Введение «Иногда я себя спрашиваю, как мы дошли до такого

Введение
«Иногда я себя спрашиваю, как мы дошли до такого положения дел, − говорил
мне в Вайоминге один учитель, − когда у педагогов больше нет полномочий,
позволяющих им управлять классом, и когда родители из-за опасений, что против
них могут подать иск, боятся отправиться с учениками на экскурсию на природу.»
Вполне вероятно, этот же вопрос задал бы и Томас Джефферсон. Как земля
свободы стала юридическим минным полем? В течение всего дня рядом с каждым
американцем все время присутствует право, из-за чего он постоянно насторожен
и пытается не сделать ничего, что могло бы обидеть другого человека или дать
повод к судебной тяжбе. Такие опасения юридического рода ослабляют нашу
активность и мешают делать то, что мы считаем правильным. Один педиатр както по этому поводу сказал: «Я больше не общаюсь с пациентами так, как в
прошлом. Вы ведь не хотите, чтобы ваши слова могли быть использованы против
вас.»
Жизнь в свободном обществе порой считается чем-то само собой разумеющимся.
В конце концов мы ведь и сегодня можем выбирать свободно и самостоятельно,
где нам жить и работать. Либертарианцы, сторонники свободы мысли и
деятельности в обществе, внимательно следят за тем, чтобы органы власти не
злоупотребляли своими полномочиями. Однако свобода должна состоять и в том,
чтобы мы могли получать удовольствие от спонтанности наших действий, открыто
отстаивать свои убеждения и руководствоваться здравым смыслом, например,
когда надо поддерживать порядок в классе или честно вести себя при общении с
пациентом или коллегой.
Идея свободы как личной мощи в последние десятилетия оказалась отодвинутой
в сторону и заменена другой трактовкой свободы, в которой главным считаются
права любого человека, не согласного с каким-то решением. Конечно, основания,
подтолкнувшие нас пойти по этому пути, были самые вескими, однако двигаясь по
нему мы дошли до такого положения дел, когда больше не чувствуем себя
свободным при повседневном общении с другими. Почти каждый случай такого
взаимодействия теперь сопровождается правовым риском. Мы оказались в
кольце юристов, и это почти не метафора, так как доля представителей этой
профессии в общем составе рабочей силы в США за период с 1970 по 2000 год
почти удвоилась. Общий настрой в стране таков, что мы испытываем сомнения
при принятии почти любого самого обычного решения. Из-за этого американцы
теперь все больше идут по жизни не прямо и решительно к цели, а постоянно
оглядываясь по сторонам.
Мы утратили согласованную правовую основу, определявшую добро и зло,
правильное и ошибочное, верное и искаженное. Чтобы общество было
свободным, люди должны понимать, какими в целом являются масштабы и
пределы их свобод. Без наличия надежных правовых границ среди людей
начинает царить недоверие, отрицательно влияющее на все их повседневные
дела. Граждане начинают опасаться друг друга. И это не просто слова. Такое уже
случилось в Америке, особенно с учителями (Здесь и далее для компактности
изложения термин «учитель» и ему подобные, если не следует из контекста и не
использовано другое слово, относится и педагогам-мужчинам, и к женщинам. –
Прим.
переводчика.),
врачами,
менеджерами
и
другими
служащими,
отвечающими за тот или иной участок работы.
Я уже писал о том, как особенности современного права подрывают наши
свободы, и в тот период, когда я ставил диагноз порокам нынешней системы, я
понял, что проведения лишь простых изменений будет недостаточно. В своей
книге Смерть здравого смысла (The Death of Common Sense) я показал, что
детализированное
регулирование
функционирует
так
же,
как
система
централизованного планирования, из-за чего, к примеру, матери Терезе пришлось
отказаться от своих планов постройки приюта для бездомных в Бронксе: она не
хотела напрасно тратить деньги на предписываемый строительными нормами
лифт, которым в ее организации никто не будет пользоваться. В моей второй
книге Коллапс общего блага (The Collapse of Common Good) я описал, как
американская культура судебных тяжб породила у людей желание занимать
оборонительную позицию при каждодневных общениях. Так, в Улоге, штат
Оклахома, снесли горку для катания, простоявшую на центральной площади этого
городка более пятидесяти лет, и лишили местную детвору одного из источников
радости. Это произошло после одного незначительного несчастного случая, после
которого местные власти решили себя обезопасить от исков, возможных в
будущем. Конечно, мне приятно, что лидеры из Белого дома и региональных
законодательных органов откликнулись на эти мои книги (я им за это благодарен)
и даже осуществили некоторые важные реформы. Однако в целом, если говорить
по большому счету, ничего не изменилось − желание сохранить сложившееся
положение дел оказалось сильнее чувства разочарования.
В 2002 году при помощи поддержки таких известных общественных деятелей, как
Билл Брэдли и Том Кин, мы создали внепартийную организацию Common Good
(www.commongood.org)
с
целью
восстановить
безотказность
работы
американского права. Нам удалось объединить усилия заинтересованных лиц и
создать
широкие
коалиционные
структуры,
обладающие
новым
кругом
полномочий, например экспертный административный суд, который занимается
исками, связанными с профессиональной небрежностью и некомпетентностью. Он
появился на свет в результате наших совместных усилий с Harvard School of
Public Health, специализирующейся на вопросах общественного здравоохранения.
Кроме того Common Good совместно с Национальной федерацией учителей
(United Federation of Teachers) и отделом образования Нью-Йорка занимается
разработкой и опробованием в пилотном варианте новой системы учебных
дисциплин, преподаваемых в нью-йоркских школах. Участвуя в деятельности
Common Good, мы узнали, насколько мощным может быть новое видение. Узнали
мы и то, что расстроенные люди с удовольствием будут вам жаловаться, но чтобы
они поддержали предлагаемые вами изменения, они должны понимать, в каком
направлении они двигаются.
В этой книге я рассказываю о том, какой я вижу новую структуру полномочий в
Америке, при которой люди могут свободно осуществлять свой выбор в ходе
своей повседневной жизни. После ее внедрения судьи будут стремится к тому,
чтобы судебные тяжбы велись только при наличии обоснованных оснований, так
как они хорошо понимают, что поводы, руководствуясь которыми люди подают
иски, в конечном счете определяют границы свободы. Директора школ снова
будут управлять учебными заведениями на основе естественных здравых
инстинктов и ценностей, характерных для ответственного руководителя, а не
организовывать их деятельность в виде сборочной линии, работающей на основе
бюрократических предписаний.
Общественность при
своем
выборе
будет
стараться добиваться сбалансированности общих благ, а не удовлетворить в
первую очередь потребности отдельных людей по защите их личных правах. В
Вашингтоне проведут серьезную чистку завалов, накопившихся за очень много
лет,
чтобы
восстановить
прозрачность,
или
как
сейчас
часто
говорят
транспарентность, своей деятельности, и снова отвечать за свои дела.
Демократия не сможет функционировать, если Вашингтон по-прежнему будет
отягощен бременем многочисленных законов, накопленных за все эти годы, не
говоря уже о том, если сохранится влияние групп с особыми интересами, которых
нынешнее положение дел вполне устраивает, и поэтому они делают все
возможное, чтобы никаких серьезных изменений не происходило.
Наше
предложение
исходит
из
одного
базового
принципа,
который
мы
формулируем следующим образом: без свободы иметь собственное суждение и
возможности руководствоваться им в своих делах нормальными не будут ни
здравоохранение, ни школы, ни демократия, ни наши отношения с детьми, ни
достижение личных целей. Необходимо освободить энергию людей. Надо дать
людям возможность в полной мере проявлять такие свои свойства, как сила воли
и индивидуальность. Чтобы действовать ответственно, человек должен быть
свободным. В свою очередь эта ответственность должна базироваться на
достижениях, а не на степени соответствия бюрократическим положениям. Нам
следует охватить все многообразие индивидуальных свойств, а не пытаться
«производить» людей, используя для их «выпечки» всего одну юридическую
форму.
Каждая
«единственным
личность,
в
своем
заметил
роде,
как-то
уникальным,
Честер
Барнард,
независимым...
является
целостным
существом».
Я предлагаю убрать право из области повседневно принимаемых решений и
предоставить людям свободу быть самими собой и полагаться на собственные
инстинкты, энергию и ценности. В таких условиях многие добьются успеха.
Некоторым этого не удастся сделать. А вот нынешняя излишне всеохватывающая
и всепроникающая система права в значительной степени забирает у нас
энергию, нужную для достижения поставленных целей. К тому же влияния такой
системы распространяются по всему обществу и практически гарантируют крах
общественных институтов. Барак Обама повысил энергетический уровень в
стране, выбрав для своей предвыборной кампании подходящий лозунг − «Да, мы
можем». Однако сходите в любую школу, больницу, государственное агентство
или любую другую организацию, которая взаимодействует с гражданами, и вы
увидите, что все они в настоящее время руководствуются совсем другим лозунгом
− «Нет, мы не можем».
В этой книге, состоящей из восьми глав, описываются подходы, позволяющие
восстановить надежные границы права, чтобы вернуть свободу принятия
повседневных решений (гл. 1); чтобы эти границы задали область разумно
обоснованных рисков (гл. 2); а также показывается, как можно ограничить роль
индивидуальных прав (гл. 3); как можно ограничить иски, принимаемые к
рассмотрению (гл.
4); как
освободить
учителей
и
других служащих от
бюрократических предписаний (гл. 5); как восстановить личную ответственность
(гл. 6); как восстановить ответственность Вашингтона перед обществом (гл. 7); как
предоставить возможность людям для проявления их лидерских качеств на
каждом уровне нашего общества (гл. 8).
Примерно каждые тридцать лет в Америке происходит масштабное изменение
социальной структуры. Последним сдвигом этого рода была революция в области
прав, произошедшая в 1960-ых годах, когда страна решила покончить с
проявлениями расизма и других форм дискриминации. А если последовательно
уходить вглубь истории, то видна периодичность проведения других подобных
преобразований: Новый курс в 1930-ых, который привел к созданию сетей
социальной безопасности; «Прогрессивная эра» (Период политики реформизма
1900-1917 годов, которую проводили президенты Теодор Рузвельт и Вудро
Вильсон. – Прим. переводчика.), покончившая с политикой невмешательства
(Экономическая доктрина, согласно которой государственное вмешательство в
экономику должно быть минимальным. – Прим. переводчика.) и внедрившая
регулирование производственной деятельности в Америке; Гражданская война
1860-ых годов, приведшая к отмене рабства; джексоновская демократия 1830-ых
годов (Демократизация общественной жизни и расширение избирательных прав,
особенно для малоимущих слоев общества в годы президентства Эндрю
Джексона.
–
Прим.
переводчика.);
переход
власти
от
федералистов
к
республиканцам сразу же после 1800 года; американская революция 1776 года. С
проведением следующих масштабных изменений мы уже опоздали. Нам нужна
новая структура, которая исправит перекошенность, появившуюся в результате
революции прав, и отвергнет ее ложную идею, что законы и права могут заменить
суждения людей при принятии ими повседневных решений. Когда право снова
вернется в надежные границы, оно освободит каждого из нас, поможет проявлять
нашу уникальность и позволит американцам объединится, чтобы совместно
справиться с вызовами нашего времени.