комментатор, правда,
сообщает нам «о падении большого метеорита» (Арефьев: 62). Но
метеориты, по законам гравитации, останавливаться и стоять на
небе перед землёй не могут.
Т.е., и в священных текстах, как только речь заходит о прямой
встрече с богами, пока преобладает доминанта материальная. Особенно ярко она присутствует в описании пророка Иезекииля (Месопотамия 6 в. до н.э.): «И я видел: буйный ветер шёл от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него; / А из середины
его как бы свет пламени из середины огня; и из середины его было
видно подобие четырёх существ, облик их был как у человека» (Иез.
1. 4-5). Здесь мы явно воспринимаем полёт устройства, сопровождающийся клубящимся «огнём и светом пламени из середины огня»,
что точно ассоциируется с космической ракетой и остающимся сзади
огненным сполохом. А в ней – четыре человекоподобных (не ангелоподобных) существа. Дж. Бламрич, обладатель патентов на разработку космических ракет, после изучения кн. пророка Иезекииля сделал вывод, что в тексте действительно описан малый космический
корабль (98. 400). По этому описанию Бламрич составил чертёж, на
котором предстал челночный космический корабль, может быть, для
контактов с базовым орбитальным кораблём-станцией на околоземной орбите(98. 478).
Несмотря на прекращение прямой помощи землянам, УГ на этапах
последующей истории постоянно попадали людям на глаза. Так, в
311
1492 г. Колумб увидел, как УГ неожиданно вынырнуло из-под воды и
взлетело вверх в районе Бермудского треугольника (330. 21.02.11). А
в Нюрнберге, Германия (Апрель 1561 года) утреннее небо заполнилось сферами, цилиндрами и дисками между ними. Или, в г. Закатекас, Мексика (Август 1666 г.), люди наблюдали около 400 объектов в
виде сигар, которые пролетели на фоне солнца (2. 130-131). Обнаруживали себя УГ и в ХVIII веке: над ирландским городом Киккинен в
1731 г. пролетело несколько машин гостей. А в 1790 г. несколько
фактов о визитах гостей зафиксировал Дж. Уинтроп. Наконец, в 1896
г. появились тысячи свидетельств о том, что в небе США пролетают
агрегаты с крыльями (330. 22.02.11).
Современный мир лишь продолжает эстафету свидетельств,
начатую в давней истории. Причём, фиксируют УГ преимущественно
лица, призванные той или иной службой для ответственного наблюдения. Так, матрос А.Глоба, следящий за морем на танкере «Гори»,
который находился в 25 км от Гибралтара, обнаружил УГ круглой
формы, диаметром 20 м. Нижняя его часть была «из двух ободов,
вращавшихся в разные стороны» (53. 303). Офицеры И.Ребров и
В.Бакланов, во время внешнего обхода вверенного им объекта, в 5
метрах над головами увидели два вращающихся «продолговатых
тела, длинною не менее 20 и 3 в диаметре» (2. 31).
Частные фиксации УГ складываются в серьёзные обобщения.
Например, МО Великобритании опубликовало отчёт о наблюдении
УГ за 2004 и начало 2005 гг.: в нём описывалось «88 свидетельств
военных пилотов, армейцев, моряков, полицейских и граждан, заслуживающих доверия, которые были признаны, по мнению экспертов,
бесспорными» (2. 36). Кроме того, в последние четыре месяца 2004
года в высокогорном районе Гималаев вблизи Индии и Китая «цилиндры длиной в сотни метров висели над вершинами гор в горизонтальном или вертикальном положении». Там, словно из-под земли, в
небо взлетали также крупные треугольные УГ в сопровождении небольших дисков (2. 38). Совсем недавнее свидетельство относится к
началу июля 2010 г.: УГ было обнаружено над аэропортом Японии.
На время его зависания взлёты и посадки самолётов были прекращены.
Учитывая огромную значимость возможных встреч людей с посланниками звёзд, ООН утвердил официальный пост спецпреставителя человечества по связям с такими гостями (331. 27.09.10). И
каждый думающий человек призван предусматривать процессы развития человеческой цивилизации в связи с весьма внушительным
космическим соседством. Действительно, людям немаловажны как
312
материальные, так и духовные силы, способные повлиять на нашу
будущую историю.
4.2.2. Противоположные воздействия
Характер влияния на человечество духовных сил ранее отчасти
был уже рассмотрен. Материальные силы в этом плане, разумеется,
более активны. Ныне в арсенале человечества не просто многочисленные свидетельства о мелькании разных видов УГ в тех или иных
местах атмосферы Земного шара в разное историческое время и в
современности. Обнаруживается и более существенное – их внушительное воздействие на людей и земные объекты.
Особо активны УГ в отношении оборонных устройств землян. Так,
в 1970-1980-е годы зафиксированы неоднократные опасные облёты
гостями подлодок. Штаб ВМФ вынужден был принять особую инструкцию о том, как в этом случае себя вести (326. 12.12.10). Много
и конкретных встреч с УГ. Лётчик Л.Вяткин неоднократно встречался
с гостями. Однажды небольшой УГ появился прямо по курсу, а чуть
выше – УГ диаметром 90 м, и он направил луч вниз. Самолёт задел
этот луч крылом, причём, возникли блёстки. И всё же, когда самолёт
приземлился, вмятин на нём не было. Но светилось крыло, столкнувшееся с лучом (326. 20.11.10).
Или другой эпизод: вертолёт с экипажем из 4 человек вылетел
18.10.1973 г. в 22.30 из г. Колумбус, штат Огайо, в г. Кливленд. Вдруг,
над вертолётом возникло продолговатое тело 15-18 метров диаметром. Рычаги управления вертолётом в это время стояли на «спуск»
со скоростью 600 метров в минуту. И, тем не менее, его индикатор
вертикального подъёма «показывал направление вверх со скоростью
300 метров в минуту!» (105. 290-292). Т.е., несмотря на все усилия
пилота и двигателя, УГ мощной тягой направлял вертолёт вверх.
Аналогичный случай произошёл и на земле. Грузовой поезд №
1702 17 февраля 1985 г. следовал через Петрозаводск на Катамукшу. Двухсекционный тепловоз тянул за собой 70 порожних вагонов.
Неподалёку от станции Новые Пески УГ выскочил из облаков наперерез поезду и остановился в 30-50 метрах перед тепловозом. Машинист ударил по тормозам и тотчас выключил двигатель. Тем не
менее, поезд продолжал неуклонно двигаться вслед за УГ. Это немыслимое движение не прекращалось 1 час 20 минут. И УГ таким
способом протащил поезд не сотню, не три, но свыше 50 километров.
Причём, достоверность данного события подтверждена диаграммами
самописцев, установленных на тепловозе (Ажажа: 2. 33-34). Поразительно, в сравнении с известной техникой людей, то, что не земной,
313
а именно воздушный объект обладал способностью концентрировать
и реализовывать громадный энергетический потенциал, поскольку
протянул за собой поезд полсотни км весом в 1 560 тонн (2. 35).
Во встречах с вертолётом и поездом, УГ, видимо, шутя, демонстрировали своё превосходство над техническими возможностями
землян. Но иногда от УГ возникает немотивированная агрессия. Скажем, однажды УГ, пользуясь энергетической мощью, поднял в воздух
дом. Строение затрещало, опрокинулось, напуганные домочадцы
отбежали в сторону. Все постройки при этом подверглись разрушению, растения полностью сгорели (2. 145). Ныне зарегистрировано
немало неоправданных, агрессивных действий УГ в отношении к
мирным людям Земли. Наиболее яркий эпизод произошёл в1874 г.,
когда несколько УГ совершили нападение на Чикаго. В итоге, город
сгорел, погибли тысячи людей (В.Ажажа: 2. 596).
Однако гораздо чаще агрессивные действия УГ проявляются в отношении к военным: УГ периодически появляются «над базами ВВС,
стартовыми комплексами ракет, на орбитах космических аппаратов и
в ближнем космосе». Военные, всегда ожидая ту или иную угрозу, в
данном случае поговаривают о возможности «звёздных войн» (2.
139). Правда, глядя со стороны на конфликт двух силовых сторон, не
всегда определишь – кто прав, кто виноват. Скажем, земные ВС также не столь уж дружелюбны. Ныне хорошо известно Розвэлльское
дело, когда в 1947 г. одно из УГ было сбито силами ПВО над штатом
Нью-Мексико. «Подобное происходило в 70-е годы и в СССР, причём, не один раз!» (Кульский: 234-235).
Ныне взаимное недружелюбие продолжается, напоминая необъявленные военные действия с двух сторон. Так, 07.05.1989 г. в 13.45
по Гринвичу в небе над ЮАР УГ проносилось со скоростью 5 746
морских миль в час. С корабля ВМС ЮАР оно было обстреляно из
экспериментальной лазерной пушки. «УГ рухнул на землю в пустыне
Калахари, в 80 км севернее границы ЮАР с Ботсваной» (105. 320321). В то же время, при учениях военных кораблей, 16 больших УГ
сумели общей энергетической мощью похитить целый эсминец
(Е.Литвинов: 330. 19.07.11). Известен и весьма знаковый эпизод, когда 02.2003 г., за 10 мин до посадки на мысе Канаверал, взорвался
космический корабль «Колумбия». На пяти сделанных фото видно,
как в «Колумбию» попал розовый луч. А на двух других фото – «как
«Колумбию» догоняет и обгоняет неизвестный объект и одновременно на «Колумбии» происходит взрыв» (2. 214).
К настоящему времени количество инцидентов между ВВС разных
стран и УГ насчитывается многими десятками. Поэтому на Международной конференции 1989 г., состоявшейся во Франкфурте на
314
Майне, была даже принята резолюция: «Для предотвращения фатальной космической войны, немедленно прекратить военные действия, обстрелы УГ». К сожалению, инциденты силовых противоборствующих сторон пока продолжаются (147. 238).
Но есть в поведении УГ совсем иной вид отношения к землянам.
Например, существует версия о том, что именно УГ обеспечивают
антиастероидную защиту Земли. Явно это, как считают, произошло
во время приближения к земле грозного Тунгусского метеорита.
Опережая его падение, от Земли отделились 4 плазмоида, слились в
один, поднялись и направленно столкнулись в воздухе с метеоритом.
Сделано это было, видимо, для того, чтобы на Земле не произошло
необратимых разрушений, а также – чтобы в атмосферу Земли не
попали опасные бактерии (326. 20.11.10).
Если история с метеоритом весьма гипотетична, то несомненны
иные виды помощи землянам, исходящей от УГ. Так, 11.1967 УГ размером с двухэтажный дом, в районе Нерчинска (полет Анадырь –
Иркутск) помогло экипажу ИЛ-14, «освещая самолёт и местность под
ним и впереди мощным прожектором» (191. 261). Или в 2007 г. в
небе в нескольких местах появились круглые облака замысловатой
формы. Земные специалисты по УГ расшифровали переданное таким способом сообщение: остерегайтесь метеоритов. И действительно, на следующий день были зафиксированы падения метеоритов в разных точках планеты (326. 20.11.10).
Экипажи УГ иногда оказывают помощь конкретным людям. Однажды в 1979 году в США шар диаметром в 30 сантиметров проник через окно, после чего произошло излечение 46-летней Л.Пласкетт от
острой лейкемии. А «сердце 37-летнего А.Кремнева из г. Тольятти
вылечили с помощью луча-хобота» (2. 296). Более того, в 14 случаях
специалисты с УГ «проводили нейрохирургию, три операции были
проведены методом хилеров – с беспрепятственным и бескровным
вложением рук в тело человека» (2. 297).
Становятся известны сведения лиц, побывавших на УГ, а также
экстрасенсов, вошедших в контакт с представителями ВЦ, об их положительном отношении к людям. Так, 25.01.1967 Бетти, имеющая
семерых детей, неожиданно побывала на УГ, хотя после сама ничего
не помнила. Она прошла процедуру регрессивного гипноза. И тогда
появилась существенная информация: «Они любят человеческую
расу. […] Они владеют технологией, которой мог бы овладеть и человек, но это только через духовность, и человек не отыщет этого
иначе. […] Человеку было дано всё. Он мог продвинуться так далеко,
но жадность встала на его пути» (147. 127, 131). Ванга (запись 1979
г.) также поведала людям: гости Земли «очень строгие, много, чётко
315
и организованно работают. И говорят, что я одна из немногих их
«прямых» связей с Землёй. Они контролируют нас. Не разрешают
мне рассказывать о том, что я слышу и вижу у них» (147. 247-248).
Принимая во внимание противоположный характер воздействия
ВЦ на мир людей, напрашивается предварительный вывод: можно
допустить наличие не одной, а нескольких, противостоящих друг другу категорий ВЦ, посещающих Землю с совершенно различными целями.
4.2.-3. Сквозные перемещения
4.2.-3.1. Тоннели и устройства
Допуская противостояние ВЦ между собой, нам приходится, меж
тем, сталкиваться с серьёзными фактами, имеющими явно негативный характер в отношении к бытию людей на Земле.
Одно из специфических событий постоянно ставит людей в тупик.
Скажем, любая страна в Европе видела экзотических рыб, змей, рептилий, крупных млекопитающих в совершенно неподходящих для их
пребывания местах. В Англии, например, встречали медведей, кабанов, крокодилов столько раз, что такие встречи нельзя приписать воображению. И похоже, что живые существа словно телепортированы
кем-то или чем-то за тысячи миль (299. 408). Причём, сослаться в
этом случае на известные явления природы, скажем, на смерч, не
представляется возможным (191. 351).
Подсказкой, вроде бы, может служить книга Майя, из которой мы
узнаём о тоннеле в иной мир. Да и сами Майя, как кое-кто считает, в
900 г. одномоментно ушли через межпространственный портал в
иное измерение (332. 12.02.11). Ныне непонятные исчезновения людей и даже огромных объектов не редкость. Среди физиков по этому
поводу устойчиво циркулирует идея о том, что «области Космоса, отделённые одна от другой на миллиарды световых лет, связаны
некими «червоточинами». Они позволяют объекту мгновенно переместиться от одной области Космоса к другой (А.Д. Сахаров: 2. 129).
Причём, межпространственные тоннели физической Вселенной, что
существенно, открываются и закрываются неожиданно, к тому же, в
непредсказуемых местах (326. 30.01.11).Учитывая, что поверхность
Земли покрыта сетью энергетических линий, которые считаются силовым каркасом планеты (53. 38), тоннели, видимо, периодически
возникают и в пределах Земли.
Может быть, неожиданно открывающимися межпространственными порталами следует объяснять непонятное исчезновение грузово316
го судна «Циклоп» водоизмещением в 20 000 тонн, вместе с грузом
марганцевой руды в марте 1918 г. «Циклоп» прежде зарекомендовал
себя как прочный, испытанный корабль, спущенный на воду сравнительно недавно – в 1910 г., и он ранее успешно противостоял атлантическим бурям. Но даже обломков крушения не было обнаружено
(299. 85-86). Столь же необъяснимо пропал панамский «Арктический
возчик» 17.06.1984 г. – 17 000-тонное грузовое судно. Оно «покинуло
Бразилию, полное товаров. Сигнал «SOS» никто не посылал». А обломков также не было найдено (299. 86-87).
Предельно важно то, что исчезают фактически бесследно огромные корабли, которые больше нигде не обнаруживаются. Так, при
прекрасной погоде, на пересечении оживлённых трас, норвежский
рудовоз «Берге Ваньа», в 4 раза больший «Арктического возчика»,
просто исчез 10.1979 г. в 600 милях от Кейптауна (299. 87). И столь
же бесследно пропал 170 000-тоннный грузовоз «Дербишир» британских верфей, ходивший по морям с 1980 г. Был он огромным: его
масса вдвое превосходила массу «Титаника», а в длину он был равен трём футбольным полям. И всё же, отправившись из американского порта Сен-Лоренс, в порт Кавасаки, Япония, он больше нигде
не появился (299. 87).
Изумлённые и серьёзно встревоженные современники спрашивают себя: «отчего такие гиганты просто канут в воду при ясной погоде,
не посылая призывов о помощи и не оставляя следов?» (299. 88). И,
согласно идее о межпространственных тоннелях, возможно, корабли
пропадают в них. Но кроме предполагаемых провалов в естественные тоннели, напрашивается и иное объяснение. Например, лейтенант Ф.Монкла и офицер ПВО Р.Уилсон, с воздушной базы Кинкросс,
25.11.1953 г., на истребителе Ф-89 устремились для перехвата появившегося УГ. Однако и само УГ неожиданно понеслось к истребителю со скоростью, в разы превышающую звуковую. На экранах радаров оба пятна слились. А после не нашлось ни обломков самолёта, ни пятна масла на водной поверхности. У специалистов со станции ПВО возникло странное ощущение, что самолёт с пилотами был
похищен (299. 244).
Подобный исход событий наблюдается и в глубинах океана. Так,
глубоководный батискаф австралийских ВМС «Кальмар» в котловине
Беллинсгаузена сумел обнаружить подводный город и завод. Постройки излучали сильный свет. Исследовав плёнку, специалисты
сделали вывод – данные объекты имеют искусственное происхождение. Однако, при повторно организованной съёмке, объекты исчезли
(53. 309-310). Случай, аналогичный данному, произошёл на острове
Барсакельмес (с казахского: «пойдёшь – не вернёшься») на Араль317
ском море. Там матрос Т.Досдалбеков неожиданно увидел непонятные здания, людей в неизвестной светлой униформе, сооружения,
похожие на УГ, большие цистерны. Всё это было освещено ярким
синим светом. На следующее утро Досдалбеков вновь пошёл на то
же место, но на этот раз там уже ничего не обнаружил (Чернобров:
305. 27, 29).
Учитывая целенаправленное похищение самолёта, а затем исчезновения объектов, связанных с УГ, можно предположить, что ВЦ уже
овладели технологией мгновенного перемещения объектов разных
размеров и масс через межпространственные тоннели. Может быть,
используя это космически-энергетическое свойство, отдельные
устройства и объекты ВЦ неожиданно появляются и столь же неожиданно исчезают на нашей планете.
4.2.-3.2. Болезненные утраты
Мгновенными исчезновениями самолётов, кораблей, экипажей
значим именно Бермудский треугольник. Находится он у западной
части затонувшего материка Атлантиды. Там, в глубине вод, как выяснено, обнаружены две пирамиды из стеклоподобного материала.
Данные факторы наталкивает специалистов на предположение, что в
этом месте возможна особая деятельность ВЦ, приводящая к исчезновению людей и разных объектов. Чтобы в этом убедиться, рассмотрим событийный ряд.
Весьма значимо неразгаданное исчезновение 19-го звена морских
лётчиков США. 5 декабря 1945 г. в 14 час пять бомбардировщиковторпедоносцев типа «Эвенджер» «поднялись в обычный патрульный
полет. Каждый самолёт прошёл тщательный предполётный осмотр,
баки были полностью заправлены горючим» (105. 266). Проделав основнуюֺ часть пути, авиазвено неожиданно куда-то пропало. На его
поиски тотчас был отправлен большой гидроплан типа «Мартин Маринер» с экипажем из 30 человек, но он тоже пропал. После этого
«поисковые операции достигли небывалого размаха. 300 самолётов
и 21 судно обшаривали каждый квадрат воды и неба, но бесполезно»
(105. 268-269). Лишь потом, в результате тщательного анализа было
обнаружено, что самолёты авиазвена неведомым способом переместились на 700 километров к западу (305. 43).
Вследствие данной утраты возникли предположения: мол, над
Бермудами авиазвено попало в клокочущую аномальную зону, и у
самолётов отказали приборы. Затем в «странном тумане», с очень
большой скоростью оно «переместились в Мексиканский залив, где
пилоты узнали с удивлением местную гряду островов» (305. 47). По318
сле передачи ими данной новости на базу, самолёты пропали окончательно. Ищут их обломки на дне океана и по сей день.
Эксперт, многие годы изучающий Бермудский треугольник, полагает, что все пропавшие экипажи в этом районе могли быть похищены УГ (105. 427). На данную версию наталкивает то важное обстоятельство: то, что люди и предметы любого размера исчезают бесследно. Скажем, старый пилот, летавший у Бермуд в годы войны и в
мирное время, уверенно заявляет: «когда самолёты гибнут в районе
Южных Багам, от них не остаётся никаких следов» (105. 423-424). Такие полные исчезновения ныне обрели вид неотвратимой нормы: после катастроф в Бермудском треугольнике не остаётся «ни обломков
судов, ни шлюпок, ни спасательных жилетов, ни масляных пятен на
месте последней связи с судном» (299. 205). Мне представляется
вероятной версия, правдоподобность которой связана с подводной
пирамидой близ Бермуд. Возможно, она является некой станцией ВЦ
для телепортации любых земных объектов через межпространственные тоннели в Космос и, отчасти, на Земле.
Разумеется, Бермудский треугольник – не единственное место исчезновения судов и самолётов. К юго-западу от Японии находится
Море Дьявола. Специалистов насторожило то, что между 1950 и
1954 гг. в этом море исчезло 9 судов. Это слишком много для маленького района. Меж тем, бесследно пропали крупные грузовые суда с новейшими двигателями и радиостанциями. Все они опять пропали при прекрасной погоде. Потому специалисты обнаруживают явное сходство между Морем Дьявола и Бермудским треугольником
(105. 438-439).
Кроме того, наблюдается и ещё один вид использования ВЦ межпространственных каналов на Земле. Мы уже встречались со странными шутками УГ над технически малоразвитыми устройствами землян. Нечто подобное произошло в Бермудском треугольнике с американской подлодкой: на глубине 60 м внезапно послышался странный шум за бортом. Вибрация продолжалась около минуты. После
выяснилось: субмарина странным образом «оказалась в Индийском
океане, в 10 тысячах миль от Бермуд!» А люди по непонятной причине быстро постарели (305. 47).
Кроме исчезновения объектов разного масштаба и веса, практически постоянно мир узнаёт о пропажах людей, иногда – большими
группами. Одно из жутких исчезновений произошло на берегу озера
Анжикуни (Канада) в 1930 году, когда целое племя эскимосов, более
2 000 человек, внезапно кануло в неизвестность. Их каяки остались
причалены. В домах полностью сохранились предметы, утварь, винтовки. На полках находились даже горшки с тушёным мясом. При319
чём, из посёлка никуда не ведут следы. И уж совсем невероятное:
даже могилы их предков были вскрыты и тела исчезли (299. 142-144).
Оценивая данное исчезновение, важно, кроме прочего, учесть, что
земля в этом месте была стальной твёрдости. Разрыть её без применения техники не представляется возможным (там же).
Столь же малообъяснимое исчезновение произошло в 1943 г. на
острове в Тихом океане. Там окопалась, приготовившаяся к обороне
против американцев, целая японская дивизия. Потом без всякого повода она, вроде бы, покинула остров, бросив оружие, боеприпасы и
великолепно укреплённые позиции. И только после войны событие
прояснилось: оказывается, в то время японская дивизия просто исчезла (147. 239).
Наряду с массовыми исчезновениями людей, практически постоянны единичные исчезновения собратьев по планете. Серия внезапных пропаж людей разразилась в конце 1940 гг. в Северо-Восточной
части США. Тогда пропало несколько десятков человек. Так, в салоне автобуса при 18 свидетелях неожиданно исчез военнослужащий, который просто дремал на сиденье (333. 26.01.2011).
В этой связи накоплена статистика. По одним данным, собрано
более 2 000 свидетельств похищения людей, даже при больших их
скоплениях (Е.Литвинов: 330. 19.07.11). По другим, каждый год в Англии, Франции, Италии бесследно исчезают по 10-20 тысяч человек
(2. 443). А согласно третьим исследованиям, только в США ежегодно
похищают (иногда с возвратом) до 4 000 мужчин и женщин (329.
09.11.10).
Так или иначе, от похищений, исчезновений, возможно, связанных
с худшей из категорий ВЦ, не ограждены ни люди, ни корабли, ни самолёты. Приходится отчётливо осознавать, что от технических возможностей неведомой категории ВЦ человечество несёт колоссальные утраты.
4.2.-4. Энергетические причуды
Когда мы оцениваем своё пребывание на этой планете, не очень
понятно: кем мы являемся тут – хозяевами или живой движущейся
рассадой? С одной стороны, как стало ясно, нас самих и наши особо
ценные крупные вещи могут легко умыкнуть в любую секунду в полную неизвестность. С другой стороны, нам периодически помогают.
Регулирующее начало между запредельными видами худа и добра с
высоты нашего укороченного обзора пока не просматривается. Потому приходится самим тщательно взвешивать все возможные виды
воздействий на нас.
320
Часто наблюдаемое явление вроде чисто физической природы –
молния. Но вот Араго и Фламмарион (ХIХ век) обнаружили многие
примеры странного поведения молний. Молния, скажем, сжигает на
человеке нижнее бельё, оставляя верхнее платье. Или сбривает с
человека все волосы до последнего. А то и вырывает из рук человека
металлические предметы, отбрасывая их на большое расстояние, не
причиняя вреда державшему (305. 161).
Кое-что из данного набора сумели объяснить физики. К примеру,
основной разряд молнии идёт по пути наименьшего сопротивления.
Потому, проникая по влажной нижней одежде с небольшим сопротивлением, разряд может сжечь бельё, не причинив вреда владельцу. А если разряд нагреет и испарит влагу одежды, образовавшееся
облако пара способно сорвать платье (И.Имятников: 109. 3-4). Отдельные эффекты воссозданы в лаборатории. Так, «лавины электронов, фотонов и рентгеновских лучей, возникающие при ударе
молнии, могут отпечатать изображения на теле человека» (109. 5).
Тем не менее, даже физикам приходится признать: «никакие фантастические рассказы не могут соперничать с молнией по таинственности её проявлений» (109. 6). Пока, скажем, никто ещё не сумел понять: почему после прошивания молнией человека насквозь, у пострадавшего исчезает хроническая язва желудка? (53. 271).
Особо непредсказуемы шаровые молнии. На Земле их каждую секунду появляется от 3-х до 7-ми экземпляров (329. 09.11.10).От шаровой молнии возникает невероятная скорость распространения огня, поскольку в них самих концентрируется чудовищная интенсивность пламени. Например, T˚ внутри шаровой молнии поднимается
до 30 000˚ С, что в 5 раз выше T˚ на поверхности Солнца (53. 264).
Кто-то именует её вращающейся заряженной плазмой (305. 33) и отмечает, что «рядом с шаровой молнией изменяются представления о
гравитации». Так, 01.09.1978 г. в 19-20 час в Литовской ССР при появлении огненных шаров начали вылетать кирпичи из пристройки 2го этажа и медленно падать на землю. А когда шар завис прямо над
деревом, оно стало подниматься вместе с корнями и мягко опускаться на землю (Чернобров: 305. 169).
Особенное свойство шаровой молнии – её строгая избирательность (105. 549). К примеру, «кого-то молния бьёт по нескольку раз, а
кого-то не оставляет даже после смерти – бьёт в могилу, разрубает
пополам надгробье и сжигает кресты» (305. 163). А когда кто-то захочет метнуть нож в шаровую молнию, нож становится оплавленным.
Если же кой-кому вздумается выстрелить в шаровую молнию, его
может настичь потеря сознания, при этом ствол ружья окажется
разорванным. Одновременно, маленький пастушонок будет отгонять
321
шаровую молнию веткой, двигаясь на неё целых 10 минут, и она, вопреки своей агрессивности, ретируется (122. 87). Т.е. у одних людей
такая молния вызывает скованность, пугливость и оцепенение. Но
иные в её присутствии совершенно спокойны, у них возникает желание её погладить и даже поцеловать (53. 275). Потому шаровая молния совсем не похожа на обычный физический объект, представляя
собой нечто очень особое.
Рассматривая необычные свойства шаровых молний, один исследователь назовёт их разрядами «меж нервными волокнами нейронов живой Земли» (В.Чернобров: 329. 09.11.10). Словно во многом
физический Земной шар подобен биологической коре головного мозга. Другой исследователь, Ф.Жобар, будет полагать, что «сферическое электричество в шаровых молниях – с разумом и сознанием»
(53. 276-277). Третий выскажет мнение, что «шаровая молния есть
нечто долгоживущее». Её исчезновение представляет собой лишь
«один из этапов её эволюции» (53. 264-265). К сожалению, высказывая ту или иную идею, специалисты иногда совсем забывают об её
аргументации.
Гораздо весомей те обстоятельства, в которых начинает просвечивать сущность шаровой молнии. Так, 06.1978 г. у побережья Эквадора экипаж теплохода «Новокузнецк» заметил, как в 100 метрах
впереди из-под воды вылетел белый шар с футбольный мяч. Он
«быстро обогнул судно, завис на секунды на высоте 20 метров. После поднялся вверх, описал зигзаг, и снова нырнул в воду» (53. 301).
В данном поведении шара явно просматривается функция целенаправленного кругового обзора судна. А значит, шар более похож на
чьё-то дистанционное устройство. И когда одни шаровые молнии сопровождают самолёты, другие вертятся вокруг, совершая головокружительные виражи, мешая совершать посадки (53. 266), опять можно допустить в шаровой молнии дистанционное проявление чьей-то
воли.
Среди вдумчивых исследователей рождаются идеи, довольно
близкие высказанной, о том, что шаровые молнии – это «послушницы из параллельного мира», они – «приборы для связи с внеземными цивилизациями» (53. 276-277). Поскольку иных сил вокруг человечества пока не проявилось, мы вправе догадываться, что шаровая
молния – особое плазменное устройство, направляемое и управляемое представителями ВЦ.
Подтверждений данному предположению несколько. Известна невероятно агрессивная атака шаровой молнией группы советских альпинистов под руководством Дятлова, высоко в горах 17.08.1978 г.
Шар завис ночью над спальными мешками, а затем начал залетать
322
то в один, то в другой спальный мешок, безжалостно обжигая альпинистов. Та экспедиция из-за агрессии шаровые молнии окончилась
трагически (299. 369). Да и все экспедиции на Южный магнитный полюс завершаются неудачей, поскольку на участников экспедиций
столь же агрессивно нападают плазмоиды (326. 20.11.10). Потому не
раз возникало мнение, что плазменные шары используются как жёсткая преграда перед местами дислокации ВЦ (330. 19.07.11). Не случайно, московская комиссия, изучившая факт нападения шаровой
молнии на альпинистов Дятлова, сделала вывод: эта шаровая молния – вовсе не природный, а управляемый, только не просто зонд, но
дистанционный боевой заряд аномального объекта типа УГ (72. 121).
Если это так, тогда понятны все ранее казавшиеся немыслимыми,
а на деле очень разумные, избирательные действия шаровых молний. Одновременно мы уясняем, что воздействия на землян со стороны ВЦ, с одной стороны, чреваты бедами, с другой – неожиданной
помощью людям, а с третьей – мы вынуждены помнить, что наиболее значимые проявления нашей активности находятся под постоянным пристальным вниманием со стороны ВЦ.
4.3. ЧТО-ТО ЗА ГРАНЬЮ
4.3.-1. Жажда и симптомы
4.3.-1.1. Грёзы научного духа
Научный дух часто неудержим. Иногда – совершено бесшабашен.
Эта бесшабашность, с одной стороны, не знает и не стремится
узнать многие безвестные стратегические условия, окружающие конкретный эксперимент. С другой – даже догадываясь кое о чём, отчаянно пренебрегает стратегическими контекстами исследования. Меж
тем, без осмысленного учёта специфики и предостережений стратегических контекстов, конкретное исследование нередко обречено либо на повтор однажды сделанных глобальных ошибок, либо на предельно одностороннюю интерпретацию своих достижений.
Одним из стратегических контекстов познания является пока неведомая грань между живой и неживой природой. Второй контекст
относится к грани между видимым и потусторонним мирами. Третий
связан с тесной обусловленностью бытия людей активными воздействиями на них со стороны ВЦ. Наконец, четвёртый исходит из собственных, пока неведомых целей бытия человечества во Вселенной.
Проблема осознанности экспериментальных действий людей про323
диктована прямой или косвенной зависимостью любого серьёзного
исследования от связки четырёх стратегических контекстов.
Научному духу, например, не нравится, что великая сложность
«живой материи по сей день побивает нашу, человеческую, инженерную технологию, поддерживаемую всеми ресурсами коллективного теоретического знания» (Лем: 253. 110). И, несмотря на то, что эта
сложность жизни опережает нас на неведомую, но явно большую дистанцию, научный дух рвётся догнать её, «чтобы пойти дальше Природы» (253. 111). Для человека-исследователя самым лакомым объектом в этом плане является именно сам человек. Ему научный дух
стремится либо подыскать любой вид копии, либо вообще посягнуть
на исключительно рукотворное создание человека.
Ныне, вроде бы, уже получается пересадка от одного человека к
другому даже сложных органов. Правда, пока приходится постоянно
бороться с проблемой отторжения от родного естества чужеродной
ей плоти. Но, вопреки всему, научный дух неустанно ищет пути к самой главной цели – целостному воссозданию человека. Тем самым,
сей дух жаждет достичь то, что удалась Всевышнему, и отчасти стать
равным Ему.
В уме экспериментирующего человека постоянно роятся проекты,
например, искусственной замены собственного сознание. Такая
страсть пока двоится. Один путь связан с фармакологическим воздействием на состояния сознания, минуя тонко действующие «информационные каналы мозга» (Лем: 253. 355), минуя также все связи
души с духовным миром и потусторонним бытием. На этом пути, в
итоге, глубинной и разнообразной сфере духовного «Я» откровенно
вредит другое, экспериментаторское сознание, поскольку глушит все
способности души (266. § 2.1.-5.1.). Второй путь – информационное
моделирование как бы мыслительных процессов. Громаду количественных параметров такая модель обсчитывает легко. Но качественные процессы, происходящие в сознании – пока лишь мечта
(266. § 3.5.-2.1.). Наконец, третий путь – генная инженерия. На этом
пути в почти досягаемом будущем, вроде, «можно было бы по желанию запрограммировать, скажем, цвет глаз ребёнка». А впоследствии, «опираясь на точное знание генных кодов, массово производить оживающие матрицы способностей» (Лем: 253. 323). И тогда
осуществился бы окончательный эксперимент научного духа: человек, в конечном счёте, «позволил бы технологии, им же самим созданной, вытеснить его оттуда, где он обитал, из его экологической
ниши. Эта технология стала бы тогда чем-то вроде нового синтетического вида, устраняющего вид, менее приспособленный» (253.
475).
324
Рассматривая такие ошеломляющие прогнозы научного духа, задаёшься неотвратимым вопросом: а насколько учтены в них и учтены
ли вообще контексты грани живого и неживого, видимого и потустороннего, активного вторжения в судьбу человечества тех или иных
ВЦ? Наконец, в какой степени инженерия повторного, искусственного
воссоздания человека соотносится с собственными, пока неведомыми целями бытия человечества во Вселенной?
4.3.-1.2. Контекст вторжений
Остановимся на оценке одной из дорожек научного духа, на коей
утверждается генная инженерия. Есть твёрдой основание полагать,
что достижения этого плана пока не принимают в расчёт специфику и
предостережение стратегического контекста прежних аналогичных
опытов, вынужденно повторяя однажды сделанные глобальные
ошибки.
Суть в том, что уже орнаменты и рисунки на древнеегипетских сооружениях красноречиво свидетельствуют о достигнутых ранее генно-инженерных успехах. С одной стороны, прошлые экспериментаторы, видимо, также вначале позабавились на представителях фауны. До нас дошла информация о многоголовой гидре, трёхголовом
цербере, а также грифоне (у которого на тело льва посажена голова
орла, да ещё к телу приращены крылья) (330. 21.02.2012). Тогда же
очередь дошла до человека. Вначале также всё началось с полезного: у 22% 231 мумии (2700-1250 гг. до н.э.) выявлено «42 шунтирования сердца, несколько пересадок ног или рук, у людей изменялся
пол, известны были средства против отторжения чужеродных тканей» (Х. аль Хафез: 2. 304).
А затем научный дух прошлого рискнул дерзнуть по высшую цель
воссоздания искусственного человека. Данный результат предстаёт
перед нами в виде известного минотавра, кентавра и многих других
образцов, когда на фигуры людей пересаживали головы животных и
птиц (330. 14.02.11). Причём, всё это происходило, по крайней мере,
5 тыс. лет до н.э. Современники ныне вынуждены гадать: либо это
были прежним научным духом подогреваемые генные эксперименты.
Либо гораздо более серьёзное – средство превращения людей в рабов (330. 21.02.2012). Ведь корпус быка или осла с посаженной на
него головой человека можно приспособить к любым целям – хозяйственным или военным.
Предельно важно то, что диковатые эксперименты научного духа
прошлого были мощно приостановлены неведомыми нам силами.
Мы помним о нескольких потопах, поглотивших прежние цивилиза325
ции. И ныне мы также обнаруживаем, как в двух саркофагах далеко
под землёй перемешаны раздробленные кости животных и людей
прежних Франкенштейнов, которые залиты битумом (330. 19.01.12).
Сделано это, видимо, для того, чтобы никогда более не возвращаться к жутковатому искушению и даже не вспоминать о нём.
К великому сожалению, отдельные категории гостей, по имеющимся сведениям, привержены прошлым страстям научного духа
(330. 14.02.11). Ныне стали известны многие случаи вивисекции в отношении к животным землян. У таких созданий то выбирают до капли всю кровь, то отсекают те или иные внешние и внутренние органы, оставляя убитых животных на полях (2. 306). Столь же не защищены от подобных воздействий и сами земляне. Известны, в основном, женщины, которые заявляли, что их принудили к половой связи
с гостями. Анализ крови, спермы и т.д., выявил общие признаки.
Специалисты убеждены: некоторые категории гостей регулярно похищают землян, чтобы насильственно скрестить их с собственной
расой (299. 264). Скажем, многие годы Дейвис посещало человекоподобное существо, и женщина неоднократно беременела. Зачатие
происходило искусственным путём. У неё брали яйцеклетку, оплодотворяли и подсаживали обратно. Через некоторое время плод изымали (105. 369-370).
Постепенно исследователи разобрались: насильно вторгается в
жизнь землян категория «серых», под гипнозом принуждает женщин к
контакту, после изымая у них гибридные плоды, Именно они продолжают активную генно-инженерную деятельность (2 297). Соответственно, вызревает и гипотеза: эта категория гостей озабочена исключительно судьбой своего вида и использует «человеческий генетический материал для восполнения своего ослабевающего генофонда» (Дж. Мэк: 2. 270).
Именно данная категория преуспела также в создании биороботов
(2 354). Человеческого у таких продуктов научного духа уже ничего
не осталось, поскольку для них характерны: «механистичность, электронный голос, речь без пауз и знаков препинания». И, конечно же,
они полностью безучастны к происходящему вокруг (2 377).
Уроки прошлого и современности, связанные с контекстом внешних воздействий, голову мыслящую остерегут, бесшабашную – вскоре накажут. Беда лишь в том, что данное наказание может опрокинуться и на совершенно безвинные души, и на само общее бытие
нынешнего человечества.
326
4.3.-1.3. Погружение в клетку
Неуёмный научный дух, как правило, мало или вовсе не заботится
о стратегических контекстах эксперимента. Потому со страстью необыкновенной он берётся комбинировать и соединять то, что природой категорически разделено. Так на свет появляется собака с двумя
головами. Научный дух торжествует: скомбинировано нечто такое,
чего раньше никогда не было! (330. 21.02.2012). Но стратегический
контекст прошлых воздействий на земную фауну и человека свидетельствует, по крайней мере, о двух обстоятельствах: 1) ранее на
планете Земля создавалось не только это, но и гораздо более сложное. 2) Опыт диковатого эксперимента был предан забвению. Видимо, основания для акта забвения были невероятно вескими.
Великий азарт современного научного духа, меж тем, безоглядно
подталкивает знатоков, вне и вопреки всем контекстам, к томительной цели – моделированию человека (Ридли: 323). Причём, это дело
некоторые знатоки считают даже евгеникой – как бы благородным
развитием (8. 24).
Однако кроме уже отмеченных выше контекстов экспериментов,
есть не менее важный стратегический контекст – неведомой цели
бытия человечества во Вселенной. И вряд ли стратегия развития человечества предполагает лишь, более или мене удачное, искусственное повторение им самого себя. Ведь до сих пор многое искусственное безоговорочно проигрывало живому, разумом наделённому, одухотворённому. Потому есть веские основания предполагать,
что вектор главнейших усилий человечества должен быть принципиально иным. И тогда гораздо важней, во-первых, этот вектор обнаружить. А после сосредоточить знания и силы именно на нём.
Если внимательно приглядеться к текущим генным опытам, окажется, что даже в теме искусственного воссоздания отдельных моментов живого далеко не всё так просто. Скажем, процесс углубления в суть природы человека постоянно отодвигает границы неизвестного всё дальше и дальше. Не так давно считали, например, что
нейронов в коре головного мозга 14-15 млрд., и потому планировали
без труда смоделировать их на мощной ЭВМ (266. § 3.4.-1.2.). Сегодня кое-кто полагает, что число нейронов у человека, «возможно, достигает 20-ти млрд.» (233. 149). А кому-то представляется возможным утверждать, что «в человеческом мозге 100 млрд. нервных клеток» (228. 87). Более того, «каждый нейрон погружён в массу гораздо
более мелких клеток, называемых глиальными, роль которых остаётся ещё менее изученной» (С.Роуз: 149).
327
Кроме сложностей учёта как бы статичных состояний клеток и
глии, важно расшифровать характер гораздо более сложного их взаимодействия. Кроме того, стоит присоединить к их динамичному взаимодействию и фактор деления клеток.
По поводу деления клеток есть предположение, что оно «вызывается необходимостью живой частицы избавиться от своей молекулярной неустойчивости, связанной с продолжением своего роста»
(Шарден: 79). Но допустимо и иное объяснение: та же молекулярная
неустойчивость клеток, провоцирующая их деление, может быть вызвана воздействием на молекулярные структуры человека, как и на
все структуры живого вещества, тёмной, духовной энергии поглощения, постоянно захватывающей живое. Сама такая энергия может
принадлежать к зловредной части потустороннего бытия. Скажем,
вполне наводят на такие размышления проводимые священниками и
экстрасенсами виды фактического, а не фиктивного, очищения организма от действия неких тёмных воздействий. Пифагор, например,
по подобному поводу неустанно повторял ученикам: «Очищайтесь и
очищайтесь!». Действительно, постоянно очищаемый от зловредной
энергии организм бодр и здоров даже в пожилом возрасте. И наоборот, организм не очищаемый, даже будучи полон сил, начинает постепенно слабеть и чахнуть.
Чуткое и внимательное углубление в сущность живого вещества
нащупывает более тонкую его структуру. Так, между зонами молекулярного и клеточного строения вещества, вклинилась зона мегамолекулярного или предклеточного строения, которая заселена вирусами (Шарден: 308. 57). Притом, чем больше микроскопы увеличивают, а окрашивающие вещества выделяют, тем больше новых структурных элементов обнаруживается в этом комплексе как ввысь, так и
вглубь» (308. 60). Потому, лелея фантазии о масштабах воссоздания
искусственных копий, неплохо бы соотносить их с кратным увеличением сложности внутренних просторов неизвестного.
Научный дух отчасти обладает прекрасным качеством – он
неудержим. Пытаться осаживать, порой, подлинно вдохновенную
неудержимость – значит, губить некую высшую призванность человека на планете Земля. Потому речь здесь идёт о тщательном уточнении векторов поиска, и о корректировке его приоритетов.
Скажем, можно безоговорочно увлечься цепной реакцией в биологии нуклеиновых кислот. Ведь, теперь достаточно «знать уникальное для данного гена начало, а фермент ДНК-полимераза скопирует
полную последовательность». В результате, после ряда действий,
«продукты реакции становятся исходным началом для её повторения» (Алаянц: 8. 112). Но рядом с такой увлечённостью соседствует
328
тайная угроза: всякая стимуляция клеток может неожиданно привести к увеличению скорости их деления, а это повлечёт за собой опухолевый их рост (8. 171).
Синдром опухолевого роста может довлеть и над процессом клонирования живых существ. Скажем, копиям предписано содержать в
себе идентичный живым существам набор генов. И на уровне сравнительно простых созданий живого - растений - такое условие выдерживается неплохо. Клоны растений ныне воспроизводятся без
особых проблем (67. 96). К тому же, в общей версии клонирования
присутствует вроде бы весомый повод: само клонирование, мол, не
самоцель. Главное – получение массы стволовых клеток, с помощью
которых легко будет лечить людей (Алаянц: 39).
Правда, реальность клонирования во многом иная. Сразу же просигналил о неполадках в процессе репродукции и взаимодействии
генов фактор продолжительности жизни клонированных существ: она
оказалась явно ниже нормы. Знаменитая ранее овца Долли прожила
всего лишь 6 лет, дотянув только до половины жизненного цикла. Её
австралийская её пара – Матильда, погибла через 2 года после рождения. Так же малопродуктивны клонированные мыши, обнаружившие пониженную жизнеспособность. Их обучаемость мала (Корочкин:
67. 110).
Скромные победы клонирования вынудили искать причины неудач. Обнаружилось, что 4% генов у клонированных животных работают ненормально. Вроде бы, процент брака мал, и им можно пренебречь. Но живой организм, по сравнению с механизмом, кратно острее реагирует на внутренние неполадки. И невольно приходится признавать, что точное копирование образцов невозможно. От взращённых аномалий неминуемо появление уродств различного рода (67.
108). Именно подобными уродствами было богато генно-инженерное
творчество давнего прошлого. А неудержимый научный дух готов
снова прийти к тому же набору физиологических аномалий.
Несмотря на настораживающие симптомы, научный дух всё энергичней подталкивает самого себя к экспериментам над человеком. В
то же время, симптомы, сигналящие об опасности, возникают всё
чаще. Скажем, приёмные матери в биологическом смысле – лишь
особи женского пола. Внутренних генетических различий в них быть
не должно. На деле всё иначе – на плод влияют явно различающиеся условия развития в матке приёмных матерей. Там одинаковые гены взаимодействуют по-разному. Если, например, сотням приёмных
матерей трансплантировать яйцеклетки, процент выхода оказывается низким. Т.е., при попытке получения одной живой и точной копии
политического деятеля, большая часть остальных зародышей погиб329
нет или превратится в уродов, часть которых неминуемо родится (67.
109). Кроме того, совсем не ясно, как поведёт себя идентичная генетическая копия. Ведь, подступая к гену, мы совершенно не разобрались, как воздействует на него возможная духовная субстанция. А
мысленно возможен самый крайний случай: в копии умершего героя
и любимца людей может ожить душа великого лихоимца да злодея.
4.3.-2. Ускользающая основа
4.3.-2.1. Внимание к геному
В предыдущем изложении раскрывались особенности внешних
воздействий на жизнь и, возможно, судьбу человечества во Вселенной. Теперь нам предстоит уяснить природу факторов, воздействующих на самую внутреннюю инстанцию жизнедеятельности человека.
Для этой цели нам придётся двигаться на уровне ДНК, представляющей собою двойную спираль в виде двух полинуклеотидных цепей. На данной основе происходит деление и размножение живых
клеток вследствие удвоения молекул ДНК (Д.Уотсон и Ф.Крикгипотез:
149. 76). Сам поперечник ДНК, в сравнении с мегалитами, и даже – с
человеком, составляет лишь 10 ангстрем, или один нанаметр. По
иному, он равен 1х10-6 мм. Даже размеры клеток на этом фоне велики, они измеряются микронами, которые в 1 000 раз больше поперечника ДНК, составляя 1х10-3 мм (Алаянц: 20).
Известно, что каждый ген разбит на множество «абзацев», экзонов, между которыми располагаются длинные куски как бы бессмысленной ДНК – интроны. Т.е. 97% ДНК внешне вроде бы не содержит
генов вообще. Все это огромное пространство населяют «существа»,
пока называемые сателлитами, минисателлитами, транспозонами и
ретротранспозонами, и они считаются словно бы «бесполезной частью ДНК» (Ридли: 228. 167).
Но, согласно самым последним открытиям японских учёных, как
бы внефункциональная часть генома представляет собой его иммунную систему. Эта система ведёт себя очень неожиданно: она практически блокирует предпринимаемые врачами лекарственные воздействия на раковую опухоль. Отсюда сделан поспешный вывод о запуске высшими цивилизациями процесса уничтожения человечества
на Земле (329. 08.03.2012). Меж тем, заболевание раком, во-первых,
не самое распространённое. И, во-вторых, люди с сильной волей с
данным заболеванием справляются. Потому вопрос о взаимоотношении человечества и ВЦ гораздо более сложен.
330
Вернёмся в генную структуру. ДНК с белками связывает РНК, как
особая химическая субстанция. Молекулы транспортных РНК вылавливают в цитоплазме аминокислоты и подносят их к месту сборки. Из
РНК состоят также рибосомы, выполняющие трансляцию генетического кода в белок (228. 27). Причём, пока генетики и биохимики описывают данный процесс как самопродуцирующийся, т.е. не связанный с какими-либо воздействиями со стороны.
Целостным геномом принято считать совокупность всей наследственной информации. В составе генома человека содержится 3
млрд. пар нуклеотидов, составляющих ДНК и кодирующих последовательность аминокислот в белках. Молекулы ДНК внутри клетки
свёрнуты и упакованы в хромосомы. Полный набор хромосом у человека складывается из 23 пар (67. 29-30). Наш геном представляют
как летопись вида, начатую 4 млрд. лет назад (228. 10). Правда, мы с
вами уже убедились в крайне непростой предыстории человека, знание о которой ставит под сомнение столь прямолинейную трансляцию генома в фактически обезьянье прошлое. Да и сам геном известен в своей видимой составляющей лишь отчасти. Т.е., в геноме
человека насчитывают от 60 000 до 80 000 генов, но пока их фактически описано чуть больше 8 000. Наука, естественно, не стоит на
месте, и каждый год число расшифрованных генов возрастает на
сотню (там же). С данной скоростью расшифровки геном будет описан полностью примерно лет через 700.
Само описание генома содержит в себе стратегическую цель: попытаться объяснить в итоге, «как при идентичном наборе генов рождается клеточное разнообразие и морфофункциональная специализация тканей и органов»? (67. 18). А знаток психологии вправе продлить организменный план разнообразия до уровня разнообразия
характеров, которое, по идее, тоже должно быть, вроде бы, связано с
генами.
Подступы к расшифровке причин разнообразия, возникающего из
генома, приводят исследователей к фактору миграции некоторой части генов. Например, обнаружилось, что отдельные фрагменты ДНК,
со структурой, включающей в себя от 1 000 до десятков тысяч нуклеотидных пар ДНК, перемещаются в геноме как внутри одной, так и
между хромосомами. Считается, что именно эти перемещения
(транспозиции) вызывают мутации (67. 54). Кроме мутаций, подвижные фрагменты ДНК, внедряясь в гены, также могут менять их работу. Данным подвижным фрагментам «приписывается исключительная роль как фактора изменчивости в процессах эволюции гена» (67.
62).
331
Таких подвижных элементов имеется от 10 до 30% всей массы
ДНК. А вот у растений – их более половины ДНК (67. 56). И сегодня
знание особенностей работы генов-супрессоров, скажем, опухолевого роста позволяет искать «пути к восстановлению функции этих генов в опухолевой ткани, а значит, и к естественным методам лечения
злокачественных заболеваний» (232. 305).
Учитывая все эти достижения, мы с вами, всё же праве уточнить:
гораздо важнее, с одной стороны, проблема самого источника активности фрагментов ДНК, с другой – условие их целевых перемещений. Т.е. не менее важно, наряду с имеющимися видами исследования генома, искать основу самого движения фрагментов ДНК, и причину смены их направлений в внутри генома.
4.3.-2.2. Самопроизвольность
или управляемость
Известно, что всякой частью, как правило, управляет целое. Исследуя жизнь генов самих по себе, трудно не принять в расчёт окружающую их микро и макросреду. К микросреде генов учёные относят
идентифицированные и безвестные бактерии, большинство из которых – вовсе не болезнетворные, а безвредные детритофаги (194.
35). В отношении к опасным бактериям отыскивается тактика: бороться с вредителями, используя их естественных врагов. Проблема,
полагают, лишь в том, как суметь найти их и натравить на вредителя,
не нанося ущерба остальным видам (Небел: 195. 27). Выполнить такую задачу непросто, поскольку она содержит два противоположных
процесса: с одной стороны, расшифровку актуального большинства
опасных бактерий. С другой – отыскание их естественных противников. Потому процесс расшифровки болезнетворных микроорганизмов
идёт неустанно, и за последнее время их открыто более трёх десятков (126. 93).
Поиск причин возникновения новых инфекций – гораздо более
существенная проблема. Ныне целое организма бактерии ставят в
зависимость от её части, ссылаясь на постоянное, как бы самопроизвольное изменение её генетической структуры, приводящее к
смене биологических свойств возбудителей болезней (126. 93). Однако такая подразумеваемая самопроизвольность изменения весьма
проблематична, например, уже в связи с тем, что источником доселе
невиданных болезней могут стать рукотворные действия и созданные микроорганизмы (126. 95). Одним из искусственных созданий некоторые считают СПИД, проблема воздействия которого на людей
сложна и жестока. Вакцина против СПИДа пока не найдена. Методы
332
его лечения практически отсутствуют. Во многих странах СПИД приобрёл даже характер эпидемии (126. 94). Потому предпринимаются
столь же направленные, сознательные и волевые усилия по обеспечению безопасности людей от опасных генетических воздействий
(126. 95). Т.е., происходит осмысленно внешнее влияние на структуру генов микробов с двух сторон: людей, создающих опасные инфекции и тех людей, кто их обезвреживает.
Меж тем, углубляясь в структуру генов микроорганизмов, исследователи вроде бы обнаруживают самопроизвольность их внутренних
преобразований. Например, выявлены прионы, застав специалистов
врасплох и обескураживая глубиной незнания. Ранее никто не предполагал, что может существовать саморепродукция формы жизни
без использования ДНК. Причём, оказалось, что в основе её не лежит даже цифровой код. Тем не менее, такая форма жизни не просто
возможна, но и явилась причиной коровьего бешенства в Великобритании (Ридли: 381). И всё же вопрос о самопроизвольности возникновения прионов совсем не самоочевиден. В этом нам помогут разобраться вирусы.
Мы помним, что вирусы вклиниваются между зонами клеточного и
молекулярного строения вещества, т.е. они более близки к молекулам. Ведь, в сравнении с вирусами даже бактерия в масштабах световых волн представляет собою громадный объект, ибо она чётко
видна под микроскопом. Меж тем, вирусы по величине приближены
«к световым волнам, которые их огибают» (4. 300). И кое-кто, увлёкшись их природой, готов утверждать, что в отличие от версии происхождения человека от обезьяны, мы все произошли от вирусов
(Ридли: 168). Версию эту оставим под вопросом, хотя сами вирусы –
серьёзный предмет изучения. Скажем, любопытно уже то, что, имея
микроскопичные размеры, вирусы способны расти и размножаться,
причём, даже «после кристаллического состояния» (Азимов: 4. 616).
Все известные вирусы – нуклеопротеиды, содержащие РНК или
ДНК, или и ту и другую нуклеиновые кислоты. Крупные вирусы очень
похожи на расплетённые хромосомы. Некоторые вирусы содержат по
75 генов, каждый из которых связан с определённой деталью структуры вируса (4. 616-617). Эксперименты позволили добраться до
важного свойства вирусов: ни белковый, ни нуклеиновый компоненты
вируса в отдельности не инфицируют. Инфицирующая активность
вируса восстанавливалась на 50% только после их смешивания (4.
619). Т.е. вновь мы видим необходимость внешнего воздействия на
субстратные части вируса для развития его агрессивности. И оно
может быть либо стихийным, либо искусственным.
333
Один из видов искусственного воздействия на состояние вируса
удался М.Тейлору. Он использовал 20 мышей и 100 яиц, вызывая
лёгкие симптомы жёлтой лихорадки, и в итоге получил мутанта с
полной невосприимчивостью к этой болезни (4. 630). При другом способе, для воздействия на вирус полиомиелита, использовались химические реагенты. Скажем, формальдегид убивает вирусы, однако
даже уже убитые вирусы вызывают невосприимчивость организма к
полиомиелиту (там же). Выявлено также, что «у РНК-содержащих
вирусов, к которым принадлежит и ВИЧ, синтез ДНК осуществляется
в обратном направлении на матрице РНК! Т.е. обнаружена обратная
транскриптаза, или ревертаза» (Г.Темин: 8. 106). В итоге, получение
обратной транскрипции в товарных количествах открыло путь к рождению методов прямого манипулирования генами (8. 109). Следовательно, уже сегодняшние научные открытия позволяют осмысленно и
направленно влиять на мельчайшие элементы живого.
В этой связи, вспоминая о мощных внешних воздействиях на возникновение и жизнь человечества, вполне можно допустить возможность незримых внутренних воздействий на нашу жизнь. Скажем, известен самый опасный для человека вирус, коего называют «плазмодиум фальципарум», а проще – малярийный паразит. Хотя он с
виду и серповидный (Алаянц: 75), но не перестаёт оставаться плазмодиумом, а проще – крошкой микроскопической плазмы. Да и самые
мелкие вирусы (полиомиелита, жёлтой лихорадки, ящура) – это крошечные шарики, с диаметром от 0,020 до 0, 025 микрометра. Т.е.
каждый из них значительно меньше одного человеческого гена (4.
618). Также и пневмококки – кокковые, или шаровидные микроорганизмы, вызывающие воспаление лёгких (8. 81).
С одной стороны, шаровидную форму указанных вирусов могло
сформировать притяжение. С другой стороны, каждый плазмодиум
невольно напоминает о крайне уменьшенной биологическиплазменной субстанции, что может иметь какое-то отношение не к
сущности, а подобию возникновения шаровой молнии. А та, как мы
помним, управляется, скорей всего, чужой волей дистанционно. Потому и здесь можно допустить, учитывая человеческое рукотворное
воздействие на вирусы, более мощное направленное воздействие на
них со стороны ВЦ.
В этом же ключе могут быть восприняты бактериофаги (фаги). Будучи микроорганизмами, они по форме напоминают головастика с
цилиндрической головкой и хвостом. Так, присоединившись к бактерии кончиком хвоста, он «вырезает отверстие в клеточной стенке с
помощью фермента, который разрушает связи между молекулами.
Через полчаса клетка буквально разрывается, и наружу вываливают334
ся сотни зрелых вирусов» (4. 621-622). Но более внимательный
взгляд обнаруживает, что, такой фаг практически очень похож на искусственный объект наподобие лунного модуля с опорами. И эта его
форма вряд ли может быть случайной. Да и по своей функции бактериофаги – это вирусы, сами пожирающие микробов. Соответственно, если «вир» (лат.) – легионер, то тут мы обнаруживаем средство
уничтожения самих легионеров (Алаянц: 80-81). Понятно, что такое
уничтожение может быть двунаправленным: либо во вред организму,
либо во спасение. И не исключено, что ВЦ, используя данный инструмент, могут легко использовать его в нужном им направлении.
4.3.-2.3. Гены и душа
На данном этапе осознания существа генетических структур, фактор их самопроизвольного зарождения уступил место фактору целенаправленного воздействия на них со стороны ВЦ. Но пока вряд ли
учтены все силы, воздействующие на жизнедеятельность генов.
Сама генетика к таким проблемам не прикасается, приближаясь
лишь к сущности процессов развития организма и решая, «каким образом перейти от расшифровки отдельных генов к пониманию того,
как они управляют всем организмом» (Ридли: 53). При этом, генетики
пребывают в состоянии парадокса: не ведая, какие силы способны
управлять организмом, они убеждают нас в том, «что именно гены
управляют этим процессом» (там же).
Будучи запрограммированы ими же утверждённой идеей, генетики
как бы неожиданно для самих себя делают прямо-таки «тревожащее
заключение: чем сложнее и развитее социальные отношения у вида,
тем в большей степени поведение особей находится под влиянием
генов полового антагонизма», такого, который как бы выгоден хромосомам (Райс и Холланд: 228. 156). Т.е. усложнения социальных отношений, согласно данной идее, не только обусловлено, но напрямую зависит от антагонизма генов.
Правда, какова сущность подлинно сложных и реально развитых
взаимоотношений между людьми (см.: 267., 268), генетики, занимаясь узкоспециальной темой, не знают. А потому скатываются на едва
ли чётко фиксируемый фактор генетической наследственности. Скажем, обнаружилось, что «поведение мужчин в одной семье – не просто дурной характер, а заболевание, связанное с Х-хромосомой. Оно
передавалось через женщин, которые при этом были вполне здоровыми, и проявлялось только у мужчин» (Бруннер: 232. 282). Данная
работа Бруннера получила отклики по всему миру. Но вот казус: обнаружить такую мутацию в других семьях с похожими нарушениями
335
поведения так и не удалось. Да и «сам Бруннер вовсе не считает, что
он открыл ген агрессивности. Ведь даже в одной семье у мужчин,
имеющих одну и ту же мутацию, степень агрессивности и спектр
нарушений поведения значительно различались» (232. 283-284). Потому возникает очень верный вывод: поведение – слишком сложная
система, чтобы считать её зависимой от формы вмешательства в
неё отдельного гена (232. 284).
Прозрение о сложнейшей иерархии переходов между генными
взаимодействиями и поведением людей приходит не ко всем. Потому
именно генетическим уровнем объясняется также фактор появления
сознания у человека: большой мозг, мол, в ходе эволюции был необходим для успешного насилия между желающими подчинить, и не
желающими подчиняться. При этом упоминаются идеи макиавеллизма. А полем реальной эволюционной битвы опять становятся гены:
«возможно, интеллект явился побочный продуктом конфликта между
генами насилия и генами отпора насилию» (Райс и Холланд: 228.
157).
Но в этой окрошке идей перемешано всё и вся. Интеллект здесь
начисто оторван от психики и души, а потому не понято его место хотя бы в этом комплексе (266. § 2.3.). Без подлинно тщательного рассмотрения, отметены возможные причины появления человечества
на планете Земля. Не учтены сложнейшие виды помощи нашей душе
извне и процесс её глубокого саморазвития. И уж совсем некстати
упомянут тончайший мыслитель Макиавелли, сущность идей которого прямо противоположна поверхностно приписанным ему взглядам
(267. 125-126).
Не найдя фактических тропок от генных структур к человеческому
поведению, ум генетика начинает куролесить: «мозг контролируется
телом и геномом, как и они находятся под контролем мозга» (Ридли:
228. 198). Между крайними уровнями втискиваются адаптированные
к исключительному случаю общественные отношения: «точнее: винить нужно общественные отношения» (228. 201). В подтверждение
теории приводится как бы универсальный вид обстоятельств: люди,
похоронившие родного человека, «в течение нескольких недель восприимчивыми к инфекциям». Также, в течение некоторого времени
после развода родителей, к инфекциям восприимчивы и дети (228.
204). А далее делается вроде бы торжественный вывод: «мы сделали круг от генов к телу, от тела к мозгу, от мозга к обществу, а от общества – обратно к генам, чтобы понять, что у этой цепи нет начала
и конца» (Ридли: 202).
Но то, что именуется выводом, является его полным отсутствием,
поскольку каждый из уровней исследования, а особенно обществен336
ные отношения и душа человека (вовсе не мозг), фактически не задеты в описанной карусели никак. Лишь упомянуты.
Гораздо точней предположение, в котором указано, что «язык генов, как любой другой язык, должен с необходимостью иметь контекстуальную структуру» (Бейтсон: 179). Т.е., почти каждая акция взаимодействия генов является, скорей, реакцией на совокупность ближних и дальних команд, поступающих к генам от души человека, мира
человеческих отношений, Космоса и потустороннего мира.
Совсем краешком цепляет данную тему и генетика: гены души
должны, вроде бы, лежать где-то посередине двух слившихся хромосом обезьяны, и это обеспечило онтологический разрыв меж обезьяной и человеком (Ридли: 38). Но в данном случайном месте не расшифровано главное: что чему предшествует? Часть целому, или целое – части? Наш знаток, веря в эволюционизм, убеждён: я не могу
существовать как нечто целое, поскольку «этой целостности нет. Я
представляю собой сложную смесь… многочисленных сегментов
хромосом, которые сплотились во враждующие группировки за миллионы лет» (228. 164).
Однако даже факт написания им данной книги противостоит данному утверждению. Будь главным движущим началом только борьба
хромосом сама по себе, никакое дело человека никогда не было бы
завершено. Целевым поступкам предшествует не внутренний хаос, а
внутренняя гармония, сфокусировавшая все действия на стратегическую цель. Потому, именно душа генетика, будучи средоточием его
целостной внутренней сущности, принуждала его ко многим отречениям ради успешного завершения её замысла.
Действительно, душа, как средоточие целостной внутренней сущности любого человека, своими многими контекстами окружает все
его поведенческие акты, достигая генетических процессов. И они
также окружены тончайшими контекстами воздействий со стороны
души. Победы людей над многими недугами и даже над раком – убедительное тому подтверждение.
4.3.-2.4. Душа и человек
Сами генетики ныне разделились. Одна их категория стремится
просто блокировать, как чуждую, идею зависимости генетическиформообразовательных процессов от биологических и иных полей,
существующих внутри и вне развивающейся системы (67. 94). Для
данной категории генетиков «ген-код вполне универсален, т.е. един
на всех уровнях организации живого и даже неживого, если за таковые принимать вирусы» (Алаянц: 96). При этом, частенько возникает
337
ссылка на авторитетное высказывание Т.Моргана, согласно которому
развитие формы организма связано напрямую с функцией генов и их
продуктов (67. 74). А когда возникает вопрос о внутренних механизмах, запускающих деятельность самих генетических структур, начинают множиться версии, рождая неопределённость.
Скажем, согласно одной из них, функции гена запускает активизация промотера, и тогда ген начинает функционировать, выдавая информацию для синтеза белка (8. 100). Но любопытствующее сознание неминуемо заинтересуется: а кто или что активизирует сам промотер? Согласно другой версии допускается наличие суперрегуляторных генов, «запускающих каскады генов, последовательно
реализующих программу клеточной дифференцировки». Аргументом
в этом случае служит ссылка на опыт получения мух, у которых искусственно развились глаза на ноге, крыле, антенне (67. 91-92). Такой опыт как бы позволяет дифференцировать совокупность генов на
«генов-господ» и «генов-рабов» (67. 92-93). Однако, как тела могут
быть распылены на микрочастицы, а те способны исчезнуть в плазменных полях, так и условные гены-регуляторы должны иметь более
глубинный, нежели они сами, уровень порождения их активности. В
этом отношении вполне справедлив упрёк, что данной категории авторов «известна только генетика плотного плана, а о генетике
остальных планов» они ничего пока сказать не могут (Бондаренко:
99).
Другая категория генетиков, наоборот, много говорит о надгенных
и внегенных механизмах, воздействующих на регулятивные процессы нашего генома (8. 66). Для этой части исследователей в научный
обиход вернулась душа. Так, до конца своих дней Ф.Крик пытался
понять, «как она материализуется в нервных электрических разрядах
и синаптической передаче нейромедиаторов» (8. 96). Данный путь
познания с философской точки зрения наиболее перспективен, поскольку глубины Мироздания огромны, и было бы странно все основания процессов в организме сводить только к генам. Наоборот,
важна любая информация, помогающая, так или иначе, пониманию
этого сложнейшего процесса. Потому конкретные наблюдения и соображения мудрецов для такой цели весьма уместны, помогая расширять горизонт теоретико-экспериментальной базы.
Скажем, хорошо известно, что человек движется благодаря силе
мышц. Мышцы активизируются нервной системой. Но более глубинной инстанцией, регулирующей саму нервную систему, всё же должно быть нечто иное. Потому Лукреций спрашивал: «Что, наконец,
приподнять может быстрым скачком наше тело, / Если не сущность
души, которая силами правит? (88. Фр. 181). И фактор наиболее зна338
чимой инстанции для запуска нервной системы, доходя до активизации генетических процессов, здесь просматривается вполне.
Эпикур, со своей стороны, считал душу в одном отношении очень
похожей на ветер, а в другом – на теплоту (176. 190). Свойства души
быть истекающим из глаз теплом в ХХ веке выявил с помощью многофакторного исследования игры актёров К.Станиславский. В разработанной им Системе всё внимание было приковано именно к излучениям и влучениям при взаимодействии актёров в эпизодах, актах,
спектакле в целом. Т.е. искусство игры актёра сконцентрировано им
на важнейшем – умении воспринимать и отдавать незримые лучи
души, или токи душевного общения (266. § 1.2.-2.4.). А ныне становится ясно, что и мышление человека совершается импульсами,
сложными пучками плазмы (Ажажа: 568).
Возвращаясь к театру, зафиксируем, что именно от качества точно
выверенных излучений и влучениий в отношениях между актёрами и
зрителем зависит качество спектакля, и только ради данного колоссального воздействия со стороны актёрских душ зрители любят спектакли больше, чем кино. В 80-х гг. ХХ века предпринимались даже
попытки выявления партитуры зрительского восприятия на основании фиксации глубинной партитуры излучений и влучениий. Но инструментарий для фиксации такого сложного явления найден не был.
И.Кант, со своей стороны, фиксирует наше внимание на колоссальном по масштабу и качеству внешнем контексте, окружающим
повсеместно любого человека: «части человеческого тела соотносятся друг с другом, поскольку тело поддерживается живущим в нем
миром духов» (116. 344). С жизнью мира духов ранее мы отчасти познакомились в явлениях реинкарнации, опытах выхода души из тела,
в опытах многосторонних воздействий потусторонних сил на наши
чувства и поведение. Потому фактор той или иной перенастройки
генных процессов может, отчасти, быть отнесён к данному внешнему
контексту. Отчасти потому, что душа – наиболее сильный внутренний
регулятор всего состояния человека, и она нередко способна противостоять многим воздействиям извне.
В связи с рассмотренными выше соображениями, предположение
о предельной самостоятельности генов вообще, и суперрегуляторных генов, нельзя признать завершённым. В то же время,
можно с большой долей уверенности утверждать, что фактически в
большинстве случаев запускает и перенаправляет работу всех генов
именно активность души. Главным образом душа способна выправить те или иные нарушения генетической программы в человеке:
врождённые увечья, заболевания с как бы предрешённым исходом,
339
преждевременное старение и т.п., возвращая человека в активную
жизнь, даря ему выздоровление и долгожительство.
4.3.-3. Призрачная грань
4.3.-3.1. Естествознание и жизнь
Несмотря на наш спектр исследования частных проблем, настала
пора вспомнить о специфике философско-трансцендентального метода. Когда его особенности раскрывались до погружения в частные
проблемы, адекватно они вряд ли могли быть восприняты. Теперь
немалое количество частных проблем уже позади. И впору уяснить,
что наряду с их конкретным рассмотрением, сам процесс данного
рассмотрения
опирается
на
особенности
философскотрансцендентального метода.
Одна из главных позиций в нём предполагает максимально полный обзор существующих контекстов познавательного процесса. Когда спектр таких контекстов достигает достаточной мощности, разум
гораздо проще и точней анализирует, казалось бы, самые спорные
проблемы, изучаемые с позиций отдельных дисциплин.
Ныне в познании свойств жизни, как не раз было ранее, доминирует физика (и микрофизика). Её вердикты по многим вопросам кажутся непререкаемыми. И они действительно таковы, когда физика
остаётся в рамках своего узкого спектра познания. Правда, познающая душа физика, почувствовав мощную опору в чём-то одном, готова как можно дальше расширить круг своих притязаний.
Так, специалист физики даже не чувствует подвоха, когда расширяет опору имеющихся открытий на совсем другой предмет. Он легко
переносит, например, на биологические процессы квантовомеханические закономерности, полагая, что они и в биологии «играют очень важную роль» (Гейзенберг: 91). Тут специалист прямо-таки
убеждён, что квантово-механическими силами нетрудно объяснить
взаимодействия больших органических молекул и т.п. У другого исследователя попытка объяснения биологических процессов с помощью физики характерна для его концепции Геи. В данном виде эволюция биологических организмов объясняется эволюцией исключительно их физического окружения (Дж. Лавлок: 205. 313). Как будто в
биологических процессах нет ничего специфичного, особенного. Сюда же примыкает идея дуэта авторов об игре бифуркаций, которую
они считают главным механизмом эволюции. Благодаря таким силам происходит как бы зондирование и отбор химических взаимодействий (Пригожин, Стенгерс: 217. 230). И опять мы видим, что био340
логическим процессам категорически приписывается стихийная сила,
являющаяся в реальности только следствием совсем неясных оснований.
Приведённым экстраполяциям с полным правом возражают: жизнь
вовсе не сводится к химии и физике всего трёх элементов – водорода, углерода и кислорода, хотя они и присутствуют в составе 98%
живой массы. Реально биология изучает не физико-химический состав, а именно сложные проявления жизни (Ф.Велер: 228. 24). И хотя
физику иногда может показаться, что описания им живого организма
достигло полноты, однако фактически это описание способно войти
«в слишком сильный конфликт с биологическими функциями» (Н.Бор:
65. 92).
Главное, чего не учитывают ни физика, ни химия, заключается в
том, что любой биологический объект становится субъектом. Он –
составная, внутренне активная часть жизни, которая содержит в себе
факторы одушевления и одухотворения. Т.е., от любого биологического субъекта исходит, и к нему постоянно возвращается незримая
его связь с духовным миром, придающая ему особые силы. Потому,
затрагивая одну живую клеточку, мы, хотим того или нет, тотчас задеваем малой точкой бытие тонкого мира. А этот мир живёт пока по
совсем не познанным внутренним принципам.
Учтя эти обстоятельства, мы осторожно будем соотносить живое
малое и живое великое. Тогда мы вряд ли удивимся, что «самые
обычные почвенные бактерии приобретали возможность производить окисление нефти, что теоретически невозможно» (Солодин:
155). А происходит это, видимо, потому, что субъект жизни, даже самый малый, обогащается и регулируется, так или иначе, насыщающими его духовными силами и возможностями. Если мы примем это
к сведению, тогда нами в том же ключе будет осмыслено, почему
марганец, который был взят семенами бобовых из раствора, в тканях
растений исчез! А «вместо марганца… там появилось железо. И в
другом опыте растения, выращенные в растворе кальция, в своих
тканях превращали его в фосфор и калий» (П.Беранже: 249. 154).
Причём, за годы трудных поисков данным исследователем были
проведены тысячи анализов, которые постоянно подтверждали – мир
живого не просто зависит от физического окружения, но сам активно
преобразуют физические и химические элементы (там же).
Данное свойство также относится к более сложным живым существам. Скажем, «подопытных кур кормили овсом, тщательно замеряя, сколько кальция они получают при этом». Однако в их скорлупе
«кальция оказалось больше в четыре раза!» (Л.Кевран: 249. 153). И
пойдя навстречу физике и химии, мы могли бы изобразить также со341
став человека в виде перечня физико-химических элементов. В этом
случае оказалось бы, «что кислорода в человеке содержится 65 процентов, углерода — 18 процентов, водорода — 10 процентов, натрия
2,5 процента и так далее. Правда, химические элементы, составляющие живое существо, входят у него в весьма сложные соединения,
которые не встречаются в неживой природе» (Чижевский: 3).
В этом плане, появляется возможность для более полного, насыщенного контекстами осмысления метода естествознания. Если он
строится на основе чисто физико-химических свойств, тогда биохимики, отказавшись от приоритета живого, как бы ради точного исследования стремятся превратить живое в мёртвое. Для этой цели они
измельчают и гомогенизируют ткани. А после создают экстракции из
полностью очищенных веществ. Но такие действия равны разрушению всего специализированного и уникального состава в организме и
сознании, уничтожению сложной упорядоченной сети нервных клеток
с их затейливой формой и необычными электрически-духовными
свойствами (С.Роуз: 122).
В этой связи, понятны очень серьёзные предостережения именно
методу естествознания. Так, категорически нельзя переносить
наблюдения, сделанные при изучении физико-химических устройств,
на область человеческой психики (Лем: 253. 250). Столь же неприемлемо подменять генетической, а по сути – физико-химической,
информацией представление Шталя об организующем действии души (217. 234).
Гораздо ближе к сути специфики живого существа понимание, согласно которому биологическая система в своём развитии преследует внутреннюю, духовную цель, реализуемую тем или иным биологическим субъектом по мере его роста. Так, «Г.Дриш полагал, что развитием зародыша управляет некий нематериальный фактор – энтелехия» (217. 229). Правда, физически ориентированный автор тотчас
примется возражать, будто «понятие энтелехии не даёт нам нового
закона, оно не объясняет больше, чем уже известные универсальные
законы» (Карнап: 56). Но мы ранее разобрались, во-первых, что в
мире науки пока значимы только принципы, а не законы. И, вовторых, в биологических системах, организмах объяснительной силы
физики (как бы матери главных законов) явно не хватает. Потому
философско-трансцендентальный метод предписывает расширение
сферы контекстов познания за счёт гипотетических идей.
В этом плане ближе к сути проблемы живого существа высказывание Леонардо, называвшего силу – духовной способностью, незримой мощью, «которая поселяется и разливается в телах,…давая им
деятельную жизнь» (да Винчи: фр. 117). Как бы вслед Лукрецию, пи342
савшему о силе души, Леонардо тоже пишет именно о духовном
движении, которое, «пробегая по членам чувствующих животных,
надувает их мышцы» (там же. фр. 128). И было бы странно, если бы
мы из-за неразвитости экспериментальной базы отворачивались от
данных подсказок, а также от идеи энтелехии, которую тоже считают
специфической силой, заставляющей «живые тела вести себя так,
как они себя ведут». Причём, её нельзя уподоблять силе физической, как гравитация или магнетизм (Г.Дриш: 121. 54), что показали
биохимические опыты.
В этой связи, нам предлагается веер свойств, к которому стоит
присмотреться. Так, возникает разумное предположение, что «энтелехия организмов имеет различные виды, зависящие от стадии их
эволюции. В простейших, одноклеточных организмах энтелехия
сравнительно проста. По мере того, как мы поднимаемся по эволюционной лестнице к человеку, энтелехия становится все более и более сложной» (Г.Дриш: 121. 54). Например, трудно представить, что
сознание находится под сводом черепа или возле ушей. Оно, будучи
свойством души, рассеяно по всей функциональной сети (Лем: 253.
242).
Следовательно, вряд ли уместно отвергать контуры возможного
поиска лишь потому, что база эксперимента к ним ещё не готова.
Ведь, при отсутствии опережающих проектов даже появившееся открытие может быть просто не опознано. А с другой стороны, сила духовных воздействий на живое и человека слишком очевидна, чтобы
не принимать её в расчёт.
4.3.-3.2. Психобиополя
Идея целеполагающей, регулирующей силы, исходящей из духовных процессов, тесно пресекается со свойствами так называемых
биополей. Гипотезу о живом особом поле в организмах и человеке в
1923 г. одним из первых «высказал А. Гурвич, открывший явление
метагенетического свечения клеток» (122. 309). Данной гипотезой на
современном этапе наметилось конкретное изучение сложнейшего
взаимодействия духовной и материальной сил, уточнение места и
роли каждой из них в отношении друг к другу.
О тесной связи духовной и материальной сил свидетельствует уже
упоминавшийся феномен биолокации. При строго физическом взгляде на мир можно лишь недоумевать, как это человек способен обнаруживать глубоко под землёй воду, или полезные ископаемые, или
даже радиационное загрязнение. Меж тем, из разных источников мы
узнаём, что «при проведении военных кампаний, включая Вторую
343
мировую войну, многие военачальники имели своих штатных прутоискателей, обеспечивающих армию питьевой водой в полупустынной
местности» (Плеханов: 212. 183). Образовать штатную единицу в армии для какого-то пустяка никто не позволит. Значит, дело было
очень реальным и продуктивным.
Опыты биолокации прошлых лет безоговорочно подтверждают современные сведения. Так, «некоторые операторы… едут в закрытой
машине с рамкой в руках и… достаточно быстро обследуют значительную площадь поиска» (212. 187). То же самое они способны делать, находясь на вертолёте или небольшом самолёте. Т.е., в этом
случае визуального обзора местности со стороны операторов нет, да
и скорость их перемещения за период поиска может доходить до сотен км/в час. Например, в Западной Карелии таким способом обследована площадь 900 км.2. Через каждые 250 м производилась, «в
комплексе с другими аэрометодами, вертолётная аэробиофизическая съёмка, с регистрацией угла отклонения рамки на самописец». В
итоге «в 37 случаях (79%) были вскрыты зоны с рудной минерализацией» (Н.Сочеванов: 122. 257).
Не всегда к указаниям оператора с рамкой относятся с доверием.
Скажем, по его рекомендации пробурили скважину для обнаружения
воды. Но её почему-то не оказалось. После уточнённого бурения поняли, что проявили небрежность: «в этом деле иногда сантиметры
играют роль. Нужно очень точно выполнять рекомендации оператора» (212. 184).
Порой, операторам создают затруднённые условия, чтобы способности к биолокации была доказана наверняка. Так, зимой в Хибинах
были спрятаны люди, которых до опыта укрыли в шурфах на глубине
до 3 м. Несмотря на зимние и высокогорные условия, «оператором
были найдены почти все люди» (122. 257-258).
Можно предположить, что способность к биолокации уникальна, и
присуща лишь самым одарённым в этом плане людям. Однако выясняется, что такими способностями обладает до 40% людей (122. 257258). Причём, по мнению большинства специалистов, свойства биолокации присущи практически всем. Различие возникает лишь в степени владения ею (212. 187).
А нам с вами крайне важна не биолокация сама по себе, а реальность расширения внутреннего поля человека даже на сотни метров.
Причём, данное поле точно идентифицирует других людей (психобиологический субстрат), а также разные состояния материального
мира (физико-энергетический субстрат). И когда мы определяем доминанту внутреннего поля, ею гораздо вероятнее может быть человеческая душа, как средоточие регулятивных процессов.
344
Вместе с тем, текущие наблюдения нам напоминают, что «в биосенсорах взаимодействие фермента, иммунного тела, клетки микроорганизмов, клеточного органоида преобразуются в… электрический
сигнал» (149. 77). Да и А.Гурвич также фиксировал метагенетическое
свечение клеток. Потому может возникнуть предположение, что
плазменно-энергетическая природа человека достаточна для объяснения его биолокационной способности. Так, мы помним, считал и
Грищенко (122. 314).
Учтём, что физики расположили физическую плазму на четвёртом
уровне приближения к субстанции Бытия, а к пятому отнесли торсионные, или спинорные взаимодействия ядер атомов. И нам удалось
выяснить, что сами эти взаимодействия появляются из тончайших
вибраций, как основы всего разнообразия Вселенной. А глубже оказалась биологическая плазма, регулируемая, в свою очередь, духовным планом Бытия. Потому в биолокационной способности человека
регулятивная роль должна принадлежать всё же не его электродинамической природе, а именно душе.
Данному утверждению соответствуют интересные опыты. Скажем,
по предварительной договорённости, доктор Б.Грэйд сознательно
повредил шкурку двум группам мышей: экспериментальной и контрольной. А целитель О.Эстебани в течение18 дней, ежедневно, 2
раза по 20 минут держал клетку с экспериментальной группой мышей
между руками. Раны пролеченных мышек на фоне контрольной группы зажили гораздо быстрее (122. 253).Столь же интересный опыт
продемонстрировал доктор Гуттиерис: осмотрев больного, он сказал:
«Язва в кишечнике. Немного кровоточит». После он долго выравнивал общее поле больного. А затем смазал его живот кокосовым маслом, «быстрыми движениями пальцев раздвинул кожу, подкожную
клетчатку, выделил место вскрытия брюшины» и обнажился кишечник. Затем он «нашёл язвочку, показал её мне. Поводил над ней
пальцами и опустил кишечник в брюшную полость». Спустя два дня
больной был здоров (105. 116-117).В этой связи, если учесть, что
действиями целителей руководили их души, то и лечащий эффект
возникал, в конце концов, от воздействия одного духовного плана на
другой. А биоэнергетическая активность играла при этом роль средства.
Специалисты таких обобщений пока не делают, оставаясь на
уровне воспринимаемого приборами плана биополей, и считая, что
«основным носителем информации как внутри, так и между людьми
является электромагнитное излучение» (Н.Серов: гл. 17.3.). Но если
принять к сведению, что люди – вовсе не компьютеры, и глубинное
общение между ними происходит на уровне их душ, значит, электро345
магнитное излучение может содержать в себе послания его духовного источника, а также зависеть от направляющей его и координирующей духовной силы. Скажем, «есть группа целителей, производящих рассечение тканей на расстоянии. Так, Жуан может взять палец
постороннего человека в свои руки и проделать им разрез кожи
больного» (105. 125).И сам он говорит, что передаётся другому человеку биологическая энергия, выполняя его волю. Но воля – одно из
проявлений человеческой души. А потому фактически главным регулятором действия целителя оказывается именно душа, т.е. его духовный план воздействия на духовный план другого человека. Все
остальные процессы оказываются лишь его следствием, воспринимаемым нами.
4.3.-3.3. Проникновение
в биоэнергетику
Сложнейшая зависимость биологической энергии от регулятивных
свойств души просматривается также при изучении психобиочастот.
В текущем процессе изучения данного феномена главным фигурантом у исследователей опять остаётся биоэнергетическая активность.
И она, действительно, постоянно даёт о себе знать.
Скажем, стала уже хрестоматийной ультразвуковая эхолокация
ночных бабочек, с помощью которой бабочки, маневрируя, ускользают от погони летучих мышей (232. 252). Тот же феномен биоэнергетической реакции характерен для особо чутких людей в дни магнитных бурь, возникающих либо на Солнце, либо при смещениях земной
коры (Чижевский: 6). И когда пытались проводить сопоставления барометра с человеком, организм живого существа оказывался несомненным победителем, вроде бы, благодаря движущимся в нём
тончайшим биоэнерготокам (306. 4).
Постепенно исследователи приблизились к, казалось бы, самому
глубокому основанию рождения биоэнергии. Так, за период 19771988 гг. Г.Фрелих «получил экспериментальные доказательства факта продуцирования живыми клетками переменных электромагнитных
полей». Соответственно, им была развита общая теория когерентных
колебаний в биологических системах (Н.Серов: гл. 17.3.). Параллельно с ним, А.Давыдов в 1986 г. «описал возбуждение, делокализацию и движение электронов вдоль пептидных цепей белковых молекул в форме уединённой волны – солитона» (там же).
Т.е., с одной стороны, стало ясно, что за счёт внутренних химических реакций организм человека воспроизводит переменные электромагнитные поля. А с другой – представляет собой на молекуляр346
ном уровне общее поле пересекающихся перемещений электронных
волн. И в этом отношении возникает обратный процесс: «перемещение сигналов по хромосомам изменяет регуляцию активности смежных с ними генов». А потому привнесённый регуляторный сигнал может быть даже использован для изменения системы управления рядом генов (Гвоздев: 67. 62-63).
Это значит, что на данном этапе исследований было выявлено
весьма активное влияние электромагнитных процессов на функционирование генома. Хотя ранее геном считался в живом существе
непререкаемой первоосновой. Однако при всех полученных уточнениях, мы всё же продолжаем иметь дело только с видимой формой
биоэнергетической активности организма.
Визуализация этой формы активности постоянно расширяется.
Например, к концу XX века выявлено лечебное действие цвета на
человека. Причём, оно проявляется не только и не столько через органы зрения, но воздействует на весь организм, о чем свидетельствовали опыты со слепыми. Данные электрофизиологии фиксировали, например, различные колебания потенциалов кожного покрова
от изменяющихся эмоциональных состояний человека (Н.Серов: 243.
гл. 17.1.).
В этой видимой форме биоэнергетической активности наиболее
интересна тема электромагнитных колебаний, или частотных свойств
биоэнергии нашего организма. Так, ныне экспериментально определены приблизительные рабочие ритмы наших функциональных систем, которые имеют низкочастотный диапазон: 1,6 - 8,2 Гц. Конкретно: «ритм электрического потенциала желудка и кишечника - 3,8 - 4,6
Гц, ритм дыхания 6,3 - 7,6 Гц, ритм сердечных сокращений - около
3,2 Гц, ритм электрической активности нервно-мышечного элемента 2,6 - 6,5 Гц, ритмы управляющих сигналов головного мозга - 0,5 - 13
Гц» (243. гл. 17.3.).
Сталкиваясь с ритмами электромагнитных колебаний, любопытно
наметить две проблемы. Одна из них связана с процессом поляризации света живым существом. В этом процессе «живой организм отбирает и использует для своей жизнедеятельности молекулы только
одного типа симметрии». И механизм подобной селекции пониманию
пока не поддаётся (Н.Моисеев: 241. 76). Но можно предположить, что
организм, обладая способностью самонастройки на тот или иной вид
электромагнитных колебаний, именно благодаря такой самонастройке отбирает конкретно-симметричный вид молекул для своей жизнедеятельности в процессе поляризации света.
В этой связи, возникает дополнительный вопрос: а что за инстанция в человеке осуществляет самонастройку электромагнитных ко347
лебаний организма? И тут мы выходим за рамки видимых взаимодействий в мир взаимодействий пока невидимых. Ведь, на всех
предыдущих этапах нашего исследования мы вынуждены были постоянно, совсем не без оснований, апеллировать к душе. А если это
так, то характер активизации биополей, контроль над их частотными
состояниями, перенастройка их возможных видов может также принадлежать именно душе.
Действительно, никому или ничему иному, кроме души, невозможно простираться за видимые пределы организма, куда продлевается
его поле электромагнитных колебаний (Гумилев: 78. 369). Никому
или ничему иному, кроме души, невозможно оказывать влияние на
резонансные процессы, «управляющие отношениями между людьми
и средой». И вся эта внутренне духовная, а внешне – информационно-энергетическая мерцающая реальность влияет на самочувствие
каждого из нас «практически без использования формальных и вербальных обозначений» (Н.Серов: гл. 17.3.).
Внешний центр нашей саморегуляции – головной мозг – столь же
непосредственно и органично включён в данную активность души.
Именно благодаря ей он являет собою «mobiles in mobile» – «подвижный в подвижном». И его расшифрованное наукой состояние
также обусловлено миллиардами туч движущихся токов (Лем: 253.
69). А «приложенные к голове электроды регистрируют регулярные
всплески и ритмические волны электрической активности» (С.Роуз:
207-208). Но сама активизация состояний учащения электромагнитных колебаний, либо их затухания опять регулируется внутренне
направляющей инстанцией – человеческой душой. В противном случае волевые люди никогда не смогли бы обмануть показания «детектора лжи», а это периодически происходит.
Итак, наука подошла к самой тонкой границе биоэнергетических
процессов в живом существе и человеке. Эти процессы видимы и
фиксируются. И всё же перспектива более глубоких проникновений
ищущего сознания в биоэнергетические процессы связана с подлинно регулятивной инстанцией, пребывающей за границей видимого
мира – человеческой душой.
4.3.-3.4. Контексты
биоэнергии человека
Исследуя микромир, нельзя не учитывать самых глубоких его состояний. Изучая громаду Бытия, невозможно не восходить к его
мощнейшим проявлениям. Исследуя человека во Вселенной, нельзя
не принимать к сведению его возможное предназначение и предпо348
лагаемую судьбу. Подлинному поиску приходится постоянно соотносить между собой и стягивать столь различные параметры в незримый синтез.
Данный этап изучения привёл нас к внутренним проявлениям биоэнергетики человека. Но тут же выяснилось, что биополе человека
постоянно выходит на десятки, сотни и, возможно, тысячи метров за
пределы человеческого тела. Об этом отчасти свидетельствовали
факты биолокации. Потому стоит соотнести данность внутренних
биополей с факторами их внешних проявлений.
Мы уже сталкивались с объяснением причины суточных, месячных, годовых и многолетних примеров колебательной активности человеческих органов, обусловленной влиянием Солнца, Луны, изменениями магнитного поля планеты (Г.Акинщикова: 78. 370). Данные
обстоятельства явно свидетельствуют о непрестанном взаимодействии биополя человека с далеко от него находящимися космическими объектами. Правда, само человеческое биополе в таких взаимодействиях в основном только реагирует на гораздо более мощные
воздействия. А нам важна его собственная, порой, далеко продлевающаяся активность.
Эта активность внутреннего «Я» Н.Гумилёвым названа пассионарностью. Причём, на основании открытий биоэнергетических вибраций (78. 370), пассионарность у него приобрела энергетическую природу. А психике человека была уготована лишь роль трансформации
данных импульсов на своём неведомом уровне, стимулирующей
«повышенную активность носителей пассионарности» (Гумилёв:
388).
Однако мир пестрит примерами прямо противоположного порядка.
Скажем, Соломон замечает, что когда «человек лукавый замышляет
зло, на устах его как бы огонь палящий» (Притч. 16, 27). В этом случае «огонь палящий», т.е. опаляющая других людей вредоносная
энергия духа – только следствие злокозненного замысла, а вовсе не
его причина. И действительно, при столкновении с подобными людьми вы потом можете обнаружить у себя словно опалённые, слегка
обожжённые губы. Но данное проявление на фрагменте сомы, возникшее от зловредной биоэнергетической волны или импульса –
лишь следствие столкновения двух душ.
В других примерах мы также получаем сведения о связи психической и психоэнергетической составляющей: «Когда сходил Моисей с
горы Синая, и две скрижали свидетельства были в руке у Моисея…;
Моисей не знал, что стало сиять лучами лицо его оттого, что Бог говорил с ним». А после: «…увидел Моисея Аарон и все сыны Израилевы, и вот, сияет лучами лицо его, и боялись подойти к нему» (Исх.
349
34; 29, 30). Здесь перед нашим мысленным взором Моисей предстаёт с сиянием, излучающимся от его лица. А источником такого внутреннего свечения опять может являться его великая душа, в которой
пробудились силы духовного свечения от встречи с Господом. Психоэнергетические импульсы в этом случае лишь возникали от её активности и повсюду усиливали свечение.
Исследователь потустороннего мира предлагает продлить биополе человека именно в это тайное пространство. Для такой цели, считает он, достаточно найти нужную частоту, и тогда будет возможно
увидеть иной мир. Для убедительности исследователь ссылается на
вентилятор, вращающийся с большой скоростью. Его лопасти из-за
большой скорости не видны. Главное утверждение сводится к тому,
что при соответствующей разнице в частотах наш общий мир может
оказаться разделён на разные вселенные (А.Форд: 109).
Однако в его рассуждениях сравнение мира частот с вентилятором было лишь приблизительным наглядным примером. Фактически
же он предлагает искать мир частот не материального, а духовного
плана, «близких к волнам потустороннего мира». Именно на такого
рода частоты, возможно, настроены наши души. А потому «в редких
случаях отдельным… людям выпадает счастливый случай практически подстроиться к ним» (А.Форд: 119). Также и медиумы считают себя как бы духовными радарами, настроенными на ту или иную частоту, «несущую информацию из загробного мира» (Рэндлз: 71).
Само взаимодействие духовного и материального плана пока не
изучено. Хотя именно это взаимодействие таит в себе потрясающие
открытия. Скажем, есть любопытная идея, опирающаяся на достаточно исследованную реальность, согласно которой мир пронизан
микролептонными, добавим – торсионными волнами от мирового
микролептонного газа. На этом основании ещё один исследователь
полагает, что вокруг всех тел находятся квантовые голограммы, причём, каждая голограмма содержит всю информацию о теле, являя
собою его «информационного двойника» (Б.Исхаков: 191. 228). Действительно, в опытах уже зарегистрировано окружающие любые тела
еле заметное свечение. Так вот, идея автора сводится к тому, что
люди имеют лептонные души, которые простираются далеко. И используя подобного двойника, человек может «получить или передать
информацию о событиях и людях» в любую точку мирового пространства (там же).
Но, думается, в данной идее физический и духовный мир сведены
исключительно к физическим координатам. И это очень поспешное
их слияние, чего фактически, всё же, нет. Источники подсказывают
нам, что «душа сама в себе есть и своё прибежище, и свой судия»
350
(Ману. 262. 66). Потому тончайшее взаимодействие духовного и материального измерений Вселенной осуществляется вследствие воздействия духовной энергии на материальную, не по причине преобладания материальной энергии над энергией духовной.
4.3.-4. Сопряжение материи и духа
4.3.-4.1. Физика души
Внимание учёных ныне притянула к себе призрачная грань сопряжения материи и духа. Объяснения этого тончайшего состояния
предлагают многие из них. И, безусловно, стоит присмотреться к
данным идеям.
В одной из идей подвергается сомнению учение Платона о гармонии в человеке, как важнейшем его состоянии. Опираясь на принципы синергетики, учёные, вдруг, обнаружили, «что множество систем
нашего организма работают в хаотическом или близком к нему режиме» (Капица: 41). Тотчас был сделан вывод, будто именно хаос
является признаком здоровья, а излишняя упорядоченность – свидетельство болезни (там же). Хотя в учении Платона хаос был столь же
значим, как и гармония, а вот к состоянию гармонии приводила
именно борьба души с проявлениями хаоса: «Как только в нас… расстраивается гармония, так вместе с тем разлаживается природа и
появляются страдания. Когда же гармония вновь налаживается…,
то… возникает удовольствие» (210. 31d). Потому гораздо интересней
не отказываться от гармонии, а учитывать оба состояния, да вспоминать о силе души, благодаря борьбе с хаосом дарующей подлинное
здоровье.
Другая идея относится к проблеме саморегуляции интеллекта.
Здесь предполагается, что саморегуляция мышления «построена на
энергетических, динамических и семантических аспектах получаемой
информации и представляет замкнутый контур регулирования»
(Н.Серов: гл. 17.3.). В такой саморегуляции доминируют материальные факторы (энергетические, динамические) и она замкнута на них.
Откуда же при этом возникает тезаурус значений, и как этот объём
понятий складывается в картину мира – выяснить трудно. И трудно
потому, что в создании образа саморегуляции утрачена собственно
регулирующая сущность – душа.
Совсем не случайно «в информатике поражает несоответствие
между огромным количеством информации в цветном изображении и
скромным объёмом, отведённым под него в головном мозге» (Капица: 57-58). В этой связи, делается давно известный знатокам души
351
вывод: «информация в мозге обрабатывается и хранится совсем не
так, как в компьютере», поскольку не мозг, а именно душа «выделяет
что-то наиболее важное в каждом изображении, сцене, переживании». Причём, далее выдвигается как бы простенькая задачка:
«научить вычислительную машину выделить необходимое и забывать ненужное» (Капица: там же). Но для этой цели нужно бы предварительно познать человеческую душу.
Мода интригует экстравагантную часть общества, мода почему-то
интригует и некоторых учёных. Например, в 1922 г. для теории гравитации Э.Картаном введена концепция торсионных полей. Естественно, тотчас появились опыты по разработке торсионных передатчиков, «способных послать маломощный сигнал сквозь сверхтолстые бетонные перекрытия» (Гарин: 750). И тотчас появляется предположение использовать торсионные поля физической Вселенной
для изучения психофизических феноменов (там же). А мы уже видели, что любые физические свойства преобразуются организмом в
непредсказуемом отношении. Тем более странно физическую реальность использовать для изучения феноменов, в основном, духовных.
И уж совсем немыслима идея, согласно которой предлагается доброй психической энергии раскручивать «посмертные торсионные
негативные поля в позитивную сторону», чтобы мёртвое тело перешло в соматийное состояние, и к нему возвратился бы дух (Мулдашев: 128).
Здесь мы не просто заставляем душу делать нечто, пока с нею
опытно не сопряжённое (торсионные поля), но и вторгаться в сложнейший процесс воскрешения из мёртвых, что, вроде бы, удалось
лишь однажды Иисусу Христу. Т.е., физика, при всех её совершенствах, ныне остаётся дисциплиной сугубо материалистической даже
тогда, когда без учёта немыслимой сложности духовных процессов
стремится применить к ним свои достижения.
4.3.-4.2. Биология души
Биология, как предмет, изучающий живую реальность, сложностью
своего объекта – скажем, живых существ и человека – существенно
отличается от физики. Меж тем, метод изучения жизни и её проявлений пока во многом заимствован биологией именно из способов исследования материальной Вселенной. Таков внутренний парадокс
данной дисциплины, которая его пока не ощущает.
Чтобы лучше разобраться в методе биологии, П.-Т. Де Шарден
воссоздаёт исходную логику рассуждений биологов. Он начинает с
естественной истории живых существ, которая «внешне вырисовы352
вается как постепенное установление обширной нервной системы» в
организмах. Соответственно, психика оказывается лишь завершающей стадией данного процесса (Шарден: 308. 127). А когда биологи и
примыкающие к ним психологи как бы глубже всматриваются в процесс зарождения психики, психическую жизнь они начинают обнаруживать «с первых форм организованной жизни, т.е. с появления
клетки» (308. 60).
Для данного вида объяснения подыскиваются исторические рамки:
мол, «с конца третичного периода на протяжении более 500 миллионов лет в клеточном мире» только постепенно «поднималась психическая температура» (308. 149). И Шарден начинает слегка иронизировать по поводу подобной версии. На завершающей стадии становления биофизического субстрата обнаруживается как бы великая
биологическая революция. Развившись внутри именно биофизического основания, психика неожиданно «забурлила и брызнула в пространство сверхчувственных отношений, где обрела способность замечать самоё себя» (308. 149).
Итак, предельно долго оставаясь единой плотью с биофизическим
началом, полностью подчиняясь его условиям бытия, психика вопреки этим условиям, неожиданно оторвалась в сверхчувственное состояние. Такой отрыв сам по себе маловероятен и вряд ил возможен.
Ведь, биологи вкупе с научными психологами продолжают считать
психику свойством нервной системы, т.е. безоговорочно обусловливают нервной системой состояния психики. И вдруг, психика-Золушка
превращается в принцессу, забывая о вскормившей её биологиимачехе.
Однако уже ранее высказанных суждений о возможных свойствах
и проявлениях души достаточно, чтобы считать душу (средоточие
психики) не дочерью нервной системы и генно-клеточного развития,
а особой сущностью, в большей степени причастной потустороннему
миру и его пока тайной жизни. На эту идею наталкивает и несложный
парадокс: если, по утверждению биологов, душа (психика) порождена
биологически-материальным началом, как же может порождающее
начало подчиняться регулятивной силе порождённой сущности? (Гарин: 146). Таких парадоксов, в данной связи, немало. Скажем, биолог
будет настаивать, что жизнь есть основной признак организма. Однако сам организм, попади он в состояние клинической смерти, нуждается в оживлении, одухотворении, а для успешной деятельности – во
вдохновении. Если искать главное начало в таких усложняющихся
состояниях не просто жизни, а творческой жизнедеятельности, оно
неминуемо отзовётся силами духа.
353
Ныне на возможности биологии обратили внимание синергетики.
Их главную тему мы уже обсуждали. Схематически она выглядит так:
хаос – самоорганизация – порядок. Причём, данная схема, похоже, в
сознании её адептов предшествовала желанным скрупулёзным поискам и непредсказуемым открытиям. А потому она заведомо доминирует над поисками синергетиков и их сторонников.
Скажем, кому-то из них попадает на глаза опыт по органической
химии В.Казакова. Им замечено, что в пробирке с движущимися атомами и молекулами периодически пробегает волна, изменяющая их
цвет. Поскольку природа данной волны пока неизвестна, всё внимание должно было быть сконцентрировано на раскодировании её сути.
А у синергетиков, наоборот, лишь прибавляются констатации признаков внешнего процесса, как бы самого по себе подтверждающего их
схему. И они вновь напоминают нам о «хаотически движущихся атомах и молекулах, которые очень быстро (подобно цепной реакции)
объединяются в «единое коллективное поведение» (Капица: 68).
Причём, такие констатации множатся беспрестанно: «в случае химических часов все молекулы изменяют своё химическое тождество
одновременно, через правильные промежутки времени» (Пригожин,
Стенгерс: 217. 55).
Тут бы впору попытаться найти варианты объяснений, почему живые системы, с одной стороны, «являются вместилищем многочисленных химических превращений, с другой — демонстрируют великолепную пространственно-временную организацию» (217. 211). В
этом случае, конечно же, субординационно важней оказался бы фактор внутренней регуляции живых систем, а не просто их химические
превращения. А потому искать причины самоорганизации нужно было бы именно в нём. Но синергетики, сторонники физикалистской математики, упорно уходят в сторону от главной регулятивной инстанции организма: «не всё в живой системе живо. Проходящий через
живую систему поток энергии напоминает течение реки, …высвобождающей часть накопленной в ней энергии» (Пригожин, Стенгерс:
212). Т.е., фактические регулятивные силы души, во-первых, не опознаны, а, во-вторых, превращены в материальный поток безликой
энергии.
Гораздо внимательней к существу процесса самоорганизации молекул в коллозийном растворе отнёсся А.Коновалов. Фиксируя возникновение из молекул как бы заданных геометрических форм, он
предположил, что распознавание нужных пар и групп молекул и их
саморегуляция происходит на уровне супрамолекул. Т.е. им обнаружена их двухступенчатая субординация. Однако выше найденной
второй ступени субординации исследователь не пошёл, полагая, что
354
супрамолекулярные системы как сами организовались в органические молекулы. На основе этой небольшой закономерности исследователь рискнул сделать стратегически важный вывод: супрамолекулярные системы – это как бы найденный переход от мёртвой материи к живым телам. А далее мысль учёного двинулась по худо накатанному пути: возникновение человека и рождение его социальной
самоорганизации, мол – лишь эволюционное продолжение активности супрамолекулярных систем (А.Коновалов: 327. 29.11.10).
Однако остановка на уровне супрамолекул была, как мне думается, очень преждевременной. И уж совсем преждевременными и категорически неправомерными оказались последующие привязки к одному из уровней молекул процесса возникновения человека и рождения общества. Т.е. в итоге мы можем лишь сожалеть о том, что
биология пока не видит сил души и даже не пытается их обнаружить.
4.3.-4.3. Тончайшие мерцания
Вдумчивый П.-Т. Шарден почувствовал в себе «настоятельную
необходимость перебросить мост между двумя берегами нашего существования – физическим и психическим» (308. 34). Этой же страстью одержимо современное естествознание, пожалуй, не отдавая
отчёта, с одной стороны – в степени бедности исследовательской
базы, а с другой – в великой сложности строения духовного мира.
Одному современному исследователю кажется, например, вполне
естественным считать «наиболее фундаментальной материальной
основой, поддерживающей функционирование сознания», связанные
с нейронной сетью головного мозга «протоструктуры квантового вакуума» (276. 633). Но к природе квантового вакуума наука только
прикоснулась, а потому тотчас относить его к базовой основе сознания и психики очень преждевременно. Другой исследователь считает
мышление процессом «взаимодействия между частицами и античастицами», что опять крайне преждевременно и вряд ли верно из-за
его апелляции к материальным свойствам. В то же время, в противовес первому утверждению он полагает, что «мысль не вещественна и
не доступна физическим приборам» (Дёмин: 143). А у третьего исследователя, с одной стороны, присутствует верный акцент на пока
принципиальной разнице между физическим и духовным мирами, когда он отмечает, что «физика всегда будет фиксировать не само такое воздействие, а только его следствие» (Солодин: 118). А с другой
стороны – не возникает пути сближения данных миров, что вряд ли
продуктивно. Хотя нам следует учитывать, что «невидимое производит видимое». Что последствия духовной активности часто замеча355
ются, а сама «причина скрыта» (Л.Малори: 262. 304). Однако отсюда
вовсе не следует, что мы вправе останавливаться на подобной констатации и не искать способов тактичного сближения материального
и духовного полюсов.
Факты периодически напоминают нам об очень активном влиянии
духовного мира на мир физический. Скажем, известно, что в ХІІ веке
во время очередной междоусобицы, когда в Киев не смели приезжать купцы, в городе и окрестностях стала оканчиваться соль. И тогда «Блаженный Прохор собрал в келью пепел из печей, и по его молитве в соль обратилась зола» (105. 104). Данное, казалось бы, совсем невероятное воздействие духа на материю в наше время демонстрирует Великий аварат Сатья Саи Баба из Индии. Ему удаётся
материализовать мысль, «создавая как бы из ничего порошок, рис и
пр.» (190. 220), Такое почти фантастическое действие для полной
убедительности записано М.Фатхлисламовым из Уфы на несколько
видеокассет т.е. обладает достаточной достоверностью. .И наконец,
под руководством М.Черятьева из Ленинградского горного института
женщине-экстрасенсу мысленным, бесконтактным воздействием
«удалось значительно замедлить скорость радиораспада тория». С
позиций науки это невозможно. Тем не менее, «результат был
устойчив: скорость распада уменьшалась на 30%» (Горбовский: 105.
107). Следовательно, поиск путей сочетания мира духовного и мира
физического и правомерен, и необходим.
И.Кант, несмотря на настойчивое предупреждение о наличии пропасти между миром духовным и миром материальным, стремился,
тем не менее, найти пути сближения между ними. Он предположил,
что «духовное начало внутренне влияет не на материальные силы,
устанавливающие их соотношения с элементами, а на внутренний
принцип их состояния» (Кант: 116. 305). В этом отношении, вспомним, что физики расположили плазму на четвёртом уровне приближения к субстанции Бытия, а к пятому отнесли торсионные, или спинорные взаимодействия ядер атомов. Причём, в ходе нашего анализа возникло предположение, что сами эти взаимодействия представляют собою субстрат из непрестанных тончайших вибраций. К сути
живых существ, далее, ныне отнесена внутренняя биоплазма. И если
находить одну из точек схода между материальным и духовным мирами, то души могут вибрациями тончайших частот воздействовать
именно на принцип частотной вибрации биоплазмы. А через частотные вибрации биоплазмы сигналы данного взаимодействия предаются частотам спинорных или торсионных взаимодействий.
В то же время, свойства души, воздействующей на материальный
мир, гораздо шире узко-физического плана. Возможно предположе356
ние, что привнесённые душой регуляторные сигналы могут воздействовать (через вибрации биоплазмы) на систему управления генами
или даже геномом в целом. Скажем, известны люди, живущие исключительно за счёт энергии Солнца. А значит, именно по воле их душ
произошла перенастройка регулятивных функций генной системы,
позволяющей значительно изменить течение ранее заданных организменных процессов. К сему стоит присоединить особый вид активности души в процессе поляризации света, благодаря которому происходит её самонастройка на тот или иной вид электромагнитных колебаний, создающих в организме конкретно-симметричный вид молекул для его жизнедеятельности.
Та же самонастройка души позволяет ей воздействовать «на клетки растения, или проникать через электромагнитную защиту, через
толстые стены из свинца и бетона» (К.Бакстер: 281. 74). Тем более,
частотная самонастройка души приводит к созданию мыслеобразов
на фотоплёнке. Например, в лаборатории Дж. Эйзенбуда в Денвере,
Колорадо, в конце 1960 гг. Т.Сириоз демонстрировал специалистам и
общественности неожиданный опыт. Он направлял «фотокамеру себе в лицо и заполнял плёнку картинами сцен своей фантазии». Причём, данный опыт для полной достоверности не раз демонстрировался в лекционных залах, телестудиях. Более того, «посетители ради проверки приносили свои камеры, с их плёнкой, и сами запечатывали его фантазии». Потом отняли у Т.Сириоза последнюю возможность манипуляций, поскольку начали избирать сами цели для воссоздания на плёнке. Это была та или иная для многих известная
местность (299. 307-308). Но и в последнем случае эксперимент сохранил свой устойчивый успех.
Потому возможно обобщение: исходя из того или иного внутреннего замысла, душа способна активизировать биополя, воздействуя на
них духовно-частотными импульсами и осуществляя их перенастройку. Благодаря перенастройке биополей она продлевает свою духовную энергию на генно-клеточный состав организма, а также на разные объекты материального мира. А вот на души других людей, а
также на сущности потустороннего мира душа воздействует, пожалуй, исключительно духовными импульсами, имеющими характер
невероятно тончайших вибраций. Не случайно, медиумы считают себя как бы духовными радарами, настроенными на ту или иную духовную частоту.
357
4.3.-4.4. Научный опыт
или целое
В завершение данной части, повествующей, в основном, о специфике познания материальной Вселенной, я поясню сущность применённого в книге метода исследования. Традиционно основной для
науки метод познания мира сложился посредством движении от материального к духовному (как бы повторяя путь эволюции) и от простого к сложному. Внешне это кажется убедительным. Вроде, немыслимо познавать громадное целое, если мы отвлекаемся от истории
науки, если не следуем процессу возникновения в ходе познания отдельных и частных свойств окружающего мира, наиболее доступных
для исследования. Точно так же построена система обучения учащихся и студентов.
Но вот парадокс: чем далее мы углубляемся в отдельные и частные свойства материальной Вселенной, тем более отдаляется от нас
и невероятно расширяется пространство неведомого целого Мироздания. Более того, постоянно умножающиеся единицы и части
внешне общего познавательного процесса, при малейшей попытке
целостного их охвата, превращаются в крайне дробную мозаику.
Фактически не осознаваемое целое оттесняется на периферию сознания расширяющимся хаосом непонимания. Может быть, поэтому
возникла и оформилась синергетика. Ведь, она вместе с научным
миром, давным-давно отвернувшимся от мудрости, берётся заново
воссоздавать идею целого.
Правда, спохватившееся научное и синергетическое сознание, пожелавшее вернуть согласованность и целостность в картину познавания Бытия, катастрофически опоздало. Процесс накопления единичностей и частностей ныне происходит уже лавинообразно. И если
продолжать блюсти верность движению от единичного к общему, от
материального к духовному, идея синергетики разлетится на огромную спектр частностей, даже толком не проявившись.
Мир науки, меж тем, погружаясь в ту или иную отдельность, и теряя общие ориентиры её изучения, фактически жаждет более широкого взгляда на Бытие. И когда, например, физик, уверовав в непогрешимость своей методики, подступает с ней к секрету передачи
наследственности, используя при этом квантовую теорию, он неминуемо заходит в тупик. Поскольку секрет жизни нуждается в более
широком и сложном учёте факторов, к осмыслению которых квантовая теория совсем не подготовлена (Э.Шредингер: 228. 23).
Наука, зондирующая безмерный, целостный мир тайн, но желающая при этом быть предельно доказуемой в малых частностях, по358
стоянно балансирует меж данными крайностями, не всегда осознавая, какой при этом выбрать ориентир. Потому, при выявлении границ достоверного познания и дерзновенных тайн, даже крупные учёные нередко ошибаются (Мигдал: 180. 13).Так, Н.Бор в одной из своих работ заявил, что в квантовой механике закон сохранения энергии
может не соблюдаться. Но мир специалистов, обратив внимание на
данное противоречие, выявил его неправомерность. Или
«А.Эйнштейн до конца своих дней не принимал вероятностную трактовку квантовой механики» (Гаташ: 5). Меж тем, без вероятностного
подхода, как выяснилось, результатов эксперимента в квантовой механике объяснить нельзя, поскольку «квантовая теория уже не допускает вполне объективного описания природы» (Гейзенберг: 57).
А если учесть, что великое многообразие свойств пока непознанного Бытия безмерно превосходит группу проблем квантовой механики (как и любой другой частной научной дисциплины), то границы
достоверного познания и дерзновенных тайн раздвигаются к немыслимым пока горизонтам. Во много порядков сложней микромира природа человека и человеческого общества. Но мы, привыкшие непрестанно оглядываться, с одной стороны, на физику, с другой – на историю, даже в сложнейших объектах духовного и нравственного Бытия стремимся отыскать простейшие координаты. И тогда, начав,
предположим, с физики, мы неминуемо возвращаемся именно к ней,
поскольку в этом случае кажется, будто люди, соотносясь с биосферой Земли, не могут избежать воздействия биохимических процессов
«на их подсознание и сферу эмоций. А эмоции, в неменьшей степени, чем сознание, толкают людей на поступки, которые интегрируются в этногенные и ландшафтогенные процессы» (78. 368). Тем самым, высокие уровни сложных состояний нравственной жизни и психики жёстко привязываются к принципам существования физического
мира, что категорически неверно.
Философия изначально движется по принципиально иному пути.
Учитывая фактический этап многообразно познанных отдельностей
частностей и особенностей, философия, в то же время, неотрывно
опирается в любых своих поисках на внутренне осмысляемый образ
целого. А потому всякое возникшее открытие не становится для философии пределом познания, а лишь отдельным топосом в постоянно расширяющейся и усложняющейся трансцендентальной топике.
Соответственно, системным контуром познавательного процесса в
философии была и постоянно остаётся трансцендентальнотопологическая целостность.
Трансцендентальная топология не мечется меж границами достоверного познания и дерзновенных тайн. Наукой познанное и транс359
цендентное в ней почти равноправны. «Почти» потому, что вся полнота познавательных прав остаётся у исследующей многие тайны
Бытия мудрости. В этой связи и рождается особый путь познавания,
основанный на постоянно воссоздаваемой в разуме системе целого.
Разумеется, такой путь непосилен отдельному человеку. И ранее
мы обнаружили, что контуры да конкретное содержание системы целого образуется деятельностью трансцендентального субъекта. В
него входят и вдумчивые специалисты опытного знания, и философы, подхватывающие лучшие открытия, но всегда отыскивающие им
место в топологии целого.
Именно поэтому и в данной книге критеральная сила изначально
принадлежит целому. Соответственно, процесс обобщений осуществляется при движении сознания от духовного к материальному,
от ныне определённого сложного – к прогностически доступному
сложному. Лишь в отчасти адаптированном виде для возрастных
особенностей учащихся и студентов, но в этом же ключе должен
быть выстроен процесс образования в средней и высшей школе. Тогда процесс образования сможет воплотить в себе миссию творческого одухотворения взрослеющих душ.
В то же время, данная система наиболее тесно сориентирована на
мир людей, как стратегическую цель любого познания, как предельно
достоверную сферу изучения. Потому весь последующий объём информации соотнесён именно с человеческим измерением Бытия, а
само оно – с развивающейся трансцендентальной топологией целого.
4.4. ВЫСШИЕ ТАЙНЫ БЫТИЯ
4.4.-1. Энергия психосферы
4.4.-1.1. Человек и психосфера
Различные виды соприкосновения с духовным миром как таковым,
рассмотренные ранее, не могут оставаться разрозненными и нуждаются в целостном взгляде на них. А при формировании целостного
взгляда основной опорой движущегося исследования является сопряжение прямого опыта отдельных людей и опыта человечества как
такового, что наиболее достоверно.
На восхождение к свойствам духовного мира отчасти наткнулся
Э.Дюркгейм. Начиная с глубин истории, он всюду обнаруживает факт
ассоциации, как «наиболее обязательный из всех» (99. 134). Сравнивая мироощущение индивида и группы, Дюркгейм замечает, что
360
«группа думает, чувствует, действует совершенно иначе, чем это
сделали бы её члены, если бы они были разъединены» (там же). А
когда он старается описать данный феномен, то подмечает, что в
собрании может вспыхнуть «коллективное чувство», что данное чувство возбуждает в каждом из присутствующих «силу особой энергии». И тогда «все сердца бьются в унисон», а движет ими «одна и
та же сила и в одном и том же направлении» (Дюркгейм: 34). Будь у
него более чуткая душа, он не остановился бы на блеклом объяснении данного феномена «концепцией социальной среды как определяющего фактора коллективной эволюции» (99. 147), но постарался
бы взглянуть на своё наблюдение в более широком контексте.
Меж тем, факт ассоциации и замеченные Дюркгеймом свойства не
раз были осмыслены ранее философами и поэтами. Близость душ
друг другу связана с дружбой, которая «неведомым образом проникает в жизнь всех людей, и ни одному поколению не позволяет обходиться без неё» (Цицерон: 52). В то же время, слияние душ проявляется в виде любви, и она также мощна духовной энергией: «Шлёт колебанья/ Ток теплоты,/ Силу сознанья/ Чувствуешь ты…[…] Все эти
силы/ В нашей крови/ Объединила/ Сила любви» (Н.Морозов: 57. 92).
При данных состояниях несколько сердец столь же активно бьются в
унисон, и движет их одна и та же сила особой энергии.
Так или иначе, только у многих исследователей возникает устойчивое предположение о существовании психосферы Земли, хранящей в себе великий тезаурус информации о прошлых, настоящих и
даже будущих событиях на планете. Авторство этой идеи ныне отыскать довольно трудно. Известно, например, что в 30-е годы ХХ в.
вышла книга Г.Моррея «Земля в океане эфирной энергии» (72. 216).
А параллельно, или даже раньше, П.-Т. Шарден, многосторонне
обосновав свою позицию, заявил о необходимости выработки «совершенно реалистичного взгляда на ноосферу, и гиперорганическую
природу социальных связей» (308. 240).
Чтобы подтвердить данную идею, или отказаться от неё, введём в
рассуждение о психосфере дополнительные обстоятельства. В частности, присоединим к высказанным рассуждениям ранее нами изученный феномен предвидения событий. Он был интересен в контексте углубления в возможности человеческой души. Данный феномен,
в то же время, может быть рассмотрен в другом ключе: в плане уяснения некой среды, позволяющей душе, кроме её внутренней способности, предчувствовать то или иное, именно будущее событие.
Ведь, трудно понять, как душа воспринимает то, что ещё совсем не
случилось, но точно произойдёт. А исследованиями установлено, что
361
«свыше половины всех спонтанных пси-событий связаны с будущим»
(114. 427).
Например, 21.10.1966 в горной деревушке Аберфан (Англия) чёрный оползень смёл деревенские дома и общественные здания. Тогда
погибло 140 человек, большинство – дети. Невероятно то, что,
«предрекая катастрофу, прокатились вещие сны по всей Англии. Одной женщине приснился ребёнок, убегавший от чёрного потока. Другая увидела ребёнка в телефонной будке, окружённой потоками грязи», и т.д. (191. 155). Или, в США в 1950 годах произошло 28 крупных
железнодорожных аварий. Статистика показала, что, по сравнению с
обычным количеством пассажиров, в поезда накануне катастроф их
садилось гораздо меньше (Кокс: 114. 429). С 1967 г. начало функционировать «Британское бюро предчувствий». И уже за первый год им
было получено «500 сообщений о предчувствиях стихийных бедствий, аварий, политических убийств и пр. в мире» (114. 413).
Столь же важны и свидетельства выхода душ из человеческих тел,
рассмотренные ранее. В частности, когда мы получаем повторяющееся описание, типа: «…Я находился… в теле…, которое я мог бы
назвать сгустком энергии». (Д-р Моуди: 281. 166), мы вправе представить себе особую среду пребывая умерших душ. Причём, характеристики данной среды уточняются показаниями другого рода: «ничего физического в моем существе не было, а было нечто, наподобие заряда… Он был небольшим, округлым, без чётких твёрдых линий, его можно сравнить с облаком» (там же. 165). Отсюда мы можем
предположить, что среда, именуемая психосферой, содержит в себе
особенные сгустки энергии, лишённые физических характеристик.
Они больше похожи на некоторые сгущения духовной субстанции, и
этими сгущениями заполнено данное измерение бытия.
Несмотря на как бы безликие сгущения, сами они между собой
легко идентифицируют друг друга. Вспомним о женщине, после тяжёлых родов попавшей в состояние комы. Её душа, отделившись от
тела, «узнала свою бабушку, школьную подругу, родственников,
друзей» (281. 170). Данным сгущениям духа доступна вся, окружающая мир живых людей, информация, причём, в мельчайших подробностях. Так, душа девушки, почти погибшей во время пожара, позволила потом воссоздать все детали события: «кто был в чем одет, как
они меня несли, о чём говорили». И отец после подтвердил всё ею
сказанное (281. 198).
Мы вправе вспомнить также, что речь идёт совсем не об единичных свидетельствах. Так, Ф.Скунмэйкер собрал данные о 2300 пациентах на грани смерти, и 1400 из них повторили в той или иной форме вышеописанные восприятия. А К.Озис с помощью вопросника по362
лучил сведения от 3 800 больных, побывавших на грани смерти. Тут
также более одной трети видели бестелесные фигуры (281. 295).
Наконец, учтём, что опыт пребывания души вне тела нередко происходит во сне. Так, душа одной спящей женщины, накануне приближающейся бури к пароходу её мужа, целенаправленно достигла даже каюты также спящего мужа. Она передала ему свою тревогу, что
очень ему помогло. А заодно запомнила все детали, окружавшие мужа, что позволило женщине воссоздать их при встрече (147. 272).
В этой связи, учитывая: факты особой энергии, возникающей в
феноменах любви и дружбы, феномен предвидения событий, свидетельства восприятия душами, отделившимися от из человеческих
тел, потусторонних реалий – мы с большой долей вероятности можем говорить о существовании некой субстанции, именуемой психосферой.
4.4.-1.2. Свойства психосферы
Предложенное название «психосфера» не согласуется с уже имеющимися названиями подобного состояния, а потому необходимы
соответствующие прояснения. Кроме того, неплохо разобраться кое
в каких тонкостях строения психосферы.
Названию «психосфера» уже предшествовало иное – «ноосфера».
На первый взгляд может показаться, что именно ноосфера, олицетворяющая сферу разума, заявленную ещё Анаксагором, наиболее
применима для расширительного её толкования. И, может быть, так
думал В.Вернадский, предположивший, что «взрыв научного творчества происходит и частью… создаёт переход из биосферы в ноосферу» (49. 335). Правда, сама субстанция ноосферы рассматривалась им в виде биогеохимической энергии, которая без всяких на то
оснований отождествлялась с энергией человеческой культуры (49.
440). А продукты культуры люди искусства считают опредмеченными
созданиями человеческих душ. Ссами души, как выяснено, пребывают совсем в ином измерении, нежели физическая или биогеохимическая энергия. И уж совсем странно, что у Вернадского биогеохимическая энергия, претендующая, фактически, на тождество с миром душ,
«определяется, прежде всего, размножением организмов». Более того, она обусловлена даже «основными законами термодинамики, отвечающими существованию и устойчивости планеты» (49. 440). Однако акты размножения нередко далеки от духовных влияний, а законы термодинамики вообще пребывают по другую сторону от тончайшего строения духовного мира. Т.е. никакой теоретической чёткости
в данном определении ноосферы нет.
363
Потому будущим исследователям духовных состояний Бытия неплохо бы преодолевать в себе сформированную традицией науки
зависимость от материалистически понятой Вселенной, в которой
«все невидимые, сверхобычные силы не имеют права на существование». Наоборот, возможно, физическая Вселенная – лишь видимый субстрат лежащей в основе мира, но остающейся пока без пристального внимания учёных духовной субстанции (191. 298). А она,
согласно Сведенборгу, проявляет активность своих состояний «в
пространстве, не наполняя его, т.е. не оказывая в нём сопротивления
материальным субстанциям» (116. 300). И в этом отношении гораздо
точнее определение сущности «ноосферы» П.-Т. Шарденом, который
считает её духовной оболочкой Земли, созданной, возможно, мощнейшими резонансами колебаний миллиардов душ представителей
человечества (308. 278).
Казалось бы, данное мнение Шардена вполне удовлетворительно,
и термин «ноосфера» правомерен. Однако присмотримся к рассуждениям Платона. Он считает, «что в человеке всё зависит от души, а
в самой душе – от разума, если только душа хочет быть благою»
(208. 89а). Следовательно, жизнь и судьба человека напрямую обусловлена именно душою – психеей. И если душа стремится к благой
жизни, тогда она внимает доводам разума. В этом случае деятельность души чрезвычайно рассудительна, и она, по Платону, «подобна некой гармонии»(210. 431d). Тогда, действительно, основополагающей субстанцией становится древнегреческий Нус (разум) и, соответственно, ноосфера (сфера разума).
Но если окинуть широким взглядом огромный мир людей на планете Земля, тогда, трудно не заметить, что «много зла и коварства
таится кругом,/ Ты друзей е найдёшь в этом стаде людском./ Каждый
встречный тебе представляется другом,/ Погоди, он окажется злейшим врагом» (О.Хайям: 292. фр. 83). А в подобных случаях в человеческих душах иногда надолго начинают бушевать страсти и бури.
Причём, такие душевные бури, особенно в годины войн и страданий,
приводят в состояние дисгармонии также ноосферу Земли. В этой
связи, наиболее распространённой и типичной сущностью тонкого
мира Планеты может быть именно психосфера, насыщенная лучшими и худшими состояниями людских душ и потусторонних существ.
Хотя в тенденции состояние психосферы когда-то, если человечество развернётся в сторону предписаний разума, будет преобразовано именно в ноосферу. Да и в настоящем своём бытии состояние
психосферы содержит, видимо, те или иные сгущения ноосферного
вида.
364
При учёте проведённого различения, неплохо бы отыскать общее
начало для обоих состояний духовной оболочки Земли. Платон в
этой связи упоминает об «огне в себе» (210. 51с), и считает, что
«внутри нас обитает особенно чистый огонь», изливающийся через
глаза (210. 45b). Он возвращается к этой идее неоднократно, говоря
то о внутреннем огне (210. 45d), то о зрительном истечении (210.
45с). В то же время Платон соотносит между собой наш внутренний
огонь, как «нечто малое, слабое и скудное», с огнём Вселенским, который «изумителен и по величине, и по красоте, и по… силе» (210.
29с).
Инициативу пристального изучения особого вида света подхватывает Декарт, отмечая, в частности, что «элемент огня можно рассматривать как самую тонкую и самую проникающую из всех жидкостей» (86. 192). И Ньютон, идущий вслед за ним, также подмечает заинтересовавшее его мнение о существовании «чрезвычайно тонкой,
эфирной среды, свободно проникающей через поры и промежутки
между частицами всяких тел» (200. 419). Мысли об этой тончайшей
эфирной среде не покидали его на протяжении всего периода описания теории тяготения. Но вернуться к данной сложнейшей теме Ньютон не смог, сетуя в конце книги: «теперь нужно бы добавить о…
тончайшем эфире», которым «возбуждается всякое чувствование,
заставляющее члены животных двигаться по желанию». И с горечью
добавляет: «но это не может быть изложено вкратце, к тому же нет и
достаточного запаса опытов» (Ньютон: 662). Пожалуй, подразумевая
также воссоздание сущности духовной субстанции Вселенной, Кант
спрашивал себя и других учёных: «существует ли в мировом пространстве распространённое вещество, которое можно назвать теплородом (не принимая во внимание некоторого ощущения нагревания), как основа всех движущих сил материи?» (119. 596). Такое же
предположение присутствует и у Шардена: «с одной стороны, при
самом высоком развитии духовной энергии используется лишь ничтожная доля физической энергии. С другой стороны, эта ничтожная
доля, будучи поглощённой, выражается во внутреннем плане в самых неожиданных колебаниях» (308. 36).
Любопытно при этом, что Кант, как ранее Платон, думает об огне,
который не нагревается и не обжигает, проходя сквозь глаза. И к
этой догадке отчасти склоняются другие мыслители.
Ныне звучат иногда заверения, будто «современная физика идёт
по тому же пути, по которому шли Платон и пифагорейцы» (Гейзенберг: 33). Но фактически это так. Лишь иногда в современности проскальзывают мысли о том, что «энергия разума отличается от энергии нейронных импульсов» (Пенфильд: 281. 308).
365
Действительно, вопрос о тончайшем виде энергии, не обжигающей
взгляд, но способной к психокинезу и позволяющей улавливать свойства многих веществ в ходе биолокации, является вопросом исключительного значения, намечающим переход от элементарной системы естествознания к духовной субстанции Вселенной.
4.4.-1.3. Влияние психосферы
После соображений и примеров, приведённых ранее, мы теперь
вправе рассматривать бытие духовной субстанции рядом с доселе
монопольно доминировавшей материей. Более того, у нас появились
основания для уточнений свойств тончайшей сферы взаимодействия
между ними. В то же время, всё видимое нашим взором, мы в состоянии осознавать, как имеющее двойное существование, причастное
иному миру: «нет просто еды, просто болезни, просто одежды, просто огня, просто жилья. Весь быт пропитан и скреплён потусторонним» (Флоренский: 14). В этом же ключе можно развивать стратегию
исследований по отношению к микромиру. Он теперь, пожалуй,
«представляет собой нечто большее, чем кишение частиц. Под этим
первичным механическим слоем следует представить себе до крайности тонкий, но абсолютно необходимый для объяснения состояния
космоса» психейный слой (Шарден: 308. 27). Поскольку, «от биосферы до вида – всё это лишь огромное разветвление психизма, ищущего себя в различных формах» (308. 133).
При изучении одушевлённого существа, тем более, есть веские
основания полагать, что духовные ауры объединяют «каждого мыслящего человека с общим информационным полем, охватывающим
всю биосферу и Космос» (Ю.Косыгин: 205. 314). Причём, в самом
широком плане, духовное начало, видимо, «поддерживает непрерывность в неорганической и органической природе и связывает всю
природу во всеобщий организм» (Шеллинг: 312. 181). Соответственно, духовному началу принадлежит, пожалуй, стратегически регулятивная роль во всех проявлениях жизнестроения на планете. Эта
единая, пока неуловимая Сила, действуя на физическом плане, возможно, корректирует состояние и природных стихий. Тем более, она
активно формирует сущность оживления и одухотворения в отношении к миру живых существ. А человек, вбирая в себя лучшие проявления природы, получает от психосферы планеты высшую способность вдохновения.
Одухотворяющие и вдохновляющие силы человека, скорей всего,
увеличиваются психосферой многократно в случаях мощных коллек366
тивных действий людей. Далеко не всегда коллективная психическая
связность между людьми осознаётся ими. Тогда в действие вступает
мощная сила коллективного психически-бессознательного воздействия, свойства которого попытался расшифровать Юнг, обнаружив
единые для разных эпох и культур архетипы сознания. Действительно, не будь вокруг нас психосферы планеты, объяснить природу возникновения одинаковых важнейших образных структур в глубинах
подсознания людей было бы довольно трудно. И наоборот, если
принять к сведению возможность, в целом, единообразного воздействия психосферы планеты на представителей разных эпох и национальностей, тогда вполне понятно возникновение у них глубинных
архетипов подсознания.
При том, что психосфера в целом формирует у всех людей на
планете близкие друг другу способы переживания бытия, не локализуется ли особенные состояние психосферы в некие духовные области? В этой связи, предполагается идея отчасти локального воздействия психического процесса на сознание чем-то близких друг другу
людей, именуемая Эгрегором. Считают, что Эгрегор (ангелхранитель – греч.) представляет собой, на фоне многих духовных
сущностей, основную область тонкого мира, располагающуюся в его
высоких слоях (Богданович: 30-31).
В этой связи, можно предположить, что тонкий мир имеет те или
иные сгущения, обладающие большей или меньшей степенью духовно-резонансного воздействия на людей. По крайней мере, сами
люди, попадая в мир иной, воспринимали себя и окружающих именно
в виде подобных духовно-светящихся сгущений. И если из таких отдельных сгущений образуется некое множество, тогда, пожалуй, целостная психосфера способна сгущаться в определённые области
тонкого мира.
О возможности бытия эгрегора отчасти свидетельствует особый
вид духовного переживания. Так, представители нашего мира постоянно переезжают в разные точки планеты, причём, остаются, порой,
там надолго. Многих людей, в этом случае, начинает одолевать чувство ностальгии по покинутой родине. И, может быть, ностальгия
возникает из-за отрыва души от попечительской зоны именно родного эгрегора и перемещения её в сферу воздействия другого, духовно
чуждого эгрегора. Известен ещё феномен, тоже отчасти напоминающий о возможных локальных сгущениях психосферы. Им является
устойчиво повторяющееся дискомфортное состояние душ команды
игроков, вступивших в любой вид спортивного состязания на поле его
хозяев. На «чужаков» воздействует в такой ситуации не просто гул
367
трибун, но ярко ощутимое психическое давление. По той же причине
более слабая команда на своём поле иногда выигрывает.
Эгрегор, видимо, тонко реагирует на проявления несправедливости. Титулованные злодеи, например, порабощающие чужой и свой
народ, живут в ситуации постоянного психического давления на них.
И многие деспоты, находясь, казалось бы, на устойчивой вершине
своего самовластья, превращаются иногда в психически больных
людей. Ибо смертная душа по природе своей не может вынести противостояния постоянно враждебной к ней огромной психической силе, а потому «разум её преисполняется тяжелейшим недугом неразумия» (Платон: 211. 162).
Кому-то кажется, в этой связи, что «человеческое добро и зло,
мудрость и глупость присутствуют в тонких мирах в виде мыслеобразов. Из них новые поколения имеют возможность подпитывать свои
идеи» (Гарин: 502). Но эта идея рисует весьма размытый образ психосферы, похожий на внутренне хаотичное состояние, в котором перемешано добро и зло, мудрость и глупость. Приведённые ранее соображения настраивают, однако, на то, что психосфера планеты
имеет духовно сфокусированные области, а разные виды взаимодействий и даже противостояний происходят именно между ними.
Если допустить существование разных эгрегоров, духовно взаимодействующих с миром живущих людей, тогда, пожалуй, любое изменение, тенденция, событие, происходящее в физическом мире,
становится слепком событий, происходящих в невидимых мирах
(Богданович: 24). Однако, возможно и обратное: силы живущих душ
столь же активно способны преобразовывать состояния психосферы.
Действительно, «энергия многих душ обладает колоссальной мощью.
Негативная душевная энергия притягивает разрушительные космические силы» (С.Дарам: 190. 100). Добротой насыщенные духовные
поля способны, видимо, рассеять духовно-агрессивные сгущения
психосферы.
Иногда духовные сгущения психосферы приобретают видимый
для людей облик. Египтяне считали, например, что миражи – это
призраки событий, которые уже не существуют. Скажем, «летучий
голландец» видят часто издалека, при свечении ореола» (326:
13.02.11). Или, например, в октябре 1889 г. в «Нью-Йорк таймс» было сообщено, что над Аляской люди увидели старый европейский город: ясно воспринимались «дома, чёткие улицы и деревья, высокие
шпили над огромными зданиями, напоминающими древние мечети и
соборы» (53. 380).
В новейших исследованиях, благодаря фотографированию в невидимой части спектра, обнаружено «существование тонкой, поле368
вой, небелковой формы разумной жизни, которая гораздо древнее
нашей цивилизации» (В.Ажажа: 147. 241-242). И исследователь, в
этой связи, задаётся вопросом: «Кто подлинный хозяин планеты –
мы, люди, или мыслящий эфир»? (там же). Аналогично, в ходе
наблюдений, проведённых в разное время Ф.Георгица, Дж. Констеблем и Л.Бокконе, использовались инфракрасные снимки с большой
выдержкой. Они позволили узнать, что над местами пожаров «образуются крупные амёбообразные объекты. А другие, меньших размеров, на высоте 1 м над землёй приближаются на расстояние до 4-6
метров к фотоаппарату, и отлетают. Их размеры – от монеты до 500
метров в диаметре» (122. 99-100).
Разумеется, наука лишь очень осторожно начинает прикасаться к
проявлениям нематериального мира. Чем внимательней и активнее
пытливые умы учёных будут обращаться к пока совсем неразгаданному духовному бытию, тем точней и определённей будет наше общее взаимодействие с очень существенной сферой духовной жизни.
4.4.-2. Взаимоотношения
со Всевышним
4.4.-2.1. Раздумья о Боге
Даже когда представлений о психосфере планеты в мыслях исследователей не было, в них, тем не менее, постоянно возникали
идеи о высшей причине, либо создавшей Бытие, либо пребывающей
в нём в виде главной регулятивной мощи.
Аристотель, например, размышлял, что «всё движущееся необходимо приводится в движение чем-нибудь. Если оно в самом себе не
имеет начала движения, то ясно, что оно приводится в движение
другим» (16. 205). И поскольку «всё движущееся необходимо должно
приводиться в движение чем-нибудь, …то необходимо [признать]
существование первого движущего и не идти в бесконечность» (16.
206). Т.е., рассуждая наиболее последовательно, мы, в конце концов,
неминуемо придём к идее высшей регулятивной силы во Вселенной.
В то же время, фиксируя многие виды совершенства, характеризующие прекрасные явления в неорганической природе, флоре и
фауне, у высших творений представителей человечества, мы невольно приходим к идее Создателя. Ведь, любое совершенство при
своём возникновении нуждается в мудром замысле, а потому «проблема Бога явно включает в себя проблему абсолютного» разума как
теологического истока разума в мире» (Гуссерль: 82. 552). Следовательно, «в качестве темы теоретических размышлений в целостную
369
систему должен быть включён Бог», как её абсолютная субстанция
(82. 622). Постепенно, в сферу наших размышлений начинает попадать всё, что может принадлежать к божественной сфере бытия: порядок и возможная история высших миров, а также виды их влияния
на судьбу человечества (112. 50).
К нашим раздумьям о боге присоединяются идеи учёных. Оценивая их вклад в развитие данной темы, обнаруживаешь привычную
закономерность: творческий дух познания постоянно борется с жёстким цензорским застоем, исходящим от теоретических охранителей
правящих элит. Т.е., фактически творчеству препятствуют правящие
элиты. А те поднимают на знамя наиболее распространившуюся в
обществе идею, ибо им важно устойчивое признание со стороны общества. По этой причине нередко происходит худший вид смены
идейных ориентиров. Например, когда, благодаря авторитету церкви,
царствует идея веры в бога, элиты закрывают себя её покрывалом,
как духовным щитом, ограждаясь от возможной критики. Когда верх
принадлежит идее науки, рьяные ревнители науки, стараясь угодить
элитам, используют её в качестве средства для преследования оригинальной творческой мысли. Подлинно творческий дух познания,
меж тем, всегда развивается вне зависимости от тех или иных элитных пристрастий.
Нередко бывает и так: идеологи научного сообщества, отвоевав у
прежних элит право на научные обобщения, оказываются авторитетной поддержкой для новых элит. Родоначальник ныне существующего умонастроения в одном из заголовков своей книги прямо писал о
необходимости «духовного господства» (Конт: 135. 52) приверженцев
науки, фактически, над оригинальным творчеством. Кое-какие его последователи продолжают активно противостоять уже не прежним
элитам, но, в данном случае, поискам духовного первоначала Вселенной. Не замечая при этом, что осаждают назад лишь активно
рвущийся к познанию творческий дух.
Так, известный исследователь проблем мозга борется с подобными ему исследователями феномена веры, не стремясь понять данный феномен в его глубинной сути: «На протяжении сотен лет человеку говорили: «не убий, не укради». А потому охранная служба,
называемая совестью, возникала в мозгу (Н.Бехтерева: 72. 101). Хотя издревле подлинной вестью люди считали внутренне направляющую их духовную силу, которая постоянно корректировала любые
внешние нормы и веяния. Потому в наших душах важнейшим началом является со-весть, т.е. главная весть рядом с пустопорожними
веяниями времени и нормами. Мы, ранее обнаружив постоянный
контакт нашего сознания с потусторонним миром, вправе теперь по370
лагать, что представление о со-вести, связываемое с посланиями в
каждую душу вестей тонкого мира – более глубокая инстанция,
нежели мозговой субстрат.
Ещё один вариант как бы научного отношения к сверхъестественным событиям, фактически, подрывает саму суть творческого дерзновения, настаивая на твёрдом отказе «от исследования происхождения и назначения существующего мира и от познания внутренних
причин явлений» (Конт: 136. 4). Вместо глубокого познания неведомого Бытия, которое таит в себе неожиданные откровения, предлагается лишь «правильно комбинировать наблюдения и рассуждения»
(там же). В этом случае, в рассуждениях невольно возникает слепое
отрицание всякого нетривиального познания. Таково утверждение:
«мы сочли наше неведение достаточным основанием для отрицания
чего-либо, поскольку мы пришли бы к принципиальному отрицанию
всякой энергии в Верховном Существе» (Юм: 90). Однако если основанием для суждения становится неведение, то неведение отрицает
и само суждение, претендующее на долю истины. И если на нём
воздвигается новое отрицание, вся эта конструкция превращается в
грубоватую уловку познавательной беспомощности и слепоты. И всегда, когда учёный берётся отрицать, скажем, поиски сверхъестественного начала, ссылаясь на то, что они основаны, якобы, на
невежестве, (Мигдал: 25), он фактически отказывается от познания
нового ряда тайн, а характеристика невежества оборачивается и
возвращается к нему самому.
Не узнавшее само себя учёное невежество, готово даже ёрничать,
вместо углубления в проблему и отыскания её корней. Например, так
критикуется мнение католической церкви, считающей, что человек,
как одухотворённое существо, начинает жить сразу после зачатия, и
потому церковь выступает против абортов. Реагируя на данное мнение, учёная голова указывает на идентичных близнецов и задаёт
вроде бы каверзные вопросы: «как быть в таком случае с душой?
Должна ли она делиться или Бог должен позаботиться о второй душе?» (41.36). Или: «В какой момент Бог наделяет тело душой, если
зачатие его произошло в пробирке?» (41.36).
Но чтобы рассуждать о частностях, важно предварительно постичь
главное – сущность самой души или, по крайней мере, явные её
свойства, как это делают более ответственные исследователи (266).
Затем хорошо бы осознать природу психосферы. И уже на основе
данной информации без труда сообразить, что процесс деления клеток, имеющий весьма небольшую амплитуду вибраций, явно уступает тончайшим, предельно скоростным вибрациям психосферы. А
психосфере, с её великой проникающей способностью, легко опере371
дить или скорректировать любой биологический процесс. То же самое относится к пробирке, содержимое которой перекочует потом в
тело суррогатной матери, и там будет развиваться подобно обычному плоду. Что же до упражнений в софистических фокусах, так это –
дело нехитрое.
В этой связи, когда идеолог науки считает «переход от персональной необходимости божественных команд к безличной, объективной
необходимости большим шагом вперёд» (Карнап: 277), он, вольно
или невольно, предлагает исследователям забыть о своей со-вести.
И, одновременно, задёргивает запретительным занавесом чрезвычайно перспективную стратегию познания.
4.4.-2.2. Погружение к тайне
Когда мы касаемся мысленным взором глубочайшей тайны Мироздания, осознавая свои чрезвычайно скромные познавательные возможности, подсказкой направлению движения становится любая достоверная информация. Приходится, прежде всего, учитывать, что
идея бессмертия души во времена античности была широко распространена в Европе: у греков, этрусков, саксов, кельтов, прусов, тевтонов, англов, а также в обеих Америках, в Африке и в Австралии
(40. 33). А ранее мы уже убедились в том, что мифология древнего
сознания очень далека от простого вымысла. И если существует
практически во всех душах землян прежних эпох убеждение в бессмертии души, ныне подкреплённое знаниями о реинкарнации, выходах души из тела, deja vu и многом другом, есть веские основания
искать основу такого её бессмертия.
В этой связи, нельзя не учесть, что огромное количество верующих всех религий постоянно обращается своими просьбами и думами к верховному Божеству. И мы вправе считать, на основании
вполне достаточного перечня свидетельств, что судьба землян зависит от этих сил. Также весьма значимо, подкреплённое свидетельствами, окрыляющее ощущение блаженства, возникающее в душах
от постоянного духовного их союза со Всевышним (Малерб: 169.
319). Немаловажно и то, что у лучших представителей каждого народа мы найдём убеждение в истинности духовного пути, который отзывается в душах ощущением особого достоинства и возвышеннодуховного праздника жизни. Образ духовно абсолютного рождает в
душах также чувство жизненной опоры и уверенности в своих силах
(63. 206-207). Все эти ощущения людей, устойчиво пребывающие на
любых континентах и в разных эпохах – совсем не маловажное об372
стоятельство для поиска черт и особенностей величайшей основы
Бытия.
В то время как идеологи науки всячески открещиваются от всего
сверхъестественного, от поисков великой тайны первосущности Вселенной, многие представители науки сохраняли и сохраняют в своих
душах связь с высшей духовной силой. Например, «глубокой религиозностью были проникнуты самые великие естествоиспытатели всех
времён – Кеплер, Ньютон, Лейбниц» (Планк: 35). Состояние веры
присуще ныне многим лётчикам-испытателям и космонавтам. И тогда, когда предпринимается попытка отказа от гипотезы о Боге, она
вынуждает отвергнуть все заслуживающие доверия свидетельства и
аргументы, вместо необходимости их тщательного изучения (Малерб: 28).
Нередко исследование сокровенного таинства находится под
прессом элитно-научной традиции, и поэтому вынуждено балансировать. Оценивая «потустороннее нечто, общение с которым мы переживаем в религиозном опыте», исследователь психики прячет его в
состоянии подсознания, являющегося «продолжением нашей сознательной жизни». И старается при этом не прерывать нити, связующей его с наукой (Джемс: 92. 406). В этой связи, он уводит сознательное человека к более широкому внутреннему объёму «Я», которое «в критические моменты даёт положительное содержание религиозному переживанию» (92. 408). И далее специалист спокойно изучает мистические состояния, «абсолютно авторитетные для тех лиц,
которые их испытывают» (92. 336). Более того, протягивает в будущее хорошую подсказку нарождающимся поколениям психологов,
мягко намекая, что именно в подсознательном «Я» «мы найдём необходимый нам термин, посредствующий между наукой и религией»
(92. 405).
Последователи, по сути, весьма тонкого поиска иногда очень спешат. В этом случае путь сближения научной и теологической информации больше тяготеет к упрощённым научным данным. В частности,
бездоказательно полагают, что бестелесный Отец всех человеческих
душ, будучи Отцом отцов религий, имеет «форму такую же, как у детей – бесконечно малую точку сознательного света» (241. 315). Эта
чудаковатая идея практически никак не соотносится с немыслимой
мощью огромной Вселенной, бытием которой, возможно, предопределено бытием первосущности. Другой исследователь, упомянув
библейское сотворение неба и земли, спешит превратить небо в четырёхмерное метафизическое пространство, искусственно притянув
к нему аналогию Большого взрыва (Феллер: 303). Только он не учёл,
что Божественная субстанция Вселенной находится, скорей всего, за
373
гранью собственно физического пространства, чему мы уже имеем
подтверждения. И тогда, когда мерность физического пространства,
вкупе с идеей большого взрыва, пока принадлежат физике и космологии, к духовной первосущности приближает нас именно духовный
опыт.
4.4.-2.3. Чуткое внимание
Опыт постижения земных и космических признаков духовной первосущности Вселенной далеко не столь поспешен, как некоторые
естественно научные начинания. В нём, во-первых, существует предельно ответственное понимание крайней скудости наших возможностей для создания полноценных идей о существе высшего регулятивного начала Вселенной. Поэтому данный опыт не исключает
осторожного сомнения: «лежит ли в основе природы преднамеренно
действующее начало (творец), – мы не можем судить ни утвердительно, ни отрицательно» (Кант: 118. 429). И вполне продуманно поступает современный исследователь, также придерживаясь в своей
душе осторожного сомнения: «во всех областях природы, где мы,
люди… играем лишь ничтожно малую роль, господствует определённая закономерность», но её истинная суть для нас пока непознаваема (Планк: 34).
Достоинство осторожного сомнения заключается в том, что оно не
позволяет весьма грубые средства, имеющиеся у современной
науки, безоговорочно распространить на неведомую нам реальность.
Тем самым, упрочивается необходимость настраивания мостков через пропасть между крайностями материального и духовного миров.
В то же время, сама попытка постижения черт и признаков духовных
проявлений на планете, позволяет нам постепенно находить верные
способы преодоления отмеченной пропасти, приближая нас к осознанию первосущности Вселенной.
В этой связи, пытливые умы не могут не заметить силы справедливости, влияния на человеческие поступки нравственности, регулятивно воздействующего на отношения людей права (не закона!) и т.д.
(см.: 267). Т.е. при внимательном взгляде на мир, всюду обнаруживаются признаки духовной закономерности, независимой от существования мыслящего человечества, но допускающей наличие в нём
некой целесообразности (Планк: 34). Она служит основанием для
расшифровки разумного мироустройства, к которому может прийти
человечество. И когда наше сознание стремится объяснить сущность
целесообразности, которая может быть положена также в основу
374
многих природных явлений, оно представляет эту целесообразность
«в виде продукта высшей разумной причины (бога)» (Кант: 118. 428).
Чуткое научное сознание даже в области теоретической физики
подошло «к формулировке физической причинности, которая также
обладает явно выраженным телеологическим характером» (Планк:
34). В частности, ныне хорошо известный принцип сохранения энергии, может быть рассмотрен совсем в ином контексте. Так, «адекватная формулировка этого закона вызывает у каждого непредубеждённого человека впечатление, будто природой правит разумная, преследующая определённую цель воля» (Планк: 33). Это впечатление
усиливается при переходе от физических свойств к принципу генного
строения человека, его самовосстанавливающейся биологической
структуре. Данное впечатление достигает значимых высот при восприятии великих творческих прозрений, позволивших создать гениальные произведения литературы и искусства, в коих сокрыта незримая, но явно осязаемая духовная гармония.
В этой связи, появляется в какой-то степени ожидаемое утверждение: нисколько не менее научным, на фоне уже существующих в
науке проектов и прогнозов, «будет предположение о существовании
Высшего, внешнего ко Вселенной, организующего Начала» (Курашов:
149. 221). Данное допущение основано на принципе беспредельного
возрастания сложности всех наблюдаемых одушевлённых существ.
Так, «высшие животные более сложны, чем простейшие одноклеточные, …человек более высокоорганизован, чем другие млекопитающие. Почему же ненаучно допустить существование ещё более высокоорганизованного, чем человек, Начала Природы, деятельность
которого и объясняет наблюдаемую в Природе целесообразность»
(149. 221-222). Т.е., рядом с физико-телеологическим предположением о существовании первосущности Вселенной, вполне допустимо и
оправдано биолого-телеологическое предположение. И оно, действительно, совсем не проигрывает в научности перед уже существующими в науке гипотезами.
Если творческому духу открыт простор познания, продуктивные
гипотезы о чертах и свойствах, приближенных к сути первосущности
Вселенной, начнут появляться повсеместно. Скажем, рядом с идеями телеологии возникают идеи о сути божественного творчества. В
этой связи предполагается, что «активизировать потенциал вакуума
для создания простейших состояний материального мира способно
только творческое сознание» (Г.Шипов: 2. 531). И, в дополнение к
предложенной выше, рождается ещё одна идея: «каждая материальная система есть воплощение идеальной программы, созданной
творцом – человеком или Богом» (Кулаков: 192. 22).
375
Таким образом, при наличии чуткого внимания к самым тонким состояниям Бытия, эти состояния начинают приоткрывать свои тайны,
а душа наша готова дарить нам плоды неожиданных откровений.
4.4.-3. Всевышний и люди
4.4.-3.1. Бытие душ
Выше уже был обозначен, не похожий на существующие, метод
написания данного произведения. Он заключается в движении от
ныне определённого сложного – к прогностически доступному сложному. Т.е. первостепенно раскрытие сущности того или иного сложного явления, что, кроме движения к новому сложному, позволяет
более полно, точно и экономно рассматривать комплекс простых
проблем. Главной мерой понимания в этом случае был и остаётся
человек, а в самом человеке – его душа. Поэтому, о свойствах и проявлениях Всевышнего каждому из нас, прежде всего, можно судить,
исходя из сигналов собственной души. Обратимся к её имеющимся
откровениям.
Замечено, что обстоятельства жизни сталкивают живые существа
друг с другом, являя «всюду беспорядок наряду с порядком, регресс
рядом с прогрессом» (Бергсон: 41). В этом смысле, особо интересно
целостное душевное тяготение людей к какой-то внутренней стратегии, которая тянется, пожалуй, из предыстории человечества. Данная
внутренняя стратегия проявляется как активно вторгающийся в наши
души нравственный закон, благодаря дееспособности которого
неустанно поддерживается естественный порядок (Кант: 117а. 364).
В научной психологии, занимающейся социальными проблемами,
пока не осознаётся, что нравственность человечества – это во многом психическая реальность, приобретшая глобально-регулятивный
характер в отношении к каждой человеческой душе. Не осознаётся
также, что суд со-вести есть регулятивное принуждение каждой заблудшей души к восстановлению внутренней гармонии. И это принуждение исходит, видимо, из психосферы планеты – именно психической реальности. Данная духовно-нравственная реальность охватывает всё величайшее богатство целей, критериев, предписаний,
коими постоянно руководствуется человечество. При этом, внутренняя системность духовно-нравственных целей, критериев, предписаний не представляет собою нечто неоформившееся, а, наоборот, тяготеет к высочайшей степени самоорганизации. Такая структурированная целостность нравственного взаимосогласования внутренней
376
жизни человечества Кантом определена как «духовная республика»
(116. 314).
Важно то, что духовно-нравственная регуляция на планете Земля
вполне дееспособна. Ведь, несмотря на локальные и глобальные
конфликты, сотрясающие человечество на протяжении его истории,
его пока не постигла участь лемурейцев и атлантов. Следовательно,
бытие человечества, наверно, всё ещё вписывается в неведомую
нам стратегию высших сил.
В то же время, оценивая силу и дееспособность духовнонравственной регуляции, возникающей из психосферы, мы вправе
допустить бытие совершенно особой небесной истории, постоянно
отражающейся в глубинах внутренней жизни человеческого духа
(Бердяев: 30. 31). Учитывая также уже рассмотренные свойства потустороннего мира, мы вправе полагать, что душами полон весь воздух. Считается, что «от них посылаются людям сны и знамения недугов или здоровья; к ним же обращены и наши очищения, умилостивления, гадания, вещания и всё подобное» (Пифагор: 155. 340).
Чуткие души людей внутренне осознают, что «совокупность всех
светлых духов должна составлять Град Божий». И есть предположение, что «Град Божий – это воистину Универсальная Монархия
(Monarchic Universelle)» (Лейбниц: 156. 428). Т.е. в возможной психосфере Вселенной допускается некое разумное средоточие, благодаря которому возникают разумные преобразования в отношении ко
всему Бытию. Предполагается, что так может вести себя мир духовно-нравственный в мире естественном, являя собой «наиболее возвышенное и самое божественное из дел Божиих» (там же).
Мы вправе также учесть, что человечеству явлен Христос в образе
богочеловека. В нём с достоверностью осознано специфическое
единство человеческой и Божественной природы. Осознано также,
что слабость человека каким-то способом совместима с этим единством. Тем самым, в определённом смысле, Божественная и человеческая природа переплелась и слилась одна с другой. И мы вправе
полагать, что человеческая душа и Божественный дух есть почти
тождественная реальность (Гегель: 64. 279). Примем к сведению
также свидетельство Священного писания, повествующего о замысле Всевышнего сотворить человека по образу и подобию Своему
(Быт. 1, 26). Можно предположить, в данной связи, что образ Всевышнего присутствует в человеке именно в виде души. А подобие открывается в процессе сотворчества людей, в каком-то смысле напоминающем Творение, осуществляемое Всевышним.
377
4.4.-3.2. Связь с инобытием
Наряду с духовно-нравственным началом, подводящим нас к
свойствам Божественного мироустройства, мы постоянно ощущаем в
своей жизни те или иные сигналы психосферы планеты. Видимо, совсем не случайно «вся наша жизнь полна символов». Благодаря их
предостерегающим и помогающим намёкам, мы устойчиво «ощущаем присутствие и соприкасаемся с трансцендентностью» (Лем: 253.
231). В виде трансцендентности, на ближнем к нашей душе горизонте, предстаёт психосфера. Она, со стороны наших душ, при их чутком настрое, постоянно даёт о себе знать.
Некие духи, например, помогают раздвинуть "Я" видениями о будущем. Забросят в подсознание облик как вспышку. А через годы
прозревший узнаёт в себе теперешнем тот далёкий образ, как предсказание, которое свершилось (Гёте: 266. 6). Душа со своей стороны
зондирует незримые встречи со ставшей ей знакомой запредельной
сущностью. Опирается на устойчивое ощущение и постоянство её
ответов. Осознаёт незримого союзника как двойника. Отмечает его
сверхпомощь, когда рушится судьба, когда манит крыло смерти
(А.Мюссе: 266. 6).
Порой, душа как бы окунается в мир тайн, соприсутствует в бытии
духов умерших. А после точно описывает их лики живущим. Хотя сам
описывающий в реальный жизни не знал ни одного из них. Но свидетели опознают словесные портреты, подтверждают связанные с
умершими факты (Блаватская: 266. 6).
Волевой импульс души способен сам установить связь с инобытием. В период духовного контакта с инобытием, человек как бы выходит за пределы непосредственно ощущаемой жизни. Ванга делилась
впечатлениями: «когда я впадаю в транс, то чувствую это сначала
языком, потом мозгом, а потом совсем ничего не чувствую, всё идёт
помимо меня» (147. 19). Данное состояние Гераклит сравнивает с
периодом перехода в мир иной: «человек в смертную ночь свет зажигает себе сам. И не мёртв он, потушив очи, а жив; но он соприкасается с мёртвыми, дремля» (69. фр. 26). Привычно бодрствующее сознание людей, на этом фоне, скорей похоже на сон души: «бодрствуя
– соприкасается с дремлющими» (там же).
Периодически упоминая о психосфере, как особом состоянии пространства, мы не можем не заметить, что сама она связана с более
сильным духовным источником или её началом. Так, Священный
текст сообщает нам, что «У всякой души есть страж, над ней наблюдающий» (Коран: Звезда ночная, 4). И можно предположить, что данный страж по своему состоянию мощнее психосферы. Ванга отмеча378
ет поразительное обстоятельство: «когда мёртвые чего-то не знают,
то откликается какой-то чужой, далёкий голос. Вот как по телефону.
Когда громче, когда тише» (147. 19).
Чтобы точней разобраться в соотношении души человека, психосферы и более мощных духовных сил, обратимся к практике филиппинских хилеров. По наблюдениям со стороны, этих целителей можно разделить на три группы: «первая оперирует в состоянии транса.
Такие целители работают автоматически, на вопросы не отвечают,
делают всё быстро. Вторая группа входит в транс только в начальный момент, а затем целители становятся контактными, отвечают на
вопросы. Третья группа умеет входить в транс на секунды, а затем
всю целительную энергию направляет только в руки» (105. 124).
Казалось бы, погружение в инобытие целителей третьей группы
происходит практически мимолётно и большой роли не играет. Однако картина окажется совсем иной, если принять к сведению то, как
целители готовятся к рабочему дню. Тут выясняется, что значительным периодом подготовки к процессу лечения являются их молитвенные действия, направленные на помощь свыше. Одни из целителей часа за три до лечения исполняют дома «литургические песнопения, читают молитвы, отрывки из Библии». Есть и такие целители,
которые «в течение всей ночи совершают священный молебен», и он
даёт им «целебную силу на целый день» (105. 125-126).
Далее происходит действие, совсем не похожее на обычную операцию. Целитель, используя, видимо, возможности психосферы, создаёт единое поле с больным. Затем он входит в транс, и через несколько секунд наблюдатель фиксирует резкий бросок его ладоней
вглубь тела больного. Пальцы целителя совершают быстрые вибрирующие движения. С помощью тонких вибраций, целитель вводит в
кожу первые фаланги пальцев, затем движется ими вглубь, постепенно раздвигая края раны. Пальцы работают так быстро, что
осмыслить эти движения трудно. Закрывание раны вибрирующими
пальцами происходит с ещё большей скоростью. При этом вибрации
совершаются в обратном направлении. На коже пациента после
смыкания краёв раны виден слегка возвышающийся рубчик, который
через несколько секунд бледнеет и исчезает (105. 122-123).
Вернёмся к той силе, которая позволяет совершать непривычные
для хирургии операции. Скажем, Д.Воукс, бакалавр психологии, ради
постижения необычного искусства стал учеником хилеров. Обучившись сложнейшему делу, он после рассказывал: «ваши руки становятся попросту точкой, фокусирующей силу, исходящую из источника, которому вы молились и к которому взывали. …Мои руки при этом
утрачивают чувствительность вплоть до локтей… В действительно379
сти, не руки погружаются в тело, а поражённая область подступает к
рукам, так, как если бы они были магнитом… Отдельные клетки не
разрезаются, а отделяются друг от друга без повреждений» (Карпенко: 256).
Т.е., основным регулятором данной операции является источник
неведомой силы, к которому постоянно обращены молитвы целителей. Сами целители также считают, что движениями их рук «руководит кто-то внутри их» (105. 123). Наиболее подробно воздействие
данной силы описала Н.Иванова: «при работе я обнаружила, что мои
руки пришли в необычное состояние и сами стали быстро манипулировать над человеком, управляемые неведомой силой. Эта неведомая сила заставляла нажимать те точки на теле пациента, о которых
я вообще ничего не знала» (72. 98-99).
Итак, неведомая инстанция обладает духовной силой, она напрямую направляет сложнейшие действия молившего о её помощи человека, ведёт его по чётко организованному плану, приводя необычную операцию к успеху. А целительница Ж.Сайсон вообще отводит
себе проходную роль, осмысленно именуя описываемую силу: «моё
тело служило каналом, через который на больного воздействовал
Святой Дух» (105. 119). И мы с вами, учитывая рассмотренные выше
обстоятельства, вправе полагать, что непосредственно регулирует
тончайшие действия людей в приведённых примерах тот или иной
духовный помощник Всевышнего. А поскольку таких помощников обнаружилось немало, можно допустить с высокой степенью вероятности существование значительно более мощного по отношению к ним
духовного начала.
4.4.-3.3. Договор и суд
Бога с человеком
Попытаемся понять особенности духовного средоточия психосферы планеты, и, может быть, Вселенной, с другой стороны. Приглядимся к взаимосвязи душ людей с главной мощью духовного бытия,
описанной в священных источниках.
Например, замечено, что при множестве невзгод, подстерегающих
человека, мы в помыслах своих нередко обращаемся «к высшей силе как силе спасающей и охраняющей, дарующей нам покой и внутреннее счастье» (С.Франк: 309). И многие свидетельства убедительно подтверждают, что такое искреннее обращение приносит свои
плоды.
В источнике, в этой связи, подчёркивается стремление высшей
силы служить людям, даже если кто-то до понимания такого служе380
ния не дозрел: «Мы берём на себя обязательство направлять людей» (Коран: Ночь, 11). А вдумчивому сознанию предъявляются соответствующие подтверждения: «Господь даёт только правдивые
обещания; Он сделал их в Пятикнижии, в Евангелии, в Коране, а кто
останется вернее своим обещаниям, как не Бог? Радуйтесь заключённому вами договору. Это неизмеримое счастье» (Коран: Изъятие
и покаяние, 112). И мы можем отметить, что, несмотря на проходящие столетия и тысячелетия, Всевышний стремится соблюдать свои
обязательства по отношению к миру людей.
Обязательства эти относятся к живым людям даже тогда, когда
кто-то из них попадает в мир умерших: «Мы воскрешаем умерших и
записываем деяния, которые они совершили, и результаты, которых
добились. Мы всё сочли в Первообразе явном» (Коран: Я син, 11).
Т.е., согласно источнику, жизни людей и деяния их, как только душа
попадает в потусторонний мир, внимательно изучаются и фиксируются: «Всё – от самого малого до самого великого – занесено в книгу
явную» (Коран: Иона, 62).
Если же возникает потребность доведения сути обязательства
Всевышнего до нового народа, ему отправляется Божественное откровение в виде близкой ему по языку священной книги: «Мы ниспослали её с неба на языке арабском для того, чтобы вы смогли её
уразуметь» (Коран: Иосиф, 2). И новому народу будущих сторонников Всевышнего тщательно растолковывается цель её появления:
«Книга… хранит в себе священное откровение, она всё объясняет.
Она служит путеводной нитью и доказательством божественной благодати для верующих» (Коран: Иосиф, 111). Т.е. отдельные люди,
народы и человечество в целом, при ответном доверительном отклике душ на постоянную помощь со стороны Всевышнего, могут рассчитывать на Его великое покровительство.
Далеко не все люди повернули внутренние взоры в сторону связи
со Всевышним, а многие из людей погрязли в жадности, корысти,
подлости, злобе, вовсе забыв о своей великой ответственности за
дарованную жизнь. Эти мелочные и опасные страсти проникли также
в души поверхностных служителей Храма Всевышнего на Земле – в
лоно церкви. Кто-то, в этой связи, презирая святотатство отцов церкви, отвернулся, скорей, по недоразумению, от договора со Всевышним: «Я – Заратустра, безбожник… Подобны мне все, кто отдаёт себя своей воле и сбрасывает с себя всякое смирение» (Ницше. 198.
122).
Тонкий аналитик человеческого бунтарства, в реальности возникающего от навязанной миру олигархическо-корпоративными альянсами внешней абсурдности бытия (267. § 2.4.-7.), обратил внимание
381
на смещения акцентов. Он отметил, что бунт против непонятых причин абсурдности человеческого бытия, странным образом «сочетается с безоглядным штурмом неба, цель которого – пленить царя
небесного и… провозгласить его низложение» (Камю: 136). Хотя следовало бы, прежде всего, разобраться в сути сфабрикованного извне
человеческого неблагополучия.
Действительно, беспомощная человеческая мысль нередко не
усматривает подлинных корней насилия над людьми, виня за засилье зловредных людей именно Всевышнего: «почему безбожники
живут, достигают старости, да и силами крепки? …Дома их безопасны от страха, и нет жезла Божия на них» (Иов. 21. 7-9). Однако удивляться надо бы тому, что Всевышний сохраняет в себе невероятно
устойчивую надежду на возрождение союза с людьми, пытаясь усовестить заблудших: «Разве с их стороны не было дано торжественного обещания, не был заключён договор с Писанием, чтобы говорить о Боге одну только чистую правду?» (Коран: Эль-Араф, 168).
Синдром смещения акцентов, увидел не только Камю. Люди сами
чернят и портят собственное бытие, а потом берутся винить за это
Всевышнего, отмечал Л.Толстой. Следствие мощного заблуждения
людей замечено и на Небесах: «Мы нашли, что большинство людей
не сохранило верности союзу; большинство из них оказалось изменниками (Коран. Эль-Араф, 100). Но даже при сложившемся состоянии дел Всевышний сохраняет надежду на восстановление договора
с человечеством, продолжая слать укоры. Иногда эти взывания к душе человеческой приобретают совсем приближенную к людям форму: «Почему, когда Я приходил, никого не было, и когда Я звал, никто
не отвечал? Разве рука Моя коротка стала для того, чтобы избавлять, или нет силы во Мне, чтобы спасать?» (Ис. 50, 2). Такое снижение мощи Всевышнего до уровня человеческого бытия, порой, приобретает как бы вовсе земной вид: «Поэтому Я ещё буду судиться с
вами, говорит Господь, и сыновьями сыновей ваших буду судиться»
(Иер. 2, 9).
Если представить себе грандиознейшую мощь Всевышнего, сознательно укрощённую до уровня микроскопически тленных людей, тогда возникают кое-какие следствия. Первое связано с тем, что в ситуации суда оказываются человек и Бог одновременно. Т.е. шансы на
исход разбирательства как бы уравниваются. А человек, меж тем,
был и остаётся лишь созданием Всевышнего, одной душой, посылаемой в земную жизнь. Но если Всевышний стремится поддержать
всеми возможными средствами земное бытие человечества, значит,
на мир людей возложена пока неведомая нам миссия. И суть этой
миссии нам, людям, очень важно уяснить.
382
Попытки такого уяснения иногда возникают: «Кто знает, не помогает ли Богу в выполнении Его великих замыслов преданность живущих на земле людей в их... скромной вере?» (Джемс: 92. 412). А есть
и более явственное мнение: «ни один Дух не может принадлежать к
Божественной иерархии, если… Дух не сочетался с… Живой душой»,
считает Блаватская (35. 249). И, согласно данному мнению, силам
потустороннего мира чрезвычайно важна энергия живых существ,
человечества в целом. Правда, нужна энергия не беспорядочная и
хаотичная, а разумная, содержащая в себе великую живую гармонию. В этом случае, каждый дух, «освобождённый от чуждых влияний, достигает Бога за пределами мира и воссоединяется с божественной субстанцией» (Г.Йонас: 62). Причём, происходит такое воссоединение в масштабе возможной «всеобщей божественной драмы». Тогда процесс восхождения энергии гармоничных душ становится «частью восстановления собственно божественной целостности» (там же).
4.4.-3.4. Выбор
добра или зла
Всеобщая божественная драма и драма мира людей каким-то образом переплетены. Когда встречается попытка полного отделения
божественного бытия от бытия земного, она наталкивается на свою
противоположность – стремление полностью обусловить два этих
вида бытия. Однако тождество их вряд ли правомерно, как едва ли
правомерно полное их различение.
Скажем, Ф.Аквинский в главе 25-й «Суммы против язычников» заявляет о том, «что Бог не подчинён никакому роду». Тем самым, он
полностью отделяет бытие Бога от всякого иного существования. Но
есть прямо противоположное мнение, отрицающее у Бога свойство
быть абсолютно чистой сущностью, ничем не связанной с другими
проявлениями Бытия. В этом случае утверждается, что Бог, «как
Вездесущий, Всезнающий и Бесконечный», несёт, якобы, полную ответственность за Зло». И далее следует догматическое обвинение:
мол, «Бог должен вмещать Зло, или быть его прямой причиной»
только потому, что «в мире гораздо больше Зла, чем Добра» (Блаватская: 36. 510).
Проблема возникновения зла во Вселенной во многих отношениях
не исследована. Спешить с односторонними утверждениями и опровержениями в этом случае вряд ли уместно. Потому обратимся к гораздо более близкому для понимания опыту земной жизни. В условиях данного нам бытия источником зла становятся причины лич383
ностные и социальные. Социальные причины зла рассмотрим после,
а пока остановимся на причинах личностных.
Нередко мы слышим, что мир полон ужасами и страданиями, и Бог
– творец мира – обязан нести «ответственность за своё творение»
(325. 110). Кому-то хочется согласиться с виной Бога, не принимая в
расчёт вину собственную. Правда, отцы и матери – также причина
рождения собственных детей. Но часто в благополучных семьях,
подчас, появляются зловредные, а в худых семьях вырастают нравственно чистые дети. Действительно, отцы и матери, даже самые
благородные и нравственно чистые, не в состоянии совладать с нравом зловредной души, вошедшей из иного мира в их дитя. И, может
быть, в потустороннем мире Всевышний достаточно долго испытывает те или иные души, исследуя путь их личностного бытия.
Кое-кто обрадуется: если добро и зло исходно пребывает в потустороннем мире, а в земную жизнь приходит из мира душ, тем более,
за это ответственен Бог. Но кроме потустороннего бытия душ существует их земное бытие. А в земном бытии человеческое «Я» во многом суверенно в отношении к потустороннему миру. Иначе не были
бы возможны борцы с верой. Учитывая суверенность земного «Я»,
Богу не раз приходилось уговаривать людей придерживаться договора с Ним. Т.е., в Его стратегии взаимодействия с земным состоянием
душ, видимо, даётся широкий простор для проявлений множества
разных намерений. Хотя все свершающиеся действия в этом и том
мирах, записываются, как мы выяснили, в Книгу Явную. И, в конце
концов, под Его «совершенным правлением не могут оставаться ни
добрые дела без награды, ни злые без возмездия» (Лейбниц:156.
429).
Люди склонны уступать своим прихотям: зависти, жадности, честолюбию, а особенно – властолюбию. Такое происходит и в детстве,
и в отрочестве, и в зрелом возрасте. Однако, любая неумеренность
кончается тем, «что жизнь становится полной болезней и мучений».
Причём, не часто мы осознаём, что такие события подчинены «непосредственному божественному закону, закону божественной мудрости» (Кант: 115. 440). Особенно же кара настигает людей властолюбивых. Их, наказывающих безвинных, честных людей, «могут
постичь: острое страдание, повреждение тела, тяжкое мучение или
болезнь, потеря родных, утрата богатства или безумие» (Дхаммапада: 12. 131). Например, «смерть людей озлобленных и нераскаявшихся, преследовавших Бога и ближних, бывала очень трудной. Они
умирали в отчаянии и ужасе» (Д-р Моуди: 281. 359).
В этой связи, важно помнить, что сам «человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком – канат над пропастью»
384
(Ницше:198. 9). Основная личностная его стезя, уводящая от слияния с силами зла – это неотступная борьба с собственными животными и социальными прихотями. Такое борение совсем непросто:
«всякое преодоление себя покупается ценою психеи» (Гераклит: 176.
фр. 85), т.е. в таком борении утрачивается живая сила души. Тем не
менее, упорное «преобразование самого себя создаёт в человеке
новую, вторую природу» (Демокрит: фр. 615). Природа эта теснейшим образом соотносима с великим очищением души, и она постепенно расцветает. Тогда уже не возникают нелепые упрёки в сторону
Всевышнего, а, наоборот, душа чувствует его внутреннюю, очень
мягкую, но надёжную поддержку. И союз с миром иным, в этом случае, превращается в важное дело человеческой жизни.
4.4.-4. Всевышний и боги
4.4.-4.1. Недоумения и догадки
Особо чуткие души, при всём их земном бытии, постоянно зондируют высший предел собственного рождения: откуда они? Что
управляет всем духовным и, может быть, материальным миром?
С одной стороны, в мыслях исследователей возникает образ планеты, которая является единым живым организмом (53. 46). И тогда в
усмирение начавших уродовать Землю людей, Природа, вроде бы,
начинает сама вмешиваться в нашу жизнь. Она протестует ураганами, землетрясениями и т.п. против необузданной жадности и губительных действий (Н.Яницкий: 53. 49). В этой связи, рождается теоретическая концепция, в которой предлагается набраться мужества и
вместо слова Природа утверждать «Разумная Живая Земля» (Войцеховский: 51). Конечно, мужество нам требуется часто, но рядом с
ним неплохо бы видеть разницу между материальной и духовной
Вселенными. Скажем, когда возникает мысль «о тождественности
идеи Вселенной Разумной идее Бога» (Карпенко: 352), тогда следует,
прежде всего, исследовать свойства духовной Вселенной. Однако, в
данном случае, осуществлённая связь мощи разума и Бога неожиданно, без какой-либо аргументации подчинилась действию, пусть,
«ими же созданных физических законов» (там же). Но когда и где
глина кричала ваятелю: «Что ты делаешь?!». Ведь, сама физическая
Вселенная никакого внутреннего разумно-волевого начала для обратного воздействия на Всевышнего не имеет.
Чаще встречающаяся и более аргументированная идея как бы забывает о Всевышнем, о возможной энергии духовной Вселенной, и
останавливается на фигурах гостей. В частности, указывается, что у
385
гостей «не было другой возможности оставить следы пребывания и
деятельности на Земле, кроме формы религии» (Дэникен: 329).
Например, согласно древнекитайской летописи, в ХХVІ в. до н.э. у
реки Хуанхэ (Северный Китай), с неба в «белом бронированном яйце» спустился могущественный Хуан-ди с помощниками. У этого гостя было 80 одинаковых «железных братьев Чи Ю» (304. 283).
Естественно, сущность духовной Вселенной напрямую не соотносится с конкретным материализованным объектом и отдельными
персонами, да ещё похожими на роботов. Тем не менее, подчёркивается, что корень «цаб» – это и корабль, и войско. А библейский
Саваоф – это, скорее, «войско кораблей», «эскадра кораблей». На
основании приведённых и других аналогичных данных появляется
утверждение, что: «в сотворении Земли и человека участвовал не
бог, а множество «богов» (Дэникен: 190).
У данной идеи есть немало внешних подтверждений. Так, известен
комплекс пещер, высеченных по полукругу в широченной скале, в
Аджанте. До VII в. до н.э. здесь пребывали буддистские монахи. Сам
каменный Будда запечатлён внутри большой каменной ступы, причём, он как бы управляет некими рычагами. На стенах – известные
нам фигуры мутантов. Такая же группа храмов есть у эфиопских
христиан, которые высечены особым способом – сверху вниз – внутри каменных массивов в Лалибелле (330. 22.02.2012). Здесь вновь
религиозный мотив тесно соотносится со сложнейшими технологиями, которые не были доступны первобытному человечеству (что ранее рассмотрено), и не имеют прямого отношения к Богу.
В подтверждение идее «гостей-богов» приводятся примеры из
священного писания. Так, «Когда Моисей входил в скинию, тогда
опускался столп облачный и становился у входа в скинию, и Господь
говорил с Моисеем. / И видел весь народ столп облачный, стоявший
у входа в скинию; и вставал весь народ и поклонялся каждый у входа
в шатёр свой» (Исх. 33; 9, 10). И вновь облачный столп мало похож
на исключительно духовное явление. Отсюда считается, что Моисей
фактически беседовал на телепатическом уровне с кем-то из гостей,
а полученные им десять заповедей представляют собой лишь предписания некой суперцивилизации (Ажажа: 540). Подобное описание
присутствует и в Коране. Магомету является нечто, которое поддерживало себя в равновесии на самой возвышенной сфере. Затем этот
объект «опустился и парил в воздухе. / И был он на расстоянии двух
луков или ещё ближе. / И открыл он служителю Божию всё, что должен был дать в откровении» (Коран: Звезда, 4-11).
На основании приведённых выше и ряда иных примеров
Э.Дэникен пишет: «Я заявляю: мифы о сотворении мира у разных
386
народов, по сути, одинаковы. Наиболее древние боги-творцы неизменно прилетали из глубин Вселенной, и после совершения своей
миссии возвращались на Небо. Древнейшие боги создали человека и
наделили его разумом»(98. 260-261).
И, казалось бы, приведённых аргументов последователями данной
версии вполне достаточно, чтобы с ними согласиться. Однако слишком уж сами эти боги материальны, даже обладая телепатией, телепортацией и технологическим совершенством. А кое какие из них по
отношению к землянам ведут себя прямо по варварски. Потому к почти аргументированной идее о гостях-богах невольно возникают вопросы. Основной из них – а кто или что создало сами эти существа?
Ведь, даже если их история ускользает во временные глубины Вселенной, она, всё же, должна иметь своё начало. Второй вопрос: а
способны ли эти даже громадные объекты обладать единой мощью
для регулятивного воздействия на Вселенную в целом? Третий вопрос относится к собственно духовному бытию землян: насколько
мощны духовные силы ВЦ для постоянного глубинного общения с
миллиардами душ в построении ими земного бытия и связями с потусторонним миром?
Если авторы идеи о гостях-богах готовы дать убедительные ответы на поставленные вопросы, тогда их идея возможна. Но, как я полагаю, достойных ответов, без изменения сути отстаиваемой версии,
пожалуй, не найти.
4.4.-4.2. Обожествлённые посредники
Рассмотрим версию о гостях-богах, которая кажется почти убедительной. В то же время постараемся ответить на три поставленные
вопроса. Если окажется, что ответы на данные вопросы приводят нас
к версии гостей-богов, значит, будем считать эту версию основной.
Если в ответах что-то не подтвердится, будем искать более правдоподобный вариант. Один из вопросов таков: способны ли эти даже
громадные космические объекты, управляемые разумными существами, обладать единой мощью регулятивного воздействия на Вселенную в целом? Учитывая, что сторонники гостей-богов об этом вопросе не думали, подумаем за них.
Соотнося между собой возможности гостей-богов и предполагаемые возможности Всевышнего, коснёмся некоторых свидетельств.
Гости, как мы знаем, обладают резко превосходящим возможности
землян техническим совершенством, могут перемещаться в пределах галактик и, может быть, всей Вселенной. В то же время, современные гости материальны, всего до трёх метров роста, нередко
387
конфликтуют между собой (судя по тексту Махабхараты), не очень
удачно уничтожили Тунгусский метеорит непосредственно над нашей
планетой, а не в дальнем Космосе. Соответственно, в сведениях
землян, разумеется, ограниченных, нет никакой информации о возможности гостей распоряжаться силами целой Вселенной.
Если, с другой стороны, обратиться к свойствам Всевышнего, то в
источнике зафиксировано: «Коран – предостережение для Вселенной. И узнаете вы весть о нём после некоторого времени» (Коран:
Сад, 87, 88). Вдумчивый исследователь древних знаний тоже полагает, что «во всей Вселенной нет ничего иного кроме Бога, сущего во
всех точках во всей своей целостности» (Чаттерджи: 40). Причём,
допускается, что возможная творческая активность Всевышнего не
замерла на достигнутой вершине. Пророческий дух сообщает нам,
может быть, от имени Всевышнего: «Ибо вот, Я творю новое небо и
новую землю…» (Ис. 65, 17). Примем к сведению, что суть данного
откровения подтверждается другим пророком: «И сказал сидящий на
престоле: «се, творю всё новое». И говорит мне: «напиши: ибо слова
сии истинны и верны» (Отк. 21, 5.). Учитывая смысл приведённых
пророчеств, рождается любопытное предположение: Всевышний создаёт «новый образ Вселенной, отличной не только от космических
круговоротов языческих мифов, но и от ветхозаветного мира, созданного в шесть дней» (Бурлака: 13).
Данный этап размышления позволяет остановиться на рубеже, когда можно полагать возможности гостей для регулятивных действий
в отношении ко Вселенной явно недостаточными. В то же время,
рассмотренные ранее многие факты бытия потустороннего мира, духовного опыта людей в отношении к нему, позволяют допускать существование разумно воздействующей на мир людей, и, может быть,
целостное Бытие, совокупной духовно-регулятивной реальности. Эта
реальность, пожалуй, имеет своё средоточие, а свойства её вполне
могут быть продлены к границам Вселенной.
С третьей стороны, исследуя возможности Всевышнего и гостей,
нетрудно заметить в допущениях сторонников гостей-богов смешение духовного и материального начал. Например, имея в виду духовную всеобщность Всевышнего, его упрекают за то, что сама духовная
сущность не сумела бы на планете Земля выстроить странные мегалиты с понятным современности техническим совершенством (Дэникен: 171). И действительно, в предложенной логике рассуждения
можно смело утверждать, что мегалиты построены гостями, которых
древние люди именовали богами. Правда, из этого вовсе не следует,
что не существует всеобщей духовной сущности Всевышнего, который не имеет к указанным примерам прямого отношения. Из этого
388
также не следует, будто Всевышний перестал быть самим собой
лишь потому, что древние малообразованные люди называли первыми богами кого-от другого.
Точно также, сторонники гостей-богов, вроде, с недоумением оценивают библейский текст, в котором Господь предлагает Моисею готовить как бы для Него вполне материальные приношения: золото и
серебро, медь, шерсть и т.п. Мол, «истинный Бог вряд ли потребовал
бы хоть самой ничтожной платы за Свои благодеяния». К тому же
недостойны Бога педантичные подсчёты (Дэникен: 180). И вправду,
аргументы эти в их собственной логике отчасти убедительны.
Однако верней соотнести приведённый пример не по принципу
противопоставления Всевышнему странного меркантилизма, что
вполне ясно, а по принципу более глубокой интерпретации замеченного несоответствия. С этой целью потребуется применить критерий
духовной всеобщности, вполне соответствующий бытию Всевышнего. В данном контексте материальные дары духовной сущности Вселенной действительно не нужны. Но они, коли возникает запрос в
тексте поклонения, нужны олицетворённым существам, т.е. гостям.
Тогда начинает просматриваться иное объяснение: запрос гостей
по поводу даров, неожиданно оказавшийся в священном тексте, может означать, что сами они не самостоятельны. Их роль, пожалуй,
оказывается посреднической между Всевышним и людьми. В этом
случае, материальная помощь землян через священный текст предназначена исключительно им. Отчасти в данном ключе мыслит Блаватская, упоминая духов-хранителей человеческой расы. Она, ссылаясь на Гермеса (одного из гостей-богов), именует их теми, «кто
пребывает вблизи бессмертных и оттуда следит за делами человеческими» (35. 357).
Следовательно, мы вправе отделить от Всевышнего гостей,
начальным человечеством названных богами. Мы имеем основание
считать, что Он остаётся самим собой, не смешиваясь с материально-олицетворёнными существами. Сущность Всевышнего верней
предполагать абсолютно надмирной, пребывающей по ту сторону
материальной Вселенной. Ярким свидетельством тому является активно проявляющееся бытие потустороннего, безоговорочно духовного мира, с которым постоянно соотносятся чуткие человеческие
души.
4.4.-4.3. Соположение мощи
Теперь рассмотрим второй вопрос: насколько мощны духовные
силы ВЦ для постоянного глубинного общения с миллиардами душ в
389
созидании ими земных и потусторонних судеб? С этой целью уточним соотношение разных инстанций, так или иначе воздействующих
на мир людей.
Внимательный Тойнби заметил явное несоответствие между существенными свойствами Бога (всемогуществом, исключительностью и вездесущностью) и полным их отсутствием у примитивного
бога Яхве (261. 486-487). Он откровенно недоумевал: почему в мистическом открытии Бога человеку «высшая роль досталась не спесивому Атону, и даже не имперскому Амону-Ра, а варварскому и провинциальному Яхве?» (Тойнби: 261. 486). В том же ключе недоумевала Блаватская: Солнце в 1 300 000 раз больше Земли, хотя само
оно ничтожно рядом с гигантским Сириусом. А он умалён ещё большими светилами во Вселенной. Почему же Иегова, именующийся Богом, предстаёт в виде хранителя небольшого и скромного народа,
находясь «рядом с нашею микроскопическою планетою?» (38. 892).
Данные вопросы вовсе не беспочвенны, хотя и не сводятся к чисто
количественным параметрам. Если духовная сила Всевышнего пронизывает собою всю Вселенную, значит, во-первых, что она действительно не сконцентрирована исключительно вокруг нашей крохотной
планеты. Но если в священных текстах именуются, хотя и разные,
имена бога, то это может значить, во-вторых, что Всевышнему Вселенной небезразличны земные воплощения душ. И потому, возможно, совершить земной подвиг во многом разным душам в их преобразовании материального бытия помогают столь же разные духовные
сущности планетарного масштаба. А в третьих, может быть, просто
имя Всевышнего было приближено к сознанию примитивных народов
Земли и предстало в виде отдельных имён. Спектр этих предположений нуждается в прояснении.
В отношении к субстанции Всевышнего возникают устойчивые
предположения, что подлинный Дух всецело универсален, что он
хранит в себе единую вечную жизнь. Мистики разных рас издавна
знали, что в космосе есть только один Дух, проницающий все космические, человеческие и животные формы (М.Холл: 27). По мнению
Сведенборга, все люди пребывают в одинаково тесной связи с миром духов (116. 342), а значит, со средоточием всех духовных сил –
Божественной мощью. Полагают, в то же время, что трансцендентный Бог в материальном мире пока неизвестен и не может быть открыт из него. Достичь божественной субстанции, следовательно, может лишь духовное откровение (Г.Йонас: 61). Т.е. гости, будучи материальными, остаются гостями нашей планеты, а Всевышний познаётся лишь чуткими душами.
390
Одновременно, из достаточно внятных источников возникают свидетельства об единой субстанции Всевышнего: «Скажи иудеям и
христианам: «О, люди Писания,…пусть всё у нас будет одинаковым.
Согласимся поклоняться лишь Богу единому» (Коран: Поколение
Имрана, 57). Другой источник – Храмовая гора в Иерусалиме: тут Авраам хотел убить своего сына. Здесь же Магомед вознёсся в небо. В
10 в. до н.э. это место завоевал царь Давид, и после передал его
своему сыну – Соломону. А тот поместил в храме Ковчег завета. Т.е.
священная гора – средоточие трёх религий (330. 22.02.2012). Есть
ещё красноречивое свидетельство: исследовательница А.Миллс задокументировала десять случаев реинкарнации, когда ребёнок был в
текущей жизни индуистом, а в прошлой жизни – мусульманином, и
наоборот (241. 233). Наконец, предсмертные переживания приводят
людей к пониманию того, что в основе всех мировых религий находится единый, равный для всех образ Бога (Карпенко: 292).
Приведённых откровений, соображений и конкретных обстоятельств в определённой степени достаточно, чтобы считать высшую духовную субстанцию Вселенной действительно единообразной. А это
значит следующее: Сам Всевышний объективно не может существовать в виде тех или иных планетарных богов.
Следовательно, предстоит искать те проявления Высшего всеобщего духа, которые были приближены к сознанию разных народов.
Например, согласно теории оккультизма, Вселенная развивается по
Божественному Плану. Соответственно, «для его реализации в физическом мире Всевышнему необходимы… существа промежуточных
царств» (Гарин.501). Такое предположение само по себе любопытно,
поскольку всеобщему духу для воздействия на силы материи действительно могут потребоваться некие промежуточные энергии. Пожалуй, их субстрат должен быть более сгущённым, уплотнённым,
чтобы хранить в себе регулятивные возможности духа, с одной стороны, и обладать свойствами воздействия на тонкие физические
энергии – с другой. Можно допустить, в этой связи, что именно такие
уплотнённо-духовные сущности, направляемые духовным средоточием Вселенной, способны влиять на души живых существ, обретая
для них образы не материальных, а именно духовных планетарных
богов. Материальные посредники между ними и землянами, пожалуй,
находятся к духовным сущностям в целом в очень опосредованном
отношении.
Параллельно, возникает ещё одна линия водораздела меж бытием Всеобщего духа и деятельностью гостей. Так, стоики полагали,
что «существуют демоны, находящиеся с людьми во взаиморасположении и надзирающие над людскими делами. И существуют гении,
391
т.е. души подлинно взыскующих, пережившие их смерть» (155. 314).
В этом же ключе свидетельствует священный источник: «Не демоны
принесли Коран с неба; / Это было бы не к лицу им, и они не были бы
в силах сделать это. / Они лишены права даже слушать его на небе»
(Коран: Поэты, 210-212). А в то же время, мы узнаём, что: «Ещё до
человека из тончайшего огня мы создали гениев» (Коран: Хиджр, 27).
В этих, фактически, совсем разных источниках информация единообразна, что свидетельствует о её правдоподобности. Суть данной
информации такова: гении, будучи созданы Всевышним из тончайшей духовной энергии (вспомним о чрезвычайно тонких вибрациях),
напрямую связаны с душами людей без дополнительных посредников. Демонам положено надзирать над земными делами, но к собственно бытию всеобщего духа они не допущены. И мы вправе полагать, что гении – это духи-хранители человеческих судеб, посланники
Всевышнего, конкретно опекаемые духовно-планетарными богами.
На демонов же похожи именно гости, отвечающие за действия в материальном мире.
Платон, со своей стороны, задумываясь о сути глобального мироустройства, считает, что вначале самим круговращением Вселенной
целиком и полностью ведал верховный бог. Но местами, как и теперь, части космоса были Им доверены правящим богам. Живых существ уже они распределили по божественным гениям, чтобы те
спасали людей от дикости (211. 271d). Примерно в том же ключе, но
уже на планетарном уровне, размышляет Г.Йонас: вокруг и над Землёй, подобно концентрическим оболочкам, располагаются духовнокосмические сферы. «Эти сферы являются владениями архонтов...,
т.е. планетарных богов»(112.59).
Таким образом, основа мироустройства, в коей пребывает Всевышний, имеет исключительно духовную субстанцию. Как же с ней
соотносятся гости, принятые первыми людьми за богов?
Свидетельств на этот счёт немного, но они есть. Например,
П.Дрейк: возвращаясь ночью на повозке, прямо перед собой увидел
«дьявольский экипаж – железный, огромный, длинный, пышущий огнём и дымом». Неожиданно для себя Дрейк оказался внутри него.
Испугавшись, он призвал на помощь Господа. И, к своему великому
счастью, вновь оказался в чистом поле (114. 365). В данном случае
Дрейка полонили гости, что делают они с людьми довольно часто.
Однако именно сила Всевышнего избавила мужчину от плена и возможной экзекуции гостей. Стоит учесть, что описанное явление типично: если человек, видя приближение гостей, начинает истово молиться Всевышнему, чтобы Он избавил его от них, гости таких людей
к себе не берут.
392
В этой связи, можно уточнить проблему происхождения человека.
Например, в шумерских рукописях (4 000 лет до н.э.) повествуется о
том, что именно люди анунаки, прибывшие с планеты Нибиру, создали человека (330. 21.02.12). Однако многих собранных соображений
и обстоятельств достаточно, чтобы согласиться с иной версией: «Мы
создали человека по самому прекрасному образцу» (Коран: Смоковница, 4). Т.е. человек создан именно по замыслу Всевышнего. Да и
душа, прямой образ сущности Всевышнего в человеке, тоже свидетельствует об этом.
А вот особо агрессивные в отношении к людям гости душой, видимо, не обладают. Специалисты удивляются: почему агрессивные виды гостей настойчиво изучают человека, обращаясь именно вокруг
маленькой Земли? И выясняется, что они исследуют лишь мозг, но
до души докопаться никак не могут. Эти виды гостей, находясь в
жёсткой групповой зависимости, никак не могут уяснить: какова наша
бессмертная душа, почему мы обладаем свободой воли, а у них нет
ни того, ни другого? (326. 27.02.11).
Отсюда возникает дополнительное соображение: популяция
агрессивных гостей, видимо, имеет совершенно иную, нежели человеческая, природу. Но эта проблема требует своих новых фактов.
Что же касается соотношения Всевышнего и гостей-богов, то мы, с
одной стороны, вправе утверждать, что громаднейшая духовная субстанция Вселенной самоценна и самодостаточна. С другой стороны,
гости, обучавшие первых людей тем или иным навыкам и знаниям,
названы ими богами только из-за своего примитивного развития. А
подлинно духовное общение с миллиардами душ людей происходит
через посредство гениев и духовных планетарных богов именно со
Всевышним.
4.4.-5. Постижение первосущности
4.4.-5.1. Телеология в Бытии
Многие очевидные процессы и состояния, обнаруживаемые в духовном мире, далеко не очевидны в мире материальном. Однако мы
с вами, даже направляемые душой, жили и продолжаем находиться в
условиях преимущественно материального мира. Потому немаловажно уяснить, насколько явно материальный мир реагирует на духовную субстанцию Вселенной, да и реагирует ли в принципе?
Научное сознание убеждено само и пытается убедить всех, что
Вселенная – безбрежная пустота. Даже материя в ней самой является большой редкостью. Однако мы выяснили, что, отвечая на про393
стые вопросы, неплохо предварительно понять контуры и свойства
вопросов сложных. А если исследовать Вселенную со стороны сложных её состояний, то как смогли образоваться «сложные молекулы,
объединяющие в строгом порядке столько редких атомов? Как эти
невероятно сложные молекулы объединились в живые системы со
способностью к воспроизводству и совершенствованию?» (Малерб:
20). Ведь, согласно теории вероятности, каждое из описанных выше
состояний имело ничтожные шансы на своё возникновение. Тем не
менее, факт их очень сложного происхождения очевиден, а это «бесконечно удивительно и невероятно» (там же).
Размышляя последовательно, смелое научное сознание вышло к
обнаружению во Вселенной очень точного согласования фундаментальных физических констант. Скажем, «даже малые отклонения от
стандартных значений привели бы к такому изменению свойств Вселенной, что возникновение в ней человека было бы невозможно»
(Мирский: 276. 620). И дело даже не в человеке, а в великом согласовании свойств самой Вселенной. Так, само время жизни типичной
звезды, вследствие горения водорода, совпадает с сегодняшним
возрастом Вселенной. Солнце и многие другие стабильные звезды
расположены в довольно узкой области физических состояний, границы которой определяются двумя крайними случаями – голубыми
гигантами и красными карликами. Например, «если бы гравитация
была чуть слабее или электромагнетизм чуть сильнее, то все звёзды
были бы красными карликами. Напротив, обратные отклонения привели бы к тому, что все звёзды стали бы голубыми гигантами»
(Ю.Жданов: 100. 18-19). Дикке задумался о неслучайности того, что
эпоха, в которой появляется наблюдатель, обусловлена характерным протеканием заданных физических процессов во Вселенной
(100. 19-20). К такому же умозаключению пришёл Картер: «вселенная
должна быть такой, чтобы в ней на некоторой стадии эволюции допускалось существование наблюдателя» (100. 27).
В данных рассуждениях мы видим, что далеко не случайное развитие Вселенной словно подготавливает появление наблюдателя.
Однако это не точно. Ведь, если Вселенная, в отличие от хаотично
разлетавшихся обломков сжатой массы после большого взрыва,
начала, вдруг, организовываться, значит, некий наблюдатель именно
предшествовал её организации, а не возник в итоге. Данная несуразность в размышлениях появилась, видимо, от того, что исследователи соединили в нечто единое два несоразмерных объекта – Вселенную и человека. Она – громадна и физична, а человек на её фоне –
ничтожен и психичен. Потому вряд ли стоит напрямую связывать целесообразное развитие Вселенной с антропным принципом. Тут важ394
на реальность гораздо более мощная и всеобъемлющая. И более
понятна в данном контексте идея священного источника: «Мы установили знаки зодиака на небе и расположили их в порядке для того,
кто имеет очи» (Коран: Хиджр, 16). Т.е. точнее связывать целесообразное развитие Вселенной с организующим воздействием на неё
всеобщей духовной субстанции.
Таким же образом мы можем исследовать обстоятельства происхождения солнечной системы и планеты Земля. Например, сравнивая предполагаемую природу гостей и природу человека, один знаток считает, что две эти природы катастрофически несовместимы:
«случайность реализации в биосфере Земли одного из 10 400 равновозможных генетических кодов означает практически абсолютную
биологическую несовместимость биосфер различных планет»
(Р.Полищук: 192. 76). Т.е. он основывает своё суждение на физикой
рождённом принципе теории вероятности.
Более внимательный подход обнаруживает «удивительный факт
исключительной согласованности физических постоянных, небольшие отклонения в значениях которых устранили бы жизнь нашего типа» (Ю.Жданов: 9). Например, «все планеты удивительно чётко расположены на своих околосолнечных орбитах, а их спутники – на околопланетных орбитах». И невольно рождается вопрос: «кто и зачем
создал все планеты, спутники, астероиды, кометы и так умно расставил их в Солнечной системе?» (Гладышев: 53. 359-360). Действительно, если задуматься, тотчас возникают знаменательные совпадения: 1) Земля расположена на нужном расстоянии от Солнца. 2)
Она вращается именно вокруг оси, хотя могла, подобно Луне, быть
повёрнута к Солнцу одной стороной. И тогда эта её сторона оказалась бы раскалённой, а другая – обледеневшей (Малерб: 19).
То же относится к многочисленным свойствам веществ и природных процессов на самой планете Земля. Их согласование между собой, как выясняется, не совсем зависит от структуры вещества, а
скорее определяется некой внутренней целевой причинностью (Панкратов: 192. 62). Например, обычная вода, окружающая нас повсюду,
совсем не обычна. Она, во-первых, единственная в природе сохраняется в трёх агрегатных состояниях – жидком, газообразном и твёрдом. В то же время, аномальна зависимость удельного веса воды и
её теплоёмкости от температуры (точка перегиба, приходящая на 3637˚ С). У воды столь же аномально поверхностное натяжение и сжимаемость. Например, вода жидкая и твёрдая обладает крайне низкой
сжимаемостью (192. 63).
В этой связи, рождается предположение, что аномальные свойства воды согласованы с её миссией для выращивания и сохранения
395
жизни. Ведь, даже минимум её теплоёмкости (35-37˚ С) совпадает
именно с температурой человеческого тела (192. 63). То же самое
относится к очень привычной, пресной воде. Фактически она есть
«результат согласования многих химических реакций: растворения
минералов, диссоциации солей, реакций ионов, выпадения солей из
растворов, растворения в воде углекислоты из атмосферы» (192. 64).
Однако любое согласование факторов, исключающее хаос или
случайность, равно целеполаганию. А это обнаруженное целеполагание оказалось направленным на поддержание жизни, включая и
жизнь человеческую. И если мы приходим к установлению факта телеологической связи, доказывая тем самым наличие действующей
цели в природе (Панкратов: 192. 65), значит, есть более мощная инстанция, данную цель рождающая, и организующая в соответствии с
ней природу. Физическая Вселенная источником целеполагания быть
не может. Значит, мы и в спектре физических процессов обнаруживаем проявление духовной субстанции Вселенной.
4.4.-5.2. Чудо и познание
Онтологическая целесообразность и мощь духа, неожиданно преобразующего природные явления, особенно ярко проступает в феномене чуда.
Некоторые знатоки, совершенно уверовав в величие науки, полагают, что дух не может в качестве духовного бытия обладать, изначальной и творческой мощью (Шелер: 311. 76-77). Хотя данная вера
научного духа – дитя самомнения. Ведь, научный дух, во-первых, сам
принадлежит природе духа. А, во-вторых, научное сознание активно
развивается ничтожно малое время по сравнению с немыслимо громадным существованием Бытия, в основании которого, видимо,
находится духовная субстанция. Такому самомнению науки отвечает
дух из священного источника: «Сколько чудес рассеяно на небе и на
земле! Люди проходят возле них, и отворачиваются» (Коран. Иосиф,
105).
Непредубеждённому сознанию о проявлении духовной субстанции
свидетельствует, например, благодатный огонь Иерусалимского
храма. Его пламя не обжигает даже тогда, когда им проводят вдоль
лица (328. 08.08.10). Может быть, именно такой огонь, но незримый
для сознания, присущ природе гениев, созданных Всевышним. Также
на глазах множества людей происходит необъяснимое мирроточение
икон. А после прикосновения к ним (что фиксируют телекамеры)
ароматные капли остаются прямо на руках верующих (там же).
396
Гегель по-своему относился к феномену чуда: «нас не интересует
ни удостоверение посредством чуда, ни отрицание чуда», поскольку
истинным является, мол, только свидетельство духа (Гегель: 64. 208209). К духу он относил только философский разум. Только вот, многоаспектное влияние чуда на души людей, захватывающего в сферу
своего действия и природные явления, несравненно шире одной
лишь интуиции философа. А в суждениях философов, как мы убедились, немало поверхностных, блеклых и даже ложных мнений.
Европейское богословие, восстанавливая свой авторитет посредством ярой приверженности науке, стремится исследовать реальность чуда, безоговорочно опираясь на её критерии (Пикок: 105). Не
разобравшись, что критерии эти оформились в лоне традиционной
физики, богословие заявляет: чудеса в Евангелии противоречат вероятности (Пикок: 318). Но эти чудеса, скрытые от нас за давностью
лет, как раз вероятности их свершения противоречить не могут, поскольку ныне людям явлено немало чудес подлинно сверхъестественного свойства.
Природу чуда обнаруживают, например, в тех случаях, когда некие
превращения противоречат естественному ходу вещей, предполагая
божественное деяние (Локк: 162. 615). И всё же само чудо – не просто нарушение естественного порядка: «в нём открывается глубина
вещей, иное измерение, в котором преодолены законы тленного мира» (А.Мень). И люди, неожиданно соприкоснувшись с этим измерением, узнают в нём, может быть, волю Всевышнего. Вдумчивые исследователи выявляют, например, факты особого свечения вокруг
голов великих учителей. У некоторых людей на теле, в местах ран
Иисуса, проступают стигматы. А температура тела истово молящегося способна достичь даже 44˚ С (Гарин: 380).
Вера в традиционно научное знание, отчасти, оправдана. Она,
твёрдо отрицая всё таинственное или сверхъестественное, доверяет
исключительно здравому смыслу и достигнутому знанию (Юм: 154).
Т.е., что парадоксально, эта вера сама готова творить чудеса. А вот
целостное разумно-трансцендентальное познание, апробирующее
реальность со всех возможных сторон Бытия, остаётся основным источником погружения к его тайнам.
Скажем, не понятно в научном отношении, почему вода, полученная от 0 до 0.30 час. в ночь на 19 января (праздник Крещения Господня), не портится долгое время. Хотя эта вода может быть взята из
водопровода, речки или даже оврага. Наука в таких случаях лишь
подтверждает чудо: в марте месяце количество микрофлоры январской воды остаётся в пределах единиц. В контрольной жидкости –
более 500 на миллилитр (122. 384-385).
397
В подобной ситуации добросовестному учёному важно зарегистрировать факт чуда, задавая программу его последующего возможного объяснения. Например, тело святой К.Лабур, умершей в
1876 г. в Париже, сохранялось нетронутым 67 лет. Эксгумировано
оно было лишь 21.03.1943 г. для канонизации. Хирург был вынужден
засвидетельствовать: руки и ноги женщины по-прежнему были гибкими, мышцы оставались в сохранности, будто женщина умерла
лишь вчера. Причём, примеров сохраняющейся нетленности тел уже
немало. К ним относятся тела блаженной Марии Паулоты, святого
Жана Вьяннея, блаженной Паулы Фраззинетты, святой Бернадетты
Бубирус (пророчицы из Лурда) (299. 193-194).Пока столь же необъяснимо с научной точки зрения своеобразное закипание крови святого Януария по священным праздникам три раза в год. И науке, в лице
врачей и учёных, приходится лишь подтверждать факт превращения
содержимого запаянного сосуда из твёрдого состояния в жидкое, что
созерцали многие люди (299. 195).
Во встречах с чудом мы обнаруживаем его проявление в самых
неожиданных обстоятельствах. Скажем, 3 рыбака с островка группы
Кирибати Тихого океана, 04.04.1986 г., потерпев кораблекрушение,
119 дней оставались на плаву. Питались они, ловя мелких акул голыми руками, и поедали их сырыми. Не выдержав однообразной пищи, они взмолились Господу, чтобы Он послал им другую еду. И тут
нечто шлёпнулось сверху им в лодку. Это оказалась редкая, но вкусная рыба. Когда рыбаков спасли, они озадачили гидробиологов, поскольку данный вид рыб плавает только на глубине 600 футов (299.
259).
Учитывая постоянство появления чудес, науке пора искать, наряду
с данными физических опытов, параллельные виды их понимания и
интерпретаций. И поскольку во всех подобных случаях устойчиво
возникает фактор связи земного бытия с бытием незримой, но могущественной силы, пора силу эту, именуемую Божественной, начинать принимать как данность. Природа чуда, как выясняется, связана
именно с Нею.
Ещё пример такой связи: в январе 1875 г. на ногу бельгийца Пьера де Руддера упало дерево. Доктор зафиксировал открытую рану, в
которой были видны две кости с расстоянием одна от другой длиной
в 3 см. Тогда такое поражение излечить не умели (122. 387). С
огромным трудом, проехав на поезде, Руддер добрался до пещеры,
где находилась статуя Лурдской Богоматери. Там он долго молился.
Вдруг, испытав глубокое волнение, мужчина поднялся, прошёл
сквозь толпу и упал перед статуей на колени. Затем он осознал произошедшее. В ближайшем доме он и сопровождавшие его родствен398
ники убедились: рана не только закрылась, а и вся нога стала нормальной. Хотя обычно для излечения сломанных костей требуется
несколько недель, он исцелился мгновенно (122. 388-389).
Традиционная наука продолжает полагать, уподобляясь Юму, что
«чудо есть нарушение законов природы» (321. 147). С таким, якобы,
нарушением она либо не хочет считаться вовсе, либо желает втиснуть его в современные, т.е. ограниченные условия познания. Гораздо точней позиция, согласно которой «чудеса не противоречат законам природы» (Бл. Августин: 147. 276-277). Хотя природу, в этом
случае, пора мыслить не только материальной, но и духовной. Тогда
кругозор познания включит в себя сверхъестественный опыт, как духовно-естественный.
Например, мы узнаём о женщине, пережившей трёхсуточную
смерть от заболевания раком. А далее знакомимся с содержанием
её рассказа о путешествии в потусторонний мир. И после мы будем
принимать как данность полностью исчезнувшие многочисленные
метастазы женщины, и возвратившееся её здоровье (329.
22.11.2010.), скорей всего, как помощь силы Божественного духа.
Факты, в этом плане, из отдельных и как бы случайных свидетельств
чуда, перейдут в разряд его понимания и целенаправленного исследования. И тогда, может быть, чудеса, дарованные людям Свыше,
окажутся стезёй полноценного обнаружения новых, ранее не известных состояний Бытия.
4.4.-5.3. Меж материей
и духом
Многочисленные проявления чудес, а также неожиданные контакты живых душ с умершими душами, подталкивают нас к осознанию
той сферы, откуда это всё исходит. Сознанию немаловажно понять:
«если души существуют до вселения в тело, то где и как они в это
время находятся?» (Зенько: 483). И потому продолжим изучение
сферы, которая может представлять собою основу проявлений духовных свойств земных людей.
Кому-то эта сфера представляется бессознательной колыбелью
разума, в которой взрастают все формы мышления (Гарин: 131). Но
если данная сфера изначально внеразумна, как же может она
направлять и сопровождать советами души чутких людей? Значит,
вернее мнение Платона, считающего, что «наши души и до того, как
им довелось оказаться в человеческом облике, существовали вне
тела и уже тогда обладали разумом» (209. 76с).
399
В другом предположении допускается, будто до вселения в эмбрион душа «присутствует в коллективной душе человеческого рода,
но как индивидуальная вряд ли существует» (А.Мень: 106. 483). А в
случаях выхода души из тела ныне выяснено, что она встречает
вполне индивидуализированные души своих умерших родственником
и общается с ними. Потому души в духовной сфере, всё же, сохраняют индивидуальность.
В обобщённом представлении допускается, что «божественный
мир состоит из трёх главных сфер: сферы чистых духов, сферы душ
и сферы умов. Все эти сферы находятся в тесной и неразрывной
связи между собою» (Соловьев: 141). Правда, ранее мы пришли к
предположению о мощном средоточии духовного бытия, или Всевышнем, о духовно-планетарных богах, и о духах (гениях), как непосредственных посредниках между Всевышним и душами. В этой же
сфере должен присутствовать мир человеческих душ. А разум –
только свойство каждой из описанных сущностей. Таковы самые
приблизительные представления, нуждающиеся в уточнениях и конкретизациях.
К великой чести творчески мыслящих учёных, они дерзновенно
штурмуют ныне самую загадочную проблему. Так, предполагается,
будто в сфере «четвёртого измерения – энергетических полей и излучений – пребывают тысячи живых и мыслящих, только невидимых
человеку существ» (Ажажа: 568). Хотя ранее нам уже, отчасти, стало
понятно: энергетические поля и такие же излучения от собственно
свойств духа пока очень далеки.
Ныне физиков заинтересовал, хоть и открытый в 1935 г., эффект
мгновенного дальнодействия микрочастиц, названный явлением
квантовой корреляции (122. 315). Например, кванты посылаются поодиночке на экран с крохотными дырками. Оказалось, что каждая
микрочастица проходит как бы через все отверстия сразу, и далее
словно разбегается по вселенскому полю возможных траекторий.
Потому у исследователей возникает вопрос: как же частица узнаёт о
том, что есть две или многие щели? (Карпенко: 317). И отсюда рождается предположение, что информация микрочастицам передаётся
способом, который необъясним классически. Т.е. информация эта
приходит из какого-то иного мира.
Данная гипотеза, однако, не учитывает сложностей перехода от
мира материального к миру духовному. В предыдущей главе «Энергия в микромире» мною высказана идея о том, что мир взаимонапряжения ядерно-термоядерных полей Вселенной живёт по отношению
к частицам на более глубоком уровне. Возникающие из данных полей
частицы являются, пожалуй, сгущающимися энергетическими вы400
плесками самих полей из-за затухания вибраций. Следовательно,
причину энергии и поведения микрочастиц следует искать не в них
самих, а в свойствах взаимонапряжения полей Вселенной, предопределяющих вибрационно-частотную активность частиц. Соответственно, энергетическому полю не представляет труда пройти сквозь
все дырки экрана сразу. Поэтому, была бы поспешной попытка рассматривать природу мышления человека в какой-то связи «с механизмом квантовой корреляции» (122.318). Ведь, действиями человека и его мышлением руководит всё же душа, соотносящая свои глубокие прозрения с подсказками духовной сферы.
Ещё один вид объяснения сути духовной сферы связан с как бы
последней природной стихией в основе мироздания – торсионными
(скрученными) полями, допускающими мгновенное распространение
информации (Дёмин: 151). Взоры специалистов в этом случае
направлены в сторону физического и, якобы, первичного вакуума.
Его считают первичной матрицей, «в соответствии с которой создаются первичные торсионные поля. Эти поля, как утверждается, отличны от обычной материи тем, что «они не принимают участия в
силовых взаимодействиях, т.е. не искривляют пространства»
(Г.Шипов: 241. 72). Тем самым, торсионные поля причислены к субстанции, находящейся за пределами пространства материальных
взаимодействий. И мы, вроде бы, с помощью торсионных полей получаем возможность расшифровать сущность духовной сферы.
Однако реальность использования торсионных полей оказалась
иной. Так, сильные спин-торсионные взаимодействия возникают «при
рассеянии поляризованных протон-протонных пучков» (Лесков: 15), а
это пока остающийся мир материи. Да и «при воздействии генератора спинорных излучений на расплав металлов» наблюдались «чётко
выраженные структурные изменения металлов, изменение их физических свойств» (Лесков: 16).Таким образом, за пределы физического мира, даже с торсионными полями, дерзновенная наука пока не
вышла. Тем более, она не обнаруживает важнейшего источника, порождающего чудеса и мощно, духовно воздействующего на души
людей.
4.4.-5.4. Прикосновения к сфере духа
Как бы ни было подготовлено своими знаниями нынешнее сообщество учёных, к духовной сфере пока ведёт лишь тропа внутреннего опыта, предположений и размышлений. Тропа эта не совсем беспочвенна, ибо, как не раз высказывался Гегель, примером вторжения
в тайны природы является сам разумный дух (64. 309). А потому для
401
нас определённой степенью достоверности обладают свидетельства
нашей разумной души (64. 208-209). О способности разума добывать
свидетельства достоверности из собственных откровений писал также Платон: «с началом всех вещей способностью диалектики соприкасается сам разум, делая предположения… исключительно предположениями, как бы ступенями…, чтобы дойти до необъяснимого. А
затем, прикоснувшись к нему, вернуться назад», пользуясь при этом
самими идеями (Платон. 11. 133-134). Фактически, мы в этом случае
опираемся на философскую интуицию, благодаря которой «слышится неслышимое, мыслится немыслимое, познаётся непознаваемое»
(Чхандогья-упанишада. 97. 111). Это вид познания не явен в обыденном восприятии, но достаточно надёжен при исследовании душой
своей собственной обители.
Например, кому-то хочется полагать, будто «идея причин всегда
связана с невидимым миром. В невидимом мире религиозных систем
невидимые силы управляют людьми и видимыми явлениями»
(Успенский:
83-84).
Однако
противоположение
«видимыйневидимый» не является точным. Ведь, мы с вами не видим торсионных полей, хотя на их основе уже создаются генераторы. Потому
разуму важней другое противоположение: материального – духовному, и наоборот. На то указывает также философская интуиция Аристотеля: «из сущностей естественных, но вечных, некоторые, пожалуй, не имеют материи, или не такую, а лишь допускающую пространственное движение» (14. 230). Что касается материальных вещей, то они, как полагает Сведенборг, имеют двойное значение (116.
344). Внешнее их состояние обусловлено взаимодействием энергий
физических полей. Но стоит искать также их внутренние состояния,
приводимые в движение силами «мира духов, которые являются для
них причинами» (там же).
Именно в последнем смысле вся природа оказывается насквозь
одушевлённой, пронизанной духовными токами (А.Иванов: 255). Согласно описанию орфического текста, глубинные духовные состояния
Вселенной насыщены трепещущими душами, «они вьются и ищут
друг друга, эти бесчисленные души, исходя из единой великой Души
Мира!» (202. 94). Интуиция Ф.Аквинского, со своей стороны, подсказывает нам, что «в иерархии сотворённых существ верховным звеном необходимо выступают духовные субстанции, не составленные
из материи и формы, а принципиально бестелесные» (93. 283).
Необычно, но факт: в данном направлении свидетельствовала
также душа К.Циолковского: «вся Вселенная жива, но сила чувствительности проявляется во всём блеске только у высших животных».
И даже всякий атом материи, по его мнению, чувствителен воздей402
ствию внутренних сил духовного мира: «попадая в высокоорганизованные существа, он живёт их жизнью» (300. 4). В этой связи Циолковский считал себя не только материалистом, но и панпсихистом,
признающим духовную чувствительность всей Вселенной (300. 5).
Тем более близка к интуитивному постижению духовной сферы
творческая душа художника. Причём, и у неё внимательный физик
почерпнёт важную информацию: «психический объект, обладая множеством взаимопроникновений, может действовать только целиком и
сразу на весь другой объект» (Сартр: 196). Т.е. когда мы встречаем
идею, согласно которой некие «сверхмикрочастицы» автор готов
назвать «сапионами» или «психионами» (122. 320), как бы приближая их к миру душ, он не учитывает, что в данном случае ему и нам
приходится иметь дело именно с духовными областями и сферами.
Только благодаря таким духовным сферам возникает «целостное
воздействие на расстоянии одного объекта на другой посредством
магического влияния» (Сартр: 196).
Когда мы взвешиваем на мысленных весах возможности современной физики, как бы уже прорывающейся к тайне субстанции духовного мира, нам пока всё же приходится констатировать, что «ещё
долго основным прибором – индикатором, регистратором – в парапсихологических исследованиях может быть только сам человек или
другие биологические объекты» (Карпенко: 322). Соответственно, и
квантовая корреляция, а также сами взаимодействия торсионных полей пока, скорей, сами обусловлены природой психического поля человечества и Вселенной.
4.4.-5.5. Человек и Всевышний
Тайна субстанции духовной Вселенной в сознании людей связана
с представлением о Всевышнем. Постараемся осмыслить сущность
данного представления с разных точек зрения.
Наиболее сильное мнение выражено Ф.Ницше, громогласно заявившего: «Я – Заратустра, безбожник… Подобны мне все, кто отдаёт себя своей воле и сбрасывает с себя всякое смирение» (198. 122).
Эта позиция в том или ином сочетании характерна для традиционно
мыслящих людей науки, в утверждении новых горизонтов знания руководствующихся исключительно собственной волей. Судить такую
волю посторонним судом бессмысленно и нелепо. Но столь же бессмысленно и нелепо не замечать, наряду с волей «Я», параллельно
живущую в душах многих людей тайную связь со Всевышним. Присмотримся к сути данной связи.
403
При первом приближении мы замечаем удивительную устойчивость сущностного единства между разными священными писаниями: «Он послал тебе поистине книгу, подтверждающую то, что свершилось раньше неё; он послал свыше Пятикнижие и Евангелие, чтобы они направляли людей к их жизни» (Коран: Поколение Имрана, 2).
Т.е. мы видим, что Книга законов Моисея, Евангелие Иисуса Христа и
Коран Магомета, написанные в разные эпохи, для разных умонастроений людей, содержат в себе непрекращающуюся линию общения Всевышнего с представителями человечества.
То же единение присутствует в духовной миссии, возлагаемой поочерёдно на разных посланников Всевышнего: «Мы даровали тебе
откровение подобно тому, как мы даровали его пророкам, жившим
прежде тебя. Мы дали его Аврааму, Измаилу, Исааку и Иакову, двенадцати коленам, Иисусу, Иову, Ионе, Аарону, Соломону, и мы даровали псалмы Давиду» (Коран: Женщины, 161). Эта череда через
Иисуса доходит до Магомета, и он помнит о ней: «Вслед за другими
пророками послали Мы Иисуса. Сына Марии, чтобы подтвердить Пятикнижие. Мы дали ему евангелие» (Коран: Трапеза, 50).
В свою очередь, мало походит на сказку тот факт, что Божественный текст Корана передавался Магомету «по частям в течение 23
лет: 13 лет – в Мекке, и 10 лет – в Медине (169. 176). А с другой стороны, наблюдается факт повсеместного распространения веры в Бога, нами уже рассмотренный. К нему можно лишь добавить, что если
бы эта вера, согласно мнению научных психиатров, оказалась бредом душевнобольных, как могла бы она «охватить сотни столь непохожих друг на друга очевидцев и дать столь прочные результаты?»
(А.Мень).
В этой связи, как бы мы ни называли субстанцию духовной Вселенной, источник сообщает человечеству: «Бог сказал Моисею: Я
есмь Сущий (Иегова)» (Исх. 3; 14). Другой источник добавляет: «Жив
Господь, Который сотворил нам душу сию» (Иер. 38. 16), указывая на
непосредственное возникновение наших душ от Всевышнего. Та же
информация передаётся другому народу: «Книга эта не измышлена
никем иным, как Богом,…и изъясняет Писание, …исходящее от владыки Вселенной» (Коран: Иона, 38). Причём, в этом уточнении людям
предлагается уяснить, что Книга послана именно владыкой Вселенной.
Существенным фактором прикосновения к духовной субстанции
Вселенной является внутреннее откровение. В этом случае опыт духовной «встречи с Богом носит характер первичной самоочевидности
и… совершенно независим от всякого иного познания» (Франк: 304;
Гегель: 63. 383). В духовном откровении человеческая душа неожи404
данно обнаруживает для себя, что Бог, о котором говорили многие в
чисто внешнем плане, внутренне жив. С Ним, оказывается, можно
даже «вступить в духовный контакт, установить отношения, подобные отношениям между людьми» (Тойнби: 487). И, находясь «в последней глубине моего уединённого «Я», Я открываюсь Ему там, в
этой последней глубине» (Франк: 283. 322), сообщая Ему о самом сокровенном. Предметом такого общения могут быть дальние и ближние мечты, глубокие сомнения, ожидание внутренней поддержки тогда, когда такой поддержки ждать больше неоткуда.
Показателен в плане духовного откровения труд исследователя,
не связанный с получением наград, титулов, богатства. Взыскующая
душа способна двигаться вперёд вообще без всякой внешней помощи, доверяя лишь внутреннему совету со Всевышним, Его многим,
даже не всегда заметным подсказкам. Тойнби, например, писавший
свою книгу 30 лет (почти весь период работоспособного возраста!),
внутренне знал, что «идёт к этой цели, доверяясь зову Господа»,
чтобы «чувствовать и находить вслед за Ним» (261. 709).
Внутренняя уверенность души в реальности связи со Всевышним
возникает от понимания своих глубинных истоков, вдохновляемой
Им цели, достигаемого, даже при самых трудных жизненных испытаниях, внутреннего блаженства. И действительно, в связи со Всевышним человек духовно защищён (Лем: 253. 231). Чувствуя в себе животворящие силы к сотворчеству, человек в этом качестве особенно
ярко сознает себя подобием Божиим (Франк: 283.363). Причём, онтологически оценивая присутствие творческого начала в людях, это
начало вовсе нельзя считать исключительной привилегией немногих
избранных натур (283.364), что также служит аргументом в пользу
связи человечества со Всевышним.
Нравственная линия жизни людей часто находится в гармонии с
со-вестью (вестью, исходящей от Всевышнего), с выбором нравственно чистых поступков, в устойчивом следовании именно им. Однако, немало людей, внешне уверенно и спокойно нарушают эти
нравственные правила. Именно такие люди вершат насилия, грабежи, убийства (Локк: 161. 119-120). Глядя на их дикие действия, кое у
кого возникает большое сомнение по поводу существования совести, а то и полное отрицание её.
В этой связи уместно сопоставить поведение отдельных людей и
человечества в целом. Исходя из бытия человечества, мы видим, что
возможное нарушение велений со-вести человечеством как таковым
давно привело бы его к самоуничтожению на планете. Т.е. само продолжающееся человеческое бытие – достаточное основание в дееспособности со-вести.
405
А вот конкретным людям дарована свобода воли. Священный
текст вполне допускает различные виды поведения людей: «Мы испытывали их, посылая то блага, то бедствия, чтобы они возвратились к нам» (Коран: Эль-Араф, 167). Т.е. для отдельных людей поле
свободы действий велико. Однако и кара за совершаемые по их волей злодеяния неминуемо приходит не только и не столько от возмездия законов. В этих случаях на злоумышленников начинает воздействовать потусторонняя духовная энергия (267. § 2.2.-1.1.Б.).
Достоевский, не одну сотню ночей проведший на нарах рядом с
арестантами, подмечал: как ночь, так многоголосый бред. Это коробило «нутро отбитое», т.е., больная со-весть воздействовала на души пострашнее любых внешних кар. Относится то же и к внешне защищённым персонам. Юлий Цезарь, например, здоровье имел превосходное. Но «под конец жизни на него стали нападать внезапные
обмороки и ночные страхи» (Светоний). То же и Нерон – после многих покушений на свою мать, он всё же умертвил её. Освободил ли
душу? – Наоборот: убиенная начала преследовать его в сновидениях. А сны не подвластны даже императорам. И самые осторожные
титулованные преступники, как император Август, также не избегают
духовного возмездия. Оно настегает их позором за погрязших в пороке детей и родственников.
Итак, информация, объединённая из разных источников, служит
определённым основанием для вполне серьёзного отношения к
представлению о Всевышнем. Да и человеческая способность размышлять предлагает свои аргументы. Скажем, если «всё, способное
быть, должно иметь причину», то должна подразумеваться также и
первопричина Бытия (Ф.Аквинский). Так генетика всю природу человека сводит к свойствам генов, физика микромира углубляется к торсионным полям, глубинная психология обращается к душе. Однако
гены, торсионные поля, и человеческие души, согласно проведённому разбору, оказались зависимы от духовной сферы, а она сама – от
духовного средоточия Вселенной. Связывая возможное бытие духовного средоточия Вселенной с информацией священных писаний,
с различными фактами чудес, с опытами внутреннего откровения и
многим другим, мы вправе с большой долей достоверности предполагать существование и влияние на мир людей Всевышнего.
406
4.4.-6. Полюса Бытия
4.4.-6.1. Самозарождающееся яйцо
Загадочнейшая из тем – сущность первоначала Бытия. В древнем
источнике вопрос этот остаётся открытым: «Кто поистине знает, кто
теперь бы поведал, / Откуда возникло это Мироздание? / Создал ли
его кто, или нет?» (Ригведа: 97. 34). И современному человечеству
приходится самостоятельно штурмовать величайшую тайну Мироздания.
В средоточии исследования этой тайны сталкиваются два противоположных подхода. Один подход, оценивая идею Бога, согласно
которой Бог как бы создал Вселенную из ничего, считает это мнение
только уходом от вопроса. Ведь, если смело доискиваться до истины,
неминуемо возникнет другой вопрос: «откуда взялся Бог? И если вопрос не имеет ответа, то почему бы ни отказаться от лишнего шага»?» (Саган: 378). Поэтому, совершенно отказавшись от идеи Бога,
сторонники данного подхода исследуют вариант самопроизвольного,
физическими причинами обусловленного происхождения Мироздания.
Правда, предельным состоянием данного происхождения Вселенной оказывается космический хаос, а её рождением руководит слепой случай. Этот случай из совершенной космической неразберихи
вроде бы самостоятельно «так объединил атомы, что они составили
стройное целое» (Кант: 115. 123).Только видя всюду приметы Божественного творения, а также воплощённую в людях духовность и разумность, доверяться хаосу и случаю опрометчиво. Потому представители другого направления ищут разумно-духовную иную сущность
первоначала Бытия. Рассмотрим оба подхода.
Первый подход, естественнонаучный, фокусирует свои гипотезы
вокруг теперь уже почти хрестоматийного первичного большого
взрыва, образовавшего нашу Вселенную. На реальность большого
взрыва указывают мощные космические объекты, обнаруженные в
1960-х гг., скорость удаления которых равна 150 000 милям в секунду. Замеченные в своём движении Галактики удалялись так, как если бы Вселенная расширялась (4. 41-42). Последующие наблюдения
подтвердили: Вселенная и ныне продолжает расширяться, причём –
с заметным ускорением (327. 05.07.11).
Появилось соответствующее объяснение природе взрыва: благодаря магнитным полям, в некоторых участках Вселенной частицы отклонились в одном направлении, античастицы – в другом. В результате образовались галактики и антигалактики, а между ними – об407
ласть огромного сжатия. И «когда Вселенная сужается до диаметра в
миллиард световых лет, мощность аннигиляционного взрыва достаточна, чтобы снова разметать галактики и антигалактики» (4. 275).
Однако взрыв – итог предварительных космических превращений.
Потому интересней всё же не сам взрыв, а предполагаемое первоначало Вселенной, в котором данные метаморфозы зародились. Ведь,
даже частицы и античастицы – это итог их предваряющего образования. Однако, пренебрегая разбором первичных состояний Вселенной, предшествующих её оформленному виду, Ж.Леметр считает,
что первоначалом наблюдаемой Вселенной явилось очень плотное
«космическое яйцо» (4. 43).
Тут бы надо спросить: а откуда оно взялось? Но этот вопрос почему-то не задаётся, а сразу строится предположение, что данное космическое яичко взорвалось, положив начало курочке-Вселенной.
Дальше студенты начинают гадать: что было первым – курочка или
яичко? Так или иначе, но физиками спокойно допускается, что от
взорвавшегося космического яйца галактики начали разлетаться во
всех направлениях.
Плотное космическое яйцо, всё же, мало похоже на первоначало
из-за своей явной формы. Потому появляются уточняющие версии. В
частности, допускается, что первоначалом Вселенной послужил тонкий газ. Именно он долго сжимался под действием гравитации до состояния сверхплотной массы, и лишь затем появилось яичко, которое
взорвалось.
На этом пути рассуждения требуется ещё вопрос: а что породило
гравитацию? За ним – другой: а не было ли чего-нибудь первичнее
тонкого газа? Ввиду данных вопросов появляется кивок на вечность,
состояние которой определяется в виде полной пустоты. В вечности
пребывающая Вселенная начинает подталкивать как бы сама себя
до стадии уплотнения, чтобы вновь появилось желанное космическое
яичко (4. 43). И мы видим главное: предлагаемая совокупность объяснений сущности первоначала к достаточной достоверности нас не
привела.
Не уяснив сущности первоначала, знатоки, уже упомянув о вечности бытия, берутся уточнять её границы. На фоне странноватых границ вечности вновь возникает разговор о взрыве. Устанавливается,
например, как бы минимальный промежуток времени расширения
Вселенной после взрыва, который составил около 10 -43 секунды. Далее подсчитывается увеличение размеров Вселенной от той исходной точки. Мол, за период расширения Вселенной от 10-43 до 10-35 секунды «её общие размеры увеличиваются в 1050-й степени раз» (Су408
ханов: 387). Но это уже обычные, гипотетически-физические измерения, за которыми вновь исчезла идея первоначала Бытия.
Поскольку вопрос о первоначале остался открытым, любая датировка времени существования Вселенной оказывается весьма
условной. Скажем, время жизни горных пород, и суть красного смещения, вроде, согласовались: Солнечной системе и галактикам – от
5 до 6 млрд. лет. Но это согласование неминуемо разрушается новыми данными. Например, А.Сэндидж установил: звёзды в скоплении
NGC 188 появились 24 млрд. лет назад. А Ф.Цвики ведёт речь о возрасте, равном миллиону миллиардов лет (4. 42-43). И мы видим, что
из-за явного расхождения данных, исследователям вновь приходится
возвращаться к главным вопросам: «Что предшествовало большому
взрыву: крошечная Вселенная, лишённая вещества, которое потом
было неожиданно создано из ничего? Почему это произошло?» (Саган: 378).
К вопросу «почему?» ведёт уяснение нерасшифрованной пока
сущности первоначала. Потому ракурс изучения меняется. Теперь
становится важным не само разбегание галактик, а утончающаяся
плотность их распределения, повышающая уплотнение вакуума, который предстаёт всё более и более сильным. «В итоге галактики и
вообще всё невакуумное вещество оказываются в некотором целом,
свойство которого обусловлено не ими, а вакуумом» (20. 443). И это
уже интересный поворот мысли, поскольку на первое место выдвигается как бы совсем незначащее начало – вакуум.
В сравнении с данным предположением становится вполне правдоподобной идея пульсирующей Вселенной, согласно которой
«Большой взрыв – это исход предыдущего цикла, распад прежнего
воплощения» (Саган: 382). Идея пульсирующей Вселенной оправданно привлекла к себе усиленное внимание со стороны исследователей (164. ІХ; 253. 579). Привлекла именно тем, что она точнее рассматривает состояние Вселенной в вечности. И всё же эта идея, на
фоне исследования вакуума, не прорывается к сущности первоначала, объясняя лишь циклические ритмы созданного состояния Бытия.
Поэтому, добавление к идее пульсации Вселенной новых сроков,
скажем, бесконечного множества циклов по десятки миллиардов лет
каждый (У.Боннор: 4. 44), скорее, равно уходу в сторону, а не погружению к сущему.
Само по себе величие масштабов Вселенной и Мегавселенной достаточно интересно. Астрофизика идёт по данному пути, пытаясь,
видимо, проблему первоначала перенести на просторы Мегавселенной: почему, мол, в её раннем состоянии была эпоха инфляции? (20.
429). И благодаря своей мере отсчёта – световому году (десять
409
триллионов километров мирового пространства), выясняет, что «вся
наблюдаемая Вселенная имеет в поперечнике несколько десятком
миллиардов световых лет» (Саган: 377). Т.е., по космическим меркам, наша Вселенная вполне обозрима. Правда, и тут возникают
уточнения, согласно которым фиксируются объекты во Вселенной на
расстоянии до 9 млрд. световых лет. При этом не замечается «ни
одного признака конечности Вселенной» (4. 35).
Отдавая дань не сущности, а внешнему бытию Вселенной, астрофизика невольно дрейфует в сторону совсем дальних далей: сквозь
горловину межпространственных тоннелей можно, мол, увидеть Вселенную на её ранней стадии развития. Там она в состоянии предстать в виде яркого ядра галактики (20. 31). Т.е., используя горловину
между вселенными, астрофизика вновь возвращается к идее космического яичка, вроде уже почти наблюдаемого в другой Вселенной.
Правда, «почти» в этой версии – запредельное мысленное предположение. Рядом с ним выстраиваются ему подобные. Мол, концепция множественности вселенных – единственное непротиворечивое
объяснение Мироздания. Хотя более строгое мышление вполне разумно полагает, что пока «рассуждения на эту тему спекулятивны»
(Н.Кардашев: 20. 31).
Итак, не разобравшись с важнейшей проблемой сущности первоначала нашей Вселенной, горячие головы готовы рассуждать о свойствах Мегавселенной, именуя её вечной и бесконечной, состоящей
«из множества пузырей замкнутых пространств, равных нашей Вселенной» (122. 346). Сама по себе идея бытия Мегавселенной прогностически естественна. Однако, следуя принципу достоверности
познания, вернёмся именно к нашей Вселенной.
Вроде, доказано, что 14 млрд. лет назад Вселенная была предельно горячей. Потому не могло существовать «не только живых
существ, но даже нейтронов, протонов и прочих элементарных частиц» (Мигдал: 19). В этом перечне нам важна категорическая невозможность существования жизни. Правда, факт текущего её бытия
налицо. Потому вновь и вновь возникает принципиальный вопрос:
каким способом зародилась жизнь во Вселенной?
Ныне нам известно, кроме прочего, что жизнь человечества на
планете Земля окончательно оформилась благодаря внешнему воздействию. Соответственно, представители жизни, прибывшие из
Космоса, обрели акт рождения во Вселенной гораздо раньше нас. И
вправду, аппарат «Вояджер-1», отдалившийся на 1,5 млрд. км от
Земли к планете Сатурн, в 1979 г. бортовыми телекамерами отправил в Центр управления «чёткие изображения гигантского сигарооб410
разного объекта. Длина его составляла более 11 тысяч км, т.е. она
почти равнялась диаметру нашей планеты» (Войцеховский: 53. 379).
В случае устойчивого сомнения на этот счёт, нам стоит узнать и о
другой серии снимков, переданных околосолнечным зондом в конце
2011 г. На фоне раскалённого Солнца хорошо видны пролёты УГ
огромных размеров (примерно с размер Луны) в зонах особо мощных
выплесков солнечной энергии (329. 23.04.12). Наконец, 26.12.1994 г.
получены потрясающие снимки с орбитального телескопа «Хаббл».
На них в космическом пространстве чётко запечатлён большой белый город. Эта огромная конструкция, раскинувшаяся на просторах
Космоса не на тысячи, а на миллиарды километров, «сияла неземным светом. На уплотнённом основании хорошо были видны различные строения, большие арки, башни и постройки, похожие на земные» (53. 377). Кроме того, объёмное движущееся изображение
наглядно продемонстрировало, что «галактики разбегаются именно
от данного небесного Города». Это означало, что вращение Вселенной происходит, словно, вокруг данного объекта (53. 378). Изумляясь
такому факту, немецкий астрономический журнал даже написал в
январе 1995 г., что в нашей Вселенной обнаружена «Обитель Бога»
(53. 375-376).
Несмотря на эйфорию вокруг недавно обнаруженного объекта в
дальнем Космосе, мы, с одной стороны, уже имеем немало данных о
гостях, их помощи людям. А с другой стороны, мы обладаем столь же
богатым набором фактов о сущности духовных взаимодействий человеческих душ с потусторонним миром, с его призрачными посланниками в мире этом. Потому у нас есть основания полагать, что зафиксированный приборами громадный объект как бы в центре вращения Вселенной представляет собой основное место нахождения
гостей, прибывающих к нам из Космоса. А к сущности первоначала
Вселенной он имеет лишь опосредованное отношение. Какое – пока
понять трудно.
Итог углубления к сущности первоначала Бытия с помощью достижений науки таков: мы обнаружили многие, подчас, потрясающие
открытия. Но они, к сожалению, начав приближаться к сущности первоначала Бытия, периодически отходят от неё к внешним её состояниям.
4.4.-6.2 . Истончение материи
В предыдущем исследовании мы обнаружили необычное обстоятельство: на первое место при изучении сущности первоначала Вселенной выдвинулось как бы совсем незначащее её состояние – ваку411
ум. Попробуем присмотреться к данному обстоятельству, сравнивая
между собою самые мощные объекты Вселенной с состоянием вакуума
Согласно данным астрофизики, наиболее значимы во Вселенной
галактики, 80-90% которых сильно вытянуты. Они напоминают замысловатые структуры толщиной 30 млн. и длиной 300 млн. световых лет. Есть среди них и гиганты: М.Геллером и Дж. Хукром в 1984
г. обнаружено невиданное скопление галактик, протяжённостью 500
млн. и шириной 200 млн. световых лет (122. 361). Особенность
структур галактик заключается в том, что все галактики напоминают
цепочки, или гигантские ячейки. И важно то, что по рёбрам ячеек
сконцентрировано около 70% массы всех галактик (53. 44). Масса эта
уплотняется в огромные космические локусы – местные группы галактик, в которые входит до 40 галактик. На примере нашей галактики ясно: в ней доминируют две спиральные системы – Туманность
Андромеды и Млечный путь. Маленькие галактики тяготеют к большим (Э.Хабл: 20. 372).
Отдельная галактика состоит из центрального вздутия (балджа),
окружённого дискообразной системой звёзд, и галактической короной
сферической формы (гало), менее густо населённой (20. 18). Сгущение массы в пределах галактик, подчас, очень неожиданно. Например, у некоторых спиральных, линзовидных и эллиптических галактик обнаружены самостоятельные ядерные диски размером около
килопарсека. Причём, они вращаются совсем не в той плоскости, что
и основной диск. А иногда такое вращение происходит в противоположную сторону по отношению к галактике (20. 348).
В этом отношении мы замечаем явное нарушение принципа гравитации. В связи с данным обстоятельством начинаются гадания: может быть, «ядро сформировалось позже остальных звёзд галактики
из вещества спутника, который вращался по собственной орбите?»
Однако у спутника своя, отдалённая орбита, и у него нет никакой
возможности для самостоятельного перемещения в самый центр гигантской звёздной системы (20. 348). Учитывая, что данное явление
распространено во Вселенной, противоестественное воздействие на
принцип гравитации галактик приходится признавать постоянным. Но
если оно не обусловлено физической природой, тогда его природа
может быть искусственной.
Звёзды внутри галактик по-разному концентрируют в себе массу
космического вещества. Некоторые звезды раздуты и огромны, они
вместили бы десятки тысяч солнц и триллионы планет. Другие – с
небольшой город, но в сто миллионов раз плотнее свинца (237. 30).
Существует плавный переход от гигантских шаровых скоплений,
412
сверкающих миллионами звёзд, через небольшие скопления, до
тройных и двойных систем. Преобладают двойные системы – две
звезды, обращающиеся одна вокруг другой. (Саган: 31).
Несмотря на внушительные размеры галактик и звёзд, существенней, всё же, не они, а разреженная галактическая масса. Уже скопления галактик содержат большое количество очень горячей и разреженной плазмы. Её плотность невероятно низка: одна частица протона или электрона приходится на 1 000 см³. Тем не менее, этот предельно разряженный газ занимает очень большой объем, А потому
его полная масса сопоставима с массой всех звёзд скопления (20.
385).
Разреженный газ есть всё же видимое вещество материи галактик
и Вселенной в целом. Меж тем, наряду с ним в галактиках содержится невидимое вещество, составляющее большую долю массы галактик. Например, невидимая, «динамическая масса галактики с радиусом 50 кпк. в несколько сот раз больше массы внутренней, видимой
её части радиусом около 15 кпк. Известны и такие галактики, где невидимая масса начинает преобладать над массой звёзд почти от самого центра» (20. 351). Т.е. по сравнению со звёздами и планетами,
открытое астрофизиками невидимое вещество приобрело ныне
наибольшую значимость для приближения к сущности первоначала
Бытия,
Астрофизики допускают, что тёмная материя состоит из нерелятивистских частиц, движущихся со скоростями, малыми по сравнению
со скоростью света. Но природу самих частиц пока установить не
удаётся. Предполагается, что эти частицы крайне слабо взаимодействуют с обычным веществом, и влияют на него только через гравитационное поле (20. 383).
Сам ход рассуждений астрофизиков постепенно приближает их к
идее значимости полевого взаимодействия. Оно рассмотрено ранее
в параграфе «Энергия в микромире». Здесь астрофизики, как и физики в целом, мечтают найти самую последнюю, «самую малую» частицу». Но мы уже столкнулись с тем, что микрочастицы ведут себя
как-то странно: они словно возникают из ничего и исчезают в ничто. В
этой связи, мною было высказано предположение, что синхронные
изменения двух фотонов, при попытке влияния на свойства одного из
них, происходили из-за действия общего им поля. В случае с состоянием тёмной массы возникает нечто подобное.
Да и сами астрофизики не столь категоричны в мнении о строении
тёмного вещества из микрочастиц: «гипотеза о веществе из слабо
взаимодействующих частиц… пока наименее уязвима, но, может потому, что её сложно проверить» (20. 383). Есть попытки связать тём413
ную материю со свойствами нейтрино (20. 424). Однако же, при всех
предположениях, природа тёмной материи до сих пор остаётся неизвестной (20. 425).
Чрезвычайно любопытно то, что кроме тёмной материи, демонстрирующей истончение состояния вещества, в конце ХХ в. астрономами замечена и квинтэссенция (20. 425), которую называют ещё
тёмной энергией. Плотность её равна 7·10-30-й г/см³ и она достаточно
однородна (20. 425-426). С открытием тёмной энергии постепенно
уточняется представление о составе вещества Вселенной, хотя мнения тут немного расходятся. У одной группы специалистов вещество
Вселенной на 23% состоит из тёмной материи, на 72% – из тёмной
энергии, а наблюдаемое в телескопы звёздное вещество составляет
лишь 5% (327. 05.07.11). У другой группы тёмная материя равна 24%,
тёмная энергия – 74%, а на долю светящейся материи (звёзд, газа и
пыли) в массе нашей Вселенной приходится всего около 1% (20. 425426). Иначе говоря, «той материи, к которой человек привык и которую изучал тысячелетиями, во Вселенной – ничтожная доля»
(М.Сажин: там же).
Уточню само понятие «тёмная». Оно использовалось со времён
Древней Греции в тогда очевидном смысле. Например, «тёмным»
называли Гераклита за его малопонятное учение. И мы ныне имеем
дело с пока совсем неизвестными состояниями материи и энергии.
При всём при том, именно эти состояния, как ни странно, оказываются в веществе Вселенной предельно доминирующими.
Наконец, стоит упомянуть об интереснейшей теории суперструн,
согласно которой все элементарные частицы и гравитон осознаются
в виде различных типов колебаний особого объекта – струны. При
этом предполагается, что частота колебаний определяет тип частицы и её энергию. Сам продольный размер струны мал – порядка
Планковской длины (10-33-й см), т.е. при малых энергиях струна почти
неотличима от точечной частицы (20. 427).
Если вспомнить об основном виде существовании вещества – полевых взаимодействиях, тогда можно предположить, что к суперструнам относятся те или иные участки именно полевых взаимодействий. С данным предположением соотносится малый размер
струн. Правда, не частота колебаний в этом случае определяет энергию участка поля, а, наоборот, степень его внутренней энергии будет
фиксироваться в виде той или иной частоты колебаний.
Возвращаясь к основной теме – поиску сущности первоначала
Вселенной, мы можем констатировать максимально значащие в ней
тёмную (тончайшую) материю, напоминающую слабо различимые
полевые взаимодействия, и столь же тёмную (тончайшую) энергию. А
414
далее отметим любопытный парадокс: несмотря на их колоссальное
доминирование во Вселенной в целом, при прямом восприятии данных видов материи и энергии они практически не фиксируются из-за
их сверхтонкого состояния. В этой связи возникает естественное
предположение, что физическая Вселенная – лишь видимая сторона
некой, лежащей в основе мира, но пока вне нашего понимания существующей субстанции (299. 298).
4.4.-6.3. Незримое сопряжение
Столкнувшись с удивительным свойством – истончением материи,
занимающей во Вселенной её основное пространство, мы даже обязаны искать более глубокую основу Бытия. Скажем, инфляционная
космология фиксирует в извечном океане Космоса состояние первичного вакуума. Но она останавливается на идее хаотических флуктуаций его плотности, а после размышление опять устремляется к
раздувающимся галактикам во Вселенной (20. 30). Т.е., обретя представление о вакууме, космология перестаёт двигаться ещё глубже,
но, наоборот, останавливается на странной идее хаотичной основы
его. Однако даже состояние вакуума имеет всё же отчасти объясняемое строение.
В этой связи, следовало бы изменить ракурс поиска. Вместо
умножения новых теорий, описывающих, что есть Вселенная (чем
пока слишком занято большинство учёных), многократно важнее искать ответы на вопрос: почему она есть? (С.Хокинг: 149. 213). Скажем, возникает любопытное предположение: «до Большого взрыва
материя… находилась в таком состоянии, что для его описания
необходимы совершенно другие категории, чем те, которыми мы
пользуемся в современном естествознании» (Я.Зельдович: 168. 257).
Однако можно пойти ещё дальше, допустив введение совершенно
других категорий для описания глубинных состояний Вселенной уже
в её текущем бытии.
Заметим, что наиболее инициативные умы именно это и делают.
Мы уже познакомились, например, с опытом введения новой парадигмы понимания особого свойства субстанции Вселенной – её целесообразности. Причём, автор этой идеи готов утверждать, что целесообразность в природе обладает онтологическим статусом, являясь по своему значению столь же фундаментальной, как и гравитация (А.Панкратов: 192. 71).
Столь же неустанен в поиске первопричин Бытия был И.Кант. Причём, в отличие от шифрующих тему первопричины Бытия современных исследователей, он смело вопрошал: все полагают, что сила
415
притяжения – исконная причина системного строения звёзд. «Но где
пределы этих систем? Где кончается (а мы добавим – или начинается) само творение?» (115. 203-204). И, со своей стороны, он отмечал
поражающую воображение форму, строение, красоту, плодородность природы и её совершенство. Причём, все прекрасные отношения между элементами и субстанциями он относил к самомуֺ веществу мироздания (115. 205, 212). А далее Кант полагал, что великая
стройность и красота мироздания никак не может быть лишь результатом действий материи. Потому и возникает идея о более мощной,
разумной силе, способной на столь грандиозное творение Бытия
(115. 118).
Аргументы, приводимые Кантом, напрямую пересекаются с аргументами современных исследователей. Скажем, для Канта чрезвычайно важен вопрос: «как возможно, чтобы вещи, различные по своей природе, действовали даже ради людей и животных, если бы они
не имели общего источника, а именно бесконечного разума?» (115.
121). И эта мысль подхватывается или самостоятельно воссоздаётся
в современности: «сейчас у нас появляется все больше и больше
возможностей для обоснования тезиса о вездесущности хотя бы
слабых форм сознания. Вселенная предстаёт перед нами как самосознающая грандиозная структура» (В.Налимов: 101. 206).
Есть и иной вид аргументации, напрямую связанный с самым
непосредственным нашим опытом – свидетельством души. Она, будучи «сущностью жизненной и познавательной, жизнью сущностной и
познавательной» (Прокл: 12. фр. 197), сама способна отвечать на
многие вопросы. Главный вопрос она задаёт о себе самой, одновременно предлагая вариант ответа: откуда же в нашем теле есть душа,
если бы тело Вселенной не было одушевлено? (Платон: 210. 30а). И
современное сознание ничуть не против подобного ракурса вопрошания: «трудно рассматривать эволюцию Вселенной без такого фактора, как Сознание Вселенной, фрагментом которого является Сознание Человека» (Г.Шипов: 101. 206).
Но если допустить в субстанции Вселенной целеполагание, одушевлённость и разумность, тогда самосознание человеческой души
можно рассматривать, как результат теогонического процесса. Т.е.
наша душа, как начало духовное, должна быть родственна Божественному началу в себе самом (Соловьев: 177). Тем самым, многоаспектность предположений приводит нас к идее божественной сущности первоначала Вселенной, а, может быть, и Бытия в целом.
416
4.4.-6.4. Главная Воля Бытия
Странно было бы, при крайне скудном уровне наших познаний,
описывать сущность божественного творения во всех её подробностях. Вовсе не претендуя на такие уточнения, попытаемся всё же
сфокусировать наше внимание на самом принципе регуляции ведущими силами Вселенной.
Главнейшее, что продолжает искать сознание – сущность самого
первоначала Вселенной. По этому поводу мы уже столкнулись с вопросами Ригведы: «Кто поистине знает, кто теперь бы поведал, / Откуда возникло это Мироздание? / Создал ли его кто, или нет?» (97.
34). В этих вопросах лишь косвенно предполагается возможность создания Вселенной. Более настойчивые умы подыскивают аргументацию такой возможности: «если бы никаким образом, никогда и нигде
не возникло бы рождение, откуда было бы взяться становлению?»
(Ранний буддизм: 12. 121).
Жаждущий конкретизации ум выстраивает, обычно, перечень ступеней возникновения Вселенной и человека. Этот перечень делится
на три главные эпохи. В первую эпоху, звёздную или астральную,
«комическая материя господствующим действием силы тяготения
стягивается в великие космические тела». Для второй эпохи характерно развитие теплоты, света, магнетизма, химизма, появление
планетных систем типа солнечной. Наконец, в третью эпоху возникает органическая жизнь. Вследствие её развития появляется внутреннее всеединство в форме сознания и свободной деятельности. В
конце концов, уже в человеке мировая душа впервые внутренне соединяется с божественным Логосом (В.Соловьёв: 171).
Жажда создания завершённого контура огромной тайны по достигаемым при этом результатам часто обманчива. Так однажды поспешил Гегель, безоговорочно наделив разум божественным величием.
За ним поспешил Хайдеггер, а после – многие их последователи,
превратив неисследованную громаду Бытия в маловнятные цепочки
слов. В описанном фрагменте возникновения Вселенной поторопился В.Соловьёв. Поторопился потому, что все рычаги преобразования
Вселенной перепоручил силе тяготения, которая вряд ли играет самостоятельную роль. А далее предоставил ей возможность вершить
великие материально-эволюционные преобразования, в результате
которых практически случайно сформировалось внутреннее всеединство, мировая душа, и откуда-то возникший божественный логос.
Однако важнее изначально отыскивать свойства главнейшей регулятивной силы Вселенной, подчиняющей себе даже силу тяготения.
В этой связи очень интересна идея Декарта, считавшего, что «сила
417
движения (force de se mouvoir) и разделения, сразу же распространилось и распределилось по всем пределам материи, и притом так
равномерно, как это только возможно» (86. 207). Т.е. в его версии, по
отношению к силе движения предусмотрен мгновенный изначальный
акт всеобщей воли.
На эту идею похоже описание Каббалы: в нём Созидающее Начало сравнивается с вихрем духовной энергии, лучи которой, будучи
исполнены жизни, оплодотворили всё пространство. В данном случае регулятивное начало предстало в виде изначальной всеобщедуховной энергии, проникающей в каждый пространственный спектр,
дарующий Вселенной активную жизненную силу (М.Холл: 26).
Текст Каббалы перекликается с другим древним текстом, сохранённым в виде коллекции пальмовых листов, непроницаемых для
воды, огня и воздуха (35. 35). Там, в СТАНЦЕ V. 1. записано: «Изначальные Семь Дыханий Дракона Мудрости… порождают своим Священным Кружно-Спиральным дыханием Огневой Вихрь» (35. 71). Т.е.
и здесь мощное духовное, мудрое Начало предшествует огненному
вихрю Мироздания.
Потому акт начала нынешней Вселенной, видимо, не совершался
механически, лишь вследствие принципа тяготения, которому предшествовал, а может и не предшествовал некий большой взрыв. Ведь,
случайный взрыв, как известно, разбрасывает осколки вещества в
самые разные стороны без всякого порядка. А есть любопытное
мнение, что основе основ необходима Воля для сообщения галактикам, звёздам и планетам кругового движения и такая же Воля для
задержания его (36. 626-627). Известно также потрясающее мнение
Платона о том, что «вращательное движение Вселенной направлено
то в одну, то в другую сторону. Этот вид вращения должно признать
самым значительным и совершенным из всех перемен, происходящих на небе» (211. 270b). В этом мнении перемена состояний Вселенной обусловлена вовсе не стихийным взрывом, а именно какой-то
могучей волей, заставляющей Вселенную вращаться то в одну, то в
другую сторону. И было бы крайне любопытно фактическое подтверждение данного предположения в отношении ко всей Вселенной.
В этой связи, существуют «очень реальные и значительные отклонения от взаимного и правильного движения планет» (Гершель: 36.
626-627). Мы с вами узнали также как у некоторых спиральных, линзовидных и эллиптических галактик самостоятельные ядерные диски
размером около килопарсека вращаются часто в противоположной
плоскости, что и основной диск. Учитывая, что данное явление распространено во Вселенной, как бы противоестественное, а может
быть, разумное вторжение в принцип гравитации галактик приходит418
ся признать постоянным. И такое противовращение, пожалуй, совсем
не обусловлено физической природой, но очень похоже на влияние
могучей воли.
Если перейти от сугубо физического плана рассмотрения проблемы исходной Воли к плану восприятия плодов Её творения, сущность
этой проблемы становится ещё очевидней. Например, вся известная
нам часть Вселенной составляет ничтожный атом по сравнению со
скрытым за пределами познания необъятным Бытием. Но даже
наше малое пространство подтверждает величайшую плодородность
природы, не имеющую предела. Потому она может свидетельствовать о проявлении «божественного могущественного творения»
(115. 212). Действительно, трудно не заметить, что каждый элемент
космоса словно изначально «создаётся таинственным явлением
композиции, представляя собой как бы вершину организованной совокупности». Можно, поэтому, допустить, что сам «Космос создаётся
воздействием единств высшего порядка, которые, охватывая его,
подчиняют его своим собственным целям» (Шарден:13-14). И этот
значимый фактор телеологии в жизни Вселенной ранее в серии подтверждений был уже рассмотрен.
Учитывая всё вышесказанное, мы с боֺльшим доверием отнесёмся
к мнению, что «наш космос есть живое существо, наделённое душой
и умом, и родился он поистине с помощью божественного провидения» (Платон: 210. 30b). В этом же ключе дано описание древнего
текста: «Он Всесоздатель, всеведущ, причина самого себя, творец
времени, носитель свойств, владыка природы и знаний, …причина
круговорота жизни, избавления, постоянства и связей» (Упанишады:
97. 256). О том же свидетельствует близкий нашему времени источник, также противопоставляя своё содержание идее большого взрыва и принципу тяготения: «Мы установили знаки зодиака на небе и
расположили их в порядке, для того, кто имеет очи» (Коран: Хиджр,
16). Тем более, данный процесс распространяется на бытие нашей
планеты: «Творением истинным, и на время определённое мы создали небеса и землю, и всё, что находится в промежутке, их разделяющем» (Коран: Аль-Акхаф, 2).
Таким образом, в центре рассмотренных нами источников присутствует представление о вездесущем Всесоздателе. Уточнённое
представление о нём рассмотрим чуть далее. Здесь же важно увидеть иной ракурс научно наблюдаемой и изучаемой Вселенной,
нежели принято в естествознании. Её свойства, видимо, зависят от
действия мощнейшей Силы, сопоставимой с мощью Всевышнего.
Насколько такой ракурс понимания окажется убедительным в дальнейшем, покажет время. Но было бы весьма опрометчиво объяснять
419
и дальше свойства Вселенной без учёта действия Божественной Воли.
4.4.-7. Контуры
субстанции Бытия
Совершив общий обзор важнейших свойств Бытия, мы вправе теперь, на основании полученных данных, прикоснуться к уточнению
контуров субстанции Бытия. Именно контуров, поскольку создавать
чёткое представление о важнейшей субстанции, имея в распоряжении лишь ныне собранный человечеством объём знаний, крайне
преждевременно. Вместе с тем, отведём в сторону излишние опасения, когда заявляют, будто «мощь, приводящая в движение весь механизм Вселенной, полностью скрыта от нас и никогда не проявляется ни в одном из доступных ощущению качеств тел» (Юм: 321. 78). С
этим заявлением никак не согласятся настойчивые исследовательские души, неустанно высказывающие идеи о предполагаемых свойствах субстанции Вселенной. Потому попробуем рассмотреть и соотнести между собой эти предлагаемые свойства.
Одним из основных свойств всеобще-духовной субстанции Вселенной является её
Могущество
Оно предстало в виде изначальной всеобще-духовной энергии,
проникающей в каждый пространственный спектр, дарующий Вселенной активную жизненную силу. В этой связи, родилось предположение, что перемена состояний Вселенной обусловлена вовсе не
стихийным взрывом, а именно могучей волей, заставляющей Вселенную вращаться то в одну, то в другую сторону.
Замечено, кроме того, как у некоторых спиральных, линзовидных и
эллиптических галактик самостоятельные ядерные диски размером
около килопарсека вращаются в противоположной плоскости в отношении к основному диску. Учитывая, что данное явление распространено во Вселенной, возникло допущение разумного и мощного
вторжения в принцип гравитации галактик.
Онтологическая целесообразность и мощь духа, неожиданно преобразующего природные явления, особенно ярко проступила в феномене чуда. Учитывая устойчиво возникающую связь земного бытия
с бытием незримой, но могущественной силы, преобразующей природные явления, демонстрирующей постоянство появления чудес,
420
пора широкому исследовательскому сообществу силу эту, именуемую Божественной, принимать как данность.
Вместе с тем, фактор Мощи всеобще-духовной энергии может
быть пока неведомым образом соотнесён с особым состоянием материального бытия Вселенной. В этом бытии обнаружилось наличие
тёмной материи и такой же энергии. Ныне людям, привыкшим к планетной и звёздной Вселенной, почти невозможно представить, что
известная нам часть общего космического вещества равна 1-2%%. В
то же время, не воспринимаемая приборами, тёмная, или тончайшая
материя, в два десятка раз мощнее планетно-звёздного бытия. А
большая часть Вселенной как таковой заполнена столь же тёмной,
тончайшей энергией. И именно она, вкупе с тончайшей материей,
обладает самой мощной массой вещества.
Однако, даже самые тончайшие виды исследованной наукой Вселенной остаются в пределах материального бытия. Духовное бытие,
как не однажды было ранее выявлено, предшествуют ему. Отсюда
можно предположить, что огромная мощь изначальной всеобщедуховной энергии должна предшествовать тёмной материи и такой
же энергии – в качестве всеобщей регулятивной инстанции в отношении ко всем имеющимся состояниям материального бытия.
В ходе исследования свойств субстанции Бытия осталось вне специального изучения её
Самодвижение
Ныне данное свойство настолько очевидно, что мы вспомним
лишь некоторые мнения о нём. В частности, изначальная всеобщедуховная энергия, как основа всякого движения, конечно же, должна
быть самодвижущейся. Именно при этом условии она «не может ни
погибнуть, ни возникнуть» (Платон: 209. 245е). Соответственно, можно в качестве гипотезы допустить, что такое «первое движущееся
движет вечным движением в течение бесконечного времени» (Аристотель: 16. 262). Хотя, никакого опыта, подтверждающего или опровергающего данную гипотезу, у нас пока нет.
Уточнив ранее наличие огромной мощи у изначальной всеобщедуховной энергии, мы можем допустить в качестве причины её самодвижения именно эту Духовную Мощь.
Сама всеобще-духовная энергия воспринимаема внутренним зрением лишь в одном единственном состоянии, которое можно назвать,
как
421
Первозданный свет
Свечение это уникально, и оно было понято ранее в виде «огня в
себе» (210. 51с). Обитающий в наших душах духовно-чистый огонь
проявляется в счастливом свечении наших глаз (210. 45b), да и
внешне он регистрируется как нечто струящееся, не обжигающее.
Предположив в самой субстанции Вселенной наличие всеобщедуховной энергии, мы вправе допустить её сущностное тождество с
достаточно сильной светящейся энергией чистых душ. В упанишадах, например, зафиксировано: «ни солнце, ни луна, ни звезды не
сияют там. Не сверкают эти молнии, ещё менее – этот огонь». Только
«вслед за ним, сияющим, поистине сияет все. Весь мир сияет его
светом» (Упанишады: 97. 252, 256). Текст подчёркивает субстанциально основную роль всеобще-духовной энергии, излучающей свой
первозданный свет в отношении ко всем материально зримым формам свечения.
Разностороннее восприятие всеобще-духовной энергии происходит благодаря тому, что она обнаруживает себя как
Проникновенность
Особенность её обусловлена самой субстанциальностью всеобще-духовной энергии в отношении ко всем существенным свойствам
природы. Именуя великий вселенский дух Божеством, Сведенборг
утверждает, что Он присутствует повсюду, во всей бесконечности
материального и духовного пространства (115. 225). Эта активная
субстанция пронизывает собою всеобщую материальную связь мировых элементов, причём, для неё самой данная их связь служит материальной средой. В этой связи, всеобще-духовная энергия отчасти
предопределяет своим воздействием бытие и свойства микромира, а
через него пронизывает собою все явно-материальные состояния
природы. Имея различные степени мощи, она проявляется в виде
экстрасенсорных способностей человеческих душ, которые могут
общаться через потусторонний мир с прошлым и предвидеть события будущего.
Наиболее отчётливо воспринимают наши души близкое, фактически родственное им состояние всеобще-духовной энергии, именуемое как
422
Духовность
Не раз в ходе исследования мы убеждались в том, что физическая
Вселенная – лишь видимый субстрат лежащей в основе мира, но
остающейся пока без пристального внимания учёных духовной субстанции. Меж тем, под любым взаимодействием не просто микрочастиц, а, скорее, под их полевыми взаимодействиями, обусловленными свойствами тёмной материи и тёмной энергии, всегда может
предполагаться то или иное проявление всеобще-духовной энергии.
Духовная энергия, будучи для наших возможностей восприятия незримой, невидимой, сама, может быть рождена совершеннейшим из
всего мыслимого и вечно пребывающим Началом. Поэтому, пожалуй,
духовная энергия «совершеннее всего рождённого» (Платон: 210.
37а). А коли это так, и вправду уничтожения души нет, а есть только
её духовный переход из одного состояния в другое, который сам по
себе неощутим. Меняется лишь обстановка да характер восприятий
соседствующих событий. Хотя человек при этом всё же осознаёт, отмечая: «я умер» (Д-р Моуди: 281. 296).
Сама всеобще-духовная энергия, эквивалентная сверхсознанию,
гармонизирует общность сознаний, окутывая единой духовной оболочкой, видимо, все материальные состояния Вселенной в космическом масштабе (308. 239-240). И поскольку всеобще-духовная энергия, как внешне неосязаемая сущность, в подлинном существовании
может быть воспринята исключительно лишь предельно чуткими
земными душами, духовным откровением и интуицией мудрости, поэтому именно «на неё-то и направлен истинный род познания» (Платон: 209. 247с).
При изучении особенностей всеобще-духовной энергии встаёт вопрос о её собственном происхождении. Потому важнее важного наше
осознание первосущности Бытия, которая воспринимается как
Всевышний
Мы уяснили ранее, что внутренняя уверенность души в реальности связи со Всевышним возникает от понимания своих глубинных
истоков, вдохновляемой Им цели, даже при самых трудных жизненных испытаниях достигаемого внутреннего блаженства. Наряду с
миллиардами раз повторяющимися откровениями многих душ, нам
свидетельствуют о Его бытии священные писания разных народов,
указывая на непосредственное возникновение наших душ и человечества в целом именно от Всевышнего.
423
Из достаточно внятных различных источников возникают также
свидетельства о единообразии Всевышнего. А это значит, что Сам
Всевышний объективно не может существовать в виде тех или иных
планетарных богов. Но если в священных текстах именуются, хотя и
разные, имена бога, то это может значить, что Всевышнему Вселенной небезразличны земные воплощения душ. И потому, возможно,
совершить земной подвиг во многом разным душам в их преобразовании материального бытия помогают столь же разные именно духовные боги планетарного масштаба и гении (а не гости, являвшиеся
лишь исполнителями Его и их воли).
Процесс локализации сгущений ответных реакций земных душ в
некую духовную область может явиться проявлением фактора теснейшего взаимодействия между миром живых людей и Всевышним.
Но кроме планетарных духовных богов, существуют, видимо, более
близкие нам локализации духовной энергии, именуемые эгрегорами.
Само представление о сущности Всевышнего может быть связано
с возможным бытием громадного духовного средоточия Вселенной.
Впрочем, бытие громадного духовного средоточия, осознаваемого
нами в виде Всевышнего, мысленно может быть распространено и на
просторы Мегавселенной. Полагают, например, что духовная первая
сила природы «разливается по всему мирозданию» (Шеллинг: 312.
94). Хотя, разумеется, наши знания пока осваивают только просторы
ближней к нам Вселенной.
5. ПРОПАСТЬ У СТАРТА
5.1. ВСТРЕЧНЫЕ ПРОЦЕССЫ
5.1.1. Редуты в лабораториях
5.1.-1.1. Торосы творчеству
Непреходящая сущность разностороннего развития общества –
вдохновлённое творчество. Оно возникает в духовно окрылённых
умах и подхватывается столь же чутким и вдохновенным сообществом. Оно может быть ближним и дальним, когда стираются границы времён и пространств. И само человечество жаждет открытия новых тайн Бытия.
Мир добывания знаний существует пока совсем по иным законам.
Вместо свободного полёта идей в туманности тайн, многие бескорыстные создатели науки сталкиваются с почти незримыми торосами, почему-то возникающими практически отовсюду. Слёту осознать
424
их появление часто невозможно, ведь ищущая душа открыта перед
всей духовной галактикой, и такую же открытость предполагает у
окружающих. А странные силы ведут себя вне всякой логики содействия новому вдохновению, часто даже активно препятствуя ему.
Один из торосов выглядит как навязывание вдохновенному уму
окостеневших знаний, известных уже десяткам поколений учёных
(Ажажа: 528). Сразу это не понять, поскольку творческая идея, тем
белее, созидательная программа по сути своей отрицает любую окостенелость. Но тут всё происходит в точности наоборот: многократно
истолкованное и окостеневшее знание предлагается в качестве образца той или иной творческой душе.
В этом случае научные концепции начинают обретать статус не
благодаря открытию новых стратегий, а в связи их адекватностью
отжившим теоретическим основам. Сами амбициозные адепты дряхлых основ строго охраняют сложившиеся догмы от возможного опровержения их творческими душами (П.Фейерабенд: 67. 175). Например, и ныне повсюду доминирует теоретическая установка О.Конта,
подчинившего все способы познания самых неожиданных явлений
«неизменным естественным законам» (136. 8). Но мир нравственных,
психических, духовных, правовых процессов естественнонаучной
установке не подвластен. Но оказывается, что данная истина амбициозным охранителям косности не только не важна, но даже враждебна.
Потому, например, насильно удерживается мнение, будто жизнь
после смерти невозможна (Хайслоп: 281. 115). Над головами, лишь
задумывающимися об интерпретации данной идеи, довлеет жёсткое
условие научной достоверности, основанной на сугубо материальных
признаках. А в эти признаки, конечно же, никак не вписываются опыты выхода души из тела (Д-р Моуди: 281. 216). Тонкий опыт самой
души настойчиво подменяют чисто физиологическими объяснениями. Речь в подобных состояниях идёт, мол, только о галлюцинациях
из-за компенсационных судорог умирающего. Меж тем, «посмертный
феномен присутствует даже тогда, когда никаких телесных повреждений не отмечается» (281. 232).
Ослеплённое амбициями сознание убедительных опытов и доводов даже слышать не хочет, искусственно обрушивая значительнейший вектор исследования инобытия. В этой связи, вместо вдохновенного прорыва к тайнам Мироздания, широко транслируется удивительное невежество наиболее титулованных специалистов, научные амбиции которых затмевают им здравый смысл (2. 520). Любая
новизна, теоретическая свежесть мысли, не вписывающаяся в ряд
устоявшихся догм, подвергается жёсткому изгнанию из поля цирку425
лирующих идей. Так в веке ХХ, а теперь и в веке ХХI крепко удерживает свои позиции как бы наукой обусловленный, титулованный, но
примитивный скептицизм (А.Форд: 104). Потому, вместо желанного
взлёта научных открытий, раскрывающих смысл и предназначение
человечества во Вселенной, вдохновенные умы встречают повсюду
искусственно созданные непроходимые торосы и завалы, приводящие к деградации целостного вдохновенно-познавательного процесса.
Кроме глушащей творчество косности, очередным торосом является давление тех или иных научных каст на мир открытий. Ищущий
ум замечает, что в самом исследовательском сообществе то тут, то
там вырастает совсем не исследовательская иерархия. Наверх незримой пирамиды попадают то физики-теоретики (Дж. Пасмор: 133.
20). То о своём верховенстве в отношении ко всем наукам начинают
трубить математики (Кричевец: 175. 154). А самих математиков берутся теснить кибернетики и информатики (Курашов: 129). Или, через
чащу возросших амбиций выше всех, вдруг, взгромождаются генетики (67. 24-25). А их самих, как в карточной игре, новейшим козырем
стремятся побить парапсихологи, которые, вроде бы, собрали под
своё крыло «узловые вопросы и проблемы психологии и медицины,
физики и биологии, философии и космологии» (114. 304).
Любое исследование находится в центре незримого пересечения
контекстов из разных областей знания. Эта многоконтекстность – основное условие качественной полноты познания. Однако мир научных сообществ живёт принципиально по-иному. Практически каждый
входящий в мир познания исследователь вынужден сразу же решать
вопрос о своей принадлежности к той или иной группе познающего
мир сообщества (Кун: 231). Дальнейшее развитие собственных мыслей исследователя далее зависит не от него самого, а именно от
курсирующих стереотипов в группе. Творческая идея, окольцованная
стереотипами группы, в принципе не способна пробиться к миру свежих, оригинальных проектов.
Особо консервативна в этом плане система образования. Профессура высших школ, сталкиваясь с тем или иным новейшим знанием,
часто основывается на взаимном соглашении: «как различным толкованием обойти трудный вопрос?». Ведь произнести честное «не
знаю» дипломированным специалистам практически невозможно
(Кант: 116. 295). Да и в научном сообществе, из-за его деления на касты, постоянно проявляется стремления отыскать и обличить иноверцев. Поэтому, в частности, авторы многих публикаций чрезмерно
озабочены проблемой лженауки. А суть проста: ярлыком «лженауки»
стремятся заклеймить не столько шарлатанов, коих распознать легко
426
и просто, сколько свежие прорывы сквозь тенёта косного сговора той
или иной привилегированной группы. Процесс познания, в таком
случае, «из священного гнозиса превращается в полицейский распорядок отвлечённой мысли, в охрану, в градоначальство, к которому
обращаются за разрешением устроить то или иное в царстве мысли
и познания» (Бердяев: 31. 19, 20).
В такой баталии разношёрстных амбиций совершенно затмевается важнейшее – творческое развитие именно целостного познания на
планете Земля. Причём, саму суету распалившихся амбиций периодически направляют то в одну, то в другую сторону. И нежданно
начинают просматриваться планировщики. Они, оценивая данную
суету сверху, лишь подбавляют жару, одаривая почестями одних,
временно забывая о других.
5.1.-1.2. Заказная одержимость
Арко бросаются в глаза технологии новейшего времени, приносящие вред людям. Разливом нефти от аварии на ТНК «ВР» едва не
уничтожили Гольфстрим. С чистейших небес на ничего не подозревающие головы людей периодически выпадают кислотные дожди.
Планета замирает от тягостных предчувствий при авариях на ядерных станциях (Пикок: 19).
Научно-групповые силы выглядят импозантно, а ведут себя при
этом супротив всякой логики. Вместо рекомендаций приостановки
или полной остановки деятельности фирм, опасных для экологии
планеты, и обязательного предписания по созданию очистительных
сооружений, эти силы советуют ввести механизм малозначащих
штрафов и квот (126. 260). Правда, при сговорах квоты рачительны, а
штрафы ничтожны. А планета санкционированно засоряется, как если бы кто-то по компетентной рекомендации все отходы складировал
в собственной квартире.
Некоторые советы и реплики вообще противоестественны.
Неожиданно отыскивается, например, гуманная сторона войны, а не
приостановка и исключение их из взаимоотношения народов всяких
войн. Мол, «несмотря на кровавые, полные страданий последствия
войны», при которой используются страшные средства уничтожения
людей, война всё же «возбуждает научное творчество» (Вернадский:
50. 30). Так обычно возбуждается ребёнок или невменяемый взрослый, когда горит его жилище.
Данная внутренняя установка учёных достаточно типична: «в создании атомной бомбы в той или иной мере приняли участие многие
выдающиеся математики» (Тихомиров: 255. 451). А далее одержи427
мый ум учёного интересуют не загубленные бомбой миллионы человеческих жизней, а побочный продукт: создание мощнейших вычислительных машин. Медики прежних времён в подобных ситуациях
клялись: «Не навреди!». Ныне же беспечно прогнозируется гибель
миллионов людей как бы ради вычислительных машин, на которых
некому будет работать.
У научно-военных стратегов ещё проще: мирное население в войнах может рассматриваться «таким же важным объектом вооружённого воздействия, как армия, экономика, военно-стратегические объекты» (Н.Долгин: 126. 111). Но армия и военные объекты максимально защищены. Люди полностью безоружны, а потому легче всего
превращаются в самую болезненную мишень для любой атакуемой
страны. Их, в основном, делают заложниками агрессивные террористы. Цивилизованные страны с террористами ведут, вроде, беспощадную борьбу. Но вне воздействия оказываются стратеги, планирующие и осуществляющие тот или иной вид террора в отношении к
мирному населению.
Иногда научное сознание полностью свыкается со своими привилегиями рассуждений без оглядки на нравственность. Потому, не задумываясь, скатывается к цинизму. Например, оценивая реальную
сложность демографии планеты, это сознание не ищет гуманного её
решения, а рубит с плеча. По сравнению с последствиями роста
населения, мол, «даже регулярная гибель в мире 3-6 млн. человек за
год от голода несущественна». Такая гибель, якобы, «компенсируется за две недели» (Небел: 194. 155). Тем самым, научное сознание
санкционирует не просто крайнюю нищету и голод миллионов людей,
но даже их уничтожение, не ища гуманного решения проблемы.
Такой же, как бы невинный цинизм разрешает теоретические войны, именуя их не интеллектуально-пиратскими, а почему-то инновационными (Петросян: 255. 510). Наиболее ярко мировоззрение цинизма поражает титулованных психологов. Вслед за Ламброзо и
Фрейдом, с видом величайшего превосходства психологи квалифицируют, например, Иисуса Христа «как тип душевнобольного»
(Я.Минц: 235. 379). Такая же наукоподобная спесь, втеревшаяся в
круги странноватых корифеев науки ХХI в., называет квантовую реальность миром шизофреническим. И, наряду с достаточно реальным миром квантов, в ряд шизофреников легко отправляются гении и
таланты научного мира. Мол, «Ньютон, Эйнштейн, Ландау страдали
шизофренией в той или иной форме» (Руднев: 374). Точно так же
Фрейд в ХIХ в. глумился над великими гениями: Леонардо, Шекспиром, Достоевским и Л.Толстым (266. § 6.1.-3.), приписывая им свои
разнузданные фантазии. Данным способом в как бы научной психо428
логии утвердился особенный вид цинизма: разбрасывать грязь извращённости собственной психики на блистательную славу гениев.
Такому виду цинизма впору ставить свой психиатрическинравственный диагноз – это, мудрости хорошо известный, плод безнаказанности и вседозволенности. Циничные свойства души порождаются не просто прихотью, а принадлежностью. Например,
О.Снежневский нашёл благодатную жилу, диагностируя под шизофреников противников сталинского режима. За эти угодные правителю дела Снежневскому вручили институт психиатрии и звание Героя
Социалистического Труда (В.Лупандин: 246. 78).
В давние времена, как известно, существовала столь же яростная
мания борьбы: вначале с колдовством, а затем против интеллектуальных течений – теорий Коперника и Галилея, гуманизма и т.п. Такая мания распространялась с церковных кафедр и судебных трибун,
хотя, конечно же, исходила она от высших кругов (225. 41). Ныне, как
и встарь, то тут, то там как бы неожиданно вспыхивает самая настоящая борьба против будто бы разных «лженаук». Однако то, что
наносит реальный вред людям, входит в компетенцию уголовного
права и соответствующих органов. В то же время, исследовательские мнения, противоположные принятым, могут быть оспорены такими же мнениями. Ныне не так: борясь с «лженаукой», часто используют действенный ресурс. А у творческих людей по этому поводу возникает идея, что лица, опирающиеся на подобный ресурс, причастны к процессу организации странноватой научной одержимости.
5.1.-1.3. Каланча порчи
Счастливый Т.Кун полагал, будто открыл потрясающую истину.
Мол, в истории есть единственный процесс, который эффективно
приводит к отрицанию закостеневшей теории – это «конкуренция
между различными группами научного сообщества» (148. 27). Знал
бы он, что со столь же счастливой надеждой прославлял конкуренцию А.Смит, полагая, будто она своей невидимой рукой выстроит все
стоимости по заслуженным ими местам. Правда, после обнаружилось, что рука эта принадлежит не конкуренции, а межмировым монополистам. Причём, сами они зависят ещё от какой-то руки (268. §§
2.2.-3. и 9.3.-2.3.).
Специалисты внутри самой науки видят обстановку точнее. Науки,
постоянно нуждаясь в ресурсах, невольно дрейфуют к стабильному
источнику финансирования и политической поддержки. Правда, тут
же попадают от этого источника льгот и защиты в крепкую зависимость. Кое-какие специалисты, в этой связи, сетуют: важнейшие про429
екты прогноза аварийных ситуаций и сценариев их развития мы не в
состоянии претворять в жизнь сами, а вынуждены передоверять свои
выводы и рекомендации лицам, принимающим решения (126. 245).
Т.е. вихрь научных отношений, вроде бы, неминуемо закручивается
вокруг каланчи полномочий.
Выводы и рекомендации учёных, в этой связи, могут быть использованы прямо противоположным способом. Достижения ядерной физики несложно в одних случаях направить на создание тепловых
станций, в других – на ядерное оружие. Плоды изысканий в химии
могут быть направлены на обеспечение общества множеством товаров и на сохранение природы Земли от истребления. И те же плоды
без задержек используются в виде отравляющих веществ. Биология
вкупе с генетикой способна максимально оздоровить человека. Но
они же могут использоваться как биологическое и генетическое оружие, и т.д. (Юсупов: 109-110).
Т.е. учёные постоянно находятся в психологически и поведенчески
поляризованном состоянии: либо их детище будет использовано во
благо, либо – во вред человечеству. Именно человечеству, ведь, никаких иных масштабов здесь нет. Поскольку любое содержимое ящика Пандоры неминуемо вернётся к тому, кто сумел его добыть. А статистика характера использования плодов науки однозначна: «90%
научных результатов… могут иметь военное применение» (Ж.-М. Леге: 323. 183-184).
Кое-какие специалисты науки при таких метаморфозах далеко не
случайно оказываются в доле. А мир фантазии под присмотром благосклонного ока поистине могуч. Например, простое средство для истребления сорняков обычно используется в виде дефолианта. Но
угодливые умы борьбу против насекомых превращают в экспериментальную базу бактериологической войны. Контроль над погодными
явлениями значительно смягчает вред от разбушевавшихся стихий,
сохраняя жизни людей. А угодливые умы все свои способности приноравливают к задаче создания средств метеорологических атак
(323. 183-184).
Вследствие поляризации, сама наука всегда – незримое поле противостояния. Одни представители мира познания, и их большинство,
трудятся в стороне от титулов, званий, достатка, сохраняя в своих
душах честь подлинных добытчиков тайн Бытия. Им прекрасно известно, что могуществом знаний учёных владеют не учёные, поскольку часто учёные – «государственные пленники, осуждённые их
жестокими хозяевами на рабский труд» (Рассел: 224. 269). Известно
им и то, что в условии полной зависимости от разных веяний на политических вышках, учёные иногда находятся под воздействием гру430
бой силы, которая охраняет себя от любых сомнений в её непреложности (49. 405). Причём, нередко под гнетущую опалу попадают даже
далёкие от науки люди. Действительно, во многих странах скрывались свидетельства, запугивали очевидцев, сохраняя тот или иной
вид секретности. И тогда уважаемые граждане, обнаружившие опасность для общества, обвинялись во лжи, даже в сумасшествии (299.
288-289). Всё это известно подлинным творцам знаний, однако их отношение к миру не становится иным, и они в своих действиях не отступают от высокой чести.
Другие лица видят в науке только способ добывания превосходства над людьми. Таков всякий вид карьеризма. Любая карьера производна от чувства жажды власти, и научный карьеризм всегда ищет
той или иной дорожки к каланче полномочий. Именно карьерные души не по принуждению, а по страсти, со рвением великим помогают
правящим вышкам «оправдывать разработку и накопление оружия
массового уничтожения» (Саган: 472). Они с великой готовностью
берутся оснащать новейшими средствами уничтожения те или иные
полномочные, иногда враждующие коалиции. Такими руками создаётся в лабораториях этнический рак, вирусы, внедряющиеся в ДНК
(4. 623) грозящие последующим поколениям людей, и другие виды
уничтожения. Жёсткий укор мирового сообщества в отношении карьерных специалистов вполне оправдан: «массовая гибель людей и
разрушение Хиросимы и Нагасаки лежит тяжким грузом на сознании
учёных-ядерщиков» (Ревелль: 139). В этой связи, на поле Жизни
возникает особый вид сожительства, скорее напоминающий раковую
опухоль: когорта научных карьеристов со рвением великим подготавливает всё новые средства уничтожения людей, и их с живостью
внедряют карьерно-полномочные особы.
5.1.-2. Естествознание
и мир людей
5.1.-2.1. Естествознание
на псевдорынке
Научный мир, искусственно перекошенный в сторону естествознания, не осознаёт нелепости догм представителей социальных наук.
Правителями судеб ныне чувствуют себя, к примеру, клянущиеся в
научности экономисты, заполоняя прилавки магазинов своими книгами по 800-1000 страниц, написанные мелким шрифтом. И когда знатоки естествознания, вдруг, вспоминают о неких тайнах жизни обще-
431
ства, их откровения, на фоне конкретных экономических догм, напоминают силу мыльных пузырей в глубине океанических воронок.
Скажем, синергетик желает учесть возрастание сложности коммуникативных задач. С этой целью в мульльтидисциплинарных сообществах он намерен применить синергетическое моделирование, используя методы сетевой коммуникации (В.Буданов: 245. 181). Однако
такое моделирование, дабы не быть пустой абстракцией, должно
опираться на основные принципы взаимодействия мульльтидисциплинарных сообществ. Эта проблема колоссальна по своему объёму
и огромной внутренней конфликтности. Ибо здесь мы сталкиваемся с
самым сложным состоянием общественно бытия, которое по праву
именуют не просто хаосом, а хаосом, искусно организованным.
Наиболее отчётливо явление организованного хаоса обнаруживается в нарастании катастроф. Теоретики данных явлений ведут себя
так, будто стремятся не отыскать причины общественных бед, а
спрятать концы в воду. В частности, причины нарастания катастроф,
вдруг, начинают увязывать с увеличением плотности населения
Земли. Мол, прогрессирует урбанизация территорий, а, потому появляется антропогенное воздействие на окружающую среду (126. 3).
Внешний вывод из данного тезиса выглядит тривиально: «рост человеческой популяции на Земле» порождает рост «числа жертв и материальных потерь от природных катастроф» (126. 25). Однако, данное утверждение в статистическом плане – лишь констатация, а не
вскрытие причин.
Более внимательный подход подбирается к причинному ряду чуть
ближе: в развитых странах «самая частая причина смерти ребёнка…
до четырнадцати лет – гибель под колёсами автомобиля» (74. 85).
Но и здесь важно не просто обилие авто, и не бешеная скорость, а
безнаказанность привилегированных водителей. Ещё более точное
указание на причины организованных несчастий затрагивает возможность цепочек убийств людей ради «продаж здоровых органов
хирургам чёрного рынка для богатых пациентов» (Тоффлер: 229). В
данном случае, появляется категория прямых заказчиков человеческих несчастий. Тут начать бы погружаться глубже – к системному
анализу самих категорий заказчиков, но сразу же мы наталкиваемся
на противодействие адептов новейшего течения в экономике, именуемого «экономиксом» (Л.Мизес, С.Фишер, Ф.Хайек и др.).
Хорошо вышколенные адепты экономикса настолько плотно забили поры сознания современного общества, что у политиков, хозяйственников, учёных даже не возникает сомнение по поводу адекватности реальным отношениям в обществе преподносимых адептами
догм. И вот уже генетик, прекрасно знающий собственный предмет,
432
но далёкий от понимания сущности мирового хозяйства, берётся поучать людей, используя клише экономикса. Мол, экономика – блестящий пример самоорганизации отношений без начальства. Процветает она, якобы, тогда, когда децентрализована (Ридли: 228. 202).
Меж тем, скрываясь под словесным флёром децентрализации,
экономические отношения строго регулируются со-корпоративным
олигархическим сожительством (СКОС) (268. гл. 2.5.). Хозяйственные олигархии скрупулёзно подсчитывают собственные доходы, часто полученные путём жёсткой эксплуатации общества. Именно поэтому «во многих странах… к прогнозированию и предупреждению
природных катастроф относятся как к расточительной и не оправдывающей цели политике» (126. 28). Кто относится? Конечно же, не основное население той или иной страны, напрямую страдающее от
катастроф.
Из-за корысти и алчности хозяйственных олигархий экономики
многих стран почти повсеместно развиваются вопреки прогнозированию и предотвращению природных рисков. Например, с 1933 по 1977
гг., в ходе обмеления Каспия, уровень моря понизился почти на 3 м.
Освободившееся побережье быстро и беспечно было застроено
населёнными пунктами. А в 1978 г. Каспий резко повысился, т.е. море вернулось к прежним отметкам. И все строения оказались в зоне
затопления или подтопления (126. 30). Или в Мехико, в связи с интенсивным забором подземных вод, к концу 1970 г. вся территория
понизилась более чем на 4 м, а кое-где – на 9 м (126. 23), что создало реальную угрозу для коммуникаций и строений.
Мир людей, не очень разобравшись, ныне постоянно попадает в
ловушки хозяйственных олигархий. Скажем, даже значительные постройки, типа «Дворца развлечений», а иногда и целые города создаются в стиле «недолговечной архитектуры». Т.е. срок их эксплуатации рассчитан не на века, как строили ранее, а только на десятьпятнадцать лет (Р.Бэнхем: 264. 73). Эта продуманно перекошенная
логика, тем более, распространяется на многие мелкие вещи. Производители преднамеренно укорачивают время использования своих
изделий, тут же выпуская «новую» модель, как достижение передовой технологии (Тоффлер: 80). А на деле, массированно навязывают
людям ненужные им покупки.
Гонка за сверхприбылью, спровоцированная хозяйственной олигархией, искусственно вводит население многих стран в состояние
стресса. А это тоже разновидность катастрофы, малозаметная на
фоне громких происшествий. Многие руководители корпораций стремятся предельно сокращать высококлассных специалистов под вымышленными предлогами. Часто они руководствуются, например,
433
убогой формулой экономикса: «вдвое меньше персонала, получающего вдвое больше и производящего втройне, равняется прибыли и
продуктивности» (74. 332). Дикторы, озвучивающие рекламные сленги, тараторят