А.И. Донцов ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ЕДИНСТВО КОЛЛЕКТИВА
advertisement
1 А.И. Донцов ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ЕДИНСТВО КОЛЛЕКТИВА Донцов А.И. Психологическое единство коллектива. М.: Изд-во «Знание», 1982. СОДЕРЖАНИЕ Личность, группа и социальная психология Проблема групповой сплоченности в зарубежной психологии Понятие малой группы Как долго существует группа Психологическое единство коллектива Принципы анализа коллектива в советской психологии Проблема психологической интеграции коллектива Рекомендуемая литература 2 8 8 16 29 29 34 46 2 ЛИЧНОСТЬ, ГРУППА И СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ Большие или малые, временные или постоянные, организованные или хаотичные группы всегда вокруг нас, а мы – в них: на работе, дома, в дороге, на отдыхе… Какие-то группы выбираем мы сами, какие-то выбирают нас. В школьный класс приводят родители, в трудовой коллектив попадаем по склонности, необходимости или по распределению, семью – тоже своеобразную группу – создаем по любви. Мнением одних групп мы дорожим, других – пренебрегаем, но… всегда считаемся с ним и при всем желании не сумеем иначе. Состоять в группе, будучи полностью автономным от других ее членов, никому не дано. К этому выводу просто прийти даже в общественном транспорте, не говоря уже о стабильных коллективах. Естественность, распространенность, обыденность, наконец, такого человеческого состояния, как «быть в группе», заставляют предположить, что и само слово «группа» существовало всегда, во всяком случае с незапамятных времен. Как это ни невероятно, оказывается, нет. Установлено, что в большинстве европейских языков (итальянском, немецком, французском, английском) оно возникло сравнительно недавно, не ранее XVII в. Происходит оно от итальянского groppo или gruppo – технического термина из сферы изящных искусств, обозначавшего несколько человек, составляющих сюжет живописного или скульптурного произведения. И хотя уже в первоначальном значении термин «группа» содержал идею замкнутой однородной совокупности, только с середины XVIII столетия он начинает употребляться в современном смысле, обозначая некоторый круг или собрание реальных людей. Потребовалось, однако, еще полтора века, пока явление, определяемое словом «группа», стало предметом научно-психологического исследования. Психологическое «открытие» малой социальной группы как особой реальности человеческих отношений произошло в начале ХХ столетия и послужило решающим стимулом развитии я новой отрасли психологического знания – социальной психологии. В чем же состояла суть открытия, имевшего столь значимые последствия? Было строго экспериментально установлено, что малая группа, во-первых, не представляет собой простую сумму свойств составляющих ее людей, но приводит к возникновению целостных, групповых явлений и, во-вторых, оказывает существенное, порой решающее воздействие на поведение, деятельность, психическое состояние включенных в нее лиц. …Человек, в полной темноте наблюдающий неподвижную светящуюся точку, будучи лишен привычных ориентиров, видит ее как находящуюся в беспрерывном хаотическом движении. Этот эффект нашего восприятия известен в психологии под названием автокинетической иллюзии. Однако если данный опыт повторить с человеком, скажем, сто раз, то постепенно он начинает воспринимать это святящуюся точку как отклоняющуюся в строго определенном направлении и на некоторое фиксированное расстояние. Что 3 будет, если эту светящуюся точку станут совместно наблюдать сразу несколько человек, имеющие свою «норму» ее кажущегося перемещения? Каждый из трех рядом сидящих испытуемых по очереди вслух сообщает результаты собственных наблюдений. Нескольких сеансов оказалось достаточно, чтобы эти первоначально различные результаты (воспринимаемая амплитуда отклонения точки) стали похожи, а затем и вовсе идентичны. Так выработалась, большей частью бессознательно, единая групповая норма, стойко сохранявшаяся и при последующих индивидуальных испытаниях. Такими были схема и результаты эксперимента, чаще других приводимые в учебниках по социальной психологии, когда речь заходит о влиянии группы на личность. Однако сам этот факт, если быть точным, был установлен задолго до описанных опытов (они были проведены в 1935 г. известным американским психологом М. Шерифом). Первый психологический эксперимент, в котором было показано повышение производительности труда человека в присутствии других людей, был проведен еще в 1897 г. Однако массовый и повсеместный характер изучение влияния группы на деятельность, поведение и психические функции отдельного человека приобретает с начала ХХ века. В 10-е – 20-е годы В. Мёде в Германии, Ф. Олпорт в США, В.М. Бехтерев и М.В. Ланге в России на основе большого и разнообразного экспериментального материала приходят к единому выводу, что ситуация непосредственного контакта людей существенно влияет на протекание психических процессов человека и сопровождается возникновением «надындивидуальных» явлений, свойственных некоторой совокупности лиц как целому. Для философии, социологии, искусства, да и простого здравого смысла этот вывод как таковой, конечно, не был ни новым, ни неожиданным. И тем не менее значение общепризнанного открытия эти результаты приобрели именно в начале века и благодаря усилиям социальных психологов. Несомненно, немаловажную роль здесь сыграл научно-доказательный способ получения этих факторов, но решающее значение, безусловно, принадлежит тем общественным потребностям, которые обусловили сам социальный заказ на исследования «групповой» проблематики. Потребности эти в первую очередь были продиктованы поисками резервов интенсификации различных видов совместной трудовой деятельности, особенно в сфере бурно развивающегося промышленного производства. Констатация различий в поведении человека при изоляции и в присутствии других, во взаимодействии с ними была лишь первым шагом в решении другой практически значимой проблемы – сравнительного изучения индивидуальной и групповой эффективности. Индивид или группа, один или несколько – кто и при каких условиях рентабельнее? От чего зависит эффективность совместно работающих лиц и как ее повысить? Вот те вопросы, которые в начале века отчетливо стали предметом социального, а затем и научно-психологического интереса. 4 Середина 20-х годов. Крупная американская фирма «Вестерн электрик», специализирующаяся по производству телефонной и электрической аппаратуры, поручает группе социологов изыскать возможности увеличения производительности труда и уменьшения текучести рабочей силы. В 1924 г. группа начала продолжавшиеся почти 10 лет исследования на заводах этой фирмы, насчитывавших более 25 тыс. рабочих. В то время было распространено убеждение, что решающим фактором увеличения производительности труда является улучшение физических условий работы, первостепенное внимание среди которых уделялось освещенности рабочего места. Первый этап экспериментов как раз и преследовал цель уточнить, как связана освещенность с производительностью труда. Были сформированы и помещены в специальные комнаты две небольшие группы рабочих: экспериментальная, где освещение варьировалось по желанию исследователей, и контрольная, для которой оно оставалось неизменным. Поначалу результаты полностью соответствовали прогнозам экспериментаторов: с увеличением освещенности в экспериментальной группе производительность труда возросла, в контрольной – оставалась на прежнем уровне. Несколько позже вдруг обнаружилось, что выработка неожиданно стала возрастать и в контрольной группе, где никаких манипуляций с освещенность не проводилось. В решающей фазе эксперимента освещенность в экспериментальной группе несколько раз уменьшали, но ожидаемого уменьшения производительности зафиксировано не было, более того, она стабильно и параллельно возрастала в обеих группах. Эти результаты были неожиданны прежде всего для самих исследователей, сумевших лишь констатировать, что на человека в данных условиях действовал, по-видимому, не только фактор освещенности рабочего места, но и некоторые другие переменные. Что же это были за неучтенные переменные? Ответ был дан на последующих этапах опытов, показавших, что неучтенными оказались факторы морального, субъективно-психологического порядка. А именно стимулированный фактом наблюдения процесс интенсивного коллективообразования в обеих исследовавшихся группах, сугубо неформальным путем приведший в том числе и к установлению новых, повышенных групповых норм выработки. Миллион долларов (столько стоил весь эксперимент) был истрачен фирмой, чтобы убедиться в существовании в рамках официальных подразделений неформальных групп рабочих, формирующихся на основе межличностных эмоциональных отношений и посредством спонтанно вырабатывающихся групповых норм и ценностей серьезно влияющих на поведение и деятельность человека. Механизм воздействия неформальной группы на поведение входящих в нее лиц еще подлежал уточнению, но его наличие и действенность сомнению уже не подвергались. Эти эксперименты (ими руководил быстро ставший знаменитым социолог Э. Мэйо) не были ни самыми первыми, ни самыми значительными в истории 5 изучения малых групп. Э. Мэйо не создал целостной психологической модели функционирования организованной группы, но общее направление ее разработки он предвосхитил достаточно точно1. Таким направлением выступило изучение взаимосвязи двух аспектов жизнедеятельности группы: с одной стороны, формально заданных функционально-деловых взаимосвязей между членами группы, реализующихся в процессе достижения внешне заданной цели; с другой – неформальных, эмоционально-личностных отношений, возникающих хотя и на основе функциональных связей, но оказывающих на них регулирующее воздействие. Социально-практические обстоятельства были, разумеется, не единственной причиной обострения интереса к психологии малых групп. Развитие самой социальной психологии как системы научного знания также обусловило успешность «ассимиляции» такого объекта исследования, как малая группа. Это связано как с историческими особенностями формирования социальной психологии на стыке социологии и психологии, так и с внедрением экспериментального метода в социальную психологию, обусловившим выдвижение малой группы в качестве наиболее удобного объекта экспериментирования. Однако определяющее значение имел, несомненно, характер социальных задач, продиктованных объективными закономерностями общественного развития в эпоху научно-технической революции. Естественно, что эти задачи, а тем самым и общественные функции социальной психологии непосредственно обусловлены типом общества, в рамках которого она развивается. Важнейшая особенность формирования данной области знания, подчеркивает известный советский ученый Г.М. Андреева в первом в нашей стране университетском учебнике по социальной психологии, состоит в том, что «социальная психология по своему существу является наукой, стоящей весьма близко к острым социальным и политическим проблемам, к идеологии, а потому принципиально возможны две различных традиции в ее развитии: в системе как марксистского, так и немарксистского мировоззрения»2. Политическая пристрастность психологический концепций малых групп и коллективов особенно очевидна. Она проявляется, с одной стороны, в ориентации на различные философские и методологические принципы построения теорий, в принятии различных идеологических моделей общества и человека, с другой – в особенностях самих исследуемых явлений, порожденных разной социальной действительностью. Социально-психологические концепции любого уровня и в принципе вряд ли могут претендовать на всеобщий и вневременной характер: даже вне Мы не затрагиваем сейчас идеологических аспектов политически реакционной доктрины «человеческих отношений», разработанной Э. Мэйо. См. об этом: Богомолова Н.Н. Доктрина «человеческих отношений» – идеологическое оружие монополий. М., 1970. 1 2 Андреева Н.М. Социальная психология. М., 1980, с.8. 6 зависимости от устремлений их авторов такие концепции всегда социально конкретны, возникли и функционируют в определенном общественном контексте. Важнейшим критерием их оценки является в этой связи не столько внутренняя логическая непротиворечивость, сколько соответствие отражаемой социальной реальности, которое в конечном счете и определяет достоверность и значимость теоретических построений. Проблема психологического единства малых групп и коллективов занимает особое, можно даже сказать, исключительное место в становлении системы социально-психологического знания. Трудно назвать другую проблему социальной психологии, которая была бы столь длительно и устойчиво популярна, как проблема интеграции группы. Парадокс: история ее конкретнонаучного изучения насчитывает несколько десятилетий, между тем она и по сей день является предметом пристального исследовательского интереса и оживленных дискуссий. Впрочем, эта парадоксальность достаточно закономерна и предопределена, как минимум, двумя обстоятельствами. Во-первых, по своему «научному статусу» проблема единства, интеграции социальных групп по праву может быть отнесена к числу основополагающих проблем социальной психологии. Действительно, как мы могли убедиться, сама социальная психология возникла и существует в значительной степени как наука о психологических закономерностях формирования и развития социальных групп. Понятно поэтому, что вопрос о природе и условиях их психологической целостности не мог не оказаться среди центральных. Эволюция теоретических представлений о движущих силах развития малых групп и коллективов во многом обусловлена способом решения именно этой кардинальной проблемы. Во-вторых, не менее существенной предпосылкой неослабевающего внимания к проблеме группового единства служит несомненная практическая ценность результатов научных исследований в данной области. Знание механизмов психологической интеграции коллектива является необходимым условием оптимизации любой сферы человеческой деятельности, включающей процессы общения и взаимодействия людей. Главная цель настоящей работы – изложить основные итоги изучения проблемы групповой интеграции в советской и зарубежной социальной психологии. Более конкретно предметом анализа выступят два важнейших для раскрытия проблемы вопроса. Во-первых, в чем состоят методологические принципы понимания малой социальной общности в советской и западной психологии, определяющие теоретическую основу изучения групповой интеграции. Во-вторых, каковы современные представления о природе интегративных процессов, другими словами, о том, в каких формах проявляется и от каких факторов зависит психологическое единство группы. Оба эти вопроса неразрывно связаны друг с другом: не определив, в чем состоят и как понимаются основные психологические закономерности развития социальной общности, невозможно установить, в силу каких причин порождается, 7 воспроизводится и в чем заключается феномен ее социально-психологической сплоченности. Поскольку существующие в жизни (и выделенные в литературе) разновидности малых групп более чем многолики, уточним, предметом нашего рассмотрения будут первичные, т.е. далее неделимые, трудовые коллективы. Или, иначе говоря, официально организованные естественные малые группы, действующие в рамках определенной организации. Почему именно трудовые коллективы? Причин несколько. Во-первых, малые группы, объединенные на основе трудовой деятельности, наиболее полно отражают коренные особенности социального строя, в рамках которого они образованы и функционируют. Их анализ, следовательно, должен отразить принципиальную специфику решения проблемы группового сплочения в марксистской и буржуазной социальной психологии. Во-вторых, эти группы представляют собой наиболее многочисленный отряд малых социальных общностей, которые в связи с особой практической значимостью чаще других становились объектом приложения социально-психологических рекомендаций. А поскольку большую часть своей сознательной жизни мы проводим именно в трудовых коллективах, это дает нам веские основания на собственном опыте проверить точность и эффективность научно-психологических наблюдений и фактов. Наконец, в-третьих, изучение именно официально организованных малых групп ярче всего демонстрирует самую суть проблемы сплочения. Официально организованная группа. На какой основе, как возникает реальная общность случайно оказавшихся вместе и прежде безразличных друг другу людей? Способ решения этого вопроса – краеугольный камень построения социально-психологической концепции группового сплочения. И уже потому, что она социально-психологическая, эта концепция принципиально различна в марксистской и западной психологии. Есть ли необходимость обращаться к опыту западных исследований, коль скоро принципы, их определившие, неприемлемы с позиций марксистской методологии, а сами изучаемые явления несут печать принципиально иной общественной системы? Хотя вопрос не простой, такая необходимость, несомненно, есть. Начнем с того, что наше отношение к немарксистской традиции в развитии социально-психологического знания не строится на основе полного отрицания каких бы то ни было ее достижений. Оно включает как критический анализ чуждых нашей действительности идеологических и философских схем, определивших методологический базис западной психологии, так и возможное и допустимое освоение технологии исследования, конкретных методических приемов, использование отдельных эмпирических результатов и фактов. Нельзя не учитывать и того, что марксистская социальная психология находится в процессе становления, этап ее интенсивного развития начался в нашей стране лишь в конце 50-х – начале 60-х годов. Западная психология имеет более длительную историю, в ней накоплен огромный массив экспериментальных данных, в том числе и по проблеме интеграции малых 8 групп. Поскольку коренные отличия социальных систем не исключают существования свойственных любому обществу социально-психологических механизмов общения и взаимодействия людей, ряд этих фактических данных может и должен быть использован при построении марксистской концепции формирования психологического единства группы. ПРОБЛЕМА ГРУППОВОЙ СПЛОЧЕННОСТИ В ЗАРУБЕЖНОЙ ПСИХОЛОГИИ Понятие малой группы Первое, на что обращаешь внимание при знакомстве с современными определениями малой группы в западной литературе, – их «синтетический», составной характер. Само явление «группа» настолько сложно и многообразно, что обстоятельные и осторожные исследователи предпочитают называть не один-единственный его признак, а целый перечень их. Два примера. Вот «реестр» необходимых и достаточных характеристик малой группы, который приводят чаще всего цитируемые патриархи американской социальной психологии Д. Картрайт и А. Зандер в известной книге «Групповая динамика», авторами и редакторами которой они являлись3. Группу составляет собрание индивидов, которые часто взаимодействуют друг с другом; определяют себя как члены одной группы; разделяют общие нормы; участвуют в единой системе распределения ролей; идентифицируют себя с одними и теми же объектами и ценностями; воспринимают группу как источник субъективного удовлетворения; находятся в кооперативной взаимозависимости; ощущают себя как некоторое единство; координируют действия в отношении к тому, что не является группой. Этот перечень намеренно не сведен авторами в систему и интегрирует те характеристики, которые в разных работах приписываются совокупности индивидов как группе. Более упорядоченно подходят к перечислению должных качеств группы известные французские социальные психологи Д. Анзье и Ж. Мартен. С их точки зрения4, малая группа характеризуется относительно небольшим, ограниченным числом членов, так что каждый способен выработать индивидуализированное мнение о других и аналогичным образом быть воспринятым ими; совместным достижением общей цели, отвечающей различным интересам членов группы; эмоциональными взаимосвязями между членами группы; сильной взаимозависимостью образующих группу лиц, См.: Cartwright D., Zander A. Group and group membership: introduction. In.: D. Cartwright and A. Zander (Eds) Croup Dynamics. N. Y., 1968. 3 4 См.: Anzieu D., Martin J.-Y. La dynamique des groupes restrients. Paris, 1976, p.23-24. 9 связанных чувством солидарности; дифференциацией ролей между членами группы; выработкой общих норм и специфической групповой культуры. Итак, перед нами два достаточно пестрых списка необходимых характеристик группы. Ни один из них не претендует на научную строгость, они представляют собой, скорее, некоторый описательный портрет того, что есть малая группа, точнее, какой она должна быть. Каковы же главные, отличительные черты малой социальной общности? Присмотримся пристальнее к приведенным спискам необходимых группе качеств. Обратим поначалу внимание на сам принцип их вычленения, в сущности, идентичный в обоих перечнях, кажущихся столь несхожими. Заметим, во-первых, что в них ни разу не упомянуты объективные предпосылки возникновения группы, ее собственно социальные характеристики. Во-вторых, и там и здесь исходная точка отсчета – индивидуальные, чисто субъективные факторы формирования группы. Более конкретно, в качестве одного из решающих критериев существования социальной общности французскими авторами выдвигаются, к примеру, четкость и детализированность индивидуальных впечатлений членов группы друг о друге. О значимости, которая придается авторами этому признаку группы, свидетельствует уже то, что он поименован первым номером. В популярном в научной литературе определении группы, принадлежащем видному американскому специалисту Р. Бейлзу, процессам взаимовосприятия также отводится весьма почетная роль. «Малая группа, – пишет он, – может быть определена как некоторое число людей, активно взаимодействующих друг с другом в ходе одной или нескольких встреч лицом к лицу, в процессе которых каждый получает определенное представление обо всех остальных, достаточное, чтобы в меру способностей различить их и личностно реагировать на любого другого члена группы либо непосредственно во время встречи, либо позже, вспомнив, как минимум, что он также присутствовал»5. Может показаться, что акцент на специфике восприятия человека человеком в условиях группы – не более чем малозначимая прихоть цитированных авторов. Возможно, лишь оригинальный способ решения старой и бесплодной дискуссии о количественных границах малой группы. Число членов в ней определяется, мол, не собственно конкретной цифрой, а тем, чтобы у каждого мог сложиться образ других как личностей. Красивое решение поднадоевшей «количественной проблемы» и только? Вдумаемся. Вне наличия конкретных людей, составляющих группу (какими бы особенностями эти люди ни обладали, включая и способность познавать себе подобных), человеческой общности возникнуть не может. Эта истина столь же бесспорна, сколь тривиальна. Однако правомерно спросить, может ли группа быть определена только на основании знания о входящих в нее индивидах с их 5 Bales R. Interaction process analysis. Cambridge, 1950, p.33. 10 мнениями, впечатлениями, восприятиями и пр.? Такое знание необходимо, но достаточно ли?! Возможно, вывод о субъективизме западного понимания группы будет поколеблен, возьми мы за основу иной, более существенный признак? Вспомним списки необходимых характеристик группы. Вне всякого сомнения, центральным здесь является признак взаимозависимости членов группы, проявляющейся прежде всего в форме взаимодействия в процессе реализации групповой цели. «Не сходство или различие определяют то, принадлежат ли два индивида к одной группе, – писал К. Левин, единодушно признающийся отцом американской социальной психологии, – но взаимодействие или другие типы взаимозависимости»6. «Малая группа представляет собой некоторое число лиц, взаимодействующих друг с другом в течение некоторого времени и достаточно малочисленных, чтобы иметь возможность контактировать друг с другом без посредников, лицом к лицу»7 – это мнение видного американского психолога Д. Хоманса. Близких высказываний можно привести множество. Итак, взаимодействие как основной признак группы. Что же оно собой представляет? Непререкаемый авторитет по данному вопросу в социальной психологии США М. Дойч различает два основных типа взаимодействия: кооперативное и конкурентное. В первом случае достижение человеком собственной цели способствует реализации цели его партнера по взаимодействию, во втором – затрудняет либо вовсе исключает. С этой точки зрения, полагает М. Дойч, психологически группа существует в той мере, в которой составляющие ее индивиды воспринимают себя кооперативно взаимосвязанными. Говоря о группе как о «системе взаимодействующих лиц», М. Дойч подчеркивает, что отнюдь не всякая совокупность индивидов образует группу. Для этого люди должны иметь некоторые мотивы, интересы или ценности, реализацию которых они видят возможной через кооперативное взаимодействие друг с другом, само же взаимодействие должно строиться и развиваться так, чтобы стимулировать у каждого члена группы потребность и в дальнейшем взаимодействовать на основе кооперации. Как видим, и группа, и кооперативное взаимодействие на деле рассматриваются лишь как средство удовлетворения индивидуальных потребностей, интересов и целей. Идея о том, что принадлежность человека к группе, взаимодействие с другими людьми ориентированы прежде всего на получение некоторого «барыша», субъективной «выгоды», чрезвычайно характерна для западной науки. Если М. Дойч, будучи ее сторонником, не выносит ее в определение группы, другие авторы в данном отношении более откровенны. «Наше определение группы, – пишет Р. Кэттел, – совокупность 6 Lewin K. Resolving social conflicts. N. Y., 1948, p.184. 7 Homans G.C. The human group. N. Y., 1950. 11 индивидов, в которой существование всех используется для удовлетворения каких-либо потребностей каждого»8. Почему, анализируя процесс взаимодействия, исследователи вдруг вплотную обратились к проблеме индивидуальной удовлетворенности? Такое обращение произошло не случайно, оно полностью соответствует основным догматам ведущего направления американской психологии, именуемого бихевиоризмом, согласно которому решающим стимулом поведения является внешнее подкрепление. Если оно положительное – поведение повторяется и закрепляется, отрицательное – тормозится и исключается. Этот основной тезис ортодоксального бихевиоризма по существу выступил центральным принципом, объясняющим возникновение группы. И именно это положение, в несколько осовремененном виде, роднит различные концепции и течения в западной психологии малых групп. Проследим логику внедрения и развития этой идеи. Пункт первый, исходный. В той же степени, как никакое действие не может осуществляться, не будучи предвосхищаемо ожиданием позитивных последствий, социальное взаимодействие также осуществляется лишь постольку, поскольку служит источником удовлетворения участвующих в нем людей. Пункт второй. Взаимодействие – основа группы, следовательно, ее членом становятся лишь в надежде посредством этого взаимодействия удовлетворить личные интересы и цели. Но почему именно к данной группе стремится принадлежать (принадлежит) человек? Есть ответ и на этот вопрос: поскольку в ней он надеется полнее удовлетворить свои интересы, чем вообще не будучи включенным в группу или являясь членом иных групп. Во всяком случае, все доступные ему группы не способны, по его оценкам, превзойти собственную в размерах получаемых им преимуществ. Пункт третий. Если объем получаемой выгоды падает ниже определенного уровня, человек покидает группу. Если же, учитывая взаимозависимость членов группы, он сам перестает вносить необходимый вклад в удовлетворение потребностей других, то изгоняется из нее. При том условии, что каждый член группы находит от пребывания в ней больше пользы, чем в любой другой, данная группа – наилучшая из всех возможных, поскольку предоставляет каждому максимум доступных преимуществ. Пункт четвертый, итоговый. Группа – совокупность свободно объединившихся, равно полезных друг другу индивидов, в процессе взаимодействия удовлетворяющих личные запросы и желания. Именно такова логика внедрения «принципа подкрепления» в анализ социально-психологических феноменов группы и, в частности, механизмов образования малой социальной общности. Как видим, утверждение об индивидуализме западного понимания группы от обращения к ее ведущей характеристике – взаимозависимости входящих в Cattel R.B. New concepts for measuring leadership in terms of group syntality. – Hum. Relations, 1951, vol.4, p.169. 8 12 группу людей – не только не было поколеблено, но даже своеобразно дополнено. За социально-психологическими исследованиями группы вырисовывается модель человека не просто свободного от социальных обязательств индивидуалиста, а индивидуалиста-прагматика, исповедующего сугубо утилитарный подход к миру и окружающим людям и руководствующегося лишь принципом удовольствия. Трактовка человеческого поведения как некоего «платежа» за предоставленные услуги, в терминах «прибыли», «издержек» и других торговых категорий чаще всего объясняется западными авторами задачей упрощения, формализации, позволяющей использовать некоторые математические модели. Решающую роль в этом сыграли, однако, не «чисто» научные (хотя и нельзя отрицать их присутствия), а объективные социальные причины. Прагматически корыстная концепция движущих сил поведения человека – закономерное отражение в сфере социально-психологического знания тех объективных процессов, которые характеризуют социальную действительность капиталистического общества. «Представляющееся совершенно нелепым сведение всех многообразных человеческих взаимоотношений к единственному отношению полезности, – писали К. Маркс и Ф. Энгельс в «Немецкой идеологии», – эта по видимости метафизическая абстракция проистекает из того, что в современном буржуазном обществе все отношения практически подчинены только одному абстрактному денежноторгашескому отношению»9. Слова, пророческие для новейших концепций личности и группы в западной социальной психологии. Позвольте, вправе воскликнуть читатель, а как же извне заданная цель, которая тем не менее должна быть реализована этой свободной ассоциацией «кооперативно взаимосвязанных» прагматиков!? Может ли вообще (а если да, то как) функционировать подобная эмоционально-корыстная общность? Не искажает ли данный субъективно-психологический «портрет» группы тот оригинал, которому он должен бы соответствовать? Понятно, что анализируя жизнедеятельность естественной организованной группы, никак нельзя пройти мимо того очевидного факта, что группа, раз уж она организована, должна выполнить свое предназначение. Ведь именно это, в конечном счете, является залогом ее существования, вне чего не могли бы быть удовлетворены какие бы то ни было потребности включенных в нее лиц. Это обстоятельство нашло отражение в почти аксиоматичном для современной западной социальной психологии утверждении о том, что в группе могут быть выделены две взаимосвязанные, но не совпадающие структуры. Сами эти структуры называются по-разному, чаще всего внешней и внутренней. Согласно Д. Хомансу, внешняя структура предназначена для адаптации к внешней среде и, будучи «ответственна» за реализацию поставленной перед группой цели, выполняет продуктивную, называемую еще инструментальной, 9 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.3, с.409. 13 функцию. Внутренняя структура предназначена для поддержания существования группы как психологической целостности, выполняет эмоциональную функцию разрешения межличностных противоречий. Р. Кэттел, двумя годами ранее предложивший близкую по смыслу концепцию поведения группы как целого, также отмечает, что общее количество «индивидуальной энергии», привносимой каждым человеком в группу, расходуется на два типа несовпадающих деятельностей, одна из которых направлена на достижение внешней цели, вторая – на сплочение реализующих эту цель индивидов10. Аналогичные примеры можно было бы продолжить. В каждом из них варьируется одна и та же идея: в группе могут быть выделены две структуры, одна из которых связана с целью групповой деятельности, другая – с областью межличностных отношений. При этом подчеркивается, что психологическое единство группы обеспечивается именно за счет внутренней, неформальной структуры. Подведем некоторые итоги. С одной стороны, малая группа понимается как система кооперативно взаимосвязанных индивидов, откуда должно бы следовать, что истоки ее единства необходимо искать в процессах деятельностной кооперации. С другой стороны, продуктивным аспектам групповой жизнедеятельности, нацеленным на решение совместной задачи, фактически отказано в роли интегрирующего фактора. Но ведь именно реализация общей цели обусловливает необходимость кооперативного взаимодействия между членами группы, что, кстати, не отрицается и самими западными авторами. Противоречие? Несомненно. В одном случае основой групповой целостности признается реализующееся в совместной деятельности кооперативное взаимодействия людей, в другом – внедеятельностные, чисто эмоциональные связи между ними. Какие причины обусловили возникновение и сосуществование этих взаимоотрицающих трактовок? Они, естественно, неоднозначны, но едва ли не важнейшая роль среди них принадлежит принципам эмпирического изучения и теоретического осмысления групповой деятельности. Засилье метода лабораторного экспериментирования, призванного, якобы, обеспечить получение «строго достоверного» знания, не может не вносить систематических искажений в канонизируемый западной психологией облик малой группы, в том числе и в понимание процессов внутригруппового взаимодействия. Весьма показательно с этой точки зрения выработанное в западной психологии представление о фазах, которые в процессе своей эволюции проходит группа. Подчеркнем, что хотя в конкретных случаях и допускается известное отклонение от этой схемы развития, речь идет о фазах эволюции любой (!) малой группы. Первая фаза – образование группы: См.: Cattel R.B. Concepts and methods in the measurement of group syntality. – Psychol. Rew., 1948, v.55. 10 14 познакомившись, индивиды обмениваются информацией о собственных потребностях, компетенции и пр. Вторая – выбор общей цели: оценив совокупные интересы и ресурсы, члены группы решают посвятить себя определенной деятельности, которая более или менее прямо приведет их к субъективному удовлетворению. Третья – окончательная дефиниция цели и уточнение средств действия. Четвертая – выработка способа распределения выигрышей каждого от общего результата. Пятая фаза – распределение индивидуальных заданий между членами группы. Шестая – собственно реализация цели. Возможно, что в некоторых случаях подобная схема эволюции и адекватная развитию группы. Но имеет ли она отношение к реальному трудовому процессу, который только и дает примеры высших форм кооперации? По-видимому, весьма поверхностное. Лабораторные исследования детерминант групповой деятельности, вскрывая поверхностный слой межличностных контактов, не только не открывают, но и не могут открыть реальных социальных условий формирования рабочих групп на капиталистическом производстве. Более того, эти условия нередко предстают в неузнаваемо искаженном виде, а установленные в лаборатории зависимости мистифицируют действительную природу изучаемых явлений. В качестве универсального предлагается, например, облик малой социальной группы как свободной ассоциации добровольно объединившихся индивидов, в процессе кооперативного взаимодействия удовлетворяющих частные нужды. О каких же это реальных социальных общностях идет речь? Оказывается, о персонале промышленных предприятий, фирм и корпораций, финансирующих большую часть социальнопсихологических исследований в капиталистических странах и являющихся одним из главных потребителей их практических рекомендаций. Французский психолог-марксист Ж. Пуату, глубоко проанализировавший идеологическую подоплеку трактовки малой группы в американской социальной психологии, справедливо подчеркивает, что понятие группы дважды фальшиво: «С одной стороны, оно искажает действительность, представляя как свободную ассоциацию добровольно скооперировавшихся индивидов то, что на деле является кооперацией, организованной капиталом и основанной на экономическом принуждении рабочих, лишенных средств производства. С другой стороны, оно калечит реальность, «забывая» тот факт, что в системе капиталистического производства коллективный рабочий является производителем прибавочной стоимости, т.е. что люди, его составляющие, эксплуатируются объединившим их капиталом»11. Сказано, на наш взгляд, предельно четко. Попытки представить организованный и эксплуатируемый капиталом коллективный труд как обусловленный свободным волеизъявлением рабочих 11 Poitou J.-P. La dynamique des groupes: une idéologie au travail. Paris, 1978. p.27. 15 достаточно традиционны для буржуазной социальной науки и не являются нововведением психологов. Предвосхищая такую возможность, К. Маркс писал в «Капитале»: «Так как все развитые формы капиталистического процесса производства суть формы кооперации, то нет, конечно, ничего легче, как абстрагироваться от свойственного им антагонистического характера и расписать их в виде форм свободной ассоциации»12. Одним из плодов подобного абстрагирования и выступило стилизованное под патриархальную старину понятие малой группы. Однако столкновение с действительностью неминуемо обнажает идеализированность социальнопсихологического «портрета» группы, выявляя его многочисленные противоречия и неувязки. Часть из них обусловлена намерением выдать желаемое за действительное, часть – объективной неоднозначностью исследуемых явлений. Кооперативная взаимосвязь членов группы – безусловная основа ее существования. Столь же несомненно, что принадлежность человека к группе, предполагающая его включенность в систему кооперативного взаимодействия с другими ее участниками, удовлетворяет какие-либо его индивидуальные потребности. Но только ли этими потребностями и желаниями предопределено место человека в системе взаимодействия? Да и сам факт существования данной системы, является ли он лишь итоговой сумой частных намерений образовать группу, вступив в контакт с другими? Конечно, нет. «Малая группа, – справедливо подчеркивает Г.М. Андреева, – задается определенной потребностью общественного разделения труда и вообще функционирования общества. Так, производственная бригада возникает в связи с возникновением нового производства, школьный класс – в связи с приходом нового поколения в систему образования… Во всех этих случаях причины возникновения малой группы лежат вне ее и вне индивидов, ее образующих, в более широкой социальной системе»13. Реальные малые группы в условиях капиталистического производства не развиваются по дистиллированным закономерностям лабораторных опытов, согласно навязываемым им концептуальным схемам. Здесь-то и скрыт ответ, почему, постулировав красивую схемку «взаимная удовлетворенность – кооперативное взаимодействие – малая группа», западные психологи столь противоречивы в вопросе о том, как же все-таки группа существует и от чего зависит ее сплоченность. Однако этот вопрос – о природе групповой сплоченности – заслуживает специального рассмотрения. 12 Маркс К. Капитал. – Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.23, с.542, прим.19. 13 Андреева Г.М. Социальная психология, с.259. 16 Как долго существует группа С первого прочтения вопрос о длительности существования группы к проблеме сплоченности отношения не имеет. Официально организованная группа возникает потому, что своей деятельностью удовлетворяет некоторые социальные нужды и потребности и существует до тех пор, пока справляется со своими обязанностями, а сами эти потребности не перестают быть актуальными. Подобный ответ следует из всего ранее сказанного о группе, и он, конечно, верен. Верен, пока речь идет о группе вообще, группе как особом явлении общественной жизни. Но ведь группа – это всегда совокупность конкретных людей, не лишенных возможности выбора. Почему из двух объективно равноценных групп человек предпочитает принадлежать именно к этой, а не к иной? Чем обусловлена длительность его пребывания в группе, или, как говорят психологи, устойчивость группового членства? Почему одну группу лихорадит постоянная смена состава, а другая не знает подобных забот? Словом, каковы психологические причины стабильности группы? Этот вопрос лег в основу чрезвычайно разветвленного в западной социальной психологии направления исследований, получившего название «анализ групповой сплоченности». Начало систематического изучения групповой сплоченности относится еще к концу 40-х годов, когда под руководством американского психолога Л. Фестингера были выполнены первые крупные специальные исследования. Л. Фестингеру же принадлежит наиболее распространенное и употребимое по сей день определение групповой сплоченности как «результирующей всех сил, действующих на членов группы с тем, чтобы удержать их в ней»14. Почти два десятилетия спустя один из ведущих специалистов в области изучения групповой динамики Д. Картрайт, отметив, что хотя в понятие сплоченности нередко вкладывается различный смысл, практически повторит первоначальное определение: «Групповая сплоченность характеризует желание членов группы остаться в ней»15. Временной интервал между этими двумя идентичными дефинициями как раз и был заполнен поисками ответа на вопрос, что это за силы заставляют индивида остаться членом группы. Рассматривая обусловленные утилитарно-прагматической моделью человека представления западных авторов о механизмах образования группы, мы, в сущности, уже выяснили направленность этих сил. Это прежде всего те силы, которые обеспечивают постоянство субъективного удовлетворения от пребывания в группе. Само же удовлетворение, вспомним, возможно только при том условии, если субъективная ценность получаемых человеком выгод 14 15 Festinger L. Informal social communication. – Psychol. Rew., 1950, v.57, p.274. Cartwright D. The nature of group cohesiveness. In: D. Cartwright and A. Zander (Eds) Group Dynamics. N. Y., 1968, p.91. 17 (выигрышей) превосходит субъективную же ценность затрачиваемых при этом усилий (издержек). Группа, с этой точки зрения, будет удовлетворять индивида в том (и только в том) случае, если она обеспечивает более позитивный баланс выигрышей и проигрышей, чем какая-либо другая доступная индивиду социальная общность. Силы сплочения группы имеют, с этой точки зрения, две принципиальные образующие: во-первых, это сила привлекательности (полезности) данной конкретной группы, во-вторых, сила притяжения других существующих групп. Сама группа вследствие этого может быть определена как совокупность индивидов, связанных так, что каждый из них расценивает получаемые от их объединения преимущества как бóльшие, чем могла бы предоставить какая-либо другая группа. Из этого, строго говоря, необходимо было бы заключить, что некая группа, раз уж люди «решили» ее образовать, состоит из удовлетворенных ею индивидов, а потому изначально сплочена. Однако даже если теоретически постулировать подобную изначальную удовлетворенность (или сплоченность), то и в этом случае нельзя обойти вопрос, а как же она поддерживается во времени и от чего зависит ее постоянство? Отталкиваясь от такого понимания природы группового единства и одновременно продуцируя его, основная масса экспериментаторов пыталась выявить и изучить различные средства поддержания группового единства. По мнению западных авторов, они включают, во-первых, все то, что способствует повышению индивидуальных «выигрышей», позволяя членам группы достичь результата, необходимого для удовлетворения их частных интересов, но не достижимого ни в одиночку, ни в рамках других групп. Вовторых, то, что уменьшает размер «издержек», затрачиваемых каждым в процессе реализации совместной цели, и в конечном счете также ведет к увеличению итогового выигрыша. В-третьих, наконец, к средствам интеграции причисляется то, что поддерживает субъективные ожидания получить особые преимущества от пребывания в данной группе (престиж группы, соображения безопасности, признания, ясность целей, четкость средств, особые качества других членов группы и пр.). Присмотримся к этим «трем китам», на которых покоится благополучие и сохранность группы. Внешне их характеристика действительно традиционна: «выигрыши», «издержки», «удовлетворенность»… Но возникла и новая немаловажная деталь: ни «во-первых», ни «во-вторых» не могут быть достигнуты вне перестройки функционального взаимодействия членов группы. Оба эти направления интеграции группы, по существу, могут быть обеспечены лишь за счет лучшей организации совместного труда, требующей более эффективной кооперации, полного использования умений и компетентности членов группы. Только эти меры могут привести к радикальному улучшению в соотношении «выигрышей» и «издержек» и повысить долю «прибыли» каждого вследствие того, например, что уменьшается число лиц, необходимых 18 для решения групповой задачи, либо более адекватно используется таланты и способности каждого и т.п. Итак, хотя продуктивная сторона групповой жизнедеятельности первоначально была вынесена за сферу детерминант группового сплочения, пусть сквозь призму индивидуального благополучия, но западные авторы все же вынуждены были ее рассматривать в связи с проблемой интеграции группы. Да иначе, собственно говоря, и не могло получиться: нельзя, определив кооперацию как условие существования группы и ее отличительный признак, проигнорировать, что самочувствие членов группы зависит от особенностей их совместной деятельности. Вновь, как видим, обращение к реальным условиям функционирования группы заставляет вносить коррективы в созданный западной социальной психологией теоретический миф о группе как сугубо эмоциональной общности. Таким образом, в число детерминант группового сплочения (точнее, привлекательности группы для ее членов) de facto попали явления, относящиеся к обеим внутригрупповым структурам: и внешней, и внутренней. Систематизировать эмпирические данные, полученные при изучении детерминант группового сплочения, чрезвычайно сложно как в силу многочисленности самих исследований, так и по причине немалой терминологической путаницы. В качестве факторов сплоченности изучались буквально все известные социальной психологии внутригрупповые и даже межгрупповые процессы и явления: стиль лидерства в группе, процесс принятия групповых решений, коммуникативные сети, степень сходства в установках и взглядах, личностные особенности членов группы, их психофизиологические характеристики и т.д. и т.п. Несомненно, оценивая экспериментальные факты, полученные в данных исследованиях, нельзя забывать ни того, как узко и односторонне понималась сама сплоченность, ни того, что анализ групповых процессов в большинстве случаев не выходил за рамки внешне наблюдаемого поведения членов группы и не вскрывал его объективных причин. Вместе с тем, учитывая эти ограничения, ряд данных можно использовать как информацию для размышлений, не связанных с теми концепциями, ради доказательства которых они были получены. Остановимся подробнее на трех конкретных направлениях экспериментального изучения групповой сплоченности. Кооперативное поведение. Поскольку именно кооперативное взаимодействие превращает совокупность индивидов в группу, обратимся для начала к тем исследованиям, в которых анализировались факторы, стимулирующие кооперативное поведение по отношению к партнеру. Заметим сразу, кооперация в этих исследованиях понималась не столько как объективная взаимозависимость участников совместной деятельности, сколько как особая субъективная мотивация: ориентироваться лишь на собственные интересы, на выигрыш во что бы то ни стало, пусть и ценой чужого поражения, 19 или учитывать запросы и других членов группы, возможно, чем-то и поступаясь для этого. Экспериментальная ситуация в большинстве случаев представляет собой лабораторную игру, как правило, для двух человек. Один из них является «сообщником» экспериментатора, о чем другой – иногда его называют «наивным испытуемым» – не уведомляется. В ответ на непосредственные действия наивного испытуемого сообщник экспериментатора ведет себя предписанным ему образом, придерживаясь какой-либо фиксированной стратегии поведения. По условиям игры, заранее известным обоим партнерам, они могут действовать либо в жесткой, конкурентной манере, работая только на собственный выигрыш, хотя и рискуя при этом, либо кооперативно, позволяя выигрывать и другому, а потому получая меньше максимально доступного. Какая стратегия поведения сможет побудит вести себя кооперативно того партнера, который поначалу не выказывал подобной ориентации? Так была сформулирована главная задача обширной серии экспериментов, выполненных американским психологом М. Дойчем. Отправным для решения данного вопроса может служить, согласно М. Дойчу (а он, как мы уже упоминали, является ведущим западным специалистом в данной области), сформулированный им «закон» межличностных отношений, которому автор из «скромности» присвоил собственное имя. «Закон М. Дойча» гласит: «Характерные процессы и эффекты, обусловленные данным типом социального отношения (кооперативным или конкурентным), имеют тенденцию усиливать вызвавший их тип социального отношения»16. Стратегия силы, тактика угрозы или обмана являются, согласно данному «закону», как результатом, так и предпосылкой конкурентных связей. Стратегия общей проблемы и тактика убеждения также порождается и стимулирует кооперативную ориентацию. Другими словами, «кооперация вызывает кооперацию, конкуренция – конкуренцию», – более упрощенно формулирует свой «закон» М. Дойч. Основываясь на этой идее, он предложил своему помощнику придерживаться в игре одного из четырех видов стратегий. Первая, названная стратегией «подставь другую щеку», заставляла сообщника экспериментатора во всех случаях демонстрировать кооперативное поведение по отношению к партнеру, проявляя альтруизм даже в ответ на атаки или угрозы. Вторая, «некарательная» стратегия требовала от сообщника реагировать оборонительным образом на атаки соперника, т.е. ни в коем случае не отвечать контрударом на удар или угрозой на устрашение. Третья стратегия, названная «устрашительной», вынуждала соучастника экспериментатора отвечать угрозой на любое некооперативное действие со стороны партнера, контратаковать, если на него нападали, но в ответ на кооперативные действия вести себя кооперативно. Четвертая стратегия отнесена к типу «раскаявшийся грешник». 16 Deutsch M. The resolution of conflict: constructive and destructive processes. New Haven and London, 1973, p.365. 20 Здесь помощник экспериментатора в течение первых 15 шагов играл в угрожающей и агрессивной манере, а на 16-м шаге «умиротворял» свое поведение, избрав одну из вышеназванных стратегий. В целом оправдавшиеся в результате эксперимента исходные предположения состояли в следующем: предполагалось, что стратегия «подставь другую щеку» вызовет желание «эксплуатировать» исповедующего ее субъекта и приведет к проигрышу соучастника экспериментатора. «Некарательная» стратегия окажется наиболее эффективной в стимуляции кооперативного поведения и приведет к достаточно высоким результатам обоих партнеров. Стратегия же «устрашения» будет наименее действенной, кооперативного поведения со стороны «наивного» субъекта не вызовет и, более того, спровоцирует низкие результаты игры для обоих ее участников. Что касается стратегии «раскаявшийся грешник», то, как пишет М. Дойч, представить результаты поведения субъекта здесь довольно трудно. Результаты эксперимента в целом соответствовали выдвинутым предположениям. Однако выяснилось, что эффективность той или иной стратегии в побуждении субъекта к кооперации определялась не столько исходным типом действий «сообщника» экспериментатора, сколько объективным характером ситуации взаимодействия. Так, например, оказалось, что «устрашительная» стратегия, будучи неэффективной в условиях кооперации, в конкурентной ситуации была весьма действенной. В относительно кооперативной ситуации наиболее эффективной была «некарательная» стратегия; в целом же действовало правило: чем менее «устрашающим» было поведение «сообщника», тем охотнее «наивный» субъект прибегал к кооперативным действиям. Данные других авторов в целом подтверждают выводы, сделанные М. Дойчем. Эффективным средством индуцирования кооперации является лишь гибкая стратегия, учитывающая как характер ситуации, так и особенности поведения партнера. Важным фактором, определяющим, будет ли человек вести себя кооперативно, т.е. учитывать намерения и интересы другой стороны, является то, как он воспринимает намерения партнера по взаимодействию Акт «доверия» испытуемым осуществляется в том случае, если он исходит из предположения, что действия другого направлены на повышение его благополучия или во всяком случае не наносят ему ущерба. Если же выбор стратегии действий обусловлен обратным предположением о намерениях другого, налицо «подозрение» к партнеру. В рамках «теории» доверия – подозрительности западными психологами выдвинута целая серия гипотез, касающихся условий восприятия намерений другого как альтруистических. Одна из главных гипотез (которая, впрочем, хорошо согласуется с обыденным представлением) состоит в предположении о том, что индивиды более склонны воспринимать намерения других лиц как альтруистические (несущие им 21 пользу) в тех случаях, когда они верят в любовь к себе со стороны этих лиц, нежели в тех, когда они этой верой не обладают. При этом убежденность индивида в любви со стороны другого будет возрастать в связи со следующими факторами: 1) объемом пользы (выгоды), которую он уже получил со стороны другого лица; 2) частотой предыдущих опытов получения выгоды, приобретаемой от другого в ситуации несходства установок; 3) степенью уверенности в том, что действия другого, пошедшие ему на пользу, не были вынужденными; 4) степенью уверенности в благоприятных для себя последствиях действий другого еще до того, как эти действия были произведены; 5) мерой убежденности в том, что выгода, извлекаемая другим из собственных «благотворительных» действий, менее значительна, чем та, которую получает он сам; 6) уверенностью в том, что другое лицо, оказывая «благотворительность», несет при этом некоторые издержки. Среди условий, способствующих развитию доверия между сторонами, многими авторами выделятся три момента. Во-первых, присутствие так называемых «третьих» лиц. Главная функция «третьих» (нейтральных) лиц – облегчить участникам взаимодействия (особенно в ситуации конфликта) совершение взаимных уступок, причем так, чтобы эти уступки не воспринимались как признак слабости и не повышали уровень притяжения партнера. Здесь обычно отмечается, что если два человека испытывают сходные эмоции по отношению к «третьему» лицу, то у них будет тенденция к развитию положительных чувств друг к другу (при условии, что отношение каждого из них к этому «третьему» не претендует на единственность и исключительность). На этой основе, по мнению исследователей, и зиждется возможность большей уступчивости сторон в присутствии третьих лиц. Причем уступка, сделанная через третье лицо, самим уступившим не воспринимается как слабость. Вторым моментом, который может способствовать установлению доверительных отношений между сторонами, является характер коммуникативных связей между ними. В тех случаях, когда у каждого существует возможность получить предварительную информацию о действиях другого, взаимное доверие более вероятно. Сама возможность общения, по данным ряда авторов, увеличивает кооперацию во взаимодействии. Кооперативную ориентацию и доверие сторон стимулирует, в частности, даже наличие зрительного контакта между ними, хотя такое влияние не всегда было обнаружено. Третий фактор, исследуемый в связи с проблемой доверия, – влияние личностных особенностей участников на процесс взаимодействия. Повидимому, этот вопрос можно отнести к наименее изученным: большинство полученных данных либо незначимы, либо противоречивы. Наиболее существенной «личностной» детерминантой в исследованиях выступает так называемый тип личности, под которым чаще всего понимается 22 приверженность человека к кооперативным или конкурентным методам взаимодействия. Подчеркивается, что у людей, кооперативно или конкурентно настроенных, формируются различные представления о причинах поведения другого человека: «конкурентный» убежден, что другой тоже конкурентен, «кооперативный» же предполагает в партнере как те, так и другие мотивы. Однозначно определить соотношение личностных и ситуационных факторов в детерминации поведения человека (в том числе и установления доверительных отношений с другими людьми) фактический материал не позволяет. По мнению многих исследователей, наиболее вероятно, что в простых ситуациях большую роль играют личностные характеристики, в сложных и стрессовых превалируют ситуационные. Вместе с тем исследования последних десяти лет показали, что значимость ситуационных факторов систематически недооценивалась, и они имеют существенно большее влияние на поведение человека, чем было принято полагать. Подводя итоги изучения кооперативных тенденций в поведении членов группы и отметив все позитивные аспекты кооперации, необходимо подчеркнуть, что, как полагают некоторые авторы, кооперация сама по себе еще не является панацеей от конфликтов и «гарантом» привлекательности группы. В ряде случаев она может быть даже «преждевременна», и тогда минимизация различий, акцентирование общих и сходных позиций могут не только отрицательно сказаться на решении совместной проблемы, но и породить излишние трения. Несколько переиначив выражение М. Дойча, смысл этого предостережения можно выразить так: узы кооперации до тех пор хороши, пока результативны и не обременительны. Существуют, резюмирует М. Дойч, различные виды связи, но все они важны лишь в контексте достижения центральной цели. Цели группы. Хотя большинство авторов и отмечают, что цели группы являются важным источником ее привлекательности, собственно экспериментальные данные здесь менее многочисленны, чем теоретические предположения. Важнейшим для понимания той роли, которую цель играет в генезисе групповых процессов, является, как утвердилось в специальной литературе последних лет, различение двух аспектов цели: операционального и символического. Первый предопределен объективным характером цели, стоящей перед группой. Например, степенью ее сложности или простоты, что предполагает в разной мере разветвленную и дифференцированную структуру операциональных (их называют еще функциональными или инструментальными) взаимосвязей между членами группы. Одна цель может требовать большей специализации индивидуальных усилий, более тесной кооперации, чем другая. Этот факт достаточно отчетливо зафиксирован, к примеру, в исследованиях так называемых коммуникативных сетей в группе. При какой структуре коммуникативного процесса группа наиболее эффективна в решении поставленной проблемы? Иначе говоря, как должна быть налажена 23 циркуляция информации в группе (кому и как часто должна передаваться), чтобы группа быстрее справилась с задачей? Еще в конце 40-х годов американский исследователь А. Бейвелас попытался экспериментальным путем ответить на этот вопрос. Лишь спустя много лет экспериментаторы впрямую задались вопросом: как же именно связан тип коммуникативной сети с характером задачи, поставленной перед группой? Во всех ли случаях централизованная сеть наиболее эффективна? Пропустим десятилетие, на протяжении которого этот вопрос так или иначе затрагивался экспериментаторами, и сразу обратимся к исследованиям французских психологов К. Фашо и С. Московиси17, где он выступил основным предметом изучения. Авторы исходили из предположения, что между характером задачи, структурой коммуникаций и способностью группы к решению проблемы существует прямая зависимость. Центральная роль здесь отводилась, таким образом, самой задаче, которая, по гипотезе, и обусловливает формирование той или иной сети коммуникаций. Авторы предлагали испытуемым два типа проблем: одна требовала установления логической последовательности предъявленных фигур и содержала единственно верное решение; другая была направлена на стимуляцию творческих способностей испытуемых, которые должны были из заданного числа элементов составить как можно больше различных непохожих фигур (в сумме таких фигур могло быть 23). Решение первой задачи требовало выработки строгой стратегии, подчиняющейся заданным правилам, и было невозможно вне тесной координации членов группы. Объединение индивидуальных усилий здесь было вызвано объективной необходимостью, отсутствовавшей во второй задаче, требовавшей раскрепощения индивидуальной фантазии. В результате исследования оказалось, что при решении той и другой задачи вырабатывались как централизованные, так и децентрализованные коммуникативные сети. Но группы, решающие первую проблему, в 2 раза чаще приходили к централизации коммуникативного обмена и в этом случае были более эффективными. В группах, сконцентрированных на второй проблеме, в 3 раза более продуктивной являлась децентрализованная сеть, и именно она формировалась здесь в первую очередь. В итоге авторы пришли к оправданному выводу, что лучше функционирует та группа, структура коммуникаций и взаимодействий в которой соответствует характеру поставленной задачи. Генезис группы, функциональная дифференциация ее членов вырабатываются в прямой зависимости от решаемой группой проблемы. Иначе говоря, наилучшая эффективность достигается при том условии, когда коммуникативная сеть группы адекватна той, которая оптимальна для достижения цели. Подобная оптимизация естественным образом и происходит См.: Faucheux C., Moscovici S. Etude sur la créativité des groupes: tâche, situation individuelle et groupe. – Bull de psycho., 1958, t.11. 17 24 в процессе развития группы. Последующие исследования четко подтвердили эту закономерность. Закономерно в этой связи, как показано в ряде работ, что более четкие и определенные цели, давая ясное представление о способе их реализации, сильнее влияют на тяготение человека к группе и доброжелательность в отношении к другим. Не случайно также, что по результатам исследования стиля руководства в группе, начиная со ставших классическими опытов американских психологов Р. Липпита и Р. Уайта, демократический стиль, обусловливающий более дружественную эмоциональную атмосферу в группе, в качестве непременного условия включает раскрытие перед рядовым членом группы общей перспективы совместной деятельности, участие каждого в определении его собственной и общей цели, путей их осуществления. Второй, символический аспект цели совместной деятельности – более популярный предмет социально-психологических исследований, особенно в последние 10 лет. Здесь центральным становится вопрос: какую роль играет субъективное восприятие цели членами группы (т.е. их представления о ее характере, личной и социальной значимости и т.п.) в детерминации групповых процессов? Как это ни странно, но значение именно представлений о цели как таковых в полной мере относительно недавно было открыто западной социальной психологией. Точнее, здесь могут быть выделены два направления исследований. Одно, достаточно традиционное, связано с изучением соответствия групповой цели индивидуальным намерениям и стремлениям членов групп. Общий вывод здесь был весьма банальным: если цель группы отвечает желаниям и уровню притязаний человека, группа для него более привлекательна. Другое направление исследований представлено в основном работами французских социальных психологов, внесших новую струю в изучение проблематики цели. Вопрос о цели был сформулирован в этих работах в ином, нетрадиционном ключе: как зависит деятельность группы как целого от тех представлений, которые сложились в группе о ней? Одна и та же экспериментальная задача представлялась членам собранных в лаборатории групп по-разному. В одном случае испытуемым было сообщено, что исследование направлено на изучение процесса совместного решения проблемы в условиях группы, в другом – на анализ творческих возможностей логического мышления испытуемых. И в том и в другом случае использовались задачи двух типов: действительно требующие координации совместных усилий и, напротив, не предполагающие ее, где кооперация даже мешала оригинальности решений. Исследователей интересовал вопрос: чем будет отличаться поведение членов группы в обеих ситуациях? Что окажет более сильной воздействие: задача как таковая или представления о ней? Оказалось, что более мощным влиянием на характер поведения членов группы обладают именно представления о цели групповой деятельности. В той ситуации, когда цель 25 воспринималась как общегрупповая проблема, испытуемые вели себя кооперативно, даже если кооперация объективно затрудняла решение. Представление цели как теста на логическое мышление препятствовало развитию взаимодействия между членами группы, даже если оно было необходимостью. Самым удивительным было то, что структура внутригрупповых взаимосвязей, возникающих в процессе реализации цели, соответствовала не столько объективным характеристикам задачи, сколько способу ее восприятия членами группы. «Возникающий у человека образ задачи, как и группы, к которой он принадлежит, может иметь большее влияние на его поведение, чем объективные условия ситуации» – к такому выводу пришли авторы18. Значение, смысл групповой цели играют, как видим, настолько существенную роль в детерминации поведения и деятельности членов группы, что могут заставить их поступать вопреки действительности. В рассмотренных экспериментах был сделан акцент на содержании представлений о задаче, при этом предполагалось, что эти представления идентичны либо сходны у всех членов группы. А если бы часть из них придерживалась иного мнения? Скажем, задача представляется как требующая совместных усилий, а несколько человек воспринимают ее как средство продемонстрировать собственные способности и не стремятся к интеграции? Как строилось бы взаимодействие при этих условиях? Как связана степень сходства или различия мнений с характером взаимоотношений между людьми? Какая группа более привлекательна для ее членов: та, мнения в которой близки и сходны, или та, где они различны? Сходство ценностных ориентаций и взглядов. Мысль о том, что близость ценностей, установок, позиций может быть основой тяготения одного человека к другому или группе в целом, прочно утвердилась в современной социальной психологии. Почему это происходит? Почему для человека более привлекателен тот индивид или социальная общность, взгляды которых он разделяет? От чего зависит само сходство мнений и какую роль оно выполняет в жизнедеятельности группы и личности? Вот два основных вопроса, с ответами на которые мы постараемся познакомиться, анализируя это направление изучения групповой сплоченности. Прежде чем привести предлагаемые западными психологами ответы на первый из названных вопросов, уточним, что конкретно представляет собой тот феномен, о котором идет речь. Исследователь, предварительно выяснив систему ценностей и предпочтений человека в некоторой области, знакомит его с мнениями по тому же поводу, принадлежащими другим людям, и просит оценить характер возможного эмоционального отношения к ним. Предъявленные мнения (испытуемому показываются, к примеру, заполненные другими вопросники, идентичные тому, на который отвечал он сам) варьируют 18 Moscovici S., Paicheler G. Travail, individu et groupe. In.: Introduction á la psychologie sociale. Vol.2, Paris, 1973, p.39. 26 от полного совпадения с его собственной позицией до абсолютного несоответствия с ней. Оказалось, чем ближе чужое мнение к нашему собственному, тем более симпатичен нам высказавший его человек. Это же правило действовало и в обратную сторону: чем привлекательнее для нас некто, тем большего сходства взглядов мы ожидаем. Наша убежденность в том, что это именно так, настолько высока, что разногласий и противоречий с убеждениями привлекательного лица, порой действительно имеющих место, мы попросту не склонны замечать. Некоторые авторы в этой связи особо подчеркивают, что для межличностной привлекательности важно не столько действительное сходство ценностей, сколько перцепция, восприятие этого сходства. Основным психологическим результатом сходства в ценностях, как полагают большинство авторов, является облегчение и интенсификация процессов непосредственного взаимодействия и взаимоотношений. Этот вывод подтверждается, в частности, и тем обстоятельством, что при некоторых типах взаимоотношений взаимопривлекательность выше не при совпадении, а при взаимодополняемости установок (по принципу притяжения противоположностей). Таковы исходные эмпирические факты, когда предметом анализа являются взаимоотношения двух людей. По аналогии делается заключение и об отношении человека к группе в целом: человек в большей степени тяготеет к той малой группе, ценности которой разделяет и где его собственные взгляды находят сочувствие и поддержку. Почему же, с точки зрения западной социальной психологии, человек стремится к тем людям и группам, с установками и позициями которых он солидарен? Как правило, при объяснении этой закономерности используются два рода аргументов. Первый апеллирует к индивидуально-психологическим особенностям развития личности, второй – к социально-психологическим особенностям функционирования группы. В первом случае утверждается, что поиски согласия с мнением других людей обусловлены потребностью в социальном признании личности, обеспечивающем чувство защищенности и эмоциональный комфорт. Такой позиции придерживается, например, видный американский ученый Т. Ньюком, в работах которого понятие «согласия» занимает особое место. «Под понятием «согласия», – пишет он, – я подразумеваю ни больше, ни меньше, как существование у двух или более личностей сходных ориентаций по отношению к чему-нибудь»19. Несогласие, полагает автор, сопровождается эмоциональной напряженностью во взаимоотношениях, согласие же, напротив, уменьшает возможность ее возникновения. Согласие, сходство мнений, если следовать рассуждениям Т. Ньюкома и многих других авторов, – это, прежде всего, следствие взаимного приспособления во имя душевного равновесия. Близость ценностных ориентаций в данной схеме выступает не как итог личной убежденности каждого, не как продукт подлинной активности людей, а как 19 Ньюком Т. Исследование согласия. – В кн.: Социология сегодня. М., 1965, с.304. 27 внешнее приноравливание поведения к гарантирующим спокойствие ценностным стереотипам и штампам. Как видим, вновь, помимо воли авторов, проглядывает западная модель человека, удел которого – непрестанное приспособленчество. Во втором случае необходимость согласия во взглядах членов одной группы объясняется спецификой внутригруппового «бытия» человека. Специфика же эта состоит в том, что он по необходимости взаимосвязан с другими в процессе реализации цели и делит с ними как успех, так и неудачи. Поскольку же удовлетворение потребностей каждого обусловлено совместным успехом, а он, в свою очередь, зависит от согласованности мнений о цели и средствах ее достижения, обеспечение согласованности становится предметом заботы всех членов группы. Удовлетворенность каждого члена группы тем менее вероятна, чем затруднительнее достижение согласия, всякое противоречие непосредственно угрожает личным, а потому и групповым интересам. Продвижение группы к общей цели порождает, согласно данной концепции, своеобразное «давление к единообразию», состоящее из двух образующих. Первая определена силой индивидуальной мотивации: несогласный с группой человек воспринимает себя как препятствие на пути достижения значимой для него общей цели, от которой он ждет персонального удовлетворения. Вторая образующая «давления к единообразию» задана силой общегрупповой мотивации: чтобы достичь цели, члены группы постоянно должны предпринимать усилия, дабы вернуть любого «отклонившегося» в лоно большинства. Даже в тех случаях, когда цель неоднозначна и допускает возможность различных трактовок, член группы обязан пожертвовать собственным мнением в пользу общегруппового стандарта. Целесообразность подчинения продиктована тремя резонами. Во-первых, как полагают некоторые авторы, переубеждать других – менее «экономично» для самой личности, чем изменить свою позицию. Во-вторых, присоединившись к мнению большинства, пусть явно неверному, но единодушному, человек не несет индивидуальной ответственности за общий исход дела. Именно распределение ответственности между членами группы предопределяет, по мнению западных авторов, большую рискованность групповых решений по сравнению с индивидуальными. В-третьих, наконец, длительно упорствуя на своем, человек может оказаться перед угрозой изгнания из группы, поскольку его «уговаривание» становится чрезмерно хлопотным для остальных. Как подчеркивает, например, английский психолог Б. Коллинз, «точность выполнения и качество конечного продукта группы улучшается в том случае, если группа предпочтет исключить худших членов из своего состава, чем помогать им»20. 20 Collins B.E. Social psychology: social influence, attitude change, group process. London, 1970, p.188. 28 Корпоративный дух (называемый иногда в специальной литературе группоцентризмом) утверждается решающей предпосылкой всех форм группового сплочения. И утверждение это отнюдь не случайно. Вспомним, что сплоченность, по мнению западных авторов, определена двумя основными факторами: степенью привлекательности собственной и других групп. Группа с этой позиции может быть названа сплоченной лишь при том условии, если приверженность индивидов к ней сильнее тяготения к другим группам. Характерна следующая закономерность, установленная многими американскими и западноевропейскими исследователями: внутригрупповая симпатия и сплоченность сопровождаются антипатией и враждебностью к другим группам. Наличие подобной взаимосвязи практически никем из западных специалистов не оспаривается, дискуссия идет лишь по вопросу о том, что является причиной, а что – следствием: внутригрупповое согласие провоцирует межгрупповую враждебность или наоборот. Первая из двух существующих точек зрения состоит в том, что внутригрупповая сплоченность объявляется причиной внегрупповой враждебности. При некоторых колебаниях последовательность рассуждений здесь приблизительно такова. Любая организованная группа неизбежно сталкивается по ходу своей деятельности с разного рода трудностями и ограничениями. Эти трудности порождают напряженность и противоречия в отношениях между членами группы, накапливаясь, могут вызывать стресс и агрессивность. Полного «выхода» внутри группы такая агрессия не имеет: конфликтуя со «своими», можно оказаться «чужим», да и другие члены группы этого не позволят. «Выход» для негативных переживаний и агрессии, однако, должен быть найден. Здесь-то в качестве наиболее подходящей и безопасной «жертвы» и возникает другая – чужая! – группа. Противоречия, несогласие, напряженность как бы выталкиваются за пределы своей группы и приписываются другой, которая начинает восприниматься как истинный источник неприятностей. Этой другой группе отныне и суждено выполнять незавидную роль «козла отпущения». По данным американских ученых, самыми ярыми сторонниками своей и противниками других групп являются как раз те члены группы, которые испытывают наибольшие ограничения и трудности. Вторая точка зрения, как это нередко бывает, противоположна первой: внутригрупповая сплоченность трактуется как следствие межгруппового конфликта. Межгрупповой конфликт, предполагающий угрозу извне, мобилизует защитные механизмы группы, отвечающей единством на опасность. Ослабление внешней угрозы увеличивает вероятность возникновения подгрупп, разрушающих внутригрупповую солидарность. Таковы вкратце группоинтегрирующие последствия межгрупповых столкновений, отмеченные одним из основателей американской «конфликтологии» Л. Козером и согласующиеся с мнением многих других авторов. М. Дойчем, в частности, было экспериментально установлено, что 29 ситуация межгруппового соревнования стимулирует внутригрупповую сплоченность. Вместе с тем автор отмечает, что слишком длительный, острый и дорогостоящий межгрупповой конфликт может стать и внутренне разрушительным для противоборствующих сторон. Подведем итоги. Главная, отличительная черта исследований групповой сплоченности в западной социальной психологии – глубокий разрыв между разнообразием и богатством полученного фактического материала, изобретательностью (вплоть до изощренности) методических средств, оригинальностью частных теоретических предположений, с одной стороны, и чрезвычайной узостью, тенденциозностью методологической интерпретации экспериментальных результатов – с другой. Не случайно стройность методологических рассуждений о психологической природе группы и ее сплоченности неоднократно, как мы могли убедиться, рушилась от столкновения с реальной природой этого явления, открывающейся в конкретных исследованиях. Кризисные явления в традиционной социальной психологии, повсеместно отмечаемые самими западными авторами, во многом обусловлены игнорированием реальной социальной природы изучаемых феноменов, нередко сопротивляющейся надуманным методологическим конструкциями. Результаты и выводы западных социально-психологических исследований механизмов интеграции малой группы необходимо, таким образом, учитывать с обязательной «поправкой» на ту идеологическую концепцию личности и группы, которая стоит за изучением «привлекательности», «удовлетворенности», «согласия» и им подобных характеристик группового сплочения. Сказанное, конечно, отнюдь не означает, что активность социалистического трудового коллектива лишена эмоциональных моментов, а его членам чуждо, например, чувство непосредственного удовлетворения от пребывания в нем. Вопрос в другом: эти ли явления обеспечивают психологическую целостность подлинного коллектива, и только ли они? Действительно ли, как утверждают западные методологи, человеку не дано подняться выше приспособленчества, индивидуализма и прагматизма? ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ЕДИНСТВО КОЛЛЕКТИВА Принципы анализа коллектива в советской психологии Каждый коллектив, несомненно, является группой. Но всякую ли группу можно назвать настоящим коллективом? Конечно, нет. Почему? Какими качествами должна обладать социальная общность, чтобы по праву именоваться коллективом? Тщетно искать решение этой проблемы в западной социальной психологии: по объективным причинам она здесь не была, да и не могла быть поставлена. «…Создание теории коллектива, – отмечает профессор 30 Г.М. Андреева, – новая задача марксистского обществоведения, развивающегося в социалистическом обществе, сама действительность которого представляет в распоряжение ученого этот специфический объект исследования»21. По точному наблюдению А.С. Макаренко, «только социальное единство, построенное по социалистическому принципу, может быть названо коллективом». Не случайно, продолжает автор, «мы никогда не употребим выражение «коллектив заводов Форда»22. С этой точки зрения, «трудовой коллектив можно определить как социальную общность людей, объединенных совместной трудовой деятельностью на основе общественной собственности на средства производства в рамках определенной организации для достижения общих целей и связанных между собой отношениями товарищеского сотрудничества и взаимопомощи»23. Коллектив как новое явление общественной жизни в условиях социалистического общества изучается не только психологией, но и комплексом других дисциплин: философией, социологией, экономикой, педагогикой, этикой и др. Каково место собственно социальнопсихологического подхода в этом ряду? Разработка целостной, интегративной теории коллектива, а следовательно, и окончательный ответ на этот вопрос – дело будущего. Несомненно одно, при любом переделе сфер влияния между названными науками проблема психологического единства коллектива всегда останется в числе прерогатив именно социально-психологического анализа. «В пределах коммунистического общества, – писали К. Маркс и Ф. Энгельс, – единственного общества, где самобытное и свободное развитие индивидов перестает быть фразой, – это развитие обусловливается именно связью индивидов, связью, заключающейся отчасти в экономических предпосылках, отчасти в необходимой солидарности свободного развития всех и, наконец, в универсальном характере деятельности индивидов на основе имеющихся производительных сил»24. Необходимость осмыслить социальнопсихологические аспекты устойчивости этих взаимосвязей, в большинстве своем реализующихся в рамках первичных коллективов, и определяет возрастающий теоретический и практический интерес к проблеме группового единства. Традиционный западный подход к анализу групповой сплоченности направлен на изучение эмоциональной, ценностной, поведенческой взаимосвязи между отдельными членами исследуемой группы. Следовало бы Андреева Г.М. К построению психологической теории коллектива. Послесловие к кн.: Психологическая теория коллектива, с.220. 21 22 Макаренко А.С. Опыт методики работы детской трудовой колонии. Соч., т.5, М., 1951, с.448. 23 Трудовой коллектив как объект и субъект управления. Л., 1980, с.12. 24 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.3, с.441. 31 ожидать, что полученные подобным образом показатели сплоченности, если они действительно характеризуют состояние группы как целого, должны быть прямо взаимосвязаны как между собой, так и с объективными показателями групповой деятельности, например, с ее эффективностью. Парадоксально, но такой однозначной связи установить не удалось: по многочисленным данным продуктивные группы отнюдь не всегда характеризуются высоким уровнем взаимных симпатий или тождеством представлений. Более того, оказалось, что, например, успешность совместной творческой деятельности связана, скорее, с расхождением в оценках и интерпретациях одних и тех же явлений, нежели с их одинаковостью. Сказанное заставляет задуматься, какая же взаимосвязь индивидов является залогом сплоченности, «психологической стабильности» той социальной общности, к которой они принадлежат? Ответить на этот вопрос можно только при том условии, если акцент в анализе сплоченности с изучения сил, удерживающих отдельного индивида в группе, будет перенесен на выявление тех механизмов, которые обеспечивают целостность и единство самой группы. Что конкретно означает такая «переакцентировка»? Трудовой коллектив, как и любая официально организованная малая группа, несомненно, может и призван удовлетворять индивидуальные потребности входящих в него людей. Однако фактом своего возникновения и существования, как мы уже отмечали, он обязан не только и не столько этим частным потребностям, сколько запросам всей общественной системы. Это значит, что социальнопсихологические феномены группы могут быть поняты, если саму группу мы рассматриваем в целостном контексте порождающей ее социальной действительности, т.е. во взаимосвязи с обществом. Поскольку характер этой взаимосвязи задан прежде всего сферой общественной активности коллектива, социально обусловленная совместная деятельность определяется в марксистской социальной психологии как главная детерминанта всей системы внутригрупповых процессов и явлений. Магистральным направлением анализа групповой сплоченности является с этих позиций изучение психологического единства коллектива на основе активной общественно направленной деятельности. Хотя число исследований, специально посвященных проблеме сплоченности, в отечественной психологии пока невелико, этот методологический подход в них выражен достаточно четко. Правомерен вопрос: чем обусловлена уверенность психологов, что нормы и ценности коллективной деятельности, как правило, не имеющие непосредственной практической значимости для реализующих эту деятельность субъектов, могут выступать внутренним регулятором их поведения и взаимоотношений? Действительно, первый эмпирический факт, с которым сталкивается любой специалист, имеющий отношение к трудовому коллективу, состоит в том, что цель производственной деятельности в своем вещественном выражении, как правило, не отвечает никакой актуальной потребности ни 32 отдельных членов коллектива, ни всего коллектива в целом. В самом деле, рабочая бригада, занимающаяся, к примеру, сборкой шарикоподшипников, непосредственной нужды в них не испытывает. Определение трудовой деятельности как общественно заданной, казалось бы, исключает возможность социальную, иначе говоря, всеобщую потребность в определенных продуктах совместного труда приписывать производящему их частному элементу общественной системы, каким является конкретный коллектив. Логичнее, казалось бы, если и говорить о некоторых совокупных потребностях членов трудового коллектива, то не о предметных, содержательных, а о функциональных, т.е. смещенных на процесс реализации цели. Естественно, что рассмотрение деятельности социалистического трудового коллектива с чисто процессуальной точки зрения, т.е. независимо от ее содержательных аспектов, хотя и возможно, но содержит в себе существеннейшее упрощение. Подлинному коллективу отнюдь не безразлично, во имя чего он трудится, каким именно социальным целям служит его деятельность. Социализм упраздняет объективные причины антагонизма между частными, в том числе групповыми, и общественными интересами. Конечно, возможность их несовпадения и даже противоречивости не исключается, но перестает быть неизбежной. Перестает быть неизбежным и обязательное, по мысли западных авторов, противостояние двух основных внутригрупповых структур: внешней (официальной), связанной с достижением цели коллективной деятельности, и внутренней (неофициальной), обусловленной личными взаимоотношениями членов группы. Под руководством академика А.В. Петровского проведен интересный эксперимент. Студенты одного из педагогических училищ, достаточно долго работавшие в группах по нескольку человек над реализацией интересных для них общественно полезных целей, поодиночке приглашаются к одному из преподавателей училища, ведущему воспитательную работу. Каждому из приглашенных (которые и не подозревали, что являются участниками психологического исследования) сообщалось, что большинство членов его группы сочли возможным отказаться от дальнейшего осуществления цели. Отказ мотивировался объективными трудностями: приближение сессии, подготовка к педагогической практике и т.п. Каждого просили высказать свою точку зрения: продолжать работу или прекратить. Отметим три момента. Во-первых, ситуация исследования была для испытуемых реальной, жизненной и воспринималась абсолютно всерьез. Вовторых, на основе предварительного обследования из числа испытуемых заранее были исключены люди, для которых характерна тенденция всегда и во всех обстоятельствах поступать вопреки мнению большинства. В-третьих, экспериментатор (авторитетное лицо!) предлагал достаточно веские и «благопристойные» аргументы для согласия с позицией группы, что позволяло отказаться от работы, не уронив реноме. 33 Всего исследованием25 было охвачено 54 группы, около 540 человек. Результаты показали, что приблизительно 60% испытуемых, несмотря на «отказ» группы от работы над целью, изъявили желание ее продолжить. Ситуация парадоксальная, во всяком случае, внешне: значительное число испытуемых намеревается продолжить реализацию групповой цели, хотя сама группа отказалась от этого. Причем ни выгод, ни личных преимуществ от достижения цели человек получить не мог, разумеется, если не трактовать как «преимущество» сознание выполненного долга. Как квалифицировать этот акт поведения? В данном случае оно было обусловлено «не непосредственным влиянием группы и не индивидуальными качествами внушаемости, – отметил академик А.В. Петровский, – а главным образом принятыми в группе целями и задачами, деятельности, устойчивыми ценностными ориентациями»26. Открытый феномен был назван «коллективистическое самоопределение», или просто «коллективизм». Показательно, как установлено в другом исследовании27, что организованный коллектив оказывает меньшее внушающее (т.е. основанное на некритическом принятии информации) воздействие на человека, чем группа случайных людей. Другими словами, поведение человека в коллективе, сложившемся на основе активной совместной деятельности, определяется осознанными установками и позициями, а не безотчетными импульсами. Как влияет социальное содержание совместной деятельности на активность трудового коллектива? Как происходит, от чего зависит овладение общественным смыслом деятельности? Эти проблемы, в конкретном изучении которых советская социальная психология пока сделала лишь первые шаги, по праву могут быть отнесены к числу центральных проблем психологического анализа коллектива с позиций марксистской методологии. Характерно, что наиболее плодотворно разрабатывающаяся в настоящее время социальнопсихологическая теория коллектива, предложенная академиком А.В. Петровским, называется теорией деятельностного опосредствования межличностных отношений в коллективе. Согласно этой теории принципиальное отличие подлинного коллектива как высокоразвитой группы от менее развитой или случайной группы состоит в том, что в коллективе в качестве определяющих выступают взаимодействие и взаимоотношения людей, опосредствованные целями, задачами и ценностями совместной деятельности, т.е. ее реальным содержанием. Опосредствованные – это См.: Туровская А.А. Экспериментальное изучение зависимости группового поведения от степени присвоения целей деятельности. – Вопросы психологии, 1976, № 2. 25 26 Психологическая теория коллектива, с.29. Бакеев В.А. Влияние мнения неорганизованной группы и сложившегося коллектива на проявление внушаемости личности. – Вопросы психологии, 1971, № 4. 27 34 значит, что именно цели и задачи социальной деятельности являются главным регулятором поведения человека в коллективе. Эта идея является основой целой серии успешно выполненных конкретных исследований, позволивших экспериментально выделить ряд существенных психологических параметров коллектива. Целенаправленное изучение собственно психологических свойств коллектива и поиск адекватных экспериментальных приемов их анализа приобрели здесь решающую роль, ибо очевидно, как отмечает А.В. Петровский, что «правильное понимание сущности коллектива в социологическом и педагогическом плане – при всем его принципиальном значении – само по себе не может еще обеспечить решения многочисленных конкретно-психологических задач…»28. Цикл экспериментальных исследований позволил разработать концепцию внутреннего строения системы внутригрупповой активности. Согласно ей система отношений между членами социальной группы может быть представлена как многоуровневая, состоящая из различных слоев. Поверхностный слой образован совокупностью непосредственных межличностных взаимодействий и взаимоотношений, строящихся по принципу внешней симпатии или антипатии, притяжения или отталкивания, не обусловленных процессом совместной деятельности. Именно такого рода эмоционально-контактные взаимоотношения характерны для группы людей, случайно оказавшихся вместе и не связанных серьезными общими интересами. В развитом коллективе подобные отношения теряют доминирующую роль, но в известной степени сохраняются, как и в любой человеческой общности. Лежащий глубже слой групповой активности составляют те отношения и взаимодействия между людьми, которые опосредованы целями, задачами и ценностями совместной общественно значимой деятельности. Этот уровень взаимоотношений характеризуется рядом специфичных именно для коллектива социально-психологических явлений, среди которых может быть, в частности, назван ранее рассмотренный нами феномен коллективистического самоопределения личности. Развитость, содержательное богатство и разнообразие деятельностно опосредованных отношений между людьми являются с позиций данной теории главным показателем уровня социальнопсихологического развития коллектива в целом. Проблема психологической интеграции коллектива Отличительной и одновременно роднящей чертой взаимоотношений членов коллектива (как бы ни были различны между собой отдельные их разновидности) является то, что объектом активности людей здесь выступают сами же члены данного коллектива. Понятно, что такие субъект-субъектные Петровский А.В. К построению социально-психологической теории коллектива. – Вопросы философии, 1973, № 12, с.71. 28 35 взаимоотношения, как их называют в специальной литературе, или, попросту, общение само по себе, не исчерпывают всех форм групповой активности. Феномены общения составляют своего рода «надстройку» целостной системы групповой активности, внутренним ядром, «базисом» которой являются отношения деятельности, т.е. отношения людей к тому, что и во имя чего делает группа. Именно отношения деятельности, образованные совокупностью операциональных, коммуникативных и других актов, ориентированных непосредственно на достижение социально обусловленной цели, составляют ядро внутригрупповой активности. Такие формы активности могут осуществляться и за счет межиндивидуальных связей, что неизбежно в условиях высокооперированной совместной деятельности, но направлены они на преобразование ее предметно-целевых характеристик. Выделение названного ядерного образования в системе групповой активности имеет принципиальное значение для изучения социально-психологических механизмов образования и развития коллектива. Такой подход, позволяя представить саму группу как особый способ реализации социально заданной деятельности, открывает путь для выявления действительных общественных детерминант всей совокупности психологических процессов в трудовом коллективе как неотъемлемом элементе более общей социальной системы. Разумеется, названные уровни внутригрупповой активности не изолированы друг от друга: внутренние, глубинные слои способны видоизменять и даже преобразовывать более поверхностные. Вместе с тем развившиеся на базе совместной деятельности сугубо межличностные взаимоотношения также могут приобрести и приобретают относительно независимый от целей деятельности характер, а в силу этого и способность обратного воздействия на сам процесс деятельности. Однако каковыми бы ни были взаимосвязи слоев внутригрупповой активности, их наличие и специфичность подтверждены многочисленными экспериментальными доказательствами, что имеет радикальные последствия для понимания природы и форм психологической интеграции коллектива. Прежде всего это дает возможность названные слои отношений в группе представить как своеобразные области и в то же время уровни сплочения индивидов, существенно не совпадающие по своим качественным характеристикам. Состояние сплоченности (разобщенности) может, повидимому, быть свойственно каждому из слоев отношений в группе: непосредственным и опосредованным содержанием совместной деятельности межличностным взаимоотношениям, а также отношениям деятельности. Таким образом, данная теория коллектива позволяет определить «статус», место и значимость многообразных экспериментально выделенных проявлений сплоченности в контексте всей системы внутригрупповых взаимосвязей. Так, например, ясно, что теоретические и экспериментальные направления исследования сплоченности в западной социальной психологии охватывают 36 преимущественно поверхностный слой отношений «непосредственной зависимости». Игнорирование социальной природы внутригрупповых связей предопределяет узость и ограниченность сферы действия выявленных факторов сплочения, несостоятельность полного переноса их на процесс сплочения реальных социальных групп. Феномены сплоченности, экспериментально выделенные советскими исследователями, можно отнести как к первому, так и ко второму и третьему слою отношений членов группы. К поверхностному слою эмоциональноконтактных отношений относятся, например, социометрические показатели сплоченности, фиксирующие состояние взаимно-выборных связей в группе. Социометрически выявленная взаимоприемлемость является лишь частным моментом функционирования внутригрупповых отношений в развитом коллективе. Сама по себе она еще не открывает действительных источников интеграции коллектива, хотя подчас и составляет внешне наблюдаемую картину взаимоотношений в малой социальной группе. Точнее, картину желаемой пространственно-временной близости между членами группы, поскольку сам социометрический критерий выбора – «с кем вы хотели быть рядом?..» – ориентирует человека именно на поиск комфортного соседства в той или иной ситуации. В трудовых коллективах, конечно, «личные симпатии влияют на деловые отношения, но в гораздо большей степени они сами определяются ими. В самом деле, что такое симпатия и антипатия членов групп вне их реального содержания, вне их отношения к объекту групповой деятельности? И чего стоит высокий «коэффициент сплоченности», если она создана на основе совместного посещения пивной во внерабочее время?»29. Сказанным, естественно, не отрицается правомерность социометрического изучения сплоченности коллектива, если это является специальной исследовательской задачей. Показателем сплоченности этого же уровня взаимоотношений может служить и так называемая психофизиологическая и сенсомоторная совместимость членов группы, основанная на сходстве (вернее, сочетаемости) темпераментов, темпа и ритма психофизиологических реакций и процессов и других подобных характеристик. Критерием оценки совместимости, как отмечает Н.Н. Обозов, детально исследовавший эту проблему, может служить непосредственная удовлетворенность членов группы процессом и результатом межличностного взаимодействия. В отличие от срабатываемости, связанной с успешностью и продуктивностью взаимодействия, «совместимость – эффект сочетания и взаимодействия индивидов, который характеризуется максимальной субъективной удовлетворенностью партнеров друг другом при значительных… эмоционально-энергетических затратах»30. 29 Буева Л.П. Социальная среда и сознание личности. М., 1968, с.182. 30 Обозов Н.Н. Межличностные отношения. Л., 1979, с.103. 37 Нужно, однако, подчеркнуть, что при несомненном интересе, который представляют исследования психофизиологической совместимости, многие вопросы по сей день остаются открытыми. Например, вопрос о взаимосвязи совместимости с особенностями эмоциональных взаимоотношений. Экспериментальные данные свидетельствуют, что прямой связи между психофизиологическими характеристиками индивидов и их статусом и степенью эмоциональной приемлемости нет31. Важным показателем сплоченности второго, более глубокого уровня взаимоотношений может служить степень единства взглядов, мнений и ориентаций членов коллектива по поводу явлений (лиц, событий), значимых для реализации деятельности. Цикл исследований по изучению ценностноориентационного единства коллектива32 привел к ряду важных выводов о природе групповой сплоченности. Во-первых, было показано, что ценностноориентационное единство (изучалась степень совпадения установок в оценке лидера) существенно варьируется в группах разного уровня развития: в сложившихся коллективах оно выше, чем во вновь образованных. Во-вторых, выявлено, что между производительностью, продуктивностью деятельности коллектива и степенью его единства существует прямая связь: почти все самые работоспособные и организованные группы оказались в числе наиболее сплоченных. В-третьих, установлено, что высокая степень совпадения позиций индивидов по значимым для группы вопросам может и не сопровождаться ярко выраженной эмоциональной взаимоприемлемостью между людьми. Это позволило прийти к обоснованному заключению, что ценностноориентационное единство в коллективе как сближение, сходство оценок в нравственной и деловой сфере формируется не на основе эмоциональных тяготений и отталкиваний, а в результате активной общественно-ценной и личностно-значимой совместной деятельности. Примечательно, что члены высокосплоченных коллективов гораздо чаще проявляли готовность даже в одиночку отстаивать групповые нормы и ценности, чем представители разобщенных групп33. Ознакомившись с изложенными результатами, во всем сомневающийся скептик, возможно, все же задаст вопрос: действительно ли совместная деятельность служит причиной выявленного сходства мнений? Не обусловлено ли подобное сходство скрытым соглашательством: быть «как все» менее См.: Чернышев А.С. К вопросу о влиянии психофизиологических характеристик личности на некоторые групповые параметры. – В кН.: К вопросу о диагностике личности в группе. М., 1973. 31 См.: Шпалинский В.В. Экспериментальное изучение параметров малых групп. – Вопросы психологии, 1972, № 5; Петровский А.В., Шпалинский В.В. Групповая сплоченность как ценностноориентационное единство. – В кн.: Психологическая теория коллектива. М., 1979. 32 См.: Давыдова Т.Б. Эксмериментально-психологические исследования коллективизма и сплоченности групп. – В кн.: Проблемы высшей школы. Киев, 1974. 33 38 хлопотно, чем отстаивать оригинальную точку зрения? Думается, что серьезных оснований для подобного скепсиса нет: какое уж тут соглашательство, если вопреки мнению группы человек склонен защищать общие ценности! И все-таки это сомнение не может быть названо праздным. В самом деле, каждый был свидетелем различий между тем, что человек вполне искренне думает и говорит, и тем, как ему подчас приходится поступать. А что, если испытуемые в описанных экспериментах не были искренни, а их единодушие объяснялось лишь знанием, где, что и кому нужно говорить? Ведь даже в ситуации, когда, узнав о мнимом отказе группы от совместного дела, человек все же настаивает на его продолжении, он может руководствоваться не интересами дела, а стремлением произвести хорошее впечатление на авторитетного для него экспериментатора. Известно, что последовательность, настойчивость – социально одобряемые качества личности. Не исключено, что испытуемому всего лишь хотелось самому себе и другим (а особенно исследователю-психологу) казаться последовательным, причем в большей мере, чем все остальные. За всеми этими сомнениями – реальными или надуманными – вырисовывается важная исследовательская задача: проверить, насколько единодушны члены сплоченных коллективов в практической реализации почерпнутых в совместной деятельности норм и ценностей. Попыткой ее решения было вдохновлено специальное эмпирическое исследование34, выполненное на материале педагогических коллективов средних школ. Значение именно ценностных факторов в осуществлении педагогической деятельности проявляется особенно выпукло. Сам предмет педагогической деятельности – личность учащегося в ее целенаправленном преобразовании – фиксирован именно в ценностных определениях. В этой связи закономерно, что за критерий педагогического воздействия, показатель уровня воспитанности учащегося в педагогическом коллективе чаще всего принимается степень сформированности у ученика определенного комплекса нравственных качеств личности. Единство ценностных критериев воспитательного воздействия, иными словами, единство требований к учащимся – необходимый компонент успешной педагогической деятельности. К его изучению мы и обратились. Само исследование проходило в два этапа. На первом мы выяснили, каково представление каждого учителя о том, какими качествами личности должен обладать «идеально» воспитанный учащийся, и определили степень сходства подобных представлений по коллективу в целом. Второй этап был более сложным: требовалось выявить, какими именно нравственными критериями руководствуется педагог в практической воспитательной деятельности, в работе с конкретными учащимися, и установить, насколько едины эти критерии. Для этого была смоделирована такая ситуация, в которой те же качества, из которых составлялся «эталонный», «идеальный» облик 34 См.: Донцов А.И. Проблемы групповой сплоченности. М., 1979. 39 воспитанника, служили инструментом оценки уровня нравственного развития реальных учащихся, с которыми имеет дело учитель в повседневной педагогической практике. Анализ полученных данных показал, что действительные критерии оценки конкретных учащихся во всех обследованных коллективах были более согласованы, более сходны, чем представления учителей о «должном» облике воспитанника. Иными словами, реализуемые в практической деятельности требования к учащимся характеризовались большей степенью единства, большей однородностью, чем абстрактные представления о том, какими качествами должен обладать воспитанный ученик. И это несмотря на то, что характер экспериментальных процедур провоцировал, казалось бы, обратное. Для составления «эталона» испытуемым достаточно было расположить в порядке предпочтения единый для всех набор качеств. Выяснение же действительных критериев оценки уровня воспитанности учащихся производилось на материале многократного оценивания конкретных школьников различных классов. Очевидно, что согласованность критериев оценки реальных учащихся не является результатом ни взаимных симпатий между учителями, ни интенсивности общения между ними. Она предопределена общностью объективных условий педагогической деятельности, реализующейся не столько в общении учителей, сколько во взаимодействии с учащимися. Объективное содержание совместной деятельности диктует нормативы ее осуществления, обеспечивает необходимую степень их единства. Восприятие же этих нормативов самими учителями может и не характеризоваться той же степенью однородности. Выявленная в исследовании согласованность регулятивов воспитательной деятельности учителей, вне которой невозможна реализация общих задач средней школы, не означает, понятно, их тождественности. Ценностносоциальное содержание совместной деятельности ориентирует и как бы «центрирует» развертывание этой активности на достижение общих целей, что предполагает единство направленности индивидуальных усилий, но отнюдь не полное единообразие их проявлений. Поскольку исполнителем социальной деятельности является активный субъект, ее производство сопровождается не только присвоением (овладением) ценностного содержания деятельности, но и обогащением его. Развитие, самодвижение социальной деятельности неотделимо от развития ее целевого содержания. Большее разнообразие сознательных представлений педагогов об «идеальном» ученике может с этой точки зрения быть рассмотрено как один из возможных способов обогащения нравственного смысла педагогической деятельности. Однако хотя взаимосвязь объективных и субъективных аспектов совместной деятельности неоднозначна, именно общественный смысл, социальное предназначение деятельности выступают ведущим фактором ее воспроизводства. 40 Совместная деятельность является предпосылкой интеграции членов коллектива не только в сфере их социальных ориентаций, но и в области эмоциональных взаимоотношений, в том, как люди воспринимают друг друга. Важным показателем психологического единства коллектива может служить явление эмоционального сопереживания в группе, интересный экспериментальный прием изучения которого предложен В.А. Петровским35. С помощью этого экспериментального приема, в отличие от социометрической техники, выявляется не поверхностная взаимоприемлемость, а более глубокие эмоциональные отношения к партнерам по совместной деятельности. Этот прием позволяет увидеть, насколько едины члены группы в умении за ролью во внутригрупповом разделении труда ценить личность ее исполнителя, в умении принимать переживания других как свои собственные. Достоинство методики в том, что итоговые количественные коэффициенты, свидетельствующие о развитости эмоционального сопереживания в группе, базируются на данных объективной внешней регистрации. Шесть человек рассаживаются вокруг прибора, напоминающего круглый стол с S-образной прорезью на верхней панели. Задача группы – провести штифт из одного конца прорези в другой, но не касаясь ее границ (каждое прикосновение расценивается как*9 ошибка). Каждый испытуемый располагает возможностью вращать одну ручку, что вызывает передвижение штифта по прямой линии. Задача может быть успешно решена лишь при координации усилий всех членов группы, предполагающей согласованное вращение всех шести ручек. Подключенные к прибору электростимулятор и звуковой генератор позволяют «наказывать» испытуемых за совершенные ошибки либо электрокожным раздражением, либо подачей неприятного звука в наушники. Конструкция предусматривает возможность наказания как всей группы, так и выборочно любого из шести членов. В лаборатории профессора Л.И. Уманского, где был сконструирован этот прибор36, он успешно применялся для выяснения условий, способствующих согласованности взаимодействия при решении совместной двигательной задачи. С помощью прибора четко прослеживается и процесс выдвижения лидера, принимающего на себя распорядительные функции при решении задачи. Нельзя ли организовать работу испытуемых на приборе таким образом, чтобы за взаимодействием увидеть собственно межличностные взаимоотношения членов группы? С этой целью был проведен специальный эксперимент. См.: Петровский В.А. Эмоциональная идентификация в группе и способ ее выявления. – В кн.: К вопросу о диагностике личности в группе. М., 1973. 35 См.: Уманский Л.И., Чернышев А.С., Тарасов Б.В. Групповой сенсомоторный интегратор. – Вопросы психологии, 1969, № 1. 36 41 Эксперимент проводится в два этапа. На первом этапе кто бы из испытуемых ни ошибся в работе, неосторожно прикоснувшись штифтом к прорези, наказывается целиком вся группа. На втором этапе за любую ошибку, кем бы она ни совершалась, наказывался только один член группы (кто именно будет выполнять роль «козла отпущения», было известно заранее). Гипотеза исследования состояла в предположении о том, что группы разного уровня развития будут по-разному вести себя в обеих ситуациях. Если в группе отсутствует эмоциональное сопереживание, то в ситуации выборочного наказания группа будет работать значительно быстрее, чем при всеобщем наказании за ошибки: угроза одному из партнеров при безопасности остальных здесь попросту не принимается в расчет. Если же эмоциональное сопереживание характерно для членов группы, то время работы в обеих ситуациях будет приблизительно равным: хотя во втором случае неприятные ощущения грозят лишь одному из всех, все члены группы действуют так же осторожно, как если бы они сами подвергались непосредственному наказанию за любую ошибку. Полученные данные37 полностью подтвердили эти предположения: в группах высокого уровня развития явление действенного эмоционального сопереживания было выражено гораздо ярче, чем в случайных группах или группах, находящихся на начальных этапах социально-психологического развития. Возможен вопрос: связана ли подобная действенная любовь к ближнему с совместной деятельностью? Оказывается, да, и весьма непосредственно. В одном из исследований38 на конкретных данных показано, что явление эмоционального сопереживания другому человеку, возникающее на рубеже дошкольного возраста, формируется исключительно в процессе совместной деятельности детей и первоначально вне этой деятельности попросту не существует. Дело, однако, не только в том, что гуманное отношение к людям возникает в деятельности, совместная деятельность в любом (не только детском) возрасте остается главной ареной проявления подлинного гуманизма. Подтверждением этому служит и тот факт, что содержание и форма организации совместной деятельности накладывают существеннейший отпечаток на то, как люди воспринимают друг друга, какими критериями пользуются во взаимооценках39. По мере развития совместной деятельности, от См.: Папкин А.И. Экспериментальное изучение личностных взаимоотношений в малых группах. – В кн.: Социально-психологические аспекты общественной активности личности и коллектива. Вып.39. Ярославль, 1975. 37 См.: Абраменкова В.В. Совместная деятельность дошкольников как условие гуманного отношения к сверстникам. – Вопросы психологии, 1980, № 5. 38 См.: Донцов А.И., Саркисян Ш.В. Совместная деятельность как фактор межличностного восприятия в группе. – Вопросы психологии, 1980, № 4. 39 42 первых дней существования группы до периода ее относительной стабилизации, межличностное восприятие претерпевает глубокие содержательные изменения: критерии оценки другого человека становятся более точными, гибкими, адекватными. Возрастает и единство принципов ви́дения другого человека, т.е. формируется сходство критериев оценки, что, несомненно, играет немаловажную роль в психологической интеграции коллектива. Результаты конкретных экспериментальных исследований, о которых речь шла выше (так же, как и многих других исследований, оставшихся за рамками изложения), со всей определенностью свидетельствуют: психологическое единство коллектива формируется на основе совместной социально обусловленной деятельности и не может быть понято вне ее анализа. Особенно явственно это обнаруживается, если обратиться к анализу собственно деятельностных взаимосвязей между членами группы, или, по терминологии А.В. Петровского, к ядерному слою внутригрупповой активности. Отличительная особенность отношений деятельности, как мы уже отмечали, – их предметная направленность. В условиях совместной деятельности трудового коллектива предмет характеризуется прежде всего целью – предвосхищаемым результатом, на который ориентирована деятельность. К. Маркс писал, что в конечном продукте деятельности человека реализуется сознательная «цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю»40. Цель – прообраз результата совместной деятельности и ее начальный момент – является исходным пунктом развертывания всех форм внутригрупповой активности и может быть рассмотрена как объективная основа социально-психологической интеграции коллектива. Таким образом, обращение к деятельностным отношениям членов группы позволяет вычленить один из наиболее существенных феноменов сплочения коллектива – целевое единство, т.е. такое состояние группы, когда деятельность составляющих ее членов, даже будучи направлена на решение отдельных конкретных задач, ориентирована на достижение общей цели совместной деятельности. Анализ целевого единства дает возможность изучить сплоченность как интегральную характеристику всей системы внутригрупповой активности, поскольку именно реализация цели – основная социальная функция группы в целом. Сама постановка проблемы сплоченности как целостного свойства группы предполагает, что объект этой сплоченности имеет определяющее значение для существования всего коллектива как такового, а потому вынесен за рамки непосредственных межличностных взаимоотношений. Здесь необходимо, разумеется, учитывать, что цель не есть сугубо субъективное образование, произвольно продуцируемое группой, она детерминирована объективными общественными условиями деятельности 40 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т.23, с.189. 43 группы, развитие которых и определяет их выдвижение и смену. «Содержание норм, ценностей, планов, программ, с помощью которых организуется, регулируется человеческая деятельность, – подчеркивает советский философ Л.П. Буева, – определяется… объективными потребностями и интересами действующих субъектов (общество, класс, различные социальные группы, личности)»41. Интегративная функция цели в системе коллективной деятельности проявляется как минимум на трех уровнях: 1) организационнофункциональном, где цель в контексте средств и условий ее реализации выступает как способ организации внутри и межгруппового взаимодействия, результирующегося в некотором продукте; 2) ценностно-нормативном, отражающем способность деятельности удовлетворять тем или иным запросам обусловившей ее возникновение общественной системы и определяющем социальный смысл групповой активности; и наконец, 3) индивидуальномотивационном, фиксирующем личностный смысл, значимость данной деятельности для осуществляющих ее индивидов, жизнедеятельность которых, как известно, не исчерпывается принадлежностью к отдельному коллективу. Наиболее наглядные свидетельства интегративной роли цели в ядерном слое внутригрупповой активности приносит изучение процессуальной стороны совместной деятельности, более всего открытой непосредственному наблюдение. Действие тенденции интеграции здесь прежде всего сказывается в согласованности межиндивидуального взаимодействия, всегда сопутствующей решению коллективных задач. Несомненно, взаимодействие, координированное соучастие в решении поставленных перед группой задач – важная отличительная черта групповой деятельности. Не случайно проблеме взаимодействия, согласованности (рассогласованности) индивидуальных действий посвящено весьма значительное число всех исследований совместной деятельности. Конкретным показателем интегрированности внутригруппового взаимодействия может, например, выступать организованность коллектива, всесторонне исследованная в работах Л.И. Уманского и ряда его учеников. «Если организованность определить предельно кратко, – пишет Л.И. Уманский, – то сущность ее состоит в реальной, эффективной способности группы к самоуправлению – групповой самоуправляемости»42. К организованности примыкает и так называемая волевая коммуникативность, т.е. «способность группы противостоять трудностям и препятствиям, ее своеобразная стрессоустойчивость, надежность в экстремальных ситуациях»43. Буева Л.П. Проблема деятельности личности в марксистской и буржуазной социологии. – В кн.: Исторический материализм как теория социального познания и деятельности. М., 1972, с.59. 41 42 Уманский Л.И. Психология организаторской деятельности школьников. М., 1980, с.73. 43 Уманский Л.И. Психология организаторской деятельности школьников. М., 1980, с.75. 44 Интегрированность функциональных взаимосвязей членов группы в процессе совместной деятельности характеризует и сработанность, определяемая Н.Н. Обозовым как «эффект сочетания и взаимодействия индивидов, который характеризуется максимально возможной продуктивностью (в совместной работе) при минимальных эмоциональноэнергетических затратах (на деятельность и взаимодействие) на фоне достаточной субъективной удовлетворенности»44. Срабатываемость как согласованность в работе между ее участниками, справедливо подчеркивает автор, всегда опосредована объектом совместной деятельности, а потому характер взаимодействия определяется прежде всего предметностью. Являясь специфической формой активности совокупного субъекта коллективной деятельности, взаимодействие представляет внешний план «базисной» активности группы и процессов кооперации в ней. В реализации общественно детерминированных задач деятельности взаимодействие служит средством достижения цели и отнюдь не исчерпывает всех, и прежде всего содержательных сторон деятельности. Поэтому интегрированность взаимодействий – согласованность операций с соответствующей ей коммуникативной структурой – сама по себе является хотя и необходимым, но еще недостаточным условием интеграции «ядра» групповой активности. Более сложным и глубоким механизмом интеграции отношений деятельности в коллективе является формирование общности, единства ценностных и мотивационных основ целеполагания членов группы в ходе совместной деятельности. Конечно, проявление интегративной тенденции в содержании целеполагания менее доступно непосредственной регистрации. Ценностные и мотивационные аспекты индивидуального целеполагания в коллективе представляют собой в значительной степени латентную, скрытую структуру, часто невидимую для внешнего наблюдения. Между тем, сама необходимость совместного достижения общей цели непременно предполагает наличие некоторой общности целеполагания индивидов. Вне такой общности было бы невозможным сколько-нибудь эффективное функционирование группы при решении относительно сложных и комплексных задач, требующих дифференцированной и разветвленной организационно-ролевой структуры, а значит – узкой специализации индивидуальной деятельности. В этом случае общность целеполагания выступает решающим фактором мобилизации всей системы групповой активности на решение действительно коллективных задач, определяет совместную концентрацию индивидуальных усилий. По справедливому замечанию советского психолога Б.Ф. Ломова, «психологические механизмы целеобразования и формирования мотивации вряд ли можно понять, ограничиваясь анализом изолированно взятой индивидуальной деятельности. Чтобы понять их, нужно обратиться к изучению 44 Обозов Н.Н. Межличностные отношения. Л., 1979, с.103. 45 совместной деятельности и процессов общения, т.е. рассмотреть эту индивидуальную деятельность в контексте совместной, а выполняющего ее индивида – в его отношении к «совокупному субъекту»45. Как показали исследования, мотивация групповой деятельности находится в тесной зависимости от уровня развития группы. В группах низкого уровня развития она сводится к простой сумме индивидуальных мотивов отдельных членов группы. В группах среднего уровня развития мотивация смещена либо на взаимоотношения с партнерами по деятельности (по принципу – главное не что и для чего делать, а с кем), либо на сам процесс деятельности (главное не во имя чего, а что и как делать). Лишь в группах высокого уровня развития происходит слияние мотивов взаимоотношений и содержания общего дела и наблюдается высокое единство мотивации групповой деятельности. *** Главный вывод, который правомерно возникает в результате знакомства с достаточно пестрой картиной конкретных исследований групповой сплоченности, возможно, даже разочарует некоторых читателей: одномерного и однозначного явления сплоченности коллектива вообще не существует. Нет, следовательно, и единого пригодного на все случаи жизни и для всякого коллектива «рецепта» повышения его интеграции. Сплоченность коллектива – это целый «веер» разнообразных интегративных процессов, составляющих связанную, иерархически организованную систему. Отличительная особенность этих процессов состоит в том, что они не обладают собственной «отдельной» предметностью, но принимают предметность конкретных межиндивидуальных связей и отношений, определяющих существование и развитие коллектива. Интегративные процессы не являются чем-то искусственно привнесенным в группу. Они представляют собой порождение и своего рода отражение устойчивого, стабильного функционирования и воспроизводства системы внутригрупповой активности со всеми ее слоями и уровнями. Разумеется, от того, каков коллектив (по уровню развития, содержанию деятельности, составу, условиям и длительности существования и т.п.), зависят и факторы его психологической устойчивости, и конкретные формы его «самовоспроизводства». Вместе с тем при всей многоплановости явления интеграции основное направление практической работы по психологическому сплочению коллектива может быть выделено достаточно четко. Это прежде всего совершенствование системы деятельностных взаимосвязей членов коллектива или, другими словами, условий работы и способов организации совместной трудовой деятельности. Ломов Б.Ф. Общение как проблема общей психологии. – В кн.: Методологические проблемы социальной психологии. М., 1975, с.133. 45 46 РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА Андреева Г.М. Социальная психология. М., 1980. Головаха Е.И. Структура групповой деятельности. Социальнопсихологический анализ. Киев, 1979. Донцов А.И. Проблемы групповой сплоченности. М., 1979. Коломинский Я.Л. Психология взаимоотношений в малых группах (общие и возрастные особенности). Минск, 1976. Кричевский Р.Л. Проблема сплоченности малых групп в зарубежной социальной психологии. – Вопросы психологии, 1973, № 3. Обозов Н.Н. Межличностные отношения. Л., 1979. Парыгин Б.Д. Социально-психологический климат коллектива. Пути и методы изучения. Л., 1981. Петровский А.В., Шпалинский В.В. Социальная психология коллектива. М., 1978. Проблема общения в психологии. Отв. ред. Б.Ф. Ломов. М., 1981. Психологическая теория коллектива. Под ред. А.В. Петровского. М., 1979. Социальная психология. Под ред. Е.С. Кузьмина, В.Е. Семенова. Л., 1979. Социально-психологический климат коллектива. Теория и методы изучения. Под ред. Е.В. Шороховой, О.И. Зотовой. М., 1979. Трудовой коллектив как объект и субъект управления. Отв. ред. А.С. Пашков. Л., 1980.