О диктатуре Карлиса Ульманиса

Диктатура К.Ульманиса
была «щадящей» и «гуманной»
Именно такая оценка авторитарного и этнократического политического
режима К.Ульманиса, установленного в Латвии в результате
государственного переворота 15 мая 1934 года, дается в только что
вышедшей книге «История Латвии. ХХ век». Тем самым авторы книги,
которыми являются известные латвийские историки Д.Блейере,
И.Бутулис, А.Зунда, А.Странга и И.Фелдманис, по сути, откровенно
оправдывают недемократическую политику Латвийского государства с
1934-го по 1940-й год. Если бы это было мнение лишь самих историков, это
можно было бы воспринять как досадный факт, но книгу предваряет
статья президента Латвии В.Вике-Фрейберги, которая указывает на то, что
сей труд «представляет читателю объективную картину истории Латвии
века минувшего». То есть, данная книга – это концентрированное
выражение позиции государства в отношении истории страны, а это уже
международный скандал.
Вообще, что касается оценки политики Латвийского государства в ХХ веке, то
читатель из этой книги откроет для себя много нового. Но, как говорится, обо
всем по порядку.
Образец русофобии
Общую идеологическую концепцию книги можно оценить как крайне
недружественную по отношению к нацменьшинствам и России, или
русофобскую. А некоторые оценки, содержащиеся в книге, вполне можно
рассматривать как оскорбляющие национальное достоинство латвийских
нелатышей.
Так, на стр. 155 можно прочесть, что главной причиной того, что в Латвии в
1920-1930-е годы не было, как в Германии, Австрии или Франции, уличных
боев, «был тот факт, что в конце 1919 года вместе с остатками банды Бермондта
Латвию покинула САМАЯ ПРЕСТУПНАЯ ЧАСТЬ ОБЩЕСТВА – немецкие и русские
белогвардейцы, наемники, черносотенцы, бандиты, даже несколько тысяч
балтийцев, враждебных независимой Латвии», а на стр. 206, что «большинство
русского общества не сумело идентифицировать себя с судьбой Латвии».
Досталось и российским латышам, которые оцениваются как «самые
убежденные сталинисты».( стр. 239)
О сегодняшнем дне латвийско-российских отношений говорится следующее:
«Для Латвии чрезвычайно важно поддерживать дружественные отношения с
Россией, политика которой по отношению к странам Балтии по-прежнему
остается не особенно благоприятной и создает заметные трудности и ненужные
проблемы. Латвия выступает за конструктивный диалог с Россией и на
двустороннем, и на многостороннем уровне». (стр. 14) В искренность подобной
позиции Латвии, увы, как-то не верится, поскольку все мы хорошо помним
примеры оголтелой антироссийской риторики представителей власти Латвии,
например, недавнее заявление председателя комиссии Сейма ЛР по
иностранным делам Александра Сливкина-Кирштейнса о том, что с Россией
можно разговаривать, лишь «дав ей в зубы».
Умолчание как основа тенденциозности
Книга, которая претендует, говоря словами В.Вике-Фрейберги, на
развенчивание (в тексте – развеивание. Еще один «ляп»!) укоренившихся
мифов, на самом деле полна умолчаний и передергиваний. Так, в заключении
книги говорится, что «провозглашенная 18 ноября 1918 года Латвийская
Республика стала воплощением естественного стремления латышского народа
(опять – не народа Латвии, а только латышей, – авт.) слить воедино этническую
и политическую общность». (стр. 461). Не будем придираться здесь к просто
шокирующему авторскому сленгу (желанию чего-то куда-то «слить»), отметим
лишь, что в 1918 году народ Латвии, включая и латышей, разумеется, за
Латвийскую республику как-то особо не ратовал. Жители Латвии, напротив,
массово поддерживали Советскую власть, и это является общеизвестным
фактом, но только, очевидно, не для авторов. Ничего в книге не говорится и о
«Латгальском вопросе». Латгальцев как народа, который дал название стране,
как бы никогда и не существовало. В результате, когда говорится о том, почему
в январе 1922 года не была принята вторая часть Сатверсме, понять это просто
невозможно, ибо о позиции представителей Латгалии не сказано ни слова. Их
деятельность лишь оценивается как «демагогическая». (стр. 146) Что и
неудивительно! Ведь новая власть не собиралась присваивать латгальскому
языку официальный статус, как это сделало правительство П.Стучки в 1919
году, а Латгале – статус территориальной национально-культурной автономии,
на чем настаивали латгальцы. Иначе просто невозможно было бы говорить о
том, что латыши в Латвии являются титульной нацией, или, другими словами,
национальным большинством.
О национальной политике
Но в только что вышедшей книге это далеко не единственный перл, который
вызывает возражение. Национальная политика Латвийского государства в
период до 1940 года, хотя и подвергается легкой критике, все же
рассматривается в ней только и исключительно с позиций оправдания
строительства «Латышской Латвии», т.е. с позиций оправдания
этнократического политического режима, существовавшего в Латвии с 1934-го
по 1940-й год. Например, тот факт, что уже в июне 1921 года правительство
З.А.Мейеровица провозгласило лозунг «Латвия – для латышей!», не
рассматривается как что-то шовинистическое или расистское (стр. 146). А то,
что в период парламентской демократии (т.е. до 1934 года) на заседаниях Сейма
можно было выступать, кроме латышского, также и на русском и немецком
языках, авторы книги, в свою очередь, оценивают как нонсенс, как
«европейское политическое чудо» (стр. 148). Поэтому, когда после 15 мая 1934
года такая практика была ликвидирована, это было «очень ценно», а закон о
государственном языке от 5 января 1935 года, провозгласивший более строгую
языковую политику, «не содержал ни одной несправедливой нормы». (стр. 204)
Увы, но история Латвии для авторов книги – это в первую очередь и главным
образом история латышей, а народ Латвии – это только латышский народ. А что
касается представителей всех прочих национальностей, то ни до 1940-го, ни
после 1991 года национальные меньшинства, увы, не смогли «смириться с
политической реальностью и потерей прежнего привилегированного
положения. Часть русских сегодня считает, что они в политическом,
культурном и языковом отношении дискриминированы. «Им трудно свыкнуться
с мыслью, что живут они не в Советском Союзе, а в независимой Латвии…»,
хотя «Латвийское государство пытается осуществить взвешенную, основанную
на современных либерально-демократических нормах и ценностях этническую
политику». (стр. 463-464) Оценивая подобным образом национальную политику
Латвийского государства после 1991 года, авторы книги, вероятно, имеют ввиду
повторную попытку построить «Латышскую Латвию» и использование для
этого ассимиляционной школьной реформы, а также репрессии против
защитников русских школ, депортацию Александра Казакова, отказ
предоставить гражданство Юрию Петропавловскому, ограничение права на
свободу слова и свободу собраний. В свою очередь, политика России,
направленная на защиту русского населения Латвии, оценивается только
отрицательно: «Россия превратила в декоративный элемент своей внешней
политики защиту местного русского населения. Однако в этом напрасно искать
подлинную заботу о людях», - подчеркивают авторы книги. (стр. 464)
Авторы книги также сожалеют о том, что при принятии Сатверсме не была
принята статья 116, которая предполагала принятие закона, определявшего,
какие национальности в Латвии относятся к национальным меньшинствам и
могут претендовать на культурно-национальную автономию. Принятие этого
закона, подчеркивают авторы, «позволило бы не смешивать каждую этническую
группу с национальным меньшинством»! (стр. 148) То есть это как раз то, чего
добиваются нынешние национал-радикалы, озабоченные необходимостью
ратифицировать Рамочную конвенцию Совета Европы о защите национальных
меньшинств.
«Открытие»
На стр. 210 книги можно прочесть, что «до самой гибели Латвийского
государства еврейская культура развивалась и процветала». Поскольку этот
довольно смелый вывод «тянет» на роль научного открытия, кратко его
прокомментируем.
В 20-е – начале 30-х годов национально-культурная автономия наиболее
широкой была именно в области образования. В отношении учебных заведений
национальных меньшинств автономия реализовывалась следующим образом.
Меньшинственные учебные заведения находились в ведении Департамента по
делам национальных меньшинств Министерства просвещения, в рамках
которого были созданы соответствующие управления, в том числе Управление
еврейского образования, работавшее с декабря 1919 года.
После переворота права меньшинств и национально-культурная автономия
были существенно урезаны: сократилось число еврейских школ (например, в
1932 году их было 122, а в 1939 году - 77), уменьшилось их финансирование,
были ужесточены наказания за нарушения закона о государственном языке,
уменьшились возможности выбора образования на родном языке (например,
если один из родителей был латышом, ребенка следовало отдавать в латышскую
школу), хотя в целом система национальных школ ликвидирована не была.
Однако уже в 1933 году финансирование школ нацменьшинств было уменьшено
на 143 тыс. латов, в том числе еврейских – более чем на 55 тыс. А количество
студентов-евреев с 1919/1920 учебного года неуклонно снижалось. Если в
1931/32 учебном году евреев-студентов было 769 человек, то 1936/37 учебном
году – 463. В конце 20-х годов был закрыт Еврейский народный университет. В
газете «Сегодня» это было объяснено тем, что некоторые сотрудники и
студенты университета занимались нелегальной деятельностью.
После переворота была закрыта и организация еврейской рабочей молодежи
имени Бера Борохова. Как видим, все эти факты ставят под сомнение вывод о
том, что до 1940 года «еврейская культура в Латвии развивалась и процветала».
(Подробнее см.: Волкович Борис. Проблемы образования евреев в Латвийской
Республике (1918 - 1940). – В кн.: Евреи в меняющемся мире. Материалы 4-й
международной конференции. Рига, 20-22 ноября 2001 г. Под редакцией
Г.Брановера и Р.Фербера. – Рига, 2002. – Стр. 122.)
О диктатуре Карлиса Ульманиса
Несмотря на то, что Карлис Ульманис с его «непомерной жаждой власти» в
1934 году уничтожил демократию, он, по мнению авторов книги, «выдающийся латышский политик» (стр. 152), «серьезная личность» (стр. 155).
Баллотируясь в 1925 году на должность президента под лозунгом «Латвия – для
латышей», он, оказывается, выступал не с расистских позиций Латышского
Национального клуба, а всего лишь с позиций оказания латышам
экономической, социальной и политической поддержки (стр. 155), хотя чуть
дальше, на стр. 156, эта позиция оценивается как шовинистическая. А вот
диктатура «15 мая», установленная К.Ульманисом в результате
государственного переворота, хотя и характеризовалась ярко выраженным
антидемократическим характером управления страной, тем не менее вовсе не
была плохой, поскольку была «щадящей» и не была «антигуманной». (стр. 168)
Такую оценку диктатуры, без сомнения, следует признать еще одним новым
словом в исторической науке, поскольку до этого всегда считалось, что
диктатура может быть только преступной.
Раз диктатура К.Ульманиса была «гуманной», то понятно, что в книге ничего не
сказано о Калнциемской каторге и концлагере под Лиепаей, куда направляли
противников политического режима. Само собой, в книге ни слова не говорится
о том, что партии Крестьянский союз, главой которой был К.Ульманис,
советские структуры, как свидетельствуют архивные данные, оказывали
финансовую поддержку через некую фирму в Риге. Зато говорится, что к
выдающимся достижениям К.Ульманиса следует отнести рост национального
самосознания латышского народа. «15 мая 1934 года латыши впервые
почувствовали себя настоящими хозяевами страны» (стр. 169), - подчеркивается
в книге. То есть, для того, чтобы латыши почувствовали себя «хозяевами
жизни», в стране нужно было совершить государственный переворот. При этом,
конечно, ничего не говорится о том, что в основе этого национального
самосознания лежала тоталитарная идеология, обрекшая весь народ Латвии, а
не только латышей, на огромные человеческие жертвы, а Латвийское
государство – на гибель.
О 1940-м годе
В главе о 1940-м годе, как ни странно, самой маленькой по объему (всего 17
страниц из 474, автор – заведующий кафедрой истории Латвии историко-
философского факультета Латвийского университета профессор А.Странга),
утверждается, что уже 17 июня 1940 года Латвия была оккупирована (стр. 231),
хотя на стр. 234, говорится, что еще и 21 июля Латвия оставалась «формально
независимым» государством.
В оценке событий 1940 года превалирует тезис о внешней угрозе, внешнем
давлении и т.д., а о массовых демонстрациях в поддержку Советской власти и
присоединения Латвии к СССР не говорится ни слова. Как, впрочем, и о том,
что международное сообщество, включая и любимые сегодня Латвией США,
события 1940 года как оккупацию не рассматривает.
События 40-го года – это, по сути, провал политики К.Ульманиса по
насильственному созданию «Латышской Латвии». В результате этой политики
латвийское общество оказалось расколото не только по национальному, но и по
социально-классовому, как тогда говорили, признаку. Рабочий и крестьянский
люд в массе своей поддержал Советскую власть, так как надеялся на
демократизацию режима и улучшение условий жизни. Те же, кто преуспевал
при авторитарном режиме и ратовал за т.н. «Латышскую Латвию», оказались в
незавидном положении, поскольку новая власть их не жаловала. И именно эти
люди, утратившие после 17 июня 1940 года свое прежнее материальное и
социальное положение, и начали впоследствии говорить об «оккупации»
Латвии, поскольку надеялись на возврат для себя старых времен.
«Фигура умолчания» присутствует и в оценке депортации 14 – 15 июня 1941
года. Автор лишь указывает, что в ночь с 14 на 15 июня из Латвии были
депортированы 15 424 человека, и среди них почти 100 детей до одного года и
более 3000 детей до 16 лет, но не говорит о том, что среди этих 15 424
депортированных, по документам полиции безопасности и СД Латвии, были и
около 5 тысяч т.н. «национальных партизан» из 40-тысячного антисоветского
подполья, которые были готовы начать военные действия против Советской
власти сразу после того, как гитлеровская армия нападет на СССР. Депортация
5000 пособников гитлеровцев не позволила латвийскому подполью в первые
дни войны захватить 16 важнейших военных объектов, в том числе
радиостанции Риги, Кулдиги, Мадоны, Лиепаи, железнодорожные и шоссейные
мосты в Даугавпилсе и Екабпилсе, главпочтамт в Лиепае, а в Приекуле –
почтамт, телеграф и телефонную станцию. (Подробнее см.: Чуев С. Проклятые
солдаты. – М.: Изд-во Эксмо, Изд-во Яуза, 2004. – Стр. 402-403)
Латвия в годы войны
Глава о Латвии в годы нацистской оккупации (1941 - 1945), автором которой
является советник президента Латвии В.Вике-Фрейберги по вопросам истории
профессор Антонийс Зунда, тоже рождает много вопросов. Не будем здесь
касаться темы Саласпилсского лагеря, уже достаточно освещенной в прессе.
Отметим другие спорные вопросы.
Во-первых, трудно полностью согласиться с выводом о том, что «нацистскому
режиму не удалось бы создать латышский легион, если бы в 1940 году Латвия
не была оккупирована СССР, если бы оккупация не сопровождалась
репрессиями против мирного населения». (стр. 278) Действительно,
ликвидацию старого и формирование нового общественно-политического строя,
особенно в условиях национализации частной собственности, ликвидации
рыночных отношений, роста дороговизны и начала массовых репрессий после 5
августа 1940 года поддерживало далеко не все население. Однако нельзя
согласиться с тем, что это, якобы, явилось единственным основанием для того,
чтобы многие латыши принимали самое активное участие в геноциде 1941 года,
а также массово поддерживали создание Латышского добровольческого легиона
СС. Отмечу здесь, что академик Я.Страдынь указывает, что в годы немецкой
оккупации Латышский добровольческий легион был очень популярен среди
латышей. Почему? Вероятно потому, что уже с середины 1930-х годов
нацистская идеология находила живой отклик в правящих кругах и среди части
населения Латвии. Как отмечалось в одном из секретных аналитических
обзоров, подготовленных специалистами военной разведки Франции, «к началу
1936 года состояние духа латвийского руководства было чрезвычайно
предрасположено к идеям германизма, …а посол Германии сам лично оказывал
довольно значительное влияние на политическую жизнь страны…».
Похожим образом ситуацию в Латвии характеризовал и военный атташе СССР
в Латвии полковник Васильев, который сообщал 7 мая 1939 года в Москву:
«Хождение по улицам Риги мальчиков в белых чулках и гитлеровские
приветствия являются обычным явлением. Мало того, сам министр
иностранных дел Латвии (В.Мунтерс, немец по национальности – В.Г.) на
второй день пасхи разгуливал в белых чулках».
С разрешения правительства Ульманиса в стране широко распространялись
книга «Майн кампф» и речи Гитлера. 13 февраля 1939 года рижская газета
«Briva Zeme» возвестила, что каких-либо идеологических разногласий между
Германией и Латвией не существует.
Так что главная причина того, почему тысячи и тысячи жителей Латвии
добровольно вступали в полицейские батальоны и легион СС, а не вступали,
скажем, в некоммунистическое антифашистское подполье, которого в период
немецкой оккупации, в отличие от коммунистического подполья, фактически не
было, – близкое родство идеологии авторитаризма и национализма режима
Карлиса Ульманиса и идеологии германского фашизма.
Во-вторых, никак нельзя согласиться и с выводом о том, что поддерживаемое
Советским Союзом коммунистическое сопротивление нацистам, «исходя из
государственных интересов Латвийской Республики», являлось не
сопротивлением, а «деятельностью диверсантов, партизан, подпольщиков,
инспирированной Москвой в ее собственных интересах», а граждан Латвии,
которые по разным причинам сотрудничали с советским подпольем или
партизанами, скорее следует причислить к коллаборационистам, а не к
участникам сопротивления. (стр. 279)
Подобная интерпретация событий Второй Мировой войны на территории
Латвии никак не согласуется с тем, что было на самом деле, поскольку
восстановление Советской власти и вступление Латвии в СССР в 1940 году –
это был добровольный выбор народа. Можно говорить о том, что это был
правильный или, наоборот, неправильный выбор, но факт остается фактом: это
был выбор народа Латвии, сделанный в конкретных исторических условиях, и
Советская Латвия 1940 года имела такое же право на существование, какое
имеет Латвийская Республика сегодня.
Подтверждением правильности именно такой оценки, повторюсь, является то,
что национального подполья, в отличие от коммунистического, в Латвии в годы
войны практически не было, а Латвийский Центральный Совет, в отличие от
Латышского добровольческого легиона СС, популярностью не пользовался. Эти
факты убедительно опровергают тезис о том, что большинство населения
страны в этот период желало восстановления независимого Латвийского
государства, желало, чтобы «Латвия была спасена и от когтей Третьего Рейха и
от когтей Советского Союза». (стр. 310) Тогда преобладали совсем другие,
просоветские, настроения или желание ни во что не вмешиваться и остаться в
стороне, и до независимой Латвии предстояло пройти еще очень долгий путь.
Латвия после 1991 года
Здесь мне не хотелось бы комментировать то, что написано в книге. Поскольку
достаточно лишь привести цитату из Отчета наблюдателей Парламентской
Ассамблеи Совета Европы за выборами в парламент Латвии 5 октября 2002
года. Из этой цитаты видно, что, по мнению наблюдателей, в Латвии после 1991
года в результате принятой концепции гражданства сформировался
«долговременный дефицит демократии», и сегодня Латвия, по сути, не является
демократическим государством. Изменить эту ситуацию хотя бы частично
может проведение всеобщих выборов в муниципальные органы власти.
Parliamentary Assembly. Report of the Ad Hoc Committee for the Observation of
the Parliamentary Elections in Latvia (5 October 2002). Doc. 9621 Addendum III
(revised, English only). 8 November 2002
I.
Introduction
1. On the invitation of Ms Vaira Paegle, the Chairperson of the Delegation of the
Republic of Latvia to the Parliamentary Assembly of the Council of Europe, the
Bureau of the Parliamentary Assembly of the Council of Europe has set up an Ad
Hoc Committee to observe the general elections of the Parliament of the Republic of
Latvia.
2. It was composed as follows, on the proposal of the political groups:
Lord Russell-Johnston (United Kingdom, LDR), Chair; Mr Björn von der
Esch (Sweden, EPP); Mr Bakhtiyar Aliyev (Azerbaijan, SOC); Mr Milan Gabrnoch
(Czech Republic, EDG); Mr Per Dalgaard (Denmark, EDG); Mr Jiri Mastalka
(Czech Republic, UEL). Secretarial services for the committee were provided by Mr
Mezei and Ms Kostenko.
III.
Conclusions and recommendations
44. Making a final assessment of the progress done by Latvia on the road to
democracy and economic stability, the Rapporteur wishes to make some
recommendations for the future government and Parliament of Latvia regarding the
further steps towards the development of democratic society. (These issues are among
those also being considered by the Monitoring Committee of the Assembly):
i.
Despite the efforts of the Naturalisation Board, the naturalisation
process in Latvia is proceeding at a slow rate, and at present
appreciatively 22% of the population remain “non-citizens”therefore do not have voting rights in either national or municipal
elections. To help to address this long-term democratic deficit,
non-citizens could be granted voting rights to participate in
municipal elections...
Вместо заключения
Книга «История Латвии. ХХ век» - это, по сути, концентрированное выражение
идеологии сформировавшегося в Латвии после 15 октября 1991 года
этнократического политического режима. В основе этой идеологии –
стремление «переписать» историю страны, объяснив, в частности, события 1940
года исключительно внешними причинами и замолчав внутренние. С
объективностью такой подход не имеет ничего общего. Пример Финляндии,
решившей защищать свою независимость, в отличие от Латвии, которая
встречала Красную Армию цветами, - лучшее тому подтверждение.
Однако, несмотря на откровенно русофобскую идеологическую ориентацию,
многочисленные «фигуры умолчания» и такие «ляпы», как оценка диктатуры
К.Ульманиса как «щадящей» и «гуманной», выход этой книги, на мой взгляд, явление положительное. По одной лишь причине. В истории Латвии ХХ века
однажды уже была диктатура этнократии с любимым ею лозунгом «Латвия для
латышей». Господство этой диктатуры привело Латвийское государство к
гибели. По сравнению с той, довоенной, нынешняя диктатура носит характер
намного менее «щадящий» и «гуманный» по отношению к национальным
меньшинствам. История повторяется, и книга «История Латвии. ХХ век»
позволяет увидеть, какое страшное падение благодаря нынешним правителям
может ожидать Латвию завтра. Если, конечно, режим этнократии не сойдет с
политической сцены.
Виктор Гущин