Писец Бартлби - Филологический факультет МГУ
advertisement
Эссе Савиной Анны Р\Г 5 английская группа Трактовка власти и слова как власти у Германа Мелвилла (Писец Бартлби). Что есть власть? «Право и возможность распоряжаться кем-чем-нибудь, подчинять своей воле » - такое определение дает нам словарь С. И. Ожегова. Да, безусловно, повествователь – владелец конторы на Уолл-стрит, имеет власть над своими подчиненными: Индюком, Кусачкой и Имбирным Пряником. Но что заставляет его, «редко выходящего из себя; еще реже дававшего волю опасному возмущению всяческим злом и беззаконием», настолько разгневаться на простого переписчика бумаг? Ответить на этот вопрос нам поможет «метафизика» власти М. Фуко, которая различает две формы: 1. та, что связана преимущественно с государством и его аппаратами (система правосудия, армия и т.д.). 2. та, что - располагаясь на ином уровне и представляя собой особого рода сеть властных отношений, которые реализуют себя по самым разным каналам, - оказывается относительно независимой от государственной власти. Первая форма власти, как уже было отмечено ранее, принадлежит рассказчику. В его компетенции увольнять, нанимать, командовать подчиненными и т.п. Но вторая, более могущественная на мой взгляд, власть слова, принадлежит таинственному писцу Бартлби. Это очевидно, хотя есть вероятность, что в дальнейшем будет не так уж просто решить, чья власть сильнее. Конфликт происходит на четырех основных понятиях, выделяемых М.Фуко: 1. На фоне «структуры опыта». Хозяин конторы и писец полярно различаются в высказываниях, в структурировании своей речи. Нельзя не заметить, что первый даже в какой-то степени с излишней почтительностью разговаривает с Бартлби, мысли его блещут сравнениями с литературными героями: «Одинокий созерцатель пустыни, которая на его памяти кишела народом, - некий простодушный Марий нашего века, предающийся мрачным раздумьям на развалинах Карфагена». На мой взгляд, от них веет нарочитой пышностью и стремлением показать свою образованность, сыграв на контрасте с молчаливым переписчиком. «Я предпочел бы…,» единственная фраза, имеющая разное окончание в зависимости от контекста, которую мы слышим от Бартлби, Мы не можем судить ни о чем из его высказываний. Единственное, что хоть как-то приоткрывает завесу тайны его появления, это маленькая история в конце, и то на самом деле которая может оказаться слухом (о чем предупреждает сам повествователь). Он был младшим клерком в отделе невостребованных писем. И ему незачем было говорить красивыми витиеватыми фразами – перед ним не стояла цель привлечь клиентов. Даже с получателями ему не требовалось беседовать – они уже давно почили. 2. Понятие "дискурса" обрисовывает структурирование поле высказываний. Немного уже было сказано в предыдущем пункте, но я считаю, что было бы неверно не уделить внимания Индюку и Колючке. Г. Мелвилл «играет» характеристиками этих персонажей. Они своеобразно дополняют друг друга, становясь агрессивными по очереди. Они так же комично говорят, как ведут себя. Даже воспитанность Индюка сутра выглядит смешно, когда он буквально «выдает» фразы из серии «Осмелюсь сказать, сэр…», а потом грозиться поставить фонарь Бартлби. Конторка похожа на цирк, сутра буянит Кусачка, после полудня Индюк. Даже клички у них похожи на тех, которые дают животным. А их начальник похож на владельца своеобразного зоопарка, которому все дружно оближут ноги, по первой же просьбе. Об их дискурсе по отдельности говорить очень сложно, но вместе это такой симбиоз, с одной стороны, благородных и трудолюбивых работников, а с другой, уличных забияк. 3. "историческое a priori" (власть категорий над познанием конкретных субъектов из социально-исторических обстоятельств, которые, согласно Фуко, структурируют и организуют познавательный опыт). Здесь следует больше рассуждать над автором. В самом начале рассказа нам дана краткая автобиография рассказчика, причем он не упускает шанса якобы незаметно похвалить себя и для пущей убедительности даже упоминает о «добром мнении покойного Джона Джейкоба Астора». «Старинная и благодарная должность»…не эти ли несколько эпитетов уже могут показать нам это «историческое a priori»? Уже в четвертом параграфе задается некий уровень (если это можно так назвать) конторы, хозяина и соответственно его поведения в социуме. Естественно, он начитан (насколько об этом можно судить из его речи), учтив, то есть одним словом, ведет себя соответственно своему статусу. 4. "Эпистема"- совокупность отношений, которые в данное время могут объединять дискурсивные практики, благодаря которым становятся возможными "эпистемологические фигуры", науки и, возможно, формализованные системы. Эпистема - такая совокупность отношений, которую можно открыть в данное время внутри наук и которая может быть проанализирована на уровне "дискурсивных упорядоченностей". Речь идет о понятиях, которые возникают и применяются в определенном конкретно-историческом и культурном контекстах. Эти понятия как бы предписываются индивидам, работающим в науке, пусть они существуют на заднем плане и не обязательно осознаются субъектами. Эти понятия как бы предписываются индивидам, работающим в науке, пусть они существуют на заднем плане и не обязательно осознаются субъектами. Фуко убежден в том, что эпистемы в их языково-семиотическом измерении образуются на том уровне, где формируются научные символы и научный язык. Символический порядок эпистем внутренне иерархичен: определенные основополагающие понятия и познавательные принципы организуют множество высказываний, наблюдений, аргументов и т.д. Эти основополагающие принципы образуют нечто вроде правил связи многообразных впечатлений и возможных опытов. С моей точки зрения, Бартлби как бы «выпадает» из эпистемы всей компании, хотя косвенно потенциально может и входит в нее. Он понимает, что от него хотят, но все же отказывается, не используя никаких научных терминов или символов. Его отказ прост. Это нам, читателям, приходится разъяснять, как происходит проверка написанных документов. Даже Имбирный Пряник, мальчик двенадцати лет знает, что это процедура представляет собой. [6] . Подводя итоги, мы можем сказать, ссылаясь уже на Ю. Хабермаса, что в тексте невидимыми нитями устанавливаются отношения между языком и реальностью, языком, познанием, пониманием и интересом, языком, коммуникацией и социальным взаимодействием. Не случайно далее был упомянут Ю. Хабермас. В своей работе он пишет, что участник коммуникации, желая достичь взаимопонимания и используя понятные предложения, должен принять во внимание 3 критерия: 1. истину. 2. на правильность – для норм, которые устанавливают внутренние отношения между говорящими. 3. на правдивость – для выражаемых намерений. Согласно Хабермасу, коммуникативная практика состоит из коммуникативных действий и дискурсов.[21] Соответственно этим двум аспектам, его исследовательская программа включает в себя два теоретических уровня: теория речевых актов направлена на то, чтобы реконструировать всеобщие структуры коммуникативного действия и вскрыть условия значимости речи, благодаря которым она может служить для координации социальных действий. Но в чем же причина некой стычки между Бартлби и его начальником? Истина очевидна: писец отказывается работать, с правдивостью та же ситуация. Но мне кажется, что проблема в правильности. Хозяин канцелярии не был готов к такой прямоте и прямого отказа от выполнения обязанностей, значит, переписчик не соблюдал норму, принятую в данной группе людей. Но впоследствии происходит что-то странное. Все коллеги будто «заражаются» этим словом, не замечая этого: « А-а, «предпочел»? Да, да, чудное слово. Я-то его никогда не употребляю»,- говорит Индюк, когда его уличает рассказчик. Но! Если вернуться на пару фраз назад, он сам его употребляет! Что за парадокс? Что же приводит в бешенство начальника? Есть много вариантов. Может быть то, что Бартлби начал жить на работе? А может быть наглость этого писца? А может быть то, что все начали употреблять ненавистное ему слово «предпочел»? А может быть и то, что Бартлби пробудил в нем чувство жалости, что он заставил его переживать, сочувствовать, а он всегда предпочитал самый спокойный путь жизни? Сложно сказать, от какой из этих проблем он попытался убежать. Спасает свое доброе имя? Таким поступком? Вряд ли. От того, что ему не повинуются? Он же сам пытается избавиться от писца любыми способами, он же уже пытался вообразить, что у него черствое сердце. «Распространять уныние»? Вообще звучит как-то странно. Заберет контору, ссылаясь на бессменное там проживание? Он же юрист, и понимает, что в принципе это невозможно. «Напрасно я твердил себе, что Бартлби для меня чужой человек, так же как и для всех здесь присутствующих». После того, как хозяин канцелярии предложил свой дом Бартлби и он отказался, открывается истинная причина всех поступков хозяина. «…Из чувства долга и просто из жалости пытался до сих пор оградить от грубых преследований». Бартлби отправляется в тюрьму. Там он умирает, скрючившись, поджав колени, головой касаясь холодного камня, бледный, исхудавший. Жалкое зрелище. Тюрьма, согласно Фуко, есть не просто наказывающее исправительное учреждение, а уголовное право - не только свод законов о преступлении и наказании. Это своего рода модели, с опорой на которые учреждаются системы власти в армии, школе, больнице, на фабрике и в других социальных институтах. К человеку применяется целая совокупность дисциплинирующих "технических" социальных приемов. В самом конце рассказывается история жизни писца. За два десятка строк мы узнаем о нем больше, чем на протяжении всего романа. Работа разбирать письма, которых адресат уже никогда не прочтет, « съедает» человека изнутри. Делает его «мертвецом». «Посланцы жизни, эти письма гибнут в огне». Теперь, после того, как весь рассказ разложен по полочкам, самое время порассуждать, что же есть «власть» в этом рассказе. Мне кажется, что власть тут представлена не в двух ипостасях, а в трех. Поразмышляем над властью повествователя. Он пользуется авторитетом, он имеет подчиненных, которые его все же слушаются. Все-таки он властелин своего маленького мира, который построил он сам. Он имеет «приятный доход». Но как может власть именитого юриста встретить сопротивление в лице несчастного, бледного молодого человека. А отпор состоял только в одной единственной фразе. Непонятно, необъяснимо, даже феноменально, что такой «незаметный» человечек смог довести до гнева и безысходности и пробудить борьбу человеческих чувств и норм, правил. Автор же боялся, что о нем скажут, а вдруг его имя попадет в газеты, но все же истинные, естественные чувства взяли вверх даже над ним. Он предложил руку помощи человеку, хотел сделать для него все. Начальник заботиться о Бартлби как будто о родственнике, делает для него все возможное. А не власть ли это? Разве не стоял ли выше Бартлби в тот момент, отказываясь от всего? Отказываясь от денег, от дома? Мне кажется, что стоял. Он не посмел взять взятку, причем кто ее дает – сам начальник! Начальник унизился перед ним, пихая ему деньги, лишь бы тот ушел! Но переписчик и глазом не моргнул! И кто еще над кем властвует! Но третья власть, представленная в рассказе, это власть слова. Нет, не человека, который сказал его, а именно слова. Слова шутят над людьми, меняясь кардинально в зависимости от времени суток, превращаясь то в сладкое щебетание птичек, то в какое-то мерзкое гавканье. Они гордо блестят, выползая изо рта хозяина канцелярии. Они сухо противостоят шику и блеску, когда Бартлби отказывается что-то делать. Но шире всего О них говорится в самом конце. Они – «прощение для тех, кто умер, во всем изверившись; надежда для тех, кто умер в отчаянии; добрые вести для тех, кто умер, задохнувшись под гнетом несчастий». Главные герои – это слова, в их руках власть. А все остальные лишь марионетки, которыми они играют. Что такое филолог? – на пути к профессиональной идентичности. Как ни странно, я не могу сказать, кто был моим кумиром. У меня в семье нет филологов, да из гуманитариев и то один папа. Но я думаю, что на меня повлияло то, что меня в детстве отдали в школу с китайским языком (учили еще и английскому языку конечно), и после окончания школы вопрос о выборе будущей профессии особо не стоял. Руководствуясь тем, что математические способности у меня откровенно хромают, биология, медицина и химия тоже меня особо не прельщают, вопрос встал уже по-другому – какие языки я хочу учить и на какое именно отделение хочу идти. Представление о филологии изменилось. Начать надо с того, что я не думала, что это предмет настолько обширный. Что поразило меня в самый первый день, когда я взглянула на расписание, это количество предметов с абсолютно незнакомыми названиями, и о чем они можно было понять отдаленно, даже хорошо подумав над словом. Я не могу сказать, что спустя почти полтора года после моей пытки над расписанием в самый первый день учебы что-либо в корне изменилось, но сейчас предметы для меня более интересные, чем на первом курсе. Самосознание изменилось, уже понимаешь, что ты уже давно не школьница, а уже студентка МГУ, лучшего ВУЗа страны, и нос сам «тянется» к небу. Положа руку на сердце, я признаюсь, что не все предметы интересны. Я не буду перечислять какие, но такие есть. Направленность интереса изменилась. Как-то в языки больше потянуло. Хотя раньше и языки и литература были как-то на одном уровне, ничто не перевешивало в свою сторону. Процесс филологического образования интересен еще тем, что даже о русском языке, о своем родном, ты каждую неделю уже в течение двух лет узнаешь что-то новое. В будущем я бы хотела получить образование менеджера. Такой предмет как психология тоже был бы интересен для меня. Может быть что-то и с финансами или экономикой было бы интересно поучить. Как наука о языках, безусловно, филология нужна для развития международных отношений, налаживания контактов с Европой, Азией и т.д. Сейчас выходит очень много книг. Половина из них откровенный мусор. И я считаю, что филологи должны как-то отчистить нашу литературу от этого загрязнения всякими третьесортными детективами и т.п. Сейчас очень сложно угадать, какие изменения произойдут, и фантазировать, для чего же филология будет нужна бесполезно, все равно будущее непредсказуемо. Можно лишь предположить, что будет связана с развитием техники, компьютеров, электроники.
