ШПАКОВСКАЯ М.А. Лекция 5 ДИПЛОМАТИЯ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ. КРАХ «КОНЦЕРТА» ВЕЛИКИХ
advertisement
ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА ШПАКОВСКАЯ М.А. Лекция 5 ДИПЛОМАТИЯ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ. КРАХ «КОНЦЕРТА» ВЕЛИКИХ ДЕРЖАВ (1853-1856 гг.) Часть 1 ПРЕДДВЕРИЕ КРЫМСКОЙ ВОЙНЫ. НАЧАЛО СПОРА О СВЯТЫХ МЕСТАХ В ИЕРУСАЛИМЕ Мы с Вами сегодня поговорим о Крымской войне (1853—1856), которую также иногда в научной литературе называют Восточной войной. Это война между Российской империей и коалицией в составе Британской, Французской, Османской империй и Сардинского королевства. Боевые действия разворачивались на Кавказe, в Дунайских княжествах, на Балтийском, Чёрном, Белом и Баренцевом морях, а также на Камчатке. Но наибольшего напряжения бои достигли в Крыму, поэтому война и получила название Крымской На полувековом рубеже XIX века Россия обладала самой сильной армией и добилась ряда военных и дипломатических успехов. В то же время Англия и Франция, внимательно следили за ее внешнеполитической деятельностью. Англия, не мешая подавлению Венгерского восстания 1848-49 гг., считала положительным для себя сохранение целостности Австрии. Австрия, в свою очередь, противилась стремлениям России к продвижению на юг, к проливам. Российская империя стремилась к пересмотру режима черноморских проливов, усилению влияния на Балканском полуострове. К сожалению, со стороны России были допущены Николай I некоторые дипломатические промахи тактического и стратегического характера, которые очень скоро привели к известной изоляции России, и в целом к Крымской войне. В 1851 г. в очередной раз обострился давний религиозный конфликт между православной и католической общинами Османской Империи за права на так называемые святые места в Палестине. Это был застарелый спор, который никогда прежде не выходил за конфликтные рамки и попеременно разрешался то в пользу одной, то другой стороны, или компромиссом. Права и привилегии обеих конфессий, и православной и католической, закреплялись султанскими фирманами (указами). По этому вопросу султаны действовали непоследовательно и противоречиво. Тем самым ситуация обострялась и запутывалась. Католики опирались на поддержку Австрии, Франции, православные – России. В конце 1830-х гг. в целом наметился спад российского влияния в Турции. 1 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА С ослаблением Оттоманской империи в XIX веке усиливается вмешательство европейских государств во внутренние дела страны. Надо сказать, что в это время весьма усложнились отношения между мусульманскими помещиками и набиравшими силу христианскими промышленниками. Стремясь укрепить свои позиции и влияние на Ближнем Востоке, страны Европы открывают в различных городах империи представительства. Европейские державы стали проявлять повышенное внимание к Палестине, маскируя политические интересы религиозными. Первым таким иностранным представительством в Иерусалиме стало английское консульство, которое было учреждено еще в 1838 году. Примеру Англии вскоре последовали Пруссия и открыла свое консульство в 1842 г., Франция в 1843 г. и Австрия в 1847 г. В Иерусалиме прибыли англиканский епископ и латинский патриарх Иерусалима (Иосиф Валерга). Чтобы поддержать Православную Восточную Церковь и противостоять в дипломатическом соперничестве западным державам император Николай I создал Русскую Духовную Миссию в Иерусалиме. Её учреждению предшествовала длительная, засекреченная командировка архимандрита Порфирия (Успенского) в Святую Землю. В качестве паломника через МИД он был послан с негласным поручением собрать достоверные сведения о положении Православной Церкви в Палестине. При учреждении Миссии в качестве постоянного представительства Русской Церкви при Патриархатах Востока соблюдалась чрезвычайная осторожность со стороны России, чтобы избежать обвинений со стороны Турции и европейских держав в усилении политического влияния и вмешательстве во внутренние дела Османской империи. В своих дневниках архимандрит Порфирий писал, что его никто не считал простым паломником, но дипломатическим агентом России. Начало спора о святых местах, приведшего к Крымской войне, можно начать вести с 1847 год, когда на одной из улиц Вифлеема началась потасовка между католиками и православными, которые не хотели уступить друг другу дорогу на узкой улочке. Потом из Пещеры Рождества (Вертепа) базилики Рождества Христова в Вифлееме исчезла особо почитаемая паломниками серебряная звезда - эта звезда отмечала место рождения Иисуса. Так, можно сказать, началась эта история, которая повлекла за собой череду дипломатических демаршей и завершившаяся войной Англии, Франции и Турции против России. Российский генеральный консул в Бейруте в пропаже звезды, обвинил католиков. Губернатор Иерусалима Мехмет-паша пообещал французскому консулу провести расследование и отыскать звезду. Французское правительство 2 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА направило в Палестину своё посольство. Ни звезда, ни её похитители так и не были найдены. В 1850 году французский посол в Константинополе по предписанию президента Франции Луи Наполеона вручил турецкому правительству официальную ноту с требованием восстановить католическое духовенство в правах на святые места. В ответ на требование французской стороны, российский посланник Владимир Павлович Титов со ссылкой на Кучук-Кайнаджирский договор выступил в защиту прав Иерусалимской Церкви, предоставив Порте ряд турецких фирманов, которые сводили на нет притязания Франции. Тема палестинских святынь стала актуальной и часто обсуждаемой после выхода в свет брошюры французского востоковеда Эжена Боре. Он опубликовал брошюру, в которой не только бездоказательно обвинил греческое духовенство в похищении звезды, но и заявил об исторических правах католиков на основные святыни Палестины, о необходимости их отнятия у православных. В этой ситуации дипломатические усилия продолжались с каждой стороны. Многие современники и историки связывали это с личной местью Николаю I. В чем здесь была история? Часть 2 ОБОСТРЕНИЕ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ РОССИЕЙ И ФРАНЦИЕЙ ИЗ-ЗА ИСТОРИИ С ТИТУЛОМ ЛУИ-БОНАПАРТА Когда 11 декабря 1851 г., Николай получил первые официальные вести о перевороте во Франции, он не мог воздержаться от выражений восторга. Русский посол в Париже граф Павел Дмитриевич Киселев получил приказ немедленно отправиться во дворец к принцу-президенту и передать ему вербальную ноту, в которой Николай полностью принимал ту версию, будто Наполеон спас Францию от «красной революции». Главное, что восхищало царя, это то, что принц-президент одним молодецким ударом истребил и революционеров и ненавистных Николаю либералов. «Одним ударом Луи-Бонапарт убил и красных и конституционных доктринеров. Никогда бы им не воскресать!» — так торжествовал канцлер Нессельроде. Радовались не только в Петербурге, но и в Вене. Едва только в Вену пришло сообщение о том, что принц Луи-Наполеон расправился с республикой, как Франц-Иосиф 31 декабря 1851 г. особым указом объявил австрийскую конституцию 1848 г. уничтоженной, а свою власть восстановленной во всей ее самодержавной полноте. Но идиллии не суждено было продолжаться. Уже с весны, а особенно с лета 1852 г., после триумфальных поездок принца-президента по Франции, стало ясно, что Луи-Наполеон в очень близком будущем примет титул императора. Николай не был готов к такому развитию событий. Его любимец, охранитель общественного порядка, не желает довольствоваться своей властью: он хочет стать монархом «божьей милостью». Николай пробовал через посла 3 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА Киселева в самых ласковых выражениях отговорить Луи-Наполеона. Конечно, ничего из этого не вышло. По всей вероятности, Николай окончательно стал на непримиримую точку зрения в этом вопросе под влиянием фон Буоль-Шауенштейн австрийского министра, дипломата и государственного деятеля Буоль доказывал, что можно признать Луи-Наполеона императором, но нужно ему показать, что «монархи божьей милостью» не могут его считать вполне равным себе. Во-первых, он монарх не наследственный: еще актами Венского конгресса 1815 г. династия Бонапартов была объявлена исключенной из французского престолонаследия; поэтому обращение к Луи-Наполеону должно быть не «государь и дорогой брат», а «государь и добрый друг». Во-вторых, остальные монархи не могут никак называть его Наполеоном III. Ведь именуя его третьим, они, значит, тем самым признают, что после Наполеона I законно царствовал во Франции сын Наполеона, «Наполеон II», и что, следовательно, Бурбоны, которые занимали престол в 1815—1830 гг., были просто узурпаторами! Николай понимал, что Луи-Наполеон именно затем и надумал называться третьим, чтобы посмеяться над решениями Венского конгресса и всех его участников, в том числе и Александра I. И все-таки из сообщений прусского посла при петербургском дворе генерала фон Рохова явствует, что Николай колебался. Только горячие убеждения фон Рохова, который всецело поддерживал точку зрения графа Буоля, окончательно убедили Николая, что следует настаивать на «добром друге» вместо «дорогого брата» и на титуле «император Луи-Наполеон» вместо «император Наполеон III». А дальше произошло следующее: парижский посол Николай Дмитриевич Киселев был в большой тревоге из-за неприятной и, как ему уже тогда казалось, небезопасной возни с титулованием нового императора. Но министр иностранных дел Российской империи Карл Васильевич Нессельроде (Карл Роберт фон Нессельроде) его успокоил из Петербурга: ведь и Австрия и Пруссия, а не одна только Россия решили представить свои поздравления и верительнне грамоты в одинаковой форме. Не будет же новый император французов из-за этих мелочей ссориться разом со всеми тремя «восточными монархами». Киселев на время успокоился. Он получил аккредитивные грамоты, адресованные «императору Луи-Наполеону», и поздравительное письмо от Николая, начинавшееся обращением: «Государь и добрый друг». Но каково же было волнение и негодование посла, когда оказалось, что Австрия и Пруссия изменили своему «союзнику» и обратились к новому императору, как к «Наполеону III», со словами: «Государь и дорогой брат». Король Пруссии Фридрих-Вильгельм IV отделался каким-то нелепым объяснением перед Николаем, а Буоль, инициатор всей этой истории, оправдывался тем, что его с пути истинного сбила Пруссия. Николай почувствовал, что на вид пустая, история содержит в себе нечто зловещее, и что его довольно коварно обманули те, на кого он положился. 4 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА В конце декабря 1852 г. в Петербурге происходил обычный декабрьский парад, на котором присутствовал и дипломатический корпус. Обратившись к послу Пруссии генералу фон Рохову и послу Австрии графу фон Менсдорфу, без предупреждения, Николай сказал: «Меня обманули и от меня дезертировали!» И австриец, и пруссак не посмели ничего ответить на это неожиданное замечание императора. Часть 3 ДИПЛОМАТИЧЕСКИЕ ИНИЦИАТИВЫ НИКОЛАЯ I. О СУДЬБЕ ОСМАНСКОЙ ИМПЕРИИ. ПОЗИЦИИ АНГЛИИ И ФРАНЦИИ В январе 1853 г. на вечере у великой княгини Елены Павловны, супруге великого князя Михаила Павловича, на котором присутствовал дипломатический корпус, царь подошел к послу Англии в России Джорджу Гамильтону Сеймуру и повел с ним тот разговор, с которого начинается политическая история 1853 года, первого из трех кровавых лет, закончивших царствование Николая. Царь заговорил с Сеймуром так, как будто не прошло почти девяти лет с тех пор, как он беседовал в июне 1844 г. во время своего визита в Англию в Виндзоре с английскими дипломатами -Пилем и лордом Эбердином. Сразу же царь перешел к теме о том, что Турция — «больной человек». Николай не менял всю жизнь своей терминологии, когда говорил о Турецкой империи. Смысл этих разговоров был ясен: царь предлагал Англии разделить вдвоем с Россией Турецкую империю, причем не предрешал участи Аравии, Месопотамии, Малой Азии. Начиная эти разговоры в январе—феврале 1853 г., царь допустил три серьезные ошибки: во-первых, он очень легко сбросил со счетов Францию, убедив себя, что эта держава еще слишком слаба после пережитых в 1848—1851 гг. волнений и переворотов, и что новый император Франции не станет рисковать, ввязываясь в ненужную ему далекую войну; во-вторых, Николай, на вопрос Сеймура об Австрии, ответил, что Австрия — эго то же, что он, Николай, т. е., что со стороны Австрии ни малейшего противодействия оказано не будет; в-третьих, он совсем неправильно представил себе, как будет принято его предложение английским правительством В феврале 1853 г. из Лондона пришел ответ, данный от имени кабинета статс-секретарем по иностранным делам лордом Джоном Росселем. Ответ был резко отрицательный. Лорд Россель не менее подозрительно относился к русской политике на Востоке, чем сам Пальмерстон. Лорд Россель заявлял, 5 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА -что он не видит вовсе, почему можно думать, будто Турция близка к падению. -Вообще он не находит возможным заключать какие бы то ни было соглашения касательно Турции. -Далее, даже временный переход Константинополя в руки царя он считает недопустимым. -Наконец, Россель подчеркнул, что и Франция и Австрия отнесутся подозрительно к подобному англо-русскому соглашению. В течение ряда лет, начиная с 1850 г. и вплоть до 1854 дипломатическая распря между Луи-Наполеоном и Николаем, как мы уже говорили, возникла по поводу так называемых «святых мест». Началась она еще в 1850 г., продолжалась и усиливалась в 1851 г., ослабела в начале и середине 1852 г. и вновь необычайно обострилась как раз в самом конце 1852 г. и начале 1853 г. Луи-Наполеон, еще будучи президентом, заявил турецкому правительству, что желает сохранить и возобновить все подтвержденные Турцией еще в 1740 г. права и преимущества католической церкви в так называемых святых местах, т. е. в храмах Иерусалима и Вифлеема. Султан согласился; но со стороны русской дипломатии в Константинополе последовал резкий протест с указанием на преимущества православной церкви перед католической на основании условий Кучук-Кайнарджпйского мира. По существу эти пререкания, конечно, нисколько не интересовали ни Луи-Наполеона, ни Николая; для обоих дело шло о гораздо более серьезном вопросе. Впоследствии министр иностранных дел Наполена III Друэн-де-Люис весьма откровенно заявил: «Вопрос о святых местах и все, что к нему относится, не имеет никакого действительного значения для Франции. Весь этот восточный вопрос, возбуждающий столько шума, послужил французскому правительству лишь средством расстроить континентальный союз, который в течение почти полувека парализовал Францию ». Для Наполеона III осложнения на Востоке, хотя бы под предлогом какой-то ссоры из-за святых мест, были нужны, чтобы отколоть Англию н Австрию от России: именно на Востоке их интересы расходились с интересами царя. Для Николая же вопрос о святых местах тоже был очень удобным предлогом для ссоры, но не с Францией, а с Турцией. Незаметно дело о святых местах вышло за рамки претензий, которые выдвинул Николай, а именно, не только защищать права православной церкви в Иерусалиме и Вифлееме, но и стать признанным самой Турцией защитником всех православных подданных султана, т. е. получить право постоянного дипломатического вмешательства во внутренние турецкие дела. Султан, желая поскорее покончить с досадным для него вопросом, уступил нажиму Наполеона III и в декабре 1852 г. предоставил католикам больше прав, чем православным, в отправлении ритуалов в святых местах. Этим 6 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА чувствительным ударом по престижу Николая I французский император перевел конфессиональную проблему в политическую плоскость. Можно дискутировать о том, какие варианты ответа со стороны Николая I были бы рациональными, дальновидными и безопасными. Если таковые вообще имелись на тот момент и в тех обстоятельствах, то следует признать: русский император выбрал не лучшее решение. Однако нелишне учесть и другое. «Ошибочность» выбора выявилась лишь «задним числом», к ходе сложного развития событий и во многом «нелогичного» стечения факторов. Потомкам легко судить Николая I с расстояния времени. Гораздо труднее было современникам, и не только русским, представить, чтобы правитель великой державы мог позволить себе оставить без внимания брошенный ей вызов. То, что царь просто обязан был реагировать, не подлежало и до сих пор не подлежит сомнению. Другое дело — характер этой реакции, проявившийся в целой серии конкретных дипломатических шагов, нацеленных на достижение определенных результатов. Тут широкое поле для критики Николая I. Как, впрочем, и для оправдания его. В принципе, действуя по классической схеме, он хотел приобрести на свою сторону как можно больше союзников в случае усиления конфликта. Сомневаться в лояльности Австрии и Пруссии вроде бы не было оснований. Казалось, после революций 184 1849 гг. Вена полнее осознала, насколько она нуждается в России. Такое же чувство, как предполагалось, испытывал и Берлин — не только благодаря тесным дипломатическим связям давней дружбе с русскими царями, но и перед лицом возникающей французской угрозы. Эти мотивы выглядели достаточно убедительно, чтобы понять политику Петербурга. Оставалась Англия, отношения которой с Россией с начала 1840-х годов были почти партнерскими, а с Францией — почти враждебными. Все эти абсолютно логичные и рациональные расчеты на фоне обостряющейся ссоры с Наполеоном III побудили Николая I к отнюдь не экзотическому решению договориться с Лондоном. Дополнительный стимул и надежду давало возвращение к власти в Англии консервативного кабинета Эбердина, с которым русский император, как ему думалось, уже имел опыт «конструктивных» переговоров по восточному вопросу. Он беседовал с ним по жэтому вопросу во время своей поездки в Англию. По сути, новые предложения царя мало чем отличались от тех, что он высказал в 1844 г. И тогда, и сейчас Николай I говорил не о русско-английском сговоре с целью ускорения распада Османской империи и тем более не о военном союзе против нее, а о целесообразности для России и Англии — на случай необратимого обострения ситуации — иметь ясный, согласованный план действий и четкие представления о том, кому что достанется. Николай I предлагал нечто вроде соглашения 1827 г. (по Греции), но на сей раз применительно к гораздо большей части османского наследства и с явными видами на дележ добычи, а не на создание независимого государств. Отличие 7 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА состояло еще и в том, что на переговорах в 1827 г. ставился вопрос о немедленном выступлении против Турции в защиту греков, в то время как теперь царь практически подчеркивает идею вероятности (а не необходимости) раздела Османской империи. Статус-кво в восточном вопросе по-прежнему остается для него оптимальным вариантом. Вновь, как и в ходе визита в Англию, Николай I повторил, что не ищет для себя территориальных приобретений и не собирается создавать на месте мусульманской Турции христианскую Византию. Желая, чтобы владения Порты, опять-таки лишь в случае распада перешли под контроль России и Англии, -царь претендовал на протекторат над Молдавией, Валахией и Сербией, - царь не имел ничего против передачи Крита и Египта англичанам. - Константинополь ему виделся в статусе вольного города. - Однако он решительно возражал против раздробления Османской империи на демократические государства. План Николая I предвосхищал то, что произойдет с Османской империей во второй половине XIX — начале XX века. Если говорить, с точки зрения реальной политики, в этом плане не было никакого сумасбродства. В чем была концептуальная слабость идеи царя - он предельно ограничил число наследников, не включив сюда Францию и Австрию. Видимо, он действительно переоценил глубину англо-французских противоречий и австрийское чувство благодарности за 1849 г. Николай I не удостоил внимания простой по форме и фундаментальный по сути «постулат Пальмерстона» о том, что в международных отношениях нет вечных антагонизмов и вечных союзов, а есть лишь национальные интересы. Похоже, царю не хватило понимания необходимости оставить право на такие интересы не только за Лондоном, но и за Парижем и Веной. Николай I, в том числе и из гуманных побуждений, стремился утвердить свое влияние практически на всем Балканском полуострове без всяких отступных для Австрии, традиционно претендовавшей на западную часть региона. Это было явным нарушением принципа баланса сил и вызывало во многом справедливые протесты Европы. Не говоря уже о таком нежелательном последствии, как геополитическое перенапряжение Российской империи. Отнюдь не чуждая Николаю I готовность к компромиссам к концу его царствования стала его подводить. Кроме того, его проекты о будущем Турции не совпадали с британскими. Лондонский кабинет делал ставку на ее реформирование и сохранение в качестве основы равновесия на Востоке. Хотя в данном случае Николай I оказался проницательнее, его предложение не встретило сочувствия у англичан, которые ясно дали понять это. Лондон опасался спровоцировать царя на войну. 8 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА Допуская, что на разговор с британским послом Гамильтоном Сеймуром Николая I подвигло желание выяснить отношение Англии к перспективе русско-турецкого столкновения, можно утверждать: английский ответ должен охладить и, скорее всего, охладил его воинственный пыл. Однако царь думал о том, как выпутаться из «палестинского» конфликта без ущерба для интересов и престижа России. Иначе говоря — сохранить лицо. В том, что с начала 1853 г. события стали выходить из-под контроля с фатальной методичностью, была не вина, а его беда. Часть 4 ДИПОМАТИЧЕСКАЯ МИССИЯ КНЯЗЯ А.С. МЕНЬШИКОВА ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ЛОРДА СТРЭТФОРДА Не «заметить» демонстративного ущемления прав православного населения Турции Россия просто не могла, если, конечно, хотела именоваться великой державой. В феврале 1853 г. Николай I послал в Константинополь специальную дипломатическую миссию для урегулирования конфликта о святых местах фактически на основе восстановления статус-кво. Первоначально предполагалось, что возглавлять ее должен Алексей Фёдорович Орлов, опытный, искусный и тактичный дипломат, или не менее профессиональный Павел Дмитриевич Киселеев. Уже сам этот выбор свидетельствовал о надежде царя уладить дело миром, так как с задачей развязывания войны, не требовавшего много ума, справились бы и посредственные личности. Но Николай I остановился на неудачной кандидатуре Александре Сергеевиче Меншикове, правнуке Петровского фаворита, и назначил его в качестве чрезвычайного посла и полномочного представителя. Князь А.Д.Меньшиков высокопоставленного генерала с надменным характером и прямолинейным подходом к сложным вещам. Имел ли Меншиков са blanche на объявление войны в случае неудовлетворения российских требований? Едва ли. Иначе бы генерал им воспользовался. Высочайшие инструкции предполагали ставку на дипломатическое давление с намеком на эвентуальную возможность применения силы. Меншикову официально поручалось резко и решительно покончить спор о святых местах, добившись от султана специального договора с русским императором, причем в этот договор требовалось включить и признание права царя покровительствовать всем православным подданным султана. Николай ожидал успеха от миссии Меншикова ввиду того, что незадолго до прибытия русского посла султан согласился на категорическое требование представителя Австрии Лейнингена удалить турецкую армию из вассального владения султана — Черногории. Но разница была в том, что Австрия и не думала после этого занимать Черногорию, потому что заботилась только о спокойствии в близких к Черногории районах Австрийской империи. 9 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА А миссия Меншикова состояла в предъявлении к Турции требований, которые клонились к подрыву суверенной власти султана во всех тех его владениях, где имелось православное население. При этом Меншикову было дано понять, что на него в Зимнем дворце не рассердятся, если даже последствием его дипломатических действий явится война России с Турцией. Прибыв в Константинополь, Меншиков был встречен с необычайным почетом. Турецкая полиция не посмела даже разогнать толпу греков, которые устроили князю восторженную встречу. Меншиков повел себя с вызывающей надменностью. Он сразу же заявил, что не желает иметь дела с министром иностранных дел Османской империи Фуад-эффенди, который занимал сторону французов по вопросу о святых местах. И султан, перепуганный известием о сосредоточении двух русских корпусов в Бессарабии, уволил Фуада и назначил угодного Меншикову Рифаат-пашу. В Европе обратили большое внимание даже на чисто внешние провокационные выходки Меншнкова: писали о том, как он сделал визит великому визирю, не снимая пальто, как резко говорил он с султаном Абдул-Меджидом. С первых же шагов Меншикова стало ясно, что в двух центральных пунктах он ни за что не уступит: во-первых, он желает добиться признания за Россией права на покровительство не только православной церкви, но и православным подданным султана; во-вторых, он требует, чтобы согласие Турции было утверждено султанским сенедом, а не фирманом, т. е. чтобы оно носило характер внешнеполитического договора с царем, а не являлось бы простым указом султана, обращенным к его подданным и извещающим их о новом покровителе и о правах православной церкви. Что касается вопроса о иерусалимском и вифлеемском храмах, то по этим претензиям Абдул-Меджид был готов пойти на все уступки. Но теперь это царя уже не интересовало. 22/10 марта 1853 г. Меншиков прочел вслух Рифаат-паше такую вербальную ноту: «Требования императорского [русского] правительства категоричны». А через два дня он прочел ему новую ноту, которая требовала прекращения «систематической и злостной ОППОЗИЦИИ». Тут же он представил проект «конвенции», которая делала Николая, как сразу же заявили дипломаты других держав, «вторым турецким султаном. Тут на помощь Османской империи приходит личный недруг Николая, оскорбившего его еще в 1832 г. Стэнфорд –он был убежденнейшим сторонником ограждения Турции от русских притязаний хотя бы вооруженной рукой. Почти одновременно в Лондоне произошли перемена: статс-секретарем по иностранным делам в кабинет Эбердина стал лорд Кларендон, он был сторонником антироссийской политики Пальмэрстона. В Петербурге думали, что 10 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА это признак благорасположения Эбердина к Poссии. Кларендон дал Стрэтфорду очень широкие полномочия в Константинополе. Стрэтфорд, который с 1853 г. назывался лордом Стрэтфордом-Редклифом, быстро повел дело к войне. Сделал он это очень умно и тонко. Небрежный, высокомерный, дилетант в дипломатии, Меншиков не мог равняться с осторожным и опытным английским дипломатом-интриганом. Стрэтфорд сразу же понял по поведению Меншикова, каковы ему даны инструкции, в чем истинные цели царя, и посоветовал султану и его министрам уступать до последней возможности по существу требований, по которым шел спор России и Франции о святых местах. Стрэтфорду было ясно, что Меншиков этим не удовлетворится, потому что он не для этого приехал. Стрэтфорд справедливо надеялся, что Меншиков начнет настаивать на таких требованиях, которые уже будут носить явно агрессивный характер, и тогда Англия и Франция поддержат Турцию. Стрэтфорд-Редклиф знал, что в Лондоне глава кабинета, Эбердин, не очень желает обострения дела: поэтому британский посол счел, на всякий случай, целесообразным прибегнуть к подлогу. От него требовали в Лондоне, чтобы он прислал точный текст того проекта конвенции между Россией и Турцией, который, как сказано, Меншиков предъявил Рифаат-паше. В статье первой этого проекта говорилось о том, что русское правительство получает право, как в прошлом, делать представления (турецкому правительству) в пользу церкви и духовенства. Стрэтфорд-Редклиф, переписывая текст ноты для отсылки лорду Кларендону в Лондон, уже от себя вместо «делать представления» написал «давать приказы». Этот подлог резко менял весь характер ноты, и по очевидным расчетам Стрэтфорда-Редклпфа должен был вызвать раздражение в кабинете и дать Пальмерстону и его послушному ученику Кларендону перевес над колебавшимся лордом Эбердином. Расчет оправдался вполне. Впрочем, Меншиков и без того, очертя голову, шел прямо в западню, расставленную ему английским послом. Стрэтфорд ухитрился как-то внушить Меньшикову, что Рифаат-паша не друг, а враг России. Тогда сам же Меншиков, который посадил Рифаата вместо Фуад-эффенди, стал домогаться отставки Рифаата и назначения вместо него предложенного тем же Стрэтфордом настоящего врага Россип — Решид-паши. А, главное, всеми своими действиями Стрэтфорду удалось внушить князю Меншикову убеждение, что Англия, в случае войны, ни за что не выступит на стороне султана. События развернулись именно так, как их подстроил Стрэтфорд: 4 мая Порта уступила во всем, что касалось «святых мест»; тотчас же после этого Меншиков, видя, что желанный предлог к занятию Дунайских княжеств исчезает, предъявил прежнее требование о договоре султана с русским императором. Султан просил отсрочки. В тот же день, после совета со Стрэтфордом, султан и министры отклонили требования Меншикова. Тотчас же вместо Рифат-паши назначен Решид-иаша, агент Стрэтфорда. 11 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА Меншиков объявил, что порывает сношения По совету Стрэтфорда султан уже 4 июня 1853 г.издал фирман, т. е. указ, торжественно гарантирующий права и привилегии христианских церквей, но в особенности права и преимущества православной церкви. Но ничто не помогло. Николай издал манифест о том, что он, как и его предки, должен защищать православную церковь в Турции, и что для обеспечения исполнения турками прежних договоров с Россией, нарушаемых султаном, царь принужден занять Дунайские княжества (Молдавию и Валахию). 21 июня 1853 г. русские войска перешли через ,реку Прут и вторглись в Молдавию. Война Турции еще не была объявлена. Часть 5 ОБОСТРЕНИЕ КОНФЛИКТА. ПОЗИЦИИ ФРАНЦИИ, АНГЛИИ, АВСТРИИ, ТУРЦИИ Новые аргументы против целесообразности войны Николай получил в апреле—мае 1853 г. в виде грозного предупреждения стороны Англии и Франции. Эти страны направили свои военные корабли в акваторию Эгейского моря, непосредственно соседствовавшую Дарданеллами. Однако англичане и французы не собирались воевать: пока это был лишь предупреждающий жест. Со своей стороны Лондонский и Парижский кабинеты (лондонский в большей, французский — в меньшей степени) предпринимали усилия в пользу мирного решения. В целях достижения компромисса англичане предложили отделить проблему святых мест от проблемы русского покровительства православным подданным султана. Николай I согласился, и в мае 1853 г. было достигнуто приемлемое для всех решение, снимавшее с повестки дня тот самый вопрос, из-за которого и разгорелись страсти. Масла в огонь подлил посол Англии в Турции лорд С. Каннинг. Конечно, Николай предпочел бы, чтобы султан, уступил без лишнего шума. И дело с концом. Николай I не горел желанием воевать с Турцией. Войну царь рассматривал как крайнее средство. А войну с англо-франко-турецкой коалицией он вообще не имел в виду ни При каких обстоятельствах . Когда призрак такого сценария ; забрезжил на горизонте — в связи с появлением английской французской эскадры в Безикской бухте — Николай I еще сильнее утвердился в своем стремлении выпутаться из ситуации, возникшей не только по его вине. Вместе с тем, можно предположить, что в принципе не Николай I не исключал худшего варианта, русский император хотел знать — на чью помощь стоит рассчитывать, а на чью нет. Речь шла об Австрии. Помимо венских событий 1849 г. у Вены была еще одна причина для благодарности Николаю I. В 1851 г. Россия активно 12 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА поддерживает Австрию в конфликте с Турцией из-за Черногории. Впрочем, царь, полагался не столь на австрийское чувство признательности. Он пригласил Австрию к проведению согласованной политики на Балканах, подразумевая, что Петербург установит контроль над Молдавией и Валахией, а Вена — над Сербией и Боснией. В сущности это была прагматичная идея, основанная на учете традиционных интересов Австрии в западной части Балканского полуострова. (Во второй половине XIX в. раздел юго-восточной Европы на сферы влияния произошел по весьма похожей схеме. Только России достанутся не Дунайские княжества, Болгария. И в том, что российская дипломатия не сумела сохранить новообразованное государство в роли своего сателлита, некого винить, кроме нее самой.) Кроме того, в тот момент уже начала выявляться линия, которую потом так энергично повел Бисмарк: линия расширения и углубления антагонизма между Пруссией и Австрией. Бисмарк в годы Крымской войны еще не играл руководящей роли в прусской политике; он был всего лишь представителем Пруссии в сейме Германского союза. Но его точка зрения, именно в силу своей определенности, в конце концов возобладала. Встает вопрос во имя чего Пруссии занимать антирусскую позицию в разгорающемся на Востоке конфликте? Чем более будет ослаблена Австрия, тем это будет выгоднее для Пруссии. При прусском дворе и в прусском правительстве образовались две партии — «английская» и «русская». Во главе «английской» стоял прусский посол в Лондоне Бунзен; ей сочувствовала почти вся либеральная буржуазия; с 1854 г. с этой партией стал сближаться и консервативнейший брат и наследник короля принц Прусский Вильгельм. «Русская партия» возглавлялась другом короля, генералом Леопольдом фон Герлахом; за ней шла вся аристократия, большинство дворянства. Очень многие в этой «русской» партии руководствовались не столь сложными дипломатическими расчетами и выкладками, как Бисмарк, а, просто, видели в Николае наиболее прочную и надежную опору абсолютизма и дворянской реакции против поднимающейся буржуазии. Таким образом, царя противопоставляли не Австрии, как это делал Бисмарк, а либеральной Англии. Сам король Фридрих-Вильгельм IV не знал, на что решиться. Он опасался Наполеона III, боялся Николая и метался из стороны в сторону. Бисмарк, с раздражением следивший из Франкфурта за этими зигзагами, говорил, что прусская королевская политика напоминает пуделя, который потерял своего хозяина и в растерянности подбегает то к одному прохожему, то к другому. Австрия не знала на что решиться. В конце концов выяснилось, что Пруссия не примкнет к Англии и Франции, а Австрия без Пруссии не решится это сделать. Буоль составил проект ноты, который вручил приглашенным им на совещание послам Англии и Франции в Вене Канцлер К-Ф. Буоль выступил с так называемой Венской нотой (28 июля 1853 г.) В этой ноте говорилось, что Турция принимает на себя обязательство соблюдать все условия Адрианопольского и Кучук-Кайнарджийского мирных договоров; снова 13 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА подчеркивалось положение об особых правах и преимуществах православной церкви. Решено было послать эту ноту 31 июля 1853 г. царю, а, в случае согласия царя,— султану. Николай согласился. Казалось, Европа могла перевести дух: все великие державы пришли к компромиссу, что позволило устранить главные препятствия к миру. При таком единодушии между ключевыми игроками Турции мало кто принимал в расчет. Кроме того, присоединение Англии и Франции (и, чего доброго, Австрии) к Порте неминуемо грозило превратить начатые между Россией и Турцией боевые действия в первую, после 1815 большую войну в Европе. Она была чревата такими фундаментными международными переменами, которые не поддавались предвидению, ни управлению. При высоких ставках на выигрыш Лондон не решался принять единую ответственность за нарушение «долгого мира» в Европе. Прослышав о том, что в Вене намечается какой-то компромисс, Стрэтфорд-Редклиф сейчас же начал подводить дипломатическую мину для срыва затеянного дела. Он заставил султана Абдул-Меджида отклонить Венскую ноту, а сам еще до того поспешил составить, якобы от имени Турции, другую ноту, с некоторыми оговорками против Венской ноты. Царь ее в свою очередь отверг. По существу Венская нота совпадала с собственным проектом турок, но, для того чтобы оправдать отказ турок от принятия этой ноты, Стрэтфорд-Редклиф постарался изо всех сил раздуть «негодование» турок на толкование Венской ноты, данное канцлером Нессельроде. Царь в это время получал от Киселева из Парижа самые утешительные известия о невозможности совместного военного выступления Англии и Франции. Что касается Наполеона III, то он расценивал «долгий мир» не как благо для континента, а скорее как смирительную рубашку своей страны. Он мечтал если не вовсе уничтожить Венский порядок, то изменить его в пользу Франции. Впервые представлялся случай сделать это с помощью тройственной коалиции при участии такого могущественного союзника, как Англия. Тем не менее, французский император тоже был не чужд колебаний. Драматическая история его великого дяди не давала забыть о том, чем закончилось для него вторжение в Россию. Одним словом, само по себе начало русско-турецкой войны, в которой, к тому же, нападающей стороной являлась Порта, мало что изменило в реальном общеевропейском балансе между горючим материалом и средствами тушения. Часть 6 НАЧАЛО ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ. ДИПЛОМАТИЯ АНГЛИИ, ФРАНЦИИ, АВСТРИИ. Но Порта сделала все, чтобы перевесили взрывоопасные тенденции. Она начала военные действия агрессивно и, в каком-то смысле, самоубийственно, как будто нарочно стремясь пожертвовать собой, чтобы вынудить западные державы 14 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА заступиться за нее. Османские войска вероломно атаковали российские владения на Кавказе, открыв второй (наряду с Балканским) фронт войны. Между тем английской и французской дипломатией получено было точное подтверждение известия, которое уже раньше пронеслось по Европе: 18 (30) ноября 1853 г. адмирал Нахимов напал на турецкий флот в Синопской бухте, истребил его и разрушил береговые укрепления.! Синопский бой явился тем толчком, который разрядил давно скоплявшееся электричество. В середине декабря Наполеон III объявил британскому послу в Париже лорду Каули, что намерен приказать своему флоту войти в Черное море. Это предрешало действия и британского кабинета. Еще в феврале 1853 г., как только пришли первые донесения Сеймура из Петербурга о доверительных беседах с ним царя, статс-секретарь Кларендон и французский посол в Лондоне граф Валевский подписали соглашение, по которому Англия и Франция обязывались ничего не предпринимать в области восточного вопроса без предварительной договоренности. Теперь настал момент для выполнения этого обязательства. Колебания английской дипломатии длились недолго. После Синопа в английских общественных кругах возбуждение против России росло в неимоверной степени. В прессе громко обвиняли даже королеву Викторию и ее мужа в подозрительных, чуть ли не изменнических замыслах. Когда внезапно 15 декабря 1853 г. Пальмерстон подал отставку, настоящая буря негодования обрушилась на кабинет, откуда «выжили честного патриота» и т. д. Спустя неделю, Эбердин упросил Пальмерстона вернуться в министерство. Это возвращение отдавало кабинет Эбердина полностью в руки Пальмерстона. Война против России была этим предрешена. 4 января 1854 г. соединенный англо-французский флот вошел в Черное море, и два адмирала, начальствовавшие над флотом, известили русские власти, что имеют задание ограждать турецкие суда и порты от нападений с русской стороны. Немедленно Нессельроде по приказу Николая обратился к русскому послу в Париже — Киселеву и лондонскому — Бруннову, предлагая им запросить оба правительства, при которых эти послы аккредитованы, как понимать сообщение адмиралов. Относится ли фактическое запрещение плавать по Черному морю только к русским судам или также к турецким? В случае если окажется, что запрет распространяется только на русские суда, Бруннову и Киселеву предписывалось тотчас прервать дипломатические сношения и покинуть Лондон и Париж. Английская пресса взывала о необходимости бороться за независимость Турции. В самой Турции фактическими хозяевами положения были Стрэтфорд-Редклиф и французский посол Барагэ д'Илье. Единственным утешением для султана являлось то, что Стрэтфорд и Барагэ д'Илье яростно и непрерывно ссорились между собой. В конце января 1854 г. в официальном органе Французской империи «Монитер» появилось письмо императора французов Наполеона III к всероссийскому императору Николаю 15 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА Павловичу. Наполеон писал, что гром синопских пушек оскорбил французскую и английскую национальную честь; он предлагает царю последний выход: увести войска из Молдавии и Валахии; тогда Франция и Англия прикажут своим флотам покинуть Черное море. А затем пусть Россия и Турция назначат уполномоченных для мирных переговоров. Этот необычный в дипломатическом обиходе прием—публичное обращение одного царствующего монарха к другому — был правильно понят всей Европой, как попытка перед самым взрывом войны свалить всю ответственность на противника, выставив напоказ свое миролюбие. Николай ответил 9 февраля. Одновременно с отсылкой подлинника в Париж он также приказал напечатать копию своего письма в «Журналь де Сен-Петерсбург», официальном органе русского министерства иностранных дел. Царь отвечал, что ему русская честь так же дорога, как Наполеону III французская; Синопский бой был вполне правомерным действием; нельзя приравнивать занятие Дунайских княжеств к фактическому овладению Черным морем посредством посылки туда французского и английского флотов и т. д. Оба императора подписались памятной им обоим формулой: «Вашего величества добрый друг». А уже на третий день после отправления письма Наполеона III в Петербург Киселев получил в Париже и официальную ноту Друэн-де-Люиса. Нота носила нарочито вызывающий характер; она разъясняла, что запрет плаванья по Черному морю касается лишь русского флота, а не турецкого. Немедленно, в силу уже ранее полученных инструкций, Киселев заявил о разрыве дипломатических сношений между Россией и Францией. Выступление Франции против России в данном случае было настолько слабо мотивировано, что и Николай в Петербурге и Киселев в Париже постарались подчеркнуть, что на разрыв с Францией они смотрят иначе, чем на одновременно последовавший разрыв с Англией. Николай велел немедленно прислать на дом Гамильтону Сеймуру паспорта на выезд посольства. А генералу Кастельбажаку, французскому послу, предоставили, когда ему заблагорассудится, заявить о желании уехать и получить паспорта. При очень милостивом прощании с генералом Николай дал послу один из самых высоких орденов — звезду Александра Невского. Этим необычайным жестом как бы подчеркивалось, что царь считает разрыв с Францией дипломатическим недоразумением, которое может так же скоро уладиться, как внезапно оно и возникло. Еще больше это было подчеркнуто при отъезде Киселева из Парижа. Киселев, уведомив уже 4 февраля 1854 г. министра Друэн-де-Люиса о своем отъезде с посольством из Парижа, тотчас после этого заявил, что желал бы лично откланяться императору Наполеону. Вот как объяснял Киселев в письме к Нессельроде свой поступок, который, кстати говоря, не возбудил ни со стороны канцлера, ни со стороны Николая ни 16 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА малейших возражений. «Если вопреки обычаю я пожелал проститься с Луи-Наполеоном в частном свидании перед тем, как потребовать мой паспорт, это потому, что я знал, как он чувствителен к такого рода манифестациям и проявлениям личного почтения, и насколько воспоминание о подобном поступке могло бы, при случае, помочь завязать вновь сношения». Наполеон принял Киселева в утренней аудиенции, наедине, и они говорили долго. Император утверждал, будто его поведение во всем этом конфликте было самым примирительным. Слегка, намеком, Наполеон III коснулся и злосчастной истории с его титулованием, и Киселеву стало ясно, что его собеседник ее не забыл и не простил. Киселев даже сказал: «Государь, позвольте вам сказать, что вы ошибаетесь... Франция бросается в войну, которая ей не нужна, в которой она ничего не может выиграть, и она будет воевать только, чтобы служить целям и интересам Англии. Ни для кого тут не секрет, что Англия с одинаковым удовольствием увидела бы уничтожение любого флота, вашего флота или нашего, и, чего здесь не понимают, это то, что Франция в настоящее время помогает разрушению [русского] флота, который в случае нужды был бы наилучшим для вас помощником против того флота, который когда-нибудь повернет свои пушки против вашего». Французский император выслушал эти многозначительные заявления молча, и — что крайне показательно — ни одним словом Киселеву на них не возразил. Любопытно, что собственно о Турции оба собеседника как-то совершенно забыли. Наполеон III даже не сообразил, что для приличия следовало хотя бы упомянуть о «независимости» страны, якобы для «защиты» которой он обнажает меч и начинает кровавую войну. Искренние усилия Николая I по предотвращению войны, никак не снимают с него долю вины за ее развязывание. Русский император являлся настолько крупной фигурой в международной политике, что быть совершенно невиновным он просто не мог. Николай 1 правил российской сверхдержавой слишком долго-слишком благополучно, чтобы избежать некоего синдрома самоуверенности. Начавшаяся война имела «странный» характер. Во всяком случае — до высадки англо-французских армий в Крыму в сентябре 1854 г. В условиях «юридически оформленного» состояния войны пять месяцев прошли без боевых действий. Лондон и Париж, понимая, что победа над Россией, даже при наличии коалиционного перевеса, отнюдь не предопределена, долго думали над тем, где и как нанести ей самый чувствительный и эффективный удар. Западные стратеги и политики колебались между Балканами, Крымом и Кавказом. Англо-франко-турецкий союз крайне нуждался в помощи Австрии, которая по-прежнему не хотела воевать, и это оставляло теоретические шансы на достижение компромисса с Россией. Усилия Англии и Франции были направлены на то, чтобы заставить Австрию во что бы то ни стало выступить против России. Но чем больше Вена стремилась к нему, тем хуже у нее получалось. Точнее, у того, кто 17 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА руководил австрийской внешней политикой -канцлер Буоле, разыгравший сложнейшую дипломатический дебют, не зная, как продолжить его наилучшим образом. Он был достаточно профессионален, чтобы выполнить задачу, но недостаточно талантлив, чтобы успешно решить ее. В чем за-заключались подлинные, а не мнимые интересы Австрии? Действия австрийской дипломатии имели в виду разрешение очень трудной задачи: не объявляя формально войны России, и не потерять поддержку Англии и Франции? Буоль потребовал от Николая I (июнь 1854 г.) вывода войск из Дунайских княжеств. Главное препятствие он видел в русском военном присутствии на Балканах. Устранив его, Буоль, вероятно, надеялся лишить западные державы повода начинать войну или, по крайней мере, вести ее на балканском театре. Во многом это была личная политика Буоля. Император Франц-Иосиф после колебаний подчинился ей без всякого энтузиазма, дав себя убедить «аргументом» об отсутствии другого выхода из тупика. Авторитетные австрийские военные специалисты категорически возражали против присоединения к революционному Западу. По их мнению, от этих стран, исходила имманентная угроза имперской целостности и социальной стабильности Австрии. Проблема ее выживания мыслилась им лишь в контексте добрых отношений с Россией. Они полагали, что для Вены одинаково опасны и успех и поражение в войне, ибо оба результата были чреваты взрывом национально-освободительного движения либо в западных районах России, либо в самой Австрии. По мнению ряда историков, предъявление ультиматума Николаю I , в июне 1854 г., было большой глупостью со стороны Буоля, независимо от его мотивов. Канцлер добился вывода российских войск из Дунайских княжеств слишком дорогой ценой. Россия восприняла требование Вены как предательский выстрел в спину. Николай I до последнего момента рассчитывал по меньшей мере на австрийский нейтралитет. Чувство уязвленного достоинства усилилось еще и подозрениями, когда австрийские войска оккупировали Молдавию и Валахию в августе 1854 г. У Англии и Франции это тоже не вызвало неудовольствия. Таким образом, Вена восстановила против себя Петербург и насторожила Запад. С уходом России с Балкан Австрия исчерпала свои мотивы для вступления в войну. Теперь у нее появились больше оснований желать мира и избегать риска. Раздвоенность, которую несла на себе мирная инициатива канцлера, известная как «четыре пункта» (август 1854 г.). Его попытка найти приемлемую для обеих противоборствующих сторон переговорную основу оказалась не вполне удачной из-за чрезмерного усердия в пользу Запада и из-за утраченного доверия русского царя, отныне не видевшего особой разницы между Англией, Францией и Австрией. «Четыре пункта» предполагали: 18 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА 1) замену российского протектората над Дунайскими княжествами и Сербией европейским; 2) свободу навигации по Дунаю; 3) пересмотр конвенции 1841 г. о Проливах «в интересах равновесия сил в Европе»; 4) отказ России от исключительных прав на покровительство православным подданным султана в пользу принципа коллективной опеки великих держав. По существу это был второй ультиматум Австрии, хотя и предъявленный от имени союзников. Беда заключалась еще и в том, что Буоль не до конца понимал, какому испытанию подвергает он самолюбие Николая I этим документом. В нем явно отсутствовал дух компромисса и уважения к России. Но даже при всем этом оставались шансы на положительный ответ (а значит, на мирную развязку), если бы чашу терпения царя не переполнил третий пункт, звучавший оскорбительно и угрожающе. В З-ем пункте в туманной формулировке могли скрываться самые неприятные сюрпризы. Отклонив «четыре пункта», Николай I вольно или невольно нашел выход из мучительного тупика, для себя — роковой, для союзников — спасительный (во всяком случае в ближайшей исторической перспективе). После томительной неопределенности, высокого нервного напряжения и тревожного ожидания наступило своеобразное облегчение. Демарш царя вызвал в Лондоне и Париже чувство тайной «благодарности», не преминувшее заявить себе высадкой англо-французских войск в Крыму и их победой Альме (сентябрь 1854 г.). Начавшиеся наконец военные действия -моментально свели все проблемы к одному банальному вопросу: кто сильнее? Выяснить это удалось далеко не так быстро, как полагали союзники. Целью номер один стал Севастополь — главная военно-морская база России на Черном море. Поскольку взять ее сходу не удалось, коалиционные войска приступили к осаде. Никто еще знал, что она займет одиннадцать месяцев изнурительной, кровопролитной работы и спутает все планы англо-французской армий. Севастополь — а это лишь один из городов необъятной России потребует такого напряжения сил и средств, что их не останется на другие театры войны, в частности — на кавказский. Однако у войны была и своя дипломатия, основная задача которой — договориться об условиях мира — теперь заметно осложнилась. Едва ли ее могло облегчить запоздалое согласие Николая принять «четыре пункта» в качестве основы переговоров (кон ноября 1854 г.). Отныне Франции и Англии требовалась победить или хотя бы создать видимость победы. Со временем становило все очевиднее, что у французов и англичан критерии определения «победы» были разными. 19 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА Наполеон III хотел устранить в лице России не врага, а фундаментальное препятствие к перекрою карты Европы. И посему его вполне устраивал сам факт поражения противника. Напротив. Лондонский кабинет , напротив, стремился ощутимому материальному выигрышу, который лишил бы Росси желания и возможности нарушить европейское статус-кво, а та: угрожать британским интересам на Востоке. Геополитически приоритеты Парижа и Лондона расходились принципиально. Для победы союзникам, как никогда, требовалась военная помощь Австрии, по-прежнему не желавшей ее предоставлять, во всяком случае — в виде прямого участия в боевых операциях. Положение Вены становилось все более шатким и двусмысленным. Она уже обеспечила себе ненависть России, но еще не добилась доверия Запада. Путь назад был закрыт, а идти вперед было страшно. Стояние на месте грозило изоляцией и отстранением от участия в мирных переговорах и, возможно, в разделе добычи. Поэтому Австрия под давлением союзников решилась оказать им косвенную поддержку. Она придвинула свои войска к русским границам и в декабре 1854 г. заключила с Англией и Францией союз, но без обязательства вступить в войну. Наполеон III и Пальмерстонон восприняли миротворческую инициативу Буоля весьма прохладно. Теперь, когда союзники завязли под Севастополем, а турки терпели на Кавказе одно поражение одно за другим, им нужен был не мир, а победа или — на худой конец — ее символ. Лондону и Парижу пришлось сделать вид, будто они всегда готовы к прекращению войны. Воюющие державы ответили согласием на призыв Буоля начать, при его посредничестве, подготовку дипломатической конференции для обсуждения условий мира. Россия видела в этом надежду сохранить лицо, союзники — угрозу потерять его. Что до Буоля, то он по-прежнему мечтал о скорейшем окончании большой игры с максимально выгодным для Австрии результатом и минимальными издержками. Жажда дорогого удовольствия при отсутствии желания адекватно платить за него превращала посредническую деятельность канцлера в малоэффективное предприятие. Несмотря на отчаянные попытки Буоля смягчить формулировку «третьего пункта», в Петербурге верно поняли его унизительный и неприемлемый для России смысл. В конце концов русский император согласился отправить своих представителей в Вену на конференцию послов великих держав, намеченную на март 1855 г. и призванную выработать дипломатическую основу для прекращения войны. Между тем осада Севастополя, невзирая на растущие силы союзников, затягивалась до неприличия. От первоначального плана закончить дело в несколько недель не осталось и следа. Уже было сомнений, что зимовать придется в окопах. Положение в Закавказье стремительно приближалось к критическому; угроза захвата русскими ключевого стратегического пункт Малой 20 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА Азии — турецкой крепости Карс. Особо ярких перспектив войны для союзников не просматривалось и на Балтике. На Венской конференции, проходившей 2,5 месяца - с 15 марта по 4 июня 1855 г., западные державы заняли откровенно обструкционисте позицию. Они настаивали на полной нейтрализации (или демилитаризации) Черного моря, включая побережье, не допуская никаких альтернативных вариантов. Тот факт, что Россия приняла пункты, кроме третьего, не произвел на делегатов Англии и Франции никакого впечатления. По сути, их поведение носило совершенно оскорбительный характер по отношению к России. Практически ничего не изменило и известие о кончине Николая (2 марта 1855 г.) — личного обидчика французского императора. Искренние попытки Буоля спасти конференцию ничего дали и не могли дать: слишком воинственно были настроены Наполеон III и Пальмерстон. По их настоянию была разработана «жесткая если не жестокая, формулировка «четырех пунктов». Более того, Австрию, вызывавшую все большее раздражение у союзников, подвергли моральному прессингу с целью заставить четко определиться — с кем она и против кого. Вене давно намекали на ее «неконструктивную» линию, но теперь почти открыто потребовали доказательств полной лояльности к союзникам. Буоль абсолютно верно истолковал ситуацию: Австрии предлагали взять на себя инициативу предъявления России «четырех пунктов» в виде нового ультиматума, отклонение от которого обяжет австрийцев вступить в войну. Австрия, опять-таки с отчаяния, согласилась. После вполне ожидаемого отклонения Россией ультиматума западные державы не некоторое время вообще потеряли интерес к третейским услугам Австрии. Часть 7 ДИПЛОМАТИЯ АЛЕКСАНДРА II. РАСХОЖДЕНИЕ И НТЕРЕСОВ АНГЛИИ, ФРАНЦИИ И АВСТРИИ Наконец в сентябре 1855 г. после 11-месячной героической обороны Севастополь пришлось сдать. В ряде западных средств массовой информации выражалось недоумение и неудовольствие по поводу того, почему коалиционные силы так долго возились с одним городом на Окраине Российской империи. Крымский полуостров оставался под контролем России, располагавшей большими армейскими резервами и необъятной территорией. В Англии и Франции впечатление от взятия Севастополя было омрачено известием о падении турецкой крепости Карс, что открывало русским дорогу вглубь Малой Азии. После Севастополя перед союзниками встала проблема: что делать дальше? Пальмерстон, поддерживаемый рядом его коллег по кабинету и общественным мнением , стоял за продолжение войны до такого момента, когда можно будет требовать расчленения Российской империи. Воинственные настроения в Англии питались еще и чувством досады - победные лавры в связи с 21 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА взятием Севастополя справедливо достались французским, а не британским войскам. В ноябре 1855 г. Пальмерстон заключил оборонительный союз со Швецией (мечтавшей о возвращении Финляндии), который предполагалось превратить в наступательный. Английская дипломатия активизировала свои усилия по привлечению Австрии, Пруссии и Германской конфедерации. Чтобы добиться «подлинных целей» в войне, ее нужно было сделать общеевропейской — с главными театрами на Балтике и на Черном море (в основном на Кавказе). У Наполеона II был свой, фамильный «идеал», расходившийся с пальмерстоновским. Он хотел не расчленения России, а переустройства Европы в соответствии с принципом национального самоопределения, который применительно к Франции означал присоединение к ней левого берега Рейна, части северной Италии и, возможно, Бельгии. Ради этого он еще готов был подумать о продолжении войны. Однако этот сценарий, грозил создать совершенно неуправляемую и непредсказуемую ситуацию. Особого желания рисковать Hиколай I не испытывал. Ни во имя собственных, ни, тем боле во имя британских целей. У него был достаточный повод для удовлетворения: его войска одержали победу в Крыму; Священный союз — гарант неприкосновенности европейских границ и монархических режимов — приказал долго жить, как и его личный друг Николай I; Россия уже не являлась прежним препятствием возрождению Франции и при определенных обстоятельствах могла стать ее партнером. Наполеон III не видел причин для продолжения дорогостоящей войны, от которой устали и французская армия и французское общество. Севастополь оказался для союзников не только общей целью, но и той развилкой, где их пути разошлись диаметрально. Пришла зима с ужасающим ноябрьским штормом, с болезнями, колоссальной смертностью в лагере союзников. В Вене русским послом был уже не Мейендорф, а Александр Михайлович Горчаков, — и Буоль, по мере роста бедствий, которые французам и англичанам приходилось зимой испытывать под Севастополем, становился все дружественнее и сердечнее к Горчакову. Внезапная весть о смерти Николая в феврале 1855 г. не надолго оживила надежды на мир. Франц-Иосиф и Буоль получили странное и неприятное известие из Парижа, которое их смутило.. Оказалось, что, как только Наполеон III получил известие о смерти Николая, он тотчас же пригласил во дворец саксонского посланника фон Зеебаха, женатого на дочери русского канцлера Нессельроде, и выразил (для передачи новому царю Александру II) свое соболезнование. В Петербурге, конечно, ухватились за это. Через посредство того же Зеебаха тотчас было доведено до сведения Наполеона III письмо Нессельроде к Зеебаху, в котором Нессельроде передавал благодарность Александра II Наполеону и тут же распространялся о том, что России и Франции решительно не из-за чего воевать, и что мир наступит в тот же день, когда этого пожелает Наполеон III. 22 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА Но 27 августа (ст. ст.) 1855 г. пал Севастополь, и опять возобновилась большая дипломатическая игра. Понимание этого помогло Александру II прийти к решению возобновлении мирных переговоров. Потеря главной военно-морской базы России на юге вызвала, помимо чувства горечи, стремление к реваншу. Заявление царя о том, что Севастополь — не Москва, а Крым — не Россия, было не просто бравадой, и трезвые головы в Лондоне, Париже и Вене вполне осознавали это. Однако и для России затяжная война могла обернуться крупными потрясениями, учитывая внутреннюю социально-политическую обстановку. После Севастополя возник тупик: военные действия вроде бы закончились, а что делать дальше никто толком не знал. Союзникам не хватало единства ни для того, чтобы продолжить, ни для того, чтобы остановить войну. Другой мучительный вопрос: кто первым протянет руку примирения? Одну сторону удерживала от этого гордость победителей, другую — унижение побежденных. Потратив столько сил и средств на победу в Крыму, союзники нуждались не просто в констатации победы – они хотели закрепить ее в таком мирном договоре, который бы наглядно показал, что не зря пролита кровь и израсходованы огромные деньги. Победа под Севастополем и во многом преувеличенные сообщения о плачевном внутреннем состоянии России раздразнили аппетиты не только у Лондона и Парижа, но и у Вены. «Четыре пункта» в редакции, принятой на Венской конференции (март — июнь 1855 г.), уже казались недостаточными. Но каждая сторона, к утешению России, норовила внести свои изменения,— скорее расходившиеся, чем совпадавшие (поэтому от многих из них пришлось отказаться). Наполеон III предложил объединить Молдавию и Валахию в единое государство, что указывало на его намерение реализовать «принцип национальностей» и решительно противоречило интересам безопасности Габсбургской империи. Начисто отвергая такой вариант, Буоль выступал за отторжение Южной Бессарабии от России с тем, чтобы лишить ее контроля над устьем Дуная и обеспечить свободу судоходства по реке. Что касается Лондонского кабинета, то он настаивал еще и на «пятом пункте», но сути содержавшем самостоятельную, экстремистскую программу, которая предполагала, как минимум, возвращение Крыма и Кавказа Турции, а как максимум — ограничение территории России границами конца XVII в. Столь революционные перемены в европейском равновесии сил уже сами по себе не устраивали ни Францию, ни Австрию, не говоря о том, что такая постановка вопроса исключала всякие переговоры. Александр II занял выжидательную позицию. Это означало, что царь, не собираясь проявлять собственной инициативы, готов рассмотреть предложения союзников. В общем, до поры до времени Александр II предпочитал пассивную роль. На данном 23 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА этапе проблема заключалась в выяснении главного: на каком компромиссе сойдутся победители и насколько он будет приемлем для России. Пассивность Петербурга обсусливалась, с одной стороны, нежеланием создавать впечатление стремления к миру любой ценой, с другой — ограниченными возможностями влияния на решения Парижа и Лондона, поскольку Вене в сложившейся ситуации удалось монополизировать каналы дипломатического общения между воюющими державами. Это обстоятельство, кстати, вызывало все большее неудовольствие Наполеона III, тяготевшего к прямому диалогу с Россией, без лукаво небескорыстного и дорогостоящего посредничества Буоля. Французский император не хотел оставлять за Австрией привилегию диктовать условия мира. Однако воспрепятствовать этому он не мог: на стадии согласования коллективных требований к России Буоля приходилось терпеть, как практически незаменимую фигуру. В дипломатии Крымской войны период с октября по конец декабря 1855 г. — едва ли не самый драматичный и захватывающи . В нем не было счастливой неизбежности мира, точно так же, как два года назад не было роковой обреченности на войну. Канцлер прилагал все силы для смягчения требований союзников до приемлемого для России уровня, используя дозволенные и не совсем дозволенные в дипломатии средства. В конце концов, в результате сложных, многоступенчатых переговоров между Веной, Парижем и Лондоном, которые не обошлись без умолчаний, экивоков и прямого обмана, удалось сформулировать окончательный, ужесточенный вариант «четырех пунктов», предназначенный для предъявления России. В этом документе появилось требование об отторжении от России южной Бессарабии и совершенно четко зазвучала идея нейтрализации Черного моря. Но самое главное — по настоянию англичан к «четырем пунктам» был добавлен пятый, дающий победителям право предъявить, на мирных переговорах дополнительные условия. Пальмерстон имел в виду отнять у России Грузию, Черкесию, Аландские острова, демилитаризовать, помимо Черного моря, еще и Азовское. Британский премьер хотел сделать ультиматум заведомо обреченным на неудачу. Именно поэтому Буоль отказался конкретизировать эти требования и официально передавать их Петербургу, хотя не возражал против самого пятого пункта, как принципа. Пальмерстон стал грозить, что Англия продолжит войну в союзе с Турцией, пока не принудит Россию к полной капитуляции. Понадобилось шестичасовое заседание британского кабинета, чтобы в ходе жарких дебатов более умеренные коллеги премьера смогли склонить его к уступчивости. Основной их аргумент не лишен убедительности: ультиматум и в таком виде имеет хорошие шансы быть отвергнутым. 24 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА Рассчитывавший на это Пальмерстон отдал распоряжение о подготовке весенней военной кампании 1856 г., местом проведения которой должен был стать Кавказ. Новость о падении турецкой крепости Карс (конец ноября 1855 г.) вызвала прилив реваншистских настроений в Великобритании, ибо обороной важной цитадели руководили английские офицеры. Пальмерстон вновь настаивал, чтобы его «поправки» были четко сформулированы в австрийской ультиматуме. Но Буоль продемонстрировал характер, заявив, что и так взял на себя неблагодарную миссию предъявить России унизительные требования. В конце декабря 1855 г. австрийский ультиматум был вручен России. С этого момента она из пассивного игрока превращается в активного. Перед Александром II встал мучительный вопрос принимать требования союзников или нет? Ответ на него был не так прост, как иногда представляется. Существует точка зрения, что отказ России объединил бы против нее все крупные европейские государства и принес бы ей подлинную катастрофу. С присоединением Австрии к морским державам сработал бы механизм внутригерманских союзнических обязательств, который заставил бы вступить в войну Пруссию и ее сателлитов. На севере Россия подверглась бы нападению Швеции. Внешнее давление спровоцировало бы внутренний социально-политический кризис и сепаратистское движение на окраинах Российской империи, в частности на Кавказе, в Польше и других западных районах. Чтобы преодолеть эту раздвоенность, он обратился за советом к высшим сановникам империи, которые сами находились во власти такого же противоречивой состояния. В ходе двух правительственных совещаний, обсуждавших ультиматум союзников, были высказаны разные точки зрения. Одна — в пользу мирных переговоров, которые поддерживали большинство, другая — против (меньшинство). Доводы обеих сторон выглядели логичными и обоснованными. Особое негодование вызвал «пятый пункт» и, вероятно, он склонил бы чашу весов не в пользу мира. Но австрийские и французские дипломаты сделали все, чтобы предотвратить такой результат. В конце концов, Петербургу было дано понять, что Вена и Париж не поддерживают требования Англии касательно Кавказа. Судя по всему, это решающим образом повлияло на Александра II. Поразмыслив, царь в конце концов не решил рисковать. Соглашаясь принять условия союзников, Александр II руководствовался вполне понятными мотивами: избежать непредсказуемых последствий эскалации войны и вбить клин между Англией с одной стороны, Францией и Австрией, с другой. Фактически он заставил себя пожертвовать еще не до конца проигранным настоящим ради спасения будущего. Отныне заключение мира стало совершенно реальным. Ничто не свидетельствовало об этом столь красноречиво, как отчаянны попытки Пальмерстона сорвать мирные переговоры. Как только Россия примет ультиматум, британский премьер окончательно сбросил маску и предстал в своем 25 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА подлинном качестве — человека, в котором патологическая русофобски способна затмить талант политического реалиста. Пальмерстон потребовал от Петербурга официального заявления о его согласи принять «пятый пункт» в расшифрованном виде, понимая, что чрезмерное ущемление самолюбия царя есть верный способ продлить войну. Одержимость премьера начинало серьезно бес покоить его коллег по кабинету, отнюдь не благоволивших России. Пальмерстон попытался оказать давление на Францию и Австрию. Буоль не поддался, подчеркнув, что он уже достаточно скомпрометировал себя перед Россией. Вывернулся и Наполеон III, тайно заверив англичан в своей готовности поддержать их на предстоявших мирных переговорах. Его задача — втянуть Англию в эти переговоры — была прямо противоположна намерению Пальмерстона не выпускать союзников из войны. Принятие Россией ультиматума прекратило состояние войны, но не предрешало мира. В конце концов, Пальмерстон имел возможность сорвать Парижскую мирную конференцию так же, как он сорвал Венскую. Часть 8 ПАРИЖСКИЙ КОНГРЕСС 1856 г. И ЕГО РЕШЕНИЯ В феврале 1856 г. открылся Парижский конгресс — первое, после 1815 г., общеевропейское дипломатическое собрание подобного масштаба. Бытует мнение, будто успех переговоров был едва ли не гарантирован, поскольку основные проблемы в принципе удалось согласовать накануне. Это не совсем так. Большие опасения внушало настроение британской делегации во главе с госсекретарем Д.У. Кларендоном, который не скрывал, что приехал за тем, чтобы сделать мир невозможным. Считая мирную перспективу главной угрозой для Англии, премьер призывал Кларендона занять бескомпромиссную позицию в отношении «пятого пункта» и рассматривать конгресс как поле битвы, где нужно либо заставить Россию принять английские требования, либо вообще отказаться от заключения мира. О серьезных намерениях Лондона говорит и не прекращавшаяся подготовка весенней мошной кампании 1856 г. Наполеона III и Буоля крайне тревожила возможность срыва переговоров. Французский император, несмотря на свое миролюбие, не мог не считаться с Англией. Их военный союз оставался в силе, и если бы Кларендону удалось вынудить. российских делегатов (А.Ф. Орлов и Ф.И. Бруннов) хлопнуть дверью и тем самым свалить на них вину за провал конгресса, то Наполеону III было бы очень сложно уклониться от дальнейшего выполнения союзнических обязательств. В не менее трудном положении оказалась бы и Вена, которой, чтобы избежать растущего всеобщего презрения к ней, пришлось бы четко определяться — с кем она и против кого? 26 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА Нелишне подчеркнуть v тот факт, что Александр II испытывал немалый скептицизм по поводу вероятности подписания приемлемого для России мирного договора и готовился к долгой войне. Не чувствовалось особого оптимизма в настрое Орлова и Бруннова, отъезжавших в Париж с тяжелым сердцем. (У одного из них за плечами уже был печальный опыт Венской конференции.) Данные им «высочайшие» инструкции не содержали ничего похожего на принцип «мир — любой ценой». Таким образом, две великие державы (Франция и Австрия) тяготели к прекращению войны на компромиссных условиях, тогда как Лондон склонялся скорее к продолжению ее, поскольку понимал, что британский «мирный» план мало устраивает союзников и совсем не устраивает противника. Уже первые заседания (неофициальные и официальные) показали обоснованность опасений Орлова и Бруннова. Речь шла о судьбе российских владений на Кавказе и турецкой крепости Карс. Выполняя наказ Папьмерстона, Кларендон заявил о необходимости превращения реки Кубань в границу либо между Россией и Турцией, либо между Россией и независимыми Черкесией и Грузией. Хотя Наполеон III обещал России поддержку в этом вопросе, он не имел возможности давить на англичан сильнее, чем позволял его союзнически статус и роль гостеприимного хозяина. Напротив, Бруннов, с текстами русско-турецкого договора > убедительно обосновал права России на Кавказ. Дело закончилось компромиссом, который, однако, не пощадил русского державного самолюбия . Впервые в истории империи царь был вынужден отказаться от части собственных владений, хотя это оказалось существенно но меньше того, что намеревались забрать союзники. Согласно решению конгресса, южная Бессарабия передавалась Молдавии, а дельта Дуная возвращалась Турции. Что касается обсуждения вопроса о судьбе Дунайских княжеств, то здесь пришел черед отступать скорее Франции, чем России. Наполеон III настаивал на объединении Молдавии и Валахии в единое государство. Он видел в создании такого государства эффективный барьер против русской экспансии и важный прецедент для реализации принципа национальностей». Идея встретила решительное противодействие Австрии, Англии и Турции, как непосредственная угроза статус-кво и равновесию сил на Балканах. Вену и Лондон беспокоил не сам факт нарушения целостности Османской империи, а его «заразительные» последствия. Кроме того, опасались, что новое Дунайское государство будет не преградой для русского экспансионизма, а инструментом в его руках. (В то время еще не ясен был исход борьбы между восточным и западным влиянием н Дунайских княжествах.) Трудно определить с абсолютной точностью, насколько глубоко задевало объединение Молдавии и Валахии интересы Турции, Англии и России. 27 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА По этому вопросу легче согласиться с австрийским императором Францем Иосифом, считавшим, что для Габсбургской монархии это — «вопрос жизни и смерти». Предложение Наполеона III не прошло. Конгресс подтвердил автономный статус Молдавии и Валахии (а также Сербии), как раздельных княжеств под номинальным сюзеренитетом султана. Была провозглашена свобода судоходства по Дунаю, для надзора за которой создавалась международная комиссия представителей прибрежных государств (Австрия, Турция, Молдавия, Валахия, Сербия, Вюртемберг, Бавария). Россия из их числа исключалась, однако и Вене отказали в праве на единоличный контроль над дунайской дельтой. Самым тяжелым и унизительным для Петербурга условием явилась нейтрализация Черного моря. России запрещалось иметь военный флот и обслуживающую его береговую инфраструктуру с крепостями, арсеналами, верфями и т. д. Аналогичный запрет распространялся и на Турцию, но она могла держать боевые корабли в Проливах и в Средиземноморье, что ставило две страны в неравные условия. Черноморская акватория объявлялась открытой для торговых судов всех наций. Хотя Англии и не удалось настоять на нейтрализации Азовского моря, она добилась права учреждать свои консульства в черноморских портах России, включая кавказское побережье, ставшее теперь уязвимым перед лицом внешнего влияния. Надзирательные полномочия консулов ограничивали суверен России и были оскорбительными для нее. Парижский конгресс подтвердил главное положение конвенции 1841 г. о Проливах — привилегию султана закрывать Босфор и Дарданеллы для военных судов всех стран в мирное время. В случае войны с участием Турции она становилась абсолютной хозяйкой Проливов. Без всякого удовольствия, но и без особого сожаления согласился Петербург подчиниться требованию о демилитаризации Аландских островов. Даже если этот пункт не имел большого -значения, с точки зрения стратегической обороны России, то росту ее престижа он тоже не способствовал. Конгресс торжественно заявил о том, что отныне Турция становится частью европейского «концерта», а принцип сохранения ее целостности — частью международного права. Петербург лишался возможности покровительствовать православным подданным султана и трактовать русско-турецкие отношения как предмет исключительной компетенции двух стран. Согласно букве Парижского трактата, ни одна держава не могла теперь вмешиваться во внутренние дела Турции. Порта, во избежание перспективы установления над собой коллективного надзора Европы, использовала упредительную меру. Давая понять о своей 28 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА ориентации на реформы, султан издал в середине февраля 1856 г. декрет (Хатти-Хумаюн), гарантирующий свободу вероисповедания в Османской империи, а также социально-политическое равенство мусульман и христиан. Декрет позволил Александру II возвестить своим соотечественникам, что их труды и жертвы не пропали даром. И отчасти это действительно было так, хотя царя заботила не столько констатация данного факта, сколько собственный престиж. Парижский мирный договор 1856 г. получил неоднозначные оценки в историографии. Одни считают его исключительно снисходительным к России. Другие считают Парижский трактат беспрецедентным по жестокости наказанием, которому никогда не подвергалась ни одна великая держава, и тем более Россия. И действительно, это — не простой документ . Понять его можно в контексте конкретных условий Крымской войны и в широком контексте XIX в. В сравнении с «идеалом» Пальмерстона и с теми потрясениями, которым, возможно, подвергла бы себя Россия в случае продолжения военных действий, договор представляется весьма удовлетворительным для Петербурга. Но если взять решения Парижского конгрессаa как таковые, то ни с чем подобным Российской империи и нее приходилось смиряться. Демилитаризация Черного моря являлась прямым посягательством на ее суверенитет. Аргументы о том, что Турция была поставлена в такое же положение, немногого стоят, как и утверждение, будто это застраховало Россию от внешнего вторжения. Порта, как уже отмечалось, сохранила свой средиземноморский флот и контроль над Проливами, на которые «нейтрализация» не распространялась. В любой момент они были к услугам западных держав. Особую тревогу Петербурга вызывало ставшее совершенно незащищенным побережье Кавказа — региона, притягивавшего небескорыстный интерес иностранных эмиссаров, контрабандистов, искателей приключений, которые жаждали применить себя на поприще борьбы против России. «Послекрымский» период развития международных отношений (1856—1864 гг.) продемонстрировал обоснованность таких опасений. Никакие комментарии к тексту Парижского договора — какими бы замысловатыми они ни были — не могут изменить печальной для России реальности: она проиграла войну, понеся ощутимый материальный и моральный урон. Столь крупного поражения она еще не знала. Дело, однако, не только в жесткости или снисходительности мирного трактата применительно к России, но и в его непосредственном влиянии на историю международных отношений в Европе. И в ближайшей, и в отдаленной перспективе победители добились прямо противоположного тому, что задумывали. Желая обеспечить целостность Османской империи, они ускорили ее распад. 29 ЛЕКЦИЯ-КРЫМСКАЯ ВОЙНА Надеясь установить прочный мир между великим державами, они лишь подорвали его основы и разбалансировали эффективный механизм его сохранения. Англии, Франции и Австрии не хватило понимания того, что в лице поверженной России они устранили не угрозу миру, а его гаранта. Если в 1815 г. творцам Венской системы удалось осознать опасность изоляции Франции в достаточной мере, чтобы предотвратить это, то участники Парижского конгресса сделали все, чтобы оставить Россию вне «европейского концерта» и создать прецедент для откровенно карательных договоров, направленных против одной страны. Расплата за эту близорукость, наступившая для одних раньше, для других позже, была неминуема. В Крымской войне Российская империя потерпела первое поражение в своей истории. Этот факт впечатлял уже сам по себе. Речь шла о державе, которая по существу господствовала в Европе на протяжении нескольких десятилетий и казалась непобедимой ни физически, ни дипломатически. Главный урок Крымской войны для России состоял в том, что для достижения своих глобальных целей Запад без колебаний готов объединить свою мощь с мусульманским Востоком. В данном случае, для сокрушения третьего центра силы - православной России. Крымская война откровенно обнажила и тот факт, что при обострении ситуации у российских рубежей все союзники империи плавно перешли в лагерь ее противников. 30
