Аширов Виталий. Рассказы
advertisement
ДЕВОЧКА, КОТОРАЯ МОГЛА ПРОХОДИТЬ СКВОЗЬ СТЕНЫ Как, вы еще не знаете историю про девочку, которая могла проходить сквозь стены?! Это очень длинная, очень печальная история, и я ее сейчас вам расскажу. Садитесь поудобнее и слушайте. В России есть такой удивительный город Пермь, он раскинулся на реке Каме и славится высотой своих соборов, красотой своих домов и домиков, добротой своих жителей, но больше всего он славится тем, что в нем полно бездомных собак. Как, скажите, собаки становятся бездомными? Известно, как: собачка может потеряться, например, на ярмарке, или погнаться за ярким автомобилем и заблудиться в каменных джунглях современного мегаполиса. Бездомные псы собираются в стаи, выбирают себе вожака и рыщут по городу в поисках пищи. Людей они не трогают, поскольку боятся их, однако, если человек проходит мимо, они могут встретить его пронзительным лаем. Посмотрите – на улице Горького необычное оживление: собаки окружили кого-то и визгливо лают. Давайте приблизимся. Да это же Марыська, наша знакомая девочка. Она стоит, закрыв лицо ладошками и не может пошевелиться, а рядом лежит пакет со злополучными сардельками. Как злобно ощерились пасти, как нервно подрагивают опущенные книзу хвосты, того и гляди нарушат собаки негласный договор – не обижать людей – и бросятся на маленькую девочку. Биииииип- раздался пронзительный гудок автомобильного клаксона, и блестящий линкольн остановился рядом с Марыськой, спугнув злых собак. Темное стекло плавно опустилось, в нем показалось круглое как блин лицо старичка. - Садись, дитя, - произнес он, и распахнул дверцу. Перепуганная Марыська открыла личико и быстро села в машину. Теперь мы можем ее хорошенько разглядеть. Ну да, это она и есть, Марыська из второго “а” класса, худенькая девочка в джинсовом сарафане, еще вчера скачущая аки коза по гаражам с Томеком. Да вы ее хорошо знаете, у нее шрам на коленке, оттого, что сильно обожглась. Больше всего на свете она любит играть в компьютерные игры. Когда она тяжелым пандой прыгает через ухабы, ее глаза становятся большими и серьезными, а нижнюю губу она по взрослому закусывает, чтобы панда не упал на острые колья. У нее есть брат Томек и крошечная сестричка Лиличка, уакающая в своей колыбельке. Собак она раньше не боялась, поэтому спокойно прошла, помахивая пакетом с сардельками, мимо дремлющей казалось бы стаи. Но вот поднялась одна собака, вот поднялась другая, за ней – третья… - Я вам очень-очень благодарна! – сказала Марыська старичку. Богато одетый старичок крикнул шоферу: - Живей гони! - А куда мы едем? – спросила Марыська. - Ко мне, - ответил старичок, - я тебя помою. Ты очень уж грязная. Беспризорница, наверно. - Никакая я не беспризорница! – обиделась Марыська, - просто я не люблю мыться. А так меня мама каждый день заставляет. Старичок помолчал и постучал розовыми ногтями по набалдашнику золотой трости. - Как тебя зовут? - Марыська. - Меня можешь называть Антон Антонович. - Какое смешное имя! – хихикнула девочка. - Если ты не хочешь ехать со мной, - продолжал старичок, - то я могу тебя выпустить, но тогда собаки снова набросятся. - Нет! – вздрогнула Марыська, - поехали! Они ехали не очень долго, но Марыська от пережитого очень захотела спать и маленько поспала, навалившись на холодное стекло. Старичок потряс ее за плечо. - Вот мы и приехали! Марыська вышла из машины и увидела прямо настоящий дворец. Этот дом был этажей наверно четырех, и весь такой белый-белый, словно фарфоровый. У входа в дом стояли пышно разодетые привратники. Когда Марыська проходила мимо них, один из привратников наклонился к ней и пощекотал усами ее шейку. По белой-пребелой лестнице они поднялись наверх и старичок сказал: - Вот это твоя комната! И распахнул дверь. А у Марыськи дух захватило от увиденного. Перед ней была розовая волшебная комната, полная самых прекрасных в мире игрушек. Тут были и куколки в воздушных платьях, и танцующие Мишки и красочные мозаики, а в углу стоял компьютер с большим плазменным монитором. - Шестнадцать ядер! – многозначительно произнес старчок, преследив ее взгляд. - Шестна-адцать! – захлопала ресничками Марыська. - Ну, иди, - махнул рукой старичок, - это все твое. Как только Марыська шагнула в комнату, старичок, радостно вскрикнув, закрыл за ней дверь и несколько раз повернул в замке ключ. - Так нечестно! – застучала Марыська по двери. - Хи-хи-хи! – засмеялся старичок и убежал. Марыська села на розовый диван, прижала к груди маленькую куколку и залилась слезами. Она очень хотела вернуться домой, поиграть с братиком, потискать Лиличку, но теперь она была в странном плену у богатого старичка. Так она проплакала до самого вечера, а потом заснула. Утром дверь открылась и старичок снова пришел к ней. Он принес завтрак на золотом блюде. - Отпусти меня! – заплакала Марыська. - Разве тебе плохо здесь? – удивился старичок, - ты моя золотая птичка в золотой клетке. Мне очень скучно одному, все мои дети давно уже разъехались по миру и обо мне не вспоминают, вот я и решил подружиться с какой-нибудь девочкой. Эта девочка – ты. Играй со мной. - Но я хочу домой! - Твой дом теперь здесь! – зло сказал старичок, - а если ты не будешь меня слушаться, я отправлю тебя в подвал. - Я буду слушаться, - поспешно сказала Марыська, потому что боялась темноты и мышей. - Очень хорошо! – потер руки старичок, - тогда сегодня я тебя выкупаю. В полдень, когда лучи солнца осветили розовую комнату, к ней пришли слуги и повели ее мыться. Ванная комната была не такая, как дома у Марыськи, она была просто огромная. Посередине стоял фарфоровый бутон, наполненный водой, и в нем плавала пластмассовая розовая уточка. Откудато выбежал старичок. - Ну давай, давай, - произнес он, суетливо тыкая Марыську в спину, раздевайся, сейчас мыть тебя буду. Марыська послушно сбросила с себя все и осталась в плавочках. - Трусы скидай, - грубо произнес старичок. - Только мама может снять с меня трусики! – твердо сказала Марыська и отступила на шаг. - Нет! – зарычал старичок и бросился на нее. Марыська взвизгнула и побежала. Он бегал за ней, тяжело дыша, стуча вставной челюстью и вытягивая руки, а Марыська бегала, звонко шлепая пятками по влажному полу. Они носились вокруг фарфоровой ванны, и неожиданно столкнулись, отчего старичок смешно повалился прямо в воду. - Ааа! – закричал он. А Марыська показала ему язык и побежала прочь. Еще она заметила, что от его костюма отлетела золотая запонка. Марыська подобрала вещицу и спрятала ее в карман. Она толкнула двери, стремительно пробежала мимо привратников, выскочила на улицу и понеслась домой. Самое удивительное то, что она действительно в скором времени добралась до дома, а старичок, все-таки пославший за ней погоню, так и остался с носом. - …А потом я убежала, - закончила Марыська. - Враки! Враки! – радостно закричал Томек и забегал по кровати. - Не враки, а фантазии! – строго сказала мама, - и очень плохие фантазии. Марыська была в отчаянии – ну почему ей не верят. Она вдруг вспомнила, что нашла золотую запонку и пошарила в кармане, но запонки не было, куда-то исчезла. - Если тебе еще привидятся всякие дяденьки, - сказала мама, - и старички, придется пойти с тобой к детскому психиатру. А теперь, детки – всем спать, ведь мы же собрались завтра в цирк! Цирк! О, какое удивительное слово! Марыська тотчас забыла все свои злоключения и мигом бросилась в кровать. Однако, перед тем как заснуть, она решила еще раз хорошенько проверить карманы – убедиться, что запонка потерялась. И, конечно, обнаружила золотую запонку, которая провалилась в маленькую дырочку. Запонка светилась в полумраке детской, а приглядевшись, Марыська прочитала очень мелкий текст: “Тот, кто возьмет меня в рот, сможет проходить сквозь стены”. “Интересно, - подумала Марыська, - зачем это написали такую глупость”. И взяла запонку в рот. А взяв запонку в рот, Марыська ощутила во всем теле необыкновенную легкость. Уже зная, что последует дальше, она подошла к стене и легко прошла сквозь нее. - Ай! – Йозеф поднялся с жены и натянул одеяло, – тебе чего тут надо! Марш в свою комнату! Марыська увидела, что родители совершенно голые и от страха проглотила запонку. - Я сюда случайно пришла, - пролепетала она и опять прошла сквозь стену на глазах изумленных родителей. - Мерещится, - отморгнулся Йозеф. Марыська легла в кровать и пощупала свой живот. Где-то там была запонка. Интересно, что с запонкой в животике она сумела пройти через стену, а значит теперь она будет проходить через стены, пока запонка не выйдет вместе с какашками. С этой мыслью девочка уснула. Марыська проснулась с тяжестью в животе, пощупала его и поняла, что он немного вздулся, как при запоре. Но это был точно не запор, уж Марыська-то знала! А Томек уже скакал по кровати и вопил: “Цирк! Цирк!” Точно! Марыська хлопнула себя по лбу, быстренько оделась, почистила зубки, брызнула на личико ледяной водой и вот уже она стояла в прихожей рядом с чистым братиком. С ними пошел папа (мама тетешкала Лиличку). Т.к. на улице моросил дождь, папа открыл большой разноцветный зонт и спрятал детей. Марыська украдкой трогала свой живот и думала про цирк. Ведь она еще ни разу не была в цирке – а уже такая большая! Интересно, а что там в цирке – страшно или, наоборот, смешно? Дают там погладить зверей или не дают? И вот показался сверкающий цирк. Он был округлый как цилиндр фокусника и стеклянный как хрупкая игрушка. А внутри было гулко и красиво. Дети съели мороженое, сфотографировались с плюшевым мишкой, а когда отзвенели положенные звонки вошли следом за папой туда, где совершается волшебство. Марыська забыла обо всем на свете, она смотрела не отрываясь, как прыгают воздушные гимнасты, как хохочет красочный клоун, как вертятся на колесе обезьянки, как золототигривые тигры скалят бешеные пасти, но больше всего ей понравился фокусник. Маленький, во фраке, с прилизанными черными волосами, он совершал настоящие чудеса: то доставал из шляпы гирлянду ярких цветов, то превращал кролика в стаю белоснежных голубей, и вот он объявил: “А теперь я продемонстрирую свое лучшее волшебство – я пройду сквозь стену. Если кто-нибудь из зрителей сумеет это повторить, он будет вознагражден!” Марыська подпрыгнула от радости. Рабочие вынесли стену, тяжелую, кирпичную. Фокусник постоял немного, сосредотачиваясь и быстро шагнул – зрители ахнули: его не стало. - Я! Можно я попробую! – закричала Марыська и побежала на арену. Прямо с разбега она промахнула стену и оказалась в подсобном помещении. По полу прыгали розовые кролики, а в дальнем углу росли красивые цветы. Фокусник стоял спиной, а когда он повернулся, Марыська поняла, что это Антон Антонович, тот противный старичок, только очень хорошо загримированный. - Хи-хи-хи, - захихикал старичок, - вот как я тебя обманул! Я знаю, что ты украла у меня золотую запонку, отдавай мне ее! - А у меня ее нет, - прошептала девочка. - Ах, вот как! – страшным голосом сказал старичок, - тогда я тебя в подвал… навсегда! Он надвинулся на нее. Марыська вскрикнула и бросилась прямо сквозь стену. Она оказалась на улице и побежала домой. Когда она легла в кровать, то нажала специальную кнопку и кровать стала поворачиваться вокруг своей оси, чтобы девочка укачалась и сны ей снились не противные. Утром она опять взглянула на свой живот и поняла, что он стал очень толстый, прямо ужас. Почти такой же, как у самой толстой девочки в классе, которую на прошлой неделе забили камнями старшеклассники за толстоту и вонь. Теперь и ее забьют камнями старшие люди за толстоту и вонь, а жир натопят и будут обмазывать этим жиром свои животы, чтобы они блестели ночью, когда небо-то звездное, да звезды-то далеко, да мама-то не пускает, да бабочки-то вьются над поганым кострищем. А голову отрежут и водрузят на длинную палку, чтобы отпугивать страшных ворон. А попу и писю закопают, чтобы никто не смог опознать ее останки. А добрый милиционер поцелует ее в нежные губы и она оживет, но все-равно не сможет так жить – с таким оторванным животом, без письки и попы, и стукнет милиционера по голове и опять закопается. А милиционер очухается и снова ее откопает, а она опять его стукнет и быстренько закопается. Тогда он каску наденет и опять откопает, а она его за щеку укусит и закопается. А милиционер повесится. Он уже все перепробовал, только повеситься ему нужно, чтобы с Марыськой в аду на качелях горящих качаться. Придут его друзья и песню запоют боевую о шальных пулях, а потом закопают дядечку. А она откопается и милиционера этого откопает – что это он все-время ее откапывал, так теперь она его пооткапывает немножко. А друзья боевые увидят страшную девочку с толстым животом, закричат: гип-гип, ура!!! и бросятся на нее со штыками, а она закопается быстро, и все дяденьки мимо пролетят и штыками в дерево воткнуться. А она откопается, схватит милиционера мертвого и быстренько домой прибежит, положит его под кровать, а сама как ни в чем ни бывало уроки делает, там, арифметику, тригонометрию. А мама ее по головке-то гладит, гладит, делай, деточка арифметику, тригонометрию, станешь умничкой, станешь умненькой, а папа по ножке-то все гладит и гладит – делай, Мусенька, арихметику, делай, Мусечка, хригонометрию, станешь умненькой, станешь умничкой. И видят родители, что головка-то косо пришита на три кривые стежка, а ножка лихо так на гвоздик прибита один, и учит она не хригонометрию, а какие-то глупые стихи любовные громко скандирует, и достает папа страшный ремень и хрипит – так теперь я все кривые стежки из тебя выбью и вобью в тебя хригонометрию, а мама достает больную скалку и хрипит – так теперь я гвоздик из тебя повыбью и вобью в тебя арихметику и тут… тут Марыська понимает, что совсем уже завралась и пытается встать, но встать у нее не получается, потому что толстый живот не дает. Она громко зовет маму. - Это что?! – замечает мама ее живот, - кто тебя обрюхатил, негодяйка?! Марыська пытается объяснить, что проглотила золотую запонку, но мама ее не слушает, она злобно твердит, про какой-то “обрюхатил” и зовет папу. Папа тоже страшно ругается и зовет доктора. Доктор всплескивает руками и зовет машину, куда ложат девочку и вот она едет, а животе что-то булькает, какой-то жир. В больнице очень весело, там плакаты разные на стенах, про секс и счастливое детство, что дети счастливы, а секс очень несчастлив. Секс – это такой дяденька с бородой, он очень несчастлив, он лежит в больничной койке и кричит, - ааа, бля, ааааа, а к нему никто не приходит, потому что он заразный, тогда он закапывается под землю и ждет, когда кто-нибудь подойдет, проходит тетя, он хватает ее и утаскивает, она заражается, очень долго болеет и умирает, все покрытая гниющими струпьями, потом проходит дяденька, его тоже заражает, и дядечка падает лбом прямо на стол и вилка втыкается ему в правый глаз, а левый у него давно уже вытек, и вот умирает счастливый, что у него вытек глаз, ведь один глаз у него еще раньше вытек, значит надо, чтобы и второй глаз вытек, потому что один глаз - это хорошо, а два глаза – это лучше, но еще лучше когда есть просто нос, один нос на лице, и нет глаз, нет бровей, там, ресниц, рта, подбородка, щек, шеи, ушей, волос, просто один нос есть, так тоже хорошо, очень. В него можно засунуть бусинку, и приедет тетя с пылесосом, она вытащит пылесосом бусинку и скажет, эх, я бы осталась на чай, да не могу, меня ждут великие дела, там вон девочка из второго “а” класса рожать собралась, ну да обычное дело, я тоже рано родила, правда я родила не человека, а чай, ну это когда не звали на чай, я легла и родила чай, чтобы было попить. А куда еще можно засунуть бусинку? – внезапно высунется из под кровати милиционер и спросит. Засунуть можно хоть куда, скажет тетя, только сила пылесоса не отовсюду вытягивает, из попы она еще вытянет, а вот если бусинку в нос засунуть, уже не вытянет, потому в носу целый милицейский отряд сидит и держит, в попе тоже отряд сидит, но держит уже не так крепко, спустя рукава. И вот Марыську несут на подносе в хрустальную комнату, где ярко сияет лампочка, кладут на гладильную доску, привязывают шелковой ленточкой и отрывают ноги, чтобы не мешали родам. Обычно роженицам просто раздвигают ноги, но в данном случае предпочтительнее ноги оторвать, ведь девочка еще маленькая, рожать ей трудно, так что ноги нужно оторвать, да за одним, наверно, нужно оторвать и руки, чтобы красиво было, симметрично. Впрочем, голова, тоже не нужна, ведь не головой же она думала, когда зачинала ребенка. Голову тоже отрывают и вот шарик красивый лежит на гладильной доске и ритмично пукает. Да, когда отрывается все, остается только пуканье, которое оторвать нельзя, ибо я пук – значит я сущ, пуканье – это и есть главная сущность рожениц, потому что ребенок выходит из попы, и пуканьем он как бы возвещает миру – я есмь, я сущ! То есть, из попы выходят мальчики, а из писи – девочки. Или так – из попы выходит шкурка, а из писи – внутренности, и врачи собирают констриктор. Или – из писи выходит врач, он рожает роженицу, и она рожает писю, из которой выходит ребенок, который все время пукает, потому что говорить не умеет, но освоил азбуку морзе. - Я НЕ! – кричит Марыська. Потому что она не беременна, а всего лишь проглотила золотую бусинку, которая разбухла у нее в животе. - Разве? – спрашивает доктор. И Марыська с ужасом видит, что это Антон Антонович - старичок. Он хищно щелкает садовыми ножницами и режет нежную марыськину кожу. Ах, она лопается, как воздушный шарик, а Марысе не больно, а старичок шарит и шарит, и шарит руками, - немытыми, грязными, во чреве девочки и находит запонку – только теперь это не просто маленькая такая запонка, это очень большая теперь запонка, все-равно золотая, да, но похожа она за свернувшегося в калачик ребенка. Старый доктор прицепляет этого ребенка себе на лацкан, но ребенок слишком тяжелый, он отваливается, доктор опять прицепляет, его руки влажные, в золотой слизи, а ребенок снова отпадывает, тогда доктор кладет ребенка на гладильную доску и уминает его кулаками до нужных размеров. Теперь ребенок хорошо держится. Доктор достает авторучку, тетрадь, и размашистым почерком выводит на обложке: “МАРЫСЬКА УМЕРЛА!” ПАЛИТРА Иногда, ребята, бывает так, что когда мальчик писяет, крайняя плоть его полового члена, который по-научному называется пенис, оказывается слипшейся, и поэтому моча может вытекать из пениса вместо одной струи, двумя, а то и тремя тонкими струйками. Это очень смешно, на самом деле! Но если мальчик не знает, что такой смешной фонтанчик вызван всего лишь слипшимся пенисом, он может подумать, что заболел. Вот и второклассник Валерка, когда увидел, как из пениса у него брызжут три кривые струйки, очень испугался и застеснялся. А что делать? Разве пойдешь маме жаловаться? Самое интересное, что струйки, брызгающие у него из писи, были разноцветные – одна струйка синяя, другая – красная, а третья струйка – зеленая. Это бывает, очень редко, но бывает. Раз в тысячу лет. Когда комета Галилея пригнижается к Земле. Волшебники учат, что в таком случае, надо нагнуться к писе и прошептать заветное желание – оно моментально исполнится. Но мальчик Валерка этого не знал, он просто стоял и стыдился. А старый Крыс, живший под старой ванной, очень хорошо знал. Он высунул головку, принюхался, в два прыжка оказался под валеркиным пенисом и прошептал желание: - Хочу править миром! И тотчас все заволокло туманом. Сверкнули молнии какие-то… Валерка провалился в темноту. Когда он открыл глаза, то увидел, что ничего не изменилось – он лежит на полу, в ванной темно. Приоткрыл дверь и вышел. И дико закричал. Из комнаты смотрела мама. Она была не просто мама – нет, у ней крысиная голова, большая, плешивая с красными бегающими глазками. Взмахнув лысым хвостом, мама бросилась за ним. Валерка рванул через прихожую на улицу. Людей на улице было не много, но у всех торчали страшные крысиные головы, и люди бежали за Валеркой, волоча по земле длинные хвосты. Он еле-еле от них оторвался, прыгнув в подвальное окошко. – Мальчик, - услышал он голос, - идите сюда! Он пошел и увидел девочку. Она была белая-белая, как будто фарфоровая. - Ты кто? – спросил он. - Я палитра, - сказала девочка. - Это кличка? – спросил Валерка. - Нет, кличка у меня поллитра, так меня папа иногда называл, а я – палитра, обычная самая – вот… Он открыла рот и Валерка увидел, что язык у нее и губы изнутри вымазаны какой-то светящейся краской. Она прижалась ртом к подвальной стене и таким образом провела жирную красную линию. - А ты кто? – спросила она мальчика. - Я – Валерка! – засмеялся мальчик. - Нет, - покачала головой девочка, - после того, как Крыс стал править миром, оставшиеся люди превратились в краски – есть тюбики, есть кисти, есть палитры. А вот кто ты? - Не знаю, - признался Валерка, - я не проверял. - Так это же легко проверить! – обрадовалась девочка, - смотри… Она так ловко и быстро сняла с него штанишки, что Валерка сначала ничего не понял, а потом заметался, закрываясь. - Дура сумасшедшая, - крикнул он палитре. - Это ты дурак, - объяснила девочка, - и кисть. Простая кисть. А я думала, ты хотя бы тюбик. Валерка посмотрел на свой пенис и побледнел от ужаса – вместо пениса у него была черная малярная кисть с желтой щетиной. - Почему так? – прошептал он. Девочка пожала плечами. - Нам надо уходить, - сказала она, - сейчас сюда придут Крысы. Ты умеешь делать окна? Валерка покачал головой. - Это очень просто – макаешь кисточку в краску и рисуешь. Палитра встала на колени и широко открыла яркий рот. Валерка неуверенно подошел к ней. Взяв двумя руками кисть, осторожно ввел щетинистую головку в яркий рот девочки, где вместо языка была густая маслянистая краска и совершил несколько движений. Потом провел четыре полосы на стене: Послышались голоса. Палитра прыгнула в окно, Валерка следом. - Нифифа фефе! – присвистнула девочка, - это ж королевский подвал! Валерка огляделся. Переплетение труб, мрак. - Какое удачное окно! – девочка с уважением поглядела на его малярную кисть, - на королевской кухне работает мой дядя. Тут мы сможем поесть. Пошли! Миновав подвальные закоулки, дети подошли к отверстию, откуда доносились различные запахи. - Дядя Володяа-а-а! – кому-то закричала палитра. Немного погодя в отверстие заглянул человек, одетый во все белое. - Палитра? – обрадовался он. - Со мной кисть! – шепнула палитра. Повар поморщился. - Хорошая кисть! Покормим его по-королевски? - Хм, - закусил губу повар, - надо подумать. - А чо думать! Он жрать хочет! И я хочу, - добавила палитра. - Ну, делать нечего, - согласился повар, - вылазьте, сорванцы. Он открыл крышку. Дети пролезли через отверстие. Огромная кухня была полна людей. Она сновали туда-сюда в белых колпаках, что-то чистили, жарили на многочисленных столах, а на самом большом столе, вокруг которого собралось очень много людей, лежал гигантский торт. Такого большого торта Валерка еще никогда не видел. Дядя подвел их к этому торту, что-то сказал людям, и они не стали мешать. - Ну, налетайте! – усмехнулся дядя. Валерка осторожно отщипнул кусочек торта. Потом еще, а потом еще. Торт оказался необыкновенно вкусным. Рядом ела раскрасневшаяся палитра. Вдруг завыли сирены, и люди забегали, закричали. - Прячьтесь! – кричали они Валерке и палитре. - Прячьтесь! – завопил повар. - Куда?! – закричал в отчаянии Валерка. - Да в торт, - дернула его палитра. Сама она уже почти залезла, прорыв уютную норку в середине торта. Валерка хотел прорыть рядом такую же норку, но палитра так рванула его, что он упал в торт и прижался к ней всем телом. Дядя лихорадочно закрывал дырку. Люди с головами крыс уже были здесь. Она заглядывали в каждый закуток, пытаясь кого-то найти. - В чем дело? – услужливо спросил повар. - Приказ Его Величества Крыса. Они ничего не смогли найти. Зазвонил колокольчик. - Торт! Торт! – зашептали люди. Повара окружили торт и покатили его к огромной двери. За ней – троный зал. На троне – Крыс. Он не принял человеческий облик, остался такой же маленькой крысой. Он сидел, потирая лапки, ждал угощения – как все крысы, он был сладкоежкой. Бледный повар поклонился Крысу. Крыс подпрыгнул и, словно в бассейн, нырнул в торт. Он любил прогрызать ходы, щелкать орехами, прорываться через молочное суфле и зефирные пустоты. Но в этот раз он сразу ощутил что-то не совсем съедобное. Оно было упругим и пульсирующим. Крыс злобно толкнулся – раз, другой, третий – и попал в пространство, наполненное краской. Крыс обезумел – вокруг липкие, сжимающиеся стенки, лапы вязнут, дышать тяжело, да еще сильно бьет в бок щетинистая палка. Раз, другой, третий – и малярная кисть прободила его живот. Крыс сдох. А раз Крыс сдох – волшебство кончилось, и люди снова стали людьми, а крысы – маленькими жалкими тварями. А повторится оно может только через тысячу лет. Когда комета Галилея пригнизится к Земле. ЖИР Ох и тяжело болеть, когда тебе всего десять лет! Хочется сбежать из дома на улицу, пр-р-рокатиться с горки на санках, отдубасить Ленку-задаваку, погонять неуклюжую шайбу – а что приходится? А приходится пить горькую микстуру и глотать таблетки. Мама возвращается вечером, но она так устает, что только и успевает поцеловать его в лоб, а потом опять ночь, опять спи, смотри скушные сны, или показывай самому себе на обоях теневые мультики. Этой ночью Мишка долго не мог заснуть, мечтая о разных мальчишеских разностях, и вдруг в окно кто-то бешено забарабанил. Кто бы это мог быть? – перепугался Мишка. Его квартира находилась на десятом этаже и никто, конечно, не мог стучать в окно. Мишка тихонько сдвинул занавеску и увидел голубя. На шее у него висела прямоугольная табличка, на которой черным по белому было написано: “Кина не будет!” Голубь немного попорхал, нагло глядя на Мишку, а потом драпанул куда-то вниз и скрылся в снегопаде. “Кина не будет” – повторил про себя Мишка. Неожиданно кто-то так сильно застучал по батарее, что Мишка аж подпрыгнул на кровати. Подошел на цыпочках к батарее, опустился на корточки. Стуки шли изнутри. - Кто там? – шепотом спросил Мишка. В ответ стуки усилились и – бабах! – батарея лопнула. Из нее, конечно, хлынула вода. Мишка запрыгнул на кровать. Но вода прибывала. Когда она начала доходить ему до пояса, послышался тоненький голосок: - Быстрее сюда! Мишка подплыл поближе и увидел… голубя. - Сюда! – поторопил голубь. Мишка заметил на стене золотое сияние. Вода страшно бурлила, и мальчик, закрыв глаза, бросился в это сияние. Повсюду порхали голуби. Все мостовые были заполнены ими, все ветви деревьев, все крыши – везде сидели голуби. И у каждого голубя – синего, белого, пестрого – на шее висела табличка с надписью. Например: “Конфеты кончились”, “Зоопарк закрыт”, “Звездочет заболел”, “Eternalbeauty сидит”. - Быстрее! – махал крылом знакомый голубь. Миша бежал за ним. Город, расстилающийся вокруг был не особо удивительный – больше всего на Америку похож. Миша смотрел передачи про Америку, там показывали большие небоскребы, стеклянные магазины, чисто подметенные мостовые – вот такой город лежал перед ним. С единственной поправочкой – всё сплошь покрыто голубями (см.выше). Голубь летел в центр города, туда, где расположен самый высокий небоскреб – стеклянная башня. Он такой большой, что даже если задрать голову, то видно примерно середину этого диковинного строения. Верхушка же утопает в облаках. Голубь влетел в гигантские двери, пролетел по пустынному холлу и скрылся в лифте. Миша вошел следом. Лифт ехал долго. И вот перед ними высокая золоченая дверь. - Тсс! – сказал голубь, - я доложу. Через минуту он вернулся. - Прошу вас. Вместо ожидаемой роскоши, оказалось, что обстановка тут скудная – в комнате ничего не было, кроме дубового стола и дубового же стула, стоящих возле открытого окна. На стуле сидел страшный человек в железной маске. - Любишь конфеты? – вдруг спросил он Мишу хриплым голосом. - Люблю, - удивленно ответил Миша. - И я люблю! – с нажимом сказал человек в маске, - а любишь на горке кататься? - Люблю. - И я люблю! А любишь мороженое есть? - Люблю, конечно, - пожал плечами Миша. - И я люблю! И я люблю! А любишь купаться? - Люблю. - И я! А любишь мультики смотреть? - Люблю. - И я! А любишь рисовать? - Люблю. - И я, и я тоже люблю рисовать! Теперь ты понял, зачем я тебя сюда вызвал? - Нет, а зачем? – глуповато спросил Миша. - Да у нас же нет ничего этого – нет конфет, нет цирков, нет каруселей, нет вообще никаких сладостей! Мы тут не живем – а су-щест-ву-ем! - Что же произошло с вашим городом? – спросил Миша. - Мой брат, - пожаловался человек в маске, - этот страшный злодей, он забрал себе все конфеты и все карусели, и все музеи, и все каникулы, а чтобы мне стало еще противнее, он напустил тучу голубей. А я ненавижу голубей! Человек в маске с размаху стукнул кулаком по столу. - Тупые говорящие птицы! А таблички видел? – фыркнул человек в маске, какие он таблички на них понацеплял? - Видел, - вздохнул Миша. - Ну вот. Ты уж, будь добр, найди его и отбери у него все мои конфеты, все мои игрушки! - Как же я его найду? Я просто мальчик, в третьем классе еще учусь. - Видишь, в чем проблема, - покачал головой человек в маске, - он сбежал от меня в твой мир. Больше я ничего не знаю. Держи! – он бросил мальчику тяжелый перстень, - когда поймаешь негодяя, поверни три раза перстенек - и окажешься здесь. По правде говоря, взрослые бывают разные. Бывают взрослые умные, добрые, понимающие, но бывают и другие – хитрые, жадные, глупые. К этим отвратительным взрослым, с которыми я никогда не здороваюсь, и принадлежал Сковородников. А ведь и он когда-то был нормальным. Родился в благополучной семье… Неправильно! “Они родились” – ибо Сковородниковых было двое – два одинаковых брата. Мама их запеленала в одинаковые пеленки, положила в одинаковые кроватки и запела колыбельную. А какие они были смешные! Ротики как у старичков надутые, глаза черные-черные, пяточки розовые. Лет до четырех они росли как две неразлучные тени: куда маленький Стасик – туда же и маленький Витя. Бежит Стасик жуков смотреть, траву пинает, радуется, за ним мчится Витя, тоже пинает и радуется. Смеялись они вместе и плакали они вместе, вместе конфеты ели, Стасик еще и угощал Витю, делился с ним. Игрушек у них было очень много – и паровозик и мишка, и жирафик, и даже белыйпребелый гусь, который умел шипеть, если на нем попрыгать. В садик мама их не решилась отвести – еще побьют, да и плохим словам научат. Так и росли они – дружно и счастливо. Как-то на прогулке (малышам было уже четыре года) Стасик увидел очень красивую божью коровку. Он наклонил свою головку, и тут прямо из земли вырвался острый железный стержень и воткнулся ему глубоко в правый глаз. Стержень был полый, внутри него сильно гудело – это высасывались мозги Стасика. Немного погодя из земли вырвался еще один железный стержень и воткнулся в левый глаз Стасика. В этом стержне тоже сильно гудело – это вбрасывалась земля в пустую голову ребенка. Сделав свое дело, стержни зажужжали и ушли под землю. Стасик поднялся. С его глазами ничего не случилось – стержни вошли в голову не повредив их. Внезапно он подбежал к Вите и дал ему сильную затрещину. Витя упал и заплакал. Миша кушал кашу. О том, что в его комнате творился совершенный бедлам (лопнула батарея, лилась вода) он решил пока маме не сообщать, но и сам в комнату больше не хотел возвращаться. Миша запер дверь и заявил, что пока поспит с мамой. Ну с мамой так с мамой – взрослые переглянулись и согласились. Кроме того, Миша мучительно размышлял над заданием страшного человека из голубиной америки – найти брата. “Где ж я его найдуто? Бред!” Он перебрал в уме всех взрослых, которых знал и тут вспомнил – точно, есть один человек, очень странный, очень, очень жадный. Как-то Мишу привлекла большая заржавленная ракета на детской площадке. Он залез в нее, выглянул из окошка и – ужас! – услышал позади себя какой-то шорох. - Кто здесь? – шепотом спросил Миша. Сильные руки схватили его за плечи и резко развернули к себе. Он увидел высокого человека с пустыми глазами. - Щ-щенок! – рявкнул человек, - мерзавец! Уходи из моей ракеты, если тебе жизнь дорога! Миша задрыгал ногами. - Это мое всё! - капризно сказал человек, - ты не имеешь права отбирать у меня мою площадку! Миша высвободился и улизнул из ракеты. А человек бесновался и кричал. Он даже ругался! Миша убежал, а на следующий день вернулся на площадку с Юркой и Сашкой. Они обошли ракету, тихонько заглянули туда – страшный человек сидел в ворохе сухих листьев и показывал большую фигу. Ребятишки с криками разбежались. И больше не решались туда заглядывать. Они знали, что площадка принадлежит одному страшному человеку. Теперь Миша снова вспомнил этот случай и решил подглядеть – а ну как дядя прячет в ракете сладости? Сколько шелбанов, затрещин и оплеух получил бедный Витя – уже и не припомнить. Скажем только, что их было великое множество. Стасик оказался чрезвычайно изощренным на всякие пакости, причем, старался сделать их так, чтобы ни мама, ни папа не видели – а потом приписать проделку Вите, отчего бедного мальчика стали считать настоящим проказником и сорванцом. Родителей своих Стасик тоже терпеть не мог, но знал, что они больше, сильнее, поэтому пакостить надо так, чтобы ему не попало. Иногда по ночам у него сильно тряслась голова, из ушей и ноздрей выпадывали земляные крошки, а из потолка снова опускались железные стержни, и только тогда Стасик успокаивался и спал без сновидений. Его земляная голова, как ни странно, была способна к размышлениям, вот он и размышлял иногда – откуда приходят к нему стержни и кто ими управляет? Однажды ночью он взялся руками за прохладное железо стержней и сильно сдавил его – металлическая кожура сошла, и Стасик ощутил, что его пальцы сжимают горячий и скользкий жир. Стержни были сделаны из белого жира, который разламывался, отщипывался, таял на ладонях. Аккуратно вынув из глаз липкие палочки, Стасик разломал их до самой стены, а потом потрогал стену и понял, что она тоже проламывается, что сделана из липкого, жирного вещества. Он вошел в стену, прорыл нору в ее темных пластах – и очутился в ярко освещенном месте. Это была огромная равнина, сплошь покрытая белым жиром, и высокое небо здесь было белое-белое – жировое, и далекие горы выглядели как подтаявшее мороженое. Стасика охватила непонятная эйфория, он начал прыгать, набирать жир в ладошку и бросать его высоко, кувыркаться, стоять на руках… А потом сделал из жира неуклюжую фигурку Вити, мамы, папы, бабушки. И началось… Сперва Стасик ощутил легкий подземный гул, перешедший в ровное, высокое гудение, затем раздался чудовищный грохот и сотни стержней выдвинулись со всех сторон. Стасик не ощутил боли, но каким-то образом понял, что по стержням-тоннелям он может перемещаться через слепленные им фигурки. В пространстве тела матери, Стасик обнаружил, что может видеть ее глазами, говорить ее губами, слышать ее ушами, и двигать ее конечностями. Вот он разлепил глаза и увидел смуглую спину храпящего мужа, пошевелил рукой, высунул язык. Ему захотелось управлять отцом – но как это сделать находясь в матери? Наверно, нужно что-то послать в него. Он сильно сдавил бедро – и мягкая нога отошла от туловища. Она тоже была сделана из липкого, вязкого, густого жира. Отделившись, она поплыла по тоннелю и вошла в фигурку отца. Он открыл глаза отца изнутри, пошевелил его пальцами, посмотрел на мать. Его глаза встретились со своими в матери – странное ощущение! В бабушку, спящую в соседней комнате, он решил послать свои волосы. Виктору он послал свои гениталии, отошедшие, словно комья застывшей грязи под упругой струей горячей воды. Когда части его тела прочно утвердились в родственниках, Стасик поднялся всеми своими пятью телами, отраженными от жировых фигурок, и открыл большое окно в гостиной. Вместо привычной мостовой расстилалась белая жировая равнина с огромной дырой в середине. Это жир, жир, жир! – радостно подумал Стасик, - ж-ж-ж-ир! – жужжало у него в голове – ж-ж-ж-ж-ир! Жир вытек с неба и в одночасье затопил всех и вся! Стасик бросился из окна навстречу блестящей равнине – и всеми телами по пояс провалился в рыхлый жир. Радостно крича разными голосами, он выкарабкался и, утопая по щиколотки, побежал к дыре. Но родители не успели добежать – они застыли на бегу и были смыты волнами жира, только Виктор сумел прыгнуть в черноту. Прыг! – ступенька. Прыг! – другая! Миша ловко прыгал через ступеньки. Рыжая – ужасно вредная – кошка грелась на пыльном подоконнике. Миша знал, что мама ни за что не отпустила бы его гулять больного – да еще в такую даль! Но чувствовал, что просто обязан помочь человеку в маске. Распахнув дверь, Миша вприпрыжку выбежал в ослепительно солнечный двор. Пройдя пару площадок, он еще издали увидел зеленый купол ракеты. Как же подобраться незамеченным? Тут его осенила замечательная идея. Неподалеку от ракеты была песочница, где малыши лепили куличики, песок там свежий и мягкий, можно прорыть подземный ход, чтобы выйти к ракете изнутри, тайком забрать все сладости и вернуться к обитателю страны голубей. Две веселых девочки с синими ленточками в коротких косичках сначала удивились, отчего этот странный мальчик так глубоко роет, а когда он им объяснил, захлопали в ладошки и тоже включились в игру. - Дальше я сам! – отстранил девочек Миша – и полностью лег в отверстие, быстро работая руками. Стало темно, песок попадал в рот, Миша отплевывался и терпеливо рыл. И вот его пальцы коснулись железного обруча – основания ракеты. Миша повертел головой и макушка пробив тонкую земляную прослойку вошла в дно ракеты. - Кто здесь? – испугался Сковородников. Голову мальчика разглядеть он не мог – мишины черные волосы слились с полутьмой. Сковородников решил, что это Витя проник во всамделишный мир с намерением украсть его конфеты. - Они мои все! – заметался Сковородников. Он начал запихивать в карманы множество конфет из кучи в углу, потом увидел, что железо ракеты в одном месте изогнуто неровной гранью – образована щель. Ринулся туда, прислонился боком, чрезвычайно уплощился и пролез в мягкое, белое, жирное железо, обтекая ракету, изгибаясь, как бумажный лист и куда-то уплывая, уплывая… Он и не заметил даже, как впопыхах уронил конфету. Миша поднял ее. Слишком большая и тяжелая, да и название непривычное – “Кино”. Эх, была – не была! Миша повернул три раза волшебный перстень и вошел в открывшееся перед ним золотое сияние. Он очутился в той самой комнате, где его впервые встретил человек в маске. Страшный человек стоял и смотрел на него. - Я принес конфету, - сказал Миша. Человек немного согнулся, словно недоверчиво переспрашивая – что? - Я принес конфету! – звонко повторил Миша. Человек еще больше согнулся. И что-то сказал. Чтобы расслышать его, Миша подошел ближе. Губы за железной маской шевелились. Человек говорил и сгибался, словно это слова заставляют его сгибаться Правда, как ни прислушивался, Миша не мог расслышать ни одного слова. В конце концов сгорбленый человек застыл на полу. А потом начал разгибаться. И тут Миша расслышал слова. Сперва – тихие, ватные, но по мере того, как человек разибался, слова становились все более громкими: - Кина не будет! Кина не будет! Кина!.. И вот он застыл дугой. Потом опять начал говорить все тише и, по мере говорения, сгибаться, сгорбливаться. Потом шептал и безвучно открывал рот. Но Миша увидел эти неслышные слова – они лежали на языке белыми ватными клочьями. Тогда Миша понял, что надо развернуть конфету. Развернув ее, Миша понял, что она сделана из сала. И это конфетное сало было живым. Оно ползало по ладони, как слизняк. Миша поднес ладонь ко рту человека в маске и сало переползло в рот, наполненный белыми ватными словами. РЕЗЮМЕ Я работал мусорщиком в одной очень известной фирме по перевозке и реализации различных видов мусора. В мои обязанности входило консультирование покупателей о качестве и стоимости товара. Покупателей я делил на две категории – “зеленые” и “красные”. Зеленые – это, как правило, люди, абсолютно не сведущие в мусоре.. Красные – знатоки мусора, ценители и обожатели, обжулить их гораздо сложней, чем зеленых, они прекрасно осведомлены о ценах, о качестве, о положении дел на рынке, они долго принюхиваются, трут между пальцев, пробуют на вкус, и наконец, соглашаются совершить покупку незначительной партии. Мой босс, в принципе, был доволен мною, за вычетом мелких неприятностей, которые я доставлял фирме своей артикуляцией. Дело в том, что у меня неправильный прикус, отчего я постоянно коверкаю букву “м”, она очень сложно мне дается, вместо нее я всегда произношу – “ф”. То есть расхваливая товар, я говорил не “мусор”, а “фусор”, легко представить, как терялись покупатели, когда вместо мусора им предлагали купить какой-то фусор. Впрочем, чаще всего эта неудобная ситуация разрешалась обоюдным смехом. “Фусор, говорил я, не изволите ли фусор?” Еще одна проблема заключалась в том, что мусорные контейнеры находились во внутреннем дворе, однако, калитка, ведущая в этот двор была крайне неудобно установлена – над канавой – а сами ворота были вырезаны в виде цветка, таким образом, в отверстие ворот мог пройти только какойнибудь цветок, например, ромашка или мать-и-мачеха. Я никак не мог понять необходимости столь причудливой выдумки, и то как она может повлиять на реализацию мусорных контейнеров, писал боссу записки, но вразумительного ответа не получил. Поэтому приходилось долго убеждать покупателей сорвать поблизости любой цветок, продеть в него специально заготовленную проволочку, и таким образом, проникнуть к товару. Иногда босс прилетал посмотреть, правильно ли я обслуживаю клиентов, и в случае разных неувязок, проинструктировать меня. К слову сказать, неувязки случались время от времени. Например, я забывал, что передо мной стоит покупатель, и начинал, извиняюсь за выражение, самоудовлетворять себя при всем честном народе. Тут уже смехом не отделаешься, приходилось быстро убегать, а выгодная сделка, конечно, срывалась. Несколько раз я терял свои коленные чашечки и ползал по траве в поисках важных частей организма. Один раз я забыл, что подо мной находится земля и с диким криком – “падаю! Падаю!” – буквально впился в кожаный плащ клиента. Впрочем, клиенты иногда прибывали такие, что хотелось куда-нибудь убежать. У одного покупателя из глаз торчали ножи, другой был прозрачный и, по его словам, “прилетел из солнца”, третий вообще не приехал – послал свой голос, необыкновенно визгливый, а те две девочки, которых я убил, едва ли имели вообще какое-либо отношение к покупателям, но репей на колготках у одной из них означал только одно – немедленный коллапс мира – и если бы я не вырезал у ней сердце, никто не знает, что могло бы стать с нашей вселенной. Если бросить ретроспективный взгляд на мою деятельность в мусорной бригаде, то я в целом оцениваю ее как весьма положительную, мне удалось добиться значительных успехов, только благодаря моим стараниям фирма начала процветать. Босс же мне очень сильно завидовал и, угрожая телепатической силой, вынудил меня написать матерное заявление об увольнении по собственному желанию. Я надеюсь, что работодатель примет во внимание мои заслуги, мой опыт, мое старание и предоставит мне новое место работы. СЕМЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ Мышлева Анастасия поднялась рано. Зазвонил будильник. Она потянулась и посмотрела на часы: уже шесть. Побежала в уборную, сделала там необходимые дела, наскоро перекусила, и буквально вылетела на улицу, чтобы не опоздать на автобус. Ее автобус приходит ровно в шесть тридцать пять. Обычно он уже битком набит. Фу-у, успела, - врывается Настя в салон. - Настюша! – кричит ей розовощекая Ольга. - Здраствуй-здраствуй! – приветствует ее Настя, - еле успела! - Ну и славно, - кивает Ольга, - ты сегодня до скольки? - До двенадцати, - говорит Настя, - потом в больницу хотела заскочить – Витальку выписать. - А обои твои не заскочат? – спрашивает Ольга. - Куда там! – улыбается Настя, - приклеены так, что и не отдерешь! - Я к тебе вечером зайду, - продолжает Ольга, - у меня поспела дивная клубника. - Заходи. Автобус въезжает в огромный деревянный ангар и останавливается. Женщины выходят из автобуса. Контролер пересчитывает женщин. - Почему Маровой нет? – недовольно спрашивает она. Все молчат. - Уволю! – грозит контролер, - итак… Сегодня прыгаем как обычно, с прихлопами. В дальнем конце ангара находятся тридцать деревянных скамеек. Женщины занимают каждая свое место и начинают прыгать через скамейки, прихлопывая в ладоши. Несколько часов подряд звучат ритмичные хлопки. В десять Настя отпрашивается у контролера и уходит на остановку. В больничной приемной много народу. Поскольку больница эта детская – все сидят с арбузами. Настя сидит со своим арбузом, перевязанным синей ленточкой и кусает губы. Ей очень не хочется, чтобы доктор оставил Витальку долечиваться, но сынок явно еще болеет. - Мышлева! – раздается из динамика голос. Настя торопливо встает, осторожно открывает дверь и входит. Доктор – полная пожилая женщина – что-то пишет. - Заходите, садитесь, - бормочет она. Настя садится. Доктор поднимает голову. - Ну и как ваш мальчик? Головка не болит? А животик? Озабоченно гладит арбуз. - Нда-а-а… бледный ты какой-то. Скажи: “а”. Она достает нож. Вырезает в арбузе ярко-красную пирамидку. Разглядывает ее. - Горло очень красное, - вздыхает она, - придется оставить Виталика до пятницы. - Да, - кивает Настя, - да, да. Настя грустная выходит из докторского кабинета. Медленно идет домой, укачивая большой арбуз. - Эх, Виталька, Виталька! Ну почему ты заболел! – произносит она укоризненно, - теперь опять на полставки прыгать! Что я получу? Снова комара? А жизнь ведь не ждет! Она властно идет вперед! Ничего, ничего, скоро ты станешь совсем здоровый, и я может быть даже заработаю три заусеницы! Представляешь, как мы с тобой заживем?! Купим в деревне свой собственный забор! Ты ведь так хотел повисеть… А я буду дробить молотком щепки в мелкуюмелкую пыль… Самую мелкую в мире пыль… И обои… как это красиво – обои на заборе. Я, ты и обои, это и есть, мой маленький мальчик, семейное счастье! - Обои! – закричала она с порога, - мы пришли. Разулась, положила арбуз в детскую кроватку, прошла в комнату и влюбленными глазами посмотрела на обои. Они были желтые и потертые, местами порванные. - Вот и я, - тихо сказала она. Провела пальцем по обоям. Потом всей ладонью. Потом прижалась щекой и тихонько поцеловала обои. - Ты сегодня такой нежный, - шепнула она, - и приветливый. Хорошо бы – всегда таким был. А не занудой. И не букой. Будь всегда таким. Знаешь, а Витальку не выписали, но это ерунда. Ты ведь тоже прилично зарабатываешь. Ее рука скользнула по обоям. - О, я вижу ты уже готов, - улыбнулась она, - но может быть, вечером? Нет? Хочешь сейчас? Как я тебя обожаю! Она лизнула обои. Потом снова. Потом прижалась всем телом и начала, мелко дрожа, лизать обои и тереться о них лобком. Через несколько минут Настя кончила. - Побудь со мной еще немного, - попросила она, гладя обои, - почему сразу отворачиваешься? Я же ведь так не делаю. Любимый, любимый… Она вздохнула. Потом пошла в ванную, помылась. Весело напевая, направилась в кухню. Сварила борщ. Обжигая пальцы принесла его в гостиную и села на диван перед белым парафиновым кубом. - Опять новости, - поморщилась она, - ну и сам смотри. Она доела суп и легла вздремнуть. Вечером раздался звонок. Настя вскочила, открыла дверь. - Привет! – втиснулась Ольга, с трудом волоча ведро, прикрытое марлей. - Как ты дошла, бедненькая, - посочувствовала Настя. - С божьей помощью, деточка, - ответила Ольга, - принимай-ка лучше! Настя отнесла ведро на кухню. Следом явилась Ольга. - Клубника свежайшая! – сказала она, - с моего огорода. - На даче? – спросила Настя. - Нет! – покачала головой Ольга и с гордостью добавила, - на люстре! - Ты прямо золотце! – обрадовалась Настя. - Шваброй снимала, – развязывая узлы марли, произнесла Ольга. Ведро было полно электрических лампочек разной величины. - Какая крупная! – восхищенно сказала Настя. - Ну, я конечно, не Мичурин, - тихо произнесла Ольга, - но возиться на своей люстре люблю до невозможности! - Спасибо, - Настя чмокнула ее в щеку, - завтра сахару куплю – компоту наварю! - Обои твои, поди, любят компотик? - А как же, любят, - кивнула Настя и вдруг обеспокоенно спросила, - Ольга, а что ты про свою маму не рассказываешь? Как она? Все еще висит на балконе? - Да, висит, - серьезно подтвердила Ольга, - слезать не хочет! Люди уже спрашивают – почему это ваша восьмидесятилетняя мама полтора года висит на балконе. Смех и грех!.. Зимой-то ладно еще, зимой я ее укутаю… И все замерзает. - Понимаю, - сочувственно сказала Настя. - А летом? Если на голову кому-нибудь упадет? - А может в шифонер ее повесить? – предложила Настя. - Ой, - махнула рукой Ольга, - сколько раз уже предлагала – ни в какую. Уперлась старуха. - Понимаю, - повторила Настя, - это старость. - Старость и есть, - зло сказала Ольга. На улице забарабанил дождь. - Побегу, - встрепенулась Ольга, - укутаю мать тряпкой какой-нибудь. Настя проводила ее до дверей. - Спасибо, - сказала она, - за отличные ягоды! - Не за что, милая, - закивала Ольга, - только ты сахарку не пересыпь. Запомни – на литр компоту – две столовые ложки песка. - Так и сделаю, - ответила Настя. Когда Ольга ушла, Настя подошла к окну. Дождь сыпал и сыпал, но вдруг кончился и в небе засверкала нежная радуга. Настя залезла на подоконник, открыла форточку, высунулась немного и быстро отклеила от неба радугу. - Вот так, - прошептала она, - Виталька давно мечтал… Она покружилась по комнате со странным светящимся комочкам в руках, словно с призрачной птицей, остановилась напротив детской кроватки и акуратно приклеила радугу рядом с наклейками трансформеров и куклы барби. - Спать! – самой себе скомандовала она. Легла. Послала обоям воздушный поцелуй и заснула.
