идеологические схемы и трансформации содержательных блоков
advertisement
Глаголев Владимир Сергеевич д. ф. н., профессор. кафедра философии Московского государственного института международных отношений (Университет) МИД РФ Советская философия: идеологические схемы и трансформации содержательных блоков1 «Времена не выбирают. В них живут и умирают» Наум Коржавин Библиография истории советской философии весьма обширна. В ней, с одной стороны, содержательные представлены публикации и труды, уравнивающие исследования и теоретически труды, носившие конъюнктурный политико-идеологический характер. С другой стороны, существуют публикации, обращающие внимание на бессодержательность и тенденциозность большой группы идеологических работников, выступавших от лица философии. Сходная картина наблюдается и в мемуарах, посвященных конкретным ситуациям, развертывавшимся на философском факультете МГУ, в Институте философии АН СССР и создававших. Как правило, импульс очередным идеологическим кампаниям в философском пространстве. Некоторые из этих мемуаров претендуют на философическую обстоятельность (А.Д. Косичев). Другие не лишены сарказма и гротеска (А.А. Зиновьев, Д. Галковский). Односторонность каждой из выделенных позиций очевидна. Важно, вместе с тем, представлять себе основания этих литературных феноменов. Все знают, что советская философия как относительно самостоятельное духовное образование просуществовала несколько меньше время, чем советская власть. Ее истоки коренятся в популяризации в советской России с Объем статьи не позволяет остановиться на всех перипетиях и контраверзах. Автор сосредоточил внимание на характеристике соотношения ее политико-догматических установок и разнообразия антидогматических проявлений.. предпринята попытка обобщения личных наблюдений автора, связанных с обучением на философском факультет МГУ им. М.В. Ломоносова в качестве студента и аспиранта; и тех впечатлений от преподавания философии в вузах, которые относятся к 1960-ым гг. 1 1918 г. трудов К. Маркса и Ф. Энгельса и их сподвижников по Первому Интернационалу (в период с 1864 по 1876), а Ф. Энгельса в период 18891895 – по Второму Интернационалу. Г.В. Плеханов выступил в эмиграции в качестве популяризатора маркситских взглядов на философию истории, эстетику, теорию литературы и в этом качестве сыграл, как известно, влиятельную роль в формировании первых поколений российских философствующих марксистов. Претензию на философскую компоненту имел и труд В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», где автор дал уничижительные оценки попыткам отечественных марксистов – своих недавних политических сторонников – осовременить идеи основоположников марксизма на основе воззрений Э. Маха и Р. Авенариуса основателей второго этапа европейской позитивистской мысли. В дальнейшем политическое обоснование философской призмы, приемлемой для победившей в России партии большевиков, В.И. Ленин лаконично развернул в сравнительно небольшой статье «О значении воинствующего материализма» (1922). Здесь популяризация материалистической философии французских просветителей 18 века связана с задачей систематического преодоления религиозных проявлений массового сознания. Выдвигались в императивной форме задачи методологического влияния философовмарксистов на мировоззренческие выводы естественнонаучных исследований и популяризации материалистической диалектически среди ученых- естественников. Политические акценты трудов, реализовавших установки лидера большевиков сочетались с обстоятельным цитированием и обоснованием авторских точек зрения «ортодоксальных» марксистов путем более или менее развернутой полемики, - нагруженной, вместе с тем, эмоциональной страстностью -«ортодоксов». Уместно отметить особое место философского труда А.А. Богданова «Всеобщая организационная наука (тектология)» (1913-1922 гг.), предвосхитившего ряд идей системного анализа функционирования социальных структур и научного управления ими. На их основе развертывается исследование проблем научной организации труда, опиравшейся с необходимостью на теоретические наработки западной социологической и психологической науки и осмысливавшей их с позиций обеспечения гармоничных отношений между личностью и трудовым коллективом (А. Гастев и другие). С утверждением властных позиций И.В. Сталина политическая полемика вытесняет даже подобие философской аргументации. Оценки сталинистов приобретают характер неопровержимых аргументов. Известна шутка, приписываемая К. Радеку: «Сталин прекрасный логик. Ты ему – довод, он тебе – ссылку; ты ему - вывод, он тебе – заключение». Эта «логика» определила судьбы жертв политических «проработок» 1920 - 1950-ых гг. Вместе с тем, власть предержащие в советской России нуждались в консультантах высокого теоретического уровня и наличии в стране людей, способных соответствовать международным культурным стандартам. Отсюда – своеобразие личных судеб А.М. Деборина, Л.И. Аксельрод (Ортодокс), В.Ф. Асмуса, М.А. Лифшица, А.Ф. Лосева и некоторых других, которым была сохранена возможность академической работы до конца их жизни. Одной из несомненных духовных вершин философского творчества стало издание в 1943 г. третьего тома «Истории философии» («Серой лошади» на профессиональном сленге), включившего обширный раздел о немецкой классической философии. Это издание продемонстрировало глубокое понимание достижений философской культуры Германии в самый острый период военного противостояния фашизму. Внешняя демонстрация политической лояльности советскому режиму была условием выживания каждого. Характерно, что лекции и участие в дискуссиях В.Ф. Асмуса отличались, однако, систематическим уходом этого авторитетнейшего специалиста от обсуждения вопросов, носивших политико-идеологический характер. Исключение составила его речь над гробом его друга Б.Л. Пастернака, в которой утверждалось непреходящее художественно-культурное наследие покойного вопреки идеологическому шельмованию творчества поэта и писателя, отличавшему советскую периодику 1958-1960гг. Творчество А.Ф. Лосева, не имевшего возможности публиковать свои работы со второй половины 1930-ых по 1950-ые гг., отмечено исключительной последовательностью, терпением и духовной стойкостью ученого, внешним следовавшего своему обстоятельствам призванию и вопреки неблагоприятным способствовавшего сохранению преемственности нового поколения отечественных мыслителей с традицией российской культуры Серебряного века. К числу последних следует отнести в первую очередь С.С. Аверинцева, Т.В. Васильеву, В.В. Бибихина. Труды Лосева, как показало время, отличал высочайший теоретический уровень видения философской проблематики. Его влияние, несомненно, сказалось на деятельности А.Г. Спиркина при подборе авторов и редакторской подготовке издании «Философской энциклопедии» в 1960-ые гг., на преподавательской и научной работе М.Ф. Овсянникова, А.С. Богомолова и некоторых других мыслителей, находившихся с А.Ф. Лосевым в длительном дружеском общении. К началу 1930-ых гг. в партийно-политическом аппарате, контролируемом Сталиным, сложилась команда исполнителей его заказов в рамках парафилософских и паратеоретических рассуждений. В целом деятельность этой группы отвечала характеристике, данной ей «отцом народов» (согласно апокрифическому высказыванию): «Ребята, конечно, звезд с неба не хватают. Но – надежные: скажешь – сделают…». Будущий академик М.Б. Митин уже в 1928 г. он представил на обсуждение А.М. Деборину и другим руководителям Института красной профессуры трактат под названием «Ленин и Сталин как продолжатели философского учения Маркса и Энгельса». Тогда тезисы о философской содержательности идей Генерального секретаря ВКП (б) не получили поддержки руководства института. Оно было, за исключением Деборина, уничтожено спустя десять лет. Вершиной теоретических усилий этой группы стало идеологическое обеспечение хода сессии ВАСХНИЛ в 1948 г. и издание «Краткого философского словаря» в 1953 г., где кибернетика (равно как и генетика) были объявлены прославилась «буржуазными дирижированием лженауками». идеологической Параллельно кампании она «борьбы с космополитами». Уровень их теоретической аргументации этой кампании выразил известный анекдот «Россия – родина слонов…». Одни из участников этой группы, П.Ф. Юдин, в бытность свою послом СССР в КНР, подготовил на русском языке издание сочинений Мао Цзедуна в 4-х т.т. Со страниц этого издания «Великий Кормчий» предстал верным учеником Сталина и Ленина, умелым интерпретатором идей Маркса и Энгельса применительно к китайской революции. Идеологический разрыв СССР и Китая в 1960 г. положил конец геополитическому проекту «Москва – Пекин», казавшемуся в начале 1950-ых гг. весьма перспективным. Последующие десятилетия обнаружили его полную несостоятельность по всем направлениям. Одна из государственных функций сталинских профессиональных идеологов состояла в обеспечении славословия И.В. Сталину в качестве «мудрейшего» и «глубокомысленнейшего» представителя философского знания всех времен и народов. В середине 1930-ых гг. она восторженно прославляла четвертую, - так называемую «философскую», - главу «Краткого курса истории ВКП(б)». После мая 1945 г. характеристики Сталина как «корифея науки» и «величайшего ученого стали исполняться на все лады. Их концентрированное собрание можно найти в юбилейном номере «Вопросов философии», вышедшем в декабре 1949 г. в связи с 70-летием «вождя народов и всего прогрессивного человечества». В начале 1950-ых гг. волны славословия Сталину вновь поднимались по поводу появления статей «корифея наук» о языкознании, экономических проблемах социализма в Советском Союзе; а также в связи с «эпохальным» открытием О.Б. Лепешинской возможности получения живых клеток из неклеточного вещества. Экспериментальную беспомощность «диалектического обоснования» этого «эволюционного скачка в живой природе» обнаружили более строгие методики при попытках повторения эксперимента. Самоуверенное невежество «шло в ногу» с претенциозными заявлениями об очередном Всепобеждающего Учения» торжестве – «Единственно марксизма-ленинизма, Верного обогащенного последними указаниями «отца народов». Смерть Сталина в 1953 г. не привела к немедленной утрате влияния номенклатурных идеологов на состояние отечественной философии. Но в условиях развернувшейся наследниками Сталина борьбы за требовалось власть между обозначить политическими какие-то новые идеологические приоритеты, облеченные в приемлемую теоретическую форму. Не только для тех, кто связывал с переменами, принесенными «оттепелью», перспективы устойчивого развития страны, но и для многочисленных штатных преимущественно на и «Кратком внештатных курсе…», идеологов, «Вопросах воспитанных ленинизма» и отдельных статьях В.И. Ленина. Были попытки вспомнить о журналистских и ораторских особенностях деятельности Л.Д. Троцкого. Однако замечание в кругу слушателей одного из преподавателей Тульской областной партийной школы, сделанное в 1954 г. о том, что Троцкий «был замечательным оратором», повлекло через 2 часа к заседанию бюро обкома партии и немедленное исключение «вольнодумца» из ее рядов. И, соответственно, к запрету преподавать. Через некоторое время труды Г.В. Плеханова «Роль народных масс и личности в истории», «К вопросу о роли личности в истории» были привлечены для развенчания И.В. Сталина как гениального социальнополитического мыслителя. В связи со 100-летием со дня рождения Плеханова в апреле 1956 г. в Большом театре в Москве состоялось торжественное заседание, на котором М.Б. Митин конкретизировал установки знаменитого доклада Н.С. Хрущева на 20 съезде КПСС. На основе положений этих двух докладов в конце июня 1956 г. появилось Постановление ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий», носившее в своей декларативной части характер политической программы, пересматривающей иерархию авторитетов советской идеологии, и, как следствие, восстанавливающей значение Плеханова в утверждении марксистских идей на отечественной почве. Были опубликованы в достаточно полном объеме многочисленные труды Г.В. Плеханова, написанные им в основном в эмиграции; подготовлен ряд монографий о нем; издано несколько книг, посвященных изложению его взглядов и взглядов некоторых других теоретиков Второго Интернационала, - например, К. Каутского и А. Бебеля. В 1956 г. появился сборник, составленный из ранних произведений К. Маркса и Ф. Энгельса, переведенных на русский язык, в которых центральное место занимали «Экономическо-философские рукописи 1844 г.» К. Маркса. Проблематика отчуждения, существенно обогатившая исходную гегелевскую традицию, начинает активно обсуждаться в советской философской литературе. В ней достаточно быстро проявляется акцент, связанный с выявлением феномена, тенденций и закономерностей процессов отчуждения в Советском Союзе. В русле этой проблематики выдвигается ряд «рискованных» политико-философских тем, требующих всестороннего конкретно-социологического анализа реалий советского общества. Складывается когорта единомышленников, настаивавших на необходимости широкого использования зарубежной методологии социологического анализа и разнообразных методик, обращенных к советским реалиям. Опубликование в 1969 г. Ю.А. Левадой ротапринтного издания своих лекций по теории социологии, прочитанных студентам МГУ, приводит к идеологическому скандалу и запрету на профессию (к социологической теоретической работе он открыто смог вернуться в ходе горбачевской Перестройки и создать, в конце концов, Центр социологических исследований, ныне носящий его имя). Если комплексная реконструкция лаборатории ленинских философских усилий еще ждала своего часа (посильный вклад в нее внесут «ленннские» главы «Красного колеса» А.И. Солженицена), то анализ логики марксовой мысли не заставил себя долго ждать. Наряду с достаточно ортодоксальными (по крайней мере, по манере изложения) публикациями М.М. Розенталя и Штракса Г.М., появились работы философов, прошедших фронты Великой Отечественной войны. Это диссертации и книги А.А. Зиновьева «Восхождение от абстрактного к конкретному (на материале «Капитала» К. Маркса)» (1954) и труд Э.В. Ильенкова «Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале» К. Маркса» (1960). Эти авторы сумели реализовать бесстрашие и готовность к самопожертвованию младших офицеров недавней войны на теоретическом поприще, последовательно защищая свои взгляды в идеологической компании против «гносеологов», развернувшейся на философском факультете МГУ и в Институте философии АН СССР. В отличие от предшествующих «проработок», она не получила всесоюзного размаха и была известна лишь в достаточно узком кругу профессионалов, студентов и аспирантов (которых старшие наставники предупреждали об идеологической «порочности» сторонников этой группы и опасных последствиях подражания им в научных исследованиях и педагогической работе). Профилактика, однако, была бесполезной: идеи «гносеологов» получили особое измерение в последующем философском процессе, становясь источником многоплановых методологических ходов, обогащавших теоретическое воображение в сфере исследования творческого научного сознания. Параллельно, попытки самостоятельного рассуждения пресекались в студенческой среде наиболее ревнивыми защитниками ортодоксии. Так, один из преподавателей философского факультета МГУ уже зимой 1957 г. ревниво спрашивал студента-второкурсника, только что сдавшего экзамен по диалектическому материализму одному из его коллег: «А Вы сказали в своем ответе, что Маркс и Энгельс были до конца партийными в философии?». «Конечно, сказал», - не моргнув глазом отвечал студент, сознавая, что имеет дело с провокатором и доносчиком. В другом случае студент четвертого курса был подвергнут в 1958 г. комсомольско-партийному обсуждению и исключен из университета: его «основной грех» был описан преподавателем семинарской группы в сообщении партийно-комсомольским инстанциям. Оказывается, на семинаре студент утверждал, что Ф. Энгельс, в отличие от К. Маркса, не был философским мыслителем, а лишь популяризировал идеи своего старшего и философски более подготовленного единомышленника. Исключенный П.И. Гелазония в дальнейшем сумел получить педагогическое образование и ряд лет работал в популярном журнале «Семья и школа» ответственным секретарем редакции. «В философию он не вернулся никогда», - отметил в своих мемуарах, напечатанных в «Вопросах философии» в годы Перестройки, профессор В.Н. Садовский. Последний, будучи еще аспирантом, зарекомендовал себя в качестве последовательного сторонника разработки философской методологии применительно к обсуждению и решению научных проблем, возникающих на стыке различных естественных наук и в их взаимодействии с науками общественными. В дальнейшем он стал одним из ведущих специалистов в проблематике системного анализа и зарекомендовал себя как выдающийся методолог. Деятельность методологического семинара Г.П. Щедровицкого обстоятельно описана в философской мемуаристике. Опубликованы труды самого руководителя. Однако в конце 1950-ых – начале 1960-ых гг. это направление только утверждалось. Потеряли всякое значение обвинения теории относительности А. Эйнштейна в «протаскивании» в философию идеализма; были сняты подозрения о «ненаучности» кибернетики и т.д. Совокупность выделенных сдвигов привела к достаточно последовательному обсуждению философских проблем естествознания, включая биофизику, космологию, физику элементарных частиц, физиологию высшей нервной деятельности, молекулярную биологию и т.д. Эту линию проводил журнал «Вопросы философии», академик Б.Н. Кедров и будущий академик И.Т. Фролов. В дискуссиях по данной тематике выступали крупные ученые самых разных профилей. Благодаря этим дискуссиям поколение студентов и выпускников философских факультетов 1950-ых – 1960-ых гг. могло осознать односторонность и ограниченность тех знаний, которые оно получало в рамках обязательной математико-физической или химикобиологической специализации, существовавших для студентов философских факультетов. Описанное направление было продолжено систематическим обсуждением «пограничных» научных проблем в рамках так называемых методсеминаров, имевших место в большинстве научных центров страны. Одним из памятников этих обсуждений является, к примеру, серия изданий «Философия пограничных проблем», опубликованная в Пермском государственном университете под руководством профессора В.В. Орлова. Произошло расширение проблематики социальной философии. Например, будущий профессор Г.М. Андреева еще во второй половине 1950ых гг. обращала внимание студентов на своеобразие социально- психологических особенностей основных социальных групп советского общества. Вместе с рядом своих коллег и учеников (Л.А. Петровская и др.) она положила начало плодотворному исследованию теоретических аспектов социальной психологии – вначале на философском, а затем и на психологическом факультете МГУ. Развертывалось освоение западной социологической теории и конкретных социологических методик при обсуждении ключевых проблем социальной психологии (В.А. Ядов и др.). Парадоксальным общественность было кампании влияние борьбы на с советскую ревизионизмом, философскую развернутой партийными идеологическими структурами в конце 1950-ых гг. Вербуя добровольцев на этот идеологический фронт, один из активных критиков ревизионизма в то время рисовал привлекательную и обнадеживающую перспективу: «Ребята, работы на 100 лет хватит!». Речь шла о том, чтобы «раскрыть до конца» и «искоренить» мнимую привлекательность идей Д. Лукача, Л. Колаковского, Э. Карделя и других теоретиков «социализма с человеческим лицом», заявивших о себе в Польше и в Югославии, - не говоря уже о некоторых идеологах коммунистических партий западных стран. Поскольку трансляция их взглядов была достаточно динамичной (в немалой степени благодаря публицистическим форматам изложения), своевременное реагирование на них предполагало владение иностранными языками, а среди них – польским и сербско-хорватским. Сравнительно быстрое освоение этих языков студентами и аспирантами философского факультета МГУ позволило получить представление о состоянии мировой философской литературы 20 столетия. Поляки и югославы после смерти Сталина систематически переводили западную философскую литературу и активно обсуждали ее проблематику. Этот канал позволял избегать обращения к спецхрану и следить за партийной публицистикой этих стран, где активно дискутировались возможности творческого прочтения философии и политической стратегии марксизма. Параллельно читатель этой литературы получал представление о культурной жизни как упомянутых стран, так и о некоторых культурных событиях западного мира, остававшегося «за железным занавесом» для подавляющего большинства советских людей. Ряд студентов философского факультета, освоивших европейские языки, нашли себя в качестве специалистов по западной культуре (К.М. Долгов, В.П. Шестаков, И.С. Вдовина и др.). Вместе с тем, на философском факультете МГУ зафиксированные факты прослушивания студентами передач югославского радио (не говоря уже о радиостанциях «Голос Америки» или «Би-би-си» на русском языке) служили в конце 1950-ых гг. основанием для политических обвинений. Заканчивавшихся, как правило, исключением студентов из университета. В уголовном порядке была пресечена инициатива самодеятельной группы, обсуждавшей политические проблемы (историки Л.Н. Краснопевцев, М.А. Чешков и др.). Подобная практика продолжалась в стране вплоть до конца 1970-ых – начала 1980-ых гг. (например, в Калужском педагогическим институте местное управление КГБ расследовало несанкционированный семинар студентов, решивших самостоятельно изучать гегелевскую диалектику). Преподавание истории КПСС, диалектического и исторического материализма на философском факультете МГУ в 1955 – 1960 гг. отличалось, с одной стороны, воспроизводством догматики партийных установок. Периодически эта линия приобретала черты фарса и абсурда. Так, на установочной лекции, посвященной введению в специальность, видный по своему академическому статусу лектор исполнил текст своей публикации по данному вопросу буквально водя пальцем по опубликованной им главе книги. Непрерывное цитирование «классиков» в качестве последнего и исчерпывающего аргумента использовали лекторы как старшего, так и молодого поколения, - если речь шла о каких-то дискуссионных или просто сложных вопросах. К концу первого курса философского факультета автор этих строк неожиданно для самого себя подвел итог обучения почти афористично: «Кастрация мысли». Обошлось. Видимо, у доносчиков в 1956 году были и другие заботы… Исполнение лекций по обстоятельному конспекту в 1955-1960 гг. было скорее нормой, чем исключением для подавляющего большинства преподавателей самых разных академических рангов (за исключением, пожалуй, редких выступлений академиков). В 1959 году один из будущих член-корреспондентов АН СССР поведал студентам, что философское содержание дискуссии и резолюций 21 съезда КПСС (завершившего работу незадолго до лекции) следует «разнести» в две рубрики: вклад в развитие диалектического материализма, т.е. в общеметодологические подходы; и вклад в развитие исторического материализма, т.е. вклад в методологию социальной философии и в теорию политики. Согласно утверждению лектора, «материалы диалектического названного материализма в съезда 6 способствуют направлениях, а развитию исторического материализма – в 8 направлениях». Таким образом создавалось впечатление, что партийная мысль на этом съезде забила неиссякаемым ключом. Любознательный читатель может обратиться к соответствующему изданию и самостоятельно проверить обоснованность данного допущения… Преподавание тщательностью изложения первоисточников, восприятия историко-философского ключевых всесторонностью обсуждаемой курса положений их проблематики отличалось огромного числа комментирования на основе сменявшими друг друга поколениями мыслителей. Благодаря такой оптике создавалось впечатление многоуровневости, всесторонности и многоплановости тех драм идей, которые составили историческое содержание философского процесса. Ряд лекций представлял собой апробацию подготавливаемых преподавателями учебных пособий и научных статей. Этим отличались лекции В.Ф. Асмуса, А.Н. Чанышева, И.С. Нарского, М.Ф. Овсянникова, Ю.К. Мельвиля, Т.И. Ойзермана. Последний неоднократно развертывал аргументацию, из которой следовало, что философские взгляды К. Маркса и Ф. Энгельса остаются недосягаемой вершиной развития философской мудрости. Некоторые из преподавателей позволяли себе отступать от строго академической манеры изложения. Это относится в первую очередь к лекциям П.Я. Гальперина по психологии, В.К. Скатерщикова по эстетике, М.Д. Попова по биологии, М.Д. Кузнецова по истории литературы, В.Ф. Язькова по новой и новейшей истории. Благодаря этому типу лекций у части студентов-однокурсников исподволь формировалось стремление осознать, какое место занимают обстоятельные историко-философские знания в самоопределении жизненного пути, профессиональных интересов и оценок разнообразных текущих ситуаций. Вопрос о прагматическом потенциале философского образования приобретал таким образом достаточно объемный характер, несводимый к соблюдению элементарных правил политикоидеологического поведения в публичной сфере. Наряду с формированием навыков социальной адаптации, доходивших в определенных случаях до откровенного приспособленчества, смысложизненная проблематика обостряла стремление понять фундаментальные качества того общества, в котором предстояло жить, трудиться и выстраивать отношения с людьми, имеющими потенциал конкретного влияния на текущую жизнь, карьеру и, может быть, судьбу. Медленно приходило осознание, что часть этих людей выполняет профессиональные функции «надсмотрщиков», контролеров, цензоров и доносителей. Большинство молодых людей студенческого возраста не было приучено к основательной осмотрительности ни своими родителями – социальными идеалистами, ни школой, замалчивавшей многие грани жизненной проблематики. Отсюда – социальные ушибы и юношеские уроки советской жизни, навсегда оставшиеся в памяти. Но, тем не менее, не убившие у многих осторожное оценочно-оптимистическое суждение: «Еще не вечер!» Песня В. Высоцкого с этим рефреном еще не была известна студентам-философам 1950-ых гг. Расширялись Международные контакты, призванные улучшить имидж советского общества в глазах мировой общественности. Благодаря им происходило компаративное восприятие особенностей культуры Запада и Советского Союза. Значимым духовным рубежом для десятков тысяч молодых людей страны было участие во Всемирном фестивале молодежи и студентов, состоявшемся в Москве летом 1957 г. Знакомство в рамках фестивальных мероприятий с художественными выставками, концертами и спектаклями обогащало сознание пониманием многообразия духовнохудожественной жизни; раскрывало односторонности ее трактовок в концепции социалистического реализма, предписанного советскому искусству как единственно возможный творческий метод. Сходную роль сыграла и художественная экспозиция на американской выставке 1959 г., состоявшейся в Москве. Она ознакомила посетителей с наиболее значимыми феноменами современного американского искусства. Несколько ранее москвичи и ленинградцы ознакомились с модернистскими тенденциями современного искусства на выставке П. Пикассо (Москва, 1956 г.), художников стран социалистического блока (1957 г.), югославских абстракционистов и сюрреалистов (1959 г.). Нарастало дистанцирование нового поколения интеллигенции от штампов официальных оценок и эстетических идеалов. Видимо, сознавая многоплановость духовных процессов, наметившихся в молодежной вузовской среде, руководители страны решили ввести в 1960 году в большинстве вузов страны обязательное преподавание курсов эстетики, этики и научного атеизма. Это привело к созданию в крупнейших университетских центрах кафедр соответствующих профилей на философских факультетах. Под названием «Институт научного атеизма» был создан Религиоведческий центр, развернувший свои филиалы и опорные пункты в ряде регионов страны, включая и среднеазиатские республики, и занявшийся, наряду с официальными идеолого-атеистическими заклинаниями, мониторингом религиозных событий и процессов. Кафедры эстетики утвердились в учебных заведениях, готовивших творческих работников; а кафедры этики – в некоторых крупных педагогических институтах. В результате, с одной научно-исследовательских философских стороны, получила работу в вузах и учреждениях факультетов. большая Отсутствие группа выпускников однозначных стандартов догматической ориентации предоставляло определенный «люфт свободы» при подготовке кандидатских диссертаций и расширении научного кругозора. В то же время партийная печать осуществляла селективные оценки. Критериями которых было соответствие «духу марксизма», - либо его «ревизия». Идеологическая кампания по поводу публикации на французском языке книги Роже Гароди «Реализм без берегов» открыла на рубеже 1960-ых – начала 1970-ых гг. очередной этап идеологических обличений и обвинений в предательстве знамени пролетарского интернационализма и интересов общего )т.е. коммунистического) дела. По счастью, эти обличения заканчивались лишь политической дискредитацией инакомыслящих и запретом на профессию для упорствующих «в своих неверных и вредных» взглядах. Развернулись «процессы над диссидентами» с вынесением приговоров о тюремном заключении, психиатрическими диагнозами и т.п.. Выстрел в затылок в качестве последнего аргумента остался в сталинском прошлом. Литература 1. П.В.Алексеев. Философы России XIX-XX столетий. Биографии, идеи, труды. М., 2002. 2. Галковский Д.Е. Бесконечный тупик: В 2 кн. Издание 3-е, исправленное и дополненное. М., 2008. 3. Зиновьев А.А. Зияющие высоты. М., 2010. 4. Коган Л.А. На подступах к советской философии (первые «свердловцы», «соц. академики», «икаписты»). [Электронный ресурс] URL: http://russcience.euro.ru/papers/kog02vf.htm (дата обращения 03.07.2011). 5. Косичев А.Д. Философия, время, люди. Воспоминания и размышления декана философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 2008. 6. Митин М.Б. Боевые вопросы материалистической диалектики. М., 1936. 7. Митин М.Б. За материалистическую биологическую науку, М. — Л., 1949. 8. Митин М.Б. Историческая роль В. Г. Плеханова в русском и международном рабочем движении, М., 1957. 9. Юдин П.Ф. Значение труда И.В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания» для развития общественных наук. М. Знание .1952.
